ЭЛЕВСИНСКАЯ
ТРАГЕДИЯ

I
Еврипид никогда нс был стратегом и едва ли когда-нибудь послом1. Мы
ничего не знаем о нем даже как гоплите или всаднике.
Традиция заставляет Еврипида любить уединение и книги, — и если
он зовет «Мир», то здесь слышится чаще голос человека мирной профес¬
сии, чем связь поэта с той или другой политической партией.
Тем не менее портрет Еврипида был бы не полон, если бы мы время
от времени не давали в объяснении его драм выступать и чертам его
политического интереса и идеала. Дело здесь вовсе не в личности само¬
го Еврипида, а лишь в условиях его творчества и вообще в атмосфере
афинской жизни, особенно в два первые десятилетия Пелопоннесской
войны.
Раньше, в так называемый век 11ерикла, в афинской жизни был опре¬
деленный центр, и если комики под конец этого века преследовали гру¬
быми шаржами Аснасию, то политике нечем еще было волновать траги¬
ка и даже тешить ритора. Позже, с 411 года, Афины вступают в острый
период политической жизни, и сам Аристофан становится уже не тот.
Но промежуток 430-411 г., с его парламентариями и маленькими Пе¬
риклами, это время Афин, потерявших центр, время политических клу¬
бов и самых серьезных сомнений в ценности Эфиальто-Псрикловского
режима, эпоха Никий. Клеонов, Лахстов, Демосфенов и Алкивиадов пер¬
вой формации; если время это и не часто давало пишу для трагического
пафоса, то оно не могло не будить острой мысли ритора сцены, с его лю¬
бовью к антиномиям и парадоксам. Когда же, как не после Перикла, это¬
го признанного учителя своего народа, всего естественнее было драмати¬
ческому писателю перенести на подмостки и политическую школу.
Еврипид прежде всего, как мы уже знаем, был страстным глашатаем Афи¬
ны2 3. В Эрехфидах он видел детей богов'. И ни один из сценических по¬
этов не расточал, конечно, перед городом Наллады столько одушевлен¬
ной лести. 11усть иногда эпитеты Еврипида сводились на одно украшение.
' См. в начале этого тома статью «Еврипид и его время».
2	Зачеркнуто: «поклонником афинской идеи». — й. /'.
3	Med: V. 8251 аябрурто- Cf. Aesch. Pens.. 345 veOSpntOv

ТЕАТР ЕВРИПИДА
но как от этого выигрывал лирический колорит его поэзии4 *. Даже в траге¬
дии крайнего разочарования, в своих «Тропиках», Еврипид заставлял плен¬
ниц мечтать о том, что их, может быть, приютит «славная и счастливая
страна Фесея». И не без цели быть приятным амфитеатру трагик зачас¬
тую видоизменял общепринятую версию предания, оттеняя его лестью
Афинам. Так, под Троей афинским флотом у Еврипида, вопреки катало¬
гу кораблей, командует сын Фесея, и число кораблей с гомеровского (50)
повышается до 603.
Еврипид писал и целые пьесы чисто политического характера. Из них
«Гераклиды», шедшие во второй год «Архидамовой» войны6, и «Умоля¬
ющие», поставленные им на сцену десять лет спустя, с близким к этой
последней трагедии по дате «Эрехфеем» (до нас не дошедшим), состав¬
ляли как бы особую группу пьес, где политический интерес соединялся с
патриотизмом, иногда несколько показным7.
В «Эрехфее» Афины отражали внешнего врага, а в обеих родствен¬
ных с ними пьесах представитель свободных Афин, сам Фесей в «Умоля¬
ющих»8 и сын его Демофон в «Гераклидах», — защищали несчастных во
имя Афины как символа эллинской правды.
4 Hipp., V. 974. В общем, в связи с этим вопросом см.: К. Bartels. Beziehungen zu
Athen e, seiner Geschichte in den Dramen d. Euripides. Berlin. 1889: Emil Ermatinger Die
atnsche Autochthonensage bis auf Euripides. Berlin, 1897. с указаниями на предшеству¬
ющую литературу. Ср. также последнюю главу введения к этому тому,
u	1}U> ' vv' 247 В’ 546 s49 Неточно об этом у R. Bartels, а. а. о., S. 2; cf
Н. Weil. Les sept tragedies’, ad. vv. 247-249: J. Theis. De Eur. Heraclidis. Diss. inaugur.
Monastery 1868. P. 21 sqq. (Вариант: «Он заставляет сыновей Фесея биться под Тро¬
ей и, к вящему удовольствию публики, делает одного из сыновей Фесея даже коман-
диром аттического флота, прикидывая ему десяток лишних триер (cf. Tro , v 31- Нес
V. 123; Iph. Aui, vv. 247 ff.)». - В. Г.)	'
с Fr. Potthast. De Euripidis Heraclidis. Diss. inaugur. Monasterii, 1872. P. 11 sqq Там
и литература. Ср. также исчерпывающее изложение предмета у Th. Bergk.-Hinrichs
Grtech. Literaturg., Ill, S. 515 f. Berlin, 1884.
7 Вариант: «<...> точнее между 430 и 415 годом античной эры, Еврипид чутко отзы¬
вался на колебания политического барометра: “Гераклиды”, "Андромаха”, “Умоляющие”
и 1 роянки - ни одну из пьес этого периода нельзя рассматривать вне “политики”,
несправедливой была бы лишь исключительность этой точки зрения. Например, в
роянках интересен, как мы увидим в свое время, эстетический момент. Но, с другой
стороны, нам пришлось бы оставить без выяснений самое интересное и ценное что
есть в этой драме, - ее религиозно-философский замысел, если бы мы упустили из
виду связь трагедии с политическим моментом. Положим, его не так легко определнть,
как кажется с первого взгляда, но относительно того, что постановки драмы надо ис¬
кать между 422 и 420 годами, я думаю, уже никто более не сомневается». - В. Г.
Основная работа о связи «Умоляющих» с политикой - диссертация Georg Lugge.
•Juomodo Eunptdes in Supplicibus tempora sua respexerit. Monast. Guestfal., 1887, там же
и ссылки на древнюю, а равно и предшествовавшую ему новую литературу. Отмечу
212

ЭЛЕВСИНСКАЯ ТРАГЕДИЯ
К другой группе политических пьес в дошедшем до нас репертуаре
Еврипида принадлежат «Андромаха» и «Троянки». Здесь есть уже и чисто
психологическая трактовка сюжета. «Троянки», как мы увидим в свое вре¬
мя, кроме того, являлись интересным драматургическим опытом - это
была пьеса «одних женщин», «трагедия пассивных и преследователей»9.
«Андромаха» же и теперь останавливает паше внимание любопытным
освещением «женского вопроса», сближаясь в этом смысле с «Ипполитом»
и «Медеей». Афинский патриотизм Еврипида в обеих этих пьесах был
уже совсем не тот, чем в драмах вышеназванной группы. К тем, скорее,
примыкали в этом отношении «Ион» и, пожалуй, «Ифигения-жрица»10.
С особой характерностью расходятся, по-моему, Еврипиды, написав
«Умоляющих» и «Троянок». Сравнение этих драм лучше всего, пожа¬
луй, выяснит также и тот наш тезис, что Еврипид реже делал намеки и
указания на современные события, чем пассивно ошражал их, являясь
не столько политиком, но политическим барометром" «своих времен».
Между драмами было всего пять лет промежутка. При этом хозяином
положения в экклесии и для 420 и для 415 года равно являлся Алкивиад.
Возраст Еврипида был в эти -годы тоже не таков, чтоб он допускал особо
резкие колебания в настроении (60 и 65 лет). 11аконец, трудно утверждать,
чтобы в 415 году политическое положение Афин настолько ухудшилось
по сравнению с эпохой создания Аргосской лиги. В чем же было дело?
Может быть, более всего в том, что в эти пять лет от Никиева мира
до Сицилийской экспедиции шло систематическое вытравливание из
афинского сознания самой дорогой для Еврипида идеи — идеи мира.
еще: К. Schenkl. Diepolitischen Anschauungen d. Euripides. Wien, 1862; Rich. Haupt. Die
aeuessere Politik des Euripides. Berlin, 1870; Th. Bergk, a. a. o., S. 530-539; Fr. Mossiman
Inwieweit hat Euripides in den <Hiketiden» u.s. w. auf politische Konstellationen seiner Zeit
angespielt. Diss. Bern, 1894-1897. U. v. Wilamowitz-Moellcndorf еще в работе 1875 г.
Analecta Euripidea дал текст «Умоляющих» и интересные соображения о трилогии,
которые он оставил и в статье об «Умоляющих» 1899 г. (Предш<ествует> перево¬
ду - Gr. Trag., 1, S. 185 f.; Claes Lindskog. St. z. antiken Drama, 1,11.1897. S. 95 ff. (очень
небрежно напечатано); P. Giles, в статье о трагедии: Classical Review. V. IV. March
1890. P. 95; P. Decharme. Eur. et I'esprit de son theatre. Paris, 1893. P. 199-204 et pass.;
W. Nestle. Euripides d. Dichter d. greichischen Aujkldmng. Stuttgart, 1901. S. 63 ff. n. A
(трагедия освещена с очень любопытной стороны, но более в связи с философскими,
чем политическими течениями).
9	Зачеркнуто: «Еврипид поставил себе, между прочим, и очень интересную зада¬
чу — написать пьесу “одних женщин"». — В. Г.
10	См. статьи об этих пьесах в 1 томе этого издания п в настоящем II ниже.
11	Авторы диссертаций спрашивают обыкновенно quo mado Е. tempora sua
respexerit, отчего не посмотреть иногда и на то, как он их reddi den t leplicaverit,
я сказал бы reflexerit, если бы не Antibarbarus.
213

ТЕАТР ЕВРИПИДА
Время, когда афиняне и спартанцы, согласно идиллическому изображе¬
нию Плутарха, сходясь в дружеской беседе, распевали стихи из Еврипи-
дова «Эрехфся»:
Покойся, копье, обрастай паутиной —
и вспоминали поговорку о том, что «мирный сон уступает петуху, а не
трубе»’2, ушло, казалось, безвозвратно. Никогда политика покойного
Клеона не отходила от традиций Перикла так далеко, как отошли теперь
от нее замыслы Алкивиада. Клеон был охлократ — интересы рабочего
населения Пирея его поставили во главе партии войны. Но все же это был
еще офицер старой школы. И притом его уравновешивал консерватор-
Никия, который бредил еще идеей Кимоновского дуализма, чем-то до-
эфиальтовским. С этим можно было мириться.
Но когда Алкивиад искусной парламентарной игрой добился изгнания
Гипербола и весной 417 года завербовал в союзники последнего искрен¬
него миролюбца в Афинах — Никию, это было не одною лишь удачей для
партии войны, но и первым актом политической авантюры. Слишком
многое теперь ставили на карту афиняне. 415 год только завершил порт¬
рет Алкивиада первого периода, и мудрено ли. что политический песси¬
мизм поэта, убежденного поборника мира, высказался в «Троянках» ра¬
нее. чем Сицилия успела унести афинский флот.
«Умоляющие» — это пьеса куда же большей национальной самоуве¬
ренности, чем «Троянки»’3. И если патриотизм «Умоляющих» развивает¬
ся па почве славных воспоминаний (битва Фесея с фиванцами, впрочем,
кажется, была только выдумкой самого Еврнпида)и и, во всяком случае, 12 13 *12	Plut. Nic.. с. IX. Cf. A. Nauk. Tr.gr.fr? 1889. Р. 474; U. v. Wil.-Mocll., а. а.о., S. 206.
13	Вариант: «“Умоляющие”, например, были написаны, безусловно, раньше “Троя-
нок". Это — пьеса куда же большей национальной самоуверенности. В “Умоляющих"
и следа нет того глубокого пессимизма, с которым трагик следил за снаряжением
сицилийского флота. Напротив, патриотизм “Умоляющих” развивается на почве слав¬
ных воспоминаний и блестящей демократической традиции, которую автор, следуя,
впрочем, примеру Эсхила, переносит в полумифические времена <афннского?> цар¬
ства». К этому фрагменту у Анненского была следующая сноска: « В одной из наибо¬
лее ранних пьес Эсхила “Умоляющие” аргосский царь Пелазг является уже опреде¬
ленным представителем народа. В словах 11елазга слышится уверенность, лишь когда
он узнал “единогласное решение демоса" нс выдавать Данаид, ищущих спасения у
аргосских алтарей, если женихи сами не убедят их в необходимости вернуться в Еги¬
пет» (v. 909 sq., ed. A. Kirchhoff. Berol.. 1880)». — В. Г.
м Plut. Thes., 29: Xuvcnpacc 6е Абраотсо xpv avaipeoiv t<ov und Tfj Кобре!?
neo6vtmv, o\r/_ toe Eupini8qq enolparv ev хроусоб'ш рохл Xtov eqpaitov кратроас.
aXXtt nrtoac ко! artnaapevoc. ovto> yitp oi kXeiotoi Xeyoucu Cf. Th. Bergk, a. a. o.,
532 n. А. Иначе G. Luggc, a. a. o„ p. 7 n.
214

ЭЛЕНСИНСКАЯ ТРАГЕДИЯ
блестящей демократической традиции, которую автор переносит в полу¬
мифические времена Фесея15, то в «Троянках» трагик показал нам мрач¬
ную тень от самой блестящей мечты афинян, снаряжавших Сицилийский
флот. И точно, во что обратились ахейцы-победители? Они стали палач»
ми жен и детей. Они разрушили старый город и вооружили против себя
богов, когда-то его строивших. Но, может быть, самое тяжелое в «Троян¬
ках» — это то, что и победителям приходится совершать обратный путь16.
В «Умоляющих» одному из актеров рисуется еще политическая идил¬
лия мирного существования эллинских автономий с городом Паллады
в центре. Не политический расчет, а лишь религиозная правда руководит
в этой пьесе Фесеем17.11о Гекаба «Троянок», оплакивая изуродованное тело
внука, отлично знает, что ребенок сделался жертвой политической иредусмот-
рителыюсти греков18, актер же, ее игравший, не мог не помнить, что меньше
чем за год до спектакля афиняне на Милосе перерезали больше половины
свободного населения, вопреки всем божеским и человеческим законам19.
В «Умоляющих» Еврипид, как и всегда, был, конечно, убежденным
сторонником мира. Адраст, который дал увлечь себя «шумливому пылу
юношей»20, расплачивался теперь скорбью, упреками и унижением. Труд¬
но было придумать ситуацию, которой бы лучше оттенялось все безрас¬
судство «воинствующих». 11о никто другой, как старая Эфра, напоминал
герою пьесы о том, что
в боях
Паллады город крепнет21.
15	Основание для такого приема можно нантн. впрочем, еще в «Умоляющих» Эс¬
хила, где царь Пелазг действует от лица демоса, наир. v. 909 sq. (ed. A. Kirchhoff. 1880).
16	Вариант: «Нврипид как бы ищет несколько поднять даже своей пьесой ("Умо¬
ляющие". — В. Г.) настроение сограждан. Не то в “Троянках". Там поэт уже разоча¬
ровался в Алкнвиаде, авторе блестящей комбинации 420 г. Афины—Аргос. Илион —
только ахейская авантюра. И вот, вместо того чтобы ободрять афинян, Еврипид
неумолимо-мрачными красками пишет именно картину наступательной войны, где
победитель осужден играть роль палача среди женщин и детей. И актер говорит ам¬
фитеатру уже не о политической идиллии мирного сосуществования автономий с
городом Паллады в центре (исконного хранителя религиозных законов и междуна¬
родного права). Он помнит, что Афины унизились до Милосской резни, И горечью
звучат слова старой Гскабы над трупом маленького Астнанакта. которого ахейцы
убили, прикрываясь осторожным политическим расчетом». — В. Г.
17	Suppl., vv. 187 sqq., 744 sqq„ 949 sqq. (слова Адраста); в русском переводе см.
явления 2,6 и 7.
18	Тго., V. 723, V. 1165, V. 1188 sq. См. также статью «Поэт Троянок».
15 Thuc., V, 84-116.
20	Suppl., v. 160.
21	Ibid., v. 323.
215

ТЕАТР ЕВРИПИДА
Ничего подобного не найдем мы уже в «Троянках». Неизбежная бли¬
зость экспедиции на Сицилию прикроется там на сцене неизбежной же
близостью трагического возврата ахейцев из-под Илиона. Ни о войне, ни
о мире больше и речи не будет. Война кончилась — да, но при чем же и
мир теперь, в этом развале? Ни один из бессмертных не пожелает даже
взглянуть на ужас покидаемой Трои: правда, оставляя дымящуюся Трою,
боги уравняют жребий победителей и побежденных, но они сделают это
еще до начала самой драмы22.
Сопоставление «Умоляющих» с «Троянками» интересно и вот еще в
каком смысле. Только оптимистическое настроение поэта в первой из этих
пьес может объяснить нам особую мрачность второй. В «Троянках» Ев¬
рипид как бы каялся в том увлечении, которому он поддался за пять лет
перед этим.
Дело в том, что елевсинская трагедия не была только «хвалебным гим¬
ном в честь Афин», как назвал ее когда-то старый книжник23 *. Еврипид
рекомендовал в ней согражданам и определенную политическую комби¬
нацию, или, по крайней мере, он открыто примкнул к тем людям, кото¬
рые соединяли надежды с именем нового стратега, придумавшего в пику
ненавистной ему Спарте — союз афинян с аргосцами.
Определенная политическая тенденция повлияла даже на самую по¬
стройку драмы. Пьеса прекрасно оканчивалась бы и без бога21 интим¬
ной сценой дружбы. Фесей исполнил закон. Аргосцы оплакали своих
мертвых. Для чего же было еще заставлять работать и театральный во¬
рот? Не для того же, конечно, чтобы Афина предсказала будущее эпиго¬
нам? Едва ли и затем, что авторитет Фесея, сам по себе уже классический,
нуждался еще в подтверждении из уст Паплады25. Остается предполо¬
жить следующее.
22	Tro., vv. 25 sq., 77 sq. (в переводе — пролог). Ср. статью «Поэт Троянок» (в этом
же томе).
23	Aristoph. gramm. hypoth. ed. Prinz-Wecklein. V. II. P. II. 1898. P. 3: тб 8e Spdtga
ёукшщоу 'ABqvdjv.
22 Как «Алкеста» и «Геракл» (см. I том «Театра Еврипида»).
25 Вариант: «Елевсинская трагедия не лишена, впрочем, и более определенной
тенденции. Ее автор не только патриотически настроенный поэт [сноска: "В гипоте¬
зе Аристофана Византийского драма ‘Умоляющие’ называется ‘хвалебным гимном в
честь Афин’ ”. — В. Г.| — он не чужд и чисто политических комбинаций. Трудно объяс¬
нить себе, с какой стати иначе, с точки зрения драматургической, театральному вороту
<надо> было в исходе пьесы поднимать бога? Афина ничего не прибавляла своим
появлением к славе Фесея. Сверх того урока, который царь уже выслушал в начале
пьесы от матери, он получает теперь другой, от Паллады, за то, что он так опрометчи¬
во готов был отпустить облагодетельствованных им аргосцев». — В. Г.
216

ЭЛЕВСИНСКАЯ ТРАГЕДИЯ
Афина диктовала Фесею текст того обязательства26 *, которое он дол¬
жен взять с аргосцев ранее, чем они унесут из ее города пепел Семерых.
Клянется ж пусть
Адраст: он царь и за своих в ответе.
А клятва в том, что Аргос никогда
В афинские не вторгнется пределы,
И если б кто вступить задумал, он
С оружием в руках мешать обязан.
А преступи он клятву и войной
Поди на вас — так самому ж на гибель22.
Время работы Еврипида над «Умоляющими» совпало с временем, ког¬
да в Афинах, по соглашению с послами аргосцев и их союзников из Ман-
тинеи и Элиды, вырабатывался текст договора между южной симмахией
и афинянами. Политическую комбинацию эту придумал Алкивиад, сын
Клинии, в 420 году впервые избранный в стратеги28. Юноша считал себя
обиженным сторонниками Никии и Лахета и в сущности пользовался
данной конъюнкцией для своих личных планов. Дело в том, что Никиев
мир 421 года оказался существующим лишь на письме. Пелопоннесцы
медлили с очищением городов, которые по договору отходили к афиня¬
нам, и тянули дело даже с выдачей пленных. Кроме того, возникали слу¬
хи и о сепаратном договоре Спарты с беотийцами29.
Уже зимой 419 года сказалась невыгодная сторона и непрочность но¬
вой лиги, а еще через год страшное поражение союзников под Мантинеей
дало Спарте перевес, которого она не знала с 424 года30.
26 Продолжение этой фразы в варианте: «и этим Еврипид как бы перебрасывал
мост из мифа в историю, в действительность». — В. Г.
22 Suppl., v. 1188 sqq.
28	Thuc., V, 43-46. Самый договор ibid., с. 47. В 1876 году открыт был в Афинах
даже мраморный обломок с официальным текстом (cf.Thuc. HistTeubn.ed. min. 1903,
v. II, р. 36 sq. и работу Kirchhoff в Hermes, XII, S. 368 f. (1877); cf. P. Dccharme, a. a. o.,
p. 200S.
29	Вариант: «Политические обстоятельства, которые здесь имеются в виду, таковы.
В 421 году, весной, афиняне заключили со Спартой мир. Он не был, однако, проч¬
ным, так как спартанцы отказывались выдать города на Халкидике, и через какой-
нибудь год афиняне вынуждены были нарушить Никиев мир. Иша обессилить Спар¬
ту, Алкивиад, тогда впервые избранный стратегом, заключил союз с Аргосом и его
симмахами, Мантинеей и Элидой». — В. Г.
“Thuc., V, 61-75. Cf. J. Beloch. Gr. Gesch. Strassburg. 1893.1,566. Th. Bergk,a.a. o„
S. 534 n, A. 209. (Вариант: «Но в 420, когда надежды на то, что Никиев мир не будет
одной фикцией, уже рассеялись, а Спарта явно держала руку Беотии, — союз с Арго¬
сом мог и точно казаться блестящей комбинацией». — В. Г.)
217

ТЕАТР ЕВРИПИДА
Еврипид был прозорливым психологом, но это отнюдь не обязывает
нас искать в нем дальновидного политика. Я бы не прочь был даже во¬
обще рассматривать автора «Умоляющих» не как политика, а лишь как
чуткого выразителя господствующих в данное время, но — главное —
более соответствующих его умственному складу и мирным склонно¬
стям — настроений. Чтобы уяснить себе политический момент в кон¬
цепции «Умоляющих», надо прежде всего определить, каковы были
афинские настроения в 420 году? Они сводились к озлоблению против
Спарты и Фив, популярности Аргоса и надеждам на Алкивиада. А поэт
как бы окрашивает их личным чувством... Но вот и все. Психологичес¬
кой объединенности еще далеко было до политического credo или хотя
бы программы.
Спарте в «Умоляющих» отведен всего один стих. Но он очень харак¬
терен. Адраст говорит, что Спарта «груба и увертлива»31. И именно такое
смешанное впечатление грубости и увертливости должны были произ¬
вести спартанские послы в Афинах в 420 году.
Вот как рассказывает Фукидид об их пребывании в Афинах32: «Анд-
ромен, Рэдим и Антименид... передали о разрушении Панакта, выражая
мнение, что и это должно быть сочтено сдачей33, потому что в Панакте
не поселится уже более никого враждебного для Афин. (Такие речи по¬
слов вызвали негодование и протесты афинян. [... ] Припоминая и другие
случаи невыполнения договора, афиняне считали себя обманутыми), так
что они отпустили послов, давши им очень суровый ответ»31.
Может быть, грубость Спарты в данный момент оттенялась для афи¬
нян (resp. Еврипида) особым политическим искусством нового стра¬
тега: блестящий ученик софистов действительно перехитрил Спарту.
Только афиняне не знали еще, чего будет им стоить «школа» нового
Перикла.
Раздражение против Фив копилось в Афинах уже давно. Но особенно
обострилось оно в 424 году, когда фиванцы нанесли афинянам тяжкое
31	V. 187: Хлартц pev соцт| кш пежмюХтш тротилу.
32	Thuc. V, 42.
33	v>opi(ovT£<; коа тойто anoSiSovm.
31 Вариант: «Нов афинянах эти слова вызвали негодование: в разрушении Панак¬
та, который надо было сдать им целым, они усматривали для себя обиду со стороны
лакедемонян, особенно ввиду того, что до них доходили слухи, что Лакедемон за¬
ключил с беотийцами частное условие, приняв на себя предварительно обязатель¬
ство совместно с ними принудить к принятию договора всех, которые не соглаша¬
ются к нему присоединиться. Афиняне брали в соображение и все другие пункты
договора, которые тоже оставлены были лакедемонянами в пренебрежении, и счита¬
ли себя жертвой обмана...» — В. Г.
218

ЭЛЕВСИНСКАЯ ТРАГЕДИЯ
поражение под Делием35. Почти тысяча афинян со стратегом Гиппокра¬
том осталась па месте, а в Афинах распространилась паника: боялись, что
следом фиванцы вторгнутся в Аттику-16. Не сразу выдали беотийцы афи¬
нянам и мертвых, и за семнадцать дней, которые ушли на переговоры, да
и то после того, как афиняне завладели Делием, в Афинах должно было
накопиться немаю горечи против фиванцев.
Очень может быть, что тогда же Еврипиду, этому знатоку мифов, со
стороны их аналогий с действительностью и особенно патетической, при¬
шло в голову использовать настроение сограждан, воскрешая для театра
Элевсинский миф, когда-то уже разработанный Эсхилом, тем более что
настроение захватило, конечно, и его. Но времена сменялись быстро.
В 422 году трагик вместо «Умоляющих» ставит «Андромаху», эту драму
страстного спартанофоба37. Ненависть к фиванцам отступает на второй
план. И вот в 420 году именно фиванцы опять-таки оказываются винов¬
никами неосуществившегося мира, на который возлагалось столько на¬
дежд. Это и возвращает трагика к теме «Умоляющих»38.
-л	Царь
Фиванский был умерен, — но ему
Мы не еда-шея в малом — н погибли.
Фиванцы же. сначала победив.
Как нищий, вдруг разбогатевший, стати
Высокомерны в счастии, и вот
И их теперь сгубило ослепленье33 34.
Я не знаю, следует ли искать в этих словах определенных политичес¬
ких аллюзий, но едва ли можно сомневаться в том, что горечь, испытыва¬
емая Еврипидом как афинянином, и невольно бы проявилась при этом
упоминании о фиванцах, а также в том, что одинаковое с Еврипидом чув¬
ство переживали во время спектакля 420 года многие из его сограждан.
Фиванцы драмы отвечали, во всяком случае в «Умоляющих», за всех тех
беотийцев, о поведении которых в 421 году и следующем мы знаем из
рассказа Фукидида, — это уже было в порядке вещей.
33	Так называется беотийский храм Аполлона (Дслосского) недалеко от афинской
границы.
“ О битве под Делием и ее ближайших следствиях см. Thuc., IV, 90-101; cf. Хепорп.
Memor., Ill, 5,4; Lugge, а. а. о., р. 11. Бергк думает, что в сцене «Умоляющих» между
Фесеем и фиванским герольдом отразилась историческая действительность, расска¬
занная Фукидидом: с. 97-100, Bergk, а. а. о., S. 536.
37 Об этом выше в атом же томе.
33	V. 739 sqq.
34	См. также V. 743 sq„ 18 sq„ 467 sqq., 308 sqq.. 537 sqq.; cf. G. Lugge, a. a. o„ p. 10 sq.
219

ТЕАТР ЕВРИПИДА
Почему, однако, горечь выливалась именно на фиванцев и почему Ев¬
рипид, упорный и довольно несдержанный ненавистник Спарты, ограни¬
чился в «Умоляющих» на их счет лишь одним стихом, — мы видели. Надо
заметить, что в марте 420 года официально все же был еще мир. И, ка¬
жется, даже в самое то время, когда пьеса Еврипида готовилась к поста¬
новке, Никия был в Спарте афинским уполномоченным10.
Вопрос об аргосцах, в связи с замыслом «Умоляющих», не вполне
еще ясен. В драме чувствуется в этом отношении даже некоторая двой¬
ственность. В первой части пьесы аргосцы встречают суровый отпор, и
их национальный герой — Адраст должен выслушивать от Фесея очень
резкое и едкое суждение. Адраст как бы расплачивается перед афинской
публикой за неустойчивость политики Аргоса 20-х годов V века11. С пер¬
вых же вопросов афинского стратега мы замечаем недоверие его к при¬
шельцу. Фесею нужно знать даже, точно ли Адраст пришел от города или
он действует за свой страх12. Проскальзывают у него намеки и на двой¬
ственность политики Аргоса13. А в дальнейшем разговоре Фесей резко
обвиняет Адраста за выбор союзников, т. е. аргосцев эпохи Никиева
мира, чуть что не в преступном легкомыслии. Дело в том, что Адраст,
выдав своих дочерей замуж за Тидея и Полиника, внес в свой дом неиз¬
лечимую заразу, погубившую Аргос11. Конечно, все эти вины Адраста
(resp. Аргоса) нужны были драматургу лишь как мотив к благородному
quand тёше афинского вождя. Словами Эфры, где нежность оттеня¬
ется благородным доризмом, трагик мастерски заставляет Фесея одно¬
временно и позабыть об ошибках несчастного Адраста и ощутить в себе
героя, которого так невыгодно для его славы затушевал было в юноше
рассудительный моралист. Но все же трудно предположить, чтобы вящее
унижение национального героя было рассчитано на вкусы тех аргос¬
ских послов, которые после спектакля должны были увезти отсюда эк¬
земпляр договора. Конечно, афинянам не приходилось еще заискивать
в Аргосе, и, с точки зрения трагика, пьеса должна была скорее убедить
10	Thuc., V, 46 n; Plut. Nic., X. Cf. G. Gilbert. Beitr. z. inn. Cesch. Athens irn Zeitalt.
d. pel. Kr. Leipzig, 1877. S. 220 f.; G. Lugge, a. a. o., p. 18 sq. Вопрос о втором посольстве
спартанцев, впрочем, еще слабо освещен.
11	Политику Аргоса хорошо характеризует Бузольт (Forschungen z. gr. Gesch.
Breslau, 1880. S. 133 ff.).
12	Suppl.. v. 129 sq. Намек на то, что в Лакедемон аргосские послы ходили без
надлежащих полномочий, кажется мне, однако, недостаточно ярким: cf. G. Lugge.
а. а. о., 23 sq.
13	V. 127 sq.
11 См. развитие этой мысли, в которой не без основания исследователи находят
намек на политические осложнения конца двадцатых годов: v. 220 sq.
220

ЭЛЕВСИНСКАЯ ТРАГЕДИЯ
афинян, что связь их с Аргосом покоится на давней и священной тради¬
ции, а аргосцев лишь в том, что, отдаляясь от афинян, они оскорбляют
богов и старых героев — Геракла и Адраста. Но конец пьесы, резко роз¬
нясь с ее началом, все же несомненно считался и с аргосским самолю¬
бием. Концом драмы Еврипид даже льстил аргосцам, которые, вероят¬
но, имели представителей на спектакле 420 года* 10 11 * * * 15. Дело в том, что Фесей
последнего эпизода давал Адрасту возможность произнести похваль¬
ную речь павшим героям Аргоса. И тот исполнил это с большим искус¬
ством, переходя от одного закрытого одра к другому16. Может быть,
именно в этом-то пассаже трагедии, вместе с Линдскогом1', и следует
видеть тенденциозное приспособление мифического сюжета и театраль¬
ного эффекта к цели чисто политической. Вместе с Фесеем сердясь на
Адраста и читая мораль аргосцам и вместе с Эфрой жалея их, — трагик,
хотя он и не мог отказаться от политики в смысле пережитых и пережи¬
ваемых им политических волнений, все же был прежде всего поэтом,
т. е. зеркалом, собирающим и отражающим чужие, ничьи лучи. Но в под¬
нимающей душу эпитафии аргосских героев, — пусть это были даже
афинские типы или портреты — в эпитафии, где повторялись блестя¬
щие имена аргосской легенды, звучала уже несомненная лесть будущим
союзникам, притом лесть еще более тонкая, благодаря той суровой по¬
чве недоверия и унижения, из которой она выросла в драме, и тем ме¬
нее чувствительная для национальной гордости афинян, что эстетичес¬
ки она была для них лишь естественным развитием знаменитой сцены
девизов в «Семерых» Эсхила18. Как бы то ни было, но не подлежит со¬
мнению, что в конце драмы поэт потеснился, чтобы дать место полити¬
ку, даже более дипломату, и пока Никия тщетно восстановлял в Спарте
афинский кредит, в Афинах блестящий сын Клиник комплиментами и
кто еще знает чем — подкупал душу немножко наивного в политических
вопросах Мисс архи да1'1.
Алкивиад 420 года (родился около половины века) не был, конечно,
новым человеком в жизни родного города. Евпатрид пользовался в Афи¬
нах широкой популярностью уже задолго до того, как он стал стратегом.
Этому содействовали и красота, и богатство, и тонкий аттический ум,
15 G. Herm. Ed. Suppl., р. IV; Th. Bergk, a. a. o„ 534; G. Lugge, a. a. o„ p. 21 ct n. 3.
10	Suppl., vv. 838-959.
11	Cl. L<indskog>, a. a. o., S. 98 f.
18 Aesch. Septem., vv. 380-654.
” Cf. Cl. Lindskog. a. a. o., 33: In der Religion war er der skeptische Oppositionsmann,
in der Politik lefte er zu Zeiten ganz und gar in der Anschauung der Volkspluralitat. Cf.
Haupt. Die auss. Polit. d. Eurip. II. Ploen, 1877. S. 33 f.
221

ТЕАТР ЕВРИПИДА
чарующая любезность50 и лаже софистическое образование, такое афин¬
ское по своему характеру51. «Культ Алкивиада», как и «легенда Сокра¬
та», создались, как известно, уже после смерти этих ovvovte£52. «Сын Кли-
нии» еще юношей, с 425 года, обратил на себя, положим, внимание
комиков53 54, и Аристофан указывает его в числе covr\o£oi своих «Ахарнян»
(425). Во «Всадниках», однако, тот же Аристофан, по-видимому, боялся
затронуть Алкивиада, несмотря на то, что это один из самых видных пред¬
ставителей влиятельной клики. Благожелательный [нрзб.] и уступчивый
Евнатрид никогда не разбирал средств против тех, которые так или ина¬
че становились ему поперек дороги51.
Алкивиад был храбрый солдат, но очень рано проявилось в нем стрем¬
ление играть роль и в более широком официальном кругу. Так, примыкая
к партии войны, имевшей во главе своей Клеона, Алкивиад в 425-424 году
участвует в кадастровой комиссии, учрежденной демагогом55 * *. Но настоя¬
щую политическую роль Алкивиад мог все же начать не ранее, чем когда
умер Клеон (422 г.). Гипербол не унаследовал ни талантов, ни энергии, ни
авторитета своего предшественника, и с ним, особенно после успеха кам¬
пании 420 года, Алкивиаду было уже так нетрудно справиться (в 418 г.).
Но в 420 году Евнатрид должен был действовать еще осторожно. И уди¬
вительная гибкость этого человека помогла ему попасть в тон разнооб¬
разным слоям афинского населения, тем более что к этому времени Ни-
кня окончательно был уже развенчан, а спартанские послы своей явной
наглостью затронули национальное достоинство афинян50. Недавний со¬
юзник Клеона для одних, питомец Перикла для других; всадник и Ев-
50	Род Еипатридов шел от Ореста матереубийцы (Hirz. Rhein. Mus. В. 63, S. 631 ff.),
и Фукидид (1. VIII, с. 6) указывает на лаконское происхождение самого имени «Ал¬
кивиад», перешедшего в афинскую аристократию из фамилии Евдия. Знаменитый
Алкивиад, во всяком случае, назван был так по имени деда.
51	Отличная характеристика Алкивиада у В. Фишера (Kline Schri/ten, I, S. 105).
Cf. Topffer: Paul. R.-Enc. N. B. 1894. s. v. 1,1518. Любопытен факт отсутствия Алкиви¬
ада в «Афинской Политии» Аристотеля. Cf. Willamowitz. Аг. и. Athen., 1,132 f.
33 Зачеркнуто Анненским: «учителя и ученика». — В. Г.
53	еврблрожто? кон ХосХск; х<о КХстов.
54	Предположение относительно Фидиппнда «Облаков» (423). в котором будто
бы Аристофан намекал на Алкивиада как <на> образчик софистического воспита¬
ния (G. Gilbert, а. а. о., S. 218, со ссылкой на Сиверка), — представляется мне мало¬
обоснованным.
33 См. речь Андокида против Алкивиада — 11. (т. е. речь «Против Алкивиада»,
§ 11. — В. /'.)
36 Зачеркнуто Анненским: «А тут вдруг такой обаятельный человек, как Алкивиад,
недавний союзник Клеона для одних. Евнатрид для других, заявляет себя непримири¬
мым личным врагом Спарты и увлекает своих сограждан, любителей...» — В. Г.
222

ЭЛЕВСИНСКАЯ ТРАГЕДИЯ
патрид для этих, а для тех ученик Сократа — Алкивиад равно пленял
афинские умы и яркой ненавистью к Спарте Никни и Лахета, и полити¬
ческой новинкой в виде плана изолировать Лакедемон37. Тут кстати по¬
доспела новая дипломатическая неудача Никни у спартанцев, а Алкиви-
аду, наоборот, удалось провести лакедемонских послов: по частному
соглашению с ними и в расчете, что он, как обманно обещал, выхлопочет
им от сограждан Пилос в обмен на разоренный Навпакт, послы спартан¬
цев официально заявили в экклссии, что у них нет полномочий58 59 *. Этот
успех Евпатрида не только вовлек афинян в новую комбинацию с Арго¬
сом, но он, безусловно, поднял среди них еще выше и самую популяр¬
ность Алкивиада. Правда, спартанцы не были покуда ни разбиты, ни даже
изолированы, но они уже были одурачены. Толпа аплодировала.
Разумеется, теперь почти невозможно отрешиться, говоря об Алкиви-
аде, от представления о нем как о герое последующих пятнадцати лет. Но
не в 420 году и не ослепленные редким и неожиданным успехом афиняне
могли провидеть в Евпатриде человека, лелеявшего мечту тирании, или
хотя бы того авантюриста и сверхполитика, каким и показала его даль¬
нейшая карьера. к
Я говорил уже о связи между Еврипидом и сыном Клинии5*. Едва ли
можно сомневаться по всем вышеприведенным соображениям, что в
Фесее «Умоляющих» есть намеки и на Алкивиада. «Красопобедный80
вождь» афинян61, «самая сильная голова во всей Элладе»62 — эти выра¬
жения явно отзываются лестью. Трагик подчеркивает также молодость
Фесея63. Разумеется, было бы смешно в силу одного этого искать в Фесее
«Умоляющих» портретного сходства с Алкнвиадом61. Да Фесей трагедии
не был и лицом, как в свое время ими были Ипполит или Медея. Фесей
^Thuc., V, 43.
“Thuc., V, 45.
59 См. выше во введении к этому тому. Если Еврипид точно воспел олимп<ий-
скую> победу Алкивиада (этот факт остается иод сомнением ввиду разночтений
в «Жизнях» Плутарха — Ale., с. XI; Demosth. I), — то возможно, что это было нс в
416-м году (91-я Олимпиада), а ранее, именно в 420 году. См. замечание у Р. Decharmc,
а.а.о., 181.П.З.
“ Зачеркнуто Анненским: «Благовенчанный». — В. Г.
61	V. ИЗ.
62	V. 163.
ю vv. 190-192. Стихи кажутся, однако, сомнительными Днндорфу и Кирхгофу:
в последнее время к этому мнению примкнул и Всккленн (1898 г.). Алкнвнаду нс
могло быть в это время более 28-30 лет. К. 11епот (Ale., 10) в круглой цифре опреде¬
ляет, что он умер сорока лет. Год же его смерти установлен — 404-й до Р. X.
ы Cf. Til. Bergk, а. а. о., 535 п, А. 215.
223

ТЕАТР ЕВРИПИДА
являлся лишь идеализированным типом65. Но что мудреного, если, в свя¬
зи с увлекавшей его и стольких в Афинах 420 года проблемой нового по¬
литического деятеля, и Еврипид изобразил Фесея именно таким, каким
он хотел бы видеть Алкивиада. После скорняка Клеона и на смену бронзо¬
вых дел мастеру Гиперболу — а такие-то именно люди и сгубили несчаст¬
ного Адраста «Умоляющих»66 — теперь выступал человек с умом, высо¬
кой культуры, аристократ, — не просто один из аристократов, но по матери
потомок Клисфена, сын геройски погибшего Клинии и воспитанник, а мо¬
жет быть, и надежда Перикла. Те черты, которые впоследствии выясни¬
лись в Алкивиаде как основные его — страсть везде быть первым и деспо¬
тизм, — казались, может быть, в начале его карьеры лишь проявлением
буйной, не уходившейся молодости. И вот в словах Фесея — этого идеаль¬
ного создателя афинской демократии — звучали со сцены Еврипида вовсе
не слова Алкивиада, а лишь высокий нравственный урок для этого но¬
вого государственного деятеля. В сценическом соответствии своем Ал-
кивиад должен был находить образец и мудрого самоограничения. Сна¬
чала Эфра, а потом сама богиня исправляли промахи афинского демагога,
а тот без спора склонялся и перед той и перед другой высокой волей.
Еврипид вкладывал в уста Алкивиада—Фесея и собственную поли¬
тическую программу, которая сводилась к тому, что средний класс есть
единственная прочная опора демократии67.
Три класса есть: во-первых, богачи.
Для города от них нет пользы: им бы
Лишь для себя побольше. Но опасны
И бедняки, и чернь, когда свое
С угрозою подъемлет на имущих
Отравленное жало, подговорам
Послушная витий. Лишь средний класс
Для города — опора: он законам
Покорствует и власти.
У трагика нс было, как мы знаем, политической прозорливости, но он
был в 420 году уже признанным учителем своего народа, а 60 лет давали
ему на это неотъемлемое право. И если даже в это время Еврипид и не
переживал веры в то, что Алкивиад будет действовать именно в сторону
его общественного идеала, то не видел ли он все же себя обязанным гово¬
рить об этом именно Алкивиаду?
« Wil. Gr. Trag., I, S. 209.
« Suppl., vv. 229-239. В переводе 2-е явление.
n vv. 238-245.
224

ЭЛЕВС ИНСКЛЯ ТРАГЕДИЯ
II
Что особенно нас пленяет в театре Еврипида, это его разнообразие. У Ев¬
рипида был необычайно живой и гибкий ум. Даже отдельные пьесы его
репертуара никогда не исчерпываются каждая одним каким-нибудь инте¬
ресом. А между тем у исследователей есть наклонность забывать об этом
свойстве театра младшего из корифеев. В частности, «Умоляющие» за¬
частую сходят у критиков за пьесу политическую. Иногда даже резче, это
для них — лишь тенденциозная пьеса случайной окраски* 68 *.
Но кому сам Еврипид интереснее каждого из его произведений, а тем
более отдельных настроений и мыслей, тот откроет и в «Умоляющих» чер¬
ты, которые не имеют ничего общего ни с комплиментами Афинам, ни с
планом Алкивиада. Автор «Умоляющих» проявил себя остроумным кри¬
тиком Эсхила и очень искусным драматургом. Портреты «Семерых» уже
не те, что в драме старого Елевсинца. Там, в «сцене девизов», нет еще па¬
фоса закрытых носилок. Это — до схематизма правильно построенная сце¬
на. Разведчик одного за другим перечисляет семерых посдинщиков со сто¬
роны Аргоса, и поел (^каждой характеристики царь фиванский Этеокл со
своей стороны называет носдинщнка Фив, включая в этот ряд и самого
себя фланговым, как полемарха. К словам Этеокла семь раз примыкает и
лирическая фраза корифея. Таким образом, перед нами как бы ряд из семи
правильных, крайне суженных к вершине треугольников64, построенных
на одной прямой линии. Но эта скудость относится лишь к архитектони¬
ческому моменту сцены. По содержанию и способу выражения Эсхил дал
нечто весьма значительное. Перед нами не только, как в обычном расска¬
зе вестника, развертывается бывшее, по с ним, этим бывшим, сплетается
и будущее (слова Этеокла), и все это на почве чуткого лиризма.
Кроме того, среди внешних эффектов в изображении девизов на щи¬
тах, угроз и дерзновений, мы имеем и начало характеристики. Амфнарай
и Полиник уже не только грозные призраки, но и люди, даже более — это
личности.
Разведчик
Я назову шестого. Это — муж самый целомудренный, это — твердыня, —
гадатель Амфнарай. Он назначен для Гомолойских ворот. И часто он осы¬
пает упреками мощного Тндея, мужеубийцу, который вносит в город сму¬
ту, источник всех аргосских зол, Тндея, который будит Эринию; прпспсш-
68Th. Bergk.— IIinr.,a.а.о.,530 f., 538; Wilamowilz. Or. Trag., I, S. 209: ('r. Mosiinann,
a a. o„ S. 14.
68 Зачеркнуто Анненским: «на основаниях, составляющих одну общую линию». —
р г	-
X Зак 4004
225

ТЕАТР ЕВРИПИДА
ника палачей, - того 'Гидея, который подбил Адраста и на это зло. Обора¬
чиваясь в сторону твоего брата, силы-Полиника, и раздельно произнося это
злополучное имя, так говорит он: «О, это — труд, отрадный богам и назида¬
тельный для потомков, врываясь с чужим войском разорять родимый город
и отеческих богов... Чем искупишь кровь матери? Отчизна, покоренная си¬
лою, как ты привяжешь к себе эту отчизну? Я же воистину кровью своей
увлажню эту землю, и вражеская почва засыплет прозорливца! Смерть не
покроет меня позором».
Вот что говорит гадатель, — и он потрясает щитом, на котором нет ника-
кой эмблемы. Действительно, он вовсе не хочет казаться лучшим, но он хо-
чет им быть. И мудрые замыслы родятся, как жатва, из глубоко вспаханных
борозд его души. Советую тебе выбрать для него из достойных противни¬
ков. Ибо страшен боящийся бога70.
Характеристика эта, особенно же подчеркнутое в ней Эсхилом «жела¬
ние не казаться, а быть», произвела, по преданию, сохраненному для нас
Плутархом71, сильную сенсацию среди публики 467 года. Глаза обрати¬
лись на Аристида. Как бы то ни было, в обрисовке Амфиарая есть уже и
определенный психологический момент. Но этот момент уже по-новому
проявился в Полинике. «Живописец целых фамилий», Эсхил обрисовал
Полиника не только как лицо, но и как Лабдакида.
В роде Лабдакидов Елевсинец прозревал нечто характерное в психоло¬
гическом отношении. И точно, «демон» действовал различно в среде Тан-
талидов, этих, скорей, мечтателей, людей надтреснутой воли, возвратов и
раскаяний (Агамемнон, Орест, Мснелай, даже Эгисф), и среди диких Лаб¬
дакидов. Здесь, в роде Эдипа, «демон» действовал открыто, вызывающе;
там, наоборот, тайно, кознями, обманом, из-за угла. Эдип и его семья - это
всегда готовый вызов, это - дикость, необузданность, высокомерное непо¬
корство, это - смертельная ненависть рядом со страстной любовью, это само-
казнь и нагло-дерзкий поход против собственного города. С другой стороны,
Лабдакиды менее, чем Танталиды, жизнелюбивы: среди них нет ни Менела-
ев, ни Эгисфов. Именно на этом фоне лабдакизма индивидуально очерчен
в «сцене девизов» Полицию Хотя для Полиника в трагедии «Семерых» и
не нашлось драматических рамок, но он вышел удивительно ярок: со сво¬
им новеньким золотым девизом, тщеславный, нетерпеливый, жадный, злой
и дерзкий, но без Этеоклова мрачного трагизма, почти жовиальный72.
Еврипид в «Умоляющих», как и в «Электре», подверг мифическую
трактовку Эсхила некоторой критике73:
70	Aesch. Sept., vv. 551-579 (cd. Kirchhoff. 1880).
71	Plut. Arise., p. 3.
77 Aesch. Sept., vv. 559-569,614-635 (ed. Kirchhoff. 1880).
73 Дальше рукой Кривича вписано: «Вот что говорит Фесен в 7-м явлении». — В. Г.
226

ЭЛЕВСИНСКАЯ ТРАГЕДИЯ
Оставлю в стороне
(говорит Фесеи)
Смешное любопытство: как враги
В сражении распределялись, чьим
Был именно копьем и кто заколот.
Фантазии! Му кто, спрошу, видал
Сквозь натиск боевой, где копья тучей
В лицо ему мелькали, как сосед
Его погиб? Расспрашивать об этом
Не собираюсь я, и за ответ
Могли бы вы ручаться, что он точен,
Я все ж бы не поверил. Если враг
Перед тобой, - и важное пропустишь74 75.
Так как в этих словах речь идет именно о сражении аргосцев под Фи¬
вами и о гибели Семерых, то сопоставление с трагедией Эсхила навя¬
зывается само собой, и нельзя не видеть, что именно «сцена девизов»
подвергается здесь довольно злой критике, пусть у Эсхила дело шло не
о прошлом сражении, а лишь о плане будущего, и художник нисколько
не компрометировался сценой.
Гораздо больше дало, однако, и самому Еврипиду подражание старой
трагедии, т. е. развитие самой эсхиловской темы. Любопытно, что Еври¬
пид как бы ищет размежеваться с прототипом. Мы находим у него в речи
Адраста только пять характеристик, и из аргосцев отсутствуют именно
те, которые были особенно разработаны Эсхилом: Лмфиарай и Полиник.
Проиграв в строго эпическом моменте, в героичности изображения, изме¬
няется и самый рисунок: фигуры стали зато гораздо жизненнее, и в них
отразилась историческая действительность. Вот они: Капаней — фигура
не столько дерзкая, как маститая, скромный и великодушный богач в ле¬
тах. Затем молодой и бедный, но независимый Этеокл Аргосский, аскет
и целостный патриот Гиппомедон, метэк Парфеноней — застенчивый кра
савсц — и, наконец, чуждый музам, молчаливый и ярый воин Тидеи .
Попытки найти в этих изображениях современных Еврипиду афинян
покуда были неудачны, хотя отдельные черты сходства, несомненно, мель¬
кали и в речи Адраста. За ее своеобразным колоритом76,безусловно, чув¬
ствуется что-то пережитое.
Но важнее в речи Адраста другие черты искусства Еврипида. Интерес¬
на гибкость его художественной мысли. Оказывается, что лесть но адресу
74	«Умоляющие»: явление 7-е. В тексте: v. 846 sqq.
75	См. Ivo Bruns. Das lirerar. Portral. d. Gricchen. 1896. S. 57 f.
,G Капаней—Ннкия н Парфснопен-Алкнвиад более чем сомнительны. См. P.Oiles.
Class. Rev., v. IV, 1890, p. 25 н P. Decharme, a. a. o„ 203.
227

ТЕАТР ЕВРИПИДА
аргосцев была здесь лишь одним из трех моментов концепции. Ярче был
афинский патриотизм, получивший в данном случае особую форму апо¬
феоза гражданских похорон в Керамике с ее главным эффектом, надгроб¬
ной речью. С этой-то именно точки зрения и посмотрел на эпитафий «Умо¬
ляющих» Виламовиц. Для него под аргосскими именами скрывались как
бы типы тех граждан, которым обычно воздавалась в Афинах общеграж¬
данская надгробная хвала. Для него под этими пятью именами вставали
перед амфитеатром знатный и честно служащий демократии богач; бед¬
няк, который к службе относится как к ремеслу, хотя и щепетильно чест¬
ный; суровый помещик, пренебрегающий литературой и искусствами, вир¬
туоз поединка и, наконец, метэк, которого личные достоинства и широта
афинских взглядов приобщают к кругу полноправных граждан”.
Третий момент речи Адраста может быть назван педагогическим. Ар¬
госский царь заключает свою эпитафию так:
(Фес ею.)
Мои слова, усвоив, не дивись,
Что умереть отважились такие,
Штурмуя кремль. И чувству чести, царь,
Потребно воспитанье. Если сердце
Ты закатил отвагой, стыд не даст
Тебе бежать. И доблести ведь учат,
Как прочему: как — говорить и слушать
Природа нам познаний не дает, —
До старости зато уроки целы.
Итак, вот первый долг —
(указывает на отроков)
учить детей* 78.
Во всяком случае, нельзя не подивиться гибкости ума и разносто¬
ронности дарований Еврипида, который сумел задеть столько струн,
имея в своем распоряжении один мотив плача над мертвыми в «Елев-
синиях» Эсхила.
Драма не лишена и проявл<ений> глубокого одушевления и притом
помимо даже своих лирических партий79 *.11е только патетична, но и край¬
Wil<amowitz>. Gr. Trag., I, 197. Это очень остроумно, как большая часть по¬
строении Виламошща, но едва ли все же правильно полагать центр концепции Еври¬
пида в конце пьесы, части, очевидно, наиболее тенденциозной.
78 Явление 7-е. В тексте: vv. 909-917. На эти слова обратил внимание Th. Bcrck
а. а. о., Ill, S. 536. А. 221.
™ В них, но определению Бергка: herrscht cin cigenthumlich zarter und inniger Ton
(S. 538). Состав хора не совсем ясен: отдельных матерей искать, конечно, нельзя —
228

ЭЛЕВСИНСКАЯ ТРАГЕДИЯ
не эффектна Эвадна над костром Кананея, в ее нарядной брачной одежде
и в припадке дерзкого и высокомерного безумия. Интереснейший кон¬
траст являли две любви — молодая, яркая и прекрасная любовь Эвадны,
которая беззаветно, почти весело идет на мучительнейшую смерть, и ста¬
рая у Ифита, почти смешная в своей жалостности и бессильная, которая
жадно цепляется за жизнь. Ничего подобного больше в театре Еврипида
мне, но крайней мере, не известно*0.
Но отражение Еврипида в данной пьесе всегда окажется неполным,
если мы не обнаружим в ней ни черточки скептицизма и, я бы сказал даже,
модернизируя выражение, — некоторого надрыва. Ни беззаветной цель¬
ности увлечений, ни идейного единства, ни строго выдержанного стиля
нельзя обнаружить в сущности ни в одной из еврипидовских трагедий.
За драмой установилась репутация «чрезвычайно набожной»81. Но в по¬
следнее время не без основания вносятся в это определение кое-какие огра¬
ничения. Феодикся в устах героя «Умоляющих»82 кажется новым иссле¬
дователям довольно-таки поверхностной83 *. И точно, едва ли в сцене между
Фесеем н Адрастом Еврипид проявил особую искренность набожного чув¬
ства. Вспомните, что афинский царь ставит в упрек аргосцу, что он увел
войско в поход не только без одобрения оракула, но даже против слов Ам-
фиарая*’. И тут же оставляет без внимания, что самый корень зла — при¬
нятие Тидея и 11олииика в семью — уходит опять-таки никуда более, как в
гадание Аполлона. И вот Фееей готов поставить покорность богам на счет
тому же Адрасту. А Эфра, заступаясь перед сыном за аргосца и умоляющих
матерей, — та уже и вовсе не касается религиозной стороны вопроса: для
нее вся суть его лишь в том, что фиванцы нарушили эллинскую правду85.
Впрочем, все эти соображения в сущности не особенно и важны. Ев¬
рипид 420 года мог бы и выдержать тон своей правоверности, а все же
едва ли хоть один из его современных исследователей согласился при¬
это просто матери убитых аргосцев, как отлично объяснил Виламовнн (а. а. о., S. 211).
Относительно числа, ввиду соображений театральных, сомнительно мнение Бергка
(а. а. о., S. 538, А. 227) о том, что число служанок вдвое превышало число матерей.
*°Т. к. о «Протеснлае» допустимы только гадания (см. мою трагедию «Лаодамия»).
*' Так, у Бергка: а. а. о„ S. 537: Nirgends findcl sich cine Spur von Polemik gegen
Orakel, von Spott und Holm iiber religiose Dingc, sondern mit unverkennbarcr Absichlli-
clikeit lciht der Dichter namcntlich dein Theseus einen from men, glaubigen Sinn.
82 Suppl., vv. 195-218. В переводе см. 2-е явление.
*> W. Nestle, а. а. о., S. 65: Dass wir hier cine regelrechte, mit allcm Bewusstsem
ausgefiihrte. Theodicee vor uns haben, wird niemand bestreiten, aber ebensowenig dass
dieselbe im hochsten Grade oberflachlich ist.
M Suppl., v. 155 sqq.
85 v. 311. Сближение этих мест у Нестле: а. а. о., S. 65.
229

ТЕАТР ЕВРИПИДА
знать за ним вместо возврата к набожности что-нибудь, кроме тенденци¬
озной выдержанности и самообладания* *6.
Важнее отметить по данному поводу, какой сложной интеллектуаль¬
ной работой, даже в деталях, являлось для Еврипида писание драмы.
Вспомним содержание слов Фесея, в которых трагик излагает свою точ¬
ку зрения на нравственное оправдание мира:
Пришлось и мне подобную твоей
Когда-то речь держать, я помню, в споре:
Противник мой стоял на том, что зла
I ораздо больше, чем добра. С обратным
Я положеньем выступил, — старался
Я утвердить за благом перевес.
Иначе б мир как уцелел доселе?
Хвала тому бессмертному, который,
Над дикостью звериной нас подъяв,
Дал разум нам божественный, вещанья
Дал языку и голос окрылил
Осмысленною речью. Меж богов
Хвата тому, кто в пищу нам плоды
Определил, небесною росою
Взращая семена и нёбо нам
Сухое орошая, кто зимою
Дает нам одеянье, кто моря
Нас научил переплывать, чужие
Выменивать товары. А когда
Загадка нас смущает, так гадатель
Является на помощь и полёт
1 олкует нам пернатых иль огня
Пророческие знаки...87
И отсюда в словах Фесея развивается уже целый обвинительный акт
против Адраста, довольно неуместный, конечно, как и самая феодикея,
потому что Адраст не спорящая сторона, он пришел просить помощи и
ТОЛЬКО88.	’
Но оставим в стороне драматургические недочеты пьесы. Их нема¬
ло. Возьмем то, что ценно, - мысли. Тезис оптимизма, за поддержку ко¬
торого так горячо берется здесь Еврипид, направлен был против Проди¬
86 Бергк очень тонко замечает в
nicht unzuganglich sei, beobachtet
(a. a. o., S. 537).
*7 В тексте: v. 195 sqq.
wvv. 253-256.
связи с этим: Urn zu zeigen, dass er der Belehrung
Euripides hier eine ganz ungewohnte Massigung
230

ЭЛЕВСИНСКАЯ ТРАГЕДИЯ
ка89. От этого Кеосского софиста нам сохранилось, между прочим, — в из¬
ложении — развитие следующего положения: «Есть ли такое занятие или
такое искусство, на которое бы человек, избравший его себе, не сердился,
жалуясь при этом и на свое положение?» Продик вспоминает о ремес¬
ленниках и рабочих, которые дневным и ночным трудом еле снискивают
себе пропитание; потом о моряках, существование которых колеблется
между жизнью и смертью; о земледелии, которое кажется с первого взгля¬
да таким приятным; и наконец, — отметив перерыв — о столь почтенном
яоХтгцтуто^ участии в государственном деле jtoXixeta. Отрывок закан¬
чивается патетическим вопрошением Аксиоха: скажи, а где мертвый
Мильтиад, Фемистокл, Эфиальт и где вчерашние десять стратегов?90
Нестле91 превосходно сопоставил слова Фесея о «промышлении бо¬
гов» с подобными же в одном из лирических номеров Софокловой «Ан¬
тигоны»92. Софокл говорит, однако, главным образом (как отмечает это
тот же исследователь) о власти человека над природой, а Еврипид, да
еще двадцатью годами позже, о помощи богов, т. е. абсолютном преобла¬
дании в мире блага над умом. Это бросало бы, пожалуй, тень на качество
самой мысли Еврипида,, если бы кому-нибудь удалось доказать, что в
феодикее афинского царя мы имеем дело с чем-нибудь похожим на успо¬
коение, на окончательный вывод, на с redo. Ничего подобного нет. Пе¬
ред нами, по обыкновению, лишь одна из тех мыслей, на которых, может
быть, и хотела бы, но все же не дает себе успокоиться душа Еврипида.
Вот что далее говорит тот же Фесей, уже в защиту Адраста, обращаясь к
фиванскому герольду93:
Поймите ж вы, слепые,
Бессилие людей. Не на борьбу ль
Похожа жизнь? Сегодня — я, ты завтра
Иль послезавтра сверху. Божеству,
89	В псевдоплатоновском диалоге «Аксиох» (Ах. 368. а. 7. — В. Г.) 5 Fr. Guil. Aug.
Mullachius. Fragm. philos. graec., v. II, p. 139: noiav 5c tic eX-ogevoq iitiTqSeuaiv ij
Tcxvgv ov pepiyetm cav tot? napoxioi xaXcnavet.
90	Еше г. Велькер связывал феодиксю «Умоляющих» с тезисом Проди ка (Kl. Sclir.,
II, S. 393 ff.). Дальнейшиессылки у W. Nestle, а. а. о., S. 66 н А. 12 S. 424, с совершенно
верными возражениями против быстроты заключений о Проднке как «первом пес¬
симисте», которые мы находим в книге Th. Gompcrz. Gr. Denker, 1, S. 344. Cp. также
W. Nestle, a. a. o., S. 68 ff. — предположения о том. что могло служить Еврипиду ис¬
точником его феодикен, если богословский трактат Пролика в 420 году не был еше
напечатан.
91	а. а. о.. S. 66.
92	V. 334 sqq.
99 В переводе 4-е явление. В тексте V. 549 sqq.
231

ТЕАТР ЕВРИПИДА
Тому всегда раздолье01. Плохо людям —
Они с дарами к богу: выручай!
Л в счастии его возносят имя,
Чтоб сохранил удачу нм и ветра
Не изменил попутного. Л кто,
Уразумев, что это — так, обиды
Ничтожные переноси с терпеньем
И бойся на страну свою навлечь
Несчастие, нарушив справедливость.
Если сопоставить феодикею и эти слова, то моральная сущность слов
Фссея и мысли самого Еврипида о нравственном оправдании жизни —
осветятся иначе. Еврипид лишь дополнял и развивал свою мысль. Вот,
по-моему, ее суть: зла в жизни столько же, как и блага. Но различное ме¬
сто отведено им в мире. Благо есть принцип миротворения, поскольку
оно касается человеческой жизни; что жизнь есть — в этом главное бла¬
го; и пока создается мир, бог является добрым и серьезным мастером, но
существование отдельного человека, которое в обиход<ной> жизни для
нас и есть все, является лишь игрой бога, подобного в этом случае ребен¬
ку55, — и в этом зло. Так стирается для меня, под углом зрения Еврипида,
то, что кажется объективно лишь противоречием*'. И если видеть в Фе-
сее философа, то первые слова его на сцене хорошо оттеняют горькую
правду вторых. Между тем и другим положением, как их объединяющее,
Еврипид дал нам и третье. «Человек должен быть скромен и терпелив»91-.
к этому равно обязывает его и то, что жизнь есть, несмотря ни на что,
благо, и притом единственное, — и то, что и счастье и несчастье человека
зависит от божества, которое не знает ни счастья, ни несчастья, а лишь
отдых после творения, божественную игру Гераклита.
Может быть, и точно, какие-нибудь временные соображения застав¬
ляли Еврипида казаться более умеренным и при написании «Умоляю¬
щих», но был он и в этой пьесе, как всегда, лишь глубоким, тревожным
мыслителем, и душа его вечно металась от безнадежного сомнения к во¬
сторгу перед одним призраком мировой гармонии.
94	трхкрф 5' 6 Saipcov.
95	Нестле хочет видеть здесь влияние Гераклита и приводит 79*и отрывок его, где
Век есть ребенок, играющий в дощечки; ребенок — это «царь», в связи со словами
Фесся трчхрф б* 6 daijuov. Вопрос о влиянии Гераклита очень сложен и не подлежит
здесь дальнейшему обсуждению.
96	Это последнее предложение зачеркнуто синими чернилами, но нс рукой Ан¬
ненского. — В. Г.
97	Suppl., v. 216 sqq., 249; v. 556.