Текст
                    ИГОРЬ СЕДОВ
ВДВОЕМ
Игорь Седов
Юмористические рассказы
Саратов Приволжское книжное издательство 1979
84.Р7 С28
Седов И.
С28 Вдвоем с улыбкой: Юморист, рассказы. — Саратов: Приволж. кн. изд-во, 1979. — 95 с., ил.
Сборник юмористических и сатирических рассказов. Ирония и сарказм, добрый смех и меткая шутка — вот оружие автора в борьбе с пороками, которые подчас еще встречаются в нашей жизни.
70302
27-79
84. Р7 Р2
© Приволжское книжное издательство, 1979 г.
ТЕЛЕМЕХАНИКА
После работы встретили Авоськина. Довольный, улыбается — рот до ушей, сам весь свертками обвешан...
— Чего улыбаешься? — спрашиваю. — Ремонт жилья, что ли, затеял?
Авоськин смеется, а потом объясняет:
— Антенны к телевизору приобрел.
— Какие антенны?
— Обыкновенные, для домашнего пользования. Два прутика-усика на черной подставке. Десяток отхватил... пока дают.
— Почему «пока»?
— Говорят, скоро их в продаже не будет.
— Как не будет?! Глупости говоришь, Авоськин! Разве это проблема для нашей растущей промышленности— антенны производить? Их везде полно, хоть завались.
— Дело ваше, — равнодушно сказал Авоськин и ушел от нас.
— Странный он все-таки тип,—заметил Костя, когда мы остались одни. — Надо же сморозить такую глупость: антенн не будет... А не будет, так не будет. Коммунальной обойдемся. Подумаешь, антенна! Был бы телевизор.
з
— Верно говоришь. Вот такие люди и создают нездоровые настроения у отсталой части населения, — поддержал я Костин вывод. — Разводят спекулянтов. Антиобщественный тип этот Авоськин.
— Вполне с тобой согласен,—«сказал Костя. — Дурак дураком этот Авоськин. И как его только на работе держат?..
Так, обсуждая антиобщественное поведение Авоськи-на, мы незаметно дошли до магазина электротоваров. Там была большая очередь, как потом выяснилось, за антеннами. И хотя у нас с Костей лежали в кармане билеты в кино, мы тоже встали в очередь.
— Пойду узнаю, как там обстановка,— сказал Костя.
Вскоре он вернулся, возмущенный до глубины души.
— Это безобразие! — кричал он. — Антенн мало, а дают их без ограничения. Так нам может и не хватить. Надо жаловаться! Где директор?
Обошлось без директора. На наше счастье, продавщица принесла из склада еще несколько десятков антенн, и мы успели взять по пять штук на каждого. Это кое-что значило, потому что в другом магазине тоже была очередь, и уже висело объявление: «В одни руки больше одной антенны не отпускается».
«Эх, Авоськин, Авоськин», — подумали мы и приобрели еще по одной антенне.
Потом мы с Костей сели в такси и поехали в магазин на окраине города. Но там дела обстояли хуже. Антенны продавались с нагрузкой—телевизором «Огонек». Заняли очередь — хорошо, деньги при себе были, только что прогрессивку получили.
Опять Авоськина вспомнили. Все-таки антиобщественный тип он — эгоист и индивидуалист. Знал, что антенны из продажи исчезнут, и не предупредил нас заранее. Могли бы тихо, спокойно, не поднимая паники, запастись дефицитом. А теперь вот мотайся по магазинам.
Незаметно к нам подошел прилично одетый молодой человек и предложил антенны.
— Почем? — спросил Костя.
— Пять антенн за одного Дюма.
Это уже было слишком. Мы с Костей прямо в глаза сказали молодому человеку, что у него нет совести. Наживается на временных трудностях. Предложил бы в обмен хоть десяток антенн, тогда еще можно было вести
4
разговор. А, так... Посоветовали ему как можно скорее избавиться от спекулятивных замашек и заняться общественно полезным трудом. Молодой человек обиделся, прошел в конец очереди и, похоже, с кем-то там быстро договорился.
И все же мы напрасно не согласились на деловое предложение молодого человека. Когда подошла наша очередь, то в нагрузку давали уже два «Огонька». Пришлось срочно бежать в сберкассу и снимать с книжки трудовые сбережения.
КАЛЬМАР
Небольшая комната в учреждении. Стены увешаны плакатами: «Пьянство — причина хулиганства», «Поллитровка бьет ловко». На видном месте — красочные диаграммы. За столами сидят несколько человек. Идет заседание месткома. Поднимается председатель.
Он говорит:
— Сегодня мы с радостью можем отметить некоторые успехи, достигнутые в борьбе с коварным злом — пьянством. Посмотрите на эту наглядную диаграмму. О чем говорит данная диаграмма? О том, что мы дошли до точки. До одного случая пьянства. И этот случай — товарищ Плаксин. И сегодня мы этот поразительный слу-чай коллективно обсуждаем. Ты доволен, товарищ Плаксин?
Поднимается Плаксин, невысокого роста мужчина с лиловатым лицом. Он сбивчиво говорит:
— А как же! Конечно, доволен. Внимание коллектива... воодушевляет... Толкает... Как же, доволен. Надо бы еще, да и так хватает. И другим оставить надо. Конечно, доволен. Всем бы так.
Председатель опять:
— Правильно, позаботились о тебе, кажется, со всех сторон. А ты пьешь... По какому поводу пил-то?..
— Случай подвернулся, вот и выпил с приятелем.
— Много выпили?
— По пол-литре первый раз, потом второй заход сделали. Опять по пол-литре.
Председатель что-то соображает, затем удовлетворенно говорит:
— Две пол-литры на двоих? Так я тебя понял?
5
Плаксин, обиженно поморгав, уточняет:
— Две пол-литры на одного пришлось. Я же пояснял: по пол-литре первый раз, потом второй заход сделали. И снова по1 пол-литре. Сами понимаете.
— Кхм... да! — Председатель с уважением смотрит на Плаксина. — А-а-а... какую, к примеру, закуску употреблял Плаксин в очередном периоде пьянства. Ты понял наш вопрос?
Плаксин кивает головой:
— Закусывали, что под руку подвернулось. Помидорка маринованная, огурчики соленые и так далее.
— А мясное было?
Плаксин честно сознается:
— Мясного не было.
— Так я и предполагал,— качает головой председатель. — Кто же выпивает без мясного? Конечно, и огурчики, и помидорчики в виде баланса овощного нужны. Но это после первой рюмки. А потом? А потом мясное. Например, печенка. Хороша штука! Отварная печенка и к ней гарнир, тоже отварной — картофель. И подливочка на топленом масле. Пей, ешь, закусывай — никакой градус тебя не возьмет.
Кто-то возражает председателю.
— А я предпочитаю закусывать консервами. Томатами.
Его поддерживает другой:
— Насчет томата здесь совершенно правильно ставится вопрос. Водку обязательно надо пить с томатным соком.
— Это почему же? — обиженно спрашивает председатель.
— А потому что не спьянеешь. Стакан на стакан — и не спьянеешь. Испытано на практике. И мясное не обязательно.
— Как так не обязательно! — не сдается председатель. — Кто же пьет без мясного?
— А если человеку нельзя мясного? Если ему врачи запретили мясо употреблять по причине гипертонии? Что, ему теперь печенкой здоровье портить? Курицей еще можно закусить, тоже диетический продукт. И рыбным филе можно — опять-таки рыба. Главное — здоровье не подрывать тяжелой мясной пищей.
— Нечего его слушать! У меня друг, так он с молоком водку употребляет.
6
— Председатель, голосуй!
Плаксин с интересом прислушивается к разговору. Апатия и равнодушие сменяются у него живым интересом к происходящему обмену мнениями. Чувствуется, что он хочет принять активное участие в обсуждении, чувствуется, что у него есть что сказать людям. Но огромным напряжением воли он умеряет свой порыв. Наконец не выдерживает, встает и кричит:
— А самая лучшая, братцы, закуска — это кальмар!
Все в удивлении затихают. Плаксин смущается и скромно садится. На него обрушивается град вопросов:
— Какой такой кальмар?
— Вкус-то у него какой?
— Под старку идет?
— А под охотничью?
— Рыба или краб?
— Надо бы попробовать!
Стараясь навести порядок, председатель говорит:
— Прошу внимания! Мы уклонились в сторону от вопроса. Растянули разговор и вообще... Так дело не пойдет! Плаксин, обеспечь нас кальмарами, настоящими, для наглядности. Ну и... для сопоставления захвати одну этой, как ее?.. «Экстры».
ЦВЕТЫ ЖИЗНИ
Мы сидели в уютном холле санатория и вели почти что непринужденную беседу, которая завершилась разговором о наших детях.
Наш напоенный морем и солнцем мозг отказывался от аналитических рассуждений о проблеме отцов и детей, равно и от оценки эстетического воспитания школьников. Мы не касались и волнующих успехов легкой промышленности в освоении производства детских штанишек и других видов новой продукции для детей.
Ираида Петровна совершенно неожиданно — она вообще все делала неожиданно — сказала:
— Представьте, друзья, мне чего-то не хватает среди этого прекрасного ландшафта... а точнее, — быстро развивала свою мысль Ираида Петровна, — мне не хватает цветов.
Опережая протестующие возгласы, которыми мы вот-вот готовы были разразиться, эта женщина продолжала:
7
— Разве я про эти цветы? Про это цветущее благоухающее море актинидий и глициний, роз, олеандров и зеленого горошка среди пышных гладиолусов? Я про милые нам всем цветы — про детей. Дети —цветы жизни! Не правда ли, как хорошо и красиво сказано! Неважно кем. Не мной, конечно. Кем-то из наших или импортных классиков. Чужие выражения я не присваиваю. Я 'не претендую на оригинальность. Дочь, моя любимая дочь— единственное в мире существо, способное оживить этот прекрасный, но такой холодный и грустный для меня ландшафт.
В голосе Ираиды Петровны слышалось волнение, придававшее ее словам искренность.
Нам стало не по себе от вылившейся наружу материнской тоски Ираиды Петровны. Как-то мерзко на душе стало. Мы вспомнили о семьях и детях. Мы чувствовали себя виноватыми перед детьми за то, что они не могут бок о бок с нами принимать морские купания, проходить курс бальнеологического лечения и пить кефир на ночь. Мы ругали курортное управление за слабо развитую сеть пансионатов. Мы... если не все, то восемьдесят процентов из нас поклялись на будущий год приехать на море с семьями. Даже если придется цивилизованному человеку превратиться в «дикаря».
Мы не эгоисты, но на время забыли об Ираиде Петровне, поглощенные терзаниями собственной совести. И бедная женщина молчала, единолично переживая разлуку с любимой дочерью.
Владимир Павлович попросил Ираиду Петровну рассказать о дочери.
Ираида Петровна оживилась, бросила сумочку на колени находчивому Владимиру Павловичу и заговорила:
— Дочь и море — вот что осталось мне в жизни. Муж... не будем об этом... Слишком тяжело и долго рассказывать. А дочь, дочь такая милая, хрупкая девочка. Она только в этом году поступила учиться в институт. Сколько я с ней пережила! Сколько сил, нервов и энергии потратила на ее воспитание! Ясли? Вы знаете, что такое устроить ребенка в ясли в большом городе? Вы, мужчины, не знаете. Пробила. Потом детский сад. Помогла общественность, устроила. Ребенок пошел в школу— положительная реакция Пирке. Надо срочно менять климат. Вспомнила: у меня двоюродный брат в Ялте. Обеспеченная бездетная семья. Уговорила его
8
взять к морю Наточку. Там она, у брата, и десятилетку окончила. Высшее образование ребенку надо давать? Вопрос —где? В нашем городе много вузов, но климат, друзья мои, не для Наты. Снова у матери бесконечные дни хлопот и волнений. И какие дни — полжизни унесли! Как сдаст, примут ли? Не выдержала, бросила все и поехала к тетке в один поволжский городок. Что? Разумеется, не тетушка сдавала экзамен, а Ната. И я поехала к дочери. Мы с теткой договорились, что Ната будет учиться в их городе и жить у них. Нельзя же девочке в общежитии. Она и постирать-то толком не умеет. А у родственницы семья большая, дружная—помогут Наточке. Но пять лет разлуки... Какое материнское сердце выдержит? С ума сойти можно... Определила я девочку в институт и посчитала себя вправе отдохнуть теперь. Восстановить пошатнувшееся здоровье. А разве я нелогично поступаю? Если со мной что случится, кто позаботится о моей Нате? Кто ее приютит, накормит, оденет? Нет, мы должны жить ради детей! Не так ли, друзья мои?
ШЛЯПА
Мне женская шляпа была не нужна. С меня хватало изящной ворсистой шляпы на случай снега и легкого берета на случай солнца. Женская шляпа нужна была Лизе, моей племяннице.
— Это не шляпа, а блеск, — захлебываясь от восторга, говорила она. — Представляешь, дядя, этакое поразительное сочетание плюша с лавсаном. Бархатная подкладка! Целлулоидный козырек! Не козырек, а блеск!' Синькина в такой ходит. А я — нет.
Так начиналась ее просьба.
Ох, уж эти мне просьбы.
Посудите сами. Договорился ты там с кем нужно — сам или знакомые помогли — и затем приходишь к тому. Приходишь и сидишь как дурак. Он тебя вроде и не замечает. Бумажки пересматривает, выйдет куда, по телефону позвонит. Делает вид, что не догадывается, зачем ты к нему пришел и торчишь здесь. Встать бы, плюнуть и уйти. А толку? Все равно его не удивишь таким благородством. Не ты, так другой придет. И опять он куражиться будет. Потому что у него материальная база.
9
Наконец надоест ему на твою заискивающую физиономию смотреть, вызовет он кого-то там и скажет: «Принеси! Потом оформишь через магазин. Да деньги пересчитай».
Уф, кажется, кончилось, можно и уходить теперь. А не уходишь. Подхалимский интерес проявляешь: семейство здорово ли, в отпуск когда подлечиться и отдохнуть, как рыбки у вас в неволе размножаются? И с благодарностью руку ему жмешь. Противно смотреть на себя.
Но в принципе я не прочь выполнить Лизину просьбу. Причин много. И все казались мне убедительными. Почему Синькина, подумал я, может блестеть целлулоидным козырьком, а Лиза, племянница, без козырька ходит? А потом и родне приятное надо сделать. Обижаться на меня стала. Пока, говорят, на возвышение не пошел — все с нами был. И пол-литру приносил. Распивали, сидели, свои были. А теперь вот загордился, откалываться стал, забывать своих. И прочие такие разговорчики. А кому нравится, когда тебя в ослаблении родственых чувств упрекают. Да и родней тоже бросаться нельзя. Пробросаешься.
Словом, стал я прикидывать, через кого бы это дело толково провернуть. Пустяковое вроде дело: шляпа, женский головной убор вроде. А неудобно и все такое прочее.
Вспомнил про одного. Рылов его фамилия. Я ему когда-то в бильярд три партии проиграл. Давно это было. Может, забыл он. И про бильярд забыл, и про меня забыл.
Ладно! Позвоню Рылову, а там видно будет.
— Кто? — спросил я, услышав в трубке глухой мужской голос.
— А кого надо?
— Рылова мне.
— Ну я Рылов. Что надо?
— Привет! Узнаешь меня?
— Трубкин, что ли?
— Не-ет... Не он.
— А кто?
— Семенов я. В бильярд с тобой играли. Вспомнил? — Вспомнил. Привет!
— Привет!
— Ты чего хотел?
ю
— Живешь-то как?
— А что? Живу. Сейчас заседать пойдем — местком у «нас.
— Это 'нужно. А у меня к тебе просьба, да неудобно.
— Что неудобно? Неудобно на столбе деньги считать.
— Да просьба-то деликатная. Больше в женском плане...
— Говори, не стесняйся. Я один у телефона.
— Понимаю. Не откажешь?
— В чем вопрос? Излагай — и дело в шляпе!
— Шляпа как раз и нужна. Женская... с козырьком целлулоидным... чтобы для девушки..
Рылов расхохотался:
— Ну и отколол ты номер! Ха-ха-ха! Шляпа ему нужна! Да я этих шляп... А ты с преамбулой. Мог и без преамбулы. Размер-то какой? Забыл? Ничего, безразмерную достанем. В самый раз будет.
Вот и обошлось, думаю. И нечего было на себя заранее наговаривать. Совестно, неудобно... Кому и совестно, может. Знакомых надо под рукой иметь, вот что. Тогда и совестно не будет.
Я успокоился. Лиза ходит в ожидании обновки, а Рылов действовал. Мы частенько перезванивались, и обязательный Рылов неизменно информировал меня о том, что шляпа на подходе.
Вскоре сезон на шляпы с козырьком прошел, и наступил сезон беретов с козырьком. Лиза купила себе модный берет и забыла про шляпу. Забыл и я. Но обязательный Рылов помнил.
Ехал я как-то в троллейбусе. Домой с работы. В окно смотрю. На людей, что вокруг. Отдыхаю. Вдруг меня— бац по плечу. Оборачиваюсь — Рылов. Веселый. Общительный. Говорит мне:
— Думаешь, забыл тебя? Черта с два я тебя забыл! И тебя помню, и про шляпу помню. А как же! Такую шляпу для твоей девочки достанем, что закачаешься. Какой размер-то? Ну да, понимаю, не для жены ведь... Понимаю, чтоб без звука. Без звука будет шляпа. Рылов обещал — получишь!
Вышел я из троллейбуса не на своей остановке. Успокоился на свежем воздухе и твердо решил не пользоваться городским транспортом. Чтобы разные у нас с Рыловым маршруты были. Он — на транспорте, а я — пешком.
11
Но судьбу не перехитришь.
Недавно пришли мы с женой в кино. Стоим в фойе и мороженое едим. Смотрю, Рылов. Тоже оказался на этом сеансе. Тоже фильм пришел посмотреть. Что делать? Вдруг заметит. Я быстро отворачиваюсь к стене и внимательно рассматриваю портреты популярных артистов кино. Но Рылов, конечно, меня замечает, подходит и говорит:
— Сердишься на меня? А зря. Про шляпу я не забыл. Помню. Достанем! А ты размер вспомнил?.. Ну ничего, подберем на общеженский стандарт...
Ночью долго не мог уснуть. Мысли разные вокруг шляпы вертелись. Мне шляпа была не нужна — это я точно помню. Рылову тоже. И Лиза, наверное, без нее обошлась. Но тогда кому же нужна шляпа?
НАША ВЗЯЛА
Инспектор отдела кадров занимался привычным и досконально изученным делом: пополнял личные дела накопившимися за неделю выписками из приказов.
В дверь постучали.
Пришел Чунькин Семен Семенович. Чунькин—рвач,, «левак», «шабашник», но хороший мастер своего дела. Для производства нужный человек. Ведет себя уверенно, с наглецой.
— Давай «бегунок», начальник, расчет пойду братьГ
— Здравствуйте, Семен Семенович! Проходите, садитесь. Курить можете... Мы форточку откроем. Сквозняком не прохватит?
Чунькин спокойно садится. Закуривает. Ждет, что ему еще скажет инспектор по кадрам.
— Живете как, Семен Семенович? — интересуется инспектор.
— На здоровье не жалуетесь? У вас, кажется, бронхит был?
Застудил одну легкую, зараза ее побери! По пьяной лавочке получилось. Месяц с бюллетенем ходил. Ничего, отдохнул. Хорошо, на лето пришлось. А теперь увольняться надо.
Инспектор сокрушенно качает головой и спрашивает:
— А не рановато вам увольняться, Семен Семено* вич? Вы же у нас без году неделя трудитесь. И вообще
12
часто работу меняете. В трудовой книжке, извиняюсь, у вас места чистого не найдешь. Вся исписана.
— В самый раз мне от вас уходить, — охотно поясняет Чунькин.— Железа на гараж мне подкинули? Подкинули. Мне расчет в другое место идти. А силком —у вас правой нету. Прокурор позвонит, и как миленькие забегаете. На директора лимузине за мной прикатите. Так что пора мне.
Инспектор недовольно морщится, но продолжает свое:
— А мы же вам на будущий год путевочку на курорт обеспечим. К синему морю или на высокие горы? И денег на обратный проезд выделим. Отдохнете, здоровье поправите, Семен Семенович. А здоровье — это главное. Помните, еще древние римляне говорили: «В здоровом теле — здоровый дух».
На Чунькина слова инспектора и ссылка на авторитет древних римлян не производят впечатления.
— По-хорошему нельзя — увольняйте по-плохому. За систематическое пьянство можно. Не обижусь.
— За пьянство не можем, — авторитетно разъясняет Чунькину инспектор. — Не можем пьяную единицу в отчет вводить. Вы помните приказ директора, категорически запрещающий выпускать с территории завода лиц в нетрезвом состоянии?
— Тогда за прогул давай, — мрачно предлагает Чунькин. — У табельщицы все мои прогулы на учете. Девка она аккуратная, справку напишет.
— Нам, Семен Семенович, все ваши прогулы и без справки известны. Но удовлетворить вашу просьбу отказываемся. По причине текучести.
— К прокурору пойду!— решительно заявляет Чунькин и встает.
Внезапно инспектора осеняет гениальная идея, и он просит Чунькина задержаться на несколько минут. Он спрашивает:
— Не к соседям собираетесь, Семен Семенович? Я знаю, им требуется ваша специальность.
— Ну, к ним, —нехотя подтверждает Чунькин.
— Тогда мы с вами договоримся, Семен Семенович. Что они вам, разбойники, обещали?
— Обещали что? — переспрашивает Чунькин и медлит, говорить или не говорить. Потом решается.
— Не продадите?
13
— Что вы, Семен Семенович! Сугубо неофициально.
— Обещали стекла на теплицу. Кровли железной: у зятя дом прохудился. И мотор отработанный. В сад его хочу приспособить, чтобы воду сподручнее качать было.
Инспектор смеется:
— Ха-ха! Старым мотором переманивают. Ох, работники! Совести у них ни на киловатт. Подсунуть мотор со свалки! Мы вам, Семен Семенович, новенький преподнесем. Не со свалки, а из склада. В заводской смазке. И стекла дадим и кровлю. Я, грешным делом, думал, вы, Семен Семенович, на двухэтажный особняк целите... Сейчас утрясем. Посидите, Семен Семенович.
Инспектор звонит директору. Чунькин равнодушно смотрит в окно.
Положив трубку, инспектор говорит:
— Семен Семенович, директор на ваши условия согласен. Идите и выписывайте стекло и все, что положено... И забудем неприятный разговор.
Чунькин уходит. Инспектор снова звонит директору. В голосе инспектора слышится неподдельная радость:
— Чунькин ушел получать стекло! Остается! Наша взяла.
ИНТЕРВЬЮ
Спортивный обозреватель одной из газет брал интервью у тренера одной из команд.
— Как вы оцениваете игру вашей команды?
— Если судить об игре в целом, безотносительно к результатам проигрыша, то, по правде сказать, я доволен действиями моих ребят. Ведь игры нынешнего сезона были для нас периодом творческого становления команды, овладения тайнами мастерства. Мы все время в поиске. В поиске собственного творческого' лица, в поиске наиболее выразительных форм на игровом поле. Мы смело идем на обострение конфликта, добиваясь логического разрешения этой конфликтной ситуации в завершающих ударах по воротам противника. Тонкость психологического рисунка нашей линии нападения хорошо сочетается с выразительной игрой защиты. Проблема моральной ответственности за порученное дело — лейтмотив нашей игры. И зритель не остается безучастным свидетелем того, что происходит на поле. Он волнуется»
14
переживает, утверждая своей активностью правоту нашей встречи. Мы благодарны нашему чуткому, внимательному зрителю. Где еще можно найти такого зрите* ля, как наш зритель?
— Скажите, кого вы считаете наиболее результативными игроками вашей команды? Ведь главное — не только рисунок игры, но и результат.
— Трудно кого-либо выделить. Очень хороши в нападении братья Смирновы. Отлично справляется с ролью вратаря Виктор Викторов. Стремление познать противоречивый и сложный характер своих противников отличает игру наших дебютантов Тотова и Вотова. Много почти поэтического очарования и мягкого такта в обращении с шайбой у защитника Колючева. Словом...
— Прекрасно! Ваше мнение об игре противника?
— У них чувствуется манерность, наигранность. Им не хватает простоты и искренности. В их игру трудно верить, хотя они и выигрывают. Но это дешевый успеху зрителя, потакание мещанским вкусам. Они работают на потребу тех, кто кричит: «Шайбу, шайбу!» У нас другое творческое кредо, и этим мы отличаемся от тех. В искусстве клюшки и шайбы нет легких путей. И на скользком ледяном поле мы сохраняем верность нашей системе игры. Нас интересует не выигрыш, а сам процесс игры, познание этого процесса во всей его сложности и противоречивости. И на это...
— Благодарю вас! Вы высказали несколько новых и оригинальных мыслей, которые помогут читателю разобраться в турнирной таблице. Аншлага вам!
НЕ ТО УДАРЕНИЕ
Древен род человеческий, многовековой историей наделено нынешнее его поколение, а пути любви так же неисповедимы, как и в те отсталые времена, когда не было полетов в космос, справок от домоуправлений, телевизоров и строгих правил грамматики.
Сергей Викторович преподавал русский язык и литературу. Он добросовестно объяснял правописание предлогов и союзов, проверял диктанты и старался убедить учащихся в том, что трагедия В. Ленского — трагедия всего мелкопоместного дворянства, связанного с феодальным способом производства.
15
А Дине предстояло держать экзамен на знание русского языка. Перед многотысячной аудиторией телезрителей. Говорят, что хорошенькая дикторша этот экзамен выдержала успешно. Говорят, что ряды великомучеников голубого экрана -сразу пополнились лицами мужского пола. Говорят...
Но Дина была человеком самокритичным. Она не расценивала свой успех как награду за отличное знание местоимений и глаголов с безударными личными окончаниями. Как человек самокритичный, она понимала, что светлые волосы, схваченные химической завивкой, миловидное личико с маленьким чуть вздернутым носиком тоже кое-что значат.
Все шло хорошо. Дина научилась сохранять полное спокойствие и способность мило улыбаться в творческом водовороте, который устраивают на студии режиссеры, их ассистенты, операторы и просто звукооператоры.
Пораженный быстрыми успехами девушки, сам Иван Петрович похвалил ее. Он сказал: «Мы не можем без правильной произносимое™ всех богатств русского языка. А ты допускаешь стопроцентную произносимость русских, иностранных и всяких других слов, не считая выражений. Молодец, кочки-теремочки!».
И вдруг... Вдруг... телефонный звонок на студию. Просят дикторшу. Дина только что пожелала зрителям спокойной ночи и хотела уходить. Она взяла трубку. Послышался твердый мужской голос:
— Говорит телезритель. Вы допустили ошибку в произношении слова «фритредерство». Вы сделали ударение на предпоследнем -слоге. А надо на втором. Посмотрите толковый словарь русского языка под редакцией Волина и Ушакова. Страница тысяча сто восемнадцатая. Всего хорошего.
Дина растерялась. Она так растерялась, что- не успела ни поблагодарить, ни нагрубить. Бывает.
На следующий день звонок повторился. Дина споткнулась на слове «компас». Опять не то ударение. Незнакомый страж чистоты русского языка посоветовал ей открыть словарь Даля на сто сорок седьмой странице.
Анонимные телефонные звонки вывели Дину из душевного равновесия. Объявляя программу передач, она видела темную комнату, себя на голубом экране и где-то в глубине этой комнаты ехидную физиономию своего недоброжелателя. Он — весь внимание. Он — весь слух.
16
В руке у него блокнот и карандаш. Рядом на столике— словари Даля и Ушакова. Вот Дина оговорилась. Вот он торжествующе засекает ее на слове. Ага, попалась, голубушка! И звонок! Дина вздрогнула и... оговорилась.
Ей полагалось сказать «деревце», а у нее получилось «деревцо». И снова звонок: «Говорит телезритель...»
Дина попыталась отшутиться: «Молодой телезри-тель?» В ответ она услышала, что молодость здесь ни при чем, что Аркадий Гайдар в шестнадцать лет командовал полком, а ей стоит проконсультироваться с орфографическим словарем русского языка. На странице двести девятнадцатой.
Дина постепенно приходила в отчаяние. И пришла бы, если бы не Люся. Люся ее подруга. Люся сказала:
— А что если он в тебя влюблен? Понимаешь, переживает за твои ошибки... И звонит тебе. Он же не звонит Ивану Петровичу...
Убедительный довод. Дина задумалась. Воображение вновь унесло ее в темную комнату. Но вместо ехидной физиономии ей виделся теперь симпатичный молодой телезритель. Он — весь внимание. Весь —слух. Ой, не ошибись... Ой, не споткнись... Стоп! Трудное слово! Правильно, хорошо, Дина! Молодой телезритель вытирает вспотевший.ют напряжения лоб.
И еще Дина подумала, что не зря ее отсылают к словарям. Надо ими заняться. По тысяче слов на ночь.
Характер у Дины оказался железный. Она регулярно читала на ночь тысячу слов из Даля или из Ушакова. Ошибок не стало. Но не стало и звонков. «Почему он не звонит?—сокрушалась Дина. — Ну просто так... Ну спросил бы... О чем? Ах, мало ли о чем... Скоро восьмое марта... Поздравил бы, что ли...»
Праздничную телепередачу для женщин вела Дина. И она решилась на отчаянный шаг: сознательно сделала не то ударение. У нее, повторяем, был железный характер. Она специально сказала не «памфлет», а «памфлет». После передачи опа ждала звонка. А звонок не раздался.
Грустная собиралась Дина домой. Оделась, вышла. И не услышала, как хрустнул мартовский ледок под ногами подходившего к ней человека.
— Извините... Это я... Сергей Викторович... То есть Сережа... То есть тот самый, что вам звонил... насчет ударений. У вас сегодня снова была ошибка.
17
Звездам не привыкать. Звезды мерцали над влюб* ленными и в те далекие времена, когда их покой не тревожили космические ракеты, когда не было телефонной связи и развитого книгоиздательского дела...
ВДВОЕМ С УЛЫБКОЙ
Мне сказали, если откажусь, то подведу целый кол* лектив. Потому что по случаю ожидаемой проверки все должны заиметь свое личное увлечение, то есть по-русски хобби, и никто не может стоять в стороне. Я не мог оставаться в стороне и согласился на коллекционирова* ние. Для ориентировки спросил, что можно собирать. Сказали, что все, начиная от нейтрона и кончая седлом Буцефала. Подумав, я решил коллекционировать улыб* ки.
Никто особенно не возражал. Но меня строго преду* предили, чтобы я берег собранные улыбки и мог по первому требованию представить их комиссии. Комиссия посмотрит, кто чего и сколько насобирал, и подобьет бабки. Серьезное дело. Я обещал хранить улыбки в конвертах. Один конверт на три маленьких улыбочки или на одну большую.
— Ненадежно, — заметил Костя Шариков, ответственный за данное мероприятие. — Затеряться может конверт. И тогда что? Чем будешь отчитываться?.. Лучше завести альбом, — с минуту помедлив, сказал Костя. — Альбом улыбок.
— И наклеивать?— быстро сообразил я.
— Наклеивать.
— Как марки?
— Как марки.
Костино предложение не было лишено практического смысла. Альбом улыбок можно красочно оформить и послать на какую-нибудь выставку. К примеру, на международную. И на фестиваль потом съездить. Тоже международный.
Сначала мне повезло. Улыбки я мог собирать в рабочее время. К нам в контору заходило много людей. И все с улыбками. Наша контора называлась Дворцом бракосочетаний. Те, кто приходил по этому делу, сразу наталкивались на меня. Я изображал на лице официальную сухость и решительно говорил молодоженам:
18
— Вот что, друзья, оставьте-ка ваши улыбочки здесь. Они вам больше не нужны.
На двадцать пятой паре новобрачных меня отстранили от улыбок. По собственному желанию. И послали следить за манометрами отопительной системы. Я не обиделся. Тоже работа. А улыбки в другом месте найти можно. Не обязательно у истоков семейной жизни и на служебном поприще.
Улыбок у нас много. На каждом шагу видишь. Мужские, женские, детские. Чаще женские. По статистике женская улыбчивость на семьдесят восемь процентов превышает мужскую. И в жизни тоже.
Приведу характерный пример. У девушки из турбазы была прекрасная устойчивая улыбка. Такая улыбка может хорошо сохраниться в альбоме. Не выцветет и не запылится. Я решил не упускать случай и подошел к девушке.
— Будьте добры, — как можно вежливее сказал я,— подарите мне вашу улыбку.
— А зачем вам моя улыбка? — кокетливо спросила она.
Меня всю жизнь учили вести себя с девушками честно и говорить им только правду. Я ответил:
— Для коллекции.
Кажется, я ей ничего дурного не сказал. Прямо ответил на интересовавший ее вопрос. Но почему-то глаза у нее сделались большими, брови поднялись до челки, а улыбка сменилась каким-то другим выражением. Это меня встревожило. Уплыть может улыбка. Прямо из-под рук уплыть. Я поспешил объяснить:
— Понимаете, у меня собирается приличная коллекция улыбок. Не подумайте плохо, в основном женских. И вы бы с вашей улыбкой...
Девушке мое разъяснение опять не понравилось. Мне даже показалось, что она рассердилась.
— Трудности роста, — определил ситуацию Костя.— А переигрывать нельзя. Понял? Бери пример с других.
— Мне не с кого брать пример, — грустно сказал я Косте. — Я один у нас улыбками занимаюсь. Один такой веселый.
— Заведи обменный фонд, — посоветовал практичный Костя. — У каждого коллекционера должен быть свой обменный фонд. Чтобы менять худшее на лучшее. Или баш на баш. Заведи и меняйся.
19
С обменным фондом у меня тоже ничего не получи* лось. Приведу характерный пример. У девушки с плавбазы была очаровательная улыбка. На такую улыбку можно было свободно выменять десять обычных. Я подошел к девушке и на полном пределе вежливости сказал:
— Будьте добры, подарите мне вашу улыбку.
— Сейчас или позже? — поинтересовалась девушка.
— Можно и позже, но лучше бы сейчас,—подумав, сказал я. — Надежнее как-то уйти с вашей улыбкой сей* час, чем без улыбки.
— Уйти? — переспросила она. — Почему уйти?
— Мы же не сиамские близнецы, — возразил я ей.— Кто-то из нас должен уйти.
— А почему вы должны уйти?
— Не знаю,— чуть растерявшись, сказал я. — Мне и здесь хорошо.
— С моей улыбкой?
— Ваша улыбка, — объяснил я девушке, — мне нужна для коллекции. Понимаете? — Она согласно кивнула. — Вы мне ее дарите, я бережно ее прячу и ухожу. Понимаете?
— А я? — удивилась она.
— Не понимаю.
— Как я без улыбки останусь?
Странно, что все так складывается. Действительно, девушка — и вдруг без улыбки. Рушится вековое представление об этих милых и улыбчивых созданиях. Ведь без улыбки они теряют половину своей прелести и очарования. Не говоря об обворожительности. И почему я раньше об этом не подумал? Что делать?
Девушка настойчиво:
— А мне как же без улыбки? Не занимать же у подруг?
Я не растерялся и по-глупому ответил:
— Почему бы и нет. Вы же потом вернете им улыбки. Как в кассе взаимопомощи: взял и отдал.
— Только без процентов, — добавила девушка.
— Разумеется. Проценты могут все испортить. Проценты — это ростовщичество. Вы — не ростовщик.
— Я — нет. А вы?
— Тоже нет.
И мы почему-то дружно рассмеялись. Вообще это хорошо, когда люди совместно смеются, даже друг над
20
другом. В порядке самокритики. Не предложить ли Косте Шарикову провести такое смешное мероприятие.
А что? Он инициативный. Он может.
ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ БОЛЬШИХ ХЛОПОТ
Вспомнив, что завтра женский праздник, Шурочкин запихал кое-какие бумаги и бумажки в стол, щелкнул замком и небрежно сказал в пространство:
— Если кто звякнет — на объекте. С приветом!
И ушел в парикмахерскую.
Побрившись и галантно распрощавшись со знакомой парикмахершей, Шурочкин направился в магазин покупать себе галстук. Он купил галстук и женскую косынку с видами бомбейского порта. Маше косынка очень понравилась. Молоденькая Маша — продавщица. Она помогает мнительным мужчинам выбирать галстуки, запонки и безразмерные носки.
Покупку пришлось обмыть. В кафе Шурочкин встретил Ваню из Стройтреста. Он пригласил его с женой к себе в гости на праздник. Ваня с благодарностью принял приглашение, но заметил, что неудобно обижать женскую половину его семьи. После переговоров, протекавших в обстановке дружеского взаимопонимания, стороны договорились о том, что в гости к Шурочкиным кроме Вани и Ваниной жены придут мать Вани и его теща, две незамужние сестры со своими молодыми людьми, три замужние сестры, конечно, с мужьями. Дети не в счет, потому что па детей водку брать не надо.
Выйдя из кафе, Шурочкин позвонил по телефону-автомату жене на работу. Он предупредил ее о приходе гостей и попросил позаботиться о том, чтобы все было на уровне. Магазины сегодня работают долго, и у нее есть время спокойно, не торопясь, закупить необходимое. Потом, как заботливый отец, он сообщил по телефону в детский сад, что за его Петей жена зайдет попозже, так как она задерживается на работе.
На почтамте Шурочкин пробыл недолго. Он послал пять поздравительных телеграмм знакомым женщинам и сразу же ушел в кино.
Ему необходимо было посмотреть новую кинокомедию «Жена для австралийца», чтобы пересказать идейное содержание фильма своей жене, а заодно и гостям.
21
Надо же их занять чем-то. Даже накануне праздника он не терял головы, как некоторые мужчины, и помнил о куче необходимых и необязательных мелочей.
Перед тем как идти домой, Шурочкин нашел время заскочить в кафетерий и выпить чашечку кофе.
Последний день больших хлопот подходил к концу. Оставалось еще купить подарок для жены. Но Шурочкин считал, что с этим делом он всегда успеет справиться. Главное он сделал и теперь со спокойной совестью может дожидаться праздничного дня, чтобы посмотреть просветлевшими от счастья глазами на жену, чмокнуть ее в щечку и радостно сказать:
— С праздником тебя, дорогая!
ПЛОДЫ ВОСПИТАНИЯ
Супруги Ворожейкины возвратились домой из гостей нахмуренные, неразговорчивые. Молча вошли в квартиру, молча стали смотреть телевизор. Как говорят суеверные люди, кошка между ними пробежала. Но если разобраться, так ничего удивительного в этом нет. Долго ли в гостях напороться на неприятность? Глянул там на кого-нибудь с затаенным чувством, и семейный дивертисмент обеспечен. Или на почве манер поведения тоже всякое может получиться. Кусок курицы, к примеру, не тем пальцем в рот отправил. Коньяк из фужера стал пить, а запивать из маленькой рюмки. Да мало ли там разных тонкостей и этикетов, на которых с непривычки голову можно запросто сломать. Благосостояние растет, культура поднимается, так что со старым багажом в гостях теперь трудно' прожить.
Вот и Ворожейкины...
Сидят себе молча и телевизор смотрят. Потом что-то с ним случилось, с Ворожейкиным. Видать, не выдержали нервы у человека. Спрашивает у супруги:
— Так и будем молчать?
— А о чем мне с тобой говорить, — отвечает она.— Был бы ты самостоятельным человеком, тогда другое дело. А то так, пустозвон.
— Это почему же? — обиженно уточняет Ворожей-кин.
— Все потому! Ты что делал в гостях после того, как чай с вареньем стали разносить?
22
Ворожейкин недоумевающе смотрит на супругу, затем нерешительно говорит:
— Пел... Как сейчас помню, подпевал Синюхину. Даже слова запомнил: «Вот кто-то с горочки спустился, наверно, это милый мой. На нем защит...»
— Хватит, Шаляпин. Ты лучше ответь, почему пел?
— А разве нельзя? Запрещено, что ли?
— Нет, ты по существу отвечай, зачем пел?
— Все пели, и я пел.
— Вот, вот, все пели, и он пел. Да какой же ты после всего этого самостоятельный человек. Тряпка ты, а не мужчина. Все пели... А если все в окно бросятся, так и ты за ними сиганешь?
Ворожейкин обиженно молчит. А его родная супруга не унимается:
— Молчишь? Правильно! Когда людям в свое оправдание сказать нечего, они завсегда молчат. Но имей в виду, больше ты в гостях петь не будешь.
— А что же мне на людях делать? — не выдерживает Ворожейкин. — Фокусам я не обучен, чтобы, как Кио, иллюзии показывать.
— Будешь делать то, что я тебе скажу, — успокаивает его жена. — И без меня чтобы ни-ни... А то стыдов из-за тебя потом не оберешься. Ишь ты, Кио захотел быть, иллюзии показывать. Да с твоей зарплатой... Смешно*
Но Ворожейкину не смешно. Он надолго умолкает, по опыту зная, что в таких случаях жену не переспорить и она,всегда права будет.
Вскоре их снова позвали в гости. Все шло своим чередом. Но когда один компанейский товарищ затянул: «Вот кто-то с горочки спустился...», Ворожейкин вопросительно посмотрел на супругу. Та деликатно шепнула ему:
— Правильно, не пой. Умей себя в гостях держать, Ты лучше пирога отведай, хороший пирог.
Ворожейкин потянулся через весь стол за пирогом и уронил бутылку с вином. Бутылка была большая, и трех рюмок, не считая одной тарелки, как не бывало. Двое его соседей по столу — он и она — бросились на кухню отмывать с одежды винные пятна. Пение само собой прекратилось. Чтобы как-то вернуть гостям хорошее настроение, хозяин стал рассказывать про виденную им на Черноморском побережье Кавказа съемку нового приключенческого фильма «Встреча во льдах».
23
Ворожейкин перестал жевать пирог и приготовился слушать киноочевидца, как его опять словно током ударило. Это бдительная супруга легонько в бок кулаком поддела.
— Ты чего уставился на человека как баран на новые ворота! Людей, что ли, не видел? Лес ты темный! Лучше встань из-за стола и посмотри, какой у них марки радиола куплена.
Вставая, Ворожейкин локтем сдвинул со стола на пол бутылку с минеральной водой и хрустальную салатницу с диковинным грибо-овощным салатом на постном масле, не считая двух тарелок с какой-то другой закуской. Во всяком случае, по платью хозяйки дома было трудно определить, что это за закуска. Может, и дорогая. А может, и дешевая. Естественно, рассказчик из-за расстройства чувств по поводу разбитой хрустальной салатницы и испорченного у жены платья лишился желания вспоминать. Поэтому ни Ворожейкин, ни его супруга так и не услышали продолжения рассказа о съемке нового кинофильма.
Может быть, им посчастливится дослушать рассказ в другой вечер? Вряд ли. Потому что, когда хозяина дома однажды спросили, почему у них перестали бывать супруги Ворожейкины, он сказал:
— Стряслось что-то с человеком, с Ворожейкиным самим. На почве мнительности, надо полагать. Одной посуды у нас сколько перебил. А жаль, такой компанейский товарищ был.
НА ОСНОВЕ ДЕДУКЦИИ
Разговор в комфортабельном салоне теплохода
— ...Конечно, я с тобой вполне согласен. Концепция лирического героя, оплодотворенная творчеством таких выдающихся мастеров, как... Ты что-то хотел мне сказать?
— Хотел и забыл. Фу, черт, выскочило из головы... — Вспомни.
— Вспоминаю... Перебил ты мою мысль своим лирическим героем. Что же я хотел тебе сказать? А?
— О гражданственности поэзии?
— Нет.
— О манере письма импрессионистов?
24
— Не то...
— Что-нибудь из философского обоснования кибернетики?
— Да нет.
— Подумай еще. Может, вспомнишь?
— Думаю... вспоминаю...
— Вспомнил?
~ Нет!
— А ты не злись! Спокойнее вспоминай. Впрочем, попробуем идти обратным ходом, так сказать, на основе дедукции. От общего к частному. И восстановим всю нить нашей беседы. О чем мы говорили до лирического героя?
— Об «Эстетике» Гегеля. Я, помню, привел выражение Гегеля, смысл которого сводится к тому, что подлинная лирика, как всякая настоящая поэзия, призвана выразить истинное содержание человеческого сердца. Все великие поэты...
— Постой, постой... А до того как перейти к самовыражению поэта в его лирическом «я», мы коснулись соотношения рационального и иррационального в декоративном искусстве.
— У тебя гениальная память на выражения. И я по поводу иррационального момента сказал, что...
— Но до этого ты затронул вопрос о формалистических воззрениях фрейдистов.
— Да и не только фрейдистов, но и дадаистов, сюрреалистов. Ярко выраженная инфантильность...
— Инфантильность творческого воображения мы связывали с авангардизмом в музыке.
— О музыке мы завели разговор после предметного спора о возможностях проникновения бионики в кардиологию. Правильно! Муз... Остановись, мгновенье! Я вспомнил...
— Что?
— Я хотел сказать, что этому пижону, этому подонку из соседней каюты, надо бы оставить вмятину на циферблате, чтобы он не выпендривался по утрам со своим транзистором.
ЖЕНСКИЙ КАПРИЗ
Юрий Борисович решил, что его отношения с Ольгой Павловной позволяют ему переходить на откровенность*
26
— Ты удивительная женщина, Оленька!—сказал как-то Юрий Борисович. — Открытая, честная. С тобой очень легко и все ясно. Исчезают всякие сомнения. Тебе веришь. Веришь, как самому себе. Иногда даже хочется просить тебя: стань моей совестью.
— Это скучно, — пошутила Ольга Павловна.
— Нет, я серьезно, — продолжал Юрий Борисович,— Ты, и только ты, — моя совесть. И не говори мне больше ничего! Помолчим. Устал я от разговоров. Отбою от них нет! Додуматься надо — считают тебя хитрой! Да, да! Так кругом и пели: «Хитрая, очень хитрая женщина. Остерегайтесь ее, Юрий Борисович! Подумайте, Юрий Борисович! Опомнитесь, пока не поздно, Юрий Борисович!»
— В самом деле, опомнитесь, пока не поздно, Юрий Борисович, — проговорила Ольга Павловна с улыбкой, в которой что-то промелькнуло.
— Что ты, что ты, моя хорошая, добрая Оленька! Чепуха, не стоит вспоминать. Все в прошлом. Быльем поросло и мохом закидано. А жизнь идет, Оленька! Я люблю тебя, жизнь... За что? За то, что в ней Оленька! Я и Паве Васильевне ни черта не поверил. Да! Отмел все как бабью болтовню. Насчет твоей скупости.
— Что?!
— О Твоей, Оленька, скупости все уши прожужжала. Неделю целую одним и тем же фактом оперировала. Вроде ты чулки в мастерскую носишь и из трех старых пар одну новую делаешь.
— Какая мерзость, — тихо проговорила Ольга Павловна.
— Правильно, Оленька, мерзость. И я ей так и сказал. Поверьте, говорю, Пава Васильевна, я лучше вас знаю, новые чулки у Ольги Павловны или из ремонта. И не только чулки, но и остальное, что подороже ваших чулок.
— Оставьте меня, пожалуйста, Юрий Борисович, одну, — покраснев сказала Ольга Павловна.
— Зря вы, Оленька, так. Почему вы не поверите, что я никому не верю. Ладно. У меня свидетели есть. Спросите у Семена Семеновича. Он лично слышал, как этот кретин Тупицын наговаривал мне на вас. В смысле, почему вас мужчины любят и все такое прочее... Я же не поверил, хотя этот кретин Тупицын целый час вас самым безобразным образом расписывал. Я в тот же день
27
пришел к вам. И не с пустыми руками. Помните, с астрами. С букетом целым. По рублю за банку. Из четырех банок самолично повыдергал цветы. Для вас, Оленька!
— Убирайтесь вон, — не выдержав, закричала Ольга Павловна.
— Вот... капризничает... Женские капризы строит,— обиженно произнес Юрий Борисович. — Правильно мне про вас люди говорили, что вы вдобавок и капризная женщина. Сам теперь убедился. Людей, Ольга Павловна, не обманешь. Люди, они все видят... Всего хорошего^ Ольга Павловна!
МОЙ ПЕРВЫЙ РАССКАЗ
Редакционная «летучка» подходила к концу. Синий карандаш редактора нашей молодежной газеты торопливо оставлял пометки на газетных листах. Ждать пришлось недолго. Редактор говорил, мы слушали. Все шла своим чередом. Но заключительный аккорд редакторской речи прозвучал неожиданно даже для Алика Войцеховского, спортивного хроникера, который обычно был настолько поглощен турнирными, рекордными и прочими таблицами, что оставался абсолютно равнодушным к редакционным заседаниям.
— Рассказ как художественный жанр исчез со страниц газеты, — заявил редактор и, посмотрев поверх очков, добавил: — Руководство обратило мое внимание на этот существенный недостаток.
Мы-то, сотрудники редакции, хорошо знали, почему рассказу в газете не повезло.
«Наша газета не альманах, а серьезный орган, — отвечал обычно редактор на предложения поместить рассказ.— Что такое рассказ? Абстрактная форма отображения окружающей действительности. В нем не названы конкретные имена... Догадайся, мол, сам, о ком из наших людей идет речь. Всякие так цветочки-василечки... Нам нужен не пейзаж, а факты. А из литераторов можно оформить рейдовую бригаду по проверке обмера и-обвеса покупателей...»
На том и порешили... Но раз «руководство обратило»^ то... Короче говоря, я решил написать рассказ.
«Почему бы нет? — рассуждал я. — Корреспонденции, отчеты, статьи и даже очерки у меня получаются.
28
Недавно, после дискуссии по поводу мелкотемья фельетонов, взялся за фельетоны на бытовые темы — тоже, кажется, вышло. Пора попробовать силы и в жанре рассказа».
Главное, чтоб был сюжет и не было бесконфликтности. Конечно, не менее важно и то, о чем писать. Из жизни колхозной деревни? Вряд ли получится. Жизнь эту я знаю плохо. Может быть, рискнуть на промышленную тему? Очень знакомая ситуация: директор-консерватор тормозит развитие нового, передового. Но этих отсталых хозяйственников уже наплодили в литературе, кино и спектаклях, пожалуй, больше, чем их вообще существует на белом свете.
Тут я вспомнил, как один писатель пришелся ко двору читателям своей повестью «Не ко двору», и принял мудрое решение: пишу про любовь! Не обычную, со счастливой развязкой и родительским сочувствием и умилением, а про любовь трудную, в которой не только восторги, ахи да охи, но и слезы!
С таким намерением я заявился домой. Надо сказать, что моя жена (для меня — Анчик) была в курсе моих творческих дел, причем настолько, что если она спрашивала: «Опять фельетон писал?» — я утвердительно кивал головой. «Корреспонденцию?» — кивок повторялся. Газетные жанры для нее проблемой не были.
В этот раз вечер начался, как обычно. Жена уселась за проверку тетрадей, я— за рассказ. Когда Анчик поинтересовалась моей работой, то я, решив не раскрывать свой замысел, небрежно ответил:
— Пишу статью об использовании атомной энергии в мирных целях.
В первый вечер я придумал удачную завязку и разработал портрет девушки в «светло-сером платье из гладкой ткани, рельефно облегающей упругие и стройные формы ее тела».
Затем я организовал случайную встречу рассказчика с героиней. Здесь стоит заметить, что для пущей убедительности и правдоподобности повествование велось от первого лица. Каждый вечер в ткань рассказа вплетались все новые и новые узоры, и он наполнялся, что называется, содержанием.
...Я люблю ходить домой пешком. Хорошо после редакционной сутолоки влиться в людской поток вечернего города, а потом свернуть на малолюдные улицы и бре
29
сти наедине со своими думами. Я шел, и у меня мысленно вырисовывалась картина бурного объяснения девушки с ее прежним знакомым.
Придя домой, я сразу заметил, что жена, как говорят, не в своей тарелке. Выражение ее лица не предвещало-ничего хорошего.
—• Что ты писал в эти дни? — стараясь быть спокой-* ной, спросила она.
— Как то есть что? Ведь я тебе говорил: статью об* использовании атомной энергии в мирных целях.
— И еще врет... Энергия! В мирных целях... Знаю теперь, куда идет твоя энергия! Хороши же твои цели! По^ думал бы о семье!
— Постой, Анчик, постой! В чем дело? Объясни толком.
— А ты будто ничего не знаешь? Хотела я написать письмо Капочке Безруковой, беру бумагу из пачки и нахожу вот эти листки. Твои курортные впечатления.
— Подожди... Это не курортные, это...
— Бессовестный ты человек! Съездил, покатался и решил освежить в памяти приятные впечатления. Как тебе не стыдно? Тринадцать лет супружеского стажа, сын вот-вот в школу пойдет, а он все о девушках думает. Красивые ноги...
— Анчик, дорогой! Выслушай меня. Какие, к шуту, южные воспоминания. Ведь это рассказ! Просто я хотел обрадовать тебя неожиданностью — напечатанным рассказом.
— Рассказ?—сразу сбавив тон, удивленно протянула жена. — Какой же это рассказ, когда нет заголовка? Первый раз о таком слышу,
Вот тут-то меня и осенило. Озаглавлен рассказ действительно не был. Просто руки не дошли, да и, откровенно говоря, ничего подходящего на ум не приходило. Но если бы я знал, что произойдет такое, что-нибудь придумал бы.
Нет худа без добра. Через минуту я бросился к жене, закружил ее, радостно выкрикивая:
— Анчик! У меня талант... Правда жизни. Ты ревнуешь к женщине, которой нет... Значит, я могу писать? Рассказ будет.
Жена с улыбкой вытирала слезы.
— Что же ты сразу не сказал, — проговорила она.— Дописывай свое произведение.
зо
Но рассказ, как говорят, не вышел в свет. Семейный разговор потушил во мне творческую искру и отбил же» лание описывать изломы женской души.
Утром я рассказал редактору короткую историю мое' го творческого взлета и падения. Синий редакторский карандаш грозно повис над гранками, очки на толстом, мясистом носу редактора сползали все ниже и ниже — он начал говорить.
— Значит, рассказ не получился? А разве то, что я сейчас услышал, — не рассказ? А?
Но заметив, что я готов ухватиться за его мысль, он поспешил добавить:
— Впрочем, для печати эта история не годится.
ШАПКА
Беда произошла не оттого, что Посиделкин был глуп. Нет, скорее он был умен.
И. Ильф, Е. Петро&.
Бронированное место
Зима на носу, а у меня еще и шапки нет. Кепка имеется, а вот шапка... В зимнее время неудобно как-то без теплой шапки. Осложнения разные могут возникнуть, да и уши мерзнут. Их, правда, можно под клапаны спрятать, если приделать такие к кепке. Но опять-таки вида не будет.
Пыжиковой шапки мне не надо. Дорогая, да и не достанешь! Мне бы поскромнее что-нибудь. Из кролика или крысы под котик, только чтобы уши закрывать.
Заскочил в один магазин. Спрашиваю. Девушка-продавщица успокоила:
— Были летом шапки. И вашего размера были. Заходите на той неделе. А пока вот рекомендую...
И предлагает мне шапочку резиновую. Купальную. Возьмите, говорит, летом не найдете. Советует заодно и плавки приобрести. Для полного купального комплекта! Очень вежливая и внимательная продавщица оказалась. Объяснила, как шапочку на голову натягивать и как снимать. Я, конечно, не устоял. Купил. Шапочка удобная, симпатичная. Оранжевого цвета. У подбородка кнопкой закрепляется. А плавки брать не стал. Обойдусь пока без них.
31
Побежал дальше. Снова неудача. То соломенными шляпами полки забиты, то кепками в богатом ассортименте.
Домой пришел в расстроенных чувствах. Жена с обедом торопится, а мне не до питания, у меня в мыслях шапка. Где ее, окаянную, выудить? Поковырял я для приличия вилкой в тарелке, стакан компота выпил и спрашиваю:
— Леля не разошлась с мужем?
— Типун тебе на язык! Живут себе и пусть живут на здоровье. А собственно, откуда такой повышенный интерес к Лелиному семейному положению?
— Живут? Хорошо, что живут! С муженьком ее поговорить бы... Крайне важно.
— О чем?
— Насчет шапки, конечно! У Лелькиного Генки сноха или золовка, шут их разберет, знакома с племянницей директора магазина. Все очень просто. Я иду к Генке, он к снохе или золовке, та к своей племяннице, она к родному дяде-директору. Потом в магазине появляемся мы с Генкой. Нас с почетом провожают в директорский кабинет, и... шапка у меня в кармане! Для родни-то устроит? Как думаешь?
Жена смолчала, а я принялся за обработку родственников. Те пошли навстречу моей нужде. С директором магазина поговорили. И мы с Генкой к нему зашли. Директор объяснил, что в наличии шапок нет, но ожидается большая партия меховых изделий. Обещал оставить шапку. Размер записал. И номер телефона. Листок в стол спрятал.
Вышли с Генкой из магазина и повернули в разные стороны. Он к себе, я к себе.
Иду и размышляю. Так он тебе и оставил шапку! Черта с два! На лице у него, подлеца, написано, что не станет оставлять. У таких людей снега зимой не выпросишь. А тут товар дефицитный. Кто я ему? Брат жены или директор торга? И к их системе никакого касательства не имею. Вот если бы баш на баш, тогда другое дело. Я ему — финский холодильничек, он мне — шапочку. Листок-то с записями, поди, уж выбросил. Мы из магазина еще не вышли, а бумажка в мусорном ящике валяется. Ай, подлец. Руку еще пожал на прощание. С кресла привстал. Заходите, говорит, не забывайте. В родственничка играет.
32
Дома меня товарищ дожидался. В командировку на юг уезжал и зашел проститься. Упросил его шапку привезти. Век, мол, не забуду. Достань только. Денег дам. Тут ведь только обещают, а там они ввиду климата не очень в ходу.
Он опешил. Вроде несовместимо — юг и мех. Вроде там без полушубков обходятся. Говорит, матрешку из сандалового дерева —это с радостью. А шапку меховую? Я ему контртезис насчет торговых случайностей. Оленьи упряжки могут занарядить в ферганскую долину? Могут. Вот так и шапки... Одним словом, деньги он взял и размер моей головы в записной книжке пометил.
Расстались чин чином. А меня опять сомнение взяло. Зачем, думаю, связался с ним? Плакали денежки и шапка вместе с ними. Израсходует, жди потом, когда отдаст. Вернется и извиняться станет, попросит до получки обождать. Вот и надейся на него. И зачем таких в командировки посылают, если они в законные суточные не укладываются. И чужие деньги, которые взаймы прихватят, на личные нужды тратят.
Стал я снова думать, кто бы это наверняка шапку мог «устроить»?
Вспомнил про одного... Вместе лет пять назад на курсах обучались. По повышению квалификации. Он на севере живет. Ему ж ничего не стоит упаковать шапочку и оформить посылку в мой адрес. Как это раньше не додумался?
Отбил телеграмму в адресный стол. Вскоре адрес его пришел. Отправил ему письмецо коротенькое и постскриптум: прошу, дескать, об одолжении: вышли шапку меховую, размер пятьдесят восьмой.
Сижу дома вечером, прикидываю... Через пять дней он получит письмо. На шестой, от силы — на седьмой день зайдет в магазин. На восьмой отправит посылку... Хотя... зачем, собственно, ему связываться с этим делом? Лишние хлопоты. Какая ему прибыль? Благодарность от знакомого получить? Нужны они ему, эти благодарности. Больно он в них нуждается. Жил без них и жить будет. Дурак я, деньги на телеграмму выбросил. Побоку всех друзей и товарищей! С государственными учреждениями в контакт надо входить. Здесь-то дело верное. Возьмем Посылторг. Солидная организация. Рассылает часы системы «Будильник», гитары и прочий ширпотреб. Чего им стоит шапочку мне подослать? Ровным счетом
33
ничего. Раз плюнуть. Сел и сочинил слезное письмо. Прошу, мол... в виде исключения... отоварить мою просьбу... пятьдесят восьмого размера шапку... Не откажите... Заранее вам признателен... Желаю... Ну и тому подобное.
Отправил. И снова меня сомнения одолели. Не пришлют! Кой черт станет возиться с одним экземпляром. Да небось и нет их в ассортименте.
Так что же делать? Шапки-то нет! Снова думать приходится. На этот раз жена посоветовала. Сходи, говорит в ателье. Может, по заказу сделают.
На всякий случай пошел. Моему приходу не то чтобы обрадовались, но и не показали от ворот поворот. Посадили в мягкое кресло. Выдали без расписки журнал мод. Предложили на выбор: котик, выдру, ондатру и цигейку, простую и улучшенную. Тут-то я и почуял подвох. Цигейка улучшенная? Обещать-то вы мастера. Поди, и каракуль, скажете, есть. Нет, ты мне выложь товар. Лицом его покажи. Человек я неверующий, церковь не посещаю. Тогда приносят образчики. Осмотрел внимательно, в руке помял, понюхал для верности. Мех натуральный, без подвоха. Здесь же, в мягком кресле, у меня заказик оформили. И фасон помогли выбрать. Денька через три приходить велели. За шапкой.
«Вот так вермишель -под соусом! — думаю. — Человек, можно сказать, с ног сбился. Мотается, ищет, пишет. Людей, можно сказать, беспокоит. А тут, нате вам, рядом. Ни ходьбы, ни забот, ни примерки... Хм-хм! Значит, без примерки. Так... Так... Мудрить начинаете. Ежели всерьез шить, без примерки как можно? Голова не чурка, обязательно примерка требуется. Укоротить, подшить, мало ли что... Плакала и здесь моя шапочка. Три дня... будет готова... Черта лысого! Все тридцать прождешь! А уши? Опять рукавичкой прикрывать, чтобы не мерзли? Мастера! Не верю я вам, и все».
И не поверил. Три дня не верил, пока самолично шапку на голову собственную не надел. А как надел — сразу поверил. Выбежал на улицу и опять не верю. Не верю, и все, что шапка на голове и уши не мерзнут. Теперь уж от радости!
Но только недолгой оказалась моя радость. Подвели меня друзья. Здорово подвели. Вместе с работниками торговой сети. Жена, зараженная моими сомнениями, в тот же день в магазине шапку купила: там их стало полным-полно. Потом товарищ с юга привез. Дядя-директор 31
навязал. От северного знакомого посылка пришла. Посылторг нашел для меня каракулевую. Вот так! Теперь сижу и шапки считаю.
Товарищи, выручайте! Может, взаймы дадите — шапки выкупить? А может, шапку кому надо, пятьдесят восьмой? А? Могу в рассрочку.
ИХ РЕГЛАМЕНТ
В нашем коллективе много женщин. На разных постах, в том числе и ответственных. Но их почему-то никто не называет «ответственная женщина», как кличут иных руководящих мужчин — «ответственный товарищ». И, представьте, женщины не обижаются, знают свое дело и работают.
И вот в нашем коллективе решили проявить заботу о них. Конечно, по случаю их международного праздника. Отметить, и вообще, чтобы не скучали. И чтобы, вдохновленные заботой и вниманием, радостно трудились в бу-дущем, то есть после праздника.
Посоветовавшись с народом, товарищ Басов здорово рассудил, что женщины не могут стоять в стороне от своего мероприятия. Наоборот, они должны принять самое активное участие в нем.
Поэтому решили, что президиум торжественного заседания будет женский, доклад сделает женщина, приказ с благодарностями подготовит женщина, зачитает тоже женщина... А что касается регламента, то обычный: полтора часа работы — и перекур.
Может, через перекур все и получилось? Не приняли во внимание слабое увлечение женщин курением?
Не знаю. Знаю, что когда товарищ Басов через полтора часа после начала работы заседания появился в зале, то никакого перекура не было. И вообще никого не было. Ни женского президиума, ни женщины-докладчицы, ни женщины, вдохновенно оглашающей приказ с благодарностями личному составу. Одна только уборщица тетя Ариша спокойно занималась своим нехитрым делом.
Басов очень расстроился и попытался уточнить у тети Ариши основные моменты срыва мероприятия. А онто понадеялся, решил задержаться...
В ходе беседы с тетей Аришей вылепилось, что ника
35
кого «срыва» не было. Наоборот, заседание прошло живо и организованно. А доклад... Варвара Павловна, но сообщению тети Ариши, говорила так душевно, что она, тетя Ариша, даже про свою «ревматею» забыла. Отпустила, говорит, меня, окаянная. Полегчало, спасибо Варваре Павловне.
До крайности удивленный Басов под конец спросил тетю Аришу:
— По какому же вы регламенту работали?
— Чегой-то? — не поняла она.
— Я спрашиваю, почему так быстро управились? По какому регламенту?
— Известно, чай, по какому. По женскому. Нам, Митрофан Семенович, недосуг на собраниях долго сидеть, туда-сюда перекуры устраивать. Дела у нас дома, дорогой товарищ. Али мы сами к себе неуважительны?..
Говорят, что товарищу Басову пришелся по душе «женский регламент». Говорят, получит широкое распространение. Не знаю. В нашем коллективе что-то давненько заседаний и совещаний не проводили.
ДОГОВОРИЛИСЬ
Местный литератор Ар. Сысоев принес в драматический театр рукопись своей первой пьесы. Сто страниц машинописного текста, словно ребенок в пеленках, тесно и смирно лежали в коленкоровой папке, украшенной витиеватой надписью «Ближе к жизни».
Одно дело входить в театр просто зрителем, не чувствуя личной ответственности ни за содержание пьесы, ни за игру актера, а другое —драматургом, к тому же еще из разряда начинающих. Поэтому не без робости шел Сысоев по непривычно пустому фойе и темному коридору в кабинет главного режиссера театра Виталия Викентьевича Высоцкого. С ним наш драматург был знаком только по театральным программкам-листовкам, где фамилию Виталия Викентьевича всегда набирали круп-ныхм шрифтом, так что зритель сначала узнавал имя главного режиссера, а уж потом — автора пьесы.
Виталий Викентьевич принял Сысоева так, словно ему каждый день приходилось отстаивать чистоту и выдержанность репертуарного плана от проникновения незрелых произведений молодых драматургов.
36
— Хорошо, — сухо сказал Виталий Викентьевич. — Оставьте вашу папку и зайдите через месяц-другой. Я прочитаю, посоветуюсь с товарищами из худсовета и тогда выскажу свое мнение.
И вот Сысоев снова в кабинете главного режиссера. На этот раз Виталий Викентьевич был более словоохотлив.
— Творческой удачей вашу вещь признать нельзя, но вы правильно подошли к разработке актуальной темы. Это радует и ободряет.
— Кого?
— Не театр, конечно. В сценическом отношении пьеса очень и очень слаба, прямо скажу, беспомощна. Много действующих лиц, но ни одного запоминающегося, колоритного образа. Настораживает односторонняя прямолинейность ваших героев. В их переживаниях не видно тонкого психологического рисунка, который бы донес до зрительного зала всю глубину человеческих чувств. Разве такие безликие фигуры — материал для актерской работы?
— Позвольте, но инженер Лещенко — молодой, энергичный специалист. Он активно борется с консерватизмом главного инженера завода.
— Вы потеряли чувство меры в типизации образа. Не сумели с достаточной точностью индивидуализировать черты его характера. Где принципиальность молодого специалиста в сцене объяснения с заводской буфетчицей? Вообще у вас пьеса положений, а не пьеса характеров.
— А Варенька?
— Что?! Эта избалованная, взбалмошная женщина! Ваша Варенька — украшение коммунальной кухни, а не сцены.
— Можно кое-что сократить.
— Можно вообще все сократить, и зритель только спасибо скажет. Где конфликт? Где динамика действий? Где интермедийные выходы на сценическом круге? Я не вижу даже основы для воплощения режиссерского замысла.
— О конфликте я заботился больше всего. Новое побеждает старое в...
— Мелкое решение глубокой темы.
— Возможно, вы правы... Но недостатки скрадываются языком. Я тщательно отделывал каждую фразу.
37
— Это язык повести, а не сцены. «Я >в тебе ошиблась!» Что это за язык? Это не язык, а какая-то вялая морковь. Театру нужно так: «О, если бы ты знал, как я глубоко в тебе ошиблась!» Это вам говорит режиссер, на счету у которого не один десяток поставленных спектак-лей и опыт творческого соавторства.
— Может быть, и мне стоит подумать о соавторе?
— Это мне стоит подумать, возьмусь ли я доводить вашу пьесу до спектакля.
Но, заметив, что обескураженный Сысоев собирается уходить, Виталий Викентьевич примирительно сказал:
— Хотя, впрочем, я пока свободен от режиссерской работы и могу заняться вашей пьесой. Если, конечно, вы не возражаете.
— Что вы, даже напротив!
— У меня есть некоторые соображения.
Высоцкий походил по кабинету, полистал рукопись и продолжил:
— Надо следовать логике зрительного восприятия. Поэтому поставим вашу пьесу как бытовую драму с общественным звучанием. Назовем ее, ну, допустим, «Две семьи».
— «Две семьи»! — ахнул Сысоев.
— Не волнуйтесь. Зритель остро почувствует и правильно осмыслит ведущую идею пьесы: подтягивать отстающие семьи до уровня передовых семейных ячеек.
— Так нужно переписать пьесу заново?
— Положитесь на меня, молодой человек. Все гораздо проще, чем вы думаете. Переносим финал во второе действие и создаем напряженность завязки. Кульминационным актом пьесы станет сцена у портнихи-надомницы, работающей без патента. Для раскрытия динамики семейных отношений пойдем на вселение двух семей в одну секцию.
— Это... Это... зачем?
— Как зачем? Местом развертывания магистральных событий пьесы сделаем общую кухню.
— Кухню? — дрогнувшим голосом переспросил Сысоев.
— Да, кухню! Этот новаторский прием открывает перед театром большие возможности. Представьте себе, как эффектно звучит монолог инженера Лещенко на фоне газовой плиты, холодильника и допотопного примуса! Теперь о языке. Придется вам самому основа
38
тельно пройтись по тексту. Конкретизируйте язык и мысли положительных действующих лиц. Не советую шаржировать и утрировать отрицательные персонажи пьесы, тем более что к концу спектакля здоровое начало перебарывает аморальные поступки...
После ухода Сысоева Виталий Викентьевич вызвал администратора театра, и они занялись разработкой макета афиши, возвещавшей о постановке главным режиссером В. В. Высоцким пьесы драматургов Виталия Высоцкого и Ар. Сысоева «Две семьи».
ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ
Как-то я зашел к Силкиным «подышать цветами». У них на балконе райский уголок: ящики... ящики... ящики... цветы... цветы... Цепко обвились вокруг железных прутьев вьюнки, ароматно белеет табак, приветливо сияют анютины глазки, яркими колокольчиками замерли настурции. Отдых для души, успокоение нервов, зависть соседей. Не всех, конечно, а у которых балконы голые.
Григория Ивановича дома не было. Дома была его жена Виктория Васильевна. Она сидела за столом, разбирала груду фотографий и чему-то улыбалась. Я не удержался и спросил, чем она так обрадована.
— Да вот, — кивнула Виктория Васильевна на фото графин, — встреча с милым детством. Вот посмотрите... Это я в старшей группе детсада. Узнаете?
Я взял у Виктории Васильевны небольшую фотографию и увидел на ней полненькую, коротко подстриженную девчушку с удивленными изюминками глаз. Безусловно, это была Виктория Васильевна в милом дошкольном возрасте. Я поспешил высказать свою симпатию к этой девчушке, причем добавил что-то насчет ее серьезности и выдержанности.
— О да! — воскликнула Виктория Васильевна.— Вы очень точно подметили эту черту моего характера. Как сейчас помню себя скромной и серьезной девочкой. Чтобы озоровать или там шалить — ни-ни... И в характеристике то же самое отмечалось...
— В характеристике? — удивился я.
— Ну да, в моей характеристике, — не то с горечью, не то с досадой сказала Виктория Васильевна. — А как же? Мы были в старшей группе, нас готовили в школу.
39
Оттуда и затребовали характеристики. Это уж я потом узнала. От отца. Он брал копии всех моих характеристик, вплоть до инструкторских. А как же? Летопись жизни. Нате вот, почитайте!
И вот я держу в руках листок из ученической тетради в одну линейку. Вижу угловой штамп детского сада № 5 и выведенное витиеватым канцелярским почерком слово «Характеристика». Читаю: «Виктория Горина, 7 лет. Выдержанна. Серьезна. Дисциплинированна. Активно участвует в общественной жизни детского сада. Обладает склонностью к конгломерации чувств и поступков...»
Заинтересовавшись склонностью семилетней девочки к «конгломерации чувств и поступков», я решил перечитать всю коллекцию характеристик. Виктория Васильевна не возражала. Менялись форматы листков и угловые штампы. Викторию стали именовать Викторией Васильевной, но из характеристики в характеристику кочевала мудреная склонность «к конгломерации чувств и поступков».
Когда я сказал об этом Виктории Васильевне, она вместе со мной возмутилась формализмом людей, механически переписывавших из бумаги в бумагу непонятное им, но зато эффектно звучащее выражение. Она называла этих людей чиновниками и бюрократами. Она, извиняюсь, даже спросила: какому дураку пришло в голову составлять характеристики на детей? Потому что она и сейчас еще не знает, есть ли у нее эта мудреная конгломерация чувств и поступков.
Тут Виктория Васильевна взглянула на часы и виноватым голосом сказала мне:
— Вы извините, если я вас оставлю до прихода мужа? Он вот-вот должен вернуться. Можно посидеть на балконе, цветами подышать. А то у меня, знаете, срочная работа. Завтра к нам в садик из районо придут. За характеристиками. Мы пятнадцать малышей в школу подготовили. А я еще ни одной характеристики не заготовила. Представляете, сколько работы? Хоть под копирку пиши!..
Виктория Васильевна ушла в соседнюю комнату работать над характеристиками. Я вышел на балкон, чтобы «подышать цветами». Но мне почему-то не дышалось. Может, потому, что цветы были какие-то обмякшие, вялые, скучные. Видно, они не успели оправиться после
40
полуденного зноя. Такие цветы не успокоят нервы. Та* ким цветам не позавидуют соседи. Такие цветы обязательно надо полить свежей, чистой водой. Догадаются ли это сделать хозяева?
ЗНАТОКИ
Вечер настраивал на широкий обмен мыслями. Хотелось подумать, поговорить, поспорить.
В комнате у телевизора — двое.
— Что сегодня показывают?
— Старая программа... Телевизионная неделя, телевизионный спектакль, телевизионный роман, телевизионный очерк и телевизионный журнал «Здоровье».
— Это про здоровье?
— Нет, беседа врача.
— Какая?
— Быстрая и без потерь.
— Это про что?
— Про пожарников, наверно. Примчались на пожар и потушили. Быстро и без потерь.
— А кино будет?
— Киевской студии что-то.
— Опять какая-нибудь муть про любовь?
— Наверно.
— Не будем включать сегодня. Трубку зря жечь...
— Электронная трубка что... Кинескопы сейчас быстро восстанавливают. Методом регенерации... Как новый будет...
— Все равно возни много.
— Почему?
— Изображение плохо сфокусируется.
— А магнит ионной ловушки? Значит, он неправильно установлен. Надо его повернуть — и все... Трубка что... Лампы жаль. Горят.
— Что лампы? Найти новую и вставить.
— Поищещь, пожалуй... Легче найти замыкание цепи постоянного напряжения на корпус.
— Омметром?
— Конечно! А потом...
Беседу, принявшую сугубо специальный характер, прервала молодая женщина. Она вошла в комнату и громко сказала собеседникам:
41
— Вовик, отстегивай чулки, снимай лифчик. Пора спать. Шурик, бери свой флот и быстро в ванну! Да побыстрее! Скоро телевизор включать.
СЕМЕЙСТВЕННОСТЬ
Монолог директора
У кого, понимаете, праздник, а у кого и наоборот, если хотите знать. У меня, к примеру, одни неприятности. Кругом оживление, суета, вон в здании напротив транспаранты вешают, иллюминацию монтируют, а тебя в эти праздничные дни неприятности ожидают. Семейные, я хочу сказать.
Начнем по порядку, с жены. Вроде бы верная подруга жизни, директорская жена, тяготы и радости так бы вдвоем и тянуть, как производственную программу, если образно. К тому же не просто жена, а сознательная женщина, передовой человек в своем небольшом конструкторском коллективе. Прямо не ожидал... Кто-кто, но чтобы собственная жена, товарищ в быту и по жизни. И вот на тебе... Не удержалась, проявила творческую инициативу, выскочила со своим новым конструктивным решением по какому-то новому изделию. Теперь, естественно, ей премия полагается. И соответствующее представление на этот счет уже имеется. А кому приказ на премиальные подписывать? Директору. Здорово получается— собственной жене премию выдавать! Не могла вот так, по-семейному, подождать, хотя бы после праздника. Там спокойнее было бы, в обычной рабочей обстановке и вообще... без привлечения внимания.
Заинтересуются некоторые, почему жена директора премию отхватила. Рядовая бы ИТР не получила. Пойдут расспросы, запросы. Объяснения пиши в различные инстанции, как же, жена.
Хорошо, если бы только жена. А то брат, родной брат, Николай меня на грех толкает. Как человека просил его:
— Коля, будь другом, войди в мое семейное положение. Не торопи время. Повремени до окончания праздника.
И что вы думаете? Повременил? Как бы не так. Обогнал время на целых два года. Досрочно свой пятилет
42
ний план выполнил. Фрезеровщик он. У меня на производстве. Я ему с укоризной, а он мне в ответ:
— Не могу иначе. Рабочая гордость не позволяет филонить.
И не позволила.
Сработал вот на премию и опять на мою голову.
Ну ладно, брат Коля. Мужчина он, у него наша кузнецовская гордость и самолюбие. А чего Аньке, спрашивается, надо было? Не пойму! Уж за родную-то сестру я был спокоен. Участок ей доверили скромный, где особенно не развернешься — чертежница-копировальщица. Да как бы не так! И она придумала ценное приспособление по механизации своего труда в разрезе НОТ. И выходит ей за это премия, и опять-таки к празднику. Я было пытался спустить это дело на тормозах, да разве с их комсоргом Ваней Шлычковым найдешь общий язык. Поднялся, куда там! «Вы, — говорит, — как директор с комсомолом в полной мере обязаны считаться. И мы, в случае чего такого, этого дела без последствий не оставим. До праткома дойдом, а своего добьемся и заставим вас подписать приказ на выплату премии Анне Кузнецовой. И еще благодарность ей объявите».
И что ж это получается в конечном итоге? Три моих однофамильца, два моих единокровных родственничка, не считая жены, которая, кстати, тоже нашу кузнецовскую фамилию носит, будут в приказе по поводу премий и благодарностей к празднику фигурировать. И как общественность на такую семейственность реагировать будет? Развел, скажут, директор семейственность на руководимом им предприятии.
Но это еще ничего, пережить можно. Но вот когда мой секретарь, Варвара Петровна, добрейшей души человек, за много лет совместной работы ни разу меня ничем не огорчившая, положила мне на стол телеграмму от министра нашего, я, признаться, от нее такого подвоха не ожидал. Могла бы спокойно показать мне ее после праздника, не накалять и так уже накаленную до предела семейную обстановку. Нет, поступила по-своему. Что было в этой телеграмме? Благодарность мне и денежная премия за успехи, достигнутые заводом к празднику.
И уже всем известно об этой телеграмме. Что теперь про меня опять-таки некоторые скажут? А скажут, что наш уважаемый директор свою семейственность аж до
43
министра развел. Конечно, скажут. А что? Найдутся. На чужой роток не накинешь платок. И не станешь каждому встречному-поперечному объяснять, как я все эти дела премиальные своему заму отфутболивал. Как-то даже загранкомандировку себе выхлопотал, чтобы очередной премиальный приказ не подписывать. Не верите? Могу показать телеграмму из министерства. С благодарностью мне и денежной премией за толковое выполнение задания по размещению нашего заказа на их фирмах. Да что там говорить, куда ни кинь — везде клин.
ЧТО ДЕЛАТЬ?
Как-то погожим днем, когда солнце уже с утра щедро расплескивало свои лучи, а возле цистерны с пивом шла оживленная торговля, Клепикову срочно потребовалось забить гвоздь в одну из стен собственной квартиры. Дело в том, что у его жены на производстве устроили складчину. Коллектив решил по случаю дня рождения приобрести для нее произведение современной живописи в старинной багетовой рамке размером восемьдесят на сто сорок. Клепикову тоже хотелось о жене позаботиться, гвоздь в стену вбить, чтобы, когда она придет домой с картиной, было где вешать.
А в доме ни гвоздя приличного, ни молотка какого-нибудь завалящего. Вообще, в доме у Клепикова жена ничего мужского не держит принципиально: ни инструмента какого, ни водки. Как хочешь, так и обходись, вплоть до того, что к соседям беги.
Пошел Клепиков к соседям. Соседей в доме много, на каждой лестничной площадке по три семьи.
Заходит к одним, у которых вся семья по пешему туристскому маршруту на велосипедах ездит. Здоровается. Хозяйки пока дома нет. Один хозяин. Из гуманитариев. Просит у него Клепиков гвоздь, а заодно и молоток. Хозяин до смерти обрадовался. «Так вы, — говорит, — гвозди в стену умеете забивать? Я и не знал,что у вас, дорогой сосед, такие блестящие способности к бытовому техническому обслуживанию. Не знал, не знал! Так вы проходите, не стесняйтесь. Чайку, может, с коньячком и лимончиком? Я, знаете, еще в школе с уроков труда сбегал, а в институте данный предмет почему-то не изучали. И жена из гуманитариев тоже. Вот теперь 44
и приходится расплачиваться за грехи молодости. Жена кается, что за меня замуж вышла. Говорит, лучше бы за политехника. Вот так-то... Выручайте, дорогой сосед! Очень прошу! Вот сюда, вот этот гвоздик. А вот вам и молоточек соответственно».
И подает Клепикову сверток с новенькими блестящими гвоздями и аккуратно сработанный молоток.
Что ему делать? Вбил он им гвоздь, правда, штукатурку основательно покалечил. Ну да это ничего. Бывает и хуже. Доволен остался хозяин. А тут и хозяйка появляется. Рада, что он им гвоздь в стену вогнал. Ужинать оставляет. Но от ужина Клепиков отказался, пошел в собственную стену гвоздь вколачивать.
Весть о том, что Клепиков умеет забивать гвозди в стены, быстро распространилась по всему дому. От клиентуры отбоя не стало. То один приходит, то другой просит. А жиличка из сороковой квартиры в письменной форме пригласила Клепикова к себе помочь по части бытовой техники. По почте прислала ему записочку. А жена взяла и читает: «Дорогой мой мастер-умелец! Я давно порывалась пригласить вас к себе, но как-то не решалась. Жду вас к себе в любое вечернее время, когда я бываю по преимуществу одна. И никто нам мешать не будет».
Жена как-то странно посмотрела на него, потом на молоток, который он за последнее время всегда под рукой держал, и ничего не сказала.
Убрал Клепиков на всякий случай молоток подальше и к соседке не пошел.
Вскоре ему по линии домоуправления общественную нагрузку дали: вести в домоуправлении занятия ребячьего клуба по интересам «Сам бью, сам забиваю».
Теперь от ребят прохода не стало. Как увидят Клепикова, так кричат на всю улицу: «Дяденька, забей гвоздик!»
Что делать?
Приходит он однажды домой, открывает дверь, а ему под ноги какая-то живность бросается и визжит по-поросячьи. Клепиков от испуга в сторону, а потом приходит в себя и — на жену:
— С чего это ты дома свиноферму решила завести?
Она и говорит:
— Это тебе порося презентовали. Тетка Парасковья из деревни приезжала и тебе велела передать.
45
46
Спрашивает:
— Какая такая тетка Парасковья? Я никаких теток не знаю.
Жена поясняет:
— Тетка Парасковья — мать нашего Петровича.
Опять в недоумении:
— Какого такого Петровича? Я никаких теток и их Петровичей не знаю и знать не желаю!
— А ты не горячись. Петрович — это наш управдо-мовский слесарь. Ты, как стал по квартирам ходить и гвозди там забивать, у него хлеб и отнял. Бутылки ему теперь из-за тебя передавать не стали. Он с горя пить бросил и уволился от нас. А тетка Парасковья ему матерью приходится. Она тебя и благодарит, что сына от пьянки избавил.
Потрепал Клепиков порося меж ушей, поглядел и задумался, что с ним теперь делать.
И в самом деле, что ему делать? Не с поросем. А вообще.
ПРИЯТНАЯ НЕОЖИДАННОСТЬ
Давайте самокритично признаемся, что плохо мы еще знаем кадры — наших дорогих товарищей по работе. То есть мы знаем, кто самоотверженно трудится, а кто с прохладцей. Берем на заметку должников по профвзносам. Ну, относительно семейного положения в курсе, а также по части употребления спиртных напитков — в меру или сверх ее товарищ закладывает...
Если же коснуться другой стороны или внутреннего содержания. Обрисовать, к примеру, на что товарищ способен в многообразии своих душевных проявлений, то... То в этом вопросе мы часто скользим по поверхности. В общих чертах работаем с народом. Не доходим до конкретной души. Времени или еще чего другого у нас маловато.
Такое положение на фронте работы с кадрами чревато многими неожиданностями.
Знакомы, допустим, мы с человеком по работе не один год. Доклады и лекции вместе слушаем. Одни и те же газеты читаем. И бывает, думаем про него: странный он какой-то, особняком держится, сухарь, одним словом. А он, этот, извините, сухарь, вдруг такой широ
47
кий душевный жест сделает, на такую человечность расщедрится, что хочется от радости за него петь, позвать соседа на угощение или лекцию по путевкам общества «Знание» бесплатно читать.
Расскажу вам, дорогие товарищи, как недавно со мной тоже стряслась неожиданность.
Сидел я по профсоюзной линии на собрании коллектива базы Росмастикасбыт. На отчетно-выборном. Местком переизбирали.
Председатель отчитался благополучно. Ему для приличия парочку вопросов подкинули. Он для формы ответил. Потом прения начались. Вялые прения. Не на уровне. Без остроты и критики, невзирая на лица. Больше с уклоном в самокритику.
Выступило человек пять, и кто-то из активистов предложение вносит о прекращении прений. Его дружно поддерживают. Председатель говорит, что и он не возражает закругляться, но очень просил слова старейший работник конторы Кисточкин. И он, председатель, предлагает уважить просьбу Кисточкина — дать ему возможность высказаться, не нарушая установленного регламента.
Собрание опять дружно поддерживает председателя, и тот предоставляет слово Кисточкину, персонально предупредив его о регламенте.
Смотрю: идет к столу пожилой человек не очень чтобы приметной наружности. Робковато как-то держится.
«Сидел бы ты, — думаю, — милок, на месте и не шевелился. До тебя вон какие орлы выступали, что дай боже. И то в основном по воробьям стреляли, хотя рядом солидные мишени торчали... Эх, не за свое ты дело взялся, дорогой товарищ Кисточкин, силенок у тебя явно не хватит».
А Кисточкин уже говорить начал. У него, знаете, такой приятный рокочущий басок оказался. И он, представьте, этим приятным рокочущим баском в пух и прах разнес местком и дирекцию базы.
Оказывается, дела и порядки на базе Росмастикасбыт вовсе не были так чисты и блестящи, как пол, натертый их мастикой. Многими черными пятнами отмечена кипучая деятельность руководителей базы.
И товарищ Кисточкин прямо, без обиняков называл тех, у кого имелись пятна, и на фактическом материале показывал происхождение этих пятен. Вот вам робкий
48
и нерешительный человек! Вот вам и неожиданность, конечно приятная.
Когда я слушал Кисточкина, то мне стало очень стыдно за себя. Мне так стало стыдно, что я даже покраснел. Нельзя преждевременно судить о людях. Нельзя судить по одной только внешности, ибо внешний вид часто обманчив и может ввести в заблуждение. Так со мной и получилось. И я дал себе слово не допускать больше подобных ошибок. У меня на душе сразу полегчало, и я со спокойной совестью дослушал острое критическое выступление товарища Кисточкина.
После собрания я разоткровенничался с одним работником базы. Рассказал, как сначала ошибся в Кис-точкине и какие выводы потом сделал из этой ошибки. Затем я ему сказал, что мы еще плохо знаем кадры — наших дорогих товарищей по работе. И еще заметил ему, что вот нам неплохо бы поучиться смелости и принципиальности у товарища Кисточкина.
На это работник базы мне сказал:
— Кисточкину что! Ему теперь все нипочем! Он же на пенсию недавно ушел.
ЧЕРНАЯ КОФТОЧКА
Редакция научно-популярного журнала для женщин «Клипсы и бусы» попросила меня написать рецензию на новый художественный фильм «Черная кофточка». Я немедленно согласился.
Заканчивая беседу, сотрудник редакции, между прочим спросил, давно ли я смотрел эту картину, не стерлись ли в моей памяти некоторые детали, способные «заиграть» в рецензии. Я постарался развеять его сомнения. Я сказал, что фильм вообще не видел и поэтому могу судить о нем объективно. Судить в целом, не распыляя внимания читателя на второстепенные моменты. «Как так?» — удивился сотрудник и с любопытством посмотрел на меня. «А интуиция? — отвечал я. — Я нутром чувствую, где правильно и где неправильно».
Мое дело написать толковую рецензию, а для этого совсем не обязательно торчать на просмотре и забивать себе голову всякими эмоциями. Своими и чужими. Смот-ришь-то картину не один, со зрителями рядом. Зритель станет смеяться, и ты заулыбаешься. А дома забудешься
49
и отметишь в рецензии, что зритель смеялся, что зритель принял фильм, тогда как это была, возможно, лишь попытка вызвать смех дешевыми средствами. Грубая подделка под настоящее искусство. Зритель не так прост, чтобы смеяться. Он слишком вырос для легкомысленного смеха.
Я не утомил вас длинным отступлением? Мне хотелось объяснить, почему я пишу рецензии, не смотря фильмов. При соответствующем опыте и навыке всегда можно выйти из положения.
Рецензию я написал довольно быстро и, как мне кажется, гладко. Писалось с подъемом и вдохновением. Я обстоятельно проанализировал чувство зрителя в момент, когда он, принаряженный, радостный, идет смотреть новый фильм. Получилось жизненно и убедительно. Мне особенно пришлась по душе фраза: «С вполне понятным волнением шел зритель на встречу с героями нового фильма режиссера Дублева и оператора Кинапо-ва, создателей прошедшей с большим успехом ленты «Непонятная история». И дальше я ошеломлял вопросом: «Порадуют ли они нас своей новой работой?» Это должно было оживить рецензию и смутить постановщиков фильма, не говоря уже о читателе.
Затем я подробно рассказал, кто из актеров какую роль играет. Сообщил не только инициалы, но и назвал фамилии исполнителей. В рецензиях нужна точность. Особо выделил директора картины. У нас не принято в рецензиях упоминать о директоре картины. Какая-то непонятная недооценка роли и места этого человека в кино. А зря! Попробуйте без директора картины достать летом снег для съемок! А он обеспечит, хоть на самоле* те, но обеспечит. Как же не упомянуть скромного труженика кинопроизводства! И опять же убедительно: ого, скажет читатель, этот знает кухню кино. Короче говоря, я решительно отошел от штампа и сказал новое слово в искусстве рецензирования кинофильмов.
От оценки актерской игры я благоразумно воздержался. Не наше это дело, не рецензентов. Пусть актеры сами у себя на производственном совещании разберутся, а то еще обиды могут быть.
Пришлось отметить и серьезный просчет авторов фильма. Они почему-то нарядили одну из героинь в черную кофточку. Они, видимо, не учли того обстоятельства, что фильм цветной. Зрители обратят внимание на
50
черный цвет и резонно спросят: почему молодая, жизнерадостная девушка (или женщина, я не уверен, ибо картину не видел) облекла себя в траурный, явно не оптимистический наряд? Откуда у нее такое раздвоение личности: безысходность и дремучий пессимизм? И еще зритель спросит: в каких закоулках жизни авторы фильма набрели на черный цвет. Что они, другого цвета кофточку не нашли?
Кому надо, рецензия понравилась. Ее напечатали. И выдали гонорар. На эти деньги я купил жене черную кофточку. Говорят, сейчас у женщин это самый модный цвет.
ПРОВОДЫ
Молодой сотрудник Костя впервые в жизни уезжал на курорт по профсоюзной путевке. Это его очень радовало, и он решил разделить свою законную радость с окружающими его товарищами по работе. Он пригласил их на проводы в узком домашнем кругу, чтобы без церемоний, и вообще...
Все, конечно, пришли в восторг и закричали: «Проводим Костю, проводим!», а Мария Степановна от себя добавила: «Как это мило с его стороны».
Начались обычные в таких случаях хлопоты. Первой заполошилась Раечка. Ей как раз сегодня должно быть сшито новое платье, и она срочно бросилась в ателье ускорить события, чтобы появиться в коллективе в обновке. А перед уходом уговорила Костю посидеть час-другой на телефоне и собрать некоторые данные для квартальной отчетности в разрезе ста сорока показателей.
Серьезная и невозмутимая Сильва Ивановна, как всегда, строго сказала:
— Не в моих правилах опаздывать. Я сейчас быстренько за продуктами сбегаю, чтобы после работы не заходить в магазин, а тебя, Костя, как виновника торжества, попрошу пока проанализировать человеко-посе-щаемость в отношении к посадочным местам. За последние два года.
Нашлись дела и у мужчин. Но чтобы не страдало общее дело, они попросили заняться ими Костю.
— Бриться, конечно, ты за меня не будешь, — заме
51
тил экономист Сильных. — Но перепроверить вот эти данные ты, разумеется, сможешь. А я пока до парикма-херской сбегаю.
Последней к нему подошла Мария Степановна. Она упросила Костю забежать после работы к ней домой и понянчить внука, пока она съездит в ЖКО и заплатит за квартиру.
Словом, все обошлось как нельзя лучше. Раечка выкупила свое долгожданное платье. Сильва Ивановна купила хороший кусок баранины и отложила его на воскресные шашлыки. Экономист Сильных не только успел побриться, но и пропустить в пивном баре пару кружек пива. У Марии Степановны осталось после ЖКО время на то, чтобы взять белье из прачечной. Правда, в последний момент Костя подвел своих товарищей по службе. Он не только не пришел вовремя к легкому домашнему ужину, но умудрился даже опоздать на поезд, чем, разумеется, расстроил весь коллектив.
— Как это нехорошо с его стороны, — грустно сказала Мария Степановна. — Мы все так торопились, так спешили... А он? Это не по-товарищески.
И все с ней согласились.
КОМУ что
— Так на ком же мы остановим свой выбор? — задумчиво проговорил Федор Иванович. — Кому доверим защиту нашей спортивной чести? — И он пытливо оглядел собравшихся, словно прикидывая, кто из них, проверенных на деле, людей отважится бросить вызов судьбе-спортсменке?
Наступило минутное замешательство. Все понимали ответственность момента и не лезли со скороспелой инициативой.
Наконец кто-то робко предложил:
— А если этого самого послать... Пушинкина, к примеру?
Кандидатуру Пушинкина мигом одобрили:
— Лучший из лучших!
— Курить не курит. Пить не пьет.
— На побитие пойдет и коллектив не подведет.
Словом, решили, что Пушинкину это в самый раз — к рекордам подобраться.
— Вот он, наша подающая надежды кадра, — ска
52
зал Федор Иванович, представляя Пушинкина солидному человеку в синем тренировочном костюме с белыми вставками. — Лучший из лучших. Телевизор не смотрит, с женой в кино ходит. Что ж ты молчишь, Пушинкин? Ведь не торчишь у телевизора?
— Не-е...
— Ив кино с женой ходишь?
— Случается, в субботу на дневной сеанс.
Федор Иванович еще больше воодушевился:
— Я что говорил? А? Такой коллектив не подведет. Ну, уж остальное, как говорится, дело техники. За вами теперь остановка, вы его того... натренируйте... чтобы он... это самое... не в грязь лицом, а наоборот. Пушинкин, чего стоишь, подай руку тренеру!
Тренер крепко стиснул Пушинкину руку и прочувственно сказал:
— Приятно, очень приятно. В наш век научно-технического прогресса... Как звать-то? Александр Иванович? Женатый? Женат, и двое детей! Хорошо. Тренироваться теперь будем. Выдержим?
— Выдержит, выдержит, — поспешил ответить за Пушинкина Федор Иванович. — Наказ ему дали такой— выдержать. И не подкачать чтобы... Первым быть... Достигнуть... Кому, как не ему, в чемпионы. И нам хорошо. Возьмитесь за него... Очень просим.
— Это мы можем, — увлеченно сказал тренер.— Идем, Сашок, элементы отрабатывать.
Когда в порядке тренировки Пушинкин первый раз упал с крыши невысокого пятиэтажного дома с применением аэродинамического качества, то убедился, что ему еще как миленькому падать да падать. Слишком много обозначилось неотработанных элементов. Чувствовалась определенная скованность и медлительность движений. Грудь не распирало от трепетного ощущения высоты и скорости полета. И вообще, настроение было подавленное. Такое настроение было, что хоть в пору обратно оглобли заворачивать. И как назло, блокнот с авторучкой выпали. Надо было по заданию тренера кое-какие впечатления от падения зафиксировать на бумаге. И поди ж ты, не пришлось.
Тренер встретил Пушинкина мрачно. Он с секундомером, кинокамерой и биноклем внимательно следил за его падением и был явно недоволен результатом эксперимента.
53
— Вы падали непростительно медленно, — с плохо скрытым раздражением говорил он. — В условиях научно-технического прогресса с такой скоростью уже не падают. А возможности для ускорения падения у вас были. Целых полторы секунды свободного полета вы потеряли на раздумья: а не возвратиться ли вам назад? Зачем? Что вы там оставили на крыше? А техника? Диву даешься, глядя на вас в воздухе. Вы кувыркались, как недоочищенный кукурузный початок, как банка из-под маринованной кильки таллинского производства, как будильник без стрелок. Поразительно, что вы вообще сумели благополучно приземлиться. Удивляюсь я на вас, какой вы неуклюжий.
«Удивляйся, удивляйся, — подумал Пушинкин.—А мне удивляться некогда, мне дальше работать надо. Мне еще на вокзал бежать. А там по путям вышагивать. Шпалы на ходу считать. Тоже тренерская задумка, чтобы учиться замечать одни предметы, к примеру шпалы, и не обращать внимание на другие предметы, к примеру на электровозы и тепловозы, которые по путям передвигаются».
Пушинкина, конечно, с путей турнули и еще оштрафовали по соответствующей таксе. Тренер рассчитался за штраф и велел Пушинкину приступить к отработке очередного задания — лазания по столбу высоковольтной передачи и плавного спуска с него. И на этот раз все обошлось благополучно. Кто-то из зрителей-болельщиков успел вызвать «неотложку», а врачи сумели привести Пушинкина в чувство после тесного контакта с проводом высокого напряжения. Такое короткое замыкание тоже входило в программу его тренировки.
В последующие дни Пушинкин с усердием отрабаты-вал копьеметание, «лунное дыхание», шпагоглотание, бег по пересеченной местности и бег на месте. Затем кого-то избил на ринге, кто-то его «подковал» на футбольном поле.
— Издержка производства, — невозмутимо конста* тировал тренер. — Без них тренировки-подготовки — как крыса без хвоста, как стадион без кассы и кеды без подметок. Зато теперь я за вас спокоен. Вы физически и морально готовы к ответственным спортивным состязаниям. И я почему-то убежден, что вы их выиграете. И призовое место среди участников соревнования дворовых ко* манд по домино вам обеспечено.
54
МАЙСКИЙ ЖУК
Хорошо, что я успел отскочить в сторону. Всеволод Александрович наверняка бы сшиб меня с ног: так стремительно ворвался он в комнату. Всеволод Александрович очень вежливый и вообще культурный человек. Он часто заходит ко мне отвести душу. Заходит по вечерам, когда я пишу и когда у меня ни черта не получается.
Сейчас Всеволод Александрович по-хозяйски расположился на моих бумагах и стал разворачивать сверток, который принес под мышкой. Я на всякий случай отошел к двери. Он вынул банку. Стеклянную. На дне ее что-то шевелилось. Я вопросительно посмотрел на Всеволода Александровича.
— Жук, — сказал он.
— Жук? — переспросил я.
— Майский жук. А что? — удивился он.
— Ничего.
— Из семейства пластинчатоусых. Тебе в подарок принес. У тебя же бывает свободное время. Вот и займись энтомологией.
— Спасибо... — Я поставил банку на стол и сел. Всеволод Александрович передвинулся поближе ко мне. Теперь он сидел на папке с рукописями законченных рассказов.
— Ты уж позаботься о жучке, — говорил он, доверительно положив мне на плечо руку. — Кормить его надо двенадцать раз в сутки: шесть раз днем и столько же ночью. Питается он листьями березы, дуба, ивы и других лиственных пород.
Я закурил, задумался.
— Большой спрос на них. На жуков майских. Многие энтомологией увлеклись. Бегают и ищут жуков. Конечно, майских. И я бегал. Тоже искал. Скажи по совести, рад подарку?
От банки несло чем-то противным. Я промолчал.
— Знал, что будешь доволен. Вообще, тебе повезло. Знатоки говорят, редкий экземпляр попался. Из пластинчатоусых, конечно... Позаботься о жучке.
Я отнес банку на кухню и вернулся к Всеволоду Александровичу.
— Не околеет жучок? Листиками, листиками его, да зелеными. А жалко будет, если пропадет. С таким тру*
56
дом добыл. И все тебе в подарок. Вполне современный экземпляр.
На столе лежал свежий номер журнала «Советский экран». Я протянул его Всеволоду Александровичу.
— Журнал успеется, — отказался он. — Завтра приду и почитаю. Банку можешь оставить у себя. Я ее тебе тоже дарю вместе с жучком. Мне майский жук ни к чему. И банка тоже. Поэтому и решил подарить. А тебе пригодится, да? Чего для друга не сделаешь!
Я вышел на балкон. Всеволод Александрович проследовал за мной.
— Запомнил, чем кормить жучка? Кормов у тебя хватит: деревья рядом. Целый выводок прокормишь. Может, еще принести? Просто так, из уважения? Что?!
Тут он перехватил мой взгляд. Я смотрел с высоты нашего шестого этажа на разбитый у дома цветник, потом — на Всеволода Александровича, вновь — на цвет* ник и снова — на Всеволода Александровича. Наверное, что-то в моем лице ему не понравилось. Он стал потихоньку отодвигаться к двери, поспешно прощаясь. Наконец юркнул в комнату, и через несколько секунд я услышал громкий хлопок входной двери. В этот вечер Всеволод Александрович ко мне больше не заходил. Работал я спокойно.
ЭФФЕКТ И ПРОБА
В магазине наше внимание привлекла симпатичная загорелая продавщица. С завидным терпением она резала, отвешивала, завертывала и перезавертывала гастрономическую продукцию какому-то раздражительному типу, который форменным образом куражился на виду у публики. «Берет на грош, а ломается на рубль», — подумали мы. А девушка — хоть бы что! Режет, отвешивает, завертывает, перезавертывает — и все с приятной улыбкой.
Такое положительное явление в торговле нас очень заинтересовало, и мы решили его подробно изучить методом, который называется «эффект присутствия».
Когда привередливый тип отошел от прилавка с мини-свертками, мы вежливо попросили девушку отвесить и завернуть нам кое-что по мелочи, разумеется, в преда лах ассортимента данного отдела.
57
Вскоре каждый из нас держал в руках по куску сыра и колбасы, а на полу валялись три бутылки кефира, которые мы не успели удержать в руках. Под масло нам удалось приспособить носовые платки. Что касается консервов, то благодаря обильному слою смазки на банках, они плавно скатились в карман пиджака. Мы хотели еще взять по десятку яиц, но оказалось, что забыли дома шляпы.
Попытка объясниться с продавщицей ни к чему не привела. Одному из нас девушка заявила, что она не жена, чтобы за ним ухаживать и тем более завертывать покупки. Нам также посоветовали иметь с собой тару, да и голову на плечах.
Все случившееся с нами мы отнесли за счет раздражительного типа, который своими идиотскими капризами вывел девушку из равновесия, и она не смогла нас культурно обслужить. Встречаются еще среди покупателей такие, на которых угодить — все равно что черта женить.
Потом выяснилось, что мы ошиблись, зря возвели поклеп на вполне интеллигентного и выдержанного человека. Ведь он пришел за покупками как преподаватель торгового училища и принимал экзамен по специальности у своих учениц на производственной практике. И куражился не по своей воле. Это у них называется «брать психологическую пробу». Проба-то пробой, вот только зачем при публике. Нервы-то не у всех железные.
ДЕТЕКТИВНАЯ ИСТОРИЯ
Книголюб Петрушкин читал только детектив, и только иностранный. И не он один. Таких любителей переводной литературы в проектном институте, где трудился книголюб Петрушкин, набралось в аккурат на президиум небольшого собрания, так что все свои текущие дела они могли решать в рабочем порядке. И приняли такое правило: читая сам, забудь про товарища.
А что это означает на практике? Коли тебе в руки интересная книженция попадет, то ховайся с нею от людей, не иди к ним делиться радостью от прочитанного материала.
И вот книголюбу Петрушкину повезло. Среди бумаж*
58
ной макулатуры нашел он небольшую книжицу. Без корочек-обложек, с порванными, пожелтевшими страницами. Кто написал, о чем произведение — неизвестно. Да и как узнаешь суть, если ни начала, ни конца в книжке нет, да и середина не в порядке, тоже страниц недостает. Но по уцелевшим отрывкам было ясно, что находка — жуткий зарубежный детектив. Счастливого обладателя книжки аж мороз продрал по коже от такой радости.
— Нет, вы послушайте! — взволнованно, забыв о конспирации, говорил он сбежавшимся на его зов. — Только одно место это послушайте: «Очевидно, убийца был ей дорог, и она не хотела, чтобы его подвергли из-за нее тяжелому наказанию... Такими людьми могли быть ее сумасшедший отец, ее муж, которого она не любила, но перед которым, вероятно, чувствовала себя виновной, граф, которому она, может быть, в душе чувствовала себя обязанной...» А, каково?! Вот это интрига! Лихо закручено. Не иначе Агата Кристи.
— Что-то не верится, — с сомнением проговорил Коля Сизов. — Чтобы такое неожиданное счастье — и вдруг на наши головы. Все Кристи у нас наперечет. Дай-ка взглянуть.
Он взял у Петрушкина книжку, повертел ее в руках, полистал, зачем-то понюхал и авторитетно изрек:
— Агатой Кристи здесь и не пахнет!
— Это почему же? — с обидой в голосе спросил Петрушкин. — Могу еще почитать в подтверждение. Тут без обмана, не на базаре.
— По моему глубокому убеждению, — спокойно продолжал Коля, — перед нами явный Хэммет. Вспомним его «Стеклянный ключ». Примерно тот же набор действующих лиц — дочь, отец, убийца...
Петрушкин вырвал из Колиных рук книжку и стал ее лихорадочно листать. Потом, что-то найдя, торжествующе воскликнул:
— Виктория! Победа! Что это, по-вашему? Послушайте-ка: «Тут ей встретился убийца. Человек не был ей подозрителен, иначе бы она крикнула на помощь, но этот крик не был бы раздирающим душу. Поговорив с ней, убийца схватил ее...» Теперь я вас убедил, надеюсь. Признаете Агату Кристи?
Наступило молчание. Его нарушила единственная в клубе девушка, Марина. Она серьезно сказала:
59
— Петрушкин, процитируй-ка еще кусочек. Надо окончательно убедиться в том, что к нам попала Агата Кристи. Представляете, какой поднимется ажиотаж, когда широкие читательские круги узнают про нашу находку. Ведь к нам в клуб паломничество начнется. Поэто-му наши доказательства должны быть верны, как кас-тильские жены, убедительны, как удар боксера, и точны, как хоккейный арбитр. Мы не можем, мы просто не имеем права опираться на случайность.
Петрушкин согласно кивнул головой, порылся в стра* ницах и прочитал:
—- «Старый любящий муж, измена, ревность, побои, бегство к любовнику-графу через месяц-два после свадь-бы».
— Похоже, что мы действительно стали обладателями малоизвестной повести Агаты Кристи, — волнуясь проговорила Марина.— Какое накручивание событий, чувств, переживаний. Настолько все здесь зримо, убедительно, образно. Чувствуется уверенная рука мастера.
— Это еще что! — поддакнул Марине Петрушкин.— Я тут такую криминалистику обнаружил, что пальчика оближешь. А какие у автора профессиональные познания в судебной медицине! С какой точностью он доносит до читателя результаты судебно-медицинского вскрытия. Хотите послушать еще? Тогда читаю: «На голове, на границе с левой височной и теменной костями, — рана, имеющая полтора дюйма длины и проникающая до кости... На шее, на уровне шейного позвонка, замечается красная полоса, имеющая вид полукруга и обхватывающая циркулярно заднюю половину шеи». Что вы на это скажете?
Поднялся шум и гвалт, чего никак не ожидал Петрушкин, которому казалось, что он окончательно убедил всех в своей правоте.
Раздавались реплики:
— Это же типичная манера письма Конан-Дойля. Не ошибусь, если скажу, что к вскрытию приложил руку доктор Ватсон.
— А я считаю, что такая детализация больше свойственна Айришу. Когда читаешь его повесть «Окно во двор», то...
— Подобные описания не чужды и Жоржу Сименону.
— В откровенно слабом рассказе «Дебют Хоода» меня привлекла интригующая конновка.
60
— Кому что!
— Вот именно.
В разговор вмешалась Марина:
— Не будем спорить. В главном все мы с вами правы. Пусть нам пока не ясен автор, но ясно, что произведение это принадлежит к числу лучших образцов зарубежного детектива. Не иначе. Разве у нас так напишут? Куда им!
Ее поддержали.
— Правильно. Пишут скучно и вяло. Иногда и читать не хочется.
— Заранее знаешь, кто преступник. Не умеют держать читателя в напряжении. А без этого нет детектива. Так, что ли?
— Ну да!
Во время этого шумного разговора из книжки, что была в руках у Петрушкина, выпала страничка. Ее поднял и стал читать Коля Сизов. Потом он громко рассмеялся.
— Агата Кристи! — сквозь смех говорил Коля.— Ха-ха-ха! Жорж Сименон. Ха-ха-ха! Айриш и Хэммет! Ха-ха-ха. Вы бы еще Эдгара По сюда приплюсовали! Эх вы, знатоки детектива. Наши не умеют! Наши не могут... Наши так не напишут... Так ведь это же Чехов! «Драма на охоте». Не верите? Слушайте: «Драма на охоте. Из записок судебного следователя. Глава первая.
— Муж убил свою жену! Ах, как вы глупы. Дайте же мне, наконец, сахару!»
ДАЛЬНЯЯ РОДСТВЕННИЦА
Петр Петрович нервно ходил по комнате, курил и думал, думал, думал. Но придумать так ничего и не смог. «Ладно, — решил он, — отвлекусь пока от всяких мыслей, дам отдых измученным мозговым клеткам у голубого экрана, а там видно будет».
Надо сказать, что у Петра Петровича выработалась своя особая витиеватая манера разговора. Он считал это внешним проявлением культуры в окружающей среде.
Эту особенность его натуры безбожно использовал председатель месткома. Когда надо было кого-нибудь поздравить с радостным и торжественным событием, то
61
приветственное слово поручили произнести Петру Петровичу. Он повергал сослуживцев в такое возвышенное состояние, что они, опустив головы, тайком утирали слезы радости.
В описываемый момент Петр Петрович не думал над поздравительным текстом. Его волновало другое — неприятное известие о приезде в гости какой-то молодой и очень дальней родственницы из сельской местности.
Узнав об этом из полученного письма, Петр Петрович так разволновался, что позабыл свой высокий стиль и перешел на чистую житейскую прозу. И в этом нет ничего удивительного. Медицинская практика знает немало случаев, когда после нервного потрясения, или, как говорят, шока, некоторые больные индивидуумы обретали память и другие умственные способности.
— Ишь, родня объявилась, — ворчал он. — И откуда только она взялась! Чай, лет десять о ней ни слуху ни духу не было. И ничего, обходились. А тут возьми да объявись. Хлопот теперь с ней не оберешься. Да и расходы прибавятся.
— Это уж точно, — поддакнула жена. — Пои, корми, по магазинам води. А то еще захочет какую-нибудь модную прическу сделать, и снова курсируй с ней по городу. Всю жизнь мечтала об этом.
— То-то и оно, — согласился с женой Петр Петрович.— У них там в селе этого ничего и в помине нет. Как пить дать нет. Приедет, чтобы обарахлиться и шик-модерн навести. А то еще зачем же в город из сельской местности приезжают?
— Само собой.
— Но она, наверное, надолго у нас не застрянет?
— А кто ее знает. Думаю, что нет. Поистратится и назад. Не воз же денег она с собой приволокет! Уйти мне, что ли, на это время из дому?
— И не моги! — заволновался Петр Петрович, — Что я один буду делать! Нет уж, давай вместе нести тяготы родственных чувств. Может, и у тебя кто со временем объявится из родственников. Вот так возьмет и свалится как снег на голову. Жизнь, она, знаешь, на месте не стоит.
Не успели они закончить свой семейный разговор, как в квартире раздался звонок. Петр Петрович пошел открывать. В прихожую вошла молодая, со вкусом одетая девушка.
62
— Добрый день, — сказала она. — Вот я и приехала вернее, прилетела. Вы получили письмо от мамы?
— Конечно, конечно, — засуетился Петр Петрович. — А мы вас так ждали, так ждали. Проходите, пожалуйста. Баульчик вот здесь можно поставить. Проходите же смелее. Ах, сколько зим, сколько лет! А мы вас ждали! Как же, ждали вас, и очень.
Жена смотрела на нарядный шерстяной костюм, отделанный красивой аппликацией, и думала: «И где она такой шикарный костюм отхватила? Не иначе импорт! Надо позвонить этой воображалке Мухиной. По два раза в день бываю у нее в магазине, а она даже не подумала ничего подобного предложить. Хороша подружка!»
Когда сели за стол, девушка сказала:
— Вот вырвалась на несколько Дней подышать городским воздухом. У нас на ферме сейчас дел поубавилось, так мама и говорит, поезжай на недельку к Петру Петровичу. Я бы, может, и не поехала, да уж очень захотелось «Аиду» послушать...
Петр Петрович облегченно вздохнул и спросил:
— А где она выступать будет?
Девушка посмотрела на Петра Петровича и сказала:
— Как, разве вы не знаете, что к вам в город приехала на гастроли известная в стране оперная труппа и в ее репертуаре «Аида»?
— Да мы как-то пропустили это волнующее событие в нашей огромной культурной жизни, — смущенно проговорил Петр Петрович. — Закрутились в вихре очередных текущих дел. Знаете, как в городе вертеться приходится, чтобы не отстать от потока жизни. Значит, будет выступать Аида. Так-так. На сцене, значит. В каком, вы говорите, спектакле? Ты, кстати, не слышала? — обратился Петр Петрович к жене.
Та покраснела и, чтобы перевести разговор на другую тему, поинтересовалась у девушки:
— А еще какие у вас планы? Магазины у нас сейчас работают допоздна, так что сумеете все покупки сделать. Если что, поможем. Кстати, сейчас в моде лен натуральный. Я тут недавно двадцать пять салфеток приобрела. Не купите?
— Это меня не волнует. К нам часто хорошие вещи привозят. У меня другие заботы. Хочу побывать на передвижной выставке советской графики, послушать игру пианиста Радимова, он только на два дня приехал сюда.
63
Боюсь, что билет на концерт не достану. А мне так хочется его послушать! Петр Петрович, у вас случайно нет знакомых в филармонии?
— В филармонии? — переспросил Петр Петрович.— Нет, с такими не дружим. Какой от них прок! Разве вот Алексей Венедиктович?
— Что, тоже пианист?
Петр Петрович досадливо махнул рукой.
— При чем тут пианино?! Да и какое ему дело до него. У него теперь книги —ходовой товар, и обои у него тоже ходовые.
В разговор вмешалась жена:
— А Колесов не поможет?
— Колесов? Из «Мазьторга»? Вряд ли он с ними контактирует.
— Тогда позвони Чувакину.
— Хороший был мужик. Помог бы. Да не работает он теперь на складе, перевелся, по другой части теперь служит.
— Что, если подключить Манюшкина?
Петр Петрович оживился.
— Точно! «Вторсырье» завсегда ключи к филармонии подберет. Это идея! — И он пошел звонить своему знакомому заготовителю. А жена искала адрес своей маникюрши. На случай, если у Петра Петровича получится осечка с заготовителем.
ВТОРАЯ ПРОФЕССИЯ
Представительная комиссия отбирает желающих учиться на курсах. К столу энергично подходит молодой высокий человек с бачками и тонкими усиками. Его спрашивают:
— Ваша профессия?
— Инженер-механик.
— Чему бы вы хотели научиться у нас?
Высокий молодой человек не задумываясь, как о давно решенном и выстраданном, говорит:
— Хочу уметь готовить здоровую и вкусную пищу.
Кто-то из комиссии уточняет:
— Насколько мы поняли, вы желаете овладеть комплексом знаний и опыта, входицих в квалификацию повара средней руки.
64
При ссылке на повара высокий молодой человек за* метно смущается, но от своего сокровенного желания научиться варить горячие и холодные супы, жарить котлеты и сырники, готовить соусы и подливки к различным блюдам, художественно оформлять закуски, так, чтобы было красиво, не отказывается. Такая приверженность высокого молодого человека к вновь избранной профессии покоряет комиссию, и его с миром отпускают.
Перед комиссией предстает другой молодой человек, роста не очень большого, но в очках.
Ему задают тот же вопрос:
— Ваша специальность в настоящее время?
— Я молодой специалист, врач то есть по профессии...
— На кого же вы хотите учиться теперь?
Невысокий молодой человек мнется, пытается подобрать наиболее убедительные слова, но у него это не получается. И он говорит сбивчиво, с просительной ноткой в голосе:
— Как бы это... Ну, понимаете... словом, если вы пойдете навстречу моим желаниям, то я хотел... словом... понимаете... вот это самое. — Окончательно смутившись, невысокий молодой человек не договаривает, а делает какие-то вращательные движения руками.
Члены комиссии недоумевают, переглядываются, потом один из них, видать наиболее сообразительный, спрашивает:
— Вы хотите научиться шить?
Густо покраснев, невысокий молодой человек утвердительно качает головой и хочет что-то еще сказать, но у него от смущения окончательно пропадает дар речи, поэтому он вынужден вновь прибегнуть к изъяснению знаками.
Догадливый член комиссии сравнительно быстро расшифровал смысл этих поступательных движений.
— Вы хотите научиться не только шить, но и вязать на спицах.
Невысокий молодой человек обрадованно кивает головой, продолжая, однако, вертеть руками. Но комиссия уже освоилась с его мнемознаками. Поэтому председатель уточняет:
— Вы хотите не только научиться шить и вязать на спицах, но и штопать?
Догадавшись, что самое трудное уже позади, невысокий молодой человек вновь обретает дар речи:
65
— Да, это мое сокровенное желание. — И после выразительной паузы добавляет: — А иначе мне счастья в жизни не видать!
Невысокого молодого человека в очках сменил перед столом комиссии тоже молодой человек, но чуть повыше первого и посолиднее второго.
Комиссия ставит ему наводящий вопрос:
— У вас тоже интеллектуальная профессия?
Солидный молодой человек утвердительно кивает головой и отвечает:
— Да, я филолог.
— Что окончили?
— Университет по профилю санскритских языков.
Члены комиссии уважительно смотрят на солидного молодого человека, потом интересуются:
— А как вы сейчас работаете над повышением своего теоретического уровня?
— Закончил кандидатскую диссертацию.
В стане комиссии небольшое волнение, происходит быстрый обмен мнениями, и вот уже слышен мягкий уговаривающий басок председательствующего:
— Без пяти минут кандидат наук... санскрит... экзотика Востока... такая бездна теоретической подготовки. И что только привело вас на наши курсы. Учтите, что они единственные в своем роде и принимаем мы на обучение действительно нуждающихся в пополнении своих знаний людей, тех, кто твердо решил сделать новый важный шаг в своей личной жизни. А это дело нелегкое. Вы •сами видите, что получился нонсенс: желающих учиться много, а возможностей у нас мало. Может, вас на заочное двинуть, учитывая большой опыт самостоятельной работы над книгой?
При этих словах солидный молодой человек испуганно смотрит на комиссию и быстро-быстро говорит:
— Что вы, что вы! Научиться заочно стирать и гладить белье? Я, к вашему сведению, уже познал на себе всю прелесть заочного образования, когда пытался по вашим письменным советам и рекомендациям сварить яйца всмятку. И что ж? Пока я ждал от вас ответа, те яйца вкрутую сварились. А выстирать и выгладить рубашку или еще там другое — это вам не яйца всмятку варить! Я и машину стиральную приобрел, и доску гладильную, а что касается утюгов, то у меня их не меньше пяти штук, и все на ходу.
66
Комиссия, покоренная решительностью и настойчивостью абитуриента, удовлетворяет его просьбу и единогласно зачисляет его слушателем отделения машинной и ручной стирки белья с последующим освоением его глажения.
Счастливый и довольный, солидный молодой человек гордо зашагал по длинному коридору, где его провожали взглядами такие же простые парни, которым еще предстояло пройти конкурсные испытания на право быть слушателем курсов молодых мужей.
ВРЕМЯ — РЕШАЮЩИЙ ФАКТОР
Стенограмма лекций
Товарищи! Мне поручено и предстоит прочитать вам лекцию на тему «Время — решающий фактор». Вопросы договоримся задавать в письменном виде и перейдем к разговору по существу.
Из множества факторов, окружающих нас в окружающей нас жизни, время является решающим фактором. (Гул в зале.)
Все вы прекрасно знаете, что время является не просто решающим фактором, а решающим фактором в общественно полезной и личной жизни людей. Ибо время — объективная реальность...
Голос. Знаем!
...существующая вне человека. Поэтому наш долг — беречь каждую минуту и секунду, так как минута состоит из секунд. Это вы тоже знаете.
Голос. Знаем.
Никто из вас не станет конопатить щели огурцами или бриться карандашом. (Веселое оживление в зале.) Но многие из вас не ценят время, забывая, что оно — решающий фактор.
Приведем примеры из жизни. Можно вернуть профсоюзный билет, отобранный за хроническую неуплату членских взносов. Можно вернуть жену, подавшую на развод. Но растранжиренное время вернуть нельзя. Это — аксиома, то есть истина, не требующая доказательства. Поэтому мы должны доказать всю несостоятельность восклицания, допущенного одним поэтом: «Остановись, мгновенье!»
67

Никто не остановит мгновения. (Оживление в зале.)
Часы — прибор времени. Часами измеряется время как таковое. Часы прошли долгий и совсем не ровный путь развития от часов солнечных и песочных до чисто-польской «Камы» и пензенской «Зари». (Одобрительный гул в зале.)
Раньше часы делались из песка, огня и воды. Водяные часы назывались клепсидры. Теперь часы делают из металла, в том числе анодированного. (Веселое оживление в зале.)
Христианское летоисчисление ввел римский монах Дионисий, прозванный Экзигием, то есть малым.
Голос. Ну да!
А греческий философ-идеалист Платон приспособил водяной будильник для объявления перемен на занятиях в своей академии. Это — исторический факт.
После исторического экскурса разрешите остановиться на конкретных задачах нашего предприятия.
Время надо беречь, товарищи. Потери времени невосполнимы. В производственных условиях потери времени обычно исчисляются в человеко-минутах или в человеко-часах. В зависимости от того, что теряется, — минуты или часы. (В зале жуткая тишина.)
Поясним это на конкретном примере. Допустим, что в нашем зале присутствуют сто двадцать человек. Предположим, что каждый из вас непроизводительно потерял один час. Что? Уже потеряли? Так вот. Множим сто двадцать на один и получаем итог: суммарная потеря времени выразится в ста двадцати человеко-часах. А если подсчитать в минутах? Для этого произведем следующий арифметический подсчет. Берем... (Шум, неразборчивые возгласы, отдельные хлопки, похожие на аплодисменты.)
На этом стенограмма лекции обрывается.
ОДИН ЭЛЕКТРОН НА ГРЯДКЕ
Где-где, а в садоводстве понимают толк в новой технике. Конечно, мою самоделку не сравнишь с биостимулятором, к примеру. Там, у биостимулятора, ведь как: вспрыснул растение, капнул в землю — и пошло. По вкусу вроде огурец, а на размер — дыня. И опять же сроки. Сроки созревания биостимулятор поджимает, не дает
69
растению лишнее время в земле торчать. А у моей са-моделки такого нет, чтобы из огурца — и дыня. Для са-да больше мое приспособление подходит. Хотя и в огородном деле может свободно пригодиться. Овощу, как и фрукту с ягодой, тоже влага требуется.
Вот по части влаги моя самоделка и действует. Небольшое электронное устройство само узнает, когда влага в почве кончается, автоматически включает насос и дождевальную установку. И поит землю, то есть почву. Так и работает: включает и поит, включает и выключает. Воды меньше расходуется, и вообще экономия труда получается. И время свободное — газетку почитать, фильм уяснить.
Садоводы разбираются в новой технике. Пока я с установкой возился, они мне советы полезные давали: где лейку с ведерком можно по дешевке приобрести и другим инвентарем впрок запастись. Бочкой, например, для заготовки дождевой воды. И как из колодца воду на поверхность чалить. Практичные люди, мои соседи по садоводству.
А когда увидели автоматический дождь на моем участке, в гости стали наведываться. О техническом прогрессе поговорить, насчет агротехники посоветоваться.
Рядом со мной занимается разведением ягодных культур Травкин. Андрей Иванович Травкин. Не слыхали? Он старше меня по возрасту и опытнее по количеству производимой продукции. А вообще, ему сорок пять лет, и жена у него поет в народном хоре. Сам он больше с автомобилями связан: на автобазе служит вахтером.
Однажды я встретил его у себя в саду. Возле автоматического дождя.
— Войти-то можно? — спрашивает.
— Пожалуйста, входите.
— Радио-то слушали сегодня?
— Нет.
— Ия нет.
Травкин переминается с ноги на ногу и смотрит, куда бы сесть. Сесть некуда. Помолчав, спрашивает:
— У тебя как, все в порядке?
— В порядке.
— А у меня нет.
— Что так?
— Чего-то мне в жизни не хватает, — грустно говорит он. — А чего — не знаю. Вроде бы на месте все и
70
порядком идет. Абрикос вот скоро плодоносить будет. Клубника нынче в цене пошла. Жена за хор грамоту Почетную домой принесла. А все как-то не то. Чего-то существенного в жизни нет.
Я ему деликатно советую:
— В поликлинику обратитесь, Андрей Иванович. Иногда, знаете, меланхолия на почве физического перенапряжения бывает. А вы ведь от зари до зари в саду возитесь. Так и здоровье свое надорвать можно. Врачи вас осмотрят, путевку в санаторий получите.
Машет рукой.
— Жена одного в санаторий ни за что не пустит. Такая она у меня общественница принципиальная. А с ней на курорт ехать — все равно, что в Тулу с самоваром. Нет, не то направление вы мне в жизни указываете.
И с предложением:
— Вот если бы шланг разрешили подключить к вашей установочке, а? Это бы дело было! Вдвоем-то легче установкой управлять. Чередоваться будем. День вы, день я. Сплошной дождь. У всех сушь, а мы при ягоде! Сбегать, что ли, за пол-литрой?
Обошлось без водки. Жара, да и Травкину расхотелось пить со мной. Ушел к своему насосу вручную воду качать.
Под вечер опять гости. Прикатил на собственном «Москвиче» энергичный молодой человек.
— Здорово, старик! Решил мимоходом заскочить к тебе и в схеме твоей покопаться. Может, сам что сварганю. У меня по соседству хата. Нанял одного караулить, а поливать не берется. Выручай техникой! Запоминающее устройство у тебя как, с диодом? Или с биполярным возбуждением? Может, с тремя сердечниками на двоичный знак? Слушай, если тебе реле какое надо, свистни, приволоку. Запиши-то телефончик! Ну, по коньяку!
Молодой человек был не только энергичным, но и сообразительным. Он понял, что реле у меня срабатывают и без коньяка, а ему пора нажимать на стартер своей машины.
Рано утром в саду оказалась молодая женщина в платье, похожем на юбку без кофточки.
— Извините, но я очень спешу. Вы меня, конечно, знаете. Зовут меня Евгения Петровна. Зовите просто Женя. Вам, наверно, приходилось проезжать мимо на
71
шей хижины? Знаете, такая двухэтажная с модерновыми занавесочками. И муж, как назло, в командировку ука« тил. Вы часто поливаете акацию? А мне надо срочно в город. Знаете, путевка в Симеиз горит. Вы пробовали чебуреки у Байдарских ворот? А восход на Ай-Петри не встречали? Вы так здесь один и коротаете время? Без жены? Скучно, бедненький? А мой укатил и бросил все на меня. Разве так порядочные мужья поступают? Вы Сумкина знаете? Познакомьтесь, он чудно моторку водит. Я ему вполне доверяю. Он к вам зайдет за установкой. А вечером вернет. К моему приезду. Запомнили: Сумкин. Он скажет, что от Жени.
/Молодая женщина очень спешила и не разобрала мой ответ. Во всяком случае, с Сумкиным мне знакомиться не пришлось.
В полдень я разговаривал с одной бабкой из нашего коллективного сада. Очень любопытная и начитанная бабка. Говорит, а сама глаз с меня не спускает. Так и шарит по мне, так и шарит.
— Дай-кось я взгляну на тебя, мил человек, каков ты есть. Митриевна-то допекла меня совсем. Сходи, го-* ворит, к нему, авось что выпытаешь. А чего выпытывать, коли человек как человек. Только ты скажи мне, мил человек, зачем ты всякую радиацию на нас пущаешь? По нужде или по недоразумению? Запустишь в небо облако, а из него на нас всякая радиация падает. Мит-риевна собственноручно своими глазами радиацию ви* дела. А не видела бы, так и не говорила бы. И не спорь ты со мной! Коли так, то помалкивай! Мне что, я свое, слава богу, прожила. Да и то жить хочется. У тебя де* ти-то есть?
Я убедил бабку в том, что у меня есть не только дети, но и жена. Бабка поверила. Оставила рецепт приготовления настоя из черемухи на случай полиартрита и ушла по своим делам.
Вечером жена сказала, что меня ждет какой-то незнакомый человек. Мы с ним познакомились. С товарищем из газеты. Он рассказал про письмо в редакцию от садовода-коллективиста. Садовод сигнализировал в печать о том, что я использую достижения науки в целях личного обогащения. В товарняк фрукты гружу и на базар отправляю. И еще писал: «Пустил электрон на грядку, а соседям не дает».
Я рассказал корреспонденту про свою самоделку. И
72
показал в действии, как она автоматически включается и выключается. И орошает. Запрограммированный дождь ему очень понравился, и он написал об этом в газету.
После этого мой сосед, не Травкин, а другой сосед, предложил мне аванс. Безвозмездно. Для успешного завершения перспективного эксперимента по автоматиче-скому орошению колхозно-совхозных полей, но, узнав, что у меня уже побывали товарищи из СКВ, успокоился и ушел.
Проявили высокую сознательность и другие. Они охотно проголосовали за ликвидацию личных участков в нашем коллективном саду, чтобы расширить площадь для эксперимента. И заодно всем сообща фрукты выращивать. С Травкиным не договорились! Он категорически отказался голосовать за коллективный сад. Он не стал голосовать на том основании, что у него жена и так работает на общественных началах: поет в народном’ хоре.
Вскоре подали голоса ученые. Специалисты по механизации. И от них пришло в редакцию письмо. Они пи-» сали:
«С чувством горечи узнали мы о том, что газета пропагандирует сомнительные опыты далекого от науки человека. Наш институт вот уже десять лет занимается перспективными исследованиями в области автоматизации и механизации орошения полей. Изыскания ведутся строго по утвержденному плану научных работ. А газета отводит свои страницы описанию опытов и достижений этого далекого от науки человека, вместо того чтобы встать на защиту подлинных ученых».
ПАРА ЛЫЖ
Никто его на это дело не толкал. Пирамидкин сам пошел в магазин и купил себе лыжи. Подумал, подумал, собрался, пошел и купил.
Хорошие лыжи, новые.
«Теперь заживем! — с радостью думал он, подгоняя крепления под ботинки. — Утречком в воскресенье — и в лес. Под стройные сосны, на бодрящий морозный воздух, под пушистый снег. Красотища! Настроение поднимается, давление опускается. А аппетит? А там, смотришь, и
73
курить брошу. Легкие отравлять и тому подобное. Морковь тертую по утрам есть начну. С открытой форточкой спать стану. А все лыжи, а все спорт. Эх, жаль только, сколько зим потерял! Давно бы надо на лыжню настроиться!»
О лыжах узнали на работе.
— Завидуем вам, Пирамидкин. Соснами дышать будете, березами...
— Смотрите, еще мастером спорта станете.
— А что? Палками по снегу помахает и станет. У нас так.
— Может, на олимпиаду поедет наш Пирамидкин?
— А что? Пошлют — и поедет. У нас ведь так.
— Интересно, а с трамплина Пирамидкин прыгнет?
— Прыгнет, если пить бросит.
— Так он не пьет.
— Кто не пьет?
— Пирамидкин не пьет.
— Ну уж и не пьет! Все пьют.
— А Пирамидкин не пьет!
— Почему?
— Вот не знаю. Спросите у него...
— И спрошу. Эй, Пирамидкин!
Пирамидкин листал толстенький справочник и обдумывал детали предстоящей прогулки в лес. Как-никак зимой на лоно природы. С толком надо собраться. Основательно. Шнурки на прочность испытать... Ходовые качества мази проверить... Шапочку бы раздобыть какую-нибудь узорчатую, с помпончиком... Термос брать или не брать? Обойдусь сахаром. Углеводы на свежем воздухе куда приятнее.
Услыхав свою фамилию, он весело откликнулся:
— Вы ко мне?
— К тебе, к тебе, наша спортивная гордость. Наш закаленный человек. Ответь, товарищ Пирамидкин, в порядке самокритики на один вопрос. Общественность, знаешь, интересуется, бросил ты пить или по-прежнему закладываешь? А, Пирамидкин? Чего же ты молчишь? Говорят, сейчас алкоголиков по-новому лечат, лыжами. Дадут нашатырь нюхнуть — ив лес его, беднягу, на протрезвление. Значит, и тебе того... лыжи прописали. Не знаешь? Ха-ха! А лыжи к чему?
С минуту Пирамидкин молча смотрел на говорившего, а потом так же молча выскочил в коридор. Но там к
74
нему подлетела, запыхавшись, Анна Марковна. Из бухгалтерии.
— Голубчик, вот вы где! — затараторила она. — А я уж отчаялась вас найти. Забегаю в отдел — говорят, ушел. Ну, думаю, все пропало! А вы вот где! Мечтаете? В лес завтра? А наша Мила такая упрямица, такая упрямица... Упрашиваем ее, упрашивем, а она не берет с собой. Говорит, смеяться будут. Вы ее помните? Она у нас на вечере, когда в складчину собирались, «Окна» еще пела. Вспомнили? Увидите ее завтра в лесу и передайте вот этот сверточек. Еда здесь. Девочка-то весь день голодная по лесу ходит, а домашнее брать стесняется. А от вас возьмет. Не забудете? Только, прошу вас, осторожнее. Бутылку с водой не разбейте. И яички всмятку у меня сварены. Мила любит, когда всмятку. Пирожное не раздавите! Мила не любит, когда без крема.
Пирамидкин машинально взял у Анны Марковны сверток и хотел сунуть его в карман. Но то ли карман был мал, то ли сверток велик, только ничего у Пирамид-кина не получилось.
Возле него кто-то громко рассмеялся. Раскатистым мужским смехом.
— Ага! Продовольствием запасаешься? Правильно! В лес без этого нельзя. Когда заблудишься, знаешь, как лишняя корка хлеба пригодится. Вкусней блина тещиного покажется. А вообще, тебя Рогуля ждет. Увидишь, говорит, Пирамидкина, передай ему физкультпривет. И скажи, что я его на беседу жду. Потолковать, говорит, с ним надо на предмет инструктажа.
Делать нечего, поплелся Пирамидкин на инструктаж.
В мыслях, конечно, расстройство. О лыжах и стройных соснах не думает. Про шапочку с узором — тем более. Относительно инструктажа тоже не беспокоится. О свертке, бедняга, думает, который ему так ловко Анна Марковна всучила. Вода в бутылке... яйца всмятку... пирожное с кремом... Тушку бы свиную еще положила... Закаляйся, как сталь! А в лесу стеснительная Мила... которой сверток... Ау, Мила! Солнце, воздух и вода — наши лучшие друзья! А яйца всмятку?
Предместкома Рогуля ласково втолковывал Пира-мидкину:
— В период лыжной прогулки что главное? Дыхание! Раз—два, вдох—выдох! Отрегулируй дыхание и глотай спокойно озон и другие целебные вещества. Учти
75
это, Пирамидкин, и действуй по такому регламенту на всем протяжении лыжни. Справишься один?
Слезы радости и умиления чуть не покатились по бледным, не схваченным морозом и не тронутым ветра* ми лыжных трасс щекам Пирамидкина. Бог ты мой! Нашлись-таки понимающие души. Вот так... чутко... по-человечески... молодец, Рогуля! Чутко... с пониманием... Ободряет, советует, о правильном дыхании заботу проявляет. Раз—два, вдох—выдох! Завтра все время нашего внимательного Рогулю вспоминать буду. Вдох—выдох! Раз—два!
А Рогуля продолжал:
— И еще я о тебе, Пирамидкин, подумал. Как о нашем спортактиве подумал. В понедельник остальной коллектив на лыжи ставить будем. Тебе, Пирамидкин, первое слово. Для доклада. За час тридцать уложишься? Много не развози. Бей на профилактику... Лыжный спорт здоровье дает... и так далее. Про себя скажи: кем был и кем стал... и так далее. Пары выходных на доклад, я думаю, тебе хватит. В понедельник зайдешь утречком. Почитаем на свежую голову. А пока держи двести билетиков спортлотереи. Справишься, распространишь — другую спортработу подберем. Можно по линии спорт-отчетности. Ты чем-то недоволен? Билетов мало дал? По-жа хватит с тебя. Распространи это с честью, а там видно будет. Ты что побледнел? Ну-ну, я пошутил... Вот возьми еще сто билетов и не бледней...
ХИТРОСТЬ
Марию Петровну надоумила старуха из соседнего подъезда. Встречает ее и спрашивает:
— Чой-то я твово супружника с мусором по утрам не вижу да и с мокрым бельем тож. Хворый он у тебя и к таким делам запрещенный подходить или еще какая эм-барга на него наложена?
— Ничего поделать с ним не могу, — жалуется старухе Мария Петровна. — Категорически отлынивает от домашней работы. И так, говорит, занят по горло, а тут ты еще пристаешь с мусором разным. Вот оформлю свое рацпредложение, тогда и за дом возьмусь. Да оно и в самом деле так, чего мужику в бабьи дела лезть!
76
— Э-э-э, не скажи, милая, не скажи, — протянула старуха.— Оно ведь как получается. Скажи, милая, он у тебя и полы не моет?
— Н-е-е-т.
— И бельишко, какое с себя и детишек, тоже не стирает?
— Сама хорошо справляюсь!
— А за капустой соленой твой супружник в магазин бегает?
— Нет. Меня, говорит, от кислых щей изжога мучает. Может, и правда у него повышенная кислотность, провериться надо бы послать.
— Э-э-э, не скажи, милая, все они, мужики, на одну колодку деланные. Вон мой зять тоже такой фрукт. Сначала полы мыть перестал, потом постирушку забросил, а как его, родимого, попросили носочки с семьей нашей поштопать, так он...
Старуха многозначительно замолкла, сделала глубокий вдох, как после комплекса утренней гимнастики, и проговорила:
— Взял и ушел.
— Куда же он ушел? — больше из вежливости, чем из любопытства, спросила Мария Петровна.
Старуха оглянулась по сторонам, потом наклонилась к Марии Петровне и зашептала ей на ухо:
— В морально-бытовое ушел, только ты тихо... не проболтайся. Смотри, милая, так и твой... Не иначе бережет себя для другой жизни. Ты, мол, наворачивай, чаль на себе тяжести, а я тем временем газетку почитаю. Читальщик... Наскрозь его вижу!
Мария Петровна побледнела, потом растерянно спросила:
— А что же делать? Вдруг и впрямь задумал что...
Старуха что-то соображает, потом говорит Марии Петровне:
— Его хитростью надоть. Придумай сама, как его лучше по дому заставить всякие дела выполнять, да подольше, да которые потяжелее, чтобы забегался он до упадка сил. Тогда его, паразита, никакая другая жизня не потянет.
Старухин совет, несмотря на его внешнюю грубость и бестактность, понравился Марии Петровне. На первое время и этого хватит, чтобы выбить у него дурные мысли, решила она, а там видно будет.
77
На следующий день утром, улучив момент, когда поблизости не было мужа, Мария Петровна грохает на пол мясорубку, садится на табуретку и начинает усиленно растирать ногу.
На шум вбегает муж, видит такую картину и спрашивает, не надо ли нести в ремонт мясорубку.
Мария Петровна отвечает, что с мясорубкой, видимо, все в порядке, да вот с ногой у нее не все в порядке. А в доме нет к завтраку молока и других молочных продуктов. Без них и завтрак не завтрак. Что делать? Сама она решить этот вопрос не в состоянии.
— Как что делать? — говорит ей муж. — А я-то на что? Неужели жена с ушибленной ногой пойдет в магазин, а здоровый мужик дома отсиживаться будет. Со-весть-то у меня есть пока еще. Давай деньги и говори, чего и сколько купить.
Боясь, как бы муж не передумал, она быстро инструк-тирет его насчет покупок. Он мигом собирается и идет в магазин. Вскоре возвращается и приносит домой все, что ему наказывали, словно всю жизнь только и делал, что покупками занимался и к рационализации никакого отношения не имел.
Так он ходит за продуктами несколько дней подряд. Марию Петровну это радует, и она уже подумывает о том, что ей еще об пол трахнуть, чтобы по совету старухи основательно муженька в домашние дела запрячь. И сохранить его для дальнейшей счастливой семейной жизни.
Но, к счастью Марии Петровны, тяжелые металлические предметы ей больше не понадобились. Не потребовалось прибегать к хитрости. Муж словно заново родился. Чуть свет, а он уже на ногах и сам спрашивает, сколько сегодня брать молочнокислых продуктов. Сумку в руку и спешит сломя голову к открытию магазина. Весь холодильник заполнил бутылками с кефиром. Пришлось другие продукты к соседям на замораживание носить.
Вот как может преобразить человека невинная женская уловка. Если, конечно, не учитывать того, что в магазине муж Марии Петровны познакомился с одной миловидной покупательницей, которая тоже по утрам приходила сюда за молочнокислыми продуктами, потому что мужа у нее пока не было и посылать ей в магазин было некого.
78
СТИЛЬ РУКОВОДСТВА
Порядок на порядок в учреждении не приходится. Скажем, в управлении по ремонту коммунального жилфонда начальник принимает посетителей по утрам. А рядом, в жилищно-ремонтном управлении, для приема граждан установлены вечерние часы. Стиль руководства.
В том же управлении по ремонту коммунального жилфонда начальник категорически запретил вверенному ему персоналу подавать заявления на его, начальниково, имя. Разбором жалоб и заявлений работников ведал особый заместитель, который так и значился в штатном расписании — заместитель начальника по работе среди сотрудников управления.
А в жилищно-ремонтном управлении любой рядовой работник мог смело обратиться с заявлением непосредственно к самому начальнику товарищу С. К. Антресоле-ву. Опять же стиль руководства.
И вот совсем молодой еще техник-строитель Коля Лобзиков садится и сочиняет небольшое заявление товарищу Антресолеву. Он, этот совсем еще молодой техник, просит ускорить ремонт его квартиры, поскольку собирается жениться и хочет справить свадьбу на отремонтированной жилплощади. Тем более что жена останется жить в его доме. И ей, молодой хозяйке, очень приятно будет ходить по накрашенному полу, готовить в чисто выбеленной кухне и любоваться яркими обоями жилых комнат. Барометр семейной жизни станет показывать «ясно», и дела на службе у него, у Лобзикова, пойдут с большой производительностью труда. Вот о чем написал .начальнику управления наш еще очень молодой техник-строитель Коля Лобзиков.
На другой день заявление Лобзикова лежало на столе у начальника. Увидев, что бумага адресована лично ему, товарищ Антресолев самодовольно хмыкнул и так сказал своему заместителю Щепкину:
— Перенимай и осваивай, Щепкин, антресолевский стиль руководства. Уйду скоро на пенсию — тебе возглавлять управление. Добрые наши порядки оберегать. У нас ведь как? Кому надо зайти — заходит. Кому охота написать — пишет. Без никаких инстанций и дистанций. Поучиться бы надо соседу-то нашему. Смотри-ка! Еще одним замом обзавелся. Ему, вишь, некогда с вверенны
80
ми работниками общаться. Их дела заели. Им недосуг остановить в коридоре подчиненного, взглянуть на него ласково и спросить участливо: «Что-то у вас, товарищ, вид скучноватый? С женушкой поспорили или детишеч-ки двоечкой огорчили? А? Ничего, трите к носу — все пройдет. А?» Вроде и мало сказано, а человек ободренный уйдет. Морально-политическое состояние у него поднимется. Позаботился начальник о нем.
Антресолев умолк. Он умильно посмотрел на заявление, на каллиграфически выведенные слова «Тов. Ант-ресолеву С. К.», задумался и продолжал:
— Смотри, Щепкин. Молодой техник, рядовой ИТР, пишет лично мне, начальнику Антресолеву. Знаменательный факт, Щепкин. Он ведь не дурак, этот Лобзиков. Толковый парень. Знает, что инстанция есть. Сектор, группа, отдел и прочее. Так он лично мне... Узнаешь, Щепкин, наш стиль? Антресолевский. Без бюрократии и волокиты... Так-то вот, Щепкин!
Антресолев и в самом деле не был бюрократом. Он, если хотите, был стойким и постоянным борцом против бюрократизма. Поэтому он тут же самолично передал заявление Коли Лобзикова Щепкину. И собственноручно наложил резолюцию: «Тов. Щепкину М. Г. Разберитесь».
Щепкин прошел к себе в кабинет. Прочитал внимательно заявление и задумался.
«Разберитесь...» «В чем и в ком? В ремонте или в Лобзикове? Если разобраться, то и разбираться нечего. Взять да и отремонтировать парню квартиру. Пара пустяков. Вот и передам заявление главному инженеру. Позаботься, друг, о своих кадрах».
Он вызвал секретаршу.
— Отнесите эту бумагу главному инженеру, — распорядился Щепкин. — И попросите от моего имени вне очереди заняться данным вопросом.
Свое указание Щепкин подкрепил исчерпывающей резолюцией: «Главному инженеру тов. Топоркову. Ваше мнение?»
Ознакомившись с резолюцией Щепкина, главный инженер взбеленился:
— Как так? Какой-то Щепкин, какой-то зам по каким-то общим вопросам будет распоряжаться мною! Сегодня предписание, завтра, чего доброго, разгон устроит. Он что, забыл, кто я? Забыл, что главный инженер
81
тоже на правах зама? «Ваше мнение»! Многого захотел! Попрыгай с мое по объектам да поглотай железобетонной пыли. Спешу, ах как спешу к нему с «вашим мнением»!
И Топорков не медля направил заявление начальнику производственного отдела Известняку с грозным вопросом: «В чем дело?».
Известняку тоже не понравилась резолюция.
«В чем дело? — пытался понять он скрытый смысл вопроса главного инженера. — Что-то здесь неладно... Маневр какой-то затеял этот Лобзиков. Подозрительно спешит он с решением. Свадьба... молодая хозяйка... полы крашеные... Знаем мы эти штучки. Отвлекающий удар по флангам. Квартиру ему приведем в порядок он кепочку приподнимет и... адью. В другую организацию, на высокую ставку. Распустили юнцов этих... Из молодых, да ранние. Сами, мол, с усами. Нахальство какое— самому Антресолеву писать!»
От нахальства Лобзикова и других молодых, да ранных Известняку становится не по себе. Ему нехорошо становится. Он пьет воду и считает про себя до пятидесяти. Так он успокаивается. А успокоившись, снова берет заявление Лобзикова.
«Хм, Лобзиков... Какой же из себя этот Лобзиков? Что-то не припомню. Ни разу не встречался с ним. Из молодых специалистов, наверное? Конечно, из группы Дымоходова. У него там сплошная шайба. На работу с клюшками ходят. Подкину-ка ему заявление. Пусть попотеет с этим клюшником».
И вот Известняк отыскивает на заявлении Коли Лобзикова чистое место. Потом он берет в руки синий карандаш и пишет резолюцию. Он пишет: «Тов. Дымо-ходову. На Ваше усмотрение».
Получает начальник группы аварийного ремонта Дымоходов упомянутое заявление, знакомится с резолюцией Известняка и начинает рассуждать в тако-м плане:
«С ума я пока не сошел, чтобы усматривать и рассматривать. Есть у Лобзикова заведующий сектором — ему и разбираться. А если начальник группы все будет решать, то за что руководителям секторов зарплату платить? Транжирить государственные деньги? Не позволю».
И не позволил. Поперек заявления Дымоходов размашистым почерком написал: «И. С.! Лично займитесь практической стороной дела. Тщательно перепроверьте
82
расчетные выкладки, особенно по несущим опорам. Под* крепите теоретическое обоснование вопроса серий экспериментальных работ на вверенных вам объектах. Проанализируйте смету с точки зрения доходов и расходов и с уменьшением затрат на дефицитные фондовые материалы. Наша с вами задача — всемерно использовать местные ресурсы в пределах местных возможностей. Ни часа простоя механизмов, ни грамма похищенных гвоздей, теса, кирпича и накладных на их получение.
Срок — 5 дней».
Окончив писать, Дымоходов приподнялся со своего рабочего места. Он приподнялся, чтобы постучать в стенку и позвать из соседней комнаты И. С. Балкина — заведующего сектором обвалившихся потолков.
И когда Балкин подошел к столу Дымоходова, тот сказал ему:
— Игнатий Сергеевич, срочное задание товарища Антресолева. Я здесь вам небольшую программу разработал. Ознакомьтесь. Успеха вам!
И Балкин ушел. Он ушел, чтобы сесть за стол и познакомиться с новым и срочным заданием самого товарища Антресолева.
Но Балкин, как ни вертел бумагу, ничего не мог понять: резолюция лепилась на резолюции. Он только разобрал фамилию Лобзикова и сделал то, что сделал бы каждый из нас, — написал на заявлении: «Тов. Лоб-зикову! Ваши предложения?»
РОСЧЕРКОМ ПЕРА
— Присаживайтесь. Рассказывайте.
— Понимаю. Но я не понимаю, где чуткость? Где чуткость, плюс забота, плюс внимание, как об этом пишут? Мое заявление...
— Ваше заявление...
— Наперед знаю, что скажете: зарегистрировано, будет рассмотрено, заявителю будет сообщено. Но я не понимаю, почему я должен ждать рассмотрения и удовлетворения? Это обязательно — ждать? Мое заявление...
— Минутку, ваше заявление...
— Догадываюсь! Попало к заместителю, он уехал в командировку, заявление у него в столе. Приедет и раз
83
берется. Но я не понимаю, почему заявление лежит в столе у зама? И долго оно будет пылиться у зама? Пока спишете его в архив? За давностью срока? А почему руководитель лично не разберется с просьбой?
— Товарищ, ваше заявление...
—• Все знаю! Что вы меня уговариваете? Сесть пригласили, по фамилии назвали. Но я не понимаю, зачем элементарной вежливостью прикрывать волокиту и бюрократизм? Скрывать от общественности свои вопиющие недостатки. Оправдываться... Теперь лицо руководителя... На вас уже сейчас лица нет, а прием только начался...
— Слушайте! В конце концов, идите и...
— Идите, в смысле уходите? А почему я должен уходить, не разрешив вопроса? А потом снова приходить?
— Идите в приемную и возьмите заявление.
— Ну конечно. Отфутболиваете трудящихся. Зачем мне приемная? Взять заявление без вашей резолюции? Без вашей подписи оно недействительно. Подпись ваша нужна, понимаете?
— Заявление мною рассмотрено и подписано.
— Гм... Когда вы успели его прочитать? Я вам вчера заявление, вы мне сегодня резолюцию?
— Не сегодня, а вчера еще подписал.
— Гм... Одним росчерком пера? А к чему такая поспешность? Не побеседовав со мной, не вызвав заинтересованных сторон, глубоко не разобравшись в сути вопроса. Отписаться одним росчерком пера?
— Забирайте ваше заявление и уходите!
— Легче всего сказать, забирайте и уходите. Но я. не понимаю, куда мне теперь идти? Кому жаловаться на вас?
— Черт побери! Ваша просьба удовлетворена. Чего еще надо?
ПОЕЗДКА
Сценка
О н а. И долго мы еще будем сидеть?
О н. Зачем сидеть. Можешь встать и походить, если сидеть надоело. Врачи советуют ходить больше. Или на ногах стоять, тоже помогает.
Она. Оставь при себе эти глупые шуточки. Я спра
84
шиваю, долго ли будем дома сидеть? Киснуть в этих четырех стенах, когда Криволаповы давно уже уехали.
О н. Уехали?
Она. Конечно, я сама видела, как Криволапова импортным кремом «Леда» запасалась.
О н. Запасалась?
Она. Конечно. Криволапова без крема ни на шаг из дома. Понял? Она сразу три банки взяла. Соображаешь? Значит, в дорогу собирается. Это же каждому ребенку ясно.
Он. Если бы ты про билет сказала, тогда другое дело. А то про крем.И куда же они поехали?
Она. Какой ты любопытный. Не по возрасту. Не все ли равно? Мало ли куда они поехали. Во всяком случае, мы уже туда не поедем. Это я тебе гарантирую.
Он. Значит, ты знаешь, куда они уехали?
Она. Опять двадцать пять! Или ты на самом деле такой недодумчивый, или всерьез меня злить взялся? Кто же в лес без крема ездит? В лес они поехали грибы собирать и на зиму запастись. А заодно и свежим лесным воздухом подышать. Фи... фитон... фитонцидов наглотаться.
О н. Чего наглотаться?
Она. Я же сказала... их... этих самых... фитонцидов, которые на микробы положительно действуют. Душат они микробов, фитонцизируют их, если по-научному. Криволаповы давно фитонцизируются, а мы... Зла на тебя нет! Наследия Петровна давно зовет нас, пишет, что они очень мило устроились. Еще бы! На самом виадуке живут.
Он. Где?
О н а. Я же тебе ясно сказала, что на виадуке.
О н. Ловко устроились. Надо же, на мосту живут.
Она. Еще бы, я тоже вначале не поверила. А потом, когда прочитала письмо, поверила. Слушай, что пишет Наследия Петровна: «Живем как на виадуке. Под нашими окнами все время проносятся поезда, раздаются гудки, скрипят тормоза, поэтому...» Дальше неинтересно. Сплошной постскриптум. Словом, решено: едем к Варежкиным! Я все продумала и решила. Берем с собой пять мест.
О н. Пять так пять.
Она. Учти, только самое необходимое. Твой костюм, с десяток моих платьев, несколько банок...
85
О н. Банок? Каких банок?
Она. Стеклянных, с компотом моего приготовления. Посмотрим еще, чей компот лучше, мой или Варежки-ной. Да... так вот... банки. Что еще? Прихватим бутылок десять минеральной воды, чтобы от Варежкиныхне зависеть. Еще что? Ах да! Чуть не забыла про моченые яблоки. Ведерочком обойдемся?
Он. Обойдемся.
Она. Иначе нельзя. К людям с пустыми руками не приезжают. Не растеряешь яблоки, пока до дачи едем? Километра четыре туда.
Он. Сколько? Четыре километра?
Она. Не мерила. Возможно, и больше.
Он. Больше? Слушай, может мы в другой раз съездим? Что-то мне не хочется ехать. Что-то у меня настроение дома остаться. А? В кино сходим или футбол по телевизору посмотрим. Давай не поедем, а? Что-то меня не манит такая прогулка.
О н а. И не заикайся об этом! Все решено! Нас ждут. Мы едем, и никаких гвоздей.
О н. Ладно! Ехать так ехать! Кстати, я заодно и просьбу Наследии Петровны выполню. А то все недосуг было.
Она. Какую просьбу?
Он. Так себе, пустяковую просьбу. Об этом и говорить не стоит.
Она. Это почему же не стоит? Интересно, какое у тебя поручение от этой женщины? Ну, отвечай!
Он. Хм, поручение. Слезы одни, а не поручение. Раздобыть ей купальник импортный.
Она. И ты? Ты согласился?
О н. А почему бы и нет. Побегаю по магазинам и подберу что-нибудь по ее вкусу.
Она. Ты и вкусы ее знаешь? У жены ни разу не поинтересовался, что ей нравится, а тут и вкус узнал! Может, и в курсе размеров?
Он. Приблизительно, пока приблизительно.
Она. Что значит «пока»?
Он. Пока только о купальнике разговор. Правда, в записке...
О н а. В записке? О какой записке ты говоришь?
О н. В записке, которую я получил от Наследии Петровны. Так вот, она пишет, что...
О н а. Я знать не хочу, что пишет эта женщина! Я ее
86
87
знать не хочу больше! Я к ней с яблоками мочеными собственного производства, а она... шуры-муры устраивать! Купальники ей, вишь, чужие мужья обязаны покупать. Я ей и тебе такой купальник покажу, что... Никуда мы не поедем. И вообще, к ней ни шагу теперь! Купальник! Я те покажу купальник!
Он (в сторону). Ругайся, ругайся! В следующий раз и не такое придумаю, чтобы с сумками да банками по лесу не мотаться.
МЕРОПРИЯТИЕ
Захожу я вечером в клуб, а там собрание. Ладно, собрание так собрание. Не привыкать. У нас в клубе каж« дый день мероприятие — собрание или кино. Раньше танцы часто устраивали. Но с этим мероприятием надо поосторожнее. Накладных расходов много. То люстру кокнут, то дверь выставят, а то и по окнам шарахнут Веселятся, в общем...
На собрание я опоздал. Присел в сторонке, сижу слушаю. Самостоятельно повестку дня определяю.
Для порядка на председателя взглянул. Ничего, ведет себя смирно. Да по нему ни черта не поймешь! Уткнул голову в бумажки, что перед ним разложены, и горя ему мало. Смотрю на трибуну. Вижу: парень с чубом, в ковбойке. Руками энергично размахивает. Головой в разные стороны вертит. На весь зал режет. Без радиофикации и акустики.
— Почему такое безобразие, — говорит, — допустили? Сидели... Ждали. Чего, — говорит, — ждали? У моря погоды и игры от курицы? Он, — говорит, — наш основной кадр, а мы ждали. Давно надо было засветить этот вопрос! Законно! И крышка! Забыли про человека.
От его пламенных слов грусть меня разобрала. Ай-я-я-яй! Нехорошо-то как. Об основном кадре не позаботились. Про человека забыли. Про самое дорогое на свете. Может, он в отдыхе нуждался? Может, ему путевочку нужно было подкинуть куда-нибудь на Кавказское побережье? Море, солнце, горы, воздух! Двадцать восемь дней без дороги. Смотришь, опять человеком бы вернулся. То-то председатель голову повесил. Стыдно небось людям в глаза смотреть. А? Выступить, что ли? Или подожду? Ладно, подожду, спешить некуда.
88
Другой выступавший потише себя вел. Локти на трибуну и ни-ни ими. Зато говорил складнее и больше на сознательность упирал. Дескать, мы выросли, и сознание вместе с нами выросло. Поэтому он в конкретной постановке указанного вопроса усматривает правильный подход к обсуждаемой нами проблеме. В заключение он что-то насчет медали завернул. Вроде данный вопрос, как и медаль, имеет две стороны, в том числе одну оборотную. И сошел с трибуны.
Про Кавказское побережье и путевку ни звука. Насчет человека тоже. По какой повестке дня говорят, думаю? Шарада какая-то, а не собрание. Сиди тут и ломай себе голову. А если голосовать станут? За кого ру-ку-то поднимать? Я даже растерялся из-за своей непонятливости.
Ну, кажись, этот товарищ внесет ясность. Серьезный... солидный... Зря болтать не будет. И впрямь серьезный. Вынул из кармана листки. Разложил их. Воды попросил налить. Волосы пригладил. Часы с руки снял. И все не спеша, спокойно. Солидный оратор. И речь начал с переживаемого момента. Говорил этак минут десять, вообще и в частности. Сперва больше вообще, а потом и в частности. В частности он сказал так:
— Я-думаю, что выражу единодушное мнение нашего коллектива, если скажу, что мы можем оказать ему доверие. Да! Доверие коллектива! Товарищ он молодой, быстро растущий. Я считаю, что наше доверие он оправдает с честью.
«Ага, — подумал я, — обстановка проясняется. Товарищ молодой, растущий. Опять же насчет доверия. Значит, выдвигают куда-нибудь. От всего нашего коллектива. Правильно. Раз выдвигают — обсудить положено. Всесторонне, чтобы значит, со всех сторон осветить человека. Что он и как он? Дышит, к примеру, чем? И как насчет выпить? Узнать тоже нелишне...»
Еще выступали. Фамилий я не запоминал. Хвалили. Здорово хвалили. Все положительные качества перебрали. Того, который и честный, и отзывчивый, и чуткий, и молодой, и веселый, и вежливый, и... Много их у него накопилось. Даром что молодой. Из молодых, видать, да ранний. А куда же выдвигают? Надо спросить. А то голосовать скоро.
Подсаживаюсь к своему соседу и интересуюсь, куда это мы того? В комиссию какую, на премию, в суд то
89
варищеский или, может, в вышестоящую инстанцию двигают парня? А он, сосед мой, отвечает:
— Никуда мы его не выдвигаем. Откуда ты взял?
— Как так не выдвигаем? А доверие? А молодой и быстро растущий? А такой-сякой хороший?
Сосед окинул меня взглядом, этак сверху вниз, как лунатика какого-то, и спокойно отвечает:
— Хулигана тут одного местного на поруки берут. Прокурор просил. За себя и за милицию. Говорит, замучились мы с ним.
ПОЛЬЗА ОПЫТА
— Значит, ты победу над собой одержал, — спросил товарищ из культсектора у Игнатова.
Игнатов зарделся и смущенно проговорил:
— Ну уж и победу...
— Курить, говорят, бросил?
— Да уж второй день, как не балуюсь.
— Значит, осознал весь вред и всю пагубность курения? — продолжал допытываться товарищ из культсектора. — Сам инициативу проявил или подсказал кто?
— Да нет, вроде сам. Прочитал статейку одну, умную, пронзительную такую статейку, как от курения можно скапутиться, и бросил. Сам бросил.
— Это хужее, — недовольно заметил товарищ из культсектора. — Если бы чью инициативу поддержали, оно бы эффективнее выглядело. Включившись по почину... Ну и так далее... Движение бы началось, сам понимаешь... Но ничего, будешь от себя выступать.
— Зачем? — удивился Антонов. — Не артист я, чтобы выступать.
— Правильно, знаем,что тебе медведь на ухо наступил, знаем, что не участник художественной самодеятельности и тем более не артист. Но это дела не меняет. Выступать тебе все равно придется как миленькому.
- Где?
— Перед аудиторией. Будешь рассказывать народу, как надо бросать курить. Опытом делиться. Понял?
— Какой там опыт, — пытался возразить Игнатов. — Прочитал я статейку такую, где про вред курева говорится, и бросил пачку в урну. Початую пачку. Вот и весь опыт.
90
Но у товарища из культсектора была своя точка зрения.
— Это только тебе кажется, что все было очень просто, — убеждал он Игнатова. — На самом же деле в тебе шла глубокая внутренняя борьба, потому как без курева тяжело, а курение — яд. Как быть? Курить или не курить? Этот поистине гамлетовский вопрос все время стоял перед тобой. Ну, а ты? Преодолел пагубную привычку и перестал курить. Бросил же отравлять свой организм.
— Бросил, — уныло проговорил Игнатов. — А теперь вот и не рад, что бросил.
— И даже тогда, когда ты выкурил последнюю сигарету... Ты что курил, сигареты или папиросы?
— Папиросы.
— Существенная деталь. Даже тогда, когда ты выкурил последнюю папиросу, в твоем подсознании шевелилась мысль: а не закурить ли мне снова? Так ведь было? Так, что и говорить. Но ты упорно гнал прочь эти коварные мысли, не пошел на поводу у своего подсознания. Остался при прежнем решении не курить. Вот тебе и начало лекции.
Игнатов изумленно спросил:
— Лекция?
— А как же ты думал, дорогой мой человек? С таким важным делом выйти на народ с пятиминутной беседой? Нет, выступать ты должен фундаментально, аргументированно. Не подействует убеждение, тогда критикуй. Кого? А тех, кто только на словах бросает курить. Заклейми их, как болтунов, позорящих честь коллектива. А потом призови слушателей последовать твоему примеру. Но это уже в конце лекции, когда слушатели осознают вред курения. Чтобы на благородную почву упал твой призыв. Вот что ты должен сказать народу. Понял?
— Да я двух слов толком связать не могу, а тут целая лекция. Не выйдет у меня.
— Выйдет, все выйдет, дорогой мой человек! Поможем, научим. Для начала составишь подробный конспект и принесешь мне на утверждение. А жене я позвоню.
— Жене, чьей жене?
— Твоей жене.
— Зачем жену еще впутывать в это дело. У нее и так забот полон рот.
91
— Да ты не волнуйся относительно жены. Я ей не скажу ничего страшного. Предупрежу только, чтобы она не очень-то на тебя рассчитывала. У тебя и так теперь дел хватать будет. И не переживала, когда ты домой заполночь приходить будешь. Что смотришь так удивленно? Или раньше сумеешь управиться? Не получится. Пока перед первой сменой выступишь, да пока дождешься перерыва во второй и там речь толкнешь, да пока домой доберешься, смотришь, и ночь на дворе. Но ничего, уладим. Все уладим, и в школу я позвоню, не твоя забота.
— В школу, — побледнел Игнатов. — Ав школу-то зачем, ребят-то тревожить.
— За ребят не беспокойся, — ободряюще сказал товарищ из культсектора. — И без тебя ребята вырастут,, хорошими людьми вырастут. А предупредить школу надо, чтобы тебя пока на родительские собрания не вызывали. По причине твоей занятости. Покуда всех твоей лекцией обслужим, знаешь, сколько времени уйдет. Тут не то что школу забыть, тут и про отдых перестань думать. Придется тебе летним отпуском пожертвовать. Ты ведь морем не балуешься? Вот и хорошо, дорогой мой человек. Завтра и начнем. Согласен?
— Согласен, на все согласен, — уныло проговорил Игнатов. — Только просьбу мою исполните... последнюю. Больше ничего не надо, только...
— Все сделаем для тебя, дорогой наш человек. О чем просишь-то?
— Закурить! Закурить дайте! Страсть как курить захотелось!
КРОМЕ ТОГО
Главное — выдержать характер. И не сорваться. И настойчиво проводить в жизнь свою линию.
Кроме того, надо учитывать чувствительность женской натуры и возможность контрдействий.
И уж если Кротиков дал себе слово не беспокоить и не волновать жену по мелочам, то хоть в доску расшибись, а слово свое сдержи. Что бы там ни было, мужской характер выдержи. Так он твердо решил.
Кроме того, сегодня праздник, и ничто не должно омрачать жизнь и радостное настроение близких тебе людей. Поэтому он не возражал против утренней про
92
гулки жены по магазинам. Свежий воздух в сочетании с небольшой физической нагрузкой по переноске тяжестей улучшает кровообращение и благотворно влияет на нервную систему, что в конечном итоге способствует долголетию. А наша задача? Наша задача — продлить жизнь человеческую до всех возможных пределов.
Когда жена, запыхавшись, вбежала домой с полной сумкой разных покупок, Кротиков дал ей возможность отдышаться и спокойно приготовить завтрак. Завтрак прошел в теплой, сердечной обстановке. Чтобы не мешать жене мести пол и делать другую приборку в квартире, он вышел погулять.
Кроме того, ему надо было развеяться от волновавших его дум о слабой механизации женского труда.
Засев за свежие газеты, Кротиков обеспечил для жены полную свободу действий в смысле приготовления обеда. Он был доволен, что ей никто не мешал и она могла целиком отдаться своему любимому делу — приготовлению высококалорийной и вкусной пищи.
Железная выдержка не изменила ему и тогда, когда выяснилось отсутствие в доме сметаны, весьма необходимой основы для какого-то замысловатого соуса. Не крича и не бранясь, он тактично и убедительно доказал жене ту простую истину, что если бы она еще с вечера составила перечень покупок, то ей бы не пришлось сейчас метать икру и второй раз мчаться в магазин, за сметаной.
Кроме того, продуманность и система в действиях нужны не только при посещении магазинов, но могут пригодиться и в других случаях семейной жизни.
Маленький инцидент со сметаной не отразился на качестве обеда, который также прошел в непринужденной обстановке.
После обеда Кротиков не завалился спать, как поступают обычно многие эгоистичные мужчины. Нет, он остался на кухне, чтобы полюбоваться, как умело и ловко расправляется его милая жена с грязной посудой. Буквально за считанные минуты тарелки, не говоря уже о ложках и вилках, были перемыты, насухо вытерты и приятно ласкали глаз чистотой и свежим блеском. «Вот это порядок, — подумал Кротиков, — теперь и соснуть можно часок-другой».
Проснуться Кротикову не составило большого труда — как-нибудь дело привычное. Он встал, прошелся по
93
квартире. Кругом уют, чистота, порядок. В шкафчике посуда, не считая ножей и вилок, сверкает синими каемками на белом фоне. Благодать! На обеденном столе за» писочка. Жена оставила. Позаботилась. Красота!
«Ушла к маме. Вернусь, когда образумишься».
И ничего кроме.
94
СОДЕРЖАНИЕ
Телемеханика 		. 3
Кальмар 		. 5
Цветы жизни		. 7
Шляпа		. 9
Наша взяла		. 12
Интервью			. 14
Не то ударение 		. 15
Вдвоем с улыбкой		. 18
Последний день больших хлопот	. 21
Плоды воспитания			. 22
На основе дедукции 		. 24
Женский каприз		. 26
Мой первый рассказ		. 28
Шапка		. 31
Их регламент		. 35
Договорились			. 36
Летопись жизни		. 39
Знатоки .			. 41
Семейственность		. 42
Что делать? 		. 44
Приятная неожиданность ....	. 47
Черная кофточка		. 49
Проводы 		. 51
Кому что		. 52
Майский жук		. 56
Эффект и проба		. 57
Детективная история 		. 58
Дальняя родственница 		. 61
Вторая профессия		. 64
Время — решающий фактор ....	. 67
Один электрон на грядке ....	. 69
Пара лыж		. 73
Хитрость 		. 76
Стиль руководства 		. 80
Росчерком пера		. 83
Поездка		. 84
Мероприятие		. 88
Польза опыта			. 90
Кроме того 		. 92
95
Седов Игорь Павлович
ВДВОЕМ С УЛЫБКОЙ
Редактор Ю. И. Сидоренко
Художник В В. Елистратов Художественный редактор В. К. Иванов Технический редактор Л. И. Борисова Корректоры Р. И. Богданова, Т. И. Краснова
ИБ 451
Сдано в набор 22.01.1979 г. Подписано в печать 27.06.1979 г. НГ26364. Формат 84><1081/32. Бумага типографская № 2. Гарнитура литературная. Печать высокая. Уч.-изд. л. 5,02. Усл. печ. л. 5,04(3).
Тираж 50 000. Цена 30 коп. Заказ 2682.
Приволжское книжное издательство Саратов, пл. Революции, 15.
Типография издательства «Коммунист».
Саратов, ул. Волжская, 28.
30 к.
САРАТОВ ПРИВОЛЖСКОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО 1979