A 82.
ИЗ
АРКАИМ: НЕКРОПОЛЬ
(по материалам кургана 25 Болыпекараганского могильника)
Книга 1

ОТ СОСТАВИТЕЛЯ
Аркаим, Синташта и памятники их круга - это проблема, которая активно обсуждается в науке на протяжении вот уже более десяти лет. При многих памятниках - укрепленных поселениях - есть некрополи, их изучение является одной из составляющих исследования «синташтинской проблемы».
Курган 25 Большекараганского могильника - часть некрополя поселения Аркаим. Археологические раскопки кургана были проведены в 1991—1992 гг., подготовка материалов к печати в основном выполнена в середине 1990-х гг. К сожалению, в то время издать «Аркаим: некрополь» не удалось. Для данного издания в некоторые тексты были внесены правки, в ряде случаев учтены новейшие публикации, заново написано «Введение». Тем не менее «дух историографии» и благодарной памяти все еще сопровождает эту книгу.
Монография «Аркаим: некрополь» стала итогом труда большого коллектива людей. В свое время проект исследования Большекараганского могильника объединил исследователей из России, Казахстана и США. Основная работа проводилась в Лаборатории археологических исследований Челябинского государственного университета. Не могу не отдать должное творческой атмосфере тех лет. Исследование памятника и обработка материала носили комплексный характер. Наряду с публикациями, вошедшими в эту книгу, нужно с благодарностью отметить разработки сотрудника центра «Аркаим» И.М.Батаниной (дешифрирование аэрофотоснимков), доктора географических наук И.В.Иванова (археологическое почвоведение), докторов геолого-минералогических наук В.В.Зайкова (изучение петрофонда) и Ю.А.Лаврушина (геоморфология, палинология). Была разработана программа по изучению геохимии погребений, но трагическая смерть ее автора Анатолия Филипповича Буш-маки на оборвала исследования. Все эти разработки в том или ином объеме также присутствуют в книге.
Выражаю свою признательность художникам А.М.Федо-рову, О.М.Лариной и Н.Н.Бойко, выполнившим иллюстрации, и О.Г.Пироговой (компьютерный набор текстов). Я также глубоко признателен Г.Б.Здановичу за консультации и поддержку и Е.В.Куприяновой, приложившей много труда для того, чтобы эта книга вышла в свет.
Специализированный природно-ландшафтный и историко-археологический центр «АРКАИМ»
Институт истории и археологии Уральского отделения РАН
АРКАИМ: НЕКРОПОЛЬ
(по материалам кургана 25 Большекараганского могильника)
Книга 1
ЧЕЛЯБИНСК
Южно-Уральское книжное издательство 2002
УДК 904(470.55)
ББК63.4(2)
А82
Рецензенты:
кандидат исторических наук, доцент В.Т. Ковалева;
кафедра археологии, этнологии и социоестественной истории Челябинского государственного университета
Научный редактор
доктор исторических наук, профессор Г. Б. Зданович
Макет, оформление А. Н. Конюхов
Зданович Д. Г. и др.
Аркаим: некрополь (по материалам кургана 25 Большекараганского могильника). Кн. 1 / Сост. Д.Г. Зданович.
Челябинск: Юж.-Урал. кн. изд-во, 2002. - 216 с., ил. ISBN 5-7688-0830-2 (в пер.)
Монография содержит полную публикацию археологических, антропологических, археозоологических и археоастро-номических материалов, полученных при раскопках кургана 25 Большекараганского могильника - некрополя укрепленного поселения Аркаим эпохи средней бронзы. Подробно характеризуется погребальный инвентарь, рассматриваются вопросы реконструкции систем жизнеобеспечения племен Южного Зауралья в древности. Уделено внимание методологическим и методическим аспектам комплексных междисциплинарных исследований в археологии и проблемам археологического моделирования.
УДК 904(470.55)
ББК 63.4(2)
ISBN 5-7688-0830-2
© Д. Г. Зданович, составительство, 2002
© А. Н. Конюхов, художественное оформление, 2002
© Южно-Уральское книжное издательство, 2002
Рис. I. Культурный комплекс Аркаим. Аэрофотоснимок (1974 г.)
АРКАИМ
Рис. 2. Культурный комплекс Аркаим эпохи средней бронзы: схема размещения памятников; положение комплекса на карте Челябинской области
ВВЕДЕНИЕ
Могильник Болыпекараганский располагается в Кизил ьском районе Челябинской области, в 3,5 км к востоку-северо-востоку от пос.Александровского, на левом берегу р. Большая Караганка (рис. 1-3). Тип могильника курганный. Общее количество курганов, выявленное по аэрофотоснимкам и визуально на местности, тридцать пять1. Могильник открыт в 1971 г. разведочным отрядом Уральской археологической экспедиции (г. Свердловск) при обследовании проектной зоны строительства Караганской мелиоративно-оросительной системы (Алексашенко, 1975; Алексашенко, Вольхин, Морев и др., 1972). В 1987-1988 и 1991-1992 гт. экспедицией Челябинского государственного университета (ранее-Урало-Казахстанская археологическая экспедиция) было исследовано восемнадцать курганов.
Долина Большой Караганки в районе могильника отличается своеобразным строением. Здесь в пределах так называемых «речных террас» почти полностью отсутствует настоящий аллювий. Его место занимают позднеплейстоценовые озерные и дельтовые отложения, которые подстилаются ритмитами (Лаврушин, Спиридонова, 1999). В настоящее время ландшафты аллювиально-озерной, поверхности долины характеризуются типчаково-ковыльными ассоциациями и агростепями на черноземах выщелоченных и обыкновенных (Иванов, Демкин, Приходько и др., 1994).
Могильник разновременный. С учетом хронологических различий в составе могильника можно выделить четыре курганные группы. Группы I—III размещаются на участке первой надпойменной террасы, при этом курганы двух первых групп плотно прижаты к современной береговой линии. Курганная группа IV, локализованная в 30СМ100 м к востоку, приурочена к структуре останцевого типа2. Как показали исследования, курганы групп I и IV относятся к эпохе бронзы. В группах П-Ш, где исследовано двенадцать курганов, выявлены один курган (2), относящийся к сарматскому (?) времени, и одиннадцать курганов (1,5-8f 10,16-19,21), датируемых позднесарматским (гунносарматским) временем (Боталов, 1993; Таиров, Люб-чанский, 1995). Курганы бронзового века занимают возвышенные участки, приподнятые над урезом воды на 3,5^1 м, на краях могильника. Площадки, занятые
гунно-сарматскими курганами в центральной части могильника, примерно на 2 м ниже.
Курганов эпохи бронзы в составе Болынекараган-ского могильника было, по-видимому, более десятка. Курганы имели размеры от 10 до 27 м и, как говорилось выше, располагались двумя обособленными группами с расстоянием между ними около 500 м. Группа I состояла из трех насыпей (курганы 11,20,22), размещенных компактной цепочкой по линии С-Ю. Все они были раскопаны в 1988 г. (Боталов, Григорьев, Здано-вич Г., 1996). В группу IV входило предположительно девять курганов. Курганы образовывали цепочку, вытянутую в меридиональном направлении (рис. 4), длиной около 200 м. Южную часть цепочки составляют два крупных кургана - 24 и 25. Остальные курганы, заметно уступающие им в размерах, локализованы в 80-120 м севернее, образуя скопление мелких насыпей. К сожалению, еще в начале зимы 1987 г. здесь заложили песчаный карьер, которым частично или полностью было уничтожено шесть (?) курганов. В предшествующее время территория IV курганной группы (в отличие от остальной части могильника) интенсивно распахивалась.
Курган 24 был исследован летом 1988 г. (Боталов, Григорьев, Зданович Г., 1996, с. 75-85). Курган 25, материалы которого публикуются в настоящем издании (далее — БК-25), исследовался в 1991—1992 гг., одновременно были проведены спасательные работы в зоне карьера3. Результаты исследований позволяют предположить, что все курганы, составившие группу IV, были основаны в эпоху бронзы, хотя оплывины, по крайней мере наиболее крупных курганов (24 и 25),
1	Дешифрирование аэрофотоснимков выполнено И.М.Батани-ной. Первоначально в составе могильника было зафиксировано 15 курганов (Алексашенко, 1972, с. 150). В более поздней публикации указано на существование 24 курганных насыпей (Боталов, Григорьев, Зданович Г., 1996, с.64).
2	По А.М.Юминову и С.П.Масленниковой (1999, с. 42, рис.1), положение IV курганной группы Большекараганского могильника соответствует второй надпойменной террасе верхнеплейстоценового возраста. Террасовые отложения перекрыты мощным слоем делювиальных образований.
3	Итоги раскопок БК-25 отражены в нескольких публикациях (Зданович Д., 1995а; 1997; Zdanovich G., Zdanovich D, forthcoming; Зданович Д., Кириллов, в печати).
Рис. 3. Большекараганский могильник. Карта-схема (I - река; 2 - обрыв; 3 - лесополоса; 4 - пахота; 5 -грунтовая дорога; 6 - карьер; 7 - курган эпохи бронзы; 8 - курган II—III вв. н.э.; 9 - курган по данным аэрофотоснимков; 10 - поселение эпохи бронзы)
С"' 1	4 2 I__Ь. 3	4	5	6
Рис. 4. Большекараганский могильник. План IV курганной группы. Ситуация на 1992 г. (I - грунтовая дорога; 2 - лесополоса; 3 - археологический раскоп; 4 - отвал; 5 - курган по данным аэрофотоснимка; 6 - ритуальное сооружение)
использовались для подзахоронений и с культовыми целями в последующие эпохи (ранний железный век, средневековье).
Существование Болыпекараганского могильника в бронзовом веке можно с уверенностью отнести на счет функционирования близлежащего укрепленного поселения Аркаим эпохи средней бронзы и его округи (рис. 1). Фактически речь идет о некрополе Аркаима. Поселение Аркаим, расположенное в 1,2 км к ЮЗ, на том же левом берегу реки, отделено от могильника излучиной Большой Караганки и водами ее левого притока р. Утяганки. В 350 м к ЮЗ от первой курганной группы могильника было выявлено небольшое поселение, по-видимому, сезонного типа. Судя по керамике из подъемных сборов, данное поселение входило в систему археокультурного комплекса Аркаим.
В рамках традиционной системы абсолютной хронологии (Зданович Г., Зданович Д., 1995) курганы групп I и IV Болыпекараганского могильника можно датировать в пределах XVIII-XVI вв. до н.э. Условная датировка в системе калиброванных радиоуглеродных дат -XX-XVHI вв. до н.э1.
* * *
Курган 25 Болыпекараганского могильника относится к числу погребальных памятников синташтинской культуры Южного Зауралья эпохи средней бронзы. В последнее время часто используется сдвоенное наименование культуры - «синташтинско-аркаимская» или «аркаимско-синташтинская» (Шишлина, Хиеберт, 1996; Parpola, 1998, р. 122-123; Rubinson, 1999, р. 17; Иванов Вяч., 1999, с. 410). Есть и другие варианты наименования, и другие концепции. Важнейшее значение памятников этого круга для археологии и истории степной зоны, с одной стороны, и их «спорный характер» -с другой, заставляют говорить о существовании «синташтинской проблемы».
Так называемая «синташтинская проблема» по-прежнему находится в стадии активных дискуссий. Основные точки зрения участников полемики, думается, известны достаточно хорошо, и нет смысла останавливаться на этом подробно. Однако хотелось бы сформулировать суть проблемы. Дело в том, что типичные для археологии подходы ориентированы на историко-культурное явление традиции, индукцию как основной метод мышления, биологические (адаптация) и механистические (миграции, контакты) формы причинности культурных изменений. Такие подходы плохо работают, когда исследователь сталкивается со
«взрывным» состоянием культуры и проблемой формирования «нового» в истории. Между тем эти подходы вытекают непосредственно из того модуса (лат. modus — разновидность, проявление, способ чего-либо) культуры, которым пользуются археологи. Как и многие другие дисциплины, археология использует некоторый — вполне возможный и верный, но неполный образ культуры, максимально целесообразный для ее научных целей. В данном случае речь идет о таком модусе понятия «культура», который позволяет оптимально концептуализировать совокупности материальных культурных остатков. Однако в тех ситуациях, когда сохранившиеся останки оказываются «сложнее» нашего модуса культуры, мы поневоле попадаем в тупик.
Так случилось с «синташтой» — либо по причине действительно достаточно высокого уровня развития синташтинского общества, либо ввиду гигантского всплеска мифо-ритуальной активности в этой культуре; возможны, вероятно, и другие варианты объяснения. Так или иначе, но, судя по всему, любые концепции «синташтинской археологической культуры» будут недостаточно рабочими, недостаточно проницательными2 . И, напротив, совершенно закономерными и в той или иной мере плодотворными являются попытки концептуализации синташтинского феномена в социокультурных и социально-исторических терминах. Это концепции Волго-Уральского (Бочкарев,
1	Не располагая на данное время результатами датирования комплекса БК-25 по С14, исходим из имеющихся разработок по калиброванным радиоуглеродным датам синташтинской культуры (Anthony, 1995; Anthony, Vinogradov, 1996; Трифонов, 1997).
2	Пользуясь терминологией В.М.Розина (1989), такие концепции можно назвать внутрипредметными.
3	Здесь В.М.Розин (1989) пишет о столкновении двух методов, один из которых можно назвать «внутрипредметным», другой - «предметно-гуманитарным». В первом случае реконструкция производится посредством метаязыка самого научного предмета (например, история древней астрономии - в метаязыке астрономии современной), во втором случае на базе внутрипредметного подхода осуществляется вторичная рефлексия с использованием эвристических возможностей различных гуманитарных дисциплин и направлений. Хотя оба подхода дополняют друг друга, господствующие отношения между ними скорее нужно признать антагонистическими (Розин, 1989, с. 213—215). Примечательно, что и в случае реконструкции истории точных наук возникает задачу тщательной разработки понятия «культура» (с.217— 223), а по сути, задача выявления наиболее оптимальных для поставленной цели модусов культуры.
4	Приводится по тексту проекта 1996 г. (архив автора), представленного для утверждения редакционно-издательским советом центра «Аркаим», без поправок и дополнений. Идея «син-таштинско-микенского культурно-хронологического горизонта» опубликована в тезисной форме (Зданович Д., 19956).
1995) и Южно-Уральского (Отрощенко, 1996в) очагов культурогенеза, модель «Страны городов» как ранней цивилизации протогородского типа (Зданович Г., 1989), концепт «синташтинского протополиса» как одной из форм эволюции древних комплексных обществ (Зданович Д., 1997) и т.д.
Полагаем, что путь к решению «синташтинской проблемы» лежит через теорию, через попытки модифицировать модус культуры и развивать модельные подходы в археологии. Можно отметить, что близкие проблемы возникают при реконструкции истории точных наук3.
Годы раскопок БК-25 и обработки полученных материалов пришлись на период формирования и активного обсуждения «синташтинской проблемы». Тогда и появились идеи о возможности каких-то культурногуманитарных подходов к синташтинским древностям. Первоначальный вариант монографии «Аркаим: некрополь» был ориентирован на комплексную разработку проблематики синташтинской культуры в свете древней истории индоевропейских культур. Ниже приводится развернутое оглавление введения и трех первых глав из первоначального проекта, которые в данное издание не вошли4.
АРКАИМ: НЕКРОПОЛЬ
(к описанию «мира» индоевропейских обществ Южного Зауралья эпохи бронзы)
Книга I
ВВЕДЕНИЕ (Д.Г.Зданович)
— Евразийская степь и лесостепь как субъект особых исторических судеб индоевропейского бронзового века и как особый природно-исторический и культурный «мир». — Среднеевразийская зона (Срединная Евразия) в эпоху бронзы и ее культурная непрерывность. — Археологические комплексы Южно-Уральского очага культурогенеза как звено, необходимое для понимания логики и динамики культурных и миграционных процессов в Срединной Евразии в эпоху бронзы. — Син-таштинская культура — расцвет обществ Южно-Уральского очага культурогенеза. — Синташтинская культура и «археологическая культура».— На пороге цивилизации: парадигмы синташтинской культуры.
— Критика модели генеалогического древа индоевропейских языков и логики лингвистической реконструкции культуры. — Тотальная модернизация «мира» ранних индоевропейцев в лингвистических реконструкциях. — «Индоевропейскость».
— Невостребованные потенциалы археологического источника. — Моделирующее отношение к древности в археологии на основе системного подхода к археологическому источнику. — Принцип «культурного реализма».
— Синташтинская культура, «индоевропейскость» и индоевропейцы.
Глава 1. СИНТАШТИНСКАЯ КУЛЬТУРА ЮЖНОГО ЗАУРАЛЬЯ И ПАМЯТНИКИ ГОРИЗОНТА СИН-ТАШТИНСКИХ ВЛИЯНИЙ В СРЕДИННОЙ ЕВРАЗИИ (Д.Г.Зданович)
1.	Южно-Уральский очаг культурогенеза и его модель.
2.	Происхождение и формирование синташтинской культуры.
— Объяснение происхождения культуры как ее сжатое и концентрированное описание. — Положение о многофакторности процессов сложения культуры. — Основные факторы сложения синташтинской культуры. — «Взрыв» индоевропейского культурогенеза в XVIII—XVII вв. до н.э. и Срединная Евразия. — Синташтинская культура и циркумпон-тийская зона. — Синташтинско-микенский культурно-хронологический горизонт. — Проблема исходных компонентов синташтинской культуры. Овладение культурным наследством как фактор синташтинского культурогенеза. — Феномен отсутствия населения в Южном Зауралье в эпоху ранней бронзы как позитивный фактор синташтинского культурогенеза. — Системы жизнеобеспечения и синташтин-ский топос. — Формационный фактор синташтинского культурогенеза. О южноуральской квазигородской цивилизации.
3.	Этапы истории синташтинской культуры.
— Протосинташтинский и раннесинташтинский этапы: общая характеристика. — Абашевско-синташ-тинские «метаморфозы». — Ранний этап синташтинской культуры. — Комплекс археологических памятников на р. Синташта: процессуальное™ и относительная хронология. — Поздний этап синташтинской культуры. — Петровско-синташтинские древности: столкновение «востока» и «запада» и коллапс южноуральской цивилизации.
4.	Феномен синташтинских миграций и памятники горизонта синташтинских влияний в Евразии.
— Миграции в древности и проблема их археологических признаков. — Феномен и логика синташтинских миграций. — Возможность и необходимость
миграций. — Технические средства и институты миграции. — Волновой характер миграции и окружающие культурные среды. — Направления и основные маршруты синташтинских миграций. — Миграции в южный сектор. — Горизонт синташтинских миграций в Европе. — Коридор синташтинских миграций в Приуралье (Урало-Бельское междуречье) и вовлечение в миграционный процесс части позднеабашев-ских племен. — Памятники горизонта синташтинских влияний в бассейнах Дона и Днепра. — Особенности этнополитической ситуации в бассейне Дона в период синташтинских миграций. — Синташтинские миграции и культура многоваликовой керамики на Украине. — Памятники горизонта синташтинских влияний в Поволжье. — Памятники потаповского типа. — Памятники горизонта синташтинских влияний в За-камье и степном Поволжье: фронт синташтинской миграции. — Возвратные потоки и хаотичные перемещения племен. — Синтетические срубно-алакуль-ские памятники Южного Урала. — О возможности синхронизации горизонта синташтинских влияний с нижней границей горизонта «карпато-микенских» влияний в среднеевразийской зоне (по находкам орнаментированных псалиев).
5.	Некоторые итоги существования синташтинской культуры.
— Синташтинская культура и срубный мир. — Многослойный культурный субстрат срубно-алакульской общности и синташтинская культура. — Вклад синташтинской культуры в формирование парадигмы Великой Степи. — Южноуральская квазигородская цивилизация и скифо-сарматская степная цивилизация.
ПРИЛОЖЕНИЕ 1. НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ХРОНОЛОГИЧЕСКОГО И КУЛЬТУРНОГО ОТНОШЕНИЯ СИНТАШ-ТИНСКОГО ФЕНОМЕНА К КУЛЬТУРАМ ЗАПАДА (ПО МАТЕРИАЛАМ УКРАШЕНИЙ) (Д.Г.Зданович)
Глава 2. НЕКОТОРЫЕ МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ НЕКРОПОЛЕЙ СИНТАШТИНСКОЙ КУЛЬТУРЫ
1. Археологическая тафономия (Л.Л.Гайдученко, Д.Г.Зданович).
— Общая концепция тафономии у И.А.Ефремова. — Современное состояние тафономических исследований. — Понятие об археологической тафономии в современной англо-американской литературе. — Многообразие археотафономических факторов. — Методы фиксации и учета археотафономических факто
ров при раскопках некрополя. — Концепция археологической тафономии как основа системного подхода к археологическому источнику. — Тафономия и моделирующее отношение к прошлому. — Заключение.
2. Модель. Моделирующее отношение к прошлому (Д.Г.Зданович).
— Моделирование как универсальная деятельность в культуре. — Основные классы моделей. — «Порождающая модель». — Первичная модель. — Вторичная модель. — Модельное отношение и эгомоделирующая функция вещи. — Выбор первичной модели — ключевой момент моделирующего отношения к прошлому. — Критика историцистских первичных моделей. — Критика первичных моделей, взятых из области биологии. — Первичные модели из сферы эстетики и их роль в моделировании древности. — Понятия «стиля» и «стиля культуры» в археологических исследованиях. — Вторичные модели. — Модели-реконструкции. — Модели-олицетворения. — Заключение.
Глава 3. НЕКРОПОЛЬ АРКАИМА (БОЛЫПЕКАРА-ГАНСКИЙ МОГИЛЬНИК) И ЕГО ТОПОС (ДТ.Зданович)
— Большекараганская долина как археологическое урочище. — Ландшафт и климат долины в эпоху средней бронзы. — Поселения. — Триада культовых территорий. — Укрепленное поселение квазигородского типа как культовый центр (а также другие его функции). — Культовые площадки на возвышенностях и линии горизонта. — Места захоронений как культовые территории. — Триада культовых территорий на минойском Крите и ее связь с культом Великой Богини. — Большекараганский могильник — некрополь поселения Аркаим. — Топография и планиграфия могильника. — История археологического исследования могильника. — Общая характеристика погребальных комплексов эпохи средней бронзы, исследованных на могильнике в 1988 г. (курганы 11, 20, 22, 24). — Относительная и абсолютная датировка кургана 25.
* * *
Издание 2002 г., как и его более ранний неосуществленный «двойник», состоит из двух книг. Первая книга носит по преимуществу источниковедческий характер. Она содержит публикации источников, их критику и первичную разработку. Многие идеи по обработке источников появлялись непосредственно в процессе раскопок некрополя, и сейчас вряд ли есть смысл «задним числом» обосновывать проделанную работу на уровне теории. Есть, однако, аспекты методологиче
ского и психологического плана, на которых стоит остановиться подробнее, поскольку они отчасти объясняют эту книгу.
Основной принцип, которого мы старались придерживаться в своей работе, это — комплексный подход к источнику. Разработка такого подхода проходила на фоне в целом активного развития источниковедения в отечественной археологии в 1990-е гг. В частности, в это время сильно возрос интерес к применению методов естественных наук. Однако широкое использование таких методов, будучи достижением само по себе, не решает задачи построения нового, более глубокого знания. Иногда даже кажется, что привлечение специалистов естественного профиля (почвоведов, геологов, антропологов и т.д.) идет в ущерб (или вместо) углубленной интерпретации источника археологом. Разработки «смежных» специалистов чаще всего существуют параллельно с идеями археологов, отсутствует интеграция методов и подходов. В итоге проблемы реконструкции тех или иных древних эпох остаются по-прежнему не решенными, иногда они даже не ставятся.
Что смогли предложить в ответ авторы раскопок БК-25? Сформулируем основные позиции:
— по возможности широкий спектр методов и подходов, в том числе поисковых и даже спорных, находящихся за пределами условного стандартного списка;
— взаимосогласованное (программное) применение разных методов исследования. Применение этого принципа может привести к весьма интересным и продуктивным модификациям методов. Здесь важно наличие «команды» исследователей; существенным представляется характер межличностных отношений в команде;
—	открытый и диалогический характер обсуждения результатов;
—	перенос «центра тяжести» на полевые методы исследования. Исследование артефактов в их естественной среде (в культурном слое) сильно увеличивает объем информации и служит поводом для постановки новых вопросов (значит, и увеличивает количество возможных ответов);
—	восприятие основной массы артефактов как «фактов науки» с их двоякой объект-субъективной природой; стремление к формированию фактов науки уже в полевых условиях. Осознание роли моделей;
—	обеспечение непрерывности творческого исследовательского процесса, начиная от раскопок и до формирования завершающей гипотезы;
— центральная роль археолога-автора раскопок в комплексном исследовании источников. Он не только обеспечивает проведение такого исследования, создавая рабочие площадки и формулируя вопросы, но и интегрирует полученные массивы информации и формирует на этой базе некоторые завершающие гипотезы.
Нетрудно заметить, что предлагаемый нормативный список в целом отвечает требованиям постпроцессуальной (постмодернистской) археологии (ср., например: Hodder, 1997)1.
Значимыми для понимания работ на БК-25 являются такие теоретические установки и концепты, как модель и моделирующее отношение к древности, динамическая (процессуальная) модель артефакта, археологическая тафономия.
Процессуальная модель артефакта предполагает восприятие артефакта не как определенной данности, а как процесса, тесно связанного с процессами жизнедеятельности человеческих сообществ в биосфере, с учетом теории общей тафономии (И.А.Ефремов)2 . В частности, в последнее время подчеркивается динамический характер так называемого «состояния объекта in situ» (в первозданном, непотревоженном состоянии в слое) (Глушков, 1995; Van de Noort, Chapman, Cheetham, 2001). Процессуальная модель позволяет выделить внутри артефакта, условно говоря, «структуры жизни» и «структуры смерти». В отношении своего «умирания» археологический артефакт — это процесс, протекающий под действием ар-хеотафономических факторов, т.е. факторов, обуславливающих отложение, временное сохранение и трансформацию объектов и материалов в культурном слое, который в таком случае может рассматриваться как часть тафосферы («сферы смерти»)3. Тафономические
1	Не видим в этом проблемы. Однако не будем исключать того, что в недрах постмодерна как в науке, так и в культуре скрыты опасные тупики. Не нужно «принуждать модерн к завершению», — пишет немецкий философ П.Козловски (см.: Козловски, 1997, с. 40-43). У нас уже был повод выразить свою солидарность с таким подходом (Зданович Д., 1999, с.46).
2	Первоначально концепция общей тафономии Ефремова была „ представлена в американском издании (Efremov, 1940), об этой публикации обычно забывают в России. Позднее появилась первая часть «Тафономии и геологической летописи» (Ефремов, 1953).
з См. о концепте тафономии в современной археологии: (Collins dictionary, 1992, р.489; Bednarik, 1994; Гайдученко, 1997); отдельно о тафономии позвоночных, в том числе в культурном слое: (Lyman, 1994). Разработки, связанные с термином «тафос», представлены Ю.А.Смирновым (1990; 1997).
процессы являются процессами незавершенными в принципе; в случае извлечения артефакта из слоя меняется только место, форма и скорость течения тафономического процесса, процесс может прекратиться только вместе с полным «растворением» артефакта в тафосфере1. Для полевой практики археологическая тафономия играет роль теории среднего уровня (middle range). Анализ археотафономических процессов, а они исключительно разнообразны, помогает перейти от источника к модели реального объекта или события из области прошлого. При этом связующие аргументы обычно извлекаются из арсенала естественных наук (Зданович Д., 1999, с.43—44), тем самым мы можем перейти к «структурам жизни» археологического артефакта.
Реконструкция «структур жизни» артефакта (комплекса артефактов), как, впрочем, и реконструкция тафономических процессов, — это проблема моделирования. Моделируются прежде всего некоторые узловые условно-статические состояния объектов. Особая роль принадлежит состоянию объекта после процесса его реального функционирования в культуре (и перед началом тафономического процесса). Так, археолог, описывающий какие-либо структуры погребения, стремится поставить себя в ситуацию «запоздавшего очевидца», как бы отождествляя себя с некоторым субъектом, оказавшимся на месте погребения сразу после завершения погребального ритуала.
Термины «модель», «моделирование», безусловно, принадлежат к наиболее распространенным и фундаментальным в концептуальной структуре современного научного знания. Имеет место очень разное понимание термина «модель»2: под «моделью» подразумевают как «моделируемый», так и «моделирующий» предмет (Лосев, 1982, с. 221—222). Такое, на первый взгляд, противоречивое и непоследовательное использование термина «модель» вытекает, как нам кажется, из двоякой («янусовой») природы моделей — так же, как из всеобщего (тотального) характера моделирования в культуре.
Рассмотрим основные стороны, или слои, понятия «модель»:
«порождающая модель» (Лосев). У Платона «идея оказывается моделью вещи, которая не просто отделена от вещи, но в то же время и порождает ее смысловым образом... Платоновская идея оказывается порождающей моделью для тех или иных областей бытия и мышления» (Лосев, 1969, с. 539);
«первичная модель» (Лосев). Здесь под моделью понимается «образец конструирования вещи»; близ
ко к порождающей модели, но на другом уровне; предполагается наличие некоего «модельера», отличного от модели. Первичные модели проанализированы Лосевым (1994, с. 238—250);
вторичная модель. Здесь модель — это «способ абстрактной репрезентации или абстрактного представления некоторого объекта или состояния дел». Вторичные модели можно рассматривать как «промежуточные сущности» (Вартофский, 1988);
модельное отношение, т.е. отношение между моделью и вещью, а также между первичной и вторичной моделями.
Понятия модели и моделирования в принципе позволяют описать весь творческий рабочий процесс в археологии. Здесь мы прежде всего должны констатировать саму по себе модельность нашего отношения к прошлому3. Далее имеет место факт сознательного или неосознанного подбора/выбора первичных моделей4 (причем функции «порождающей модели» часто берут на себя структуры личности), на основе которых конструируются модели вторичного порядка.
Вторичные модели в археологии можно классифицировать по очень разным основаниям. Так выделяют «имплицитные модели» (обобщение известного эмпирического материала) и «теоретические модели» (абстрактные конструкции, построенные на определен-
1	Если принять версию Р.Дж.Беднарика, который трактует в качестве одного из тафономических факторов пристрастия археологов и их предпочтения (Bednarik, 1994, р. 68), то тафосферу следует значительно расширить, в какой-то мере включив сюда область научного созерцания. В самом деле, артефакты часто функционируют «as the living dead», т.е. как особый концепт связей между живыми и умершими, через отсылку к этим связям человеческие сообщества взаимодействуют и конкурируют друг с другом (Parker Pearson, 1993; 1999).
2	Уже в одной из старых работ А.Ф.Лосева указаны 34 значения термина «модель» (Лосев, 1968, с. 16—18).
3	Парадоксы бесконечно-укрупненного (не модельного) отношения к прошлому исследует Борхес в новелле «Фунес, чудо памяти» (Борхес, 1994, т. 1, с. 330—337).
4	Обычной практикой при этом является использование моделей из других областей знания. Ср. с применением моделей из области биологии, эстетики и т.д. в археологии.
5	Ср., например, с возможностью выбора между историцисте -кими (К.Поппер) и историко-культурными моделями в науках о древностях.
6	Некоторые разработки, связанные с книгой II «Аркаим: некрополь», опубликованы или находятся в печати. Глава о жертвоприношении животных представлена в виде статейной публикации (Zdanovich D., Gaiduchenko, forthcoming). Методические разработки по расчетам биомасс копытных опубликованы (Гайдученко, Зданович Д., 2000). Некоторые идеи главы 2 представлены в (Зданович Д., 1997).
ных логических основаниях). Отдельно говорят о «натурных моделях», имея в виду использование некоторых сторонних данных (например данных этнографии) в качестве иллюстраций к историческим реконструкциям (Черносвитов, 1991, с. 6—7). Мы со своей стороны выделим два типа вторичных моделей, которые в общем и целом соответствуют двум стадиям рабочего процесса в археологическом моделировании: модели-реконструкции и модели-олицетворения. В первом случае моделируются некие обязательные, структурно-образующие признаки вещи, во втором — ее внешний зримый индивидуальный облик. Различия между этими типами моделей можно пояснить через различение «структурализма» и «истории» у К.Леви-Строса: «Уникальное место, занимаемое сочинениями Эванса-Причарда в этнологической литературе, объясняется, как мне кажется, той гармонией, которая царит в них между двумя основными тенденциями, присущими нашим исследованиям. Хорошо известная склонность нашего коллеги к истории никогда не чуралась формального анализа. Без сомнения, никому не удалось с такой строгой элегантностью описать сущностные черты верований и практик, представить ее костяк и заставить играть механизм ее сочленений. Но в то же время Эванс-Причард всегда внимателен к произвольным путям, предпринятым событиями, для того, чтобы воссоздать физиономию, присущую какому-либо обществу, придать ему оригинальный характер на каждом этапе его становления» (Леви-Строс, 1994, с. 356) (выделено мною. —Д.З.). Пример соотношения таких моделей в практике археологии — описательные (словесные) модели-реконструкции объектов и графические (художественные) иллюстрации к ним. Последние всегда более проблемны, вызывают больше вопросов.
В заключение этой темы подчеркнем определяющее и господствующее значение моделей для обработки археологического материала на всех стадиях рабочего процесса. Это, во-первых, роль порождающих и первичных моделей, которые определяют наше видение предмета и способ, с которым мы к нему подходим5, во-вторых, централизующе-доказательные функции вторичных моделей. Можно сказать, что в правильно выполненном модельном построении «каждая часть настолько же поддерживает целое, насколько она сама поддерживается ими» (Шопенгауэр). Крыша такого «здания» — модель. Вторичные модели — в качестве «промежуточных сущностей» — приобретают статус свидетельства о древности.
* * *
Перейдем ко второй книге монографии «Аркаим: некрополь». В ней будут поставлены значительно более сложные задачи моделирования, целью которых будут уже не интерпретации «на острие лопаты» (Й. Ходдер) или частные ситуативные модели из «постполевой» практики, не имплицитные модели из сферы исследования вещевого инвентаря, антропологии и археозоологии, а модельные реконструкции крупных культурных блоков из области обрядов и мифологии. Обе книги тесно взаимосвязаны. Подробное описание археологических источников (книга I) связано с необходимостью тщательного обоснования моделей (книга II). В свою очередь первая книга в модельном плане обусловлена своим продолжением. Приведем содержание книги II по тексту проекта 1996 г.6.
АРКАИМ: НЕКРОПОЛЬ
(к описанию «мира» индоевропейских обществ Южного Зауралья в эпоху бронзы)
Книга II
Глава 1. ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ ЖИВОТНЫХ В ПОГРЕБАЛЬНО-ПОМИНАЛЬНОЙ ОБРЯДНОСТИ СИНТАШТИНСКОЙ КУЛЬТУРЫ (ПО МАТЕРИАЛАМ КУРГАНА 25 БОЛЫПЕКАРАГАНСКОГО МОГИЛЬНИКА) (Л.Л.Гайдученко, Д.Г.Зданович)
1.	Обряды жертвоприношения животных как предмет фиксации и моделирования в археологии.
2.	Жертвоприношение животных — скот — культ умерших: синташтинская модель взаимосвязанных концептов.
3.	Численность и видовой состав «жертвенного стада» кургана 25 Большекараганского могильника.
4.	Некоторые биологические особенности «жертвенного стада».
5.	Жертвенные комплексы: материалы к содержательной типологии.
6.	О сезонности сооружения жертвенных комплексов.
7.	Жертвенный комплекс как объект количественного анализа.
8.	Жертвы животными: «целое» животное, «частичное» и «химерическое» животное и «часть» животного.
9.	Об особенностях жертвоприношения детенышей животных и самок с детенышами.
10.	Структура и стратиграфия жертвенных комплексов. Иерархия видов жертвенных животных (1).
11.	Иерархия видов жертвенных животных (2). Животные, не входящие в общий иерархический ряд.
12.	Символы и темы: опыт моделирования содержательно-смысловой стороны ритуалов жертвоприношения животных в синташтинской традиции.
13.	О технике забоя жертвенных животных.
14.	О расчленении трупов жертвенных животных.
15.	Заключение. (Общая сводка по материалам БК-25; традиция БК-25 и общая перспектива синташтинского жертвоприношения; о возможности этнокультурной интерпретации синташтинского жертвоприношения животных.)
ПРИЛОЖЕНИЕ 1. ТАБЛИЦЫ ДЛЯ РАСЧЕТА ВЕЛИЧИН БИОМАССЫ И ВЕСА ПОЕДАЕМОЙ МАССЫ ТЕЛА ЖЕРТВЕННЫХ ЖИВОТНЫХ (Л.Л.Гайдученко).
ПРИЛОЖЕНИЕ 2. АШВАМЕДХА (Д.Г.Зданович).
ПРИЛОЖЕНИЕ 3. О КУЛЬТАХ ЖИВОТНЫХ И ТРАДИЦИИ КРОВАВЫХ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЙ В МИКЕНСКОЙ И ГЕОМЕТРИЧЕСКОЙ ГРЕЦИИ (Д.Г.Зданович).
Глава 2. ПОГРЕБАЛЬНЫЙ КУЛЬТ И ПРОБЛЕМА «СИНТАШТИНСКОЙ РЕЛИГИИ» (Д.Г. Зданович).
1.	Вводные замечания.
2.	Два типа синташтинского погребального обряда?
3.	Погребальный обряд и синташтинский социум: социорегулятивные функции погребального культа.
4.	Космологические модели в погребальном культе (1). Основная идея синташтинской погребальной архитектуры; идеи и образы.
5.	Космологические модели в погребальном культе (2). Погребальный комплекс как космическое пространство и пространство пути.
6.	Эстетика и этика синташтинского погребального культа.
7.	К реконструкции «синташтинской религии» (1). Феномен синташтинского погребального культа и «основной культ» синташтинской религии.
8.	К реконструкции «синташтинской религии» (2). Некоторые другие аспекты идеологии и культовой практики.
9.	Заключение.
* * *
В таком ключе мне бы хотелось представить эту книгу. Разумеется, она открыта для дискуссий. Ведь мы тоже живем в мире, где «книга, в которой нет ее антикниги, считается незавершенной» (Борхес, 1994, т. 1,с. 281).
Д. Зданович
з»
Раздел I. АРХЕОЛОГИЯ КУРГАНА 25
БОЛЫПЕКАРАГАНСКОГО МОГИЛЬНИКА
Д.Г.Зданович
Перед началом раскопок курган 25 представлял собой участок пахотного поля диаметром около 20 м, приподнятый над окружающей поверхностью на высоту до 0,3 м. Края аморфного возвышения плавно сливались с фоновым рельефом. Исследование памятника производилось вручную, участками 3x3 м, с полным выносом грунта за пределы раскопок и оставлением бровок. Общая площадь раскопа составляла около 600 м2. Разбивка раскопа произведена по сторонам света1. Буквенные обозначения участков маркируют участки раскопа в направлении 3-В, цифровые обозначения - в направлении С-Ю. При описании археологического материала глубины отсчитываются в сантиметрах от условного «0», за «0» принята отметка на современной поверхности за преде
лами раскопа, в 5 м к западу от кургана. При описании реконструкций отсчет глубин производится от уровня древней поверхности.
1. Планиграфия и стратиграфия памятника
Поверхность кургана распахана на глубину 20— 30 см, что соответствует средней мощности современного гумусового горизонта на памятнике. Под слоем пахоты в центральной части кургана залегает массив неоднородного пестроцветного грунта, сильно перемешанного землероями, с преобладанием коричневой супеси; выделяются горизонтальные прослойки мелкозернистого желтоватого песка, подзолистой пепельно-серой и темно-серой гумусированной супеси. На
Рис. 5. Условные обозначения к археологическим чертежам (1 - пахотный слой в разрезе; 2, 3 - темно-серая гумусированная супесь; 4 - коричневая супесь; 5, 6 -пепельно-серая подзолистая супесь; 7 - перемешанное заполнение грабительских ям; 8 - песок; 9 - слабогумусированная желто-серая супесь; 10 - глина; И - угли; 12 - минерализованные остатки органики; 13 - сосуд, сосуд в развале (с указанием порядкового номера); 14 - фрагмент керамики; 15 - изделие из меди; 16 - скопление костей животных; 17 - жертвенная яма)
17
Магнитное склонение восточное, 11°45'. С учетом погрешности прибора отклонение разбивки памятника от истинного меридиана составило +7°. На чертежах стрелкой указывается северное направление истинного меридиана. На фотоиллюстрациях стрелка сориентирована по направлению магнитного меридиана.
2’“Археологический центр»
иг
БИБЛИОТЕКА
Рис. 6. Большекараганский могильник, курган 25. План на уровне подкурганной площадки (1 - медный нож; 2 - каменная булава; 3 - медное шило; 4 - медный крюк; 5 - изделие из рога; 6 - медное долото; 7 - медная скрепка; 8 - медное тесло;
9 - наконечник стрелы из камня; 10 - ножевидная пластина; 11 - обломок кам^йного изделия)
Рис. 7. Большекараганский могильник, курган 25. Общий план и профили кургана
периферии памятника структура слоя более однородна (коричневая супесь). В центральной части площадки под выкидами из могильных ям и/или развалами грунтовых конструкций сохранились участки сильно фрагментированного древнего гумусного горизонта (погребенная почва) (рис.7).
Погребальная площадка имеет правильную округлую форму диаметром 18—18,5 м, окружена мощным кольцевым рвом (рис. 6; 7). Ширина рва в верхней его части составляет около 3 м, в ЮВ секторе ров расширяется до 4,25 м. Дно рва фиксировалось на уровнях от (-55) до (-115) см.
Ров не был сплошным. На протяжении его западного полукружья имеется восемь перерывов, зафиксированных в виде узких радиально ориентированных перемычек между стенками. Перемычки сложены желтым материковым песком. Ширина перемычек в их современном состоянии от 35 до 80 см, продольная профилировка седловидная, обусловленная естественным разрушением древнего рельефа памятника. В восточном полукружье рва на его стенках в четырех местах были выявлены парные выступы. На уч. В/7 очертания рва нарушены поздней ямой 25 округлой формы 0,85x0,95 м.
В нескольких случаях на дне рва наблюдались дополнительные локальные углубления. Три таких углубления (№ 1—3) расположены в восточных секторах рва, еще два (№ 4,5) размещались симметрично по сторонам одной из перемычек в ЮВ секторе комплекса. Основные параметры углублений приведены в табл. 1.
Таблица 1
Участок	№ углубления	Форма	Размеры по дну, см	Глубина от уровня дна рва, см
Б/7	1	подквадратная	75x65	8
А,/3	2	трапециевидная	100x50/40	5
А/1	3	подквадратная	55x45	5
д/о-г/о	4	подквадратная	35x35	1 1
Д/0-Д/1	5	округлая	35x25	10
ж/з	6	округлая	30x25	7
Зафиксированная глубина большинства углублений, по-видимому, несколько меньше исходной1. Четкость очертаний и закономерное распределение углублений в пространстве комплекса позволяют видеть в них следы целенаправленной деятельности. По крайней мере часть углублений является столбовыми ямками. Столбы, по-видимому, маркировали азимуты некоторых астрономических явлений, выведенные из центра площадки2 . Как останки столбовых конструкций, безус
ловно, нужно интерпретировать углубления № 4 и 5. Отпечаток вертикального столба, связанного с углублением № 4, зафиксирован в разрезе (рис. 8,3).
Заполнение рва сложное. Формирование заполнения связано с постепенным разрушением грунтовых конструкций могильного поля, которое проходило на фоне вторичной гумусации почвы в углублении рва. В большинстве случаев продукты разрушения накапливались в придонной части рва постепенно и формирующийся слой успевал хорошо гумусироваться (рис. 8,1). Но на некоторых участках, как кажется, имело место одномоментное опускание в ров значительных массивов грунта - скорее всего, выкида из того же рва, уложенного сначала по краю площадки (в виде вала?). В этих случаях придонная часть рва заполнена коричневатой супесью (рис. 8,2,4), на которой уже в древности сформировался слой гумусированной почвы. Структура заполнения верхней части рва в основном однотипна. На каком-то этапе происходил перерыв почвообразования в углублении рва, и поверх древнего гумуса формировался слой светло-коричневой слабогумусированной супеси, который затем был перекрыт слоем современного гумуса. В составе заполнения рва встречаются также прослойки и отдельные комки песка и желтой супеси.
В пределах площадки и во рву комплекса выявлено 15 погребений, 6 ям с останками жертвенных животных и несколько некрупных ям (№ 21,22,26), которые не содержали материальных останков и назначение которых осталось неясным3.
Все погребения по их положению в плане можно разделить на четыре группы, выделив при этом более ранние и более поздние захоронения.
Восточная группа погребений включает в себя погребения 6,7,13,15,16,20. Они размещаются в пределах сектора от 36° до 144° вдоль края площадки при удалении от ее центра не менее чем на 6 м. По направлению на восток условная окружность шестиметрового диаметра обозначена ямой 22. Яма имеет круглую форму, диаметр чуть более 0,6 м, стенки
1 Приповерхностные слои дна кольцевого рва хорошо промыты водой и переработаны корнями растений. При выборке рва эти слои частично удалялись. Таким образом, ров был в целом несколько мельче, чем это следует из археологических чертежей. " Автор признателен А.К.Кириллову за проведенные вычисления. Итоги археоастрономических исследований более подробно освещаются в приложении 1 к основному тексту.
3 Принята сплошная нумерация погребений и ям. К погребениям нами отнесены ямы 2 и 23, которые, хотя и не содержали костных останков погребенных, но по ряду параметров соответствуют могильным ямам.
Рис. 8. Большекараганский могильник, курган 25. Разрезы заполнения кольцевого рва
Рис. 9. Большекараганский могильник, курган 25: 1 - расчистка подкурганной площадки (вид с СВ); 2 - расчистка центральной части подкурганной площадки, рабочий момент
вертикальные, глубина в материке 23 см. Ориентировки п. 7,15,16,20 соответствуют кольцевому принципу планировки периферийных ям, яма п. 13 сориентирована радиально. В составе погребенных наблюдается определенная предрасположенность: в четырех случаях (п. 7,13,16,20) - это захоронения детей, в двух -захоронения женщин пожилого возраста. Кроме указанных погребений, в восточной части комплекса размещены также ямы 21 и 26.
Данные стратиграфии, археоастрономии и погребального инвентаря позволяют выделить две хронологические подгруппы восточных погребений. К ранней подгруппе принадлежат п. 7,16,20. По-видимому, все эти погребения были сооружены раньше, чем кольцевой ров вокруг площадки1. Так, к моменту сооружения рва и укладки выкида несущие конструкции погребения 16 уже разрушились, и погребение читалось в виде небольшого углубления на древней поверхности (рис. 7). Выкид из кольцевого рва, вероятно, был распланирован и поверх п. 7. Важно, что сосуды из п. 16 и 20 несут на себе ранние черты, что выделяет их из массива керамики БК-252. С погребениями ранней подгруппы каким-то образом связаны столбовые ямки на дне рва3. Эти ямки фиксируют продолжение азимутов, выведенных из геометрического центра площадки по поперечным осям всех трех ранних погребений. Азимуты имеют астрономические привязки (рис. 65). К числу ранних объектов относятся также ямы 21 и 26. Контур ямы 26 прорезан кольцевым рвом, контур ямы 21 - и рвом и котлованом п. 13.
К более поздней хронологической подгруппе восточных погребений, безусловно, принадлежит п.6. Оно прорезает угол п.7, яма которого к этому времени почти полностью завалилась. О поздней хронологической позиции п. 13 свидетельствует тот факт, что данное погребение частично разрушило яму 21. Радиальная ориентация п. 13 могла быть выбрана в том случае, если данное погребение распланировали в промежутке между уже существующими п. 7 и 20. По-видимо-му, к подгруппе более поздних погребений относится и п. 15; по крайней мере, оно не было под выкидом из кольцевого рва.
Центральная и западная-1 группы погребений расположены в пределах внутреннего «пятачка» погребальной площадки радиусом 6 м.
Центральная группа погребений включает в себя п. 9 и 10 с коллективными захоронениями детей и взрослых (всего 14 человек). Ямы центральных погребений отличаются значительными размерами, ориентирова
ны по оси С-Ю, возможно, с отклонением к востоку на 7-10°. Ямы размещены симметрично относительно центра площадки и разделяются материковой стенкой толщиной 0,5-0,7 м. Очертания ям на всех уровнях сильно искажены норами землероев.
Западная-1 группа состоит из четырех погребений (п. 2,4,17,18), которые локализуются в пределах западной половины внутренней части площадки в ее ССЗ и ЮЮЗ секторах. П. 2 и 18 ориентированы радиально. Ориентировка п. 17 тяготеет к радиальной, п. 4, вероятно, было ориентировано по сторонам света. В целом планировка этой группы захоронений отвечает принципу осевой симметрии, осью служит линия 3-В. Состав погребенных разнороден. Хронологические позиции всех западных-1 погребений остались мало проясненными - в основном из-за того, что центральная часть площадки сильно нарушена норами землероев. П. 4, однако, нельзя отнести к числу ранних объектов, так как это погребение прорезано жертвенной ямой 3. Неясно также хронологическое соотношение этих погребений с центральными погребениями.
Погребения западной-2 группы (п. 12,23,24) локализуются в секторе 250-310° во рву комплекса и на самом краю погребальной площадки на расстоянии 7-10 м от ее центра. П. 12 ориентировано близко к оси С-Ю (т.е. так же, как и центральные могильные ямы). Ориентировка п. 23 и 24 отвечает кольцевому принципу размещения периферийных погребений. Все погребения западной-2 группы одиночные (ребенок (?), женщина, взрослый мужчина), были сооружены примерно в одно и то же время. Ко времени сооружения погребений ров вокруг площадки уже давно существовал и успел заполниться частицами почвы примерно на одну треть своей глубины. Дополнительно отметим сходство погребений 12 и 24 в архитектуре и обряде, что также свидетельствует в пользу их культурной и хронологической близости.
Безусловно упорядоченным является размещение в пространстве жертвенных ям (ямы 1, 3, 5, 8, 14, 19). Четыре ямы (№ 1,3,5,8) образуют в плане неправильную дугу в южной части площадки в пределах сектора 144-236°; величина сектора, по-видимому, обусловлена азимутами значимых астрономических явлений. Две
1	Группа восточных погребений, предшествующих кольцевому рву, была выявлена при раскопках С1 (Генинг, Зданович Г., Генинг, 1992, с.252).
2	См. об этом ниже.
3	Здесь нужно отметить, что столбы во рву были установлены позднее и, возможно, воспроизводили более раннюю разметку.
Рис. 10. Верхние слои кургана. Керамические сосуды: 1 — № 63 (уч. Г/5, гл. 0); 2 — № 6; 3 — № 8; 4, 6 — фрагменты сосудов из комплекса БК-24; 5 — № 62 (уч. Ж/4); 7 — № 3 (уч. Д/5); 8 — № 9 (уч. Г/0, заполнение рва)
Рис. И. Верхние слои кургана. Керамика и изделия из камня и металла: 1 — обломок изделия из камня (уч. А/1, гл. 0); 2 — железная заклепка (уч. В/4); 3 — ножевидная пластина (СЗ сектор); 4 — ножевидная пластина (уч. Б/2, гл. -15); 5 — сосуд № 4 (уч. Г/4); 6 — медный нож (уч. А/5, гл.+9); 7 — сосуд № 57 (уч. В/7, заполнение рва); 8 — сосуд № 2 (уч. Б/5); 9 — сосуд № 1 (уч. Б/5)
оставшиеся ямы размещаются во рву. Положение ямы 14 точно соответствует направлению на точку юга, выведенному из центра площадки. Яма 19 смещена к западу примерно на 20°. Жертвенные ямы комплекса характеризуются очень разными хронологическими позициями. Яма 14, судя по профилю (рис. 7 ), более или менее одновременна рву. Яма 8 сооружена явно позднее рва и п.7, но не намного позже, чем п.6. Яма 1, судя по отсутствию над ней выкида-вала, была прокопана, когда ров уже существовал. Яма 19 возникла намного позднее рва, примерно в то же время, что и погребения западной-2 группы. Хронологическое соотношение ям 3 и 5 со рвом неясно, но яма 3, по-види-мому, сооружена позднее п.4.
Верхние слои кургана были плотно насыщены костным материалом (преимущественно костями животных) и отдельными предметами (рис. 6). Кости животных залегали в слое рассредоточенно на разных уровнях и в виде скоплений. В пределах погребальной площадки было выделено восемнадцать таких скоплений (остеологические комплексы № 1-18). Часть из них оказалась переотложенной грабительскими вкопами или норами землероев. В этих случаях не всегда возможно различить останки животных из заполнения могильных ям и останки, образовывавшие в прошлом самостоятельные комплексы. Для остеологических комплексов, не испытавших подобного искусственного воздействия, характерно несколько способов залегания. Они располагаются в пределах верхних очертаний могильных или жертвенных ям (о.к. № 6-8,14), на краях очертаний (о.к. № 2, 13, 17), за пределами очертаний ям, но, как правило, вблизи погребений (о.к. №1,4, 10—12). В первом случае положение остеологических комплексов обычно сильно изменено в процессе обрушения погребальных камер и заплывания ям грунтом. В остальных случаях уровень залегания останков животных в целом соответствует слою погребенной почвы кургана. Комплексы фиксировались на уровнях от (+18) до (+4) см, а подстилающая их поверхность имела уровень от (-10) до (+3) см. В двух случаях (о.к. № 2,7) кости животных залегали вместе с керамическими сосудами.
Керамика составляет основную часть находок в верхних слоях комплекса. Встречено два целых сосуда (сосуды № 2,3) и около сотни отдельных фрагментов. Всего в верхних слоях комплекса выделено семь сосудов эпохи бронзы. Большая часть сосудов связана с конкретными погребениями. Исключение составляют сосуды № 6 и 8 (рис. 10, 2, 3), фрагменты которых были
широко рассеяны в центральной, южной и восточной частях площадки.
Находки в верхних слоях предметов из камня, кости, металла1 связаны с ограблением могил. Эти находки в основном сконцентрированы в центральной части площадки (в районе п.9 и 10) и будут указаны отдельно по ходу описания погребений.
Небольшое количество археологических предметов было выявлено в заполнении кольцевого рва. В частности, во рву очень мало керамики (рис. 6). В заполнении рва встречено два остеологических комплекса2.
О.к. № 19 (уч.Г/0): КРС - фрагменты черепа, нижняя челюсть, обломок голени, нижний отдел задней конечности (останки одной взрослой особи), коза - фрагмент черепа с рогом. Вместе с костями животных находилось десять фрагментов от двух сосудов3. Керамика и кости залегали на 40-60 см выше дна рва. По всей видимости, исходно комплекс локализовался в толще выкида-вала, а затем часть его вместе с грунтом оползла в ров.
О.к. № 20 (уч. Ж/4): КРС - фрагменты черепа (верхней челюсти).
Отдельно следует отметить находки на срезе очертаний рва медного листовидного ножа (уч.А/5; рис. 11,6) и обломка изделия из камня (уч.А/1; рис. 11,1). Однако слои, в которых были обнаружены эти предметы, сформировались очень поздно, и находящиеся в них вещи явно переотложены.
К реконструкции. Комплекс кургана 25 формировался в течение длительного промежутка времени. Поскольку в составе комплекса отмечаются как ранние погребения, значительно предшествовавшие кольцевому рву, так и погребения, созданные на 10-20 лет (?) позднее рва, то общее время функционирования комплекса допустимо оценить в 20-30 лет. При этом формирование комплекса осуществлялось в соответствии с некоторым «генеральным» планом. С большой долей условности можно принять трехступенчатую схему формирования комплекса БК-25.
1	Металлические предметы БК-25 изготовлены, за редким исключением, из чистой или мышьяковистой меди и мышьяковой брбнзы (см. подробнее в тексте А.Ф. Бушмакина). При описании предметов мы, как правило, используем термины «медь» и «медный».
2	Здесь и ниже описания останков животных выполнены по материалам Л.Л.Гайдученко.
3	Один сосуд (№ 9) частично реконструирован (рис. 10,8), другой представлен мелкими неорнаментированными фрагментами.
На первом этапе частично оформилось восточное полукружье могильных ям. Сооружаются п. 16 и 7, возможно, и п. 20. Кольцевой ров еще отсутствовал, однако погребальная площадка была уже запланирована и размечена, а ее геометрический центр был жестко маркирован. С ранним этапом ритуальной деятельности на кургане связаны также ямы 21 и 26, назначение которых осталось неясным.
Второй этап отмечен появлением вокруг площадки рва, оформлением центральной (п. 9 и 10) и западной-1 групп погребений. Внутренняя хронология этапа неясна1 . Центральные ямы, по-видимому, функционировали в качестве склепов.
Отдельного разбора заслуживает ров, обводящий площадку. Ров и центральные погребения образуют в совокупности единую центрально-ориентированную систему, которая организует всю планиграфию комплекса. Ров был выкопан в один прием - по крайней мере в том смысле, что нигде не наблюдаются следы его дополнительного углубления и повторных прокопов. Ров имел ширину 3—4 м в верхней части и глубину до 1,3 м от уровня древней поверхности. Функции рва — символические и ритуальные, наличие целой серии прерывов сводит к нулю реальные охранительные функции этого масштабного сооружения. Ров состоял из двенадцати секций. По-видимому, его копали по общему плану и разметке, но в виде отдельных ям. В сооружении рва либо участвовали двенадцать (условных) субъектов, либо один условный субъект двенадцать раз «начинал» и столько же раз «заканчивал» сооружение рва. Как известно, в индоевропейских (и других) мифологиях числу «12» отведено особое место как символическому числу целого (космоса). В восточном полукружье рва соединены вместе четыре ямы, места соединений отмечены парными выступами (останки торцевых стенок ям). Ямы, составляющие западное полукружье, разделены грунтовыми перемычками2 . Как кажется, с поверхности перемычек был срезан слой гумуса до обнажения светло-желтого песка. Всего перемычек восемь. Самая северная перемычка соответствует азимуту 22°, выведенному из геометрического центра площадки, самая южная — азимуту 189°. Одна из перемычек (азимут 215°), по-видимому, функционировала в качестве входа/выхода на площадку. По бокам перемычки в дно рва было вкопано два столба, столбы образовывали при входе нечто вроде ворот. Ширина прохода (кратчайшее расстояние между столбами-опорами по реконструкции) — 1,25 м. Входная перемычка выше остальных на 10—20 см, на прохо
де в большом количестве наблюдались следы, оставленные ходами жуков-геофилов. Судя по этим фактам, гумусный слой на входе удален не был, возможно, вход на площадку был укреплен деревом; может быть, имелась травяная подстилка, какая-то другая органика.
Третий этап формирования комплекса связан с появлением в западной части комплекса могильных ям, впущенных в ров в процессе его затекания грунтом или в выкид-вал, связанный со рвом (п. 12,23,24).
Таким образом, комплекс кургана 25 наращивался концентрическими дугообразными структурами в направлении с востока на запад при подчеркнутой структурообразующей роли центра. Однако в целом модель функционирования кургана была более сложной. Фактически площадка кургана функционировала в качестве погребально-поминального комплекса.
С различными обрядами поминальной направленности связаны жертвенные ямы в южной части площадки и значительная часть остеологических комплексов верхнего горизонта. Стратиграфические (и некоторые другие) наблюдения позволяют думать, что обряды поминального цикла отправлялись на комплексе параллельно с совершением новых погребений на протяжении длительного отрезка времени. Отдельного внимания заслуживает произведенная по костям жертвенных животных прямая синхронизация следующих объектов в составе комплекса:
•	жертвенника, выпущенного в заполнение ямы 14; яма, как отмечалось выше, сооружена примерно в одно время со рвом, жертвенник впущен в яму после ее частичного заполнения грунтом;
•	одного из захоронений (?) в могильной яме 9 (центральной);
•	ямы 19 (жертвенной), синхронной погребениям наиболее поздней западной-2 группы3.
Вполне возможно, что нам удалось зафиксировать самый последний акт ритуальной деятельности на комплексе. Отправители обряда завершили погребальный
1	В частности, не удалось проследить хронологическое соотношение двух центральных ям. Вероятно, нельзя исключить, что п.9 (восточное) было сооружено в связи с оформлением восточной группы периферийных погребений и является более ранним.
2	Видим здесь выражение мифо-ритуальной «асимметричности» и противопоставления «запада» и «востока» в обряде кургана 25. Такое противопоставление заметно и в некоторых других чертах обряда.
3	Синхронизация произведена Л.Л.Гайдученко. Было установлено, что останки туш нескольких жертвенных животных ритуально распределены по разным комплексам внутри некрополя. См. подробнее в составе описания ямы 19.
цикл кургана крупной жертвенной ямой (№ 19) и «почтили жертвой» самую первую (?) жертвенную яму в составе комплекса (№ 14). Длительность цикла, возможно, определялась продолжительностью функционирования ям-склепов, в которые неоднократно вводились подзахоронения. С прекращением использования комплекса в качестве кладбища перестают совершать жертвоприношения, надмогильные конструкции не пробуют подновлять или ремонтировать. Общая насыпь над погребальной площадкой не возводилась, но из развалов надмогильных конструкций на ней постепенно формировалось невысокое и аморфное в плане всхолмление. Следовательно, термин «курган» может употребляться здесь только условно и по традиции.
2. Погребения
Погребение 2 (рис. 12, 2). Относится к западной-1 группе погребений. Ориентировка ямы ЮЗ-СВ, 40°. Очертания ямы овальной формы 1,8х 1,15 м зафиксированы на уровне (-12) см, дно - на уровне (-71 )-(-72) см. Стенки ямы сильно деформированы, с субвертикальной профилировкой. СВ часть ямы занимает обширный уступ, уровень уступа (-35). Стенка уступа со стороны ямы покатая. Размеры ямы по дну 1,1x1,0 м. Заполнение состоит из серой гумусированной супеси с вкраплениями желтого песка. В заполнении встречены осколки небольшого сосуда (№ 10; рис. 12,1), хорошо видно, как они «скатываются» в полость ямы от ее СЗ угла. В южной части ямы в 40-50 см выше дна залегала ветвь нижней челюсти КРС, в заполнении выше уступа - обломок трубчатой кости животного. Останков скелета на дне ямы не обнаружено.
К реконструкции. Для ямы выбрали место в ЮЗ секторе могильного поля в пределах внутреннего «пятачка» площадки. Яму сориентировали радиально. В верхней части яма имела подпрямоугольную форму с зао-валенными углами размером 1,8x1,15 м. На глубине около 0,5 м от поверхности в СВ части ямы оставили обширный уступ-ступеньку. Заглубленная часть ямы, вероятно, предназначенная для сооружения погребальной камеры, имела размеры 1,1x1,0x0,35-0,4 м. Глубина ямы составляла 0,8-0,9 м от уровня древней поверхности1.
Отсутствие остатков скелета, инвентаря, а также следов перекрытия и погребальной камеры говорит о том, что захоронения в яме не было. Однако какие-то обряды при яме все-таки совершались. О них свидетельствует сосуд № 10. Первоначально сосуд располагал
ся на краю ямы в районе ее СЗ угла. Он был разбит или раздавлен, и уже затем его фрагменты попали в полость ямы вместе с затеком грунта. Наличие в пределах погребения костей животных, скорее всего, объясняется случайностью.
Погребение 4 (рис. 13). Располагается к югу от комплекса центральных ям в составе западной-1 группы погребений. ЮЗ угол п.4 прорезан контуром ямы 3 (жертвенной). Очертания ямы были выявлены на уровне (-20), дно - на уровне (-70)-(-80). Заполнение состоит из гумусированной супеси. Стенки ямы, во многих местах оплывшие и прорезанные норами, имели небольшой наклон ко дну. СЗ угол погребения разрушен наклонно идущим грабительским лазом. Форма лаза округлая, размеры 1,2х 1,0 м. Лаз достигает дна ямы. Судя по сохранившимся фрагментам контура ямы, она имела подпрямоугольную (близкую к квадрату) форму с примерными размерами в придонной части 2,3x2,0 м и была ориентирована по сторонам света.
При расчистке очертаний ямы в большом количестве были встречены кости животных.
О.к. № 15 (верхняя часть грабительского лаза, переотложено):
КРС - две первые фаланги одной особи (вероятно, взрослой), голень той же особи, два первых шейных позвонка двух особей.
О.к. № 18 (над погребением, уровень залегания (+10) -(-20) см, переотложено):
КРС № 1 - череп с нижней челюстью и нижние отделы обеих задних конечностей одной молодой особи;
КРС № 2 - череп, первый шейный позвонок, пястная кость одной взрослой особи, анатомический порядок нарушен;
овца - череп с нижней челюстью и нижние отделы передних и задних конечностей одной молодой (не старше 18 мес.) особи; нижняя челюсть взрослой особи;
коза - нижняя челюсть взрослой особи.
О.к. № 17 (хорошо сохранившийся жертвенный комплекс над ЮВ углом погребения):
КРС - череп с причлененной нижней челюстью, атлантом и эпистрофеем. Кости залегают в анатомическом порядке, череп обращен на север. Параллельно по линии С-Ю под череп положены кости нижних отделов передних и задних конечностей. Все кости КРС являются останками одной взрослой особи;
Могильная яма аналогичной конструкции, возможно, имитирующая катакомбу, была встречена на СМ (п. 18) (Генинг, Зданович Г., Генинг, 1992, с. 171-178).

Рис 13 Яма 3 и погребение 4: I - обший план (1 - наконечник стрелы; 2 - нож и шило (медь), галька и кусочки азурита; 3 — раковина; 4 — каменный наконечник стрелы); 2, 3 — разрезы ямы и погребения
овца - два черепа с причлененными нижними челюстями, нижние отделы передних и задних конечностей двух взрослых особей. Черепа овец уложены параллельно друг другу под кости КРС, несколько выступая из-под них; оба черепа обращены на север. Кости конечностей овец залегают под черепами.
На уровне залегания останков жертвенных животных в потревоженной грабителями и землероями центральной части ямы находились куски дерева, фрагменты сосудов № 6,7 (рис. 10,2; 15,1) и два наконечника стрелы - костяной и кремневый (рис. 16,3,4). Более определенная картина наблюдалась в ЮЗ части ямы, где расчищены две крупные деревянные плахи (останки перекрытия), поверх которых были распланированы фрагменты сосуда № 11 (рис. 14, 3). На дне ямы вдоль ее восточной стенки залегали компактные развалы четырех сосудов. Сосуды располагались попарно: сосуды № 17, 18 (рис. 15, 3, 4) в районе СВ угла, сосуды № 19,20 (рис. 14,5,6) вблизи ЮВ угла ямы. Обломки еще пяти сосудов (сосуды № 12-16, рис. 14,1,2, 4; 15,2,5) были сконцентрированы вдоль южной стенки. В ЮВ углу ямы сохранился in situ любопытный комплекс предметов: полупрозрачная галька горного хрусталя, три кусочка азурита, один из них с опоясывающей поперечной насечкой (рис. 16, 5), первые и вторые фаланги передней и задней конечностей двух особей КРС в анатомическом порядке, нож и шило из меди (рис. 16, 1, 2). Судя по обнаруженным там же чешуйкам бересты, предметы были уложены в небольшую коробочку или туесок в описанной последовательности.
В яме было захоронено три человека: А - женщина (?), Б - ребенок 8-12 лет, В - ребенок в возрасте 2 года ±6 мес. Ни один из скелетов даже фрагментарно не находился на дне ямы in situ1. Большая часть костей была извлечена из заполнения грабительского лаза.
Погребения 6 и 7 (рис. 17-19). Погребения входят в состав восточной группы погребений в ЮВ секторе площадки. Заполнение обоих погребений прорезано в верхней части жертвенной ямой 8.
Погребение 6. Очертания погребения были зафиксированы на уровне (-14) см, дно - на уровне (-52)-(-56) см. Яма имела прямоугольную форму, ориентировка ямы - СВ-ЮЗ, 28°. Размеры ямы у дна - 2,0-2,2х 1,15-1,25 м. Вдоль стенок были расчищены фрагменты древесного тлена. Останки перекрытия представлены шестью крупными плахами, которые залегали поперек ямы параллельно друг другу с интервалом 10-20 см (рис. 17). На дне ямы было расчищено по
гребение женщины старше 35 лет. Костяк лежал на правом боку в скорченном положении, головой на север; кисти рук сложены перед лицом (рис. 18). С правой стороны черепа в области виска был расчищен комплект металлических украшений, состоящий из двух подвесок в полтора оборота и расположенной между ними спиралевидной пронизи (рис. 20, 3), украшения изготовлены из медно-серебряного сплава. Перед лицом погребенной на полу ямы лежал кристалл кварца (рис. 20, 4). За головой, на расстоянии примерно 40 см от черепа, был обнаружен однолезвийный медный нож (рис. 20,1) в чехле, сохранились металлические детали чехла (рис. 20, 2). Возле ножа - кучка мелких камешков. В яме находилось два керамических сосуда: № 21 (рис. 20,7) - в районе ЮЗ угла и № 22 (рис. 20,6) - в СЗ углу ямы. Возле сосуда № 21, в самом углу ямы, размещались костные останки двух жертвенных овец разного возраста: дистальные отделы всех конечностей обеих особей, черепа с причлененными нижними челюстями, подъязычными костями, атлантами и частями эпистрофеев. Останки располагались следующим образом: внизу на 1-2 см выше дна - кости дистальных отделов всех задних конечностей, затем - кости дистальных отделов передних конечностей и черепа. Копытные фаланги дистальных отделов задних конечностей ориентированы на СВ, копытные фаланги всех передних конечностей - на 3 или ЮЗ. Оба черепа обращены лицевыми отделами на СВ. Череп № 1 (полу-взрослая особь) сильно разрушен, залегал на левом боку. Череп № 2 (взрослая особь) был перевернут, так что вверху оказалась нижняя челюсть, сохранившая сочлененность с черепом. В ЮВ части ямы обнаружен еще один череп овцы, принадлежащий жертвенному животному из ямы 8.
Погребение 7. Очертания ямы были зафиксированы на уровне (-42) - (-47) см, дно - на уровне (-110) см. Яма имеет подпрямоугольную форму, сориентирована СВ-ЮЗ, 45°. Размеры ямы в верхней части -1,45x0,9 м, у дна -1,15x0,6-0,65 м. Размеры ямы уменьшаются за счет уступов, оставленных вдоль обеих торцевых и ЮВ длинной стенок. Уступы фиксировались с уровня (-70) см.
Поверх ЮВ уступа были размещены останки жертвенных овец. В состав остеологического комплекса входят два черепа и дистальные отделы четырех передних и четырех задних конечностей овцы с добавлением
1 Определения антропологических останков выполнены Р.У.Линдстромом. См. подробнее в разделе III данной монографии.
Рис. 14. Погребение 4. Керамические сосуды: 1 — № 12; 2 — № 15; 3 — № 11; 4 — № 13; 5 — № 20; 6 — № 19
Рис. 15. Погребение 4. Керамические сосуды: 1 — № 7; 2 — № 16; 3 — № 18; 4 — № 17; 5 — № 14
3 Зак. 77
Рис. 16. Погребение 4. Инвентарь: 1 - нож; 2 - шило; 3, 4 - наконечники стрел; 5 - галька горного хрусталя и кусочки азурита (1,2 - медь; 3,5 - камень; 4 - рог)
двух голеней. Суммарно в жертвеннике представлены останки трех особей. Останки были распланированы вдоль уступа на всем его протяжении в сублинейной последовательности. В ненарушенном состоянии сохранилась лишь восточная часть остеологического комплекса, содержащая останки овцы № 1. Копытные фаланги дистальных отделов задних конечностей особи ориентированы на ЮЗ, передних - на СВ. Череп размещался рядом с костями задних конечностей, частично их перекрывая, на правом боку, лицевым отделом в СВ направлении. В нижней части ямы вдоль ее СВ и СЗ
стенок фиксировались деревянные плахи толщиной до 10 см, уложенные на ребра, причем в западном углу ямы плахи были обуглены. На дне ямы находился скелет ребенка в возрасте 2 года ± 6 мес. Скелет лежал на левом боку, головой на ЮЗ, кисти рук сложены перед лицом, ноги слегка подогнуты. В головах погребенного стоял неорнаментированный сосуд (№ 23) (рис. 20, 5), а перед лицом находилась выкладка из пяти астрагалов животных (два астрагала КРС и три - овцы). Над погребением на уровне (-15) см была найдена ножевидная пластина (рис. 11,4).
Рис. 17. Погребение 6. План перекрытия могильной ямы и разрез по линии Г - Г
Рис. 18. Погребения 6, 7 и яма 8. Общий план и разрез по линии Б - Б, (1 -горного хрусталя; 4 - астрагалы)
нож и остатки ножен; 2 - камешки; 3 - кристалл
Рис. 19. Погребения 6 и 7: 1 - деталь погребения 6; 2 -общий вид погребения 7
К реконструкции обряда погребений 6 и 7. Погребения, безусловно, разновременные, причем п.7 более раннее. Очертания п.7 перекрыты сверху слоем желтого песка, поэтому их удалось зафиксировать только на 20-30 см ниже уровня «материка». Напротив, очертания п. 6 (как и ямы 8) отчетливо фиксировались на материковой поверхности. Песок, распланированный поверх п. 7, по-видимому, связан с выкидом из кольцевого рва. Следовательно, п.7 сооружено раньше рва, а п. 6 - позже. Позднее в край насыпи над п. 6 была врезана жертвенная яма 8, причем к этому времени п.7 было почти полностью заполнено грунтом, а камера п. 6 была еще полой.
Основные черты обряда в принципе полностью ясны из описания погребений. Чтобы не повторяться, ограничимся только отдельными замечаниями.
Погребение 6 имело глубину 65-70 см от древней поверхности. Все внутреннее пространство ямы использовалось как погребальная камера. Стенки ямы облицованы деревом. На уровне древней поверхности яма была перекрыта шестью поперечными плахами (горбылями), на которые был уложен какой-то более легкий (и не сохранившийся) строительный материал (например, тростник и т.д.). Судя по тому, что при разрушении конструкций несущие плахи перекрытия оказались значительно выше дна, грунт из надмогильной насыпи довольно легко просачивался в погребальную камеру. В погребальной камере было совершено захоронение пожилой женщины. Погребение сопровождалось достаточно богатым и своеобразным инвентарем. Возможно, перед нами тот случай, когда в погребальном обряде оказалась отраженной «профессиональная» характеристика погребенного. В данном случае речь может идти о лице, связанном с ритуальной деятельностью. Имеем в виду «магический кристалл» и (гадательные?) камешки в составе инвентаря. Погребение сопровождалось выкладкой из частей туш двух овец; шкуры при жертвенных животных отсутствовали.
Погребение 7 имело глубину около 1,25 м от древней поверхности. Размеры ямы в верхней части 1,4-1,5x0,9 м. На глубине 0,8-0,9 м яма сужена за счет оставления прямоугольных уступов вдоль стенок. В суженной и заглубленной части ямы, вероятно, оборудовали погребальную камеру из деревянных плах (если предположить, что от стенок камеры сохранился только нижний ярус). Внутренние размеры погребальной камеры в плане должны были составить примерно 1,0x0,55 м, высота камеры (ее логично сопос-
д»
Вис. 20. Погребения 6 и 7. Погребальный инвентарь: 1 -медный нож; 2 - ножны (медные детали и реконструкция); 3 - набор украшений из медно-серебряного сплава; 4 - кристалл кварца; 5 - сосуд № 23; 6 - сосуд № 22; 7 - сосуд № 21 (1-Л, 6, 7 -погребение 6; 5 - погребение 7)
тавить с уровнем уступов) составляла около 0,4 м. На уровне уступов камеру должны были перекрыть деревом, которое не сохранилось. Определенная роль в обряде была отведена огню. Обугливание (но не сгорание) одного из углов погребальной камеры можно объяснить тем, что вскоре после возжигания огня доступ воздуха в камеру был прекращен. В отношении останков жертвенных животных из п. 7 интересен пример «составления» жертвы из частей туш нескольких особей одного биологического вида1.
Погребения 9,10,11. Погребения 9 и 10 составляют комплекс центральных погребений. Погребения размещены симметрично относительно геометрического центра площадки, ориентированы длинными сторонами близко к оси С-Ю. Погребения разделяет материковая стенка толщиной 0,5-0,7 м. В северной части стенки зафиксирован прокоп шириной 0,8 м, прослеженный до уровня (-60). Оба погребения были разграблены в древности, впоследствии оказались в пределах обширного котлована, образованного норами землероев. Последовательность сооружения погребений установить не удалось. Погребение 11, впускное в заполнении погребения 9, относится к эпохе финальной бронзы или РЖВ.
При расчистке верхних горизонтов памятника над погребениями 9 и 10 встречены разрозненные кости человека и животных, фрагменты сосудов, ранее залегавших в погребениях, а также отдельные предметы погребального инвентаря: каменная булава (рис. 21,3), медный втульчатый крюк (рис. 21,7), шило (рис. 21,2), топор-тесло (рис. 21, 1), медная скрепка (рис. 21, 5), изделие из рога (рис. 21,4).
В районе погребений 9 и 10 также была выявлена целая серия скоплений костей жертвенных животных (остеологические комплексы № 5-11). Любопытно, что оптимально сохранившиеся комплексы (№ 6-8,10-11) как бы образуют контур вокруг центральных погребений (рис. 8). Приведем краткое описание всех зафиксированных остеологических комплексов.
О.к. № 5 (уч. Г/4, северо-западный сектор участка, в районе ямы 10, гл. (+7) см):
лошадь - одна первая фаланга взрослой особи;
КРС - плюсневая кость с костями предплюсны - пяточной и астрагалом. Останки одной взрослой особи?
О.к. № 6 (там же, ниже, сопровождено развалом сосуда № 4):
КРС - плечевая кость, пяточная и плюсневая кости, ребра; анатомический порядок нарушен. Одна взрослая особь.
Скопление костей № 7 (уч. Г/4, над ямой 10, гл. (-4 см):
лошадь - останки черепа с причлененной нижней челюстью и нижние отделы всех четырех конечностей. Лобные кости проломлены, не исключено, что это следы прижизненного удара в процессе жертвоприношения. Лошадь взнуздывалась - имеются следы воздействия удил на вторых нижних предкоренных зубах; нижние отделы конечностей аккуратно отчленены: передние - в области запястья, задние - предплюсны. Все останки принадлежат одной не вполне взрослой особи (до 4-5 лет). Череп ориентирован лицевым отделом в западном направлении, слегка запрокинут на левую сторону и смещен относительно нижней челюсти. Сохранность черепа плохая. Кости дистальных отделов всех четырех конечностей залегали под нижней челюстью немного к северу. Первоначальное положение и анатомический порядок расположения элементов сохраняли только кости дистального отдела правой задней конечности, ориентированного фалангами в ЮЗ направлении. Все другие останки были завалены к югу (так же, как и череп).
Скопление костей № 8 (уч. Г/4, гл. (-5), на краю ямы 10):
лошадь № 1 - череп с причлененной нижней челюстью и нижние отделы двух передних и одной задней конечностей взрослой особи. На вторых предкоренных зубах имеются следы от удил. Положение черепа изменено;
лошадь № 2 - две передние конечности (полные и частично в анатомическом порядке) жеребенка, в возрасте предположительно до полугода.
Скопление костей № 9 (кости из верхних слоев уч. Б/4-Б/5, Г/4-Г/5):
лошадь - обломки зуба нижней челюсти;
овца - шейные позвонки, два из которых располагались в анатомическом порядке, одна бедренная кость и одна первая фаланга; все - останки одной взрослой особи.
Скопление костей № 10 (уч. Б/4, гл. (+18), к востоку от ямы 9):
КРС - череп с нижней челюстью, особь взрослая.
Скопление костей № 11 (уч. Б/4, юго-западный сектор участка, гл.(+2), к востоку от ямы 9):
КРС - шесть ребер, сохранивших анатомический порядок;
коза - череп с нижней челюстью, две полные передние и две полные задние конечности, часть которых
1 См. подробнее в разделе V монографии.
Рис. 21. Грабительские выбросы из погребений 9 и 10: 1 - топор-тесло; 2 - шило; 3 - навершие булавы; 4 - изделие из рога; 5 - скрепка; 6 - наконечник стрелы; 7 - крюк (1, 2, 5, 7 - медь; 3, 6 - камень; 4 - рог)
сохранила анатомический порядок. На лобной части черепа имеется пролом.
Погребение 9 (рис. 22). Стенки ямы в верхней части почти полностью разрушены норами землероев. Вблизи дна яма приобрела форму подпрямоугольника со сторонами 4,6 и 3,1 м. Яма была ограблена. На уровне (-5)-(-10) см по центру восточной стенки ямы в перемешанном пестроцветном грунте были расчищены скопление костей человека и животных и обломки деревянных плах. Скорее всего, эти останки были извлечены из ямы грабителями. Некоторые человеческие кости были окрашены окислами меди. При выборке заполнения ямы по всей площади погребения на разных уровнях были обнаружены разрозненные и хаотически размещенные костные останки людей и животных, куски деревянных плах, абразивный камень (рис. 30,5), костяное изделие (рис. 29,7), обломки трех сосудов (№ 24,26,27; рис. 24,4; 25,1,2)’. Развалы еще трех сосудов (№ 25,28,29; рис. 24,1-3) располагались на дне и чуть выше дна ямы вдоль ее восточной стенки. Уже за пределами ямы - примерно в 0,5 м от ее южной стенки - в заполнении норы был найден кремневый наконечник стрелы (рис. 21,6). Дно ямы, во многих местах прорезанное норами, было зафиксировано в СВ секторе на уровне (-140).
Как показал анализ антропологического материала, в яме было погребено 6 человек: А - мужчина в возрасте от 18 до 23 лет, Б - мужчина (?) старше 18 лет; В -женщина от 14 до 23 лет, Г - женщина в возрасте от 18 до 23 лет (?); Д - ребенок, 4 года ± 1 год; Е - ребенок 6-7 лет.
В заполнении ямы были выявлены также кости животных:
лошадь - останки черепа, нижней челюсти и костей конечностей. Вероятно, одна взрослая особь;
КРС - первые фаланги и отдельные обломки костей конечностей молодой особи (теленка). Останки двух взрослых особей;
овца - фрагменты черепа, нижней челюсти, ребер и костей конечностей, вероятно, от нескольких особей. Уверенно отмечаются две взрослые особи и один ягненок;
коза - фрагменты черепа.
Большинство костей переотложено.
Погребение 11 было расчищено в верхних слоях п. 9 на уровне (-5)-(+3) см. Очертания ямы не зафиксированы. Погребенный - ребенок в возрасте 6 мес. ± 3 мес. - лежал на спине, с руками, вытянутыми вдоль туловища, с выпрямленными ногами, головой на ССЗ
(рис. 22; 23). Костяк отличался очень хорошей сохранностью. Инвентарь отсутствовал. В пределах погребения была обнаружена фаланга руки взрослого человека. Стратиграфия захоронения и характер обряда заставляют вынести датировку погребения 11 за пределы эпохи средней бронзы.
Возможно, с погребением 11 следует соотнести находку в верхних слоях кургана небольшого, сильно фрагментированного сосуда № 5, украшенного «жемчужинами» и гирляндами ногтевых оттисков (рис. 25, 3). Не исключено, что сосуд изначально располагался на краю могильной ямы выше погребения. По совокупности данных, комплекс погребения 11 можно датировать эпохой финальной бронзы - ранним железным веком.
Погребение 10 (рис. 26). На уровне (-10)-(-15) см яма имела размытые овалообразные очертания, испещренные норами землероев, с осевыми размерами 4,2 и 3,2 м. Очертания ямы в районе дна прямоугольные, 3,5x2,5 м. Стенки вплоть до самого дна ямы фиксировались неотчетливо. Южная и центральная части ямы носили явные следы позднейших перекопов, вероятно, неоднократных. Заполнение этой части ямы пестроцветное перемешанное (серая гумусированная супесь, песок, коричневатая слабогумусированная супесь) с обильным содержанием разрозненных и переотложенных материальных остатков.
В заполнении встречены фрагменты шести человеческих костяков: А - мужчина в возрасте 18-22 лет, Б -женщина 15 (?) лет, В - ребенок возраста 4± 1 год, Г -ребенок старше 2 лет, Д - ребенок в возрасте 1 год ± 6 мес., Е - ребенок до 6 мес. (новорожденный). Кроме костей человека, выявлены останки жертвенных животных:
лошадь - останки черепа с нижней челюстью и нижние отделы двух передних и двух задних конечностей одной взрослой особи;
КРС - нижняя челюсть;
овца - два разрушенных черепа (один с нижней челюстью), передние и задние конечности двух взрослых особей.
Керамика представлена фрагментами четырех сосудов (№ 30-33; рис. 25,5; 28,6,8)2. Все фрагменты залегали в ЮВ секторе ямы на уровне (-119)—(-155) см.
1	В заполнении ямы также были выявлены фрагменты сосудов № 4, 6, 28 и сосуда № 1 из п.1 кургана 26 того же могильника. Расстояние между курганами 140 м.
2	Два из них - № 32 и 33 - представлены некрупными расслоившимися фрагментами без орнамента.
Рис. 22. Погребения 9 и И. План (1 - изделие из рога; 2 - абразивный камень)
Погребальный инвентарь также представлен медным шилом (рис. 29, 6), «лопаточкой» из рога (рис. 29, 1), плоским костяным диском с центральным отверстием (рис. 29,2), пятью разрозненными подвесками из клыков лисицы (корсака) (рис. 30,2) и бусинами из камня (15 шт.) и меди (1 шт.) (рис. 30,3).
Вдоль северной стенки ямы в нетронутом виде сохранился участок дна шириной 0,7-0,8 м. Находящиеся здесь предметы были погребены под остатками деревянного перекрытия ямы, в слое песка, который по своему цвету и плотности мало отличался от коренного грунта.
Параллельно стенке ямы в один-два ряда располагалось восемь сосудов (сосуды № 34-41; рис. 25, 4, 6; 28, 1-5, 7). Сосуды № 38 и 39 находились внутри сосуда № 37. Сосуд № 36 деревянный, в виде полусферической чаши (рис. 25, 6). Под сосудом были расчищены кости утки (исходно - часть тушки). Под сосудом №41 (миниатюрный острореберный горшочек с двумя отверстиями на шейке) залегали кости дикого кабана: две первые и две вторые фаланги конечностей двух особей в сочленениях. На костях были расчищены две пастовые бусины белесого цвета. Возле сосуда № 41, к западу от него, была обнаружена «лепешка» древесной смолы, под которой находилась медная спиралька и округлый кусочек металла, ниже сохранилась полоска березовой коры. К северу от сосуда № 41, ближе к стенке ямы, на полу лежали медное шильце (рис. 29, 5), оконтуренное органическим тленом, еще один кусок древесной смолы, костяное изделие в форме сильно усеченного конуса с треугольными нарезками по краю (рис. 29, 3), подвеска из клыка лисицы и подвеска из клыка собаки (рис. 30, 1, 2). Две аналогичные подвески располагались к востоку от сосуда. В СВ углу ямы, остриями к углу, лежали три каменных наконечника стрелы (рис. 29, 9-11). В районе СЗ угла, возле сосуда № 34, лежал белемнит (рис. 30,4). При зачистке северной стенки в 60 см выше дна был найден медный топор-тесло (рис. 29, 4). Предмет залегал в слое однородного желтого песка.
В полу ямы, у ее западной стенки, было выявлено два отдельных детских захоронения.
Детское захоронение «Ж» располагалось в ЮЗ секторе ямы. Дополнительно заглублено в пол на 7-8 см. Форма углубления овальная, размером 0,60x0,25 м. Костяк лежал на правом боку, головой на север, лицом к стенке ямы. Положение костяка скорченное, кисти рук сложены перед лицом, ноги слегка подогнуты.
Рис. 23. Погребение 11. Общий вид
Прямо под костяком в округлой ямке стоял керамический сосуд (№ 42)1, устье сосуда было перекрыто бедренными костями скелета (рис. 27, 2). В ногах погребенного был уложен набор мелких костей овцы (семь астрагалов и три фаланги); здесь же находились три клыка лисицы (корсака), два из которых имели сквозные отверстия в корневой части. На черепе погребенного с левой стороны обнаружена дисковидная бусина из серпентинита (рис. 30, 3). Возраст ребенка 1,5 года±6мес.
Детское захоронение «3» находилось в СЗ секторе ямы. Углублено в пол на 5 см. Форма углубления овальная, 0,65(?)х0,25 м. Костяк располагался скорченно на
1 Сохранность сосуда № 42 очень плохая. Сосуд горшечного типа, плавнопрофилированный, с неорнаментированной залощенной поверхностью.
Рис. 24. Погребение 9. Керамические сосуды: 1 - № 29; 2 - № 25; 3 - № 28; 4 - № 24
Рис. 25. Погребения 9, 10, 11. Сосуды: 1 - № 27; 2 - № 26; 3 - № 5; 4 - № 40; 5 - № 30; 6 - № 36 (1, 2 - погребение 9; 3 - погребение 11 (?); 4-6 - погребение 10; 1-5 - керамика, 6 - дерево)
Рис. 26. Погребение 10. План (1 - костяной диск; 2 - подвески из клыков животных; 3 - медное шило; 4 - белемнит; 5 - древесная смола; 6 - медный топор-тесло; 7 - пронизь из меди; 8 - каменный наконечник стрелы; 9 - бусы)
Рис. 27. Погребение 10: 1 - схема реконструкции могильной ямы (фрагмент СВ угол ямы); 2 - разрез ямы по линии А-А(
правом боку, головой на север. Кисти рук сложены перед лицом, нижняя часть скелета разрушена норой. За спиной погребенного лежал набор астрагалов животных (кабана — 1 шт., овцы - 7 шт., козы - 3 шт., сайги - 2 шт.). На левой стороне черепа была расчищена оригинальная каменная бусина с шишечками (рис. 29, 8/ Возраст ребенка 1,5 года ± 6 мес.
Остатки деревянного перекрытия сохранились только в северной части ямы. В 10-35 см выше дна были расчищены крупные фрагменты трех-четырех поперечных и двух продольных плах. Поперечные плахи, не образуя сплошного настила, располагаются с ин
тервалами 10-20 см. Обе продольные плахи смещены к краям ямы. Сохранность дерева плохая и стратиграфическое соотношение продольных и поперечных плах осталось не вполне ясным. В СВ углу ямы были зафиксированы незначительные фрагменты деревянных стенок погребальной камеры.
К реконструкции. Центральные погребения 9 и 10, безусловно, представляли собой единый ритуальный комплекс, созданный по общему плану. Ямы имели одинаковую глубину, равную 1,5-1,6 м от уровня древней поверхности. Размеры ям в плане различаются: 4,5x3 м (п.9) и 3,5x2,5 м (п. 10). Ямы имели общий вход,
Рис. 28. Погребение 10. Керамические сосуды: 1 - № 37; 2 - № 35; 3 - № 41; 4 - № 39; 5 - № 34; 6 - № 31; 7 - № 38; 8 - № 32
2
t___i__i
Рис. 29. Погребения 9 и 10. Погребальный инвентарь: 1 - лопаточка; 2, 3 - диски; 4 - топор-тесло; 5, 6 - шилья; 7 - изделие из рога; 8 - бусина; 9-11 - наконечники стрел (1-3, 7 - кость и рог; 4-6 - медь; 8-11 - камень; 1-6, 8-11 - погребение 10; 7 - погребение 9)
4 Зак. 77
Рис. 30. Погребения 6, 9, 10. Инвентарь: 1 - подвески из клыков собаки; 2 - подвески из клыков корсака; 3 - каменные бусы; 4 - кристалл кварца и белемнит; 5 - абразив (1-3, 4(2) - погребение 10; 4(1) - погребение 6; 5 - погребение 9)
который читается как проем в разделяющей их стенке размером 0,8x0,5x0,75 м. Признаков наличия над центральными погребениями монументальных надмогильных конструкций не отмечено.
Скорее всего, центральные ямы функционировали в качестве склепов1, т.е. захоронения в них производились на протяжении достаточно длительного отрезка времени. К сожалению, об этом могут свидетельствовать только косвенные признаки:
•	большое количество погребенных (6 человек в п. 9 и 8 человек в п. 10)2;
•	«ярусность» захоронений; вероятно, самыми ранними в п. 10 были детские захоронения «Ж» и «3», заглубленные в пол ямы;
1 Склеп - «усыпальница, длительное время служившая местом погребения членов одной семьи или рода» (Савостина, 1986, с. 84).
Т.е. в двух центральных ямах захоронена половина от всех погребенных в кургане.
•	возможно, наличие вторичных захоронений1;
•	разброс сезонных датировок;
•	возможность синхронизации (по данным стратиграфии и костям жертвенных животных) захоронений в центральных ямах как с погребениями более ранней западной-1, так и более поздней запад ной-2 групп.
Заметим, что если вывод о длительном функционировании центральных погребений верен, то в них может оказаться разновременной инвентарь. Этот момент следует учитывать при анализе инвентаря.
Некоторое представление о внутреннем устройстве центральных ям можно составить по северной части погребения 10 (рис. 27,1). Судя по всему, в яме было две камеры - верхняя и нижняя, разделенные перекрытием. Основу перекрытия составляли мощные деревянные плахи, уложенные продольно яме и поперечно, с интервалом в 10-20 см. Поверх них был настлан какой-то легкий материал (тростник?). Исходную высоту внутреннего перекрытия в п. 10 логично соотнести с зафиксированным уровнем пола «тамбура-входа». В таком случае высота как нижней, так и верхней камеры будет соответствовать 0,7-0,8 м. Стенки нижней камеры были облицованы «досками». Пол или часть пола были выстланы «досками» или лубом. Останки умерших в основном размещались на полу ямы, однако два самых первых (?) детских погребения были заглублены в пол. Не исключено, что верхняя камера несколько уступала по своей площади нижней камере и представляла собой деревянный «сруб», установленный на внутреннее перекрытие. От «сруба» частично сохранился (в виде «рамы») только нижний венец. Предполагаемые внутренние размеры верхней камеры Зх 1,7 м. Использовалась ли эта камера для помещения в нее останков умерших или костей - неясно. С большой долей вероятности можно утверждать, что в ней стояли сосуды № 30-33. Промежутки между стенками «сруба» и стенками ямы были засыпаны песком, при совершении обряда в засыпку был помещен медный топор-тесло.
Погребение 12 (рис. 31; 32). Входит в состав запад-ной-2 группы погребений, располагается на западной оконечности погребальной площадки почти вплотную к стенке кольцевого рва. Погребение прорезает оплы-вину выкида-вала, сформированного при сооружении рва, очертания ямы проявились в плане сразу же после удаления распаханного слоя почвы (рис. 6). На уровне (-10) контуры ямы овальной формы, 3,5x2,5 м, сливались с очертаниями рва. При расчистке верхних контуров погребения было найдено медное долото (рис.
33, 11), на прилегающем к погребению отрезке рва -крупная медная скрепка.
На уровне (-50) очертания ямы приобрели четкую подпрямоугольную форму размером 3,5x2,2-2,3 м. Яма сориентирована по оси С-Ю. Дно в яме было зафиксировано на уровне (-272)-(-275) см. До уровня (-195) стенки ямы вертикальные, ниже пространство ямы заужено грунтовыми уступами. Вдоль южной стенки ямы узкий прямоугольный уступ-выступ был зафиксирован на высоте 80 см от пола. Уступы вдоль северной, западной и восточной стенок были более широкими (до 20 см) и имели сохранившуюся высоту 20-35 см. Фиксация уступов облегчалась полосчатой структурой материка, сложенного прослойками красновато-коричневой глины и желтого песка. Размеры ямы по дну 3,0х 1,8-1,9 м.
На торцах уступов хорошо сохранились минерализованные останки деревянной облицовки. «Доски» были уложены горизонтально на ребра в несколько ярусов. Для закрепления нижнего яруса «досок» в полу ямы были сделаны желобчатые выемки грунта. Ширина выборок 3-4 см, глубина 2-А см. В южной части ямы, сильно нарушенной грабительским вкопом, выборки не фиксировались. На площадках уступов обеих длинных и северной торцевой стенок ямы располагались остатки плах (горбылей) нижнего поперечного перекрытия. Обломки обвалившегося перекрытия фиксировались также у дна ямы в ее северной половине. Поверх плах нижнего поперечного перекрытия вдоль каждой из длинных стенок ямы было расчищено по одному мощному бревну, уложенному продольно. Западное бревно сохранилось по всей длине. Оба бревна были перекрыты фрагментами верхнего поперечного перекрытия. На уступе у южной торцевой стенки ямы сохранились сильно обугленные остатки третьей продольной плахи, уложенной по оси ямы.
У северной стенки ямы поверх всей системы перекрытий были расчищены останки двух жертвенных лошадей. Основная масса костных останков принадлежала лошади № 1 (кобыла, возраст около 2,5 лет). В СЗ углу располагались кости дистального отдела правой передней конечности копытной фаланги в СВ направлении. Поверх них залегал череп с причлененной нижней челюстью и подъязычной костью в анатомическом порядке. Череп ориентирован лицевым отделом на юг, на лобных и теменных костях зафиксированы
1 На одном из черепов п.9 были отмечены следы погрыза (собакой?). Это можно объяснить тем, что предварительно труп был выставлен на открытой поверхности.
Рис. 31. Погребение 12. План до уровня (-260) - (-270) см (1 - обломок клиновидного орудия;
2 - медная подвеска; 3 - наконечник стрелы из кости; 4 - наконечник стрелы из кремня)
Рис. 32. Погребение 12. План дна могильной ямы (1 4 - каменный молоток)
кости козы; 2 - кости скелета козленка; 3 - каменная плитка;
проломы. Между затылочной частью черепа и северной стенкой ямы располагалась правая лучевая + локтевая кость, ориентированная нижним концом на запад. Другие останки лошади № 1 были сконцентрированы по центру северной стенки ямы. Параллельно стенке нижними концами в западном направлении размещались кости дистальных отделов левой передней и обеих задних конечностей и большие берцовые кости. Восточнее указанных останков, частично их перекрывая, располагалось в анатомическом порядке пять первых шейных позвонков той же особи. Здесь же находились останки лошади № 2 - астрагал и пяточная кость. Ввиду того, что при разрушении перекрытий и уступа кости частично оползли в погребальную камеру, проследить сравнительное положение останков особей № 1 и 2 подробнее не удалось.
Заполнение верхней части ямы сложено однородной темно-серой гумусированной супесью. На уровне (-20) вдоль северного края очертаний ямы читалась линза желтого песка. По мере углубления ямы граница песчаного слоя смещалась к югу и на уровне (-115) песок занимал уже почти половину площади ямы. На этом же уровне гумусированная супесь, заполнившая южную часть ямы, приобрела явный характер пере-меса, и в заполнении стали встречаться мелкие фрагменты керамики и кости. Четкие очертания вкопа размером 1,9х 1,5 м были получены на уровне (-248) см. В 15 см выше дна ямы очертания вкопа исчезли. Из заполнения вкопа были извлечены фрагменты двух сосудов (№ 43 и 44; рис. 33,10)1, один каменный и три костяных наконечника стрел (рис. 33,2-5), мелкие изделия из меди: пронизь желобчатая в полтора оборота (рис. 33,7), заклепка (рис. 33,8), обломок клиновидного орудия (рис. 33, 6), а также сплеск металла. Костей животных не встречено. Кости человека принадлежат двум индивидам. Череп (без нижней челюсти), обнаруженный на уровне (-180) см вблизи ЮЗ угла ямы, принадлежит женщине в возрасте старше 50 лет (костяк Б). Все другие костные останки принадлежат женщине 18-21 года (костяк А).
Дно в яме ровное, плоское, сложено красновато-коричневой глиной и покрыто слоем рыхлого коричневого тлена толщиной до 0,5 см. Вдоль северной стенки в полу поперек ямы выбрана полоса грунта. Ширина выборки в верхней части 12-20 см, глубина 4-6 см, сечение выборки полукруглое. Расстояние между выборкой и стенкой ямы (уступа) 18-20 см. В заполнении выборки были расчищены останки горизонтально уложенного бревна. В центральной части ямы, с
сильным смещением к ее СЗ углу, в полу было обнаружено округлое углубление трапециевидного сечения. Диаметр углубления в верхней части 16-17 см, глубина от пола ямы 15 см. В заполнении углубления находились мелкие фрагменты древесного тлена, идентичные останкам на полу ямы. У ее восточной стенки была расчищена часть костяка А от тазовых костей книзу в анатомическом порядке. Костяк лежал на правом боку в скорченном положении головой к югу. Останки костяка были частично перекрыты плахами нижнего поперечного перекрытия (рис. 32). У нижнего конца берцовых костей скелета находился фрагмент сосуда № 44. В северной части ямы на полу примерно в 0,7 м от ступней погребенной лежали каменный молоток (рис. 33,1), крупная уплощенная галька темносерого цвета без следов искусственной подработки или использования и первый шейный позвонок взрослой особи козы. Безымянная кость той же особи располагалась к СЗ поверх очертаний выборки в полу с останками бревна. Вблизи СЗ угла ямы на краю очертаний выборки были обнаружены останки тушки козленка. Положение останков было измененным.
Выборка ямы производилась параллельно с выборкой прилегающего отрезка кольцевого рва. В районе ЮЗ угла ямы стенка рва, обращенная к яме, не фиксировалась. На уровне (-50) во рву, напротив ямы, под слоем гумусированной супеси проявилось пятно перемещенного грунта с преобладанием пепельно-серой светлой супеси, с песком и комками гумуса. На уровне (-90) пятно расширилось и приобрело форму параллелограмма со сторонами 2 и 1,2 м. Угол пятна прорезал верхние очертания погребения (рис. 6). На уровне (-105) см, который соответствует дну рва, пятно пропало. В пепельно-сером заполнении был найден фрагмент сосуда № 60 (рис. 33, 9). Другой фрагмент этого сосуда обнаружен в заполнении рва в северной части кургана.
К реконструкции. Погребение 12 относится к позднему этапу функционирования комплекса. Ко времени сооружения погребения ров вокруг комплекса уже какое-то время существовал, и выкид из рва, первоначально уложенный по краю площадки в виде вала, расплылся и потерял форму. Углубление рва частично заполнилось грунтом. В общем состояние комплекса было таково, что устроители п. 12 уже мало считались
1 Сосуд № 44 представлен неорнаментированными обломками стенок со следами заглаживания на наружной поверхности и отпечатками ткани на внутренней.
Рис. 33. Погребение 12. Инвентарь: 1 - молоток; 2-5 - наконечники стрел; 6 - обломок клиновидного орудия; 7 - подвеска; 8 - заклепка; 9 - сосуд № 60; 10 - сосуд № 43; 11 - долото (1,5 - камень; 2^1 - кость и рог; 6-8, 11 - медь; 9, 10 - керамика)
с рельефом, сложившимся на зрелой стадии существования могильного поля.
Яму для погребения копали с уровня оплывины условного «вала» вокруг площадки. Глубина ямы около 3 м. В конструкции погребения выделяется нижняя погребальная камера, оборудованная сложным перекрытием из деревянных плах. Характер верхней части ямы и надмогильного сооружения не вполне ясен.
Погребальная камера обустроена в нижней части ямы, зауженной уступам и-выступам и. Размеры камеры в плане в целом соответствуют размерам ямы по дну 3,0x1,8-1,9 м, высота камеры, судя по уровню южного уступа, составляла 0,8-0,9 м. Стенки погребальной камеры на всю высоту уступов были облицованы деревянными «досками» толщиной 2-А см, положенными в несколько ярусов, горизонтально на ребрах. Для закрепления нижнего яруса «досок» в полу по периметру ямы были сделаны узкие неглубокие канавки. Способ закрепления верхних ярусов «досок» и оформление углов конструкции остались невыясненными. Такими же «досками» (?) был выстлан пол камеры. Вдоль северного торца камеры при помощи горизонтального бревна, частично заглубленного в пол, был огорожен длинный узкий (1,8x0,2-0,3 м) отсек. Назначение отсека неясно, возможно, он как-то связан с захороненными рядом останками жертвенных животных1. В СВ секторе камеры выкопали ямку диаметром 16-17 и глубиной 15 см. Такие ямки обычно предназначались под опорные столбы перекрытия. Однако в нашем случае в ямке остатки деревянного столба не зафиксированы. Сама ямка сильно смещена от центра могильной ямы. Необходимость сдвигать в сторону опорные столбы связывают с традицией помещать в могильные ямы колесницы (От-рощенко, 1996а).
Погребальная камера имела трехслойное деревянное перекрытие. Нижний слой сплошной, составлен из березовых горбылей, уложенных концами на уступы поперек ямы. Поверх слоя горбылей вдоль длинных стенок ямы было уложено по одному бревну. По-видимому, еще одно бревно было размещено по продольной оси ямы. На продольные бревна были уложены плахи второго поперечного перекрытия. Затем в южной части ямы был разожжен огонь, размещенные здесь плахи частично обуглились. Огонь горел недолго, по-видимому, ввиду скорого прекращения доступа воздуха. Поверх всей системы перекрытий в северной части ямы были размещены останки двух жертвенных лошадей.
Верхняя камера, судя по аналогии с п. 24 и зафиксированной «методике» ограбления ямы (см. ниже), была полой. Высота камеры составляла около 1,5 м. Не исключено, что низ камеры - на высоту положения жертвенных животных - был засыпан грунтом. На уровне древней поверхности яма должна была иметь мощное деревянное перекрытие и надмогильную насыпь. Перекрытие не сохранилось, остатки насыпи прослежены в заполнении ямы.
На полу нижней (погребальной) камеры у западной стенки был положен труп (А) молодой женщины. Телу придали скорченное положение на правом боку продольно яме, головой на Ю-ЮЮЗ. Погребение сопровождалось богатым инвентарем, часть которого была изъята при древнем ограблении (ограблениях) могилы. Обратим внимание на наличие в женском (!) погребении атрибутов металлургического дела (молоток, сплеск металла), специализированных орудий ремесленного производства (медное клиновидное орудие (?), долото), набора наконечников стрел. При погребении также находились останки жертвенных животных и два сосуда. Сосуды, по-видимому, стояли в головах погребенной, останки животных располагались в ногах.
Ввиду нарушенности погребения не вполне ясны обстоятельства нахождения в его пределах черепа «Б». Обряды захоронения отчлененных голов или черепов вместе с целыми трупами характерны для некрополей региона эпохи средней бронзы и, в особенности, для петровских могильников. Такой обряд представлен и в Большекараганском могильнике (курган 22) (Боталов, Григорьев, Зданович Г, 1996, с. 75, рис. 14,2). Вместе с тем в заполнении соседнего п. 24, также разграбленного в древности, были обнаружены фрагменты верхней конечности, не относящиеся к основному захоронению, но подходящие по своим половозрастным параметрам к черепу «Б» из п. 12. Поэтому не исключено, что на западной периферии комплекса в районе п. 12 и 24 имело место отдельное приповерхностное захоронение пожилой женщины, впоследствии разрушившееся. Погребения, совершенные на уровне древней поверхности, известны на синташтинских некрополях (Костюков, Епимахов, Нелин, 1995, с. 168).
Особый интерес вызывает жертвенный комплекс из частей туш животных. Жертвенник был ярусным: останки козы и козленок помещались на полу ямы, а ос-
1 Например, отправляя животных в загробный мир, их могли снабдить кормом (сеном).
танки двух жертвенных лошадей - на перекрытии над ними. Лошадь № 1, останки которой составляли основную часть верхнего жертвенника, была, безусловно, представлена частями туши (голова с нижней челюстью, языком и мягкими тканями, шейный отдел, части конечностей). Положение костных останков указывает на то, что шкура в составе жертвенника отсутствовала. Лошадь № 2 символизируют астрагал и пяточная кость. Подобная «условность» в ритуальном поведении мало характерна для исследуемого некрополя. Исходное положение останков коз на дне ямы представить сложно, так как эта часть жертвенника явно потревожена во время ограбления могилы. Козленок был принесен в жертву целой тушкой. Тушка козленка располагалась в районе СЗ угла камеры, останки взрослой особи козы размещены восточнее, рядом с козленком. Особь представлена атлантом и безымянной костью.
Анализ всей совокупности материалов по данному некрополю показывает, что детенышей животных первого года жизни приносили в жертву вместе с самками того же биологического вида, т. е. вместе со своими матерями (биологическими или классификационными).
В заключение остановимся на ограблении могилы. Как видно из описания раскопок, грабительский вкоп фиксировался в южной части ямы. Но хаотичное расположение предметов и сдвинутые кости жертвенных коз дают основание сказать, что северная часть ямы, находящаяся за пределами вкопа, также пострадала от грабителей. Это возможно только в том случае, если к моменту ограбления погребальная камера еще была полой. Однако в южной части ямы очертания вкопа четко фиксируются в 20-25 см выше дна, т.е. в пределах высоты погребальной камеры. Такие следы мог оставить только вкоп, совершенный после заполнения камеры грунтом. Следовательно, погребение было потревожено дважды.
В первый раз грабители проникли в яму из углубления кольцевого рва. Они расчистили до уровня дна1 участок рва шириной около 2 м и пробили в «стене», разделявшей яму и ров, отверстие шириной 1 м. Действия грабителей выглядят более целесообразными, если предположить, что не только нижняя (погребальная), но и верхняя камера были полыми. Оказавшись в верхней камере, грабители прорубили перекрытие и спустились в могилу. Вероятно, обрубки плах частично выбрасывали в ров, минерализованные останки древесного тлена впоследствии придали заполнению грабительского лаза некоторую подзолистость и пе
пельно-серую окраску. При повторном «ограблении» в южной части ямы, уже заполненной грунтом, пробили вертикальную шахту, глубину которой довели до дна ямы. При этом очертания шахты наложились на следы более раннего лаза.
Погребение 13 и яма 21 (рис. 34). Входят в состав восточной группы погребений. Яма 21 частично разрушена кольцевым рвом и погребением 13.
Погребение 13. Очертания ямы зафиксированы на уровне (-8) см в виде подпрямоугольного блеклого серого пятна с темными закраинами. Размеры пятна составляли 1,9х 1,2-1,3 м. При углублении в яму размеры пятна постепенно сокращались и на уровне (-80) составили 1,65х 1,1м. Пятно было сориентировано СЗ-ЮВ. У СЗ края пятна на уровне (-45) см было расчищено скопление фрагментов сосуда № 24 (рис. 24,4).
Начиная с уровня (-70)-(-87)-(-89) см по периметру пятна фиксировались костные останки целых и расчлененных туш жертвенных животных. Целые скелеты: КРС - одна молодая особь (теленок), овца - две взрослые самки и три ягненка в возрасте 1-1,5 мес., собака - одна взрослая особь. Расчлененные скелеты: КРС - одна взрослая особь. Все останки, за исключением скелета собаки, залегали на самой границе светло-серого заполнения и в песке за его пределами, образуя как бы кольцо вокруг захоронения. Только в СЗ углу очертаний останки животных отсутствовали. Ниже дается более подробное описание останков животных, начиная с СЗ угла погребения по часовой стрелке.
Вдоль северной стенки ямы с наклоном около 45° располагался скелет взрослой (2-3 года) овцы № 1, головой на СЗ. Череп запрокинут кверху, шея слегка заломлена назад, тазовая область приподнята, конечности подогнуты. Чуть выше между скелетом овцы № 1 и грунтовой стенкой ямы «стоял» скелет ягненка, также сориентированный головой на СЗ. Конечности ягненка были перекрыты скелетом взрослой особи. У восточной стенки ямы в районе СВ угла лежал на боку череп взрослой (3-4 года) комолой коровы с причле-ненной нижней челюстью и двумя первыми шейными позвонками. Лицевая область черепа была обращена на ССВ. Между черепом и стенкой ямы, копытными фалангами в том же направлении располагались
1 Т. е. на глубину около 0,5 м. Уровень, с которого читается грабительский лаз, примерно соответствует уровням залегания во рву выкидов из п. 23, 24 и ямы 19, что позволяет считать эти объекты более или менее синхронными друг другу и п. 12. Разумеется, осадконакопление на разных отрезках рва проходило не вполне равномерно.
Рис. 34. Погребение 13. Общий план (1 - камень-галька; 2 - каменные наконечники стрел; 3 - острога из кости;
4 - астрагалы животных; 5 - костяная рукоять; 6 - остатки предмета из органического материала; 7 - медный нож (под черепом); 8 - пастовые бусы и пронизь из кости)
кости дистального отдела левой задней конечности той же особи. Положение останков было измененным. При заваливании черепа на бок одна часть костей дистального отдела оказалась под ним, другая часть - выше. ЮВ угол ямы был занят скелетом ягненка, лежащим наклонно, головой на С-СВ. Скелет был вписан в угол ямы: его передняя часть занимала место вдоль западной стенки, задняя - вдоль южной. Рядом, вдоль той же южной стенки ямы, располагался скелет взрослой овцы № 2 в субвертикальном положении, над и за которым был скелет еще одного ягненка. Оба эти скелета были сориентированы на ЗСЗ. Таким образом, скелеты ягнят своими задними отделами были обращены друг к другу. Скелет овцы № 2, сильно разрушенный, сохранял в своем положении те же особенности, что и скелет овцы № 1 (запрокинутость головы, приподнятый таз). Западная часть южной стенки ямы была занята скелетом теленка (бычка?) возрастом до 2 мес., с субвертикальным положением, головой на ЗСЗ. В ЮЗ углу вдоль западной стенки ямы были размещены кости дистальных отделов обеих передних и правой задней конечности коровы - той же особи, останки которой были распланированы в южной части ямы. Останки конечностей были сориентированы копытными фалангами в ССВ направлении и располагались у передних ног теленка. К СЗ от описанного комплекса останков детской и взрослой особей КРС, в пределах светло-серого заполнения, были расчищены останки собаки, представленные черепом с причлененной нижней челюстью и неполным набором фаланг и метаподий всех четырех конечностей. Череп собаки залегал на правом боку, лицевым отделом на запад. Представляется, что в жертвеннике присутствовал целый скелет собаки, впоследствии нарушенный норой. В заполнении сурчины, к ЮЗ от описанных останков, найдены фрагмент плечевой кости и фаланги конечностей той же особи.
На уровне (-183) см в пределах кольца, образованного останками жертвенных животных, была выявлена горизонтальная деревянная «рама» размером 1,4x0,9 м. «Рама» четко разграничивала слабогумусированное серое заполнение (внутри) и желтый песок (снаружи). Под СЗ углом «рамы» было расчищено устье вертикально стоящего сосуда (№ 45). «Раму» подстилали поперечные плахи, концы которых выходили за пределы «рамы» и опирались на остатки четырехугольного сруба погребальной камеры. Размеры камеры в плане 1,75x1,25 м. Уровень дна камеры (-205) см.
Скелет, расчищенный на дне камеры, принадлежал
индивиду в возрасте 9±2 года. Погребенный лежал на левом боку в скорченном положении, головой на СЗ, кисти рук были сложены перед лицом. В верхней части грудного отдела погребенного обнаружены фрагменты кожи (остатки костюма), две пастовые бусины и пронизь из трубчатой косточки грызуна или птицы (рис. 35,3). Возле кистей рук находились остатки истлевшего органического предмета сердцевидной формы 2x3 см и изделие из кости (рукоять орудия?)1. Под черепом, острием на запад, лежал медный нож (рис. 35, 2) в сшитом кожаном чехле, под ножом сохранились остатки древесины, покрывающей пол камеры. Напротив лицевого отдела черепа у северной стенки ямы были расчищены компактное скопление астрагалов животных (более 30 шт. - овца, сайга, кабан) и крупная галька серо-зеленого цвета. Между скоплением астрагалов и галькой, чуть выше, залегали роговой наконечник остроги (рис. 35, 7) и три наконечника стрел из кремня (рис. 35, 4-6), кончик у одного из которых был обломлен. И острога, и стрелы обращены остриями к стене ямы (т.е. в противоположную сторону от лица погребенного). В СЗ углу камеры, поодаль от скелета, стоял керамический сосуд (№ 45; рис. 35, 1). В ЮВ секторе вблизи дна находились отдельные кости дистальных отделов конечностей овцы № 2, стянутые вниз при разрушении погребения.
Яма 21. Очертания ямы были выявлены на уровне (-40) см, дно - на уровне (-70) см. Ориентировка ямы СЗ-ЮВ. Стенки слегка наклонные. Ширина ямы по дну 1 м. Длина не устанавливается, так как оконечности ямы срезаны углублением кольцевого рва и погребением 13. Заполнение ямы - однородная слабогумусированная супесь светло-серого цвета. В заполнении было встречено несколько разрозненных костей животных. На дне останки отсутствовали.
К реконструкции. Яма 21 относится к числу наиболее ранних сооружений некрополя. ЮВ оконечность ямы была срезана при прокопке рва. Условия и глубина фиксации очертаний близки к таковым для п. 7, описанного выше. По-видимому, яма 21, как и п. 7, была засыпана выкидом из кольцевого рва. Глубина ямы около 0,85 м от уровня древней поверхности, размеры в плане не установлены. Назначение ямы неясно. Присутствие в ее пределах отдельных костей животных, возможно, носит случайный характер.
1 Ввиду плохой сохранности предмета извлечь его из ямы не удалось. Длина изделия 5 см, один конец, с отверстием четырехугольного сечения, был обмазан смолой.
Рис. 35. Погребение 13. Инвентарь: 1 - сосуд № 45; 2 - медный нож; 3 - трубочка-пронизь из кости и пастовые бусы; 4-6 - кремневые наконечники стрел; 7 - наконечник остроги
Погребение 13 было сооружено позднее ямы 21 и, вероятно, позднее рва1. Радиальную ориентировку п. 13, нетипичную для восточной группы погребений, можно объяснить тем, что оно было вписано в пространство между уже существовавшими погребениями 6,7,20.
Яму для совершения захоронения выкопали на глубину 2,2 м (рис. 36). Стенки ямы наклонные, особенно сильно, до 25°, наклонена южная стенка. Размеры ямы в верхней части 2,3x1,9-2,0 м, в нижней-1,75x1,25 м. В йижней части ямы была обустроена полая погребальная камера. Камера, по-видимому, представляла со
бой относительно самостоятельное сооружение в виде четырехугольного деревянного «сруба» или «короба» с перекрытием, установленного на полу ямы. Основание камеры совпадало с контурами ямы по дну. Вдоль восточной стенки ямы, вероятно, был устроен уступ, и здесь стенка камеры располагалась вдоль стенки ус-туцд. Внутренние размеры погребальной камеры составляли 1,6х 1,1 м, высота, судя по уровню уступа, составляла около 1 м. Пол камеры был выстлан деревом.
1 Этим объясняется различие в глубине фиксации верхних очертаний п.13 и ямы 21.
Рис. 36. Погребение 13. Реконструкция
На полу было совершено трупоположение ребенка в возрасте 9 ± 2 лет в ритуальной позе, на левом боку, головой на СЗ. В камеру был помещен довольно многочисленный погребальный инвентарь. Погребальная камера поперечно была перекрыта деревянными плахами и, может быть, тростником. Затем на перекрытие был установлен второй «короб» или «сруб» размером 1,4x0,9 м и высотой более 1 м, изготовленный из дерева. Вершина «сруба» должна была достигать уровня древней поверхности, но ко времени раскопок сохранился - в виде «рамы» - только его нижний «венец». «Сруб» был смещен относительно центра погребальной камеры к СЗ. Вероятно, верхний «сруб», как и погребальная камера, был полым. В промежутках между стенками ямы и «сруба» распланировали останки жертвенных животных. Голову и дистальный отдел задней конечности особи КРС положили на площадку грунтового уступа у восточной стенки ямы. Положение скелетов теленка и взрослых особей овцы заставляет думать, что туши животных были опущены в яму в вертикальном положении на веревках. В каждом случае одна из веревок была закреплена на шее животного и еще одна-две пропущены под брюхо. Концы веревок, вероятно, привязывали к кольям, вбитым возле ямы. Туши, однако, не просто висели, а «стояли» на подогнутых конечностях (на перекрытии погребальной камеры?). Ягнят поместили в жертвенник после взрослых овец за их спинами и чуть выше таким образом, чтобы туши взрослых особей прижимали своим весом тушки ягнят к стенкам ямы. После этого пространство между стенками ямы и срубом сразу же засыпали песком до уровня окружающей поверхности1. На этом уровне яму или только окно верхнего «сруба» должны были перекрыть бревнами. Сверху соорудили небольшую насыпь из остатков выкида. Под насыпью и над ЮЗ углом «сруба», где-то на уровне поверхности, захоронили тушку собаки. Животное лежало на правом боку с подогнутыми конечностями («свернувшись клубком»), головой на запад. Не исключено, что конечности собаки были связаны.
Погребение 15 (рис. 37, 1,3). Входит в состав восточной группы погребений. Располагается в СВ секторе памятника на краю погребальной площадки в 1,5 м от кольцевого рва. Очертания ямы были выявлены на уровне (-25) см, имели форму подпрямо-уАольника с заоваленными углами и размерами 2,9x1,75 м. Очертания и заполнение ямы (серая гумусированная супесь) сильно нарушены норами зем-
лероев. Яма ориентирована СЗ-ЮВ, 335°, параллельно стенке рва.
К западу от ямы на расстоянии 1,3 м от ее СЗ угла в пестроцветном грунте, перемешанном норами зем-лероев, были выявлены неполные развалы двух керамических сосудов (№ 1,2; рис. 11,8,9). Сосуды залегали примерно на 0,5 м ниже уровня древней поверхности. В 2,5 м к СВ от очертаний ямы в верхних слоях заполнения рва найден медный нож (рис. 11,6). В 0,5 м от ЮВ угла ямы расчищено скопление костей животных (остеологический комплекс № 12):
•	лошадь - кости дистальных отделов обеих задних конечностей, одна взрослая особь;
•	КРС - все отделы конечностей и часть позвонков, анатомический порядок нарушен. Вероятно, одна взрослая особь;
•	овца - череп и нижняя челюсть, нижние отделы всех четырех конечностей одной взрослой особи.
Уровень залегания костей соответствовал толще древнего гумусового горизонта.
При выборке заполнения ямы вдоль ее торцевых стенок на уровнях (-45) и (-67) были выявлены сильно оплывшие грунтовые уступы шириной 30-40 см. На южном уступе залегали кости животных:
•	КРС - останки черепа, нижней челюсти и конечностей одной взрослой особи; останки костей конечностей теленка;
•	овца - передние и задние конечности одной взрослой особи не в анатомическом порядке;
•	собака - астрагал.
Часть костных останков была связана с небольшой (0,75x0,4 м) ямкой, впущенной в ЮВ угол погребения. Содержимое ямки опустилось до уровня уступа.
Дно в яме было зафиксировано на уровне (-110) см. Очертания ямы по дну имели неправильную вытянутую форму с размерами 2,1x1,6 м. В центральной части ямы стоял совершенно целый сосуд (№ 46; рис. 37, 2). Дно сосуда находилось на 2 см выше дна погребения. Рядом с сосудом наклонно залегал крупный (60x20 см) обломок деревянной плахи, сориентированный поперечно яме. Других останков на дне не было. В заполнении ямы на разных уровнях были встречены фрагменты сосудов № 1 и 2, цопавшие в яму через ее западную стенку, почти полностью разрушенную норами, и кости человеческого скелета не в анатомическом порядке. Все скелетные останки принадлежат женщине в возрасте старше 35 лет.
1 Объясняем так отмеченные выше особенности грунтового заполнения могилы.
Рис. 37. Погребение 15: 1 - план; 2 - сосуд № 46; 3 - разрез погребения
К реконструкции. Глубина ямы составляла около 1,2 м. Форма ямы подпрямоугольная, с размерами в верхней части 2,9х 1,75 м. В придонной части размеры ямы сократили до 2,1 х 1,0 м (?), оставив вдоль ее торцевых стенок грунтовые уступы. Уровень уступов должен был соответствовать высоте погребальной камеры, она составляла не менее 0,7 м. Конструкция перекрытия погребальной камеры неясна. Много неясного и в обряде захоронения. Не исключено, что перед нами вторичное захоронение очищенных костей, совершенное на перекрытии-помосте.
Погребение 16 (рис. 38, 1). Входит в состав восточной группы погребений. Располагается на СВ краю погребальной площадки, в 0,5 м от стенки кольцевого рва. Сориентировано СЗ-ЮВ, 135°, параллельно контурам рва. Очертания ямы подпрямоугольной формы размером 1,95х 1,3 м были зафиксированы на уровне (-5). Дно зафиксировано на уровне (-190). Контуры ямы в придонной части изменились незначительно, размер ее в этой части 2,1 х 1,4 м.
Как видно из профиля центральной бровки (рис. 7), на очертаниях погребения 16 залегал выкид из кольцевого рва. Причем к моменту сооружения рва заполнение погребения было уже вполне сформировавшимся и достаточно уплотненным, и погребение читалось на фоне прилежащей поверхности в виде небольшой, хорошо задернованной западины. Верхняя часть заполнения ямы была сложена темно-серой хорошо гумусированной песчанистой почвой (рис. 38, 2). Нижняя граница гумусированного слоя неотчетливая, с большим количеством заклинков, которые читались в профиле вплоть до уровня (-55) см. Ниже следовала прослойка однородного стерильного светло-желтого песка мощностью до 0,5 м. В центральной части ямы песок подстилала хорошо промытая слабогумусированная супесь желтовато-серого цвета. На участках вдоль северной длинной стенки заполнение, подстилающее слой песка, имело ясно выраженную стратификацию. Выделялись две прослойки темно-серой почвы, разделенные одной прослойкой ярко-желтого песка. Верхняя прослойка толщиной 10-17 см имела более темный цвет с синевато-серым (после высыхания) оттенком и была сильно растянута вверх и вниз по ходам жуков-гео-филов. Нижняя темная прослойка имела менее интенсивную окрашенность и более четкие контуры Ъри толщине до 10 см.
Внутри могильной ямы были зафиксированы остатки погребальной камеры неправильной подпрямо
угольной формы с сильно заоваленной западной торцевой стенкой и размерами 1,75x0,9- 1,1м. Наилучшей сохранностью отличалась южная стенка камеры, она фиксировалась в плане по всей своей длине начиная с уровня (-158) в виде продольного обреза абсолютно прямой «доски». Древесина была полностью минерализована, останки имели белесый оттенок, местами были окантованы тонкими коричневатыми полосками. Северная стенка погребальной камеры фрагментарно фиксировалась с уровня (-130) см.
Промежутки между стенками ямы и погребальной камерой шириной 20-23 см имели сложное конструктивное оформление (рис. 38, 3). Внизу, местами, был оставлен материковый уступчик, достигавший высоты 25 см. Особенно хорошо уступчик был выражен вдоль восточной торцевой стенки. Вдоль Ю, 3 и В стенок ямы поверх уступчиков отчетливо читался слой темно-серого гумусного материала (дерновые блоки?) высотой до 0,55 м. Вдоль северной длинной стенки дерновая закладка почти полностью отсутствовала. Здесь залегал слой песка, который в отдельных случаях подстилал собой остатки перекрытия погребальной камеры.
Остатки перекрытия фиксировались и внутри погребальной камеры на уровне (-115)—(-130) см, преимущественно в северной части ямы. Собственно дерева или другой органики не сохранилось даже фрагментарно, и плахи (?) перекрытия читались в виде темных грунтовых полос, пронизанных ходами геофилов. Остатки плах ориентированы поперечно и субпоперечно погребальной камере.
Дно погребальной камеры строго горизонтальное, тщательно уплощенное, во многих местах покрытое темным рыхлым тленом органического происхождения. На дне камеры были расчищены скелетные останки ребенка в возрасте 7-7,5 лет. Посткраниальный скелет погребенного сохранился плохо. Левая, обращенная к земле, часть скелета почти полностью разрушена. Костяк располагался продольно камере с заметным смещением к ее северной стенке, в скорченном положении на левом боку, головой на ЮВ. Кисти рук были зафиксированы перед лицом, кисть левой руки расправлена, правой руки - скрючена (вследствие трупного окоченения?). Поверх пястных и запястных костей обеих рук залегали фрагменты кожи с остатками тонких медных пластинок на них. Конфигурация окислов подпрямоугольная, 10x8 см. С боков сохранились полосы кожи шириной по 6 см. Под локтевой + лучевой костью левой руки погребенно-
Рис. 38. Погребение 16. План и разрезы: 1 - общий план погребения (1 - скопление костяных предметов и изделий; 2 - медный нож; 3 - остатки наголовного покрывала (?); 4 - минерализованная органика; 5 - тлен предмета из рога лося); 2 - разрез ямы по линии А-Б; 3 - разрез стенки ямы по линии В-Г;
5 Зак. 77

го, не вполне параллельно телу, острием к лицу, залегал медный нож (рис. 39, 3) с деревянной рукоятью. За спиной было расчищено компактное скопление астрагалов, зубов животных и костяных предметов; предметы из скопления частично перекрывали собой спинные позвонки человеческого костяка. В состав скопления входили:
•	50 отчлененных астрагалов животных, из них некоторые со следами подработки, один астрагал просверлен. Астрагалов особей МРС - 42, из них 17 астрагалов безусловно принадлежат овцам, 2 астрагала - козам; астрагалов КРС - 4, кабана (домашней свиньи?) - 2, сайги -2;
•	5 резцов бобра, принадлежащих трем особям животных. Особи № 1, наиболее крупной, принадлежали правые верхний и нижний и левый нижний резцы; особи № 2 и 3 более мелкие, но разноразмерные, были представлены правыми нижними резцами;
•	клык кабана;
•	мелкие обломки предмета из рога оленя. Форма не устанавливается, объем предмета, вероятно, был в пределах 2-3 см3;
•	уплощенный костяной диск с центральным отверстием (рис. 39, 1), изготовленный из головки бедренной кости особи КРС (?).
Костяной диск с отверстием находился на самом верху скопления, в расположении и стратиграфии остальных предметов не наблюдалось каких-либо четких закономерностей.
В головах погребенного, в СЗ углу камеры, находился развал керамического сосуда (№ 58; рис. 39, 4). В заполнении у ЮВ угла погребальной камеры был расчищен тлен обломка рога оленя или предмета из рога 20x7 см.
Отдельный интерес вызывают обильные и разнообразные остатки органики, сохранившиеся на полу ямы в области головы и рук погребенного благодаря воздействию солей меди. Толщина остатков - до 0,8 см. Изучение образцов в лабораторных условиях позволило выявить следующую картину (описание в порядке снизу вверх): 1 - уплотненная, пропитанная органикой супесь (пол могильной ямы); 2 - тонкий (0,3-0,5 мм) слой бересты; 3 - остатки тонкостебельных злаков; 4 - тлен толстой кожи или шкуры и грубой шерсти трубчатого строения, остатки шерсти принадлежат крупному парнокопытному, наиболее вероятно - лосю или благородному оленю. Отмечены вкрапления в этот материал фрагментов кожи (шкуры) иного происхождения и менее грубой; 5 -
фрагменты костного материала (частицы человеческого костяка)1.
К реконструкции. Погребение 16, безусловно, было сооружено раньше, чем кольцевой ров. При этом положение погребения было строго выверено относительно «мысленного плана» еще не существовавшего комплекса, а азимут, выведенный из центра погребальной площадки на погребение, впоследствии был зафиксирован столбом, вкопанным в дно рва.
Для погребения была выкопана прямоугольная яма глубиной чуть более 2 м и размерами в плане 2,1x1,3-1,4 м. Стенки ямы были вертикальными, но имели неровности и выбоины. По глубине яму разделили на две равные части. В нижней части обустроили погребальную камеру в виде «короба» из тонких «досок» 1,75x0,9-1,1x1 м, отстоящего от стенок ямы на 0,2-0,25 м. Дно камеры тщательно заровняли и выстлали слоем травы, поверх травы разостлали шкуру лося шерстью наружу. Не исключено, что непосредственно на полу ямы, ниже всех остатков, находился деревянный настил. В промежутках между стенками ямы и деревянным «коробом» (погребальной камерой) дно не стали заравнивать, а вдоль восточного торца даже оставили материковый уступчик высотой до 0,25 м. Затем промежутки частично заложили дерновыми блоками (?). Вдоль южной и западной стенок ямы блоки поднимались на высоту до 0,5-0,55 м, а вдоль восточной стенки за счет материкового уступчика - на высоту 0,7 м. Вдоль северной длинной стенки ямы блоков не укладывали2. Пространство, оставшееся до верха деревянного «короба», и полностью весь промежуток у северной стенки засыпали песком. На сформированные таким образом уступы поперек ямы уложили плахи перекрытия погребальной камеры. По всей видимости, на перекрытии распланировали довольно толстый слой какого-то органического материала (тростника, травы, сена и т.д). Не ясно, была ли верхняя часть ямы засыпана песком со слоями органики или же вверху оставили полость высотой около 0,7 м. Можно только утверждать, что гумусное заполнение в приповерхностной части ямы обусловлено вторичной гу-мусацией почвы в западине погребения - до того, как зацадина была засыпана выкидом из кольцевого рва.
1	Данные Л.Л.Гайдученко. Остатки органики животного происхождения параллельно были исследованы А.Ф.Бушмаки-ным. См. о результатах ниже, в его тексте (раздел II).
2	Объем закладки превышает объем гумусного материала, полученного при прокопке самой ямы. Поэтому следует предположить, что гумус срезали с прилегающих участков.
В погребальную камеру на травяную подстилку и шкуру поместили тело ребенка (девочки?) 7-7,5 лет. Телу придали скорченное положение, положив его на левый бок головой на ЮВ, вдоль северной стенки камеры. По-видимому, под головой находилась подушка из травы1. Под руки погребенного положили медный нож с деревянной рукоятью2. За спиной разместили мешочек с набором астрагалов, зубами животных, изделием из рога (?) и костяным диском, хотя диск мог лежать и поверх мешочка. В СВ углу ямы разместили сосуд. Возможно, южная часть ямы также была занята инвентарем (одеждой?, шкурами?), кстати, здесь были обнаружены и крупные куски минерализованной органики.
Особое значение имеют детали костюма, расчищенные поверх рук погребенной. Плохая сохранность остатков не позволяет атрибутировать изделие с абсолютной уверенностью. Наиболее приемлемо предположение, что это наголовное покрывало. В нашей реконструкции (рис. 39, 2) покрывало имело кожаную основу и медные пластинчатые детали (бляшки). Форма кожаной основы клиновидно-усеченная с реконструируемой длиной 35-40 см и шириной 22 см в расширенной нижней части3. Медные детали-бляшки были нашиты снизу и по центру кожаной основы в один слой. Сохранность бляшек очень плохая. В верхнем левом углу нашивки фиксировалась пластинка прямоугольной формы 3,5x1,5 см, в остальных случаях форму бляшек проследить не удалось. Бляшки были нашиты вплотную друг к другу, образуя сплошное поле 10x8 см. По краю были оставлены полосы кожи шириной до 6 см. В данном конкретном варианте погребального обряда покрывало выполняло какую-то особую роль, закрывая лицо и руки погребенной.
Неясно назначение предмета из рога оленя (лося?), обнаруженного у восточной торцевой стенки ямы выше дна могилы. Может быть, это обломок землеройного орудия, использованного при сооружении погребения.
Погребение 17 (рис. 40). Входит в состав западной-1 группы погребений. Располагается в СЗ секторе площадки в пределах котлована, образованного деятельностью землероев. В заполнении котлована в районе погребения были встречены кости человека, животных и керамика. Скопление керамики (сосуд № 47;рис. 41, 1) расчищено на уровне (-50). Скелетные останки человека принадлежали четырем индивидам: А - мужчина старше 35 лет, Б - женщина, взрослая, В - ребе
нок старше 3 лет, Г - ребенок в возрасте 1 год ± бмеся-цев. Скелеты Б, В, Г представлены небольшим количеством элементов, из них фрагменты детских скелетов (5 элементов), скорее всего, привнесении из центральных погребений. Выделенные останки В допустимо отнести к скелету Д из п. 9, а останки Г - к скелету Д из п. 10. Фрагменты женского скелета Б из заполнения котлована с остатками других костяков не идентифицированы.
В области погребения 17 было выделено также два скопления костей животных.
О.к. № 3: лошадь - фрагменты черепа и нижней челюсти; останки переотложены, сохранность костей плохая.
О.к. № 4: лошадь - череп с причлененной нижней челюстью и нижние отделы конечностей одной взрослой особи; череп ориентирован лицевой частью на С или СЗ;
овца - череп, нижняя челюсть и нижние отделы двух задних конечностей двух взрослых особей.
Предполагаемые очертания погребения были выявлены на уровне (-90), что соответствует примерно 1 м от уровня древней поверхности. Очертания имели форму неправильного прямоугольника с размерами 1,9x1,2 м и ориентировкой СЗ-ЮВ, 300°. На уровне (-100) в пределах выявленных очертаний были расчищены части нижних конечностей скелета А (обе бедренные кости, правый надколенник, левые большие и малая берцовые кости, левая пяточная кость) в анатомической последовательности. Останки занимали правостороннее положение с разворотом назад. Ориентировка погребенного головой, судя по сохранившимся останкам, ЗСЗ. Немного выше и южнее останков костяка А, напротив середины тела правой бедренной кости, находилось компактное скопление костяных и каменных наконечни-
1 В пользу того, что голова умершей первоначально находилась на каком-то возвышении, впоследствии истлевшем, свидетельствует сильное смещение первых шейных позвонков (атлант сохраняет причлененность к черепу, а эпистрофей отнесен от задней части атланта на 3 см).
~ Сохранность медной части орудия неполная, отсутствовали кончик и частично режущие края лезвия. Длина сохранившейся части предмета - 10,7 см, длина по реконструкции -11,7 см, ширина - 3,1 см. Рукоять ножа, изготовленная из березы, имела размеры 8,5хЗ,5х(?) см и вид прямоугольного бруска, состоящего из двух продольных половинок.
3 По заключению исследователей, в алакульской традиции длину 35-40 см имели накосные украшения девочек в возрасте от 10-12 до 15-18 лет. Это минимальная длина накосника (Усманова, Ткачев, 1993).
ков стрел. Каменных наконечников семь, костяных -четыре (рис. 41, 2-12). Три наконечника из кости были обращены остриями к западу, остальные ориентированы во встречном направлении.
Плохая сохранность погребения исключает возможность реконструкции обряда. По-видимому, в древности погребение было ограблено, чем объясняется отсутствие в яме скелета головы и туловища.
•	КРС - обломки костей черепа и один верхний коренной зуб (Мз) взрослой особи;
•	овца - две голени одной молодой особи.
Кости животных частично перекрывали собой сосуд. Уровень фиксации верхних костей (+10) см, уровень дна сосуда (-10). Сосуд стоял вертикально.
В 0,5 м к ЗСЗ от очертаний погребения находился остеологический комплекс № 1:
Рис. 40. Погребение 17. План и разрез
Погребение 18 (рис. 42; 43). Входит в состав западной- 1 группы погребений, располагается в СЗ секторе площадки. Ориентация ямы СЗ-ЮВ, 325°, радиально. Очертания ямы в виде подпрямоугольного пятна серой гумусированной супеси 1,4x1,1 м (?), нарушенного норами землероев, были зафиксированы на уровне (-13). На южном краю очертаний, ближе к углу ямы, расчищен жертвенный комплекс в составе неорнамен-тированного керамического сосуда (№ 3; рис. 10, 7) и костей животных (остеологический комплекс № 2). Состав костных останков следующий:
•	лошадь - второй верхний коренной зуб, полный набор щечных зубов с правой ветви нижней челюсти (останки черепа одной особи?);
•	лошадь - останки черепа, нижней челюсти, голени, двух пяточных костей и двух астрагалов. Одна взрослая особь. Череп ориентирован лицевой частью на запад;
•	КРС - фрагменты астрагала и двух первых фаланг взрослой особи;
•	овца - фрагменты лопатки и первой фаланги молодой особи.
Дно погребения зафиксировано на уровне (-100). Очертания ямы по дну имели прямоугольную форму с размерами 1,25x0,8 м. Стенки ямы, возможно, были слегка наклонными. На дне ямы было расчищено парное детское захоронение. Возраст погребенного А - 4 года ± 1 год, погребенного Б - 1,5 года ± 6 мес. Оба костяка лежали скорченно на левом боку и
Рис. 41. Погребение 17. Инвентарь: 1 - сосуд № 47; 2, 3, 11, 12 - наконечники стрел из кости и рога; 4-10 - каменные наконечники стрел
Рис. 42. Погребение 18. План и разрез (1 - астрагалы животных; 2й- камни-гальки; 3 - медный нож; 4 - челюсти дикого кабана)
Рис. 43. Погребение 18. Общий вид
были ориентированы по оси С-Ю головами на юг. Скелет А залегал по диагонали ямы, скелет Б был смещен в ЮВ часть погребения. В головах погребенных расчищены развалы трех керамических сосудов (№ 48-50; рис. 44, 1,3,4). На венчик сосуда № 48 были надеты две нижние челюсти кабана. Каждая из челюстей одной своей ветвью (в одном случае - левой, в другом - правой) была вставлена в устье сосуда, другая ветвь располагалась снаружи. У лица погребенного А частично перекрытый развалом сосуда № 48 лежал медный нож (рис. 44, 2). Чуть далее от скелета А вдоль западной стенки ямы размещалась выкладка в составе двух каменных галек, двух астрагалов кабана и трех астрагалов овцы. Еще четыре астрагала овцы были зафиксированы у лицевой области черепа и в области верхних конечностей скелета Б.
Погребение 20 (рис. 45, 1). Входит в состав восточной группы погребений. Очертания ямы были зафик
сированы на уровне (-10), уровень дна (-38). Форма ямы прямоугольная, 0,75-0,8x0,5-0,55 м. Стенки вертикальные, яма сориентирована по оси С-Ю, 10°.
На уровне (-15)-(-20) см вдоль западной стенки ямы были расчищены останки овцы: череп с причлененной нижней челюстью, кости дистальных отделов всех четырех конечностей и обе большие берцовые кости. Копытные фаланги дистальных отделов передних конечностей были ориентированы на север, задних - на юг. Также на юг были обращены нижние концы больших берцовых костей, последние залегали поверх костей дистальных отделов. Череп отнесен от остатков конечностей в СЗ угол ямы, залегал на левом боку, лицевым отделом на юг.
На дне погребения расчищены останки костяка ребенка в возрасте до 6 мес. Сохранились фрагменты черепа и трубчатых костей верхних и нижних конечностей. Погребенный располагался по продольной оси ямы, головой на юг, возможно, на левом боку, с руками, сложенными перед лицом. В ЮВ углу ямы (у лица погребенного?) на полу стоял керамический сосуд (№ 52; рис. 45, 2).
К реконструкции. На основании некоторых косвенных признаков (см. выше) п. 20 можно отнести к ранней хронологической подгруппе восточных погребений. Размеры ямы в плане примерно 0,8x0,5 м, глубина ямы около 0,5 м. На уровне древней поверхности яма имела перекрытие, на перекрытие были помещены части жертвенной овцы.
Погребение 23 (рис. 46, 3, 4). Входит в состав за-падной-2 группы погребений, располагается в ЮВ секторе комплекса в углублении кольцевого рва. Ориентация ямы ССЗ-ЮЮВ, 350°, следует контуру рва. Восточная часть ямы была врезана в скат внутренней стенки рва и читалась на уровне (-50). Очертания западной части ямы были зафиксированы на уровне (-75). Уровень дна ямы (-105) см. Очертания ямы в районе дна прямоугольной формы, 0,75-0,85x0,5-0,55 м. Профиль ямы колоколовидный, с элементами расширения у дна. В составе заполнения ямы преобладала коричневая слабогумусированная супесь.
В СЗ урту ямы на уровне (-68) расчищен череп козы с причлененной нижней челюстью. Череп был перевернут нижней челюстью вверх, залегал лицевым отделом на ЮЗ. Рядом с черепом, чуть ниже, вдоль северной торцевой стенки ямы лежали кости дистальных отделов всех четырех конечностей той же особи. Остатки задних конечностей были сориентированы

Рис. 45. Погребение 20: 1 - план и разрез погребения; 2 - сосуд № 52
копытными фалангами на ЮЗ, передних - на СВ. Кости размещались на остатках сожженного деревянного перекрытия. В северной части ямы сохранились фрагменты трех плах, ориентированных продольно яме. В центре и в южной части ямы перекрытие не читалось. Поверх костей козы зафиксированы обугленные остатки органического материала, материал плотно облегал кости.
В G3 углу ямы на дне стояли два сосуда (№ 53-54; рис. 46,1,2). Между сосудами и западной стенкой ямы находились две большие берцовые кости и левая лок
тевая + лучевая кости той же особи козы, что и на перекрытии ямы. Скелетных остатков человека в яме не обнаружено.
К реконструкции. К моменту сооружения п. 23 на дне рва успел сформироваться слой гумусированной почвы тсХпщиной до 35 см. Ров, однако, еще хорошо читался на фоне прилегающей поверхности в виде плавно профилированного углубления около 0,6 м. Устроители обряда вписали погребение в западину рва продольно, сместив его (погребение) к внутренней стенке рва. Вырытая яма имела глубину 0,5 м (25 см

в гумусе и столько же в материке) и размеры в плане примерно 0,8x0,5 м. Стенки ямы, скорее всего, были вертикальными, а колоколовидный профиль сформировался при разрушении погребения. Выкид отбрасывали к западу от ямы, в углубление рва.
В ЮЗ угол ямы на пол поставили два небольших сосуда, между сосудами и западной стенкой ямы поместили обе голени и левое предплечье расчлененной туши козы. Характер ритуала, размеры и конструкция ямы, инвентарь соответствуют нормам детской погребальной обрядности некрополя. Либо в яме было совершено захоронение новорожденного, скелетные останки которого не сохранились, либо яма представляла собой род кенотафа. Судя по положению останков жертвенного животного и сосудов, умерший был (или должен был быть) сориентирован головой к югу. По дну западины рва яму продольно перекрыли тремя плахами толщиной около 5 см каждая. Длина плах должна была составлять не менее 1 м. Сверху плахи застелили каким-то легким строительным материалом, например, тростником. Вдоль северного края перекрытия разместили части туши козы - той же жертвенной особи, остатки которой положили на дно ямы. Жертвенник на перекрытии включал в себя голову с нижней челюстью и дистальные отделы всех четырех конечностей козы вместе со шкурой. Шкуру сложили таким образом, что части конечностей оказались внизу, а голова - вверху. В целом конструкция, вероятно, имитировала целое животное, лежащее на брюхе с подогнутыми конечностями, головой на ЗЮЗ. После сооружения жертвенника перекрытие подожгли. Шкура жертвенной козы сильно обгорела и обуглилась, но поскольку в жертвенник были помещены части туши с мягкими тканями, кости не пострадали от огня1. Затем на перекрытие ямы насыпали слой грунта или даже соорудили небольшой холмик. После обрушения перекрытия над погребением образовалась довольно глубокая западина, в пределах которой вторичная гумусация почвы проходила активнее, чем на прилегающих участках рва. Западина над погребением читается в плане комплекса намного выше могилы - на уровне (-15) см.
Погребение 24 (рис. 47; 48). Относится к западной-2 группе погребений, располагается в кольцевом рву в СЗ секторе памятника. Ориентировано СВ-ЮЗ, 50°. Яма вписана в углубление рва между двумя перемычками. Южнее ямы ров на уровне (-55) был перекрыт слоем желто-коричневой супеси (выкид из верхней части ямы), ниже, до самого дна рва, залегал слой гу
муса мощностью до 35 см. Севернее ямы заполнение рва имело следующую стратиграфию (в порядке снизу вверх): коричневая супесь (оплывина выкида-вала), серая гумусированная супесь, красная глина (выкид из нижней части ямы), слой современного гумуса (рис. 8, 4).
Яма зафиксирована на уровне (0) в виде овального пятна темно-серой сильно гумусированной супеси размером 3x2,2 м. На уровне (-30) в ЮВ секторе пятна и сбоку за пределами очертаний было найдено до четырех десятков мелких сильно разрушенных фрагментов сосуда № 56. На дне рва (уровень (-90) см) очертания ямы имели подпрямоугольную форму размером 2,3-2,5х 1,4—1,9 м. С уровня (-125) стенки ямы фиксировались как вертикальные, а сама яма приобрела размеры 2,3x1,35-1,6 м. До уровня (-70)-(-80) см яма была заполнена однородной темно-серой супесью. Ниже заполнение ямы смешанное, состоящее из спрессованных глыбок гумуса, коричневой супеси, песка, красной глины. Приблизительно на отметке (-165) см заполнение приобрело более однородный характер (серокоричневая супесь), а в центральной части выделились четкие темные очертания округленной формы (следы грабительского лаза). На уровне (-180)-(-210) в середи-не темно-серых очертаний, имеющих размеры 1,6x1,25 м, фиксировалось пятно красной глины. В 70 см выше дна ямы следы грабительского лаза расплылись и исчезли.
Начиная с уровня (-250) в северной части ямы хорошо выделялся слой плотной и вязкой глины красного цвета. Слой полого опускался в заполнение ямы от ее СЗ угла. По нижней границе слоя вдоль северной стенки ямы на уступе и плахах деревянного перекрытия залегали расчлененные останки двух лошадей, коровы и двух овец. Уровень уступа вдоль северной стенки ямы (-263) см.
Грунтовые уступы шириной 15-20 см также наблюдались вдоль обеих длинных стенок ямы на уровнях от (-277) до (-305) см. У южной стенки ямы уступ не выражен. На площадках уступов залегали остатки поперечного двухслойного перекрытия из деревянных плах, плахи верхнего перекрытия во многих местах обугленыШоверх них у длинных стенок ямы продольно размещались остатки плах-«досок». Вдоль западной стенки наблюдалось два яруса таких «досок», причем нижняя «доска» стояла у стенки на ребре, а
1 Возможно, кроме черепа, сохранность которого оставляла желать лучшего.
Рис. 47. Погребение 24. План до уровня (-315) см
Рис. 48. Погребение 24. Схема размещения остатков на дне могильной ямы (1 - кости стоп человека; 2 астрагалы дикого кабана)
Рис. 49. Погребение 24. Керамические сосуды: 1 - № 56; 2 - № 59; 3 - № 55
верхняя завалилась в яму. На стенках уступов фрагментарно сохранилась облицовка из «досок», уложенных горизонтально на ребра в несколько ярусов. У оснований уступов в полу ямы по всему ее периметру расчищены канавки шириной 5-7 см, в канавках находились остатки плах нижнего яруса облицовки или минерализованный древесный тлен.
Дно ямы зафиксировано на уровне (-340). Дно, сложенное красной глиной, ровное и плоское, покрыто равномерным слоем коричневого тлена органического происхождения толщиной до 0,5 см. На дне у северной торцевой стенки ямы были обнаружены фаланги правой стопы взрослого мужчины (скелет А) в анатомическом порядке. В ЮВ углу ямы, явно не in situ,"' находились три астрагала кабана.
Основная масса останков находилась в заполнении ямы и грабительского лаза. Скелетные останки человека принадлежали двум индивидам: А - мужчине в возрасте старше 35 лет, Б - взрослой женщине. Ос
танки погребенного А представлены почти полным скелетом, череп (без нижней челюсти) залегал в ЮВ углу ямы в 0,35 м выше дна, поверх поперечной деревянной плахи и на фрагментах сосуда № 56. От скелета Б были выявлены только кости правой руки (лучевая, пястные и запястные), которые залегали в анатомическом порядке в заполнении грабительского лаза в 0,9 м выше дна ямы. В области запястья сохранились медные окислы и фрагмент кожи или шкуры от одежды. Кости животных в заполнении ямы представлены обломками черепа лошади № 2 из основного жертвенника у северной стенки ямы и останками овцы № 3, которая не входила в состав основного жертвенника. Кости овцы № 3 (фрагменты черепа, нижней челюсти и дистальных отделов всех четырех конечностей) были распределены по разным глубинам. Фрагменты керамики принадлежат трем сосудам. Два из них (№ 55-56) удалось реконструировать (рис. 49, 1,3), сосуд №59 представлен фрагментом
шейки с венчиком (рис. 49,2). Фрагменты сосуда № 55 встречены только в верхних слоях заполнения ямы, не ниже уровня (-115), а обломки сосуда № 56 залегали по всей глубине ямы.
Описание жертвенного комплекса у северной стенки ямы. Жертвенник включает в себя: черепа, нижние челюсти, кости дистальных отделов, большие берцовые кости, атланты и причлененные к ним части эпистрофеев двух лошадей; череп, нижнюю челюсть, обе большие берцовые кости и кости дистальных отделов всех четырех конечностей одной особи КРС; черепа, нижние челюсти и кости дистальных отделов всех конечностей двух овец.
Череп лошади № 1 с причлененной нижней челюстью и подъязычной костью располагался поверх костей дистальных отделов конечностей той же особи в СЗ углу ямы на уступе вдоль западной стенки. На черепе залегал конец продольной «доски», отжатой от стенки ямы. Череп обращен лицевым отделом на ЮЗ, затылочной частью - к углу ямы. Копытные фаланги дистальных отделов задних конечностей ориентированы на ЮЗ, передних конечностей - на СВ. Между черепом и северной торцевой стенкой ямы поверх костей дистальных отделов конечностей находились две большие берцовые кости той же особи, нижними концами на запад.
Выкладка из останков лошади № 2 была параллельна выкладке из останков лошади № 1, но расположена восточнее. Выкладка частично разрушена. Нижний ее ярус занимали кости дистальных отделов всех четырех конечностей лошади № 2. Копытные фаланги передних конечностей были сориентированы на восток, задних - на ЮЗ. На костях дистальных отделов конечностей располагалась затылочная часть черепа. Нижняя челюсть и части черепа той же особи были расчищены позднее в заполнении ямы. Как видно из рис. 47, эта часть жертвенника попадает в пределы очертаний грабительского лаза в яму. Можно утверждать, что череп лошади № 2 был разбит при ограблении. Исходно череп был ориентирован на ЮЗ (т.е. так же, как и череп лошади № 1). Между затылочной частью черепа, сохранившей положение in situ, и северной торцевой стенкой ямы находились две большие берцовые кости той же особи, нижними концами на запад. Верхние концы больших берцовых костей лошади были наложены на кости конечностей коровы, а на них, в области контакта останков коровы и лошади, лежал фрагмент лопатки лошади.
Выкладка из останков особи КРС располагалась
вплотную к северной стенке ямы, почти по ее середине. Нижний ярус выкладки был сложен костями дистальных отделов всех четырех конечностей особи. Копытные фаланги передних конечностей были ориентированы на ЮЗ, задних - на СВ. При этом они частично перекрывали кости дистальных отделов конечностей овец, остатки которых располагались восточнее. Поверх костей дистальных отделов конечностей коровы, лицевым отделом на СВ, залегал череп той же особи с причлененной нижней челюстью и подъязычной костью. Между черепом и стенкой были размещены обе большие берцовые кости и левая лучевая + локтевая кость той же особи. Сверху эти кости были частично перекрыты останками лошади №2. Правая лучевая + локтевая кость коровы располагалась с другой стороны черепа (т.е. со стороны ямы) субпараллельно.
Вблизи СВ угла ямы вдоль северной стенки размещались кости отделов всех передних и задних конечностей двух овец. Задние конечности были ориентированы копытными фалангами на СВ, передние - на ЮЗ. Поверх этих останков лицевыми отделами на СВ лежали черепа двух овец с причлененными нижними челюстями и подъязычными костями. Между черепами овец и между ними и северной стенкой ямы располагались большие берцовые кости обеих особей. На остатках овец, частично поверх больших берцовых костей, частично поверх черепов залегали атланты лошадей № 1 и 2 с причлененными к ним (атлантам) частями надрубленных и переломленных по надрубам эпистрофеев. Позвонки располагались на одной оси передними поверхностями атлантов в СЗ направлении, причем позвонки лошади № 1 (западной) лежали западнее, лошади № 2 (восточной) — восточнее.
К реконструкции. Погребение соорудили на последнем этапе функционирования некрополя в его СЗ секторе. Яму выкопали в западине кольцевого рва между двумя перемычками-перерывами во рву. Ко времени сооружения погребения в углублении рва сформировался слой гумусированной почвы мощностью до 30-35 см. Однако и ров в целом, и некоторые детали его первоначального рельефа (перемычки) еще хорошо опознавались на момент создания погребения. Глубина западины рва в этом районе составляла 0,5-0,6 м.
Глубина ямы составляла около 3 м от дна западины и 3,6 м от уровня древней поверхности. Последняя величина является фактической (реальной) глу
биной ямы. До глубины 1,7-1,75 м от уровня поверхности яма имела прямоугольную форму с размерами 2,3x1,5 м и вертикальные стенки. На указанной глубине размеры ямы сокращают до 2,1x1,2 м, оставив вдоль ее стенок прямоугольные выступы шириной 15-20 см. Вдоль южной стенки уступа не оставляют. Объем выкида из ямы составил более 10 м3. Часть выкида была использована для сооружения внутримогильных и надмогильных конструкций, часть пошла на оформление площадки перед погребением. Эту часть выкида распланировали с юга в западине рва, сровняв западину с окружающей поверхностью. Для оформления площадки был использован песок из верхней части котлована ямы. Выкид глины с глубины не менее 2 м, который фиксировался с севера от могилы, не имел конструктивного назначения. Разница в составе выкида к югу и к северу от погребения и отсутствие признаков выкида с запада (т.е. за пределами погребальной площадки) позволяет предположить, что выкид распланировали вокруг погребения полукольцом против часовой стрелки (ритуальное направление?).
В суженной и заглубленной части ямы обустроили погребальную камеру с внутренними размерами 2,1x1,1-1,2 м и высотой 0,75-0,8 м. Вдоль грунтовых стенок камеры горизонтально уложили по три-четы-ре тонких «доски». Нижний ярус облицовки закреплен в узких и неглубоких (до 5 см) пазах-канавках в полу камеры. Неясно, каким образом были закреплены на стенках верхние ярусы облицовки. Оформление углов камеры выглядело при вскрытии ямы довольно примитивно: «доски» в углах казались просто состыкованными перпендикулярно друг другу, в стыках были щели и полости. На полу камеры сделали подстилку, скорее всего, из травы. На подстилку продольно камере по ее середине положили труп мужчины в возрасте старше 35 лет, головой на ЮЮЗ, возможно, на правый бок. В погребальную камеру, скорее всего в изголовье погребенного, поставили керамический сосуд (№ 56), поместили набор астрагалов и еще какие-то вещи, которые не уцелели при ограблении могилы.
После этого погребальную камеру перекрыли двойным слоем деревянных плах (горбылей, брусьев). Плахи уложили поперек ямы концами на площадки уступов. В нижнем, лучше сохранившемся, слое было 14-15 плах, столько же, по-видимому, было и в верхнем. Верхние плахи во многих местах обуглены.
На перекрытии погребальной камеры и уступе вдоль северной торцевой стенки ямы расположили жертвенную выкладку из частей туш двух лошадей, коровы и двух овец1. Каждое из жертвенных животных было представлено в выкладке головой с покровными тканями и невырезанным языком, дистальными отделами всех конечностей и голенями. Останки коровы дополнены двумя предплечьями, останки лошадей - атлантами с причлененными частями эпистрофеев и фрагментом перерубленной или перебитой лопатки (с мясом?). Шкуры животных в жертвеннике отсутствовали2. В организации выкладки можно видеть два ведущих принципа. Во-первых, выкладку производили «по особям», и в пределах останков каждой особи стратиграфическое следование и ориентировка всех частей туши были строго нормативными; это видно из археологического описания жертвенника. Во-вторых, выкладку формировали как единое целое и тоже в соответствии с определенным каноном. Выкладку начали формировать от СВ угла в направлении на запад, т.е. с останков овец3, затем в нее положили части туши коровы, потом дистальные отделы, голени и головы лошадей. После этого поверх голеней лошади № 2 и дистальных отделов коровы положили кусок лопатки лошади, а поверх останков овец - первые шейные позвонки обеих лошадей. Т.е. от СЗ угла ход ритуала «развернули» на 180°, завершив ритуал в той точке, где его начали - в СВ углу выкладки. В своем завершенном виде жертвенная выкладка имела сложную композицию, напоминающую в плане Z-об-разный меандр.
По завершении выкладки останки жертвенных животных погребли в слое плотной вязкой глины красного цвета, взятой из могильного выкида. Глину, вероятно, утрамбовали. Толщина слоя глины примерно соответствовала высоте выкладки из частей туш животных и составляла в абсолютном выражении около 0,5 м. В пределах глиняной забутовки вдоль каждой из длинных стенок ямы находилось по 2-3 «доски» шириной 20-25 см, уложенные на ребра ярусами. Возможно, «доски» были и выше, но они не сохранились.
1	Лошадь № 2 - жеребец, остальные животные - самки.
2	При наличии шкур некоторые композиционные моменты и, главное, высокая степень упорядочения элементов, наблюдаемые в жертвеннике, были бы невозможны.
3	Интересно, что овец при этом как бы объединили, положив дистальные отделы обеих особей как останки одного восьминогого существа.
Рис. 50. Погребение 24. Реконструкция (1 - погребальная камера; 2, 4 - слой засыпки; 3 - верхняя полая камера; 5 - надмогильный купол)
; *Ч-. У'-1# V'M*.;


0 10 2030 I—l—l___I
6*
Рис. 51. Погребение 24. Схема тафономического процесса: 1 - исходное состояние погребения;
2 - состояние после ограбления; 3 - состояние после обрушения перекрытий; 4 - состояние после обрушения верхушки купола; 5 - археологический разрез заполнения ямы по оси А-Б
Выше оставили обширную - высотой 1,5-1,6 м и размерами в плане 2,3x1,5 м - полую камеру с вертикальными стенками, облицованными (?) деревом. Вверху, на том уровне, с которого начали копать яму, камеру должны были перекрыть довольно мощным настилом из деревянных плах. На этот настил насыпали слой песка из могильного выкида толщиной 0,6-0,8 м таким образом, чтобы на месте ямы и прилегающей поверхности образовалась ровная площадка. Где-то в толще этой площадки, в ямке (?), соорудили еще один жертвенный комплекс, в который входили останки овцы № 3 (голова и дистальные отделы) и сосуд № 55. Наконец, в завершение обряда на площадке над ямой возвели надмогильное сооружение. Скорее всего, это сооружение имело форму полого купола (рис. 50).
Купол п. 24 имеет аналогии в сооружениях петровских некрополей и Синташты (Зданович Г., 1988, с. 84), С I и С III (Генинг, Зданович Г, Генинг, 1992, с. 275-277, 339-341). В отличие от надмогильных куполов Синташтинского могильника купол над п. 24 был возведен из материала (глины), взятого из могильного выкида. Высокие строительные качества местной глины позволили обойтись без приносного материала. Диаметр основания купола, по реконструкции, составлял около 3 м, высота - около 1 м. Указанные размеры соответствуют размерам надмогильных куполов синташтинского могильника. Не исключено, однако, что купол был не ложносводчатым блочным (как купола С I и СШ), а сооруженным на деревянном каркасе.
Ни одной конструкции, находящейся выше забутовки над перекрытием погребальной камеры, не сохранилось in situ даже фрагментарно. Поэтому предлагаемые реконструкции основаны на анализе профиля заполнения могильной ямы. Дополнительную информацию можно извлечь из следов грабительского лаза в яму. Лаз ранний. К моменту ограбления все конструкции ямы (и надземные, и подземные) находились in situ, и ограбление погребения фактически является одним из эпизодов его функционирования. Локализация выброшенных из ямы обломков сосуда позволяет считать, что грабители проникли в погребение со стороны погребальной площадки, разобрав или подкопав стенку надмогильного купола вблизи ЮВ угла могилы. Оказавшись в полой верхней камере, они проделали отверстие в перекрытии погребальной камеры и в лежащем на нем слое глины (рис. 51, 2).
Последующее разрушение погребальной конструкции проходило в три-четыре этапа. Сначала обрушилось верхнее перекрытие, вследствие чего в яму опустился песок из засыпки. Это вызвало обрушение перекрытия погребальной камеры (рис. 51, 3). Затем в яму упала верхушка надмогильного купола, ее остатки затекли в воронкообразную западину грабительского лаза (рис. 51,4). На последнем этапе постепенно разрушаются стенки купола. При этом вместе с комками глины в яму опускаются песок, часть новообразованного гумуса, мусор и т.д. Этим объясняется «крапчатость» заполнения ямы на уровнях от (-80) до (-115) см. После уплотнения и усадки слоев и вторичной гумусации западины над ямой погребение приобретает тот вид, который был зафиксирован в процессе раскопок (рис. 51,5).
3. Жертвенные ямы
Яма 1 (рис. 52). Располагается в ЮЗ секторе погребальной площадки, в 0,2-0,3 м от края кольцевого рва. Ориентирована СЗ-ЮВ, 215°, параллельно стенке рва. На уровне (0) очертания рва и ямы сливались. На уровне (-15) очертания ямы имели форму овала с размерами 1,7x1,15 м. В заполнении ямы преобладает темносерая гумусированная супесь. Уровень дна ямы (-110)— (-113) см. Форма ямы по дну трапециевидная, 1,25-1,45x0,5-0,7 м. До уровня (-90) стенки ямы наклонные, на указанном уровне вдоль северной длинной стенки фиксировался уступ шириной до 25 см, а вдоль обеих торцевых стенок - небольшие выступы.
В яме обнаружены только скелетные останки животных. Останки залегали на двух уровнях.
В СВ углу ямы, в 0,5 м выше дна, были расчищены остатки черепа овцы и фрагменты задних конечностей двух взрослых особей лошади.
Все прочие скелетные остатки локализовались на дне ямы. Нижний ярус выкладки занимали кости дистальных отделов конечностей овец, принадлежащие, по меньшей мере, двум особям1. На костях дистальных отделов конечностей овец располагались в северной части ямы черепа двух овец, в южной части ямы -крсти дистальных отделов конечностей коровы. Они сохранили анатомический порядок составляющих их
1 Яма была оставлена в виде монолита для показа в музейной экспозиции. Поэтому описание содержащихся в ней скелетных останков животных, возможно, не будет исчерпывающим.

элементов и были ориентированы копытными фалангами в Ю и ЮВ направлениях. Кости дистальных отделов конечностей коровы частично перекрывал череп коровы, залегавший в южной части ямы на левом боку, лицевым отделом к ЮВ. На черепе в области его правой скуловой дуги лежала метакарпальная кость той же особи нижним концом на ЮЮВ. К северу от черепа коровы на левом боку головой на СЗ находился полный скелет козы. Кости конечностей козы лежали на останках расчлененных овец и выше костей дистальных отделов конечностей коровы. На скелете козы, в его тазово-поясничной области, залегал скелет козленка в возрасте до 1 мес., сориентированный так же, как и взрослая особь. Вдоль северной длинной стенки ямы было оставлено пустое пространство.
К реконструкции. Для сооружения ямы выбирают место в ЮЗ секторе комплекса, на самом краю погребальной площадки. Хронологическое соотношение ямы 1 и кольцевого рва не вполне понятно, но выкид из рва не перекрывает собой ямы. Яму соорудили в апреле1. Глубина ямы 1,25-1,3 м, размеры в верхней части 1,75x1,15 м, в нижней - 1,25-1,45x0,5-0,7 м. Устройство по сравнению с могильными ямами, возможно, отличается меньшей тщательностью, а форма выглядит несколько аморфной. Судя по профилировке стенок и характеру заполнения ямы, в яме была устроена полая камера, перекрытие которой находилось ниже уровня древней поверхности.
Яма 1, как и описываемые ниже ямы 3, 5, 8, 14, 19, была связана с практикой погребальных жертвоприношений. Обнаруженные в яме остатки целых и расчлененных туш животных принадлежат двум лошадям, одной особи КРС, трем овцам, козе, которая представлена полным скелетом, и козленку. Останки залегают на двух уровнях. Части конечностей лошади и голова (?) одной из овец были помещены в небольшую ямку в засыпке основного жертвенника либо на перекрытие ямы. Прочие останки были в определенной стратиграфической последовательности распределены на дне ямы. Смещенное положение многих костей заставляет предположить, что на дне была довольно мощная травяная (?) подстилка. Кроме того, на свободном от костей участке вдоль северной стенки ямы могла помещаться какая-то органическая составляющая жертвенника, не оставившая после себя видимых следов (шкуры животных, трава, сено и т.д.).
Яма 3 (рис. 13). Располагается в ЮЗ секторе площадки среди погребений западной-1 группы. Восточная
оконечность ямы прорезает погребение 4. Яма сориентирована по оси 3-В. Очертания ямы были зафиксированы на уровне (-10), дно - на уровне (-45). Размеры ямы по дну 2,2x0,85-0,9 м, форма ямы прямоугольная. Яма сильно разрушена норами землероев.
Над ЮЗ углом ямы на уровне (+10) было расчищено скопление костей животных (остеологический комплекс № 14). В состав комплекса входили останки черепа лошади, череп овцы с причлененной нижней челюстью и кости дистальных отделов передних и задних конечностей овцы. Череп лошади лежал у самого угла очертаний ямы лицевым отделом на СЗ. Череп овцы залегал северо-восточнее останков лошади, рядом с ними, поверх костей дистальных отделов конечностей овцы. Череп был обращен лицевым отделом на восток. Кости дистальных отделов размещались субпараллельно черепу.
Все скелетные остатки животных, обнаруженные на дне ямы, локализовались в ее западной части. В ЮЗ углу ямы лицевым отделом на запад залегал череп особи КРС с причлененной нижней челюстью плохой сохранности. Частично под задним отделом черепа, но преимущественно рядом с ним к СВ располагались кости дистальных отделов всех конечностей двух овец, ориентированные по линии 3-В. Поверх этих костей находились полуразрушенные черепа тех же двух овец, сориентированные лицевыми отделами в восточном направлении.
Всего, таким образом, с ямой 3 связаны останки расчлененных туш одной лошади, одной коровы и трех овец.
На уровне (-22) в западной части ямы обнаружена раковина.
Яма 5 (рис. 53; 54). Расположена в южной части площадки. Очертания ямы в виде серого овального пятна 2,Ох 1,5 м были зафиксированы на уровне (-20). Стенки ямы имели небольшой наклон. Дно слегка покатое, зафиксировано на уровне (-77)—(-85) см. Размеры ямы по дну 1,8x0,85 м, форма овальная. Яма сориентирована по оси 3-В. Заполнение ямы - темно-серая гумусированная и серая подзолистая супесь.
В яме были расчищены скелетные останки животных, которые распределялись по двум уровням.
В СЗ углу ямы в 35^15 см выше пола располагались останки лошади: фрагмент (восходящий отдел)
1 Здесь и далее сезонные датировки основаны на данных о возрасте детенышей животных, см. подробнее в книге II «Аркаим: некрополь».
Рис. 53. Яма 5. План и разрез
нижней челюсти, две большие берцовые кости, сочлененные с астрагалами и пяточными костями, фрагмент плюсневой кости и четыре шейных позвонка, из которых третий, четвертый и пятый сохранили анатомический порядок. Все кости принадлежат одной взрослой особи. Возможно, сохранились не все останки, так как эта часть жертвенника сильно разрушена. Основная масса костных останков была сконцентрирована на дне ямы в ее южной части. Вдоль южной стенки ямы на дне находились кости дистальных отделов конечностей трех особей овцы, причем все передние конечности были ориентированы копытными фалангами в восточном, задние - в западном направлении. В ЮВ углу ямы, частично на дне, частично перекрывая кости дистальных отделов конечностей овец, располагались черепа с причлененными нижними челюстями этих овец. Все три черепа были ориентированы на запад. В ЮЗ секторе ямы на дне поверх костей дистальных отделов конечностей овец лежали кости дистальных отделов всех четырех конечностей одной особи КРС. Останки левой задней конечности залегали примерно посередине ямы, у ее южной стенки, копытными фалангами на восток. Кости дистальных отделов остальных трех конечностей располагались чуть западнее, в районе ЮЗ угла ямы, под черепом той же особи КРС. Остатки обеих передних конечностей были ориентированы копытными фалангами в восточном направлении, правой задней - в западном. Череп коровы с причлененной нижней челюстью и подъязычной костью лежал на левом боку лицевым отделом в западном направлении. Посередине всей этой выкладки, практически в центре ямы, располагался полный скелет овцы. Овца лежала на левом боку головой на восток, перекрывая конечностями всю выкладку, за исключением черепов коровы и овец. Шея была сильно заломлена назад. Поверх правой безымянной кости скелета овцы были расчищены останки ягненка в возрасте от минус двух до плюс двух недель жизни. Ягненок лежал на левом боку головой на запад.
К реконструкции. Яма 5 во многом подобна яме 1. Яма имела глубину около 1 м. Стенки ямы слегка наклонные, форма овальная. Размеры ямы в верхней части 2х 1,15 м, в нижней - 1,8x0,85 м. В яме находились части туш и туши семи жертвенных животных: лошади, коровы, четырех овец и ягненка. Останки ло-пГади в составе, по-видимому, головы, дистальных отделов конечностей, голеней и части шейного отдела находились либо на перекрытии внутренней полой
камеры, либо в отдельной небольшой ямке, впущенной в засыпку над перекрытием. Прочие остатки животных образовали сложную ярусную выкладку на дне ямы. Как и в яме 1, обширный участок пола ямы вдоль ее северной длинной стенки, не занятый частями туш животных, возможно, содержал какие-то органические материалы. На полу ямы была травяная (?) подстилка. Яма была сооружена в апреле-мае.
Яма 8 (рис. 18). Располагается в ЮВ секторе погребальной площадки. Сооружена частью на площадке, частью в оплывине надмогильных насыпей п. 6 и 7. Очертания ямы зафиксированы на уровне (-15), дно на уровне (-30). Форма ямы прямоугольная, предполагаемые размеры 0,9x0,7 м. Яма ориентирована СВ-ЮЗ, 145°, перпендикулярно оси п. 6.
В яме находился скелет овцы, лежащий по оси С-Ю, головой на юг, на левом боку. Исходное положение скелета сильно нарушено вследствие оседания грунта над погребениями 6 и 7. Более всего изменены позиции нижних отделов конечностей, головы и шейного отдела. Череп, с причлененной к нему нижней челюстью, залегал примерно на 10 см ниже и в 30—40 см западнее своего анатомически ожидаемого положения. Это, по-видимому, вызвано естественной сдвижкой грунта в процессе деформации конструкций п. 6 и после разрушения мягких тканей связок овцы из ямы 8. Представляется, что исходно передние и задние конечности овцы были слегка подогнуты, а голова заломлена к передним конечностям.
Яма 14 (рис. 55). Располагается в кольцевом рву комплекса, точно по направлению на точку юга, выведенному из геометрического центра площадки. Ориентирована 3-В, 277°, параллельно стенкам рва. Очертания ямы были зафиксированы по дну рва. Выкида из ямы не зафиксировано, не отмечено, что яма прорезает какие-то новообразованные слои на дне рва. Форма ямы в плане прямоугольная со скругленными углами. Стенки вертикальные. Размеры ямы в верхней и нижней части идентичны: 2,25-2,3x0,8-0,95 м. Дно зафиксировано на уровне (-180). В заполнении ямы преобладает серая гумусированная супесь^ отчетливо читается слой коричневатой супеси, опускающийся в заполнение со стороны погребальной площадки (рис. 7).
В яме были выявлены стратифицированные останки двух жертвенных комплексов из костей животных.
Основной жертвенный комплекс располагался на дне ямы. Комплекс заключал в себе кости дистальных
Рис. 54. Яма 5: 1 - общий вид ямы; 2 - деталь
Рис. 55. Яма 14: 1 - план; 2 - фрагмент сосуда № 61; 3 - разрез ямы
отделов всех восьми конечностей двух овец и всех четырех конечностей одной особи козы. Кости имели очень плохую сохранность, анатомический порядок следования элементов был нарушен. К этому же комплексу, по-видимому, относятся фрагментированный череп коровы и фрагмент его нижней челюсти, два неполных черепа и фрагменты двух нижних челюстей овец, один неполный череп козы с фрагментированной нижней челюстью. Сохранность этих останков также неудовлетворительна, не во всех случаях наблюдалась причлененность нижней челюсти к черепу. Останки были сконцентрированы в районе дна ямы, у ее западной торцевой стенки.
Останки второго жертвенного комплекса (жертвенник № 14-А) были локализованы в СЗ углу ямы на
уровне около (-125) см, т. е. примерно в 55 см выше дна. В составе комплекса выявлены: плечевая и лок-тевая+лучевая кости одной взрослой особи лошади, останки черепа и нижней челюсти овцы, кости дистальных отделов двух задних и правой передней конечностей овцы, задняя часть эпистрофея, третий, четвертый и пятый шейные позвонки овцы. Останки черепа и конечностей принадлежат одной особи овцы, часть шейцого отдела - другой особи. Анатомического порядка останки не сохранили, но шейные позвонки особи № 2 занимали чуть более обособленное положение.
Кроме того, в заполнении ямы на разных стратиграфических уровнях встречались сильно измельченные неопределимые фрагменты трубчатых и плоских кос
тей КРС и МРС и мелкие фрагменты керамики. Из последних не менее двух фрагментов принадлежали сосуду № 9 (рис. 10, 8), был обнаружен также фрагмент баночного сосуда (№ 61; рис. 55,2).
К реконструкции. Яму 14 соорудили в углублении рва одновременно со рвом или непосредственно вслед кольцевому рву. Яма имела глубину 0,8-0,9 м от уровня дна рва и около 2 м от древней поверхности. Форма ямы была прямоугольной с размерами 2,25-2,3 х 0,8-0,95 м. На дне ямы у ее западной торцевой стенки расположили в определенном порядке головы и дистальные отделы двух овец и козы, голову коровы. Возможно, яма имела полую камеру с перекрытием, но перекрытие было непрочным и вскоре рухнуло. Засыпка над камерой отсутствовала, и после обрушения перекрытия в яму ополз склон выкида-вала, первоначально сооруженного по периметру площадки. В западине ямы активно скапливались почвенные частицы, органический и минеральный мусор, вместе с которым в яму попали отдельные кости животных и мелкие обломки керамических сосудов. После того как западина ямы фактически сровнялась с дном рва, в ее СЗ углу в небольшой впускной ямке сделали жертвенный комплекс № 14-А. В ямку поместили части туши лошади и останки двух овец. Овца № 1 была представлена традиционным набором из головы и дистальных отделов конечностей1, овца № 2 - частью шейного отдела со второго по пятый позвонки. Задняя часть эпистрофея овцы № 2 своим изломом полностью совпадает с передней частью эпистрофея одной из овец из ямы 19. Это прямое доказательство одновременности ямы 19 и жертвенного комплекса из верхних слоев ямы 14. Оба жертвенных комплекса можно жестко синхронизировать с одним из жертвенников в центральной яме 9 и приблизительно - с погребениями западной-2 группы (см. подробнее ниже при описании ямы 19).
Яма 19 (рис. 56, 1; 57). Располагается в южной части комплекса, в углублении кольцевого рва к востоку от входа-выхода на площадку2. Ориентирована по оси 3-В, 280°, параллельно стенкам рва. Очертания ямы были выявлены на уровне (-80) на дне рва. Форма ямы прямоугольная, размеры в верхней части 1,55^> 0,6x0,9 м. На уровне (-120) вдоль южной и восточной стенок ямы были расчищены небольшие уступчики, сократившие размеры ямы до 1,4-1,45x0,8 м. Ниже уступов стенки ямы вертикальные. Дно зафиксировано на уровне (-166)—(-170), имеет небольшой подъем в восточной части.
Почвенное заполнение ямы сложено серой гумусированной супесью. Выкид из ямы в виде слоя желтого песка мощностью до 15 см был зафиксирован западнее очертаний ямы в пределах углубления кольцевого рва. Выкид залегал на 35 см выше дна рва на слое темно-серого гумуса. В профиле выкида сохранился «негативный отпечаток» столба, установленного при входе-выходе на площадку с востока (рис. 8,3).
В ЮЗ углу ямы находился развал неорнаментиро-ванного сосуда (№ 51; рис. 56,2). Остальное пространство ямы было занято жертвенной выкладкой из остатков животных сложного строения и состава.
Доминирующее положение в выкладке занимали два черепа коров с причлененными нижними челюстями, располагавшиеся в центре жертвенной ямы лицевыми отделами на запад. Один из черепов (северный) сохранил первоначальное положение - лобной частью кверху, другой (южный) завалился на левую сторону. К затылочным отделам черепов по оси С-Ю были приложены атланты с причлененными к ним частями эпистрофеев с сохранением принадлежности к каждой особи.
Между черепами и южной стенкой ямы располагались кости дистальных отделов передних и задних конечностей двух овец, отчлененные в запястьях и заплюснах, но ниже полностью сохранившие все составляющие элементы в анатомическом порядке. Копытные фаланги и передних, и задних конечностей были ориентированы на запад. Над дистальными отделами конечностей овец залегали большие берцовые кости этих овец нижними концами на запад. При каждой из них в анатомическом положении находилась коленная чашечка. Все остатки конечностей овец размещались параллельно и субпараллельно южной стенке ямы.
Восточнее костей дистальных отделов конечностей овец, ближе к ЮВ углу ямы, располагались черепа овец с причлененными нижними челюстями, атлантами и частями эпистрофеев. Первоначально лицевые их отделы были ориентированы на восток.
Слева от «южного» черепа коровы, параллельно его оси, поверх костей дистальных отделов и больших берцовых костей овец в анатомическом порядке располагались первые, вторые и третьи фаланги передней левой конечности коровы, ориентированные нижними концами в восточном направлении. Непосредственно
1 По крайней мере, трех - обеих задних и правой передней.
“ В 1991 г. яма была законсервирована для музейной экспозиции. Полностью яма была расчищена в 1995 г.

' черепа они подстилались фрагментами расколотых рубчатых костей коров, которые в свою очередь пе->екрывали останки конечностей коров.
Непосредственно под лицевым отделом черепов ко-юв располагались фрагментированные кости конеч-юстей коров - метаподиальные, большие берцовые, а акже четыре набора первых, вторых и третьих фаланг ;оров, ориентированных преимущественно по линии О-С. Большинство наборов сохранили анатомический юрядок и соответствующие сезамовидные кости. Среде указанных костей конечностей коров встречались шохо сохранившиеся кости осевого скелета и фраг-1енты костей конечностей и ребер ягненка, положе-ше которых позволяет установить, что тушка распо^ [агалась параллельно западной стенке ямы, головой ia юг и ногами на запад.
Западнее останков тушки ягненка в той же позиции алегал скелет корсака. Череп корсака находился возле :осуда. Кости осевого скелета корсака частично перерывали кости дистальных отделов конечностей ягнен
ка. Между скелетом корсака и западной стенкой ямы, параллельно ей, лежала большая берцовая кость коровы со сколотой частью верхней суставной поверхности и прилежащим к ней фрагментом диафиза. Сколотая часть была помещена вдоль северной стенки ямы. Поверх этой голени располагался набор первых, вторых и третьих фаланг правой передней конечности коровы, сохранивших анатомический порядок и соответствующие сезамовидные кости. Большая берцовая кость и набор фаланг были ориентированы нижними концами на север.
Вдоль северной стенки ямы, ближе к ее СВ углу, находился фрагмент большой берцовой кости - той же, большая часть которой лежала вдоль западной стенки, а также набор первых, вторых и третьих фаланг передней левой конечности коровы, сохранивших анатомический порядок и соответствующие сезамовидные кости. Нижние концы фрагмента большой берцовой кости и набора фаланг были ориентированы в западном направлении.
Наиболее сложной была часть жертвенника, размещенная восточнее черепов коров. Здесь в непосредственной близости к затылочной части черепов КРС лежал скелет козы, субпараллельно восточной торцевой стенке ямы, на левом боку, головой на юг. Дистальные отделы конечностей козы частично заходили под черепа коров и приложенные к ним наборы шейных позвонков. При этом кости задних ног козы находились поверх трубчатых костей конечностей коров, а передних - поверх них и больших берцовых костей овец. Голова козы была сильно запрокинута назад и находилась в области последних грудных - первых поясничных позвонков. На скелете козы залегал скелет козленка - задней частью в области брюха взрослой особи, а передней - в области ее груди. Положение и ориентация козленка соответствовали положению и ориентации взрослой особи - «матери», но его голова была в естественном положении.
Между скелетом козы и восточной стенкой ямы на правом боку, головой на юг, располагался скелет теленка. Голова теленка была уложена поверх лопаток и основания шеи козы. Ноги были сведены вместе и слегка приподняты вверх, следуя профилю дна ямы. В области тазовых и бедренных костей теленка, частично под ним залегали остатки заплюсны правой конечности коровы (правый астрагал и правая центрально-кубовидная кость). Там же находился набор первых, вторых и третьих фаланг коровы с прилежащими к ним сезамовидными костями (останки кисти правой конечности).
На дне ямы, особенно в ее центральной части, отмечался тлен от сгнивших стеблей и листьев травы, которые можно отождествить с осоками (Carex sp.sp.), по крайней мере двух видов, и с тростником (Phragmites communis)1.
К реконструкции. Для сооружения ямы выбрали месяц май и место в западине кольцевого рва, к востоку от входа-выхода на погребальную площадку. К моменту сооружения ямы на дне рва успел сформироваться слой гумусированной почвы толщиной до 0,35 м. Общая глубина ямы от уровня западины рва составляла порядка 1,1 м, а от уровня древней поверхности - около 1,8 м. Размеры ямы в верхней части 1,55-1,6x0,9 м. На глубине 0,5-0,6 м от поверхности западины яму уменьшили до 1,4-1,45x0,8 м, оставив вдоль ее восточной и южной стенок небольшие уступы-выступы. В вырытой яме устроили и оформили сложную выкладку из останков девяти жертвенных животных. Из них пять — коза, козленок, ягненок, те
ленок и корсак - были представлены целыми тушами, а четыре - две взрослые особи КРС и две овцы -частями расчлененных туш. Порядок обустройства и сооружения выкладки можно реконструировать следующим образом:
1.	Дно ямы выстлали стеблями тростника. Стебли расположили продольно яме нетолстым (в два-три стебля толщиной) слоем.
2.	Поверх стеблей тростника в крест или под некоторым углом к ним уложили стебли и листья осоки. О толщине этого слоя подстилки судить сложно, вероятно, она находилась в пределах нескольких сантиметров.
3.	Посередине южной стенки, вдоль нее, уложили нижними концами на восток дистальные отделы конечностей двух овец. Параллельно им и частично сверху расположили голени тех же двух овец, ориентировав их нижними концами в противоположном направлении, т.е. на запад.
4.	Вдоль опять же южной стенки ямы, но уже вблизи ее юго-восточного угла, установили головы двух овец мордами в восточном направлении.
5.	Центральную часть ямы заполнили расколотыми, предварительно сваренными и очищенными от мягких тканей, костями конечностей двух коров (большими берцовыми костями, метаподиями, частью костей запястья и заплюсны)2. Сюда же поместили фрагмент лучевой кости. Кости конечностей коров образовывали своеобразное ложе для верхних составляющих элементов жертвенника.
6.	С западной стороны вплотную к подложке из расколотых костей пристроили целую тушку ягненка в возрасте 10 дней в положении на левом боку головой на юг.
1	Осоки идентифицируются по характерной трехгранности стеблей, тростник - по достаточно хорошо различимым узлам стеблей (определения Л.Л.Гайдученко).
2	В доказательство вывода о том, что кости были сварены, приведем два момента. Первый: при больших берцовых костях коров, в отличие от таковых костей овец, отсутствовали коленные чашечки. Чашечки легко снимаются без повреждения поверхности кости подрезкой после размягчения связок при длительной термической обработке (бытовой пример - варка холодца). Второй: характер разбивания костей. Во всех случаях достаточно сильными ударами были вскрыты полости, заполненные костным мозгом, что является целесообразным при варке костей. Добавим, что на костях нет следов их обработки на открытом огне, а в местах ударов нет следов разможжения поверхности. Последнее свидетельствует в пользу того, что к моменту разбивания на костях были надкостница и суставные хрящи, т.е. кости были разбиты еще до варки.
7.	Параллельно тушке ягненка, частично поверх его конечностей положили тушку корсака в возрасте около 1 года. Корсака расположили так же, как и ягненка: на левом боку головой на юг. В изголовье поставили керамический сосуд.
8.	Ближе к восточной стенке ямы, но на некотором расстоянии от нее поместили целую тушу взрослой козы на левом боку, головой на юг таким образом, что ее передние конечности оказались поверх конечностей коров и овец, а задние - поверх расколотых костей конечностей коров. Шею козы искусственно заломили назад - на спину.
9.	Поверх туши козы в той же позе уложили целую тушку козленка в возрасте до двух недель жизни.
10.	Между тушей козы и восточной стенкой ямы головой на юг на правый бок поместили тушку теленка в возрасте до одного месяца. Голову теленка положили на плечо козы.
11.	У задней части туши теленка поместили отчлененный набор фаланг коровы и отдельно ее заплюсне-вый сустав, у задней части туши козы - сколотый фрагмент большой берцовой кости коровы и набор ее фаланг (нерасчлененных, в шкуре). Большую берцовую кость коровы и другой набор ее фаланг разместили между западной стенкой ямы и тушкой корсака.
12.	В центральной части ямы установили на нижние челюсти головы двух коров мордой на запад. Головы укрепили в избранном положении, подложив под них спереди и справа нерасчлененные наборы фаланг (в шкуре и с роговыми покровами копыт). Сзади к каждой из коровьих голов приложили принадлежащие данным особям атланты с причлененными к ним частями эпистрофеев.
13.	На высоте 0,5-0,6 м от пола ямы по уровню уступов над камерой с жертвенными животными соорудили перекрытие. Верхнюю часть ямы засыпали грунтом.
14.	Сооружение ямы 19 было составной частью монументального жертвенного ритуала, в ходе которого части некоторых животных были распределены по разным жертвенным комплексам.
Корова. Обломок верхнего конца лучевой кости с частью диафиза особи из ямы 19 идеально подходит к лучевой кости, обнаруженной в заполнении п.9 (центрального). Кроме того, в яме 19 вместо четырех (от двух особей) пяточных костей коров находилось пять. «Лишняя» пяточная кость по своим размерам хорошо соотносится с астрагалом особи КРС из заполнения п. 9.
Овца. Передняя часть эпистрофея одной из овец из ямы 19, находившейся в данной яме в сочленении с
атлантом и черепом овцы, контактирует с задней частью эпистрофея овцы, обнаруженного в составе жертвенника 14-А вместе с набором шейных позвонков с третьего по пятый той же особи.
Таким образом, останки одной из особей КРС в ходе упомянутого ритуала были, безусловно, распределены между п.9 и ямой 19, а части туши одной из овец — безусловно, между ямой 19 и жертвенником 14-А. Останки еще одной овцы, возможно, были распределены между жертвенником 14-А и п.9.
Найденные соответствия между костями жертвенных животных позволяют не только жестко синхронизировать между собой яму 19, жертвенник 14-А и один из жертвенных комплексов или одно из захоронений в п.9, но и реконструировать числовую формулу ритуала. По нашей реконструкции, это жертвоприношение было двенадцатичастным, т.е. в жертву были одновременно принесены двенадцать животных: КРС - три взрослые особи + детеныш, овца - три взрослые особи + детеныш, «особые» животные (лошадь, корсак (=собака)‘, коза) + детеныш2. Как видим, двенадцать жертвенных животных логично подразделяются натри триады (коров, овец и «особых» животных) с добавлением к каждой триаде взрослых особей по одному детенышу3 . По поводу жертв триадами животных можно вспомнить обряды греческого полиса. На о. Кеос в IV—III вв. до н.э. для жертвоприношения Зевсу Полео-су отбирали одного быка из трех триад животных, представленных на «конкурсной основе» каждой из трех фил; в жертву также приносили триады овец - по одной овце определенному божеству от каждой филы (Nagy, 1987, р.249,251-252).
По мере появления новых материалов накапливаются данные о двенадцатичастных жертвоприношениях у синташтинских, петровских и алакульских племен. Это жертвенный комплекс № 1 из состава СМ (Генинг, Зданович Г, Генинг, 1992, с.235), жертвенники Хрипу-новского могильника (Матвеев, 1998, с.211) и могильника Степное VII (яма 31, петровский горизонт)4.
1 г-	с
См. подробнее о вероятном отнесении лисиц к разряду «собак» в синташтинской традиции в разделе V, § 10.
‘ Т.е. двенадцать жертвенных животных складываются из девяти животных, представленных только в данном жертвенном комплексе, и еще трех животных, распределенных между ямой 19 и жертвенником 14-А и между ямой 19 и п.9.
3 В свете этой группировки животных триадами, может быть, не случайно их распределение по трем объектам.
4 Состав животных в этом случае: три коровы+три теленка, три овцы+три ягненка (2001 г., раскопки Д.Г.Здановича, определения Л.Л.Гайдученко).
4.	Погребальный обряд и инвентарь погребений
Ограничимся только некоторыми общими замечаниями1 .
В погребениях кургана было захоронено не менее 29 человек2. Возрастная структура «палеопопуляции» отражена на рис. 58, 3. Средний возраст смерти для взрослых (> 15 лет) составляет 30,45 лет. На выявленных 4-5 мужских скелета приходится 7-10 женских, т.е. количество погребенных женщин примерно в два раза превышало количество погребенных мужчин.
Останки умерших распределены по 13-14 погребениям (могильным ямам). Погребения одиночные, парные и групповые. В количественном соотношении преобладают одиночные погребения (7-10 случаев). Обряд парных захоронений безусловно отмечен только в одном случае (п. 18), еще в двух случаях (п. 12,17) парность захоронений можно поставить под сомнение. Групповой характер захоронений отличает центральные погребения кургана. В двух центральных погребениях (п. 9,10) было захоронено 14 человек, т.е. фактически половина от всех погребенных в кургане. Еще три человека были погребены в п. 4, которое тяготеет в плане (и хронологически?) к центральным могильным ямам.
Все захоронения являются трупоположениями, хотя заметное место в обряде отводилось огню. Следы огня, хотя бы и незначительные, отмечены в пяти погребениях (35,7%). В некоторых погребениях (п. 9,10,12,15) можно предполагать следы вторичных захоронений костей, но все эти погребения сильно нарушены.
Единственный достоверно зафиксированный способ трупоположения —скорченно на боку. Степень скор-ченности во всех случаях «слабая», т.е. более 58-60° в тазобедренном суставе и не менее 20° - в коленном3. Отмечается как правобочное, так и левобочное положение погребенных (соответственно 4-7 и 5 случаев).
Ориентировки погребенных разнообразны, но ориентировка головой в восточный сектор исключена почти полностью (рис. 58,2). Возможно, значение придавалось ориентировке лицевого отдела. Восемь погребенных обращены лицом в западном направлении и только два (п. 13 и 20) - на ССВ и В(?).
В целом нужно заметить, что информация о типах погребального обряда (т.е. о принципиальных способах обращения с телами умерших) и положении погребенных в могиле очень неполна вследствие большого процента разграбленных и нарушенных могил.
Более подробная информация была получена о по
гребальной архитектуре комплекса. Меристические параметры погребений кургана 25 в целом отвечают общесинташтинской традиции4. Размеры погребений зависят от характера обряда (одиночные/групповые захоронения), а в одиночных захоронениях - от возраста и соответственно размеров тела погребенных5. Глубина погребений (рис. 58,1) является в значительной мере символическим параметром обряда. В глубоких - от 1,5 м и более - могильных ямах при помощи внутреннего перекрытия выделяются две разноуровневые камеры6. Нижняя камера всегда является погребальной, назначение верхних камер не вполне ясно; как кажется, в большинстве случаев они были полыми. В подземной погребальной архитектуре широко применяются дерево, трава, тростник и т.д. Из элементов профилировки значение прежде всего имеют уступы и неглубокие пазы-канавки по периметру ям. Сложные профили ям и разноразмерные деревянные камеры-«срубы» служили для моделирования в подземной части погребений уступчатых объемов. Значительно меньше информации получено о надмогильных сооружениях. В отдельных случаях безусловно фиксируются небольшие насыпи над погребениями (п.6), в других можно предположить наличие довольно сложных куполообразных конструкций (п.24). Следов монументальных надмогильных объектов над центральными погребениями не отмечено. Отсутствовала и общая грунтовая насыпь над погребальной площадкой.
Обязательным элементом отправления погребального культа было жертвоприношение животных. На одного погребенного приходится в среднем примерно по 5 голов жертвенных животных. Обряды отличаются исключительной сложностью и глубоким символизмом.
Погребальный инвентарь, несмотря на многочисленные факты древнего ограбления могил, характеризуется богатством и разнообразием. Всего была выделена 41 категория погребального инвентаря.
1	Более подробные характеристики погребального инвентаря даны в разделе II. Синташтинскому погребальному обряду посвящен раздел VI монографии.
2	В реальности, по-видимому, несколько больше - до 32 человек.
’ Признавая, что единая и достаточно подробно разработанная методика определения и классификации степени скорченное™ костяков эпохи бронзы отсутствует, следуем в этих вопросах указаниям А.Ю.Иванова (Иванов, 1992).
j См. подробнее в разделе VI данной монографии. См. также (Зданович Д., 1997, с.43-46).
6	В ямах глубиной 1,5-2 м обе камеры обычно имеют одинаковую высоту, т.е. внутреннее перекрытие делит яму пополам.
Рис. 58. Большекараганский могильник, курган 25. К характеристике погребального обряда: I - распределение могильных ям по глубине (по горизонтали - количество ям, по вертикали - глубина от уровня древней поверхности в см); 2 - диаграмма ориентировок погребенных (реконструированные направления обозначены пунктиром); 3 - распределение погребенных по возрасту
7 Зак. 77
Металлический инвентарь1:
1-ножи, 5 экз.:
1	- пластинчатые двулезвийные с приостренным черенком и намечающимися перекрестьем и перехватом, 4 экз. (уч. А/5, п. 13,16,18);
2	- пластинчатые однолезвийные бесчерешковые с прямой спинкой (п.6);
II	- детали ножен ножа, 2 экз. (п.6);
III	- плоские топоры-тесла, 2 экз. (уч. В/3, выброс из центральных погребений; п. 10);
IV	- шилья, 4 экз. (уч. В/4, выброс из центральных погребений; п.4, п. 10 - 2 экз);
V	- крюк втульчатый, 1 экз. (уч. Г/4, выброс из центральных погребений);
VI	- долото втульчатое, 1 экз. (уч. Е/3, из п.12-?);
VII	- клиновидное орудие (обломок) (п. 12);
VIII	- украшения спиралевидные из меди и медно-серебряного сплава (подвески, пронизи), 2 экз. (п.6, Ю);
IX - подвески в 1,5 оборота из медно-серебряного сплава (2 экз., п.6) и медные (1 экз., п. 12);
X - бусина проволочная, 1 экз. (п.10);
XI - пластинчатые бляшки (детали накосника), ?-экз. (п.16);
XII - скрепки, 2 экз. (уч. В/З-В/4, уч.Ж/4);
XIII - заклепка, 1 экз. (п.12);
XIV - сплеск металла, 2 экз. (п. 10,12).
Инвентарь из кости и рога:
XV - наконечники стрел, 8 экз.:
1 - черешковые с листовидным пером, 5 экз. (п. 12,17),
2 - черешковые с коротким треугольным пером, 1 экз. (п.4),
3 - черешковые с боковым острием, 2 экз. (п. 12,17);
XVI - наконечник остроги, 1 экз. (п. 13);
XVII - «лопаточка», 1 экз. (п.10);
XVIII - изделия из головок бедренных костей животных с центральным отверстием, 3 экз.:
1 - плоские диски, 2 экз. (п. 10,16),
2 - усеченно-конической формы с треугольными насечками по краю основания, 1 экз. (п.10);
XIX - изделие из рога (псалий?), 1 экз. (уч.Г/4, выброс из п.9);
XX - изделия из рога неустановленных типов, 2 экз. (п.16);
XXI - изделие из рога подцилиндрической формы с отверстием (окончание рукояти булавы?), 1 экз. (п.9);
XXII - пронизь костяная трубчатая, 1 экз. (п. 13);
XXIII - подвески из зубов животных и заготовки к ним, 16 экз.:
1 - собаки, 2 экз. (п. 10),
2 - лисицы (корсака), 8 экз. (п. 10),
3 - кабана, 1 экз. (п. 16),
4 - бобра, 5 экз. (п. 16);
XXIV - отчлененные астрагалы животных.
Каменный инвентарь:
XXV - наконечники стрел, 16 экз.:
1 - черешковые с шипами, 7 экз. (п. 17),
2 - бесчерешковые листовидные и треугольные с усеченным основанием, 9 экз. (п.4,9(?), 12,13);
XXVI - молоток, 1 экз. (п.12);
XXVII - обломок неустановленного предмета (уч. А/0);
XXVIII - булава, 1 экз. (уч. В/4, выброс из центральных погребений);
XXIX-бусы, 16 экз.:
1 - дисковидные, 15 экз. (п.10),
2 - сложной формы с шишечками-выступами, 1 экз. (п.Ю);
XXX-абразив, 1 экз. (п.9);
XXXI - гальки без следов искусственной обработки, Зэкз. (п.13,18-2 экз.);
XXXII - кристаллы и гальки горного хрусталя, 2 экз. (п.4,6);
XXXIII - кусочки азурита, 3 экз. (п.4).
Другие категории инвентаря:
XXXIV-бусы пастовые, 5 экз. (п.Ю, 13);
XXXV - белемнит, 1 экз. (п.Ю);
XXXVI - раковина, 1 экз. (яма 3);
XXXVII - кусок древесной смолы, 2 экз. (п. 10);
XXXVIII - предмет из органического материала, 1 экз. (п.13);
XXXIX - фрагмент сложного агрегата из дерева (кузова колесницы?), 1 экз. (п.9);
XL-деревянный сосуд-чаша, 1 экз. (п.Ю);
XLI - керамические сосуды.
Керамика. В составе коллекции 43 целых и реконструированных сосуда, еще 15-20 экземпляров глиняной посуды представлены фрагментами2. К типологическому анализу и классификации привлечено 52 сосуда.
1	Все предметы, за исключением особо оговоренных случаев, изготовлены из меди/бронзы.
2	Среди фрагментированной керамики выделены обломки сосудов, связанные с другими курганами Болыпекараганского могильника. В северной части погребальной площадки обнаружены два фрагмента от двух сосудов из могильных ям БК-24 (ср.: рис. 10, 4, 6 и Боталов, Григорьев, Зданович Г, 1996, рис. 17,15,17). В заполнении п.9 находились два фрагмента от сосуда № 1 из комплекса БК-26.
Рис. 59. Керамика синташтинской культуры (БК-25, сосуды № 37 и 38; CI, миниатюрный сосуд)
Рис. 60. Техника и технология изготовления керамики БК-25: 1 - усадочная трещина (сосуд № 49); 2 - отпечатки ткани на дне (сосуд № 18): конструирование сосуда на форме-основе с тканевой прокладкой, удвоение днища изнутри слоем глины после снятия сосуда с формы-основы; 3 - обжиговый брак - откалывание линзовидного куска от верхней части сосуда (сосуд № 48)
ис. 61. Техника и технология изготовления керамики
•К-25. Конструирование шейки сосуда спирально-зональным пособом: 1 - вид снаружи (сосуд № 2); 2 - вид изнутри, ехника обработки внутренней поверхности (сосуд № 15)
Исследования по типологии синташтинской керами-:и отсутствуют. Отражение в публикациях получили гекоторые результаты систематизации керамики по-еления Аркаим (Зданович Г., 1997, с. 51-54). Целесообразно учитывать их ввиду безусловной культурной вязи поселения и могильника.
В керамическом комплексе БК-25 представлены гор-иечные, баночные и промежуточные формы. Следу-т выделить два «опорных типа» керамики (тип I - для оршечной посуды, тип II - для баночной), которые [меют убедительные соответствия в материалах посе-[ения. Сосуды опорных типов составляют около 50% в :ерамическом комплексе кургана. Среди оставшейся :ерамики выделяются небольшие группы сосудов обычно два-три сосуда). Эти группы, по-видимому, а£же отражают какие-то стиле- и формообразующие енденции в керамическом производстве, характерные цтя БК-25.
Тип I (группа I керамики поселения Аркаим по Г.Б.Здановичу) - острореберные сосуды горшечного типа с широкой горловиной и относительно узким днищем. Шейка короткая, сильно оттянутая наружу, с внутренним ребром на переходе к плечику. Наружное ребро, оформляющее переход между плечиком и туло-вом и обычно хорошо подчеркнутое, располагается на высоте 2/3 от днища горшка (реже опускается почти на середину высоты сосуда). Объемы сосудов варьируются от 0,6 до 7,3 л, но преобладает посуда среднего объема1. Сосуды I типа доминируют в керамическом комплексе БК-25 (40-45%).
Группы керамики, которые можно выделить среди горшечных и горшечно-баночных форм в дополнение к типу I:
-	округлопрофилированные сосуды со слегка зауженным устьем, короткой скошенной шейкой с внутренним ребром (рис. 11,5; 28,2; 44,1);
-	округлопрофилированные сосуды с зауженным устьем, косым срезом горловины и прогибом под венчиком (рис. 10,8; 28,5; 46,2).
В коллекции много горшечной керамики, которая не укладывается в типологические схемы (рис. 12, 1; 20,5; 28,6; 37,2; и др.).
Тип II (группа IV керамики поселения Аркаим по Г.Б.Здановичу) — баночные и тяготеющие к горшечно-баночным формам сосуды с желобчатым оформлением горловины (рис. 11,7,9; 24,1,4). Объем сосудов II типа - 5-6 литров.
В целом баночная керамика БК-25 отличается разнообразием и преобладанием индивидуальных форм. Выделяются:
-	острореберная биконическая банка с желобками вдоль горловины (рис. 14,5);
-	плавнопрофилированные банки с закрытым устьем (рис. 14,3;49,3);
-	миниатюрные открытые баночные сосуды (рис. 15,1; 24,2).
Отдельную небольшую группу керамики составляют овальной формы плошки с невысокими гладкими бортами и уплощенными днищами (рис. 14, 1,4). Орнамент на плошках отсутствует.
Техника и технология изготовления керамики из погребений БК-25 отвечают нормам керамического комплекса поселения Аркаим2. Некоторые характерные
1 Здесь и ниже использовались расчеты объемов керамических сосудов, выполненные по нашей просьбе Ф.Н.Петровым.
“ См. ниже таблицы А.И.Гуткова и (Гутков, 1995).
Рис. 62. Техника и технология изготовления керамики БК-25: 1 - конструирование сосуда на форме-основе с тканевой прокладкой (сосуд № 45); 2.3 - техника обработки внешней поверхности, декоративные расчесы (сосуды № 17 и 24)
технологические аспекты керамического производства отражены на иллюстрациях (рис. 59-62). На семи сосудах (№ 18,20,42,44,45,56,58) зафиксированы отпечатки текстиля на внутренних поверхностях.
Около 80% керамики БК-25 орнаментировано. Для изучения орнамента привлечено 47 сосудов.
Техника выполнения орнаментов разнообразна. Это прочерчивание и резная техника, нанесение ямок и насечек, прокатка гладких и зубчатых штампов, штампование (зубчатый штамп, трубочка), иногда, возможно, использовалась зазубренная створка раковины1.
Зональность орнаментации выражена слабо. Более половины сосудов (55-60%) орнаментировано по всей
или почти по всей боковой поверхности. Орнамент выполнен в виде горизонтальных бордюров (обычно 3—4 и не более 7 на одном сосуде), либо композиция ориентирована (суб)перпендикулярно к днищу сосуда. Доля «вертикальных» композиций довольно велика.
1	Техника орнаментации синташтинской керамики, безусловно, требует особого изучения. Некоторые соображения по поводу костяных орнаментиров на круглой основе - плоских и зубчатых - приведены ниже в нашем тексте «Изделия из камня, кости и дерева в погребениях БК-25». Использование в качестве инструмента зазубренной раковины вероятно для сосуда № 6 (рис. 10, 2) и сосуда № 2 из комплекса БК-26 (рис. 68, 13).
Рис. 63. Керамика БК-25. Элементы орнамента
Орнамент	Наименование	Число композиций		% от числа композиций		% от числа сосудов	
	елочка	14	► 28 		11,7	> 23,3 _	25,5	. > 50,9 -/
	многорядный горизонтальный зигзаг	14.		11,7	.	25,5	
	однорядный горизонтальный зигзаг	9		7,5		16,4	
\\\\ч	вертикальный зигзаг	10		8,3		18,2	
	уступ	Г	. 2 		0,8'	k lj		1,8'	3,6
_rrn"U“f~L"L	—»—	1.		0,8.		1,8.	
	треугольники	51	. 6 		4,2'	► 5 		9,1'I	> 10,9
	—»—	1.		0,8>		1,8.	
	ромб	5'	. 6 		4/	н 5 		9,Г 	 >	. 10,9
	—»—	1.		0,8.		1,8.	
/ж	косые линии и насечки	е		5		10,9 '	> 21
J О / £ 9 ° ч t>	—»—	1	>	12	0,8	> ю	1,8	
W	—»—	5		4,2.		9,!	
	насечки	1		0,8		1,8	
00 0 00	ряды ямочных вдавлений	15		12,5		27,3	
 _ —	желобок	25		20,8		45,5	
-11 II II >'	композиции с желобками	1		0,8		1,8	
	декоративные расчесы	4		3,3		7,3	
	шишечки	1		0,8		1,8	
	без орнамента	—		—		21,8	
Орнамент в виде вертикальных зигзагов присутствует на 18% сосудов, ряды наклонных линий или насечек -на 22%. В трех случаях орнаментированы днища сосудов, также в трех случаях орнамент нанесен на внутреннюю поверхность венчика.
В общей сумме на 47 сосудах зафиксировано 120 орнаментальных композиций, которые с долей условности можно распределить по 19 типам (рис. 63).
Вариации в керамике служат одним из наиболее показательных и достоверных индикаторов процесса культурной эволюции. Итоги раскопок БК-25 позволяют нам рассматривать такие вариации на основе стратиграфических данных, избегая чисто формального подхода. Временной предел вариаций (продолжительность функционирования памятника) составляет, по нашей оценке, 20-30 лет1.
Изменения, произошедшие в керамике за это время, касаются прежде всего ее типологических, стилистических и культурных характеристик. Отсутствие, на наш взгляд, статистически достоверных временных вариаций в сфере технологии объясняется либо недостаточным объемом выборки, либо недостаточной длительностью функционирования памятника2.
Керамика ранней подгруппы восточных погребений. В погребениях ранней подгруппы было обнаружено три сосуда (№ 23, 52,58) (рис. 20, 5; 39,4; 45,2). Здесь же целесообразно рассмотреть два сосуда (№ 2 и 57), которые располагались в округе ранних погребений в СВ части памятника (рис. 11,7,8).
Сосуды № 2,52,58 отмечены субстратными абашев-скими (волго-уральского варианта) и ямными чертами. Последние тяготеют к поздней хронологической группе ямных погребений Южного Приуралья (Моргунова, Кравцов, 1994; Бытковский, Ткачев, 1998). Сосуд № 52 из п. 20 (рис. 45, 2) имеет близкое соответствие в материалах мог. Верхняя Алабуга (ранняя группа погребений) (Потемкина, 1990, рис. 2,4), для этого круга керамики справедливо отмечены субстратные абашевские признаки (Потемкина, 1990, с. 125). Керамика с позднеямными и абашевскими характеристиками выявлена в нижнем слое укрепленного поселения Куйсак (Малютина, Зданович Г., 1995).
Ранняя керамика БК-25 отмечена чертами взаимодействия и эклектичного сочетания разных культурных традиций. В этом плане показателен сосуд № 58 (п. 16). Сосуд изготовлен лоскутным налепом на шаблоне’ и имеет на внутренней поверхности отпечатки ткани. Вероятно, трехчастный угловатый профиль сосуда искусственно моделирован гончаром, обладавшим
навыками конструирования сосудов с округлыми телами. «Условность» ребра на плечике подчеркнута непрерывным каскадом линий орнамента, которые не пресекаются на ребре. Эклектическое сочетание разных традиций керамического производства, по-видимому, сказалось на комбинированной технике орнаментации (прочерчивание и зубчатый штамп) и наложении двух орнаментальных мотивов (желобки и зубчатые насечки) на внутренней поверхности венчика сосуда. Технологические характеристики сосуда № 58 в целом соответствуют таковым керамики ямных племен Оренбуржья (см.: Салугина, 1993).
Керамика среднего этапа. Здесь преобладает керамика, характерная для развитого этапа синташтинской культуры. Наиболее близкую аналогию публикуемым материалам представляет керамика комплекса грунтовых и курганных захоронений Синташтинского могильника (CI). Есть также сосуды, напоминающие керамику раннесрубных типов4. Особенностью керамического комплекса БК-25 является довольно большая доля керамики с полтавкинскими чертами.
Керамика из поздних групп погребений. Керамика из наиболее поздней (западной-2) группы погребений представлена шестью сосудами (рис. 33,10; 46,1,2; 49, 1-3). Облик сосудов в целом соответствует керамике, найденной в погребениях хронологически промежуточных групп.
Можно попытаться извлечь дополнительную информацию, рассматривая керамику БК-25 в системе керамических комплексов всего Болыпекараганского могильника эпохи бронзы (рис. 64). Ранняя группа «А» керамического комплекса БК-25 аналогов в пределах могильника не имеет. Группа «Б» имеет соответствия в материалах соседнего кургана 24. Это «классическая» синташтинская керамика, она присутствует на всех памятниках синташтинского типа и, по-видимому, обладает значительной стилевой устойчивостью. Группа «В» - группа синташтинской керамики с упрощенной формовкой горловины и обычно с обедненной орна-
Вывод о не менее чем двадцатилетием периоде функционирования некрополя подтверждается данными археоастроно-* мии (см. текст Д.Г.Здановича и А.К.Кириллова в приложении к разделу I).
2	Как известно, технология изготовления керамики относится к достаточно консервативным культурным признакам.
3	Автор признателен А.И.Гуткову за предоставленную информацию.
4	Отметим присутствие такой керамики в керамических комплексах С1 (поздняя группа погребений, насыпь) и КА-2.
Рис. 64. Система керамических комплексов Болыпекараганского могильника. БК-25, керамика:
А - с ямными и абашевскими чертами из ранней группы погребений; Б - «классическая» синташтинская;
В - синташтинская, тяготеющая к раннесрубной; Г - с полтавкинскими чертами; Большекараганский могильник, керамика: 1 - петровская (к. 22, 24); 2 - «классическая» синташтинская (к.24);
3 - синташтинско-полтавкинская (к.11.); 4 - раннесрубная (покровский тип) (к.20)
ментацией. Как представляется, эта группа демонстрирует процесс «осрубнения» керамики «Страны городов» и формирование стиля срубной керамики. В материалах могильника группа «В» тяготеет к керамике кургана 20, которая была справедливо сопоставлена с раннесрубной (покровской) традицией (Боталов, Григорьев, Зданович Г., 1996, с.87). Группа «Г» сопоставима с полтавкинской (синташтинско-полтав-кинской) керамикой Болыпекараганского кургана 11. Наконец, керамика петровского типа (рис. 64,1), выявленная в курганах 20 и 24, на БК-25 отсутствует.
Керамический комплекс кургана 11 вызывает особый интерес. Здесь представлены и керамика с хорошо выраженными полтавкинскими (позднеямными, ямно-катакомбными) чертами, и сосуды, отражающие синтез полтавкинской и синташтинской традиций; сосуд из ямы 2 (Боталов, Григорьев, Зданович Г., 1996, рис.4,3) стилистически близок сосуду ямно-катакомб-ного круга из Новоквасниковского могильника в Поволжье (Ляхов, Матюхин, 1992, с. 117, рис.2,2). Синкретическая полтавкинско-синташтинская керамика представлена в том числе небольшими по размеру горшковидными формами с дополнительным валиком-ребром в верхней части тела сосуда (Боталов, Григорьев, Зданович Г., 1996, рис.2,11; 3,8,15; 6,3). Такие сосуды встречены также в п.23 БК-25 (рис. 46,1) и в кургане 24 (насыпь, яма 9-2) (Боталов, Григорьев, Зданович Г., 1996, рис. 16,6; 24,4). Обе указанные ямы впущены во рвы курганов и занимают поздние хронологические позиции в системах БК-24 и БК-25; это же касается и комплекса в насыпи БК-24. Исходя из этих моментов, относим курган 11 к условной «средней фазе» истории Боль-шекараганского могильника в бронзовом веке. «Пол-тавкинская специфика» керамического комплекса кургана 11 отражает компонентный характер культуры населения Аркаима с длительным сохранением (если не культивированием) культурного своеобразия отдельных групп. Интересно, что на БК-25 «полтавкинская» керамика не связана с ранней хронологической подгруппой погребений; она убедительно представлена в одной из центральных могильных ям (рис. 28,2)1.
5. Заключение
Курган 25 Болыпекараганского могильника, формировавшийся на протяжении нескольких десятилетий, включает в себя ряд не вполне одновременных объектов: могильных ям (погребений), жертвенных комплексов, различных составляющих архитектурно-плани
ровочного решения памятника (ров, остатки столбовых конструкций). Сложная пространственно-временная структура комплекса была частично выявлена в ходе раскопок. Как установлено, к числу наиболее ранних объектов относятся погребения 7,16,20, а самыми поздними являются погребения 12, 23, 24 и жертвенная яма 19. Временной интервал между ранними и поздними погребениями можно условно оценить в 20-30 лет.
Комплекс кургана 25 характеризуется всеми основными чертами погребальных памятников развитого этапа синташтинской культуры. Наиболее близок публикуемым материалам комплекс грунтовых и курганных захоронений Синташтинского могильника (Генинг, Зданович Г., Генинг, 1992, с.243-294). Черты сходства и даже идентичности касаются пространственно-временной организации комплексов, погребальной обрядности и обрядов жертвоприношения животных, где можно выделить отсутствие целых скелетов лошадей, и керамики.
Специфика керамического комплекса БК-25 определяется несколькими ключевыми позициями:
-	преобладанием посуды классических синташтинс-ких типов.
-	наличием керамики:
-	с ранними культурными чертами, такая керамика концентрируется в пределах ранней группы погребений, выделенной по данным стратиграфии;
-	с полтавкинскими чертами;
-	с признаками процесса постепенного «осрубнения» керамического комплекса.
Материалы керамического комплекса БК-25 свидетельствуют в пользу двух важных положений: наличие в синташтинской керамике и культуре архаического абашевского и ямного субстратов и значительная роль «синташты» (в целом традиций «Страны городов» Южного Зауралья) в формировании мира срубных культур. Указывалось на участие в этом процессе синхронных друг другу позднеполтавкинских и потаповских культурных групп (Кузнецов, 1989, с.44-46), имеет смысл говорить о причастности к этому процессу других культурных субстратов и роли раннесрубноала-кульских контактов.
По-видимому, курган 25 - самый ранний погребальный комплекс Болыпекараганского могильника. При этом нельзя исключить частичное событование БК-25
1 Таким образом, мы не можем согласиться с В.В.Отрощенко (19986), который постулирует большой временной разрыв между полтавкинскими и синташтинскими погребениями Потаповского могильника.
и курганов 11 и 24. Различия в керамике и обрядах курганов могут отражать не только хронологические различия, но и субстратную культурную неоднородность населения Южного Зауралья в среднем бронзовом веке.
Приложение 1
Данные археоастрономии к реконструкции пространственно-временной модели, обряда и абсолютных дат кургана 25 Большекараганского могильника
Д.Г.Зданович,
А.К.Кириллов
Положение кургана соответствует азимуту восхода нижнего края Солнца (48,3°), выведенного из геометрического центра поселения Аркаим в день летнего солнцестояния на эпоху 2000 г. до н.э. при наблюдении с поверхности Земли. При этом перед древним наблюдателем стояла сложная задача учета всех факторов, определяющих местоположение кургана. Кроме фактора направления от городища, особое значение имел фактор места, т.е. наличие площадки, пригодной для сооружения кургана (могильника) по своим топографическим, ритуально-технологическим, эстетическим и другим качествам. Как кажется, эти стандарты были достаточно жесткими.
Так или иначе, но первичная задача состояла в нахождении «правильного» центра будущей подкурганной площадки. Именно относительно точки центра было рассчитано положение в пространстве погребений первой - восточной - группы. Эти погребения располагаются в пределах сектора от 36 до 144° на расстоянии не менее 6 м от точки центра (рис. 65). Азимуты, определяющие границы этого сектора, достаточно точно соответствуют предельным азимутам восхода «высокой» Луны1. Следы первичной разметки сектора были «стерты» при сооружении кольцевого рва2, однако затем разметка была частично восстановлена столбами во рву.
Судя по этим восстановленным реперам, ведущее значение при первичной разметке комплекса было придано азимутам захода и восхода «высокой» Луны в день летнего солнцестояния. Положение п. 16, самого северного в восточной группе, и столба № 1 можно связать с азимутом захода Луны, если наблюдение велось снаружи площадки3. Для наблюдателя захода Луны, который находился на продолжении оси к СВ от площадки, столб № 1 был зафиксирован как бы в при
целе между столбами IV и V, образующими нечто вроде ворот при входе/выходе на площадку. Ориентировки самых южных погребений восточной группы - п. 6 (азимут 144°) и п. 7(азимут 140°)-отвечаютпредельному южному азимуту восхода «высокой» Луны при наблюдении этого события из центра кургана или заходу «высокой» Луны в ее предельном северном положении, если наблюдатель находился за пределами площадки к ЮВ от кургана.
Результаты интерпретации астрономически значимых азимутов позволяют сделать заключение, что курган 25 был заложен в день летнего солнцестояния в год «высокой» Луны. Календарная дата закладки комплекса удостоверяется, во-первых, ориентацией кургана относительно городища, во-вторых, неоднократным дублированием в структуре кургана лунных азимутов, соответствующих дням солнцестояния. В-третьих, на день солнцестояния косвенно указывают точные обозначения точек юга и запада4. Направлению на точку юга соответствует яма 14 - наиболее ранняя по времени жертвенная яма некрополя. Западное направление маркировано следами кострища во рву5. Возле кострища в дно рва был вкопан столбик (углубление VI). Версия об отражении в структуре кургана азимутов, соответствующих дню зимнего солнцестояния, должна быть отброшена ввиду, во-первых, чисто технических сложностей проведения ритуалов в зимнее время, во-вторых, имеющихся данных о сезонности функционирования комплекса кургана. По-видимому, обряды отправлялись на кургане ежегодно с апреля по середину ноября6. «Зимние» азимуты могли быть образованы либо методом симметрии, либо за счет «обратной» позиции наблюдателя.
1 Во всех случаях расхождения не превышают несколько градусов и могут быть отнесены на счет измерительных ошибок.
“ На более позднее происхождение рва указывают данные стратиграфии.
3	Если наблюдение велось из центра площадки, то положение п. 16 приблизительно соответствует азимуту восхода «высокой» Луны в полнолуние вблизи дня зимнего солнцестояния (36°). Вероятно, небольшой асимметрией точек захода и восхода Луны на горизонте в этом случае можно пренебречь.
4	Как кажется, эти стороны горизонта играли особую роль в обряде кургана 25.
5	Иных следов огня во рву кургана не обнаружено.
6	Использованы данные Л.Л. Гайдученко о времени забоя жертвенных животных из погребений кургана. Данные о совершении в степной Евразии курганных захоронений только в теплое время года приводит В.А. Демкин (Демкин, 1997, с. 180-181).
Рис. 65. Большекараганский могильник, курган 25. Схема значимых астрономических азимутов
Столь «жесткая» датировка начала функционирования БК-25 и связь этого события с астрономическим событием, повторяющимся раз в 19 (18,6) лет, характеризуют синташтинский погребальный обряд с несколько неожиданной точки зрения. Более подробная характеристика обряда требует дальнейшего обсуждения. Здесь же достаточно указать, что в синташтинской традиции, судя по всему, одновременно существовало несколько типов погребального обряда, и только один из них, а именно грунтовые захоронения, хорошо известен по данным археологии (Зданович Д., 1997, с. 27-37)1. Исследуемый тип погребального обряда выполнял особые функции в культуре и по некоторым своим характеристикам приближался к обрядам периодического цикла. Этим объясняются некоторые «странные» черты пространственно-временной модели кургана 25. Эта модель, впрочем, имеет свои аналогии и в других синташтинских курганах (Генинг, Зданович Г, Генинг, 1992, с. 252). Неоднократно сдублированные в конструкции комплекса азимуты заходов/вос-ходов «высокой» Луны с циклом 18,6 лет, возможно, указывают на минимальную длительность функционирования кургана - около 20 лет.
Процесс первичной разметки и ориентировки площадки кургана можно представить в виде следующей схемы.
1.	На площадке, удовлетворяющей всем требованиям места, пригодного для совершения погребений, зафиксировали точку, которая лежит на азимуте восхода Солнца в день летнего солнцестояния, если наблюдать это явление из центра городища.
2.	Эту точку приняли за центр будущей погребальной площадки, по-видимому, очертив вокруг нее круг и тем самым обозначив границы площадки.
3.	Находясь на площадке в тот же день летнего солнцестояния, наблюдали восход «высокой» Луны из центра площадки. По этому азимуту на краю площадки расположили п. 7.
4.	Затем в утренние часы наблюдали заход Луны. По-видимому, наблюдатель находился снаружи площадки к СВ и наблюдал заход Луны через центр этой площадки. Если иметь в виду более поздние (восстановленные) реперы, то заход Луны в этот день (и для этого наблюдателя) произошел в ЮЗ части небесного свода между двумя столбами при входе (углубления IV-V) над столбом I. По этому азимуту расположили п. 16. Тем самым были определены границы сектора, занятого восточной - самой ранней для кургана - группой погребений.
Все эти астрономические наблюдения могли быть выполнены за один раз, но их применение в погре
бальном культе требовало развитых навыков наблюдения и хорошего знания местности. Факты наблюдения ночного неба позволяют предположить разделение процедуры погребения на дневные и ночные обряды, как это известно по письменным индоевропейским источникам.
Азимуты значимых астрономических событий во многом определяли планировку комплекса БК-25 и на более поздних фазах его развития.
Границы сектора, отведенного под сооружение жертвенных ям, полностью определяются предельными южными и северными азимутами восхода и захода Луны. Поперечная ось крайней западной ямы (яма 1) точно соответствует азимуту захода полной «низкой» Луны в день летнего солнцестояния (236°), а диагональ ямы 8 -крайней восточной в этой группе - совпадает с азимутом восхода «высокой» полной Луны в этот день (144°).
Края дуги погребений западной-1 группы (п. 2,4,17, 18) определяются положением истинного меридиана, при этом продольная ось п. 18 соответствует предельному северному азимуту захода «высокой» Луны (336°). Положение п. 24, самого северного в западной-2 группе погребений отвечает азимуту захода Солнца в день летнего солнцестояния (317°), если наблюдать это явление из центра площадки кургана. Южная граница дуги погребений западной-2 группы значимой астрономической привязки, по-видимому, не имеет.
Особое место в системе кургана принадлежит центральным могильным ямам (п. 9 и 10). Они образуют единую систему с окружностью кольцевого рва, находятся вблизи геометрического центра площадки и ориентированы по сторонам света. Точка севера в их ориентировке (как и на некоторых других синташтинских памятниках) смещена к востоку на 7-10° и близко соответствует направлению магнитного меридиана2. Интересно, что этому «ошибочному» направлению на точку Ем соответствует ранняя ритуальная (?) яма, впоследствии нарушенная кольцевым рвом.
1 «Альтернативные» варианты обряда, по-видимому, представляли собой выставление трупов на дневной поверхности в духе более поздних зороастрийских обрядов. В синташтинской археологии такие обряды представлены только своими косвенными следами.
“ Причина этого смещения остается неясной. Высказывалось мнение, что анализ ошибки в определении точки севера в древности может указать на примененный метод наблюдения светил. При использовании гномона ошибка составляла несколько градусов, но она могла быть значительно больше, если применялось ночное наблюдение Полярной звезды (Aveni, Romano, 1994, р. 555), которая в эту пору находилась в созвездии Дракона.
В заключение темы лунных и солнечных азимутов отметим два момента. Во-первых, в конструкции кургана слабо представлены указания на точки восхода и захода Солнца в день зимнего солнцестояния, что также характерно для поселения Аркаим. По-видимому, летнее солнцестояние представлялось древним куда более важным астрономическим явлением, чем зимнее. Во-вторых, лунные азимуты имеют для организации кургана ничуть не меньшее значение, чем солнечные, часто Луна как бы опосредует события солнечного цикла. О том значении, какое придавали «ар-каимцы» азимутам восхода и захода «высокой» и «низкой» Луны, свидетельствуют также данные городища Аркаим (Кириллов, Зданович Г., 1996; Kirillov, Zdanovich D., forthcoming) и Большого синташтинского кургана (Потемкина, 1995, с. 151).
Самостоятельную роль с точки зрения археоастрономии играет конструкция кольцевого рва кургана, внутренний край которого соответствует окружности с радиусом около девяти метров. При раскопках памятника было установлено, что ров делится на двенадцать неравных секций. В западном и северном секторах рва секции разделены грунтовыми перемычками, в восточной части маркированы парными выступами на стенках.
Традиция сооружения сложных прерывистых рвов в курганах евразийских степей «пунктиром» проходит от «ямников» (Братченко, 1976, с.216,231, табл. XIII; Ляхов, Матюхин, 1992, рис. 5,1) до скифов (Кубышев, Саенко, 1991; Саенко, 1994). Такие рвы также встречаются и на памятниках синташтинского типа Зауралья (Боталов, Григорьев, Зданович Г, 1996, рис. 15; Епи-махов, 1997).
По мнению исследователей, мифические представления о горизонтальном и вертикальном членении пространства отражены в скифских курганах, где известны ровики с двумя, четырьмя и восемью прорывами (Саенко, 1994). Число «12», соответствующее формуле ровика кургана 25 Болыпекараганского могильника, также может иметь космологический смысл. По мнению В.Г. Ардзинбы, «12» у индоевропейцев - это число целого (космоса), образованное как 3x4, где «4» - число сторон света, а «3» - число «миров» в вертикальной структуре мироздания (Ардзинба, 1982, с. 43^44,94).
Наличие в структуре рва БК-25 тридцатиградусных^ зон позволило предположить в развитии мифо-ритуальной идеи таких сооружений, что мы имеем дело с моделью солнечного зодиака. Для проверки этого предположения план кургана был совмещен с изображением эклиптики с нанесенными на него направления
ми на границы современных зодиакальных созвездий и наиболее яркие звезды северного полушария, близкие к плоскости эклиптики1. Наибольшее соответствие рисунков было получено относительным поворотом при совмещении осей изображений. Удалось найти соответствия деталей конструкции рва следующим звездам: а Малого Пса - Процион, а Льва - Регул, Р Льва - Денебола, а Девы - Спика, а Волопаса - Арктур, а Скорпиона - Антарес, центральная часть созвездия Стрельца, а Орла - Альтаир. Все перечисленные звезды были восходящими на широте Аркаима (а=+52,6°) на эпоху существования памятника. Соответствиями перемычек и звезд отмечено только западное полукружье рва в пределах от 160° до 320°, причем все указанные перемычки располагаются к югу от азимута захода «высокой» Луны, если наблюдать это явление, находясь снаружи площадки к ЮВ, через ее центр. Перемычки и выступы в восточном полукружье рва не нашли своих соответствий на карте звездного неба, однако самая яркая звезда северного полушария Сириус (а Большого Пса), отсутствие которой в модели зодиака выглядело бы странным, имеет своим соответствием столб III во рву. Вероятно, столбом II было маркировано направление на другую яркую звезду - а Тельца (Альдебаран) (рис. 65). Самая северная перемычка восточного полукружья отвечает направлению на а Южной Рыбы (Фомальгаут), но эта звезда была невосходящей на данной широте в эпоху сооружения могильника.
Совмещение карты звездного неба и конструкции рва кургана привело к следующей ориентации: точка весеннего равноденствия совпадает с направлением на восток, точка осеннего равноденствия - с направлением на запад. Такая модель соответствует реальному движению Солнца по эклиптике в течение года. Совмещение точек весеннего и осеннего равноденствия с определенными созвездиями символизирует восход и движение Солнца в южном направлении от весны к лету и соответствует заходу и перемещению Солнца к северу от осени к зиме. Восточной части горизонта соответствует период пробуждения природы весной, западной - осеннее угасание и замирание природных сил. Этим строительный комплекс и погребальный обряд кургана оказываются связанными с представлениями древних о циклических процессах в природе и космосе, о жизни и смерти.
1 Была использована карта звездного неба на эпоху 1950 г.
Можно определить время сооружения кургана или, по крайней мере, эпоху зодиака, отраженную в его конструкции. Дело в том, что совмещение деталей конструкции и наиболее ярких звезд привело к тому, что точка весеннего равноденствия спроектировалась в область созвездия Телец и совпала с положением звездного скопления Плеяды1. Тогда точка осеннего равноденствия должна находиться в созвездии Весов и совпадать с у Овна. Это означает, что относительно 1950 г. произошел поворот т.в.р. на 56,2°. Поскольку период прецессии равен 25800 лет, то угловому перемещению на 56,2° соответствуют 4030 лет, а дата, соответствующая данной эпохе зодиака, рассчитывается как 4030 минус 1950, т.е. получаем 2080 г. до н.э.
Как видим, даты сооружения БК-25, полученные ар-хеоастрономическими методами: 2000 г. до н.э. (по положению кургана относительно городища) и 2080 г. до н.э. (по модели зодиака) - совпадают почти идеально. Они также соответствуют результатам, полученным при изучении городища Аркаим (Кириллов, Зданович Г., 1996). Археоастрономические методы датирования отнюдь не всегда вызывают доверие у специалистов, но нужно отметить, что полученные даты никак не противоречат калиброванным радиоуглеродным датам синташтинской культуры (Anthony, 1995; Виноградов, 1995; Трифонов, 1997) и степных культур Восточной Европы (Manzura, Savva, Bogataya, 1995).
Судя по полученным данным, в поле зрения создателей синташтинских курганов находился широкий спектр объектов неба Земли - как дневного, так и ночного. Наблюдение этих объектов было органично связано с мифом и ритуалом и в этом смысле носило «практический» характер. Знание основных астрономически значимых азимутов было необходимым для организации внутреннего пространства курганов и позволяло «правильно» вписать курганное сооружение в космический универсум. Тем самым синташ-тинский курган приобретает вид своего рода модели мироздания. Многие аспекты этой модели имеют параллели в организации укрепленных поселений синташтинской, а затем петровской археологической культур, совокупность которых иногда называют «Страной городов» Южного Зауралья эпохи бронзы (Kirillov, Zdanovich, forthcoming). Наличие единой системы в подходе к астрономическим знаниям на городищах и в могильниках и использование их в попытках гармонизаций природного и социального пространства свидетельствует о достаточно высокой роли астрономии в культуре «Страны городов».
Приложение 2
Охранные раскопки в зоне Болыпекараганского карьера
Д.Г.Зданович
Поздней осенью 1986 г. в северной части IV курганной группы могильника был заложен карьер. Основная выборка грунта (песка) была произведена зимой 1986-1987 гг. Песок транспортировали к створу строящегося водохранилища и укладывали в тело плотины. Добыча песка была полностью прекращена лишь в 1992 г. Карьер имеет вытянутую форму с размерами 150x70 м, ориентирован в направлении В-3. Глубина карьера достигает 5 м от уровня современной поверхности. Разъем карьера окружен отвалами гумусной породы. Покатый западный борт использовался для въезда/выезда техники. Судя по аэрофотоснимку 1974 г., в западной части карьера локализовалось шесть курганов, которые были разрушены при выборке грунта (рис. 4).
При осмотре карьера в его северо-западном секторе, преимущественно на отвалах вдоль борта, были сделаны подъемные сборы. Сборы представлены фрагментами костей и керамики. Керамика сильно фрагментирована, но, безусловно, относится к эпохе бронзы. Необходимо отметить находку развала орнаментированного острореберного сосуда горшечного типа (рис. 69, 6). Вместе с развалом сосуда в отвале залегали обломки костей нижних конечностей взрослого человека.
Летом 1991 г. археологически исследованы остатки одного из разрушенных курганов (курган 26), а также остатки ритуального сооружения (?).
Курган 26. Яма 1 (рис. 66). При расчистке дна карьера2 в его ЮЗ секторе, примерно в 5 м от южной стенки и в 1 5-20 м от въезда в карьер, были выявлены очертания могильной ямы. Очертания имели овальную форму с размерами 3,85x2,4 м. При выборке ямы существенного изменения ее размеров не наблюдалось. Стенки фиксировались неотчетливо; возможно, они имели небольшой наклон ко дну. Дно зафиксировано на глубине 1,55-1,6 м от уровня дна карьера и примерно в 2,5 м от современной поверхности. Ориентация ямы соответствует оси 3-В.
1 Данные лингвистики (Gershevitch, 1964, р. 84), на наш взгляд, свидетельствуют о связи названия Плеяд у иранцев, хотя бы на уровне народной этимологии, с терминами, обозначающими пространственно-временные отношения.
" Использовался бульдозер.
OSH
Рис. 66. Болылекараганский могильник, курган 26. Яма 1. План
Рис. 67. Большекараганский могильник, курган 26. Яма 1. Разрез по линии В-Г
Заполнение ямы неоднородное. Придонная часть заполнена легкой супесью желтовато-коричневого цвета. В 0,6-0,7 м выше дна в центральной части ямы залегал слой темно-серой гумусированой супеси. Выше располагался слой светло-серой супеси. Большое влияние на формирование заполнения ямы, по-видимому, оказали грабительские вкопы (рис. 67).
В заполнении ямы сохранились остатки деревянных конструкций. Дерево полностью минерализовано. Большая часть остатков относится к многослойному перекрытию (или нескольким разноуровневым перекрытиям) ямы. Перекрытие трехслойное: плахи залегают продольно, поперечно и снова продольно яме. Верхнее продольное перекрытие сохранилось плохо, его остатки фиксируются на высоте 0,4-1 м от пола ямы. Два нижних слоя сохранились лучше, это были сплошные настилы из нетолстых брусьев или досок шириной 10-20 см. Также были выявлены остатки деревянных стенок погребальной камеры. Вдоль обеих длинных стенок ямы в ее полу фрагментарно фиксировались продольные желобки шириной 5 и глубиной 2 см, заполненные древесным тленом.
Обнаруженные в яме костные останки людей и животных и погребальный инвентарь по большей части перемещены грабителями. Захоронение безусловно
было групповым. Количество скелетов не установлено. Также не удалось выяснить ориентировку погребенных и особенности их расположения в яме.
Костные остатки жертвенных животных были сосредоточены в СЗ секторе ямы. На плахах поперечного и нижнего продольного перекрытия ямы цепочкой по линии С-Ю размещались черепа двух овец, оба лицевыми отделами на юг. Остальная часть жертвенной выкладки локализовалась к востоку от северного черепа овцы, вдоль длинной стенки ямы. На перекрытии залегали in situ кости дистального отдела правой задней конечности лошади копытными фалангами на ЮЗ и левой передней конечности той же особи копытными фалангами на восток. Все прочие останки смещены. Они включали в себя фрагменты двух больших берцовых костей одной особи лошади, грудные позвонки двух особей лошади, фрагменты костей конечностей и отдельные грудные позвонки овцы, фрагменты и целые ребра овцы, из которых четыре сохранили анатомический порядок (часть левого бока). Ниже под остатками перекрытия находились кости дистальных отделов овцы и фрагмент левой лобной кости сайгака с роговым стержнем.
В заполнении ямы на разных уровнях было встречено около ста фрагментов керамики - остатки двух сосудов. В ЮЗ секторе ямы, чуть выше пола и поверх
Рис. 68. Большекараганский могильник, курган 26. Инвентарь: 1-12 - каменные наконечники стрел; 13 - сосуд №2; 14 - сосуд № 1
8 Зак. 77
расколотого фрагмента донышка сосуда № 1, было расчищено 12 наконечников стрел из камня, ориентированных остриями на юг.
Погребальный инвентарь
Керамика представлена двумя сосудами.
Сосуд № 1 (рис. 68,14)-крупный, с плоским широким донышком, уступчатым плечиком и короткой изогнутой шейкой. На внутренней стороне горловины имеется ребро. На венчике сосуда насечки, внешняя поверхность грубо заглажена. Сосуд № 2 (рис 68, 13) -горшечного типа, с уступчиком на плечике, донышко с закраинами. Область плечика орнаментирована ромбами, орнамент нанесен при помощи зубчатого штампа. Технологические особенности керамики представлены в табл. 1.
Наконечники стрел (рис. 68,1-12)-двустороннеоб-работанные, бесчерешковые, листовидной формы с усеченным основанием (табл. 2).
К реконструкции. На аэрофотоснимке 1956 г. курган 26 дешифрируется в виде небольшого уплощенного возвышения округлой формы диаметром 10-15 м. Исследованная могильная яма 1, по-видимому, была центральной, а может быть, и единственной ямой кургана.
Яма сильно разрушена. Глубина ямы составляла, вероятно, чуть более 2 м от древней поверхности. В нижней части ямы была устроена погребальная камера из деревянных «досок», размеры камеры 3,5 (?)х1,7 м. Для закрепления «досок» в полу ямы вдоль ее периметра были сделаны желобчатые выборки грунта. В погребальной камере находились останки
Таблица 1. Технические и технологические характеристики керамики (курган 26, карьер)*
Местонахождение	Исходное сырье			Формовочные массы	Начин		Полое тело	Формообразование	Обработка поверхности
	ожелез- ненность	естественные примеси	пластичность	рецепты, размерность и концентрация искусственных добавок	программа конструирования	способ конструирования	способ конструирования		
К.26, м.я.1 с.№1	д	БЖ, П, Рк	—	Г+ДтЗ (1:4)	Е	2ЛК	2СЗ	ФО	3
К.26, м.я.1 с.№2	в	—	С	Г+ДтЗ( 1:3)+Ш( 1:5)	Е	—	—	ФО	—
сосуд, карьер	в	—	С	Г+ШЗ (1:3)	Е	2ЛК	2СЗ	ФО	3
*По данным А.И.Гуткова. Условные обозначения к таблице см. на с. 118-119.
Таблица 2. Каменные наконечники стрел из кургана 26 Большекараганского могильника
№	Рис.	Размеры, мм			Масса, г	Характер кремня*
		длина	ширина	толщина		
1	68,1	43,4	15,8	5,3	3,5	глинистый светло-серый
2	68,2	39,0	19,4	3,9	2,95	серый
3	68,9	35,0	18,6	4,4	2,38	желтовато-серый
4	68,3	35,8	19,6	3,4	2,37	голубовато-желтый пятнистый
5	68,4	36,2	18,3	4,3	2,45	серый
6	68,5	35,0	17,2	4,0	2,5	серый
7	68,6	33,9	18,2	4,2	2,35	желтовато-серый
8	68,7	29,4	18,4	3,0		розовато-серый
9	68,10	33,0	17,8	4,3	2,35	глинистый светло-серый
10	68,8	30,0	18,0	4,5	2,2	голубовато-желтый пятнистый
И	68,1 1	26,3	16,5	3,6	1,55	желтовато-серый пятнисто-полосчатый
12	68,12	21,2	1 1,3	3,0	0,7	желтовато-серый
* Определения В.В.Зайкова.
Рис. 69. Болылекараганский могильник, IV курганная группа. Керамика: 1-5 - ритуальное сооружение (?); 6 - подъемные сборы в карьере
нескольких погребенных - взрослых и, вероятно, детей. Часть погребального инвентаря изъята грабителями1 . В устье одного из сосудов (№1), по-видимому, был вложен пучок стрел с кремневыми наконечниками. Погребальная камера была перекрыта двойным настилом из продольных (внизу) и поперечных (вверху) досок или брусьев. Края настила, возможно, лежали на грунтовых уступах, оставленных вдоль стенок ямы. На перекрытии в СЗ части ямы находились части туш жертвенных животных. Часть останков как будто бы располагалась ниже (была помещена на пол?). Всего в яме выявлены останки двух лошадей (черепа отсутствуют), двух-трех овец и сайги. По-ви-димому, в яме было второе перекрытие из продольных плах. Его фрагментарные остатки фиксируются в профиле на высоте 1 м от пола ямы (рис. 67), а также в виде обломков плах в заполнении. Яма имела грунтовую засыпку или грунтовую надмогильную конструкцию, впоследствии опустившуюся в нижнюю часть ямы (легкая желтовато-коричневая супесь).
Сосуд № 1 из погребения можно соотнести с раннесрубной керамикой, а сосуд № 2 - с традициями полтав-кинской культуры. Каменные бесчерешковые наконечники стрел характерны для памятников петровской, ала-кульской и срубной культур. В целом материалы кургана свидетельствуют о культурном синкретизме населения Южного Зауралья в эпоху средней бронзы.
Ритуальное сооружение (?). При осмотре карьера в
его южной стенке был зафиксирован (а затем зачищен) профиль древнего искусственного углубления в материковом песке (цветная вклейка 31). Длина профиля 2,6 м, глубина от уровня современной поверхности 0,4 м. Стенки углубления слегка наклонные. Углубление было заполнено темно-серой гумусированной супесью. В заполнении на разных уровнях залегали фрагменты керамики и колотые кости животных, некоторые кости были обуглены. К сожалению, при попытке отодвинуть бульдозером отвал карьера произошло оползание борта и профиль был разрушен. По-видимому, к этому времени в стенке сохранялся только «отпечаток» углубления, а сам объект был почти полностью уничтожен при эксплуатации карьера. Извлеченные из оплывины фрагменты керамики (рис. 69, 1-5) принадлежат сосудам петровского и синташтинского облика. Останков человека не выявлено.
На наш взгляд, объект, зафиксированный в стенке карьера, мог быть котлованом так называемого «ритуального домика». Такие объекты известны на син-таштинских некрополях (Генинг, Зданович Г, Генинг, 1992, с.237-242,328-330)2. Предполагаемое ритуальное сооружение располагалось восточнее и северо-восточнее курганов. Расстояние между ритуальным сооружением (?) и курганом 26 составляло 30 м. Траншеи, заложенные с юга от ритуального сооружения (?) с целью поиска погребений или других объектов, положительного результата не дали.
1 После ограбления ямы два фрагмента от сосуда №1 каким-то образом попали в заполнение грабительского лаза ямы 9 БК-25. Расстояние между курганами 25 и 26 - 140 м.
‘ Об исследовании ритуального сооружения сходной конструкции в составе алакульского могильника Чекатай см. (Зданович Д., Кириллов, в печати).
Раздел II. ИССЛЕДОВАНИЕ КУЛЬТУРЫ И ПОГРЕБАЛЬНОГО ИНВЕНТАРЯ
1. Техника и технология изготовления керамики кургана 25 Болыпекараганского могильника (таблицы)
А.И.Гутков
№	№ ямы	Исходное сырье			Формовочные массы	Начин		Полое тело	Формо-	Обра-
сосудов									образо-	ботка
		ожелез-	естест-	пластин-	рецепты, размер-	програм-	способ	способ	вание	поверх-
		ненность	венные	ность	ность и концент-	ма конст-	конст-	конст-		ности
			примеси		рация искусст-	руиро-	руиро-	руиро-		
					венных добавок	вания	вания	вания		
1	-	ж	БЖ	С	Г+Дт3(1:3)	Е	2ЛК	2СЗ	ФО	3,2
3	-	д	БЖ,П,Рк	-	Г+ДтЗ(1:4) +1113(1:5)	Е	2ЛК	2СЗ	ФО	3
4	-	ж	БЖ	С	Г+Дт3(1:3) +Ш2(1:5)+Н	Е	2ЛК	СЗ	ФО	3
6	-	в	-	с	Г+ДтЗ(1:3)	ДЕ	ЛК	2СЗ	ФО	2,2
7	-	г	БЖ	с	Г+ДтЗ(1:5)	Е	2ЛК	2ЛК	ФО	1,3
8	-	3	БЖ	с	Г+Дт3(1:3) +1113(1:4)	Е	2ЛК	2СЗ	ФО	3
9	-	в	-	с	Г+ДтЗ(1:4) +1112(1:5)	Е	2ЛК	2СЗ	ФО	3
10	2	в	БЖ	с	Г+Дт3(1:3)	Е	2ЛК	2СЗ	ФО	3
1 1	4	в	БЖ	с	Г+Дт3(1:3) +1112(1:5)	Е	2СЛ	2СЗ	ФО	3
12	4	г	БЖ,К	с	Г+Дт3(1:3)	Е	2ЛК	2ЛК	-	3
13	4	ж	БЖ	с	Г+ДтЗ( 1:4)	ДЕ	2ЛК	2ЛК	ФЕ	3
14	4	в	П	с	Г+Ш3(1:4)	-	-	2СЗ	ФО	3
15	4	в	БЖ	с	Г+ДтЗ(1:4)	Е	2ЛК	2СЗ	ФО	3
16	4	г	БЖ	с	Г+ДтЗ(1:2)	Е	2СЛ	2СЗ	ФО	3
17	4	и	БЖ,П,Рк	-	Г+ДтЗ(1:4)	-	-	2СЗ	ФО	3
18	4	в	К	с	Г+ДтЗ(1:4)	ДЕ	2ЛК	2СЗ	ФО	3
19	4	в	-	с	Г+ДтЗ(1:4) +1112(1:5)	Е	2ЛК	2СЗ	ФО	3
20	4	г	БЖ	с	Г+Дт3(1:3) +1112(1:5)	-	-	2СЗ	ФО	3
22	6	-	-	-	-	-	-	-	ФО	3
23	7	в	БЖ	с	Г+ДтЗ( 1:4)	Е	2СЛ	2СЗ	ФО	3
24	9	в	БЖ	с	Г+Дт3(1:3)	-	-	2СЗ	ФО	3,2
26	9	г	-	с	Г+Дт3(1:3)	ДЕ	2СЛ	2СЗ	ФО	3,2
27	9	д	БЖ,П,К,Рк	-	Г+ДтЗ(1:4)	-	-	2СЗ	ФО	3
28	9	в	-	с	Г+ДтЗ(1:4) +1112(1:5)	Е	2ЛК	2СЗ	ФО	3
29	9	г	БЖ	с	Г+Дт3(1:3)	-	-	2СЗ	ФО	3
30	10	в	-	с	Г+Дт3(1:3)	Е	2ЛК	2СЛ	ФО	2,3
31	10	в	К	с	Г+ДтЗ(1:2)	Е	2ЛК	2СЗ	ФО	3
32	10	г	БЖ	с	Г+ДтЗ(1:4) +1113(1:5)	Е	2ЛК	2ЛК	ФО	3
33	10	в	БЖ	с	Г+ДтЗ( 1:4)	-	-	-	-	1,3
Продолжение табл.
№	№ ямы	Исходное сырье			Формовочные массы	Начин		Полое тело	Формо-	Обра-
сосудов		ожелез- ненность	естественные примеси	пластичность	рецепты, размерность и концентрация искусственных добавок	программа конструирования	способ конструирования	способ конструирования	образование	ботка поверхности
34	10	Д	П,Рк	-	Г	-	-	-	ФО	3
37	10	в	-	С	Г+Дт3(1:3)	-	-	-	ФО	3
39	10	г	-	С	Г+Ш3(1:4)+Н	-	-	2СЗ	ФО	3
40	10	в	БЖ	С	Г+ДтЗ(1:4)	-	-	-	-	3
42	10	в	-	с	Г+ДтЗ(1:5)	Е	2СЛ	-	ФО	1,3
43	12	в	БЖ	с	Г+ДтЗ(1:2) +Ш3(1:4)+Н	Е	2СЛ	2СЗ	ФО	3
44	12	в	БЖ	с	Г+ДтЗ(1:4)	-	-	-	ФО	3
45	13	-	-	-	-	-	-	-	ФО	3
46	15	-	-	-	-	Е	-	-	ФО	3
47	17	Д	БЖ,П,Рк	-	Г+Ш2(1:5)+Н	-	-	2СЗ	ФО	3
48	18	ж	БЖ	с	Г+ДтЗ( 1:4)	-	-	2СЗ	ФО	-
49	18	и	БЖ,П,Рк	-	Г+ДтЗ(1:5)	-	-	2СЗ	-	1,3
50	18	в	К	с	Г+Дт3(1:3)	ДЕ	2СЛ	2СЗ	ФО	3
51	19	д	БЖ,П,Рк	-	Г+ДтЗ( 1:4)	Е	2СЛ	2СЛ	ФО	3
52	20	д	БЖ,П,Рк	-	Г	Е	2ЛК	2СЗ	ФО	3
53	23	-	-	-	-	Е	-	-	ФО	3
54	23	в	-	с	Г+Дт3(1:3)	ДЕ	2ЛК	2ЛК	ФО	3
55	24	в	П	с	Г+ДтЗ(1:4) +Ш2(1:4)	Е	2ЛК	2ЛК	ФО	1,3
56	24	в	-	с	Г+ДтЗ(1:4) +1112(1:5)	Е	2СЛ	2СЗ	ФО	3
57	-	3	п	-	Г+ДтЗ(1:4)+Ш2(1:5)+О	-	-	-	-	3
58	16	3	п	с	Г+ДтЗ(1:3/4)+ШЗ( 1:5)+О	-	-	-	ФО	3
-	-	д	П,Рк	-	Г+ДтЗ(1:5) +Ш3(1:4)+Н	-	-	-	-	3
-	—	в	БЖ	с	Г+Дт3(1:3)	-	-	-	-	-
Список условных обозначений и сокращений к таблице
Исходное сырье:
Естественные примеси:
Ожелезненность
а)	неожелезненная глина
б)	слабоожелезненная глина
в)	среднеожелезненная глина
г)	сильноожелезненная глина
д)	илистое глиноподобное сырье
е)	слабоожелезненная глина + неожелезненная глина ж) среднеожелезненная глина + неожелезненная глина з) сильноожелезненная глина + неожелезненная глина и) илистое глиноподобное сырье + неожелезненная глина
П - песок
	БЖ - бурый железняк Сл -слюда К - карбонаты Р - раковины пресноводных моллюсков
Искусственные примеси:	П -песок Дт - дресва тальковая Дк - дресва конгломератная кварцевая Ш - шамот Рк - раковины Н - навоз копытных животных О - органические примеси
Размерность:	П, Дт, Дк, Ш, Рк 1 - мелкая (0,5-0,9 мм) 2 - средняя (1,0-1,9 мм) 3 - крупная (2,0-2,9 мм)
Пластичность:	В - высшая С - среднепластичная Н - низкопластичная
Начины, программа конструирования:	ДЕ - донноемкостная Е - емкостная
Способы конструирования начинов и полого тела:	ЛК - лоскутно-комковатый СЛ - спирально-лоскутный СЗ - спирально-зональный 2ЛК - лоскутно-комковатый в два слоя 2СЛ - спирально-лоскутный в два слоя 2СЗ - спирально-зональный в два слоя
Формообразование:	ФО - форма-основа ФЕ - форма-емкость
Обработка поверхности:	1	- лощение по подсушенной глине 2	- лощение по влажной глине 3	- заглаживание 4	- обмазка поверхности
2. Объемы сосудов 25 кургана Большекараганского могильника	В.Куприяновым в 1996 г., уточненным и исправленным. Примененный метод позволяет достаточно точно
Ф.Н.Петров Расчет объемов сосудов производится по формуле объема усеченного конуса: V=l/3rch(R2+Rr+r2). Каждый сосуд формализовался в виде схемы как совокупность усеченных конусов (сосуд открытой баночной формы - один усеченный конус, закрытой баночной формы - два конуса, горшечной формы - три конуса). Расчеты объемов осуществлялись по данным измерений сосудов, проведенных Е. Куприяновой и	определять реальный объем сосуда. Однако некоторое отклонение расчетного объема от реального неизбежно в силу отличия реальной профилировки сосуда от его схемы (схема не учитывает выпуклости или вогнутости линии профиля). У крупных сосудов отклонение расчетного объема от реального не должно превышать 5%, у небольших сосудов оно может быть более значительным, доходя до 20% для самых маленьких сосудов. Всего были рассчитаны объемы 47 сосудов (см. таблицу).
Объемы сосудов кургана 25 Большекараганского могильника
№ м.я.	№ сосуда	У,л	№ м.я.	№ сосуда	У,л	№ м.я.	№ сосуда	У, л	№ м.я.	№ сосуда	У, л
—	1	4,8	4	16	1,1	9	29	5,9	15	46	1,4
—	2	1,3	4	17	1,8	10	30	1,0	16	58	3,3
—	3	1,7	4	18	3,5	10	31	1,4	18	48	2,3
—	4	1,4	4	19	1,2	10	34	1,0	18	49	2,7
—	6	2,1	4	20	4,1	10	35	1,2	18	50	2,2
—	7	0,3	6	21	2,5	10	37	з,з	19	51	2,3
—	8	7,3	6	22	3,0	10	38	1,2	20	52	1,7
2	10	1,7	7	23	2,6	10	39	0,6	23	53	1,2
4	И	4,0	9	24	5,8	10	40	1,3	23	54	1,0
4	12	0,4	9	25	0,2	10	41	0,2	24	55	2,0
4	13	0,1	9	26	2,9	12	43	6,3	24	56	4,3
4	15	1,8	9	28	0,9	13	45	3,6			
3. Пищевые пригары на сосудах из кургана 25 Большекараганского могильника
Л.Л.Гайдученко,
Д.Г.Зданович
В процессе приготовления пищи на стенках керамических сосудов часто остаются частицы пригара, сохраняющие характерные микроморфологические и химические свойства исходных пищевых продуктов. Пищевые пригары (нагары) имеют вид однородной темно-серой углистой массы толщиной до нескольких мм (рис. 70,1), которая покрывает участки внутренней (реже - внешней) поверхности сосуда пятнами или образует сплошные кольцеобразные структуры. Остатки пригара присутствуют в любой керамической коллекции эпохи бронзы. Они сохраняются в условиях фондов в течение многих лет, не требуя дополнительной обработки или консервации. Тем не менее до последнего времени пищевые пригары на керамике почти полностью выпадали из поля зрения исследователей1 . Во многом это объясняется недостаточной разработанностью методик продуктивной обработки таких остатков, а также их технической сложностью2. Методика, описанная в данной статье, разработана одним из авторов (Гайдученко, 2000) и основана на методе микроскопии.
Основные приемы обработки источника сводились к следующему: 1 - визуальный осмотр и отбор керамики со следами пригара; 2 - отбор проб; 3 - деконсолидация частиц пригара; 4 - изготовление микропре
паратов; 5 - изучение микропрепаратов под световым микроскопом; 6 - идентификация частиц пригара с теми или иными останками животного и растительного происхождения по их характерным морфологическим признакам.
Оптимальный объем пробы - 0,5-1 куб. см. Возможно использование и меньших по объему проб. Отбор проб осуществлялся соскабливанием пригара со стенок сосудов либо с их фрагментов. Деконсолидация способствовала выявлению характерных морфологических признаков частиц пригара. Наилучшие результаты дало сочетание физических способов деконсолидации (просушивание, многократное увлажнение и т.д.) и химического. Химический способ основан на использовании раствора этилового спирта, воды, уксусной кислоты и глицерина, смешанных в равных пропорциях. Время выдержки пригара в растворе - не менее одной недели. В исключительных случаях допускалось использование более сильных реагентов -кислот или щелочей. Микропрепараты изготавливались на глицерине или желатин-глицерине. Для получения надежных результатов из одной пробы изготавливалось не менее 3^1 и до 10-15 препаратов. Изуче-
1	Немногочисленные разработки в этой области связаны с моделированием процесса образования пригара и идентификацией исходной консистенции пищи (густая/жидкая пища) (Глушков, 1996, с.84-85).
2	Известные нам методики основаны на определении химического состава жировых кислот растительного или животного происхождения с использованием газовой хроматографии, масс-спектрометрии и анализа стабильных изотопов (Deal, 1990).
Рис. 70. Пищевые пригары: 1 - макросъемка; 2-4 - микросъемка (2 - препарат с преобладанием молочных частиц;
3 - растительные частицы; 4 - частица покровной ткани зерна ячменя (Hordeum sp.)
ние микропрепаратов проводилось с применением светового микроскопа в проходящем свете. В большинстве случаев оказалось достаточным использовать увеличение х56 - 200. При изучении частных микропрепаратов авторы прибегали и к более сильному увеличению.
В процессе микроскопирования устанавливались морфологические особенности частиц пригара в препаратах, проводилась их идентификация и подсчет частиц разного качества в поле зрения. Частицы идентифицировались на основе использования сравнительных препаратов, изготовленных из экспериментально полученного пригара известного состава (каши, мясо, молоко и т.д.). Таким образом, в составе пригаров были выделены частицы растительного, мясного и молочного происхождения.
Частицы растительного происхождения характеризуются угловатыми очертаниями с прямыми сторонами (рис. 70,3,4), в отдельных случаях - шестовато-стью (фрагменты покровных тканей зерен, стеблей, корневищ и т. д.). В редких случаях покровные ткани
зерновок имеют выраженную ячеистую структуру. Частицы молочного происхождения, как правило, аморфны и лишены прямоугольных элементов в очертаниях (рис. 70,2). Характерная «сажистость» молочных пригаров может быть выявлена уже во время визуального осмотра образца керамики. Частицы мясного происхождения по своим морфологическим качествам близки молочным, но, как правило, имеют более строгую геометрическую форму. Края мясных частиц описаны ломаными, угловатыми линиями и часто характеризуются некоторой вогнутостью контура. Отметим, что пищевые пригары в большинстве случаев хорошо отличаются от следов копоти, образованной в процессе прогорания топлива в костре.
Данные по составу пищевых пригаров на керамике бронзового века могут быть привлечены для разработки целой серии проблем, важных для понимания эпохи.
Это, во-первых, изучение и моделирование отдельных аспектов древних систем жизнеобеспечения.
1	2	3	4	5	6	7 объем
(литры)
Рис. 71. Диаграмма распределения сосудов БК-25 по объему (заливкой выделены сосуды с пригаром)
Пригары на сосудах информируют нас преимущественно о пище в древности, но могут быть привлечены для реконструкции системы питания в целом. Косвенным образом пригары на сосудах позволяют делать предположения о способах, характере и масштабах производства того или иного пищевого продукта в культуре. Проблема реконструкции систем питания в древних обществах вызывает большой интерес в современной археологии (Renfrew, Bahn, 1996, р.254-255, 258,260-262). В частности, широко применяются методы анализа стабильных изотопов из проб костного материала1. В ряде случаев исследователи стремятся к комплексному освоению источников (Bonsall et al, 1997). Во-вторых, с изучением пищевых пригаров связана возможность более цельного подхода к керамическому комплексу памятника. Керамика в качестве одной из составляющих системы жизнеобеспечения образует единство типологического, технологического, бытового и знакового планов. Наличие пригара на внутренней поверхности сосуда справедливо рассматривается как один из индикаторов кухонной керамики (Кривцова-Гракова, 1947, с. 138; Березанская, 1990, с.79; и др.), причем кухонная посуда должна обладать определенными техническими характеристиками (Schiffer, 1990; Глушков, 1996, с.86-87). В-третьих, в составе комплексов небытового назначения пригары на сосудах могут привлекаться для реконструкции некоторых аспектов ритуального поведения. Такая потенциальная возможность связана с выраженными знаковыми функциями пищи в культуре, в том числе в погребальном обряде (см., например: Parker Pearson, 1999).
В процессе интерпретации материала целесообразно привлечение контрольных и дополнительных данных. Эти данные включают в себя информацию об орудийном арсенале культуры, результаты палинологических и карпологических анализов, технологические и типологические характеристики керамических комплексов, антропологию и др. Антропологические данные в настоящее время широко привлекаются к реконструкции пищи и питания в древности (White, 1991, р.374-376). В данном случае мы использовали только информацию о заболеваниях и степени стертости зубов.
В публикуемой работе рассматривается лишь небольшая часть этих проблем. Это связано с недостаточной разработанностью методик изучения и анализа остатков пищевых пригаров и с опытным характером работы, которая является одной из немногих попыток обращения к пищевым пригарам на керамике как к историческому источнику.
С целью анализа изучено 60 целых и фрагментированных сосудов. Остатки пищевых пригаров выявлены в 28 случаях (47%).
Сосуды с остатками пищевых пригаров из БК-25 имеют как горшковидную, так и баночную форму. Основная масса сосудов с пригарами орнаментирована в общем стиле синташтинской керамики.
1 Сошлемся лишь на несколько публикаций в западной периодике за последние два года: (Lillie, Richards, 2000; Barrett, Beukens, Nicholson, 2001; Richards, Hedges, Walton et al, 2001). Такие исследования были проведены и на материале БК-25 (см.раздел III).
71% сосудов с пригарами имеет объем от 0,5 до 3 литров. В остальных случаях объем сосудов больше -до 7,5 литра (рис. 71). При этом для приготовления пищи обычно использовался не весь объем сосуда (ср.: Глушков, 1996, с.85). Пищевой пригар полностью отсутствует на малых керамических формах - миниатюрных баночках, ритуальных сосудиках с парными отверстиями на шейке, плошках.
Была сделана попытка оценить специфику посуды с пригаром по таким показателям, как исходное сырье, формовочные массы и техника обработки внешней поверхности. Хотя значение этих и других технических показателей для кухонной керамики известно достаточно хорошо (Schiffer, 1990; Глушков, 1996, с.86-87), ясной картины распределения признаков мы не получили (табл. 1).
Таблица 1. Исходное сырье и формовочные массы сосудов с пригаром БК-25*
Исходное сырье							
Сосуд	в	г	д	ж	3	и	Всего
с пригаром	57,9	10,5	10,5	15,8	5,3	-	100% (19 экз.)
без пригара	44,8	20,7	17,2	3,5	7	7	100% (29 экз.)
			Рецепты формовочных		масс		
Сосуд	Г+Дт	Г+Дт+Ш	Г+Дт+Ш+Н	Г		Г+Ш+Н	Г+Дт+Ш+О	Г+Ш	Всего
с пригаром	50	33,4	И,1	-	-	-	5,5	100% (18 экз.)
без пригара	63,3	13,3	з,з	6,7	6,7	6,7	100% (30 экз.)
* Использованы фактические данные и условные обозначения из таблиц А.И.Гуткова (с. 117-119)
Большекараганские сосуды, на которых отмечен пригар, изготовлены из илистого сырья или глины разной ожелезненности, а также смеси глин с искусственными добавками в тесто. При этом чаще используются среднеожелезненная глина и ее смесь с неожелезнен-ной глиной (графы «в» и «ж»). Почти 85% сосудов, имеющих пригар, изготовлено из теста с рецептами Г+Дт и Г+Дт+Ш, однако этот показатель не сильно отличается от характеристики керамической коллекции в целом. Поверхность сосудов в большинстве случаев
заглажена, что характерно для керамического комплекса БК-25 в целом.
В итоге приходится отметить довольно слабую технологическую (и функциональную?) дифференциацию керамического комплекса БК-25. Возможно, впрочем, что накопление поселенческого материала позволит продвинуться в вопросе выделения специализированной керамической посуды в синташтинских комплексах.
Результаты определения состава пищевых пригаров приведены в таблице 2.
Таблица 2. Пригары на керамике из кургана 25 Большекараганского могильника
№ сосуда	Местонахождение	Пригар	
		локализация	характер частиц
1	Уч. В/6	Внутренняя поверхность шейки и венчика	Молочные (очень мало) и зерновые
2	Уч. В/6	Внутренняя поверхность стенок	Молочные (?) и зерновые
3	Уч.Д/5, жертв, комплекс	То же	Растительные и молочные
4	Уч.Г/4, жертв.комплекс	Внутренняя поверхность шейки и венчика	Растительные и мясные (?)
6	Погребальная площадка	Внутренняя поверхность стенок	Мясные (?)
8	Погребальная площадка	Дно изнутри	Мясные (?)
9	Ров	Внешняя поверхность стенок	Зерновые
Продолжение табл. 2
№ сосуда	Местонахождение	Пригар	
		локализация	характер частиц
1 1	П.4	Внутренняя поверхность шейки и венчика	Зерновые (мало) и молочные
14	П.4	Внутренняя и внешняя поверхность венчика	Зерновые
23	П.7	Внутренняя поверхность стенки	Зерновые и молочные
26	П.9	Внутренняя поверхность венчика, стенки, дна	Зерновые и молочные
28 29	П.9 П.9	Внутренняя поверхность стенки То же	Молочные Зерновые и молочные
30	П.10	Внутренняя поверхность стенки, шейки, венчика	Зерновые и молочные (?)
31	П.10	Внутренняя поверхность венчика и стенки	Зерновые и молочные
38	П.10	Внутренняя поверхность сосуда	Растительные и молочные или мясные (?)
40	П.10	Внутренняя поверхность стенки	Молочные
45	плз	Внутренняя поверхность стенки	Растительные и мясные
46	П.15	Внутренняя поверхность	Зерновые и молочные
47	П.17	Внутренняя поверхность шейки и венчика	Растительные и молочные
47	П.17	Внутренняя поверхность стенки	Растительные и мясные (?)
48	П.18	Внутренняя поверхность	Зерновые (мало) и мясные (?)
53	П.23	Внутренняя поверхность стенки	Зерновые
55	П.24	Внутренняя поверхность	Молочные (мало) или мясные и зерновые
56	П.24	Внутренняя поверхность шейки, венчика	Растительные и молочные
Фрагмент керамики	П.14	Внутренняя поверхность стенки	Зерновые (?)
Фрагмент керамики	Уч.В/3	Внутренняя поверхность у дна	Зерновые (ячмень?)
Выявлено три пищевых компонента вареных блюд в виде остатков растительных, молочных и мясных частиц. Растительные частицы преобладают (табл. 3).
Таблица 3. Соотношение пищевых компонентов в пригарах на керамике БК-25
Частицы	Число случаев	% (в среднем)
Растительные	24	51
Молочные	15-17	34
Мясные	6-8	15
Всего	45-49	100
В 77% случаев растительные частицы определяются как зерновые злаковые. Род злака удалось определить только в одном случае. Это ячмень (Hordeum sp.). Вид ячменя определению не поддается, но зерно было щуплым и некрупным, значительно отличаясь по этим показателям от современных сортов.
Преобладание в составе пригаров растительных зерновых частиц заставляет вернуться к такому спорному вопросу, как наличие элементов земледелия в син-таштинскую эпоху.
В районе поселения Аркаим при дешифрировании аэрофотоснимков было отмечено несколько участков степной поверхности со следами оросительных систем, которые можно принять за поля древнего земледелия. Один из таких участков тщательно обследован и уверенно интерпретирован как памятник древнего орошаемого земледелия. В основе аргументации лежат геологические и палинологические материалы, которые подтверждены археологическими данными и частично радиокарбоновой датировкой.
Возделанная площадка протянулась вдоль высокой поймы реки на 130-140 м при ширине около 45 м. «Огород» состоит из параллельных «грядок» - плоских узких площадок шириной 3—4 м, разделенных глубокими канавками - арыками. Канавки соединены с кана
лами, которые ограничивают площадку огорода с юго-востока и северо-запада. В соединении грядок и арыков «огорода» выделено два почвенных слоя: верхний и нижний. Оба слоя соответствуют времени существования поселения Аркаим. Нижний относится к среднему, наиболее сухому периоду суббореала (SB2), второй соответствует последней, более влажной стадии суббореала (SB3).
Палеокарпологические анализы огородных напластований выявили в отложениях верхнего горизонта Panicum miliaceum L. (просо посевное) и Hordeum cf. Turkestanicum Nesski (ячмень туркестанский). Выразительные палинологические материалы, собранные в обоих горизонтах, отражают весь спектр сорняков, который сопутствует культурным посевам (Zdanovich G., Zdanovich D., forthcoming). Полагаем, что полученные данные в своей совокупности позволяют опровергнуть мнение (Виноградов, 1995, с.25; Shishlina, Hiebert, 1998, р.228; и др.) об отсутствии реальных следов синташтинского земледелия.
Зафиксированы «простые» (состоящие из остатков одного компонента) и «сложные» (состоящие из нескольких компонентов) блюда. «Сложные» блюда представлены комбинациями «растительные частицы + молочные частицы» и «растительные частицы + мясные частицы». «Сложные» блюда составляют 68% случаев (табл. 4).
Таблица 4. Соотношение комбинаций пищевых остатков на керамике БК-25		
Компонент или комбинация компонентов	Число случаев	% (в среднем)
Растительные частицы	5	18
Молочные частицы	2	7
Мясные частицы	2	7
Растительные + молочные частицы	13-15	50
Растительные + мясные частицы	4-6	18
Всего	26-30	100
Данные таблицы 4 позволяют утверждать, что представленная в погребениях кургана керамика наиболее часто (50%) использовалась для приготовления зерновых каш на молоке. Все каши были приготовлены из предварительно размельченных (раздробленных) зерен злаков. Зерна для жидких каш могли подвергаться растиранию, однако это предположение не подтверждается данными антропологии и археологии.
Как отмечает Р.У.Линдстром, для палеопопуляции БК-
25 характерна в целом незначительная степень стертости зубов1. Известно, что интенсивное стирание зубов имеет место в популяциях, употребляющих в пищу много зерна, но этот процесс определяется не исходным продуктом, доминирующим в рационе, а способом его приготовления. Традиционный способ растирания зерна в муку при помощи каменных орудий приводит к попаданию в пищу мелкого песка, что и ведет к быстрому стиранию зубов (Bass, 1987, р.286; White, 1991, р.375). Добавим, что орудия для растирания зерна не были выделены в коллекции каменных орудий поселения Аркаим (Зайков, Зданович С., 2000).
Информация о составе пищевых пригаров на керамике может привлекаться для реконструкции рациона питания группы в целом. В данном случае можно попытаться оценить сравнительную роль земледельческого (зернового) и животноводческого (мясомолочного) произведенного продукта в рационе населения Аркаима.
Растительные частицы составляют 51% среди компонентов пищевых пригаров БК-25.86% блюд изготовлены на основе зерновых продуктов. Таким образом, зерно доминирует в составе вареной пищи. Однако данные археологии и антропологии скорее свидетельствуют о небольшой доле растительной пищи, следовательно, вареных блюд в рационе аркаимской популяции среднего бронзового века2.
Р.У.Линдстромом было изучено 13 черепов различной степени сохранности из БК-25. На зубах отсутствуют следы кариеса, но фиксируется известковый налет. Распространение заболеваний кариесом в раннеземледельческих цивилизациях обусловлено широким употреблением в пищу зерен злаков, богатых сахарозой. Отсутствие кариеса исследователи считают типичным для популяций, рацион которых содержит много протеина, но беден углеводами (Bonsall et al, 1997, р.58). По мнению Р.У.Линдстрома (см. также: Hillson, 1979), образование зубного налета также указывает на преобладание в рационе продуктов, богатых протеином. Полагаем, что такой рацион обусловлен преимущественно животноводческой направленностью хозяйства населения Южного Зауралья в среднем бронзовом веке. Однако, как и в других животноводческих культурах (Этнография питания, 1981, с. 129), растительная пища, занимавшая небольшое место в рационе,
1	Здесь и далее использованы данные из раздела 111 монографии «Аркаим: некрополь».
2	В частности, к такому выводу приходит К.Приват на основе данных изотопного анализа костных останков (раздел III).
была необходима, так как восполняла потребности организма в растительном белке и крахмале.
Об относительно невеликих масштабах синташтинского земледелия и ограниченных возможностях производства зернового продукта свидетельствует отсутствие специализированных земледельческих орудий. Каменные «мотыжки», выделенные среди инвентаря поселения Аркаим, имеют слабовыраженные следы утилизации и, скорее всего, были полифункциональ-ными орудиями, связанными с различными земляными работами (в том числе, возможно, и с культивацией почв). Что касается находок медных серпов-стругов, то такие серпы должны были быть по преимуществу орудиями сенокошения, но не уборки урожая. Как свидетельствуют, например, данные казахской этнографии, развитие сенокошения играло огромную роль в процессе оседания кочевников. Для заготовки сена казахи широко пользовались серпами (орак) задолго до распространения у них косы (Курылев, 1979, с. 168,169; Аджигалиев, 1995, с. 137-138).
Отдельные аспекты поднятой нами темы, как уже отмечалось, связаны с изучением ритуального поведения в древних обществах. Было рассмотрено распределение сосудов с пищевыми пригарами в пространстве БК-25 (рис. 72).
Керамика с пригарами залегала в могильных ямах (на полах и на перекрытиях) и на погребальной площадке, в том числе в ритуальных комплексах с останками животных. При этом только около половины (46%) сосудов из могил использовались для приготовления вареной пищи. Напротив, все сосуды, обнаруженные на погребальной площадке целыми либо в виде рассредоточенных фрагментов (сосуды № 1^, 6,8), отмечены остатками пищевых пригаров. Пригары не зафиксированы только на нескольких мелких обломках глиняной посуды с площадки, но это не значит, что таких остатков не было на сосудах, пока они были целыми.
Пищевые остатки на сосудах из верхних слоев памятника хорошо соотносятся с «пищевой» ориентировкой выявленных на подкурганной площадке жертвенников из останков туш животных. Эти жертвенники принципиально отличаются от жертвенников в могилах по процентному соотношению останков животных разных видов, набору костных элементов, состоянию и степени фрагментированное™ костей1. Есть основания трактовать все эти останки, включая керамические сосуды, как следы ритуальных трапез поминального характера.
Отсутствие пригаров на половине сосудов из погребений, разумеется, само по себе еще не говорит о том,
что в этих сосудах не было пищи2. Однако во многих культурах Древнего Мира считалось, что умершие прежде всего хотят пить (а не есть), что умершие «жаждут» (Vermeule, 1979, р.57-58), поэтому в могилы БК-25 во многих случаях действительно могли помещать воду или другое питье.
Сосуды, размещенные на погребальной площадке, чаще использовались для приготовления мясной пищи. Хотя эти сосуды составляют только 17% от всего керамического комплекса кургана и 29% от общего числа сосудов с пригарами, на них приходится не менее 50% случаев фиксации мясных частиц в составе пригара. Только здесь были выявлены остатки мясных блюд, не содержащие зерновых добавок. Напротив, с уверенностью можно отметить лишь два случая помещения мясной пищи в могильные ямы (п.13, 18). Оба погребения детские. Интересно, что сосуд № 48 из п. 18с мясным и растительным пригаром был «увенчан» отчлененными нижними челюстями диких кабанов (рис. 43)3.
Дифференциация погребений по составу пищевого пригара на сосудах отсутствует. Центральные ямы некрополя, которые мы связываем с захоронениями «элиты», не отличаются в этом плане от периферийных погребений (рис. 72). Иначе говоря, пища «элиты» как будто бы не отличалась от пищи рядовых членов коллектива по своим компонентам и их процентовке. Это соответствует нашим представлениям о слабой выделенное™ синташтинской «элиты» в экономике и материальной сфере (Зданович Д., 1997).
Как уже говорилось, 71% сосудов с пригарами имеет объем от 0,5 до 3 литров. Неэффективность крупных сосудов при традиционных методах приготовления вареной пищи отмечалась в литературе (Schiffer, 1990, р.377). Однако понятия «большой/малый» здесь относительны. Так, в коллекции керамики поселения Аркаим наличием нагаров характеризуются в первую очередь баночные сосуды объемом 20^0 л (Петров, Вербовецкий, 1996). Если, таким образом, обыденная
1	Эти различия подробно рассматриваются в нашем тексте «Жертвоприношения животных в погребально-поминальной обрядности кургана 25 Болыпекараганского могильника». Текст публикуется во второй книге монографии «Аркаим: некрополь» (раздел V).
2	Контрольную информацию может дать определение содержания соединений фосфора в придонной части сосудов (Демкин, 1997, с.173-177).
3	Челюсти не фрагментированы и не опалены и могут представлять собой как пищевой «полуфабрикат», так и ритуальный знак.
О 2 О 3
4
О 6 ф 7
Рис. 72. Большекараганский могильник, курган 25. Размещение сосудов с пригарами (1 - сосуды без пригара; 2 - молочные частицы; 3 - растительные частицы; 4 - растительные и молочные частицы; 5 - растительные и молочные или мясные частицы; 6 - растительные и мясные частицы; 7 - мясные частицы)
каждодневная пища готовилась в крупных сосудах и для большого коллектива людей сразу, то более мелкие (на порядок) сосуды БК-25 с пригаром наверняка содержали «личную» пищу ритуального происхождения и предназначения.
Ритуальный аспект пищи, безусловно, должен был оказывать определенное влияние на характер пищевых пригаров из комплекса БК-25. Однако имеющиеся средства анализа и методические подходы не позволяют вскрыть это влияние в полной мере.
4. “Use life” глиняной посуды и динамика стилевых изменений (по поводу публикации материалов кургана 25 Большекараганского могильника)1
Д.Г.Зданович,
Е. В. Куприянова
Средний срок службы, длительность использования (use life) керамических сосудов - интересная и существенная проблема. Длительность “use life” керамики влияет на формирование культурного слоя (Schiffer, 1972) и керамического комплекса памятника (Shott, 1996). Возможно, этот параметр бытования глиняной посуды имеет отношение и к динамике стилевых изменений керамических комплексов. Отмечено (Plog, 1980, р.121), что такие изделия, как керамика, с их небольшим сроком службы и высокой «мобильностью», должны испытывать быстрые стилевые изменения в результате «стилевого дрейфа» (stylistic drift).
Стилевые вариации и их изменение. В самом общем смысле под «стилевыми вариациями» подразумеваются «формальные вариации, в наименьшей степени предопределенные утилитарными факторами» (Plog, 1990, р. 61). Стилевые изменения в керамике мы понимаем как изменения декоративно-морфологических стандартов (ср.: Глушков, 1996, с.118). Такие изменения могут быть «завершенными» и «незавершенными». Незавершенные изменения - это те модификации, мутации и трансформации стандарта, которые постоянно происходят внутри керамического типа при тиражировании изделий; тип при этом не разрушается2. Понятно, что вслед за другими авторами (Plog, 1990, р.63; Глушков, 1996, с. 110/3-110/8) мы рассматриваем тип в керамике как политетическую группировку. В другой терминологии незавершенные стилевые изменения в керамике можно назвать «изокрестными вариациями» (Wiessner, 1985). Напротив, завершенные стилевые изменения приводят к
изменениям декоративно-морфологического стандарта.
Типы изделий (например керамика) с низким показателем “use life” подвержены особенно массовым и высокочастотным изменениям незавершенного характера. Потенциально в этом заложена возможность легкого перехода к завершенным изменениям; следовательно, мобильность и пластичность типа с низким показателем “use life” в принципе выше, нежели соответствующие показатели типа с высокой “use life” Однако если мы попытаемся перейти от теории к реальной модели, то возникает серьезная проблема. Суть в том, что даже высокочастотные незавершенные изменения переходят в завершенные лишь при определенных внешних условиях, в определенном социальном и культурном контексте. Эти условия очень индивидуализированы. Полагаем, что здесь нет некоего единого списка факторов, в каждом случае ситуация требует тщательного, продуманного исследования3.
Другой важный момент - дискретность стилевых изменений. Стиль изменяется и во времени, и в пространстве. Временные периоды, насыщенные стилевыми изменениями, перемежаются фазами устойчивости. На протяжении этих фаз большое значение приобретает исследование стилевых вариаций в пространстве (Plog, 1980, р.1^).
Можно попытаться оценить скорость стилевых изменений в их активной фазе. К сожалению, конкретных этнографических или археологических данных по этому вопросу нет, однако мы можем использовать данные, касающиеся степени устойчивости разных технологических составляющих керамического производства. Принято считать, что наиболее устойчивыми являются навыки конструирования посуды. Для их частичного изменения, даже в условиях смешения населения, необходим промежуток времени, измеряемый не менее чем двумя-тремя поколениями гончаров (Бобринский, 1978, с. 129,171), т.е. примерно 40-50 лет. Менее устойчивы традиции составления формовочных масс. Так, на Потаповском могильнике в Поволжье отмечено почти полное исчезновение начальной традиции добавления в керамическое тесто талька за 30^4-0 лет (Салугина, 1994)4. Стилевые характеристики кера-
1	Предварительная публикация.
2	Границы типа (стандарта) в керамике экспериментально исследовались И.Г.Глушковым (1996, с. 110/1-110/8).
3	Сходная ситуация, на наш взгляд, возникает в биологии при исследовании проблем изменчивости видов.
4	Здесь, впрочем, много зависит от фактора природной среды, наличия/отсутствия тех или иных минеральных ресурсов.
1. Поселение Аркаим и лагерь археологической экспедиции. Начало 1990-х гг.
2. Вид на поселение Аркаим и Большекараганский могильник с юго-западного борта аркаимской долины (гора «Грачиная»)
> 4. Раскопки Kxpiana 25 Бодыискарагаиского \ioi идышка. Вид свсрх\
5. Раскопки кургана 25 Большекараганского могильника. Вид с юга
6. Зачистка коп гуров рва кургана. СЗ сектор комплекса
7. Погребения 6, 7 и яма 8
8. 1 loi ребенке 6
9. Погребение 10. Северная часть погребения в процессе расчистки
10. Погребение 10. Комплекс керамических сосудов (№ 37 39)
1. Каменные бусы (курган 25, яма 10)
12. Фрагмент изделия из дерева (курган 25, яма 9)
3. Изделия из рога (курган 25, ямы 9,10)
14. Костяная «лопаточка» (курган 25, яма 10)
15. Погребение 13. Остатки жертвенной овцы у северной стенки ямы
16. Погребение 13. Расчистка остатков жертвенных животных. Вид с ЮВ
2. Погребение 18. Общий вид погребения
4. Погребение 23. Общий вид
25. Погребение 24. Расчистка остатков деревянных конструкций
26. Яма 1
29. Яма 19. Расчистка 1992 г.
30. Яма 19. Расчистка 1995 г.
1. Профиль ритуального сооружения в борчу карьера
32. Курган 26, яма 1. Расчистка остатков перекрытия
33. Мелал личеекие изделия: ножи
34. \le i ал. i ичеекие изделия: Лолою. юиоры-геела
>5—36. Кремневые наконечники стрел (курган 26, яма 1)

38. Экспериментальный оттиск зубчатого штампа на круглой основе на глиняной лепешке
17. Оттиски зубчатого штампа на круглой основе ia древней керамике (курган 25, сосуд № 58)
мики еще более мобильны. Не исключено, что стилевые изменения могут укладываться в пределы жизни одного поколения (20-30 лет). Однако повторим - для этого необходим определенный комплекс условий внешней (в данном случае социокультурной) среды.
“Use life”. Существуют разные оценки средней длительности функционирования керамических сосудов в древности. «По некоторым данным, кухонная посуда, в которой ежедневно приготовляется пища, существует не более одного месяца, а столовая посуда, из которой едят, - до полугода» (Васильева, Салугина, 1997, с.25). Определенным уровнем доказательности обладают этнографические данные, подборки которых мы находим в нескольких работах (Глушков, 1996, с.88; Shott, 1996). По заключению Д.Арнольда, кухонные сосуды служат от 0,9 до 3 лет, сосуды для пищи - 0,3-0,5 лет, емкости для воды-от 0,8 до 15 лет (Глушков, 1996, с.88).
Указываются различные факторы, которые удлиняют либо, напротив, укорачивают срок жизни сосуда. По Д.Арнольду, это: 1) прочность (технология изготовления сосуда); 2) частота использования; 3) мода на ту или иную посуду; 4) наличие в жилищах домашних животных; 5) выбрасывание еще целых сосудов за ненужностью (Глушков, 1996, с.88). Более широкий список факторов, частично расшифровывая указанные позиции, приводит М.Шотт: 1) фактор технологии: длительность сушки посуды перед обжигом, качество глины, прочность изделия, температура обжига, обработка поверхности; 2) частота использования; 3) характер использования (например, меньше «живут» горшки, которые, при наличии в жилищах детей и мелких животных, используются в напольных очагах), но главное - пассивное (для воды) и активное (приготовление пищи) использование сосуда, 4) климатический фактор (по некоторым данным, срок жизни горшков в высоких широтах меньше, чем у их собратьев в тропиках); 5) более длительные периоды жизни ритуальных сосудов (Shott, 1996, р. 464-465,472).
М.Шотт была предложена оригинальная методика математического расчета средних сроков службы сосудов из археологических комплексов. Исходная идея расчетов состоит в том, что тип сосуда, частота и способы его использования обычно коррелируют друг с другом и соотносятся с размерами сосуда. Отсюда можно попытаться вывести формулы зависимости “use life” от высоты сосуда или его объема (Shott, 1996, ’ р476-478).
Формулы М.Шотт были применены нами для исследования керамической коллекции БК-25. Определены
вероятные средние сроки службы 47 сосудов (рис. 73). Как видим, хотя формула зависимости “use life” от высоты сосуда дает больший разброс, чем расчеты по объему, но и в том, и в другом случае срок жизни сосудов укладывается в 3-5 лет. В целом для коллекции средняя продолжительность “use life” составляет 3,35 года (зависимость от объема) и 3,42 года (зависимость от высоты сосуда).
Глиняная посуда, представленная в культурном слое поселения Аркаим в целом более крупная, соответственно здесь должны возрасти и средние значения “use life”. По имеющимся данным (Петров, Вербовецкий, 1996), распределение аркаимских сосудов по их объему образует дискретное множество. Выделяются две группы посуды: объемом до 7 л и от 8 до 50 л. Первая группа соответствует по данному показателю керамике могильника. Сроки жизни сосудов первой группы поселенческой керамики лежат в пределах 3^4- лет, второй группы - 6-10,5 лет. Среднее значение “use life” для сосудов обеих групп составило 5,3 года.
Расчеты средней продолжительности “use life” керамических комплексов как могильника, так и поселения не противоречат информации этнографов. Не исключено, что полученные значения несколько занижены, но и в этом случае мы, думается, верно оцениваем порядок искомых временных интервалов.
“Use life” и ремонт глиняной посуды. Ремонт посуды продлевает ее “use life”; с другой стороны, в условиях малых сроков службы керамики факты ремонтов могут получить свое дополнительное технологическое и психологическое обоснование.
Основных способов ремонта в эпоху средней-по-здней бронзы два. Это - «протезирование» или поверхностная реставрация тела сосуда глиной и стягивание трещин с использованием металлических скрепок (скоб) (Потемкина, 1996; Гутков, 2000). На керамике БК-25 в нескольких случаях зафиксированы вероятные следы ремонта второго типа (сквозные отверстия округлой и прямоугольной формы для закрепления скоб)1. Ремонтов при помощи глиняных заплат не обнаружено2 . В целом ремонты посуды мало влияли на “ц§е life” керамики БК-25.
1	Сосуды № 6, 44, 55, 56, 60.
2	Исследователи оценивают следы ремонта керамики при помощи глиняных заплат как уникальные (Потемкина, 1996; Гутков, 2000, с. 173-175). Мы, однако, можем указать на десятки таких сосудов в петровских и алакульских погребениях региона (могильники Исиней I, Чекатай, Степное VII).
Рис. 73. Большекараганский могильник, курган 25. Значения «use life» керамических сосудов: 1 - зависимость от объема сосуда; 2 - зависимость от высоты сосуда
Ремонт глиняной посуды, особенно с использованием дорогостоящих металлических деталей, может вызвать удивление. Однако этим фактам можно найти разнообразные объяснения (технологические, психологические) с точки зрения категории “use life”. Технологическая проблема выражается прежде всего в исчерпываемости удобных, доступных и качественных залежей сырья («глинищ»). При этом известно пристрастие традиционных мастеров к глине определенной пластичности, цветности и т.д. (Васильева, Салугина, 1997,
с.40). Психологический фактор, вероятно, можно охарактеризовать сочетанием «психологическая усталость». Такая «усталость» могла возникать в условиях особенно высокой частотности воспроизведения керамических форм при низких значениях “use life” сосудов. Можно найти, безусловно, и другие основания для ремонта глиняных сосудов.
Ремонты могли быть связаны с религиозной символикой и эстетикой («украшение вещи»). Показательно здесь и общее отношение к сосуду в погребальном
культе, сосуд мог ассоциироваться не только с пищей, но и с душой (Parker Pearson, 1999, р. 10), а разбитый сосуд - со смертью.
Обсуждение гипотезы. Могут ли низкие показатели “use life” керамических комплексов в данном конкретном случае свидетельствовать о высокой динамике стилевых изменений керамики? Попытаемся ответить на этот вопрос утвердительно, апеллируя, во-первых, к нашим данным, во-вторых, к культурному контексту и модели синташтинской культуры.
1. Нами отмечены некоторые различия в «поведении» группы мелких и группы крупных сосудов. При всех вариантах предварительной классификации керамики Аркаима (Петров, Вербовецкий, 1996; Зданович Г., 1997) создается впечатление, что сосуды второй размерной группы (8-50 л) поддаются классификации значительно лучше и более уверенно распределяются по типам1. То есть крупные сосуды Аркаима более стандартны. Кроме того, архаические черты ар-каимской керамики (Малютина, Зданович Г., 1995, с. 105; Зданович Г., 1997, с.60-61) тяготеют именно к крупным сосудам (отдельным их группам). Отсюда крупные сосуды более традиционны. Возможно, отмеченные различия объясняются фактором высокой динамики стилевых изменений аркаимской керамики при разных средних значениях “use life” у мелких и крупных сосудов2.
2. Представляется, что положительный ответ на поставленный вопрос дают и общие результаты раскопок синташтинских памятников. Не только синташ-тинские поселения, но и могильники характеризуются выраженными стилевыми и культурными вариациями3 . Более того, такая же ситуация характерна и для крупных погребальных комплексов внутри могильников. Это не только рассмотренные выше боль-шекараганские комплексы4, но и так называемые большой и малый грунтовые могильники на р. Син-ташта и курган 2 мог. Каменный Амбар V. Здесь, с одной стороны, вероятно, сказывается пространственный аспект стилевых вариаций. В этом аспекте стилевые вариации обусловлены значительной сложностью «горизонтальной структуры» синташтинского общества, неоднородностью социокультурного ландшафта, спецификой локальных культурных групп (концепт «культурной мозаики»). С другой стороны, наблюдения над стратифицированными погребальными комплексами свидетельствуют в пользу значительной временной динамики стилевых изменений. Хороший пример - курган 25 Большекараганского
могильника, время существования которого оценивается в 20-30 лет. Этого времени оказалось достаточно не только для сильных стилевых изменений, но и для изменения культурных стандартов керамики (рис. 64).
Завершающая гипотеза. История и бытование керамики синташтинских памятников Южного Зауралья сопряжены с высокой динамикой стилевых изменений. Изменения неравномерны и неоднородны. Существуют достаточно устойчивые группы керамики, образующие «стержень» керамических комплексов (ср.: Малютина, Зданович Г., 1995, с. 105). Наряду с этим, имеют место быстрые стилевые изменения, они могут укладываться в пределы жизни одного поколения (20-30 лет). Такие изменения приводят к сильным модификациям культурных типов керамики. Быстротекущие изменения наблюдаются и в других сферах, например, в планировке укрепленных поселений. Изменения такого типа в целом отвечают стилю синташтинской культуры. Не исключено, что, оценивая срок жизни «Страны городов» в 150-250 лет (Зданович Г., Зданович Д., 1995, с.50), мы завышаем цифры в несколько раз. Интуиция «взрывного» характера «синташты» присутствует в работах современных исследователей.
Исходной базой активных стилевых изменений служит, по-видимому, компонентный характер синташтинской культуры, исходная мозаика стилей и культурных традиций. Одно из условий активного развития этих процессов - опытный и экспериментальный характер освоения пространства, сопряженный с кризисами и поисками выхода из кризисных ситуаций. Другой момент - возможный мотивированный характер стиле-образования. Имеем в виду «символический аспект» стилевых вариаций (Wiessner, 1985). Стиль в этом аспекте - средство познания, способ идентификации и сопоставления индивидуумов и социальных групп, а также выражения социальных связей либо разрушения последних.
1	Работа по систематизации керамического комплекса пос.
Аркаим не завершена. Пользуемся поэтому предварительными и оценочными данными.
2	Здесь нужно, однако, добавить, что крупная глиняная посуда, более сложная и трудоемкая в изготовлении, в целом более консервативна; здесь мастер, вероятно, менее склонен к новациям и экспериментам.
3	Методика описания стилевых вариаций керамики эпохи бронзы степной зоны не разработана. Это отдельное направление исследований. Одним из крайних проявлений стилевых вариаций в керамике является изменение культурного типа.
4	Раздел I, заключительная часть.
Наследием 1990-х гг. в археологии степной зоны Евразии стала своего рода «синташтинская проблема». Не исключено, что решение этой проблемы требует определенной исторической перспективы. С точки зрения предметно-культурологического подхода к истории, «нужно различать три основных типа развития - эволюционное, межкультурное, историческое. Эволюционное развитие относится к отдельной культуре, межкультурное - к процессу, пронизывающему ряд сменяющих друг друга культур, историческое - к общему изменению и движению человеческого бытия» (Розин, 1989, с. 217)'. С точки зрения межкультурного развития и в «среднем масштабе» времени, синташтинский феномен представляется наиболее ярким выражением глобального периода трансформаций, мутаций, поисков и приобретения нового опыта, который предшествует еще более глобальному, длительному периоду стабильности и устойчивости в степной зоне (срубно-алакульская метаобщность).
Основное содержание периода трансформаций -освоение широких степных пространств с их ресурсами, широкое внедрение комплексного земледельческо-животноводческого хозяйства, приобретение опыта оседлого быта и испытание его крайностями -урбанизированными формами общежития. Перефразируя известное изречение (Ф.Энгельс), можно сказать, что Степь в своем опыте построения нового мира зашла значительно дальше, чем это было возможно, с тем, чтобы позднее откатиться назад. Показательно, что этот опыт был реализован на широких степных пространствах и в достаточно широком временном диапазоне. Синташтинские укрепленные поселения Южного Зауралья - лишь наиболее представительная часть широкого «горизонта фортификаций» евразийской степи XVIII-XVI вв. до н.э. В этот горизонт входят памятники Нижнего Дона (Ливенцов-ская и Каратаевская крепости), отдельные абашевские, раннесрубные и петровские поселения, а на востоке, может быть, и кротовские, несмотря на всю дискус-сионность их хронологического соотношения с «анд-роном» (Стефанова, 1988).
В этом плане проблемы формирования синташтинской культуры как таковой, может быть, вообще не существует. Вся «синташта» - это процесс становления нового состояния степного мира. Существенной остается только проблема первичного толчка2.
P.S. Предложенный подход оставляет место для трактовки синташтинской поселенческой системы в качестве одного из феноменов урбанизации. Современные междисциплинарные подходы требуют различать понятия «урбанизация», «город» и «полис». В различении города и урбанизации подчеркиваются разные аспекты (Город, 1995, с.5-6,13,21-24,239-240,346), но, в принципе, исследователи сходятся в том, что урбанизация является более широким и объемным процессом, а город выступает как фокус и как ведущий фактор урбанизации. Нами было высказано предположение о том, что только зрелые фазы процесса урбанизации совпадают с урбогенезом (градообразова-нием) (Зданович Д., 1997, с. 17). В работах Э.В.Сайко использован термин «урбанизированная среда» (Сай-ко, 1991; 1995). Это новая историческая форма социальности, которая предшествует появлению города.
5. Металлические предметы из кургана 25 Большекараганского могильника
А.Ф.Буишакин
Для синташтинских захоронений обычен богатый погребальный инвентарь (Зданович Д., 1997). Среди предметов, обнаруженных в кургане 25 Большекараганского могильника, значительное место занимают металлические вещи разнообразного назначения. Для них характерна в основном слабая степень изменения (коррозии), что позволяет наблюдать тонкие детали их поверхности, а также достаточно уверенно судить о химическом составе и истинных физических параметрах изделий: форме, массе, размерах.
Коллекция предметов из кургана 25, любезно предоставленная Д.Г.Здановичем, исследована с применением обычных для минералогической работы методов - рентгенофазового, оптического, рентгеноспектрального, микрохимического и других. Перечень всех образцов с указанием массы и присвоенных номеров, под которыми они фигурируют в тексте, содержится в табл.1. Размеры конкретных вещей могут быть определены по приводимым изображениям или даны в их описании. Распределение находок металлических издел'ий в кургане показано на рисунке 74.
1	Подобные «игры» с «масштабом времени» восходят к работам Ф.Броделя.
2	Авторы признательны ГБ.Здановичу и T.C.Малютиной за участие в обсуждении этих проблем.
Рис. 74. Большекараганский могильник, курган 25. Расположение металлических предметов (1 - in situ; 2 - в переотложенном состоянии; 3 - жертвенные ямы). Нумерация предметов соответствует тексту
Таблица 1
Предмет*	Шифр*	Место находки*	№ предмета	Масса, г	Примечание
Долото	706	Уч.Е/3, пахотный слой	1	119,1	
Нож	723	Уч.А/5, нора (?)	2	38,5	
Нож	887 q	Яма 4, дно ямы,	3	19,8	
Шило	888 J	внутри берестяного туеска	4	4,2	
Нож (однолезвийный)	877"		5	28,5	Фрагмент
Детали чехла для ножа (2 шт.)	878	> Яма 6, дно ямы	6а	0,9	
	879 J		66	2,5	
Пронизь	874"	Яма 6, дно ямы,	7а	0,71	
Подвеска	875	под головой погребенного	76	0,20	
Подвеска	876 J		7в	0,26	
Топор-тесло	724	Уч.В/3, грабительский выброс из ям 9, 10	8	149,7	
Шило	721 П	1 Уч.В/4, грабительский выброс	9	10,6	
Скрепка	708 J	1 из ям 9, 10	10	0,7	
Заклепка	893	грабительский выброс из ям 9, 10	11	1,1	
Крюк	701	Уч.Г/4, грабительский выброс из ям 9,10	12	16,6	
Шило	870	Яма 10, грабительский перекоп	13	13,2	
Топор-тесло	871	Яма 10, засыпка ямы	14	148,8	
Шило	872^	Р Яма 10, дно ямы	15	2,7	
Кусочки металла (2 шт.)	851 J		16а	1,0	пронизь
			166	4,0	сплеск
Обломок орудия	8071 896 J	р Яма 12, грабительский перекоп	17	5,5	
Кусочек металла			18	14,7	сплеск
Нож	884	Яма 13, дно ямы, под головой погребенного	19	20,2	
Нож	1400	Яма 16, дно ямы	20	21,8	
Нож	904	Яма 18, дно ямы	21	22,3	
Примечание.* Данные Д.Г.Здановича.
Описание предметов
Долото (№1, рис. 33; 75,1), желобчатое с сомкнутой втулкой, изготовлено из литой заготовки с применением ковки и последующей обработки абразивными материалами, оставившими на поверхности многочисленные царапины-риски. Противоположный острому конец долота следов ударов по нему во время работы вне имеет, что может быть объяснено тем, что оно в эксплуатации не было или удары наносились по деревянной вставке, или этот инструмент служил для другой цели.
Тесла (№8,14;рис.21,1; 29,4; 75,2)-пластинчатые, удлиненной формы. Предметы были в использовании, у обоих есть изломы режущей кромки. На предмете 14 в верхней части одной из плоскостей сохранились небольшие остатки древесины, а на противоположной стороне в продуктах коррозии проступают признаки обмотки тесла (кожаным ремнем?), крепившей его к рукояти. По характеру коррозии, сильной на одном ребре и почти незаметной на другом, можно утверждать, что данный предмет залегал в погребении на боку. Другое тесло явных следов рукояти не несет, но на од-
Рис. 75. Металлические предметы: 1 - долото; 2 - топоры-тесла; 3 - шилья
ной из плоскостей в нижней части присутствуют признаки контакта с какой-то органикой (подстилкой?). Отметим, что оба предмета, связанные с двумя центральными могильными ямами (9 и 10), различаясь размерами, имеют практически одинаковую массу - около 149 и 150 г.
Шилья (№ 4,9,13,15; рис. 16,2; 21,2; 29, 5,6; 75,3) четырехгранные, обоюдоострые, представлены экземплярами разной величины и разной массы. Все они изготовлены ковкой и тщательно обработаны абразивами, поскольку большая неровность поверхности
инструмента, увеличивающая трение, является существенным недостатком подобных изделий.
Каждый из описываемых прокалывающих инструментов имел в свое время ручку. Особенно хорошо ее следы, проявляющиеся в характерной картине коррозии металла на контакте с деревом, видны на шиле № 4. У других шильев оба конца кажутся рабочими, однако при внимательном рассмотрении выясняется, что и эти шилья когда-то были оснащены ручками. Действующими остриями были более тупые и более округлые в сечении концы, сработавшиеся за время службы вещи. Острые сейчас части шильев находились в ручках, поэтому они сохранили свое первоначальное состояние. Рабочие концы двух самых крупных шильев (№ 9 и 13) несколько повернуты штопорообразно против часовой стрелки (при положении предмета рабочим концом от себя). Такой вид они приобрели вследствие деформации мягкого и пластичного металла изделия, возникшей от приложения к инструменту слишком большого усилия при прокалывании какого-то прочного материала. При этом направление поворота согласуется с направлением движения кисти правой руки человека при работе с шилом - по часовой стрелке.
Сравнивая внешний вид шильев, можно заметить общий облик трех из них (№ 9,13,15). Благоприятным обстоятельством в данном случае служит одинаковость поперечного сечения шильев, почти по всей длине приближающегося к квадратному, что позволило использовать следующий прием сравнения.
Каждый предмет по длине условно был разделен на 10 равных частей. В конце 1,2,3... 9-го отрезков там, где это возможно, с помощью штангенциркуля измерена толщина в двух взаимно перпендикулярных направлениях и определена средняя толщина изделия в данном месте. Результаты сведены в таблице 2. По ним построены графики изменения средней толщины шильев по их длине (рис.76), ясно демонстрирующие однотипность (подобие) предметов № 9,13 и 15 и резкое отличие от них шила № 4.
Более того, связь трех подобных по форме предметов проявляется и при сопоставлении их масс: 2,7; 10,6; 13,2 г. Если эти значения разделить на наименьшее, то получим соотношение 2,7/2,7 : 10,6/2,7 : 13,2/ 2,7 = 1:3,9:4,9 = 1:4:5. Таким образом, массы этих шильев относятся как целые числа. Шило № 4, обладающее иной формой, настоящему правилу не подчиняется, для него это отношение далеко от целого: 4,2/2,7 = 1,6.
Рис. 76. Графики изменения средней толщины шильев по их длине
Таблица 2. Параметры шильев
№ предмета	Место находки	Масса, г	Длина, мм	Средняя толщина (а) в данном сечении, мм								9
				1	2		3	4	5	6	7	8	
15	Дно ямы 10	2,7	74,4	1,35	2,15	2,45	2,7	2,8	2,65	2,4	—	—
4	Дно ямы 4, внутри берестяного туеска	4,2	96,1	1,65	2,05	2,35	2,6	3,05	3,25	3,3	—	—
9	Грабительский выброс из ям 9, 10	10,6	115,2	2,0	2,95	3,7	3,95	4,05	4,05	3,65	3,3	2,45
13	Грабительский перекоп, яма 10	13,2	122,9	2,35	3,3	3,95	4,25	4,3	4,3	4,2	3,65	2,85
По-видимому, установленная взаимосвязь массы предметов из ям 9 и 10 закономерна. Подсчеты с использованием теории вероятностей показывают, что вероятность случайного совпадения здесь очень мала, хотя и не может быть исключена совсем.
Шило № 4, находившееся в берестяном туеске, несет корку карбонатов меди - малахита и азурита, причем азурит покрывает часть инструмента, прилегавшую к ручке. Как известно (Бушмакин, 1995), образующееся при изменении металла минеральное вещество, распространяясь в окружающую изделие среду, взаимодействует с прилегающими предметами и, как правило, частично или полностью замещает их материал, формируя точные минеральные копии - псевдоморфозы, или, обволакивая какой-то предмет, со
здает слепки с его поверхности. В данном случае на двух соседних гранях шила, обращенных при их положении в туеске в свободное пространство, обнаружены очень четкие азуритовые отпечатки нескольких пупариев - куколок мух1. Они имеют длину 0,5-2,0 мм и принадлежали, вероятнее всего, мухам-трупоедам (рис.77).
Крюк (№ 12, рис. 21,7; 78) изготовлен из раскованного в тонкую пластину металла, толщина стенок в верхней части около 0,5 мм. По-видимому, надевался на деревянную (?) ручку, для закрепления на которой пробито отверстие с приблизительно квадратным очерта-
1 Определения выполнены А.В.Логуновым (Ильменский заповедник УрО РАН).
Рис. 77. Азуритовый слепок с пупария мухи на шиле № 4 (погр. 4). Снимок на сканирующем электронном микроскопе
Рис. 78. Металлические предметы: крюк и однолезвийный нож
нием. Назначение предмета неясно. Внутри крюка каких-либо остатков, дающих возможность определить его применение, не обнаружено. Нет и следов присутствия древесины, оставляющей на металле характерный рисунок коррозии, т.е. при погребении этот предмет был положен без ручки.
Нож (№ 5, рис. 20,1; 78) представляет собой фрагмент более крупной вещи, оканчивающийся изломом. Выполнен с применением ковки. Покрыт коркой сложного фосфата меди - самплеита, указывающего на нахождение предмета в среде, богатой фосфором и кальцием (Бушмакин, 1998а), например, рядом с телом погребенного. На ноже видны псевдоморфозы по растительности; он находился, по-видимому, на какой-то подстилке.
Нож (№ 2, рис. 11,6; 79,26) изготовлен литьем с последующей ковкой. Хорошо видны следы обработки абразивом. Вероятнее всего, является наконечником копья. В пользу этого говорит слишком короткая для ножа такого размера насадочная часть. Конец лезвия поврежден в результате лобового удара о что-то твердое. Явных следов контакта насадочного конца с деревом, что могло быть свидетельством существования во времена погребения у этого предмета ручки или древка, не обнаружено.
Нож (№ 21, рис.44,2; 79, 2а) похож на описанный выше, но значительно тоньше и с более длинным насадом, несущим явные признаки деревянной ручки. Также мог быть лезвием копья.
Нож (№ 3, рис. 16, 1; 79, 2в), назначение которого сомнений не вызывает, тоже имел деревянную ручку. На одной из сторон лезвия видны минерализованные скопления волос (шерсти?).
Нож (№ 19, рис. 35,2; 79, 1), обладающий массивной насадочной частью, был заключен в ножны. Поскольку этот предмет находился в непосредственном контакте с телом погребенного (под его головой), он очень сильно минерализован самплеитом. Наименее изменен черешок в силу того, что он был защищен какое-то время ручкой, оставившей хорошо наблюдаемые следы. Ножны полностью замещены самплеитом с сохранением тонких деталей строения. Четко виден шов, соединявший края куска кожи, покрытой тонким густым мехом. По всей видимости, ножны представляли собой просто мешочек без какой-то твердой основы.
Нож(№. 20, рис. 39,3; 79,3) помещался под костями рук погребенного и также сильно изменен. У него сохранилась деревянная ручка длиной 8,5 см и толщиной 3,5 см, почти целиком истлевшая и в значительной степени замещенная самплеитом. Лезвие ножа в нескольких местах обломлено, причем изломы существовали уже до того, как эта вещь была минерализована, т.е. в могильную яму положен предмет, не пригодный для использования.
При раскопках нож был найден плоско лежащим под кистями рук острием в сторону последних фаланг пальцев. На нижней его стороне видны в большом количестве остатки шерсти и самплеитовые псевдоморфозы по грубым волоскам шкуры, постланной на дно могилы. На верхней поверхности лезвия такие псевдоморфозы единичны, зато она покрыта преобразованной органикой.
Продукты минерализации ножа, заместившие
Разделив, как и в случае с шильями, значения масс всех пяти данных предметов (соответственно 19,8; 20,2; 21,8; 22,3 и 38,5 г)1 на массу наименьшего, получим следующее соотношение: 19,8/19,8:20,2/19,8:21,8/ 19,8:22,3/19,8:38,5/19,8 = 1:1:1,1:1,2:1,9 = 1:1:1:1:2. Таким образом, масса ножа из кургана 25 Большекараганского могильника с учетом некоторой погрешности, вносимой процессом коррозии металла, кратна постоянной величине, близкой к 20 г.
Пронизь (№ 7а, рис. 81 а) изготовлена из спиралевидно изогнутой проволоки толщиной 1,3 мм, имеет ложкообразные окончания, причем один из концов повернут на 180° так, что оба они направлены в одну сторону. Внутри украшений сохранились остатки кожаного шнурка. Пронизь минерализована, поверхность покрыта корочкой, состоящей из минералов меди (брошантит, атакамит) и серебра (акантит, хлораргирит). На свежем срезе металл имеет красноватый цвет. По химическому составу (табл.З) он является медно-сереб-ряным сплавом.
Рис. 79. Металлические ножи: 1 - погребение 13;
2а - погребение 18; 26 - уч.А/5; 2в - погребение 4;
3 - погребение 16
Таблица 3. Химический состав пронизи и подвески, мае. %
Компоненты	Пронизь (7а)		Подвеска (76)	
	1	2		1	2	
Си	9,69	10,42	10,76	11,33
Ag	82,76	88,97	82,74	87,13
Аи	0,09	0,10	—	—
Pt	0,12	0,13	0,25	0,26
Zn	0,19	0,20	0,27	0,28
As	—	—	0,78	0,82
Bi	0,17	0,18	0,17	0,18
Сумма	93,02	100,00	94,97	100,00
Примечание. 1- первичный анализ; 2 - пересчитанный на сумму 100%. Анализы выполнены В.А.Вилисовым на электронном микрозонде JXA-5 в Институте геологии и геохимии УрО РАН. Условия в примечании к таблице 4.
шерсть, прекрасно сохранили тонкие особенности строения кутикулы - верхнего слоя волос (рис. 80,1) и следующего за ним клеточного слоя (рис.80,2). По этим деталям находящиеся на лезвии шерстинки можно отнести к шерсти лося.
Заканчивая описание ножей, отметим, что масса этих предметов подчиняется некоторым закономерностям. Во-первых, масса четырех из них не выходит за довольно узкие пределы: 20-22 г. Во-вторых, самый крупный нож (наконечник копья?) практически ровно в два раза тяжелее остальных, его масса около 40 г.
Желобчатые подвески в полтора оборота с ложечковидными концами (№ 76 и 7в, рис.81б) имеют близкий к описанному выше изделию химический состав (табл.З). Отличие состоит в повышенном количестве мышьяка, в пронизи № 7а не обнаруженного. Металл подвесок замещен почти полностью хлоридом серебра - хлораргиритом с параметрами элементарной ячейки, равными 5,56 А, что указывает на отсутствие в его
1 Истинную массу двух сильно измененных предметов (№ 19 и 20) можно принять близкой к современной.
Рис.80. Нож № 20 (погр. 16): 1 - отпечаток кутикулы волоса; 2 - минеральная псевдоморфоза по волосу; снимки на сканирующем электронном микроскопе
составе брома, не установленного и микрозондовым анализом. По этому признаку продукты химического изменения серебра из Болыпекараганского могильника существенно отличаются, например, от богатых бромом минеральных новообразований на серебряных вещах комплекса Солончанка I (Бушмакин, 19986), что отражает различие геохимических условий минерализации металла.
На рис.81 показан восстановленный на основании измерений подвески облик заготовки, из которой сделано украшение. Обращают на себя внимание геометрическая правильность формы ложкообразных частей заготовки и неодинаковость их величины.
Пронизь (№ 16а, рис.81в) свернута из полоски металла толщиной около 0,5 мм с неровными краями. Внутри нее сохранились остатки тонкого кожаного ремешка шириной 4 мм. Это, видимо, самодельное украшение местного изготовления.
Заклепка (№ 11, рис. 11,2) имеет темно-коричневую, с черными пятнами, бугристую и кавернозную поверхность. Образец хорошо притягивается магнитом; темно-коричневая корочка растворяется в соляной кислоте, раствор дает четкую реакцию на железо. По этим признакам данный предмет должен быть отнесен к железным и тогда встает вопрос о его происхождении.
Кусочек металла (№ 166, рис. 82в) представляет собой сплеск; на нижней его стороне видны отпечатки поверхности, на которую попал расплавленный металл. Застывший сплеск захватил с этой поверхности обломок стекловидного шлака величиной 4x3x1,5 мм, содержавший округлый металлический королек около 0,5 мм в поперечнике.
Остальные исследованные и не описанные здесь предметы (рис.82а, б, г) охарактеризованы ниже по их химическому составу, за исключением деталей чехла для ножа (№ 6а и 66), минерализованных купритом и самплеитом почти полностью.
Химический состав металла
Исследование химического состава металлических изделий и включений в шлаке проведено методом локального микроанализа с помощью электронного микрозонда. В настоящее время этот метод описан подробно (см., например, Рид, 1979). Его использование в археологии для определения количественного химического состава показано на тонкой глазури керамики (Ор-монт, Кузнецова, 1984).
Метод основан на явлении испускания материалом, например металлом или минералом, рентгеновских
Рис. 81. Металлические украшения: а - пронизь (погр. 6); б - подвеска в полтора оборота (погр. 6): общий вид и развертка заготовки; в - пронизь (погр. 10): общий вид и развертка заготовки
Рис. 82. Металлические предметы: а - детали ножен (погр. 6); б - обломок орудия (погр. 12); в - кусочек металла-сплеск (погр. 12); г - скрепка (уч. В/4)
лучей при бомбардировке его электронами высоких энергий. Под действием сфокусированного пучка электронов облучаемый участок пробы, величина которого составляет, как правило, тысячные доли миллиметра, начинает испускать рентгеновские лучи с определенными длинами волн, характеризующими имеющиеся в образце элементы. По интенсивности этого излучения, сравнивая со стандартами - веществами с точно известным химическим составом, рассчитывают содержание определяемых компонентов. В своем обычном виде электронный микрозондовый метод нередко менее чувствителен по сравнению с часто используемым в археологии эмиссионным спектральным, однако он позволяет получить достаточно полную характеристику химического состава вещества в весьма небольших объемах. Кроме того, под микрозондом изучаемый материал практически не разрушается и может быть использован и для других исследований.
В данном случае микрозондовому анализу подвер
гались в основном частицы металла размером около 1x0,5x0,3 мм, извлеченные из предметов с помощью резца, изготовленного из ножовочного полотна. Частицы металла и кусочки шлака смонтированы в шашку из эпоксидной смолы, отшлифованы и тщательно отполированы. На этих препаратах определены цвет металла и его твердость. Результаты исследования химического состава металла из кургана 25 Большекара-ганского могильника, а также некоторых изделий и шлаков, найденных при раскопках поселения Аркаим, приведены в таблицах 4 и 5. Параллельный анализ аркаим-ских образцов вызван необходимостью сопоставления металла из могильника и поселения для определения его сходства или возможного различия, говорившего бы об использовании аркаимцами изделий чужого производства.
Таблица 4. Химический состав металла из кургана 25 Большекараганского могильника, мас.%
№ предмета	Предмет	Место находки	Си	As	Ni	Fe	Со	Zn	Cd	Bi	Sb	S	Si	As/Ni
1	Долото	Пахотный	99,48	0,15		0,18						0,06	0,13	>2,5
		слой												
2	Нож	Нора (?)	97,26	1,78	0,19	0,20			0,38		0,13	0,06		9,3
3	Нож	Яма 4	96,88	1,23	0,25	0,42			0,88	0,15			0,19	4,9
4	Шило	Яма 4	97,93	1,66	0,19	0,12					0,03	0,07		8,7
5	Нож	Яма 6	99,56	0,20	0,06	0,10						0,06		3,3
8	Топор-	Ямы 9, 10	96,52	2,07	0,30	0,12			0,06		0,93			6,9
	тесло													
9	Шило	Ямы 9, 10	98,83	0,43	0,34	0,17			0,14		0,03	0,06		1,3
10	Скрепка	Ямы 9, 10	99,83			0,09		0,08						-
12	Крюк	Ямы 9, 10	99,47	0,21	0,07	0,18						0,05	0,02	3,o
13	Шило	Яма 10	97,1 1	2,17	0,22	0,09					0,36	0,05		9,9
14	Топор-	Яма 10	98,26	0,71	0,09	0,39			0,51			0,04		7,9
	тесло													
15	Шило	Яма 10	98,55	1,24	0,09	0,05						0,07		13,8
16а	Пронизь	Яма 10	99,27	0,13	0,08	0,14		0,08	0,07	0,17		0,06		1,6
166	Сплеск	Яма 10	98,85			0,03			0,38			0,09	0,65	-
17	Обломок	Яма 12	97,32	1,10	1,23	0,28						0,05	0,02	0,9
	орудия Королек	Яма 12	56,13	0,20	31,09	11,97	0,55					0,06		0,006
	в шлаке													
18	Сплеск	Яма 12	93,92	0,41	5,60							0,07		0,07
19	Нож	Яма 13	99,49	0,36	0,07	0,08								5,1
20	Нож	Яма 16	99,33	0,15		0,52								>2,5
21	Нож	Яма 18	98,38	0,88	0,19	0,36					0,03	0,16	0,16	4,6
Примечание. Анализы выполнены В.А.Вилисовым на электронном микрозонде JXA-5 в Институте геологии и геохимии УрО РАН. Использованы стандарты: для мышьяка - InAs, свинца - PbS, сурьмы - GaSb, кадмия - CdS, серы - FeS2, для олова, цинка, золота, серебра, платины, никеля, железа, меди, висмута, кобальта и кремния - чистые элементы. Содержание Sn, Au, Ag, Pt и Pb во всех пробах оказалось чуть ниже чувствительности прибора. Пределы обнаружения определявшихся элементов (мас.%): Со 0,03; Ag 0,3; Au 0,07; Sn 0,02; S 0,02; Fe 0,04; Sb 0,03; Pb 0,09; Zn 0,07; Pt 0,08; Bi 0,09; As 0,12; Cd 0,03; Ni 0,06; Cu 0,06; Si 0,01. Анализы пересчитаны на сумму 100%.
Таблица 5. Химический состав меди из Аркаима, мае. %
Предмет	Место находки	Си	As	Ni	Fe	Со	Zn	Sb	s	Si	Р	Сумма	As/Ni
Серп		99,53	0,11	0,08	0,05						0,19	99,78	1,4
Серп		98,75	0,11								0,17	99,03	>2,2
Нож?		97,05	0,22		0,07						0,26	97,60	>4,4
Сплеск	1Р/21, гор.4	95,46*	2,54		0,76		0,07		Н.опр.		Н.опр.	98,83	>42
Капли	Р14, кв. 1ж,	98,95*	0,43						Н.опр.		Н.опр.	99,38	>7,2
из печи	з/34?	99,98*							Н.опр.		Н.опр.	99,98	-
		98,90*	1,01	0,09					Н.опр.	0,28	Н.опр.	100,00	11,2
		99,00*							Н.опр.		Н.опр.	99,28	-
		92,19*	8,19	0,09		0,04			Н.опр.		Н.опр.	100,51	91,0
Продолжение табл. 5
Предмет	Место находки	Си	As	Ni	Fe	Со	Zn	Sb	S	Si	P	Сумма	As/Ni
Вклю-	1В/40	99,99*							Н.опр.		Н.опр.	99,99	-
чения в	1Б-1А/19-20	99,90*	0,90				0,07		Н.опр.		Н.опр.	100,87	>15,0
шлаке	Б/16	92,84	4,59	0,21	2,65						0,17	100,46	21,9
	Б/17	91,89	1,77	1,65	0,07			1,72			0,17	97,27	1,1
	И/21	96,59	2,57	1,09	0,13				0,09		0,23	100,70	2,4
		98,41			1,30						0,31	100,02	-
		94,55	3,39	0,24	2,58				0,06		0,25	101,07	14,1
	1Г/15	98,52			0,46				0,08		0,23	99,29	-
		100,23									0,24	100,47	-
		97,61		0,14	1,04				0,37		0,22	99,38	<0,6
		98,50		0,53	1,39						0,26	100,68	<0,2
		98,67		0,05								98,72	<1,6
	В/8	99,95									0,22	100,17	-
		97,28			1,40						0,26	98,94	-
Примечание. Н.опр.-не определялось.* - анализы В.А.Вилисова, условия даны в примечании к таблице 4. Остальные анализы выполнены в Институте минералогии УрО РАН Е.И.Чуриным на JCXA-733, с использованием стандартов: Si, Си, Ni, Sn, InSb, GaAs, халькопирит, апатит. Пределы обнаружения (мол.%): As 0,08; S 0,06; Fe 0,04; Р 0,08; Si 0,09; Ni 0,05; Си 0,06; Sb 0,05; Sn 0,51.
Приведенные в таблицах данные свидетельствуют о большом сходстве металла из кургана и поселения, представленного чистой или мышьяковистой медью и мышьяковой бронзой. Содержание мышьяка достигает 8%, обычно же оно колеблется в пределах 0,2-2,5%. Ни в одном случае не зафиксирована концентрация олова, превышающая чувствительность прибора для этого элемента. Зато распространено присутствие никеля и железа, порой в весьма ощутимых количествах: в одной из проб содержание мышьяка доходит до 31 % при 12% железа. В небольшой части анализов установлены кобальт, кадмий, висмут, сурьма, кремний. Содержание цинка там, где он есть, незначительно превышает предел обнаружения. В подавляющем большинстве проб отмечаются небольшие концентрации серы.
Обсуждение результатов
Выполненные исследования металлических предметов и шлаков позволяют сделать в разной степени обоснованные выводы и предположения.
Погребальный инвентарь, обнаруженный в кургане 25 Болыпекараганского могильника, изготовлен из металла, выплавленного в Аркаиме. Случаев резкого несовпадения химических составов предметов из погребений и металла из поселения не выявлено, что
подтверждает вывод Д.Г.Здановича (1997) об отсутствии импорта изделий с других территорий. Исключения составляют явно не местного производства украшения из могильной ямы 6, выполненные из медно-серебряного сплава. Подобные серебряные желобчатые с расширенными ложечковидными концами и узкой средней частью подвески в полтора оборота и спиральные пронизи характерны для абашевских памятников Поволжья (Ефименко, Третьяков, 1961) и андроповских комплексов из азиатской части бывшего СССР (Аванесова, 1991). Единственное местное украшение сделано из случайного грубо свернутого, плоского, с неровными краями, кусочка мышьяковистой меди.
Медно-мышьяковые сплавы были широко распространены в разных районах Земли на протяжении раннего и среднего бронзового века (Равич, Рындина, 1984). Как наиболее вероятный источник мышьяка в древней металлургии рассматриваются природные его соединения с серой - минералы из класса сульфидов. Это в первую очередь аурипигмент и реальгар, далеко не веЗде встречающиеся в достаточно больших скоплениях. Затем идут блеклая руда, арсенопирит и разные арсениды. В археологической литературе нет указаний на возможность использования вторичных минералов, образующихся в коре выветривания по мышьяксодержащим фазам, относящихся к классу арсе
натов - солей мышьяковой кислоты. Эти минералы нередко сопровождают малахит, а многие внешне на него походят. Вместе с малахитом арсенаты могут попадать в плавку, обусловливая получение легированной меди. Принятое во многих работах допущение, что примесь в количестве менее 1% естественная, а более 1% искусственная, является совершенно не обоснованным. Так, при использовании распространенных в данной местности руд, не содержащих в ощутимых концентрациях какого-то химического элемента, присутствие его в металле даже в количестве десятых долей процента может иметь искусственный характер, а при плавке руд, от природы богатых этим компонентом, и несколько процентов его содержания будут естественными. По этой и некоторым другим причинам вопрос об искусственном или природном легировании металла очень сложен и не может быть решен только на основании химического состава изделий.
В Аркаиме медь, легированную мышьяком, как показывает изучение шлаков, получали уже на стадии выплавки черновой меди, т.е. шихта содержала богатые этим элементом составляющие. Какие минералы
в данном случае служили источником мышьяка и специально ли они добавлялись, пока не ясно.
Возможно, что аркаимцы знали полезные свойства мышьяксодержащей меди - высокую жидкотекучесть в расплавленном состоянии и высокую твердость после ковки - и сознательно добавляли в шихту соответствующие компоненты. В то же время анализ распределения предметов одного назначения в зависимости от количества мышьяка и соответственной твердости металла (рис. 83) указывает на широкое колебание этих признаков. Например, ножи изготовлены из разного по составу металла, хотя наилучшим для такого рода предметов был бы сплав с высоким содержанием мышьяка. Такой значительный разброс содержания полезного элемента в металле изделий одного вида свидетельствует скорее всего о том, что при выработке определенной вещи состав исходного металла не учитывался или что древние металлурги не могли его контролировать. Отсутствие строгого соответствия в подборе лигатуры для изделий с одинаковыми функциями известно и в более позднее время (Дегтярева, 1994, с.23).
@ — шило
топор-тесло
® * разные предметы
О “ нож
Рис. 83. Связь микротвердости и содержания мышьяка в металле предметов из кургана 25
С насыщенностью примесями, особенно мышьяком, связан и такой важный показатель, как цвет металла, меняющийся на изученных образцах, как следует из таблицы 6, от обычного медно-красного (без мышьяка или с незначительным его содержанием) до темносерого (мышьяка около 8%). Присутствие других элементов также может влиять на цвет сплава. При некотором навыке, сравнивая под микроскопом цветовые характеристики полированных поверхностей проб, взятых из медных и бронзовых изделий, можно быстро оценивать химическую чистоту металла.
Таблица 6. Зависимость цвета полированного металла от количества основных примесей
Цвет металла	Основные примеси, мас.%
Медно-красный	Не обнаружены
Медно-красный	Si 0,31
с сероватым оттенком	As 0,14; Fe 0,50 As 0,90; Zn 0,07
Серовато-медно-красный	As 0,35 As 0,43; Ni 0,34; Fe 0,17 Cd 0,38
Серый	As 1,01 As 1,31; Fe 0,67
Серый, более темный	As 2,54; Fe 0,76
Темно-серый	As 8,19
Помимо мышьяка, важным компонентом состава описанных предметов является никель. Этот элемент, часто встречающийся в медных сплавах бронзового века (Селимханов, 1962), повышает жидкотекучесть медного литья при не слишком высоких (1-1,5% Ni) концентрациях (Чурсин, 1982, с.24). В металле из кургана установлены два типа соотношений содержания мышьяка и никеля (табл.4, рис.84): 1) преобладание мышьяка над никелем с близкой к прямо пропорциональной зависимостью их количеств и отношением As/Ni, как правило, существенно больше единицы; 2) установленное только для вещей из могильной ямы 12, резкое преобладание никеля над мышьяком с отношением As/Ni меньше единицы. Интересно, что найденный при этом погребении сплеск металла, содержащий 5,6% никеля, в свое время еще в пластичном состоянии попал на грунт, присыпанный обломками шлака с включениями металла, также богатого никелем. В одном из корольков содержался 31 % этого элемента. Настоящий факт показывает, что насыщенные никелем сплавы в печи, около которой сплеск захватил шлак,
получали не раз, а в погребение человека, плавившего никелевую бронзу, положили состоящие из нее предметы - обломок орудия и сплеск. По данным Д.Г.Зда-новича (1995а), могильная яма 12 в комплексе кургана 25 одна из последних.
Весьма важными представляются факты близости массы однотипных изделий и отношение масс некоторых предметов, равное целым числам. В работе (Кубы-шев, Черняков, 1985, с.39) отмечается, что никаких археологических источников, прямо свидетельствующих о применении в бронзовом веке Восточной Европы каких-то весовых систем, пока не обнаружено, хотя вряд ли кто-либо из исследователей, занимающихся проблемами древней металлургии, сомневался в их существовании. Установленные особенности отношений масс предметов как раз могут быть проявлениями использования аркаимцами счета, существования системы мер (длины, веса), процесса измерений, а также своеобразных стандартов или правил изготовления некоторых предметов. Причем подчиненность изделий каким-то одним закономерностям может быть признаком их происхождения из единого источника, и наоборот. Так, подобные друг другу по форме шилья, связанные между собой еще и определенным отношением своих масс, вполне вероятно, были сделаны одним человеком.
Автор выражает признательность В.А.Рочеву, О.Л.За-ушициной и Т.А.Левановой за помощь в оформлении иллюстраций.
6. Изделия из камня, кости, дерева в погребениях кургана 25 Большекараганского могильника1
Д.Г.Зданович
Молоток (рис. 33,1). Изготовлен из эпидозита серозеленого цвета с редкими включениями пылевидного магнезита и одиночными микрокристаллическими выделениями полевого шпата. Текстура массивная, сливная2. Корпус подцилиндрической формы, с массивным рабочим основанием и зауженной пяткой. Сечение округлое. Длина изделия 10,5 см, диаметр 5-
1	Автор искренне признателен В.В.Зайкову (определение пет-рофонда) и Л.Л.Гайдученко (определение костного материала и пород древесины) за помощь, оказанную в подготовке текста. В тексте также использован фрагмент рукописи А.Ф.Бушмакина.
2	Использование пород с высокой прочностью и «вязкостью», в том числе эпидозитов, для изготовления орудий ударного типа характерно для каменной индустрии Аркаима (Зайков, 1995, с. 152; Зайков, Зданович С., 2000).
6 см. Рабочая площадка слабовыпуклая, зашлифованная. Пятка закругленная, с выбоинами. На боковых поверхностях изделия фиксируются грубые сколы и следы зашлифовки. Изделие можно отнести к металлообрабатывающим орудиям и охарактеризовать как молоток среднего действия (ср.: Зайков, Зданович С., 2000, с. 86).
Обломок изделия из камня (рис. 11,1). Длина обломка 11 см, размеры в сечении до 6,5x5 см. Материал - мелкозернистый песчаник, сложенный преимущественно зернами темно-серого и желтовато-серого кварца. Цемент бурый гидроксидно-железистый. Предмет мог быть обломком крупного песта эпохи бронзы округлой или овальной формы. Возможно, однако, что предмет не имеет отношения к основному комплексу БК-25.
Абразивный камень (рис. 30,5). Имеет форму подпрямоугольного бруска, углы скругленные. Размеры 4,3х 3,7x2,8 см. Материал мелкозернистый песчаник, сложенный зернами желтого кварца, с редко встречающимися микроагрегатами гематита неправильной формы. Текстура однородная массивная. Имеет следы сработанности.
Кристалл кварца (рис. 30,4). По нашей просьбе образец был изучен В.А.Поповым (Институт минералогии УрО РАН). Текст приводится ниже.
Бусы. Изготовлены из серпентинита, цвет зеленый с сероватым отливом. Поверхность материала имеет тусклый блеск. Выделяется два типа бус.
Тип 1 (рис. 30,3). Дисковидные бусы. Обнаружено 16 экз. (все в п. 10). Диаметр 3-7 мм.
Тип 2 (рис. 29,8). Единично представлен крупной фигурной бусиной с шишечками из детского захоронения в полу п.Ю. Длина бусины 17 мм. Бусина выполнена техникой резки, поверхность слабоограненная.
Бусина не имеет убедительных аналогов среди опубликованных материалов. Пастовые бусы с шишечками-выступами достаточно широко представлены в Урало-Казахстанских степях в синташтинское время (Литвиненко, 1999, с. 131). Определенный интерес для поиска аналогий представляет собой миниатюрная булава из алебастра с шишечками и выделенной шейкой из кургана 6 Утевского IV могильника (Васильев, Кузнецов, Семенова, 1992, рис.6,14). Однако больше-караганская бусина отличается от перечисленных находок не только по материалу, но и по стилю.
Материал серпентинит, из которого изготовлена бусина, местный, широко распространенный минерал.
Булава. Сохранились каменное навершие и, по-ви
димому, роговое окончание деревянной рукояти1. На-вершие имеет округлую форму с выделенной шейкой и «воротничком» (рис. 21,3). Высота изделия 5,2 см, диаметр 5,6 см. Диаметр внутреннего сквозного отверстия около 1,5 см. Сверление отверстия, вероятно, выполнялось с двух сторон во встречном направлении. Основа предмета сложена магнезитом белым и светло-желтым, комковатым. Комочки диаметром 5-10 мм разделены пленками темно-серого кремнистого материала толщиной 0,5-2 мм. Поверхность предмета покрыта бурой шлаковой коркой толщиной 1-8 мм. Текстура корки обломочная, в буром стекле присутствуют белые комочки основного материала.
Находки каменных наверший булав обычны для памятников петровско-синташтинского круга (Нелин, 1995; Зданович Д., 1997).
Предмет, который можно атрибутировать как окончание рукояти булавы, представляет собой просверленный роговой цилиндрик длиной 2,3 см и диаметром 1,6-2 см, опоясанный покатым валиком (рис. 29,7). Одна из торцевых поверхностей плоская, гладкая, другая - слегка выпуклая, с подкругленными краями и следами сработанности. Диаметр продольного отверстия 0,7-0,8 см. Предмет напоминает костяные окончания рукоятей булав из срубных курганов (Отрощенко, 1993, рис.1). В Южном Зауралье отдельные находки булав с костяными окончаниями рукоятей были отмечены в комплексах с петровской керамикой (Виноградов, 1984, с. 150, рис.9,42,49).
Мягкий материал и небольшая масса каменного на-вершия, а также тонкое (1,5-2 см в диаметре) древко булавы исключают возможность использования булавы из погребения 9 БК-25 в качестве боевого оружия. Ранее мы уже касались некоторых аспектов символической функциональности булав из синташтинских погребений (Зданович Д., 1997, с. 52-57).
Ножевидные пластины. В коллекции две фрагментированные пластины. Пластина №1 (уч.Б/2, над п.7)-28,8x9,7x2,2 мм, верхняя часть пластины, не отретуширована, вдоль края спинки полоска галечной поверхности (рис. 11,4). Пластина №2 (СЗ сектор комплекса) -25x12,9x2,8 мм, средняя часть пластины, не отретуширована (рис. 11,3). Обе пластины изготовлены из темно-серого кремня. Пластины найдены вне погребений; возможно, они не имеют прямого отношения к основному комплексу памятника. Однако в п.7 БК-20 пластина находилась среди погребального инвентаря (Боталов, Григорьев, Зданович Г, 1996, с.74).
Наконечники стрел из камня и кости. В пяти погребениях кургана найдено 24 наконечника (16 из камня и
8 из кости). Типично наличие в одном погребении как каменных, так и костяных наконечников стрел; не отмечено погребений, в которых были бы костяные наконечники, но не было бы каменных. Остатков луков в погребениях с наконечниками не зафиксировано.
А. Каменные наконечники стрел. Двусторонне обработанные техникой струйчатой ретуши, черешковые и бесчерешковые.
Тип 1. Бесчерешковые наконечники (№1-9) - треугольной и листовидной формы с прямым усеченным основанием.
Тип 2. Черешковые наконечники (№10-16) - перо подтреугольной или листовидной формы с линзовидным сечением и парными шипами. Шипы выражены хорошо, концы шипов опущены ниже основания пера. Форма черешка подпрямоугольная.
Основные характеристики наконечников приведены в таблице 1.
Синташтинские наконечники стрел имеют аналогии в соседних культурах эпохи бронзы: черешковые с шипами («сейменские»), безусловно, близки абашев-ским наконечникам2, а бесчерешковые - петровским. Позднесинташтинские бесчерешковые наконечники фактически могут быть «петровскими» ввиду усиления влияния «восточных» компонентов на позднем этапе истории «Страны городов».
В средневолжской абашевской культуре единственным типом наконечников стрел были черешковые с шипами (Кузьмина О., 1992, с.70), а в петровских комплексах встречаются исключительно бесчерешковые наконечники треугольной формы с усеченным основанием (Зданович Г., 1988, с. 138)3. Напротив, сочетание в рамках одной культурной системы черешковых и бесчерешковых наконечников стрел4 сближает «син-ташту» с таким безусловно космополитическим явлением, как могильники сейминско-турбинского типа, что, вероятно, обусловлено компонентной моделью формирования синташтинской культуры. Если череш-
1 Погребение (№ 9) было разграблено в древности, и предметы не залегали in situ.
Тщательное изучение последних было проведено О.В.Кузьминой (Кузьмина О., 1992, с.59-73, 119-123).
3 В монографии материалы Синташтинского поселения и могильника отнесены к кругу петровских древностей (Зданович Г., 1988, с. 110), этим объясняется указание на находки сейменских наконечников стрел в петровских комплексах.
4 По нашим подсчетам, выполненным на основе изучения 182 экз. каменных наконечников стрел, черешковые и бесчерешковые наконечники почти в равной степени характерны для синташтинской традиции (соответственно 45 и 55%).
Таблица 1. Курган 25 Болыпекараганского могильника. Каменные наконечники стрел*
№	Место залегания	Рис.	Размеры наконечника, мм			Длина пера, мм	Размеры черешка, мм		Масса, г	Характер кремня
			длина	ширина	толщина		длина в	иирина		
1	П.4	16,3	27,3	15	4	-	-	-	1,55	светло-серый
2	Уч.В/4	21,6	34	14	2,9	-	-	-	1,05	светло-серый
3	П.Ю	29,10	48	17,8	6	-	-	-	5,25	темно-серый
4	П.Ю	29,1 1	45,5	15,5	8,1	-	-	-	5,25	темно-серый
5	П.Ю	29,9	39,5	13,8	5,5	—	—	—	2,55	белый с розоватым оттенком
6	П.Ю	33,5	38	1 5	3	-	-	-	1,65	светло-серый
7	плз	35,4	31	16,3	3,1	-	-	-	1,4	желтовато-серый
8	ПЛЗ	35,5	[31]	15,5	3	-	-	-	[1,3]	розоватосерый
9	ПЛЗ	35,6	29,8	15,5	2,6	-	-	-	1,2	желтовато-серый
10	П.17	41,7	[69,5]	19	7	60,6	[9]	9,4	8,65	слоистый черный
1 1	П.17	41,8	62,7	21	7	51,7	1 1	10,3	7,9	глинистый желтый
12	П.17	41,9	5 1	21,3	6,7	44	7	1 1	6,9	серый
13	П.17	41,5	47,4	23,4	6,7	38,4	9	10,6	3,9	черный
14	П.17	41,4	47,4	18,6	6	35,4	12	1 1	3,5	глинистый желтый
15	П.17	41,10	44,5	21,9	6,5	36,5	8	1 1,4	4,2	микрокварцит темно-серый
16	П.17	41,6	38,6	19,6	6	27,6	9	9,8	6,3	черный
*В квадратных скобках даны реконструированные параметры.
ковые наконечники из синташтинских комплексов связаны с абашевским субстратом, то бесчерешковые наконечники стрел, по-видимому, наследуют местную урало-казахстанскую традицию, восходящую к эпохам неолита-энеолита (Зданович Г., 1988, с. 138).
Б. Наконечники стрел из кости и рога. В трех погребениях кургана (п.4,12,17) было встречено 8 наконечников стрел, выполненных из кости и рога. Несмотря на относительно небольшое количество находок, наконечники можно подразделить как минимум на четыре типа, причем наконечники разных типов почти всегда находятся в разных погребениях. Все наконечники черешковые. Наконечники I и II типов изготовлены из продольных отрезков трубчатых костей животных (крупных копытных), наконечники III типа - из рога, IV типа - из рога (№ 4) и трубчатой кости (№ 5). Использовались ко
сти с разной толщиной стенок (бедренные или плечевые, метаподиальные). Длина наконечников от 7,3 до 10,8 см. Определение истинной массы наконечников составляет проблему1. Даем два варианта - масса в современном состоянии и расчетная масса (табл.2).
1 Была поставлена задача рассчитать исходную массу наконечников, используя данные об их объемах и удельном весе. Объем определялся замерами вытесненной жидкости в мерном цилиндре.,Удельный вес материала рассчитан в эксперименте (рог - 1,3 гУсм\ кость - 1,5 t/cmj). Рассчитанная (моделированная) масса наконечников стрел оказалась, как правило, существенно (в 1,3-1,5 раза) меньше их современной массы (табл.2). По-видимому, это объясняется особенностями археотафономического процесса. Как отмечается в литературе, в ходе фосилизации костей не только утрачивается часть органического материала кости, но и происходит заполнение пор минеральными соединениями (Lyman, 1994, р.420). (Автор признателен Л.Л.Гайдученко за участие в эксперименте и обсуждении его результатов).
Таблица 2. Наконечники стрел из кости и рога
№	Тип	Рис.	Масса, г		Размеры, мм		
			современная	расчетная		длина	ширина	толщина
1	III	16,4	5,3	5,2	73	18	10
2	I	33,3	5,6	4,2	91	17	7
3	I	33,4	3,8	2,85	74	13	6
4	IV	33,2	6,9	5,2	105	15	И
5	IV	41,12	6,65	4,65	90	20	7
6	II	41,2	8,9	5,85	108	19	6
7	II	41,3	7,7	5,7	90	17	8
8	II	41,11	9	6,15	?	20	7
Тип I (№ 2,3) - наконечники с пером асимметричноромбической формы с низко опущенными углами, наибольшая ширина наконечника приходится на нижнюю часть пера. Перо относительно короткое, черешок длинный, относится к перу как 1:1 или 1:1,5. Сечение пера ромбическое или пятиугольное с выемкой (по форме поперечного сечения стенки трубчатой кости). Черешок довольно широкий, уплощенный, утончается к пятке. Сечение черешка прямоугольное, пятка прямая или скругленная (?).
Тип II (№ 6-8) - наконечники с пером обтекаемой и волнистой формы с намечающимся перехватом, наибольшая ширина приходится на первую треть длины пера. Сечение пера ромбическое или пятиугольное. Переход от пера к черешку плавный или отмечен небольшими плечиками. Перо длинное, отношение пера к черешку 5:1 и 2,5:1. Черешок короткий узкий, в сечении прямоугольный.
Наконечники II типа пока не имеют убедительных аналогий среди материалов других синташтинских памятников. Все эти наконечники находились в одном погребении (п.17), и в них вполне можно видеть результат индивидуального творчества. Наконечники I типа отчасти напоминают наконечники стрел из Синташтинского могильника и мог. Солнце 2 (Генинг, Зданович Г, Генинг, 1992, рис.70,3; Епимахов, 1996, рис. 11,10; 12, 10,11), однако последние заметно более короткие. Вместе с тем наконечники из БК-25 идентичны некоторым алакульским (Зданович Г, 1988, рис.28,5,6, 15;41,7—15).
Коэффициент отношения ширины сечения к его высоте для наконечников I и II типов примерно одинаков и находится в пределах 2,1-3,2. Такие коэффициенты, согласно разработанной условной градации (По
годин, Труфанов, 1993, с. 103-104), характеризуют наконечники стрел «режущего» поражающего действия. Сфера использования таких наконечников, судя по этнографическим данным, могла быть довольно широкой, включая и охоту (на крупную дичь), и военные действия. Так, среди селькупских охотничьих стрел «кезынго», которые исходно были боевыми стрелами, отмечены экземпляры с архаичными костяными наконечниками, идентичными наконечникам I типа из БК-25 (Гемуев, Соловьев, 1984, с. 45, рис. 1,7)'.
Тип III (№ 1) - наконечник с коротким, но массивным пером треугольной формы и линзовидного сечения. Плечики пера прямые, кончик притуплен. Черешок наконечника широкий и длинный (чуть длиннее пера). Сечение черешка прямоугольное, пятка прямая. Наконечник имеет аналогию среди материалов СМ (Генинг, Зданович Г, Генинг, 1992, рис.79,13).
Конструкция наконечника и использование для его изготовления рога - «вязкого» материала с переплетающейся структурой волокон - позволяют предположить, что стрелы с наконечниками III типа предназначались для ударного непроникающего действия и могли использоваться при пушной охоте. Использование именно роговых наконечников с тупым концом при охоте на белку отмечено у населения Сибири (Алексеенко, 1967, с.54).
Тип IV (№ 4,5) - наконечники с пером асимметричной треугольной формы с боковым острием. Сечение
1	Здесь и далее ограничимся некоторыми примерами из этнографии народов Сибири. Обращаясь к таким примерам, нужно учитывать, что наконечники стрел, известные в этнографической современности, прошли длительный путь развития в направлении специализации, усовершенствования и типологической эволюции.
пера треугольное или подромбическое. Длина пера примерно равна длине черешка. Черешок толстый, мощный, в сечении прямоугольный или округлый. Наконечники стрел с опущенным боковым острием достаточно часто встречаются в синташтинских и потаповских комплексах (Генинг, Зданович Г, Генинг, 1992, рис.70,4; 114,4; Васильев, Кузнецов, Семенова, 1994, рис.28,16; 56,1,2,18).
Стрелы с костяными наконечниками IV типа, по-видимому, использовались в промысловой деятельности (ср.: Пелих, 1972, с. 123-124). Лучение рыбы при помощи лука и стрел имело место в Сибири еще в недалеком прошлом (см., например: Аравийский, 1927, с. 129; Гемуев, Соловьев, 1984, с.49), хотя селькупами применялась для этих целей более совершенная стрела-острога с тремя жалами (Гемуев, Соловьев, 1984, рис.2,1). Южные ханты при охоте на выдру употребляли «наконечник с зубцом на острие и колечком внизу» (Мартынова, 1989, с. 112)'.
Всего в синташтинских комплексах Южного Зауралья, с учетом публикуемых находок, известно около двух десятков костяных наконечников стрел. Это составляет примерно 10% от общего количества наконечников. Кроме того, часть стрел, вероятно, имела деревянные наконечники, составляющие одно целое с древком типа сибирских «томаров» (Гемуев, Соловьев, 1984, с.39^41). Хотя, как видим, костяные наконечники стрел и не имели широкого распространения в синташтинской культуре, они отличаются большим разнообразием форм. Кроме описанных выше четырех типов наконечников, в синташтинских комплексах встречены костяные черешковые наконечники с треугольным пером и шипами (Генинг, Зданович Г, Генинг, 1992, рис.40,10)2, своеобразный наконечник с очень длинным черешком и ромбовидным пером с одним жальцем (Епимахов, 1996, рис.11,9), а в Лопа-тинском могильнике - также бесчерешковые и черешковые трехшипные и четырехгранные наконечники (Васильев, Кузнецов, Семенова, 1994, рис.55,2; 56, 5,17). Это многообразие можно рассматривать как признак, во-первых, некоторого неустойчивого и поискового состояния традиции; во-вторых, специализированного применения костяных наконечников, преимущественно связанных с промыслом3; в-третьих, индивидуального характера их производства4. По-видимому, значение имел некоторый комплекс указанных факторов, и только накопление материала позволит выделить среди синташтинских костяных наконечников стрел «типы культуры» и формы,
обусловленные иными чертами культурной практики.
Наконечник остроги (рис. 35,7). Изготовлен из рога лося. Трехзубчатый с прямой спинкой. На насаде имеются нарезки для привязывания наконечника к рукояти (сохранились фрагменты кожаного ремешка). Длина изделия 17,7 см. Похожий предмет был найден в одном из погребений СМ (Генинг, Зданович Г, Генинг, 1992, рис.79,15).
Изделие из штанги рога лося (рис. 21,4) сложносоставной бицилиндрической формы с продольным сквозным отверстием. Выполнено техникой резки, поверхность слабоограненная. Высота изделия 4 см, диаметр 2,7 и 5,8 см. Диаметр внутреннего отверстия 0,9-1,3 см.
Изделие не имеет аналогий среди опубликованных материалов по синташтинской культуре5, но может быть сопоставлено с «костяной трубочкой» из алакульского кургана 10 могильника Амангельды (Зданович Г, 1988, с.67, рис.28,12). Небольшие различия между предметами касаются их пропорций и характера сквозного отверстия. Трубочка из Амангельдинского могильника орнаментирована. Вместе с трубочкой был найден круглый псалий из спила трубчатой кости с уголками-ребрами и тремя дополнительными отверстиями в боковой плоскости (Зданович Г, 1988, рис.28,10).
Находки в могильнике Амангельды позднее привлекли внимание В.А.Новоженова. Он предположил, что предметы использовались в комплексе. Псалий надевался на трубочку, которая служила для «усиления» органических удил (Новоженов, 1994, с. 173).
В реконструкции В.А.Новоженова отверстия в боковой плоскости псалия, предназначенные для крепления
1	Колечко служило для привязывания бечевки, другой конец которой оставался в руках охотника. Ср. с использованием такого приема при охоте на водоплавающую дичь (Гемуев, Соловьев, 1984, с.41).
2	Имеются параллели в материалах II Лопатинского могильника (Васильев, Кузнецов, Семенова, 1994, рис.56).
3	Использование наконечников стрел разных видов для различной промысловой деятельности хорошо известно из этнографических материалов. (См. например, Шатилов, 1927, с. 162; Алексеенко, 1967, с.54-55; Гемуев, Соловьев, 1984; Мартынова, 1989, с.112.)
4	Ср., например, с наблюдением М.Б.Шатилова: у ваковских хантов наконечники стрел обычно изготавливались самими охотниками и только изредка - особыми мастерами (Шатилов, 1927, с.162).
э Похожие по форме предметы, но меньшего размера и, по-видимому, иного функционального назначения были найдены в погребениях CI («каменное навершие») (Генинг, Зданович Г., Генинг, 1992, с.267-268; рис. 148,6) и БК-20 (Боталов, Григорьев, Зданович Г, 1996, рис. 13,2). Последний предмет можно атрибутировать как окончание рукояти булавы.
носового и подбородочного ремней и поводьев, оказываются нефункциональными. Хотя согласиться с предложенной реконструкцией нельзя, исследователь, по-видимому, верно отнес костяную трубочку из Амангель-динского могильника к предметам конского снаряжения.
Полагаем, что изделие из рога лося из БК-25 (а может быть, и его аналог из могильника Амангельды) могло использоваться в качестве примитивных псали-ев самостоятельно. Дисковидная часть изделия служила щитком, а трубка с пропущенными в отверстие органическими удилами играла роль рычага. Фиксация псалия производилась посредством системы узлов. Наблюдаемые следы износа изделия, по нашему мнению, не противоречат его атрибутации как псалия.
Лопаточка (рис. 29,1). Наименование изделия условное. Предмет реставрирован из обломков, найденных в заполнении ямы 10, в грабительском перекопе. Исходный контекст размещения лопаточки в погребении неизвестен.
Лопаточка изготовлена из рога животного (вероятно, лося). Имеет желобчатый насад с двумя симметрично расположенными боковыми выступами и ок-руглопрофилированное навершие с опущенными вниз приостренными уголками. Длина предмета 8,7 см, ширина навершия 4,5 см, насада - 1,6 см. Внутренний диаметр желобка до 0,9 см. Тыльная сторона изделия уплощена. На насаде наблюдаются горизонтальные полоски светлоокрашенной поверхности, почти не затронутой следами коррозии (по-видимому, следы крепления к рукояти).
В литературе приводятся сведения почти о двух десятках костяных или роговых лопаточек. Лопаточки были выявлены в памятниках синташтинского типа Южного Зауралья (Генинг, Зданович Г, Генинг, 1992, с. 153; рис.70,6; Костюков, Епимахов, Нелин, 1995, с. 169, рис.26,1), в Южном Приуралье в составе комплексов баланбашского типа и как случайные находки (Васют-кин, Горбунов, Пшеничнюк, 1985, с.82; рис.7,6; Горбунов, 1986, с.49; табл.XVII, 1,2,4), в Поволжье в могильниках потаповского типа (Васильев, Кузнецов, Семенова, 1992, рис.4,6; 1995, с.37) и, по-видимому, в аба-шевском Пепкинском кургане (Беседин, 1995), а также на Дону (Моисеев, Ефимов, 1995, с.74; рис.3,5; Синюк, Козмичук, 1995, рис.4,6; 9,9; 12,5; Пряхин, Беседин, Левых, и др. 1989, с.7).
В пределах данного географического и культурного ареала выделяются две группы лопаточек: донские лопаточки из абашевских (волго-донского варианта) или филатовско-власовских комплексов, характеризу
ющиеся, как правило, несколько большими размерами, специфической формой навершия и наличием крепежных отверстий на втулке, и очень близкие между собой по размерам и форме баланбашские и син-таштинские экземпляры лопаточек. Лопаточка из БК-25 выделяется среди них тщательностью и подробностью разработки формы. Такая особенность больше-караганской лопаточки, как боковые выступы, намечается на экземпляре из случайных находок в Приуралье (Горбунов, 1986, табл.XVII, 4). Другая особенность - желобчатый насад - не имеет аналогий среди опубликованных материалов. Правда, нельзя исключить, что сохранилась только половина лопаточки1. Однако изучение обломов и потертостей в местах крепления лопаточки к рукояти скорее убеждает в том, что предмет функционировал в своем наличном виде (т.е. с полу-втульчатым насадом).
По литературе известны самые разные предположения по поводу функционального назначения и социальной значимости лопаточек:
-	жезл, указывающий на социальный статус владельца (Пряхин, Беседин, Левых, 1989, с.7);
-	предмет «культового назначения», сопровождающий погребения жрецов, лиц высокого социального статуса, соединявших в себе светскую и духовную власть (Синюк, Козмирчук, 1995, с.69);
-	«лопатовидное костяное навершие штандарта», находки штандартов маркируют склепы воинов-колесничих (Отрощенко, 1996а);
-	предметы сложного функционального назначения; в них можно видеть и практические орудия, функционально идентичные стрекалам, и атрибуты воинской доблести и власти (Отрощенко, 19966, с.7-9; 1998а, с.57);
-	предмет, относящийся к атрибутам воина-колесничего (Беседин, 1995, с. 198);
-	жезл с навершием в виде лопаточки как «основная инсигния власти» у носителей синташтинской культуры (Цимиданов, 1997, с.87);
-	ритуальная лопаточка (Генинг, Зданович Г, Генинг, 1992, с. 153);
-	костяная ложечка, с большой долей вероятности связанная с культами Агни, Индры или Сомы (Костюков, Епимахов, Нелин, 1995, с. 176);
-	стрела ритуального предназначения (?) (Костюков, Епимахов, Нелин, 1995, с. 169,176); наконечник стрелы или дротика для боя пушного зверя (Санжаров, Супрун, 2000);
1 С этим моментом может быть связано уплощение тыльной стороны лопаточки.
- рукоять или часть рукояти, к которой крепились вожжи (Моисеев, Ефимов, 1995, с.74).
Нами предложено различать, во-первых, интерпретацию лопаточек как иконографического образа, во-вторых, интерпретацию этих предметов с точки зрения их функционального и социального назначения (Зданович Д., 1997, с.50-52).
Оценивая лопаточки в качестве стилизованных «изображений» или «фигурок», можно сослаться на другой пример костяной пластики евразийских степей эпохи бронзы - фигурные пряжки КМК. В их контур-ности исследователи видят воплощение рогатых быковидных, а иногда антропозооморфных образов. Как показала Я.П.Гершкович, аналогии фигурных пряжек КМК имеют широкую - циркумпонтийскую - географию и уходят в глубь времен вплоть до слоев Трои II-III (Гершкович, 1986).
Форма синташтинских лопаточек имеет широкий круг аналогий среди сильно стилизованных антропоморфных изображений в южных земледельческих культурах Старого Света (Балканы, Малая и Средняя Азия). Р.Гиршман упоминает о плоских скрипкообразных идолах Северо-Восточного Ирана (Гиршман, 1981, с. 142). Как правило, эти «фигурки» связывают с культами женских божеств и прежде всего - с культом Богини-Матери (рис. 85,6). Примечательно, что некоторые фигурки оформлены в виде желобчатых конструкций (Радунчева, б.г., рис. 104), и они могли использоваться как навершия ритуальных посохов, штандартов, жезлов и проч.
Костяные лопаточки, безусловно, принадлежат к числу «престижных» предметов и имеют выраженное социальное содержание. Однако социальная атрибуция лопаточек, как и способ их использования, по-прежнему остаются неясными. Вряд ли здесь можно получить какие-то выводы, не опираясь на общую реконструкцию социального устройства синташтинского общества, с одной стороны, и поиски новых контекстов и данные трасологии - с другой.
Как уже отмечалось, основная масса находок костяных лопаточек приходится на комплексы синташтинс-ко-потаповско-власовского горизонта с датировкой XVII-XVI вв. до н.э. в рамках традиционной системы хронологии. Но появление лопаточек относится к более раннему времени и, по-видимому, связано с аба-шевскими племенами Волго-Уралья. Две костяные лопаточки были выявлены в раннем абашевском Пеп-кинском кургане на средней Волге (Беседин, 1995)'. Кроме того, как иконографический образ лопаточки
имеют аналогии (или свои прототипы) в волго-уральских абашевских орнаментах (рис. 85,4,5).
Примечательно, что с элементами абашевской орнаментации сопоставимы в первую очередь баланбаш-ские и синташтинские лопаточки, но не лопаточки из бассейна Дона. Последние, по-видимому, представляют более позднюю вариацию данного иконографического образа2.
Распространение костяных лопаточек в комплексах XVII-XVI вв. до н.э. связано с проникновением абашевских элементов в идеологию населения северной периферии степей. «Абашевская культурно-историческая общность» представляется нам прежде всего общностью некоторых идеологических элементов. Костяные лопаточки, как, например, и миниатюрные острореберные сосуды (Беседин, Пряхин, 1995), на наш взгляд, являются индикаторами таких элементов.
Изделия из головок бедренных костей животных. В погребениях кургана было найдено три предмета, изготовленных из головок бедренных костей животных (крупных копытных) способом двойного усечения костей распиловкой с последующим сверлением центрального отверстия и возможной дополнительной подработкой изделия. Выделяются два типа изделий. Тип I -диски с плоскопараллельными поверхностями (табл. 3, № 1-2). Тип II - изделие в форме полусферы с усеченной вершиной (табл. 3, № 3). Ободок одного из дисков (№ 1) ребристый, обработан гранями, второго - гладкий, без признаков дополнительной обработки. Изделие № 3 имеет треугольные насечки (зубчики) по краю большого основания. Метрические параметры изделий приведены в таблице 3.
Таблица 3. Изделия из головок бедренных костей животных
№	Местонахождение	Рис.	Размеры изделия, см		Диаметр центрального отверстия, см
			диаметр	толщина	
1	П.Ю	29,2	5,5	0,8	0,6-0,7
2	П.Ю	39,1	5,2	0,8	0,6-0,7
3	П.Ю	29,3	3,8-4,3	1,6	0,6-0,7
В.И.Беседин связывает находки в Пепкинском кургане с возможностью омоложения абашевских памятников на Средней Волге до XVII-XVI вв.до н.э. (Беседин, 1995, с.200). Этот вывод кажется нам недостаточно аргументированным.
Ср. с точкой зрения В.В.Цимиданова (Цимиданов, 1997, с.87), который связывает распространение лопаточек на запад с миграцией носителей синташтинской культуры.
152
Рис. 85. Костяные лопаточки Южного Урала и их культурно-исторические аналогии (без масштаба): 1-3 - костяные лопаточки (1 - БК-25; 2 - Башкортостан, случайная находка; по: Горбунов, 1986, табл.XVII, 4; 3 - СМ); 4 - керамика абашевской культуры, пос. Баланбаш (по: Сальников, 1967, рис. 10,6); 5 - схемы орнаментов абашевской керамики Волго-Уралья (по: Кузьмина, 1992, табл.28; 29); 6 - изображения Богини из раннеземледельческих памятников Юго-Восточной Европы и Малой Азии (по: Meskell, 1995, fig. 1)
6
Изделия из головок бедренных костей животных либо их имитации на ином костном материале засвидетельствованы в нескольких культурах эпохи бронзы евразийских степей. Много таких предметов было найдено на памятниках синташтинского типа Южного Зауралья1 . Вместе с тем они не характерны для петровских и алакульских комплексов региона. В Поволжье изделия из головок бедренных костей животных специфичны для комплексов потаповского типа (Васильев, Кузнецов, Семенова, 1995, с.27)2. Отдельные находки таких предметов относятся к комплексам баланбашского и филатовско-власовского типов3. Наконец, изделия из головок бедренных костей характерны для поселений и могильников срубной культурно-исторической общности во всех регионах ее распространения4.
Среди перечисленных находок есть и диски, и изделия в форме усеченной полусферы. Основная масса изделий имеет диаметр 4,3-5,3 см, диапазон вариаций, по-видимому, задан размером сырьевой заготовки. Все изделия имеют центральное отверстие диаметром 6-8 мм. Диски различаются по оформлению ободков. Выделяются: а) диски с ограненным и/или приострен-ным ободком; б) диски со скошенным и часто слегка выпуклым ободком; в) диски с ободком, обращенным к плоскостям диска под углом около 90°. Отдельно выделяется небольшая группа дисков с параллельными выгнуто-вогнутыми поверхностями (1 Береговское поселение, Филатовский курган). Возможно, они изготовлены из другого костного материала. Среди выявленных изделий есть орнаментированные экземпляры (1 Береговское поселение, Ново-Баскаковская стоянка).
Для синташтинских комплексов Южного Зауралья и синхронных им памятников из Приуралья, бассейнов Дона и Волги характерны более плоские и соответственно менее массивные образцы. Напротив, для срубных комплексов типичны более высокие и массивные формы (рис. 86). Полагаем, что различия в размерах и форме ранних и более поздних изделий из головок бедренных костей животных свидетельствуют об эволюции традиции. Скорее всего, эволюционировало функциональное назначение изделий.
Массивные, тяготеющие к усеченно-сферической форме изделия из слоев Мосоловского поселения атрибутированы исследователями как пряслица. «Пряслица покрыты легкой заполировкой, наиболее выразительной на усеченных плоскостях» (Пряхин, Килейни-ков, 1986, с.26). Аналогичные костяные предметы эпохи бронзы рассмотрены в качестве одной из принад
лежностей ткацкого дела в новейшем исследовании Н.И.Шишлиной (Шишлина, 1999, с.27-28).
Являются ли пряслицами предметы из синташтинских комплексов? Изученные нами синташтинские образцы не имеют заполировки лицевых поверхностей, отмеченной А.Д.Пряхиным и В.В.Килейниковым; напротив, заполированы ободки изделий, частично сработаны ребра. Кроме того, синташтинские диски значительно легче срубных пряслиц. Использование как пряслица изделия № 3 из п. 10 БК-25 маловероятно ввиду наличия зубчиков сбоку-снизу изделия (при прядении зубчики будут цепляться за нить). Зубчики заполированы, кончики некоторых зубчиков обломаны.
Полагаем, что все три изделия из головок бедренных костей животных, найденные в погребениях БК-25, являются орнаментирами и использовались для декорирования керамики. Узор наносился прокатыванием орна-ментира (ср.: Глушков, 1996, с.66). При этом центральное отверстие имело функциональную нагрузку. Скорее всего, в отверстие вставлялась палочка, что позволяло фиксировать орудие в руке (между пальцами).
Наличие двух типов изделий позволяет говорить об использовании в «синташте» плоских и зубчатых ор-наментиров на круглой основе.
Зубчатый орнаментир на круглой основе представлен изделием под № 3. Экспериментальным путем были получены оттиски зубчатого края изделия на
1	Большекараганский мог. - 5 экз. (см. дополнительно: Боталов, Григорьев, Зданович Г., 1996, рис. 9,6; 22,4), поселение Синташта - 4 экз. (Генинг, Зданович Г., Генинг, 1992, с.ПО; рис.40,1-2,4-5), Синташтинский мог. - 4 экз. (Генинг, Зданович Г., Генинг, 1992, рис. 57,6;82,17;96,8; 152,5), мог. Каменный Амбар 5 (курган 2) - 4(?) экз. (Костюков, Епимахов, Нелин, 1995, рис.20,22; 22,7,9;25,11). Нужно отметить аналогичную находку в погребении у Мало-Кизильского селища (Сальников, 1967, с.35).
2	Потаповский мог. - 2 экз. (Васильев, Кузнецов, Семенова, 1994, рис.32,5;36,1), IV Утевский мог. (к.6) - 1 экз. (Васильев, Кузнецов, Семенова, 1992, рис.6,7).
3	Альмухаметовский мог. (к.12,п.2) - 1 экз. (Васюткин, Горбунов, Пшеничнюк, 1985, рис.9,8), Павловский мог. (к.47) (Синюк, Погорелов, 1987, рис.2,5), Филатовский курган -1(?) экз. (Синюк, Козимчук, 1995, рис. 10,4).
4	Находок много, и автор не претендует на их исчерпывающую сводку. См., например: 1 Береговское пос. (Горбунов, JI989, с.39, рис.7,6), мог. Метев-Тамак (Збруева, 1958, с.31, рис.5,1), Ново-Баскаковская стоянка (Збруева, Тихонов, 1970, с.54, рис.3,20), Чишминская стоянка и Исмагиловское селище (по одному экз.) (Морозов, 1984, с. 164; 1985, с.61, рис.5,5), могильники Натальино II (3 экз.), Краснополье, Мамбеталы (Памятники .., 1993, табл. 1,24,28; 12,15;26,33), Мосоловское пос. - опубликовано 3 экз. (Пряхин, Килейни-ков, 1987, с.26, рис.3,2-4), поселение Капитаново 1 (2 экз.) (Усачук, 1996, с.62, рис. 1,7).
Рис. 86. Размерные характеристики костяных дисков с центральным отверстием (1 - синташтинская культура; 2 - памятники потаповского и филатовско-власовского типов; 3 - срубная культура)
глиняной лепешке (цветная вклейка 38)1. Полученные оттиски близки либо идентичны оттискам орнаменти-ров на керамике БК-25. Макропризнаками работы зубчатым орнаментиром на круглой основе являются сегментовидная форма оттисков, уменьшение размеров зубчатых отпечатков на краях дуги, подтреугольная форма вдавлений, наклон вдавленных микроповерхностей2 . По нашим оценкам, штампами этого типа орнаментировано порядка 20% керамики БК-25. В такой технике орнаментации выполнены преимущественно отрезки зигзагов и горизонтальные пояски.
Возможной аналогией зубчатому орнаментиру из БК-25 является неполностью сохранившийся костяной предмет из п.15 CI (Генинг, Зданович Г, Генинг, 1992, рис.152,5)3. Малое количество находок подобных инструментов в сопоставлении с высокой частотой распространения их оттисков на керамике заставляет предположить, что такие орнаментиры часто изготавливались из дерева.
Плоские костяные орнаментиры на круглой основе представлены изделиями № 1 и 2. Элементы орнамента, выполненные прокаткой орнаментиров этого типа, - преимущественно пояски и желобчатые вдавления, образующие зигзаги, треугольники, «шалашики», часто встречаются на керамике БК-25.
Предложенная функциональная атрибуция изделий из БК-25 косвенно подтверждается фактом исчезновения оттисков орнаментиров на круглой основе - как плоских, так и зубчатых - на керамике культур постсин-таштинского горизонта. Одновременно изменяется форма изделий из головок бедренных костей копытных и увеличивается их масса, хотя преемственность синташтинской и срубной традиций в этом аспекте очевидна.
Астрагалы в наборах. В шести погребениях кургана выявлено восемь наборов (п.7,10,13,16,18,24). По-видимому, наборы астрагалов были и в п. 4 и 9, но эти погребения сильно разрушены. Общее количество астрагалов из наборов 124. Преобладают астрагалы МРС (77%).
Астрагалы, за редким исключением, не имеют следов искусственной подработки или изношенности.
1	В эксперименте принимал участие А.И.Гутков.
2	Нужно отметить, что характер оттисков сильно зависит от угла наклона орнаментира, наклона орнаментируемой поверхности, степени выгнутости/вогнутости поверхности, по которой работает декоратор.
3	Интересно, что в этом случае зубчиками оформлена лишь часть окружности ребра орнаментира. При работе таким орнаментиром должны были получаться оттиски типа тех, которые мы видим на сосуде №17 из п.4 БК-25 (рис. 15,4).
Отметим эти особые случаи: п.7: на одном из астрагалов овцы имеется слабовыраженная нарезка на передне-нижней поверхности нижнего блока кости; п. 13: два астрагала МРС сточены с латеральной и медиальной поверхностей; п. 16: один из астрагалов кабана, отличающийся наиболее крупными размерами, просверлен, два астрагала МРС сточены, один из них - с латеральной и медиальной поверхностей, другой - только с латеральной.
Все погребения с астрагалами, за исключением п.24, детские. П.24 - погребение взрослого мужчины, обнаруженный в нем (не in situ) набор астрагалов составляют только астрагалы кабана.
Выделены три способа помещения астрагалов в могилы.
Способ 1 - в емкости, предположительно в мешочке (цветная вклейка 18).
Способ 2 - выкладка астрагалов на дне ямы в определенном порядке (рис. 19,2)'.
Способ 3 - «наброс». Отмечен в одном случае (п. 18, захоронение Б). Хаотичное размещение астрагалов вокруг костяка (рис. 43) позволяет предположить действие типа «посыпания» трупа астрагалами. Посыпание покойника зерном, семенем и т.д. известно по этнографическим источникам.
В могилах наборы астрагалов часто дополнены зубами и отдельными костями животных, камнями-гальками. По условиям нахождения гальки можно интерпретировать как игровые биты1 2. «Биты» зафиксированы только в погребениях детей в возрасте от полутора лет (±6 мес.)
Информация о наборах астрагалов из комплексов БК-25 сведена в таблице 4.
Таблица 4. Курган 25 Болыиекараганского могильника. Астрагалы в наборах
Местонахождение	Количество экземпляров в наборе					Способ помещения в могилу	Дополнения к набору
	МРС*	КРС	кабан**	сайга	всего		
П.7	3	2	-	-	5	Выкладка	-
П.10	7	-	-	-	7	9	3 фаланги овцы, 3
(захоронение «Ж»)							клыка корсака
П.10	10	-	1	2	13	В емкости (?)	-
(захоронение «3») П.13	27	5	1	4	37	В емкости	Камень-галька
П.16	42	4	2	2	50	В емкости	Клык кабана, 5 резцов бобра, предмет из рога (?)
П.18	3	-	2	-	5	Выкладка	Две гальки
(захоронение «А») П.18	4	—	—	—	4	«Наброс»	—
(захоронение «Б») П.24	—	—	3	—	3	?	?
Всего	96	11	9	8	124		
	77,4%	8,9%	7,3%	6,4%	100%		
* Определение до вида животного возможно далеко не всегда. Астрагалы овец составляли примерно 90% среди астрагалов МРС и 69% по выборке в целом, астрагалы коз - соответственно 10 и 8%.
** Или домашняя свинья.
1 Один из возможных аспектов появления в погребениях «выкладок», на наш взгляд, может быть связан с использованием астрагалов в качестве «кукол». Подобные куклы, изображавшие животных (без «одежды») и людей (в «одежде»), описаны у некоторых народов Сибири (Василевич, 1969, с. 174; Малыгина, 1988, с.137-138).
2 В одном из погребений КА-2 вместе с набором астрагалов была найдена «массивная пластина из рога лося». Авторы раскопок предположили, что это игровая бита (Костюков, Епимахов, Нелин, 1995, с. 159).
Полученную информацию можно сопоставить с данными по некоторым другим некрополям синташтинского типа.
Восемь наборов отчлененных таранных костей было выявлено в погребениях КА-2 (47% погребений) (Костюков, Епимахов, Нелин, 1995). Все погребения с астрагалами детские и подростковые (до 15-16 лет). Наборы в целом более крупные, чем в Болыпекараганском могильнике. Обычно в набор входят астрагалы животных нескольких видов. Основу наборов составляют астрагалы МРС. Второе место занимают астрагалы сайги, а не свиньи, как на БК-25 (табл.5).
- предполагаемые не только игровые, но и магические действия с астрагалами в эту эпоху (Гайдученко, Сарсенбаев, 1996).
Следует добавить, что астрагалы встречаются в син-таштинских погребениях значительно чаще и в большем количестве, чем в некрополях других культур региона.
По нашим наблюдениям, в некрополях синташтинского типа наборами астрагалов сопровождаются прежде всего погребения детей и подростков. Находки вместе с астрагалами «бит» из камня и кости дополнительно свидетельствуют об игровом характере наборов (ср.:
Таблица 5. Курган 2 могильника Каменный Амбар 5. Астрагалы в наборах. Распределение по видам животных
Количество экземпляров		МРС			КРС	Дикий кабан (дом. свинья?)	Сайга	Косуля	Всего
	овца	коза						
штук		257		2	15	44	6	324
%	251	79,3	6	0,6	4,6	13,6	1,9	100
	77,5		1,8					
Наборы астрагалов содержатся в 32,5% погребений СМ (Генинг, Зданович Г, Генинг, 1992). Три пятых из этих погребений уверенно определяются как детские. Суммарное количество астрагалов - около 450 шт. Выделяются наборы из п.29 (около 100 шт.) и два набора из п.39 (в сумме 204 шт.). Вместе с тем половина наборов содержит не более 10 астрагалов. В тексте публикации упоминаются только астрагалы овцы1 .
Небольшие (по 5, 15, 27 шт.) наборы астрагалов зафиксированы в трех детских погребениях CI (Генинг, Зданович Г, Генинг, 1992, с.256,258,260). Отдельный интерес вызывают «клады» из астрагалов на поселении Аркаим (Косинцев, 2000).
Древнейшие находки наборов астрагалов в уралоказахстанских степях относятся к эпохе энеолита (III тыс. до н.э.), а своего рода расцвет «культуры астрагалов» приходится насинташтинско-петровский кулыур-но-хронологический пласт. В доказательство этого тезиса исследователи выдвигают следующие позиции:
-	максимально большой для региона видовой набор астрагалов в петровских и синташтинских погребениях, где выявлены астрагалы пяти видов диких и домашних копьггных;
-	присутствие астрагалов не только в детских, но и во взрослых погребениях;
Костюков, Епимахов, Нелин, 1995, с. 174,175) и их преимущественной связи с детской субкультурой.
Вместе с тем есть основания предполагать элементы «знаковости» астрагалов в обряде (выкладки из астрагалов, «набросы»). Астрагалы могли использоваться для магического и интеллектуального «означения» особи животного. Наличие двух астрагалов в скелете дает возможность для моделирования тех или иных обменных (в широком смысле) отношений, связанных со скотом. По-видимому, астрагалы могли вовлекаться в сферу культов плодородия.
Примечательны некоторые взрослые погребения с наборами астрагалов. Это в первую очередь два погребения СМ: п.22 (женское, с накосником) и п.39 (парное, в позе «объятий», с булавой и медным оружием), где астрагалы сопровождают оба костяка - «мужской» и «женский»2. На данный момент наборы астрагалов засвидетельствованы в погребениях взрослых обоих полов, но не исключено, что с накоплением материа-
1	В большинстве случаев квалифицированного определения видовой принадлежности костей, по-видимому, не проводилось.
2	Ранее мы уже касались половозрастных и культовых характеристик таких погребений (Зданович Д., 1997, с.54-56).
лов тяготение этой категории инвентаря к женским погребениям станет более очевидным.
В заключение раздела приведем сравнительные материалы по некоторым культурам эпохи бронзы, на наш взгляд, свидетельствующие о достаточно глубоких различиях в культовых, социальных, бытовых и т.д. аспектах функционирования астрагалов в этих культурах при наличии, однако, общей традиции степной зоны в бронзовом веке.
Внимание исследователей привлекали срубные (Ковалева, 1990; Цимиданов, Чаур, 1997) и катакомбные погребения с наборами астрагалов животных. Взрослые погребения с астрагалами в катакомбных культурах всегда только мужские; предполагается, что погребенные с астрагалами дети - мальчики (Погорелов, Черных, 1982, с. 140). У «срубников» наборы альчиков выявлены почти исключительно в погребениях взрослых, пол погребенных в 81,2% случаев - мужской (Ковалева, 1990, с.59-60, табл. 1). Альчики из срубных погребений обработаны пришлифовкой, иногда сопровождаются «фишками», «кубиками» и т.д. Исследователи исключают наборы астрагалов из игровой сферы культуры, считая их атрибутами «профессиональных гадателей, сопричастных культу и обслуживающим его жрецам» (Ковалева, 1990, с.69), либо связывают такие наборы с одной из групп срубного жречества, которая специализировалась на ритуальных манипуляциях с астрагалами. Последние были направлены на обеспечение благополучия общества (Цимиданов, Чаур, 1997; Халяпин, 1998, с.68). «Игральные» фишки из катакомбных погребений «вождей-жрецов» (Санжаров, 1988), по-видимому, также восходят своим происхождением к наборам альчиков.
Деревянная чаша (сосуд № 36). Остатки чаши сложены темно-серым бесструктурным тленом (цветная вклейка 9). Чаша приземистая, округлой формы, с выпуклым дном и плавнопрофилированными стенками неравной толщины (рис. 25,6). Венчик сохранился плохо. Высота чаши 8 см, диаметр по горловине 14,5-15,5 см, толщина стенок чаши 1,2-3,5 см. Найти хорошие аналогии чаше трудно, по-видимому, еще и потому, что предметы этого типа плохо сохраняются в погребениях либо их упускают из виду при разборке могил. В некоторых синташтинских погребениях находились или могли находиться остатки деревянных сосудов с металлическими обкладками (см., например: (Генинг, Зданович Г, Генинг, 1992, с.288; рис. 159,8-10; Боталов, Григорьев, Зданович Г, 1996, с. 79; рис. 17,14; 23,4), однако форма этих сосудов неизвестна.
Деревянная посуда различных форм получила широкое распространение в срубных культурах. Срубные погребения с деревянной посудой - это погребения лиц высокого социального статуса, в том числе жреческого1 . Е.Е.Кузьмина, опираясь на индо-иранские аналогии, считает, что атрибутами андроновских жрецов были высокий головной убор и деревянная чаша, которые «не сохраняются в земле» (Кузьмина Е., 1997, с.44). В этой связи интересно подчеркнуть, что в Боль-шекараганском могильнике деревянные сосуды были обнаружены преимущественно в центральных ямах курганов (БК-24, п. 1; БК-25, п. 10), которые мы связываем с синташтинской «элитой» (Зданович Д., 1997).
Деревянные части орудийных предметов. На некоторых металлических орудиях БК-25 (ножи, шилья, топор-тесло) зафиксированы следы деревянных рукоятей. В одних случаях древесина опознается по вторичному изменению состава металла2, в других - сохранились непосредственно древесные волокна или части рукоятей.
Наибольшей сохранностью отличается рукоять ножа из п. 16. Размеры рукояти 8,5хЗ,5х? см. Рукоять изготовлена из березы, состоит из двух продольно скрепленных брусков. На внутренних сторонах брусков вырезаны подтреугольные пазы для металлического насада орудия (цветная вклейка 21). Металлические орудия с деревянными рукоятями такой же конструкции были найдены в Покровском могильнике (Кривцова-Гракова 1955, с.53).
Волокна древесины хорошей сохранности отмечены также на одной стороне топора-тесла из п.10. Волокна (по определению - береза) располагаются продольно орудию. Противоположная сторона металлического изделия полосчатая, со следами остатков мягкого крепления к рукояти.
Обломок изделия из дерева. В заполнении п.9 был обнаружен прямоугольный брусок 12,5x3,5x1,7 см с высверленным сквозным отверстием (цветная вклейка 12). Диаметр отверстия 0,7-0,8 см. По-видимому, зафиксированный обломок является частью более крупного и сложного агрегата из дерева. Можно отметить в этой связи, что в синташтинские погребения в отдельных случаях помещались кузова колесниц (Anthony, Vinogradov, 1995). Не исключаем, что в могилах могли находиться и другие сложные деревянные агрегаты (например ткацкие станки). В заполнении
1 Деревянной посуде у срубников посвящена значительная по объему литература. Сошлемся только на (Отрощенко, 1984; Литвиненко, 1997).
" См. выше в статье А.Ф.Бушмакина.
п.9 было встречено много обломков древесины, но большая их часть относится к перекрытию могильной ямы-склепа.
Кусочки древесной смолы. Обнаружены на полу п. 10. Приведем описание одной из находок по рукописи А.Ф.Бушмакина: «Кусочек смолы имеет вид неправильной формы лепешки величиной 5,5x4x0,5-1 см и массой 14,2 г. На ней с одной стороны находились продукты коррозии меди и остатки бересты, на другой -видны отпечатки частиц песка. Цвет смолы коричневый, темно-коричневый, блеск сильно смолистый или матовый. В ультрафиолетовых лучах (Х=360 нм) она имеет яркую красновато-коричневую люминесценцию. Хрупкая, излом неровный. При нагреве в пламени свечи плавится, превращаясь в твердое пузыристое вещество, затем вспыхивает и полностью сгорает. В этаноле размягчается, в ацетоне и скипидаре растворяется, с бензином не взаимодействует.
По приведенным свойствам смола представляет собой сильно окисленную живицу хвойного дерева, так называемый баррас. Для определения породы дерева-источника живицы, а им могли быть сосна, ель, лиственница, пихта, необходим анализ состава смолы».
Назначение и смысл кусочков смолы хвойного дерева, обнаруженных на полу п. 10, непонятны, однако необходимо отметить характерность таких находок для погребений Уральского региона в бронзовом веке. Кусок смолы, обернутый берестой, был найден в Альмухаметовском могильнике в Башкирии (Васюткин, Горбунов, Пшенич-нюк, 1985, с.44). Известны также находки смолы в Потаповском могильнике (Васильев, Кузнецов, Семенова, 1994, с.36, рис.32,11) и в срубных комплексах Южного Приуралья (Халяпин, 1998, с.69). Поданным И.Г.Глушко-ва (1996, с. 86), древесная смола могла использоваться для закупорки мелких трещин керамических сосудов.
7. Горный хрусталь из кургана 25 Большекараган-ского могильника
В.А.Попов
Кристалл кварца из погребения 6 кургана 25 имеет длину 25 мм, ширину 14 мм, светло-дымчатый цвет (рис. 30,4). Огранен гексагональной призмой {1010} я
частично двумя ромбоэдрами {1011} и {0111}, остальная поверхность на верхней и нижней частях кристалла- сколовая. На гранях гексагональной призмы видны два углубления с индукционной поверхностью одновременного роста с другими жильными минералами, вероятно, кальцитом, а также горизонтальная штриховка, возникающая при росте длиннопризматических кристаллов. На сколовой поверхности «типа крышки часов» и на скульптуре граней нет признаков наличия дофинейских или бразильских двойников кварца. По-видимому, это монокристалл. Вся поверхность кристалла (ростовая скульптура, вершины, ребра и сколо-вые участки) несет следы окатывания в движущейся среде - сглаженные выступы, мелкие ямки от соударения с твердыми телами. Возможно, это было в водном потоке (ручье, реке).
После окатывания кристалл находился в рыхлой почве, что видно по возникновению на отдельных поверхностях наростов - корочек мягких минералов двух генераций. Нижняя, белая, корочка представлена кальцитом, а более поздняя верхняя, буроватая, состоит из кальцита с лимонитом.
Закругленная (скатанная) поверхность кристалла кварца создает хорошие условия для концентрации света - такие кристаллы не только отражают гранями свет, но и сами светятся изнутри при освещении их на темном фоне (на земле, на темном материале и т.п.). Частично игра света создается серией трещинок, идущих вдоль кристалла. По цвету кристалл является переходным между горным хрусталем (бесцветным) и ра-ухтопазом (дымчатым).
По имеющимся признакам кристалл кварца невозможно точно отнести к какому-либо месторождению на Южном Урале. Таких мест множество. Однако, учитывая слабую окатанность кристалла, можно предположить, что его источником является хрусталеносное месторождение Новинка. Оно расположено в бортах р. Б.Караганка, в 30 км от могильника выше по течению.
Кальцитовые корочки на кристалле кварца не несут следов длительного использования его человеком (расщепленные ромбоэдры кальцита ажурны и не затерты). Образование кальцита могло произойти после захоронения (в почве), либо кристалл достали из почвы перед захоронением.
Раздел III. АНТРОПОЛОГИЯ
1. Anthropological characteristics of the population of the Bolshekaragansky cemetery, kurgan 25
R. W. Lindstrom
Pits were considered individually in the determination of number of individuals. In many cases bones were scattered within the fill of the pits. In some cases an individual was represented by only one or two elements, and these were considered intrusive (when there is evidence of disturbance). An attempt was made to correlate skeletal elements of individuals between pits that were heavily disturbed, pits 9 and 10 for instance. These were unsuccessful except for the immature skeletal elements in pit 17. The descriptions here are for the probable minimum number of individuals buried 19 each pit. It should be noted that even graves where the burials were found in situ (i.e. the children’s burials in pit 18) had intrusive elements within the pits (a fragment of an adult mandible in this case). It is likely that in several cases pits were either reused for later burial, or else cut through backdirt from earlier excavation (either for reuse or robbery) that included mixed skeletal material.
All bones that were well preserved were washed. Poorly preserved bones were not immersed in water, and were merely dry brushed. All bones from a single pit were considered together so allomeres would be detected, though materials from each pit were usually distributed among many packages. All materials were examined by eye for cut or bum marks, as well as signs of perimortem trauma and disease processes. Age was assigned based on the Suchey-Brooks public symphyseal agening system, using written descriptions, photographs and models of the phases (Brooks and Suchey 1990). Where the pubic symphysis was unobservable, stages of epiphyseal fusion, dental attrition and cranial suture closure were considered (Bass 1987). Age of immature skeletons was based on dental eruption sequences and length of diaphyseal portions of long bones (Ubelaker 1978). Sex was determined by morphology of the pubis (Phenice 1969) and other parts of the pelvis, size variation in the ppstcranial skeleton, and cranial morphology. Stature estimates were made based on formulae derived by Giles and Elliot, as presented in Bass (1987).
Materials
Pit 4: Within the pit were 11 elements of an adult individual, possibly female, stature - 163-166cm. In the fill of the robbers’ trench were the partial skeletons (about 15 elements) of two children, aged 2 years ±6 months and 8-12 years. Preservation was average, and missing elements are probably the result of disturbance rather than rotting. The left humerus and ulna of the older child are stained green, as well as several ribs and vertebrae. There are no visible pathologies on the bones.
Pit 6: The poorly preserved remains of a single individual, probably female, aged »35 years, probably over 50. The individual was found in situ, though there was considerable disturbance by rodents. There is age related degeneration of the vertebral joints, and also a healed fracture of the right clavicle, though this was not set well. Tooth wear was very heavy and uneven, though probably due to age related attrition rather than heavy use as tools. There is heavy tartar buildup on several teeth, and one split and abscessing lower MI.
Pit 7: The very poorly preserved remains of a single child, aged 2 years ± 6 months. Remains recovered in situ. No pathologies are visible, though poor preservation may prevent their notice.
Pit 9: Remains of four adults and two children, all fragmentary. One adult male, aged 23-35, stature 174-176 cm, mild tooth wear, cranial index 70.3 (dolichocranic). A second adult male, aged >18 years, stature 167-168 cm, sacraform 5th lumbar vertebra unevenly fusing to first sacral vertebra probably affecting mobility, congenital absence of mandibular third molars. One adult female, aged 18-23 (?) years. Another adult female, aged 14-23 years. A small pair of ulnae and radii are stained green. Stature of one female is -162-168 cm, and one has congenitally absent mandibular 3rd molars. The children are aged 4 years ± I year, and 6-7 years. There are no notable pathologies. It should be noted that of the three individuals from this mound that have a congenital absence of third molars, two are found in this pit, and the third was found in pit 10.
Pit 10: In the main pit there are the remains of two adults, three children, and an infant. The adults are a male, age 18-22 years, stature 172 ± 3.94 cm. The smaller adult is probably a female, age «15 years. There is a fragmentary
vault that matches in age and sex this individual. This vault shows numerous perimortem punctures in the outer table of the cranium, certainly bite marks. The three children are NB-0.5 years, 0.5-1.5 years, 1.5-2.5 years, and » 4 years. The oldest child showed an exuberant bone proliferation in the gluteal tuberosity region of the left femur. This is probably the response to a local infection, induced by trauma, as no other elements were affected.
The two children’s burials in separate pits each contained a single child, aged 18 months ± 6 months. Burial 1 in the S W comer of the pit is mixed partially with the other children’s bones of pit 10, including a tibia and fibula from an older child (possibly the ~4 year old).
Pit 11: A later intrusive burial of a child, aged 6 months ± 3 months. Found in situ.
Pit 12: A nearly complete skeleton of a young female (buried on the right side), and the apparently intrusive fragmentary cranium of a much older female (originally buried on the left side). The lower extremities were found in situ. The younger female is aged 18-21 years, stature 160.45 ± 4.45 cm. Her right maxillary incisors and canine are misaligned (slanted infero-medially), and right I1 may have been lost premortem. There is a ring of tartar at the gum line of the molar teeth, and tooth wear is minor. Cranial index near 72 (dolichocranic). There is green staining in the left mastoid region of the skull.
The second vault belongs to a female (though advanced age makes the determination somewhat questionable), aged > 50 years. Tooth wear is heavy and uneven, and there are several teeth that have been lost and the alveoli healed. Cranial index 75.2 (mesocranic).
Pit 13: Poorly preserved, but nearly complete skeleton of a child, aged 9 years ±2 years. The left side of the skull is heavily stained by bronze corrosion. There is a ring of tartar at the gum line of each tooth. No visible pathologies.
Pit 15: Fragmented, poorly preserved skeleton of an individual, aged >19 years. The bones are small, suggesting that the individual is a female. The right ulna and radius are stained green, common in female burials in this cemetery.
Pit 16. Partial remains of a child, aged 7-7.5 years1.
Pit 17: Partial remains of two adults and 5 elements from two children. The adults are a large adult male, and a smaller adult female with a stature of 162.78 ± 3.72cm. One of these adults, probably the male, ages to about the upper ‘thirties (based on arthritic lesions in the wrist and tooth wear). One of the children is 0.5-1.5 years old, the other 4-12 years. The children are represented by very few
skeletal elements, and may be intrusive, the older child from pit 9, the younger from pit 10.
Pit 18: Nearly complete, though poorly preserved skeletons of two children. Burial 1 is aged 4 years ± 1 year. Burial 2 is aged 18 months ± 6 months. The older child shows mild porosity of the roof of the orbits. The younger child has notably shoveled central incisors (only caps are formed). The collected remains of the second child include a fragment of an adult mandible.
Pit 24: Fragmented remains of two individuals. One is a large adult male, aged > 35 (?) with extremely heavy tooth wear. The pattern of tooth wear indicates that the teeth were being used extensively as tools, causing occlusal/ labial wear on all the front teeth. The second individual is represented by a right radius, carpals and metacarpals, all stained green and with adhering tissue. The individual is much smaller than the large male, and the size and green staining suggest that it is an adult female. It may be intrusive, as all of the elements would have been tied together by soft tissue until long after death.
Age distribution:
PIT AGES:
4 Adult, 1.5-2.5
6	»35
7	1.5-2.5
9	23-35, >18, 18-23, 14-23, 3-5, 6-7
10	18-22, «15, NB-0.5, 0.5-1.5, 1.5-2.5, «4, 1-2, 1-2
12	18-21
13	7-11
15	>19
16	7-7.5
17	2 adults (ignoring 2 intrusive children)
18	3-5, 1-2
24	adult, >35(?)
Table 1. Age distribution
Age classes	Number of individuals	% of individuals	% per year
NB - 2 years	8	25.8	12.9
2-5 years	3.5	11.3	3.76
5^18 years	7	22.6	1.73
18-23 years	5.5	17.7	3.54
23-35 years	3	9.7	0.8
35-50 years	4	12.9	0.86
See for details bellow in the text by M.B.Mednikova.
Fig. 87. Age structure of population, death per year (Возрастная структура популяции)
Age category and health of the population
This mortality distribution in completely normal. All age categories are represented in proportions that are within the range known for prehistoric groups. The numbers of newbons may be a little low, but this is not unusual. This structure suggests that most people were interred in this cemetery regardless of age.
There are 9 females and 5 males. If questionable individuals are excluded, there are 7 females and 5 males. It is interesting to note that the two significantly older individuals are both females. Whether this shows a longer average lifespan for adult females than males, or if it demonstrates an inadequacy of the ageing criteria is unclear. Using only the fairly certain attributions, there is no significant difference in the numbers of male and female adults.
Stature:
Males: 175,167.5,172. Average Height: 171.5cm Females: 164.5,165,160.5,163. Average Height: 163.25 cm
Health of the population is excellent. There are very few signs of any disease. No chronic diseases are visible. There is a single femur of a young individual that shows an exuberant proliferative bone reaction, but it is likely that this was a localized reaction to infection rather than a reaction to chronic disease. The infection was active at time of death, and may have contributed to cause of death.
Dental health is excellent, with only older individuals showing presence of extreme dental wear and periodontal disease (abscessing). Of the 13 partially observable dentitions, only two showed abscess and premortem tooth loss due to disease, and both of these individuals were of advanced age (»35 years). One individual had a distorted tooth row, and three had congenital absence of third molars (in one or both jaws). Tooth wear was relatively light. This and the amount of tartar buildup at the gum line of most teeth suggest that the diet was relatively soft, with limited amounts of grit. The amount of tartar on the teeth may also indicate that there was a significant amount of protein in the diet (Hillson 1979). There is no evidence of dental caries, even in the oldest individuals.
There are few signs of trauma. One older individual has a healed, though misaligned, fracture of the clavicle. Another has a healed minor (probably greenstick) fracture of the fibula. A single individual shows perimortem puncture marks in the outer table of the vault. These have irregular margins and depth, and appear to be bite marks. There,^re no other clearly perimortem bite marks on other materials from that pit.
Muscular developplent in most cases is somewhat pronounced. Though bones are generally gracile, muscle markings are clearly visible, and frequently raised ridges for tendon attachment are present, especially in the hands and forearms.
Craniological characteristics of the population
Skull 12-1 (female, 18-21 years): Complete skull, somewhat compressed on the right side. The skull is characterized by small dimensions of the vault. Maximum length (177 mm) is average, breadth (greater than 126 mm) is average, and cranial height (127 mm) is low. The cranial index is about 72, dolichocranic. The vault is relatively high. Mastoid processes are long but narrow. The palate is narrow, deep and parabolic. Teeth are not large. The face is medium-high (68.41mm), narrow, with medium projection anteriorly. The orbits are low, almost square, and the upper margins are sharp.
Skull 12-2 (female): Partial vault and face. Maximum length is 176 mm, breadth 132.5 mm. The cranial index is 75.28, on the border between mesocranic and dolichocranic. The vault is low (127 mm).
Skull 9 (male): Complete cranium, missing the lower jaw, the skull is long (192 mm), but narrow (136 mm). The cranial index is 70.83, extremely dolichocranic, almost hyperdolichocranic. Cranial height is medium (135 mm). The face is medium-wide (134.75 mm) and medium-high (71.35), with mild projection anteriorly (zygomaxillary angle is 128 degrees). The orbits are very low, very wide (orbital
index of66.48, chamaeconch), and rectangular. The nasal aperture is long and narrow. Glabellar region projects noticeably, and the nasals project sharply. The external occipital is rounded and high.
Skull 24 (male): Complete cranium, missing the lower jaw. The skull is very large. Maximum length is 199 mm, breadth is medium (145.5 mm). The cranial index is 73.12, dolichocranic. The vault is medium-high (141 mm). The face is low (67.13 mm) and wide (142.81 mm), and doesn’t project anteriorly very strongly (zygomaxillary angle 126.95 degrees). The orbits are low and medium-wide (orbital index of 72.46, chamaeconch), and semi-rectangular. The nasal aperture is medium-high and wide. Glabella projects somewhat, and the nasals project sharply. The external occipital protuberance is round and low.
These characters, such as a wide, not very tall face, wide orbits, well developed glabella and supra-orbital tom, place these skulls into the Proto-Europeoid type, similar to the Andronovo type. Skulls of a similar type have been found in western Kazakhstan and further to the west (Алексеев, Гохман, 1984; Акимова, 1968). There are no signs of mongoloid traits in these skulls.
Table 2
	Number after Martin	Pit, Sex, Age			
		24, Male 35-50	9, Male 23-25	12, Female 18-21	12, Female >50
1	Maximum Length	199	192	177	176
8	Maximum Breadth	145.5	136	>126	132.5
17	Maximum Height	141	135.5	133.5	127
8:1	Cranial Index	73.1	70.8		75.3
17:1	Height-Length Index	70.9	70.6	75.4	72.2
17:8	Height-Breadth Index	96.9	99.6		95.8
9	Minimum Frontal Breadth	102.425	99.77	95.64	92.415
5	Length of Base of Vault	105.5	102	96	95
40	Length of Base of Face	99.97	102.065	90.255	
40:5	Index of Facial Projection	94.8	100.1	94.0	
48	Upper Facial Height	67.13	71.345	68.41	
45	Bizygomatic Breadth	142.81	134.745		
48:45	Facial Index	47.0	52.9		
48:17	Vertical Facial-Cerebral Index	47.6	52.7	51.2	
ZM	Zygomaxillary Angle	126.946	128.079		
52	Orbital Height	30.135	29.13	31.635	
Continuation of Table 2
	Number after Martin	Pit,		Sex, Age	
		24, Male 35-50	9, Male 23-25	12, Female 18-21	12, Female >50
51а	Orbital Breadth	41.59	43.82	38.4	
52:51а	Orbital Index	72.5	66.5	82.4	
55	Nasal Height	57.3	58.695	55.765	
54	Bi-Alar Breadth	26.375	25.12	23.925	>25.995
54:55	Nasal Index	46.0	42.8	42.9	
ds	Dacrial Height	13	14	14	
de	Dacrial Breadth	24.47	23.08	21.675	
ds: de	Dacrial Index	53.1	60.7	64.6	
ss	Simotic Height	4	4	3.5	2
sc	Simotic Breadth	11.3	9.37	6.43	7.3
ss:sc	Simotic Index	35.4	41.2	54.39	27.4
72	Facial Angle	81.5	90	84.5	
62	Palatal Length	46.59	46.605	42	45.135
63	Palatal Breadth	39.315	37.795	34.49	>33.79
10	Frontal Width	125	124	116	111.5
Conclusion
All indications are that this cemetery presents a representative cross section of individuals from the living population in the Arkaim period. The population is of the Proto-Europeoid race widespread in this area at this time, and is relatively healthy, without signs of chronic or periodic diseases.
There are no signs of death through violence, as are present in materials from other roughly contemporaneous sites such as Dal’nyi Log, where healed sword wounds and numerous fractures are visible in the remains.
Антропологические характеристики популяции кургана 25 Большекараганского могильника
Р. У.Линдстром
Изучены костные остатки 28 человек. Возраст и пол погребенных определены по общепринятым методикам. Все кости визуально обследованы на предмет наличия прижизненных повреждений и следов заболеваний. Выполнено краниологическое описание черепов удовлетворительной сохранности, дана общая характеристика популяции.
Возрастная структура популяции близка к естественной возрастной структуре первобытных групп. Мало захоронений младенцев, но в этом нет ничего необычного. Выявлены останки семи-девяти женщин и пяти мужчин. Не исключено, что продолжительность жизни женщин была в целом выше, чем мужчин. Средний рост мужчин 171,5 см, женщин - 163,3 см.
Население отличается хорошим состоянием здоровья. Случаи кариеса, абсцесса и сильной стертости зубов отмечены лишь у нескольких людей старше 35 лет. Одна из женщин имела неправильное строение зубного ряда. У трех человек на одной или обеих челюстях нет третьего моляра. На костях отсутствуют следы насильственной смерти. В двух случаях зафиксированы следы залеченных травм (переломов костей). Все данные указывают на то, что представители этой популяции не подвергались сильным физическим перегрузкам и не страдали от голода. Пища была мягкой и содержала много белка.
Черепа имеют широкое и не очень высокое лицо, широкие глазницы, хорошо развитые надпереносье и надбровные дуги, что позволяет отнести их к прото-европеоидному типу. Признаки монголоидности отсутствуют.
В целом материалы кургана 25 Болыпекараганского могильника дают довольно полное представление о населении Южного Зауралья аркаимского времени.
2. Погребение ребенка (№ 16) в кургане 25 Больше-караганского могильника: палеоантропологическое описание
М.Б .Медникова
Были обследованы скелетные останки человека, найденные при раскопках могилы 16 кургана 25 Болыпекараганского могильника. Погребение датируется XVIII-XVI вв. до н.э. Проведенная экспертиза имела цель оценить степень сохранности скелета в могиле, определить возраст и описать скелетные особенности.
Сохранность. Останки погребенного представлены фрагментарными костями черепа (лобная, височная, затылочные кости, разрушенные верхняя и нижняя челюсти) и посткраниального скелета (правые плечевая, лучевая, локтевая кости, парные бедренные, больше- и малоберцовые, подвздошные, лобковая кости, позвонки шейного (1,2) и крестцового отделов, правая лопатка, кости кистей и стоп) (рис.88). Среди костей кисти сохранились дистальные и средние фаланги нескольких лучей (правая и левая стороны не дифференцируются). Из костей стопы представлены метатарзальные, пяточные и др.
Определение возраста. Общие размеры костей скелета, отсутствие следов окончания ростовых процессов (в том числе отдельное положение диафизов и эпифизов длинных костей), несформировавшийся таз (подвздошная, седалищная и лобковая кости еще не срослись), открытые дуги шейных позвонков свидетельствуют, что погребенный - ребенок.
Однако наиболее точную оценку возраста этого индивидуума можно дать, опираясь на определение его зубного возраста. Состояние верхней и нижней челюстей позволило установить картину не только морфологического сочленения зубов с альвеолярными отростками, но и залегания коронок постоянных зубов (рис.89), полностью соответствующую схеме определения детского возраста (Ubelaker, 1978).
Верхняя челюсть, правая сторона
Правый резец (il) - постоянный зуб.
Второй резец (i2) - отсутствует (нет его и в заполнении).
Премоляр и два моляра - молочные.
В разрушенной полости верхней челюсти отчетливо
Рис.88. Погребение 16, особенности сохранности скелета (сохранившиеся части выделены заливкой)
Рис. 89. Схема прорезания зубов у детей 7-8 лет (по: Ubelaker, 1978, р.113)
видны закладки постоянных зубов - премоляра, клыка, моляров (1-3 т).
Левая сторона
Первый резец (il) - отсутствует.
Второй резец (i2) - постоянный.
Клык, премоляр, первый, второй моляры - молочные.
Видна закладка третьего моляра.
Нижняя челюсть
Первый и второй резцы слева, первый резец справа - постоянные, остальные зубы молочные.
На основании перечисленных признаков возраст погребенного соответствует приблизительно семи годам.
Размеры длинных костей служат дополнительным критерием в оценке возраста (см. таблицу). Д.Убела-кер (Ubelaker, 1978, р.48^49) приводит данные о корреляции между хронологическим возрастом и размера-*ми длинных костей в скелетной серии американских индейцев арикара. Эти результаты служат стандартами для генерализованной оценки возраста детей и под
ростков в палеопопуляциях. Размеры плечевой кости у ребенка из могилы 16 соответствуют 7,5-8,5 годам (вариации 206,5-217,0, средняя - 211,8 мм). Размеры бедренной кости меньше известных для данного возрастного интервала (вариации 285,0-300,5, средняя - 292,8 мм). Длина большеберцовой кости также соответствует возрасту до 7,5 лет (для 7,5-8,5 лет вариации составляют 227,0-258,0 мм, средняя - 242,5 мм) (рис. 90). Следует учитывать генетические отличия и высокую индивидуальную вариабельность темпов роста детей, однако более вероятно, что возраст ребенка был не старше 7,5 лет.
Параметры посткраниального скелета у ребенка,
погребенного в могиле 16 (мм)
Признак	Параметр
Правая плечевая кость
Длина диафиза	>207
Окружность середины диафиза	48
Правая локтевая кость
Окружность середины диафиза	32
Правая лучевая кость
Окружность середины диафиза	33
Правая бедренная кость
Длина диафиза	284
Окружность середины диафиза	58
Левая бедренная кость
Длина диафиза	279?
Окружность середины диафиза	56
Правая большеберцовая кость
Длина диафиза	227
Окружность середины диафиза	56
Наименьшая окружность диафиза	53
Левая большеберцовая кость
Длина диафиза	225
Окружность середины диафиза	60
Наименьшая окружность диафиза	52
Правая малоберцовая кость
Окружность середины диафиза	34
Левая малоберцовая кость
Окружность середины диафиза	33
Особенности скелета. На нижнем крае глазниц присутствуют поротические изменения в виде мелких отверстий - морфологическая структура, получившая название Cribra orbitalia, связываемая большинством
1	2	3
Рис. 90. Длина плечевой (1), бедренной (2), большеберцовой (3) костей ребенка из могилы 16 в масштабе минимальных и максимальных значений для детей 7,5-8,5 лет, мм
специалистов с развитием анемических состояний (Stuart-Macadam, 1987). У обследованного индивида фиксируются слабовыраженные изменения, которые можно отнести к типу «а» по шкале (Nathan, Haas, 1996). Периостальные реакции на костях свода черепа или посткраниального скелета отсутствуют.
На постоянных резцах верхней и нижней челюстей обнаружена эмалевая гипоплазия - признак, который формируется при прерывании ростовых процессов в результате перенесенного отрицательного воздействия (Goodman et al, 1984).
Заключение. Останки из могилы 16 принадлежали ребенку 7-7,5 лет. Среди скелетных особенностей данного индивидуума следует отметить присутствие индикаторов физиологического стресса, свидетельствующих о перенесенной анемии, периодах острого голода или лихорадочных состояний.
Приложение
Preliminary report of palaeodietary analysis of human and faunal remains from Bolshekaragansky kurgan 25
Karen Privat
Introduction
This report reflects the isotopic results of the analysis of human and faunal remains from the site of Bolshe
karagansky Kurgan 25. The data from Bolshekaragansky are part of a larger palaeodietary project, examining the diets of Bronze Age and Iron Age communities throughout the Eurasian steppe, and will be included in a synthesis of a larger sample set in future. As is often true of archaeological hypotheses, initial interpretations and conclusions are to be considered as tentative and subject to alteration in light of further research and sample analysis.
Stable Isotopes and Palaeodiet
The fundamental principle of stable isotope palaeodietary research is that ‘you are what you eat’. That is, the food consumed by an animal is broken down and partially incorporated into the animal’s body tissues. Research has shown that the isotopic composition of an animal’s body protein reflects that animal’s dietary protein intake (DeNiro and Epstein, 1978; DeNiro and Epstein, 1981; Ambrose and Norr, 1993; Tieszen and Fagre, 1993). Tissues with a low turnover rate, such as bone collagen, reflect an animal’s average dietary protein intake over a period of many years; while hair and nail protein reflect dietary protein intake over a number of months (Libby et al., 1964; Stenhouse and Baxter, 1979; Ambrose, 1993; O’Connell, 1996).
The stable isotopes discussed in this study are carbon (13C/12C) and nitrogen (15N/14N). Stable isotopes are measured as the ratio of the heavier isotope measured
relative to the amount of the lighter isotope, and this ratio is normalized relative to a standard (PDB for carbon, AIR for nitrogen). Values are reported as delta (6) values in units per mil or parts per thousand (%o); for example, for nitrogen:
6,5N (%o) =
(,5N/,4N) , -(,5N/,4N) и и x 1000 v______7sample v _____7 standard____
(l5N/l4N) „ d v	7 standard
Carbon stable isotopes are commonly used to obtain information about the ecological foundation of an individual’s diet. Most terrestrial plants such as trees, wheat, beans, legumes and rice are known as “C3”plants (due to their photosynthetic mechanism) and are well adapted to temperate environments. Plants known as “C4” include tropical grasses, millet, maize and sugarcane, and are better adapted to function effectively at higher aridity and temperature than C3 plants. C3 plants have a more negative average 6I3C value (-27%o) than C4 plants (-13%o), and the carbon isotopic ranges of the two plant types are completely distinct (O’Leary, 1981; Pate, 1994). Aside from plant type, climate may also influence plant 6I3C: a recent analysis of European plant and animal 6I3C indicates that differences in annual temperature may produce differences in plant 5I3C values of up to 2%o, with a positive correlation observed between 613C and annual temperature (van Klinken et al., 1994).
Nitrogen stable isotope values are most often used to assess an individual’s trophic position, or place in the food chain. Analysis of animals occupying different levels in the food chain has identified a food-consumer 6I5N enrichment now known as the ‘trophic level effect’.
Empirical testing shows that an animal’s body protein is enriched by approximately +3-3.4%o relative to the individual’s diet, though observed diet-consumer collagen 6I5N enrichment ranges from +1 %o to +5.7%o (Ambrose, 2000).
During the time that their diet consists of maternal milk, babies are one trophic level above their mothers, and their body protein synthesized at this time is enriched by about +3.5%o relative to their mothers’ milk (Balasse et al., 1997; Schurr 1997; Fogel et al., 1997). As maternal milk is supplemented and then replaced by ‘adult’ foods, an individual is no longer elevated in trophic level above its mother and the individual’s tissues are formed and remodeled with a new, lower 5I5N corresponding to the ‘adult’ diet.
The 6I5N values of freshwater and terrestrial plants and animals exhibit a degree of overlap, but observed freshwater 6I5N values range much higher than those of terrestrial plants and animals (France, 1995; Fry, 1991; Dufour et al., 1999). Thus, human 6I5N values that are too high to be attributable to terrestrial plant and animal consumption are likely to have been produced by regular consumption of aquatic animals, such as fish (Bonsall et al., 1997; Katzenberg and Weber, 1999).
Materials and Methods
Only adult individuals from the Bolshekaragansky Kurgan 25 were analysed, to prevent isotopic interference from a residual ‘nursing effect’ in juvenile bone samples. Human individuals were considered ‘adult’ if they had been osteologically aged approximately >15 years old. For faunal remains and human remains not osteologically aged, those with fused long bone epiphyses were considered to be ‘adult’.
Table 1. Human and faunal individuals used for this study. Age and sex data is from R. Lindstrom
Provenance	Bone	Species	Sex	Age
Grave 10, Individual 1	R femur	Homo sapiens	M	18-22
Grave 10, Individual 2	R femur	Homo sapiens	F	-15
Grave 12, Individual 1	L femur	Homo sapiens	F	18-21
Grave 12, Individual 2	cranial fragments	Homo sapiens	F	>50
Grave 24, Individual 2	phalanx fragments	Homo sapiens	F	Adult
Grave 4, Individual 1	L femur prox. fragments.	Homo sapiens	F?	Adult
Grave 6	dist. Femur fragment	Homo sapiens	F?	»35
Grave 9, Individual ? (A)	prox R femur fragment	Homo sapiens	?	-14-23
Grave 9, Individual ? (B)	prox R femur fragment	Homo sapiens	?	-14-23
Grave 9, Individual ? (C)	prox R femur fragment	Homo sapiens	?	-14-23
Grave 15	R femur shaft fragment	Homo sapiens	F	>35
Continuation of the Table 1
Provenance	Bone	Species	Sex	Age
Grave 24, Individual 1	dist. Femur fragment	Homo sapiens	M	35-50
Grave 17, Individual ? (A)	R prox femur fragment	Homo sapiens	?	Adult
Grave 17, Individual ? (B)	R prox femur fragment (?)	Homo sapiens	?	Adult
Grave 12	metacarpal	Equus caballus	-	Adult
Grave 9	metacarpal	Bos taurus	-	Adult
Grave 8	R femur	Ovis aries	-	Adult
Grave 16	astragalus	Sus scrofa (wild)	-	Adult
Approximately 0.5-1 g of bone was obtained from each individual sample. Pieces of bone were sawn off from each bone using a handsaw. The surfaces of the bone fragments were then cleaned by shotblasting with fine aluminium oxide powder. Shotblasting was done to remove ink and other surficial contaminants.
Collagen extraction was conducted according to the method used by Richards, 1998:32), and briefly described here.
Samples were broken into small pieces and demineralised in 0.5M HC1 at ~4°C until they became translucent and/or soft. The acid supernatant was then drained from the samples and samples were washed with water.
Samples were then incubated at ~75°C for 48 hours in pH3 water. After incubation, the liquid fraction containing the gelatinised collagen was isolated using an 8pm filter, leaving behind the acid-insoluble residue. The filtrate was poured into fresh tubes, which were then frozen at -30 to -40°C. Frozen samples were supercooled with liquid nitrogen and freeze-dried.
Three 2.0-3.5mg portions of dried collagen were analysed for every sample. Samples were run through an automated carbon and nitrogen analyser (Carlo Erba carbon and nitrogen elemental analyser) coupled with a continuous-flow isotope ratio-monitoring mass spectrometer (Europa Geo 20/20 mass spectrometer). The 8I3C (PDB standard), 8I5N (AIR standard) and C/N ratios of each sample were calculated automatically at the end of each sample run. Results were automatically drift-corrected according to alanine reference samples, and additional nylon samples of known isotopic content were used to check the integrity of the results for each run. The analytical error (±ls.d.) for the mass spectrometer was ±0.2%o for both carbon and nitrogen.
Results
The ratio of carbon to nitrogen (or C/N ratio) in each sample was within the range of 2.9-3.6, indicating that the collagen was well-preserved and not significantly contaminated or altered by diagenetic processes (DeNiro, 1985). The % carbon and % nitrogen of each collagen sample was also calculated, and these values are all within the range observed for modem bone collagen (Ambrose, 1990), indicating good sample preservation.
Fauna
Equus caballus, Bos taurus, Ovis aries and Sus scrofa (wild boar) were represented by only one individual in the available samples from Bolshekaragansky. In order to aid in the interpretation of the isotopic data, additional samples of Equus caballus, Bos taurus and ovicaprind species from another Sintashta site of Kamenny Ambar 5 are also considered here. The 813C and 815N values of the Bolshekaragansky fauna fall within the spread of the Kamenny Ambar 5 faunal values (see fig. 91).
The faunal samples exhibit a wide spread of both 8I3C and 815N. Interestingly, the cattle and ovicaprid samples seem to show a trend of increasing 815N with increasing 813C. Elevated d15N in plants and animals has been linked to high aridity (Grocke etal., 1997; Heaton, 1987; Schwarcz et al., 1999), and it is possible that the wide spread of 815N obtained for Bolshekaragansky and Kamenny Ambar 5 may reflect exposure to conditions varying from temperate to arid during the life of the cattle and ovicaprids. Less negative faunal 813C values may also reflect higher aridity, as an increased occurrence in grazing lands of C4 grasses (adapted to arid, warmer environments) would elevate the 813C of the consuming animals.
The isotopic values for the horses from Bolshekaragansky Kurgan 25 and Kamenny Ambar 5 are notably
• Equus caballus
X Bos taurus
Ж ovicaprids
A Sus scrofa (wild boar)
513C
Fig. 91. Plot of 5I3C vs. 5I5N for faunal specimens from Bolshekaragansky Kurgan 25 (gray background) and Kamenny Ambar 5. (Соотношение 513 С и 515 N в костях животных разных видов из кургана 25 Большекараганского могильника и могильника Каменный Амбар 5)
613с
Fig. 92. Plot of 5I3C vs. 5I5N for humans and fauna from Bolshekaragansky Kurgan 25 (gray background) and fauna from Kamenny Ambar 5. (Соотношение 513 С и 615 N в костях человека и животных из кургана 25 Большекараганского могильника и костях животных из могильника Каменный Амбар 5)
low and not as disperse as the values of ovicaprids and cattle from those sites. Horses from other Bronze Age and Iron Age sites throughout Eurasia show the same general pattern in low 813C and 8,5N when compared to cattle and ovicaprids (K. Privat, unpublished data). The reason for this difference in isotopic values is as yet not clear, and may be due to a number of factors, such as different digestive systems (ovicaprids and cattle are ruminants, while horses are not) or perhaps the grazing of horses in different areas, such as more forested places (e.g., gallery forests in the steppe). Some recent studies suggest that forested environments produce more negative 813C values than open environments (van der Merwe and Medina, 1991), but the influence of forest cover on 815N is still debated (Handley et al., 1999; Rodiere et al., 1996).
Humans
Fourteen humans buried in Bolshekaragansky Kurgan 25 were analysed in this study. The human collagen isotope values showed a smaller spread in both 813C and 815N than the faunal values (see fig. 92), but the human values seem to show the same positive correlation between high 813C and 815N seen in the ovicaprid and cattle data.
The general elevation of human 815N relative faunal 815N indicates that the Bolshekaragansky humans consumed a significant amount of animal protein, and were not dependent upon plants for their primary source of nutrition. This is in accordance with the archaeological record, which seems to reflect a high consumption of animal products for individuals belonging to the Sintashta culture.
According to a 8I5N diet-consumer enrichment of ~+3.5%o, we expect the major food (protein) sources of the Bolshekaragansky humans to have 815N values between approximately 6%o and 8.5%o. Thus, of the possible food sources analysed, our data indicate that the individuals from Bolshekaragansky depended heavily upon cattle and ovicaprid meat and/or dairy products for their dietary protein. It is important to note here that an animal’s body proteins (i.e., in flesh, dairy products, eggs) are isotopically indistinguishable from each other (Komexl etal., 1997; Katzenberg and Krouse, 1989; Minagawa 1992; Webb et al., 1980). Thus, we cannot distinguish between the consumption of dairy products vs. meat in the Bolshekaragansky individuals.
The low 8I5N values of the horses from Bolshekara-•gansky Kurgan 25 and Kamenny Ambar 5 suggest that horses were economically important for uses other than for food, such as for transportation. The horse 815N values
seem too low to represent a regular, significant dietary source for the humans analysed. Therefore, it seems that cattle and sheep meat and/or milk were significant dietary staples for the humans of Bolshekaragansky, and that horse meat and/or milk was not of great importance in the diets of these humans.
Nevertheless, this apparent pattern of cattle and ovicaprid consumption is not uniform for other Bronze and Iron Age sites across the steppe of Eurasia. A number of humans from the Bronze Age and Iron Age of the Eurasian steppe exhibit values that cannot be explained by the consumption of terrestrial herbivores such as cattle, ovicaprids and horses (K. Privat, unpublished data), and research continues in an effort to examine the feasibility of other possible food sources, such as freshwater fish. This study is currently in progress, and the isotopes of more humans and fauna has been or will be analysed from Bronze Age and Iron Age Eurasian steppe sites from the Urals, the Baraba steppe, the Tuva/Altai region, Kalmykia and Ukraine.
Analysis of fermented milk products is also underway, to examine the possible contribution of products such as kumys and cheese to the diet of the Bronze Age and Iron Age inhabitants of the Eurasian steppe. Additional isotopic analyses of collagen samples may also be conducted, examining 834S (sulphur) in an effort to distinguish between diets based on terrestrial and freshwater resources.
A c knowledge me nts
I am greatly indebted to all those involved in sample collection and sample analysis for this project. This research has been generously funded by the Wellcome Trust.
Предварительное сообщение о результатах палеодиетарного анализа останков человека и животных из кургана 25 Большекараганского могильника
К. Приват
Основной принцип изотопного палеодиетарного анализа гласит: мы представляем собой то, чем питаемся. Как показывают многочисленные исследования, состав изотопов протеина в костных тканях отражает состав протеина потребляемых пищевых продуктов. В данной работе исследуется содержание стабильных изотопов углерода С 3С / ,2С) и азота (l5N / l4N) в костях
человека и животных. Стабильные изотопы углерода привлекаются для получения информации об экологическом базисе системы питания индивидов, изотопы азота - для определения места индивида в трофической цепи.
Для изучения отобраны образцы костных тканей четырнадцати взрослых (старше 15 лет) людей и животных (лошади, крупного и мелкого рогатого скота, дикого кабана) из погребений кургана 25 Большекараганского могильника. Образцы отличаются хорошей сохранностью коллагена.
Результаты анализа костных остатков животных позволяют говорить об аридных климатических условиях в синташтинскую эпоху. Выявлены существенные различия в содержании стабильных изотопов в костях лошади, с одной стороны, и крупного и мелкого рога
того скота - с другой. Эти различия могут объясняться такими факторами, как разные системы пищеварения животных и условия выпаса (так, лошадей могли выпасать в галерейных лесах степной зоны).
Люди из погребений Большекараганского могильника употребляли в пищу много протеина животного происхождения; напротив, растительная пища не играла большой роли в их питании. В первую очередь в пищу шло мясо и/или молоко крупного и мелкого рогатого скота. Лошадей разводили преимущественно для других целей (например, как транспортных животных).
Исследование образцов из Большекараганского могильника является частью обширного проекта исследования питания населения евразийских степей в эпохи бронзы и раннего железа.
Раздел IV. НЕКОТОРЫЕ БИОЛОГИЧЕСКИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ ЖИВОТНЫХ ИЗ ЖЕРТВЕННЫХ КОМПЛЕКСОВ КУРГАНА 25 БОЛЫПЕКАРАГАНСКОГО МОГИЛЬНИКА
Л.Л.Гайдученко
Останки животных, происходящие из жертвенных комплексов исследуемого кургана, позволяют провести изучение по следующим направлениям: 1 - биологические особенности видов и особей; 2 - особенности хозяйственного использования (применительно к лошадям); 3 - особенности животных и их останков, определяемые ритуалом жертвоприношения1.
Лошадь
Пол. Поскольку полные скелеты лошадей в жертвенниках исследуемого кургана отсутствуют, то определение пола возможно лишь на основании развитости клыков или их отсутствия. Признак не абсолютен, так как у кобыл, большинство из которых не имеют клыков, последние все же могут присутствовать (Анатомия, 1984; Глаголев, Ипполитова, 1969). Для сопоставления использована эталонная коллекция черепов и нижних челюстей лошадей казахской породы, пол которых известен, и древних лошадей, представленных полными или достаточно полными скелетами, пол которых сомнений не вызывает (табл. 1).
Таблица 1. Пол лошадей из жертвенных комплексов кургана 25
Комплекс в составе кургана	Пол животного
Могильная яма 12, особь № 1	Жеребец
Могильная яма 24, особь № 1	Жеребец (?)
Могильная яма 24, особь № 2	Кобыла
Остеологический комплекс № 1	Жеребец (?)
Остеологический комплекс № 4	Жеребец
Остеологический комплекс № 7	Кобыла (?)
Остеологический комплекс № 8	Кобыла
Возраст. При наличии останков черепов и нижних челюстей возраст определяется по смене зубов и изменениям переднего контура (дуги) зубов. Эти случаи учитываются современной системой определения возраста лошадей (Калинин, Яковлев, 1956, с.62-68; Красников, 1966, с. 16-32). А.С.Красников указывает, что
при пользовании этой системой оценки возможны ошибки, и приводит шкалу допусков:
Возраст лошади
От 2 до 5 лет
От 6 до 10 лет
От 11 до 15 лет
От 16 лет и старше
Допускаемая ошибка ±0,5 года ± 1 год ± 2 года ± 3 года и более
Система оценки возраста лошадей по изменениям контура резцов и клыков базируется преимущественно на материалах от европейских заводских лошадей, и неадаптированное применение ее к лошадям табунного содержания из степной зоны Казахстана и Южного Урала приводит к завышению их возраста. Величина завышения колеблется от 0,5 до 1,5 лет на каждые пять лет жизни лошади и зависит от условий обитания последней, в частности, от абразивности кормов (травы, сена).
При пользовании принятой в современном коневодстве системой оценки возраста лошади по изменениям переднего контура зубов автор в тех случаях, когда материал происходит из степной и полупустынной зоны Казахстана и степной зоны Южного Урала, вводит поправки:
Возраст лошади	Величина поправки
От 2 до 5 лет	- 1	год
От 6 до 10 лет	- 2	года
От 11 до 15 лет	- 3	года
От 16 лет и старше	- 4	года
Эти поправки полностью не снимают проблему возрастных определений лошадей по их остеологическим останкам, но позволяют максимально приблизить эти определения к действительному биологическому возрасту особей.
В тех случаях, когда для изучения представлены лишь кости посткраниального скелета, при необходимости
1 Это направление исследования костных останков животных более подробно раскрывается в книге II «Аркаим: некрополь».
можно определить их возраст в пределах категорий: «жеребенок», «молодая», «взрослая». Основанием для этого служат возрастные особенности оформления посткраниального скелета, в частности скелета конечностей. Можно пользоваться для этого литературными данными (например, Zietschmann, Krolling, 1955), но наиболее точные результаты получаются при сравнении коллекций, собранных в пределах того же региона, из которого происходит изучаемый материал. В этих случаях иногда удается добиться большей степени дифференциации материала по возрастам, введя дополнительные категории «полувзрослая» и «старая» (табл.2).
Таблица 2. Возрастные категории
Возрастная категория	Пределы биологического возраста
Жеребенок	До 1,5 лет1
Молодая	От 1,5 до 3 лет
Полувзрослая	От 3 до 5 лет
Взрослая	От 5 до 15 лет
Старая	Старше 15 лет
Полученные возрастные определения жертвенных особей лошади приведены в таблицах 3 и 4.
Таблица 3. Возраст жертвенных лошадей из остеологических комплексов подкурганной площадки кургана 25
№ остеологического комплекса	Возраст (лет)
1	4,5-5
3	4-6
5	Взрослая (от 5 до 15)
8	Жеребенок (до полугода)
14	2-3
17	Взрослая (от 5 до 15)
Конституционные особенности (табл.4). Методика определения конституционных особенностей отдельных особей лошадей и характеристика по этому признаку изучаемой выборки приведены в приложении.
Данные таблицы о конституционных типах лошадей изучаемой выборки перенесем на корреляционную сетку - методика ее заполнения приводится в приложении к настоящей главе. Фрагмент корреляционной сетки с внесенными в нее данными показан на рисунке 93.
В исследуемой выборке лошади представлены шестью конституционными типами - на корреляционной сетке они выделены контуром. По росло
сти - от мелких до средних, по тонконогости - от полутолстоногих до тонконогих. Мелкие лошади составляют 8,33% от всего числа особей, представленных в исследуемой выборке; малорослые - 41,67%, средние по росту - 50,0%. Полутолстоногие и средненогие лошади составляют по 8,33% в исследуемой выборке; полутонконогие - 33,33%, тонконогие - 50,0%. Доминируют особи, относящиеся к конституционному типу «средние по росту тонконогие» - 41,67%. «Малорослые полутонконогие» составили 25,0%; остальные четыре типа: «мелкие полутолстоногие», «малорослые тонконогие» и «средние полутонконогие» - представлены долями по 8,33%.
Особенности хозяйственного использования. 12 особей лошади, останки которых доступны для выяснения хозяйственного типа, по этому признаку распределяются следующим образом (из данных табл.4): захудалые верховые - 9 особей (75%), универсальные - 2 особи (16,67%), примитивные мясные -1 особь (8,33%).
По состоянию второго нижнего предкоренного зуба (Р2) в некоторых случаях можно судить о том, применялись или не применялись удила при взнуздывании конкретной лошади. Методика таких определений разработана Доркас Браун и Дэвидом Энтони (Anthony, Brown, 1991) и, как следует из их доклада в Петропавловске (1995, конф. «Ранние коневоды евразийских степей»), совершенствуется.
Применение этой методики к исследуемым материалам позволило установить, что следы удил присутствуют на указанных зубах двух лошадей: кобылы (?) в возрасте 4-5 лет, малорослой тонконогой захудалой верховой, остатки которой происходят из скопления костей № 7 на подкурганной площадке - разность между поверхностью тритора и передним краем зуба у нее составляет 2,6 мм; кобылы в возрасте около 6 лет, средней по рослости тонконогой захудалой верховой, остатки которой происходят из скопления костей № 8 на подкурганной площадке, - у нее разность составляет 2,7 мм.
Кроме того, на вторых нижних предкоренных зубах лошади из сопроводительного жертвенника в могильной яме № 24 (в возрасте около 7 лет, средняя тонконогая захудалая верховая) передний край имеет следы значительной заполированности эмали - цемент в
1 Жеребята первого года жизни обычно учитываются отдельно.
Таблица 4. Промеры (мм), индексы (%) пястных костей, конституционные и хозяйственные типы лошадей из жертвенных комплексов кургана 25
Промеры, индексы, другие показатели	Могильная яма 9		Могильная яма 10	
	особь № 1	особь № 2	одна особь	
	правая пястная кость	левая пястная кость	правая пястная кость	левая пястная кость
1. Общая длина	208, 1	200, 0	227,0	226,7
2. Длина по наружному краю	204, 7	198, 6	218,0	216,5
3. Ширина диафиза посередине кости	33,2	34,2	33,0	32,2
4. Индекс ширины диафиза пястной кости	15, 95	17,0	14,54	14,20
5. То же - средний для парных костей	-	-		14,54
6. Высота особи в холке:				
а)расчетная	131,21	127, 30	139,74	139,74
б) округленная	131	127	140	140
в) средняя	-	-		140
7. Категория рослости (по Витту)	малорослая	мелкая	средняя	
8. Категория тонконогости (по Браунеру)	средненогая	полутонконогая	тонконогая	
9. Хозяйственный тип	универсальная примитивная мясная		захудалая верховая	
10. Пол	?	?		?
11. Возраст	4-5	молодая (1,5-3)		5-6
Продолжение табл. 4				
	Верхние части ям 9 и 10		Могильная яма 12	
	особь № 1	особь № 2	особь № 1	
LJl-I FIAWnui ПТЛ\/ГЫР ГЮк'ЯТЯТРПИ						
1 lUVMVjJDl, ИНД VI4VD1,	1 rlv 11М1ЧС1ЭС11 VJlrl				
	правая	левая	правая	левая
	пястная	пястная	пястная	пястная
	кость	кость	кость	кость
1. Общая длина	210,5	213,2	224,0	226,7
2. Длина по наружному краю	200,7	202,0	215,5	216,5
3. Ширина диафиза посередине кости	32,2	32,0	31,5	31,9
4. Индекс ширины диафиза пястной кости	15,30	15,01	14,06	14,12
5. То же - средний для парных костей	-	-		14,09
6. Высота особи в холке:				
а)расчетная	128,65	129,48	138,14	138,46
б) округленная	129	129	138	138
в) средняя	-	-		138
7. Категория рослости (по Витту)	малорослая	малорослая		средняя
8. Категория тонконогости (по Браунеру)	полутонконогая	полутонконогая	тонконогая	
9. Хозяйственный тип	захудалая верховая	захудалая верховая	захудалая верховая	
10. Пол	?	?		жеребец
11. Возраст	полу взрослая (3-5)	полу взрослая (3-5)		около 3,5
Продолжение табл. 4
Промеры, индексы, другие показатели 		Могильная яма 15		Могильная яма 24			
	одна особь		особь № 1		особь № 2	
	правая пястная КОСТЬ	левая пястная КОСТЬ	правая пястная КОСТЬ	левая пястная КОСТЬ	правая пястная КОСТЬ	левая пястная КОСТЬ
1. Общая длина	219,6	218,0	224,0	225,5	225,6	225,0
2. Длина по наружному краю	211,3	212,2	215,1	215,0	216,8	216,6
3. Ширина диафиза посередине кости	34,1	31,7	31,6	31,5	35,0	35,2
4. Индекс ширины диафиза пястной кости	14,30	14,54	14,11	13,97	15,51	15,64
5. То же - средний для парных костей	14,42		14,04		15,58	
6. Высота особи в холке:						
а) расчетная	135,44	136,02	137,88	137,82	138,97	138,84
б) округленная	135	136	138	138	139	139
в) средняя	136		138		139	
7. Категория рослости (по Витту)	средняя		средняя		средняя	
8. Категория тонконогости (по Браунеру)	тонконогая		тонконогая		полутонконогая	
9. Хозяйственный тип	захудалая верховая		захудалая верховая		универсальная	
10. Пол	?		жеребец?		кобыла	
11. Возраст	взрослая (5-	-15)	около 7		около 5	
Продолжение табл. 4
Промеры, индексы, другие показатели	Скопление костей № 4	Скопление костей № 7	Скопление костей № 8	
	правая пястная кость	левая пястная кость	правая	левая
			пястная	пястная
			КОСТЬ	КОСТЬ
1. Общая длина	217,3	216,1	223,6	224,1
2. Длина по наружному краю	206,7	208,4	215,4	212,0
3. Ширина диафиза посередине кости	32,1	31,3	31,7	32,0
4. Индекс ширины диафиза пястной кости	14,77	14,48	14,17	14,28
5. То же - средний для парных костей 6. Высота особи в холке:	—	—	14,22	
а) расчетная	132,49	133,58	138,07	135,89
б) округленная	132	134	138	136
в) средняя	-	-	137	
7. Категория рослости (по Витту)	малорослая	малорослая	средняя	
8. Категория тонконогости (по Браунеру)	полутонконогая	тонконогая	тонконогая	
9. Хозяйственный тип	захудалая верховая	захудалая верховая	захудалая верховая	
10. Пол	жеребец	кобыла?	кобыла	
1V Возраст	4-6	4-5	около 6	
Тонконогие		5 41,67	1 8,33		
Полутонконогие		1 8,33	3 25,0		
Средненогие			1 8,33		
Полутолстоногие				1 8,33	
	Рослые	Средние	Малорослые	Мелкие	Очень мелкие
Рис.93. Конституционные типы жертвенных лошадей кургана 25 Большекараганского могильника. Числа в клетках: слева вверху - количество особей; справа внизу - процентное соотношение в выборке
верхней части коронки зуба стерт; такая же заполиро-ванность наблюдается и на передней части лабиальной поверхности зуба. Автор считает заполирован-ность результатом воздействия на зубы мягких (волосяных) удил. Поскольку этот вопрос требует дополнительных исследований, то пока описываемый случай отнесем к категории сомнительных.
Таким образом, два уверенно фиксируемых случая позволяют утверждать, что для жертвоприношений использовались и такие лошади, которые применялись в качестве тягловых или верховых. Уместно отметить и то, что все три случая соотносятся с лошадьми, выделяемыми в хозяйственный тип захудалых верховых.
Крупный рогатый скот
Пол. Все особи в возрасте более одного года, останки которых позволяют выполнить определение пола, представлены в жертвенных выкладках кургана только самками - коровами. Исключением из этого правила являются останки телят в возрасте первого года жизни. Но такие останки достаточно редки. В могильной яме 15 при останках коровы-матери находился скелет теленка-бычка, о чем можно судить по зачаткам его роговых стержней1. Других останков самцов крупного рогатого скота в жертвенных выкладках 25 кургана не найдено.
Возраст. В мировой и отечественной археозоологи-ческой практике для определения биологического возраста КРС широко применяется последовательность прорезания щечных зубов у позднеспелых пород скота в изложении В.Элленбергера и Х.Баума (Ellenberger, Baum, 1943). Ее применение позволяет по нижним челюстям выделять следующие возрастные группы животных:
Состояние щечных зубов Возраст животных в месяцах
Отсутствует М
М] имеется, но отсутствует М М имеется, но отсутствует М, М3 имеется
Р, постоянный
До 6 6-18 18-28
Старше 28
Старше 34
Эта система применена и в настоящей работе.
Поскольку нижние челюсти КРС не всегда имеют достаточно хорошую сохранность и определение возраста особей старше трех лет на основании отмеченного метода невозможно, то использован сравнительный материал (черепа и нижние челюсти, кости посткраниального скелета) из степной зоны Казахстана от животных пастбищного содержания с известным возрастом. В ряде случаев прямые сопоставления позволяют определить возраст более взрослых животных и уточнять возраст в тех случаях, когда применяется система состояния щечных зубов Элленбергера-Баума. Была использована следующая градация возраста:
Телята
Молодые Полувзрослые
Взрослые
Старые
До 1 года
От 1 года до 2 лет
От 2 лет до 4,5 лет От 4,5 лет до 10 лет Более 10 лет
Такая градация возраста, построенная с учетом особенностей онтогенетического развития крупного
Как показывают исследования автора, выполненные на памятниках, относимых к тому же культурно-хронологическому пласту, что и изучаемый курган (поселения Бестамак и Семиозерное 2, могильник Бестамак I), разводимые здесь коровы характеризуются как исключительно комолые; среди быков встречаются как комолые, так и рогатые формы, но соотношение этих форм пока не определено.
рогатого скота (Анатомия, 1984; Скотоводство, 1970), достаточно хорошо совмещается с системой Эллен-бергера-Баума.
В таблице 5 представлены данные о возрасте КРС из жертвенных комплексов изучаемого кургана.
Таблица 5. БК-25. Возраст особей КРС из жертвенных комплексов (телята-месяцев, остальные-лет)
Жертвенные комплексы*			
Тип I	Тип II	Тип III	Особого типа и разрушенные
< 3 мес., < 12 мес. 2,5 3 4	3,5-4	< 2 мес. 2 3 3,5 3,5-4	2-3 2,5-3
3 4 4-5	3,5—4 4-5	4-5	4-5
4,5-10	5 5 4,5-10	4-5	4,5-10
4,5-10	4,5-10 4,5-10		
* Использована классификация жертвенных комплексов из книги II «Аркаим: некрополь». См. также (Зданович Д., 1995а, с.50-51).
Конституционные особенности. Все коровы представлены только комолыми формами, что характерно и для других памятников рассматриваемого пространственно-временного континуума. На лобных костях черепа бычка в возрасте 2-3 месяцев из могильной ямы 15 явно выражены зачатки роговых стержней. Череп теленка из жертвенной ямы 1, раз-можжен сильным ударом, и наличие на нем зачатков роговых стержней определить нельзя. От теленка, остатки которого происходят из верхов могильной ямы 9, известны лишь кости посткраниального скелета.
Кости коров, найденные в жертвенных комплексах кургана, позволяют во многих случаях рассчитать их рослость - высоту в холке. Для этих целей использованы пястные и плюсневые кости и астрагалы. В тех случаях, когда от конкретной особи известны все перечисленные останки, высота в холке вычислялась по каждой кости и по расчетным данным вычислялся средний арифметический показатель высоты этой особи в холке, округляемый до целых сантиметров. Для расчетов применены коэффициенты пересчетов длин соответствующих костей В.И.Цалкина (1966,1970): для пястных костей - 5,98; для плюсневых костей - 5,34; для астрагалов - 1,83 см на каждый 1 мм длины кости. В таблице 6 приведены промеры длин соответствующих костей, промежуточные и окончательные показатели высоты в холке особей, вычисленные по этим костям. Для вычислений привлечены также астрагалы КРС из наборов астрагалов в составе погребального инвентаря (табл.7).
Таблица 6. Высота в холке коров из жертвенников кургана 25
Могильная яма, жертвенник, использованные для вычислений останки	Длина костей, мм	Расчетная высота животного в холке, см	Усредненные и округленные показатели высоты животного в холке, см
Могильная яма 9 Особь № 1 - пястная кость: правая	195,2	116,73	117
левая	196,6	117,57	И8 1
- плюсневая кость: правая	220,7	117,85	>	118 118 J
Особь № 2 - астрагал: правый	60,0	109,80	110 1 ИО
левый	59,3	109,11	109 J
Могильная яма 10 - плюсневая кость: правая	202,2	107,87	
левая	202,6	108,19	
Продолжение табл. 6			
Могильная яма, жертвенник, использованные для вычислений останки	Длина костей, мм	Расчетная высота животного в холке, см	Усредненные и округленные показатели высоты животного в холке, см
Могильная яма 13 - пястная кость:			
правая	200,0	119,60	120 1	120
левая	119,3	119,18	119 J
Могильная яма 15			
Особь № 1 - пястная кость правая	190,0	113,62	114	114
Особь № 2 - пястная кость правая	194,6	116,37	116 1
- астрагал			> 120
правый	65,5	119,86	120 Г
левый	66,7	122,06	122 J
Верхние части могильных ям 17 и 18			
Особь № 1 - плюсневая кость:			
правая	223,0	119,08	119
левая	221,3	118,17	118
- астрагал			► 119
правый	65,8	120,41	120
левый	65,0	118,95	119
Особь №2 - астрагал правый	62,4	114,19	114	114
Особь № 3 - астрагал левый	72,0	131,76	132	132
Особь №4 - астрагал правый	67,2	122,98	123	123
Могильная яма 24			
- пястная кость правая	196,9	117,75	118 Т 116
- астрагал левый	62,4	114,19	114 J	6
Жертвенная яма 3, верхние слои			
Особь № 1 - пястная кость левая	191,6	114,58	1151 и.
- плюсневая кость правая	217,6	116,20	116 J	5
Особь № 2 - астрагал правый	69,2	126,63	127	127
Жертвенная яма 5 - пястная кость:			
правая	199,7	119,42	119
левая	201,0	120,20	120
- плюсневая кость			> 121
правая	230,5	123,09	123
левая	228,6	122,07	122
Жертвенная яма№ 19			
Особь № 1 (южная) - пястная кость:			
правая	201,8	120,67	121
левая	119,0	119,0	119
-астрагал:			► 120
правый	64,8	118,58	119
левый	66,1	120,96	121 >
Особь № 2 (северная) - пястная кость:			
правая	201,0	120,20	120 Л
левая	200,3	119,78	120
- астрагал:			► 120
правый	65,0	118,95	119
левый	65,9	120,60	121
Участок Г/О (заполнение рва)			У
- плюсневая кость правая	200,0	119,60	12° 1 118
- астрагал правый	63,9	116,94	117 J
Таблица 7. Расчет высоты в холке особей КРС по астрагалам из наборов
№ могильной ямы	Кол-во астрагалов	Расчетная высота особи в холке,		см
		наименьшая	наибольшая	средняя
13	5	112,73	118,95	115,60
16	4	112,54	121,87	118,25
18	2	118,95	124,44	-
Всего	11	112,54(113)	124,44 (124)	117,64(118)
В отдельную таблицу (табл. 8) мы сочли необходимым выделить расчеты, проведенные по семи астрагалам удовлетворительной сохранности из верхних слоев центральных могильных ям (ямы 9
и 10). По условиям залегания эти астрагалы в равной степени могут принадлежать жертвенным особям КРС либо наборам астрагалов из погребений.
Таблица 8. Расчет высоты в холке особей КРС по астрагалам из верхних слоев ям 9 и 10
Астрагал	Длина, мм	Высота в холке, см	
		расчетная	округленная
№ 1 - левый	65,0	118,95	119
№ 2 - левый	68,7	125,72	126
№ 3 - правый	67,9	124,26	124
№4 - правый	66,5	121,70	122
№ 5 - правый	67,4	123,34	123
№ 6 - правый	66,8	122,24	122
№ 7 - правый	67,0	122,61	123
Можно считать, что в общей сложности мы располагаем данными о росте 24 жертвенных коров. Рост еще 11 животных рассчитан по астрагалам из игровых или культовых наборов, которые были помещены в могильные ямы. Как видим, объем материала невелик, и это затрудняет его подробную интерпретацию.
Высота в холке жертвенных коров БК-25 изменяется от 108 до 132 см при стандарте рослости 120 (+12, -12) см. Большая часть материала, использованного для определения, происходит из переотложенных и сильно разрушенных жертвенных комплексов. Другая часть связана с идентифицированными жертвенниками (жертвенники I типа - в могильных ямах, II типа - на погребальной площадке, III типа - в отдельных ямах). Особи КРС, которых мы можем уверенно отнести к особям с жертвенников I типа (п=6), имеют рост в холке 108-119 см, стандарт рослости составил 115 (+5, -7) см. Особи из жертвенников III типа (п=3) имеют рост 120-121 см. Таким образом, для этого типа жертвоприношений, может быть, отбирались несколько более крупные и сильные животные. Подчеркнем еще
раз крайне малый объем материала, которым мы располагаем. По жертвенникам II типа статистически значимых материалов получено не было. Суммарный расчет высоты в холке коров, принесенных в жертву при центральных могильных ямах (п=10), показал стандарт рослости, равный 120 (+6, -12) см. Это полностью соответствует стандарту рослости КРС для кургана в целом, хотя в некоторых исследованиях (Зданович Д., 1997) захоронения в центральных ямах интерпретируются как «элитные».
По астрагалам из наборов (n=l 1) рост коров в холке составляет 118 (+6, -5) см. По-видимому, не было традиции отбирать для игры или культовых целей крупные астрагалы.
Особенности хозяйственного использования. Проблема хозяйственного использования крупного рогатого скота в археозоологических исследованиях является практически не разработанной, кроме одного из трех направлений — использования волов в качестве тягловых животных, данные о которых находим в работах (Петренко, 1984;Цалкин, 1966; 1970; Bokonyi, 1974;
Kratochvil, 1987; и др.). Два других, наиболее значимых направления (Скотоводство, 1970) - мясное и молочное скотоводство - в археозоологической литературе или никак не затрагиваются, или доминирование одного из них устанавливается на основании половозрастного состава стада. Кроме того, молочное направление хозяйства или возможности переработки молока насельниками того или иного поселения иногда устанавливаются (или предполагаются) на основании находок так называемых «цедилок» или «сосудов с отверстиями», которым приписывают функции дуршлагов, применяемых для отделения свернувшейся белково-жировой массы молока от сыворотки в процессе приготовления сыра.
Сложности определения мясного или молочного направления скотоводства на археозоологическом материале связаны с тем, что в скелетных остатках мясные и молочные качества не выражены (по крайней мере, к настоящему моменту какие-либо различия между костными останками молочного и мясного скота не выявлены). К тому же археозоологи, особенно работающие с материалами из неолитических, энеолитических памятников и памятников эпохи бронзы Евразийского степного монолита, обычно имеют дело с неспециализированным крупным рогатым скотом, достаточно близким к предковой форме.
И все-таки некоторые особенности скотоводства племен Евразийского степного монолита в эпоху средней бронзы позволяют высказать предположение о существенном развитии роли молочного направления.
В начале II тыс. до н.э. или на рубеже Ш-П тыс. до н.э. на обширных пространствах евразийской степи, в пределах степной зоны Южного Урала и Казахстана происходит быстрая и резко выраженная смена мор-фотипа КРС. Известный с позднего энеолита Казахстана крупный рогатый скот, вследствие длительного здесь разведения наилучшим образом приспособленный к условиям среды, по размерам занимавший промежуточное положение между диким туром и серым украинским (или степным украинским) скотом (Калиева, Логвин, 1997; Гайдученко, 1998а), быки и волы которого, вероятно, были преимущественно рогатыми, а коровы - как комолыми, так и рогатыми1, сменяется менее рослым скотом с коровами преимущественно комолыми, а быками и волами - как рогатыми, так и, возможно, комолыми2.
Такая смена заставляет задуматься, так как заменяется вид, составлявший вместе с лошадью основу пи
щевого обеспечения древних насельников региона. Это могло произойти лишь в том случае, если новая форма скота обладала каким-то безусловно выраженным преимуществом. Даже если более мелкий комолый скот приводился в пределы рассматриваемого региона пришлыми племенами и был привычен для последних, то местные формы скота не должны были полностью игнорироваться пришельцами (уже в силу их более крупных размеров и хорошей приспособленности к условиям обитания, на Южном Урале и в степной зоне Казахстана достаточно суровым). Это должно было способствовать появлению гибридных форм, что привело бы к повышению доли рогатых коров в стадах. Такого явления не наблюдается. Наоборот, создается впечатление, что пришельцы намеренно дистанцировались от туземных форм скота, поддерживая приведенный с собою скот в генетически чистом виде.
Наблюдаемое явление мы считаем возможным объяснить лишь тем, что приведенный пришельцами комолый скот обладал важнейшим отличительным признаком - был более молокопродуктивным. Именно высокой молочной продуктивностью комолого скота можно объяснить то, что он быстро и широко распространяется в степной и лесостепной зоне Евразии (Цалкин, 1970).
Появление в пределах евразийских степей комолого скота мы (Гайдученко, 1995) связываем с импортом комолых форм из области, очерчиваемой В.А.Шни-рельманом (1989, карта 25) как переднеазиатский первичный очаг производящего хозяйства. Не будем вдаваться в рамках настоящей работы в рассмотре-
1	Ранее, основываясь на способе определения индекса комо-лости В.И.Цалкина (1970), автор относил КРС из поселения позднего энеолита Кумкешу I к преимущественно комолым формам (Гайдученко, 19986 ). Раскопками 1990 года (авторы раскопок В.Н.Логвин и С.С.Калиева) на этом памятнике выявлено большое количество целых черепов КРС и их крупных фрагментов, среди которых все, отнесенные к быкам-производителям и волам, представлены только рогатыми формами, а соотношение комолых и рогатых форм среди коров составляет 1:8. К сожалению, большинство находок приурочено к ямам, которые могут быть отождествлены с культовыми, и поэтому полной ясности в этом вопрос^ пока нет.
2	Для решения вопроса о соотношении рогатых и комолых форм у быков-производителей и волов КРС этого времени необходимы массовые материалы из памятников, не содержащих примеси костей более поздних времен. Автор изучил коллекцию только из одного такого памятника - из поселения Семиозерное 2, в которой черепов, пригодных для такого анализа, нет.
ние проблемы возникновения популяций преимущественно комолого скота и невозможности возникновения таких популяций в условиях центральноевропейского, балканского, буго-днепровского и восточноевропейского степного вторичных очагов производящего хозяйства (по: Шнирельман, 1989, карта 25). Но все же отметим, что именно в условиях области переднеазиатского первичного очага производящего хозяйства, где разведение крупного рогатого скота на две-три тысячи лет опережает это направление хозяйственной деятельности во вторичных очагах (Шнирельман, 1980; 1989), возникновение и стабильное существование комолых форм скота наиболее закономерно и реально. Кроме того, именно к области переднеазиатского первичного очага производящего хозяйства - области одомашнивания первобытного тура и древнейшего скотоводства - наиболее реально отнести возможность выведения первых пород крупного рогатого скота молочного направления. О связи последнего качества древнего скота с комолостью мы пока можем лишь строить предположения, но отрицать возможность такой связи нельзя* 1.
Овцы
Пол. Все без исключения останки жертвенных овец изучаемого кургана принадлежат самкам - собственно, овцам. В тех случаях, когда в жертвенниках присутствуют полные скелеты животных, определение их пола затруднений не вызывает, тем более, что иногда при овце-матери помещается ее детеныш (или детеныши). Однако большая часть жертвенных овец представлена сочетанием черепа с нижней челюстью и костей дистальных отделов конечностей. Пол животного тогда устанавливался сравнением морфометрии идентифицируемых останков с соответствующими костями от полных скелетов самок (овец) из этого же кургана. Археозоологический материал сравнивался с коллекцией костей рецентных овец казахской курдючной породы и поместных из степной зоны Казахстана.
Возраст. В рассматриваемом случае, поскольку возраст изучаемых овец обычно не превышает трех лет, достаточным оказалось определение его по характеру прорезания зубов (Ellenberger, Baum, 1943) - наиболее часто употребляемый способ определения возраста (Петренко, 1984; Цалкин, 1966,1970; и др.). При невозможности определить его по нижней челюсти проводилось сравнение с коллекцией скелетного материала от рецентных овец известного возраста.
В общей сложности определен возраст 45 особей овец из изучаемого кургана (табл. 9).
Таблица 9. Возраст овец из жертвенных комплексов БК-25 (ягнята - недель, месяцев; остальные - лет)
Жертвенные комплексы
Тип I Тип II Тип III Особого типа и разрушенные
±2 недели ±2 недели < 2 мес.
2-3 мес.
2-3 мес.
2-3 мес.
4-6 мес.
< 12 мес.
<1,5
1-1,5
1-2	1-2
1,5-2	1,5-2
1,5-2	1,5-2
1,5-2	1,5-2
1,5-2	1,5-2
1,5-2	1,5-2
2
2
2
2-2,5	2-2,5	2-2,5
2-3	2-3	2-3
2-3	2-3
2-3
2-3
2,5-3	2,5-3
2,5-3
3	3	3
3
>3>3>3
Конституционные особенности. В рамках настоящей работы рассматривается только высота особей в холке. Методика вычислений этого показателя общеизвестна и была рассмотрена ранее. Дополнительно можно отметить, что в некоторых случаях для расчетов применялись коэффициенты пересчетов М.Тай-херта (Teichert, 1969). Данные о высоте в холке овец из изучаемого кургана приведены в таблице 10.
1 В пользу предположения о более высокой молочности КРС описываемого временного интервала косвенно свидетельствует значительная доля молока, применявшегося древними насельниками для приготовления пищи в керамических сосудах (Гайдученко, 2000).
Таблица 10. Высота в холке овец из жертвенников кургана 25
Могильная яма, жертвенник,	Длина костей, мм	Расчетная высота	Усредненные
использованные для вычислений останки		животного	и округленные
		в холке, см	показатели высоты
			животного в холке, см
Могильная яма 6
Особь № 1 - пястная кость:				
правая	163,5	79,46	79	
левая	164,0	79,70	80	
- плюсневая кость:				► 81
правая	178,2	83,40	83	
левая	176,0	82,37	82 J	
Особь № 2 - пястная кость:				
правая	152,2	73,97	74	
левая	152,5	74,12		
- плюсневая кость:				► 76
правая	166,5	77,92	78	
левая	162,2	75,91	76 >	
Могильная яма 7				
Особь № 1 - пястная кость:				
правая	149,3	72,56	73 1	
левая	150,0	72,90	73	
- плюсневая кость:				► 74
правая	163,4	76,47	76	
левая	162,2	75,91	76	
Особь № 2 - пястная кость:				
правая	160,6	78,05	78 "	
левая	162,2	78,83	79	>
- плюсневая кость левая	177,5	83,07	83 .	
Особь № 3				
- плюсневая кость правая	169,4	79,28	79	79
Могильная яма 10				
Особь № 1 - астрагал:				
правый	32,8	74,39	74 1	к 74
левый	32,0	72,58	73 J	Г
По правым астрагалам:				
Особи №: 2	33,0	74,84	75	75
3	зз,з	75,52	76	76
4	30,0	68,04	68	68
5	31,5	71,44	71	71
Могильная яма 15				
- левый астрагал	31,7	71,90	72	72
Могильная яма 24				
Особь № 1 - пястная кость:				
правая	157,0	76,30	76 "	
левая	156,3	75,96	76	>- 78
- плюсневая кость правая	175,2	81,99	82 _	
Особь № 2 - пястная кость:				
правая	167,5	81,40	81 "	
левая	167,2	81,26	81	>- 82
- плюсневая кость левая	180,0	84,24	84 _	
Могильная яма, жертвенник, использованные для вычислений останки
Длина костей, мм
Расчетная высота животного в холке, см
Усредненные и округленные показатели высоты животного в холке, см
Жертвенная яма 5
Скелет овцы - пястная кость:					
правая	152,2	73,97	74 л		
левая	153,1	74,41	74		
- плюсневая кость:					
правая	166,4	77,88	78	у	
левая	165,2	77,31	77	л	/о
- астрагал:					
правый	33,2	75,30	75		
левый	33,0	74,84	75 J		
Жертвенная яма 8 - пястная кость:					
правая	152,4	74,07	74		
левая	153,4	74,55	75		
- плюсневая кость:					77
правая	169,2	79,18	79		
левая	170,0	79,56	80 J		
Жертвенная яма 19					
Особь № 1 (западная) - пястная кость:					
правая	161,4	78,44	78 л		
левая	161,6	78,54	79		
- плюсневая кость:					
правая	175,5	82,13	82		
левая	176,1	82,41	82		79
- астрагал:					
правый	зз,з	75,52	76		
левый	33,1	75,07	75		
- пяточная кость левая	69,7	79,46	79 J		
Особь № 2 (восточная):					
- пястная кость:					
правая	161,4	78,44	78		
левая	161,3	78,39	78		
- плюсневая кость:					
правая	170,8	79,93	80		
левая	171,0	80,02	80		
-астрагал:					80
правый	34,3	77,79	78		
левый	34,6	78,47	78		
- пяточная кость:					
правая	72,4	82,54	83		
левая	71,3	81,28	81 J		
Остеологический комплекс № 14					
Особь № 1 - пястная кость:					
правая	144,0	69,98	70 1	1	
.	левая	145,5	70,71	71 J	г	/и
Особь № 2 - пястная кость правая	155,0	75,33	75 1		
- плюсневая кость левая	156,9	73,42	73		
Могильная яма, жертвенник, использованные для вычислений останки	Длина костей, мм	Расчетная высота животного в холке, см	Усредненные и округленные показатели высоты животного в холке, см	
-астрагал:				*7 г
правый	33,7	76,43	76 1	/О
левый	34,4	78,02	78 J	
Участок Б/4, глуб. 40 см				
- астрагал правый	31,0	70,31	70	70
Разрозненные кости, собранные из разных				
мест насыпи кургана, подкурганной				
площадки и т.п.				
- пястные кости правые	159,6	77,56	78	78
	148,7	72,27	72	72
- астрагалы (наиболее	34,0	77,11	77	77
вероятно, принадлежавшие баранам-	33,9	76,88	77	77
производителям и валухам)	35,1	79,61	80	80
	33,8	76,66	77	77
	36,0	81,65	82	82
	35,2	79,83	80	80
	34,6	78,47	78	78
	33,5	75,98	76	76
- астрагалы (наиболее	31,3	70,99	71	71
вероятно, принадлежавшие овцам)	30,5	69,17	69	69
	32,3	73,26	73	73
	32,4	73,48	73	73
	32,7	74,16	74	74
	30,1	68,27	68	68
	32,2	73,03	73	73
	33,0	74,84	75	75
	32,8	74,39	74	74
	31,5	71,44	71	71
	32,4	73,48	73	73
	31,9	72,35	72	72
	32,0	72,58	73	73
	33,1	75,07	75	75
	31,0	70,31	70	70
	31,4	71,22	71	71
	32,7	74,16	74	74
По данным таблицы можно отметить следующее.
В жертвенниках из могильных ям (тип I) высота овец в холке колеблется от 72 до 82 см при стандарте рослости 78 (+4, -6) см. В комплексах из жертвенных ям (тип III) эти показатели соответственно составляют от 76 до 80 см и 78 см.
Отдельно приходится рассматривать овец из могильной ямы 10, содержимое которой сильно нарушено сурками, и овец, разрозненные кости которых собра
ны из разных мест кургана и не привязаны к определенным жертвенникам. В составе этих скоплений и сборов могут присутствовать астрагалы из наборов, растащенных сурками, что существенно меняет картину. Высота в холке овец, устанавливаемая по этим останкам, колеблется от 68 до 75 см при стандарте рослости, равном 72 (+3, -4) см - только для тех особей, которые по морфометрическим особенностям костей, наиболее вероятно, являются самками. Высота в холке
баранов-производителей и валухов, то есть самцов, колеблется от 76 до 82 см при стандарте рослости 78 (+4,-2) см.
Кроме уже рассмотренных останков, в ряде погребений встречены наборы астрагалов, среди которых были и пригодные для измерения астрагалы овец (табл. 11).
Таблица 11. Высота овец в холке по данным астрагалов из наборов
№ могильной ямы	Кол-во астрагалов	Расчетная высота в холке, см			Стандарт рослости, см
		наименьшая	наибольшая	средняя	
7	3	76,66	81,19	79,0	79 (+2 , -2)
10	6	68,04	79,38	73,0	73 (+6 , -5)
13	13	69,04	85,5	75,31	75 (+11,-6)
16	17	71,44	84,6	79,35	79 (+6 , -8)
18	4	72,8	76,88	75,5	76 (+1 ,-3)
Всего	43	68,04	85,5	75,21	75 (+11 ,-3)
Козы
Пол. Определялся таким же образом, что и пол жертвенных овец. Для останков детенышей - козлят - возможности определения пола нет. Все останки жертвенных коз, принадлежащие животным в возрасте старше одного года, относятся к самкам - собственно, козам.
Возраст. Способы определения возраста жертвенных коз такие же, что и для овец. Удалось получить данные по девяти особям (табл. 12).
Таблица 12. Возраст коз из жертвенных комплексов
Тип жертвенного комплекса	Местонахождение	Возраст
I	Яма 9	2-3 года
I	Яма23	Более 2 лет
II	О.к. 11	Около 3 лет
III	Яма 1	До 1 месяца
III	Яма 1	Около 2 лет
III	Яма 19	До 2 месяцев
III	Яма 19	Около 3 лет
—	О.к. 16	Около 2 лет
-	О.к. 19	Около 3 лет
Как следует из приведенной таблицы, для жертвоприношений в основном забивались козы в возрасте двух-трех лет - в период активного репродуктивного возраста.
Конституционные особенности. Все особи, останки которых доступны для изучения, рогаты, останков комолых коз не встречено. По форме роговых стержней и по их положению относительно черепа выделяются
две разновидности: козы со слабо изогнутыми (саблевидными) рогами, достаточно полого поставленными (назад вверх и слегка в стороны), и со значительно изогнутыми (ятагановидными) рогами, относительно круто поставленными (вверх в стороны и слегка назад).
Собака
Единственный случай принесения собаки в жертву связан с сопроводительным жертвенником из могильной ямы 13. Собака в возрасте около двух лет, умерщвленная ударом по голове, положена поверх перекрытия погребальной камеры на правый бок в положение спящей - с подобранными конечностями и с приближенной к ним мордой (свернувшись клубком).
Некоторые промеры ее черепа и нижней челюсти:
Череп: Кондилобазальная длина	196,6 мм
Общая длина ряда щечных зубов: правого	68,3 мм
левого	70,2 мм
Длина ряда предкоренных зубов: правого	31,2 мм
левого	33,2 мм
Длина ряда коренных зубов:	правого	37,6 мм
левого	37,5 мм
Длина М(:	правого	18,7 мм
левого	20,0 мм
Нижняя челюсть:	
Общая длцна ряда щечных зубов: правого	75,5 мм
левого	76,6 мм
Длина ряда коренных зубов:	правого	37,7 мм
левого	38,2 мм
Длина М(:	правого	23,4 мм
левого	23,0 мм
Дикий кабан
Останки кабана (не считая астрагалов) встречены в двух могильных ямах: яме 10 (две первые - вторые фаланги в сочленениях от двух разных особей) и яме 18 (отчлененные нижние челюсти от двух особей).
Судя по различиям в приращенности эпифизов, в яме 10 помещены останки двух разновозрастных особей: особь 1 - молодая, с несформировавшимся скелетом (до 1,5 лет); особь 2 - взрослая, с полностью сформировавшимся скелетом (от 3-3,5 лет и старше). Допустимо, что в данном случае мы имеем дело с останками самки (свиньи) с детенышем (подсвинком) второго года жизни.
Две нижние челюсти из ямы 18 принадлежат молодым особям второго года жизни. Биологический возраст особей примерно одинаков, допустимая разница укладывается в пределы одного месяца. Последний нижний коренной зуб еще не включен в состав тритора, но находится в стадии прорезания, что, по общепринятой методике оценки возраста, соответствует периоду от 12 до 22 месяцев жизни. Сравнительные материалы - черепа с нижними челюстями от молодых особей кабана, добытых на Южном Урале, позволяют уточнить возраст и определить пол особей из ямы 18: особь № 1 - самка в возрасте около 14 месяцев; особь №2 - самец в возрасте около 14 месяцев.
Сроки опороса дикой свиньи (Матвеев, Бакунин, 1994) соответствуют марту-апрелю, а в изучаемом регионе - преимущественно апрелю. Учитывая эти данные, можно с большой долей уверенности утверждать, что обе особи дикого кабана из ямы 18 были добыты в мае-июне. Некоторые различия в размерах и степени прорезания последних нижних коренных зубов объясняются индивидуальными особенностями развития особей.
О состоянии здоровья животных
Останки мелкого рогатого скота (как овец, так и коз) из изучаемого кургана иногда несут на костях следы патологических изменений. Это солевые новообразования, поражающие области суставных блоков конечностей. Такие новообразования отмечены у шести особей овец (12,5% от общего количества) и одной козы (20%). Останки больных овец располагались в ямах 7 (могильной) и 8 (жертвенной), остеологических комплексах №4 и 17, еще два случая приходятся на разрушенные комплексы. Кости козы со следами патологических новообразований отмечены в яме 23.
В составе жертвенного комплекса из погребения ребенка (мог. яма 7) присутствуют дистальные отделы конечностей овцы, обе пястные кости которой по всей длине как с медиальных, так и с латеральных поверхностей имеют мощные солевые наросты. Особенно сильно изменен нижний суставный блок, где эти наросты поражают даже суставную поверхность. Наибольшая толщина наростов - до 4,6 мм - наблюдается в нижней четверти метаподий. Причлененные к этим пястям первые фаланги в верхней части также поражены наростами, что значительно ограничивало их подвижность относительно пястей.
В составе остеологического комплекса № 17, приуроченного к юго-восточному углу могильной ямы 4, находились обе пястные кости овцы с наростами, аналогичными описанным, но меньшей толщины (до 1,3 мм), и расположенными лишь на нижней трети костей с обеих сторон. На суставные поверхности нижнего блока эти наросты не заходят. В этом случае подвижность в соответствующем суставе если и была ограничена, то не в такой степени, как в предыдущем случае.
Наиболее интересный случай наблюдается в жертвенной яме 8, содержащей полный скелет взрослой овцы. Солевыми наростами поражены все четыре конечности. Обе пястные кости имеют такие наросты как с медиальных, так и с латеральных поверхностей по всей длине кости. В отдельных местах толщина наростов достигает 3,8 мм (рис. 94,1). В нижних суставных блоках наросты переходят на первые фаланги, полностью цементируя их друг с другом в верхней четверти и весь нижний суставной блок в целом. Отдельные мелкие наросты наблюдаются и на вторых фалангах. Таким образом, можно констатировать, что всякая подвижность в нижних суставных блоках обеих пястей этой овцы отсутствовала.
Обе плюсневые кости этой овцы тоже имеют по обеим сторонам солевые наросты, но гораздо менее мощные и захватившие лишь 1/3 костей снизу. Нижние суставные блоки плюсен обеспечивали подвижность. Отдельные кости предплюсны на боковых поверхностях также имеют небольшие солевые наросты, иногда в вид^прямых или изогнутых шипов, заходящие на края суставных поверхностей. В таких случаях можно предполагать возможность некоторого ограничения подвижности.
Каких-либо следов патологии на костях посткраниального скелета других животных из рассматриваемого кургана не найдено. Отметим только следы
•Рис. 94. Следы патологических изменений на костях животных: 1 - солевые новообразования на пястной кости овцы (яма 8); 2, 3 - череп овцы, без масштаба: нормальное состояние зубного ряда и «заеди»; 4, 5 - череп КРС, без масштаба: нормальное состояние зубного ряда и «заеди» (штриховкой выделена несохранившаяся часть черепа; 2-5 - без масштаба)
сросшегося перелома ребра особи КРС, происходящей из разрушенного жертвенного комплекса в верхней части центральных ям кургана. На нижних челюстях особей лошади, особи крупного рогатого скота и овцы отмечаются нарушения срабатываемости поверхности тритора. В результате таких нарушений образуются так называемые «заеди» (рис. 94, 2- 5). Обычно их образование соотносят с нарушениями последовательности и скорости роста отдельных зубов, что провоцирует более сильную срабатываемость противолежащих зубов. Такие явления встречаются как у диких (Соломатин, 1973), так и у домашних животных.
Анализ причин, могущих привести к возникновению выявленной патологии, показывает, что их спектр достаточно широк (генетические заболевания, обменные нарушения самого разного генезиса, неблагоприятные условия содержания и т.д.) и может проявляться как сумма всех или нескольких факторов1. Сделать вывод об этом лишь на материалах могильника практически невозможно, так как здесь необходим статистический метод, а в процессе формирования танатоценоза жертвенных животных немалую роль мог играть искусственный подбор животных по состоянию их здоровья. Некоторые моменты как в направлении подбора жертвенных животных по состоянию здоровья, так и относительно возможных причин возникновения той или иной патологии поможет уточнить изучение с соответствующих позиций кухонных остатков Аркаима.
Пока лишь весьма предположительно можно отметить, что отложения солей на костях дистальных отделов конечностей овец могут быть связаны с нарушениями зоогигиенических условий их содержания (Гигиена, 1991), а появление «заедей» на зубах животных может определяться как генетическими, так и биогеохимическими причинами.
Приложение
Определение конституционного и хозяйственного типа лошади по археозоологическим останкам
Л. Л. Гайдученко
Методологический аспект проблемы2
В 1950-е годы В.И.Цалкиным были сведены в систему заложенные в мировой и отечественной археозоо-логии принципы и методы исследований, восходящие корнями к палеозоологии3. В свое время созданная В.И.Цалкиным система исследования археозоологи-
ческих материалов ни у кого не вызывала сомнений и наилучшим образом отвечала тому уровню требований, которые предъявлялись к археозоологическим исследованиям. Практически неизменной эта система сохраняется до наших дней, совершенствуясь по ряду методических разделов.
Однако сколь бы совершенной для своего времени ни была система В.И.Цалкина, некритичное восприятие ее современными исследователями привело к образованию тупиковой ситуации, когда из года в год наращиваемое количество изученных археозоологами останков практически не способствует получению качественно новых результатов. Совершенствуются известные и разрабатываются новые методики исследований, год от году становящиеся все более и более тонкими; уточняются некоторые параметры, но все это не способствует решению основополагающих вопросов.
Автор считает, что причина этого кроется в изначально неверной парадигме, положенной в основу системы В.И.Цалкина (и других систем исследований, принятых за рубежом). Повсеместно изучаются, описываются и сравниваются отдельные останки некогда живших особей животных. На этой основе предпринимаются попытки получения усредненных характеристик изучаемой группы какого-либо вида (формы, породы и т.п.). Характеристики же особей, слагавших изучаемую группу, или не учитываются вообще, или усредняются до крайности и в таком виде лишаются какого-либо смысла.
Обратимся к примеру. Предположим, что при раскопках памятника «А» получено 20 пригодных для исследований пястных костей лошади, по которым можно судить о высоте в холке и стройности конечностей особей. В результате обработки получены следующие показатели (табл. 1).
1	А.А.Кабыш (1967), длительное время изучавший проблемы остеодистрофии домашних животных на базе Троицкого государственного ветеринарного института, связывает изменения костей, подобные описываемым, с геохимическими аномалиями, вызывающими эндемическую остеодистрофию. Этот вопрос требует серьезных исследований относительно древнего животноводства региона.
2	В сильно сокращенном виде методика была представлена (Гайдученко, 1998а).
3	К сфере археозоологии автор относит изучение останков животных, находимых при раскопках археологических памятников - большей частью таких, древние насельники которых занимались животноводством. К сфере палеозоологии - изучение останков животных из местонахождений, образовавшихся естественным путем, то есть без вмешательства человека. Деление достаточно условное, но тафономически эти две группы останков различаются существенно.
Таблица 1. Показатели высоты особей в холке и относительной ширины диафиза пястных костей лошади из памятника «А»
Высота особи в холке, см	Кол-во особей	Индекс ширины диафиза пясти, %	Доля в коллекции, %
130	2	16,7	10
134	1	17,0	5
139	4	15,7	20
142	3	15,8	15
148	6	15,1	30
153	4	13,8	20
В современных публикациях это будет изложено следующим образом. Животные исследуемой выборки имеют высоту в холке от 130 до 153 см (в среднем -143,8 см), индекс ширины диафиза - от 13,8 до 17% (в среднем - 15,32%). Это были в основном средние по высоте в холке лошади, но присутствовали малорослые и крупные особи. По индексу ширины диафиза пястной кости можно выделить тонконогих, полутонконогих, средненогих и полутолстоногих особей. В среднем это были полутонконогие лошади.
Возможны вариации с добавлением процентного соотношения тех или иных признаков, с выводами о репрезентативности исследованной выборки и т.п. Но никогда не будет охарактеризована конкретная особь. Как уже отмечалось, все характеристики конкретных особей в распространенной системе исследований сводятся воедино и усредняются. Полученные на их основе показатели считаются характеристикой изучаемой группы.
Мы считаем, что дальнейшие исследования подобного рода, в результате которых литература наводняется массой обезличенных данных и конкретная особь просто теряется, уже не имеют смысла.
Для снятия несоответствия между современным уровнем требований, предъявляемых к археозоологи-ческим исследованиям, и современным состоянием последних мы предлагаем заменить устаревшую парадигму, как такое в свое время было сделано в палеозоологии. В связи с этим следует отказаться от изучения останков и перейти к изучению особей, от которых до исследователя дошли те или иные останки. Только таким путем археозоология может выйти на новый уровень - уровень действительно популяционного анализа, а не его урезанное донельзя подобие.
Вновь обратимся к примеру, взяв за основу приведенные в таблице 1 показатели, но проанализировав их с новой позиции.
Животные исследуемой выборки четко подразделяются на пять конституционных типов: малорослые и полутолстоногие (10%), средние и полутолстоногие (5%), средние и средненогие (35%), рослые и полутонконогие (30%), крупные и тонконогие (20%)1. Графическая характеристика этой выборки (популяции) показана на рисунке 95 вверху.
Как видим, различия в выводах, полученных на основе старой и новой парадигм, весьма существенны. По новой парадигме изучаемая группа четко структурирована, и из нее в любой момент можно выделить как структурную группу, так и конкретную особь, если это потребуется по ходу исследований. Размещение полученных данных на корреляционной сетке еще более обнажает недостатки прежней системы, что хорошо просматривается при сравнении нижней и верхней частей рисунка.
В нижней части, выполненной по тем данным, которые мы могли бы получить из публикаций материалов старого типа, изучаемая выборка занимает поле, охватывающее двадцать (!) конституционных типов. В действительности это число не превышает пяти конституционных типов (верхняя часть рисунка). Таким образом, картина настолько размывается искусственно привнесенными искажениями (за счет применения только крайних и усредненных показателей), что не существующая в действительности (мифическая) ее часть оказывается преобладающей. В рассматриваемом случае доля такой мифической информации составляет 75%.
Вполне закономерно, что оперируя преимущественно мифической частью информации, нельзя реконст-
1 Понятие «конституционный тип», употребленное здесь, не отвечает принятому в иппологии.
руировать достаточно приближающуюся к былой действительности картину. Именно в силу этого археозо-ологи до настоящего времени не смогли ни однозначно решить дилемму «дикий/домашний», ни восстановить сколько-нибудь убедительно процессы смены морфотипов домашних животных с получением связной картины их динамики в пространстве-времени.
В заключение настоящего раздела следует отметить, что переход к новой парадигме, коренным образом изменяя процессы осмысления эмпирических данных изучения археозоологических материалов, практически не затрагивает методической части, сохраняя тем самым все многообразие уже имеющихся наработок.
Методика исследований
Предлагаемая автором система методик позволяет изучать группы лошадей из археологических памятников (в ряде случаев отождествляемые с популяциями) на организменном уровне по двум направлениям: 1 -выявляется структура изучаемых групп по конституционным признакам особей; 2 - выявляется структура изучаемых групп по хозяйственным типам особей.
Объект исследований
Объектом исследований является каждая конкретная особь лошади из жертвенников изучаемого памятника. Вместе с тем для определения вынесенных в заголовок настоящего приложения качеств лошади достаточно одного остатка ее скелета - пястной кости. Выбор ее детерминирован следующими свойствами:
1	- отображением в ее параметрах сразу двух наиболее важных конституционных признаков особи - высоты ее в холке (рослости) и показателя стройности конечностей (тонконогости);
2	- относительной крепостью этой кости, чем обусловлена достаточно высокая степень сохранности ее в жертвенниках, позволяющая выполнить требуемые промеры на серийном материале;
3	- возможностью, по показателям рослости и тонконогости, создания адаптированной к археоипполо-гическому материалу классификации лошадей по типам хозяйственного использования на основе классификации в современном коневодстве.
Система промеров, расчетов и фиксации данных
На пястной кости выполняется минимум промеров: полная длина кости; длина кости по внешнему (латеральному) краю, или латеральная длина кости; шири
на диафиза кости (наименьшая ширина диафиза посередине кости). Первый и третий промеры необходимы для вычисления индекса ширины диафиза кости по формуле:
Ширина диафиза (в мм) х 100% = Индекс ширины диафиза (%).
На основании второго промера по Кизевальтеру (Громова, 1949, с. 14-15) с применением коэффициента 6,41 вычисляется высота особи в холке:
[Латеральная длина кости (в мм) х 6,41 ]: 10 = Высота особи в холке (в см).
Использование для определения высоты особи в холке таблицы В.О.Витта(Витг, 1952, табл. 1) в данном случае недопустимо, так как дает значительно огрубленные результаты. Полученные путем расчетов данные о высоте особи в холке округляются до целых сантиметров.
Совокупность меристических и расчетных показателей, сведения о категориях рослости и тонконогости (см. ниже) и некоторые другие данные сводятся в таблицу. Как показывает опыт исследований, это наиболее удобная форма фиксации данных, позволяющая легко и быстро находить требуемые показатели по каждой особи.
Если от одной и той же особи известны обе пястные кости, то для суждения о конституционных признаках этой особи используются усредненные данные. Кроме того, если пястные кости уверенно соотносятся с останками краниального скелета (то есть имеется полная уверенность в их принадлежности одной особи), то в таблицу вносятся и данные о поле и возрасте особи; такие же данные фиксируются и тогда, когда исследователь имеет дело не с разрозненными костями, а с более или менее сохранившимся скелетом лошади.
Терминология
Во избежание возможности разночтений автор считает целесообразным пояснить некоторые термины.
Конституционный тип - один из 54 типов сочетаний категорий рослости (по В.О.Витту) с категориями тонконогости (по А.А.Браунеру).
рослость - высота особи в холке, выраженная в сантиметрах.
Стандарт рослости - показатель, применяемый как для изучаемой группы в целом, так и для отдельных ее структурных элементов (выделенных внутри нее жеребцов, кобыл и т.д.). Базой его является округленный до целых сантиметров средний арифметический
показатель рослости особей той группы, для которой данный стандарт определяется. Допуски - вариации от базы - определяются вычитанием базы из наибольшего показателя в стандартизируемой группе и вычитанием из базы наименьшего показателя в этой группе.
Пример стандарта рослости: 142 (+8,-12) см.
Тонконогость - степень стройности пястной кости, выраженная в процентах и достаточно хорошо коррелирующаяся с показателем обхвата пясти, используемым в современном коневодстве.
Хозяйственный тип - определенное сочетание рослости и тонконогости, которым обусловлено наиболее целесообразное (по конституционным предпосылкам) использование особи для конкретной работы -под верх, в запряжке и т.п. Отнесение особи к определенному хозяйственному типу означает, что ее конституционные особенности наилучшим образом делали ее пригодной именно для целей, определяемых названием хозяйственного типа.
Градация лошадей по признаку тонконогости проводится на основе показателя индекса ширины диафиза. Применена классификационная шкала А.А.Браунера (Цалкин, 1966, с.42):
Крайне тонконогие	менее 13,5 %
Тонконогие	13,6-14,5 %
Полутонконогие	14,6-15,5 %
Средненогие	15,6-16,5 %
Полутолстоногие	16,6-17,5 %
Толстоногие	более 17,5 %
Соотнося расчетные показатели индексов ширины диафиза изучаемых останков с показателями шкалы Браунера, получаем возможность относить лошадей, которым эти останки некогда принадлежали, к той или иной категории тонконогости.
Градация лошадей по признаку рослости проводится на основе показателя высоты особи в холке. Применена классификационная шкала В.О.Витга (1952, табл. 1):
Категория рослости
Высота особи в холке, см
Г иганты	более 168
Очень крупные	160-168
Крупные	152-160
Рослые (выше средних)	144-152
Средние	136-144
Малорослые (ниже средних)	128-136
Мелкие *	120-128
Очень мелкие	112-120
Карлики	менее 112
Определение категории рослости, как и в предыдущем случае, проводится путем соотнесения расчетных данных о высоте изучаемой особи в холке с показателями шкалы Витта.
Стандарт рослости как признак применяется для характеристики не только лошадей, но и других видов. Примеры применения помещены в соответствующих разделах настоящей работы. Использование стандарта рослости, базой которого является округленный до целых сантиметров средний арифметический показатель высоты в холке всех особей конкретного вида изучаемой выборки, облегчает сравнения и позволяет судить о направлении подбора животных, составивших эту выборку, по данному признаку.
Применение корреляционной сетки для изучения структуры выборки по конституционным особенностям слагающих ее особей
При изучении материалов могильников, учитывая вероятность намеренного подбора жертвенных животных по неизвестным нам признакам, нецелесообразно отождествлять изучаемую выборку со случайной выборкой из определенной популяции. Напротив, в тех случаях, когда изучается выборка из поселенческих памятников, ее достаточно уверенно можно отождествлять со случайной выборкой останков животных определенной популяции. Уровень такого соответствия тем выше, чем более длительное время функционирует поселенческий памятник. Опыт работы автора с казахскими и смешанными поселениями в степной зоне Казахстана (XVIII-XX вв.) показывает, что сборы с территории заброшенных поселений, функционировавших от 10 лет и более, в отношении видового состава использовавшихся на этих поселениях домашних животных уже достаточно репрезентативны (Гайдученко, 1993). Исключения представляют поселения со специфическими занятиями их насельников - почтовые станции, кордоны, некоторые отгоны и т.п.
Учитывая вышеизложенное, в тех случаях, когда имеется возможность соотнесения изучаемого могильника с синхронными и близко расположенными поселенческими памятниками, мы можем выявить критерии подбора жертвенных животных. В отношении лошади это наиболее целесообразно делать на основе применения корреляционной сетки, образец которой в полном объеме представлен на рисунке 95. Поскольку, как правило, изучаемые выборки не позволяют заполнить все ячейки соответствующими
гиганты						
очень крупные						
крупные		4 20				
рослые			6 30			
средние по росту				7 35		
малорослые					1 5	
мелкие					2 10	
очень мелкие						
карлики						
	крайне тонконогие	тонконогие	полутонконогие	среднетонконогие	полутолстоногие	толстоногие
гиганты						
очень крупные						
крупные						
рослые						
средние по росту						
малорослые						
мелкие						
очень мелкие						
карлики						
Рис. 95. Характеристика лошадей из раскопок памятника «А» по конституционным типам: вверху - базирующаяся на новой основе, внизу - на традиционной. Числа в клетках: слева вверху - количество особей; справа внизу - процентное соотношение в исследуемой группе
данными, то более удобно пользоваться фрагментами такой сетки, как это сделано при изучении лошадей Болыпекараганского могильника. В левом верхнем углу ячеек приводятся данные о количестве особей соответствующих конституционных качеств, в правом нижнем - относительное их содержание в исследуемой выборке, в том числе и такой, которая может быть отождествлена со случайной выборкой из изучаемой популяции и данные о которой могут характеризовать эту популяцию в целом. Последнее уверенно определяется при наличии остан
ков от 30 и более особей, но допускается и при меньшем их количестве, что обязательно оговаривается.
Кроме того, когда имеется возможность в пределах какого-либо региона получить данные о популяциях лошадей для разных временных срезов, то размещение их на корреляционной сетке и сопоставление между собой от одного временного среза к другому дает образную картину направления развития коневодства, что немаловажно при изучении динамики хозяйства древних насельников этого региона.
Определение типов хозяйственного использования лошадей
Для определения хозяйственного типа лошади в современном коневодстве используется ряд конституционных признаков (Красников, 1966, с. 57-63), которые в большинстве своем по остеологическим останкам определены быть не могут. На основании изучения пястной кости, как уже сообщалось, мы получаем одновременно лишь данные о рослости и тонконогости конкретной особи. Следовательно, практикуемый современными коневодами способ определения хозяйственного типа лошадей для целей археоипполо-гии оказывается неприемлемым. Ситуация усугубляется еще и тем, что практически все лошади, с останками которых работают археоиппологи, могут быть сведены - если пользоваться современной схемой классификации - к так называемым местным (аборигенным, примитивным, древним и т.п.) породам. Именно такие породы, вследствие невыраженное™ типа, трудно поддаются современной заводской классификации по типам хозяйственного использования. Таким образом, для определения хозяйственного типа лошади на основании ее останков необходимо принципиально иное решение.
При всей невыраженное™ хозяйственного типа аборигенных пород, отмечаемой специалистами по современному коневодству, для коневодов-аборигенов проблемы определения хозяйственной пригодности своих лошадей не существует. Причем такие определения делаются, исходя не только из отсутствия или наличия у классифицируемых лошадей определенных пороков, но и с учетом конституционных различий в группе разводимых лошадей1.
Пытаясь создать схему классификации лошадей по типам хозяйственного использования, автор не стремился сблизить ее максимально с используемой в современном заводском коневодстве схемой. Как уже отмечалось, по объективным причинам это невозможно. В основу предлагаемой схемы было положено другое - то, что все ныне известные и существующие аборигенные лошади в своей основе являются достаточно ярко выраженными хозяйственными типами. Одни разводились как преимущественно рабочие, другие - как верховые, высокоаллюрные, третьи - как универсальные и т.п. Следовательно, усредненные конституционные показатели разных аборигенных лошадей обязательно должны приближаться к идеалу - быть эталоном того качества, которое в них воспитывалось столетиями и тысячелетиями.
Вместе с тем, вследствие изменчивости, внутри разводимых аборигенных пород всегда существуют вариации, которые и позволяют выделять из них особи с теми или иными хозяйственными качествами. Так, например, в табунах казахской лошади выделяются такие, которые, кроме как на мясо, ни на что не пригодны; есть и такие, которые способны выполнять длительные и тяжелые переходы; есть и достаточно высокоаллюрные, резвые. Все эти и иных качеств особи, более или менее уклоняющиеся от идеала - лошади универсального топа, - вместе с этим идеалом и составляют то, что в совокупное™ мы называем казахской породой лошадей.
Эти две тенденции, диалектически увязанные в любых популяциях лошадей, использованы автором для построения классификационной схемы хозяйственных типов лошади.
Приступая к разработке приемлемой для целей ар-хеоиппологии классификации - промежуточные этапы этой разработки здесь опускаются, - автор использовал данные о породах лошадей древней народной селекции, почерпнутые из литературных источников (Барминцев, 1958; Белоногов, 1957; Книга о лошади, 1952; Верещагин, Лазарев, 1977; Производство, 1966; Калинин, Яковлев, 1956; Цалкин, 1966), а также собственные материалы по современным лошадям казахской породы из степной зоны Казахстана и по кустанайской заводской лошади. Собранные воедино, эти материалы позволили получить характеристики следующих хозяйственных типов лошадей:
Хозяйственный тип	Высота в холке, см	Обхват пясти, см
Верховой	149,5-155,2	18,4-19,8
Универсальный	129-144,8	16,8-19
Рабочий	147,7-162	21,5-26
Сведения о высоте особей в холке мы получаем путем вычислений по пястной кости, но в отношении показателя обхвата пясти возникают затруднения, так
1 Система распределения лошадей по пригодности к той или иной работе у казахов-коневодов, например, очень сложна, и в ней учитываются самые разные признаки. В настоящей работе она- не рассматривается, но для нас важно то, что казахская степная порода лошади, рассматриваемая ипполо-гами в качестве достаточно однородной аборигенной с выраженным типом универсальной лошади, казахами-коневодами без особого труда подразделяется на типы предпочтительного использования в хозяйстве. При этом важная роль отводится рослости и стройности конечностей, то есть именно тем признакам, которые по пястной кости уверенно устанавливаются для лошадей из археологических памятников.
как напрямую по пястной кости этот показатель не получается. Эти затруднения разрешаются путем привлечения данных по ахалтекинским лошадям (Белоногов, 1957; Цалкин, 1966) и по казахской и кустанайской лошадям (собственные материалы автора), позволяющих соотнести показатели обхвата пясти с показателями ширины диафиза пястной кости. На этой основе получается следующий ряд значений:
Хозяйственный тип Индекс ширины диафиза пясти
Верховой	не более 15,5
Универсальный	15,5-16,5
Рабочий	более 16,5
Применение найденных критериев на практике для анализа конкретных коллекций показало, что трех выделяемых типов недостаточно и к ним были добавлены еще три.
Примитивный мясной - наиболее рано возникающий тип домашней лошади, появляющийся вслед за доместикацией диких форм. Вероятно, это исходный тип домашней лошади, составляющий на ранних этапах ее становления основу популяций. Идея селекции изначально прилагалась к этом типу лошади.
Захудалый верховой - конституционно сходен с типом дикой лошади Пржевальского, отличаясь от последней большей вариабельностью по рослости и тонконогости. Формирование этого типа, вероятно, происходило спонтанно, на основе верхового типа в силу ухудшения питания.
Захудалый рабочий - от исходного рабочего типа отличается снижением рослости и большей вариабельностью показателей стройности конечностей. Формирование этого типа автор связывает с рабочим типом и верховым типом лошадей при ухудшении питания и снижении селекционной работы в табунах.
В полном виде классификация хозяйственных типов лошадей вместе с критериями выделения тех или иных типов, пригодными для археоиппологических исследований, приведена в таблице 2. В дальнейшем она может быть усовершенствована, но и применение ее в публикуемом здесь виде позволяет существенно увеличить объем получаемой информации.
При отнесении изучаемых останков к лошадям какого-либо хозяйственного типа следует учитывать то обстоятельство, что использование в действительности могло быть иным, диктуемым хозяйственными нуждами. В целом тип предполагает именно такое использование, которое заложено в его конструкции, но это в идеале - в реальной хозяйственной деятельности, как показывают наблюдения за использованием лошадей в современности, возможны самые разные варианты. Тем не менее оценка древних популяций лошадей по присутствию и содержанию в них особей тех или иных хозяйственных типов позволяет определять тенденции в изменении направленности селекционной работы древних коневодов.
Характер использования данных о конституционных и хозяйственных типах лошадей, получаемых на основании изучения археоиппологических материалов, понятен из текста основной части предлагаемой работы.
Таблица 2. Классификация лошадей по хозяйственным типам и критерии их выделения (определения)
Хозяйственный тип	Высота в холке, см	Категория рослости по Витту	Индекс ширины диафиза пясти, %	Категория тонконогости по Браунеру
Примитивный мясной	от 144 и менее	Средние, малорослые и более мелкие	От 16,5 и более	Толстоногие, полутолстоногие
Универсальный	129-145	Рослые, средние, малорослые	15,5-16,5	Полутонконогие, средненогие
Рабочий	148-162	Очень крупные, крупные, рослые	более 16,5	Толстоногие, полутолстоногие
Верховой	150-155	Рослые, крупные	не более 15,5	Полутонконогие, тонконогие, крайне тонконогие
Захудалый верховой	менее 150	Рослые, средние, малорослые и более мелкие	не более 15,5	Полутонконогие, тонконогие, крайне тонконогие
Захудалый рабочий	145-148	Рослые	от 15,5 и более	Средненогие, полутолстоногие, толстоногие
БИБЛИОГРАФИЯ
Аванесова Н.А., 1991. Культура пастушеских племен эпохи бронзы азиатской части СССР (по металлическим изделиям). Ташкент: ФАН УзССР.
Аджигалиев С., 1995. Культурно-исторические инновации в традиционной системе скотоводческого поселения казахов середины XIX века (к вопросу о генезисе стационарных кыстау) // Культура кочевников на рубеже веков (XIX-XX, XX-XXI вв.): Проблемы генезиса и трансформации. -Алматы: Ассоциация «Рафах». - С. 133-152.
Акимова М.С., 1968. Антропология древнего населения Приуралья. - М.: Наука.
Алексашенко Н.А., 1975. Разведка в Кизильском районе Челябинской области // ВАУ. Вып.13. - Екатеринбург: Уральск, гос. ун-т. — С. 150-152.
Алексашенко Н.А., ВолъхинИ.А., Морев В. Н. и др., 1972.-Разведки на Южном Урале // АО-1971. - М.: Наука. - С. 208-209.
Алексеев В.П., Гохман И.И., 1984. Антропология азиатской части СССР. - М.: Наука.
Алексеенко Е.А., 1967. Кеты: Историко-этнографические очерки. - Л.: Наука.
Анатомия домашних животных, 1984. (А.И.Акаевский, ред.). - М.: Колос.
Аравийский А.Н., 1927. Шория и шорцы // ТТКМ. Т.1. -Томск. - С. 125-138.
Ардзинба В.Г, 1982. Ритуалы и мифы древней Анатолии. -М.: Наука.
Барминцев Ю.Н., 1958. Эволюция конских пород в Казахстане. - Алма-Ата: Каз. гос.изд-во.
Белоногов М.И., 1957. Ахалтекинская порода лошадей, ее морфологические особенности и пути улучшения. Автореф. дисс... д-ра с.-х. наук. - М.
Березанская С.С., 1990. Усово озеро - поселение срубной культуры на Северском Донце. - Киев: Наукова думка.
Беседин В.И., 1995. О хронологии Пепкинского кургана // РА.-№ 3. - С. 197-200.
Беседин В.И., Пряхин А.Д., 1995. Миниатюрные острореберные сосуды в системе оценки абашевских древностей // Конвергенция и дивергенция в развитии культур эпохи энеолита-бронзы Средней и Восточной Европы. [4.1]. - СПб.: ИИМК РАН; Сарат. гос. ун-т. С. 78-80.
Бобринский А.А., 1978. Гончарство Восточной Европы. -М.: Наука.
БорхесХ.Л., 1994. Сочинения. В 3-х т. - Рига: Полярис.
Боталов С.Г., 1993. Болылекараганский могильник II—III вв. н.э. // Кочевники Урало-Казахстанских степей. - Екатеринбург: УИФ «Наука». - С. 122-143.
Боталов С.Г, Григорьев С.А., Зданович Г.Б., 1996. Погребальные комплексы эпохи бронзы Большекараганского
могильника (публикация результатов археологических раскопок 1988 года) // Материалы по археологии и этнографии Южного Урала. - Челябинск: Каменный пояс. - С. 64-88.
Бочкарев В.С., 1995. Карпато-Дунайский и Волго-Уральский очаги культурогенеза эпохи бронзы // Конвергенция и дивергенция в развитии культур эпохи энеолита-бронзы Средней и Восточной Европы. [4.1]. - СПб.: ИИМК РАН; Сарат. гос. ун-т. - С. 18-29.
Братченко С.Н., 1976. Нижнее Подонье в эпоху средней бронзы. - Киев: Наукова думка.
Бушмакин А.Ф., 1995. Минералогические исследования древних металлических предметов // Россия и Восток: проблемы взаимодействия. Материалы конф. 4.V. Кн.2. - Челябинск: Челяб. гос. ун-т. С. 107-110.
Бушмакин А.Ф., 1998а. Находки самплеита на Урале // Минералогия Урала. Материалы III регионального совещания. - Миасс: Ин-т минералогии УрО РАН. - С. 62-64.
Бушмакин А.Ф., 19986. Состав украшений конской сбруи из могильника Солончанка-I (Южный Урал) // Уральский минералогический сборник. № 8. Миасс: Ин-т минералогии УрО РАН.-С. 134-141.
Бытковский О.Ф., Ткачев В.В., 1997. Погребальные комплексы среднего бронзового века из Восточного Оренбуржья // Археологические памятники Оренбуржья. - Оренбург: Оренб. гос. пед. ин-т. - Вып. I. - С.68-84.
Вартофский М., 1988. Модели. Репрезентация и научное понимание. - М.: Прогресс.
Василевич Г.М., 1969. Эвенки: Историко-этнографические очерки (XVIII - начало XX в.). - Л.: Наука.
Васильев И.Б., Кузнецов П.Ф., Семенова А.П., 1992. Погребения знати эпохи бронзы в Среднем Поволжье // Археологические вести. Вып. 1. - СПб. - С. 52-63.
Васильев И.Б., Кузнецов П.Ф., Семенова А.П., 1994. Потаповский курганный могильник индоиранских племен на Волге. - Самара: Самарск. гос. пед. ун-т.
Васильев И.Б., Кузнецов П.Ф., Семенова А.П., 1995. Памятники потаповского типа в лесостепном Поволжье (краткое изложение концепции)//Древние индоиранские культуры Волго-Уралья (II тыс. до н.э.). - Самара: Самарск. гос. пед. ун-т. - С.5-37.
Васильева И.Н., Салугина Н.П., 1997. Не боги горшки обжигают. - Самара: Самар, per. фонд «Полдень. XXII век».
Васюткин С.М., Горбунов В.С., Пшеничнюк А.Х., 1985. Курганные могильники Южной Башкирии эпохи бронзы // Бронзовый век Южного Приуралья. - Уфа: Башкир, пед. ин-т. - С.67-88.
Верещагин Н.К, Лазарев П.А., 1977. Описание частей трупа и скелетных останков селериканской лошади // Фауна
и флора антропогена Северо-Востока Сибири. - Л.: Наука. -С.85-185.
Виноградов Н.Б., 1984. Кулевчи VI - новый алакульский могильник в лесостепях Южного Зауралья // СА. - № 3. -С. 136-153.
Виноградов Н.Б., 1995. Хронология, содержание и культурная принадлежность памятников синташтинского типа бронзового века в Южном Зауралье // Вестн. Челяб. гос. пед. ун-та. Сер. историческая. - № 1. - С. 16-26.
Витт В.О., 1952. Лошади Пазырыкских курганов // Ca.-Т. 14. - С. 165-205.
Гайдученко Л.Л., 1993. Соотношение останков домашних и диких животных из казахских поселений разного типа XVIII-XX вв. // Кочевники Урало-Казахстанских степей. -Екатеринбург: УИФ «Наука». - С. 193-196.
Гайдученко Л.Л., 1995. Место и значение Южного Урала в экспортно-импортных операциях по направлению Восток-Запад в эпоху бронзы // Россия и Восток: проблемы взаимодействия. Материалы конф. 4.V. Кн.2. - Челябинск: Челяб. гос. ун-т. - С. 110-115.
Гайдученко Л.Л., 1997. Археотафономия: сущность, реалии и перспективы развития // Проблемы взаимодействия природы и человека в Среднем Поволжье: Методы, задачи, перспективы. - Самара: Гос. ком. экологии и природ, ресурсов Самарск. обл. и др. - С. 42^6.
Гайдученко Л.Л., 1998а. Домашняя лошадь и крупный рогатый скот поселения Кожай I // Калиева С.С. Поселение Кожай I. - Алматы: М-во науки АН РК; Ин-т археологии. -С. 234-254.
Гайдученко Л.Л., 19986. Крупный рогатый скот энеолита степной зоны Казахстана (доместикационные признаки на черепе и нижней челюсти) // Вопросы археологии Казахстана. Вып. 2. - Алматы - М.: Гылым. - С. 175-178.
Гайдученко Л.Л., 2000. Композитная пища и освоение пищевых ресурсов населением Урало-Казахстанских степей в эпоху неолита-бронзы //Археологические источники и технологии древних производств. - Челябинск: Центр «Аркаим»; Ин-т истории и археологии УрО РАН. - С. 150-169.
Гайдученко Л.Л., Зданович Д.Г., 2000. Расчеты величин биомассы и поедаемой массы тела копытных в археоэкологи-ческих исследованиях // Археологические источники и технологии древних производств. - Челябинск: Центр «Аркаим»; Ин-т истории и археологии УрО РАН. - С. 45-72.
Гайдученко Л.Л., Сарсенбаев О.К., 1996. Время появления и развитие игры в асыки (альчики, астрагалы) в степной зоне Казахстана // Материалы науч.-практ. конф. «Физическая культура и спорт на современном этапе». - Кустанай: Кустан. гос. ун-т. - С.64-65.
Гемуев И.Н., Соловьев А.И., 1984. Стрелы селькупов // Этнография народов Сибири. - Новосибирск: Наука. - С. 39-55.
Генинг В.Ф., Зданович ГБ., Генинг В.В., 1992. Синташ-та: археологические памятники арийских племен Урало-Казахстанских степей. Т. 1. - Челябинск: Южно-Уральское кн. изд-во.
Гершкович Я.П., 1986. Фигурные поясные пряжки культуры многоваликовой керамики // СА. - № 2. - С. 132-145.
Гигиена сельскохозяйственных животных, 1991. (Кузнецов А.Ф., Демчук М.В., ред.). - М.: ВО «Агропромиздат».
Гиршман Р, 1981. Иран и миграции индоариев и иранцев // Этнические проблемы истории Центральной Азии в древности (II тысячелетие до н.э.). - М.: Наука. - С. 140-144.
Глаголев П.А., Ипполитова В.И., 1969. Анатомия сельскохозяйственных животных с основами гистологии и эмбриологии. - М.: Колос.
Глушков И.Г, 1995. Горизонт, керамика, хронология: эксперименты с полевой методикой // Третьи исторические чтения памяти М.П.Грязнова. 4.2. - Омск: Омск. гос. ун-т. - С. 10-14.
Глушков ИГ, 1996. Керамика как археологический источник. - Новосибирск: Ин-т археологии и этнографии СО РАН.
Горбунов В.С., 1986. Абашевская культура Южного Приуралья. - Уфа: Башкир, пед. ин-т.
Горбунов В. С., 1989. Поселенческие памятники бронзового века в лесостепном Приуралье. - Куйбышев: Куйбыш. гос. пед. ин-т.
Город как социокультурное явление исторического процесса, 1995. (Э.В.Сайко, ред.). - М.: Наука.
Громова В.И., 1949. История лошадей (рода Equus) в Старом Свете. 4.1. Обзор и описание форм. - М.-Л.: Изд-во АН СССР.
Гутков А.И., 1995. Техника и технология изготовления керамики поселения Аркаим // Аркаим: Исследования. Поиски. Открытия. - Челябинск: Каменный пояс. - С. 135-146.
Гутков А.И., 2000. О традиции ремонта глиняной посуды // Археологический источник и моделирование древних технологий. - Челябинск: Центр «Аркаим»; Ин-т истории и археологии УрО РАН. - С. 170-186.
Дегтярева АД., 1994. Металлообработка раннего железного века Среднего Приишимья // Западная Сибирь - проблемы развития. - Тюмень: Ин-т проблем освоения Севера СО РАН.-С. 20-31.
Демкин В.А., 1997. Палеопочвоведение и археология: интеграция в изучении истории природы и общества. - Пущино: ОНТИ ПНЦ РАН.
Епимахов А.В., 1996. Курганный могильник Солнце II -некрополь укрепленного поселения Устье эпохи средней бронзы // Материалы по археологии и этнографии Южного Урала. - Челябинск: Каменный пояс. - С.22^2.
Епимахов А.В., 1997. Продолжение раскопок могильника Каменный Амбар 5 И АО. 1996. - М.: Ин-т археологии РАН. - С.245-246.
Ефименко П.П., Третьяков П.Н., 1961. Абашевская культура в Поволжье // МИА. - № 97. - С.43-110.
Ефремов И.А., 1953. Тафономия и геологическая летопись. 4.1. - М.: Изд-во АН СССР.
Зайков В.В., 1995. Минерально-сырьевая база памятников эпохи бронзы на Южном Урале («Страна городов») // Россия и Восток: проблемы взаимодействия. Материалы конф. 4.V. Кн.2. - Челябинск: Челяб.гос.ун-т. - С. 147-152.
Зайков В.В., Зданович С.Я., 2000. Каменные изделия и минерально-сырьевая база каменной индустрии Аркаима// Археологические источники и технологии древних производств. - Челябинск: Центр «Аркаим»; Ин-т истории и археологии УрО РАН. - С. 73-94.
Збруева А.В., 1958. Могильник Метев-Тамак // КСИ А. Вып.72. - С.28-36.
Збруева А.В., Тихонов Б.Г., 1970. Памятники эпохи бронзы в Башкирии //Древности Башкирии. - М.: Наука. - С. 40-127.
Зданович ГБ., 1988. Бронзовый век Урало-Казахстанских степей (основы периодизации). - Свердловск: Изд-во Урал, ун-та.
Зданович ГБ., 1989. Феномен протоцивилизации бронзового века Урало-Казахстанских степей. Культурная и социально-экономическая обусловленность // Взаимодействие кочевых культур и древних цивилизаций. - Алма-Ата: Наука. - С. 179-189.
Зданович Г.Б., 1997. Аркаим - культурный комплекс эпохи средней бронзы Южного Зауралья // РА. - № 2. - С. 47-62.
Зданович Г.Б., Зданович Д.Г., 1995. Протогородская цивилизация («Страна городов») Южного Зауралья (опыт моделирующего отношения к древности) // Россия и Восток: проблемы взаимодействия. Материалы конф. 4.V. Кн.1. - Челябинск: Челяб. гос. ун-т. - С. 48-62.
Зданович Д.Г., 1995а. Могильник Большекараганский (Аркаим) и мир древних индоевропейцев Урало-Казахстанских степей // Аркаим: Исследования. Поиски. Открытия. -Челябинск: Каменный пояс. - С. 45-53.
Зданович Д.Г., 19956. Синташтинско-микенский культурно-хронологический горизонт: степи Евразии и элладский регион в XVIII-XVI вв. до н.э. // Россия и Восток: проблемы взаимодействия. Материалы конф. 4.V. Кн.1. - Челябинск: Челяб. гос. ун-т. - С.63-65.
Зданович ДГ, 1997. Синташтинское общество: социальные основы «квазигородской» культуры Южного Зауралья эпохи средней бронзы. - Челябинск: Челяб. гос. ун-т; Центр «Аркаим».
Зданович Д.Г, 1999. Аркаим: древность, модерн, постмодерн // Аркаим. 1987-1997: Библиогр.указатель. - Челябинск: Челяб.гос.ун-т; Центр «Аркаим». - С.8-51.
Зданович Д.Г, Кириллов А.К., в печати. Курганные памятники Южного Зауралья: археоастрономические аспекты исследования. - Челябинск: Крокус. - 2002.
Иванов А.Ю., 1992. О некоторых обрядовых и внеобря-довых характеристиках погребений со скорченными костяками // Древняя история населения Волго-Уральских степей. - Оренбург: Оренб. гос. пед. ин-т. - С. 140-155.
Иванов Вяч. Вс., 1999. Нечет и чет: Асимметрия мозга и динамика знаковых систем // Иванов Вяч. Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры. Т.1. - М.: Языки русской культуры. - С. 379-602.
Иванов И.В., Демкин В.А., Приходько В.Е. и др., 1994. Почвенно-ландшафтные и палеопочвенные исследования заповедника «Аркаим»: Отчет. Архив ЛАИ Чел ГУ.
Кабыш А.А., 1967. Эндемическая остеодистрофия крупного рогатого скота на почве недостатка микроэлементов. -Челябинск: Южно-Уральское кн. изд-во.
Калиева С.С., Логвин В.Н., 1997. Скотоводы Тургая в третьем тысячелетии до нашей эры. - Кустанай: М-во науки АН РК; Ин-т археологии.
Калинин В.И., Яковлев А. А., 1956. Коневодство. - М: Сель-хозгиз.
Кириллов А.К, Зданович ГБ., 1996. Археоастрономические исследования на городище Аркаим (эпоха бронзы) // Археоастрономия: проблемы становления: Тез. докл. меж-дунар. конф. - М.: Ин-т археологии РАН. - С.69-71.
Книга о лошади., 1952. (Буденный С.М., ред.). Т.1. - М.: Госсельхозиздат.
Ковалева И.Ф., 1990. Срубные погребения с наборами альчиков // Исследования по археологии Поднепровья. -Днепропетровск: Днепропетр. гос. ун-т. - С. 59-71.
Козловски И., 1997. Культура постмодерна. - М.: Республика.
Косинцев П.А., 2000. Костные остатки животных из укрепленного поселения Аркаим // Археологические источники и технологии древних производств. - Челябинск: Центр «Аркаим»; Ин-т истории и археологии УрО РАН. - С. 17—44.
Костюков В.И., Епимахов А.В., Нелин Д.В., 1995. Новый памятник средней бронзы в Южном Зауралье // Древние индоиранские культуры Волго-Уралья (II тыс. до н. э.). -Самара: Самар, гос. пед. ун-т. - С. 156-207.
Красников А.С., 1966. Практикум по коневодству. - М.: Колос.
Кривцова-Гракова О.А., 1947. Алексеевское поселение и могильник // ТГИМ. - Вып.17. - С.59-172.
Кривцова-Гракова О.А., 1955. Среднее Поволжье и Причерноморье в эпоху поздней бронзы. - М.: Изд-во АН СССР. (МИА. - № 46).
Кубышев А.И., Саенко В.Н., 1991. Скифский курган у г. Геническа // Древности степного Причерноморья и Крыма. Вып. II. - Запорожье: Запорож. гос. ун-т. - С. 153-156.
Кубышев А.И., Черняков И.Т., 1995. К проблеме существования весовой системы у племен бронзового века степей Восточной Европы (на примере материалов погребения литейщика катакомбной культуры) // СА. - № 1. - С. 39-54.
Кузнецов И. Ф., 1989. Полтавкинская культурно-историческая общность. - Свердловск; Куйбышев: Ин-т истории и археологии УрО РАН.
Кузьмина Е.Е., 1997. Динамика экономики и социальной стратификации пастушеских племен азиатских степей // Социально-экономические структуры древних обществ Западной Сибири: Материалы Всерос. науч. конф. - Барнаул: Ал-тайск. гос. ун-т. - С. 41—45.
Кузьмина О.В., 1992. Абашевская культура в лесостепном Волго-Уралье. - Самара: Самар, пед. ин-т.
Курылев В.П., 1979. Опыт типологии скотоводческого хозяйства казахов (вторая половина XIX - начало XX вв.) // Проблемы типологии в этнографии. - М.: Наука. - С. 166-173.
Лаврушин Ю.А., Спиридонова Е.А., 1999. Основные гео-лого-палеоэкологические события конца позднего плейстоцена и голоцена на восточном склоне Южного Урала // Природные системы Южного Урала. - Челябинск: Челяб. гос. ун-т. - С. 66-103.
Леви-Строс К., 1994. Отношения симметрии между ритуалами и мифами соседних народов // Леви-Строс К. Первобытное мышление. - М.: Республика. - С. 355-369.
Литвиненко Р.А., 1997. Деревянная посуда в погребениях срубной культуры (СК) Азово-Донецкого региона // Эпоха бронзы и ранний железный век в истории племен южнорусских степей: Материалы междунар. конф. - Саратов: Сарат. гос. пед. ин-т. - С. 106-109.
Литвиненко Р.А., 1999. К проблеме хронологического соотношения памятников синташтинского круга и КМК // Комплексные общества Центральной Евразии в III—I тыс. до н.э.: региональные особенности в свете универсальных моделей. Материалы к конф. - Челябинск: Челяб. гос. ун-т. - С. 130-132.
Лосев А.Ф., 1968. Введение в общую теорию языковых моделей. - М.: Изд-во МГУ.
Лосев А.Ф., 1969. История античной эстетики. Софисты. Сократ. Платон. - М.: Искусство.
Лосев А.Ф., 1982. Терминологическая многозначность в существующих теориях знака и символа // Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф. - М.: Изд-во МГУ. - С. 220-245.
Лосев А. Ф., 1994. Проблема художественного стиля. - Киев: Collegium; Киевская Академия Евробизнеса.
Ляхов С.В., Матюхин АД., 1992. Новые памятники эпох ранней и средней бронзы из курганов у сел Новая Квасни-ковка и Большая Дмитриевка // Древняя история населения Волго-Уральских степей. - Оренбург: Оренб. гос. пед. ин-т. -С.108-139.
Малыгина А.А., 1988. Куклы народов Сибири (по коллекциям МАЭ) // Материальная и духовная культура народов Сибири (СМАЭ. Т.42). - Л.: Наука. - С. 129-139.
Малютина ТС., Зданович ГБ., 1995. Куйсак - укрепленное поселение протогородской цивилизации Южного Зауралья // Россия и Восток: проблемы взаимодействия. Материалы конф. Ч. V. Кн. 1. - Челябинск: Челяб. гос. ун-т. -С.100-106.
Мартынова Е.П., 1989. Хозяйственный промысел южных хантов в XVIII-XIX вв. // Культурные и хозяйственные традиции народов Западной Сибири. - Новосибирск: Ново-сиб. гос. пед. ин-т. - С. 109-119.
Матвеев А.В., 1998. Первые андроновцы в лесах Зауралья. - Новосибирск: Наука. Сиб. предприятие РАН.
Матвеев А.С., Бакунин В.А., 1994. Промысловые звери и птицы Челябинской области. - Челябинск: Челяб. обл. ком. природы; Челяб. обл. экофонд.
Моисеев Н.Б., Ефимов К.Ю., 1995. Пичаевский курган // Древние индоиранские культуры Волго-Уралья (II тыс. до н.э.). - Самара: Самар, гос. пед. ун-т. - С. 72-81.
Моргунова Н.Л., Кравцов А.Ю., 1994. Памятники древне-ямной культуры на Илеке. - Екатеринбург: УИФ «Наука».
Морозов Ю.А., 1984. Исследования памятников энеолита и бронзы на р.Уршак // АО-1982. - М.: Наука. - С. 164.
МорозовЮ.А., 1985. Срубные памятники западных районов Башкирского Приуралья // Бронзовый век Южного Приуралья. - Уфа: Башкир, пед. ин-т. - С. 53-67.
Нелин Д.В., 1995. Погребения эпохи бронзы с булавами в Южном Зауралье и Северном Казахстане // Россия и Восток: проблемы взаимодействия. Материалы конф. Ч. V. Кн. 1. -Челябинск: Челяб. гос. ун-т. - С. 132-136.
НовоженовВ.А., 1994. Наскальные изображения повозок Средней и Центральной Азии. - Алматы: Аргументы и факты Казахстан.
Ормонт А.Б., Кузнецова Л.В., 1984. Применение электронно-зондового рентгеновского микроанализа для изучения состава глазури // Художественное наследие. - М. - № 9 (39).-С. 129-132.
Отрощенко В.В., 1984. Деревянная посуда в срубных погребениях Поднепровья // Проблемы археологии Поднепровья. Вып. 1. - Днепропетровск: Днепропетр. гос. ун-т. - С. 84-96.
Отрощенко В.В., 1993. Клейноди зрубного сусшльства // Археолопя. - № 1. - С. 101-109.
Отрощенко В.В., 1996а. О происхождении и распространении склепов колесничих // Доно-Донецкий регион в системе древностей эпохи бронзы восточноевропейской степи и лесостепи. Вып.2. - Воронеж: Воронеж, гос. ун-т. - С. 14-16.
Отрощенко В.В., 19966. О функции костяных лопатковидных наверший // Абашевская культурно-историческая общность в системе древностей эпохи бронзы степи и лесостепи Евразии. - Тамбов. - С. 7-9.
Отрощенко В.В., 1996в. Южноуральский очаг культуроге-неза на оси пассионарных толчков // Доно-Донецкий регион в системе древностей эпохи бронзы восточноевропейской степи и лесостепи. Вып. 2. - Воронеж: Воронеж, гос. ун-т. -С. 29-31.
Отрощенко В.В., 1998а. К вопросу о доно-волжской абашевской культуре // Археология восточноевропейской лесостепи. Вып. 11: Доно-Донецкий регион в эпоху средней и поздней бронзы. - Воронеж: Воронеж, гос. ун-т. - С. 52-59.
Отрощенко В.В., 19986. О культурно-хронологических группах погребений Потаповского могильника // РА. - № 1. - С. 43-53.
Памятники срубной культуры. Волго-Уральское междуречье (САИ. Вып. В 1-10), 1993. - Саратов: Сарат. гос. ун-т.
ПелихГ.И., 1972. Происхождение селькупов.-Томск: Изд-во Томск, ун-та.
Петренко А.Г., 1984. Древнее и средневековое животноводство Среднего Поволжья и Предуралья. - М.: Наука.
П&пров Ф.Н., Вербовецкий М.Э., 1996. Создание типологии форм сосудов керамического комплекса городища Аркаим: Отчет. - Челябинск: Архив ЛАИ ЧелГУ.
Погодин Л.И., Труфанов А.Я., 1993. Костяные наконечники стрел поселения Новотроицкое I // Знания и навыки уральского населения в древности и средневековье. - Екатеринбург: УИФ «Наука». - С. 97-111.
Потемкина Т.М., 1990. О некоторых спорных вопросах ранней и средней бронзы Волго-Уральского региона // СА. -№ 1.-С. 118-130.
Потемкина Т.М., 1995. О факторах, предшествующих сложению памятников типа Аркаим в Урало-Западносибирском регионе// Россия и Восток: проблемы взаимодействия. Материалы конф. Ч. V. Кн. 1. - Челябинск: Челяб. гос. ун-т. -С. 144-154.
Потемкина Т.М., 1996. Оригинальный способ ремонта синташтинско-петровскихсосудов//Доно-Донецкий регион в системе древностей эпохи бронзы восточноевропейской степи и лесостепи. Вып. 1. - Воронеж: Воронеж, гос. ун-т. - С. 37^40.
Производство мяса в Казахстане, 1966. (Н.З.Галиакберов, ред.). - Алма-Ата: Кайнар.
Пряхин А.Д., Беседин В.И., Левых ГА. и др., 1989. Конд-рашкинский курган. - Воронеж: Воронеж, гос. ун-т.
Пряхин АД., Килейников В.В., 1986. Хозяйство жителей Мосоловского поселка эпохи поздней бронзы (по данным экспериментально-трасологического анализа орудий труда) // Археологические памятники эпохи бронзы восточноевропейской лесостепи. - Воронеж: Воронеж, гос. ун-т. - С. 20-36.
Пустовалов С.Ж., Черных Л.А., 1982. Опыт применения формализованно-статистических методов для половозрастного анализа погребений катакомбной культуры // Методологические и методические вопросы археологии. - Киев: На-укова думка. - С. 105-139.
Равич И.Г., Рындина В.Г, 1984. Изучение свойств и микроструктуры сплавов медь-мышьяк в связи с их использованием в древности // Художественное наследие. - М. - № 9 (39).-С. 114-124.
Радунчева А., б.г. Доисторическое искусство в Болгарии (пятое-второе тысячелетия до н.э.). - София: София-пресс.
Рид С., 1979. Электронно-зондовый микроанализ. - М.: Мир.
Розин В.М., 1989. К проблеме метода научной реконструкции истории точных наук // Историко-астрономические исследования. Вып. XXI. - М.: Наука. - С. 213-228.
Савостина Е.А., 1986. Типология и периодизация уступчатых склепов Боспора // СА. - № 2. - С. 84-99.
Саенко В.Н., 1994. Скифский курган как семиотическая система//Тез.докл.междунар.конф. «Проблемы скифо-сарматской археологии Северного Причерноморья». II. - Запорожье: Запорож. гос. ун-т. - С. 164-167.
Сайко Э.В., 1991. Урбанизация как социокультурный процесс в стадиальной характеристике исторического развития (переход от доклассового общества к классовому) // Методические проблемы исследования становления и развития древнего города. - М.: Ин-т археологии АН СССР. - С. 11-82.
Сайко Э.В., 1995. Город как особый организм и фактор социокультурного развития // Город как социокультурное явление исторического процесса. - М.: Наука. - С.9-21.
• Салугина Н.П., 1993. Технологический анализ керамики из памятников раннего и среднего бронзового века Оренбуржья // Археологические культуры и культур но-исто
рические общности Большого Урала (Тез. докл. XII Урал, археол. совещания). - Екатеринбург: Ин-т истории и археологии УрО РАН; Урал. гос. ун-т. - С. 187-188.
Салугина Н.П., 1994. Технологическое исследование керамики Потаповского могильника // Васильев И.Б., Кузнецов П.Ф., Семенова А.П., 1994. Потаповский курганный могильник индоиранских племен на Волге. - Самара: Са-марск. гос. пед. ун-т. - С. 173-186.
Сальников К.В., 1967. Очерки древней истории Южного Урала. - М.: Наука.
Санжаров С.И., 1988. Погребения донецкой катакомбной культуры с игральными костями // СА. -№ 1. - С. 140-158.
Санжаров С.И., Супрун А.В., 2000. К вопросу о функциональном назначении костяных втульчатых изделий с лопатковидными наконечниками эпохи бронзы // Археология и древняя архитектура Левобережной Украины и смежных территорий. - Донецк: Схщний видавничий д!м. - С.85.
Селимханов И.Р., 1962. О никеле в древних медных сплавах // Докл. АН АзССР. T.XVIII. - № 6. - С.43-45.
Синюк А.Т., КозимчукИ.А., 1995. Некоторые аспекты изучения абашевской культуры в бассейне Дона // Древние индоиранские культуры Волго-Уралья (II тыс. до н.э.). - Самара: Самарск. гос. пед. ун-т. - С. 37-72.
Синюк А.Т., Погорелов В.И., 1986. О раннесрубных погребениях на Среднем Дону // Археологические памятники эпохи бронзы восточноевропейской лесостепи. - Воронеж: Воронеж, гос. ун-т. - С. 78-95.
Скотоводство, 1970. (Е.А.Арзуманян, ред.). - М: Колос.
Смирнов Ю.А., 1990. Морфология погребения (опыт создания базовой модели) // Исследования в области балтославянской духовной культуры (Погребальный обряд). -М.: Наука. - С.216-224.
Смирнов Ю.А., 1997. Лабиринт: Морфология преднамеренного погребения. Исследование, тексты, словарь. - М.: Издат. фирма «Восточная литература» РАН.
Соломатин А.О., 1973. Кулан. - М: Наука.
Стефанова Н.К., 1988. Кротовская культура в Среднем Прииртышье // Материальная культура древнего населения Урала и Западной Сибири (ВАУ. Вып. 19). - Свердловск: Урал. гос. ун-т. - С.53-75.
Таиров АД., Любчанский И.Э., 1995. Аркаимская долина в раннем железном веке // Аркаим: Исследования. Поиски. Открытия. - Челябинск: Каменный пояс. - С. 63-78.
Трифонов В.А., 1997. К абсолютной хронологии евро-азиатских контактов // Радиоуглерод и археология. Вып. 2. -СПб: ИИМК РАН. - С.94-97.
УсачукА.Н., 1996. Результаты анализа костяных изделий срубного поселения Капитаново-1 //Доно-Донецкий регион в системе древностей эпохи бронзы восточноевропейской степи и лесостепи. Вып. 2. - Воронеж: Воронеж, гос. ун-т. - С. 60-63.
Усманова Э.Р., Ткачев А.А., 1993. Головной убор и его статус в погребальном обряде (По материалам андроповских некрополей) // ВДИ. - № 2. - С. 75-83.
Халяпин М.В., 1998. Курганы срубной культуры у с. Свердлове // Археологические памятники Оренбуржья. Вып. 2. - Оренбург: Печатный дом «Димур». - С. 57-86.
Цалкин В.И., 1966. Древнее животноводство племен Восточной Европы и Средней Азии. - М.: Наука.
Цалкин В.И., 1970. Древнейшие домашние животные Восточной Европы. - М.: Наука.
Цимиданов В.В., 1997. Триада срубных инсигний власти: место сложения // Эпоха бронзы и ранний железный век в истории племен южнорусских степей: Материалы между-нар. конф. - Саратов: Сарат. гос. пед. ин-т. - С. 86-88.
Цимиданов В.В., Чаур Н.А., 1997. Погребения с астрагалами срубной культурно-исторической общности // Древности Подонцовья. - Луганск: Осирис. - С. 50-62.
Черносвитов П.Ю., 1991. Проблема исторических реконструкций как задача моделирования // Методы реконструкций в археологии. - Новосибирск: Наука. - С.6-22.
Чурсин В.Н., 1982. Плавка медных сплавов. - М.: Металлургия.
Шатилов М.Б., 1931. Баховские ханты (этнографические очерки). - Томск: Томск, краев, музей (ТТКМ. T.IV).
Шишлина Н.И., 1999. Текстиль эпохи бронзы прикаспийских степей //Текстиль эпохи бронзы евразийских степей. -М.: ГИМ (ТГИМ. Вып. 109). - С. 7-57.
Шишлина Н.И., Хиеберт Ф. Т., 1996. Евразийские номады и земледельцы эпохи бронзы: проблема взаимодействия // Между Азией и Европой: Кавказ в IV-I тыс. до н.э. - СПб.: Гос. Эрмитаж. - С.90-92.
Шнирельман В.А., 1980. Происхождение скотоводства. -М.: Наука.
Шнирельман В.А., 1989. Возникновение производящего хозяйства. - М.: Наука.
Этнография питания стран зарубежной Азии, 1981 (С.А. Арутюнов, ред.). - М.: Наука.
ЮминовА.М., Масленникова С.П., 1999. Строение и минералогия рыхлых отложений музея-заповедника «Аркаим» // Природные системы Южного Урала. Челябинск: Челяб. гос. ун-т. - С. 37-58.
Ambrose S. Н., 1990. Preparation and characterization of bone and tooth collagen for isotopic analysis // JAS. Vol. 17. P. 431-151.
Ambrose S. H., 1993. Isotopic analysis of palaeodiets: methodological and interpretive considerations // Investigations of Ancient Human Tissue (M. K. Sandford, ed.). Langhorne, PA: Gordon & Breach Science Publishers. P.59-130.
Ambroses. H., 2000. Controlled diet and climate experiments on nitrogen isotope ratios of rats // Biogeochemical Approaches to Palaeodietary Analysis (S.H.Ambrose and M.A.Katzenberg, eds.). New York: Kluwer Academic/Plenum Publishers. P. 243-259.
AmbroseS. H., Norr L., 1993. Experimental evidence for the relationship of the carbon isotope ratios of whole diet and dietary protein to those of bone collagen and carbonate // Prehistoric Human Bone: Archaeology at the Molecular Level (J. B. Lambert and G. Grupe, eds.). Berlin: Springer Verlag. P.1-37.
Anthony D.W., 1995. Horse, wagon and chariot: Indo-European languages and archaeology // Antiquity. Vol. 69, № 264. P. 554-565.
Anthony D.W., Brown D.R., 1991. The origins of horseback riding // Antiquity. Vol. 65, № 246. P. 22-38.
Anthony D.W., Vinogradov N.B., 1996. The birth of the chariot // Archaeology. Vol. 48. March-April. P. 36-41.
Aveni A., Romano G., 1994. Orientation and Etruscan ritual // Antiquity. Vol. 68, № 260. P. 545-563.
Balasse M., Bocherens H., Tresset A., Mariotti A., Vigne J. D., 1997. Emergence de la production latiere au Neolithique? Contribution de 1’analyse isotopique d’ossements de bovins archeologiques // Comptes Rendues de Г Academic des Sciences de Paris, Sciences de la Terre et des Planetes, 325. P. 1005-1010.
Barrett J.H., Beukens R.P., Nicholson R.A., 2001. Diet and ethnicity during the Viking colonization of the northern Scotland: evidence from fish bones and stable carbon isotopes // Antiquity. Vol.75, № 287. P. 145-154.
Bass W.M., 1987. Human osteology: A laboratory and field manual. Columbia, MO: Missouri Archaeological Society.
Bednarik R.G., 1994. A taphonomy of paleoart // Antiquity. Vol.68, № 258. P.68-74.
Bokonyi S., 1974. History of domestic mammals in Central and Eastern Europe. Budapest: Akademiai Kiado.
Bonsall C., Lennon R., McSweeneyK. etal, 1997. Mesolithic and Early Neolithic in the Iron Gates: a paleodictory perspective // JEA. VoL5,№ l.P. 50-92.
Brooks S., SucheyJ.M., 1990. Skeletal age determination based on the Os Pubis: a comparison of the Acsadi-Nemeskeri and Suchey-Brooks methods // Human Evolution. Vol.5, № 3. P. 227-238.
Collins dictionary of archaeology, 1992. (P.Bahn, ed.). Glasgow: Harper Collins Publishers.
Deal M., 1990. Exploratory analyses of food residues from prehistoric pottery and other artifacts from eastern Canada // SAS Bull. Society of Archaeological Sciense. Vol. 13, № 1. P. 6-12.
DeNiro M. J., 1985. Postmortem preservation and alteration of in vivo bone collagen isotope ratios in relation to palaeodietary reconstruction // Nature. Vol. 317. P.806-809.
DeNiro M. J., Epstein S., 1978. Influence of diet on the distribution of carbon isotopes in animals // Geochimica et Cosmochimica Acta, 42. P. 495-506.
DeNiro M. J., Epstein S., 1981. Influence of diet on the distribution of nitrogen isotopes in animals // Geochimica et Cosmochimica Acta, 45. P.341-351.
Dufour E., Bocherens H., Mariotti A., 1999. Palaeodietary implications of isotopic variability in Eurasian lacustrine fish // JAS. Vol. 26. P. 617-627.
Efremov LA., 1940. Taphonomy: a new branch of paleontology // PAG. Vol. 74. P. 81-93.
Ellenberger W., Baum H., 1943. Handbuch der vergleichende Anatomie der Haustiere. Berlin.
Fogel M. L., Tuross N., Johnson B. J., Miller G. H., 1997. Biogeochemical record of ancient humans // Organic Geochemistry. Vol. 27(5/6). P. 275-287.
France R., 1995. Stable nitrogen isotopes in fish: literature synthesis on the influence of ecotonal coupling // Estuarine, Coastal and Shelf Science, 41. P. 737-742.
Fry B., 1991. Stable isotope diagrams of freshwater food webs // Ecology. Vol. 72 P. 2293-2297.
Gershevitch I., 1964. Iranian chronological adverbs // Indo-Iranica: Melanges presentes a Georg Morgenstierne a loccation de son soixante - pixieme anniversaire. Wiesbaden: Otto Harrassowitz. P. 78-88.
Goodman A.H., Martin D.L., Armelagos G.J., 1984. Indications of stress from bone and teeth // Paleopathology at the origins of agriculture. Orlando (FL): Academic Press. P. 13^4.
GrockeD. R., BocherensH., MariottiA., 1997. Annual rainfall and nitrogen-isotope correlation in macropod collagen: application as a palaeoprecipitation indicator // Earth and Planetary Science Letters. Vol. 153. P. 279-285.
Handley L. L., Austin A. T, Robinson D., Scrimgeour С. M., Raven J. A., Heaton T. H. E., Schmidt S., Stewart G. R., 1999. The (6I5N) natural abundance (6I5N) of ecosystem samples reflects measures of water availability // Australian Journal of Plant Physiology. Vol. 26. P. 185-199.
Heaton T H. E., 1987. The l5N/14N ratio of plants in South Africa and Namibia: relationship to climate and coastal/saline environments // Oecologia. Vol. 74. P.236-246.
Hillson S.W, 1979. Diet and dental disease // WA. Vol. 11. P. 147-162.
Hodder I., 1997. “Always momentary, fluid and flexible”: towards a reflexive excavation methodology // Antiquity. Vol. 71, № 273. P. 691-700.
Katzenberg M. A., Krouse H. R., 1989. Application of stable isotope variation in human tissue to problems in identification // Canadian Society of Forensic Science Journal. Vol. 22. P. 7-19.
Katzenberg M. A., Weber A., 1999. Stable isotope ecology and palaeodiet in the Lake Baikal region of Siberia//JAS. Vol. 26. P. 651-659.
Kirillov A.K., Zdanovich D.G., forthcoming. Archaeo-astronomical research in steppic Trans-Urals: Fortified settlements of the “Country of Towns” and their surroundings // Астрономия древних обществ. M.: Наука, 2002.
KornexlB. Е., Werner Т, Rofimann A., Schmidt H-L., 1997. Measurement of stable isotope abundances in milk and milk ingredients—a possible tool for origin assessment and quality control // Zeitschrift fur Lebensmittel-Untersuchung und Forschung A. 205. S. 19-24.
Kratochvil L., 1987. Tierknochenfuude aus der Siedlung Mikulcice (II) (Das Hausrind) // Acta Sciense Natur. T. 21 (8-9). Brno: Academia Praha. S.l-67.
Libby W E, Berger R., Mead J., Alexander G., Ross J., 1964. Replacement rates for human tissue from atmospheric radiocarbon// Science. Vol. 146. P. 1170-1172.
• Lillie M.C., Richards M., 2000. Stable isotope analysis and dental evidence of diet at the Mesolithic-Neolithic transition in Ukraine//JAS. Vol. 27. P. 965-972.
Lyman R.L., 1994. Vertebrate taphonomy. Cambridge: Cambridge University Press.
Manzura L, Savva E., Bogataya L., 1995. East-West interactions in Eneolithic and Bronze Age cultures of the North-West Pontic region // JIES. Vol. 23, № 1-2. P. 1-51.
Meskell L., 1995. Godesses, Gimbutas and “New Age” archaeology // Antiquity. Vol. 69, № 262. P. 74-86.
Minagawa M., 1992. Reconstruction of human diet from 6I3C and 6I5N in contemporary Japanese hair: a stochastic method for estimating multi-source contribution by double isotopic tracers // Applied Geochemistry. Vol. 7. P. 145-158.
Nagy G., 1987. The Indo-European heritage of tribal organization: Evidence from the Greek polis // Proto-Indo-Europeans: The archaeology of a lingvistic problem. Studies in honour of Marija Gimbutas. Washinghton D.C.: Institute for the Study of Man. P. 245-266.
Nathan H, Haas N., 1966. Cribra Orbitalia, a bone condition of the orbit of unknown nature // Israel Journal of Medicine Science. № 2. P. 171-191.
O'Connell T. C, 1996. The isotopic relationship between diet and body proteins: implications for the study of diet in archaeology. Unpublished DPhil thesis, University of Oxford.
O'Leary M. H, 1981. Carbon isotope fractionation in plants // Phytochemistry. Vol. 20. P. 553-567.
Parker Pearson M., 1993. Bronze Age Britain. London: B.T.Batsford Ltd / English Heritage.
Parker Pearson M., 1999. The archaeology of death and burial. Stroud: Sutton Publishing Limited.
ParpolaA., 1998. Aryan languagues, archaeological cultures, and Sinkiang: Where did Proto-Iranian come into being and how did it spread? // The Bronze Age and Early Iron Age peoples of Eastern Central Asia. Vol. 1. Washington D.C.: Institute for the Study of Man. P. 114-147.
PateF.D.,1984. Bone chemistry and palaeodiet // Journal of Archaeological Method and Theory. Vol. 1(2). P. 161-209.
Phenice T.W., 1969. A newly developed visual method of sexing in the Os Pubis // AJPA. Vol.30. P. 297-301.
Renfrew C, Bahn P, 1996. Archaeology: theories, methods and practice. London: Thames and Hudson.
Richards M. P, 1998. Palaeodietary studies of European human populations using bone stable isotopes. Unpublished DPhil thesis, University of Oxford.
Richards M.P, Hedges R.E.M., Walton L. et al, 2001. Neolithic diet at the Brochtorff Circle, Malta // EJ A. Vol.4, № 2. P. 253-262.
Plog S., 1980. Stylistic variation in prehistoric ceramics: Design analysis in the American Southwest. Cambridge: Cargbridge University Press.
PlogS., 1990. Sociopolitical implications of stylistic variation in the American Southwest // The uses of style in archaeology. Cambridge: Cambridge University Press. P. 61-72.
Rodiere E., Bocherens H., A ngibault J. -M., Mariotti A., 1996. Particularites isotopiques de 1’azote chez le chevreuil (Capreolus capreolus L.): implications pour les reconstitutions paleo-
environnementales // Comptes Rendues de 1’Academie des Sciences de Paris, 323(1 la). P. 179-185.
Rubinson K.S., 1999. Surprise finds on the steppes // Archaeology. November-December. P. 17.
Schiffer M.B., 1972. Archaeological context and systematic context//AA. Vol.72. P. 156-165.
Schiffer M.B., 1990. The influence of curface treatment on heating effectiveness of ceramic vessels // JAS. Vol. 17. P. 373-381.
Schurr M. R., 1997. Stable nitrogen isotopes as evidence for the age of weaning at the Angel site: a comparison of isotopic and demographic measures of weaning age // JAS. Vol. 24. P. 919-927.
Schwarcz H. P, Dupras T L., and S. I. Fairgrieve 1999. I5N enrichment in the Sahara: in search of a global relationship // JAS. Vol. 26. P. 629-636.
Shishlina N.I., Hiebert F.T, 1998. The steppe and the sown: Interaction between Bronze Age Eurasian nomads and agriculturalists // The Bronze Age and Early Iron Age peoples of Eastern Central Asia. Vbl.l. Washington D.C.: Institute for the Study of Man. P. 222-237.
Shott M. J, 1996. Mortal pots: On the use life and vessel size in the formation of ceramic assemblages // AA. Vol. 61, № 3. P. 463^482.
StenhouseM. J., Baxter M. S., 1979. The uptake of bomb l4C in humans // Radiocarbon Dating (R. Berger and H. E. Suess, eds.). Los Angeles: University of California Press, P. 324-341.
Stuart-Macadam P, 1987. Porotic Hyperostosis: New evidence to support the Anemia theory // AJPA. Vol.74. P. 521-526.
Teichert M., 1969. Osteometrische untersuchungen zur Berechnuug der Wiederristhohe bei vor- und friihgeschichlichen Schweinen // Kuhn-Archiv. Bd. 83, № 3. Berlin. S. 237-292.
Tieszen L. L., Fagre T., 1993. Carbon isotopic variability in modem and archaeological maize // JAS. Vol. 20. P. 25^40.
Ubelaker D.H., 1978. Human skeletal remains: Excavation, analysis, interpretation. Smithonian Institution. Chicago: Adline Publishing Company.
Van de Noort R., Chapman H.P., Cheetham J.L., 2001. In situ preservation as a dynamic process: the example of Sutton Common, UK // Antiquity. Vol.75, № 287. P.94-100.
Van der Merwe N. J., Medina E., 1991. The canopy effect, carbon isotope ratios and foodwebs in Amazonia // JAS. Vol. 18. P. 249-259.
Van Klinken G. J., van der Plicht H, Hedges R. E. M., 1994. Bone 13C/12C ratios reflect (palaeo-)climatic variations // Geophysical Research Letters. Vol. 21(6). P.445^448.
Vermeule E., 1979. Aspects of death in early Greek art and poetry. Berkeley: University of California Press.
Webb Y, Minson D. J., Dye E. A., 1980. A dietary factor influencing l3C content of human hair // Search. Vol. 11(6). P. 200-201.
White T.D., 1991. Human osteology. San Diego et al: Academic Press.
Wiessner P, 1985. Style or isochrestic variation? A reply to Sackett // AA. Vol. 50, № 1. P. 160-166.
ZdanovichD.G., GaiduchenkoL.L., forthcomming. Sintashta burial sacrifice: Bolshekaragansky cemetery in focus // Complex societies of Central Eurasia from the Third to the First Millenia BC: Regional specifics in the light of global models. Washington D.C.: Institute for the Study of Man.
Zdanovich G.B., Zdanovich D.G., forthcoming. The “Country of Towns” of southern Trans-Urals and some aspects of steppe assimilation in the Bronze Age.
Zietschmann O., Krolling O., 1955. Lehrbuch der Entwick-lungsgeschichte der Haustiere. Berlin; Hamburg.
Сокращения
АО - Археологические открытия
ВАУ - Вопросы археологии Урала
В ДИ - Вестник древней истории
КСИА - Краткие сообщения Института археологии
МИА - Материалы и исследования по археологии СССР
РА - Российская археология
СА - Советская археология
САИ - Свод археологических источников
СМАЭ - Сборник Музея антропологии и этнографии
ТГИМ - Труды Государственного исторического музея
ТТКМ - Труды Томского краевого музея
АА - American Antiquity
AJPA - American Journal of Physical Anthropology JAS - Journal of Archaeological Science
JEA - Journal of European Archaeology
JIES - Journal of Indo-European Studies PAG - Pan-American Geologist WA - World Archaeology
Сокращения названий археологических памятников
БК - Большекараганский могильник (с указанием номера кургана)
КА-2 - могильник Каменный Амбар V, курган 2
СМ - Синташтинский большой грунтовый могильник CI - комплекс курганных и грунтовых захоронений на р. Синташта
SUMMARY
ARKAIM NECROPOLIS (on the data of kurgan 25 of the Bolshekaragansky cemetery)
Introduction (D. G. Zdanovich)
Arkaim, Sintashta and the sites of their type are the problem, which has been actively discussed in science for more than a decade. Many sites (fortified settlements) have adjacent cemeteries and their studies is one of the components in the research of the “Sintashta problem”.
The Bolshekaragansky cemetery is located in the south of Chelyabinsk region on the River Bolshaya Karaganka, which is the left-hand tributary of the River Ural. The cemetery is of kurgan type. The aerial photos and ground survey data revealed 35 kurgans, which form four groups. Groups II and III refer to the late Sarmatian (Hun-Sarmatian) time (100-300 AD). Kurgans of groups I and IV, which occupy elevated areas on the margins of the cemetery were made in the Middle Bronze Age (ca 2000-1800 BC). There are more than ten kurgans of the Middle Bronze Age in the cemetery. They can be viewed as the necropolis of the Arkaim fortified settlement, which is located 1.2 km south-west from the cemetery.
Kurgan 25 of the Bolshekaragansky cemetery was studied by the archaeological expedition of Chelyabinsk State University in 1991-1992. Excavations were conducted in a complex way to apply a wide scope of methods used in natural sciences (soil science, anthropology, archaeozoology, geology, archaeoastronomy etc.). The authors and participants of the excavations tried to follow the following methodological principles:
-	utilization of maximum scope of methods and approaches, including trials and disputable ones;
-	interconnected application of different research methods;
-	open dialogue discussions of the results;
-	special attention to the process of field study of artifacts;
-	perception of archaeological artifacts as ‘scientific facts’ with their two-fold objective-subjective nature; desire to form scientific facts in the field already. Realization of the role of models;
4 - the task of support of continuous research as creative process from excavations to the formulation of the final hypothesis;
- the leading role of the excavator in the complex study of the data.
It is easy to notice that the suggested norms closely correspond to the post-processual (postmodern) archaeology1.
Such theoretical attitudes and concepts as model and modeling relationship towards antiquity, dynamic (process) model of the artifact, archaeological taphonomy are important in order to understand the works on kurgan 25.
Book I of the monograph “Arkaim necropolis” is mostly focused on the study of archaeological data. It also contains interpretations “at the trowel’s edge”(I. Hodder) and situation models from the sphere of ‘necropolis practice’ connected with the studies of grave goods, anthropological and osteological materials. Book II contains reconstructions of large cultural blocks from rites and mythology. The book is based on two large sections. The first is devoted to the rite of burial sacrifice of animals (L.L. Gaiduchenko, D.G. Zdanovich) the second one to the burial rite proper and the problem of ‘Sintashta religion’ (D.G. Zdanovich).
Section I. Archaeology of kurgan 25 of the Bolshekaragansky cemetery (D.G. Zdanovich)
The kurgan is situated on an old arable field and before the excavations was a slight elevation ca 20 m in diameter and height of 0.3 m. The margins of the elevation smoothly merged with the surrounding surface. The elevation was formed by various soils (yellow, brown and gray humused sandy loam) which were badly mixed by the rodents’ holes. When the upper layers of the soil had been removed2 a burial ground of regular circle form 18-18.5 m in diameter was revealed. The ground is surrounded by the ditch 3-4 m wide and 1.3 m deep from the ancient surface. Patches of the ancient humus horizon were preserved within the site.
1	See for example: Hodder I., 1997. “Always momentary, fluid and flexible”: towards a reflexive excavation methodology. Antiquity 71(273): 691-700.
2	Numerous fragments of ceramic vessels and animal bones were discovered in the upper layers of the kurgan. Most of the bones come from the small sacrificial complexes at the sides of the burial pits.
The ditch, which surrounds the burial ground, has a multiple structure. Ground dams and coupled projections divide it into 12 sections. One of the dams in the southwestern sector of the ditch were probably used as entry/ exit to the site. Two large pillars, the holes of which remained, formed a kind of gate at the entrance. The remnants of three more pillars were fixed in the eastern semi-circle of the ditch. The westward direction is marked by the remains of a small fireplace in the ditch.
15 burial were discovered on the burial ground and in the ditch as well as 6 pits with the remnants of animals and several small pits (#21,22,26), which did not contain material remnants and their function is still not clear. All burials can be specified as earlier and later burials and can be classified into four groups according to their position in the plane, and the data of stratigraphy.
Eastern group of burials includes burials 6,7,13,15,16 and 20. They are located within sector 36° to 144° along the edge of the site not less than 6 m far from the center. There is a tendency in the scope of the buried people: in four cases (# 7,13,16 and 20) they are children and in two cases (#6, 15) elderly women are buried. The data of stratigraphy, archaeoastronomy and grave goods make it possible to define two chronological sub-groups of the eastern burials. The first sub-group is presented by the burials # 7,16,20. Evidently, these burials were made earlier than the circle ditch around the burial ground. Hence, by the time the ditch was constructed the wooden constructions of burial 16 had collapsed and the burial was viewed as a small deepening of the surface. It is important that vessels from burials 16 and 20 have early features to distinguish them from the bulk of the ceramics found in the kurgan. Burials 6,13 and 15 form a later subgroup.
Central and western-1 groups of burials are situated within the 6 m in radius inner part of the burial ground. Central group of burials includes burials 9 and 10. The pits of the central burials are distinctive with large size, are located on the N-S axis possibly with a deviation of 7-10° east. The pits are located symmetrically with respect to the center of the site and are separated by a 0.5-0.7 m thick soil wall. Western-1 group includes four burials (# 2,4, 17 and 18) localized within the western half of the inner part of the burial ground. In general this group of burials is symmetrical with respect to the axis formed by W-E line. Various people are buried.
The burials of western-2 group (12, 23 and 24) are localized in the sector 250-310° in the ditch and on the very edge of the ground 7-10 m from the center. Burial 12
is orientated closely to the N-S axis (like central pits). Orientation of burials 23 and 24 answers circular principle of peripheral burials. All burials of westem-2 group are single (child (?), woman and adult man) and were made approximately at the same time. By the time they were made the ditch had already existed and had been filled with soil particles by one third of its depth.
Space location of sacrificial pits (pits 1,2, 3, 8, 14 and 19) is definitely ordered. Four pits (#1,3,5 and 8) form an irregular arch in plane in the southern part of the burial ground within sector 144-236°. Two other pits are located in the ditch. Sacrificial pits of the complex are characterized by vary different chronological positions. Pit 14, judging by its section, is more or less contemporary to the moat. Pit 8 evidently was made much later than the ditch and pit 7 and not much later than pit 6. Pit 1 has no throw out bank and evidently was made when the moat had already existed. Pit 19 appeared much later than the ditch, approximately at the same time as the burials of westem-2 group.
With a certain degree of convention a three stage scheme of kurgan complex formation can be drawn: 1) early pits of the eastern group; 2) central burial pits and pits westem-1 group, the ditch around the site; 3) westem-2 group of pits. Sacrificial animal pits were probably made at different stages of this scheme. Total time of kurgan functioning can be estimated as 20-30 years.1
Not less than 29 people were buried in the kurgan. The average death age for adults (> 15 years) is about 30.4 years. There are 7-10 female skeletons and 4-5 male ones2, i.e. the number of buried women was twice as much as the number of buried men.
The remains of the dead are distributed in 13-14 graves. Burials are single, pairs and collective ones. Single burials prevail (7-10 cases). Collective burials is characteristic of the central burial pits of the kurgan. 14 people, i.e. actually half of all the people buried in the kurgan, were buried in two central pits (# 9 and 10). Three more people were buried in pit 4, which in plane (and chronologically?) is drawn to the central burial pits.
The main type of funerary rite is inhumation in flexed position. Position of the buried people on both the right and left side has been noted (4-7 and 5 cases correspondingly). Traces of secondary burials of de-fleshed
1	Besides, in the Final Bronze Age or Early Iron Age a child was buried in the kurgan (burial #11).
2	The author uses all a complex of archaeological and paleoanthropological data.
bones can be supposed in some burials (#9,10,12 and 15) but these burials were strongly disturbed. Fire played significant role in the rite. Traces of fire, little as they are, were detected in five burials (35.7%). The dead are orientated differently but there is practically no orientation head towards the eastern sector. Probably orientation of the face was considered as important. Eight bodies face west and only two (pits 13 and 20) N-NE and E (?). Generally it should be noted that information on the types of burial rite (i.e. on the principle way to handle corpses) and on the position of the dead in the graves is not complete as many graves were robbed or disturbed.
More detailed information was obtained on the burial architecture of the complex. The size of the graves depends on the character of the rite (single/collective burials), and in single graves it depends on the age and, hence, on the size of the body of the dead. The depth of the burials is a significant symbolic parameter of the rite. Deep graves, 1.5 m and deeper, have two chambers on different levels separated by an inner covering.1 The lower chamber is always the burial one. The function of the upper chambers is not quite clear. It seems that in most cases they were hollow. Wood, grass, reed etc. are used extensively in the underground burial architecture. The elements of profile include primarily protrusions and shallow grooves around the perimeter of the graves. Complex profiles of the graves and different wooden chambers - timbers - served to model ledged spaces in the underground parts of the burials. Information on the over-grave constructions is much more scarce. In some cases small banks over the graves are fixed (pit 6). In other cases it can be supposed that fairly complex dome-like constructions were present (pit 24). Traces of monumental over-grave objects over central burials were not observed. General embankment over the burial ground was absent.
Animal sacrifice was a necessary element of the burial rite. About 5 animals were sacrificed per a dead person. The main kinds of animals were horse, cattle, sheep and goat. Remnants of wild boar, dog, fox (corsac) and birds were also found. Young animals, sometimes females sheep and goats as well as Canidae, are represented by complete skeletons. Sacrificial rites were extremely complex and symbolic.
Grave goods is rich and varied despite numerous facts of ancient grave robberies.2 41 kinds of grave goods have been defined, of which 14 were metallic items, 10 items made of bone and horn and 9 of stone.
Pottery is numerous. The collection includes 43 whole and reconstructed vessels and 15-20 ceramic vessels were
represented as fragments. Specific features of the pottery found in the kurgan are determined by several key points:
-	prevailing classical Sintashta-type pottery;
Pottery:
-	with early (the Pit-Grave and Abashevo) cultural features; such pottery is concentrated in the early group of burials defined by stratigraphic data;
-	with the Poltavka features;
-	with the traces of the Timber-Grave formation.
The materials of the examined pottery complex show the importance of two main issues. First: presence of archaic Abashevo and Pit-Grave substrates in the Sintashta pottery. Second: significant role of Sintashta (on the whole traditions of the “Country of towns” of the Southern Trans-Urals) in the Timber-Grave culture formation.
Kurgan 25 is probably the earliest burial complex of the Bolshekaragansky cemetery. The kurgan complex is characterized by all main features of cemeteries of the developed stage of the Sintashta culture (ca 2000-1900 BC due to calibrated radiocarbon data and ca 1800-1600 BC in the system of traditional chronology). The complex of ground and kurgan burials on the Sintashta River (CI site)3 is the closest to the published material.
Appendix 1. Archeoastronomical data on reconstruction of space-time model, the rite and absolute dates of kurgan 25 of the Bolshekaragansky cemetery
(D.G. Zdanovich, A.K. Kirillov)
Astronomic observation were significant for choosing the place to build a kurgan. The location of the kurgan corresponds to the azimuth of rising of the lower edge of the sun (48,3°), set from the geometric center of the settlement Arkaim on the day of summer solstice for the age of 2000 years BC if observing the event from ground surface.
The observations of heavenly bodies rising and setting were significant for the organization of the inner space of the necropolis. The observations were performed from the center of underkurgan ground or through the central point if the observer was outside the ground. Seemingly,
1	In the pits 1.5-2 m deep both are usually of the same height, i.e. the inner covering divides the pit in to two parts.
2	Robberies probably often were of ritual character.
3	Gening, V.F., G.B. Zdanovich and V.V. Gening 1992. Sintashta.
Arkheologicheskie pamyatniki ariyskikh plemyon Uralo-Kazakhstanskikh stepei. Chelyabinsk: Yuzhno-Uralskoe Knizhnoe Izdatelstvo.
the azimuths of rising and setting of the “high” moon on the day of summer solstice were of primary significance during the marking-out of the complex. These azimuths determine the borders of the sector of early burials (36-144°) and the location of the entrance to the underkurgan ground. The system of sights (pots structures in the ditch) is related to the observation of these astronomic events.
The azimuths of rising and setting of the moon at the utmost positions also determine the borders of the sector meant for construction of sacrificial pits. The western border of this sector corresponds with the azimuth of full “low” moon setting on the day of summer solstice (236°), and the eastern one coincides with the azimuth of full “high” moon rising on the same day (144°).
The central grave pits 9 and 10 are special within the system of the kurgan. Laying near the geometric center of the ground and being oriented according to the cardinal points, they make up a common system with the circumference of the circular ditch. The northern point in their orientation is deviated 7-10° to the east. It can be related to the nightly observation of the North Star which belonged to the Dragon constellation at that time.
The position of the most northern grave of the group of burials in the filling of the ditch from the west corresponds with the azimuth of sunset on the day of summer solstice (317°) if it is observed from the center of the kurgan.
Specifically interesting from the point of view of archaeoastronomy is the ditch of the kurgan. It is not continuous, but consists of 12 sections. The presence of 30° sections in the design of the ditch allowed to suppose materialization of a model of solar zodiac.
To test this supposition, the plan of the kurgan was superposed with the image of ecliptic with directions on the borders of modem zodiac constellations and the brightest stars of northern hemisphere close to the plane of the ecliptic. A celestial map of 1950 was used. The best correspondence between the images was obtained by relative rotation with matching the axes of the images. The correspondences with the following stars were found: a of Canis Minor - Procyon, a of Leo - Regulus, P of Leo - Denebola, a of Virgo - Spica, a of Bootes - Arcturus, a of Scorpio - Antares, the central part of the Archer, a of Eagle - Altair. All of these were rising stars on the latitude of Arkaim (a=+52,6°) at the time of the existence of the settlement. The positions of two more bright stars of northern hemisphere - Sirius (a of Canis Major) and Aldebaran (a of Taurus) were probably marked by posts in the eastern semicircle of the ditch.
It is possible to suppose that the point of spring equinox
coincides with the direction to the east and the point of autumn equinox coincides with the direction to the west. Such model corresponds to actual movement of the sun on the ecliptic during the year. Then the point of spring equinox coincides in our model with the position of Pleiades. Knowing the period of precession we can calculate the zodiac age reflected in the design of the kurgan. It corresponds to the year 2080 BC. As we can see, the dates obtained using archaeoastronomic methods do not contradict with the calibrated radiocarbon ones.
Judging by the obtained data, a wide range of celestial bodies had been paid attention to by the Sintashta population. The observation of these objects was limited by myth and ritual. The construction of burial complexes could had been timed to important astronomic events. Kurgan 25 of the Bolshekaragansky cemetery was probably laid on the day of summer solstice in the year of “high” moon. The knowledge of main astronomically-significant azimuths was important for the organization of the inner space of the kurgans and allowed a “right way” of inserting the kurgan into the Cosmos. Summer solstice was the most significant event for the people of Sintashta. On the opposite, there are no indications of the points of sunrise and sunset on the day of winter solstice. The moon azimuths are as much important for the organization of the kurgan as the sun ones. The moon often presents the events of the solar cycle.
The obtained date, just as the results of archaeoastronomic research of the fortified settlements of the Arkaim type, indicate a rather significant role of astronomy in the culture of the “Country of Towns” of the Middle Bronze Age.
Appendix IL Protection excavations in the zone of Bolshekaragansky quarry (D. G. Zdanovich).
A quarry was laid already in 1987 on the territory of IV kurgan group of the Bolshekaragansky cemetery. Six (?) small kurgans were located in the quarry zone. All the kurgans are probably dated back to the Bronze Age. The remains of kurgan 26 and the remains of the ritual construction (?), which had been part of the cemetery system, were archaeologically studied in summer 1991.
One big (central?) burial pit was studied in kurgan 26. Remnants of complex wooden constructions and traces of animal sacrifices were found in the pit. The burial was a collective one, it had been robbed in ancient times. The remaining grave goods is represented by fragments of two vessels and twelve flint arrowheads. It is possible to refer kurgan 26 to the Middle Bronze Age.
The remains of the ritual construction (?) resemble similar objects discovered earlier on the territory of ground cemetery of the Sintashta cultural complex. Animal bones and pottery fragments of Sintashta and Petrovka types were found there. It is interesting that the remains of a similar construction were discovered in Chekatai cemetery of the Alakul culture (excavations by D.G. Zdanovich).
Section II. Study of culture and grave goods
1.	Technicality and technology of pottery production of kurgan 25 of the Bolshekaragansky cemetery (tables) (A. I. Gutkov)
The tables present the data on 51 vessels from kurgan 25 of the Bolshekaragansky cemetery. The main bulk of the vessels is made of clay with different degrees of iron particles and silt content or mixture of clay and artificial additives. The additives are talc, highly powdered ceramics and dung. The surface of the vessels is usually roughly smoothed. In some cases cloth prints are fixed on the inner surface of the vessels.
2.	Calculations of vessel volumes from kurgan 25 of the Bolshekaragansky cemetery (F.N. Petrov)
The data on 47 vessels from the kurgan are presented. The calculations were performed under the formula of the truncated cone (V=l/37th(R2+Rr+r2). The volume of most of the vessels (72%) is 1 to 4 liters. It is known that the volume of the vessel is connected with its functional usage.
3.	Food burnt remains on the vessels from kurgan 25 of the Bolshekaragansky cemetery (L.L. Gaiduchenko, D.G. Zdanovich)
Charred food particles burnt to the walls and bottoms of the ceramic vessels are a characteristic artifact of the Bronze Age. These remains can be used to research such problems as food and nutrition system in ancient times, functioning of ceramics, peculiarities of everyday and ritual behavior in ancient cultures. However, remains of food bums have not attracted the attention of the experts until now. The microscopy-based methods of processing these remains have been developed by L.L. Gaiduchenko. The applied method makes it possible to distinguish the particles of plant and animal origin and in most cases also particles of milk and meat.
The remains of food bums were found in 28 vessels (47 % of the bulk of the studied collection). Plant particles make 51%, milk 34% and meat 15%. In 77% of the cases plant particles have been defined as grain cereals. The kind of the grain was determined only in one case to be
barley (Hordeum sp.). These data, alongside with the data of archaeology and palinology, are arguments in favor of the existence of agriculture in the Middle Bronze Age of the Southern Trans-Urals.
Remains of ‘simple’ (one component) and ‘complex’ (multi-component) dishes (32 and 68% correspondingly) are identified. 50% of complex dishes were liquid (milk based) grain porridges.
Only 46% of the vessels from the burial pits were used to cook food. On the other hand, all 100% of the vessels found on the burial ground had the remains of the burnt food. Probably these vessels, like the animal bones scattered over the ground, are connected with the funeral feasts. The burials are not differentiated as to the content of food. Central pits of the kurgan, which can be connected with ‘elite’ burials, are not different in this aspect from the peripheral graves.
71% of the vessels with food bums are 0.5 to 3 liter in volume. On the contrary, 20 to 40 liter vessels were most often used for cooking food at the Arkaim settlement. It was not possible to define the specific features of the ‘cooking’ vessels via such indicators as raw materials, forming masses and processing of the vessel outer surface.
4.	“Use life” of the pottery and dynamics of stylistic variations (on publication of the materials of kurgan 25 of the Bolshekaragansky cemetery). (D.G. Zdanovich, E. V. Kupriyanova)
“Use life” of ceramic vessels is a significant and interesting problem. The duration of pottery “use life” influences the formation of the cultural deposits and ceramic complex of a site. Probably this parameter of the life of pottery is related to the dynamics of stylistic changes of ceramic complexes.
Stylistic variations are understood as “formal variations that is less determined by utilitarian factors”1. It is supposed that such products as ceramics, with their short life and high “mobility”, must experience brief stylistic changes as the result of “stylistic drift”. But these changes, which in their extreme variant lead to the change of the cultural type of the ceramics, can take place only in certain social and cultural conditions.
The average “use life” of the ceramic vessels from kurgan 25 were calculated under M. Shott formulas (u.L = 1.04+0.18h (height); u.l. = 2.97+0.18V (volume)2. They were
1	Sackett, J.R. 1985. Style and ethnicity in the Kalahari: a reply to Wiessner. American Antiquity 50 (1): 154-159.
2	Shott M.J., 1996. Mortal pots: On the use life and vessel size in the formation of ceramic assemblages. American Antiquity 61(3): 463-482.
3	.35 and 3.42 years under different methods of calculation. The vessels of Arkaim settlement are divided into two dimension group with the volume 7 liters and 8-50 liters. “Use life” of the first group of vessels corresponds to the data of the kurgan pottery. Mean “use life” values for the first group vessels are within 6-10.5 years.1 Here these vessels, first, were more standardized, and, second, were more traditional in form and decor. Probably it can be explained by the factor of high dynamics of stylistic variations of Arkaim ceramics at different average “use life” of small and large vessels.
The data of archaeological excavations lead to the conclusion of the quick change of styles in the Middle Bronze Age. Sintashta settlements as well as cemeteries are characterized by distinct stylistic and cultural variations. Moreover, the same situation is characteristic for large burial complexes within the cemeteries. Kurgan 25 of Bolshekaragansky cemetery is a good example, the life of which is estimated as 20-30 years. This time appeared sufficient not only for strong stylistic changes but for the changes of cultural standards of the pottery. Fast changes were observed in other spheres, for example in the planning of the fortified settlements. Changes of such type on the whole correspond the style of the Sintashta culture. It can not be excluded that when we estimate the life of the “Country of towns” as 150-250 years2 we overestimate the figures by several times.
The Sintashta culture of the Southern Trans-Urals personifies the epoch of global mutations and transformations in the steppe. The main content of that epoch was assimilation of the vast steppe areas with their resources and introduction of complex agricultural and herding economy and acquiring the experience of settled life. This period is followed by the long epoch of stability and firmness, which is associated with the site of the Timber-Grave and Alakul cultures.
5.	Metallic objects from kurgan 25 of the Bolshekaragansky cemetery (A.Ph. Bushmakin)
Metallic things of different functions take an important place in the grave goods collection from the kurgan. The objects was studied with the help of ordinary mineralogical methods - X-ray phase, objects, X-ray spectral, microchemical and others. 24 objects were studied.
The bulk of the objects were made of clean or arsenic copper and of arsenic bronze. Arsenic content usually varies within 0.2-2.5% and in some cases is as high as 8%. Copper alloyed with arsenic was produced already at the stage of smelting blister copper. It is not clear what minerals were the source of arsenic or whether they were specially added. Nickel and iron, sometimes in significant
quantities, are present in metal alongside arsenic. The majority of the samples contain small concentrations of sulfur. Presence of cobalt, cadmium, bismuth, antimony and silicon is stated in some objects. The obtained data show that the metal from kurgan 25 of Bolshekaragansky cemetery is similar to that from the Arkaim settlement. The exceptions are pendants from burial pit 6, made of copper-silver alloy, which clearly were not produced in this area, and an iron rivet found in the kurgan embankment. The rivet probably has no connection with the main complex of the site.
It is not excluded that the people of Arkaim knew the useful qualities of the arsenic copper, its high fluidity when melted and high strength after forging. But when a particular object was made (e.g. a knife) the composition of the metal was not taken into account, or perhaps ancient metallurgists could not control it.
The facts of close weights of similar objects or their proportional weights seem important. So, the weight module of leaf shaped knives is about 20 g. It can not be excluded that we have evidence of the existence of system of measures (length, weight), the process of measurements and specific standards or rules of producing the objects. We can conclude about some objects (e.g. group of awls) that they were made by one person.
Mineralized organic remains, which were in contact with the metallic surface of the objects, were studied separately. These were wood tissues (remains of handles of different tools), fly maggots, grass and wool. The specific features of the skin, which covered the floor of pit 6, make it possible to predict with high degree of certainty that it was elk skin. Such details make it possible to reconstruct some aspects of the burial rite and recreate the medium of the burial.
6.	Objects made of stone, bone and wood in the burials of kurgan 25 of the Bolshekaragansky cemetery
(D.G. Zdanovich)
The processing of the collection revealed 22 categories of objects made of these materials.3 The origin and
1	The obtained figures do not contradict to the data of the ethnographers. Here there is a number of additional factors, which can influence on the “use life”. This includes pottery repairs. But in this case this factor can be considered insignificant.
2	Zdanovich, G.B. and D.G. Zdanovich. 1995. Protogorodskaya tsivilizatsia “Strana gorodov” Yuzhnogo Zauralya, in Rossia i Vostok: problemy vzimodeysrviya: Materialy conferentsii. Ch. 5, Kn. 1 G.B. Zdanovich, N.O. Ivanova, A.D. Tairov (eds.). Chelyabinsk: Chelyabinskiy Gosudarstvenny Universitet. 48-62.
3	The materials were defined by V.V. Zaikov (Institute of Mineralogy, Urals Branch of Russian Academy of Sciences) and L.L. Gaiduchenko (Chelyabinsk State University).
functions of some objects are not clear, and many are described in special papers.
Of stone objects a unique bead of complex three part form with cones and mace head are of special interest. Perhaps the mace had a bone end of the handle. Symbolic function of such maces, which are met in the Sintashta and Petrovka complexes, is noted.
Arrowheads collection is numerous. Of 24 objects found in the kurgan, 16 are made of flint and 8 of bone and horn. Flint arrowheads are divided into haft and non-haft. Combination of both haft and non-haft arrowheads within one cultural system brings the Sintashta culture closer to such cosmopolitan phenomenon as the cemeteries of Seima - Turbino type and, probably, is determined by the component model of the Sintashta culture. If haft type arrowheads from Sintashta complexes are connected with the Abashevo substrate, non-haft arrowheads are probably the followers of the local Urals-Kazakhstan tradition, which comes back to the Neolitic and Eneolitic Ages. Bone arrowheads are fairly few but they are divided into four types. This variety can be explained as a feature of, first, some unstable searching sate of the tradition and, second, specialized use of bone arrow heads, mainly connected with hunting1, third, they were produced individually.
Object made of elk horn (mushroom-shaped, with a through linear orifice) has been attributed as a primitive cheek piece. Disc and hemispheric shaped objects made of the heads of animal hip bones can be regarded as tools to make ornaments on the pottery. Mace head (?) in the form of a scoop is of special interest. There are many interpretations of the use of such “scoops” but neither is convincing. But the shape of the “scoop” definitely resembles archaic anthropomorphic figures with strong stylization features. In southern farming cultures such images were connected with the cult of Mother Goddess.
Eight sets of astragals, 124 altogether, were found in the burials. Astragals of sheep and goats prevail (78%). In most cases sets of astragals accompany the burials of children and teenagers. Stone and bone “bats” found together with astragals are an additional evidence that these sets were used for playing and were mainly connected with children subculture. Nevertheless, there is some ground to suppose that there is more complex significance of astragal in the rite (layouts of astragals, “hips”). Astragals could be used for magical and intellectual “marking” of the animal. Presence of two astragals in the skeleton makes it possible to model some change (in the broad sense) relations connected with cattle.
Astragals could probably be involved in the sphere of fertility cult.
Wooden objects are represented by a hemispheric bowl, a fragment of chariot body (?), remnants of tool handles made of birch.
7.	Crystal from kurgan 25 of the Bolshekaragansky cemetery (V.A. Popov)
Crystal was found in the burial of an elderly woman (grave pit 6). It was laid before the face of the woman in the direction of her look. Crystal is of light smoke colored. Crystal surface creates good conditions for light concentration - such crystals not only reflect light, they produce light from within when they are lit against the dark background. Crystal surface has traces, which show that it had been in water flow. Probably it comes from the deposit on the fringes of the River Bolshaya Karaganka 30 km upstream from the cemetery. Detailed mineralogical description of the found is provided in the book.
Section III. Anthropology.
1. Anthropological characteristics of the population of the Bolshekaragansky cemetery, kurgan 25 (Richard W. Lindstrom)
Bone remnants of 28 individuals were studied. The age and sex of the buried people were determined under the accepted methods. All bones were visually studied to detect premortem traumas and traces of disease. Cranio-logical description of the skulls, which were satisfactorily preserved, was made and general characteristic of the population was presented.
Age structure of the population is close to the normal age structure of primitive groups. The burials of newborns may be a little low, but this is not unusual. Remnants of nine (seven?) women and five men were identified. It is not excluded that life span of women was generally longer than that of men. Average height is 171.5 for men and 163.3 for women.
The population is characterized by good health. Abscesses are marked only in some cases for the people older than 35. Tooth wear was relatively light. One woman had a distorted tooth row. Three people had congenial absence of third molars in one or both jaws. There are no traces of death through violence on the bones. Traces of the premortem traumas (broken bones) were fixed in two cases. All the data show that the population did not
1 Some arrowheads were probably used to hunt furbeares and some to hunt fish. In the collection there is a fish spear made of horn.
experience overload and hunger during their life. The diet was soft and contained much protein.
Skulls have a wide and not very tall face, wide orbits, well developed glabella and supra-orbital and thus can be referred to the Proto-Europeoid type. There are no signs of Mongoloid traits in these skulls.
On the whole the materials of kurgan 25 of the Bolshekaragansky cemetery give good representation of the population of the Southern Trans-Urals in Arkaim time.
2. Child burial (#16) in kurgan 25 of the Bolshekaragansky cemetery: paleoanthropological description (M.B. Mednikova)
Skeleton remnants belong to a child aged 7-7.5. Traces of stress are fixed on the bones. Some taphonomic features of the burial are traced.
Appendix. Preliminary report of palaeodietary analysis of human and faunal remains from Bolshekaragansky kurgan 25 (Karen Privat)
The main principle of stable isotope palaeodietary analysis states: you are what you eat. As numerous studies show, the content of protein isotopes in bone tissues reflects the content of protein in the consumed food. This paper studies the content of carbon (l3C/l2C) and nitrogen (l5N/l4N) stable isotopes in human and animal bones. Stable carbon isotopes are used to obtain information on the ecological basis of individual diet and nitrogen isotopes are used to define the place of the individual in the trophic chain.
Bone samples of fourteen adult people (older than 15) and animals (horses, cattle, sheep and goats, wild boar) were taken from kurgan 25 of Bolshekaragansky cemetery. The samples are characterized by good collagen preservation.
The results of analysis of the bones make it possible to suppose arid climatic conditions in Sintashta times. Significant differences in the content of stable isotopes in horse bones, on the one hand, and cattle, sheep and goats on the other hand, were found. These differences can be explained by such factors as differences in digestion of animals in different pasture conditions (e.g. horses could graze in gallery forests in the steppe zone).
People from the burials of the Bolshekaragansky cemetery consumed a lot of protein of animal origin. Plants, on the contrary, did not play a significant role in their diet. Primarily they ate meat and/or milk of cattle, sheep and goats. Horses were bred for other purposes (e.g. as transportation means).
Study of the samples of the Bolshekaragansky cemetery is part of a larger project of studying the diet of Eurasian steppes population in the Bronze and Early Iron Ages.
Section IV. Some biological characteristics of the animals from the sacrficial complexes of kurgan 25 of the Bolshekaragansky cemetery (L.L. Gaiduchenko)
There are reviewed the data on sex, age, health condition and peculiarity of constitution of the animals.
Horse. We managed to determine the sex of 7 individuals. In pit 24 there were horses of different sex. In a whole there is an equal representation of stallions and mares. As for the age, it is determined with various accuracy for 18 individuals. Seemingly, the horses for the ritual were being chosen from a narrow age range -from 3 to 6-7 years old. They comprise from 70 to 100% of all mature sacrificial animals of the kurgan. The semi-slim-legged and slim-legged forms dominate in the extract (83,33%).
Cattle. The sex is determined for 21 individuals. Out of the animals over 1 year old, only females were being chosen for sacrifice. Sometimes there are calves under 1 year old in one complex with cows. The age is determined for 26 individuals. The bulk (close to 100%) of mature and semi-mature animals had been sacrificed at the age between 2 and 4,5-5. Old animals (over 10 years old) are completely absent in the extract. All of the cows in the extract are hornless. This feature had probably been absolutely expressed one for the “Sintashta population”, though this aspect is yet unclear.
Sheep. The sex is determined for 32 individuals. All sheep over 1 year old are females. The sex of sucklings and animals under 1 year old is undeterminable. We managed to determine the age of 45 animals (93,75% of the whole extract). Among the animals over 1 year old the age distribution is the following:
1 to 1,5-2 years old - 40,54%
1,5-2 to 3 years old - 54,05% over 3 years old - 5,40%.
Goat. All goats over 1 year old are females. The selection by age is vividly expressed - all of the mature animals are slaughtered at the age between 2 and 3. The selection by the peculiarities of constitution had hardly been so strict. There are goats with at least two variations in size, shape and location of horn rods. Dominating are the animals with saher-like horns (80%).
The females of all species, as well as, perhaps, stallions, were at the age of active reproduction. The horse and cow bones from the researched kurgan do not have traces of diseases, pathological neoplasms and traumas. Different is the case with small cattle. The bones of some sheep and goats from the sacrificial assemblages have
pathological changes - primarily salt neoplasms in the joint blocks of extremities. Ill animals, susceptible to lameness and even vividly lame during their lifetime, comprise up to 13,2% among small cattle.
Appendix. Definition of constitutional and economic types of horse due to archaeozoological remains
(L.L. Gaiduchenko)
The system of studies of archaeozoological materials, developed by V.I. Tsalkin in 1950s, no longer answers the modem requirements. It is necessary to pass over from studying separate bone remnants to the study of particular individuals represented by these bones. Hence, it is
possible to reach the level of population analysis in archeozoology. To define the type of horse it is enough to have its metacarpal bones. Classification of economic types of horse is based on correlation of three features: height (according to V.O. Vitt), index of gracility of extremeties (according to A.A. Brauner) and the index of the width of calsis diphase. The following economic types of horse were defined: primitive meatiness horse, work horse, riding horse and two intermediate types, one of which is closer to work and another to riding horse.
D. G.Zdanovich
СОДЕРЖАНИЕ
От составителя
Введен пе. Д.ГЗданович	7
Раздел I. Археология кургана 25
Большекараганского могильника. Д.ГЗданович 17
1. Планиграфия и стратиграфия памятника 17 2. Погребения	28
3. Жертвенные ямы	84
4. Погребальный обряд и инвентарь погребений 96 5. Заключение	105
Приложение 1. Данные археоастрономии к реконструкции пространственно-временной модели, обряда и абсолютных дат кургана 25 Большекараганского могильника. Д.ГЗданович, А. К. Кириллов	106
Приложение 2. Охранные раскопки в зоне Большекараганского карьера. Д. Г Зданович	110
Раздел II. Исследование культуры и погребального инвентаря	117
1. Техника и технология изготовления керамики кургана 25 Большекараганского могильника (таблицы). А.И.Гутков	117
2. Объемы сосудов 25 кургана
Большекараганского могильника. Ф.Н. Петров 119 3. Пищевые пригары на сосудах из кургана 25
Большекараганского могильника.
Л.Л.Гайдученко, Д.ГЗданович	120
4.	“Use life” глиняной посуды и динамика стилевых изменений (по поводу публикации материалов кургана 25 Большекараганского могильника).
Д. Г. Зданови ч, Е. В. Куприянова	12 8
5.	Металлические предметы из кургана 25
Большекараганского могильника. | А.Ф.Бушмакин\ 13 2
6.	Изделия из камня, кости, дерева в погребениях кургана 25 Большекараганского могильника.
Д.ГЗданович	144
7.	Горный хрусталь из кургана 25
Большекараганского могильника. В. А. Попов	158
Раздел III. Антропология	15 9
1. Anthropological characteristics of the population of the Bolshekaragansky cemetery, kurgan 25. R. W.Lindstrom	159
2. Погребение ребенка (№ 16) в кургане 25 Большекараганского могильника: палеоантропологическое описание. М.Б.Медникова 164
Приложение. Preliminari report of palaeodietary analysis of human and faunal remains from Bolshekaragansky kurgan 25.
Karen Privat	166
Раздел IV. Некоторые биологические характеристики животных из жертвенных комплексов кургана 25 Большекараганского могильника. Л.Л. Гайдученко	17 3
Приложение. Определение конституционного и хозяйственного типа лошади по археозоологическим останкам.
Л.Л. Гайдученко	18 9
Библиография	196
Сокращения названий археологических памятников	204
Summary. D. G.Zdanovich	205
Научное издание
Зданович Д. Г. и др.
АРКАИМ: НЕКРОПОЛЬ
(по материалам кургана 25
Большекараганского могильника)
Книга 1
Научный редактор ГБ.Зданович Художественный редактор А.Н.Конюхов Корректор В.И.Мельник
Компьютерная верстка — С.Н.Шакирьянова
Компьютерный набор издания предоставлен автором.
Подписано в печать 23.12.2002 г.
Формат 84x108/16.
Гарнитура «Times New Roman Суг». Печать офсетная.
Усл. печ. л. 22,68 + 1,68 вкл. Уч.-изд. л. 28,18.
Тираж 1000 экз. Заказ № 77
Лицензия сер. ИД № 06194 от 01.11.2001 г.
ФГУП «Южно-Уральское книжное издательство». 454092, г. Челябинск, ул. Воровского, 36.
Тел./факс: 34-58-39, тел.: 34-17-89.
Отпечатано с готового оригинал-макета в ГУП «Челябинское полиграфическое объединение «Книга».
454000, г. Челябинск, ул. Постышева, 2.