Текст
                    
осты.
есято





« втекая МзУатвлъст/зо
литература » Лос^/за 1970
592 Ф90 Prof. Karl Frisch ZEHN KLEINE HAUSGENOSSEN STUTTGART, 1966 Сокращенный перевод с немецкого И. Халифман а. Всем знакомые комнатные мухи... Что сталось с их второй парой крыльев? Сколько у них глаз? Есть ли у них слух? Правда ли, что они способны воспринимать вкус... ножками? Стано- вятся ли они действительно злее к концу лета? Куда они исчезают осенью и откуда вновь воз- вращаются каждую весну?.. На эти и многие другие вопросы, которые кое-кто, может быть, и сам уже имел случай себе задать, отвечает не- мецкий ученый профессор Карл Фриш. Много интересного и неожиданного рассказывает он также о комаре, клопе, таракане, пауке и неко- торых других существах из числа «Десяти ма- леньких непрошеных гостей». Во второй части книги И. Халифман в очерке «И еще десятью десять» знакомит читателей с другими неназванными Фришем незваными обитателями человеческого жилья и на примере жизни и работы ученого, ставшего одним из са- мых знаменитых зоологов столетия, рассматри- вает вопрос о том, что такое призвание, как его находить, как оставаться ему верным. Рисунки В. Гребенникова Оформление Е. Савина 7-6-3
Коротко об авторе очерков «Десять маленьких непрошеных гостей» работах выдающегося зоолога Карла Фриша теперь говорят, как о «шедевре человеческого разума». Но громкую славу уче- ному принесли не общезоологи- ческие исследования, посвящен- ные органам чувств животных, а непрерывное, в течение полу- века, изучение медоносных пчел, В этой области Фриш по- казал себя неутомимым и неистощимым мастером экспе- римента, проницательным и самокритичным истолковате- лем полученных данных. Он внес богатый вклад в науку, заложил основы современного биологического учения об информации. Переведенная на множество языков и уже трижды издававшаяся в СССР популярная книга Фриша «Из жизни пчел» представляет небольшую, но увлекатель- но написанную повесть о работе ученого с пчелами. «Жизнь пчел похожа на волшебный колодец,— говорит Фрпш в предисловии к седьмому немецкому изданию.— Чем обильнее из него черпаешь, тем обильнее он напол- няется водой». Но если повесть о пчелах создана ученым, желающим и других приобщить к пережитой им радости открытий, то предлагаемые вниманию читателей очерки только зна- комят с диковинным миром насекомых, показывая, на- сколько все здесь интересно, содержательно и достойно изучения. Перу Фриша принадлежит еще одна популярная книга «Ты и жизнь — современная биология для каждого» (1955), а также изданный в ГДР альбом акварельных портретов наиболее распространенных насекомых, о каж- дом из которых Фриш сообщает самое важное в несколь- ких строках (1961). Главные научные труды Фриша: двухтомная «Биология» — учебник для высшей школы (1952—1953) и монография «Я зык танцев и ориен- тировка пчел» (1965).
В ноябре 1966 года ученому исполнилось 80 лет. Теперь он почетный доктор наук университетов и высшей техни- ческой школы Геттингена и Мюнхена (ФРГ), Граца (Австрия), Берна и Цюриха (Швейцария). Он —член Баварской Академии наук, Академии наук Австрии, Фин- ляндии, Академии наук и литературы, королевского обще- ства в Лондоне (Английская Академия наук), Вашингтон- ской Академии, Академии в Бостоне (США), Академии в Упсала (Швеция), Немецкой академии исследователей природы в Галле (ГДР), естественно-математического отделения академии в Копенгагене (Дания), математиче- ско-физического отделения академии в Геттингене, Немец- кого биологического общества, Американского физиоло- гического общества, почетный член Немецкого общества врачей-отоларингологов (Фриш—единственный немедик в этом обществе), Шведского общества физиологов в Лунде, член-корреспондент Датского общества естествоиспытате- лей, Венского биологического общества, Венского общест- ва врачей, член Линнеевского общества в Англии, почет- ный член энтомологических обществ США, Англии, Швей- царии, Баварии, президент Международной ассоциации исследователей пчелы, почетный гражданин города Вены, кавалер многих орденов и медалей за научные заслуги, в том числе медалей Рейнера и Вильгельма Бельше, лау- реат научных премий Либена (Австрия), Земмеринга (Австрия), Бальцана (Швейцария), Калинга (Индия, это премия борцам за мир и взаимопонимание между народа- ми), Магеллана (США) и т. д. «Тем, кто он есть, его сделали исключительно рано проснувшаяся одаренность, железное трудолюбие и почти непревосходимая основательность и тщательность каждой научной работы»,— писал один из многочисленных учени- ков Фриша в связи с его юбилеем. Другой писал: «Он на- учился из каждой неудачи извлекать пользу для дела познания и даже каждое поражение превращал в ступень к победе». Более подробный рассказ о жизни и работе Карла Фриша читатель найдет во второй части этой книги.


Комнатная ПГ -^лновала жаркая обеден- / /[ ная пора летнего дня. муха f // Усталый человек со- ! / ] брался немного соснуть. / / / Все вокруг тихо. И вот / । / / уже его мысли начина- Л v ют где-то витать, пере- ступая грань, отделяющую мир действительности от стра- ны грез. Но тут, как на грех, муха, без толку летавшая по комнате, решительно избирает местом посадки его лоб. Она не кусает, не жалпт, но невыносимо щекочет. Доста- точно шустрая, чтобы не позволить себя прихлопнуть, муха вместе с тем не столь проницательна, чтобы, сделав не- сколько неудачных попыток, отказаться от новых и поис- кать себе местечко поспокойнее. Человека раздражительного подобная назойливость способна привести в бешенство. Муха подлинно несносна! Зимой, когда выпадает первый снег, тот же человек, может быть, отнесется к мухе более терпимо. В конце концов, каждый расположен к живому. А тут мир растений спит глубоким сном; весело щебечущие пти- цы почти все покинули холодные края; более подвижные, чем мы, они носятся сейчас где-нибудь под синим небом стран, залитых потоками солнечного света; а уж бабочки и прочие крохотные создания, кажется, просто вымерли... В такую пору, если откуда-нибудь и залетит в комнату одинокая муха, испытываешь к ней чуть ли не душевное расположение. Она теперь кажется нам совсем не докуч- ливым, а, скорее, привлекательным созданием природы. Действительно, муха не лишена своеобразного изяще- ства и может даже показаться на редкость опрятной. Во
Комнатная муха. всяком случае, она так часто и основательно чистит себе голову, крылья, ноги, что ей впору выдать справку о бла- гонадежности. Однако некоторые черты поведения делают муху опасной. Не станем поэтому торопиться возносить хвалу этому шестиногому, но попытаемся поближе при- смотреться к его свойствам и особенностям и попробуем определить место, занимаемое мухой в царстве животных. КАКОЕ МЕСТО ЗАНИМАЕТ МУХА В ЦАРСТВЕ ЖИВОТНЫХ Исследователи природы — натуралисты — народ лю- бознательный. Они не довольствуются изучением внешне- го вида животного, а хотят знать и строение его внутрен- них органов. Уже не один век производят ученые анатоми- ческие вскрытия животных. Сведениями, добытыми таким образом, заполнены бесчисленные фолианты. Впрочем, все эти сокровища мы предоставим науке, а сами ограничимся тем, что почерпнем из них самую малость. Если расчленить тело собаки, вороны, ящерицы, сала- мандры или рыбы, например карпа, то внутри мы обна- ружим кости. Именно они придают телу устойчивость, сохраняют его форму. Позвоночный столб — это как бы ось скелета. От него в обе стороны расходятся ребра, обра- зующие грудную клетку; впереди он поддерживает череп, а в плечевом и тазовом поясах сопрягается с конечностя- ми. Как ни различны кости собаки, орла или карпа — все они построены по одинаковому плану и сходство между 10
ними найти совсем не трудно. Это говорит нам о родстве всех позвоночных. Точно так же на общее происхождение позвоночных указывает и строение их органов и различ- ных частей тела. Зоологи, которые столь привержены к порядку, руко- водствуясь главными общими признаками в строении жи- вых существ, нашли возможным поделить весь животный мир на отдельные группы — типы. Млекопитающие, вклю- чая человека, птицы, пресмыкающиеся, земноводные и рыбы составляют тип позвоночных. Однако не будем долго задерживаться па этой сухой материи. Запомним только, что, придерживаясь правила, требующего объединять схожее, зоологи, кроме позвоноч- ных, выделили еще и другие типы животных. К типу простейших относятся наиболее древние формы животных. Многие из них невидимы для невоору- женного глаза, и только сильное увеличение микроскопа открывает нашему взору этот мир подчас красивейших форм. Следующий тип — губок, а затем кишечно- полостных с коралловыми полипами и морскими меду- зами. Далее следуют типы червей и тип моллюсков с улитками, слизнями, каракатицами. Потом тип иглоко- жих с морскими звездами и морскими ежами, о которых почти каждый что-нибудь да слышал. Самый большой и наиболее богатый формами тип — членистоногие — включает раков, многоножек, паукообразных и насекомых. Как раз к последним принадлежит и наша комнатная муха. В изложенной здесь системе человек на самое высокое место поставил позвоночных, а в себе самом видит некий венец творения. Между тем, по мнению некоторых зооло- гов, есть основания поспорить насчет того, позвоночные пли насекомые являются в действительности наиболее высокоразвитыми. В самом деле: к настоящему времени на Земле известно примерно 70 тысяч различных видов позвоночных, тогда как насекомых зарегистрировано по меньшей мере 750 тысяч. Три четверти всех описанных видов — насекомые! (По другим данным, количество видов насекомых значительно превышает это число. Примеча- ние переводчика. Дальше примечания переводчика даются в скобках или сносках и заключаются звездоч- кой.) Бесспорно, творчество природы полнее всего про- явилось в многообразии насекомых. А уж если говорить о численности особей каждого биологического вида, то оно 11
у многих насекомых ни с чем не сравнимо. Что значат массы людей, населяющих большие города, что значат необозримые косяки сельди по сравнению с бесконечным множеством каких-нибудь насекомых, живущих в одном- единственном лесу! Широко известны сооружения рыжих муравьев, купол рядом с куполом, а под каждым — сотни тысяч особей. В кронах деревьев — от основания до вершины — копо- шатся трудолюбивые создания, другие живут, зарывшись в мох. Внимательный глаз обнаруживает насекомых по- всюду. Но большинство людей и понятия не имеют об их существовании. Там, однако, где насекомые вторгаются в жилище че- ловека, ему нельзя оставаться беззаботным. Владыке мира всеми мерами приходится доказывать, что именно он здесь хозяин, и надо признаться, это не всегда ему удается. Если гусениц бабочки-монашенки (лимантрия мо- наха) и других бабочек становится слишком много, чело- век посылает против них самолеты и распыляет над пора- женными лесами ядовитые химические вещества. Целые армии людей стремятся подавить размножение картофель- ного жука дорифора. (К числу дорифора принадле- жит и колорадский жук — лептин отарза децем- л инеата *.) Иногда, чтобы надежнее искоренить вре- дителя, человек вынужден уничтожать растения, взращен- ные им на полях. Люди не жалеют никаких затрат, при- меняют самые губительные средства и все же не в силах стереть с лица земли вредящих им насекомых. Иногда человек довольствуется тем, что сдерживает размножение некоторых видов в каких-то определенных границах, на каком-то уровне численности. Но часто и это неосуще- ствимо. На огромных земельных просторах Бразилии, как раз там, где почвы наиболее плодородны, не удается выращи- вать растения из-за муравьев-листорезов. Эти насекомые своими острыми челюстями срезают листья с деревьев, особенно рьяно оголяя культурные растения, и уносят их листву в гнезда. Зачем? В муравейниках из листовой мя- коти готовится плодородная почва для возделывания гри- бов, великолепные грядки, на которых эти муравьи выра- щивают для себя пропитание. Уж как ни изобретателен человек, но он пока еще немногое может противопоставить хищническим набегам листорезов. Почти ничего еще не 12
изобретено и для борьбы с разрушительной деятельностью термитов в тропических странах. Нет надежной защиты и от полчищ гнуса, невероятно размножающегося летом в бескрайней тундре Северной Азии. Некоторые ее районы из-за этих насекомых почти не обжиты человеком. Малень- кие насекомые и до сих пор нередко сильнее человека. Что же в таком случае затрудняет борьбу с ними? Пре- жде всего численное превосходство противника. Имеет значение и строение тела, особенности и отличия насеко- мых, столь же совершенные, а во многом даже более совершенные, чем строение и биология высших животных, в частности позвоночных. Насекомые, как известно, не имеют позвоночника и вообще лишены ко- стных тканей. Зато их тело как бы за- прятано в скелет. Этот покров, словно доспехи рыцаря, сверху, снизу и с боков охватывает тело насекомого. Но только панцирь этот не из металла. Для своего одеяния насекомые располагают луч- шим материалом: это хитин. Оп прочен (в чем нетрудно убедить- ся, ощупав любого жука), и в то же время он мало весит, что для летающих созданий весьма существенно. Пз позвоночных летают только пти- цы да летучие мыши. Эту способность Крыло комнат- они обрели благодаря глубоким измене- ной мухи. ниям всего организма. А насекомым высокое искусство полета дано, можно сказать, само собой. Пх крылья движутся с поразительной подчас быстротой. Комнатная муха делает около 200 взмахов крыльями в се- кунду. У нас вызывает восхищение исключительное ма- стерство скрипача, исполняющего трель. Но оказывается, его пальцы успевают прикоснуться к струне только семь пли восемь раз за секунду. Стоит ли поэтому удивляться, что муха так легко ускользает, когда мы пробуем изловить ее пли прихлопнуть! Поразмыслим над этой юркостью. Неужели муха находчивее человека? Может быть, просто чувство времени у этого насекомого отлично от того, что присуще нам, и одна секунда представляет для мухи срок, в течение которого можно, 200 раз взмахнув крыльями, уйти от грозящей опасности? 13
Но это ие все... Если бы насекомое могло сравнивать и сопоставлять, оно с улыбкой снисходительного сочувствия посматривало бы, к примеру, на наши дыхательные устрой- ства. Мы вдыхаем воздух в легкие через две ноздри. Но в кислороде, жизненно важной части воздуха, испытывает потребность весь организм. Ни одно мышечное волоконце, ни одна клеточка железы, никакая самая малая частица мозгового вещества не способны выполнять свое назначе- ние, ни даже оставаться живыми без кислорода. Потому-то наше сердце и должно непрерывно биться, прогоняя кровь по сосудам — 25 биллионов красных кро- вяных шариков доставляют кислород из легких всем час- тям тела. Теперь вернемся к насекомому. У него «ноздри» рас- положены по обе стороны тела от головы до задней оконеч- Стрелкой указано дыхальце комнатной мухи. Выше — часть воздухоносного сосу- да — трахеи. ности. Каждая ноздря ведет к трубочке, которая внутри тела разветвляется, образуя тончайшую сеть, наполнен- ную воздухом. Воздушные сосуды пронизывают все ор- ганы и подводят к ним кисло- род. Как просто, не правда ли, решена задача? Сердцу тут, по сути, нечего делать. Оно и представлено у насеко- мого только тонкой трубоч- кой, которая медленно сжи- мается. Но этого достаточно, чтобы приводить в движение наполняющую тело жидкость с растворенными в ней пита- тельными веществами. Здесь нет, следовательно, никаких артерий, предназначенных, как у нас, для транспорти- ровки крови, и, значит, нет никаких сосудистых заболе- ваний, никаких нарушений кровообращения. А как развиты глаза насе- комого! У мухи они занимают 14
Глаз мухи состоит из 4000 фасеток. Вот как он выглядит при сильном увеличении, если рассматривать глаз снаружи (справа) и в разрезе (слева). почти всю поверхность головы. У других насекомых глаза гораздо меньше, но всегда состоят из большого числа, ча- сто из многих тысяч, отдельных глазных приемников, каж- дый из которых похож на крошечную подзорную трубочку. Все они тесно прижаты друг к другу, и у каждой из них ось отклонена от соседней. Поэтому-то насекомое смотрит сразу во все стороны. Точечные изображения, восприни- маемые отдельными глазками, складываются, как камуш- ки в мозаике, и воспроизводят целостный образ. По сравнению с нашим глазом, у которого отражение проходит через хрусталик, насекомое обладает совсем дру- гим, нисколько не менее надежным способом зрительного восприятия мира. В каких-то отношениях оно даже пре- восходит свойственное нам. Тонкое строение и расположе- ние клеток дает возможность зрительным органам насе- комых различать колебания поляризованного света. Что это значит? На разных участках голубого небосвода на- правление колебаний световых лучей различно в зависи- мости от положения солнца на небе. Глаза человека, как правило, неспособны воспринимать узор, образуемый по- ляризованным светом на небе. (Имеются данные, что мно- гие жители пустынных местностей в Африке, там, где конца и края не видно голым и однообразным барханам, способны, в отличие от европейцев, различать направления колебаний поляризованного света на небе *.) А мухи, пче- лы, пауки и другие членистоногие очень восприимчивы к степени поляризации света. Даже когда солнца не видно и из-за туч синеют только небольшие клочки неба, насеко- мым и паукообразным этого вполне достаточно, чтобы со- 15
риентироваться в пространстве. Компасом им служит не- видимое за тучами солнце, его поляризованный свет. Что касается обоняния и вкуса, то в этом многие насе- комые несравненно превзошли человека. Острота и чут- кость их обоняния связаны с многочисленностью «нозд- рей». У насекомых обонятельные органы отделены от ды- хательных, независимы от них и расположены па усиках- антеннах. Насколько остро обоняние у мух, можно судить по быстроте, с какой они массами слетаются отовсюду на кусочек гнилого мяса или свежеотложенные погадки. Это для мух особенно сильная приманка. Чувство вкуса у многих насекомых необычайно тонко, но еще удивительнее местоположение воспринимающих его органов. Известны виды, которые ощущают вкус не только частями ротового устройства, но также и послед- ними члениками ножек — лапками. Комнатная муха, пробегая по столу, когда мы завтра- каем, сразу обнаружит, что наступила на капельку ва- ренья. Такая способность весьма полезна для существ, на- ходящих себе пропитание, как правило, на поверхностях, по которым они бегают. Мы упомянули здесь не все органы насекомых. Но пе- речислять все п не входило в нашу задачу. Достаточно от- метить, что насекомые во многом отличны от нас, а в иных отношениях пх органы даже более совершенны. Но в одном мы несоизмеримо превосходим насекомых— в строении мозга. Этот орган развит у них значительно хуже. Насекомые совершают свои действия, руководству- ясь преимущественно врожденными инстинктами, не раз- мышляя и не понимая, что делают. Здесь тоже проявляет- ся природное различие, связанное с местом, которое эта группа занимает в общей системе живого. С позвоночными у нас могут устанавливаться опреде- ленные взаимоотношения. Ваша собака доверчиво смотрит вам в глаза. Если птица давно живет у вас, между вами может возникнуть что-то похожее на дружбу. Даже такое позвоночное, как саламандра, умеет узнавать человека и подбегает к руке, от которой привыкла получать корм. Од- нако сколько бы мы ни находились в обществе комнатной мухи, нам никогда не добиться, чтобы она узнавала нас или привыкла к нам.
КАК ОПОЗНАТЬ МУХУ? Не все мухи одинаковы. Даже тот, кому не доводилось обращать внимание на различия форм и окраски их тела, знает: мухи бывают крупные и мелкие. Надо полагать, наш наблюдатель не подумал, что маленькие мушки еще моло- ды, пе успели вырасти. Развитие у мух происходит так же, как и у бабочек: из яиц выводятся существа, нисколько не похожие на взрослое насекомое. Только у бабочек они на- зываются гусеницами, а у мух личинками. Полностью закончив рост, личинки, как и гусеницы, окукливаются. После некоторого периода покоя из куколки выходит взрослое крылатое насекомое. С этого возраста и до самого конца жизни оно сохраняет размер и форму тела, не изме- няясь. Поэтому на крупных, с синим отливом, мясных мух — они иной раз попадаются среди комнатных — отнюдь не следует смотреть как на чрезмерно выросшие или особо от- кормленные экземпляры. Просто это мухи другого биологи- ческого вида, все равно как, к примеру, птицы — утка и гусь. Всем известно, что существуют коллекционеры жуков или бабочек. Многие до конца жизни верны своему увле- чению. Но есть и такие, кто собирает мух. Не правда ли, малоувлекательное занятие — всю жизнь охотиться на толстых синих или серых мух? К настоящему времени описано уже свыше 40 тысяч разных видов мух. Выслеживать их, наблюдать, собирать, изучать, классифицировать — все это доставляет натура- листу бездну удовольствия и может стать его подлинной страстью. Как, в самом деле, не прийти в восторг перед лицом такого многообразия форм, при виде пестроты и раз- личий окрасок, величины и строения! Когда в работе можно пользоваться увеличительным стеклом, тогда из занятий легче извлечь новое. Среди мух есть подлинные гиганты — крупные созда- ния, они могут показаться, скорее, шмелями. Другие, чье брюшко расцвечено желтыми и черными кольцами, напо- минают ос. Есть долгоножки с тонким тельцем и длин- ными узкими ногами — ногами, которые часто остаются между пальцев того, кто их схватил. Если подобная добыча попадается в клюв птицы, ущемленная нога сразу отры- 17
® МРШЮШЙ вается, а насекомое улетает. Что ни говорите, лучше жить пятиногому, чем погибнуть в птичьем чреве. У меня нет возможности описать все богатство муши- ных обличий. Но как бы ни были на вид разнообразны му- хи, у всех у них есть нечто общее. Как правило, у насекомых четыре крыла. Каждый ре- бенок, рисуя бабочку, выводит очертания крупных перед- них и задних крыльев. У пчел или ос крылья не столь ве- лики и не столь отчетливо разделены. Часто надо внима- тельно к ним присмотреться, и тогда только можно убе- диться, что их четыре. У майского жука, который, находясь в покое, прячет свои прозрачные задние крылья под плотными передними, их тоже четыре. Одни только мухи обходятся двумя крыльями, и вся эта группа насекомых обозначается как «двукрылые». Таким образом, достаточно уметь считать до двух, чтоб предположить, что это муха. Впрочем, будем справедливы: у мух тоже четыре кры- ла, но задняя пара их атрофировалась и превратилась в маленькие «балансиры»-жужжальца, которые несут на себе некоторые органы чувств. ЖИЗНЕННЫЙ ЦИКЛ Но вернемся к нашей комнатной мухе. Мы знаем, как она вьется вокруг лампы, как благодаря присасывающим подушечкам — ими оснащены концы лапок—быстро и уве- ренно бегает по гладким стенкам. Муха держит себя за на- шим столом как бесцеремонный гость с отличным аппе- титом. Однако где ее колыбель и куда прячутся мушиные мамаши, когда приходит время откладывать яйца? Муха уже так заинтересовала нас, что мне просто не- ловко сказать правду. В качестве колыбели для откладки яиц мамаша предпочитает — кто бы мог подумать! — сви- ной навоз. Если его нет, муха довольствуется конским, а то и каким-нибудь другим, лишь бы он был доступен. В непогоду и холод мух привлекают теплые конюшни и скотные дворы, где всегда есть свежий навоз. В крайнем случае их удовлетворит любой заплесневелый или гнию- щий кусок. Поскольку в жилых помещениях ни свиного навоза, пп гнили не бывает, то все связанное с воспроизводством мушиного рода, как правило, не попадается нам на глаза, 18
с них укрытие, они, быст- Снизу вверх: яйца, ли- чинки и коконы с ку- колками комнатной мухи. за исключением разве коротких свадеб, отмечаемых усерд- ным жужжанием. Примерно через день, а если жарко, то и раньше, от- ложенные яйца созревают, и из них вылупляются блед- ные личинки. Они-то и впиваются в гниющую массу, на которую предусмотрительно отложила яйца мамаша. Здесь личинки благоденствуют и процветают. Дней через шесть их рост заканчивается, причем вес личинки за это время возрастает примерно в 800 раз! Представьте себе младенца, который при рождении ве- сит три килограмма, а меньше чем за неделю превращает- ся в чудище весом в 24 центнера!.. Так на примере роста и развития мухи мы еще раз убеждаемся, что эта группа живых форм очень отличается от высших животных. Подрастающие личинки обычно не видны под коркой гнили или навоза. Если сбросить ро извиваясь, устремляются вглубь. Так личинки прячутся от глаз жадных птиц, для кото- рых представляют лакомый ку- сочек, а кроме того, пробирают- ся ближе к теплу и влаге. На све- ту и открытом воздухе их ждет скорая гибель от высыхания. Когда личинка выросла, ее внешняя рубашка вздувается и раздается вширь, становясь уд- линенным коричневатым бо- чонком, скрывающим куколку. Казалось, всякая жизнь ушла из нее. Однако под прочным по- кровом действуют таинственные силы. Они сделали из вялого червячка куколку, а теперь ее превращают в совершенное, крылатое насекомое. На это требуется около недели: пере- стройка заканчивается, муха вскрывает кокон и выходит на свет. Многие крылатые насеко- мые живут всего несколько 19
Ротовой аппарат мухи в действии. дней, даже часов. На этом последнем жизненном этапе иные лишены даже ротового устройства, совсем неспособ- ны принимать пищу. Где уж тут заниматься добычей про- питания, когда вся жизнь продолжается несколько ча- сов: едва только отложены яйца, насекомые угасают. Комнатная муха не отно- сится к числу таких эфемер- ных, короткоживущих созда- ний. Выйдя из кокона, муха дня через три начинает от- кладывать яйца и даже спус- тя два месяца она еще способ- на продолжать это занятие. Конечно, ей нужен обильный корм, и мы ежедневно убеждаемся, что муха ничуть не склонна к воздержанию в еде. То лакомится соком фруктов, то пьет остатки сладкого чая со дна кружки, то, опустив- шись на сухой кусок сахара, усердно ощупывает его хобот- ком, вводя при этом в сахар слюну, а как только сахар раст- ворится, тут же его всасывает. Сплошь и рядом можно ви- деть муху, лакомящуюся пищей, о которой даже трудно предположить, что она может показаться кому-нибудь при- влекательным и вкусным блюдом. Комнатная муха откладывает за один прием около ста яиц, а в течение жизни — свыше тысячи. Если бы из всех этих яиц вылуплялись личинки и, развиваясь, давали но- вых мух, которые бы, в свою очередь, так же размножались, то одна парочка наших знакомых произвела бы уже во втором поколении 500 тысяч, в третьем 250 миллионов, в четвертом 125 миллиардов мух. При быстроте, с какой у мух одно поколение следует за другим, потомство исходной парочки уже через несколько месяцев затмило бы собой небосвод. Все вокруг было бы заполнено мухами, мы задохнулись бы среди них. Ничего подобного, конечно, не происходит: большинство мух не ус- певает развиться полностью и погибает уже в стадии ли- чинки либо становится жертвой одного из бесчисленных врагов, либо дурной погоды, или несчастного случая. До- 20
статочно, однако, представить себе численность потомства в благоприятных условиях, чтоб понять, какой напастью могут стать мухи. Они и превращаются в такую напасть где-нибудь вблизи скотных дворов, когда грязь и тепло способствуют их размножению, особенно в жарких местах н в жаркую пору года. КУДА ДЕВАЮТСЯ МУХИ ЗИМОЙ? Осень — трудное время для наших комнатных мух. Усиливающиеся холода им вовсе не по нутру. К тому же уже в конце лета мушиное племя истребляется опустоши- тельным мором. На стеклах окон и на стенах дома часто можно видеть высохших мух с изуродованными ногами. Вое это — жертвы так называемой «мушиной плесени». Опутанные тонкой сетью грибных нитей, мухи намертво прикреплены к поверхности. Грибок, от которого погибает муха, поначалу жил не- заметно в ее внутренних органах, потом, развиваясь, на- чисто высосал соки. Из мушиного трупа грибок прорастает и, рассевая вокруг воспроизводительные споры, заражает и губит других мух. Но известно, что даже самые свирепые эпидемии чумы никогда не истребляли всех людей. И мухи не все погиба- ют от осенней плесени. Те, что выживут, сохранят муши- ный род в течение зимы. Разные животные по-разному приноравливаются к хо- лодной поре года. Многие птицы, избегая встречи с зимою, улетают на юг; другие кое-как перебиваются на том скуд- ном пропитании, которое им удается теперь раздобыть. Только клест, избравший себе в корм семена хвойных, умудряется, если шишек достаточно, высидеть и воспи- тать зимой птенцов. Козули и олени часто погибают от голода. Сурок поддерживает себя запасами, собранными в течение лета. У насекомых сходным образом ведут себя медоносные пчелы; они благополучно зимуют там, где че- ловек не отнимает у них большую часть запасенного ими летом меда. Сони, лягушки и ящерицы зимой ничего не едят, впада- ют в долгую и глубокую зимнюю спячку. В это время про- цессы обмена веществ у них сведены к минимуму, сущест- вование этих животных поддерживается за счет жирового 21
тела, накопленного до начала холодов. Многие насекомые перезимовывают в надежно защищенных, укромных ме- стечках в стадии куколки, которая является периодом покоя. Думали, что и мухи устраиваются так же. Однако из куколок, какие удавалось собрать под открытым небом, выводились многие виды мухи, но только не комнатная. Эта чрезвычайно чувствительна к холоду, и в странах с суровым климатом, не успеет еще замерзнуть вода и вы- пасть снег, а комнатная муха уже стягивается к теплым помещениям, особенно к хлевам. Здесь, рядом с живот- ными, в навозе, размножение может происходить и зимой. Правда, теперь оно идет не так скоро, как в летнюю жару. Следовательно, мухи относятся к тем насекомым, ко- торые проводят холодное время, Муха в полете. не впадая в длительную спячку. В больших городах почти нет условий для зимнего размножения мух. Даже в сельской местности заболевания и непогода губят их массами. Почему же весной, не успеешь ог- лянуться, а мух повсю- ду полным-полно? Загадка объясняется просто: наши мухи хоть и домашние, но пе та- кие уж домоседки, как можно думать, судя по их названию. Они весь- ма склонны к перемене мест и способны уле- тать довольно далеко. Наступает подходящая погода, и они быстро снимаются с места зи- мовки. Два американских натуралиста не полени- лись нанести краску на спинки двумстам пяти-
десяти тысячам — четверти миллиона! — комнатных мух. В обширном районе на разных расстояниях от места, где эту тучу крылатых выпустили на волю, были расставлены ловушки, собравшие множество меченых насекомых. Ока- залось, что тысячи их улетели на расстояние в один кило- метр, а нашлись и такие, что удалились от исходной точки даже на 20 километров! Таким образом, для этих легкокрылых созданий не со- ставляет большого труда выбраться весной из хлевов в сельской местности и быстро распространиться по городу, в чем мы каждый год наглядно убеждаемся. ПОЧЕМУ КОМНАТНАЯ МУХА МОЖЕТ БЫТЬ ОПАСНОЙ? Когда комнатных мух много, они становятся неприят- ны человеку, но почему их считают опасными? Поверхность предметов, на которые мухи часто опу- скаются, скоро оказывается испещрена мелкими черными точками — отбросами их пищеварения. Меньше бросают- ся в глаза — впрочем, они тоже довольно заметны—высох- шие капельки пищи, отрыгнутой из мушиного зобика. Ползая по сахару, хлебу, колбасе или пирогам, на кото- рые они с такой жадностью слетаются, мухи на всем остав- ляют свои следы. Не очень аппетитно, прямо скажем. На- ша брезгливость порождена здоровым инстинктом: дурные повадки мух несут в себе действительную угрозу. Мы уже знаем, что меню мухи на редкость разнообразно. Пососав коровью лепеху или человеческие экскременты, муха пере- летает на кружку с парным молоком или ливерную кол- басу. А теперь соберемся с духом и рассмотрим на предмет- ном стекле микроскопа с достаточно сильным увеличением частицу экскрементов. Здесь, среди бесформенных остат- ков пищи, легко обнаружить множество живых существ. Это низшие растения — ш и з о м и ц е т ы, или бактерии, бациллы. Они обитают в кишечном тракте и используют поглощаемые человеком питательные вещества. Их столь- ко, что испражнение удаляет миллиарды этих обитателей кишечника. Но каждый очень мал: надо положить в ряд тысяч пять таких шизомицетов, чтобы получилась прямая длиной с голову комнатной мухи. 23
Казалось бы, на что узок мушиный хоботок, но шизоми- цеты так мелки, что муха легко их засасывает, легко от- рыгает и извергает, все загрязняя уже известными нам следами. Не трудно догадаться, что засиженные мухами продукты покрыты бактериями, которые могут быть собра- ны где угодно. Чаще всего употребление подобной пищи сходит благополучно,— чаще, но не всегда. Бактерии, обитающие в кишечнике человека, обычно неспособны причинять ему вред. Но бактерии могут ока- заться и возбудителем опасных заболеваний, к примеру ба- циллы брюшного тифа. Бациллы эти настолько устойчивы, что не перевариваются в пищевом тракте мухи и, пройдя его, появляются на свет, как и прежде, полные вредонос- ных сил. Так же обстоит дело и с некоторыми другими ба- циллами. Вот и получается, что комнатная муха может распро- странять смертельные заболевания. На лапках или па внешних частях ротового аппарата прямо с нечистот переносит она на пищу возбудителей опасных болезней. Разумеется, у мухи почти нет для этого возможности там, где строго поддерживается чистота, там, где современные санитарные устройства сразу смывают и уносят все, что способно привлекать мух. Ну, а как же в тех местностях, где нет удобств или в военной обстановке? Врачи не без основания считают, что в испано-амери- канском столкновении 1898 года американская армия по- несла наибольшие потери от мух: тиф погубил в десять раз больше солдат, чем вражеские пули. Причиной мас- совых заболеваний были главным образом мухи. Конечно, это дела давно минувших дней. Но и теперь, хоть и в значительно меньшей степени, человеку грозит та же опасность. МУХИ — ПОМОЩНИКИ ВРАЧЕЙ Сейчас, судя по заголовку, тем же мухам вслед за об- винениями будет вознесена хвала. И правда, мухи могут быть в какой-то мере полезными. Но это уже не наша ком- натная муха, а ее близкие родичи — толстая синяя п круп- ная серая в крапинку — мясные мухи. Они предпочита- ют откладывать яйца в трупы животных, в гниющее мя- со и т. п. 24
Многие насекомые приспособлены исключительно к той пище, которой испокон веков кормились их бесчисленные предки. Гусеницы некоторых бабочек вырастают лишь на одном каком-либо растении и скорее погибнут от голода на листьях другого, хотя и родственного вида, чем попробуют его. Мухи не столь разборчивы. Где нет гнилого мяса, там в качестве люльки для младенца вполне сойдет скверно пахнущий кусок сыра или гноящаяся рана. Еще во времена наполеоновских войн врачи-хирурги подметили, что запущенные открытые раны у солдат зна- чительно быстрее и лучше заживают, когда в них кишат личинки мух. Это объясняется просто: личинки пожирают воспаленные и отмирающие ткани и таким образом очи- щают раны. Возможно, здесь происходит и другое: выде- ления личинок способствуют росту ткани, затягивающей пораженные места. Одно время американские врачи отва- живались с помощью личинок мух исцелять плохо зарастающие ра- ны. Предварительно личинкам приходилось претерпеть целую серию купаний и про- чих санитарных про- цедур, к которым они от природы не слиш- ком-то расположены. Сегодня, к счастью, выработаны более со- вершенные и надеж- ные средства лечения ран, так что мушиные личинки уже ни к чему. «ЖАЛЯЩИЕ» МУХИ Кто на собствен- ном опыте не убедил- ся в существовании «жалящих» мух? В действительности это не какие-нибудь особо злобные вырод- Синяя мясная муха, а ниже — серая мясоедка.
Муха-жигалка; внизу ее голова, как она выглядит сбоку при увеличении. ки из числа комнатных мух, но совершенно другой вид, довольно похожий на них и формой, и размером, и цве- том. Комнатная муха на язы- ке ученых именуется м у с к а доместика, что значит «комнатная муха», другой же вид зоологи окрестили сто- моксис кальцитранс. «Стомоксис» значит «острый рот». Здесь подчеркнуто глав- ное отличие. Вместо сосущего хоботка комнатной мухи, ко- нец которого отлично приспо- соблен лишь для того, чтобы подбирать жидкие капли, мы видим выдающееся вперед колючее «жало», по которо- му легко опознается вид. Вторая примета этих мух: когда они на что-нибудь опускаются, их крылья остаются раздвинутыми чуть шире, чем у комнатных. В надоедливости и назойливости стомок- сис не уступает, комнатной мухе. Можно десять раз согнать ее с ногп, она вернется сюда в одиннадцатый раз п ужа- лит. Причем сделает это вовсе не для того, чтоб вывести вас пз себя, но чтоб попить вашей крови, как того требует ее натура. К счастью для нас, жалящие мухи—жигалки — предпочитают человеку скот. Они чуют его на расстоянии и так донимают несчастных коров, что те сбавляют удои. Охотно сосут жигалки кровь и лошадей и других домаш- них животных, но вместе с тем вполне идиллически лако- мятся сочными фруктами. К осени потребность в тепле со- бирает их в жилых помещениях, где они сразу дают о себе знать. Вот откуда пошло мнение, будто комнатные мухи к осени становятся злее, начинают жалить. Образ жизни и развитие у этих двух видов сходны. Но поскольку мы поставили себе задачу лишь реабилити- ровать комнатную муху и показать, что два вида, о кото- рых идет речь, различны, мы не будем больше заниматься злым двойником нашей знакомой. 26
ДДТ И ЗАЩИТА ОТ МУШИНОЙ НАПАСТИ Вблизи от мест, благоприятных для воспитания муши- ной молоди, эти насекомые, как мы уже знаем, способны стать в жилых помещениях подлинным бичом. Во время войны мухи и насекомые паразиты представ- ляют серьезную угрозу, распространяя опасные эпидемии. Вот почему во время второй мировой войны быстро завое- вало признание новое средство борьбы против насеко- мых — препарат ДДТ. Эти три буквы сокращенно обозна- чают дихлордифенилтрихлорэтан — яд, полное название которого может что-либо сказать только химику. Яд дейст- вует при непосредственном соприкосновении, поражая нер- вы и приводя насекомое к гибели уже через несколько ча- сов, самое большее через несколько дней. Благодаря ДДТ всевозможных паразитов стали истреб- лять массами. Изобретатель этого препарата швейцарский ученый Поль Мюллер в 1948 году был удостоен Нобелев- ской премии. Однако при неосторожном употреблении это средство не безвредно и для людей. Кроме того, в странах, где боль- ше всего пользовались этим ядом, начали появляться формы мух, совсем не восприимчивые к ДДТ. Как видим, природа дает возможность своим созданиям ускользать из ловушек, которые расставляет коварный человек.
Комары "T* омары тоже «мухи». Правда, / поджарое брюшко и длинные / / тонкие ножки делают их совсем не похожими на толстых синих / \ родственниц. Но пусть отдель- / \ / ные внешние признаки не вво- —дят нас в заблуждение: у этих насекомых тоже только два крыла, как и у всей этой ком- пании. У комаров на месте задней пары крыльев можно рассмотреть маленькие балансиры-жужжальца. Когда комнатных мух немного и сами мы благодушно настроены, эти насекомые могут возбудить в нас некото- рую симпатию. С комарами же, отнесем к их числу и про- чую мошкару, мириться трудно. Жало их лежит в откры- том спереди футляре, причем нижний, опускающийся на кожу конец футляра служит для проникающей вглубь части хоботка как бы направляющим желобком. Часто совсем без- звучно подлетают комары и вонзают в нашу кожу свое жало, столь тонкое, что его и не чувствуешь, зато зуд вокруг ужаленного места долго не унимается. ПОЧЕМУ КОМАРИНЫЕ УКУСЫ ВЫЗЫВАЮТ ЗУД? Многие люди склонны делить животных на две груп- пы — полезных и вредных, даже несколько удивляясь, для чего вообще существуют вредные. Происхождение этого заблуждения понятно: сам человек убедил себя в том, что все живущее на планете Земля имеет смысл лишь постоль- ку, поскольку оно полезно и служит человеку. Но те, кто изучает живую природу, наблюдая ее без 28
предвзятости, приходят совсем к другому заключению. Ока- зывается, самые ничтожные на первый взгляд животные приспособлены к существованию не менее совершенно, чем высшие организмы. Мы уже сравнили органы дыхания насекомого с человеческими и убедились, что первые ни- сколько не уступают вторым. Что касается летного осна- щения комаров, то оно превосходно, это само совершен- ство! Устройство и действие комариного жала представля- ют в глазах любого механика поразительные образцы соответствующих приборов. Но для чего же понадобилось природе, чтобы ужаленное место зудело? Не лучше ли бы- ло бы для комаров, если бы они не причиняли нам боли? Тогда мы и не имели бы повода бить их, пока они сосут нас. Но оказывается, испытываемый нами зуд вокруг ужа- ленного места необходим для комариного племени. Когда мы видим аппетитный корм, наш рот заполняет- ся слюною. Это значит, что слюнные железы всегда готовы произвести нужное количество жидкости, которая, обвола- кивая проглатываемую пищу, подготовляет ее таким обра- зом к перевариванию. И у комара тоже есть слюнные же- лезы, и у него слюна бежит, когда он опускается на нас, словно усаживается за стол, но только эти железы играют совсем другую роль. В крохотную точку на месте укуса через тонкий хобо- ток вводится капелька жидкости — яд. Быстро поражая окружающие клетки, яд вызывает небольшое воспаление, кровеносные сосуды расширяются, и приток крови к ран- ке усиливается. Если смотреть со стороны, все сводится к покраснению вокруг ужаленного места. Но действие яда болезненно, и это может оказаться роковым для комара, если мы его прихлопнем. Зато введенная в ранку капелька, вызываю- щая боль, сразу открывает источник, из которого насеко- мое пьет. Только благодаря тому, что приток крови усилил- ся, насекомое и может добыть себе необходимый корм сво- им тоненьким хоботком. Слюна кровососа обладает еще одним достойным упо- минания свойством: препятствует свертыванию крови. По- этому-то кровь не может закупорить тонкий насос кома- риного жала. Животные, в отличие от людей, менее чувствительны к яду комаров. Благодаря этому комарам часто удается благополучно закончить прием пищи. 2Р
РАЗМЫШЛЕНИЯ ПО ПОВОДУ СОСАНИЯ КРОВИ Комары по части добычи пищи узкие специалисты. Их не увидишь, как домашних мух, то на сахаре, то на хлебе, то на мясе или на каких-нибудь малоаппетитных отбросах. Для них единственным кормом служит кровь, и не какая- нибудь вообще, а именно теплокровных животных. Чело- век, корова или птица — это для комаров безразлично, тут они не выбирают. Но кровь саламандры или ящерицы их совсем не устраивает. Жажда крови присуща одним лишь самкам комара. В этом смысле комариные самки не составляют исключе- ния. Зоологам известно множество сходных случаев. Кро- вососущие слепни, часто приводящие в отчаяние купаю- щихся, или толстые оводы, облепляющие крупный рогатый скот и лошадей, становятся подлинным наказанием вблизи от пастбищных участков. Но все это — насекомые исклю- чительно женского пола. Самцы, те летают с цветка на цветок, лакомятся нектаром... Почему самки комаров кормятся кровью? Потому, что им предстоит произвести на свет множество яиц, а яйцо по сравнению с мужским зародышем громадно, и, кроме того, в нем содержатся питательные вещества, необходимые за- Самка комара.
родышу для развития. Хрупкое тело, в частности брюшко кома- риных самок, не богато пита- тельными запасами, и поэтому насекомым требуется материал, из которого могут строиться клетки-яйца. Таким продуктом и оказывается для них кровь. Жизнетворная жидкость, бегу- щая по нашим сосудам, несет в себе все необходимое для роста клеток. Что же касается недол- говечных комариных самцов, им достаточно и менее насы- щенной пищи, которую они до- бывают легче и совсем из дру- гих источников. РОЖДАЮЩИЙСЯ ИЗ ВОДЫ БИЧ СЕЛЬСКИХ МЕСТНОСТЕЙ Поблизости ОТ водоемов ко- «Жало» комариной самки. мары становятся настоящей напастью. Объяснить это просто: вода необходима для продления комариного рода. Самки откладывают яйца или непосредственно на поверхность воды, или, как у некото- рых видов, на поверхность влажной почвы, откуда дожди смывают их потом в болота или пруды. (В Англии на одной из опытных станций, чтоб изучить состав развивающихся в воде насекомых, на поверхности небольшого пруда в раз- ных местах установили пять ловушек. Подсчет показал, что 97 процентов собранных насекомых оказались двукры- лыми, из них свыше 35 процентов — кровососущими кома- рами. Наибольшее число насекомых было выловлено у берега пруда в зарослях водных растений. В среднем за время наблюдений с одного квадратного метра водной по- верхности выводилось около шести тысяч крылатых насе- комых! *) Вылупившиеся из яиц личинки опускаются в воду, и они проводят в ней все время, пока развиваются. При благоприятных условиях развитие продолжается все- го восемь дней, но, когда питание скудно или долго дер- жится прохладная погода, личинки развиваются значи- 31
Вверху — яйца комара. Внизу — личин- ка и куколка комара, живущие в воде. тельно медленнее. Молодые личинки, в отличие от матери, ведут вполне безо- бидный, вегетариан- ский образ жизни, и лучшее лакомство для них — отмершие растительные веще- ства. Правда, многие виды предпочитают мясные блюда, кото- рыми в изобилии снабжает их малень- кий подводный мир. Но как же они умудряются дышать под водой? Конец их тела подвернут квер- ху, как раз к грани- це, где вода соприка- сается с воздухом. Вот и выходит, что даже когда личинки находятся под водой, их дыхательная система бесперебой- но снабжается воздухом. Так они поддерживают непосред- ственный контакт с воздушной средой, в которой живут. Личинки наших обычных комаров вдыхают воздух че- рез тонкую трубку, на которой они как бы подвешены к самой поверхности воды. Время от времени личинки ны- ряют и, извиваясь, проникают в глубь вод. Куколки комаров нисколько не похожи на те прочные бочонки, в которых развиваются комнатные мухи. Кома- риные куколки крошечные и необычайно подвижные. В личинку комара кислород, как мы знаем, поступает сверху и сзади, у куколки, наоборот, имеются впереди го- ловы две воздуховодные трубки — ни дать ни взять рожки дьявола. Уже через два-три дня после окукливания на свет выходит крылатое насекомое. Оно не покидает пустой обо- лочки куколки и, держась на ней, как на плоту, плывет по течению до тех пор, пока крылья не обсохнут и не окреп- нут настолько, что на них можно предпринять путешествие в царство суши. 32
Самцы комара в воздухе. Трепещущие рои мошкары, которые часто, как дым, клубятся в воздухе, состоят исключительно из комариных самцов. Самки ныряют в эту кишащую массу и здесь нахо- дят себе жениха. Речные заводи, пруды и озера, даже самые крохотные болотца и водоемы, в которых собирается влага осадков,— это места, где молодь лучше всего развивается. Каждая стоящая в саду бочка с дождевой водой может оказаться комариным заповедником и должна быть под наблюдени- ем. Из любой, даже незаметной с первого взгляда лужицы поколение за поколением поднимаются в воздух эскадри- льи вредоносных существ. Лишь осеннее похолодание кла- дет этому конец. Теперь комарам требуются защищенные убежища. Их вполне устраивают, между прочим, погреба под строениями. Здесь иногда тысячи комаров зи- муют в состоянии спячки. Таким образом, обитателя- ми, а не случайными посе- тителями наших домов они оказываются только в ту пору, когда нисколько не кровожадны. Невообразимое количе- ство мошкары — ужасный бич! — водится в тундре, в сырых равнинах Северной Азии, в Лапландии и Се- верной Америке. Эти насе- комые сделали невозмож- ными для жизни человека обширные области. То же наблюдается и в Южной Америке и Южной Азии, где распространены близ- кие родичи наших кома- ров, печально прославлен- ные москиты. Легко понять, почему так много комаров в тро- пических краях: здесь им благоприятствуют посто- янные сырость и тепло. 2
Нельзя, однако, не удивляться, что они массами водятся также и в областях арктических, где восемь месяцев в го- ду все покрыто снегом, зимние невзгоды очень суровы и нет ничего похожего на укрытые погреба. Кроме того, арктическое лето крайне непродолжительно, а осадков в это время года выпадает совсем мало. К тому же на огромных просторах не видно ни человека, ни зверя, чьей кровью можно было бы питаться. Но мы ведь знаем, что если комариная самка не испила крови, она не способна откладывать яйца. Как же тогда выходят из положения кровопийцы, о которых мы рассказываем? Недавние исследования дают возможность ответить на этот вопрос. Зимой комары в Лапландии не отсиживаются, как у нас, в укрытиях, зимуют только яйца, отложенные самками на сырую поверхность почвы. Весенние талые воды смывают яйца в бесчисленные болота, образующиеся повсюду, как только сойдет снег. Лужи в этих местах долго не просыхают, хотя здешние почвы-торфяники на редкость влагоемки; кажется, самый обильный, подобный тропиче- скому, ливень неспособен их досыта напоить. Почему? Попробуйте воткнуть в рыхлую сверху почву обычную жердь, и вы получите исчерпывающий ответ на свой во- прос. Примерно на глубине в полметра палка натыкается на нечто непреодолимое: ваша жердь уперлась в царство веч- ной стужи, почва здесь настолько промерзла, что воде не просочиться в глубину. Зато над слоем вечной мерзлоты лужи прогреваются довольно сильно: летом на этих широ- тах солнце светит днем и ночью. Проходит несколько не- дель, прежде чем лужи начинают просыхать и исчезают. И пусть исчезают, комары уже успели вывестись, и рои их заполнили воздух. Людей или северных оленей, на ко- торых комариные самки могли бы пировать, в этих местах мало, но всюду миллионы мелких грызунов — леммингов и землероек, о которых путешественник по наивности сво- ей и не подумал, ломая голову над тем, откуда добывают себе пищу комары в этих пустынных местах. АНОФЕЛЕС Кто, направляясь из Рима в Неаполь по железной до- роге, не ленился смотреть в окно, тот, конечно, видел, что поезд пересекает зону Понтийских болот. Всего несколько 34
десятилетий назад это был отравленный лихорадкой мало- населенный край, где бродили нищие пастухи. Понтийские болота существовали еще до того, как здесь установилось римское владычество. Сегодня же это цветущая область. Болота осушены с помощью грандиозных дренажей, на месте пустошей раскинулись плодородные поля, выросли города и промышленные предприятия. Но не сами топи на протяжении долгих веков препят- ствовали использованию этой местности. Между болотами была земля, вполне пригодная для сельскохозяйственной обработки. Однако те, кто поселялся здесь, скоро стано- вились жертвой жесточайшей лихорадки. В прошлом счи- тали, что она возникает под воздействием болотных испа- рений. В действительности причина иная, и о ней следует сказать подробнее. Малярия, или, как еще ее называют, перемежающаяся лихорадка, была распространена не только в зоне Понтий- ских болот, она была известна и в других районах Южной и даже Центральной Европы, точно так же, как и в России. (Это сообщение вполне верно в отношении многих местно- стей царской России; в СССР малярия ликвидирована даже в наиболее упорных ее очагах *.) А в тропических странах и сегодня она порождает ужасные эпидемии. Лихорадку называют перемежающейся потому, что тя- желые приступы болезни обычно чередуются с днями, ког- да больной чувствует себя неплохо. Многие тяжело страда- ют от лихорадки, другие погибают. Причина перемежающейся лихорадки выявлена: ее вы- зывают поселяющиеся в крови человека микроскопические одноклеточные весьма простого строения. Однако простоте строения совсем не обязательно сопут- ствует простота жизненных превращений. Возбудители ма- лярии живут только в красных кровяных шариках. В крови человека красных телец столько, что сама кровь принимает их красный цвет. И хоть каждый кровяной шарик микро- скопически мал, он все же во много раз больше, чем пара- зит — в нем достаточно места, чтоб паразит мог расти и размножаться. Через какое-то время красный кровяной шарик оказывается начисто съеден, и тогда паразиты на- падают на новые. Все паразиты с начала заболевания на- ходятся в совершенно одинаковых условиях — при одина- ковой температуре тела и пр.,—поэтому и развитие их про- ходит также одинаково, и они одновременно покидают 35
Возбудитель малярии — плазмо- дий живет в слюнных желе- зах комара рода анофелес. Плазмодий хорошо виден под микроскопом. Проникнув в красный кровяной шарик, плазмодий быстро в нем размножается и, полностью его разрушив, вновь попадает в кровь, заражая новые шарики. старые обиталища. В этот час и начинается приступ лихорадки. Она представляет собой от- вет организма на ядо- витые вещества, выде- ляемые паразитами, ко- гда те выходят из кро- вяных шариков. Но вот паразиты внедрились в новое жи- лье, то есть в новые кровяные шарики, и больной до следующего их переселения чувст- вует себя неплохо. Паразиты размножа- ются быстро, и их скоро удается обнаружить да- же в небольшой капле крови. В этом случае, как, впрочем, и во многих других, чем дольше не- прошеный квартирант благоденствует, тем он опаснее для хозяина- носителя. Однако если паразит убивает хозяи- на, то лишается кор- мильца. Потому пара- переселяться на других зиту время от времени выгодно носителей. Распространяют возбудителей болезни комары. (Это важное открытие сделал английский врач Рональд Росс в 1902 году. За свои исследования он был награжден Нобе- левской премией *.) Когда насекомое сосет кровь больного, оно поглощает и содержащихся в кровяных тельцах паразитов. Новоселы какое-то время проводят в стенках желудка комара, здесь питаются и размножаются. Потом, послушные своей при- роде, проникают в слюнные железы комара; во время оче- редного приема пищи, когда в ранку, сделанную хоботком, 36
вводится слюна, вместе с ней в кровь здорового человека попадают и паразиты, возбуждающие заболевание маля- рией. Только так можно заразиться перемежающейся лихо- радкой, и распространяют эту болезнь комары рода ано- фелес. Никто пока не знает, почему и в наших сельских мест- ностях, и в тропиках никакие другие комары, даже очень похожие на анофелес, неспособны переносить возбудителя малярии. В Средней Европе анофе- лес распространен всюду, но здесь он не слишком опасен. Для быстрого размножения паразита нужна определен- ная температура, а кроме то- го, среди местного населения должны быть и носители ма- лярийного начала. Там, где их нет, комары лишены воз- можности заражаться сами и не могут заражать других, поэтому уколы их безвред- ны. Следует воздать должное труду ученых. Они раскрыли существующие в природе связи между разными орга- низмами и обеспечили успех борьбы против опасной бо- лезни. Теперь мы знаем, что усилия должны быть сосре- доточены на истреблении анофелеса. Достаточно унич- тожить переносчиков — кон- чается перемежающаяся ли- хорадка. Существует много средств достичь этой цели или приблизиться к ней. Осушили, например, Пон- тийские болота, и лишили комаров возможности воспро- изводить здесь свой род. Но Обыкновенного комара — к у леке от малярийного — анофелес (внизу) совсем нетрудно отличить, когда они спокойно сидят. *
можно было и не трогать водоемы, а уничтожить комари- ный расплод с помощью выпущенных в водоемы рыб, или водных жуков, или личинок стрекозы — все они прекрасно справляются с делом. Хорошие результаты дает и размно- жение прожорливых окуньков и мелкой уклейки. В теплых краях для борьбы с комариными личинками используют особых зубастых карпов из Южной Америки. У себя на родине они размножаются так быстро, что их называют «миллионорыбкой». Когда водоемы поливают нефтью, она тончайшей плен- кой растекается по поверхности, нарушая газообмен между водой и воздухом, а это лишает личинок и куколок комара возможности получать кислород, дышать. Но нефть не везде можно применять: она загрязняет воду, а прекращая газообмен с атмосферой, ставит под угрозу существование в водоеме всего живого. В настоящее время применяют другое средство — син- тетический препарат в виде пыли. Плавая на поверхности, он отравляет комариную молодь, для остальных же обита- телей водоема, живущих глубже, а также для человека, препарат безвреден. Поэтому его можно использовать и при обработке бассейнов. К сожалению, возникают формы комара, устойчивые к препарату. Способ истребления комаров зависит от наличных средств и местных условий. Однако при всех обстоятель- ствах (в саду или во время купания) лучше не попадаться ни комарам, ни их толстым родичам; — слепням и оводам. Защититься от них можно, смазав кожу специальным со- ставом, который в течение нескольких часов отпугивает насекомых. (Особенно досаждают людям и изводят до- машних животных мелкие мошки, а также мокрецы. Мно- жество видов всех этих крылатых кровососов называют выразительным словом «гнус». В местах массового распро- странения гнус создает тяжелые, порой невыносимые ус- ловия: нельзя ни работать в полную силу, ни спокойно отдыхать. Энтомологи и врачи, действуя совместно, ведут энергичные поиски мер борьбы против этих, пока еще не- покоренных вредителей*.)
Блоха T ^~то дочитал книгу до этого места, I f уже приобрел некоторые знания I/ из области энтомологии и зооло- IS гии. Он имеет первое представле- I \ пие о насекомых, знает, что мух / \ у опознают по двум крыльям и по _JL X/ этому признаку отличают от дру- гих, как правило, четырехкрылых представителей того же класса. Теперь, продолжая знакомиться с насекомыми, он возьмет блоху (разумеется, для этого ее надо раздобыть!) и, поместив под лупу, захочет сосчитать у нее количество крыльев. Но она их не имеет. Блоха бескрыла! Вот это да! Кем же ее считать, к какой причислить группе? Блоха бесспорно относится к насекомым. Но к каким? На этот счет ученые еще не пришли к единому мнению. Вообще крылья с их разнообразно меняющимися в разных группах жилками представляют один из лучших признаков для систематика. Но то вообще, в случае же с нашей бло- хой признак никуда не годится. Конечно, прапрапращуры блохи обладали крыльями. В качестве напоминания о тех временах у каждой блохи, когда она находится в возрасте куколки, можно рассмотреть крохотные зачатки крыльев, но в дальнейшем они претерпевают обратное развитие, регрессируют. И не удивительно: блоха здорово научилась прыгать, крылья стали ей ни к чему. Теперь попробуем дознаться, от кого блоха происходит. Одни считают, что, конечно, от жуков, другие ведут ее ро- дословную от полужесткокрылых, к числу которых относят- ся также кровососущие клопы. Но, по мнению большинст- ва, линия берет начало от мух! Основываясь на различных подробностях строения тела 39
Блоха. насекомых, специалисты оказали блошиному роду честь, рассматривая его как особую группу. Считается, что они, подобно бабочкам, жукам, мухам, представляют самостоя- тельную систематическую единицу. Итак, повторяем, блоха скорее всего приходится роди- чем мухам, но это тем не менее не муха, а именно блоха. КАК БЛОХА ВЫГЛЯДИТ И НА ЧТО СПОСОБНА Большинство людей знают блоху только как черную точку, которая, пока пытаешься ее изловить, успевает да- леко отпрыгнуть. Чтобы изучить подробности строения это- го насекомого, требуется сильное увеличительное стекло. Картина, которая в таком случае откроется взору, в общих чертах представлена на рисунке. Рассматривая его, полез- но помнить, что для блошиного племени человек не един- ственный кормилец. В шерстяном покрове собаки, кошки, мыши и всех других млекопитающих, в толще пуха и пера бесчисленных птиц множество блох чувствует себя как дома; о тех совсем немногих, которые питаются на теле человека, пожалуй, и говорить нечего. Не случайно тело блохи позволяет ей беспрепятствен- но перемещаться в густой шерсти животного или плотном оперении птицы. Плоские с боков, они легко пробираются в, казалось бы, непроходимых зарослях шерсти, а их ладье- 40
видный лоб раздвигает пух, подобно носу корабля, разре- зающему волны. «Жало» блохи направлено косо и назад, а антенны укладываются в особые углубления на голове; нет тонкой шеи, которая отделяла бы голову от груди, нет тон- кой талии, которая отграничивала бы грудь от брюшка, как у других насекомых. Наросты или неровности, которые могли бы стать препятствием для продвижения в шерсти, сглажены. Вместе с тем крепкие, направленные назад за- зубрины, так же как мощные когти на ногах, служат прочной опорой при движении вперед насекомого, вне- дряющегося в меховой покров. У блохи особенно развиты две задние ножки. Это-то и есть прыгательные органы. Блоха способна подскакивать на высоту в 10 сантиметров, а в длину прыгать сантимет- ров на 30. (По другим данным, блоха прыгает в длину больше чем на 30 сантиметров, а в высоту и до 20 санти- метров*.) Само по себе это не так уж много. Но если бы взрослый человек решил сделать что-либо подобное, то, с учетом существующих пропорций и размеров тела, ему предстояло бы совершать прыжки па 100 метров вверх и примерно на 300 метров в длину. Для такого талантливого прыгуна ничего не стоило бы перемахнуть через большой вестибюль главного вокзала в Мюнхене. Он мог бы даже, ни разу не приземлившись, перенестись с городской пло- щади на одну из башен знаменитой крепости, что на окраи- не Мюнхена. (Если воспользо- ваться московским примером, то пришлось бы представить себе прыгуна, который без особых затруднений может перемах- нуть через здание гостиницы «Россия»! Чисто Карлсон, ко- торый живет на крыше, из книги шведской писательницы Линдгрен. Но у Карлсона была техника, помогавшая ему ле- тать, а блоха пользуется для прыжков только мышцами ног. По данным некоторых иссле- дователей, блоха прыгает голо- вой вперед, а во время прыжка переворачивается в воздухе. Объясняется это только одним: На голове блохи имеют- ся специальные углуб- ления, в которые могут быть спрятаны усики- антенны. 41
Ножка блохи перед прыжком (внизу) и в момент прыжка (вверху), когда она вся распрямляется, словно отпущенная пружина. центр тяжести тела блохи находится в задней его половине. Для успешно- го прыжка насекомому надо, видимо, не менее 2,5 сантиметров свободного пространства. Натыкаясь при прыж- ке на препятствия, блоха падает*.) Зрение блохи весьма слабо разви- то, и она неспособна отличить чело- века от ствола дерева. Возможно, что даже движение воспринимается бло- хой крайне расплывчато. Для этого насекомого наиболее важными орга- нами восприятия сигналов, поступа- ющих из внешнего мира, служат обо- нятельные клетки, размещенные па антеннах. Впрочем, об органах чувств блохи известно пока крайне мало. Но кое-что из этой области мы сейчас еще узнаем. КАК ПРОТЕКАЕТ ЖИЗНЬ БЛОХИ Мамаши-блохи — создания бес- печные. Если комнатная муха про- являет заботу, пристраивая яйца в навоз, если комариха, чтобы обеспе- чить своему потомству необходимые условия, выискивает лужу, то блоха роняет яйца где попало. Окажутся они в подходящей для них обстановке или нет — дело случая. Блошиная молодь лучше всего развивается на полу жилых поме- щений. Примерно дней через пять из оброненных яиц вылупляются личинки, которые, подобно гусеницам, ловко перемещаются. Заполненные пылью щели в полу, ковры и плетенки, маты, непрометенные углы, трещины в старой мебели — во всех этих местах они проводят время до тех пор, пока еще не стали кровопийцами; питаются они раз- ного рода мельчайшими отбросами, какие им попадаются в пыли. Примерно через четырнадцать дней личинки сплетают 42
Вверху — личин- ка; внизу — ку- колка блохи. себе кокон, совсем как бабочки, вроде шелкопряда. Скры- тые этим сооружением, они и погружаются в состояние по- коя, окукливаются. Через одну-две недели из кокона на свет выходит пол- ностью развитая, взрослая блоха. Это может быть самец или самка. Он мельче и более худой, чем она. Однако оба пола одинаково кровожадны; оба подкарауливают жертву и нападают на нее, подпрыги- вая с земли. Как, однако, при своем несовершенном зре- нии опознают они жертву? Может быть, они видят какую- то тень или ощущают тепло, исходящее от близко стоя- щего человека, или на них как-то воздействует ток воздуха, вызываемый его движением? Не исключено, что здесь играет роль также и обоняние, иначе трудно понять, поче- му блохи определенно предпочитают одних людей, на дру- гих обращают внимания меньше, а третьих полностью из- бегают, хотя и тень, и тепловое излучение, и ток воздуха, вызываемые движением у всех трех, должны быть пример- но одинаковы. Много лет назад я со своим другом приехал на несколь- ко недель в Неаполь, чтобы порабо- тать на зоологической станции. Ком- нату мы сняли на вершине Вомеро и каждое утро любовались величест- венным видом синего залива и не- сравненными очертаниями острова Капри. Но ночи оказались не так прекрасны: в комнате обитали пол- чища блох. Пришлось искать способ сделать ночной отдых более терпи- мым. Прежде чем улечься спать, мы какое-то время прогуливались по комнате босые и в одних рубахах. Пользуясь этим, оголодавшие ма- ленькие твари нападали на нас. Тог- да мы начинали очищать себя от них. При этом я находил на себе каждый раз 4—5 блох, а мой друг 30—40! Блохи явно оказывали ему предпо- чтение. Не иначе как он им казался более соблазнительным. Зато непри- ятностей ему эта напасть причиняла 43
гораздо меньше, чем мне: у меня каждый укус блохи вы- зывал дикий, невыносимый зуд. Видимо, кожные покровы разных людей по-разному реагируют на блошиный укус. Это справедливо и для укусов других насекомых. Количество слюны, вводимое блохой в место укуса, на- столько ничтожно, что даже трудно себе представить: не больше четырех стотысячных кубического миллиметра! Чтобы собрать массу, равную обычной капельке воды, свы- ше полутора миллиона блох должны внести свою порцию. Отсюда можно заключить, какова сила этого яда, раз од- ной его капли довольно, чтоб заставить чесаться всех оби- тателей, к примеру, такого города, как Гамбург. Надо только поровну распределить между всеми жителями эту каплю и каждому из 1,8 миллиона гамбуржцев впрыснуть причитающуюся ему долю. Но вот беда! У нас, как это ни печально, нет пока микроинструмента, подобного хоботку блохи. Если крошечному мучителю ничто не мешает сосать добычу, то он и не торопится. Бывает, насекомое, не сдви- гаясь с места, насыщается несколько часов подряд. Но чаще его сгоняют, так как укус вызывает раздражение ко- жи, и блохе приходится менять позицию, чтоб возобно- вить то же занятие где-нибудь в другом месте. Итак, пиршество блохи, когда оно проходит для нее благополучно, может быть весьма продолжительным, но она способна, если нет подходящей жертвы, и долго пос- титься. В необитаемых помещениях блохи живут по не- скольку месяцев, хотя никакой пищи здесь для себя не находят. Там же, где пищи достаточно, насекомое может жить и год-полтора, если до того не погибнет преждевре- менно от какого-нибудь несчастного случая. БЛОХИ И ИХ СВАДЕБНЫЕ ПЕСНИ Прежде чем начать откладывать яйца, самка должна встретиться с самцом. Но если вдуматься, не так просто встретиться парочке блох на полу в комнате, или в опере- нии птицы, или в собачьей шубе. Конечно, здесь играет роль обоняние, но, когда насекомые находятся далеко друг от друга, одного обоняния мало, оно их не выручит. Види- мо, блоха дает о себе знать совершенно особым способом. 44
При основании задней пары ножек у нее рядами тянутся гребни маленьких шипов, которые в этом случае и дейст- вуют. Двигаясь, конечности задевают лежащие рядом тон- кие зазубрины на брюшке и производят при этом звук, словно пальцы, касающиеся струн арфы. Зоологам известны такие же органы — устройства для стридуляции у сверчков, кузнечиков и других насекомых. Но их звучание вполне отчетливо слышно даже человеку, тогда как у блохи музыкальное приспособление настолько миниатюрно по размеру, а звук, порождаемый им, так тих и, вероятно, так высок, что требуется именно блошиное ухо, чтоб его услышать. Где же расположены уши этого создания? Наука до сих пор не имеет ответа на этот вопрос. Никому еще не удалось записать и блошиную песню. Однако голос у них есть, на этот счет зоологи не сомневаются. Но вообразите себе органы слуха, способные воспринимать разноголосый концерт блох, льющийся из глубины меховой шкуры соба- ки или волка, концерт, напоминающий хор сверчков или кобылок, которых мы слышим на лужайке! КАК Я ПОЛУЧИЛ ВОДИТЕЛЬСКИЕ ПРАВА Наступил торжественный день, когда мне предстояло сдать практические испытания, дающие право сесть за руль машины. Я со своим преподавателем без опоздания явился к дому, где проживает инспектор, и тот с каранда- шом и бумагой в руке занял в машине заднее сиденье, чтобы вести учет всем моим промахам. Нельзя сказать, что это меня воодушевило! Но куда денешься? Пришлось мириться! А тут, как назло, зажигание отказало. А с чего бы ему, собственно, действовать, если я забыл повернуть ключ? Это и вызвало первое замечание с заднего сиденья... Затем уже без особых происшествий мы проехали не- сколько кварталов. И вдруг я снова слышу голос инспек- тора: — Господин профессор, а верно ли говорят, что блохи вымирают? Признаться, я никак не ожидал, что услышу подобный вопрос от моего экзаменатора, хотя ответить на него мне 45
было легче, чем на любой другой, касающийся автомаши- ны. Я поспешил завести беседу о блохах и говорил с таким жаром и увлечением, что у инспектора, если бы он и за- хотел, не было никакой возможности направить ход бесе- ды, как это полагалось, на оценку моих водительских талантов. В то время вопрос, заданный мне инспектором, горячо обсуждался, возбуждая разные толки. Ему даже посвяща- ли целые колонки в газетах. Кое-кто полагал, что блох из- вела какая-то эпидемия. И то сказать, они стали такой редкостью, что мастерские, изготовлявшие для школ на- глядные пособия, запрашивали за одну штуку по несколь- ку марок. Правда, многие решительно отвергли такую це- ну, рассчитывая легко добыть нужное количество блох подешевле и в любое время. Однако, когда они понадобились мне для лаборатор- ной работы, оказалось, что их действительно невозможно раздобыть. Нет никакого сомнения, что численность блох за послед- ние десятилетия сильно сократилась. Причины этого вскрыть не так уж трудно, по крайней мере, отчасти. Но- вейшие модели пылесосов лишают блошиную молодь средств к существованию, то есть корма, который они на- ходили в пазах и щелях, а мытье полов, регулярно обеспе- чивавшее их необходимой влагой, все больше заменяется натиркой паркета. Надо сказать, что масла, которыми на- тираются теперь полы, вредны для блох. Центральное отоп- ление повысило губительную для развития личинок су- хость воздуха в помещениях. Короче, чистота в жилищах лишает личинок блох условий, необходимых для жизни. Поэтому численность блох заметно уменьшается. Достаточно ли перечисленных обстоятельств, чтоб объ- яснить уменьшение количества блох, или к тому же они стали еще и жертвой свирепствовавшей среди них зараз- ной болезни, мы не знаем. Во всяком случае, болезнь, если она действительно была, распространилась не очень ши- роко. Тот, кто сегодня предпримет путешествие в те края, где еще сохранились земляные полы, скоро убедится, что блохи отнюдь не везде вывелись.
О РАЗНЫХ ВИДАХ БЛОХ Никого не удивляет коллекционирование бабочек. Но если серьезный человек намеревается послужить науке, собирая со всех частей света блох, то это увлечение может, пожалуй, показаться странным. И все же подобные кол- лекции чрезвычайно важны. Кто полагает, что это не так, сейчас убедится в своей ошибке. Подобно тому как существуют разные виды бабочек или птиц, блохи тоже представлены разными видами. При рас- смотрении блох необходимо, как уже говорилось, пользо- ваться лупой, иначе нельзя разобраться в подробностях их строения. Исследования, которым существенно помогли коллекционеры блох, дали возможность выявить тысячи видов этих насекомых, в том числе примерно полтораста видов в одной только Европе. Большинство людей безразлично относятся к разнооб- разию внешности блох, но не к разнообразию их вкусов. Все, что до сих пор рассказывалось, относится главным образом к блохе человека. К счастью, громадное большин- ство остальных видов нисколько не интересуется человече- ской кровью: они живут за счет пернатых и четвероногих млекопитающих. Блоху ласточки заставили голодать ни много ни мало девять месяцев, а после этого поместили на человека. На- секомое немедленно сделало попытку насытиться его кровью, но сразу же прекратило это занятие. Исследование показало, что кровь даже не успела попасть в пищевод па- разита. Видимо, ее вкус оказался для него неприемлемым. Птицы часто бывают сильно заражены блохами, а в гнездах эти насекомые сплошь и рядом просто кишат. Крупная блоха живет на маленьком млекопитающем — на землеройке. Ту же блоху находят на кроте, почему ее и именуют «большой кротовьей блохой». Она имеет в дли- ну около полусантиметра. В числе животных, особенно подверженных заражению блохами, надо упомянуть также ежа. Летучие мыши, кролики, голуби, куры и разная про- чая живность имеют своих блох. Но не надо думать, что определенный вид блох обяза- тельно кормится на определенном виде птиц или млекопи- тающих. Многие проявляют известную степень неразбор- чивости в пище. Так, к примеру, обстоит с «блохой чело- 47
® отеое® века». Ее часто можно обнаружить на собаках, барсуках, лисах, ежах. Собачья блоха в свою очередь охотно пересе- ляется на человека. В какой мере это ей удается? Ответ можно получить с помощью небольшого исследования. Из двух тысяч блох, собранных без разбора на разных людях, примерно поло- вина оказалась «собачьими». Реже, но это не исключение, среди собранных обнару- жены были блохи «кошачьи», «куриные», «голубиные». Эти тоже могут покидать своего постоянного хозяина-но- сителя, по имени которого названы, и перебираться на человека. Тот факт, что так же поступает и «крысиная» блоха, в иных случаях оказывается роковым для людей. И вот мы вновь вернулись к разговору о пользе кол- лекционирования блох. БЛОХА И ЧУМА Без жажды познания форм живого, включая и легко наблюдаемых насекомых, не испытывая радости при виде изменчивых обличий среди самых немногочисленных групп, никогда пе удалось бы так навострить глаз, чтобы устанавливать различия между многими сотнями видов блох. И тогда, вероятно, «крысиная» блоха осталась бы неизвестной и не удалось бы понять, какую грозную роль она исполняет в распространении чумы. Заболевание чумой вызывается особым родом бакте- рий, еще более вредоносных, чем тифозная. Человек, забо- левший чумой, имеет мало шансов выжить. Сотни тысяч людей ежегодно погибают в Индии из-за этой болезни. (Так было в те времена, когда Индия была колонией. Пос- ле освобождения от империалистического господства ор- ганы здравоохранения Индийской Республики проделали огромную работу и ликвидировали источники чумных вспы- шек. Теперь эпидемии не принимают здесь таких ужас- ных размеров, как прежде*.) Возбудитель заболевания передается от человека к че- ловеку. Давно известно, однако, что чумой болеют не толь- ко люди, но и зверьки-грызуны. Это заболевание произво- дит огромные опустошения и среди крыс. Однако лишь сравнительно недавно удалось вскрыть связь между чумой человека и крысиной: возбудитель болезни переносится на человека крысиной блохой. 48
Когда блоха сосет кровь больного животного, она с кровью поглощает и бациллы чумы. Возбудители болезни продолжают жить в пищевом тракте насекомого и даже размножаются в нем. Кусая крыс, блохи распространяют бациллы чумы и становятся источником заболевания. Жи- вые чумные бациллы выделяются и с испражнениями гры- зунов. Пока чумой болеют одни крысы, это мало кого тре- вожит. Но большая смертность зачумленных крыс порож- дает среди блох голод, и тогда они, в поисках новых источников пищи, нападают на людей. Вот почему массо- вые заболевания чумой у крыс часто оказываются пред- вестником опасной эпидемии. БЛОШИНЫЙ ЦИРК В прежние времена на ярмарках, на стрелковых состя- заниях и прочих подобных празднествах часто устраива- лись представления блошиного цирка. То ли подобные зре- лища недостаточно интересны для современных зрителей, или блохи стали у нас совсем редкостью, или, может, про- мысел захирел из-за недостатка мастеров, или тут сказы- ваются какие-нибудь другие причины, но в наше время о дрессированных блохах редко вспоминают, а уж видеть их совсем мало кому доводится. Разумеется, блох дрессиру- ют совсем не так, как зверей или птиц. Блошиный цирк тре- бует артистических данных не столько от блохи, сколько от ее владельца. Искусство заклю- чается здесь в том, чтоб, про- явив особое мастерство, надеть на грудь крошечного прыгуна хомутик, свитый из самой тон- кой серебряной или медной проволоки. И этот хомутик на- до одеть на насекомое так, чтоб оно не могло из него освобо- диться. Блоха оказывается как бы Блоха в хомутике из тон на цепи. Конечно, ее цепь чайшей проволоки.
нисколько не похожа на те, какие надевают на сторожевых собак, которых держат на привязи. В блошином цирке все измерения сведены к уровню наименьшего. Наименьшей должна быть и цепочка, которую надевают на крошечное создание. Отныне единственная вещь, которую блоха долж- на усвоить, заключается в том, что ей нечего больше стре- миться прыгать. Когда она, по истечении нескольких дней или недель, изведет свои силы в бесплодных попытках, то прекращает их и начинает передвигаться только пешим порядком, шагом. (В старинных книгах можно найти описания гораздо более простого способа дрессировки блох: в стеклянный пузырек помещают коконы, а по мере того как насекомые выходят на свет, их кормят. Секрет заключается в том, что- бы пузырек был достаточно маленьким и блоха не могла бы в нем кувыркаться. Следовательно, как мы уже знаем, он Вот какие невероятные представле- ния можно было когда-то наблю- дать в блошином цирке. должен быть меньше 2,5 сантиметра. В та- ком прозрачном жи- лище насекомое смо- лоду отучается пры- гать *.) Теперь все зави- сит от ловкости и изобретательности, с какой показывают на- секомых публике. Парадный вид блох, запряженных в роскошную карету из легкой латуни, наглядно демонстри- рует их поразитель- ную силу. Вот они везут крошечную по- возку, вот состязают- ся в скорости. А иной раз в их переднюю ножку вкладывается шпага, так что они сражаются перед зрителями, наблюда- ющими «дуэль».
(Керби и Спенс, авторы знаменитой в прошлом веке книги о насекомых, сообщают, что шведская королева Хри- стина забавлялась, глядя, как блохи стреляют из лилипут- ского орудия. Эта пушечка, как писал еще Линней, демон- стрировалась в Стокгольмском арсенале. В «Парижских воспоминаниях» Коцебу (1864) рассказывается об одном матросе, который за плату показывал через увеличитель- ное стекло блоху: она везла на повозке крошечного слона на колесиках. А в 1834 году в одном из блошиных цирков Парижа показывали — об этом сообщает Альфред де Нор— блох в парадной военной форме, которые маршировали строем *.) Чтобы сделать спектакль еще более живописным и ска- зочным, на одних надевают латы, другие катаются на ка- русели в сшитых для них юбочках. Представление кончается тем, что «дрессировщик», за- сучив рукав, предоставляет всей труппе возможность по- сосать его кровь в награду за совершенные ими чудеса. Что ни говорите, а жаль, что блошиный цирк стал та- кой редкостью! БЛОХИ В ЯНТАРЕ Хотя мы узнали уже о блохах немало любопытного, боюсь, для большинства из нас они были и останутся препротивными созданиями. Но с какой-то точки зрения и они вправе презрительно смотреть на нас. Сейчас я имею в виду не способность блох прыгать так, как и не снилось ни одному рекордисту. Не имею я также в виду крепость их выделений, которые могли бы явиться предметом зависти для любого составителя ядов, жившего в средние века. Нет, я говорю лишь о древности их проис- хождения. Будь блохи способны чваниться своей родови- тостью, они могли бы свысока поглядывать на род чело- веческий, по сравнению с ними совсем недавно появив- шийся на Земле. Остатки растений и животных, существовавших в давно минувшие эпохи, часто сохраняются в виде окаменелостей. Блохи в этом состоянии не обнаружены. Чему тут дивить- ся? Кто в наше время станет искать окаменевшие останки блох в граните скал? И все же несколько десятилетий назад останки блохи 51
удалось обнаружить в породе, отно- сящейся к третичному периоду, то есть к эпохе, отдаленной от нас 40 миллионами лет. По несчастному сте- чению обстоятельств — кто выяснит, в чем они могли заключаться? — бло- ха влипла в каплю смолы, вытекшей из хвойного дерева, утонула в ней и здесь, наглухо отделенная от воздуха липкой массой, которая впоследствии отвердела, сохранилась лучше, чем египетские мумии. В наше время допотопные натеки смолы представляют драгоценность, именуемую желтым янтарем. Там, где мор- ские волны вымывают их из пластов древних отложений, как, к примеру, на Балтике, прибой, к великой радости со- бирателей, выбрасывает эти окаменелости. Зоологи внимательно исследуют янтарь, потому что в желто-золотых каплях смолы из древнего леса насекомые, как в естественных мушиных липучках, нашли свой конец и сохранились превосходно. Рассматривая сегодня эти ма- ленькие создания под лупой, можно пересчитать щетинки на их ножках или в деталях рассмотреть все жилки кры- льев, если это летающее насекомое. Так в руки зоолога попалась и блоха из янтаря и он обнаружил, что насекомое принадлежит к виду, который существует и в наши дни, причем внешне почти не изменился. В течение долгого времени блоха из янтаря оставалась единственным экземпляром, но вскоре посчастливилось об- наружить и второй, примерно того же вида, что и первый. Возможно, это как раз тот вид, который в третичную эру досаждал землеройкам, подобно тому, как он досаждает се- годня всем ее потомкам. Итак, уже 40 миллионов лет назад всюду прыгала крысиная блоха, вполне схожая с на- шей современницей. А род человеческий возник, как счи- тают, всего лишь один миллион лет назад... Может быть, эта справка заставит нас посмотреть на презренную блоху иными глазами?
Клоп f---------->---7 ому, кто стремится к чистоте и не ' I г переносит даже вида вредных на- I секомых, достаточно заметить бло- I ху, чтобы расстроиться; такое от- I крытие весьма неприятно. Но и f только. Зато клоп, обнаруженный Л в доме,— это катастрофа, бед- ствие. Откуда такое разное отношение к двум паразитам? Не- ужели потому, что клопы крупнее? Или потому, что они на ваших глазах быстро бегут, тогда как блохе достаточно одного прыжка, чтобы скрыться из поля зрения? Или, на- конец, потому, что клопиные укусы болезненны? Ведь они уже сызмала, как говорится, с младых зубов, жаждут кро- ви, не то что блошиная молодь, которая незаметно полза- ет по полу в пыли. Или потому, что клопы скверно пах- нут? Или потому, что их труднее уничтожить? Причин, по которым клопы вызывают особое отвраще- ние, наверно, много. Однако пусть неприятные свойства насекомого не помешают как следует ими заняться. СЛОВО В ЗАЩИТУ клопов Прежде всего хотелось бы, чтобы меня правильно по- няли. Я не думаю возносить хвалу постельному клопу. Нельзя только, чтобы из-за него одного проклятию и осуж- дению подверглись все 22 тысячи других известных сего- дня видов клопов. Многие из них пользуются своим хо- ботком и стилетом лишь для того, чтобы сосать соки расте- ний, причем и им не причиняют сильного вреда, как и состоящие с клопами в родстве тли и цикады. Мы часто замечаем на веточках деревьев или на листь- 53
ях крупных — зеленых, коричневых, черно-красных, поло- сатых — древесных клопов. Они ничуть не пугливы и не прячутся, так как располагают средством, избавляющим их от преследования жадных хищников. Таким средством ока- зывается запах. Впрочем, не всем клопам можно поставить в вину, что они отталкивающе пахнут. Многие виды ни в какой степени не раздражают нашего обоняния. Среди безобидных и оживленных насекомых, которые кишат на летних лужайках, часто можно видеть тысячи маленьких клопиков, подчас великолепно расцвеченных и изящных. Жадный глаз биолога, всегда неравнодушного к формам, не пренебрегает ими. Некоторые из этих клопов относятся к числу хищников, они преследуют других насекомых и, убив их ядовитой слюной, принимаются высасывать. Известны и такие, что нападают на птиц и млекопита- ющих. Хищник немногим отличается от паразита. Когда пре- восходящий размер избранной дичи не дает клопу возмож- ности убить ее и высосать, разбойник-бродяга уступает ме- сто паразиту — сосальщику крови. Именно из-за таких кло- пов это насекомое и пользуется в каждом порядочном доме столь нелестной славой. О ВНЕШНОСТИ И ПОВАДКАХ ПОСТЕЛЬНОГО КЛОПА Большинство клопов, на жизнь которых мы только что бросили беглый взгляд, обладает крыльями и умело ими пользуется. У постельного клопа крыльев нет, они превра- тились в ни на что не пригодные культи. Эти насекомые разучились летать, и хотя природа в конце концов обузда- ла их летные повадки, на каждом новом поколении клопов можно проследить, что они и сегодня все еще склонны об- разовывать крылья. Однако орудия полета развиваются у них не больше, чем до состояния бесполезных зачатков. Но тем лучше они используют свои ножки. Чтобы уто- лить голод, этим насекомым в качестве жертвы требуется человек, которого они настойчиво ищут. Едва насытив- шись, насекомые возвращаются в свои убежища. Прото- ренная трасса ведет их отсюда, из потайных норок, к месту, где люди спят, а затем обратно. Прячутся они предпочти- тельно в пазах и щелях кроватей, рамок, в стенной обшив- ке или на участках стен, скрытых под рваными обоями. 54
Клопы предпочитают покой и темноту и потому чаще всего нападают на спящих. По этой-то при- чине они обычно гнездят- ся где-нибудь вблизи пос- телей, так что ночные рей- сы для них не слишком утомительны. Проголо- давшись, они становятся способны совершать и до- вольно далекие марши. Если дом, зараженный клопами, совсем покинут обитателями, то в конце концов и клопы уходят из него массами, и можно да- же видеть, как они дви- жутся по стенам дома в поисках места, которое может стать для них но- вым плацдармом. В слу- чаях, когда голод особенно силен, они, пренебрегая обычным отвращением к свету, способны доставить наблюдателю редкостное зрелище. И он видит, как клопы, при полном блеске солнечного сияния, всту- пают в его квартиру через открытое окно. Чаще, однако, эти ма- ленькие существа не про- являют такой активности и расселяются непроиз- вольно: сами люди заво- зят их на новоселье с ме- белью, рамами и всякой хозяйственной утварью. Клопы разных семейств. Ниж- ний — постельный.
Есть и другие возможности обзавестись клопами. Эти насекомые питаются кровью не только человека, но также и кошек, собак, крыс, мышей, летучих мышей, кроликов. Они нападают и на скворцов, воробьев, ласточек. Куры или голуби тоже могут быть сильно заражены этими паразита- ми. Таким образом, курятник, кроличья нора или опустев- шее гнездо ласточек вполне могут заселить дом клопами, причем жильцам и в голову не придет, откуда на них сва- лилась напасть. Однажды удалось наблюдать, как клопы переселялись из опустевшей голубятни, на которой укреп- лена была мачта радиоантенны. Подобно опытным кана- тоходцам, непрошеные гости двигались в дом по тонкому проводу. Если задуматься над списком жертв клопа, если при- смотреться к его меню, то можно подметить, что паразиты кормятся или на животных, обитающих в помещении вме- сте с людьми, или, в крайнем случае, достаточно близко от них. Похоже, для клопов важен не столько вкус крови, сколько условия, в которых живут жертвы. Здесь обнару- живаются связи и отношения, корни которых уходят, ви- димо, в весьма далекое прошлое. Вероятно, прирожденная тяга к сухому и теплому еще в доисторические времена сделала клопа паразитом пере- численных выше животных, нашедших себе постоянное убежище или временный кров в пещерах, где начали се- литься люди той эпохи. Став пещерным обитателем, и че- ловек превратился в кормильца паразитов. Весь последо- вавший прогресс, связанный с переходом человека сначала в хижины, а затем в современные дома, представляется, с клопиной точки зрения, только модернизацией пещер. Что главное для клопов? Сухость и более или менее равно- мерное тепло. Этому они и по сей день верны. ПИТАНИЕ, ОБЩЕЖИТИЕ, СЕМЬЯ Клопы склонны жить совместно, хотя питается каждый в одиночку и ни один при этом не заботится о сотоварищах. Как и у блох, у клопов кровожадны оба пола. Самцы обычно мельче самок и, видимо, не столь прожорливы. Самка способна за один прием поглотить пищи вдвое боль- 50
ше, чем весит сама; для самца достаточно половинной пор- ции, причем он высасывает не больше, чем весит сам. Та- кое немалое количество крови может быть поглощено насекомыми всего за каких-нибудь десять минут, что осо- бенно достойно удивления, если знать, как исключительно тонок их хоботок. На вид он массивен, так как его одевает внешняя обо- лочка-чехол, который, не входя, не проникая в тело, сги- бается при уколе и образует угол. Что же касается стиле- та, клопиного «жала», то о его диаметре можно получить представление по простому примеру. Впрыскивая больному наркоз или другое лекарство, врачи пользуются шприцем, снабженным тонкой полой иглой. Чтобы сделать укол наименее болезненным даже для особо чувствительных лиц, следует подобрать возможно бо- лее тонкую иглу. Но диаметр ранки, оставляемой в коже такой тончайшей медицинской иглой, превосходит сечение прокола, сделанного колющим ртом постельного клопа, в 500 раз! Как уже сказано, эти насекомые питаются в одиночку, но в своих тесных убежищах держатся предпочтительно скопом. Самцы и самки копошатся здесь рядом, и в моло- ди тоже нет недостатка: всюду полно мелюзги любых раз- меров, малыши уже вполне похожи на своих родителей, разве только лишены зачатков крыльев. Впрочем, и окрас- ка молодых бледновата, если только они еще не успели покормиться кровью, которая просвечивает сквозь их тон- кий покров и придает им, пока лишь временно, красный цвет. Мухи кладут яйца в навоз, комары — в воду, блохи ро- няют их в пыль, дальше ни один из названных видов не заботится о потомстве. А клопы? Проявляют ли они хоть какую-нибудь заботу о потомстве, налажена ли у них се- мейная жизнь? Отнюдь! Ни малейших доказательств в пользу этого предположения не существует. Они живут скученно, но только по той простой причине, что скапливаются в наибо- лее удобных для них местах. Впрочем, может быть, здесь в какой-то мере сказывается и взаимная тяга к запаху себе подобных. Избираемые клопами убежища на дереве или на стенах в доме сразу заметны опытному глазу. Они запятнаны из- вержениями желтоватого, рыже-коричневатого, даже чер- 57
пого цвета. Именно в таких загрязненных местах самки охотнее всего откладывают яйца. При откладке яиц выделяется клейкое вещество, кото- рое быстро засыхает на воздухе и надежно приклеивает яйца к подстилке. В отапливаемых помещениях размноже- ние возможно круглый год, и даже зимой. Примерно через неделю после того, как яйца отложены, из них выходит молодь. За каких-нибудь восемь дней она созревает, а взрослые насекомые — имаго — способны в течение нескольких месяцев, иногда даже свыше года, жить и размножаться. В истории развития клопов есть одна подробность, которую пора отметить. У большинства мух, комаров, блох из отложенного матерью яйца обязательно выводится личинка, совершенно отличная по форме тела и образу жизни от взрослого, закончившего развитие насекомого. Полностью выросшая, созревшая личинка окукливается, и лишь из куколки выходит взрослое, сформировавшееся на- секомое. А у клопов? Здесь из яйца сразу выводится, правда, крошечный, но настоящий по виду клопик. О том, что влечет за собой это отличие, читатель узнает из следующей главы. ИСКУССТВО «ВЫХОДИТЬ ИЗ СЕБЯ»... Малютка-клопик вылупляется из яйца, не имея ника- кой колыбели. Его жизненный путь задан ему заранее. Ед- ва вступив в жизнь, он уже вполне подвижен и первые же шаги свои направляет на поиск корма. В случае, если пищи нет, клопик способен подождать, он может постить- ся даже в течение двух месяцев. Никакой новорожденный у высших животных не перенесет подобного испытания. Клопы, как, впрочем, и другие сосальщики крови, легко переносят период вынужденной голодовки; эти насекомые исключительно выносливы. Конечно, пока они не могут кормиться, они и не становятся больше в размерах, зато одного-единственного приема пищи им достаточно, чтоб заметно подрасти. А расти клопам совсем не просто. Для клопов, так же как и для прочих членистоногих, этот процесс связан с оп- 58
ределенными трудностями. Прочный хитиновый панцирь, в который они одеты, растягивается лишь незначительно. Поэтому, подобно сшитому в обтяжку платью, этот панцирь раньше или позже становится препятствием для дальней- шего увеличения объема тела. Клоп решает задачу тем же способом, какой распространен среди всех членистоногих. Он выходит из себя, сбрасывая свой старый хитино- вый мундир, который взрывается изнутри. Это легко говорится, но далеко не просто делается. Ведь каждая ножка — а они так хрупки! — должна быть невредимой извлечена из своей старой кожи. Насекомые всегда тяжело переносят период «линьки», и их в эту пору погибает много. Но если все проходит бла- гополучно, то оболочка с шестью маленькими ножками в конце концов сбрасывается, и точная копия тела — только совсем пустая — лежит рядом с закончившим линьку на- секомым, которое именно сейчас, на протяжении тех не- скольких часов, пока не затвердел новый панцирь, способ- но расти. (Сброшенная рубашка представляет собой как бы слепок не только наружной формы, но и наиболее крупных, одетых в хитин, внутренних органов насекомого, например трахейных трубок и пр. *) Пять раз в жизни клопа повторяется это событие, преж- де чем он достигнет окончательного размера. В промежутке между каждыми двумя линьками насеко- мое должно по крайней мере один раз принять пищу, то есть пососать крови. Поскольку взрос- лые, даже когда они закончили рост, об- ладают только кро- шечными зачатками крыльев, они на пер- вый взгляд мало от- личаются от своей молоди. Другое дело кры- латые клопы. Здесь взрослое насекомое сразу опознается по хорошо развитым крыльям, тогда как самое молодое вовсе Клоп-щитник в полете. Па этих к ю- по в охотятся осы астат у с. Опп собирают в устраиваемых ими ячей- ках запасы пищи из щитииков.
лишено их, только несколько позже у растущего насеко- мого появляются культи. Вполне понятно, почему органы полета достигают пол- ного развития лишь после завершения линек. Самый опыт- ный и искушенный в съемке шкуры специалист не сумел бы извлечь неповрежденными из хитинового чехла вполне развитые крылья. Подобно клопам растут и кузнечики, которых мы часто находим весной в степи в виде еще бескрылых существ. То же можно наблюдать и у некоторых других насекомых. Уже с первых дней они ведут себя как взрослые, но, только пройдя последнюю линьку, обретают наконец крылья. Ак- тивная жизнь насекомого при этом не прерывается. По-другому развиваются бабочки, жуки, мухи или бло- хи. У них и внешний облик, и поведение гусениц или ли- чинок иные, чем у совершенных, полностью развитых на- секомых. Здесь превращения форм и внутренних органов каждого создания связаны с его коренной перестройкой, а для нее на какое-то время требуется покой. В этом и состоит особое значение «куколки». Если наблюдать ее из- вне, она находится в полном покое, тогда как внутри про- исходит глубокое изменение всей массы тела. В резуль- тате из окуклившейся личинки возникает непохожая на нее взрослая форма. После последней линьки созревшее насекомое взрывает оболочку кокона и, появившись на свет, расправляет крылья. Наш рассказ обо всех этих событиях как будто не про- тиворечит старому взгляду, согласно которому давление растущего тела способствует сбрасыванию оболочки. Линь- ка вроде бы механически обусловлена. Новые исследова- ния показали, что на самом деле процесс куда более сло- жен. На клопах его вполне удобно изучать. Давно известно, что у позвоночных имеются железы, которые, в отличие от слюнных, производящих слюну, или печени, выделяющей желчь, не выводят свою продукцию по специальным каналам. Производимые этими железами выделения разносятся по всему организму кровью. Подоб- но гормонам, они воздействуют на процессы развития организма. Примером такой железы у человека и других млекопитающих может служить щитовидная, совершенно необходимая для регулирования роста. Если эта железа удалена в раннем возрасте или разрушена болезнью, то рост и умственное развитие человека приостанавливаются. 60
Необходимо сложное сочетание воздействий многочислен- ных и разнородных желез, чтобы организм жил и разви- вался нормально. О гормонах насекомых еще недавно ничего не было из- вестно. Никто и не подозревал, что линька, например, ре- гулируется определенными железами внутренней секре- ции. Теперь в этом легко убедиться с помощью нехитрого опыта. Клопа (это был не постельный клоп) обезглавили. Никакое высшее животное не перенесет, разумеется, такой операции, а клоп выдерживает ее и не гибнет. Он способен безголовым прожить еще много месяцев и даже достичь более почтенного возраста, чем его ровесники, у которых голова на месте. Но это еще не так поразительно, как то, что выясняется далее. Оказывается, обезглавленный клоп ни разу после операции не линяет. Больше того: тот, кому удастся впрыс- нуть этому безголовому пациенту кровь нормального, не- оперированного клопа, убедится, что и безголовый с безу- коризненной аккуратностью сменит рубашку. Механизм этих удивительных явлений становится понятным, если произвести вскрытие: оно показывает, что вблизи от голов- ного нервного узла у насекомого расположена крохотная железа. Ее-то гормоны разносятся с кровью по телу и вы- зывают линьку. Когда насекомое обезглавлено, оно ли- шается этой железы и вместе с головой теряет способность линять, разве что здоровый донор снабдит его вместе с кровью недостающим веществом. Действие гормонов не ограничивается периодом линьки, но проявляется также в связанных с линькой изменениях формы тела. Если моло- дому клопу впрыснуть кровь более взрослых, находя- щихся накануне последней линьки, то эта операция вызы- вает досрочное созревание молоди: уже из следующей линьки насекомое выходит совершенным, полностью сфор- мировавшимся. И наоборот: если подсадить взрослым кло- пам железы молодых, эти клопы еще раз перенесут линьку и после нее обнаружат детские признаки, «впадут в дет- ство». Но не будем слишком далеко вдаваться в эти сугубо ученые материи. Может быть, и приведенных примеров до- статочно, чтобы признать добытые результаты важными для общей биологии, а не только для законов, действующих в мире клопов. Запомним сведения, которые нам преподал обезглавлен- 61
ный клоп. Они показывают: внимательное исследование любого животного, пусть совсем ничтожного, всегда будет вознаграждено существенными для науки открытиями. КАК КЛОПЫ ДОБЫВАЮТ СЕБЕ ОВОЩИ Заботливая хозяйка всегда следит за тем, чтобы дома на столе было достаточно овощей и плодов. Теперь выяс- нено, чем они так полезны: в них много витаминов. Хотя эти вещества необходимы для жизни, их существование долгое время оставалось неизвестным. Оно и неудивитель- но: в пище этих веществ содержится мало, да и организм использует витамины в самых крошечных дозах. Но в то же время, если слишком ограничить поступление витами- нов или совсем исключить их из рациона, это неизбежно приводит к тяжелейшим заболеваниям. Пусть так, но при чем тут клопы? — спросите вы. И я отвечу, что перед законами жизни все существа равны. Если постельного клопа рассмотреть под лупой, то с каж- дой стороны его тела можно обнаружить маленький орган, назначение которого без дальнейшего исследования неясно. Только под микроскопом с сильным увеличением здесь об- наруживается множество живых бактерий. Мы не забыли об этих низших растительных существах, знакомых нам по прошлой главе, где говорилось, что они являются возбудителями опасных болезней. Бактерии, рас- смотренные под микроскопом на постельном клопе, к со- жалению, не губят его и даже не вызывают никаких забо- леваний. Наоборот, без этих маленьких постояльцев клопы быстро погибают. Оба органа, о которых мы сообщаем, представляют места скопления не просто полезных, но жизненно не- обходимых для клопа бактерий; здесь, на спинке насеко- мого, для них приготовлены и стол и кров. Ни один клоп не появляется на свет без этих бактерий. Для этой цели существует ряд приспособлений: уже в теле матери бакте- рии проникают в молодые яйцеклетки и, пока идет разви- тие зародыша, они занимают определенные места, отведен- ные им в организме насекомого. Подобные отношения называют симбиозом. Этим тер- мином обозначается взаимосвязь двух разных живых соз- 62
даний, обоюдно принося- щих друг другу пользу. Для бактерий выгоды со- жительства в данном слу- чае очевидны. Еще бы: им предоставлены условия, в которых они процветают. Потому-то живущие на клопах бактерии из поко- ления в поколение возни- кают вновь и вновь на спинке насекомых. И как бы ни была жестока борь- ба за существование, им Стрелкой указан орган клопа, снабжающий его витаминами. нечего опасаться, что они исчезнут с лица Земли, по крайней мере, до тех пор, пока существуют клопы. Да, но в чем выгода, которую извле- кают из симбиоза с бактериями клопы? Над этой загадкой долго ломали голову многие. Совершенно очевидно, что хозяева-носители хорошо относятся к своим маленьким квартирантам. Не случайно же они предоставляют им убе- жище и пропитание, и тем более не случайно матери ис- правно наделяют бактериями свое потомство. Различные наблюдения и исследования позволили за- ключить, что бактерии участвуют в питании клопов: они производят необходимые для успешного роста этих насе- комых витамины, сходные с теми, которые мы получаем в плодах и овощах. Для постельных клопов кровь, которую они сосут, пред- ставляет неполноценный рацион: в ней не хватает вита- минов. Если сравнить питание постельного клопа и других сосальщиков крови, вскрывается любопытное обстоятельст- во: когда кровью питаются только взрослые особи, а для молоди существует другой стол, достаточно богатый вита- минами, то у таких насекомых нечего искать бактерий-со- жителей. Однако если и молодь, подобно взрослым, кор- мится кровью, то обязательно обнаруживается симбиоз. Постоянная на всех этапах развития нехватка витаминов, видимо, становится роковой. Места скопления бактерий или грибов выглядят как огородная грядка, на которой насекомые — сосальщики крови — бессознательно культивируют своих маленьких сожителей, поставляющих им богатый витаминами урожай. 63
(Для тех, кому вся эта история с подобием огородной грядки, существующей на спине клопа и снабжающей его витаминами, покажется надуманной, сообщим, что сходные явления в мире насекомых нередки. Только у других видов «огородные грядки» находятся в других местах, скажем, в специальных отростках кишечника. Так, в частности, об- стоит дело у червецов, жуков-точильщиков, термитов, му- равьев. Чаще всего подобные «огороды» засеяны одним видом бактерий или дрожжей. Но известны и иные слу- чаи. В теле одной цикадки обнаружено несколько «грядок», и каждая занята другим видом! *) В явлениях симбиоза у насекомых скрыто еще много ожидающих разрешения важных загадок. СКОЛЬКО ВРЕМЕНИ ВЗРОСЛЫЙ КЛОП МОЖЕТ ПРОЖИТЬ БЕЗ ЕДЫ? Есть люди, которые слабо реагируют на укусы насеко- мых. И не потому, что они храбры и выносливы. Просто существует неодинаковая степень восприимчивости к раз- ным веществам. Бывает, что кто-нибудь вовсе не чувствует укуса комара, но зато болезненно воспринимает укус кло- па. Другие и клопов не замечают. Но это — исключение. Как правило, спокойнее спится там, где клопов нет. Окончательно очистить помещение, зараженное этими тварями, не просто. Не зря о докучливом посетителе, от ко- торого не удается отделаться, говорят: пристал, как клоп! Нет никакой поэтической вольности в картине, нарисо- ванной швейцарским писателем Готфридом Келлером в его повести о «Трех праведных гребенщиках»: Иост глядит с постели на старую, давно знакомую ему стену и вдруг с изумлением и растроганностью видит, как из одного ме- стечка, много месяцев назад закрашенного голубой крас- кой, выползает оживленный весенним теплом клоп, похо- жий на маленькую горку небесно-голубого цвета. Сходные факты описаны и в научной литературе. Освобождать помещение на какое-то время в надежде, что клопы сами перемрут от голода, бесполезно. Взрослый клоп способен прожить без еды год, а то и больше.
ИИМ Вошь "Т—X начале этой книги черным по белому I j напечатано, что насекомые, как пра- / вило, летают. И вот опять приходит- I ся, хоть оно и неприятно, опровер- / 1 гать себя, сообщив, что вошь, подоб- f J но блохе или клопу, не летает. На ее X теле нет и следа крыловых зачатков. Однако от своего первого утверждения я все же не отка- зываюсь. Тот факт, что виды, о которых мы сейчас вспо- минаем, не подчинены правилу, объясняется их паразити- ческим образом жизни. Им нет никакой нужды предпри- нимать далекие путешествия в поисках пропитания или для встречи с себе подобными. Вот почему их средства передвижения крайне просты. Вошь не состоит в родстве ни с описанными в предыду- щих главах насекомыми, сосущими кровь, то есть с кома- ром, блохой, клопом, ни со своими тезками, известными под названием «листовая вошь» или «тля», которые близ- ки к клопам. Вши занимают в мире насекомых особое ме- сто и образуют самостоятельный отряд. О ВИДАХ ВШЕЙ И РАЗНООБРАЗИИ ИХ ВКУСОВ Блоха может переходить с человека на собаку и обрат- но — с собаки на человека. Ей ровно ничего не стоит по- кормиться кровью барсука или ежа. Мы уже из прошлой главы знаем, насколько разнообразны источники питания блохи. А вот вши строго придерживаются определенной пищи. Существует не один какой-нибудь вид вшей. Правда, 3 10 маленьк. непрошен, гостей 65
они не столь многолики, как клопы или блохи, но все же известно, по меньшей мере, 60 различных видов этого на- секомого, и все живут исключительно на млекопитающих. Их, как правило, не устраивает даже кровь птиц; о низших животных и говорить нечего. Даже млекопитающих они строго различают. Один вид живет на олене, другой — на домашнем рогатом скоте, третий — на мышах, есть также вошь кроличья, собачья, козья, вошь свиней (эта может кормиться и кровью человека), есть даже вошь слона. Эта поселяется за ушами могучего животного и приспособлена к тому, чтобы прокалывать толстую кожу животного и сосать его кровь. Похоже, чуть ли не на каждом млекопи- тающем (даже на тех, что обитают в морях*) есть своя вошь, и она проводит всю жизнь так, словно только ее кор- милец единственно съедобен. Итак, вообще млекопитающее обходится одним видом вши, и лишь человек составляет не заслуживающее зависти исключение: его тело может давать приют трем видам па- разита — головной, платяной и площицы. Все три вида питаются человеческой кровью, и тем не менее вкусы этих паразитов различны. Головная вошь предпочитает область волосяного покро- ва головы, тогда как площица устраивается на прочих во- лосистых частях тела. В волосах головы может оказаться и платяная вошь, но это лишь потому, что она меньше всех привязана к месту и может кочевать по всему телу, впро- чем, всего охотнее обосновывается во внутренних складках одежды. Три вида вшей.
Головная вошь лишена крыльев, которыми обла- дает комар, лишена она темперамента и прыткос- ти, свойственных блохам. Но она привольно чувст- вует себя в волосяном ле- су и перемещается в нем, используя ножки, осна- щенные приспособления- ми, которые возмещают и отсутствие крыльев и не- умение прыгать. Что это за приспособ- Последние членики ножек вши платяной (наверху) и вши моржей заметно различаются. ления? Прежде всего, мощные мышцы ног и надежные щипцы на лапках. С их помощью насекомое способно пробираться в чащу волос и мертвой хваткой прикреплять- ся к ним. В промежутках между двумя приемами пищи насеко- мое тоже остается на теле носителя. Здесь оно и отдыхает и откладывает яйца. Чаще всего яйца приклеиваются к во- лосам с помощью быстросхватывающей «замазки», кото- рая накрепко застывает, словно припаивается. Примерно спустя две недели из яиц (гнид) вылуп- ляется молодая вошь. Она значительно мельче взрослой, но во всем остальном подобна ей и ведет поначалу такой же образ жизни. Здесь, как и у клопа, нет, следовательно, стадии куколки. Проходит еще недели три, пока молодые подрастут и приобретут способность размножаться, ни разу за все время не покинув волосяной покров хозяина. Одно поколение за другим может сменяться на одном и том же месте. Что и говорить, маленькие существа, о кото- рых мы рассказываем, нельзя упрекнуть в отсутствии цепкости. Зажимы, с помощью которых насекомые прикрепляют- ся к какому-нибудь месту, способны противостоять пора- зительно большой силе: держась на одних передних нож- ках, вошь может на протяжении минуты выдержать груз, в 2000 раз превышающий вес ее тела. Никакой самый вы- дающийся атлет не вынесет ничего подобного, иначе ему пришлось бы держать груз в 150 тонн! (Существуют формы и с еще более мощными прицеп- ными ногами. Они паразитируют на ластоногих. Ластоно- 67
гие, как известно, плавают, и паразиты вынуждены в это время держаться на хозяине. У этих паразитов коготки зубчатые и вся конечность напоминает скорее ногу кра- ба, чем ногу насекомого *.) Замазка, которой яйца приклеиваются к волосам, обе- регает насекомое уже на самых молодых стадиях разви- тия и не дает им в этом возрасте оторваться от опоры. Органы чувств паразита в совершенстве приспособле- ны к их оседлому образу жизни. Лучше всего они чувст- вуют себя при температуре 28—30 градусов. Чтобы выяс- нить, какую именно температуру эти насекомые предпочи- тают, пришлось подвергнуть их воздействию целой «гам- мы» температур. Делается это просто. Представим себе пластину, снабженную специальными ходами, в которые и пускают насекомых. На одном конце пластину нагре- вают, а на другом охлаждают, так что она превращается в единую температурную шкалу. Как трубы в органе раз- мещены по убывающей — от самых длинных до самых ко- ротких, так и отдельные участки пластины различаются по температуре — от самой высокой до наиболее низкой. Когда насекомых помещают в ходы пластины, они избира- ют здесь всегда те участки, которые нагреты до 28—30 гра- дусов. Это и есть температура, соответствующая их потреб- ности. И на человеке они ищут именно ее, потому и про- бираются поглубже в волосы или предпочитают участки, расположенные ближе к излучающей тепло коже. Здесь им меньше всего грозят разные невзгоды и случайности, кроме того, здесь они ближе всего к источнику пищи. Она у них поблизости, тут же, как говорится, под боком, и им пет нужды непомерно наедаться впрок, как это приходится делать блохам или клопам. Вши предпочитают принимать пищу понемногу, но часто с небольшими перерывами. Они так привыкли к этому образу питания, что при голодовке погибают уже через несколько часов, тогда как блохи и клопы способны поститься без ущерба для себя в течение месяцев. НЕСНОСНАЯ И ОПАСНАЯ ТВАРЬ Каждый из видов сосущих кровь оснащен орудиями, ко- торыми прокалывает кожу своего кормильца. Орудия эти содержатся в футляре. Он отчетливо виден с нижней сто- 68
роны головы. Маленький «рот» вши кажется совсем бес- помощным. (Известный русский энтомолог профессор Н. А. Холодковский установил, что «жало», или игла рото- вого аппарата, состоит из четырех щетинок. Это колю- щая часть рта, сосательную же составляет передняя часть пищевода *.) Здесь не рассмотреть ни ножен, ни стилета, втянутых глубоко в голову и обнажаемых лишь тогда, когда насеко- мое готовится сосать кровь и пока оно кормится. А это про- должается недолго: через несколько минут прием пищи закончен. Мы уже знаем, что вошь — не обжора, пьет кровь понемногу, зато часто. Укус, произведенный этим паразитом, вызывает зуд но меньший, чем укусы других насекомых. Это несносное пле- мя исключительно привязчиво и способно размножаться до такой степени, что становится небезопасным для здоровья человека. Во время первой мировой войны велась ожесто- ченная борьба против вшей. Уже через несколько недель после начала войны из ча- стей действующей армии (автор пишет об австрийской и германской кайзеровской армиях в первой мировой вой- не *) с фронта стали приходить сообщения о том, что сол- даты в высшей степени страдают от паразитов. Вскоре вспыхнула жестокая эпидемия сыпного тифа, унесшая многочисленные жертвы. В прошлом подобные эпидемии считались неизбежными спутницами войн и для борьбы с ними не было никаких средств. Но теперь, как раз нака- нуне войны, было установлено, что единственно вши рас- пространяют заболевание тифом. Можно находиться в одном помещении, даже спать вместе с десятками сыпно- тифозных больных, но если нет вшей, то нет опасности заразиться тифом. Вши распространяют и другие заболе- вания, такие, как возвратная, или пятидневная, лихорадка. Полное истребление этих насекомых — единственно вер- ное средство, позволяющее прекратить подобные эпиде- мии. ГАЗЫ ПРОТИВ НАСЕКОМЫХ-ПАРАЗИТОВ Таким верным средством уничтожения этой нечисти стали удушливые газы. Нет нужды объяснять, что это ору- жие исключительно сильное. Убийственное действие его 69
проникает в самые укромные карманы и складки платья. Оно безвредно также для предметов, которые не выносят обработки паром или сухим теплом. Из всех испытанных газов наилучшие результаты дала синильная кислота. Во время первой мировой войны, едва опасность была осознана, удалось быстро создать сеть учреждений для борьбы с паразитами. Каждая хорошо оборудованная для борьбы с паразитами «точка» представляла воздухонепро- ницаемое помещение, в которое складывали одежду и дру- гие подозрительные предметы, подлежащие обработке. Там, где обработка газом производилась добросовестно, ни одно насекомое не оставалось в живых, убивались даже яйца. Одновременно уничтожались также и клопы, что было, ко- нечно, большой удачей. В наше время описываемый здесь способ, родившийся в годы первой мировой войны, значительно усовершенст- вован. Теперь вместо синильной кислоты, которая чрезвы- чайно ядовита и для человека, так что применять ее можно лишь с очень большой осмотрительностью, для газации ис- пользуют другие вещества. В каждом отдельном случае только специалисты вправе решать, какой план действий будет наиболее надежным для истребления того или иного вида насекомых в тех или других условиях. Применение газов для уничтожения паразитов и вреди- телей получило такое широкое распространение, какого никто и не предвидел. На мельницах часто заводится крайне неприятная крошечная бабочка — мельничная огневка. Малютки-гусеницы этой бабочки-огневки живут в муке, пожирают ее, загрязняют, а сверх того, еще и сваливают в комки, оплетая муку нитями. Эти комочки сильно пор- тят и мукомольные устройства. Потому-то на крупных мельницах все оборудование время от времени обрабаты- вают газом. Эта операция начисто уничтожает вредителя, а мучные продукты и другое продовольствие не терпят от нее никакого ущерба: ведь ядовитый газ бесследно улету- чивается. Сходным способом уничтожают мышей на продоволь- ственных холодильниках. Еще важнее использование га- зов против грызунов на пароходах, где когда-то во время заморских плаваний они представляли постоянную угро- зу как переносчики чумы. Газация быстро и надежно очи- щает от крыс и от всякой другой пакости самые крупные суда. 70
О ПОЛЬЗЕ МЫТЬЯ ГОЛОВЫ, СТИРКИ БЕЛЬЯ И ГОРЯЧЕГО УТЮГА Мощно схватывающие волос щипчики ножек не мешают вшам менять местоположение на голове. Короткие прогул- ки входят в их распорядок дня. Поэтому при непосредст- венном соприкосновении людей или, например, через го- ловной убор или обивку сиденья насекомые вполне могут перебраться с одного человека на другого. В обстановке, где соблюдаются все правила гигиены, подобная возможность, конечно, невелика. Но она все же сохраняется до тех пор, пока есть хоть одна грязная голова. Разумеется, несколько обнаруженных паразитов еще не повод для военных действий с применением газов. Давно известны простые и безопасные домашние средства для очистки головы: достаточно регулярно мыть ее, добавляя к воде уксус или керосин. Надежнее этих старинных средств новые химические препараты, которые можно при- обрести в любой аптеке. От платяных вшей можно избавиться с помощью ре- гулярной стирки и чистки одежды, кипячения белья, обра- ботки носильных вещей сухим паром, проглаживания горя- чим утюгом.
Платяная -w— Т** or да весеннее солнце изгна- f ло затянувшуюся зиму из ее МОЛЬ f 7 последних укрытий и когда К стало ясно, что теплые вещи I \ в ближайшие месяцы не по- I \ / требуются, тогда для домови- _Х X/ тых хозяек начинается труд- ная пора войны с маленькой бабочкой. Как иначе назвать действия, предпринимаемые для спасения зимних вещей от всепроникающей порчи? С первых дней лета моль — именно так называется бабочка — беспорядочно порхает по комнатам. За ней все охотятся, хлопая в ладоши, чаще всего безуспешно, пока в конце концов маленькое создание не улетает. Иногда оно все же оказывается уничтоженным. С тревогой начинают вспоминать хозяйки, куда они сложили прошлой осенью мешки, предохраняющие от мо- Моль: платяная (слева), меховая (в центре), ковровая (справа).
ли, бросаются к старому сундуку, в котором хранятся зим- ние вещи. Позже будет ясно, пробралась ли, несмотря на все, моль в мешки, выполнили ли свое назначение нафта- лин или другие противомолевые средства — бумага, газе- ты, в которые завернуты вещи, или же, преодолев воздвиг- нутые на ее пути препятствия, зловредная моль выела все же в шерстяных чулках безобразные дыры. Скажем сразу: эти дыры выедены не тем крылатым созданием, которое только что летало. Моль — бабочка, а у бабочек длинный и тонкий хоботок пригоден только для того, чтоб сосать нектар из цветов, и никак не для того, чтоб прогрызать дыры в чулках. К тому же крылатая моль вообще ничего не ест. Свою жизнь, длящуюся всего не- сколько недель, она проводит голодная, и заканчивает су- ществование вконец истощенной. Хотя и бесспорно, что не бабочки повинны в возникно- вении дыр, о которых говорилось, полностью оправдать их тоже невозможно. Дело в том, что моль приносит вред в молодом возрасте, пока живет в виде крохотной гусенички. И потомство ее, если ему не помешают появиться на свет, будет вести себя так же. О БАБОЧКАХ ВООБЩЕ И О МОЛИ В ЧАСТНОСТИ Пожалуй, многие, услышав, что платяная моль отно- сится к числу бабочек, только недоверчиво покачают голо- вой. Ведь одно слово «бабочка» вызывает воспоминание о крупных и великолепно расцвеченных созданиях, которые в нашем представлении неразрывно связаны с прелестью летней поры. Мы с детства знаем лимонницу, белую капуст- ницу, адмирала, жемчужницу и многих других бабочек. Известен нам и толстобрюхий, не столь ярко окрашенный сфинкс—«мертвая голова». Как и прочие ночные бабочки, он появляется из мрака и летит на свет лампы. Без устали кружат сфинксы и им подобные большекрылые создания вокруг ламп, бьются об их стекла. (Почему так привлекает бабочек искусственный свет? Он богат фиолетовыми луча- ми и в этом похож на свет звезд, проникающий сквозь тол- щу атмосферы. Но свет звезд и Луны воспринимается лишь небольшим количеством фасеток сложного глаза ба- бочек и помогает им ориентироваться в полете; когда же насекомое приближается к лампе, ее свет воздействует сра-
зу на все фасетки, и бабоч- ка, «сбитая с толку», теряет ориентировку *.) Из отложенных бабочка- ми яиц выводятся гусеницы, которые с редкостным аппети- том поедают листья, быстро растут и затем окукливаются. После периода покоя из ку- колки развивается бабочка. Дневные и ночные бабоч- ки — настоящая страсть мно- гих коллекционеров. Они-то знают, что к числу бабочек относится также необозримое множество самых различных видов моли. По главным и наиболее заметным призна- кам эти моли вполне сходны со своими статными сороди- чами, а что касается разме- ров — связаны с ними целой серией переходных ступеней. До настоящего времени известно и описано свыше 100 тысяч разных бабочек, из них 25 тысяч мелких. Тот факт, что любители не часто собирают экземпля- ры этих мелких видов, объ- ясняется различными причи- нами. Во-первых, их бесспор- но труднее определять, чем крупных, охота на которых более увлекательна. Многие настолько мелки, что рас- правлять и готовить их по всем правилам для помеще- ния в коллекционные ящики Моль (внизу слева) значительно меньше по размерам, чем бабочки многих других семейств.
Так выглядит бабочка моли с нижней стороны. маленьких бабочек, мо- умеют лишь опытные коллекционеры. Но даже среди наи- более искушенных знатоков бабочек только редкие снисхо- дят до собирания мелких форм. Зато именно эти формы щедро награждают исследователей счастливыми находка- ми, открывая, правда только под лупой, бесконечное богат- ство расцветок и изящество рисунков на крыльях. В сущности говоря, моль не так уж неизвестна профа- ну, как тот сам полагает. Кому не доводилось надкусывать червивое яблоко? Рыжеватый «червь» в сочной мякоти — это гусеница очаровательной ма- ленькой бабочки — яблонной плодожорки. Другой вид моли— бабочка сливовой плодожорки. На листьях куста роз да и дру- гих растений часто можно ви- деть бледные извилистые линии червоточин. Это ходы, проло- женные совсем крошечными гусеницами. Они настолько ма- лы, что могут выедать внутрен- ние части листа, не повреждая при этом ни верхнюю, ни ниж- нюю его поверхности. Личинки многих видов моли живут на листьях или на цветах. На пло- довых деревьях и кустарниках часто можно видеть стянутые и оплетенные белыми нитями веточки и пучки листьев. Внут- ри этих пучков скрыты гусенички ли. У них на белых узких и блестящих, как атлас, перед- них крыльях черным пунктиром выведен очаровательный рисунок. Так на каждом шагу под открытым небом встречаешься с гусеницами моли, знать бы только, где их искать, когда надо. В большинстве случаев они ускользают от внимания, мы их не замечаем. Ведь эти создания совсем малы и сами не нарушают нашего покоя. Другое дело, когда на плодо- вых деревьях появляются их гусеницы — яблонная моль, или когда на мельнице заводится зерновая моль, или ког- да огневка повреждает муку, наносит ущерб продовольст- венным запасам, или когда, наконец, платяная моль по-
Множество видов моли вре- дят культурным растениям. Здесь показаны разные моли: капустная, смородинная, яб- лонная ( внизу /. вергает в уныние хозяйку. Тут начинается беспощадное сражение, в котором человек изобретает всё новые средст- ва для истребления врага и иногда действительно с ус- пехом противостоит неисто- щимой плодовитости про- тивника. ВЕЩЕСТВА СЪЕДОБНЫЕ И НЕСЪЕДОБНЫЕ Платяная моль малень- кая бабочка. Среди ее бли- жайших сородичей, опреде- ляемых зоологами как моль в строгом смысле этого сло- ва, большинство в возрасте личинок питается листьями, зерном, плодами, а также другими веществами, съедоб- ность которых очевидна. Но гусеница платяной моли под- держивает свое существова- ние, поедая волос, мех и шерсть. Это может показаться странным человеку. Для нас волос, мех, шерсть — вещества несъедобные. Даже самый жестокий голод не заставит нас жевать и глотать волосы, да и проглотив, мы все равно не смогли бы переварить их. Что это, собственно, значит: «несъедобное вещество»? Ведь гусеница моли питается волосом? Чтобы лучше разо- браться в этом, надо понять, что происходит в организме при переваривании пищи. Различные продукты, которые мы потребляем, посту- пают в желудок, а отсюда в кишечник. Чтобы вещества продуктов стали в той или иной мере полезными организ- му, они должны проникнуть сквозь стенки кишечника и достигнуть крови. Это возможно лишь в тех случаях, когда продукты предварительно растворены в жидкости, посту- пающей в пищеварительный тракт. Многие продукты, которыми мы питаемся, например сахар, прекрасно раство- 76
ряются в обычной воде, но хлеб и мясо в воде нераствори- мы и могут проникнуть в кровь только после того, как под- вергнутся определенным химическим воздействиям: слю- ны, желудочного сока, а затем выделений кишечника. В этом и состоит пищеварение: оно разлагает пищу на бо- лее простые и растворимые вещества. Для разной пищи требуются и разные воздействия. Способны мы или не спо- собны переваривать какую-нибудь пищу, зависит от того, содержат ли слюна и желудочный сок вещества, которые могут ее обработать, сделать легко растворимой. Волосы представляют производное кожной ткани. Они состоят из тех же веществ, что ногти, наружные покровы тела, перья птиц, копыта лошадей, рога скота. Эту ткань называют роговой. Она возникает из живых клеток кожи и проходит превращения, во время которых клетки отми- рают. Нам ничуть не больно, когда мы стрижем ногти или волосы. Это мертвые и, значит, уже потерявшие чувстви- тельность ткани тела. Роговая ткань, подобно живым клеткам тела, из кото- рых она образуется, построена из белковых веществ. Белок вообще весьма ценный продукт, но в нашем организме не производятся вещества, способные воздействовать на белок роговой ткани, и поэтому мы не можем ни разлагать его на более простые соединения, ни тем более растворять. За- то гусеница платяной моли обладает нужными вещества- ми; благодаря им гусеница может кормиться мехом и перь- ями и при этом чувствовать себя не хуже, чем мы, когда питаемся мясом и другими продуктами, содержащими белок. Животных, переваривающих роговые ткани, немного. Оттого эта способность и кажется удивительной. Ведь мы воспринимаем самые диковинные явления как нечто само собой разумеющееся только потому, что видим их каждо- дневно. Тот, кого занимают оригинальные особенности питания, найдет, что платяная моль с этой точки зрения нисколько не менее интересна, чем любое другое существо. То же можно сказать и о других видах моли. Например, моль восковая. Это бич пчеловодов, ее ли- чинки безобразно разрушают и портят дорогие восковые соты. Каким образом? Разве воск съедобен? Смотря для кого. В воске содержатся жиры, которые не могут быть ус- воены ни одним видом насекомого. Но в пищевом тракте 77
гусениц восковой моли обитают бактерии, которые рас- щепляют воск на перевариваемые составные части. Гусе- ницы других видов моли живут в масле, в свином сале, в жировых тканях трупов... Когда под жарким небом африканской степи белеет ске- лет антилопы, можно подумать, что все съедобные останки этого животного давным-давно съедены мелкими и круп- ными хищниками. И неверно! Оказывается, рога еще пол- ны гусеничек моли, сотни куколок покрывают источен- ный рог, свидетельствуя о том, на каком корме моль вы- росла. И вот мы снова вернулись к роговому веществу и его потребителям. В Африке и Азии известны моли, гусеницы которых живут в копытах лошадей, в рогах буйволов и т. п. Да и наша платяная моль в доисторические времена, оче- видно, была вынуждена добывать себе корм на воле. Его тут и сейчас сколько угодно: там шкуры падали, здесь перья птицы... Такая деятельность моли, пожалуй, даже полезна. Если бы не она, мех, шкуры, перья так и лежали бы мертвым грузом. А моль вновь возвращает их в кру- говорот живых веществ. КАК ОБРАЗУЮТСЯ ПОВРЕЖДЕНИЯ, СДЕЛАННЫЕ МОЛЬЮ Мамаша-моль не утруждает себя: свои яйца она не прилепляет ни к волосам, ни к шерсти, ни к чему-либо другому. Она даже не производит никаких выделений, с помощью которых могла бы приклеивать яйца, как делают другие насекомые. Поэтому яйца моли легко стряхнуть с ткани. Но если этого не сделать, если ничто не помешало им спокойно созреть, то через одну-две недели из каждого вылупляется гусеничка. На чистой шерстяной материи, которая больше всего подходит для этого насекомого, гу- сенички ведут себя точь-в-точь, как скотина на плодород- ном лужке: сразу принимаются пастись! Все можно делать по-разному, по-разному можно и пасти. Когда пастух перегоняет стадо на огороженный участок и здесь предоставляет коров самим себе, они по- немногу щиплют траву всюду, и то там, то здесь остаются отдельные кустики сорняков, которые оказались им не по вкусу. Наши гусенички пасутся на шерстяном газоне не- равномерно. Они не слишком подвижны, и если корм им 78
подходит на облюбованном месте материи, за одни только сутки возникает дыра. Не трудно догадаться, почему гусеницы оседлы: они словно привязаны к шалашику, который сами себе соору- дили, и покидают его очень неохотно. Гусеницы оснащены прядильными железами. (Они представляют видоизмененные слюнные железы и встреча- ются не только у гусениц, но и у личинок ручейников и перепончатокрылых, например пчел, муравьев и др.*) Же- лезы выделяют через рот насекомого нить жидкого шелка, он быстро твердеет на воздухе. Так взрослая гусеница шелкопряда сооружает кокон и в нем окукливается. Спле- тенная из шелка прочная сторожка защищает куколку во время покоя. Часто можно видеть, как маленькие гусени- цы на тонкой шелковой нити спускаются с ветки. Не один скалолаз позавидует им, когда они, раскачиваясь на нити, которую сами выделили, преодолевают большущие для них пространства с тем, чтоб ускользнуть от опасности или просто сменить место. Едва вылупившись на свет, гусеница моли принимает- ся прясть из собственного шелка маленькую жилую трубоч- ку. Снаружи это сооружение отделывается шерстинками, которые тут же и выкусываются, так что дом превосходно замаскирован и имеет совершенно тот же цвет, что и ма- терия, с которой шерстинки собраны. (Способность маскировать кокон, камуфлировать его под фон, на котором гусеница окукливается, широко распрост- ранена. Гусеница моли, живущей на острове Цейлон, стро- ит себе чехлик из кусочков мха, песчинок и лишаев. В яр- ко-синей картонной коробке я держал гусеницу бабочки- бражника, которую выкармливал до тех пор, пока она не окуклилась. Снаружи весь кокон оказался словно вывалян в ярко-синие картонные стружки, а на картоне можно было рассмотреть места, с которых гусеница соскребала укрытие для кокона *.) Личинка моли строит свой домик, выставляя голову из трубки, чтобы сорвать волосок и съесть его, а затем при- няться за следующий. Если это шкура, то сжевывается ис- сохший покров. Когда все вокруг выхода из трубки начисто подобрано и ничего съедобного вблизи не осталось, дом чуть-чуть надстраивается, удлиняется. Эта дополнительная работа выполняется лишь в случае необходимости, поэтому пастбищные участки строго ограничены. 79
Гусеница моли, поки- нувшая свой чех- лик — футляр, кото- рый служит ей кро- вом. Трубка — обиталище гусениц — походит на колчан п служит не только оболочкой для нежного тела гусениц и не только укрытием, предохраняющим от возможных ране- ний. У нее есть и другая важная роль. Гусеница живет на шерстяной материи, а здесь не бьют, разумеется, никакие родники, не выпадает никакая роса. Сколько бы ни жила гусеница моли, она ниоткуда не получит ни капли влаги. Всю необходимую жидкость гусеница извлекает из пи- щи. Но когда хлебом насущным служит шерсть, то можно считать, что этот «хлеб» на редкость сухой. Просто удиви- тельно, как эти мягкотелые и сочные гусенички способны добывать влагу из такого черствого корма! Конечно, им приходится весьма экономно расходовать влагу. На откры- том воздухе гусеница слишком подвергалась бы опасности иссушения. Как хлеб хранят в коробке, чтобы он не быст- ро черствел, так и гусенички прячутся под оболочкой, ко- торую сами себе сплели, спасаясь от чрезмерной потерп влаги. Впрочем, при всем своем домоседском образе жизни, гу- сеницы моли способны перемещаться. Это весьма кстати, если вспомнить, что при откладке яиц мамаши проявляют подчас довольно очевидную нераз- борчивость в отношении места, на котором предстоит появиться на свет их потомству. То ли по причине отсутствия чего-нибудь лучшего, то ли из-за недостаточной способности к вы- бору, моль нередко откладывает яйца на материи, которая для ли- чинок не вполне подходит. В этих случаях, обнаружив нехватку кор- ма, гусеницы моли покидают свои футляры и отправляются странст- вовать. От природы они не очень хорошо оснащены для перемеще- ния. Три пары коротких передних ножек с крючками столь же мало приспособлены для совершения маршей, как и зачатки брюшных ножек. Особенно там, где пере- двигаться приходится по материи или по шкуре животного.
Тут на помощь насекомому снова приходят его ткаческие таланты. Отправляясь в странствие, гусенички постепенно выпускают нить, надежно прикрепляя ее к подстилке то слева, то справа. Перекрещиваясь, эти нити и оказываются теми ступенями шелковой веревочной лестницы, по которым гу- сеницы движутся, попеременно впива- ясь в них концами ножек. Как ни мед- ленно это идет, все же, перемещаясь, они достигают скорости до 40 санти- метров в час и при этом не высыхают. Так гусенички, разве только им совсем уж не повезет, раньше или позже доби- раются до более богатого пастбища, где вновь устраивают себе плетеный кров. Как долго будет развиваться личин- ка, во многом зависит от качества кор- мов. Если питания достаточно и оно личинку устраивает, развитие завер- шается недели через две-три, а при А вот как она выглядит, пока скрыта в чех- лике. нехватке корма моль не успевает окукливаться, даже по прошествии года. Закончив рост и созрев, гусеничка про- бирается ближе к месту, где ничто не помешает бабочке, вышедшей из кокона, отправиться в полет. Поэтому, если гусеница развивалась в глубине шерстя- ной обивки, она, как только приближает- ся пора окукливания, выползает бли- ЙЗЭК же к поверхности. Конечно, она не ШпТ[№А знает, почему поступает так. Это один из ее жизненно важных инстинктов, ми/ Ж подобный тысячам тех, которыми при- рода одарила самые незаметные свои чМ создания. Пробравшись к поверхности, гусени- WFjjj ца прядет себе новый футляр, в кото- ром и окукливается. (Разумеется, кокон моли — не чета кокону тутового шелко- гТт пряда. У гусеницы шелкопряда длина уу шелковыделительной железы в пять раз больше длины тела, и она равна почти куколка мебелъ- четвертой части веса гусеницы. Да и во- ной моли. 81
л окно нити тутового шелкопряда исключительно прочно: на один квадратный миллиметр сечения нити может при- ходиться нагрузка до 46 килограммов, и она ее выдержи- вает. Это крепость стальной нити! Шерсть, которой пи- тается моль, выдерживает предельную нагрузку всего 0,11 килограмма. Но кокон, скрывающий куколку моли, в общем, довольно прочен *.) Недели через две на свет вы- ходит крылатая моль. Холод значительно удлиняет период покоя куколки. ЗАТВОРНИЦЫ Летающих бабочек моли чаще можно видеть в жаркую пору года. Но там, где помещения отапливаются, моль способна размножаться круглый год. Число отложенных яиц зависит от того, насколько обильно она питалась, пока была гусеницей. В среднем самка моли кладет около ста яиц за две-три недели. Этому занятию и посвящена в ос- новном ее жизнь. Самцы живут на несколько дней дольше. Приходится удивляться не короткому жизненному пути маленьких бабочек, а тому, как долго они остаются в жи- вых. У этих нежных созданий и ротовое устройство и даже кишечник недоразвиты; поэтому крылатая моль неспособна принимать корм, даже просто сосать воду. В течение всех недель жизни бабочка только расходует запасы той пищи, что была усвоена гусеницей. И они столь основательно сами себя поедают, что ко времени кончины тело их весит в два и даже в четыре раза меньше, чем весило поначалу. Подобно автомашине, в которой до капли опустошен бак с горючим, маленькие создания исчерпали свои запасы, свои источники энергии. Ни на какое действие они больше не способны и поги- бают от истощения. Известно много видов бабочек, у которых самцы и сам- ки легко распознаются по внешним признакам. У знаме- нитых бабочек морфо крылья самцов отливают голубым полированным блеском, которым не обладают самки. Сам- цы платяной моли отнюдь не щеголи и лишены пышных нарядов. Их узкие крылья, подобно крыльям самок, окра- шены вполне скромно и имеют желто-коричневый цвет. И все же невесты обращают на них внимание. Возможно, они воспринимают недоступный нашему обонянию аромат. 82
Ведь известны другие бабочки, у которых дело обстоит именно так. (Знаменитый французский энтомолог Жан-Ан- ри Фабр доказал, что ночные бабочки павлиний глаз на- ходят друг друга в темноте, прилетая иногда за много ки- лометров, и ориентируются при этом только по запаху*.) Если самцы моли по внешним признакам и не очень от- личны от самок, то своим поведением они резко отличаются от них. Здесь я сообщу факт довольно неожиданный: самцы часто и оживленно летают, тогда как самки находятся в укрытиях, покидают их неохотно и больше склонны пря- таться в щелях или в складках. Ничего удивительного, что самки ленивы на полет. Из- за брюшка, отяжеленного яйцами, у них на одинаковую несущую поверхность крыла приходится удвоенная на- грузка. Потревоженные, они торопливо убегают в поисках места поукромнее. Таким образом, когда все домашние гоняются, преследуя легко летающую по комнате моль, охота, в сущности, бесполезна. Что проку, если даже унич- тожить самца? У моли их, как правило, чуть ли не в два раза больше, чем самок. При таком положении практически ничего не значит для продления рода, больше или меньше на одного самца насчитывается в данном месте в данный момент. Самки — те укрыты и не носятся в воздухе, пор- хая перед нами, а численность потомства зависит именно от них. Вот если уничтожить самку, это уменьшит коли- чество отложенных яиц примерно на сто. ТРИ ВИДА МОЛИ Прежде чем объявлять войну моли, полезно принять во внимание обстоятельство, которого мы до сих пор еще не касались. Существует не один, а три разных вида мо- ли, и все водятся у нас дома, все угрожают нашему платью, шерстяным изделиям, коврам, обивке мебели, мехам. Настоящая платяная моль встречается чаще всего. Моль меховая, или шубная, меньше распространена^ Она столь же редко ограничивает свое питание мехом, как платяная разной одеждой. Обе формы до того между собой сходны, что даже иным зоологам не удается отличить один вид от другого. Третья моль, ковровая, так же редка, как и меховая. Не знаю, почему ее назвали ковровой. Во всяком случае, гусеницы этой бабочки не 83
(ШМКЖПВЙ прочь полакомиться и шер- стяным платьем. Закончив развитие, ковровая моль заметно отличается от двух предыдущих своими крап- чатыми крыльями, темно- коричневыми у основания. Кто однажды видел моль трех только что на- званных видов, не спутает ни одну из них с другими. Но несведущие, они, к ве- ликому огорчению люби- телей бабочек, совсем не так уж редки, готовы без разбора преследовать и уничтожать любого ма- ленького мотылька, что • попадается им на глаза. Самец ковровой моли. Особенно дома. А спро- сить бы их, зачем они это делают. Что же касается платяной, меховой, ковровой мо- ли, тут, конечно, дело другое. Теперь, когда я рассказал вам все, и вы, не хуже опыт- ного зоолога, можете различать три вида моли, свалим-ка их без колебаний в одну кучу! У нас для этого тем больше права и основания, что со всеми тремя видами борются одинаково и все три одинаково надо истреблять. ВОЙНА ПРОТИВ МОЛИ В войне против моли, которую ведут люди, у них есть один союзник: маленькое перепончатокрылое — наездник. Он выискивает молодых гусениц моли, жалит их своим длинным стилетом, откладывая яйца. Яйцо наездника раз- вивается в теле гусениц; здесь из него вылупляется черве- образное создание, которое постепенно изнутри выедает тело своего хозяина-носителя. Поначалу оно оберегает жиз- ненно важные центры своего кормильца, который на благо паразиту продолжает расти и развиваться. Когда гусеница моли наконец вырастает, личинка наездника почти дого- няет ее в размерах, и тут бьет последний час гусеницы! 84
«Wfi! Она, правда, еще успевает спле- сти себе куколочный кокон, но он уже станет для нее могилой, а для куколки наездника послу- жит колыбелью. Многие виды моли стано- вятся жертвой пауков и других пожирателей насекомых. И все равно моли всегда остается до- статочно, чтобы у хозяек было основание тревожиться о теп- лых вещах. Старое домашнее средство: чаще чистить, выбивать, сушить на солнце находящиеся под уг- розой вещи известно, вероятно, всем. Это всегда полезно: гусе- нички моли не выносят ни жа- ры, ни света. Достаточно чуть потревожить их, как они поки- дают свои трубчатые навесы. Иногда бывает полезно про- С первого взгляда и не догадаться, что это все- го только «поясной портрет» платяной моли. гладить одежду горячим утюгом. Но есть и другой способ: платье, материю, шерстяные чулки завертывают в газетную бумагу. Здесь не бумага и не типографская краска вредят моли. Да и не важно, взята ли чистая бумага или с печатным текстом, газета это или другая бумажная обвертка. Были бы только листы целы, без трещин и дыр. Тогда гусеница моли сквозь них не про- никнет, ведь она пожирает только волос, ткань, но бумагу никак не способна буравить. Если в вещах, до того как их упаковали в бумагу, не было яиц или гусениц моли, и шерсть, и меха, и ковры прекрасно сохраняются. Вот по- чему так широко применяются в разных странах п р о т и- вомолевые мешки. Лучшее новое средство борьбы с молью — материя, неуязвимая для насекомых. Ткань пропитывают специаль- ным препаратом. Если на нее после этого и будут отложе- ны яйца, а из них выведутся гусенички, то, едва начав глодать материю, они погибнут.
(ЯРИ® Таракан "Т Т~" ля зоолога тараканы — близкие / / родичи кузнечиков и сверчков, / / а для домашних хозяек — не / I меньшее лихо, чем платяная / / моль, хотя эти насекомые столь у I же различны между собой, как -X—- Л* саранчук и мотылек. / 9 Пратараканы—то есть тара- каны далекого прошлого — очень сходны с теми, которых мы видим сегодня. Массами кишели они в тени пышной растительности величествен- ных папоротниковых и хвощевых лесов каменноугольной эпохи. Эти насекомые относятся к числу самых первобытных из ныне живущих, их считают древнейшими в истории Земли. Они существовали еще в те времена, когда не было ни мух, ни клопов, ни бабочек. Возраст блох из желтого янтаря определяют в 40 миллионов лет. Но по сравнению с тараканом это — сама молодость. Геологические пласты, в которых обнаружено множе- ство ископаемых тараканов, принадлежат к эпохам, от- стоящим от наших дней никак не менее чем на 280— 300 миллионов лет. И этих трехсот миллионов лет оказалось недостаточно, чтобы изменить природные пристрастия тараканов, их тя- гу к лесному полумраку и влажному теплу. Давно исчезли с лица Земли гигантские хвощи и древовидные папоротни- ки. Жизненные условия, близкие к тем, что существовали при давно вымерших формах, сохраняются теперь, пожа- луй, лишь в тропических лесах. Не удивительно, что здесь сейчас встречается больше всего видов тараканов. В уме- ренной полосе их меньше. Некоторые виды стали сожителями человека. Опп на- учились проникать и в жилища, где выискивают для себя
участки влажные, жаркие и сумрачные. Очевидно, именно тут находят они условия, созвучные своим исконным по- требностям, обстановку, близкую той, что царила в древ- нейших лесах, бывших когда-то их родиной. Кухни, бу- лочные, кладовки с продуктами, оранжереи — рай для та- раканов. Они избегают света и поэтому весь день прячутся под шкафами и прочей мебелью, за рамками и обоями, в тре- щинах и щелях, вокруг сточных труб и отопительных ба- тарей. К вечеру, с наступлением сумерек, тараканы выходят из своих укрытий. Они принимаются искать себе пропита- ние и нападают на все съедобное: это могут быть клубни сырого картофеля, овощи, хлеб, шоколад, сахар, молоко, жир, всевозможные отбросы. Иногда они проявляют вку- сы, совершенно несообразные с представлениями челове- ка,— пожирают бумагу, пьют чернила, лакомятся сапож- ной ваксой... Приманенные клейстером, они пожирают в библиоте- ках дорогие переплеты, сгрызают золоченые буквы на ко- решках кожаных фолиантов для того, чтобы добраться до белковой массы, которой буквы прикреплены. Если корма вдоволь, а кров сносен, эти насекомые размножаются в ог- ромных количествах и становятся подлинным бедствием. (Кому доводилось читать книги о морских путешествиях в давние времена, тот, может быть, уже знает, каким бед- Черные тараканы. Слева — личинка, справа—взрослое насекомое.
ствием на кораблях был таракан. Тараканы нередко раз- множались в трюмах в невероятных количествах и пожи- рали все, до чего могли добраться. Случалось, матрос, по- лучив ключ к ящику с сухарями, открыв его, вместо про- дуктов обнаруживал лишь кишащую массу живых насе- комых *.) В доме, где водятся тараканы, они по всему бегают, все пробуют, все пачкают да еще к тому же и препротивно пахнут. Запах выделяется особой железой. Однако, надо думать, что для обонятельных органов таракана выделения этих желез не лишены приятности. (Хотя тараканы, как только что говорилось, всё пачкают, сами они настоящие чистюли и при первой возможности принимаются наводить на себе чистоту. Они так усердны в этом смысле, что если им помешать чистить усики, то начинается чистка ног *.) Если застать таракана врасплох в их укромном обита- лище, они с шорохом и скрежетом, нагоняющим страх на пугливых, поспешно разбегаются по углам. Возможно, что нынешние тараканы — потомки давних прародичей, заселявших когда-то леса,— представляют лишь обломки, руины рухнувших в доисторические време- на сообществ. Тем не менее они и сейчас процветают. Че- ловек, переселяясь и перевозя свою утварь, разнес этих насекомых по всему свету. Благодаря стечению случайных обстоятельств таракан в любое время может быть занесен в самое чистое поме- щение. Однако тараканов нигде не любят, и об этом не- трудно догадаться по их местным наименованиям. Если судить по ним, обитатели каждой области считают, что та- раканы появились и распространились у них, пробравшись от любезного соседушки. Такое мнение отразилось и в научном названии видов: именно шведский ученый, и не кто-нибудь, а знаменитый Карл Линней присвоил таракану наименование филод- роммия германика, хотя это насекомое водится во всех странах, а не только в Германии. ВНЕШНИЙ ВИД И ОБРАЗ ЖИЗНИ Взрослый обыкновенный рыжий таракан — пру- сак имеет в длину не более сантиметра, окраска его светло-коричневая. Восточный (б латта ор иен- 55
т а л и с) — почти вдвое крупнее рыжего и темней, почти черный. У этого вида самка, даже закончив рост, несет только зачатки над- крыльев, а крыльев у нее практи- чески нет, у самца же они вполне развиты. Реже встречается у нас таракан американский. Поначалу его находили только в крупных портовых городах Ев- ропы, куда этот вид был занесен со своей родины морским путем. Этот таракан вдвое крупнее наше- го рыжего. В глуши Южной Аме- рики встречаются виды длиной в палец. И пусть себе остаются в своих лесах! Если посмотреть на тараканов без предвзятости, обнаруживаешь, что эти насекомые, в сущности, да- же довольно грациозны. Два по- движных длинных нитевидных от- ростка — усики служат им добрую службу, когда они по ночам на ощупь перемещаются в темноте. (Впрочем, таракан не слеп. У чер- ного таракана глаза не видны по- тому, что поверхность их снаружи плоская и не выступает над покро- вами*.) Голова таракана вообще выглядит не так, как у большинст- ва других насекомых. Впору поду- мать, что она вмещает мощный мозг мыслителя. Но за этим вну- шительным лбом ничего особенно- го не скрывается, мозг у таракана крошечный. Тело насекомого уплощено и Тараканы. Сверху вниз: самка черного таракана, самец черного таракана, пру- сак, американский, лесной.
Голова черного таракана. позволяет тараканам прони- кать в самые узкие щели, где они охотнее всего отсижива- ются. (Стоит отметить две короткие хвостовые нити на конце тела таракана. Эти хво- стовые нити — на языке уче- ных «церки» — служат как бы ушами насекомого. Через них воспринимаются звуко- вые колебания определенной частоты *.) Лишь очень редко, и то при перемещении на самую короткую дистанцию, пользу- ются тараканы своими крыль- ями. Зато они делают на бегу маленькие прыжки — повад- ка, в которой их длинноногие сородичи кузнечики представляют непревзойденных масте- ров. Скорость, которую способно развить насекомое, дохо- дит до километра в час, но, разумеется, из этого не сле- дует, что таракан способен выдержать подобную скорость в течение часа. Они быстро устают. Да им и нет нужды совершать продолжительные путешествия, так как тара- кану обычно достаточно нескольких секунд, чтобы добрать- ся до убежища, где можно перевести дух и отдохнуть. Природа не разбрасывает свои дары без толку и не осна- щает своих детей способностями, изощренными больше, чем это требуется для сохранения жизни. Когда самки таракана кладут яйца, они не бросают их кое-как, но предварительно одевают в плотную и доста- точно крепкую оболочку. Делается это, конечно, не созна- тельно. По мере того как одно яйцо за другим выходит на- ружу, они обволакиваются выделениями желез; эти выде- ления вскоре отвердевают и в конце концов образуют объ- емистое плотное укрытие, словно бы роговое. В нем каждое яйцо занимает свой собственный отсек. Отложив свою капсулу с яйцами, черные тараканы бросают ее где попало и дальше совершенно не проявляют интереса ни к ней, ни к ее содержимому. У тараканов рыжих мамаши более заботливы. Недели три-четыре они носят свой груз прикрепленным к брюшку, пока зародыши 90
в яйцах не разовьются и не созреют для выхода. Тогда капсула отпадает и, треснув по всей длине, открывает мо- лоди дорогу на волю. Совсем молоденькие тараканы, только что вышедшие из яйца, похожи на своих родителей. Правда, они еще бес- крылы и, конечно, очень мелки; щель шириной в милли- метр и высотой в полмиллиметра достаточна для них как вход. Даже в самом чистом помещении найдется укромное местечко, которое может послужить пристанищем для юных гостей из соседней квартиры, если только там водят- ся тараканы. О том, как растут тараканы, как претерпевают пример- но шесть линек, прежде чем достигнут окончательного раз- мера, нет нужды рассказывать подробно. Судя по всему, о чем сообщалось в предыдущих главах, мы вправе пред- видеть, что здесь нет оснований искать стадии куколки. Уже в раннем возрасте тараканья молодь ведет такой же образ жизни, как и ее родители, тело имеет ту же форму, хотя и бескрыло. Никаких особых превращений насекомые не претерпевают. После завершающей развитие линьки быстро вырастают крылья, насекомое обретает полный размер, и все внешние изменения этим исчерпываются. Иногда случается, что одна из длинных тонких ножек или какая-нибудь другая часть тела не гладко выскальзы- вает из старой оболочки и острые края растрескавшейся хитиновой брони ранят насекомое. Такие повреждения, хо- тя сами по себе и безопасные, ча- сто влекут за собой тяжелые по- следствия для пострадавшего насе- комого. Его прожорливые собратья не жеманятся и жадно слизывают проступающую на пораненном ме- сте кровь, а попробовав ее, уже не останавливаются, пока не сожрут покалеченного от рожек до ножек. Нравы, что и говорить, жестокие, но именно этим жестоким спосо- бом естественный отбор устраняет из жизни неполноценные и сла- бые формы. А вот почему тарака- ны уничтожают иногда и паке- ты с яйцами, это пока не выяс- нено. Яйцевая капсула таракана. 91
(Впрочем эти повадки и могут служить подтверждени- ем высказанного выше мнения о современных тараканах как подобии руин, древних, давно разрушившихся сооб- ществ. Ведь у всех так называемых общественных насеко- мых подобные явления встречаются часто. Пчелы, когда им становится трудно добывать корм, уничтожают часть расплода, выпивая содержимое тела личинок. Муравьиные царицы сами съедают часть откладываемых ими яиц, это особенно заметно, когда гнездо только закладывается. Тер- миты поедают мягкие части тела погибших членов коло- нии, от которых остаются только сильно хитинизирован- ные головы. Общественные осы — те поедают и личинок, и яйца *.) Так или иначе хозяин квартиры, которому докучают та- раканы, не станет протестовать против их «самопожира- кия» и пожелает своему неприятелю приятного аппетита. Однако самый лучший аппетит не сказывается, к сожале- нию, на численности этих насекомых; в отапливаемых по- мещениях они размножаются круглый год. О ПОЛЬЗЕ РАЗЖЕВЫВАНИЯ ПИЩИ Об американском миллиардере Джоне Д. Рокфеллере рассказывают, что, намереваясь дожить до ста лет, он взял себе за правило с исключительной старательностью разже- вывать пищу. И хотя он не достиг цели, а избранное им средство может показаться странным, в основе его лежит вполне здравая идея. Пища, достаточно измельченная, го- раздо доступнее для пищеварительных соков, чем крупные куски. Еда, хорошо пережеванная, усваивается полнее и лучше, а это крайне важно: ведь именно из пищи извле- кает организм все вещества, необходимые как для физиче- ского, так и для умственного труда. Разумеется, человек, прежде чем проглотить кусок хле- ба, должен его прожевать. Посмотрим теперь на весь жи- вотный мир в целом. Оказывается, способность жевать не так уж распространена. Рот щуки полон зубов, но все их острия направлены кзади и приспособлены не для того, чтобы разделывать добычу на части, а лишь для того, что- бы не дать ей ускользнуть, раз она уже поймана. Лягуш- ка схватывает мушек не раскусывая, а змея боа способна целиком проглотить даже поросенка. Из всех позвоноч- 92
ных только птицы и млекопитающие механически измель- чают и размалывают пищу. Птицы пользуются для этого клювом и жерновами жевательного желудка, млекопитаю- щие — зубами. Не случайно именно птицы и млекопитаю- щие теплокровны и отличаются особенно активным обме- ном веществ, не случайно также мы находим среди тепло- кровных наиболее деятельные существа, которые превос- ходят всех других позвоночных (рыб, пресмыкающихся и прочих) также своими психическими способностями. Низшие животные в подавляющем большинстве случаев проглатывают добычу, не измельчая ее. Насекомые, кото- рые пережевывают свой корм, превосходят других низших животных и подвижностью и многогранной жизнедеятель- ностью. Джон Д. Рокфеллер, о котором мы вспомнили, имел основание завидовать тараканам. Те жуют пищу не только ртом, но продолжают жевать даже и тогда, когда она про- глочена и находится в желудке: желудок у них оснащен острыми хитиновыми зубцами и соответственно очень сильными мышцами. Жующий пищу желудок — подлинная находка изобре- тательной природы, совершенствующей системы механи- ческого раздробления корма. Однако наибольшую изо- бретательность природа проявила в создании ротовых устройств насекомых. Об этой странице естественной исто- рии стоит сказать несколько слов. РТЫ СОСУЩИЕ, КУСАЮЩИЕ, ЛИЖУЩИЕ, ЖАЛЯЩИЕ Чтобы откусить что-нибудь, мы смыкаем нижнюю че- люсть с верхней, прочно скрепленной с черепом. Кусаю- щие приспособления насекомых устроены куда более слож- но. Возможно, это говорит о какой-то незавершенности в их строении. В самом деле, попробуем сравнить старый железный мост и мост современной конструкции. Много- численность стоек и подпорок сразу выдает в первом не- совершенство сооружения. Так-то оно так, но имен- но благодаря разнообразию и многочисленности деталей, ротовое устройство насекомых обнаруживает возможности развития, полностью исключенные для позвоночных. Мы, как и все наши сородичи в мире животных, чтобы откусить что-либо, прижимаем нижнюю челюсть 93
к верхней, поднимаем ее снизу вверх. Однако отку- сить можно и по-другому: насекомые, в частности, кусая, смыкают челюсти, сближая их справа и слева. Тараканьи челюсти с прочными хитиновыми краями на редкость мощ- ны. При этом еще до того, как открыть рот, таракан зара- нее начинает обрабатывать кусок, который будет съеден. Чтобы пища не ускользала, над верхней губой выдается кожная складка, подобная навесу. Кроме первой пары че- люстей, существует и вторая. Первая устроена сравни- тельно проще и слажена крепко, как орган, предназначен- ный действовать в полную силу; вторая пара способна производить столько разных операций, что по сравнению с нею челюсти позвоночных кажутся грубой топорной ра- ботой, сделанной к тому же без выдумки и вдохновения. Мелкие острые зубцы рядами окаймляют края второй пары челюстей. Они служат для того, чтобы рвать пищу на части и направлять их ко входу в пищевод. Складчатый и опущенный край челюстей несет и дополнительную функ- цию — это «щетка», устройство для чистки. Если усики или лапки испачканы, таракан с помощью этих щеток приво- дит их в порядок. Кроме того, эти щетки, как и боковые — челюстные щупики,— все покрыты нервными волосками. Обрабатывая какой-нибудь кусок, таракан беспрерывно ощупывает корм, может быть, проверяет его вкус. За второй, весьма подвижной парой челюстей следует мощная нижняя губа, она не дает пище крошиться и падать вниз и назад. Нижняя губа тоже оснащена членистыми придатками, которые покрыты чувствительными волоска- ми (губные щупики). Несмотря на разнообразие составляющих частей, опи- сываемые ротовые устройства рассматриваются специали- стами как примитивные и относительно простые. Останки насекомых, оснащенных «кусающими ртами», найдены в пластах каменноугольной эры. Только значительно позже возникли новые группы насекомых, приспособленные к таким способам и приемам питания, при которых кусание стало необязательным. Кто интересуется путями, которые природа избирает при совершенствовании форм, должен проследить, как по- являются ротовые устройства, представляющие орудия весьма ограниченного назначения, но великолепно специа- лизированные. Так, к примеру, у ос верхняя губа и первая пара челюстей сохранили свою первоначальную форму, а 94
вторая пара челюстей и нижняя губа вытянулись и удли- нились, уподобившись некоей подвижной кисточке, очень удобной для собирания меда и других питательных жидко- стей. У пчел это удлинение стало более значительным, чем у ос; рот превратился в настоящую трубку, в насос для выкачивания жидкости. У кровососущих комаров соответ- ствующие ротовые части еще более удлинились и до край- ности утоньшились. Сильно вытянутая верхняя губа с за- кругленными краями образует тончайшую всасывающую трубочку, а пары челюстей превратились в тонкие зазуб- ренные колющие волоски, способные двигаться вверх и вниз. Нижняя губа не проникает в кожу жертвы, она слу- жит желобком, в котором двигаются другие части. Эти несколько примеров дают только слабое представ- ление о многообразии существующих у насекомых «ртов». Рассматривая их внимательно, мы приходим к выводу, что, несмотря на все различия, ротовые части ныне живущих насекомых возникли из «кусающих ртов», которые мы находим у их предков. В течение долгого времени они по- степенно перестраивались, применительно к меняющимся способам питания и превратились наконец в специальные приспособления. Разные школы натуралистов придерживаются разного мнения насчет того, какие именно силы действовали в про- цессе развития живых существ. Жаркие споры по этим во- просам ведутся и сегодня и будут, вероятно, продолжаться до тех пор, пока наконец не удастся выяснить, как проис- ходит совершенствование живых форм.
Сахарная чешуйница бычно они появляются не- ожиданно. Когда мы при- поднимаем цветочный гор- шок, или когда передвига- ем с одного места на другое пакет с продуктами в кладовке, или открываем, выдвигая, ящик, нам вдруг бросается в глаза маленькое, длиной в сантиметр, создание. Его блестящая поверхность отливает чистым серебром. Извиваясь, оно испуганно ме- чется взад и вперед, чтобы скорее и надежнее спрятаться. Иногда такая попытка к бегству легко пресекается верно нацеленным ударом хозяйки, которая во всем, что дви- жется в ее доме, подозревает недоброе. Поэтому редко удается рассмотреть как следует это юркое существо. Прежде чем успеешь к нему приглядеться, оно уже исче- зает в ближайшей щелке или, настигнутое ударом, превра- щается в бесформенное пятнышко, вроде тех, что остают- ся на месте, где была раздавлена моль. ПРАНАСЕКОМЫЕ Немцы и французы именуют сахарную чешуйницу ма- ленькой серебряной рыбкой. Тело ее, как и у большинства других насекомых, членистое. Чешуйница имеет шесть но- жек, а вот чтобы изучить другие ее особенности, требуется достаточно сильная лупа. Два щетинистых усика на голове чешуйницы очень по- хожи на тараканьи. Но на конце тела торчат не две корот- кие церки, как у таракана, а три подобных антеннам от- ростка, направленных по одному в стороны и назад. Раз- 00
глядывая их, невольно отмечаешь, что природа не часто оснащает животных таким приспособлением. Все продолго- ватое тело сахарной чешуйницы покрыто снаружи мел- кими сверкающими блестками, которые, если разда- вить одно из этих созданий, прилипают к пальцам, будто тонкая серебряная пыль. Подобные хитиновые че- шуйки не так уж редки у насекомых. Все великолепие кра- сок, которыми расцвечены крылья бабочек, обязано своим происхождением тонкому строению и переливам мельчай- ших, выстилающих крылья чешуек. Они чуть держатся на поверхности крылышек, п потому эта красота совсем не- долговечна, особенно когда к ней прикасаются неопытные ребячьи пальцы. У чешуйницы в сверкающее платье одето лишь тело, крыльев она вовсе не имеет. Сделаем ударение на слове вовсе. Гусеница моли и личинки мухи тоже бескрылы, крылья у этих насекомых образуются позже, на стадии куколки, так что когда насекомое заканчивает развитие, становится взрослым, оно оказывается крылатым. Ни блоха, ни клоп не летают, но нет сомнений в том, что их прапрапредки обладали вполне развитыми летными при- способлениями. Крылья у них исчезли только вследствие паразитического образа жизни, и у взрослых клопов еще можно рассмотреть остатки, культи крыльев, следы, под- тверждающие существование у них в прошлом настоящих летательных органов. У маленькой же чешуйницы даже самые отдаленные ее пращуры, видимо, уже не были кры- Сахауиая чешуйница. 4
ШМИеЭДЖВЙ латыми. В данном случае бескрылость представляет изна- чальный признак. Вместе с небольшой, но весьма разноли- кой группой сородичей, лишенных всяких летных орга- нов, чешуйница сохранилась до наших дней как живой памятник, как пережиток давным-давно минувших эпох. Позже, но все еще задолго до появления на Земле че- ловека, наступили времена, которые стали для многих насекомых эрой совершенствования искусства полета, но чешуйницы не пошли почему-то по этому новому пути раз- вития. Древность строения сказывается и в других особенно- стях маленьких сахарных чешуйниц. Вот почему зоологи с большим интересом относятся к этим невзрачным «прапа- секомым», хотя со времени своего появления на Земле и они определенно изменились. НЕБЕЗВРЕДНЫЙ ГОСТЬ НАШИХ ЖИЛИЩ Латинское название сахарной чешуйницы «лепизма са- харина». Это название уличает героя в пристрастии к сахару, к сладкому. Обвинение, скажем прямо, не так уж безосно- вательно. Чешуйницы действительно прирожденные сла- стены. Но они охотно потребляют также сухой крахмал и разные сухие клеи. Таким образом, если их развелось слишком много, чешуйницы могут появиться и на накрах- маленном белье, занавесках, могут портить переплеты книг, даже шерстяные вещи и кожаные изделия. Хотя чаще все- го они без особого разбора довольствуются различными остатками растительной или животной пищи. Впрочем, ко- личество корма, поглощаемого ими как правило, так незна- чительно, что вред от этих насекомых совершенно неощу- тим, разве только чешуйница чересчур размножилась, а при особо благоприятных условиях иной раз это случается. В слишком сухих помещениях чешуйницы не водятся: им обязательно требуется влажная среда. Как часто бывает, потребность в сырости совмещается у насекомого со све- тобоязнью. Эти крошечные серебристые нахлебники ни- когда не показываются днем, разве только вы вытаски- ваете их каким-нибудь образом. Чешуйница откладывает яйца в трещины и щели, при- чем мать не проявляет никакой заботы о потомстве, пре- 98
доставляет его самому себе. Молодь похожа на родителей и ведет такой же образ жизни, но хозяйки могут спать спокойно: требуется почти год, чтобы вылупившаяся из яйца чешуйница выросла во взрослое насекомое. Да и раз- множаются чешуйницы не столь бурно, как другие вреди- тели. О ДАЛЬНЕЙ РОДНЕ САХАРНЫХ ЧЕШУЙНИЦ Лишь немногие виды пранасекомых пробрались в наши жилища. Большинство их живет под открытым небом, ма- лоизвестно, и обычно на них не обращают внимания. Создание, на первый взгляд столь похожее на нашу че- шуйницу, что их нетрудно спутать, можно встретить, пу- тешествуя по горам. Оно водится на голых скалах и не прячется от ясного солнечного света. Нравы этого горца и его вечно сумерничающего сородича-домоседа, как мы можем видеть, весьма различны. Другой сходный вид «серебряной рыбки» живет как нахлебник в муравейниках. Следует признать, что «му- равьиные рыбки» выбрали себе неплохое обиталище. Здесь, во всяком случае, им нет нужды заботиться о про- питании. Потому-то их так много в муравьиных гнездах. Гнездо нередко населено сотнями тысяч муравьев, а зна- чит, ежедневно сотни тысяч муравьев здесь и кормятся. С утра до вечера сюда доставляется свежатина, муравьи приволакивают убитых насекомых, есть и сладкая закус- ка — мед, сладкие выделения тлей, падь и прочие ла- комства. И хотя иные обитатели и не званы на этот пир, они исправно пользуются выпадающей на их долю манной. Когда муравью посчастливилось разыскать мед, он до- ставляет его в зобике домой и, как водится, отрыгивает каплю, распределяя ее в семейном кругу среди собратьев по гнезду. В это время незваный гость подкрадывается снизу и, стоя под муравьем, собравшимся покормиться, перехватывает появляющуюся между жвал кормильца кап- лю и, хотя она предназначена для другого муравья, выпи- вает ее без остатка и моментально исчезает. Что могут поделать муравьи? Они терпят нахлебников, привыкают к их присутствию. Ведь те или очень малы и почти незаметны, или одеты в столь прочную броню, что законные обитатели муравейника, несмотря на свои острые 99
Прыгательиая вилка кол- ле м б о л ы в действии. челюсти, никак с ними не справятся. Есть даже и та- кие приживалы, в которых хозяева муравейника души не чают, потому что их лю- бимчики выделяют специ- ально для муравьев прият- ные на запах или на вкус соки. Это обстоятельство и дает им возможность не только безнаказанно пожи- рать кормовые запасы му- равейника, но даже напа- дать на муравьиный рас- плод. Наша чешуйница не так уж мала, чтобы оста- ваться незамеченной, она не одета в броню и не об- ладает никакими чарами, способными сводить му- равьев с ума. Ловкие, юр- кие — вот все, что о них можно сказать. Другая группа родст- венных чешуйнице прана- секомых неспособна быст- ро бегать, зато отлично прыгает. В этом им помо- гает специальная вилка на конце брюшка. В состоя- нии покоя вилка подогнута под брюшко, но при необ- ходимости может быть с силой отброшена книзу и назад: так насекомое со- вершает прыжок, который, по совести говоря, сделал бы честь любой блохе. На- секомое неизбежно при- землится, но где? Куда занесет прыгуна судьба? Ведь прыжок не нацелен.
Если место удобное — хорошо; нет — прыгун его покинет и, используя снова свою неуклюжую маленькую вилку, по- пробует устроиться получше; и уж во всяком случае без промедления успешно ускользнет от внезапной опасности. Все эти «прыгающие хвосты» (официальное их назва- ние — коллемболы) невелики, много мельче чешуйниц. Вот почему, хотя они довольно широко распространены, их чаще всего не замечают. Местом обитания коллембол слу- жит сырая почва, их можно видеть не только в садах, но также и в сырых погребах. В жилых комнатах, на цветоч- ных горшках, нередко обнаруживаешь массу белесых на- секомых с прыгательной вилкой, атрофированной настоль- ко, что эти крохотные создания, подобно некоторым дру- гим обитателям Земли, способны передвигаться не иначе, как волоча свое тело, ползком. Другой вид окрашен в черный цвет и селится по краям стоячих вод. Эти размножаются здесь до такой степени, что кажется, весь берег осыпан порохом. Если одну из черных точек поместить на предметное стекло микроско- па, взору наблюдателя предстанет насекомое забавной фор- мы с вилкой, подогнутой под конец брюшка. Вот эта вилка и помогает им совершать прыжки. Есть еще один любопытный вид — он обитает на снегу и фирне в краю вечных льдов. Нередко такая «ледяная вошь» — обитатель глетчеров изумляет наблюдательных альпинистов, которые спрашивают себя, чем эти тварюшки могут здесь кормиться? Ведь вокруг снег, лед, и ничего более. Но эти крошки способны поддерживать свое сущест- вование совсем ничтожным количеством пищи. Ветер до- ставляет ее сюда в виде пыльцевых зерен и разной орга- нической пыли, оседающей на поверхности ледников. Так в самых малодоступных и укромных местах встречаются крошечные создания, использующие для своего существо- вания все возможности. Если случай занесет их на наши цветочные горшки, предоставим им без раздражения и недовольства местечко, где они так вольготно себя чувствуют!
(MIPWEOK Пауки /"*4 Дни преследуют пауков с нопа- / Хвистью и отвращением, другие от- / I носятся к ним равнодушно. Между f /тем нет оснований относиться к I / паукам ни с отвращением или I J враждебно, ни даже безразлично. Они не только не причиняют лю- дям никакого вреда, а, наоборот, полезны, так как истреб- ляют множество разных насекомых, в том числе докучли- вых и вредных. Из числа существ, живущих рядом с нами, пауки, без сомнения, наиболее интересные. Спору нет, помещение, в котором углы обвешаны пау- тиной, производит впечатление запущенного. Кто станет винить хозяйку за то, что она, убирая, снимает паутину? Но обязательно ли всюду уничтожать гнезда пауков: перед окнами, на веранде, в кронах садовых деревьев? И всех ли прядильщиков паутины следует истреблять? Говорят, это жестокие создания. Как, должно быть, ужасно для мухи чувствовать себя заживо пожираемой! Но я не знаю, что мучительнее — смерть в паутине, гибель в желудке ласточки или агония в липких тенетах муши- ного грибка «эмпуза муске». Пожалуй, позволительно во- обще усомниться — присуще ли насекомым чувство, срав- нимое с нашим страданием. Рыжий таракан, поранив ножку при линьке, охотно сам сосет вытекающую из раны кровь и часто, не ограни- чиваясь слизанной каплей, вгрызается в собственную плоть. Если тело пчелы, пока она сосет подсахаренную во- ду, аккуратно и быстро разрезать острыми ножницами надвое, она и не прервет свою трапезу. Больше того, в этом случае удовольствие от приема пищи, если только на - секомому дано испытывать удовольствие, намного продлит- 102
ся: пчеле теперь никак пе удается заполнить свой зобик кормом. Все, что она всасывает хоботком, тут же тонкой са- харистой струйкой истекает сзади из разреза. Вскоре пчела оказывается посреди целой лужицы сладкого сока. Нако- нец, измученная беспрерывным сосанием, она валится с ног. Выходит, рассеченный пополам сказочный конь, выду- манный бароном Мюнхаузеном, может существовать в ми- ре насекомых как нечто реальное. Вряд ли это было бы возможно, если бы насекомые ис- пытывали боль. Совсем иное — попавший в когтистые лап- ки кошки птенец. Мучения его очевидны, и наши соболез- нование и помощь вполне оправданны и обоснованны. Но жалеть муху, попавшую в тенета паука, значит проявлять чрезмерную чувствительность. Предоставим же паукам в той мере, в какой это не на- рушает домашнего порядка, делать то, что им положено природой, а сами присмотримся к ним поближе. О ПАУКАХ ВООБЩЕ Прежде всего предупредим: паук — не насекомое. Пау- кообразные и насекомые связаны между собой родством, но представляют разные группы животных. Вместе с мно- гоножками и ракообразными они образуют тип члени- стоногих. Из их числа лишь насекомые — счастливые Сеть паука-крестовика.
обладатели крыльев. Впрочем, встречаются, как мы знаем, и бес- крылые насекомые — блоха, клоп, чешуйница. Но отсутствие крыльев еще не может служить достовер- ным признаком для окончательно- го определения систематической группы, к какой относится живот- ное. Зато по числу ножек сразу можно разобраться, с кем именно имеешь дело: у насекомых ножек шесть, у паукообразных — восемь. Правда, нет нужды считать ножки, чтобы отличить, например, паука-крестовика от навозных жу- ков... Но ведь существуют пауки самых различных форм: их описа- но много тысяч. Конечно, насеко- мых известно куда больше — уже зарегистрированы несколько сот тысяч видов. (По мнению многих сведущих специалистов число ви- дов насекомых превышает миллион, а некоторые насчи- тывают и много больше *.) Но и пауков отнюдь не мало, иной раз даже очень опытному специалисту приходится подсчитывать, сколько у животного ножек, прежде чем вы- нести свое суждение. Все это верно и в отношении крошечных, как правило, клещей, которых тоже можно считать паукообразными. Весьма подходят под общепринятое представление о пауках так называемые сенокосцы; немцы их называют портными или сапожниками. Их округлое тело упруго поддерживается восемью непомерно длинными угловатыми ножками. Выбегая, как на ходулях, на стол или появляясь на полу, они часто расплачиваются жизнью за свою устра- шающую внешность. Между тем эти животные вполне без- обидны. Они питаются только мертвыми насекомымп и гниющими остатками растений. Настоящие, истинные пауки несут в своем брюшке крупные железы. Выделяемая ими тонкая шелко- вая нить быстро застывает на воздухе и всем знакома как паутина. Шелковыделительными железами обладают гусеницы и личинки многих насекомых. У них нить всегда 104
выходит из ротового отвер- стия. Это знают все, кому до- водилось наблюдать гусени- цу, занятую сооружением своего куколочного домика. У пауков же паутинные же- лезы открываются на верши- нах бородавок, а бородавки сосредоточены на самом кон- це брюшка. Пауки используют свою нить разнообразными спосо- бами. Далеко не все сооружа- ют ловчие гнезда. Маленькие пауки-ска- куны промышляют беспоря- дочным разбоем. Их случает- ся видеть в траве, на бревнах или вдоль стен, где они, под- жидая жертву, делают шаг- другой то в одну, то в другую сторону и восемью махонь- кими, но зоркими глазами выслеживают мух. Когда она замечена, скакун обрушивает- ся на нее, совершая смелый, хорошо рассчитанный пры- жок. Ядовитым укусом он убивает добычу и тотчас же принимается поедать ее. Кое- как сотканное гнездо служит этим паукам убежищем на ночь, позже здесь будут отло- жены яйца, и мать не поле- нится их охранять. Крупные пауки-волки тоже рыщут по своей охот- ничьей территории. Их мно- жество на каменистых бере- гах озер и рек. Для своих яиц они сплетают кокон, ко- торый носят под брюшком и, если обстоятельства этого тре- Паутинные бородавки на конце брюшка домового паука тегенария. Паук-краб, поджидающий в венчике цветка очеред- ную жертву.
буют, защищают его. Как только молодь покидает скрытую под брюшком шелковую колыбель, дети все, сколько их есть, вскарабкиваются на спину матери и в течение како- го-то срока не покидают ее, оставаясь под родительской защитой. Паук и- крабы устраиваются удобнее. Неподвижные, таятся они с оружием наготове в венчиках цветков. Стоит опуститься на цветок насекомому, которое собралось под- крепиться нектаром, паук из засады молниеносно набрасы- вается на добычу, и искатель сладкого, вместо того чтобы окунуть хоботок в медовый источник, получает в спину порцию паучьего яда. Эти пауки осмеливаются нападать и на медоносных пчел, и на бабочек, которые по размеру тела в несколько раз превосходят их. Многие, используя свои прядильные способности, сооружают шелковую кры- шу, убежище на случай дождя. Часто они вплетают в навес листья, и кров становится довольно прочным. Взрослые пауки-крабы оседлы, проявляют склонность к постоянно- му месту жительства, зато в ранней молодости они завзя- тые бродяги. Но эти и во время своих путешествий ничуть не изматывают себя. Едва только ясный осенний день обе- щает спокойную прогулку, молодой паучишка взбирается на возвышенное место, скажем, жердь в заборе или стебель травинки. Тут он изо всех сил вздергивает кверху конец брюшка и выпускает из него шелковую нить, затем одновременно отрывает от опоры все свои восемь ножек и повисает на только что поднятом шелковом парусе. Малейшее дунове- ние ветра переносит крошку-воздухоплавателя иной раз на довольно значительное расстояние. Обычно к концу лета подрастает уйма паучьей молоди. Кроме того, этим дешевым способом перемены места поль- зуются многие виды. Не удивительно, что всевозможные паучьи парусники, летающие в это время по воле ветра, частенько попадаются на глаза. Проницательный наблюда- тель безошибочно приходит к выводу, что наступила пора, именуемая почему-то «бабьим летом». Но изобретательнее всего применяют шелк паучьей нити паук-крестовик и домовый паук — два вида, которые чаще всего встречаются в человеческом жилье п которые строят совершенно различные гнезда — ловушки для дичи.
ПАУК В СВОЕМ ГНЕЗДЕ У крестовика паутина служит одновременно и обита- лищем и ловушкой для дичи. Нам его жилище может ка- заться роскошным: ведь оно сооружено из чистого шелка. Для паука же, который сам этот шелк выделяет, он не пред- ставляет ценной материи. Кому доводилось хоть раз видеть объем шелковыделительных желез в задней части брюшка пауков, тот легко сообразит, что недостатка в шелке они не испытывают. И это очень важно — без шелка паутины нет жизни для паука. Паутина должна быть липкой для мошкары, которая в нее попадает. Но для паука паутина отнюдь не липкая. Мы это видим, когда какой-нибудь полный жизни кресто- вик энергично пробирается вдоль канатов и петель своего дома. Вообразите себе только: пол в нашей квартире вы- ложен липучкой для ловли мух, а нам это нисколько не мешает передвигаться! Дело в том, что гнездо сооружается из двух сортов ни- ти. Середина сетки — собственно обиталище паука — спле- тается из сухих нитей. Здесь паук проводит, как правило, все время. От этой сторожевой вышки к внешней рамке гнезда лучами, радиусами расходятся другие, тоже сухие нити. На них, между срединной частью и внешней рамкой, натянута ловчая спираль. Она-то и сплетается из клейкой нити, выделяемой специальными железами \ Когда паук перемещается в паутине, он цепляется ножками только за сухие нити и ловко избегает соприкосно- вения с клейкими. Этому способствуют два обстоятельства. Во-первых, окончания ножек паука оснащены высокочув- ствительным аппаратом из маленьких зубчатых коготков и жестких волосков, с помощью которых он надежно опи- рается о тонкие нити паутины. Во-вторых, это можно за- 1 Клейкая шелковая нить производится тремя парами удли- ненных дольчатых паутинных желез. Нити сухой оснастки гнезда обязаны своим происхождением двум парам сильно развитых бутылеобразных желез. Передняя пара достигает груди паука. К веткам или другим предметам паутинные нити приклеиваются выделениями маленьких дополнительных желез, которые распо- ложены возле паутинных бородавок. Три пары извилистых труб- чатых желез выделяют крепкую нить для коконов. Выводные от- верстия этих желез находятся в стороне от дольчатых желез (Примечание автора.) 107
(МРШв Почти вся полость паучье- го брюшка заполнена пау- тинными железами. Конец ноги паука с когот- ками, метить, присмотревшись вни- мательнее,—плоскость паути- ны расположена в простран- стве не строго отвесно, но всегда чуть наискосок, с не- большим уклоном. Паук же находится на нижней поверх- ности плетения и перемещает- ся на весу, благодаря чему и избегает прикосновений, ко- торые приклеили бы его или запутали в сетке, предназна- ченной для ловли добычи. Иногда паук-крестовик ве- дет наблюдение не из сред- ней части паутины, а с края, где в таком случае выстроен как бы шалаш из листьев, оп- летенных шелком. Но и отсю- да паук постоянно поддержи- вает связь со всеми частями паутины. Связь действует безотказно. Паук не упустит мгновения, когда в сеть по- палась дичь. Даже находясь в укрытии сбоку, крестовик всегда держит одну из ножек на сигнальной нити, специ- ально для того сплетенной. И пока паутина неподвижна, паук может спокойно дре- мать. КАК ПАУК СХВАТЫВАЕТ ДОБЫЧУ Может показаться стран- ным, что пауку-крестовику приходится пользоваться еще и осязанием, без которого все его восемь глаз ничего не со- общат ему о мухе, попавшей
в сеть. И тем не менее это так! Органы зрения развиты у крестовика гораздо слабее, чем у пауков-скакунов. Кресто- вик отчетливо воспринимает только направление, откуда падает свет. Глаза служат ему лишь для общей ориенти- ровки в его маленьком жизненном пространстве. Даже вко- нец изголодавшийся паук не замечает мухи, если та барах- тается совсем рядом, но не касается паутины: он не знает муху «в лицо». Рассказывая о предметах, мы говорим прежде всего о том, как они выглядят. Для нас главным, ведущим чувст- вом восприятия служит зрение. У слепых осязание разви- вается сильнее. До поразительного совершенства доводят свое осязание редкие несчастливцы, которые одновременно и слепы, и глухи, и немы, как знаменитая Елена Келлер (американская писательница и исследователь, много лет возглавлявшая институт слепоглухонемых *.) Пауки, ткущие сеть, пользуются именно осязанием. Обладай они даром речи, они говорили бы не о том, как выглядит то или другое насекомое, но, наверное, о том, какие оно вызывает колебания, как оно бьется в паутине, каково на ощупь. Нужна некоторая доля фантазии, чтобы поставить себя на место существа, воспринимающего сведения из внешне- го мира через осязание. О том, что в ловушку попалась до- быча, пауку сообщает дрожь паутинной оснастки. О том, сколько весит дичь, пауку скажет натяжение нитей. Ме- сто, где висит добыча, паук тоже определяет на ощупь; но бывает, дичь притаилась, неподвижна, тогда паук, остава- ясь на своем наблюдательном посту в центре паутины, по- следовательно, один за другим, перебирает все радиусы сети, пока не обнаружит нагруженный участок. Чуткость и редкостное мастерство, с какими паук «концами паль- цев» способен воспринимать информацию извне, позволяют ему с поразительной быстротой находить заслуживающее внимания место. Если в сети запуталась беспокойная муха, паук первым делом устремляется к ней, словно хочет удостовериться, действительно ли это стоящая добыча. Откладывать такую проверку паук не будет. Хотя клейкие ловчие нити сильно затрудняют побег, вполне возможно, что бьющееся в запад- не насекомое вырвется на свободу прежде, чем паук его обнаружит. Если же строитель паутины не опоздал к ме- сту происшествия, он сразу изливает на жертву поток све- 109
Кладовая с запасами пищи на паутине. жих шелковых нитей. Ловко движутся восемь ножек, пе- леная добычу так быстро, что через самое короткое время она становится совершенно беспомощной и беззащитной. Между тем паук успевает несколько раз укусить муху ост- рой верхней челюстью, в которую открывается проток ядо- витой железы. Проходит всего несколько минут, и яд уби- вает муху. Теперь хищник не спеша разрывает паутину, убирает дичь из сетей и переносит добычу поближе к наблюдательному посту. Здесь он подвешивает ее на корот- кой нити, а сам принимается чистить свои челюсти и лапки на случай, если в паутину попадется новая муха. Ну, а пока ее нет, он принимается завтракать. Пауки едят несколько необычно. Представляете себе: вместо того чтобы надбить скорлу- пу сваренного яйца, затем частично облупить его и, нако- нец, ложечкой вычерпать содержимое, мы бы стали вдруг надкусывать яй- цо, впрыскивать в не- го желудочный сок, за- тем ждать, пока белок и желток под действием соков растворятся и ста- нут настолько жидкими, что их можно выпить. Однако именно так дей- ствует паук. Он излива- ет в жертву растворяю- щие ее соки и, после то- го как добыча станет жидкой, выпивает вмес- те с собственным желу- дочным соком все, что недавно еще было му- хой. Чередуя разжиже- ние и всасывание, паук за несколько часов пере- варивает мышцы и по- троха мухи. Остаются лишь не поддающиеся желудочным сокам су- хие остатки хитиновой оболочки. Паук в конце концов выбрасывает их.
Бывает удачный день, когда паук поймал мух больше, чем способен съесть. В таком случае упакованные в пау- тинный шелк пакеты остаются подвешенными, как в кла- довке с продуктами. Редко случается, чтобы сытый паук из милости вдруг отпустил своего пленника. Только если в сеть попался слишком крупный шмель или другое черес- чур сильное насекомое, забота о сохранности паутины мо- жет взять верх даже над голодом п прожорливостью. Тог- да быстрыми рывками рассечены нити, удерживающие дичь, и счастливцу предоставляется свобода, а паук при- нимается чинить поврежденное место. Конечно, это дело трудное, по все же небольшая починка проще, чем вос- становление всего гнезда. А ведь тот же шмель мог пол- ностью разрушить паутину! ОБМАНУТЫЙ ПАУК За 400 лет до нашего летосчисления жил в Греции ху- дожник по имени Зеуксис. Сохранилось предание, будто он так мастерски владел кистью, что нарисованные им гроздья винограда приманивали к себе птиц, и те слетались клевать изображения ягод. Но пауков не обманут никакие карти- ны, даже Зеуксиса. Мы знаем: внешний вид мухи ничего не говорит ему. Зато стоит потрясти паутину так, будто это бьется попавшее в западню насекомое, и паук сразу устремляется к потревоженному участку. А что будет, если, начав трясти паутину хотя бы зуб- цом вилки, дождаться, когда паук кинется к месту, отку- да исходит сотрясение, а потом вилку убрать и на то же место бросить комочек бумаги? Тут мы станем свидетелями того, как паук набрасывается на бумажный шарик. На этом, однако, его ошибка и кончается: паук не делает по- пыток сожрать бумажку. Наоборот, быстро ее обследовав, он перерезает нити, на которых висит груз, и затем выбра- сывает это несъедобное блюдо вон. Как только удалось пауку — ведь он почти слеп — рас- познать, что это был обман? Малый вес ложной приманки не мог ему ничего ска- зать. Это становится ясно, как только мы заменим комочек бумаги сухим клеевым шариком, который весит ровно столько же, сколько и муха. Крестовик, подбежав к кле- евому шарику, не тронет его. Зато если бросить в паутину 111
шарик хоть и бумажный, но пропитанный разведенным водой настоем из раздавленных мух, паук примет такое угощение так, будто это самая настоящая муха. Он бро- сится на шарик, начнет его кусать, впуская яд, обмотает шелком, отнесет в зону наблюдательного поста и здесь на протяжении часов не прекратит попыток сосать свою странную добычу. Все это выглядит как «тупость». Но пра- вильно ли упрекать за ненужные действия того, кто по- ступает в полном соответствии с показаниями присущих ему органов чувств? Разве он поступает не естественно? Этот опыт показывает, что, кроме осязания, в жизни паука важную роль играют также и вкусовые ощущения. За ними, видимо, остается последнее, решающее слово. Если нельзя говорить об уме паука-крестовика, то, во всяком случае, бесспорно, что он не лишен памяти. В этом можно убедиться с помощью простого и весьма наглядного опыта. Паук отсиживается в своем убежище па краю паутины. В петли ловушки попалась муха, паук спешит к ней, хва- тает ее, кусает и, запеленав, уносит в зону наблюдательно- го поста п здесь подвешивает. За тот короткий промежуток времени, пока паук пристраивается поудобнее, чтобы спо- койно заняться приемом пищи, вы — коварность исследо- вателя-экспериментатора неистощима! — осторожно пере- резаете нить, на конце которой висит завернутая в пакет добыча. Муха, конечно, падает на землю. Будь паук совсем бестолков, ему достаточно было бы удостовериться, что никакой мухи в паутине почему-то нет, и он успокоился бы. Паук же приходит в возбужде- ние и, проявляя редкостное упорство, методически обсле- дует всю паутину в поисках исчезнувшего корма. Сначала он один за другим потягивает и теребит расходящиеся от центрального поста радиусы ловчей сети. Но радиусы сво- бодны, нигде нет никакой тяжести. Паук возвращается в свою засаду: не оставил ли он добычу там? Подвесил и за- был принести?.. Однако и здесь поиски безуспешны. Что такое? Паук возвращается на наблюдательный пост и сно- ва теребит отсюда все радиусы, потом убегает к внешнему участку, к тому месту, куда попалась дичь. И все, разу- меется, безрезультатно. Только после всего, когда никакие поиски и проверки ничего не дали, паук перестает суетиться. Что поделаешь! 112
Он принимается поджидать очередную жертву, он, сам ока- завшийся на этот раз жертвой науки, лишившей его закон- ной добычи, которую изловил по всем правилам врожден- ного искусства. КАК СООРУЖАЕТСЯ ПАУТИНА Наиболее выдающееся произведение паучьего мастер- ства — его паутина. Если бы даже он прошел курс в ткац- кой школе или выучился ткацкому искусству у родителей, то и тогда было бы чему дивиться. Но совершенное мастер- ство паука рождается готовым, и приходится наше восхи- щение переносить на саму природу, породившую это су- щество со всеми его сноровками. Возьмем для примера паутину крестовика, которого сравнительно легко наблюдать во время строительной ра- боты. Предупреждаем: наблюдение это не для любителя поспать. Паук приступает к работе, как правило, очень рано по утрам. Ежедневно, иногда через день, он соору- жает новую сеть на старом месте или подновляет старую, в тех местах, где пыль, мелкие остатки насекомых, запу- тавшиеся в шелковых нитях листья, а то и какие-нибудь повреждения сделали ее непригодной. Наиболее крепкие нити паутины образуют внешнее об- рамление гнезда, когда оно уже готово,— его наружную опорную кайму. Но допустим, требуется еще только начать сооружение паутины. Как же протягивает крестовик пер- вую нить па избранном месте? Мы уже кое-что знаем о бутылеобразных паутинных бородавках, с конца которых сбегают шелковые нити, слов- но извлекаемые из тонких футляров. Эти бородавки пред- ставляют остатки, культи атрофированных ножек. Они даже сохранили свою подвижность. Возьмем случай, когда паук находится на стволе дерева и готов обосноваться в его кроне. Он повыше поднимает конец брюшка и выпускает какое-то количество шелковой нити. Верхушки бородавок растопырены, разведены как можно дальше одна от другой. В результате выделяемые нити образуют как бы кисточку легчайших волоконец, послушных самому слабому дуновению ветерка. После этого паук изменяет положение бородавок, сближая их, и теперь выделяемые нити сливаются в одну. 113
ШМРОЖШЙ Прядильщик удлиняет эту нить, отпуская ее все дальше и дальше так, что в конце кон- цов она может стать даже двух- метровой. Нить отпущена свободно, на- удачу, и как бы плавает в воз- духе. Если конец парящего та- ким образом каната ни к чему не прикоснулся, паук сматывает нить, поедает ее и затем сызно- ва повторяет всю операцию. Но допустим, конец шелко- винки коснулся какого-нибудь прочного предмета, хотя бы вет- ки. Тут нить сразу приклеи- вается к опоре, и это уже нача- ло: переброшен первый висячий мост! Строитель немедля опро- бует его и одновременно пред- принимает замечательный ма- невр, который делает висячий мост более надежным. Вот что для этого совершается. В каком-то месте, не доходя до середины, паук перекусыва- ет нить, но при этом не выпус- кает оба образовавшихся конца, а крепко держит их передними и задними ножками. В резуль- Как делается паутина. Сверху вниз: закрепив нить в точке С, паук возвращается к А, сматывая при этом старую нить СА в комочек, который хорошо виден на рисунке. Дальше строитель опускается из середины СА вниз до самой земли. Так возникают три основных радиу- са сети с центром в М. Поднявшись по радиусу DM к центру, паук воз- вращается в точку А и отсюда снова направляется в точку М, проклады- вая уже новую пить 3. Первые две помечены цифрами 1 и 2.
ШИРШвй тате только собственное его тело связывает разрозненные концы нити. Теперь паук начинает понемногу передви- гаться вперед, оставляя за собою свежую шелковую нить, тогда как часть, лежащая впереди, сматывается передними ножками. Тут есть одна подробность, о которой надо сказать: при этом маневре паук выделяет паутинной нити больше, чем ее здесь было и чем сейчас сматывается. Таким образом и выходит, что воздушный мост увеличивается в длину, на- чинает прогибаться книзу. Теперь, добравшись до сере- дины нити, паук склеивает оба ее конца и от этого места спускается вниз до самой земли. Приземлившись, он де- лает — существенная деталь! — два шага в сторону, после чего нить прикрепляется к поверхности почвы. Так возни- кают три первых радиуса сети, три луча-спицы будущего «колеса». Что же, спросите вы, дает то небольшое отступление от вертикали — два шага в сторону, о которых только что го- ворилось? Благодаря ему как раз и возникает частичный легкий наклон всей сети, необходимый для удобного пере- мещения паука в его владениях. Последующие действия ведут к образованию первой части рамки, окружающей сеть. Не так-то просто следить за тем, как она возникает. Но если иметь достаточный за- пас терпения и внимания, можно видеть, как паук, снова поднявшись к центру будущей паутины М, возвращается отсюда к А. Во время этих перемещений он не прекра- щает выделять новую нить, и потому спица МА полу- чается сдвоенная. Затем, опускаясь по этой сдвоенной ни- ти, паук делает ее тройной. Дальше, на некотором отдале- нии от А, к примеру в точке В, строитель совершает нечто удивительное, смысл чего, однако, вскоре становится ясен: здесь, в точке В, он приклеивает ко второй но- вую — третью — нить. Теперь, миновав точку М п продолжая свой курс в направлении к С, паук сокращает расход нити, натягива- ет ее, вследствие чего вторая нить отделяется от первой, а третью крестовик закрепляет, приклеивая в точке С. Так вырисовывается еще один радиус ВМ, часть бу- дущей оснастки. Однако часть эта пока еще недостаточно красива, она чрезмерно натянута и в то же время неровна. Вскоре паук устраняет этот порок: он возвращается к В и удлиняет радиальную нить ВМ, делая это тем же хит- 115
рым способом, который мы толь- ко что проследили: нить проку- сывается, а строитель паутины, во время своих рейсов от В и М, выделяет сзади паутины больше, чем сматывает впереди. В результате нить заменяется более длинной, и оттянутая по- началу линия АВС выпрямляет- ся, а сгиб в В исчезает. Подобным же образом возни- кают и все другие линии, соот- ветственно связанные с новыми радиусами, например, CD с ра- диусом ЕМ или AD с радиу- сом FM. Постепенно основные конту- ры будущей паутины начинают проступать. Но требуется соору- дить еще множество радиаль- ных нитей. Для этого паук, на- правляясь из центра по лучу ME, например, выделяет новую нить. Она поддерживается на некото- ром расстоянии от уже сущест- вовавшей следующим образом: нить бежит через гребень на конце задней ножки, словно че- рез ролик. Когда достигнута внешняя линия обрамления, паук крепит конец нового луча чуть ниже, чем в Е (в G). В этом случае новый радиус Как делается паутина. От точки Л/ паук-строитель натягивает нить 3 от ее места прикрепления к нити 2 в точке В. Затем, двигаясь уже от С, добирается к В и отсюда пово- рачивает к центру М, попутно снимая нить 2 и заменяя ее новой. После ряда таких операций вырисо- вывается общий контур — рама бу- дущего гнезда — паутины.
слабоват, потому что G бли- же к Л/, чем Е. Однако паук еще не кончил дела! Гладко натянутая нить разрубается и снова натягивается спосо- бом, который описан выше: сам паук опять становится звеном живой связи между концами прокушенной нити. Плетельщик торопится к М, спаивая концы нитей, сматы- вая перед собой старую, вре- менную и извлекая из себя окончательную. Потом еще и еще... После этого все радиусы сплетаются между собой по- перечными нитями. Таким образом и возникает будущий центр паутины — сторожевой пост. Но все это пока только основа. Еще не хватает глав- ного: нет клейкой нити, на которую будут ловиться насе- комые, а прежде чем соору- дить ее, пауку надо построить « вспомогательную спираль». Она делается из сухой нити. Примерно четыре или пять раз совершая круговые рей- сы, паук, вытягивая вперед Как делается паутина. Рама делается из сравнительно тол- стых сухих нитей, выделяемых ампуловидными железами, из них же паук-строитель натяги- вает радиусы будущей сети. Дальше они становятся опорой всей спирали из липкой ловчей паутины, выделяемой дальновид- ными железами и покрываемой выделениями древовидных желез.
заднюю часть брюшка, переползает с радиуса на радиус и прикрепляет к ним спиральную нить паутины. От края радиуса крестовик поворачивает обратно и постепенно воз- вращается в среднюю зону, связывая лучи, построенные из сухой нити, более плотной спиралью, на этот раз из клейкой нити. Вспомогательной спиралью паук пользуется как опорой, как мостками, по которым он переходит от одного радиуса к другому. Но это для него и ориентир, помогающий в прокладке клейкой ловчей нити. Так садовник натягивает шнуры, прежде чем высадить растения на клумбе. Если паук этого не сделает, он сам запутается и в кропотливой работе упустит основные линии общего плана. Но по мере того как сооружается липкая спираль, вспо- могательная становится уже бесполезной, и паук отрезок за отрезком выкусывает ее, сматывает в клубочки и вы- брасывает. Теперь все: паутина наконец готова. И, скажем откровенно, вовремя, а то, пожалуй, наше терпение истощилось бы! Вообще говоря, натуралистам терпения не занимать. Они не устают снова и снова наблюдать и прослеживать, как сооружается паутина. Мы ограничились здесь корот- ким рассказом об одних лишь выводах и сообщили далеко не все, что об этом предмете известно. В самом деле, ведь здесь описана только типичная история возникновения пау- тины паука-крестовика. А сколько отклонений от этого плана! Остается лишь дивиться тому, как мало подчинено застывшей схеме врожденное мастерство плетельщика пау- тинных сетей. Ведь в каждом случае отдельные действия очень существенно различаются в зависимости не только от местных обстоятельств, но даже и от особенностей того или иного строителя. Если же начать описывать строительные повадки раз- ных видов, мы никогда не закончим своего рассказа. Однако втайне я надеюсь, что и этот единственный приведенный здесь краткий протокол действий крестови- ка — строителя паутины — побудит противника пауков проверить точность сделанного мною описания. И тогда чи- татель превратится в наблюдателя, а ненавистник пауков станет их покровителем и другом.
(M[P(QW« ПЕСНЯ ПАУКА-ЖЕНИХА Весной и в первые месяцы лета самцы паука-крестови- ка не обращают внимания на самок. Они строят для себя паутину и ведут самостоятельный образ жизни, растут, но не слишком увеличиваются в размерах. Даже полностью закончив рост, самцы все-таки гораздо мельче внушитель- ных самок. У многих видов пауки-женихи кажутся рядом со своими невестами просто крошками. В этом уголке животного мира женский пол никак не назовешь слабым. Когда лето близится к концу, самец-крестовик дожи- дается наступления красных дней и, бросив свое обитали- ще, отправляется бродяжничать в поисках невесты. В этой роли все существа стремятся показать себя с наиболее выгодной стороны и, всячески демонстрируя свои таланты и достоинства, пробуют очаровать избранни- цу. Павлин распускает ослепительный хвост, жаворонок высвистывает песенки, женихи некоторых бабочек распро- страняют выделяемый железами аромат, который при- влекает невест. А паукам что делать? Их невесты глухи, плохо видят, обоняние у них не слишком острое. Потому-то жених и обращается к тому чувству, которое играет у пау- ков главную роль — к осязанию! Обнаружив во время своих странствий паутину неве- сты, жених прикрепляет к ее паутине прочную нить и, выбрав по соседству надежную опору, пристраивается сбо- ку и принимается сотрясать нить. И в этом сотрясении ни- ти, должно быть, звучит музыка, взывающая к особо чут- ким концам ножек. Так до избранницы доходит звонок, Пауки-крестовики,. Слева — самец, справа — самка.
раздающийся у двери в ее жилье, и если она готова к венцу, то направляется к зовущей ее нити. Встреча с же- нихом происходит на «брачном мосту». Вообще-то быть самцом у пауков не вполне безопасно. Когда жених приходит не вовремя, то невеста, более крупная и сильная, может схватить его и в два счета со- жрать. Но если даже время визита выбрано счастливо и самка не возражает против знакомства, пауку все равно может не поздоровиться; драма будет отличаться от пре- дыдущей разве только тем, что избранника съест не не- веста, а супруга. У пауков-крестовиков такое поедание не редкость. У некоторых пауков оно даже обязательно. Из- вестны и такие виды, у которых женихи соблюдают редкий обычай: приближаясь к невесте, они подносят ей муху. Этот свадебный подарок и дает возможность жениху ускользнуть от опасности, не быть съеденным на после- свадебном ужине. (Обряд свадебного подношения наблюдается также и у хищных мух-толкунцов, которых пауки часто находят в своих ловчих сетях и поедают. Этот факт зарегистрирован многими натуралистами. Но как такая повадка возникает, никто пока не объяснил *.) Примерно в сентябре паучиха крестовика откладывает яйца, укутанные в ворсистую желтую ткань. Мать прячет пакет с потомством в укромное место. Первые ночные за- морозки кладут конец существованию паучихи, а из яиц весной развиваются молодые паучки. Едва вылупившись, они уже ничем не отличаются от взрослых, кроме, разу- меется, размера. Какое-то время паучья молодь еще растет за счет запасов питательного жирового тела (желтка), скрытого в их брюшке. Но едва паучки подросли, они пере- ходят к тому же разбойному образу жизни, какой вели их родители, и целиком посвящают себя ему до конца лета, когда наступает пора продолжения рода и когда женихи отправляются бродить в поисках невесты, которой и вызва- нивают свою свадебную песню. ДОМОВЫЕ ПАУКИ Паук-крестовик не чурается человеческого жилья, по вообще-то он — дитя вольной природы. Домовые пауки (все они относятся к видам рода 120
Вот это и есть домашний паук, затягивающий своей паутиной темные углы. тегенария*) обитают только в помещениях и мо- гут жить, конечно, лишь там, где их терпят. В углах комнат, в чуланах, в амба- ре, в садовой беседке встре- чаются сети с углублением посредине. Они ни в какое сравнение не идут с изящ- ной колесовидной паути- ной крестовиков. И тем не менее сети домовых пауков выполняют свое назначе- ние не хуже, чем колесо- видные. Правда, другим способом. Муха или комар, кос- нувшись ножками плете- ния, застревает в нем. Паук, немедленно выска- кивая из засады, сплетен- ной, как трубка, у основа- ния ловчей сети, набра- сывается на дичь. В этой засаде паук обычно проводит все время и сюда же, когда что-нибудь попадается в его те- нета, уносит добычу, чтобы спокойно с нею расправиться. В отличие от других видов, которые живут не дольше года, домовые могут дотянуть до вполне почтенного для паука возраста 5—7 лет, если, конечно, их не погубит веник уборщицы. Кому не известно, что хозяйки терпеть не мо- гут, когда по углам с потолка свисают паутинные гирлян- ды, и в каждой — мухи, пыль, грязь. Да и самих пауков в жилых помещениях — в столовых, спальнях — не терпят потому, что побаиваются, считая ядовитыми. Что можно об этом сказать? Действительно ли опасны эти существа? ЯДОВИТЫ ЛИ ПАУКИ? Да, пауки бесспорно ядовиты. У всех рядом с острым зубцом верхних челюстей открывается выводной проток ядовитой железы. При укусе жертвы выделения этой же- 121
Л это бродячий паук, л и к о з а, именуе- мый еще тарантулом. Художник, иллюстри- ровавший эту книгу, срисовал ликозу из собственной коллек- ции. человека, впрочем, лезы изливаются в ранку, и схва- ченное насекомое погибает. Дру- гое дело, способны ли пауки та- ким же образом причинять вред нам. В большинстве случаев нет. Челюсти паука-крестовика, или домового паука, слишком слабы, ими не прокусить человеческую кожу. Если на каком-нибудь участ- ке кожа тонка, последствия паучи- ного укуса оказываются не более тяжелыми, чем комариного. Нам нечего тревожиться: ни один из наших пауков не обладает ядом, который способен причинить нам серьезный вред. Не из-за чего, зна- чит, и преследовать их как опас- ных животных. Но только что вынесенный оправдательный приговор никак нельзя распространять на всех представителей рода. Укус одного из водящихся у нас водяных пау- ков вызывает довольно неприятное жжение. Итальянский тарантул (он относится к группе пауков- волков) тоже способен укусить последствия не бывают слишком серьезными. Пугающие сообщения средневековых летопис- цев о том, что люди, «ужаленные» тарантулом, приходят в крайнее возбуждение и скачут, и пляшут, пока не выбьются из сил и не упадут в изнеможении,— чистейший вымысел. (Некоторые авторы считают, что «тарантизм», о котором сообщают старые книги, был просто эпидемиче- ским заболеванием *. действительно опасен: на большой площади вокруг уку- шенного места ткани мертвеют. (Имеются сообщения о том, что укус индийского паука ат раке робусту с, что значит сильный, также может привести человека к смерти. В Африке некоторые охотни- ки смешивают яд паука пэсилотерия барроус со- ком определенных луковичных растений и затем приме- няют для отравления стрел *.) ) Но укус бразильского паука-волка 122
Ядовитый паук каракурт со своими яйцевыми коконами. Этот каракурт сродни «черной вдове», о которой рассказывает К. Фриш. Есть повод бояться так- же пауков другого рода, чьи виды во множестве распространены по всему свету. На юге Франции и Италии живет охотник за кузнечиками — м а л ь- миньята, в Азии обита- ет близкий родич этого пау- ка — «черный волк», а в тропической Америке — ~ «черная вдова», чей укус вызывает у человека не только острую боль, но и лихорадку, потерю созна- ния и другие осложнения, в иных случаях даже смер- тельные. Однако ни одно из перечисленных созда- ний не нападает на чело- века как на добычу. Во время жатвы или срывая листок с куста, кто-нибудь ненароком прижмет такого паука, а тот, почувствовав себя под угрозой, пустит в ход свое оружие. В зоологических садах Англии несколько раз заводили для показа публике пауков «черная вдова». Разумеется, их содержали со всеми необходимыми предосторожностями. Одно из правил содержания требует: в случае войны, когда сброшенная с воздуха бомба может смести все предосто- рожности и выпустить на свободу восьминогих, всех «чер- ных вдов» следует заблаговременно уничтожать, не счита- ясь с тем, сколько стоила доставка из-за тридевяти земель этих опасных экспонатов. ПАУТИННЫЙ ШЕЛК Уже свыше двухсот лет назад Французской Академии наук были предъявлены пара перчаток и пара чулок, свя- занные из чистого паутинного шелка. (Они демонстриро- вались как приложение к диссертации Бон де Сент Илера «О пользе паучьего шелка», представленной в 1709 г.*) 123
К еще более давним временам относится практиковавше- еся в некоторых китайских провинциях изготовление платья из паутинного шелка. (В дневнике исследователя Южной Америки Феликса Газера есть сообщение о том, что искусством ткать пряжу из паутинного шелка владели также некоторые племена обитателей Парагвая*.) Когда возникла мысль использовать для производства шелка железы паука, наиболее пригодными для задуман- ной цели были признаны крупные тропические пауки, в частности обитающий в Мадагаскаре и в восточных обла- стях Африки так называемый «шелковый» паук. Его гнез- до имеет в диаметре около двух метров, а расстояние меж- ду концами ножек взрослой паучпхи достигает двенадцати сантиметров. Но этот великан паук выделяет шелковую нить сечением всего в семь тысячных миллиметра. Нет более тонкого натурального шелка, который находил бы примене - ние в технических целях. Нить настолько тонка и легка, что если бы проложить ее по экватору вокруг Земли, то на это потребовалось бы всего два килограмма паутины! Тот же паук обладает Прядильный станочек для полу- чения паутинного шелка. железами, которые произ- водят и более грубые ни- ти, тем не менее вполне пригодные для использо- вания в пряже. Шелк пауков нисколь- ко не уступает в крепости шелку, который мы полу- чаем от гусениц шелко- пряда. По гибкости он да- же превосходит его. Ткани из паутинного шелка кра- сивы и прочны. Конечно, если бы не их головокру- жительная дороговизна, они давным-давно вытес- нили бы обычные шелко- вые ткани. (Паутинный шелк обходится в 10— 15 раз дороже натураль- ного *.) Выкормка гусениц ту-
тового шелкопряда широко распространена во многих странах. В помещения, где содержат гусениц, так называе- мые червоводни, ежедневно с плантаций тутового дерева доставляют необходимое количество свежих листьев. Здесь поддерживают нужную температуру и влажность. Гусениц шелкопряда эти скромные заботы вполне устраивают. Чтобы содержать пауков, надо устраивать пауководни и ловить каждый день корм. Охота на мух отнимала бы слишком много времени, кроме этого, пришлось бы еще собирать готовую паутину или коконы с яйцами, а также вылавливать взрослых са- мок и затем выматывать из них нить. Возможно ли это? Оказывается, возможно и даже не представляет особых трудностей: собрав примерно две дю- жины паучих, их прикрепляют в несколько рядов одну под- ле другой к рамке. Каждую привязывают за тонкую талию к краям дощечки, а сверху плотно прикрывают деревянной задвижечкой. Беспомощные, они вынуждены спокойно переносить даже прикосновение грубых пальцев к их паутинным бородавкам. При этом нить приклеивается к пальцам. Так ее и извлекают. Дальше все нити свивают- ся в одну и наматываются на медленно вращаемую ка- тушку. Операция продолжается до тех пор, пока запасы шелка в паучихах не исчерпаны. За один прием удается получать метров 300 нити. Пос- ле этого подопытным созданиям предоставляют отдых, их выпускают на волю, но не навсегда. Спустя какое-то время их можно снова взять в работу и получить новые порции шелка. В конце концов после нескольких повторений из одной взрослой паучихи выматывают до двух километров нити. Продуктивность, что и говорить, изрядная. Но, к со- жалению, на нее влияет слишком много причин. Поэтому платья из паутинного шелка останутся пока малодостижи- мой мечтой даже для самых капризных франтих.
Клещи -f— тг* го не является закоренелым го- f S рожанином, кто готов целые I / дни напролет проводить в поле, IS на лоне природы, кто не устает I \ часами предаваться мечтам где- / \ / нибудь на лесной опушке, тот 1 \/ обязательно сведет знакомство с иксодес. В странах Евро- пы клещи этого семейства распространены больше других и встречаются чаще. Этот непрошеный гость способен предстать перед нами в двух совершенно различных обликах: с пустым и с пол- ным брюшком. Когда, вернувшись с лесной прогулки, вы иной раз обнаруживаете на коже крошечный диск, мед- ленно и вразвалку перемещающийся на своих восьми нож- ках, знайте — это иксодовый клещ! Проголодавшись, он ищет подходящего местечка, чтобы пообедать, причем обед будет тянуться невообразимо долго. Если предоставить это создание самому себе, то после нескольких часов поисков он бросит якорь на облюбован- ном участке кожи и, вонзив здесь свой хоботок, примется сосать кровь. Несколько дней длится такая заправка кор- мом. Не удивительно, что крошечный диск становится не- узнаваемым, он раздувается в мешочек с добрую горошину величиной. ПАУКИ, НЕ ТКУЩИЕ ПАУТИНУ Клещи принуждены обходиться без той роскоши, кото- рую могут позволить себе истинные пауки, производящие шелк. Клещи не сооружают паутинных сетей для ловли добычи, не готовят шелковую постель для потомства, их женихи не умеют привязывать свадебную нить к паутине 126
невест, а молодь неспособна выпускать на воздух парус- ный канат, держась за который паучок, не расходуя сил, совершает путешествия. У клещей вообще нет каких бы то ни было шелковыделительных желез. И все же клещи тоже относятся к паукообразным: у тех и у других одина- ковое число ног (восемь), а также ряд других признаков, позволяющих говорить о родстве. Среди всех прочих паукообразных клещи особо богаты видами. Их жизненные повадки и свойства весьма раз- личны. Чесоточные клещи вызывают на коже человека и других теплокровных различные воспаления. Сырные кле- щи проявляют, как о том говорит само их название, сов- сем иные интересы. Мучные клещи, размножаясь в чрез- мерном количестве, придают продуктам неприятный вкус. Многие виды паразитируют на кузнечиках, бабочках и про- чих шестиногих, причем эти клещи кажутся на теле насе- комых крошечными светящимися красными жемчужина- ми. Пчелиные клещи живут вызывая их заболевание, оказываются причиной ги- бели целых пасек. Можно перечислить еще немало других клещей, которые, несмотря на точечные раз- меры, могут попасться на глаза внимательному на- блюдателю и, по причине их «злонравия», становят- ся известны даже невни- мательному человеку. Наибольшее число кле- щей обитает в водах или в почве, их жизненный путь обычно не пересекается с нашим, и мы их не заме- чаем. В этом, как правило, карликовом племени иксо- довые клещи — самые крупные. Их нерасчленен- ное тело несет подвижную голову. Игла и хоботок угрожающе выдвинуты Самка клеща и к с о д е с. Сверху — до приема пищи, внизу — после (увеличено).
вперед; шея как будто в во- ротнике. У самок, в отличие от самцов, тело сильно мор- щинистое, сплошь в складках. Но это отнюдь не украшение и объясняется весьма про- заически: самки прожорли- вее. Именно они высасывают столько крови, что раздувают- ся в мешок, подобный горо- шине. За несколько дней вес самки может возрасти в две- сти раз! Подавляющее боль- шинство животных, если бы с ними происходило нечто по- добное, неизбежно лопнули бы задолго до того, как им удалось бы достичь соответ- ствующих размеров. Объем самки клеща пото- му так и велик, что кожа предусмотрительно сложена в складки. Животное может, ничем не рискуя, наедаться в полном смысле слова до отвала. НЕВОЛЬНЫЕ ГОСТИ Нет оснований возму- щаться кровожадностью жен- ского пола. Она в данном слу- чае вполне оправданна и обо- снованна. Когда в теле долж- ны созреть несколько тысяч яиц, приходится усиленно питаться. Едва только самка насоса- лась крови досыта, она извле- Разные виды обитающих в поч- ве клещей. Здесь они показаны увеличенными. Справа внизу — мучной клещ.
Вот как выглядит под достаточно сильным увеличением голова обыкновенной комнатной мути.

На снимках слева — самка комара и в еще большем увеличении ее голова с длинным колющим хоботком; вверху — комар-самец, внизу — его голова с длинными, густо опушенными усиками.
Этот длинноногий родич комара — долгоножка, знаком всем, но не каж- дому доводилось рас- сматривать насекомое под лупой. Снимки американского натуралиста Реттен- мейера (он сделал их в зоне Панамского ка- нала) доказали, что щетинохвостые разных видов живут и среди кочевых муравьев.

Все без исключения клопы — и хищные, и растительноядные,— уже выходя из яйца, оснащены колюще-сосущим ротовым аппара- том. На снимках растительноядные клопы-щитники.
Усы домовых вредителей-дровосеков часто не уступают в разме- рах и массивности тем, которые мы видим у жука, показанного на снимках.
Крестовики искусно плетут паутину. Ее липкие сети покрыты унизывающими нить наподобие бусинок капельками клея.

Среди родственников паука-сенокосца встречаются и такие, чье тело в 11—15 раз короче его тпдилъныт ног.
Глаза сенокосцев расположены в особом выступе и образуют на спине нечто вроде смотровой башенки.
Ни один из относящихся к паукам-скакунам видов не строит ловчей сети, все охотятся, прыгая на добычу.
Здесь показаны два жука из четверти миллиона опи- санных видов. Жучки-долгоносики вооружены длин- ным хоботком — «клювом».
У некоторых бабочек-веерниц передние и задние крылья расщеп-} лены, каждое на несколько перовидных лопастей. У этого тропического жука (он водится на Мадагаскаре) голова длиннее всего остального тела.

Сравните пчелу, только что вылетевшую из улья, с той, которая успела посетить цветок и уже вся осыпана пыльцевыми зернами. Профессор К. Фриш свыше 60 лет посвятил изучению ориентировки пчел в полетах, во время которых они, собирая для семьи корм, опыляют цветки.
кает хоботок из кожи и действительно отваливается, па дает. Когда это происходит в жилом помещении, клещ погиб! Конечно, нам мало радости от того, что легкий зуд помогает обнаружить клеща на коже. Но клещам еще меньше радости от того, что с человеком они попадают обычно в обстановку, роковую для их потомства. Планами природы не предусмотрено, чтоб клещи были квартирантами человека, его соседями по дому. Когда они оказываются на коже человека или, что бывает чаще, про- брались в собачью шерсть и на собаке проникли в жилье человека, это они заблудились, сбились с естественного пути. Конечно, пока клещ, сидя на коже, сосет кровь, он благоденствует. Зато, свалившись, он, как правило, высы- хает, не успев подготовить будущее для своего потомства, как поступает всякая добрая мать семейства, независимо от того, сознательны ее действия или бессознательны. Клещи не слишком разборчивы. На лис, белок, ежей и прочих млекопитающих они нападают столь же охотно, как и на человека. Но в природных условиях они все же при- сасываются к диким животным чаще, чем к собаке или человеку, и это способствует продлению рода паразитов. Падая со своих невольных носителей-хозяев, самки, упив- шиеся кровью, остаются в степи или на моховой подстилке в лесу, где до конца жизни находят все необходимое для себя и где будущее их потомства обеспечено. ЖИЗНЕННЫЙ ЦИКЛ КЛЕЩА Примерно через 14 суток после того, как самка упала на землю, она начинает откладывать яйца и носит их на собственной голове и на спине. Так проходят несколько недель. Мать многочисленного потомства постепенно смор- щивается и, покрытая тысячами яиц, испускает последнее дыхание. Только что вылупившийся из яйца клещ имеет понача- лу всего шесть ножек, что вообще паукообразным не при- суще. Последняя, четвертая, пара ножек появится у него позже. Это не имеет, однако, никакого значения для змей и ящериц, в которых впиваются молодые клещи, впервые утоляя жажду крови. Несколько дней пируют они на сво- 6 10 маленьк. непрошен, гостей 129
их носителях, после чего покидают их и линяют. Вот из этой линьки они выходят уже восьминожками и несколь- ко увеличившись в размерах, однако вновь возвращаются на тех же ящериц и на змей. Наконец приходит время по- вторной линьки, и после нее клещи в третий, и в послед- ний, раз получают свою порцию крови — теперь обычно на млекопитающем. В рассказе все это звучит очень просто. Но вообразите себя крошечным клещом, затерявшимся где-нибудь в тра- ве или в листовой подстилке под деревом. Учтите, что вам не добыть никакой пищи, пока вы не дождетесь ящерицы или позже, чуть подросши, лисицы или другого млекопита- ющего. Боюсь, в подобных условиях легко утратить охоту к дальнейшей жизни. Как умудряется молодой клещ находить своих ящериц, я, право, не знаю. Возможно, он ничего для этого не дела- ет, просто ждет, пока какая-нибудь случайно над ним про- скользнет. Скажем прямо: многие ждут напрасно и, не дождавшись, погибают от голода. Есть, впрочем, два об- стоятельства, благодаря которым клещи все же не выми- рают начисто. Во-первых, не так уж быстро они погибают от голода. Даже самые молодые способны чуть не г о д прождать при- ема первой пищи. Один исследователь срезал подопытным клещам часть головы, полностью лишив их возможности хотя бы тайком принимать какую бы то ни было пищу. Но его безголовые клещи прожили по четыре года да и после того погибли не естественной смертью. Эта способность клеща позволяет по-иному смотреть на его судьбу. Конечно, для существа, которое в виде крохот- ной точки затерялось в траве, мало шансов, что сегодня- завтра над ним пробежит ящерица. Но вполне возможно, что это случится один раз в течение месяцев, даже все равно, в текущем году или в будущем... Впрочем, пусть тот или другой клещ в каком-нибудь месте прождет зря и, не дождавшись, погибнет. Судьба отдельной особи здесь мало что значит для будущего рода. Роду же ничего не грозит, когда молоди достаточно. Это общий закон приро- ды: животные, у которых мало шансов выжить, произво- дят потомство особенно многочисленное. Пусть из тысяч зародышей клеща сохранится один и его после долгого ожидания и голодовки в конце концов заденет, пробегая, ящерица — этого достаточно! 130
С возрастом клещи становятся более предприимчивы: всползают на травинку, на стебелек. Нередко караулят, ждут на какой-нибудь высокой точке, пока вблизи появит- ся подходящее существо. Иногда взбираются еще выше и в нужный момент бросаются вниз на жертву. Такой жерт- вой теперь может стать и человек. Однажды на берегу озера Вольфгангзее мы устроили привал под низкой тесовой кровлей возле древнего и вы- зывающего торжественное настроение памятника. Надолго запомнился всем нам этот отдых; мы оказались в полном смысле слова усеяны клещами. Но как могли они узнать о нашем появлении? ЖИВОТНЫЕ, ЛИШЕННЫЕ ВКУСА Клещи не имеют глаз и неспособны видеть. Но они и не слышат. Внимательный натуралист может догадаться, каким чувством руководствуются и пользуются клещи. Вскарабкавшись на свой высокий наблюдательный пост, они «вынюхивают обстановку». Воспринимающие запах органы расположены у клещей в углублениях на концах первой пары ножек. Поэтому они и сидят с поднятыми вверх передними ножками, медленно поводя ими в воздухе. Кроме того, клещам присуще обостренное восприятие тепла, оно тоже помогает им обнаружить возможного хо- зяина-носителя. Положите на лист бумаги нескольких кле- щей и затем на расстояние в несколько сантиметров под- несите к листу нагретый предмет. Клещи начинают стяги- ваться к нему. Попробуйте перемещать источник тепла над бумагой: таким способом клещей можно водить куда угодно — в стороны, вперед, назад. Если же направить их движение к месту, где до них будет доходить привлекательный запах, например от кусоч- ка хорошо замаскированной свежей шкуры, клещи, при- близившись, начинают водить в воздухе передними ножка- ми, которые при движении у них всегда растопырены, как приемники радаров. Вскоре, однако, они замирают. То же происходит, должно быть, и в природных услови- ях. Клещи направляются к своим будущим носителям-кор- мильцам, руководясь обонянием и восприятием тепла, из- лучаемого животными, когда те проходят вблизи их засады. 131
Молодой иксодовый клещ, ожидающий приближения будущей жертвы. На самом деле он во много раз мень- ше, и заметить его невоз- можно. А теперь расскажем об опытах, которые помогли узнать, как клещи питаются. Для опытов потребовались бутылочки, наполненные кровью. На мембраны, кото- рыми обтянуты горлышки этих бутылок, поместили кле- щей. Пока кровь была холод- ная, она не привлекала кле- щей, но, едва содержимое бу- тылок нагрели, клещи стали тянуться к мембране, хотя и не делали попыток прокалы- вать ее хоботком. Возможно, их останавливал и отталки- вал запах самой мембраны. Действительно, стоит отре- зать у клещей концы ножек с их обонятельными углубле- ниями — и сразу полный ус- пех: теперь запах ничего уже им не сообщает и обольщаю- щее тепло побуждает клещей буравить хоботками мембрану и наполнять желудок кор- мом, высасывая его из бутылки. И тут уже им все равно: кровь ли налита в бутылки или любознательный экспериментатор заполнил их супом, уксусной кислотой или огуречным рассолом. Клещи, похо- же, полностью лишены вкусовых восприятий. С незапа- мятных времен им достаточно было тепла и обоняния, что- бы добираться до источников пищи, дающей силу жизни. Природа не предусмотрела, что ученые станут изощряться в хитроумных выдумках, имеющих одну цель: обмануть клеща. КЛЕЩИ ПТ Hi Не одни млекопитающие, но и птицы часто подвер- гаются нападению клещей. Иксод — единственный клещ, о котором до сих пор шла речь,— встречается в молодом возрасте чаще всего на ящерицах и змеях, но иногда и на 132
Птичий клещ. птицах. Другие клещи предпочи- тают птиц или даже исключитель- но их атакуют. Назовем для приме- ра клеща голубей. Он может слу- чайно попасть в человеческое жи- лье и стать для людей причиной весьма неприятных переживаний. Относится этот клещ к числу тех, что, подобно клопам, нападают на жертву ночью, в темноте, какое-то время пьют кровь, затем возвра- щаются в свое убежище. Если го- лубятни запущены и содержатся неряшливо, клещи способны раз- множиться здесь необычайно. В древних храмах и соборах, например в Вене или Ве- неции, да и в других давно обжитых голубями сооружени- ях среди расселин камня могут водиться массы клещей. Если они заселили жилые дома, то серьезно докучают оби- тателям. Из истории известен такой случай: в одном ста- ринном доме в городе Майнце бедствие от клещей стало просто невыносимым, и местные власти потребовали высе- лить из дома всех жильцов. Хозяева так и сделали, а спу- стя десять месяцев решили, что клещи в нежилом доме, конечно, уже вымерли от голода. И в дом въехали новые постояльцы, не имевшие представления о том, как велико- лепно владеют клещи искусством воздержания от пищи. Оголодавшие орды паразитов так отделали новоселов, что те поплатились за свою неопытность продолжитель- ным и тяжелым заболеванием. В более жарких странах и особенно в восточном Среди- земноморье один из птичьих клещей одинаково поражает кур, уток, голубей, гусей и, разнося массовые заболевания, причиняет птицеводству серьезный вред. К сожалению, эти твари не упускают случая напасть и на человека. Между прочим, их иногда называют «персидскими клопа- ми», хотя это все же не клопы, а клещи. Но, судя по клич- ке, эти паразиты представляют достойную пару для кло- пов. Теперь, как видим, нам можно, пожалуй, быть доволь- ными своими иксодами.
КАК УБЕРЕЧЬСЯ ОТ КЛЕЩА? Вид клещей, от которого чаще всего приходится защи- щаться, сравнительно безобиден. Никто, конечно, не соби- рается добровольно предоставлять им сосать свою кровь. Но как же им в этом помешать? Хорошо, если клещ обнаружен на вас случайно, пре- жде чем он успел обосноваться и еще бродит в поисках нежного участка кожи. В таком случае задача ясна: его следует уничтожить. Но как? Раздавить его совсем не лег-* ко. Клеща не убьешь, хлопнув ладонью, как комара. Его и не расплющишь, даже если сильно нажмешь: маленькие тела клещей на редкость прочны и тверды. Искушенные люди зажигают спичку, прикасаются еще раскаленным концом к клещу и таким образом предают его казни. Сложнее, когда клещ уже впился хоботком в тело. Не- чего и думать о том, чтоб вырвать его: ротовые устройства этих созданий так крепко внедряются в кожу крючками, расположенными далеко один от другого, что даже когда тело извлечено, голова остается на месте. А ее оставшиеся в коже части нередко становятся причиной воспалений. Счастье наше, что мы обнаруживаем непрошеного го- стя, едва он успел по-хозяйски пристроиться: это место начинает чесаться. Пока клещ еще не слишком раздулся, можно избавиться от него, положив сверху кусочек клей- кого пластыря. На следующие сутки наклейку снимают, а с ней извлекают и остатки иксода: клещ сам убрал свои прицепки, то ли потому, что ему не по вкусу химические свойства клея, то ли потому, что отрезанный пластырем от воздуха, он задохнулся и сдался в плен. Когда же клещ уже глубоко впился, на место укуса кла- дется компресс из ваты, пропитанный скипидаром или бен- зином. Через какое-то время клещ сам извлекает хоботок, а если почему-либо не делает этого, его легко сковырнуть. Тем, кто найдет все эти приемы слишком хлопотными и кто предпочтет, вооружась терпением, ждать, настоящие строки могут послужить утешительным заверением: через несколько дней живой привесок отвалится сам собой. Ведь ему надо только наполнить брюшко, а когда это сделано, он достиг своей цели.
Заключение f А едко бываешь по-настоящему f 1 удовлетворен полученным или f J сделанным. Как правило, чело- I—века сильнее занимает то, чего f он еще лишен, нежели то, чем I он уже обладает. Это верно и Л.. для молодых, и для старых и несколько меня огорчает. Ведь в этой книге не хватает рассказа о многих других обитателях человеческого жилья. И разумеется, это те именно, о которых читателю больше всего хотелось бы знать. Одного донимают слизни в погребе, и он ищет способа от них избавиться. У другого появились мокрицы, и ему срочно надо выяснить: не кровососущие ли это насекомые, или они и крови не сосут и к насекомым не относятся? У третьего жилье заполонили печально прославленные жуки-точильщики. Четвертого тревожит сырный клещ. Пятый хотел бы поближе познакомиться с образом жизни муравьев, которые пробрались в его столовую. Не один пожалеет о том, что в книге не говорится о мышах и кры- сах. И наконец, кое-кому покажется неправильным, что здесь ничего не сказано о собаках и кошках или о золотых рыбках и канарейках. Пожеланий может быть бесконечно много. Да будет мне позволено сказать хоть словечко в свое оправдание. Эта книжка — не справочник, не руководство. Мои очерки написаны только для того, чтоб сообщить некото- рые сведения о маленьких домашних тварях, как правило, 755
редко упоминаемых или малоизвестных. И главное: хоте- лось показать, что и существа наименее привлекательные, часто даже презираемые, тоже могут обладать удивитель- ными свойствами. В природе все достойно изученья, Бессодержательных созданий в мире нет: Любое может дать на твой вопрос ответ... Но все же вечно будет полон белый свет — От крошечных букашек до планет — Волнующих серьезный ум загадок.
...И аесатп/ио Jдесять-

О ГЕРОЯХ ОЧЕРКОВ К. ФРИША И ИХ БЛИЖАЙШИХ СОРОДИЧАХ ГОСТИ, СОСЕДИ или постояльцы? азвание сборника очерков Карла Фриша можно было бы перевести и так: «Десять ма- леньких квартирантов». Или точнее: «Десять маленьких созданий, живущих с нами в од- ном доме». Напомню, что Фриш рассказы- вает отнюдь не обо всех наших «соседях» по дому, а лишь о части тех, кто по природе своей тяготеет к человеческому жилью, прямо или кос- венно связан с жизненными условиями, окружающими нас. Свиту человека образуют создания, далеко не всегда, как выясняется, званые, верноподданные, приятные, по- лезные для дома и его жильцов. Правда, паука, например, с первого взгляда вроде бы и нет оснований включать в эту свиту. Ведь их такая мас- са в лесу, в степи, на воле, а человек сам по себе ничем пи- тательным неспособен поддержать это восьминогое суще- ство. Но комнатная муха, получая от человека и стол, и дом, по праву поставлена Фришем на первое место среди героев его рассказов. С очерка о мухе начинается книга. А уже вслед за мухой к жилью человека потянулся и паук. Стол его состоит главным образом из двукрылых, но кров предоставляется человеком. Перечисляя животных, обойденных вниманием в очер- ках и упомянутых лишь в «Заключении», Фриш на- зывает в числе других золотую рыбку и канарейку. Это странно! Здесь автору определенно изменяет точность его, как правило, не знающего промахов пера. Конечно, ни гиб- кая и юркая золотая рыбка, ни тритоны комнатных аква- риумов, ни бронированные черепахи и зеленые лягушки, ни обтянутые тисненой кожей изящные ящерицы или земли- 139
стые змеи домашних террариумов, ни канарейки и прочие комнатные певчие птицы, посвистывающие и чирикающие, ни попугай и всякие другие декоративные пернатые, бле- щущие в глубине обширных вольеров своим многоцветным одеянием, а также неутомимая рыжая белка в колесе или ежиха с ежатами — все они никак не наши спутники, да- же не случайные, мимолетно наведавшиеся или засидев- шиеся гости, а пленники, невольники, заключенные. Они вполне подобны тем, которых мы видим сквозь массивные чугунные прутья или тонкую стальную сетку ограды в зо- ологических садах и музеях живой природы. Тем, кто еще не видит, в чем тут разница, можно посо- ветовать отложить на какое-то время заботу и попечение о диковинных приемышах. Позже или раньше, а иногда тот- час же, все эти звери, птицы, тварюшки погибнут, если не расползутся, разбегутся, разлетятся, чтобы самим устро- ить свою жизнь. Может даже случиться, что, смолоду из- балованные вниманием и уходом человека, они не смогут жить на воле и до срока погибнут, однако сами, «по доброй воле» под кров человека, как правило, не возвратятся. А вот героям очерков Фриша — всяким нахлебникам, па- разитам и непрошеным гостям — только и требуется, что- бы их предоставили себе. Тут-то они себя и покажут. Именно по этой линии и проходит отличие, граница, рубеж. Если строго следовать принципу, положенному Фри- шем в основу отбора героев, о которых он так интересно рассказал, то к числу сожителей человека с гораздо боль- шим правом, чем канарейку, следовало бы причислить воробья или городскую ласточку. Не имеет значения, что эти птицы селятся вне наших квартир. Важнее, что они сами устраиваются сплошь и рядом под одним кровом с нами. ГОСТИ ЛАСТОЧКИНОГО ГНЕЗДА Недавно соотечественник Фриша доктор Курт Гунтер опубликовал отчеты о своих многолетних переписях чле- нистоногого населения гнезд городских ласточек. Собран- ные им данные заслуживают того, чтобы их хотя бы вкрат- це пересказать. 140
Что обнаружил доктор Гунтер? Фриш пишет о клещах, и Гунтер зарегистрировал у ласточек мелких, неустановленного вида желтых клещей, питающихся чешуйками кожи. Но вот наступает осенняя пора, когда ласточки улетают из северных стран на юг. Многие делают последний привал на морском побережье и набираются сил: ведь им предстоит перелететь море. Те стаи, что собираются в Провансе, на юге Франции, пере- секают по своей воздушной трассе Средиземное море. Здесь собираются птицы разных видов, совершающих совместно свой трудный и опасный рейс за море. Согласно некоторым данным, когда во время перелетов мелкие птицы выбьются из сил, они пристраиваются на спину летящих с ними крупных и более сильных птиц. Так ли, иначе ли многие ласточки добираются наконец до берегов Африки. Что ожидает их здесь? На первом всеафриканском совещании ученых-нату- ралистов доктор А. де Бон из Леопольдвильского универ- ситета (Конго) прочитал доклад, в котором доказывал, что именно в те месяцы, когда в Европе держатся холода, са- мым многочисленным видом птиц в Конго становятся ла- сточки. Конго — страна, которую энтомологи назвали «термит- ным полюсом мира». Здесь шагу невозможно ступить, чтоб не наткнуться на термитное гнездо; достаточно ткнуть ло- пату в землю, и открывается ход в термитник. Этих насе- комых тут всюду пропасть. А для измученных перелетом ласточек термиты — пер- восортная пища, особенно когда наступает время роения и массы крылатых термитов вылетают из гнезд: крылатые формы очень питательны. По поводу сообщения де Бона высказалось несколько человек. Один энтомолог заметил, что ему доводилось ви- деть летающих над землей во время роения крылатых термитов вида псевдоакантотермес, между про- чим, того самого вида, который на африканских базарах продается жареным и считается не менее съедобным, чем подсолнечные семечки, которые многие с аппетитом лузга- ют. Однако ни один вид птиц этих крылатых никогда не тревожил. — Вполне правдоподобно,— подтвердил де Бон.— Есть немало и других доказательств того, что вкус у птиц и у 141
(MRoWEW Лет крылатых термитов. людей неодинаков, и то, что может казаться для людей ла- комством, птиц не привле- кает. Другой энтомолог сооб- щил, что он не раз наблюдал в саванне Берега Слоновой Кости роившихся термитов а л л огп а то т ер м е с. Тьма- тьмущая крылатых этого ви- да спокойно и никем не тре- вожимая летала над верши- нами деревьев, а роившихся в ту же пору амитермес и кубитермес птицы без устали склевывали на лету, набивая себе зобы жирными тельцами крылатых. Крылья они сбрасывали, словно ше- луху. Таким-то образом ласточ- ки и нагуливают жир, наби- раются сил для обратного по- лета домой. А что же в это время происходит дома? В щелях опустевшего гнезда, дожидаясь весны, спят, замерли молодые клещи. Их разбудят солнечное тепло и прилет ласточек с далекого юга. Гнездовая моль. Ее личин- ки питаются перьями птиц. Как птицы выбирают ока- завшийся им по вкусу вид термитов, так избирают себе кормильцев и виды клещей. Среди них в гнезде ласточек Гунтер зарегистрировал и кровососущих клещей дер- ма н и с у с. Фриш, рассказывая о на- секомых, докучающих челове- ку, упоминает блоху, а Гун- тер говорит о блохе цера- т о ф и л л у с, кормящейся только на городской ла- сточке.
Фриш пишет о клопах, вшах и мухах, точно так же и Гунтер сообщает о кишащих в гнездовой подстилке кло- пах, о вшах, о мухе, чьи личинки растут, впиваясь в са- мых молодых неоперившихся птенцов, тогда как подрас- тающие и уже покрывающиеся пухом становятся мушиной личинке не по зубам. Фриш пишет о моли, и Гунтер отмечает в числе обита- телей ласточкиного гнезда белую личинку моли, которая кормится опавшими перьями. Вкусы разных насекомых неодинаковы. Потому то в птичьем гнезде обитают не те виды, что в жилье чело- века, а только их сородичи. НЕКОТОРЫЕ ДОПОЛНЕНИЯ К СПИСКУ К. ФРИША В русской научной литературе существует сочине- ние — и опубликовано оно уже свыше 60 лет назад,— по- священное той же теме, о которой повествуют очерки Фри- ша. Но русское сочинение написано предельно сухо, а кроме того, опубликовано в малоизвестном издании. О нем если и помнят, то лишь немногие специалисты и любители старой научной литературы. В самом деле, кто загляды- вает теперь в «Труды русского энтомологического общест- ва» за 1907 год? А ведь как раз здесь и была напечатана работа — плод многолетних трудов М. В. Новорусского, оформленная как «Список насекомых, собранных в Шлис- сельбургской крепости в 1901—1904 годах». Много есть и в нашей стране, и в других государствах богатейших и диковинных, редкостных и замечательных коллекций насекомых, но эта, без сомнения, остается са- мой необычайной. Очень уж чрезвычайны обстоятельства, при которых она возникла. Конечно, эта коллекция далеко не так ослепительна, как добытая когда-то в тропиках Уоллесом, и не укомплектована, как Сериньянская, со- бранная Жаном-Анри Фабром в Провансе, о котором сам Фабр писал: «Эта страна — рай для насекомых!» В списке насекомых, собранных в Шлиссельбурге, нет упоминаний ни о каких экзотах, а место сбора не пред- ставляло ни в какой степени рай для насекомых, зато было адом для людей. Легко себе представить, что упоминаемые Новорусским в «Списке» его гости и соседи по Шлиссельбургу казались 143
ему иной раз ничуть не непрошеными, а, наоборот, достав- ляли истинную радость. Здесь мы на время отклонимся от темы своего рассказа и обратимся к истории, о географической же стороне дела говорить почти нечего, разве только напомнить: Шлиссель- бургская крепость находилась на острове в Ладожском озе- ре, недалеко от места истока Невы. Каких уж тут ждать энтомологических находок и экзотов! Да, но вот об исто- рии Шлиссельбурга так коротко не расскажешь. В 1917 году крепость, которую вся мыслящая Россия считала царской Бастилией, была по приговору рабочих местных заводов сожжена и сровнена с землей, чтобы и следа не осталось. Не удивительно, что о сочинении Новорусского теперь мало кто помнит, а многие, возможно, не слышали и о самом месте, где составлялся «Список». ...Темной летней ночью 1884 года к безлюдной приста- ни островка причалили баржи, и жандармы при свете фо- нарей стали поднимать из глубоких трюмов крепко сколо- ченные дощатые ящики, только что не гробы, стоявшие стоймя. Под усиленным конвоем доставляли их в кре- пость, над воротами которой значилось одно только слово «Государева». Здесь сбивали крышку с ящика и из него выводили закованного по рукам и ногам узника. Звеня кандалами, вступали они один за другим в кре- пость. То были заключенные, переведенные сюда из ужас- ного Алексеевского равелина, из Трубецкого бастиона Пет- ропавловской крепости. Следя за тем, чтоб по дороге никто ни с кем не мог встретиться, чтоб никто никого не мог увидеть, жандармы с саблями наголо уводили своих пленников по коридору и останавливались перед камерой, отведенной для заключен- ного. Скрежеща, опускался засов, и арестант, оставшись один, осматривал свою келью. В каменном мешке с густо зарешеченным окном, за ко- торым тускнели маленькие квадраты матовых стекол, мож- но было сделать четыре шага в длину и пять в ширину. Вдоль правой стены — откидная койка. Днем на нее нико- му не дозволено было ложиться. С противоположной сто- роны к стене прикованы две железные плиты: одна — повыше и побольше — служила столом, вторая — пониже 144
и поменьше — была стулом. Под самым потолком камеры висела керосиновая лампа. Ее с наступлением темноты зажигал смотритель, чтоб легче было следить за заключен- ным. Долгие месяцы прошли, пока узники, тайком от тюрем- щиков перестукиваясь, узнали друг друга и выяснили, что они находятся в Шлиссельбургской крепости. В той самой крепости, что построена была еще в XIV веке и где в дав- ным-давно минувшие времена на плацу преданы были казни четвертованием Долгорукие. Это была та самая кре- пость, в которой когда-то, заживо замурованный, одетый камнем, много лет провел раскольник Круглов. Его схва- тили в тайных скитах на берегу Ладоги и привезли в Шлиссельбург... Это была та самая крепость, в которую заточены были девять участников заговора декабристов, в том числе братья Бестужевы, Кюхельбекер, Пущин, Поджио... В крепости преданы были казни брат В. И. Ленина — Александр Ильич Ульянов, Генералов, Шевырев, курсист- ка Зинаида Коноплянникова. За двадцать лет с 1884 по 1904 год через камеры крепо- сти прошли 68 мучеников революции. Из них одни были повешены, другие расстреляны, 20 умерли от чахотки, цинги или сошли с ума, 4 покончили с собой. Когда грянул 1905 год в одиночках Шлиссельбурга оставалось в живых 14 человек. Одним из этих четырнадцати и был М. В. Новорус- ский. Так непреодолимо было его горячее стремление изу- чать живой мир природы, и так тверда была уверенность в победе народа, что даже в этих, в буквальном смысле слова каторжных условиях Новорусский внимательно изучал собираемых им насекомых и составлял их «Список». Только список. Самих насекомых тюремная администра- ция отсылала в Зоологический музей, где определения Новорусского проверял и уточнял виднейший петербург- ский специалист Г. Г. Якобсон. Если теперь заглянуть в «Список» Новорусского и сли- чить его с перечнем насекомых, упомянутых в очерках Фриша, можно увидеть, сколько разных созданий живет в одном доме с человеком, даже когда этот дом — каторжная крепость. Вот, например, Фриш ничего не сказал об упоминае- 145
мых Новорусским многоножках и уховертках, представля- ющих в современном мире членистоногих живые памятни- ки — реликты древнейших форм. Фриш не упомянул и о сверчке, который по-научному даже именуется гриллус доместику с, что значит «домашни й», а в поговорках и песнях зовется, подобно таракану, запечным. «Все сверч- ки по своим запечьям сидят», «Сверчки напред хозяйки перебираются в новый дом», «Знай сверчок свой шес- ток» — свидетельствуют пословицы. «И православных изб жилец, известный на Руси певец, сверчок стрекочет одино- ко под печью»,— писал поэт И. Никитин. «Сверчок на пе- чи» увековечен в литературе как символ домашнего уюта и мирной жизни. Но этот сверчок ведет себя мирно, только когда он один. Этим и воспользовались любители, приспо- собив сверчка для забавы, весьма распространенной в не- которых странах: бои сверчков — излюбленное зрелище, вызывающее не меньше страстей и волнений, чем петуши- ные бои. Ничего не сказал Фриш об упоминаемых Новорусским сеноедах, питающихся плесневыми грибами. Многие из них часто встречаются в жилье, в бумагах, коврах. Среди этих насекомых есть виды, именуемые в общежитии «книжными вшами», хотя они не вши и не обязательно книжные. А пухоеды? Разумеется, пуховых подушек в крепости не было, а пухоеды все же были. У Фриша только одним-единственным словом в «За- ключении» упомянуты жуки-притворяшки. Между тем су- ществует столько видов этих жесткокрылых, разными пу- тями проникающих в жилье людей, что для рассказа обо всех не хватило бы книги, значительно более объемистой, чем весь томик Фриша. Прежде всего в ней следовало бы упомянуть о заслу- жившем мрачную известность жуке анобиум из рода точильщиков. Как утверждают суеверия и лжепредания прошлого, этот жук обладает даром ясновидения. Не зря он носит название «часы смерти», «смертельные часы». Тиканье анобиум считалось предвещающим неотврати- мую гибель человека, услышавшего свой «похоронный звон». В протоколах заседаний Королевского общества (Анг- лийская Академия наук) сохранился отчет об изучении 146
этого жука и его повадок. Доклад о «часах смерти» был сделан натуралистом и философом из Эссекса В. Дергэмом. «Я теперь,— сообщал Дергэм,— столь наловчился в наблюдениях, что могу почти всякий раз по своему жела- нию и найти насекомое, и вызвать его постукивание. Мне достаточно поместить несколько жуков в бумажку и легки- ми ударами о нее подражать им, причем они охотно мне отвечают». Анобиум доместикум, то есть «домашний», встречается почти повсеместно. Он может тикать в дере- вянных частях строения, в мебели. С ним связано немало мрачных и веселых анекдотов. Но разве не так же богаты происшествиями истории, вызванные двоюродным братом «часов смерти» — жучком анобиум паницеум, то есть «хлебным»? Взрослый жучок, свертываясь, совершенно похож на округлое твер- дое семечко, на нем ни щели, ни неровности. Заметить его не просто. А вот личинки этого жучка часто упоми- наются в повестях, где рассказывается о том, как в про- шлом из-за «червивых сухарей» вспыхивали бунты на ко- раблях. Десятки видов жучков пожирают муку, крупы, крах- малы. Нам с женой довелось однажды обнаружить целый выводок крошечных шестиногих в сплошных хитиновых мундирах. Они гнездились в мягкой картонной упаковке расфасованных автоматами цакетов с поваренной солью. Чем могли здесь питаться жуки? Картоном? Хлористым натрием? Или типографской краской? Нет, для анобиума все это продукты несъедобные. Жуки выросли на сухих остатках приготовленного из муки клейстера, которым ав- томаты заклеивали пакеты с солью. Не меньше, чем видов анобиум, известно родственных имдерместид — кожеедов. Этих тоже можно отнести к числу непрошеных гостей наших жилищ. Именно они повреждают текстильные изделия, причем нередко сильнее и заметней, чем моль, и не только в жилых помещениях и книгохранилищах, но и в музеях, хранилищах антиквар- ных изделий. На пару с кожеедами портят текстиль и перепончато- крылые сирициды — рогохвосты. Как и анобиум доместикум, они вредят обычно древесине. Вредители дре- весины — это чуть ли не целый мир со своими грибками, простейшими, червями. Но мы будем говорить об одних 147
лишь насекомых—о златках, усачах, чьи личинки, скрытые в древесине, питаются содержимым ее клеток, а также углеводами клеточных оболочек. Попадая в дома, постро- енные из сырых балок, досок, бревен, эти жуки иной раз заканчивают развитие спустя много лет после того, как в древесину были отложены яйца. В опытах с древесиной пихты личинки развивались иногда пятнадцать-шестна- дцать лет вместо положенных природой двух-трех. Недав- но канадский энтомолог из Ванкувера Г. Спенсер известил своих коллег о неслыханном событии, происшедшем в од- ном из домов в Британской Колумбии. Здесь жук вида бупрестис аурулента (златка) вывелся из дере- вянной балки в постройке, законченной 63 года назад! В доме жили уже правнуки его строителей, когда личинка превратилась в совершенного жука. По крайней мере, три десятка поколений бупрестис сменилось в лесах после того, как в древесину были отложены яйца, из которых наконец вывелся жук, побивший все мировые рекорды долголетия насекомых. Вот какой запас жизненных сил, оказывается, несет в себе зародыш живого! И открывается это богатство совсем не при изобилии и излишестве, а, наоборот, в самых край- них для существования условиях, при воспитании спартан- ском и даже еще более суровом. Странно, но есть над чем поразмыслить натуралисту! Древесиной жилых домов, так же как деревянной ме- белью и утварью, иногда даже деревянными безделушка- ми могут питаться и древогрызы, и слоники-трухлячки, точильщик мебельный и другой, именуемый западным, хотя он водится главным образом на юге. Надо еще ска- зать о точильщиках гребнеусом — пестром, крымском, домовом. Кормиться деревом способны, кроме того, и термиты, которые водятся не только в далекой Африке или Индии, Австралии... Дереву сооружений и домашней утвари вредят еще ко- роеды-древесинники, известные, между прочим, тем, что они живут в симбиозе с грибом, носящим пышное назва- ние «амброзия». Так в мифах Древней Греции называлась пища богов. Еще чаще повреждается дерево усачами, ко- торых именуют и дровосеками. А ведь есть еще и сверлильщики — родичи описанного Карлом Линнеем сверлильщика корабельного, а также 148
жуки-долгоносики: слоники, гусе- ницы бабочки древесницы въедли- вой (одно название чего стоит!), и сколько еще других насекомых, ко- торые зарятся на древесину и пор- тят ее. Специалист по лесной энтомо- логии профессор А. И. Воронцов в предисловии к своей книжке «Скрытые враги нашего дома» рас- сказывает: «Пожилой токарь из Казани жалуется, что «шашель источил все подоконники». Дом мастера машиностроительного за- вода в городе Горьком «одолевает усач». Гражданин из г. Фрунзе спрашивает: «Что сделать для борьбы со страшным врагом дере- ва— древоточцем?» У актрисы ме- бель съедают какие-то «противные червячки с ножками», медсестра из Ивановской области просит «уничтожить жучка в пианино». А теперь приведем названия статей, напечатанных В. Я. Пар- фентьевым в журнале «Энтомоло- гическое обозрение», который вы- ходит вместо известного журнала «Труды Русского энтомологическо- го общества»: «Мебельный точильщик и воз- можности борьбы с ним при помо- щи низких температур». «Домовый точильщик». «Новые данные о Сверху вниз показаны: сверчок обык- новенный, сеноед, жучок-точильщик аиобиум, кожеед, притворяшка-вор, уховертка, домовый усач, мокрица, лжескорпион, многоножка-мухоловка. Па рисунке все изображены примерно одинаковыми по размеру, тогда как на самом деле одни показаны с гораздо большим увеличением, чем другие.
крымском домовом точильщике». «Жуки-точильщик и рода олигомерус в Крыму». «Долгоносики — вредители дре- весины жилых домов». Можно ли после этого сомневаться в том, что все упо- мянутые насекомые вполне заслужили право именоваться нашими непрошеными гостями? Впрочем, Фриш и сам не скрывал, что в его книге «не хватает рассказа о многих других обитателях человече- ского жилья». Сделав такое признание, автор добавил: «На этот счет пожеланий может быть сделано бесконечно много». Пора, следовательно, и нам подвести черту под нача- тым списком насекомых, чьими портретами с полным пра- вом можно было бы дополнить галерею, представленную в очерках Фриша. Но, оборвав перечисление не названных в книге непрошеных гостей, попробуем перебрать в памяти те восьминогпе и шестиногие создания, о которых Фриш пишет, и посмотрим, нельзя ли чем-нибудь дополнить ин- формацию, касающуюся каждого из них. ЕЩЕ О КЛЕЩАХ ИКСОДОВЫХ И ПРОЧИХ Я не случайно написал сначала о восьми-, а затем о шестиногих. Раз уж разговор начат по поводу заключи- тельной страницы в связи с концом книги Фриша, то и бе- седы об отдельных героях его очерков начнем с последне- го, возвращаясь постепенно к первому. История, о которой сейчас предстоит рассказать, прои- зошла примерно лет сорок назад. В одном небольшом во- сточносибирском городке тяжело заболела девочка, и вра- чи с удивлением находили у нее признаки опасного неду- га, который в тех местах никак не мог считаться редким, по поражал только тех, кто недавно работал в тайге или хотя бы гулял по лесу. А заболевшая девочка ни разу не ходила в тайгу. Потому-то врачи и ломали голову над этим необъяснимым случаем. Загадка, однако, прояснилась, когда стало известно, что в лес ходили подруги девочки и — больше того! — принес- ли ей из леса зеленых веточек... Правда, как гласит старая мудрость, «после того» не всегда значит «вследствие этого». Но тут зеленые веточки, словно путеводные вехи, помогли ученым выбраться из, 250
казалось бы, безвыходного лабиринта головоломок, свя- занных с энцефалитом (так называется болезнь, которая из года в год вспыхивала по городам и селам всей таежной Сибири и которой заболела девочка). Значит, человек может и шагу не сделать в лесу, а тай- ные посланцы леса незваными, перешагнув порог дома, принесут с собой беду? В 1937 году советский ученый Л. А. Зильбер обнару- жил возбудителя энцефалита в крови бурундука, полевки, ежа, крота, рябчика, дрозда. Это был ряд следующих вех, расставленных участника- ми облавы на возбудителя болезни. Наконец, бригада уче- ных (ее возглавлял один из опытнейших советских зооло- гов — академик Е. Н. Павловский) заключила, что болезнь передается через слюнные железы клеща из числа иксодо- вых. Принимаясь сосать кровь жертвы, клещ вводит в тело зверя или птицы вместе со своей слюной вирус болезни. Вирус сохраняется все время, пока продолжается развитие клеща, а оно может длиться и четыре, и пять лет, и больше. Начались энергичные поиски средств борьбы против клещевого энцефалита. Поиски трудные. Погибли, за- разившись, участники исследований — И. В. Коган, Б. И. Померанцев, Н. Я. Уткин. Но А. А. Смородинцеву все же удалось прорваться через все препятствия и опасности: он создал вакцину, которая, обезвредив смертоносный ви- рус, распространявшийся иксодовым клещом, позволила приступить к систематической ликвидации очагов заболе- вания, еще недавно считавшегося неизлечимым. Мы рассказали только об одном клеще и одном клеще- вом заболевании, а как выяснилось, сходные заболевания могут вызывать еще по крайней мере четыре других вида. Кроме того, множество разных клещей переносят возбуди- телей других болезней. Клещи аргасовые участвуют в распространении возвратного тифа, гамазоидные пере- дают осповидный риккетсиоз, клещи повинны в возник- новении различных лихорадок, известных врачам под на- званием омской, среднеазиатской, крымской, североазиат- ской, скалистых гор, марсельской, японской речной, цуцу- гамуши (есть и такая!). Итак, мы начали с клещей и можем напомнить, что они 151
во взрослом состоянии, как правило, восьминоги, но в фазе личинки имеют только три пары ног. Впрочем, встре- чаются и взрослые, у которых задние пары ног отсутству- ют. Чтобы далеко не ходить за примерами, упомянем одно из последних сообщений ла- тышского акаролога—так на- зываются специалисты по клещам — А. А. Упейса. Об- следовав в парках (не в лесах!) Латвии всего около трех десятков видов растений, он нашел на них десятки таких клещей, серьезно повреждающих плодовые и ягодные по- роды. Словно из страшной ребячьей сказки заимствовано на- звание болезни бобового растения люцерны — «ведьмина метла». Болезнь вызывается повреждениями, которые на- носит люцерновый клещ. Другой клещик образует «ведь- мины метлы» на березе. Когда речь идет даже о микроскопических созданиях, которые удается рассмотреть только на предметном столи- ке микроскопа с достаточно сильным увеличением, не ко- личество ножек труднее всего поддается изучению. О мно- жестве даже уже открытых видов клещей мы еще очень многого не знаем. Во «Введении в акарологию» — это один из наиболее полных и новых трудов о клещах — авторы ее Э. В. Бекер и Г. В. Уартон сокрушенно признают: «Акарология находится пока в таком же положении, как энтомология 50—100 лет тому назад...» Так ли это? Если вспомнить, сколько полнейших сводок о насеко- мых существовало на разных языках в начале нынешнего века, можно убедиться, что мир клещей изучен пока несравненно хуже, чем насекомые 50—100 лет назад. Бе- кер и Уартон были бы, пожалуй, ближе к истине, признав что акарология находится сейчас примерно в таком поло- жении, как энтомология 150—200 лет назад! В самом деле, многие и многие клещи — обитатели поч- вы, пресных и соленых вод, горячих источников, расти- 152
тельности, шерсти животных и перьев птиц,— клещи, про- никающие на разных этапах развития во внутренние ор- ганы зверей, птиц, насекомых, на продукты: мясо, хлеб, су- хие фрукты (пока описано примерно 10000 видов),— все еще ждут и своих первооткрывателей, и своих переиссле- дователей, умеющих соединить наблюдение с опытом. Здесь потребуется терпение и выдержка, настойчивость и упорство, а главное, представляющее высшую доблесть истинных ученых умение неустанно проверять и перепро- верять свои собственные догадки, предварительные выво- ды, заключения. Здесь найдут возможность проявить свои таланты трудолюбия и мужества тысячи натуралистов, аг- рономы разных профилей, специалисты по защите расте- ний и ветеринары, врачи и микробиологи... Их совмест- ная работа поможет не только точнее описать, но и, это здесь самое главное, выследить путь развития, лишь в не- которых случаях, как говорят исследователи, «однохозяй- ный». Ведь для окончания роста и созревания многим кле- щам приходится менять своих носителей даже не дважды, а трижды. ЧУДЕСА В ПАУТИННОМ КОЛЕСЕ Расстанемся на этом с клещами, в которых ученые видят лишь один из отрядов подкласса сидячебрюхих класса паукообразных. Другие сидячебрюхие обитают под корой деревьев, в лесной подстилке, во мху, но встречаются также и в жили- ще человека, например крошки лжескорпионы, которые, по крайней мере, вдвое богаче формами и втрое крупнее по размерам, чем тонконогие и долговязые опильоны-сено- косцы, не говоря о других. Дальше речь пойдет об одном-единственном отряде на- стоящих пауков, подлинно пауков. В этом отряде видов больше, чем в шести остальных, вместе взятых. Сами по себе настоящие пауки представля- ют среди всех паукообразных нечто вроде Млечного Пути, в котором глаз специалиста-арапеолога лишь после много- летней тренировки различает как бы отдельные созвездия: птицеядов, тенетников, кругопрядов, пауков-волков, пау- ков-крабов, пауков-скакунов. Человек даже с пылким воображением не в силах себе 153
етмРеВШй Водяной паук-серебрян- ка у входа в свое воз- душное убежище под водой. представить всего разнообразия видов, относящихся к этому от- ряду. Чтобы получить представ- ление о формах их тела и пест- роте окраски, надо хотя бы раз посмотреть самому несколько хороших альбомов, а еще вер- нее — коллекций. Однако из всего этого фейер- верка разнообразнейших пауков нас сейчас занимают не самые любопытные и редкие. Прихо- дится поэтому пройти мимо та- ких ни на кого больше не похо- жих, капризных и требователь- ных к условиям видов, какие встречаются, например, только на живой ели, или только па сосновых стволах, или на одних лишь хвойных породах, или на одном дубе... Мы не остановим- ся и на почти фантастическом поведении аргиронета ак- ва т и к а — паука, который всю жизнь проводит, даже зимует, под водой, а летом, лишь из- редка выныривая, заправляется запасом воздуха, которым окутывается с головы до кончиков ног, чтобы на себе уне- сти его под воду. Он обитает в каком-то подобии воздуш- ного колокола, этакого естественного батискафа; время от времени паук покидает его, уплывая на охоту. Оставим в стороне также земноводные формы пауков, обитающих вдоль рек, вокруг озер, прудов, болот, легко бегающих по воде и на редкость ловко передвигающихся и под водой, где они могут оставаться по 40—45 минут, как если бы все восемь ног у них были снабжены ластами, а каждое дыхальце прикрыто кислородной маской. Отметим только, что среди земноводных существует две группы: одна — земнопресноводная, другая вроде бы земно- морская. Виды этой второй группы живут по берегам мо- рей и в местах, которые затопляются приливами. Среди них есть и такие, что на время приливов уходят в подвод- ные убежища. Конечно, хотелось бы рассказать поподробнее о пауках 154
Арктики или высокогорных, что живут по соседству с глет- черами, на границе вечных снегов; или о паучьей фауне избыточно влажных тропических лесов и раскаленных пу- стынь, вечно сырых мхов и сухих степей; или о плоскоте- лых, ютящихся под корой деревьев и в трещинах скал; или о видах, не сооружающих себе гнезд, по заселяющих бро- шенные норки грызунов или насекомых в почве; или о ба- ловнях судьбы, которые не знают никаких других мест обитания, кроме очаровательных цветочных венчиков, где они роскошествуют посреди атласных лепестков, золота пыльцы на тычиночных нитях, в душной душистой атмо- сфере цветковых ароматов; окутанные ими, замаскирован- ные и закамуфлированные окраской тела — жемчужно- белые, желтые, светло-розовые, розово-красные, зеленова- тые и даже способные, применительно к обстоятельствам, менять свой цвет, они подстерегают здесь добычу пли до- жидаются пары, с которой продлят род. А сколько есть еще любопытнейших форм, чьи строение тела и расцветка под- ражают разным, хорошо защищенным насекомым: божьим коровкам, осам, муравьям, в том числе знаменитым зеле- но-красным муравьям экофилла с м а р а г д ин а, сши- вающим с помощью личинок — личинки выделяют шелко- вую нить — гнезда из листьев дерева... Нет, из всех чудес паучьего мира мы выделим здесь только пауков — обитателей пещер и гротов. Соответствен- но своим вкусам они предпочитают затемненные или укрытые места с более или менее постоянной температу- рой. Тут и случайные обитатели наружной части домов, кто приспосабливает себе под кров углубления стен, кто прячется под карнизами, балконами, стрехами, а также ликозовидные, которые часто обитают в темных углах жи- лых домов, подвалах, погребах и, наконец, разные виды пауков-кругопрядов. Теперь воспользуемся данными «Каталога русских пауков», составленного виднейшим нашим аранеологом Д. Е. Харитоновым и, проверяя себя по сочинениям ста- рых и современных специалистов по паукам В. А. Фаусе- ка, С. А. Спасского, П. И. Мариковского, попробуем уста- новить, в какой степени родства находятся виды, чаще всего встречаемые в жилищах людей. И тут выясняется, что пауки, которых мы знаем как непрошеных гостей, именно в наших домах находят все, что им необходимо: укрытое и теплое убежище с постоян- 155
ной температурой. При этом пауки, где бы они не были, широко используют свободу маневра. Что это значит? Приведем в качестве пояснения любопытную справку английского ученого А. Кестлера, который в своем вышед- шем в 1965 году сочинении, на примере поведения паука, поясняет такие новые научные понятия, как матрица, код, стратегия. «Обыкновенный паук,— пишет А. Кестлер,— развеши- вая паутину на дереве, выбирает в зависимости от поло- жения земли три, четыре, а иногда до двенадцати мест креплений, но при всем том радиальные нити всегда будут пересекать широтные под равными углами в соответствии с фиксированным кодом правил, который встроен в нервную систему паука. Центр паутины всегда будет сов- падать с центром ее тяжести. Матрица — навык соору- жения паутины — гибка, она допускает приспособления к условиям среды, но при этом должны соблюдаться правила кода, которые ставят предел ее гибкости. Выбор пауком мест крепления паутины — задача стратегии, которая зависит от условий среды, но форма паутины всегда будет многоугольником, который определен кодом. Навыки про- являются всегда под двойным контролем: их контролиру- ют, во-первых, фиксированные правила кода, которые мо- гут быть врожденными или приобретенными в процессе обучения, и во-вторых, их контролирует гибкая стратегия, обусловленная обстановкой, окружением, положением строителя относительно земли...» Эти выводы подготовлены и обоснованы итогами боль- шого числа кропотливых наблюдений и тщательных ис- следований, дающих повод говорить не только о памяти пауков, но и об их сметке. Известный русский зоолог, основатель зоопсихологии В. А. Вагнер (в его трудах большое место уделено пауку) рассказывает о гибкости поведения этого животного, о том, как паук движется по заданному от рождения пути, обходя непривычные препятствия и помехи. Если закончившего рост и развитие молодого крестови- ка, о строительной стратегии которого как раз и рассказы- вает Фриш, перенести на отвесно висящую квадратную проволочную рамку, то паук тотчас принимается за дело и 156
управляется с ним минут за двадцать, после чего, как пра- вило, занимает позицию в центре паутины головой вниз. Процесс плетения паутины хорошо изучен старым поль- ским зоопсихологом профессором Яном Дембовским. Он нашел, что всю цепь действий паука можно считать стро- го связанной, «сквозной», как он писал. Молодая литовская исследовательница Е. Петрусевич провела интересные опыты. Запасшись молодыми самками паука-крестовика и соответствующим комплектом прово- лочных рам, исследовательница через каждые две минуты сажала паучиху на новую раму. В результате уже через 20 минут в опыте Петрусевич оказалось десять рам с пау- тиной. Но если в раме № 10 паутина была едва начата, то в раме № 1 круговая сеть была почти полностью сплетена. Остальные восемь рам представляли восемь сту- пеней перехода между эти- ми паутинными сетями. Это было только подго- товкой. Опыт начался, ког- да Петрусевич принялась пересаживать пауков с од- ной рамы на другую. Сняв паука с сети в раме № 1, где только что была натя- нута последняя нить и за- кончена вся работа, Петру- севич поместила на эту почти готовую сеть паука из рамы № 10, где он едва успел приступить к строи- тельству. В то же время на раму № 10 с первыми нитями будущей паутины экспериментатор перенес- ла паука с рамы № 1, то есть паука, имевшего за- служенное право на отдых; ведь он только что успеш- но завершил плетение сво- ей сети. И что же? Паук в раме № 10 при- В бутылку с песком втыкается отрезок проволоки. На втором конце она согнута так. что об- разует рамку. Бутылку устанав- ливают в ванночке с водой, что- бы взятый для опыта паук не мог сбежать. Этого самодельного устройства достаточно, чтобы иметь возможность наблюдать, как сооружают свою ловчую сеть пауки-кругопряды.
(ШМРС'ЖШЙ нялся за работу, будто и не заканчивал ее. Он продолжил плетение сети с того места, на каком этот процесс был здесь прерван, и через какое-то время довел работу самым добросовестным образом до благополучного конца. А паук на раме № 10, нежданно-негаданно получив вполне гото- вую паутину, для сооружения которой он ни одним гре- бешком на ножке, ни одной паутинной бородавкой на конце брюшка не шевельнул, как должное принял дар судьбы и, обследовав состояние паутинного колеса и не найдя в нем изъянов, сразу занял позицию в центре, по- виснув головой вниз... Е. Петрусевич заключила, что паук «как бы принимает сеть, построенную другим, в одних случаях, словно пере- прыгивая через несколько ступенек, в других, повторяя уже однажды проделанную работу». Описанные опыты бесспорно любопытны, но, если вдуматься, еще не говорят о степени находчивости кресто- виков: ведь им и в естественных условиях, в природе, ча- сто доводится чинить паутину. То ее разрушила непогода, то порвала птица, догонявшая насекомое, или уничтожил зверь, который случайно прыгнул на ветку и пригнул ее к земле, отчего радиусы колеса лопнули и все еще недавно такое строгое плетение повисло бесформенными клочьями. Способность ремонтировать и даже полностью восстанав- ливать паутину присуща паукам многих видов. ...Тут эстафету исследования принял снова польский ученый Р. Шлеп. Он воспользовался приемом, который до него изобрел и применил, правда с другой целью, французский исследова- тель Этьен Рабо, отстригавший у паука, сидящего на пау- тине, одну или две ноги с одной стороны тела. Давая опе- рированному перевести дух после совершенного над ним насилия, Рабо прикасался к паутине концом звучащего ка- мертона. Таким образом воспроизводились движения на- секомого, запутавшегося в паутине. Рабо был уверен, что если приложить ножку камертона в зоне паутины, расположенной на линии продольной оси тела, то паук не сможет двигаться прямо. — Ведь сигналы,— рассуждал Рабо,— будут доходить до моего паука с одинаковой силой и справа, и слева, а укороченные конечности не смогут воспринимать эти раз- дражения так же точно, как нормальные. Паука обязатель- но поведет куда-нибудь в сторону от зовущей его точки... 158
Рассуждение было вполне логичным, но на деле паук как ни в чем не бывало направлялся из наблюдательной зоны прямо к дрожащему на паутине концу камертона. Ошибка Рабо заключалась в том, что он не предусмотрел одной возможности: укороченные конечности паука дейст- вительно воспринимают всякие раздражения не так, как нормальные, но не менее точно, а, наоборот, более чутко. Раздражение, поступающее на культи ампутированных ножек, действовало сильнее, чем на сохранившиеся ножки! Доктор Р. Шлеп использовал идею Рабо и, частично ви- доизменив операцию, повторил ее с тем, чтобы поставить перед пауками задачу, для решения которой у них не мо- жет быть никаких наследственных, от рождения данных или даже приобретенных в течение жизни талантов. Р. Шлеп стал работать с пауками без одной, двух или трех ног — он сам отстригал их в разных комбинациях — и, да- вая оперированному пауку возможность отдохнуть и осво- иться с произведенной ампутацией, принимался наблю- дать: как теперь поведет се- бя на проволочной рамке паук? Ответ не заставлял себя долго ждать: семиногие, ше- стиногие, пятиногие кресто- вики приступали к строи- тельству. Но действовали они по-разному. У здорового восьминогого крестовика передние ноги в начале работы проверяют угол между соседними ради- альными нитями, а завершая сооружение колеса, проверя- ют расстояние между сосед- ними отрезками ловчей спи- рали. Лишенный же перед- ней пары ног, паук проделы- вает оба измерения второй парой. Когда у паука нет пер- вой ноги справа, он прове- ряет угол второй ногой с правой стороны тела. Если удалены первая и вторая по- Иаук-крестовик за прокладкой ловчей спирали в паутине*
ги справа, то паук меняет положение тела, смещает его ось на 45 градусов и производит все измерения ногой ле- вой стороны. В этих опытах наглядно проявились способности само- управления, быстрота перестройки повадок, свойственные живому существу. Широта кода правил поведения, гиб- кость навыков, составляющих матрицу, отсутствие раз навсегда заданного шаблона в строительной стратегии особенно отчетливо обнаруживаются в действиях паука, когда он неожиданно подвешивает к сплетаемой сети мел- кие камешки. Вес одного такого грузила может доходить до грамма, а подвешиваются они нередко на нитях длиной до трех метров! В одном опыте пауку предоставили возможность вос- пользоваться в качестве груза бисеринками, и он все их пустил в дело и за неделю управился с ними, подтянув на высоту до метра десятки крупинок бисера, оттягивавшего к земле нижние концы паутинной сети. И несмотря на то, что пауки так великолепно приспо- сабливаются к новым для них условиям, их — пауков — в домах несравненно меньше, чем насекомых. Но чему туг особенно удивляться? Видов пауков на Земле во много раз меньше, чем насекомых. СКОЛЬКО НА ЗЕМЛЕ НАСЕКОМЫХ? Теперь, раз уж мы вернулись в сферу энтомологии, вспомним, что обозначает само слово «насекомое», откуда оно происходит. «Я называю насекомыми (энтома),— писал автор одно- го из древнейших известных науке сочинений по естест- венной истории — Аристотель,— всех тех, кто имеет на- сечки на теле, на брюшной стороне или же и на брюш- ной, и на спиннои...» Каково же количество видов животных «с насечками на теле»? В начале нашего века считалось, что зарегист- рированы и получили научное название 250 тысяч видов, но при этом оговаривалось: «Есть серьезные основания по- лагать, что названное число составляет, вероятно, всего одну лишь десятую часть всех видов, существующих в дей- ствительности. В. Рейли доводит эту цифру даже до деся- ти миллионов!» К середине века число зарегистрирован- 160
(M[P(QW« пых видов насекомых превысило 600 тысяч, но предполо- жение о том, что их существует около 10 миллионов, повторяется во многих руководствах. В наши дни, когда мы приближаемся к последней четверти столетия, наибо- лее сведущие и заслуживающие доверия специалисты схо- дятся на том, что число зарегистрированных видов насеко- мых приближается к миллиону. Но по-прежнему раздают- ся старые утверждения: «Количество исследованных ви- дов составляет лишь некоторую часть всех существующих насекомых». Итак, миллион — астрономическая величина! — это только какая-то часть существующих... Известно, что на протяжении последних десятилетий ученые ежегодно описывали около десяти тысяч новых ви- дов. Однако открытия новых видов не только не стали бо- лее редкими, но, наоборот, учащаются. Десять непроше- ных гостей, о которых рассказал Фриш,— только песчинка в горах, только капля в океане. Так обстоит дело с числом видов. Но ученые не боятся теперь ставить и более сложные вопросы. Например, они пробуют определить количество всех насекомых, населяю- щих нашу планету. Не станем повторять ход их рассуждений и перебирать одно за другим звенья длинной цепи сложных расчетов, обратимся сразу к итогу. Для средней полосы Западной Европы на один квадрат- ный сантиметр суши приходится 5—10 насекомых. В суб- тропиках и тропиках, как известно, насекомых во много раз больше! Но будем придерживаться показаний, установ- ленных для средней полосы. В этом случае общая числен- ность насекомых на Земле приближается к миллиарду миллиардов. Попробуем теперь сопоставить полученную величину с данными о количестве людей на Земле. Как полагают, чис- ло их скоро составит четыре миллиарда. В таком случае на одного человека приходится в среднем 250 миллионов всевозможных насекомых. Впрочем, мнения ученых насчет количества видов насе- комых и их численности все-таки расходятся, зато, пожа- луй, все согласны, что подробнее и полнее других шести- ногих изучен вид медоносных пчел—апис меллифера. Теперь они распространены на всех меридианах, почти на всех широтах, их содержат уже и за Полярным кругом, а 10 маленьк. непрошен, гостей 767
кроме того, и на разных высотах над уровнем моря —- в глубоких долинах и на высокогорных альпийских лугах всех пяти континентов. Не удивительно, что этому виду собирателей меда, про- изводителей воска, опылителей цветов посвящено непре- взойденное количество работ. Когда-то древнегреческий философ и натуралист Аристотель написал о пчелах не- сколько страниц, а недавно Французская Академия наук издала о них огромное, составленное большим коллекти- вом ученых разных стран, сочинение в пять толстенных томов. И, конечно, здесь тоже сообщается не все, а только самое важное из того, что разведали ученые о медоносной пчеле. Пчелам посвящены тысячи книг, сотни тысяч ста- тей; свыше ста издаваемых в разных странах пчеловодных журналов ежегодно продолжают публиковать все новые и Наездник эфиалътес поражает своим длинным яйцекладом личинку жука- дровосека, скрытую под корой дерева. новые сообщения, наблюде- ния, соображения об естест- венной истории этого вида. Впору думать, что о пче- лах давно уже выяснено все, что возможно было узнать. Однако если не полениться составить хронологию самых важных открытий, проливаю- щих свет на жизнь и нравы обитателей улья, то обнару- жится, что частота, с какой совершаются открытия в этой области, не только не сокра- щается, но, наоборот, с каж- дым десятилетием возрастает. Огромная литература ис- стари существует также о почти вездесущих мухах и зловредных комарах, о гнусе, который так сильно докучает людям, о почти всепожираю- щей саранче, которая столько забот доставляет обитателям многих стран, о разных вре- дителях леса... Здесь тоже, чем больше и лучше изучено насекомое, тем с каждым го-
ШМРОЖВЙ Бабочки махаоны. них, энтомологи держат в дом быстрее нарастает число новых вопросов, требующих разрешения. Предмет исследования всегда неисчерпаем, как тот волшебный колодец, о кото- ром писал Фриш. Правда, люди изучали до сих пор главным образом за- ведомо полезных для них на- секомых — пчелу, шелкопря- да, лакового червеца, наезд- ников-паразитов (врагов на- ших врагов, вроде тех, кото- рые упоминаются в очерке Фриша о моли). Но вся эта группа даже вместе взятых видов пока еще крайне не- многочисленна. Значительно больше известно насекомых- вредителей, которых люди поневоле тоже изучают. Кроме поле зрения большинство наиболее заметных, самых броских форм, вроде великолепно расцвеченных бабочек орнитоптера, или, к примеру, обращающих на себя внимание необычным контуром крыла махаонов, или са- мых массивных жуков, на которых хитиновые мундиры сверкают как вороненая сталь... А уж насекомые, не вхо- дящие ни в одну из трех перечисленных групп, нередко только описаны. Эти, по сути дела, лишь зарегистрирова- ны, их изучение еще не начато. Однако и наиподробнейше изученные и впервые заре- гистрированные, только-только получившие научное на- звание, составляют всего незначительную часть существу- ющего мира насекомых. Это как бы надводная часть айс- берга, а главная его масса еще скрыта от нашего взора. И кто возьмется предсказать, что таят в себе эти ле- гионы совершенно неизвестных форм, о существовании которых мы пока не столько знаем, сколько все еще лишь догадываемся? Все это я говорю для того, чтоб рассеять широко рас- пространенное заблуждение. Принято думать, будто в ста- рых, давно определившихся областях знания труднее най- 163
ти что-нибудь новое. А в действительности? Поговорите со специалистами, и вы услышите, что самые молодые, толь- ко еще оформляющиеся области знания, например уче- ния о биологической информации, о самоуправляющихся и самосовершенствующихся системах, бионика и т. п., все непрерывно питаются фактами, наблюдениями, теориями, которыми их обильно снабжает вместе с другими биологи- ческими науками также и почтенная по возрасту энтомо- логия. НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ЩЕТИНОХВОСТЫХ Мы только что рассказали, как из массы существую- щих на нашей планете насекомых отобрались виды, зна- ние которых составило фундамент современной энтомоло- гии. Действительно, в первую очередь изучены виды, от которых люди получают пользу, изучены виды, вредящие людям — разносчики болезней человека и животных, раз- нообразнейшие вредители растений в посевах и садах, до- машних животных, продовольственных запасов на скла- дах, древесины, или, наконец, такие вредители, у которых личинки живут в нефти, разлагая ее, или такие, у которых личинки буравят свинцовую оболочку кабеля,— не курьез- ные ли вкусы? Изучены самые крупные красавицы и уро- ды мира насекомых — гигантские бабочки и жуки, ярко расцвеченные мухи, богомолы-эмпузы... Но вот сахарная чешуйница, о которой упоминает и Фриш. Около 700 видов бескрылых — аптера, к числу кото- рых относится и чешуйница, сгруппированы в четыре от- ряда: щетинохвостых, бессяжковых, ногохвостых и, нако- нец, двухвостых. Ни у кого из них нет полного превраще- ния — метаморфоза,— и все поразительно похожи на ли- чинок других, более сложных и совершенных групп насе- комых. У этих других видов личинки, дозрев, окукливают- ся, а из куколки выходит, как правило, крылатая форма — имаго, вполне образованное, как говорили в прошлом, то есть закончившее развитие, насекомое. Бескрылые же будто застыли на личиночной ступени. Зато, даже став вполне взрослыми и закончив рост, они продолжают «ме- нять рубашки» — претерпевают линьки, чего никогда не бывает с насекомыми более высокоразвитых видов, кото- 164
рые всю жизнь, до конца своих дней, проводят в том обла- чении, в каком появились на свет. Современный немецкий исследователь сахарной че- шуйницы Вальтер Фабер установил: личинка развивается в яйце сравнительно долго — от 30 до 40 дней, увеличива- ясь в размерах и мало меняясь в строении; она растет око- ло ста дней, а выросши окончательно, через каждые 30— 40 дней линяет, причем не раз, не два, а 20—30 раз. По- этому взрослая чешуйница может прожить — никогда этого не подумаешь, глядя на нее,— тысячу дней. Еще об одном отличии аптера стоит сказать. У многих из них, кроме обычных для насекомого трех пар ножек, которые приводятся в движение скрытым в груди мышеч- ным аппаратом, имеются еще и дополнительные «ложные ножки». На них опирается брюшко, и они облегчают пере- движение всего тела. Описывая виды, живущие на скалах и с поразительной легкостью бегающие по отвесным поверхностям (о таких «горцах» упоминает и Фриш), энтомологи отметили харак- терные красивые орнаменты из блестящих чешуек, покры- вающих хрупкие тела этих насекомых. Однако, собирая бескрылых, сохранить орнамент невозможно — чешуйки, едва до них дотронутся, бесследно стираются, после чего энтомологу-систематику стократ труднее опознать трофей. Камподеа хрупкая называется один из видов, хотя все они чрезвычайно хрупки и, конечно, были бы подроб- нее изучены, не будь такими недотрогами. Ведь этих насе- комых почти невозможно не повредить, даже если брать самой мягкой кисточкой из верблюжьего волоса. Видимо, надо придумать какой-то новый способ сбора и хранения, чтобы накопить достаточно особей из разных частей света и разных мест обитания. Тогда, может, обнаружатся среди бескрылых новые редкостные формы, вроде обладающих сложными глазами махилид — единственных пока среди аптера — или вроде япикс солифугус, которая, в отличие от своих сородичей, обитает в обществе уховерток и необъяснимым образом походит на них. Кличку «бегущие от солнца» вполне можно присвоить многим щетинохвостым, но все они, однако, крайне чувст- вительны к холоду. Не случайно и сахарная чешуйница — лепизма сахарина — тяготеет к человеческому жилью. Не случайно также многие другие виды щетино- хвостых проводят жизнь в муравейниках (о чем пишет и 165
Фриш), в термитниках (о чем Фриш не упомянул). Но доктор Карл Реттенмейер с опытной станции Канзасского университета (США), работая в зоне Панамского канала, недавно обнаружил еще три вида щетинохвостых не в му- равейниках, не в муравьиных гнездах, а в походных колон- нах муравьев дорилин и эцитонов. Щетинохвостые кочевали с этими муравьями и во время смены стоянок и даже во время фуражировочных маршей. Фотографические снимки, сделанные Реттенмейером в природе, привлекли внимание и мирмекологов — специа- листов по муравьям, и специалистов по мирмекофилам, так именуют прошеных и непрошеных сожителей муравьев в их поселениях. И не удивительно: ведь до сих пор было неизвестно, что щетинохвостые приживалы могут также участвовать в муравьиных походах. Однако, как ни плохо исследованы из-за хрупкости их строения сородичи чешуйницы, энтомологи занимались ими все же больше, чем прыгунами-ногохвостами. Поче- му? Известный английский знаток насекомых Давид Шарп заметил на этот счет: «Почему щетинохвостые привлекают столько внимания, а ногохвостые остаются в пренебреже- нии — так же непонятно, как необъяснимы и другие мод- ные увлечения...» Выходит, и в науке существуют модные увлечения, заразительные прихоти. Об этом не следует забывать. Однако не капризы моды, а другие, более веские обсто- ятельства изменили отношение ученого мира к ногохво- стым — коллембола. Не одних только мирмекологов и любителей, коллекционирующих мирмекофилов, но всех людей доброй воли поразили и встревожили во время вой- ны в Корее слухи о «снеговых блохах», разбрасываемых с воздуха диверсантами. Многое в тех слухах неясно и сего- дня, но не подлежит сомнению, что речь шла о коллембола. В отличие от щетинохвостых, они исключительно холодо- стойки (переносят температуру до 70 градусов ниже нуля) и не теряют жизнеспособности ни вблизи ледников в го- рах, ни на снежном насте в долинах, хотя среди ногохво- сток есть также и исключительно теплолюбивые тропиче- ские виды. Фриш описывает прыгательное устройство коллембола, их упругую, подогнутую под брюшко вилку. Добавим, что она подогнута только у живых ногохвосток, у мертвых же 166
Анурида мари- тима, погружаясь в воду, со всех сторон окутывается воздухом. вытянута назад в виде расщеплен- ного хвоста: прыгательную вилку удерживает под нижней стороной брюшка сильная зацепка. У живо- го насекомого зацепка постоянно напряжена и, едва механизм сра- батывает, вилка, выпрямляясь, с силой отбрасывает насекомое вверх и назад, и оно совершает таким образом прыжок, похожий на полет. Из числа сходных форм сле- дует отметить крошечную а н у р и- ду маритиму. Во-первых, по- тому что она маритима, то есть морская, что, в общем, не совсем обычно для насекомого. Во-вторых, она способна подолгу находиться под водой. Это как бы еще один вариант водяного паука: подобно ему, анурида, погружаясь в воду, окутывается во- донепроницаемой воздушной оболочкой. Поразительны эти сходные приспособления и устройст- ва у животных, не связанных между собой родством. И сколько известно таких примеров! До чего похоже орга- низована семья у многих видов перепончатокрылых му- равьев и равнокрылых термитов; а разве не одинаково про- исхождение домиков, сооружаемых в кроне дерева, так на- зываемой гамаковой бабочкой из разряда молевидных и термитников, возводимых под землей или на земле? Толь- ко домики не недвижимые, а переносные, как у личинок ручейников. Или, скажем, существующее сожительство с простейшими, которые снабжают витаминами своих хозя- ев-носителей, к примеру, у постельного клопа (симбиоз внешний, так сказать, «нательный») и у таракана (сим- биоз внутренний: простейшие обитают в его пищевари- тельном тракте). В микробиологической лаборатории Луд- вига Даниеля в США эти простейшие симбионты тарака- на, выделенные в чистую культуру, продолжали выраба- тывать витамины, которыми можно было подкармливать насекомых-носителей.
ЗАЧЕМ ТАРАКАНУ ГОЛОВА И ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЛИ ОН БЕСТОЛКОВ? Иностранец Таннер, живший при посольстве Польского государства в Москве около 400 лет назад, в своих воспо- минаниях сообщает об обнаруженном им «в России ужас- ном животном по названию к а р а к а н, которое не трево- жит хозяев, но живьем заедает гостей...». Считается, что таракан занесен в Западную Европу из Азии, и приведенная выше цитата вроде бы подтверждает обоснованность этого давнего мнения. Но известно, что именно шведский натуралист Карл Линней присвоил тара- кану официальное название филодромия германи- ка, теперь их называют блатта германика, то есть таракан немецкий, а вернее — рыжий. О чем-то говорит и тот факт, что самые древние ископаемые тараканы об- наружены в немецких краях. В России таракан был очень распространен. А. Н. Шин- гарев в книге «Вымирающая деревня», описывая жизнь и быт крестьян двух селений — Новоживотинное и Моховат- ка — в бывшей Воронежской губернии, пришел к заключе- нию, что постельный клоп (тот самый, что с XVI века рас- пространился в Англии под названием «ночного кошма- ра») был в дореволюционной русской деревне «до извест- ной степени аристократ», так как это насекомое требует «для себя больше комфорта», чем может получить в домах деревенских бедняков. Зато тараканы—рыжий и черный— встречались в обеих деревнях чуть не во всех строениях, «не гнушаясь даже самыми бедными...». Фриш говорит о таракане вполне благожелательно, мо- жет быть, даже еще снисходительнее, чем Ж. А. Фабр, ко- торый ни об одном творении природы не отзывался прене- брежительно, а тем более плохо. По Фришу, тараканы «в сущности, довольно грациозны». Однако для сведения тех, кто знаком лишь с черным и рыжим тараканами, стоит до- бавить, что среди пяти с лишним тысяч видов тараканооб- разных открыты и щеголеватые и подлинно великолепные формы. Одни ярко расцвечены в оранжево-желтый с барха- тисто-черными крыльями, несущими семь симметрично расположенных пятен, другие обладают длиннейшими чер- но-бело-красными усами, наподобие какого-то трехцветно- го праздничного флага. Подавляющее большинство видов — в том числе и оба 168
только что описанных — приуроче- но к южной зоне, к областям тро- пических и субтропических лесов, некоторые ютятся в гротах, пеще- рах (не отсюда ли и перебрались в человеческое жилье эти предста- вители, в основном, лесного пле- мени?). Фриш добродушно подшучива- ет над относительно крупной голо- вой таракана («впору подумать, что она вмещает мощный мозг мыслителя. Но за этим внушитель- ным лбом решительно ничего осо- бенного не скрывается»). Между тем «особенное» в данном случае как раз в том и заключается, что за мощным лбом насекомого дей- ствительно нет ничего особенного. «Головной мозг таракана носит черты примитивного строения»,— дает справку известный француз- ский исследователь нервной орга- низации насекомых А. Виаллан. Но наблюдения и эксперименты открывают в примитивном тарака- не черты подлинно незаурядной гибкости поведения, такой гибко- сти, которая у паука показалась нам похожей на проявление наход- чивости и сметки. Конечно, впол- не допустимо, что вместилищем и носителем тараканьих талантов служит вовсе не голова. Насеко- мым сплошь и рядом нисколько не обязательно сохранять «на пле- чах» голову, чтобы жить. Тараканы разных видов. Все они, кроме тропического таракана гигантского, изображены без передних крыльев, усиков и ножек, чтоб лучше можно было рассмотреть форму тела.
У них достаточно развиты грудные и брюшные нервные узлы, а голова несет только часть той службы, что у выс- ших животных. Вспоминается крошечная, заставленная разной рух- лядью (кажется, здесь невозможно повернуться, не задев чего-нибудь) комнатушка, служившая лабораторией эн- тузиасту-натуралисту Б. С. Щербакову. Борис Сергеевич организовал в Московском зоопарке кружок юных энто- мологов. Здесь работа с тараканом была чем-то вроде пер- вой ступени, а вместе с тем и оселком, на котором прове- рялся интерес кружковца к делу и его преданность науке. Внимательно следят ребята, как в умелых руках Бори- са Сергеевича наточенные препаровальные иглы вскрыва- ют под водой таракана, приколотого ко дну булавками, как блестящие концы иголок рассекают хитиновые кольца... Сколько поколений студентов-зоологов во всем мире начинали курс беспозвоночных с изучения анатомии и фи- зиологии таракана! Я нисколько не удивлюсь, если когда- нибудь зоологи воздвигнут этому насекомому памятник, подобно тому, как американские зоотехники увековечили в бронзе корову по кличке «Мелба XV» (ее удоями был по- ставлен в начале века мировой рекорд), подобно тому, как японские пасечники соорудили в Гифу первое в мире изва- яние в честь медоносной пчелы, подобно тому, как русские физиологи вознесли на пьедестал перед зданием института имени И. П. Павлова скульптуру собаки. — Положение подогнутой головы и рта, открывающе- гося вниз и назад,— говорит Борис Сергеевич, в то время как его руки легко движутся, продолжая операцию,— са- мый надежный признак для определения таракана. Но рот служит этому насекомому, как и большинству других, главным образом для приема пищи. Дышит оно не ртом, а всем телом, и мы сейчас убедимся в этом... Тут из стола извлекаются пустые пробирки. Ловкие пальцы подбирают для них пробки, с помощью стальной трубочки проделывают в каждой пробке круглый сквозной канал, затем прикрывают отверстие аккуратно вырезан- ным и чуть расщепленным кусочком старой киноленты. Когда таким образом подготовлен десяток пробирок, из сетчатой клетки отбираются тараканы. Каждый закреп- ляется перепончатой шейкой между расщепленных языч- ков целлулоида: один — телом в канале пробки, а головой наружу, другой — головой в канале пробки, телом наружу, 170
третий — подобно первому, четвертый — подобно второ- му, и так до тех пор, пока все десять пробок не подготовле- ны к началу опыта. Теперь осталось немного: бросить на дно пробирок по комочку ваты, смоченной эфиром, и тотчас заткнуть каж- дую пробкой. Пять тараканов оказываются головой вниз в пробирке, а телом — кверху (оно на чистом воздухе); пять головой вверх — на чистом воздухе, а в пробирке, отравленной парами эфира, только тело насекомого. Вклю- чается хронометр. Добровольные помощники Бориса Сер- геевича ведут протокол наблюдений за каждой пробиркой отдельно. Вскоре живыми остаются только те тараканы, у которых брюшко и грудь были на чистом воздухе. Они никакого ущерба не понесли от того, что голова их была погружена в атмосферу эфирных паров. Те же, что нахо- дились в пробирке, выставив на чистый воздух голову, по- гибли! — Как вы видите, тараканам голова для дыхания не требуется,— заключает Борис Сергеевич и приглашает всех подойти к препарированному насекомому, на котором он концом иглы показывает дыхальца. Щербаков был неистощимо изобретателен, когда требо- валось придумать план опыта. Он умел нацело остричь или только укоротить один или оба усика, чтобы проверить, сохраняется ли способность различать запахи, измерить чуткость усиков как органов обоняния, умел показать, для чего служат хвостовые нити — церки (в этом опыте используются обезглавленные насекомые, а такая опера- ция удается не сразу), выяснить роль глаз, рассмотреть под лупой трахеи, усики, нервную цепочку... Опыты частенько заканчиваются чтением. Борис Сер- геевич извлекает из тяжелого портфеля томик Бельта «На- туралист в Никарагуа» с заложенной в него закладкой, рас- крывает его и читает: — «...Тараканы, населяющие дома в тропических стра- нах, очень боязливы и осторожны. У них много врагов — крысы, скорпионы, пауки, разумеется, птицы. Длинные дро- жащие усики таракана всегда настороже, они как бы чув- ствуют малейшее движение воздуха вокруг. Быстрые длинные ноги тотчас уносят их от места опасности. Ино- гда я пробовал загнать таракана в тот угол, где неподвиж- но сидел жирный, охотящийся за ним паук и следил за своей жертвой. Таракан бросался от меня в величайшем 171
страхе по направлению к пауку, но, как только расстояние от смертельного врага оставалось не более фута, никакая сила не могла принудить его подвинуться дальше. Он предпочитал, несмотря на всю представляемую мною опасность, возвратиться, чем приблизиться еще немного к своему естественному неприятелю...» Ну, что, глуп тара- кан, а? — посмеивался Борис Сергеевич. С тех пор как Б. С. Щербаков демонстрировал в круж- ке юных энтомологов свои опыты с тараканами, во всем мире добыто немало новых сведений об этом древнем на- секомом, которое хоть и давно исследуется в разных пла- нах, все еще недостаточно изучено. Сделанные за послед- ние годы открытия касаются строения, физиологии, пове- дения таракана. Недавно стало известно, что, кроме зарегистрирован- ных видов «барабанщиков» из Вест-Индии, звучащим, стридулирующим устройством обладают также гигантские, почти восъмисантиметровые, тараканы с Мадагаскара, ко- торые оглушительно стрекочут, защищая свою террито- рию. Только недавно удалось изучить, как именно восста- навливаются ампутированные крылья у молоди тарака- нов, что облегчает отделение ножек, напоминающее уже известное отделение ножек у сенокосцев. Здесь неожидан- но выявились видовые различия: у американского тарака- на конечность, защемленная или тронутая накаленной иглой, отбрасывается быстрее, чем у прусака. Только не- давно прослежено, как вылупляется молодь у гигант- ского таракана блатерус краниифера. Какой фильм можно бы смонтировать из этих кадров, если бы удалось показать все на экране в цвете! У этого вида яйцевой кокон — оотека, так его называ- ют зоологи,— прозрачный мягкий желтоватый мешок. Со- держимое кокона не полностью закрыто: плотно лежащие в нем жемчужно поблескивающие яйца вполне можно рас- смотреть. Не надо только тревожить самок, иначе они вы- брасывают весь кокон, и тогда молодь уже не вылупится из содержащихся в нем яиц. Если же все проходит благо- получно, то яйцевой кокон медленно появляется из вывод- кового мешка, и вскоре из него начинают рождаться ли- чинки. Они быстро набирают в себя воздух, который пузырьками проходит в зоб. Это смотрится как чудо, труд- но оторвать взор от растущего у вас на глазах зоба. Он раздувается еще и еще, наконец через две-три минуты 172
оболочка лопается, и окончательно высвободившаяся ли- чинка (длина ее около сантиметра) приобретает форму цилиндра. Но тут он внезапно выпускает из себя воздух и становится плоским крошкой тараканом... Мать остается со своим выводком, пока он поедает остатки кокона. Те- перь молодь готова для самостоятельной жизни. Часть этого зрелища надо бы заснять методом замед- ленной съемки, часть — ускоренной, часть — обычной, и тогда демонстрация этих чудес приводила бы зрителей то в восторг, то в ужас, но ни на миг не оставляла бы равно- душными к развертывающейся перед их взором микроки- ноэпопее. А если добавить еще и кадры микросъемки и мульти- пликации, то разве не с таким же увлечением смотрелся бы фильм, показывающий, как в глаз таракана вживляет- ся электрод, включенный в цепь с усилителем и осцилло- графом? После этого становится ясно, что глаза тарака- на — они воспринимают инфракрасные тепловые лучи, которые для нашего глаза как бы совершенно не существу- ют,— способны различать температуру с точностью до со- тых долей градуса. Однако для того чтобы совершать открытия, необяза- тельно вооружаться таким оборудованием, как электроды, осциллографы, термопары... Французский профессор Ре- ми Шовен поручил своему ученику, тогда еще начинаю- щему натуралисту Роже Даршену, заняться работой с та- раканами. Никаких приборов у Даршена не было, да они ему поначалу совсем и не требовались. В глуши нищей провинции Бос, таясь от односельчан, которые вряд ли одобрили бы его странные занятия, Дар- шен на протяжении трех лет наблюдал за тараканами. Что наблюдал? Пустяковину! ...На поставленный вертикально прутик таракан быстро взбегает, а добравшись до верха, помедлит на самом кон- чике, затем, повернув вниз, спускается. Тут Даршен, вы- ждав, пока его таракан вернется к исходному пункту, сно- ва поворачивал прутик, и таракан опять бежал вверх. Получалось что-то вроде белки в колесе. Но это только сна- чала. В конце концов Даршен выяснил, что примерно ми- нут через 10—12 после того, как таракан стал осваивать прутик, быстрота его бега — иначе говоря, количество сан- тиметров, проходимое насекомым за единицу времени,— начинает уменьшаться. А примерно через 20—25 минут 173
Таракан, бегущий по прутику, как в опы- тах Роже Даршена. таракан останавливался на каком- нибудь месте. Может быть, он про- сто устал от беготни? Даршен сократил длину прутика, используемого как гаревая дорожка ристалища, однако и расстояние, ко- торое таракан успевал пробежать до первой остановки, тоже сократилось. Оно сокращалось тем быстрее, чем короче был подготовленный Дарше- ном для опыта прутик. Таракан сво- им поведением ясно говорил: — Я останавливаюсь отнюдь не потому, что устал! Даршен провел еще несколько се- рий разных вариантов испытания, а затем сравнил протоколы поведения тараканов на прутиках, поставленных вертикально, и на таких же прутиках, закрепленных горизонтально. Каза- лось, тараканы, бегущие вверх, должны быстрее уста- вать, а выходило, что они ведут себя одинаково в обоих ва- риантах пробегов — п вертикальном, и горизонтальном. Поведение тараканов, взбирающихся вверх по прутику и бегущих по прутику, закрепленному горизонтально, как бы втолковывало все еще не верящему Даршену: — Неужели ты не видишь, что мы, хоть и медленно, извлекаем урок из накапливаемого опыта? Но Даршен продолжал наблюдения. Вот еще прутик, но уже не такой, как в первых опытах, а составной — из двух частей, безупречно подогнанных одна к другой. Тара- кан, почти добравшись до места, на котором он обычно останавливается, замер и только поводит усиками прежде чем еще чуть-чуть подняться. Но тут Даршен тихонько снимал верхнюю половину прутика и ставил на ее место новую. Заметит ли таракан замену? Посмотрим! Он еще немного пробежал и, дойдя до основания новой части пру- тика, неожиданно принимался изо всех сил ползти вверх, причем скорость бега повышалась. Выходит, заметил! Ведь когда сняв на несколько секунд верхний конец пру- тика, Даршен вновь возвращал его на старое место, насе- комое, не обнаружив никаких достойных внимания пере- мен, продолжало замедлять бег и затем вовсе останавли- валось. 174
Дальше Даршен установил, что воспоминание о длине прутика таракан сохраняет в течение 24 часов. Во всеоружии новых знаний Даршен принялся прове- рять действие разных раздражителей — формы прутика и его диаметра, освещения или фона, а также множество других измененных обстоятельств, которые могут влиять на поведение таракана. Рассказывая впоследствии о работе своего ученика, профессор Шовен писал: «Любое создание, в данном слу- чае таракан, в изобилии получающий в своей норке пищу и питье, время от времени оставляет норку как бы в по- исках чего-то, как бы исследуя окружающий участок. В подавляющем большинстве случаев можно доказать, что в процессе этого, с виду бесцельного, исследования насеко- мое знакомится с пространственными данными, обогащает- ся «знанием» определенных мест, а такое «знание» может ему впоследствии пригодиться...» Предоставим и дальше слово Шовену, пусть он расска- жет об исследованиях, которые проводил уже сам. «Я разводил в большом количестве мелких прусаков — блатта германика — вид, который благодаря своей вынос- ливости быстро размножается и легко разводится. Это ни- чуть не менее совершенный объект для лабораторных опы- тов, чем плодовая мушка. Я быстро составил элементы ла- биринта из гнутых и окрашенных в белый цвет листов цинка, освещенных мощной лампой, и поместил все соору- жение в комнате, где поддерживалась температура не ниже 25 градусов. В конце лабиринта находилась «награда», то есть трубка из покрытого черной краской стекла, где та- ракан обычно жил и где мог укрыться от неприятного для него яркого света. Поместив подопытного таракана у входа в лабиринт, я с бьющимся сердцем стал ждать дальнейших событий. Увы! И через три месяца, после того как я довел число опытов уже до 3000, все-таки не обнаружилось ничего ин- тересного. Но зато я начинал понимать причину этого: прусак — необыкновенно живуч и в высшей степени легко возбуждается. Малейшая ошибка в обращении с ним со стороны экспериментатора влечет за собой дикие реакции. Таракан неистово бросается в лабиринт, попадает в окру- жающую лабиринт водную преграду (рама заполнена во- дой, чтобы предотвратить бегство насекомого), хотя вода здесь ледяная! После трех-четырех таких бросков таракан Ш
выбивается из сил. Остается предоставить ему отдых про- должительностью не менее суток... Прошло больше пяти месяцев ежедневных дрессировок, которые длились по полтораста минут каждая; я зарегистрировал десяти- тысячный опыт, когда наконец насекомое проявило скрытую сложность своего поведения». Шовен десять тысяч раз повторил опыт, прежде чем получил удовлетворивший его ответ. А прекрати он экспе- римент раньше, у него было бы веское основание присо- единиться к мнению Фриша о том, что за мощным лбом та- ракана ничего не скрывается. Итак, в опыте выявлена, доказана и подтверждена спо- собность таракана отвечать на вопросы экспериментатора, способность насекомого выбирать, извлекать выводы, на- учаться, усваивать уроки, преподанные ему обстоятельст- вами. И это свойство живого можно на разных особях из- мерять и выражать в сравнительных показателях, их можно познавать, убеждаясь, что если и не за мощным лбом, то под невзрачным хитиновым мундиром таракана, внушающего многим непреодолимое отвращение, все же скрывается в конце концов обнаруживающий себя заро- дыш разума. ОТ ТАРАКАНОВ ДАРШЕНА К ДРЕССИРОВАННЫМ БЛОХАМ ФРИША Теперь, следуя намеченному плану, полагалось бы при- ступить к рассказу еще об одном герое очерков — о малень- ких, скромных на вид, сереньких бабочках моли и о том ин- тересном и поучительном, содержательном и важном, что можно сообщить о них. Правда, крылья у них только окай- млены длинными волосками, тогда как есть мотыльки, у которых оба крыла расщеплены на тонкие перьевидные ло- пасти—по дюжине с каждой стороны. Эти крылья как лет- ное оснащение до сих пор никак не исследовались, хотя для теории аэронавигации воплощенный в них опыт при- роды не может быть безразличен. Стоило бы задержать внимание читателя также на факте, о котором пишет и Фриш, отмечая, что «на белых узких, блестящих, как ат- лас, передних крыльях моли черным пунктиром выведен красивый рисунок...». В самом деле, откуда берутся, чему служат рисунки на крыльях бабочек? Это явление на- столько привычно, что его просто не замечают и редко кто 176
над ним задумывался. Однако в свое время Фриш опубликовал работу, в которой, упоминая о старых, прерванных еще первой мировой войной исследованиях Ф. А. Гергардта из города Гал- ле, призывал продолжить нача- тый им анализ. Конечно, со всех точек зре- ния полезно знать, какими за- конами физики и химии вызы- вается появление разных рисун- ков и расцветок на крыльях ба- бочек, на надкрыльях жуков, на хитине перепончатокрылых. Впрочем, даже располагая са- мыми точными ответами на эти вопросы, биологи еще не реша- ют главной задачи, которая пе- ред ними стоит. Ведь биологам следует знать не только почему, но и зачем возникают расцвет- ки и узоры одеяния животного. А с загадками окраски насе- комых и назначением различ- ных рисунков связаны, как из- Наверху — часть узора на крыльях бабочки мелянаргии из се- мейства нимфалид. Вни- зу — узоры на над- крыльях жука-брон- зовки. вестно, явления мимикрии, уподобления устрашающему или защитному «платью», и только ли эти явления? Во- прос вовсе не такой отвлеченный, как может показаться. Во всем мире принята система маскировки и камуфляжа кораблей, наземных зданий, форм одежды военных, осно- ванная как раз на анализе природной окраски зверей и птиц. Но это, конечно, только первый «выход в практику» полученных данных, которые еще помогут ученым познать общие законы развития живой природы. Однако не станем отвлекаться от затронутой выше те- мы, касающейся возможности расшифровки поведения на- секомых. Опыты Даршена и Шовена показали, что таракан обучается, что насекомое способно извлекать уроки из об- стоятельств. Потомок древнейших обитателей нашей пла- неты наглядно продемонстрировал в своем поведении чер- ты приспособительной изменчивости. 177
Но разве не об этом рассказывает и Фриш в очерке о блохе в цирке дрессировщика: здесь «единственная вещь, которую блоха должна усвоить, заключается в том, что ей нечего больше стремиться прыгать. Когда она по истече- нии какого-то числа дней или недель изведет свои силы в бесплодных попытках, то прекращает их и начинает дви- гаться только пешим порядком, шагом». То же обнаружили у таракана Даршен на деревянном прутике, а Шовен в цинковом лабиринте. После скольких- то дней бега вверх и вниз, после скольких-то безудержных рывков и метания в ходах лабиринта, после купаний в ле- дяной воде, окружающей лабиринт рамы, таракан, изведя силы в бесплодных попытках достичь цели, прекращает их и начинает в одном случае сворачивать с полдороги, в дру- гом перестает ошибаться, запоминает дорогу. Признаюсь: как раз в подобных фактах я нахожу самое увлекательное, с чем вообще может столкнуться исследова- тель живого. Академик И. П. Павлов, создатель основ уче- ния о высшей нервной деятельности, заметил как-то, что именно в поведении живых существ можно наблюдать «жизнь в ее крайнем пределе». Какой богатый урожай новых идей для биологии, для технических наук обещают принести наблюдения жизни в ее крайнем пределе... УРОК, ПРЕПОДАННЫЙ ЧЕЛОВЕКУ МУХОЙ Но раз уж мы заговорили о перестройке поведения в связи с меняющимися обстоятельствами, то надо напомнить не только о немедленных, очевидных и непосредственных переменах, но и о тех, которые не сразу обнаруживаются, которые скрыты, запрятаны так глубоко, что они становят- ся известны лишь впоследствии. Здесь, пожалуй, наиболее важный урок преподали людям мухи — самые известные из современных двукрылых. Еще на школьной скамье довелось мне из уст препода- вателя естествознания услышать знаменитую и, правду го- воря, поначалу огорошившую меня фразу Карла Линнея о трех мухах, способных сожрать труп лошади скорее, чем лев. Позже я прочитал небольшую книжечку о мухе, на- писанную в начале нынешнего века Лесли Оссианом Го- вардом,— крупнейшим авторитетом, теоретиком, практи- 178
ком и пропагандистом службы защиты сельскохо- зяйственных культур и ле- сов от насекомых-вредите- лей. В ней содержится, между прочим, примерный расчет нарастания числен- ности мух. И Фриш тоже пишет о том, сколько мил- лионов может — теорети- чески — составить потом- ство одной мушиной пары. В этих расчетах по сути дела и содержится объяс- нение смысла слов Линнея о мухах, пожирающих ло- шадь быстрее, чем лев. Как раз плодовитость мух и помогла ученым сде- лать одно из самых важ- ных последних открытий в биологии. Почти через полвека после того, как я прочитал брошюру Говарда, мне в руки попались первые от- четы об опытах, в которых мух на протяжении ряда поколений истребляли с помощью одного и того же препарата ДДТ. Об этом средстве знал уже и Го- вард, но последствий его применения он не предви- дел. Между тем использо- вание ДДТ, и как раз про- тив мух, способных раз- Здесь показаны мухи шести разных семейств, а их известно множество. В отряде насчи- тывают по меньшей мере 85 тысяч видов!
ЯШИ множиться с ужасающей быстротой, показало, что не вся- кое сильнодействующее средство можно применять, да- же если оно вполне соответствует назначению — уничто- жает тех насекомых, против которых используется. Одними из первых это установили советские биологи. Теперь в разных странах опубликованы тысячи отчетов о том, как опасно применять многие препараты. Американская натуралистка Рейчел Карсон рассказа- ла о вредном действии препаратов в своей, ставшей знаме- нитой, книге. Яды, неумело применяемые против вредите- лей, раньше или позже теряют свою силу, но зато, накоп- ляясь в телах отравленных насекомых, превращаются в от- раву насекомоядных птиц и зверей, а потом оказываются причиной гибели других хищников, питающихся этими на- секомоядными, в конце концов разными путями превра- щаясь в серьезную угрозу и для самого человека. Жители одного из островов в Тихом океане и их домаш- ний скот очень страдали от размножившихся здесь и весь- ма докучавших людям и животным мух и других двукры- лых. Решено было уничтожить их с помощью ДДТ. Ска- зано — сделано! Мух и их родню уничтожили в два счета. Двукрылые жертвы ядовитого препарата всюду лежали на земле, так что ящерицы несколько дней пировали, объеда- ясь отравленными мухами. А ящерицы на этом острове издавна были самым распространенным кормом и самой привлекательной добычей для местных кошек. Так что отравленные мушиным ядом ящерицы оказались причи- ной гибели кошек. Но едва только поредело кошачье на- селение на острове, здесь стали благоденствовать в отсут- ствии своих исконных врагов мыши и крысы. И их скоро стало здесь столько, что возникла опасность эпидемии, уг- рожавшей уже и людям... Немало подобных примеров собрала в своей книге Р. Карсон. Представляя будущее, которое обязательно наступит, если люди и дальше станут так же неосмотри- тельно пользоваться ядами, Карсон нарисовала картину «Безмолвной весны» (так названа ее книга) — весны, ког- да больше не будут щебетать птицы, возвещая приход теп- лых дней. Книга Карсон прозвучала как сигнал тревоги. Но с каким ожесточением набросились на автора «Без- молвной весны» английские, западногерманские, американ- ские журналы, издаваемые владельцами предприятий, про- 180
изводящих яды против насекомых (инсектициды), гриб- ков (фунгициды), клещей (окарициды), против сорных трав (гербициды) и прочие химические средства. На протяжении многих десятилетий истребительная химия считалась самым надежным оружием в руках тех, кто защищает от посягательств разных вредителей здо- ровье человека и плоды его трудов. Теперь выясняется, что оружие это, едва его пробуют применять по необходи- мости в широких масштабах, с неожиданной быстротой начинает притупляться, вовсе отказывает, больше того: ме- няет направление удара! Оно становится убийственным не для того врага, против которого предназначалось, а обора- чивается против человека. И оборачивается не как буме- ранг, который, метко поразив цель, послушно возвращает- ся и смиренно падает у ног охотника, но как пуля, не по- павшая в цель и рикошетом поражающая стрелка. Оса церцерис находит долгоносика-клеона в момент, когда насекомое после линьки еще совсем беспомощно и неспособно сопротивляться нападению паразита. Но вот Ж.-А. Фабру потребовались для опытов клеоны, и он не- сколько дней с утра до вечера шарил по округе, а добыл всего два-три и то искалеченных экземпляра, тогда как осы церцерисы, за которыми он вел наблюдение у входа в их гнездо, возвращались через каждые несколько минут со свежей добычей. Видимо, существуют у осы некие способ- ности, благодаря которым она так быстро находит дичь; видимо, церцерис способна на расстоянии безошибочно определять места, откуда исходят манящие ее пеленги. Так же точно должны действовать и истребительные меро- приятия человека. Разумно ли рубить под корень и сжи- гать все дерево, в ствол которого отложены яйца вредите- ля? Ведь вот перед нами насекомое — наездник э ф и а л ь - тес, он находит невидимых личинок под корой и, опреде- лив с помощью антенн нужное место, вслепую проникает длинным своим яйцекладом в древесину и без промаха по- ражает одну за другой личинок, вводя в их тела зароды- ши, несущие гибель вредителю. Природа преподает человеку много таких уроков, со- ветов, миллионолетиями отшлифованных примеров. Люди не могут прекратить борьбу против мух. Извест- ный американский энтомолог и микробиолог Э. Штейнха- уз насчитал на поверхности тела одной-единственной му- хи свыше 3,5 миллиона бактерий, а в ее органах еще в 8—, 181
10 раз больше... В книге Э. Кашинга «История энто- мологии за время второй мировой войны» есть такая справка. 10 июля 1943 года союзники высадили на берегу Сицилии десант, захватив полосу шириной около 100 миль. В операции участвовали 80 тысяч человек. Однако не про- шло и месяца, как тысячи участников десанта вывела из строя загадочная болезнь. В госпитальных картах появи- лись таинственные диагнозы. «ЛНП» — Лихорадка Неиз- вестного Происхождения. Болезнетворный вирус лихорад- ки распространяли сицилийские мухи. В истории мировых эпидемий (включая холерные и брюшнотифозные), а так- же массовых заболеваний скота, эпизоотий слишком часто повинными в несчастье оказывались мухи. В 1948 году швейцарский химик Пауль Мюллер был награжден Нобе- левской премией за открытие свойства ДДТ безотказно убивать насекомых. Но сейчас — двадцать лет спустя — все более очевидным становится факт, что из года в год повторяемое истребление мух с помощью ДДТ начинает порождать мух, на которых этот яд не действует. И не только мух! Известно уже свыше полутораста видов вредных насекомых, ставших невосприимчивыми к препарату, от которого они на первых порах погибали. Теперь наиболее сведущие специалисты сходятся на том, что надежного успеха можно добиться, лишь комбини- руя средства физики и химии с биологическими. Уже при- меняются химические препараты или физические воздей- ствия, точно нацеленные на самые уязвимые звенья про- цесса развития насекомого. Разведкой, выявлением этих звеньев заняты энтомологи. Не случайно в первых изданиях книги Фриш широко рекомендовал применять ДДТ и подобные ему препара- ты для борьбы с насекомыми, а в последнем издании уже редко вспоминает о них. Эта перемена отражает переме- ны в умах натуралистов: муха чему-то все же их научила! Очерком о мухе и других непрошеных гостях нашего дома Фриш, который посвятил жизнь изучению одного- единственного вида насекомых (кстати сказать, вида, о котором только вскользь упоминает в этой книге), за- свидетельствовал, что ничто энтомологическое ему не чуждо. Что же привело Фриша в зоологию, а впоследствии сделало исследователем насекомых?
О ВЕЛИКИХ НАТУРАЛИСТАХ ПРОШЛОГО И ОБ АЛЕШЕ, КОТОРЫЙ ВЕСЬ В БУДУЩЕМ ЧТО ТАКОЕ ПРИЗВАНИЕ? Г fa вопрос, которым закончена предыдущая / f глава, есть только один ответ: верность при- / I званию. Г А призвание — внутренняя склонность к 1 1 какой-нибудь профессии — может проснуть- I / ся в человеке иной раз задолго до того, как -JL он способен задуматься над своим будущим. Когда я впервые увидел Алешу, ему было года три, не больше. Стоял один из ранних весенних дней. С высокого, досиня промытого неба вовсю светило солнце. Асфальт дороги совсем просох, только в кюветах и по северным склонам кое-где белели пятна снега. Мальчик в резиновых сапогах до колен торжественно вышагивал рядом с бабуш- кой, держа в руке веточку ивы-бредины. На ее темно-ко- ричневой, будто отлакированной коре светились пуши- стые барашки. Алеша с любовью поглядывал на веточку и будто прислушивался к беззвучному для других голосу цветков «козьей ивы». Не раз после того встречал я мальчика, и всегда он нес какой-нибудь зеленый трофей: то мохнатые, сплошь в вор- се, листья и цветки подснежника, то увешанный белыми колокольчиками стебелек ландыша, то почти расплюсну- тый, на короткой ножке цветок фиалки, то глянцевитый лютик или вспушенные колосья тимофеевки, веточки ели с красными свечками цветочных почек среди зеленой хвои или гладко обточенный желудь в морщинистой мисочке, листик осины, усыпанный пунцовыми бородавками гал- лов... И всегда на лице Алеши было написано безотчетное счастье. Однажды у него в руках оказался цветок одуванчика, но не обычная, золотистая корзинка, а два сросшихся под 183
тупым углом соцветия на толстой, слившейся по всей дли- не стебленожке. — О, да у тебя сегодня не простая находка,— заметил я.— Цветки-близнецы! Алешина бабушка руками всплеснула: — Как он его разглядел на поляне? Ведь она сплошь покрыта цветами. Я еще удивилась, зачем он так далеко за одуванчиком ушел, когда их кругом полно... — Ботаники называют такие сросшиеся побеги, цвет- ки, плоды фасциацией,— серьезно пояснил я. Незнакомое слово понравилось Алеше, и он, пожалуй, впервые за все годы знакомства с интересом посмотрел на меня. И тут я вспомнил своего старого друга, который был убежден, что настоящим натуралистом надо родиться, точно так же, как рождаются музыкантами, поэтами, ху- дожниками, певцами, изобретателями... — Конечно,— доказывал он,— самые блестящие спо- собности погаснут, если их не шлифовать... Как бы богаты ни были данные, как бы глубоко ни было влечение, сами по себе они никого ни к чему не приведут... Это только фун- дамент, а что на нем будет возведено, зависит от самого человека и обстоятельств, и все-таки от человека больше! Этого старого педагога-биолога я вспомнил, оказавшись случайно свидетелем не совсем обычной сцены. В кабинет декана биологического факультета, прервав заседание ка- кой-то комиссии, вошел молодой человек в черном кителе без погон, но еще с форменными пуговицами. Он мгнове- ние потоптался у порога, оглядывая собравшихся и при- глаживая рукой хохолок на темени, потом, решившись, двинулся вперед к столу председательствовавшего. — Разрешите обратиться,— волнуясь, начал он.— Де- мобилизованный старший лейтенант.— Он назвал себя по фамилии.— Служил на флоте с 1943 года. Ушел доброволь- цем из девятого класса. Сейчас прошу допустить к продол- жению образования. Мне бы на кафедру низших расте- ний... Я по водорослям...— Две последние фразы он произ- нес совсем тихо. Декан, хмурясь, спросил: — Вы разве не видите, идет совещание? Кроме того, учебный год начался, прием давно окончен, а вы сами го- ворите, даже среднюю школу еще не кончили. — Да, да,— крикнул в отчаянии молодой человек,— но мне бы пока при кафедре, десятый класс я пройду заоч- 184
но! Вы не сомневайтесь! Я по водорослям,— повторил он опять уже совсем невпопад. На счастье, в кабинете был и заведующий кафедрой низших растений. Он шепнул что-то декану и вышел, по- звав за собой нежданного посетителя. А через час с лиш- ним, когда заседание уже кончилось, профессор вбежал к декану, светясь стеклами очков и удивленной улыбкой. — Ну, доложу я вам, тридцать лет на кафедре, а та- кого не встречал! Уникум! Перечитал все руководства и в систематике чувствует себя как рыба в воде. Знает кучу старых английских и немецких справочников! Но это еще что! У него чемодан на вокзале сдан на хранение, а там полторы с лишним тысячи гербарных листов. С Баренцева моря, с Балтики. Прибрежная флора и водоросли. А по- смотрели бы, как он с бинокуляром работает, с микрото- мом, как манипулирует с рисовальным аппаратом... Гото- вый ассистент! Благословите, мы его пока в лаборанты пристроим, только надо с общежитием помочь... Ведь он прямо с вокзала... Весь день тут под дверью промаялся, ждал, потом не выдержал, ворвался... Бывший старший лейтенант «Я по водорослям» — его долго так называли на факультете — теперь уже профес- сорствует, он стал одним из самых заслуженных и извест- ных не только в нашей стране водорослеведов-альгологов, как их именуют. Об альгологе напомнило мне письмо, которое я бережно храню. Написал его Самуил Яковлевич Маршак. Особен- но дорого мне удивительное признание: «Недавно, перечитывая Метерлинка (о растениях),— писал Маршак,— я пожалел о том, что всю свою жизнь занимался филологией, а не биологией». Неожиданные строки! Старейший детский писатель, заслуживший всемирное признание поэт, переводчик и дра- матург на склоне лет сожалел, что не стал биологом... Но письмо, вот оно, лежит передо мною. И что особенно дорого для меня: Самуил Яковлевич упоминает очерки Метерлинка о растениях. Но ведь это «Разум цветов» — поэтические зарисовки одного из самых поэтических явлений природы, рассказы об опылении рас- тений, о повадках насекомых, что, посещая венчики, пере- носят на себе пыльцу с одного цветка на другой. Здесь жизнь растительного мира соприкасается с жизнью насе- комых. 185
Впрочем, трудно быть в этом вопросе достаточно бес- пристрастным. Боюсь, альголог не согласился бы с моей точкой зрения. Наверное, самыми поэтичными и интерес- ными разделами биологии каждому кажутся те, которыми он сам занимается, те, что составляют его призвание. Но как же узнать, в чем оно, это призвание, заклю- чается? Хорошо тем, для кого путь в будущее ясен и обдуман- но избран на школьной скамье, в ком решение возникает свободно, как нечто само собой разумеющееся. Чаще, одна- ко, даже в последний раз переступая порог школы и навсе- гда с ней прощаясь, все еще не представляешь себе, куда идти, чему себя посвятить. Долго и мучительно сомнева- ешься, ищешь, колеблешься, мечешься, строишь разные планы, нередко до тех пор, пока сами обстоятельства не разрубят узел... КАЖДЫЙ ЛИ МОЖЕТ СТАТЬ НАТУРАЛИСТОМ? Изучение живой природы — занятие не новое, но нико- гда не станет старомодным. И сегодня, когда трудновооб- разимые вчера победы науки и техники стали буднями, люди по-прежнему продолжают изучать насекомых, как делали эго, к примеру, в прошлом столетии, когда жил и работал автор «Энтомологических воспоминаний» — скромнейший и знаменитейший исследователь мира шес- тиногих Жан-Анри Фабр. В бытность свою учителем в Авиньоне, он преподавал в классах физику, химию и черчение, а свободное от заня- тий время проводил за городом, окруженный школьника- ми. Они и были первыми его добровольными помощника- ми в охоте за насекомыми. Возвращаясь в город после одной из очередных экскур- сий, Фабр рассказал спутникам, как узнать, получится ли из тебя натуралист. — Вот ты идешь с такой прогулки, как наша,— гово- рил он, а позже изложил эту беседу в одном из мемуаров, вошедших в «Энтомологические воспоминания».— На пле- че у тебя тяжелая лопата. Поясницу ломит. Что удиви- тельного: полдня просидел на корточках. Солнце напекло голову, глаза воспалены, мучает жажда. А впереди еще несколько километров пути по пыльной дороге. И все же 186
внутри тебя что-то поет. Почему? Потому что в одной из коробочек, которая лежит в заплечном мешке, ты несешь жалкие обрывки оболочки какой-то облинявшей личинки. Да! Внутри тебя что-то поет. Ты и сам пел бы от радости во всю глотку, если бы только она не так пересохла, да если бы не боялся, что случайный встречный примет тебя за подвыпив- шего, а то и за дурачка... И когда это так,— заканчивает Фабр,— не сомне- вайся, продолжай начатое, тебе кое- что удастся выяснить для науки. Но предупреждаю: не думай таким обра- зом сделать карьеру, нажить богат- ство, приобрести славу... Наука — это далеко не самый легкий путь и со- всем не наиболее верный способ пре- успеть в жизни. Может быть, самое важное в сло- вах Фабра — это предупреждение тем, кто, думая о будущем, видит се- бя сразу великим и знаменитым, кому кружит голову пьянящая перспекти- ва неизменных удач, многоцветная радуга из великих открытий, громких побед, признания, почета, любви, бо- гатства, власти над умами и серд- цами. Фабр предостерегает: само ничто не идет в руки, само ничто не дается. Кому не доводилось видеть летом на де- ревьях листья, свернутые в трубочку? Многие из них сооружены жучком-трубко- вертом аподером. Каждая трубочка представляет кров для потомства жучка. На рисунке (его следует рассматривать сверху вниз) показано, как аподер раз- резает облюбованный им лист, как сги- бает его вдоль длинной оси и как затем свертывает листовую пластинку в тру- бочку.
Оса аммофила, подробно изученная Ж-А. Фабром, несет в гнездо парализованную ею гусеницу. Следует быть готовым к тяжелому и далеко не все- гда благодарному труду: к высоким целям ведут чаще всего трудные до- роги. Но, несмотря на это, и у Фабра и у любого друго- го выдающегося естество- испытателя вы обязательно прочитаете о неизъясни- мом восторге, который охватывает натуралиста при виде чудес живой при- роды. — Какие труды уто- мительнее,— восклицал великий ботаник Карл Линней,— какие исследования более трудоемки, чем ботанические! И кто бы решился посвятить себя им, если б не могучее очарование, притягивающее нас в эту область с такой си- лой, что любовь к растениям, оказывается, превосходит любовь к самому себе! Думая о судьбах ботаников, я, чест- ное слово, колеблюсь, к кому отнести их: к ученым мудре- цам или к безумцам, которые восторгаются растением. До конца дней был предан Линней своей страсти. Смертельно больной, услышал он от навестившего его друга ошеломляющую весть. — Не может быть! — приподнялся с подушки старый ботаник.-— Это точно? Живое чайное дерево у нас?.. Хоть я совсем слаб, но, если действительно так, право же, у ме- ня найдутся силы пешком отправиться в Готтембург, что- бы своими руками вырыть куст и принести его сюда, в Упсалу! Живое чайное дерево в Швеции!.. А прочитайте Дарвинов дневник плавания на корабле «Бигль» или его журнальные статьи. Исследователи стиля Дарвина, а их было немало, все отмечают, что автор тео- рии естественного отбора, рассказывая о животных или растениях, сплошь и рядом применяет такие слова, как «поразительный», «очаровательный», «сверкающий», «не- вероятный»... А письма? Как рассказывает Дарвин в од- ном из них о цветке о р х и с! Это настоящая ода красоте и изяществу. Письмо заканчивается признанием: 188
«Никогда в жизни не видал ничего, что могло бы срав- ниться с живой прелестью орхидеи!» В другом письме Дарвин рассказывает об орхидее, ко- торая росла в его маленькой садовой тепличке в Дауне. «Право, я почти потерял голову от нее,— пишет уче- ный.— Ни с чем не сравнимо счастье наблюдать за тем, как начинает увеличиваться в размерах ее молодой цве- ток, еще ни разу не посещенный ни одним насекомым. Это чудесные создания, и я, краснея от удовольствия, мечтаю об открытиях, которые мне, может быть, удастся здесь сделать...» Сын Чарлза — Френсис Дарвин — вспоминал: «Я бесконечно любил слушать рассказы отца о ра- стениях, о красоте цветов. Казалось, он благодарен цветам за наслаждение, которое они ему доставляли своей фор- мой, окраской. Мне кажется, я до сих пор вижу, как неж- но он обращается со своими любимыми растениями. В его восхищенности было что-то почти детское». А почитайте, что писал о своих переживаниях Уоллес, когда ему наконец-то удалось поймать редкую бабочку ор- нитоптера: «Вынув бабочку из сетки и расправив ее блестящие крылья, я был близок к тому, чтоб потерять сознание. Еще ни разу за всю мою жизнь мне не приходилось пережи- вать такой восторг, такое волнение. Сердце билось, словно готово было разо- рваться. Вся кровь удари- ла в голову. Я до самого вечера страдал в тот день от жестокой мигрени». Как видим, Фабр ни- сколько не преувеличивал, говоря: «внутри тебя что- то поет». Впрочем, в исповеди Фабра перед школьниками есть неточность. Она и да- ла повод французскому ученому, академику Жану Ростану, утверждать, буд- то подлинные натуралис- ты отличаются от других Бабочка орнитоптера, о которой писал знаменитый натуралист Уоллес.
людей науки. Они так же любозна- тельны, их так же обуревает жажда открытий, им знакомо торжество постижения, но, кроме всего этого, они на редкость чувствительны, склонны восхищаться, умиляться. Природа для них не только поле ис- следований, не просто собрание пред- метов, чьи механизмы надо рас- крыть. Нет, они находят в ней источ- ник душевной радости, которую даже им самим трудно понять и объяснить. Но если вдуматься, то все, что сто лет назад говорил своим учени- кам в Авиньоне Фабр и что сравни- тельно недавно повторил в своей лек- ции в Париже Ростан, вполне может быть отнесено и к натуралистам, за- нятым изучением не всей живой при- роды, не целых ее систем, даже не самостоятельных организмов, а его отдельных органов, тканей, клеток, наконец, точно так же и к ученым других специальностей. Разве минералог, к примеру, чужд энтузиазма и поэзии? Ведь в знаме- нитой книге академика А. Е. Ферс- мана «Воспоминания о камне» горя- чая влюбленность в предмет своей науки звучит нисколько не глуше, чем в «Энтомологических воспомина- Пчела-листорез мегахила с исключи- тельной быстротой вырезает из листовой пластинки кружок, свертывает его в тру- бочку и, держа ножками, уносит в гнездо, которое в несколько слоев выстилает ли- стовыми обрезками. Потом, сложив в гото- вую ячейку корм, кладет на него яйцо и запечатывает. Под крышкой из яйца выводится гусеница, поедает припасенный для нее матерью корм, наконец, окукли- вается и затем превращается в совершен- ную пчелу-листореза.
ниях» Фабра. А, скажем, исследователь чудес микромира, тайн строения материи, химик или физик разве не так же задыхается от счастья и волнения, уловив неизвестную ему до того, а может быть, и ускользавшую от внимания дру- гих закономерность, как Уоллес, когда в его сачок попалась наконец бабочка орнитоптера? Разве не физик Максвелл признался, что, открыв закон распределения скоростей мо- лекул в газе, он пережил «чувство восхитительного воз- буждения»? Или, может быть, математику не дано испы- тывать настоящее счастье при виде изящного, красиво со- ставленного уравнения? Нет, это отнюдь не привилегия натуралистов-биологов восхищаться и торжествовать, встречаясь с предметом сво- его исследования. Огорчаются, радуются, падают духом и торжествуют все влюбленные в свое дело мастера. Но ими становятся по-разному. Выступая на Втором международном конгрессе по во- просам биологического образования — такие конгрессы время от времени созываются,— уже знакомый нам ака- демик Ростан напомнил слова одного из крупнейших мыслителей XVIII века Дидро, писавшего, что нет науки, более созданной для детей, чем естественная история: «Это непрерывное упражнение зрения, обоняния, вкуса и памяти... Однако даже в наши дни, — продолжал Ро- стан,— достижения школьника определяются главным об- разом успехами в овладении математическими дисципли- нами или гладкостью речи... Я не думаю опекать лодырей, но должен сказать, что среди многих из тех, кто в шест- надцать лет неспособен решить алгебраическую задачу или не слишком складно рассуждает о Вольтере или Кор- неле, вполне могут встретиться отличные головы... Моло- дые люди, не испытывающие тяготения к цифрам или сло- вам, прекрасно могут под наблюдением опытных руково- дителей стать хорошими натуралистами или биологами. Неужели можно пренебрегать этим?.. Так ли мы богаты творческими талантами,— воскли- цал Ростан,— чтоб нам заранее добровольно отказываться от Дарвинов или Уоллесов, которые, как известно, были не слишком сильны в математике?» И дальше, предупре- ждая возражения критиков, продолжал: «Не думайте толь- 191
ко, что я противопоставляю друг другу математика и на- туралиста. Бюффон, Мендель, Фабр и очень многие другие были исключительно способными, даже отличными мате- матиками. Однако известны натуралисты, и не самые бес- таланные, которые мало одарены как математики». КОГДА ИНТЕРЕС ПРОСЫПАЕТСЯ СМОЛОДУ Счастливы те, в ком призвание говорит в полный голос и когда оно просыпается смолоду, как у Алеши. «С детства, сколько я себя помню,— вспоминал Фабр,— жуки, пчелы, бабочки были моей радостью. Меня всегда в подлинный восторг приводили элитры жука или крылья бабочки махаона. Я шел к насекомому, как капустница к кочну капусты, как крапивница к чертополоху». «Интерес к диким животным, к лесам и чащам, где они обитают, сжигал все мои другие страсти, словно огонь при сильном ветре, пожирающий саванну,— клянется Джордж Майкл, которого мы знаем по книге «Семья Майклов в Африке» и по фильму «Барабаны судьбы». — Я уже с детства смутно чувствовал, что моя жизнь как-то непости- жимо связана с клыками, зубами, когтями зверей Черного континента. Много лет лелеял я эту мечту в тайниках своей души...» А вспомнить, к примеру, таких одержимых птицеве- дов-орнитологов, как Оскар Хейнрот в Германии или А. Н. Промптов у нас в Колтушах, где он с таким терпени- ем изучал жизнь и природ- ные нравы пернатых. «Почему, — спрашивает английский натуралист Фи- липп Госс,— одни приходят в крайнее возбуждение, пой- хмав какую-то бабочку или услышав трель какой-нибудь пичуги, тогда как их ничуть не занимают ни слоны, ни львы? Почему один испыты- вает редкостное волнение, увидев папоротник, другой, взяв в руки прядь мха, и в то Жук-бронзовка. Его личи- нок часто удается нахо- дить в муравейниках.
® отеое® же время оба совершенно равнодушны перед зрелищем, какое являют великолепные листья пальмы?» Неуловимые подчас различия привязывают естествоис- пытателя к предмету его исследований, определяют, чем он будет заниматься: грибами или членистоногими, какту- сами или арктическими птицами, реликтовыми раститель- ными породами вроде деревьев гингко или пицундских со- сен, а то и новыми, доселе не существовавшими формами, выведению которых посвятили свою жизнь Лютер Бербанк в США и Иван Владимирович Мичурин в СССР. Одному сызмала по душе растение, другому камушки, одному жи- вотное, другому «сосульки на небе», как он еще в раннем детстве назвал в морозную ночь звезды, первому мило крупное, второму малое, третьему крохотное, а вот Алешу, о котором я здесь рассказал, с первых лет жизни привле- кают к себе почему-то ростки, семядоли, почки, листья, галлы, цветки... Впрочем, не станем гадать о будущем Алеши. Вместо этого проследим, как складывалось, укреплялось и росло призвание одного из выдающихся натуралистов нашего времени Карла Фриша, разберем, что и как повлияло на сделанный им выбор профессии и специальности, присмот- римся к тем дням и часам его жизни, когда ему приходи- лось принимать решения, проследим за его верными шага- ми и промахами, изучим причины его неудач и слагаемые его побед. 8
О ТОМ, КАК ФРИШ СТАЛ ТЕМ, КЕМ ОН СТАЛ IT X очерке, посвященном естественной истории кло- / 1 па, Фриш выделил присущее этому насекомому / искусство «выходить из себя». Это, раз- / умеется, не больше, чем забавный оборот речи, I 1 скрытая улыбка. Да дозволено будет и мне по- f У шутить, заметив, что человеку обычно не дано от природы, казалось бы, куда менее сложное искусство «находить себя». Но такое искусство мож- но постичь, и это, конечно, полезнее всего делать на при- мере тех, кто в нем больше других преуспел. Как рос и развивался дар Фриша — одного из новато- ров современной биологии, одного из выдающихся нату- ралистов нашего времени? Как приходилось Фришу-под- ростку, юноше, молодому человеку искать свое призвание, пробираться к нему, уточнять и отстаивать сделанный вы- бор, утверждаться в нем самому и убеждать других? ЛУЧШЕ ВСЕГО НАЧАТЬ КАК МОЖНО РАНЬШЕ Младший в семье фон Фришей — Карлхен родился 20 ноября 1886 года. Старшие братья Карла позднее стали один юристом, второй врачом, третий историком. А Карла с раннего детства манило живое, манило уже задолго до того, как значение слова «биология» стало ему известно. Правда, в своей автобиографии — она озаглавлена «Воспо- минания биолога» — Фриш ничего не пишет о том, что его радовали цветущие кусты сирени, которой так много рос- ло в саду вокруг родительского дома в предместье Вены; ничего не пишет будущий зоолог и о том, как в золотой 194
сердцевине пунцовых венчиков шиповника копошатся этакие полированные с медно-зеленым отливом жуки, один вид которых делал счастливыми Фабра и Ростана. Чего пет в его воспоминаниях, того нет! Никуда тут не де- нешься. Если судить по первым детским впечатлениям Фриша, то впору подумать, что ему предстоит стать орнитоло- гом — исследователем биологии птиц. Не случайно же рас- сказывает он прежде всего о синичках: их каждую осень покупала мать в зоологическом магазине. Из клетки пти- цы могли свободно выходить и летать по всей квартире. Фриш кормил и поил синиц, зимующих в доме, и радовал- ся, когда весной мать выпускала птиц на волю. Однажды семилетнего Карла ранним утром разбудил настойчивый стук в окно, выходившее в сад. Он поднимает штору и не верит своим глазам, по все же тихонько, чтоб не спугнуть видение, открывает окно. И тогда дятел, это он стучал клювом о раму, не только не исчезает, но — разве не чу- до! — влетает в комнату. Оказалось, жившие по соседству ребята еще птенцом взяли его из гнезда и приручили. А дятел заблудился, воз- вращаясь домой, и подлетел не к своему окну... С соседями поладили, дятел остался жить у Фришей, и Карл очень с ним подружился. Потом мальчику подарили попугая, настоящего зеле- ного бразильского попугая. Его назвали «Чоки». Много лет спустя уже у сына Карла — Отто — все попугаи по- лучали это, ставшее в семье традиционным, имя. Чоки был неразлучен со своим владельцем. Сидел у не- го на плече или дремал на коленях, расхаживал по тетра- дям на столе, пока Карл готовил уроки, а ночь проводил в клетке возле Карловой кровати. Утром попугая выпуска- ли, и едва только он получал свободу, как перебирался в столовую к завтраку. К другим Чоки не слишком благово- лил, но Карлу был верен все пятнадцать лет до последне- го своего дыхания. И подумать только: в последующем Фриш как зоолог никакого внимания не уделял пернатым!.. Впрочем, будем справедливы: мальчика интересовали не одни только птицы. Было лето, когда семейство уехало к друзьям отца в венгерскую деревню. Вокруг оказалось много болот, и Карл наловил здесь тритонов, саламандр, лягушек и увез 195
ОМРШЮШК эти живые трофеи в Вену. Тут ему подарили аквариум, и он, заселив его, часами стал просиживать, наблюдая подвод- ную жизнь. Для этого бедняге приходилось почти прижи- маться лицом к стеклу: мальчик был очень близорук. Даже игрушки у Карла, может быть, потому, что другие меньше его занимали, подобрались сплошь зоологические. — Ты даже не представляешь, до чего тебе повезло, что ты знаешь, кем хочешь стать,— с завистью сказал как-то один из друзей старшего брата Ганса, глядя на Карла: ему было в то время лет десять, когда он соору- жал на столе из игрушек подобие зверинца. Карл запомнил это восклицание, хотя и не совсем по- нимал, о чем речь. Став школьником, Фриш собрал уже настоящий ком- натный зоопарк, тщательно вел дневник, регистрировал самые важные наблюдения над 123 содержавшимися у него видами. Здесь были 9 млекопитающих, . 16 птиц, 26 пре- смыкающихся и земноводных, 27 рыб, 45 беспозвоночных. Если пернатые питомцы Фриша не стали предвестни- ками его дальнейших интересов, то по составу комнатного зоопарка все же в какой-то мере можно судить о том, ка- кие объекты исследования он выберет в будущем: как раз рыб и беспозвоночных у Фриша было больше всего. Впро- чем, конечно, возможны и другие объяснения для состава зоопарка. Не все питомцы одинаково приятны в роли оби- тателей дома, хотя родители, в особенности мать, проявля- ли неисчерпаемую снисходительность к увлечению мень- шего сына. Карл много читал сам и любил слушать чтение других. При этом он особенно запоминал то, что так или иначе ка- салось животных и их повадок. В этот вечер все собрались вокруг стола: старый друг семьи — смелый борец против мракобесия церковников Готтфрид Келлер — швейцарский писатель, поэт и худож- ник, автор «Зеленого Генриха», «Мартина Ниландера» и других сочинений, прислал свою новую повесть. Примостившись в уголке, Карл слушал сказание о «Трех праведных гребенщиках». Мать читает главу, в ко- торой описаны переживания Носта. Бедняга лежит в своей каморке... Хозяин его прогоня- ет... Что делать? Куда деться? Ноет «...перевел глаза на участок стены подле самого его лица и стал рассматривать мелочи, которые рассмат- 196
MROtPOWdlS ривал уже тысячи раз, когда поутру или вечером, но еще засветло нежился в постели, наслаждаясь сознанием, что это удовольствие бесплатное. Там в штукатурке было по- порченное место, напоминавшее ландшафт с городами и озерами, а кучка крупных песчинок казалась группой бла- женных островков. Дальше торчала длинная щетинка, вы- павшая из кисти и застрявшая в голубой клеевой краске. Прошлой осенью Пост нашел остаточек этой краски и, чтоб добро не пропало даром, покрасил ею участок стены, то самое место, возле которого он лежал в кровати, на большее не хватило материала. По ту сторону щетины виднелось возвышеньице — подобие крохотной горки, от которой на блаженные острова через щетинку падала неж- ная тень. Над этой горкой Иост размышлял уже целую зи- му. Ему казалось, что прежде ее здесь не было. Когда же он сейчас стал искать ее своим сонным, грустным взгля- дом, он вместо нее нашел незакрашенное пятнышко. Но как же он изумился, увидя, что горка не только переме- стилась подальше, а шевелится, как бы собираясь продол- жить путь. Иост подскочил, словно увидел некое чудо, и убедился, что перед ним не что иное, как клоп, которого он минувшей осенью нечаянно замазал краской, когда тот сидел на стене в полном оцепенении. Теперь же, согретый весенним теплом, клоп ожил и в эту минуту хлопотливо полз вверх по стене, показывая голубую спинку. Иост растроганно и изумленно следил за ним. Пока клоп полз по голубому участку стены, его почти нельзя было отличить от нее, но когда он выбрался из окрашенно- го места и последние засохшие брызги краски остались позади, славная небесно-голубая букашка стала ясно вы- деляться на более темном фоне...». Каждый запомнил из истории о «Трех праведных гре- бенщиках» разное, Карлу врезалось в память место об оживленном весенним теплом клопе. Вскоре отец, он был видным врачом в Вене, купил в глухом тирольском местечке Бруннвинкль, на берегу озе- ра Вольфгангзее, старый дом. Здесь семья стала проводить каждое лето. В Бруннвинкль переселились и дятел, и по- пугай, и прочая живность Фриша. Дятлу предоставлялась возможность вылетать утром из дому, и он целые дни был на воле, но, увидев Карла или его мать, подлетал к ним и 197
етмтошвк фамильярно садился на плечо, приводя в изумление го- стей. Когда Фриш в очерке о мухе пишет, что между челове- ком и птицей может возникнуть что-то похожее на друже- ские чувства, он подводит некий итог собственному опыту. Вечером дятел исправно возвращался домой и, если окно оказывалось закрытым, нетерпеливо стучал о стекло клю- вом, напоминая, что ему еще причитается порция мучных червей. Неожиданно заболела мать, и врачи предложили ей по- лечиться на южном побережье. Она уехала, взяв с собой меньшего сына. Море и красоты приморской природы околдовали Карла. Часами лежал он на прибрежных ска- лах, вглядываясь в глубь вод, где шевелились приросшие к камням темные водоросли и немая жизнь текла в глу- бине вод. — Не здесь ли,— заметил Фриш впоследствии,— впер- вые дошло до меня, что терпеливому взору настоящие чу- деса могут открываться там, где рассеянный взгляд, ниче- го не замечая, скользит по поверхности. Карлу потребовался второй аквариум: сверх пресновод- ного еще и морской. И оба он продолжал заселять все но- выми и новыми жильцами — особенно рьяно с тех пор, как отец познакомил его с одним из самых страстных в Вене любителей, обладателем редкостной коллекции рыб, в том числе и декоративных. — Никакого обдуманного плана работы с животными у меня не было,— признается Фриш.— Просто мне достав- ляло неописуемое удовольствие наблюдать их. И он не отказывал себе в этом удовольствии. Фриш научился внимательнее читать книги о жизни природы, а когда находил в них упоминание о своих пи- томцах или просто знакомых животных, книги казались ему еще более увлекательными. Однажды ему попался номер журнала «Аквариум и террариум» со статьей о световосприимчивости актиний. Фриш из собственных наблюдений уже знал кое-что на этот счет: в аквариуме с морской водой у него жили при- везенные с юга актинии — «морские розы». Они слепы от природы, однако странная вещь: стоило зажечь вечером свет, слепые создания принимались шевелить короткими руками-щупальцами. Фриш решил проверить свое наблюдение, и это иссле- 198
дование стало первым его опытом, ответившим на два по- ставленных вопроса. Только на два, тогда он еще не умел задавать их столько, сколько научился ставить позже, из- влекая для себя из каждого полученного ответа все новые и новые темы для разработки, обнаруживая новые и но- вые загадки там, где еще недавно нельзя было и догадать- ся об их существовании. Так, в 1899 году или немного позже Фриш выяснил, что актинии реагируют на разную силу света, и устано- вил, что именно на них воздействует: тепло или свет. Исследователю шел шестнадцатый год. Итоги наблюдений он коротко изложил в письменном виде и как-то вечером показал свое небольшое сочинение дядюшке — известному венскому физиологу. Дядюшка Зигмунд Экснер внимательно прочитал отчет, сделал не- сколько деловых замечаний и весьма одобрительно ото- звался о работе племянника. Карл почувствовал себя на седьмом небе. Но тут одна из присутствовавших за столом теток то- же заинтересовалась статьей Карла и, прочитав ее, выска- зала искреннее удивление. — Не понимаю, Зигмунд, за что ты расхвалил эту су- хомятину? — спросила она профессора. — В отчете сообщено все существенное и нет ничего лишнего,— возразил Экснер.— А это — главное! Облеплять суть дела разными финтифлюшками из общих мест и так слишком легко научаются... Отзыв дядюшки был особенно дорог Фришу — в школе его хвалили не часто, да, по правде сказать, особенно и не за что было. Он сильно хромал в языках, в истории, в ма- тематике. Из года в год родителям приходилось нанимать репетиторов, которые занимались с Карлом греческим и латынью. Оставаясь в школе, чтоб готовиться к приближа- ющимся экзаменам, он никак не успевал справиться с письменными заданиями, и не удивительно: слишком ча- сто и надолго отвлекали его от дела мухи, бившиеся о стекла в классной комнате. «Почему они так жужжат при этом?..» — размышлял школьник, забыв о лежащей перед ним письменной. Так в поле зрения Фриша появился герой, которому он впоследствии посвятит первый очерк в книге о насекомых, составляющих свиту человека. Позже, заинтересовавшись и другими насекомыми, он 199
Уголок коллекции жу- ков-жужелиц. Крупные формы наколоты на бу- лавки, мелкие наклеены на листы белого картона. организовал в Бруннвинкле це- лый «музей», ловил бабочек и жуков,— чего-чего, а их здесь было много! — умело расправ- ляя трофеи для хранения в кол- лекционных ящиках. Собирали экспонаты и другие члены се- мейства, и гости, приезжавшие в Бруннвинкль, но когда они отдавали добычу Карлу, тот, поднеся ее поближе к глазам, чаще всего с гордостью объ- являл: — Это уже есть! За дубликатами Карл не го- нялся. Он поставил себе задачу собрать всех представителей местной фауны, — по одному экземпляру от каждого вида. Несмотря на такое жесткое огра- ничение, в музее вскоре набра- лось 5000 номеров. А тут еще одна из теток привезла в Брун- нвинкль богатый и прекрасно подобранный гербарий. Было что продемонстрировать Готфриду Келлеру, ког- да он посетил старый дом на берегу Вольфгангзее! Карл целыми днями выслеживал новые объекты, а ве- чера проводил, разбирая свои музейные богатства. Одна мысль тревожила молодого хранителя: какая судьба ожи- дает все эти великолепные чучела, банки, коробки и папки, когда он, Карл, покинет Бруннвинкль?.. Он еще не знал, что музей фауны столь ограниченного участка сам по себе особой ценности не представляет, хо- тя весьма важен для составителя: собранные коллекции расширяют кругозор будущего натуралиста, открывают перед ним сокровища, приучая находить их там, где глаза, безразлично взирающие на живую природу, попросту ни- чего не замечают. От зоологических занятий Фриша отвлекала только скрипка. Братья вчетвером вечерами разыгрывали целые концерты. — Из нас вышел бы приличный бродячий квартет,— шутили Фриши. 200
Наконец минул последний год в школе, и хоть Карл одолел курс с грехом пополам, родители предоставили ему отпуск абитуриента. Так уж повелось в семье с того вре- мени, как старший брат Ганс получил свой аттестат зре- лости. Как раз тогда на окраине Рима две взрослые двоюрод- ные сестры Карла снимали крошечный домик, и Карл по- лучил возможность познакомиться с новой страной, новым народом, новой флорой и фауной. Энтомологические зна- ния, правда, пригодились ему лишь однажды: он опреде- лил присутствие в идиллическом домике полужесткокры- лого— гетероптера под названием «цимекс», которое никак не ожидал здесь встретить. Римские каникулы промелькнули быстро, пришла пора возвращаться домой и решать вопрос о дальнейшей судь- бе. Теперь, когда уже незачем забивать голову граммати- ческими правилами, зубрежкой греческих слов и хроноло- гических дат, он полностью займется зоологией. Карл и не предполагал, что отец воспротивится этому. И как решительно! — Ты и семью не сумеешь прокормить, и сам не про- живешь! Сознательно исковеркать себе жизнь! Что тебя ожидает? Одумайся! Если уж тебя так сильно влечет био- логия, ничего лучше, чем медицина, нельзя и придумать. Какое благородное занятие — исцелять страждущих... А сколько интересных путешествий сможешь ты совер- шить, пока будешь специализироваться,— уговаривал он сына. Отцу казалось, что в этих советах и рассуждениях все верно и безошибочно. И в самом деле: род Фришей, иду- щий по отцовской линии от простых богемских крестьян из деревни Пюрк близ Карловых Вар, завоевал признание тем, что уже прадед и дед Карла были выдающимися вра- чами. Впрочем, профессором медицины в Венском универ- ситете был и отец Карла. Врачом-хирургом стал и брат Отто. А многие родственники матери и чуть ли не все ее братья тоже были профессорами медицины. Семья была насквозь пропитана духом врачебной традиции. Семейный совет застал юношу не подготовленным к сопротивлению. До сих пор никто никогда и никак не ме- шал ему заниматься зоологией. И мог ли он сомневаться, что родители желают ему только добра? В общем, хоть и не без колебаний, сын сдался. 201
Не будем торопиться с осуждением. Впоследствии он все же стал зоологом, совершил крупнейшие открытия. Но то впоследствии, а осенью 1905 года Карл впервые переступил порог аудитории медицинского факультета, добросовестно слушал и конспектировал лекции, посещал практикумы, работал в анатомическом театре, в лаборато- риях... ВСЯКИЙ ВЕТЕР СТАНОВИТСЯ ПОПУТНЫМ для того, КТО ЗНАЕТ, КУДА ДЕРЖАТЬ КУРС Это продолжалось около двух лет — пока в программе были биологические дисциплины. Однако чем больше по- являлось в курсе предметов медицинских, тем яснее стано- вилось студенту, что врачебные перспективы не для него. Зато с каким интересом занимался он на кафедре сравни- тельной физиологии у дядюшки Зигмунда Экснера! Здесь он вновь встретился со своими старыми любимцами — на- земной, водной и летающей живностью, здесь были милые его сердцу млекопитающие, птицы, рыбы, насекомые. И Карл решил объясниться с отцом. Нельзя сказать, чтобы это был приятный и легкий разговор. Впрочем, тут, возможно, помог дядя Зигмунд, рассказавший отцу о бле- стяще проведенной Карлом курсовой работе по изучению сложного глаза бабочек, жуков, креветок. На этот раз сдался отец, и Карл, с согласия родителей, подал просьбу об отчислении его с медицинского факуль- тета. Но как посмотрел инспектор на чудака студента, когда тот пришел взять свои бумаги! Он просто отказывался ве- рить, что это всерьез. — Бросить медицину ради зоологии?! Сознательно за- крыть себе путь к карьере врача?! Да будет вам! Но решение Фриша было твердо. В ту пору в Вене преподаванием зоологии руководили ученые, считавшие главным в этой науке систематику и изучение строения животных, поэтому Карл собрался в Мюнхен, в институт профессора Рихарда Гертвига — од- ного из самых крупных зоологов-натуралистов. Еще в 1879 году братья Гертвиги — Рихард и Оскар — опубликовали совместно написанную монографию «Акти- нии». Вы помните, что первая работа Карла тоже была по- 202
священа «морским розам». Карл читал труд Гертвигов и на каждой новой странице с радостным ужасом открывал для себя бездну нового в области анатомии и гистологии этих, казалось, уже так хорошо ему известных созданий. То был полезный урок, вновь напомнивший ему дав- нюю, еще в детстве сверкнувшую в его сознании мысль о могучей силе терпеливого изучения предмета. Карл стал прилежнейшим студентом зоологического института. Когда Гертвиг приступил к чтению курса срав- нительной анатомии позвоночных, молодой зоолог, в отли- чие от многих коллег по семестру, не только не пропустил ни одной лекции, но и не опоздал ни на одну. А это было не просто: Гертвиг жил при институте и начинал лекции в семь утра. Тем, кто квартировал далеко от «старой» акаде- мии, приходилось выходить из дому на заре. На занятиях во время большого зоологического прак- тикума Карл познакомился с Рихардом Гольдшмидтом, первым ассистентом, правой рукой профессора, тем самым, кто впоследствии тоже стал мировой знаменитостью. И профессор, и его ассистенты, и особенно руководи- тель Мюнхенского зоологического музея Франц Доф- ляйн — он же возглавлял курс систематики и биологии жи- вотных,— как и новый приехавший из Вены студент, инте- ресовались не только чучелами и препаратами в банках со спиртом, да и не только скрупулезными описаниями по- дробностей строения разных видов... Всех тянул к себе жи- вой организм. Дофляйп, заказывая экспонаты для музея, требовал, чтобы мастера делали чучела в позах и группах, которые знакомили бы зрителя с типичными повадками созданий, выставляемых на обозрение. Регулярно совер- шались небольшие экскурсии для обследования окрестно- стей города, причем участники походов выполняли возло- женную на них часть общего плана, а кроме того, каждый имел личное задание. Фришу было поручено исследовать гнездостроительные таланты одиночных пчел: среди них на одном полюсе ви- ды, так сказать, дикарей, еще не умеющих ничего толком соорудить для потомства, а на другом — довольно искус- ные архитекторы, с разной степенью совершенства реша- ющие свою задачу. В 1908 году, 60 лет тому назад, Фриш приступил к вы- полнению задания. Берясь за эту работу, студент не подо- зревал, что совершает шаг, приближающий его к объекту 203
будущих исследований, которым суждено его прославить. Впрочем, то был действительно только первый шаг к объ- екту. До проблем, ставших его призванием, лежал еще долгий путь. А путь этот, который и начался-то не прямо, и в дальнейшем ничуть не походил на линию, представ- ляющую кратчайшее расстояние между двумя точками. Тем не менее все предшествующее окончательному уточ- нению круга интересов Фриша не превратилось для него в излишний груз, в отягощение, отвлечение или пустую докуку. Мы в этом еще не раз убедимся далее, а пока ска- жем, что даже о двух годах — немалый отрезок времени для человека в возрасте 24 лет,— о двух годах занятий на медицинском факультете Фриш никогда не жалел, считая, что они сослужили ему полезную службу, стали школой теоретической подготовки для зоолога. Если бы Фриш читал Маркса, то, найдя у него замеча- ние о том, что анатомия обезьяны становится понятна с точки зрения анатомии человека, он, наверное, не только признал бы эту мысль справедливой, но и с полным пра- вом мог бы подтвердить ее, ссылаясь на собственный опыт. Болезнь отца заставила Карла вернуться в Вену. Те- перь здесь зоологическую школу возглавлял Ганс Пши- брам. Я спокойно выписываю все эти имена: Ганс Пшибрам, Франц Дофляйн, Рихард и Освальд Гертвиги, Рихард Гольдшмидт... А ведь каждый из них оставил в науке о живом глубокий след, все были в начале века звездами первой величины. Конечно, общение с этими мастерами биологии не прошло для молодого студента бесследно. Итак, он попал в школу Пшибрама, и это было пре- красно: в Венском институте «...не пахло гвоздичным маслом и формалином, а наиболее почетное место отведе- но было живому организму». Так написал впослед- ствии Фриш и сам подчеркнул два последних слова. В качестве дипломной работы Пшибрам предложил Фришу описать развитие богомола — насекомого, которое в изобилии водится в окрестностях Вены. Не откладывая дела в долгий ящик, дипломант от- правился за исходным материалом и, насобирав достаточ- 204
ное количество кладок яиц насекомого, стал дожидаться, пока вылупится молодь. Разгуливая в вынужденном без- делье по институту, он случайно познакомился с опытами одного из сотрудников. Тот изучал окраску рыб, в частности перемену рас- цветки покровов гольяна на светлом и темном фонах. Четкость картины была великолепной, и, хотя с самим явлением Фришу уже доводилось сталкиваться при собст- венных наблюдениях за рыбами в аквариумах, он решил вернуться, пока есть время, к его изучению. Пшибрам не возражал — он вообще был сторонником свободы в выборе тем для студенческих работ,— и Фриш, не теряя времени, занялся гольянами. Давно было известно, что если перерезать у гольяна симпатический нерв, то тело рыбы от места, где перерезан нерв, к хвосту темнеет. Но Фриш в дополнение к этому открыл и нечто новое: гольяны минут через двадцать пос- ле наступления смерти бледнеют, а если перерезать нерв даже у мертвого гольяна, то это вызывает те же последст- вия, что и операция на живом. Фриш стал переносить место перерезки нерва все бли- же и ближе к голове. И вдруг результаты полностью изме- нились — рыба стала чернеть не к хвосту, а, наоборот, к голове. Тут Фриш выбросил из ума всех своих богомолов и за- нялся изучением нервной системы рыб, пытаясь выискать центр, управляющий изменением окраски тела. Этой теме и посвящена его диссертация. Она опубликована в трех- томном сборнике работ учеников и друзей профессора Рихарда Гертвига. Сборник был издан в ознаменование 60-летия профессора. В те годы в Австрии опубликование работы, подоб- ной отчету Фриша об исследовании гольянов, было только заявкой на получение степени доктора наук. Диссертанту полагалось, кроме того, сдать два экзамена, один из них по философии. Времени для подготовки было совсем мало, и Фриш если не с тревогой, то не слишком уверенно шел на встречу с профессором. Принимал экзамен Л. Мюллер, а все венские студенты знали, что он решительный антиэволюционист и ни во что не ставит учение Дарвина. Легко себе вообразить самочувствие экзаменующегося, когда он услышал первый вопрос: 205
ЯИо®Ш — Может быть, начнем с беседы о естественном от- боре? Фриш понял, что погибает, но не отступил, а, пере- ведя дыхание, ринулся навстречу опасности. Он произнес горячую речь в защиту Дарвинова учения и с критикой его критиков, то есть с критикой взглядов самого Мюл- лера. Старый профессор тоже не стал отмалчиваться. Он на- чал подавать язвительные реплики, задавал новые вопро- сы и, наконец, сам вступил в спор с молодым человеком. Оппонент наотрез отказался сдать позиции и, отстаивая свою точку зрения, смело наступал на экзаменатора. Дис- куссия затянулась. Ее робко прервал университетский служитель, спрашивая, не требуется ли зажечь свет. Тогда только Мюллер поднялся, заканчивая беседу. — Что поделаешь,— грустно вздохнул профессор.— Давайте зачетный лист, подпишу. Но имейте в виду: я не разделяю ваших убеждений. Фриш откланялся и вышел чуточку даже растроган- ный. — Упрям старик, заблуждается, но человек славный... Насчет главного экзамена — по зоологии — Фриш ни- сколько не тревожился. А чего, в самом деле? Здесь он чувствовал себя в седле. Но как получилось? Еле избежал провала. Экзаменатор заговорил совсем не о том, чем зани- мались у Гертвига в Мюнхене, и стал допекать соискате- ля — так назывались сдающие экзамен — мелкими и, ка- залось, настолько малозначащими и неинтересными во- просами, что судьба экзамена определенно повисла на волоске. Фриш сам себе не поверил, когда профессор отпу- стил его все-таки с миром. Итак, он стал доктором зоологии. Чем заниматься дальше? Новый доктор решил продолжать исследование гольяна. Тем для исследования было хоть отбавляй! Многие рыбы меняют окраску тела, как бы подделыва- ясь под окружающий фон. У камбалы, к примеру, рису- нок и окраска покровов становятся поразительно похожи на грунт, вблизи которого рыба держится. Но такое под- ражание возникает только в тех случаях, когда рыба ви- дит цвет и рисунок грунта. Если, скажем (первым такой опыт провел виднейший русский ихтиолог Н. М. Книпо- вич), закрепить камбалу на специально окрашенной доске, причем так, чтобы рыба оказывалась головой на белой ча- 206
Ш1ЖЖВЙ сти, а телом на черной и ей видна была бы только белая часть, то в этом случае камбала ведет себя так, будто вся лежит на белой доске, то есть остается светлой. Стоит из- менить условия опыта, положив камбалу головой на чер- ную, а телом на белую доску, и рыба темнеет. Здесь важны также сопутствующие условия — про- зрачность воды, освещенность ее на разной глубине. В во- де мутной, где света немного, иные рыбы, например окунь, теряют красную расцветку. Проведя некоторое время в темноте, ярко окрашенные рыбы заметно тускнеют. Все это были факты старые. Фриш же показал другое: он на- носил на глаза рыбы слой светонепроницаемого лака, и тем не менее покровы ослепленной рыбы, смотря по условиям опыта, то темнели, то светлели, то есть продолжали реаги- ровать на свет. Но ведь рыбы не видели, они полностью были слепы! Да, было над чем поломать голову. Фриш стал доискиваться, выяснять, какое именно мес- то на теле рыбы может воспринимать воздействие света. Поместив в сосуд с проточной водой ослепленного голь- яна, экспериментатор медленно перемещал по его телу пу- чок ярких лучей. Несчетное число раз прошелся по рыбе взад и вперед луч, проверив каждое перышко плавников, каждую чешуйку. Безуспешно! Но кто ищет, тот находит. Когда светлая точка косну- лась маленького участка на средней линии головы, чуть позади ослепленных глаз, светлая поверхность тела нача- ла резко темнеть. Вот это находка! Проверив себя несколько раз самым придирчивым об- разом, Фриш помчался к Зигмунду Экснеру. Кто еще спо- собен оценить эту ошеломляющую новость, такое откры- тие? Но дядя Зигмунд не стал торопиться с выводами. В отчете племянника все было чересчур гладко и ясно, а профессор Экснер любил повторять, что наиболее порази- тельные новинки в науке слишком часто оказывались не- верными. Однако он не поленился поехать к Карлу в институт и, несколько раз проследив весь ход опыта от начала до кон- ца, сдался: — Верно, так и есть! Очень изящно получается. Но тебе придется еще разобраться, что именно здесь действу- ет на рыб: свет или тепло. Ж
Глаза рыбы покрываются светонепроницаемым ла- ком. С этого начинается опыт. Фриш и сам уже об этом думал, так что план соответ- ствующего эксперимента был у него давно подготовлен... Собственно, все оставалось в опыте по-старому, без пере- мен, только дополнительно вводилась отделявшая под- опытную рыбу от источника света прозрачная ширма. Та- ким образом, с пучка лучей снималась его тепловая на- грузка. И охлажденный свет, едва коснувшись маленького участка на голове позади ли- нии глаз, продолжал менять окраску слепых гольянов. Значит, тепло здесь было ни при чем... Дальше Фриш поставил опыты с рыбами, глаза кото- рых покрывал светонепрони- цаемым лаком сверху, снизу, с боков. Вторая серия посвя- щена была рыбам, ослепленным только с одной стороны: с правой или с левой. Исследователь на все лады видоиз- менял вопрос, задаваемый гольяну. И каждая серия опы- тов прибавляла крупицу знания к накопленным прежде. Самые кропотливые анатомические исследования пока- зали, что под светочувствительной точкой на лбу ослеп- ленного гольяна нет ничего похожего на остаточный тре- тий глаз, который давно обнаружен зоологами, например, у ящериц. Тут было совсем другое: у гольяна позади ли- нии глаз к поверхности головы приближается, выдаваясь изнутри, удлиненный вырост шишковидной железы моз- га-эпифиза. Все говорило о том, что клетки этого выроста и воспринимают свет. Фриш решил для порядка провести еще один, каза- лось, решающий опыт: он ослепил рыбу и удалил у нее эпифиз. — Ну, теперь-то гольян, конечно, перестанет темнеть на свету,— рассуждал ученый. Но получилось иное: лишенная эпифиза рыба по-преж- 208
(M[P(QW« нему продолжала реагировать на свет. Потребовалось еще несколько серий опытов, которые в конце концов позволи- ли заключить, что не один только эпифиз, но вся область средней зоны мозговых полушарий рыбы в какой-то мере светочувствительна. Вот теперь наконец все приходило в ясность, и Фришу осталось только размышлять на тему о том, как надежна и устойчива живая система, как действенны самой приро- дой заложенные в ней параллельные, вторые и третьи, за- пасные устройства, способные включаться в работу, когда выходит из строя, перестает действовать главное приспо- собление. Урок, преподанный гольяном, Фриш крепко усвоил: открыв в живом какой-нибудь орган, выясни, чем и как подстраховано его действие! Гольян и его световоспринимающая точка на лбу, по- зади линии глаз, стали темой многих исследований уже не одного сотрудника института. И сколько же еще открытий было сделано в этой области! В одном из опытов ослепленного гольяна приучили брать корм при свете, и достаточно было скользнуть лучом по его лбу, как слепая рыба принималась искать обещан- ный светом корм. Может показаться, что исследования все дальше и дальше уводили Фриша от прославившей его пчелиной те- мы. Но названные явления — это воздействие светом, кор- мовая дрессировка... Еще не скоро, но именно эти темы станут ступеньками на главном пути его научного поиска. А сейчас Фриш снова расстается с Веной и возвра- щается в Мюнхен, он становится ассистентом у Рихарда Гертвига. Здесь Фриш считает себя вынужденным — впро- чем, никто его к тому не обязывал! — начать полемику с виднейшим мюнхенским врачом, директором глазной кли- ники профессором Карлом фон Гессом. Сказать по правде, вступать в спор с фон Гессом было не менее рискованно, чем на экзамене по философии с про- фессором Мюллером. Но отмалчиваться Фриш не имел желания. В самом деле: Гесс, ссылаясь на свои опыты с рыбами и беспозвоночными, утверждал, будто все эти жи- вотные полностью лишены цветового зрения, неспособны различать краски. Но как же это возможно? — спрашивал себя Фриш. Почему в таком случае появляются разноцветные и яркие 209
брачные наряды многих рыб? И потом, в опытах на разно- цветных фонах рыбы вели себя так, что можно было не сомневаться в ошибочности выводов фон Гесса, во всяком случае в отношении рыб. Все-таки Фриш решил еще раз проверить и поставил целую серию опытов по дрессировке рыб с помощью корма на шафраново-желтом фоне. Все опыты показали, что рыбы разбираются в окрасках. Об этом Фриш и сообщил, опубликовав в «Трудах Не- мецкого зоологического общества» за 1911 год статью «О цветовом зрении у рыб». Что поднялось! — Безусый асспстентишка, недоучившийся медик, осмеливается публично выступать против тайного совет- ника, руководителя крупнейшей клиники офтальмологии! Фриш почтительно пригласил фон Гесса присутство- вать на опытах. — Какое самомнение! — продолжал кипеть тайный со- ветник.— Приглашать меня! Будто мне и делать нечего, как смотреть его опыты! По-своему перетолковав данные Фриша, фон Гесс подо- гнал их к своей теории и в пух и прах разнес и высмеял своего противника. Нельзя сказать, чтобы это было приятно. Угрюмый хо- дил Фриш, размышляя, как поступить, раз фон Гесс не хочет смотреть опыты и не намерен повторить их сам. — Знаете что,— посоветовал ассистенту профессор Гертвиг.— Бросьте вы эту дискуссию! Гесс человек в го- дах... Да и не в них дело. Какой прок в споре? Потеря вре- мени, и только! Проведите опыты при мне, я заверю про- токолы, и мы их опубликуем. Но, пожалуйста, никаких полемических отступлений: факты, факты и выводы. Со- гласны? Отчет с протоколами, заверенными Гертвигом, был от- правлен в печать, и Фриш уехал на лето в Неаполь. Здесь, на зоологической станции, были для опытов великолепные морские аквариумы. Вместе с товарищем Фриш снял комнату на склоне Вомеро. Отсюда открывался превосходный вид на знаме- нитый залив, и здесь, между прочим, произошло то зна-* комство с блошиной напастью, о котором Фриш рассказы- вает в очерке «Блоха». Состоявшееся знакомство дало Фришу повод заключить, что одни люди служат, видимо, для блох привлекательным пастбищем, тогда как другие 210
определенно отвращают от себя этих насекомых. Но с тем же правом можно было предположить, что дело не только в привлекательности пастбища, айв разной степени чут- кости насекомых. Вполне вероятной казалась мысль, что особи одного вида отчетливо различаются по своим изби- рательным свойствам. Впоследствии Фришу еще не раз придется встретиться с таким явлением. Вернувшись в Мюнхен, успешно пройдя положенные испытания и опубликовав в «Зоологическом ежегоднике» за 1912 год отчет о новых исследованиях изменения окрас- ки у рыб, Фриш поднялся на следующую ступень ученой иерархии. Он стал приват-доцентом. ИЗ МИЛЛИОНА ВАРИАНТОВ ИЗБИРАЕТСЯ ОДИН На лето Фриш всегда уезжал в Бруннвинкль. Там у не- го была крошечная пасека. По правде говоря, она редко баловала владельца медом и содержалась больше для на- блюдений над пчелами. Прибыв на берег Вольфгангзее летом 1912 года и по- дойдя к павильону с ульями, новый приват-доцент неожи- данно вспомнил, казалось, уже исчерпанный спор с фон Гессом. — Он утверждает, будто не только рыбы, но также и все беспозвоночные лишены цветового зрения. Насчет рыб доводы уже выложены на стол... Остались беспозвоноч- ные. Ну что ж? Всех не про- верить, ведь одних насекомых чуть не миллион видов. Но если хотя бы на о д н о м виде доказать, что он не лишен цветового зрения, то вопрос о «всех» отпадет, а там, гля- ди, и насчет других станет яснее. Значит, по Гессу, и пчелы не различают кра- сок? Можно ли допустить Уголок пасеки.
такое? Вряд ли... С какой тогда стати цветы окрашены, а не зелены! Или это специально для удовольствия бота- ников, собирающих гербарии? Чуть не все деревья, кустар- ники и травы каждый год производят мириады цветов с венчиками разных форм и колеров. Не вернее ли думать, что все это для насекомых, которые посещают венчики для сбора нектара и пыльцы да еще и переносят пыльцу с цветка на цветок (пользу перекрестного опыления — пере- носа оплодотворяющей пыльцы с цветов одного растения на цветки другого Дарвин доказал неопровержимо). Ко- нечно, насекомые-опылители во всяком случае, а медонос- ные пчелы в первую очередь, скорее всего должны отли- чать белое, синее, красное, желтое от зеленого, от окраски лиственного одеяния растений... Таков был, в общем, ход мыслей и соображений, зани- мавших Фриша, когда он вновь оказался на своей малень- кой пасеке. И ведь не раз уже он приходил сюда, не раз видел вереницы пчел, вылетающих из ульев на промысел, но никогда до сих пор не задумывался над тем, что видит. Должно быть, теперь он сам стал несколько другим: спор научил его смотреть в корень вещей. Столкновение мне- ний и противопоставление точек зрения столько раз застав- ляло его искать и находить новые аргументы и доводы, что он вновь занялся старым поиском, оказавшись лицом к ли- цу перед явлением открытым, примелькавшимся, обыч- ным, но именно поэтому обещавшим стать тем более веским. Впрочем, это пока еще только рабочая догадка, предпо- ложение. А в науке самые правдоподобные догадки немно- го стоят, пока они не проверены. Для того чтобы быть до- водом, аргументом, они должны стать доказанным фактом. Итак, Фриш начал с медоносных пчел, выбрав для сво- их работ один этот вид насекомых из миллиона существу- ющих. Если вдуматься, действительно нет лучшего объек- та для решения этого вопроса. Во-первых, пчелы посещают разноокрашенные цветы. Во-вторых, они живут семьями, каждая из которых насчитывает десятки тысяч особей, так что в подопытном материале нужды не будет. В-третьих, они под руками, мы знаем, как их содержать, умеем с ни- ми работать. В-четвертых, насекомые этого вида давно одомашнены, и есть тысячи людей, знающих пчел, так что всегда можно, в случае нужды, привлечь к делу опытных пасечников, хотя бы того же Гвидо Бамбергера, мастера пчеловодства, который не раз помогал Фришу советами. 212
Если удалось кормом дрессировать рыб на шафраново- желтый цвет, почему не попробовать добиться того же с пчелами? Удастся ли, однако, с такой же наглядностью дресси- ровать их на цвет, связанный с кормом? Удалось! Пчелы очень быстро научились отличать не только бе- лое от черного, но и другие цвета, хотя красного совершен- но «не понимали», зато к синему настолько крепко привя- зались, что синюю подставку для плошки со сладким сиропом посещали даже после того, как корм убирали: они все садились на пустой синий квадрат, один-единственный среди полутора десятков таких же по размеру серых квад- ратов разного тона. Фриш ликовал. Сообщение о первых опытах с пчелами содержали только факты, факты и выводы из них. Фриш не забыл наставлений Гертвига: никакой полемики! В одном, однако, не смог он отказать себе: статья была сдана в Мюнхенский медицинский еженедельник. «Надо полагать, в клинике офтальмологии этот жур- нал выписывают»,— думал, посмеиваясь, Фриш. Скоро он убедился в том, что в клинике журнал не только выписывают, но и читают... В журнале появился ответ фон Гесса, озаглавленный «Экспериментальные ис- следования якобы существующего у пчел цветового зре- ния». Фриш поднял брошенную ему в слове «якобы» перчат- ку и поехал во Фрайбург на годичную встречу зоологиче- ского общества. Он собрался прочитать здесь лекцию с «Демонстрацией опытов, доказывающих существование цветового зрения у животных, якобы не различающих красок». Однако программа намеченных к показу опытов — на- до же себе представить такое несчастье — срывалась. И Фриш точно знал, что именно ему мешало. Прежде всего, доставленные из Мюнхена дрессирован- ные на цвет рыбы крайне плохо перенесли перевозку, а от фрайбургской воды настолько разболелись, что невозмож- но было и думать использовать их для опытов. Оставались пчелы. Но пчелы, которые в безвзяточные летние месяцы в Бруннвинкле так быстро находили выставляемые в саду приманки со сладким кормом и тотчас высылали к ним из 213
Пчелы собирают воду и достав^ ляют ее в улей. Атмосфера в гнезде не должна быть сухой: от этого страдают личинки! ульев вереницы новых сборщиц корма — фуражи- ров, здесь, в весеннем Фрайбурге, где все цвело и где отовсюду источались зовущие ароматы — взяток был в разгаре! — никакого внимания на плошки с си- ропом не обращали. Накануне лекции с «де- монстрацией» никакой на- дежды на благополучный исход ее уже не остава- лось. Вконец расстроенный, бродил Фриш перед домом и вдруг, несмотря на свою близорукость, заметил в только что политом огоро дике, принадлежавшем од ному из институтских слу жителей, пчел. Они приле тали на листья салата и жадно собирали с них капли воды. Фриш тотчас же вынес в огород свои плошки с сиро- пом, дождался, пока на них соберется побольше сборщиц, переместил плошки с пчелами на пустовавший дрессиро- вочный столик, и вскоре к столику стали слетаться пчелы. Фриш облегченно вздохнул: угроза провала миновала. Теперь можно было объяснить слушателям и то, почему пришлось отменить демонстрацию опыта с рыбами. Пчелы выручили докладчика. Они помогли окончатель- но выиграть сражение, когда один из самых завзятых сто- ронников фон Гесса обнаружил на своем синем галстуке нескольких четырехкрылых сборщиц, привлеченных цве- том. Почтенный доктор яростно отмахивался от жужжа- вших вокруг него насекомых. Студенты, собравшиеся па лекцию, были в восторге. Никогда еще такой дружный хо- хот не сотрясал сводов аудитории. Из пережитых волнений был извлечен полезный урок. Договорившись с кинооператором, Фриш заснял фильм о поведении пчел на сотах улья, на кормовом столике, на цветах. Без него он больше никуда не ездил с докладом. 214
Раздумывая над тем, как усовершенствовать технику эксперимента, Фриш полагал, что потребуется самое боль- шее три года, чтоб закончить работу с пчелами. Но три го- да прошли... Каждую весну, подходя к ульям, Фриш гово- рил себе: — Все! Этот опыт будет окончательным и последним. На нем я разделаюсь с пчелами. Однако появлялись новые вопросы, а каждый решен- ный рождал планы новых опытов. Годы шли, а главное по-прежнему оставалось впереди. И становилось ясно, что, имея в десять раз больше сотрудников и работая еще в десять раз дольше, всего не решить, бесконечно многое ждет исследователя впереди. Трудный и петлистый путь ведет к завершающему экс- перименту, вбирающему в себя итоги множества проверок, уроки неоправдавшихся надежд, преодоленных заблужде- ний. Не всякий способен, закончив одно исследование, сразу же приниматься за следующее. Но такова судьба ученого. Свою жизнь Фриш делил между пчелами и рыбами. Весна и лето — на пасеке; осенью и зимой, когда пчелы замирают в своем бессонном зимнем клубе, Фриш продол- жал исследования у аквариумов с рыбами. Он каждый год делал открытия и в одной области, и в другой, когда собы- тия 1914 года оторвали его от работы. Началась война... Фришу было 30 лет. Он подлежал призыву. Только сильная близорукость избавила его от солдатской шинели и окопов. Но Мюнхенский институт опустел и замер, пришлось Фришу вер- нуться в Бруннвинкль. Впро- чем, то было совсем неподхо- дящее время для мирной работы на пасеке. Брат Отто руководил в Вене больницей, превращенной в ре- зервный военный госпиталь. Люди были здесь позарез нуж- ны. Отто вызвал Карла, и все четыре года, пока продолжалась война, зоолог проработал у бра- та-хирурга санитаром. Он на- учился делать рентгеновские Голова молодой пчелы гу сто покрыта волосками. 215
снимки, давал наркоз оперируемым, принимал прибывших с фронта раненых и не раз сам снимал с них грязные’ бинты, белье, одежду. Тогда-то он и познакомился с био- логией бескрылого насекомого, которое столько забот до- ставляло санитарным службам всех армий. В госпиталь попадали больные холерой, сыпным и брюшным тифом, и Фриш занялся медицинской энтомологией, стал изучать литературу о бактериях, микробах. Он организовал при лазарете бактериологическую лабораторию, прочитал курс лекций по микробиологии для медицинских сестер госпи- таля. Впоследствии лекции вышли отдельным изданием. Теперь в списке книг Фриша оно значится первым. Иллюстрации к книге были сделаны одной из слуша- тельниц лекций, которая позже стала женой Карла Фриша. — Облегчать людям страдания — что может быть вы- ше этого! Пожалуй, отец был прав, и не зря ли покинул я медицинский факультет? — корил себя Фриш. Но вот после двух лет, точнее, после семисот дней бес- сменной работы санитар Карл Фриш получил двухнедель- ный отпуск. Он едет в Бруннвинкль, и здесь первая же после длительного перерыва встреча с пчелами — Фриш продолжил прерванные в 1914 году опыты по исследова- нию обоняния пчел — показала, что от зоологии ему но уйти! Когда окончилась война и вновь открылся Зоологиче- ский институт, Фриш — теперь уже профессор по курсу сравнительной физиологии — опять обзавелся аквариума- ми и гольянами для работы зимой и извлек из письменно- го стола записную книжку с планами дальнейших опытов на пасеке. Тут как раз ему подарили плоский — в одну рамку — стеклянный улеек, и Фриш попробовал метить краской спинки пчел, прилетавших из улья к кормушке. И что он увидел в своем улейке? Трудно было поверить, что это не снится. Меченые пчелы, возвращаясь домой, начинали кружиться: кружение было отчетливым и совсем не похо- жим на другие движения пчел на сотах. — Я думаю, это самое содержательное, наиболее пло- дотворное открытие, какое мне удалось сделать,— говорил впоследствии Фриш. Однако явление, обнаруженное Фришем на сотах стек- 216
(MW® Круговой — так назвал его Фриш — танец пчел-сборщиц служит сигналом, что побли- зости от гнезда имеется взяток нектара или пыльцы. Ростоке, а там исследовали лянного улья и названное \ ? им «танцем пчел», было давно известно пчелово- дам. Танцы довольно точно описал еще в 1788 году один из пчеловодов. Но увидеть и описать какой-нибудь факт еще не значит открыть его. От- крытие рождается, когда факт осмыслен, становится звеном в цепи, вырисовы- вается как следствие одних и причина других явлений. Так получилось и с танцами пчел. Фриш уста- новил, что танцуют пчелы- сборщицы, прилетев в улей со взятком и этим вызы- вая к месту взятка новых сборщиц. Исследования продолжались и приносили все новые и новые откры- тия — одно интереснее другого. Однако работы пришлось прервать: Фри- ша назначили директором Зоологического института в главным образом физиологию слуха рыб. В науке в то время господствовало убеждение, что ры- бы не только немы, но и глухи. Сейчас известно, что такое мнение неверно. Но тогда вопрос о языке рыб еще не вста- вал, зато слух у них Фриш обнаружил. И опять повторилась мюнхенская история, почти такая же, как с фон Гессом. В Ростоке во главе университетской клиники болезней уха, горла, носа стоял уважаемый ста- рый профессор-отоларинголог О. Кернер, абсолютно убе- жденный в том, что рыбы неспособны слышать. Фриш методически готовился к новому спору, отра- батывая технику опытов, накапливая факты, факты, факты... В его лаборатории появился аквариум с ослепленным крошкой сомом. Ослепить рыбу было необходимо: иначе как
разобрать, не влияют ли на ее поведение зрительные раз- дражители? Фриш и себе и другим не разрешал без нуж- ды терзать подопытных животных. Но на этот раз он успо- каивал себя тем, что сомик («Ксаверл» была его кличка) полуслеп от природы, так что операция лишила его немно- гого. Часами лежал сомик в открытой с двух сторон стек- лянной трубке, положенной на дно аквариума, и дремал, а когда, проголодавшись, выплывал, его подкармливали мя- сом под обязательный аккомпанемент свистка. В те дни по всему институту висели объявления: «Просьба не сви- стеть!», «Идет опыт — свистеть воспрещается!», «Никаких свистков!», «Пожалуйста, даже без музыкального сви- ста...». Ксаверл быстро освоился с сигналом, сопровождающим кормление. Фриш вызывал рыбу свистком и после того, как сом выплывал, награждал его мясной подкормкой. Так в опытах с рыбами было вызвано явление, которое академик И. П. Павлов открыл, изучая на собаках услов- ные рефлексы. Теперь Фриш мог пригласить к себе Кернера, и тот (не то что фон Гесс!) приехал, хотя и полный нескрываемого недоверия. Гость направился в лабораторию, где его ждал аквариум с дремавшим сомом. Фриш, отойдя в дальний угол комнаты, свистнул; Кса- верл вздрогнул, шевельнул плавниками и всплыл. О. Кернер долго молчал, потом развел руками: — Никаких сомнений быть не может. Он вышел на ваш свисток! Сдаюсь! Это было большим праздником — переубедить такого авторитетного противника. Подобных побед совершено было в Ростокском институте много. Известный английский профессор Нико Тинберген, один пз создателей новой науки — она занята исследованием поведения различных живых существ,— подчеркивает в своей недавно вышедшей книге значение работ Фриша и его учеников в области изучения органов слуха рыб. «Одна из первых статей Фриша,— пишет Тинберген,— называлась просто: «Рыба, которая приплывает на свист». Но приучить рыбу приплывать на свист было лишь на- чалом исследования. Фриш хотел знать и почему рыба приплывает, когда он свистит. Последовательность его рас- суждений дает прекрасный образец того, как следует изу- чать органы чувств животных. 218
ШМРМвХИЙ Что побуждает рыбу всплывать, когда раздается свист? Поскольку мы сами слышим, можно предположить, что рыба тоже слышит и, следовательно, реагирует на звук. Но ведь она может и не обладать слухом, а видеть движе- ния человека со свистком и на них реагировать. Как узнать, что в действительности происходит? Можно, напри- мер, проделать те же движения, но не свистеть при этом. Если рыба не всплывает, ясно, что не только эти движения являются раздражителями. Можно, наоборот, свистеть не двигаясь. Можно блокировать или совсем удалить орган, который предполагается ответственным за поведение рыбы (в данном случае внутреннее ухо). Если после этого она перестанет всплывать, значит, до операции она обладала слухом. Как только это установлено и нет сомнений, что рыба слышит, следует переходить к систематическим исследо- ваниям возможностей органа слуха: сколь тонкие разли- чия высоты звука способно воспринимать ухо и сколь сла- бым должен стать звук, прежде чем животное перестанет реагировать на него? Любая естественная реакция животного, например стремление к пище, может быть использована, чтоб изучать поведение. Однако естественные реакции не всегда удоб- ны в исследовательской работе. В таких случаях можно приучить животное к специфическому раздражителю, мно- гократно применяя его одновременно с естественным. Именно это и делал Фриш, свистя каждый раз, когда да- вал рыбе еду». Исследования продолжались... Фриш обнаружил место- положение органа слуха у рыб, определил значение разных частей органа слуха... В конце концов все эти ра- боты сделали его почетным членом Немецкого общества врачей по специальности ухо, горло, нос. Он был единст- венным немедиком в этом медицинском обществе. За праздником признания, как всегда, следовали дол- гие будни исследовательского поиска, который по-прежне- му требовал сил, внимания, времени, жизни. Впрочем, ни сомик, ни его собратья со всеми своими загадочными способностями, повадками, чувствами, в том числе и шестым чувством, с его органом равновесия, ни открытие у рыб первичных элементов химического язы- ка — сигналов тревоги, выделяемых в водную среду по- врежденной рыбьей кожей и с молниеносной быстротой 219
разгоняющих целые стаи, ни множество других увлека- тельных работ, которые манили Фриша, ни полностью оправдавшиеся опасения отца насчет ожидающей зоолога суровой нужды и невозможности сводить концы с конца- ми (к тому же то были трудные для послевоенной Герма- нии годы) — ничто не могло изменить заведенного порядка исследований: зимой — рыбы, с весны — пчелы. Возможно, что дальнейшее изучение физиологии слуха и зрения рыб, уже завоевавшее Фришу известность в на- учном мире, и избавило бы профессора и его семью от ма- териальных забот. Но он не мог не возвращаться летом к своим пчелам, к своим ульям, далеко не всегда полным меда. Больше того, Фриша все серьезнее начинал занимать именно его летний объект, он все чаще восторгался богат- ством урожая идей и новых планов, который приносит изучение обитателей улья. Он продолжал работать с пче- лами всюду, куда его перебрасывала судьба. И всюду к ин- ститутам, которыми он руководил, стягивалась молодежь: влюбленные в зоологию студенты, лаборанты, приват-до- центы. Для каждого в записной книжке Фриша всегда на- готове был запас тем для интересных исследований. Хва- тило бы только сил, а в вопросах, ожидающих решения, недостатка не будет. Фриш разослал своих помощников в соседние страны — во Францию, в Англию, Данию, Шве- цию, Швейцарию — знакомиться с работами зоологов. Они привезли много полезной информации. В Советскую Рос- сию поехал один из самых талантливых ассистентов Фри- ша — молодой доктор Г. Рэш. Он вернулся из Москвы с кучей новостей... Но тут старый Рихард Гертвиг решил уйти на покой и призвал себе на смену в Мюнхен своего давнего ученика. Так Фриш, 15 лет назад впервые вступив в институт, чтоб изучать здесь милую его сердцу зоологию, теперь вернул- ся сюда директором. И вновь потянулись, побежали годы работы: зимой с гольянами и сомами в аквариумах, летом с пчелами в по- ле, в степи, на опушках.
А ОН И НЕ ДУМАЛ СКЛАДЫВАТЬ ОРУЖИЕ Теперь прерву повесть о работах Фриша и расскажу, как мне довелось увидеть и услышать его и даже узнать, что ему известны мои наблюдения, сделанные на подмос- ковной пасеке в Горках Ленинских. Короткое отступле- ние, которое я здесь допускаю, проливает, по-моему, свет на некоторые черты личности Фриша как ученого, на стиль его исследований. Потому-то эта история и приво- дится здесь. Уже в том возрасте, когда Фриш был почтенным про- фессором, попал я на пасеку Звенигородской биостанции Московского университета. Здесь вблизи от крошечной из- бушки, превращенной Александром Федоровичем Губи- ным в пасечный домик и лабораторию, стояло десятка пол- тора ульев. На площадке перед лабораторией обращал на себя внимание плоский, вертикально укрепленный короб. Александр Федорович снял с него утепляющие ставни, и за стеклянными стенками замелькали в пчелиной сутоло- ке маленькие цветные пятнышки — метки на спинках на- секомых. Ни на пасеке коммуны имени Щорса на Волыни, где я проходил первую студенческую практику, и где мо- им учителем был старейший в области знаток пчеловодст- ва, ни у других пчеловодов, с которыми я позднее рабо- тал,— нигде не было плоских стеклянных ульев, никогда не приходилось мне до того видеть и меченых разноцвет- ными точками пчел. Теперь всякий, увидев одиночек, выделенных из общей массы обитателей улья красочным тавро, без труда сообра- зит, в чем их назначение. — Последите за любой меченой пчелой, ну хоть бы за этой,— говорил Александр Федорович.— Видите, как быст- ро они совершают свои круги, бегая по сотам. Это и есть сигнал, каким вербуются новые сборщицы корма и одно- временно даются наводящие указания о том, где ожидает фуражиров взяток. Через несколько дней я покинул Звенигород, прочитав на прощание А. Ф. Губину блоковское стихотворение со знаменитыми строчками: «...Погружался в море клевера, окруженный сказками пчел...» Уезжал я не с пустыми ру- ками. Александр Федорович снабдил меня на дорогу рус- ским изданием сразу очаровавшей меня книги Фриша «Из жизни пчел» и целой стопкой своих собственных статей. 221
ОМРШЖШЙ Все они были посвящены одному: как скармливать пчелам ароматизированный сахарный сироп, чтоб вернее направ- лять их на цветущие посевы нужных культур. Известные опыты академика И. П. Павлова, его методы выработки условных рефлексов у собак, дрессируемых с помощью кор- ма, были здесь положены в основу работы с беспозвоноч- ными, у которых головной мозг представляет только не- большой нервный узел, несколько больше, чем остальные, развитый. Опыты Александра Федоровича сразу же при- влекли к себе внимание и биологов, и пчеловодов в СССР и за рубежом. Г. Рэш, приехав в Советскую Россию, также познакомился с этими исследованиями: они были далеко нацелены в теории и весьма важны для практики. Колхозы и совхозы в нашей стране переходили па но- вые севообороты, всюду вводились посевы кормовых трав, в том числе красного клевера, и каждый год требовалось огромное количество семян этой бобовой культуры. А се- мян было недостаточно. Дрессировка пчел на посещение и опыление клеверных головок удваивала и утраивала ко- личество оплодотворенных цветков и урожай семян. «Сказки пчел», которые услышал Александр Блок в мо- ре клевера, обещали стать реальным агрономическим де- лом. Разум человеческий, приложенный к тому «Разуму цветов», который так восхитил С. Я. Маршака, оказался способен совершать подлинные чудеса. ...Двадцать лет спустя, вместе с другими советскими пчеловодами приехал я в Австрию на международный кон- гресс и каждый день отправлялся слушать доклады, читав- шиеся с трибуны величественного зала Венской ратуши. Вдоль высоких стен спускались праздничные разноцвет- ные флаги государств, приславших сюда своих представи- телей. Сколько здесь собралось пчеловодных знаменитостей, известных нам до этого только по статьям и книгам! Вот лидер американских пчеловодов — доктор Гембль- тон из департамента земледелия США. Вот доктор Ева Крейн — неутомимая путешественница, руководитель Международной ассоциации исследователей медоносной пчелы, редактор международного пчеловодного обозрения «Би Уорд». Вот другой путешественник, объездивший де- сятки стран Восточного полушария в поисках лучшей есте- 222
Ш1ЖЖВЙ ственной породы пчел, Адам Керле, селекционер, созда- тель породы, выведенной на пасеке Бакфестовского мона- стыря в Англии. Вот работники самого крупного в мире пчеловодного предприятия «Миель-Карлотта» из Куер- невако, Мексика. Вот доктор Анна Маурицио из Либе- фельдской станции в Швейцарии, где она трудится свыше тридцати лет. Вот руководитель опытной станции в Мон- фаве Жорж Альфандери. А это английская художница, Дороти Ходжес, написавшая отличную книгу о пчелиной обножке и составившая превосходные красочные таблицы для определения по цвету обножки тех растений, с которых пчелы собирают пыльцевой взяток... Как жаль, что нет здесь славы и гордости советского пчеловодства Александ- ра Федоровича Губина — командарма пчелиных эскадри- лий, которые теперь по путевкам агрономов опыляют посе- вы, цветущие сады, виноградники. Многие спрашивают: почему нет с вами профессора Губина? И мы с горечью объясняем, что он тяжело болен. Звенит звонок председательствующего, и снова все вливаются в зал, рассаживаются, поглядывают на Фриша. Он сидит постоянно на одном и том же месте, поближе к трибуне, и, чтоб лучше слышать, лодочкой приставил ла- донь к уху. Легкий венчик седых волос обрамляет высокий лоб. Глаза под сильными стеклами очков прищурены. Гу- бы поджаты... Через три месяца Фришу исполняется 70 лет, и все пе- редают друг другу неизвестно откуда взявшийся слух, что профессор в последний раз на пчеловодном конгрессе. Старейшина пчеловедения отчитывается перед теми, для кого всю жизнь работал, и прощается с ними... Может быть, поэтому его доклада ждут с особым нетерпением. Что касается меня, теперь уже можно в этом признать- ся, я не на шутку нервничаю. Так, наверно, чувствовал бы себя какой-нибудь первоклассник Авиньонского лицея, от- правившись с Фабром на экскурсию в Иссартский лес или на плато Англь и здесь в присутствии товарищей намере- ваясь задать ему каверзный вопрос... Потому что и я твер- до решил воспользоваться встречей и спросить профессо- ра, как можно понять факты, с которыми мы у себя на па- секе столкнулись. По Фришу, пчелы танцуют на сотах, вернувшись с бо- гатым взятком, и этот «восьмерочный» танец — кружения и короткие прямые пробеги с частым вилянием брюшка — 223
представляет информационный код, сигнал, передающий другим сборщицам улья координаты местонахождения ис- точника корма. Так теперь понимают значение танца боль- шинство специалистов. Да и у себя под стеклом наблюда- тельного улья (этот неуклюжий термин, который не нами придуман, обозначает односотовый улей с прозрачными стеклянными стенками, такой, какой я впервые увидел на пасеке Губина под Звенигородом) мы бессчетное число раз наблюдали танцы пчел, вернувшихся с кормушек, где на их спинки наносили разными цветными точками метки. Но вот однажды, уже поздней осенью, когда все полеты пчел за нектаром и пыльцой давно прекратились, а пчелы под стеклом успели даже сгрудиться в сплошную массу зи- мующего клуба, мы сняли как-то с улья утепляющее укрытие и направили на стеклянную стенку свет сильной лампы, чтоб получше рассмотреть пчел под стеклом, и вдруг в разных местах клуба несколько пчел неожиданно начали танцевать. Мало того: удалось убедиться в том, что танцевать — кружиться, совершать короткие прямые про- беги, часто виляя брюшком,— могут и пчелы осеннего вы- плода, то есть недавно вылупившиеся из ячеек и, значит, еще не вылетавшие за фуражом для семьи. Приходилось, таким образом, допустить, что возможны и танцы, иноска- зательно говоря, бессодержательные, не имеющие сигналь- ного значения. Мы проверяли это явление много раз и на разных семьях. Губин поручил нескольким студентам, ра- ботавшим на пасеке кафедры Тимирязевской академии, самостоятельно провести осмотры семей в ноябре — декаб- ре, и все подтвердили: да, свет лампы может выводить не- которых пчел клуба из их дремотного состояния и побу- ждать к танцу... Ни в статьях Фриша, ни в статьях его учеников о та- ких танцах никогда ничего не говорилось... Но как же тогда эти танцы понимать, как их согласо- вать с учением Фриша о «языке пчел»? Сам себе я мог еще с грехом пополам как-то изложить весь этот монолог, но ведь мне предстояло другое: надо было во время перерыва пробиться через обычно окружав- шую Фриша толпу и высказать ему свои соображения при этой аудитории, причем не шепотом, а в полный голос, так как он плоховато слышит, да к тому же и по-немецки... Как я корил себя, что не догадался привезти с собой на конгресс номер московского журнала «Пчеловодство», в 224
котором была напечатана статья о танцах пчел в зимую- щем клубе. Отдал бы статью и попросил прочитать. Вот и все! Короче, я праздновал труса. Но мне не пришлось ни расталкивать толпу окружаю- щих Фриша собеседников, ни задавать ему свой каверзный вопрос... В начале перерыва, когда я направился на поиски Фриша, меня окликнул незнакомый участник конгресса. На его нагрудном значке читаю: «Гетце, Бундесрепуб- лик». — Профессор Гетце, кафедра пчеловодства универси- тета в Бонне,— представляется он.— Я вас ищу третий день. Не так-то просто найти кого надо в этой массе наро- да. Не правда ли? — спрашивает он и, не дожидаясь отве- та, переходит к делу: — Доктор Фриш просил меня узнать, нет ли у вас новостей относительно танцев молодых пчел, только что вышедших из ячеек. Ваше первое сообщение мы проверили и убедились: оно точно. Недавно в Париже проходил международный симпозиум об инстинкте и по- ведении животных. Доктор Фриш читал там доклад о язы- ке пчел и отметил работы по управляемому полету сбор- щиц, я имею в виду исследования под руководством про- фессора Губина. Что касается ваших наблюдений, доктор вполне согласен: танцы пчел, которые еще не вылетали из улья, ждут объяснения, иначе существующая теория ста- вится под вопрос. Эта тема как раз и поручена мне. Руко- водить ею будет сам Фриш. Потом доктор Гетце рассказывает о том, как Фриш объясняет, почему в опытах на нашей пасеке пчелы могли выписывать на сотах танец, отражающий путь к улью от места взятка, а не наоборот — из улья к дрессировочным кормушкам, как обычно бывает. — Он, в общем, принял ваше объяснение для случаев, когда наводящие указания танца приводят к ошибкам сборщиц, и в следующем издании своей книги напишет об этом. Ну, а в ответ на ваши данные о конкурентной роли наземных ориентиров в полетах пчел, для которых компа- сом служит небесное светило, вы уже, конечно, читали? Нет? Серьезно, нет? Почему же? Для вас небезынтересно будет ознакомиться. У меня с собой есть экземпляр, могу его отдать. Это в журнале «Натурвиссеншафтен». Статья так и называется: «Небо и земля в конкуренции. О срав- g 10 маленьк. непрошен, гостей 225
нительном значении ориентиров в полете пчел». Как же это вы еще не читали, я вам обязательно дам оттиск пер- вого сообщения. Исследования будут продолжены. В них участвует и Линдау ер... «Эге,— подумал я,— старик и не думает складывать оружия. У него голова по-прежнему полна замыслов, во- круг него по-прежнему бурлит поиск...» ВОЛШЕБНЫЙ КОЛОДЕЦ, ИЛИ О ПРЕИМУЩЕСТВАХ ПОСТОЯНСТВА И ЕГО КОЭФФИЦИЕНТЕ ПОЛЕЗНОГО ДЕЙСТВИЯ «Доктор, а ведь проявляемое вами упорство может хоть кому показаться странным. Что ж это, в самом деле? Не- прерывно, на протяжении десятилетий, работать с одними и теми же объектами? — писал Фриш сам о себе.— А по- чему бы вам не заняться, скажем, слоном, или если тре- буется объект не столь громоздкий, то вот к вашим услу- гам любопытнейшее создание — слоновая вошь; а если вы отказываетесь приносить себя в жертву экзотике, то чем, скажите на милость, вас не устраивает, к примеру, крото- вая блоха? — Зачем же так зло шутить? — отвечал Фриш вообра- жаемому оппоненту.— Давайте всерьез! В институте все- гда есть группа сотрудников, которая изучает позвоноч- ных. И всегда есть сотрудники, занимающиеся разными беспозвоночными: осами, муравьями, пауками, кревет- ками... — Так-то оно так, но тем не менее вы, и особенно в последнее время, все больше погрязаете в изучении своих избранных и излюбленных пчел. Дались они вам! Вот и сейчас: Рэш исследует распределение обязанностей среди рабочих особей в пчелиной семье, Фогель занят чувством вкуса у пчел и питательностью для них разных сахаров, Баумгартнер — строением сложного глаза, Германн — спо- собностью к восприятию освещенности, Лотмар — восприя- тием ультрафиолетовой части спектра... — И очень хорошо! — подтверждает Фриш свои же слова.-— Не без основания же мы больше доверяем старо- му домашнему врачу, которому знакомы наша походка, выражение лица, цвет белков глаз, каждый хрип в легком, 226
ШРШЖВЙ каждый тон в биении сердца, ритм пульса... Когда долго занимаешься одним и тем же объектом да еще научаешь- ся постоянно о нем думать, быстрее подмечаешь в его по- ведении любую новую мелочь, глубже все видишь, яснее слышишь, открываешь стороны, которые ускользают от тех, кто видит объект впервые. Я догадался об этом еще мальчиком, когда, лежа на берегу моря, смотрел в глубь зеленой воды, плескавшейся о прибрежные камни и играв- шей прядями водорослей... К тому ж разве не все загадки жизни сосредоточены в каждом живом?» ...Прошло еще несколько лет. Неожиданно в институт к Фришу заглянул его старый друг Рихард Гольдшмидт, тот, кто когда-то руководил боль- шим зоологическим практикумом у Гертвига. Фриш при- нял гостя в новом здании института, построенном на сред- ства американского фонда. Но оба профессора не стали задерживаться в кабинете директора, они спустились в подвал, а оттуда еще глубже — в подземный грот, предна- значенный для изучения пещерной фауны. Только здесь они смогли побеседовать, не боясь чужих ушей и подслушивающих аппаратов: фашизм уже поднял голову в Германии, шпионы и доносчики кишмя кишели всюду. — Я ясно вижу, к чему идет дело,— хмуро говорил Гольдшмидт.— Оставаться мне здесь дальше невозможно. Приходится ехать за границу, не дожидаясь, пока я ока- жусь в мышеловке. Фриш не отговаривал друга, тревожился за него, мно- гого не понимал и не представлял себе. Грустным и горь- ким было расставание. Но, оставшись в Мюнхене, Фриш в конце концов убедился, что Гольдшмидт оказался и более проницательным и более дальновидным. Директору инсти- тута зоологии не дали заниматься наукой, как он хотел. Гитлеровцы ждали и требовали другого. Но Фриш твердо решил оставаться независимым. И вот его вызвали в мини- стерство для объяснений: как он смеет разрешать студен- там вскрывать дождевых червей без применения обезбо- ливающих средств? В другое время это показалось бы неумной шуткой, но сейчас... Вскоре последовало и второе предупреждение: профессора уведомили, что его бабушка по материнской 227
линии признана расово неполноценной. Вдогонку прибыл приказ, отстраняющий директора от работы в институте. Это случилось в начале 1941 года. Уехать, как Гольд- шмидт, было уже невозможно. Дождавшись весны, Фриш перебрался в Бруннвинкль и продолжил работу с пчелами. Итоги исследований, сде- ланных им в годы войны, он опубликовал только после па- дения фашистского рейха. Книга вышла в 1947 году в Ве- не и была озаглавлена: «Ароматическая дрессировка пчел на службе сельского хозяйства». Фриш подтвердил теоре- тические выводы и практические рекомендации Александ- ра Федоровича Губина и дополнил их. Он показал, что не только можно, но и очень выгодно дрессировать пчел на посещение таких скупых медоносов, как красный клевер, из трубчатых цветков которого сборщицам весьма трудно извлекать нектар. Дрессировка увеличивает число пчел, летающих на головки красного клевера и в конечном счете существенно повышает урожаи ценных семян этой бобо- вой травы. Оказалось даже, что есть расчет дрессировать пчел также и на посещение самых щедрых медоносов. После дрессировки пчелы еще усерднее посещают их. Начиная с 1945 года (через 33 года после того, как был сделан первый шаг на этом пути) Фриш особенно много внимания уделяет пчелам и в институте, и в Брунн- винкле. Пчела-сборщица возвращается в улей с пыльцевой обножкой.
Со своими учениками он выясняет, как воспринимают- ся пчелами разные части спектра, геометрические фигуры, форма цветков, измеряет остроту обоняния пчел, уточняет, где расположены и как действуют пчелиные обонятельные поры. Отчеты об опытах, как и первая прочитанная когда-то дяде Экснеру статья, содержали только самое главное и ничего лишнего. А написаны они были так, что и в читате- ле будили радость открытия. Это чувство Фриш особенно старался передать студен- там. Аудитория во время его лекций всегда была полна. И не удивительно: читал он превосходно. То профессор го- ворил об опыте, законченном только вчера вечером, сопро- вождая рассказ демонстрациями экспериментов, то пока- зывал новый отрывок фильма, заснятого какой-нибудь ускоренной киносъемкой в инфракрасном свете... Слушать его собирались студенты с разных кафедр, из других ин- ститутов, нередко приезжие и из других городов Герма- нии, бывали на лекциях и иностранцы. Но успех не кружил голову профессору. Он по-прежне- му каждый день вставал с рассветом и трудился допозд- на, всюду поспевая. Правда, ему частенько приходилось являться в институт с полевых опытов в старых кожаных тирольских шортах, сверкая голыми коленками. Но он был лишен чопорности. Как-то из СССР в институт пришло письмо на имя по- мощников Фриша — требовалась простая справка. Фриш ответил сам и приписал: «Но с чего это вы решили, будто меня не надо тревожить? Не такая уж я важная шишка!» Однажды в Мюнхен прибыл на гастроли цирк Сарраса- ни. Укротитель зверей попросил Фриша разрешения побе- седовать со студентами о жизни животных в неволе. Фриш, не задумываясь, согласился: — Очень хорошо! Вы сделаете доклад на эту тему вме- сто моей заключительной лекции. В тот день профессор, уступив кафедру гостю, сидел на парте рядом со своими студентами. — Мы приучали одного из слонов,— рассказывал докладчик,— становиться на голову. Такой номер слону дается нелегко. Но как же я обрадовался, подсмотрев, что в клетке, куда слона уводили на отдых, он сам повторяет 229
ШМИеЭДЖВЙ упражнения, хотя не видит тех, кто его поощряет за усер- дие... Если работать с животным так, чтоб ему это было приятно, дело идет успешнее. Само животное помогает нам... Фриш знал это по своим опытам с рыбами. И все же после этой лекции он стал еще внимательнее присматри- ваться к работе профессиональных укротителей — дресси- ровщиков. Приехав в США, куда его пригласили прочи- тать лекции в ряде университетов, он сразу отправился в Нью-Йоркский зоопарк, во Флориде посетил обезьянник зоопсихолога К. Л. Эшли, «Океанариум» с его грандиоз- ными бетонными водоемами и прирученными дельфинами. Колокол служителя вызывал из морской пучины дельфи- нов, и те, подплыв, во весь рост выпрыгивали из воды, чтоб получить корм из рук дрессировщика. — Чего стоят рядом с этим великолепным зрелищем мои жалкие опыты с сомиками! — восхищался Фриш. В «Океанариум» он приехал после доклада, прочитан- ного в Принстонском университете. Там среди слушателей Фриш увидел седую голову Альберта Эйнштейна. На сле- дующий день автор теории относительности пригласил к се- бе автора учения о «языке пчел» и весь день провел с ним —- в лаборатории и дома. Фриш уехал восхищенный блестящим остроумием и замечательным радушием хозяина, его умением знакомить неучей со своими работами и интересоваться чужими, в которых он сам профан. Фриш побывал также и на ферме «Ротолактор», кото- рая считалась тогда самым механизированным в Соединен- ных Штатах Америки предприятием для получения моло- ка. Полторы тысячи дойных коров по пять раз в день са- мостоятельно направлялись, покидая свои стойла, в доильный зал. Это был настоящий живой конвейер. Из до* ильных аппаратов молоко по трубам уходило в холодиль- ные цистерны. Но что особенно заслуживало внимания — это подготовительная дрессировка животных, выработка рефлексов, которые включались в процесс сверхмеханизи- рованного производства молока. Привитые животным на- выки помогали персоналу: облегчали уборку помещений, кормление животных, равномерную загрузку доильной установки... В Калифорнии Фриш встретился с Гольдшмидтом. И Гольдшмидт, который начал свой путь в науке с изуче- 230
ния одноклеточных, срок жизни которых исчисляется ча- сами, повез гостя в заповедник многовековых деревьев секвойя. В этом одном из самых удивительных уголков растительного мира, у подножия вечнозеленых стометро- вых гигантов, оба биолога продолжили беседу, прерванную двадцать лет назад в подземном гроте мюнхенского инсти- тута. Но говорили они не столько о пережитом, сколько о новых работах, о будущем науки. Когда читаешь воспоминания об этой беседе, о посеще- нии скотных дворов «Ротолактора», о поездке на дельфи- нодром «Океанариума», о беседах со знаменитыми исследо- вателями африканских термитов А. Е. Эмерсоном и амери- канских кочевых муравьев К. Т. Шнейрла, о встрече с Альбертом Эйнштейном и при всем том знаешь, с каким деловым вниманием продолжал все эти го- ды Фриш следить за изучением пчел всюду, включая маленькую подмосковную пасеку, то портрет человека и ученого дополняется новыми живыми штри- хами. Тем временем в разных странах десят- ки специалистов-энто- мологов, подхватив ис- следовательскую эста- фету, продолжали изу- чать информационное содержание разных фигур пчелиных тан- цев. Открытия сыпа- лись как из рога изоби- лия. И все они вели свою родословную от того наблюдения, ко- торое было сделано на пасеке в Бруннвинкле летом 1918 года, когда Фриш впервые увидел на сотах маленького Стрелками на рисунке показано направление пробега пчелы в ви- ляющем («восьмерочном») танце. Он служит сигналом, указываю- щим направление полета к месту взятка, расположенному за 50 метров от улья и дальше.
односотового улья танец помеченной им краской пчелы. Для свободных, «незавербованных», как их называют, пчел-сборщиц — это что-то вроде лётного резерва семьи — танец полон содержательных подробностей. Он оповещает, во-первых, близко или далеко от улья находится корм, указывает направление, куда следует лететь за взятком, кроме того, он отображает примерное расстояние до места, где находится корм, сообщает, много ли его, богат ли он сахаром. Сигнал информирует ульевых сборщиц и об усло- виях полета: встречный или попутный ветер ждет их в рейсе. При разных условиях в танец вносится соответству- ющая поправка на помехи, смещение или ускорение, ка- кое оказывает ветер. Когда сборщице предстоит лететь к месту, скрытому по другую сторону скалы, то в танце от- ражено все расстояние, которое пчеле предстоит покрыть, то есть погонная длина ломаной кривой в обход скалы, но направление кратчайшее: прямиком к месту, где уста- новлена кормушка. Однако если кормушку, предлагаемую пчелам, поместить ниже уровня улья (улей на краю обры- ва, а кормушка на дне глубокого ущелья) или, наоборот, выше его (улей у подножия радиомачты, а кормушка на самой ее вершине), то для оповещения о таких казусах в пчелином языке сигналов не обнаружено. — Они, видимо, не привыкли рассчитывать на то, что корм может находиться в облаках,— заметил по поводу второго варианта Фриш. Главным ориентиром и путеводным светилом для пчел в полете — будь это полет отдельных сборщиц к месту, где находится источник нектара или спелой пыльцы, или по- лет массы пчел во время роения, при перемене гнезда — служит солнце, его положение на небе в момент, когда со- вершается танец, положение относительно места, куда надлежит лететь. Фуражиры или разведчики, вернувшиеся в улей в одно и то же время из разных мест, танцуют каждый по-своему; возвращающиеся с одного места в раз- ное время исполняют фигуры танца по-разному, соответст- венно часу, а значит, и положению солнца на небе. Пчелы способны ориентироваться в полете и в такое время, когда небо плотно закрыто облаками и солнца не видно. В эту пору они находят правильный путь, воспри- 232
нимая колебания поляризованно- го света, а также руковод- ствуясь пробивающими толщу об- лаков лучами, невидимыми для человеческого глаза. Это сообщение физики понача- лу встретили в штыки, но опыты их убедили. Так были открыты запасные приспособления, гарантирующие надежность системы ориентировки. Но и это оказалось все еще только началом... Вот он, волшебный колодец, из которого чем больше черпаешь, тем он богаче водой! Применяя дрессировку пчел, удалось открыть у них так назы- ваемое «чувство времени», спо- собность прилетать к месту взятка не когда попало, а к моменту рас- крытия цветков. Больше того: по- леты пчел заканчиваются, когда цветки перестают выделять нектар и пыльцу. Запоминая интервалы не короче 5—6 часов, пчелы ока- зались совершенно неспособны за- поминать продолжительность пе- рерывов, превышающую сутки. И это тоже было только на- чалом... Все эксперименты Фриша, на- чиная с первого, были не только строгими, но и изящными, не просто убедительными и нагляд- ными, но вместе с тем и красивы- ми. Ульи с дрессированными пче- лами опускали в штольни глубокой заброшенной соляной шахты, и сборщицы летали на кормушки под искрящимися куполами камен- ной соли, послушные чувству вре- мени и здесь, под землей, где на При ясном небе солнце служит для пчел, впервые выле- тающих из улья на сбор корма, главным указателем пути. 233
них никак не действуют ни видимые, ни невидимые лучи солнца. Ульи с пчелами, дрессированными в закрытой камере под Парижем и приученными посещать кормушки в опре- деленный час, перевозили на самолете в Нью-Йорк. Там они в такой же камере прилетали на кормушку точно по парижскому времени. Так же вели себя и нью-йоркские пчелы, перевезенные в Париж, где они в камере сохраня- ли верность нью-йоркскому времени. Дрессированных по- добным образом пчел перевозили из Южного полушария в Северное (с Цейлона на Север Индии) и из Северного в Южное. Те же опыты повторены с пчелами, дрессированными на время не в наглухо закрытых камерах, а под открытым небом. Тогда, перевезенные на дальнее расстояние, они довольно быстро научаются приноравливаться к новой не- бесной и земной обстановке. Так начатое на крошечной пасеке в Бруннвинкле изу- чение летных повадок пчел приобрело подлинно планетар- ный масштаб. Вот оно: «от букашки и до планет...» Параллельно изучались разные «диалекты пчелиного языка» — особенности танцев разных пород медоносных пчел; изучались танцы разных видов рода — большой и малой индийской пчел, тропических тригон, мелипон. В этих исследованиях получены данные, проливающие свет на историю пчелиного языка, на его возникновение и развитие в процессе эволюции, позволяющие заглянуть из сегодняшнего дня как в безмерно далекое прошлое, так и в будущее... Когда на международном симпозиуме об инстинкте и поведении животных в Париже зашла речь о том, что практически могут дать исследования этой области жизне- деятельности живого, председательствующий напомнил о самолетах, совершающих регулярные рейсы на трассе Ев- ропа— Америка. Трасса проходит через Северный полюс, в зоне, где все магнитные компасы отказывают, а сплош- ная облачность делает невозможной ориентировку по звез- дам. Но летчики прекрасно ориентируются и здесь: они включают в этой зоне так называемую «кисточку Гейди- гера» — прибор, который сконструирован с использовани- 234
ем данных Фриша о восприятии пчелами колебаний поля- ризованного света. На другом научном съезде — это был съезд астрономов США — один из отцов современной кибернетики Клод Шеннон заметил, что работы Фриша и открытые им спосо- бы расшифровки сигнального кода пчел подготовляют путь к созданию межпланетного языка, который может по- надобиться людям даже скорее, чем можно думать. Говорят, когда Фриш прочитал отчет об этом заявле- нии, он заметил, что уж лучше бы начать с создания язы- ка, который объединит науку на Земле и сделает ее, как она и должна быть, всечеловеческой. Не подумайте только, читая рассказ о том, как Фриш стал тем, кем он стал, будто всем надо изучать одних лишь пчел или только инстинкты и повадки животных. Во-пер- вых, в одной биологии есть еще по крайней мере десятью десять областей, ожидающих тех, кто готов посвятить се- бя им. Но ведь и биология совсем не единственная наука среди созданных человечеством. Этим наукам числа нет, как нет числа и другим областям деятельности, в которых требуются молодые умы и силы. И всюду любую — даже самую маленькую — работу нетрудно превратить в великую. Требуется для этого не- много. Надо с головой уйти в дело, полностью отдаться ему. Только тот по-настоящему находит себя, для кого де- ло становится судьбой, личным счастьем. Чтоб показать все это на живом примере, и изложена была здесь биография Карла Фриша.
ОГЛАВЛЕНИЕ Коротко об авторе очерков «Десять маленьких непро* шеных гостей».......................... 5 Карл Фриш ДЕСЯТЬ МАЛЕНЬКИХ НЕПРОШЕНЫХ ГОСТЕЙ КОМНАТНАЯ МУХА................................ 9 Какое место занимает муха в царстве животных . . 10 Как опознать муху?............................17 Жизненный цикл...................................18 Куда деваются мухи зимой?.....................21 Почему комнатная муха может быть опасной? ... 23 Мухи — помощники врачей.......................24 «Жалящие» мухи................................25 ДДТ и защита от мушиной напасти...............27 КОМАРЫ........................................28 Почему комариные укусы вызывают зуд?..........— Размышления по поводу сосания крови...........30 Рождающийся из воды бич сельских местностей . . 31 Анофелес......................................34 БЛОХА.........................................39 Как блоха выглядит и на что способна..........40 Как протекает жизнь блохи.....................42 Блохи и их свадебные песни....................44 Как я получил водительские права..............45 О разных видах блох...........................47 Блоха и чума..................................48 Блошиный цирк.................................49 Блохи в янтаре................................51 КЛОП..........................................53 Слово в защиту клопов.........................— О внешности и повадках постельного клопа .... 54 Питание, общежитие, семья.....................56 Искусство «выходить из себя»................. 58 236
Как клопы добывают себе овощи...................62 Сколько времени взрослый клоп может прожить без еды?..................................64 ВОШЬ ...... ....................................65 О видах вшей и разнообразии их вкусов............— Несносная и опасная тварь ..................... 68 Газы против насекомых-паразитов.................69 О пользе мытья головы, стирки белья и горячего утюга 71 ПЛАТЯНАЯ МОЛЬ...................................72 О бабочках вообще и о моли в частности..........73 Вещества съедобные и несъедобные................76 Как образуются повреждения, сделанные молью . . 78 Затворницы......................................82 Три вида моли...................................83 Война против моли...............................84 ТАРАКАН.........................................86 Внешний вид и образ жизни.......................88 О пользе разжевывания пищи......................92 Рты сосущие, кусающие, лижущие, жалящие .... 93 САХАРНАЯ ЧЕШУЙНИЦА..............................96 Пранасекомые .... — Небезвредный гость наших жилищ..................98 О дальней родне сахарных чешуйниц...............99 пауки..........................................102 О пауках вообще................................103 Паук в своем гнезде........................... 107 Как паук схватывает добычу.....................108 Обманутый паук.................................111 Как сооружается паутина........................113 Песня паука-жениха.............................119 Домовые пауки..................................120 Ядовиты ли пауки?..............................121 Паутинный шелк.................................123 КЛЕЩИ..........................................126 Пауки, не ткущие паутину.........................— Невольные гости................................128 Жизненный цикл клеща...........................129 Животные, лишенные вкуса.......................131 Клещи птиц.....................................132 Как уберечься от клеща?........................134 Заключение.....................................135 237
»I?W® И. X а ли ф май, ...И ЕЩЕ ДЕСЯТЬЮ ДЕСЯТЬ О ГЕРОЯХ ОЧЕРКОВ К. ФРИША И ИХ БЛИЖАЙШИХ СОРОДИЧАХ 139 Гости, соседи или постояльцы?..................— Гости ласточкиного гнезда....................140 Некоторые дополнения к списку К. Фриша........143 Еще о клещах иксодовых и прочих...............150 Чудеса в паутинном колесе.....................153 Сколько на Земле насекомых?...................160 Несколько слов о щетинохвостых................164 ЗачелМ таракану голова и действительно ли он бестол- ков? ...................................168 От тараканов Даршена к дрессированным блохам Фриша...................................176 Урок, преподанный человеку мухой.............178 О ВЕЛИКИХ НАТУРАЛИСТАХ ПРОШЛОГО И ОБ АЛЕШЕ, КОТОРЫЙ ВЕСЬ В БУДУЩЕМ. 183 Что такое призвание?...........................— Каждый ли может стать натуралистом? ...... 186 Когда интерес просыпается смолоду............192 О ТОМ, КАК ФРИШ СТАЛ ТЕМ, КЕМ ОН СТАЛ 194 Лучше всего начать как можно раньше............— Всякий ветер становится попутным для того, кто зияет, куда держать курс.......................202 Из миллиона вариантов избирается один........211 А он и не думал складывать оружие............221 Волшебный колодец, или О преимуществах постоянства и его коэффициенте полезного действия . . . 226
ЧИТАТЕЛЯМ Издательство просит отзывы об этой книге присылать по адресу: Москва, А-47, ул. Горького, 43. Дом детской книги. Для среднего возраста Карл Фриш ДЕСЯТЬ МАЛЕНЬКИХ НЕПРОШЕНЫХ ГОСТЕЙ Иосиф Аронович Халифман ...И ЕЩЕ ДЕСЯТЬЮ ДЕСЯТЬ Ответственный редактор Г. А. Иванова Художественный редактор С. К. Пушкова Технический редактор Т. В. Перцева Корректоры 3. С. Ульянова и Е. И. Щербакова Сдано в набор 14/VII 1969 г. Подписано к печати 2/II 1970 г. Формат 84X108V32. Печ. л. 8. Усл. печ. л. 13,44 (Уч.-изд. л. 11,75+8 вкл.=12,79). Тираж 75 000 экз. ТП 1969 Ns 563. А03227. Цена 54 коп. на бум. № 2 Ордена Трудового Красного Знамени из- дательство «Детская литература» Коми- тета по печати при Совете Министров РСФСР. Москва, Центр, М. Черкасский пер., 1. Ордена Трудового Красного Знамени фабрика «Детская книга» № 1 Росглав- полиграфпрома Комитета по печати при Совете Министров РСФСР. Москва, Су- щевский вал, 49. Заказ 4501,
В 1969 г. в издательстве «Детская литература» вышли в свет следующие научно-художественные книги: Б у д р и с Р. ЛЕСНОЙ КУЛИК И ЕГО ШАПКА. Рассказы о природе Литвы, о животном мире Ивин М НЕКТО ИЛИ НЕЧТО? Эта книга о мельчайших созданиях, испокон веков приносивших человечеству неисчислимые беды: о ви- русах оспы и бешенства, гриппа и полиомиелита и др. Мариковский П. ЮНОМУ ЭНТОМОЛОГУ. Об удивительном мире насекомых и о тех наблюде- ниях в природе и опытах, которые ребята смогут про- вести сами. Смирнов А. ЛЕС. Занимательные рассказы о лесе и о биологических законах, которые управляют жизнью леса.