/
Автор: Иоффе Г.З.
Теги: история российского государства история россии революционное движение русская революция
ISBN: 5-02-009604-0
Год: 1995
Текст
Г. Иоффе
СЕМНАДЦАТЫЙ
год:
ЛЕНИН
КЕРЕНСКИЙ
КОРНИЛОВ
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
Институт российской истории
Г_ Иоффе
СЕМШИТЫЙ
год:
ЛЕНИН
КЕРЕНСКИЙ
КОРНИЛОВ
8
МОСКВА "НАУКА"
1995
ББК 63.3(2)711
И 75
Ответственный редактор
доктор исторических наук А.К. Соколов
Рецензенты:
доктор исторических наук В. В. Кабанов,
доктор исторических наук В.П. Наумов
Иоффе Г.3.
И 75 Семнадцатый год: Ленин, Керенский, Корнилов. - М.: Наука,
1995-238 с.
ISBN 5-02-009604-0
В книге впервые предпринята попытка дать историю российских революций (от
февраля 1917 г. до весны 1918 г.) через характеристику личностей и деятельности
трех главных политических лидеров эпохи: В. Ленина, А. Керенского и
Л. Корнилова, олицетворявших собой три политические противоборствующие силы -
левый радикализм, демократический центр и правые. Монография написана на
основе архивных документов, мемуаров и других источников, многие из которых до
сих пор оставались неизвестными. Подход автора позволяет по-новому взглянуть на
драматические события 1917-1918 гг., глубже понять причины, определившие победу
левого радикализма - большевизма.
Для широкого круга читателей.
„ 0503020300-139 „ _
И 042(02)-95 29"95’1 полугод,,е
ББК 633(2)711
ISBN 5-02-009604-0
© Г.З. Иоффе, 1995
© Российская академия наук, 1995
НАКАНУНЕ
В выходившем в 1916 г. казенно-патриотическом издании "Великая
война" обозреватель генерал-майор А. Шеманский писал: "Страшная вой¬
на... застала Россию в счастливой обстановке. Наш грозный сосед (Герма¬
ния. - Г.И.)... просмотрел быстрое возрождение нашей армии и общества
после японской войны и революции". Не очень глубоко смотрел обо¬
зреватель. "Страшная война" застала Россию отнюдь не в счастливый, а,
напротив, в невероятно трудный, напряженный для нее момент. Между
1905 и 1914 гг. страна особенно быстро шла через чреватый опасностями
этап глубокой модернизации. Промышленность росла, втягивая в себя
огромные массы деревенского населения и обрекая его на тяжелые усло¬
вия труда. Сельская община реформами П. Столыпина раскалывалась,
пауперизируя значительную часть крестьян. Под воздействием всеохва¬
тывающих буржуазных отношений "высший класс" - дворянство сходило
на нет (как писал В. Шульгин, "был класс, да съездился"). "Разночинные"
элементы все напористее проникали в офицерский корпус, в государ¬
ственный аппарат, в общественные организации, требуя еще больше
прав. Буржуазная и дворянская интеллигенция поддерживала либераль¬
ную оппозицию, порой бездумно выступая за быструю демократизацию
страны по "западному образцу". С. Витте впоследствии писал в мемуарах:
"В то время все или во всяком случае большинство спятили с ума, требуя
полного переустройства Российской империи на крайне демократических
началах народного представительства"1.
Под ударами "смуты" 1905-1907 гг. и давлением буржуазно-либераль¬
ной оппозиции самодержавие перешло к обороне, а затем начало отсту¬
пать. Манифест 17 октября 1905 г., создание Государственной Думы, по
словам В.И. Ленина, превратили самодержавие в некое "полусамодержа¬
вие", "конституционное самодержавие"1 2. Но как только революционная
анархия пошла на спад, власть вновь перешла в наступление. Так на¬
зываемый третьеиюньский переворот 1907 г. свел на нет немало из того,
что она вынужденно уступила два года тому назад. В либеральных и
радикально настроенных кругах это было воспринято как обман. «Вместо
того чтобы внять истине и остановиться, - писал впоследствии В.Г. Коро¬
ленко, - царское правительство только усиливало ложь, дойдя наконец до
чудовищной нелепости - "самодержавной конституции", т.е. до мечты об¬
маном сохранить сущность абсолютизма в конституционной форме»3. Но,
как говорил английский историк Т. Карлейль, чаще всего правительства
погибают от лжи...
1 Витте С.Ю. Воспоминания. М., 1994. Т. 2. С. 324.
2 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 12. С. 305.
3 Короленко В.Г. Письма к А.В. Луначарскому // Новый мир. 1988. № 10. С. 205.
3
Общественность была взбудоражена, но главное, разъединена идейно
и политически: рабочий класс против буржуазии и монархии, крестьян¬
ство против помещиков, буржуазия против рабочего класса и самодержа¬
вия... Предчувствие новой революции становилось чуть ли не всеобщим.
Но уже события 1905 г. показали суровый, грозный лик бунтующих
"масс", ультралевизну, экстремизм некоторых революционных групп,
вставших на путь насилия и террора. П. Струве впоследствии, уже в
эмиграции, писал: "Начиная с декабря 1905 г., с момента московского
вооруженного восстания - как бы не оценивать политику правительства в
период 1905-1914 гг., - реальная опасность свободе и правовому порядку
грозила России уже не справа, а слева..." Но, по словам Струве, ни ли¬
беральная оппозиция, ни власть не поняли, не осознали этого. И перед
лицом "стихии революционного максимализма", поднимающего "низы",
стороны не пошли по пути взаимных уступок, способных умиротворить
страну, примирить общество. "Pecatum est intra et extra muros" ("Грех был и
на защитниках стен и на штурмующих"), - сокрушался Струве4.
Имелись умные головы, которые понимали, что в такой обстановке
новая война, тем более большая, может обернуться для России ката¬
строфой. Премьер-министр П.А. Столыпин незадолго до смерти (в
1911 г.) предупреждал: "Война будет фатальной для России и для правя¬
щий династии". О том же говорили бывший министр внутренних дел
П.Н. Дурново, бывший премьер-министр С.Ю. Витте и др. В записке, по¬
данной Николаю II в феврале 1914 г., Дурново пророчески воссоздал
картину того, что ожидает Россию в случае войны. Читая ее, не можешь
отделаться от мысли, что это скорее некая фальшивка, поздняя подделка.
"В случае неудачи, - писал Дурново, - возможность которой при борь¬
бе с таким противником, как Германия, нельзя не предвидеть, социальная
революция в самых крайних ее проявлениях у нас неизбежна". "Как уже
было указано, - продолжал он, - начнется с того, что все неудачи
(в войне. - Г.И.) будут приписаны правительству. В законодательных уч¬
реждениях (т.е. в Государственной Думе и др. - Г.И.) начнется яростная
против него кампания, как результат которой в стране начнутся рево¬
люционные выступления. Эти последние сразу же выдвинут социалисти¬
ческие лозунги, единственные которые могут поднять и сгруппировать
широкие слои населения; сначала черный передел, а засим и общий раз¬
дел всех ценностей и имуществ. Побежденная армия, лишившаяся к тому
же за время войны наиболее надежного кадрового состава своего, охва¬
ченная в большей части стихийно общим крестьянским стремлением к
земле, окажется слишком деморализованною, чтобы послужить оплотом
законности и порядка. Законодательные учреждения и лишенные дей¬
ствительного авторитета в глазах населения оппозиционно-интеллигент¬
ские партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны,
ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию,
исход которой не поддается даже предвидению...”5 До самых дней моби¬
4 Возрождение. Париж, 1929. Тетрадь 1. С. 54.
5 Государственный архив Российской Федерции. Ф. 4652. On. 1. Д. 2. Л. 235-236 (далее -
ГАРФ).
4
лизации царь колебался. Говорили, что начальник штаба генерал
Н. Янушкевич приказал даже отключить телефоны, чтобы оградить себя
от противоречивых царских распоряжений.
Но быть или не быть войне, увы, не являлось вопросом только свобод¬
ного выбора политиков и военных. Слишком глубоко Россия втянулась в
тугой клубок международных империалистических интересов и притя¬
заний, слишком велики были аппетиты ее собственных милитаристских
кругов. Раздувая милитаризм и шовинизм, они полагали, что война при¬
ведет не к новому национальному кризису, а, напротив, сплотит расколо¬
тое общество под "патриотическим знаменем". При этом правящие круги
рассчитывали, что победа в войне, помимо удовлетворения террито¬
риальных притязаний и экономических интересов, укрепит монархию. В
либеральном лагере, напротив, надеялись, что разгром Германии совмест¬
но с "западными демократиями" укрепит буржуазно-демократические ин¬
ституты в России. И жребий был брошен.
Снова по селам и городам заиграли гармоники, заплакали и запри¬
читали женщины, застучали по рельсам теплушки с молодыми солдата¬
ми - "серой скотинкой".
Приблизительно год телега романовской монархии все же тянула
тяжелейший военный груз. Затем начались "сбои". Летом 1915 г. министр
земледелия А. Кривошеин в Совете министров говорил: "Иной раз, слу¬
шая рассказы с мест, думаешь, что находишься в доме для сумасшедших...
Создается разность политики, путаница в управлении и хаос". Военный
министр А. Поливанов вторил: "Сплошная картина разгрома и расте¬
рянности. Уповаю на пространства непроходимые, грязь невылазную и на
милость угодника Николая Мирликийского - покровителя Святой Руси"6.
К концу 1916 г. "постромки" натянулись до предела. Вот картина, нари¬
сованная хорошо информированным человеком, последним царским
министром внутренних дел А. Протопоповым. В Чрезвычайной следст¬
венной комиссии Временного правительства в 1917 г. он показывал:
«Финансы расстроены, товарообмен нарушен, производительность труда
- на громадную убыль; необходимость полного напряжения сил страны
сначала не сознана властью, а когда не замечать этого стало нельзя - не
было уменья сойти "с приказа" старого казенного трафарета (т.е. дей¬
ствовать самостоятельно. - Г.И.). Пути сообщения в полном расстрой¬
стве, что чрезвычайно осложнило экономическое и военное положение.
Двоевластие (Ставка и министерство) на железных дорогах привело к
ужасающим беспорядкам... Зимою 1916 г., вследствие заносов, под снегом
было 60 тыс. вагонов с топливом, продовольствием и фуражом. Наборы
обезлюдили деревню, остановили землеобрабатывающую промышлен¬
ность; ощутился громадный недостаток рабочей силы... Деревня без
мужей, братьев, сыновей и даже подростков тоже была несчастна. Города
голодали, торговля была задавлена, постоянно под страхом реквизиций...
Единственного пути к установлению цен - конкуренции - не сущест¬
вовало; товара было мало, цены росли, таксы (т.е. цены. - Г.И.) развили
продажу "из-под полы", получилось мародерство... Искусство, литера-
6 Архив русской революции. М., 1992. Т. 18. С. 37, 18.
5
гура, ученый труд были под гнетом; рабочих превратили в солдат, солдат
в рабочих. Армия устала, недостатки понизили ее дух...»
Что же можно было сделать с этим функциональным расстройством
режима? Протопопов давал ответ: "Упорядочить дело было некому. Всю¬
ду будто бы было начальство, которое распоряжалось, и этого началь¬
ства было много, но направляющей воли, плана, системы не было и не
могло быть при общей розни среди исполнительной власти и при
отсутствии законодательной работы и действительного контроля за
работой министров. Верховная власть перестала быть источником жизни
и света. Она была в плену у дурных влияний и дурных сил. Движения она
не давала. Совет министров имел обветшалых председателей, которые не
могли дать направления работам Совета. Министры, подчас опытные и
энергичные, обратились в искателей наград и ведомственных стражей.
Хорошие начинания некоторых встречали осуждение и сверху, и снизу - и
они уходили... Работа не шла, а жизнь летела, она требовала ответа; в
меха старые нельзя было влить нового вина..."7.
Когда в той же Чрезвычайной комиссии бывшего премьер-министра
Б.В. Штюрмера спросили, какова была его программа, он с удивле¬
нием переспросил: "Программа? Как вам сказать? Я полагал, что нуж¬
но сохранить то положение, которое было; стараться без столкновений,
без ссор поддерживать то, что есть... А завтра будет видно, что будет
дальше".
Социально-экономический кризис сопровождался духовным. Одни
газеты "прозревали" чуть ли не апокалипсические видения. "Петроград¬
ский листок" 3 декабря 1916 г. писал о "пире во время чумы", 20 декабря
пугал "непонятными страхами", "чьими-то рожами", которые корчились и
мерещились в сумерках. Другие, напротив, источали сладковатый, елей¬
ный оптимизм. Так, "Московские ведомости" в конце декабря благода¬
рили бога за то, что Россия вступала "в новый год при многих благоприят¬
ных предзнаменованиях". Третьим казалось, что ничего вообще не проис¬
ходит, что российская обывательская жизнь плетется своим чередом.
В "Русском слове" уже в новом году, в январе, поэтесса Тэффи характе¬
ризовала ее посредством наиболее употребляемых "существительных с
встречающимися в них глаголами", например: "поезд опаздывает, исправ¬
ник берет, общество возмущается, министерство сменяется, дело откла¬
дывается, танцовщица живет с ..., отечество продают, цены вздувают,
комиссия выделяет подкомиссию, женщина добивается, молодежь увлека¬
ется, курица дорожает, свинья торжествует". Мрачен был юмор Тэффи.
Невеселым стало последнее Рождество царской России. То же "Рус¬
ское слово" 27 декабря писало, что страна зашла "в такой тупик, выход из
которого теперь трудно будет найти даже в случае полной перемены по¬
литического барометра". Московское "Раннее утро" в первый день нового
года напечатало подборку новогодних высказываний "видных обществен¬
ных деятелей" под рубрикой "На грани грядущего". Что же виделось им
за этой гранью? "Современное положение бессмысленное", "некуда ид¬
ти... душит мрак", "пружина до того натянулась, что вот-вот лопнет". "Мы
7 Падение царского режима. Л., 1925. Т. 4. С. 21-22.
6
находимся в тупике". Успокоение искали в истории. В "Биржевых ведо¬
мостях" один из публицистов, признавая, что Россия, кажется, стоит на
краю пропасти, глубокомысленно писал: "А когда она не стояла на краю
пропасти? И ничего - обходилось". Но "обойдется ли теперь"?
* * *
В ночь с 16 на 17 декабря 1916 г. в Юсуповском дворце на Мойке был
убит царский фаворит Г. Распутин. "Сегодня, - сообщала императрица
Александра Федоровна царю в Ставку, в Могилев, - скандал в Юсупов¬
ском доме. Большое собрание - Дмитрий, Пуришкевич и т.д. - все пья¬
ные. Полиция слышала выстрелы. Пуришкевич выбежал, крича полиции,
что Наш друг (Распутин. - Г.И.) убит...". Но до полудня 18 декабря она все
еще надеялась "на божье милосердие".
Считают, что, получив сообщения об убийстве Распутина, Николай II
спешно покинул Ставку и направился в Царское Село. Это неточно.
Возвращение в Царское Село было запланировано заранее и связывалось
с Рождеством. Уже в пути следования 19 декабря в царском поезде была
получена телеграмма от А. Протопопова: ...Сообщаю, вчера днем Боль¬
шом Петровском мосту внизу устья была найдена калоша, которую при¬
знали принадлежащею Григорию. На перилах моста усмотрены следы
крови. Показаниям прислуги Григорий уехал ночью вместе с князем
Юсуповым, хотя к этому показанию отношусь недоверчиво"8. Галоша вы¬
дала мертвого Распутина. Спустившиеся под лед водолазы быстро обна¬
ружили его труп. Николай получил подтверждение о конце "старца" уже
в Царском Селе. Дворцовый комендант В.Н. Воейков позднее вообще
писал, что известие о смерти Распутина не вызвало у царя "скорби",
скорее наоборот - "чувство облегчения". Так или иначе, дневник Нико¬
лая не содержит никаких упоминаний о Распутине вплоть до 21 декабря,
когда он записал, что присутствовал на похоронах "незабвенного
Григория".
Очень долго бытовало представление о политике последнего Романова
как о полной бессмыслице, являвшейся результатом тлетворного влияния
Распутина и истерички Александры Федоровны, а о самом Николае как о
ничтожестве, чуть ли не послушном орудии этих двоих. Корни такого
представления - в бульварной литературе, наводнившей книжный рынок
сразу после крушения царизма. Но это была всего лишь удобная и "до¬
ходчивая" версия, с помощью которой продажная бульварная пропаганда
оправдывала февральский переворот и приход режима, сменившего ца¬
ризм, - режима Временного правительства. Надо отметить, что только в
последние годы такая "трактовка" пошла на убыль. Повлияли освобожде¬
ние от "краткокурсных"догм и правда об ужасной гибели Николая II и
всей его семьи в Екатеринбурге, открывшаяся наконец в нашей исто¬
рической литературе.
Политика Николая II и его правительства определялась не только и,
может быть, не столько личными качествами царской четы и явно
8 ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 709. Л. 19.
7
преувеличенным влиянием Г. Распутина9, а скорее конкретной, реальной
ситуацией, в которой оказался весь режим, - ’’ситуацией тупика”. В самом
общем виде эта политика напоминала собой как бы качающийся маятник
или быстро поворачивающуюся стрелку компаса. Когда Штюрмер
говорил, что его программа заключалась в том, чтобы ’’поддерживать то,
что есть", он довольно лапидарно обозначил суть этой "компасной",
"маятниковой" политики - сохранить статус-кво.
Перед крушением царская власть испытывала сильное давление с двух
противоположных сторон. Слева "давила" буржуазно-либеральная оппо¬
зиция, укрепившаяся в Думе и "общественных организациях" (земствах,
городских думах, военно-промышленных комитетах и др.). Она настаи¬
вала на либерализации режима, ответственном министерстве, консти¬
туционной монархии. В этом ее лидеры видели возможность избежать
новой смуты, приближение которой чувствовалось все сильнее.
А справа "давили" те монархические элементы, которые видели в кон¬
ституционных уступках царя путь к дальнейшему развалу "традиционной
власти" и потому требовали возврата к "самодержавному принципу" как к
бастиону против новой анархии. Такую же позицию занимала и властная
императрица. В письмах к царю она призывала его стать "Петром
Великим, Иваном Грозным, императором Павлом". "Сокруши их (оппо¬
зиционеров. - Г.И.) всех, - взывала она. - Как давно, уже много лет люди
говорили мне все то же - Россия любит кнут".
Но даже среди правых имелись люди, которые понимали: нужны пе¬
ремены. Нововременский публицист И. Меньшиков в статье "Что требу¬
ют правые?" писал: «Крайне правый* лагерь, к сожалению, ничего не хо¬
чет забыть и ничему не хочет научиться... Все, что хотите есть налицо: и
образованность, и ум, и заслуженность, и канцелярский навык, и пре¬
данность престолу и отечеству. Нет только той психической незави¬
симости, без которой нет творчества. Подавляющим, гнетущим моментом
является одно соображение: "как прикажут"... В лучшем случае у нас ис¬
полняют букву, не вникая в дух - вот причина возобладавшей мертвящей
формальности». И умный Меньшиков задавал вопрос: "Не лучше ли
добиться того, чтобы уже существующая государственность функциони¬
ровала как следует, т.е. чтобы права законодательных палат не были
призрачными, а достигли всей полноты вложенного в них замысла?.. Ведь
все равно, рано или поздно придется перенимать у соседей хорошую
систему власти, так не лучше ли ее перенять своевременно, нежели с
мучительным опозданием?"10 11
Но власть шла своим путем - максимум статус-кво, минимум перемен.
Впоследствии, уже в эмиграции, бывший премьер-министр А. Трепов в
одной из статей утверждал, будто Николай П сознавал необходимость ре¬
форм, но, считая, что во время войны их проводить нельзя, откладывал до
победы11. Может быть, это и так, однако известно, что Николай II всей
9 Оппозиция избрала Распутина главой мишенью для дискредитации Николая II и
Александры Федоровны. И надо сказать, добилась своего. Моральный авторитет власти
был значительно подорван, что в большой мере обусловило быстроту ее падения.
10 Новое время (Пг.). 1917. 4(17) февр.
11 Новое время( Белград). 1924.20 апр.
8
душой был привержен самодержавию. Все же реальность заставляла его,
человека нерешительного, но упрямого, проявлять осторожность, ма¬
неврировать между двумя политическими флангами. Даже пресловутая
министерская чехарда, перетасовка министров, в которой обычно ус¬
матривают лучшее свидетельство маразма власти, в сущности, являлась
попыткой сбить, погасить политические страсти, бушевавшие и ’’справа”
и "слева”. Результат, однако, оказался плачевный: ни та, ни другая сто¬
рона не была удовлетворена; уступки одной стороне вызывали акти¬
визацию другой, и круг замыкался снова. Рамки маневрирования сужа¬
лись, а ’’верховная власть” все более изолировалась.
Позднее, в Пскове, когда генерал Рузский будет убеждать Николая II
"даровать” наконец ответственное перед Государственной Думой прави¬
тельство, царь раскроет "загадку” своего упрямства. Возражая Рузскому,
будет говорить, что формула ’’государь царствует, а правительство управ¬
ляет” ему непонятна, что для принятия ее ’’надо было иначе быть
воспитанным, переродиться”. К тому же, по словам Рузского, царь выска¬
зывал твердое убеждение, что ’’общественные деятели" - либеральные
интеллигенты - люди совершенно неопытные, не справятся с управле¬
нием и откроют путь силам стихии12.
Убийство Распутина, которое, по расчетам некоторых монархистов,
связанных с оппозицией, должно было освободить царскую чету от влия¬
ния "темных сил" и повернуть ее лицом к "общественности", показало,
пожалуй, только одно: политическая сила Распутина гиперболизирова¬
лась в представлении оппозиции или, скорее, сознательно ею раздува¬
лась...
К концу декабря правый крен правительственного курса значительно
усилился. По прибытии в Царское Село царь предпринял новую мини¬
стерскую перестановку. 27 декабря премьер-министр А. Трепов, канди¬
датура которого при назначении 10 ноября рассматривалась как жест в
сторону думской оппозиции, был уволен в отставку. Его заменил "выну¬
тый из нафталина" престарелый князь Н. Голицын - протеже и дове¬
ренный Александры Федоровны, известный в прошлом ’’либералоед". Но
на первый план решительно выдвинулся уже упоминавшийся нами
А. Протопопов, октябрист, перебежчик из думской оппозиции, счи¬
тавшийся теперь "распутинцем".
Так укрепив, как он, видимо, считал, позиции власти, Николай II встре¬
чал Новый год в Царском Селе, в кругу любимой семьи. Он отдыхал
душой: аккуратно посещал рождественские елки царскосельских гвардей¬
ских полков, слушал, как "усладительно" играл на балалайках и домрах
оркестр Железнодорожного полка, раздавал подарки офицерам и солда¬
там. Но тревога в его сердце жила. 31 декабря он записал в дневнике: "В 6
часов поехал ко всенощной. Горячо помолились, чтобы господь уми¬
лостивился над Россией!”13
12 См.: Отречение Николая II: Воспоминания очевидцев: Документы. Л., 1927. С. 147.
13 Дневники императора Николая II. М., 1991. С. 617.
9
* * *
Еще в начале ноября 1916 г. оппозиционный ’’Прогрессивный блок”
(объединение оппозиционных, главным образом либеральных, партий в
Думе), засевший в думских "окопах”, покинул их и атаковал царскую
власть, неся на своих знаменах лозунг "министерства доверия", которое,
по расчетам, должно было стать важным шагом на пути к конституцион¬
ной монархии. Главный удар наносил П. Милюков. Известный своими
трудами историк, начавший борьбу с самодержавием еще в студенчестве,
он уже в начале века выдвинулся в лидеры либерального движения,
поставившего целью борьбу за превращение России в правовое государ¬
ство западного образца. Он считал, что "между самодержавием и консти¬
туционализмом нет промежуточной позиции’’14. В 1917 г. сходную мысль
будет отстаивать Ленин, но уже применительно к отношениям между
буржуазией (кадетами) и пролетариатом (большевиками). В 1915 г. Ми¬
люков стал ключевой фигурой думского "Прогрессивного блока". Недав¬
но он вернулся из заграничной поездки в составе делегации IV Государ¬
ственной Думы. За рубежом он собрал газетные сведения, будто бы
уличавшие царское правительство в тайных переговорах о сепаратном
мире с Германией. Теперь с думской трибуны он пустил в ход этот "ком¬
промат". "Кучка темных личностей руководит в личных и низменных
интересах важнейшими государственными делами... - говорил Милю¬
ков. - Я вам назову этих людей: Манасевич-Мануйлов, Распутин, Пити-
рим, Штюрмер". Милюков утверждал, что эта "придворная партия"
группируется вокруг "молодой императрицы". Свою речь он сопровождал
эффектным рефреном: "Что это - глупость или измена?" Впоследствии
сам Милюков признал, что его "разоблачения" фактически не имели ка¬
ких-либо оснований. Утверждения о существовании некой "придворной
камарильи" и реальной возможности сепаратного мира с Германией ока¬
зались не более чем легендами.
Но острая политическая борьба разнуздывала страсти, и требования
неукоснительной истины часто приносились им в жертву. Согрешил и
Милюков. Задавая свой сакраментальный вопрос, он скорее всего
рассчитывал на ответ: "Это - измена!" - и не ошибся. Речь Милюкова,
как и речи двух других "прогрессистов" В. Маклакова и В. Шульгина, в
гектографированных листовках "ходили" в тылу и на фронте, будоража
общественность, усиливая подозрительность, раздражение и гнев в раз¬
личных ее слоях. По свидетельству видного кадета В. Оболенского, "ощу¬
щение, что Россия управляется в лучшем случае сумасшедшими, а в худ¬
шем - предателями, было всеобщим’’15. Отрезвление и прозрение в
либеральные круги придет позднее, когда многие из их представителей
окажутся уже за рубежом.
Ноябрьский словесный "штурм", казалось, принес "Прогрессивному
блоку" успех. Ненавистный премьер Штюрмер, подозреваемый в гер¬
манофильстве, пал. Даже Александра Федоровна вынуждена была при¬
знать, что он "играет роль красной тряпки в этом доме умалишенных"
14 Милюков П. Воспоминания. М., 1991. С. 167.
15 Оболенский В.А. Моя жизнь и мои современники. Париж, 1988. С. 124.
10
(т.е. в Думе) и должен уйти. Но по инерции думская ’’атака” еще про¬
должалась по крайней мере до середины декабря. Вдохновленные ею
Земский и Городской съезды в Москве приняли "боевые резолюции",
требовавшие "монарха, охраняемого ответственным перед страной и
Думой правительством". Однако власть выдержала "атаку" и устояла.
Настудило затишье. Перед Рождеством Милюков поехал в Крым
отдохнуть, повидаться со старейшиной российского либерализма И. Пет-
рункевичем, жившим в Гаспре. "Должен признаться, - вспоминал Милю¬
ков, - что в наших разговорах... о том, что ожидало Россию, было больше
гаданий, чем конкретных суждений о том, что предстояло через два
месяца"16.
На пути из Крыма в Петроград Милюков остановился в Москве. Здесь
в кругах, связанных с "Прогрессивным блоком", "по секрету" на кварти¬
рах поговаривали, что "в ближайшем будущем можно ожидать дворцо¬
вого переворота". Говорили, что главным организатором является быв¬
ший председатель III Государственной Думы и лидер октябристской пар¬
тии А. Гучков, что "втянуты" крупнейший земский деятель князь
Г. Львов, кавалерийский генерал А. Крымов и другие, что цель "накле¬
вывавшегося" переворота - устранение Николая и Александры Федо¬
ровны и замена их наследником Алексеем при регентстве брата царя,
великого князя Михаила Александровича. Считалось, что малолетство
нового царя и слабохарактерность великого князя помогут перейти к
конституционной монархии.
Но время шло, а ничего не происходило. Председатель Городского
союза М. Челноков, также якобы причастный к заговору, впоследствии
утверждал: "Никто об этом серьезно не думал, а шла болтовня о том, что
хорошо бы, если бы кто-нибудь это устроил". И сам Милюков позднее
писал: "Интеллигентские круги... могли мечтать о дворцовом перевороте,
который не наклевывался". А если бы "наклюнулся"? Гучков перед
смертью говорил: "Я до сих пор глубоко убежден: если бы удалось
провести технически все это до конца, мы избегли бы всего последую¬
щего, но трудности заключались именно в технике дела и в том, что не
только в низших, но и в средних слоях военного командования... не
встречалось жгучего чувства долга, повелевающего, что нельзя остаться
в стороне..."17
В первый день нового года в "верхах" разразился скандал. В Зимнем
дворце был большой прием. Присутствовал сам царь. Но он, кажется так
и не узнал о случившемся бурном инциденте. А. Протопопов, этот, по
характеристике Милюкова, "ласковый теленок", желавший сосать "двух
маток" - думский блок и власть, - подошел для рукопожатия к пред¬
седателю Думы. "Родной мой, - вкрадчиво сказал он, придержав М. Род¬
зянко за локоть, - ведь мы можем столковаться". Большой, грузный Род¬
зянко резко отвел руку Протопопова, гулко пробасив: "Оставьте меня!
Вы мне гадки!" Тут же последовал вызов на дуэль. Но она не состоялась.
Прошел слух, будто Протопопов не прислал секундантов.
16 Милюков П. Воспоминания. С. 447.
17 Александр Иванович Гучков рассказывает... М., 1993. С. 12.
Поединка лидеров власти и оппозиции не последовало, они разошлись,
и это, вероятно, было символично. В тот же день ’’весь Петроград”
говорил об этом. Канцелярию Протопопова засыпали письмами, требую¬
щими его немедленной отставки. ”Г-н Протопопов, - писал некий аноним
из Харькова, - уходите пока не поздно... Ведь вашего святого (т.е.
Распутина. - Г.И.) убили... а вы не святой. Нам вы не нужны, кому вы
нужны - один Бог знает. Немцам, должно быть. Так и шли бы к ним, чем
тут гадости строить. Ведь вы губите Россию под маской патриота, скры¬
вая немецкую физиономию... Вам не подает руки Родзянко, скоро не бу¬
дут подавать и правые...’’18
Уже после победы Февраля 1917 г., с чувством безнадежности наблю¬
дая дальнейший рост революционной анархии, правый кадет В. Маклаков
скажет: "Если потомки проклянут эту революцию, то они проклянут и
нас, не сумевших вовремя переворотом сверху предупредить ее!”
А П. Милюков на склоне лет с грустью констатировал: "Мы были не¬
опытные революционеры и плохие заговорщики".
В сущности, это было трагедией российской либеральной интелли¬
генции. На протяжении многих лет она писала и говорила о ’’служении
народу”, звала его к борьбе. Дума даже отказалась осудить политический
террор. Но когда этот народ поднялся, она ужаснулась. Это был совсем
не тот народ, который рисовался ей в ее идиллических представлениях: он
внушал страх своей ненавистью, анархией, пугачевщиной. Нашумевший
сборник "Вехи" (1909 г.), представленный лучшими философами и публи¬
цистами либерального лагеря, призывал отвергнуть революцию как сред¬
ство переустройства общества и искать его на путях религиозного
просвещения и нравственного самоусовершенствования. Без этого, счи¬
тали "веховцы", политические перемены будут бессильны изменить и
улучшить жизнь. В.И. Ленин сурово оценил эту проповедь как либераль¬
ное ренегатство. В революционном лагере были твердо убеждены, что
социальные проблемы надо не постепенно развязывать, а разрубать, если
придется, и топором. Здесь горели нетерпением, верили в то, что только
радикальные, революционные перемены изменят мир. Будущее показало,
каким ошибочным окажется и этот путь.
Конечно, не все в либеральном лагере разделяли веховские взгляды, не
все последовали призыву "благословлять власть", своими штыками ог¬
раждающую общество от "ярости народной". Кадеты, например, как
партия продолжали оставаться в оппозиции. Более того, некоторые ка¬
деты, занимавшие левый фланг, предпринимали попытки соединить
действия оппозиции с массовым движением, чтобы ввести его в думские
либеральные берега. Эти попытки встречали понимание и поддержку со
стороны лидеров правосоциалистических, как тогда говорили, оборон¬
ческих групп. Но и либералы, и социалисты-оборонцы действительно
были страшно далеки от народа. Милюкову писали: «... пусть гг. Милю¬
ковы и Маклаковы заткнут свои рты собственными речами, написанными
на грязной бумаге и пойдут на фронт, в окопы, там им покажут, что такое
война, а то им хорошо здесь, сидя в кабинете, где-нибудь на Бассейной
18 ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 706. Л. 3.
12
улице, сочинять свои речи... Если бы они хотели выразить желание
народа, они бы крикнули на весь свет: ’’Долой войну!”... Если мир не бу¬
дет заключен в самом ближайшем будущем, то можно с уверенностью
сказать, что будут беспорядки на этой почве, как внутри страны, так и в
армии...»19
В плане статьи "Уроки войны", составленном в начале 1917 г., В.И. Ле¬
нин, находившийся тогда далеко от России, в Швейцарии, записал тезис:
«Подход социально-экономический. "Not kennt kein Gebot"»20, т.е. "Нужда
не признает никаких законов".
Конец 1916 г. принес рабочему классу, крестьянству и солдатской
массе новые тяготы и страдания. Мобилизация, рост дороговизны, длин¬
ные "хвосты" за хлебом, оскорбляющие слухи о "пире во время чумы"
там, "наверху", о Гришке Распутине. Ненависть, злоба, чего так страши¬
лись религиозный царь и "плохие заговорщики" Милюков с Гучковым,
вот-вот могли прорваться наружу. Россия все больше напоминала
пороховой погреб, но даже пороховые погреба не взрываются, если в них
не бросят зажженую спичку...
ПОБЕГ
В 20-х числах апреля 1915 г. 48-я "Стальная" пехотная дивизия
прикрывала отход русских войск - 3-й и 8-й армий Юго-Западного фрон¬
та - с Карпат. Ее "зарывчатый" начальник, генерал-лейтенант Лавр
Георгиевич Корнилов в нарушение полученного им приказа не сумел вы¬
вести дивизию из-под германского контрудара. Она была рассечена, ча¬
стично окружена и пленена. Попали в плен раненый в руку и ногу
Корнилов и его начальник штаба полковник Кислов.
Казалось, военная карьера Корнилова закончилась. А до этого она
шла довольно успешно, хотя к началу мировой войны он не был широко
известен в армии. В сохранившемся в архиве "Полном послужном списке
подпоручика туркестанской артиллерийской бригады Корнилова Лавра
Егорьевича", составленном в августе 1892 г., указано, что он родился 18
августа 1870 г. в станице Каркарлинской и был сыном коллежского
секретаря, уроженца Семипалатинской области, и казашки. Не исклю¬
чено, конечно, что отец Корнилова выбился в коллежские секретари из
простых казаков.
Корнилов был образованным военным. Он закончил Сибирский
кадетский корпус в Омске и Михайловское артиллерийское училище. В
1892 г. был направлен в Туркестан; через три года поступил в Академию
Генштаба и закончил ее с золотой медалью. Затем начал тянуть "служеб¬
ную лямку" в Польше и снова в Туркестане. Здесь молодой Корнилов
был "задействован" в разведывательных операциях, связанных с русскими
военными экспедициями в Восточной Персии. Журналы печатали его
19 Там же. Л. 6, 8 об.-9.
20 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 30. С. 397.
13
обзорные статьи о Персии, Китае, Индии, а в 1903 г. он даже опубликовал
книгу "Кашгария, или Восточный Туркестан. Опыт военно-статистиче¬
ского описания”.
В годы русско-японской войны Корнилов был начальником штаба
стрелковой бригады, за храбрость получил Георгия 4-й степени. Затем
вновь служба в разных военных округах - в Туркестане, на Кавказе, в
Прибалтике. В 1907 г. в чине полковника Корнилова назначили военным
агентом в Китае, и он хорошо изучил эту страну. Мировая война застала
его начальником 1-й бригады 9-го Сибирского корпуса, вкоре он получил
1-ю бригаду 49-й пехотной дивизии, а затем 48-ю пехотную дивизию
("с зачислением по Генеральному штабу"), которую и "положил" в Кар¬
патских горах. Лишь остатки ее, правда, со знаменами всех полков,
пробились к городкам Роги и Бржозов.
По некоторым данным, еще до этого, в 1914 г., командующий 8-й
армией генерал А. Брусилов порывался отдать Корнилова под суд за
действия, грозившие его бригадам разгромом. Теперь по делу о боевых
действиях 48-й пехотной дивизии с 21 по 24 апреля 1915 г. было учинено
расследование. Командовавший 24-м корпусом генерал Цуриков в
должностном рапорте постарался представить события таким образом:
его 24-й корпус в целом сумел в тяжелых условиях все-таки отойти с
Карпат, а неудача, постигшая 48-ю дивизию, входившую в состав корпуса,
есть результат просчетов ее начальника Корнилова. "Если бы генерал-
лейтенантом Корниловым, - писал Цуриков, - была правильно оценена
обстановка и поставленная дивизии задача, правильно организован и
своевременно исполнен марш, указанный моим приказом... то дивизия
отошла бы благополучно на указанную ей новую линию: Роги - Сенява".
Впрочем, Цуриков пытался дать Корнилову шанс оправдаться: "За на¬
хождением генерал-лейтенанта Корнилова в плену" невозможно точно
установить, в силу каких обстоятельств он так промедлил с отходом в
ночь с 22 на 23 апреля, "а самый отход направил по наиболее опасному и
невыгодному направлению"1.
Военные эксперты, занимавшиеся этим делом, отнюдь не склонны
были безоговорочно принимать цуриковские интерпретации. В одном из
документов отмечалось, что хотя войска 24-го корпуса "свято выполнили
свой долг перед государем и родиной", но "в отношении управления этими
войсками, как представляется, были допущены крупные недочеты", и
лишь пассивность противника спасла корпус. Однако высшее командо¬
вание в лице комайдующего Юго-западным фронтом генерала Н.И. Ива¬
нова и верховного главнокомандующего великого князя Николая Нико¬
лаевича, по-видимому, поспешило извлечь из случившегося свою выгоду.
Поскольку после успехов Юго-западного фронта летом 1914 - зимой
1915 г. в Галиции началась полоса неудач, спасение знамен фактически
разгромленной 48-й дивизии было представлено как доблестный подвиг.
Николай Николаевич ходатайствовал перед царем о награждении Корни¬
лова и других чинов дивизии георгиевскими крестами.
1 Российский государственный военно-исторический архив. Ф. 2003 (Ставка). On. 1.
Д. 1028 (1). Л. 13 об., 14,65 (далее - РГВИА).
14
Тем не менее по возвращении Корнилова из плена (летом 1916 г.)
расследование его действий в дни командования 48-й дивизией было,
вероятно, возобновлено. 16 октября 1916 г. штаб Западного фронта по¬
требовал от Корнилова дать свои соображения о боях 48-й дивизии в
апреле 1915 г., однако они не были представлены вплоть до мая 1917 г. А
к тому времени все в России круто изменилось. Монархия пала. Корни¬
лов, после побега из плена ходивший в героях, теперь командовал
Петроградским военным округом. И все-таки дело снова оживилось. В
связи с предстоящим назначением Корнилова командующим 25-м
корпусом новый Верховный главнокомандующий генерал М. Алексеев
запросил материалы о гибели 48-й дивизии в 1915 г. В переписке с
ним Корнилов признался, что "в несчастье доблестной дивизии" вино¬
ват и он2.
Но вернемся к 20-м числам апреля 1915 г., когда после четырех¬
дневных блужданий по карпатским лесам Корнилов оказался в австрий¬
ском плену. Сначала пленного генерала поместили в замок Нейгенбах
близ Вены. Это был "элитный" лагерь - генеральско-офицерский. Среди
русских военнопленных находился между прочим известный летчик
А.А. Васильев, прославившийся еще до войны своим перелетом по
маршруту Петербург-Москва. Летом 1914 г. его аэроплан, на котором
находился генерал-лейтенант Е.И. Мартынов (бывший сослуживец
Корнилова по Заамурскому округу), был сбит над линией фронта.
В Нейгенбахе Корнилов, Мартынов и Васильев обдумали фантасти¬
ческий план побега. Они решили любым способом попасть на аэродром
возле Вены, захватить самолет и улететь. Ничего из этого, конечно, не
вышло, да и вряд ли могло выйти, но в лагере поползли слухи о "пре¬
дательстве". Кое-кто "грешил" на Мартынова, хотя не существовало аб¬
солютно никаких улик. В наказание власти Нейгенбаха развели порознь
готовившуюся к побегу троицу. Васильва отправили в лагерь Эстергом, а
Корнилова и Мартынова сначала в Юзефов, затем в лагерь в селе Лекка
(замок графа Эстергази)3. Корнилов постоянно был мрачен, мало с кем
разговаривал, днями лежал на койке, отвернувшись к стене. Обслуживал
его в качестве денщика пленный солдат Д. Цесарский, о котором пого¬
варивали, что по указанию начальства лагеря он следит за Корниловым.
Вряд ли это соответствовало действительности, так как Цесарский
сыграл затем важную роль в организации побега Корнилова.
В Лекке шла своя жизнь, велись горячие споры, распространялась
даже пораженческая агитация. Появлялся в лагере и журнальчик "Рус¬
ские известия" с сообщениями о происходящем в России, особенно в
борьбе правительства с Государственной Думой, с либеральными партия¬
ми, революционным движением. Выпускал его, как считали, австрийский
генштаб, по-видимому, не без помощи некоторых антицаристски на¬
строенных военнопленных. Корнилов, листая журнал, в ярости его от¬
швыривал, говорил Мартынову, что с удовольствием повесил бы всех
этих Тучковых и Милюковых на одной перекладине.
2 Там же. Л. 62.
3 ГАРФ. Ф. 6256. Отт? 1. Д. 2. Л. 84-86.
15
Впоследствии Мартынов рассказал об этом в книге ’’Корнилов: по¬
пытка военного переворота”, вышедшей в Москве в 1927 г. (о том же
рассказывает и Солнцев-Засекин). Интересно отметить, что в январе
1917 г., когда Корнилов уже находился в России, его попросили указать
имена тех, кого он сочтет необходимым обменять по предложению
австрийцев на их полковника князя Сулковского. В Ставку поступило
отношение, что ’’бежавший из плена генерал Корнилов ходатайствовал о
принятии мер к освобождению из плена генерал-лейтенанта Марты¬
нова’’4.
Знал ли об этом Мартынов, писавший книгу о Корнилове 10 лет
спустя?..
Когда Корнилову каким-то образом удалось узнать, что у нескольких
пленных русских офицеров в Эстергоме, которых собираются перевести в
лагерь-госпиталь Кассек, имеются документы, дающие надежду на побег,
он тут же начал действовать, чтобы получить перевод в Кассек.
Корнилов почти перестал есть, худел и, чтобы вызвать сердцебиение, пил
крепчайший чай. К середине июня 1916 г. он добился своего: с расстроен¬
ным здоровьем его перевели в Кассек.
Вскоре из Эстергома Корнилову передали необходимые документы, и
он начал готовиться к новому побегу.
Сведений о подготовке этого ставшего удачным побега немного, а
главное, они носят, как правило, самый общий характер, и далеко не
всегда совпадают друг с другом. Но оказалось, что в бывшем Русском
зарубежном архиве (сейчас в ГАРФ) хранятся мемуары полковника
А. Солнцева-Засекина, написанные в 1925 г. в Праге. Во введении он
утверждает, что писал "по личным воспоминаниям, рассказам участников
организации побега и самого генерала Корнилова’’5. Воспоминания
Солнцева-Засекина, действительно, наиболее подробный, детальный рас¬
сказ о побеге Корнилова из плена, и именно он взят здесь за основу
повествования об этом.
Лечивший Корнилова в Кассеке русский врач Гутковский и уже
упоминавшийся Цесарский свели знакомство с заведовавшим аптекой
военным фельдшером чехом Ф. Мрняком. По сговору с Корниловым и на
его деньги Мрняк достал необходимую одежду, пистолет, патроны, ком¬
пас. Раздобыл он и два "липовых" документа, так как ранее переданные
Корнилову годились только до Будапешта, откуда Корнилов и Мрняк
должны были следовать до ст. Карансебвеш (у румынской границы) по
"увольнительным" на имя солдат Владислава Латковича и Иштвана
Немета.
За несколько дней до намеченного срока Корнилов "по болезни" со¬
вершенно перестал выходить из своей комнаты. В назначенный день, 11
августа по новому стилю, утром одетый в австрийскую форму Корнилов в
черных очках вышел из лагеря. Часовой, разморенный жарой, лениво
проводил его равнодушным взглядом. На квартире Мрняка, который
заявил начальству, что уезжает к родителям, Корнилов переоделся в
4 РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 548. Л. 21-21 об.
5 ГАРФ. Ф. 6256. On. 1. Д. 2. Л. 1-2, 6-7.
16
австрийскую форму; сбрил усы, снова надел черные очки. Мрняк вытра¬
вил ему родинку под глазом, чтобы ликвидировать "особую примету".
Оставшиеся в лагере Гутковский и Цесарский должны были скрывать от¬
сутствие пленного генерала дня три-четыре. Для этого Гутковский
должен был аккуратно в положенные часы посещать "больного Корни¬
лова", а Цесарский - носить в пустую комнату пищу и съедать ее там. Но
побег обнаружили на второй день, правда случайно. В лагере умер рус¬
ский военнопленный. На отпевание пришли все соочественники, кроме
Корнилова. За ним тут же послали. Немедленно были арестованы Гут¬
ковский, Цесарский и еще два солдата, связанные с Цесарским. Лагерь
оцепили, дали знать на соседние станции, в близлежащие городки и се¬
ления.
Между тем Корнилов с Мрняком, меняя пассажирские поезда, добра¬
лись до Будапешта. Предъявив "эстергомские" документы, заночевали
там на этапном пункте, а вечером выехали в Карансебвеш, откуда надо
было уже своим ходом двигаться к румынской границе. Казалось, все шло
как нельзя лучше. В Карансебвеше сошли с поезда, за городом в лесу
переоделись в штатское. Но с этого момента начались неудачи. Мрняк
сбился с дороги, потерял заранее намеченные ориентиры. Четыре дня
они блуждали в лесистых горах, не имея продовольствия, питались только
ягодами и грибами. Корнилов чувствовал себя совсем плохо, иногда
говорил Мрняку о яде, который у него был с собой. 17 августа беглецы
вышли к какой-то кантине. Решили, что Мрняк пойдет за едой, а Корни¬
лов будет дожидаться его в лесу. Не прошло и получаса, как послы¬
шались выстрелы и крики: Мрняк был задержан австрийским конвоем,
охранявшим группу работавших там русских пленных.
Корнилов проблуждал еще несколько дней не зная дороги, вновь
вышел к Карансебвешу (где в это время уже шел суд над Мрняком),
откуда на поезде добрался до ст. Оршов и опять наугад пошел к границе.
Обувь была разбита, одежда изорвана, силы покидали его. Вечером 25
августа он услышал вдалеке лай собак и решил идти на него. Оказалось,
что он наткнулся на пастуха-румына. Два дня Корнилов отлеживался в
шалаше, на третий день пастух вывел его к Дунаю. На той стороне была
Румыния...
Когда обессилевший Корнилов, цепляясь за кусты и камни, выбрался
на противоположный берег, его подобрали румынские крестьяне и по¬
вели в село, где уже находились несколько задержанных лиц неуста¬
новленной национальности. Румыния только что вступила в войну, и
власти всячески раздували шпиономанию среди населения. Опасаясь уго¬
дить в контрразведку, Корнилов твердил, что он - русский, рядовой
Рымникского пехотного полка 48-й дивизии (которой сам когда-то коман¬
довал), бежал из плена. Румыны смотрели и слушали с подозрением. И
только когда какой-то фельдфебель, тоже бежавший из плена, "опознал"
его, Корнилова присоединили к группе военнопленных, этапом от¬
правлявшейся в Турну-Северин.
Ранним утром в конце жаркого августа 1916 г. на запыленную площадь
этого городка пригнали команду русских солдат, то ли бежавших из
плена, то ли дезертиров. Оборванные, некоторые даже босые, они выгля¬
17
дели изможденными и угрюмыми. Вышедший к ним русский штабс-
капитан объявил, что Румыния вступила в войну с Германией и Австро-
Венгрией и что после проверки все они будут направлены в формирую¬
щуюся часть для отправки на фронт. Он уже собирался было уходить, как
вдруг из строя вышел небольшого роста, тощий, заросший рыжеватой
щетиной солдат. В нарушение всех уставных норм, не встав "смирно”
перед офицером и не обратившись ’’как положено”, резким, охрипшим
голосом крикнул: ’’Постойте! Я скажу - кто я!” - ’’Черт! - подумал капи¬
тан. - Наверное, офицер... Нехорошо я эдак всех разом под одну гре¬
бенку..." - "Вы офицер? - спросил он как можно участливее. - В каком
чине?" Солдат стоял, покачиваясь, спазматические, булькающие звуки
вырывались у него из горла. Наконец он овладел собой и громко про¬
изнес: "Я - генерал-лейтенант Корнилов! Дайте мне приют!" 31 августа
Корнилов был уже в Бухаресте, откуда через Киев выехал в Ставку на
прием к царю.
Несмотря на довольно подробные воспоминания Солнцева-Засекина,
относительно побега не все ясно. Уже находясь в Киеве и атакованный
там корреспондентами газет, горевшими желанием побольше узнать о
"сенсации", Корнилов был сумрачен и несловоохотлив. «Во всех под¬
робностях о побеге рассказать не могу, - говорил он корреспонденту
"Нового времени". - Вы это, конечно, понимаете...» А из корреспон¬
денции "Русского слова" военная цензура вообще вырезала целый кусок,
оставив в газете белое пятно6.
Сохранился рассказ прикомандированного к Ставке военного кор¬
респондента "Русских ведомостей” Н. Каржанского о появлении там
Корнилова: последний уже в Киеве переоделся в новенький генеральский
мундир, и все ожидали, что по прибытии в Могилев он тут же явится к
"деду", как офицеры Ставки называли генерала Алексеева. Однако
Корнилов направился не в Ставку, а в гостиницу. Когда обед, на котором
присутствовали генералы, иностранцы, свитские, заканчивался, распах¬
нулась дверь и вошел человек с двумя Георгиями на груди. Четким шагом
он подошел к "деду" и отрапортовал: "Честь имею явиться вашему
превосходительству. Генерал Корнилов"7. Эффект был полный... На¬
сколько достоверен этот рассказ, сказать трудно.
После приема у царя Корнилов уехал в Петроград. "Русское слово"
15 сентября 1916 г. сообщало о посещении им Михайловского артилле¬
рийского училища, которое он когда-то закончил. Генерал "пропустил
мимо себя парад", а один из юнкеров прочитал в его честь стихи соб¬
ственного сочинения. Сибирские казаки из станицы Каркарлинской, к
которой был приписан Корнилов, прислали ему золотой нательный крест
и 100 рублей. Именно побег из плена сделал имя Корнилова достаточно
известным. По спискам Ставки, на сентябрь 1916 г. в германском и ав¬
стрийском плену находились 62 русских генерала, а бежал оттуда лишь
Корнилов. В 1917 г., когда карьера Корнилова в новых обстоятельствах
резко пошла вверх, журналисты из правого лагеря, прославляя ново¬
6 Новое время. 1916. 3 сент.; Русское слово. (М.). 1916. 4 сент.
7 Каржанёкий Н. Верховные главнокомандующие России. 1914-1917 гг. // Пережитое.
М., 1918. Кн. 1.С. 35.
18
явленного "вождя” и "спасителя России", широко использовали его побег
из плена в пропагандистских целях8. Не чурались при этом и явных пре¬
увеличений.
В эмигрантских мемуарах председатель Главного комитета прокорни-
ловского "Союза офицеров армии и флота" полковник Л.Н. Новосильцев
писал, что в июне 1917 г., когда он и другой член Главного комитета
подполковник В.И. Сидорин приехали из Ставки в Петроград для об¬
суждения с "общественными деятелями" возможных кандидатур в дикта¬
торы, М.В. Родзянко в числе других назвал и Корнилова. Новосильцев и
Сидорин, будущие видные корниловцы, возражали, ссылаясь на то, что
этих генералов не знает никто, кроме офицерских верхов. Впрочем,
добавляет Новосильцев, Корнилова немного знали из-за побега.
В начале осени 1917 г. Корнилов вновь "убыл" на фронт. Ему был дан
25-й пехотный корпус, входивший в состав Особой армии Юго-западного
фронта. По мнению нового командующего фронтом генерала А.А. Бру¬
силова, это был максимум, на что вообще мог претендовать Корнилов.
Он не забыл корниловскую "партизанщину" и "зарывчатость" в 1914—
1915 гг. Кто мог думать, что уже совсем близкие события переменят все,
в том числе и судьбу обоих генералов?
ЗРИТЕЛЬ БЕЗ БИНОКЛЯ
Необычная роль в истории России выпала на долю тихого Симбирска.
В конце 60-х - начале 80-х годов XIX в. здесь родились три мальчика,
которым через три-четыре десятилетия суждено было олицетворять ог¬
ромный социальный катаклизм. В 1866 г. здесь родился А. Протопопов -
последний министр внутренних дел Николая II, на котором лежала от¬
ветственность за безопасность царского режима. Через 15 лет, в 1881 г. в
том же Симбирске появился на свет А. Керенский, возглавивший Времен¬
ное правительство, которое сменило власть Романовых. А между этими
двумя датами, в 1870 г., Симбирск дал миру В. Ульянова-Ленина, вождя
Октябрьской революции, "перевернувшей" Россию и потрясшей весь
мир...
Мать Керенского - Надежда Александровна (в девичестве Адлер) -
дочь генерала, служившего начальником топографического отдела в
штабе Казанского военного округа. Отец - Федор Михайлович - из семьи
приходского священника Пензенской губернии, русский интеллигент-
демократ, человек той замечательной среды, которая была вызвана к
жизни освободительными реформами Александра II, перестройкой 60-х
годов XIX в. Целью таких людей было служение народу. Федор Михай¬
лович беззаветно служил ему, выражаясь старомодным языком, на ниве
просвещения (в Симбирске он был директором мужской гимназии и
средней школы для девочек), как и его коллега и добрый знакомый Илья
Николаевич Ульянов.
8 РГВИА. Ф. 2003 (Ставка). Оп. 2. Д. 548. Л. 6-13; Туземцев Н. Генерал Л.Г. Корнилов.
Ростов-на-Дону, 1919; Пронин В. Генерал Л.Г. Корнилов. Ростов-на-Дону, 1919.
19
В судьбе семьи Ульяновых после смерти ее главы и ужасной казни
старшего сына - народовольца Александра Федор Михайлович, не убо¬
явшись отчуждения и враждебности симбирской ’’общественности”, при¬
нял горячее участие. На золотом аттестате Владимира Ульянова стоит
подпись Федора Керенского. Есть свидетельства, что В.И. Ленин с уваже¬
нием вспоминал директора своей гимназии, не отвернувшегося от Улья¬
новых в тяжкий для них час. Как знать, не сказалось ли это и на судьбе
Александра Федоровича Керенского в 1917-1918 гг., когда с ’’вершин
власти” ему пришлось уйти в подполье1.
В 1889 г. Ф.М. Керенского перевели в Ташкент, и А. Керенский про¬
жил там десять лет, до 1899 г., когда уехал в Петербург для поступления
на юридический факультет университета.
В 1904 г. Александр Керенский закончил юридический факультет
Петербургского университета и прямо со студенческой скамьи, как
и многие в то время, шагнул в революцию. «Мы, - напишет он в будущем,
- вступали в ряды революционеров не в результате того, что подпольно
изучали запрещенные идеи. На революционную борьбу нас толкал сам
режим. Ограничение автономии Финляндии, притеснения армян, еврей¬
ские погромы, жестокие расправы с крестьянскими повстанцами, позор
войны с Японией, ’’Кровавое воскресенье" 9 января 1905 г. ... Я пришел к
выводу, что по вине верховной власти Россию ждут великие беды и
испытания». Но в отличие от многих молодых людей, его сверстников,
Керенский не принял марксизм. Впоследствии он так объяснил это: «Я
читал также статьи молодого марксиста-экономиста Петра Бернгардо¬
вича Струве. Но когда я дошел до той страницы, где он пишет, что ин¬
дивидуальности нет места в природе и ее не следует принимать в расчет, я
понял, что марксизм не для меня. Мое отношение лишь укрепилось, когда
я познакомился с "Коммунистическим манифестом" Маркса и Энгельса,
где утверждается, что общечеловеческая мораль лишь орудие в клас¬
совой борьбе, а мораль рабочего класса не имеет ничего общего с мо-
ралью капиталистического мира z.
Когда в декабре 1905 г. Керенского арестовали, в руки полиции попали
документы, свидетельствовавшие о его связях с эсерами и даже с их Бое¬
вой организацией. Сам Керенский много позднее писал, что он лишь
намеревался вступить в эсеровскую Боевую организацию, чтобы участ¬
вовать в покушении на Николая II, но ее руководитель Е. Азеф будто бы
не принял его по причине отсутствия у него опыта. Так или иначе из
тюрьмы его скоро выпустили, отправили в Ташкент, но филерское на¬
блюдение за ним не снималось вплоть до самой Февральской революции.
В охранке он проходил под именем "Скорый". Сохранились агентурные
сведения, согласно которым перед войной Керенский якобы входил в
Петроградский комитет эсеров.
В 1906 г. Керенский начал адвокатскую деятельность на политических 1 2
1 В июле 1989 г. "Неделя" опубликовала интервью с одним из сыновей А.Ф. Керенского -
Глебом. Он рассказал, что его мать О.Л. Барановская и брат Олег вплоть до 1921 г. жили в
Котласе, "когда матери наконец удалось выхлопотать в ЧК разрешение на эмиграцию'
(Неделя. 1989. №30. С. 11).
2 См.: Керенский А.Ф. Россия на историческом повороте: Мемуары. М., 1993. С. 24.
20
процессах, быстро принесшую ему всероссийскую известность. В 1909 г.
он защищал участников дерзкого Миасского ’’экса”, в ходе которого груп¬
па южноуральских большевиков-боевиков, совершив нападение на почто¬
вый поезд, захватила крупную сумму денег для партийных нужд.
В 1912 г. он участвовал в судебном процессе, который царские власти
затеяли против арестованных лидеров армянской партии "Дашнакцутюн”.
В том же году он возглавил общественную комиссию, расследовавшую
обстоятельства событий на р. Лене, во время которых команда солдат
расстреляла рабочих золотого прииска. Царский министр внутренних дел
Макаров произнес тогда в III Государственной Думе слова, которые,
пожалуй, могли бы стать эпиграфом для политической программы рос¬
сийской реакции: ’’Так было и так будет!" Керенский позднее утверждал,
что в ответ на это он от имени демократии, всех антицаристских сил про¬
изнес свою крылатую контрфразу: "Так было, но так не будет!"3 Остава¬
лось уже совсем немного времени для выяснения, кто же окажется прав...
В 1913 г. Керенский как член коллегии адвокатов принял самое
активное участие в прогремевшем не только на всю Россию, но и на весь
мир так называемом "деле Бейлиса", затеянном реакцией с целью раз¬
дувания антисемитизма и шовинизма. М. Бейлис был обвинен в ритуаль¬
ном убийстве христианского мальчика. Петербургская коллегия адвока¬
тов приняла и обнародовала резолюцию протеста "против нарушения
основ правосудия, выразившихся в фабрикации процесса Бейлиса, против
клеветнических нападок на еврейский народ". "Грубое попрание основ
человеческого сообщества, - говорилось в резолюции, - унижает и бес¬
честит Россию в глазах всего мира. И мы поднимаем наш голос в защиту
чести и достоинства России". Резолюция получила широкий отклик во
всей стране. 25 адвокатов, подписавших резолюцию (в том числе и Керен¬
ский), были отданы под суд и приговорены к тюремному заключению.
Широкая адвокатская популярность в 1912 г. привела Керенского в
IV Государственную Думу. Эсеры бойкотировали думские выборы, но
проводили своих представителей в Думу по группе трудовиков - фор¬
мально беспартийной крестьянской группе, а фактически с ними тесно
связанной. Керенский прошел в Думу от Вольского уезда Саратовской
губернии как трудовик. Здесь, в думских кругах, он скоро начал играть
видную роль. К этому времени относится и вступление Керенского в одну
из лож (думскую) тайной масонской организации, называвшейся "Вели¬
кий Восток народов России" и руководимой "Верховным советом". Иссле¬
дования западных и некоторых советских историков должны охладить
пыл тех, кто уже готов был видеть во всем этом подтверждение суще¬
ствования всемирного "жидо-масонского заговора", в результате кото¬
рого якобы и пал последний "оплот христианства" - царизм. Давно пора
совлечь черноту ничем не мотивированной подозрительности и безот¬
четной вражды с масонства вообще. Оно не более чем средство, претен¬
дующее на объединение разных демократических сил в целях освобожде¬
ния от национальной и религиозной ограниченности и потому не несет
человечеству никаких козней и бед.
3 Kerensky A. The Crucifixon of Liberty. L., 1934. P. 124.
21
Что касается русского масонства, возродившегося в начале XX в., то
оно являло собой незначительную по масштабу организацию (в лучшем
случае несколько сотен человек), к тому же лишь внешне напоминавшую
западное "регулярное” масонство. Она преследовала исключительно по¬
литическую цель - выход страны из экономического и политического
кризиса на путях демократизации, для чего стремилась объединить в
своих рядах различные антицаристские силы - от либерально настроен¬
ных аристократов и бюрократов до либералов и социалистов.
"Такой внепартийный подход, - писал Керенский, - позволил достичь
замечательных результатов, наиболее важный из которых - создание
программы будущей демократии в России, которая в значительной сте¬
пени была воплощена в жизнь Временным правительством"4. Но он же
решительно отвергал как совершенно абсурдное утверждение, согласно
которому крушение царизма явилось якобы результатом деятельности
этих "масонов".
С началом войны Керенский, как и вся группа трудовиков, занял обо¬
ронческие позиции, однако не отказался от критики внутренней политики
царского правительства, по-прежнему, как он считал, разъединяющей
силы нации, разъединяющей даже в момент грозной внешней опасности.
Тяжелые поражения русской армии, развитие общего экономического
кризиса усиливали оппозиционные настроения в IV Государственной
Думе. Как уже отмечалось, летом 1915 г. в ней образовался "Прогрес¬
сивный блок", сформулировавший программу, которая требовала созда¬
ния правительства, пользующегося "доверием страны". Керенский прини¬
мал в нем самое активное участие, занимая самую левую позицию.
За "Скорым" велось неусыпное наблюдение охранки. Разные аген¬
турные источники сообщали, что он инициирует создание антиправитель¬
ственных обществ и союзов: "Информационное бюро", "Всероссийский
союз русской демократии", "Всероссийский союз беспартийной интелли¬
генции" и др. Затем последовало разъяснение, что все это названия одной
и той же проектируемой организации, целью которой должно стать
сплочение масс и общества для борьбы за немедленные политические
преобразования. Начальство департамента полиции, по-видимому, не
верило в возможность создания некоего надпартийного антиправитель¬
ственного объединения. Директор департамента полиции С. Белецкий
поставил саркастическую резолюцию: «"Новость", каких еще на свете не
было»5. Тем не менее была предпринята попытка политической дискре¬
дитации Керенского. С. Белецкий в секретном письме дворцовому комен¬
данту В. Воейкову сообщал, что, поскольку у Керенского "капитала или
имущества нет" и он живет "на депутатское жалованье", возник вопрос о
его средствах на политическую деятельность. По ряду "косвенных об¬
стоятельств, хотя и не подкрепленных фактами", "лицами, снабжающими
Керенского крупными суммами денег для организации революционного
движения в пределах империи, являются внешние враги". Какими путями
ведется это "снабжение", Белецкий сказать не мог; тем не менее су¬
4 Керенский А.Ф. Россия на историческом повороте. С. 63. См. также: Abrahams R.
Alexander Kerensky; the First love of Revolution. L., 1986. P. 61-63,73,78, etc.
5 ГАРФ. Ф. ДО. Д. 345/1915. JI. 43-46.
22
ществование их является для него "бесспорным”6. Через некоторое время
агентура правительства Керенского обвинит в том же Ленина, причем
примерно с теми же основаниями...
В конце 1915 г. Керенский тяжело заболел и более чем на полгода
выбыл из политической борьбы. В Финляндии ему сделали тяжелую
операцию (удалили почку), он жил там в одном из санаториев, лечился,
отдыхал. Лишь к концу сентября 1916 г. он вернулся в Петроград и сразу
же снова с головой окунулся в поток политических страстей. Не только
усиливались атаки думских оппозиционеров, но обдумывались и планы
дворцового переворота в целях устранения Николая II и Александры
Федоровны.
Керенский смело и решительно выступал в Думе с требованием
создания правительства, ответственного не перед царем, а перед Го¬
сударственной Думой, заявляя, что он с теми, кто "прямо призывает народ
и страну к открытой решительной борьбе со старой властью, губящей
страну". 16 декабря 1916 г., выступая с думской трибуны, он говорил:
"Спасение государства возможно только объединенными силами всего
народа, и это спасение государства объединенными силами всего народа,
конечно, возможно только тогда, когда между представителями всех
живых сил страны, всех творческих ее классов и слоев будет создано
активное и действенное соглашение на программе, приемлемой для всех
этих групп"7. Керенский не страшился грозить революцией: «Вы, господа,
- продолжал он, - до сих пор под словом "революция" понимаете какие-
то действия анатигосударственные, разрушающие государство, когда вся
мировая история говорит, что революция была методом и единственным
средством спасения государства». "Если власть пользуется законным
аппаратом, чтобы насиловать страну, чтобы вести ее к гибели, обя¬
занность граждан этому закону не подчиняться"8.
Оставалось совсем немного времени, чтобы понять соотношение пре¬
краснодушных идей и веры с реальностями жизни...
, Революционность Керенского шла по нарастающей. 14 февраля 1917 г.
в ходе думских дебатов Керенский прямо заявил, что корень всех несчас¬
тий России не только бюрократия, не только бездарное правительство, но
те, кто сейчас находится на троне. "Поняли ли вы, - говорил он, - что
исторической задачей русского народа в настоящий момент является
задача уничтожения средневекового режима немедленно, во что бы то ни
стало... Как можно законными средствами бороться с теми, кто сам закон
превратил в оружие издевательства над народом?.. С нарушителями
закона есть только один путь борьбы - физического их устранения".
Когда председательствующий остановил Керенского вопросом, что он,
собственно, имеет в виду, он ответил: "Я имею в виду то, что совершил
Брут во времена Древнего Рима".
Императрица Александра Федоровна настаивала перед царем в одном
из писем в Ставку: за подобные речи "Кедринский (она путала фами¬
6 Там же. Л. 259-263 об.
7 Там же. Ф. 1807 (А.Ф. Керенский). On. 1. Д. 454. Л. 150.
8 Там же. Л. 159.
23
лию. - Г.И.) должен быть повешен”9. Действительно, председатель Думы
М.В. Родзянко получил от министерства юстиции официальное уведом¬
ление о лишении Керенского парламентской неприкосновенности и при¬
влечении к судебной ответственности. Влияние Керенского, находив¬
шегося как бы в ’’связке” различных антиправительственных сил (и ли¬
бералов, и социалистической интеллигенции), было весьма ощутимо. Ак¬
тивный участник и внимательный наблюдатель событий кануна 17-го
года (и 17-го года) Н. Суханов писал, что он, как и некоторые другие
участники совещания радикально настроенных интеллигентов, опреде¬
ленно считал, что в случае революционных событий Керенский может
оказаться в самом их центре. И ’’Керенский не спорил с этим, не ломаясь
и не напуская на себя смирения паче гордости”10 11. Этот, по характеристике
того же Суханова, "бурнопламенный импрессионист" уже видел себя не
только социалистом, но и ’’немножко Бонапартом”. Воображение порой
заводило Керенского далеко, путая реальность с фантазией. Это хорошо
описал И. Бабель, встретивший Керенского в финском санатории Олимп,
где, как мы знаем, он лечился после тяжелой операции удаления почки в
1916 г. Обнаружив, что Керенский сильно близорук, Бабель "просто¬
душно” посоветовал ему купить очки.
’’Дитя, - якобы ответил Керенский, - не тратьте пороху... Зачем мне
облака в этом чухонском небе, когдя я вижу мечущийся океан над моей
головой? Зачем мне линии, когда у меня есть цвета? Весь мир для меня -
гигантский театр, в котором я единственный зритель без бинокля. Ор¬
кестр играет вступление к третьему акту, сцена от меня далеко, как во
сне, сердце мое раздувается от восторга, я вижу пурпурный бархат на
Джульетте, лиловые шелка на Ромео и ни одной фальшивой бороды...
И вы хотите ослепить меня очками за полтинник..."11
Художник, вероятно, сгустил краски, чтобы создать яркий образ, но
многое в этой картине схвачено верно. Идеалист, романтик революции,
Керенский окажется плохим политиком, когда она почти из "действа",
воображаемого оторванной от жизни части интеллигенции, обернется
суровой, жестокой реальностью и всей своей тяжестью ляжет на его
плечи. Да разве один он? Сколько политиков из среды российской интел¬
лигенции оказались "зрителями без биноклей"!
Но в канун 1917 г. ощущение, что "распутинский" режим последних
Романовых завел страну в безысходный тупик, разделялось практически
всеми. Потом многие признавали это ошибкой, даже каялись, а тогда
царская власть оказалась фактически изолированной. Февральская рево¬
люция пришла неожиданно для всех и пришла как общенациональная.
Находясь в далекой Швейцарии, даже В.И. Ленин отметил это. «Если
революция, - писал он, - победила так скоро и так - по внешности, на
первый взгляд - радикально, то лишь потому, что в силу чрезвычайно
оригинальной исторической ситуции слились вместе, и замечательно
"дружно" слились, совершенно различные потоки, совершенно разно¬
9 Переписка Николая и Александры Романовых. М.; Л., 1927. Т. 5. С. 215.
10 Суханов Н. Записки о революции. М., 1991. Т. 1, кн. 1. С. 67.
11 Бабель И. Линия и цвет // Огонек. 1989. № 4. С. 12.
24
родные классовые интересы, совершенно противоположные политиче¬
ские и социальные стремления»12.
Вот эта ’’оригинальная историческая ситуация” нашла и востребовала
Керенского! Он соответствовал ей и противоречивыми, "несоединимыми”
чертами своего характера, и своим особым местом в сложном конг¬
ломерате политических сил, в эти дни противостоящих власти. Когда она
затрещит и рухнет в хаосе событий, когда будущее еще расплывалось в
тумане неизвестности, либералам и думским оппозиционерам Керенский
нужен будет как спасительная соломинка, способная удержать те силы,
которые на улицах ’’делали революцию”, а правосоциалистическим лиде¬
рам - меньшевикам и эсерам, претендовавшим на представительство ре¬
волюционной "улицы", как связующее звено с организованными силами
интеллигенции. Керенский в тот момент оказался нужным, необходимым
как правым, так и левым. Даже Николай II, уже отрекшийся и арес¬
тованный, запишет в дневнике, что чем больше власти теперь будет у
этого человека, тем лучше. Совсем с другой строны и по-иному силу
политического воздействия Керенского в той ситуации оценит и Ленин.
В телеграмме большевикам, отбывавшим в Россию, 6 марта 1917 г. он
давал директиву: "Наша тактика: полное недоверие, никакой поддержки
новому правительству; Керенского особо подозреваем"13.
12 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 31. С. 16.
13 Там же. С. 7.
ЦЮРИХ, ШПИГЕЛЬГАССЕ, 14
В конце января 1916 г. Ленин решил переехать из Берна в Цюрих.
В письме М. Харитонову предупредил: "Мы приедем 4 февраля. Если
можно, найдите нам комнату понедельно, на двоих, не дороже 1 frs в
день; всего лучше в простои рабочей семье...’’1 Харитонов просьбу выпол¬
нил. Сначала Ленин и Крупская поселились у фрау Прелог, а вскоре
сняли комнату у сапожника Каммерера по адресу Шпигельгассе, 14.
Могла ли у хозяина квартиры или его соседей хотя бы на мгновенье
явиться мысль о том, какая невероятная судьба ждет этого коренастого
рыжеватого русского, почти всегда быстро и с сосредоченным видом ша¬
гающего по их улице?
О Ленине написаны горы книг, но и по сей день он остается не¬
сравненно большей загадкой, чем любой другой политический лидер
России XX в. В течение многих десятилетий он служил иконой для мил¬
лионов, и все еще остается таковой для очень многих. Чтобы понять
Ленина, надо не отдаляться от него, а, напротив, как писал Шекспир о
Цезаре, приблизиться к нему. Тогда начнет исчезать бестелесный иконо¬
писный лик и будет проступать лицо живого и грешного человека...
Поколение Ленина вступало в общественную жизнь в период разо¬
чарований и обманутых надежд. После убийства Александра II (1 марта
1 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 49. С. 179.
25
1881 г.) либерально-реформаторская деятельность власти обернулась
глубоким откатом к основам самодержавного режима. Но попранные
надежды редко исчезают бесследно. В сильных характерах они лишь
укрепляют жажду борьбы. В оппозицию, в революцию, в террор шли
тогда многие. Кому их судить? Даже те, кто вставал на кровавый путь
террора, хорошо знали, что неминуемо принесут в жертву собственную
жизнь, и были готовы к этому. В этом была трагедия, но был и подвиг.
Лично у Ленина, тоже "взращенного” антицаристской идеологией 60-70-х
годов XIX в., стремление к борьбе почти наверняка усиливалось кош¬
маром казни старшего брата Александра.
С самого начала Ленин выделялся решительностью, уверенностью в
себе, твердостью и резкостью в полемике - всем тем, чего, как правило,
не хватало большинству революционных интеллигентов, с присущей им
рефлексией. Особенности личности Ленина хорошо видны, например, в
сопоставлении с личностью другого "отца-основателя" российской со¬
циал-демократии Ю. Мартова. Ленин всегда старался отыскать слабости в
аргументации оппонента с тем, чтобы потом обрушиться на него всей
силой своей мысли и "испепелить" его. Мартов сосредоточился на силь¬
ных сторонах рассуждений оппонента и искал еще более сильные аргу¬
менты для их преодоления. Ленин стремился сломить противника;
Мартов - понять и преодолеть его. Но даже те, кому Ленин был чужд и
враждебен, не могли не признать за ним качеств мощного лидера, спо¬
собного чуть ли не гипнотически влиять на людей. В 1902 г. в книге "Что
делать?" Ленин сформулировал свое кредо на всю жизнь: "Дайте нам ор¬
ганизацию революционеров, и мы перевернем Россию!" Сильнее не
скажешь. Но возможно ли это? В 1826 г. Ф. Тютчев писал, обращаясь к
декабристам:
О жертвы мысли безрассудной,
Вы уповали, может быть,
Что станет вашей крови скудной,
Чтоб вечный полюс растопить!
Едва, дымясь, она сверкнула
На вековой громаде льдов,
Зима железная дохнула -
И не осталось и следов...
Каким же могучим зарядом воли и веры нужно было обладать, чтобы
все-таки попытаться "перевернуть" огромную "ледяную" Россию?! Мень¬
шевик Е. Ананьин впоследствии писал: Ленин не оратор, "но в словах,
простых словах этого человека чувствовалось такое могучее воле-
излияние, которое заставляло прислушаться и иногда содрогнуться"2.
Может быть, здесь и таится разгадка мощи Ленина как политического
лидера? А. Потресов, вместе с Лениным создававший "Искру", но затем
решительно разошедшийся с ним, отмечал, что Плеханова уважали,
Мартова любили, но шли за Лениным. Это Плеханов назвал Ленина
великим мастером упрощения. Правда Ленина, как и правда и сила боль¬
2 Ананьин Е. Из воспоминаний революционера // Меньшевики. Benson (Vermont). 1988.
С. 218.
26
шевизма вообще, была суровой и жестокой, но как ей было противо¬
стоять? Ленин убеждал, что подход к любым теоретическим построениям
- философским, этическим, политическим и др. - должен основываться
на ответе на жесткий вопрос: кому это выгодно? Ленин, как пред¬
ставляется, не верил в ’’божий лик" человека, низменная сторона его
души была ему виднее. Такая правда была чужда большинству русской
интеллигенции, но находила отклик в массах, и, апеллируя к ним, Ленин
выигрывал. Вместе с тем он мало чем отличался от радикально настроен¬
ной интеллигенции, в среде которой тогда прочно укоренилась мысль:
человек и общество суть производные от социально-политической струк¬
туры. Отсюда следовало: для демократического преобразования России
надо так или иначе изменить эту структуру.
Философия авторов сборника "Вехи", по меньшей мере поставившая
под сомнение этот постулат, была еще впереди (1909 г.). Там утверж¬
далось: нашей "общей платформой является признание теоретического и
практического первенства духовной жизни над внешними формами
общежития, в том смысле, что внутренняя жизнь личности есть един¬
ственная творческая сила человеческого бытия и что она, а не само¬
довлеющие начала политического порядка являются единственно проч¬
ным базисом для всякого общественного строительства... Наши предо¬
стережения не новы: то же самое неустанно твердили от Чаадаева до
Соловьева и Толстого все наши глубочайшие мыслители. Их не слу¬
шали’’3. Не услышали и теперь. Большая часть революционной и даже
либеральной интеллигенции не приняла "Вех". Мысль о том, что не по¬
литика, а нечто более фундаментальное определяет характер народа и
общества, плохо уживалась в горячих головах, снедаемых нетерпением...
Итак, перевернуть Россию ради демократии и социализма с помощью
безотказного рычага - "организации революционеров". Это кредо опре¬
делило жизненный путь Ленина, путь постоянной, никогда не прекра¬
щающейся политической борьбы. В конце 1916 г. в письме к Инессе
Арманд, тогда очень близкому ему человеку, он писал: «Вот она, судьба
моя! Одна боевая кампания за другой - против политических глупос¬
тей, пошлостей, оппортунизма и т.д. Это с 1893 г. И ненависть пошляков
из-за этого. Ну, а я все же не променял бы сей судьбы на "мир" с пошля¬
ками»4.
Кто же эти "пошляки", вызывавшие презрение и ненависть Ленина?
Все те, кто не разделял его кредо: борьба всеми силами и средствами,
борьба до конца, без сомнений и колебаний, без отступлений и ком¬
промиссов. Но между тех ленинских строк, написанных в Цюрихе за два
месяца до февральских событий в России, можно, кажется, ощутить
глухую боль одиночества, затаенное разочарование. Действительно, по¬
жалуй, никогда Ленин не был так близок к "внутренней капитуляции",
как в конце 1916 - начале 1917 г. Как следует из его писем, он терял связь
с Петроградом и Россией, остро нуждался в средствах, жаловался на
больные нервы, утрачивал былую работоспособность.
3 Вехи: Сборник статей о русской интеллигенции. М., 1990. С. 4.
4 Ленин В.И. Поли. собр. соч. T. 49. С. 340.
27
В воспоминаниях о Ленине хорошо знавший его Н. Валентинов писал:
«Знаменитая хилиастическая машинка Ленина дала резкий перебой как
раз накануне той революции, в процессе развития которой изменится
судьба Ленина и он обрящет своего рода бессмертие... Когда от зари пере¬
ворота, скажем словами Добролюбова отделяла "всего какая-нибудь
ночь" - Ленин ее не узрел...»5
5 Валентинов Н. Малоизвестный Ленин. М., 1992. С. 80.
’’БОЖЕ, СПАСИ РОССИЮ...”
22 февраля 1917 г. император Николай II выехал из Царского Села в
Могилев. В его купе императрица Александра Федоровна оставила за¬
печатанное письмо. Царь уже в пути вскрыл конверт и прочитал: «Толь¬
ко, дорогой, будь тверд, покажи свою властную руку, вот что нужно
русским. Ты никогда не упускал случая показать свою любовь и добро¬
ту, - дай им теперь почувствовать порой твой кулак. Они сами просят об
этом - сколь многие недавно говорили мне: "нам нужен кнут!"... Они еще
боятся тебя и должны бояться еще больше, так что, где бы ты ни был, их
должен охватывать все тот же трепет...»1 Эти призывы были знакомы
Николаю. Императрица и ранее требовала от него стать Иваном Гроз¬
ным, Петром I, силой сломить оппозицию. Но Николай II не мог стать
тем, кем он не был. У него не было "властной руки", он не умел действо¬
вать кнутом, его метод состоял, как он отвечал потом жене, в том, чтобы
"играть поводами", то натягивая, то ослабляя их...
Царь покинул Петроград 22 февраля, а 23-го в Петрограде начались
беспорядки. Ни в этот день, ни в несколько последующих никто не думал,
к каким последствиям они приведут.
Колеса государственной машины продолжали автоматически вращать¬
ся. В качестве показательного курьеза можно привести пример.
23 февраля начальник Астраханского жандармского управления доносил
в Департамент полиции об установлении надзора за неким И. Гуральским,
нецензурно отозвавшимся о царе1 2. Возможно, он стал последним поднад¬
зорным царской России...
23 февраля на некоторых предприятиях столицы проводились собра¬
ния, посвященные Международному женскому дню. Большевики, эсеры,
меньшевики, "межрайонцы" говорили о причинах войны и продоволь¬
ственных трудностей, призывали к борьбе против царизма - "главного
виновника народных бедствий". Наиболее живой отклик это находило у
женщин-работниц, с особой остротой переживавших тяготы войны. На¬
чались митинги и демонстрации, причем демонстранты по старой тра¬
диции шли в центр города, на Невский проспект. Кое-где появились
лозунги "Хлеба!", "Долой войну!", "Долой самодержавие!". События на¬
растали стремительно, подобно цепной реакции. 24 февраля стачки
1 Переписка Николая и Александры Романовых. М.; Л., 1927. Т. 5. С. 209.
2 ГАРФ. Ф. 1791. Оп. 2. Д. 382. Л. 113-114.
28
приняли еще больший масштаб, демонстрации стали более многолюдны¬
ми, возникали столкновения с полицией и поддерживавшими ее войсками.
25 февраля движение стало перерастать во всеобщую политическую
стачку, практически парализовавшую жизнь города. Над стачечниками и
демонстрантами поднимались красные флаги, полотнища с лозунгами
"Долой царя!", "Хлеб, мир, свобода!", "Да здравствует республика!". Так
заявили о себе политические группы и организации.
Большевики (среди которых руководящую роль играл А. Шляпников)
на заседании 25 февраля решили поддержать всеобщую стачку. Эсеры,
меньшевики и "межрайонка", выступавшая за объединение большевиков
и меньшевиков, заняли такую же позицию. Определенное влияние на
развитие событий это, конечно, оказывало, но все-таки оно нарастало
стихийно.
Между тем власти явно недооценивали случившееся, а затем стали
проявлять растерянность. Ответственность за порядок и безопасность в
столице прежде всего лежала на военном министре М. Беляеве, министре
внутренних дел А. Протопопове, командующем Петроградским военным
округом генерале С. Хабалове, командующем запасными батальонами
гвардейских полков, расквартированных в Петрограде, генерале Чебы¬
кине и др. Только 26 февраля (это было воскресенье) власти решились
перейти к крутым действиям - в ряде мест города полиция и войска
стреляли в толпы людей. Казалось, положение стабилизируется. Но
27 февраля произошло нечто совершенно неожиданное - солдаты не¬
которых частей Петроградского гарнизона стали переходить на сторону
стачечников и демонстрантов. К вечеру их уже было около 70 тыс., почти
треть численности гарнизона. Но и над остальной солдатской массой офи¬
церы уже теряли управление. Как это могло произойти? Петроградский
гарнизон, состоявший в основном из запасных батальонов гвардейских
полков (они находились на фронте), по военным канонам, несомненно,
был затронут разложением. "Запасные" - либо уже побывавшие на
фронте, а теперь выздоравливавшие от ранений и болезни, либо только
что призванные в армию и отнюдь не желавшие "понюхать пороха" -
быстро теряли дух дисциплины, и относительно легко поддавались воз¬
действию революционной пропаганды и, естественно, готовы были ухва¬
титься за любой случай, дававший надежду на дальнейшее пребывание в
безопасных петроградских казармах. Никто не хотел умирать...
Безусловно, с точки зрения безопасности режима царские власти
допустили грубый просчет, "набив" столицу огромной массой "запасных".
Так или иначе, но именно солдатский бунт стал поворотной вехой в
развитии февральских событий.
Расслабленные попытки военного министра Беляева и командующего
Петроградским военным округом генерала С. Хабалова взять ситуацию
под контроль ни к чему не приводили. Не удалось сохранить большой
отряд, собранный генералом М. Занкевичем на Дворцовой площади. За¬
тем фактически рассеялся отряд лейб-гвардии Преображенского полка
полковника А. Кутепова, которому Хабалов приказал, "разбив толпу"
на Невском и Литейном проспектах, восстановить порядок в центре
города.
29
Воинство под командованием самого Хабалова (несколько сотен
солдат) сначала сконцентрировалось в Адмиралтействе, ожидая при¬
бытия войск с фронта, а затем, в ночь с 27 на 28 февраля, двинулось в
Зимний дворец. Воспоминания полковника Б. Фомина, участника этого
"перехода", создают почти полный эффект присутствия читателя при
совершавшихся событиях. Был крепкий мороз, кругом - насколько хва¬
тает глаз - не видно ни души. Потом мертвящая тишина Дворцовой пло¬
щади огласилась шумом фыркающих лошадей и металлическим скрипом
режущих снег колес орудийных упряжек. Впереди отряда, сгорбившись,
шагал военный министр Беляев, за ним - Хабалов и несколько других
генералов.
Ночь размывала очертания мощного каре Зимнего дворца. Только из
некоторых окон шел слабый свет, выхватывая из темноты суетившихся
людей, лошадей, которые, помахивая хвостами, мирно стояли у ар¬
мейских повозок. Было что-то фантастическое в этой картине: Фомину
на мгновение даже почудилось, будто творение Растрелли из огромного
европейского города вдруг переместилось в степь, по которой движутся
кочевники...
На рассвете в Зимний прибыл брат царя - великий князь Михаил
Александрович. По некоторым свидетельствам, после совещаний с гене¬
ралами он распорядился, чтобы отряд Хабалова покинул дворец: не
хотел, чтобы говорили потом, что Романовы опять, как в январе 1905 г.,
стреляли в народ на Дворцовой площади.
Вернулись в Адмиралтейство, но известие о захвате восставшими
Петропавловской крепости и отсутствие сообщений о подходе войск с
фронта вынудили Беляева и Хабалова распустить отряд. К тому же
Адмиралтейство окружали толпы людей. Днем 28 февраля приказано бы¬
ло выходить из Адмиралтейства организованно, но без оружия. Фомин
писал: "Момент был жуткий. Выйдя на тротуар, я повернулся к толпе
спиной и стал пропускать солдат. С суровыми лицами, не глядя по сто¬
ронам, они, наседая один на другого, выходили из подъезда... Моя спина
почти касалась штыков, торчавших из толпы... Через минуту все
построения были сделаны, и мы двинулись сдвоенными рядами по
Адмиралтейскому проезду". Винтовки, "торчавшие из толпы", опусти¬
лись, толпа кричала "ура", вверх полетели шапки. Фомин подал команду и
уходившие защитники "последнего бастиона" царизма грянули песню...3
Защищать царскую власть в Петрограде стало некому.
Еще 25 февраля по инициативе некоторых членов "Союза рабочих
кооперативов Петрограда", социал-демократической фракции IV Госу¬
дарственной Думы, Рабочей группы Центрального военно-промышлен¬
ного комитета (ЦВПК) и других групп, главным образом меныпивист-
ского, оборонческого направления, возникла идея создания Совета рабо¬
чих депутатов (по образцу 1905 г.). Однако реализовать эту идею удалось
только 27-го, когда в Таврический дворец явились руководители Рабочей
группы ЦВПК, только что освобожденные из "Крестов", и вместе с
3 Мемуары полковника Фомина "Воспоминания начальника последнего отряда, находив¬
шегося в распоряжении старого правительства в дни Февральской революции", хранились в
"Пражском архиве" (РЗИА), ныне - в ГАРФ.
30
группой думских социал-демократов и представителей левой интелли¬
генции объявили о создании Временного исполкома Петроградского
Совета. Он обратился к рабочим и солдатам с призывом направлять своих
выборных делегатов в Совет. Совет заседал в Таврическом дворце -
резиденции Государственной Думы. Вскоре он превратился в реальную
силу, оказывавшую значительное давление на политику нового - Вре¬
менного правительства. Но в первые дни своего существования уверен¬
ности в своей силе и прочности у "советчиков” не было. По любому
сообщению (которые, как правило, оказывались ложными) о подходе
каких-то войск и возможной стрельбе делегаты, хватая свои пальто и
шинели, в панике бросались к выходу. Призрак царских карателей по-
прежнему внушал страх. Еще Т. Карлейль заметил, что страх (как и
ненависть) - неизменный компонент революции.
Восставшие массы - рабочие и солдаты - уже 27 февраля избрали
Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов. Большинство в
Исполкоме Совета оказалось в руках меньшевиков и эсеров. Этот факт
долго ’’объясняли” вовлеченностью большевиков в уличные револю¬
ционные бои в то самое время, когда другие партии и группы активно
действовали, ’’организуя власть". Так затушевывалось главное - факт
политического превосходства эсеров и меньшевиков на начальном этапе
февральских событий. Эти партии проповедовали соглашение револю¬
ционных и демократических слоев общества, что соответствовало на¬
строениям широких масс населения, ждавших быстрого и полного ре¬
шения всех проблем для всех. Обыватель жил своими надеждами. Один из
очевидцев событий - Г. Князев записывал в дневник: "Наша дворничиха
тетя Паша верит, что теперь все дешево будет. Хлеб, ждут, подешевеет
до 3-х копеек, сахар, масло тоже... Муки, говорят, много нашли в участ¬
ках. Тысячи пудов...’’4 То было начало революции, ее "медоввый месяц",
когда еще? не выяснилось, что многие ожидания были, увы, напрасными,
что придут еще более "лихие" времена...
27 февраля, почти одновременно с созданием Петроградского Совета,
лидеры "Прогрессивного блока" IV Государственной Думы образовали
так называемый Временный комитет, глава которого М. Родзянко уже
предпринимал лихорадочные попытки вступить в переговоры с находив¬
шимся в Ставке Николаем II, чтобы склонить его к конституционным
уступкам. Родзянко убеждал царя немедленно пойти навстречу требова¬
нию думского "Прогрессивного блока": подписать указ о "даровании
ответственного министерства", т.е. правительства, ответственного не
лично перед царем, но перед "народным представительством" - Государ¬
ственной Думой. Думские политики полагали, что благодаря этому им
удастся остановить анархию и наконец осуществить свою цель - добиться
конституционной монархии. Как и в Петроградском Совете, тут не было
никакой уверенности в том, что сегодня-завтра не подойдут войска с
фронта и сурово расправятся с "думскими революционерами".
Долго бытовало мнение, что "глуповатый” Николай II чуть ли не
4 Князев Г. Из записной книжки русского интеллигента за время революции и.
гражданской войны. 1915-1922 гг. Ц Русское прошлое. СПб., 1991. Кн. 2. С. 115.
31
безучастно отнесся к событиям, развернувшимся в Петрограде, и от¬
казался от власти так же легко, как один офицер сдает свою часть, свой
эскадрон другому офицеру. Это не соответствует фактам. Они, напротив,
показывают, что Николай II боролся за власть, постепенно сдавая одну
позицию за другой только под давлением окружавших его людей.
Правда, получая тревожные известия из Петрограда, Николай II пона¬
чалу недооценил значение происходившего. Но ведь так было со многими
даже в самом Петрограде. Пожалуй, никто в первые февральские дни не
мог предположить, что начались не обычные волнения и беспорядки из-
за нехватки продовольствия, а нечто несравненно более грозное. Однако
к концу дня 27 февраля Николай II принял решение - распорядился
направить в столицу войска - под командованием находившегося при
Ставке бывшего главнокомандующего Юго-Западного фронта генерала
Н. Иванова. Он назначался командующим Петроградским военным окру¬
гом взамен Хабалова. Секретным приказом, подписанным начальником
штаба Ставки генералом М. Алексеевым, ему предоставлялось право
предания гражданских лиц военно-полевому суду. О генерале говорили,
что он чуть ли не сын каторжанина, знающий "простонародье и умеющий
обращаться с ним". Это "обращение" Иванов в самом деле продемонстри¬
ровал еще в 1906 г. при подавлении восстания в Кронштадте.
В ночь на 28 февраля Николай II сам выехал из Могилева в Царское
Село - свою постоянную резиденцию, где находилась царская семья.
Однако добраться туда он не смог. В Малой Вишере было получено
сообщение, что находившиеся далее станции Любань и Тосно уже за¬
хвачены восставшими воинскими частями. Как впоследствии выяснилось,
сообщение было паническим: в Любани и Тосно солдаты каких-то про¬
ходивших воинских эшелонов разгромили станционные буфеты. Однако
из осторожности оба царских ("литерных") поезда повернули назад и
двинулись в Псков, где находился штаб Северного фронта. Поздно ве¬
чером 1 марта "литерные" поезда прибыли на станцию Псков. Не было
выставлено никакого почетного караула. Тусклый свет фонарей высве¬
чивал полосы мелкого дождя, шедшего пополам со снегом. Главнокоман¬
дующий фронта генерал Н. Рузский, держась за скользкие поручни,
поднялся в царский вагон. Этот небольшого роста, сухонький пожилой
человек (как утверждают, имевший одних предков с Лермонтовым),
ходивший с палочкой и носивший сапоги с галошами, превращался теперь
чуть ли не в ключевую фигуру событий. Именно ему пришлось взять на
себя тяжкую роль того человека, который должен был убеждать Ни¬
колая II "даровать" ответственное перед Думой правительство, а затем и
отречься от престола. Как писал впоследствии сам Рузский, на все его
доводы о необходимости "ответственного министерства... государь воз¬
ражал спокойно, хладнокровно и с чувством глубокого убеждения". Он
говорил, что просто не может представить себе конституционной России.
На исходе 1 марта сопротивление царя было сломлено. Рузский, имея
полную поддержку генерала Алексеева и главнокомандующих фронтов,
все-таки убедил царя пойти навстречу требованиям думской оппозиции -
"даровать" ответственное министерство.
"Ивановские" войска, авангард которых - Георгиевский батальон -
32
уже достиг Царского Села, были остановлены приказом Николая II из-за
несоответствия поставленной им ранее карательной задачи новой "ком¬
бинации”, рассчитанной на политическое решение конфликта: удовлет¬
ворение требования Государственной Думы. Но когда обрадованный Руз¬
ский связался по аппарату Юза с Родзянко, чтобы сообщить ему о долго¬
жданной уступке царя, он услышал слова, буквально потрясшие его.
Родзянко заявил, что эта уступка уже безнадежно запоздала, что теперь
’’ребром” встал вопрос об отречении Николая II в пользу малолетнего
наследника - цесаревича Алексея при регентстве брата царя - великого
князя Михаила Александровича.
Что стояло за этим неожиданным для Рузского и других, генералов
политическим поворотом думских лидеров? Действительно, события в
Петрограде, набирая ход, усиливали "левизну" настроений, и некоторая
часть восставших рабочих и солдат требовала устранения царя. Но вряд
ли это было ультимативным и тем более всеобщим требованием, ста¬
вившим думский Временный комитет в совершенно безвыходное поло¬
жение. Скорее было другое: ввиду явного усиления роли Петроградского
Совета Временный комитет Государственной Думы раскололся: часть
его, по всем данным возглавляемая кадетским лидером П. Милюковым,
склонялись к тому, чтобы блокировать дальнейшее развитие револю¬
ционной анархии более значительной уступкой - устранением Николая II
(а с ним и особо ненавистной императрицы), заменой его новым монар¬
хом, что, по расчетам Милюкова и его сторонников, давало хороший
шанс на сохранение монархии. Родзянко, решивший, по-видимому,
держаться "на плаву", и стал выразителем этой новой думской позиции в
ночном разговоре с Рузским. Этот разговор закончился около 8 часов
утра 2 марта. Одновременно он передавался в Ставку. И уже через два
часа генерал-квартирмейстер Ставки А. Лукомский, вызвав к аппарату
начальника штаба Северного фронта генерала Ю. Данилова, по указанию
генерала Алексеева просил "отбросить всякие этикеты", разбудить царя и
изложить ему весь разговор Рузского с Родзянко. При этом он сказал
Данилову то, чего в сообщении Родзянко фактически не было: о захвате
восставшими царскосельского дворца, о возможных дальнейших эксцес¬
сах, которые будут угрожать царской семье. Расчет был, очевидно, на то,
что это сильно повлияет на царя.
Между тем два посланца Государственной Думы - октябрист А. Гучков
(давнишний личный недоброжелатель Николая II) и националист
В. Шульгин (считавший, что, если уж отречение необходимо, надо, чтобы
его "принял" монархист), направились в Псков. Они должны были до¬
биться отречения царя в пользу наследника при регентстве великого
князя Михаила Александровича. Но еще до их прибытия в Псков (вече¬
ром 2 марта) начальник штаба Ставки генерал Алексеев, находившийся в
постоянном контакте с генералом Рузским, решился принять эту новую
позицию думского Временного комитета и уже сформировавшегося к
тому времени Временного правительства. Однако чтобы не брать всю от¬
ветственность на себя, он, вероятно по совету Рузского, особой телеграм¬
мой запросил мнение всех "старших генералов" - главнокомандующих
фронтов и флотов - относительно возможного отречения царя в пользу
2 Г.З. Иоффе
33
наследника Алексея. Телеграмма Алексеева фактически была составлена
таким образом, чтобы подсказать положительный ответ. Так в общем и
произошло.
Около 3 часов дня 2 марта генерал Рузский со всеми телеграммами,
полученными от Алексеева из Ставки, и в сопровождении двух генера¬
лов - С. Саввича и Ю. Данилова - явился к царю. Николай II сначала
стоял, потом сел, закурил, предложил сесть и курить всем. Присел только
Рузский. Саввич и Данилов стояли навытяжку. Царь, перебирая юзов-
скую ленту, без каких-либо внешних признаков волнения читал принесен¬
ные Рузским телеграммы. Лента, сворачивалась кольцами, падала на мяг¬
кий ковер... Потом заговорил Рузский. Выход один, убеждал он, - отрече¬
ние в пользу наследника. Помолчав, Николай сказал: "Но я не знаю,
хочет ли этого вся Россия". Генерал Саввич в воспоминаниях передает
ответ Рузского: "Ваше величество, заниматься сейчас анкетой обстановка
не представляет возможности, но события несутся с такой быстротой и
так ухудшают положение, что всякое промедление грозит непоправи¬
мыми бедствиями..." Потом Рузский попросил выслушать мнение Саввича
и Данилова. Николай II сказал: "Хорошо, но только я прошу откровен¬
ного мнения". Генералы поддержали мнение своего командующего.
«Наступило общее молчание, длившееся одну-две минуты, - вспоминал
Саввич, - Государь сказал: "Я решился. Я отрекаюсь от престола" и пере¬
крестился». Перекрестились и генералы5.
Трудно однозначно оценить мотивы постине судьбоносного решения
Николая II. В эмиграции, в ее различных политических группах по-
разному смотрели на него. Одни гневно осуждали "генералов-изменни¬
ков", толкнувших царя на отречение, другие видели в нем добровольный
акт, продиктованный благородным стремлением, как было сказано, в
тексте отречения "облегчить народу... тесное единение и сплочение всех
сил народных для скорейшего достижения победы". Третьи высказывали
мнение о безволии, слабости Николая П, не сумевшего отвергнуть ока¬
занное на него давление в критический момент. Высказывалось мнение,
согласно которому у царя в Пскове попросту не было иного выхода.
Кто, однако, может сказать, какая "работа" шла в душе Николая II,
когда он принимал свое решение? Похоже, он давно уже смертельно
устал, устал от левых, требовавших конституции, устал от правых, наста¬
ивавших на возврате к "самодержавному началу", устал от войны, устал
от смены министров, устал от многого другого, что составляло власть и
непрерывно требовало каких-то действий. Может быть, здесь, в Пскове,
эта усталость, усиленная страхом за семью, за болевших корью детей,
наконец полностью овладела им и сломила его и без того не сильную
волю. Как знать?..
Но свое решение Николай II не связывал с концом монархии. Нао¬
борот, он делал это ради ее сохранения: престол передавался наследнику-
цесаревичу, 13-летнему Алексею при регентстве великого князя Михаила
Александровича. А запись, которую царь внес в свой дневник 2 марта:
"Кругом измена, й трусость, и обман!" - со всей очевидностью сви¬
5 См.: Отречение Николая II: Воспоминания очевидцев: Документы. Л., 1927. С. 197-199.
34
детельствует о том, что он считал себя преданным теми, кто в силу своего
долга обязан был служить ему до конца. Русские монархисты грех за
отречение царя должны взять и на себя. Кадетский публицист
Б. Мирский был, пожалуй, прав, когда писал, что в отличие от фран¬
цузских роялистов вчерашние верноподданные царя оказались "трусли¬
выми наемниками": "двор, бюрократия, дворянство отказались от белых
лилий без единой черточки героизма, без единого подвига"6.
Можно сказать, что эти слова принадлежат кадету, склонному обви¬
нять монархистов. Но вот признание генерал-квартирмейстера Ставки
А. Лукомского, который в дни Февраля разделял позицию генерала
М. Алексеева, советовавшего царю отречься. Впоследствии, отводя от се¬
бя упреки генерала А. Деникина, обвинявшего его в том, что и Луком¬
ский бросил тогда "в государя увесистый булыжник", он писал, что по¬
давить революцию тогда было невозможно. И сердито добавлял: "А кто
мог, кто сделал? Кто даже из тех, которые, стоя на крайне правом фланге
русской общественности, и до революции и теперь, на исходе ее,
боготворят и идею, и династию?.. Кто ударил пальцем о палец, чтобы
хоть выручить несчастных людей из застенка и спасти их жизнь? А ведь
это было возможно и не так уж трудно"7. Впрочем монархисты спустя
годы могли утешаться тем, что в защиту демократической власти через 8
месяцев тоже никто не ударил "пальцем о палец"...
Между тем поздно вечером 2 марта в Псков прибыли Гучков и Шуль¬
гин. В присутствии министра двора Б. Фредерикса, начальника военно¬
походной канцелярии генерала К. Нарышкина, генералов Рузского и Да¬
нилова они изложили царю свой вариант отречения (в пользу Алексея).
В ответ Николай II совершенно неожиданно для всех присутствующих
заявил, что еще днем он решил отречься в пользу сына, но затем пере¬
думал и передает престол брату Михаилу Александровичу.
Михаил потерял свое право на престол еще в 1904 г., после рождения у
Николая II сына Алексея. Затем он попал в немилость, совершив ме¬
зальянс: женился на уже дважды разведенной Наталье Вульферт. В Рос¬
сию ему разрешено было вернуться только с началом войны, в 1914 г.
(жене его был присвоен титул графини Брасовой) Михаил командовал
Туземной (так называемой Дикой) дивизией, "убыл" с фронта только по
болезни, был назначен генерал-инспектором кавалерии. К власти он не
стремился, да и сознавал, что не готов к ней. Неожиданное решение
Николая II нарушало права наследника, являлось потому незаконным и,
по мнению некоторых (например, П. Милюкова), было чуть ли не со¬
знательно рассчитано на то, чтобы запутать ситуацию и в случае переме¬
ны обстановки аннулировать псковское отречение как незаконное. Одна¬
ко доказать это трудно, хотя неожиданный вариант отречения, безуслов¬
но, осложнил политическую ситуацию...
Ранним утром 3 марта Николай Романов покинул Псков и направился в
Ставку. Несколько дней он оставался там. В какой-то момент он со¬
бирался вместе с женой и детьми уехать в Англию или жить в Крыму, но
6 См.: Последние новости (Париж). 1920. 7 июня.
7 ГАРФ. Ф. 5829. On. 1. Д. 7. Л. 36-37.
2*
35
под давлением Исполкома Петроградского Совета Временное прави¬
тельство не решилось пойти на это. 8 марта прибывшие из Петрограда
правительственные комиссары арестовали отрекшегося царя и на другой
день доставили в Царское Село, где уже под арестом находились импе¬
ратрица и болевшие корью дети. Переговоры об отъезде царской семьи в
Англию затягивались. Не все ясно в этой истории и сейчас. Уже в эмиг¬
рации П. Милюков, А. Керенский, М. Терещенко (министр иностранных
дел, сменивший Милюкова весной 1917 г.) обвиняли в этом английскую
сторону, якобы не пожелавшую принять Романовых. Д. Ллойд Джордж,
Д. Бьюкенен (посол Англии в России), напротив, утверждали, что именно
русская сторона своевременно так и не решилась на отъезд семьи быв¬
шего царя, поскольку правительство находилось "во власти Совдепа".
Пожалуй, справедливо и то, и другое. Временное правительство от¬
правкой Романовых в Англию опасалось навлечь на себя гнев Петро¬
градского Совета и революционной демократии. Английское правитель¬
ство тоже не желало раздражать антимонархические силы в России, вы¬
зывать там подозрительность и недоброжелательство к английскому со¬
юзнику.
Интересы реальной политики взяли верх. Решающее слово оставалось
все-таки за английской стороной, а Временное правительство отнеслось к
этому "с пониманием".
Ко времени отречения Николая II в Петрограде, как уже отмечалось,
было сформировано Временное правительство. Хотя его возникновение
имело и определенную легитимную основу8, тем не менее программа, да и
состав правительства во многом явились результатом соглашения между
думским Временным комитетом и эсеро-меньшевистским Исполкомом
Петроградского Совета. "Соглашательство" Совета определялось прежде
всего теоретической выкладкой, согласно которой Россия переживает
буржуазную революцию, стране предстоит еще относительно долгий путь
капиталистического развития и потому социалисты не могут взять на себя
управление страной. Но дело было не только в теории. По убеждениям
многих меньшевистских и эсеровских лидеров, в сложившейся ситуации
необходим был широкий демократический фронт, способный отвести
угрозу гражданской войны с ее непредсказуемыми последствиями.
В близкой к меньшевикам газете "Новая жизнь" М. Горький писал:
«Революция низвергла монархию, так! Но... отнюдь не следует думать,
что революция духовно излечила или обогатила Россию. Старая, неглу¬
пая поговорка гласит: "болезнь входит пудами, а выходит золотниками",
процесс интеллектуального обогащения страны - процесс крайне медлен¬
ный. Тем более он необходим для нас...»9
Возглавил Временное правительство широко известный в либераль¬
8 Состав нового правительства был одобрен Временным комитетом IV Государственной
Думы, т.е. выборным законодательным учреждением. В Манифесте об отречении, пере¬
давая престол Михаилу, Николай II призвал его "править делами государственными в
полном единении с представителями народа в законодательных учреждениях". Михаил,
отказываясь от престола, призвал "всех граждан Державы Российской подчиниться
Временному правительству, по почину Государственной Думы возникшему".
9 Горький М. Несвоевременные мысли. М., 1990. С. 17.
36
ных кругах глава Земского союза близкий к кадетам князь Г.Е. Львов.
Впоследствии некоторые из деятелей Временного правительства считали
это большой ошибкой. Львов, с их точки зрения, оказался слишком
"мягкотелым”, по выражению Милюкова, "шляпой”, человеком, совер¬
шенно неспособным к твердому руководству. Министром иностранных
дел стал П.Н. Милюков, военным министром - октябрист А.И. Гучков -
люди, широко известные в политических кругах России. Все другие
министры также были октябристами, кадетами или близкими к ним.
Единственным социалистом в правительстве являлся А. Керенский. Он
энергично действовал в дни февральского переворота в Государственной
Думе, куда хлынули толпы восставших: пресекал попытки насилия, арес¬
товывал царских министров, произносил горячие речи. Многим растеряв¬
шимся в хаосе тех дней политикам казалось: вот сильная, надежная рука.
Керенский становился популярным10 и без особого труда добился санкции
Петроградского Совета на занятие поста министра юстиции вг1 Времен¬
ном правительстве. Там он объявил себя ’’заложником революционной
демократии”.
В целом можно сказать, что Временное правительство вобрало в себя
цвет российского либерализма. Это были высокообразованные люди,
имевшие опыт политической деятельности. Они были лично честными
людьми, искренне стремившимися к созданию правового государства в
России, образцом которого для них служил Запад, западный парламен¬
таризм. Бывшие вожди российского либерализма впоследствии, когда
улеглись бури революции и гражданской войны, когда многие из них ока¬
зались в эмиграции, когда настал час тяжелых раздумий и горьких пере¬
оценок, много размышляли и писали об этом. Писатель М. Алданов под¬
вел итог: ’’Опыт превращения России в Англию не удался..."
Уже с первых же шагов Временное правительство оказалось в со¬
стоянии кризиса. Раскол был вызван неожиданным вариантом отречения
Николая И. Милюков, Гучков и некоторые другие настаивали на воца¬
рении Михаила. Керенский, Родзянко и другие считали, что Михаил
царствовать не сможет, что вопрос о будущем государственном строе
России должно решить Учредительное собрание. В конце концов согла¬
сились поставить вопрос "на благоусмотрение" самого Михаила.
Ранним утром 3 марта делегация думского Временного комитета и
Временного правительства отправились на Миллионную, 12, где в это
время под охраной скрывался Михаил. По одним воспоминаниям, при¬
сутствовало 10, по другим - 12 человек. Стороны изложили свои доводы.
Михаил удалился в другую комнату и после короткого совещания с
Г. Львовым и Родзянко вышел к присутствовавшим. Со слезами на глазах
он объявил, что отказывается от престола до окончательного решения
10 Вот как, к примеру, описывал Р. Локкарт реакцию на выступление Керенского в
Москве в первых числах марта: «Окончив речь, он в изнеможении упал назад, подхваченный
адъютантом... Солдаты помогли ему спуститься со сцены, пока в истерическом припадке вся
аудитория повскакала с мест и до хрипоты кричала "ура". Жена какого-то миллионера
бросила на сцену свое жемчужное ожерелье. Все женщины последовали ее примеру. И град
драгоценностей посыпался из всех уголков громадного здания» {Локкарт Р. История
изнутри. М., 1991. С. 164).
37
вопроса о государственном строе России Учредительным собранием, со¬
звать которое надлежало Временному правительству. В порыве чувств
Керенский долго тряс руку Михаилу.
Чем можно объяснить такое решение? Имелись ли силы, готовые и
способные отстоять права Михаила Александровича на престол? В той
обстановке их, по-видимому, не было. Но и сам Михаил, по выражению
присутствовавшего на Миллионной, 12, видного юриста кадета В. На¬
бокова, меньше всего являлся человеком, ’’глядящим в Наполеоны”.
Позднее, в 1924 г., Шульгин напишет В. Маклакову, что там, на Мил¬
лионной, все решила "мягкая, незлобивая" натура великого князя Ми¬
хаила Александровича, его "женственность", которая, может быть, хо¬
роша для спокойных времен, но которая совершенно "не соответствовала
суровой беспощадности той минуты"11.
Так или иначе, остается фактом: главными фигурами, склонившими
Николая:!! к отречению, стали Родзянко, Алексеев и Рузский; главными
фигурами, оказавшими давление на Михаила Александровича и убедив¬
шими его отказаться от воцарения, были тот же Родзянко, Керенский,
возможно, и Г. Львов. Только Гучков и Милюков отстаивали "монархи¬
ческий принцип" в дни крушения монархии. На Миллионной Милюков
говорил: "Для укрепления нового порядка нужна сильная власть, и... она
может быть такой тогда, когда опирается на символ власти, привычной
для масс. Таким символом служит монархия. Одно Временное правитель¬
ство, без опоры на этот символ, просто не доживет до открытия Учре¬
дительного собрания. Оно окажется утлой ладьей, которая потонет в
океане народных волнений’’11 12.
Когда Алексеев в Ставке и другие высшие генералы во фронтовых
штабах узнали о случившемся, они были потрясены. Алексеев посчитал
себя попросту обманутым. Он намеревался немедленно созвать совеща¬
ние главнокомандующих фронтов для выработки общей линии поведения
по отношению к "виляющему правительству". Но "поезд уже ушел".
В разговоре с Родзянко Алексеев мог лишь сказать: "Прибавить ничего
не могу, кроме слов: Боже, спаси Россию". Через годы И. Бунин напишет:
"Во что превратилась русская революция, не поймет никто, ее не видев¬
ший. Зрелище это было сплошным ужасом для всякого, кто не утратил
образа подобия Божьего, и из России после захвата власти Лениным
бежали сотни тысяч людей, имевших малейшую возможность бежать".
ПЕТРОГРАД, МАРТ 1917 ГОДА
В дни, когда думские лидеры в Петрограде, генералы в Ставке и в
штабе Северного фронта в Пскове торопливо обменивались телеграм¬
мами в поисках выхода из критического положения, вновь появилось и
замелькало имя генерала Корнилова, командующего 25-м армейским
корпусом Юго-западного фронта.
11 ГАРФ. Ф. 5974. On. 1. Д. 76. Л. 9, 11.
12 Милюков П. Воспоминания. М., 1991. С. 468.
38
Кто первый вспомнил о нем? Возможно, генерал П. Аверьянов, в
1916 г. заведовавший отделом эвакуации и военнопленных Генерального
штаба, а в канун и во время февральского переворота исполнявший обя¬
занности начальника Генерального штаба. Впоследствии Гучков утверж¬
дал, что он уже в первые дни февральско-мартовских событий задумал
"прибрать к рукам" Петроградский гарнизон. Для этого нужен был ге¬
нерал, прошедший, как тогда говорили, не через "переднюю Распутина" и
анфилады царскосельского Александровского дворца, а через все пре¬
вратности фронтовой жизни. С этой точки зрения Корнилов был хоро¬
шим выбором. Фронтовой генерал, бежавший из плена, маленький, су¬
хонький, с простым, чуть ли не мужицким лицом. Солдат, далекий от по¬
литики? Но в сложившейся ситуации и это становилось плюсом: поли¬
тики во главе гарнизона Гучкову были не нужны, он сам являлся поли¬
тиком. Он нуждался в "своем" генерале, который бы проводил его,
тучковскую, линию.
Во всяком случае, вечером 2 марта имя Корнилова впервые было
упомянуто в связи с событиями февраля. В тот день около 18 часов
председатель Государственной Думы Родзянко телеграфировал в Ставку
генералу Алексееву: "Необходимо для установления полного порядка и
для спасения столицы от анархии командировать сюда на должность глав¬
нокомандующего Петроградским военным округом доблестного боевого
генерала, имя которого было бы популярно и авторитетно среди насе¬
ления... Комитет Государственной Думы признает таким лицом доб¬
лестного, известного всей России героя, командира 25-го армейского кор¬
пуса, генерал-лейтенанта Корнилова".
Итак, Родзянко просил о приезде Корнилова "для спасения столицы от
анархии". Уже упоминавшийся Аверьянов в телеграмме тому же Алек¬
сееву, посланной 10 минутами позже, выразился еще более определенно.
Он просил немедленно "осуществить меру, изложенную в телеграмме
председателя Государственной Думы", и "безотлагательно" командиро¬
вать Корнилова в Петроград, "дабы дать опору Временному комитету
(Думы. - Г.И.), спасающему монархический строй"1. Телеграммы Род¬
зянко и Аверьянова были получены в Ставке в седьмом часу вечера. Че¬
рез некоторое время Алексеев отдал приказ № 334, в котором гово¬
рилось: "Допускаю ко временному командованию Петроградским воен¬
ным округом... генерал-лейтенанта Корнилова"1 2.
В тот же день из Могилева пошли телеграммы в Псков Николаю II, а
также командующему Юго-западным фронтом А. Брусилову, которому
был подчинен Корнилов. Алексеев просил их выполнить просьбу предсе¬
дателя Государственной Думы. Любопытен ответ Брусилова, отправ¬
ленный в тот же вечер. Он "по совести" докладывал Алексееву, что
считает Корнилова "малоподходящим именно для этой должности", так
как тот "отличается прямолинейностью и чрезмерной пылкостью".
Впрочем, заканчивал Брусилов, "если окажется хорошим, буду очень
1 Красный архив. 1927. Т. 3 (22). С. 6-7.
2 Деникин А.И. Очерки русской смуты. Париж, 1921. Т. 1, вып. 1. С. 76.
39
рад”3. Алексеев подгонял штаб Северного фронта в Пскове: спешно
передайте дворцому коменданту генералу В. Воейкову просьбу ускорить
решение царя относительно Корнилова. "Среди изменивших войск, -
сообщал Алексеев, - идет усиленная, небезуспешная пропаганда рабочих
депутатов. Новая измена поведет к анархии и террору в столице. Еще
надеются, что популярное имя Корнилова удержит войска от повторения
бунта". Вечером 2 марта в Могилеве получили телеграмму из Пскова:
"Государь император соизволил на отозвание в Могилев генерал-адъю¬
танта Иванова и на назначение главнокомандующим войск Петроград¬
ского военного округа комкора-25 генерал-лейтенанта Корнилова"4.
В 11-м часу вечера Алексеев уведомил Родзянко, а на другой день и
Аверьянова о том, что Корнилову отдан приказ "незамедлительно отпра¬
виться к новому месту службы". В тот же день Временный комитет Думы
опубликовал обращение, в котором население Петрограда оповещалось о
смещении генерала Хабалова и назначении вместо него Корнилова,
"несравненная доблесть и геройство которого на полях сражений извест¬
ны всей армии и России". Вся документация, относящаяся к назначению
Корнилова, свидетельствует о том, что в умах Гучкова, Родзянко и других
оно теснейшим образом связывалось с сохранением "обновленной"
монархии. Но за короткое время обращения телеграмм Родзянко, Алек¬
сеева, Брусилова и других в Петрограде произошли события, коренным
образом изменившие ситуацию. И когда 5 марта протеже Гучкова и
Родзянко - Корнилов - наконец прибыл к месту назначения, волей об¬
стоятельств он оказался первым "революционным командующим" Петро¬
градским военным* округом. Таковым его объявило Временное прави¬
тельство, которое и себя именовало революционным.
...Первые мартовские дни 1917 г. в Петрограде. Город посерел,
погрязнел. Улицы и площади переполнены народом. Особенно много
солдат, "расхристанных", в распахнутых шинелях. Мчатся автомобили с
вооруженными рабочими. Со зданий сбиваются и сбрасывают царские
эмблемы, на многих домах и дворцах и над самим Зимним развеваются
красные флаги. Низко нахлобучив папаху, подняв воротник бекеши, Кор¬
нилов хмуро глядел на эти картины из автомобиля, который вез его на
Дворцовую площадь, в штаб округа. Революционный гарнизон, а он - его
революционный командующий... Какой поворот судьбы! Мог ли он ду¬
мать там, в плену, что всего лишь через каких-нибудь полгода ему при¬
дется сотрудничать со всеми этими керенскими и Милюковыми. Да ладно
бы только с ними! Есть рабочие и солдатские депутаты - Соколовы, Свет¬
ловы, чхеидзе. Пришла мысль о Наполеоне: ведь и Наполеон тоже был
революционным генералом. Корнилов поправил папаху, застегнул бе¬
кешу на все крючки. Автомобиль въезжал под арку Генерального штаба.
В воспоминаниях Гучкова, в той их части, которая касается 1917 г.,
проводится мысль: с самого начала он повел линию на обуздание рево¬
люционной стихии, на ее ликвидацию, а генерал Корнилов должен был
привести в "порядок" Петроградский гарнизон.
3 Красный архив. 1927. № 3 (22). С. .8.
4 Там же. С. 8-9.
40
Один из будущих ближайших сподвижников Корнилова, генерал
А.С. Лукомский, писал в воспоминаниях, что в августе 1917 г., в канун
выступления, Корнилов неоднократно ссылался на свой "апрельский
опыт". При первой же встрече с Корниловым, вспоминал Гучков, "я объ¬
яснил ему, что его главная задача должна состоять в создании военной
опоры для Временного правительства. Корнилову были даны неогра¬
ниченные полномочия в области личных назначений... Вместе с тем в его
распоряжение были отпущены большие кредиты для организации пропа¬
ганды порядка и дисциплины в войсках"5.
Корнилов прибыл в Петроград, когда знаменитый приказ № 1 Пет¬
роградского Совета, фактически выводивший солдат из-под офицерского
контроля, уже вступил в силу. Только что сформированному Временному
правительству и военному министру Гучкову было ясно, что ликвиди¬
ровать последствия этого приказа и вернуть гарнизон в былое состояние
они пока не в силах. Но покидать "поле битвы" они тоже не собирались.
Нужно было только найти не прямой, а обходный путь. Гучков считал,
что таким путем может стать постепенная замена идеи демократизации
армии, которую нес в себе приказ № 1, ее реформированием в духе вре¬
мени. В связи с этим на первый план выдвинулся вопрос о войсковых
комитетах, существование и деятельность которых могли поставить
армейское командование под контроль "снизу" и ввести в армии своего
рода двоевластие. Замысел Гучкова должен был ограничить круг де¬
ятельности комитетов. Гучков полагал, что найдет определенную под¬
держку в эсеро-меньшевистских кругах Петроградского Совета.
С очевидным расчетом на это в первых числах марта 1917 г. Гучков
издал приказ № 114, разрешавший солдатам участвовать в общественных
и политических организациях, ликвидировавший ряд старых уставных
статей о воинском чинопочитании и т.д.6 Но вопрос о войсковых коми¬
тетах в приказе был обойден. Он, как и ряд других вопросов армейской
службы и быта, передавался в специальную комиссию генерала А. Поли¬
ванова. Само существование этой комиссии и неторопливая процедура
обсуждения в ней предстоящих армейских реформ должны были оказы¬
вать сдерживающее влияние на тех радикалов, которые подыгрывали
требованиям солдатской массы.
Позднее Гучков признавал, что созданием поливановской комиссии
надеялся "выиграть время и как-нибудь частным образом повлиять на
руководителей Совета"7. В комиссию привлекались генералы по личному
выбору военного министра. Из Николаевской военной академии Ген¬
штаба он выбрал М. Иностранцева, А. Андогского, А. Мышлаевского
и др. Первое заседание, 4 марта, проходило в квартире Гучкова, в доме на
Мойке. Иностранцев вспоминал: прежде всего неприятно поражал сам
вид дома и квартиры. В парадном уже не было швейцара с галунами,
красный ковер в большом коридоре затоптан грязными сапогами, на
вешалке среди множества офицерских и генеральских пальто "проскаль¬
5 Последние новости (Париж). 1936. 30 сент. См. также: Александр Иванович Гучков
рассказывает... М., 1993. С. 72-73.
6 См.: Старцев В.И. Революция и власть. М., 1978. С. 57-59.
7 Последние новости (Париж). 1936. 20 сент.
41
зывали” и солдатские шинели. В приемной - большая толпа. Генералы и
офицеры вполголоса переговаривались между собой. Один из них, уже
’’побывавший в Совете”, объяснял с плохо скрываемым раздражением:
’’Говорить с ними о военном положении в высшей степени трудно, так как
они во всем и всюду видят контрреволюцию. Они мне несколько раз
повторяли, что слишком хорошо знают историю генерала Бонапарта,
чтобы позволить повторить ее у нас’’8. Как председатель комиссии и в
соответствии с указаниями Гучкова Поливанов вел курс на компромисс с
Советом. "Когда пожар, - говорил он, - надо не бежать, а выносить из
дома вещи, спасать, что можно... Я надеюсь, ведя занятие комиссии, спас¬
ти, что еще можно от нашей бедной армии".
Второе заседание комиссии состоялось через день - 6 марта. А 5-го в
Петроград прибыл Корнилов. Этот факт, пишет Иностранцев, обеими
сторонами (т.е. генералами и офицерами поливановской комиссии, с
одной стороны, и представителями Совета в ней - с другой) был расценен
как весьма важный. Первые увидели в этом долгожданный поворот со¬
бытий в "государственное русло", вторые, естественно, "насторожились".
Члены комиссии полковники Г. Якубович и В. Барановский (шурин
Керенского) предложили "компромиссный проект", в соответствии с ко¬
торым "власть начальников не подлежит контролю и вмешательству
комитетов, во всяком случае в вопросах оперативных, во всех случаях
боевой деятельности войск". Но в вопросах "быта и внутренней жизни
армии" власть начальников "могла быть заменена властью комитетов".
Таким образом, комитетам практически отводилась роль неких "хозяй¬
ственно-культурных" органов. Начались бурные прения. Некоторые не
соглашались и на этот компромисс, указывая, что трудно отделить опе¬
ративную часть от "внутренней жизни" армии. Тогда Поливанов пред¬
ложил перенести вопрос на следующее заседание. Иностранцев писал,
что многие офицеры выражали возмущение "советчиками". Какой-то
капитан требовал просто сформировать военно-полевой суд для "всех
этих господ", а Петроградский гарнизон целиком вывести на фронт,
заменив его надежными фронтовыми частями. Обязательство о невыводе
войск Петроградского гарнизона в знак признания его "особых револю¬
ционных заслуг" скоро станет предметом острой политической борьбы, а
в октябре 1917 г. сыграет роковую роль в развитии событий...
На следующее заседание, 7 марта, пришли представители некоторых
фронтовых частей ("почтенные ротные командиры", по выражению Ино-
странцева). Поливанов надеялся, что они сумеют "умерить пыл со¬
ветчиков". Явились также представители "демократических" союзных ар¬
мий: своими рекомендациями они должны были произвести отрезвляю¬
щее впечатление на "фанатиков" из Петроградского Совета. Выступив¬
ший английский офицер ссылался на историю Английской и Французской
революций; он говорил, что Кромвель ввел в армии еще более суровую
дисциплину, а французские революционные войска очень скоро вообще
отказались от комитетов как несовместимых с жизнью армии.
8 Иностранцев М.А. Из истории комиссии генерала Поливанова // ГАРФ. Ф. 5960. On. 1.
Д. 19а. Л. 18.
42
В разгар заседания в зал вошел Корнилов, сел за стол возле Поли¬
ванова и стал внимательно слушать. Говорил представитель Совета эсер
В. Утгоф. Он обратил внимание англичанина на то, что все это прои¬
зошло тогда, когда с революциями в Англии и во Франции уже было
покончено; русская же революция продолжается, да к тому же русская
армия сама завоевала себе свободу. В этот момент Корнилов резко под¬
нялся. Желваки ходуном ходили на скулах, обтянутых обветренной ко¬
ричневатой кожей. "Я только что закончил объезд всех частей, - отры¬
висто произнес он. - И должен сказать, что последние находятся в со¬
стоянии полного разложения... Поэтому я и пользуюсь случаем видеть
здесь, в комиссии, представителей армий фронта, чтобы сказать им и
успокоить их, что мною принято решение в ближайшие дни начать вывод
частей Петроградского гарнизона на фронт и замену их в Петрограде
частями с фронта, уже заслужившими отдых и более дисциплинирован¬
ными. Вот что я хочу сказать”. Тут же поднялся Утгоф.
’’Эти слова, - заявил он, обращаясь к Корнилову, - нас удивляют.
Войска гарнизона выведены быть не могут... Они отсюда не уйдут! Силу
же применить мы не позволим!”
Бешеные огоньки запрыгали в глазах Корнилова.
- Кто это "мы”?! - почти выкрикнул он.
- Мы, Совет рабочих и солдатских депутатов!
Корнилов ничего не ответил и, попрощавшись с Поливановым,
ушел9.
Деятельность первого "революционного командующего" Петроград¬
ским военным округом Корнилову пришлось начать с акции, о которой
он потом не любил вспоминать, но которую не очень-то склонны были
забывать некоторые монархисты эпохи добровольчества и белой эмиг¬
рации. Через три дня по прибытии в Петроград, 8 марта, Корнилов в
сопровождении некоторых чинов штаба явился в царскосельский Алек¬
сандровский дворец и объявил императрице Александре Федоровне (арес¬
тованный Николай II в тот момент еще находился на пути из Могилева в
Царское Село) об аресте. Почему глава военной петроградской власти
взял на себя функцию, строго говоря, не входившую в круг его обя¬
занностей? В интервью петроградским газетам Корнилов заявил, что он
действовал по указанию военного министра Гучкова. Если Гучков дейст¬
вительно и отдал такой приказ, то он, вероятно, руководствовался опре¬
деленным политическим расчетом. Арест императрицы командующим
военным округом должен был произвести на солдат гарнизона впечат¬
ление полного разрыва нового командования со старым, как тогда го¬
ворили, "павшим режимом". Ту же цель, очевидно, преследовал акт
вручения Корниловым Георгиевского креста унтер-офицеру Т. Кйрпич-
никову, одному из инициаторов восстания Волынского полка в февраль¬
ские дни. По воспоминаниям добровольческого генерала Б. Штейфона, в
1919 г. Кирпичников, оказавшийся на территории Добровольческой
армии, был расстрелян по приказу генерала А. Кутепова, пытавшегося
подавить восстание в Петрограде в феврале 1917 г., а позднее в рядах
9 Там же. Л. 23.
43
белых командовавшего Корниловским полком и другими воинскими
соединениями.
В воспоминаниях Гучков довольно подробно рассказал, как Корнилов
пытался реализовать его "линию”. Цель сводилась к созданию в гарни¬
зоне отдельных надежных частей "с тем, чтобы на них можно было
опереться в случае вооруженного столкновения". В связи с этим про¬
водилась "чистка офицерского состава", а также "воспитание" менее раз¬
ложившихся частей: казачьих, артиллерийских и юнкерских училищ.
Корнилов с согласия Ставки (и, конечно, Гучкова) разрабатывал также
и проект (идея его возникла еще до Февральской революции) создания
нового, Петроградского фронта. В него должны были войти войска,
находившиеся в Финляндии, Кронштадте, Ревельском укрепрайоне, и
части Петроградского гарнизона. При этом запасные батальоны, рас¬
квартированные в городе, были бы развернуты в полевые полки или
бригады, а командующий фронтом получал право менять их дислокацию,
производить смену фронтовых и тыловых частей10 11 12. Таким образом
Петроградский гарнизон должен был как бы "раствориться" в соответ¬
ствии со стратегическими расчетами командования. Но для этого нужно
было время.
Между тем уже во второй половине марта появились горячие головы,
которые считали, что "слишком долго идет пасхальный перезвон вместо
того, чтобы сразу ударить в набат"11. К числу приверженцев решитель¬
ных действий принадлежал генерал А. Крымов. В середине марта он по¬
явился в Петрограде по вызову Гучкова, сдав свою Уссурийскую казачью
дивизию быстро продвигавшемуся по службе генералу П. Врангелю (до
этого Врангель командовал Нерчинским казачьим полком, а затем 1-й
бригадой Уссурийской дивизии). Высокого роста, тучный, в тужурке,
широко распахнутой, как он говорил, "для проветривания", в сдвинутой
на затылок фуражке, слегка раскачиваясь на кривых, кавалерийских но¬
гах, Крымов поспевал всюду: появлялся то в военном министерстве, то на
квартире у Гучкова, то в штабе округа у Корнилова.
Позднее Деникин, который в 20-х числах марта также был вызван
Гучковым в Петроград и виделся там с Крымовым, поведал о беседах в
ходе этих "крымовских визитов". 23 марта Крымов по секрету сообщил
Деникину, что "предлагал им (т.е. Гучкову и другим министрам. - Г.И.)
в два дня очистить Петроград одной дивизией, конечно, не без крово¬
пролития". Но его не поддержали: "Гучков не согласен, Львов за голову
хватается. Помилуйте, это вызвало бы такие потрясения!" Из рассказа
Деникина следует,, что Корнилов всей душой был на стороне Крымова,
полностью разделяя мнение о "неизбежности жестокой расчистки Пет-
рограда *2, но, по-видимому, уити из тучковской упряжки пока не ре¬
шался.
Несмотря на то что крымоский план был отвергнут, Гучков, как бы
заглядывая в будущее, все же попросил Крымова принять какую-нибудь
10 Деникин А.И. Указ. соч. Т. 1, вып. 1. С. 190.
11 Там же. С. 75.
12 Последние новости (Париж). 1936. 13 нояб.; Деникин А.И. Указ. соч. Т. 1, вып. 1. С. 77.
44
должность здесь, в Петрограде. Крымов не согласился и уехал на фронт с
повышением - командиром 3-го конного корпуса. Однако при Гучкове по
настоянию Крымова для связи был оставлен полковник С. Самарин,
начальник штаба крымовской Уссурийской дивизии, которого Крымов,
выезжая в Петроград, захватил с собой. Самарин был назначен началь¬
ником кабинета Гучкова. Впоследствии он сыграет немаловажную роль в
ходе августовского похода корниловско-крымовских войск на Петроград.
* * *
Наступил апрель 1917 г. Жизнь в Петрограде, казалось, постепенно
входила в берега. Никого уже не удивляло отсутствие городовых. Вместо
’’Боже, царя храни” оркестры гремели ’’Марсельезу”, красные банты
украшали шинели, тужурки, фраки; вместо слова ’’господин” говорили
’’гражданин” и "товарищ”. Газеты и журналы выходили с кричащими за¬
головками о свободной России, о наступившем "царстве свободы", "эре
всеобщего братства". Слова "митинг", "революция", "комитет", "комис¬
сар" стали распространенными, даже модными. Но это - на поверхности.
А в нелегкой российской жизни переменилось не так уж много. В газетах
как бы между прочим сообщалось, что на Марсовом поле "место упо¬
коения жертв революции находится в запущенном виде". И в тех же га¬
зетах, как в добрые старые времена, помещались сотни объявлений,
свидетельствовавших о том, что обычная деловая и торговая жизнь идет
своим чередом. Кто-то усердно рекламировал усовершенствованные ды¬
роколы: революция революцией, а бумаги подшивать надо. В воспоми¬
наниях генерала П. Врангеля имеется живая зарисовка Петрограда тех
дней: «Я застал Петербург необыкновенно оживленным. С раннего утра и
до поздней ночи улицы города были наполнены толпами народа.
Большую их часть составляли воинские чины... Количество красных
бантов, утеряв прелесть новизны, по сравнению с первыми днями ре¬
волюции поуменьшилось, но зато неряшливость и разнузданность как
будто еще увеличились. Без оружия, большей частью в расстегнутых
шинелях, с папиросой в зубах и карманами, полными семечек, солдаты
толпами ходили по тротуару, никому не отдавая чести и толкая прохожих.
Щелканье семечек в эти дни стало почему-то непременным занятием
"революционного народа", а так как со времени "свобод" улицы почти не
убирались, то тротуары и мостовые были сплошь покрыты шелухой...»13
Страницы многих буржуазных газет и журналов захлестнули буль¬
варщина и порнография. Интимнейшие "тайны дома Романовых" знали
теперь все. Имена Распутина, Вырубовой, Протопопова склонялись на
все, в том числе и самые щекотливые, лады. Это был, может быть,
первый всплеск "массовой культуры" в России.
Дань жгучему обывательскому интересу и пошлости не была без¬
обидной. М. Горький, в частности, выражал подлинную тревогу по поводу
"ядовитой грязи" брошюрок, которые находили "хороший сбыт и на
Невском, и на окраинах города". «Грязная "литература", - писал он,-
13 Воспоминания генерала барона П.Н. Врангеля. Франкфурт-на-Майне, 1969. С. 29.
45
особенно вредна, особенно прилипчива именно теперь, когда в людях
возбуждены все темные инстинкты и еще не изжиты чувства негодо¬
вания, обиды, - чувства, возбуждающие месть». Да, соглашался Горький,
старая власть виновна перед народом: она слишком долго "стремилась
держать нас далеко в стороне от живого дела общественного строитель¬
ства". Но надо знать всю правду: "мы сами расшатаны морально не менее,
чем силы, враждебные нам"14. Однако такие мысли были явно "несвое¬
временными". На них мало кто обращал внимание.
По вечерам сверкали огнями Мариинка и Александринка, из которых
выходили шикарно одетые дамы и господа. Народ попроще валил в
кинематографы и цирки, где особым успехом пользовались соревнования
по борьбе на первенство мира 1917 г. В цирке Чиннизелли, где шли ре¬
шающие схватки, публика, лузгая семечки, бешено аплодировала. На
политическом небосклоне появились новые "звезды". Афиши пестрели
именами П. Милюкова, А. Керенского, Н. Чхеидзе, союзных послов и
парламентариев - Дж. Бьюкенена, Д. Фрэнсиса, Дж.О’Греди и др. В один
голос они призывали к сплочению классов "во имя завоеванной свободы"
и победы над кайзеровской Германией.
Но если, как бы сейчас сказали, "молчаливое большинство" приспосаб¬
ливаясь к некоторым действительным новшествам, засасывалось в новое
житейское болото или напряженно выжидало, то политически активные
элементы (а число их росло) в обстановке послефевральской политиче¬
ской свободы быстро консолидировались. При этом не менее быстро шел
процесс их поляризации. На левом фланге концентрировались те, кто
претендовал на выражение интересов людей, в чьей жизни мало что
изменилось с падением монархии. Тот, кто пропадал в грязных окопах
при царском режиме, так и остался в них при новом, Временном прави¬
тельстве: война продолжалась. Вопрос о земле, всегда волновавший мил¬
лионы крестьян, не решался: новое "начальство" предлагало и убеждало
ждать не совсем понятного Учредительного собрания. "Инородцы" требо¬
вали автономии, но и им предлагалось ждать слова этого "хозяина земли
русской" - будущего Учредительного собрания, неизвестно когда созы¬
ваемого. Продовольственное положение в больших городах не улучша¬
лось, даже ухудшалось: хлебный паек урезался, цены росли неудержимо и
рост зарплаты не поспевал за ними, "хвосты" за хлебом становились
длиннее. Общее экономическое положение оставалось тяжелым: транс¬
порт был в состоянии, приближавшемся к параличу, поставки сырья
сокращались, производительность падала, росла безработица. Здесь начи¬
нались истоки радикализма и экстремизма, рождались "гроздья гнева"
миллионов обездоленных, сбитых с толку людей. Временное правитель¬
ство с трудом противостояло им как из-за отсутствия карательного
аппарата, так и из-за опасения потерять поддержку органов револю¬
ционной демократии, прежде всего Советов.
14 Горький М. Несвоевременные мысли. М., 1990. С. 27-28.
46
КАМЕНЕВСКИИ БОЛЬШЕВИЗМ
Одним из первых актов Временного правительства стало постанов¬
ление об освобождении всех политических заключенных. Его с ликова¬
нием встретили по всей стране. Повсюду, где находились узники царского
режима, их спешили освободить и с почетом проводить в Петроград,
Москву, родные места. В далеком сибирском Ачинске готовился к отъез¬
ду и большевик Л. Каменев. Место этого человека в истории партии
таково, что о нем следует сказать особо. Он родился в 1883 г. в семье
железнодорожного машиниста (ставшего потом инженером), закончил
гимназию, некоторое время изучал юриспруденцию в Московском уни¬
верситете. Примкнув к большевикам, активно вел пропагандистскую ра¬
боту на Кавказе и в Петербурге. В 1907 г. был арестован, вскоре осво¬
божден и эмигрировал. За границей стал членом большевистского
центра, был тесно связан с В.И. Лениным.
После того как в 1912 г. в IV Государственной Думе организовалась
небольшая большевистская группа, Каменев был направлен в Россию для
руководства этой группой и газетой "Правда”. Фактически, таким обра¬
зом, Каменев возглавил тогда большевистские организации в России. Это
был хороший оратор, довольно яркий публицист; в личном плане -
интеллигентный человек с мягким характером, склонный к уступкам и
компромиссам. О нем говорили, что он столь терпимо относился к по¬
литическим противникам, что, казалось, боялся быть заподозренным в
непримиримости своей позиции. Н. Суханов писал о Каменеве как о
человеке, которого всегда нужно "брать на буксир", и если даже он про¬
бовал упираться, "то не сильно". Каменев во многом был противополож¬
ностью Ленину с его твердой верой в себя, умением убеждать людей и
вести их за собой.
В начале ноября 1914 г. во время обсуждения ленинских "Тезисов о
войне" (они призывали к продолжению борьбы с царизмом, рассматривая
поражение царской России как наименьшее зло) на одной из нелегальных
квартир под Петроградом Каменев и думские депутаты-большевики были
арестованы, осуждены и сосланы в Сибирь. На суде Каменев не проявил
черт политического бойца, отмежевался от ленинской "пораженческой"
позиции.
Прошло более двух лет. Царизм пал. По некоторым данным, Каменев
наряду с другими представителями ачинской ссылки будто бы подписал
телеграмму, приветствовавшую великого князя Михаила за его "граж¬
данский подвиг" - отказ от престола. Позднее Сталин использовал и это
для политической компрометации "члена троцкистско-зиновьевского
объединенного центра" Каменева (сам Каменев отрицал свой "мо¬
нархизм" начала марта 1917 г.). Но все это много лет спустя, а тогда, в
начале марта 1917 г., Каменев готовился возвратиться в Петроград
вместе с отбывавшими ссылку в Сибири, в Туруханском крае, членом
IV Государственной Думы от большевиков М. Мурановым и членом
большевистского ЦК И. Сталиным. Оба во время наездов в Ачинск
нередко бывали у Каменева. Есть мемуарные свидетельства, из которых
следует, что Каменев и его жена Ольга Давыдовна (сестра Л. Троцкого)
47
без особого почтения относились к ссыльному члену ЦК и будущему
генсеку. У Каменевых Сталин обычно молча курил трубку, а когда всту¬
пал в разговор, его иногда бесцеремонно перебивали1.
Сибирские поселенцы - Каменев, Сталин и Муранов - прибыли в
Петроград 12 марта. Февральские бури уже поутихли, но эйфория голо¬
вокружительной победы над царизмом еще чувствовалась повсюду, была,
может быть, в самом разгаре. ’’Пасхальный перезвон” еще продолжался.
Временное правительство пользовалось пока почти полной поддержкой.
Монархически и вообще консервативно настроенные слои быстро по¬
вернули в его сторону, видя в нем единственный центр, противостоящий
революционной анархии и способный остановить ее дальнейшее разви¬
тие. Огромная масса населения, в том числе и большая часть рабочего
класса, также связывала с Временным правительством надежды на
удовлетворение своих интересов. Правда, имелись и радикально на¬
строенные рабочие (например, в Выборгском районе Петрограда),
принимавшие боевые резолюции о переходе власти к Советам, но не они
определяли тогда настрой в Петрограде и России. Этот факт, безусловно,
"давил” на большевистское руководство, порождая стремление к поиску
путей сотрудничества с другими революционно-демократическими орга¬
низациями и группами, представленными в Петроградском Совете.
Никто из лидеров большевиков в Петрограде не ставил вопроса о
переходе к социалистической революции. Этот переход если и виделся, то
лишь как весьма отдаленная перспектива. Между тем уже теперь тре¬
бовался четкий ответ, по крайней мере на два ’’текущих” ключевых воп¬
роса: отношение к Временному правительству и отношение к продолжав¬
шейся войне. По первому вопросу два руководящих центра больше¬
виков - Петербургский комитет и Русское бюро ЦК (А. Шляпников,
В. Молотов, В. Залуцкий)- к единой точке зрения не пришли. ПК
проявлял, пожалуй, своего рода ’’большевистский оппортунизм" и скло¬
нялся вправо. В принятых им резолюциях (5 и 13 марта) отмечалось, что
ПК "не противодействует власти Временного правительства постольку,
поскольку действия его соответствуют интересам пролетариата и
широких демократических масс народа..."1 2. "Линия" ПК шла, таким об¬
разом, в сторону сближения с позицией меньшевистско-эсеровского
Петроградского Совета, поддерживавшего Временное правительство на
том же условии.
Русское бюро ЦК в вопросе об отношении к Временному правитель¬
ству достаточно четкой позиции не имело. В его резолюции, принятой по
горячим следам, 4 марта, говорилось: "Теперешнее Временное прави¬
1 Байкалов А. Мои встречи с Осипом Джугашвили // Возрождение. (Париж). 1950. Март-
апр. С. 118. Пройдут годы, и в 1933 г. Каменев будет писать Сталину: "В старые времена из
всего старого руководства Вы были для меня ближе других... Но тогда я вообще не думал,
что среди нас есть человек, который способен, подобно Ленину, стать средоточием
идейного, практического и организационного руководства партии и государства. История
показала, что такой человек среди нас был, и партия без больших колебаний и потрясений
нашла его и указала в Вашем лице..." (Российский центр хранения и изучения документов
новейшей истории (далее - РЦХИДНИ). Ф. 523. On. 1. Д. 155. Л. 1-8).
2 Правда. 1917. 7 марта. См. также: Первый легальный Петербургский комитет боль¬
шевиков в 1917 г. М.; Л., 1927. С. 19,41.
48
тельство по существу контрреволюционно, так как состоит из предста¬
вителей крупной буржуазии и дворянства, а потому с ним не может быть
никаких соглашений”. Бюро заявляло, что его цель - борьба за ’’создание
Временного революционного правительства демократического характера
(диктатура пролетариата и крестьянства)’’3. Но позиция ПК, по-видимому,
заставила Русское бюро ЦК внести в свою оценку некоторые поправки,
осторожно сдвигая ее вправо. В протоколе заседания от 9 марта отме¬
чалось, что Бюро, не считая важным поддерживать Временное прави¬
тельство, в то же время не видит путей и активного противодействия ему.
А в проекте резолюции 10 марта речь уже шла о возможности ’’воз¬
действия на Временное правительство”4.
Более определенной была позиция ПК и Русского бюро ЦК по
второму важному вопросу - об отношении к войне.
ПК 7 марта заявил, что и после свержения царизма остается верным
своим взглядам на войну как империалистическую, а потому "будет ре¬
шительно бороться за мир без аннексий и контрибуций, за самоопре¬
деление народов”. ПК постановил обратиться через Петербургский Совет
к социалистическим партиям всех воюющих стран с призывом к борьбе
против своих угнетателей, к братанию на фронте5.
10 марта 1917 г. ’’Правда" напечатала резолюцию Бюро ЦК о войне.
Она была значительно резче. В ней, в частности, говорилось: "Бюро
ЦК РСДРП заявляет, что основной задачей революционной демократии
по-прежнему является борьба за превращение настоящей антинародной
империалистической войны в войну гражданскую против своих угнета¬
телей - господствующих классов". Резолюция призывала к сношениям с
пролетариатом и революционной демократией всех воюющих стран, к
братанию на фронтах, к дальнейшей демократизации армии6. Таким
образом, обе центральные организации большевиков отмежевались от
меньшевистско-эсеровского "оборончества", вели в этом вопросе, как
тогда говорили, интернационалистскую "линию". Но склонность ПК, да и
Русского бюро ЦК к условной поддержке Временного правительства
снижала значимость призывов большевистского руководства к борьбе
против войны, так как она могла стать успешной только в результате
устранения Временного правительства и изменения политики Петроград¬
ского Совета.
Таким образом, общая позиция большевистского руководства в марте
1917 г. содержала в себе (пусть колеблющуюся), но все же тенденцию
развития в сторону блока с другими социалистическими партиями, на
определенном условии поддерживавшими Временное правительство. Эта
тенденция находила выражение и в стремлении целого ряда большевист¬
ских организаций к объединению с меньшевистскими организациями и
3 Протоколы и резолюции Бюро ЦК РСДРП (б) (март 1917 г.) // Вопр. истории КПСС.
1962. №3. С. 136.
4 Там же. С. 141, 143<
5 Первый легальный Петербургский комитет большевиков в 1917 г. С. 24-25. См. также:
Бурджалов Э.Н. О тактике большевиков в марте-апреле 1917 г.// Вопр. истории. 1956. № 4.
С. 42^3.
6 Протоколы и резолюции Бюро ЦК РСДРП (б) (март 1917 г.). С. 142.
49
группами на местах. В некоторых городах и местностях такие объединен¬
ные организации действительно возникли.
7 марта состав Русского бюро ЦК был расширен. В него были введе¬
ны, как тогда говорили, литературные работники со стажем практи¬
ческой революционной работы. Но никто из них не претендовал, да и не
мог претендовать на роль его партийных руководителей. На заседаниях
Русского бюро ЦК и ПК фиксировались разногласия и споры между
ними, дезорганизованность работы, «пустота "Правды"». Поэтому прибы¬
тие в Петроград 12 марта таких людей, как Каменев, Сталин и Муранов,
должно было иметь важное значение в выработке тактической и страте¬
гической "линии" партии, в ее практической деятельности. Однако по
протоколу заседания Бюро ЦК от 12 марта можно заключить, что петро¬
градские "цекисты" и "пекисты" рассматривали новоприбывших как
подкрепление, но отнюдь не как тех людей, которым они готовы были
передать бразды правления. Муранов был введен в Бюро единогласно.
Кандидатура Сталина, по-видимому, вызвала бурные споры. Как следует
из текста протокола, особенности его личности в Русском бюро и в ПК
хорошо знали. О нем записано: "Относительно Сталина было доложено,
что он состоял агентом ЦК в 1912 г.7 и поэтому являлся бы желательным
в составе Бюро ЦК, но ввиду некоторых личных черт, присущих ему,
Бюро высказывается в том смысле, чтобы пригласить его с совеща¬
тельным голосом"8. Кажется, это первый официальный документ, фик¬
сирующий негативные свойства характера Сталина как препятствие для
руководящей партийной работы.
Относительно Каменева было решено ввиду поведения "на процессе и
тех резолюций, которые были вынесены относительно него больше¬
виками, как в Сибири, так и в России"9, пригласить его не в Русское бюро
ЦК, а в число сотрудников "Правды", причем статьи печатать не за его
подписью10.
Может быть, сдержанное отношение членов Русского бюро ЦК к
обоим - Сталину и Каменеву - сыграло определенную роль в их даль¬
нейшем сближении? Это кажется странным для таких совершенно разных
людей. Но, по мнению Л. Троцкого, как раз противоположность харак¬
теров сближала Каменева и Сталина, дополняя друг друга. По всем дан¬
ным, Каменева и Сталина поддерживал Муранов, и "тройка" начала
активно действовать. Поскольку Сталин вошел в Бюро ЦК только с
совещательным голосом, а Каменев (с Мурановым) были направлены в
"Правду", именно газета и стала их "бастионом". Главную роль, конечно,
играл Каменев.
Каменев проводил тезис условной поддержки Временного правитель¬
ства и контроля за ним со стороны Совета, поскольку оно будет вести
борьбу против остатков старого режима и обеспечивать условия демокра-
7 На самом деле с 1912 г. Сталин был уже не агентом, а членом ЦК (его кооптировали в
ЦК на Пражской конференции).
8 Протоколы и резолюции Бюро ЦК РСДРП(б) (март 1917 г.). С. 143.
9 Речь идет о вынесении порицания Каменеву за его поведение на суде над боль¬
шевистскими депутатами Государственной Думы в 1914 г.
10 Протоколы и резолюции Бюро ЦК РСДРП (б) (март 1917 г.). С. 145.
50
гического развития страны. Он также утверждал, что политикой давле¬
ния на Временное правительство можно вынудить его к переговорам о
мире. В унисон с Каменевым выступал и Сталин, активно занявшийся
"литературной работой". Он опубликовал в "Правде" несколько статей,
несущих на себе отпечаток не только некоторых каменевских мыслей, но
в определенной степени и стилистики Каменева.
Читая статьи Каменева и Сталина (да и Муранова), напечатанные пос¬
ле редакционного "переворота", совершенного ими в "Правде", ясно ви¬
дишь тот "правый курс", который она взяла: этот крен вел большевиков в
русло сближения, по крайней мере постепенного сближения с левыми,
интернационалистскими группами меньшевизма, в свою очередь не поры¬
вавшими с его оборонческими группами в Совете, поддерживавшими
Временное правительство. Меньшевистская и даже кадетская пресса,
зафиксировав это, приветствовали новый курс "Правды" как свидетель¬
ство готовности большевиков "влиться в общий демократический фронт".
22 марта Русское бюро ЦК партии большевиков приняло две ре¬
золюции, в которых каменевская точка зрения находила вполне опреде¬
ленное отражение. В резолюции "О Временном правительстве" указыва¬
лось, что "Советы должны осуществлять самый решительный контроль
над всеми действиями Временного правительства". В резолюции "О войне
и мире" предлагалось "заставить Временное правительство России не
только отказаться от всяких завоевательных планов, но немедленно...
предложить мир всем воюющим на условиях освобождения всех угне¬
тенных, подавляемых и неполноправных народов (право на самоуправ¬
ление)"11.
Эти резолюции были приняты Русским бюро ЦК уже после того, как
взгляды Ленина стали известны в Петрограде по одной короткой теле¬
грамме, полученной 13 марта, и по пространным "Письмам из далека".
Первое письмо 21-22 марта было опубликовано в "Правде", но с сущест¬
венными сокращениями. Из них были изъяты как раз те места, которые
расходились с "каменевской линией": резкая критика состава и политики
Временного правительства и др. Другие письма тогда и вовсе не были
опубликованы. Очевидно, такой редакторский "пресс" имел целью блоки¬
ровать распространение ленинской точки зрения в партии и утверждение
в ней своей, "полуменыпевистской" точки зрения. Для Каменева это
было, по-видимому, тем более важно, что еще в середине марта Бюро ЦК
постановило созвать к моменту Всероссийского совещания Советов (оно
должно было открыться 27 марта) Всероссийское же совещание работ¬
ников большевистских организаций11 12 - в определенной мере неофициаль¬
ную - конференцию или даже съезд для выработки и утверждения поли¬
тической линии. Неизвестно, знал ли В.И. Ленин о готовившемся сове¬
щании, но он хорошо понимал, что из всех партийных деятелей, находив¬
шихся тогда в России, именно Каменев способен сыграть определяющую
11 Там же. С. 153.
12 Некоторые материалы этого совещания опубликованы в виде Приложения "Мар¬
товское партийное совещание 1917 г." в кн.: Троцкий Л. Сталинская школа фальсификации.
Берлин, 1932 (перепечатана изд-вом "Наука" в 1990 г.) (далее - Мартовское партийное
совещание...).
51
роль в политике партии. В конце марта 1917 г. Ленин писал Я. Ганецкому
из Цюриха в Стокгольм: "Каменев должен понять, что на него ложится
всемирно-историческая ответственность"13. Однако эту ответственность
Каменев понимал по-своему. В главном - в вопросе об отношении к
другим социалистическим партиям и группам, а значит, и к Совету и
косвенно Временному правительству - он расходился с Лениным.
В совещании, открывшемся 27 марта, участвовали представители бо¬
лее 40 партийных организаций из многих городов России. Заседали (сна¬
чала во дворце Кшесинской, затем в Таврическом дворце) в основном
урывками, в свободное время от заседаний совещания Советов. Спорили
много, упрямо, порой по малозначащим оттенкам формулировок, сры¬
ваясь на перебранку, даже размолвку. Первым вопросом повестки дня
был вопрос о войне. В ходе его обсуждения выявилось три течения.
Правое - "революционные оборонцы" (В. Войтинский, Ш. Элиава,
П. Севрук) - поддерживало линию Петроградского Совета, выраженную
в Манифесте 14 марта, призывавшем вести войну до победного конца, но
отвергавшем возможность импералистического мира (с аннексиями и
контрибуциями). Другая группа - левая (А. Коллонтай, В. Молотов,
В. Милютин), - напротив, требовала не допускать никаких уступок обо¬
рончеству. Большинство делегатов под давлением Каменева заняли про¬
межуточную, среднюю позицию: выступили против поддержки войны, но
в то же время не шли на то, чтобы бескомпромиссно осудить оборон¬
чество.
Резолюция, принятая совещанием, выражала мнение этого боль¬
шинства. В ней выдвигалось требование "заставить Российское Времен¬
ное правительство не только отказаться от всяких завоевательных пла¬
нов, но немедленно... предложить всем воюющим мир без аннексий,
контрибуций, с правом на самоопределение". До этого резолюция при¬
зывала сохранять боевую мощь армии14. Эту резолюцию большевики на¬
меревались предложить совещанию Советов. Ей противостояла чисто
оборонческая резолюция, предложенная совещанию меньшевиками и
правыми эсерами. В сложившейся ситуации Каменев предпринял усилия
по выработке общей резолюции, предложив к меньшевистско-право-
эсеровской резолюции несколько поправок, но и они связывали дости¬
жение демократического мира с Временным правительством, что явля¬
лось определенной уступкой революционному оборончеству.
Партийное совещание приняло поправки Каменева. Большевики -
"революционные оборонцы", возглавляемые Войтинским, увидели в этом
основу для начала прямых переговоров с меньшевиками и другими со¬
циалистическими группами о принятии единой резолюции. Создали согла¬
сительную комиссию в составе Каменева, В. Войтинского, меньшевиков
О. Ерманского и М. Либера. Меньшевики удалились для обсуждения
своей дальнейшей позиции. У большевиков же вновь вспыхнули споры.
Итогом всех этих нервных переговоров стало наконец принятие резо¬
люции, которая осуждала войну как империалистическую, заявляла, что
13 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 49. С. 423.
14 Цит. по: Драбкина Ф. Всероссийское совещание большевиков в марте 1917 г.// Вопр.
истории. 1956. № 9. С. 7.
52
только переход власти в руки революционной демократии способен из¬
менить ее характер. Но, относя это к неопределенному будущему, го¬
ворила о недопустимости утраты боевой мощи армии в настоящее время.
Несмотря на эту важную уступку ’’оборонцам”, Всероссийское совещание
Советов все же отклонило резолюцию совещания большевиков и ут¬
вердило резолюцию Исполкома Петроградского Совета.
29 марта совещание большевиков начало обсуждать центральный
вопрос - об отношении к Временному правительству, вызвавший еще
большую неразбериху. Доклад сделал Сталин. Говоря о Временном пра¬
вительстве, он сказал: ’’Поскольку Временное правительство закрепляет
шаги революции, постольку ему поддержка, поскольку же оно контр¬
революционно, поддержка Временного правительства неприемлема”15.
Исходя из этого, Сталин предлагал выждать, ’’пока Временное прави¬
тельство исчерпает себя, когда в процессе выполнения революционной
программы оно дискредитирует себя”, а ’’пока организовывать Централь¬
ный Совет рабочих и солдатских депутатов и укреплять его..
Острые дебаты не выявили единодушия, однако 33 голосами против 26
совещание приняло предложение ’’большевистского оборонца" Войтин¬
ского включить в резолюцию указание о поддержке тех шагов Времен¬
ного правительства, которые будут направляться ”в сторону развития
революции”. Была создана комиссия по выработке проекта резолюции. В
окончательном варианте из проекта были исключены слова о поддержке
Временного правительства, отмечалось, что только Советы являются
органами воли революционного народа. Но в резолюцию не вошли и
некоторые пункты, сближавшие ее с точкой зрения В.И. Ленина: о
Советах как зачатках революционной власти, о вооружении и др. Резо¬
люция проводила точку зрения "бдительного контроля над действиями
Временного правительства в центре и на местах, побуждая его к самой
энергичной борьбе за полную ликвидацию старого режима"16.
Это было нечто среднее между отрицанием поддержки Временного
правительства и условной его поддержкой по формуле "постольку-по-
скольку". Но на совещании представителей Советов присутствовавший
там Каменев сделал шаг навстречу резолюции, предложенной Испол¬
комом Петроградского Совета. После того как она была несколько
переработана под воздействием критики самого оборонческого боль¬
шинства Совещания Советов, Каменев заявил, что делегаты-большевики
снимают свою резолюцию и будут голосовать за резолюцию Исполкома.
Каменевская линия на мартовском совещании большевиков по двум
главным вопросам - отношение к войне и Временному правительству -
создавала почву для объединения большевиков с меньшевиками, по
крайней мере интернационалистского направления. Но так как мень¬
шевики-интернационалисты не порывали с правым оборонческим мень¬
шевизмом, создавалась предпосылка и для дальнейшего шага - объеди¬
нения социал-демократии.
1 апреля большевистское совещание занялось рассмотрением этой
15 Цит. по: Там же. С. 10. См. также: Мартовское партийное совещание... С. 232.
16 См.: Драбкина Ф. Вероссийское совещание большевиков в марте 1917 г. С. 10;
Мартовское партийное совещание... С. 235-237,248, 249.
53
объединительной тенденции. В протоколе отмечено: "В порядке дня
предложение Церетели об объединении”17. Сформировались две точки
зрения, одна из которых отстаивала объединение без всяких условий, "без
платформ", вторая требовала все же их предварительного определения.
Совещание решило пойти на объединенное собрание с меньшевиками,
правда считать собрание пока информационным. Вместе с тем было
принято предложение о создании комиссии для переговоров с меньше¬
виками-интернационалистами о созыве объединенной конференции. В
эту комиссию вошли Каменев, Сталин, Теодорович, Ногин. Собрание
большевиков и меньшевиков должно было состояться 4 апреля. Но оно
не состоялось: 3 апреля в Петроград прибыл Ленин.
17 Мартовское партийное совещание... С. 265.
ЗАПЛОМБИРОВАННЫЙ ВАГОН
В начале февраля 1917 г. Ленин отправил письмо своей сестре Марии.
В связи с получением каких-то денег от русского издательства он с
горьким юмором писал: "Надя шутит: пенсию стал-де ты получать! Ха-
ха! Шутка веселая, а то дороговизна совсем отчаянная, а работоспособ¬
ность из-за больных нервов отчаянно плохая... Мы живем по-прежнему,
очень тихо"1.
Когда до Цюриха дошли первые сведения о происшедшем в России,
Ленин им не поверил. 2 марта 1917 г. он писал в Кларан И. Арманд: «Мы
сегодня в Цюрихе в ажитации: от 15.III (по новому стилю. - Г.И.) есть
телеграммы в "Ziircher Post" и в "Neue Ziircher Zeitung", что в России 14.III
победила революция в Питере... Коли не врут немцы, так правда»1 2. Ока¬
залось - правда. И в душе и в мыслях Ленина произошел потрясающий
переворот. Уже 3(16) марта он писал в Норвегию А.М. Коллонтай: «Сей¬
час получили вторые правительственные телеграммы о революции 1 (14)
III в Питере. Неделя кровавых битв рабочих и Милюков + Гучков +
Керенский у власти!! По "старому" европейскому шаблону... Ну, что ж!
Этот "первый этап первой (из порождаемых войной) революции" не
будет ни последним, ни только русским...
Величайшим несчастьем было бы, если бы обещали теперь кадеты ле¬
гальную рабочую партию и если бы наши пошли на "единство" с Чхеидзе
и К°!! Но этому не бывать. Во-первых, кадеты не дадут легальной рабо¬
чей партии никому, кроме гг. Потресовых и К°. Во-вторых, если дадут,
мы создадим по-прежнему свою особую партию и обязательно соединим
легальную работу с нелегальной»3.
Итак, независимо от того, дадут или не дадут "кадеты" (читай - Вре¬
менное правительство) легальные возможности, все равно ленинская,
большевистская партия обязана будет сочетать легальную работу с неле¬
1 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 55. С. 369.
2 Там же. Т. 49. С. 399.
3 Там же. С. 400.
54
гальной. Сочетать для того, чтобы при любых условиях повести рево¬
люцию от первого ее этапа ко второму, который, как писал Ленин в том
же письме, обеспечит переход к международной пролетарской революции
и завоеванию власти Советами, а не ’’кадетскими жуликами”4.
В Петрограде местные большевистские лидеры вели споры о тон¬
костях политических формулировок, о выработке тактики партии по
отношению к Временному правительству, а Ленин, который еще недавно
жаловался на ’’архиплохие” и ’’невыносимо медленные” связи с Питером,
уже все решил. В письме к Коллонтай он уже сформулировал основы той
политической линии, которую под его руководством будет проводить
большевистская партия. Теперь он мыслил глобальными масштабами!
Но чтобы начать борьбу за международную революцию и завоевание
власти Советами, борьбу против ’’кадетских жуликов”, предстояло пред¬
варительно решить другую, тоже нелегкую задачу - возвратиться в Рос¬
сию. Н.К. Крупская вспоминала, что после получения первых известий о
революции ”сон пропал у Ильича". В его голове рождались самые ’’не¬
вероятные планы" возвращения: перелететь на аэроплане, достать пас¬
порт какого-нибудь "глухонемого шведа" (Ленин не знал шведского язы¬
ка), ехать по этому паспорту... Крупская писала, что она особенно смея¬
лась по поводу "шведского варианта". «Заснешь, - говорила она мужу, -
увидишь во сне меньшевиков и станешь ругаться: "сволочи!" Вот и про¬
падет вся конспирация!»5
Но жажда борьбы с "кадетскими жуликами" и "меньшевистскими сво¬
лочами" гнала Ленина в Россию. Однако было известно, что проехать
кружным путем через Францию и Англию не удастся: русские эмигранты,
стоявшие на интернационалистских, антивоенных позициях заносились в
особый контрольный список, исключавший пропуск в страны Антанты,
воевавшие с Германией и Австро-Венгрией. Впрочем министр ино¬
странных дел Милюков отрицал, что путь через Францию и Англию был
невозможен. "У меня, - говорил он, - нет ни малейших сомнений в том,
что и группа Ленина при желании могла бы быть немедленно перевезена
в Россию указанным порядком"6. Но она не обращалась в Петроград со
специальным ходатайством. Оставался, казалось, один путь - через
Германию. Мысль о том, что он может стать реальным, основывалась на
ясном понимании того, что интернационалистская пропаганда против
"империалистической войны", которую наиболее последовательно вели
большевики-ленинцы, может соответствовать интересам Германии. В
немецких "верхах", конечно, знали позицию Ленина: если даже в России
падет монархия, но у власти окажется правительство, готовое продолжать
войну в союзе с Англией и Францией, войну ради захватов, большевики
все равно будут против "защиты отечества".
Но идея проезда через Германию принадлежала не Ленину и не кому-
4 Там же.
5 Крупская Н.К. Воспоминания о Ленине. М., 1933. С. 261.
6 ГАРФ. Ф. 1826. Оп. Д. 126. Л. 304 об. Через финляндскую границу в Россию хлынули
потоки эмигрантов (первым актом Временного правительства стала политическая
амнистия). Их торжественно встречали в Петрограде. Так было с Лениным, Плехановым,
Савинковым, Черновым и др.
55
либо из его ближайшего окружения. Инициатива, по-видимому, принад¬
лежала лидеру меньшевиков-интернационалистов Ю. Мартову. Скорее
всего, именно он подал созданному в Берне Эмигрантскому комитету
мысль направить в Петроград, в Исполком Совета телеграмму с пред¬
ложением осуществить проект обмена русских эмигрантов, в том числе и
интернационалистов, на интернированных в России немцев. В телеграмме
указывалось, что если это не будет осуществлено, то в таком случае
’’старые борцы" будут вправе "искать других путей для того, чтобы при¬
быть в Россию и бороться... за дело международного социализма".
Что имелось в виду, становится ясным из письма Мартова Н. Кристи,
написанного в середине марта. Мартов писал: «Из России ничего не
приходит: теперь ясно, что милюковская банда, дав полную свободу внут¬
ри, снаружи установила "кордон" хуже прежнего. Это злит чрезвычайно,
тем более что сулит большие затруднения с поездкой в Россию. Уже есть
вести, что англичане "фильтруют", пропуская одних социал-патриотов...
Мы решили... все усилия направить на то, чтобы добиться соглашения о
пропуске нас через Германию в обмен на немецких гражданских пленных.
И, представь, при первых же неофициальных справках (через швейцар¬
ского министра) получили ответ, что Германия пропустит без всякого
разбора, причем об обмене говорилось явно лишь "для приличия": поез¬
жайте, мол, сейчас же, а потом мы получим согласие русского правитель¬
ства на обмен. Вчера у меня с Лениным и др. состоялось об этом сове¬
щание. Ленин категорически заявил: "Надо сейчас же принять и ехать, а
если завести с Петроградом канитель об обмене, Милюков сорвет все
предпрятие". Мы ответили самым решительным образом, что это невоз¬
можно: проехать в Россию в качестве подарка, подброшенного Германией
русской революции, значит ходить перед народом с "парвусовским орео¬
лом’’7. Мы должны все возможное сделать, чтобы русское правительство
было вынуждено согласиться на обмен, и тогда едем совершенно спо¬
койно. Пока наш натиск, кажется, подействовал: хоть с неудовольствием,
Ленин согласился ждать переговоров после того, как мы предложили, что
если на наши обращения через Керенского и т.д. с этим предложением не
получится ответа или будут оттяжки, то мы сможем опубликовать заяв¬
ление, что ввиду явного противодействия и ввиду помех со стороны
англичан, мы просто пользуемся возможностью проезда через Германию.
Я не смотрю безнадежно на ходатайство в Питере и не теряю надежды,
что этак через месяц буду в Питере»8.
Однако ждать, чтобы попасть в Россию "этак через месяц" - это было
не для Ленина. Он отдавал себе отчет в том, какую роль может
сыграть именно он в партии, и в том, что происходило в России. Пони¬
мали это и там. Руководитель Русского бюро ЦК А. Шляпников, не
согласный с "каменевско-сталинским переворотом", уже чувствовавший,
что его отодвигают на второй план, телеграфировал в Стокгольм для
передачи Ленину: "Ульянов должен приехать немедленно". В середине
7 Речь идет о А. Парвусе - русском, а затем немецком социал-демократе, публицисте,
предпринимателе, связанном с германским МИДом, которому он представил записку по
революционизированию России и от которого получал материальную поддержку.
8 РЦХИДНИ. Ф. 362 (Мартов Ю.О.). On. 1. Д. 51. Л. 122-123 об.
56
марта в Стокгольм из Петрограда был направлен специальный курьер.
Он повез письма для Ленина и наказ требовать его скорейшего воз¬
вращения в Россию: ’’Ленин должен приехать каким-угодно путем, не
стесняясь ехать через Германию, если при этом не будет личной опас¬
ности быть задержанным”.
Ленин, конечно, не хуже Мартова сознавал, что значит, проехав через
Германию на свой страх и риск, оказаться с ’’парвусовским ореолом” над
головой. Но в сложившейся ситуации он готов был разменять возможный
политический и моральный проигрыш на быстрейшее возвращение, в
Россию. Эсеровский лидер В. Чернов писал о нем, что практика выковала
в Ленине «изумительное хладнокровие, способность в самых опасных
положениях не теряться, сохранять присутствие духа и надежду как-
нибудь ’’вывернуться"... Его волевой темперамент был, как сильная пру¬
жина, которая тем сильнее ’’отдает", чем сильнее на нее нажимают.. .»9
Ленин, видимо, определил для себя возможный срок ожидания по
"мартовскому плану". Позднее в сообщении Исполкому Петроградского
Совета он писал: "Прождав две недели ответа из России, мы решились
сами провести названный план..."10 11 Сначала посредником в переговорах
с германским посольством в Швейцарии стал швейцарский социалист
Р. Гримм, затем его сменил также швейцарский социалист Ф. Платтен.
Без особых хлопот Платтен заключил письменное соглашение с
германским послом в Швейцарии, главные пункты которого сводились к
следующему: 1) "едут все эмигранты без различия взглядов на войну11, 2)
вагон, в котором следуют эмигранты, пользуется правом экстерри¬
ториальности... 3) едущие обязуются агитировать в России за обмен про¬
пущенных эмигрантов на соответствующее число австро-германцев, ин¬
тернированных в России". Имеются различные свидетельства о том, что
это соглашение было известно и санкционировано на самих германских
"верхах"12. В 20-х числах марта в другом письме Н. Кристи Ю. Мартов
писал: «Ленинцы уезжают, и мы остаемся в еще худшем положении, чем
были, ибо, с одной стороны, их проезд, несомненно, вызовет шум "о
соглашении с немцами", а с другой - питерцы, увидав, что они приехали,
подумают, что и мы, вероятно, также проедем, и не станут беспокоиться о
нашей судьбе. Настроение поэтому у нас кислое...»13.
9 См.: Родина. 1990. № 4. С. 14.
10 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 31. С. 120. Мартов и другие еще месяц оставались в
Швейцарии. Петроград молчал, как писал Мартов, "на их стоны и мольбы, а Ленин с
братией приближались к русской границе, может быть, смеясь над нами; мы же должны
здесь защищать их против травли социал-патриотов".
11 С Лениным выехало 32 человека, в том числе 19 большевиков, 6 бундовцев и 3
сторонника парижской газеты интернационалистов "Наше слово".
12 Генеральный штаб России был своевременно информирован своей агентурой о
проезде русских эмигрантов через территорию враждебной Германии. Так, например,
военный агент в Швейцарии сообщал 1 апреля в Петроград: "Брут докладывает: поступают
сведения, что русские социалисты отправляются в Россию через Германию на германские
деньги, причем пропускают заведомых сторонников мира... Возможно, что вместе с ними
проникнут и германские агенты... Головань". Такого рода донесения поступали в Петроград
из Франции, Бельгии, Голландии и других стран (ГА РФ. Ф. 1791. Оп. 2. Д. 500. Л. 43).
13 РЦХИДНИ. Ф. 362 (Мартов Ю.О.). On. 1. Д. 51. Л. 127.
57
Мартова, как он писал далее, остро беспокоили поступавшие в Швей¬
царию сведения о "различных патриотических выступлениях" меньше¬
вистских лидеров Н. Чхеидзе, М. Скобелева и др. Он опасался, что такая
позиция может серьезно скомпрометировать меньшевизм в глазах ра¬
дикально настроенных масс, отодвинуть их на обочину революционной
демократии. Кажется, он теперь лучше понимал "нетерпение" Ленина.
«Чем позже удастся лично вмешаться в этот хаос, - писал он, - тем труд¬
нее будет внести свое, не действуя по методам Ленина и Троцкого, т.е. не
образуя сразу свою "церковь", что мне, конечно, претит»14.
Отвергая "революционный патриотизм" меньшевиков (и эсеров),
Мартов в то же время не желал раскола (путем создания своей "церкви")
в социалистических рядах, считая его опасным для всего дела демокра¬
тизации страны. В еще одном письме Н. Кристи, написанном примерно в
те же дни, он разъяснял свою позицию: «О глупостях Ленина я говорил по
поводу его стремления - сначала выражавшегося туманно и неуверенно, а
потом более твердо - заострить сейчас всю самостоятельную политику
социал-демократии на борьбе за свержение Временного правительства, за
создание "рабочего правительства". Между тем, по моему мнению, тот
ход событий, который мы наблюдаем, как раз блестяще подтвердил
мысли, защищавшиеся нами в 1905 г. против Ленина и Троцкого, что
радикальная буржуазная революция может развиваться, может осуще¬
ствляться так, чтобы рабочий класс предоставил буржуазии власть, но
толкал ее все время вперед...»15
Мартов полагал, что только в том случае, если само развитие событий
действительно исчерпает прогрессивные и демократические потенции
буржуазии, а затем и мелкой буржазии, рабочий класс может оказаться
перед проблемой власти. И только тогда социал-демократии следует
решать, есть ли у нее шансы на приход к власти или честно признать, что
буржуазно-демократическая революция закончена и перейти в полити¬
ческую оппозицию буржуазному строю. "Вот в чем в сущности спор, -
разъяснял он, - стремиться или не стремиться вызвать такую ситуацию?..
Я думаю, что не следует и что рабочим, которые сознают, что они в
России есть меньшинство населения, надо показать, что власть может
попасть в их руки после долгой борьбы, в которой они окрепнут в силу,
способную не только случайно схватить власть в руки, но и утвердить ее,
и использовать для осуществления своих целей"16.
Мартов опасался, что ленинцы, "рисуя картину рабочего правительства
на месте нынешнего, поведут в России несомненно тактику безраз-
борчивого натравливания масс на это правительство", хотя оно еще
очень много может сделать полезного: "национальное равноправие,
аграрная реформа, военная реформа и т.д.". Нетрудно видеть, что "линия
Каменева", к которой склонялись большевистские организации в России,
довольно близко подходила к позиции, защищаемой Мартовым...
Немецкие власти точно выполнили все условия, согласованные с
Ф. Платтеном. По пути следования никто из чиновников не заходил в
14 Там же. Л. 127-128.
15 Там же. Л. 129-130.
16 Там же. Л. 133.
58
вагон с эмигрантами, все переговоры с тремя сопровождавшими их
германскими офицерами вел только Платтен. Никто из германских со¬
циал-демократов на станциях не входил в вагон. В этом смысле он дей¬
ствительно был "пломбированным”...
Морской паром переправил Ленина и его спутников на территорию
Швеции. 2 апреля Ленин и вся остальная ехавшая с ним группа прибыли в
Торнео - станцию на границе Швеции и Финляндии. Дальше уже была
российская территория. В Белоострове их встречали товарищи из ЦК. О
том, как плохо Ленин и другие представляли себе политическую обста¬
новку в России, свидетельствовали их опасения о возможности ареста в
Петрограде. "Все мы, - вспоминал Г. Зиновьев, - были твердо уверены,
что по приезде в Петроград, мы будем арестованы Милюковым и Льво¬
вым. Больше всех в этом уверен был Владимир Ильич... Для большей
вероятности мы отобрали у всех ехавших с нами официальные подписки в
том, что они готовы пойти в тюрьму и отвечать перед любым судом за
принятое решение поехать через Германию”17. Встречавшие Ленина
петроградские партийные функционеры не без некоторой снисходи¬
тельности улыбались.
Сразу же по прибытии Ленин обнародовал свои ставшие знаменитыми
’’Апрельские тезисы”. Для большевистских лидеров Петрограда они не
были слишком большой неожиданностью. Еще 13 марта на заседании
Русского бюро ЦК и Исполкома ПК была оглашена уже цитированная
ленинская телеграмма, которая предписывала тактику полного недоверия
Временному правительству и категорический запрет на сближение с
другими партиями.
Затем последовали ленинские "Письма из далека", развивавшие эту
максимально концентрированно изложенную тактику, расходившуюся с
тем политическим курсом, который уже начали проводить Каменев и др.
Но теперь, когда Ленин прибыл в Петроград и лично встал у партийного
руля, вопрос об отношении к его программе и тактике приобрел вполне
конкретное, практическое значение.
И новые "установки" Ленина не встретили поддержки в среде петро¬
градских большевиков. Их можно понять: "Апрельские тезисы" круто
меняли не только "каменевский" курс, но и все социал-демократическое
мышление, в соответствии с которым без завершения буржуазной рево¬
люции переход к социалистической революции не возможен.
Но как позднее писал Л. Троцкий, Ленин, будто вошедший в класс
учитель, решительно стер влажной губкой с доски все написанное на ней
ранее и перед удивленными учениками столь же решительно стал писать
на ней новые формулы и уравнения. Все сводилось в сущности к простой
мысли - большевики должны немедленно начать борьбу за социалис¬
тическую революцию, за диктатуру пролетариата, за власть. Как она
должна развиваться конкретно? Конечная задача - устранить буржуаз¬
ное, "империалистическое" Временное правительство. Но свергнуть его
насильственно пока нельзя: оно опирается на поддержку меньшевиков и
эсеров, имеющих большинство в Советах и других демократических
17 Зиновьев Г. Приезд Ленина в Россию // Правда (Москва). 1924. 16 апр.
59
органах, а их в свою очередь поддерживают ’’массы”. Следовательно,
призыв к немедленному свержению правительства в настоящих условиях
не верен. Нужен другой, тактически осторожный лозунг: "Никакой под¬
держки Временному правительству!" Когда власть перейдет к меньше¬
вистско-эсеровским Советам, большевики, находясь в оппозиции, должны
будут развернуть агитацию за свои взгляды, добиться большинства и
приступить к социалистическим преобразованиям.
Несмотря на то, что об "Апрельских тезисах" написано очень много,
они и сегодня оставляют немало вопросов. В тезисах не содержалось
призыва к насильственным, вооруженным действиям борьбы за власть, на
основании чего утверждалось, что они являли собой программу борьбы за
мирное "перерастание" революции буржуазно-демократической в рево¬
люцию социалистическую. Но ведь Советы, пусть даже выражавшие
интересы рабочих, солдатских и крестьянских "масс", не могли претен¬
довать на представительство всего населения России. В лучшем случае
они представляли треть этого населения, а в случае их "большевизации"
их представительство сузилось бы еще больше. Здесь таился "теорети¬
ческий" источник будущих социальных конфликтов и столкновений,
способных вылиться в гражданскую войну. Далее непонятно, как Ленин в
действительности мог рассчитывать на переход всей власти к Советам,
если этот переход мог произойти только с согласия меньшевиков и
эсеров, контролировавших их, а у них (во всяком случае, весной и летом)
не было и тени желания взять власть? Неясно также, на чем Ленин
основал свою уверенность, что пролетариат и "беднейшее крестьянство",
т.е. очевидное, да к тому же отсталое, меньшинство, сможет преодолеть
тяжелейший кризис, в котором находилась страна. Правда, летом 1917 г.
в брошюре "Государство и революция" он дал набросок мыслимого им
пролетарского государства (отмена чиновничества, всеобщее вооружение
народа и т.д.). Однако уже очень скоро после октябрьского переворота
жизнь показала полную утопичность этих планов и прожектов.
Философ и литератор Ф. Степун писал, что Ленин принялся за созда¬
ние социализма примерно так, как рассказано в книге Бытия о сотво¬
рении мира. Но... «Но в ответ на ленинское "Да будет так", жизнь отве¬
чала не библейским "и стало так", а российским - "и не стало так".. .»18
Противники и оппоненты Ленина сразу же уловили в его "Тезисах" то,
что могло способствовать нарастанию социальных конфликтов вплоть до
гражданской войны. Ленин решительно и резко отвергал это. Немного
позднее он, однако, признает, что социалистическая революция "не мо¬
жет не сопровождаться гражданской войной"19. Он не страшился гра¬
жданской войны - классовой борьбы, доведенной до крови. Классовая
борьба, классовое сознание были его культом. Он просто не слышал
мудрые слова А. Потресова о том, что классовое сознание - не классовый
инстинкт. Никому, однако, не удалось "отсечь" Ленина с его "тезисами"
от большевистской партии или политически изолировать его. Еще 8
апреля "Правда" объявляла "схему т. Ленина" неприемлемой, а меньше,
18 Степун Ф. Бывшее и несбывшееся. Лондон, 1990. Т. 2. С. 262.
19Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 35. С. 240.
60
чем через две недели (сначала на Петроградской, а потом на 7-й Апрель¬
ской конференции) партия приняла ленинские тезисы как свою поли¬
тическую программу. Что произошло? Как это удалось Ленину? Для 17-
го года это первый, но не единственный случай (он повторится, например,
в сентябре-октябре, когда Ленин переломит ’’соглашательскую" тенден¬
цию в большевистском руководстве и явное уклонение его большинства
от курса на вооруженное восстание), разгадка которого лежит, может
быть, не столько в общей политической ситуации, сколько в личности
самого Ленина.
Большевистская партия изначально и строилась как "вождистская"
партия, в которой лидер, вождь должен был играть и играл ключевую
роль. Полная "погруженность" Ленина в идею революции, мощь его не¬
обычайной, по выражению В. Чернова, "психоэнергии", уверенность в се¬
бе, почти полное отсутствие внутренних колебаний, непримиримость к
политическому противнику, уменье разглядеть его слабые стороны и
использовать их в борьбе, доводя ее до конца, - все это высоко поднимало
Ленина над большевистским руководящим ядром. Никто другой здесь не
был способен конкурировать с ним в качестве политического лидера.
Каменев, который пытался "вести" партию в марте-апреле 17-го года (и
позднее), вынужден был отступать, а затем, чтобы не оказаться за боль¬
шевистским бортом и присоединяться к Ленину.
Было бы, однако, неверно считать, что "Апрельские тезисы" внедря¬
лись только под прямым давлением. Существовала и благоприятная почва
для их укоренения. Многие большевистские функционеры, особенно из
провинции, быстро попадали в мощное поле притяжения ленинской
энергии. В послефевральской политической неразберихе, при отсутствии
четкой линии в "верхах" партии Ленин, давая четкую ориентировку,
воспламенял энтузиазм молодых большевиков, может быть недостаточно
разбиравшихся в цолитических тонкостях, но переполненных стремле¬
нием действовать. Многие из них к тому же были уязвлены, как им
казалось, неоправданной победой меньшевиков в Феврале и жаждали
реванша...
С приездом Ленина в партии почувствовали и поняли: явился бес¬
спорный лидер, вождь. Заглядывая вперед, надо, по-видимому, признать,
что без Ленина большевики теряли по крайней мере половину своей по¬
литической мощи и вряд ли праздновали бы свой триумф в Октябре. Так
или иначе, примерно в середине апреля большевики заняли левый фланг
пестрого политического фронта, постепенно стягивая под свои знамена
все более радикализующиеся элементы.
РЕВОЛЮЦИОННЫЙ КОМАНДУЮЩИЙ
В то самое время, когда Ленин приступил к сбору левых радикалов и
экстремистов под большевистские знамена, на противоположном - пра¬
вом - фланге также началась консолидация сил. Действовали скрыто,
практически подпольно. Военные и штатские собирались в квартирах за
плотно зашторенными окнами, обсуждали положение, намечали планы. В
61
середине апреля одно из таких собраний состоялось в квартире некоего
В. Завойко. Это имя тогда было довольно широко известно в кругах про¬
мышленников и финансистов, связанных главным образом с нефте¬
добывающей отраслью. Но теперь сведений о нем мало. В материалах
Чрезвычайной следственной комиссии по делу генерала Корнилова
(1917 г.) имеется, правда, рукопись Завойко "Биографические данные:
кое-что из моего прошлого". Но она производит какое-то странное
впечатление смеси подлинных фактов с фантазиями. Так, например, он
пишет о своей записке царю "с предложением неотложных реформ" и
даже предполагавшемся своем назначении на пост премьер-министра в
середине февраля 1917 г.! Ничем, однако, это не подтверждается.
Карьера Завойко (украинского помещика) началась в середине 1890-х
годов, когда, по его собственным словам, он был "причислен к лондонско¬
му и парижскому посольствам".
После революции 1905-1907 гг. Завойко, не чуждый, по-видимому,
авантюризма, сложил с себя дворянское звание, приписался к крестьян¬
скому сословию и занялся финансовой и промышленной деятельностью.
Керенский впоследствии писал о нем как о "распутинце", хотя в "распу¬
тинских делах" имя Завойко не встречается. Февраль 1917 г. застал его на
нобелевских промыслах директором-распорядителем компании "Эмбо и
Каспий". В Петроград Завойко вернулся в начале апреля 1917 г. и занялся
журналистской деятельностью: организовал издательство "Народоправ-
ная Россия", издавал журнал "Свобода в борьбе", по направлению близкий
к "Новому времени". Вероятно, это и открыло Завойко дверь в кабинет
генерала Корнилова в штабе округа на Дворцовой площади.
Каким образом Завойко закрепился в корниловском окружении, ска¬
зать трудно. Скорее всего, Корнилов обратил внимание на его статьи в
"Свободе в борьбе", где проводилась мысль, что революция лишь усилила
в России свойственные ей анархию, безделье, безответственность и хищ¬
ничество. "Мы вовсе не революционеры, - писал Завойко, - а самые гряз¬
ные и подлые сволочники". По его словам, он явился к Корнилову и
"предложил ему свои услуги и свою работу в качестве человека, знаю¬
щего страну от края и до края... искусившегося в политической деятель¬
ности, располагающего словом и способностью письма". Корнилову
импонировали слова Завойко о том, что с приходом к власти Временного
правительства Россия вступила в эпоху "анархии и безответственности" и
что спасут ее не партии и организации, "а чудо и отдельные люди". Такие
слова западали в душу...
Но вернемся на квартиру Завойко. На том собрании присутствовали
нововременец Б. Суворин, адъютант Корнилова полковник В. Плетнев,
нововременский журналист и сотрудник Завойко по "Свободе в борьбе"
Е. Семенов (несколько позднее, в 1918 г., он станет одним из тех, кто
окажется причастным к фабрикации "документов" о большевиках -
"германских агентах" и продаже их за границу, где они стали известны
как "документы Сиссена" - их издателя1), еще несколько человек. Об¬
суждался вопрос о необходимости положить предел "революционной
1 Подложность этих "документов" впоследствии была доказана.
62
анархии” посредством установления военной диктатуры. Когда загово¬
рили о лидере - кандидате в диктаторы - все сошлись на генерале
Корнилове. Е. Семенов в воспоминаниях, написанных уже в эмиграции,
утверждал, что через несколько дней Завойко и Плетнев сообщили ему о
согласии Корнилова с их "программой" и готовности "с ними работать".
После этого, если, конечно, верить Семенову, Завойко и был определен к
Корнилову то ли "ординарцем", то ли советником.
Тогда же (апрель 1917 г.) круг тех, кто видел "спасение России" в
установлении военной диктатуры, начал расширяться. В Петроград за но¬
вым назначением прибыл с фронта генерал П. Врангель и вместе с
друзьями - графом А. Паленом, А. Шуваловым, Г. Покровским - стал, по
его утверждению, создавать "военную организацию", которая должна
была вести подготовку к перевороту. Члены организации усиленно
вербовали "своих людей" в Петроградском гарнизоне, военных училищах,
военном министерстве. Но им нужен был "вождь", к голосу которого, как
писал Врангель, могла бы "прислушаться страна", так чтобы "достаточно
решительно заявленное требование его, опирающееся на штыки, было
бы выполнено". В "вожди" проектировали проживавшего тогда в Петро¬
граде командующего 9-й армией генерала Лечицкого, но после того как
Врангель, Пален и другие установили контакты с Завойко, организация
связала свои планы и намерения с Корниловым. Считали, что в револю¬
ционной ситуации на эту роль подходит "демократическое имя". Врангель
утверждал, что их группе удалось привлечь "несколько молодых офи¬
церов", достать "кое-какие средства". Был будто бы создан штаб, налаже¬
ны связи с юнкерскими училищами Петрограда и некоторыми воинскими
частями, стали сколачиваться "боевые офицерские дружины". Более
того, был якобы разработан и план занятия важнейших центров города и
захвата тех лиц, "которые могли оказаться опасными"2.
По-видимому, к концу апреля оживились и "штатские" сторонники
"твердого порядка".
По инициативе одного из крупнейших промышленников и банкиров,
А.И. Путилова, возникла организация под "аполитичным" названием
"Общество экономического возрождения России". В нее вошло немало
промышленных и банковских воротил, но фактическое руководство не¬
которое время спустя стал осуществлять Гучков, который в воспо¬
минаниях признал, что общество ставило перед собой политические цели.
Официально оно стремилось собрать возможно более крупные средства
на поддержку правых кандидатов в Учредительное собрание, а также на
антисоциалистическую пропаганду в тылу и на фронте. Но постепенно
члены общества, по словам Гучкова, пришли к мысли, что собранные
средства следует "целиком передать в распоряжение генерала Корнилова
для организации вооруженной борьбы против Советов рабочих депу¬
татов". Гучков, однако, не полностью обрисовал цели. Другой руководи¬
тель общества - А.И. Путилов в своих воспоминаниях уточнил, что чле¬
нов общества беспокоила явная "слабость" Временного правительства -
ведь оно не могло даже выселить большевиков из самовольно захва-
2 Воспоминания генерала барона П.Н. Врангеля. Франкфурт-на-Майне, 1969. С. 32-33.
63
ченного ими дворца балерины. М. Кшесинской! Это укрепляло намерение
идти по линии создания такой "сильной власти", которая смогла бы на¬
конец установить "порядок". Керенский в мемуарах утверждал, что речь в
"Обществе экономического возрождения России", шла не только о
борьбе с Советами, но и с Временным правительством.
Карты спутал так называемый Апрельский кризис. Он был вызван
"нотой Милюкова", заверявшей союзников, что Россия будет вести войну
до победного конца вместе с ними. Реакция солдатских масс гарнизона и
части рабочих столицы была быстрой. 20 апреля начались многолюдные
демонстрации под лозунгами "Долой войну!", "Долой захватную поли¬
тику!", "Вся власть Советам!". Экстремистски настроенные большевист¬
ские и анархистские элементы подхлестывали разгоравшиеся страсти.
Казалось, наступило время, когда военному министру Гучкову и коман¬
дующему округом Корнилову представился подходящий случай для
проверки всей их предыдущей работы по "обузданию гарнизона". И
Корнилов, по-видимому, ободренный начавшимися "контрдемонстрация¬
ми" в поддержку правительства, рискнул - распорядился вызвать к Зим¬
нему дворцу, на Дворцовую площадь надежные части гарнизона.
Однако днем в штаб округа позвонил председатель Исполкома Петро¬
градского Совета Н. Чхеидзе и заявил, что вызов войск может лишь
осложнить положение. Как утверждал Корнилов в рапорте об отставке,
поданном военному министру А. Гучкову 23 апреля, он потребовал от
Чхеидзе присылки делегатов Исполкома. После их заверений в том, что
Исполком сам сумеет справиться с положением и примет все меры "к
успокоению населения города", Корнилов отменил свой приказ о выводе
войск на Дворцовую площадь. Гучков же в мемуарах утверждает, что
Корнилов соглашался даже на большее - готов был принять в штаб
постоянных представителей Исполкома Совета3.
Утром 22 апреля в газетах появились воззвания Исполкома Петро¬
градского совета, в которых говорилось, что только ему, Исполкому,
вообще принадлежит право "располагать" войсками гарнизона и "устанав¬
ливать порядок вызова воинских частей на улицу". Это ставило Корни¬
лова в безвыходное положение. "Находя, - писал он в рапорте, - что
таковым обращением Исполнительный комитет принимает на себя
функции правительственной власти и что я при таком порядке никоим
образом не могу принять на себя ответственность ни за спокойствие в
столице, ни за порядок в войсках, я считаю необходимым просить Вас об
освобождении меня от исполнения обязанностей главнокомандующего
войск Петроградского военного округа"4. Ближайший советчик Завойко,
возможно, услужливо напоминал, как он, Завойко, был прав, когда гово¬
рил, что Петроград - "это яма", что тут теперь многого не сделаешь, что
место Корнилова на фронте, где несравненно больше возможностей для
организации борьбы с революционной анархией.
Через неделю после ухода Корнилова ушел в отставку и Гучков. Но
перед уходом он предпринял попытку "закрепить" Корнилова поближе к
3 Из воспоминаний А.И. Гучкова // Последние новости. 1936. 23 сент.
4 РГВИА. Ф. 366. Оп. 2. Д. 7. Л. 50-51.
64
столице - попросил верховного главнокомандующего генерала Алексее¬
ва назначить Корнилова главнокомандующим Северным фронтом вместо
уходившего генерала Н. Рузского. Гучков мотивировал это учетом "поли¬
тических возможностей в будущем"5. Но если в первых числах марта, при
назначении Корнилова "на Петроградский округ" Алексеев проявлял
колебания (согласился лишь на его временное назначение), то теперь, в
конце апреля, он был непреклонен. Гучкову было заявлено, что "назна¬
чение генерала Корнилова неприемлемо", поскольку у него нет опыта
командования крупными соединениями, к тому же отсутствует авторитет
среди войск Северного фронта. Алексеев даже грозил, что в случае этого
назначения он подаст в отставку. Однако армию, сообщал он Гучкову,
"Корнилов может получить любую..."
30 апреля в петроградских газетах в потоке самой разнообразной ин¬
формации промелькнуло сообщение на две-три строки: "Вчера стало из¬
вестно, что генерал Корнилов покидает свой пост командующего Петро¬
градским военным округом". Вряд ли эта новость могла произвести боль¬
шое впечатление. Время было такое, что привычными, обыденными
стали падения и не таких "фигур". События стремительно, как бы походя,
сметали вчерашних кумиров. Мало кто мог тогда предположить, с какими
фактами уже в близком будущем, в конце лета того же 1917 г., окажется
связанным имя покидавшего Петроград генерала Корнилова. Во всяком
случае, известный журналист С. Любош, успокаивая публику насчет воз¬
можной угрозы послефевральскому режиму справа, в статье, опублико¬
ванной в "Биржовке" 3 (16) мая, писал: "К счастью нашему, в стане
естественных врагов революции нет ни одной крупной, сильной фигуры,
которая могла бы возглавить контрреволюцию". Но время и события
рождают нужные им "фигуры".
Как уже отмечалось, через неделю после отставки Корнилова покинул
свой пост и военный министр Гучков. Это было вызвано несогласием
министра с решением о введении в армейскую жизнь так называемой
"Декларации прав солдата" - плода деятельности поливановской комис¬
сии. Все военнослужащие, в том числе и солдаты, наделялись правом
быть членом любой политической партии или организации и во внеслу¬
жебное время (?!) свободой пропагандировать свои взгляды. Традицион¬
ная армейская атрибутика (например, обязательное отдание чести и т.п.)
отменялась. В округах, не находившихся на театре военных действий,
военнослужащие могли практически свободно отлучаться из своих
частей. Никто из военнослужащих не мог быть подвергнут наказанию без
суда. Лишь последний, 14-й, пункт декларации сохранял за армейским
начальником право распоряжаться подчиненными, но только в боевой
обстановке и под свою личную ответственность: против неисполняющих
его приказы с соблюдением этих двух условий он мог "принимать все
меры, до применения вооруженной силы включительно". Но что это
значило на практике - понять нетрудно. На что мог решиться начальник,
пусть даже в боевой обстановке, перед лицом солдатской массы, другими
пунктами декларации фактически выведенной из его подчинения? Дени- * 3
5 См.: Деникин А. Очерки русской смуты. Париж, 1921. Т. 1, вып. 1. С. 131.
3 Г.З. Иоффе 65
кин писал, что высшие генералы единодушно расценили декларацию:
это - ’’последний гвоздь, вбиваемый в гроб, уготованный для русской
армии”. Не желая разделять ответственности за тот "тяжкий грех, кото¬
рый творится в отношении родины", Гучков 1 мая 1917 г. ушел в от¬
ставку. А 2 мая в Ставке состоялось совещание встревоженных главно¬
командующих с целью обсуждения "Декларации прав солдата".
Верховный главнокомандующий - М. Алексеев прямо заявил, что если
армия пойдет по пути, обозначенному декларацией, "наступит полный
развал". Главнокомандующий Юго-западного фронта А. Брусилов ука¬
зывал, что "свобода на несознательную массу подействовала одуряюще",
что нужна дисциплина: "нежелательна старая, но нужно подтвердить
авторитет офицеров правительству и Совету". "Все, что теперь делает¬
ся, - говорил генерал А. Драгомиров, - губит армию... Так продолжаться
больше не может. Нам нужна власть". В том же духе высказались
генералы Щербачев, Гурко и др. Итог выступления генералов подвел М.
Алексеев: "Если будет издана декларация, то, как говорил генерал Гурко,
все оставшиеся маленькие устои, надежды рухнут". Очень интересны
выступления присутствовавших на совещании премьер-министра Г. Льво¬
ва, нового военного министра А. Керенского, нового министра почт и
телеграфа И. Церетели и нового министра труда М. Скобелева. Они сви¬
детельствовали о том, насколько присутствовавшие на совещании не
понимали друг друга. Церетели убеждал генералов, что "есть только один
путь спасения - путь доверия и демократизации страны и армии".
"Дисциплина должна быть, - говорил он, - но если солдат поймет, что вы
не боретесь против демократии, то он вам поверит". М. Скобелев объяс¬
нял генералам, что если они поймут "задачи революции" и дадут народу
"уразуметь объявленные лозунги", только тогда они обретут власть.
Керенский прямо заявил, что именно демократия получила право "вести
армию и указывать ей путь дальнейшего развития".
В первых числах мая 1917 г. Корнилов отбыл на Юго-Западный фронт,
получив 8-ю армию. За дело он взялся круто. Сразу же поддержал запис¬
ку служившего в разведотделе штаба армии капитана М. Неженцева, в
которой тот излагал свои соображения о причинах "пассивности армии" и
мерах противодействия этому. Ознакомившись с содержанием записки,
Корнилов приблизил Неженцева, подолгу беседовал с ним. Поблескивая
стеклами пенсне, щурясь и "по-гвардейски" растягивая слова, этот фран¬
товатый офицер увлеченно развивал свои планы "спасения армии". Нуж¬
ны, конечно, говорил он, решительные меры, исходящие от верховной
власти, но, не дожидаясь их, необходимо самим проявить инициативу.
В середине мая Неженцев начал формирование "1-го ударного отряда",
названного "корниловским", с тем чтобы тот своим примером мог оказать
влияние на остальные части армии. В августе, уже став Верховным
главнокомандующим, Корнилов особым приказом переформировал
"корниловский ударный отряд" в "корниловский ударный полк". В сталь¬
ных касках, с черно-красными погонами, с эмблемой, изображавшей че¬
реп ("адамову голову)6 над скрещенными костями и мечами (она
6 Мартынов Е. Корнилов: Попытка военного переворота. Л., 1927. С. 19.
66
укреплялась на фуражке и рукаве), "корниловцы” одним своим видом
должны были наводить страх. Фактически им отводилась роль прето¬
рианцев командующего армией.
Такую же роль при Корнилове стал играть и конный Текинский полк,
сформированный главным образом из туркмен. О них мрачно шутили,
что на вопрос, какой режим они поддерживают - старый или новый,
следовал ответ: ’’Нам все равно, мы просто режем”. Корнилов говорил
по-туркменски и по-персидски, что способствовало росту его популяр¬
ности среди всадников-мусульман, выходцев из среднеазиатских и северо-
кавказских регионов России. Слово "бояра" (Корнилова) было для них
законом. Текинцы составили его личный конвой. В белых папахах и ма¬
линовых халатах, с кинжалами у поясов, они производили внушительное,
грозное впечатление.
Между тем Гучков, не сумев "закрепить" Корнилова на Северном
фронте, близ Петрограда, не сложил рук. "Общество экономического
возрождения России" продолжало действовать. Вероятно, Завойко был
одним из тех, кто поддерживал связь между ним и Корниловым.
’’ПАРТИИ ПОРЯДКА’’
Последствия Апрельского кризиса - уход Корнилова с поста коман¬
дующего Петроградским военным округом и в еще большей степени уход
Гучкова и Милюкова из правительства - стали ощутимым ударом для тех,
кто, говоря словами Милюкова, раньше других поняли, что "революция
сошла с рельс" и движется к непредсказуемым последствиям. Правда,
политическая карьера Гучкова и Милюкова на этом не кончилась. Пусть
не на министерских постах, но они еще долго будут играть важную роль в
политической борьбе, и мы с ними еще не раз встретимся...
Военным министром вместо Гучкова стал эсер Керенский, Милюкова
на посту министра иностранных дел сменил "независимый" М. Тере¬
щенко. Произошли и другие перемены. В состав правительства, кроме
Керенского, вошли еще шесть социалистов: меньшевик И. Церетели,
эсер В. Чернов, трудовик П. Переверзев, меньшевик М. Скобелев, народ¬
ный социалист А. Пешехонов и меньшевик А. Галперн (управляющий
делами правительства). Из 16 министров почти половину составляли
социалисты. Это было первое коалиционное правительство 1917 года. В
основу его создания легла идея гражданского согласия, политического
взаимодействия двух главных политических сил, по выражению П. Стру¬
ве, "вздутых" Февральской революцией: буржуазии ("цензовых элемен¬
тов") и "революционной демократии" (рабочих, солдат, крестьян). Созда¬
ние такого правительства было важной вехой в ходе событий 17-го года:
оно давало шанс на предотвращение дальнейшего социального раскола и
более или менее мирного, эволюционного развития.
Однако правыми (как, впрочем, и левыми), а точнее, может быть, ска¬
зать, крайне правыми (как и крайне левыми), создание коалиционного
правительства было воспринято негативно. На левом фланге, в болыпе-
з*
67
вистской среде, это расценили как ’’измену” меньшевиков и эсеров делу
пролетариата, как соглашение с кадетами в целях обмана революцион¬
ных масс1. Крайне правые, напротив, увидели в этом "сдвиг" Временного
правительства влево и превращение его во власть, "подыгрывающую"
революции, ее разрушительным силам. Правительство, казалось им, еще
в большей степени "опутывалось" Советами и другими "самочинными",
"безответственными" организациями, все больше подпадало под их влия¬
ние, открывая дальнейший простор "смуте" и "анархии", развалу госу¬
дарства. В правых кругах начала формироваться "партия порядка". В
исторической литературе укоренилось мнение, что центром мобилизации
правых сил стала кадетская партия. Но это упрощение. Вскоре после
Февральского переворота кадеты действительно оказались, пожалуй,
наиболее правой партией (все партии и организации, которые были
правее ее, либо перестали существовать, либо отошли в тень, либо пошли
за кадетами). Но в партии не было единства. Группировались левые,
центр, правые. Левые кадеты, исповедовавшие западный демократизм,
негативно относились к тому, что "правый борт кадетского корабля"
начал "загружаться" правыми элементами. В правой части кадетской
партии росло сочувствие идее установления "сильной власти", что
сближало ее с другими консервативными элементами, но и здесь пони¬
мали, что блок с крайне правыми может стать опасным для поли¬
тического престижа кадетизма. Кадетский центр удерживал баланс, делая
крен влево, что находило выражение в политике коалиции с правыми
социалистами. В результате в правых и крайне правых кругах нарастала
тенденция (не порывая с кадетизмом) к собственной организации, пусть
даже под легальными лозунгами. Эта тенденция нашла выражение в
создании нескольких организаций - составных частей будущей "партии
порядка".
* * *
Весной 1917 г. в Петрограде на доме № 106 по Невскому проспекту
висела большая вывеска: "Общество Бессарабской железной дороги".
Мало кто знал, что тут, в помещении Общества, находилась штаб-квар¬
тира политической организации, именовавшей себя "Республиканским
центром", и еще меньше было известно, что происходит в этом "центре".
Трудно назвать точную дату возникновения "Республиканского центра".
Во всяком случае в самом начале июня он уже существовал, поскольку
имеются его документы, датированные 7 июня 1917 г.
В руководящее ядро "Республиканского центра" входили: директор
Бессарабской железной дороги путейский инженер К. Николаевский -
глава центра, а также его заместители: инженер П. Финисов, А. Богда¬
новский, Л. Рума. Имена для широкой публики малоизвестные, но люди,
стоявшие за "Республиканским центром", и не стремились к рекламе, а,
1 Лидер левых меньшевиков Ю. Мартов по возвращении в Россию (в начале мая 1917 г.)
тоже выступил против вхождения социалистов в ’’буржуазное правительство’’, но его мотив
был иной, чем у большевиков. Он считал, что социалисты не должны брать на себя
ответственность за политику "буржуазии" (см.: Меньшевики в 1917 году. М., 1994. С. 358).
68
напротив, предпочитали действовать ’’без особого шума”. В деловых же
кругах К. Николаевского знали, и потому в средствах, как уже отмеча¬
лось, недостатка у "центра” на первых порах не было. Фенисов, в 1937 г.
проживавший в Париже и являвшийся там главою ’’Русского техниче¬
ского института", утверждал, что в начале мая 1917 г. на квартире про¬
мышленника и финансиста Ф. Липского состоялось своего рода организа¬
ционное совещание "Республиканского центра", на котором будто бы
присутствовал и генерал Корнилов.
Примерно в середине июля "Республиканский центр" широко распро¬
странил (на фронте и в тылу) свою "Декларацию". В ней говорилось о
тяжелейшем внутреннем положении России: "развал власти, отсутствие
порядка, падение духа и дисциплины в армии, кризис хозяйственной и
промышленной жизни" - и делался мрачный прогноз: "родина идет к
гибели". Для спасения страны "Республиканский центр" предлагал про¬
грамму: ”1) поддержать сильную власть в стране и водворить порядок;
2) восстановить дисциплину в армии; 3) довести войну до победного
конца; 4) довести страну до Учредительного собрания". Центр деклари¬
ровал "легальный способ действия", но призывал Временное прави¬
тельство "изменить его тактику управления страной", поняв наконец, что
управлять, "опираясь только на массовую сознательность граждан, невоз¬
можно". Как же возможно? Только при проведении следующих мер:
прекращение деятельности "большевистских групп" (как шпионских),
осуществление всесторонней проверки "правильности избрания предста¬
вителей Совета", введение твердой дисциплины в армии и т.д. Декларация
была подписана Николаевским, Богдановским и Фенисовым2. Распростра¬
нение ее вызвало резкую оценку многих Советов и армейских комитетов
как документа, исходящего из организации, "в значительной степени
контрреволюционной".
Вступавших в "Республиканский центр" не спрашивали: "Како веру¬
ешь?" Главное, что требовалось, - это желание бороться с анархией, с
большевизмом. Сохранившиеся материалы дают не вполне четкую, на
первый взгляд даже несколько противоречивую, характеристику про¬
граммных установок "центра". С одной стороны, утверждается, что
"Республиканский центр" "имел исключительно проправительственное
направление" - стремился "помочь Временному правительству создать
для него общественную поддержку путем печати, собраний и проч." С
другой стороны, в тех же материалах признается, что "люди практи¬
ческой складки", создавшие "центр", хорошо понимали, что Временное
правительство "не способно удержать власть", и не рассчитывали на его
"государственные способности". Поэтому в "Республиканском центре"
очень скоро возобладала мысль о военной диктатуре, "которая помогла
бы правительству, хотя и реформированному, довести страну до Учре¬
дительного собрания".
Примечательно, что сами руководители "Республиканского центра"
сознавали парадоксальность своей задачи - "навязать правительству
против его воли в сотрудники военного диктатора для спасения самого же
2 РГВИА. Ф. 2015 (Комиссарверх). On. 1. Д. 3. Л. 168-171.
69
правительства”. Но выход все же был найден. Официально ’’центр” су¬
ществовал как проправительственная организация, действовавшая строго
в рамках законности, и с ним, по некоторым данным, имели связь такие
лица, как П. Струве, П. Милюков, Ф. Родичев, П. Долгоруков, Н. Чай¬
ковский, а в дальнейшем даже и некоторые военные из окружения самого
Керенского. Вместе с тем "люди практической складки”, создавшие
’’центр” под вполне легальным покровом, составили конспиративное
ядро, которое могло обнаружить себя только при определенных обстоя¬
тельствах. Важным, если не главным, элементом этого ядра являлся
военный отдел, который к середине лета практически связывал много¬
численные военные организации, сыгравшие потом немалую роль в
корниловском выступлении ("Военная лига", "Совет союза казачьих
войск", "Союз георгиевских кавалеров", "Союз бежавших из плена", "Со¬
юз инвалидов", "Комитет ударных батальонов", "Союз воинского долга",
"Лига личного примера" и др.).
В военном отделе, как и вообще в руководящей верхушке "Респуб¬
ликанского центра", велась конспиративная работа, направленная не
только "против Смольного" и большевиков, но и против "Зимнего двор¬
ца". Здесь преобладала такая точка зрения: "Если царский режим был во
многих отношениях неудобен, то режим Временного правительства ста¬
новится нетерпимым... Необходимо с ним покончить’’3.
Через "Республиканский центр" "прошли" два главных вождя будущего
белого движения: один из его основателей - Л.Г. Корнилов, и Верховный
правитель будущей "белой России" адмирал А.В. Колчак (не исключено,
что и Врангель через Завойко мог быть связан с людьми "Республикан¬
ского центра", во всяком случае на начальном этапе его деятельности).
Летом 1917 г. Корнилов и Колчак были двумя основными кандидатами
в лидеры проектируемой "центром" твердой власти, военной диктатуры.
Случилось так, что сначала на первое место вышел Колчак. Корнилов в
мае уже находился на Юго-Западном фронте, а Колчак в июне прибыл в
Петроград, уйдя в отставку с поста командующего Черноморским фло¬
том.
Выдвигалось еще имя генерала М.В. Алексеева, но очень быстро оно
отпало. Алексеев был уже стар, болен и вообще, по словам Деникина, по
своему характеру совершенно не подходил "для выполнения насильствен¬
ного переворота"4.
Первое свидание представителей "центра" с Колчаком состоялось на
Васильевском острове, где приехавший из Севастополя адмирал жил на
частной квартире. Колчак без особых колебаний заявил, что готов
принять предложение " центра", но пожелал узнать, какими средствами
последний располагает, каковы основные линии плана действий и т.п.
"После этого свидания, - говорится в анонимной записке "О Респуб¬
ликанском центре", - Колчак начал бывать на совещаниях комитета
Республиканского центра, куда специально приглашались разные полез¬
ные лица и совместно вырабатывали план действий. Со стороны Колчака
3 Галич Ю. Генерал Крымов: из личных воспоминаний // Сегодня (Рига). 1928. 10 апр.
4 Деникин А.И. Очерки русской смуты, Париж, 1922. Т. 2. С. 74.
70
были и его сотрудники..." Происходили встречи и приватного порядка, в
которых как будто принимали участие П. Милюков, В. Шульгин и др.
Однако примерно к середине июля 1917 г. имя Колчака исчезает из ма¬
териалов "Республиканского центра". По приглашению американской
миссии, возглавляемой Э. Рутом, от выехал в США.
* * *
В то самое время (начало мая 1917 г.), когда в Петрограде про¬
мышленно-финансовые деятели - штатские люди "практической склад¬
ки" - сговаривались о создании "Республиканского центра", в Могилеве (в
Ставке) военные люди - генералы и офицеры тоже не менее "практи¬
ческой складки" - готовились к открытию съезда, который должен был
положить начало "Союзу офицеров армии и флота". Летом 1917 г. этот
"союз" наряду с "Республиканским центром" стал организацией, через ко¬
торую впоследствии осуществлялась практическая подготовка корнилов¬
ского "мятежа".
Начало относится к апрелю. Приблизительно в середине месяца по
фронту стало распространяться "Обращение к офицерам", написанное
двумя офицерами Ставки - полковниками Прониным и Лебедевым. В
"Обращении" провозглашалось, что "могучий Союз офицеров" должен
строиться исключительно на началах аполитизма (армия вне политики!).
Главная задача Союза, - укрепляя "новые начала" в армейской жизни, не
допускать в то же время потрясения "незыблемых основ военной органи¬
зации", помогать командованию в борьбе против разложения армии,
укреплять власть начальника. Короче говоря, дело представлялось таким
образом, что речь идет о создании некоей "профессиональной офицер¬
ской организации", защищающей интересы офицерства и армии от
охватывающих их анархии и развала. Что касается отношения к Вре¬
менному правительству, то "Союз офицеров" должен был, безусловно,
поддерживать его. Обращение содержало также призыв образовывать
офицерские союзы на местах и делегировать их представителей на съезд
в Могилеве, который должен собраться в мае.
14 апреля в офицерской столовой гостиницы "Бристоль" (Могилев) со¬
бралась инициативная группа. Ее член полковник Ряснянский писал, что
никто тут не интересовался политическими взглядами, но более-менее
известнр было, что, за исключением одного, все члены группы были мо¬
нархистами.
С пронинско-лебедевским обращением, исходившим из Ставки, конку¬
рировало обращение, подписанное неким полковником Генерального
штаба Гущиным. Этот Гущин был из тех офицеров, которые после свер¬
жения царизма "поставили на революцию". Он объявил себя "офицером-
республиканцем" и пытался создать в Петрограде "Совет офицерских де¬
путатов". Инициаторы могилевского съезда, будучи почти сплошь скры¬
тыми монархистами "старого образца" или, в лучшем случае, правыми
кадетами, хмуро смотрели на гущинскую затею, видя в ней попытку
повести хотя бы часть офицеров за ненавистным "Совдепом".
Могилевский офицерский съезд открылся 7-го и завершил свою работу
22 мая. На нем выступили бывший в то время верховным главнокоман¬
71
дующим генерал М. Алексеев и его начальник штаба генерал А. Дени¬
кин - будущие создатели и вожди белой Добровольческой армии. Алек¬
сеев прямо поставил вопрос о необходимости "сильной власти", способ¬
ной остановить анархию в стране и развал армии: "...где та сильная
власть, о которой горюет все государство? Где та мощная власть, которая
заставила бы каждого гражданина нести честно долг перед родиной?.. Мы
все должны объединиться на великой платформе: Россия в опасности.
Нам надо, как членам великой армии, спасать ее"5. Деникин громил демо¬
кратические и революционные организации. "Под флагом демократи¬
зации, - вещал он, - бурной волной врываются в армию начала анархии,
безумной вакханалии"6. Фактически генералы призывали вновь образу¬
емый офицерский "союз" остановить процесс так называемой демократи¬
зации армии, превратив ее в средство создания "сильной власти", спо¬
собной покончить с революционным развалом в стране. И хотя, есте¬
ственно, прямо и открыто ничего не говорилось, но власть Временного
правительства, опиравшегося на меньшевистско-эсеровские Советы, тут
явно ставилась под вопрос. И присутствовавшие на съезде хорошо
понимали это. Полковник С. Ряснянский вспоминал, что многие офице¬
ры - делегаты съезда привезли с собой наказы, в которых говорилось о
лояльности к Временному правительству, но от души эти Пожелания и
требования не шли. Еще ощутимее стало настроение на съезде, когда 20
мая в Могилев прибыл Керенский. Приветствовавший его полковник
Л. Новосильцев, в сущности, повторил основные положения речей
Алексеева и Деникина. Он также говорил о "железной дисциплине" и
необходимости установления "сильной, единой власти". "Приезд Керен¬
ского, - писал Ряснянский, - и его отношение к съезду оставили тяжелый
осадок; если раньше еще были офицеры на съезде, которые рассчи¬
тывали на помощь Керенского в делах возрождения армии, то после его
приезда таковых, вероятно, уже не было". Керенский в выступлении
заявил, что полного возврата к "началам" старой армии не будет, что
офицеры должны понять те глубокие перемены, которые произошли в
связи с крушением царизма, и искать пути для сближения с солдатами и
армейскими комитетами. Керенский предлагал создать не офицерский, а
обще воинский союз. Большинством присутствовавших это было истолко¬
вано как попытка "еще больше углубить... революцию и пропасть между
солдатами и офицерами". С самого начала "Союз офицеров" и Керенский
встали по отношению друг к другу в недружелюбную, неприязненную
позицию (если не сказать больше), плохо скрываемую под маской офи¬
циальных отношений.
Совсем по-другому съезд встретил известного шумными думскими
скандалами знаменитого черносотенного "зубра" В. Пуришкевича. Деле¬
гаты жаждали послушать его выступление на съезде, но это было при¬
знано политически и дипломатически некорректным. Решили поэтому
устроить встречу "неофициально", на "частном заседании" и в другом по¬
мещении.
5 ГА РФ. Ф. 336. On. 1. Д. 34а. Л. 36.
6 Там же. Л. 37.
72
И на сей раз Пуришкевич не обманул ожиданий. Объявив себя чело¬
веком, который убийством Распутина в декабре 1916 г. ”дал сигнал к
революции”, Пуришкевич клеймил анархию, в которую она перерастает,
и взывал к ’’твердой, сильной власти”. Присутствовавший на съезде некий
Федор Баткин (’’черный южанин со сверкающими белками”, которого
Керенский под видом ’’матроса второй статьи” возил с собой для митин¬
говых выступлений) обрушился на Пуришкевича и на офицеров, слу¬
шающих речи "погромщика". Офицеры вступились, и "матрос второй
статьи" едва не был избит.
С совещательным голосом разрешено было присутствовать на съезде
и солдатам - представителям войсковых комитетов. Алексеев и оргко¬
митет съезда пошли на это, рассчитывая, что такой шаг будет хоть как-то
способствовать улучшению отношений солдат и офицеров. Большое
впечатление произвело выступление члена Могилевского Совета солдата
Руттера, которое могло поколебать доверие солдат к образующемуся на
съезде офицерскому "союзу". "Ваш голос, - говорил Рутгер, обращаясь к
офицерам, - голос вопиющего в пустыне. Если это будет исходить из об¬
щевоинского съезда, тогда к вашему голосу будет прислушиваться и
армия, и фронт, и вся Россия... - Мы - Минины, а вы - Пожарские, пусть
мы будем вместе, но не забывайте, что пусть Минины вперед, Пожар¬
ские потом. Родина будет спасена, власть будет дана, этой власти бу¬
дут подчиняться, это будет та конкретная власть, которая не остановится
ни перед чем, но помните, что не Пожарские в первую голову, а Ми¬
нины".
Обеспокоенный пропагандистским эффектом речи Руттера, Алексеев
решил лично поговорить с солдатскими представителями. Сам выхо¬
дец из крестьян, он умел говорить с солдатами, находил нужные
слова. Пешком пошел в казарму, где они остановились; сняв фуражку с
седой головы, низко кланялся им, как "честным великим русским
гражданам, которые выполняли свой долг перед отечеством. Призывал
их позабыть на время о собственных интересах, отдать все изнемогаю¬
щему отечеству".
- Вы лучшие люди ваших полков, - волнуясь, говорил Алексеев. - Я
говорю это смело, потому что вас избрали общим голосованием ваши
части, и у меня к вам, как к лучшим людям, просьба... мольба... и приказ.
Голос Алексеева дрожал, на глаза наворачивались слезы:
- Поверьте тому, что нелегко мне это говорить. Разве можно так жить,
чтобы командующий обращался с просьбой и мольбой к каждому, чтобы
они выполняли свое дело? Но мы больны, и из уважения к этой болезни
я делаю это - делаю все, чтобы разбудить дремлющую у вас любовь к
Родине.
Алексеев обнимался с Рутгером, благодарил его за слова надежды,
говорил, что недалеко то время, когда жизнь будет основана на свободе,
равенстве, братстве. Взволнованные солдаты клялись воевать до победы,
до полного "выздоровления" и "воскресения" России...7
22 мая состоялось последнее заседание съезда. По времени оно почти
7 Подробнее см.: Катков Г. Корнилова. Париж, 1987. С. 25-29.
73
совпало со смещением Алексеева с поста верховного главнокомандую¬
щего. В знак признания особых заслуг Алексеева в деле создания офи¬
церского "союза" он был избран его первым почетным членом.
На последнем заседании делегаты избрали руководящий орган "сою¬
за" - Главный комитет и его президиум. Председателем Главного ко¬
митета избрали Л. Новосильцева, его "товарищами" (заместителями) -
В. Пронина и В. Сидорина, секретарями комитета - капитана В. Роженко
и А. Иванова. Казначеем комитета стал И. Гринцевич, квартирьером -
Н. Андерсон. В члены комитета были избраны П. Кравченко, Г. Ара¬
келов, И. Родионов, К. Расул-Бек, Е. Шайтанов, И. Соотс, С. Ряснянский,
М. Аловский, Л. Сазонов, Г. Чунихин, В. Андерс, С. Никитин. Подполков¬
ники, ротмистры, есаулы, штабс-капитаны, поручики.
Новосильцев был выходцем из московской аристократической семьи,
кадетом правого толка, членом IV Государственной Думы. Он имел связи
как в финансово-промышленных, так и политических кругах кадетско-
монархического направления, но большой энергией и организационными
способностями не отличался. По характеристике Ряснянского, "большое
значение придавал слову, а не силе оружия" Пронин - штабной офицер,
позднее, в эмиграции, монархический журналист правого толка. Сидорин
к началу корниловского выступления (август 1917 г.) выдвинулся на
первые роли, но впоследствии некоторые корниловцы считали его во
многом ответственным за провал всего дела и даже обвиняли в при¬
своении денег, ассигнованных на офицерское выступление в Петрограде,
приуроченное ко времени подхода к нему корниловских войск. В годы
гражданской войны Сидорин командовал Донской армией в составе
деникинских вооруженных сил, но особых лавров как полководец
на стяжал. Потом он окажется в "казачьей оппозиции" Деникину. Тако¬
ва была руководящая верхушка Главного комитета, разместившегося в
нескольких комнатах могилевской гостиницы под названием "Париж".
Характеризуя политическую физиономию Главного комитета, его
член полковник Ряснянский выделил в нем две основные группы. Первая
(значительно большая по составу) считала "необходимыми решительный
образ действий, резкость критики по отношению к реформам, "демо¬
кратизирующим", а вернее, разваливающим армию, и постепенное унич¬
тожение комитетов и комиссаров (Временного правительства. - Г.И.) в
армии. Те, кто стояли на крайнем фланге этой группы, считали, что
нужно даже "силой требовать от правительства" уничтожения комитетов
и восстановления дисциплины. Люди этой группы вообще смотрели на
офицерский "союз" как на "кадр будущей возрожденной армии в руках
сильного правительства и верховного командования".
Вторая группа (меньшая) склонялась к мысли о возможности неко¬
торых компромиссов "ради сохранения мира в армии" и видела в "Союзе
офицеров" "пассивное средство" сопротивления армейской демократи¬
зации. Президиум комитета во главе с имевшим политический опыт Но¬
восильцевым, считавшим, что резкие меры "пока вредны", пытался нащу¬
пать среднюю линию. Поэтому в принятой заключительной резолюции,
вероятно санкционированной Алексеевым, в общих словах выражалась
лояльность Временному правительству, но содержалось требование про¬
74
ведения энергичных и конкретных мер по обеспечению ’’власти началь¬
ника” в армии.
Организационно "Союз офицеров" состоял из отделов и подотделов,
которые создавались при штабах воинских частей, военных округов и
военных ведомств. Они имелись, в частности, в Петрограде, Москве,
Киеве, Одессе, Севастополе, Саратове и других городах. Через них очень
быстро были установлены связи с фронтом, военным министерством и
другими ответственными военными учреждениями. Особое внимание
было уделено налаживанию связей с правыми, или, как говорили в Глав¬
ном комитете, "национально настроенными группами" - политическими,
общественными, торгово-промышленными. Взаимоотношения с ними
предлагалось строить по следующей общей формуле: офицерский "союз"
дает "физическую силу", а "национальные круги" - деньги плюс, в случае
необходимости, "политическое влияние и руководство". Используя лич¬
ные знакомства Новосильцева, Главный комитет обратил внимание на
таких лиц, как Рябушинский, Гучков, Милюков, Суворин, Бурцев и др.
Все они обещали "Союзу офицеров" поддержку.
Известное затруднение в деятельности офицерского "союза" вызвал
уход Алексеева. Вместо него верховным главнокомандующим был на¬
значен генерал А. Брусилов - прославившийся успешным наступлением
Юго-западного фронта летом 1916 г. Брусилов проявлял большую по¬
кладистость во взаимоотношениях с военным министром - Керенским.
По свидетельству Новосильцева, Ряснянского и других, новый верховный
не слишком жаловал офицерский "союз".
Тем не менее антибольшевистская и антисоветская пропаганда Глав¬
ного комитета разрасталась. Помимо пропагандистской деятельности, он
сосредоточил усилия на сплочении всех уже существовавших военных
организаций, таких, как "Военная лига", "Союз георгиевских кавалеров",
"Совет Союза казачьих войск" и др. В эти и другие подобные им орга¬
низации Главный комитет "Союза офицеров" направлял своих пред¬
ставителей, поскольку все они ставили перед собой задачи, близкие целям
"Союза офицеров армии и флота".
Существовала еще одна важная сторона деятельности Главного коми¬
тета "союза". Становилось все очевиднее: революционная демократиза¬
ция "добивает", если уже не "добила" армию. Поэтому возникла идея
создания особых частей - "ударных батальонов", в которых видели силу
не только для боев с противником на фронте, но и для установления
"внутреннего порядка". Чтобы не вызывать опасений в революционно-
демократических кругах политически более гибкие офицеры предлагали
закамуфлировать "ударные батальоны" под название "революционные
ударные батальоны". Одним из авторов этого проекта был полковник
генерального штаба В. Манакин. Ряснянский писал в воспоминаниях, что
по секрету Манакин разъяснял ему, что он хотел «только использовать
все внешнее, что модно было с точки зрения "революционизирования ар¬
мии", тем самым привлечь благосклонность Временного правительства...
а затем постепенно привести батальоны в нормальный вид ударных
батальонов». Однако, рассмотрев проект Манакина, Главный комитет
высказался против создания "революционных батальонов". Главный ко¬
75
митет требовал осуществления проекта "ударных батальонов", видя в них
в случае полного развала ядро новой армии, которая и возьмет на
себя дело "спасения России". Здесь уже проступала идея будущей белой
армии.
Вся описанная выше деятельность Главного комитета офицерского
"союза" протекала в рамках легальности. Временное правительство и
Керенский как военный министр не могли, конечно, не знать, что в
"союзе" и его Главном комитете концентрируются элементы, весьма
мрачно оценивающие послефевральскую политическую ситуацию и ищу¬
щие выход из нее "через правую дверь". Керенский считал, что "Главный
комитет занимал далеко не нейтральную, а часто просто нетерпимую
позицию в отношении самого Временного правительства"8. И все же на
многое правительство сознательно смотрело сквозь пальцы: оно само
было крайне озабочено нарастанием разрушительных тенденций в стране
и в организациях типа "Союза офицеров" видело своего рода барьер, с
помощью которого их можно будет остановить. Недоверие и подо¬
зрительность Керенского в отношении Главного комитета поддержи¬
вались не только текущей деятельностью этого офицерского "профсою¬
за", но и перспективой ее дальнейшей эволюции вправо, опасением
потери контроля над ней и, самое главное, вероятностью существования
в недрах "союза" какой-то антиправительственной конспиративной
группы.
Как позднее показывал Керенский в Чрезвычайной следственной ко¬
миссии, сведения о подозрительной деятельности Главного комитета
стали поступать к нему примерно с июля9. Однако в этих показаниях,
точно так же, как и в более поздних заявлениях, мы не находим сколько-
нибудь точных, конкретных фактов. Так, например, в 4-часовом докладе,
прочитанном зимой 1924 г. В Праге, Керенский доказывал, что уже в мае
1917 г. внутри "Союза офицеров" (в Ставке) "образовалась конспиратив¬
ная группа в целях установления военной диктатуры путем переворота".
Эта группа, уверял аудиторию Керенский, имела "смычку" с "кругами
цензовой общественности в Петрограде и Москве"10. Но никаких имен он
не назвал. Вероятно, поэтому разоблачения Керенского довольно долго
воспринимались как стремление оправдаться и обосновать собственную
версию "корниловщины". Действительно, очень важно было бы получить
подтверждение о существовании конспиративной группы в "Союзе офи¬
церов" от самих ее участников или хотя бы от связанных с ними лиц,
которые публично отрицали антиправительственные цели корниловского
выступления.
Частично такое подтверждение промелькнуло на страницах "Очерков
русской смуты" А.И. Деникина, но и он не назвал ни одной фамилии и не
привел ничего конкретного из деятельности конспираторов Главного ко¬
митета офицерского "союза", хотя в руках Деникина находилась рукопись
Новосельцева, написанная в октябре 1921 г., по всей вероятности,
8 Керенский А. Дело Корнилова. М., 1918. С. 45. (Reprinted from 1918 - Benson, Vermont.
1987).
9 Там же. С. 47.
10 Дни (Берлин). 1924. 21,22 дек.
76
специально по просьбе самого бывшего генерал-лейтенанта царской ар¬
мии, готовившего свои ’’Очерки”11. В рукописи Новосильцев сообщал,
что еще в ходе заседаний могилевского съезда завязался первый узелок
будущей конспиративной работы некоторых членов Главного комитета.
Тогда же состоялось строго секретное совещание, на котором присутст¬
вовали знакомые нам Пронин, Сидорин, Роженко, Новосильцев и два
новых лица - капитан Родионов и хорунжий Кравченко. Речь шла о ’’схе¬
ме работы”, в соответствии с которой следовало приступить к ’’подго¬
товке почвы для того, чтобы генерал Алексеев мог стать диктатором”.
Конкретные пути установления диктатуры Алексеева не обсуждались.
Высказывалось только соображение, что при таком исходе событий
созыв Учредительного собрания вряд ли будет желательным и необхо¬
димым.
Едва ли можно предположить, что это ’’секретное” выдвижение Алек¬
сеева в качестве возможного военного диктатора держалось в секрете от
него самого. Не так уж, пожалуй, не прав Керенский, когда утверждает,
что "действительным инициатором и организатором военного заговор¬
щического движения был не Корнилов, а именно Алексеев, работавший
над этим, во всяком случае, с мая"11 12.
Опасаясь "утечки информации", решили не посвящать в тайную работу
не только "Союз офицеров", но даже всех членов Главного комитета.
Образовалась, таким образом, узкая по составу (8-10 человек) конспи¬
ративная группа, замышлявшая переворот для установления военной дик¬
татуры.
Вероятно, в распоряжении Деникина мемуары Новосильцева, состав¬
ляющие довольно объемистый рукописный том и хронологически охва¬
тывающие период 1914-1918 гг., имелись не в полном объеме. Между тем
в них содержатся некоторые дополнительные данные о законспириро¬
ванной группе Главного комитета и его деятельности "при Брусилове",
т.е. уже после закрытия могилевского съезда и ухода Алексеева с поста
верховного главнокомандующего13.
Новосильцев писал, что эта группа смотрела на легальный офицерский
"союз" как на "хорошую ширму" и, прикрываясь ею, сосредоточила свою
работу на "подготовке отрядов, создании кадров" и выработке "ориенти¬
ровки в политическом отношении".
Уже в начале июня Новосильцев, Сидорин и Кравченко направились в
Москву, чтобы завязать сношения с "общественными деятелями". На
квартире князя П. Долгорукова состоялась встреча с группой членов
кадетского ЦК. Сам Долгоруков, по словам Новосильцева, находил пере¬
мену и правительства, и политического курса желательной. Другие при¬
сутствовавшие высказывались более сдержанно: считали нужным поддер¬
живать Временное правительство и даже меньшевистско-эсеровский
11 Часть этой обширной рукописи опубликована в: Исторический архив. 1994. № 1. С. 78-
101.
12 Дни (Берлин). 1924. 21, 22 дек.
13 А. Керенский впоследствии писал, что существование конспиративной группы
держалось в секрете и от Брусилова {Керенский А. Россия на историческом повороте:
Мемуары. М., 1993. С. 257).
77
Совет как важную силу, сдерживающую революционную анархию. Но¬
восильцев так суммировал позицию кадетских участников совещания:
’’Они хотят какого-нибудь переворота, но как и когда это делать - вот
вопрос".
В середине июня Новосильцев и Сидорин прибыли в Петроград для
встречи с Колчаком и Милюковым. В Колчаке они (как и члены "Респуб¬
ликанского центра") видели возможную замену Алексеева как потен¬
циального диктатора.
Встреча с Милюковым несколько разочаровала Новосильцева. Милю¬
ков соглашался с тем, что необходимо "что-то сделать". "Работайте, -
менторски говорил он Новосильцеву и Сидорину, - ставьте нас в из¬
вестность, и мы поможем". Было видно, отмечает Новосильцев, что ка¬
деты не намерены "рисковать своей головой", предпочитают ждать и,
если бы что-либо удалось, они, конечно, "помогли бы своими знаниями".
Был произведен зондаж и правее кадетов. Новосильцев и Сидорин в те
же дни встретились с Родзянко. Беседа с ним, изложенная Новосиль¬
цевым, весьма интересна и с точки зрения уяснения позиции правого
офицерства по отношению к Февральской революции. Родзянко было
заявлено, что фронтовые генералы и офицеры ожидали дворцового пере¬
ворота, но то, что произошло и происходит, "внушает опасения". По¬
ложение необходимо исправить. "Мы ему говорили, - продолжает
Новосильцев, - что мы считаем возможную форму правления в России
только монархию, но это - вопрос будущего, а теперь необходима воен¬
ная диктатура..." Родзянко согласился с этим и кандидатом в диктаторы
назвал Брусилова, что не встретило поддержки со стороны его собесед¬
ников.
Полное понимание посланцы Главного комитета нашли только в
военных кругах Москвы и Петрограда. В Москве они выступали в штабе
округа и в Александровском военном училище. В Петрограде по реко¬
мендации Роженко Новосильцев познакомился с генералом Васильков¬
ским, который утверждал, что в Петрограде очень легко захватить
власть, но высказывал опасение относительно возможности ее удержа¬
ния, ибо в гарнизоне, по его выражению, не было воинских частей,
"готовых на что-нибудь"14.
В общем выходило, что июньские зондажи в "общественных кругах"
касательно подготовки военного переворота не обнадеживали конспира¬
тивную группу из Главного комитета. Новосильцев в воспоминаниях (да и
другие мемуаристы из того же лагеря) видел в этом результат слишком
колеблющейся, нерешительной позиции кадетов и близких к ним пар¬
тийных кругов. Но дело было, конечно, сложнее. Офицеры их комитета
не понимали осторожных кадетских политиков, которые, "прощупав"
посланцев из Ставки и взвесив их реальные возможности, трезво решили,
что плод еще не созрел: среди генералов нет человека, способного
возглавить "дело", да и само оно находится лишь в стадии первоначальной
разработки. Делать ставку на пока еще сомнительную карту "общест¬
венные круги" считали преждевременным. К тому же, как уже отме¬
14 ГА РФ. Ф. 5227. On. 1. Д. 23. Л. 1-16.
78
чалось, в среде кадетов не было единства в вопросе о коалиции с рево¬
люционной демократией (меньшевиками и эсерами). Значительная часть
кадетов смотрела на блок с ними как на средство, все-таки способное
удержать ход событий в демократическом русле. Заметное поправение в
кадетской среде наступит несколько позднее - в июле-августе. Перед
Государственным совещанием (август 1917 г.), писал В. Оболенский,
Милюков уже ’’недвусмысленно давал понять, что в той фазе, в которую
вступила революция, Временное правительство обречено и что спасти
Россию от анархии может только военная диктатура".
Но и в июне посланцы Главного комитета офицерского ’’союза" воз¬
вращались в Ставку не с капитулянтскими настроениями. Как писал Ряс-
нянский, выяснилось, что рассчитывать на изменение политики Времен¬
ного правительства в сторону укрепления своей власти и обуздания
"вредной" деятельности Советов не приходилось. Поэтому рассчиты¬
вать можно было только на "вооруженную борьбу с Совдепом и его
присными".
* * *
Вторым человеком корниловского "мятежа", безусловно, являлся гене¬
рал А. Крымов. Именно Крымов повел на Петроград авангард корнилов¬
ских войск - 3-й конный корпус, который прямо "на походе" должен был
развернуться в Особую петроградскую армию. Именно Крымову была
поручена "расчистка" столицы. Но провал корниловского выступления и
последовавшее самоубийство Крымова отодвинули его в тень истории, и,
к сожалению, не так уж много известно об этой личности. Между тем
немногие сохранившиеся материалы (главным образом неопубликован¬
ные мемуары людей, близких к Крымову) дают основание полагать, что
уже с ранней весны 1917 г. он возглавлял офицерскую организацию,
которую по значимости следует, может быть, поставить рядом с "Респуб¬
ликанским центром" и "Союзом офицеров армии и флота"...
На политическом горизонте командир Уссурийской казачьей дивизии
генерал Крымов впервые появился еще в 1915 г. В конце лета этого же
года он оказался связанным с группой А. Гучкова, в которой вынаши¬
вался замысел дворцового переворота.
Будущий министр иностранных дел Временного правительства М. Те¬
рещенко после Февральской революции представлял Крымова чуть ли не
главной фигурой ’Тучковского" заговора. Он писал, что Крымов "неод¬
нократно приезжал в Петроград и с авторитетом глубокого знатока воен¬
ного дела пытался убедить сомневающихся, что медлить больше нельзя.
Он и его друзья сознавали, что, если не взять на себя руководство
дворцовым переворотом, его сделают народные массы, и прекрасно пони¬
мали, какими последствиями и какой гибельной анархией это может
грозить’’15.
Но из гучковско-крымовских планов дворцового переворота ничего не
вышло. Февральская революция поломала все эфемерные расчеты заго¬
15 Русские ведомости (Петроград). 1917. 3 сект.
ворщиков, по едкому выражению Л. Троцкого, разглагольствовавших о
заговоре за кофе и сигарой. Однако имя напористого командира Уссу¬
рийской дивизии не было забыто. В 20-х числах марта 1917 г. Крымов,
вызванный в Петроград Гучковым, по-солдатски предлагал ”в два дня
расчистить Петроград одной дивизией, конечно, не без кровопролития”.
Предложение, однако, было признано “несвоевременным”. Крымов в
конце марта убыл на Румынский фронт с повышением: он заменил гене¬
рала Ф. Келлера на посту командира 3-го конного корпуса (в него вхо¬
дили Уссурийская казачья дивизия, Туземная ("Дикая") дивизия и 1-я Дон¬
ская казачья дивизия). Но, уезжая, он оставил Гучкову "для связи"
полковника Самарина.
Врангель, которому по возвращении Крымова в Кишинев в новой роли
была передана Уссурийская дивизия, писал, что Крымов носился теперь с
"новой идеей". Он пришел к мысли, что только казачество может стать
надежным оплотом в борьбе с революцией и потому "теперь надо делать
ставку на казаков". Все более разочаровываясь в способности Времен¬
ного правительства остановить "революционную анархию", Крымов на¬
чал создавать в частях Румынского и Юго-западного фронтов тайную
офицерскую организацию.
В показаниях Чрезвычайной следственной комиссии по делу Корни¬
лова Керенский, перечисляя прокорниловские организации и группы, по
его убеждению, подготовлявшие мятеж, упомянул и "крымовскую орга¬
низацию". И много позднее, спустя десятки лет, в мемуарах он писал:
"...Крымов стал вербовать офицеров в основном из своего 3-го Конного
корпуса для участия в тайной группе..."16 Ничего более конкретного ни в
1918 г., ни позже Керенский, однако, так и не привел.
Но то, о чем Керенский в 1917 г. имел только смутные представления,
значительно лучше знал генерал Деникин. Он прямо писал в "Очерках",
что созданная по инициативе Крымова офицерская организация охваты¬
вала части 3-го конного корпуса и Киевский гарнизон (полки 1-й Гвар¬
дейской кавалерийской дивизии, училища, технические школы, и т.д.).
Организация своей первоначальной целью ставила превращение Киева в
центр "будущей военной борьбы". Деникин утверждает, что Крымов уже
весной 1917 г. считал "фронт конченным и полное разложение армии
вопросом даже не месяцев, а недель". Поэтому он предполагал в момент
окончательного "падения фронта" форсированным маршем двинуть свой
корпус к Киеву, занять его и отсюда "кликнуть клич" к офицерам, не
желавшим быть "раздавленными солдатской волной". Собрав их вокруг
себя, сколотив "отборные части", Крымов предполагал затем отходить в
глубь страны, наводя там "жестокий порядок" и одновременно ведя с
немцами и австрийцами арьергардные бои17. Вопрос о том, какую форму
правления следует установить после выполнения этой цели, Крымов, по
словам Деникина, определять не решался: он считал это делом будущего.
Комментируя эту оценку политических намерений "крымовской органи¬
зации", эсер В. Чернов, принимая ее, объяснял "непредрешенчество"
16 Керенский А. Россия на историческом повороте. С. 252.
17 Деникин А. Очерки русской смуты. Париж, 1922. Т. 2. С. 25-26.
80
Крымова "антидинастической гирей”, якобы висевшей на нем с до-
февральских времен18.
Сохранились воспоминания полковника А. Шапрона (зятя генерала
Алексеева) о встречах с Крымовым. "Я, - говорил Крымов, - решил с
налета занять Киев и перерезать там все Совдепы, восстановить в Киеве
твердую власть. Из Киева выпустить воззвание о том, чтобы все честные
и любящие родину присоединились ко мне с оружием в руках”. Нужны
деньги? Генерал Крымов не сомневался, что достанет их в два счета:
"вывернем” все киевские банки! Но это в дальнейшем. А пока, наставлял
он, нужно вести незаметную, скрытую работу во всех частях, повсюду,
что очень важно, заранее выявляя ’’кандидатов на виселицу”. В заклю¬
чение о правительстве с раздражением сказал: "Черт с ним, с этим пра¬
вительством, с этой сволочью!"
Крымов был недоволен деятельностью Ставки. Другой мемуарист -
полковник Г. Дементьев вспоминал: Ставка, говорил Крымов, "кажется,
не учитывает положения вещей". Надо, чтобы она поняла и оценила
истинную действительность и перестала заниматься "умершим фронтом".
Все внимание должно быть сосредоточено на внутреннем положении в
стране. Исходя из этого, Крымов просил передать начальнику штаба
Ставки генералу А. Лукомскому настоятельную просьбу о немедленном
сосредоточении его корпуса на путях, ведущих к Петрограду, Москве и
Могилеву. Иначе "я полезу на рожон, - грозил Крымов, - заварю такую
кашу, что ее не скоро удастся расхлебать’’19.
Если верить Запискам Дементьева, то следует признать, что Крымов и
его группа были настроены наиболее решительно в смысле "темпа дейст¬
вий". Крымов, как мы видели, склонялся к тому, чтобы "махнуть рукой"
на развалившийся фронт, сколотить отборные воинские части и немед¬
ленно повернуть их против разложившегося тыла. "Республиканский
центр" да и "Союз офицеров", будучи более "политизированными", прояв¬
ляли известную осторожность ("пассивность", по мнению "крымовцев"),
считая необходимым создание определенных условий для решительного
выступления.
ЛЕНИН: ПЕРВАЯ ПРОБА СИЛ
Еще в декабре 1916 - январе 1917 г. царское правительство по со¬
гласованию со своими антантовскими союзниками приняло решение о
проведении весной 1917 г. наступления на русско-германском фронте. В
сочетании с действиями союзных войск на Западе оно должно было и
скорее всего привело бы к разгрому Германии. Николай II связывал с
этим наступлением большие надежды. Он надеялся, что успех наступле¬
ния, победа в войне, подняв волну патриотизма, оздоровит обстановку,
18 Чернов В. "Подполье" и "надполье" в подготовке корниловского движения // Воля
России (Прага). 1923. № 4. С. 29.
19 ГА РФ. Ф. 5881. On. 1. Д. 294. Л. 5.
81
"снимет" давление либеральной оппозиции и ослабит недовольство "ни¬
зов". Февральский взрыв опрокинул эти надежды. Однако по мере разви¬
тия событий идея наступления, способного реализовать не только страте¬
гические, но и политические расчеты, ожила вновь, на этот раз в умах
представителей новой власти. Член ЦК кадетской партии В. Маклаков
так формулировал планы, связанные с наступлением: "Если нам дейст¬
вительно удастся наступать... и вести войну так же серьезно, как мы вели
ее раньше, тогда быстро наступит полное выздоровление России. Тогда
оправдается и укрепится наша власть..."
Меньшевики и эсеры готовы были согласиться с этим. Эсер В. Стан¬
кевич считал, что наступление необходимо, поскольку только ценою
боевых действий на фронте можно "купить порядок в тылу и армии". Но в
наступлении был и немалый политический риск. Что будет, если оно ока¬
жется неудачным, если его ждет провал? Временное правительство и
поддерживавшие его партии не могли не понимать, что солдат хотя еще и
держал штык наперевес, но уже вот-вот готов воткнуть его в землю. Что
произойдет, если именно это случится как результат поражения? Не
вызовет ли тогда провал наступления на фронте усиление общей анархии
и новый подъем революционной волны? Политики, конечно, сознавали
реальность такого исхода.
Но ждать было нельзя. Ход событий властно требовал от прави¬
тельства решительных действий в целях стабилизации режима. Нужно
было идти и на риск. Как отмечал впоследствии генерал Деникин, победа
давала мир внешний и некоторую возможность мира внутреннего. Пора¬
жение в войне открывало перед государством бездонную пропасть. Поэ¬
тому риск был неизбежен и оправдан. Особенно активно действовал
военный министр Керенский. Казалось, теперь он превзошел себя. По
нескольку раз в день выступал на солдатских митингах. Одетый в полу¬
военную форму, поднимался на наспех сколоченные помосты (или прямо
с сиденья открытой машины) и произносил и произносил речи. У него
были большие ораторские способности, приятный баритон, близорукость
придавала ему выражение добродушия и доверительности. Он говорил,
что его министерские полномочия, обязанности государственного деяте¬
ля, к сожалению, не дают ему возможности встать в ряды наступающих
войск и геройски погибнуть в бою за новую, свободную Россию. Он будил
чувство жертвенности во имя родины, у многих боевых офицеров сверка¬
ли слезы... Керенскому бурно аплодировали, срывали с себя кресты,
отдавая ему, недерко даже выносили его на руках, но, увы, чаще всего это
была лишь чисто внешняя, непосредственная реакция. Керенский уезжал,
обаяние рядом стоящего "кумира" исчезало, оставалась суровая необходи¬
мость завтра или послезавтра идти под разящий огонь германских пуле¬
метов... Июнь-июль 1917 г. были, пожалуй, апогеем политической карье¬
ры Керенского. Его "звезда" поднималась. Но он просчитался. Организа¬
ция наступления стала, быть может, самой большой ошибкой Керенского
и Временного правительства...
3 июня в Петрограде начал работу I Всероссийский съезд Советов, на
котором меньшевики и эсеры располагали решающим большинством.
Один за другим поднимались на трибуну их лидеры, убеждая, что у рево-
82
люционнои демократии нет иного пути, кроме соглашения, коалиции с
буржуазией, буржуазными партиями. Через несколько дней съезд боль¬
шинством голосов принял резолюцию доверия Временному правитель¬
ству.
По решению президиума съезда и Исполкома Петроградского Совета
на 18 июня была назначена демонстрация, которую лидеры меньше¬
вистско-эсеровского Исполкома, избранного съездом, рассчитывали про¬
вести под своими лозунгами.
Что же показала эта полумиллионная демонстрация, длившаяся почти
весь день? Близкая к меньшевикам газета ’’Новая жизнь” расценивала ее
как "отрицательный вотум доверия существующему правительству". Пря¬
мое недоверие было высказано министрам-капиталистам, а косвенное - и
министрам-социалистам. Большинство демонстрантов шло под лозунга¬
ми, требовавшими передачи власти Советам.
18 июня положение правительственной коалиции пошатнулось. Вновь
разразился политический кризис. Но если в апреле он был разрешен
созданием коалиционного, кадетско-социалистического правительства, то
теперь его разрядило готовившееся Временным правительством насту¬
пление на фронте, наступление, с которым связывались не только страте¬
гические, но и политические планы.
В.И. Ленин считал, что при всех возможных исходах наступления оно
будет означать "укрепление основных позиций контрреволюции’’1. Есте¬
ственно, что большевики были против наступления. Это означало развер¬
тывание политической борьбы за его недопущение, вплоть до братания с
противником. Под влиянием большевистской пропаганды и агитации, под
их лозунгами в некоторых воинских частях проявлялись анархические
настроения как в период подготовки, так и в ходе самого наступления.
Политические противники большевиков прямо обвиняли их в преда¬
тельском ударе в спину.
По плану, разработанному Ставкой, наступление было назначено на
июнь. Главный удар надлежало нанести на Юго-западном фронте (коман¬
дующий - генерал А. Гутор), поддерживаемом Северным, Западным и Ру¬
мынским фронтами. Ударную группировку Юго-западного фронта со¬
ставляли 7-я и 11-я армии, которым предстояло прорвать фронт против¬
ника и устремиться к Львову. 8-я армия, которой после ухода с поста
командующего Петроградским военным округом командовал генерал Л.
Корнилов, должна была нанести вспомогательный удар в направлении на
Калуш и Болехов. Особая армия своими действиями должна была лишить
противника возможности маневрировать резервами. В прорыв на направ¬
лении главного удара должны были пойти 1-й, 2-й, 14-й пехотные и 5-й
кавалерийский корпуса.
16 июня в 100-верстной полосе 7-й, 11-й и правого фланга 8-й армий
загрохотали 1200 орудий (примерно до 40 на 1 версту). Мощные огневые
валы через русские окопы один за другим обрушивались на австрий¬
ские позиции. Кромешный ад разверзся на той стороне. Траншеи, укреп¬
ления, ближние тылы - все крушилось, сравнивалось с землей. Рубашки
1 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 32. С. 302.
83
артиллеристов взмокли от пота. Почти двое суток не отходили они от
орудий, стволы которых иногда раскалялись так, что с них слетала крас¬
ка. В грохоте разрывов тонули слова команд...
Утром 18 июня огонь достиг максимальной силы. Заранее сосре¬
доточенные в траншеях первой линии войска 7-й и 11-й армий изгото¬
вились для атаки. Офицеры и унтер-офицеры по ходам сообщений,
пригнувшись, перебегали от одной роты к другой. Они не приказывали,
не кричали, охрипшими голосами уговаривали: ’’Ребята, не подкачайте!
Не выдайте, братцы! Как артиллерия смолкнет, по команде сразу с Богом
вперед!”
Орудийный гул смолк. В казавшейся неестественной тишине команды
"вперед!” прозвучали как выстрелы. Крестясь, прикладами винтовок опи¬
раясь на брустверы, солдаты выпрыгивали из окопов. Старая русская
армия пошла в свое после дне наступление...
Поначалу казалось, что расчеты, связанные с успехом наступления,
оправдываются. Когда в Петроград поступили первые сведения о пере¬
ходе в наступление, проправительственные элементы вышли на улицы и
площади города. С лозунгами "Война до победы!", "Доверие Временному
правительству!" они двинулись к Мариинскому дворцу - резиденции пра¬
вительства. Увы, радость оказалась недолгой. Фактически только 8-я
армия Корнилова (особенно входивший в ее состав 12-й корпус генерала
В. Черемисова) имела успех, продвинувшись вперед до 30 км по фронту
шириной в 50 км. Были взяты Калуш и Галич, масса пленных и воору¬
жения. Но другие армии Юго-западного фронта (6-я и 11-я), которые
должны были войти в прорыв, забуксовали почти с самого начала и
остановились уже через несколько дней. Еще более безуспешными ока¬
зались наступательные действия других фронтов. А 6 июля германские
войска нанесли мощный контрудар в стык 7-й и 11-й армий Юго-
западного фронта, осуществив так называемый Тарнопольский прорыв.
Весь грандиозный замысел наступления, в который правительство и
лично Керенский вложили столько сил, обернулся настоящей ката¬
строфой. Начался беспорядочный, порой панический, отход русских
войск. Газеты сообщали, что некоторые части самовольно бросали
боевые рубежи, даже не дожидаясь появления противника. 10 июля
только под Тарнополем задержали до 12 тыс. дезертиров. Другие части (в
том числе и 8-й армии) оказались захлестнуты волной анархии, неко¬
торые городки и села на пути отступления подверглись погромам и
мародерству. Именно здесь Корнилов показал свою "твердую руку":
приказал, приняв быстрые и энергичные меры, пресечь "мрачную оргию
погромщиков". Мародеры предстали перед военно-полевыми судами, а 9
и 10 июля Корнилов уже требовал расстреливать мародеров и дезертиров
на месте, не предавая их суду. Некоторых "для примера" вешали прямо на
перекрестках дорог. Перед колоннами отступавших войск вставали
страшные картины: раскачивающиеся на деревьях и телеграфных стол¬
бах трупы. Черный дым низко стелился вдоль дорог...
Тарнопольский прорыв по времени почти совпал с драматическими
событиями в Петрограде, вызванными попытками правительства и ко¬
мандования под предлогом военных нужд вывести хотя бы часть рево¬
84
люционного и анархиствующего Петроградского гарнизона из столицы,
первыми сведениями и слухами о неудаче так долго готовившегося
наступления. Ситуацию, безусловно, ’’подогрел” и неожиданный выход
министров-кадетов из правительства из-за несогласия с сепаратистскими
действиями краевой власти на Украине - Генерального секретариата
Центральной рады. Скорее всего это было давление, с помощью кото¬
рого кадеты рассчитывали сделать своих левых партнеров - меньшевиков
и эсеров - политически сговорчивее.
Вечером 3 июля и в последующие дни на улицы Петрограда вышли
солдаты 1-го пулеметного полка, 1-го запасного пехотного полка, при¬
бывшие из Кронштадта матросы и другие воинские части. К ним при¬
соединились рабочие некоторых заводов. Раздались требования устра¬
нения Временного правительства и перехода всей власти в руки Советов.
Петроград был потрясен. До сих пор не до конца ясен источник этого
выступления. Как только оно было подавлено, прокурор Петроградской
судебной палаты Н. Каринский предложил судебному следователю по
особо важным делам П. Александрову2 приступить к следствию по делу о
восстании 3-5 июля 1917 г. Предварительное следствие было закончено
довольно быстро. События 3-5 июля квалифиировались в нем как восста¬
ние, спровоцированное большевистским руководством, действовавшим в
целях подрыва военных усилий России и в интересах Германии и ее
союзников. В соответствии с этим следственная комиссия начала допрос
широкого круга лиц, так или иначе причастных к событиям.
Вот тут-то юриспруденция и столкнулась с политическими интересами.
Показания давались разные, нередко противоречивые. Следствие затя¬
нулось. Оно так и не было закончено: большевистский переворот поло¬
жил ему предел. Большевики, естественно, отрицали не только свою
связь с германским генеральным штабом, но и свою прямую причаст¬
ность к началу июльских событий. Это понятно. Но понятно также и то,
что вся предшествующая большевистская пропаганда и агитация, настой¬
чиво убеждавшая, что, пока власть остается в руках буржуазии и "согла¬
шателей", солдаты и матросы не получат удовлетворения своих требо¬
ваний, - вся эта кампания не могла пройти бесследно.
Некоторые члены Военной организации большевиков, Петроград¬
ского и районных большевистских комитетов склонны были прямо ис¬
пользовать ситуацию и развивать движение до максимальных пределов -
до падения Временного правительства. Ленин срочно вернулся в Петро¬
град, прервав свой кратковременный отдых в Нейволе. Г. Зиновьев, в то
время очень близкий к Ленину, в воспоминаниях писал: для Ленина
"вопрос о необходимости захвата власти пролетариатом был решен с
первого момента нынешней революции, и дело шло только о выборе
удачного момента". Оценил ли Ленин этот момент как "удачный"?
2 Несколько слов о послеоктябрьской судьбе следователя Александрова. В 1918 г. он
был арестован, но отпущен под поручительство Д. Бедного. В дальнейшем он сотрудничал с
О ГПУ. В 1939 г. его вновь арестовали за далекое прошлое - "за фабрикацию следственного
дела о шпионской деятельности В.И. Ленина". Летом 1940 г. Александрова расстреляли по
приговору военной коллегии Верховного суда СССР (См.: Витковский А. Германский агент
И Независимая газета. 1994. 21 янв.).
85
Зиновьев далее утверждал: "В июльские дни весь наш ЦК был против
немедленного захвата власти. Так же думал и Ленин. Но когда 3 июля
высоко поднялась волна народного возмущения, тов. Ленин встрепенулся.
И здесь, наверху, в буфете Таврического дворца, состоялось маленькое
совещание, на котором были Троцкий, Ленин и я. И Ленин, смеясь,
говорил нам: а не попробовать ли нам сейчас? Но тут же прибавлял: нет,
сейчас брать власть нельзя, сейчас не выйдет, потому, что фронтовики не
все еще наши...”3 '
Тем не менее первая "проба" в какой-то степени все же состоя¬
лась. Большевики фактически поддержали выступления, в том числе
и вооруженные, солдат и рабочих. Потом Ленин утверждал, что укло¬
нение от такой поддержки было бы прямой изменой пролетариату, и
большевики должны были пойти и пошли в массы, чтобы придать
выступлениям якобы мирный, организованный характер, избежать про¬
вокаций4.
Однако на улицах Петрограда закипела ультра левацкая, анархистская
пена. С широко известной в Петрограде дачи бывшего министра внутрен¬
них дел Дурново, еще раньше захваченной анархистами, среди которых
было немало уголовных элементов, раздались призывы к вооруженному
восстанию, реквизиции предприятий, банков, складов, магазинов. В неко¬
торых районах города открывалась стрельба, имелись убитые и раненые.
Демонстранты направились к Таврическому дворцу, где заседал ВЦИК,
ворвались в зал заседаний, бурно требовали покончить "сделки с бур¬
жуазией", понуждали членов ВЦИК немедленно взять власть. При этом
едва не пострадал эсеровский лидер В. Чернов. Чтобы освободить его,
некоторые эсеры готовы были пустить в ход пулеметы с броневиков.
Лишь смелое вмешательство Л. Троцкого и Ф. Раскольникова предотвра¬
тило кровопролитие5.
Проправительственная печать связала воедино Тарнопольский прорыв
на фронте с июльскими событиями в столице, поспешив представить их
"большевистской попыткой прорвать внутренний фронт". На большеви¬
ков обрушились репрессии. Были выданы ордера на арест Ленина и неко¬
торых других большевистских лидеров. В разных местах города демон¬
странты подверглись вооруженным нападениям, по ним открывали огонь.
Кто стрелял? По некоторым данным, это могли сделать и демон¬
стрировавшие солдаты и члены тех тайных и полутайных военных
организаций, которые в большом числе создавались в Петрограде, а так¬
же отдельные казачьи патрули. Разгрому подвергся дворец Кшесинской,
где располагались ЦК большевиков и типография "Правды". В Петро¬
град вступили вызванные с Северного фронта войска. Один из отрядов
подошел к Таврическому дворцу с оркестром, игравшим "Марсельезу".
Командовавший им поручик, меньшевик Ю. Мазуренко, демонстративно
обнимался с вышедшим навстречу Чхеидзе.
Но, пожалуй, не это нанесло главный удар по большевикам. На основе
3 Зиновьев Г.Н. Ленин. Владимир Ильич Ульянов: Очерк жизни и деятельности. Пг.,
1918. С. 56-57.
4Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 34. С. 145.
5 Троцкий'Л. Моя жизнь. Берлин, 1930. Ч. II. С. 31-33.
86
представленных контрразведкой6 ’’показаний" некоего прапорщика Ер¬
моленко министр юстиции П. Переверзев дал сигнал к яростной кампа¬
нии по обвинению большевиков в государственной измене, в связях с
германским генеральным штабом. Началось с заявления, подписанного
бывшим членом II Государственной Думы, бывшим большевиком Г.
Алексинским и эсером-шлиссельбуржцем В. Панкратовым, Комитету
журналистов при Временном правительстве. Они "считали необходимым"
опубликовать "выдержки из документов", из которых "русские граждане
увидят, откуда и какая опасность грозит русской свободе, революционной
армии и народу".
Далее сообщалось, что еще "письмом от 16 мая 1917 г. за № 3719 на¬
чальник штаба Верховного главнокомандующего (генерал А. Деникин -
Г.И.) препроводил военному министру (А. Керенскому. - Г.И.) протокол
допроса прапорщика 16-го стрелкового Сибирского полка Ермоленко, из
показания коего устанавливается следующее: он переброшен 25 апреля
1917 г. к нам в тыл на фронт 6-й армии для агитации в пользу сепаратного
мира. Германские офицеры (имя рек) сообщили ему, что в России ведут
также агитацию Н. Скоропись-Иолтуховский7 и Ленин, которым пору¬
чено всячески подорвать доверие русского народа к Временному прави¬
тельству. Деньги получают эти лица через Свендсона при посредстве Я.
Фюрстенберга, он же Ганецкий, и Парвуса (доктор Гельфанд). В Петро¬
граде большевик Козловский получает деньги для передачи Ленину в
Сибирском банке, где сейчас на его текущем счету есть 2 млн. рублей.
Документы будут сообщены дополнительно’’8.
В этом сообщении, как впоследствии разъяснял Керенский, была допу¬
щена существенная "передержка". Получалось, что весь "фактический
материал" (связи с Ганецким, Козловским и т.д.) был добыт из показаний
Ермоленко, между тем как он был взят и из доклада, подготовленного
Керенским, Терещенко и Некрасовым на основе особых секретных
расследований, проведенных по доверительному сообщению француз¬
6 Сведения о связи Ленина и других большевиков, возвращавшихся с ним в Россию с нем¬
цами, стали поступать в контрразведку еще тогда, когда Ленин находился в пути. Начальник
контрразведки 42-корпуса подпоручик Борисов 1 апреля 1917 г. доносил в Петроград из
Торнео, что немцы оказали едущим в Россию эмигрантам полное содействие и сообщал
список их фамилий для дальнейших наблюдений.
7 Скоропись-Иолтуховский являлся членом президиума "Союза освобождения
Украины", который вел националистическую пропаганду среди военнопленных-украинцев.
В письме в газету "Новая жизнь", опубликованном 6 ноября 1917 г., он обвинил Ермоленко в
клевете. "Я утверждаю, - писал он, - что Ермоленко так же бессовестно лжет русскому
Генеральному штабу, как лгал он, очевидно германскому Генеральному штабу,
командировавшему его в Россию". После Октября Скоропись-Иолтуховскому дали
возможность выехать на Украину.
8 РЦХИДНИ. Ф. 17. On. 1. Д. 337. Л. 1.
Небезынтересна дальнейшая судьба Г. Алексинского и В. Панкратова. Алексинский
после октябрьского переворота был арестован, но затем отпущен на поруки и бежал за
границу (см.: Политические деятели России. 1917 г., М., 1933. С. 18). Панкратов в конце
июля 1917 г. по личному распоряжению А. Керенского был назначен комиссаром отряда
особого назначения, охранявшего царскую семью в Тобольске. После Октября остался в
Сибири, сотрудничал в проколчаковской газете "Заря". Сибирско-уральское объединение
эсеров исключило его из партии (РЦХИДНИ. Ф. 274. On. 1. Д. 23. Л. 65-65 об.).
87
ского министра А. Тома и не имевших отношения к показаниям Ермо¬
ленко. Этим, конечно, доказательность свидетельств ’’какого-то пра¬
порщика” существенно снижалась и, как отмечал Керенский, сам Ленин
постарался запутать дело, сконцентрировав все внимание на показаниях
Ермоленко.
Лидеры ВЦИК Н. Чхеидзе и И. Церетели, опасаясь разгула черносо¬
тенных, погромных настроений, рекомендовали редакциям воздержаться
от публикаций ермоленковской ’’сенсации" как непроверенной. Но пра¬
вые газеты не желали прислушиваться к этим рекомендациям.
«5 июля, - вспоминал Л. Троцкий, - я виделся с Лениным. Наступление
масс было уже отбито. "Теперь нас перестреляют", - говорил Ленин. -
Самый для них подходящий момент». Опасения не были лишены осно¬
ваний. 7 июля на квартире у Ленина был произведен обыск (самого
Ленина там уже не было). По просьбе Ленина председателю ВЦИК
Н. Чхеидзе было передано письмо, в котором выражался протест и содер¬
жалось заявление, что Ленин готов явиться в место, указанное ВЦИКом
для ареста. В ответ до сведения Ленина было доведено, что, хотя ВЦИК
одобрил решение Временного правительства о восстановлении "револю¬
ционного порядка в Петроградском военном округе", в вопросах об
арестах он никакого участия не принимал и никаких санкций на арест не
давал. Если же Ленин решил подвергнуться аресту и суду, то ВЦИК готов
предоставить ему гарантии от возможного "самосуда со стороны толпы".
ВЦИК просил сообщить адрес Ленина для того, чтобы направить туда
лиц, которые бы под своей охраной препроводили его "в распоряжение
прокурора"9.
Дальнейшее не совсем ясно. ВЦИК утверждал, что никаких сообщений
об адресе Ленина не поступило. Ленин и Зиновьев со своей стороны
довели до сведения ВЦИК о том, что они ждали посланцев ВЦИКа до
половины седьмого вечера 7 июля, но те не явились и ничего не дали
знать о себе. "Ответственность за замедленность допроса, - писали Ленин
и Зиновьев, - падает не на нас"10. В тот же день Ленин и Зиновьев ушли в
подполье. 21 июня было опубликовано постановление о привлечении к
суду по обвинению в государственной измене Ленина, Зиновьева, Коллон¬
тай и ряда других лиц. Через два дня были арестованы Троцкий, Луна¬
чарский, Каменев и помещены в тюрьму "Кресты". Отсюда они в статьях
и письмах клеймили Временное правительство. В одном из писем мини¬
стру юстиции Троцкий писал: "Дело Дрейфуса и Бейлиса ничто в сравне¬
нии с тем сознательным покушением на моральное убийство ряда поли¬
тических деятелей, которое теперь совершается". Троцкий предрекал,
что в той удушливой атмосфере, которую власти создали для больше¬
виков, в конце концов задохнутся они сами...
Керенский в эти бурные дни находился на фронте. Срочно прибыв в
Петроград, он добился ухода Переверзева в отставку за несвоеременно
проявленную инициативу в развязывании антибольшевистской кампании.
Он считал, что опрометчивые действия Переверзева помешали сбору в
9 РЦХИДНИ. Ф. 17. On. 1а. Д. 62. Л. 1-2.
10 Там же. Д. 63. Л. 1.
88
полном объеме данных, способных скомпрометировать большевистских
лидеров.
На одних ’’показаниях” Ермоленко, согласно которым Ленин якобы
выполнял в России "поручение" немцев, невозможно, конечно, было
строить обвинение. Вскоре это поняли и те, кому они, казалось, могли
служить "находкой". Сохранились некоторые следы завершения "эпопеи"
Ермоленко. Быстро выяснили, что жена Ермоленко Зинаида, проживав¬
шая в Хабаровске, получила от мужа кругленькую сумму в 40 тыс. рублей
и положила их в банк. Срочную депешу об этом в Петроград подписал
комиссар Временного правительства по делам Дальнего Востока Русанов.
Но в августе прокурору Владивостокского окружного суда поступила
телеграмма: "Военный министр по докладе ему всех обстоятельств дела
Ермоленко приказал отпустить Ермоленко на родину, арест, наложенный
на его деньги в сумме 40 тыс. рублей снять"11.
Между тем сбор данных, уличающих некоторых большевистских ли¬
деров (и прежде всего Ленина) в финансовых связях с немцами, про¬
должался. Некоторые опубликованные после второй мировой войны
германские документы дают косвенные основания для заключения о том,
что определенные германские субсидии попадали в большевистскую
кассу. Но если это и так, то отсюда отнюдь не следует, что Ленин и
другие большевики были германскими агентами и выполняли германское
"поручение". Ленин являл собой личность такого масштаба, которая вряд
ли могла быть совместима с деятельностью "по заданию" другого лица
или других лиц.
В ходе расследования июльских событий следователи комиссии Алек¬
сандрова допросили, в частности, Г. Плеханова, жившего тогда в Царском
Селе. Вот выдержка из его показаний в ответ на вопрос о "немецких
деньгах" для большевиков: "Неразборчивость Ленина позволяет мне
допускать, что он для интересов своей партии мог воспользоваться сред¬
ствами, заведомо для него идущими из Германии. При этом я исключаю
всякую мысль о каких-либо личных корыстных намерениях Ленина. Я
убежден, что даже самые предосудительные и преступные с точки зрения
закона действия совершались им ради торжества его политики’’11 12. Можно
думать, что Плеханов был близок к истине...
Ввод в Петроград фронтовых войск и "переверзевская" кампания
сыграли свою роль. Значительная часть солдат да и рабочих поддались
антибольшевистской пропаганде. Проявились и погромные, антисе¬
митские настроения, разжигавшиеся вчерашними черносотенцами.
Почему стали возможны столь резкие колебания? Пагубную роль
сыграла матерая обывательщина, политическая тупость толпы, наиболее
активная часть которой сначала разгорячила себя ультралевацкими на¬
строениями, а затем шарахнулась в противоположную, ультраправую
сторону. М. Горький в "Новой жизни" писал: «На всю жизнь останутся в
памяти картины безумия, охватившего Петроград 4 июля... Я - не сыщик,
я не знаю, кто из людей наиболее повинен мерзостной драме» Я не
11 ГА РФ. Ф. 337. On. 1. Д. 43. Л. 1-10.
12 ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 12а. Л. 100 об.
89
намерен оправдывать авантюристов, мне ненавистны и противны люди,
возбуждающие темные инстинкты масс... Однако главнейшим возбудите¬
лем драмы я считаю не "ленинцев”, не немцев, не провокаторов и темных
контрреволюционеров, а более злого, более сильного врага - тяжкую
российскую глупость»13.
Не пройдет и двух месяцев и, казалось, уже разбитый, опозоренный
большевизм вновь привлечет симпатии и поддержку тех "масс", которые
в июле, казалось, отвернулись от него.
Июльские события были, пожалуй, первым явственным сигналом над¬
вигающейся социальной грозы. И если она не разразилась, то этому в
немалой степени содействовала позиция, занятая меньшевиками и эсе¬
рами, контролировавшими ВЦИК Советов. Во ВЦИК и Исполкоме
Совета крестьянских депутатов была принята резолюция, расценившая
события в Питере как "удар в спину" воюющей армии, а их инициаторов -
как "врагов революции".
Единство революционной демократии и Временного правительства
остановило прорыв демократии слева. Так же произойдет и в конце ав¬
густа, когда прорыв демократии будет предпринят справа. Но то, что еще
вчера какой-то тоненькой ниточкой, может быть, связывало больше¬
виков с меньшевиками, да и эсерами, теперь безжалостно было ликвиди¬
ровано. Г. Зиновьев вспоминал, как Ленин, в июле еще готовый "аресто-
ваться" под поручительством меньшевиков и эсеров, позднее говорил ему
с возмущением: "Как же мы могли быть так глупы... Идти к этой банде.
Беспощадная борьба с этой бандой"!
После июльских событий Ленин переориентировал политический курс
большевиков. То, что провозглашалось в "Апрельских тезисах" - борьба
за власть через политическую борьбу с меньшевиками и эсерами внутри
Советов, - фактически было отброшено. Теперь Ленин пришел к заклю¬
чению, что "данные Советы провалились, потерпели полный крах", что "в
данную минуту эти Советы похожи на баранов, которые приведены на
бойню, поставлены под топор и жалобно мычат", что "Советы теперь
бессильны и беспомощны перед победившей и побеждающей контрре¬
волюцией"14. Из этого категорического утверждения Ленин сделал логи¬
ческий шаг дальше. Он констатировал, что никакого двоевластия больше
нет, что власть Временного правительства есть власть "военной клики
Кавеньяков (Керенского, неких генералов, офицеров и т.д.)", что "новое
правительство Керенского, Авксентьева и К0 есть лишь ширма для при¬
крытия контрреволюционных кадетов и военной клики, имеющей власть
в руках"15. Но если власть фактически оказалась в руках "военной клики",
лишь прикрывающейся "ширмой" правительства, то ленинская логика
диктовала окончательный вывод: "...никаких конституционных и рес¬
публиканских иллюзий, никаких иллюзий мирного пути больше... только
ясное сознание положения, выдержка, стойкость рабочего авангарда,
подготовка сил к вооруженному восстанию..."16
13 См.: Горький М. Несвоевременные мысли. М., 1990. С. 69.
14 См.: Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 34. С. 17.
15 Там же. С. 15,51.
16Там же. С. 5.
90
“Цель вооруженного восстания может быть лишь переход власти в
руки пролетариата, поддержанного беднейшим крестьянством, для осу¬
ществления программы нашей партии’’17. Ленин теперь бесповоротно ут¬
вердился в оценке политического положения в России, которая склады¬
валась у него сразу после возвращения из Швейцарии: "Объективное
положение: либо победа военной диктатуры до конца, либо победа воору¬
женного восстания рабочих...’’18
Вследствие этого Ленин предлагал изменить и методы деятельности
партии: "не бросая легальности... всюду и во всем основать нелегальные
организации или ячейки... соединить легальную работу с нелегальной".
Это значит, что, открыто работая, партия должна была скрытно готовить
выступление в нужный, благоприятный момент19.
Насколько верна была эта ленинская оценка, политическое значение
которой невозможно приуменьшить, учитывая особую роль Ленина в
большевистской партии как "главного" генератора идей?
...Переговоры о формировании нового правительства после тяжелей¬
шего июльского кризиса затянулись. 8 июля ушел в отставку премьер-
министр, близкий к кадетам Г. Львов, ушел и с тяжелыми переживаниями
удалился в Оптину пустынь. В течение почти двух недель в правительстве
председательствовал бывший кадет левого толка, а теперь радикальный
демократ, министр путей сообщения Н. Некрасов. Лишь 25 июля было
окончательно сформировано второе коалиционное правительство в
составе 17 министров, на сей раз с социалистическим большинством:
5 эсеров, 3 меньшевика, 2 народных социалиста. В состав правительства
вошло также 5 кадетов (и близких к ним) и 2 радикальных демократа.
Премьер-министром стал 36-летний А. Керенский. Как известно, стреми¬
тельная, блестящая политическая карьера Керенского, закончилась кра¬
хом, он оказался побежденным. Победители (большевики) высмеяли,
окаррикатурили Керенского. Он изображался уродливым карликом на
кривых, тонких ножках, но с рукой "по-наполеоновски", заложенной за
борт френча. "Бонапартик", "хвастунишка Керенский..." - это презри¬
тельные слова Ленина. Л. Троцкий с сарказмом и некоторым высокоме¬
рием называл Керенского "случайной фигурой", "временщиком историче¬
ской минуты".
Побежденные - бывшие корниловцы, белогвардейцы обливали Керен¬
ского презрением и ненавистью даже спустя много лет. В эмиграции, во
время публичных выступлений монархисты, бывшие белогвардейцы
грубо оскорбляли Керенского. Но в обоих случаях - и в оценке триумфа¬
торов, и в оценке поверженных - откровенная тенденциозность, полити¬
ческая предвзятость. Они не дают подлинного.понимания Керенского ни
как политика, ни как человека... Трагедия Керенского была в том что он
не уловил или не захотел уловить тот момент, когда революция от эйфо¬
рии единения, единодушия (в борьбе с "распутинской монархией") входила
в полосу внутреннего раскола и разъединения. А Керенский продолжал
17 Там же.
18 Там же. С. 2.
19 Там же. С. 5.
91
упорно верить в то, о чем он говорил в конце Февраля: ’’Спасение го¬
сударства возможно только объединенными силами всего народа,и
это спасение государства соединенными силами всего народа, конечно,
возможно только тогда, когда между представителями всех живых
сил страны, всех творческих ее классов и слоев будет создано актив¬
ное и действенное соглашение на программе, приемлемой для все этих
групп”20.
У Ленина есть высказывание: Керенский - корниловец, "рассорив¬
шийся с Корниловым случайно’’21. Думается, что эта оценка продикто¬
вана острейшей политической борьбой. Керенский не был корниловцем.
Он был демократом в прямом, классическом понимании этого слова, и,
повторим, беда его в том, что он пытался маневрировать, по его собствен¬
ным словам, между "двумя большевизмами", т.е. между двумя крайно¬
стями - левой и правой - даже тогда, когда их уже разделяла пропасть...
Нет, второе коалиционное правительство во главе с Керенским, с
министрами-социалистами, составлявшими большинство, с министрами-
кадетами (и близкими к ним), искренне преданными высокой цели демо¬
кратического преобразования страны, - это правительство, конечно, не
было властью "военной клиники" или "ширмой", прикрывающей эту
власть. Простой, но весомый аргумент в пользу такого заключения: если
после июльских событий власть уже оказалась в руках "военной клики",
зачем тогда понадобилась "корниловщина"? Не являлась ли она тогда
чистым политическим нонсенсом, выступлением "военной клики" против
самой себя? Ошибаясь, допуская промахи, делая явно неверные полити¬
ческие шаги, колеблясь, отвергая немедленное проведение мер, кото¬
рых от него требовали радикализованные, болыпевизирующиеся массы,
Временное правительство все-таки пыталось вести страну по демократи¬
ческому пути, к Учредительному собранию...
Другое дело, что особенность второй коалиции заключалась в том, что
Керенскому как главе правительства предоставлялись широкие полномо¬
чия, а министры, в том числе и социалисты, формально освобождались от
ответственности перед своими партиями или организациями. В этом
смысле Временное правительство действительно становилось более неза¬
висимым по отношению к ВЦИК Советов, получало большую свободу
рук. Во многом это было следствием "июльского шока", после которого
стало ясно, что безбрежная демократия может легко ввергнуть страну в
состояние полной анархии и лишь сильная власть способна стать пре¬
градой на этом катастрофическом пути. Однако означало ли это, что
Советы, по оценке Ленина, превратились просто в "мычащих баранов",
которых привели на бойню и поставили под топор? Мощная система
Советов, как и других органов революционной демократии (профсоюзов,
кооперативов, фабзавкомов, войсковых комитетов и др.), осталась нетро¬
нутой. Влияние ее продолжало сказываться повсюду, во всех сферах
жизнедеятельности страны, и Временное правительство, несмотря на всю
свою "независимость", не могло не учитывать этого и не считаться с этим.
20 ГА РФ. Ф. 1807 (А.Ф. Керенский). On. 1. Д. 454. Л. 150.
21 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 34. С. 250.
92
Если бы Советы действительно ’’провалились”, ’’потерпели полный крах”
в июле, то как могли они, например, всего лишь через какой-нибудь
месяц-полтора "восстать из пепла” и превратиться в силу, возглавившую
революционную демократию, о которую вдребезги разбилась ’’корни¬
ловщина”?
Послеиюльская ленинская оценка политической роли Советов расхо¬
дилась с ее меньшевистским и эсеровским пониманием. Ленин видел в
большевизированных Советах будущую власть, меньшевики и эсеры -
такие организации рабочих, солдат и крестьян (революционной демокра¬
тии), которые должны содействовать существующий власти продвигаться
по демократическому пути, вместе с тем создавая предпосылки для
социалистического будущего. Присутствие 10 министров-социалистов в
составе Временного правительства стало существенным шагом в этом
направлении, и меньшевистско-эсеровский ВЦИК не видел оснований для
конфронтации с правительством.
Нет, как после июльских событий Временное правительство не стало
властью ’’военной клики", так и Советы не превратились в бессильный
правительственный придаток. Ленинская оценка новой роли Временного
правительства и Советов была неадекватной реальному положению ве¬
щей, но это не являлось ошибкой или просчетом. Как всегда, он и теперь
искал подтверждения той идеи, которая владела им. Он отвергал "буржу¬
азную демократию" как плутократию, как обман масс, как завуалиро¬
ванное насилие над ними, уже утвердившееся на Западе, и всю свою
громадную энергию и волю он готов был бросить на борьбу с ней. Ленин
был прав, пожалуй, в другом: в послеиюльской ситуации правые элемен¬
ты быстро консолидировались, чему в определенной мере способствовала
и политическая линия Временного правительства, стремившегося превра¬
тить ее в равнодействующую. Правительство видело в этом спасительную
меру от катастрофы раскола. Ленин видел в этом пособничество контр¬
революции...
Политический поворот Ленина имел огромйые, далеко идущие послед¬
ствия: он ускорил движение большевистской партии, а значит и тех ради¬
кальных сил из "низов", которые шли за ней, на левый, даже на крайне
левый фланг политического фронта страны. В конце июля фактически
легально проходивший VI съезд большевистской партии (допустила ли
это "военная клика", если бы была у власти?) принял новые ленинские
установки, хотя и не придал им конкретное, практическое содержание.
Важным организационным моментом в работе съезда стало принятие в
партию группы "межрайонцев" во главе с Л. Троцким. Троцкий прибыл в
Петроград из США только в мае 1917 г. Его длительная борьба с Лени¬
ным и большевизмом была хорошо известна, но теперь, в эти горячие
революционные дни они нашли друг друга. Авторитет Троцкого как ру¬
ководителя Петербургского Совета в первой русской революции, его та¬
лант организатора, публициста, блестящего оратора - все это было ценно
для Ленина. А несокрушимая революционная энергия Ленина, его поло¬
жение вождя партии, обладавшей реальной силой для воплощения в
жизнь социалистических, интернационалистских идей, в неменьшей мере
было необходимо Троцкому. Объединение этих двух людей, обладаю¬
93
щих огромной волей и в полной мере владеющих искусством полити¬
ческой борьбы в бушующем, штормовом море революции, придало
большевизму такой могучий импульс, который во многом обусловил
победу Октября...
Если Ленин и большевики в послеиюльской политической ситуации
усмотрели резкий крен вправо, увидели победу контрреволюции и сде¬
лали вывод о единственной возможности борьбы с ней посредством
вооруженного свержения Временного правительства, то правые, а точнее
крайне правые силы пришли к противоположному заключению. Расши¬
рение советского, социалистического представительства в правительстве
было воспринято ими как дальнейший сдвиг власти влево, как усиление
зависимости правительства от Советов и других, на их языке, ’’безответ¬
ственных организаций”. И так же, как занявшие крайне левый фланг
большевики, широко используя легальные возможности (сохранились ли
бы они, если у власти стояла "военная клика’’?), перешли и на нелегаль¬
ные методы работы, крайне правые, прикрываясь легальностью и
лояльностью, развернули законспирированную деятельность, не только
против Советов и других революционно-демократических организаций,
но и против Временного правительства...
Поляризация активных политических сил все больше и больше уси¬
ливалась. Фланги расходились, лишая центр - Временное правительство и
меньшевистско-эсеровский ВЦИК - опоры и поддержки.
КОМИССАРЫ И ГЕНЕРАЛЫ
Русская революция охотно рядилась в одежды французских револю¬
ций, мыслила их категориями. Царская "камарилья", "бонапартизм" Ке¬
ренского, "луиблановщина" меньшевиков и эсеров, "якобинство" больше¬
виков... Раз все это было в России, значит должен был явиться и "русский
Кавеньяк" - душитель французской революции 1848 г. Зловещая тень
этого "русского Кавеньяка" терзала умы лидеров революционной демо¬
кратии с первых Февральских дней. Тревожно ждали: откуда и когда он
грядет?..
В те летние дни, когда Временное правительство и особенно Керен¬
ский предпринимали лихорадочные усилия по подготовке наступления, на
политическую арену активно вышло так называемое армейское ко¬
миссарство. Комиссары рекрутировались главным образом из демократи¬
чески настроенной интеллигенции, связанной преимущественно с эсерами
или меньшевиками. Их кандидатуры утверждались военным министром
по согласованию с командованием и военным отделом ВЦИК. Нахо¬
дились они в ведении военного министра, точнее, созданного при военном
министерстве политического управления.
Основная задача комиссаров, в сущности, была посреднической. Они
должны были объединить усилия, с одной стороны, командования, часть
которого подозревалась в контрреволюционных, промонархических на¬
94
строениях, и, с другой - войсковых комитетов, за которыми, по мнению
правительства, также необходим был глаз: ведь большинство их нахо¬
дилось в тесной связи с ВЦИК и другими революционно-демократичес¬
кими организациями. Правительственные комиссары, таким образом,
стояли как бы в центре армейских "верхов”, призванных поднять и бро¬
сить "жителей окопов" в наступление, под огонь немецких и австрийских
пулеметов.
Надо сказать, что для выполнения этой нелегкой задачи от комиссаров
требовалось немалое личное мужество. И не только для того, чтобы идти
впереди атакующей цепи под огнем противника, хотя и это нередко бы¬
вало. Главное, пожалуй, заключалось в другом. Комиссары должны были
агитировать за наступление в солдатской массе, часто враждебно, злобно
настроенной к агитаторам, ратовавшим за войну до победы, склонной к
неподчинению и бунтам. Помощник комиссара 8-й армии К. Анардович,
агитировавший за наступление, был схвачен толпой разъяренных солдат.
Со скрученными за спиной руками, под градом сыпавшихся на него уда¬
ров, Анардович кричал: "Я и на виселице, в петле скажу вам, что вы -
сволочи!" Поразительно, но после этого его отпустили. За храбрость,
проявленную в боях, он был награжден Корниловым Георгиевским
крестом.
В том, что Временному правительству вопреки нежеланию и противо¬
действию солдатской массы все-таки удалось начать летнее наступление
1917 г., немалая заслуга армейских комиссаров. Будучи "правительствен¬
ным оком" в армии, комиссары, должны были осуществлять лишь по¬
литические функции. И хотя командование обязано было держать их в
курсе подготовки и хода боевых операций, в вопросы назначения и
смещения комсостава, а также стратегии и тактики им предписывалось не
вмешиваться. Однако на практике такое разграничение оказалось крайне
трудным: после Февральской революции политика со все возрастающей
силой врывалась в армию, влияла на всю ее жизнь. Важное место,
которое занимали правительственные комиссары в армейских "верхах",
создавало благоприятную почву для проявления амбиций тех, кто был
склонен к политическому карьеризму. Эти люди понимали, что
революция с ее сокрушительной ломкой всего старого, с зыбкими, еще не
определившимися перспективами дает им хороший шанс, чтобы попы¬
таться вытянуть счастливый, "наполеоновский" жребий. Но, пожалуй,
только двое из корпуса комиссаров - Б. Савинков и М. Филоненко - оста¬
вили заметный след в событиях 1917 г., особенно в связанных с "корни¬
ловщиной".
Прежде всего, конечно, речь должна пойти о Борисе Савинкове - че¬
ловеке, к пониманию которого мы еще только приближаемся. Слишком
сложен был его путь, слишком круты изломы и перемены его бурной
жизни.
Начав как социал-демократ, Савинков стал эсеровским боевиком, не¬
посредственным участником террористических актов против высших
чинов царского режима еще в период первой революции. После дли¬
тельной эмиграции в апреле 1917 г. он вернулся в Россию стопроцентным
оборонцем", сторонником продолжения войны до победного конца.
95
Естественно, что для него ввиду его прошлых революционных заслуг
сразу же нашлось место в ’’эшелонах власти”: в мае 1917 г. он - комиссар
7-й армии на Юго-западном фронте.
Новая ’’ипостась” Савинкова - комиссарство, т.е. та реальная власть,
которая оказалась в его руках, - открывала перед ним широкое поле
деятельности. У него, кажется, имелся свой план спасения России, в ко¬
тором он, Савинков, должен сыграть не последнюю роль. Что же для это¬
го было нужно? Сильная власть, установить которую можно, только ус¬
транив влияние Советов (их Савинков презрительно называл Советами
рачьих, собачьих и курячьих депутатов) на Временное правительство и,
напротив, усилив воздействие на него мужественного и решительного
человека. В этом замысле проглядывали очертания диктатуры. Впослед¬
ствии, уже после ’’корниловщины”, Савинков скажет, что та политиче¬
ская структура, которая, по его мысли, должна была оздоровить и спасти
Россию, виделась ему ’’под красным флагом Керенского и крепкой рукой
Корнилова". Сознавал ли он, что крепкая рука Корнилова раньше или
позже может вырвать флаг из слабевших рук Керенского? Пожалуй,
сознавал. В Керенском он не видел человека власти. Ф. Степун, заведы-
вавший политотделом военного министерства, вспоминал, что Савинков
иронично называл Керенского ’’жен-премьером”, имея в виду его успех у
дам. Степун писал о Савинкове: "Одинокий эгоцентрик, политик громад¬
ной, но не гибкой воли, привыкший в качестве главы террористической
организации брать всю ответственность на себя, прирожденный заговор¬
щик и диктатор, склонный к преувеличению своей власти над людьми,
Савинков не столько стремился к внутреннему сближению Корнилова,
которого он любил, с Керенским, которого он презирал, сколько к их
использованию в задуманной им политической игре, дабы не сказать
интриге’’1.
В июне 1917 г. Савинков уже был комиссаром всего Юго-западного
фронта. Именно здесь пути Савинкова пересеклись с Максимилианом
Филоненко, комиссаром 8-й армии, которой командовал Корнилов.
Траектория движения Филоненко по политическому небосклону бурного
1917 г. прочертилась на коротком отрезке: июнь-сентябрь 1917 г. После
Октября его имя в отличие от имени его "шефа" Савинкова довольно
скоро исчезает, растворяется в стремительной череде событий.
Скорее всего, Филоненко "тянул" Савинков. Завороженный "магнетиз¬
мом" Бориса Викторовича, его волей и решимостью, Филоненко с полной
готовностью пошел за ним, сделал на него ставку. Доверенным лицам он
говорил, что Савинков - сильный человек с большим государственным
умом, а Керенский уже выдохся.
Возможно, именно Филоненко, "комиссар арм-8", обратил внимание
Савинкова на своего командующего, Корнилова, как на генерала, способ¬
ного установить твердый порядок в обстановке хаоса и развала, вызван¬
ного Тарнопольским прорывом немцев. Не исключено, что не без влия¬
ния Савинкова и Филоненко командующий Юго-западным фронтом
генерал А. Гутор был смещен, а вместо него назначен Корнилов. Савин-
1 Степун Ф. Бывшее и несбывшееся. 2-е изд. Лондон, 1990. Т. 2. С. 145.
96
ков рекомендовал его военному министру Керенскому как человека,
"который сможет взять на себя всю тяжесть проведения решительных
мер". Надо сказать, что Брусилов, не слишком охотно согласившись на
замену Гутора Корниловым, требовал заодно "убрать" и Филоненко, но
этого ему сделать не удалось.
Однако та стремительность, с которой сразу начал действовать новый
командующий фронтом, по-видимому, не могла не встревожить самих его
правительственных покровителей - Савинкова и Филоненко. Их явную
тревогу вызвала прямо-таки сенсационная телеграмма № 3733, с которой
Корнилов, едва заняв новый пост, обратился к правительству. Конста¬
тируя в ней "разложение и развал, вызванные падением дисциплины",
Корнилов "находил необходимым обращение Временного правительства
и Совета к войскам с вполне откровенным и прямым заявлением о приме¬
нении исключительных мер, вплоть до введения смертной казни на театре
военных действий". Далее следовала угрожающая фраза: "Иначе вся
ответственность падет на тех, кто словами думает править на тех полях,
где царит смерть и позор предательства, малодушие и себялюбие"2. Это
был намек на правительство, скорее всего - и на самого Керенского.
Сомнений в том, кто писал этот напыщенный текст, у Савинкова и Фило¬
ненко, наверное, не было. Стиль корниловского "ординарца" В. Завойко,
прибывшего в штаб Корнилова после того, как они в начале мая расста¬
лись в Петрограде, выдавал автора.
У Савинкова это вызвало определенное беспокойство. Как он, так и
Филоненко, очевидно, не склонны были считать Завойко простым соста¬
вителем речей и воззваний главкома. Они подозревали, что его влияние
весьма ощутимо и простирается гораздо дальше чисто литературных дел.
Корнилов, по их мнению, был человеком сугубо военным, не слишком
способным к самостоятельной политической роли. Завойко же, пользуясь
"простодушием" генерала и, возможно, руководствуясь какими-то дру¬
гими соображениями, мог попытаться превратить этого сугубого солдата
в опасную политическую фигуру. Это встревожило Савинкова и Фило¬
ненко.
По-видимому, на другой же день после назначения Корнилова главко¬
мом Юго-западного фронта Савинков и Филоненко прибыли в его штаб в
Каменец-Подольске. Нервы были взвинчены до предела. Уходя на бесе¬
ду с Корниловым, Савинков оставил своим офицерам - Мироновичу и
Геймановскому - распоряжения на случай своего ареста. Помощник Са¬
винкова эсер В. Гобечиа с кавказской горячностью говорил, что, как
"старый революционер", не может вынести диктаторских замашек
Корнилова, пойдет к нему и, пожертвовав собой, застрелит его. Немало
волнений было и на другой стороне. Опасаясь "насилия", Завойко увез
куда-то свою семью. В напряжении находился и сам Корнилов. Фило¬
ненко потом вспоминал, что во время разговора у Корнилова были плот¬
но сжаты губы и возбужденно блестели глаза. Все, однако, обошлось.
Конфликта не произошло: обе стороны сознавали, что нужны друг другу.
Савинков позднее уверял, будто бы он решительно заявил Корнилову,
2 Цит. по: Мартынов Е. Корнилов: Попытка военного переворота Л., 1927. С. 25-26.
4 Г.З. Иоффе 97
что "расстреляет его" в случае попытки установить свою диктатуру. В
ответ Корнилов заверил, что к диктатуре он не стремится3. Завойко на
время уехал из Каменец-Подольска. Скоро, впрочем, он опять появится в
ближайшем корниловском окружении...
* * *
Руководящая идея соглашения с Корниловым, по определению Савин¬
кова, состояла в признании того, что "для поднятия боеспособности
армии, а следовательно спасения страны, необходима сильная револю¬
ционная власть, осуществляемая Временным правительством"4. По смыс¬
лу этой "руководящей идеи" Корнилову в соглашении отводилась под¬
чиненная, в сущности исполнительская роль: он должел был содейство¬
вать выполнению плана Савинкова, направленного на то, чтобы "под¬
винуть" правительство и прежде всего Керенского на более решительные
действия в борьбе с "революционной анархией" в стране. В. Шкловский,
бывший в то время помощником комиссара 8-й армии так определял
савинковскую тактику: "Группа Савинкова не хотела... мятежа, но ей
нужен был нажим, нужно было воплощение военной необходимости в
лице Корнилова". Она хотела "пугать Корниловым Временное прави¬
тельство, а не Корнилова Временным правительством"5. Ну, а сам
Корнилов? Был ли он только "простой пешкой" в этой игре?
Как подметил, наблюдатель и историк событий 17-го года Н. Суханов,
Корнилов, а затем и корниловская Ставка не могли не понимать, что
"надо до возможного максимума держаться в легальных пределах", что
"подготовляя переворот, надо впредь до самой крайней к тому необхо¬
димости не выступать против Временного правительства и действовать до
последней возможности в контакте с ним"6. Политическая игра, таким
образом, не была только игрой в одни - корниловские - ворота...
"Телеграммная война", которую Корнилов повел против Временного
правительства, была в определенном отношении еще и "странной вой¬
ной". Странной прежде всего потому, что Корнилов (особенно после того,
как он заручился поддержкой Савинкова и Филоненко) имел все основа¬
ния считать, что его программа "решительных мер" на фронте, в том
числе введение смертной казни, встретит полное понимание и поддержку
правительства и Ставки. Так оно, собственно, и было. Керенский, ком¬
ментируя позднее "телеграммную войну" Корнилова, решительно свиде¬
тельствовал, что «существо "требований" ген. Корнилова было вовсе не
Америкой, им открытой, а являлось только своеобразной формули¬
ровкой тех мер, которые уже отчасти проводились, отчасти проекти¬
ровались Временным правительством, и что это существо отвечало
настроениям ответственных демократических и либеральных кругов»7.
3 ГА РФ. Ф. 1780 (ЧСК). On. 1. Д. 23. Л. 1-3 об.; Д. 9. Л. 1 об.
4 Там же. Д. 9. Л. 1.
5 Шкловский В. Революция и фронт. Пг., 1921. С. 60-61. За подвиг, совершенный в ходе
наступательных боев В. Шкловский был награжден Георгиевским крестом 4-й степени.
6 Суханов Н. Записки о революции. М., 1992. Т. 3, кн. 5. С. 75.
7 Керенский А.Ф. Дело Корнилова. М., С. 4.
98
Так, уже 8 июля Керенский отдал приказ № 28, в котором предпи¬
сывалось ’’восстановить в войсках дисциплину, проявляя революционную
власть в полной мере, не останавливаясь для спасения армии перед
применением вооруженной силы’’8. 9 июля в ответ на уже известную нам
телеграмму Корнилова за № 3733, Керенский разъяснил ему, что в его
распоряжении ’’параграф 14-й Декларации прав военнослужащих” (этот
параграф разрешал в боевой обстановке применять оружие против
неповинующихся)9. 10 июля Верховный главнокомандующий А. Брусилов
приказал запретить всякие митинги и собрания в воинских частях. И
июля он направил фактически ультимативную депешу Керенскому (№
4999), в которой требовал ’’немедленно восстановить железную дисципли¬
ну во всей ее полноте и смертную казнь для изменников”. В противном
случае Брусилов "снимал с себя ответственность" и угрожал уходом в
отставку. Наконец, 12 июля Временное правительство единогласно
приняло постановление о введении смертной казни на фронте (расстрел)
и об учреждении военно-революционных (читай военно-полевых) судов.
Все эти и другие грозные меры поддерживались меньшевистско-эсеров¬
ским В ЦИКом, также заявившим, что "пощады изменникам и трусам не
будет’’10 11. Что еще нужно было Корнилову?
Савинков и Филоненко "убрали" Завойко именно за "ультиматумы"
Временному правительству. Но Завойко ушел (пусть на время), а корни¬
ловские ультиматумы не только не прекратились, но, пожалуй, даже уси¬
лились! .10 июля, т.е. уже после целого ряда шагов, предпринятых Керен¬
ским (с согласия меньшевистско-эсеровского ВЦИКа) в ответ на корни¬
ловские требования, из штаба Юго-западного фронта в правительство
поступила новая, в сущности, беспрецедентная телеграмма (№ 3911).
Корнилов грозил Временному правительству, что если оно не сумеет
смыть "ужас, позор и срам", царящие в армии, то "будут выдвинуты дру¬
гие люди, которые, сняв бесчестие, вместе с тем уничтожат завоевания
революции". Корнилов, таким образом, выступал здесь как "револю¬
ционер", но рисовал перспективу контрреволюции. Далее он категори¬
чески формулировал метод "снятия бесчестия" - "введение смертной каз¬
ни и учреждение полевых судов на театре военных действий". И в заклю¬
чение ставил Временному правительству условие: если его требования не
будут удовлетворены, он "самовольно сложит с себя полномочия главно¬
командующего" !
За одну эту телеграмму Корнилова следовало немедленно снять с
должности, а то и отдать под суд, но комиссар Савинков собственноручно
сделал на ней приписку, что полностью поддерживает ее содержание "от
слова до слова"11. Поддержал ее на другой день, 11 июля, и верховный
главнокомандующий генерал Брусилов, и стало ясно, что Временное
правительство уже готово осуществить эту меру и непременно осущест¬
вит ее. Действительно, уже утром (!) 12 июля Корнилов получил теле¬
8 Там же. С. 8.
9 Цит. по: Мартынов Е. Указ. соч. С. 26.
10 Керенский А.Ф. Дело Корнилова. С. 5.
11 См.: Савинков Б. Генерал Корнилов // Мятеж Корнилова: Из белых мемуаров. Л.,
1928. С. 198-199.
4* 99
грамму от Керенского, что принципиально закон о смертной казни на
фронте принят и вечером будет сообщена его окончательная редакция.
’’Телеграммная война”, которую вел против правительства главкомюз,
сочеталась с его довольно отчетливым стремлением занять гибкую пози¬
цию в таком ключевом и больном вопросе, как положение и роль армей¬
ских комитетов.
Через неделю после назначения на пост премьер-министра (правитель¬
ство в целом еще не было сформировано; окончательно оно сформи¬
руется 24 июля) Керенский выехал в Ставку на совещание с командными
верхами армии. Его сопровождали министр иностранных дел М. Тере¬
щенко, начальник кабинета военного министра полковник В. Баранов¬
ский (свояк Керенского) и некоторые другие военные из близкого окру¬
жения. Стоит, однако, обратить внимание на то, что, отправляясь в
Могилев, Керенский вызвал туда с Юго-западного фронта Савинкова,
который захватил с собой Филоненко (ни одного другого фронтового
комиссара на совещание не пригласили).
Со стороны генералитета в совещании участвовали находившиеся
в распоряжении Временного правительства генералы М. Алексеев и
Н. Рузский, верховный главнокомандующий генерал А. Брусилов, коман¬
дующий Северным фронтом генерал В. Клембовский, командующий За¬
падным фронтом генерал А. Деникин, начальник штаба верховного
главнокомандующего генерал А. Лукомский, генерал-квартирмейстер
Ставки И. Романовский и некоторые другие военные специалисты.
Корнилов в Могилев не приехал. Его соображения, изложенные в пись¬
менном виде и доставленные на совещание, как мы увидим ниже, были
сформулированы Савинковым и, возможно, Филоненко.
Открывая совещание, Керенский поставил три вопроса, подлежавших
обсуждению: военно-стратегическая обстановка и ее перспективы для
русского фронта; та же обстановка с точки зрения дальнейших взаимо¬
отношений с союзниками; и, наконец, меры по укреплению боеспособ¬
ности артйии.
Генералы, участвовавшие в совещании, сумели "перевернуть" повестку
дня. На первый план выдвинулся вопрос о мерах по восстановлению
боеспособности армии. Крайнюю точку зрения наиболее полно и четко
выразил главнокомандующий Западным фронтом Деникин. Этот гене¬
рал, несомненно, обладал литературными способностями и к тому же
умел говорить. Свой доклад он начал вызывающе: "Как я говорил при
самодержавии царей, так буду говорить и при самодержцах революции".
Институт комиссаров, заявил Деникин без всяких околичностей, "в армии
недопустим"; войсковые же комитеты, обнаружившие "страшное стрем¬
ление к власти", только "дискредитируют власть начальников"12. Для вос¬
становления единовластия в армии, которое только и может возродить ее
боеспособность, Деникин предлагал четкую программу.
Обращаясь к Керенскому, Деникин говорил: "... ведите Россию к прав¬
де и свету под красным знаменем свободы, а нам дайте возможность вести
12 См.: Красная летопись. 1923. № 6. С. 21-22. (Протокол совещания, бывшего 16 июля
1917 г. в Стайке).
100
наши войска под нашими старыми знаменами...’’13. Он призывал Керен¬
ского не бояться начертанных на этих старых знаменах ’’остатков само¬
державия”: они давно уже стерты. Керенский, однако, по-своему расценил
это. Впоследствии, в ходе допроса в Чрезвычайной следственной комис¬
сии (ЧСК), он говорил: "Вино ненависти к новому затуманило старые
мудрые головы. Генералом Деникиным впервые была сформулирована
та программа "реванша", та "музыка будущего" военной реакции, которая
вдохновляла потом многих и многих участников корниловского дви¬
жения’’14.
"Умеренную" точку зрения (с большим или меньшим приближением к
программе Деникина) выражали практически все другие присутство¬
вавшие на совещании генералы. Генерал Алексеев, заявив, что именно
"меры правительства расшатали армию", предлагал считать войсковые
комитеты и комиссаров "мерами временными" и постепенно свести их на
нет. Алексеева поддержал генерал Рузский: раз комитеты (и комиссары)
внедрились, "упразднить их невозможно, но надо их поставить в строго
ограниченные рамки’’15.
Заочно прозвучал на совещании еще один голос - голос отсутст¬
вовавшего главкома Юго-западного фронта Корнилова. Его "сообра¬
жения", присланные по телеграфу (телеграмма № 4254), зачитывал ге¬
нерал Лукомский. В центральном вопросе - о значении комитетов и
комиссаров - Корнилов в сущности не расходился с точкой зрения других
генералов. Но было два пункта, которые сдвигали программу Корнилова
несколько левее. Прежде всего, это пункт о комиссарах, роль которых
Корнилов предлагал даже ’’усилить", и, кроме того, пункт, предусмат¬
ривавший "основательную и беспощадную чистку всего командного
состава". Этого ни у Алексеева, ни у Рузского, ни у других не было.
Позднее, на допросе в ЧСК Керенский говорил: "На совещании среди
совершенно удручающих мнений и предложений, высказанных всеми
присутствующими генералами, некоторым просветом была телеграмма
Корнилова..." Его мнение "как будто указывало на то, что этот человек
немного шире и глубже смотрит на положение вещей". Керенский также
сказал, что и по стилю телеграммы он понял, что она составлялась не
Корниловым, а стоявшими за ним Савинковым и Филоненко16. Это явля¬
лось для него хорошим симптомом: в "силу" Савинкова он верил и потому
можно было надеяться на то, что Корнилов и дальше пойдет в савин-
ковской узде.
Ну, а Корнилов? Почему он пошел за Савинковым? По свидетельству
Деникина, «Корнилов в точности никогда не знал, кому Савинков соби¬
рается "воткнуть нож в спину" - ему или Керенскому»17. Но в данном
случае он мог видеть в Савинкове и Филоненко таран, способный от¬
крыть ему путь к дальнейшей карьере, а тогда... И позднее он сам призна¬
вался, что, хотя готов был подписаться под каждым словом выступления
13 Там же. С. 27.
14 Керенский А.Ф. Дело Корнилова. С. 10.
15 Красная летопись. 1923. № 6. С. 36, 38.
16 Керенский А.Ф. Дело Корнилова. С. 11.
17 Деникин А.И. Очерки русской смуты. Париж, 1922. Т. 2. С. 146.
101
Деникина в Ставке, пока следовало принимать рекомендации Савинкова
и Филоненко.
Участники совещания разъезжались явно неудовлетворенные друг
другом. Настроение генералов нашло свое выражение в письме Алек¬
сеева Керенскому, посланном 20 июля. В нем Алексеев прямо писал, что
’’порядок в армии” должен быть восстановлен не позднее зимы. Не надо
бояться ’’эксцессов": если они и произойдут, "их можно и нужно задавить
жестокой рукой". И далее, отбросив всякую дипломатию, он продолжал:
"Вам много дано Богом, в Ваших руках сосредоточена громадная власть и
возможность провести в жизнь то, что может спасти родину и вернуть ей
силы, вероятность одержать победу и развернуть творческую работу для
уврачевания тех ран и болезней, которыми давно страдала родина, а
теперь страдает так, как никогда в прошлом... Родина страстно ждет та¬
кой работы. Если будут обмануты ее ожидания, то проклятье народа
обрушится на Вашу голову, Александр Федорович..."18
Существовал, впрочем, еще один вопрос, который не обсуждался в
ходе совещания, но который Керенский, уезжая в Могилев, "держал в
уме". Слушая выступления генералов, он, вероятно, прикидывал, кто из
них мог бы заместить Брусилова, снятие которого с поста главковерха
было уже предрешено. И этот вопрос в голове Керенского не мог не
увязываться с политической обстановкой в Петрограде, точнее с тем
правительственным кризисом, который все еще не был разрешен после
июльских событий: новый состав правительства полностью еще не
сформировался. На то, что этот состав должен быть "сориентирован" с
учетом послеиюльского кризиса, - Керенский не мог не учитывать: ведь
кадеты соглашались участвовать в правительстве, рассчитывая на "твер¬
дую власть"...
17 июля Керенский в специальном поезде возвращался в Петроград.
Салон-вагон всегда был для него местом отдыха и "расслабления" после
официальных встреч, выступлений, переговоров, заседаний и т.п. В ва¬
гоне обычно бывали только "свои", и это позволяло говорить свободно,
откровенно. На этот раз помимо "своих" - начальника военного кабинета
полковника Барановского, флаг-адъютанта капитана Муравьева, не¬
скольких "адъютантиков" - присутствовали министр иностранных дел
Терещенко, Савинков и Филоненко.
Главный вопрос, волновавший присутствовавших, предстоявшее в
Петрограде формирование нового состава правительства. Больше всех
выступал Савинков. Он чувствовал себя на подъеме: на только что
закончившемся совещании Керенский говорил о нем как об образце пра¬
вительственного комиссара, выразив сожаление, что он не может назна¬
чить на все комиссарские должности Савинковых... Теперь Савинков
убеждал Керенского в необходимости создания "кабинета, построенного
на принципе утверждения сильной революционной власти"19. По сви¬
детельству Филоненко, дискутировали "о необходимости образования
сильной власти и, в частности, обсуждался вопрос о малом военном
18 ГА РФ. Ф. 1807. On. 1. Д. 482. Л. 1 об., 2,4.
19 Керенский А.Ф. Дело Корнилова. С. 18.
102
кабинете в составе Временного правительства для непосредственного
управления всем, что имеет касательство к войне”. Эта мысль о создании
узкого "руководящего ядра" в правительстве нашла "сочувствие" у Керен¬
ского, но особенно рьяно поддержал ее Терещенко. Он, по словам Фило¬
ненко, даже считал, что этот малый "внутренний кабинет" должен по¬
стоянно находиться в Могилеве, а остальное правительство - либо в
Петрограде, либо лучше - в Москве20.
Все участники совещания утверждали, что ни к какому конкретному
решению они не пришли, "вопрос остался открытым". Тем не менее идея
"малого кабинета" как орудия усиления власти, придания ей "твердого
характера" нашла некое воплощение при формировании правительства
24 июля. В телеграмме российским дипломатическим представителем
25 июля министр иностранных дел Терещенко сообщал, что порядок
работы нового правительства будет изменен: "... предположено образова¬
ние комитета обороны (Керенский, Некрасов, Авксентьев, Терещенко,
Савинков)"21.
Но если вопрос о "сильном правительстве" в салон-вагоне Керенского
окончательного решения не получил22, то вопрос о смене верховного
главнокомандующего был окончательно решен, возможно, здесь. Важно
подчеркнуть, что оба эти вопроса находились в теснейшей связи. Как бы
ни было "сильно" проектируемое правительство, реально применить
свою силу на фронте (и в армии вообще) без прочной опоры на верхов¬
ного главнокомандующего оно не могло. Значит, нужен был такой
главковерх, который бы удовлетворял двум основным условиям. С одной
стороны, он должен был готов проводить в армии самые решительные
меры, вводя ее в рамки железной дисциплины. Это условие удовлетво¬
ряло бы правый лагерь, после июльских событий выдавший Керенскому,
может быть, последний вексель на формирование еще одного коалицион¬
ного правительства. С другой стороны, этот главковерх должен был дей¬
ствовать не слишком резко и прямолинейно, оставляя впечатление, что
его меры не направлены на реставрацию старых порядков, что завоева¬
ния Февраля сохраняются. Это условие должно было работать на "левый"
сектор, на революционную демократию, также поддержавшую Керенско¬
го как главу нового правительства.
Кто из генералов, присутствовавших на совещании, мог удовлетворить
этим важным условиям? Деникин?
Керенский так ответил на этот вопрос: «... назначение человека с про¬
граммой Деникина ("программа реванша") вызвало бы сразу генеральный
взрыв в солдатской массе...»23 Человек с "программой Деникина" на роль
главковерха явно не подходил. Кто же тогда? Савинков и Филоненко, на
наш взгляд, точно выбрали момент для того, чтобы обратить внимание
20 ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 23. Л. 4.
21 Там же. Д. 30. Л. 33; Революционное движение в России в июле 1917 г.: Июльский
кризис. М., 1957. С. 321-322.
22 Не получил он решения и в дальнейшем. После сформирования правительства
Барановский сообщал Филоненко в Ставку, что "настроение у всех гадкое", поскольку
выясняется, что новый кабинет министров не даст того, "что нужно".
23 Керенский А.Ф. Дело Корнилова. С. 15-16.
103
Керенского на Корнилова на сей раз уже в качестве кандидата на пост
верховного главнокомандующего. Они убеждали нового премьера, что
как раз ’’программа Корнилова” больше всего соответствует правитель¬
ственным видам и его личным установлениям ’’твердого порядка” в армии
и во всей стране не путем "удара топора”, а путем ’’резания салями” (т.е.
небольшими ломтиками). Но почему именно Корнилова? Были и другие
генералы (со значительно большим военным опытом), чьи взгляды по
вопросу о восстановлении ’’боеспособности армии” в большей или мень¬
шей степени приближались к корниловским.
Но у других генералов не было ходатаев подобных Савинкову и Фи¬
лоненко, да к тому же эти генералы теснее были связаны с ’’павшим ре¬
жимом”. И все-таки Керенский, по-видимому, колебался: он не верил
генералам и побаивался их. Но надо было решаться. В ночь, с 18 на
19 июля он наконец решился: телеграммой № 5807 Корнилов назначался
верховным главнокомандующим. Одновременно с ним новые и очень
высокие назначения получили Филоненко и Савинков. Филоненко (явно
по представлению своего шефа Савинкова) назначался ни много ни мало
комиссаром Временного правительства при верховном главнокомандую¬
щем, по военной аббревиатуре того времени - ’’комиссарверхом”. Сам же
Савинков с поста комиссара фронта ’’прыгал” фактически в кресло воен¬
ного и морского министра - ’’военмина”. Он получил пост управляющего
Военным министерством, который номинально сохранялся за Керенским
(Керенский, как мы уже знаем, еще 8 июля стал премьер-министром).
Введение Савинкова в правительство почти наверняка связывалось с
новым верховным главнокомандующим. Корнилов оказывался как бы
под двойным контролем: своего нового комиссара Филоненко и его не¬
посредственного начальника - управляющего Военным министерством
Савинкова. Ключ к Корнилову, по расчетам Керенского, передавался,
таким образом, Савинкову. Значит ли это, что Керенский полностью
доверял Савинкову? Деникин свидетельствовал: ’’Керенский ненавидел
Савинкова и боялся его”. Но он считал, что ’’лучше было иметь Савин¬
кова своим строптивым подчиненным, чем явным врагом, отброшенным
окончательно в тот лагерь, который укреплялся возле Ставки и начинал
все больше и больше волновать Керенского”. Со своей стороны Савин¬
ков, по образному выражению одного из современников, одну руку держа
у козырька, другой водил Керенского за нос, имея собственные планы.
Но обе стороны (и Керенский, и Савинков) нуждались друг в друге, и
назначение Корнилова главковерхом было в сущности выражением их
соглашения. Корнилову отводилась, по-видимому, роль более или менее
послушного орудия. Вышло, однако, иначе...
Сразу же по получении телеграммы о своем, можно сказать, сенса¬
ционным назначении на пост верховного главнокомандующего русской
армией, Корнилов с еще большим вызовом повторил свою эскападу не¬
дельной давности, при назначении его главковерхом Юго-западного
фронта. В его "телеграммной войне" против правительства был произ¬
веден новый этап. На имя премьера Керенского и управляющего воен¬
мина Савинкова пошла телеграмма (№ 4424), содержавшая совершенно
невероятные "кондиции”, только при выполнении которых Корнилов
104
соглашался занять новый пост. Этих ’’кондиций” было четыре. Первая -
’’ответственность (Корнилова. - Г.И.) перед собственной совестью и всем
народом”. Вторая - полное невмешательство в его "оперативные распо¬
ряжения и потому в назначения высшего командования". Третья - "рас¬
пространение принятых за последнее время на фронте мер и на те
местности тыла, где расположены пополнения для армии" (главной среди
этих мер была смертная казнь). И, наконец, четвертая - принятие
"корниловской программы", объявленной на совещании в Ставке 16
июля. Две последние "кондиции" могли идти не в счет - фактически они
еще до назначения Корнилова главковерхом проводились и в дальнейшем
готовы были проводиться Временным правительством. Но первые две
(особенно первая24), по крайней мере в вопросах военных, практически
ставили верховного главнокомандующего над Временным правитель¬
ством. Кто составил такую телеграмму, естественной реакцией на ко¬
торую, по словам Керенского, должно было стать "немедленное устра¬
нение генерала Корнилова с преданием его суду по законам военного
времени"? "Почерк" выдает Завойко, и это поняли Керенский, Савинков
и Филоненко.
Но телеграмма № 4424 - это была еще не вся реакция Корнилова на
назначение. Вслед за ней в Петроград пошла телеграмма № 4431,
требовавшая отменить только что состоявшееся (без ведома Корнилова,
т.е. в нарушение второй "кондиции") назначение генерала В. Черемисова
главнокомандующим Юго-западным фронтом. Еще более усиливая свою
позицию на новом витке "телеграммной войны", Корнилова 23 июля по¬
слал Савинкову телеграмму за № 4459, сообщая, что без получения
"категорического ответа" на его телеграммы № 4424 и 4431 он в Могилев,
в Ставку, не выедет.
Но, пожалуй, еще поразительное содержания и требовательного,
ультимативного тона этих строго секретных корниловских телеграмм
являлось то, что сведения о них каким-то образом "просачивались" в
прессу. Возник переполох в петроградских коридорах власти. Но что
было делать? Это уже после провала корниловского "мятежа" Керенский
мог сожалеть о том, что "не настоял до конца на немедленном тогда же
смещении Корнилова’’25. А 20 июля без серьезных политических ослож¬
нений он этого попросту не мог. Назначение Корнилова уже состоялось,
и этот факт, как и "твердая позиция" нового главковерха стали широко
известны. Силы "порядка", уже видевшие в Корнилове своего лидера,
вряд ли простили бы Керенскому такой шаг. Выражая их настроение,
"Новое время" предупреждало, что в назначении Корнилова многие видят
выбор в пользу "спасения государства", и, если правительство не сделает
этого выбора, оно возьмет на себя тяжелую ответственность26. И Керен¬
ский предпочел замять дело. В Бердичев, в штаб Корнилова срочно на¬
правили нового комиссарверха Филоненко.
24 Примечательно, что в показаниях ЧСК Корнилов, говоря о своей телеграмме № 4424,
о первом "условии" предпочел вообще умолчать (ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 5. Л. 3).
25 Керенский А.Ф. Дело Корнилова. С. 24.
26 Новое время (Петроград). 1917. 20 июля.
105
В переговорах приняли участие: Корнилов, начальник штаба Юго-за¬
падного фронта генерал Н. Духонин, ’’комиссарверх” Филоненко, его по¬
мощник Б. Фонвизин, и.о.комиссара Юго-западного фронта, старый са-
винковский друг В. Гобечиа. Удивляет легкость, с которой Филоненко ”со
товарищи” удалось урегулировать дело, казалось бы, предвещавшее
очень серьезные политические осложнения.
24 июля Корнилов в сопровождении ’’комиссарверха” Филоненко при¬
был в Ставку, в Могилев. В Петрограде, Москве, в других городах и на
фронте стала широко распространяться брошюра, сочиненная, видимо,
под наблюдением того же Завойко, также прибывшего в Могилев. Ее
заголовок гласил: "Первый народный главнокомандующий генерал-
лейтенант Лавр Георгиевич Корнилов".
ПРЕМЬЕР И ГЛАВКОВЕРХ
Итак, 24 июля Корнилов прибыл в Ставку как верховный главно¬
командующий. Это сразу вдохновило Главный комитет "Союза офице¬
ров", находившийся здесь же, в Могилеве. Ушедший в отставку Брусилов
не очень-то жаловал могилевский офицерский комитет, как и вообще все
комитеты. На Корнилова же члены Главного комитета крепко рассчи¬
тывали. Буквально через несколько дней почти весь состав президиума
комитета появился в кабинете нового Верховного. По воспоминаниям
некоторых членов президиума - участников встречи полковника Л. Ново¬
сильцева, С. Ряснянского и др., при обсуждении политической ситуации
Корнилову был прямо поставлен вопрос: не считает ли он возможным
"принять на себя единоличное правление"? Корнилов заявил, что подоб¬
ный вопрос ему уже и ранее задавали "некоторые лица" и даже пред¬
лагали "организовать переворот", но он не считал и не считает это
"сейчас полезным".
Так как большинство присутствовавших членов президиума Главного
комитета были скрытыми монархистами, они осторожно позондировали
почву и относительно возможной реставрации Романовых. Снова Корни¬
лов дал не вполне определенный ответ, хотя и указал, что он лично этого
бы не желал. В 17-ом году такую позицию разделяли многие бывшие
царские генералы. Видный кадет В. Маклаков впоследствии рассказал о
своем разговоре с генералом Алексеевым накануне выступления Корни¬
лова. Маклаков сказал тогда Алексееву, что в случае успеха Корнилов
должен восстановить монархию, и был поражен ответом генерал-адъю¬
танта царя, заявившего, что он лучше Маклакова знает "подлинную мо¬
нархию" и потому не желает ее1.
Подобные ответы были следствием глубокой политической компроме¬
тации последних царя и царицы, и потому ответ Корнилова не вызвал у
его собеседников неприязни. Они сознавали, что начинать "движение" под
1 См.: Гессен И. Годы изгнания. Париж, 1979. С. 214.
106
монархическим лозунгом в той обстановке, которую переживала страна,
означало бы уже с первых шагов обречь его на провал.
Члены Главного комитета могли быть довольны беседой с Корнило¬
вым. Тот же С. Ряснянский писал, что ответы нового Верховного были
расценены как согласие на то, чтобы со временем стать ’’правителем".
После этой встречи то небольшое конспиративное ядро, которое обра¬
зовалось при формировании Главного комитета офицерского "союза"
еще в конце мая - начале июня, стало тайно именовать себя "корни¬
ловским", "корниловской группой".
Между Ставкой, с одной стороны, и Петроградом - с другой, началось
оживленное двухстороннее движение. В Могилеве побывали предста¬
вители "Республиканского центра" К. Николаевский и полковник Л. Дю-
семитьер. Они были приняты Корниловым, который после этого выде¬
лил полковников Л. Новосильцева и В. Сидорина в качестве связных
между Ставкой и "Республиканским центром". Затем скорее всего через
посланца генерала Крымова, полковника Г. Дементьева, была установле¬
на связь Ставки и с "крымовской организацией".
Так, в конце июля начал завязываться "узел", в который вошли члены
конспиративной группы ("корниловской") Главного комитета "Союза
офицеров армии и флота" в Ставке, некоторые офицеры "крымовской
организации" и члены "Республиканского центра" с его организациями-
"спутниками".
Не вполне ясно, как конкретно осуществлялось финансирование этого
"узла". Все же можно полагать, что это шло через "Республиканский
центр", связанный с промышленно-финансовыми кругами как непосред¬
ственно, так и через уже известный нам гучковско-путиловское "Общест¬
во экономического возрождения России".
Корнилов не терял времени. Уже через неделю после прибытия в
Ставку на совещании некоторых ставочных генералов и приехавших в
Могилев министров Временного правительства П. Юренева и А. Пешехо-
нова он заявил, что для поднятия боеспособности необходимы не одна, а
три армии: "... армия в окопах... армия в тылу и армия железнодорож¬
ников". Все три армии, продолжал Корнилов, должны быть подчинены
"железной дисциплине", которая установлена для армии, держащей
фронт. Основой дисциплины должно стать решительное применение
смертной казни не только к "мятежникам" или "неповинующимся", но и к
"агитаторам".
Осуществление предложенных мер фактически предполагало устра¬
нение революционно-демократических организаций, возникших в резуль¬
тате падения царизма. Ясно также, что, выступая с такой программой,
Корнилов выходил за рамки своей военной, стратегической компетенции
и вторгался в "неположенную" ему политическую сферу.
Подробная разработка "военной части" программы была поручена
начальнику штаба Ставки А. Лукомскому и генерал-квартирмейстеру
Ю. Плющевскому-Плющику, а "гражданской" - тыловым специалистам".
Здесь, пожалуй, главную роль играл все тот же Завойко; экспертом по
аграрным делам был профессор Московского университета Яковлев.
Однако завойковско-яковлевские прожекты, по-видимому, не слишком
107
волновали самого Корнилова и его окружение из Главного комитета
"Союза офицеров”. Они считали, что главная задача - это ’’расчистка”
страны, наведение ’’порядка”, после чего как-нибудь найдутся охотники
’’оформления" новых государственных и общественных устоев.
Понятно, что "наметки" Корнилова не могли пройти мимо управляю¬
щего военным министерством Б. Савинкова и "комиссарверха" М. Фило¬
ненко, представлявших перед военными Временное правительство и его
главу Керенского. Соответствующий доклад (в виде "Записки") был под¬
готовлен в Ставке необычайно быстро, за какие-нибудь два-три дня.
С ним Корнилов предполагал в начале августа выехать в Петро¬
град для окончательной "утряски" и представления Временному прави¬
тельству.
Выступление Корнилова с "военно-политической программой" не мог¬
ло не встревожить Керенского: фактически оно продолжало и даже
усиливало ту "ультимативную линию", которую Корнилов повел по
отношению к Временному правительству еще с момента пребывания на
посту командующего Юго-западным фронтом. От безапелляционного
требования немедленного введения смертной казни на фронте и в тылу (в
начале июля) через вызывающую декларацию о своей ответственности
только перед собственной совестью (в середине июля) Корнилов теперь
(в конце июля - начале августа) перешел к политическим претензиям
общегосударственного характера, поскольку эти претензии предполагали
перемену правительственной политики. Керенский, видимо, все более
утверждался в мысли, что "ультимативная линия" поведения Корнилова
объясняется не только особенностями его "зарывчатого" характера, но и
тем, что в ней имеется и определенный политический расчет: активи¬
зировать силы, стоявшие правее правительства и уже смотревшие на
Верховного как на своего лидера.
Нет сомнения, что за Корниловым и его окружением в Ставке велось
постоянное наблюдение. Главную роль в этом должны были играть вер¬
ный оруженосец Савинкова "комиссарверх" М. Филоненко и его неболь¬
шой штат, находившиеся в Ставке. Трудно сказать, удалось ли им дей¬
ствительно напасть на какой-то след или настороженный Филоненко стал
жертвой собственной подозрительности. Так или иначе, в Петроград (к
Савинкову, а через него, вероятно, и к Керенскому) поступали не очень
ясные, но тревожные сведения о каких-то секретных разговорах в Ставке
и в офицерском "союзе", о не вполне понятных передвижениях войск в
направлении к Могилеву, о подозрительном поведении начальника штаба
генерала А. Лукомского, начальника военных сообщений Ставки гене¬
рала Тихменева и т.п.
В Петрограде, в военном министерстве, где заседал Савинков, насто¬
рожились. Но не более. Корнилов со своей "Запиской" оздоровления
фронта и тыла был нужен Савинкову (и Керенскому), и на основании ка¬
ких-то маловразумительных сигналов от Филоненко предпринимать что-
либо было бессмысленно. Филоненко дали понять, чтобы он не осложнял
отношений со Ставкой. К тому же информацию о том, что там проис¬
ходит, Савинков получал и по другим каналам, в частности через началь¬
ника контрразведки штаба Петроградского военного округа и военного
108
министерства, а до этого преподавателя санскрита, доцента Московского
университета Н. Миронова.
3 августа Корнилов прибыл в Петроград для представления Времен¬
ному правительству своей ’’Записки”. В ходе беседы в Зимнем дворце
Керенский как бы между прочим поинтересовался мнением Корнилова:
стоит ли ему, Керенскому, при складывающихся обстоятельствах оста¬
ваться во главе правительства? Корнилов дал уклончивый ответ. Он
сказал, что, несмотря на то, что влияние Керенского явно ’’понизилось",
тем не менее "как признанный вождь демократических партий" он
должен все же оставаться у власти.
Между тем, предварительно ознакомившись с корниловской "Запис¬
кой", Филоненко и Савинков сочли ее неудачной, а именно слишком
прямолинейной, не учитывающей "условий политического момента". Та¬
кого же мнения держался и сам Керенский, в предварительном порядке
также прочитавший этот документ. С его точки зрения там был изложен
целый ряд мер, "вполне приемлемых", но "оглашение" их в такой редак¬
ции и с такой аргументацией вполне могло привести к "обратным резуль¬
татам", т.е. спровоцировать недовольство масс. Решено было, чтобы Са¬
винков и Филоненко "доработали" "Записку" в нужном направлении и
через неделю, 10 августа, представили его правительству на утверждение.
Поэтому на правительственном заседании 4 августа Корнилов ограни¬
чился лишь общей характеристикой положения на фронтах. При этом
произошел примечательный эпизод, имевший немалые последствия.
Когда Корнилов стал говорить о предполагаемых стратегических планах
Ставки, Савинков (записочкой), а затем и сам Керенский (шепотом)
предупредели его, что с этим "нужно быть осторожным", так как неко¬
торые министры связаны с теми членами ВЦИК Советов... "кои запо¬
дозрены в сношениях с противником"! По окончании совещания Корни¬
лову, по-видимому, намекнули, что "заподозренным" следует считать
лидера эсеров министра земледелия В. Чернова.
Раздраженный и обескураженный Корнилов отбыл в Могилев. Са¬
винков и Филоненко остались в Петрограде, но направили в Ставку по¬
мощника комиссарверха Фонвизина, предписав смотреть за тем, чтобы
оттуда за подписью Верховного не выходило ничего, что не соответст¬
вовало бы согласованной ориентации (имелся в виду будущий "сбаланси¬
рованный", савинковско-корниловский доклад, подлежащий рассмотре¬
нию 10 августа). Но слухи о его содержании проникли в печать. Левые,
демократические газеты забили тревогу. Казалось, что начинается кампа¬
ния за смещение Корнилова с поста Верховного главнокомандующего. В
ответ развернулась мощная прокорниловская кампания. Те правые
организации, которые группировались вокруг "Республиканского центра"
("Совет союза казачьих войск", "Союз георгиевских кавалеров", Главный
комитет офицерского "союза" и др.), дали настоящий залп резолюций,
угрожавших немедленно бросить "боевой клич", если "истинно народный
вождь", "единственный генерал, могущий возродить боевую мощь армии
и вывести страну из крайне тяжелого положения", будет смещен.
Телеграмма примерно такого же содержания была направлена на имя
Корнилова и от только что образовавшегося "Совещания общественных
109
деятелей” - организации, объединившей политиков - от кадетов до
бывших октябристов и националистов включительно. Эти люди прямо
заявили, что всякое покушение на подрыв авторитета Верховного главно¬
командующего они будут рассматривать как преступление. Популярность
Корнилова в кругах правых резко шла вверх. Ставка становилась местом
паломничества тех, кто связывал свои надежды, замыслы и планы с
именем Верховного...
Тем временем Филоненко по поручению Савинкова спешно переделы¬
вал и шлифовал корниловскую "Записку”. Она должна была оформить
компромисс Керенского и Корнилова в их обоюдном стремлении устано¬
вить ’’твердую власть".
В "военном разделе" "Записка" требовала в полной мере восстановле¬
ния дисциплинарной власти начальников; институт комиссаров хотя и
сохранялся, но его функции сводились к функии "врачей", которые "по
оздоровлении армии" должны были считать свою задачу выполненной; до
этого они - только "часть государственного механизма". Сохранялись и
войсковые комитеты, однако им предлагалось действовать в точном
соответствии с разрабатывавшимся положением, по которому они ста¬
вились перед дилеммой - "либо проводить в сознание масс идеи порядка и
дисциплины, либо поддаться безответственному влиянию масс и тогда
нести кару по суду". Митинги в армии запрещались вообще, собрания
допускались только с разрешения комиссара и комитета.
"Записка" обрушивалась на тыловые гарнизоны (прежде всего, на
Петроградский), которые стали "бандами праздношатающихся". Предла¬
галось немедленно установить одинаковый режим как для фронта, так и
для тыла, распространив на него закон о смертной казни. Для рас¬
формирования неповинующихся частей следовало создавать "кон¬
центрационные лагеря с самым суровым режимом и уменьшенным
пайком".
"Гражданская часть" "Записки" требовала объявить железные дороги,
а также большую часть заводов и шахт на военном положении. Митинги,
стачки, забастовки запрещались, точно так же как и вмешательство
рабочих и "хозяйственные дела". За невыполнение установленной нормы
должна была следовать отправка рабочих на фронт.
"Указанные мероприятия, - говорилось в документе, - должны быть
проведены в жизнь немедленно с железной решимостью и последова¬
тельностью..." "Руководительство судьбами государства" должно осу¬
ществляться "спокойной и сознательной твердостью людей мощной воли,
решившихся во что бы то ни стало спасти свободную Россию".
10 августа Корнилов вновь прибыл в Петроград для обсуждения
и утверждения "Записки" в правительстве. Его сопровождал личный
конвой - эскадрон Текинского полка с пулеметами. На частном заседании
(присутствовали Терещенко и Некрасов) Керенский заявил, что с боль¬
шинством мер, предлагаемых в "Записке", уже подписанной Корниловым,
Савинковым и Филоненко, он согласен, однако вопрос о милитаризации
заводов и железных дорог поставлен все же резко и потому требует
дополнительной проработки; кроме того, по его мнению, встает очень
важная проблема "темпа" проведения предлагаемых мер. Во всяком слу¬
110
чае, необходимо некоторое время, чтобы превратить все это в законо¬
проект и закон.
Что же произошло? Почему Керенский ’’притормозил’’? Скорее всего
развернувшаяся прокорниловская кампания усиливала в Керенском
опасения, что политический маятник может слишком резко пойти вправо.
Это не входило в планы главы правительства. Сходясь с Корниловым в
признании необходимости ’’сильной власти”, Керенский, безусловно,
расходился с ним в ее понимании. Его заявления о том, что он не допустит
условий, при которых "демократия должна была бы отойти в сторону"
были, без сомнения, искренними. В "сильной власти" он видел средство
преодоления кризисного состояния страны ради ее демократического
будущего. Для Корнилова "сильная власть" была орудием подавления
революционной анархии, которое нанесло бы удар по демократии. Ке¬
ренский сознавал, конечно, что за Корниловым могли стоять и крайне
правые силы. Как раз в это время в печати появились сенсационные
сведения об открытии некоего монархического заговора, нити которого
якобы протянулись даже в Тобольск, куда в начале августа из Царского
Села была переведена арестованная царская семья. Временному аресту
подверглись несколько человек из окружения бывшего царя и великий
князь Михаил Александрович, проживавший как частное лицо в Гатчине.
Но имелось, видимо, еще одно соображение, объясняющее уклончивость
Керенского. Через несколько дней должно было открыться Государст¬
венное совещание, и Керенский не хотел предпринимать ответственный
политический шаг до получения на нем "всероссийской поддержки".
"Пробуксовка", которую он, возможно, сознательно создавал "Записке"
Корнилова, могла иметь целью сначала укрепить собственное положение
у власти, а уже потом запускать в ход "корниловские" меры. Недо¬
вольный Корнилов вновь отбыл в Могилев.
ПУТЬ ПОСРЕДИНЕ
В конце июня 1917 г. Ю.О. Мартов в частном письме, направленном из
Петрограда в Швейцарию, следующим образом характеризовал обста¬
новку: «Страна разорена (цены безумные, значение рубля равно 25-
30 коп., не более). Город запущен до страшного, обыватели всего стра¬
шатся - гражданской войны, голода, бродящих солдат и т.д. Если не
удастся привести очень скоро к миру, неизбежна катастрофа. Над всем
тяготеет ощущение чрезвычайной "временности" всего, что совершается.
Такое у всех чувство, что все это революционное великолепие на песке,
что не сегодня-завтра что-то новое будет в России - то ли крутой поворот
назад, то ли красный террор считающих себя большевиками, но на деле
настроенных просто пугачевски»1. Тяжелая картина...
Растущие недовольство и разочарование должен был принять на себя
Керенский. Еще вчерашняя "первая любовь" революции увядала на
1 РЦХИДНИ. Ф. 362 (Ю.О. Мартов). On. 1. Д. 51. Л. 153-154.
111
глазах. Анонимный корреспондент писал Керенскому: «Хочется сказать,
что думает сейчас ’’средний обыватель России”, который, приветствуя
февральские дни революции, желал от них свободы и славы нашей
дорогой родины, а увидел один позор и втаптывание ее в грязь... Внемли¬
те этому воплю пока не поздно и пока еще возможно помириться на
середине, иначе надвинется черная реакция не в образе конституционной
монархии, которой Вы почему-то боитесь, а самодержавие, которое,
может быть, станет тяжелее, чем прежде. И на него пойдет вконец
измученный народ...»2 3
Некий "Доброжелатель" взывал: "Спасите родину, введите смертную
казнь, восстановите дисциплину в войсках и подымите авторитет офи¬
церов, как это было до переворота... Россию можно спасти от гибели
только кулаком, палкой и плетью... Разгоните Совет рабочих, солдатских
и крестьянских депутатов, а вместо этого составьте Всероссийский воен-
и
ныи совет Л
Другой корреспондент, некто В. Гаврилов, упрекал: "Вы должны были
знать куда Вы поведете отечество, затевая революцию, так как риско¬
вать, не изведав броду, могли Вы только по отношению себя, а не
отечества. Вы, которым доступ был и к царю, и к придворной камарилье,
и к приспешникам царя в виде Распутина, вы должны были видеть, что
царизм уже подгнил и ждет маленького толчка, чтобы рухнуть, и Вам, не
руководясь предательством или скудоумием, не было надобности ронять
этот подгнивший царизм в такое страшное время войны, когда Вы,
наоборот, во имя славного ее окончания и счастья России должны были
его поддерживать всемерно, а не выставлять всевозможные, доступные
Вам палки в колеса непосильно тяжелой войны. Вы не могли даже
справиться с каким-то грубым, глупым мужиком, как Распутин, и чтобы
их свергнуть, решились на гибель России, совершив не вовремя переворот
и тем почти погубив уже Россию. Что это не подвиг ли знаменитого своей
глупостью Герострата?"4
Подписавшийся "просто рабочий" из Славянска предупреждал Керен¬
ского: «Настроение народных масс решительно контрреволюционно...
Крестьяне, приезжающие в Славянск, открыто говорят, что один только
царь может спасти Россию и понизить цены на все продукты, крайне
озлоблены против буржуазии и рабочих, вечно занятых партийной борь¬
бой, озлоблены против солдат, постыдно бежавших от германцев...
В тылу при Романовых были "хвосты" в 100-200 человек, а сейчас в 1000-
2000 человек»5.
И своеобразным итогом звучало в одном из писем: "Берите назад
свободу с революцией, нам лучше жилось прежде, без свободы, без
товарищей... Ни к чему эта свобода, да будь она проклята с вами вместе,
если мне приходится целую неделю обходиться без хлеба и голодному
ложиться спать".
Такого рода настроения были черваты резкими поворотами событий.
2 ГА РФ. Ф. 3. On. 1. Д. 362 (ч. 3). л. 159.
3 Там же. Л. 158.
4 Там же. Д. 361. Л. 5-6.
5 Там же. Л. 29.
112
Но это были голоса одиночек. Керенский решил услышать "глас народа”,
на Государственном совещании, которое открылось 12 августа в Москве,
в Большом театре, торжественно, даже помпезно. Правда, открытие
было несколько омрачено почти всеобщей забастовкой, организованной
московскими профсоюзами в знак протеста против оживления и акти¬
визации правых сил. Не ходили трамваи, не работали даже многие
рестораны... Партер и ложи заполнили около 2,5 тыс. делегатов, пред¬
ставлявших различные общественные слои, политические и другие
организации. Но уклон все-таки получился правый: Исполкомы Советов
крестьянских и Советов рабочих и солдатских депутатов были пред¬
ставлены менее чем 250 делегатами (местные Советы на совещание не
допустили вовсе).
Временное правительство, Керенский рассчитывали придать совеща¬
нию значение голоса "всей земли", как это бывало в России в стародавние
времена. Как сказал Керенский во вступительной речи, цель совещания
сводилась к тому, чтобы, увидев "картину великого распада, великих про¬
цессов разрушения", охвативших страну, оно указало бы пути выхода из
этого состояния". "... Положение, граждане, - продолжал Керенский, -
очень тяжелое, и государство наше переживает час смертельной опас¬
ности... И я думаю, все мы ощущаем в душе своей смертельную тревогу...
Голодающие города, все более и более расстраивающийся транспорт, эта
артерия питания и армии, и тыла, и всех граждан государства Россий¬
ского, падение производства в промышленной и заводской работе, откры¬
тый отказ поддерживать государство великими жертвыми имущества и
достояния своего со стороны многоимущих и многим владеющих... Но то
же и еще больше мы видим и в политических настроениях, где процесс
распада и распыления на все новые и новые враждующие между собой
партии и группы сталкивается со все более и более поднимающим голову
стремлением некоторых национальностей государства Русского искать
спасения не в более и более тесном единении с живыми силами го¬
сударства Российского, а в стремлении все больше и определеннее отме¬
жевать судьбу свою от нас, одиноко и бескорыстно боровшихся и
борющихся за свободу и самоопределение всех народов державы нашей"6.
В чем же Керенский видел выход? "... Мы ждем от вас, представителей
земли русской, - говорил он, - не распрей, не междуусобных столкно¬
вений... Явите ли здесь, в Москве, собравшиеся люди великой родины,
явите ли вы здесь перед миром и перед нашими врагами зрелище
спаянной великой национальной силы, прощающей друг друга во имя
общего, или вы явите миру новую картину распада, развала и заслу¬
женного презрения?" Керенский чуть ли не надрывно призывал к един¬
ству: "Этого можно достичь только великим подъемом любви к своей
родине, завоеваниям революции, любви и беззаветной жертвенности и
отказа от всех своих своекорыстных, личных и групповых интересов, во
имя общего и целого..."7 В переводе на язык практической политики это
означало, что Керенский ожидал от Государственного совещания благо¬
6 Государственное совещание: Стенограф, отчет. М.; Л., 1930. С. 5.
7 Там же. С. 9-10, 15-16.
ИЗ
Словения политической структуры, суть которой сводилась к коалиции
всех партий (за исключением "крайне левых" большевиков и "крайне
правых"), к примирению классовых интересов.
Но дело не ограничивалось лишь ожиданием. Срываясь порой чуть ли
не на крик, Керенский стремился продемонстрировать и "силу власти".
Если, заявлял он,-"не хватит разума и совести, если - повторяю еще раз -
мы будем захлестнуты волной развала и распада своекорыстных инте¬
ресов и междупартийных распрей, то прежде, чем погибнуть, мы скажем
об этом стране, - мы позовем ее на помощь, а сейчас мы сами, своей неог¬
раниченной властью, там, где есть насилие и произвол, придем с железом
и со всей силою принудительного аппарата государственной власти"8.
"Эта анархия слева, этот большевизм, как бы он не назывался, - пате¬
тически восклицал Керенский, - у нас, в русской демократии, прони¬
занной духом любви к государству, и к идеям свободы, найдет своего
врага". Это было предупреждением левым, большевикам. Но Керенский
не забыл и правых. "... Еще раз говорю, - продолжал он, - всякая попытка
большевизма наизнанку, всякая попытка воспользоваться ослаблением
дисциплины, она найдет предел во мне". Защищая армию, говоря о ее
роли в деле спасения демократической России, Керенский тем не менее
прямо заявил, что "верховный вождь" армии есть он, и недвусмысленно
дал понять это генералитету, в том числе и Корнилову, чтобы они знали
свое место. "Все будет поставлено на свое место, - обещал он, - каждый
будет знать свои права и обязанности, но будут знать свои обязанности не
только командуемые, но и командующие"9.
Корнилов прибыл в Москву на Александровский вокзал 13 августа.
Как только остановился поезд, из вагонов на перрон выскочили текинцы,
составлявшие конвой Верховного, угрожающе встали у всех дверей.
Корнилову была устроена восторженная встреча. Приветствовавший его
кадетский златоуст Ф. Родичев закончил речь призывом к Корнилову
"спасти Россию". "Благодарный народ увенчает Вас!" - пообещал он.
Миллионерша Морозова упала перед Корниловым на колени. С вокзала
на площадь офицеры несли его на руках.
На заседании 14 августа Керенский предоставил слово Корнилову.
Присутствовавший на заседании П. Милюков вспоминал: «Низенькая,
приземистая, но крепкая фигура человека с калмыцкой физиономией, с
острым, пронизывающим взглядом маленьких черных глаз, в которых
вспыхивали злые огоньки, появилась на эстраде. Почти весь зал встал,
бурными аплодисментами приветствуя "верховного". Но относительно
немногочисленная левая сторона не поднялась. С правых скамей туда
яростно кричали: "Хамы! Встаньте!" Оттуда неслось презрительное: "Хо¬
лопы!"». Председательствующему с трудом удалось восстановить тишину
в зале. Уже этот инцидент показал, как безнадежны призывы Керенского
к "прощению друг друга ради общего дела", как глубок социальный
раскол в стране.
Речь Корнилова (ее писал М. Филоненко и "правил" В. Завойко),
8 Там же. С. 16.
9 Там же. С. 13, 15.
114
пожалуй, выгодно отличалась от речи Керенского краткостью и прямо¬
линейностью, хотя по политическим, да и тактическим соображениям он,
конечно, не высказал того, что в действительности думал. Совершенно
определенно Корнилов заявил, что ’’погром" армии - "это непременное и
прямое следствие того неслыханного развала, до которого довели нашу
армию, когда-то славную и победоносную, влияние извне и неосто¬
рожные меры для ее реорганизации"10 11. Он привел конкретные факты
жестоких убийств офицеров, отказов целых соединений от выполнения
боевых приказов, массового дезертирства. Так, например, говорил
Корнилов, произошло с 56-м Сибирским стрелковым полком, который
самовольно оставил боевые позиции и, побросав оружие, бежал. И когда
дальше он сообщил, что только после его приказа "истребить полк",
солдаты вернулись на исходные позиции, с правых скамей раздались
бурные аплодисменты, крики "правильно!".
Если анархия в армии не будет преодолена, заявил Корнилов, новые
тяжелые поражения неизбежны: "... враг уже стучится у ворот Риги, и
если только неустойчивость нашей армии не даст нам возможности
удержаться на побережье Рижского залива, дорога к Петрограду будет
открыта"11. Угрожая возможным падением Риги, Корнилов фактически
"давил" на власть, ставя правительство перед необходимостью принять
положения корниловской "Записки".
Далее Корнилов изложил делегатам Совещания основное содержание
документа: восстановление дисциплины в армии путем предоставления
всей власти начальникам, поднятие авторитета и престижа офицерства,
ограничение функций армейских комитетов "хозяйственными вопроса¬
ми". "Меры, принятые на фронте, - подчеркивал он, - должны быть при¬
няты и в тылу... Разницы между фронтом и тылом относительно суро¬
вости необходимого для спасения страны режима не должно быть". И,
заканчивая свою речь, Корнилов заявил: "Времени терять нельзя... нельзя
терять ни одной минуты. Нужна решимость и твердое непреклонное про¬
ведение намеченных мер’’12.
То, о чем в силу своего высокого официального положения не мог
сказать Корнилов, досказал генерал А. Каледин, в июне 1917 г. избран¬
ный донским атаманом. Он прямо призвал Временное правительство
"освободиться наконец в деле государственного управления и строитель¬
ства от давления партийных и классовых организаций, вместе с другими
причинами, приведших страну на край гибели". И под бурные апло¬
дисменты, крики справа "правильно!", "браво!", Каледин четко очертил
меры, намеченные им и теми, кто он представлял, "для спасения родины":
1) армия вне политики, запрещение всех митингов, собраний и т.п.; 2) все
Советы и комитеты должны быть упразднены как в армии, так и в тылу,
кроме самых низовых, но и их права должны ограничиваться хозяйст¬
венной деятельностью; 3) "Декларация прав солдата" пересматривается и
дополняется "Декларацией обязанностей солдата"; 4) дисциплина подни¬
10 Там же. С. 61.
11 Там же. С. 62.
12 Там же. С. 64-66.
115
мается самыми решительными мерами; 5) все меры, принимаемые на
фронте, распространяются и на тыл; 6) дисциплинарные права начальст¬
вующих лиц восстанавливаются13.
’’Страну, - заявил Каледин, - может спасти от окончательной гибели
только действительно твердая власть, находящаяся в опытных и умелых
руках лиц, не связанных узкопартийными групповыми интересами, сво¬
бодных от необходимости после каждого шага оглядываться на всевоз¬
можные комитеты и Советы...”14
Если программные заявления правой части Государственного сове¬
щания наиболее выпукло были сформулированы в выступлениях Корни¬
лова и Каледина, то программа ее левой части была изложена в речи
председателя ЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов Н. Чхеидзе.
Он говорил от имени не только ЦИК Советов, но и других демократи¬
ческих организаций - фронтовых и армейских организаций, кооперати¬
вов, профсоюзов и т.д., словом от тех, кто был объединен понятием
революционная демократия.
Признав глубочайший кризис, в котором оказалась Россия, Чхеидзе
объяснял его ’’гниением и разложением, которыми заразил все части на¬
родного организма трупный яд самодержавия”. "И все явные и скрытые
враги революции, - продолжал Чхеидзе, - жадно пользуются всеми не¬
счастьями на фронте, всеми затруднениями и смутой внутри страны,
чтобы ценой гибели России купить себе собственное благополучие и
вернуть революционную страну к порядкам, приведшим ее на край ги¬
бели и единодушно осужденным народом... В этих условиях всякая
попытка разрушить демократические организации, подорвать их значе¬
ние, вскрыть пропасть между ними и властью и сделать власть орудием в
руках привилегированных и имущих есть не только измена делу рево¬
люции - это есть прямое предательство Родины... Революционная демо¬
кратия защищает не исключительно интересы каких-либо классов или
групп, а общие интересы страны и революции"15.
Далее Чхеидзе изложил меры, осуществление которых, по его мнению,
диктуются "жизненными интересами страны". Предлагалось установле¬
ние твердых цен и регулирование заработной платы, введение налога на
прирост ценностей и предметы роскоши. Заявлялось и о необходимости
"отвергнуть всякие захваты чьих-либо земель". Упорядочение земельных
отношений временно возлагалось на местные земельные комитеты. Гово¬
рилось также о необходимости точно определить и разграничить права и
обязанности командного состава, комиссаров и армейских организаций,
чтобы положить конец неразберихе. В области местного самоуправления
ставилась задача скорейшего создания таких органов на основе всеоб¬
щего избирательного права и передачи им всей власти на местах. На¬
конец, в области национальных отношений заявлялось, что окончательно
они могут быть определены только Учредительным собранием, а до того
"демократия высказывается против попыток разрешения национальных
13 Там же. С. 75.
14 Там же.
15 Там же. С. 78-79.
116
вопросов явочным порядком, путем обособления от России отдельных сс
частей”.
Заканчивая свою речь, Чхеидзе сказал: ’’...пусть не будут принесены
интересы России в жертву домогательствам безответственных или свое¬
корыстных групп”.
Если речи Корнилова и Каледина были встречены аплодисментами
справа, то выступление Чхеидзе вызвало приветствия слева и, как сказа¬
но в стенограмме, "части центра”.
Большевики, присутствовавшие на Совещании в составе профсоюзной,
кооперативной и некоторых других делегаций, передали в президиум
свою декларацию, в которой заявляли, что прибыли в Москву, чтобы
’’протестовать от имени рабочих и беднейших крестьян против контр¬
революционного собора, чтобы разоблачить перед страной его истинный
характер”. На заседании ЦК большевиков 20 августа обсуждался проект
резолюции о Государственном совещании, которая на другой день была
предложена Петроградскому совету (от имени большевистской фракции).
Резко осуждая Временное правительство, «проводящее контрреволю¬
ционную политику борьбы "кровью и железом" с рабочими и крестьян¬
скими массами», политику капитуляции "перед наказами Корниловых,
Рябушинских, Милюковых", резолюция отвергала и "платформу 14 авгус¬
та", которая квалифицировалась как "политика сговоров и союзов с
врагами пролетарско-крестьянской революции", как свидетельство пол¬
ного политического банкротства "соглашателей".
"Спасти революцию, - указывалось в большевистской резолюции, -
можно, только ликвидировав диктатуру контрреволюционной буржуазии
и добившись сосредоточения всей власти в руках рабочих и беднейших
крестьян’’16. В проекте резолюции было много революционного пафоса,
суровых формулировок, но почти отсутствовала конкретная критика
"платформы 14 августа". Единственное обвинение состояло в указании на
отсутствие в платформе требования мира без аннексий и контрибуции,
требования, подтвержденного на I Всероссийском съезде Советов. Это и
дало повод оценить "платформу 14 августа" как позорную уступку,
продиктованную желанием заключить мир с врагами рабочих и крестьян.
Но сами эсеры и меньшевики, вероятно, рассматривали эту уступку как
шаг к сплочению широких демократических сил.
С еще большей резкостью осудил позицию представителей ВЦИКа на
Государственном совещании В. Ленин. «Каледин, - писал он, - издевался
над меньшевиками и эсерами, которые вынуждены были молчать. Им
плюнул казачий генерал в физиономию, а они утерлись и сказали: "божья
роса!"»17
Итак, на Государственном совещании определилось три позиции.
Правая - "позиция Корнилова-Каледина" - требовала создания "твердой
власти" путем "отсечения" демократических организаций от Временного
правительства. Левая позиция - "позиция Чхеидзе" и др. - заключалась в
стремлении укрепить власть посредством усиления роли демократических
16 Протоколы ЦК РСДРП(б). М., 1958. С. 38.
17 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 34. С. 127.
117
организаций, действующих в согласии с Временным правительством.
Надо отметить, однако, что эта позиция разделялась не всей революцион¬
ной демократией. Ее крайний фланг ("позиция Ленина") в противополож¬
ность правым, настаивал на "отсечении" Временного правительства от
революционно-демократических организаций, передаче им всей полноты
власти.
Наконец, центристская позиция - "позиция Керенского" - сводилась к
балансированию между двумя позициями - Корнилова и Чхеидзе. Керен¬
ского можно было понять. Если бы он уклонился в сторону намечав¬
шегося левоцентристского блока, а фактически в сторону "программы
14 августа", он рисковал бы потерей поддержки набиравших обороты
правых, прокорниловских групп. Напротив, в случае уклонения к корни-
ловско-калединской позиции он, наверняка, терял поддержку тех, кто
готов был согласиться с "программой 14 августа", т.е. поддержку сил ши¬
рокого демократического фронта.
И на заключительном заседании Совещания Керенский снова и снова
взывал к единению, к согласию, в сущности сознавая, что "обе стороны
скажут, что они не довольны, потому что каждая из них не получит в
полной мере своего удовлетворения". Это сознание, видимо, порождало в
Керенском чувство отчаяния, а то и безнадежности. Мемуаристы - участ¬
ники Совещания, свидетельствуют, что Керенский производил впечатле¬
ние больного, издерганного человека. Используя весь свой ораторский
талант, он призывал русских граждан "в тяжкий и трудный час сойтись
друг с другом, забыть все ничтожное, мелкое, все, что сознательно или
бессознательно усиливает вражду..." Во время выступления ноты Керен¬
ского неуклонно шли вверх: "Мне часто говорят, что я слишком верю и
много мечтаю... Я попробую меньше*верить - ведь часто эту веру, ко¬
торая не имеет пределов, веру в человека, в его душу, в его совесть и
разум ставят в вину власти, - ставят в вину, что она недостаточно управ¬
ляет, так как управляют без веры, в подозрениях, в сомнениях в честность
ко всем и в борьбе за власть во что бы то ни стало. Этого не было и не
будет!.. Но пусть будет то, что будет. Пусть сердце станет каменным,
пусть замрут все струны веры в человека, пусть засохнут все цветы и
грезы о человеке, над которыми сегодня, с этой кафедры, говорили
презрительно и их топтали. Так сам затопчу!.. Я брошу далеко ключи от
сердца, любящего людей, я буду думать только о государстве..."18
Керенскому устроили бурную овацию, но это был скорее эмоциональ¬
ный "выход", чем трезвое признание его политики отчаянных призывов и
благих пожеланий. Поведение Керенского расценивалось многими как
политическая слабость. Известный писатель и публицист Г. Чулков в об¬
зоре "Первый герой и первая жертва русской революции" писал:
"Кромвель, Петр Великий, Робеспьер, Наполеон повелевали, не делая
задушевных признаний, утаили от мира свою внутреннюю драму... Рево¬
люционная власть должна повелевать, а верховный вождь не должен
быть Гамлетом, размышляющим о жизни, а не творящим ее"19.
18 Государственное совещание. С. 306-307.
19 Цит. по: Бюллетень литературы и жизни. Пг., 1917. Кн. 1.
118
Керенский все больше становился похож на человека, лихорадочно
пытавшегося усидеть на двух стульях, которые разъезжались в стороны.
Но в этом было мало комического и много трагического. Современники
осознавали это.
Корреспондент газеты ’’Русское слово” И. Жилкин писал о Керенском:
«Слева с горячностью упрекали, что правые требуют от власти расправы
с революцией, взывая: ’’распни ее!”. Правые доказывали, что слева
натравливают власть на измышляемую ’’контрреволюцию” с подстре¬
кательством: ’’распни ее!”»20.
Керенский уже и сам начал ощущать, что держит руль ’’мертвыми
руками”. В это время он изредка посещал салон 3. Гиппиус и Д. Мереж¬
ковского. Здесь он, видимо, чувствовал себя среди ’’своих” и откровенно
жаловался: ’’Мне трудно потому, что я борюсь с большевиками левыми и
большевиками правыми, а от меня требуют, чтобы я опирался на тех или
других. Или у меня армия без штаба, или штаб без армии. Я хочу идти
посредине, а мне не помогают...”21
Во втором часу в ночь с 15 на 16 августа Государственное совещание
закрылось. Трезвым политикам, делающим политику не в парадных
залах, а за кулисами, при закрытых дверях, было ясно: Государственное
совещание, задуманное Керенским как средство сплочения и единения
вокруг правительства, напротив, обнаружило углубляющийся социаль¬
ный раскол. Оно показало крепнущую силу правого лагеря и половин¬
чатость позиции Керенского, явно не желавшего ’’ожесточать” правых и
потому полностью не разделявшего ’’платформу 14 августа”. Складыва¬
лось мнение: Керенский окончательно теряет престиж.
Не исключено, что именно по возвращении в Ставку после Государст¬
венного совещания Корнилов принял решение начать борьбу за власть.
СГОВОР И ЗАГОВОР
Еще во время командования Петроградским военным округом Кор¬
нилов вынашивал замысел раскассирования гарнизона Петрограда. В
конце концов этот замысел совпал и со стратегическими соображениями.
Поскольку в случае захвата немцами Риги могла возникнуть угроза
Петрограду, по приказу Корнилова в штабе округа начали разрабатывать
проект формирования отдельной Петроградской армии с включением в
нее войск, расположенных в Финляндии, Кронштадте, районе Ревеля, и
Петроградского гарнизона. Это открывало путь для его переформиро¬
вания.
Бывший тогда Верховным главнокомандующим М. Алексеев одобрил
проект. Однако в начале мая Корнилов ’’убыл" в 8-ю армию, вскоре на¬
чалась подготовка к наступлению на Юго-западном фронте, и дело засто¬
порилось. Но, став в конце июля Верховным, Корнилов не забывал об
20 Цит. по: Там же.
21 Гиппиус 3. Синяя книга: Петербургский дневник 1914-1918. Белград, 1929. С. 174.
119
апрельском плане, который теперь приобретал для него, пожалуй, еще
большее значение. Включив в проект пункт об изъятии Петроградского
военного округа из ведения военного министра (так было еще с царских
времен) и подчинении его Верховному главнокомандующему, можно
было дать возможность Ставке стягивать в район Петрограда воинские
части по собственному усмотрению, а в самом Петрограде устанавливать
режим вплоть до введения военного или даже осадного положения.
Еще перед Государственным совещанием, 6 августа, Корнилов напра¬
вил в Петроград "военмину" телеграмму с просьбой в связи с пред¬
полагаемым наступлением немцев на северо-западном участке фронта
подчинить Петроградский военный округ Ставке. Не дожидаясь ответа,
он отдал приказ о переброске 3-го конного корпуса генерала А. Кры¬
мова, а также Туземной ("Дикой”) дивизии генерала князя Д. Багратиона
с Юго-западного фронта в район Великие Луки - Невель - Новосо-
кольники. Другим приказом, отданным в те же дни, с Северного фронта в
район между Выборгом и Белоостровом должна была быть переброшена
5-я Кавказская дивизия из состава 1-го конного корпуса под командо¬
ванием генерала князя В. Долгорукова.
Даже для начальника штаба Ставки генерала А. Лукомского приказ о
переброске войск с Юго-западного фронта был неожиданным и непонят¬
ным. Ведь Петроградская армия, по первоначальным наметкам, должна
была формироваться главным образом из частей, расположенных в
близлежащих к столице районах. Почему же вызываются войска с Юго-
западного фронта, из района Проскурова? И почему эти кавалерийские
части концентрируются в районе Невель - Великие Луки - Новосоколь-
ники? Если уж они так необходимы в качестве подкреплений Северному
фронту, то их лучше придвинуть ближе к фронту, а не держать в тылу.
Проницательный Лукомский заподозрил, что у Корнилова имеется
какой-то другой расчет, о котором он не говорит, очевидно, не вполне
доверяя даже своему начальнику штаба. Лукомский решился на откровен¬
ный разговор. Вернувшись с Государственного совещания, Корнилов при¬
знал, что он действительно передвигает кавалерию с Юго-западного
фронта не столько по стратегическим, сколько по политическим сообра¬
жениям. Он сказал, что проектирует создание Особой Петроградской
армии для обороны столицы, и это предполагает также ’’очистку” города
от ’’тыловых учреждений и запасных частей”, вообще - целый ряд мер по
"оздоровлению Петрограда".
"Оздоровление" же, в свою очередь, вполне может привести к "не¬
доразумениям" (например, сказал Корнилов, есть сведения контрразведки
о том, что к концу августа ожидается "выступление" большевиков), с
которым Временное правительство может не справиться. А между тем
пора с этим кончать. "Пора немецких ставленников и шпионов во главе с
Лениным повесить, а Совет рабочих и солдатских депутатов разогнать
так, чтобы он нигде и не собрался". Вот для этого и потребуются части,
сосредоточиваемые теперь на путях, ведущих к столице. Не исключено
при этом, что после подавления "беспорядков" придется "оказать не¬
которое давление на правительство" и принять личное участие в создании
новой, "твердой" власти.
120
"Крымовская организация" еще до назначения Корнилова Верховным
установила связь со Ставкой, с Главным комитетом "Союза офицеров
армии и флота", и Крымов, естественно, должен был стать одной из клю¬
чевых фигур готовившегося проекта. Корнилов поведал Лукомскому, что
руководство всей операцией будет поручено Крымову, так как он "не
задумается перевешать весь состав Совета".
Пока части 3-го конного корпуса двигались в назначенный для них
район, Крымов прибыл в Ставку. Он ждал здесь возвращения Корнилова
с Государственного совещания и дальнейшего развития событий. Коман¬
дир Туземной дивизии князь Багратион, так же как и Крымов, в 20-х
числах августа прибыл в Ставку.
По некоторым данным, приблизительно 18 августа в Ставке проис¬
ходило какое-то секретное совещание с участием Крымова и некоторых
членов Главного комитета "Союза офицеров". В это время две дивизии
3-го конного корпуса - 1-я Донская и Уссурийская - соответственно уже
находились близ Пскова и Великих Лук; Туземная дивизия, 22 августа
переформированная в корпус, дислоцировалась в окрестностях станции
Дно. Отсюда в эшелонах они должны были быть продвинуты на рубеж
Царское Село - Гатчина - Красное Село, т.е. на расстояние прямого пе¬
рехода к Петрограду.
19 августа Корнилов и Лукомский направили Керенскому как воен¬
ному министру шифровку № 6151. В ней говорилось: "В настоящее время
Петроградский военный округ с крепостью Кронштадт и Нарвской пози¬
цией подчинен главнокомандующему Петроградским военным округом,
который в свою очередь подчиняется непосредственном Вам. В то же
время Балтийский флот со всеми морскими позициями и прибрежными
крепостями через командующего флотом и Финляндия через командира
42-го Отдельного корпуса подчинены главнокомандующему Северного
фронта. Таким образом, во-первых, столица с войсками, составляющими
ее гарнизон, крепость Кронштадт и Нарвская позиция, непосредственно
преграждающие путь к столице, не подчинены мне - Верховному главно¬
командующему... и, во-вторых, территория, силы и средства, имеющие
одно и то же назначение - преградить пути и доступ к Петрограду,
состоят в подчинении разных лиц, причем существует чересполосица..."
В связи с этим Корнилов считал необходимым: ”1) в целях объедине¬
ния всех сил и средств, служащих для обороны подступов к Петрограду,
а также использования Петроградского гарнизона, создать отдельную
Петроградскую армию, подчиненную непосредственно мне; 2) поставить
во главе этой армии главнокомандующего, которому подчинить: а)
войска Петроградского военного округа; б) 42-й армейский корпус и 1-й
кавалерийский корпус, последний в составе 14-й кавалерийской дивизии и
5-й Кавказской казачьей дивизии; в) Балтийский флот; г) Кронштадт;
д) Нарвскую позицию... 5) Расширить на восток район Петроградского
военного округа, чтобы дать возможность разгрузить Петроград от из¬
лишних тыловых учреждений..."1
Если для Корнилова и его окружения Государственное совещание
1 ГА РФ. Ф. 1807 (Керенский А.Ф.). On. 1. Д. 471. Л. 1-2.
121
стало своего рода акселератором в ходе подготовки к выступлению, то и
в политическую линию Керенского оно тоже внесло коррективы. В
общем она сдвинулась вправо. Керенский не мог не учитывать явного
усиления правых сил, что требовало от него, если он хотел остаться в
седле, определенных "контрлевых” демаршей. Проблема состояла лишь в
том, чтобы нажим на левый фланг, и прежде всего удар по большевикам,
на что он давно был готов, осуществился без лишних потерь: Керенский
не мог не считаться с эсеро-меньшевистским ВЦИК, со многими лиде¬
рами которого он имел тесные связи. Но дело было, конечно, не только в
этом. Маневрируя, Керенский оставался, конечно, человеком, преданным
демократическому режиму, идеалам Февральской революции. Он не
хотел и не мог отступать от них, капитулируя перед теми, кто в той или
иной степени мечтал о реставрации. Генералов, пожалуй, он боялся не
меньше, чем большевиков, и в "игре” с Корниловым думал не о резком
смещении власти вправо, а об утверждении; укреплении демократической
власти так, как он понимал ее и свое место в ней. Он хорошо сознавал,
что в случае дальнейшего усиления правых или тем более их прихода к
власти, ему в ней скорее всего места не будет. Уступки, соглашения, но не
капитуляция - в этих пределах он старался выдерживать свою линию.
17 августа, вернувшись в Петроград из Москвы, он вызвал Савинкова и
сообщил ему, что принципиально согласен с ’’Запиской" Корнилова и
потому вскоре даст поручение разработать соответствующий законо¬
проект. Соглашался он и с законопроектом о распространении смертной
казни на тыловые районы. Но вместе с тем Керенский выговаривал
Савинкову за то, что "контрреволюция подняла голову" и что он, Савин¬
ков, тоже виноват в этом, поскольку разглашал содержание "Записки"
Корнилова и тем "популяризовал" его.
Между тем ход событий способствовал замыслам Корнилова и корни¬
ловцев. 19 августа началась крупная наступательная операция германских
войск. Цель ее заключалась в том, чтобы форсировать Западную Двину в
районе Икскюль, прорвать русскую оборону, окружить и разгромить
оборонявшуюся здесь 12-ю русскую армию во главе с генералом Д. Пар-
ским. Недокомплект людей и артиллерии, низкая дисциплина снижали
боеспособность 12-й армии. Утром 20 августа Рига была оставлена рус¬
скими войсками: опасение Корнилова, высказанное им на Государствен¬
ном совещании, сбылось. Большевики утверждали, что Ставка созна¬
тельно пошла на это, чтобы, еще больше осложнив положение, развязать
себе руки в контрреволюционных действиях. Вряд ли, конечно, те, кто
утверждал это, сами верили в подобного рода утверждения, но то, что
потеря Риги явно играла на руку правым, - пожалуй, не вызывает сомне¬
ний.
Тем временем в Ставку поступали разведданные о возможности даль¬
нейших операций немцев - на Ревель и даже непосредственно на Петро¬
град. Они проникали в печать, сея панические слухи. Распространялись
сведения об ужасных взрывах на пороховых заводах и артиллерийских
складах в Петрограде, Одессе, Казани. В Казани, например, было уничто¬
жено 12 тыс. пулеметов. Потрясали сообщения о событиях в Особой
армии, где разложившиеся, анархиствующие солдаты закололи штыками
122
потерявшего в боях обе руки генерала К. Гиршфельда и убили правитель¬
ственного комиссара Ф. Линде. Угроза развала, разгула анархии стано¬
вилась все реальнее. Наступала ситуация, определяемая для правых чет¬
кой формулой: "Чем хуже, тем лучше". Чем хуже внутреннее положение,
тем больше шансов у тех, кто требовал установления "твердой власти"
как единственного средства против "анархии", отождествляемой с демо¬
кратией.
22 августа из Ставки на имя Керенского и Савинкова пошла шифровка
№ 6196. Корнилов сообщал: "...считаю положение катастрофическим,
открывающиеся противнику возможности на Северном фронте почти
безграничными, так как флот и армия этого района - это скопища людей,
носящих одну форму, в корне развращенных внесением в их среду
политики... Настаиваю на немедленном подчинении мне Петроградского
округа для осуществления моих предположений, изложенных в сношении
от 19 августа № 6151 о сформировании отдельной Петроградской армии
для защиты подступов к Петрограду... Мой долг предупредить и заявить,
что я не вижу спасения страны вне немедленного осуществления меро¬
приятий, указанных в докладе моем Временному правительству, и что
каждый день промедления в осуществлении равносилен новому гвоздю,
вбиваемому в гроб, усиленно приготовляемый для погребения нашей
несчастной родины"2.
Таким образом, замысел Ставки определялся. Корнилов намеревался
осуществить давление на власть под предлогом стратегической необхо¬
димости обороны Петрограда.
Тем временем Керенский, располагая, вероятно, какими-то новыми
тревожными данными из Ставки, все больше оказывался во власти
подозрений. По свидетельству видевших его, в эти дни он находился в
нервическом состоянии. Поэтесса 3. Гиппиус находила, что "впечатление
он производил совершенно гнетущее. От него веяло состоянием большой
растерянности и недоверия решительно во всем"3.
На 24 августа в Могилеве было запланировано совещание по обсуж¬
дению проекта положения о комиссарах и армейских комитетах. На сове¬
щание должен был выехать управляющий военным министерством
Б. Савинков (Филоненко уже находился в Ставке). Перед отъездом,
19 августа, Керенский вновь пригласил Савинкова и дал ему поручение,
которое касалось не только проекта о комиссарах и комитетах (этот
вопрос уже фактически был решен), а в целом проблемы взаимоотно¬
шений с Корниловым и Ставкой. Керенский наконец согласился на вклю¬
чение частей Петроградского военного округа в состав формируемой
Петроградской армии и подчинение его таким образом Главковерху, но с
одной важной оговоркой: из округа выделяется Петроград, который по-
прежнему остается в ведении военного министра (иначе нас здесь "ску¬
шают", сказал Керенский).
На случай, если (по данным иностранных контрразведок) в связи с
предстоявшим германским десантом в Финляндии в конце августа про-
2 Там же. Д. 472. Л. 6-7.
3 Гиппиус 3. Синяя книга. Белград, 1929. С. 175.
123
изойдет новое "выступление большевиков", Савинков должен был "ис¬
просить" у Ставки кавалерийские части для проведения в жизнь военного
положения и разгрома большевиков. В отличие от июльских дней
предполагалась своего рода превентивная антибольшевистская якция. По
этим инструкциям выходило, что намерения Керенского и Корнилова в
определенной степени совпали. Ведь Корнилов, как мы знаем, уже отдал
приказ о переброске 3-го конного корпуса, Туземной дивизии и других
частей поближе к Петрограду. Более того, они уже начали движение.
Однако, идя навстречу Корнилову в важнейшем вопросе подвода фрон¬
товых войск к столице, Керенский выставил свои условия: во-первых,
чтобы войсками, направленными к Петрограду, не командовал генерал
А. Крымов (у Керенского были какие-то основания не доверять ему) и,
во-вторых, чтобы Главный комитет "Союза офицеров* был "выведен" из
Ставки. Для осуществления этого второго пункта, точнее, для предвари¬
тельного негласного расследования деятельности "Союза офицеров" с
Савинковым и сопровождавшим его помощником военного министра
В. Барановским выехал начальник контрразведки, уже упоминавшийся
Миронов.
Неизвестно, знали ли Савинков и Миронов, что с тем же поездом в
Могилев выехал помощник начальника контрразведки полковник Б. Ни¬
китин. Он следовал в Ставку, чтобы предупредить Главный комитет
"Союза офицеров" о намерениях Керенского. По прибытии он сразу же
сообщил обо всем генерал-квартирмейстеру Плющевскому-Плющику.
Побывал Никитин и у Корнилова и будто бы напрямик задал ему вопрос:
"составлен" ли в Ставке заговор против Временного правительства или
нет? "Видит Бог, - ответил Корнилов, - никаких заговоров. Они меня
считают контрреволюционером только потому, что я не кидал бомбы в
Николая П"4.
23 августа Савинков и другие прибыли в Ставку. Совещание о комис¬
сарах и комитетах в общем не очень интересовало как Корнилова, так
и Савинкова. В присутствии только высших чинов Ставки (генералов
А. Лукомского, И. Романовского и др.), а то и с глазу на глаз они дого¬
варивались о совместных действиях.
Довольно быстро договорились о выделении Петрограда и его окрест¬
ностей (определенных как Петроградское военное губернаторство) из
пределов Петроградского военного округа, который передавался в под¬
чинение Ставки. Какой был смысл Корнилову возражать против этого,
если в Петроград, остававшийся в подчинении военного министра, пред¬
полагалось ввести его, корниловские войска? Далее Савинков в соот¬
ветствии с поручениями Керенского заявил: поскольку у правительства
имеется опасение, что при введении в действие законопроектов, основан¬
ных на корниловской "Записке", могут возникнуть серьезные осложне¬
ния, усугубленные ожидаемым в конце августа "выступлением больше¬
виков", то необходимо принять соответствующие меры. Правительство
просит поэтому отдать распоряжение, чтобы 3-й конный корпус и другие
части были "подтянуты" к столице.
4 Никитин Б. Роковые годы. Париж, 1937. С. 214.
124
В случае, если большевиков поддержат Советы рабочих и солдатских
депутатов, или они пойдут против ’’новой линии” правительства, говорил
Савинков, придется действовать и против них. При этом, подчеркнул он,
"действия должны быть самые решительные и беспощадные", на что по¬
лучил ответ Корнилова, что "иных действий он не понимает и что
инструкции будут даны соответствующие". В. Барановский тут же под¬
держал Савинкова и Корнилова. "Конечно, - сказал он, - необходимо
действовать самым решительным образом и ударить так, чтобы почувст¬
вовала вся Россия". Окончательно договорились: когда войска будут под¬
тянуты к Петрограду (приблизительно 27-28 августа), Корнилов теле¬
графно сообщит об этом Савинкову, а Петроградское военное губерна¬
торство будет объявлено на военном положении.
Савинков затем передал личную просьбу, скорее требование, Керен¬
ского не вводить в Петроград "Дикую дивизию", так как "неудобно",
чтобы русские дела решали "инородцы", а самое главное, не ставить во
главе 3-го конного корпуса генерала А. Крымова, поскольку, по словам
Савинкова, с его именем связываются такие побуждения, которыми он,
может быть, и не руководствуется. Он хороший боевой генерал, но не¬
пригоден для таких операций. Это было принято.
Не все, однако, в ходе бесед Савинкова с Корниловым шло гладко.
Сказывались обоюдные недоверие и подозрения. В разговоре "с глазу на
глаз" Савинков, выразив сомнение в "лояльности чинов штаба правитель¬
ству", добивался от Корнилова заверений в полной поддержке Керен¬
ского, на что получал довольно резкие ответы. Керенскому, прямо гово¬
рил Корнилов, я больше не верю, необходимо изменить состав правитель¬
ства таким образом, чтобы из него были изгнаны социалисты Чернов и
Авксентьев, а роль самого Керенского, вероятно, уменьшена. Керенский,
продолжал в раздражении Корнилов, "не только слаб и нерешителен, но
и неискренен".
Савинков соглашался с тем, что из состава правительства действи¬
тельно должны быть удалены социалисты, но без Керенского правитель¬
ство невозможно. На этом как будто бы поладили. Корнилов заверил
Савинкова, что Керенский получит его поддержку, если это нужно для
блага отечества и если Керенский наконец встанет на путь создания
"твердой власти". В общем, договорились и по вопросу о "высылке" из
Могилева Главного комитета "Союза офицеров". Однако откоманди¬
ровать в Петроград нескольких офицеров - его членов Корнилов реши¬
тельно отказался, пригрозив даже арестом Миронова. "Я велю текин¬
цам его расстрелять, если он посмеет здесь арестовать кого-либо", -
сказал он5.
24 августа Савинков отбыл из Могилева. Несомненно, в Ставке долж¬
ны были быть довольны. Ведь несмотря на некоторые оговорки и
условия (устранение Крымова, "высылка" Главного комитета "Союза
офицеров" и др.), Керенский, по существу, не только санкционировал
действия Ставки, уже двинувшей войска к Петрограду, но и как бы
легализовал их. Генералу А. Лукомскому показалось даже, что тут какой-
5 ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 5. Л. 36-37.
125
то подвох, "подкоп". Он поделился своими сомнениями с Корниловым, за
метив, что предложения, переданные Савинковым, выглядят так, словно
в Петрограде хорошо осведомлены о намерениях Ставки и даже про¬
воцируют ее. Однако пребывавший в эйфории Корнилов отвел эти по¬
дозрения. По его мнению, свершилось долгожданное совпадение наме¬
рений правительства (во всяком случае, Савинкова) и Ставки; что же
касается Крымова, то Керенский и Савинков просто опасаются, чтобы он
"не повесил лишних 20-30 человек", но потом сами будут довольны Кры¬
мовым.
В общем, в Ставке и Главном комитете, вероятно, потирали руки. В
тесном кругу начались совещания, на которых прикидывали будущую
форму правления. Решили создавать "Совет народной обороны", обла¬
дающий всей полнотой власти. Во главе, конечно, Корнилов, его по¬
мощник - Керенский, другие члены - генерал Алексеев, адмирал Колчак,
Савинков, Филоненко. В исполнительный орган - правительство - наме¬
чали широкое представительство: от бывших царских министров-либе¬
ралов М. Покровского и П. Игнатьева до... Г. Плеханова. Не забыли,
конечно, и "своих" - Завойко и др. Впрочем, для окончательного решения
этого вопроса решили пригласить в Ставку общественных дейятелей - М.
Родзянко, П. Милюкова, В. Маклакова и др.
Пока Савинков и Филоненко добивались урегулирования отношений
Керенского и Корнилова и, казалось, уже многого добились, договорив¬
шись о совместных действиях, другая - "подводная" - линия деятельности
Ставки развертывалась своим чередом.
Члены Главного комитета офицерского "союза" Л. Новосильцев, В.
Сидорин, В. Пронин, Роженко, К. Сахаров, Д. Лебедев и др. активизи¬
ровали свою деятельность. Эти люди, как мы уже знаем, имели связи с
петроградским "Республиканским центром", его военным отделом, "кры-
мовской организацией" и другими прокорниловскими военными орга¬
низациями.
Еще в середине августа в Петроград для поддержания прямых кон¬
тактов между "Республиканским центром" и Ставкой прибыл полковник
В. Сидорин. Совместно с руководителем военного отдела "Республикан¬
ского центра" полковником Дюсемитьером он должен был распределять
между прокорниловскими организациями деньги, получаемые от таких
банковских дельцов, как А. Путилов, Ф. Липский, А. Вышнеградский,
А. Белоцветов и др. На эти деньги шла подготовка к офицерскому
выступлению в Петрограде, которое предполагалось осуществить син¬
хронно с подходом к городу корниловских войск. Как часть этой под¬
готовки из Ставки в Петроград должны были направиться несколько
десятков вызванных с разных фронтов офицеров. Еще 22 августа их
вызвали (в основном по одному из полков Западного фронта) в Ставку
телеграммой генерал-квартирмейстера И. Романовского для обучения
новым английским системам бомбометов и минометов, которые должны
были прибыть из Архангельска.
Однако, когда офицеры стали прибывать в Могилев, английского
вооружения на месте не оказалось. Тогда-то их и решили переправить в
Петроград. Им разъясняли, что в Петрограде может произойти восстание
126
большевиков, арест правительства, резня офицеров; поэтому они должны
ехать в Петроград, чтобы ’’смягчить ужасы надвигающихся событий”,
конкретно - взять под свой контроль мосты, телеграф, банки и т.п. Им
выдавали деньги до Петрограда, а там им следовало поступить в распо¬
ряжение полковника Сидорина, полковника Дюсемитьера, председателя
’’Военной лиги" генерала Федорова.
В Петрограде, таким образом, должен был образоваться ударный
кулак, в определенном смысле призванный сыграть роль "пятой колон¬
ны". Сигналом к действиям должно было стать все то же "выступление
большевиков". В случае, если бы оно задержалось или не произошло,
руководители "пятой колонны" готовы были даже пойти на провокацию,
вплоть до того, чтобы самим сыграть роль "восставших большевиков".
Руководить этой "операцией", по некоторым более поздним свидетель¬
ствам, должен был председатель "Союза казачьих войск" будущий атаман
Оренбургского казачества А. Дутов. Однако большинство офицеров не
успело прибыть в Петроград: многих задержали в Вырице, Витебске и
Орше в самый разгар событий.
По утверждению одного из руководителей "Республиканского центра",
П. Финисова, примерно к 20-м числам августа подготовка к перевороту
казалась завершенной. Предполагалось захватить важнейшие пункты
города, "арестовать Смольный" и ждать прибытия войск. Затем пред¬
стояло изменить состав Временного правительства. Для окончательного
согласования в Ставку вызвали руководителей "Республиканского цент¬
ра". Поехали Финисов и Липский. Они прибыли в Могилев как раз тогда,
когда здесь только что завершил свою "согласительную миссию" Б. Са¬
винков. Корнилов, по словам Финисова, принял посланцев "Республикан¬
ского центра" немедленно. Присутствовали генералы А. Лукомский,
А. Крымов, И. Романовский, несколько полковников из офицерского
"союза". Корнилов сообщил, что он только что согласовал свои действия
с Савинковым, за исключением кандидатуры генерала Крымова и
участия в операции "Дикой дивизии".
25 августа Финисов и Липский вернулись в Петроград. А воинские
эшелоны с частями корпуса Крымова и "Дикой дивизии" уже медленно
продвигались к столице.
В Петрограде Савинков 25 августа дважды докладывал о своей поездке
в Ставку - Керенскому и Временному правительству. В тот же день он
передал Керенскому законопроект о введении некоторых "корниловских"
мероприятий в тылу, но вновь Керенский откладывал свою подпись,
сказав, что 26-го поставит вопрос на обсуждение правительства. Савин¬
ков ждал от Корнилова телеграмму о сроке введения военного поло¬
жения, а офицеры Сидорина и Дюсемитьера - подхода корниловских
войск. Телеграмма Корнилова, по предварительным расчетам, ожидалась
27 августа...
Не успел еще Савинков, уезжавший в Ставку, покинуть Петроград, как
в тот же день, 22 августа, в Зимнем дворце у Керенского появился быв¬
ший обер-прокурор Синода Владимир Львов. Керенский не мог не при¬
нять его - старый знакомый, бывший министр, коллега по правительству.
Знал, конечно, Керенский и то, что В. Львов связан с теми кругами,
127
представители которых составляли правую часть Государственного сове¬
щания.
Что же Львов сообщил Керенскому? Указав главе правительства на
потерю им ’'популярности” как в рядах революционной демократии, так и
в значительной части правых кругов, он поставил перед ним вопрос:
согласен ли Керенский войти в контакт с некоей группой "общественных
деятелей", имеющих "достаточно реальную силу", чтобы обеспечить ему
прочную поддержку справа? В ответ Керенский, естественно, попросил
разъяснить, о какой именно конкретной группе идет речь. Не получив
ответа (Львов заявил, что он пока не вправе об этом говорить), Керен¬
ский тем не менее сказал, что в принципе он заинтересован в создании
правительства, "опирающегося на твердую основу", и согласился на то,
чтобы В. Львов продолжил переговоры с этой "группой общественных
деятелей".
Керенскому не стоило, вероятно, труда понять, что под "группой", о
которой говорил Львов, имелись в виду какие-то прокорниловские круги.
А если это так, то ему не было никакого смысла пренебрегать даже
самой малой возможностью их политического зондажа.
Покинув Керенского, В. Львов выехал в Москву. Здесь он повидался с
П. Рябушинским, С. Третьяковым, М. Родзянко и др., т.е. с людьми,
игравшими видную роль в "Совещании общественных деятелей", и
информировал их о переговорах с Керенским. Этот факт может рассмат¬
ривать как некоторое свидетельство в пользу того, что и о самом визите
В. Львова к Керенскому 22 августа было известно, по крайней мере
названным лицам. По-видимому, было решено, что беседа В. Львова с
Керенским столь важна, что о ней срочно необходимо сообщить в Став¬
ку. 24 августа Савинков уехал из Могилева, а поздно вечером того
же дня В. Львов прибыл туда вместе с некими И. Добринским и
А. Аладьиным.
В эти дни Корнилова посещало много людей. Когда Корнилову бы¬
ло доложено, что прибыл В. Львов, рекомендующийся чуть ли не
"посланцем" Керенского, это после переговоров с Савинковым не могло
не вызвать у него интереса. Нельзя было исключить, что Керен¬
ский, направив в Ставку В. Львова, намерен сообщить что-то новое и
важное.
Эйфория, царившая в Ставке, ощущение собственной силы давали
уверенность, что на Керенского можно дополнительно "нажать коленом",
предъявив ему дополнительные требования. С этой точки зрения не¬
ожиданный визит В. Львова был даже кстати. На заявление В. Львова о
том, что он прибыл от Керенского в целях выяснения той "конструкции
власти", которая нашла бы поддержку Верховного главнокомандующего,
Корнилов ответил, что "единственным исходом из тяжелого положения
страны является немедленное установление диктатуры и немедленное
объявление страны на военном положении". Правда, Корнилов добавил,
что он лично не стремится к власти и не исключает диктатуру даже во
главе с Керенским. Главное - это создание "твердой власти", кладущей
конец "анархии" как на фронте, так и в тылу. Львову было также сказано,
что в случае "беспорядков", которые могут произойти в Петрограде при
128
введении там военного положения, Керенскому и Савинкову может угро¬
жать опасность, почему Корнилов приглашает их в Ставку, где можно
спокойно и окончательно обсудить все вопросы.
Днем 25 августа В. Львов уезжал из Могилева. Его провожал Завойко,
который настойчиво внушал ему то главное, что он должен передать
в Петрограде: отставка министров, диктаторская власть, приезд Ке¬
ренского и Савинкова в Ставку для выработки окончательного согла¬
шения.
Примерно тогда же, когда В. Львов, взволнованный от переполнявших
его полученных в Ставке сведений и впечатлений, собирался покинуть
Могилев, в Петрограде Савинков докладывал Керенскому об итогах
своей поездки в Ставку. Он оценивал свою миссию как политический и
дипломатический успех и, хотя не скрывал, что общее настроение в
Ставке ’’напряженное”, выражал уверенность, что после прохождения в
правительстве ’’корниловской программы” и осуществления мер, согласо¬
ванных в Ставке, политическая стабилизация будет достигнута. Савинков
имел все основания рассчитывать на полное удовлетворение Керенского,
но, к своему удивлению, столкнулся с другим. Керенский, который только
несколько дней тому назад как будто бы выражал готовность осуще¬
ствить меры, намеченные в ’’Записке" Корнилова, а теперь после возвра¬
щения Савинкова получил твердое заверение в том, что Ставка обеспе¬
чит ему полную поддержку, вдруг снова заколебался. Получил ли он в
отсутствие Савинкова какую-либо новую тревожную информацию, уси¬
ливавшую его давние подозрения? Насторожило ли его замечание Савин¬
кова о "напряженном” настроении в Ставке? Возможно.
Керенский не мог не опасаться, что наметившееся соглашение с
Корниловым, Ставкой, а значит и теми, кто шел за ними, таит в себе риск
политического провала. Опубликование корниловских "законов” навер¬
няка осложнило бы его отношения с лидерами революционной демокра¬
тии, а возможно, и привело бы к новому выступлению масс. Но если бы с
помощью корниловских войск, шедших к Петрограду, и удалось более
или менее безболезненно провести эти "законы” в жизнь, это бы привело
к значительному усилению позиций Корнилова. По существу, Керенский
оказался в положении политика, обязанного сделать выбор из двух
возможных путей. Устранить Корнилова и Савинкова? Это означало от¬
толкнуть от себя правые, прокорниловские круги. Идти с Корниловым?
Значит, фактически порвать с революционной демократией.
Издергавшийся Керенский мучительно искал решение. Видимо, в этот
момент, днем 26 августа, к нему второй раз и явился В. Львов, только что
прибывший из Могилева.
На вопрос Керенского, пришел ли В. Львов по тому же делу, что и
четыре дня тому назад, тот ответил: ’’Нет, теперь все по-другому, обста¬
новка изменилась”. Далее Львов сообщил, что привез ’’формальное пред¬
ложение" Корнилова, содержание которого сводится к следующему.
Генерал Корнилов предлагает: объявить Петроград на военном поло¬
жении; уйти всем министрам в отставку; передать всю власть - военную и
гражданскую - Верховному главнокомандующему, который и составит
новый кабинет министров. Кроме того, Львов передал Керенскому при¬
5 Г.З. Иоффе
129
глашение Корнилова приехать вместе с Савинковым в Ставку, добавив от
себя, что этого как раз делать не следует, так как в Могилеве Керенский,
возможно, будет арестован или даже убит.
Если сопоставить корниловские "предложения", по просьбе Керен¬
ского затем изложенные В. Львовым на бумаге, с тем, о чем Львов
действительно говорил с Корниловым в Ставке, расхождение бросится в
глаза. Да, Корнилов вел речь о необходимости диктаторской власти, но
не выражал это в категорической форме и не ставил вопроса о том,
чтобы эта власть была передана именно ему (хотя, конечно, не мог не
понимать, что в случае согласия Керенского самим "ходом вещей", скорее
всего, получит ее).
Совершенно не соответствовало все это и договоренностям, достиг¬
нутым в Ставке Савинковым. Создавшаяся ситуация требовала выясне¬
ния, но Керенскому, видимо, показалось, что она дает ему шанс. Выхо¬
дило, что блок с правыми, с Корниловым, заключенный при помощи
Савинкова после стольких препятствий, осложнений и колебаний, нару¬
шила именно "корниловская сторона"! Подозрения относительно того,
что Ставка вынашивает замыслы не только против большевиков и
Советов, но и против самого Керенского подверждались!
"...Исчезли у меня последние сомнения!.. - писал Керенский позднее. -
Все предыдущее: деятельность разных союзов, хлопоты вокруг Москов¬
ского совещания, печать, донесения о заговорах, поведение отдельных
политических деятелей, ультимативная кампания Ставки... недавняя теле¬
грамма Корнилова, настаивание на передаче Ставке петербургских
войск - все, все осветилось сразу таким ярким светом, слилось в одну
цельную картину. Двойная игра сделалась очевидной..."6
Керенский договорился с Львовым вечером того же дня съехаться в
Доме военного министерства на Мойке, с тем чтобы оттуда вместе
переговорить с Корниловым по аппарату Юза. Но когда в назначенный
час Керенский явился для переговоров, Львова на месте не оказалось: как
он потом объяснил, он "заболтался" с членами ЦК кадетской партии
П. Милюковым и Ф. Головиным и опоздал. И сколь бы незначительным
ни казалось это опоздание Львова, оно тем не менее сыграло, может
быть, решающую роль в ходе дальнейших событий: оно дало Керенскому
возможность вести разговор с Корниловым в выгодном для себя ключе.
Отсутствие Львова как бы развязывало Керенскому руки.
Сначала он вступил в переговоры с Корниловым от своего имени и
имени В. Львова, а затем вообще стал выдавать себя за Львова!
Из сказанного Корниловым по прямому проводу можно заключить,
что он не рассматривал самого Львова как своего официального предста¬
вителя, а наиболее существенные предложения, действительно высказан¬
ные ему (Львову) в Ставке (передача власти главковерху, введение воен¬
ного положения), не считал ультимативными. В представлении Корни¬
лова В. Львов скорее всего был неким "уточнением" миссии Савинкова.
Однако окончательное решение Корнилов, как представляется, связывал
с приездом Керенского и Савинкова в Могилев и, считая этот пункт весь¬
6 Керенский А. Дело Корнилова. М., 1918. С. 38.
130
ма важным, прямо заявил об этом по Юзу. Только определенной на¬
строенностью Керенского можно объяснить истолкование корниловских
ответов как подтверждение всех пунктов ’’записки Львова”. Поистине он
услышал то, что хотел услышать. Теперь, по мнению Керенского, ловуш¬
ка наконец захлопнулась за Корниловым...
Возвращаясь в Зимний, Керенский встретил опоздавшего к разговору с
Корниловым В. Львова и повез его с собой. Там, предварительно укрыв
за портьерой свидетеля - сотрудника Главного управления милиции С.
Балавинского, - он заставил Львова еще раз повторить предложения
Корнилова, и когда тот повторил, ему внезапно было объявлено, что он
берется под стражу.
С этого момента колесо событий стало раскручиваться с невероятной
быстротой. Придя в Малахитовый зал, где заседало Временное прави¬
тельство, Керенский сообщил оторопевшим министрам о случившемся,
квалифицировал действия Корнилова как мятеж и потребовал особых
полномочий.
Не располагавшие до сих пор какой-либо точной информацией об
отношениях Керенского и Ставки, практически поставленные перед фак¬
том, министры вынуждены были удовлетворить требование Керенского.
По его предложению все формально подали в отставку, но временно
остались на своих местах.
Второе коалиционное правительство, образовавшееся в 20-х числах
июля, практически перестало существовать. Теперь Керенский совещался
фактически только с А. Терещенко и особенно с Н. Некрасовым. Этого
последнего позднее даже сочли "злым гением" Керенского в корнилов¬
ские дни.
Ранним утром 27 августа в Ставку пошла телеграмма: "Генералу Кор¬
нилову. Приказываю Вам немедленно сдать должность генералу Луком¬
скому... Вам надлежит немедленно прибыть в Петроград. Керенский". На
телеграмме не было ни исходящего номера, ни официальной подписи
Керенского как премьер-министра. Скорее всего забыли поставить вто¬
ропях...
Керенский вернулся в свой кабинет, чувствуя себя победителем. Если
верить В. Львову, находившемуся тогда в соседней комнате под охраной
часового, он всю ночь не мог заснуть: Керенский громким голосом рас¬
певал бравурные мелодии... "Львовиада" завершилась. Поистине порази¬
тельно! Лидер демократии, кумир народа Керенский; Верховный главно¬
командующий русской армии, человек, претендующий на роль спасителя
страны генерал Корнилов; бывший террорист всероссийского масштаба,
чуть ли не сотрясавший основы империи Савинков и еще много лиц
государственного масштаба путем сложных политических комбинаций
возводили структуру, способную, по их расчетам, остановить развал ог¬
ромной страны, предотвратить ее дрейф в пропасть...
Но является некий В. Львов, человек у многих вызывающий "пони¬
мающую" улыбку, мечется между Зимним и Ставкой, ведет ни к чему и
никого не обязывающие переговоры... Потрясенный лидер демократии,
премьер-министр допрашивает Верховного главнокомандующего как
провинившегося поручика в полицейском участке, тот отвечает ему что-
5*
131
то не вполне вразумительное. И структура, столь тщательно возводимая
во имя спасения страны, рушится с быстротой карточного домика.
Автор книги "Дело Корнилова” английский историк Г. Катков писал,
что с момента появления в Могилеве Савинкова и особенно В. Львова, с
момента всех этих переговоров в Ставке и в Зимнем вполне может
показаться, что "рациональные начала исчезают из русской политики и
теперь она в руках дьявола, - и не того падшего ангела с громадными
черными крыльями или иронического и хлопотливого Мефистофеля, но
скорее внуков тех мелких гоголевских бесов, Чичиковых и Хлестаковых,
которые прячут свои раздвоенные хвосты в прекрасно сшитых брюках
настоящих джентльменов"7.
АВГУСТОВСКИЙ ПУТЧ
Поздно вечером 26 августа Корнилов, как и было договорено с
Савинковым, приказал телеграфировать в военное министерство, что
3-й конный корпус и Туземная дивизия, уже находившиеся в эшелонах,
подойдут к столице 28 августа, что 29 августа ее можно объявить на
военном положении, и пошел спать. Гром в Ставке грянул утром 27-го...
Когда Корнилову доложили содержание телеграммы Керенского, от¬
странявшей его от должности Верховного главнокомандующего, он, как
и многие из его окружения, вначале не поверил. У срочно вызванного
Завойко даже явилась мысль, что это германская провокация. Впопыхах
прибежавший Филоненко едва ли не готов был согласиться с этим, так
как сразу учуял грозную опасность для себя и всего своего эквилибри-
стского танца между двумя "геркулесовыми столбами" - Керенским и
Корниловым. Затем пришли к мысли, что произошло какое-то недо¬
разумение. Однако и эта версия вскоре отпала: в разговоре с Филоненко
по Юзу Савинков подтвердил подлинность телеграммы. Вскоре Корни¬
лова также по Юзу вызвали из Петрограда Савинков и Маклаков, еще
надеявшиеся мирно уладить конфликт и не допустить полного разрыва
Ставки с правительством. Корнилов выражал готовность обсудить слу¬
чившееся.
Но уже к вечеру 27-го конфликт стал явным. В Ставке узнали, что в
газетах появилось официальное сообщение ("от министра-председателя"),
7 Катков Е. Дело Корнилова. Париж. 1987. С. 93. Несколько слов о дальнейшей судьбе
В. Львова. После Октбярьской революции Чрезвычайная следственная комиссия Вре¬
менного правительства (некоторое время она еще продолжала существовать) под разными
предлогами начала освобождать своих "корниловских" последственных. "По болезни"
освободили и В. Львова. Он уехал в Сибирь, затем эмигрировал. Во Франции влачил жалкое
существование. В 1921 г. примкнул к сменовеховцам, признал Советскую власть и вернулся
в Россию. Здесь бывший обер-прокурор Синода русской православной церкви стал
активным проводником церковной политики большевиков. В начале 1922 г. в больше¬
вистских верхах созрела мысль использовать В. Львова и как дипломата: командировать на
Вашингтонскую конференцию в качестве представителя Дальневосточной республики
(РЦХИДНИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 290. Л. 10). Мысль осталась нереализованной. Умер В. Львов в
Томске в 1934 г.
132
обвинявшее Корнилова в попытке ’’установить государственный порядок,
противоречащий завоеваниям революции”. В качестве доказательств при¬
водились показания В. Львова и, самое главное, указывалось на движение
корниловских войск к Петрограду.
Ранним утром 28 августа по радио из Ставки было передано скорее
всего написанное Завойко заявление Корнилова, в котором отрицалось,
что он посылал В. Львова к Керенскому, и утверждалось, что, напротив,
В. Львов прибыл в Ставку как посланец Керенского. Действия Керен¬
ского расценивались в заявлении ’’как великая провокация, которая
ставит на карту судьбу отечества". "Русские люди! - взывал Корнилов. -
Великая родина наша умирает. Близок час ее кончины. Вынужденный
выступить открыто, я, генерал Корнилов, заявляю, что Временное пра¬
вительство под давлением большевистского большинства Советов дей¬
ствует в полном согласии с планами германского генерального штаба..."
Корнилов звал всех, "кто верит в Бога, в храмы", молить "Господа-Бога
об явлении величайшего чуда спасения родимой земли". Он клялся, что
ему, как "сыну казака-крестьянина", лично ничего не надо, его цель -
довести народ до Учредительного собрания, на котором и будет выбран
"уклад новой государственной жизни"1.
Прямым дополнением к этому заявлению стало обращение Корнилова
(также, по всей видимости, написанное Завойко) к железнодорожникам,
имевшее целью парализовать приказы Керенского, требовавшие всеми
средствами блокировать движение войск Крымова на Петроград. Корни¬
лов же требовал "безусловного исполнения" только своих распоряжений
и предупреждал, что в случае неподчинения будет "карать беспощадно".
Оба документа были опубликованы утром 28 августа. Этот момент,
вероятно, и следует считать началом открытого конфликта. В этот день в
Ставке казалось, что положение явно складывается в ее пользу. Стали
известны телеграммы четырех главнокомандующих фронтами (А. Дени¬
кина, В. Клембовского, П. Балуева и Д. Щербачева), решительно выска¬
завшихся против смещения Корнилова с поста главковерха. Главно¬
командующий Северного фронта Клембовский отклонил предложение
Керенского (сделанное после отказа генерала Лукомского) занять место
Корнилова. Только главнокомандующий Кавказского фронта гене¬
рал М. Пржевальский и командующий Московским военным округом
полковник А. Верховский заявили, что находятся на стороне прави¬
тельства.
Заручившись поддержкой большинства "старших генералов", Корни¬
лов дал новый пропагандистский залп, обнародовав обращения и воззва¬
ния к казакам, армии и народу. В воззвании к казакам объявлялось, что
Корнилов не подчиняется приказу Временного правительства и "идет
против него и против тех безответственных советников его, которые
продают родину". Это полностью соответствовало заявлению Корнилова,
написанному днем раньше, в котором он клеймил Временное прави¬
тельство чуть ли не как агентуру германского генштаба. Но в воззваниях
к армии и к народу содержалось нечто такое, что у всякого мало-мальски
1 Цит. по: Катков Г. Дело Корнилова. Париж, 1987. С. 124-125.
133
способного мыслить критически по меньшей мере могло вызвать
недоумение. В них Корнилов, снимая с себя обвинение в контрре¬
волюционных замыслах, приглашал Временное правительство в Ставку,
чтобы здесь совместно с ним ’’выработать и образовать" новый состав
правительства, которое привело бы "народ русский к лучшему буду¬
щему". Как видим, Корнилов выражал готовность вести переговоры с
теми, кого он сам объявил... германской агентурой! Это уже свиде¬
тельствовало о неразберихе, если не сказать - панике, царивших в Ставке.
Сделав решительный шаг по пути разрыва с Временным правительством,
Корнилов, видимо, испытывал определенные колебания, неуверенность,
в отдельные моменты словно бы порывался снова ухватиться за
правительственное колесо. Допустимо ли это в таком деле, на которое,
казалось бы, бесповоротно решились Корнилов и его сторонники? Госу¬
дарственные перевороты не останавливаются на полпути. Они заканчи¬
ваются либо успехом, либо провалом...
А Петроград оцепенел, притих. Ждали Корнилова: одни с надеждой,
другие с ужасом. Рождали панику слухи о предстоящем вступлении в
Петроград какой-то "Дикой дивизии", состоящей из "горских голово¬
резов". Керенский вспоминал, что был момент, когда он практически ос¬
тался в полном одиночестве, поскольку создалось такое положение, когда
многие полагали "более благоразумным быть подальше от гиблых мест".
28 и первая половина 29 августа стали, по его словам, временем "наиболь¬
ших колебаний, наибольших сомнений в силе противников Корнилова,
наибольшей нервности в среде самой демократии’’2.
Вплоть до 29 и даже 30 августа на Керенского сильно давили с це¬
лью склонить его к уступкам Корнилову или даже оставить свой пост.
Кадетский лидер П. Милюков и срочно вызванный из Смоленска быв¬
ший главковерх генерал М. Алексеев прибыли в Зимний и настойчиво
предлагали Керенскому свое посредничество. На одном из заседаний
правительства министр юстиции А. Зарудный призывал сделать все
возможное, чтобы не допустить столкновения с корниловскими войсками.
Выход из положения некоторые министры готовы были видеть в за¬
мене Керенского генералом Алексеевым. Ничего этого в Ставке не
знали.
Там, напротив, каждую минуту ожидали, что правительственные войс¬
ка по приказу Керенского и лидеров ВЦИК вот-вот двинутся на Могилев.
В связи с этим Корнилов 28 августа приказал объявить Могилев и
10-верстную зону вокруг него на осадном положении. Листовки с прика¬
зом, подписанные Корниловым и комендантом Могилева полковником
Самариным-Квашниным, были расклеены по всему городу. В силу этого
приказа Могилевский Совет рабочих и солдатских депутатов официально
должен был прекратить свою деятельность, однако члены Совета работу
не свернули.
Гарнизон Могилева, состоявший из трехбатальонного Корниловско¬
го ударного полка (командир - капитан Неженцев), пяти сотен Текинско¬
го конного полка (командир - полковник Кюгельхен) и Георгиевско¬
2 Керенский А. Дело Корнилова. М., 1918. С. 146.
134
го батальона (командир - полковник Тимановский), был приведен в бое¬
вую готовность3.
Корнилов устроил смотр могилевским воинским частям. Их вывели на
небольшую площадь перед губернаторским дворцом, в котором распола¬
галась Ставка, построили без интервалов. Обойдя фронт, Корнилов при¬
казал приблизиться, окружить его вплотную, а ему принести стул. Вста¬
вая на него, оступился и чуть не упал. В группе офицеров, стоявших ря¬
дом, кто-то довольно громко сказал: "Плохой знак". Корнилов был не¬
важным оратором: речь его была быстрой, отрывистой. Он, в сущности,
повторил то, что содержалось в его "объявлениях" и обращениях. Го¬
ворил о бессилии правительства, доведшего страну до гибели своим
соглашательством с "агентами немцев", о провокации Керенского и,
вместе с тем, о своей готовности ликвидировать конфликт путем пере¬
говоров с Керенским и другими министрами здесь, в Ставке. Текинцы и
корниловцы кричали "ура!"; георгиевцы встретили речь молчанием.
Раздосадованный, недовольный Корнилов ушел во дворец.
Все телеграммы, обращения и приказы Корнилова дали Керенскому и
Временному правительству основание квалифицировать действия как
восстание против законной власти. Днем 28 августа Керенский приказал
железнодорожному начальству на фронте и в тылу "никаких распоряже¬
ний бывшего Верховного главнокомандующего Корнилова, изменившего
родине, открыто восставшего против Временного правительства, не
исполнять". Тогда Ставка за подписью Корнилова обнародовала теле¬
грамму, не уступавшую своей категоричностью телеграммам Керенского:
"Изменники не среди нас, а там, в Петрограде, где за немецкие деньги,
при преступном попустительстве власти, продавалась и продается Рос¬
сия". Корнилов еще раз грозно предупредил, что за всякое неподчинение
будет беспощадно карать.
И все-таки возможность отступления для переговоров с Керенским и
Временным правительством сохранялась в умах ставочных заговорщи¬
ков. Может быть, это их в конце концов и сгубило...
* * *
К тому моменту, когда конфликт между Керенским и Корниловым
вырвался наружу, т.е. к 28 августа, корниловские войска, которыми ко¬
мандовал А. Крымов, находились в следующих пунктах. Больп^ая часть
эшелонов 1-й Донской дивизии была в Пскове. Часть эшелонов Туземной
дивизии стояла на станции Дно. Уссурийская конная дивизия - в эшелонах
близ Великих Лук и Новосокольников. Таким образом, Донской и Тузем¬
ной дивизиям для подхода к Петрограду требовалось пройти 200-250 км,
Уссурийской - почти в 3 раза больше (600 км).
Организованного движения по намеченным маршрутам, однако, не по¬
лучилось. Сказались отсутствие прочной связи со Ставкой, переформи¬
рование частей, идущих к Петрограду, в армию, а Туземной дивизии - в
3 На следующий день в Могилев для подкрепления прибыли пять рот из состава Поль¬
ского корпуса.
135
корпус прямо "на походе", а также обычная железнодорожная нераз¬
бериха.
Крымов выехал из Могилева к войскам в ночь с 25 на 26 августа, т.е.
еще до разрыва Керенского и Ставки. Штаб Крымова должен был нахо¬
диться при 1-й Донской дивизии, эшелоны которой двинулись из Пскова
ранним утром 27 августа. К вечеру ее головные эшелоны подошли к
Луге. Здесь Крымов и только что назначенный его начальником штаба
генерал М. Дитерихс догнали дивизию. Отсюда они решили форсировать
движение к Гатчине; и если бы им удалось действовать так, как было
запланировано в соответствии с договоренностью Корнилова с Савинко¬
вым, 1-я Донская дивизия вполне могла быстро выйти к Петрограду. Но
ход событий уже изменился.
Когда Крымов, ничего не подозревая, позвонил из Луги в Петроград, в
штаб округа, ему ответили, что Керенский приказал остановить эше¬
лоны. Крымов решил, что в Петрограде что-то произошло, и Керенский,
возможно, уже не у власти. Вернувшись с переговорного пункта на стан¬
цию, Крымов с Дитерихсом увидели неожиданную картину: казаки
высыпали из теплушек, смешались с солдатами Лужского гарнизона,
повсюду шли митинги. Прибывший из Петрограда агитатор ВЦИК и
агитаторы местного Лужского Совета зачитывали прокламации, объ¬
являвшие о смещении Корнилова, призывавшие железнодорожников ос¬
танавливать корниловские эшелоны. Они говорили о контрреволюцион¬
ных целях Корнилова и других генералов, призывали казаков не до¬
пустить покушений на завоевания революции, возврата старорежимных
порядков. Царили неразбериха и растерянность.
В штабном вагоне Крымову были вручены две взаимоисключающие
депеши. Главнокомандующий Северного фронта Клембовский передавал
приказ Корнилова, что в случае, если не удастся двигаться к Петрограду
по железной дороге, надо идти туда походным порядком. Другая теле¬
грамма - от Керенского - предписывала задерживать эшелоны, идущие в
Петроград, и направлять их "в пункты прежних стоянок". Прибывший из
Петрограда комицсар ВЦИК М. Булычев и представители исполкома
Лужского Совета требовали от Крымова подчиниться Времен¬
ному правительству и увести войска. Крымов оказался в тяжелом поло¬
жении.
В Псков, в штаб Северного фронта, для выяснения обстановки был
направлен Дитерихс. Вскоре от него поступило не очень определенное
сообщение, смысл которого можно было понять так, что следует как
минимум продолжать концентрацию частей и ждать дальнейших ука¬
заний. Но когда днем 29 августа Дитерихс вернулся в Лугу, Крымов
сказал ему, что он принял решение "приблизиться к Петрограду". Же¬
лезнодорожные пути, однако, оказались блокированными: железно¬
дорожники заявили, что, если даже их заставят вывести поезда, они
"пожертвуют собой", но устроят крушение. Выгрузив эшелоны, Крымов
отвел полки на 10-15 верст от Луги, расположив их в деревнях Стрешево
и Заозерье. Отсюда он предполагал дойти до станции Оредеж, где рас¬
считывал соединиться с частями Туземной дивизии.
29 августа в Стрешево из Ставки наконец "пробился" полковник Лебе¬
136
дев, передавший Крымову боевой приказ: сосредоточить весь корпус
вместе с Туземной дивизией, быстро двигаться на Петроград и занять его.
Но Лебедеву было поручено сообщить в Ставку, что сосредоточение всех
частей требует теперь большего времени из-за их разбросанности, порчи
путей, противодействия железнодорожников и возможного сопротивле¬
ния войск Петроградского военного округа, по всем данным остающихся
верными ВЦИК и Временному правительству. Ко всему этому Кры¬
мов добавил, что у него имеются сведения, что между правительством и
Ставкой ведутся какие-то переговоры, и, если эти сведения верны,
он, Крымов, не хотел бы брать на себя ответственность за открытие
боевых действий. Лебедев выехал из Стрешево, но по дороге был аресто¬
ван.
В тот же день, 29 августа, из Петрограда к Крымову прибыли два пред¬
ставителя ’’Республиканского центра” - П. Финисов и полковник Л. Дюсе-
митьер. Они выехали накануне с фиктивными документами, с трудом
нашли его в Заозерье и убеждали без промедления идти на Петроград,
поскольку без этого выступление корниловцев в самом городе ста¬
нет невозможным. В Петроград через Гатчину послали мотоциклис¬
та с шифрованной запиской: ’’Действуйте немедленно, согласно инструк¬
циям”.
Крымов издал приказ, в котором сообщал, что штаб корпуса и штаб
1-й Донской дивизии 31 августа будут находиться в с. Мина, в одном
переходе от Царского Села. Штабы Уссурийской и Туземной дивизий
должны были войти с ним здесь в контакт, чтобы, взаимодействуя, дви¬
нуться к Петрограду. Но сомнения, по-видимому, все сильнее терзали
Крымова. Самое главное, он не имел устойчивой связи с Туземной и Уссу¬
рийской дивизиями. Где же они находились?
Еще 27 августа эшелоны Туземной дивизии со станции Дно начали
уходить на Вырицу. Командир дивизии князь Багратион остался в Дно,
ожидая прибытия генерала П. Краснова, назначенного новым команди¬
ром 3-го конного корпуса (Крымов назначался командующим Петроград¬
ской армией). К концу 27 августа в Дно пришли противоречивые теле¬
граммы. Керенский требовал остановить движение войск к столице;
Корнилов - не обращать на это внимание и действовать согласно полу¬
ченным инструкциям. Багратион продолжал двигать свои эшелоны впе¬
ред. Выяснилось, однако, что за станцией Семрино железнодорожный
путь разрушен. У станции Антрошино между разъездами ингушей и
черкесов, с одной стороны, и высланными навстречу отрядами из Павлов¬
ска и Царского Села - с другой, завязалась перестрелка. Это было, пожа¬
луй, единственным боевым столкновением корниловских и правитель¬
ственных войск. Однако обе стороны явно не стремились к обострению.
Павловские и царскосельские отряды отошли со своих позиций, а
командовавший ингушами и черкесами князь Гагарин, убоявшись ото¬
рваться от основных сил дивизии и "попасть в мешок”, не решился про¬
двинуться вперед.
Эшелоны Туземной дивизии неподвижно стояли в Вырице и Семрино.
Сюда уже утром 29 августа прибыли агитаторы ВЦИК и представители
Всероссийского мусульманского съезда, проходившего в эти дни в Петро¬
137
граде. Делегаты съезда сразу встали на сторону правительства, поскольку
в корниловском выступлении усмотрели угрозу реставрации монархии и,
следовательно, опасность для национального движения. В числе послан¬
цев съезда в Туземную дивизию находился внук Шамиля. На его
авторитет возлагались особые надежды...
На заседаниях полковых комитетов прибывшие убеждали горцев не
принимать участия в возможной гражданской войне, остаться в стороне.
В Кабардинском и Осетинском полках началось брожение. Выносились
резолюции, требовавшие от командира дивизии остановить движение.
Дезорганизация и неразбериха усиливались. В таких условиях все еще
находившийся в Дно Багратион отдал приказ, согласно которому ее части
должны были сосредоточиться на станции Вырица, но никаких боевых
действий не предпринимать. Это было равно отказу от задачи, поставлен¬
ной Ставкой: вступить в Петроград и наряду с частями 3-го конного
корпуса установить там ’’твердый порядок”.
Головные эшелоны Уссурийской дивизии вместе со штабом и команди¬
ром дивизии генералом А. Губиным к 28 августа дошли до Нарвы, где
были встречены агитаторами местного Совета и агитаторами, прибыв¬
шими из Петрограда.
Дальше Ямбурга уссурийским эшелонам пробиться не удалось. Посту¬
пили сообщения, что путь впереди разобран. 30 августа общее совещание
комитетов частей Уссурийской дивизии вынесло постановление о подчи¬
нении Временному правительству. Делегация уссурийцев выехала в
Петроград. Ее возглавил войсковой старшина Г. Полковников, которому
это скоро зачтется Керенским.
5-я Кавказская казачья дивизия, которая, согласно плану Ставки долж¬
на была двинуться на помощь Крымову из Финляндии, так и осталась на
месте. Командир 1-го кавалерийского корпуса, в который входила диви¬
зия, князь Долгоруков выехал из Могилева к месту дислокации дивизии в
ночь на 28 августа, но уже в Ревеле был арестован.
Оказалась совершенно бездеятельной и корниловская "пятая колонна",
состоявшая из членов военных организаций и офицеров, направлявшихся
в Петроград из Ставки. Они должны были выступить в ответ на "больше¬
вистское восстание", по данным военной контрразведки якобы предпо¬
лагавшееся в день полугодовщины Февральской революции - 27 августа.
Но в этот день орган ВЦИК "Известия" сообщили, что от болыпевист-,
ского руководства получены категорические заверения, что никаких вы¬
ступлений большевики "не готовили и не готовят". Таким образом, писа¬
ли "Известия", если какие-то выступления и произойдут, то они будут
"спровоцированы исключительно контрреволюционными, правыми орга¬
низациями".
Сообщение Керенского, устранявшего Корнилова с поста главковер¬
ха, "хватило" возглавителей "пятой колонны" "обухом по голове" (до
того они беспечно проводили время в загородном ресторане). Полков¬
ники Сидорин и Дюсемитьер предпочли скрыться, прихватив, как гово¬
рили, немалые суммы, переданные им через "Республиканский
центр".
По-иному складывалось с офицерами, командированными в Петроград
138
из Ставки. Большинство их до Петрограда так и не доехало: их задержали
в Вырице, Витебске и Орше. Лишь небольшое число ’’просочилось” в
Петроград, но было уже поздно...
А Крымов в нерешительности стоял под Лугой. Лично он с самого
начала был против всяких соглашений с Керенским, с этим, как он на¬
зывал его, "шарлатаном и прохвостом". На этой почве у Крымова были
разногласия с Корниловым, который все же "допускал возможность вы¬
хода из положения и общего сговора с правительством". Разногласия по¬
рой принимали довольно острый характер. Крымов, в частности, считал,
что Корнилов, запутавшись в поисках компромиссов с Керенским, "пере¬
держивает" его в Ставке, в то время как он уже давно должен был бы
выехать в войска, предназначенные к движению на Петроград. Ход собы¬
тий, казалось, подтвердил позицию Крымова. Керенский "предал", обви¬
нил Корнилова в измене; и хотя Корнилов не остался в долгу, Крымов, по
всей вероятности, мог считать, что беды, обрушившиеся на его войска, во
многом связаны с непоследовательной позицией Ставки и самого Корни¬
лова. А, когда войска "забуксовали" под Лугой, Семрино и Нарвой, на¬
стоящей помощи из Ставки не поступило. Распоряжения, с трудом до¬
ходившие до Крымова из Пскова и Могилева, были не вполне четкими, в
них он ощущал какую-то неясность, какие-то колебания. Прочной связи
наладить не удавалось. Войска оказались рассредоточенными и демора¬
лизованными распоряжениями Керенского и советскими агитаторами.
Генерал М. Алексеев позднее свидетельствовал, что "нравственное разло¬
жение прочного дотоле корпуса произвело угнетающее впечатление на
Крымова".
Еще 28 августа Крымов приказал подполковнику Данильчуку любыми
средствами пробраться в Петроград и разыскать там по,"’.. зника Самари¬
на. Этот Самарин перед Февральской революцией служил начальником
штаба Уссурийской казачьей дивизии 3-го конного корпуса, которой
тогда командовал Крымов. Крымов полностью доверял ему, и в марте
1917 г. во время своего пребывания в Петрограде "провел" его на долж¬
ность начальника кабинета военного министра А. Гучкова. С приходом в
военное министерство Керенского начальником кабинета стал брат его
жены - В. Барановский, но Самарин остался в кабинете. Посылая Да-
нильчука в Петроград, Крымов рассчитывал через Самарина получить
информацию о реальном политическом положении.
Данильчук, также хорошо знавший Самарина, вечером 28 августа
нашел его, рассказал о состоянии войск Крымова, просил ориентировки.
Самарин предложил попытаться наладить связь с Крымовым, чтобы
найти путй соглашения, и согласился лично поехать в Лугу с условием,
что Крымов не будет арестован ни в Луге, ни по приезде в Петроград.
Гарантии якобы были даны, хотя Керенский позднее утверждал, что Са¬
марину был вручен ордер на арест Крымова.
Самарин выехал на рассвете 30 августа в сопровождении подполков¬
ника Данильчука и поручика Данилевича. Крымова нашли в Заозерье.
Данильчук сообщил о положении в Петрограде. Самарин, по его словам,
перечислил имена больших генералов, уже перешедших на сторону пра¬
вительства, и передал пожелание Керенского, чтобы Крымов "под чест¬
139
ное слово” прибыл в Петроград. Крымов собрал офицеров штаба, и было
решено, что он и Дитерихс поедут в Петроград.
Вечером 30 августа Крымов, Дитерихс, Самарин и Данилевич на авто¬
мобиле тронулись в путь. Корнилов в Ставке не знал об этом. Вечером
же 30 августа, когда Крымов и его спутники уже были в пути, Корнилов
направил в Лугу офицера с письмом, в котором интересовался "дальней¬
шими шансами на возможность крепкого нажима" теми силами, которые
имелись у Крымова. Он также требовал действовать в духе отданных им
инструкций...
Отъезд Крымова в Петроград, несомненно, нанес всему корнилов¬
скому движению тяжелый удар. Командир 1-й Донской дивизии генерал
А. Греков, оставшись без командира корпуса, некоторое время еще про¬
должал движение войск к станции Оредеж, но уже как бы по инерции.
Когда в штаб дивизии из Луги прибыли представители ВЦИК и Вре¬
менного правительства, Греков сразу же капитулировал. Он уверял, что
Крымов скрывал от него антиправительственные цели похода и он,
Греков, о них вообще ничего не знал. Комиссар ВЦИК Булычев сообщал
в Петроград, что в словах Грекова чувствовались "полная растерянность
и желание подделаться...".
Утром 31 августа Крымов прибыл в Петроград и в 12 часов дня был
принят Керенским в Зимнем дворце. По воспоминаниям присутствовав¬
ших, разговор велся в довольно резких тонах. Раздраженный, но уже
уверовавший в свой успех Керенский требовал, чтобы Крымов откровен¬
но сообщил подлинные цели движения его войск к столице. Крымов уве¬
рял, что действовал в соответствии с приказом, который, как он полагал,
был согласован с правительством. Тогда Керенский попросил передать
ему документы, имеющиеся у Крымова. Среди них был приказ № 128 по
3-му конному корпусу. В нем сообщалось, что в Петрограде распростра¬
няются слухи, будто войска Крымова идут в Петроград "для изменения
существующего строя". Приказ опровергал это и разъяснял, что задача
войск - покончить с бунтами, потрясающими город, и установить там
"твердый порядок" по распоряжению генерала Корнилова, который объ¬
являлся "несменяемым". Приказ был отдан 29 августа, т.е. через два дня
после того, как Корнилов официально был смещен с поста Верховного
главнокомандующего. Формально отсюда следовало, что Крымов в раз¬
горевшейся борьбе правительства и Ставки остался на стороне последней
и шел на Петроград вопреки уже, должно быть, известной ему воле
правительства. В то же время приказ Крымова был составлен так, чтобы
не дать возможности обвинить его автора в прямом призыве антипра¬
вительственного характера. Возможно, эта "маскировка" и взорвала
Керенского. "Генерал, Вы, действительно, очень умны, я давно слышал,
что вы умный, - говорил он, - но этот приказ так скомбинирован, что он
не может служить вам оправданием".
К тому времени, когда Крымов явился в Петроград, по распоряжению
Керенского уже действовала Чрезвычайная следственная комиссия по
расследованию дела о генерале Корнилове и его соучастниках. Она воз¬
главлялась военно-морским прокурором И. Шабловским и включала трех
членов: военных юристов полковника Р. Раупаха, полковника Н. Украин¬
140
цева и следователя Н. Колоколова (затем комиссия была пополнена дру¬
гими членами). Шабловский вошел в кабинет Керенского как раз в тот
момент, когда там в резких тонах шел разговор о сущности крымовского
приказа № 128 и других его распоряжений (приказы о вступлении частей
в Петроград, распределении их по районам, введении комендантского
часа, военно-полевых судов и т.п.).
"Вот приказ генерала Крымова, полюбуйтесь!” - обратился Керенский
к Шабловскому. Тот взял бумаги, сказал, что приобщит к делу и разбе¬
рется. ”Вы поступаете в распоряжение председателя комиссии”, - сказал
Керенский. Крымову и его начальнику штаба генералу М. Дитерихсу тут
же были вручены "предписания”, согласно которым они должны были
отправиться в следственную комиссию ’’для дачи показаний”. Шабловский
попросил Крымова явиться к нему вечером в здание Адмиралтейства.
Однако в назначенный час Крымов не явился...
Во второй половине дня 31 августа в одной из комнат квартиры
ротмистра Журавского в доме № 19 на Захарьевской улице неожиданно
прогремел выстрел. Когда прибежавший Журавский рывком распахнул
дверь, он увидел: его гость, только что приехавший из Зимнего дворца от
Керенского генерал Крымов, в какой-то неестественной позе сидел на
диване, большое, грузное тело накренилось вбок, голова была безжиз¬
ненно откинута назад. Журавский трясущимися руками рванул на груди
Крымова френч и с ужасом увидел, как на рубашке, быстро расширяясь,
проступало кровавое пятно. Затравленно оглянувшись, Журавский толь¬
ко теперь заметил валявшийся на ковре подле дивана пистолет...
Крымова, который был еще жив, срочно доставили в Николаевский
военный госпиталь, но было уже поздно: он скончался через несколько
часов. Хоронили его без воинских почестей, при погребении присутст¬
вовало лишь несколько человек...
Смерть Крымова вызвала в Петрограде различные толки и слухи.
Говорили даже, что никакое это не самоубийство, что во время встречи
Крымова с Керенским произошел скандал со взаимными оскорблениями
и присутствовавший в кабинете Б. Савинков застрелил генерала. Но все
это были слухи. Крымов оставил два письма, адресованные жене и
Корнилову. Письмо жене, впрочем, мало о чем говорило. Генерал писал,
что решил покончить с собой, будучи не в силах пережить позора воз¬
можного над ним суда. О чем шла речь в пространном письме Корнилову,
срочно доставленном в Ставку адъютантом Крымова подъесаулом Куль-
гавовым, не станет известно никогда.
Позднее генерал А. Лукомский вспоминал, что он вошел в кабинет
Корнилова как раз в тот момент, когда из него выходил Кульгавов, толь¬
ко что прибывший из Петрограда. Корнилов сидел за столом и читал
какие-то бумаги. Лукомский тихо спросил: ’’Ваше превосходительство,
что в письме Крымова?” Корнилов угрюмо молчал и лишь на повторный
вопрос ответил как бы нехотя: "Я письмо порвал. Ничего особенного он
не пишет". И никогда впоследствии Корнилов не вспоминал о крымов-
ском письме. Это молчание само по себе красноречиво. Можно предпо¬
ложить, что Крымов перед смертью высказал Корнилову какие-то резкие
и горькие слова. Во всяком случае, незадолго до смерти Гучков рассказал,
141
что адъютант Крымова сообщил ему, что когда Крымов «раненый лежал
на полу, он сказал: "Если бы мне попался в руки Корнилов, я бы его
собственноручно пристрелил"»4.
Крымов унес в могилу многие тайны. На допросе в Чрезвычайной
следственной комиссии Керенский показывал: когда стало известно, что
Крымов застрелился, один из его "офицеров", князь Багратион, якобы с
облегчением сказал: "Ну, теперь все концы в воду..."
* * *
Как уже отмечалось, в критический момент корниловского путча,
когда исход его не был еще ясен, в кадетских кругах возникла идея
заменить Керенского Алексеевым. Считали, что это будет способство¬
вать быстрейшей ликвидации конфликта. Посредником стал П. Милю¬
ков, который лично направился к Алексееву уговаривать его возглавить
правительство. Алексеев согласился. Он руководствовался не только
стремлением во что бы то ни стало уладить конфликт между правитель¬
ством и Ставкой, но, пожалуй, главное, желанием оградить Ставку от
неизбежных потрясений, связанных с провалом выступления Корнилова.
Однако из этого замысла ничего не вышло. Керенский, поняв, что са¬
мое страшное для него уже позади, не намеревался расстаться с властью.
Однако Алексеев был нужен ему как человек, в котором явные и скры¬
тые корниловцы (как, впрочем, и весь правый лагерь) видели своего рода
заложника - свидетельство "истинно государственных", а не просоветских
намерений главы правительства. И Керенский предложил Алексееву за¬
местить Корнилова на посту Верховного главнокомандующего. Алексеев
решительно отказался, но согласился стать начальником штаба Ставки
при Верховном главнокомандующем... Керенском (приказ по армии и
флоту о назначении Керенского главковерхом был объявлен 30 августа)
и с условием "преемственного и безболезненного" перехода Ставки в но¬
вые руки.
Позднее, в Добровольческой армии, а затем и в эмиграции согласие
Алексеева на предложение Керенского вызывало к нему недоброжела¬
тельное отношение в среде "твердых корниловцев". Дочь Алексеева
В. Борель в письме к Деникину (апрель 1923 г.) решительно возражала
против самой мысли о том, что "папа был против генерала Корнилова".
По рассказам дочери Алексеева выходило, что он был "посвящен в дела
предполагавшегося выступления" и являлся "хотя и пассивным, но все же
участником". Он говорил также, что, если бы стал главой правительства,
оставил бы Корнилова на посту Верховного. Принимая же должность
начальника штаба, Алексеев руководствовался лишь одним желанием:
"спасение Корнилова и всех иже с ним". Впрочем, не нужно забывать, что
эти поздние свидетельства дочери Алексеева, вероятно, имели намерение
сгладить в глазах бывших добровольцев те трения и разногласия, ко¬
торые действительно существовали между Алексеевым и Корниловым.
4 Александр Иванович Гучков рассказывает... М., 1993. С. 126. На полях рукописи возле
этого места сделана пометка: "Не для опубликования" (Там же. С. 137).
142
Но в желании уберечь и сохранить Ставку Алексеев, безусловно, был
искренен...
Корнилов и Лукомский сообщали из Ставки, что готовы принять
Алексеева как ’’полномочного руководителя армий”, но требовали, чтобы
никаких войск из других пунктов к Могилеву "не подводилось" й "не вво¬
дилось". Лукомский уверял, что Корнилов не собирается превращать
Могилев в крепость и отсиживаться там.
Настроение в Ставке в самом деле было тяжелым. Корнилов пребывал
в подавленном состоянии, спрашивал у адъютанта Хана Хаджиева, что
же будет дальше? Тот успокаивал: "Все к лучшему, ваше превосходитель¬
ство. Кисмет (судьба), от нее не уйдешь". Жена Корнилова Таисия Влади¬
мировна, дочь Наталья и маленький сын Юрий плакали. Сохранялась,
однако, некоторая надежда на генерала Алексеева и Чрезвычайную ко¬
миссию, председатель и члены которой (это не являлось тайной для
генералов в Ставке) в душе сочувствовали корниловцам, а полковник
Раупах через Главный комитет офицерского "союза" вообще чуть ли не
напрямую был вовлечен в его планы.
Корнилов сразу же заявил, что действовал "с ведома правительства", в
частности самого Керенского и Савинкова. Через несколько дней по
просьбе комиссии он представил свое пространное "показание", которое
отвергало предъявленное ему обвинение в заговоре и мятеже. Комиссия
готова была принять эту версию, хотя, как пишет Н. Украинцев, тот же
Р. Раупах доподлинно знал, что "Ставка, бесспорно, имела какие-то враж¬
дебные правительству намерения".
Вначале Корнилов и другие ставочные генералы и офицеры (аресто¬
ван был почти весь состав Главного комитета "Союза офицеров") содер¬
жались в гостинице "Метрополь", а затем были переведены в маленький
городок Быхов, в 50 км от Могилева. Здесь их разместили в здании жен¬
ской гимназии, располагавшейся в бывшем католическом монастыре.
В конце сентября быховская тюрьма пополнилась еще семью аресто¬
ванными. В Бердичеве в первых числах сентября были арестованы
главнокомандующий Юго-западного фронта генерал А. Деникин, началь¬
ник его штаба С. Марков и другие, открыто поддержавшие Корнилова.
Им грозил солдатский самосуд и лишь срочный приезд в Бердичев членов
Чрезвычайной следственной комиссии фактически спас их от жестокой
расправы. Как и Корнилов, Деникин отрицал "конспирацию против Вре¬
менного правительства". Под усиленным конвоем, сквозь негодующую,
ревущую толпу солдат Деникина и других бердичевских арестантов с тру¬
дом доставили в поезд и перевезли в Быхов. Теперь в ожидании суда здесь
находились 32 человека. Внутреннюю охрану несли всадники личного
конвоя Корнилова - Текинского полка, внешнюю - солдаты Георги¬
евского батальона...
Алексеев выполнил задачу, поставленную перед ним Керенским, но
испытывал чувство досады и раздражения. 5 сентября, через несколько
дней после ареста Корнилова и других, Алексеев подал в отставку. В ра¬
порте он откровенно писал: "Страдая душой, вследствие отсутствия
власти сильной и деятельной, вследствие происходящих отсюда несчастий
России, я сочувствую идее генерала Корнилова и не могу пока отдать
143
свои силы на выполнение должности начальника штаба". Примерно через
неделю, уже вернувшись в Петроград, он написал конфиденциальное
письмо П. Милюкову. В этом письме Алексеев прямо указывал, что "дело
Корнилова" не было делом "кучки авантюристов", что в него замешаны
широкие круги общественности. Теперь, когда сотни корниловских офи¬
церов уволены, скрылись или арестованы, эта общественность обязана
помочь им морально и материально. Алексеев просил Милюкова содейст¬
вовать кампании по реабилитации корниловцев "в честной прессе" и че¬
рез "господ Вышнеградского и Путилова" организовать сбор средств
(300 тыс. руб) для них и их семей. В противном случае, предупреждал
Алексеев, Корнилов "вынужден будет широко развить перед судом всю
подготовку, все переговоры с лицами и их участие..."5.
* * *
Керенский победил. Его противники, претендовавшие на лидерство в
правом лагере, были устранены. Колчак еще до корниловского выступле¬
ния отбыл в Америку; Корнилов, Деникин и другие генералы находились
в "быховской тюрьме"; Алексеев, чувствовавший себя обиженным и
обманутым, ушел в отставку. Из всех названных только тень Корнилова
преследовала Керенского всю его долгую жизнь. Как для горьковского
Клима Самгина, сознававшего свою вину в гибели товарища в ледяной
проруби, мучительно звучали чьи-то слова: "А был ли мальчик, может,
мальчика-то и не было", - так и Керенского терзали голоса, утверждав¬
шие, что никакого корниловского заговора не существовало, что он,
Керенский, желая покончить с анархией в стране, фактически спрово¬
цировал выступление Корнилова, а затем предал его и тем невольно от¬
крыл дорогу большевикам. Доказательство существования заговора
Корнилова стало "идефикс" Керенского. Только оно, казалось ему, могло
снять с него ответственность перед историей за то, что произошло
позднее, - дальнейший рост "революционной анархии" и конечную победу
большевиков.
Весной 1918 г., еще находясь в Советской России, Керенский тщатель¬
но прокомментировал свои показания Чрезвычайной следственной ко¬
миссии и издал их отдельной книгой (Дело Корнилова. М., 1918), надеясь
доказать реальность корниловского заговора. Четырежды затем он
возвращался к этой теме: в 1923-1924 гг. - в связи с выходом в Париже 2-
го тома "Очерков русской смуты" А. Деникина; в 1937 г., когда русская
эмиграция отмечала 20-летие революции; в середине 50-х годов - уже в
связи с ее 40-летием, и, наконец, в последней своей книге "Россия и
поворотный пункт истории" (Нью-Йорк, 1965). Тщательнейшим образом
собирал Керенский малейшие доказательства в пользу существования
заговора и мятежа Корнилова. Любые возражения раздражали его, вы¬
зывали приступы гнева. Кажется, что и в могилу он сошел, угасающим
слухом улавливая коварный вопрос: а был ли заговор, а может, заговора-
то и не было?
5 ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 13. Л. 211 об.
144
последний шанс демократии
В многочисленных обращениях и приказах Корнилов заявлял, что
свою борьбу он вел и ведет во имя спасения России от ’’разрухи и разва¬
ла”. Выступление Корнилова, а вернее его провал привел к стремитель¬
ному нарастанию тех самых ’’разрухи и развала”, с которыми Корнилов
намеревался покончить. Иначе и не могло произойти. ’’Низы" (особенно
солдаты) увидели в корниловском выступлении угрозу свободе и воле,
попытку вернуть старый режим.
Генералы и офицеры в результате ’’корниловщины” полностью утеря¬
ли авторитет, подпадали под подозрение солдат и низовых комитетов.
Участились случаи убийства офицеров. Неподчинение их приказам и
распоряжениям становилось чуть ли не нормой. Дезертирство достигло
небывалых размеров. Под разными предлогами покидали фронт, да и
тыловые части не только солдаты, но и офицеры. Армия погибала.
Масса солдат хлынула в города и особенно в деревни. Здесь начинался
стихийный дележ земли помещиков и кулаков. Заполыхали имения,
усадьбы. Сельские органы самоуправления, созданные после Февраль¬
ской революции, оказывались бессильными.
Резко ухудшилось положение и в городах. Временное правительство,
сотрясаемое почти непрерывными кризисами, так и не сумело справиться
с экономической разрухой. Продовольствия не хватало. Росла безрабо¬
тица, поскольку из-за недостатка сырья многие заводы и фабрики закры¬
вались. Усилились проявления бандитизма и других уголовных преступле¬
ний, с которыми слабая милиция Временного правительства справиться
не могла.
По выражению одного из современников, к осени 1917 г. страна являла
собой ’’взбаламученное море темной стихии российской действитель¬
ности". Страну действительно необходимо было спасать. Но кто и как?
Правые, прокорниловские силы в конце августа - начале сентября
пережили свою "Нарву". Нет, они не перестали мечтать о "Полтаве", но
пока, несомненно, пребывали в шоке. Для новой попытки установления
твердого "порядка" сил у них не было. Угроза так называемой "второй
корниловщины" в ближайшем будущем была не чем иным, как прикры¬
вающим пропагандистским мифом Ленина и большевиков, а также мира¬
жем, от которого все еще не могло избавиться меньшевистско-эсеровское
руководство.
Кадеты, сочувствовавшие Корнилову и, как считали, поощрявшие его,
оказались скомпрометированными. Они, по определению кадета И. Гес¬
сена, пребывали в состоянии "сильной депрессии"; некоторые их лидеры,
наиболее подозреваемые, сочли наилучшим вообще на время исчезнуть
из Петрограда, отойти в тень.
На политической авансцене остались меньшевики и эсеры, контро¬
лировавшие многие Советы и ВЦИК Советов, которые вынесли, по¬
жалуй, основную тяжесть борьбы с "корниловщиной". В то же время на
эту авансцену быстро выходили большевики, казалось, разбитые в июле,
но проявившие себя в корниловские дни энергичными защитниками "за¬
145
воеваний революции”1. Ряд Советов под их влиянием принимал резо¬
люции об установлении Советской власти. В общем, политический маят¬
ник резко качнулся влево.. Это значит, что организующим началом, спо¬
собным справиться с тяжелейшими проблемами, с которыми столкнулась
страна, могли стать только левые, революционно-демократические силы.
Настал их час. Теперь почти все зависело от их желания и способностей
преодолеть раскол между собой. На заседаниях ВЦИК и Исполкома
Совета крестьянских депутатов раздавались взволнованные голоса с
горячим призывом к единению демократических сил. Будущий всемирно
известный социолог, а тогда правый эсер и член Исполкома Совета кре¬
стьянских депутатов Питирим Сорокин, рисуя катастрофическое положе¬
ние, в котором оказалась Россия, говорил, что он просто ’’просит и умо¬
ляет товарищей” покончить с разногласиями и распрями, объединить
усилия во имя спасения страны. В революционно-демократических кругах
крепла мысль: политика коалиции социалистов с буржуазией, с "цензови-
ками”, с кадетами, приведшая к "корниловщине”, обанкротилась и уже не
найдет широкой поддержки. Все еще находившийся в подполье, но вни¬
мательно следивший за развитием событий Ленин точно уловил момент,
когда в главном вопросе - идея коалиционной власти - меньшевики и
эсеры заколебались.
В этот момент Ленин проявил осторожную готовность пойти на ком¬
промисс с ними. Как разъяснял он в статье ”О компромиссах", этот ком¬
промисс мог состоять в том, что большевики отказались бы от своего
требования немедленного "перехода власти к пролетариату и беднейшим
крестьянам", а меньшевики и эсеры согласились бы "составить прави¬
тельство целиком и исключительно ответственное перед Советами’’1 2.
В.И. Ленин считал, что создание такого правительства будет означать
значительный шаг в деле дальнейшей демократизации страны, такой
демократизации, которая позволит большевикам "вполне свободно агити¬
ровать за свои взгляды". "Нам, - продолжал он, - бояться, при действи¬
тельной демократизации, нечего, ибо жизнь за нас...’’3 Это был довольно
точный расчет: большевизация "низов" быстро росла, и, получив неогра¬
ниченную свободу агитации, большевики с большим основанием могли
рассчитывать на оттеснение и даже вытеснение своих социалистических
оппонентов справа, отнюдь не столь радикально настроенных. В новой
ситуации игра революционными, популистскими лозунгами должна была
дать преимущество большевикам.
На протяжении приблизительно еще 10-12 первых дней сентября
Ленин в статьях, посылаемых в большевистский ЦК в Петроград, продол¬
жал варьировать мысль о политической благотворности блока большеви¬
ков с меньшевиками и эсерами. Большинство в ЦК воспринимало этот
курс и, кажется, готово было проводить его в жизнь.
Меньшевистско-эсеровское руководство ВЦИКа и Исполкома Совета
1 После провала "корниловщины" большевистские лидеры, арестованные в июльские
дни (Л. Троцкий и др.) были выпущены из тюрем на поруки или под залог и сразу же
включились в активную деятельность.
2 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 34. С. 135.
3 Там же. С. 136.
146
крестьянских депутатов оказалось перед нелегким выбором. Если коа¬
лиция с кадетами исчерпала себя, значит надо формировать власть
самим? Меньшевики и эсеры не решались пойти на это как по теоре¬
тическим, так в еще большей степени практическим соображениям.
Большинство из них прекрасно сознавали, что без участия буржуазии в
государственной и общественной жизни хаос и разруха в стране еще боль¬
ше возрастут.
Это как будто исключало возможность их блока, их коалиции с
большевиками, которые открыто провозглашали программу немедлен¬
ного начала социалистических преобразований после перехода всей влас¬
ти к Советам. Но и игнорировать большевиков, влияние которых быстро
росло было уже трудно. В качестве паллиатива меньшевистско-эсеров¬
ское руководство поддержало Керенского, когда 2 сентября он создал
Директорию - "Совет пяти", в который вошли "беспартийный" М. Тере¬
щенко, меньшевик А. Никитин и двое военных - генерал А. Верховский и
адмирал Д. Вердеревский. Формально в "Совете пяти" кадеты отсутство¬
вали, и лидеры меньшевиков и эсеров "со спокойной совестью" выразили
ему свою поддержку. Однако главный их политический замысел, обра¬
щенный в будущее, был направлен на то, чтобы путем создания широ¬
кого, общедемократического органа исключить возможность перехода
власти к большевизирующимся Советам.
На одном из заседаний ВЦИК на голосование были поставлены две
резолюции: большевистская "О власти", с требованием передачи власти
Советам, и меньшевистско-эсеровская, в которой говорилось о "сильной
революционной власти, созданной демократией". По мысли авторов этой
резолюции, власть должен был создать орган, представляющий не только
Советы, но и значительно более широкую "организованную демокра¬
тию", включавшую в себя кооперативы, земства, городские самоуправле¬
ния, армейские комитеты и другие организации. Так возникла идея Демо¬
кратического совещания, призванного создать новую коалиционную
власть - власть, представленную социалистическими партиями.
ЦК большевиков, ориентированный ленинскими статьями начала сен¬
тября, содержащими идею поисков "левого блока", поддержал созыв
Демократического совещания и участие в нем.
Демократическое совещание открылось 14 сентября в Александрий¬
ском театре. На нем присутствовали более тысячи делегатов, из них
532 эсера, 305 меньшевиков, 55 народных социалистов, 17 "беспартийных
социалистов" и только 4 кадета. Большевиков насчитывалось 134. С
большой речью выступил Керенский, встреченный аплодисментами од¬
них и криками протеста других. Он много говорил о Корнилове и
корниловском выступлении, подчеркивал свою роль в его провале: "Я
считаю нужным категорически заявить, что сведения о готовящемся и
возможном военном перевороте стали мне известны задолго до событий
и с тех пор принимались все меры, какие только были возможны; я
боролся и предупреждал это событие... Да, мы знали и были готовы. Мы
были на страже... Я знаю, чего они хотели, потому что прежде, чем
искать Корнилова, они приходили ко мне и мне предлагали стать на этот
путь..."
147
’’Временное правительство, - заверял Керенский, - что бы не говорили
слева и справа, все время остается на одном и том же пути. Пусть оттуда и
отсюда нас называют фантазерами и мечтателями... Мы действуем на
началах разума и солидарной работы всех элементов... Товарищи-гражда¬
не! Все, что вызывает разлад и междуусобицы... является тем путем, по
которому подготовляли себе возвращение старые боги и подлинная
контрреволюция... "4
Главный вопрос, на который совещание должно было ответить, сфор¬
мулировал меньшевик М. Скоблев: "Должны ли и впредь быть привлече¬
ны к власти цензово-буржуазные элементы?"
Очень быстро выявились три основные позиции. Правая - ее сторон¬
ники (И. Церетели, Н. Чхеидзе, Н. Авксентьев и др.) после некоторых
колебаний выступили за возобновление политики коалиции с "цензовыми
элементами". Бывший министр труда, меньшевик М. Скоблев так моти¬
вировал ее. "С точки зрения политики идея коалиционной власти нами
мыслилась как идея, которая может и должна предотвратить опасность
гражданской войны до Учредительного собрания. Власть демократии без
цензовых элементов, надо прямо сказать, будет социалистической, будет
властью однородных социалистов, а может быть, и товарищей большеви¬
ков. Но опыт... дает мне основание сказать, что не более блестящие ре¬
зультаты в области хозяйственных вопросов будут у Временного прави¬
тельства однородных социалистов и большевиков, чем у прежнего прави¬
тельства... Массы тоже проклянут эту власть, неспособную дать на другой
день хлеба и мира... Наши учителя нас учили, что поведение буржуазии
зависит не только от ее намерений, но и от классовой тактики партии, ей
антагонистической... В такой момент разве не необходимо напрячь все
силы, которые заинтересованы в сохранении буржуазно-демократиче¬
ского организма? Я остаюсь непоколебимым сторонником идеи коалиции
с буржуазно-промышленными элементами"5.
Вторая позиция - центристская, сторонники которой, отвергая коали¬
цию в ее майско-августовском варианте, выдвигали идею создания коали¬
ции с демократическими элементами буржуазии, с кадетами, открыто
отвергавшими "корниловщину". Эту позицию, пожалуй, наиболее полно
выразил меньшевик Б. Богданов. "Почему правительство, даже одушев¬
ленное лучшими намерениями, - вопрошал он, - не в состоянии прово¬
дить политику реформ, необходимых стране?" И отвечал: "Я скажу, - я
сторонник коалиционного правительства, но теперь говорю: одна из
главных причин - бесспорно коалиционный состав правительства. Одна
часть правительства непрерывно тормозила работу другой. То обсто¬
ятельство, что все реформы тормозятся, отрывало правительство от
широких слоев народа..." Поэтому, продолжал Богданов, "мы должны
искать осуществления нашей программы в создании демократической ре¬
волюционной власти". Но тут же он делал важную, принципиальную ого¬
ворку: создание такой власти не должно исключать из нее "тех цензовых
элементов, которые способны осуществлять программу спасения страны".
4 ГА РФ. Ф. 1798. Оп. 1.Д. 3. Л. 5-13.
5 Там же. Д. 4. Л. 1-7.
148
Да, говорил Богданов, те буржуазные, кадетские элементы, которые
были замешаны в ’’корниловщине", не должны входить в новую коали¬
цию, "с ними переговоров быть не может". Но разве вся кадетская партия
"в целом замешана в этом деле"? Есть кадеты, есть "цензовые элементы",
которые боролись вместе со всей демократией, и совершенно неправиль¬
но отрывать от демократии и революции силы, еще способные им слу¬
жить6.
Третья позиция - левая. Те, кто ее разделял (Ю. Мартов, В. Чернов,
М. Спиридонова и др.), отвергали политику коалиции с кадетами и выдви¬
гали идею создания власти на базе соглашения широких демократических
сил, представленных не только Советами, но и другими революционно-
демократическими и демократическими органами. Это была позиция со¬
ветского большинства7. Мартов так обосновывал ее: "Правительственная
коалиция с буржуазными классовыми партиями роковым образом
осуждала центральную власть на бездействие в области творческой рабо¬
ты, на зигзаги и шатания во всей политике, на все большее отрывание ее
от широких народных масс и, вместе с тем, на постоянную потерю дове¬
рия со стороны этих масс, чреватой опасностью стихийных движений...
Настало время, когда положение вещей должно быть в корне изменено,
если революции не суждено пережить новую полосу тягчайших испыта¬
ний..." "Делегация Советов рабочих и солдатских депутатов, - продолжал
он, - призывает решительно отвергнуть всякое соглашение с цензовыми
элементами... и приложить свои силы к делу создания истинно револю¬
ционной власти, способной разрешить неотложные задачи революции и
ответственной впредь до Учредительного собрания перед полномочным
представительством трудящихся народных масс".
Признавая, что таким представительством, носителем "идеи народо¬
властия" являются прежде всего Советы, Мартов в то же время подчер¬
кивал, что свою роль они могут выполнить "лишь в тесном контакте и
единении со всеми другими организациями, которые созданы револю¬
ционным творчеством демократии для выполнения определенных со¬
циальных функций - органами местного самоуправления, армейскими
организациями, земельными, фабрично-заводскими, продовольственными
комитетами и т.д., равно как и прежде созданными экономическими и
классовыми организациями (кооперативы, профсоюзы)..."8
Большевики на Демократическом совещании поначалу заняли не
вполне определенную позицию. Выступивший Л. Каменев выразил точку
зрения, фактически идентичную позиции советского большинства. "Мо¬
жет ли быть продлен новый опыт коалиции? - спрашивал он. - Я отвечаю
на этот вопрос отрицательно. И вот почему. Если мы признаем про¬
грамму, принятую на Московском совещании, то где же те силы, те поли¬
6 Там же. Д. 3. Л. 28-40. Подробнее см.: Богданова Н. Мой отец - меньшевик. М., 1994.
7 Позицию советского меньшинства высказал меньшевик Ф. Дан. Суть ее заключалась в
следующем: "Мы считаем нужным и теперь звать к участию все цензовые элементы, спо¬
собные осуществлять неотложные задачи революции, готовые идти революционным путем
и не скомпрометировавшие себя ни прямым, ни косвенным участием в корниловском
мятеже" (Там же. Д. 7. Л. 23).
8 Там же. Л. 19-21.
149
тические группы, которые пойдут на осуществление ее? У цензовых
элементов имеется только такая политическая партия — кадеты. Но она
не принимает этой программы, как это было выяснено на Московском
совещании. На этой платформе коалиции с ней сделать мы не можем, но
если отвергнуть партию народной свободы, то тогда нет никаких поли¬
тических группировок, с которыми можно вступать в коалицию. Нечего
себя обманывать... Единственный выход - власть должна быть не коали¬
ционной, власть должна перейти в руки демократии, не к Советам рабо¬
чих и солдатских депутатов, а в руки той демократии, которая здесь
сегодня достаточно полно представлена"9.
Другие же большевики, выступавшие по поручению различных орга¬
низаций, "брали" левее. Например, П. Милютин заявил: "Соглашатель¬
ство с буржуазией было путами на творчестве революционного народа...
Спасти страну можно будет только тогда, когда власть будет властью
Советов рабочих и солдатских депутатов"10 11.
С яркой речью выступил Л. Троцкий: "...в такую эпоху, товарищи,
коалиционная власть после того, как движущие силы революции разо¬
шлись, коалиционная власть есть высшая историческая бессмыслица, ко¬
торая не может удержаться, или высшее лукавство имущих классов для
того, чтобы обезглавить народные массы, чтобы лучших, наиболее авто¬
ритетных людей взять в политический капкан и потом предоставить
массы самим себе, как они говорят, разнузданную стихию, или утопить ее
в своей собственной крови..." Он огласил программу большевиков, вклю¬
чавшую требование отмены смертной казни, передачу всей земли народу,
рабочий контроль над промышленностью и т.д., и заявил, что для осуще¬
ствления этой программы необходимо "передать власть советским орга¬
низациям". "Мы с величайшим уважением относимся к городским думам и
земствам, - говорил Троцкий, - но та опора, которая нужна - эта опора -
Советы, за которыми стоят организованные рабочие и солдаты. И вот
почему я говорю: товарищи, какую бы власть вы не создали, апеллируйте
к Советам!"11
Вероятно, под влиянием позиции Л. Троцкого и всей левой части
большевистской фракции несколько скорректировал свою позицию и
Каменев. Выступая на собрании членов президиума Совещания с предста¬
вителями фракций, он заявил: "Есть один выход из положения - это
образование однородного демократического министерства. Мы, конечно,
не можем отказаться от своей точки зрения, от того, что власть должна
быть создана Советами, но так как вопрос должен быть разрешен сего¬
дня, мы, большевики, считаем однородное демократическое министер¬
ство, созданное на Совещании, единственно возможным до съезда Сове¬
тов и обеспечиваем дальнейшее мирное развитие революции". "Такому
министерству никаких угроз слева не будет", - твердо пообещал Ка¬
менев12.
В ходе работы Демократического совещания становилось все яснее,
9 Там же. Д. 3. Л. 25-26.
10 Там же. Д. 5. Л. 6.
11 Там же. Д. 7. Л. 27-32.
12 Там же. Д. 9. Л. 4.
150
что к трем позициям по вопросу о власти, сформировавшимся в рядах
меньшевиков и эсеров, прибавляется четвертая, - позиция большевиков,
правда пока не формулируемая с присущей им определенностью и катего¬
ричностью. Революционная демократия была поражена глубоким раско¬
лом. Он в полной мере проявился при голосовании резолюции о власти по
фракциям и на совместных заседаниях. Результаты общего голосования,
проведенного 19 сентября, оказались парадоксальными. За коалицию с
"цензовыми” элементами в принципе высказались 766 делегатов, против -
688, воздержались - 38. Затем голосовались две поправки к резолюции.
Первая: из коалиции исключаются кадеты, замешанные в "корниловском
мятеже"; и вторая: из коалиции исключается кадетская партия вообще.
Обе поправки были приняты. Когда же на голосование поставили резо¬
люцию с обеими поправками, результаты оказались следующими: против
нее проголосовали 813 человек, за - 183 и воздержались - 80. Против на
сей раз голосовали 688 ее противников, выявившихся при первом го¬
лосовании (без поправок), плюс сторонники коалиции с кадетами, так как
одни "цензовые" элементы (без кадетов) их не удовлетворяли.
Демократическое совещание зашло в тупик. 20 сентября состоялось
совместное заседание президиума Демократического совещания, ЦК со¬
циалистических партий и представителей крупнейших делегаций. Однако
и здесь 60 голосами против 50 была принята резолюция о создании
"однородной социалистической власти", т.е. без кадетов. Но на этом же
заседании было принято решение о выделении из состава Демократиче¬
ского совещания так называемого Предпарламента - Временного совета
Российской республики. И тут в противоречии с первой резолюцией -
о создании однородного социалистического правительства - 56 голосами
против 48 было принято предложение о пополнении Предпарламента
буржуазными ("цензовыми") элементами.
Вслед за тем сторонники коалиции с кадетами одержали еще одну
победу. Была принята резолюция, в соответствии с которой Предпарла¬
мент не создавал правительство, а должен был лишь содействовать его
созданию. Следовательно, ответственность правительства перед Пред¬
парламентом сводилась на нет. Таким образом, Предпарламент превра¬
щался в некий "совещательный" орган, а у Керенского, после разгрома
"корниловщины" стремившегося освободиться от "давления" слева, раз¬
вязывались руки. 25 сентября в окончательном виде было сформировано
третье коалиционное Временное правительство, в которое наряду с со¬
циалистами (меньшевиками и эсерами) вошли и... кадеты, те самые ка¬
деты, чья политическая деятельность после корниловского выступления,
казалось, начала клониться к закату и чуть было не оказалась пере¬
черкнутой Демократическим совещанием.
Круг замкнулся. Пять месяцев, начиная с мая 1917 г., когда было созда¬
но первое коалиционное правительство, эта политическая система, осно¬
ванная на блоке меньшевиков и эсеров с кадетами, плохо ли, хорошо ли,
но все-таки сдерживала общественный раскол, угрожавший гражданской
войной. Правда, это сдерживание достигалось ценой уклонения, от реше¬
ний острых проблем, стоявших перед страной, ценой откладывания этих
решений до Учредительного собрания. В этом проявилась определенная
151
слабость кадетско-социалистической коалиции. Демократическое сове¬
щание, казалось, давало шанс на реорганизацию власти, на ее сдвиг
влево, путем формирования новой коалиции - демократической, однород¬
носоциалистической. Этот шанс был упущен из-за внутренних разногла¬
сий в революционно-демократической среде...
Внимательно следя за работой Демократического совещания, Ленин в
своем укрытии, вероятно, приходил в ярость. Он и в начале сентября,
взвешивая возможности компромисса с меньшевиками и эсерами, был
скептичен. ’’Демократическая говорильня” подтверждала самые худшие
его предположения, и в середине сентября позиция Ленина резко измени¬
лась. От недавних рассуждений о пользе поисков соглашения с меньшеви¬
ками и эсерами в рамках Советов не осталось и следа. Теперь он просто
клеймил возможность всяких парламентских переговоров и соглашений с
энергией невероятной силы. Демократическое совещание он считал
’’подтасованным". «Единственное назначение Предпарламента, - раздра¬
женно писал он, - надуть массы, обмануть рабочих и крестьян, отвлечь их
от новой растущей революции, засорить глаза угнетенных классов новым
нарядом для старой, уже испытанной, истрепанной, истасканной ’’коали¬
ции" с буржуазией...»13
Ленин требовал, чтобы большевики решительно покончили со всеми
иллюзиями в отношении Демократического совещания и Предпарла¬
мента, ибо они не хотят создать власть, способную вывести страну из
тупика, отвратить грозящую катастрофу путем радикальных преобразо¬
ваний, удовлетворяющих жизненные интересы трудовых "низов" -
рабочих, крестьян, солдат. Решение вопроса о такой власти, настаивал
Ленин, лежит вне Предпарламента, лежит "в рабочих кварталах Питера и
Москвы’’14. Он призывал больше не тратить времени на пустые слово¬
прения, а сосредоточить усилия на работе среди рабочих и солдат, ибо
"там нерв жизни, там источник спасения революции". В 20-х числах сен¬
тября Ленин вообще пришел к выводу, что участие большевиков в Демо¬
кратическом совещании и в Предпарламенте - ошибка. "Надо бойкотиро¬
вать Предпарламент, - призывал он. - Надо уйти в Совет рабочих,
солдатских и крестьянских депутатов, уйти в профессиональные союзы,
уйти вообще к массам. Надо их звать на борьбу’’15. Всякие предположения
о возможности каких-то компромиссов и соглашений с другими со¬
циалистическими партиями были безоговорочно отброшены.
И Ленин сделал вывод: партия должна начать подготовку к вооружен¬
ному восстанию. В статье "Большевики должны взять власть" он писал:
"Получив большинство в обоих столичных Советах рабочих и солдатских
депутатов, большевики могут и должны взять власть в свои руки...
Вопрос о том, чтобы задачу сделать ясной для партии: на очередь дня
поставить вооруженное восстание... завоевание власти, свержение прави¬
тельства’’16.
Резкий поворот Ленина далеко не сразу нашел понимание и поддержку
13 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 34. С. 260-261.
14 Там же. С. 245.
15 Там же. С. 247, 262:
16 Там же. С. 239, 240.
152
в большевистском руководстве. "Мы все так и ахнули", - вспоминал
Н. Бухарин. И было отчего. Надежды и расчеты, связанные с Демократи¬
ческим совещанием, Предпарламентом, предстоящим II съездом Советов,
продолжали жить. Ленинские письма о необходимости восстания иногда
вообще оставались без ответа, из других вычеркивались указания на
такие "ошибки", как решение большевиков участвовать в работе Пред¬
парламента, их готовность предоставить меньшевикам места в президиу¬
ме Петроградского Совета, уже ставшем большевистским.
На заседании большевистского ЦК 15 сентября вообще было решено
уничтожить экземпляры писем Ленина "Большевики должны взять
власть" и "Марксизм и восстание", в которых ставился вопрос о восста¬
нии, сохранив только один экземпляр. Н. Бухарин позднее так объяснил
это решение: "Мы хотя и верили в то, что безусловно в Питере и Москве
нам удастся взять власть в свои руки, но полагали, что в провинции мы
еще не сможем удержаться, что, взявши власть и разогнавши Демокра¬
тическое совещание, мы не сможем закрепить себя во всей остальной
России"17. Но имелась и более прозаическая причина: тревоги июльских
дней с их возможными тяжелыми последствиями еще не изгладились из
памяти. Они напоминали об осторожности... На том же заседании ЦК
решено было "принять меры к тому, чтобы не возникло каких-либо
выступлений в казармах и на заводах"18. Это соответствовало заверению
большевиков, данному на Демократическом совещании: не предпри¬
нимать никаких выступлений против власти до созыва очередного съезда
Советов. Ленину предстояла еще одна борьба против по крайней мере
части руководства собственной партии, примерно так, как это было в
апреле, когда он "пробивал" свои "Апрельские тезисы". И он, не колеб¬
лясь, готов был начать эту борьбу.
В конце сентября Ленин заявил о возможности его выхода из ЦК при
оставлении за собой права агитировать за свою точку зрения в низах
партии и на съезде партии. Резкость, категоричность его позиции опре¬
делялись убежденностью, что сотрудничество в Предпарламенте и ожида¬
ние съезда Советов губительны для революции19.
В конце сентября или начале октября Ленин нелегально вернулся в
Петроград и поселился в квартире М.В. Фофановой на Выборгской сто¬
роне. Он знал цену своего личного присутствия и не ошибся и на этот раз.
7 октября ЦК большевиков опубликовал сообщение о выходе из Пред¬
парламента. Это был первый успех Ленина, но еще не окончательный.
17 Пролетарская революция. 1922. № 10. С. 318-319.
18 Протоколы ЦК РСДРП)б). М., 1958. С. 55.
19 См.: Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 34. С. 283.
153
ДЕВЯТЬ РЕШАЮЩИХ ГОЛОСОВ
10 октября нелегально собравшиеся члены большевистского Цен¬
трального Комитета впервые (после июльских событий) с участием В.И.
Ленина обсудили вопрос о вооруженном восстании. Полный состав ЦК,
избранный на VI съезде партии, включал 21 члена и 10 кандидатов.
В принятом тогда же Уставе не указывалось число голосов, определяв¬
ших наличие кворума. Но для кооптации в ЦК новых членов требовалось
две трети голосов, что дает основание считать, что неменьшее число го¬
лосов необходимо было и для принятия важнейших политических реше¬
ний. На заседании ЦК, состоявшемся 10 октября в квартире на Карповке,
32, как следует из протокола, присутствовало 11 членов и 1 кандидат, т.е.
чуть больше половины состава. Имелись сомневающиеся и колеблю¬
щиеся. Они говорили об ’’абсентизме и равнодушии масс’’, о слабостях
партии "в технической части и в других сторонах работы’’, об отсутствии
революционного движения на Западе, без помощи которого социалисти¬
ческий переворот в России обречен, и т.д.
Ленин упрямо отводил все эти доводы, указывая, что абсентизм и
равнодушие - следствие утомления части масс от ’’слов и резолюций”, что
большинство (в том числе и крестьян) твердо идет за большевиками, что
и с точки зрения международной именно большевики могут и должны
проявить инициативу. Он делал вывод, что политически дело совершенно
созрело для перехода власти к Советам, а факты оживления и активи¬
зации контрреволюционных сил только вынуждают к решительным
действиям. Ленин поставил на голосование резолюцию, констатирую¬
щую, что "вооруженное восстание неизбежно и вполне назрело", и при¬
зывающую партию "с этой точки зрения обсуждать и разрешать все прак¬
тические вопросы"1.
Десять человек высказались "за", двое - "против" (Л. Каменев и Г. Зи¬
новьев). Они направили в партийные организации пространный документ
"К текущему моменту", утверждая, что "объявлять сейчас вооруженное
восстание значит ставить на карту не только судьбу нашей партии, но и
судьбу русской и международной революции". Они считали, что у боль¬
шевиков уже теперь "превосходные шансы" на выборах в Учредительное
собрание, а дальнейший рост революционного движения в конце концов
вынудит меньшевиков и эсеров "искать союза" с большевиками. При та¬
ком исходе Учредительное собрание должно будет опереться только на
Советы. "Учредительное собрание плюс Советы - вот тот комбини¬
рованный тип государственных учреждений, к которому мы идем", - пи¬
сали Л. Каменев и Г. Зиновьев. Исходя из этого, они предлагали партии
"оборонительную позицию". "Дело идет о решительном бое, - писали
они, - и поражение в этом бою было бы поражением революции"1 2.
Как видим, резолюция Ленина о вооруженном восстании собрала менее
половины голосов состава ЦК - 9 из 21. Дальнейшие события показали,
что, если бы ЦК собрался в более полном составе, к Каменеву и
1 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 34. С. 391-393.
2 Протоколы ЦК РСДРП(б). М., 1958. С. 87-92.
154
Зиновьеву примкнули бы, пожалуй, еще несколько человек (например,
А. Рыков, В. Милютин, В. Ногин и др.).
Есть много свидетельств, согласно которым и после принятия резо¬
люции от 10 октября она не получила воплощения. Л. Троцкий отмечал,
что резолюция не положила конец разногласиям в ЦК... В каждой орга¬
низации партии, в каждом губернском ее комитете имелись люди тех же
настроений, что Зиновьев и Каменев; во многих комитетах они составля¬
ли большинство. Значительная часть большевистского руководства не
хотела вооруженного восстания! Это было несомненно так, ибо в против¬
ном случае Ленину и его сторонникам не потребовался бы новый созыв
ЦК, на сей раз с участием представителей некоторых партийных органи¬
заций. В.И. Ленин вновь повторил свою традиционную оценку обстанов¬
ки. Положение ясное, констатировал он, "либо диктатура корниловская,
либо диктатура пролетариата и беднейших слоев крестьянства"3. Отсюда
следовало: если теперь большевики, уже имеющие большинство в неко¬
торых Советах, не решатся взять власть, то она окажется в руках "корни¬
ловцев второго призыва"; "керенщина", доведшая страну до развала, об¬
речена. Что касается международного положения, то оно дает целый ряд
объективных данных в пользу того, что пролетарская Европа будет на
стороне социалистической революции в России. Правда, сколько-нибудь
серьезных конкретных аргументов, подтвержающих оба эти гипотиче-
ские доводы, он не привел, да и не мог привести, хотя в потенции и то, и
другое было возможно. Тем не менее Ленин считал необходимым прове¬
дение "самой решительной, самой активной политики, которая может
быть только вооруженным восстанием"4.
Доклады с мест и прения по "текущему моменту" носили многообраз¬
ный характер. Приводились данные о том, что не во всех районах Петро¬
града революционное настроение одинаково, что не везде в равной сте¬
пени проведена подготовка и т.п. Но дискуссия, в сущности, развернулась
вокруг следующей альтернативы: активная, наступательная позиция,
вооруженное восстание для перехода всей власти к Советам (точка зрения
В.И. Ленина) или "оборонительная позиция", ожидание Учредительного
собрания и съезда Советов (точка зрения Каменева и Зиновьева).
Гарантию успеха для большевиков Ленин видел в активных действиях
большевизированных и анархиствующих "низов", в их прямой вооружен¬
ной атаке на власть, что предполагало определенную степень риска и
даже авантюризма. Каменев и Зиновьев рассчитывали прийти к цели
посредством постепенных политических "передвижек" в "верхах". Так¬
тика Ленина была тактикой революционеров с ее дантоновским девизом:
"Смелость, смелость и еще раз смелость!" Тактика Каменева и Зи¬
новьева - тактика "революционных парламентариев", готовых разделить
власть с другими демократическими силами.
ЦК принял ленинскую резолюцию, которая гласила: "Собрание вполне
приветствует и всецело поддерживает резолюцию ЦК (от 10 октября. -
Г.И.), призывает все организации и всех рабочих и солдат к всесторонней
3 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 34. С. 394.
4 Там же. С. 395.
155
и усиленнейшей подготовке вооруженного восстания, к поддержке созда¬
ваемого для этого Центральным Комитетом центра и выражает пол¬
ную уверенность, что ЦК и Совет (Петроградской. - Г.И.) своевре¬
менно укажут благоприятный момент и целесообразные способы насту¬
пления”5.
Протокол заседания ЦК партии большевиков 16 октября не зафикси¬
ровал, кто именно из членов ЦК персонально на нем присутствовал. Но
это восполнимо: в протоколе имеются записи выступлений. Можно почти
достоверно предположить, что теперь присутствовали 12 членов ЦК и 1
кандидат. За ленинскую резолюцию проголосовали 9 человек, 2 - воз¬
держались и 2 (все те же Зиновьев и Каменев) высказались "против”.
Видимо, решающими следует считать лишь голоса 12 присутствующих
членов ЦК, из которых двое выступили против резолюции, а один воз¬
держался (голос кандидата в члены ЦК не являлся решающим). Следо¬
вательно, резолюция Ленина вновь собрала всего 9 голосов, т.е. менее
50% состава ЦК. Имела ли она законную силу?
На том же заседании 16 октября ЦК создал Военно-революционный
центр (Свердлов, Сталин, Бубнов, Урицкий, Дзержинский), который дол¬
жен был войти в Военно-революционный комитет (ВРК), уже действо¬
вавший при Петроградском Совете. ВРК не был исключительно больше¬
вистским органом: в него входили и некоторые левые эсеры. Однако, по¬
скольку Петроградский Совет уже возглавлял Л. Троцкий, а теперь в
ВРК была включена пятерка членов большевистского ЦК, Военно¬
революционный комитет на практике превращался в легальный штаб, за
которым стоял ЦК большевиков.
Но Каменев и Зиновьев не сдавались. Через два дня в "непартийной”
газете ’’Новая жизнь”, редактируемой М. Горьким, Каменев выступил с
заявлением, в котором, с одной стороны, утверждалось, что решения
партии о вооруженном восстании не существует, а с другой - содержалось
предупреждение "против всякой попытки брать на себя инициативу
вооруженного восстания".
Таким образом, Каменев (он писал и от имени Зиновьева) выступил
против решения большинства ЦК, хотя прямо об этом в его заявлении не
говорилось. Но В.И. Ленин считал, что вреда от этого даже больше, "ибо
намеками говорить еще опаснее". Ленин охарактеризовал поступок Каме¬
нева и Зиновьева как штрейкбрехерство и, несмотря на то что они были
его близкими товарищами, потребовал исключить их из партии. Взволно¬
ванность и категоричность Ленина понять нетрудно: ведь фактически с
середины сентября он вел борьбу, чтобы добиться от ЦК твердого
решения и покончить с "предпарламентскими иллюзиями", взять курс
на вооруженное восстание. И когда наконец такое решение с трудностя¬
ми было принято, двое членов ЦК фактически попытались блокиро¬
вать его.
Каменев и Зиновьев не были исключены из партии. Редакция "Прав¬
ды", где важную роль играл Сталин, фактически взяла их под защиту. В
заявлении "от редакции" было сказано, что "резкость тона статьи тов.
5 Там же. С. 397.
156
Ленина не меняет того, что в основном мы останемся единомышленника¬
ми”6. Сталин сыграл в обе стороны. Он голосовал за ленинскую резо¬
люцию о восстании, но и сохранял связь с ее противниками.
20 октября ЦК запретил Каменеву и Зиновьеву выступать с какими-
либо заявлениями против решения ЦК и намеченной им линии. Они под¬
чинились партийной дисциплине или проявили политическую бесприн¬
ципность, а может быть, и то, и другое.
Политическая линия Ленина победила так же, как она побеждала и на
других крутых поворотах между Февралем и Октябрем.
Большевистские ораторы, громившие Временное правительство и
’’соглашателей", становились любимцами петроградского плебса - рабо¬
чих, солдат, матросов. Ф. Степун, не раз слушавший их выступления,
вспоминал: "Особенно блестящ, надменен и горяч был в те дни Троцкий,
особенно отвратителен, нагл и пошл - Зиновьев. Первому хотелось
пустить пулю в лоб, второго - растереть сапогом. Унижало чувство бес¬
сильной злобы и черной зависти к тому стихийно-великолепному
мужеству, с которым большевики открыто издевались над правитель¬
ством... Конечно, задача большевиков облегчалась тем, что заодно с
ними действовали и все низменные силы революции... Все это так, но
надо все же признать, что в искусстве восстания, изучением которого
особенно увлекался Ленин, большевики показали себя настоящими масте¬
рами"7.
6 Протоколы ЦК РСДРП(б). С. 115.
7 Степун Ф. Бывшее и несбывшееся. Лондон, 1990. Т. 2. С. 185.
ES SCHWINDELT*
Демократическое совещание и Предпарламент были теми опорами,
которые либеральная и демократическая общественность попытались
подвести под существующую власть. Но общее положение почти непре¬
рывно ухудшалось, и ощущение было таково, что Временное прави¬
тельство бессильно. По выражению одного из современников - черного
юмориста, при взгляде на министров казалось, что даже брюки сидели на
них как на покойниках. Керенский вызывал теперь не то чтобы неува¬
жение, а скорее презрение. Былые восторги перед ним испарились. В
правых кругах его ненавидели. Некий петербургский чиновник, узнав о
свержении Временного правительства, 26 октября писал в дневнике:
"Министры арестованы и, говорят, порядком избиты. Так им и надо,
достаточно натворили глупостей, пускай теперь расплачиваются. Жаль,
что Керенский удрал, а не повешен". И затем еще несколько записей в
таком же духе: "Правые не станут поддерживать такого прохвоста, как
Керенский... Я об одном мечтаю - видеть Керенского повешенным".
В "низах", даже небольшевистских, Керенского откровенно презирали. О
нем распускали дикие слухи.
Головокружение (нем.).
157
Служащий морского министерства Г. Князев, который вел тогда под¬
робный дневник, записывал: ”И еврей-то перекрещенный он, и пьянст¬
вует в Зимнем дворце, валяясь на кровати Александра III, и развелся со
своей женой, и женился на артистке Тиме, и свадьба их была в дворцовой
церкви, причем при царском венчании. И эти дикости повторяют всюду, и
даже интеллигенты”1.
Керенский изменился. По воспоминаниям некоторых, близко наблю¬
давших его в сентябрьско-октябрьские дни, в нем появилась какая-то не
свойственная ему ранее неторопливость, даже вялость. Он стал стараться
избегать ситуаций, в которых от него требовались незамедлительные
решения, нередко менял свое мнение; по свидетельствам министров, на
его обещания иногда трудно было положиться.
После Октября Керенский потратил немало усилий, чтобы доказать,
будто в правом, прокорниловском лагере после поражения в конце
августа был разработан, новый ’’план" борьбы с Временным правитель¬
ством. На сей раз он якобы строился на учете опыта первой "корнилов¬
щины", усвоении ее уроков. В первый раз, заявив о борьбе с большевиз¬
мом и Советами, правый лагерь оказался перед единым революционно-
демократическим фронтом и потерпел поражение. Теперь будто бы
решено было не препятствовать большевизму в его борьбе с правитель¬
ством, т.е. в сущности парадоксальным образом принять большевистский
лозунг "Никакой поддержки Временному правительству!", выдвинутый
еще в апреле. Не сомневаясь, что лишенное поддержки большевизи-
ровавшихся Советов, Временное правительство будет быстро и легко
свергнуто, правые еще менее сомневались в том, что большевики удер¬
жатся у власти в лучшем случае несколько недель, после чего раз¬
лившаяся по стране анархия позволит относительно быстро привес¬
ти к власти "генерала на белом коне". Уверенность в наличии такого
"плана" и проведении его в жизнь Керенский сохранил до конца жизни.
Но существовал ли такой план в действительности, или Керенский
создал его для самореабилитации, для доказательства того, что он был
свергнут "коварными" ударами как слева, так и справа в тот самый мо¬
мент, когда под его руководством "демократический режим", казалось,
вот-вот наконец должен был стабилизироваться? Так ли уж не прав был
Керенский в своих обвинениях и подозрениях?
Один из активных деятелей ВЦИК и Предпарламента, меньшевик
Ф. Дан, сомневаясь в наличии у правых сил специального плана борьбы с
правительством и теми, кто его еще поддерживал, в то же время считал,
что в их среде крепла определенная политическая тенденция, суть ко¬
торой сводилась к следующему: в момент, когда Временное прави¬
тельство окажется под ударом большевиков, консервативно настроенные
военные получат возможность "спасти" его, а затем продиктовать ему
свою волю. Ожидание "правого удара" никогда не покидало революцион¬
ную демократию...
1 Князев Г. Из записной книжки русского интеллигента за время войны и революции.
1915-1922 Ц Русское прошлое. СПБ., 1991. № 2. С. 170-171. В слухах об актрисе Тиме
присутствовал, видимо, какой-то отголосок действительного разлада в семье Керенского в
те дни.
158
Однако вчерашние корниловцы не только не были готовы подставить
свое плечо правительству в случае большевистского восстания, но и не
намеревались этого делать. "Над Россией, - писал видный кадетский
публицист А. Изгоев, - повис рок, и пусть скорее придут большевики...
Царствие их будут считать, если не неделями, то месяцами”. Цитирован¬
ный выше петербургский чиновник, внимательный свидетель предок¬
тябрьских и октябрьских событий, сделал в дневнике, правда уже через
несколько дней после победы Октябрьского восстания, весьма приме¬
чательную запись: ”Я лично смотрю очень мрачно. Впереди еще много
несчастий. Катастрофическое повальное бегство солдат из окопов, все
разрушающее и уничтожающее на своем пути и распространяющее еще
большую анархию по всей стране. Голод всеобщий, но в особенности в
Петрограде... Жестокая безработица... В результате банды голодных,
безработных, озлобленных и не удовлетворенных пресловутой свободой
товарищей. В виде апофеоза - повсеместные жидовские погромы, кото¬
рые, конечно, несмотря на всю привлекательность для души, нельзя при¬
ветствовать разумом. В этом апофеозе выльется вся безграничная злоба,
которая во всех накопилась, без различия сословий и партий, и после бури
наконец наступит успокоение страстей. Так мне представляется ход
событий. Отдельные части России будут самоопределяться, дондеже это
им самим не омерзеет, и пока они не сольются снова в русском море,
возглавляемом монархией".
Было ли это миражем, рожденным умами, затуманенными отчаянием
и злобой? Послушаем мнение Ленина. В канун Октября он отмечал, что
черносотенцы иногда злорадно желают победы большевиков, "уверен¬
ные, что большевики не удержат власти". Буржуазно-помещичья реак¬
ция, писал он, "всегда будет злобно кричать: лучше бы всего сразу и на
долгие годы избавиться от большевиков, если бы подпустить их к власти
и затем разбить наголову"2.
В "Письме к товарищам", написанном в канун Октября, анализируя и
опровергая доводы противников восстания и колеблющихся, В.И. Ленин
остановился, в частности, и на таком их доводе: "...вот если бы корни-
ловцы опять начали, тогда мы бы показали! А начинать самим, к чему
рисковать?.. А если корниловцы второго призыва научились кое-чему?
Если они дождутся голодных бунтов, прорыва фронта, сдачи Питера, не
начиная до тех пор? Что тогда?"3
Л. Троцкий дает на этот вопрос четкий ответ: "Если бы большевики не
взяли власть в октябре-ноябре, они, по всей вероятности, не взяли бы ее
совсем. Вместо твердого руководства массы нашли бы у большевиков все
то же, уже опостылевшее им расхождение между словом и делом и
отхлынули бы от обманувшей их ожидания партии в течение двух-трех
месяцев, как перед тем отхлынули от эсеров и меньшевиков. Одна часть
трудящихся впала бы в индифферентизм, другая сжигала бы свои силы в
конвульсивных движениях, в анархических вспышках, в партизанских
схватках, в терроре мести и отчаяния. Полученную таким образом пере-
2 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 34. С. 414,295.
3 Там же. С. 406.
159
дышку буржуазия использовала бы для заключения сепаратного мира с
Гогенцоллерном и разгрома революционных организаций”4. Ориентируя
партию на восстание, В.И. Ленин призывал не ждать повторения "корни¬
ловских попыток", не "ждать, пока буржуазия задушит революцию".
* * *
Уже к концу сентября - началу октября ожидание нового потрясения,
связанного с выступлением большевиков, стало почти всеобщим; ждали:
вот-вот повторится то, что было в июле. В такой ситуации правительство
обдумывало возможность перехвата инициативы и подготовки реши¬
тельного удара. Керенский в эти дни даже говорил, что возблагодарил бы
Бога, если бы "большевики наконец выступили"; в этом случае, уверял
он, июль бы не повторился: на сей раз большевики были бы разбиты
наголову. Эта идея всерьез обсуждалась на заседаниях правительства. Ми¬
нистры кадет Н. Кишкин, беспартийный М. Терещенко и другие гово¬
рили, что тактика "ожидания событий" теперь вредна, что надо, может
быть, пойти и на то, чтобы вызвать большевиков на "преждевременное
выступление" и подавить его. Раздавались, правда, и другие голоса,
предупреждавшие, что такие действия, в сущности провокация, могут
стать бумерангом, который ударит по правительству, поскольку доста¬
точных сил для разгрома большевистских отрядов может и не оказаться.
Министр труда меньшевик К. Гвоздев, между прочим, указывал и на то,
что большевистским выступлением может воспользоваться "правое
офицерство", выступающее за монархическую реставрацию. Министр
торговли и промышленности С. Прокопович пессимистически констати¬
ровал: "Маразм в нас, ибо мы не можем создать власть в стране. Пока
силы не будет, ничего сделать нельзя"5.
И тем не менее какая-то подготовка к возможному столкновению с
большевиками шла. Ключевым моментом ее, пожалуй, стал вопрос о
выводе наконец большей части большевизированного и анархиствую¬
щего Петроградского гарнизона на фронт. Вопрос этот не был новым. В
соответствии с соглашением Временного правительства и Петроград¬
ского Совета сразу же после крушения монархии революционный гарни¬
зон столицы не должен был выводиться из Петрограда. Когда весной
1917 г. военному министру Гучкову и командующему Петроградским
военным округом Корнилову не удалось "прибрать гарнизон к рукам",
попытки избавиться от "революционных войск" стали осуществляться
под прикрытием то необходимости "разгрузки и эвакуации" Петрограда,
то "стратегических соображений". Корнилов, уже ставший главко¬
верхом, как мы помним, планировал "включение" частей Петроградского
военного округа, а значит, и гарнизона, в формируемую им Особую
Петроградскую армию, что давало возможность их оперативных пере¬
движек.
В конце сентября германский флот начал боевые операции по захвату
4 Троцкий Л. История русской революции. Берлин, 1931. Ч. 2. С. 170.
5 Черновая запись закрытого заседания Временного правительства // Исторический
архив. 1960. № 5. С. 83-85.
160
Моонзундского архипелага. Несколько островов в первых числах октября
были захвачены. И вновь встал вопрос о войсках Петроградского округа
и гарнизона как о подкреплениях и смене, необходимых Северному фрон¬
ту для обороны столицы.
В солдатских массах фронта это находило горячий отклик: усталые,
измученные фронтовики требовали замены и хмуро смотрели на ’’при¬
вилегированный” Петроградский гарнизон. Но питерские солдаты, есте¬
ственно, не спешили покидать теплые столичные казармы и квартиры.
Среди них было немало и просто шкурников, бесцельно слонявшихся по
петроградским улицам, заплевывая их шелухой от семечек. Однако дей¬
ствительно ли части Петроградского гарнизона были столь необходимы
на Северном фронте? Главнокомандующий фронта генерал В. Черемисов
в секретной телеграмме военному министру сообщал, что, опасаясь
разлагающего влияния петроградских солдат, он отнюдь не стремился
заполучить их. ’’Инициатива присылки войск Петроградского гарнизона
на фронт, - указывал он, - исходила от вас, а не от меня...” В основе
решения правительства вывести хотя бы часть Петроградского гарнизона
на фронт лежали не столько стратегические, сколько политические
расчеты. Правительство, по-видимому, полагало, что сумеет почти на¬
верняка забить шар в одну из двух возможных луз. Если приказ о выводе
части гарнизона удастся провести, большевизированный Петроградский
Совет лишится вооруженной опоры, а это усилит позиции правительства.
Если же выполнению приказа будет оказано сопротивление, можно рас¬
считывать на рост озлобления фронтовых частей и пошатнуть в их глазах
авторитет большевистского Петроградского Совета.
Однако этот расчет не учитывал всех вероятных последствий. Он, в
частности, ставил в довольно трудное положение меньшевистско-эсеров¬
ское руководство ВЦИК и меньшевистскую и эсеровскую фракции
Петроградского Совета. Пытаясь найти из этого выход, 9 октября они
предложили создать при Петросовете ’’Комитет революционной оборо¬
ны”, который должен был вопрос о выводе частей столичного гарнизона
на фронт взять под свой контроль, выясняя, диктуется ли он действи¬
тельно стратегическими соображениями или имеет под собой какие-то
политические расчеты.
Таким образом, предлагался орган, с одной стороны, в общем лояль¬
ный правительству, а с другой - демонстрирующий заботу об интересах
революционного гарнизона. Меньшевики и эсеры связывали с этим рас¬
четы на примирение в явно нараставшем конфликте. Думали одно, а по¬
лучилось другое. Возможно, к их немалому удивлению, большевики
Петроградского Совета в целом одобрительно приняли идею создания
"Комитета революционной обороны”. Она пришлась им как нельзя кста¬
ти: как мы знаем, в большевистском руководстве под давлением Ленина
еще с середины сентября был поставлен вопрос о подготовке вооружен¬
ного восстания. И хотя тогда идея восстания не находила поддержки,
теперь, после того как ЦК большевиков все-таки принял ленинский курс,
меньшевистско-эсеровское предложение открывало возможности созда¬
ния органа по подготовке восстания, причем на вполне "легальной осно¬
ве"! Весь вопрос состоял только в том, чтобы поставить создание коми¬
6 Г.З. Иоффе
161
тета и самый комитет под большевистский контроль, но теперь он был
уже разрешим: Петроградский Совет, как мы знаем, еще в сентябре стал
большевистским.
Разработка замысла о комитете и его обсуждение в Исполкоме Совета
затянулись и заняли примерно 10 дней. Приблизительно к 20 октября
формирование этого комитета, получившего окончательное название
Военно-революционный комитет (ВРК), было завершено. В него вошли
около 80 человек, представлявших ЦК и ПК РКП(б), Петроградский Со¬
вет, военные организации большевиков и левых эсеров, профсоюзы, фаб-
завкомы, Петроградский Совет крестьянских депутатов, Красную гвар¬
дию и другие революционно-демократические организации: 53 больше¬
вика, 21 левый эсер, 4 анархиста и т.д. Меньшевики и правые эсеры,
видимо спохватившись, отказались войти в ВРК.
Работа ВРК проходила под руководством ЦК большевиков, члены
которого должны были нести ответственность за определенный участок
деятельности. Как известно, 10 октября на заседании ЦК была принята
резолюция о подготовке вооруженного восстания. Широко бытовало
мнение, что одновременно "для руководства на ближайшее время" было
создано Бюро из 7 человек (В.И. Ленин, Л. Троцкий, И. Сталин, Г. Со¬
кольников, А. Бубнов, а также почему-то два противника восстания -
Л. Каменев и Г. Зиновьев). Некоторое недоумение рассеялось лишь позд¬
нее, когда выяснилось, что слова об образовании Бюро и его составе
вписал И. Сталин в 1924 г., в разгар борьбы Сталина, Каменева и
Зиновьева с Троцким6. Только на заседании 16 октября ЦК сформировал
Военно-революционный центр из 5 человек, который должен был войти
в состав "революционного советского комитета", т.е. ВРК. Организа¬
ционная подготовка восстания шла вяло...
Важным органом, образованным при ВРК, а следовательно, и при
Петроградском Совете, стало так называемое Гарнизонное совещание,
состоявшее из представителей полковых комитетов Петроградского
гарнизона. Действуя через них, ВРК направлял своих комиссаров в полки,
а также в штаб Петроградского военного округа, возглавлявшийся уже
известным нам бывшим крымовским полковником Г. Полковниковым.
Полковников решительно отказывался принять комиссаров ВРК. ВРК
тут же постановил считать приказы штаба округа действительными
только в том случае, если они согласованы с его комиссарами. На деле
это вело к подчинению штаба округа революционному штабу Петро-
совета и потере гарнизона правительством.
Переговоры между ВРК и штабом Полковникова еще велись (обсуж¬
далось компромиссное предложение об утверждении комиссаров ВРК
комиссариатом ВЦИК при штабе округа), когда Керенский вечером
23 октября, словно бы внезапно проснувшись от политической летаргии,
на заседании Временного правительства потребовал объявить ВРК
"незаконной организацией", подлежащей судебному преследованию. В
ночь с 23 на 24 октября решено было закрыть большевистские газеты,
6 См.: Независимая газета (М.). 1994. 8 февр. ("Кому не повезло в Октябрьской
революции").
162
подтянуть некоторые надежные части и, главное, арестовать Военно¬
революционный комитет.
Это последнее было, пожалуй, ключевым, наиболее важным, ответ¬
ственным решением. ВРК действовал в статусе легального органа Петро¬
градского Совета, и репрессивные действия против него могли бы дать
все основания для прямого обвинения правительства в контрреволю¬
ционности. Это могло принести Керенскому и правительству серьезные
осложнения. Поэтому под осуществление такой меры, как судебное
преследование и арест ВРК, необходимо было подвести "демокра¬
тическую основу” в виде, например, санкции ВЦИК или еще лучше Пред¬
парламента, в котором меньшевистско-эсеровское большинство ВЦИК
было широко представлено. По-видимому, именно этими соображениями
и объясняется намерение Керенского явиться в Мариинский дворец, где
заседал Предпарламент, и потребовать у него своего рода вотума доверия
на вооруженное подавление большевистского восстания, что, естествен¬
но, предполагало и арест ВРК.
В полдень Керенский явился в Мариинский дворец и поднялся на
трибуну, чтобы сделать важное внеочередное заявление. Еще не зная, что
ранним утром юнкерам так и не удалось закрыть большевистский ’’Ра¬
бочий путь", он объявил, что эта газета, как и другая - "Солдат", закрыта
за призывы к свержению Временного правительства. Он говорил, что
налицо попытка повторить события 3-5 июля, чтобы, как и тогда, от¬
крыть фронт "перед бронированным кулаком Вильгельма". Эти слова
встретили негодующий шум со стороны левых эсеров и меньшевиков-
интернационалистов. Но Керенский продолжал гневно обвинять больше¬
виков, поднявших "чернь", и в итоге констатировал "определенное со¬
стояние известной части населения Петрограда как состояние восстания".
Он грозил большевикам "немедленной решительной и окончательной
ликвидацией. С правой стороны Предпарламента, там, где сидели кадеты
и другие "цензовики", раздались бурные аплодисменты. Речь Керенского
шла к концу. Он потребовал от Предпарламента санкционировать дей¬
ствия правительства, направленные на ликвидацию восстания. Не дожи¬
даясь результата голосования, он сразу же уехал в Зимний дворец.
Между тем точно так же, как еще утром 24-го закончились провалом
попытки штаба округа закрыть большевистские газеты и увести "Авро¬
ру", оказались совершенно безуспешными действия штаба, предпринятые
днем: не удалось развести мосты через Неву, не явилось по вызову боль¬
шинство воинских частей, дислоцированных в пригородах, и т.д. Бессилие
штаба рождало подозрения. В правительстве, а особенно в окружении
Керенского, появилась мысль о саботаже или чуть ли не об измене Пол-
ковникова. Казалось, что он намеренно "играет в руку" тем элементам,
которые готовы были "отдать" правительство большевикам. Так ли это?
Можно ли исключить сознательную пассивность Полковникова в ок¬
тябрьские дни? Корнилову и Крымову он изменил...
Военно-революционный комитет самим ходом событий все более
становился органом защиты, "обороны революции". Но если до сих пор
ключевым вопросом, вокруг которого шла борьба, оставался вопрос о
судьбе Петроградского гарнизона, то постепенно на первый план все
6*
163
более выдвигался и вопрос о созыве II Всероссийского съезда Советов,
назначенного на 20, а затем на 25 октября. На фоне непрекращающихся
попыток правительства и штаба округа нанести поражение силам, под¬
держивающим Петроградский Совет, реальностью становилась угроза,
что в случае успеха Временное правительство и ВЦИК отодвинут созыв
съезда, который, по некоторым предположениям, мог бы заявить о
переходе власти в руки Советов7.
Л. Троцкий, являвшийся в те дни председателем Исполкома Петро¬
градского Совета и фактически председателем ВРК, впоследствии выд¬
винул концепцию, согласно которой якобы по его замыслу восстание
развивалось под лозунгом обороны, который на деле лишь служил при¬
крытием наступления. Думается, однако, что эта стройная ’’схема” воз¬
никла позднее. На деле, даже по признанию самого Троцкого, ’’повстан¬
цам" (по крайней мере до конца 24 октября) была свойственна нере¬
шительность.
Продуманности и организованности явно не хватало. В привычном,
буквальном понимании это даже не было похоже на восстание. Шел
постепенный, "ползучий" захват центральных пунктов, и в городе далеко
не все понимали, что, собственно, происходит. Казалось, все идет как
обычно. Между тем Ленин из своего укрытия решительно требовал взять
власть до открытия II съезда Советов: эсеровско-меньшевистская оппо¬
зиция на съезде оказалась бы в этом случае перед свершившимся фактом.
Но Троцкий еще днем 24 октября говорил, что арест Временного прави¬
тельства "не стоит в порядке дня как самостоятельная задача", что "все
зависит от съезда". Создавалось впечатление легалистских устремлений
руководства ВРК, его желания все-таки связать вопрос о взятии власти
Советами с решением съезда Советов. Ленин, находившийся на квартире
М.В. Фофановой, был вне себя. Вечером 24-го он писал членам ЦК: "Изо
всех сил убеждаю товарищей, что теперь все висит на волоске, что на
очереди стоят вопросы, которые не совещаниями решаются, не съездами
(хотя бы даже съездами Советов), а исключительно народами, массой,
борьбой вооруженных масс...
Нельзя ждать!! Можно потерять все!!"8
Но в большевистском руководстве бытовала и иная точка зрения.
Сохранилось интереснейшее письмо А. Луначарского жене в Швейцарию,
в котором, в частности, говорилось: "Дорогая девочка, пишу утром
25 (октября. - Г.И ), Фактически борьба за власть началась. Можно даже
сказать, что в наступление перешел Керенский... Политически я, конеч¬
но, солидаризовался с большевиками. Для меня ясно, что вне перехода
власти к Советам нет спасения для России. Правда, есть еще один выход -
чисто демократическая коалиция, т.е. фронт: Ленин - Мартов - Чернов -
Дан - Верховский9. Но для этого нужно со всех сторон столько доброй
воли и политической мудрости, что это, по-видимому, утопия. Итак,
7 Меньшевистско-эсеровский ВЦИК лишь под давлением с мест и требований боль¬
шевиков согласился на созыв II съезда Советов, считая, что он может помешать работе по
созыву Учредительного собрания.
8 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 34. С. 435.
9 Военный министр последнего состава Временного правительства.
164
политически я защищал эту идею, практически советовал городу (Луна¬
чарский был членом Городской думы. - Г.И.) принять меры для охраны
жизни, имущества граждан, для борьбы с хулиганами, с разгромом
хлебных лавок и спиртных складов... Ждать недолго. Сегодня-завтра все
должно решиться по трем точкам: 1) либо Временное правительство
победит целиком, тогда реакция может быть медленная, но верная, 2)
либо Петроградский Совет победит целиком. Тогда ряд спасительных
революционных мер, но какая тяжесть ответственности, какие чудовищ¬
ные трудности... 3) либо третья линия: демократическая власть без цензо¬
вых элементов... Это лучший исход... Страшные, страшные времена, на
кончике острия. Много страданий, волнений, может быть преждевремен¬
ной гибелью они грозят нам..."10 11
Колебания охватили всех. Не колебался, пожалуй, лишь Ленин. Он
знал твердо: в эти критические дни ставить вопрос о власти в зависимость
от решений съезда значило рисковать властью. Съезд мог заколебаться,
так как большевики располагали там немногим больше половины
голосов, а среди них, вероятно, имелись и противники восстания. Возмо¬
жен был и другой, значительно худший вариант. Еще 22 октября началь¬
ник штаба округа генерал Я. Багратуни связался со штабом Северного
фронта и предложил "подготовить для отправки в Петроград с фронта в
случае, если потребуют обстоятельства, одной бригады пехоты, одного
кавалерийского полка и одной батарей". Как видим, затягивание откры¬
тия съезда Советов давало правительству и штабу округа время, столь
необходимое им для подтягивания сил. В "Письме к товарищам" В.И.
Ленин писал: "...ни в коем случае не оставлять власти в руках Керенского
и компании до 25-го, никоим образом; решать дело сегодня непременно
вечером или ночью...
Промедление в выступлении смерти подобно..."11
А приблизительно в то же время, вечером 24-го, в Мариинском дворце
возобновилось заседание Предпарламента, которое должно было обсу¬
дить требование Керенского о вотуме доверия для решительной борьбы с
большевистским восстанием. Фактически Керенский требовал от Пред¬
парламента "свободы рук" в деле разгрома большевиков "железом и
кровью". Правая часть Предпарламента (кадеты и др.) готова была
предоставить правительству такую свободу. Но Керенскому была необхо¬
дима санкция именно "левой" части, санкция эсеров и меньшевиков,
представляющих ВЦИК Советов. Поскольку вооруженных сил, готовых
встать на сторону правительства, в самом Петрограде практически уже не
имелось, последний шанс видели в переброске в столицу войск с фронта.
Но было очевидно, что без согласия местных Советов и войсковых
комитетов осуществить переброску вряд ли удастся.
Таким образом, "ультиматум" Керенского Предпарламенту был про¬
диктован не только одним стремлением задрапироваться в борьбе с вос¬
станием в "демократическую тогу", но и чисто практическими соображе¬
ниями - получить скорейшую помощь с фронта.
10 РЦХИДНИ. Ф. 142. On. 1. Д. 546. Л. 122-123.
11 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 34. С. 436.
165
Эсеро-меньшевистское руководство оказалось перед тяжелым выбо¬
ром. Либо оно должно было выразить Керенскому доверие, что означало
прямо согласиться на вооруженное подавление большевиков, либо отка¬
зать ему в поддержке, что, безусловно, могло привести к поражению пра¬
вительства, а заодно и пошатнуть позиции эсеро-меньшевистского крыла.
Нельзя было не учитывать того, что разгром большевиков поставит под
реальную угрозу и их соседей справа. Выход, казалось, лежал в попытке
перевести борьбу против большевиков из сферы военной, вооруженной,
как требовал Керенский, в сферу исключительно политическую. Высту¬
пивший лидер меньшевиков Ф. Дан (исполнявший в это время и обязан¬
ности председателя ВЦИК), осудив большевиков, в то же время заявил,
что для победы над ними необходимо выбить у них политическую почву
из-под ног - показать, что защиту интересов ’’масс” твердо берет на себя
правительство. Лидер меньшевиков-интернационалистов Ю. Мартов раз¬
вил эту мысль. Он говорил, что Временное правительство не может
рассчитывать на поддержку, если наконец не реализует коренных требо¬
ваний народа. Должно быть сделано прямое заявление, продолжал Мар¬
тов, что Россия ведет политику немедленного мира, что помещичья земля
будет передана земельным комитетам, что будет продолжена политика
демократизации армии.
С правых скамей раздался возглас, обращенный к Мартову: "Ми¬
нистр иностранных дел будущего кабинета!" -"Я близорук, - ответил
Мартов, - и не вижу, говорит ли это министр будущего кабинета Корни¬
лова!"
В конце концов на голосование было поставлено три проекта резо¬
люции: кадетов и кооператоров, казачьей фракции и меньшевистско-
эсеровский. Две первые были близки: они обещали правительству под¬
держку, требуя, чтобы "на этот раз никакого послабления большевикам
не было". Меньшевистско-эсеровская резолюция отмечала, что почва для
недовольства и выступления "масс" в большой мере создана промедле¬
нием неотложных мер, и потому срочно необходимы немедленный декрет
о передаче земель в ведение земельных комитетов и решительное
выступление с предложением союзникам провозгласить условия мира и
без промедления начать мирные переговоры. Резолюция предлагала соз¬
дать для борьбы с проявлениями анархии и погромного движения Ко¬
митет общественного спасения, действующий в контакте с правитель¬
ством.
Короче говоря, на "ультиматум" Керенского "левая" часть Предпар¬
ламента (и ВЦИК) ответила своим "ультиматумом", достаточно парадок¬
сальным: антибольшевистскому правительству предлагалось осуществить
практически... большевистские лозунги.
Началось голосование проектов резолюций: за резолюцию меньше¬
виков и эсеров, было подано 123 голоса, против - 102 и воздержалось - 26
(народные специалисты и некоторые кооператоры). Впоследствии эми¬
грантские авторы, например П. Милюков, утверждали, что на этих 26
воздержавшихся во многом и лежит ответственность за "антиправитель¬
ственную позицию" Предпарламента в критические дни, а значит, и за
Октябрь. Если бы они поддержали тех, кто голосовал за поддержку
166
правительства, это обеспечило бы ему большинство в 5 голосов, и тогда у
Керенского были бы развязаны руки. Другой вопрос: мог ли Керенский в
тот момент действительно сделать что-либо практически, располагал ли
необходимыми силами! Но это другой вопрос.
Отказав Керенскому в вотуме доверия, меньшевики, эсеры и поддер¬
жавшие их, в сущности, лишили его прочной опоры на небольшевистские
ре вол юционно-демократические органы.
Чем объяснялась такая, казалась бы странная, позиция меньшевист¬
ско-эсеровского руководства? В том же Предпарламенте Ф. Дан, отвечая
Керенскому, говорил: ’’Желая самым решительным образом бороться с
большевиками, мы не желаем в то же время быть в руках той контрре¬
волюции, которая на подавлении этого восстания хочет сыграть свою
игру...” Ночью 24 октября, выступая на заседании ВЦИК и ЦИК Советов
крестьянских депутатов, он снова повторил: "Вооруженные столкнове¬
ния... означают не торжество революции, а торжество контрреволюции,
которая сметет в недалеком будущем не только большевиков, но и все
социалистические партии... Никогда контрреволюция не была так сильна,
как в данный момент..." Страх, действительный и мнимый, перед новым
Корниловым не отпускал меньшевиков и эсеров. Они боялись, что на
плечах "военщины", которую Керенский готов был привести с фронта,
грядет контрреволюция, которая покончит не только с большевиками, но
затем и с демократическими завоеваниями революции вообще. Призрака
Корнилова страшились сильнее, чем того, что стояло за фигурой Ленина,
значение которого, видимо, еще не оценили и не осознали до конца. Его
как бы невольно пропускали к власти...
В 10 часов вечера 24 октября председатель Предпарламента эсер
Н. Авксентьев, лидер меньшевиков центра Ф. Дан и один из лидеров
эсеров, А. Гоц, прибыли в Зимний дворец для вручения Керенскому своей
резолюции. Они убеждали Керенского, что эта резолюция "вызовет в
настроениях масс перелом и что в этом случае можно будет надеяться на
быстрое падение влияния большевистской пропаганды". Но Керенский
ожидал другого и настроился на другое. С раздражением он заявил, что в
"наставлениях и указаниях не нуждается", что пришла пора не разгова¬
ривать, а действовать и что правительство "будет действовать само и само
справится с восстанием". Авксентьев, Дан и Гоц покинули Зимний дворец;
теперь они спешили в Смольный на заседание ВЦИК. Шла ночь с 24 на 25
октября 1917 г.
В одной из комнат Смольного Дан и Гоц увидели... Ленина. По воспо¬
минаниям Дана, в этот момент он вдруг понял, что все усилия противо¬
стоять восстанию бессмысленны, обречены на провал, что никакими
резолюциями - ни Предпарламента, ни ВЦИК - уже ничего нельзя
сделать. Присутствие Ленина в Петрограде, его приход в Смольный,
несомненно, стали решающим фактором победы Октября. Он склонил
ЦК к восстанию, вдохновил его своей решительностью, убедил использо¬
вать предоставленный шанс. Без Ленина победа восстания была бы не¬
возможна, впрочем, скорее всего, как невозможно было бы и само вос¬
стание. Так считал и Троцкий. Позднее он писал, что без него восстание
все равно произошло бы, без Ленина - нет. Троцкий скромничал: если
167
Ленин являлся идейным вдохновителем восстания, то он - Троцкий - был
его мотором. Истинными творцами Октября являлись они оба.
Спустя 2-3 часа после того, как Авксентьев, Дан и Гоц уехали из Зим¬
него, сюда явилась делегация от казачьих полков. (В Петрограде нахо¬
дились 1-й, 4-й и 14-й Донские казачьи полки.) Керенскому было сказано,
что казаки готовы защищать правительство и начнут ’’седлать коней",
если получат твердые заверения в том, что "казачья кровь не прольется
даром", как это произошло в июле, и что против большевиков на этот раз
будут приняты "самые энергичные меры". Керенский как будто бы дал
такое заверение, но казаки так и не "заседлали коней". Делегация, ве¬
роятно, не имела определенных полномочий и, скорее всего, проводила
некий "зондаж".
Сохранилась запись телефонограммы № 65457 (без даты) следующего
содержания: "Главковерх приказал 1, 4 и 14-му Донским казачьим полкам
во имя свободы, чести и славы родной земли, не теряя ни минуты, высту¬
пить на помощь Центральному Комитету Советов, революционной демо¬
кратии, Временному правительству и для спасения гибнущей России.
Генерал Багратуни. Верно. Комиссар ЦИК Милевский’’12. Но Совет
"Союза казачьих войск" ранним утром 25 октября принял решение не
участвовать в борьбе на стороне Керенского. Впрочем, и Керенский, по-
видимому, уже мало доверял "петроградским" казакам. Спасение, считал
он, должно было прийти с фронта.
В третьем часу ночи 25 октября генерал для поручений при Верховном
главнокомандующем (Керенском) Левицкий передал начальнику штаба
Ставки генералу Духонину распоряжение для главнокомандующего Се¬
верного фронта В. Черемисова об отправке кавалерийских частей в
Петроград. Первыми должны были двинуться части 3-го конного кор¬
пуса. В случае, если войска не смогли бы двигаться по железной дороге,
им следовало идти к столице походным порядком. Духонин тут же
передал этот приказ главнокомандующему Северного фронта генералу
В. Черемисову и командиру 3-го конного корпуса генералу П. Краснову.
А утром Керенский сам выехал на фронт, чтобы лично форсировать
движение войск к столице.
* * *
Впоследствии некоторые эмигрантские историки и публицисты, как
бы раскручивая "историческую пленку" в обратном направлении и тща¬
тельно отыскивая в ней "роковые просчеты", считали, что, пожалуй,
единственным человеком, который в октябрьские дни мог бы спасти
положение, являлся* генерал М. Алексеев. Его имя, казалось, способно
было привлечь немало "боевых единиц".
Алексеев действительно находился в Петрограде. Он прибыл сюда
16 октября из Смоленска. Говорили, что его видели то "спокойно иду¬
щим" "сквозь цепи революционных войск" к Зимнему дворцу, то даже в
самом штабе округа. В мемуаристике есть свидетельство, согласно кото¬
рому 20 или 22 октября Алексеев твердо заверял М. Терещенко, что в
12 ГА РФ. Ф. 1779. On. 1. Д. 1706. Л. 1.
168
Петрограде находятся до 15 тыс. офицеров и по крайней мере 5 тыс. из
них под его, Алексеева, командой готовы защищать Временное прави¬
тельство, если оно, конечно, "разрешит”. Но, как уверял позднее
П. Струве, Алексеева "не позвали".
Безусловно, верно в этом одно - петроградские гостиницы и обще¬
жития в самом деле были заполнены офицерами, по разным причинам
прибывшими с фронта. Их симпатии всецело находились на стороне
Корнилова. Несомненно и то, что многие из них готовы были сражаться.
Примечательны воспоминания поручика А. Синегуба, принимавшего
участие в защите Зимнего дворца. Там есть слова, звучащие как молитва:
"Дорогие Корнилов и Крымов, что не удалось вам, то, Бог милостив,
может быть, удастся нам..." Но верно также и то, что определенной части
обретавшегося в Петрограде офицерства уже коснулся тлен разложения.
Тот же Синегуб рисует картину одного из "офицерских убежищ" в
Павловском полку. Офицеры в аксельбантах, дамы в шляпах с огром¬
ными полями, цветы, вина, коробки конфет, снующие официанты, безо¬
бразные сцены разврата. Пир во время чумы...
Готовность Алексеева во второй раз встать на защиту презираемого
им Керенского, да еще с имеющимися силами, в общем сомнительна13.
Созданная им "алексеевская организация" если и включала в себя те
"пять тысяч" офицеров, о которых Алексеев якобы говорил Терещенко,
ставила перед собой в основном иную задачу: переброску офицеров на
Дон для организации там борьбы после ожидаемого крушения "керен¬
щины". Эта задача вполне могла быть согласована Алексеевым с корни¬
ловцами в Быхове и с Калединым в Новочеркасске.
В эту версию, между прочим, вполне вписывается и то, что известно о
деятельности в те дни Б. Савинкова и М. Филоненко. Савинков, являв¬
шийся членом Совета "Союза казачьих войск", как он позднее рассказал
сам, 24 или 25 октября разыскал Филоненко и предложил ему включиться
в помощь правительству. Ответ Филоненко примечателен. Он посове¬
товал ничего не предпринимать, так как большевиков победить будет
легче после того, как они, взяв Петроград и захватив власть, проявят
"полную неспособность к управлению государственными делами".
Но Савинков продолжал действовать. Он встретился с Алексеевым.
Обсуждался вопрос о том, чтобы совместными силами все же "поднять"
казаков, дислоцированных в Петрограде. Савинков утверждал, что дело
сорвалось только из-за того, что было уже "слишком поздно". Однако
более достоверным кажется свидетельство А. Деникина, который со слов
зятя Алексеева полковника А. Шапрона дю Ларе писал, что Алексеев
отклонил предложение Савинкова "как безнадежное". 30 октября в со¬
провождении нескольких спутников с паспортом на имя Щетинина он
выехал из Петрограда. Примерно через две недели в новочеркасской
13 22 октября Алексеев писал жене: "Каждый день все больше прихожу к какому-то
убеждению, что пребывание в Совете Республики (Предпарламенте. - Г.И.) пользы родине
не принесет, что являешься одним из участников бесполезного дела, из которого не будет
результатов, необходимых для гибнущей, умирающей России. Предательство явное,
предательство прикрытое господствует над всем... Хочется уйти от всего этого, спрятаться в
самого себя" (Русское прошлое. СПб., 1993. Кн. 4. С. 158).
169
газете "Вольный Дон" появилось интервью "генерала, приехавшего в
Новочеркасск". Он заявил: "Русская государственность будет создаваться
здесь... Обломки старого русского государства, ныне рухнувшего под не¬
бывалым шквалом, постепенно будут прибиваться к здоровому госу¬
дарственному ядру юго-востока". Анонимность генерала была секретом
полишинеля. Все здесь знали: интервью дал Алексеев...
* * *
Как-то не спеша набирая темп, большевистское восстание шло к своей
победе. Ленин нервничал. Троцкий вспоминал: "В ожидании открытия
заседания съезда Советов мы отдыхали с Лениным по соседству с залом
заседаний в пустой комнате... Кто-то постлал нам на полу одеяло,
кто-то, - кажется, сестра Ленина - достал нам подушки. Мы лежали
рядом... Спать мы не могли. Мы вполголоса беседовали..." Они уже знали,
что власть вот-вот будет в их руках. Знаете, говорил Ленин на другой
день, "сразу после преследований и подполья к власти... - он ищет
выражение, - es schwindelt, - переходит он неожиданно на немецкий язык
и показывает рукой вокруг головы"14.
Уже в 10 часов утра 25 октября Ленин написал воззвание Петроград¬
ского ВРК "К гражданам России", в котором оповещалось о том, что
"Временное правительство низложено". Это не соответствовало действи¬
тельности. Временное правительство почти в полном составе по-
прежнему находилось в своей резиденции - Зимнем дворце. До ареста его
оставалось еще более полусуток. Правда, оно уже практически было
блокировано, но министры еще не потеряли надежды на помощь как в
самом городе, так и извне, от фронтовых войсковых частей. В полдень
25 октября у Мариинского дворца, где заседал Предпарламент, появился
отряд Военно-революционного комитета. "Предпарламентариям" было
предложено освободить здание. Наблюдавший эту сцену уже упоминав¬
шийся петроградский чиновник записал в своем дневнике: "Предпарла¬
мент был очень вежливо разогнан. Вообще большевики пока ведут себя
очень вежливо. Фактически все члены Предпарламента (кроме двух
второстепенных лиц) свободно ушли из Мариинского дворца".
Большевики еще полностью не овладели городом, еще не был взят
Зимний дворец, где находилось Временное правительство, когда около
11 часов вечера 25 октября в Смольном открылся II Всероссийский съезд
Советов. Сама картина начавшегося съезда раскрывает суть того, что
произошло в эти хмурые октябрьские дни в Петрограде. Троцкий писал о
делегатах: "Большинство их политической жизнью начало жить с рево¬
люции. Их сформировал опыт 8 месяцев. Они знали немногое, но знали
крепко... Безраздельно господствовал серый цвет, в одежде и на лицах.
Все обносились во время войны. Многие городские рабочие обзавелись
солдатскими шинелями. Окопные делегаты выглядели совсем не кар¬
тинно: давно не бритые, в старых рваных шинелях, в тяжелых папахах,
нередко с торчащей наружу ватой, на взлохмаченных волосах. Грубые
14 Троцкий Л. Моя жизнь. Берлин, 1930. Ч. 2. С. 48-49, 59.
170
обветренные лица,тяжелые потрескавшиеся руки, желтые пальцы от
цыгарок, оборванные пуговицы, свисающие вниз хлястики, корявые ры¬
жие, давно не смазывавшиеся сапоги. Плебейская нация впервые послала
честное, неподмалеванное представительство по образу и подобию
своему”15.
На I Всероссийском съезде Советов (июнь 1917 г.) присутствовали
более 800 делегатов, из них более 600 были меныпевикамй и эсерами. На
II съезде из приблизительно 650 делегатов 390 были большевиками. Так
изменилась политическая ситуация всего лишь за четыре месяца револю¬
ции, хотя, судя даже по приведенным цифрам, большевистское боль¬
шинство и на II съезде было неустойчивым. Съезд вполне мог заколе¬
баться. К тому же ВЦИК и его президиум, избранные на I съезде Сове¬
тов, оставались еще полномочны. Нет только некоторых лидеров того
Исполкома. Меньшевики Н. Чхеидзе и И. Церетели еще в начале октября
уехали в Грузию. Отсутствовал и лидер правых эсеров В. Чернов. Как и
Керенский, он отбыл на фронт.
Имелся ли кворум, делавший решения съезда правомочными? Трудно
сказать, до сих пор высказываются противоположные мнения, но так или
иначе от имени старого ВЦИК Ф. Дан, по характеристике Дж. Рида,
"бесцветный человек с дряблым лицом"16, открыл съезд. Его краткая
речь несколько сумбурна, но он сразу попытался задать враждебный
большевикам тон, протестуя против обстрела Зимнего дворца, в котором
партийные товарищи "выполняют свой долг". По соглашению крупней¬
ших партийных фракций на пропорциональной основе президиум съезда
должен состоять из 14 большевиков, 7 эсеров, 3 меньшевиков, 1 меньше¬
вика-интернационалиста. Но правые эсеры и меньшевики воздержались
от участия в президиуме "впредь до выяснения некоторых вопросов".
Большевики и левые эсеры заняли свои места. Не было Ленина, он пока
не появлялся. Положение оставалось еще не вполне определенным, и он,
видимо, не решался открыто выйти из своего "послеиюльского под¬
полья". Среди членов президиума - Л. Троцкий, Л. Каменев, Г. Зиновьев,
А. Рыков, А. Луначарский, В. Антонов-Овсеенко, Н. Крыленко и др.
Председателем избирается Л. Каменев - "мягкий большевик", еще с
мартовских дней отстаивавший линию сближения с меньшевиками, затем
выступавший против восстания, но фактически принявший в нем участие.
Вряд ли это было случайным: возможность соглашений, по крайней мере
среди части большевиков, видимо, не исключалась.
Л. Каменев объявил порядок дня: об организации власти, о войне и
мире, об Учредительном собрании. На трибуну поднялся Л. Мартов,
кристальная честность и искренность которого никем не подвергались
сомнению, человек, последовательно боровшийся за создание демокра¬
тического, однородносоциалистического правительства. Речь его отры¬
виста, он сильно волновался. Прежде чем решать вопрос о власти, охрип¬
шим голосом говорил он, надо прекратить вооруженные действия с обеих
15 Троцкий Л. История русской революции. Ч. 2. С. 327-328.
16 Едва ли справедливая характеристика. Дан весьма энергично боролся с большевиками
и в канун и после Октября. К тому же Рид, скорее всего, не знал, что незадолго до описы¬
ваемых событий у Дана умерла дочь, и он, по словам Мартова, был "убит этим ударом".
171
сторон, ибо за ними неизбежна ’’грозная вспышка контрреволюции”;
только после этого путем переговоров можно будет приступить к созда¬
нию такой власти, которую признает ’’вся демократия”. Мартова тут же
поддержал С. Мстиславский, выступивший от левых эсеров. В ходе ра¬
боты съезда наступил критический момент. Слово было за большеви¬
ками. От их позиции, без преувеличения, зависел теперь поворот истори¬
ческой судьбы...
На трибуну поднялся А. Луначарский, так же как и Каменев, "мягкий”,
"миролюбивый" большевик, по характеристике Троцкого, самый "бархат¬
ный" из большевистских ораторов. Луначарский заявил, что большевики
согласны с предложением Мартова. Каменев ставит предложение Марто¬
ва на голосование, и оно принимается единогласно под бурные апло¬
дисменты всего зала. В этот момент П съезд Советов находился, может
быть, в одном шаге от создания многопартийного Советского правитель¬
ства. Однако не успел съезд приступить к конкретному обсуждению, как
внеочередного слова потребовали армейские делегаты - меньшевики Я.
Хараш и Г. Кучин. Оба они заклеймили большевистское восстание как
авантюру, заявили, что армия не потерпит ее и призвали к "мобилизации
всех сознательных революционных сил для спасения революции". После
них меньшевик Л. Хинчук и правый эсер М. Гендельман официально
заявили, что их фракции в знак протеста против заговора, который "ввер¬
гает страну в междоусобицу", "знаменует начало гражданской войны",
покидают съезд. Сходные заявления сделали бундовцы Р. Абрамович и
Г. Эрлих. Но выступления Хараша и Кучина были лишь первыми из "вне¬
очередных", буквально терроризировавших съезд, срывавших нормаль¬
ный ход его работы.
Единство социалистических партий, казалось, почти уже достигнутое,
рушилось на глазах. Делегаты, в целом настроенные миролюбиво, навер¬
няка были возмущены не только сутью выступлений Хараша, Кучина,
Хинчука и Гендельмана, но и их резким, даже оскорбительным тоном.
Ответ последовал незамедлительно. Большевистские армейские делегаты
Ф. Гжельщак и Ф. Лукьянов дезавуировали выступления Хараша и
Кучина. "Они, - горячо говорил Лукьянов, - излагают нам здесь мнение
кучек, сидящих в армейских и фронтовых комитетах... Жители окопов
ждут с нетерпением передачи власти в руки Советов". Но это, пожалуй,
лишь подливало масло в огонь. Примерно 70 делегатов меньшевиков,
правых эсеров, бундовцев и др., вытянувшись цепочкой, двинулись из
зала. "Идите к Корнилову!", "Дезертиры!", "Враги народа!" - кричали им
вслед, как писал впоследствии Дж. Рид, "в буре криков, угроз и прокля¬
тий...".
Уход меньшевиков и правых эсеров, бесспорно, ослабил то больше¬
вистское крыло, которое склонно было к компромиссу. Мартов - ини¬
циатор поиска "мирного исхода" и создания "единой демократической
власти" - не мог, конечно, не понимать этого. Но еще в июне, а затем в
июле, когда большевики находились под ударом правых и когда мень¬
шевистско-эсеровский ВЦИК фактически не препятствовал этому, уми¬
ротворяющая позиция Мартова сыграла свою роль. Может быть, и те¬
перь оставался шанс? Может быть, на этот раз большевики умерят свой
172
экстремизм? Мартов продолжал бороться фактически уже в безнадежном
положении.
"Мартов, - говорится в записях о работе II съезда Советов, - выстав¬
ляет целый ряд обвинений по адресу большевиков и требует автори¬
тетного вмешательства съезда в целях мирного разрешения кризиса
власти. Средством к этому он считает образование однороднодемокра¬
тического министерства в результате переговоров всех органов револю¬
ционной демократии". Мартов предлагал избрать делегацию для перего¬
воров, а до выяснения результатов ее работы остановить съезд.
Но теперь уже слово принадлежало не тем "мягким" большевикам,
которые готовы были поддержать Мартова. На трибуну поднялся
Л. Троцкий, несколько дней спустя названный В.И. Лениным за неприз¬
нание каких-либо соглашений с меньшевиками и эсерами "лучшим
большевиком". То, что произошло, - гремел он, - это восстание, а не
заговор. Восстание народных масс не нуждается в оправдании... И теперь
нам предлагают: откажитесь от своей победы, заключите соглашение.
С кем? Я спрашиваю: с кем мы должны заключить соглашение? С теми
жалкими кучками, которые ушли отсюда?.. Нет, тут соглашение не
годится. Тем, кто отсюда ушел и кто выступает с предложениями, мы
должны сказать: вы - жалкие единицы, вы - банкроты, ваша роль сыгра¬
на, и отправляйтесь туда, где вам отныне надлежит быть: в сорную корзи¬
ну истории!.."17 И так же, как вначале, зал бурно аплодировал Мартову,
теперь так же бурно аплодировал Троцкому.
- Тогда мы уходим! - стараясь перекрыть шум, яростно кричал Мар¬
тов. В воспоминаниях меньшевик Б. Николаевский впоследствии писал,
что у выхода из зала Мартова задержал большевистский делегат от
Выборга, молодой рабочий И. Акулов. "А мы считали, - с горечью про¬
изнес он, - что по крайней мере Мартов останется с нами". Мартов какое-
то мгновение помолчал, потом сказал: "Когда-нибудь вы поймете, в
каком преступлении вы участвовали". И вышел из зала18...
А съезд уже принимал резолюцию фракции большевиков, предложен¬
ную Троцким. "Уход соглашателей не ослабляет Советы, - указывалось в
ней, - а усиливает их, так как очищает от контрреволюционных примесей
рабочую и крестьянскую революцию". Напрасно делегаты от Исполкома
Совета крестьянских депутатов (Е. Гуревич), от левых эсеров (Б. Камков)
и другие еще пытались вернуть съезд к предложению Мартова. Исход
съезда был уже предрешен. Вновь выступивший Луначарский давал
происшедшему объяснение, но тон его уже был иной: "...мы все едино¬
гласно приняли предложение Мартова... Против нас повели форменную
атаку, говорили о гробах, в которые нужно вколачивать гвозди, стали
называть нас преступниками, авантюристами и т.д. ...К тем, которые уш¬
ли, уже давно неприменимо название революционеров, - они прекращают
даже свою соглашательскую работу и открыто переходят в лагерь корни¬
ловцев. С ними нам разговоривать не о чем". После двух часов ночи объ¬
явили перерыв.
17 Троцкий Л. История русской революции. Ч. 2. С. 337.
|Х GetzlerJ. Martov: A Political Biography a Russian Social Democrat. Melbourne, 1967. P. 168.
173
Когда съезд возобновился, пришло сообщение: Зимний дворец взят
проникшими туда группами большевистских солдат, матросов, красно¬
гвардейцев. Почти сразу же начались хищения из его винных погребов.
В городе то там, то здесь происходили погромы. Они продолжались и
впоследствии. Г. Князев записывал в дневник: "Еще раз разграбили Зим¬
ний дворец... Пьяный разгул продолжался всю ночь. Неистовства пьяных
сопровождались беспорядочной стрельбой. Толпы пьяных разбрелись по
городу и начали грабить. На Дворцовой площади и вокруг Зимнего ле¬
жали груды пьяных тел”19. Первое, с чем пришлось бороться большеви¬
кам, - с пьянством и погромами.
Временное правительство, за исключением Керенского и еще неко¬
торых министров, было арестовано сразу. Правда, заявила о преемствен¬
ном продолжении его деятельности группа товарищей (заместителей)
министров, но это скорее носило формальный характер ("подпольное”
Временное правительство продолжало функционировать примерно еще
три недели). А что же с министрами Временного правительства? Глава
правительства Керенский выехал на фронт для того, чтобы повести
войска на столицу. "Министров-капиталистов" предположено было от¬
дать под суд за "несомненную связь с Корниловым", а пока под охраной
солдат их заодно с министрами-социалистами отправили в Трубецкой
бастион Петропавловской крепости.
Доктор И. Манухин - врач, прикомандированный к Чрезвычайной
следственной комиссии Временного правительства и пользовавший еще
арестованных царских министров, - оставил интересные воспоминания о
положении своих новых, послеоктябрьских подопечных. "Солдаты охра¬
ны, - писал он, - ненавистью к ним не пылали, пищевой режим новая
власть допускала сносный, встречи с родственниками были чаще и сво¬
бодней". Постепенно многие из арестованных были переведены в боль¬
ницу тюрьмы "Кресты", в частную лечебницу Герзони, откуда и вовсе
освобождены "под залог"20. Судьба их сложилась по-разному. Некоторые
позднее эмигрировали, другие (например, С. Салазкин, С. Ольденбург, П.
Малянтович, А. Зарудный, Н. Кишкин и др.) остались в Советской Рос¬
сии, в большинстве своем трудились и погибли во время сталинских
репрессий.
Между тем работа съезда продолжалась. Поступали сообщения из
воинских частей, расположенных в пригородах Петрограда: среди них,
заверяли они, нет и не будет врагов съезда Советов, они не согласятся
"выступать против братьев". Присутствовавший на съезде Н. Суханов
вспоминал: «Итак, дело было сделано. Мы ушли неизвестно куда и зачем,
разорвав с Советом, смешав себя с элементами контрреволюции, дискре¬
дитировав и унизив себя в глазах масс, подорвав все будущее своей орга¬
низации и своих принципов. Этого мало: мы ушли, совершенно развязав
руки большевикам, сделав их полными господами всего положения, усту¬
пив им целиком всю арену революции. Борьба на съезде за единый демо¬
кратический фронт могла иметь успех... Уходя со съезда, оставляя
19 Князев Г. Из записной книжки русского интеллигента... С. 178.
20 Манухин И. Воспоминания о 1917-1918 гг. // Новый журнал. Нью-Йорк, 1958. T. 54. С.
106.
174
большевиков с одними левыми эсеровскими ребятами и слабой группой
невожизненцев, мы своими руками отдали большевикам монополию над
Советом, над массами, над революцией. По собственной неразумной воле
мы обеспечили победу всей "линии" Ленина...»21
Заседание съезда закрылось в шестом часу утра 26 октября, а вечером,
в 21 час, того же дня возобновилось. Председательствующий Каменев
объявил, что президиум съезда отдал распоряжение в армию об отмене
смертной казни, введенной Керенским. Взрыв аплодисментов покрыл его
слова.
На повестке для три вопроса: о мире, о земле и о новом правительстве.
Впервые перед съездом появился Ленин. Приветственные крики, вверх
летят картузы и папахи, солдаты потрясают поднятыми винтовками...
Объявляется Декрет о мире. Всем воюющим народам и их правитель¬
ствам предлагается немедленно начать переговоры о справедливом демо¬
кратическом мире - без аннексий и контрибуций. «Неожиданный и
стихийный порыв поднял всех нас на ноги, и наше единодушие вылилось в
стройном, волнующем звучании "Интернационала". Какой-то старый,
седеющий солдат, плакал, как ребенок. Александра Коллонтай потихонь¬
ку смахнула слезу. Могучий гимн заполнял зал, вырывался сквозь окна и
двери и уносился в притихшее небо»22. Даже те, кто был враждебно
настроен к большевикам, испытывали в эту минуту огромное волнение.
"Весь президиум во главе с Лениным, - пишет Н. Суханов, - стоял и пел с
возбужденными, одухотворенными лицами и горящими глазами". Он не
скрывал, что всей душой ему хотелось присоединиться к этому великому
торжеству народа, "слиться в едином чувстве и настроении с этой массой
и ее вождями... Но не мог..." Смолкли торжественные звуки "Интерна¬
ционала". Зал скорбно запел похоронный марш в память бесчисленных
жертв империалистической войны.
Декретом о мире, по словам эсера В. Станкевича, большевики попы¬
тались "перешагнуть через колючие заграждения", отделявшие Россию
от других народов. А по признанию лидера правых эсеров В. Чернова,
этим декретом большевизм обезопасил себя от всяких усмирительных
экспедиций с фронта.
С трибуны съезда Ленин зачитал Декрет о земле. Помещичье земле¬
владение ликвидируется, объявляется национализация земли, земля пере¬
дается в распоряжение крестьянских организаций, вводится уравнитель¬
ное землепользование. Провозглашение Декрета о земле было актом,
имевшим не меньщее значение, чем Декрет о мире. Большевики делали
решительный шаг навстречу требованиям крестьянской массы. "Здесь
раздаются голоса, - говорил В.И. Ленин, - что сам декрет и наказ
составлен социалистами-революционерами. Пусть так. Не все ли равно,
кем он составлен, но, как демократическое правительство, мы не может
обойти постановление народных низов, хотя бы мы с ним были не¬
согласны... Мы должны предоставить полную свободу творчества народ¬
ным массам... Суть в том, чтобы крестьянство получило твердую уверен¬
21 Суханов Н. Записки о революции. М., 1992. Т. 3, кн. 7. С. 343.
22 Рид Д. 10 дней, которые потрясли мир. М., 1957. С. 121.
175
ность в том, что помещиков в деревне больше нет, что пусть сами
крестьяне решают все вопросы, пусть сами они устраивают свою
жизнь”23. Впоследствии некоторые эмигранские авторы писали, что
Декретом о земле большевики ’’загородились от деревни”.
Перед съездом последний вопрос - создание правительства. Учитывая
уход со съезда представителей меньшевиков и эсеров и тот факт, что они
уже вступили на путь борьбы с большевиками, организуя в Городской
думе ’’Комитет общественной безопасности”, ЦК большевиков еще днем
решил предложить съезду правительство - Совет Народных Комиссаров
- из одних большевиков во главе с Лениным. Троцкий утверждал, что при
обсуждении вопроса о правительстве в ЦК Ленин предложил его, Троц¬
кого, назначить председателем Совета Народных Комиссаров24. Суханов
подтверждает это. Он передает свой разговор с Луначарским, который
рассказывал: ’’Сначала Ленин не хотел войти в правительство. Я, говорит,
буду работать в ЦК партии... Но мы говорим - нет. Мы на это не согла¬
сились. Заставили его самого отвечать в первую голову...”25
Л. Каменев зачитал большевистский состав Совнаркома. Против пред¬
ложенного состава выступил представитель меньшевиков-интернациона¬
листов Г. Авилов. Он предрекал, что большевистское правительство, ока¬
завшись в изоляции, не справится с огромными трудностями, с которыми
столкнулась страна: другие правительства не поддержат Декрет о мире,
зажиточное крестьянство не даст хлеба. Нужна коалиция всех демокра¬
тических сил, настаивал Авилов. По существу он находил поддержку и у
левых эсеров. Один из их лидеров, В. Карелин, заявил, что они откло¬
няют предложение вступить в Совнарком, но только для того, чтобы
сохранить возможность посредничества между большевиками и теми
партиями, которые ушли со съезда. Идти по пути изоляции большевиков
нельзя, продолжал Карелин, ”с судьбой большевиков связана судьба всей
революции, их гибель будет гибелью революции”.
Представитель Всероссийского исполкома профсоюза железнодорож¬
ников (Викжель) также настаивал на создании правительства, ответствен¬
ного перед ’’всей революционной демократией", и угрожал забастовкой.
Отвечал Троцкий. «Нам говорят, - сказал он, - вы не подождали съезда с
переворотом. Мы-то стали бы ждать, но Керенский не хотел ждать;
контрреволюционеры не дремали. Мы, как партия, своей задачей считали
создать реальную возможность для съезда Советов взять власть в свои
руки. Если бы съезд оказался окруженным юнкерами, каким путем он
мог бы взять власть?.. Несмотря на то что оборонцы всех оттенков в
борьбе против нас не останавливались ни перед чем, мы их не отбросили
прочь, - мы съезду в целом предложили взять власть. Как нужно извра¬
тить перспективу, чтобы после всего, что произошло, говорить с этой
трибуны о нашей непримиримости! Когда партия, окутанная пороховым
дымом, идет к ним и говорит: "Возьмем власть вместе!" - они бегут в
Городскую думу и объединяются там с явными контрреволюционерами.
23 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 35. С. 27.
24 Троцкий Л. Моя жизнь. Ч. 2. С. 61.
25 Суханов Н. Записки... Т. 3, кн. 1. С. 361.
176
Они - предатели революции, с которыми мы никогда не объединимся!»
Вопрос о правительстве ставится на голосование. Резолюция Авилова от¬
клонена, она собрала около 150 голосов. Совет Народных Комиссаров
утвержден большинством съезда.
Утверждается состав ВЦИК 2-го созыва: 62 большевика, 29 левых
эсеров. Но фракциям, покинувшим съезд, было дано право в дальнейшем
послать своих представителей во ВЦИК.
Утром ’’Правда” писала: ’’Они хотят, чтобы мы одни взяли власть,
чтобы мы одни справились со страшными затруднениями, ставшими пе¬
ред страной... Что ж, мы берем власть одни, опираясь на голос страны и в
расчете на дружную помощь европейского пролетариата. Но, взяв власть,
мы применим к врагам революции и к ее саботерам железную рукавицу.
Они грезили о диктатуре Корнилова... Мы им дадим диктатуру пролета¬
риата..."
Никто, наверное, не представлял себе тогда, что означают эти слова.
Скорее всего, на них мало кто обратил внимание. Город как-то пассивно,
даже апатично воспринял происшедшее. Считали, что все это - не¬
надолго. Мартов, передавая настроение, царившее в Петрограде еще в
канун восстания, писал Н. Кристи в Швейцарию: «Над всем тяготеет
ощущение чрезвычайной "временности" всего, что совершается. Такое у
всех чувство, что все это революционное великолепие - на песке, что не
сегодня-завтра что-то новое будет в России - то ли поворот крутой назад,
то ли красный террор каких-нибудь полков, считающих себя больше¬
вистскими, но на деле настроенных просто пугачевски"26.
МЕЛОДИЯ ВЕРТИНСКОГО
Когда в ночь на 26 октября красногвардейцы, солдаты и матросы вор¬
вались в малую столовую Николая II в Зимнем дворце, где находились
министры Временного правительства, Керенского среди них не ока¬
залось. Еще утром 25-го в сопровождении нескольких адъютантов он в
спешке покинул Зимний. Два автомобиля, один из которых шел под аме¬
риканским флажком и принадлежал посольству США, на большой ско¬
рости проехали по Дворцовой площади и повернули к Воскресенскому
проспекту. Никто их не задержал. Во второй машине, подняв воротник
пальто, сидел Керенский.
Керенский следовал в направлении Луги и Пскова, чтобы лично встре¬
тить войска, которые по уже отданным им и начальником штаба Ставки
генералом Н. Духониным приказаниям должны были двигаться с Север¬
ного фронта для подавления большевиков в Петрограде, встретить и
побыстрее "протолкнуть" их к столице. Многое теперь зависело от этих
войск. В третий раз за восемь месяцев ставка делалась на удар "фронто¬
вого кулака". Первый раз - в начале марта, когда Николай II послал на
столицу части под командованием генерала Н. Иванова. В конце августа
26РЦХИДНИ. Ф. 362. On. 1. Д.51.Л. 151-154.
177
генерал Корнилов двинул на Петроград кавалерийские части, которыми
командовал генерал А. Крымов. Теперь Керенский спешил навстречу
еще неизвестному генералу, чтобы вместе с ним и его войсками вернуться
в Петроград. Но войск в пути не встретилось...
Когда Керенский наконец добрался до Пскова, где располагался
штаб Северного фронта, стало известно, что главнокомандующий фронта
генерал В. Черемисов отменил отправку войск. Историки еще до
сих пор спорят, почему генерал занял позицию, гибельную для Вре¬
менного правительства и Керенского. Причин, по-видимому, было не¬
сколько, и расставить их по степени значимости для В. Черемисова в
момент принятия им решения, ставшего для Керенского роковым, не так-
то легко.
Имя этого генерала связано с июньско-июльским наступлением Юго-
западного фронта и обстоятельствами назначения Л. Корнилова на пост
Верховного главнокомандующего в 20-х числах июля. Черемисов в тот
момент командовал корпусом в составе 8-й армии Корнилова, входившей
в Юго-западный фронт. Только на участке боевых действий этой армии
обозначился тогда определенный успех, и именно корпус В. Черемисова
сыграл в этом, пожалуй, решающую роль. Черемисова называли ’’героем
Галича”. Возможно, в этом и крылась одна из причин натянутых отноше¬
ний между Корниловым и Черемисовым.
Так или иначе, когда Корнилов был назначен Верховным главно¬
командующим и место главнокомандующего Юго-западного фронта ста¬
ло вакантным, новый главковерх отклонил предложение назначить на
освободившееся место Черемисова. Возник острейший конфликт, кото¬
рый с трудом был ликвидирован не без помощи дипломатических спо¬
собностей ’’комиссарверха" М. Филойенко. Назначение Черемисова глав¬
комом Юго-западного фронта не было проведено, генерала временно
отправили в правительственный резерв. Позднее, после провала ’’корни¬
ловщины”, карьера Черемисова быстро пошла вверх. В середине сентяб¬
ря он был назначен командующим Северным фронтом вместо генерала
М. Бонч-Бруевича1, занимавшего этот пост всего две недели после того,
как 29 августа Керенский сместил Клембовского, поддержавшего Корни¬
лова.
Карьера Черемисова в немалой степени объяснялась тем, что он при¬
надлежал к числу тех немногочисленных генералов, которые проявляли
склонность к сотрудничеству с армейскими комитетами. Это обеспечи¬
вало ему известную ’’благосклонность" как комитетов, так и местных
Советов и самого ВЦИК. В правых кругах Черемисова считали ”их чело¬
веком", более того, кое-кто даже подозревал генерала... в привержен¬
ности большевизму. В предоктябрьские дни Черемисов, по меньшей мере,
не проявил рвения в вопросе о выводе части Петроградского гарнизона
на свой фронт. Но это отнюдь не было продиктовано его желанием "под¬
держать революцию": человек умный и прозорливый, он скорее опасался
разлагающего воздействия столичного гарнизона.
1 Брат В. Бонч-Бруевича, доверенного Ленина и назначенного управляющим делами
Совета Народных Комиссаров.
178
Существует мнение (основанное прежде всего на мемуарах самого
Керенского), согласно которому Черемисов отменил распоряжение об от¬
правке войск в Петроград еще до приезда Керенского в Псков. Имеются,
однако, факты, ставящие это утверждение под сомнение.
Конечно, к моменту прибытия Керенского в Псков Черемисов, скорее
всего, уже был настроен против, как он выражался, вмешательства в
’’петроградскую передрягу". Он знал, что в Петрограде практически нет
войск, способных поддержать правительство. Он отдавал себе также
отчет в том, что без санкции армейских комитетов, Военно-револю¬
ционного комитета, образовавшегося в Пскове, и, наконец, ВЦИК орга¬
низовать карательную экспедицию на Петроград будет весьма трудно, а
большинство армейских комитетов открыто высказывались против такой
экспедиции. Пойти наперекор их желанию Черемисов не решался. Да и
Керенский, явившийся в Псков в подавленном состоянии, не только не
вызывал у генерала никаких симпатий, но, напротив, усиливал антипа¬
тию. Можно предположить поэтому, что Черемисов, встретившись с
Керенским, в изнеможении лежавшим на кушетке в квартире своего
шурина генерал-квартирмейстера Северного фронта В. Барановского,
убеждал главу правительства и Верховного главнокомандующего в не¬
возможности направить в Петроград войска с его фронта. Скорее всего,
его желание сводилось к тому, чтобы как-то освободиться от неожи¬
данного гостя и направить его в Ставку, где, как он доказывал, можно
попытаться сформировать новое правительство, "хотя бы из случайных
людей", и уже оттуда начинать борьбу против большевистского Петро¬
града.
Соглашался ли Керенский с Черемисовым? Если учесть состояние
Керенского, то нельзя исключить, что соглашался или, скорее, проявлял
колебания. Во всяком случае, имеется собственноручная запись Череми-
сова: "Распоряжение об отмене движения войск на Петроград сделано с
согласия главковерха, который приехал в Псков не после отмены, а до
нее". О том же он сообщил и генералу Н. Духонину в Могилев.
Человеком, который переломил настроение Керенского, скорее всего,
был комиссар Северного фронта бывший большевик, а теперь меньше¬
вик В. Войтинский. Связавшись с ВЦИК, он получил сообщение, что
меньшевистско-эсеровское руководство Исполкома не возражает против
отправки в Петроград войск с фронта, так, как это было в июле. Это
сообщение, по-видимому, вдохновило В. Войтинского. В обход "нелояль¬
ного" Черемисова он предпринял лихорадочные усилия по розыску
генерала, готового двинуть воинские части к столице. Таковым оказался
П. Краснов, еще в конце августа назначенный Корниловым командиром
3-го конного корпуса взамен А. Крымова, которому предстояло возгла¬
вить Особую Петроградскую армию. (Однако принять корпус Краснов
смог только после того, как корниловский путч провалился. Керенский,
выразив политическое доверие корпусу, тем не менее рассредоточил его
по Северному фронту.)
Еще утром 25 октября Краснов, находившийся в городе Острове,
получил приказ о движении 3-го корпуса к Петрограду, но поздним вече¬
ром того же дня из Пскова последовало распоряжение, отменяющее этот
179
поход. Краснов решил лично выехать в Псков за разъяснением: у него
еще свежо было воспоминание о судьбе своего предшественника А. Кры¬
мова, оказавшегося между жерновами разноречивых приказов Корнилова
и Керенского. Черемисов, по воспоминаниям самого Краснова, рекомен¬
довал ему ’’остаться в Острове и ничего не делать” - форма, сама по себе
довольно странная для взаимоотношений военных, да еще в почти боевой
обстановке.
Однако встреча с комиссаром Войтинским ’’перевернула" Краснова.
Вдвоем пошли к Керенскому, который все еще оставался на квартире
Барановского. Увидев Краснова, Керенский ожил... Трудно сказать, кто
кого убедил попытаться одним "коротким ударом" захватить Петроград:
Керенский, Войтинский и Барановский Краснова или наоборот. Скорее
всего, инициатива принадлежала "тройке". Краснова убедили, что имеется
полная возможность не только собрать все части корпуса воедино, но и
усилить его другими пехотными и кавалерийскими частями. Краснов пока
располагал лишь примерно 700 казаками. Расчет, однако, был на
быстрый подход подкреплений.
Ранним утром 26 октября "поход Керенского-Краснова" начался. Че¬
ремисов был поставлен перед свершившимся фактом. Когда утром того
же дня Н. Духонин из Ставки запросил штаб Северного фронта о даль¬
нейших намерениях "главкосева", его начальник штаба генерал С. Лукир-
ский ответил: "Он приказал снять посты революционного комитета и
продолжать продвижение по железной дороге частей 3-го конного кор¬
пуса".
Дальнейшая судьба Черемисова как будто опровергает подозрения
рассчитанной политикой лишить Временное правительство поддержки в
критическую минуту. Вскоре по приказу Н. Крыленко, назначенного
Советским правительством Верховным главнокомандующим, Черемисов
был арестован. После того как его освободили, он эмигрировал и в 20-е
годы проживал в Дании. Он написал мемуары, в которых старался снять с
себя многочисленные обвинения либо в "скрытом содействии большеви¬
кам", либо, напротив, в действиях "по директивам" неких конспиративных
"монархических центров", считавших, что падение Керенского приведет
наконец к разгрому большевиков и революционной демократии. Но един¬
ственное, что, по-видимому, было присуще Черемисову в октябрьские
дни, - это общее для многих генералов и офицеров нежелание спасать
опостылевшее им Временное правительство. Не исключено, что при этом
Черемисов видел себя в какой-то особой, "наполеоновской" роли. Собы¬
тия того времени давали некоторые основания для подобного рода "про¬
жектов". Во всяком случае, он готов был принять от Керенского пост
Верховного главнокомандующего. Командующий Западным фронтом ге¬
нерал П. Балуев даже просил Духонина "удержать главкосева в должных
границах".
180
* * *
Днем 26 октября казачьи сотни Краснова в эшелонах двинулись из
Острова на Петроград. К вечеру они уже были в Луге, 27-го захватили
Гатчину, а 28-го - Царское Село. И хотя в отряде Краснова, как он впо¬
следствии писал в мемуарах, все сильнее ощущались элементы ’’разло¬
жения", главным образом из-за отсутствия подкреплений, над больше¬
вистским Петроградом нависла серьезная угроза: только что образован¬
ный Совнарком еще не имел прочных средств обороны, противостоящие
ему политические силы к утру 27-го числа объединились в так назы¬
ваемый "Комитет спасения родины и революции". Комитет установил
связь с Гатчиной, где находился Керенский, и таким образом власть
большевиков оказалась перед тяжелой перспективой согласованного
удара противников как извне, так и изнутри.
В состав комитета вошли: президиум Предпарламента, представители
Городской думы (созданный ею "Комитет безопасности" и стал ядром
"Комитета спасения"), ВЦИКа 1-го созыва, Исполкома Совета крестьян¬
ских депутатов, ушедших со II съезда Советов фракций меньшевиков и
эсеров, некоторых профсоюзов, ЦК партий эсеров, меньшевиков и
народных социалистов. Были в комитете и четверо кадетов, но они вошли
в него не как представители своего ЦК, а как члены Городской думы.
Поэтому "Комитет спасения родины и революции" претендовал на то,
чтобы считаться органом объединенной "революционной демократии",
противостоящим узурпаторам-большевикам. Он сразу постановил начать
переговоры об организации "демократической власти", обеспечивающей
"быструю ликвидацию большевистской авантюры". ВРК было предло¬
жено "немедленно сложить оружие".
Но если в отношении большевиков и Октябрьского восстания комитет
занял вполне определенную позицию, то этого никак нельзя сказать
относительно его "конструктивной программы": в многочисленных воз¬
званиях и прокламациях комитета и организаций и групп, в него вхо¬
дивших, не чувствовалось твердого желания бороться за восстановление
только что свергнутого Временного правительства. Речь скорее шла о
создании некоего нового "демократического правительства" примерно на
основе тех предложений, которые были сформулированы в резолюции
Предпарламента еще вечером 24 октября.
Какова в этом правительстве будет роль лично Керенского, по-
видимому, никто не думал. Известно было, что он во главе фронтовых
частей идет к Петрограду. Посланный в Гатчину представитель комитета
эсер Герштейн передал бравое заявление Краснова: "Завтра (т.е. 28 ок¬
тября. - Г.И.) выступаю на Петроград. Буду идти, сбивая и уничтожая мя¬
тежников". По расчетам руководства "Комитета спасения", отсюда сле¬
довало, что войска Керенского-Краснова, скорее всего, вступят в город
30 октября. К этому времени военный штаб, сформировавшийся при
"Комитете спасения", готовил антибольшевистское выступление. Руково¬
дил им правый эсер А. Гоц, который привлек уже известного полковника
Г. Полковникова, утром 25 октября устраненного с поста командующего
Петроградским военным округом правительственным "диктатором"
181
Кишкиным и его заместителем П. Пальчинским. Помощником Полков-
никова назначили эсера Краковецкого. Краковецкий весной 1918 г. ока¬
жется в Сибири, где станет одним из руководителей борьбы с Советской
властью.
Полковников расположил свой штаб в Инженерном замке, где находи¬
лось Николаевское военное училище. 28 октября юнкерские училища
получили приказ о боевой подготовке, в училища прибыли комиссары
’’Комитета спасения”. События, однако, развернулись таким образом, что
организаторам пришлось дать сигнал к выступлению ранее намеченного
срока. По одной из версий, в ночь на 29 октября красногвардейский пат¬
руль арестовал двух подозрительных лиц. У одного из них, оказавшегося
членом "Комитета спасения" эсером А. Брудерером, будто бы были об¬
наружены документы, содержавшие сведения о подготовке юнкерского
мятежа. Брудереру удалось бежать и предупредить военный штаб о том,
что его намерения и планы известны Смольному. Тогда решено было
выступать немедленно, не дожидаясь подхода войск Керенского-Крас¬
нова.
Выступление началось на рассвете 29 октября, причем, казалось, ус¬
пешно: юнкерские отряды захватили помещение бронедивизиона, гости¬
ницу "Астория", телефонную станцию, банк. В другие города уже была
послана телеграмма, возвещающая о том, что войска "Комитета спасе¬
ния" приступают к освобождению Петропавловской крепости и Смоль¬
ного - "последних убежищ большевиков", и требовавшая, чтобы воин¬
ские части присоединялись к комитету. Однако на эти призывы никто не
откликнулся, если не считать нескольких десятков офицеров и "ударниц".
А большевистские власти уже принимали энергичные меры. Юнкерские
училища были блокированы и взяты войсками гарнизона и отрядами
Красной гвардии. Днем были освобождены телефонная станция и другие
объекты. Руководители выступления, в том числе Полковников, скры¬
лись. Дальнейшая судьба Полковникова не очень ясна. Есть свидетель¬
ства, что он бежал на Дон, сколачивал там белогвардейские отряды, был
захвачен красными и повешен...
События привели к тяжелым потерям, несравненно большим, чем в
ходе Октябрьского вооруженного восстания. Десятки юнкеров были
убиты или после сдачи в плен расстреляны...
Но борьба не закончилась, а лишь переместилась из сферы военной в
политическую. "Комитет спасения", официально открестившийся от
"авантюры Полковникова и др.", поддержал эсеро-меньшевистский Вик¬
жель, под угрозой забастовки потребовавший заключить перемирие
между Керенским и Совнаркомом и приступить к переговорам о создании
"однородного социалистического правительства".
Реально появилась еще одна возможность создания многопартийного
Советского правительства. Большевики, казалось, не отвергли ее. 29 ок¬
тября ЦК большевиков даже признал "необходимым расширение базы
правительства и возможным изменение его состава"2. Через несколько
дней ЦК большевиков еще раз подтвердил, что, "не исключая никого со II
2 Протоколы ЦК РСДРП(б). М., 1958. С. 122.
182
Всероссийского съезда Советов, он и сейчас вполне готов вернуть ушед¬
ших и признать коалицию этих ушедших в пределах Советов, что, следо¬
вательно, абсолютно ложны речи, будто большевики ни с кем не хотят
разделить власти’’3.
Была ли это вполне искренняя позиция? Думается, что у Ленина и
Троцкого - не вполне. Но и они не могли не учитывать сложившихся
обстоятельств. Во-первых, наличия в большевистских рядах группы ’’мяг¬
ких большевиков", действительно считавших необходимым соглашение с
другими социалистическими партиями. Во-вторых, еще далеко не завер¬
шенной консолидации власти Совнаркома и нового ВЦИКа, для чего
требовалось определенное время. Коконец, в-третьих, шедших под
Петроградом боевых действий против продвигавшихся отрядов Керен¬
ского-Краснова, исход которых еще не был ясен, что, конечно, усиливало
позиции "мягких большевиков". По всем этим обстоятельствам Ленину
нужны были переговоры, во всяком случае хотя бы как прикрытие,
которое должно было бы обеспечить необходимую "передышку" после
неожиданного "прорыва" к власти.
Но большевики выдвигали условия. В резолюции ЦК, принятой
1 ноября, отмечалось, что ультимативной для большевиков является про¬
грамма: Декреты о мире и о земле, рабочий контроль, продовольствен¬
ный вопрос, борьба с контрреволюцией, Советская власть4. Представи¬
тели ЦК большевиков на переговорах Л. Каменев и Г. Сокольников
довели до сведения других участников переговоров (от 9 организаций) эту
точку зрения.
На большевистских оппонентов, которые под давлением Викжеля
тоже пошли на переговоры, влияли обстоятельства и текущие события,
главным из которых был ход боев под Петроградом. До тех пор пока
результат их не стал вполне ясен, а порой даже казалось, что успех будет
на стороне антибольшевистских сил, меньшевики и эсеры не склонны
были безоговорочно принимать предлагавшиеся им условия. Выступав¬
шие от имени правых эсеров и меньшевиков М. Гендельман, Ф. Дан и др.
заняли довольно жесткую позицию. Они требовали распустить ВРК, счи¬
тать II съезд Советов несостоявшимся и сформировать правительство,
ответственное не перед ВЦИКом 2-го созыва, а перед "Временным на¬
родным советом", составленным из представителей различных организа¬
ций, в том числе и не входящих в Советы рабочих, солдатских и кре¬
стьянских депутатов (городских самоуправлений, профсоюзов). Многие
лидеры меньшевиков (и эсеров) хорошо и даже близко знавшие Ленина и
Троцкого, полагали, что новый В ЦИК, даже при наличии слабой оппо¬
зиции, станет не более чем ширмой для утверждения и проведения ре¬
шений большевистского ЦК, которым, собственно, руководили эти два
человека.
Вероятно, меньшевистские и эсеровские представители, исходя из
этого, и настаивали на невключении большевиков в правительство.
Г. Сокольников в ответ заявил, что без большевиков никакого социали¬
3 См.: Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 35. С. 45.
4 Протоколы ЦК РСДРП(б). С. 130.
183
стического правительства не получится вообще, в стране будет установ¬
лена контрреволюционная, "казачья диктатура". ЦК большевиков пола¬
гал, что та власть, на которой настаивают организации и группы, объеди¬
нившиеся вокруг Викжеля и "Комитета спасения", "ничего, кроме колеба¬
ний, бессилия и хаоса", внести не могут. На следующем заседании другой
представитель ЦК большевиков, Д. Рязанов, утверждал, что большевики
готовы на соглашение, но именно делегаты других партий и групп якобы
тормозят мирное решение конфликта.
Эсеры и представители Викжеля, казалось, пошли на уступку: согласи¬
лись на участие большевиков в правительстве, но на основе "персональ¬
ной комбинации". Это означало, что фактически надлежит определять,
кто из большевиков персонально войдет в правительство, при этом,
конечно же, прозвучали возражения против В.И. Ленина и Л.Д. Троцкого
как людей, лично ответственных за Октябрьский переворот. Переговоры
затягивались.
Поворот стал намечаться 30-31 октября. ЦК меньшевиков посетила
группа рабочих-меньшевиков Выборгского района во главе с авторитет¬
ным в рабочей среде Митиным. Они утверждали, что Октябрьский
переворот мало затронул пролетарскую массу, но ее настроение стало
меняться после юнкерского восстания и известий о подходе к городу
казаков генерала Краснова. Митин считал, что противодействовать росту
большевистских настроений на заводах можно будет только под лозунгом
соглашения всех социалистических и рабочих организаций. Митину в ЦК
меньшевиков доверяли, но все-таки не его мнение заставило меньше¬
вистское и эсеровское руководство существенно изменить позицию. Бо¬
лее важным явилось то, что 29 октября большевики разгромили юнкер¬
ское восстание, а 30-го отряды Керенского-Краснова были разбиты под
Пулковом. 31 октября ЦК меньшевиков, правда всего лишь одним го¬
лосом, принял резолюцию о согласии начать переговоры с большевиками
в целях создания правительства от народных социалистов до больше¬
виков. Большинство, как видим, было более чем шатким5.
Но и в ЦК большевиков возникли острые разногласия. Некоторые
члены ЦК (Л. Каменев, А. Рыков, В. Милютин, Г. Зиновьев, В. Ногин, Д.
Рязанов) наставивали на соглашении. В ходе дебатов во ВЦИКе они
отклонились от резолюции ЦК партии по вопросу о соглашении, при¬
нятой 1 ноября. Явно под давлением левоэсеровской фракции они при¬
знали возможным пополнение ВЦИК некоторыми организациями, не
входящими в Советы, предоставление другим партиям половины мест в
новом правительстве и ответственность его перед этим "реформирован¬
ным" В ЦИКом - фактическим "Временным народным советом", на кото¬
ром настаивали эсеры и меньшевики. Несколько народных комиссаров
заявили о своем выходе из Совнаркома.
Однако время маневрирования для Ленина и "лучшего большевика"
Л. Троцкого уже кончилось. Краснов и Керенский были отброшены от
Петрограда, юнкера подавлены, что значительно укрепило власть Сов¬
5 Николаевский Б. Меньшевики в дни Октябрьского переворота // Меньшевики / Сост.
10. Фельштинский. Benson, 1988. С. 89-91.
184
наркома и расширило его популярность в рабочей и солдатской ма«.о
Теперь с колеблющимися и "раскольниками” Ленин мог говорить иначе.
Как указывалось в написанном Лениным ’’Ультиматуме большинстве;
ЦК РСДРП(б) меньшинству”, соглашение означало не что иное, как
’’уклонение от власти”, которую II съезд Советов вручил большевикам
’’именем миллионов рабочих, солдат и крестьян”6. Это было обвинение в
капитуляции, в уклонении от выполнения революционного долга. Линия
Ленина вновь взяла верх, и вновь ’’мягкий большевизм” проявил неспособ¬
ность сопротивляться мощи ленинского давления.
Д. Рязанов, выступая на заседании ВЦИКа 1 ноября, признал, что то
обстоятельство, что "власть находится в руках только одной партии боль¬
шевиков", во многом есть результат, как он сказал, "преступной деятель¬
ности эсеров (правых) и меньшевиков". "Я, - продолжал Рязанов, -
усматриваю в заявлениях эсеров и меньшевиков много лицемерия гово¬
рящих об объединении и в то же время делающих все, чтобы идти против
революции".
В "Письме к товарищам" Г. Зиновьева, написанном 7 ноября, также
признавалось, что "меньшевики и эсеры соглашения не хотели и лишь
искали повода, чтобы сорвать его". Заодно Зиновьев искупил свою "вину”
и за октябрьскую ’’ошибку"...
* * *
Но мы опередили события. Вернемся к Керенскому и Краснову. 29-
30 октября на непосредственных подступах к Петрограду шли тяжелые
бои. По рекомендации Ленина был создан единый штаб обороны города,
в который вошли левый эсер подполковник М. Муравьев, предложивший
большевикам свои услуги перед Октябрем и теперь назначенный коман¬
дующим обороной Петрограда, В. Антонов-Овсеенко (его помощник),
один из первых офицеров, перешедших на сторону Советской власти,
полковник П. Вальден (начальник штаба), член большевистской Военной
организации К. Еремеев (комиссар). Муравьев сыграл важную роль в
достижении первой победы большевиков. В. Антонов-Овсеенко давал
ему высокую оценку как военному. "Муравьев, - писал он, - жил всегда в
чаду и действовал всегда самозабвенно. В этой его горячности была его
главная притягательная сила, а сила притяжения к нему со стороны
солдатской массы несомненно была...
Муравьев, несомненно, сыграл бы крупную роль в нашей революции,
если бы он был более уравновешенным и более политически обра¬
ботан...’’7
Около 20 тыс. человек вышли на рытье окопов. В короткий срок был
создан оборонительный рубеж Залив - Нева. Подавление юнкерского
мятежа 29 октября облегчило действия штаба обороны Петрограда.
К 30 октября в районе Пулкова было сосредоточено около 10 тыс. бой¬
цов. У Краснова имелось всего 9 казачьих сотен, 18 орудий, бронепоезд.
Общая численность "красновской рати" не превышала 1,5 тыс. человек.
6 См.: Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 35. С. 47.
7 Антонов-Овсеенко В. Записки о гражданской войне. М., 1924. T. I. С. 78-79.
185
но красновцы рассчитывали на подход покреплений. В бою под Пулковом
Краснов был разбит и отвел свои части в Гатчину. Делегаты от его ка¬
заков сообщили о желании начать мирные переговоры...
Все теперь, наверное, представлялось Керенскому каким-то странным
сном с быстро менявшимися, мелькавшими картинами, которые пере¬
ворачивала чья-то невидимая рука. Закрыв глаза, он лежал на кушетке в
одной из комнат верхнего этажа Гатчинского дворца, напряженно при¬
слушиваясь к неясному гулу, шедшему снизу. Он знал, ему уже сказали,
что там идут переговоры красновских казаков с прибывшими в Гатчину
большевистскими матросами во главе с П. Дыбенко. Балтийский матрос,
выходец из крестьян, Дыбенко легко находил общий язык с казаками. С
юмором предлагал закончить "гражданскую войну", "обменяв" Керен¬
ского на Ленина. Казаки довольно похохатывали... Керенский уже знал,
на чем они сошлись: его выдадут в Петроград в обмен на пропуск казаков
на Дон с оружием и лошадьми.
Отворилась дверь. Без стука вошел генерал Краснов. Вежливо, но
очень настойчиво заговорил о том, что дела плохи, что Керенскому нуж¬
но ехать в Петроград, может быть, даже прямо в Смольный, попытаться
договориться. Краснов уверял, что опасности не будет: он даст охрану.
Иначе ни за что нельзя ручаться - имя Керенского вызывает сильное
раздражение и озлобление у казаков; в таких условиях невозможно не
соглашаться на перемирие, которое предлагает Викжель. Краснов гово¬
рил, что в конце концов это может стать всего лишь тактическим манев¬
ром: подойдут пехотные части с фронта и борьба возобновится.
В сущности, как бы повторялась псковская "черемисовщина": тогда
Черемисов хотел избавиться от Керенского и отправить его в Ставку,
теперь Краснов тоже стремился отделаться от него. Керенский слушал
апатично, иногда согласно кивая головой. Краснов ушел. В комнате ос¬
тался только личный секретарь Керенского Н. Виннер. Позднее в ме¬
муарах Керенский писал, что они решили не сдаваться живыми, покончив
самоубийством.
Но самоубийства не произошло. Решено было бежать. Керенский-
мемуарист утверждал, что его уход из дворца совершился почти внезапно
("я ушел, не зная еще за минуту, что пойду"). Но так ли это было? Мысль
о побеге у Керенского или людей из его окружения, по всей вероятности,
должно была появиться сразу после созванного им 31 октября "военного
совета". Обсуждался один вопрос: воевать или соглашаться на перемирие,
которого требовал Викжель. Большинство тогда высказалось за переми¬
рие. В Петроград Викжелю отправили телеграмму: "Ваше предложение
принято. Вчера выслан мой представитель Станкевич. Жду ответа". Но
поражение под Пулковом изменило все. Керенский решил формально
сложить с себя полномочия главы правительства и Верховного главно¬
командующего.
На листочке бумаги, наспех вырванном из какого-то блокнота, своим
невероятно плохим, неразборчивым почерком спешно написал: "Слагаю с
себя звание министра-председателя, передаю все права и обязанности по
этой должности в распоряжение Временного правительства. А. Керен¬
ский. 1/XI-17 г." "Отречение" Керенского было передано А.А. Демьяно¬
186
ву, возглавлявшему теперь "подпольное” Временное правительство -
группу оставшихся на свободе заместителей министров. В дневнике
В.И. Вернадского, занимавшего тогда пост товарища министра просвеще¬
ния, имеется запись о заседании ЦК кадетской партии в первых числах
ноября на квартире С.В. Паниной. Есть там и о Керенском: "Вопрос от¬
ставки Керенского с передачей власти Временному правительству от
1/XI... Написано на листочке бумаги - печальный конец политической
карьеры..."8
Керенский не мог не понимать, что теперь все побегут с его тонущего
корабля. Так и случилось. Б. Савинков, прибывший в Гатчину и назначен¬
ный Керенским "командующим ее обороной" (корниловские времена бы¬
ли забыты), потребовал подписать ему бумагу о "командировке в Ставку
для организации подкреплений", получил бумагу и быстро "убыл". Впо¬
следствии он писал, что метался по различным железнодорожным пунк¬
там, пытался двинуть какие-то части на защиту "законной власти", но все
его призывы остались тщетными. Однако находившийся в окружении
Керенского комиссар 8-й армии К. Вендзягольский вспоминал о другом,
свидетельствуя, что Савинков "по секрету" сообщил ему, что у него
"созрело решение удалить Керенского": "Надо создать правительство,
например, во главе с Плехановым или Чайковским..." Впрочем, Савинков
и сам был готов "взять руководство новым правительством под лозунгом
спасения России". Решили даже довести этот план до сведения Краснова,
но он слушал, "опустив голову", и не решился на новую авантюру...
Разговор с Красновым, по-видимому, окончательно укрепил Керен¬
ского во мнении, что бежать надо немедленно. История того, каким обра¬
зом Керенскому удалось ускользнуть из Гатчинского дворца, до сих пор
остается не вполне ясной. Распространившиеся в Петрограде слухи (они
попали и в газеты) о том, что он бежал, переодевшись сестрой мило¬
сердия, были злостным анекдотом. Частичный свет проливают воспоми¬
нания некоторых из тех, кто в эти дни находился в гатчинском лагере.
Представители революционной демократии, прежде всего однопартий¬
цы Керенского - эсеры, сознавали, что, возглавив части 3-го конного
корпуса вместе с монархистом Красновым, Керенский предстает далеко
не в лучшем свете; к тому же это был корпус, являвшийся главной удар¬
ной силой "корниловщины". Поэтому в сумятице событий некоторые
эсеры (в том числе побывавший в Гатчине В. Чернов и назначенный ко¬
миссаром 3-го конного корпуса Г. Семенов, человек, выполнявший при
Керенском "особые поручения") лихорадочно пытались сколотить ка¬
кую-нибудь "революционную часть", которая, влившись в войска Красно¬
ва, могла бы хоть в какой-то степени "снизить" их контрреволюционную,
корниловскую одиозность. Ничего из этого не получилось.
В Луге удалось собрать только небольшую "эсеровскую дружину" - не
более 10 человек. Возглавил ее Г. Семенов, и, когда она прибыла в
Гатчину, ее задача практически свелась к обеспечению личной охраны
Керенского, поскольку появились слухи о том, что красновские офицеры
х Вернадский В.И. Из дневника октября-ноября 1917 г. Ц Огонек. 1990, № 49 (дек.).
С. 14.
187
составили против него заговор. В это легко было поверить. Когда еще в
Луге Керенский, здороваясь, протянул руку сотнику Карташеву, тот,
вытянувшись во фронт, ответил: ’’Господин Верховный главнокомандую¬
щий, я не могу подать Вам руки, я - корниловец”. Карташев выразил об¬
щее настроение красновских офицеров - в большинстве своем корни¬
ловцев.
Когда, вспоминал впоследствии Г. Семенов, стало очевидно, что
Керенский будет выдан казаками, он организовал его побег. Другой эсер,
В. Вейгер-Редемейстер, исполнявший в Гатчине обязанности ’’начальника
по гражданской части”, присутствовал при разговоре Керенского с
Семеновым и Виннером и слышал, как Виннер сообщал о существовании
тайного выхода из дворца.
Затем Семенов ушел, но вскоре вернулся с каким-то матросом. В изло¬
жении самого Керенского, к нему в комнату совершенно неожиданно
вошли ’’некто гражданский”, которого он знал раньше, и "матрос Ваня”.
По всей вероятности, "гражданским" и был Г. Семенов, а "матрос Ваня",
вероятно, входил в "эсеровскую дружину". Керенского переодели в
"матросский костюм", на глаза надели "автомобильные консервы". Не
спеша, чтобы не привлекать внимания, он и его спутники вышли в
коридор, а затем "тайным ходом" и из дворца. Стоящий у окна Вейгер-
Редемейстер видел, как сначала они шли по парку через шумную толпу
красновских казаков и матросов П. Дыбенко, затем сели в какую-то
пролетку. У Китайских ворот ждала машина. Через мгновение она уже
мчалась по направлению к Луге. Керенскому запомнилось, что сидевший
за рулем матрос насвистывал мелодию Вертинского...9
П. Дыбенко договорился с казаками о перемирии. Они могли свободно
уходить на Дон. Видимо, здесь истоки легенды, будто и Керенский
"скрылся на Дон", легенды, попавшей даже в советские энциклопедии. Но
Керенский, конечно, знал, что на калединском Дону ничего хорошего его
не ожидает. Он не ошибался. Позднее, когда на Дону уже формировалась
Добровольческая армия, там сурово встречали политических деятелей
куда правее Керенского. А в июле 1918 г., когда на Дону прошел слух о
том, что союзники-де опять выдвигают Керенского на "руководящие
роли", генерал Алексеев из Тихорецкой писал секретному представителю
Добровольческой армии в Москве А. Ладыженскому: "Передайте пред¬
ставителям союзников, что я считаю, что главным образом А.Ф. Керен¬
скому обязана Россия уничтожением своей государственности, и я почту
своим долгом совершенно отказаться от всякой военной и политической
деятельности и никоим образом не допущу своего сотрудничества с раз¬
рушителем моей Родины..."10 Нет, Керенскому на калединско-корнилов-
ском Дону места не было...
Генерал Краснов был арестован, доставлен в Петроград, но вскоре
освобожден "под честное слово офицера" не поднимать оружия против
Советской власти. Весной 1918 г. Краснов нарушит "честное слово офи¬
цера", примет участие в белоказачьем мятеже на Дону и при поддержке
9 Керенский А. Моя жизнь в подполье // Новый журнал. Нью-Йорк, 1966. № 84.
10Лодыженский А.А. Воспоминания. Париж, 1984. С. 104.
188
германских оккупантов станет донским атаманом. В феврале 1919 г. он
уедет в Германию и наряду с антисоветской деятельностью займется пи¬
санием романов из истории революции. В годы второй мировой войны он
пойдет на службу к гитлеровцам, будет выдан союзниками и по приговору
Верховного Суда СССР казнен.
* * *
Для Керенского Гатчина фактически стала концом его политической
карьеры. Он потерпел поражение, проиграл. Мог ли быть иной исход?
Наиболее распространенное мнение - отрицательное. В период резкой
поляризации общества, яростной политической борьбы, уже готовой
перерасти в гражданскую войну, упорное стремление Керенского "идти
посредине”, примирить и согласовать разные интересы действительно
кажется невыполнимым. Но есть и другие мнения. Например, такой тон¬
кий наблюдатель, как Ф. Степун, считал, что "линия Керенского" в об¬
щем была правильной, даже "единственно правильной". Вина его "не в
том, что он вел Россию по неправильному пути, а в том, что он недоста¬
точно энергично вел ее по правильному". Колебания и половинчатость
Керенского чувствовали и видели все: левые, правые, центр, - и это,
внося нервозность и подозрительность, лишь подталкивало их к отстаива¬
нию и укреплению собственных позиций. В результате - общественный и
политический раскол не уменьшался, а увеличивался. Между тем, как в
правом, "цензовом", так и в левом, демократическом, лагере имелись
силы, готовые пойти навстречу друг другу, создав либерально-демокра-
тический центр, может быть, единственно способный противостоять уда¬
рам как крайне правых, так и крайне левых. Впрочем, все это - "про¬
рочества назад". Керенский проиграл.
Сознавал ли все это сам Керенский? Думается, что сознавал, иначе
весь его альянс с Корниловым становится малообъяснимым. Корнилов
должен был, по расчетам Керенского, содействовать укреплению, усиле¬
нию режима, но этот режим в основе своей он мыслил демократическим,
может быть "авторитарно-демократическим" на весь период, пока Рос¬
сию потрясала смута. Этого не произошло - разрыв с Корниловым,
провал "корниловского путча" только ослабили демократическую власть.
Утверждают, будто на старости лет Керенский говорил, что, если бы ему
довелось начать все сначала, он прежде всего повел бы борьбу с
"керенщиной". Если это правда, то в этих словах - осознание той самой
ошибки, о которой писал Ф. Степун: вина Керенского не в том, что вел
страну по неправильному пути, а в том, что вел ее по этому пути недо¬
статочно энергично, превращая демократическую власть в собственных
руках в разболтанное кормило...
Под Лугой, в деревне Ляпунов Двор, у родственников "матроса Вани"
Керенский скрывался почти полтора месяца, оброс бородой, усами, стал
малоузнаваем. Весь конец 1917 г. прошел в нелегальных скитаниях по
отдаленным селениям. Сначала он находился в имении Заплотье, принад¬
лежавшем лесоторговцу Беленькому, сын которого являлся одним из тех,
кто помогал Керенскому бежать из Гатчины. Затем Керенский переехал
189
на хутор Щелкалов, оттуда даже... в психиатрическую клинику доктора
Фризена под Новгородом и, наконец, в имение Лядно, в дом бывшего
народника Л. Каменского.
В начале января 1918 г. Керенского тайно перевезли в Петроград: он
хотел ’’открыться” и выступить на Учредительном собрании. Но в учре-
диловско-эсеровских кругах, по-видимому, решили, что от появления
Керенского они уже ничего не выиграют. Загримированный и с фаль¬
шивым паспортом на имя шведского врача Керенский перебрался в
Финляндию. Но когда в конце января в Финляндии началась революция, а
затем гражданская война, в которую вмешалась Германия, хозяева дома,
где жил Керенский, предупредили его, что им придется сообщить немцам,
кто у них проживает. Керенский снова нелегально вернулся в Петроград,
а в начале мая перебрался в Москву. Здесь подпольно действовала орга¬
низация "Союз возрождения России", в которую входили энесы, эсеры,
меньшевики. С этим "союзом" Керенский установил контакты. Когда на
востоке страны вспыхнул чехословацкий мятеж, Керенский выразил
желание выехать на Волгу, чтобы примкнуть к движению, которое
политически возглавляли правые эсеры. Но, как и в случае с Учреди¬
тельным собранием, эсеры снова твердо сказали "нет" - в их глазах
Керенский уже был отыгранной картой. "Союз возрождения России"
предложил ему выехать за границу - в Англию и Францию - для пере¬
говоров об организации военной интервенции в Советскую Россию. И Ке¬
ренский согласился. Через сербского военного атташе полковника Лонд-
кевича достали фальшивый паспорт, и А.И. Лебедев (под такой фами¬
лией Керенский жил в Москве) превратился в серба Милутина Марко¬
вича. В сербском военном эшелоне он должен был добраться до
Мурманска, а оттуда морем на английском военном корабле в Велико¬
британию.
Но произошла осечка: требовалась английская виза, а консул
О. Уордроп заявил, что без согласования с Лондоном выдать ее не может.
Между тем времени не оставалось: эшелон с сербскими солдатами вот-
вот должен был уйти, да и твердая уверенность в согласии Лондона
отсутствовала...
В один из июньских вечеров 1918 г. в Хлебный переулок на квартиру
неофициального представителя Англии Р. Локкарта (в конце августа он
будет арестован по обвинению в организации заговора против Советской
власти) явился человек, назвавшийся Романом Романовичем. Локкарт
узнал его: это был тесно связанный с Керенским эсер В. Фабрикант,
помогавший бывшему главе Временного правительства в конспиратив¬
ных скитаниях. Он просил помочь Керенскому. Локкарт, тут же взяв
паспорт "Марковича", поставил на нем свою личную печать. Это "виза",
разумеется, юридически ничего не значила, но ничего другого Локкарт
сделать не мог.
Через несколько дней из дома на Патриарших прудах вышла внешне
ничем не привлекающая внимания компания гуляющих людей. Среди них
находился и Керенский, он же Лебедев, он же Маркович. На перроне
Ярославского вокзала компанию уже встречал Лондкевич; он быстро
проводил Керенского в вагон сербской военной миссии. Экс-премьер
190
покидал Россию навсегда. В Лондоне и Париже Керенский призывал к
активному вмешательству в русские дела, к борьбе с большевизмом, но
когда осенью 1918 г. Англия и Франция оказали содействие "белому
движению" Колчака и Деникина, он поддержал лозунг "ни Ленин, ни Кол¬
чак". Он все еще боролся за "третий путь", за демократическую Россию.
Когда в 1921 г. вспыхнуло восстание в Кронштадте, Керенский заявил о
необходимости его поддержки. Он издавал газеты, писал мемуары, высту¬
пал на собраниях. Одной из главных его тем было оправдание в глазах
эмиграции, возлагавшей на него ответственность за* победу Октября, а
также пропаганда антибольшевизма и антисталинизма. Но ему не верили.
Сотник Карташев, не протянувший Керенскому руки в дни похода
Краснова на Петроград, оказался лишь первой ласточкой. Позднее Ке¬
ренский подвергался оскорблениям и похуже...
Накануне второй мировой войны Керенский призывал к борьбе как со
сталинизмом, так и с фашизмом. Когда в 1940 г. гитлеровцы оккупи¬
ровали Францию, лишь благодаря энергии и находчивости его второй
жены - австралийки, ему удалось бежать в Англию, затем в США. Он
продолжал доказывать, что большевизм "уже в прошлом", что впереди -
"программа реконструкции", в которой примет активное участие демо¬
кратическое крыло эмиграции.
Последние книги Керенского - о Временном правительстве и мемуа¬
ры - вышли в 60-е годы. На суперобложке мемуаров - фотографии
глубокого старика с лицом, изборожденным морщинами, с подслеповаты¬
ми водянистыми глазами. Лишь знаменитый "ежик" на голове, правда
совершенно седой, выдает в старике Керенского. Давно ушел в прошлое
1917 год. Все его герои были уже мертвы: погиб Корнилов; расстреляны
большевиками Николай II и Колчак; умер парализованный Ленин; в
разное время покончили с собой Крымов, Каледин, Савинков, Чхеидзе;
по наущению Сталина зарублен топором Троцкий; в мясорубке сталин¬
ских репрессий погибли Каменев, Зиновьев, Бухарин, другие большевики.
Умерли Врангель, Деникин, Милюков; сам Сталин то ли умер, то ли убит
своими товарищами... Становясь все более одиноким, Керенский уже не
хотел жить, желал смерти, даже отказывался от пищи. Но жизнь как
будто намеренно не покидала его, чтобы показать: то, за что боролся в
17-м году он, пережило всех его недругов и противников. До конца своих
дней он верил в демократическую Россию. Уже совершенно ослепнув,
говорил молодым собеседникам: я ее уже не увижу, но вы увидите11...
11 июня 1970 г. в возрасте почти 90 лет Керенский скончался в госпи¬
тале "Святого Луки". Похоронили его в Англии.
11 Летом 1968 г. в ЦК КПСС поступили сообщения, будто Керенский желал бы приехать
в Советский Союз. Соответствующим лицам было поручено встретиться с Керенским и
получить от него признание закономерности социалистической революции, правильности
политики правительства СССР, успехов советского народа за истекшие 50 лет (см.: Родина.
1992. № 5. С. 56-57). Визит Керенского в Советскую Россию так и не состоялся.
191
НЕПРЕДРЕШЕНИЕ
В первых числах сентября генерал Алексеев по поручению нового
Верховного главнокомандующего А. Керенского ’’безболезненно” ликви¬
дировал корниловскую Ставку, с конца июля являвшуюся центром кон¬
солидации правых сил. Это было проведено именно ’’безболезненно”, с
такими наименьшими потерями, которые только и были возможны в
условиях провала, постигшего ’’корниловщину”. Корнилов и другие вид¬
ные генералы, как мы знаем, были переведены в Быхов. Режим, установ¬
ленный для них в ’’быховской тюрьме”, по их собственным позднейшим
признаниям, мало напоминал тюрьму. Л. Новосильцев в воспоминаниях
даже называл Быхов ’’курортом”. Вставали поздно, после завтрака до
обеда прогуливались. По ту сторону забора часто собирались группки
солдат, с любопытством рассматривая генералов. Однажды Корнилов,
сопровождаемый одним из ’’быховцев”, подошел к забору, остановился
напротив нескольких глазеющих солдат, отрывисто спросил: "Вы с ка¬
кого фронта - с Юго-западного?” Солдаты от неожиданности вытянулись,
дружно ответили: "Так точно!” Корнилов помолчал, пожевал сухими гу¬
бами и отрывистым голосом крикнул: ’’Пошли прочь, сволочь!” Резко
повернувшись, он быстро двинулся к дому. Солдаты отпрянули от за¬
бора...
По вечерам собирались в одной из комнат, вели долгие беседы.
Бывало что и выпивали: вино передавали в ’’тюрьму” тайно. Сидевший в
Быхове генерал Ванновский впоследствии рассказывал, что некоторые
генералы вели себя там ’’слабо: держали градус". Связи с внешним миром
были почти неограниченные. На квартире адъютанта Корнилова - рот¬
мистра Хана Хаджиева организовали ’’почтовую станцию”: отсюда уходи¬
ли письма "на волю”, сюда приходили письма, посылки, газеты. Главными
пунктами связи являлись Могилев (Ставка), Новочеркасск (донской
атаман А. Каледин) и Петроград ("алексеевская организация", "Совеща¬
ние общественных деятелей" и др.). Установить прочную связь со всеми
этими адресатами было не так уже сложно - везде имелись свои люди.
В Ставке осталось немало корниловских офицеров; в Новочеркасск еще
до приезда Алексеева в Могилев были направлены несколько человек:
В. Завойко, некий офицер, имя которого осталось неизвестным, и млад¬
ший брат генерала Корнилова штабс-ротмистр Петр Корнилов.
Завойко по пути был арестован, но два других посланца, по-видимому,
добрались до места назначения. Связь с Петроградом поддерживалась че¬
рез офицеров могилевской Ставки и... членов Чрезвычайной комиссии
Шабловского, сочувствовавших Корнилову.
В оживленном обмене мнениями и планами, проходившем в этом "че¬
тырехугольнике", и выкристаллизовывалась первоначальная идея того,
что позднее получило название "белое дело". Очень важно хотя бы при¬
близительно датировать начало этой "кристаллизации".
В октябре 1927 г. в газете П. Струве "Возрождение" была напечатана
статья, посвященная десятилетию возникновения "белого движения", в
которой отмечалась почти полная синхронность победы Октября (7 нояб¬
ря п.ст.) и возникновения Добровольческой армии на Дону (15 ноября
192
н.ст.). ’’Сама краткость промежутка между этими событиями, - говори¬
лось в статье, - определенно показывает, что они подготовлялись одно¬
временно. Несомненно, что основатель Добровольческой армии генерал
Алексеев отлично знал, куда ему надо идти, чтобы противостоять тому,
что готовилось в России... Несомненно, что и генерал Корнилов, покидая
во главе своих текинцев быховскую тюрьму... тоже знал, куда он идет,
знал, где начнет движение против красных..."
А. Деникин, вспоминая период "быховского сидения", прямо указывал,
что сразу же после того, как "бердичевскую группу" корниловцев доста¬
вили в Быхов, состоялось общее собрание всех заключенных, где был
поставлен вопрос: "Продолжать или считать дело оконченным?" Едино¬
гласно признали необходимым продолжать. Так как нам точно известен
день прибытия "бердичевцев" в Быхов, можно определенно сказать, что
это важное решение было принято в конце сентября. Несомненно, од¬
нако, что мысль о "продолжении" появилась еще до "общего собрания",
по крайней мере в середине сентября.
Находившийся среди "быховских арестантов" А. Аладьин внес предло¬
жение создать "корниловскую политическую партию", которая и возгла¬
вит борьбу на новом этапе - в момент развала власти. А. Деникин припи¬
сывает себе инициативу отклонения, по его словам, "такой своеобразной
постановки вопроса" как не соответствовавшей "ни времени, ни месту, ни
характеру корниловского движения, ни нашему профессиональному (т.е.
военному. - Г.И.) призванию". Так это или нет, но после обсуждения было
решено, что "движение" должно быть, с одной стороны, преемственно
связано с "августовской борьбой", а с другой - дополнено тем, чего в ней
не хватало. Это означало провозглашение "внепартийности", отстранен¬
ность от каких-либо политических течений во имя исключительно
"национальной цели" - восстановления русской государственности. Став¬
ка делалась на национализм, способный, как думалось быховцам, спло¬
тить в одном лагере широкие антибольшевистские силы. Теперь в Быко¬
ве создали небольшую комиссию, разработавшую так называемую "бы¬
ховскую программу", которая с теми или иными модификациями, дикту¬
емыми военно-политическим положением, в сущности, и стала впослед¬
ствии политической основой "белого дела".
Эта программа включала шесть пунктов. Первый из них провозглашал
создание власти, "совершенно независимой от всяких безответственных
организаций", впредь до Учредительного собрания. Речь, следовательно,
шла о временной диктаторской власти. Второй пункт развивал первый:
местные органы власти также должны были стать "независимыми от
самочинных организаций". Третий - касался внешней политики: объявля¬
лось о продолжении войны в тесном единении с союзниками до полной
победы над Германией. Четвертый пункт относился к армии и шел даже
дальше корниловской "Записки": из армии изгонялась политика; войско¬
вые комитеты и комиссары упразднялись; провозглашалась "твердая
дисциплина"; армия фактически возвращалась к дореволюционному
состоянию. Пятый пункт был расплывчатым и неопределенным. Гово¬
рилось об "упорядочении" хозяйственной жизни и продовольственного
дела с помощью правительственного регулирования. Шестой - клю¬
7 Г.З. Иоффе
193
чевой - пункт декларировал, что окончательное разрешение основных
государственных, национальных и социальных вопросов откладывается
до Учредительного собрания, срок созыва которого не назывался. Так
уже в Быхове возникла основная политическая формула "белого дела" -
"непредрешение". "Непредрешение" не было политическим маневром,
хитроумной тактикой; оно являлось необходимостью, продиктованной
смутной обстановкой, переживаемой страной.
Итак, решение о продолжении борьбы было вынесено, "корниловская
программа" в общих чертах разработана, связь с внешним миром налаже¬
на. Режим содержания в Быхове был таким, что покинуть "тюрьму" не
составляло особого труда. Почему же "быховцы" не бежали, почему-то
предпочитая оставаться в "тюрьме"? На первый взгляд это кажется
странным, но Деникин объяснил это тем, что, пока у власти находилось
Временное правительство, побег из Быхова был нежелателен по "поли¬
тическим и моральным основаниям": он мог бы лишь сыграть на руку
тем, кто обвинял корниловцев в контрреволюционных замыслах. Побег,
по словам Деникина, намечался только в случае окончательного падения
Временного правительства или неминуемого самосуда.
Главным все-таки являлось ожидание приближающегося падения влас¬
ти, что облегчило бы и самое бегство из Быхова (для этого создавались
будущие явки, запасались штатские костюмы, фальшивые документы,
легкое оружие), и, что гораздо важнее, возможность формирования не¬
больших, но крепких частей в заранее обусловленном месте.
Уже с октября с помощью Ставки и Чрезвычайной следственной ко¬
миссии начался постепенный "исход" быховских "сидельцев". К 20-м чис¬
лам октября в Быхове осталась уже примерно половина из находившихся
здесь в сентябре заключенных. Большинство освободившихся, несом¬
ненно, направлялись в заранее определенные районы, прежде всего на
Дон...
По-видимому, письмо М. Алексеева Милюкову, врученное Кокошкину
или Головину, не осталось без последствий. В финансовых и промыш¬
ленных кругах Петрограда и Москвы по инициативе "Совещания общест¬
венных деятелей", в котором кадетские лидеры играли не последнюю
роль, шел сбор средств для поддержки и обустройства вчерашних и
будущих корниловских офицеров, для заблаговременной переброски их
по фальшивым документам на Дон. Вообще в первой половине октября
шок от провала корниловского путча, казалось, постепенно начал прохо¬
дить. Правая пресса еще решительнее разворачивала кампанию за реаби¬
литацию Корнилова; на втором "Совещании общественных деятелей" о
нем вновь заговорили как о "спасителе России". Все настойчивее повто¬
рялось, что в России теперь есть лишь две партии: "партия развала", воз¬
главляемая Керенским, и "партия порядка" во главе с Корниловым.
"Алексеевская организация" активизировала свою деятельность, хотя,
надо признать, слишком большого отклика в среде российских толстосу¬
мов не находила. Алексеев был прав, когда позднее жаловался на явную
нехватку Мининых, готовых жертвовать на "патриотическое дело", за¬
думанное новыми пожарскими в Новочеркасске, на Дону.
Надо сказать, что "прижимистость" новых Мининых частично объяс¬
194
нялась и вполне конкретной прозаической причиной: не обходилось без
мошенничества. В банки и к известным богачам являлись какие-то лич¬
ности и, предъявляя записки ’’известных деятелей” или даже самого
Корнилова, требовали немалых сумм "на тайную корниловскую органи¬
зацию". Тем не менее работа шла, и некоторые деньги притекали. К
концу октября Корнилову в Быхов доставили около 40 тыс. руб. на
"удовлетворение важнейших нужд". По воспоминаниям тех, кто в эти дни
был тесно связан с Алексеевым, имелось два варианта действий на случай
острой кризисной ситуации. Первый - вмешаться в момент нового
выступления большевиков, подавить его и "предъявить Временному
правительству категорические требования к изменению своей политики".
Это, как мы помним, было как раз то, о чем писал Ф. Дан. Но такой
вариант, по всем данным, представлялся наименее вероятным. Значи¬
тельно более перспективным представлялся другой вариант. Он учитывал
реальную возможность успеха большевистского восстания и падения
Временного правительства. На этот случай Алексеев "договорился с
атаманом Калединым о переброске своей организации на Дон, чтобы
оттуда продолжить борьбу".
Несомненно, в Быхове об этом знали. Есть прямые свидетельства, что
Корнилов так же, как и генерал Алексеев, согласовал с Калединым "сбор
сил для борьбы" на крайний случай на Дону. "Прорабатывались", однако,
и другие варианты. Иногда Корнилов говорил, что он думает об уходе в
Туркестан или в Сибирь, которые тоже могут стать базами борьбы с
побеждающим большевизмом.
Нельзя сказать, что Каледин воспринял договоренности с Алексеевым
и Корниловым с энтузиазмом. Его положение было сложным. В момент
"корниловщины" Временное правительство обвинило его в причастности
к мятежу. Было отдано распоряжение по отрешении его от атаманской
должности, ему приказано было явиться в Могилев для дачи показаний
Чрезвычайной следственной комиссии. Войсковой круг, однако, "не вы¬
дал" атамана, выразил ему доверие и заявил о его непричастности к мя¬
тежу. Так как корниловское выступление было ликвидировано, Вре¬
менному правительству и Керенскому политически целесообразно было
"погасить" дело. Было объявлено, что конфликт с Калединым стал след¬
ствием недоразумения.
Однако отношения Каледина с Временным правительством оставались
натянутыми, и его контакты с опальным Корниловым и другими "быхов-
цами" могли лишь еще больше обострить их. В то же время появление
"быховских узников" на Дону должно было еще более осложнить поло¬
жение Каледина: казачьи "низы" и возвращавшиеся домой фронтовики
восприняли бы это как откровенный контрреволюционный вызов. Кале¬
дин видел быстро прогрессирующий социальный разлад на Дону: обо¬
стрилась борьба между казаками и иногородними; в среде самого каза¬
чества углубился раскол; прибывавшие с фронта казачьи полки были в
значительной степени революционизированы и даже болыпевизированы.
Обо всем этом Каледин сообщал Корнилову в Быхов, но там это
воспринималось без особого доверия. Не хотели верить, что и казачество
подверглось "разложению"; подозревали, что Каледин под давлением
7*
195
склонной к ’’самостийности” казачьей верхушки осторожничает, выжида¬
ет. Совет ’’Союза казачьих войск”, находившийся в Петрограде и взаимо¬
действовавший с ’’алексеевской организацией", склонен был ориенти¬
ровать Быхов в том же духе. И здесь, в Быхове, разрабатывали и пере¬
давали генералу Н. Духонину в Ставку дислокацию казачьих частей в це¬
лях занятия в надлежащий момент важнейших железнодорожных узлов,
ведущих на юг, в том числе и на Дон. Здесь эти части должны были стать
заслоном на пути хлынувших в тыл войск в момент ожидавшегося
развала фронта. С помощью этих заслонов предполагали осуществить
необходимые селекцию и фильтрацию для создания "устойчивого войско¬
вого элемента" и последующей переброски его на юг.
Вообще "быховские арестанты" оказывали значительное воздействие
на могилевскую Ставку и лично на генерала Духонина. Генерал Луком¬
ский вспоминал о том, как писал генералу Духонину и генерал-квар-
тирмейстеру Ставки генералу М. Дитерихсу, что надо вот-вот ожидать
падения Временного правительства и следует быть готовыми к тому, что
власть захватят большевики. Исходя из этого, Лукомский рекомендовал
подтянуть к Могилеву хотя бы несколько надежных частей, чтобы не
оказаться совершенно беззащитными, а затем под их прикрытием пере¬
браться, к примеру, в Киев. Духонин положительно воспринимал ука¬
зания "быховцев". В Быхове даже шутили: в Могилеве - Ставка, а у нас
тут - "подСтавка".
ДОНСКАЯ ВАНДЕЯ
Гатчинское "отречение" Керенского (он формально сложил с себя пол¬
номочия главы правительства и Верховного главнокомандующего) и его
исчезновение выдвинули на политическую авансцену начальника штаба
Ставки генерала Н. Духонина. По "Положению о полевом управлении
войск" к нему перешли функции Верховного главнокомандующего, а эта
должность, по крайней мере начиная с Л. Корнилова, все более и более
наполнялась политическим содержанием.
Собственно говоря, Духонин еще до формальной отставки Керенского
оказался в ожесточенном перекрестье различных сил, вызванном Ок¬
тябрьским вооруженным восстанием в Петрограде и свержением Вре¬
менного правительства. Находившийся в Пскове, а затем в Луге и Гат¬
чине Керенский требовал немедленного движения войск к Петрограду.
Главнокомандующий Северного фронта В. Черемисов скорее всего сабо¬
тировал выполнение этих требований. Другие главнокомандующие фрон¬
тов проявляли колебания и тоже старались уклониться от "втягивания в
передрягу". Многие армейские комитеты заняли позицию Викжеля,
действуя по формуле "ни одного солдата Керенскому, ни одного - боль¬
шевикам". Другие поначалу как будто бы выражали готовность "шты¬
ками привести тылы государства в порядок", хотя, как записал в дневнике
генерал А. Будберг, все это было бахвальством: было ясно, что, когда эти
части окажутся в Петрограде, "надо будет думать о том, как и кем их
196
усмирять”. Совнарком и ВРК решительно требовали остановить всякое
передвижение войск, не связанное со стратегическими соображениями и
не санкционированное народными комиссарами...
На генерала Духонина свалилась тяжелая, вероятно, непосильная для
него ноша. Это был военный интеллигент, высокопрофессиональный
штабист, готовый добросовестно выполнять свой, как он понимал его,
служебный долг, но вряд ли способный к принятию ответственных поли¬
тических решений. В нем ничего не было от Корнилова и даже Чере-
мисова, которые, как представляется, не прочь были бы выйти из рево¬
люционного круговорота с наполеоновскими лаврами...
Два основных соображения, по-видимому, руководили Духониным. Как
военный, он стремился всеми средствами в сложившейся экстремальной
обстановке сохранить и удержать все более разваливающийся фронт. Как
политик, он в стремительном калейдоскопе событий, натолкнувшись на
невозможность оказать быструю помощь Керенскому, склонялся к
мысли об изоляции большевиков в Петрограде и их быстром ’’внутреннем
разложении”. Действия Духонина в первые ноябрьские дни как будто под¬
тверждают такую версию. От попыток сосредоточить "здоровые войска”
под Лугой или на линии Везенберг-Невель-Старая Русса-Вязьма он при¬
шел к сугубо оборонительному замыслу, сводившемуся к тому, чтобы
попытаться отрезать центральные районы от фронта. Войсковая ’’завеса”
по линии Везенберг-Остров должна была ’’отсечь” Петроград, войсковая
"завеса” по линии Великие Луки-Орша - "отделить” Москву. В этом
Ставке и Духонину виделась возможность парализовать обоюдное влия¬
ние фронта и тыла, дождавшись перемены политической ситуации.
Однако военное и политическое маневрирование духонинской Ставки
могло продолжаться только до тех пор, пока Советское правительство не
освободило себе руки в борьбе с Керенским-Красновым, юнкерским вос¬
станием в столице и антибольшевистским выступлением в Москве. Затем
настал час претворения в жизнь, может быть, главного лозунга больше¬
вистской партии и первого декрета II съезда Срветов - Декрета о мире.
Осуществить это помимо, в обход Ставки было невозможно. Очень мно¬
гое, если не все, зависело от ее позиции.
В ночь на 8 ноября 1917 г. Совнарком предписал Духонину ’’обратиться
к военным властям неприятельских армий с предложением немедленного
приостановления военных действий в целях открытия мирных перего¬
воров”. По существу, целые сутки Ставка молчала. В ночь на 9 ноября
В.И. Ленин, И. Сталин и Н. Крыленко вызвали Духонина к прямому про¬
воду. Переговоры длились два с половиной часа. Когда Духонину в уль¬
тимативной форме было отдано распоряжение немедленно приступить к
переговорам о перемирии, он ответил прямым отказом, поскольку отри¬
цал за Совнаркомом право представлять центральную правительствен¬
ную власть. Тогда Ленин продиктовал приказ: "Именем правительства
Российской Республики, по поручению Совета Народных Комиссаров мы
увольняем вас от занимаемой вами должности за неповиновение пред¬
писаниям правительства... Главнокомандующим назначается прапорщик
Крыленко". До прибытия Крыленко в Могилев Духонин обязан был "по
законам военного времени продолжать ведение дела".
197
Сразу же после этого Совнарком обратился с воззванием ко всем
комитетам, солдатам и матросам с призывом взять дело мира в свои руки.
"Пусть полки, стоящие на позициях, - говорилось в воззвании, - выби¬
рают тотчас уполномоченных для формального вступления в переговоры
о перемирии с неприятелем. Совет Народных Комиссаров дает вам права
на это". Ленин хорошо сознавал, что этот невероятный призыв не может
остаться без ответа, что большинство измученных обитателей окопов,
взметнув винтовки над головой, криками ”ура!" будут приветствовать его.
Так оно и произошло. Уже к середине ноября более 20 дивизий заклю¬
чили с противостоящим им противником соглашение о перемирии, а еще
большее число - соглашение о прекращении огня. Огромный Восточный
фронт замер. Мог ли Духонин, воспитанный в совершенно иных тради¬
циях, понять и воспринять то, что происходило на его глазах?
Поддержанный представителями союзников в Ставке, некоторыми
главнокомандующими фронтов, Общеармейским комитетом в Ставке,
Духонин решил не подчиняться приказу о снятии его с поста главковерха.
В обращении к солдатам он призывал их не поддаваться "обольщению"
большевиками, Советом Народных Комиссаров, поскольку таковой не
является "полномочным правительством", "общепризнанной законной
властью". Это был первый шаг, который сделал генерал Духонин по пути
к своей гибели, первый, но все же еще не окончательный...
11 ноября новый Верховный главнокомандующий Н. Крыленко с
отрядом красногвардейцев и матросов численностью примерно 50 че¬
ловек прибыл на Северный фронт. В Двинске им был отдан приказ по
армии и флоту, который за неподчинение отстранил от занимаемых
должностей главнокомандующего Северного фронта генерала Череми-
сова, и.о. комиссара фронта В. Шубина и командующего 5-й армией
генерала В. Болдырева. Особым пунктом "за упорное противодействие
исполнению приказа о смещении и преступные действия, ведущие к но¬
вому взрыву гражданской войны", приказ объявлял Духонина врагом на¬
рода. Страшное слово было произнесено.
Между тем 13 ноября в полосе действий 19-го корпуса Западного
фронта три советских парламентера - член комитета 5-й армии поручик
В. Шнеур; военный врач А. Сагалович и вольноопределяющийся Г. Ме¬
рен в сопровождении трубача и с развевающимся белым флагом дви¬
нулись к германским окопам. У них имелись официальные полномочия
наркома по военным делам и главковерха на ведение переговоров об
установлении перемирия на всем Восточном фронте. С замиранием
сердца ожидали ответа: пойдут немцы на переговоры или нет? Казалось,
время остановилось...
Парламентеры вернулись примерно через сутки: немцы соглашались
на переговоры, предлагая начать их 19 ноября в Ставке своего верхов¬
ного командования - Брест-Литовске. Главковерх Крыленко тут же издал
приказ о прекращении огня. Разрешались только ответные боевые дейст¬
вия. "Всякого, кто будет скрывать или противодействовать распро¬
странению этого приказа, - оповещал Крыленко, - предаю револю¬
ционному суду местных полковых комитетов вне обычных формаль¬
ностей".
198
17 ноября войска под командованием Крыленко двинулись к Могилеву.
В составе их находились сводный отряд балтийцев под командованием
мичмана С. Павлова, часть Литовского полка под командованием В. Са¬
харова и разведывательный отряд во главе с К. Кудинским. Концентра¬
ция столь крупных сил не была лишь результатом перестраховки.
В Ставке имелись воинские части, которые могли организовать ее
оборону. Прежде всего это были несколько ударных батальонов
численностью примерно до 2,5 тыс. Командовавшие ими подполковник
В. Манакин и полковник В. Бахтин заявляли, что ’’готовы защищать
Ставку до последней капли крови’’. Однако такие настроения не находили
общей поддержки. Сам Духонин пребывал в смятенном состоянии. Член
Чрезвычайной следственной комиссии по делу Корнилова, посетивший в
эти дни Ставку полковник Н. Украинцев в воспоминаниях нарисовал
довольно впечатляющую сцену. В кабинете Духонина он застал
командира Польского корпуса генерала И. Довбор-Мусницкого, который
убеждал его ни в коем случае не сдавать Ставки, ибо долг предписывает
ему сохранить и отстоять ’’идею" при любых обстоятельствах и в любом
месте, хотя бы "в чистом поле". Высоким, взволнованным голосом,
непрерывно двигаясь по кабинету, Духонин отвечал, что "это все теория",
а на практике из всего этого "выйдет ерунда".
В конце концов в ночь с 18 на 19 ноября на совещании решено было
эвакуировать Ставку в Киев: таков был совет заключенного в Быхове
генерала Лукомского, поддерживавшего тесную связь с Духониным. По
некоторым сведениям, переговоры об этом велись и с военным мини¬
стром Центральной украинской рады С. Петлюрой, хотя это представля¬
ется сомнительным. Ранним утром 19-го уже началась погрузка докумен¬
тов, но почти сразу же была остановлена.
Примерно в то же время, когда в Ставке шло совещание, принявшее
решение о переезде в Киев, бурное заседание происходило и в Могилев¬
ском Совете. Обсуждался вопрос о признании власти большевиков. Боль¬
шевистская фракция, поддержанная левыми эсерами, постановила
создать из представителей партий, разделяющих платформу Октябрьской
революции, Военно-революционный комитет и передать ему всю власть в
городе. После острых дебатов Исполком Совета утвердил это поста¬
новление. 19 ноября ВРК объявил себя высшей властью в Могилеве,
установил контроль над Ставкой и принял решение подвергнуть Духо¬
нина, "комиссарверха" В. Станкевича и заместителя главковерха по граж¬
данской части В. Вырубова домашнему аресту. Это скорее всего и сор¬
вало уже начавшуюся эвакуацию Ставки в Киев. Солдаты Георгиевского
батальона остановили погрузку.
Но, по всей вероятности, незадолго до этих событий Духонин со¬
вершил шаг, оказавшийся для него роковым. Он распорядился, чтобы
сосредоточенные в Могилеве ударные батальоны срочно покинули город
и уходили на юг, по последующему свидетельству подполковника Ма-
накина, на Дон. И они ушли... А ранним утром 19 ноября в "быховской
тюрьме" появился начальник оперативного отдела Ставки полковник
П. Кусонский. Его спешно провели к Корнилову...
199
* * *
Оборвем здесь наш рассказ и немного вернемся назад, к "быховским
узникам". Они пристально следили за событиями. Как уже отмечалось,
Быхов решено было покинуть лишь в случае угрозы неминуемого са¬
мосуда или окончательного падения власти Временного правительства.
Однако благодаря Ставке и Чрезвычайной следственной комиссии, все¬
цело сочувствовавшей корниловцам, под разными предлогами удалось
наладить постепенное освобождение "узников" уже в октябре. Шаблов-
ский никак не решался на "легальное" освобождение пяти высших ге¬
нералов: Корнилова, Деникина, Лукомского, Романовского и Маркова.
Но они готовились. Все поступавшие на их имя суммы переводились в Но¬
вочеркасск, куда пробрался освобожденный каким-то образом В. Завой-
ко и где он, по свидетельству Деникина, создал "единую центральную
кассу". Из Новочеркасска Завойко писал Корнилову: "Помните, что сти¬
хия за Вами, ничего, ради Бога, не предпринимайте, сторонитесь всех; Вас
выдвинет стихия. Вам не надо друзей, ибо в должный момент все будут
Вашими друзьями... За Вами придут..."
Это письмо в какой-то мере, может быть, проливает свет на под¬
линные причины задержки Корнилова и других высших генералов в
Быхове: "анархическому плоду", в спасительность которого так верили
многие правые, хотели дать полностью созреть...
Наступил, однако, момент, когда становилось все яснее, что дальней¬
шее промедление может стать роковым. "Быховские сидельцы" решили
действовать. Уже известный нам Н. Украинцев позднее поведал, как это
было. Чрезвычайная комиссия, прсле Октября продолжавшая работу
больше по инерции, находилась в здании Адмиралтейства. Вскоре после
прихода большевиков к власти к Украинцеву зашел другой член комис¬
сии, Раупах, и сообщил, что, так как Шабловский уехал в Ригу, вечером
он приведет к замещавшему его Украинцеву некоего "гостя из Быхова".
Действительно, вечером Раупах явился в сопровождении какого-то чело¬
века в потертой солдатской шинели без погон. "Солдат" отрекомен¬
довался капитаном Чунихиным. В Петроград он пробрался с фальшивым
удостоверением по поручению Корнилова. Поручение заключалось в
том, чтобы склонить комиссию к освобождению всех оставшихся "быхов-
цев" - "больных и старых", поскольку не исключена возможность, что
высшим генералам и некоторым офицерам придется освобождаться
"силой" и тогда "больные и старые" станут помехой.
Чунихин просил, чтобы в случае, если комиссия по каким-либо сооб¬
ражениям не сможет пойти на это, ему выдали чистые бланки с поста¬
новлением об освобождении: в соответствующий момент в Быхове сами
впишут нужные фамилии. Украинцев и Раупах пообещали. Чунихин
уехал. Однако задача была не так проста. Все материалы комиссии, в том
числе и необходимые бланки, хранились в кабинете главного военно-мор¬
ского прокурора Шабловского. Бывший здесь матрос заявил, что дело
Корнилова "находится под запретом" и без разрешения наркома по мор¬
ским делам Дыбенко допуск к нему невозможен. Пошли к Дыбенко, ко¬
торый встретил членов комиссии "холодно, но не враждебно". Объяснили
200
ему, что ’’корниловское дело" имеет теперь огромный исторический ин¬
терес, но оно не систематизировано и не закрыто. Чтобы "привести его в
порядок", составить "заключение" и закончить переписку, нужно полу¬
чить материалы. И Дыбенко разрешил: поверил военным юристам. Через
некоторое время в той же солдатской шинели снова объявился Чунихин,
забрал бланки и исчез.
Приблизительно к середине ноября Раупах, как можно предположить,
державший связь с Корниловым, заявил Украинцеву, что кто-то из них
должен ехать в Ставку и в Быхов, чтобы передать новые бланки для
арестованных: другого пути на сей раз не было. Поехал Украинцев. Сна¬
чала он побывал у Духонина, откровенно рассказав ему, что привез блан¬
ки для передачи в Быхов на случай освобождения все еще находившихся
там Корнилова, Деникина, Лукомского, Романовского и Маркова. Духо¬
нин тут же распорядился предоставить Украинцеву автомобиль. На дру¬
гой день он уже был в Быхове. Передавая бланки Корнилову, Украинцев
спросил его, куда он и другие генералы предполагают уходить. Корнилов
прямо ответил: "Мы уйдем на Дон".
Возможно, в сложившейся обстановке "быховские узники" могли бы
покинуть свою "тюрьму" и без "липовых документов", но тут все-таки
имелся риск. С ними же коменданту Быхова подполковнику Текинского
полка Эрхардту было легче убедить офицеров, да и солдат охраны в
полной "законности" освобождения корниловцев...
Встреча Украинцева с Корниловым состоялась, вероятно, 15-16 нояб¬
ря или около того. Но приближение войск советского Главковерха
Крыленко спутало последние карты "быховцев". Ранним утром 19 ноября
в Быхов из Могилева неожиданно прибыл полковник П. Кусонский и
доложил Корнилову: "Через 4 часа Крыленко приедет в Могилев, кото¬
рый будет сдан Ставкой без боя. Генерал Духонин приказал вам доло¬
жить, что всем заключенным необходимо тотчас же покинуть Быхов". По
существу, это было последнее распоряжение Духонина.
Корнилов тут же вызвал подполковника Эрхардта и приказал ему:
"Немедленно освободите генералов. Текинцам изготовиться к выступле¬
нию к 12 часам ночи. Я иду с полком".
Начальник внешней охраны прапорщик Гришин в присутствии Эр¬
хардта заявил солдатам, что Лукомский, Деникин, Марков и Романовский
освобождаются по распоряжению Чрезвычайной следственной комиссии.
Вся четверка направилась на квартиру к подполковнику Эрхардту, где все
переоделись и, как могли, изменили внешний облик. Лукомский превра¬
тился в "немецкого колониста", Романовский сменил генеральские пого¬
ны на прапорщические, а Марков стал солдатом, уволенным и едущим
домой. Деникин преобразился в "польского помещика". Всем были вру¬
чены фальшивые документы, полученные в штабе Польского корпуса.
Затем решили разделиться. Романовский и Марков уехали на паровозе
(вместе с Кусонским) в Киев. Лукомский также поездом направился в
Смоленск. Последним из четверки отбыл Деникин, имевший документы
на имя помощника начальника перевязочного пункта А. Домбровского.
Его путь лежал в Харьков. Здесь через несколько дней он случайно
встретился с Романовским и Марковым, и они вместе добрались до
201
Новочеркасска. Сложнее оказался путь Лукомского. В Быхове остался
один Корнилов.
В первом часу ночи на 20 ноября в караульное помещение, где на¬
ходились солдаты Георгиевского батальона - внешней охраны "быхов-
ской тюрьмы”, явились офицеры караула прапорщик Гришин и капитан
Попов. Гришин сказал, что по постановлению Чрезвычайной следствен¬
ной комиссии генерал Корнилов освобождается и что все бумаги об этом
они с Поповым видели сами и за их достоверность ручаются головой. Тут
же сняли часовых. Через некоторое время в "караулку" в сопровождении
текинских офицеров вошел Корнилов. Он был в папахе, одет по-
походному. По воспоминаниям "быховца" полковника С. Ряснянского,
Корнилов обратился к солдатам с короткой речью, сказав между прочим,
что направляется на Дон, где будет ожидать "справедливого суда, кото¬
рый выяснит его отношение к Керенскому". "Одно знаю, - говорил
Корнилов, - что его Бог наказал и еще накажет..." Прощальная речь
была "подкреплена" двумя тысячами рублей, которые Корнилов, по сло¬
вам А. Деникина, передал солдатам в награду.
Три эскадрона текинцев уже стояли готовые двинуться в путь. Чет¬
вертый, под командованием командира полка полковника Н. Кюгельхена,
должен был выйти из Могилева и присоединиться уже за Быховом.
Стояла светлая, морозная ночь. Полная тишина. Корнилову подвели
коня, он легко вскочил в седло, снял шапку, широко перекрестился и дал
знак к движению. Вытянувшаяся темной качающейся лентой вереница
всадников спустилась к Днепру, перешла мост и двинулась на юг...
* * *
Спешно и скрытно направив ранним утром 19 ноября полковника Ку-
сонского в Быхов, Духонин, может быть, спас жизнь Корнилову и другим
"быховским" генералам. Но они, воспользовавшись прибытием Кусон-
ского и срочно покинув Быхов, по существу, обрекли Духонина. Говорят,
что, дав указание об уходе "быховцев", он якобы сказал: "Этим распоря¬
жением я подписал себе смертный приговор". Вообще, как только стало
очевидно, что Могилев будет взят войсками Н. Крыленко, Духонина
практически покинули все. Общеармейский комитет самораспустился и
рассеялся. "Комиссарверх" В. Станкевич отбыл в Киев. Генерал-квартир¬
мейстер Дитерихс скрылся где-то в Могилеве. С Духониным осталась
только жена. Впрочем, в этом смысле судьбу Духонина разделят и другие.
"Отыгранные карты" безжалостно отбрасывались в сторону полити¬
канами, готовыми и дальше продолжать политическую игру. На поверх¬
ность всплывали какие-то проходимцы. По-видимому, в ставочной типо¬
графии был отпечатан "Манифест Митрофана Грозного", в котором
сообщалось, что с согласия Духонина "Военный Совет" избрал... нового
царя, некоего Митрофана Михайловича, который беспощадными мерами
спасет Россию, уничтожая большевиков и евреев...
В 21 час. 19 ноября, когда Корнилов оставался еще в Быхове, находив¬
шийся в Витебске Крыленко отдал приказ о немедленной отправке эше
лонов с революционными войсками в Могилев. Первыми в город наутро
202
вступили отряды В. Сахарова и матросы С. Павлова. Перед губерна¬
торским дворцом, в котором размещалась Ставка, скапливалась солдат¬
ская масса. Ввиду ее явно возбужденного состояния решено было пере¬
вести Духонина в поезд Крыленко, уже стоявший на станции. Но толпа
двинулась вслед. Тем не менее Духонин был благополучно доставлен в
поезд. Через некоторое время Крыленко и поручик В. Шнеур напра¬
вились в Ставку, чтобы принять там дела. Духонин ехать отказался,
заявив, что здесь, в поезде, он все-таки чувствует себя в большей безо¬
пасности.
А по городу уже разнеслась молва о бегстве Корнилова и о том, что
под Жлобином идет бой с ушедшими из Быхова ударниками. На станции
вокруг поезда Крыленко забурлила толпа солдат и матросов. Взобрав¬
шись на площадку вагона, какой-то лохматый человек в матросской
форме хрипло и надсадно кричал: ’’Керенский уже удрал, Корнилов
удрал, Краснов тоже... Всех выпускают, но этот-то (т.е. Духонин. - Г.И.)
не должен уйти!”
Как только Крыленко, находившемуся в Ставке, донесли, что толпа на
станции требует выдачи Духонина, он, Шнеур и еще один офицер сели в
машину и выехали на станцию. Они успели: Духонин еще находился в
поезде. Крыленко пробился к своему вагону, поднялся на площадку и на¬
чал говорить. Он просил собравшихся не пятнать себя самосудной рас¬
правой, уверял, что Духонин будет отправлен в Петроград, где предстанет
перед судом, наконец, по некоторым свидетельствам, заявил, что только
через его труп кому-либо удастся ’’дотронуться до Духонина”. Казалось,
что обращение Крыленко сделает свое дело. Толпа постепенно стихала.
Кто-то еще требовал, чтобы Духонина хотя бы вывели на площадку,
показав, что он здесь, но Крыленко, как будто бы отверг и эти тре¬
бования. Тогда кто-то закричал: дайте хотя бы духонинские погоны,
пусть отряд, идущий под Жлобин в бой с ударниками, знает, что сам Духо¬
нин в надежных руках. Крыленко и генерал С. Одинцов, приехавший с
ним из Петрограда для приема дел Ставки, решили, что выполнение этой
просьбы может окончательно разрядить обстановку. Вошли в купе к
Духонину, попросили у него погоны ’’для спасения жизни”. По свиде¬
тельству С. Одинцова, он отказался. Тогда Одинцов сделал это сам, Ду¬
хонин не сопротивлялся. Когда погоны были отданы стоявшим у вагона
солдатам, уже поредевшая толпа разошлась.
Примерно через полчаса Крыленко и Одинцов решили возвратиться в
Ставку. Одинцов зашел к Духонину и в ответ на просьбу не оставлять его
одного дал слово, что очень скоро вернется и будет сопровождать его до
Петрограда. Когда Крыленко и Одинцов вышли на площадку, они уви¬
дели, что у вагона снова собралась толпа. Снова Крыленко и вышедший
комиссар отряда С. Рошаль начали уговаривать ее разойтись. Крыленко
позднее рассказал, что на этот раз его удивило спокойствие обступивших
вагон, их готовность прислушаться. По-видимому, это была уловка.
С противоположной стороны на площадку вагона ворвалась группа
солдат и матросов. Крыленко, Одинцова и Рошаля оттеснили в сторону.
Через несколько минут все было кончено. Труп Духонина был выброшен
из вагона на поднятые вверх штыки...
203
В тот же день Крыленко издал обращение к солдатам об овладении
Ставкой. В нем говорилось: "Не могу умолчать о печальном акте само¬
суда над бывшим главковерхом генералом Духониным, - народная нена¬
висть слишком накипела, несмотря на все попытки спасти его, он был
вырван из вагона на станции Могилев и убит. Причиной этому послу¬
жило, накануне падения Ставки, бегство генерала Корнилова... С самым
строгим осуждением следует отнестись к подобным актам; будьте достой¬
ны завоеванной свободы, не пятнайте власти народа. Революционный
народ грозен в борьбе, но должен быть мягок после победы”. Увы, далеко
не всегда эти призывы находили отклик. Пропаганда классовой нена¬
висти, вражды к офицерам и генералам делала свое черное дело. Цен¬
ность человеческой жизни катастрофически падала. Появилось много
расхожих выражений, обозначающих расстрел, ’’высшую меру". Пожа¬
луй, одним из первых стало - "отправить в штаб к Духонину’’...
* * *
Трудно сказать, почему Корнилов избрал для себя необычный и тяже¬
лый путь на Дон: походным порядком с неминуемыми боями предстояло
пройти несколько сотен верст. А ведь он, как Деникин и другие генералы,
вполне мог "раствориться" в солдатской массе, хлынувшей на юг и
восток, и более безопасно добраться до Новочеркасска. Это тем более
справедливо, что, как мы еще увидим, ему в конце концов именно так и
пришлось поступить. Остается предположить, что выбор "исхода" из
Быхова имел вполне прагматическую "подкладку": уходя на Дон, Корни¬
лов, конечно, хотел увести за собой и крупную боевую силу, но вместе с
тем, предвидя свою роль лидера, заранее позаботился о необходимом
престиже. И действительно, уход Корнилова из "быховской тюрьмы"
поздней осенью 1917 г. и его десятидневный поход во главе Текинского
полка надолго остались одним из событий, "легендировавших" историю
белого дела.
Быховские поэты капитаны А. Брагин и В. Будилович даже написали
стихи, посвященные Текинскому полку и его походу с Корниловым.
Однако проза похода отличалась от поэтического видения быховских
поэтов.
Большевистские отряды сразу же начали преследование ушедших из
Могилева ударных батальонов и текинцев во главе с Корниловым. В не¬
скольких боях ударники, прорывавшиеся на Дон, были сильно потрепаны
и, наконец, в начале декабря разбиты и рассеяны под Белгородом. А Те¬
кинский полк (из Быхова ушли 400 всадников и 24 офицера), стремясь как
можно дальше оторваться от возможного преследования, делал макси¬
мально длинные переходы, почти по 80 верст в сутки.
Поход оказался крайне тяжелым, так как многое не было предусмот¬
рено. И без того плохие дороги обледенели, а коней в Быхове не успели
перековать. У всадников не было теплой одежды. Из Быхова взяли с
собой небольшой обоз, но солдаты-обозники, многих из которых заста¬
вили идти с полком чуть ли не шашками, после первых же переходов
сбежали. Хуже всего оказалось то, что местное население враждебно
204
встречало непривычного вида полк. На станциях, в селах и на речных
переправах уже были расклеены объявления с призывом о поимке бежав¬
ших корниловцев. Дважды крестьяне-проводники преднамеренно сбивали
полк с пути, заводя его в болотистые места и лесные чащи. Приходилось
возвращаться назад, понапрасну теряя силы. Вслед за обозниками посте¬
пенно начали ’’исчезать” небольшие группы всадников и даже отдельные
офицеры. Никто не знал, что с ними: то ли они бежали, то ли пленены,
то ли убиты. Так, по неясной причине не вернулся поручик Рененкампф,
высланный с небольшой командой на разведку под городом Суражем.
Это произвело тяжелое впечатление на весь полк.
26 ноября у села Писаревка наткнулись на засаду и, попав под пуле¬
метный огонь, врассыпную бросились назад. Лошадь Корнилова понесла
так, что он не смог ее остановить. С большим трудом остановил ее под¬
скакавший ротмистр Натансон. Еле-еле собрали полк. Но на следующий
день при переходе железнодорожного полотна у станции Песчаники ока¬
зались под огнем подошедшего бронепоезда. И снова возникла паника.
Всадники, не слушаясь команд офицеров, бросились в лес. Под Корни¬
ловым ранили лощадь. На этот раз потери были большими.
Всадники роптали, открыто выражали недовольство, говорили, что
идти дальше бесполезно, так как ’’вся Россия - большевик”. Корнилов,
больной, с распухшим глазом, выстроил остатки полка на лесной поляне
и выступил с нервозной речью, предложив, перед тем как сдаться против¬
нику, расстрелять его здесь, в глухом лесу. Но даже это, по всей ви¬
димости, не произвело нужного эффекта. Положение спас все тот же
ротмистр Натансон. Встав на седло своего коня, он неожиданно отдал
команду: ”2-й эскадрон, садись!” За 2-м эскадроном пошли и остальные,
всего примерно 120-125 всадников.
Но после этого случая у Корнилова, по-видимому, все больше крепло
убеждение, что полк уже ненадежен. На первой же стоянке, собрав
офицеров, он прямо сказал об этом. Никто не возражал. Решено было
разделиться на две части. Большая должна была изменить маршрут и
идти на Трубчевск и Киев; маленькая группа, состоящая из самых на¬
дежных всадников и офицеров, двигаться дальше, на юго-восток. При
Корнилове остались 11 офицеров и 32 всадника. Но идти и с этой группой
оказалось опасным. В селе Погары Корнилов решил отделиться от нее.
Хозяин дома, в котором он остановился, взялся достать сани и верного
кучера. 1 декабря Корнилов в сопровождении ротмистра Толстова и двух
всадников выехал верхом из Погар. Они проскакали несколько верст до
условленного места, где их возле села Бугаевка ждал погарский житель
И. Манжа. Корнилов поздоровался с ним, пообещал в случае успеха
своего ’’дела" наградить, спросил: ’’Что просишь?” - "Землицы бы нем¬
ного",- ответил Манжа1. Корнилов переоделся в крестьянский полушу¬
бок, нахлобучил на глаза меховую шапку, сел в сани. Попрощались.
Толстов и всадники, нахлестывая коней, поскакали обратно. Путь Кор¬
нилова лежал теперь на станцию Холмечи, где он должен был сесть в
поезд.
1 Этот факт сообщил автору историк Н. Геец из поселка Дубровка Брянской области.
205
6 декабря маленький, обросший бородой старик в потертом полушубке
и подшитых валенках сошел на станции Новочеркасск. На Барочной ули¬
це, куда он сразу направился, в доме, где раньше помещался лазарет, а
теперь шло формирование доброльцев, его уже ждали. Он предъявил
паспорт на имя беженца из Румынии Лариона Иванова. Это был Корни¬
лов.
Ну, а Текинский полк, вернее, его остатки, покинутые Корниловым?
Обе части полка соединились в Погарах, простояли здесь две недели,
затем перебрались в Новгород-Северский. Лишь часть их дошла до
Киева, где скоро была расформирована, другая часть оказалась пленена,
арестована и отправлена в Брянск. Полк фактически перестал существо¬
вать. Только единицы служили впоследствии в Добровольческой армии.
Деникин позднее за неудачу похода винил командира полка Н. Кю-
гельхена, который якобы вел его "неискусно и нерасчетливо". Но неко¬
торые участники похода-мемуаристы утверждают, что полк вел не его
номинальный командир, а сам генерал Корнилов.
* * *
Калединский Дон и вообще юг представлялись быховским генералам и
офицерам чуть ли не "землей обетованной", Вандеей в борьбе с больше¬
визмом, а затем и с Германией до полной победы. В Быхове казалось, что
скорее всего из Новочеркасска откроется заманчивая картина золотя¬
щихся куполов московских соборов или стройные ряды дворцов на
невском берегу. Для таких надежд имелись немалые основания. Была
вера в казачество, в его, как представлялось, крепкие традиции, в его
острую неприязнь к "мужицкой" революции. Был расчет на то, что
"алексеевская организация", опиравшаяся на поддержку московских и
петроградских "общественных деятелей", сумеет стянуть на Дон доста¬
точное количество офицеров и юнкеров, которые и станут ядром новой
армии. Имелись, наконец, сведения о том, что антантовские союзники
поддержат деньгами, а затем и военными материалами Каледина и добро¬
вольцев.
Все поначалу шло как нельзя лучше. Как только в Новочеркасск -
калединскую столицу - пришли первые сообщения о победе Октябрь¬
ского большевистского восстания, атаман А. Каледин тут же начал вво¬
дить на территории Области войска Донского военное положение. В
Петроград он сообщил, что готов оказать Временному правительству
поддержку, а пока всю власть на Дону берет на себя возглавляемое им
Войсковое правительство, опирающееся на выборной Войсковой круг.
Заявление о готовности защищать Временное правительство было, не¬
видимому, сделано в спешке и неразберихе.
Из Совета "Союза казачьих войск", находившегося в Петрограде, Ка¬
ледину разъяснили: "Путь казачество не связывает свою судьбу с этим
проходимцем (речь шла о Керенском. - Г.И.)-, в тылу он потерял всякое
влияние. Взять его к себе, конечно, надо, но как наживу для известного
сорта рыбы..." Керенский, однако, не пожелал стать "наживой", которую
должны были "проглотить" казачьи "верхи", связанные с Корниловым и
206
корниловскими генералами. На Дон он не поехал. Бежав из Гатчины, как
мы знаем, скрылся под Новгородом. Не потянулись на Дон и остатки
Временного правительства. ’’Калединщина” с самого начала стала магни¬
том скорее для правого крыла антибольшевистских сил: монархистов,
октябристов, кадетов...
Большевики Дона (Советская власть в Ростове-на-Дону установилась
уже 28 октября), опираясь на казачью бедноту, рабочих, иногородних,
солдат, предъявили Каледину ультиматум с требованиями уйти от власти.
В ответ Каледин начал военные действия. В тяжелых боях калединцы,
поддержанные небольшим отрядом добровольцев, уже сколоченным
генералом Алексеевым в Новочеркасске, 15 декабря овладели Ростовом.
Калединские части двинулись к северу, стремясь захватить Донецкий
угольный бассейн. Однако донбасская Красная гвардия оказала им сопро¬
тивление. Примерно к середине декабря они были остановлены на линии
Мариуполь-Юзовка- Ясиноватая-Дебальцево-Каменская. ’’Мятеж” Ка¬
ледина был локализован.
Началось некоторое охлаждение горячих "быховских” голов. Жизнь
вносила свои прозаические коррективы.
Немалая часть казачьих верхов, "ожегшись” в боях с большевиками в
Донбассе, стала склоняться к мысли о желательности прекращения ’’вой¬
ны с Москвой" при условии некоего "сепаратного существования" Дона. С
точки зрения этой заманчивой перспективы пребывание и расширяю¬
щееся формирование на Дону Добровольческой армии представлялось
отнюдь не желательным моментом. Было ясно, что Москва вряд ли сми¬
рится с существованием калединско-корниловской базы на своих южных
границах.
Конечно, Каледин, тесно связанный с корниловским генералитетом и
всем сердцем сочувствовавший ему, делал все возможное, чтобы сгладить
возникающие шороховатости, но избегать их становилось все труднее.
Причина этого коренилась в явно непредвиденной глубине социального
раскола в самой казачьей среде. Казаки-фронтовики, возвращавшиеся на
Дон, навоевались досыта и теперь отнюдь не стремились рисковать
своими головами за осуществление планов бывших царских генералов.
Дон бурлил, и это явилось, пожалуй, одним из главных факторов, уси¬
ливавших сепаратистские настроения казачьих "верхов": при столь неус¬
тойчивом политическом положении втянуться вместе с добровольцами в
тяжелую борьбу с Советской Россией означало бы безмерный риск
потерять все...
Генерал Алексеев прибыл в Новочеркасск уже 2 ноября. Двухэтажный
кирпичный дом № 2 - бывший госпиталь - на Барочной улице стал
колыбелью Добровольческой армии, и Алексеев был первым, кто стоял
возле нее. К началу декабря под его командованием уже находилось до
250-300 добровольцев, в основном офицеров и юнкеров; при "армии"
действовал комитет по снабжению, который доставал деньги самыми
различными путями: помогали Каледин, ростовские толстосумы, "Сове¬
щание общественных деятелей", некоторые добровольцы ("с видными
именами") выдавали векселя в Новочеркасске, Таганроге и других горо¬
дах Дона. Правда, желающих стать Миниными пока было немного. Мало
207
кто верил в возможности небольшого офицерско-юнкерского отря¬
да, называемого армией, по-видимому, только потому, что неловко
было двум бывшим Верховным главнокомандующим командовать
воинской частью, поначалу не составлявшей даже полка. Но Алексеев,
старый и больной, надо отдать ему должное, проявлял незаурядную энер¬
гию.
В Новочеркасск стали прибывать общественные и политические
деятели из Петрограда и Москвы. Появились здесь М. Родзянко,
А. Гучков, П. Милюков, П. Струве, Г. Трубецкой, М. Федоров, В. Шуль¬
гин, Н. Львов и другие. Их задачей было всячески содействовать
Алексееву и другим генералам в организации армии и ее тыла, наладить
связи добровольческого командования с антибольшевистским подпольем
в Петрограде, Москве, а также с союзниками.
Однако на прибывавших из центра ’’общественных деятелей” здесь
смотрели косо. ’’Провалили все, а потом драпанули под защиту добро¬
вольцев и донцов” - такие речи постоянно звучали в офицерской среде.
Ходили слухи, что кто-то из офицеров нанес "оскорбление действием”
Гучкову; Родзянко не хотели давать квартиру, потом измазали ворота его
дома дегтем.
Особенно враждебно здесь встретили Б. Савинкова. После ’’гатчинской
эпопеи” Керенского - Краснова в сопровождении бывшего комиссара 8-й
армии К. Вендзягольского Савинков вернулся в Петроград, где установил
связь с руководством ’’Союза казачьих войск” и, как писал К. Венд-
зягольский, с некоей "офицерской организацией" (скорее всего, "алексе¬
евской"). На конспиративной квартире член ЦК кадетской партии В. На¬
боков сообщил им о том, что в Новочеркасске идет сбор "патриотических
сил". С фальшивыми паспортами Савинков и Вендзягольский через
Москву, Киев добрались до Ростова, перешли линию фронта и наконец
прибыли в Новочеркасск. Они были приняты Алексеевым, Корниловым
и Романовским, который по-дружески посоветовал им: "Уезжайте отсюда
безотлагательно... Здесь ваши враги сильнее ваших друзей".
По свидетельству одного из добровольческих мемуаристов, на Са¬
винкова в Новочеркасске "была организована правильная охота с целью
его убить". Вендзягольский утверждал, что инициаторами этой охоты
были "ближайшие тайные советники Корнилова". Как видно, они не
забыли своего конкурента в борьбе за "душу Корнилова" летом 17-го
года.
Лишь категорическое признание Алексеева и Корнилова предотвра¬
тило террористическое покушение на бывшего террориста. На Савинкова
пока смотрели примерно так же, как калединцы в первые после¬
октябрьские дни на Керенского: мог ли он стать "наживой" для извест¬
ного сорта "рыбы", т.е для тех антибольшевистских элементов, которые
объявили себя приверженцами "февральской демократии"...
Корнилов скептически слушал рекомендации Милюкова, Савинкова и
др. Он ультимативно требовал передачи ему единоличного командования
армией. Дело дошло до того, что представитель московского "Совещания
общественных деятелей" получил и от Алексеева и от Корнилова письма
с отказом от "руководства делом" и о предоставлении другому полного
208
командования. Алексеев при этом ссылался на свое старческое состояние,
а Корнилов - на желание направиться в Сибирь2 3.
Но политики стремились сделать все возможное, чтобы недопустить
раскола. Началась череда заседаний и совещаний, нередко весьма
бурных, с целью добиться примирения. Наибольшее упорство проявлял,
пожалуй, Алексеев. Он предлагал даже создать два ’’центра борьбы”:
здесь, на Дону, с ним, Алексеевым, во главе, и на Кубани, куда должен
был перебраться Корнилов. Корнилов не принимал этого варианта,
говорил, что это все равно что "открыть два балагана на одной ярмарке:
каждый будет зазывать к себе". Умиротворяющую роль играл уравнове¬
шенный А. Деникин. В конце концов достигли компромисса - создавался
"триумвират", в котором Корнилову принадлежала военная власть,
Алексееву - гражданское управление, финансы и сношения с союзни¬
ками, Каледину - управление Областью войска Донского. Позднее Лу¬
комский счел это ошибкой. Корнилову, по его мнению, следовало уехать
в Сибирь: он бы лучше Колчака "сумел повести там дело". Но это все -
"крепость заднего ума".
При "триумвирате" функционировал "Гражданский совет", куда вошли
М. Федоров, Г. Трубецкой, П. Струве и несколько позднее П. Милюков. В
"совете" оказался и Б. Савинков, который упорно, но безуспешно убеж¬
дал генералов, монархистов и кадетов сотрудничать с "демократическими
элементами" ради победы над большевизмом. Впрочем очень скоро
Савинков и Вендзягольский были вынуждены покинуть Дон. Савинков
нелегально возвратился в Москву. Впереди у него будет еще долгий путь
борьбы с Советской властью: восстание в Ярославле, армия эсеровского
Комуча, эмиграция, организация антисоветской борьбы из Польши...
ОГПУ внимательно следило за ним как одним из наиболее опасных вра¬
гов. В 1924 г. по специально разработанной операции "Синдикат" его
"вывели" на Советскую Территорию: была имитирована конспиративная
антисоветская организация, готовая установить с ним связь и принять его
руководство. Трудно сказать, действительно ли такой мастер-конспи¬
ратор, как Савинков, наконец "попался на приманку" ГПУ или что-то
другое заставило его двинуться в опасное нелегальное путешествие в
Советскую Россию. Ответ на этот вопрос не могли найти даже в
эмигрантских кругах, с которыми был связан Савинков. Так или иначе, он
был арестован, приговорен к расстрелу, который после его официального
заявления о признании Советской власти заменили 10 годами тюрьмы.
В 1925 г. в тюрьме Савинков покончил самоубийством. Незадолго до
смерти он писал в одном из писем: "Для меня доктор в Царевококшайске,
учитель в Игумене, инженер в Старой Руссе дороже политиков, вместе
взятых,3. Эти слова проливают некоторый свет на самоубийство Савин¬
2 Отношения между Алексеевым и Корниловым так и оставались натянутыми. Позднее,
летом 1918 г. Алексеев выражал полную готовность "взять на себя командование Волжским
фронтом", который создавался при поддержке союзников самарским Комучем и Сибирским
временным правительством. Об этом Алексеев сообщал представителю Добровольческой
армии в Москве А. Лодыженскому с просьбой проинформировать французских предста¬
вителей (Лодыженский А.А. Воспоминания. Париж, 1984. С. 106).
3 Ци.т по: Московские новости. 1994. № 40 (Слово и дело Бориса Савинкова).
209
кова. Вера Засулич перед смертью в 1919 г. прокляла свое револю¬
ционное прошлое. Возможно, и Савинков был близок к этому. Есть,
правда, версия, будто он был убит в тюрьме...
К концу декабря "триумвират" и состоявший при нем "Гражданский
совет" выработали политическую декларацию Добровольческой армии, в
основу которой легла "быховская программа". Центральным пунктом
декларации являлась установка на создание в стране "временной сильной
верховной власти из государственно мыслящих людей". Таковыми в
добровольческих "верхах" считались генералы и поддерживавшие их
политические деятели от монархистов до кадетов, но не левее. Это
"сильная верховная власть" должна была восстановить частную собст¬
венность, осуществить денационализацию промышленности, остановить
раздел и передел земли, создать армию "на началах подлинной воинской
дисциплины", т.е. без выборных должностей, комиссаров и комитетов.
Затем предполагалось созвать "хозяина земли русской" - Учредительное
собрание, призванное "окончательно сконструировать государственный
строй" и решить все коренные проблемы, в том числе аграрную и
национальную. Речь, однако, не шла о созыве того Учредительного
собрания, которое было избрано по дооктябрьским спискам и дало
большинство эсеровской партии. Имелось в виду Учредительное собра¬
ние, которое будет избрано после свержения Советской власти.
В целом добровольческая декларация носила отпечаток некоей
неопределенности и незавершенности. Она не провозглашала лозунга
монархической реставрации, но в ней ничего не говорилось и о возмож¬
ном учреждении республики. Вопрос этот как бы обходился стороной, "не
предрешался" до созыва нового Учредительного собрания.
Весь декабрь и начало января приток офицеров, юнкеров и кадетов в
Добровольческую армию медленно, но все же ширился. В Ростове, Ново¬
черкасске и других местах всюду были расклеены листовки "От штаба
Добровольческой армии", в которых объявлялось, что Добровольческая
армия, спасающая Россию от "германо-болыпевиков" и обороняющая те¬
перь "русский юг и вольное казачество", призывает в свои ряды всех, кто
разделяет ее цели. Офицерам "на всем готовом" предлагалось 150 руб. в
месяц и 1 руб. 50 коп. суточных в период боевых действий. Солдатам тоже
"на всем готовом" обещали 30 руб. в месяц плюс 1 руб. суточных во время
боев. На случай ранения и смерти семьям полагалось вознаграждение до
500-1000 руб.
К концу января насчитывалось уже более 3 тыс. добровольцев. Вместе
с калединцами они держали фронт на северных границах Области войска
Донского и готовились к своему главному делу - предстоящей борьбе
против большевистской России. В начале январе Корнилов выступил с
речью в 1-м офицерском батальоне. Он сказал: "Вы скоро будете посла¬
ны в бой. В этих боях вам придется быть беспощадными. Мы не можем
брать пленных, и я даю вам приказ, очень жестокий: пленных не брать!
Ответственность за этот приказ перед Богом и русским народом я беру на
себя!"
210
УЧРЕДИТЕЛЬНОЕ СОБРАНИЕ -
ЧТО МЫ С НИМ СДЕЛАЛИ...
События, происходившие в декабре 1917 - январе 1918 г. на каледин-
ском Дону, оказали непосредственное влияние на судьбу ожидавшегося
’’хозяина земли русской” - Учредительного собрания.
С первых же дней Февральской революции все политические партии
высказались за его созыв, в том числе и большевики. Правда, по мере
развития и углубления революционного движения, по мере радикализа¬
ции требований "масс" в кадетских кругах и тем более в тех группах и
организациях, которые стояли еще правее, все явственнее раздавались
голоса сомнений в целесообразности созыва Учредительного собрания.
Здесь складывалось убеждение, что при том положении, в котором
находилась страна, Учредительное собрание станет не органом демо¬
кратии, а превратится в "игрушку развивающейся анархии". Временное
правительство не спешило с созывом Учредительного собрания: во-
первых, требовалась, конечно, большая и тщательная подготовка, во-вто¬
рых, расчет делался и на вероятную стабилизацию общего положения.
Как опытные пропагандисты и агитаторы, большевики умело использо¬
вали эту ситуацию в собственных целях: убеждали массы, что правитель¬
ство сознательно, даже злонамеренно уходит от того, чтобы дать возмож¬
ность беспрепятственно выявить народную волю. Они были партией, ре¬
шительнее других требовавшей немедленного, безотлагательного созыва
Учредительного собрания.
Придя к власти, большевики и Советское правительство не помешали
срокам выборов в Учредительное собрание, назначенным еще Времен¬
ным правительством. В большинстве округов они состоялись 12, 19 и 26
ноября. Большевики выиграли в некоторых промышленных центрах и в
ряде воинских частей. Но в целом исход выборов оказался явно
"неболыпевистским". Большевики получили 24% голосов, правые партии
(кадеты и др.) - 17, а эсеры, меньшевики и другие демократы - 59, причем
эсеры получили подавляющее большинство - более 40% голосов.
Сами большевики (а затем и многие советские историки) объясняли
это поражение главным образом тем, что выборы проходили по спискам,
составлявшимся еще до победы Октября. Думается однако, что если бы
выборы проходили по избирательным спискам, составленным уже после
Октября, большевики все равно не получили бы большинства, хотя коли¬
чество голосов у них, возможно, было бы и выше.
Главный итог выборов в Учредительное собрание состоял в следую¬
щем: страна сделала выбор в пользу демократического центра, правый и
левый радикализм были отсечены. Большевики, если они считались с
народной волей, должны были бы признать это. Но поставить на одну
доску завоеванную власть и "парламентские формальности", отражав¬
шие, как они считали, вчерашний день революции, ее уже "перевернутую
страницу", большевики не могли. В.И. Ленин в речи на II съезде Советов
крестьянских депутатов выразил это на языке, понятном миллионам
простых крестьян: «Я скажу вам то, что вы все знаете: "не человек для
8*
211
субботы, а суббота для человека”». Это означало, что, если Учредитель¬
ное собрание станет препятствием большевистской революции, она
пройдет мимо Учредительного собрания. На заседаниях ЦК партии боль¬
шевиков Н. Бухарин прямо ставил вопрос: созывать или не созывать
Учредительное собрание? Высказывалось мнение, согласно которому
надо устранить кадетов, открыто противопоставивших себя Советской
власти, а левую часть собрания объявить революционным конвентом.
По срокам, установленным Временным правительством, Учредитель¬
ное собрание должно было открыться 28 ноября. За два дня до этого
Совнарком принял постановление, согласно которому Учредительное
собрание сможет начать работу лишь по прибытии в Петроград 400 его
членов, т.е. примерно более половины; открыть собрание должно лицо,
уполномоченное Совнаркомом. ВЦИК подавляющим большинством го¬
лосов утвердил этот декрет. Однако в антибольшевистских кругах под¬
нялся вполне понятный шум: ’’это уловка Ленина и его товарищей",
"большевики хотят отсрочить или вовсе сорвать созыв Учредительного
собрания". В.И. Ленин отвечал: "Не занимайтесь чтением в сердцах, мы
ничего не скрываем. Мы сказали, когда будут 400 человек, мы Учреди¬
тельное собрание созовем...’’1
20 декабря Совнарком постановил открыть Учредительное собрание
5 января 1918 г. На рассмотрение и санкцию собрания предполагалось
представить "Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа".
В соответствии с ней Россия объявлялась Республикой Советов, учрежда¬
емой на основе свободного союза народов. Частная собственность на
землю отменялась, и земля без выкупа передавалась крестьянам. Объяв¬
лялось о начале национализации банков, фабрик, заводов, железных
дорог. Провозглашалась политика мира.
ЦК партии левых эсеров принял постановление, в котором говорилось,
что их отношение к Учредительному собранию будет всецело зависеть от
решения им вопросов о мире, земле, рабочем контроле и власти в духе
завоеваний Октября, в духе декретов II съезда Советов.
Решающий день близился. 3 января 1918 г. ВЦИК и Петроградский
Совет призвали жителей столицы в день открытия Учредительного
собрания сохранять полное спокойствие, порядок и не принимать участия
в каких-либо манифестациях. Однако напряженность была крайне вы¬
сока.
Еще в дни Октября лидер правых эсеров В. Чернов в речи на 10-й
Петроградской конференции партии заявлял, что эсеры "всегда держа¬
лись за Учредительное собрание и во имя его всенародно заявляли: если
кто посягнет на него, он заставит нас вспомнить о старых методах борьбы
с насилием...’’. А на 4-м съезде партии, проходившем в конце ноября -
начале декабря, тот же Чернов и другой лидер правых эсеров - А. Гоц,
заявили, что их "партия противопоставит физические и революционные
силы попыткам узурпации прав Учредительного собрания". На поверку,
однако, все это оказалось лишь декларациями.
Эсеры, правда, пытались вести работу в Семеновском, Преображен¬
1 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 35. С. 136.
212
ском полках и броневом дивизионе, расположенном в казармах Измай¬
ловского полка. Выпускали газеты ’’Серая шинель” и ’’Простреленная
серая шинель" с противоболыпевистскими материалами и карикатурами
на большевистских лидеров. Но работа эта ощутимых результатов не
дала. Чувствовалась определенная апатия. "Не довольно ли было пролито
братской крови? - говорили в полках и на заводах. - Надо подумать не о
том, чтобы ссориться с большевиками, а как с ними сговориться..."
Да и самому эсеровскому руководству (как и руководству других
партий) становилось, видимо, ясно, что попытки вооруженной защиты
Учредительного собрания легко могут превратиться в повод, который
будет использован советскими властями для разгрома своих политических
противников. Однако демонстрации по призыву созданного "Союза защи¬
ты Учредительного собрания" все же состоялись: среди городской публи¬
ки, солдат и рабочих нашлось немало таких, кому лозунг "Вся власть
Учредительному собранию!" по-прежнему представлялся высшей демо¬
кратической ценностью. Собравшись на Марсовом поле, демонстранты
по Литейному проспекту двинулись к Таврическому дворцу. В столкно¬
вения с красногвардейцами, солдатами и матросами, подчиненными
Чрезвычайному штабу, созданному "для защиты власти Советов от всех
покушений контрреволюционных сил", имелись убитые и раненые2. Это,
кажется, был первый случай, когда по приказу Советской власти стре¬
ляли в народ. Власти утверждали, что конфликт спровоцирован демон¬
страциями "буржуев" и их сторонников, но это не соответствовало
действительности. В "Новой жизни" М. Горький писал: «"Правда" лжет,
когда пишет, что манифестация 5 января была сорганизована буржуями,
банкирами и т.д. и что к Таврическому дворцу шли именно "буржуи",
"калединцы". "Правда" лжет - она прекрасно знает, что "буржуям" нечего
радоваться по поводу открытия Учредительного собрания, им нечего
делать в среде 246 социалистов одной партии и 140 большевиков.
"Правда" знает, что в манифестации принимали участие рабочие Обухов¬
ского, Патронного и других заводов, что под красным знаменем Россий¬
ской с.-д. партии к Таврическому дворцу шли рабочие Василеостров¬
ского, Выборгского и других районов. Именно этих рабочих и расстрели¬
вали, и сколько бы не лгала "Правда", она не скроет позорного факта»3.
* * *
Преодолевая невообразимый шум, собрание пытался открыть старей¬
ший его член - правый эсер С. Шевцов. По воспоминаниям очевидцев,
Ленин очень нервничал, "волновался и был так бледен, как никогда... Он
сжал руки и стал обводить пылающими глазами весь зал’’4. Наконец,
замешкавшийся Я. Свердлов властно взял председательский звонок в свои
руки. Он зачитал "Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого
2 По некоторым данным, в Петрограде было убито от 8 до 30 человек, ранено более 200
(см.: Огановский Н. Дневник члена Учредительного собрания // Голос минувшего. 1918.
№ 4/6).
3 Горький М. Несвоевременные мысли. М., 1990. С. 110-111.
4 Бонч-Бруевич В. Избр. соч. М., 1963. Т. 3. С. 135.
213
народа”, предложил обсудить и принять, начав тем самым разработку
’’коренных оснований социалистического переустройства общества”. В
зале Таврического дворца сидели в большинстве социалисты - эсеры,
большевики, меньшевики, близкие им общественные и политические
деятели. Правые члены Учредительного собрания, за редким исключе¬
нием, на заседание не явились: кадеты были объявлены ’’врагами народа”
и некоторые из них уже подверглись аресту, другие скрылись. Таким
образом, Учредительное собрание можно было считать социалистиче¬
ским; по предложению большевика Скворцова-Степанова после откры¬
тия его Я. Свердловым присутствовавшие поднялись и запели "Интерна¬
ционал”, хотя, как вспоминал секретарь собрания эсер М. Вишняк, пели
нестройно, вразброд и ужасно фальшивили.
На трибуну поднялся В. Чернов, избранный председателем Учреди¬
тельного собрания. Он, по-видимому, был настроен примиренчески, искал
компромисса, говорил о безвозмездной передаче земли крестьянам, о
всеобщем демократическом мире, о "великой воле к социализму трудо¬
вых масс России". Чернов констатировал, что "страна показала небыва¬
лое в истории желание социализма". 7 января "Правда" писала, что в речи
Чернова "были сплошные (словесные, правда) уступки советской плат¬
форме: тут был и мир, и земля, и рабочий контроль...". А горьковская
"Новая жизнь", корреспондент которой находился в Таврическом дворце,
6 января признала еще определеннее: «...устами избранного председателя
оно (Учредительное собрание. - Г.И.) провозгласило такую программу,
изложение которой прерывалось криками: "Это большевистская про¬
грамма!"»
Значительная часть правых эсеров реагировала на речь своего лидера
весьма сдержанно. Говорили даже, что он пытался "подыграть" больше¬
викам. Один из эсеровских учредиловцев писал позднее: "Председатель
своей речью посадил нас в такие калоши, из которых нам, пожалуй, уже
никогда не выбраться". Но большевики и левые эсеры отвергли протя¬
нутую руку. "Без пули вам не обойтись!" - кричали Чернову сидящие в
зале матросы.
Чернову отвечал Н. Бухарин. Речь его была произнесена в очень
резкой, далеко не парламентской форме. Он клеймил социалистических
оппонентов большевиков как соглашателей, предателей интересов проле¬
тариата, народа. Он говорил, что призывы Чернова к социализму - это
всего лишь общие слова, а большевики хотят не только говорить о
социализме, но хотят его осуществлять уже сегодня, сейчас. Перед каж¬
дым из нас, как бы подводил итог Бухарин, "стоит один вопрос: ...с кем
мы будем - с Калединым, с юнкерами, с фабрикантами, купцами, дирек¬
торами учетных банков, которые поддерживают саботаж, которые душат
рабочий класс, или будем с серыми шинелями, с рабочими, солдатами,
матросами, будем с ними идти плечо к плечу, разделяя всю их участь,
радуясь их победам, скорбя их поражениям, спаянные единой волей
социализма...". По Бухарину выходило: либо социализм под большевист¬
ским руководством, либо это враги, "калединцы".
На трибуну вышел меньшевистский лидер И. Церетели. В пространной
взволнованной речи он предупреждал против "роковых опытов с социа¬
214
лизмом”, предсказывал, что в случае "разделения демократического
единства" страну ожидает триумф контрреволюции "на развалинах,
оставшихся от большевизма".
237 голосами правых эсеров и меньшевиков против 146 голосов боль¬
шевиков и левых эсеров Учредительное собрание фактически отказалось
обсуждать "Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа",
предложенную ВЦИКом. В соответствии с ранее намеченной повесткой в
качестве первоочередных объявлялось обсуждение вопросов о мире и
земле. Третьим пунктом повестки дня значились дебаты о форме государ¬
ственного строя России. Если бы Учредительное собрание приняло
вциковскую декларацию, его функции следовало бы считать исчерпан¬
ными. На это собрание, правомочно считавшее себя верховной властью,
пойти не могло.
Поздно вечером 5 января большевистская фракция потребовала пере¬
рыва. Как только она собралась, слово взял В.И. Ленин. Оно было крат¬
ким: ЦК большевиков предлагает фракции уйти с Учредительного собра¬
ния. Предложение принимается. Аналогичное решение приняла и лево¬
эсеровская фракция.
В 5-м часу утра 6 января на трибуну Белого зала Таврического дворца
поднялся большевик Ф. Раскольников. Он зачитал написанную В.И. Ле¬
ниным декларацию об уходе большевистской фракции, в которой, в част¬
ности, говорилось: "Громадное большинство трудовой России - рабочие,
крестьяне, солдаты - предъявили Учредительному собранию требование
признать завоевания Великой Октябрьской революции, советские декре¬
ты о мире, земле, о рабочем контроле и прежде всего признать власть
Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Всероссийский
ЦИК, выполняя волю этого громадного большинства трудящихся классов
России, предложил Учредительному собранию признать для себя обя¬
зательной эту волю. Большинство Учредительного собрания, однако, в
согласии с притязаниями буржуазии, отвергло это предложение, бросив
вызов всей трудящейся России... Нынешнее контрреволюционное боль¬
шинство Учредительного собрания, избранное по устаревшим партийным
спискам, выражает вчерашний день революции и пытается встать
поперек дороги рабочему и крестьянскому движению... Мы заявляем, что
покидаем Учредительное собрание с тем, чтобы передать Советской
власти окончательное решение вопроса об отношении к контрреволю¬
ционной части Учредительного собрания"5.
От имени фракции левых эсеров аналогичное заявление сделал
В. Карелин.
В Белом зале воцарилось настроение, близкое к панике. Проносятся
слухи, что к дворцу уже высланы автомобили для ареста членов Учре¬
дительного собрания и доставки их в крепость.
Как вспоминал М. Вишняк, кое-кто из эсеров начал "спешно уничто¬
жать компрометирующие документы", передавать какие-то бумаги своим
"близким" в публике и в ложе журналистов. Обстановка действительно
накалялась. «В зале заседаний, - писал М. Вишняк, - матросы и красно¬
5 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 36. С. 227-228.
215
армейцы уже окончательно перестали стесняться. Прыгают через
барьеры лож, щелкают на ходу затворами винтовок, вихрем проносятся
на хоры... Ружья и револьверы грозили ежеминутно ’’сами” разрядиться,
ручные бомбы и гранаты "сами” взорваться»6.
Распропагандированная "стихия” в любую минуту могла вылиться в
погром. В.И. Ленин отдал письменное распоряжение: ’’Предписывается
товарищам солдатам и матросам, несущим караульную службу в стенах
Таврического дворца, не допускать никаких насилий по отношению к
контрреволюционной части Учредительного собрания и, Свободно выпу¬
ская всех из Таврического дворца, никого не впускать в него без особых
приказов”7.
Большевики и левые эсеры ушли. Рассвет еще не занимался над
морозным Петроградом. Оставшихся членов Учредительного собрания
торопили заканчивать первое заседание, говорили, что надо гасить
электрический свет. Но они не расходились. Кто-то на всякий случай
принес свечи.
Члены Учредительного собрания приступили к обсуждению своего
закона о земле. Под невероятный шум, крики протеста одних, одобрения
других Чернов начал читать его проект: ’’Право собственности на землю
в пределах Российской республики отныне и навсегда отменяется...” В
этот момент к трибуне подошел начальник караула Таврического дворца
матрос Анатолий Железняков. В Петрограде его хорошо знали. За
анархо-террористическую деятельность он был приговорен (уже при
Временном правительстве) к 14 годам принудительных работ, но очень
скоро, по его словам, бежал из ’’республиканской тюрьмы". В октябрь¬
ские дни во главе отряда матросов-анархистов он участвовал в атаках на
Зимний дворец, теперь командовал охраной Учредительного собрания8.
Какое-то время он, словно в раздумье, молча, постоял возле трибуны, с
которой ораторствовал Чернов, потом осторожно тронул его за плечо: "Я
получил инструкцию, чтобы довести до вашего сведения, чтобы все
присутствующие покинули зал заседания, потому что караул устал". .
Когда на другой день Ф. Раскольников и П. Дыбенко рассказывали об
этом эпизоде Ленину, он сначала недоумевал: "Неужели Виктор Чернов
беспрекословно подчинился... и не сделал ни малейшей попытки сопро¬
тивления?" Потом начал смеяться9. Смех все усиливался, превращаясь в
какой-то нервический хохот, и Ленин не мог остановиться...
Между тем в спешном порядке, без прений оставшаяся часть Учреди¬
тельного собрания приняла закон о земле, обращение к союзникам,
отвергающее сепаратные переговоры с Германией, и постановление о
федеративном устройстве Российской республики. Все - в страшной
спешке. Следующее заседание назначается на 17 часов вечера 6 января, и
6 Вишняк М. Дань прошлому. Нью-Йорк, 1954. С. 143.
7 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 50. С. 26.
8 Во время гражданской войны Железняков как анархист выступал против превращения
Красной Армии в регулярную, защищал, как тогда говорили, "партизанщину", за что был
даже объявлен вне закона. Он погиб в бою с деникинцами под Екатеринославом, в июле
1919 г. Железняков был поэтом, романтически воспевал революцию.
9 Раскольников Ф. Рассказы мичмана Ильина. М., 1934. С. 21.
216
поток депутатов медленно потянулся к дверям. Караул не остановил и не
задержал никого.
Второе заседание Учредительного собрания не состоялось. Днем
6 января Совнарком принял декрет о его роспуске. В ночь с 6 на 7 января
ВЦИК утвердил декрет при двух голосах ’’против” и пяти воздержав¬
шихся. 6 и 7 января на многих предприятиях Петрограда и в воинских
частях гарнизона проходили митинги. Выступали большевики Г. Зиновь¬
ев, Н. Крыленко, Г. Пятаков и др.; от правых эсеров говорили Н. Фор¬
тунатов, В. Вольский, В. Соколов. И почти повсюду, по признанию Соко¬
лова, ’’аплодировали победителям и осуждали побежденных”.
Еще в ноябре 1917 г., предчувствуя судьбу Учредительного собрания,
Зинаида Гиппиус написала такие стихи:
Наших дедов мечта невозможная,
Наших героев жертва острожная,
Наша молитва устами несмелыми,
Наша надежда и воздыхание, -
Учредительное собрание, -
Что мы с ним сделали...?
Ленин, скорее всего, не знал этих стихов, но трагизм ситуации ощу¬
щали многие. И не этим ли был вызван странный, безудержный смех
Ленина при известии о разгоне ’’учредилки”?
* * *
Острейшая борьба вокруг Учредительного собрания сопровождалась
террористическими актами и убийствами.
1 января было совершено покушение на В.И. Ленина. Когда его
машина отъехала от Михайловского манежа, где Ленин выступал перед
красногвардейцами, она была обстреляна неизвестными лицами. Возмож¬
но, только находчивость швейцарского коммуниста Ф. Платтена, кото¬
рый пригнул голову Ленина, спасла ему жизнь. Кузов машины пробило
пулями в нескольких местах, а Платтен был ранен в руку. Кто стрелял в
Ленина? Подозрение падало на членов военной комиссии ЦК правых
эсеров, которая, по свидетельству Б. Соколова, вела боевую работу, цель
которой состояла в том, чтобы попытаться ’’срезать большевистскую го¬
ловку”. Боевикам, если верить Соколову, удалось внедрить своих людей в
Смольный, и, по его словам, неудачное покушение на Ленина в начале
января было "отголоском этого дела”. Большего Соколов не сказал.
’’Детальное описание этого эпизода, - писал он позже, - принадлежит
будущему. Участники этого эпизода живы и притом в России”. Петро¬
градский Совет ответил на покушение яростной резолюцией: "Мы заяв¬
ляем всем врагам рабочей и социалистической революции: ...за каждую
жизнь нашего товарища господа буржуи и их прислужники - правые
эсеры - ответят рабочему классу”. ’’Правда” в те дни писала: "Если они
будут пытаться истребить рабочих вождей, они будут беспощадно
истреблены сами".
Через несколько дней, 6 января, была предпринята попытка поку¬
217
шения на М. Урицкого — большевистского комиссара Всероссийской
комиссии по делам о выборах в Учредительное собрание. И почти одно¬
временно произошел трагический инцидент, который, несомненно, силь¬
но дискредитировал Советскую власть.
Еще в конце ноября, когда по постановлению Временного прави¬
тельства планировалось открытие Учредительного собрания, на квартире
члена кадетской партии графини С. Паниной проходило совещание,
обсуждавшее тактическую линию кадетов. Решено было, не дожидаясь
сбора большинства членов Учредительного собрания, избрать времен¬
ного председателя и заседать каждый день до установления полного
кворума.
В тот день, когда проходило это совещание (27 ноября), на квартире
Паниной был произведен обыск, вызванный отказом Паниной (она зани¬
мала пост товарища министра просвещения) сдать Советской власти
министерские деньги. Панина была арестована, а вместе с ней два члена
кадетского ЦК бывшие министры Временного правительства земский
врач А. Шингарев и юрист Ф. Кокошкин, заночевавшие у нее на
квартире. Арест Шингарева и Кокошкина совпал с декретом об объяв¬
лении членов руководящих учреждений партии кадетов "врагами на¬
рода", и оба они были переправлены в Петропавловскую крепость10 11.
Сохранился и был опубликован дневник А. Шингарева, который он вел в
тюрьме с момента ареста до 5 января 1918 г. Ряд записей дневника
представляет большой интерес.
14 декабря 1917 г., в годовщину восстания декабристов, А. Шингарев
записывал: "Стоило ли делать революцию, если она привела к таким
результатам?"11 - и отвечал на свой вопрос: "Наивно и близоруко думать,
что революцию можно делать или не делать: она происходит и начи¬
нается вне зависимости от воли отдельных людей... Революция была
неизбежна, ибо старое изжило себя... С весны 1915 года она стала
роковой необходимостью, и это я увидел осенью 1916 года..." Шингарев,
конечно, отвергал большевизм, социализм вообще. Взгляды социалистов
представлялись ему "фантазией детей, желающих поймать звезды своими
ручонками"; они похожи на персонаж из новелл Боккаччо, который
хочет "загнать ослов дубиной в рай". Но «рано или поздно, - продолжал
Шингарев, - начнется постройка новой государственности на единственно
возможном и незыблемом фундаменте. Вот потому я приемлю револю¬
цию, и не только приемлю, но и приветствую, и не только приветствую,
но и утверждаю. Если бы мне предложили начать ее сначала, я не колеб¬
лясь бы сказал теперь: "начнем!"»12.
10 С. Панина после внесения ею министерских денег в начале января была освобождена.
В дальнейшем она нелегально выехала на Дон. При ней был небольшой чемоданчик с
фамильными драгоценностями, которые она намеревалась передать на добровольческое
движение. На одном из железнодорожных вокзалов этот чемоданчик был у Паниной
похищен. В Новочеркасск она прибыла с пустыми руками.
11 2 декабря имеется такая запись: «Вчера в "Дне"прочел характеристику Ленина...
Какое поразительное сходство, типичное с Петром Верховенским из "Бесов"... Разве не
исполинская нечаевщина охватила Россию и мучает ее в кровавом кошмаре... Только скоро
ли бесноватые исцелятся... Скоро ли?» {Шингарев И. Как это было. М., 1918).
12 Там же. С. 33-36.
218
Это был написано в Трубецком бастионе Петропавловской крепости
при уже начинавшемся большевистском терроре...
По свидетельству сестры Шингарева, А.И. Шингаревой, ожидалось
близкое освобождение Кокошкина и Шингарева. Нарком юстиции левый
эсер И. Штейнберг уже просмотрел их дела и не нашел там материала для
обвинения. Но 6 января оба - Кокошкин и Шингарев - по просьбе родных
были переведены в Мариинскую больницу, где в ночь с 6 на 7 января
были зверски убиты. Известно, что в убийстве участвовали матросы и
солдаты, которые будто бы собирались затем двинуться в Петропавлов¬
скую крепость, чтобы перебить еще находившихся там арестованных
министров Временного правительства. Однако из показаний конвоиров,
зафиксированных в официальном обвинительном заключении, следует,
что в группе матросов, одетых в бушлаты и бескозырки с надписями
’’Ярославец” и ’’Чайка", находились какие-то люди в штатском и шапках.
Из того же обвинительного заключения видно, что фактическими орга¬
низаторами преступления являлись начальник милицейского комисса¬
риата 1-го Городского района П. Михайлов и его подручный П. Куликов,
вербовавшие и подстрекавшие матросов и солдат во главе с неким
Басовым.
Немедленно по получении сообщения о том, что произошло в Мариин¬
ской больнице, В.И. Ленин дал распоряжение о разыскании и наказании
преступников13. Была создана следственная комиссия в составе управляю¬
щего делами Совнаркома В. Бонч-Бруевича, наркомюста Штейнберга и
наркома по морским делам П. Дыбенко. Не всех участников преступле¬
ния удалось разыскать. Суд над убийцами Шингарева и Кокошкина так и
не состоялся. Да и мог ли что-нибудь изменить этот суд? Истиным
виновником трагической смерти двух выдающихся русских людей, дей¬
ствительно служивших народу, был дух разрушающий, вызванный к
жизни яростной политической борьбой, разжигаемой пропагандой клас¬
совой ненависти и мести...
Значительная часть эсеровских членов Учредительного собрания
весной перебралась на Волгу, где создала антибольшевистский фронт под
знаменем Учредительного собрания. Но это продолжалось лишь до осени
1918 г., до свержения кадетско-эсеровской Директории в Омске. С при¬
ходом к власти адмирала А.В. Колчака первый удар был нанесен по так
называемому "Съезду членов Учредительного собрания", находившемуся
тогда в Екатеринбурге.
Захваченных в гостинице "Пале-Рояль" "учредиловцев" занесли в
особые списки и арестовали. По свидетельству В. Чернова, они ожидали
"бойни". Спасло их, возможно, только вмешательство чехов. Командую¬
щий екатеринбургской группой войск Сибирской армии чешский генерал
Р. Гайда приказал выселить членов Учредительного собрания в Челя¬
бинск. Ночью 20 ноября примерно 60-70 депутатов погрузили на повозки,
приставив к каждой чешского солдата с винтовкой. Впоследствии секре¬
тарь съезда Учредительного собрания Н. Святицкий так описал эту
поразительную сцену. Вереница повозок, растянувшаяся чуть ли не на
13 См.: Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 50. С. 26.
219
целую версту, медленно двигалась при свете яркой луны. ’’Кто такие в
этих телегах? Первые в России народные избранники. От кого они убе¬
гают? От русских солдат! Кто их защищает? Иностранцы, какие-то чехи.
А сами-то чехи - друзья или враги, конвой или охрана? Мудрый Эдип,
разреши! Поистине есть чему удивляться в России, в этой стране неогра¬
ниченных возможностей!”14
Под конвоем чехов ’’учредиловцы” были доставлены в Уфу, однако
сразу после колчаковского переворота многие из них были арестованы и
препровождены в омскую тюрьму. Прошел месяц. В ночь с 22 на 23 де¬
кабря 1918 г. в тюрьму явились офицеры с командой солдат и потре¬
бовали выдачи некоторых арестованных, в том числе и членов Учреди¬
тельного собрания, якобы для конвоирования в суд. На самом деле их, 13
человек, привели на берег Иртыша, где расстреляли и перекололи
штыками. Никто из убийц так и не был предан суду.
...Учредительное собрание, -
Что мы с ним сделали?..
ВЫСТРЕЛ В АТАМАНСКОМ ДВОРЦЕ
10 января в станице Каменской собрался съезд представителей вернув¬
шихся с фронта казаков. Прибыли делегаты от 21 казачьего полка, 5
батарей и 2 запасных полков. На съезд из Воронежа приехали руко¬
водители Донского областного ВРК (избранного еще в 20-х числах ок¬
тября 1917 г.) С. Сырцов, А. Френкель и др., а также представители
Московского Совета и ВЦИКа М. Янышев и А. Мандельштам. Они ока¬
зывали большое влияние на инициаторов съезда казаков-фронтовиков
вахмистра Ф. Подтелкова и прапорщика М. Кривошлыкова. Съезд при¬
нял резолюцию, в которой говорилось, что власть в Донской области
переходит к образованному съездом казачьему Военно-революционному
комитету во главе с Ф. Подтелковым и М. Кривошлыковым. Но это
носило лишь декларативный характер. В Новочеркасске по-прежнему
заседало Донское войсковое правительство во главе с атаманом А. Кале¬
диным. На Дону, как видим, возникло нечто вроде двоевластий, причем
соотношение сил, казалось, складывалось не в пользу Новочеркасска. Все
новые полки признавали власть Каменского ВРК, который к тому же
вот-вот готов был войти в прямую связь с командованием советских
войск.
Каледин попытался упредить неизбежный удар. По его распоряжению
в Каменскую для переговоров была направлена делегация войскового
правительства и одновременно начата подготовка отряда для разгона
казачьего ВРК. На переговорах калединские делегаты, делая упор на
"казачество” Подтелкова и Кривошлыкова, стремились "отвратить” их от
соглашения с "московскими большевиками". Но Подтелков и Кривошлы-
14 Святицкий Н. К истории Всероссийского Учредительного собрания. М., 1921. Т. 3.
С. 111.
220
ков не шли на это и сами предъявили калединцам обвинение в связи с
Добровольческой армией, состоящей из офицеров и юнкеров, как они
утверждали, чуждых интересам Дона. Решено было перенести перего¬
воры в Новочеркасск. Члены Каменского ВРК пошли на это, правильно
считая, что обстановка продолжает складываться в их пользу.
Многие донские полки уже отказывались подчиняться Каледину.
Советские войска, которыми командовал В. Антонов-Овсеенко, плотно
блокировали Донскую область. В новочеркасском тылу бастовали рабо¬
чие Таганрога, Ростова, Сулина; в Приазовье происходили крестьянские
волнения. Общее настроение на Дону можно, пожалуй, охарактеризовать
(если это вообще достижимо) не столько как полную готовность принять
Советскую власть, сколько как неприятие "калединщины”, ассоцииро¬
вавшейся с временами царизма. Это неприятие значительно усиливалось в
результате очевидного всем блока Каледина, с Алексеевым, Корни¬
ловым, Деникиным и наехавшими из Петрограда и Москвы октябрист¬
ско-кадетскими общественными деятелями. Подтелкову и Кривошлы-
кову - своим братьям-казакам, прошедшим фронт, склонны были
доверять, бывшим царским генералам Каледину, Алексееву, Корнилову -
нет. Казакам, прошедшим фронт, ’’хлебнувшим" империалистической
войны, понятен и близок был Декрет о мире. Не вызывал у них про¬
тиводействия и Декрет о земле, поскольку он подтверждал неприкосно¬
венность трудовых казачьих наделов. Казаки были склонны считать, что
Советская власть, утвердившаяся там, в России, не принесет вреда каза¬
честву с его сословным укладом и обычаями. "Большевизация" Дона уже
скоро развеет эту веру...
Встреча членов казачьего ВРК во главе с Подтелковым и Кривошлы-
ковым, с одной стороны, и членов войского правительства, возглавляемо¬
го Калединым, - с другой, состоялась в Новочеркасске 15 января 1918 г.
Каледин на переговорах, казалось бы, готов был к компромиссу. Он
предложил Каменской принять участие в контроле над выборами в новый
войсковой круг и принять высказанную им волю. Подтелков и Кри-
вошлыков отклонили это: механизм выборов, по их мнению, был таков,
что, скорее всего, они должны были дать большинство сторонникам
Каледина. Войсковому правительству был поставлен ультиматум: если
оно стоит за мирное решение вопроса о власти, без пролития казачьей
крови, ему надлежит передать власть ВРК.
Член войскового правительства Светогоров пытался уйти от ответа на
ультиматум. Он говорил, что так ставить вопрос не следует, что ожи¬
даются переговоры с представителями Советской власти в Таганроге, в
которых может принять участие и Каменский ВРК. Отвечал Ф. Под¬
телков. Речь его следует воспроизвести - она раскрывает суть борьбы и
передает ее колорит: "Неладно говорите, господа. Кабы верили войско¬
вому правительству, я бы с удовольствием отказался от своих требований.
Но ведь вам не верит народ! Я согласен поехать в Таганрог. А что нам
там скажут? Войсковое правительство не добьется мира. Оно само раз¬
жигает гражданскую войну... Правительство восстановило против себя
всех честных людей. Вы, атаман Каледин, обманываете казаков, говоря о
независимости Дона. На самом деле Вы дали убежище врагам русского
221
народа и втягиваете в войну с Россией все казачество. Как и в 1905 г., Вы
хотите пролить казачью кровь за помещиков и богатеев... Смеетесь?
Придет срок - плакать будете! Мы требуем передачи власти нам, пред¬
ставителям трудящегося народа, и удаления всех буржуев из Ново¬
черкасска и Добровольческой армии с Дона...”
Члены войскового правительства удалились на совещание, но главное,
они ждали сообщений от войскового старшины В. Чернецова, двигав¬
шегося в это время на Каменскую. Когда пришло известие, что он сумел
разбить и разоружить некоторые ревкомовские части, войсковое прави¬
тельство дало свой ответ: ультиматум ВРК отклонялся, ему самому ста¬
вился ультиматум, требующий самораспуститься. Одновременно объявля¬
лось о выборах нового войскового круга.
Переговоры не дали результата. Делегаты ВРК с трудом добрались до
Каменской, которая уже находилась под ударом Чернецова. Части ВРК
оказались дезорганизованными и не смогли оказать сопротивление
чернецовским ’’партизанам”. ВРК перебрался в Миллерово.
Однако Чернецов не спас Каледина. Руководители ВРК Подтелков и
Кривошлыков пошли на решительный шаг. В обращении к "трудовому
казачеству” они прямо заявили, что действия Чернецова ясно показали,
что мирный путь борьбы с Калединым и стоявшими за его спиной
контрреволюционерами из Центральной России невозможен. На оружие
надо отвечать оружием. Однако основная часть фронтовых казаков -
главная боевая сила, не желавшая воевать на стороне Каледина, - не
проявляла особой готовности участвовать в гражданской войне и на
другой стороне.
19 января командующему советскими войсками В. Антонову-Овсеенко
было сообщено о признании казачьим ВРК власти ВЦИКа и Совнаркома.
Это дало основание для прямого взаимодействия казачьего ВРК с
Донским областным Военно-революционным комитетом, фактически
представлявшим центр. Благодаря этому положение круто изменилось. 20
января войска 1-й Южной революционной армии под командованием
Г. Петрова, группы Ю. Саблина и части казачьего ВРК, которыми коман¬
довал Голубов, разбили Чернецова под станицей Глубокой. Сам Чернецов
был захвачен в плен. Конец его оказался трагическим - его зарубили. С
документальной точностью это воспроизведено в "Тихом Доне" М. Шоло¬
хова. И это описание с большой силой свидетельствует о беспощадности
и жестокости разворачивавшейся на Дону гражданской войны.
Поражение отряда Чернецова хотя и не предопределило крах "кале-
динщины", но прозвучало для нее похоронным звоном. А. Деникин позд¬
нее писал: "Со смертью Чернецова как будто ушла душа от всего дела
обороны Дона. Все окончательно разваливалось..."
Каледин переживал происходящее как личную трагедию. Это был
человек, по выражению одного из современников, ненавидевший револю¬
цию "до предела психической слепоты". Собственно говоря, выступая на
Государственном совещании в середине августа 1917 г., он не скрывал
этого. Но он считал и верил, что казачество будет той силой, которая все
же устоит перед натиском разрушающей его вековой уклад револю¬
ционной анархии. Этим, скорее всего, и питалась его готовность принять
222
на Дону находившихся в Быхове Корнилова и корниловских генералов.
Но и они, в свою очередь убеждая Каледина в успехе совместной борьбы,
обещая приток боевых сил на Дон, поддерживали его веру. Действитель¬
ность нанесла тяжелый удар этой вере и этим планам. Дон раскололся в
социальной борьбе, а Добровольческая армия в январе 1918 г. насчиты¬
вала менее 4 тыс. штыков и сабель, да и то главным образом офицерских.
Корнилов, встречавший новоприбывших, с досадой спрашивал: ’’Это все
офицеры, а где солдаты?”1
Добровольцы, таким образом, не столько стали опорой и поддержкой
Каледина, сколько, напротив, превращались в фактор, даже усиливавший
социальную и политическую напряженность на Дону.
Приблизительно в те же дни, когда отряд В. Чернецова подходил к
Каменской, чтобы ликвидировать казачий ВРК, по приказу Корнилова
добровольческие части перешли из Новочеркасска в Ростов, на более
опасное оперативное направление. Однако уже к концу месяца стало
ясно, что дальнейшее пребывание в Ростове может оказаться гибельным
для Добровольческой армии. С севера, запада и востока двигались совет¬
ские войска и отряды революционных казаков. Южнее Ростова вспыхи¬
вали восстания в Батайске и Таганроге. Бурлил и сам рабочий Ростов.
Корнилов принял решение уходить. 28 января об этом он и Алексеев
сообщили в Новочеркасск. Каледин, по-видимому, был потрясен. Устав¬
ший, морально надломленный, на другой день он все же собрал членов
войскового правительства. Зачитал депеши Алексеева и Корнилова, с
горечью сообщил, что для защиты Донской области осталось, наверное,
не больше 150 казачьих штыков, сказал о своем решении уйти и
предложил сделать то же самое всему правительству. Начались дебаты,
но Каледин оборвал: "Господа, говорите короче. Время не ждет. Ведь от
болтовни погибла Россия".
Решено было до съезда нового войскового круга и съезда неказачьего
населения возложить власть на Временный общественный комитет по¬
рядка, состоящий из делегатов городского самоуправления Новочер¬
касска, областного военного комитета и других организаций. Тут же
Каледин подписал приказ походному атаману генералу А. Назарову пре¬
кратить всякое сопротивление советским войскам.
Как вспоминала жена А. Каледина, вернувшись с правительственного
заседания, уже ушедший от власти атаман подошел к двери гостиной, где
она сидела с гостьей, постоял с минуту и, не сказав ни слова, ушел к себе.
Через некоторое время грянул выстрел. Каледин поступил так же, как
Крымов, застрелившийся после провала корниловского путча в конце
августа 1917 г. Тогда Корнилов, получив письмо Крымова, написанное
перед самоубийством, уничтожил его. Но предсмертное письмо Каледина,
адресованное Алексееву, сохранилось. Каледин, в частности, писал:
"Казачество идет за своими вождями до тех пор, пока вожди приносят ему
лавры победы, а когда дело осложняется, то они видят в своем вожде не
1 Марковцы в боях и походах за Россию в освободительной войне 1917-1920 гг. / Сост.
В. Павлов. Париж, 1962. Кн. 1. С. 64. По некоторым сведениям, из 3700 человек в
Добровольческой армии в это время насчитывалось 2350 офицеров (см.: Кавтарадзе А.Г.
Военные специалисты на службе Республики Советов, 1917-1920. М., 1988. С. 35).
223
казака по духу и происхождению, а слабого проводителя своих интересов
и отходят от него. Так случилось со мной и случится с Вами, если Вы нс
сумеете одолеть врага”.
Крымов и Каледин принадлежали к числу лучших генералов старой
русской армии...
Выстрел в Атаманском дворце еще не подвел черту под калединским
Доном. Трагическая смерть Каледина на какой-то момент как бы
всколыхнула его. На другой день собрание депутатов от станиц и войско¬
вых частей, съехавшихся на войсковой круг, объявило себя властью и
избрало войсковым атаманом А. Назарова. Походным атаманом был
избран генерал Попов. Назаров тут же объявил мобилизацию казаков от
17 до 55 лет, разгромил в Новочеркасске Совет рабочих депутатов и
объявил Ростов на военном положении. Казалось, ситуация меняется, и
Корнилов переменил свое решение: Добровольческая армия пока оста¬
лась в Ростове. Однако ’’сполох”, провозглашенный новым атаманом
Назаровым, продолжался недолго.
В ночь на 9 февраля советские войска под командованием Сиверса
начали штурм оборонительных укреплений у Ростова. Опасаясь окруже¬
ния, вечером 9 февраля Корнилов приказал отходить за Дон, в станицу
Ольгинскую. Весь штаб (генералы Корнилов, Алексеев, Деникин, Рома¬
новский, Эльснер и др.) собрался в вестибюле дома ростовского миллио¬
нера Парамонова. Вооружившись винтовками и карабинами, пешком
пошли по опустевшим улицам к покидавшим город добровольческим
частям. Уходили Корниловский ударный полк подполковника Неженце-
ва, Георгиевский полк полковника Кириенко, офицерские батальоны
полковников Кутепова, Борисова, Лаврентьева, Тимановского, юнкер¬
ский батальон капитана Парфенова, Ростовский добровольческий полк
генерала Боровского, кавалерийские дивизионы полковников Гершель-
мана и Глазенапа, другие более мелкие части. Впереди вытягивавшейся
колонны, состоявшей примерно из 4 тыс. человек, нескольких орудий и
двух-трех десятков повозок, с винтовками и вещевыми мешками за пле¬
чами шли два бывших Верховных главнокомандующих русской армии,
один командующий фронтом, начальники высших штабов.
Алексеев незадолго перед этим писал своим близким: ”Мы уходим в
степи. Можем вернуться только, если будет милость Божья, но нужно
зажечь светоч, чтобы была хоть одна светлая точка среди охватившей
Россию тьмы”2. Еще мрачнее было прощальное письмо Корнилова, где
были такие строки: ’’Больше, вероятно, встретиться не придется”. Письмо
оказалось пророческим.
2 См.: Лампе А. Пути верных. Париж, 1960. С. 19.
224
ТЕРНОВЫЙ ВЕНЕЦ, ПРОНЗЕННЫЙ МЕЧОМ
При отходе из Ростова Корнилов еще точно не знал, куда он поведет
добровольческие части. Обдумывались два направления: донские зимов¬
ники, отдаленные места в степи, куда на зиму отгоняли табуны лошадей,
или Кубань. Корнилов склонялся к зимовникам: туда намеревался идти и
походный атаман Попов. Но в Ольгинской, как пишет Деникин, решили:
надо идти на Кубань. Связь с ней старались установить еще раньше.
Выслали на разведку прапорщика Зинаиду Горгардт. Она пробралась ту¬
да, вернулась, привезла нужные карты. Теперь решено было направить
на Кубань генерала А. Лукомского, не ладившего с Корниловым, и ге¬
нерала И. Ронжина. Они уехали, но угодили в плен к красным. Поэтому
положение на Кубани для добровольческого командования было не
совсем ясно. Однако доходившие сведения свидетельствовали, что в
отличие от Дона на Кубани борьба между сторонниками Советской
власти и поддерживаемым казаками Кубанским краевым правительством,
сформированным Кубанской краевой радой, еще продолжается. Добро¬
вольческие генералы рассчитывали, что, пробившись на Кубань, они ре¬
шат исход борьбы в свою пользу и создадут себе прочную военную и
продовольственную базу. Впрочем пока не прибыли в станицы Кагаль-
ницкую и Мечетенскую, это решение еще не считалось окончательным.
Только тут походному донскому атаману Попову было заявлено, что
добровольцы идут на Кубань. Попов повернул на зимовники...
Из Ольгинской ушло около 4 тыс. человек, из них 36 генералов, более
2 тыс. офицеров, более 1 тыс. рядовых, считая юнкеров и кадет старших
классов. Вместе с ними уходили врачи, сестры милосердия, гражданские
чиновники и просто гражданские лица.
Поход Добровольческой армии, начатый 9(22) февраля в Ростове и
закончившийся 31 марта под Екатеринодаром, вошел в историю под
названием ’’Ледяного” с легкой руки одного из участников похода -
Барташевича. Но, строго говоря, "ледяным" он не был. Другие участники
похода - в частности, уже известный нам Н. Львов, брат того самого
Владимира Львова, который фактически спровоцировал разрыв Керен¬
ского и Корнилова летом 1917 г., и А. Богаевский - свидетельствовали,
что "во льду" добровольцы находились, может быть, несколько дней при
переходе от аула Шенджий к станице Новодмитровской. Утром в эти дни
было тепло, дороги развезло, днем шли дожди, а к вечеру, когда насту¬
пали заморозки, дороги обледеневали, дожди переходили в метель и
двигаться порой приходилось по довольно глубокому снегу. Видимо, в те
дни Барташевичу и привиделся образ добровольцев, скованных льдом, но
идущих вперед, в неведомую даль, к победе...
"Ледяной поход" стал одной из легенд белого дела, как, например.
"Перекоп" для красных. Он вошел в белоэмигрантскую историческую
литературу как образец изначальной чистоты идеала белого движения.
Цветаевский цикл "Лебединый стан", вероятнее всего, был навеян "Ледя¬
ным походом", в котором участвовал и муж М. Цветаевой - Сергей Эф¬
рон: "Старого мира последний сон - молодость, доблесть, Вандея, Дон..."
Конечно, участникам похода пришлось преодолеть огромные труд-
225
8 Г.З. Иоффе
ности и проявить немало мужества, Но, как позднее вспоминали многие
из них, ни тяжелые дороги, ни страшная грязь, ни морозы и метели,
может быть, не были главной причиной страданий. Невыносимо было
сознание того, что на этой, своей земле они чужие. Нередко население
встречало их недружелюбно, даже враждебно. Многие станицы отказы¬
вались дать приют и продовольствие. И только угрозы сжечь станицу и
перевешать жителей заставляли подчиниться. Нередко добровольцы
входили и в пустые селения: население в страхе пряталось. А ведь
добровольческое командование рассчитывало получить здесь пополне¬
ние. Но даже такой ’’певец" "Ледяного похода", как Л. Половцев, должен
был признать, что огромные станицы с населением в несколько тысяч
человек в лучшем случае давали 20-30 добровольцев.
Упоминавшийся уже А. Богаевский писал, что бесконечно тяжким бы¬
ло сознание одиночества на своей, родной земле... Но у многих "перво-
проходников" это горестное чувство лишь усиливало ненависть, стремле¬
ние мстить "хамам". Участник похода Р. Гуль рассказывает о расстрелах
пленных, добивании раненых, порках до тех пор, пока "пленные не были
в крови".
Шли почти с непрерывными боями. 88 верст до станицы Егорлыцкой,
расположенной на границе со Ставропольем, прошли за шесть дней.
Лишь к началу марта вступили наконец в пределы Кубанской области.
Высылаемые вперед разведчики доносили, что происходит в Екате-
ринодаре. Донесения были неутешительны. Власть Кубанской Краевой
рады, краевого правительства Л. Быча и войскового атамана А. Фили¬
монова уже распространялась только на Екатеринодар и окружающие
его станицы. Красные под командованием бывшего хорунжего А. Авто¬
номова и бывшего есаула И. Сорокина двигались к Екатеринодару. Быв¬
ший царский полковник (и бывший летчик) Г. Покровский (весной 1917 г.
он участвовал в тайной организации, созданной в Петрограде П. Вранге¬
лем) возглавил крупный отряд, приостановивший наступление советских
войск. Покровского поддерживали отряды полковника Лисовицкого,
Улагая, Галаева, Султана-Келеч-Гирея. Но, оказавшись перед угрозой
окружения, они вынуждены были оставить Екатеринодар. Вместе с ними
ушли войсковой атаман А. Филимонов, председатель Краевой рады Н.
Рябовой и глава краевого правительства Л. Быч. Главком Автономов
доносил: "Москва. Националь. Совнарком. Последний оплот контррево¬
люции город Екатеринодар сдался без боя 14 сего марта".
Тяжелое известие о падении Екатеринодара дошло до Добровольче¬
ской армии в станице Кореневской. Оно вновь поставило перед Корни¬
ловым вопрос: куда двигаться дальше? Решено было свернуть к югу,
чтобы дать уставшим войскам отдых в адыгейских аулах, а затем, отдох¬
нув и подкрепившись, продолжать движение на Екатеринодар в расчете
на соединение с Покровским и другими войсками Кубанского правитель¬
ства. Это соединение произошло в 20-х числах марта в районе станиц Ка¬
лужская и Новодмитриевская. Здесь состоялись переговоры между пред¬
ставителями добровольческого командования (Корнилов, Алексеев, Де¬
никин, Эрдели, Романовский) и изгнанной из Екатеринодара кубанской
властью (Филимонов, Рябовой, Быч, Султан-Шахим-Гирей). Кубанцы,
226
носившиеся с идеями сепаратизма и автономии Кубани, пытались от¬
стаивать сотрудничество с Добровольческой армией на равноправных
началах. Они, писал А. Деникин, говорили о конституции, суверенной
Кубани, автономии и т.д. ”На нас... вновь повеяло чем-то старым, уже,
казалось, похороненным, напоминавшим лето 1917 г. - с бесконечными
дебатами революционной демократии”1. Позднее один из участников
переговоров, председатель Кубанской рады Н. Рябовол, будет убит
добровольческими офицерами-монархистами. Но пока приходилось сдер¬
живаться: ’’армия" Покровского была необходима для предстоящего
штурма Екатеринодара. Договорились, что все войска подчиняются
Корнилову, но кубанские власти могут продолжить свою деятельность.
Корнилов переформировал армию. Теперь она была разделена на три
бригады: пехотными командовали генералы С. Марков и А. Богаевский,
конной - И. Эрде ли.
28 марта части 2-й бригады вышли к окрестностям Екатеринодара. В
трех верстах от города была занята ферма сельскохозяйственного коопе¬
ративного общества, и Корнилов сейчас же перенес туда свой штаб.
По некоторым данным, красные узнали о месте расположения корни¬
ловского штаба от перебежчика и усилили артиллерийский обстрел
района расположения фермы. Так ли это - трудно сказать...
Развернулись ожесточенные бои. Добровольцы по приказу Корнило¬
ва атаковали город двумя бригадами: 2-й - генерала А. Богаевского и
конной - генерала И. Эрдели. 1-ю бригаду генерала С. Маркова Корни¬
лов держал в резерве, лишь по частям вводя ее в бой. Днем 29 марта подо¬
шел Офицерский полк во главе с самим С. Марковым и штурмовые
действия активизировались. Около часу дня 29-го Корнилов отдал свой
последний приказ об усилении наступления, нанося главный удар по
северо-западной части Екатеринодара. Генерал Марков должен был стре¬
миться выйти во фланг красным у Черноморского вокзала. Богаевскому
и Эрдели предписывалось обеспечить этот маневр Маркова. Обе стороны
несли большие потери, для добровольцев они оказались невосполнимы.
Некоторые роптали, говорили, что Корнилов готов "угробить всю ар¬
мию". Но лично на Корнилова особенно тяжелое впечатление произвела
гибель командира Корниловского полка М. Неженцева, с которым он
начал боевой путь еще в период подготовки летнего наступления 1917 г. и
который был ему безгранично предан. Вместо Неженцева был назначен
полковник А. Кутепов.
На военном совете, состоявшемся 30 марта, большинство генералов
высказались за отход от Екатеринодара. Однако Корнилов, поддержан¬
ный на этот раз Алексеевым и кубанцами, настоял на своем: требовал
"атаковать по всему фронту". Это уже должен был быть пятый день
непрерывных боев. Трудно сказать, чем он мог кончиться: считавшие,
что пути назад нет, добровольцы готовы были на новый штурм. Слу¬
чайный снаряд решил все.
31 марта Корнилов поднялся очень рано, около 6 часов утра. По воспо¬
минаниям дежурившего в то утро офицера Текинского полка Салаба
1 Деникин А. Очерки русской смуты. Париж, 1922. Т. 2. С. 278.
227
Сардара, командующий был в хорошем настроении, сказал по-таджикски:
"Сегодня возьмем Екатеринодар". Вошел Хан Хаджиев, принес чай. При¬
близительно около половины восьмого вслед за коротким пронзитель¬
ным звуком раздался глухой взрыв. Ферму охватили дым и густая пыль.
Вбежавшие в комнату генерал Казанович и адъютант Корнилова пору¬
чик Долинский с ужасом увидели: Корнилов, отброшенный взрывной
волной, лежал навзничь. На него обрушились разбитые стол и кровать.
Он был без сознания, тяжело дышал. Кровь сочилась из маленькой ранки
на виске и текла из пробитой ноги. Его вынесли на воздух, положили
перед домом. Примерно через час он скончался.
Некоторое время генералы пытались скрыть от атакующих добро¬
вольцев смерть командующего, но, когда это известие дошло до них, дух
их был сломлен.
По распоряжению Алексеева в командование армией вступил А. Дени¬
кин. Вечером он приказал начать скрытный отход от Екатеринодара...
Корнилов был тайно похоронен на территории немецкой колонии
Гначбау. Сняли кроки, точные топографические координаты, и раздали
их трем участникам захоронения. Остатки Добровольческой армии
двинулись дальше.
Однако могилу Корнилова вскоре обнаружили вступившие в Гначбау
красные. Труп Корнилова был вырыт и доставлен в Екатеринодар. Его
возили по улицам, глумились над ним, пока наконец не сожгли в ок¬
рестностях города. 21 апреля московские "Известия" поместили статью
Ю. Стеклова, в которой говорилось, что со смертью Корнилова "отходит
в историю целая полоса российской контрреволюции".
80-дневный "Ледяной поход", сопровождавшийся более чем 40 боя¬
ми, кончился. В кровопролитных сражениях добровольцы прошли более
500 верст, понесли тяжелые потери, были разбиты под Екатеринодаром и
теперь уходили назад, еще точно не зная куда...
На память о походе они создадут знак "первопроходников" - терновый
венец, пронзенный мечом. Его получат 3 тыс. 698 человек2.
ПЛАТА ЗА ВЛАСТЬ
Сразу же по приходе к власти Совнарком обратился ко всем воюющим
державам с предложением начать переговоры о заключении справедли¬
вого мира, без аннексий и контрибуций. Правительства Антанты отверг¬
ли это предложение, твердо рассчитывая завершить войну разгромом
Германии и ее союзников. Им важно было удержать Россию в войне,по-
прежнему получая, по словам английского посла в Петрограде Дж. Бью¬
кенена, ее "кусок мяса". С Советским правительством, выдвинувшим
лозунг мира, разговаривать они не желали; его призыв в их глазах только
подтверждал предположение о тесных связях большевиков с немцами.
2 Лембич М. Из записной книжки русского журналиста // Новое русское слово. 1940.
23 июня.
228
Иную позицию заняли правящие круги Четверного союза, возглав¬
ляемого Германией, вынужденного вести изнурительную войну на два
фронта. Они ответили согласием. Их расчет состоял в том, чтобы,
развязав себе руки на Востоке, в России, обрушиться затем на Запад.
Особую готовность к миру проявляла Австро-Венгрия, находившаяся уже
почти в катастрофическом положении.
Но мало кто в России еще мог предположить, какую страшную
цену придется заплатить за германское и австро-венгерское согласие на
мир. Политику мира поддерживали вначале многие, как в рядах больше¬
вистской партии, так и ее единственных союзников - левых эсеров. На
заседаниях В ЦИКа в начале декабря 1917 г. М. Спиридонова заверяла,
что в вопросе мира ее партия окажет Совнаркому ’’полное доверие” и
’’всемерную поддержку”. Ожесточенная борьба вспыхнула несколько
позднее, когда определились захватнические претензии германской сто¬
роны.
Немцы заявили о своем согласии на мир, но при условии присоеди¬
нения к этой формуле и стран Антанты. Объявили перерыв, чтобы все
государства могли лучше ознакомиться с позицией сторон. Ждали ответа
Англии, Франции, США, но они молчали.
Когда после перерыва мирные делегации большевистской России и
Германии вновь собрались за столом переговоров в Бресте, выяснилось,
что германская сторона ужесточила свою позицию. Формула ’’мир без
аннексий и контрибуций” была отвергнута. Немцы ссылались на позицию
стран Антанты и на этом основании заявляли о ее практической не¬
выполнимости. Существовало и еще одно обстоятельство, повлиявшее на
них: позиция, занятая в Бресте делегацией Украинской Центральной ра¬
ды. Она объявила, что будет вести переговоры с германской и другими
делегациями самостоятельно, независимо от делегации РСФСР, посколь¬
ку Рада не признает Совнарком полномочным федеративным прави¬
тельством.
Когда немцы запросили об отношении к этому советской делегации, ее
глава Л. Троцкий ответил, что, исходя из признания права наций на
самоопределение, делегация "ничего против не имеет”.
Но главное, конечно, состояло все же в другом: немцы хорошо знали
об усиливавшейся стихийной демобилизации русской армии, о возникно¬
вении движения антибольшевистских и антисоветских сил внутри страны,
об усиливающихся разногласиях по вопросу о мире в самом советском
руководстве. И их позиция становилась все жестче. Они требовали
признания их захватов российской территории, миллиардных контри¬
буций. Советская делегация запросила перерыва, так как вопрос о мире
приобретал поистине трагическую альтернативу: капитулировать перед
германской военной машиной, отдав часть России с несметными богат¬
ствами, или продолжать войну. Принять германские условия значило,
конечно, серьезно ослабить советский режим, поставить в тяжелейшее
положение большевистское движение в тех регионах на западе страны,
которые должны были подпасть под германскую оккупацию, укрепить
шансы кайзеровской власти в борьбе с возможной революцией в самой
Германии.
229
Имелось и еще одно очень важное обстоятельство, с которым нельзя
было не считаться. Подписание "похабного", как говорил Ленин, мира с
Германией наносило тяжкий удар по патриотическим чувствам миллио¬
нов людей, несмотря ни на что все еще готовых сражаться. Это было
особенно опасно еще и потому, что версия о связи большевиков с герман¬
ским Генеральным штабом продолжала жить и подписание унизитель¬
ного мира с Германией, конечно, было бы истолковано как прямое дока¬
зательство этой связи. Мир с Германией реально грозил усилением внут¬
ренней борьбы в самой России, был чреват превращением войны внеш¬
ней во внутреннюю гражданскую.
Значит, война? Но в сложившихся условиях большевикам почти нечего
было противопоставить бронированному кулаку немцев. Русская армия в
массе своей воевать не могла и не хотела. Десятки тысяч солдат снима¬
лись с позиций и уходили в тыл. Новой армии еще не существовало.
Красногвардейские отряды с их партизанскими и анархическими настрое¬
ниями не в состоянии были противостоять регулярным германским диви¬
зиям. Большевики могли, пожалуй, рассчитывать только на революцион¬
ный энтузиазм "пролетарского авангарда", но против германских пушек и
пулеметов этого было явно мало. Война с Германией несла поражение и,
как следствие, свержение власти большевиков. Другой вопрос - заинте¬
ресованы ли в этом были сами немцы? Они не могли не понимать, что ни
одна другая партия, кроме, может быть, монархистов черносотенного
образца, не пошла бы на заключение мира с ними.
В большевистской партии, в Совнаркоме, во ВЦИКе началась острей¬
шая борьба. Мир или война?
"Верхи" партии большевиков были близки к расколу. Ленин находил в
себе силы настаивать на мире, на мире практически любой ценой. В осно¬
ве его позиции лежало стремление отстоять, сохранить завоеванную в
Октябре власть. Молодой Н. Бухарин и его сторонники, образовавшие
фракцию левых коммунистов, настаивали на революционной войне. Они
обосновывали свою позицию верой в близкую революцию в Германии и в
других странах, но главное, верой в революционный энтузиазм, способ¬
ный остановить германское наступление, если оно даже и начнется.
Тогда, утверждал Бухарин, вспыхнет народная, партизанская война, война
"летучих отрядов". "У нас недооценка социальных сил революции, -
говорил он, - такая же, как была до восстания. Во время восстания мы
одерживали победы, хотя у нас была неразбериха, а там организован¬
ность. Мы до сих пор по всем провинциям побеждаем... Все социальные
возможности у нас еще теперь не исчерпаны. Мы можем и мужиков
натравить на немцев"1.
В этом была некоторая, хотя и пропагандистская логика: если боль¬
шевистская власть действительно народная, как уверяют сами больше¬
вики, то как можно не верить в то, что народ с энтузиазмом будет ее
защищать? Более того, как можно не верить, что такую войну русских
трудящихся поддержит и германский пролетариат?
Протоколы Центрального Комитета РСДРП. Август 1917 - февраль 1918. М., 1929.
С. 236.
230
Как в Октябре тактическую реализацию захвата власти осуществлял
Троцкий, так и теперь, занимая пост наркома по иностранным делам,
именно он повел тактику Бреста. Он предлагал объявить войну прекра¬
щенной, армию демобилизованной, но грабительский мир не подписы¬
вать: "ни мира, ни войны!" Троцкий доказывал, что такой "интерна¬
циональной демонстрацией" большевики свяжут немцам руки: наступать
они не решатся, а если и решатся, то разоблачат себя как захватчики и
тогда окажутся перед лицом возможного революционного движения в
самой Германии. Большевики же такой позицией "снимут" с себя тяго¬
теющие над ними обвинения в "германском шпионаже". Ленин склонялся
к более прямолинейной тактике (немедленное подписание мира), но в
"формуле" Троцкого все же видел свой резон.
13 января Троцкий выехал в Брест. Перед отъездом между Лениным и
ним было твердо согласовано, что он будет "проводить" свою "формулу"
до момента предъявления немцами ультиматума, после этого - "сдавать".
17 января переговоры возобновились, а через 10 дней2 делегация Цент¬
ральной рады подписала с немцами и автрийцами мирный договор. Гер¬
манские войска двинулись на Украину. Советская делегация сделала заяв¬
ление: "Отказываясь от подписания аннексионистского договора, Россия
со своей стороны объявляет состояние войны... прекращенным. Русским
войскам одновременно отдается приказ о полной демобилизации по всему
фронту".
Немецкий генерал М. Гофман впоследствии вспоминал, что все собрав¬
шиеся сидели совершенно безмолвно после того, как Троцкий закончил
свое выступление. Но ошеломленность продолжалась недолго. Глава
германской делегации Р. Кюльман заявил: анализируя создавшееся поло¬
жение, необходимо сделать вывод, что державы Четверного союза "на¬
ходятся в настоящий момент в состоянии войны с Россией". Это означало,
что немцы считают свои руки развязанными для начала наступления и
вторжения в Советскую Россию. В этот момент Л. Троцкий, очевидно, и
должен был "сдать", как было договорено с Лениным перед отъездом де¬
легации в Брест. Но он не сделал этого. Сказалась ли самоуверенность
Троцкого, посчитавшего, что немцы все же не решатся наступать и еще
есть возможности для маневра? Побоялся ли он взять на себя персональ¬
ную ответственность за подписание "похабного" мира? Оправдывал ли он
свою позицию формальным отсутствием германского ультиматума?
Трудно сказать. Скорее всего, сыграло роль все. Троцкий покинул Брест.
На пути в Петроград его и застало известие о начале германского наступ¬
ления. Почти не встречая сопротивления, германские отряды продви¬
гались вперед.
Теперь борьба в Центральном Комитете партии большевиков приняла
поистине драматический характер. На утреннем заседании ЦК 18 февра¬
ля предложение о немедленном возобновлении мирных переговоров, на
чем настаивал Ленин, было отклонено семью голосами против шести. Но
события развивались так стремительно, что уже на дневном заседании
2 С 1 февраля 1918 г. Совнарком перешел на грегорианский календарь. Дата 1 февраля
стала 14 февраля. Все даты в дальнейшем даются по новому стилю.
231
того же дня соотношение голосов изменилось. При голосовании вопроса
о немедленном заключении мира с Германией семь членов ЦК выска¬
зались "за", пять - "против" и один воздержался. Ранним утром 19 февра¬
ля в Берлин пошла радиограмма: "Совет Народных Комиссаров видит
себя вынужденным, при создавшемся положении, заявить о своей готов¬
ности формально подписать тот мир, на тех условиях, которых требовало
в Брест-Литовске германское правительство".
Но немцы продолжали наступать. Угроза, казалось, нависла над
Петроградом. По приказу Народного комиссариата по военным делам
создавался Чрезвычайный штаб Петроградского округа. На улицах по¬
явились листовки с призывом (в том числе и к офицерам) вступать в ряды
Красной гвардии. 22 февраля Совнарком опубликовал декрет "Со¬
циалистическое отечество в опасности!" «Наши парламентеры, - гово¬
рилось в нем, - 20(7) февраля вечером выехали из Режицы в Двинск, и до
сих пор нет ответа. Немецкое правительство, очевидно, медлит с от¬
ветом... Германские генералы хотят установить свой "порядок" в Петро¬
граде и в Киеве». Всем Советам вменялось в обязанность "защищать каж¬
дую позицию до последней капли крови".
В этот момент неофициальные представители стран Антанты и США
Р. Локкарт, Жан Садуль, Р. Робинс и другие активизировали свои усилия,
направленные на то, чтобы удержать Советскую Россию в состоянии
войны с Германией. На заседании ЦК 22 февраля Л. Троцкий сообщил о
предложении французов и англичан оказать помощь Советской России,
если она продолжит войну с Германией. Отсутствовавший на заседании
ЦК Ленин прислал записку, в которой то ли в насмешку, то ли всерьез
просил присоединить и его голос "за взятие картошки и оружия у раз¬
бойников англо-французского империализма"3. Семью голосами против
пяти предложение было принято с условием, что сохраняется полная
независимость советской внешней политики. Существует мнение, что
соглашение не состоялось, так сказать, по техническим причинам: сооб¬
щения из Москвы в западные столицы пришли якобы с большим опозда¬
нием. Не исключено, однако, что союзники просто пришли к мысли, что
их помощь окажется запоздалой. Соглашение, которое могло многое
повернуть в событиях русской революции, не состоялось...
Наконец 23 февраля 1918 г. от германского правительства был полу¬
чен ответ, содержавший еще более тяжелые условия, чем прежде. В соот¬
ветствии с ними Советская Республика теряла всю Прибалтику, часть Бе¬
лоруссии. Турции следовало отдать Карс, Ардаган и Батум. Советское
правительство должно было провести полную демобилизацию армии,
вывести войска из Финляндии и с Украины. На принятие этих и других
условий давалось 48 часов. Хитроумная формула "ни мира, ни войны "не
помогла. Через несколько дней, на VII Экстренном съезде партии, В.И.
Ленин назвал ее ошибкой. "Тактика Троцкого, - говорил он, - поскольку
она шла на затягивание, была верна: неверной она стала, когда было
объявлено состояние войны прекращенным и мир не был подписан..."4
3 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 50. С. 45.
4 Там же. Т. 36. С. 30.
232
На заседании ЦК 23 февраля Ленин заявил, что ’’политика револю¬
ционной фразы окончена. Если эта политика будет теперь продолжаться,
то он выходит и из правительства и из ЦК. Для революционной войны
нужна армия, ее нет. Значит, надо принимать условия”5. Эта ленинская
твердость, ленинское давление и на этот раз решили дело. В острейших
дебатах, продолжавшихся до 24 февраля, ЦК семью голосами против
четырех й при четырех воздержавшихся постановил немедленно принять
германские условия. В ночь на 24-е состоялось пленарное заседание
В ЦИКа. Против заключения мира яростно выступали меньшевики, пра¬
вые и левые эсеры. Но 116 голосами против 85 при 26 воздержавшихся и
7 отказавшихся голосовать Совнарком получил полномочия на его под¬
писание.
Тяжесть германских условий была такова, что, как следует из текста
протокола заседания ЦК 24 февраля, вопрос о персональном составе де¬
легации, которая должна была подписать этот несчастный, ’’похабный”
мир, вызвал острые споры. Можно сказать, только в порядке партийной
дисциплины в Брест были направлены Г. Сокольников (глава делегации),
Г. Чичерин, Л. Карахан, Г. Петровский. А. Иоффе согласился ехать толь¬
ко в качестве консультанта.
Ранним утром 25 февраля делегация покинула Петроград. Сумели
добраться только до станции Новоселье, железнодорожный мост здесь
был взорван. Где пешком, а где на ручной дрезине с трудом достигли
Пскова, уже занятого немцами. Только на другой день выехали в Брест.
Германские представители встретили делегацию надменно...
Когда 1 марта Г. Сокольникову и другим предъявили окончательный
текст договора, они увидели, что его условия еще более жесткие, чем те,
которые были получены 23 февраля. Но выхода уже не было. Подпи¬
сывая текст договора, Г. Сокольников заявил, что он "продиктован с ору¬
жием в руках”. И не удержался от предсказания: "Мы ни на минуту не
сомневаемся, что это торжество империализма и милитаризма над между¬
народной пролетарской революцией окажется временным и преходя¬
щим”. Как он позднее вспоминал, генерал Гофман побагровел и раздра¬
женно бросил: ’’Опять те же бредни!" Брестский мир был подписан
3 марта в 17 часов 30 минут.
6 марта собрался VII съезд партии, обсуждавший вопрос о ратифи¬
кации мира, заключенного в Бресте. Борьба продолжилась с прежней
силой. Д. Рязанов обвинял Ленина в "октябрьской политике", которая
якобы и привела к Бресту. Надо было, утверждал он, строить политику на
"разжигании пожара мировой революции". Ленин же решил воспользо¬
ваться... "лозунгами Толстого": сделал ставку на крестьянство. И "плоды
этой политики, мужицкой и солдатской, - говорил Рязанов, - мы теперь
расхлебываем...’’. Н. Бухарин доказывал, что "выгоды, проистекающие из
подписания мирного договора, являются иллюзией...’’. Троцкий, посколь¬
ку его политику в Бресте (неподписание мира в критический момент
переговоров) критиковали Ленин, Свердлов и К. Радек, заявлял о сло¬
жении с себя всех ответственных постов. Г. Зиновьев успокаивал Троц¬
5 Там же. Т. 35. С. 369.
233
кого. "Мы, - разъяснял он, - разошлись по вопросу о том, когда наступил
критический момент, когда надо было ультиматум принять...” Несмотря
ни на что, Ленин стоял твердо: "Стратегия и политика предписывают са¬
мый что ни на есть гнусный мирный договор"6.
После поименного голосования резолюция Ленина в пользу мира полу¬
чила 30 голосов, 12 человек высказались против, 4 - воздержались.
14 марта собрался IV Чрезвычайный Всероссийский съезд Советов для
ратификации Брестского мира. И на нем развернулась жестокая борьба.
Эсеры и меньшевики, в том числе и интернационалисты, оказывали упор¬
ное сопротивление. Они утверждали, что не станут голосовать за Брест¬
ский договор, не только исходя из принципиальных соображений, но и
потому, что просто не могли ознакомиться со всем его текстом: он был
роздан делегатам всего за час-полтора до открытия съезда.
"Поздравляю тов. Ленина, - говорил Мартов, - живущего отныне не
только милостью Красной гвардии, но и милостью Вильгельма... Если
мир будет подписан, российский пролетариат объявит непримиримую
войну как правительству, которое заключило мир, так и правительству,
которое погубило Россию, ибо этот договор является разделом России".
"Мы требуем, - продолжал он, - чтобы Совет Народных Комиссаров,
подписавший этот мир, сложил с себя полномочия, чтобы была орга¬
низована новая власть, которая могла бы найти за собой достаточно сил и
возможностей, чтобы сорвать этот мир"7. Мартов сказал и о том, чего,
собственно, и опасались Ленин и его сторонники: Брестский мир сохранял
им власть, отказ от него неминуемо лишал их власти...
Но значительная часть населения России не приняла Брестский мир, и
он стал поворотной, решающей вехой на трагическом пути страны в
пучину гражданской войны. Она и стала настоящей платой большевиков
за власть.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
12 апреля 1917 г. Керенский в одной из своих многочисленных речей
призывал: "Главной задачей Временного правительства является сейчас
содействовать единству нации в решающий момент ее жизни... Мы...
должны исполнить две задачи: во-первых, укрепить свободу, демократи¬
зировать страну и довести ее до Учредительного собрания, которое, как я
не сомневаюсь, выскажется за демократическую республику... Превра¬
тить азиатскую монархию в самую, быть может, совершенную на свете
республику..."
28 августа генерал Корнилов, двинувший войска на Петроград против
революционных Советов и демократического Временного правительства,
обратился ко всем, кто "верит в Бога, в храмы", молить "Господа Бога о
6 Там же. Т. 36. С. 34.
7 Стенографический отчет IV Чрезвычайного Всероссийского съезда Советов... М., 1920.
С. 31,32.
234
явлении великого чуда - спасения Родины”. Корнилов требовал ’’безу¬
словного исполнения” только своих распоряжений и предупреждал, что в
случае неподчинения ’’будет карать беспощадно".
25 октября, выступая в Смольном, Ленин объявил: ”В России мы сей¬
час должны заняться постройкой пролетарского, социалистического
государства. Да здравствует всемирная социалистическая революция!”
В конце октября 1917 г. Керенский, переодевшись матросом, бежал из
Гатчины и с этого времени практически сошел с политической сцены. На
заброшенной сельской ферме под Екатеринодаром 31 марта 1918 г. был
убит Корнилов: красные глумились над его трупом. Ленин победил. Его
триумф был торжеством политической воли и искусства над полити¬
ческим лавированием Керенского и политической прямолинейностью
Корнилова в обстановке анархии и апатии. Как писал выдающийся
эмигрантский историк революции С. Мельгунов, «Россия большевистская
пошла в неведомую темную даль будущего с "фонарем ленинизма"»1.
* * *
Великая русская литература (зеркало нашей жизни) вышла из гого¬
левской "Шинели" - повести о чиновнике, "маленьком человеке" Акакии
Акакиевиче Башмачкине, и отец, и дед которого "ходили в сапогах,
переменяя только раза три в год подметки". Он покорно сносил обиды и
насмешки сослуживцев и «только если уж слишком была невыносима
шутка, когда толкали его под руку, мешая заниматься своим делом, он
произносил: "Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?" И что-то стран¬
ное заключалось в словах и в голосе, с каким они были произнесены... -
пишет Гоголь, - в этих проникающих словах звенели другие слова: "я
брат твой"». И вспоминая эти слова, сослуживец Башмачкина, некогда
тоже обижавший его, "много раз содрогался... на веку своем, видя, как
много в человеке бесчеловечья, как много скрыто свирепой грубости..."1 2.
Странным, удивительным образом история, приключившаяся с
Башмачкиным, - кража "справленной" им новой шинели, ставшая в конце
концов причиной его смерти, как бы мы раньше сказали, во времена
мрачной николаевской реакции, почти зеркально повторилась с другим
"маленьким человеком", но уже в годы великих потрясений - борьбы
Керенского за демократию, Корнилова за спасение России, Ленина за
социализм. Их политические столкновения в своем взаимодействии и
развитии приобретали некую автономность. Из них постепенно выпадал
маленький, "отдельно взятый" человек. Вот малопримечательная исто¬
рия, "задокументированная" в двух-трех страничках, буквально тонущих в
пухлых архивных делах Демократического совещания, в сентябре 1917 г.
решавшего исторические судьбы России. В них - протоколы и стено¬
граммы словесных битв крупнейших партийных лидеров той эпохи, под¬
нимавших "массы" во имя осуществления "моделей", которые они пред¬
лагали для спасения страны и революции. И среди них...
21 сентября 1917 г. делегат на Демократическое совещание от Воро¬
1 Мельгунов С. Как большевики захватили власть. Париж, 1953. С. 269.
2 См.: Гоголь Н.В. Собр. соч. М., 1952. Т. 2. С. 99-101.
235
нежского губернского земельного комитета, как бы нарочно носящий
фамилию Малышкин, решился подать заявление в Оргбюро Всероссий¬
ского Демократического совещания. В заявлении говорилось, что 12 сен¬
тября вечером из передней общежития делегатов (угол Садовой и
Итальянской, Александровский кадетский корпус) у него, Малышкина,
украли пальто. Новое, объяснял он, будет стоить 450-550 р.: аршин драпа
по 75-80 р., итого 300-320 р. плюс стоимость подкладки и работы. И за¬
ключал: ’’Пальто мне необходимо, т.к. пропавшее было у меня единст¬
венным”3.
В материалах Демократического совещания нет следов, указывавших
на то, чем закончилось "дело Малышкина". Скорее всего, не до него бы¬
ло полутора тысячам делегатам, съехавшимся со всех концов России для
решения, по словам Ленина, наиважнейшего вопроса - вопроса о власти.
Правые меньшевики и правые эсеры считали необходимым продолжение
коалиции с кадетами, разрушенной попыткой корниловского военного
переворота; левые меньшевики и левые эсеры выступали только за
демократическую коалицию, но без кадетов, подозревавшихся в поддерж¬
ке генерала Корнилова; большевики требовали передачи всей власти
Советам, в которых после провала выступления Корнилова они довольно
быстро набирали перевес. Победили правые меньшевики и правые эсеры:
было создано новое кадетско-социалистическое правительство, и боль¬
шевики, раздосадованные "предательством" и "соглашательством" мень¬
шевистских и эсеровских групп, решили, что им остается одно - силой
свергнуть власть буржуазии и ее мелкобуржуазных "прихвостней". 25 ок¬
тября 1917 г. это совершилось - наступили дни, которые "потрясли мир".
А какова же была судьба В.И. Малышкина, человека, у которого за
месяц до этого на Демократическом совещании украли единственное
пальто? Мы ничего не знаем и никогда уже не узнаем об этом. Бешеный
водоворот революции, а потом гражданской войны, втянул, а может
быть, и поглотил его, как и сотни тысяч, миллионы других Малышки¬
ных...
Кто думал о них? Какой горечью наполнены воспоминания "бабушки
русской революции" Е. Брешко-Брешковской: "Боже мой! На скольких
людей, больших и малых, насмотрелась я, сидя гостьей в Зимнем дворце.
Не было среди них людей, горящих любовью к Родине... Это был психоз
сил и страстей, поддерживаемый клеветой, ежедневным обманом и,
наконец, водкой. Временно Россия стала больной, невменяемой. Старые
грехи отозвались грехами и корыстью снизу"4
* * *
Россия входит в XXI век. Самое время оглянуться, бросить взгляд на
то, как она входила в XX век, как его пережила, к чему пришла? От ста¬
рого самодержавия (царизма) к реформам (Александра II и Николая II),
от реформ к революциям (1905 - 1907 и 1917 гг.), от революций к
3 ГА РФ. Ф. 1798. On. 1. Д. 1. Л. 8-9.
4 Брешко-Брейковская Е. 1917 год // Новый журнал. 1954. Кн. 38. С. 202 - 203
236
новому самодержавию (сталинизму) и снова к реформам ("перестройке”),
которые, пожалуй, мало отличаются от революции...
Какую цену заплатила Россия за все эти общественные потрясения,
сколькими человеческими жизнями пожертвовала - теперь это хорошо
известно. Но по-прежнему без ясных ответов остаются все те же "про¬
клятые" российские вопросы: "Что делать?" и "Кто виноват?"
Тогда правые - консерваторы и "охранители" - стараясь не допустить
реформ, по-видимому, не до конца осознавая, что рыхлят почву для левых
радикалов и экстремистов, вкладывают в их руки "революционный то¬
пор". Либералы и демократы, пытаясь предупредить возможный удар
этого топора, боролись за реформы, вызывая озлобление "охранителей"
и ненависть крайне левых, готовившихся "перевернуть" Россию. Рево¬
люционеры, звавшие "Русь к топору", разверзли такую пропасть, в кото¬
рой в конце концов погибли и сами.
Российской жизнью всецело правили политика и политики. Все они
определяли пути и средства спасения и процветания страны, все уверяли,
что хотят облагодетельствовать народ. Но, в сущности, все они были
"страшно далеки от народа". Когда рушилась монархия,ее никто не защи¬
тил; когда свергали демократию при Временном правительстве, защитни¬
ков тоже практически не оказалось; когда разваливался большевизм, ему
также никто не протянул руку.
Старая народная поговорка гласит: "Нам что ни поп, то батька". Так
были ли виноватые и что нужно было делать?..
У Ф. Ницше есть притча. Заратустра говорит святому: "Я несу людям
дар". - "Не давай им ничего, - сказал святой, - лучше возьми у них часть
их ноши и неси вместе с ними".
СОДЕРЖАНИЕ
НАКАНУНЕ 3
ПОБЕГ 13
ЗРИТЕЛЬ БЕЗ БИНОКЛЯ 19
ЦЮРИХ, ШПИГЕЛЬГАССЕ, 14 25
"БОЖЕ, СПАСИ РОССИЮ..." 28
ПЕТРОГРАД, МАРТ 1917 ГОДА 38
КАМЕНЕВСКИЙ БОЛЬШЕВИЗМ 47
ЗАПЛОМБИРОВАННЫЙ ВАГОН 54
РЕВОЛЮЦИОННЫЙ КОМАНДУЮЩИЙ 61
"ПАРТИИ ПОРЯДКА" 67
ЛЕНИН: ПЕРВАЯ ПРОБА СИЛ 81
КОМИССАРЫ И ГЕНЕРАЛЫ 94
ПРЕМЬЕР И ГЛАВКОВЕРХ 106
ПУТЬ ПОСРЕДИНЕ 111
СГОВОР И ЗАГОВОР 119
АВГУСТОВСКИЙ ПУТЧ 132
ПОСЛЕДНИЙ ШАНС ДЕМОКРАТИИ 145
ДЕВЯТЬ РЕШАЮЩИХ ГОЛОСОВ 154
ESSCHWINDELT '.. 157
МЕЛОДИЯ ВЕРТИНСКОГО 177
НЕПРЕДРЕШЕНИЕ 192
ДОНСКАЯ ВАНДЕЯ 196
УЧРЕДИТЕЛЬНОЕ СОБРАНИЕ - ЧТО МЫ С НИМ СДЕЛАЛИ 211
ВЫСТРЕЛ В АТАМАНСКОМ ДВОРЦЕ 220
I ЕРНОВЫЙ ВЕНЕЦ, ПРОНЗЕННЫЙ МЕЧОМ 225
ПЛАТА ЗА ВЛАСТЬ 228
ПОСЛЕСЛОВИЕ 234
Научное издание
Иоффе Генрих Зиновьевич
СЕМНАДЦАТЫЙ ГОД:
ЛЕНИН, КЕРЕНСКИЙ, КОРНИЛОВ
Утверждено к печати
Ученым советом
Института российской истории РАН
Заведующая редакцией
"Наука - история"
Н Л. Петрова
Редактор
Н.Ф. Лейн
Художник
Ю.С. Шлепер
Художественный редактор
В.Ю. Яковлев
Технический редактор
Т.А. Резникова
Корректоры
А.Б. Васильев, ЮЛ. Косорыгин,
В.М. Ракитина
Набор и верстка выполнены в издательстве
на компьютерной технике
ИБМ1576
Л.Р. № 020297 от 27.11.91
Подписано к печати 21.08.95
Формат 60 х 90 1/16
Гарнитура Таймс. Печать офсетная
Усл.печ.л. 15,0. Усл.кр.-отт. 15,4. Уч.-изд.л. 16,4
Тираж 3000 экз. Тип. зак. 3485
Издательство "Наука"
117864 ГСП-7, Москва В-485, Профсоюзная ул., 90
Санкт-Петербургская типография № 1 РАН
199034, Санкт-Петербург В-34,9-я линия, 12