Автор: Бунин А.В.   Саваренская Т.Ф.  

Теги: принципы и практика планирования   планировка в масштабе страны   районная планировка   градостроительство   искусство   архитектура   архитектура зданий  

Год: 1979

Похожие

Терминологический словарь по градостроительству

Реновация городской среды. Исторические прецеденты

Охрана окружающей среды

Архитектура Запада. Книга 3. Противоречия и поиски 60-70-х годов.

Текст
                    Бунину Андрею Владимировичу,
доктору искусствоведения,
заслуженному деятелю науки РСФСР,
Саваренской Татьяне Федоровне,
кандидату архитектуры,
за книгу
„История градостроительного искусства"
присуждена
Государственная премия СССР
в области литературы, искусства и архитектуры
1976 года


Посвящается
Московскому
архитектурному институту


А. В. Бунин Т. Ф. Саваренская
История
градостроительного
искусства
В двух томах
Москва
Стройиздат
1979


А. В. Бунин Т. Ф. Саваренская
Градостроительство
XX века
в странах
капиталистического мира
Том второй
Издание
второе
Москва
Стройиздат
1979


УДК 711.4.036(104)
Рекомендовано к изданию секцией литературы по градостроительству и архитектуре
редакционного совета Стройиздата
История
градостроительного
искусства:
В 2-х т. — 2-е изд. — М.
Стройиздат, 1979.
Т. 2.
Редактор
М. Д. Емельянова
Художник Техн. редактор
В. П. Сысоев Е. Л. Темкина
Scan AAW
30203-536
И 047(01)-79 Ы 79*
4902030000
Бунин А. В., Саваренская Т. Ф.
Градостроительство
XX века
в странах
капиталистического мира.
412 с, ил. 415.
Предлагаемая монография —
главный труд известного
советского историка архитектуры,
профессора Московского
архитектурного института
Андрея Владимировича Бунина
(1905—1977). Работа над
монографией продолжалась
более 20 лет: первый том вышел
в 1953 г., второй, написанный
в соавторстве с кандидатом
архитектуры Татьяной
Федоровной Саваренской,—
в 1972 г. Эта работа отмечена
Государственной премией СССР
в области литературы, искусства
и архитектуры за 1976 г.
Книга прочно вошла
в золотой фонд исследований
по истории мирового
градостроительного искусства,
завоевав широкое признание
советских и зарубежных
специалистов по истории
искусства и архитектуры.
Во втором томе рассматривается
обширное и крайне
противоречивое градостроительное
наследие периода государственно-
монополистического капитализма.
Комплексно освещая
социально-экономические,
технические и эстетические
проблемы, авторы прослеживают
трансформацию жилых
районов, рассматривают
формирование городских
общественных центров,
возникновение и развитие
городов-спутников, организацию
мест загородного отдыха,
районную планировку и
мероприятия по охране природы.
Большое внимание уделяется
теоретическим исканиям
архитекторов и социологов
и в то же время резко
критикуются ретроспективные
и реакционные тенденции
в градостроительстве. Особое
внимание уделено в книге
20-м годам, ознаменовавшимся
проникновением
в градостроительство
функционализма, а также
послевоенному периоду
восстановительного строительства
и реконструкции старых городов.
Книга рассчитана на
архитекторов и искусствоведов.
Табл. 3, ил. 415
© СТРОЙИЗДАТ, 1979


Предисловие ко второму изданию
7
Со времени издания II тома «Истории градостроительного искусства»
прошло менее десяти лет. Естественно, что такой период не мог внести
радикальных изменений в градостроительную политику современных
капиталистических стран. По-прежнему продолжается рост больших городов,
происходящий в результате внутренней миграции населения, покидающего
малые города и отсталые сельскохозяйственные районы. По-прежнему
стремительно развиваются гигантские промышленные и особенно
столичные конурбации, «выбрасывающие» из себя производственные, торговые и
культурные комплексы, которые нередко превращаются в
города-сателлиты. По-прежнему наступает человек на природу вопреки возвышенным
декларациям о ее повсеместной защите. Вот почему, подготавливая новое
издание к печати, авторы сочли необходимым подчеркнуть теснейшие
преемственные связи современности с градостроительством недавнего
прошлого, внеся в свою работу лишь некоторые дополнения и уточнения.
Несмотря на развитие индустриального домостроительного производства,
строительство городов в буржуазных странах продолжает испытывать
нарастающие затруднения. Причина этого в углублении общего кризиса
капиталистической экономики, осложняемого распадом колониальной
системы. Отрицательным образом отразился на развитии городов
энергетический и валютный кризис. В некоторых странах (как, например,
Великобритании) безработица в строительной промышленности достигла
небывалых размеров. И вместе с тем в истории градостроительства
западноевропейских и американских стран данный период не оказался абсолютно
бесплодным.
Начало 70-х годов можно назвать периодом развенчания утопических
концепций, навеянных паническим страхом перед мнимой неизбежностью
«демографического взрыва» во всех странах мира. Объективные подсчеты
ООН показали, что к 2000 г. в западноевропейских странах не следует
ожидать значительного прироста населения.
В настоящее время уже вряд ли кого-либо сможет увлечь фантастический
город, размещенный в одном сверхгигантском небоскребе, как и города,
висящие на мостах, перекинутых через Гибралтар или Токийский залив.
Проекты подобного рода ушли в невозвратимое прошлое, но сохранились
и продолжают развиваться гораздо более реальные созидательные
концепции. Оставляя неприкосновенным в новом издании весь положительный
градостроительный опыт западных стран, авторы присоединяют к нему
описание новейших экспериментов с объединением городского и сельского
расселения в Англии и обращают внимание читателей на то большое
движение, которое началось совсем недавно в области охраны и реставрации
памятников архитектуры и искусства. Эта благородная сфера
архитектурного творчества, возглавляемая в настоящее времй Международной
организацией «Икомос», контролируемой ЮНЕСКО, завоевала всеобщее
признание. Коллективными усилиями стран социалистического и
капиталистического мира создается теоретический фундамент этой организации,
однако трудности включения памятников архитектуры в застройку
реконструируемых современных городов еще не позволяют демонстрировать в
законченном виде городские ансамбли, в которых старое и новое уже находилось
бы в полном гармоническом сочетании.
А. Бунин, Т. Саваренская


Предисловие
Никогда еще человеческий гений не свершал столь великих деяний, как
в текущем XX столетии. Что дал этот далеко еще не исчерпанный век
странам капиталистического мира? Огромное, ни с чем не сравнимое развитие
производительных сил и вместе с тем глубочайшие кризисы, как и крайнее
обострение антагонистических классовых противоречий. Вступая в XX в.,
капитализм был безраздельно господствующей социально-экономической
формацией, теперь же ему бросает открытый вызов социалистическая
система, зародившаяся в горниле Великой Октябрьской социалистической
революции. На всем протяжении многовековой всемирной истории
внешнеполитические споры решались огнем и мечом. В XX в. вооруженные
конфликты достигли масштабов всемирных войн. Две мировые войны,
длившиеся в совокупности целое десятилетие, принесли с собой неисчислимые
бедствия, и в то же время войны не смогли остановить развитие научной и
технической мысли. Беспримерный рост теоретической и практической
физики и химии, усовершенствование наземных и водных транспортных
средств, стремительный прогресс автоматизации, радиотехники, авиации,
ракетной техники и, наконец, освобождение извечно скованной атомной
энергии — такими были основные научно-технические достижения XX в.,
при помощи которых человек преодолевает теперь космическое
пространство для изучения и освоения других миров.
Необычайным размахом отличалась и градостроительная деятельность. За
очень короткий исторический период (70—80 лет) городское население
выросло во многих странах в 3 и даже 4 раза. Но урбанизация земного шара
имела не только количественное значение. Глубокий и всеобъемлющий
кризис, в который вступили крупные города капиталистического мира еще
в конце XIX в., явился мощным стимулом для их кардинального
качественного изменения. Передовая мысль не могла мириться с хаотическим
состоянием городов и отсутствием перспектив их гармонического развития
в будущем. Начались настойчивые поиски оптимальных форм расселения,
как и более совершенных приемов планировки и застройки городов, а в
результате из недр капиталистического города при неоспоримом влиянии
прогрессивного советского опыта стал подниматься и на наших глазах
приобретать реальные формы город новейшего времени. Конечно, образование
современного города еще далеко не закончилось, в решении ряда проблем
наметились только тенденции; тем не менее есть все основания выделить
его в особый раздел всемирной истории градостроительства как явление,
исключительное по значимости.
Данный труд посвящается критическому анализу формирования городов
эпохи государственно-монополистического капитализма. Раздельное
рассмотрение историко-градостроительных процессов, протекавших
параллельно в капиталистических и социалистических странах, методологически
вполне правомерно уже по одному тому, что их разобщают прямо
противоположные социально-экономические субстанции, а следовательно, и
различные созидательные задачи. Кроме того, мировая градостроительная
практика XX в. настолько обширна, что осветить ее во всеобъемлющем
научном исследовании вряд ли возможно. Поэтому, отмечая влияния,
которые оказывал Советский Союз на градостроительство капиталистических
стран, авторы полагают, что планировка и застройка городов
социалистического мира заслуживают специального и глубокого изучения, результаты


которого могут составить содержание заключительного, III тома «Истории
градостроительного искусства».
Следуя методу исторического материализма, авторы начинают каждый
раздел с характеристики тех важнейших исторических процессов и событий,
которые так или иначе воздействовали на развитие городов.
Экономическая география, миграция населения, строительная техника, транспорт и
благоустройство городов органически сочетаются с рассмотрением
городской планировки и застройки. Комплексное освещение градостроительного
творчества заключается также и в том, что авторы уделяют большое
внимание не только утилитарным задачам, но и архитектурному стилю как
средству выражения больших социально-политических идей, поискам
новых художественных образов, проблеме ансамбля и, наконец,
возможностям сочетания современной застройки с архитектурными памятниками
прошлых эпох.
Авторы пытались объективно освещать положительные и отрицательные
стороны современного буржуазного города. В связи с этим они отдали
предпочтение двум особенно важным периодам в развитии зарубежного
градостроительного искусства, а именно второй половине 20-х годов и
градостроительству послевоенного времени. Первый из этих периодов
ознаменовался проникновением в градостроительство только что народившегося
функционального метода мышления, второй же — широким применением
его в период восстановительного строительства. Теоретическая и
практическая деятельность Ле Корбюзье, Огюста Перре, Оскара Нимейера, Патрика
Аберкромби, Фредерика Гибберда, как и ряда других наиболее
выдающихся архитекторов западного мира, получила в этих разделах детальное
освещение.
Но, выделяя наиболее плодотворные этапы в истории градостроительства
капиталистических стран, авторы не могли пройти мимо реакционных и
консервативных течений, которые отбрасывали градостроительную теорию
и практику к давно уже пройденным рубежам. Не могли они также забыть
и губительных войн, превративших многие города в бесформенные груды
развалин. В заключительной главе авторы подвергли критическому
анализу некоторые современные урбанистические фантазии, порожденные
либо паническим отношением к активному росту населения Земли, либо
фетишизмом инженерно-технического прогресса.
Определяя географический ареал задуманного исследования, авторы не
считали себя обязанными написать историю градостроительства всех стран
и народов капиталистического мира. Напротив, авторам казалось гораздо
более ценным создать целостную картину развития градостроительных
идей и концепций, которые нередко переходят из одной страны в другую
и только на новой почве достигают своего максимального развития.
Поэтому авторы приняли не территориальный принцип рассмотрения
градостроительных явлений (т. е. по странам), а проблемно-исторический принцип.
Благодаря этому появилась возможность свободно оперировать материалом
и экономнее его излагать.
Работа над данным томом фактически началась в середине 50-х годов по
инициативе Института истории искусств Академии наук СССР и
Московского архитектурного института. Авторы считают себя обязанными
принести благодарность многочисленным научным учреждениям и отдельным
лицам, так или иначе способствовавшим разработке и графическому
оформлению труда. В первую очередь они благодарят академика
С. Г. Струмилина, оказавшего консультативную помощь по экономическим
и демографическим вопросам; особо отмечают они участие в работе
художника-графика К. К. Лопяло и архитектора Луиса Лакаса,
неоднократно дававшего свои критические замечания и советы. Приносят авторы
свою благодарность и О. А. Швидковскому.
Значительный вклад иллюстративными материалами, как и справочными
данными, сделали иностранные учреждения, а именно: Пенсильванский
университет в Филадельфии, Британское министерство жилища,
Строительная академия ГДР, а также муниципальные органы Нью-Йорка,
Торонто и многих других городов.
А. Бунин,
Т. Саваренская


Часть первая
Капиталистические города
в начале XX века
и возникновение новых тенденций
в градостроительстве
Кризис капиталистических городов
и градостроительная деятельность в начале века
12
Первая мировая война
и послевоенное восстановительное строительство
37


1. Кризис капиталистических городов
и градостроительная деятельность
в начале века
12
В своем гениальном труде «Империализм, как высшая стадия
капитализма» В. И. Ленин с поразительной прозорливостью и полнотой определил
основные тенденции развития капитализма в его последней
монополистической фазе. Действительно, вместе с XIX в. ушел в невозвратное прошлое
«старый» капитализм с его лихорадочной, неограниченной государством
«свободной» конкуренцией, широко развитой частной инициативой
отдельных предпринимателей и сравнительно слабой концентрацией
производства и капитала. На смену ему стала вырастать грозная твердыня
государственно-монополистического капитализма, в руках которого
сконцентрировались не только средства производства, но и самый аппарат
государственного управления экономикой.
Однако это произошло не сразу. Начало текущего века было периодом
становления государственно-монополистического капитализма, и лишь во
время первой мировой империалистической войны он превратился в
господствующую систему организации капиталистического хозяйства.
На рубеже XIX и XX вв. уровень мирового промышленного развития был
по сравнению с уровнем настоящего времени еще далеко не высоким.
Даже в самых развитых капиталистических странах сельское хозяйство
имело преобладающее значение. В среднем (во всем мире) городское
население составляло только 13,5%, тогда как 86,5% жителей Земли еще
находились в сельских местностях 1. Объем мирового промышленного производства
в 1900 г. был в 2 раза меньше уровня 1925 г. и в 6 раз — по сравнению
с уровнем 1957 г. Новые промышленные предприятия возникали, как и
в XIX в., по преимуществу в районах добычи сырья и топлива либо вблизи
давно сложившихся портовых и торговых городов. Этим и определялся рост
старых промышленных центров. В Англии особенно быстро росли Лондон,
Глазго, Шеффилд, Бирмингем и ряд других городов центрального района;
во Франции преобладающее значение имели Париж, Лион и Лилль; в
Германии по-прежнему возглавляли стремительный рост городов Берлин,
Гамбург, Мюнхен и Кёльн, а в Соединенных Штатах рекордно быстрыми
темпами росли города промышленного Севера, особенно такие, как Нью-Йорк
и Чикаго.
К началу XX в. полностью завершился длительный стихийный процесс
образования сплошных индустриальных барьеров на окраинах больших
городов. Вместе с ними также стихийно сложились районы трущоб, населенные
рабочей и ремесленной беднотой. Как и в эпоху Маркса и Энгельса,
жилищное строительство хронически отставало от роста городского населения.
Государство и муниципалитеты еще не овладели жилищным
строительством, в силу чего оно находилось в руках частных предпринимателей,
которые использовали жилую застройку как средство дополнительной
эксплуатации пролетариата. Несмотря на то что в Англии, Франции, как и в
некоторых других европейских странах, делались попытки строительства
образцовых домов для рабочих и даже создавались целые кварталы дешевых
жилищ, практического эффекта это строительство не имело2. Трущобы
продолжали стихийно расти, образуя безотрадные окраины больших
городов. Переуплотнение жилищ, отсутствие светлых, вентилируемых
помещений, а также водопровода, канализации способствовали распространению
туберкулеза и губительных эпидемий, преждевременно уносивших в
могилы огромные массы людей.
1 Следует указать на характерную
для этого времени крайнюю
неравномерность в степени
урбанизации отдельных стран.
Удельный вес городов во
внеевропейских странах в начале
текущего века был совершенно
ничтожным. Даже в Соединенных
Штатах Америки более половины
населения (60%) проживало за
пределами городов. Лишь в одной
Англии, как наиболее развитой
в промышленном отношении
стране, городское население
достигло 77%, что является почти
предельной цифрой концентрации
и для нашего времени.
2 Инициатива в улучшении
рабочих жилищ принадлежала
Англии. В 1851 г. на Всемирной
выставке в Лондоне
демонстрировались исполненные
под покровительством принца
Альберта модели дешевых
рабочих жилищ. Позднее под
нажимом общественного мнения
Наполеон III построил в Париже
101 дом с дешевыми, но более
благоустроенными, чем прежде,
квартирами. После этого было
застроено несколько рабочих
кварталов в Страсбурге. Следуя
таким примерам, в Германии при
поощрении принца Вильгельма
Прусского (конец XIX в.) также
началось экспериментальное
строительство рабочих квартир и
домов. Мероприятия подобного
рода получили наименование
«жилищной реформы принцев».


Кризис капиталистических городов
и градостроительная деятельность в начале века
13
Жилищный кризис в больших городах сопровождался не менее острым
транспортным кризисом. С ростом городов и удлинением коммуникаций
увеличивалась потребность в повышении скорости перевозок. Однако в
городах еще сохранял господствующее положение все тот же тихоходный
конный транспорт. В 1900 г. метрополитен функционировал только в
Лондоне, Париже, Будапеште и Нью-Йорке. Электрический трамвай еще едва
входил в эксплуатацию, автомобильное же движение было абсолютно
ничтожным как в силу малочисленности курсировавших машин, так и по
причине ограниченной скорости движения. Если к этому добавить, что
уличная сеть городов, сложившаяся задолго до появления механического
транспорта, не отвечала потребностям скоростного движения и что
транспортные потоки сильно возросли, но не регулировались, то станет
понятной вся острота переживавшегося в тот период транспортного кризиса.
Таким было состояние крупных городов передовых капиталистических
стран на рубеже XIX и XX столетий.
Главные потоки миграции
населения земного шара
в 1904—1913 гг.
По приблизительным подсчетам
Б. Ц. Урланиса только из
Европы выезжало (в среднем)
до 1400 тыс. человек в год.
Заливкой показаны территории
с плотностью населения свыше
200 человек на 1 км2; плотной
точкой — от 100 до 200;
разрешенной — от 50 до 100 и
редкой — от 1 до 10 человек на
1 км2.
Вступление капитализма в монополистическую стадию вызвало большие
изменения в экономике, демографии и техническом оснащении городов.
Годы, предшествовавшие первой мировой войне, ознаменовались
чрезвычайно быстрым развитием производительных сил, на что неоднократно
указывал В. И. Ленин1. В течение 13 лет (с 1900 по 1913 г.) индекс
мирового промышленного производства повысился с 72 до 121, что составило
в среднем ежегодный прирост почти на 5% *. Столь высоких темпов
развития индустрии не наблюдалось на протяжении всей истории
капиталистической формации.
Особенно быстро прогрессировали новые отрасли промышленности и в
первую очередь электротехническая и химическая. В конкуренцию с
каменным углем вступила нефть, добыча которой, как и разработка залежей
торфа, сильно возросла. В Германии, Франции и США началось
строительство электрических станций с эксплуатацией водной энергии. Одним из
главных стимулов промышленного развития капиталистических стран
Промышленность
и рост городов
в начале XX в.
1 Ленин В. И. Империализм, как
высшая стадия капитализма.
Поли. собр. соч., т. 27, с. 299—426.
* Варга Е. С. Современный
капитализм и экономические
кризисы. М., 1963, с. 412.


Возникновение новых тенденций в развитии городов
в начале XX в.
в предвоенные годы было расширение рынков сбыта как внутри
метрополий, так и в колониях. Технические усовершенствования в свою очередь
ускоряли производство. Сильно влияли на рост индустрии и железные
дороги. С 1900 по 1913 г. было построено 344 тыс. км железнодорожных
линий, что явилось рекордной цифрой. Соединяя районы добычи сырья и
топлива с центрами обработки и вывоза готовой продукции, железные
дороги способствовали развитию существующих городов, включая и
портовые города на речных и океанских торговых путях. В то же время они
предопределили возникновение новых промышленных центров и
сельскохозяйственное освоение отдаленных земель. Развитие производительных сил
в новых районах изменило экономическую географию ряда стран. В
Соединенных Штатах Америки наряду с продолжавшимся развитием
промышленного Севера возникли новые районы концентрации производства к югу
и западу от него, в результате чего индустриальный центр тяжести страны
переместился из Пенсильвании в штат Огайо. Изменилась и география
промышленных районов в Англии, где все больший удельный вес стали
приобретать промышленные города в районе Лондона и Бирмингема.
Наряду с естественным ходом индустриального развития
капиталистического мира в данный период появился еще один фактор, значение
которого стало возрастать с закономерностью геометрической прогрессии. Этим
фактором явилась подготовка к всемирной войне за передел
территориальных владений и рынков между главными империалистическими державами.
После длительной дипломатической подготовки в начале текущего века
к франко-русскому союзу примкнула Великобритания, в результате чего
образовалась Антанта, противопоставившая себя Тройственному союзу, во
главе которого стояла Германская империя. Фактически после подписания
англо-французского (1904 г.) и англо-русского (1907 г.) соглашений не
только Европа, но и добрая половина тогдашнего света раскололись на два
враждующих лагеря. Экономические и политические противоречия между
Великобританией и Германией заставляли обе стороны с лихорадочной
поспешностью создавать военно-морской флот, тогда как взаимные
притязания континентальных держав (Германии и Австро-Венгрии к России и
Франции, и наоборот) вели к организации невиданных в истории армий.
Естественно, что подготовка к войне не могла не стимулировать развития
промышленности. В предвоенный (и еще более в военный) период
государство стало главным заказчиком сталелитейной, машиностроительной и
химической промышленности. Оно как бы слилось с капиталистическими
монополиями и получило возможность планировать военно-промышленное
производство, а также приобрело право принудительных закупок
промышленной и сельскохозяйственной продукции.
Милитаризация европейской экономики повлекла за собой интенсивный
рост военно-промышленных центров. В Германии особенно быстрыми
темпами росли города Рурского каменноугольного бассейна, где
сосредоточились выплавка стали, тяжелое машиностроение и производство оружия
всех родов. Среди городов Рура первое место заняла его индустриальная
«столица»— Эссен, обязанная своим стремительным развитием все более
расширявшимся заводам Крупна. С 1905 по 1910 г. население Эссена
увеличилось на 64 тыс. и достигло 295 тыс. человек. За тот же пятилетний
период число жителей Дуйсбурга (через который проходило сырье и
готовая продукция Рура) возросло со 191 до 229 тыс. Не отставали от них и
другие крупные рурские города, такие, как Дортмунд, Бохум и
Дюссельдорф. В темпах развития городов предвоенная Франция уступала
Германии, однако и в этой стране военно-промышленные центры проявили
тенденцию интенсивного роста. Накануне войны заметно выросли города
лионского района, находившиеся в орбите влияния оружейных заводов
Шнейдера в Ле-Крезо; быстро росла и Тулуза, где сосредоточилось
производство взрывчатых веществ.
В Англии за тот же период далеко шагнул вперед Бирмингем, как и все
судостроительные центры, включая и Лондон. Обращаясь к рассмотрению
особенностей роста крупнейших промышленных центров и прежде всего
столиц, необходимо указать на возникновение новых тенденций в их
демографическом и территориальном развитии. Переписи населения,
проводившиеся в европейских странах и в Америке, уже давно отмечали
замедление роста населения столиц, а в начале XX в. и его полное прекращение.


Кризис капиталистических городов
и градостроительная деятельность в начале века
15
Индустриальный
пейзаж в «черной
Англии» в начале
XX в. (по Фредерику
Иорнсу)
Освоение
территории
Лондонского графства
под застройку
с 1750 по 1914 г.
Однако фактически никакого снижения в нарастании численности
населения не было, ибо статистические подсчеты проводились в ранее
установленных муниципальных границах, тогда как развитие городов происходило
за пределами этих границ. К началу XX в. Лондон, Париж, Берлин, Нью-
Йорк, как и ряд других городов-гигантов, полностью исчерпали свои
земельные ресурсы в городской черте и оказались настолько плотно
застроенными, что вопрос о размещении в них новых промышленных
предприятий, как и жилой застройки, мог быть решен только за счет окраин
или развития поблизости расположенных небольших городов и поселков.
А поскольку именно здесь и находились наиболее дешевые земли,
промышленность хлынула сюда неудержимым потоком. В сравнительно
короткое время города не только выпустили длинные щупальцы вдоль
железных дорог, но и оказались в окружении городов-спутников,
напоминающих в совокупности планетную систему. С возникновением таких
урбанистических скоплений закончилась эпоха монолитного города-гиганта и
началась эпоха территориально разобщенных и еще более колоссальных
городских организмов, состоящих из экономически связанных между
собой городов.
Чрезвычайно ярко проявила себя эта тенденция в Нью-Йорке. Если до
начала бурного индустриального развития Америки (т. е. до 80—90-х годов
XIX в.) Нью-Йорк ограничивался островом Манхэттен и примыкавшим
к нему с востока Бруклином, то теперь стали быстро развиваться Ричмонд,
Джерси-Сити, Ньюарк и ряд других промышленных центров на правом
берегу реки Гудзон. Вместе с новыми жилыми районами на Лонг-Айленде
и материке, а именно Куинсом и Бронксом, они заняли обширную
территорию, далеко превзошедшую самый Манхэттен.
Из европейских городов весьма наглядные цифры параллельного роста
собственно города и его предместий дает берлинская статистика. В 1900 г.
население старого Берлина насчитывало 1892 тыс. человек, к 1910 г. оно
увеличилось на 84 тыс., а вслед за этим стало постепенно снижаться. И в то
же время численность населения 14 берлинских предместий
прогрессировала по круто восходящей кривой. В 1900 г. число жителей в предместьях
Берлина составляло 820 тыс., а через 10 лет оно достигло 1659 тыс., т. е.
возросло на 102 %, тогда как самый город вырос только на 4,5 %. Еще более
ощутимым было замедление роста населения в Лондоне (при
одновременном бурном развитии его окраин). За первое десятилетие XX в. население
Лондона выросло лишь на 15 тыс. человек, в то время как окрестности
приобрели 685 тыс. жителей. Принимая во внимание новую тенденцию в
развитии больших городов, парламенты стали узаконивать расширение
муниципальных границ и, наконец, было признано своевременным ввести
понятие «Большой Лондон», «Большой Берлин» и т. д.
Бурный рост населения в окрестностях больших городов происходил не
столько за счет естественного прироста, сколько за счет постоянного
притока человеческих масс из сельских местностей и экономически отсталых
городов и поселков. Усиливала заселение окрестностей столиц и
внутренняя, чисто городская, миграция населения. В течение целого столетия
лондонская статистика отмечала неуклонное падение населения Сити. Так,
в 1801 г. в Сити постоянно жило 128 тыс. человек, к 1881 г. население
снизилось до 50 тыс., в 1901 г. в Сити числилось только 27 тыс., а в 1911 —
1750
1900
1914


Возникновение новых тенденций в развитии городов
в начале XX в.
16
19,5 тыс. Еще стремительнее падала численность населения в центральных
районах Нью-Йорка, где южная оконечность Манхэттена потеряла почти
всех своих постоянных жителей.
Обезлюдение деловых районов крупнейших капиталистических городов
происходило под влиянием двух причин: во-первых, вследствие
вытеснения нерентабельной в центрах жилой застройки несравненно более
доходными общественными зданиями, а также домами, принадлежавшими
трестам, синдикатам и торговым конторам, и, во-вторых, вследствие
добровольного переселения состоятельных жителей из переуплотненных
центральных кварталов в предместья, непосредственно сливавшиеся с сельской
природой.
Поэтому уже в начале XX в. центры крупнейших капиталистических
городов почти обезлюдели.
Бирмингем.
Обычная застройка
рабочих кварталов
с примитивными
палисадниками
и мощеным двором
Стихийно
сложившиеся
лондонские трущобы.
Двор жилого дома,
примыкающий к
старой многоэтажной
фабрике
Темпы роста населения городов и особенно крупных промышленных
центров были настолько интенсивными, что жилищное строительство в
большинстве капиталистических стран не успевало удовлетворять непрерывно
возраставшие потребности. Особенно остро ощущался жилищный кризис
в быстро развивавшихся промышленных странах. Так, например, в
Германии накануне первой мировой войны ежегодный приток населения в
города исчислялся приблизительно в 400 тыс. человек, тогда как жилищное
строительство, сосредоточившееся в 35 главных городах Германии, в 1912 г.
составляло 8912 домов (61335 квартир), а в 1913 г.—7017 домов
(45 220 квартир). Таким образом, жилищем обеспечивалось далеко не все
возросшее городское население 1. Недостаток жилищ приводил к
переуплотнению квартир, а также ухудшению санитарного состояния рабочих
кварталов. В Париже, например, по специально проведенным подсчетам,
в 1911 г. 43% населения проживало в условиях переуплотненности (за
норму принималось два человека на одну комнату). Даже в Лондоне, где
Жилищная проблема
и градостроительное
законодательство
1 European housing problems since
the war. 1914—1923. Geneva, 1924.


Кризис капиталистических городов
и градостроительная деятельность в начале века
17
в 1911 г. приходилось восемь человек на один дом в среднем по городу, 18%
всего населения еще находилось в перенаселенных квартирах.
Естественно, что заболеваемость и смертность возрастали прямо пропорционально
степени заселенности квартир. Так, например, в Глазго было подсчитано,
что в квартирах, состоявших из одной комнаты (такие квартиры
заселялись многодетными рабочими семьями), смертность была в 2 раза выше,
чем в квартирах, состоявших из четырех комнат. В 1913 г. парижская
статистика зарегистрировала 10 975 смертных случаев от туберкулеза;
примерно та же цифра была отмечена и в Нью-Йорке 1.
Относительно низкие темпы жилищного строительства в предвоенный
период объяснялись главным образом тем, что покупка, продажа, аренда и
застройка земельных участков были целиком предоставлены частной ини-
Жилые дома
и склады на южном
берегу Темзы близ
Лондонского моста
«Социальное дно»
капиталистических
городов XX в. Париж.
Бездомная у террасы
Тюильрийского сада
(документальная
фотография,
сделанная для издания
Поля Морана
«Ночной Париж»).
По данным
парижской
муниципальной
статистики,
в 1922 г. в столице
Франции
насчитывалось
2000 семей, обитавших
в ночлежных домах;
свыше 1000 семей,
проживавших
в нежилых
помещениях.
1 По данным, опубликованным
в изданиях «France. Statistique
generate». Paris, 1914, vol. 34,
и в отчете «Department of Health»,
New-York, относящемся к тому же
времени.


Возникновение новых тенденций в развитии городов
в начале XX в.
18
циативе. С точки зрения правового и имущественного статуса городское
население делилось на два антагонистически настроенных лагеря:
собственников земельных участков — домовладельцев и арендаторов, главную
массу которых составляли рабочие и мелкие служащие. Роль государства и
городских управлений в жилищном строительстве все еще была весьма
ограниченной, тогда как экономические позиции домохозяев и
землевладельцев были достаточно прочными ввиду того, что большая часть ранее
изданных законов стояла на страже их имущественных интересов.
Анархия, которая царила в сфере купли и продажи городских земельных
участков, отражалась и на квартирной плате, размеры которой устанавливались,
как и цены на все прочие товары, в период свободной конкуренции в
зависимости от спроса и предложения. Естественно, что в условиях быстрого
роста городов спрос на участки для жилищного и промышленного
строительства резко возрастал, что в свою очередь вызывало повышение цен на
городские земли. Именно этой тенденцией к постоянному возрастанию цен
и пользовались спекулянты землей, которые видели в ней объект
надежных и выгодных капиталовложений. Спекуляция незастроенными
земельными участками, столь широко распространившаяся в городах Европы и
Америки, привела к еще большему вздорожанию земель, а следовательно,
и к дальнейшему повышению квартирной платы1. Так, например, стоимость
городских земель Берлина в 1900 г. в 4 раза превысила их цену в 1870 г.
Стоимость земель в Чикаго к началу XX в. возросла более чем в 8 раз по
сравнению с серединой XIX в. и т. д.
Но если финансовые операции, связанные с земельной спекуляцией,
приносили колоссальные прибыли отдельным частным предпринимателям, то
делать долгосрочные капиталовложения в жилищное строительство и
особенно в строительство дешевых жилищ для рабочих считалось
нерентабельным, так как прибыль на вложенный капитал поступала не сразу, а
постепенно, в виде составной части квартирной платы. Острая потребность
в дешевых квартирах, особенно сильно ощущавшаяся среди малоимущего
населения, и незаинтересованность в строительстве их со стороны
обладателей капиталов привели к тому, что уже с конца XIX в. жилищная
проблема превратилась в одну из самых тяжелых социальных проблем
капиталистического общества, требовавшую немедленного разрешения.
После пресловутой «реформы принцев» попытки строительства дешевых
рабочих жилищ и поселков были сделаны отдельными частными
предпринимателями. Внешне эти попытки носили характер эффектной
благотворительности фабрикантов, хотя в действительности строительство дешевых
жилищ способствовало еще большему закабалению рабочих, которые
попадали в двойную зависимость от капиталистов — в качестве наемной
рабочей силы и в качестве квартиронанимателей. В таком положении оказались
рабочие первых английских образцовых поселков Борнвилла и Порт-Сен-
ляйта 2. Рабочие поселки подобного рода строились не только в Англии, но
и во Франции, и в Германии. В период предвоенной конъюнктуры, когда
крупные военно-промышленные фирмы были заинтересованы в
привлечении постоянного контингента рабочих, «пушечный король» Франции Шней-
дер построил за счет своей фирмы 1119 новых жилищ (из них в Ле-Крезо
612). Аналогично этому концерн Фридриха Крупна проводил жилищное
строительство в городах Рурской области. На той же «благотворительной»
основе были построены и первые города-сады, как и сады-пригороды.
Инициатор строительства Лечворта Эбенизер Говард рассчитывал получить
необходимые средства путем нормальной распродажи акций. Однако,
несмотря на многолетнюю и увлекательную пропаганду идеи городов-садов,
Говарду не удалось создать акционерного капитала без добровольных
вложений «меценатов».
И только тогда, когда искавшие популярности Кедбери и Ливер внесли
солидные взносы, строительство сделалось реальным. Усилия, затраченные
на строительство городов-садов, не были пропорциональны полученным
результатам.
Фактически удалось построить лишь несколько небольших населенных
пунктов, поскольку их судьба определялась не экономической заинтересо-
ваностью застройщиков, а целиком зависела от так называемой «доброй
воли» владельцев капиталов. И само собой разумеется, что такого рода
попытки не могли привести к ликвидации жилищного кризиса в целом 3.
Берлин,
Шарлоттенбург.
Типичный доходный
дом начала XX в.
1 Положение арендаторов-рабочих
стало особенно тяжелым в период
общего подъема цен накануне
первой мировой войны, когда
многие семьи вынуждены были
поступиться элементарными
удобствами и селиться в
трущобах, а в некоторых случаях
и в ночлежных домах.
2 Поселок Борнвилл был построен
около Бирмингема фабрикантом
Кедбери в 1879—1895 гг.
Накануне первой мировой войны
в поселке насчитывалось около
4000 жителей. Поселок Порт-
Сенляйт, находящийся по
соседству с Ливерпулем, был
построен владельцем
мыловаренного завода Ливером
в 1886 г. специально для рабочих
его завода. В 1910—1913 гг.
население Порт-Сенляйта
достигло 3600 человек.
3 Отметим, что городское
население Англии за период
с 1901 по 1911 г. выросло на
3106 тыс. человек, тогда как
общее число жителей всех
английских городов-садов и
поселков такого типа достигло
только 30 тыс.


Кризис капиталистических городов
и градостроительная деятельность в начале века
19
На протяжении всего предвоенного периода внимание общественности
было приковано к социальным проблемам и, в частности, к проблеме дешевых
жилищ для рабочих 1. На многочисленных международных конгрессах,
посвященных тем или иным вопросам жилищного строительства, выявились
два различных подхода к решению проблемы строительства дешевых
рабочих жилищ. Первый из них заключался в том, чтобы искусственно создать
конъюнктуру экономической заинтересованности частных застройщиков
путем установления льгот, открытия кредита и снижения строительной
стоимости при одновременном ограничении возможности бесконтрольного
выжимания прибыли из построек2. Второй подход к решению жилищной
проблемы заключался в идее замены частного предпринимательства
общественным. Сторонники этого подхода полагали, что ассоциации
застройщиков на кооперативных началах смогут установить на жилищном рынке
твердый уровень цен и тем самым составят конкуренцию крупным
спекулянтам земельной собственностью и застройкой. Но, несмотря на то что
подобные ассоциации3 существовали с конца XIX в., все же в
предвоенный период они не повлияли решительным образом на жилищное
строительство.
Важным мероприятием, открывшим дорогу послевоенному жилищному
строительству и планировке городов, был пересмотр и усиление прав
городских управлений с точки зрения экспроприации городских земель в целях
улучшения застройки и реконструкции городов. Конечно, изъятие земель
не могло быть полным в условиях капиталистической системы, основанной
на институте частной собственности4, и поэтому речь шла лишь о
скромных мероприятиях, предусматривавших достаточную компенсацию
частным владельцам за отчужденные участки. И все же законодательство,
связанное с пересмотром городских земельных владений, было серьезным
завоеванием: это расширило возможности планировки капиталистических
городов. Первым законом, суммировавшим основные положения городской
планировки и застройки, был английский градостроительный закон 1909 г.,
который увенчал собой всю систему европейских законодательных актов,
введенных в действие начиная с 40-х годов XIX в. Согласно этому закону,
составление генеральных планов городов сосредоточивалось в городских
советах и ставилось под контроль министерства внутренних дел. И в то же
время закон предоставлял возможность организациям и частным лицам
наблюдать за исполнением проектов планировки и возбуждать вопрос о
составлении генеральных планов.
Особенно важным положением закона было право принудительной
покупки земли для реконструкции и расширения городов. Муниципальные
власти получали возможность вести планировку на всей городской территории
вне зависимости от имущественной принадлежности земли, а если проект
предусматривал расширение города, то и включать сельскохозяйственные
угодья, находившиеся за муниципальной чертой5. Сам проект
предписывалось составлять в расчете на его реализацию в 30-летний период.
Законом был установлен порядок оценки земли и приняты меры против
спекуляции земельными участками; территории же, отводимые под
проезды, город получал теперь у частных землевладельцев безвозмездно. Для
реализации проектов планировки городам разрешалось выпускать займы
на срок до 80 лет. Таким образом, закон 1909 г. подвел под
градостроительство, казалось бы, надежную экономическую и правовую платформу. Уже
через 1,5—2 года после опубликования закона в Англии велись работы над
составлением генеральных планов 40 городов (включая такие крупные
центры, как Бирмингем и Манчестер), а к моменту начала мировой войны
фронт планировки городов еще более расширился.
Как бы это ни показалось странным, но больше всего градостроительных
достижений предвоенного периода сосредоточилось там, где меньше всего
заботились о монументальной и парадной архитектуре, а именно в сфере
массового жилищного строительства. Рядовая жилая застройка начала
текущего века резко разделялась на многоэтажную и малоэтажную. И та и
другая имели тенденцию располагаться на окраинах городов, образуя
крупные комплексы зданий, составлявшие целые кварталы, а иногда и поселки.
В некоторых странах, например в Германии, Франции, Австро-Венгрии,
преобладала капитальная застройка в четыре-пять этажей, тогда как в
Англии наибольший удельный вес составляла малоэтажная застройка в
1 Усилению интереса к массовому
жилищному строительству
способствовал общий подъем
рабочего движения. В Англии
борьба за дешевое рабочее
жилище протекала на фоне
либеральных реформ
Ллойд-Джорджа, проведенных
под давлением лейбористской
партии. Билль о налогах 1909 г.
на земельную собственность
непосредственно соприкасался
с градостроительным законом,
получившим одобрение
парламента в том же году.
2 Еще в 1890 г. в Англии был
опубликован закон о
строительстве дешевых рабочих
жилищ; во Франции в законах
1899, 1906, 1908 и 1912 гг.
предоставлялись некоторые
льготы застройщикам дешевых
домов для рабочих, а также
предусматривалась финансовая
помощь со стороны
муниципалитетов. В Германии
с конца XIX в. поощрялось
строительство многоквартирных
домов-казарм для рабочих.
3 В Англии в 1908 г. было
196 обществ, объединившихся
в Товарищество кооперативных
арендаторов. В них насчитывалось
около 7 тыс. членов. В Германии
строительство на общественных
началах имело также широкое
распространение. В 1912 г.
в 1173 немецких обществах
числилось 225 672 члена. Во
Франции было 488 обществ
дешевых жилищ, а также
132 общественных учреждения по
строительству дешевых жилищ и
94 общества кредита
недвижимости.
4 Впервые право отчуждения и
передела городских земель не
только для прокладки улиц, но и
для перепланировки целых
городских кварталов,
примыкающих к ним, было
зафиксировано во французском
«Законе об оздоровлении
антисанитарных жилищ» 1850 г.
Этот закон служил главным
рычагом при реконструкции
Парижа, проведенной Оссманом
во второй половине XIX в. Вслед
за тем подобный же закон
появился в Бельгии (1867 г.), а
вскоре передел земель в интересах
городской планировки был
узаконен и в некоторых городах
Пруссии, Саксонии, в Гамбурге и
других районах Германии.
5 Не подлежали отчуждению
только территории общего
пользования (улицы, площади,
сады и места расположения
памятников архитектуры и
искусства), поскольку они и без
того считались собственностью
городов. Исключением были
также и королевские парки.


Возникновение новых тенденций в развитии городов
в начале XX в.
20
виде односемейных коттеджей и сблокированных многосекционных домов.
Сравнивая те и другие типы домов, нельзя не отдать предпочтение
коттеджу, условия жизни в котором (при равном благоустройстве с квартирой в
многоэтажном доме) гораздо более приближались к сельской природе.
Имели преимущества коттеджи и в архитектурно-художественном отношении.
В то время как угрюмые немецкие многоэтажные дома для рабочих
получили заслуженное наименование «казарм», английский коттедж
почти всегда производил приятное впечатление.
Однако, несмотря на это, в силу приобретенной инерции строительство
многоэтажных домов-казарм продолжалось во всех больших городах и
особенно в Берлине, где выполняли с поразительной пунктуальностью
строительный регулятив 1887 г. Но постепенно в результате накопления в
городах домов казарменного типа возникла активная оппозиция против их
строительства, которую в Германии возглавил Рудольф Эберштадт *. И
собственно все последующее проектирование и строительство жилищ вплоть
до середины 20-х годов можно назвать борьбой с многоэтажным домом-
казармой. Одновременно с этим начался и критический пересмотр жилого
квартала в целом.
Вплоть до начала XX в. жилой городской квартал представлял собой
арифметическую сумму частновладельческих участков, очень многие из
которых были крайне неудобными для застройки. С введением специальных
законов, подобных английскому закону 1909 г., появилась возможность
выкупа всей территории квартала, а следовательно, и передела земельных
владений для распродажи новым застройщикам. Размежевание владений
способствовало укрупнению участков, как и улучшению их пропорций.
В Германии, например, было установлено оптимальное соотношение
сторон участка с двукратной глубиной по сравнению с уличным фронтом;
в Англии допускалась более значительная глубина участков (вплоть до
1:4). Но помимо размеров и формы строительных участков в некоторых
городах и странах начали нормировать и плотность застройки кварталов,
разбивая ее по поясам и постепенно снижая от центра к периферии
города 2. Так, например, в Кёльне были установлены четыре пояса плотности.
В центральном поясе города, где находились наиболее плотно застроенные
средневековые кварталы, предельная плотность определялась в 75%. Во
втором концентрическом поясе допускалась плотность застройки до 65%
(при высоте зданий не более четырех этажей). В третьем поясе
сохранялась плотность предыдущего пояса при том, однако, условии, что высота
Франкфурт-на-Майне.
Слева —
наследственная
нарезка земельных
владений на окраине
города. Справа —
укрупнение участков
и перепланировка
той же территории
1 Eberstadt Rudolf. Handbuch
des Wohnungswesens und der
Wohnungsfrage. Jena, 1910.
2 Строительное зонирование в
очень ограниченных рамках
применялось еще в XIX в. во
Франции и России. Однако оно
касалось в основном высоты
застройки вдоль улиц. Впервые
строительное зонирование,
распространенное на всю
территорию города, было
применено в Будапеште в 1874 г.;
в 1894 г. примеру Будапешта
последовал Кёльн; в 1903 г. во
время Дрезденской выставки уже
20 городов, участвовавших в ней,
имели поясные регулятивы, а
накануне первой мировой войны
строительное зонирование ввели
почти во всех более или менее
крупных городах Европы.


Кризис капиталистических городов
и градостроительная деятельность в начале века
21
застройки не будет превышать 30 футов. Но если по тем или иным
причинам застройка третьего пояса оказывалась более высокой, тогда участки
разрешалось застраивать только до 50%. И, наконец, в последнем,
четвертом, поясе предписывалось устраивать разрывы и сады перед фасадами
зданий, а самые участки застраивать не свыше чем на 50%.
Параллельно снижению плотности застройки изучалась ориентация
зданий по странам света в связи с проблемой инсоляции. В результате ряда
экспериментов в Бостоне установили в качестве оптимальной ориентации
меридиональное расположение жилого корпуса. Однако это не нашло
всеобщего одобрения, и в той же Америке было много сторонников
косоугольной ориентации корпусов, тогда как в Англии наряду с меридиональной
ориентацией (которую проповедывал Иниго Триггс) успешно применяли
и широтную ориентацию при условии вывода на север обслуживающих
помещений.
Принудительный выкуп больших территорий, переходивших в
собственность города или одного крупного застройщика, постепенно подготавливал
архитекторов к коренному пересмотру самого понятия квартала. Квартал
уже переставал быть «собирательным», лоскутным комплексом, а все более
становился единым и неделимым целым. К такой трактовке квартала в
первую очередь архитекторы подошли в отвлеченных, проектно-эксперимен-
тальных работах. Наиболее острое, хотя и схематическое предложение
сделал Мюллер, рекомендовавший строить в городах шестиугольные
кварталы. Ориентируя свой идеальный квартал углами по меридиану, Мюллер
получал как северо-южную, так и косоугольную ориентацию жилых домов,
а кроме того, любой из корпусов всегда выходил у него непосредственно
к внешним или внутренним массивам зелени. Небезынтересное
предложение было сделано также и Эженом Энаром. При составлении проекта
застройки кольцевого бульвара на месте парижских валов он предложил за-
Рабочий поселок
Кроненберг в Эссене.
Построен Круппом
в 1872—1901 гг.
с целью прикрепить
рабочих к производству
1 — церковь;
2 — станция железной
дороги; 3 — магазины;
4 — рыночная площадь;
5 — школы; жилая
каменная застройка
Жилые дома
коттеджного типа
для «рабочей
аристократии»,
построенные
«пушечным королем»
Фридрихом Круппом
(Эссен)


Возникновение новых тенденций в развитии городов
в начале XX в.
22
Л^
Шестиэтажная
замкнутая застройка
Четырехэтажная
замкнутая застройка
Трехэтажная
открытая застройка
Вена. Одна
из первых в Европе
попыток
функционального
и строительного
зонирования
городской территории
Леса и парки
Промышленность
менить сплошной плоский фронт зданий зигзагообразной застройкой,
имеющей отступы от красной линии улицы. Тем самым было начато движение за
уничтожение улицы как узкого каменного коридора. Наряду с решением
проблемы инсоляции архитекторы занялись аэрацией жилых кварталов, а
это в свою очередь привело к застройке с разрывами. Отныне квартал,
представлявший собой беспорядочный конгломерат почти слившихся
разнородных зданий, получает в середине свободное пространство,
стремящееся пробиться через периметральный барьер и слиться с наружным
пространством. Однако этот последний этап в развитии внутриквартального
пространства наступил уже после окончания первой мировой
империалистической войны.
В начале XX в. крупнейшие города всех промышленно развитых стран
находились в состоянии все более углублявшегося транспортного кризиса.
Собственно, кризис движения начался в европейских городах еще в
середине XIX в., однако его нельзя рассматривать как единый и непрерывный
процесс, поскольку за истекшие 50 с лишним лет города испытали на себе
две весьма специфические фазы кризиса, а именно: первую после
возникновения железных дорог и вторую после изобретения двигателя
внутреннего сгорания. Первая фаза транспортного кризиса ограничилась
хронологическими рамками 40—60-х годов минувшего столетия, вторая же
началась примерно через 30 лет после этого и продолжается вплоть до
настоящего времени.
Кризис середины XIX в. (помимо целого ряда других причин) объясняется
тем обстоятельством, что железные дороги, вклинившиеся в крупные
города (и раньше всего в столичные центры)^ в течение долгого времени не
имели соединительных ветвей, в силу чего транзитные пассажирские и
товарные потоки ложились дополнительной нагрузкой на устаревшую
уличную сеть. При возросшей подвижности населения в масштабе целых стран
переброска пассажиров с одного тупикового вокзала на другой
превратилась в чрезвычайно острую и неотложную проблему. И, в сущности,
прямым решением этой проблемы была генеральная реконструкция Парижа,
проведенная под руководством Оссмана в 1852—1870 гг.1. Пробивка между
вокзалами прямолинейных бульваров и кольцевых магистралей позволила
Транспортный кризис
и попытки
преодоления его
градостроительными
средствами
1 Мы не касаемся здесь
политической стороны
оссмановской реконструкции
Парижа, поскольку об этом уже
говорилось в I томе «Истории
градостроительного искусства».
Из публикаций последнего
времени о реконструкции Парижа,
произведенной Оссманом, см.
L'oeuvre du Baron Haussmann
prefet de la Seine (1853—1870).
Paris, 1954.


Кризис капиталистических городов
и градостроительная деятельность в начале века
23
Железнодорожная
сеть Западной
Европы в середине
XIX в. Карта
показывает
радиальное развитие
железных дорог,
строившихся
от столиц
к периферийным
промышленным
районам.
При возрастании
подвижности
населения в масштабе
целых стран
и наличии в столицах
только тупиковых
вокзалов кризис
городского движения
неизмеримо
усилился
Оссману существенно улучшить сквозное движение через город еще до
открытия окружной парижской железной дороги. Той же цели косвенно
послужила и кольцевая венская магистраль Ринг-штрассе.
В отличие от Парижа и Вены решение проблемы транзитного движения
в Лондоне обошлось без радикальной реконструкции уличной сети.
Постепенно слагавшийся железнодорожный узел Лондона дал возможность
удобно пересекать и объезжать столицу Англии без всяких пересадок.
С постройкой же метрополитена 1 движение в Лондоне еще более
разгрузилось. Аналогичным образом, при помощи железных дорог, проложенных
по насыпям и эстакадам, в Берлине обеспечено транзитное движение через
город еще в 80-х годах XIX в.
Однако полной ликвидации транспортного кризиса добиться все же не
удалось, поскольку решающее значение в городах имело не транзитное, а
местное движение. К началу XX в. кризис снова обострился. Закупорка
движения в центральных районах больших городов превратилась теперь в
обычное явление. Транспортные заторы возникали у перекрестков главных
городских магистралей, на площадях, представлявших собой узлы
интенсивного движения, на узких улицах, у въездов на мосты, в районах
большого скопления пешеходов. Театральные и особенно вокзальные площади
(на территории которых возникали и погашались аритмически
пульсирующие потоки движения) испытывали возраставшую недостаточность
посадочного периметра и свободных площадок для стоянки экипажей. Еще
более ненормальным становилось городское движение в периоды всемирных
выставок, больших парадов и Олимпийских игр, а также в летние
праздничные дни на магистралях, ведущих к вокзалам и загородным шоссе.
Еще в 80-х годах XIX в. на улицах больших городов Европы и Америки
появились первые электрические трамваи2 и автомобили, приводившиеся
в движение паром, электричеством и жидким топливом — керосином и
бензином3. Пока скорость движения автомобилей не превышала 20—25 км
в час, а общее их количество было невелико, очевидного конфликта с
конным движением автомобиль не вызывал. Однако усовершенствование дви-
1 Следует отметить, что
строительство Лондонского
метрополитена, первая линия
которого (на паровой тяге) была
открыта в 1863 г., происходило
очень быстрыми темпами.
В 1879 г. подземные железные
дороги Лондона перевезли
91 420 178 пассажиров, а в
1881 г.—114 447 514.
2 Трамвайный вагон (на трех
рельсах) впервые был пущен
фирмой «Сименс и Гальске» в
Берлине на промышленной
выставке 1879 г. В 1880 г. русский
инженер Ф. А. Пироцкий
предложил свою, более
совершенную систему
электроснабжения трамвая.
Первая трамвайная линия была
открыта в 1881 г. в Лихтерфельде
близ Берлина, после чего трамвай
стал быстро вытеснять конные
железные дороги. В начале
1900-х годов конка исчезла во
всех больших городах Западной
Европы и Америки.
3 Изобретателем автомобиля с
двигателем внутреннего сгорания
считается Готлиб Даймлер,
построивший в 1886 г. автомобиль
передвигавшийся со скоростью
18 км в час. Однако этому
изобретению предшествовал
длительный период
экспериментирования,
начавшийся в разных странах
(включая и Россию) еще в
середине XVIII в. В 1894 г. по
инициативе Франции была
устроена первая гонка
автомобилей, после чего вошли
в обиход ежегодные состязания,
способствовавшие повышению
скорости и выносливости машин.
В 1907 и 1908 гг. были совершены
пробеги из Парижа в Пекин и
затем в Нью-Йорк (через Сибирь
и Северную Америку). К 1910 г.
гоночные автомобили достигли
скорости 200 км в час. Что же
касается скорости автомобильного
движения в городах, то ее в ряде
случаев даже ограничивали,
приравнивая к конной тяге.
В Лондоне, например, в 1907 г.
автомобили-такси курсировали со
скоростью 4 мили в час
(т. е. 6,5 км).


Возникновение новых тенденций в развитии городов
в начале XX в.
24
гателя внутреннего сгорания превратило самодвижущуюся модную
коляску снобов в широко распространенный вид транспорта. Автомобиль стал
господствовать в движении, постепенно оттесняя к тротуарам кареты и
фургоны, а вслед за тем захватывая и главные улицы городов.
Дальновидным архитекторам и специалистам городского хозяйства было понятно, что
будущее принадлежит скоростному механическому транспорту и в первую
очередь автомобилю. В интересах автомобильного движения нужно было
расширять проезды, удлинять перегоны между перекрестками,
реконструировать площади, обеспечивая безопасность движения на них, и, наконец,
что особенно важно, критически пересмотреть всю уличную сеть, поскольку
от нее зависела общая циркуляция транспорта в городе. Наиболее
подготовленным к решению этих проблем оказался Эжен Энар, ставший
главным архитектором Парижа через 30 лет после окончания оссмановской
реконструкции.
Энар получил широкую известность как строитель двух Всемирных
парижских выставок: 1889 и 1900 гг. Для второй из них он построил на
Марсовом поле так называемые дворцы «Электричества» и «Иллюзий». Однако
наши современники ценят его не за эти характерные для своего времени
претенциозные и эклектические здания—заслуги Энар а в его
градостроительных работах и прежде всего в тех научных исследованиях, которые он
провел, готовясь ко второй несостоявшейся реконструкции Парижа.
Эжен Энар не был узким специалистом городского движения, способным
принести ему в жертву бытовые и культурные интересы городского
населения. Наоборот, Энар рассматривал движение как одно из проявлений
жизнедеятельности городского организма, как следствие этой деятельности, а
не первопричину ее. Более всего интересовала этого выдающегося
теоретика проблема городского общественного центра 1. Центр города он
уподоблял человеческому сердцу, с которым органически связаны питающие его
артерии, т. е. улицы, несущие потоки движения. «Однако, — говорил он, —
необходимо снизить чрезмерное движение в центре, ибо так же, как и
избыток крови в сердце, оно способно привести городской организм к
преждевременной гибели» 2. Отсюда следовали два основных вывода Энара; во-
первых, о непроницаемости городского центра для транзитного движения и,
во-вторых, об улучшении связей центрального района с периферией города
и загородными шоссе.
В 1906 г. в Париже курсировало 65 тыс. экипажей, включая 4 тыс.
автомобилей3. Установив, что подавляющее большинство транспортных средств
сосредоточивалось в самом центре города, Энар обратился к изучению
Берлина, Лондона и Москвы как городов, имеющих с Парижем ряд общих
черт.
На страницах работы Энара приведены схемы генеральных планов
упомянутых городов, составленные им с поразительной ясностью и уменьем
расшифровывать до конца планировочную сущность каждого города. Какие
же заключения вывел Энар из своего сравнительного анализа?
По мнению Энара, Москва и Берлин обладают удобными для движения и
художественно-выразительными генеральными планами. Центральное
ядро Москвы, состоящее из Кремля и Китай-города, окружает кольцевая
магистраль, имеющая диаметр 1 км. От нее отходят 11 радиальных улиц,
образующих более или менее равномерный веер лучей, дополнительно
связанных двумя более широкими кольцами: Бульварным и Садовым. В
Берлине центральное ядро имело несколько больший диаметр (1,5 км) и ясно
выраженную ось симметрии, каковой является прямолинейная Унтер-ден-
Линден. Так же, как и в Москве, это ядро огибает кольцевая магистраль,
от которой отходят 14 радиальных путей. По сравнению с Москвой и
Берлином Лондон спланирован менее ясно. Но «англосакс, — замечает Энар,—
не теряет времени на выравнивание улиц и, если проезд обеспечен, он
считает себя удовлетворенным» 4. В процессе изучения плана Лондона Энар
обнаружил три пункта, которые служат центрами 16 расходящихся лучами
магистралей. Этими пунктами являются вершины правильного
треугольника со сторонами 3 км, а именно: Трафальгарская площадь, Банковский
перекресток на востоке того же Сити и перекресток к югу от Темзы близ
Элефант-энд-Кэстль.
Так, Лондон, несмотря на всю кажущуюся запутанность его уличной
сети, также имеет свою центральную, обтекаемую движением территорию,
1 Исследования Энара были
опубликованы в 1903—1909 гг.
в восьми выпусках под общим
заглавием «Etudes sur les
transformations de Paris». Первый
выпуск содержит в себе
результаты изучения крупных
городов Франции и некоторых
европейских столиц, второй
посвящен городскому транспорту,
в третьем Энар излагает
применение найденных принципов
к реконструкции современного
ему Парижа. Из практических
работ Энара в области
усовершенствования городского
движения заслуживает
упоминания изобретение им
самодвижущихся тротуаров.
2 Rotival Maurice Е. Н. Hommage
a Eugene Henard Urbaniste de Paris
(1900—1909).— L'architecture
d'aujourd'hui, 1960, N. 88.
3 Следует отметить, что по
производству автомобилей
Франция занимала до 1906 г.
первое место в мире, вследствие
чего Париж имел наибольший
автомобильный парк. В том же
году в Париже был пущен первый
автобус.
4 Там же.


Кризис капиталистических городов
и градостроительная деятельность в начале века
25
Состояние
парижского
железнодорожного
узла в 1837 (слева)
и в 1846 гг. (справа).
Кольцевая железная
дорога была
построена
в 1860-х годах
от которой расходятся вылетные дороги. Территории подобного рода Энар
назвал «лучеиспуекающими ядрами городов».
Тщательные наблюдения, проведенные над циркуляцией и
напряженностью движения в центральных районах Парижа, Лондона, Берлина и
Москвы, убедили Энара в том, что лучеиспускающие ядра дают
положительный эффект лишь при сравнительно небольших диаметрах (в пределах
от 1 до 3 км) и при наличии 12—15 радиально расходящихся улиц. Чем
меньше диаметр лучеиспускающего ядра, тем меньше необходимости
в проникании на его территорию автомобильного транспорта. При
диаметре 1—1,5 км (например, в Москве, Берлине и Вене) центр города может
быть полностью освобожден от движения наземного механического тран-
Париж. Сеть
главных магистралей
и железнодорожный
узел накануне
первой мировой
империалистической
войны
вокзалы: 1 — Сен-
Лазар; 2 — Северный;
3 — Восточный;
4 — Венсенский;
5 — Лионский;
6 — Орлеанский;
7 — Данфер;
8 — Монпарнас;
9 — Инвалидов


Возникновение новых тенденций в развитии городов
в начале XX в.
26
спорта. К таким интересным и прогрессивным выводам пришел Энар в
результате изучения европейских столиц.
Обращаясь со своими выкладками к генеральному плану Парижа, Энар
констатировал, что лучеиспускающее ядро города, ограниченное Большими
бульварами на севере и Сен-Жерменским бульваром на юге, слишком
велико (большая ось овала между площадями Согласия и Бастилии имеет
4 км), а количество отходящих от него радиальных улиц недостаточно для
разгрузки движения. Из девяти улиц, отходящих от бульварного кольца,
ни одна не является абсолютно безупречной. Самый центр города также не
имеет удобных магистралей. Так, проспект Оперы упирается в бульвар
Оссмана, в силу чего и не может служить хорошей вылетной магистралью;
другие улицы (как, например, Риволи, Дофина, дю Бак и Монмартрская)
очень многолюдны и узки, тогда как направленный с севера на юг
Севастопольский бульвар и его продолжение — бульвар Сен-Мишель — крайне
перегружены движением. Из этого анализа стали очевидными крупнейшие
ошибки Оссмана, которые заключались в том, что Оссман пропустил
транзитное движение через самый центр города, создав опасную точку на
перекрестке у башни Сен-Жак, и преувеличил размеры центрального лучеис-
пускающего ядра, в то же время не обеспечив ему достаточного количества
вылетных магистралей.
Пытаясь улучшить планировку центрального района Парижа, Энар
составил проект устройства четырехугольного лучеиспускающего ядра со
сторонами 1 км. Параллельно улице Риволи он предлагал проложить
широкий проспект, который должен был пересечь Пале-Рояль и, обогнув Вандом-
скую площадь, следовать далее на запад. Западную границу
лучеиспускающего ядра должна была определить расширявшаяся по проекту Энара
улица Ришелье; южная граница нового центрального района проходила бы
по реконструированной Университетской улице через площадь Сен-Ми-
Этапы
развития автомобиля
с 1900 по 1914 гг.
Хаотическое скопление
вокзалов и товарных
станций в Лондоне,
возникшее
в результате
стихийного
развития
шелезнодорошного
узла (вокзалы
Сент-Пэнкрэс
и Кингс-Кросс)


Кризис капиталистических городов
и градостроительная деятельность в начале века
27
Первая
американская
монорельсовая
железная дорога
в Бостоне. Опытный
участок,
построенный
Мейгсом в 1886 г.
Движение
в Париже на рубеже
XIX и XX вв.
(улица Тюрбиго).
На первом плане —
омнибус, вдали —
конка, идущая
по рельсам


Возникновение новых тенденций в развитии городов
в начале XX в.
28
шель, тогда как восточной границей должен был послужить существующий
Севастопольский бульвар. Конечно, намечавшиеся пробивки улиц
повлекли бы за собой большие затраты денежных средств !, но эти
преобразования, безусловно, позволили бы разгрузить движение в центре Парижа.
К сожалению, современники Энара не сумели оценить его дальновидную
идею о разгрузке движения в центрах больших городов. И это было
вполне естественным, так как градостроительство 1900-х годов являлось
прямым продолжением того, что делалось во второй половине XIX в. Вплоть
до первой мировой империалистической войны оссмановская
реконструкция Парижа все еще продолжала восхищать архитекторов как образец
кардинальной перестройки большого города, проведенной с небывалым
размахом.
Эжен Энар.
Геометризированная
схема уличной
системы Парижа
1—2 — западно-
восточный диаметр;
3—4 — северо-южный
диаметр; площади:
Звезды 5,
Согласия 6, Наций 7
и Бастилии 8
размещаются в точках
пересечения первого
диаметра
с центральным
и вокзальным
кол,ьцами
I
100 200 3Q0 400 500 м
Не учитывая обнаруженных Энаром недостатков этой реконструкции,
но увлекаясь ее положительными сторонами (как, например,
расширением и выпрямлением улиц и мероприятиями по благоустройству города),
европейские градостроители некритически переносили парижский опыт
сначала в планировку столиц, затем в реконструкцию главных городов
департаментов, «графств» и «земель», а под конец и в небольшие города.
Таким образом, оссмановский Париж, как огромный камень, брошенный
в стоячую воду, вызвал все более расходящиеся круги.
Вслед за Веной, реконструкция которой продолжалась вплоть до первой
мировой войны, исправлением и пробивкой улиц в целях улучшения
городского движения занялись в столице Англии. В 1905 г. здесь была
проложена прямолинейная и широкая Кингсвей, которая дала возможность
выпустить потоки движения из центра города (от Стренда и Соммерсет
Хоуса) на вылетную северную магистраль. Во Франкфурте-на-Майне
также проводилась пробивка улиц, начатая еще в XIX в. Следуя примерам
Парижа и Вены, в Кёльне подготовили грандиозную реконструкцию
внешних земляных укреплений, на месте которых создавалась новая дуговая
магистраль с расположенными на ней общественными и жилыми зданиями.
Оживилась проектировочная и строительная деятельность и в экономиче-
Паршк.
Попытка Энара
исправить ошибку
префекта Оссмана
посредством
четырехугольного
«лучеиспускающего
ядра». Обращает
на себя внимание
пробивка новой
магистрали через
Пале-Рояль
с обходом Вандомской
площади
1 По смете, составленной Энаром,
стоимость работ по слому
существующих зданий, прокладке
проездов и их застройке
исчислялась в 1270 млн. франков,
что уступало затратам на всю
реконструкцию Парижа,
осуществленную Оссманом, лишь
на 160 млн. франков.


Кризис капиталистических городов
и градостроительная деятельность в начале века
29
ски развитых малых странах, прежде всего в Бельгии, Нидерландах и
Швейцарии. Планировка нового южного района Амстердама, исполненная
Штюббеном в 1905 г., проекты делового центра Гааги, составленные
в трех вариантах (Берлаге, 1910 г.), и, наконец, парадная магистраль на
месте старых валов в Антверпене (Штюббен, 1910 г.) в свое время
наделали много шума. Во всех перечисленных проектах в той или иной
национальной форме проявился дух оссманизма с характерной для него
пробивкой улиц.
Под оссманизмом мы понимаем тот крайне односторонний подход к
реконструкции больших городов, который ставил во главу угла проблему
транспортных коммуникаций. Отсюда решающее значение приобретали улицы,
а не кварталы и жилые районы с их жилищно-бытовыми, общественными
Проект
Центра международных
культурных связей,
составленный
французским
архитектором
Э. Эбраром в 1914 г.
Город окружен
широким, выходящим
в море каналом, за
пределами которого
находятся:
промышленный район
с портовыми
устройствами (вверху),
всемирная выставка
(слева) и
гидроаэровокзал
на противоположной
стороне. Вдоль канала
изнутри проходит
широкий зеленый пояс,
состоящий из
пригородов-садов,
которые перемежаются
культурно-
просветительными
и лечебно-
профилактическими
учреждениями. Ближе
к морю симметрично
располагаются два
общественных парка,
выходящие
к Олимпийскому
стадиону и бассейнам
для водного спорта.
В город
вклинивается уходящая
под землю тупиковая
железная дорога,
завершающаяся
центральным вокзалом.
По оси симметрии
города простирается
Аллея наций,
по сторонам которой
размещены здания
представительств
различных государств
0 500 ЮООм 2 3 4^67 8км
'¦ ¦ ¦ Л I 1 1 1 1 1 I


Возникновение новых тенденций в развитии городов
в начале XX в.
30
и культурными связями. Поэтому широко применяя «хирургические»
методы в реконструкции городов (т. е. пробивку улиц, не считаясь со
сложившейся планировочной тканью), оссманисты совершали открытое насилие
над городом. Отводя оссманизму XX в. должное место в дальнейшем
изложении, отметим здесь, что он приобрел незаслуженную популярность не
только на своей родине — во Франции, а затем в Европе, но и за океаном.
В 1901 г. Бурнхемом совместно с Олмстедом был составлен проект
реконструкции центра Вашингтона, а в 1909 г. одновременно были закончены
проекты планировки Чикаго и Филадельфии. Оссманизм настолько вошел
в практику архитекторов-градостроителей, что даже планировка новых
столиц Индии и Австралии — Дели и Канберры — ограничилась проектами
уличных сетей. Правда, в последнем случае планировочная композиция
города получилась необычной вследствие ее многоцентренности.
В проектах реконструкции Филадельфии и Чикаго подверглись
генеральной ревизии их монотонные решетчатые планы. Убедившись на
собственном опыте в том, что прямоугольная система планировки обладает
неблагоприятно высоким «коэффициентом непрямолинейности», американцы
попытались исправить положение, пробив диагональные магистрали. В
Филадельфии от городской ратуши в северо-западном направлении была
намечена широкая вылетная Фермаутская аллея, которую осуществили
в межвоенное время, в Чикаго же проектировался целый веер лучевых
проспектов, отходящих от центра, лежащего у озера Мичиган.
Однако в результате пробивки магистралей, в каких бы городах она ни
проводилась, фактически решалась лишь одна насущно важная задача—
задача улучшения коммуникаций. Что же касается массового
строительства жилых домов для широких слоев трудового населения, то их никогда
не возводили на пробиваемых магистралях, поскольку они пересекали
центральные районы городов. С точки зрения улучшения
санитарно-гигиенического состояния городов и тем более в эстетическом отношении пробитые
магистрали оставляли желать много лучшего.
В начале XX в. градостроительство как искусство еще находилось во
власти стилистической эклектики, зенитом которой была Всемирная
парижская выставка 1900 г. Неудивительно поэтому, что в застройке
общественных центров, а также улиц и площадей царило беспринципное
украшательство. Но если к этому добавить, что и самые планировочные
композиции создававшихся комплексов обладали неизменной и претенциозной
симметрией и что малые формы в виде монументов, фонтанов, торшеров и
оград были лишены благородства и вкуса, то станет понятной вся глубина
художественного оскудения городов. К ним, к этим городам начинавшегося
XX столетия, можно прямо отнести уничтожающую критику Зитте 1.
Первое десятилетие XX в. ознаменовалось не только поисками выхода из
транспортного кризиса, но и попытками выдвинуть новые формы
городского расселения. Если первую из этих проблем пытался решить Эжен
Энар посредством ревизии и усовершенствования оссмановской
планировки, то вторую настойчиво разрабатывал пламенный проповедник городов-
садов Эбенизер Говард.
Констатируя кризис, присущий городам-левиафанам, Говард не искал,
однако, возможностей выйти из него посредством радикальной архитектурно-
планировочной реконструкции самих городов. В городах-гигантах он видел
«тяжело больного». Эти города нужно было лечить не планировочными
средствами, а прежде всего путем перманентного сокращения числа
жителей, выводимых в иные населенные пункты. На этой почве и зародилась
идея Говарда о создании для расселения человечества «третьего магнита»,
который, возникнув на лоне природы, вне городов и сел, сочетал бы в себе
все преимущества городской и сельской жизни. «Третьим магнитом»
(в противоположность «первому» и «второму», т. е. городу и деревне), по
мысли Говарда, должны были стать экономически автономные города-сады.
Умножаясь со временем в количестве, на что рассчитывал автор идеи
города-сада, они должны были рассосать «большие мыльные пузыри», как
называл города-гиганты Говард. Таким образом, Говард неразрывно
связывал города-сады с судьбой больших капиталистических городов,
принципиальным и активным противником которых он являлся.
Города-сады
и пригороды-сады
1 Sitte К. Der Stadtebau nach
seinen kunstlerischen Grtundsatzen.
Wien, 1889
(Зитте К. Городское строительство
с точки зрения его
художественных принципов. Пер. с нем. M.,
1925).


Кризис капиталистических городов
и градостроительная деятельность в начале века
31
Идея (а точнее, учение Говарда о городах-садах) имела три основных
аспекта: социальный, экономико-географический и градостроительный.
Социальная сторона его учения не представляла собой ничего
принципиально нового по сравнению с утопическими идеями минувшего века. Попытка
объединения и «примирения» представителей двух антагонистических
классов капиталистического общества на территории города-сада была
одной из самых слабых сторон учения Говарда. Что же касается общей
схемы географического расположения городов-садов, то она напоминала
планетную систему, центром которой являлся крупный город с
многомиллионным населением. Вокруг Лондона Говард предполагал основать
несколько десятков таких городов, дабы, размещая в них выводимые из
Лондона мелкие предприятия промышленного и торгового назначения, можно
Эбенизер
Говард (1850—1928 гг.),
английский
социолог-утопист,
сторонник
рассредоточения
населения
городов-гигантов
при помощи
городов-садов.
В 1898 г. опубликовал
книгу „Tomorrow"
(«Завтра»); основал
Лечворт и Велвин
было существенно снизить число жителей в самой столице. Однако в
оторванности городов-садов от крупного центра заключались свои недостатки,
поскольку целый ряд общественных учреждений (включая и высшие
школы) становился уже недоступным. Поэтому Говард предложил
группировку населенных пунктов подобного рода в виде федерации из шести городов-
садов (по 32 тыс. жителей в каждом), окружающих местный культурный
и общественный центр с населением 58 тыс. жителей. Тем самым
население каждой федерации возрастало до 250 тыс., и города-сады, сохраняя
преимущества сельской природы, выигрывали в
культурно-просветительном обслуживании и вместе с тем приобретали гораздо большую
притягательную силу. Такой была экономико-географическая сторона учения
Говарда.
Планировочная схема отдельно взятого города-сада мыслилась Говардом
в виде кругообразной городской территории, которую окружали не
подлежащие застройке сельскохозяйственные угодья, находящиеся под контро-
Предложение
Раймонда Энвина
по размещению
городов-садов
в окрестностях
Большого Лондона.
Слева в углу —
идеальная схема
городов-садов Говарда


Возникновение новых тенденций в развитии городов
в начале XX в.
32
лем города-сада. Пояс сельскохозяйственных земель подлежал озеленению
в интересах города, но на свободных территориях разрешалось селиться
фермерам, число которых также лимитировалось (2—2,5 тыс. жителей);
соотношение же между городской и сельской территориями
устанавливалось в размерах 1: 6.
Исходя из строго ограниченной цифры городского населения и
экстенсивной плотности застройки домами коттеджного типа (один-два этажа),
Говард определил территориальные размеры города-сада, которые не
превосходили 2 км в диаметре. При таком положении становился доступным для
пешеходов весь внешний зеленый пояс, куда могли совершать ежедневные
прогулки и дети, и старики. Но помимо внешнего лесопаркового пояса сам
город обильно насыщался зеленью. Центральный сквер, окруженный обще-
Лечворт —
первый город-сад
Англии (в 55 км от
центра Лондона).
Строился начиная
с 1904 г. по проекту
Энвина и Паркера при
консультативном
участии многих
специалистов.
В районе городского
центра и вокзала
сосредоточены
торговые
предприятия.
К востоку
от ленточного парка
Говарда
располагаются лучшие
кварталы с лужайками,
обрамленными
коттеджной застройкой;
еще дальше
(у сортировочной
станции)—
коммунальные
учреждения
с электростанцией
ственными зданиями, далее кольцо широкого бульвара со спортивными
площадками и школами и, наконец, индивидуальные палисадники, огороды и
аллеи вдоль радиальных улиц — все это превращало задуманные Говардом
города-сады в цветущие рощи, в которых человеку предоставлялись бы все
блага искусно культивированной природы. Близость расположенных у
периферии города-сада безвредных производственных предприятий (как,
например, швейных и картонажных фабрик, мебельных мастерских и т. д.)
создавала свои удобства, тогда как железная дорога связывала город-сад
с другими населенными пунктами и с центральным городом,
осуществлявшим верховное руководство в федерации.
Такой была система расселения Говарда в ее обобщенном теоретическом
выражении.
В 1898 г. вышла в свет книга Говарда «Завтра *». В ней, как и во втором
издании 1903 г., носившем название «Города-сады будущего», автор
изложил в увлекательной форме все свои теоретические положения по
децентрализации населения в масштабе целых стран, а также и по устройству
1 Следует отметить, что учение
Говарда возникло не на пустом
месте. Сам Говард называет
только три источника своей
градостроительной теории, а
именно: предложения Вейкфилда
и профессора Маршалла об
организованном перемещении
населения (1884 г.), систему
землевладения, впервые
предложенную Томасом Спенсе и
существенно видоизмененную
Гербертом Спенсером, и
образцовый город Джемса Силька
Букингама, разработанный им
еще в 1846 г. Однако из
содержания книги Говарда
явствует, что он был хорошо
знаком с более широким кругом
работ и, в частности, с
социальными идеями и «идеальными
городами» Сен-Симона, Фурье,
Кабе, Оуэна и других
социалистов-утопистов.
Возможно, что
дезурбанистические элементы
в учении Говарда имеют
родословную связь с утопией
Уильяма Морриса, призывавшего
возвратиться к ручному труду и
«распыленному» среди природы
расселению людей.


Кризис капиталистических городов
и градостроительная деятельность в начале века
33
городов-садов. Однако Говард не хотел останавливаться на создании еще
одной несбыточной теории расселения. Наоборот, твердо веря в
осуществимость своих теоретических концепций, он стал изыскивать денежные
средства для реализации городов-садов и одновременно подбирал себе
соавторов из профессиональной среды архитекторов-градостроителей. Последние
были крайне нужны Говарду, поскольку сам он при отсутствии
архитектурного образования был абсолютно беспомощным в решении
планировочных задач.
История градостроительства зафиксировала несколько попыток создания
образцовых городов, осуществленных за счет государства. Однако в
меркантильном XX в. Говард не мог рассчитывать на великодушную щедрость
королевского дома, в силу чего ему пришлось прибегнуть к самому труд-
Лечворт.
На аэрофотографии
отчетливо видны
рассекающая город
лондонская железная
дорога, широкая
полоса Бродвея, жилая
застройка и окрестные
сельскохозяйственные
угодья


Возникновение новых тенденций в развитии городов
в начале XX в.
34
Схема
большого города
с пригородами-садами
и спутниками.
Составлена Энвином
в 1922 г. на основе
говардовских идей
Промышленная зона
(справа) отделена
от селитьбы железной
дорогой; R — жилые
районы; С —
коммерческие; места
отдыха и спорта
располагаются
в промежутках
ному способу накопления капиталов посредством распродажи акций. Сбор
средств занял у него свыше 3 лет, и, наконец, в сентябре 1903 г.
основанная Говардом компания инициаторов городов-садов приобрела в 55 км
к северу от Лондона 1545 га земли для строительства первого
экспериментального города-сада. По имени деревеньки, находившейся на этом месте,
город получил название Лечворта.
Генеральный план Лечворта был составлен Барри Паркером и Раймондом
Энвином в 1904 г. В целом он не разошелся с теоретической схемой
Говарда. Так же как и в отвлеченной схеме Говарда, центром города стал
партерный сквер, осененный деревьями по границам. От сквера во всех
направлениях было проложено 12 радиальных улиц. Одна из них (Бродвей)
получила значительную ширину (30 м) и превратилась в главную магист-
Жилой
фахверковый дом
в Лечворте,
построенный в начале
текущего века
Кирпичная
церковь в Лечворте.
Ползучая
растительность служит
ей дополнительным
декоративным
убранством
раль города-сада, удобно соединившую вылетное шоссе на Хитчин с
вокзалом Лондон-Кембриджской железной дороги. Вокруг центрального района
Лечворта, так же как и в идеальной говардовской схеме, была проложена
кольцевая магистраль, внутри которой оказались разнообразные
общественные и торговые здания, а именно: зал для собраний, театр, музей,
библиотека, лекторий и целый ряд удобно расположенных магазинов.
Промышленные предприятия также образовали свое кольцо на внешних границах
города, однако с таким расчетом, чтобы полностью не отрезать жилые
районы от загородных лугов и рощ. Особенно удачной получилась у автора
проекта планировка и застройка больших жилых комплексов. В этом
отношении решающую роль сыграло планировочное мастерство Раймонда Энви-
на, который установил плотность застройки города-сада 12 домов на 1 акр
(т. е. 4047 м2) и целый ряд артистически исполненных группировок жилых
домов по сторонам проездов и лужаек. Собственно ансамбли тупиков и лу-


Кризис капиталистических городов
и градостроительная деятельность в начале века
35
жаек, обстроенных только с внешней стороны в виде подковы, — самые
значительные функциональные и эстетические достоинства Лечворта,
которые стяжали ему мировую известность.
Но если планировка Лечворта заслуживала высокой оценки как пример
прекрасного сочетания регулярного и живописного приемов, то и застройка
города-сада отвечала ей своими удобными и разнообразно поставленными
домами. Жилой дом под высокой черепичной крышей с тяжелой каминной
трубой, приветливое крыльцо, обвитое традиционным плющом,
разноцветные ставни, а перед домом цветник или лужайка с могучим дубом, столь
характерным для английского ландшафта,— все это согревало душу и
привлекало к себе симпатии людей. Но, несмотря на высокое качество
строительства, Лечворт заселялся крайне медленно. За первые пять лет туда
Хемпстед —
первый пригород-сад,
расположенный
на севере Лондона.
Построен по проекту
Энвина; в разработке
проекта участвовали
Паркер
и Латенс (1907 г.)
А — приходские
церкви; В — здание
института;
В — большие магазины
торгового центра;
Г — место для школы;
Д — пустошь,
поросшая вереском
переселилось только 5250 человек, а после 1908 г. темп роста города-сада
значительно снизился 1.
Выясняя причины неудачи Говарда с заселением Лечворта (а
впоследствии и второго города-сада — Велвина), его прямой последователь Ф. Осборн
говорил: «Классиков обычно больше уважают, нежели читают, за
исключением специалистов. Книгу же «Города-сады завтрашнего дня» постигла
особая участь, так как ее не читали даже специалисты» 2. Полагая, что
это произошло вследствие неправильной оценки книги как якобы сугубо
популярного издания, Осборн отстаивал ее, отдавая должное
оригинальности, проницательности и остроте говардовских мыслей.
Однако при тщательном анализе причин крайне медленного заселения
Лечворта приведенный нами довод Осборна становится легковесным.
Основными причинами постигшего Говарда поражения явились трудность
достижения экономической автономии городов-садов, с одной стороны, и
недоступность благоустроенных коттеджей широким трудящимся массам,
с другой. Лишь в редких случаях удавалось уговорить владельцев фабрик
и торговых предприятий навсегда покинуть насиженные места в Лондоне.
И в равной мере только очень немногие из столичных жителей соглаша-
1 К началу первой мировой войны
население Лечворта достигло
только 8400 человек, а к 1928 г.
(т. е. через 25 лет после
основания города)— 14 тыс.;
столь же медленно заселялся
и Вельвин, в котором в 1928 г.
насчитывалось 7 тыс. жителей.
2 Цитируется по речи Осборна,
произнесенной на общем собрании
Британского института
планировки городов 15 апреля
1945 г. (Osborn F. J. The Garden-
City movement a revaluation —
The Journal of the Town Planning
Institute, 1945, № 6, vol. XXXI).


Возникновение новых тенденций в развитии городов
в начале XX в.
лись сменить свои городские дома и квартиры на далеко расположенные
загородные, несмотря на всю соблазнительность сельской природы. Но
помимо упомянутых причин была еще одна весьма существенная среди них,
которая заключалась в отклонении от учения Говарда.
Быть может наиболее сильный удар нанес городам-садам, как это ни
кажется странным, Раймонд Энвин, которому принадлежала планировка
самого лучшего пригорода-сада Лондона — Хемпстеда. Всемирно
прославленный в градостроительной и художественной литературе пригород-сад
Хемпстед был основан у самой северной окраины Лондона в 1907 г. некоей
богатой предпринимательницей Бернет, которая приобрела через
посредство организованной ею компании территорию в 120 га. Холмы, с которых
открываются далекие горизонты и обширная пустошь, заросшая вереском,
делали эту местность весьма привлекательной, тогда как линия
метрополитена, идущая к самому центру столицы, и дополнительно трамвай
обеспечивали удобство сообщения жителям. Этим в конечном счете и
объяснялся сравнительно быстрый рост населения Хемпстеда в довоенные годы.
Через восемь лет после окончания планировочных работ (т. е. в 1915 г.)
в Хемпстеде было построено 1550 домов, в которых расселилось свыше
5 тыс. жителей.
Генеральные планы Хемпстеда и Лечворта имеют ряд общих черт. И там
и здесь общественные центры представляют собой обширные лужайки,
к которым сходятся радиальные улицы-аллеи; и там и здесь сочетаются
элементы регулярной и живописной планировки; и там и здесь почти
повсеместно встречаются жилые ансамбли, «обнимающие» с трех сторон
широкие курдонеры с партерами и отростки улиц в виде глубоких тупиков.
Однако, несмотря на планировочное сходство, различия между Хемпсте-
дом и Лечвортом весьма велики. Прежде всего их разобщает основное
функциональное назначение. Если Лечворт является самостоятельно
существующим городом (поскольку он имеет производство и торговлю), то
Хемпстед — это только придаток Лондона, хорошо благоустроенное
предместье, отдаленно напоминающее жилой микрорайон. В отличие от
Лечворта Хемпстед ничего не производил, а только потреблял, будучи
типичным «поселком-спальней». При тщательном изучении выявляются также
и композиционные различия между тем и другим. В Лечворте, за
исключением центра, все жилые ансамбли спланированы непринужденно с
изысканной артистической легкостью; асимметричность лужаек, проездов и
способов постановки домов — характерные признаки Лечворта. И в то же
время в Хемпстеде почти повсюду господствует рассудочная и даже
навязчивая симметрия. Неизменно прямоугольный курдонер, шестиугольная
площадь-перекресток и, наконец, заученная и неуместная в поселке
сплошная периметральная застройка — вот что типично для Хемпстеда и что
существенно снижает его планировочные достоинства. Следует отметить,
что в создании генерального плана Хемпстеда (помимо Энвина и Паркера)
принял участие Эдвин Латенс, который настойчиво насаждал безвкусные
симметричные композиции, характерные для псевдоренессанса. Вот
почему, сравнивая Хемпстед с Лечвортом, следует отдать предпочтение
последнему из них, не говоря уже о том, что самая концепция города-сада
в ее социально-экономическом и демографическом смысле была
несравненно более прогрессивной, чем идея пригорода-сада. Но между тем именно
пригороды-сады и получили широкое распространение.
Несмотря на то что поселки, подобные Хемпстеду, ни в коей мере не
отвлекали населения из больших городов и в то же время способствовали
расползанию городской территории, именно их начали «штамповать» в
окрестностях больших городов Европы, а затем и Америки под
многообещающей вывеской города-сада. Окрыленный успехом Хемпстеда Раймонд
Энвин в своей книге «Планировка городов на практике» предложил схему
крупного города с системой пригородов-садов и городов-спутников. Однако
это эклектическое предложение далеко уступало идее Говарда,
теоретический вклад которого в учение о формах расселения остается самым
смелым и принципиальным в градостроительстве начала XX в.


37
2. Первая мировая война и послевоенное
восстановительное строительство
В результате экономической экспансии и сопровождавших ее колониальных
захватов территория земного шара оказалась разделенной между промыш-
ленно развитыми странами еще задолго до начала первой мировой войны.
Однако раздел мира не соответствовал империалистическим устремлениям
некоторых так называемых великих держав. В то время как колониальные
владения Англии и Франции находились на пяти континентах и в
совокупности занимали 7з всей суши, бурно развивавшаяся в промышленном
отношении капиталистическая Германия, а вслед за ней и Австро-Венгрия
считали себя обделенными как в рынках сырья, так и в рынках сбыта
готовой продукции. Габсбурги старались установить свое господство на
Балканах и строили планы захвата Правобережной Украины с выходом к
Черному морю; Гогенцоллерны видели в Прибалтийских странах освященные
давностью германские земли, поскольку ливонские рыцари насильственно
насаждали немецкую культуру в Эстонии и Латвии еще в средние века.
Не менее экспансионистскими были притязания к германским государствам
со стороны Антанты. В этой напряженной, грозовой атмосфере Европа на
глазах превращалась в гигантский вооруженный лагерь, и стоило раздаться
роковому сараевскому выстрелу, как накопленный порох взорвался.
Силы столкнувшихся коалиций не были равными. Германия еще со
времени Бисмарка и Мольтке планомерно и втайне готовилась к войне,
вследствие чего к началу военных действий располагала тщательно
составленными стратегическими планами, наличием хорошо подготовленных войск
и беспримерным запасом оружия. Англия, Франция и Россия при явном
превосходстве в численности населения и в экономическом потенциале все
же далеко отставали от Германии в подготовленности к войне. Поэтому
шансы на выигрыш войны не только выравнивались, но и давали надежду
на успех центральным державам при том, однако, условии, что война не
будет затяжной. Такую именно молниеносную войну и планировал
германский генеральный штаб.
Однако операции 1914 г. на Западном и Восточном фронтах в корне
изменили самый характер войны. Молниеносная война провалилась, а австро-
германцы, как и их противники, оказались втянутыми в многолетнюю
войну. Военный успех предопределялся положением в тылу — комплексным
регулированием производства, напряженной работой промышленности и
сельского хозяйства, контролем за потреблением и жесточайшей
экономией материальных средств *. Естественно, что руководящую роль в
хозяйственной жизни воевавших держав приняли на себя государственные
органы в виде специальных парламентских комитетов и комиссий по топливу,
продовольствию и т. д. Именно в это время полностью установилась
государственно-монополистическая форма капитализма, а самый период
войны вошел в мировую историю как весьма специфический по организации
капиталистического хозяйства.
В исследовании, посвященном городскому строительству, нет
необходимости излагать историю первой мировой войны. Однако нельзя пройти мимо
человеческих жертв и разрушений, причиненных этой войной. Также
необходимо учитывать миграцию населения, вызванную военными действиями
и перекройкой государственных границ.
Когда выполнявшие стратегический план Шлиффена германские войска
попирали цветущие поля Бельгии и северной Франции, весь культурный
1 Тяжелые экономические
условия, в которых находились
все страны, принимавшие
участие в войне, заставили ввести
нормирование продуктов
потребления, как и всемерно
развивать производство
суррогатов. Особенно тяжелым
было положение в Германии, где
сельское хозяйство не могло
прокормить население в 70 млн.
В период войны сильно
сократились все виды невоенного
строительства, включая и
массовую жилую застройку
городов. Так, например, в 1914 г.
капиталовложения в 83
крупнейших городах Англии
составляли 5648 тыс. ф. ст., тогда
как к 1917 г. они снизились до
410 тыс. ф. ст. В годы войны во
многих странах недостаток в
жилищах компенсировался
принудительным уплотнением
населения квартир. Тогда же
в целях борьбы с нараставшей
дороговизной были установлены
максимальные цены квартирной
платы.


Возникновение новых тенденций в развитии городов
в начале XX в.
38
мир затаил дыхание. Казалось, что нет сил остановить наступающую
железную лавину, что неотвратимая угроза нависла над ведущей страной
романского мира — над Францией. Льеж и Намюр — эти первоклассные
бельгийские крепости — не смогли оказать продолжительного
сопротивления ударным армиям генералов Клука и Бюлова, и в начале сентября
1914 г. германские войска подступили к предместьям Парижа. В те
страшные для Франции дни казалось, что Париж разделит участь сгоревших
Лувена, Арраса и Реймса1. Однако этого не произошло. Занявшая
невыгодные позиции и ослабленная переброской войсковых частей на русский
фронт, ударная группа немецких армий была разгромлена французскими
войсками в генеральной битве на Марне2. После этого германцы
отступили на 100—120 км от Парижа, а самая война из маневренной,
угрожавшей многим городам тяжелыми разрушениями, превратилась в почти
неподвижную, позиционную. Примененные впоследствии немцами для
обстрела Парижа дальнобойные крупповские пушки нанесли столице
Франции лишь очень незначительный, скорее моральный, чем физический,
ущерб. В еще меньшей степени оказались разрушительными налеты
германских «цеппелинов» на Лондон.
На итальянском театре войны сражения длились в течение 27г лет вдоль
редкозаселенных высокогорных альпийских рубежей, и даже после
поражения итальянцев у Капоретто наступление австро-венгерских войск
удалось остановить в предгорьях Альп, не допустив их к Венеции, Падуе и
Виченце. На более подвижном русском фронте, как и в Румынии, Сербии
и Черногории, лишь в редких случаях города становились объектами
долговременных артиллерийских обстрелов, вследствие чего и здесь разрушения
были относительно небольшими. Более всего пострадали города северной
Франции и Бельгии во время боев в верховьях Уазы, Соммы, Мааса и на
реке Эн. При отходе разгромленных немецких войск в октябре 1918 г.
(перед капитуляцией Германии) немцы опустошили обширные
пространства между линиями Вотана и Германна 3. Что же касается отдаленных от
фронтов территорий, а также почти всех городов Германии и Австро-
Венгрии (к западу от Карпат), то они полностью сохранились. Слабость
военной авиации, которая использовалась главным образом для
разведывательных, а не для бомбардировочных целей, и, наконец, стабильность
фронтов сохранили человечеству подавляющее большинство городов, а
вместе с ними и одухотворенные гением зодчих исторические «камни
Европы». По сравнению со второй мировой войной разрушения 1914—1918 гг.
были менее значительными, вследствие чего крупная общегосударственная
проблема восстановления городов возникла лишь в трех наиболее
пострадавших европейских странах, а именно во Франции, Бельгии и Сербии.
Гораздо более тяжелыми были человеческие жертвы: 9442 тыс. человек
убитых и умерших от ран и болезней и около 18 млн. раненых и ставших
нетрудоспособными калек 4 — таким был итог человеческих жертв,
причиненных войной. Беспримерно большими были и экономические потери.
Военные расходы боровшихся коалиций в совокупности составили к концу
войны 83,8 млрд. амер. долларов по довоенному валютному курсу5, что
превзошло в десятки раз стоимость любой из наиболее крупных войн
предыдущего столетия. Чтобы наглядно представить себе масштаб первой
мировой войны, отметим, что общая сумма потерь превысила на 13 млрд.
долларов все национальное богатство самой богатой страны Западной
Европы — Великобритании6. Но, помимо этого, война нанесла огромный
ущерб целому ряду отраслей индустрии и сельскому хозяйству воевавших
стран. В ходе войны непроизводительно расходовались залежи
каменноугольных и рудных богатств; на огромных пространствах обесплодились
почвы, лишенные регулярного удобрения и закономерной смены полевых
культур; резко сократилось поголовье скота; в зонах военных действий и
даже далеко за пределами театров войны были уничтожены в военных
целях драгоценные лесные массивы.
Однако ни военные события, ни тяжелые последствия всемирной войны
не могли нанести мировой капиталистической системе столь разящего и
рокового для нее удара, какой нанесла ей Великая Октябрьская
социалистическая революция. 25 октября 1917 г. сбылся исторический прогноз
В. И. Ленина. С провозглашением Советской власти на одной шестой
части земного шара были уничтожены условия, вызывающие эксплуа-
1 Мирный бельгийский город
Лувен (по-фламандски Левен)
был уничтожен немцами в
результате карательного акта в
августе 1914 г. В огне
грандиозного пожара, вызванного
поджогами и артиллерийским
обстрелом, погиб прекрасный
готический собор XV в., старейшее
в Северо-Западной Европе
книгохранилище Лувенского
университета и свыше 1400 жилых
домов. О разрушении Лувена и
варварских бомбардировках
Реймского собора, Ипра и Арраса
см. статьи Рериха Н. К. и других
авторов, помещенные в издании
«Великая война в образах и
картинах». M., 1915, 1916, вып. II
и IX.
2 Заслуживает быть отмеченным
то обстоятельство, что в битве
на Марне впервые в истории войн
была произведена массовая
перевозка войск при помощи
городского транспорта.
Использовав автомобильный парк
Парижа (около 25 тыс. легковых
и грузовых машин),
главнокомандующий французской
армией Жоффр перебросил из
Лотарингии в Париж целую
армию, которая и нанесла
сокрушающий удар по правому
флангу немецких войск.
3 Разрушения немцами
населенных пунктов,
промышленных предприятий,
железных и шоссейных дорог
были приостановлены нотой
президента США Вильсона от
23 октября 1918 г., ставившего
непременным условием для
перемирия (в числе ряда других
требований) немедленное
прекращение варварских
разрушений.
4 Урланис Б. Ц. Войны и
народонаселение Европы. М., 1960,
с. 383, 384. Однако общую
цифру потерь, понесенных
человечеством, следует увеличить
с учетом тыловых потерь и,
в частности, преждевременно
умерших из числа гражданского
населения, а также с учетом
сокращения рождаемости, что
составило в совокупности
несколько десятков миллионов
человек.
5 По данным американского
экономиста Фиска
(Fisk. The Inter-Ally Debts.
New-York, 1924).
6 Национальное богатство той или
иной страны означает
совокупность всех материальных
ценностей, находящихся в ее
распоряжении (включая орудия
труда, промышленные
предприятия и их продукцию,
запасы продовольствия,
транспорт, весь строительный
фонд городов и сел, а также
стоимость земель, водных
ресурсов, лесов, полезных
ископаемых и т. д.).


Первая мировая война
и послевоенное восстановительное строительство
39
Главные
военно-промышленные
центры и районы
Западной Европы
I — Эссен и Рурская
область; 2 — Гамбург;
3 — Берлин;
4 — Мерзебург —
Хемниц; 5 — Прага;
6 — Пльзень (заводы
«Шкода» ); 7 — Вена;
8 — Милан;
9 — Турин (завод
«Фиат»); 10 — Тулуза;
II — Сент-Этьенн;
12 — Ле-Крезо (завод
Шнейдера);
13 — Нант;
14 — Лотарингский
район; 15 — Нанси;
16 — Саарский район;
17 — Париж;
18 — Лилль-Рубе;
19 — Лондон;
20 — Южный Уэльс;
21 — Бирмингем;
22 — Мидлендский
район; 23 — Ньюкасл;
24 — Глазго;
силуэтами кораблей
обозначены стоянки
военно-морского флота


Возникновение новых тенденций в развитии городов
в начале XX в.
40
тацию человека человеком, и заложены основы новой, неизмеримо более
совершенной социально-экономической формации. С этого момента
началась эпоха существования на Земле двух систем — прогрессивной и
развивающейся социалистической и все более деградирующей и отмирающей
капиталистической.
В результате войны произошли существенные изменения в соотношениях
сил и в сферах влияния империалистических государств. Согласно
договорам Версальской системы, политическая карта мира была перекроена в
интересах держав-победительниц. Исчезла раздиравшаяся национальными
противоречиями «лоскутная империя» Габсбургов; распалась Османская
империя, еще сохранявшая до самой войны значительные азиатские
владения; сильно изменилась в своих географических границах Германия,
которую лишили всех ее приобретенных незадолго до войны колоний в
Африке, в Океании и на Дальнем Востоке. В центре Европы на развалинах
трех монархий возродились ранее поглощенные ими государства —
Чехословакия и Польша. На севере получила самостоятельность Финляндия.
В Прибалтике после подавления народных восстаний образовались
буржуазные государства «лимитрофы»: Эстония, Латвия и Литва, а распад
Османской империи привел к возникновению полуколониальных и зависимых
стран в Передней Азии и на юго-востоке Аравийского полуострова.
Однако война принесла с собой не только передел мира между главными
империалистическими державами. Глубочайшие потрясения, вызванные
войной и Великой Октябрьской социалистической революцией, привели
мировую капиталистическую систему к состоянию общего и глубокого
кризиса, который продолжается и в наши дни.
Мировая война послужила причиной движения больших человеческих масс
не только в Европе, но и на всех континентах. Общая картина миграции
населения в период войны была весьма разнообразной, противоречивой и
сложной, особенно в воевавших странах. Так, вместе с мобилизациями
население городов автоматически убывало, но одновременно с этим в те же
города вливались мощные потоки войсковых частей, раненых и пленных.
В первые месяцы войны в Бельгии и Франции произошло целое
«переселение народов», когда эвакуация бельгийского правительства в Гавр, а
французского в Бордо вызвала паническое бегство населения, бросившего
на произвол судьбы все свое имущество. Накануне битвы на Марне в
Париже не осталось никого, кроме небольшого числа полицейских и
ветеранов франко-прусской войны, добровольно выступивших на защиту
столицы. Но стоило фронту отдалиться, как коренное население вернулось
в Париж. В города, расположенные в глубоком тылу, прибывали новые
кадры рабочих и беженцы из фронтовой полосы, тогда как портовые
города, служившие воротами снабжения воевавших стран, непрерывно
пополнялись новыми контингентами завербованных в колониях рабочих и
войсковыми частями колониальных армий. Все эти массы людей требовали
питания, крова и трудоустройства, что превращало многие города в
транзитные пункты, остро нуждавшиеся и в расквартировании людей.
Окончание войны вызвало свою особую миграцию населения.
Демобилизация армий, перемещение людей в связи с изменением государственных
границ и, наконец, увеличение рождаемости — все это способствовало росту
городов; в то же время приостановленная войной, а теперь
возобновившаяся эмиграция европейцев в Америку действовала в противоположном
направлении1. К сожалению, нет возможности проследить
демографические изменения в Европе в самый период войны, так как в 1914—1918 гг.
переписей населения не было. Однако перепись 1920 г. уже дает
возможность подвести некоторые итоги, оперируя хотя и запоздалыми, но вполне
надежными цифрами.
Обратимся к рассмотрению статистических данных. Международная
статистика послевоенного времени демонстрирует значительную убыль
населения в двух наиболее пострадавших от войны западноевропейских
странах, а именно во Франции и в Германии. Первая, несмотря на
возврат ей трех департаментов, составляющих Эльзас и восточную
Лотарингию, потеряла 2105 тыс. человек, тогда как вторая — 4081 тыс.
жителей2. Однако население больших городов этих стран к 1920 г. не только
Война и миграция
населения. Рост
городов
1 После войны из Европы в
Америку ежегодно выезжало
около 600 тыс. человек. Эта
цифра значительно уступала
довоенной эмиграции, которая
показана на картограмме,
помещенной на с. 13.
2 Потери Франции убитыми и
умершими на фронтах и в плену,
по подсчетам Б. Ц. Урланиса
(войны и народонаселение
Европы. М., 1960, с. 391),
составили 1327 тыс. человек.
Убыль же населения страны
вследствие крайне снизившейся
рождаемости и высокой
смертности среди гражданского
населения превзошла военные
потери по меньшей мере в 2 раза;
в результате Франция потеряла
фактически примерно столько же,
сколько Германия, т. е. около
4 млн. человек. Из итоговой
цифры немецких потерь следует
вычесть, согласно Урланису
(с. 392), 2037 тыс. человек убитых
и умерших на войне; оставшиеся
2044 тыс. человек составят потери
Германии от снижения
рождаемости, смертности
гражданского населения и изменений
географических границ.


Первая мировая война 41
и послевоенное восстановительное строительство
О 100 км
i I I L_J I I I I I I
Театр образовавшихся
военных действий в результате трех
и зоны наиболее больших немецких
тяжелых разрушений наступлений в конце
городов во Франции войны. Между
и Бельгии. Стрелами стабильным фронтом
показано наступление и «линией Германна»
трех правофланговых (зигзаг) — зона
германских армий, планомерных
согласно плану разрушений городов,
Шлиффена, предпринятых
и отклонения от этого немцами в 1918 г.
плана перед битвой
на Марне (сентябрь
1914 г.).
Заштрихованы клеткой
опустошения в так
называемых мешках,


Возникновение новых тенденций в развитии городов
в начале XX в.
42
не снизилось, а даже возросло1. В еще болвшей степени выросли
города Великобритании. Главной причиной роста европейских городов во
время войны явилось развитие военной промышленности, причем степень
увеличения числа жителей определялась как географическим
размещением военных заводов, так и темпами развития военной индустрии.
В Германии, как это видно на карте, заводы, производившие оружие и
боеприпасы, не только издавна сосредоточивались в определенных
районах (Рур, Саксония, Силезия), но и располагались в больших городах,
нередко занимая их центральные районы, как, например, в Эссене.
Естественно поэтому, что расширение германского военного производства во
время войны непосредственно влекло за собой и рост населения военно-
промышленных центров. Так, население Дортмунда и Эссена выросло
соответственно на 81 и 144 тыс. жителей, т. е. увеличилось на 38 и 49%. Наряду
с упомянутыми чисто военно-промышленными центрами быстро
развивались и такие города, в которых находились предприятия, обслуживавшие
армию (производство обмундирования, транспортных средств, продуктов
питания и т. д.). К числу городов, тесно связанных с обслуживанием
Западного фронта, принадлежал Кёльн. Именно поэтому прирост населения
в нем во время войны составил 117 тыс. жителей (23%) *.
Вступая в мировую войну, Англия оказалась наименее подготовленной
к военным действиям на континенте. Поэтому ей пришлось энергично
наверстывать упущенное, почти впервые создавая целые отрасли военного
производства. Поскольку английская металлообрабатывающая
промышленность имела свои традиционные базы в Бирмингеме и Глазго, там и
сконцентрировалось военное производство, вызвавшее в этих городах
небывало высокий прирост населения. Глазго вырос за годы войны на 249 тыс.
жителей, т. е. на 32%; соседний с Глазго Эдинбург (где быстро стала
развиваться добыча местного угля) приобрел 100 тыс. жителей (увеличение
на 31%), тогда как население Бирмингема, ставшего главной кузницей
английского оружия, к 1920 г. почти удвоилось и достигло 919 тыс.
жителей, а если к этому присоединить население ближайших
городов-спутников Бирмингема, то общая цифра жителей конурбации Вест-Мидленда
окажется возросшей до 1773 тыс. человек.
Географическая дислокация французской военной промышленности была
абсолютно иной. Если в Англии и Германии военные заводы
концентрировались в крупных городах и в их ближайших предместьях, то во Франции
они располагались в сельских районах, далеко за пределами больших
городов. Оружейные заводы Шнейдера, не уступавшие в продуктивности эссен-
ским заводам Круппа, находились в трех небольших населенных пунктах
Центрального промышленного района Франции, а именно в Ле-Крезо,
Шалон-сюр-Сон и Монсо-сюр-Мин. В равной мере и сент-этьеннские
государственные оружейные заводы находились вне Сент-Этьенна.
Децентрализация французского военного производства приводила к замене городов
поселками и привлекала рабочих на заводы из сельских мест. Вот почему
во Франции образовались военно-промышленные районы, достигавшие
многих сотен тысяч жителей, но не имевшие больших городов.
Несмотря на децентрализацию французской военной промышленности,
большие города Франции все же росли. Так, Гавр и Марсель, через
которые происходило внешнее снабжение Франции, выросли на 27 и 35 тыс.
жителей; Тулуза выросла на 25 тыс.; Лион и Сент-Этьенн выросли
соответственно на 38 и 19 тыс. жителей.
В Италии, несмотря на слабость ее экономического и военного потенциала,
в этот период также происходила концентрация населения в больших
городах. К 1920 г. население Неаполя выросло на 47 тыс. жителей, Турина —
на 75 тыс., Рима — на 98 тыс., Милана — на 102 тыс. Исключением из
этого общего правила явилась только столица распавшейся
Австро-Венгерской империи — Вена.
Статистика показывает значительный рост населения столиц и больших
городов возрожденных стран: Чехословакии и Польши. Еще более выросли
Белград (на 23%), Хельсинки (на 34%) и София (на 50%). Последние
в стремительности своего развития не отставали от военно-промышленных
центров Германии, Англии и разбогатевших на военных поставках
городов нейтральных стран. Итак, через год после подписания Версальского
мирного договора в 94 крупнейших городах капиталистической Европы
1 Приводимые статистические
данные о населении городов
взяты из следующих изданий:
Annual Abstract of Statistics, 1959,
No. 96; Britain. An official
Handbook. London, 1959, 1960;
Demographic Yearbook. U. N., 1957;
France. Statistique generale.
Annuaire statistique. Vol. 34, 40, 44,
45, 50; Witthauer Kurt. Die
Bevolkerung der Erde, Gotha Haack
1958 и ряда других периодических
публикаций и специальных
исследований по демографии
отдельных стран и земного шара
в целом.
* Большую роль в росте
населения городов послевоенной
Германии сыграла миграция
населения, вызванная
перекройкой карты страны
согласно Версальскому мирному
договору. В большие
промышленные центры, и прежде
всего в города Рурской области,
переместилось свыше 900 тыс.
человек из Эльзаса, Лотарингии,
Силезии и привислянской
Пруссии, вошедшей в состав
возрожденной Польши. Сильно
сократившееся в результате
войны население Германии как бы
«спрессовалось» и, следуя
открытому В. И. Лениным закону
о неравномерности
экономического развития
капиталистических стран, неравномерно
распределилось, обостряя
жилищный кризис в без того
перенаселенных крупных городах.


Первая мировая война
и послевоенное восстановительное строительство
43
прирост населения (по сравнению с 1910 г.) составил 3 млн. жителей, а
с пригородами и городами-спутниками больших промышленных центров —
до 5 млн.
Чтобы определить интенсивность послевоенного жилищного кризиса,
необходимо учитывать не только приток населения в города, но и сокращение
жилого фонда в результате военных действий, а также физической и
«моральной» амортизации. В Эльзасе и Лотарингии было разрушено
полиостью или частично 20 995 жилых домов. Еще более пострадали северные
департаменты Франции — Нор и Па-де-Кале, где помимо городов были
уничтожены многие рабочие поселки каменноугольного бассейна1. В этих
Государственные
планы борьбы
с жилищной нуждой
в Англии и Франции.
Крушение программ
Лушера и Аддисона
Обстрел
Реймского собора
немецкой артиллерией
в 1914 г. (в соборе
в это время находился
французский военный
госпиталь)
1 К числу разрушенных городов и
поселков северной Франции
относились Аррас, Бетюн, Ланс,
Льевен, Руа, Ла-Фер, Мондидье и
многие другие. Некоторые из них,
как, например, Ануш, Курьер и
Бетюн, были превращены в
бесформенные груды развалин.


Возникновение новых тенденций в развитии городов
в начале XX в.
44
департаментах общая цифра жилищных потерь составила свыше 30 тыс.
домов, а по всей Франции — полмиллиона (300 тыс. абсолютно
разрушенных и 200 тыс. ставших непригодными зданий)1. Бельгия исчисляла свои
разрушения в 80 тыс. жилых домов. Но к этим цифрам необходимо еще
прибавить потери жилого фонда вследствие естественной амортизации.
Кроме того, нужно принять во внимание «моральный» износ наиболее
неблагоустроенных зданий.
Следует отметить, что значение морального износа как фактора,
влиявшего на определение степени жилищного кризиса, неизмеримо возросло
после Великой Октябрьской социалистической революции. Дело в том, что
Советская власть, провозгласив изжитие противоположностей между
центрами и окраинами городов как одну из целей своей градостроительной
политики, уже в 1918 г. осуществила массовое переселение рабочих из
наиболее неблагоустроенных, трущобных домов в просторные буржуазные
особняки и квартиры. Это гуманистическое в своем существе мероприятие
получило широкую известность на Западе. И если до войны трущобы уже
казались позорными пятнами на территории капиталистических городов,
то теперь нужно было приниматься за их ликвидацию. Вот почему при
определении потребностей в жилищном строительстве экономисты,
социологи, а вслед за ними и архитекторы стали учитывать в большей или
меньшей степени и замену трущобной застройки, что сильно повысило их
расчетные данные. Но как же оценивался жилищный кризис в
руководящих кругах буржуазных государств и какие мероприятия по его
ликвидации намечались в начале 20-х годов?
Еще во время войны в Англии были произведены подсчеты, согласно
которым жилищные нужды этой страны определялись в 1 млн. жилищ (или
квартир). Во время парламентской кампании 1918 г. эту цифру включила
в свою избирательную программу лейбористская партия. Во Франции
в 1920 г. министр «освобожденных областей» Луи Лушер считал
необходимым построить 500 тыс. квартир или небольших домов, рассчитанных на
одну семью, тогда как современник Лушера — Рислер называл вдвое
большую цифру (т. е. 1 млн. жилищ), поскольку он включал в свои расчеты
250 тыс. жилых помещений, намечавшихся к ликвидации в трущобных
районах больших городов Франции. В Германии, где жилищному
строительству придавалось значение фактора, при помощи которого надеялись
повысить прирост населения и тем самым «спасти» германскую нацию,
жилищная программа исчислялась в 1400 тыс. жилищ. Если принять во
внимание посемейное заселение квартир при коэффициенте семейности
пять человек, то жилищно-строительные программы Великобритании,
Франции и Германии предполагали переселение 17 млн. человек в
благоустроенные жилища, что было бы равноценно созданию 170 новых городов
по 100 тыс. жителей в каждом.
Само собой разумеется, что справиться с этой чрезвычайно крупной
строительной задачей было отнюдь не легко. Трудности ликвидации жилищного
кризиса возросли не только в связи с концентрацией населения в городах
и военными разрушениями. Они обострились вследствие экономического
кризиса, поразившего в 1920 г. почти все страны. Но основная причина,
тормозившая жилищное строительство, заключалась в его коренной
перестройке — в переходе инициативы от частных застройщиков к
государственным и общественным организациям.
Длительное превышение спроса над предложением, характерное для
периода войны, привело к падению курса валюты. В общем потоке
вздорожания цен стала быстро подниматься и квартирная плата. Однако, боясь
народного возмущения, правительства буржуазных государств были
вынуждены ограничить квартирную плату, тем более что обнищавшие
рабочие, а также семьи мобилизованных и беженцы оказались
несостоятельными нанимателями квартир2. Но установление предельных цен на
квартиры оттолкнуло частных застройщиков, так как жилищное строительство
стало недостаточно рентабельным. В таких условиях и пришлось
государственным и общественным органам принять на себя тяжелую миссию
ликвидации жилищного кризиса.
Организация массового жилищного строительства на общественных
началах принимала в разных странах разнообразные формы. В Англии, Дании,
Швеции и Нидерландах главную роль играли муниципальные власти;
1 Bulletin du ministere du Travail.
Paris, 1921.
B 1922 г. были сделаны, однако,
более точные подсчеты, согласно
которым число разрушенных и
полуразрушенных домов
исчислялось 703 тыс.
2 Первый «протекционистский»
закон, защищавший интересы
квартиронанимателей, был введен
в Англии в 1915 г. В последующие
годы аналогичные законы,
запрещавшие повышать
квартирную плату выше
установленного уровня,
появились почти во всех
европейских странах.


Первая мировая война
и послевоенное восстановительное строительство
45
в других странах преобладала инициатива кооперативных объединений и
союзов, которые опирались как на средства пайщиков, так и на
государственные субсидии и банковский кредит. Муниципалитеты и союзы
застройщиков проводили тщательный учет жилищных потребностей
населения, что давало исходные цифры для определения строительных программ;
они же устанавливали общественный контроль как над финансами, так и
над исполнением строительных работ. Предстоящая массовая застройка
городов дала возможность объединить представителей узких строительных
специальностей в крупные комплексные организации, включавшие все виды
строительных работ, начиная с возведения стен и перекрытий и кончая
благоустройством и отделкой интерьеров. В своем стремлении к удешевлению
построек крупные строительные организации добивались централизован-
1 000 000
ной заготовки материалов и конструктивных элементов зданий и,
наконец, широко начали применять стандартизацию жилых домов. Однако все
эти, безусловно, прогрессивные мероприятия встречались с
непреодолимыми препятствиями, в силу чего предварительно составленные планы
жилищного строительства приходилось перманентно сокращать.
Выше уже говорилось, что английский жилищный план, поддержанный
лейбористами, предусматривал строительство 1 млн. жилых домов для
рабочих и малоимущих слоев населения с затратами в 250 млн. ф. ст.1.
Таким образом, при осуществлении плана лейбористов в Англии был бы
построен второй Лондон с населением 4—5 млн. жителей. Но, правильно
отражая насущные жилищные потребности страны, план лейбористов не
был реальным в то трудное для Англии время. Поэтому, как только
закончились выборы и сформировалось коалиционное правительство Ллойд-
Джорджа, программа жилищного строительства была пересмотрена и
урезана вдвое. В апреле 1919 г. министр здравоохранения Англии доктор Ад-
дисон представил на утверждение парламента новую программу и смету
в объеме 500 тыс. жилых домов при затратах 130 млн. ф. ст. Насколько
план Аддисона казался государственно важным мероприятием,
свидетельствует тронная речь короля Георга V, в которой он прямо заявил
о начавшемся наступлении на трущобы и «необходимости решения
жилищного вопроса как основы всего социального прогресса страны» 2.
Вышедший в июле 1919 г. закон о жилищном строительстве и планировке
городов должен был обеспечить исполнение этой второй
общегосударственной строительной программы Англии в трехлетний срок.
Но жизнь показала иное. Несмотря на все усилия строительных
организаций, уже через 1,5 года стало ясно, что Англия не в состоянии выполнить
утвержденной жилищной программы. К февралю 1921 г. было заложено
65,6 тыс. домов, а полностью закончено только 11,5 тыс. (см. рисунок,
помещенный на данной странице). Провал английских
жилищно-строительных планов заставил Аддисона подать в отставку. Начавшийся в
1920 г. кризис производства и необходимость ежегодно выплачивать до
400 млн. ф. ст. в погашение военных долгов привели к еще большему сокра-
Крушение
государственных
планов жилищного
строительства
в послевоенной
Англии. Слева направо:
число жилых домов,
обещанных
лейбористами во время
парламентских
выборов 1918 г.; объем
жилищного
строительства,
намеченный министром
здравоохранения
Аддисоном (1919 г.);
план, утвержденный
в 1921 г.,
и количество
фактически
построенных к этому
времени зданий
1 Приведенные цифры были
определены еще в 1917 г.
Объединенным комитетом
трудовых проблем
(A million new houses after the
war. London, 1917).
2 European housing problems since
the war. 1914-1923. Geneva, 1924,
p. 74.


Возникновение новых тенденций в развитии городов
в начале XX в.
46
щению жилищного строительства в Англии. Преемник Аддисона сократил
третью общегосударственную программу (против 1919 г.) еще в 2 раза (до
215 тыс. жилых домов), но и она осталась бы также невыполненной, если
бы не удалось привлечь к строительству частный капитал. Так
постепенно сворачивалось и угасало английское наступление на трущобы.
Во Франции послевоенное жилищное строительство концентрировалось
в Парижском районе и на севере страны, где шло восстановление
разрушенных промышленных центров. Однако, несмотря на усилия
правительства и общественных организаций, овладеть намеченными темпами
строителям не удалось. Так, например, в департаменте Соммы, где города
потерпели тяжелые разрушения, жилищные потребности исчислялись в 40 тыс.
домов, тогда как к 1921 г. там было построено только 20 645 жилищ,
причем все они представляли собой лишь примитивные временные помещения
из дерева и рифленого железа. В Эльзасе и Лотарингии к концу 1922 г.
было также восстановлено менее половины разрушенного жилого фонда.
Еще нагляднее было отставание жилищного строительства от
утвержденных правительством программ в столице Франции. Накануне первой
мировой войны в Париже ежегодно строилось до 10 тыс. жилых домов в
среднем. Во время войны жилищное строительство практически снизилось
почти до нуля. Но в связи с демобилизацией огромной армии, увеличением
числа браков (возросшего примерно в 2 раза) и притоком рабочей силы из
провинции население Парижа стало сильно возрастать, тем самым
повышая потребности в жилище.
Обследование жилого фонда, проведенное в 1922 г. Парижским
муниципалитетом, вскрыло следующую картину1: в просторных квартирах (пять
комнат и более) проживало только около 1% населения; 66% семей
занимали кваршры в одну — три комнаты, а 33% ютились в однокомнатных
квартирах. Следует отметить, что значительная часть жителей Парижа
населяла гостиницы и так называемые меблированные комнаты,
абсолютное число которых выросло в 2 раза по сравнению с довоенным временем.
Социальные контрасты Парижа обнаружились особенно ярко, когда
официальная статистика зафиксировала 2000 семей, постоянно занимавших
убогие койки в ночных приютах, и свыше 1000 семей (т. е. около 5 тыс.
человек, среди которых были и дети), живших в фургонах, на лодках,
в импровизированных времянках и других нежилых помещениях. По
окончании войны общая потребность в квартирах определялась для Парижа
в 50 тыс.*, но, несмотря на это, Парижский муниципалитет нашел
возможным утвердить строительный план только на 14 тыс. квартир. Интересна
дискуссия, происходившая по поводу размещения нового жилищного
строительства тотчас же по окончании войны. Большая часть предложений
касалась застройки на месте уничтоженного к этому времени пояса
внешних городских укреплений2. Согласно одному из проектов, составленных
для этого пояса, на участке 37 га предполагалось построить 250 шести-
семиэтажных домов, вмещавших 12 300 квартир, где можно было
разместить около 50 тыс. жителей. Но муниципальный совет Парижа отклонил
это предложение. Застройка внешнего городского кольца вызвала
спекулятивную горячку. В погоне за эксплуатацией земли здесь допустили
чрезмерную плотность застройки, в результате чего парижское кольцо стало
превращаться в почти непроницаемый каменный барьер.
Таким образом, жилищный кризис Парижа, как и других больших городов
Франции, не только не был изжит, но не было даже достигнуто ощутимого
его ослабления. Спустя 10 лет после начала реализации узаконенного
парламентом плана Лушера известный французский экономист Пьер Бурдэ
отмечал3, что для того, чтобы достичь довоенного уровня в обеспечении
Франции жилыми домами, необходимо еще 15 лет ежегодно строить по
200 тыс. жилищ. Отсюда становится понятным, насколько неточными были
строительные прогнозы и насколько трудной была борьба с жилищным
кризисом в условиях капиталистических стран.
В послевоенной Германии жилищный кризис ощущался еще более остро,
чем в Англии и Франции. Напуганное нараставшим революционным
движением имперское правительство пыталось придать борьбе с жилищным
кризисом большое политическое значение. Многообещающий
декларативный характер жилищной политики отразился в так называемой
Федеральной конституции, которая была провозглашена в августе 1919 г. В консти-
1 Bulletin municipal officiel
de Paris. Paris, 1922.
* Доклад Эмиля Дево в
муниципальном совете Парижа
(Le Peuple, 1923, 8 Janvier).
2 Парижские укрепления,
созданные в 1840-х годах, было
решено уничтожить еще накануне
войны по постановлению
муниципалитета (1914 г.); но
реализовано это решение было
в 1919 г., т. е. после заключения
перемирия, когда появилась
дешевая рабочая сила из состава
демобилизованных солдат.
3 Bourdeux P. Legislation, voies et
moyens.— L'architecture
d'aujour'hui, 1935, №. 6, p. 51.


Первая мировая война
и послевоенное восстановительное строительство
47
туции говорилось, что одной из главных целей государственной политики
Германии должно быть «обеспечение здоровым жилищем каждого немца
и расселение каждой немецкой семьи соответственно ее потребностям,
в особенности многодетных семей».
По сравнению с Англией и Францией немецкие жилищно-строительные
планы казались лучше подготовленными, а сама организация
строительства (с привлечением государственных, общественных и частных
застройщиков) выглядела многообещающе. И тем не менее в течение четырех
с лишним лет после подписания Версальского мирного договора Германия
не смогла сдвинуться с мертвой точки. Главной причиной
продолжительного строительного застоя являлось тяжелое экономическое положение
страны. Германия потеряла в результате войны как весьма продуктивные
Париж.
Застройка на месте
земляных валов,
уничтоженных
согласно закону
1919 г. Высокая
стоимость земельных
участков и
лихорадочная
спекуляция ими
способствовали
повышению плотности
и этажности застройки
районы, так и сырьевые базы. Тяжелым бременем лежал на Веймарской
республике государственный долг (264 млрд. марок), к которому
прибавились теперь репарационные платежи в размере 132 млрд. марок. Оккупация
франко-бельгийскими войсками Рурской области (1923 г.), где
сосредоточивалось до 88% всей германской добычи угля и до 70% выплавки чугуна,
явилась кульминационным пунктом послевоенных потрясений германской
экономики, вдобавок еще подрывавшейся катастрофической инфляцией
марки. Голод и необходимость перестройки промышленности с военных
заказов на мирные отодвинули реализацию жилищной программы на
второй план. Даже в столице Германии — Берлине строительство велось
крайне вяло. Чтобы понять тот огромный разрыв, который отделял потребности
от возможностей, достаточно сказать, что из всего объема жилого фонда,
намеченного к строительству в размере 206 392 квартир, муниципальное
управление смогло построить 7310 квартир. Фактически с 1919 по 1922 г.
в Берлине было построено (без Шенеберга и Вильмерсдорфа) только 39
домов, в которых размещалось 1145 квартир. Еще более острым был
жилищный кризис в промышленных районах Германии, где до середины 20-х
годов не было возможности развернуть жилищное строительство 1.
1 Так, например, в Мерзебурге
(центре саксонской химической
и машиностроительной
индустрии) за годы войны было
нанято на работу около
20 тыс. рабочих, тогда как
жилищем могли обеспечить
только 1500 человек, в результате
чего рабочие расселились
в окрестных населенных пунктах
на расстоянии 20 и даже 30 км от
заводов.


Возникновение новых тенденций в развитии городов
в начале XX в.
Еще менее значительными были планы и достижения в области
жилищного строительства в остальных странах Западной Европы (исключая
Швецию, Швейцарию, отчасти Данию и Нидерланды). Но особенно отставала
в жилищном строительстве Италия. Несмотря на то, что Италия
принадлежала к числу держав-победительниц, ее послевоенная экономика
оказалась настолько подорванной, что ни о каких широко проводимых
градостроительных мероприятиях не могло быть и речи. В 1922 г. в обстановке
чрезвычайно обострившейся классовой борьбы итальянская буржуазия
пошла на крайний и трагический для Италии шаг — установление
фашистской диктатуры. А при наличии диктаторского режима Муссолини
ослабились все демократические созидательные мероприятия и, наоборот,
возобладало показное, агитационное строительство, открыто прославлявшее
фашизм. Италия, более чем какая бы то ни было из европейских стран,
нуждалась в создании дешевого и в то же время хотя бы минимально
благоустроенного жилища для рабочих, но именно эта проблема и находилась
в забвении. В плотно застроенных старых городах Италии, таких, как Рим,
Неаполь или Генуя, рабочие заселяли старинные многоэтажные каменные
дома на узких улицах, подобных ущельям. Вечная полутьма, царившая и
на улицах, и в жилых помещениях, отсутствие вентиляции, центрального
отопления и мест для просушки белья снижали благоустройство рабочего
жилища до уровня средних веков.
Своеобразно протекало жилищное строительство в Соединенных Штатах
Америки. Обогатившаяся на войне и вышедшая из нее с небольшими
людскими потерями, эта страна, казалось, имела все возможности вести
большие градостроительные работы. Однако займы, предоставленные
пострадавшим во время войны европейским странам, снижали строительную
активность Америки. Американская жилищная архитектура послевоенного
периода почти вовсе утратила конкретного заказчика и фактически
работала на обезличенный рынок. В центре внимания архитекторов находился
индивидуальный коттедж, рассчитанный на покупателей из городской
мелкобуржуазной среды, интеллигенции и ближайшего к городу фермерства.
Вилла, предназначенная для крупных буржуа, несмотря на численную
ограниченность этой социальной прослойки, также служила
распространенным объектом проектирования. Что же касается проблемы рабочего
жилища, то она занимала последнее место в творчестве архитекторов и
далеко уступала в постановке ее в Великобритании, Франции и Германии.
Обладая высокоразвитой строительной индустрией, дававшей возможность
применять экскаваторы, подъемные краны, разнообразные конструкции и
новые строительные материалы, вплоть до пластических масс, американцы
тем не менее остались на уровне полуремесленного, «штучного»
производства жилых домов. Отсутствие широкого общегосударственного
планирования, контроля и, главное, осознанной необходимости повести решительное
наступление на рабочие окраины-трущобы привело к тому, что
Соединенные Штаты Америки не сыграли решающей роли в главнейшей области
градостроительного дела — в жилищном строительстве.
Но как же размещали новые дома, построенные по государственным
жилищным программам, в больших городах Европы? Здесь следует отметить
два направления: замену обветшавших домов новыми на территории
сложившихся кварталов, в результате чего получалось распыленное
размещение жилого фонда, и концентрированное размещение новой застройки.
Однако при всех своих преимуществах в смысле создания крупных жилых
массивов и этот последний прием не принес существенного улучшения
гигиенических условий в городах, так как новые благоустроенные поселки
размещались лишь на свободных территориях, а не заменяли собой
трущоб. Организованного наступления на трущобы не получилось даже в
Англии, несмотря на упомянутую многообещавшую речь короля. Лондонские
Степней и Поплер, известные всему миру своими трущобами, вплотную
примыкающими к Тауэру и низовью Темзы, район парижской
Венецианской улицы, как и восточные индустриальные кварталы столицы Франции,
а также «засоренные» мелкими предприятиями верховья Шпрее в Берлине
вплоть до середины 20-х годов так и остались абсолютно нетронутыми.
Размещение и без того урезанного жилищного строительства пошло по
линии наименьшего сопротивления, что отодвинуло на неопределенное
будущее решение проблемы ликвидации трущоб.


Первая мировая война
и послевоенное восстановительное строительство
49
Законы, изданные в Англии, Франции и других странах как до войны, так
и в первые послевоенные годы, по преимуществу касались жилищного
строительства, с которым отождествлялось городское строительство
вообще. Но, несмотря на всю значимость жилищной проблемы, она далеко не
исчерпывала всех тех строительно-технических и
архитектурно-художественных мероприятий, в результате которых формируется город.
Жилищный кризис в послевоенный период затмил собой проблему строительства
необходимых общественных зданий, торговых и культурных центров
городов и тем более проблему планировки города в целом. Поэтому
архитекторы в этот период как бы «грызли города по частям», занимаясь от случая
к случаю проектами пробивки той или иной улицы с целью улучшения
городского движения, или, отвечая потребностям жилищного
строительства, планировали ту или иную группу кварталов под застройку жилыми
домами. Из планировочных работ, завершенных в первой половине 20-х
годов, заслуживают упоминания проекты поселков на окраинах Берлина и
Ганновера, где сильно выросшие жилые кварталы дали возможность
освободить их середину и впервые применить размещенную в зелени
«строчную» застройку.
В 1920 г. по инициативе Эбенизера Говарда близ Лондона был основан
второй город-сад — Велвин. Однако, несмотря на целый ряд планировочных
достоинств этого города, автору проекта Луи де Суассону не удалось
превзойти прототип городов-садов Англии, т. е. Лечворт.
Ни одного принципиально нового приема планировки и застройки Велвин
не дал и, так же как и Лечворт, заселялся крайне медленно, поскольку
лишь очень немногие владельцы заводов соглашались покинуть Лондон.
Проблема районной планировки зародилась на почве интенсивного
развития производительных сил в промышленно развитых и перенаселенных
странах. Беспорядочное размещение фабрик и заводов, вытеснявших
сельскохозяйственные угодья и леса в окрестностях больших городов,
неудачная прокладка железных и шоссейных дорог, нарушения гигиенических
норм при размещении водозаборов, свалок и полей орошения — все это
привело к тому, что на обширных территориях условия для расселения
стали неблагоприятными. Уже к концу XIX в. в некоторых
индустриальных районах Англии, Франции, Германии и США полностью исчезла
местная фауна и сильно пострадала флора. Когда в Центральной Англии
появилась зона «черной земли» с бесплодной почвой и потерявшим всякую
эстетическую привлекательность пейзажем, в различных социальных и
профессиональных кругах заговорили о необходимости планомерного
развития производительных сил и о мероприятиях по охране природы. Однако
сделать это в условиях частной собственности на орудия и средства
производства было чрезвычайно трудно. Поэтому потребовались целые
десятилетия, чтобы, вооружившись научными концепциями и первыми опытами
нарождавшейся «районной планировки», завоевать ей поддержку в
парламентах и правительственных кругах.
Возникновение районной планировки (от которой нельзя отрывать
мероприятий по охране, восстановлению и улучшению ландшафта) означало
открытие новой государственно важной и вместе с тем необычайно
сложной сферы созидательной деятельности не только для специалистов
городского и сельского хозяйства, но и для архитекторов, поскольку на них
непосредственно и ложилась задача рациональной и эстетически
выразительной организации обширных ландшафтов. В этой новой области
архитектуры, примыкающей к градостроительству, но превосходящей его
грандиозностью своих масштабов, самую выдающуюся роль сыграл английский
архитектор-планировщик Патрик Аберкромби. Его считают
основоположником районной планировки; однако при сопоставлении дат тех
практических мероприятий, какие проводились по районной планировке в
послевоенной Англии, Франции и Германии, можно утверждать, что Аберкромби
не был первым, а лишь одним из первых деятелей в этой области. Так,
в 1919 г. Леоном Жоссели был составлен проект планировки Парижского
района в границах департамента Сены; в 1920 г., несмотря на
экономические трудности послевоенного времени, рейхстаг принял решение о
районной планировке всей Рурской области, занимающей 3,5 тыс. км 2 при насе-
Возникновение
районной планировки


Возникновение новых тенденций в развитии городов
в начале XX в.
50
лении 4 млн. человек, тогда как проект планировки Донкастерского
района, составленный Аберкромби, датируется лишь 1922—1925 гг.
История науки не знает таких поистине больших идей и открытий, какие
принадлежали бы целиком только одному автору и даже одной стране.
При тождестве социально-экономических условий и примерно
одинаковом культурном развитии народов прогрессивные идеи как бы «носятся
в воздухе» и получают реализацию одновременно в нескольких странах.
Так, на одной хронологической параллели возникла идея города-сада у
Фритша (Германия) и Говарда (Англия); так же произошло и с районной
планировкой. Но, поскольку Аберкромби обладал наибольшей
подготовленностью к решению экономических, инженерно-технических и
планировочных задач (и, кроме того, еще и прошел школу говардовского учения),
он и возвысился до положения лидера районной планировки.
Анализируя планировку Донкастерского каменноугольного бассейна,
нельзя не отметить большого сходства ее с системой говардовских городов-
садов. Действительно, так же как и у Говарда, в середине созвездия
небольших городов размещается его главный административный и культурный
центр — Донкастер. Аналогично Говарду населенные пункты образуют
вокруг Донкастера равномерное кольцо и связываются с ним радиальными
транспортными коммуникациями. Даже численность населения там и
здесь оказалась приблизительно одинаковой. И тем не менее отмеченное
сходство только формальное, так как ни один из городов-спутников
Донкастера не был городом-садом, а вся система не предназначалась для
«выкачивания» населения из какого бы то ни было города-гиганта.
Донкастерский каменноугольный бассейн— этот первенец английской
районной планировки — далеко уступал Рурской области как в размерах, так
и в сложности решения всей планировочной проблемы уже вследствие
того, что индустриальная база Донкастера была почти однородной.
Планировке подлежали сам город, расположенный на небольшой, но судоходной
реке Дон, и связанные с ним промышленные поселки, возникавшие близ
новых шахт глубокого заложения. В задачи Аберкромби входили: 1)
определение численности населения во всех городах каменноугольного района
исходя из производственной мощности добывающей и обрабатывающей
промышленности; 2) установление числа поселков, располагаемых близ
шахт; 3) выбор мест для новых населенных пунктов и их планировка;
4) прокладка коммуникаций, связывающих все города и предприятия в
единую систему; 5) расширение и реконструкция центрального города *.
Решая поставленные задачи, Аберкромби расположил в окрестностях
Донкастера 12 хорошо благоустроенных поселков, рассчитанных (в среднем)
на 15 тыс. жителей каждый. Если до начала планировочных работ
население района составляло 140 тыс. человек, то теперь (включая и
центральный город) оно удваивалось. Каждый из поселков предназначался для
обслуживания 10—12 шахт, что обеспечивало ему экономическую
автономию и в то же время давало возможность разместить в них магазины,
амбулатории и разнообразные места развлечений. Но само собой
разумеется, что главную роль в общественной и культурной жизни всей
федерации промышленных поселков играл Донкастер. О влиянии главного города
на окружающие его городки и поселки красноречиво говорит сам
Аберкромби: «Старый город не подавлял их индивидуальную жизнь и не
затмевал ее. Донкастер — это не разбухший город, выпустивший свои
щупальца, нет, это метрополия в самом широком смысле этого слова. Для
высшего образования, для драматического, музыкального и изобразительного
искусства, для важных деловых отношений и для развлечений
расширенный и реконструированный Донкастер предоставляет жителям его
сателлитов широкие возможности»2.
Генеральный план самого Донкастера предопределен местными
топографическими условиями. Территориальное расширение города оказалось
возможным только вдоль реки, поскольку с других сторон город ограничивали
луговые низины и большой ипподром. В целях улучшения судоходства и
превращения Донкастера в постоянно действующий порт проект
предусматривал устройство канала.
Однако градостроительные мероприятия в Донкастерском бассейне
составляли только часть его районной планировки. Будучи инициатором
организации территории в широких географических масштабах, Патрик Абер-
Патрик
Аберкромби
(1879—1957 гг.) —
основоположник
районной, а затем
и национальной
планировки в Англии;
работал над созданием
теоретических основ
ландшафтной
архитектуры.
Известен также и как
автор многочисленных
проектов
реконструкции
Лондона и других
городов
1 В работах над планировкой
Донкастера принял участие
архит. Т. Джонсон.
2 Abercrombie P. Town and
country planning 2-d. ed. London,
New-York, Toronto, 1944, p. 126.


Первая мировая война
и послевоенное восстановительное строительство
51
Территории Англии,
охваченные районной
планировкой
к середине 30-х годов


Возникновение новых тенденций в развитии городов
в начале XX в.
52
кромби обращал особое внимание на планировку территорий между
городами, т. е. на земли сельскохозяйственного назначения с их населенными
пунктами, полями, лесами и системой шоссейных дорог. Эти земли,
постоянно подвергавшиеся экспансии со стороны индустрии и городов, он
считал необходимым защитить и упорядочить в первую очередь. В
соответствии с общим планом района были проложены обсаженные деревьями
радиальные дороги, удобно соединившие города-спутники с центральным
городом. А, кроме того, система поселков получила дополнительную
магистраль в виде специальной кольцевой парковой дороги. Возникновение
этой последней магистрали было событием большой значимости, ибо с
ростом автомобильного транспорта и туризма дороги подобного рода стали
создаваться на всех континентах, особенно в Америке.
Аберкромби. Проект
районной планировки
Донкастерского
каменноугольного
бассейна (1922 г.).
Черным цветом
выделены Донкастер
и окружающие его
поселки; штриховкой
промышленные
территории;
точками — леса.
Шахты показаны
кружками


Первая мировая война
и послевоенное восстановительное строительство
53
Представляет интерес примененное Аберкромби зонирование территории.
В решении этой задачи он продвинулся дальше Говарда, так как
распространил функциональное зонирование на весь географический район.
Территория Донкастерского бассейна была разделена на две зоны:
промышленную и нейтральную. Но если в промышленной зоне запрещалось
всякое жилищное строительство, то в нейтральной при сохранении
довольно значительных сельскохозяйственных угодий (и в первую очередь
пастбищ) размещались населенные пункты, шахты и некоторые
безвредные предприятия. Все это составило в совокупности единую систему,
имеющую неоспоримые утилитарные и эстетические достоинства.
На географической карте Британских островов Донкастер занимает весьма
скромное положение. Но между тем он сыграл очень крупную роль в
развитии градостроительного искусства, так как именно отсюда и начала свое
победное шествие районная планировка. В процессе работы над Донкас-
терским районом Аберкромби впервые столкнулся с необходимостью
проводить всесторонние предварительные обследования территории с точки
зрения геологии и почвоведения, дендрологии и ботаники, экономической
географии и истории края, заканчивая этот процесс изучением
эстетических особенностей городского и сельского пейзажа. Неоценимой заслугой
Аберкромби явилось то, что он возвысил сельскую планировку до уровня
городской, побудив английский парламент издать по этому поводу
специальный закон 1. Почти тотчас же после выхода в свет пояснительной
записки по донкастерскому проекту2 началась районная планировка
Нью-Йорка, охватившая территорию в 8 тыс. км 2, а вслед за ней и
планировка Большого Лондона. В процессе выполнения этих проектов при
непосредственном или косвенном участии Аберкромби сложились
научные основы этой широчайшей области архитектуры. Вот почему
планировка такого скромного промышленного района, как Донкастер, так
прочно заняла свое место в истории градостроительства XX в.
1 Речь идет об утвержденном
парламентом в 1932 г. «Законе о
планировке городов и сельских
местностей».
2 Abercrombie P. The Doncaster
regional planning Sheme.
Liverpool, London, 1922.


Часть вторая
Основные
направления в теории и практике
градостроительства
20-х и 30-х годов
Жилищное строительство и эволюция
городского квартала
59
Городские общественные центры
83
Поиски новых форм расселения
и градостроительные утопии
100
Организация мест отдыха за пределами больших городов
и мероприятия по охране природы
114
Возникновение
новой градостроительной эстетики
150


56
Пятилетний период между 1924 и 1929 гг. вошел в мировую историю под
названием периода «относительной» (или «частичной») стабилизации
капитализма. Экономика европейских стран в это время достигла довоенного
уровня, а в некоторых отраслях промышленности и в торговле даже
превзошла его. Вместе с тем развитие производительных сил
капиталистического мира протекало неравномерно. Особенно бурно развивались новые
отрасли индустрии, в первую очередь автомобилестроение и производство
самолетов, тогда как старые отрасли добывающей и обрабатывающей
промышленности далеко уступали им. Все более возраставшая выработка
электроэнергии и расширявшаяся разработка нефтеносных месторождений
произвели целый переворот в промышленной и транспортной энергетике.
В высокогорных районах Центральной Европы появились целые каскады
гидроэлектростанций, положивших начало электрификации прилегающих
стран. Так, система альпийских электростанций послужила энергетической
базой для дальнейшего развития промышленных районов юго-восточной
Франции, Швейцарии и северной Италии. В равной мере перешли на
электроснабжение многие предприятия Австрии и южной Германии. Что же
касается Англии, то и в этой обеспеченной углем стране после сооружения
общебританской высоковольтной системы передач (1926—1933 гг.)
электричество стало основной энергетической базой 1. Однако в отличие от
Центральной Европы источником получения электроэнергии в Англии служил
ее природный каменный уголь.
Применение высоковольтных линий и нефтепроводов открыло широкие
возможности в географическом размещении промышленных предприятий.
Автомобильные и авиационные заводы, как и обслуживавшие их
предприятия (по электрооборудованию, изготовлению шин, лаков, красок и
др.), органически тяготели к крупным промышленным центрам и городам
столичного масштаба, где имелась техническая интеллигенция и дешевая
рабочая сила. Оценив эти преимущества, инициаторы французского
автомобилестроения Рено, Ситройен и Вуазен разместили свои большие заводы
в окрестностях Парижа. Крупнейшая автомобильная фирма Италии —
ФИАТ — построила свой гигантский завод в Турине, находящемся в сфере
действия альпийских гидроэлектрических станций, тогда как немецкие и
английские предприятия подобного рода разместились близ Берлина и
Лондона 2.
Развитие производительных сил не могло не стимулировать роста
городского населения. Однако по сравнению с довоенным периодом темпы роста
населения в географических границах главных промышленных стран
заметно снизились. Так, например, городское население Англии с 1920 по
1930 г. возросло только на 1%, во Франции — на 2%, в Германии — на 3%
и даже в наиболее быстро развивавшейся стране капиталистического
мира — в Соединенных Штатах Америки—городское население в целом
увеличилось лишь на 5 %. И тем не менее большие города в этих странах
продолжали расти весьма интенсивно, что объяснялось перераспределением
населения между городами. Города, в которых концентрировались новые
отрасли производства, привлекали к себе кадры рабочих из «отмиравших»
индустриальных центров. Существенным фактором роста населения
больших городов являлось также и увеличение числа служащих как на
производстве, так и в системе бытового обслуживания населения. Вот почему
1 Добров А. С. Великобритания.
Экономическая география. М.,
1955, с. 170.
2 На территории Большого
Лондона в 1925—1930 гг. было
построено несколько десятков
автомобильных заводов. Среди
них заслушивают упоминания
предприятия таких крупнейших
фирм, как «Остин Моторс»,
«Форд Моторс», «Бриггс Моторс
Бодис» (два последние в
Дагенеме, находящемся в
восточной части Лондона), а
также «Воксхолл Моторс» на
севере Лондона и заводы
«Ассошиейтед Эквипмент
компани» в Саутолле,
находящемся в западной части
Большого Лондона. Кроме того,
в окрестностях Лондона
сосредоточились почти все
авиационные заводы
Великобритании.


Жилищное строительство и эволюция
городского квартала
57
за 15 лет, прошедших после подписания Версальского мирного договора,
население 60 крупнейших городов 1 Великобритании, Франции, Италии и
Германии увеличилось на 4627 тыс. человек, т. е. прирост 15% по
отношению к 1920 г. В остальных странах Западной Европы население больших
городов выросло на 19%. В США население больших городов возрастало
гораздо интенсивнее, чем в Европе. За 15 лет число жителей в них
увеличилось на 28%. Но поистине рекордные цифры прироста населения
обнаружились в это время (и особенно в начале 30-х годов) в больших городах
Азии, Африки, Австралии и Латинской Америки. Промышленные центры
колоний и полуколоний и в первую очередь их столицы, с избытком
располагавшие дешевой рабочей силой, выросли на 40, 60, 70 и даже 80%.
Таковыми оказались Иоганнесбург, Касабланка, Сайгон, Джакарта,
Гавана и др. Причиной этого гигантского, далеко опередившего Европу
относительного роста городов служил нараставший экспорт капиталов. Хотя
правительства империалистических государств в целях удержания своих
колониальных владений и не стремились к активному развитию их
производительных сил, но остановить его они уже не могли. Если в XVI в., т. е.
в начале колониальной экспансии европейцев, колонии являлись
объектами опустошительного грабежа, а в XVIII—XIX столетиях они
превратились в рынки сырья и сбыта готовой продукции, произведенной в
метрополиях, то в XX в. наряду с предприятиями добывающей индустрии
капиталисты, не находившие возможности развернуть свою деятельность
в метрополиях, стали инициаторами строительства предприятий
обрабатывающей промышленности в колониях. Это явление было чревато
угрожающими последствиями для всех колониальных империй, ибо вместе
с развитием производительных сил обострялось
национально-освободительное движение, направленное своим острием против колониального
рабства. Таким образом, картина роста городского населения в разных
странах капиталистического мира была далеко не однородной. Однако
повсеместно как в метрополиях, так и в колониях быстро развивались только
крупные города.
Характеризуя период относительной стабилизации капитализма с точки
зрения его градостроительных возможностей, необходимо отметить, что
Стокгольм
и его окрестности.
Залиты черным
территории,
приобретенные
муниципальными
властями к середине
1920-х годов. Точками
обозначены
государственные
земли. Круги
чередуются через
5 км; во внутреннем
круге — старый город
1 В расчет принимались города
с населением свыше 100 тыс.
жителей.


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
58
в середине 20-х годов положение изменилось к лучшему даже в
побежденных странах, начиная с Германии. При помощи внешних займов и
планомерно проводившегося наступления на экономические интересы рабочего
класса германскому монополистическому капиталу удалось стабилизиро7
вать валюту и достичь значительных успехов в промышленности и
сельском хозяйстве. Большую роль в укреплении германской экономики сыграл
план Дауэса, имевший целью возрождение военного потенциала Германии
для нападения на Советский Союз. Вместе же с расширением
военно-промышленных предприятий Германия получила возможность строить
крупные комплексы жилых и общественных зданий вплоть до создания новых
поселков и реконструкции больших городов.
В противоположность нараставшему могуществу Германии английская и
французская экономика развивалась менее быстрыми темпами. Потеря
командных позиций на мировом рынке (которые постепенно перешли к
Соединенным Штатам Америки) во второй половине 20-х годов стала
совершившимся и необратимым явлением для Англии. Наносила ущерб
английскому бюджету и реакционная внешняя политика правительства
Болдуина, стремившегося к восстановлению германского милитаризма и
проводившего военную интервенцию в Китае (1925—1927 гг.).
Франции еще в правление кабинета Эррио пришлось отозвать войска из
Рурской области, что означало отказ от претензий этой страны на
политическую гегемонию в Европе. Поддержка Францией плана Дауэса,
подавление восстаний в подмандатной Сирии и Рифской республике и, наконец,
внутреннее забастовочное движение — все это ослабляло экономику
страны. И тем не менее Франция, как и Англия, располагала достаточными
ресурсами для проведения больших градостроительных работ.
Вторая половина 20-х годов ознаменовалась резким усилением
градостроительной деятельности в невоевавших странах, в первую очередь в Швеции,
Дании, Швейцарии и Нидерландах; оживилось также строительство в
Чехословакии, Румынии и Польше. Градостроительство в американских
странах, переживавших период экономического подъема, происходило
нараставшими темпами. Так было до осени 1929 г., когда в Соединенных
Штатах Америки разразился кризис сбыта, превратившийся в последующие
годы в мировой экономический кризис.
По степени отрицательного воздействия на экономику кризис 1929 г. был
самым глубоким в истории капитализма 1. Однако он начался не
одновременно во всех странах. Во Франции, например, кризис стал ощущаться
только с 1931 г. Кроме того, он поразил далеко не в равной степени все
отрасли промышленности. И если французская строительная
промышленность сильно пострадала в метрополии2, то колонии Франции еще
оставались способными поглощать капиталы и дешевую рабочую силу. В равной
мере и британская колониальная система, как и колонии Бельгии,
Голландии и других стран, превратилась временно в «громоотвод» для
освободившихся в промышленности и торговле капиталов. Вот почему с начала 30-х
годов так сильно развернулось строительство в доминионах и колониях, а
самый кризис, потрясший экономику капиталистических стран, в
градостроительстве прошел в смягченных формах. Эти обстоятельства и дают
возможность рассматривать историю градостроительства второй половины
20-х и 30-х годов в одном общем очерке.
1 По подсчетам Е. С. Варга,
экономика капиталистического
мира в целом была отброшена
в результате кризиса 1929 г.
к уровню 1908—1909 гг.
(Варга Е. С. Современный
капитализм и экономические
кризисы. М., 1963, с. 41).
2 По поводу кризиса
французской строительной
промышленности и безработицы
среди архитекторов,
производителей работ и рабочих
интересные данные сообщали
Жорж Прад и Буше в письмах,
опубликованных на страницах
журнала L'architecture
d'aujourd'hui, 1936, № 1.


59
1. Жилищное строительство и эволюция
городского квартала
К началу периода стабилизации капитализма жилищный кризис в Европе
далеко еще не был изжит. В условиях продолжавшегося роста численности
городского населения во Франции и еще более в Англии, Германии и
Италии необходимо было принятие решительных мер. К 1935 г. население
этих стран выросло на 15,5 млн., что требовало строительства нескольких
миллионов жилищ, не считая замены тех антисанитарных домов, которые
наполняли трущобные городские районы.
В целях ликвидации жилищного кризиса в Великобритании в 1924 г. был
принят план Уэстли, согласно которому в последующие годы было
построено 450 857 квартир. Получивший одобрение парламента в 1930 г. план
Гринвуда предусматривал строительство 6944 жилых помещений. Если
к этим цифрам присоединить 800 тыс. жилищ, построенных частными
лицами, то вместе со строительством по планам Аддисона и Чемберлена
Англия приобрела за 15 лет, т. е. к 1935 г., 1 909 669 новых жилищ 1.
В Германии до 1925 г. ежегодно строили по 100 тыс. квартир, тогда как на
два последующих пятилетия было решено увеличить годовые планы до
250 тыс. квартир, что в совокупности составило в середине 30-х годов около
3 млн. жилищ2. Нижеприведенная хронологическая таблица по
жилищному строительству, составленная Международным бюро труда, дает
возможность сравнивать строительство жилищ в Германии, Англии и Италии
на протяжении шести лет (с 1924 по 1929 гг. включительно).
Жилищный кризис
и новые строительные
программы
в европейских странах
Годы
1924
1925
1926
1927
1928
1929
Англия
136 889
173 426
217 629
238 914
169 532
202 060
Число жилищ
Германия
106 502
178 950
205 793
288 635
309 762
317 682
Италия
71228
98128
67 000
58 436
100 449
—
На фоне общего подъема жилищно-строительной деятельности в Европе
Франция сильно отставала от других великих держав. В то время как
ежегодная потребность страны выражалась в 200 тыс. квартир, Франция за
15 послевоенных лет построила только 240 тыс. квартир, т. е. меньше, чем
строила Германия в один год. Превзойдя все прочие государства
Западной Европы и Америки в числе новых зрелищных сооружений, а также
в строительстве санаториев, больничных городков, учебных заведений и
других общественных зданий и достигнув, наконец, высокого технического
и художественного уровня этих построек, Франция оказалась на одном из
последних мест в решении существенной для нее жилищной проблемы. Что
же касается Соединенных Штатов Америки, то бурное развитие
жилищного строительства началось в этой стране лишь после 1925 г., когда была
отменена экономическая помощь европейским странам, пострадавшим
в войне 3.
Послевоенный период ознаменовался все более нараставшим прониканием
государственно-монополистического капитала в сферу городского
хозяйства, высокооснащенного инженерно-техническим оборудованием. Начало
1 L'architecture d'aujourd'hui, 1935,
№ 6, p. 55.
2 Там же. Общая итоговая цифра
германского жилищного
строительства подтверждается
таблицей, составленной
Екатериной Бауэр
(L'architecture d'aujourd'hui, 1935,
No 6, p. 41).
3 Adams Т. The design of residential
areas. Cambridge, Harvard Univ.
press, 1934, p. 79.


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
60
этого процесса было отмечено В. И. Лениным еще в 1916 г.1. Но к концу
20-х годов финансовый капитал фактически захватил уже все командные
позиции в городе. Главным орудием банков, синдикатов и трестов стали
муниципальные органы, причем финансовый капитал оказался
заинтересованным в повышении уровня благоустройства городов, как и в
улучшении жилищных условий, поскольку то и другое способствовало
возрастанию банковских прибылей.
В период стабилизации капитализма сильно развилась организационная и
строительная активность городских советов. Если государственные и
муниципальные органы проявили инициативу в жилищном строительстве уже
по окончании войны, то теперь они стали постепенно концентрировать
в своих руках городские земли, развивать строительную промышленность
и обобществлять основные виды городского обслуживания, а именно:
транспорт, водоснабжение, газ и т. д.2. Карта, помещенная на с. 57, наглядно
показывает обширность территорий, приобретенных Стокгольмским
муниципалитетом и соседними со столицей коммунами. Вместе с землями,
принадлежавшими «короне» (т. е. государству), они значительно превзошли
земельные владения частных лиц, что позволило городскому совету
Стокгольма уже в 1928 г. принять решение о размещении там массового
жилищного строительства.
Аналогичная аккумуляция городских земель происходила и в других
европейских странах. Так, например, в Германии, согласно данным немецкой
коммунальной статистики, в 1927—1928 гг. удельный вес земель,
принадлежавших муниципалитетам (не считая улиц), составлял во Фрейбурге
61,6%, в Ростоке 75,6%, в Кобленце 52%, во Франкфурте-на-Майне 39,6%
и в Лейпциге 34,9%. Следует отметить, что земельная политика городских
муниципалитетов Германии основывалась на использовании роста
земельной ренты, благодаря которому расходы, связанные с приобретением тер^
риторий, с течением времени всегда окупались. Наряду с этим в некоторых
странах, например в Бельгии и во Франции, наблюдался обратный
процесс, заключавшийся в распродаже городской земельной собственности
частным владельцам.
Конечно, попытка концентрации городских земель в руках
государственных и общественных органов была прогрессивным явлением. Но земельные
накопления еще не носили планомерного характера. Приобретались в
основном загородные сравнительно недорогие территории, тогда как земли,
находившиеся в муниципальной черте, были не по средствам городским
управлениям3. Естественно, что контроль за их планировкой и застройкой
был крайне затруднителен. Это обстоятельство осложнялось еще и тем,
что действовавшие в качестве законов градостроительные правила были
введены еще в довоенный период и служили главным образом
частновладельческим интересам, допуская к выгоде застройщиков максимальное
использование земельных участков.
1 Ленин В. И. Империализм, как
высшая стадия капитализма.
Поли. собр. соч., т. 27, с. 299—426.
2 Переход коммунальных
предприятий от частных
владельцев к городским
общественным организациям
сопровождался образованием
специальных учреждений по
управлению отдельными
отраслями городского хозяйства.
Так, еще в 1902 г. был образован
Совет по водоснабжению
Лондона. В 1925 г. в том же
Лондоне учредили Управление
электростанциями, а в 1933 г.—
Совет по делам пассажирского
транспорта.
3 В некоторых странах, например
в Германии, были сделаны
попытки создания так называемой
«ограниченной собственности» на
землю, т. е. над частными
землевладениями, пригодными
под застройку, устанавливался
контроль как за их
парцеллированием, так и за
характером их использования.
Право это было зафиксировано
в законе .Gesezt tiber die
Aufschlissung von
Wohnsiedlungsgebiet vom 22 Sept.
1933. Preuss. Подобные законы
были приняты и во Франции.
(La loi du 14 mars 1919-14 juillet
1924 sur amenagement, l'extension
et Pembellissement des villes).
Они обязывали собственников
представлять план
застраиваемого участка на
утверждение местной
администрации, однако
официальная анкета 1927 г.
обнаружила только в одном
Париже 175 тыс. участков,
распланированных и застроенных
самовольно. При обследовании
выяснилось, что они относились
к категории непригодных под
застройку.
В конце XIX в. Берлинский строительный регулятив узаконил
строительство многоэтажных жилых домов с очень небольшими внутренними
световыми дворами. Этот закон породил всем известные дома-казармы, которые
превратили жилые кварталы Берлина в каменные мешки, лишенные
воздуха и света. Застроенная поверхность земли достигала здесь 85, а иногда
и 90%. Застройка подобного рода встречалась и в других городах
Западной Европы и Америки. Так, например, в Париже в 20-е и даже в начале
30-х годов действовали старые нормы, согласно которым минимальная
площадь внутренних дворов устанавливалась 30 м2, а если во двор выходили
только подсобные помещения (включая и комнаты прислуги), допускалось
снижение площади двора до 8 м2*. Не лучше обстояло дело и в крупных
городах США,в центрах которых также размещалась чрезвычайно плотная
застройка. В Нью-Йорке, например, для районов, застроенных
пятиэтажными домами, допускался размер внутренних дворов 12 X 24 фута (т. е.
26 м2). Само собой разумеется, что такие дворы не давали возможности
ргспользовать их для общественных целей.
Приведенные примеры с достаточной убедительностью показывают, что
условия жизни в городах капиталистических стран далеко не отвечали
санитарно-гигиеническим требованиям. Было совершенно очевидно, что
Эволюция планировки
и застройки жилого
квартала.
Эксперименты О. Рея,
В. Гропиуса
и Ле Корбюзье
* Reglement sur les hauteurs et
les sail lies des batiments dans la
ville be Paris 18 sept. 1902. Arrete
du 22 Juin, 1904.


Жилищное строительство и эволюция
городского квартала
61
при таком положении могут даже пошатнуться экономические основы
частного домовладения, ибо, продолжая строить дома-казармы и не внося
в них существенных усовершенствований, застройщики-буржуа рисковали
в конечном счете растерять свою клиентуру. Наиболее обеспеченные
жители уже стремились к переселению за пределы городов, где в
благоприятной природной среде начали возникать фешенебельные буржуазные
виллы. Беднейшее население также искало себе пристанище в дешевых
пригородных поселках. Что же касается так называемых «людей среднего
достатка» (т. е. представителей рабочей аристократии, мелкой буржуазии
и служащих), то и их требования к жилищному комфорту значительно
повысились.
Эти обстоятельства были ясны не только представителям государственной
и муниципальной власти, но и архитекторам. Однако архитектурная среда
того времени была крайне неоднородной по своему составу. Архитекторы
разделялись на два антагонистических лагеря: на консервативно
настроенных представителей старого поколения и на архитекторов новой
формации, пытавшихся найти выход из создавшегося положения 1. Основная
масса архитекторов-практиков, боясь потерять источник своего дохода в виде
частных заказов, продолжала идти на поводу у застройщиков, проявляя
удивительную изобретательность в своем стремлении к максимальному
использованию земельных участков. Это типично эксплуататорская
тенденция нашла себе ярых защитников в лице некоторых американских и
французских архитекторов, среди которых в послевоенный период
особенно выделялся Анри Соваж — автор многочисленных доходных домов в
Париже.
Еще накануне войны Соваж изобрел своеобразный тип многоэтажного
ступенчатого жилого дома, который покрывал собой всю поверхность
квартала, давая тем самым стопроцентную плотность застройки. Особенность
этого дома-квартала заключалась в том, что фасадные стены каждого
верхнего этажа отступали от нижнего в глубь квартала. Уступы позволяли
Соважу строить многоэтажные дома на узких парижских улицах без
нарушения правил инсоляции. Сам по себе этот прием застройки (скорее
спекулятивный трюк) не был новым явлением в Париже. Строительство
мансардных этажей, начавшееся сразу после отмены регулятивов барона Ос-
смана в 1884 г.2, уже было шагом, сделанным в этом направлении. Соваж
просто довел данный тип застройки до крайности, превратив жилой дом
в целый квартал. Он применил ступенчатость не только для мансардных,
но и для всех без исключения этажей. Внутри домов Соважа, отдаленно
напоминавших своим внешним видом надгробные сооружения древнего
Востока, размещались, как правило, бассейны, над которыми в свою
очередь нависали верхние этажи, обращенные подсобными помещениями
к узкой центральной световой шахте. Построив несколько ступенчатых
домов в различных районах Парижа, Анри Соваж выступил в конце 20-х
годов с проектом гигантского отеля, занимавшего территорию целого
квартала, а несколько позже сделал предложение застроить большой городской
район своими ступенчатыми домами 3.
Нет необходимости подробно останавливаться на критике построек Соважа,
но следует, однако, подчеркнуть, что деятельность этого архитектора не
только носила ретроспективный характер, но и была реакционной. При
помощи ступенчатых домов Соваж все еще пытался спасти плотно
застроенные кварталы старого типа, в то время как его современники —
Вальтер Гропиус, Ле Корбюзье и Андрэ Люрса — уже открыто выступали
с прямо противоположными градостроительными доктринами.
В середине 20-х годов проблема планировки и застройки жилого квартала
приобрела особую актуальность. Однако для ее решения еще требовалась
предварительная экспериментальная и теоретическая подготовка,
поскольку в это время стало радикально изменяться само понимание жилого
квартала. Действительно вплоть до первой мировой войны кварталом
считалась территория, ограниченная проездами и состоявшая из отдельных
строительных участков, обычно находившихся в частном владении.
Вследствие этого во всех градостроительных регулятивах именно строительный
участок (а не территория квартала в целом) фигурировал в качестве
первичной планировочной единицы. Естественно, что переход к пониманию
жилого квартала как совокупности жилых домов, объединенных по опре-
1 Следует отметить, что роль
архитектора к этому времени
существенно изменилась. Еще
совсем недавно архитектор был
настоящим «хозяином» вверенного
ему строительного объекта.
К нему непосредственно
обращался заказчик, причем
архитектор не только составлял
проект здания, но нанимал
подрядчиков и руководил
постройкой, вникая во все мелочи
строительного процесса.
Теперь же заказчики сочли более
выгодным для себя адресоваться
к строительным конторам и
фирмам. Эти предприятия,
работавшие в большинстве
случаев на коммерческих
началах, взяли в свои руки и
проектирование, и строительство.
Они стали выбирать архитекторов
по своему усмотрению, приглашая
их на работу наравне с прочим
техническим персоналом. Это
привело к тому, что архитекторы
потеряли свою былую
самостоятельность и попали
в двойную зависимость — как от
заказчика, так и от строительных
компаний. А в результате
сохранить индивидуальность
удалось лишь очень небольшому
числу наиболее одаренных и
смелых творческих личностей.
2 В 1881 г. было разрешено
строительство домов, высота
которых могла превышать
ширину улицы на 6 м,
с допущением сверх этого
мансардных этажей,
вписывающихся в дугу радиуса,
равного половине ширины улицы
(но не больше 8,5 м).
3 Соваж участвовал в
строительстве ступенчатого дома
на улице Вавен, он же был
автором еще двух подобных
жилых домов (один из них был
построен на севере Парижа, на
улице Адмиралов, другой — в
юго-западном районе города на
улице Лафонтэна). Любопытно
отметить, что Соваж
предназначал свои проекты для
общества, строившего дешевые
жилища, архитектором которого
он состоял, тогда как на самом
деле дома не были дешевыми.
Усложнение конструкций
вследствие отступов стен,
отсутствие нормально
освещенных внутренних
помещений, особенно в нижних
этажах, делали этот тип жилого
дома абсолютно непригодным для
массовой застройки.


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
62
деленному планировочному и социальному принципу, был далеко не прост
для профессионального мышления архитекторов. Первые попытки,
сделанные в этом направлении, были чрезвычайно робки и расплывчаты. Это
видно, например, из слов Жуайяна, который в своем градостроительном
трактате, написанном в 1923 г., высказал мысль о том, что собственники
участков при застройке целого квартала могли бы кооперироваться и устроить
на «добровольных началах» внутриквартальные сады. Потеря в
застроенной площади возместилась бы, по мнению Жуайяна, тем, что квартиры,
обращенные окнами к зелени, можно сдавать внаймы значительно
дороже \ Само собой разумеется, что это предложение не имело ни
экономической, ни юридической базы и носило характер практической, но ни к чему
не обязывающей рекомендации.
Фантастический
проект города
будущего,
застроенного
ступенчатыми домами.
Автор Анри Соваж.
Городской транспорт
пронизывает жилые
дома по нижнему
этажу и полностью
изолируется
от движения пешеходов
Ступенчатый
дом с бассейном,
предложенный Лнри
Соважем для
застройки парижских
улиц
Более основательно был поставлен вопрос о пересмотре существующих
норм плотности застройки жилых кварталов в книге «Наука планировки
городов», написанной архитекторами Реем и Бардом в сотрудничестве
с крупным швейцарским астрономом Жюстином Пиду 2. В этой книге в
основу планировки городов были положены научно разработанные правила
и нормы инсоляции. В результате длительных исследований упрмянутые
1 Joyant Ed. Traite d'urbanisme.
1 P., Paris, 1928, p. 28.
2 Rey A., Pidoux J., Barde Ch.
La science des plans des villes.
Lausanne, Paris, 1928.


Жилищное строительство и эволюция
городского квартала
63
авторы пришли к заключению, что нормальное солнечное облучение
зданий, а также улиц и внутренних дворов зависит не только от выбора
соотношения между высотой домов и дистанцией, на которой они находятся друг
от друга, но и от географического местоположения города, а также от
ориентации зданий по странам света с учетом теплотворной способности
солнечных лучей (т. е. гелиотермии)1. Это привело их к чрезвычайно
существенным выводам о том, что жилые дома нужно строить в виде обособленных
блоков и располагать с учетом оптимальной инсоляции независимо от
красных линий улиц.
Выводы Рея и его соавторов означали в полном смысле этого слова «взрыв»
прежнего монолитного городского квартала и замену его группой свободно
стоящих жилых домов, доступных воздуху и свету и расположенных среди
Слева —
Париж. Застройка
района, окружающего
парк Монсо. Справа —
проект Огюстена Рея,
предлагавшего
застроить этот район
по гелиотермической
оси (А—Б)
зелени, в стороне от шумных улиц. Однако чтобы создать реальную базу
для применения этих открытий на практике, необходимо было внести
соответствующие изменения в градостроительное законодательство.
Французское законодательство оказалось совершенно неподготовленным к
реформам, тогда как новые строительные правила, введенные в этот период
в Германии, открывали широкие возможности для трансформации
городского жилого квартала. Мы имеем в виду Берлинский строительный регу-
лятив 1925 г. В дальнейшем аналогичные строительные регламентации
были приняты и в других городах Европы 2.
В основу берлинских постановлений были положены новые принципы
регулирования плотности застройки жилых кварталов. Если
предшествовавшие строительные правила устанавливали только минимальные размеры
внутренних дворов вне зависимости от общих размеров участка и высоты
зданий, то теперь делалась попытка связать воедино все величины,
определяющие интенсивность застройки, а именно абсолютную высоту и
этажность зданий, а также допустимую площадь и глубину застройки.
Берлинский строительный регулятив объединил все эти показатели в едином
«коэффициенте использования участка», который был установлен для
каждого типа застройки отдельно и являлся основной, «собирательной»
нормой для планировки и застройки жилых кварталов 3.
Введение строгих строительных правил, предписывавших оставлять
глубинную часть каждого участка незастроенной, давало возможность
получить довольно просторную внутриквартальную территорию, которую
можно было использовать в качестве общественного сада, а в дальнейшем и для
размещения зданий культурно-бытового обслуживания.
Появление красных линий со стороны двора уравновесило значимость
лицевых и тыльных фасадов жилых домов. Именно равнозначность
фасадов и привела к тому, что внутриквартальные пространства стали такими
же правомерными, как улицы и площади города. В связи с этим появились
совершенно новые задачи, связанные с архитектурно-пространственной и
функциональной организацией жилого квартала.
Однако периметральный способ застройки кварталов, получивший право
на «законное» существование после берлинских постановлений, обладал и
1 Рей, Бард и Пиду установили
для Парижа направление
гелиотермической оси,
отклоняющееся от меридиана на
19° к востоку. По их мнению,
наилучшая ориентация зданий —
параллельная гелиотермической
оси.
2 Bauordnung fiir die Stadt Berlin
vom 3. November, 1925.
3 Коэффициент использования
участка, получивший апробацию
в Берлине, вошел затем в
строительное законодательство
других городов Германии
(Магдебург — 1928 г.; Кёльн —
1929 г.; Штутгарт — 1935 г.).
Этот коэффициент представлял
собой произведение, полученное
от перемножения площади
застроенной части участка
(выражаемой обычно в
десятичных дробях) на число
этажей. Для каждой
строительной зоны (класса) был
установлен свой коэффициент.
Согласно берлинскому
строительному регулятиву,
селитебная территория столицы
разделялась на несколько
классов. К первому классу
относились периферийные жилые
поселки, в которых допускалась
лишь экстенсивная застройка не
свыше двух этажей, причем 9/ю
каждого участка оставались
незастроенными. В жилых
районах собственно города,
относящихся ко второму и
третьему классам, разрешалась
застройка в два-три этажа с
коэффициентами 4—12, а также
строительство подсобных
помещений в глубине участка, на
расстоянии не свыше 50 м от
красной линии улицы. В районах
четырех-пятиэтажной застройки
(т. е. классы четвертый и пятый)
строительство подсобных
помещений допускалось лишь за
пределами 50-метровой зоны,
тогда как ближе к дому можно
было возводить и флигели.


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
64
рядом существенных недостатков. Экономически он оправдывал себя
только при застройке небольших кварталов. Что же касается
санитарно-гигиенических условий, то аэрация при сплошной застройке оставляла желать
много лучшего, кроме того, часть внутреннего пространства квартала
постоянно находилась в тени.
В этом отношении значительно лучше была периметральная застройка с
разрывами между зданиями. Но еще более практичной оказалась так
называемая строчная застройка.
Градостроители высоко оценили преимущества меридионального
расположения корпусов, что создавало благоприятную инсоляцию и аэрацию
зданий. Они отдали должное этому приему застройки и в отношении
возможности повторно воспроизводить жилые здания, что позволяло поставить
О
а
о
J) (1)
* i s
О * „
х si
го Ь: (о
ь .о ct
> О
X °
i о р
о Я
Па ЩЩ
8 5
О (О
О со
О —
^ 10
.S 10
-а 3
о —
js; 10
3
о
о
Q.
-V 3
см
"> 4
_4 10
IV
"> 4
CD
•4 10
iv. ЩЩ
4
^ 5
CD
10
v ЩЩ
.л
-У
о 5
CN
4 ю
^Р 5
о —
Y 10
Е
Е
С
В
н
1
^20^
i s
« §.
СС I-
го о
•!
5 g 5
? ш ?
-е- |
"§" со
Л m
О о
Ь^^Л 2
^~ 50 —|
^-50 —^
Ш
^20^
-50
S
-f
J-20^
50 —к
2о4
^20f
Ш
20^
+207.
ш
ffi
20^
ШШ
IUv^>r<7^
IU^>^rJ-
IU<^>^S<rJ~
IU<J=E
IU-x>tnJ~t
.lUffi
lJI
FH 4
ffl 6
"ГП 9
Т~П 12
ТП 16
ТП 20
"ГП 25
II
\\rr>A \ \
I I 1 лл
| | | 30
Типичный
двор-колодец
берлинского жилого
дома, построенного
до введения
строительного
регулятива 1925 г.
Графическая
интерпретация
берлинского
строительного
регулятива 1925 г.
Нормирование
застройки по улице
и внутри земельных
владений устраняло
царивший в городах
хаос и подготавливало
почву для радикальной
трансформации
жилого квартала
(см. примеч. на с. 63)


Жилищное строительство и эволюция
городского квартала
65
жилищное строительство на конвейер заводского домостроения. Этим
объяснялась та популярность, которой пользовалась строчная застройка в
конце 20-х годов. Одним из проповедников этого приема застройки в Германии
был Вальтер Гропиус, основатель школы «Баухаус» в Дессау. В
результате проделанных им специальных подсчетов он пришел к выводу, что
с повышением этажности экономические и санитарно-гигиенические
показатели строчной застройки улучшаются 1.
Однако, несмотря на свои неоспоримые практические преимущества,
строчная застройка при массовом ее применении производила крайне
однообразное, унылое впечатление. Ярким примером этому может служить
построенный по проекту того же Гропиуса поселок Хазельхорст в Шпандау
(Берлин), где однообразие параллельно поставленных корпусов привело
Вена.
Многоквартирный
жилой дом,
построенный по проекту
Иозефа Франка
в конце 20-х годов.
На фото видно, как
двор превращается во
внутриквартальное
пространство
к тому, что была утрачена даже опознаваемость отдельных зданий. Это
обстоятельство было нетерпимым не только в эстетическом, но и в бытовом
отношении. Не менее однообразными были и проекты последователей
Гропиуса — Эрнста Мая и Ганнеса Майера, которые, находясь в Советском
Союзе, получили возможность применять строчную застройку в масштабе
целых городов 2.
Наряду с механическим повторением одинаковых жилых домов в той же
Германии строились жилые комплексы, в которых умелое использование
строчной застройки приводило к интересным
архитектурно-планировочным результатам. В качестве примера можно привести ансамбль,
составленный из трехэтажных жилых домов на Шиллерпроменаде в Берлине, где
архитекторы Бунинг, Сальвисберг и Бруно Аренде применили удачное
сочетание строчной и периметральной застройки с включением одного
индивидуально спроектированного здания, которым превосходно замыкается
уличный пролет.
Говоря о строчной застройке, нельзя не отметить той роли, которую она
сыграла в последующем развитии улиц. Так как меридиональное
расположение жилых домов не всегда совпадало с направлением улиц, то
застройка становилась независимой от их красных линий. А это автоматически
привело к коренной переоценке архитектурно-планировочного значения
улицы, которая стала превращаться из каменного коридора в свободно
проложенную городскую дорогу.
Строчная застройка получила широкое распространение не только в
Германии, но и в Швейцарии, Дании, Испании и Швеции; она проникла и
в Соединенные Штаты Америки. Одним из первых городов, в котором ее
применили, был Кливленд. Следует отметить, что единственной страной,
в которой строчная застройка (в ее чистом виде) не оставила заметных
следов, была Франция, несмотря на то что именно французские
архитекторы разработали теоретические основы этого приема застройки
кварталов 3. И действительно, строительство трех-четырехэтажных зданий в виде
«строчек» не могло удовлетворить французских градостроителей,
по-прежнему находившихся под влиянием крайних урбанистических доктрин.
1 Подсчеты Вальтера Гропиуса
сводились к следующему: на
участке одной и той же площади
поочередно располагались дома
различной этажности (в 2, 3, 4, 5
и 10 этажей) при условии
одинакового числа жилых ячеек.
И что же, если в первом случае
на этой территории удалось
разместить 12 двухэтажных
зданий (расстояние между
корпусами определялось с учетом
угла затененности, равного 30°),
то при постепенном повышении
числа этажей число корпусов
сокращалось, а расстояния между
домами соответственно
увеличивались. Так, например,
оказалось, что заданное
количество квартир можно
разместить в двух 10-этажных
зданиях, вокруг которых
оставались благоприятные для
озеленения свободные
пространства. Более точные
расчеты были сделаны
П. И. Гольденбергом и
В. И. Долгановым в книге
«Проблемы жилого квартала»
(М.—Л., 1931).
2 Ганнес Майер и Эрнст Май в
1929—1934 гг. занимались в СССР
проектированием и
строительством жилых и
общественных зданий, а также
принимали участие в
планировочных работах (конкурс
на проект планировки Москвы).
Особенно много сделал в
массовой застройке
городов-новостроек Эрнст Май,
который принимал участие
в строительстве первой очереди
Магнитогорска и Кузнецка.
3 Мы имеем в виду труды
Августина Рея и других авторов.


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
66
Стремление к высокой этажности при одновременном снижении плотности
застройки логически приводило архитекторов к застройке кварталов
домами-башнями. Но для того чтобы сделать скачок от обычного
горизонтального жилого дома к высотному, необходимо было провести многосторонние
исследования, дабы убедиться не только в экономической целесообразности
этого типа застройки, но и в ее санитарно-гигиенических достоинствах.
Такого рода теоретическая подготовка проводилась во Франции на
протяжении длительного периода времени.
На рубеже 20-х и 30-х годов во Франции были сделаны первые научно
обоснованные заключения о зависимости заболеваемости и смертности от
плотности населения. В этом отношении большой интерес представляют
работы известных французских демографов Виктора Познера и Пьера
Берлин. Дома
для малосемейных
в районе Бритц.
Архит. Бруно Таут,
1927 г.
Берлин.
Одновременно
осуществленная
застройка
Кирхеналлее (район
Бритц). Архит.
Бруно Таут
Бурдэ, а также научные исследования главы французской
санитарно-гигиенической школы М. Каше, в которых были использованы длительные
наблюдения иностранных специалистов и статистические сводки секции
гигиены Лиги Наций 1. Опираясь на полученные данные, эти авторы пришли
к убеждению, что сама по себе плотность населения (отнесенная на
квадратную единицу городской территории) еще не имеет решающего влияния
на заболеваемость и смертность, что основными факторами,
способствующими сохранению здоровья городских жителей, являются благоприятная
аэрация и инсоляция, а также экстенсивная плотность заселения
квартир 2. Тем самым была открыта дорога многоэтажным жилым домам
башенного типа при условии их размещения на больших расстояниях один от
другого. Однако это уже снижало экономическую эффективность застройки.
Естественно, что теоретические заключения экономистов и санитарных
1 L'architecture d'aujourd'hui, 1935,
№ 6, p. 43; Urbanisme, 1933, № 7,
Материалы конгресса
градостроителей Страсбурга, 1922.
2 Следует отметить, что эти
исследования носили все же
односторонний характер, так как
заболеваемость и смертность в
городах зависят не только от
жилищных условий, но и от
гигиены труда, характера работы
и от многих других факторов.


Жилищное строительство и эволюция
городского квартала
67
врачей, несмотря на всю их убедительность, не могли немедленно
изменить положение в жилищном строительстве Франции. Но постепенно их
мнения проникали в архитектурную среду, где они нашли активную
поддержку со стороны архитекторов урбанистического направления.
Пожалуй, наиболее интересным поселком, в котором впервые появилась
башенная застройка в сочетании с горизонтальными жилыми корпусами,
был жилой комплекс Дранси ля Мюетт, возникший в начале 30-х годов
у северо-восточных окраин Парижа. Архитекторы Бодуэн и Лодс
построили здесь пять 16-этажных башенных домов, к которым присоединили
связанные попарно горизонтальные блоки, изготовленные из типовых
элементов. Получилась своеобразная система глубоких курдонеров,
замыкавшихся вертикальными объемами. Башни не только оживили


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
68
ансамбль жилого района, придав ему опознаваемость с далеких
расстояний, но и сообщили ему силуэтную выразительность. Жилой комплекс
Дранси ля Мюетт можно отнести к переходному типу застройки от
строчной к башенной.
Застройка кварталов жилыми домами-башнями разрабатывалась и
архитектором Андрэ Люрса. Люрса исходил из того положения, что в
современных ему городах дальнейшее расширение территорий экономически не
оправдывает себя и что единственным выходом из создавшегося
положения становится «вытягивание городов по вертикали». Кроме того, он
полагал, что современный комфорт, а также достаточное количество света и
воздуха может быть обеспечено жителям только в высокоэтажных
коллективных домах. В связи с этим Люрса предлагал застраивать кварталы
Теоретические расчеты
Вальтера Гропиуса,
касающиеся
строчной застройки.
На схеме показаны
варианты застройки
одного и того же
участка зданиями
различной этажности
при соблюдении
установленных правил
инсоляции шилых
помещений. Гропиус
доказал преимущества
застройки
высокоэтажными
домами, к чему
независимо от него
пришел и Ле Корбюзье
12-этажными домами-башнями, что давало возможность 92% территории
отводить под зелень и спортивные площадки К
Но главным сторонником многоэтажного башенного жилища был Ле
Корбюзье. Еще в самом начале 20-х годов (т. е. задолго до опубликования работ
Пьера Бурдэ и Виктора Познера) он набросал эскизный проект
фантастического «города башен», в котором центр каждого жилого квартала
занимал крестообразный в сечении небоскреб высотой 60 этажей. При таком
способе застройки 95% территории квартала оставалось свободной. Однако
тогда же Ле Корбюзье, между прочим, отметил, что подобные здания
целесообразнее использовать для деловых и общественных целей (такое
назначение и получили его небоскребы, вошедшие в центральный ансамбль
города на 3 млн. жителей). Вторично Ле Корбюзье вернулся к идее жилых
небоскребов несколько позже — в проектах чешского города Злина, Хел-
локура в Лотарингии и Рио-де-Жанейро (вариант 1935 г.). Но
предложенный им в это время новый, так называемый «картезианский» тип
небоскреба уже сильно отличался от первоначального крестообразного, который
в свое время подвергся уничтожающей критике с точки зрения инсоляции.
Будучи изобретательным и крайне противоречивым в своих творческих
устремлениях, Ле Корбюзье не ограничился жилыми домами башенного
типа. Наряду с ними он усиленно пропагандировал и горизонтальную
застройку в виде чрезвычайно длинных многоэтажных корпусов, которые
как бы переползали из квартала в квартал, образуя многочисленные
выступы и курдонеры. Такой была, например, застройка «Лучезарного
города» и правобережного Антверпена. Попытка Ле Корбюзье объединить
преимущества вертикального и горизонтального расселения породила новый
тип жилища, а именно очень широкий многоэтажный дом без нижнего
этажа, стоящий на массивных опорах. Идея этого здания появилась у Ле
Корбюзье в 1930 г., в то время, когда он работал над общежитием
швейцарских студентов 2. Возможно, что Корбюзье находился тогда под впечат-
1 L'architecture (Taujourd'hui, 1931,
juin-juillet, p. 144, 145.
2 Общежитие было построено
в Париже на территории
уничтоженных городских
укреплений, близ Орлеанских
ворот. Позднее Ле Корбюзье
спроектировал аналогичные (но
более крупные по объему) дома
для Страсбурга, Марселя, Нанта,
Ла-Рошели и Берлина.


Жилищное строительство и эволюция
городского квартала
69
лением советских экспериментов в области проектирования и
строительства гигантских домов-коммун. Но какими бы ни были истоки его
творческих исканий, он шел от домов-общежитий к созданию первоклассного
жилого комбината или дома-микрорайона, оснащенного всеми видами
бытового и культурного обслуживания. Эта работа, завершенная в
послевоенные годы строительством знаменитого Марсельского дома, и явилась
последним этапом в эволюции жилого квартала 1.
Итак, на протяжении 20-х годов, т. е. за ничтожно короткий промежуток
времени, радикально изменились веками утверждавшиеся представления
о жилом квартале. Стало очевидным, что стихийно слагавшейся старой
застройке кварталов приходит неотвратимый конец. Архитекторы
по-новому увидели окружающую их городскую среду; они подвергли уничтожаю-
Поселок
Рейникендорф
на окраине Берлина,
построенный
в 1929—1931 гг.
по проекту
архитекторов Бунинга,
Сальвисберга
и Бруно Арендса
Слева — дом на столбах,
перекрывающий
главную улицу
поселка — так
называемую аллею
Шиллера. Внизу —
план поселка
1 Марсельский дом, построенный
Ле Корбюзье в сотрудничестве
с архитекторами А. Воженским и
В. Бодянским в 1946—1952 гг., был
рассчитан на 1500 жителей. Его
габариты (25 X 135 м в плане и
высота 50 м) соответствовали
зданию в 17 этажей с
необыкновенно широким
корпусом. Ориентированный
параллельно оси С—Ю на участке
площадью 4,8 га марсельский дом
занимал около 8% территории
квартала. Все виды повседневного
обслуживания (магазины, клубы,
детские сады, гимнастические
залы, библиотеки, лектории,
рестораны и гаражи) находились
в различных частях здания.
Использовались как подвальные
помещения, так и плоская крыша.


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
70
Город-сад
Дранси ля Мюетт
близ Парижа.
Строительство начато
в 1932 г. по проекту
архитекторов
Э. Бодуена и М. Лодса.
Основная застройка
совмещает типовые
трехэтажные дома
с 16-этажными
башнями. Близ
главной площади
группируются
магазины, школа,
приходская церковь
и клуб. К жилому
комплексу
с юго-восточной
стороны примыкает
парк. Справа — жилой
дом-башня,
соединенный
висячими переходами
с соседними зданиями.
На крыше
предусмотрен
благоустроенный
солярий
Андрэ Люрса.
Проект жилого
квартала,
застроенного
11-этажными
домами-башнями
(1931 г.). Улицы,
окаймляющие
квартал,
заглублены
на 2,5 м;
гаражи
размещаются
под землей.
В центре квартала —
футбольное поле,
кафе, ресторан и
выходы из метро


Жилищное строительство и эволюция
городского квартала
71
Проект
застройки жилого
квартала без
внутренних дворов
для Берлина,
предложенный
инж. Мюллером
в 1930 г.
Трансформация
застройки жилого
квартала
1 — типичный жилой
квартал конца
XIX — начала XX в.;
2 — отказ от дробления
квартала на отдельные
частновладельческие
участки и превращение
внутреннего двора
в пространство
общего пользования;
3 — улучшение
аэрации квартала
посредством разрывов
в застройке;
4 — отказ от сплошной
застройки квартала
по периметру
и расположение
зданий
по гелиотермической
оси; 5 — сочетание
горизонтальной
строчной застройки
с башнями;
6 — башенная
застройка;
7,8 — различные
варианты
высокоэтажной
застройки среди
зелени


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
72
щей критике узкие улицы-коридоры, темные и грязные дворы-колодцы,
перегородки частных владений, как и все прочие атрибуты кварталов
старого типа. То, что совсем еще недавно считалось нормальным и даже
«лакировалось» ради внешнего благообразия буржуазного города, теперь
показалось абсолютно нетерпимым. И вот наступил решительный перелом
в сознании зодчих. В результате напряженной работы, используя
прогрессивный советский опыт, архитекторы Запада создали целую вереницу и
теперь еще применяемых типов застройки. Кварталы с просторными
внутренними дворами, с разобщенной периметральной и строчной застройкой,
с разнообразными комплексами башенных зданий и, наконец, кварталы
одиночных домов-комбинатов — все это вызвало «революцию» в жилищной
сфере городского строительства. И хотя проблема трансформации жилого
квартала еще находилась в стадии экспериментального проектирования,
тем не менее значение работ, исполненных Реем, Гропиусом, Корбюзье и
другими выдающимися архитекторами и учеными, было огромным,
поскольку ими предопределялась строительная практика на несколько
десятилетий вперед.
Одновременно с планировкой изменился и состав застройки кварталов.
Если в XIX в. квартал выполнял по преимуществу жилищные функции,
то теперь возникла необходимость дополнить жилище разнообразными
коммунальными и детскими учреждениями, причем не за пределами
квартала, а здесь же, на освобожденной территории, среди внутриквартальной
зелени. Включение общественных зданий бытового назначения в квартал
в свою очередь вызвало крупные изменения в его планировке и застройке.
Первыми, кто начал вводить в городские кварталы разнообразные здания
общественного назначения, были советские архитекторы, приступившие
к проектированию жилых домов для рабочих вскоре после Великой
Октябрьской социалистической революции. Хотя отбор утилитарно необходимых
общественных зданий делался и раньше Говардом и Энвином
применительно к центрам поселков (каковыми фактически были города-сады
Англии) , но перенесение их в большие города и тем более включение в жилые
кварталы с высокоэтажной застройкой было делом еще не испытанным.
В 1922—1923 гг. Л. А. Веснин спроектировал застройку квартала для
Симоновой слободы в Москве, в которую помимо корпуса общежития и
жилых домов с посемейным заселением квартир были включены
клуб-столовая, ясли, детский сад, баня-прачечная, ремонтная мастерская и ряд
площадок для детских игр. Одновременно для другого района Москвы*
С. Е. Чернышевым и Н. Я. Колли был разработан проект квартала почти
со столь же широким коммунальным обслуживанием. Естественно, что
наполнение кварталов отдельно стоящими общественными зданиями с
соблюдением санитарных разрывов между ними не могло не повлечь за собой
резкого увеличения их размеров. Так, квартал Веснина занял 2,5 га, тогда
как квартал Чернышева и Колли достиг 8 га, что превзошло обычные
размеры старых московских (как и западноевропейских) кварталов по
меньшей мере в 3—4 раза.
Однако прогрессивные эксперименты Веснина, Чернышева и Колли не
получили немедленной реализации ни в СССР, ни за рубежом.
Необходимость восстановления и расширения жилого фонда после окончания
гражданской войны отодвинула проблему создания жилого квартала с
всесторонним коммунальным обслуживанием до конца 20-х годов. Но если
архитекторы временно отступили, то экономисты и социологи продолжали
работать над этой проблемой, причем чем дальше, тем более настойчиво и
устремленно. Возглавляя Институт экономических исследований при
Госплане СССР, акад. С. Г. Струмилин попытался сбалансировать основные
районы социалистического города — промышленный и жилой — в целях
достижения их гармонического соответствия в отношении экономики,
транспорта и быта. Изучив связи городского населения с производством при
максимальной индустриализации бытового обслуживания, Струмилин
определил понятие микрорайона2. С переходом от раздробленной на
кварталы структуры города к значительно более крупной микрорайонной
структуре началась третья и последняя стадия трансформации тех первичных
органических клеток, из которых слагалась городская селитьба. Так, шаг
Организация
культурно-бытового
обслуживания
в жилом квартале.
Возникновение идеи
микрорайона
1 Этот квартал находился в
Замоскворечье на Большой
Серпуховской улице.
2 Струмилин С. Г. Проблемы
социалистических городов.—
Плановое хозяйство, 1930, № 5;
Струмилин С Г. Избранные
произведения, М., 1964, т. 4,
с. 7—43.


Жилищное строительство и эволюция
городского квартала
73
Венеция.
Центральный район
старого города.
Кругами обведены
средневековые
«микрорайоны»,
образовавшиеся
у приходских
церквей, рынков и
«кампо» (т. е.
площадей), на которых
находились колодцы
с питьевой водой.
Двойной круг
охватывает площадь
св. Марка, Дворец
дожей и кафедральный
собор
Клерикальный
«микрорайон»,
примыкавший
к венецианскому
собору св. Марка.
На плане показаны
несуществующие
теперь стандартные
жилища служителей
местной церковной
общины


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
74
за шагом, продвигаясь от малого к большому и от однородного к
многосложному, градостроительство подошло к решению этой проблемы. Но в чем
заключалась социальная и экономическая сущность микрорайонной
системы, каково ее историческое прошлое и почему она так быстро получила
всеобщее признание?
Собственно понятие микрорайона имеет две стороны:
социально-экономическую и территориальную, которые образуют единое и неделимое целое.
Прообразы микрорайонной структуры наблюдались в
территориально-общинном расселении древнейших городов еще в эпоху рабовладения. Но
особенно ярко проявила себя эта структура в феодальном городе, где
расслоение населения на цехи и общины способствовало самопроизвольному
разделению городской территории на обособленные районы. Некоторые
города, сложившиеся в средние века, и теперь еще сохраняют
вещественные следы своего былого, как бы федерального, устройства. Такова,
например, Венеция, на территории которой резко выделяются еще обширные
комплексы, начиная с главного политического и клерикального центра
(каковым являлась площадь св. Марка) и кончая производственным и
торговым районами (Арсенал и рынок Риальто). Но помимо упомянутых
крупных районов в Венеции находилось множество малых
производственных и торговых районов, образовавшихся вокруг больших и малых «кам-
по», на которых размещались колодцы с профильтрованной дождевой
водой. В сущности они и являлись микрорайонами старой Венеции.
Заслуживают внимания построенные специально для каноников крупные
кварталы при соборе св. Марка и кварталы для строителей кораблей у
Арсенала. Но еще более интересным является жилой район для неимущего
люда, построенный в Аугсбурге Яковом Фуггером Богатым в 1511 г.*. На
периферийном участке города, огороженном стеной (размер территории
около 1,5 га) по инициативе некоронованного короля европейских
банкиров, были поставлены параллельными рядами двухэтажные уютные
каменные дома, вместившие в себя 102 двухкомнатные квартиры. Но искавший
популярности Яков Фуггер не ограничился предоставлением бедноте почти
бесплатных жилищ; его идея заключалась не столько в этом, сколько в
создании высокоблагоустроенного, как бы идеального, жилого мирка, о
котором могли бы заговорить во всей Европе. Наличие принадлежавшей
поселку рыночной площади, своей особой приходской церкви, фонтана, садиков
и других общественных сооружений превратило этот жилищный комплекс
в образцовый квартал микрорайонного типа.
Но что давала жителям средневековых городов столь ясно выраженная
территориально-общинная структура? Она давала то, чего лишилось
городское общество в период капитализма, а именно территориальную близость
жилища, отдыха и места приложения труда. Чтобы наглядно представить
происшедшие в городе изменения, рассмотрим серию схем, приведенных
на этой странице.
На верхней схеме показан средневековый город периода процветания
домашнего ремесла. Ювелир, деревообделочник или сапожник работал
в мастерской, расположенной в собственном доме, и тут же отдыхал,
выходя из жилища к фонтану, к заветному дубу у ратуши или к паперти
ближайшего храма. Но вот утвердился капиталистический способ
производства с его стремительными нервными темпами жизни, с производственным
хаосом и погоней за спекулятивной наживой. Город неизмеримо вырос, и
территориальное единство труда, жилища и отдыха трагически распалось.
В XIX и XX вв. человек стал жертвой больших расстояний, и это
обстоятельство объективно показано на средней схеме. Действительно,
парижский рабочий, проживающий в предместье Сен-Дени, принужден
ежедневно пересекать всю огромную столицу Франции, поскольку большинство
автомобильных заводов находятся на юго-западе близ Севра и Сен-Клу, а
металлургические и машиностроительные предприятия сосредоточены на
нижней Марне. Но если у него появится возможность по окончании работы
подышать свежим воздухом, то, преодолевая дорогу в Версаль или в
Марли, он совершит за один только день не менее 70 км. Аналогичные
транспортные потери отмечает берлинская, лондонская и нью-йоркская
статистика.
Третья, нижняя схема прямо противоположна второй. Ее смысл
заключается в восстановлении утраченной территориальной общности труда, бы-
О п.
DDQ
v&WO
До
До
ДД,
? \ 1,Г7/^0
ДО
D
Взаимное
расположение мест
труда, жилища
и отдыха городского
жителя (из книги
«Medizin und Stadtebau.
Munchen, 1967)
A — в средневековом
городе;
Б — в современных
нам городах;
В — в городах,
имеющих
микрорайонную
структуру; квадратами
обозначены жилища,
треугольниками —
места работы,
кружками и
овалами — центры
общественной жизни
и отдыха
* Жилой комплекс Фуггеров
(«Fuggerei») был предназначен для
бездомного населения
католического вероисповедания.
Квартиры предоставлялись тем,
кто мог доказать свою бедность,
а при улучшении материального
положения семьи ее выселяли из
пределов благотворительного
городка. Квартирная плата
взималась в размере 1 флорина
в год, чем окупались расходы на
поддержание жилища в порядке.
О городке Фуггеров см. статью
Жюля Познера (Posener Jules.
Naissance du probleme-premieres
solutions.— L'architecture
d'aujourd'hui, 1935, № 6).


Жилищное строительство и эволюция 75
городского квартала
Аугсбург.
Жилой квартал,
построенный для
бездомных Яковом
Фуггером (1511 г.).
Залиты черным
фонтаны и здания
общественного
назначения,
обрамляющие
миниатюрную
рыночную площадь.
Крестом отмечена
приходская церковь
та и отдыха. Однако ликвидировать неоправданную циркуляцию
населения в больших городах можно было лишь посредством превращения
монолитного города в гармонично спланированный город-федерацию.
Проблемой связи промышленности и жилых массивов занимались многие
теоретики Запада. Частично же решение этой проблемы (применительно только
к жилищу и отдыху) нашло свое отражение в американской
градостроительной практике, а именно в районной планировке Нью-Йорка 1.
Американские архитекторы исходили из того постулата, что «ячеистый
город является неизбежным продуктом автомобильного века». Они
полагали, что одной из ключевых проблем планировки крупного города
является правильная организация жизни и быта населения, проживающего
внутри территорий, ограниченных городскими магистралями. Под общим
руководством крупнейшего английского теоретика градостроительного дела
Томаса Адамса2 американский планировщик Кларенс Артур Перри
разработал теорию жилого микрорайона применительно к условиям Нью-
Йорка и его окрестностей3.
В основу организации микрорайона были положены интересы семейного
быта и в первую очередь желание избавить детей школьного возраста от
необходимости ежедневно пересекать напряженные транспортные потоки
на улицах. Поэтому все расчеты по определению численности населения и
размеров территории жилого микрорайона ставились в зависимость от
вместимости и размещения так называемых элементарных общественных школ.
Исходя из стандартной вместимости школьных зданий, рассчитанных на
800, 1000 и 1500 учащихся, было установлено оптимальное число жителей
микрорайонов, которое могло колебаться в пределах от 4800 до 6000
человек4. С другой стороны, необходимость обеспечить пешеходную
доступность школ без пересечения опасных транзитных магистралей
предопределяла местоположение школы в самом центре микрорайона при
максимальном радиусе обслуживания в 7г мили (т. е. 800 м). Центральное
местоположение школы аргументировалось еще и тем, что школьные
здания помимо своего основного назначения выполняли также и разнообраз-
Аугсбург.
Квартал Фуггеров.
Перспектива главной
улицы в сторону
церкви
1 Краткая история создания
плана Нью-Йорка такова: в
1921 г., по инициативе частной
корпорации Russel-Sage
Foundation,
был учрежден специальный
комитет районной планировки
Нью-Йорка и его окрестностей.
В 1922 г. начались работы по
предварительному научному
обследованию городских и
загородных территорий, а в
1929—1931 гг. комитет
опубликовал результаты этих
обследований и схему
перспективного развития города
в виде богато иллюстрированных
томов под названием
«Regional survey of New-York
and its environs». New-York,
1929—1931, vol. 1—8.
2 Томас Адаме — автор широко
известных книг: Новые
достижения в планировке городов
(Adams Т. Recent advances in
town planning. London, 1932);
Проектирование жилых
территорий (Adams Т. The* design
of residential areas. London, 1934)
и ряда других. В свое время
Адаме был первым секретарем
общества, основавшего город-сад
Лечворт.
3 Regional survey of New-York
and its environs, Neighborhood
and community planning.
New-York, 1929, vol. VII.
4 Согласно переписи населения
1920 г., возрастная группа
6—13 лет составляла
приблизительно '/в часть общего
числа жителей Нью-Йорка.


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
76
иые общественные функции. Так, в помещениях школ нередко
проводились избирательные кампании и политические собрания, читались лекции
для взрослых, велась многообразная работа в кружках. Именно поэтому
Кларенс Перри прямо называл элементарную школу «сердцем
общественной жизни микрорайона». Что же касается магазинов и других
предприятий бытового обслуживания, то их размещали вдоль внешних обходных
магистралей и близ оживленных уличных перекрестков.
Большое внимание уделял Кларенс Перри транспортной организации
микрорайонов. По его инициативе впервые ввели четкую классификацию
городских улиц, ориентируясь на их функциональное назначение. В особые
категории были выделены: общегородские транзитные магистрали со
скоростным интенсивным движением; улицы местного значения, при помощи
которых главные магистрали соединялись с общественными центрами
микрорайонов, и внутренние жилые улицы и тупики, где быстроходное
сквозное движение исключалось.
Не менее значительным достижением в планировке микрорайонов была
организация движения пешеходов. Здесь Кларенс Перри как бы повторил
уникальный пример Венеции с ее взаимно изолированными системами
улиц и каналов. Пешеходные маршруты в микрорайонах Перри
трассировал с таким расчетом, чтобы полностью исключить пересечения с
магистралями и в то же время удобно связать жилые дома с общественными
зданиями и остановочными пунктами городского транспорта. Таким образом,
в микрорайонах Нью-Йорка устанавливалась, как и в Венеции, двойная
сеть сообщения !.
Конечно, в условиях сложившегося крупного города трансформация всей
уличной сети по системе Кларенса Перри была нереальной. И только на
незастроенных пригородных землях появлялась возможность строить по-
Фрагмент
генерального плана
Редборна,
составленного
Кларенсом Стейном
и Генри Райтом
в 1928—1929 гг.
Поселок расположен
в штате Нью-Джерси,
в 24 км от центра
Нью-Йорка.
Обращает на себя
внимание полная
изоляция пешеходного
движения
от автомобильного
транспорта. Справа —
один из тупиков
с автомобильными
подъездами
к встроенным гаражам
1 Классификация городских улиц
была впоследствии развита и
дополнена английским инженером
городского транспорта Гербертом
Алкером Триппом. См. Tripp Н.
Alker. Town planning and road
traffic. London, 1943.


Жилищное строительство и эволюция
городского квартала
77
селки с изолированным пешеходным движением. Такой эксперимент и был
проведен в окрестностях Нью-Йорка на территории Редборна, который
получил в свое время широкую известность как «поселок автомобильного
века».
Редборн был построен на рубеже 20-х и 30-х годов в 20 км от Манхэттена,
поблизости от города Патерсона. Строившая его организация City Housing
Corporation предполагала создать американский город-сад, который в
отличие от своих английских прототипов был бы полностью приспособлен к
автомобильному движению. Архитекторы Кларенс Стейн и Генри Райт
спроектировали в Редборне разветвленную систему автодорог с таким
расчетом, чтобы жители города могли беспрепятственно доехать на автомобилях
до собственных гаражей, нигде не пересекая пешеходных дорожек. Прогу-
Схема
микрорайона,
предложенного
Томасом Адамсом.
В центре, по замыслу
автора, должна
располагаться школа,
окруженная парком;
у выездов из района
восемь обособленных
магазинов. Схема
была использована
в планировке
Редборна
=^
^V
^
(Г
лочные аллеи и дороги в школы были также изолированы от проездов и
проходили среди зелени, позади шеренги домов. Таким образом, каждое
жилище получало два обособленных выхода: в сторону улиц с их
автомобильным движением и в сторону пешеходных дорожек. Интересно
отметить, что венецианские жилые дома также имели два выхода: к улицам и
каналам. Конечно, в художественном отношении Редборн сильно уступал
Лечворту и Велвину, но осуществленная в нем система разобщенного
движения заслуживала высокой оценки.
Помимо функциональной и транспортной организации микрорайонов
планировщики Нью-Йорка не могли не затронуть и социальных проблем. Ведь
по самой своей сущности микрорайон предназначался для объединения и
равноценного обслуживания больших человеческих масс независимо от их
классовой принадлежности. Кларенс Перри и Томас Адаме полагали, что
объединение представителей различных слоев населения по
территориальному признаку (наподобие сельских общин) будет способствовать
пробуждению в людях «общности интересов» и «добрососедских отношений», а это
в конечном счете приведет к столь желанному «оздоровлению социальной
жизни города в целом»1. Нет необходимости доказывать, что попытки «при-
Экспериментальные
поиски микрорайонной
системы в СССР.
Спроектированный
В. В. Кратюком
большой квартал
с освобожденной
серединой и с высокой
плотностью населения
и застройки
на периферии
(1938—1939 гг.).
Стороны квартала
1500X1200 м;
население до 6 тыс.
человек. Внутри
кольцевой дороги
располагаются клуб
с кинозалом, три
школы и ателье
для творческих
занятий молодежи;
вокруг кольца —
детские и
культурно-бытовые
учреждения. Магазины
встроены в жилые
дома
1 Regional survey of New-York
and its environs. Vol. VII, p. 126.


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
78
мирения» антагонистических классовых противоречий посредством тех
или иных форм коллективного расселения были столь же эфемерными, как
и мечтания о «совершенном обществе» социалистов-утопистов и их
последователей вплоть до благородного, но наивного поборника городов-садов
Эбенизера Говарда.
Однако создать теорию расселения было неизмеримо легче, чем
осуществить ее в условиях капиталистического общества. Уже с первых шагов
реализация микрорайонной системы Нью-Йорка столкнулась с
непреодолимыми трудностями. Дело в том, что цены на земельном рынке Нью-Йорка
сильно колебались в зависимости от местоположения участков. Так,
например, на незастроенных пригородных территориях стоимость 1 га земли (по
ценам 1923 г.) составляла от 125 до 1250 долл., тогда как в центре города,
и особенно на Манхэттене, участки оценивались в среднем в 250 тыс. долл.
за 1 га*. Естественно, что в предместьях Нью-Йорка была возможность
организовать большие микрорайоны (площадью до 60 га) с экстенсивной
застройкой и большим количеством зеленых насаждений. Но как только
планировщики обращались к центральным районам города, здесь все
кардинально менялось. Единственной возможностью организации
микрорайонов на Манхэттене было укрупнение мелких кварталов до 6—8 га. При
таких сравнительно небольших размерах оптимальное население
микрорайона (5—6 тыс. жителей) могло разместиться только в многоэтажных
зданиях. Все обслуживающие учреждения оказывались встроенными в
габариты домов, тогда как для зелени и спортивных площадок не оставалось
достаточного места 1.
Кроме того, на дешевых пригородных землях можно было развернуть
дешевое жилищное строительство для рабочих и мелких служащих. Однако
удаленность от места работы и культурно-развлекательных центров, а
также сравнительно невысокий уровень благоустройства снижали ценность
пригородного расселения. И в то же время большие расходы на землю,
приобретенную в центре города, окупались только строительством дорогих
буржуазных квартир. Несмотря на недостатки центральных микрорайонов,
жизнь в них, тем не менее, имела свои преимущества. Дельцам
нью-йоркского сити было удобно иметь комфортабельные квартиры по соседству
с конторами и общественным центром, насыщенным театрами, клубами,
мюзик-холлами и кафе. Что же касается недостатка зелени и свободных
пространств, то он восполнялся наличием загородных вилл, где
представители обеспеченных классов обычно проводили субботние и воскресные дни.
Таким образом, неравная стоимость земли в центре и на окраинах Нью-
Йорка приводила к дальнейшему разобщению людей по классовому
признаку. Микрорайоны городского центра становились местопребыванием
буржуазии, тогда как микрорайоны на окраинах превращались в жилища
бедноты. Так рухнули надежды авторов районной планировки Нью-Йорка,
пытавшихся оздоровить социальную жизнь этого крупнейшего
капиталистического города посредством создания микрорайонов.
Идеальная
схема городского
микрорайона
по Кларенсу Перри
(опубликована
в 1929 г.). Район
рассчитан на 5—6 тыс.
жителей при
односемейном
заселении домов.
В центре — школа
и общественные
здания; на углах —
магазины. Радиус
обслуживания
800 м
* Стоимость некоторых участков
Манхэттена достигала поистине
баснословных цифр. Так, вдоль
Уолл-стрита, Пятой авеню, а
также 34-й и 42-й улиц 1 пог. фут
земли стоил более 5 тыс. долл.
1 В качестве примера
центрального микрорайона
Кларенс Перри приводил жилой
комплекс Тюдор-сити,
расположенный в восточной
части Манхэттена, на берегу
Ист-Ривер. Его площадь
равнялась 6 га, все учреждения
обслуживания (включая и
школы) были встроенными, а
сквозные проезды — подземными.
20—30-е годы текущего века составили целую эпоху в истории развития
градостроительных идей. Но если теория градостроительства шагнула далеко
вперед, то практика, как правило, отставала от нее, особенно в области
жилищного строительства.
Не ставя перед собой специальной цели дать полный обзор того, что было
построено в интересующий нас период времени, мы рассмотрим здесь
только один, но чрезвычайно яркий пример строительства крупного
капиталистического города — Парижа.
Париж — город разительных контрастов, в котором великолепные
ансамбли прошлого уживаются с угрюмыми рабочими предместьями, где
плотность населения является рекордной для всей Европы и очень небольшое
количество зелени в центре компенсируется только на окраинах
огромными массивами Булонского и Венсенского лесов. Париж, в котором, как в
сердце Франции, регулярно происходят приливы и отливы огромных масс
людей, где широчайшие проспекты чередуются с узкими средневековыми
переулками, оказался в межвоенное время в тисках жилищного кризиса 2.
Борьбу с тяжелым жилищным кризисом возглавили крупнейшие
общественно-административные органы в лице муниципального совета города

Жилищностроительная
практика на примере
Парижа.
Провал наступления
на трущобы
2 Не лучше было положение
в других капиталистических
странах. Отчет, составленный
Международной жилищной
ассоциацией, свидетельствует о
том, что в 30 крупнейших городах
мира проблема ликвидации
трущоб так и осталась
неразрешенной.
См. Beseitigung von Elendsvierteln
und Verfallswohnungen.
Internationaler Verband fur
Wohnungswesen. Frankfurt am
Main, 1935, vol. 1, 2.


Жилищное строительство и эволюция
городского квартала
79
Парижа и префектуры департамента Сены. В короткий срок им
предстояло разработать обширную программу по уничтожению трущоб, а также
взять на себя руководство и контроль за дальнейшим жилищным
строительством на загородных, еще не застроенных территориях. Специально
учрежденное для этих целей Жилищное управление департамента Сены
(FOffice public d'Habitations du Departement de la Seine) и подобная ему
организация в самом Париже приступили к своим обязанностям сразу же
по окончании первой мировой империалистической войны. Но поскольку
земельные фонды в пределах городских границ были давно исчерпаны,
надежды возлагались главным образом на строительство в пригородных
коммунах.
Внимание Жилищного управления департамента Сены привлекли
незастроенные территории, купленные городом за бесценок и расположенные от-
Париж.
Трущобы
Венецианской улицы
перед
их уничтожением
в начале 30-х годов
Новые
многоэтажные дома
жилого комплекса
Витри близ Парижа
носительно равномерно в радиусе 6—12 км от центра города. На этих-то
«островках», затерявшихся среди целого «моря» частных земельных
владений, и развернулось образцовое жилищное строительство так называемых
городов-садов.
Руководители Жилищного управления департамента Сены не собирались
копировать Лечворт и Велвин. В отличие от экономически автономных
городов-садов, задуманных в свое время Говардом для разукрупнения
Лондона, как и других промышленных центров Великобритании, парижские
ситэ-жарден с их чисто жилищными функциями носили совсем иной
характер. Уже самый объем намеченных работ говорил о том, что города-сады
в окрестностях Парижа не смогут обеспечить жильем постоянно растущее
население столицы (ведь на территории общей площадью 200 га
намеревались построить всего лишь 15,5 тыс. жилых квартир в 15 небольших
населенных пунктах)1. Развернувшееся вокруг Парижа
образцово-показательное Строительство ДОЛЖНО было Продемонстрировать часТНЫМ Застройщикам ' Realisations de Poffice Public
преимущества организации жилищного строительства на общественных ia seme 1933. strassburg, 1933.


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
80
началах. Представители городской администрации возлагали надежды на
то, что создание образцовых жилых ансамблей поможет оживить и
направить на путь кооперирования стихийную частную строительную
инициативу и что в дальнейшем вокруг Парижа жилые комплексы подобного рода
будут возникать самопроизвольно, уже без всякого административного
вмешательства. Таким образом, решение проблемы застройки и
благоустройства парижских пригородов целиком передавалось частным
застройщикам 1.
Задавшись целью создать образцовые населенные пункты, руководители
Жилищного управления стремились максимально использовать передовой
международный опыт. Именно поэтому они превращали строительные
площадки ситэ-жарден в своеобразные выставки, где демонстрировались
новейшие типы домов, искусственные строительные материалы, как и самый
процесс механизированной сборки зданий из стандартных деталей,
изготовленных на заводах.
Первые пригородные поселки Парижа — Женвилье, Дранси2 и Ле Лила,
застроенные коттеджами с приусадебными участками,— благодаря
большому обилию зелени и живописной планировке отдаленно напоминали Леч-
ворт и Хемпстед. Однако начиная с середины 20-х годов планировка и
застройка парижских предместий претерпела сильные изменения. Дело
в том, что в связи с повышением уровня благоустройства себестоимость
жилищного строительства стала неуклонно возрастать (так, к 1925 г. она
увеличилась в 6 раз по сравнению с довоенным уровнем). А это сделало
малоэтажное строительство нерентабельным. Поэтому пришлось повышать
этажность жилых домов до трех-четырех, а местами и до пяти-шести с
применением в отдельных случаях башенных зданий. При этом изменилась и
архитектурно-планировочная структура показательных поселков. Жилые
комплексы Шампиньи, Шатеней-Малабри, Ле Плесси Робенсон и Дранси
ля Мюетт уже располагали значительно более развитой сетью
обслуживающих учреждений и сильно превосходили своих предшественников по
размерам. Можно также утверждать, что именно в этих поселках впервые
на французской почве была реализована идея микрорайонной планировки.
Так, например, расположенный в восточных рабочих предместьях Парижа,
близ Марны, ситэ-жарден Шампиньи по своей территории (12,5 га) и
проектной численности населения (6 тыс. жителей) вполне соответствовал
оптимальной схеме микрорайона Кларенса Перри.
Другой город-сад Шатеней-Малабри, построенный к юго-западу от
Парижа, между старинным парком Со и Веррьерским лесом, занял значительно
большую территорию (56 га). В отличие от Шампиньи он состоял как бы
из двух микрорайонов, в которых были предусмотрены свои общественные
и школьные центры. Авторы проекта архитекторы Бассомпьер, де Рут и
Сирвен нашли удачное сочетание горизонтальной застройки с
центральной 12-этажной башней, которая господствует в окрестном пейзаже.
Что же касается находящегося по соседству с Шатеней-Малабри еще
одного образцового города-сада Ле Плесси Робенсон, то его первоначальная
застройка, относящаяся к 1924 г., состояла из небольших двух-трехэтаж-
ных сблокированных домов с поквартирными индивидуальными
участками. Это обстоятельство не помешало, однако, архитектору Пейрэ-Дортей
включить в живописную планировочную композицию Ле Плесси Робенсон
широкую прямолинейную магистраль, окаймленную двумя параллельными
рядами многоэтажных зданий. Следует отметить, что Шатеней-Малабри и
Ле Плесси Робенсон были крупнейшими градостроительными объектами,
осуществленными Жилищным управлением департамента Сены в
юго-западных предместьях Парижа. В совокупности они занимали территорию
в 160 га с проектной численностью населения 50 тыс. жителей. А если
к поселкам прибавить площадь соседних парков, то их территория станет
значительной даже на фоне всего департамента Сены3.
Но наряду с населенными пунктами, подобными Шатеней-Малабри и Ле
Плесси Робенсон, под застройку использовались и сравнительно
небольшие участки. Так, совершенно особую категорию жилых комплексов,
построенных в окрестностях Парижа, составляли «группы жилых домов»:
Булонь, Шарантон, Мезон Альфор, Ванв и Витри. В отличие от
ситэ-жарден они, по сути дела, являлись экспериментальными городскими
кварталами, в силу чего могли служить в качестве образцов не столько для
1 Быстрый рост земельной ренты
в парижских пригородах
препятствовал своевременному и
регулярному приобретению
территорий в целях массового
жилищного строительства. Лишь
в 1932 г. вышел новый закон о
благоустройстве Парижского
района (La Loi 1932 sur
ramenagement de la region
parisienne),
который позволил пересмотреть
вопрос об экспроприации
земельных участков. Особенную
роль в этом отношении сыграли
дополнительные декреты,
вышедшие в свет в 1935 г.
2 Не следует путать с жилым
комплексом Дранси ля Мюетт,
построенным по соседству уже
в 30-е годы.
3 Правда, в северо-восточной
части департамента Сены
предполагалось создать большой
урбанизированный район Курнев
на территории 600 га с
численностью населения
80—100 тыс. жителей. Был даже
создан проект этого района,
однако покупка земель, частично
осуществленная, была
приостановлена в силу
чрезмерной раздробленности
земельных наделов и быстрого
роста цен.


Жилищное строительство и эволюция
гоюолского кваБтала
81
Дюньи-Лекюйе
СЕН-ДЕНИ
Дранси
Дряней ля Мюетт
Ле Пре-Сен-Жерве
Ле Лила
Баньоле
Сен Манде
Булонь
Шарантон
Витри
Мезон-Альфор
Плесси-Робенсон
загородного, сколько для городского строительства. Что же происходило
в это время в самом Париже?
Официальное обследование жилищных условий, проведенное сразу же
после окончания первой мировой войны, обнаружило вопиющие контрасты
между восточными рабочими районами города и буржуазными кварталами
на западе. В Париже было зафиксировано 17 трущобных районов, в
которых проживало около 200 тыс. жителей; 43 тыс. жилых домов, давно
потерявших право так называться, являлись постоянным рассадником
всевозможных болезней, в первую очередь туберкулеза \ Самыми нетерпимыми
были признаны кварталы, находившиеся неподалеку от ратуши и
примыкавшие непосредственно к Севастопольскому бульвару и улице Риволи.
В свое время барон Оссман ограничился здесь лишь пробивкой широких
проспектов, оставив нетронутыми соседние средневековые переулки,
напоминавшие ущелья. Венецианская улица, переулок Симон-ле-Фран и др.,
застроенные в XVIII и XIX вв. мрачными, плотно примыкавшими друг
к другу домами, почти полностью были лишены естественного солнечного
освещения. Столь же безотрадные кварталы, сохранившие средневековую
сеть улиц, находились между Сент-Антуанской улицей и Сеной, а также
на левом берегу реки. Остальные трущобы, образовавшиеся на периферии
города, представляли собой скопления ветхих построек, лишенных какого
бы то ни было благоустройства.
Париж и его
окрестности. Залиты
черным кварталы
трущоб,
предназначенных
к сносу; кругами
очерчены так
называемые
города-сады,
строившиеся
на протяжении
30-х годов
1 Основным критерием в оценке
трущоб была смертность от
туберкулеза. Те дома, в которых
за 25-летний период
(1894—1918 гг.) умерло от этой
болезни более 10 человек,
относили к категории трущоб.


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
82
Парижский муниципалитет, обладавший ограниченными финансовыми
возможностями, установил строгую очередность в исполнении работ,
связанных с ликвидацией трущоб. В первую очередь решили привести в порядок
кварталы, находившиеся по соседству с ратушей. Однако намерения
муниципалитета внезапно переменились, так как на севере города у ворот
Клиньянкур среди бедноты, промышлявшей сбором и обработкой тряпья,
вспыхнула эпидемия чумы, которая угрожала всему населению, поэтому
работы в центре Парижа были отложены и все средства переброшены на
ликвидацию северных трущоб. За короткий промежуток времени убогие
жилища тряпичников с подвалами, кишевшими миллионами крыс, были
полностью уничтожены, а на их месте построили многоэтажные жилые
дома. Так как эти работы целиком поглотили городской бюджет, то к
расчистке центральных районов вернулись значительно позже, лишь в 1930 г.
Но если в первом случае городской совет и домовладельцы действовали в
полном согласии, то уничтожение трущобных жилых домов в центре
Парижа встретило бешеное сопротивление собственников. Борьба, разгорев^
шаяся между частнособственническими устремлениями и интересами
города в целом, была столь характерна для капиталистического мира, что мы
решили несколько подробнее остановиться на ней, предоставив слово
непосредственному участнику кампании по ликвидации трущоб, члену
Парижского муниципалитета К. Рэланду. В своей горячей обличительной статье 1
Рэланд правдиво рассказывает о событиях, связанных с оздоровлением
города.
«Итак,— говорит этот очевидец,— Парижский муниципалитет вновь
приступил к реконструкции района, примыкающего к ратуше. По
предварительным подсчетам нужно было снести 347 домов с населением 12 тыс.
человек. Расходы, связанные с этой операцией, исчислялись в 150 млн.
франков. Но так как эта смета оказалась совершенно непосильной для
городского бюджета, то трущобные жилые кварталы были обследованы
повторно. В результате более строгого отбора к незамедлительному сносу
было предназначено уже не 347, а только 93 дома. Соответственно
снизились и расходы до 21 млн. франков. Но и это сокращение не удовлетворило
муниципальных советников. Из 93 домов они признали полностью
непригодными лишь 44 дома, сократив, таким образом, до крайности объем
предстоявших работ».
Далее началась длительная процедура, связанная с окончательной
оценкой стоимости сносимых зданий. Город со своей стороны мог предложить
домовладельцам не более 4 700 тыс. франков, тогда как собственники
требовали за такие дома и участки 11 900 тыс. франков. Для решения
возникшего спора были назначены специальные оценочные комиссии, в состав
которых входили представители заинтересованных сторон. И, наконец,
жюри вынесло решение, которое оказалось выгодным не городу, а
домовладельцам, утвердив окончательную смету в размере 9 900 тыс. франков. При
этом количество сносимых домов жюри сократило до 33.
Продолжая далее свой правдивый рассказ, Рэланд с негодованием
отмечает, что «постановление жюри являлось грубым нарушением морального
кодекса и небрежным расточительством общественных средств. Это было
настоящее преступление, совершенное против несчастных жителей
трущоб, этих позорных трущоб, разрушение которых оказалось непосильным
для города». Вместо того чтобы обуздать домовладельцев, жюри оказалось
у них на поводу. Под прикрытием законности оно совершило
антиобщественное дело. Были забыты умершие от туберкулеза, жертвы которого
составили печальную статистику парижских трущоб. Так, например, здание,
в котором за 12 лет умерло от туберкулеза 19 человек из 51, а также дом,
в котором 17 жителей из 39 умерли от той же болезни, жюри отнесло
к категории «здоровых» жилищ. Но вот еще одно здание, где за 12 лет
умерло 14 жителей из 21. Смерть унесла все юное поколение. И что же?
Жюри поистине «премировало» этот дом, признав условия жизни в нем
«здоровыми»! «Такой цинизм,— добавляет Рэланд,— достоин того, чтобы
его публично предать осуждению...»
Нам остается лишь присоединиться к этому справедливому обвинению,
брошенному в лицо буржуазным хозяевам столицы Франции, которые
оказались беССИЛЬНЫМИ В борьбе С трущобами — ЭТИМИ ЯЗВаМИ, раЗЪедаЮЩИ- l RoelandC. Les quartiers modits.-
r rJ ' r " ^ L'architecture d'aujourd'hui. 1931,
ми капиталистические города. juin—juiiiet, p. 32-38.


83
2. Городские общественные центры
После длительного перерыва, вызванного войной и послевоенным
жилищным кризисом, с середины 20-х годов возобновилось строительство
общественных зданий. Но, нагоняя упущенное, эта область архитектуры сразу
же сделала гигантский скачок вперед как в количественном, так и в
качественном отношении. Кинотеатры с одним, двумя и тремя залами,
рестораны и кафе, выставочные сооружения, входившие в грандиозные
ансамбли всемирных выставок \ деловые здания, принимавшие в Соединенных
Штатах Америки формы небоскребов, и, наконец, огромные
железобетонные стадионы, бассейны для плавания, крытые рынки, универмаги,
многоэтажные гаражи, авто- и аэровокзалы, школы, университеты и
разнообразные лечебные учреждения составляли в это время далеко не полный
перечень общественных зданий.
Следует отметить, что при всей значимости проблемы строительства
дешевых жилищ она не могла так привлечь к себе внимания архитекторов, как
проблема общественных зданий. Стандартный дешевый дом, сводившийся
к простейшей коробке, все еще считали «архитектурой второго сорта»,
тогда как индивидуально спроектированные общественные здания открывали
неизмеримо больший простор для поисков оригинальных функциональных
схем, смелых конструкций и новых художественных образов, не говоря уже
о том, что архитектор, занимавшийся общественными зданиями, быстрее
выдвигался и вместе с именем наживал состояние. Вот почему все лучшие
силы архитектурного мира 20-х и 30-х годов, начиная с Ле Корбюзье и
кончая Пьетро-Луиджи Нерви, уделяли внимание преимущественно
общественным зданиям, с которыми могли конкурировать только фешенебельные
буржуазные виллы.
1 В межвоенный период
строительство выставок сильно
возросло во всех странах,
особенно во Франции и США.
Выставки способствовали обмену
творческим опытом между
архитекторами и в сильнейшей
степени стимулировали их
изобретательность в области
архитектурных форм и
конструкций. Такой, например,
была Парижская всемирная
выставка 1925 г., повлиявшая на
развитие нового функционального
стиля. О масштабах всемирных
выставок тех лет можно судить
по Парижской колониальной
выставке 1929 г., где
демонстрировалась
смонтированная в Веисснском
лесу точная копия
камбоджийского храма
Ангкор-Ват.
Но где и как размещали вновь возводимые общественные здания? На с. 84
помещена картограмма Лондона (в черте Лондонского графства), на
которой показана территориальная дислокация разнообразных предприятий
культурно-бытового обслуживания населения. Изучая картограмму,
убеждаешься в том, какое огромное число общественных зданий возникло в
больших городах в период стабилизации капитализма. Действительно, к
началу 30-х годов Лондон уже насчитывал 262 кинотеатра, в большинстве своем
построенных именно в этот период. К кинотеатрам следует добавить
драматические и музыкальные театры, число которых в то время достигло
рекордной цифры, а именно 86 *. Но если к ним присоединить концертные
и танцевальные залы, а также клубы, читальни, выставки, музеи и тому
подобные заведения, то общее число культурно-зрелищных учреждений
Лондона поднимется почти до 500. В послевоенные годы сильно
увеличилось число благоустроенных отелей, которые, как правило, совмещались
с кафе, ресторанами, эстрадами и мюзик-холлами.
Однако расположение этих общественных зданий на территории Лондона
было далеко не равномерным. В то время как окраинные рабочие районы
города, такие, как Поплер, Степней или Паддингтон, имели лишь по одному
театру на район, в Вестминстере сосредоточилось 37 театров, т. е. почти
половина всех театральных предприятий столицы. Концентрация театров
на территории Вестминстера, начавшаяся еще в XIX столетии,
объяснялась близостью делового центра Лондона — сити, как и буржуазных квар-
Стихийная
концентрация
однородных
общественных зданий
в Лондоне
и Нью-Йорке
* Данные о числе зрелищных и
культурно-бытовых учреждений
Лондона относятся к концу
1929 г. (см. статистический
справочник ,,London County
Council. London Statistics".
London, 1931).
В последующие годы в
результате конкуренции с
общедоступными кинотеатрами
(а также по причине увеличения
емкости театральных зданий)
число театров стало сокращаться.
В настоящее время Лондон имеет
57 крупных театров и 19
концертных залов.


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
84
талов, которые они обслуживали. Но к концу 20-х годов процесс
централизации зрелищных предприятий еще более усилился, на что указывает
размещение здесь двух новых театров и 23 кино. А в результате близ Ковент-
Гардена и Пикадилли Серкес образовался целый зрелищный городок.
Столь же неравномерно размещались в Лондоне отели, рестораны и кафе.
Из 186 предприятий подобного рода 67 сосредоточилось опять-таки в
Вестминстере. Стремясь располагать свои магазины в наиболее оживленных
местах, владельцы торговых фирм в свою очередь предприняли
решительный натиск на те же кварталы. И если до начала текущего века северная
половина Вестминстера была сплошным жилым районом, то теперь
застройка вестминстерских кварталов существенно изменилась: жилище
отступило и предоставило место общественным зданиям. В результате
стихийного процесса, стремительно протекавшего у всех на глазах, здесь повто-
Нью-Йорк.
План острова
Манхэттен с показом
районов средоточия
деловых
и общественных зданий
(обведены кругами)
1—3 — мосты:
Бруклинский,
Манхэтт ейский,
Уилъямбургский;
4—6 — общественные
парки: Ваттери,
Риверсайд
и Центральный
Стихийная
концентрация
зрелищных
предприятий и мест
развлечений
на территории
Лондона к 1930 г.
Черными кружками
показаны театры;
квадратами
с точкой —
кинотеатры;
белыми кружками —
концертные залы;
клеткой —
рестораны
с эстрадами. Схема
наглядно показывает
чрезмерную
концентрацию театров
и кино в буржуазных
кварталах Вест-Энда
Бродвей —
популярное место
вечерних
развлечений жителей
Нью-Йорка.
Сверкающие рекламы
различных фирм
не исправляют
дефектов городской
застройки


Городские общественные 85
центры


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
86
рилась история освобождения лондонского сити от жилой застройки с той
только разницей, что вместо делового района Вестминстер приобрел черты
весьма специфического культурно-просветительного и торгового центра.
Так произошло расширение общегородского центра Лондона в западном
направлении, где он вплотную сомкнулся с Уайтхоллом — этим
политическим центром Британской империи.
Несмотря на всю очевидность различий между Лондоном и Нью-Йорком,
в развитии их общественных центров имелось немало общего.
Действительно, и в Лондоне, и в Нью-Йорке деловые центры (сити) давно
сформировались в качестве районов монопольного средоточия банков и контор. Эти
учреждения настолько завладели территорией сити, что не допускали
проникновения в него какой бы то ни было инородной застройки. Так,
например, в Лондоне на рубеже 20—30-х годов удалось вклинить в монолитную
каменную застройку сити только одно значительное здание
некоммерческого назначения — редакцию газеты «Дейли Экспресс» *. Столь же
неподатливой оказалась и стрелка Манхэттена в Нью-Йорке. Огромные
небоскребы Уолл-стрита и Бродвея вместе с окружающей их многоэтажной
застройкой, занятой банками и конторами трестов, почти полностью
исчерпали земельные фонды оконечности прославленного острова. А между тем
нормальная жизнь гигантского города требовала, как и в Лондоне,
создания широкой сети розничной торговли и предприятий общественного
питания, а также зрелищных учреждений, гостиниц, клубов, музеев, библиотек
и других общественных зданий, предназначенных для обслуживания не
только жилых районов, но и в первую очередь сити.
В истории Нью-Йорка был такой период, когда обслуживающие
предприятия возникали в непосредственном соседстве с сити — среди кварталов,
примыкающих к ратуше. Однако автомобильный транспорт, и в первую
очередь метрополитен, сделали легко достижимым срединный пояс
Манхэттена, который имел к тому же ряд топографических преимуществ.
Здесь, т. е. в интервале между 22-й и 59-й улицами, застройка была менее
плотной и менее высокой, чем на юге Манхэттена; кроме того, наличие
обширного Центрального парка и двух больших железнодорожных
вокзалов делало этот район оживленным и привлекательным. Здесь на
расстоянии 3—6 км от сложившегося старого сити стал формироваться новый,
неизмеримо более крупный центр города, совместивший в себе деловые,
торговые и культурно-просветительные функции. Процесс образования но^
вого центра Нью-Йорка начался еще в довоенное время, но особенно
интенсивно протекал он в 20-х и 30-х годах.
Наибольшее количество нью-йоркских отелей расположилось в узкой
меридиональной полосе между 5-м и 8-м проспектами, поблизости от Бродвея,
который соединяет по диагонали Медисон-сквер с юго-западным углом
Центрального парка. На этой территории сосредоточилось около 100
отелей (тогда как на стрелке Манхэттена не осталось ни одного).
Аналогичным образом сконцентрировались здесь рестораны, клубы, библиотеки и
зрелищные предприятия всех родов. И если на территории старого сити
находились только один крупный театр и один клуб, то в срединном
районе Нью-Йорка функционировало 26 клубов и 88 театров и кинотеатров.
Быстрое превращение срединного пояса Манхэттена в центр
разнообразной деловой и общественной жизни не могло обойтись без строительства
небоскребов. В 1928 г. по соседству с Большим центральным вокзалом
автомобильная компания Крейслера основала свой фирменный небоскреб в
77 этажей. В том же году под эгидой Джона Рокфеллера младшего
возникла идея строительства 70-этажного небоскреба близ Центрального парка.
И, наконец, в 1930 г. началось строительство величайшего небоскреба Нью-
Йорка и Америки Эмпайр Стэйтс. Поставленный на перекрестке 34-й улицы
и 5-го проспекта, этот небоскреб занял центральное местоположение в
городе, а его вершина стала популярной обсервационной точкой, откуда
наблюдают панораму Нью-Йорка с высоты 102-го этажа 2. Эти небоскребы
(как и построенные в те же годы стальные вантовые мосты) явились
крупнейшим достижением инженерно-строительной техники XX в3. В силуэт
Нью-Йорка они внесли вертикальные контрасты и послужили
прототипами многочисленных башенных сооружений подобного рода. Однако
создать из небоскребов полноценный архитектурный ансамбль не удалось,
поскольку размещали их без ясно выраженного композиционного замысла.
1 Упомянутое здание было
построено на улице газетных
редакций Флит-стрит.
Небезынтересно отметить, что
концентрация банков на
территории лондонского сити
вовсе не остановилась, а
продолжалась вплоть до второй
мировой войны. В 1925—1930 гг.
здесь были построены здания
Мидлендского, Ллойдского и
Вестминстерского банков и, кроме
того, расширен Английский банк.
Присоединившись к банкам,
давно осевшим на Ломбард-стрит,
они образовали территориально
целостный валютный центр
Великобритании.
2 Небоскреб Эмпайр Стэйтс в
свое время являлся
непревзойденным по высоте. Это
объясняется тем обстоятельством,
что крупнейшие небоскребы,
построенные на рубеже 20-х и
30-х Годов, оказались
экономически нерентабельными,
так как превышение уровня
63 этажа заставляло дублировать
дорогостоящий инженерный
узел небоскреба. Поэтому высота
сооружений небоскребного типа
после этих экспериментов
значительно снизилась.
3 Большой интерес представляет
техническое оборудование
небоскребов и процесс их
возведения. Благодаря
применению конвейерного метода
в сборке стальных каркасных
конструкций и заполнения из
естественного камня и новых
материалов небоскребы вырастали
с поразительной быстротой. Так,
небоскреб Крейслера строился
с 15 октября 1928 г. до 1 апреля
1930 г., т. е. 17,5 мес, тогда как
Эмпайр Стэйтс —всего лишь
14 мес. (с февраля 1930 г. по
апрель 1931 г.). При общей
кубатуре последнего небоскреба
990 тыс. м3 и весе стальных
конструкций 59 тыс. т.
строительство (точнее монтаж
заранее подготовленных
элементов небоскреба) было
неслыханным событием.
О небоскребах и их
инженерно-техническом
оборудовании помимо
иностранных публикаций см.
статьи: Венедиктов А.
Рокфеллеровский центр в
цифрах.— Архитектура за
рубежом, 1935, № 2, с. 31—36;
Чаплыгин А. Строительные
конструкции американских
небоскребов.— Архитектура за
рубежом, 1935, № 3, с. 27—30;
Олтаржевский В. Американские
небоскребы.— Архитектура за
рубежом, 1935, № 5, с. 11—20.


Городские общественные
центры
87
Углубляясь в изучение топографии общественных зданий, необходимо
отметить еще одну существенную и очень характерную черту, а именно
кустование однородных по назначению предприятий на очень небольших
участках земли. Это явление ярко проявилось во всех больших городах
Европы и Америки. Так, например, в Лондоне между площадью Пикадил-
ли и улицей Чаринг-Кросс, т. е. на протяжении 350 м, было построено
шесть кинотеатров. Они расположились настолько близко один к другому,
что их сверкающие транспаранты и афиши слились в сплошную пеструю
ленту. На соседней улице (Шефтсбери-стрит) также тесно прижались один
к другому пять театров. В переулках, выходящих к площади Пикадилли,
удобно разместились 16 ресторанов, тогда как на коротком участке
Оксфорд-стрит вытянулись в непрерывную шеренгу 11 больших фирменных
магазинов, не считая множества мелких, занявших первые этажи рядовых
Нью-Йорк.
Хаотическое
скопление небоскребов
на южной оконечности
острова Манхэттен


Основные направления в теории и практике 88
градостроительства 20-х и 30-х годов
домов. Аналогичным образом происходило кустование предприятий и в
Нью-Йорке. Кварталы у перекрестка Бродвея и 7-го проспекта включили
в себя по шесть — восемь кинотеатров и большие группы отелей. Эта
сверхконцентрация однородных по назначению предприятий давала очевидные
бытовые преимущества, ибо потребитель, попавший в район расположения
магазинов, ресторанов или театров, получал возможность широкого выбора
товаров, фильмов и спектаклей, не расходуя энергию и время на поездку по
городу.
В результате самопроизвольно протекавшего процесса концентрации в
20—30-х годах подготавливалась почва для возникновения новых
специализированных общественных центров: торговых, театрально-зрелищных,
научных, спортивных, гостинично-туристских и т. д. Но градостроительно
осмыслить и создать такие центры в виде хорошо скомпонованных и
удобных комплексов было делом нелегким.
Вопреки давно назревшей потребности архитекторы-градостроители лишь
в редких случаях обращались к проблеме городских общественных
центров. Это объяснялось тем обстоятельством, что заказчиков на
строительство крупных комплексов общественного назначения, за исключением
государственных и муниципальных органов, практически не было. Кроме того,
и сами архитекторы еще не были подготовлены к решению этой проблемы,
поскольку XIX в. в корне подорвал искусство ансамбля, а
функциональные схемы и образы центров на основе народившегося нового стиля еще
не сложились. Поэтому работы над планировкой и застройкой городских
общественных центров не давали положительных результатов и чаще всего
ограничивались составлением заведомо нереальных проектных
предложений.
Особенно сложной проблемой была реконструкция деловых центров
крупных капиталистических городов, которые все еще находились во власти
беспорядка. В решении архитектурных объемов, как и в размещении
бюро и контор на территории сити, не наблюдалось сознательного стрем-
Попытки
проектирования
и строительства
общественных
центров
в межвоенный
период


Городские общественные
центры
ления к функциональному и художественному единству. Напротив,
каждая крупная фирма в целях саморекламы старалась построить здание,
превосходившее соседние хотя бы по абсолютной высоте. В нью-йоркском
сити, как известно, эта тенденция вылилась в своеобразное состязание
американских финансовых магнатов, стремившихся превзойти друг друга
в строительстве небоскребов. Разумеется, такой подход к застройке
деловых центров не мог способствовать созданию художественно полноценных
ансамблей. А между тем от местоположения, размеров и архитектурно-
планировочной организации сити зависела нормальная жизнедеятельность
города. За эту сложнейшую и никем еще не осознанную задачу впервые
взялся Ле Корбюзье *.
В ноябре 1922 г. в залах парижского осеннего салона он
продемонстрировал экспериментальный проект города нового типа на 3 млн. жителей,
который для наглядности был совмещен с планировочной ситуацией
Парижа. К этому проекту, получившему название «плана Вуазена» 2, Корбюзье
возвращался в 1925, 1929, 1930 и 1935 гг., настойчиво пропагандируя
проект в газетных и журнальных статьях, на выставках и в собственных
книгах.
Оставляя в стороне всю ту шумиху, которую поднял автор вокруг своего
проекта, и не касаясь пока его основных градостроительных концепций,
рассмотрим самый центр города в черте отведенных ему территориальных
границ.
Центр идеального города Корбюзье, бесспорно, являлся квинтэссенцией
урбанистической централизации. Но эта централизация имела особый
характер. Проповедуя высокую плотность населения, Корбюзье не мог
обойтись без гигантских башенных зданий общественного назначения.
Поэтому центр города превратился у него в район монопольного средоточия
небоскребов. На четырехугольной площадке в 240 га, которая размещалась
в самой середине города, Корбюзье поставил 24 небоскреба высотой 60
этажей.
Большие интервалы между небоскребами позволили ему трактовать
центр города в виде обширного парка, внутри которого на перекрестке
Эволюция
небоскребов
Нью-Йорка. Слева
направо: Банк Труст,
муниципалитет,
небоскреб Зингера,
небоскреб Общества
страхования жизни,
небоскреб Вулворта,
дом Крейслера,
Эмпайр
Стэйтс-Билдинг,
Радио-сити, здание
Секретариата ООН
1 Корбюзье (или Ле
Корбюзье-Сонье) родился в
Швейцарии, в 1887 г. Его
подлинное имя — Шарль-Эдуард
Жаннере. Не получив
специального архитектурного
образования, Корбюзье тем не
менее быстро выдвинулся в
качестве проектировщика и
строителя буржуазных вилл,
исполненных в обнаженных
формах нарождающегося
«нового» (функционального)
стиля. Проект города на 3 млн.
жителей и сопровождавшая его
книга «Urbanisme» были первым
выступлением Корбюзье на
градостроительной арене.
2 Вуазен — фамилия главы
автомобильной фирмы,
согласившейся
покровительствовать автору
проекта.


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
90
главных планировочных осей размещался огромный центральный вокзал.
Однако административные здания, театры, гостиницы, рестораны, как и
все прочие обслуживающие учреждения, в проекте Ле Корбюзье не
получили должной концентрации, в силу чего его идеальный город стал одно-
центренным.
Наличие единого центра и однородных конторских зданий в виде
небоскребов облегчило автору решение композиционной задачи. В силе и новизне
художественного образа Корбюзье далеко превзошел Энара, Аберкромби,
Ферриса и Сант-Элиа, пытавшихся нарисовать картину города будущего.
Но функциональная сторона его проекта не отвечала художественно
выразительной форме. Исходя из основной концепции урбанистов, полагавших,
что главным условием для интенсивного развития материальной и духов-
Предложение
Ле Корбюзье
по реконструкции
парижского центра,
получившее широкую
известность под именем
«плана Вуазена»
(1925 г.)
Ле Корбюзье.
Внешний и
пригородный
транспортный узел
в городе на 3 млн.
жителей. Жирными
линиями показаны
главные
железнодорожные
магистрали;
тонкими —
пригородные железные
дороги; пунктиром
показан метрополитен.
Заштрихованы центр
города и левее его
промышленный район
Ле Корбюзье.
Центральный вокзал
в городе на 3 млн.
жителей
1 — нижний
подвальный этаж
с четырьмя
тупиковыми
эюелевподорожными
вокзалами;
2 — средний
подвальный этаж,
вмещающий в себя
транзитные линии
пригородных
железных дорог;
3 — верхний
подвальный этаж,
предназначенный для
метрополитена; над
ними расположены:
4 — наземный
перекресток
автомобильных дорог;
5 — скрещение
надземных автострад;
6 — посадочная
площадка для
само лет о в-таксу


Городские общественные
центры
91
^
ПТГГГ1
Mill I I ПИ I
IIII I Mill
<?
RFFH
-ЕВЕ
lllll Mill
lllli Mill
lllll Mill
lllll Mill
*
lllll MM
МММ МММ
MB-
*


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
92
ной культуры человеческого общества является концентрация населения
в больших городах, Корбюзье счел рациональным концентрировать в той
же степени и городское движение. А в результате деловой центр Парижа
слился в его фантастическом проекте с предельно сконцентрированным
узлом городского и междугородного автомобильного и рельсового транспорта.
Наиболее парадоксальным инженерно-транспортным сооружением
городского центра Корбюзье является шестиэтажный центральный вокзал. Его
три этажа, предназначенные для рельсового транспорта, предполагалось
сделать подземными. Нижний этаж Корбюзье предоставил четырем
тупиковым вокзалам железных дорог дальнего следования; промежуточный
подвальный этаж он превратил в железнодорожный вокзал пригородного
сообщения, тогда как верхний подвальный этаж отвел для главных линий
метрополитена. Аналогичное размежевание транспортных средств по эта- Фантастический проект
^ « тт столичного города
жам было произведено и в надземной части вокзала. На уровне первого х Ферриса (сша)
этажа проектировались входы в подземные лифты, и здесь же пересекались художественный центр
пути автомобильного движения, связанного с уличной сетью; второй
(антресольный) этаж на столбах отводился перекрестку автострад скоростного
надземного движения и, наконец, плоское перекрытие над этим
перекрестком превращалось в центральный аэродром для самолетов-такси. Так
представлял себе автор «плана Вуазена» центр идеального города будущего,
якобы способный спасти от затянувшегося транспортного кризиса столицу
Франции. Со времени опубликования «плана Вуазена» прошло почти
полвека. Однако этот проект и теперь производит сильное эстетическое вне-


Городские общественные
центры
93
чатление. Совершенно очевидно, что Корбюзье, как большому художнику,
удалось опоэтизировать машинную технику, создав правдоподобный и
увлекательный художественный образ города будущего. Но
градостроительство не может опираться на одну эстетическую фантастику. Поэтому
проект Корбюзье неоднократно подвергался серьезной критике с позиций
реально мысливших инженеров и архитекторов, которые видели в нем
целый ряд ничем не оправданных промахов.
Действительно, опыт многолетней эксплуатации железных дорог показал,
что городские станции сквозного движения удобнее тупиковых. Но
Корбюзье, вопреки здравому смыслу, спроектировал только тупиковые
вокзалы, тем самым заставляя транзитных пассажиров делать ненужные
пересадки. Парижский железнодорожный узел испытывал трудности и при
Генеральный план
столичного города,
спроектированного
X. Феррисом.
Деловой, научный
и художественный
центры группируются
вокруг парка,
обнимающего
звездообразную
главную площадь.
От центров
расходятся радиальные
проспекты, ведущие
к аэродромам и местам
загородного отдыха


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
94
наличии восьми удобно разобщенных железнодорожных вокзалов, но
Корбюзье сократил их число до четырех, разместив в одной общей точке,
невзирая на убедительные примеры Берлина и Вашингтона \ Практика
показала, что пропускная способность площади с саморегулируемым
кольцевым (или карусельным) движением лимитируется одной непрерывно
действующей лентой движения, а между тем для главного перекрестка
наземных магистралей столицы Корбюзье избрал именно этот, невыгодный тип
площади. Вызывает недоумение включение двух автострад и в без того
перегруженный узел, тем более что они не могли получить удобных
непосредственных связей с вокзалом. И, наконец, уже совершенно нелепым
было размещение на крыше вокзала посадочной площадки для самолетов.
К удушающей атмосфере выхлопных газов, шуму лифтов и железнодорож-
щ
1
| ь\\\\\\\\\\\\\\\\^^^^^
48 улица
Lf-
р 4 1 rz
Р~4 1 М-
L v
и
I
t
DDDDDP
Е^
_Т> DDD D CZi
\ \ \\
G
лТ
-ГЛ
i
51 улица
^шш^щц
Попытка
создания
«вертикального»
общественного
и делового центра
в Нью-Йорке.
Радио-сити
(«Рокфеллер-центр»).
Комплекс зданий
строился
на протяжении
30-х годов по проектам
архитекторов
Рейнхарда,
Хофмейстера,
Корбетта, Гаррисона
и других
1 — главное высотное
здание
«Рокфеллер-центра»;
2 — театр;
3 — мюзик-холл;
4 — корпуса,
предназначенные
для посольств;
5 — так называемое
Интернациональное
здание. Справа
вид на комплекс с
восточной стороны
ных поездов присоединился бы оглушающий рев моторов. Вместе с
невообразимой сутолокой людей центральный вокзал и, даже больше того, весь
деловой центр обновленного Парижа превратился бы в кипящий
муравейник. И, следовательно, вместо улучшения условий движения «сердце»
города получило бы тот роковой для него избыток крови, от которого так мудро
предостерегал в свое время Энар.
Урбанистические опусы подобного рода можно было простить художникам
«чистой воды» на заре стихийного движения футуристов, но архитекторы
обязаны мыслить реально. Не удивительно, что деловые круги в лице
парижского муниципалитета остались равнодушными к этому
утопическому проекту. Однако удивительно то, что Корбюзье настойчиво
пропагандировал свою идею в течение многих лет. Застроенный небоскребами сити он
пытался включить в проектные предложения по реконструкции
Стокгольма, Нью-Йорка, Антверпена и Москвы; наконец, в 1935 г. под новым
эффектным названием «Лучезарный город», как Феникс из пепла,
возродился все тот же «план Вуазена». Но, так же как и во Франции, ни одна из
стран (включая и родину небоскребов — Америку) не поддержала
Корбюзье в его начинаниях. Причиной же безучастного отношения к его идее
явились не только крупные недостатки «плана Вуазена», а в первую
очередь то обстоятельство, что проблема превращения сити в организованный
1 В конце XIX в. возникло
кратковременное увлечение
строительством центральных
вокзалов, к которым подводили
линии всех железных дорог,
входящих во «внешний
транспортный узел» большого
города. К лучшим центральным
вокзалам этого периода
относятся вокзалы в Вашингтоне
(тупиковый тип) и Цинциннати
(транзитный тип с залом
ожидания, висящим над путями).
Однако независимо от
принадлежности к тому или
иному типу все центральные
вокзалы оказались
нецелесообразными вследствие
того, что становились причиной
чрезмерной концентрации
пассажиров. В Вашингтоне,
например, пришлось пожертвовать
несколькими хорошо
застроенными кварталами, чтобы
выкроить необходимое
пространство для автомобильных
стоянок. В этой связи
децентрализация остановочных
пунктов на берлинских железных
дорогах является положительным
примером.


Городские общественные 95
центры


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
96
Анкара.
Фрагмент проекта
реконструкции города,
составленного архит.
Германом Янсеном
в 1928 г. Залиты цветом
кварталы старой
Анкары, увенчанные
крепостью на вершине
холма 1. Пунктиром
обозначена железная
дорога с главным
вокзалом 2. К югу
от железной дороги —
начало магистрали,
ведущей к новому
правительственному
центру 3
главный центр капиталистического города в то время еще не назрела.
Остается она нерешенной и в наши дни.
Гораздо более реальной оказалась проблема строительства
культурно-просветительных и зрелищных центров. Очень яркой, хотя и единичной
попыткой создания центров подобного рода, было строительство Радио-сити в
Нью-Йорке, более известного под названием «центра Рокфеллера».
Особенность этого общественного центра заключалась в том, что вместо
комплекса горизонтальных зданий, столь характерных для Европы,
американцы построили на 5-м проспекте гигантскую вертикаль. Собственно до
постройки Радио-сити достоинства и недостатки небоскребов были
проверены лишь на конторских зданиях. Крупнейший из довоенных
небоскребов, построенный компанией Вулворта, объединил в своих 55 этажах
14 тыс. служащих. Хотя такая концентрация и вызвала чрезмерное
напряжение людских потоков в моменты прихода и ухода служащих с работы,
но оправдала себя во внутренних деловых связях и, кроме того, создала
весьма красноречивую рекламу компании Вулворта. Конечно, по
сравнению с довоенным временем транспортное оборудование небоскребов
значительно усовершенствовалось, было увеличено количество входов, лифтов,
устроены подземные станции метрополитена под небоскребами. И все же
концентрация людей в небоскребе Рокфеллера была рискованным делом:
одни только залы мюзик-холла и Оперного театра вмещали около 10 тыс.
человек. Кроме того, здесь размещались радиотеатр, зал постоянной
художественной выставки, ночной клуб и множество других многолюдных
помещений.
Объективно оценивая эксперимент, сделанный под эгидой Рокфеллера, его
нельзя отнести ни к безусловно удавшимся, ни тем более к неудачным.
Опасаясь убытков по причине малочисленности арендаторов, способных
нанимать дорогие помещения в Радио-сити, Джон Рокфеллер еще в период
проектирования своего небоскреба навязал архитекторам трудно
сочетаемые в одном здании учреждения. В нем мы находим и нефтяную компанию
Шелл, и контору самого Рокфеллера, а также банки, магазины,
апартаменты дипломатических представительств и даже теннисные площадки и
колоссальные товарные склады. Само собой разумеется, что
функциональная специфичность культурно-зрелищного центра от этого пострадала. И
тем не менее опыт строительства Радио-сити заслуживает внимательного


Городские общественные 97
центры
Перспектива
парламентского здания
в Анкаре
по неосуществленному
проекту Жозефа Ваго
(1939 г.). Вид с южной
стороны
Правительственный
центр в Анкаре.
Конкурсный проект
Жозефа Ваго
1 — здание
парламента,
возглавленное
традиционным
византийско-турецким
куполом; 2 — башня
библиотеки и архива;
3 — сенат; 4 — дворец
президента


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
98
изучения, ибо в небоскребе Рокфеллера получил дальнейшее развитие
вертикальный тип американских общественных центров.
Уже совсем уникальной задачей в творчестве архитекторов межвоенного
времени являлось проектирование и строительство центров новых столиц.
В 1923 г. после окончания греко-турецкой войны, в результате которой
турки возвратили себе Анатолию, политическим центром страны стала
Анкара. В 1928 г. архитектором Янсеном был разработан генеральный план
расширения города, а во второй половине 30-х годов проведен конкурс на
проектирование комплекса правительственных зданий с парламентом во
главе \
Проект австрийского архитектора Клеменса Хольцмейстера, получивший
первую премию, и проектные предложения других участников конкурса
Купола мечети
Сулеймание в Стамбуле.
Мечеть построена
архит. Синаном
в 1549—1557 гг.
Архитектурные
памятники старого
Стамбула послужили
национальным
прообразом для
парламентского здания
в Анкаре,
спроектированного
Шозефом Ваго
оказались настолько посредственными, что останавливаться на них не
имеет особого смысла. Эти проекты представляли собой либо ухудшенные
варианты площади Согласия в Париже (архитекторы Лапрад и Базен), либо
почти точные копии американских гражданских центров2. Зато проект
французского архитектора Жозефа Ваго привлекает к себе внимание как
1 L'architecture d'aujourh'hui,
1939, № 5.
2 Планировке и застройке центра
Вашингтона, а также других
городов Америки посвящен
специальный раздел в третьей
части данной книги.


Городские общественные
центры
99
остротой планировочного решения, так и свежестью архитектурных форм.
Уже самый выбор территории для строительства нового центра ставил
перед архитекторами определенные градостроительные задачи. Здание
парламента предполагалось возвести в южной части города на невысоком
плато, отделенном от старой Анкары широкой долиной. Поэтому нужно было
создать такой ансамбль, который мог бы гармонически соответствовать
средневековой турецкой крепости, также расположенной на холме в
центре старого города. Лишь при таком положении генеральный план и силуэт
двухцентренной столицы получили бы столь необходимое композиционное
равновесие. Архитектор Ваго мастерски решил эту задачу. В его проекте
склоны холма дополнительно укреплялись подпорными стенами,
сложенными из местного красноватого камня. Это превращало территорию нового
центра в своеобразный акрополь, на котором должны были вырасти
монументальные беломраморные здания.
В отличие от других участников конкурса, которые, следуя традиционной
симметрии, нанизывали все правительственные корпуса на одну
композиционную ось, архитектор Ваго предложил более свободное размещение
зданий. Согласно его проекту, парламент, резиденция президента, сенат и
другие сооружения представляли собой функционально взаимосвязанную
группу построек, образующую живописный архитектурный ансамбль.
И в то же время купол парламента находился на одной композиционной
оси со зданием министерства внутренних дел (построенным ранее), а
башенное сооружение удачно замыкало собой перспективу парадной аллеи.
Но, пожалуй, главным достижением Жозефа Ваго являлась попытка
использовать национальные формы. Действительно, несмотря на то что
здания, формирующие новый ансамбль, были вполне современны как по
своим конструкциям, так и по внешнему облику, все же центральный
кубовидный объем парламента, увенчанный пологим стеклянным куполом с двумя
«минаретами», отдаленно напоминал стамбульские мечети Синана,
прообразом которых являлся знаменитый Софийский собор. То же можно
сказать и о башне, служившей вертикальной доминантой всего ансамбля.
Внешний облик ее воскрешает в памяти образ древней Галатской башни,
расположенной по другую сторону залива Золотой рог и прочно вошедшей
в силуэт старой столицы Турции.
Будучи широко образованным и талантливым зодчим, Ваго хорошо
понимал, что архитектурный образ любого столичного города должен
соответствовать национальному характеру данной страны. Этим и объяснялось его
стремление перенести наиболее совершенные архитектурные формы
национального турецкого зодчества в создававшуюся новую столицу. Не
прибегая к стилизаторству и тем более к прямому копированию старых
образцов, он постарался возродить лишь некоторые характерные черты турецкой
архитектуры, сформировавшейся на основе византийского зодчества.
Однако попытка Ваго не имела успеха. Это объяснялось, с одной стороны,
тем, что в 30-х годах увлечение абстрактными формами, свойственными
функциональной архитектуре, уже было всеобщим; с другой же стороны,
имелись чисто конъюнктурные соображения политического и
идеологического характера, исходя из которых новое республиканское правительство
и отклонило этот проект !.
Дело в том, что Ваго фактически восстанавливал образ старой султанской
столицы, тогда как в 1923 г. Турция превратилась в республику. Поэтому
возрождение архитектурных форм, напоминавших о только что свергнутом
режиме, было абсолютно несвоевременным. Это обстоятельство и явилось
негласной, но главной причиной крушения проекта Ваго. А в результате
пострадала новая столица, ибо вместо хорошо расположенного на холме
массивного объема с венчающим его куполом восточного типа уныло
растянулся тривиальный административный корпус. Создать монументальное
центральное ядро в столице Турции не удалось.
Ваго (как и Огюст Перре) одним из первых восстал против
космополитической сущности современной ему архитектуры. Его заслуга также
заключается в том, что он в своих исканиях не отрывался от прогрессивных
функциональных схем и конструкций, свойственных эпохе стекла и бетона.
В этом направлении он опередил на целые 20 лет самого Корбюзье,
убедившегося под конец своей жизни в экстерриториальности и скудости
художественного языка ортодоксального функционализма.
1 Интересно отметить, что по
окончании первой мировой войны
распадавшаяся Османская
империя фактически
возглавлялась в течение
нескольких лет двумя
политическими центрами:
Стамбулом и Анкарой. В
Стамбуле еще оставался
последний султанат, проводивший
капитулянтскую политику в
интересах Антанты, тогда как
в Анкаре сконцентрировались
прогрессивные силы, во главе
которых стоял генерал Кемаль.
Из продолжительной и кровавой
борьбы за национальную
независимость победительницей
вышла Анкара. В 1922 г. был
уничтожен султанат, а через год
провозглашена буржуазная
республика с местопребыванием
правительства в Анкаре.
Последующие 10 лет
ознаменовались крупными
реформами, а именно: отделением
церкви от государства, введением
всеобщего избирательного права,
латинизацией алфавита и т. д.
Вполне естественно, что в это
время Стамбул для сторонников
Кемаля Ататюрка являлся
прямым олицетворением
ненавистной монархии.


100
3. Поиски новых форм расселения
и градостроительные утопии
Длительный период градостроительного бездействия, обусловленного
военным и послевоенным экономическим кризисом, дал возможность подвести
итоги довоенному развитию городов и попытаться наметить выход из того
тяжелого социально-экономического и транспортного кризиса, в котором
находились крупнейшие города капиталистического мира. Если в середине
XIX столетия о фактах и причинах кризиса большого города открыто
говорили только прогрессивные политические деятели, литераторы и
мыслители во главе с основоположниками научного коммунизма, то, спустя
полвека, кризис стали признавать и лидеры буржуазных партий, главы
правительства и даже короли. Тем более был понятен затянувшийся кризис
специалистам градостроительного дела. Однако, сходясь во мнении
относительно кризисного состояния большого города, градостроители видели
разные пути и средства для его преодоления.
Если оставить в стороне урбанистические фантазии Сант-Элиа и других
футуристов, мечтавших о создании «города-машины»1, то в 20-х годах на
мировой градостроительной арене фигурировали два течения: одно из них,
возникшее еще на рубеже XIX и XX вв., возглавлялось Эбенизером
Говардом, другое же было обязано своим происхождением Корбюзье.
По реальности и степени разработки градостроительных проблем
концепция Корбюзье значительно уступала учению Говарда. И тем не менее
мимо нее нельзя пройти, поскольку написанная в 1922—1925 гг. книга
Корбюзье «Urbanisme» была направлена против Говарда и вместе с тем
являлась одним из заметных этапов в истории градостроительства.
Мировоззрение Корбюзье как теоретика градостроительства
сформировалось в обстановке послеоссмановского Парижа, который он имел
возможность повседневно наблюдать, восхищаясь размахом проделанных работ
и познавая на собственном опыте неисправимые ошибки Оссмана. В то же
время Корбюзье был последователем Эжена Энара, обогатившего мировую
градостроительную науку анализом планировки европейских столиц и
созданной им теорией «лучеиспускающего ядра города» 2. Под этим двойным
влиянием — со стороны Оссмана и Энара — выработалось у Корбюзье то
смелое отношение к проблеме реконструкции больших городов, которое
характерно для всей его градостроительной деятельности. В отличие от
Говарда, уклонявшегося от непосредственной реконструкции больших
городов и призывавшего к бегству из них, Корбюзье твердо верил в то, что
современный человек, вооруженный высокоразвитой техникой, способен
одержать победу над стихийно сложившимся старым городом. В выборе
средств для реконструкции городов Корбюзье, как и его учителя и
предшественники Оссман и Энар, отдавал предпочтение «хирургии», т. е.
волевому вмешательству зодчего в морально и физически устаревшие
материальные ткани города.
Быть может, наиболее принципиальные расхождения между Корбюзье и
Говардом заключались в оценке той цивилизующей роли, какую сыграл
большой город в истории человечества. Говард рассматривал большие
города по преимуществу с точки зрения узких бытовых интересов
обывателей средней руки, пассивно относящихся к судьбам науки, искусства и
техники; отсюда оценка Говардом большого города принимала как бы по-
Урбанистические
и дезурбанистические
тенденции.
Города-гиганты
Ле Корбюзье
и Гильберсаймера
1 Декларативные положения
о городе будущего Сант-Элиа
были опубликованы в
«Манифесте футуристической
архитектуры» в 1914 г. Помимо
Манифеста, насквозь
пропитанного иррациональными
и мистическими идеями, якобы
вытекавшими из самой сущности
«века пара, электричества и
радио», Сант-Элиа и его
последователи (в лице Марио
Кьяттони, Вирджилио Марчи и
др.). сделали попытки создать
проекты нового города. Однако
эти проекты не опирались на
понимание реальных нужд города
и законов его развития, в силу
чего и представляли собой
фантастические иллюстрации,
сопровождавшие столь же
утопические манифесты, статьи и
прокламации футуристов.
См. Marchi Virgilio. Architettura
Futurismo. Milano, 1919.
2 О теории Энара см. с. 24—28
данной книги.


Поиски новых форм расселения
и градостроительные утопии
101
требительский, мелкобуржуазный характер, сводивший к нулю
прогрессивную историческую миссию мировых центров. Но Корбюзье сумел
возвыситься над уровнем эгоистических, мелких интересов, что ясно видно из
следующих его высказываний о крупных городах и городах-садах: «Город-
сад, с социальной точки зрения, является своего рода наркотиком: он
разбивает коллективный ум, инициативу, наэлектризованность, силу воли; он
распыляет в мельчайшие и бесформенные песчинки всю человеческую
энергию ». «Если вы желаете сузить кругозор у народа, давайте займемся
дезурбанизацией, если же, напротив, есть стремление расширить его
кругозор и придать ему силу идти наравне с веком, то примемся за
планировку, за концентрацию...»1. Таким образом, Корбюзье был одновременно
и противником децентрализации, порождением которой являлись города-
сады, и убежденным сторонником больших городов. «Большой город,—
говорил он,— управляет всем: миром, войной и работой. Большие города —
это духовные мастерские, где создаются лучшие произведения вселенной»2.
Признавая кризис больших городов (а по отношению к Парижу предвидя
еще большее обострение его), Корбюзье искал выход из кризиса в
коренной реконструкции города при одном непременном условии, а именно при
повышении плотности населения и сокращении территории города. Эта
его генеральная концепция и получила планировочное выражение в «плане
Вуазена», где основной жилой район размещается на территории 350 га
в четырехугольнике между улицей Пирамид, площадью Звезды, вокзалом
Сен-Лазар и улицей Риволи, тогда как городской общественный центр,
расположенный к востоку от жилого района, занимает 240 га. Плотность
населения Парижа в начале 20-х годов составляла в среднем 384 человека на
1 га, в отдельных случаях поднимаясь до 500 и даже 800 человек.
Корбюзье же в своем проекте предлагал плотность 305 человек для кварталов
с замкнутой жилой периметральной застройкой и 300 человек — для
кварталов с разомкнутой застройкой, а в отдельных случаях повышал
плотность населения до 3—3,5 тыс. человек на 1 га. Применение столь высокой
плотности населения могло бы показаться в высшей степени странным,
если бы Корбюзье одновременно с этим не предлагал решительного
снижения плотности застройки. А при таком положении здания вырастали у
него ввысь и вширь, превращаясь на территории общественного центра
в небоскребы, а на территории жилого района в гигантские фаланстеры, о
которых мечтал в свое время Фурье. Не будучи профессионалом в
экономических, социально-гигиенических и демографических вопросах, Ле
Корбюзье тем не менее правильно расценивал инсоляцию, аэрацию и
плотность заселения квартир в качестве важнейших факторов, влияющих на
заболеваемость и смертность. Эта проблема у нас освещается выше; здесь
же мы отметим, что, создавая на малой территории большой город,
чрезвычайно плотно заселенный, но обладающий свободными пространствами
в виде парков, бульваров и громадных общественных площадей, дающих
городу и свет, и воздух, Корбюзье, по собственному его выражению,
боролся за то, чтобы перенести «деревню в город» 3, тогда как сущность учения
Говарда заключалась в перенесении города в деревню.
Как архитектор-планировщик Корбюзье заявил себя ортодоксальным
сторонником прямоугольной планировочной системы с ее взаимно
перпендикулярными осями. В то же время он категорически отрицал и радиальную
и живописную планировку городов. В своем стремлении к геометричности
планировочного чертежа он оказался в плену предвзятых, абстрактных
представлений, которые не дали ему возможности разумно решать
разнообразные градостроительные проблемы и в первую очередь проблему
развязки движения на перекрестке главных планировочных осей.
Обширный круг идей, выдвинутых Корбюзье как в первой его книге о
градостроительстве, так и в последующих теоретических работах, составил то,
что современники стали называть «доктриной урбанизма», понимая под
этим термином не только защиту крупных городов, но и их переустройство
на основе еще большей концентрации населения. В равной мере Говарда
сочли отцом «дезурбанистического» направления, отрицающего самое
понятие города4. Однако при объективном рассмотрении концепций того и
другого в них можно констатировать только тенденции к концентрации
(Корбюзье) и децентрализации населения (Говард). Несмотря на всю
непримиримость своего отношения к большому городу, Говард никогда не
Ле Корбюзье
(псевдоним Шарля-
Эдуарда Жаннере,
1887—1965 гг.) —один
из основоположников
«функциональной»
архитектуры,
публицист и
крупнейший художник
современного
зодчества. В 1920-х
годах горячо защищал
доктрину компактного
города с высокой
плотностью населения
при минимальных
процентах застройки
1 Ответы на вопросы из Москвы
(в приложении к русскому
переводу книги «Urbanisme»
(Корбюзье. Планировка городов.
М., б. д. с. 206).
2 Там же, с. 46.
3 Письмо Корбюзье С. M. Горному
(в русском переводе книги
«Urbanisme» (Корбюзье.
Планировка городов. M., б. д., с. XI).
4 Собственно дезурбанизм был
порожден консервативно и
романтически настроенными
умами скорее социологов, чем
архитекторов, которые не могли
примириться с интенсивным и
стихийным ростом городов и
массовым переселением людей из
деревень в города. В основе
дезурбанизма лежит полное
отрицание города при
одновременной пропаганде
распыленных форм расселения,
восходящих к типу деревни.
К активным дезурбанистам
настоящего времени относится
автор проекта восстановления
Ганновера западногерманский
архитектор Хиллебрехт.


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
102
отрицал города как такового, как не отвергал небольшие города и даже
города-сады и Корбюзье1. Это необходимо отметить, поскольку концепции
Корбюзье и Говарда вызвали в свое время немало противоречивых
толкований.
Выставленный в 1922 г. «план Вуазена» вызвал разноречивые и бурные
суждения, но осуществлен не был. Впрочем это естественно, поскольку сам
Корбюзье рассматривал свой проект как лабораторную работу,
исполненную не для реализации (что повлекло бы за собой уничтожение
существующего Парижа), а лишь для наглядного раскрытия своих теоретических
концепций. В противоположность Корбюзье Говард рассчитывал на
осуществление предложенных им городов-садов, в силу чего медлительность
их заселения и географического распространения воспринял как крушение
ПГ
Часть жилого
района города
на 3 млн. человек.
На чертеже
фигурирует жилая
застройка в виде
непрерывных
ступенчатых лент,
переходящих
из квартала в квартал.
При низкой
плотности застройки
(15%) плотность
населения должна
была достигнуть
300 человек на 1 га
Генеральный план
города на 3 млн.
жителей
Ле Корбюзье.
В центре на скрещении
коммуникаций —
многоярусный вокзал;
вокруг него —
деловой центр
(сити), окруженный
жилыми кварталами.
По одну сторону
города размещаются
промышленные
предприятия и порт,
по другую —
гигантский парковый
массив, связанный
со спортивными
сооружениями
1 По поводу городов-садов
(точнее пригородов-садов
английского типа с их
одноэтажными коттеджами и
миниатюрными приусадебными
участками) Корбюзье высказал
ряд иронических замечаний
(Корбюзье. Планировка городов,
с. 114—116). Однако он возражал
не против загородных форм
расселения вообще, а лишь
против того мещанского быта и
непроизводительного ручного
труда, которые прививались
жителям самой планировкой
города-сада. Будучи сторонником
концентрации и технического
оснащения всех без исключения
населенных пунктов, он
предлагал для парижских
пригородов-садов двухэтажную
застройку, крупные
садово-огородные участки
(до 4 га), большие общие
овощехранилища и машинную
обработку земли с
автоматической поливкой.


Поиски новых форм расселения
и градостроительные утопии
103
своих градостроительных надежд. И тем не менее после смерти Говарда
(1928 г.) его учение продолжало жить и развиваться, тогда как
феерическая утопия Корбюзье очень скоро поблекла, не оказав почти никакого
влияния на практику того времени.
Единственным последователем Корбюзье, также пытавшимся защитить и
модернизировать нерасчлененный крупный город с высокой
концентрацией населения, был Людвиг Гильберсаймер *. В середине 20-х годов этот
плодовитый немецкий теоретик выступил с отвлеченным проектом города на
4 млн. жителей и, по примеру Корбюзье, сопоставил его для наглядности
с планом Большого Берлина, имевшего ту же численность населения.
В проектах Гильберсаймера и Корбюзье имелось немало общего. И там и
здесь население городов столичного масштаба размещалось на относитель-
III II М МП ММ ИГГТТГГПИ II II 111111 II III II III иг
111 II II МШ III IILLLLLLUII 1111 П 11 I I 11 111 11 111 IIС
II I I I I IIP I I I I I I ПТ1 I I МДШШП IN IBM I IN ME
I I I I I I i i n I I I I I I I I 1 I I i i i гггптп mrrnn i ¦ i i ¦ ¦ ¦ i г
MM I I IIP I III I I CUM I МПТТТШМ Ml IP Ml III ME
TTTTIDZ
IDE
M I МСП
ЗЛЕ
HE
HE
3E
1С
HE
I I ¦ ¦ I I II IIINin I ¦ I I I I I I I I I I ¦ I ? Q I I ¦ I I I I I I I I I П I I ¦ I ¦ ¦ П I I I I I I П I
in
HI
m
1000
10 км
I i i i i I
7000 m
но небольших территориях; и там и здесь города получили
четырехугольную форму с традиционными перекрестками двух взаимно
перпендикулярных планировочных осей, где разместились главные транспортные узлы.
И вместе с тем проект Гильберсаймера выдвигал свои специфические
предложения, сильно расходившиеся с идеями Корбюзье. Так, в немецком
варианте «плана Вуазена» не было ни ярко выделенного городского общест-
Генеральный
план «Города
высоких домов»
Людвига
Гильберсаймера.
Отсутствие зелени,
городских площадей
и разнообразия
в планировке
и застройке
превращает этот
город в удручающе
мертвую схему
Людвиг
Гильберсаймер —
последователь
доктрины
высокоэтажного
компактного города.
Прямоугольник
«Города высоких
домов» Гильберсаймера
в сопоставлении
с одинаково
заселенным Большим
Берлином
1 Публиковавшийся во многих
изданиях «Hochhausstadt».
(т. е. «Город высоких домов»)
Гильберсаймера описан наиболее
подробно в его книге:
Hilberseimer L. Grofistadt
Architektur. Stuttgart,
1927. На с. 17 этой книги автор
формулирует различия между
собственным городом и городом
Корбюзье. Последний
Гильберсаймер называет
«плоским», поскольку жилая
застройка, предусмотренная
«планом Вуазена», не
поднималась выше 12 этажей.


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
104
венного центра, ни выразительного силуэта города, поскольку все жилые
дома имели здесь равную высоту. Еще более специфической особенностью
города Гильберсаймера было то обстоятельство, что его высокоэтажная
застройка повсеместно была двухъярусной. Нижний ярус, состоявший из
пяти этажей, автор предназначил для деловых учреждений, тогда как
верхний отвел под жилища. Жилые дома в 15 этажей опирались на более
широкие нижние пятиэтажные корпуса; уступы же, обращенные к
улицам, использовались в качестве тротуаров. Каждый тротуар, обходивший
квартал с наружной стороны, соединялся мостами с противоположными
тротуарами, в результате чего весь город получал единую систему
пешеходного сообщения на уровне пятого этажа. Тем самым Гильберсаймер
полностью изолировал пешеходов от наземного транспорта и превратил
свой фантастический город в двухъярусный. Внизу — труд и движение
машин, вверху — жилище и отдых — такой была ведущая идея
Гильберсаймера.
Однако небезынтересное предложение по разобщению разнородных
потоков движения сочеталось в проекте Гильберсаймера с поистине
вопиющими парадоксами. Прежде всего поражает чрезмерная плотность
заселения территории (3120 человек на 1 га, включая проезды) при относительно
высокой плотности застройки. В то время как Корбюзье довел застроенную
площадь в жилых районах до 15, а в центре города до 5 %, Гильберсаймер
застраивал почти половину территории кварталов (46%). А при таком
положении совсем не оставалось места для внутриквартальной зелени. Если
Корбюзье стремился разомкнуть жилую застройку вплоть до
упразднения кварталов, то Гильберсаймер штамповал с поразительным
педантизмом неизменно прямоугольные кварталы и замкнутые дворы со сторонами
68 X 68 м. Естественно, что аэрация (как и инсоляция) этих дворов была
далека от нормальной. Правда, жилые корпуса, расположенные в верхнем
городе параллельными строчками, получали хорошую инсоляцию и
вентиляцию, но уровень санитарно-гигиенического состояния города сильно
снижался из-за отсутствия парков общественного назначения.
Главная улица
«Города высоких
домов»
Гильберсаймера.
На перспективе
отчетливо видна
повсеместно
распространенная
20-этажная застройка,
разделенная
пешеходными
тротуарами на два
яруса: деловой (пять
нижних этажей)
и жилой (15 верхних).
Движение автомобилей
полностью отделено
от пешеходного.
Под землей —
рельсовый транспорт


Поиски новых форм расселения
и градостроительные утопии
105
Неудачен также был и художественный облик этого утопического города.
Одинаковые горизонтальные блоки 20-этажных домов выглядят в проекте
Гильберсаймера угнетающе скучно. Кажется, что архитектор утратил здесь
свое профессиональное художественное мышление или сознательно принес
его в жертву надуманной примитивной схеме.
Само собой разумеется, что проект Гильберсаймера не мог никого увлечь,
и даже больше того — он оказал плохую услугу всему «урбанистическому»
направлению. После опуса Гильберсаймера стали относиться с недоверием
и к Корбюзье, талантливость которого как художника вуалировала его
градостроительные промахи. Вот почему проектом Гильберсаймера
закончились эксперименты над нерасчлененным городом, имеющим высокую
плотность населения, и значительно оживились искания в области
децентрализованных градостроительных систем.
В межвоенные годы архитекторы с интересом следили за безудержным
ростом городов. Многим казалось, что судьба перегруженных городами
Мидленда и Рура распространится на все прочие индустриально развитые
страны и что, сливаясь воедино, промышленные города уничтожат
находящуюся между ними сельскую природу. Особенно сильно действовал на умы
и чувства людей все нараставший отрыв городского населения от
загородных мест. На этой почве и продолжалась разработка проблемы сближения
человека с природой, но теперь уже не в формах говардовских
концентрических систем городов-спутников, окружающих центральное ядро, а в виде
сильно растянутых вдоль дорог и водных артерий городов линейного
типа.
Собственно линейный (или ленточный) способ расселения существовал с
незапамятных времен, как наиболее распространенный в деревне.
Некоторые города, образовавшиеся из сел, еще сохранили свою первоначальную
линейную структуру, что видно на примере столицы Шотландии
Эдинбурга. Однако большинство линейных городов возникло самопроизвольно, и
лишь с конца XIX в. (точнее со времени опубликования книги испанского
архитектора Сориа и Мата, 1882 г.) к городам подобного рода стали
присматриваться с возрастающим вниманием, а с появлением быстроходных
транспортных средств они приобрели актуальность 1.
Сторонники линейной формы расселения полагали, что ленточные города
могут оказаться активным средством децентрализации населения в
масштабе целых стран, что они способны заменить собой любые города вплоть
до столичных центров и что самая сеть линейного расселения неизмеримо
лучше уляжется на географической карте, почти безболезненно прорезая
территории сельскохозяйственного назначения.
Особенно соблазнительным было последнее обстоятельство, ибо линейный
город казался надежной гарантией сохранения в неприкосновенности
существующих лесов и полей, как и реальной возможностью приблизить
человека к природе, поскольку незначительная ширина города позволяла
бы ежедневно посещать лесные массивы, луга и поля, не прибегая к
механическому транспорту.
Именно поэтому линейный город очень быстро привлек к себе внимание
и вплоть до середины 30-х годов был самой популярной планировочной
системой.
Хотя идея линейного города и «носилась в воздухе» всей послевоенной
Европы, перекочевывая из страны в страну, но систематической и
настойчивой разработкой этой идеи раньше всего занялись в СССР. В 1928 г. под
руководством проф. Н. А. Ладовского защитил дипломный проект на тему
линейного города архит. В. А. Лавров. После этого линейную форму
получил проект индустриального поселка, составленный И. И. Леонидовым, и,
наконец, на основе проектирования Сталинграда (а также лабораторных
поисков оптимальных линейных схем) были сформулированы общие
планировочные принципы линейного или ленточного города. В чем же
заключались эти принципы?
В публикации Н. А. Милютина, получившей широкую известность во всех
странах мира 2, линейный город был представлен в виде двух узких
параллельных полос (или зон) жилого и промышленного назначения. Между ни-
Концепция
линейного города
1 Soria у Mata Arturo.
Giudad Lineal. 1882.
2 Милютин H. А. Проблемы
строительства социалистических
городов. М.—Л., 1930. За рубежом
вошло в обычай приписывать
создание концепции линейного
города в ее предельно
упрощенной ленточной схеме
Н. А. Милютину. Однако это не
совсем так. Непосредственными
авторами ленточной схемы были
архитекторы, работавшие
в Строительном комитете РСФСР,
а именно: И. И. Леонидов,
М. Я. Гинзбург, А. Л. Пастернак
и ряд других. Будучи связанными
с Ладовским и Лавровым, они
восприняли также и опыт
В. Н. Семенова, который в это
время разрабатывал проект
крупнейшего города ленточного
типа — Сталинграда. Так,
совокупными усилиями была
создана схема города, состоявшая
из двух параллельных полос —
промышленной и жилой.


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
ми тянулась зеленая защитная зона, на территории которой располагались
пункты питания, проходные ворота заводов и другие учреждения, удобно
связанные с продольным транзитным шоссе. Целесообразность применения
во многих отраслях промышленности горизонтального конвейерного
графика производства давала возможность нанизывать цехи на единую
прямолинейную ось, вдоль которой (т. е. по другую сторону промышленной
зоны) прокладывалась железная дорога. Таким образом, промышленные
предприятия получали весьма удобное двустороннее транспортное
обслуживание. При расширении предприятия или при присоединении к нему
других заводов индустриальная зона могла беспрепятственно удлиняться,
а вместе с ней автоматически вырастала и параллельная ей селитебная
зона. Расстояние между лентой заводов и лентой жилищ определялось
в 500—700 м (максимум 1500 м) в зависимости от категории вредности
предприятий. Такой была идея линейного города в ее предельно ясном
выражении.
Однако, несмотря на отмеченные преимущества, сразу же обнаружились
органические недостатки линейной формы расселения. Крупнейший из
них заключался в чрезмерной длине продольных коммуникаций, в
результате чего возрастали расходы на инженерно-техническое и транспортное
оборудование города. Возникали неудобства и вследствие растягивания
всей системы общественного и культурно-бытового обслуживания
населения. В то время как концентрация административных учреждений,
театров, магазинов и высших научных и учебных заведений давала очевидные
неудобства (в результате чего и возникли весьма специфические городские
центры), в линейном городе не только центры, но и все общественные
здания нерационально распылялись. Легко понять, что в таком городе не
нашлось бы хорошего места для большого университетского комплекса,
больничного городка или территориально развитого административного центра.
А если бы ансамбли подобного рода и удавалось вклинить в линейную
схему, то они разорвали бы ее на отдельные звенья, а сами проиграли бы
в удобстве, поскольку прямолинейный поточно-конвейерный график не
обладает универсальными свойствами. Изложенное дает возможность
заключить, что линейное расселение могло оправдать себя лишь в небольших
промышленных городах и поселках, тогда как крупные города тяготели
к иным градостроительным образованиям, не исключая отсюда и
федераций взаимно связанных городов. Но эти обстоятельства архитекторы далеко
не сразу осознали, в силу чего идея линейного города получила широкое
распространение.
Потерпев поражение в пропаганде сверхуплотненных компактных городов,
Ле Корбюзье, а вслед за ним и Гильберсаймер также обратились к
концепции линейного города. Это началось на самом рубеже 20-х и 30-х годов.
Для архитектурного мира поворот Корбюзье к линейному городу был
неожиданным событием: действительно, ведь совсем еще недавно Корбюзье
считали не только убежденным сторонником, но и вождем
ортодоксального «урбанистического» направления. Свои концепции компактного и
плотно заселенного города небоскребов и парков Корбюзье еще продолжал
защищать, на что указывали и его «Ответы на вопросы из Москвы»
(1931 г.), и составленная вслед за тем идеальная схема реконструкции
советской столицы. И тем не менее именно в этот период появились эскизные
рисунки Алжира и Рио-де-Жанейро, в которых компактная трактовка
города уступила место растянутым, ленточным трассам расселения. Что же
произошло с Корбюзье и что заставило его отказаться от
четырехугольного города с жесткой, как бы отчеканенной из металла, решеткой улиц и
перейти к волнистым, льющимся линиям?
Творческое мировоззрение Ле Корбюзье никогда не было монистическим.
В нем уживались два прямо противоположных начала, две тенденции —
к рациональному и к эмоциональному восприятию мира. Первая тенденция
(если Корбюзье решал какую-либо архитектурную задачу) обычно
отливалась в геометрически чистые формы с прямыми линиями и прямыми
углами, вторая же уводила его в сферу свободных и живописных композиций.
В данном случае впервые в градостроительном творчестве Корбюзье
возобладала живописная тенденция. Нет никакого сомнения в том, что
Корбюзье подошел к проблеме реконструкции упомянутых городов в первую
очередь с художественно-композиционных позиций. Считая Алжир колони-


Поиски новых форм расселения
и градостроительные утопии
107
альной столицей Франции и стремясь обеспечить этому городу
соответственный масштабный размах, Ле Корбюзье заменяет бесчисленные белые
домики, лепящиеся по отрогам Атласских гор, единым гигантским домом,
который тянется на многие километры вдоль побережья Средиземного
моря. В равной мере собирает он и все административные и общественные
здания Алжира в один большой небоскреб, который ставит у порта. В
результате же получается контрастное сочетание объемной массы с
поражающим воображение горизонтальным корпусом, перед которыми
кажутся детскими игрушками даже фантастические фаланстеры Шарля Фурье.
Будучи тонким художником, Корбюзье понимал, что на фоне гористого
рельефа хорошо выделяются и сильно звучат не столько вертикальные
формы, сколько мощные горизонтальные здания. Это и явилось
дополнительным аргументом в пользу создания ленточных домов. Однако
Корбюзье не ограничился решением одних художественных задач.
Поэтому в сопроводительных записках он говорит о преимуществах жизни
в домах-фаланстерах как с точки зрения бытового обслуживания, так и
в смысле связи жилища с природой. Последнее и привело его в лоно
линейного города, получившего теоретические обоснования в СССР. Несомненно
то, что Корбюзье, внимательно следивший за развитием советской
градостроительной науки и практики и неоднократно бывавший в Москве, не
мог не заметить злободневности создания линейного города. И, разумеется,
он особенно сценил возможность этого города органически включаться
в природу. Но если в СССР селитебная зона застраивалась обособленными
домами в два, три и четыре ряда (или в один-два квартала) в глубину, то
Корбюзье соединил отдельные дома в один общий корпус, в результате чего
получился новый вариант линейного расселения, а именно дом-город.
Алжирский приморский дом, как и еще более растянутый жилой корпус
Рио-де-Жапейро, не был обоснован никакими экономическими и
техническими расчетами. Поэтому они лишь умножили собой количество
урбанистических утопий. После дома-города, предложенного Корбюзье,
оставалось сделать еще один шаг — к мировому городу, который также умещался
бы в одном бесконечно длинном доме. И такой город создала дилетантская
фаБтазия некоего Роже Турта.
В 1935 г. в соавторстве с архит. Воженским Корбюзье составил проект
радикального расширения города Злина, где находились имевшие мировое
значение обувные фабрики Томаша Батя. Долина реки, идущая с востока
на запад, подсказала линейную форму расселения с использованием под
застройку благоприятных южных склонов холмистой приречной гряды. На
этих склонах и разместил жилую застройку Корбюзье, предложив в
качестве типового дома изобретенный им и впервые примененный в проекте
Антверпена «картезианский небоскреб». Согласно проекту, вдоль
магистрального шоссе, сопровождавшегося железной дорогой, предполагалось
поставить цепочкой шесть групп небоскребов по 10 зданий в каждой
группе. Картезианские небоскребы, широко раскрывавшие свои объятия к югу,
превосходили первоначальные крестообразные небоскребы в отношении
солнечного облучения. Функционально и художественно оправданным был
и весь комплекс зданий высотного Злина. Однако экономическая нерента-


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
108
бельность линейного города не позволила привести в исполнение этот
небезынтересный проект. Так кончились эксперименты Ле Корбюзье в
проектировании городов линейного типа.
В противоположность главе мирового урбанизма, который позволял себе
выступать с нереальными, но пробуждавшими творческую фантазию
градостроительными идеями, Людвиг Гильберсаймер после переезда в
Америку занялся скрупулезной разработкой линейного города исходя из
первичного прототипа, созданного в СССР. Стремления этого автора
направлялись к тому, чтобы повысить жилую нагрузку на продольную магистраль
и тем самым снизить высокую стоимость линейного города. Это привело
Гильберсаймера к созданию системы ответвлений, образовывавших
обособленные жилые районы. Подобно тому, как древесный ствол в процессе свое-
Разработка И. И. Леонидов
проблемы Экспериментальный
линейного города проект линейного
в СССР. Схема поселка Общества
В. А. Лаврова современных
(1928 г.). Вверху— архитекторов.
примыкание (1929—1930 гг.).
города-линии Вариант
к существующему высокоэтажной
крупному застройки
промышленному
и культурному
центру,
расположенному
за рекой.
Общественные
и коммунальные
учреждения
размещаются вдоль
продольных
коммуникаций;
по сторонам — жилые
кварталы


Поиски новых форм расселения
и градостроительные утопии
109
го развития выбрасывает в сторону ветки, так и в городе Гильберсаймера
ответвлялись от прямолинейной главной дороги перпендикулярно
направленные тупиковые дороги, завершавшиеся кольцевым разворотом. От этих
дорог в свою очередь ответвлялись под прямым углом короткие
автомобильные тупики, проникавшие в толщу жилой застройки. По другую
сторону главной магистрали Гильберсаймер размещал бездымные
промышленные предприятия, группируя их близ каждого жилого района.
Поблизости от жилых комплексов, там, где начиналось каждое ответвление, он
разместил небольшие торговые центры; что же касается жилой застройки,
то она в проекте Гильберсаймера была стандартной на всем протяжении
города. Одноэтажный в плане Г-образный дом с небольшим озелененным
двориком должен был создать (на что всерьез надеялся автор) тот
обособив <1»Ь- iii*irv^-fcii^U -<&^у^*^^ А
Варианты линейного
расселения
А — схема
Н. А. Милютина
с параллельным
расположением
пр омышленных
и жилых районов —
лент; Б — фрагмент
линейного города
Людвига
Гильберсаймера,
сочетающего большую
индустриальную
магистраль
с тупиковыми
ответвлениями жилых
улиц, по сторонам
которых располагается
малоэтажная жилая
застройка и школы;
В — попытка Вальтера
Гропиуса
ликвидировать
недостатки
линейного
расселения
посредством создания
небольших
компактных городов,
удобно связанных
с железной дорогой
или транзитным шоссе


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
110
ленный уютный мирок, к которому так стремились поклонники
«одноэтажной Америки». Но Гильберсаймер глубоко заблуждался, ибо, ограничив
себя только одним повторяемым стандартным объемом, он превращал
застройку большого города в надоедливо монотонное сообщество жилых
ячеек, напоминающих пасеку с ульями или аккуратные инкубаторы больших
птицеводческих ферм. Конечно, никаких эстетических эмоций такая
застройка не могла возбудить.
Сравнивая планировочную схему города Гильберсаймера со схемой
Н. А. Милютина, можно констатировать, что различие между ними
заключается в интервалах и ответвлениях, которые превращали сплошную
линию города в своеобразный пунктир. Однако это не было коренным
изменением первоначальной схемы, в силу чего пороки непрерывного ленточного
города целиком переходили на пунктирный вариант. Растянутость
инженерных сетей, разобщенность системы культурно-бытового обслуживания,
художественная обезличенность города, как и ряд других отрицательных
свойств,— все это было присуще и городу Людвига Гильберсаймера. Но
как только автор попытался применить свою схему к проектам
реконструкции крупных городов, она потерпела полное фиаско. Это показали проекты
реконструкции Чикаго, Нью-Йорка и Лондона, составленные Гильберсай-
мером в конце 30-х годов после переезда его в Америку.
Практикам планировочного проектирования известно, что конфигурация
городской территории зависит не столько от априорного замысла
архитектора, сколько от экономических, инженерно-технических и
топографических условий. Так, Эрнст Май — этот ревностный сторонник
децентрализации городов посредством функционально-поточного метода планировки —
не смог придать Магнитогорску ленточную форму, поскольку
промышленный комплекс, непосредственно связанный с местом добычи руды,
требовал компактной селитебной территории. То же произошло и с проектами
Гильберсаймера, когда он занялся реконструкцией больших, компактно
сложившихся городов.
Чтобы расселить более чем трехмиллионное население Чикаго, Гильбер-
саймеру пришлось трижды повторить в виде параллельных полос свой
линейный город и аналогичным образом, путем наслоений, разместить
дымящие заводы во внешних поясах, обнимающих город. Но при таком
положении полностью исчезал смысл линейного расселения, так как город
превращался в территориально компактный. И если бы проект Гильберсаймера
получил реализацию, жители Чикаго вследствие непомерного роста
городской территории проиграли бы в транспортных связях, а стоимость города
достигла баснословных цифр. Совсем уже надуманным было предложе-


Поиски новых форм расселения
и градостроительные утопии
111
ние того же автора по реконструкции плотно застроенного Манхэттена. И
лишь кое-какое оправдание имела придуманная Гильберсаймером схема
реконструкции Лондона. Достойным внимания в этом проекте явилось то
обстоятельство, что автор перенес свои разветвленные ленточные поселения
на территорию еще не освоенных лондонских окраин. Но даже и для
загородных поселков, застроенных коттеджами, ленты Гильберсаймера
оказались бы нереальными как по причине несовпадения их направлений со
сложившейся радиальной сетью лондонских дорог, так и вследствие
примитивности планировки и застройки. Ведь англичане, создавшие высокую
культуру в строительстве поселков, умеют ценить не только бытовые
удобства, но и художественное многообразие жилища. Итак, линейный город,
так много нашумевший в 30-х годах, оказался очередным увлечением,
почти не оставившим после себя реальных следов. Из многочисленных
экспериментов с линейными системами архитекторы извлекли лишь один,
безусловно ценный, прием, а именно прием расположения у шоссейных
или железных дорог относительно компактных и небольших населенных
пунктов. Если децентрализация по методу Говарда привела к образованию
урбанистических «планетных систем», то теперь появилась возможность
как бы «разогнуть» концентрические кольца, направив их вдоль дорог, по
прямому или криволинейному направлению. Однако этот шаг, связанный
с именем Вальтера Гропиуса, был сделан значительно позже — уже по
окончании второй мировой войны.
Ле Корбюзье.
Проект ленточной
урбанизации Алжира
(1929—1930 гг.).
Общий вид города
со стороны
Средиземного моря.
Вдоль побережья
тянется гигантское
здание, на крыше
которого проходит
автострада
В середине 30-х годов концепция линейного города подверглась
уничтожающей критике во многих странах. В Англии, например, в качестве
активного противника ленточного расселения выступил Аберкромби,
усмотревший в городах подобного рода чужеродные для сельских местностей
урбанистические образования.
Безостановочный рост ленточных городов Аберкромби сравнивал с ростом
раковой опухоли, постепенно поражающей весь живой организм. Свой
окончательный приговор линейному городу Аберкромби вынес в
следующих словах: «Трудно представить себе, чтобы линейный город мог стать
удовлетворительным социальным решением населенного места» 1.
Несостоятельность линейных систем заставила вновь возвратиться к поискам
иных приемов децентрализации больших городов.
Город
с расчлененной
планировочной
структурой.
Теория Элиэла
Сааринена
1 Abercrombie P. Town and
country planning. 2-d ed. London,
New York, Toronto, Oxford Univ.
pres, 1944, p. 122.


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
112
Одним из наиболее убежденных приверженцев идеи децентрализации
крупного города был финский архитектор Элиэл Сааринен 1. Однако его
теоретические положения значительно отличались как от классического учения
Говарда, так и от концепции микрорайонов, предложенной Адамсом и
Перри, Если Говард создавал своеобразную «планетную систему», в центре
которой находился город-метрополия, окруженный сателлитами,
расположенными на большом от него расстоянии (30—60 км), то Сааринен
предлагал нечто более компактное, а именно федерацию полуавтономных
городских районов, разделенных неширокими зелеными разрывами (менее 1км).
Отсюда понятно, что система отдельных городских районов Сааринена
представляла собой единый, хотя и расчлененный городской организм. И
в то же время полуавтономные городские районы, которые сам Сааринен
называл «фукциональными концентрациями», нельзя было отнести к
категории микрорайонов, поскольку в этих «концентрациях» предполагалось
размещать не только жилые дома, магазины и школы, но и разнообразные
центры трудовой деятельности вплоть до производственных мастерских и
даже заводов 2. Под названием «органической» или, точнее,
«организованной» децентрализации концепция Сааринена и вошла в науку о городе.
В основу своей концепции автор положил трудоустройство по месту
жительства профессионально активного населения. Однако Сааринен хорошо
понимал, что равномерное распределение по городской территории жилья,
промышленности, научных и учебных институтов, а также
административных и деловых учреждений было все же нереальным. Поэтому он уделял
особое внимание транспортной организации своего расчлененного города.
Вдоль разделительных зеленых полос на изолированном полотне должен
был курсировать скоростной городской транспорт, дающий возможность
беспрепятственно и быстро достигать любой, даже самой отдаленной, точки
федерального города.
Анализируя на многих объектах процесс расширения городских
территорий в XIX и XX вв., Сааринен пришел к заключению, что крупный город
Проект
Большого Хельсинки,
разработанный
Элиэлом Саариненом
в 1918 г. В левом
верхнем углу —
идеальная схема
расселения по Эрику
Глойдену
1 Элиэл Сааринен (1873—1950 гг.) —
крупный архитектор-практик, а
также теоретик в области
градостроительства. Место
его деятельности до первой
мировой войны — Финляндия,
Хельсинки, где он построил
несколько крупных общественных
зданий. К этому же периоду
относится, составление эскизных
проектов генеральных планов
городов: Таллина (1913 г.) и
Хельсинки (1918 г). После второй
мировой войны он работал в
США. Э. Сааринен
построил несколько общественных
сооружений в различных городах
Америки, а также уделял
большое внимание изучению
планировки таких крупнейших
городов, как Нью-Йорк, Чикаго,
Детройт и др., с позиций своей
теории децентрализации.
Основные теоретические
положения Сааринена изложены
в его книге: Saarinen Eliel.
The City. Its growth, its decay,
its future. New York, 1943.
2 Следует отметить, что идея
создания «производственного»,
а не чисто жилого
«потребительского» микрорайона
была выдвинута акад.
С. Г. Струмилиным еще в конце
20-х годов. См. Струмилин С. Г.
Избр. пр-ия в 5 т. М., 1964, Т. 4,
с. 7—43.


Поиски новых форм расселения
и градостроительные утопии
ИЗ
1
i ¦
•Ш
¦ ¦!*
*¦¦
V Р >
¦ ¦¦¦¦
—> ¦¦¦¦¦!¦
¦ ¦¦¦I
"^5 -
".19
¦ ¦ -¦
¦ - ¦
может развиваться как единое компактное целое только до определенного
предела. Но наступает момент, когда вокруг старого, плотно застроенного
городского ядра возникают новые самостоятельные городские образования,
тогда как «материальные ткани» старого города постепенно приходят в
упадок и требуют коренной реконструкции. Поэтому роль планировщиков
и архитекторов, по мнению автора «организованной децентрализации»,
должна заключаться в разумном регулировании вышеупомянутого
стихийного процесса, заложенного в самой природе растущего города.
Теоретическая схема Элиэла Сааринена оказалась особенно приемлемой
для городов с расчлененным характером территории. Именно поэтому она
имела наибольший успех в Скандинавских странах, где изрезанность
береговой полосы, а также отсутствие чрезмерно разросшихся городов
создавали благоприятные условия для ее своевременного применения.
Впервые принципы «органической децентрализации» были реализованы
Саариненом в проекте расширения Ревеля (Таллина) в 1913 г.; теми же
принципами руководствовался Сааринен и при составлении генерального
плана своего родного города Хельсинки в 1918 г. Проект Хельсинки,
составленный в условиях буржуазной реакции, наступившей в Финляндии
после оккупации ее германскими войсками, так и остался неисполненным.
Однако схема Сааринена оказалась настолько жизненной, что легла в
основу современного нам проекта реконструкции этого города 1. Теория
Сааринена оказала сильное влияние и на планировку Большого Стокгольма,
к составлению которой приступили сразу же по окончании второй мировой
войны. Что же касается «органической децентрализации» крупнейших
американских промышленных центров, таких, как Детройт (1933—1934 гг.),
Хеттфорд (1933 г.) и Чикаго (1935—1936 гг.), то эти проекты следует
рассматривать лишь как градостроительные эксперименты, не имеющие
какого бы то ни было практического значения.
В качестве одного из вариантов децентрализации городов по системе
Сааринена можно рассматривать схему Глойдена, в которой каждый
населенный пункт, входящий в федерацию, получал свое особое производственное
и культурно-общественное ядро.
«Расчлененный город» был последним теоретическим опусом в блестящей
плеяде градостроительных идей, которыми был так богат 20-летний период
между двумя мировыми войнами. Несмотря на то что многие
урбанистические прогнозы 20-х и 30-х годов были априорными, а в
градостроительных утопиях отсутствовали конкретные рекомендации по переустройству
городов, все же напряженные искания этого времени были весьма
плодотворны, поскольку они оказали большое влияние на дальнейшее развитие
градостроительной теории и практики.
Элиэл
Сааринен. Диаграмма
децентрализации
города. Автор
условно полагает, что
за 50-летний период
около 50% городской
застройки достигнет
физической
и моральной
амортизации. За этот
период город может
увеличиться в 2 раза
путем образования
новых городских
районов. Сааринен
делит процесс
восстановления
и роста города на пять
10-летних периодов,
которые и показаны
на диаграммах.
Вверху — спонтанное
развитие города,
сопровождаемое лишь
некоторыми
планировочными
поправками; внизу —
организованное
развитие, основанное
на научном
предвидении
1 Интересно отметить, что проект
реконструкции Хельсинки
1918 г. не имел в то время
никакого практического значения.
Город Хельсинки (Гельсингфорс),
являвшийся на протяжении
столетия столицей Великого
княжества Финляндского, был
сравнительно небольшим
городом, насчитывавшим около
200 тыс. жителей и целиком
умещавшимся на полуострове
протяженностью с запада на
восток 3 км, а с севера на юг
около 5 км. Городской центр,
в котором располагались дворец
наместника, ратуша, гарнизон,
вполне соответствовал размерам
города. Сааринен спроектировал
город в виде федерации
обособленных районов, имеющих
свои центры, разделенных
зелеными зонами и связанных
скоростным транспортом. Новые
городские районы расположились
полукольцом вокруг старого
центра в радиусе 6—9 км.
Расстояние между соседними
центрами 2—3 км. Минимальное
расстояние между границами
районов 0,5 км.


4. Организация мест отдыха за пределами
больших городов и мероприятия по охране
природы
Организация загородного отдыха населения, ставшая злободневной
проблемой в 20-х и особенно 30-х годах, имеет давнюю историю, истоки
которой восходят ко времени утверждения капиталистического уклада в
европейских и американских странах. Потребность в загородном отдыхе
возрастала тем выше, чем ниже опускался санитарно-гигиенический уровень
городов. Действительно, вместе с территориальным ростом городов и
концентрацией в них промышленных предприятий нарастал разрыв между
сельской природой, способной восстанавливать здоровье человека, и той
крайне неблагоприятной микроклиматической средой, которая
образовалась в самом городе. Это противоречие казалось неизбежным злом до тех
пор, пока под влиянием прогрессивно настроенных общественных деятелей
муниципалитеты и парламенты не обратили на него должного внимания, а
рост национального богатства и техники не создал реальных предпосылок
для смягчения его.
Удобная и скорая достижимость загородных лесов и парков является
непременным условием организации отдыха городского населения. Еще в на-
чале прошлого столетия достаточно было выйти за городские ворота почти
любого европейского города, чтобы оказаться среди полей, лугов и рощ,
напоенных ароматами цветущих трав и деревьев и оглашаемых неумол-
кающим пением птиц.
Нет необходимости описывать состояние индустриальных окраин больших
городов 100 лет назад, так как оно хорошо известно. Но важно отметить,
что за кольцом трущоб в ходе беспорядочной и хищнической эксплуатации
загородных земель образовался весьма широкий вакуумный пояс, отнюдь
не похожий на то, что принято называть «благодетельной
матерью-природой».
Вокруг городов с поразительной быстротой исчезали леса и луга,
заменявшиеся зловонными мусорными свалками, полями орошения, а в
лучшем случае предприятиями пригородного сельского хозяйства, лишенными
какой бы то ни было эстетической привлекательности.
В середине XIX в. для отдыха городского населения фактически служили
все те же старые парки, теперь превратившиеся в обособленные островные
массивы среди урбанизированных городских предместий. В Париже это
были Булонский и Венсенский леса, в Лондоне — Риджентс-парк и Хайт-
парк с Кенсингтоном, в Берлине — Тиргартен и Шарлоттенбург. Но с
ростом населения городов и сокращением продолжительности рабочего дня,
в результате чего появилось свободное время у рабочих и служащих,
существующие парки уже не могли удовлетворить возросших потребностей
населения. И следовательно, решить проблему отдыха больших
человеческих масс можно было только двумя радикальными способами, а именно
созданием на опустошенных территориях за городской чертой системы
новых парковых массивов и использованием скоростного транспорта в погоне
за отступавшей кромкой естественных лесов.
Рассмотрим обе эти проблемы в том хронологическом порядке, в каком они
фактически решались, т. е. начнем с транспорта, в процессе развития
которого становились все более доступными существующие лесные
массивы, а затем перейдем к оценке работ по созданию загородных
лесопарков общественного назначения.
Уже первые железные дороги (а частично и паровые суда на реках и; ка-


Организация мест отдыха за пределами больших городов
и мероприятия по охране природы
115
налах) расширили сферу доступности загородных лесов и парков в радиусе
до 30—40 км от центра города. Потсдам, Виндзор, Версаль, Сен-Жермен-
ский лес, как и ряд других открытых для посещений загородных парков,
стали популярными местами отдыха. Но тем не менее железные дороги
давали возможность использовать только сравнительно узкие полосы вдоль
их радиальных трасс, тогда как заключенные между ними широкие клинья
были еще недоступны для прогулок.
С введением железных дорог тихоходный дилижанс стал быстро отмирать,
а вместе с ним пришли в упадок и шоссейные дороги. Накануне франко-
прусской войны европейские шоссе настолько запустели, что поросли
травой, а некоторые из них были даже разобраны на камень. Казалось, что
шоссе как магистрали междугородного сообщения отошли в
невозвратимое прошлое.
Однако технический прогресс готовил им иное будущее. Изобретение
двигателя внутреннего сгорания не только возродило их, но и превратило,
спустя полвека, в первостепенно важные пути сообщения, превзошедшие
даже железные дороги. Это произошло раньше всего в наиболее развитой
«автомобильной» стране — Соединенных Штатах Америки.
В 1925 г. автомобильный парк США исчислялся в 20 млн. машин, не
считая автобусов и грузовиков. Подавляющее большинство автомобилей
сосредоточилось в крупных промышленных центрах, в силу чего развитие
автодорожной сети получило центробежное направление, абсолютно идентичное
тому, как строили первые железные дороги. Автомобильные дороги стали
прокладывать по радиусам от Нью-Йорка, Бостона, Филадельфии,
Детройта, Чикаго, Сан-Франциско и Лос-Анджелеса, а в 30-х годах радиальные
шоссе не только сомкнулись, но и переплелись, образовав густую
дорожную сеть. Следует отметить то обстоятельство, что автомобильные дороги
в окрестностях больших городов прорезали ранее недоступные зеленые
клинья, тем самым как бы «приблизив» к городу благоприятные для
отдыха места.
Со времени изобретения автомобиля на протяжении нескольких десятков
лет происходила ожесточенная борьба между сторонниками рельсового и
безрельсового транспорта. Как ни осложняли эту борьбу конкурировавшие
фирмы, победителем из нее вышел наиболее достойный противник —
автомобиль, обладающий и большей скоростью и наилучшей маневренностью.


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
116
Автомобиль продемонстрировал свои преимущества не только в городе, но
и в загородных пассажирских и особенно прогулочных поездках. Это и
превратило его в главное транспортное средство индивидуального и
массового отдыха населения среди загородной природы.
К началу мирового экономического кризиса (т. е. к 1929 г.) длина
железнодорожной сети США достигла 419 тыс. км. Но в последующие годы
строительство новых железных дорог прекратилось. Более того, второстепенные
железные дороги стали закрывать и демонтировать во все более
нараставших размерах. И в то же время за счет железных дорог в геометрической
прогрессии развивались автомобильные дороги. Чтобы представить размах
американского автодорожного строительства, отметим, что к началу второй
мировой войны протяженность шоссейных дорог США превзошла длину
железных дорог примерно в 10 раз, составив около 4 млн. км. Даже
автобусные маршруты выросли к этому времени до 0,5 млн. км, что явилось
прямым показателем господства автомобильного транспорта в
междугородных пассажирских перевозках.
Автомобильный транспорт вызвал целую революцию в дорожном
хозяйстве. В ходе его развития была создана новая классификация шоссейных
дорог, в зависимости от которой определялись трассы, уклоны и ширина
проезжего полотна шоссе, а также все те большие и малые инженерные
сооружения, которые на примере стального висячего моста в
Сан-Франциско по справедливости относят к наиболее выдающимся инженерным и
художественным произведениям текущего века. Большим достижением
предвоенного дорожного строительства были автострады. В строительстве
автострад конкурентами США (если не в количественном, то в
качественном отношении) оказались Германия и Франция.
Созданные в этот период автострады Германии предназначались в первую
очередь для агрессивных военных целей. Вместе с тем южное полукольцо
Берлина, как и глубокий ввод в него со стороны Потсдама, с успехом
обслуживали пригородное прогулочное движение. Применение шероховатых
бетонных плит, исключающих скольжение и заносы экипажей, зеленые,
насаждения на разделительной полосе для предотвращения ослепляющего
действия фар встречных машин, отсутствие перекрестков в одном уровне,
мягкие повороты и почти неощутимые подъемы и спуски — все это
превратило немецкие автомобильные дороги в первоклассные транспортные
сооружения.
Еще большим техническим блеском и комфортом обладала начатая
накануне войны так называемая Западная автострада, соединившая Париж
с нижней Луарой. Головным звеном Западной автострады послужил
тоннель, который проложили под парком Сен-Клу, дабы не повредить
исторического ансамбля и легко преодолеть высокий левый берег Сены. После
освещенного электричеством тоннеля длиной около 900 м автострада
входила в сохранившийся близ Парижа клинообразный зеленый массив,
благодаря чему создавалась иллюзия близости нетронутой природы к столице
Франции. На всем протяжении автострада имела замощенные штучным
камнем обочины и кюветы, тогда как на разделительной полосе в отличие
от немецких автострад было предусмотрено ночное освещение
люминесцентными лампами дневного света, укрепленными на высоких мачтах.
Особенно интересной развязкой движения на автостраде стал
«треугольник Рокенкур».
Однако далеко не каждая автострада становилась магистралью
прогулочного движения. Большинство немецких и американских автострад
соединяло крупные промышленные центры, проходя по кратчайшим
направлениям вне привлекательных и благоприятных для отдыха мест. Поэтому в
Америке, обладавшей наиболее развитым автомобильным парком, была
поставлена проблема создания специальных автомобильных дорог,
связывающих крупные города с загородными лесопарками и парками. Эти
дороги получили название «парковых дорог».
Нью-Йорк.
Мост Джорджа
Вашингтона — начало
северо-западных
парковых дорог


Организация мест отдыха за пределами больших городов
и мероприятия по охране природы
117
Автомобильные прогулочные дороги имели специфические черты
устройства уже на самых ранних этапах развития. От обыкновенных шоссейных
дорог они отличались прежде всего выбором трассы. Если кратчайшее
прямолинейное направление является достоинством транзитных
товаропроводящих и пассажирских шоссе, то для парковых дорог
прямолинейность становилась необязательной. Американец, владеющий автомобилем,
привык отдыхать в пути, любуясь природой сквозь стекло машины и во
время кратких остановок и привалов. Поэтому если при прочих равных
условиях парковая дорога прокладывалась в живописной пересеченной
местности, следуя за изгибами горных склонов и побережий рек и озер,
если на этой дороге предусматривались комфортабельные гостиницы и
площадки для пикников в красивых по ландшафту местах, то такая дорога
Американские
парковые дороги
Парки и
парковые дороги
Большого Нью-Йорка
1 — Центральный
парк на Манхэттене,
откуда расходятся
парковые дороги;
2 — парк Бир-Маунтен;
3 — заповедник близ
Нротонского
водохранилища
Парковая
дорога в окрестностях
Нью-Йорка в часы пик
получала признание как полноценная прогулочная магистраль. Дороги
подобного рода и создавались в США в 20-х и 30-х годах *.
Любую радиальную американскую парковую дорогу можно разделить на
три части: головную, непосредственно связанную с городской уличной
сетью; срединную, проходящую по полям и лесам, и конечную, которая
завершается тупиковой площадкой, петлей или капиллярными
разветвлениями той или иной протяженности на территории загородного лесопарка.
Организация массовых выездов, особенно многолюдных в воскресные дни,
требовала внедрения головной части парковой дороги в самый центр
города, причем с таким расчетом, чтобы старт легкового и общественного
автотранспорта имел достаточные паркинги, а также протяженный и
удобный посадочный периметр для автобусов. В Нью-Йорке, накануне
второй мировой войны, Центральный парк был объявлен началом северной
парковой дороги, носящей имя Генри Гудсона. Однако обеспечить
свободное пространство для огромного количества автомашин в плотно
застроенном городе американцы не смогли, в силу чего Центральный парк стал
местом старта рекреационного движения только отчасти (а скорее
номинально) и лишь к западу от него — на побережье реки Гудзон — там, где
зеленая лента Риверсайд-парка2 давала возможность проложить при-
1 Для строительства и
эксплуатации парковых дорог
в 1928 г. в США была учреждена
специальная комиссия парковых
дорог (NPPWC).
2 Упоминаемый прибрежный
ленточный парк был построен
Фредериком Лоу Олмстедом
в 1860-х годах.


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
118
брежную автомобильную магистраль, только там фактически и была
построена головная часть северной парковой дороги.
Конечно, устройство автострады в виде двух параллельных шоссе на
территории узкого парка повлекло за собой полную ликвидацию
первоначального планировочного замысла. И тем не менее результаты
реконструкции Риверсайдского парка нельзя считать отрицательными. Правда,
старый парк, рассчитанный на пешеходов (а следовательно, и на
«статическое» восприятие зеленого ансамбля), совсем исчез, но появилось нечто
абсолютно новое, производящее сильное впечатление своим колоссальным
размахом. По сути дела, на месте обычного парка была создана
технически совершенная вылетная автомобильная магистраль, уверенные и в то
же время плавные линии которой привлекают к себе внимание зрителя
настолько, что зелень воспринимается лишь как обрамление этой
магистрали. Статическое восприятие требует сравнительно частых
композиционных «остановок», уплотненного чередования архитектурных
аккордов и пауз, но зрительное восприятие во время стремительного движения
автомобиля происходит иначе. В данном случае на протяжении почти
12 км было создано только четыре поперечные композиционные оси,
расчленяющие магистраль на отрезки — звенья, но зрителю эти большие
отрезки не кажутся чрезмерными — наоборот, в движении он
воспринимает автомагистраль и сопровождающую ее зеленую ленту обобщенно,
удовлетворяясь сравнительно редкими оптическими остановками. Чем
дальше от центра, тем более возрастают перегоны, что отвечает и
нарастанию скорости уходящего из города автомобиля. Местоположение
стального однопролетного моста Джорджа Вашингтона не нарушает этого общего
ритма.
Собственно, головное звено северной парковой дороги в 30-х годах
ограничивалось только западным побережьем Манхэттена. За мостом (к
которому подходили потоки движения с юга, севера и востока) начиналось
срединное звено автомагистрали. Вначале оно проходило по
полузастроенной тогда еще территории Нью-Джерси, а затем разветвлялось и
превращалось в систему загородных парковых дорог.
Естественно, что подъезды к мосту Джорджа Вашингтона, где все дороги
сливались в единое русло, стали крупными инженерными сооружениями.
Аналогичные транспортные узлы были построены накануне войны и у
восточного побережья Манхэттена (прежде всего на острове Рандл), через
который прошла большая автострада из Куинса, имевшая также и
прогулочное значение 1.
Обсадка загородных парковых дорог деревьями и кустарниками является
само собой разумеющимся мероприятием дорожного благоустройства.
В межвоенном американском строительстве она применялась как
средство декоративной маскировки безотрадных окраин больших городов.
Вдоль первых парковых дорог деревья высаживали непрерывными
рядами с обеих сторон шоссе почти на всех полевых перегонах. Но практика
показала, что дорога, проходящая в зеленом коридоре, становится
однообразной, в силу чего и не приносит полного эстетического удовлетворения.
Поэтому с течением времени американские архитекторы стали
использовать этот прием все реже и реже, высаживая деревья лишь в
необходимых местах и на сравнительно небольших отрезках пути. На смену
зеленым коридорам пришла свободная ландшафтная трактовка дороги,
дающая возможность ощутить просторы полей с разбросанными в отдалении
рощами, фермами и вертикалями сельских церквей. Вместе с тем близ
самой дороги стали создавать ленточные лесопарки, имеющие
разнообразные живописные очертания.
Возникновение ленточных лесопарковых массивов, чередующихся с
лугами и полями, явилось значительным событием в истории парковых дорог.
Происхождение лесопарков подобного рода нельзя объяснять
перенесением удачного опыта реконструкции Риверсайд-парка в обстановку
сельской природы. Ленточный парк впервые появился даже не в Америке, а
в Европе и завоевал всеобщее признание независимо от каких бы то ни
было влияний и в первую очередь потому, что оказался наиболее удобной
и доступной формой озеленения автомобильных дорог, предназначенных
для отдыха.
Действительно, в целях экономии денежных средств при выкупе земель
Пример
фрагментарной
реконструкции
пейзажа на
американской
парковой дороге
1 К началу второй мировой войны
общая длина парковых дорог
на территории Большого
Нью-Йорка достигла 430 км.


Организация мест отдыха за пределами больших городов
и мероприятия по охране природы
119
для устройства дорог строители отдавали предпочтение дешевым землям,
таким, как непригодные для распашки овраги, каньоны и горные склоны,
усеянные обломками каменных пород. Но именно здесь естественный
ландшафт и обладал наибольшей художественной привлекательностью, что
отвечало интересам автомобильного прогулочного отдыха. Вместе с тем
приобрести компактный участок земли (особенно при наличии плодородной
почвы) было несравненно труднее, чем узкую длинную полосу, и, кроме
того, такая полоса при равной площади с ним обладала значительно
большей длиной опушек, особенно ценных для устройства пикников.
Соединение же всех этих положительных качеств ленточного парка,
расположенного у дороги, делало его весьма рациональным для промежуточных
кратковременных остановок в интервалах между городом и большими
парками общественного назначения.
На ранних этапах своего развития американские и европейские парковые
дороги сочетали в себе проезжее полотно, предназначенное для движения
автомобилей, с параллельно идущими мощеными дорожками для
велосипедов и верховой езды. Однако с возрастанием количества автомобилей
появилась тенденция к обособлению автотранспортных дорог от всех
прочих трасс прогулочного движения.
Непременными спутниками больших парковых дорог были заправочные
колонки, авторемонтные мастерские, паркинги, гаражи, кафе, рестораны и
гостиницы. Создаваемые разными частными владельцами и фирмами,
конкурировавшими между собой, эти сооружения нередко строились порознь
и в случайных местах. Так было до того момента, когда преимущества
комплексного обслуживания автотуристов не привели к идее объединения
их в одну тесно связанную группу построек.
В 1925 г. в Калифорнии открылись первые мотоотели (или мотели).
В 1930 г. в США насчитывалось уже 600 мотелей *, к 1935 г. количество их
возросло до 9348, а к началу второй мировой войны эта цифра удвоилась 2.
Столь быстрый рост числа благоустроенных автодорожных гостиниц
объяснялся потребностью в них.
В то время как шоссе и парковые дороги составляли уже плотную сеть на
огромных просторах страны, мотели появились только в наиболее важных
узловых пунктах. Фактически автотуристы, преодолевавшие большие рас-
Национальный парк
Олимпик в штате
Вашингтон
А — порт Анжелес —
главный туристический
центр парна;
В — В кольцевая
парковая дорога
с ответвлениями,
связанными с
пешеходными
тропами;
треугольниками
обозначены вершины
горных цепей
1 Baker Geoffrey, Funaro Bruno.
Motels. New-York, 1953.
2 По данным А. Будиштяну,
в 1940 г. количество мотелей
в США достигло 19271
(Будиштяну А.
Градостроительные принципы
организации пригородных зон
отдыха крупных городов.— Дис.
на соиск. учен, степени канд.
архит. Моск. архит. ин-т. Мм 1960,
с. 56).


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
120
стояния, были вынуждены еще долгое время останавливаться в городских
гостиницах, т. е. проводить время в той обстановке, от которой они
спасались бегством.
Огромные прибыли, прямо или косвенно извлекавшиеся из строительства
и эксплуатации автомобильных дорог, заставили железнодорожные
компании в свою очередь принимать решительные меры к привлечению
туристов, все более ускользавших из их рук. В этих целях была переоценена
вся американская железнодорожная сеть с выделением тех железных
дорог, которые вели к национальным паркам и лесам и, кроме того, тех из
них, где путешественники из окна вагона могли наблюдать интересные
пейзажи. Великие озера, заповедники прерий с бродящими по ним
стадами бизонов, всемирно известный Иеллоустонский национальный парк,
Соленое озеро, Кордильеры, каньоны реки Колорадо и Тихоокеанское
побережье от Калифорнии до Аляски были учтены как географические
достопримечательности и «опорные пункты» железнодорожных туристических
маршрутов.
Если трансатлантическое пассажирское судоходство в свое время сильно
повлияло на возникновение и развитие корабельной архитектуры, то
нечто подобное произошло и в вагоностроении. В интересах туризма были
сконструированы поезда со стеклянными видовыми салонами на уровне
крыш пассажирских вагонов, с искусственной климатизацией всего
состава поезда и многими другими аксессуарами самого изысканного
транспортного комфорта. Особенно многого достигла в 30-х годах Северная
Тихоокеанская железная дорога, соединяющая Чикаго с Сиэтлом и Такомой.
Однако вырвать пальму первенства у автомобильных компаний железные
дороги все же не смогли.
Третье и последнее звено больших радиальных парковых дорог
неразрывно связано с лежащими за пределами городов лесопарками
общественного назначения. Собственно, своим происхождением эти парки в
значительной мере были обязаны мероприятиям по охране природы Америки,
которую безжалостно уничтожали и расхищали, начиная со времени
заселения Нового Света европейскими иммигрантами. Беспорядочная
разработка лесов, во время которой в первую очередь вырубали ценнейшие
породы деревьев (как, например, тысячелетнюю секвойю), ничем не
ограниченная распашка лугов и, наконец, уничтожение фауны привели к тому,
что первозданная природа Северной Америки в середине XIX в. казалась
обреченной на полную гибель. Достаточно сопоставить карты штата
Иллинойс 1 за последние 150 лет, чтобы убедиться в этом. Вместе с гибелью
лесов и неправильной распашкой земли неудержимо мелели реки и в
угрожающих размерах нарастала ветровая и водная эрозия почв.
Под влиянием общественного мнения (точнее настойчивых выступлений
в печати дальновидных публицистов и ученых) конгресс Соединенных
Штатов учредил в 1872 г. первый обширный заповедник фауны и флоры
на территории, окружающей Иеллоустонское озеро 2. Позднее в различных
географических районах США были образованы свои национальные
парки, как, например: Олимпик (штат Вашингтон), Гласьер (штат Монтана),
Секвойя (штат Калифорния), высокогорный парк Мак-Кинли на Аляске
и ряд других. Благодаря введению строгого статуса по охране природы в
национальных парках, где были запрещены не только порубка лесов, но
и всякие постройки (за исключением дорожных гостиниц и факторий,
проводящих подкормку зверей и санитарную прочистку лесов), природа в них
стала постепенно восстанавливаться.
Для сохранения и выращивания лесных фондов общегосударственного
значения, поддержания водного режима рек (а отчасти и охраны
пастбищ) наряду с национальными парками были образованы национальные
леса. Создание тех и других протекало настолько быстрыми темпами, что
во второй половине 30-х годов их общая площадь достигла 66 млн. га,
заняв примерно Vi2 часть всей колоссальной страны. В отличие от
национальных парков с их строгим режимом заповедников в национальных
лесах в ограниченных размерах допускалось расселение, а также более
разветвленная сеть дорог и общественных учреждений, предназначенных для
туризма и спорта. Однако обширность национальных лесов и отдаленность
Заповедники
и лесопарки
общественного
назначения
в Соединенных
Штатах Америки
1 Lewis Philip Н. Recreation and
open space in Illinois. Urbana,
Illinois, 1961.
2 Иеллоустонский национальный
парк находится в северо-западном
углу штата Вайоминг и, выходя
за его пределы, отсекает узкие
полосы от двух соседних штатов:
Айдахо и Монтана. Парк
занимает 8671 км2; территорию
парка прорезает река Иеллоустон.
вытекающая из одноименного
озера и впадающая в Миссури.


Организация мест отдыха за пределами больших городов
и мероприятия по охране природы
121
их от крупных центров не способствовали созданию легкодостижимых
мест отдыха. Поэтому из территории национальных лесов (а чаще в
окрестностях больших городов) стали выделять так называемые национальные
лесопарки (или государственные парки), которые специально
предназначались для охраны красивых ландшафтов и отдыха населения в самом
широком смысле этого слова (туризм, летний отдых в лагерях и
пансионатах, зимний и летний спорт). Государственные парки накануне второй
мировой войны занимали в совокупности около 4,5 млн. га, представляя
собой комфортабельно оборудованные районы кратковременного отдыха
с интенсивным использованием природы.
В процессе строительства и эксплуатации лесопарков общественного
назначения к ним сформировался ряд требований:
территория лесопарка должна быть не менее 1200 га; располагать
лесопарк следует по возможности в непосредственном соседстве с городом;
местность должна быть здоровой и пригодной для летнего и зимнего спор
та, а кроме того, и привлекательной 1; планировка лесопарка должна быть
близкой к естественному ландшафту, а вся застройка, начиная с
ресторанов и гостиниц и кончая оградами и убежищами от непогоды, напоминать
народные сельские постройки.
Обширность лесопарковых массивов при разнообразии их природных
условий давала возможность размещать большое количество разнородных
жилых и общественных зданий. Мотели, оснащенные всеми видами
автодорожного обслуживания, пансионаты однодневного и воскресного отдыха,
лагеря общего типа для ночлега в палатках, специализированные лагеря
для спортсменов, молодежи и школьников, убежища от непогоды в виде
навесов, хижины и шалаши для отдыха в «романтической обстановке» —
вот тот далеко еще не полный перечень жилых сооружений, которые
размещались в государственных парках. Однако, помимо этого, лесопарки
общественного назначения вмещали в себя огромное количество строений,
предназначенных для бытового, спортивного и
зрелищно-развлекательного обслуживания посетителей. Их длинный перечень начинается с
фешенебельных ресторанов и кафе, а заканчивается ступенчатыми земляными
устройствами для привалов и примитивными печками для сжигания
мусора. Виды этих парковых построек, сделанных с притязанием на
возрождение давно забытых форм заокеанской народной архитектуры,
многократно публиковались в американских и европейских изданиях, а также
в специальном ежемесячнике «Парки и отдых» (Parks and Recreation) 2.
Отметим лишь, что с точки зрения удобства и комфорта они вполне
отвечали вкусам избалованной американской буржуазии. Однако в
архитектурно-художественном отношении постройки подобного рода оставляли
желать много лучшего.
Переходя к оценке самой планировки мест отдыха в США, а именно
пригородных лесопарков общественного назначения, а также национальных
лесов и национальных парков, необходимо прежде всего установить
правильное отношение к ним с профессиональных архитектурных позиций.
В самом деле, ведь американские леса и парки такого рода занимают
колоссальные пространства, далеко выходящие за пределы масштабов,
привычных европейцам. Крупнейший в Европе Версальский парк, который
кажется нам беспредельным, на самом деле имеет только 3 км в длину и
занимает 850 га, т. е. уступает в 1,5 раза по площади минимальным
нормативным размерам американских государственных парков. Но если
наложить Иеллоустонский национальный парк на карту Бельгии, то он
покроет всю центральную часть этой страны между Льежем, Антверпеном и
французской границей, а если присоединить к нему смежные с Иеллоусто-
ном национальные леса и парки, также используемые для туризма3, то
вся Бельгия окажется покрытой этим грандиозным зеленым массивом.
Иеллоустонский парк превосходит Версальский более чем в 1000 раз.
Система национальных парков Канады, расположенных на границе
Британской Колумбии и Альберты4, тянется сплошной полосой на 420 км.
Спрашивается, возможна ли вообще планировка столь обширных территорий и
правомерны ли притязания архитекторов на их организацию в
архитектурно-художественном отношении?
Все, что способен человек окинуть взглядом, и даже больще того — то, что
он фактически осознает, синтезируя в памяти виденные им в разное время
1 При прочих равных условиях
строители отдавали предпочтение
холмистой или гористой
местности с разветвленной
водной системой и обязательно
с большими массивами лесов,
включающих хвойные и
лиственные породы.
2 Назовем некоторые, наиболее
интересные статьи, помещенные
в данном журнале: в
октябрьском номере за 1936 г.
«Отдых и туризм в национальных
лесах США»; в ноябрьском
номере «Площадка для пикников
в штате Мэн»; в апрельском
номере за 1937 г. «Заповедник в
долине Теннесси» и т. д.
3 С востока к Иеллоустонскому
парку примыкают Костерский и
Шошонский национальные леса;
с юга — Тетонский лес, внутри
которого находится большой
заповедник у озера Джексон.
4 Крупнейшим парком этой
системы является Джасперский
национальный парк,
примыкающий с востока к
Передовому хребту, входящему
в систему Кордильер.


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
122
образы и картины, по праву претендует на взаимную
архитектурно-художественную согласованность. Хорошо понимая эти обстоятельства,
выдающиеся архитекторы прошлых эпох композиционно связывали между
собой архитектурные сооружения и пейзажи даже тогда, когда они
находились за пределами непосредственной видимости. Современный нам
скоростной транспорт как бы поглотил большие расстояния, некогда
разобщавшие отдельные, глубоко западающие в память зрительные
впечатления. В результате этого достопримечательные места как бы сблизились,
а при таком положении стала возможной архитектурная организация еще
более обширных пространств, имеющих уже географические масштабы.
С точки зрения ландшафтной архитектуры представляют особый интерес
национальные парки. Поскольку такие парки становились заповедниками
Ниагарский
водопад — одно из
достопримечательных
и доходных мест
американского
туризма в ландшафтной
системе Великих
озер. Водопад
привлекает к себе
миллионы посетителей
из Буффало, Торонто,
Детройта, Чикаго,
Нью-Йорка и многих
других городов


Организация мест отдыха за пределами больших городов
и мероприятия по охране природы
123
местной фауны и флоры, а также природного горного и водного пейзажа,
постольку ничем не замаскированное включение в них современных
инженерно-технических сооружений становилось немыслимым. Столь же
нежелательным (несмотря на широкое использование парков для туризма и
спорта) было проникновение на их территорию транзитного скоростного
движения. Даже в период интенсивного строительства железных дорог
упомянутая трансконтинентальная линия, соединившая побережья обоих
океанов, была проведена на некотором расстоянии от Иеллоустонского
заповедника. Количество въездов в парки американцы старались
максимально ограничить, а входящие в них шоссе превращали либо в тупиковые,
либо в извилистые замкнутые петли с замедленным движением
транспорта. Так, например, в Иеллоустонский парк было сделано только пять въез-
Калифорния.
Национальный парк
Секвойя, еще
сохраняющий свои
гигантские
тысячелетние деревья.
Парк связан системой
туристических дорог
с городами
Тихоокеанского
побережья США и
в первую очередь
обслуживает
Сан-Франциско и
Лос-Анджелес


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
124
дов через северо-восточные, восточные, южные, западные и северные
ворота. Сооружавшийся в межвоенный период национальный парк «Олим-
пик» хотя и получил значительно большее количество въездов, но выиграл
в смысле изоляции его от автомобильного движения. Если в Иеллоустоне
автомобильные дороги образовали внутри парка две широкие петли,
напоминающие цифру 8, то в парке «Олимпик» все 17 радиальных дорог
закончились в виде тупиков почти на самом пороге этого парка. Что же
касается трассировки транзитной магистрали, объединившей тупиковые
отростки дорог, то ее провели вокруг парка на расстоянии 10, 15, 20 км и
более от его границ. Таким образом, планировка национального парка
«Олимпик» уподобилась структуре простейшего одноклеточного
организма, имеющего непроницаемое ядро. Поняв необходимость принятия столь
Иеллоустонский
национальный парк
в сопоставлении с
территорией Бельгии и
Версалем (указан
стрелкой)
радикальных защитных мер, к Иеллоустонскому парку присоединили
впоследствии с востока и юга обширные национальные леса, свободные от
коптящих заводских труб и тех построек, которые способны нарушить
тишину и иллюзию неприкосновенности первозданной природы.
Пути сообщения на территории национальных парков (т. е.
автомобильные дороги, дорожки для верховой езды и пешеходные тропы) собственно
и составляют ту планировочную сеть, эквивалентом которой являются
аллеи привычных нам европейских парков. Но какую огромную разницу
констатируем мы при сопоставлении тех и других! Европейский парк,
каким бы он ни был, всегда рассчитывался на пешеходов, на ограниченное
количество точек зрения, из которых одна или две имели значение
главных. В большинстве европейских парков «зеленый ансамбль» создавали с
начала и до конца руками архитектора. Но в обстановке национальных
парков происходило нечто прямо противоположное — статическое
восприятие пейзажа с заранее определенных позиций сочеталось здесь с
восприятием в движении по несравненно более протяженным маршрутам, а отсюда
возрастало количество видовых точек, которые как бы сливались в
непрерывную киноленту. Однако самым существенным отличием американских
национальных парков от европейских стало то обстоятельство, что их
ландшафт не создавался архитекторами, а принимался ими таким, каким он
был. И, следовательно, работа архитектора над генеральным планом на-
Иеллоустонский
национальный парк.
Туристический центр
в долине гейзеров
А — гейзер;
1 — паркинги;
2 — отель;
3 — гостиная для
визитов; 4 — кафе;
5 — лагерь;
туристические
пешеходные тропы
обозначены
пунктиром


Организация мест отдыха за пределами больших городов
и мероприятия по охране природы
125
ционального парка ставила перед ним неизмеримо более скромные
задачи. Они заключались в выборе длинной цепи художественно
выразительных кадров, которыми и определялись направления шоссе и туристических
троп.
Все без исключения национальные леса, лесопарки и парки США
получили свободную, лишенную симметрии планировку. Автомобильные дороги
Иеллоустонского парка прихотливо извиваются вдоль рек и склонов гор,
периодически показывая шумящие водопады, лесистые долины и струи
гейзеров, вздымающихся на десятки метров. Нигде в парке нет
прямолинейных участков шоссе (за исключением самых небольших), как и
прямых просек, что свидетельствовало бы о волевом вмешательстве человека
в естественный пейзаж. Более того, дороги и гостиницы построены с таким
Гейзер
«Старый служака»
в Иеллоустонском
национальном парке


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
126
расчетом, чтобы максимально их замаскировать и в пределах разумного
разобщить, дабы избежать чрезмерной концентрации отдыхающих и
туристов.
Наглядные иллюстрации перечисленных приемов планировки дают
крупнейшие комплексы отдыха и дорожного обслуживания на территории
Иеллоустонского парка. Первый из них, носящий название «Мамонтовые
горячие ключи», лежит у северной границы парка, поблизости от
тупиковой железнодорожной ветви, которая подведена к долине реки Гардинер.
Суровый и дикий пейзаж, свойственный местам, сохранившим следы
вулканической деятельности, производит на приезжающих незабываемое
впечатление. Около 70 горячих источников, расположенных на склонах гор,
образуют террасы, сложенные из кремыево-известковистых отложений
ослепительно белого цвета. Прозрачные воды, наполняющие естественные
водоемы, переливаются через край и шумными каскадами ниспадают в
долину. Далее в бассейне той же реки высятся серные холмы, обсидиановые
скалы и окаменелые деревья, создающие поистине фантастические
сочетания форм.
Не менее интересна цепь гейзеров, сопровождающих долину реки Файр-
хол. Крупнейший из них, так называемый «Старый служака» —
выбрасывает ни с чем не сравнимый столб пара, высоко поднимающийся над
лесистой местностью. Центр отдыха этого района представляет собой
значительный комплекс сооружений. В него входят: большой отель, гостиная
для визитов, кафе, магазины, почтовое отделение и ряд других
обслуживающих учреждений. Однако все сооружения расположены с таким
расчетом, чтобы не помешать восприятию уникальных пейзажей и не
попадаться назойливо на глаза. Большинство зданий получило несимметричную
объемную трактовку и не отвечает одно другому совпадением
композиционных осей. Благодаря этому снизилась самодовлеющая значимость
построенного человеком ансамбля, что можно отметить как положительный
факт.
Река Иеллоустон, вытекающая из одноименного огромного озера, несет
свои воды на север, к подножию горы Уошберн. Между этой горой и
Верхним водопадом располагается красивейшая часть Большого каньона
протяжением около 3 км при высоте берегов в среднем до 360 м. Лесистые
скаты каньона сложены из разноцветных изверженных пород, среди
которых преобладает желтый камень *, контрастирующий с темной зеленью
хвойных деревьев и светло-голубыми струями водопадов. Особенно
эффектна продольная перспектива каньона, замыкаемая Нижним водопадом.
Для нее была устроена видовая площадка, связанная подъездной
автомобильной дорогой с главным шоссе. Зрителю, восхищенному
величественной красотой гористого пейзажа, кажется, что он попал в безлюдный край,
где еще не ступала нога человека, а между тем тут же неподалеку,
скрытая за гребнем левобережных скал, находится туристическая гостиница, а
в стороне от нее располагается крупный лагерь туристов с
разнообразными учреждениями бытового и технического обслуживания. Здесь
строителям также удалось искусно замаскировать свои постройки, а поскольку
художественная задача заключалась только в сохранении и показе
естественного пейзажа, ее нельзя не считать безупречно решенной.
Давая оценку планировочным мероприятиям подобного рода, необходимо
отметить, что самый подход строителей американских
парков-заповедников к проблеме пейзажа был по существу своему не активным, а
пассивным, поскольку архитекторы стремились только к сохранению
существующего пейзажа и не вносили в него того, что в обычных условиях имеет
право сделать зодчий. Поэтому красота национальных парков целиком
зависела от природы. Перенесенные в обстановку равнинного места, к тому
же еще не имеющего живописных водоемов, те же приемы планировки
приносили неизмеримо меньший художественный эффект, о чем
свидетельствует, например, находящийся близ Нью-Йорка общественный парк
Бир-Маунтен.
Однако не следует думать, что американцы вовсе избегали активных
методов планировки, приводивших к решительным изменениям природного
ландшафта. Строительство гидроэлектростанций и мероприятия по обвод- , 0т слов jellow stone
НеНИЮ рек ДЛЯ улучшения СуДОХОДСТВа И раЗВИТИЯ ПОЛИВНОГО Земледелия (т. е. желтый камень) произошло
f название реки, озера и самого
ВЫЗЫВаЛИ К ЖИЗНИ НОВЫе Места МаССОВОГО ОТДЫХа ОЛИЗ ОГРОМНЫХ ИСКуС- Иеллоустонского заповедника.


Организация мест отдыха за пределами больших городов
и мероприятия по охране природы
127
ственных водохранилищ. Особенно интересной среди них была система
лесопарков общественного назначения в долине реки Теннесси,
протекающей по территории трех штатов: Теннесси, Алабама и Кентукки.
В 20-х и 30-х годах на реке Теннесси было начато строительство девяти
плотин, которые образовали живописные извилистые водоемы среди
широколиственных субтропических лесов 1. Близость крупных городов
способствовала превращению их в популярные места отдыха, туризма и
спорта. Растянувшаяся на 1000 км с лишним система водоемов и
прибрежных лесов потребовала благоустройства, а вместе с ним и переоценки
всего изменившегося на глазах современников ландшафта реки. Конечно,
реализовать в короткие сроки столь грандиозную созидательную задачу
оказалось невозможным даже при наличии развитой американской
экономики, в силу чего строительство на реке Теннесси затянулось на много
лет и продолжает осуществляться и в наше время путем последовательной
перепланировки отдельных звеньев этой цепи.
В создании больших заповедников фауны и флоры, как и мест массового
отдыха на территории лесопарков, Западная Европа далеко отставала от
Америки. И это было абсолютно естественно, поскольку европейские
страны не располагали такими большими ресурсами еще неосвоенных и
необжитых территорий, какими обладала Америка. По сути дела, в Европе
нетронутый природный ландшафт (за исключением Исландии и северных
районов, Швеции и Норвегии) почти повсеместно исчез, заменившись тем,
что мы называем культурным ландшафтом. В 20-х и 30-х годах не было в
Европе и столь интенсивного строительства автомобильных дорог; даже
самое понятие «парковой дороги» здесь долгое время не получало
гражданских прав. И тем не менее Западная Европа не оказалась лишенной
весьма комфортабельных и привлекательных мест массового отдыха.
С течением времени в экономически развитых европейских странах
основным видом загородного отдыха стал) автомобильный туризм. Наличие
большого количества давно построенных шоссе давало возможность при
незначительных затратах на их усовершенствование и снабжение
необходимыми остановочными пунктами получить густую сеть туристических
автодорог в наиболее живописных районах Европы и прежде всего в
долинах больших судоходных рек, в альпийских предгорьях и на побережье
Средиземного моря.
В межвоенный период в Европе также начался процесс вытеснения
железнодорожного транспорта как средства массовых туристических
перевозок. На смену трансконтинентальным и местным пассажирским поездам
для туристов пришли специально оборудованные большие экскурсионные
автобусы и легковые машины. С сокращением рабочей недели и
освобождением половины субботнего дня у некоторых категорий рабочих и
служащих зона кратковременного загородного отдыха расширилась до 200 км и
более, в результате чего для жителей Лондона стали достижимыми
приморские пляжи Ламанша и живописные верховья Темзы, для парижан —
вся обширная долина Луары, тогда как жители Вены получили
возможность углубляться в Альпы вплоть до Клагенфурта и Зальцбурга.
Аналогично этому коренное население Неаполя и Рима стало активно
использовать живописное побережье Тирренского моря, а население
Копенгагена — выезжать на автомобилях (при помощи пароходов-паромов) в
южную Швецию.
Таким образом, с развитием автомобильного транспорта крупные
европейские города как бы выпустили из себя разветвленные длинные щупальцы,
которые протянулись к наиболее здоровым и привлекательным
географическим районам, превратившимся теперь в места высокоразвитого
массового автомобильного туризма.
В зависимости от природных условий и художественных данных
естественного и культурного ландшафта туризм приобретал в различных
географических районах Европы те или иные местные особенности. Так,
например, в итальянских, австрийских и швейцарских Альпах туризм по
преимуществу заключался в обозрении красивейших горных пейзажей.
В богатых архитектурными сокровищами областях центральной и
северной Италии туристические поездки получали главным образом художе-
Средневековые замки
Луары как объекты
массового туризма
1 Крупнейшими
водохранилищами на реке
Теннесси являются:
Кентуккийское (занимает
площадь в 110 тыс. га в низовьях
реки), Вильсонское и Чикамога.


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
128
ственно-познавательное значение. Но в большинстве случаев туризм
сочетался со спортом или со стационарным отдыхом в специально
оборудованных парках, на взморье и в обстановке безыскусственной сельской
природы. Само собой разумеется, что сильно развивавшийся автомобильный
туризм потребовал научно обоснованной разработки маршрутов, как и
хорошо продуманного путевого оборудования. Организацией этого дела
занялись специальные коммерческие предприятия, привлекавшие к
составлению путеводителей и маршрутов самых разнообразных специалистов,
начиная с географов и историков и кончая геологами, ботаниками и
искусствоведами.
Среди туристических районов Франции, пожалуй, наибольшую
популярность приобрела в послевоенный период долина Луары 1. Однако стремле-
Места
отдыха и туризма на
территории Франции.
Черными кружками
обозначены скопления
историко-
архитектурных
памятников;
белыми — приморские
курорты и пляжи;
треугольниками —
зоны красивых
ландшафтов в
гористых местностях
(белые) и на равнинах
(черные). Расстояние
между большими
концентрическими
кругами 100 км
ние туристов к берегам этой крупной реки нельзя объяснить красотой
естественного ландшафта. Будучи типичной равнинной рекой в среднем
и нижнем своем течении, Луара не может конкурировать с многоводным
и величественным Рейном или верхним Дунаем, которые несут свои
голубовато-зеленые прозрачные воды среди восхитительных альпийских
предгорий. Популярность луарских маршрутов объясняется иной причиной,
а именно средоточием на берегах этой реки большого количества
памятников архитектуры и искусства, которые, органически включившись в
природный ландшафт Луары и ее многочисленных притоков, образовали
как бы сплошной заповедник художественной культуры Франции на
территории в 30 тыс. км2.
Еще в эпоху римского владычества Луара была важной судоходной
артерией; вместе с тем она служила и стратегическим препятствием, которое
1 Согласно данным французской
туристической статистики,
накануне второй мировой войны
Францию ежегодно посещало
около 3 млн. иностранных
туристов; из них около половины
приходилось на Луарский
бассейн. К 1954 г. число туристов
возросло до 3,5 млн. человек, что
составило свыше 15% от 23 млн.
иностранных туристов,
посетивших Европу в этом году.


Организация мест отдыха за пределами больших городов
и мероприятия по охране природы
129
римляне дополнительно укрепляли постоянными и временными военными
лагерями. В средние века по Луаре проходила граница между
владениями Плантагенетов и Капетингов. В Столетнюю войну вдоль луарской
долины периодически прокатывались волны британских вторжений. На
берегах Луары под предводительством Жанны Д'Арк в 1429 г. началось
освободительное движение, спасшее Францию от полного разорения и
расчленения. В эпоху Конвента нижняя Луара была ареной тяжелой
борьбы с восстанием шуанов, и, наконец, во время франко-прусской войны
1870—1871 гг. долина Луары послужила последним оборонительным
рубежом на пути продвижения армии Мольтке.
Однако эта обагренная кровью равнина имеет не только
военно-историческое значение. Плодородие почвы и наличие оживленных торговых путей
Леса и
парки общественного
значения в
окрестностях Парижа
1 — Венсенский;
2 — Булонский;
3 — Версальский (и к
востоку от него
Медонский);
4 — Марли;
5 — Сент-
Жерменский;
6 — Компъенский;
7 — Фонтенбло
издавна привлекали сюда население, в результате чего на берегах Луары
еще в раннем средневековье образовалась целая цепь значительных
городов. Орлеан, Блуа, Тур, Сомюр, Анже и Нант — вот те крупнейшие
опорные пункты раннефеодальной французской культуры, которые в свою
очередь породили систему подвластных им небольших городов. Возникая
у переправ через реки в стратегически безопасных местах, эти города
находили защиту у местных феодалов, создававших в бассейне Луары
неприступные замки.
Францию по справедливости называют «страной замков», но наибольшее
количество их сосредоточилось на Луаре. Начиная с правления
Людовика XI, при котором завершился процесс формирования централизованного
государства, признаком хорошего тона в высших придворных кругах
стало строительство замков на Луаре. Сами короли неоднократно подава-


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
130
ли этому пример, сооружая новые резиденции или перестраивая старые
феодальные замки, владельцами которых они становились в результате
покупки или конфискации имущества у непокорных вассалов. Так
оказался в руках королей замок графов Блуа, в котором родился Людовик XII и
подолгу жили Франциск I, Карл IX и Генрих III и где дважды (в 1576 и
1588 гг.) собирались генеральные штаты. К младшей орлеанской линии
династии Валуа перешел и средневековый Амбуазский замок,
послуживший в 1516—1519 гг. местопребыванием престарелому Леонардо да
Винчи 1. Екатерина Медичи также не избегала луарских замков. В поисках
хорошо защищенной загородной резиденции она остановила свое
внимание на замке Шеноксо, который после пристройки к нему двухэтажной
галереи, помещавшейся на мосту через реку 1Пер, превратился в ни с чем
Версальский
парк и его оптическая
заповедная зона.
Внутри ее запрещается
всякое строительство,
которое может
нарушить перспективу
от Большого дворца.
Общая глубина зоны
7,5 км
не сравнимое архитектурное сооружение. Капетинги, Валуа и Бурбоны не
жалели средств и усилий на строительство замков, наполняя их
разнообразными художественными сокровищами. При замках, особенно начиная
с XVII в., обычно, устраивали регулярные, а позднее и пейзажные парки.
В ходе развития архитектурных стилей закономерно изменились и
художественные формы замков. Суровые романские замки, представленные
укреплениями и донжонами Лоша, Анже и Ланже, сменились
готическими замками. В XIV и XV вв. над лапидарными гладкими романскими
стенами замков поднялись прорезные, будто тающие в воздухе шпили
капелл; расширились окна и входы; на стенах, как и на плитах надгробий,
появились портретные изваяния, уже не отклонявшиеся от нормальных
пропорций человеческого тела.
Много нового в архитектуру замков внесла художественная культура
XVI — первой половины XVII в., которую принято называть
«французским ренессансом». Собственно строители Луврско-Тюильрийского
ансамбля во главе с Пьером Леско, Пьером Шамбижем и Филибером Делормом
превратили феодальный замок в открыто стоящий дворец. Растянутый
прямоугольный или П-образный план дворца резко контрастировал с
ушедшими в невозвратимое прошлое квадратными замками с тесными и
темными дворами-колодцами. Широко развернутые фасадные полотна этих
новых замков-дворцов украшались винтовыми лестницами, аркадами и
высочайшими каминными трубами. Нет необходимости, да и
возможности описывать всю дальнейшую эволюцию луарских замков, прошедших
через классицизм второй половины XVII в., а также стили рокайль и
империи. Отметим лишь, что их архитектура превратилась в «каменную
хронику», охватывающую целое тысячелетие в истории Франции2.
Параллельно строительству замков происходило накопление памятников
зодчества и в городах луарского бассейна. Построенные в разное время
кафедральные соборы, аббатства, монастыри и приходские церкви
образовали в городах целые вереницы разнообразных живописных ансамблей, к
которым необходимо прибавить и ратуши, и много арочные торговые
площади, и жилые кварталы, сохранившие множество старинных домов. Бла-
1 Собственно, великий художник
жил не столько в Амбуазе,
предоставленном ему в полное
распоряжение, сколько в смежном
с ним замке Кло Люсе.
Луара интересовала
Леонардо в связи с его
научными работами по
гидрографии рек и реконструкции
природы. Карта Луары вошла
в собрание манускриптов
Леонардо да Винчи, известное
под названием «Codex Atlanticus»
(Fol. 336 verso-b). См. капитальное
издание Л Codice Atlantico di L. da
Vinci nella Biblioteca Ambrosiana.
Milano, 1894—1904, а также
Leonardo da Vinci, dritte Auflage.
Dr. Georg Liittke Verlag. Berlin
(Seite 11, 143 und 465).
2 Историко-архитектурная
литература о луарских замках
обширна. Помимо монографий об
отдельных замках (как,
например, La Saussaye. Histoire
du Chateau de Blois),
имеются серьезные обобщающие
работы, к числу которых
принадлежит богатый
документальными данными труд
Сгоу J. de. Nouveaux documents
sur l'histoire de la creation des
residences royales des bords de la
Loire. Paris, 1894 и книга
Eiries G., et Perret P. Les
chateaux historiques de la France.
Paris, 1882.
Для понимания экономических,
конструктивных и
композиционных сторон
дворцово-замкового зодчества
сохраняют ценность
историко-теоретические труды
архитекторов XVI—XVII вв.,
в частности Филибера Делорма,
Андруэ Дюсерсо
(Les plus excellents bastiments
de France. Paris, 1576—1579),
Франсуа
Блонделя и др.


Организация мест отдыха за пределами
больших городов и мероприятия по охране природы
131
годаря бережному отношению к памятникам прошлого, тот же
непрерывный процесс накопления ценностей происходил и в сельских районах.
На с. 134 помещена карта исторических и художественных памятников
луарского бассейна. При подсчете памятников по этой карте оказывается,
что в прямоугольнике между Жьеном на востоке и побережьем
Бискайского залива на западе находится 67 средневековых замков (из них 22
хорошо сохранившихся), 140 дворцов и замков, построенных после
объединения Франции (т. е. начиная со второй половины XV в.), 188 сельских
церквей, имеющих художественную ценность, 11 крепостных сооружений
в виде земляных валов и руинированных стен и, кроме того, большое
количество мемориальных сооружений на местах битв, остатков римских
укрепленных пунктов, а также живописных сельских домов, фонтанов,
партер
колодцев и статуи. Таков арифметический итог достопримечательностей главный
' « тт фасад Версальского
этого туристического района. Но если к перечисленному присоединить дВОрца обращенный
исторические и художественные сокровища, сосредоточенные в городах, то к центральной аллее.
общее количество объектов, достойных внимания туристов, возрастет по на первом плане —
меньшей мере в 5 раз. Спрашивается, способна ли Америка при всех ее ^*^ый водный
достижениях, на всех ее громадных пространствах, противопоставить этому
изобилию сокровищ культуры хотя бы десятую долю.
Буржуазная революция, сокрушившая феодальные порядки во Франции в
конце XVIII в., сделала общенародным достоянием большинство
резиденций, некогда принадлежавших королям и представителям
аристократических фамилий. Превратившись в музеи, они послужили опорными
пунктами туристических маршрутов еще в начале прошедшего столетия.
Однако лишь с изобретением автомобиля, возрождением и развитием шоссей-


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
132
ных дорог разбросанные на обширной равнине художественные
сокровища стали полностью достижимы.
Дорожная сеть Луарского бассейна хорошо связана с Парижем.
Кратчайшие дороги к Луаре соединяют Париж с Орлеаном и Жьеном, давая
возможность по пути осмотреть целый ряд интересных городов и памятников
архитектуры, включая и знаменитый дворец Фонтенбло 1.
Как уже отмечалось выше, сеть юго-западных автомобильных дорог в
межвоенный период дополнилась первоклассной автострадой на Шартр 2,
откуда через Шатоден и Вандом, посетив свыше 20 заслуживающих
внимания населенных мест, можно достичь Анже, лежащего у впадения Сарты
в Луару.
На всем протяжении от Жьена и до устья Луары реку сопровождает
шоссейная дорога, которая и является главной туристической магистралью
Луарского бассейна3. Однако далеко не все замки расположены на ней.
Многие замки (как, например, Шамбор, Борегар, Азе-ле-Ридо и ряд
других) стоят в стороне, на притоках Луары, а ряд замков, такие, как Валансэ
или Монтрейль-Беллэ, отдалены от Луары десятками километров. Поэтому
главная магистраль, проходящая вдоль Луары, не могла не получить
многочисленных ответвлений как к северу, так и к югу от реки. Решая
проблему маршрутов, организаторы туризма отдали предпочтение не
тупиковым отросткам шоссе, ведущим к отдельным объектам, а замкнутым
петлям, объединяющим несколько замков и, кроме того, привязанным к
крупным городам. На карте показаны эти маршруты. По сравнению с тупиками
замкнутые петли имеют ряд неоспоримых преимуществ, а именно: 1)
замкнутая петля, касающаяся главной магистрали лишь в одной точке,
освобождает эту магистраль от местного туристического движения; 2) при
наличии петли исключается повторный проезд по знакомому маршруту, как
и интенсивное встречное движение машин, и 3) петля объединяет ряд
достопримечательных мест, давая возможность скомпоновать тематически
целостную экскурсию.
Большинство замков, как и других памятников архитектуры и искусства,
располагается вокруг больших городов, образуя как бы их планетные си-
Развалины
раннефеодального
замка Шинон на реке
Вьенне. Замок связан
с именами Ричарда
Львиное Сердце и
Жанны д'Арк
1 Расстояние от Парижа до
Орлеана составляет 116 км.
Фонтенбло лежит по дороге на
Жьен поблизости от левого берега
Сены. Входящий в число
пригородных мест отдыха,
Фонтенбло занимает около
20 тыс. га.
2 По дороге на Шартр лежит
Версаль, обходимый автострадой
с севера и запада. Однако в ряде
пунктов от автострады
ответвляются шоссе, дающие
возможность беспрепятственно
достигнуть площади Армии и
самого Версальского парка.
3 Общая длина главной луарской
автомагистрали составляет около
450 км. Между Анже и Жьеном
на противоположном (левом)
берегу реки проложено второе
шоссе, позволяющее сильно
снизить напряженность
автомобильного движения.


Организация мест отдыха за пределами больших городов
и мероприятия по охране природы
133
Шенонсо —
один из замков
переходного,
полудворцового типа.
В строительстве
надводного корпуса,
перекрывающего реку
Шер, принял участие
королевский
архитектор Филибер
Делорм (вторая
половина XVI в.)
Замок
Ланже на Луаре.
Построен для
укрепления луарского
водного »эубежа
Людовиком XI
в 1465—1467 гг.


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
134
стемы. Поэтому каждая маршрутная петля начинается и заканчивается
в большом городе, где всегда имеется хорошо оборудованный
туристический центр с усовершенствованными гостиницами, экскурсионными бюро
и автомобильным транспортом. Содержание экскурсий, как и длина
маршрутов, устанавливались исходя из возможностей усвоения впечатлений
туристами. Маршруты в 100 км, как правило, объединяли от 8 до 10
достопримечательных мест, тогда как на маршрутах в 150—200 км
предусматривалось посещение 12—15 объектов. Само собой разумеется, что
продолжительность туристических экскурсий определялась в зависимости от их
характера и состава участников поездок. Лишь самые общие
ознакомительные экскурсии рассчитывались на однодневный пробег, тогда как
экскурсии для профессионалов, тщательно изучающих произведения
архитектуры и искусства, занимали гораздо больше времени. Вот почему близ
замков, монастырей и аббатств, расположенных у туристических кольцевых
дорог, а нередко и в промежутках между ними, среди виноградников, садов
и дубовых рощ создавались дорожные гостиницы и кемпинги,
образовавшие на территории долины густую сеть остановочных пунктов.
Естественно, что здесь и сосредоточивалось частное предпринимательство,
услужливо предлагавшее путешественникам художественные сувениры,
путеводители, фотографии и прочие мелочи, дававшие, однако, немалый доход.
Схематическая карта
замков-музеев на
средней Луаре и ее
притоках
Луара, как район международного и местного туризма
культурно-просветительного значения, принадлежит к числу наиболее благоустроенных и
содержательных районов подобного рода во всей Европе. Однако еще
большей популярностью как у иностранных, так и у местных туристов
пользуется побережье неаполитанской Кампаньи. Собственно посещаемость
этого района объясняется не только обилием сохранившихся
первоклассных памятников архитектуры и искусства; безостановочный и все более
нараставший из года в год приток туристов к Неаполитанскому заливу
вызывался редкостным сочетанием художественных сокровищ с
прекрасным природным и культурным ландшафтом, а также наличием в
окрестностях Неаполя климатических курортов, виноградников, приморских
пляжей и неисчерпаемых возможностей для спорта.
Неаполитанский залив — бесспорно красивейшее место на всем побережье
Тирренского моря. Сама природа обладает здесь той пленительной
гармонией красок, линий и форм, которая очаровывает человека. Отметим, что
Ландшафт
Неаполитанского
залива
и планировочная
организация
туристических
маршрутов


Организация мест отдыха за пределами больших городов
и мероприятия по охране природы
135
неаполитанский ландшафт прекрасно дополняется своеобразием народной
культуры с ее обычаями, праздниками, танцами, яркими костюмами и
глубоко западающими в душу лирическими напевами. И организаторы
туризма, хорошо понимая выгоды от сохранения местного народного колорита,
всеми средствами поддерживают его. Среди культурных народов древнего
мира греки первыми оценили красоту неаполитанского ландшафта.
Именно они и обосновались на берегах двух смежных заливов —
Неаполитанского и Салернского, построив между древними поселениями осков Неапо-
лис (Партенопей), Гераклею (Геркуланум), Посейдонию (Пестум) и ряд
других городов на месте ныне существующих Кум, Поццуоли, Салерно и
Сорренто. Римляне, долго следовавшие по стопам этрусков и греков, также
отдали должное этому месту. В эпоху Республики и I в. Империи они пре-
Остров
Капри — одно из
красивейших звеньев
природного ландшафта
Неаполитанского
залива
вратили Помпеи и Байи в курортные города всесильного Рима. Сулла,
Помпеи и Цезарь проводили летние месяцы в приморских виллах на Флегрей-
ских полях; Август и Тиберий избрали своей резиденцией остров Капри, а
там, где возникали обширные императорские виллы, там всегда
создавались виноградники и сады, строились портики, термы, бассейны для
плавания под открытым небом, а также амфитеатры, театры и рынки вплоть
до грандиозных торговых и военных гаваней.
Землетрясения, войны и еще более разрушительная деятельность местного
населения на протяжении многих веков привели к исчезновению огромно-


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
136
го большинства исторических памятников, но даже то немногое, что
осталось из них в поддающихся опознанию руинах, свидетельствует о
громадном размахе строительных работ, предпринятых столицей всемирной
империи на берегах Партенопейского залива 1.
Трагическая гибель Геркуланума, Стабии и Помпеи в 79 г. н. э. не
остановила притока римской знати к неаполитанским курортам. Наоборот, тотчас
же после извержения Везувия Домициан проложил мощенную камнем
приморскую дорогу из Рима в Кумы и Неаполь2.
Превращение Неаполя в столицу королевства обеих Сицилии
способствовало росту этого города и экономическому развитию его хинтерланда.
Постепенно окрестности Неаполя стали местом производства текстильных
изделий, а также экспортного виноделия и садоводства, а после открытия
Порта ди
Иола — вход на
территорию
помпеянского
археологического
заповедника
Помпей и Геркуланума, т. е. с середины XVIII в., Неаполь начал
возрождаться и в качестве курортного и туристического центра.
Красота неаполитанской природы воспета многими художниками слова и
кисти. Однако никто еще не попытался раскрыть композиционную
сущность данного ландшафта посредством профессионального архитектурного
анализа. Поэтому, приступая к рассмотрению топографии туристических
объектов и системы дорог в окрестностях Неаполя, мы начнем с анализа
строения береговой полосы и рельефа местности, поскольку эти природные
факторы играют в ландшафте решающую эстетическую роль. Прежде все-
1 В середине I в. н. э. от
Поццуоли на востоке и до Кум на
западе (т. е. на протяжении
20 км вдоль берегов Флегрейских
полей) почти непрерывной лентой
тянулись постройки, входившие
в состав римского императорского
курорта. На крайнем востоке
(близ Поццуоли) высился и
теперь еще довольно хорошо
сохранившийся амфитеатр,
вмещавший до 40 тыс. зрителей.
Поблизости от него размещался
обнесенный колоннами рынок.
Далее к западу, там, где теперь
простираются Лакринское и
Авернское озера, находился
военный порт, построенный
Августом. В окрестностях Байи
по соседству с императорскими
виллами Нерон построил термы,
которые снабжались горячей
водой из местных вулканических
источников. Здесь же высились
храмы Дианы и Меркурия. На
самой оконечности полуострова,
откуда открывается один из
лучших видов на Неаполитанский
залив, был устроен открытый
бассейн для плавания, а к
северо-западу от него — еще один
очень большой водоем, вероятно,
служивший для гавани (Лаго
дель Фузаро). Кумы,
сохранившие арку Феличе и
галерею Сибиллы, завершали
собой весь этот грандиозный
курортный ансамбль.
2 Связь Неаполя с Римом
существовала и до прокладки
Домициановой дороги как по
морю, так и по суше. В 312 г. до
н. э. Рим был соединен с Капуей
стратегической Аппиевой
дорогой, откуда вела к Неаполю
соединительная ветвь. В черте
ныне живущего города начальное
звено этой древнейшей дороги
носит название виа Романа.


Организация мест отдыха за пределами больших городов
и мероприятия по охране природы
137
го необходимо выяснить расположение и видимость главных горных
массивов по отношению к очертаниям залива.
Неаполитанский залив, имеющий около 24 км в поперечнике, ограничен
с севера и юга сравнительно невысокими горами, которые, постепенно
снижаясь в юго-западном направлении, глубоко врезаются в море.
Последними «отголосками» этих гор являются острова: на севере — округлый
вулканический остров Искья, а на юге — продолговатый осколок размытой
оконечности горной цепи Монти Латтари — скалистый остров Капри. На
географической карте Неаполитанский залив напоминает ковш, обращенный
к открытому морю. Глубоко входящие в сушу прямые углы залива
смягчаются плавными закруглениями у Кастелламмаре-ди-Стабия и
расположенного амфитеаторм Неаполя. Однако ведущее значение в приморском
Туристическая дорога
на острове Капри, так
называемая виа
Августо
ландшафте принадлежит не столько очертаниям берегов, сколько
громадному усеченному конусу Везувия. Если провести через Неаполь и Кастел-
ламмаре прямые, параллельные северному и южному берегам залива, как
это показано на составленной нами карте, и разделить пополам
промежуток между ними, то средняя линия естественного прямоугольника пройдет
через вершину вулкана. Таким образом, Везувий окажется на продольной
оси залива, которая служит осью равновесия всего приморского
ландшафта, занимающего свыше 1000 км2.
В симметричных архитектурных композициях центральная часть всегда
становится главной. То же произошло и в естественном ландшафте данно-


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
138
го места, где конус Везувия возобладал над всем остальным. Нельзя обойти
молчанием и еще одно существенное обстоятельство, а именно, что
Везувий возвышается обособленно среди приморской равнины. Подобно тому
как звучание аккорда усиливают сопровождающие его музыкальные паузы,
так же действуют и два интервала по сторонам конической горы.
Отделенный широкими интервалами от волнистых и льющихся горных цепей,
Везувий приобретает самодовлеющую композиционную силу. Что касается
самого силуэта Везувия, то ему придают выразительность симметричные,
плавные склоны. Нигде от подошвы и до самой своей вершины гора не
имеет выпуклых кривых, нарушающих художественную однородность
восходящих вогнутых линий. Подъемы, едва заметные у подошвы вулкану,
становятся на высоте все более энергичными и крутыми. Если допустимо
переносить архитектурные понятия в мир естественных форм, то силуэт
Везувия можно назвать монументальным. Но особенно сильное
впечатление производит его двуглавая огромная вершина с чуть дымящимся
облаком вулканических паров 1.
Исполненный нами на основании точных географических карт анализ
видимости с последующей проверкой его по натуре показывает, что
Неаполитанский залив в его естественных рамках вполне обозрим с любой, даже
самой отдаленной, точки зрения; при этом Везувий во всех пейзажных
кадрах участвует как главная, замыкающая перспективу ландшафтная
форма. В самом деле, из Неаполя и Помпеи (т. е. на расстоянии 12 км от
вершины вулкана) Везувий отчетливо рисуется на небосклоне, замыкая собой
перспективы помпеянского главного форума, храма Аполлона и многих
атриев и улиц, направленных на него. Активно участвует Везувий и в
более отдаленных пейзажных кадрах, воспринимаемых с видовых точек мыса
Капо Посилипо и Сорренто, хотя расстояние до вулкана здесь составляет
уже 18 и 22 км; даже острова (Капри и Искья, отделенные от Везувия
интервалами в 35 и 40 км) не составляют исключения из этого правила, хотя
вулкан и кажется отсюда каким-то прозрачным синеющим треугольником.
В науке о физиологическом и художественном видении опытным путем
установлено, что фактическая видимость ландшафта в зависимости от
атмосферных условий и положения солнца может достигать 70—80 и даже
100 км; однако имеет значение не столько фактическая видимость, сколько
интенсивность воздействия наблюдаемой формы на зрителя, а это
последнее обстоятельство не позволяет удаляться на слишком большие
расстояния, измеряемые многими десятками километров. Вместе с тем при
восприятии ландшафтов и сооружений, расположенных среди природы, весьма
существенны угловые размеры. Если тот или иной объект воспринимается
нами под углами зрения менее 3°, то он теряется среди других предметов,
особенно если они не контрастируют ему. Везувий сохраняет
впечатляющую силу именно потому, что не выходит из этого критического углового
размера на всем побережье, за исключением только отдаленных островов.
Итак, естественный ландшафт Неаполитанского залива (рельеф, водные
пространства) обладает разнообразием, контрастами и ясно выраженным
равновесием форм. Зеленые и обнаженные горы контрастно сочетаются в
нем с лучезарным зеркалом моря; равнины, подступая к воде, служат как
бы интервалами между крупными массивами приморских гор; острова и
голые утесы среди кипящего прибоя обогащают морской пейзаж и во всей
этой контрастной и богатой по формам природе с художественным
пониманием первозданной гармонии рассеяны произведения рук человека в виде
многочисленных городов и сел, приморских вилл, церквей, средневековых
замков и современных нам инженерных и производственных сооружений2.
Как же связаны все эти разнородные населенные пункты и пейзажи в
единое целое? Как организован туризм на этом участке Тирренского моря?
Для всех без исключения видов автомобильного, железнодорожного и
водного туризма исходным пунктом служит Неаполь.
Город насыщен произведениями искусства и архитектуры, хорошо
оборудован для туризма и спорта3. В Неаполе находятся ни с чем не сравнимые
коллекции предметов античного искусства, поскольку колоссальный
Национальный музей является хранилищем всего того, что было найдено в Пом-
пеях, Геркулануме и других античных городах. Но помимо музейных
сокровищ Неаполь славится как центр своеобразного южноитальянского
зодчества, а также живописи, скульптуры и прикладного искусства. Два
1 Вершина ныне действующего
кратера Везувия возвышается над
равниной на 1186 м, а древний
кратер Монте-Сэмма (частично
сохранившийся в виде широкого
островерхо! о вала1* имеет 1132 i\i
в высоту; длина окружности
вулкана у основания составляет
25 км.
2 Исключением из этого правила
являются предприятия тяжелой
индустрии и военно-морские
базы, насильственно втиснутые в
прибрежный курортный район
Неаполя.
3 Неаполитанский туристический
центр контролирует 59 крупных
пансионатов и отелей. Обращает
на себя внимание удачное
размещение гостиниц согласно
плану районирования. Помимо
небольших отелей, более или
менее равномерно рассеянных по
городу, в четырех районах
сосредоточены наиболее емкие
гостиничные комплексы.
В первую очередь следует
назвать группу фешенебельных
приморских отелей, стоящих
сплошной шеренгой на
набережной Неаполитанского
залива (виа Партенопе); вторая
группа гостиниц построена с
учетом обозрения общей
панорамы Неаполя с высоты
(Корсо Витторио Эмануэле);
третья занимает самый центр
города близ пьяцца дель
Муничипио и, наконец, четвертая
группа примыкает к
Центральному вокзалу.
Расположение ресторанов (из
которых большинство помещается
в самих отелях) также тесно
связано с топографией
памятников архитектуры и
видовыми точками на залив.


Организация мест отдыха за пределами больших городов
и мероприятия по охране природы
139
замка (Кастелло делль-Ово и Кастель-Нуово), служившие резиденциями
Гогенштауфенов и королей из Анжуйского дома; большой Королевский
дворец и расположенная напротив него купольная церковь Сан Франче-
ско ди Паола с полуциркульной колоннадой, обнимающей главную
площадь города; двухэтажный дворец герцогов Гравина, исполненный в
архитектурных формах Возрождения; нагорный замок Сант Эльмо и, наконец,
многочисленные церкви, средневековые городские ворота, живописные
фонтаны, триумфальные арки и статуи способны приковать к себе внимание
туристов. Однако окрестности Неаполя имеют не меньшее познавательное
значение.
Примыкающие к Неаполю территории можно разделить по
топографическим признакам на четыре района: 1 — Флегрейские поля (северный рай-
Неаполитанский
туристический район.
Сорренто и
юго-восточное
побережье залива


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
он); 2 — Везувий и его окружение (центральный район); 3 — горный
массив Монти Латтари (южный район) и 4 — Апеннинский континентальный
район, где расположены: Капуя, Нола, Казерта, Беневенто, Авеллино и
ряд других населенных пунктов.
Не касаясь внутренних районов неаполитанской Кампаньи, рассмотрим
последовательно три первых района, обращая внимание главным образом
на их дорожную сеть.
Загородные неаполитанские дороги образуют ясно выраженную
радиальную систему. В нее включаются автострады скоростного движения,
соединяющие Неаполь с Римом и южными областями Италии, а также местные
дороги для хозяйственного и туристического движения. Последние (как и
в Луарском бассейне) представляют собой замкнутые кольца, дающие
возможность осмотреть достопримечательные места и, не повторяя
пройденного пути, возвратиться в Неаполь или сделать остановку в одном из его
туристических или курортных предместий.
Дорожная сеть Флегрейских полей, как и все прочие маршруты, тесно свя- везувий
зана с центром Неаполя. Туристические машины стартуют от пьяцца дель в ландшафте
Плебисцито и, пройдя мимо двух приморских замков, выезжают на озеле- ^и,^итанС1
ненную набережную Ривьеры. В этом месте дороги расходятся. Желающие
полюбоваться панорамой Неаполя на фоне отдаленного конуса Везувия
могут достичь Капо Посилипо по приморской или нагорной дороге; лица же,
заинтересованные в посещении стадиона или ипподрома, избирают
уходящую от моря дорогу. Но главной магистралью, ведущей к античному
римскому курорту, т. е. к Байи и Кумам, служит средняя Домицианова
дорога, превращенная на этом участке в современное благоустроенное
шоссе. Несмотря на близость морского залива, ландшафт Флегрейских полей
с многочисленными вулканами отличается суровостью. Новая магистраль
(Домициана Нуова) прихотливо вьется здесь, обходя широкие карьеры,
среди которых Сольфаторский кратер и теперь еще угрожающе дымится.
Наконец, дорога достигает Поццуоли, где туристы впервые соприкасаются
с сооружениями древнеримской эпохи. Крупнейшим и наиболее
впечатляющим из них является амфитеатр, сохранивший многоарочные
массивные галереи, напоминающие римский Колизей. Близ подошвы вулкана
Монте Нуова дорога снова раздваивается. Левая ее ветвь, следуя вдоль
железнодорожного полотна, огибает Поццуольский залив, тогда как
правая, обойдя Авернское озеро, образует еще одно разветвление перед
Кумами, откуда начинается трансконтинентальная Римская дорога.
На крайнем западе Флегрейских полей дороги образуют удобную для
движения «восьмерку», которая дает возможность осмотреть все античные
памятники и на обратном пути к Неаполю избрать еще неиспользованный
маршрут по самому берегу моря. На острове Искья имеется своя кольцевая
дорога, окружающая подножие массивного вулкана Эпомео.
Туристическая дорога вокруг Везувия также начинается в Неаполе.
Туристы имеют возможность посетить по пути к Везувию предместье
Неаполя Портичи, где находится приморский королевский дворец, а также
Геркуланум и Помпеи. Последние представляют собой настолько
значительный объект для осмотра, что многие экскурсии на этом и заканчиваются.
За Помпеями кольцевая дорога поворачивает на северо-восток и, обогнув
подножие Везувия, возвращается в Неаполь. От Геркуланума и Помпеи на
вершину вулкана поднимаются два автомобильных серпантина, а между
ними от селения Сеговия, лежащего на большой высоте, к кратеру ведет
висячий канатный фуникулер на металлических фермах, дающий
возможность обозревать панораму залива с различных нарастающих в движении
высот.
Но особенно интересными в пейзажном отношении являются дороги
горного массива Монти Латтари. Миновав Помпеи, Ангри и Носеру, шоссейная
дорога раздваивается — одна ее ветвь углубляется в горы, другая же,
следуя параллельно Салернской железной дороге, проложенной в глубокой
долине, достигает приморского города Вьетри. Здесь впервые перед
путешественниками, уже привыкшими к обстановке стесненной горами долины,
внезапно раскрывается обращенный к югу обширный Салернской залив,
переходящий в открытое море. В этом чрезвычайно эффектном месте дорога
делает крутой поворот к юго-западу и дальше уже не отходит от берега
почти до самого конца полуострова.


Организация мест отдыха за пределами больших городов
и мероприятия по охране природы
Давая художественную оценку ландшафту Монти Латтари, обратим
внимание на одно благоприятное обстоятельство, а именно, что гористый берег,
растянутый здесь на 40 км, расчленен тремя округленными бухтами на
хорошо обозримые звенья. Архитекторам-градостроителям, как и
планировщикам парков, хорошо известно значение трехчастного деления той
или иной планировочной композиции. Дело в том, что три членения
воспринимаются человеческим глазом непосредственно и легко.
Учитывая эту особенность зрительного восприятия, Ленотр, например,
расчленил продольную ось Версальского парка на три части; то же самое,
но по-своему, сделали строители Невского проспекта и тот же закон
расчленения пространства по глубине обнаруживаем мы и в строении Салерн-
ского берега.
От г. Салерно хорошо воспринимается вся горная цепь, расчлененная
заливами на три звена, причем скалистые мысы, наплывая один на другой,
постепенно смягчаются в цвете и завершаются уже на самом горизонте
синеющим островом Капри.
Итак, первозданная природа подготовила на берегах Салернского залива
художественно выразительный ландшафт, и человеку нужно было лишь
умело его использовать в трассировке приморской дороги. Как же
проложили ее строители?
Карта
Неаполитанского
залива с системой
туристических дорог
1 — Неаполь;
2 — видовая площадка
па Капо ди Посилипо,
3 — курорт
императорского
Рима — Байя;
4 — Помпеи;
5 — Амальфи;
6 — остров Капри;
7 — Сорренто; через
вершину Везувия
проведена ось
равновесия природного
ландшафта


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
Прокладка дорог, предназначенных для обозрения пейзажей, далеко
выходит за рамки обычной дорожно-строительной задачи. Чтобы построить
такую дорогу, нужно обладать не только инженерно-техническими знаниями,
но и хорошим художественным вкусом, позволяющим выбирать наиболее
живописные направления и пейзажные кадры, как это делает художник-
живописец, приступающий к написанию картины. Дорога между Вьетри,
Четарой и Майори проходит на большой высоте. Периодически ее
пересекают глубокие ущелья с шумными потоками вод, ниспадающих к морю.
Современная техника дает возможность спрямлять большие участки
горных дорог при помощи железобетонных или металлических мостов и
тоннелей. Однако, встречая препятствия на пути, строители этой дороги
предпочитали делать объезды, неоднократно углубляясь в ущелья. Это давало
возможность изменять и разнообразить картины, видимые во время
движения. Поворачивая с залитого солнцем шоссе в полутемную теснину ущелья
и снова выбегая к свету и морю на висящий над бездной карниз,
путешественники ощущают благодаря этому острые контрасты.
В равной мере активно использовали строители эффекты подъемов и
спусков. Приморская дорога (как здесь, так и во многих других районах
горной Италии) то поднимается, достигая головокружительных высот, то
постепенно спускается, то переходит в многочисленные зигзаги с плавными
и красивыми поворотами. Обогнув мыс Капо д'Орсо, дорога начинает все
более снижаться и перед самым Амальфи достигает приморской отмели.
Отсюда с наиболее выгодной точки зрения, т. е. снизу вверх,
раскрывается этот замечательный средневековый городок, разместившийся в глубоком
ущелье.
Живописными вставками в природу Монти Латтари служат разбросанные
на разных высотах средневековые сторожевые башни, современные
буржуазные виллы, крестьянские селения и города. Почти каждое селение
имеет здесь свою приходскую церковь. Купола церквей (что характерно
для южной Италии) покрывает золотая смальта с зелеными и белыми
деталями. Колористически яркой является и жилая сельская застройка.
Плотно прижатые один к другому стоят живописные двухэтажные домики с
лиловыми, желтыми и красно-коричневыми фасадами и неизменно
яркими зелеными ставнями, которые плотно закрывают в полуденный зной.
Производят впечатление виноградники и сады, расположенные вдоль
дороги по уступам и склонам гор. Ценой невероятных усилий, затраченных
многими поколениями, отвоевали здесь землевладельцы у природы каждый
хоть сколько-нибудь пригодный для обработки клочок земли. Узкие
участки в виде террас, обращенных к югу, огорожены аккуратными каменными
барьерами, в которых прорезаны массивные калитки, выходящие на
шоссе. Во все это вложен не только физический труд, но и большое
художественное дарование, свойственное итальянскому народу.
Одним из последних остановочных пунктов перед возвращением в Неаполь
является Сорренто. Своей всемирной известностью этот городок отнюдь не
обязан ни древности происхождения, ни памятникам архитектуры, ни
имени Торквато Тассо, родившегося в нем. За исключением небольшого музея,
в Сорренто нет общепризнанных художественных сокровищ, но между тем
этот город обладает безусловным эстетическим обаянием. Уютные улочки
и площади, вдоль которых растут апельсиновые и лимонные деревья с
яркими и ароматными плодами, обилие цветов на приморских террасах,
безыскусственная, как и в селах, народная архитектура и, наконец, самое
существенное — чарующая природа с отдаленным, подернутым дымкой
Везувием — вот что превращает Сорренто в одно из красивейших мест.
Непременным условием художественного совершенствования культурного
ландшафта является преемственность.
Средневековые дороги в окрестностях Неаполя почти повсеместно нало-
жились на ранее построенные античные дороги. Несмотря на всю свою
независимость от шоссейных дорог, железнодорожные линии также
подчинились проторенным направлениям, которые в свою очередь
определялись долинами и удобными перевалами, и даже современные автострады
не составили исключения из правила. Благодаря этому неаполитанская
(как и Луарская) дорожная система, при помощи которой организуется
туризм, прекрасно раскрывает художественные сокровища культурного
ландшафта, создававшегося из века в век.


Организация мест отдыха за пределами больших городов
и мероприятия по охране природы
143
Выявлением красивых пейзажей, как и их художественным
преобразованием, стали заниматься еще в XVIII в. Классический труд Хемфри Репто-
на был посвящен именно этой проблеме. Однако и Рептон, и Гиршфельд,
как и ряд других авторов английского, немецкого и французского
происхождения, ограничивали себя созданием теории садово-паркового
искусства, а не ландшафта в широком географическом понимании 1. Рептон, его
единомышленники и последователи занимались изучением и
проектированием аллей, лужаек, водных зеркал и построек, входящих в ансамбли
парков, но расположенные за их пределами поля, лесные массивы, деревни,
фермы и дороги выпадали из их внимания.
А между тем с развитием туризма не парки, а обширные сельские
территории стали привлекать к себе население городов. И вместе с тем никем не
охраняемая сельская природа постепенно деградировала в результате
хищнической эксплуатации земель. Первым, кто поставил охрану сельской
природы на научную базу, был Патрик Аберкромби.
Районная планировка позволила ему детально изучить свою страну, что
послужило основой дальнейшей его работы над охраной и
реконструкцией английского сельского ландшафта. Опираясь на парламентский
закон 1932 г. и развивая его положения в своих теоретических и
практических трудах, он разработал методику изучения сельского ландшафта и
вместе с тем внес множество ценных и теперь еще не устаревших
практических предложений, которые можно рассматривать как функциональную
основу современной ландшафтной архитектуры.
В чем же заключались его положения?
В отличие от первоначальных американских тенденций, направленных
к созданию незаселенных заповедников первозданной природы,
Аберкромби поставил проблему гораздо шире — он считал необходимым не только
Патрик Аберкромби
и постановка
проблемы охраны
сельской природы
в Англии
Историческая
трансформация
английского пейзажа
(по рисункам Роберта
Остина)
слева направо:
первозданный пейзаж;
'раннефеодальное
поселение, возникшее
на этом месте;
появление усадьбы
лендлорда;
внедрение
промышленности
1 Hirschfeld. Theorie der
Gartenkunst. London, 1780; Repton
H. Observations on the
theory and practice of landscape
gardening. London, 1865.


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
144
учреждать заповедники, подобные Иеллоустонскому парку, но и брать под
общественный контроль и охрану все прочие сельские территории
независимо от степени их заселенности. Такие освоенные человеком земли он
называл «укрощенной» природой. Основную доктрину Аберкромби можно
сформулировать следующим образом: «Человек — венец мироздания —
поэтому он сам имеет право проникать в любой ландшафт без всякого риска
его испортить. Однако постройки, созданные человеком, должны тактично
входить в природу, дабы не принести с собой физических и
художественных диссонансов».
Поскольку к середине 30-х годов районная планировка уже переросла свои
первоначальные рамки и стала превращаться в национальную (т. е.
обнимающую всю территорию страны), постольку и мероприятия по охране
Ленточный
парк Темзы между
Лондоном и
Оксфордом. Один из
самых живописных
камерных пейзажей
реки
Прибрежные
луга Темзы близ
Хамблдона
сельского ландшафта Аберкромби рассматривал в географических
границах Британских островов.
Изучение природы Англии, Шотландии и Уэльса он начал с геологии,
рельефа местности и географии, как наиболее устойчивых элементов
ландшафта. Вслед за этим он рассмотрел растительный покров: леса,
пахотные земли, луга и завершил свое изучение детальным анализом
расположения и планировки населенных мест, промышленных предприятий и
системы существующих дорог и каналов. Большой заслугой Аберкромби
явилось то обстоятельство, что он исследовал ландшафты страны в
процессе их исторической трансформации.
В своих лекциях, опубликованных в 1933 г. под названием «Планировка
городов и сельских местностей»1, Аберкромби ясно показал основные этапы
изменения природы Великобритании в результате многовековой
деятельности человека. Естественно, что он начал исследование с кельтского
периода, когда аборигены страны — бритты вели расчистку девственных лесов,
прокладывали первоначальные дороги и сооружали мегалитические
постройки типа кромлеха, органически вошедшие в пейзажи Англии.
Используя в виде источника древнеримскую карту Британии, Аберкромби
проследил по ней (сверяясь с натурой) ту широкую созидательную
деятельность рИМЛЯН, КОТОРУЮ ОНИ развернули на Громадных пространствах Между г АЬегсготЫе P. Town and
Адриановой стеной на севере, у границы современной нам Шотландии, и country piaanning. 2-d ed. London,
тт^ ^ * ' J r <z New York, Toronto. Oxford. Univ.
Ламаншем на юге. Организованное римским рабовладельческим государ- press, 1944.


Организация мест отдыха за пределами больших городов
и мероприятия по охране природы
145
ством строительство стратегических дорог, мостов, военных лагерей и
городов Аберкромби расценил как самую раннюю в истории попытку
спланировать целую страну. И, несомненно, таковой она и была — эта
насильственная планировка покоренной Римом Британии.
Прямолинейные дороги римлян прошли по гребням холмов для удобства
наблюдения за окрестностями. Однако и англосаксы, и датчане в период
своего господства в Англии (IX—X вв.) селились не на благоустроенных
римских дорогах, а в стороне от них — в широких и удобных долинах, близ
рек и источников грунтовых вод. В результате такого расселения
образовалось типичное для Великобритании сочетание необжитых древних дорог
(со временем превратившихся в торговые пути) с густозаселенными
отростками от них. Здесь именно и возникли характерные для раннефеодальной


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
Англии компактные деревни, среди которых в X и XI вв. стали возводить
толстостенные невысокие романские церкви. С укреплением феодального
уклада к сельским церквам присоединились нагорные замки сеньоров. И те
и другие прочно вошли в английский сельский ландшафт.
По мере роста населения страны сеть деревень уплотнялась, все более
сокращались лесные массивы и за их счет расширялись луга и пашни.
Наконец наступило такое время, когда человек, уничтоживший первозданную
лесную флору, был принужден заняться древонасаждением среди
опустошенных обширных земель. Это произошло в XVIII столетии.
Инициаторами зеленого строительства той эпохи были крупные землевладельцы —
лендлорды, которые устройством загородных усадебных парков и
охотничьих угодий возродили на карте Англии более или менее крупные
островные зеленые массивы. Но гораздо большую роль в насаждении
кустарников и деревьев сыграли фермеры и сельские территориальные общины
(«приходы») путем обсадки дорог и меж. Благодаря их усилиям
Великобритания снова стала производить впечатление лесистой страны. Однако
это впечатление не соответствовало действительности, так как взамен
навсегда утраченных больших лесов удалось создать лишь разделительные
зеленые барьеры, напоминающие обсаженные поля некоторых районов
Франции и северной Италии. Окаймленные зеленью английские луговые и
полевые участки не производили бы удовлетворительного эстетического
впечатления, если бы их не оживлял холмистый рельеф и еще более
одиночные широколиственные деревья со свободно развивавшейся кроной. Автор
«Истории государства Российского» Н. М. Карамзин, посетивший Англию в
конце XVIII в., назвал ее «кирпичным королевством». В равной мере
можно назвать ее «страной одиночных деревьев»— прежде всего могучих дубов
и вязов, которые украшают теперь окрестности Лондона и Бирмингема,
Харлоу и Кроли, Бата и Оксфорда, Кембриджа и Стратфорда на Эйвоне.
Последние 150 лет, соответствующие эпохе интенсивного развития
промышленного капитализма, Аберкромби расценивает как период
губительной деградации английского сельского ландшафта. Уже строительством
железных дорог, которые пересекли в случайных местах своими высокими
насыпями, выемками и эстакадами живописные долины и гряды холмов,
был нанесен природе Англии непоправимый ущерб. А вместе с железными
дорогами в районах горнодобывающей промышленности появились
открытые карьеры, гигантские конические отвалы, подверженные ветровой
эрозии, удручающе мрачные промышленные поселки и шагающие напрямик
высоковольтные линии и телеграфные столбы.
Вряд ли нужно описывать во всех подробностях деградацию английского
сельского ландшафта в XIX и XX вв., поскольку ее легко представить по
аналогии с любой другой промышленно развитой страной. К тому же и
приведенная на с. 143 хронологическая серия рисунков достаточно
красноречиво показывает историческую трансформацию природы Англии.
Однако необходимо хотя бы перечислить те практические мероприятия, которые
намечал Аберкромби для охраны и улучшения сельского ландшафта.
Патрик Аберкромби завоевал всеобщее признание как широко и
комплексно мыслящий специалист городской и сельской планировки. Знание
экономики и технологии многих отраслей промышленного производства,
профессиональная подготовленность к решению транспортных задач, редкостная
осведомленность в санитарно-гигиенических вопросах, в бытовом и
культурном обслуживании населения и, наконец, далеко незаурядные
исторические и географические познания превратили Аберкромби в глазах
международного общественного мнения в поистине универсального теоретика и
практика строительства. Весь этот научный и практический багаж был
использован Аберкромби в его обширных планировочных работах. Однако,
занявшись охраной сельской природы, он поставил на первое место
проблемы эстетики.
Можно ли полагать, что в выборе генерального направления в
мероприятиях по охране природы Аберкромби изменил универсальности своего
мышления и тем самым встал на односторонний, а следовательно, и
порочный путь? Полагаем, что нет, ибо основной силой, привлекающей жителей
городов к посещению сельской природы, является эстетическая
выразительность загородных ландшафтов. Чем большей художественной
ценностью будет обладать тот или иной ландшафт, тем более популярным ста-


Организация мест отдыха за пределами больших городов
и мероприятия по охране природы
147
пет он. Именно поэтому заключительную часть своей книги Аберкромби
посвятил защите сельского ландшафта от дальнейшего обезображивания.
Ущерб, приносимый сельскому ландшафту, может быть временным и
постоянным. Неубранный сор, кучи мусора, открытые свалки, как и шум,
задымление и пыль на дорогах, нетерпимы. Но вместе с тем они и
сравнительно легко устранимы. Поэтому, отдавая должное санитарной очистке
сельских районов, Аберкромби обращал особое внимание на постоянно
действующие отрицательные факторы. А они фактически появляются и в
процессе заселения территорий (вместе с неудачным строительством жилых,
общественных и промышленных зданий), и при создании системы дорог,
равно как и при беспорядочной эксплуатации недр, лесов и водных путей.
В чем же заключался главный критерий Аберкромби для определения
художественных достоинств сельских сооружений? Критерием Аберкромби
служил ансамбль, т. е. гармоническое соответствие всего построенного
пейзажу. Здание само по себе может быть и красивым, но если его
не приемлет окружающая среда, то следует воздержаться от реализации
проекта. Это обстоятельство заставило Аберкромби подойти к выявлению
запретных для строительства зон, а кроме того, выдвигать дополнительные
эстетические требования к застройке, не допуская заочного
проектирования без учета исторически сложившегося ландшафта. Каков ландшафт,
таковы и здания, таковы и дороги со всем их техническим устройством.
Право на общественное использование частновладельческих земель,
установленное законом 1932 г., дало возможность Аберкромби
пропагандировать устройство туристических троп. Их он рассматривал как весьма
оживленную капиллярную систему пешеходных маршрутов, непосредственно
подводящих к памятникам культуры или наиболее интересным пейзажам.
Само собой разумеется, что туристические дороги и тропы не могут
обойтись без тщательно выбранных мест для привалов и видовых точек.
Однако, ссылаясь на немецкий опыт, Аберкромби предупреждал, что
строительство в подобных пунктах ничем не замаскированных ультрасовременных
ресторанов, навесов и прочих строений, связанных с обслуживанием
туристов, может непоправимо нарушить естественность пейзажа. Также
отрицательно отзывался он и о неправильной охране памятников культуры,
указывая, например, на недопустимость устройства вокруг дольмена
железобетонной ограды с замком на воротах и со стеклянной доской, на которой
написано, что это памятник первобытной культуры и что он охраняется
государством.
Телфордский
мост на Шропширском
канале (граница
Англии и Уэльса)
Национальный
заповедник в Озерном
крае (северо-западная
Англия)
Мегалитические
сооружения в
английском пейзаже.
Кромлех Стонхендж в
Уильтшире


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
148
Охрана
пейзажа в Англии и
Уэльсе. Темной
штриховкой
показаны
национальные парки;
черными точками —
зоны красивых
природных
ландшафтов;
сплошным зеленым —
лесопарковые пояса
вокруг городов;
зелеными точками —
их предполагаемое
расширение; зелеными
линиями — дороги для
пешеходов и
всадников; черные
точки и пятна —
достопримечательные
места


Организация мест отдыха за пределами больших городов
и мероприятия по охране природы
Особое место отвел Аберкромби в своей работе колористике зданий и всех
так называемых малых форм. Интенсивность цвета новых построек он
предлагал соизмерять со спокойным колоритом старинных зданий. Нельзя
допускать,— говорил он,— чтобы кричащие цвета бензинозаправочных
станций, красные пятна почтовых ящиков и назойливые транспаранты
рекламы отвлекали внимание от настоящих художественных произведений,
каковыми нередко являются ансамбли сельских церквей, таверн и
крестьянских домов. Английская деревня имеет спокойную гамму цветов, и с этим
обстоятельством нельзя не считаться.
При всем своем понимании нужности и неизбежности современных
инженерно-технических сооружений Аберкромби призывал к устранению тех
нарушений ландшафта, которые принесли с собой секущие выемки и
насыпи железных и шоссейных дорог. Высоковольтные линии, как и
телеграфные провода, проходящие в особенно живописных местах, он предлагал
заключать в подземные трубопроводы. За пределами особенно
выдающихся парков, ансамблей зданий и видовых террас, откуда открываются
художественно связанные с ними горизонты, он рекомендовал устраивать
оптические охранные зоны, где следовало воспрещать всякое строительство, как
и существенные изменения природы. В выборе между сплошным
облесением и чередованием лесов с открытыми пространствами полей и лугов он
отдавал предпочтение последнему приему как более благоприятному в
смысле достижения художественного многообразия ландшафта.
Приведенные предложения и мысли Аберкромби, конечно, далеко не
исчерпывали всей проблемы охраны и улучшения культурного ландшафта.
Однако они сыграли весьма положительную роль в становлении ландшафтной
архитектуры, которая заняла теперь достойное место среди больших
созидательных проблем. Но главное, чего добился Аберкромби, заключалось
в привлечении общественного внимания к проблеме охраны и разумного
использования сельской природы. В наш век, когда туризм превратился
в одну из главных форм отдыха многомиллионных человеческих масс,
задачи создания сети туристических дорог, мест отдыха и защитных зон на
основе национальной планировки становятся насущной проблемой. В 30-х
годах Совет по охране сельских мест Англии уже объединял и направлял
работу многочисленных добровольных обществ. К 1937 г. в руках
Национального треста Великобритании сосредоточилось 1,5 млн. акров земли
(т. е. свыше 600 тыс. га), а при таком положении открылись возможности
для строительства национальных парков в гористой Шотландии, в Уэльсе
и даже в наиболее плотно заселенной Англии.
Следом за Великобританией (а во многих отношениях и обгоняя ее)
начались работы по охране сельского ландшафта во Франции, Италии,
Германии, Австрии, Швейцарии и в Скандинавских странах. Эпицентрами
этих работ стали в первую очередь столицы и крупные промышленные
города, в окрестностях которых проводилось изучение сельской природы, а
вслед за тем подсадка лесов и учреждение оптических заповедных зон,
примыкающих к крупнейшим загородным паркам. Быть может наилучших
результатов в этом отношении достиг Парижский район, где накануне
второй мировой войны были установлены оптические заповедные зоны для
Версальского и Сен-Жерменского парков. Однако мероприятия подобного
рода были единичными, поскольку частная собственность на землю
создавала препятствия для проведения широких работ по охране и
реконструкции сельской природы.


5. Возникновение новой градостроительной
эстетики
На рубеже 20-х и 30-х годов началась кардинальная ломка всех веками
укоренившихся представлений о градостроительной эстетике. Это
произошло по той причине, что одновременно стали изменяться и функционально-
техническая организация города и архитектурно-пространственная
структура, а также и его художественный образ.
Действительно, на окраинах крупных столичных центров в это время уже
появились первые раскрытые кварталы с обособленно стоящими объемами
домов и озелененными внутренними дворами. Если ранее улица
представляла собой узкий каменный коридор, то теперь слившиеся с улицей
внутриквартальные пространства усложнили и расширили ее фарватер.
С превращением улицы в независимую от застройки автомобильную
дорогу сильно возросло значение зеленых насаждений, особенно в тех случаях,
когда городские дороги проводили вдоль парков, связанных с загородными
шоссе.
Наряду с магистралями и жилыми кварталами в те же годы началось
перерождение центральных районов городов, где среди сложившейся
старой застройки возникали крупные здания газетных редакций,
радиоцентров, универмагов, кинотеатров и гостиниц, нередко занимавших
огромные многоэтажные корпуса. Таким образом, изменившиеся способы
планировки и застройки, а вместе с ними и здания нового типа создавали
предпосылки кардинального пересмотра проблемы эстетики города.
Но это было еще далеко не все. История градостроительства показывает
нам, что наиболее глубокие перерождения архитектуры городов происходят
при смене художественно-философских систем, каковыми являются стили.
А именно такая радикальная смена стилей на почве города и
происходила в межвоенный период.
В минувшем XIX в. при всеобщем художественном оскудении зодчества
утвердились неправильные представления о стилях. Стиль в архитектуре
видели тогда лишь во внешнем декоре, в то время как подлинно глубокий
стиль охватывает собой решительно все, начиная с функциональной основы
отдельных зданий и градостроительных ансамблей и кончая их
художественным образом и деталями. В зависимости от установившегося стиля
формировались присущие ему композиционные системы, устанавливалась
своеобразная гамма пропорций, вырабатывалась характерная для данного
стиля колористика, определялось отношение к ландшафту. И,
следовательно, стилистическая проблема в широком понимании представляла собой
генеральную проблему эстетики. Вот почему мы вправе сказать: каков
стиль, такова и эстетика города.
Однако стили всегда зарождались в сфере проектирования и
строительства отдельных (по преимуществу общественных) зданий и лишь со
временем, вызревая и расширяя ареал своего распространения, достигали
урбанистических масштабов.
Поэтому, не имея специального намерения излагать всю историю
формирования нового, так называемого функционального стиля, начиная с его
первичных признаков, овеществлявшихся в отдельных архитектурных
объемах, мы все же вынуждены начать отсюда, т. е. от частного к общему,
поскольку такой порядок изложения будет соответствовать исторической
правде и даст нам возможность шаг за шагом проследить эволюцию
эстетики города.


Возникновение
новой градостроительной эстетики
151
Причины возникновения и этапы развития нового стиля (который на
Западе называли функционализмом, а в СССР — конструктивизмом) вплоть
до настоящего времени остаются еще малоизученными, а между тем еще
в конце 20-х годов он стал господствующей системой архитектурного
мышления во многих странах Европы. Вместе с накоплением новых построек
стилистические концепции функционализма стали ощущаться даже в
обстановке крупных, давно сложившихся городов, тогда как в небольших
городах и поселках, построенных в 20-х и 30-х годах, новый стиль выступал
уже монопольно.
Каждая стилистическая система (если это не легковесная и не
неустойчивая художественная мода) всегда выдвигает свои характерные
планировочные приемы и конструктивные схемы, опираясь на современную ей
строительную технику, и оперирует определенным кругом художественных
средств, дающих возможность выражать социальные и политические идеи,
присущие данной эпохе. Функционализм как эстетическая концепция
противопоставил себя беспринципной эклектике XIX в. уже на самых ранних
этапах своего развития. Провозглашая железобетон и металлические
каркасные конструкции своей инженерно-технической базой, этот стиль
возводил обнажение конструкций в художественный принцип, что резко
отличало его от стилей прошлых эпох. Совершенство пропорций лапидарной
архитектурной формы, полное отсутствие декора, рационализм в решении
функциональных задач и правдивое отношение к конструкциям и
строительным материалам — вот тот «символ веры», с которым выступили
зачинатели и проповедники функционализма 1. К перечисленному
необходимо добавить, что сторонники этого направления были далеки от
авторитарных и теологических устремлений, свойственных некоторым стилям
прошлых эпох, и даже больше того — они являлись не только
рационалистами, но и во многих отношениях гуманистами 2.
Поскольку функционализм был серьезной стилистической системой,
возникновение его не могло быть внезапным, а представляло собой
длительный исторический процесс, начавшийся еще задолго до первой мировой
войны. В своем капитальном труде о современной архитектуре Луис Лака-
са отмечает появление первых предвестников нарождавшейся
функциональной архитектуры еще в середине XIX в.3 Большое значение придает
он чикагской архитектурной школе, во главе которой в 90-х годах стоял
Салливен. Но функциональный стиль родился все же не в Америке, а
в Европе, причем вклад Франции в развитие новой архитектуры оказался
значительным. Одной из причин этого явления было то обстоятельство, что
французская академическая художественная школа, на которую
обрушились удары импрессионистов и их преемников еще в 80-х годах XIX в.,
пошатнулась раньше всех других европейских школ. Тони Гарнье, Ле Кер,
Анри Соваж и Огюст Перре, а вслед за ними Ле Корбюзье и Андрэ Люр-
са встали во главе активных борцов за новый стиль в послевоенной
Франции.
Смена стилистических направлений в Германии была связана с именами
Петера Беренса и Иоганна Пельцига. Еще больше сделали для
немецкого функционализма основатель архитектурной школы «Баухаус» в Дес-
сау Вальтер Гропиус, к которому примыкали Бруно Таут, Гильберсаймер,
Макс Таут, уроженец Швейцарии Ганнес Майер и ряд других мастеров.
Стилистические искания французов й немцев получили отклики в
послевоенной Италии, где почва была основательно подготовлена
урбанистическими фантазиями Сант-Элиа и его единомышленников — футуристов.
В середине 20-х годов на фоне архитекторов, раболепно подчинившихся
авторитарному заказу «regime fashista», резко выделялся своей
независимостью строитель автомобильного завода «Фиат» Трукки и наряду с ним
начинал уже выдвигаться еще более крупный мастер — один из корифеев
современной архитектуры Пьетро Луиджи Нерви. Вслед за Францией,
Германией и Италией на путь стилистических исканий вступили
Нидерланды, Бельгия, Швейцария, Чехословакия, Финляндия и Польша, где
новое архитектурное движение возглавили Берлаге, Оуд, Яромир Крейкер,
Богдан Пневский и ряд других одаренных зодчих.
Однако развитие нового стиля в Великобритании и американских
странах происходило несравненно медленнее. Собственно, в Соединенных
Штатах после смерти Салливена и вплоть до конца 20-х годов единственным
Зарождение
функционального
стиля и его
социальные корни
1 В данной характеристике
творческой платформы
функционализма мы не излагаем
взглядов крайних представителей
этого стиля, которые в азарте
дискуссий доходили до
отрицания эстетической и
политической миссии
архитектуры. В этой связи
представляют интерес
высказывания Ганнеса Майера
в статье «Neue Welt»,
помещенной в русском переводе
в журнале «Современная
архитектура», № 5, за 1928 г.
«Строить,— говорит он,—
биологический, а не эстетический
процесс. . . Архитектура как
вдохновение художника не
имеет права на существование».
Как видно из приведенных цитат,
Ганнес Майер не только
протестовал против
одностороннего, эстетского
понимания архитектуры (в чем он
был прав), но и не признавал ее
синтетической сущности. А это
последнее вело уже к
отрицательным последствиям,
поскольку гармоническое
равновесие утилитарных,
инженерно-технических и
художественных функций —
непременное условие нормального
развития зодчества.
2 Гуманистические тенденции
передовых представителей
функционализма (как, например,
Корбюзье и Люрса) воплотились
во всех принадлежащих им
проектах и постройках и прежде
всего в массовой жилой застройке
городов, а также в строительстве
общежитий для престарелых,
инвалидов и бедных,
муниципальных больниц,
государственных и частных школ,
детских учреждений и т. д.
В своих литературных работах
они выступали как поборники
равноправия всех социальных
слоев в санитарно-гигиеническом
и коммунальном обслуживании.
Особенно ярко ощущаются
прогрессивные идеи вождей
функционализма в анонимном
произведении Корбюзье под
названием «Афинская хартия»
(«La charte d'athenienne»),
изданном в Париже в 1941 г. во
во время фашистской оккупации
Франции. «Афинская хартия»
(написанная на основе решений
IV Международного конгресса
архитекторов, состоявшегося
в 1933 г.) объявила частную
собственность на орудия и
средства производства
социальным злом и требовала
экспроприации городских земель.
3 Лакаса Луис. Происхождение и
развитие эстетики современной
архитектуры Запада. Рукопись,


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
152
большим архитектором, пытавшимся создать новое стилистическое
направление, был Франк Ллойд Райт. Но творческие искания Райта сильно
расходились с поисками европейских архитекторов, вследствие чего
функционализм стал завоевывать господствующее положение в Америке лишь
в середине 30-х годов, когда политические эмигранты из Германии и
других европейских стран буквально «насаждали» своими руками новый
стиль на американской почве. Еще более консервативные позиции в
стилистическом отношении занимала Англия. Будучи родиной самых
выдающихся градостроительных идей XX в., Англия оказалась вместе с тем
несокрушимой твердыней в восприятии новых художественных веяний.
Общественное мнение английских аристократических и буржуазных
кругов не принимало функционализма. Сплоченная английская академиче-
Огюст Перре.
Трикотажная фабрика
Эсдера в Париже.
(1919 г.)
екая школа также не допускала какого бы то ни было «импорта»
идеологии на Британские острова *, в силу чего английская архитектура
сохраняла верность старым традициям, восходящим к творчеству Джона Нэша,
Кристофера Рэна и Иниго Джонса. Прямым доказательством
ретроспективное™ английского зодчества явился генеральный план Лондона,
разработанный членами Королевской академии.
В советской историко-архитектурной науке на протяжении многих лет
(начиная с середины 30-х годов) бытовало представление о
функционализме, как стиле современного буржуазного мира. Однако это
представление, справедливое лишь в самом общем историческом смысле (поскольку
функционализм возник в эпоху капиталистического способа
производства) , не дает удовлетворительного объяснения ни его происхождению, ни
классовой принадлежности; в еще меньшей степени объясняет оно
идентичность стилистической платформы Запада и СССР в 20-х годах
текущего века. Постараемся выяснить социальные корни нарождавшейся
новой архитектуры.
1 В период между первой и
второй мировыми войнами
в Лондоне было построено только
одно крупное здание
в архитектурных формах,
свойственных функционализму, а
именно редакция газеты «Дейли
Экспресс». Авторами этого
здания были первые английские
архитекторы-«функционалисты»
Эллис и Кларк.


Возникновение
новой градостроительной эстетики
153
Вряд ли необходимо говорить о прогрессивности функционального стиля,
так как этот факт достаточно очевиден. Но все же, какие социальные силы
породили его? Мог ли господствующий класс в лице буржуазии быть
вдохновителем смелых исканий новых приемов планировки жилых,
общественных и производственных зданий, а вместе с ними и новых форм
расселения людей? Буржуазия как класс давно пережила эпоху своей
творческой молодости; если в XIV—XV вв. предшественники современных нам
буржуа пробудили гуманистическое движение, если художественная
культура Возрождения была обязана своим высоким расцветом развитию
буржуазных отношений, то уже в середине XIX в. буржуазия оказалась в
положении «волшебника, который не в состоянии более справиться с
подземными силами, вызванными его заклинаниями»1. Вся дальнейшая исто-
Эрих
Мендельсон. Торговый
дом Херприха в
Берлине (1924—1926 гг.)
Вальтер
Гропиус. «Баухаус»
в Дессау. Главный
вход. Здание построено
в 1925—1926 гг.
рия этого класса в эпоху монополистического капитализма была историей
его культурной деградации. В XX в. буржуазный класс уже не был
носителем хорошего вкуса, наоборот, став опустошенным классом, он
насаждал и поощрял безвкусицу, стремясь к единственной ему доступной цели —
к откровенной демонстрации своего богатства. Не оставив в отношениях
между людьми «никакой другой связи, кроме голого интереса
бессердечного «чистогана»,2 господствующий буржуазный класс оказался
несостоятельным создать глубокое и устойчивое эстетическое миропонимание.
Явно отрицательным было влияние господствующих социальных слоев на
жизнь города уже в силу наличия частной собственности,
сосредоточенной в руках буржуазии. Отсутствие подлинного интереса к повышению
гигиенического уровня рабочих жилищ, беспримерный индивидуализм,
становившийся непреодолимым препятствием на пути осуществления
больших градостроительных замыслов, стремление к достижению личных благ,
нередко вопреки общественным интересам,— все это в сочетании с
идеологической И моральной Депрессией буржуазного Класса не МОГЛО ПОСЛУЖИТЬ i Маркс К. и Энгельс Ф.
основанием для создания большого стиля под его руководством. И тем не па^*?ссоч.?М2^™з™Чт?К4.йм.,
менее он был создан впервые после векового стилистического безвремения. 1955, с. 429. '
Разгадка этого явления состоит в том, что буржуазное общество никогда не 2 Там же> с. 42б.


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
154
обладало единством идеологических и политических воззрений, поскольку
антагонистические противоречия между буржуазией и пролетариатом
разводили в разные лагери все присущие буржуазному обществу социальные
группы. Тщательное изучение генезиса функционализма показывает, что
инициатива в создании его исходила от демократически настроенных
кругов, опиравшихся на широкие народные массы. Вместе с ростом
культурного уровня пролетариата общественное мнение стала определять не одна
буржуазия. Рядом с ней сплотились такие прогрессивные силы, которые
через парламенты и печать оказались способными преодолеть
сопротивление буржуазии во многих областях общественной деятельности и даже
привлечь на свою сторону ее наиболее дальновидных вождей. Таким
образом, новое художественное мировоззрение не насаждалось свыше, а
пробивалось снизу вверх, пока не получило признания господствующей
социальной верхушки. В тех странах, где оппозиционные по отношению к
буржуазии социальные силы были более развитыми и сплоченными,
перестройка архитектурного сознания происходила и раньше, и быстрее. Так,
разделявшая демократические идеи французская интеллигенция одна из
первых подняла на щит концепции нарождавшегося стиля, тогда как в
атмосфере консервативно настроенных представителей наиболее развитых
капиталистических стран, а именно Великобритании и США, новая
архитектура встретила длительное и упорное сопротивление. Это
обстоятельство указывает на то, что фупкционализм был чужд консервативным
воззрениям буржуазных кругов. Сделанные выводы освещают проблему
стилистической общности советской и западноевропейской ахитектуры 20-х
годов, ибо и там и здесь, несмотря на различия социальных систем,
действовали прогрессивно настроенные архитектурные силы. Корбюзье
объединяло с братьями Весниными обоюдное отрицание эклектики и
упадочного буржуазного вкуса, общие увлечения возможностями
железобетонных и металлических конструкций и общие мечты о благоустроенном
городе нового типа с благами, принадлежащими не только избранным, но и
всему трудовому народу. Вот почему так сблизилась тогда архитектура
запада и востока Европы, образовав в совокупности как бы единое
общеевропейское русло, вне которого находилась только Англия.
Следует отметить еще один весьма существенный фактор,
способствовавший распространению новой системы архитектурного мышления, а
именно фактор экономики. Расширение фронта строительных работ в условиях
послевоенного кризиса могло произойти главным образом за счет
экономии средств на самом строительстве. Функционализм же,
проповедовавший абсолютное обнажение зданий, как раз и являлся тем «стилем
бедности»1, который давал количественный выигрыш посредством отказа от
дорого стоивших украшений. Вот почему наиболее дальновидные буржуа,
занимавшие руководящие посты в муниципальных и строительных
органах, легко признали обнаженный, но «дешевый» стиль. Так, объединяя
в себе экономические преимущества с конструктивной логикой и
передовыми функциональными предложениями, функционализм стал
завоевывать мир, превращаясь в господствующую стилистическую систему XX в.
1 Экономические преимущества
новой архитектуры очень ярко
отмечал М. Я. Гинзбург в своей
книге «Стиль и эпоха». (М. ГИЗ,
б. д. с. 137, 138).
Еще в 1919 г. Огюст Перре выступил с вполне современными
крупнопролетными постройками производственного назначения2, однако
функционализм как стиль, претендовавший на мировое господство, заявил о себе
лишь три года спустя. В 1922 г. на западе и востоке Европы произошли
два отнюдь не маловажных историко-архитектурных события: первое из
них было связано с опубликованием проекта города на 3 млн. жителей,
исполненного Ле Корбюзье (план Вуазена), а второе — с конкурсом на
проект Дворца труда, в итоге которого первая премия была присуждена
братьям Весниным. Проекты Весниных и Корбюзье не получили
осуществления, и тем не менее они продемонстрировали функциональные,
конструктивные и эстетические возможности нарождавшейся новой архитектуры и
завоевали ей международное признание. Дворец труда братьев Весниных
свидетельствовал о том, что творческие интересы архитекторов не
ограничивались областью жилых и промышленных сооружений, а проникали в
сферу крупных общественных зданий, тогда как проект Корбюзье перенес
концепции нового стиля на почву большого города.
Вклад советских
архитекторов
в создание
функционального
стиля
2 Здесь имеются в виду две
постройки Перре, а именно
ателье декораций в Париже,
перекрытое тонкостенным
бетонным цилиндрическим сводом
с продольным ленточным окном
для верхнего света, и текстильная
фабрика Эсдера, с залом на 2 тыс.
машин. Последнюю Перре
перекрыл плоским стеклянным
потолком, конструкции которого
опираются на тонкие
железобетонные циркульные
арки.


Возникновение
новой градостроительной эстетики
155
В своем экспериментальном проекте Ле Корбюзье разработал новый тип
небоскреба и отвечающий ему своими гигантскими горизонтальными
размерами тип столичного жилого дома, состоящего из взаимосвязанных
корпусов, снабженных открытыми лоджиями. В отличие от американских
небоскребов с их фальшивыми увенчаниями и декоративной мишурой
небоскреб Корбюзье обладал лаконичной формой. Крестообразные
60-этажные небоскребы Корбюзье (при всей парадоксальности его
градостроительного предложения в целом) оказали положительное влияние на
аналогичные сооружения Мис Ван дер Роэ, Франка Ллойда Райта и ряда
других мастеров, работавших над проблемой небоскреба в последующие годы.
Отныне эклектическим небоскребам Америки пришел конец — постепенно
их начали вытеснять небоскребы современного стиля, эстетика которых
И. И. Леонидов.
Проект Института
В. И. Ленина в Москве
(1927 г.)
н mi hi игщГ
заключалась в пропорциях простейшей формы, созданной из стекла,
металла и новейших пластических масс.
В 1925 г. на Парижской всемирной выставке привлекали к себе всеобщее
внимание два здания: павильон «Esprit nouveau» Ле Корбюзье и павильон
Советского Союза, построенный К. С. Мельниковым. Художественное
мастерство Корбюзье, казалось, достигло в этом грациозном строении
полного совершенства, а сооружение Мельникова иностранная печать
объявила ни с чем не сравнимым произведением зодчества 1.
Следует отметить, что, начиная с Парижской всемирной выставки,
пробудившей на Западе интерес к искусству и культуре СССР, советское
зодчество стало оказывать влияние на развитие мировой архитектуры во все
более возраставших масштабах.
После конкурса на проект дома акционерного общества АРКОС (1925 г.)
в СССР возобладал конструктивизм. Успех этого направления на
советской почве был настолько безусловным, что за пределами его влияния
1 Восторженное отношение
иностранных архитекторов к
упоминаемому советскому
павильону сохранилось до
настоящего времени. Об этом
свидетельствует, в частности,
капитальная монография о
всемирных выставках Р. Алой
(Aloi R. Esposizioni architettura
allestimenti. Milano, 1960).


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
156
осталось только небольшое количество убежденных сторонников старых
классических стилей !.
Вслед за братьями Весниными ведущими мастерами конструктивизма
стали М. Я. Гинзбург, И. А. и П. А. Голосовы, А. С. Никольский, И. И.
Леонидов и Г. Б. Бархин. Периодически, отвлекаясь от классических стилей,
к ним примыкали А. В. Щусев, И. В. Жолтовский, В. А. Щуко и ряд
других мастеров. В воспитании архитектурных кадров большую роль помимо
упомянутых лиц играли Н. А. Ладовский, Н. В. Докучаев, А. М. Рухля-
дев, В. Ф. Кринский и В. Д. Кокорин и все вместе, несмотря на
расхождения в творческих взглядах, составляли все же самую сплоченную и
целеустремленную в Европе когорту экспериментаторов, творцов новой
стилистической системы.
Братья
Веснины. Проект
Дворца труда в Москве
(1923 г.)
Конкурсы, которые проводило Московское архитектурное общество во
второй половине 20-х годов, находили многочисленные отклики за рубежом и
превращались в события международного значения. Проекты и постройки
советских зодчих публиковались во всех иностранных архитектурных
журналах2, а лучшие произведения зодчества (такие, как Днепровская
гидроэлектростанция) привлекали к себе иностранных туристов, приез-
1 К числу архитекторов,
противодействовавших новому
стилю, относился в то время
И. А. Фомин. В середине 20-х
годов он выступил с сильно
нашумевшей идеей обновления
классики, точнее реконструкции и
упрощения дорического ордера,
простые и мужественные формы
которого считал созвучными духу
пролетарской культуры. Что
касается творческих платформ
Ассоциации новых архитекторов
(АСНОВА) и Объединения
архитекторов-урбанистов (АРУ),
то они отличались лишь очень
немногим от основного
направления советского зодчества.
Практически же все
архитектурные группировки,
начиная от ОСА (т. е. Общества
современных архитекторов,
которое представляло
конструктивистское направление),
ставили перед собой задачу
создания нового стиля,
достойного социалистической
эпохи.
2 Особенно часто откликался на
советскую практику журнал
L'architecture d'aujourd'nui».
За один только 1931 г. в нем
было помещено свыше сорока
проектов и ряд статей,
посвященных советскому
зодчеству.


Возникновение
новой градостроительной эстетики
157
жавших в СССР для изучения советских архитектурно-строительных
достижений. Большой интерес вызвала у иностранцев советская
архитектурная школа, являвшаяся, наряду с «Баухаусом», не только кузницей
кадров, но и лабораторией нового метода архитектурного мышления К
Иностранные журналы охотно публиковали даже студенческие курсовые
и дипломные проекты. Насколько велик был интерес иностранцев к
советской архитектуре, свидетельствует тот факт, что в 1930 г. в Германии при
издании трех монографий, посвященных всемирной архитектуре, одну из
них целиком посвятили советскому зодчеству 2.
В 1929 г. Панамериканское сообщество наций объявило международный
конкурс на маяк-памятник Христофору Колумбу, который предполагали
построить близ Санто-Доминго, на острове Гаити. Конкурсы, как и гене-
Текстильный
комбинат в Кайсери
(Турция). Авторы
проекта архитекторы
И. С. Николаев,
Е. М. Попов,
И. Ф. Милинис,
А. Л. Пастернак.
Построен в 1932—
1934 гг.
Перспектива главного
корпуса
ральные сражения, выявляют физическую и духовную силу наций, что
же касается данного конкурса, то он продемонстрировал идейное
богатство и стилистическую зрелость советской архитектуры. В то время как
в большинстве проектов американских, английских и даже французских
авторов ощущались либо пережитки псевдоживописной стилистики
венского «модерна», либо мистика католицизма, в советских проектных пред-
Текстильный
комбинат в Кайсери.
Участок размером
750X1000 м
разделен шоссейной
дорогой на жилую и
промышленную зоны.
Тем самым
предусматривалось
линейное развитие
этого комплекса
вдоль шоссе и
железной дороги
1 Передовое место среди
советских архитектурных вузов в
20-х годах принадлежало
архитектурному факультету
Московских высших
художественно-технических
мастерских (ВХУТЕМАС). На
Парижской всемирной выставке
1925 г. ВХУТЕМАСУ был
присужден диплом первой
степени за постановку творческих
предметов на так называемом
«Основном отделении».
Педагогические методы
ВХУТЕМАСа, предложенные
проф. Н. А. Ладовским еще в
1922 г., получили распространение
на Западе.
2 Монография была издана в Вене
в 1930 г. (El Lissitzky. Russland.
Die Rekonstruktion der Architektur
in der Sowjetunion. "Wien, 1930).


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
158
ложениях не было ни легковесного стилизаторства, ни мистицизма.
Наоборот, смелость, художественная простота, жизнеутверждающее начало и
стилистическая принципиальность — вот те качества, которые ярко выступали
в проектах советских авторов. В равной мере было чуждо им и
эпигонство классических стилей, столь характерное для некоторых итальянских
и испанских участников конкурса. В итоге столкновения на конкурсе всех
архитектурных школ мира восемь советских проектов получили премии и
похвальные отзывы с публикацией в монографии, изданной в Мадриде *.
Быстрое развитие промышленной архитектуры в СССР, во главе которой
стояли В. А. Веснин, Л. А. Серк, А. В. Кузнецов и молодые еще тогда
архитекторы И. С. Николаев, А. С. Фисенко, В. А. Мыслин и Е. М. Попов,
привлекало к себе не меньшее внимание зарубежной печати. В 1932—
Международный
конкурс на проект
памятника-маяка
Колумбу в Санто-
Доминго (1929 г.).
Проект архит.
К. С. Мельникова
(основная идея —
проникновение
европейской культуры
в Америку)
1 Одной из первых премий был
отмечен проект
В. К. Олтаржевского; был
премирован также проект
Н. Е. Лансере. Однако больше
всего наделал шуму на
конкурсе проект
К. С. Мельникова, в котором
автор использовал архитектурную
символику и эффект движения
статуи Колумба, помещавшейся
внутри музейного зала. Обратил
на себя внимание проект,
составленный А. В. Буниным,
Т. Н. Варенцовым и
Г. Т. Крутиковым, в котором
маяк-памятник, помимо его
мемориального значения, должен
был служить призывом к
завоеванию космического
пространства. Монография,
содержащая конкурсные проекты,
была подготовлена техническим
советником по проведению
конкурса Альбером Кельсеем и
опубликована Панамериканским
сообществом (Gelsej A. Concours
pour l'erection d'un phare a la
memoire de Cristophe Golomb.
Madrid, 1931).


Возникновение
новой градостроительной эстетики
159
1934 гг. советские архитекторы построили Кайсерийский текстильный
комбинат в Турции, оснащенный самым передовым оборудованием. Выход
советской промышленной архитектуры во внешний мир не остался
незамеченным на Западе, поскольку экономически отсталая послевоенная
Турция служила тогда ареной, на которой соревновались архитекторы
передовых европейских стран, стремившиеся превзойти друг друга в
новизне и совершенстве своих архитектурных идей.
Достижения СССР привели иностранных архитекторов к
непосредственному сотрудничеству с советскими зодчими. После двукратного посещения
Москвы Ле Корбюзье в 1930 г. начал строительство громадного дома
Центросоюза *, а вслед за ним для продолжительной проектной и строительной
работы в СССР приехали Андрэ Люрса, Ганнес Майер и ряд других вы-
Мешдународный
конкурс на проект
памятника-маяка
Колумбу в Санто-
Доминго (1929 г.).
Проект архитекторов
А. В. Бунина,
Т. Н. Варенцова и
Г. Т. Крутикова.
Нижняя сфера
(музей Колумба)
символизирует Землю,
верхняя — первую
планету, которой
достигнет человек при
покорении космоса
1 Проект этого здания относится
к 1928 г., строительство же было
проведено в 1930—1936 гг. В
работах над осуществлением и
перекомпоновкой некоторых
частей здания Центросоюза
принял участие Н. Я. Колли,
выезжавший в Париж для
согласования проекта с Ле
Корбюзье.


Основные направления в теории и практике jgQ
градостроительства 20-х и 30-х годов
дающихся архитекторов Запада. Само участие этих мастеров в
советском строительстве было показателем общности стилистических взглядов
на западе и востоке Европы и в то же время оно возвышало советскую
архитектурную культуру, поскольку зарубежные архитекторы приезжали
в СССР не в качестве проповедников новых концепций, а как практики,
искавшие экспериментальной творческой деятельности в атмосфере
наиболее передовой архитектурной среды в Европе.
Под влиянием советского опыта расширилась и приблизилась к
интересам народа тематика проектирования западных архитекторов. Если в
раннем творчестве Ле Корбюзье преобладала индивидуальная вилла,
адресованная заказчикам из интеллигенции и буржуазных кругов, то начиная
с рубежа 20-х и 30-х годов он все более стал обращаться к многоэтажному
жилищному строительству для широких слоев населения, а также к
планировке городов и поселков. В проекте образцового населенного пункта для
фермеров (1934 г.) Корбюзье попытался насадить на французской почве
кооперативные формы сельского хозяйства, находясь под впечатлением
строительства колхозов и совхозов в СССР.
В Германии в условиях нараставшего жилищного строительства новый
стиль довольно быстро распространился на рядовые жилые дома в три-
четыре этажа. Быть может, лучшие художественные результаты в этой
области были достигнуты Бруно Таутом в застройке берлинских
предместий. Наряду с архитектурой жилищ малой и средней этажности
несомненных успехов в решении функциональных и художественных задач
достигли французы и немцы в архитектуре школ, больниц, гаражей, кинотеатров
и многих других небольших по объему сооружений. Однако развитие нового
стиля не было сплошным победным шествием от одной архитектурной
проблемы к другой. Факты показали, что функционализм развивался далеко
не равномерно во всех областях строительства и далеко не все
архитектурные темы оказались подвластными ему.
Художественная неполноценность нового стиля обнаружилась прежде
всего в архитектуре крупных общественных зданий и многоэтажных
жилых домов. Действительно, сравнивая миниатюрный павильон «Esprit nou-
veau» или виллу в Гарше с проектом женевского дворца Лиги Наций,
нельзя не убедиться в превосходстве первых построек Ле Корбюзье над
принадлежащим ему же громадным строительным замыслом. В равной
мере архитектурные формы так называемого «частного дома»,
построенного Огюстом Перре в том же Гарше, гораздо сильнее действуют на
зрителя, чем его многоэтажный парижский дом на улице Ренуар. Сочетая
благородные формы французского классицизма с архитектурными
принципами нового стиля, Перре создал в Гарше здание, достигающее
художественного уровня Малого Трианона. И тот же Перре при всей его
виртуозности в сфере архитектурных пропорций и при всем его умении
пластически обрабатывать рельефом поверхности стен не смог опоэтизировать
многоэтажное жилое здание настолько, чтобы оно превратилось в
эстетически полноценное произведение зодчества. Аналогичная участь постигла
и Ганнеса Майера при создании проекта дворца Лиги Наций, который
напоминает скорее промышленное сооружение, чем общественное здание.
Примеры подобного рода весьма многочисленны. Неудачи Корбюзье и
Перре в проектировании Дворца Советов и дворца Лиги Наций,
отсутствие первоклассных примеров в строительстве небоскребов и многоэтажных
жилых домов убеждают в том, что функционализм оказался стилем
ограниченных художественных возможностей и прежде всего стилем малых
зданий.
Еще менее плодотворными были поиски новых художественных образов
в церковном зодчестве. Проникновению нового стиля в сферу церковной
архитектуры в 20-х и 30-х годах препятствовали, во-первых,
клерикальные круги, а во-вторых, многовековые архитектурные традиции, которые
уходили своими корнями в национальные и народные представления о
храме. Функционализму были чужды те мистические религиозные эмоции,
на которые умели откликаться средневековые архитекторы, живописцы и
скульпторы, а вслед за ними и великие творцы церковной музыки — Бах,
Гендель и Моцарт. Сочетание же всех этих причин и поставило архитек-
Отрицательные
стороны новой
стилистической
концепции


Возникновение
новой градостроительной эстетики
161
торов современного культового зодчества в крайне трудное, если не
безвыходное, положение.
Больше всех в области европейской церковной архитектуры между
первой и второй мировыми войнами сделал Огюст Перре. В 1922—1923 гг. он
построил железобетонную церковь Нотр-Дам в Ренси; за ней последовала
церковь св. Терезы в Монманьи (1925—1932 гг.), и, наконец, в 1926 г.
Перре спроектировал грандиозную мемориальную церковь Жанны Д'Арк
для Парижа. Однако, несмотря на сохранение некоторых традиционных
особенностей (а именно базиликальных планов и высоких колоколен у
западного входа), а также несмотря на безусловные художественные
достоинства этих зданий, церкви Огюста Перре не получили признания.
Общественное мнение раскололось в оценке его построек. Ортодоксаль-
Ганнес Майер.
Проект дворца Лиги
Наций в Женеве
(1927—1928 гг.)


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
ные сторонники функционализма объясняли неудачу Перре смешением
стилей, тогда как более объективные и глубокие ценители зодчества
видели в этом несостоятельность функционализма. Прямым следствием
творческого поражения одного из самых крупных художников всемирной
архитектуры был временный отказ от нового стиля при проектировании
церковных зданий. В конце 20-х и 30-х годов во Франции, Италии и
Германии строилось немало церквей, но большинство из них получило
традиционные романские, готические и даже византийские формы. Особенно
нелепой была идея возведения в Париже церкви Сент-Эспри, повторявшей
почти с точностью копии константинопольский собор св. Софии. И тем не
менее попытки строительства церквей в новых архитектурных формах не
прекратились. С течением времени в разных странах Европы стали
появляться небольшие приходские храмы и капеллы в виде комбинации кубов,
цилиндров, а иногда и очень сложных сочетаний параболоидов и
эллипсоидов. Подавляющее большинство из них не заслуживает даже
упоминания, и лишь одна приходская церковь в Нордернее, построенная Доменику-
сом Боймом, обладала ясным художественным образом храма и
выделялась свежестью и пластичностью форм.
Огюст Перре был последним крупным художником, пытавшимся
сохранить значение храма в силуэте европейского города. Этим и объяснялась
высотность его церковных построек, достигавших 200 м. Но все другие
архитекторы, осознав несостоятельность функционального стиля в
решении башенных композиций, избрали для себя линию наименьшего
сопротивления — вместо высокого церковного здания они стали проектировать
незаметные и серенькие молитвенные дома. Количество церквей вовсе не
уменьшилось в новом строительстве, но их градостроительное значение
стало абсолютно ничтожным.
К слабым сторонам победившей стилистической системы относилось ее
национальное безразличие. В самом деле, при одинаковом назначении,
конструкциях и строительных материалах здания, построенные в разных
странах, становились абсолютно тождественными не только в планировке,
но и в художественном образе. Практически проблема национальной
формы в 20-х и 30-х годах еще нигде и никем не ставилась. И если и
существовали какие-то едва уловимые различия между зданием, построенным во
Франции, и зданием, возведенным в Германии, то эти различия возникали
в результате специфики творческих темпераментов и вкусов французского
и германского народов. Любая вилла, построенная Корбюзье или Перре,
воплощала в своем художественном образе изящество, присущее
французскому архитектурному вкусу, тогда как вилла Мис Ван дер Роэ
отличалась большей основательностью, строгостью, а иногда жесткостью форм,
что характерно для немецкого зодчества последних веков. Национальные
особенности не получили достаточно яркого выражения в архитектуре
функционализма, и очень часто различия творческих почерков отдельных
мастеров были более ощутимыми. История показывает, что стили,
имевшие всемирное распространение, всегда обладали интернациональными
чертами, но это не исключало наличия национальных вариантов
всеобщего стиля. Так, в эпоху господства романской культуры искусство
Франции сильно отличалось от искусства Италии и германских стран; в
рассматриваемый же нами период национальные варианты нового всемирного
стиля еще далеко не сложились, в силу чего города и поселки,
возникавшие в разных странах Европы, становились поразительно похожими один
ва другой.
Наряду с национальным безразличием очень скоро обнаружилась идейно-
политическая пассивность нового стиля. Архитектура, если она не имеет
живой органической связи с изобразительными искусствами, способна
вызывать у зрителей только самые общие переживания. Однако
конкретизация этих первичных и чрезвычайно важных эстетических ощущений,
создаваемых архитектурой как таковой, происходит только тогда, когда
в союзе с архитектурными формами выступает реалистическая живопись
или скульптура. Но представители функционализма в категорической
форме отвергали реалистическое искусство, а в тех случаях, когда в
архитектуру того или иного комплекса зданий включались скульптурные
монументы, мозаика или фрески, их изобразительные формы сознательно
искажались либо получали абстрактную трактовку. А при таком положении


Возникновение 163
новой градостроительной эстетики
автоматически снималась «проблема монументальной пропаганды»,
стоявшая перед искусством всех времен и народов. Впрочем, аполитичность
нового стиля вряд ли вызывала беспокойство в правящих социальных
кругах, ибо непонятное народу абстрактное искусство разоружало
демократически настроенные социальные силы, тогда как самой буржуазии при
опустошенности ее духовного мира нечего было сказать. Итак,
сосредоточив в своих руках все достижения современной техники, вооружившись
научно обоснованным функциональным мышлением и, наконец, создав
свою целостную эстетическую концепцию, новый стиль оказался стилем
ограниченных художественных возможностей и несостоятельным в
решении национальной и идейно-политической проблемы. Таким он и вступил
в города капиталистического мира.
Значимость каждой новой художественно-философской системы,
проникающей в старые города, возрастает пропорционально количеству зданий,
представляющих ее, и степени их художественной выразительности. До
тех пор пока новые здания немногочисленны или разобщены инородной
застройкой или же, наконец, незначительны по размерам и формам,
художественные возможности нового стиля еще нельзя вполне оценить. Но
наступает время, когда пришедший стиль становится господствующим
стилем города. В такие периоды он как бы «держит всенародный
экзамен», ибо отныне все утилитарные, инженерно-технические и эстетические
задачи уже обобщаются в нем. И от того, насколько способна новая
стилистическая система быть связующей художественной силой в городе, от
того, какими возможностями обладает она как средство эмоционального
воздействия и, наконец, от того, насколько доступно ей многообразие
архитектурных форм, фактуры и цвета, зависит окончательная оценка этого
стиля, а в конечном счете и его долговечность.
В середине 30-х годов функциональный стиль еще не получил настолько
широкого распространения и не настолько окреп, чтобы преодолеть
разноречивую в художественном отношении застройку больших городов. В
Берлине по-прежнему определяющим стилистическим фактором города были
строгие ансамбли Унтер-ден-Линден с надменными Бранденбургскими
воротами. Архитектурный образ Парижа, как и полвека назад, определял
широко раскинувшийся Луврско-Тюильрийский дворец, а в пережившем
тысячелетия Риме хранили величавое спокойствие гигантские античные
развалины, как будто бы сознавая, что никакие новые стилистические
увлечения не в состоянии пошатнуть их вечного господства. Поскольку
застройка больших городов Европы почти полностью сохраняла веками
слагавшийся образ, художественные возможности нового стиля нужно изучать
на примере поселков и малых городов, целиком построенных между первой
и второй мировыми войнами.
Оставляя в стороне Сабаудию и Литторию, в архитектуре которых
отпечатался авторитарный и эклектический «стиль Муссолини», обратимся к
лучшему из новых городов межвоенной Европы — Виллербану, имеющему
заново скомпонованный и ясно выраженный городской общественный центр.
В 1924—1934 гг., согласно решению администрации Большого Лиона, был
реконструирован центральный район Виллербана 1. Авторы проекта Жиру,
Леру и Шамбон решили здесь крупную планировочную задачу, применив
традиционную для французского классицизма продольную ось симметрии.
Быть может, прообразом центрального ансамбля Виллербана послужила
система королевских площадей столицы Лотарингии — Нанси. Однако все
без исключения здания получили стилистические формы, присущие
функционализму.
Четырехугольная площадь Альбера Тома является главным
архитектурным пространством Виллербана. По сторонам ее расположены Дворец
труда и ратуша, увенчанная высокой железобетонной башней. Лицевой фасад
ратуши обработан конструктивно оправданными полукруглыми
пилястрами, которые придают однородный характер горизонтальному фасадному
полотну этого здания и выделяют его на фоне несколько измельченных
фасадов 10-этажных жилых домов. В целом архитектурный образ ратуши
обладает монументальностью и пластическими качествами, отвечая в то
Функциональный
стиль как средство
эстетической
организации города
1 Виллербан принадлежит к числу
быстро растущих городов
лионской промышленной
конурбации. В 1851 г. в нем было
только 6 тыс. жителей; к 1901 г.
население Виллербана возросло
до 30 тыс., к 1926 г.—до 60, а в
1931 г. оно составляло уже
82 тыс. человек. В период
реконструкции центрального
ансамбля город занимал 1537 га,
а в настоящее время он слился с
предместьями Лиона.


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
164
же время сложившимся представлениям о крупном общественном здании.
Внушителен и расположенный напротив ратуши Дворец труда. Его
центральная часть, заключающая в себе большой зрительный зал, значительно
возвышается над боковыми крыльями и хорошо поддерживает
поперечную ось площади, продолжением которой служит длинный бульвар со
стоящими в конце его небоскребами. Такова архитектура центрального
ансамбля Виллербана.
Однако, несмотря на ясность планировочного замысла и архитектурные
достоинства отдельных зданий, центральный ансамбль Виллербана не
производит полностью удовлетворяющего эстетического впечатления.
Казалось, что в Виллербане было сделано все возможное для достижения
гармонического и сильного звучания архитектурных форм: соотношения
сторон и очертания площади проверены на опыте многих поколений
архитекторов; высоты зданий и башен согласованы между собой; четко отмечен
главный вход на центральный бульвар; тактично использованы
декоративные возможности зелени; приняты в расчет условия естественного
освещения. Строителей Виллербана нельзя упрекнуть и в несовершенстве
пропорций каждого отдельно взятого здания. А между тем на всем этом
лежит печать какой-то холодности и отчужденности. Кажется, что этот
город не может заставить себя полюбить, привить человеку конкретное
«чувство родины».
Чарльз Диккенс, чутко воспринимавший эстетику архитектурных форм,
соскучился в первый же день своего пребывания в геометрически
правильно спланированной Филадельфии. Подобным же образом действует
на зрителей и превосходно построенный в техническом отношении Виллер-
бан. В нем можно провести, не испытывая разочарования, лишь короткое
время, поскольку ощущение конфликта между эстетическими
потребностями человека и тем, что ему предлагают, неизбежно наступает.
Ощущение чрезмерной власти рационализма, подавившего поэтическое обаяние
зодчества, не покидает каждого живущего в Виллербане. А ведь
диктатура рассудка и составляла самую сущность функционализма 20-х и 30-х
годов, несмотря на все попытки теоретиков этого стиля превознести его
идейно-художественную сторону.
По сравнению с Виллербаном — вершиной художественных достижений
межвоенного градостроительного искусства — все прочие французские,
немецкие, швейцарские, шведские и чехословацкие новые города и поселки
кажутся совсем примитивными. Отрицательные стороны новой
функциональной архитектуры особенно остро ощущались в массовой жилой
застройке, лишенной разнообразящих ее общественных зданий и башен.
Яркой иллюстрацией жилищных комплексов подобного рода может служить
поселок Рундлинг, построенный у южной границы Лейпцига.
Рассматривая планировочную композицию Рундлинга, сразу же задаешь
себе вопрос: что заставило автора обратиться к концентрической
циркульной застройке? Ведь совершенно очевидно несоответствие круглого посел-
Виллербан.
Построен в 1924—
1934 гг. архитекторами
Р. Жиру, Л. Леру и
Шамбоном
1 — Дворец труда;
2 — площадь Алъбера
Тома; 3 — ратуша


Возникновение
новой градостроительной эстетики
165
ка требованиям инсоляции, а кроме того, криволинейные корпуса
неудобны в строительстве и в эксплуатации жилых помещений. И тем не менее,
вопреки здравому смыслу, архит. Г. Риттер построил здесь 24
четырехэтажных дома, вместивших в себя 91 секцию. Ответ на поставленный
вопрос следует искать не в аналогиях со средневековыми кругообразными
селами, отдаленно похожими на Рундлинг, и не в желании поставить
функционально осмысленный эксперимент, а в неоправданном стремлении
автора к решению эстетической задачи в ущерб удобствам. Лейпцигский
поселок служит примером формалистической планировки и застройки, на
которую Риттер пошел сознательно, не надеясь на художественную
содержательность стиля. При повторяемости одинаковых форм любая
стилистическая система проходит через трудные испытания. Но в данном случае
Виллербан —
один из жилых
комплексов близ
Лиона. Перспектива
главной улицы со
стороны ратуши
повторялись голые объемы, далеко не обладавшие совершенством
пропорций. А в результате поселок Риттера, лишенный теплоты и уюта,
присущих жилым ансамблям, превратился в угрюмый казарменный лагерь.
Каждому большому стилю присущи специфические планировочные
формы и приемы. Так, например, градостроительное искусство Возрождения
создало геометрически правильные прямоугольные и трапециевидные
площади со свободной серединой. Стиль барокко решительно изменил
очертания площадей, введя овалы и циркульные формы, и, наконец, пустил в
международный оборот лучами расходящиеся уличные системы.
Спрашивается, какие же планировочные приемы и формы были специфичны для
функционального стиля и что нового внес он в мировую
градостроительную практику в 20-х и 30-х годах?
Бесспорным основоположником градостроительной стилистики
функционализма является Корбюзье. Будучи поклонником древнеримских
регулярных городов с их взаимно перпендикулярными главными улицами cardo и


Основные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
166
decumanus, Корбюзье стал глашатаем созданного им новейшего варианта
прямоугольной планировочной системы. «Путь ослов, путь
людей»—таким заголовком открывалась книга Корбюзье «Urbanisme», в которой
автор пытался показать со свойственной ему категоричностью и страстью
абсолютную непригодность криволинейных улиц, а следовательно, и
живописных планировочных систем. На почве чрезмерного увлечения
геометричностью (которая, по мнению Корбюзье, будто бы обладала
всесторонними преимуществами и даже была в состоянии спасти города от
угрожавшей им транспортной катастрофы) возникло его преклонение перед
эстетикой прямой линии и прямого угла. Патетической увертюрой ко всей
дальнейшей градостроительной деятельности Корбюзье прозвучал его
всемирно известный «план Вуазена». Полемизируя с Камилло Зитте и
другими сторонниками нерегулярной немецкой планировки городов, Корбюзье
говорил: «Движение требует прямой. Прямая благоприятна также и для
души города. Кривая же губительна, затруднительна и опасна... В
каждом человеческом акте, в каждом человеческом намерении, во всей
человеческой истории есть прямая линия...— город — чистая геометрия. Будучи
свободным, человек тянется к чистой геометрии. Тогда он создает то, что
называется порядком... Прямой угол это как бы интеграл сил,
поддерживающих мир в равновесии. Прямой угол законен, больше того: он является
частью нашего детерминизма, он обязателен». Отдавая дань восхищения
прямоугольным генеральным планам Вавилона, Пекина и даже
«решетчатым» американским городам, Корбюзье заканчивал свой панегирик
прямой линии и прямому углу следующей фразой: «Большому городу —
этому чуду силы и движения в настоящее время угрожает катастрофа,
потому что им не владеет уже дух геометрии»1.
Следуя по стопам Ле Корбюзье, Андрэ Люрса выступил в 1930 г. с
проектом «вертикального города», застройка которого состояла из одних
небоскребов, а планировка представляла собой систему громадных
прямоугольных кварталов. В 1932 г. Огюст Перре перенес прямоугольную систему
в область районной планировки, предложив разместить по сторонам
обширного квадрата, обнимающего весь департамент Сены, свыше 20
городов — спутников Парижа. Не остался в стороне от увлечений регулярными
прямоугольными планами и Людвиг Гильберсаймер в своем нашумевшем
проекте реконструкции Берлина.
Однако прямоугольную планировочную систему нельзя считать
специфической для народившегося функционального стиля. Особенности
естественной топографии (и в первую очередь активно выраженный рельеф
местности и живописные очертания водоемов) в ряде случаев исключали
возможность применения тех или иных регулярных планов, включая и
прямоугольные. В 30-х годах значительно расширилась палитра
планировочных приемов: в Москве, а затем и в Лондоне была реабилитирована
радиально-концентрическая планировка; пропаганда независимости жи-
Кругообразный поселок
Рундлинг,
построенный архит.
Риттером в 1925 г. на
окраине Лейпцига
Генеральный
план поселка Рундлинг.
Будучи
разочарованным
примитивностью
жилищной
архитектуры и унылым
однообразием строчной
застройки, автор
сознательно пошел на
формалистический
трюк
1 Le Corbusier. Urbanisme. Paris,
1925, с. 10, 21, 22 и 24.


Возникновение
новой градостроительной эстетики
167
лой застройки от направлений улиц освободила перекрестки от каменных
рам домов, тогда как «автомобильные поселки» Америки
продемонстрировали удобство глубоких и эластично изогнутых петель дорог. Под
влиянием этих явлений заколебалась убежденность Ле Корбюзье в
непогрешимости прямоугольной планировки и, составляя генеральный план
реконструкции Алжира, он принужден был вступить на оказавшийся
правомерным криволинейный «путь ослов». Больше того, будучи сторонником
коллективных форм человеческого общежития, Корбюзье стал изгибать
свои гигантские жилые фаланстеры подобно тому, как изгибают рельсы
для плавных поворотов железной дороги. Таким образом, прямоугольная
система, претендовавшая в работах Корбюзье и его единомышленников на
специфическую особенность функционального стиля, оказалась далеко не
единственной.
Градостроительство 20-х и 30-х годов не выдвинуло ни одного примера
специфической планировки площади. Планировочные приемы, которыми
оперировали архитекторы этого времени, были созданы еще до утверждения
нового стиля1. В реальном строительстве (на что указывает Виллербан)
применялись традиционные планы площадей, однако облик их застройки
существенно изменился, поскольку все здания, обрамляющие площадь,
уже получили новое стилистическое выражение. Что же касается
проектных предложений, подобных реконструкции заставы Майо, то в них не
было ничего принципиально нового, за исключением изоляции развязок
движения от городских кварталов при помощи партеров и высокоствольной
растительности.
История показывает, что возникновение новых планировочных приемов,
несущих в себе определенные стилистические признаки, является
последним актом в развитии стилей уже в силу трудоемкости и долговременности
градостроительных работ.
Формирование стилей не ограничивается процессами, протекающими
только в эстетической сфере архитектуры, а поскольку инженерно-техническая
и функциональная основы градостроительного искусства переживали в
20-х и 30-х годах период ломки, ожидать стилистически определившихся
градостроительных приемов было еще слишком преждевременно. Это и
заставляет считать время между первой и второй мировыми войнами
периодом возникновения и распространения нового стиля, который при всех его
количественных и качественных достижениях еще не смог овладеть всеми
областями архитектурного творчества. И даже больше того, с середины
30-х годов развитие новой эстетики почти полностью прекратилось.
Дело в том, что победное шествие функционального стиля не могло не
вызвать активного сопротивления со стороны иначе мысливших зодчих.
Открыто враждебные позиции заняли не только отдельные мастера, но и
целые школы и даже страны. Так, например, с установлением
фашистского режима в Италии правившая клика во главе с Муссолини отвергла
функциональный стиль как, якобы, бесплодный с точки зрения интересов
агитации и пропаганды. Еще больший удар нанесла новой архитектуре
фашистская Германия, где, по прямому указанию Гитлера, считавшего
себя компетентным в искусстве, функциональное направление подверглось
полицейскому запрету. А отход Италии и Германии от общеевропейского
стилистического течения сильно подорвал новую архитектуру. И вместе
с тем насильственное обращение к давно отжившим художественным
образам и стилям по приказу фашистских диктаторов уже означало
наступление официозной воинствующей реакции. К ней, как к оплоту
старого против нового, и потянулись разнообразные, консервативно
настроенные творческие силы. Автократическая реакция составила целый период
в истории буржуазного градостроительного искусства. Критическому
рассмотрению этого периода и посвящаются последующие главы данного
труда.
1 Экспериментальным
проектированием развязок
движения в разных уровнях
занимался в начале 900-х годов
Эжен Энар, опиравшийся в свою
очередь на опыт европейского и
американского железнодорожного
строительства. Представляют
интерес варианты развязок,
предложенных Энаром для
Парижа. Впервые «клеверный
лист» был построен над шлюзами
в Стокгольме в 1922 г.


Часть третья
Реакция и консерватизм
в градостроительстве
капиталистических стран
накануне второй мировой войны
Воинствующая реакция
в градостроительстве фашистских стран
170
Консервативные тенденции
в планировке и застройке городов
195


1. Воинствующая реакция в градостроительстве
фашистских стран
Вторая половина 30-х годов вошла в мировую историю как период
нараставшей экспансии тоталитарных государств, стремившихся к мировому
господству. Первой начала подготовку к новой мировой войне Германия,
где идею реванша вынашивали наиболее агрессивно настроенные
социальные силы, начиная с военщины, возглавлявшейся престарелыми
кайзеровскими генералами, и кончая юнкерством и представителями
промышленных и финансовых монополий. Собственно, в интересах этих кругов,
опиравшихся на поддержку англо-французского и американского
империализма, заинтересованного в нападении Германии на Советский Союз, и
произошло установление фашистской диктатуры.
Уже через несколько месяцев после зловещего пожара Рейхстага и
запрещения коммунистической партии и профсоюзов Германия вышла из Лиги
Наций и начала дипломатическую подготовку к вооруженной агрессии на
востоке Европы. С односторонней отменой военных ограничений,
установленных Версальским мирным договором, и присоединением Саарской
области (март 1935 г.) «Третья империя» не только узурпировала
формальное право, но и приобрела реальные возможности для бесконтрольного и
все более расширявшегося вооружения. Естественно, что первоочередной
задачей в подготовке к мировой войне стала милитаризация германской
экономики. В середине 30-х годов промышленность Германии занимала
третье место в мире, уступая по ведущим отраслям тяжелой индустрии
только Советскому Союзу и Соединенным Штатам Америки. Подготовка
к вооруженной агрессии заставила Германию форсировать добычу угля и
производство чугуна и стали, наряду с которым резко возросла выплавка
легких металлов (алюминия и магния), необходимых для создания
военно-воздушного флота. Однако развитие германской промышленности в
этот период не было ни гармоническим, ни равномерным (в
географическом смысле), несмотря на все усилия Гитлера упорядочить
индустриализацию страны согласно четырехлетнему плану 1936 г. Рост тяжелой
промышленности — основы военного производства — происходил за счет
сельского хозяйства и целого ряда отраслей легкой и пищевой индустрии. А
поскольку главной кузницей танков и пушек являлись Рурская область
и прилегающие к ней районы, постольку в ходе милитаризации
германской экономики усугублялось разделение страны на индустриальный
запад и сельскохозяйственный восток. Этому разделению отвечала динамика
населения городов. Так, численность населения многих городов Саксонии
и смежных с ней земель, служивших центрами текстильного,
полиграфического и керамического производства, не выросла за период времени с 1934
по 1939 г., а в ряде случаев (например, Лейпциг и Хемниц) даже
сократилась.
Сопоставляя демографические данные 20-х и второй половины 30-х годов,
нельзя не отметить того обстоятельства, что подготовка Германии ко
второй мировой войне не ускорила роста ее больших городов. Это
необычайное и по-своему интересное явление объяснялось целым рядом
обстоятельств, а именно использованием на военных заводах местных кадров
рабочих гражданской промышленности, механизацией производственных
процессов и, наконец, географическим размещением новых предприятий,
работавших на войну. Готовясь к войне, Гитлер и его генералы не могли не
предвидеть массированных налетов бомбардировочной авиации противни-


Воинствующая реакция
в градостроительстве фашистских стран
171
ка, в силу чего концентрация военного производства, считавшаяся
рациональной и безопасной еще во время первой мировой войны, теперь должна
была уступить место децентрализации. Прямым следствием
рассредоточенного размещения военных заводов был быстрый рост создававшихся
вместе с ними небольших городов и поселков, которые возникали за
пределами старых военно-промышленных центров. Вот почему такие
крупнейшие города Рурской области, как Эссен, Дортмунд, Дуйсбург и
Дюссельдорф, в течение пяти предвоенных лет имели ничтожный прирост
населения, не превысивший в итоге 1—2%.
Наряду со строительством и эксплуатацией заводов, производивших
смертоносную продукцию, громадные средства поглощало сооружение
аэродромов, военных баз и особенно пограничных долговременных укреплений.
Одна только «линия Зигфрида», представлявшая собой разветвленную
систему оборонительных рубежей, растянутых вдоль Рейна от
нидерландской низменности до альпийских предгорий, стоила Германии нескольких
миллиардов марок. Но если прибавить к этому расходы на прокладку
бетонированных автострад, которые помимо гражданского назначения
служили дорогами вторжений в соседние страны !, то станет понятным, что для
городского строительства в фашистской Германии оставалось немного
средств2. Несмотря на демагогические утверждения печати о повышении
жизненного уровня германской нации в целом, с установлением
фашистской диктатуры началось невиданное в истории наступление на
экономические и политические интересы рабочего класса3. После введения
принудительного труда и ликвидации тех призрачных «свобод», какие были
в дофашистской Германии, проблема дешевого рабочего жилища и
благоустроенного города фактически была снята.
В ходе милитаризации Германии капитальные дома для рабочих все более
уступали место стандартным деревянным и металлическим баракам, а
промышленные поселки превращались в примитивно спланированные
временные поселения военного типа, которые почти ничем не отличались от
концентрационных лагерей. Более того, при крайне ограниченных
невоенных ресурсах новое жилищное строительство в Германии по мере
возможности заменялось ремонтом и перепланировкой старых домов в целях
уплотнения населения 4.
На безрадостном фоне немецкого городского строительства предвоенных
лет резко выделялись только репрезентативные сооружения и в первую
очередь громадные стадионы, поля для военных парадов, памятники,
мавзолеи и разнообразные административные здания. Эти постройки, нередко
занимавшие огромные территории, открыто служили фашистской
пропаганде, составляя в совокупности устрашающий внешний фасад «Третьей
империи».
Фашистская Италия, шедшая по стопам Германии в подготовке к мировой
войне, испытывала еще более острые производственные и финансовые
трудности. Попытки Муссолини возместить потери от экономического
кризиса посредством захватнических войн не увенчались успехом, и накануне
второй мировой войны государственный долг Италии достиг 200 млрд. лир,
что превысило годовой бюджет этой страны почти в 2 раза. Хотя рост
населения итальянских городов и продолжался все теми же быстрыми
темпами (что объяснялось давно начавшимся процессом превращения Италии из
аграрной страны в аграрно-индустриальную), городское строительство
далеко отставало от потребностей населения 5. Собственно, к ранее
основанной Муссолини Сабаудии и Литтории Италия не смогла прибавить в
предвоенное пятилетие ни одного нового города. Реконструкция Рима
ограничилась пробивкой нескольких улиц и строительством отдельных ансамблей,
тогда как в провинциальных городах Италии из целого моря проектов
реализованы были только считанные единицы, по преимуществу
общественные здания показного характера.
Но еще меньше было построено в странах, вошедших в политическую
орбиту тоталитарных государств, и тем более в тех из них, которые стали
жертвой фашистской агрессии. Так, например, после австро-германского
«аишлюсса» (март 1938 г.) Австрия, переименованная в «Восточную
Марку», не только утратила политическую независимость, но экономически
слилась с Германией, превратившись в рядовую немецкую «землю», на
территории которой строились военные заводы и концентрационные лаге-
1 Общая длина немецких
автострад составила около
3,5 тыс. км. Главнейшие из них
(Франкфурт-на-Одере —
Берлин — Кёльн и Зальцбург —
Мюнхен — Карлсруэ)
использовались Гитлером для
вторжения в Польшу, Голландию,
Бельгию, Францию и Австрию.
Прирейнская магистраль,
соединявшая Карлсруэ с
городами Рурской области,
предназначалась для
обслуживания «линии Зигфрида»
и ее арьергардной «позиции
Гинденбурга». Северная
автострада между Бременом,
Гамбургом и Любеком служила
для соединения портов
Балтийского и Северного морей в
помощь Кильскому каналу.
Качеством своего
инженерно-технического
оборудования автострады
Германии превзошли все
сооружения подобного рода,
включая и автомобильные дороги
США.
2 С 1933 по 1937 г. включительно
Германией было затрачено на
вооружение 46 млрд. марок, что
сильно превосходило военные
расходы западных стран за то же
пятилетие.
3 С опубликованием в
1935—1938 гг. общеимперских
законов «Об обеспечении
мобилизации рабочей силы»,
«О трудовой повинности» и др.
в Германии фактически был
узаконен рабский труд. Реальная
заработная плата рабочих в
среднем снизилась на 13%.
Произошла и очень значительная
перегруппировка рабочих кадров.
Молодежь (в возрасте до 25 лет)
была изъята с производства и
переброшена на тяжелые
земляные работы по сооружению
стратегических укреплений,
аэродромов и шоссейных дорог.
Находясь в «трудовых лагерях»,
молодые рабочие получали от
государства только
продовольствие и ночлег.
4 Так, согласно Вернеру
Хегеманну (Hegemann Werner.
City planning housing. New York,
1937, vol. II, p. 291),
нацистское правительство
израсходовало в 1933—1936 гг.
около 500 млн. марок на
трансформацию больших квартир
в малометражные; подобным же
образом разделяли жилые
помещения в больших
односемейных загородных домах.
5 Еще хуже обстояло дело с
жилищным строительством в
итальянской деревне. По
сообщению нью-йоркской газеты
«Геральд Трибюн» от 8 сентября
1934 г., свыше 6 млн. человек
(т. е. около 7з всего
сельскохозяйственного населения
Италии) нуждалось в коренной
перестройке жилищ. Напуганный
безостановочным притоком
населения из сел в города,
Муссолини обнародовал в 1934 г.
«Новый курс», т. е.
жилищно-строительную
программу, согласно которой
предполагалось построить в
сельскохозяйственных районах в
течение 30 лет 500 тыс. жилых
домов и отремонтировать 930 тыс.
Однако эта программа (как и
обещания усилить строительство
в городах) оказалась лишь
очередным демагогическим
заявлением диктатора.


Реакция и консерватизм в градостроительстве
накануне второй мировой войны
172
ря 1. И если в 20-х годах венские архитекторы сделали заметный вклад
в капитальное жилищное строительство для рабочих, то теперь попытки
подобного рода вовсе прекратились. В расчлененной и наполовину
поглощенной Германией Чехословакии достраивались только ранее заложенные
отдельные здания, в то время как градостроительная деятельность почти
свелась к нулю. В Испании годы тяжелой гражданской войны и
замаскированной итало-германской интервенции стали периодом абсолютного
градостроительного застоя. Повсюду, куда ступала железная пята фашизма,
экономика подчинялась интересам военных захватов тоталитарных
государств, прекращались поиски благоустроенного и справедливого
человеческого общежития.
Снижение градостроительной деятельности обнаруживалось к концу 30-х
годов в подавляющем большинстве капиталистических стран и особенно
в тех из них, которые вели империалистические войны и проводили
широкую подготовку ко второй мировой войне. Вторжение Японии в Китай
(1937 г.) в целях полного захвата этой колоссальной страны и создание
вооруженных сил, способных опрокинуть англо-американское господство
на Тихом океане, оказались непосильными для японской экономики.
Прямым следствием этого явилось ослабление градостроительной деятельности
как на Японских островах, так и в Корее и тем более в подвластной
Японии Маньчжоу-Го. И если население больших городов Японии продолжало
неуклонно увеличиваться 2, то этому процессу не отвечал рост жилищного
строительства ни в количественном, ни в качественном отношении. В
предвоенной Японии еще преобладала традиционная одноэтажная каркасная
застройка из дерева, осуществлявшаяся индивидуальными владельцами
без применения индустриальных методов. В результате этого крупные
японские города (и особенно Токио, Нагоя, Иокогама, Хиросима и
Нагасаки) непомерно расползались по земле, повышая пожарную опасность и
превращаясь в удобные мишени для бомбардировок с воздуха.
Развитие градостроительного искусства всегда происходит под напором
жизненной необходимости и представляет собой хронологически
закономерный процесс. Так, в послевоенный период в ряде стран европейского
континента особую остроту приобрела жилищная проблема. Вплоть до
середины 20-х годов она целиком поглощала внимание архитекторов. Но
в последующие годы, когда довоенный уровень обеспечения жилищем был
достигнут и даже превзойден, наступил период энергичного строительства
общественных зданий, предназначенных для бытового и культурного
обслуживания населения. И наконец, одновременно со строительством
общественных зданий, из которых слагались центры городов, встала перед
архитекторами во весь свой гигантский рост проблема расселения, теперь
уже опиравшаяся на районную и национальную планировку. В ходе
строительства жилых и общественных зданий постепенно создавался и новый
стиль. Таким образом, в хронологии развития градостроительства
межвоенных лет была последовательность, так или иначе отвечавшая
жизненным интересам больших человеческих масс.
Однако в фашистских странах происходил диаметрально
противоположный процесс. Придя к власти в результате авантюристических узурпации,
фашистские главари в лице Муссолини и Гитлера никогда не забывали о
возможности реставрации буржуазно-демократических порядков, а еще
больше боялись социализма и коммунизма. Поэтому против оппозиционно
настроенных общественных сил они двинули аппарат полицейского
насилия, тогда как народные массы стали «воспитывать» в духе фашизма при
помощи политической пропаганды. Наступление фашизма на литературу
и искусство было всеобъемлющим. А поскольку архитектура также могла
служить орудием идеологического воздействия на общество, постольку и
она не избегла общей участи. Италия и Германия остро нуждались в
расширении жилого фонда, как и в строительстве утилитарно необходимых
общественных зданий, а между тем правительства обеих стран отдавали
явное предпочтение показным сооружениям, не нужным народу.
Ведущими объектами в авторитарных странах стали дворцы фашистской партии,
государственные канцелярии и плацдармы, из которых слагались
непомерно огромные официозные ансамбли. В процессе строительства этих
ансамблей (однако не в результате естественного развития, а по прямым
указаниям диктаторов) с лихорадочной поспешностью велась разработка
1 Крупнейшие немецкие военные
заводы были расположены в
Линце, Граце и окрестностях
Вены (авиационный завод,
выпускавший самолеты
«мессершмит»). Строительство
заводов способствовало притоку
населения в города и особенно в
бывшую столицу Австрии, но не
сопровождалось
пропорциональным ему
жилищным строительством.
Среди концентрационных лагерей
особенно выделялся построенный
близ Эннса на левом берегу
Дуная Маутхаузен, служивший
во время мировой войны лагерем
уничтожения.
2 Бурный рост больших городов
Японии во второй половине 30-х
годов происходил не столько
вследствие естественного
прироста населения в стране,
сколько по причине
продолжавшейся концентрации
промышленности и военного
производства. Отдаленность
Японии от метрополий тех
держав, которые конкурировали
с ней на Дальнем Востоке и
в западной части Тихого океана,
островное положение страны и
наличие сильного
военно-морского и воздушного флота
способствовали возникновению
ошибочного представления о
неуязвимости Японских островов.
Этим в конечном счете и
объяснялась недооценка в Японии
доктрины децентрализации
военно-промышленного
производства.


Воинствующая реакция
в градостроительстве фашистских стран
173
Карта
фашистской Германии
с аннексированными
территориями,
дорогами вторжений
(залиты черным) и
лагерями смерти
1 — Бухенвальд;
2 — Равенсбрюк;
3 — Освенцим;
4 — Майданек;
5 — Маутхаузен;
крестами обозначены
«филиалы»
Бухенвалъда
линия Зигфрида
военно-промышленные районы
архитектурных стилей. Стилистическая проблема стала главной в
архитектуре Италии и Германии. С нее началась губительная деятельность
фашизма в области зодчества; отсюда и следует излагать историю
градостроительства в авторитарных странах накануне второй мировой войны.
Проникновение фашизма в сферу архитектуры и градостроительства
началось в Италии раньше, чем в Германии, однако не настолько, насколько
расходятся даты установления фашистского режима в той и другой
стране 1. Вплоть до конца 20-х годов в итальянской архитектуре преобладали
два творческих течения: так называемая неоклассика и функционализм,
который сами итальянцы называли рационализмом. Первое из этих
течений, не отличавшееся стилистической принципиальностью, опиралось по
преимуществу на представителей старой академической архитектурной
школы, второе же почти целиком было связано с архитектурной
молодежью, которая в свое время прошла через футуризм, а теперь с
энтузиазмом и всецело отдалась стилистическим концепциям общеевропейского
функционали зм а.
Однако нет необходимости говорить о развитии в Италии
функционального стиля, поскольку произведения ранних представителей этого
направления уже получили освещение в предыдущей главе. Отметим лишь, что
постройками Трукки, Пьетро Луиджи Нерви и их единомышленников
итальянское зодчество завоевало себе достойное место среди европейских
архитектурных школ. Но между тем именно это наиболее прогрессивное
течение и подверглось нападкам со стороны официозных кругов. К 1926 г.
закончилась фашизация государственного аппарата Италии. С изданием
в том же году «чрезвычайных законов против антифашистов» и так
называемых «Латеранских договоров» 2 началось идеологическое наступление
фашизма на широком фронте литературы, науки и искусства. Если в
период подготовки к захвату власти фашисты во главе с Муссолини
сочувственно относились к бунтарскому духу футуристов, если в середине 20-х
годов они проявляли терпимость к рационализму, имевшему
международный успех, то теперь, в обстановке нараставшей внешнеполитической
экспансии фашизма и полицейского террора внутри страны, государственная
власть явно охладела и к тем, и к другим. Воинствующий фашизм не мог
мириться с каким бы то ни было политическим вольнодумством; ему были
нужны абсолютно покорные народные массы, организованные по
военному образцу и фанатически преданные фашистским доктринам. Лозунгом
Городское
строительство
и попытки создания
авторитарной
архитектуры
в фашистской
Италии
1 Установление фашистской
диктатуры в Италии произошло
в обстановке нараставшего
революционного движения, в
подавлении которого была
заинтересована наиболее
реакционная часть крупной
буржуазии. С ведома короля
Виктора Эммануила III 28—30
октября 1922 г. фашистами был
инсценирован «поход на Рим»,
после чего король подписал
рескрипт о назначении Муссолини
премьер-министром. В Германии
через 10 лет после неудавшегося
мюнхенского «пивного путча»
(1933 г.) Гитлер избрал иную,
внешне не насильственную форму
прихода к власти, использовав
для этой цели посредничество
политического авантюриста фон
Папена в переговорах с
правительственными и
банковскими кругами. В результате
этих переговоров 30 января
1933 г. президент Гинденбург
назначил Гитлера рейхсканцлером
Германии.
2 «Латеранскими договорами»,
заключенными между Муссолини
и папой Пием XI в феврале
1929 г., был восстановлен союз
церкви и государства. За
Ватиканом была признана
политическая независимость,
после чего папы перестали
считать себя узниками
Ватиканского дворца.


Реакция и консерватизм в градостроительстве
накануне второй мировой войны
174
«верить, повиноваться, бороться» устанавливались основные заповеди
трудового и гражданственного поведения народа1. Оценивая выставку
«Фашистская революция», один из идеологов нарождавшегося автократического
искусства Италии, некий Папини, прямо заявил: «Необходимо заменить
представление о свободе представлением о дисциплине»2. И вот, оперируя
всеми средствами воздействия на умы и чувства людей, фашизм стал
вдалбливать в сознание народа демагогические представления о якобы
справедливой, надклассовой природе «корпоративного государства», призывать
к самоотверженному (а по сути дела к рабскому) труду, укреплять семью
в ее наиболее деспотических патриархальных формах, воспитывать в
молодежи психологию самоотречения и жертвенности, столь необходимую
для режима насилия и войн.
Сабаудия —
городок, построенный
среди осушенных
понтийских болот в
связи с
землеустройством
легионеров Муссолини
(1932 г.). Авторы
проекта —
архитекторы
Канчелотти, Монтуори
и Скальпелли
1 — главная площадь
с ратушей;
2 — церковь;
3 — спортивный
комплекс;
4 — кладбище
Вверху — главная площадь
Немалую роль возложило фашистское руководство и на религию,
мистическую сущность которой так высоко ценил Муссолини. Однако для столь
всеобъемлющей и ничем не прикрытой пропаганды фашизма не были
подготовлены не только архитекторы функционального направления, но даже
и «классики»; наиболее свободолюбивые и честные из них оппозиционно
относились к существующему режиму и предпочли совсем устраниться от
демагогической в своем существе показной архитектурно-строительной
деятельности. Свой главный удар фашистское руководство нанесло
функционализму. В глазах фанатиков функциональная архитектура была
слишком интернациональной (что противоречило шовинистическому духу
фашистской диктатуры), слишком аполитичной (поскольку функционалисты
отвергали понятную массам реалистическую скульптуру и живопись) и,
наконец, слишком демократичной (если принять во внимание
автократическую сущность режима Муссолини) 3.
Итальянский империализм, породивший фашистскую диктатуру,
стремился к превращению Италии из второразрядной страны в великую
колониальную державу, достойную преемницу императорского Рима. А для до-
1 Эти и им подобные лозунги
фигурировали в агитационных
плакатах, на знаменах
демонстрантов и на стенах
общественных зданий и выставок
в конце 20-х и в 30-х годах.
2 Emporium, 1932, № 4.
3 Нападки на функционализм,
сопровождавшиеся усиленной
пропагандой мистицизма в
художественных образах, вызвали
во многих странах движение
в защиту итальянских
рационалистов, как и самых основ
общеевропейского
функционального стиля. В этом смысле
особенно интересным было
открытое письмо к Муссолини
(L'architecture d'aujourd'hui,
1938, № 8).


Воинствующая реакция
в градостроительстве фашистских стран
175
стижения этой цели нужна была иная общественная идеология —
волевая, бессердечная, способная воспевать вооруженное насилие и вместе с
тем раболепно служить культу личности самого диктатора. Естественно,
что при этих экстремистских политических требованиях, прямо
адресованных архитектуре, живописи и скульптуре, неизбежным было радикальное
изменение стиля. Беспочвенные поиски футуристов уже потерпели
фиаско; функционализм в свою очередь оказался несостоятельным в идейно-
политическом отношении, и, следовательно, зажатым в тиски итальянским
зодчим оставалось только одно — обратиться к прошлому, к
классическому наследию. Итальянцы всегда гордились своей прямой родословной
связью с «populus romanus» и созданной им великой латинской
культурой. Поэтому в выборе источников для освоения художественного наследия
Форум
Италико в Риме
(в прошлом — форум
Муссолини). Построен
на рубеже 20-х и
30-х годов на севере
столицы.
В архитектурных
формах и статуях
этого времени
воплотилось тщеславие
фашистского режима,
пытавшегося
соперничать с
императорским Римом
было отдано предпочтение античному Риму. Это «латинизм»,
пропущенный через призму узконациональных, шовинистических воззрений, и
явился генеральным направлением в поисках авторитарного стиля фашистской
Италии *.
Изучая происхождение и этапы развития итальянской фашистской
архитектуры, нельзя обойти молчанием той роли, какую сыграл в ее судьбах
сам Муссолини, державший в своих руках все рычаги управления
страной. Вскоре после начала идеологического наступления фашизма
Муссолини2 поручил крупнейшему архитектору неоклассического направления
Марчелло Пьячентини создать колонну из элементов фашистской эмбле-
1 Следует отметить, что наряду с
главным официозным
стилистическим течением, опиравшимся
на древнеримскую архитектуру,
в 30-х годах среди архитекторов
были сторонники ренессанса,
романского стиля и даже готики,
тогда как в колониальных
владениях Италии неоднократно
делались попытки возрождения
арабской архитектуры. В
церковном зодчестве (поскольку
античный Рим олицетворял
ненавистное папам язычество)
«латинизм» ограничивали только
послеримским христианским
периодом. В выборе стиля папы
допускали известную свободу,
настоятельно требуя только того,
чтобы архитектура храма
способствовала созданию
молитвенного настроения. Это
обязывало архитекторов
стремиться к достижению
мистических образов, от чего не смогли
уклониться даже такие
ортодоксальные рационалисты,
как Гаэтано Мануччи. Однако
древнегреческая архитектура,
обладающая высшим
художественным совершенством,
находилась вне сферы внимания
итальянских зодчих, что вполне
понятно, поскольку ее
демократическое содержание
противоречило идеологии фашистской
диктатуры.
2 Характеристика влияний
«всесильного дуче» на
итальянское градостроительство дана
в редакционной статье журнала
Quadrante (Quadrante, 1934,
novembre).


Реакция и консерватизм в градостроительстве
накануне второй мировой войны
176
мы: связки прутьев, между которыми заложены топорики1. Дуче, как
справедливо отмечает это Л. И. Ремпель,2 наивно полагал, что стили
определяются формами колонн. А между тем даже понятие ордера включает
в себя не только несущие, но и несомые части здания (т. е. и колонну, и
антаблемент в их неразрывной органической связи); что же касается
понятия стиля, то оно по сравнению с ордером еще более обширное и
сложное. Как показывает история архитектуры, в некоторых стилях
(например, в барокко) применялись классические ордера без какой бы то ни
было переработки их, тогда как многие другие стили вовсе не имели ордерной
системы. Однако эти элементарные профессиональные истины не были
известны «сверхмудрому» диктатору, вследствие чего поиски нового стиля
были направлены им по ложному пути, подменявшему тектоническую
логику поверхностной декорацией. «Муссолиниевская колонна» получила
наиболее яркое воплощение в Больцано, где фашистское правительство
решило почтить память итальянских воинов большим монументом. Автор
монумента Марчелло Пьячентини трактовал его в виде отдельно стоящих
ворот с колоннами и массивными пилонами по сторонам. Справедливость
заставляет отметить некоторые художественные достоинства этого
монумента, который воскрешает в памяти древнеримские триумфальные арки,
не копируя, однако, ни одной из них. Но беспрекословно выполнявший
волю диктатора Пьячентини заменил капитель ликторским топориком,
увеличил его до громадных размеров и направил острием навстречу зрителю.
Колизей и внешняя колоннада
храма Венеры и Ромы.
Вид с проспекта Империи
Варварский акт Муссолини —
пробивка проспекта Империи
через археологическую зону
античного Рима
1 — памятник Виктору-
Эммануилу II; 2 — форум Траяна;
3 — форум Августа; 4 — форум
Цезаря; 5 — форум Нервы;
6 — форум Мира (или
Веспасиана);
7 — храм Венеры и Ромы;
8 — Колизей
1 Такие горизонтально и
крестообразно перевитые лентами
связки прутьев (так называемые
фасцы) являлись атрибутом
власти в Древнем Риме со времен
царей, их носили ликторы
(телохранители), сопровождавшие
высших должностных лиц,
включая и императора.
2 Ремпель Л. И. Архитектура
послевоенной Италии. М., 1935,
с. 44.


Воинствующая реакция
в градостроительстве фашистских стран
177
Рим.
Здание, входившее
в Универсальную
выставку 1942 г.
в качестве так
называемого Дворца
культуры. Расположено
у южной окраины
современного города
Топорик превратился в устрашающий топор палача, колонна же потеряла
пластичность в ее наиболее важной завершающей части.
Еще более мрачное впечатление производил главный вход на выставку
«Фашистская революция», украшенный четырьмя гигантскими топорами
на фоне монолитного пилона, напоминавшего тюремный замок. Эта
выставка, как и здание министерства корпораций, а также отмеченный
первой премией проект дворца Литторио (т. е. дворца фашизма) в Риме 1
резко расходились с жизнерадостными образами, присущими итальянскому
зодчеству наиболее прогрессивных эпох. В огромных символических
статуях, поставленных в Брешии и на стадионе Муссолини в Риме,
воплотились предвзятые представления диктатора о современном ему герое. Эти
мраморные изваяния (нередко даже обладавшие художественной
выразительностью) красноречиво подтверждали глубокую мысль Блеза Паскаля
о том, что «люди не могли дать силы праву и дали силе право».
Самоуверенный и деспотический во всех своих поступках Муссолини
руководствовался только политическими интересами созданной им фашистской
партии, а еще больше личными тщеславными побуждениями.
Огосударствление итальянской культуры, проводившееся по прямым
указаниям фашистского руководства, отразилось и на градостроительстве,
которое официально было признано теперь сферой деятельности самого
государства. Однако мировой экономический кризис и последовавшие за
ним войны в Абиссинии, Испании и Албании сильно сократили
градостроительную деятельность. В то время как городское население
континентальной Италии выросло с 1920 по 1939 г. на 2311 тыс. человек, на
территории метрополии было построено только три новых небольших города, в
которых удалось разместить лишь несколько десятков тысяч человек.
Следовательно, рост населения итальянских городов происходил за счет их
уплотнения, что ухудшало санитарно-гигиенические условия жизни. А при
таком положении широко развернувшееся в фашистской Италии планиро-
Схема
возможного пропуска
транспортных потоков
через центр Рима
посредством тоннеля
под Капитолийским и
Палатинским холмами
1 — площадь Венеции;
2 — Капитолий;
3 — Палатин;
4 — Аппиева дорога
1 В архитектурных формах здания
министерство корпораций
(построено по проекту Пьячентини и
Ваккаро) и неосуществленного
дворца Литторио (авторы проекта
дель Деббио, Фоскини и Морпурго)
наиболее ярко проявил себя
авторитарный стиль фашизма.
Так называемый «Двор павших»,
спроектированный в качестве
центрального пространства дворца
Литторио, ассоциируется с
внутренними дворами наземных
египетских храмов, зажатыми
между грандиозными каменными
пилонами. Глухие стены,
окружающие двор, авторы
предполагали покрыть
горизонтальными строчками рельефов,
изображающих «деяния» борцов
за установление фашистской
диктатуры. Ощущение
мистической подавленности вызывает
также зал заседаний в
министерстве корпораций.


Реакция и консерватизм в градостроительстве
накануне второй мировой войны
178
вочное проектирование превратилось в нереальное, пропагандистское
фантазерство. Пессимистическое, но правдивое мнение о судьбе
планировочных проектов высказал известный теоретик и практик итальянского
градостроительства Густаво Джованнони. «После того,— говорил он,— как
в результате конкурса высказывается жюри и выдаются премии, о
проектах, получивших эти премии, зачастую больше и не вспоминают...
Проекты предаются забвению»1.
Но в чем заключалась планировочная специфика итальянских городов
периода фашистской диктатуры и как отразился в городе насильственно
насаждавшийся сверху авторитарный стиль? Сравнивая два лучших новых
города, осуществленных в 30-х годах,— Литторию и Сабаудию, нельзя не
констатировать черт сходства и различия между ними. Действительно,
оба города были построены на средства государства для политически
привилегированных членов фашистских организаций — инвалидов войны,
которых наделили землей и превратили тем самым в фермеров. Аграрный
характер обоих городов, их одинаковые юридические права (так
называемых «колоний») и, наконец, примерно равноценная малоэтажная
застройка, как и тождественный набор общественных зданий и площадей, не
привели, однако, к сближению приемов их планировки и застройки. Если план
Литтории с его взаимно перпендикулярными и диагональными улицами, а
также системой концентрических восьмиугольников, окружающих центр,
предельно геометризирован, то план Сабаудии скомпонован в более
непринужденной манере. Литтория представляет собой почти отвлеченную
схему, отдаленно напоминающую «идеальные города» эпохи Возрождения,
тогда как Сабаудия скорее похожа на города-сады Англии 2.
Столь значительные различия в планировке городов, создававшихся почти
одновременно, свидетельствовали об отсутствии в фашистской Италии
вполне сложившихся, специфических и всеми разделяемых
градостроительных принципов. Ведь, по сути дела, ни одного достойного внимания
оригинального приема планировки и застройки Сабаудия и Литтория не
дали. Генеральный план Литтории удивляет своей провинциальностью и
отсталостью. И даже в гораздо лучше спланированной Сабаудии мы не
находим давно уже оправдавших себя в мировой планировочной практике
«курдонерных» и «тупиковых» приемов застройки. Наоборот, здесь
преобладала сплошная периметральная застройка с неблагоприятным
расположением жилых домов непосредственно вдоль улиц. Но зато в обоих
городах много сил и средств было вложено в строительство площадей и
спортивных комплексов. Собственно, достижение наилучших условий для
маршировки военизированных фашистских организаций и составляло главную
цель планировщиков. Любую площадь любого города тщательно
рассчитывали как вместилище построенных в каре войсковых частей и
фашистских отрядов; архитекторы изощрялись в разработке графиков движения
многолюдных шествий, и этой показной задаче подчинялись
действительно важные проблемы расселения и транспорта. Улицы получали
эффектные для парадов и праздничных маршей прямолинейные направления,
застройка их выравнивалась по шнуру, тогда как площади, не получая
современного технического оснащения (т. е. тоннелей, эстакад, островков
безопасности и т. д.), превращались в архаические напыщенные форумы.
Эти показные и пропагандистские тенденции особенно ярко проявили себя
в реконструкции Рима. Составленный в 1931—1932 гг. проект планировки
столицы Италии3 предусматривал расширение города главным образом
в северном направлении, где далеко за Аврелиановой стеной создавался
крупный спортивный комплекс со стадионом Муссолини. Постройка
университетского городка близ Кастра Претория (т. е. к востоку от
центрального вокзала), как и возникновение жилых кварталов к югу от Авентин-
ского холма и за Тибром, в свою очередь настолько расширяли столицу,
что императорский Рим, окруженный древними стенами, превращался
теперь в центральное ядро безмерно огромного современного города.
Конечно, это расширение не было реальным, и тем не менее уже то приращение
территории и населения, которое произошло к 30-м годам, требовало
радикального решения транспортной проблемы. При узких извилистых улицах
и отсутствии удобных «диаметров» для транзитного движения
автомобилей Риму был необходим метрополитен. Столь же настоятельно нужными
были и большие кольцевые магистрали, удобно соединяющие радиальные
1 Urbanistica, 1934, gennaio-febbraio,
с. 3—9.
О планировочной деятельности в
реконструируемых старых
городах, см. кн. Giovannoni
Gustavo. Vecchia citta ed edifizia
nuova. Torino, 1931.
2 Литтория и Сабаудия
расположены по соседству на
территории осушенных Пон-
тийских болот в 50 км к югу от
Рима. Литтория была основана в
1931 г. в качестве центра
земледельческой колонии. В
первый же год существования
этой колонии в окрестностях
города было построено 500 ферм,
где расселилось 6 тыс. колонистов,
а в следующем году — еще
850 ферм для 14 тыс. жителей.
Основанная в 1933 г. Сабаудия
развивалась примерно столь же
быстрыми темпами. Центрами
Сабаудии и Литтории являлись
площади для демонстраций и
парадов, расположенные перед
зданиями местных организаций
фашистской партии. Подробные
описания обоих городов
помещены в журналах:
L'architecture d'aujourd'hui, 1933,
aout; Casabella, 1934, ottobre.
3 Проект реконструкции Рима
был составлен большой группой
специалистов, представлявших
разнообразные архитектурные и
инженерно-технические отрасли
городского строительства. Во
главе планировки стояла
назначенная Муссолини Особая
комиссия, в которую входили
Пьячентини, Джованнони,
Кальца-Бини и др. Превосходная
публикация плана Рима 1934 г.
помещена в капитальном
издании: Frutaz Amato Pietro.
Le piante di Roma. Roma, vol. Ill,
1962. В февральском номере
The Architectural Review
за 1950 г. помещена большая
критическая статья Генри Гопа
Рида (Reed Непгу Hope. Rome: the
third sack.— The Architectural
Review, 1950, february).


Воинствующая реакция
в градостроительстве фашистских стран
179
улицы и разгружающие движение как в центре, так и на периферии
города. Однако в генеральном проекте планировки эти мероприятия явно
недооценивались, и, наоборот, внимание обращалось на строительство
показных ансамблей административного и общественного назначения и на
создание помпезных проспектов.
Еще в эпоху Пунических войн полководец Фламиний проложил через Мар-
сово поле прямую дорогу, которая под именем Корсо Умберто I и теперь
еще служит главной улицей Рима. На ней, почти у самого подножия
Капитолийского холма, завершенного с северной стороны эклектическим
«Монументе», в период фашистской диктатуры находились официальная
резиденция Муссолини и главная площадь для демонстраций и парадов 1. Но
поскольку Корсо являлся только радиальным проспектом, а не сквозным
Планы
Ватиканского Рима.
Вверху —
исторически
сложившаяся
планировочная
ситуация; в середине -
неосуществленное
предложение Карло
Фонтана (конец
XVII в.); внизу — виа
Консилиационе,
проложенная в
1930-х годах
¦*$$?
1 Речь идет о дворце и
одноименной с ним Венецианской
площади, которую расширили и
превратили в симметричную с
ориентацией на главную ось
«Монументо» (т. е. памятник
Виктору Эммануилу II).


Реакция и консерватизм в градостроительстве
накануне второй мировой войны
180
диаметром Рима, потоки движения, достигавшие Венецианской площади,
не имели удобных выходов в южном, юго-восточном и юго-западном
направлении. Поэтому установление связи главной площади с Остийской
дорогой через театр Марцелла, а также с Аппиевой и Лабиканской
дорогами через Колизей было очевидной необходимостью.
Расширение магистрали, соединяющей Венецианскую площадь с театром
Марцелла и новой левобережной набережной Тибра, ведущей на Остию,
не встречало серьезных препятствий. Однако прокладка второго проспекта
в направлении Колизея представляла собой целую проблему, поскольку
новая широкая магистраль угрожала существованию античных форумов и
многочисленных, связанных с ними базилик и храмов. Даже находясь
в руинированном состоянии, эти памятники являлись драгоценной
каменной летописью, которая красноречиво повествовала о высокой
художественной культуре античного Рима и о всех этапах его
архитектурно-планировочного развития. Если бы авторитарная власть в лице Муссолини
действительно уважала наследие «Вечного города», можно было бы найти
целый ряд вариантов решения этой задачи. Одним из них был обход
императорских форумов с севера широкой дуговой магистралью с тем, чтобы
устранить проникновение автомобилей в этот район и превратить его в
полноценный исторический и художественный заповедник. Современная
техника позволяла устроить еще более удобную трассу движения в виде
тоннеля 1, который можно было провести под Капитолийским и Палатинским
холмами без каких бы то ни было разрушений. Однако фашистскому
диктатору нужно было другое — ему импонировала прямая наземная дорога
триумфа, дающая возможность видеть непосредственно из окон
Венецианского дворца потоки демонстрантов и войск на фоне Колизея. Вот почему,
вопреки прорывавшимся сожалениям итальянского общественного мнения
и открытым протестам иностранной печати, судьба императорских
форумов была решена в отрицательном смысле. Виа дель Имперо пробили
напрямик через пять императорских форумов. При ширине проезжей части
30 м и наличии тротуаров и газонов по сторонам проспект Империи
поглотил почти полностью грандиозный форум Траяна, а также форумы
Цезаря, Августа, Нервы и Веспасиана, от которых сохранились только
разобщенные небольшие фрагменты. Погиб единственный в мире ансамбль,
археологическое изучение которого могло бы принести в дальнейшем еще
много открытий. И вместе с тем насильственно проложенный проспект
превратился в вещественное доказательство фашистского вандализма,
которое пригвоздило его навеки к позорному столбу. Не менее ощутимый
ущерб в художественном отношении принесла столице Италии
реконструкция набережных. Извилистое русло реки Тибр обладало целым рядом
красивых мягких естественных закруглений, которые контрастно сочетались
с крутыми поворотами, изломами и прямыми плесами реки. Начиная с
эпохи Республики, отдельные участки берегов стали укреплять подпорными
стенами, удачно сочетая их с разнообразно исполненными каменными
мостами. Так, еще в I в. до н. э. образовался оригинальный ансамбль
острова Эскулапа, напоминающий громадную каменную ладью,
связанную с берегами двухпролетными мостами Фабриция и Цестия. Выше этого
острова за крутым поворотом реки император Адриан построил
грандиозную усыпальницу династии Антонинов, более известную под именем
мавзолея Адриана, а в настоящее время — замка св. Ангела. Ось симметрии
мавзолея была закреплена многоарочным чуть взгорбленным мостом,
опирающимся на прямолинейные каменные стены, наклонно опускавшиеся
в воду. Еще выше, в том месте, где одна из лучевых магистралей Рима —
страда ди Рипетта — касается левого берега Тибра, талантливые
представители искусства барокко построили широкую пристань для
увеселительных прогулок по Тибру. Снабженная изогнутыми мраморными
лестницами, пристань Рипетты служила превосходной видовой точкой,
откуда раскрывалась панорама правобережного Рима с мавзолеем Адриана
и белеющим на горизонте куполом собора св. Петра.
Таким образом, в результате постепенной и последовательной
деятельности многих поколений градостроителей вдоль берегов Тибра сложилась
система ансамблей, оптически связанных между собой и как бы
«передававших эстафету» один другому, следуя вдоль непринужденно текущей
ленты реки.
Рим.
Главный фасад собора
св. Петра и колокольня,
спроектированная
Карло Фонтана
Перспектива
виа Консилиационе в
сторону собора св.
Петра
1 Следует отметить, что гористый
рельеф Италии способствовал
очень раннему возникновению
таких инженерно-транспортных
сооружений, как виадуки,
эстакады и тоннели. Последние
настолько вошли в строительный
обиход, что строительство в
1902 г. Квиринальского тоннеля
для трамвайного и автомобильного
движения никого не удивило.
Предложенный нами тоннель
имел бы около 1 км в длину.
С прокладкой тоннеля Рим
получил бы удобный почти
прямолинейный диаметр, которого
он не имеет до сих пор.


Воинствующая реакция
в градостроительстве фашистских стран
181
48 м


Реакция и консерватизм в градостроительстве
накануне второй мировой войны
182
Казалось, что при устройстве новых набережных, которым придавалось
значение автомобильных магистралей, нужно было не только сохранить
старые звенья большого прибрежного ансамбля Рима, но и столь же
бережно отнестись к промежуткам между этими звеньями, по возможности
придерживаясь естественного фарватера реки. Однако этого последнего
обстоятельства и не учли строители набережных. Вооружившись
циркулем и лекалами, они с поразительным педантизмом скруглили все
повороты реки, в результате чего из ее очертаний выпали переломы и
прямолинейные вставки. Лишенное контрастов и вьющееся теперь подобно
гибкому шлангу русло Тибра навсегда утратило свою естественность и
привлекательность.
Последним значительным планировочным мероприятием в Риме была
реконструкция Борго, начатая накануне второй мировой войны (1939 г.).
Собственно, мысль о соединении замка св. Ангела с площадью св. Петра
длинным клинообразным подходом, постепенно уширяющимся в сторону собора,
принадлежала еще Карло Фонтана. Критикуя в своем трактате 1 площадь,
построенную Лоренцо Бернини, Фонтана указывал на ее незаконченность.
По справедливому мнению этого выдающегося теоретика и практика
архитектуры XVII в., глубина существующей площади не обеспечивала полной
обозримости трех соборных куполов, поскольку позднейшая
пристройка к собору, сделанная Карло Мадерна, скрывала за собой барабан
центрального купола и почти полностью поглощала малые купола. Устройство
широкого подхода к собору со стороны центральных кварталов Рима было
целесообразным и для многолюдных церковных шествий.
Проект Фонтана предусматривал создание новой трапециевидной
площади, непосредственно примыкающей к овальной в том месте, где находилась
неудачная по форме и плохо застроенная площадь Рустикуччи. Широкую
открытую сторону новой площади Фонтана обратил к собору, тогда как на
узком основании трапеции предполагал построить невысокую колокольню.
Таким образом, планировочный замысел Карло Фонтана (если
рассматривать углубленную площадь от колокольни) заключался в полном
раскрытии фасада собора не только в вертикальном, но и в горизонтальном
направлениях. Однако оригинально задуманный им проект имел один
серьезный недостаток — он заключался в том, что в интервале между замком и
собором возникал оптически непроницаемый барьер с весьма
сомнительной архитектурной вертикалью. Нет ничего опаснее наложения в
перспективе одной формы на другую. В таких случаях впереди стоящая малая
форма закрывает дальнее здание, а если их силуэтные абрисы не
контрастируют один с другим, то неизбежно возникает художественный
конфликт. Тщательно проведенный нами перспективный анализ полностью
подтвердил отрицательную оценку этого предложения Карло Фонтана2.
И следовательно, осуществлять проект Фонтана в его полном объеме не
имело смысла. Но вместе с тем некоторые стороны данного проекта (и
в первую очередь устройство клинообразной аванплощади, берущей свое
начало у самого замка) заслуживали внимания.
Однако при реконструкции кварталов Борго строители заменили фонта-
новскую длинную площадь широкой улицей с едва расходящимися
сторонами. И даже больше того — у подхода этой улицы к площади Рустикуччи
они поставили по сторонам два примитивных ризалита с непомерно
огромными четырехугольными окнами. В результате собор оказался зажатым
с флангов. Если к этому прибавить грубость архитектурных форм боковых
корпусов и крайне неудачное размещение фонарных столбов в виде
каменных обелисков, то станет понятным, какой большой ущерб нанесла
реконструкция Борго этому замечательному ансамблю. Такими были
результаты крупнейших работ по реконструкции столицы фашистской Италии.
Рассмотренные объекты с достаточной убедительностью показывают, что
авторитарный стиль, который насаждал Муссолини, был уродливым
явлением, наносившим удар за ударом памятникам архитектуры и ансамблям
всемирной значимости.
1 Fontana Carolus. Templum
Vaticanum et ipsius origo. Romae,
1694. Карло Фонтана работал над
своим проектом в 80-х и начале
90-х годов XVII в. Но проект не
получил одобрения и так и
остался нереализованным.
2 Анализ видимости собора был
сделан авторами данной книги на
основании точного
инструментального плана Рима (1870 г.) и
гравированных ортогональных
чертежей, помещенных в
трактате Фонтана. На
построенном продольном разрезе по оси
ныне существующей улицы
Консилиационе были установлены
видовые точки, измеряемые
углами в 5, 18, 27 и 45° по
отношению к колокольне.
Помимо этого, анализ проверялся
в натуре при изучении
результатов реконструкции
Рима.


Воинствующая реакция
в градостроительстве фашистских стран
183
По сравнению с Италией автократический стиль Третьей империи
определился быстрее, проявил себя ярче и вместе с тем получил неизмеримо
более широкое распространение. Это объясняется тем обстоятельством, что
почва для возникновения идеологии военной диктатуры фашистского типа
подготавливалась в Германии очень давно. Сама победа
капиталистического способа производства, приведшая почти на полвека к кормилу
правления в Пруссии и Германской империи «железного канцлера»1, положила
начало физической и духовной милитаризации страны, способствовала
укреплению расистских представлений об исключительности германской
нации. Не остался в стороне от этой идеологии даже такой крупный
представитель музыкальной культуры, как Рихард Вагнер, а многие немецкие
архитекторы, живописцы и скульпторы конца XIX и начала XX в. открыто
восхваляли военное могущество «Фатерланда», вызывая из тьмы веков
образы легендарных героев, военачальников древних германских племен и
средневековых завоевателей, начиная с Арминия Германа и кончая
Фридрихом Барбароссой. Собственно, деятельность баварского короля
Людвига II * была направлена на создание великогерманского «нордического
стиля», исходные образы которого черпались из арсенала архитектурных
форм немецких, романских и готических замков.
В сложной борьбе архитектурных течений накануне первой мировой
империалистической войны в Мюнхене возникло еще одно стилистическое
направление, истоками которого был официозный немецкий классицизм
первой половины XIX в. Быть может, наиболее ярким произведением этого
переосмысленного стиля было лапидарное и сумрачное здание
Германского посольства в Петербурге, построенное Петером Беренсом в 1910—
1911 гг. Победа функционализма, одержанная под эгидой Вальтера Гро-
пиуса и Мис ван дер Роэ, не привела, однако, к ликвидации
вышеназванных стилистических течений. Опираясь на шовинистически настроенные
социальные силы Германии, представители этих течений (как и
неоклассики в Италии) продолжали упорно отстаивать свои позиции, прямым
доказательством чему служила постройка Имперской канцелярии еще до
захвата фашистами власти.
Роковой в истории немецкого народа 1933 г. принес с собой кардинальную
ломку всей материальной и духовной культуры Германии. Не могла
избежать ее и архитектура в целом. В представлениях гитлеровской клики,
захватившей государственную власть не только ради обладания ею в
Германии, но и в целях реванша и достижения мирового господства,
аполитичность архитектуры и искусства граничила с государственным
преступлением. Если Муссолини перешел в идеологическое наступление лишь
через пять—семь лет после пресловутого «марша на Рим», если в
фашистской Италии официозные круги ограничились критикой функционализма и
даже допустили представителей этого стиля к конкурсу на дворец Литто-
рио, то Гитлер проявил абсолютную нетерпимость к общеевропейскому
стилю уже в первые месяцы своей диктатуры. Функционализм был объявлен не
национальным немецким, а иностранным и даже «большевистским»
архитектурным стилем, в силу чего его запретили в первую очередь в
архитектуре административных и общественных зданий. В это тревожное и темное
время прогрессивно настроенные немецкие архитекторы были вынуждены
покинуть свою злополучную родину, разделяя судьбу Альберта
Эйнштейна, Стефана Цвейга и Генриха Манна. Тем самым была расчищена
широкая дорога для архитектуры нацистского режима.
Захватив государственную власть, Гитлер колебался в выборе
стилистического направления лишь очень короткое время. Неудачи, постигшие Map-
челло Пьячентини, наглядно показали ему исключительную сложность
поисков нового ордера и тем более создания своеобразной стилистической
системы. Поэтому Гитлер избрал наиболее легкий путь, заменив искания
нового стиля выбором из уже подготовленных «стилей». Поскольку стиль
замков, восходящий к эпохе легендарных Нибелунгов, и существовавший
рядом с ним прусско-баварский «классицизм» имели общую с Гитлером
родину и в то же время наиболее ясно выражали националистические
устремления германского фашизма, постольку фюрер признал и взял под
свое покровительство и то, и другое стилистическое направление.
Нордический стиль2 стал стилем символических сооружений, надгробий
и мавзолеев, которые возводили среди пустынных равнин и угрюмых скал.
Архитектура
и градостроительство
при нацистском
режиме в Германии
1 Таким эпитетом сопровождалось
имя Отто Бисмарка фон
Шенгаузена, вступившего на
политическую арену Пруссии в
1847 г. и фактически правившего
страной с 1862 по 1890 г.
* Людвиг II (1845—1886 гг.) был
одним из идеологов объединения
германских земель под прусской
короной. Будучи поклонником
Бисмарка, он вовлек Баварию во
франко-прусскую войну
1870—1871 гг. и содействовал
провозглашению Вильгельма I
императором Германии.
2 Нордизм — ультрареакционная
теория о «высшей расе», к
которой будто бы принадлежат
северные народы,— зародился
еще в конце XIX в. и получил
распространение не только
в Германии, но и в США.
Типичным сооружением
нордического стиля периода
гитлеризма является мемориал
на холме Аннаберг в Шлезвиге.


Реакция и консерватизм в градостроительстве
накануне второй мировой войны
184
Обращались к нему в тех случаях, когда нужно было выразить мнимое
величие, древность и превосходство нордического германского духа 1.
Более всего проявлялся этот стиль в интерьерах нацистских залов собраний.
Сочетание грубой каменной кладки с низко нависающими балками
дубовых потолков составляло квинтэссенцию нордического стиля. Высокие
камины, в которых горели целые бревна, кованые светильники, красные
фашистские флаги на побеленных стенах и, наконец, непомерно большой
одноглавый орел-стервятник, держащий в когтях эмблему фашизма —
свастику, дополняли убранство этих устрашающих помещений.
Однако при всем своем значении нордический стиль не был официозным
стилем Третьей империи. Это был партийный стиль национал-социализма,
тогда как государственным стилем фашистской Германии стал стиль Бе-
ренса, Шпеера и Трооста, представлявший собой предельно упрощенную
стоечно-балочную систему классической архитектуры, которую лишили,
однако, всей ее художественной обаятельности и застегнули по самое
горло в плотно облегающий солдатский мундир. Характерными признаками
официозного стиля нацизма стали четырехугольные каннелированные
столбы, заменившие собой пластически выразительную круглую колонну,
колоссальный ордер на всю высоту здания, а также лапидарность объемов и
обязательность симметрии. К перечисленному необходимо добавить, что
авторитарный стиль фашистской Германии отнюдь не чуждался синтеза
архитектуры и изобразительных искусств, которые в символических
образах обнаженных звероподобных атлетов откровенно воспевали насилие.
Первенцами архитектуры фашистской Германии сам Гитлер считал
Имперскую канцелярию и Олимпийский стадион2, построенный у западной
границы Большого Берлина над Гавелем. Однако если Имперская
канцелярия в полной мере принадлежала к произведениям «арийской
архитектуры», то стадион занимал промежуточное положение между
функциональным и нацистским стилем. Само строительство спортивного комплекса
было проведено в три срока: в 1912—1913 гг. для очередных Олимпийских
игр перестроили ипподром в первоначальное спортивное поле, окруженное
трибунами; в 1925—1928 гг. (т. е. в период господства функционального
стиля) весь комплекс был реконструирован и расширен3 и лишь
последняя очередь строительства, оставившая после себя административное
здание и огромные башни-столбы с эмблемами фашизма, была закончена в
период нацистской диктатуры в 1933—1936 гг.
Роберт Озель 4, на вкус и оценки которого можно вполне положиться,
относит этот колоссальный спортивный ансамбль к числу лучших в мире.
Действительно, генеральный план спортивного комплекса обладает целым
рядом положительных качеств. Продольная западно-восточная
планировочная ось, на которую нанизаны главный вход со стороны Берлина, самый
стадион и грандиозное Майское поле, удачно сочетается с косыми и
вьющимися аллеями, соединяющими главные спортивные сооружения с
площадками для гимнастических упражнений. Открытый зеленый театр,
ипподром, плавательный бассейн, помещения для отдыха и разнообразных
спортивных занятий хорошо расположены среди партеров и сосновых рощ,
переходящих в громадный Грюнвальденский лесной массив. При помощи
метрополитена, шоссе и железных дорог, окружающих спортивный
ансамбль, осуществляется быстрая переброска зрителей и участников
состязаний, в совокупности составляющих до 500 тыс. человек. Внушительное
впечатление производит самый стадион, вмещающий 100 тыс. зрителей, и
еще большее — Майское поле, где одновременно может принимать участие
в спортивных парадах 250 тыс. спортсменов. Четырехугольные гладкие
столбы, несущие на себе антаблемент овального стадиона, создают
равномерный ритм членений, воскрешающий в памяти лаконичные образы
больших инженерных и зрелищных сооружений античного мира.
Однако можно ли на основании этого объекта судить об архитектуре
Третьей империи? Как уже говорилось выше, Олимпийский спортивный
ансамбль явился результатом постепенного развития первоначальной идеи
на протяжении почти четверти века. Функциональная основа планировки
этого крупного комплекса характерна для немецкой архитектуры 20-х, а
не 30-х годов. С другой стороны, сооружения подобного рода столь
благодарны в художественном смысле, что нужно вовсе не иметь дарования,
чтобы, пользуясь проверенными веками стандартами трибун и спортивного
1 В этой 'связи фальсификаторы
истории, находившиеся на
службе у нацизма, беспредельно
раздували значение Тевтобуррской
битвы, которая якобы поставила
на колени перед древними
германцами всемирно значимый
императорский Рим.
2 Главный корпус Имперской
канцелярии был построен по
проекту архит. Е. Зидлера и инж.
Р. Киша еще до гитлеровского
переворота. Позднее работы по
расширению канцелярии вел
Альберт Шпеер, всеми силами
старавшийся уничтожить имена
своих предшественников. Во
время штурма Берлина
советскими войсками в 1945 г.
Имперская канцелярия,
служившая последним оплотом
кровавого фашистского режима,
была разрушена. На ее месте
находится теперь обширная
площадь Тельмана. Олимпийский
стадион полностью сохранился;
строителем последней (третьей)
очереди Олимпийского стадиона
был архит. Вернер Марх.
3 к этому периоду относится
также строительство Дома
немецкого спорта с крытым
бассейном.
4 Озель издает, начиная с
середины 50-х годов, картотеку
аннотированных чертежей,
воспроизводящих лучшие
произведения мирового
градостроительного искусства.
Берлинский стадион включен им
в раздел спортивных комплексов.
См. Auzelle Robert. Documents
d'urbanisme. Paris, s. d.


Воинствующая реакция
в градостроительстве фашистских стран
185
поля, не создать впечатляющей композиции. Стадионы получаются
красивыми под всеми географическими широтами и при использовании почти
любых архитектурных стилей. И следовательно, берлинский Олимпийский
стадион нужно исключить из числа сооружений, характеризующих
официозный стиль фашистской Германии.
Проводившаяся Гитлером фашизация страны вызвала почти повсеместное
строительство «домов фашизма», которые предназначались для аппарата
нацистской партии и местопребывания больших и малых сатрапов
фюрера. Зачинателем этого строительства был Мюнхен. Следуя прямым
указаниям Гитлера и непоколебимым законам официозного стиля, архит.
Пауль Людвиг Троост выбрал из большого числа площадей баварской
столицы именно ту, которая обладала симметрией, «классическими» формами и
свободным пространством для митингов. Такой площадью оказалась
прямоугольная Королевская площадь. Продольная ось этой площади проходит
через симметричные псевдоклассические пропилеи (построенные Кленце
в 1848—1862 гг.) и упирается в обелиск, стоящий в центре соседней
кругообразной площади Каролины. Поперечная ось ансамбля закреплена столь
же симметричными зданиями музеев, тогда как углы площади обрамляют
деревья. Собственно, зелень партеров и старых деревьев со свободными
кронами и придавала этой площади привлекательность, так как самые здания
несли на себе отпечаток посредственного вкуса, характерного для
отмиравшего немецкого классицизма середины XIX в. Но именно эти холодные и
мертвые формы производили впечатление на Гитлера.
Реконструкция Королевской площади заключалась в возведении четырех
симметричных зданий в ее торце, обращенном к площади Каролины. По
сторонам продольной оси ансамбля Троост построил квадратные
павильоны из прямоугольных столбов, внутри которых стоят торшеры для
коптящего пламени. Этим павильонам, образовавшим как бы вторые пропилеи
площади, было присвоено претенциозное название «храмов Чести».
Кварталы, примыкающие к ним, Троост занял двумя четырехугольными
симметрическими домами, из которых южный был предназначен для
резиденции самого Гитлера.
План
Олимпийского стадиона
в Берлине (по Озелю).
Спортивный комплекс
был построен в
1912—1936 гг. и
рассчитан на 500—
700 тыс. человек
1 — подход со стороны
центра Берлина;
2 — главные ворота;
3 — стадион;
4 — Майское поле с
трибунами на 70 тыс.
зрителей;
5 — открытый театр;
6 — площадки для
физических
ynpaoiCHenuu;
7 — танцевальная
площадка; 8 — учебный
центр; 9 — теннисные
корты; 10 — площадка;
11 — ресторан;
12 — вокзал;
13 — ипподром;
14 — статуи,
прославляющие
физическую силу


Реакция и консерватизм в градостроительстве
накануне второй мировой войны
186
Если рассматривать Королевскую площадь издали, откуда детали уже не
ощущаются ясно (или, еще лучше, с высоты летящего над Мюнхеном
самолета), то прямоугольник площади, замощенный каменными плитами, и
самые объемы, встроенные Троостом в старый ансамбль, оказываются
способными производить эстетическое впечатление. Однако рассмотрение
зданий с близких дистанций приносит полное разочарование, ибо новые
здания обнаруживают не только примитивность композиционного замысла, но
и поразительную грубость деталей. Любое сооружение подлинной классики
не имеет математически точных горизонталей и вертикалей. Наоборот,
стремление архитекторов к достижению совершенства заставляло их
учитывать особенности зрительного восприятия, определяемого сферической
камерой глаза. Отсюда и проистекали такие тончайшие оптические по-
Мюнхен.
Храм Чести у входа
на Королевскую
площадь. Построен
Паулем Людвигом
Троостом
в середине 30-х годов
План
Королевской
площади в Мюнхене
1 — 1 — храмы Чести;
2 — 2 —
административные
здания
Мемориальные
сооружения в
Танненберге. Пример
насильственно
насаждавшегося в
фашистской Германии
так называемого
«нордического
стиля»


Воинствующая реакция
в градостроительстве фашистских стран
187
правки, как криволинейные курватуры антаблементов и стилобатов,
применение энтазиса и почти неощутимых наклонов колонн и стен. Большое
значение придавали античные зодчие не только пропорциям, но и
миниатюрным деталям. Так, треугольная бороздка под эхином Парфенона
имеет основание в 1 см, углубления же в лунках под колоннами афинских
Пропилеи измеряются долями сантиметра. А между тем именно эти
предельно малые вырезы в камне при косом освещении солнцем создают
свечение мрамора, а заполняясь тенями, становятся видимыми даже на
большом расстоянии. Но никаких художественных тонкостей подобного рода
нельзя обнаружить в произведениях Трооста, Шпеера и их
соотечественников. Напротив, лейб-архитекторы Гитлера были рыцарями ватерпаса и
отвеса. Создавая «Fuhrerbau», Троост «обобщил» классические обломы, как


Реакция и консерватизм в градостроительстве
накануне второй мировой войны
188
бы заключив капители, наличники и карнизные тяги в надетые на них
прямые футляры, и, само собой разумеется, такая операция над классикой
могла привести лишь к ее огрублению и омертвлению. Чем-то
удручающим веет от черствых и безжизненных форм мюнхенских зданий; кажется,
что зодчество забыло о своих великих художественных достижениях и
попятилось в глубь веков к дольменам, менгирам и каменному топору.
Раболепная нацистская печать превознесла ансамбль Королевской
площади как выдающийся памятник обновленной классики К Но сам Гитлер уже
мечтал о значительно более грандиозных постройках. По мере накопления
военно-промышленного потенциала внешняя политика Германии
становилась все более агрессивной, а стремление Гитлера к гипнотическому
подчинению воли нации и превращению ее в слепое орудие фашизма все росло
Солдатский
зал. Открытая
проповедь
милитаризма.
Мистицизм и
подавление
человеческой личности
составляли самую
сущность нацистской
архитектуры
1 Фотографии этой площади
многократно публиковались в
газетах и журналах того времени.
Первые страницы изданной под
редакцией Альберта Шпеера
монографии о новой немецкой
архитектуре были посвящены
ансамблю мюнхенской площади
(Neue Deutsche Baukunst. Prag,
Amsterdam, Berlin, Wien, 1943).


Лондон. Восточная часть
города. На переднем
плане — памятник
средневековья — Тауэр
Лондон. Здание
английского парламента
с башней Биг-Бэн
Лондон. Новая высотная
застройка Сити. На первом
плане Собор св. Павла
Лондон. Пикадили-Серкес.
Современное состояние.
Архитектурный облик
этой площади, созданной
в начале XIX в. по
проекту архит. Джона
Нэша, в настоящее время
полностью изменился


Воинствующая реакция
в градостроительстве фашистских стран
189
и росло. Фюрера уже не могли удовлетворить сравнительно скромные
размеры мюнхенской площади 1, где могло поместиться не более 5—10 тыс.
человек; ему мерещились стадионы и военные поля, вмещавшие миллионы
людей. В ритме маршей, размеренном шаге полков и штурмовых отрядов
Гитлеру слышалось биение пульса германской нации, «нации господ»,
призванной установить «новый порядок в Европе». Одержимый манией
борьбы за мировое господство, метался он по всей стране, от Баварии до
Восточной Пруссии, от Рейна и до острова Рюген2, повсюду основывая
плац-парады, военные школы и казармы. Так и возникла идея создания
имперского комплекса для парадов и съездов нацистской партии в
Нюрнберге. Оставшийся недостроенным сверхколоссальный нюрнбергский
ансамбль был расположен далеко за пределами города. В него вошли огром-
Lid. Einrichtung
|Nr- Anzahl
Symbol
I
= 5 Beschaftigte
Grundstucks-
groBen
beb. Flache
ungefahre BaumaBe
Flache aller Geschosse
(einschl Nebenraume)
(jeder der Einzelquadern bedeckt
eine Flache von 100 m2)
1. Einrichtungen hoherer Ordnung
50
lustizgeba-
ude *
Amtsgericht
Finanzamt
Ardeitsamt
Kreisspar-
kasse 1
Gemeinsch-
aftshaus
Altersheim
Friedhof
Krematorium
ttfltttt
37-38
ttttttttttti
58
mtttttti
tmtttMMt
МММ»
a) 60
b) 33
t
10
5-6
6-7
Bewirtschaftung an Unternehmer-
verqachtet
ttt
13
с
0
5000 nri
4000 гт)
2800 m2
1400 m2
4100 m2
1900 r
4800 m<
20000 m^
130000 m?
1000-3000m'
Schwankt naclv
GeschoBzahl'
4550 ml
600 m2
1680 m2
700 m2
1700 m2
720 nr/
1450 m2
800 m2
1950 m2
550 m2
1600 m2
2400 m2
1300 m2
3000 m2
85 ni2
(70-100 m2)
^
(70-100 m2)
85 m2'
je nach technischer Ausbildung
«Организация
высшего порядка» в
градостроительстве по
Готфриду Федеру.
Приведенный документ
свидетельствует о
бездушно
статистическом
подходе к
нормированию всех
видов человеческой
деятельности
1 Площадь имеет 150 м в длину и
120 м в ширину, что составляет
поверхность 1,8 га. Размер
площади определен для войсковых
частей, построенных в колонны.
2 Отметим, что на острове Рюген
в обстановке сурового пейзажа
Балтики предполагалось
построить грандиозный
спортивный комплекс. Проект остался
невыполненным в связи с
начавшейся войной.


Реакция и консерватизм в градостроительстве
накануне второй мировой войны
190
ное четырехугольное поле парадов, многоарочныи, несколько
напоминающий античные цирки стадион Германии, поле Цеппелинов с бесконечно
длинными трибунами и, наконец, столь же непомерно большой
подковообразный зал Конгрессов. В планировочном отношении этот комплекс уже
сильно отличался от берлинского Олимпийского стадиона, обнаруживая как
свойственную «арийскому» стилю навязчивую прямолинейность, так и
полное отсутствие соразмерности с человеком. В Древнем Риме в период
культа личности императоров также создавали грандиозные здания,
поражающие воображение зрителей до сих пор, но даже в самых больших своих
постройках римляне не переступали той опасной черты, за которой человек
перестает быть мерилом архитектурного пространства. Но представители
фашистской архитектуры уже не считались с самоощущением отдельной
личности, поскольку фашизм стирал с лица земли человеческую
индивидуальность, подменяя ее уродливым представлением об единодушии целой
нации.
К нюрнбергскому комплексу приложимы слова Блонделя о том, что
«гигантское. . . импонирует только вульгарному вкусу» К
За исключением нескольких более или менее крупных поселков (зидлун-
гов), построенных для военных заводов, вся большая по объему
планировочная продукция 1933—1939 гг. осталась нереализованной. И тем не
менее ее необходимо рассмотреть, так как в генеральных планах городов и
поселков ясно отразился авторитарный стиль Третьей империи.
Бесспорно, среди проектов планировки немецких городов первое место
принадлежало Берлину. Благоволя к Альберту Шпееру,
зарекомендовавшему себя строительством прямолинейной и холодной по формам
Имперской канцелярии, Гитлер произвел его в инспекторы всего строительства
Берлина 2, наделив при этом неограниченными административными
полномочиями. Поднятый таким образом на недосягаемую высоту, этот новый
«фюрер от градостроительства» и воплощал идеи гитлеризма в планировке
столицы, как и многих других городов Германии. Составленный под
руководством Шпеера генеральный план реконструкции центра Берлина не
решал насущно важных проблем массового расселения людей; вместо
этого в его основе лежали идеи репрезентативности и решение транспортных
вопросов. Душой этого плана было строительство парадных магистралей и
площадей, предназначенных для церемониальных маршей. Концентрируя
свое внимание преимущественно на окраинах (как более доступных для
осуществления больших ансамблей), Шпеер, по примеру барона Оссмана,
спроектировал сквозные магистрали (так называемые оси), на которые
были нанизаны новые, геометрически правильные прямоугольные и
круглые площади. Особое значение придавал он в проекте оси север — юг,
которая должна была пересечь р. Шпрее и соединить центр города с
аэропортом на Темпельгофском поле. На этой магистрали размещалась новая
Круглая площадь с фонтаном в середине и криволинейным зданием
иностранного туризма3. По соседству с Круглой площадью Шпеер предполагал
разместить громадный комплекс зданий для верховного командования
германской армии, в состав которого включался перекрытый коробовым
каменным сводом «Солдатский зал» с подземным помещением для
символической гробницы «великого германского солдата» 4. Еще дальше к северу,
уже на правом берегу р. Шпрее, предполагалось построить три обширных
корпуса для новых музеев.
Если к перечисленному присоединить комплексы зданий Военной
академии 5 и пехотных казарм, то станет понятным репрезентативный характер
главной магистрали Берлина. Из проектов крупных жилых ансамблей
Большого Берлина заслуживает упоминания поселок Берлин-Шарлоттен-
бург-Норд, растянутый вдоль промышленных предприятий и массива
зелени Юнгенфернхейде.
Старый кайзеровский Берлин всегда сочетал в себе напыщенность
архитектурных форм с мрачным однообразием перспектив, вытянутых по
шнуру, с домами, окрашенными в темные землистые цвета. Теперь же к этому
безрадостному облику старого города присоединялись еще более
неумолимые формы, от которых веяло леденящим бездушием.
Планы внеберлинских промышленных поселков и новых городов обладали
теми же отрицательными чертами. Применявшийся повсюду
геометрический порядок с его осями и непременной симметрией обезличивал населен-
1 Blondel J. F. Cours d'architecture.
Paris, 1771, V. 2. p. 377.
2 Официальным титулом Альберта
Шпеера был «General bauinspektor
fiir die Reichshauptstadt».
3 Здание построено по проекту
Гуго Реттхера и Теодора
Дирксмейера накануне второй
мировой войны; оно определило
кругообразные очертания
площади.
4 Этот комплекс зданий не
получил осуществления. Автором
его проекта был Вильгельм
Крейс; ему же принадлежали
также нереализованные проекты
музеев.
5 Проект Военной академии, над
главным входом в которую
находились орел со свастикой и
орден «Железного креста»,
составлялся Гансом Германом
Клайе. Все перечисленные
проекты были исполнены под
общим планировочным
руководством Альберта Шпеера.


Воинствующая реакция 191
в градостроительстве фашистских стран
ные пункты, превращая их в штампованные лагеря для заключенных, на
которых как будто надели не только духовные, но и физические цепи.
Перед этими угрюмыми городами бледнели даже военные поселения
Аракчеева. Но главный недостаток их заключался в забвении бытовых и
санитарно-гигиенических достижений недавнего прошлого.
Напомним, что еще на рубеже 20- и 30-х годов во многих странах Европы
(как и в самой Германии) ярко проявило себя стремление к раскрытию
квартала в целях улучшения аэрации; одновременно протекавшая с этим
борьба за повышение инсоляции жилых помещений привела к
меридиональному размещению жилых домов, т. е. к «строчной застройке». И то, и
другое вылилось в конечном счете в учение о независимости уличной сети
от застройки. И вот в то время, когда раскрытый квартал завоевал
всеобщее признание как наиболее прогрессивная форма городского расселения,
немецкие архитекторы, руководимые Гитлером и Шпеером, вернулись к
наиболее отсталым формам городской застройки. Приведенный выше
генеральный план города на 20 тыс. жителей, спроектированный Эггерш-
тедтом под руководством самого Шпеера, наглядно демонстрирует
преобладание улицы над кварталом.
Все без исключения улицы имеют сплошную периметральную застройку,
которая подобно непроницаемой каменной ограде окружает внутренние
пространства кварталов. Совершенно ясно, что даже при наличии
больших внутриквартальных территорий гигиенический уровень этих
кварталов оставлял желать лучшего.
В рабочих поселках с малоэтажной застройкой в виде отдельных домиков,
рассчитанных на одну семью, проблема освещения и вентиляции зданий
решалась лучше уже в силу их обособленного расположения. Однако эти
поселки были удручающе однообразными. Лионель Брет справедливо
называет их «белыми кубиками или сараями для запасных частей и инстру-
План
небольшого типового
города в фашистской
Германии. Вверху —
плац-парад; в центре —
сплошная
периметральная
застройка; на
окраинах —
стандартные домики
под высокими
черепичными
крышами. План города
отражает военно-
бюрократическую
организацию быта


Реакция и консерватизм в градостроительстве
накануне второй мировой войны
192
ментов, которые посыпали сверху красным перцем»1. Следует отметить, что
стандартная застройка щитовой и каркасной конструкции с неизменно
двускатными черепичными крышами не разнообразилась приемами
планировки поселков. Напротив, стандарты размеров и форм сочетались с
удивительно педантическим размещением зданий. Такими были поселки
военных заводов в Австрии, Баварии, Саксонии, Силезии и Рурской области.
Уже совершенно чудовищными как по назначению, так и по исполнению
в планировке и застройке были концентрационные лагеря. В Равенсбрюк-
ском женском лагере, в котором погибло 92 тыс. человек, царил
непогрешимый порядок. Все здания, начиная с тюремных камер и кончая жилыми
бараками и мастерскими, были построены по шнуру и ориентированы так,
как это делалось в строчной застройке для достижения наилучшей
инсоляции и аэрации зданий. Однако отмеченное сходство объяснялось лишь
перенесением сюда по инерции заученного градостроительного приема, ибо
никогда еще произвол и цинизм не достигали таких всеобъемлющих
размеров, какие бытовали здесь, в сознательно построенных лагерях смерти.
Узкие каменные коридоры, в которых происходили расстрелы, огромные
печи крематориев и, наконец, многочисленные склады для мародерски
добытых вещей — все это красноречиво говорит и теперь о трагической
судьбе заключенных.
Практическая планировочная деятельность не могла обойтись без
теоретических исследований и обобщений. Сам Гитлер верил в победу
тоталитарных государств, в силу чего и поощрял теоретическую разработку
градостроительных проблем в расчете на послевоенный период. Среди научных
и псевдонаучных работ, опубликованных в Германии во второй половине
30-х годов, выделялась обстоятельностью технико-экономических и
демографических изысканий книга Готфрида Федера под названием «Новый
город» 2. Собственно труд Федера являлся попыткой теоретически обосновать
«идеальный город» в условиях фашистского государства. На основании
исследования 72 небольших городов Германии автор пришел к тому
конечному выводу, что оптимальной формой расселения является город в 20 тыс.
жителей, поскольку он не вызывает затраты времени и средств на
перевозку людей от места проживания к месту работы, не требует
высокоразвитого и дорогостоящего городского хозяйства в целом и в то же время
сохраняет те неоспоримые преимущества малых населенных пунктов,
которые заключаются в их непосредственной связи с сельской природой3.
В этих основных установках Федер приближался к идее говардовских
городов-садов, однако в самом принципе географического размещения городов
он занимал прямо противоположные позиции. В то время как города-сады
Говарда располагались вокруг больших промышленных и культурных
центров и предназначались для «отсасывания» населения из
городов-гигантов, карликовые города Федера размещались независимо от крупных
центров по принципу равномерного распределения населенных пунктов по
всей территории страны. Градостроительная теория Федера отражала
интересы консервативного мелкобуржуазного немецкого бюргерства,
связанного с ручным ремесленным трудом и микроскопическими земельными
владениями; в своих идеологических установках она отличалась
провинциализмом и даже находилась в противоречии с «великогерманскими»
тенденциями репрезентативного строительства в больших городах. Но
поскольку подготовка к мировой войне заставляла Германию
рассредоточивать военное производство, постольку дезурбанистическая теория Федера
становилась и своевременной, и практически целесообразной. Федер
получил высокое звание «государственного советника» и занял кафедру в
Берлинской высшей технической школе.
Книга Федера давала ответы на следующие основные вопросы: 1) какие
учреждения необходимы городу с населением 20 тыс. человек для
всестороннего административного, коммунального и производственного
обслуживания жителей; 2) сколько потребуется таких учреждений; 3) как следует
располагать здания административного, торгового и культурно-бытового
назначения на территории города и 4) какие размеры земельных участков
необходимы для этого. С удивительной скрупулезностью рассчитал Гот-
фрид Федер число юрисконсультов, судей, полицейских, пожарных,
шоферов, мясников, слесарей, библиотечных и музейных работников,
железнодорожных служащих и т. п.; разумеется, не забыл он отвести подобающее
1 Brett Lionel. The Architecture of
Authority.— The Architectural
Revie^w, 1946, mai, с 132.
2 Feder Gottfried. Die neue Stadt.
Versuch der Begrundung einer
neuen Stadtplanungskunst aus der
sozialen Struktur der Bevolkerung
Zweite unveranderte Auflage.
Berlin, 1939.
3 Следует отметить, что самый
метод поисков Федером
«идеального города» был
механистическим, поскольку
автор пытался применить к вновь
возникающему городу
статистические данные о старых,
индивидуально развивавшихся
городах.


Воинствующая реакция
в градостроительстве фашистских стран
193
место аппарату национал-социалистической партии и, углубляясь в
подробности быта, рассчитал общественные уборные, кладбища и даже урны
для колумбариев. Во всем этом сказались сухой педантизм и выучка,
приобретенные в обстановке фашистского режима. Приведенные нами
фрагменты иллюстрированных статистических таблиц наглядно демонстрируют
тот «высший пилотаж», которым обладал «государственный советник»
в своих демографических расчетах.
К книге Федера была приложена созданная им схема «идеального города»
в виде восьмиугольной кристаллограммы с таким же восьмиугольным
центральным ядром. Конечно, к геометрической схеме города нельзя
предъявлять требований, естественных для детального проекта планировки. Но
схема Федера послужила основой для целого ряда конкретных проектов,
Равенсбрюк.
Коридор расстрелов
Равенсбрюк —
лагерь уничтожения,
построенный
гитлеровцами по
образцу
промышленных
поселков
1 — камеры
заключенных;
2 — комендатура;
3 — женский лагерь;
4 — мужской лагерь;
5 — молодежный
лагерь «Укермарк»;
6,7 — эсэсовские
предприятия-
мастерские; 8,9 —
рабочие бараки и
лагерь заключенных
Сименсовского
концерна;
10 — военные
предприятия;
11 — эсэсовские
трофейные склады;
12 — эсэсовские жилые
дома; 13 — газовые
камеры;
14 — крематорий
исполненных его учениками и последователями. Во всех этих проектах
виден холодный и точный расчет, но нет гуманистического отношения к
человеку, нет в них и искры искусства. Анализируя проекты федеровской
школы, приходится с сожалением вспоминать о тех романтических и
вместе с тем художественных увлечениях, которые отличали немецкую
градостроительную теорию Камилло Зитте К
В итоге рассмотрения истории архитектуры и градостроительства
тоталитарных государств возникает несколько разнородных вопросов. Прежде
всего, что же поучительного можно извлечь из того, что оставил в
архитектуре фашизм? Учиться возможно не только на положительных, но и на
отрицательных явлениях. В строительно-техническом отношении, и в
первую очередь в применении новых материалов, башенных кранов, в
скоростном поточном методе производства работ и, наконец, в строительстве
автострад, мостов, виадуков и некоторых производственных сооружений
Италия и Германия имели в период фашистской диктатуры несомненные
количественные и качественные достижения; однако в, том, что не относится
к средствам строительства, а составляет социальную и художественную
сущность архитектуры, фашизм оказался несостоятельным. И была ли
1 Своей книгой «Der Sradtebau
nach seinen ktinstlerischen
Grundsatzen» (Sitte G. Wien,
К. Зитте пробудил интерес к
изучению эстетики античного и
средневекового города. С его
именем связан целый ряд тонких
художественных наблюдений, как
и построение весьма
специфической системы взглядов на
сущность и преимущества
нерегулярной (или живописной)
планировки. Большой вклад внес
он в понимание архитектурной
композиции городских площадей.
Нападки Ле Корбюзье на теорию
Зитте сменились в настоящее
время признанием его учения
со стороны Фредерика Гибберда
и других представителей
английской и немецкой
планировочной науки.


Реакция и консерватизм в градостроительстве
накануне второй мировой войны
архитектура фашизма искусством, хотя отрицать ее эмоционального
воздействия на общество и нельзя? Может ли вообще возникнуть
полноценное произведение искусства на почве насилия и во имя насилия? Полагаем,
что нет.
Архитектурный стиль тоталитарных государств потерпел поражение
вместе со всей идеологией фашизма, неотъемлемой составляющей частью
которой он являлся. Если отнять у искусства облагораживающее и
возвышающее человека эстетическое содержание и заменить его безудержной
политической пропагандой, оно перестанет быть искусством, а именно это и
было в фашистской Италии и Германии. Никогда еще человечество не
переживало столь безусловного унижения личности и национального
достоинства целых народов, как в период гитлеризма.
В то мрачное время тяжело пострадали архитекторы как художники в
силу трагического разлада между художником и обществом (точнее, тем
уродливым подобием человеческого общества), которое искусственно создавал
фашизм. Даже в самые темные периоды рабства, в условиях древних
восточных деспотий художника не подавляли так, как подавлял его
государственный пресс нацизма. Древним архитекторам оставляли хотя и весьма
ограниченную, но все же свободу. Духовным утешением им служили
религиозные мифы о справедливом воздаянии в загробной жизни. Но «Mein
Kampf» не могла возместить растоптанной свободы и до последней степени
расшатанной веры. А при таком положении творчество архитектора как
художника становилось полностью подневольным. Художник терял самое
ценное — искренность, которую ничем не заменить. Поэтому такими
холодными и отчужденными были внешне импозантные ансамбли авторитарного
стиля, вот почему лежит на них печать проклятия.
Нет ничего легче, как подвергнуть уничтожающей критике павший режим
и его культуру. Однако мы произносим обвинительный приговор
градостроительной и художественной культуре тоталитарных государств только
потому, что такого приговора она заслужила. После окончания второй
мировой войны и падения главных фашистских государств — Германии и
Италии — прошло уже много лет. Руководящих политических деятелей
этих стран покарали как военных преступников справедливым судом
народов. Многое уже изгладилось из памяти. Но «история злопамятней
народа», и на своих скрижалях она обязана записать все то, что явилось одной
из самых безотрадных и позорных страниц исторического бытия
человечества двадцатого столетия.


195
2. Консервативные тенденции в планировке
и застройке городов
В 30-х годах почти повсеместно в Европе, Америке и в колониальных
странах прокатилась волна активного противодействия народившейся
функциональной архитектуре. Но если то, что происходило в Италии и
Германии, фактически являлось воинствующей реакцией фашистской идеологии,
то в прочих капиталистических странах процесс перерождения зодчества
протекал в неизмеримо более смягченных формах. Архитектура не
служила здесь столь явным орудием политического угнетения, и самое развитие
ее направлялось не только государственной властью, но и
профессиональными архитектурными кругами.
Наиболее сильное сопротивление функционализму оказали представители
старой академической школы, точнее, те из них, кто создал ярко
выделявшееся направление в архитектуре, в основе которого лежала идея
возрождения национальной художественной культуры и борьба «за очищение»
архитектурного языка. Это направление возникло еще в начале текущего
века. В России его возглавляли А. Щусев, И. Фомин и их ближайшие
соратники, на Западе же его возглавлял строитель грандиозной
Стокгольмской ратуши Остберг. Градостроительный вклад Остберга в архитектуру
столицы Швеции был настолько убедительным и крупным, что
Стокгольмскую ратушу признали шедевром всемирного значения, и к ней, как к
поднятому знамени, стали стекаться противники функциональной
архитектуры1. Особенно многочисленными среди них были англичане уже в силу
того обстоятельства, что английская архитектурная школа оказалась непо-
колебленной в период победного шествия функционального стиля.
Оценивая творческую платформу академического направления (будем
называть его так), нельзя не признать правомерности провозглашенного им
освоения национального классического наследия, как и стремления к
достижению синтеза архитектуры и изобразительных искусств. По
сравнению со зданием Королевского общества британских архитекторов, которое
в Англии считалось высшим достижением зодчества 30-х годов, любое
«функциональное» здание Лондона казалось неспособным войти в живой
контакт с человеком, раскрыть ему свое материальное и духовное
содержание. И вместе с тем на этом изысканном образце академического вкуса
лежала явная печать стилизаторства. В еще большей степени обнаружились
стилизаторские и ретпроспективные тенденции на градостроительной
почве. Дело в том, что сторонники освоения художественного наследия
незаметно для самих себя вместе с любованием ансамблями прошлых эпох
попадали в плен к устаревшим представлениям о городе. В то время как
укрупнение и раскрытие кварталов являлось очевидным благом в смысле
улучшения инсоляции и аэрации, сторонники академического направления
пытались возродить привычные плотно застроенные кварталы. В то время
как ориентация жилых домов по гелиотермической оси и превращение
дома в островной, обтекаемый воздухом объем резко повышали
санитарно-гигиенический уровень жилых помещений, сторонники академического
направления не считались со странами света и, следуя за направлениями
улиц, соединяли соседние здания в непрерывный каменный барьер.
Воспитанные на заманчивой романтике Камилло Зитте, они пропагандировали
уютные замкнутые площади, акцентировали внимание на создании
репрезентативных ансамблей и недооценивали той комплексной
социально-бытовой организации жилых массивов, которая вела к установлению микрорай-
1 Стокгольмская ратуша,
построенная в 1911—1923 гг.,
послужила прототипом для
многих европейских
общественных зданий, и в первую
очередь ратуш. Явно
подражательные черты получила,
например, ратуша в Норидже
(Норвиче), которую с большим
мастерством построили в 30-х
годах архитекторы М. Джемс и
С. Р. Пирс. О Стокгольмской
ратуше см. Roosval Johnny.
Stockholms Stadtshus. Stockholm,
1923.


Реакция и консерватизм в градостроительстве
накануне второй мировой войны
196
онной структуры в городах. Все это, вместе взятое, позволяет нам назвать
академическое течение 30-х годов консервативным течением, несмотря на
то что оно принесло с собой ряд несомненных художественных
достижений.
Консолидация творческих сил, направленных против функциональной
архитектуры, происходила постепенно. Однако после того, как новый стиль
потерпел поражение на градостроительной арене, продемонстрировав свою
несостоятельность в создании больших городских ансамблей, оппозиция
к нему заметно усилилась. Но когда с установлением фашистской
диктатуры в Германии функциональный стиль подвергся прямому запрету,
сторонникам новой архитектуры был нанесен еще один тяжелый удар.
Именно в этот период консервативные силы и перешли в генеральное
наступление. Эпицентром «крестового похода» против функционализма стала
Англия, а показательным объектом стал проект реконструкции Лондона,
разработанный Королевской академией.
В январе 1940 г., когда Англия уже находилась в состоянии войны с
фашистской Германией, Королевская академия искусств приступила к
составлению проекта реконструкции центральных районов Лондона. Однако
датой фактического начала работы следует считать 1937 г., так как в этом
году на основе транспортных принципов Герберта Алкера Триппа была
составлена схема реконструкции лондонской уличной сети, целиком
вошедшая в проект Королевской академии 1.
Специально созданный Планировочный комитет академии возглавили
маститые архитекторы, такие, как участник планировки Хемпстеда Эдвин
Латенс и Чарльз Брессей. В состав комитета вошли также: президент
Королевского института британских архитекторов Энселл, секретарь
Королевской комиссии изящных искусств Бредшоу, председатель Общества
охраны старинных зданий Эснер и многие другие. Уже самый состав
Планировочного комитета предопределил архитектурно-художественную
направленность будущего проекта. Участие в комитете единственного
представителя функционального течения в планировке городов — в лице Патрика
Аберкромби — не могло изменить характера проекта, поскольку Аберкром-
би занимался лишь некоторыми частными вопросами, касавшимися
распределения городской территории.
Отдавая должное усовершенствованию транспортных коммуникаций
Лондона, Королевская академия считала своей главной задачей создание
монументальной и гармонической архитектурно-планировочной композиции
города, отвечающей представлениям правящих кругов о великодержавной
столице 2. В пояснительной записке к проекту, напоминающей
торжественную декларацию, провозглашалось: «Архитектура — наиболее сильно
воздействующая на людей разновидность искусства; она сама по себе может
являться средством улучшения городской жизни» 3. Отсюда в проекте
сбрасывались со счетов или по меньшей мере отодвигались на последнее место
назревшие проблемы социально-бытовой и санитарно-гигиенической
организации большого города, ибо перенаселенный и неудобный для
человеческого общежития Лондон предлагалось лечить средствами эстетики.
Репрезентативный характер проекта Королевской академии не подлежит
сомнению. По сути дела, это была последняя попытка
высококвалифицированных архитекторов защитить традиционные старые взгляды на планировку
городов, желание скрыть многочисленные язвы крупного
капиталистического города посредством строительства импозантных ансамблей. Авторы
проекта задались целью не только художественно трансформировать
центральные кварталы Лондона, но и вообще создать проект образцового
столичного города, примеру которого могли бы последовать другие английские
и зарубежные города. Естественно, что такая постановка вопроса
заслуживает того, чтобы обратить на этот проект особое внимание.
Непременным условием реконструкции центрального района Лондона
была предварительная генеральная перестройка железнодорожного узла.
Сложившийся в XIX столетии внешний транспортный узел столицы
представлял собой сложнейшее переплетение железнодорожных путей, глубоко
внедрявшихся по эстакадам и насыпям на территорию городского центра.
И если посадка и высадка пассажиров в центральном районе создавала им
Репрезентативный
проект
реконструкции
Лондона,
разработанный
Королевской
академией
1 Имеются в виду «Highway
Development Survey
1937», т. е. основные принципы
транспортной организации
городов, изложенные в книге
Tripp Н. Alker. Town Planning
and Road Traffic. London, 1943.
2 Идеологическая платформа
Королевской академии
охарактеризована в статье:
Wilenski R. Н. Reforming the
Royal Academy.— The Architectural
Review. 1935, October.
3 London replanned. The Royal
Academy Planning committee's
interim report. London, 1942, p. 16.


Консервативные тенденции в планировке
и застройке городов
197
ряд преимуществ, то жители районов, главным образом расположенных
к югу от Темзы, сильно страдали от такого неблагоприятного «соседства».
Проект Королевской академии предусматривал вынос из центра города
всех наземных вокзалов и путей за пределы огибающей его кольцевой
магистрали. Внутри этого кольца железнодорожный транспорт допускался
лишь в виде подземных электрифицированных дорог1. Однако нет
необходимости доказывать, что полная реконструкция внешнего транспортного
узла с перестройкой десяти больших столичных вокзалов повлекла бы за
собой затрату огромных средств, изыскать которые было нелегко даже
в условиях мирного времени. Столь же нереальной была и реконструкция
уличной сети.
Сеть улиц Лондона, стихийно слагавшаяся на протяжении многих веков, не
образовала хоть сколько-нибудь ясной системы. Поэтому планировщики
Королевской -академии пытались прежде всего упростить и улучшить
общую схему проездов, обслуживающих транзитное и местное движение.
Согласно проекту, главной разгрузочной магистралью Лондона
становилась кольцевая дорога скоростного движения, опоясывающая центральный
район города К Внутри ее намечалась полная реконструкция уличной сети.
В связи с этим предполагалось расширить и спрямить многие старые
улицы города, превращая их в транзитные магистрали. И наоборот,
некоторые второстепенные улицы закрывались для сквозного движения.
Попутно с реконструкцией улиц было намечено строительство большого
количества новых транспортных развязок. Возле каждой значительной
общественной площади (например, Трафальгарской или Пикадилли-сер-
кес) устраивался транспортный двойник, освобождавший данную
площадь от нежелательной перегрузки. Отмеченное нами дублирование
площадей со строгим разграничением их функций было оригинальным и
прогрессивным предложением.
Особенно крупные работы намечались в южной половине центрального
района Лондона. Как известно, обширную территорию этого района,
омываемую с запада и севера Темзой, прорезают радиальные магистрали, а
именно: Блекфрайерс-род, Ватерлоо-род, Саутворк-бридж-род и ряд
других. Но, сходясь к середине района, они не образуют общего узла, в силу
чего переключение движения о одного радиуса на другой у перекрестка
Проект
реконструкции
Лондона,
разработанный
Королевской
академией на рубеже
30—40-х годов.
Участники
проектирования
архитекторы Эдвин
Латенс, Чарльз
Брессей, Герберт
Алкер Трипп, Патрик
Аберкромби и др.
А — южный
транспортный узел;
1—8 — новые
железнодорожные
вокзалы
1 В результате реконструкции
лондонского железнодорожного
узла тупиковые станции Сент
Пэнкрэс и Кинге Кросс должны
были слиться в один вокзал
северного направления.
Остальные станции перемещались
за пределы новой кольцевой
магистрали.
2 Новая кольцевая магистраль
протяженностью около 18 км
была трассирована с учетом
направления существующих на
севере города улиц, однако
в южном районе Лондона
нужно было пробиваться
через плотно застроенные
кварталы, что удорожало и
затрудняло реконструкцию,


Реакция и консерватизм в градостроительстве
накануне второй мировой войны
198
Элефант-энд-Кэстль становится неудобным. Желая ликвидировать этот
недостаток, проектировщики задумали разместить здесь огромную
циркульную площадь (диаметром 800 м) с заполненной зеленью серединой и
саморегулируемым карусельным движением по кольцу. В результате
возникла идея создания к югу от Темзы планировочного «лучеиспускающего
ядра»1, которое дополнялось обходной кольцевой магистралью на
расстоянии в 1,5 км от центра Круглой площади, а также новыми радиальными
проездами. Если не считать парижской площади Звезды, несколько
напоминающей эту, то в истории градостроительства такой развязки движения
еще не встречалось. Однако необходимость огромного сноса
существующих зданий при прокладке намеченных улиц делала данное предложение
абсолютно нереальным.
При отсутствии сметных расчетов и неопределенности сроков
реконструкции города проект Королевской академии превращался в беспочвенную
фантазию. Но вместе с тем именно разрыв с реальной действительностью и
позволил архитекторам высказаться до конца, представив город таким,
каким бы его хотелось видеть консервативно настроенным руководителям
академии и Королевского института британских архитекторов. Поскольку
Лондон приобретал более четкую пространственную организацию,
постольку взоры авторов проекта обратились к единственной художественно
выразительной улице Лондона — Риджент-стрит, которую проложил и застроил
на всем протяжении Джон Нэш еще в первой трети XIX в. Взяв за образец
эту улицу, королевские архитекторы тем самым определили
господствующий стиль города — поздний английский классицизм (так называемый
«георгианский стиль»).
Следует отметить, что реставрацию классицизма они проводили
последовательно и широко не только в архитектуре вновь возводившихся зданий, но
Проектная
реконструкция
Ковент-Гарденского
театрального
ансамбля. Перспектива
с южной стороны
1 О теории «лучеиспускающих
ядер» городов Эжена Энара
см, с. 25?.


Консервативные тенденции в планировке
и застройке городов
и в приемах планировки улиц и площадей. В сущности, краткий доклад,
сопровождавший проект Королевской академии, являлся ничем иным, как
запоздалым градостроительным трактатом, в котором воскрешались
приемы ушедшего в прошлое классицизма.
Так, например, рекомендовалось устраивать парадные входы в
общественные здания лишь по осям симметрии этих зданий. Улицы по-прежнему
предлагалось застраивать непрерывными шеренгами домов, и даже их
поперечное сечение определялось соотношением 1 : 1, установленным еще
Джорджо Вазари в конце XVI в. Чтобы составить более ясное
представление об архитектурно-художественной стороне проекта Королевской
академии, рассмотрим несколько предложений по реконструкции городских
ансамблей Лондона.
Перспектива
Шшадилли-серкес по
проекту Королевской
академии. Попытка
возрождения так
называемого
георгианского
классицизма
Пикадилли-серкес.
Слева —
состояние площади в
1930-х годах; справа —
проект Королевской
академии


Реакция и консерватизм в градостроительстве 200
накануне второй мировой войны
Ориентируясь на застройку Риджент-стрит, как на некий художественный
эталон, авторы проекта прежде всего занялись реконструкцией
пересечения этой улицы с Пикадилли. Именно от Пикадилли-серкес они и начали
разворачивать вереницу своих новых ансамблей. Осуществленный по
проекту Джона Нэша, этот перекресток первоначально представлял собой
очень небольшую круглую площадь, оформленную четырьмя домами с
одинаковыми циркульными вырезами на углах. В конце XIX в.
северо-восточный дом был разрушен в связи с пробивкой новой широкой магистрали —
Шефтсбери-авеню. Вскоре был перестроен и северо-западный дом, а
затем — и два остальных с одновременным расширением площади. Таким
образом, к нашему времени площадь полностью утратила круглое
очертание и превратилась в бесформенный транспортный узел с напряженным
движением. В проекте Королевской академии Пикадилли-серкес приобре- ЛонД°н-
в начале XX в.
y ' ' /оп\/ лап ' ' \ " " " Пикадилли-серкес
тала правильную прямоугольную форму (80 X 1Ь0 м) и вытягивалась на
восток перпендикулярно направлению Риджент-стрит. Благодаря
ликвидации двух улиц — Шефтсбери и Ковентри, а также созданию новой
транспортной площади по соседству, она становилась парадной общественной
площадью, спланированной симметрично, согласно традициям позднего
классицизма. На главной оси этой площади размещали крупное
общественное здание, перед которым предполагалось устроить курдонер,
отделенный от площади колоннадой. Два кубических павильона фланкировали
курдонер с западной и восточной сторон 1. Упомянутые павильоны
служили ОПТИЧеСКИМ завершением ДЛЯ Двух УХОДЯЩИХ К ЮГу параЛЛеЛЬНЫХ уЛИЦ , западный павильон служил
(Хаймаркет-стрит и южного отрезка Риджент-стрит), тогда как квартал, последним звеном криволиней-
v А i ' ,* ного отрезка Риджент-стрит, так
раСПОЛОЖеННЫИ Между ЭТИМИ уЛИЦаМИ, ОТВОДИЛСЯ еще ОДНОМу Обществен- называемого Квадранта,


Консервативные тенденции в планировке
и застройке городов
201
ному зданию со встроенной в него станцией метрополитена. Ось новой
магистрали, продолжающей направление Пикадилли-стрит на восток, не
совпадала с осью последней, а зрительно упиралась в здание, расположенное
на западной стороне площади. Таким образом, проектируемую площадь не
пересекала ни одна сквозная магистраль, чем создавалась иллюзия
замкнутого пространства, как будто скомпонованного по прямым рекомендациям
Камилло Зитте.
Здания, окружающие площадь, по высоте, членениям и декору
соответствовали своим прототипам, украшающим Риджент-стрит. Однако, несмотря
на, казалось бы, удачную подделку под стиль Джона Нэша, новая площадь
в художественном отношении могла принести всемирно прославленной
улице только ущерб. Причина этого — в чрезмерных размерах новой обще-
План
театрального ансамбля
по проекту Королевской
академии
А — площадь
Ковент-Гарденского
рынка с приходской
церковью св. Павла;
1 — новый оперный
театр; 2 — новый
концертный зал;
3 — реконструируемый
театр «Друрилейн»;
Б — площадь
перед театром;
В — транспортная
площадь перед
мостом Ватерлоо


Реакция и консерватизм в градостроительстве
накануне второй мировой войны
202
ственной площади и в ее самодовлеющей симметрии. В то время как
скромный круглый перекресток Джона Наша служил только «шарниром»,
удачно расположенным при переходе от прямого отрезка улицы к
криволинейному, огромная помпезная площадь все собой заглушала. А при таком
положении и прямолинейный участок Риджент-стрит, и площадь Ватерлоо
с Йоркской колонной, и даже выразительная кривая Квадранта
становились совсем незначительными. Так, чрезмерно сильным архитектурным
аккордом разрушалась архитектурная связь между отрезками Риджент-
стрит — этой единственной в мире причудливой цепи ансамблей,
созданных своеобразным творческим дарованием Нэша. Очевидно, что
проектировщики потеряли чувство меры и не поняли значимости данного
планировочного узла.
В проекте, разработанном Королевской академией, большое внимание
уделялось реконструкции театрального центра, стихийно сложившегося близ
Ковент-Гарденского рынка. Самый рынок, занимающий довольно крупную
площадь, предполагалось вынести из центрального района города за
пределы кольцевой магистрали. Однако построенные в 30-х годах XIX в.
торговые портики с павильонами было решено сохранить, превратив их в
галереи для прогулок. Квадратный участок, находящийся внутри портиков,
предназначался для партерного сквера. Сохранялась также и замыкающая
рыночную площадь с запада небольшая церковь, строительство которой
связывают с именем Инито Джонса. Что же касается северной и южной
сторон площади, то здесь предполагалось разместить два украшенных
колоннадами театральных здания (оперный театр и концертный зал).
Новая театральная площадь получала соединение с небольшой уютной
трапециевидной площадью перед театром Друри Лейн. Следует отметить, что
оба комплекса сознательно изолировали от сквозного транспортного
движения, что давало несомненные преимущества, и в то же время
театральные площади обслуживались новой магистралью, которую намеревались
провести от моста Ватерлоо к Британскому музею. Проект
Ковент-Гарденского театрального комплекса относится к наиболее удачным
предложениям королевских архитекторов. Особенно привлекательным было здесь
остроумное использование бывших торговых рядов в качестве своеобразного
театрального фойе, расположенного под открытым небом.
Но самой сложной художественной задачей в реконструкции Лондона была
перестройка площади вокруг собора св. Павла. Грандиозный собор,
построенный Кристофером Реном, по праву можно назвать ведущим зданием
британской столицы К Величаво и спокойно возносит он над распластанным
городом свои живописные колокольни и беломраморный, окруженный
колоннами, купол. Ничто не конкурирует с ним в ближайшем окружении,
так как многочисленные остроконечные церкви Сити слишком
незначительны по высоте и массе, тогда как гражданские здания далеко уступают
в объеме протяженному горизонтальному корпусу храма. Однако всемирно
известный собор никогда не обладал достойной его площадью. Стихийно
образовавшееся вокруг собора клинообразное свободное пространство не
отличалось живописностью, свойственной средневековым площадям.
Разнохарактерные узкие и невысокие дома, толпившиеся по сторонам, имели
измельченную архитектурную ткань, не отвечавшую крупным формам
церковного здания. К тому же и чрезвычайно интенсивное движение у
самого собора лишало площадь нужного спокойствия.
Хорошо понимая, что площадь св. Павла нельзя улучшить небольшими
поправками, архитекторы Королевской академии задумали полную
реконструкцию этой площади с радикальным расширением ее пространства и
перестройкой всех окружающих зданий. Но как решить развязку
движения в районе собора, как определить размеры и форму площади и,
наконец, какой архитектурный характер следует придать ее застройке? В
поисках решения этих сложных задач архитекторы, руководимые главным
автором данного проекта — Энселлом, обратились к изучению
планировочного наследия 2.
В распоряжении Энселла оказались следующие графические материалы:
1) топографический план Лондона, составленный Джоном Ликом в
декабре 1666 г., на котором была показана вся уличная сеть сгоревшего города;
2) проект плана Лондона, выполненный Эвелином;
3) широко известный проект реконструкции города Кристофера Рена и
1УШШ
План
площади св. Павла в
Лондоне перед началом
второй мировой войны
Лондон.
Предложение
Королевской академии
по реконструкции
соборной площади
1 Собор был построен в
1675—1710 гг. на месте сильно
пострадавшего во время Великого
пожара 1666 г. одноименного
готического храма. Среди 53
лондонских церквей, связанных
с именем Кристофера Рена, собор
св. Павла является, бесспорно,
лучшим произведением этого
плодовитого мастера.
2 Идеи, связанные с
реконструкцией соборной площади (как
и характеристика ее старых
генеральных планов), изложены
в статье Энселла (Ansel 1 "W. Н.
The surroundings of st. Paul's and
a national memorial.— Journal of
the RoyaJ Institute of british
architects, 1944, augus^),


Консервативные тенденции в планировке
и застройке городов
203
Лондон.
Продольный разрез
площади св. Павла по
проекту Кристофера
Рена
План
площади св. Павла в
Лондоне по проекту
Кристофера Рена
(проект составлен
около 1675 г.)


Реакция и консерватизм в градостроительстве
накануне второй мировой войны
204
О 100 600*
I I I I I I
4) составленный им же проект соборной площади с фасадами
окружающих зданий.
Среди перечисленных проектных предложений, бесспорно, лучшие
принадлежали Рену. Первое из них предусматривало размещение собора в
развилке двух прямых и широких магистралей, направленных из Вест-Энда
на восток и северо-восток.
В случае реализации этого проекта собор получил бы выигрышную для
него далекую перспективу с западной стороны и столь же благоприятную
трапециевидную площадь.
Наряду с этим смелым проектом, воскрешающим в памяти прямолинейные
римские магистрали, тот же Кристофер Рен выдвинул диаметрально
противоположную идею, которая заключалась в создании замкнутой и очень
небольшой соборной площади, имеющей геометрически правильные, но
живописные очертания. Нет никакого сомнения в том, что эта
оригинальная трапециевидная площадь была бы не только единственной во всем
мире, но и чрезвычайно выразительной в художественном отношении.
Действительно, круглый баптистерий, расположенный против главного входа
в собор, укрепил бы продольную ось всего ансамбля, тогда как строгие
фасады четырехэтажных домов с рустованным нижним этажом создали бы
площади благородную и строгую оправу. Следует отметить и еще одну
положительную черту проекта Кристофера Рена, а именно соответствие
высот окружающих зданий нижнему ярусу самого собора 1.
В целях выяснения композиционного замысла Рена мы приводим здесь
разрез по нереализованному проекту Рена соборной площади. Как
явствует из чертежей, зритель, обходивший собор, никогда не смог бы увидеть
этого здания в целом. Даже с наиболее удаленной точки зрения, а именно
от входа в баптистерий, хорошо воспринимался бы только западный фасад
с двумя колокольнями, однако без купола, поскольку этот последний
закрывался бы верхним фронтоном. Но ракурсы достигали бы своего апогея
при рассмотрении башен и купола с боковых сторон площади, где
пространство превращалось в узкий проход. Нагромождения возносящихся к
небу ярусов, криволинейных форм и карнизов убеждают в том, что
венчающие части собора не предназначались для данной площади, а только для
силуэта Лондона — для его безбрежной, пронизанной шпилями панорамы.
И в то же время становится понятным расчленение фасадов собора на два
этажа — ведь конструктивно оно не оправдывалось, поскольку внутреннее
пространство храма было единым. Но, создав иллюзию двухэтажности
церкви, Кристофер Рен тем самым отдал достойную дань и площади, и
городу. Воспринимаемый с отдаленных точек зрения (например, с
противоположного берега Темзы), собор оказался бы погруженным своим нижним
ярусом в толщу окружающей застройки, как погружается спущенный на
воду корабль, При этом верхняя видимая часть собора сохранила бы ком-
Проект
реконструкции
Лондона,
составленный
Кристофером Реном
после Великого
пожара 1666 г.
В углу чертежа —
предложение Джона
Лика по планировке
соборной площади
1 Высота зданий, окружающих
площадь, определялась в 54
английских фута, т. е. 16,2 м.
На той же высоте находился и
нижний (промежуточный) карни
соОора,


Консервативные тенденции в планировке
и застройке городов
205
позиционную целостность и законченность, словно нижнего яруса и вовсе
нет. Конечно, расчленение церковных фасадов на два иллюзорных этажа
применялось не одним Реном, но в данном случае оно находило себе
полное градостроительное оправдание *. Таким «двуединым», т. е.
адресованным и к площади, и к городу, становился собор согласно замыслу великого
зодчего.
Казалось бы, что Королевская академия в лице Энселла, тщательно
изучавшего старые чертежи, должна была в первую очередь обратить
внимание на второй, специально сделанный проект Кристофера Рена, который
был, безусловно, лучшим. А между тем Энселл остался к нему совершенно
равнодушным и отдал предпочтение предложению Лика. В этом последнем
проекте были и удачные, и спорные предложения. К положительным
сторонам относилась пробивка двух прямолинейных улиц к северу и к югу от
соборной площади, но применение полукружия перед западным плоским
фасадом собора не находило себе оправдания. И вот, в то время как
трапеция превосходно включала в себя удлиненный латинский крест, делая
композицию площади энергичной, Энселл обтекаемой формой площади
уничтожал художественную остроту. Вряд ли можно найти во всей истории
городского строительства столь же неопределенное, вялое и скучное
пространство. Но форма площади не была единственной неудачей Энселла.
Стремясь максимально расширить площадь, он довел ее длину до 300 м при
Вид на собор
св. Павла и эспланаду,
выходяшую к Темзе
(рисунок А. С. Уэбба
из сюиты
градостроительных
эскизов Королевской
академии
1 К числу многочисленных
церквей раннего классицизма,
фасады которых расчленялись на
два яруса, относится, например,
мансаровская ротонда
Инвалидов, построенная в 1680—1706 гг.
Однако нигде отделение нижнего
этажа от верхнего не достигало
столь яркого выражения, как в
соборе св. Павла.


Реакция и консерватизм в градостроительстве
накануне второй мировой войны
206
ширине 180 м, и, следовательно, она значительно превзошла по размерам
даже грандиозную римскую площадь св. Петра. Вместо того чтобы
полностью освободить соборную площадь от автомобильного движения, Энселл
устроил на ней кольцевую магистраль, а чтобы отделить ее от собора,
придумал барьер из «домиков-лилипутов», засоривших внутреннее
пространство площади. Итак, составленный академией проект реконструкции
центральной площади Лондона, уже имевшей прекрасное главное здание,
закончился неудачей. Единственным достоинством проекта была попытка
соединить пространство соборной площади с рекой1. Видимый от реки
в просвете широкого, слегка поднимающегося бульвара, собор св. Павла
хорошо вошел бы в систему прибрежных ансамблей Лондона.
Вряд ли необходимо рассматривать остальные предложения по
реконструкции лондонских планировочных узлов, поскольку разобранные нами
ансамбли — наиболее яркие, но важно сказать о результатах, к каким
пришли королевские архитекторы. Нет никакого сомнения в том, что проект
реконструкции Лондона, разработанный совместными усилиями членов
Академии искусств и Королевского института британских архитекторов,
был не только заметной, но и очень значительной вехой в истории
градостроительства XX в. Его отличали изобретательность и разумное начало
в решении транспортных коммуникаций, как и далеко не заурядное
художественное мастерство. Проект был опубликован в 1943 г., в период почти
полного градостроительного затишья, вызванного второй мировой войной.
Поэтому остаться незамеченным он не мог. И в самом деле, проект
Королевской академии тщательно изучали во всех странах, видя в нем
красноречивый призыв к возврату в лоно традиционного
художественно-образного мышления. Однако, несмотря на все свои достоинства, проект не
получил реализации в послевоенные годы и не оказал никакого влияния на
планировочную практику. Более того, составленный в целях защиты старых
градостроительных концепций, он неожиданно для своих создателей
обратился против них. Этого, впрочем, и следовало ожидать, так как решением
одних эстетических и транспортных задач далеко не исчерпывалась
многосложная проблема реконструкции города. Благодаря усилиям
градостроителей функционального направления, к концу 30-х годов стало очевидным,
что наступило время полной ревизии и коренной перестройки всей
материальной ткани современного города в целях достижения благоприятных
условий для труда, быта и отдыха городского населения. А этой-то
назревшей необходимости и не хотели понять консервативно мыслившие
архитекторы. Вот почему проект Королевской академии стал «лебединой песней»
сторонников города старого типа.
Консервативные градостроительные тенденции ярко обозначились и в
Соединенных Штатах Америки. Если в Великобритании очагом
консерватизма была Королевская академия искусств, то в США аналогичное течение
возглавлял Американский институт архитекторов, главной ареной
деятельности которого был Вашингтон.
В то время как в Нью-Йорке, Чикаго и других больших городах ставились
смелые эксперименты в виде строительства высокоэтажных деловых и
общественных комплексов, градостроительная политика в Вашингтоне
неуклонно продолжала генеральную линию, намеченную еще в период
основания федеральной столицы. Разбитый на местности, согласно регулярному
плану Ланфана, Вашингтон длительное время представлял собой
обширную, почти незастроенную территорию, пересеченную аллеями и просеками.
В начале XIX в. в центре города находились только два капитальных
здания: резиденция президента (Белый дом) и так называемый Капитолий,
служивший для периодических заседаний представителей федеральных
штатов2. Однако ни регулярная планировка города, заимствованная во
Франции, ни его первые архитектурные сооружения, построенные в духе
английского классицизма, не отличались какой бы то ни было творческой
самостоятельностью. В дальнейшем, по мере укрепления республиканского
строя, классицизм, созданный европейским абсолютизмом, перестал
удовлетворять демократическим идеалам американского общества. Но, не имея
возможности создать самостоятельное художественное направление,
заокеанские архитекторы обратили свои взоры к далекому прошлому. Молодой

Псевдомонументальная планировка
и застройка
Вашингтона
и ее влияние
на американскую
градостроительную
практику
1 Идею пробивки этой магистрали
Энселл взял из плана Джона
Лика.
2 Белый дом был построен по
проекту Джемса Хобана,
победившего на конкурсе,
объявленном в 1792 г. Закладка
Капитолия состоялась в 1793 г.
по конкурсному проекту Вильяма
Торнтона. Впоследствии
Капитолий неоднократно
расширялся и перестраивался.


Консервативные тенденции в планировке
и застройке городов
207
буржуазии импонировал древнегреческий эпос, на базе которого в свое
время выросло античное искусство. Именно поэтому только что основанные
американские города нередко получали названия Трои, Итаки, Афин,
Александрии и т. д. Однако возрождение и широкое распространение
греческой архитектуры на американской почве носило поверхностный,
формальный характер \ В творчестве многих американских архитекторов
увлечение античными формами дошло до полного подражания им. В
городах Пенсильвании и Новой Англии стали возводить периптеральные
храмы дорического, ионического и коринфского ордеров, внутри которых
размещались банки, таможни, казначейства, колледжи и многие другие
гражданские учреждения, не имевшие ничего общего с художественным
образом древнегреческого храма 2.
Вашингтон.
Общий вид Капитолия
со стороны
Центрального парка.
Здание,
предназначенное для
конгрессов США, было
построено в первой
половине XIX в.
архитекторами
Торнтоном, Латробом и
Балфингом
1 Hamlin Talbot. Greek revival
architecture in America: being and
account of important trends in
American architecture and
American life prior to the war
between the States. London, N. Y.,
Toronto, 1944.
2 Наиболее характерными из них
были: Филадельфийский банк,
построенный Вильямом Стрик-
лендом в виде дорического
периптера, а также нью-йорская
таможня, осуществленная по
проекту архитекторов Девиса,
Росса и Фрейзи.


Реакция и консерватизм в градостроительстве
накануне второй мировой войны
208
В XX в. возникла новая волна подражаний античности, однако на этот раз
она захватила только административные центры штатов и в первую
очередь Вашингтон. Еще в начале текущего столетия центр федеральной
столицы требовал незамедлительной реконструкции. Дело в том, что
территория городского центра сильно возросла в результате намывки грунта из
р. Потомак, а кроме того, необходимо было освободить центральное
парковое пространство от пересекавших его железнодорожных путей. В 1901 г.
была образована специальная комиссия под председательством сенатора
Мак Миллана. В состав комиссии вошли: архитекторы Даниэл Бурнхем и
Чарлз Мак Ким, специалист в области садово-паркового искусства
Фредерик Лоу Олмстед, а также скульптор Огастес Сен-Годенс. Этот творческий
коллектив сложился еще в период строительства Всемирной выставки
в Чикаго 1893 г. и находился под сильным влиянием французской
архитектурной Школы изящных искусств.
Главные усилия комиссии Мак Миллана были направлены на
проектирование центральных парков, где, помимо гигантского обелиска,
воздвигнутого в честь основателя столицы Джорджа Вашингтона, предполагалось
разместить еще целую вереницу мемориальных сооружений, посвященных
героическому прошлому американского народа 1.
В 1922 г. состоялось торжественное открытие памятника Аврааму
Линкольну, построенного по проекту архит. Генри Бекона на берегу р.
Потомак. Прямоугольный объем, напоминающий дорический греческий
периптер, разместили по оси главной аллеи Мэлл, идущей от Капитолия на
запад. Перед входом в здание устроили длинный водный партер, откуда
высокая парадная лестница ведет во внутреннее помещение
модернизированного греческого «храма». Здесь, подобно статуе Зевса Олимпийского,
торжественно восседает Авраам Линкольн, изваянный скульптором Даниэлем
Честером Френчем.
Удачно расположенный беломраморный памятник Линкольну издали
производит внушительное впечатление. Однако при рассмотрении с коротких
дистанций обнаруживается холодность этого монумента, как и безвкусие
его орнаментальных деталей. Следует подчеркнуть еще одно весьма
отрицательное обстоятельство — конфликт между художественным образом
здания, его назначением и местоположением. Дело в том, что автор
проекта исходил из образа Парфенона, однако конкретные условия не
позволили ему соблюсти классические правила. Так, необходимость завершить
монументом перспективу центрального городского партера заставила
разместить периптер не вдоль, а поперек партера, что повлекло за собой
нетрадиционное устройство главного входа в боковой стене целлы. Кроме того,
автору проекта вменили в обязанность построить колоннаду из 36 колонн
(в соответствии с количеством штатов в середине XIX в.), тогда как для
классического периптера с восьмиколонным портиком требовалось 46 ко-
План
центральной части
Вашингтона
1 — Капитолий;
2 — Белый дом;
3 — обелиск
Вашингтона;
4 — памятник
Линкольну;
5 — памятник
Джефферсону;
6 — Центральный
вокзал;
А — главный
партер (Мэлл);
Б — проспект
Конституции
1 Реализация проекта 1901 г.
протекала крайне медленно;
поэтому в 1928 и 1936 гг. в проект
были внесены коррективы,
касавшиеся главным образом
планировки прибрежных парков.


Консервативные тенденции в планировке
и застройке городов
209
лонн (согласно формуле 2п + 1). А эти отступления в сочетании с
раболепным копированием колоннады Парфенона и вызвали то непримиримое
художественное противоречие, которое превратило памятник Аврааму
Линкольну в неоригинальное, псевдоклассическое произведение.
Несколько позже, а именно в 1931 г., по проекту архитекторов Мак Кима
и Уайта был построен Мемориальный мост через р. Потомак. Это
монументальное девятиарочное сооружение, облицованное серым гранитом,
явилось непосредственным продолжением главной аллеи Вашингтона. Однако
направление моста не совпало с осью партера, а несколько отклонилось
к югу — в сторону Арлингтонского кладбища 1. Вместе со строительством
моста территория кладбища с его многочисленными надгробиями
знаменитых людей Америки включилась в центральный Мемориальный ансамбль
Вашингтона.
В конце 30-х годов было намечено строительство последнего крупного
монумента, который посвящался памяти третьего президента США Томаса
Джефферсона.
В отличие от памятника Линкольну монумент Джефферсона (архит.
Джон Рассел Поп) был трактован в виде круглого периптера ионического
ордера. Его разместили на берегу Тайдл-бассейна по оси Белого дома с
таким расчетом, чтобы беломраморная колоннада монумента получила
эффектное отражение в воде.
Наряду с мемориальными сооружениями еще в 1901 г. было предусмотрено
строительство целого ряда административных зданий, необходимость в
которых все более нарастала пропорционально расширению
бюрократического аппарата американской столицы. Однако лишь через 25 лет правитель-
памятник
Аврааму Линкольну,
спроектированный
Генри Беконом в виде
иериптерального
греческого храма.
Пример
псевдоклассической
архитектуры,
привлекавшей к себе
официальные круги
США в
20—30-х годах
1 Мемориальный мост был
трассирован с таким расчетом,
чтобы объединить памятник
Линкольна с домом генерала Ли.
Следует отметить, что генерал
Ли в период гражданской войны
в США возглавлял реакционную
партию, защищавшую интересы
рабовладельческого юга.
Впоследствии он был объявлен
национальным героем, а его
особняк в Арлингтоне,
построенный в начале XIX в.,—
национальным памятником.


Реакция и консерватизм в градостроительстве
накануне второй мировой войны
210
ство утвердило конкретную программу, а к реализации ее фактически
приступили еще позже, а именно в середине 30-х годов.
Административные здания концентрировались главным образом на
территории, заключенной между Пенсильванским проспектом и авеню
Конституции. Здесь, на так называемом Федеральном треугольнике, разместились
наиболее крупные министерские здания страны. Построенные капитально
с применением дорогостоящих отделочных материалов (гранит, мрамор,
бронза), эти сооружения как бы предназначались для прославления
могущества величайшей республики Нового Света.
С 1930 по 1937 г. были построены здания министерства торговли
(архитекторы Иорк и Савье), министерства труда (архитекторы Делано и Ол-
ридж), Управления налогов и сборов и ряд других. Перечисленные мини-
Парфенон —
памятник, которому
тщетно пытались
подражать создатели
мавзолея Линкольна


Консервативные тенденции в планировке
и застройке городов
211
стерские здания выходили к центральному партеру Вашингтона своими
главными фасадами и представляли собой однообразные пятиэтажные
корпуса, украшенные колоннадами и портиками.
Пожалуй, наиболее типичными архитектурными сооружениями
Вашингтона этого времени были здания министерства юстиции и Государственных
архивов. По замыслу автора проекта архит. Замтцингера, министерство
юстиции должно было укреплять в сознании граждан уважение к суду и
закону. Этим и предопределился художественный образ здания,
украшенного монументальной коринфской колоннадой и широчайшей мраморной
лестницей, по сторонам которой сидят погруженные в думы бесстрастные
жрецы правосудия.
Не менее претенциозным оказалось и здание Государственных архивов
(архит. Джон Рассел Поп). Это здание имело торжественную колоннаду,
|<^^>-иЗ| l^uk^c^l \Ч±*^}\ I^U^^l lboi^JJl te^*fl il^uav?J| /»y
Вашингтон.
Вверху — памятник
Линкольну и
мемориальный мост,
ведущий к
Арлингтонскому
кладбищу; внизу —
Пентагон
Главные
вертикали
центрального
ансамбля
Вашингтона —
обелиск и купол
Капитолия


Реакция и консерватизм в градостроительстве
накануне второй мировой войны
212
несущую, как и в министерстве юстиции, богатый фронтон, заполненный
аллегорической скульптурой. Обращает на себя внимание тяжеловесная
фигура «Хранителя архивов», сидящего у главного входа. В этом изваянии,
быть может, наиболее ярко воплотились официозные тенденции
изобразительного искусства предвоенной Америки.
Но если, создавая мемориальные сооружения, американские архитекторы
вдохновлялись античной Грецией, то в поисках художественных образов
административных зданий они обращались к Римской империи, т. е. к тому
историческому периоду, когда идеи вооруженной автократической
государственности достигли своего апогея. Наряду с массовым производством
казенной холодно «увражной» архитектурной продукции в Вашингтоне
наблюдались и попытки творческой переработки классического наследия посред-
Вашингтон.
Министерство юстиции.
Характерный пример
американского
ретроспективного
зодчества,
представители
которого пытались
возродить
архитектурные формы
императорского Рима.
Здание построено
архитектором
Замтцингером в
начале 1930-х годов


Консервативные тенденции в планировке
и застройке городов
213
ством обобщения и упрощения канонических форм. В 30-е годы это
направление обнаружило себя во многих странах, в Америке же его
придерживалась лишь небольшая группа архитекторов, среди которых
особенно выделялся Пауль Филипп Крет 1. Он работал в Вашингтоне в
сотрудничестве со скульптором Джоном Грегори; по его проектам были
построены здания Федерального резервного управления и библиотеки Шекспира.
Архитектура этих зданий сильно отличалась от претенциозных
министерских корпусов. Особого внимания заслуживает расположенная поблизости
от Капитолия библиотека Шекспира. Фасад этого сравнительно небольшого
горизонтального здания расчленяли простые, вытянутые на два этажа
оконные проемы. Облицованные высокосортным мрамором, стены
библиотеки служили контрастным фоном для барельефов, решеток и других деко-
Шекспировская
библиотека в
Вашингтоне,
построенная по
проекту Пауля
Филиппа Крета в
сотрудничестве со
скульптором Джоном
Грегори. Облицовочный
материал —
высокосортный
мрамор, оконные
переплеты — из
белого металла
1 В Англии аналогичное течение
разделял Королевский институт
британских архитекторов. Во
Франции творческой переработкой
классики занимался Огюст Перре;
в СССР — И. А. Фомин,
В. А. Щуко и др.


Реакция и консерватизм в градостроительстве 214
накануне второй мировой войны
ративных деталей, исполненных с незаурядным художественным
мастерством. Однако здания подобного рода не спасали положения, в силу чего
центр федеральной столицы США навсегда сложился как официальный,
ложноклассический комплекс построек.
Еще менее удачными оказались новые гражданские центры Олимпии,
Кливленда, Сент-Луиса, Денвера и других городов. Стремление к
подражанию Вашингтону ограничило творческую фантазию авторов, заставляя их
повторять симметричные осевые композиции с традиционными
колоннадами и помпезными куполами.
На этом закончилось победное шествие псевдоклассической архитектуры,
которая придавала американским городам не свойственные им
европейские образы.
Международная
выставка в
Нью-Йорке 1939 г.
А — западные ворота;
Б — северные;
В — южные;
1 — павильон СССР;
2 — павильон
Бразилии;
3 — символические
архитектурные объемы
Перисфера и Трилон;
4 — павильон города
Нью-Йорка; 5, 6 и 7 —
павильоны крупнейших
автомобильных фирм:
«Дженерал Моторс»,
Форда и Крейслера.
План выставки еще
повторяет надуманные
симметричные образцы
экспозиционных
ансамблей конца XIX
и начала XX в., тогда
как архитектура
павильонов уже
решительно изменилась
на почве нового
архитектурного стиля


Консервативные тенденции в планировке
и застройке городов
215
Последним отзвуком отмиравших консервативных тенденций была
Всемирная выставка в Нью-Йорке, которую открыли в 1939 г. под гром пушек
начавшейся второй мировой войны.
Любая большая выставка всегда является международным смотром
производственных, технических и архитектурно-художественных достижений
различных стран и народов. Так было и в данном случае. Но если в
архитектуре выставочных павильонов функциональный стиль проявил себя
с неоспоримой ясностью и полнотой, заставив обратиться к новейшим
формам даже такие консервативно настроенные школы, как английскую, то
в планировке выставки еще царили заученные композиционные приемы.
Впрочем, ожидать чего-либо принципиально нового в планировке
выставки было нельзя, поскольку главными авторами ее генерального плана были
Павильон
Бразилии на
Международной
выставке в Нью-Йорке.
Авторы проекта
О. Нимейер и
Л. Коста
участники реконструкции центра Вашингтона. Казалось бы, что
живописная и еще неосвоенная местность Лонг-Айленда с ее красивыми
естественными водоемами подсказывала непринужденную планировку, но
архитекторы оказались безучастными к дарам природы. Ничто не обусловливало
здесь осевой симметричной планировки, а между тем именно ее и создали
на Лонг-Айленде, украсив главную аллею надуманными полукружиями,
радиально расходящимися дорогами и симметрично стоящими объемами
зданий. А в результате получился резкий конфликт между современными
(хотя и далеко не повсеместно удачными) зданиями и ретроспективным
генеральным планом. Это обстоятельство красноречиво говорит о том, что
в ходе исторического развития зодчества планировочное искусство
изменяется последним.


Реакция и консерватизм в градостроительстве
накануне второй мировой войны
216
На рубеже XIX и XX вв. французский империализм еще прочно держался
на азиатском и африканском континентах. В его владениях находились
многочисленные города Алжира, Туниса, Марокко, а также стран
тропической Африки и Индокитая. Из метрополии в порабощенные страны
устремился поток французского капитала, и вслед за этим стало сказываться
влияние материальной и духовной культуры буржуазной Франции. Перед
французскими архитекторами открылось широкое поле деятельности,
связанное с освоением приобретенных территорий. Какие же архитектурные
силы принимали участие в колониальном строительстве и какие стояли
перед ними задачи?
Прежде всего необходимо отметить, что в колониях работали архитекторы
старшего поколения, воспитанники Школы изящных искусств, начавшие
свою деятельность еще задолго до первой мировой войны. Наряду с
английской Королевской академией и Институтом американских архитекторов
Школа изящных искусств в первые десятилетия текущего века являлась
очагом консерватизма в планировке и застройке городов. Анри Прост,
Андрэ Берар, Альфонс Агаш, Леон Жоссели и др. были бесспорно
одаренными архитекторами, однако они придерживались отживших
планировочных приемов. Их градостроительная деятельность базировалась на
академических традициях, восходящих к временам Генриха IV *, и по своей
сущности ничем не отличалась от планировочной практики барона Оссмана.
Понимание городской планировки сводилось у них к созданию так
называемых «планов красных линий», тогда как плоть и кровь города, его
социальная и функциональная организация вовсе выпадали из поля зрения
этих архитекторов. В то время как в самой Франции Корбюзье и его
последователи восстали против академической традиции, в колониях и
зарубежных странах французские специалисты все еще придерживались
планировочной схоластики. Это и позволяет отнести большинство колониальных
городов, построенных в 20—30-х годах, к ретроспективным произведениям
градостроительного искусства.
Строительная деятельность в африканских владениях Франции тесно
связана с именем одного из активнейших французских колонизаторов первой
четверти текущего века, а именно генерала Лиоте2. В своих
многочисленных высказываниях он подытожил практику мировой колонизации, создав
доктрину использования урбанизма в интересах колониальной политики.
«Строительство городов,— говорил Лиоте, должно следовать за
батальонами и пушками...»3. Еще со времен римских завоеваний захватническим
войнам сопутствовало строительство стратегических опорных пунктов.
Однако империалисты XX в. уже не нуждались в строительстве городов-
крепостей. Еще в меньшей степени они были заинтересованы в
цивилизации и благоустройстве туземных поселений. Их цели были значительно
уже и эгоистичнее, а именно: обеспечить своим соотечественникам
(главным образом военному и административному персоналу) такой же
жизненный уровень и комфорт, каким они располагали у себя на родине. Так
стали один за другим возникать европейские городские кварталы по
соседству с исторически сложившимися арабскими городами.
Территориальная изоляция европейцев от местных жителей стала одной из
главных задач французских градостроителей. Они объясняли это
«несовместимостью» этнических обычаев и привычек, а также различными
санитарными и культурными потребностями населения. В действительности же
это было особой формой угнетения и закрепляло антагонистические
отношения между поработителями и порабощенными народами. Именно
поэтому большинство колониальных городов получило четко выраженное
двухчастное деление, причем туземный и европейский города не имели между
собой ни планировочной, ни функциональной связи.
Как правило, старые города Французского Марокко представляли собой
скученные арабские поселения, окруженные крепостными стенами. Их
узкие улицы были приспособлены только для пешеходов и вьючных
животных, а жилые кварталы отличались крайне низким уровнем санитарного
благоустройства. В то же время арабские города с их многочисленными
памятниками средневековой архитектуры были весьма живописны (таковы
Рабат, Сале, Фес и др.).
Исторически сложившейся застройке были противопоставлены новые
европейские кварталы с их однообразными, прямыми широкими проспектами и
«Оссманизм»
в планировке
колониальных
городов Франции
и в странах Латинской
Америки
1 Отметим, что «уличная»
планировка городов обязана
своим происхождением во
Франции не Оссману, а
Генриху IV, который еще в
1607 г. обнародовал
общегосударственный эдикт,
предписывавший впредь «смотреть за
планировкой улиц, их шириной и
правильностью расположения
зданий».
2 Генерал Лиоте (1854—1934 гг.)
начал свою военную карьеру с
завоевания Мадагаскара, где в
1897 г. по собственному проекту
построил два. небольших
европейских поселения. Будучи
генеральным резидентом в
Марокко (1912—1925 гг.), он
возглавил строительство
европейских поселений в
Касабланке, Рабате, Марокеше,
Фесе и др. Лиоте — автор ряда
книг по вопросам французской
колониальной политики.
3 L'urbanism aux colonies et dans
les pays tropicaux. Communications
et rapports du Congres International
de l'urbanisme aux colonies et dans
les pays de latitude intertropicale
reunis et presentes par Jean Roger.
1932, torn. 1, p. 95.


Консервативные тенденции в планировке
и застройке городов
217
многоэтажными отелями, благоустроенными по последнему слову техники.
Неотъемлемой частью городов стали также значительные территории,
предназначенные для военного гарнизона, всегда находившегося в полной
боевой готовности.
Наиболее ярким примером французского колониального города
межвоенного времени в Марокко явился его религиозный и культурный центр —
Фес. Старая столица ислама, окруженная крепостными стенами,
выстроенными еще во времена мавританского владычества, представляла собой два
сросшихся поселения: Фес-Бали (район, лежащий в долине, пересекаемой
несколькими ручьями) и Фес-Иедид (своеобразный акрополь города, на
котором еще в XIII в. расположился сложный комплекс султанского
дворца). На территории Фес-Бали находится много памятников мусульманской
архитектуры. Своеобразным центром этого района служит Большая мечеть
(862 г.), вокруг которой группируются многочисленные медресе, некогда
представлявшие собой центр средневековой учености. С запада к Большой
мечети примыкают торговые кварталы Киссарии с лавками для товаров
кустарного производства. Район Фес-Иедид имеет свой композиционный
центр, связанный с дворцом султана. Он охвачен тесным кольцом жилых
кварталов, и лишь с западной стороны к нему примыкает регулярный
дворцовый парк.
Старый Фес, неоднократно оказывавший сопротивление своим новым
«хозяевам», полностью сохранил средневековую планировку и застройку. Его
узкие улицы> трассированные по склонам холмов, оказались абсолютно
непроницаемыми для современного европейского транспорта. Поэтому
французским инженерам пришлось удовлетвориться строительством
внешней окружной магистрали, соединившей отдельные городские ворота.
Новый город начали строить еще в 20-х годах под руководством архит. Ан-
ри Проста (директора службы архитектуры и урбанизма протектората
Французской республики в Марокко). Его планировка не раз изменялась
и дополнялась. План города представляет собой регулярную систему улиц
с главным широким проспектом (60 м), на который и выходят основные
административные здания. С востока к многоэтажной застройке
примыкает район буржуазных вилл, а в промежутке между европейским и
арабским поселениями располагаются кварталы военного городка. Старый и
Марокканская
крепость («Казбах»)
Эль-Глауи в оазисе
Тинерир (Атласские
горы)


Реакция и консерватизм в градостроительстве
накануне второй мировой войны
218
новый Фес наиболее ярко олицетворяли французскую колониальную
политику в Африке.
Интересно отметить, что в исключительных случаях перед колонизаторами
вставала проблема строительства новых кварталов и для туземного
населения. Так, например, в Касабланку в период основания нового города
устремилось окрестное население в поисках работы. Не находя себе места в
старом городе, пришельцы располагались под открытым небом. Естественно,
что жизнь этих бездомных людей протекала в антисанитарных условиях.
Над городом нависла угроза~эпидемий. В-связи с этим напуганная
администрация решила построить небольшой населенный пункт у
юго-восточной окраины Касабланки по соседству с территорией, занимаемой военным
гарнизоном. Архитекторы Прост и Лапрад спроектировали новый
туземный поселок в виде комплекса жилых кварталов, примыкающих к главной
торговой улице, обе стороны которой оформлялись аркадами.
Интересно отметить, что план нового поселка и полуциркульная въездная
площадь несколько напоминают античные города Северной Африки,
построенные древнеримскими завоевателями. Возможно, что в этом
подражании прошлому архитекторы искали общности с могучей, хотя и давно
умершей Римской империей. Во всяком случае строительство этого
небольшого поселения, состоявшего всего лишь из 250 домов, рассматривалось
как событие исключительной важности, как «.. .олицетворение
колониальной политики Франции, основанной на благоустройстве и улучшении
жизни местного населения».
Политические принципы генерала Лиоте, а также «оссмановские» методы
планировки городов нашли широкое применение не только в
градостроительной практике Марокко, но и других французских колоний. Так,
например, особенно много внимания уделялось проектированию столицы
Французского Индокитая — Ханоя, где французские архитекторы пытались
состязаться с английскими планировщиками, построившими Нью-Дели.
Проектная продукция Франции пользовалась большим спросом не только
во французских колониях, но и в странах Латинской Америки. Не имея
собственных архитектурных кадров и в то же время располагая большими
средствами, правительства Бразилии, Аргентины и других южноамерикан-
Фес.
Средние ворота
цитадели «Старый
Мешу ар»
Религиозный
и культурный центр
Марокко — город Фес.
В середине чертежа —
окруженный стенами
средневековый город
(Фес-Иедид); слева от
него — исторически
сложившееся
мусульманское
предместье
(Фес-Бали); справа —
регулярно
спланированный
колонизаторами-
французами новый
город. Перенесение
из Европы в колонии
устаревших приемов
планировки и
застройки было
типичным явлением
того времени


Консервативные тенденции в планировке
и застройке городов
219
Деятельность
маршала Лиоте во
французских
африканских
колониях. План
поселка для
марокканской бедноты
на восточных
окраинах Касабланки.
Архитекторы Прост и
Лапрад (1920-е годы)
«Оссманизм»,
перенесенный за океан.
Фрагмент
центрального района
Гуаякиля (Эквадор),
спроектированного
Андре Бераром в
начале текущего века.
Вплоть до 30-х годов
планировки подобного
рода пользовались
признанием в
некоторых странах
Латинской Америки
ских стран приглашали французских архитекторов для работы над
планировочной реконструкцией городов.
Так, П. Бувар, Жоссели и Форестье консультировали проект центрального
района и парковой зоны Буэнос-Айреса, а планировщик А. Агаш в 1927—
1930 гг. составил план Рио-де-Жанейро. Французы работали в городах
Чили: Сантьяго, Вальпараисо, Консепсьон и др. Чтобы познакомить
читателей с французской градостроительной практикой в латиноамериканских
странах, мы приводим план города Гуаякиль (Эквадор), разработанный
архитектором Андре Бераром еще в самом начале 1900-х годов.
Чрезмерный геометризм, неоправданное количество широких проспектов, мелко
нарезанные городские кварталы и другие, не менее существенные
недостатки заставляют отнести этот формалистический проект к образцам
устаревшей планировки, однако архитекторы ориентировались на него
вплоть до середины 30-х годов. Таким образом, планировка городов в
странах Латинской Америки страдала теми же пороками, что и планировка
городов французских колоний. За исключением оригинальных, но
совершенно несбыточных предложений Корбюзье, сделанных им в период работы
над планами Алжира и Рио-де-Жанейро, французские архитекторы
насаждали все те же изжившие себя «оссмановские» приемы планировки.


Часть четвертая
Разрушения городов
в ходе второй мировой войны
и градостроительные
мероприятия
военного времени
Война и ущерб, нанесенный городам
222
Защита населения и городской застройки.
Строительная деятельность,
проектные и теоретические работы
230


222
1. Война и ущерб, нанесенный городам
Вторая мировая война 1939—1945 гг. явилась следствием все более
углублявшегося общего кризиса капитализма. Войну развязали агрессивные
фашистские государства — Германия и Италия, нашедшие себе союзника
на Дальнем Востоке в лице империалистической Японии. Эти государства,
начавшие войну за мировое господство с захватов недостаточно
вооруженных и малых стран, находили поддержку со стороны реакционно
настроенных слоев международной буржуазии. Магнаты американского и
англофранцузского финансового капитала втайне сочувствовали возрождению
германского милитаризма в расчете на столкновение нацистской Германии
с Советским Союзом. Отсюда и проистекала политика попустительства
агрессорам. Пассивное отношение Лиги Наций к захвату Эфиопии Италией,
доктрина «невмешательства» в гражданскую войну в Испании и, наконец,
позорная мюнхенская капитуляция западных держав — все это не только
не отдалило, а, наоборот, приблизило человечество к роковому порогу
беспримерной всемирной войны.
По географическим размерам театров военных действий, масштабам
операций и количеству вооруженных сил вторая мировая война значительно
превзошла первую. Война велась на территории 40 государств Европы,
Азии и Африки и на огромных просторах Тихого, Северного Ледовитого,
Индийского и Атлантического океанов. В ней приняло участие около двух
третей населения земного шара (1700 000 тыс. человек), из которых
110 млн. было поставлено под ружье. Естественно, что и по количеству
потерь (человеческих жертв, разрушений и непроизводительных
экономических затрат) она достигла ни с чем не сравнимых цифр.
Число жертв второй мировой войны до сих пор не известно, да и не может
быть установлено с достаточной достоверностью, поскольку миграция и
гибель гражданского населения от военных действий, болезней, голода и
на изнурительных работах на фронте и в тылу в свое время не
учитывались. Б. Ц. Урланис определяет цифру человеческих жертв в 30 млн.,
включая в нее и гражданское население 1. Во «Всемирной истории»
фигурирует еще более высокая цифра потерь, а именно 50 млн. человек,
тогда как экономический ущерб, причиненный войной, исчисляется в
4 триллиона долларов2. Сопоставляя эти данные с итогами войны 1914—
1918 гг., можно полагать, что по числу человеческих жертв последняя
всемирная война превзошла предыдущую в 5 раз, а по экономическим
потерям — в 48 раз.
Неизмеримо сильнее пострадали во вторую мировую войну населенные
пункты и особенно города. Разрушительный характер минувшей войны
объясняется прежде всего развитием военной техники. Мощные
бронетанковые соединения, самоходная тяжелая артиллерия и моторизованные
транспортеры для переброски пехоты давали возможность при внезапности
ударов глубоко и стремительно проникать на территорию противника,
прорывая стабильные рубежи обороны и тем самым превращая позиционную
неподвижную войну в маневренную.
Германский генеральный штаб, разработавший стратегию и тактику
современной «молниеносной войны» со времен Мольтке-старшего, повсеместно
применял наступательные действия глубоко эшелонированными
колоннами. Маневренная же война вовлекла в пучину разрушений неизмеримо
большее количество городов.
1 Урланис Б. Ц. Войны и
народонаселение Европы. M., 1960,
с. 403 и 408. Что касается потерь
на полях сражений, то в разных
источниках они определяются от
15 до 22 млн. человек.
2 Всемирная история. Мм
1955—1965. т. X, с. 598.


Война и ущерб,
нанесенный городам
223
Страшным орудием уничтожения стала во второй мировой войне авиация.
Все более возраставшая грузоподъемность самолетов привела к росту веса
авиационных бомб, который к концу войны достигал 5—7 и даже 11 т.
Достаточно было разрыва одной тяжелой фугасной бомбы, чтобы сокрушить
средневековый собор, железнодорожную станцию, капитально
построенный мост или промышленное предприятие. Если танковые колонны,
прорываясь сквозь линии пограничных укреплений, превращали глубокий тыл
в арену боев (а нередко и массовых расстрелов беззащитных жителей из
пушек и пулеметов), то бомбардировочная авиация стерла различия
между фронтом и тылом. Поскольку города концентрировали в себе
промышленность, работавшую на оборону, и, кроме того, являлись пунктами
пересечения железных и шоссейных дорог, постольку удары с воздуха
сосредоточились именно на них. В минувшую войну большинство городов Европы,
Азии и Африки пострадали главным образом от налетов авиации. Но
города уничтожались не только по причине военных действий. Ни одна из войн,
пережитых человечеством в прошлом, не имела столь всеобъемлющего
истребительного характера. Фашизм не просто подчинял себе
побежденные государства и народы, но и пытался уничтожить их национальное
самосознание — вычеркивал из мировой истории их материальную и
духовную культуру. Заявление Гитлера о том, что к востоку от государственных
границ Третьей империи нет ценностей общечеловеческого значения,
развязывало руки нацистам для варварских бомбардировок городов и
повсеместного истребления памятников искусства как в Польше, так и в СССР.
В районах партизанского движения и вспыхивавших здесь и там
вооруженных восстаний нацисты применяли жесточайшие карательные меры,
в результате которых было сожжено и разрушено множество населенных
мест. Такими были основные причины разрушения городов в ходе второй
мировой войны.
Вторая мировая война началась с внезапного нападения германских армий
на Польшу 1-го сентября 1939 г. В ходе боев на территории «Польского
коридора», а также Познаньского, Лодзинского и Варшавского воеводств
был причинен ущерб многим городам. Значительно пострадала тогда и
столица Польши — Варшава во время двадцатидневной героической
обороны1.
Последующий восьмимесячный период, вошедший в историю под
названием «Странной войны», не принес существенных разрушений французским,
английским и немецким городам, поскольку значительных военных
операций в это время фактически не было. Противники занимали неподвижные
позиции вдоль линий Мажино и Зигфрида, ограничиваясь стычками и
воздушной разведкой. Используя затишье, Германия, и особенно Англия, с
лихорадочной поспешностью накапливали стратегические ресурсы, тогда
как раздираемая политическими противоречиями Франция практически
бездействовала в подготовке к новой вспышке войны.
В мае — июне 1940 г. германские армии вторглись на территорию
Франции, Бельгии и Нидерландов. Считая линию Мажино неприступной,
германское командование двинуло свои войска в обход укрепленной границы.
В результате генеральное сражение, в котором приняли участие свыше
3 тыс. танков, развернулось на среднем Маасе. Прорыв французского
фронта у Седана привел к «Дюнкеркской катастрофе» и открыл нацистам
почти беспрепятственный путь на юг, к долцнам Сены и Луары. 14-го июня
(т. е. через 35 дней после начала германского наступления) Париж,
объявленный правительством Рейно открытым городом, был сдан без боя, а
24 июня в Компьене подписали акт о капитуляции Франции. В ходе
тяжелых боев на севере страны сильно пострадали Мобёж, Абвиль, Сент-
Омер, Дюнкерк (через который эвакуировались разгромленная английская
армия), а вслед за ними Руан, Лион, Шартр, Труа и цепь луарских городов
во главе с Орлеаном и Туром (см. карту, помещенную на с. 225).
Дезорганизуя французские глубокие тылы, нацистская авиация совершала налеты
на Тулузу, служившую центром производства взрывчатых веществ, на
Авиньон, Ним, Арль и многие другие южные города, где, помимо
уничтожения промышленных предприятий и жилых районов, подверглись
бессмысленным разрушениям многочисленные памятники архитектуры и ис-
1 Вторжение немцев в Польшу,
происходившее тремя колоннами
из Силезии, Померании и
Восточной Пруссии,
дезорганизовало уже через несколько
дней не только армию,
но и весь польский тыл.
6-го сентября правительство
Рыдз-Смиглы бежало из Варшавы.
Военные операции в Польше
закончились взятием Модлина,
Гдыни и Хеля 30 ноября 1939 г.


Разрушения городов и градостроительные мероприятия
военного времени
224
кусства [. Пронесшийся над Францией огненный шквал захватил также и
города Нидерландов и Бельгии. С варварской бомбардировки Роттердама,
в результате которой были уничтожены центральные кварталы этого
большого портового города, и начались устрашающие массовые налеты
немецких пикирующих бомбардировщиков.
После капитуляции Франции и установления в ней оккупационного
режима авиационные удары нацистов сосредоточились на Англии.
Периодически Лондон, и особенно его центральный район (Сити), превращался в
огромный костер, зловещее зарево которого было видно с Северного моря,
т. е. на расстоянии 70 км. Сильно пострадал от немецких налетов крупный
центр судостроительной промышленности и военный порт юго-западной
Англии Плимут, а массированные налеты на центр производства англий-
Здание
Английского
парламента. Палата
Общин после налета
германской авиации
ских самолетов Ковентри превратили этот город в бесформенную груду
развалин. Уничтожение центрального района Ковентри было настолько
всеобъемлющим и страшным, что нацисты, гордясь своими варварскими
«подвигами», пустили в оборот новый разбойничий термин «ковентриро-
вать», т. е. уничтожать до основания города противника 2.
Триумфальное шествие нацистов по Европе продолжалось до тех пор, пока
они не столкнулись с той несокрушимой и грозной силой, какую
представлял собой Советский Союз. Война нацистской Германии и ее сателлитов
против СССР была для народов нашей страны освободительной,
справедливой, Отечественной войной. Именно поэтому испытанная стратегия
«молниеносной войны» изменила ее создателям; самая война из наступатель-
1 К их числу относятся
поврежденные в разной степени
древнеримские амфитеатры в
Арле и Ниме; ратуша, дом
Монтескье и Речные ворота XV в.
в Шартре; романские и
готические кафедральные соборы и
церкви в Орлеане, Туре, Меце,
Труа и Верноне; дворцы и замки
XVI и XVII вв. на Луаре
(Амбуаз, Жьен, Шинон, Шенонсо
и Сюлли); ратуша и библиотека в
Валансьенне, очаровательная
готическая Кальвария в Пло-
гастеле и ряд других. Не
считаясь с историческим и
художественным значением
поврежденных зданий, немецкие
саперы разбирали их на камень,
который употреблялся для
мощения взлетных дорожек
аэродромов (Le Ghanoine М. et
Chenesseau Н. La reconstruction
des quartiers historiques.—
Urbanisme, 1947, № 114).
2 Массированные налеты
германской авиации на Англию
продолжались с августа 1940 по
май 1941 гг., т. е. до того периода,
когда Гитлер начал
концентрировать свои войска для
нападения на СССР. За это время
помимо упомянутых городов был
нанесен большой ущерб Глазго,
Белфасту, Ливерпулю, Бристолю,
Манчестеру, Шеффилду и
Саутгемптону. О том, насколько
крупные потери понесли жилые
районы и общественные центры
английских городов, можно
судить по количеству
разрушенных церквей. В Англии и
северной Ирландии за четыре с
половиной года войны было
повреждено и разрушено 14 тыс.
церковных зданий
(The Architect and Building News.
1944, № 3935, p. 111).


Война и ущерб,
нанесенный городам
225
План
Лондонского
графства; показаны
разрушения,
причиненные войной
Разрушения
городов и памятников
архитектуры Франции
в период войны.
Точками показана
территория,
оккупированная
Германией до 11 ноября
1942 г.; горизонтальной
штриховкой — районы,
занятые итальянскими
войсками; косым
штрихом — зона
совместной
итало-германской
оккупации; клеткой —
особая стратегическая
зона нацистских
армий; черными
кружками обозначены
города, подвергшиеся
разрушениям до
капитуляции Франции;
кружками с ромбами —
города, пострадавшие
от налетов
англо-американской
авиации (1944 г.);
двойными кружками —
города, разрушенные
при освобождении
Франции. Париж,
Нанси, Виши и Лилль
находились под
защитой статуса
«открытого города»


226
Центральный
ансамбль Дрездена до
его разрушения. На
первом плане —
Цвингер
Все, что
осталось от Дрездена
после налета
англо-американской
авиации в ночь
с 13 на 14 февраля
1945 г.
ной для Гитлера превратилась в наступательно-оборонительную, а после
рокового поражения у Сталинграда германская армия окончательно
потеряла военную инициативу.
Седьмого декабря 1941 г. нападением на Гавайские острова Япония
втянула в мировую войну Соединенные Штаты Америки. Особенностью
дальневосточной войны явилось преобладание военно-морских и воздушных
операций над сухопутными. И тем не менее многие города стали жертвами
этой войны. Уже при налете японских эскадрилий на 7-й Тихоокеанский
флот сильно пострадали портовые устройства Пирл-Харбора и Гонолулу.
Бои за овладение Филиппинами и полуостровом Малакка привели к
разрушениям Манилы и Сингапура, а вслед за тем пламя войны перебросилось
в Бирму, в Нидерландскую Индию и в Океанию вплоть до Новой Гвинеи и
Соломоновых островов. Но военные действия на Дальнем Востоке не
изменили значимости европейского театра войны, который остался главной
ареной тяжелой борьбы с преобладающим количеством человеческих жертв и
разрушений на советском фронте.
С начала Великой Отечественной войны «львиная доля» немецких усилий
уже отдавалась восточному театру военных действий, в результате чего
английская, а после вступления США в мировую войну и американская
авиация, накопив достаточно сил, перешла в воздушное наступление на
Германию, точнее на порабощенную ею Европу. Все чаще самолеты
союзников бомбардировали Берлин, Гамбург, Мюнхен, Нюрнберг,
превращенный Гитлером в общеимперский форум нацистских съездов, все чаще
воздушные армады западных держав громили промышленные центры Силе-
зии, Саксонии, Вестфалии и Бранденбурга.
В то же время сильно участились налеты и на оккупированную немцами
Францию. Англо-американская авиация бомбардировала военные заводы
Шнейдера в Ле-Крезо, железнодорожные узлы Тура и Орлеана,
промышленные предприятия в окрестностях Парижа, Лилля и Нанси, а также
Разрушения городов и градостроительные мероприятия
военного времени


Война и ущерб, 227
нанесенный городам


Разрушения городов и градостроительные мероприятия
военного времени
228
крупнейшие приморские города, начиная с Кале и Булони и кончая
Брестом, Марселем и Тулоном. По степени разрушения англо-американские
бомбардировки далеко превзошли первоначальные удары с воздуха
немецкой авиации. В Гавре, например, был опустошен весь центральный
район, выходящий к Ламаншу и Сене; в Руане было разрушено множество
старых жилых кварталов, среди которых оказался сильно поврежденным
всемирно прославленный Руанский собор, а столица французского
судостроения Сен-Назер после 44 налетов английской авиации обратилась в
сплошное пепелище. Но свободолюбивый французский народ стоически
принимал эти жертвы, оправдывая их необходимостью освобождения родины. По
мере нарастания освободительного движения во Франции города
претерпевали разрушения и в результате действий партизан. Так было, например,
в Гренобле, где катастрофический взрыв немецкого арсенала,
организованный партизанами, сильно разрушил десятки кварталов.
В июле 1943 г. десантными операциями на Сицилии началось наступление
англо-американских армий на Апеннинском полуострове. Сравнительно
быстро оккупировав южную Италию и добившись ее капитуляции (8
сентября 1943 г.), союзники тем не менее столкнулись здесь с упорным
сопротивлением немецких войск, создавших две линии обороны: у Неаполя и по
р. Арно. Рим как открытый город был освобожден от фашистов почти без
всяких повреждений. Но на территории Тосканы разгорелись жестокие
бои. Из докладов, опубликованных Королевским институтом британских
архитекторов в 1945 г., явствует, что в одной только Тоскане (не считая
соседних областей, а именно Лацио, Умбрии и Эмилии) пострадало 38
городов \ включавших в себя выдающиеся памятники итальянского,
древнеримского и этрусского зодчества. Повсеместно проявляя варварское
отношение к памятникам культуры, гитлеровцы сжигали, взрывали или
расстреливали из артиллерийских орудий ничем не возместимые
художественные сокровища. Так, в маленькой Пиенце, не имевшей никакого
стратегического значения, был разрушен всемирно известный собор и палаццо
Коммунале; в Сан-Джиминьяно изуродована Коледжиатская церковь;
в Пизе были сильно повреждены ажурные готические галереи
средневекового кладбища Кампо-Санто со знаменитыми фресками Орканья, Траини
и Беноццо Гоццоли. При своем отступлении из Флоренции и Пизы немцы
взорвали исторические мосты и обратили в развалины длинные старые
кварталы, выходившие на р. Арно. Гуманный и просвещенный мир, уже
привыкший к гибели памятников художественной культуры, с затаенным
дыханием следил за продвижением фронта в Италии, мысленно прощаясь
с уникальными произведениями живописи, скульптуры и архитектуры.
Однако вандалы не смогли всего уничтожить.
Когда советские войска уже подходили к границам «Третьей империи» и
чаша весов войны окончательно склонилась в пользу антигитлеровской
коалиции, был, наконец, открыт долгожданный второй фронт массирован-
центральный район
Варшавы накануне
второй мировой войны
1 — средневековый
центр, сложившийся
у королевского замка;
2 — так называемая
Саксонская площадь
Центральный
район Варшавы после
планомерных
карательных
разрушений,
произведенных
нацистами (1944 г.).
В результате уличных
боев и расстрелов
в Варшаве погибло
около 200 тыс. человек.
1 Количество разрушенных
городов на самом деле
значительно превосходило
указанную цифру, так как в
сводках, которые помещали
архитектурные журналы
(The Architectural Review, Journal
of the Royal Institute of British
Architects), упоминались только
те города, в которых оказались
поврежденными выдающиеся
памятники архитектуры и
искусства.


Война и ущерб,
нанесенный городам
229
ным вторжением англо-американских десантов в Нормандию. Франции
снова пришлось пройти через горнило военных испытаний. Кан, Фалез и
ряд других нормандских и бретанских городов обратились в груды
развалин, а некоторые восточные города, оказавшиеся в местах окружения
разбитых германских армий, были в буквальном смысле слова сметены с лица
земли. К их числу принадлежали Сен-Дье, Жерарме и Ле-Тийо. Париж
был освобожден силами национального сопротивления в результате
народного восстания 19—25 августа 1944 г. Благодаря успеху восстания столица
Франции не разделила трагической судьбы Варшавы, почти полностью
уничтоженной озверевшими фашистскими захватчиками.
После открытия второго фронта нацисты бросили на игорный стол свою
последнюю карту — ракетную артиллерию. Однако действие ракет (так
называемых ФАУ-2) при бомбардировке Лондона не принесло ожидаемых
результатов К
В начале 1945 г. вооруженные силы союзников вступили в пределы
Германии. Преобладание военной техники в сочетании с боевым
наступательным духом солдат, ощущавших близость победы, ускоряли сближение
фронтов. И в то же время центральные районы Германии подвергались
сокрушающим бомбардировкам во все более нараставших масштабах.
Бесчисленные преступления, совершенные перед человечеством фашизмом,
вызвали законный гнев и ответное ожесточение народов. Вот почему,
нарушая международную конвенцию о бомбардировках Германии,
американские и английские самолеты безжалостно уничтожали не только немецкие
военные объекты, но и мирные города 2. Одной из таких не вызванных
необходимостью акций явилась истребительная бомбардировка Дрездена, во
время которой за несколько ночных часов погибло 120 тыс. человек.
Война с фашистской Германией закончилась освобождением всех
захваченных ею стран и взятием советскими войсками Берлина вместе с
последним оплотом гитлеризма — Имперской канцелярией. Восьмого мая 1945 г.
был подписан акт о безоговорочной капитуляции Германии. Однако боевые
действия на Дальнем Востоке еще продолжались почти полгода. С
капитуляцией Японии закончилось губительное шествие смерти по городам
современного мира.
1 Всего на английской территории
разорвалось 1115 ракетных
снарядов. Суммируя количество
жертв от самолетов-снарядов
(ФАУ-1) и ракетной артиллерии,
англичане насчитывают 10 тыс.
человек убитых и 23,5 тыс.
раненых, что составляет, однако,
лишь очень незначительную часть
потерь, причиненных
бомбардировочной авиацией.
2 Задачи стратегических полетов
на Германию были
сформулированы на конференции в
Касабланке еще в 1943 г.
Бомбардировке подлежали верфи
для подводных лодок,
авиационные заводы, предприятия по
очистке нефти и производству
синтетического горючего, а также
транспортная система страны и
непосредственно военные объекты.
Для американской авиации
были установлены дневные налеты
с точным прицельным
бомбометанием, тогда как для
английской — ночные с
допущением бомбардировок
территорий в более широких
контурах. Однако эти правила не
соблюдались, и фактически
англо-американская авиация
разрушала не только военные
объекты, но и жилые районы
городов. На Германию было
сброшено 2700 тыс. т. бомбового
груза (Всемирная история. М.,
1965, т. X, с. 458).
Следует отметить, что под конец
войны сильно пострадали города
Австрии и Венгрии и особенно
их столицы. Во время штурма
Вены, которую безрассудно
обороняли гитлеровские войска,
город потерял свыше 5 тыс.
зданий как в центре, так и на
окраинах. В Будапеште были
взорваны мосты через Дунай и
сильно поврежден городской
общественный центр.


2. Защита населения и городской застройки.
Строительная деятельность, проектные
и теоретические работы
Войны противоположны созидательной деятельности человека, а
следовательно, и архитектурному творчеству. В период минувшей войны
большинство архитекторов оказались в рядах сражавшихся армий, но
некоторые из них продолжали работать, применяясь к неотложным нуждам
военного времени. Уже с самого начала войны на первое место выдвинулась
проблема защиты населения и городской застройки от бомбардировок
с воздуха. В связи с этим в различных странах начались работы, связанные
со строительством бомбоубежищ, противовоздушной маскировкой
промышленных объектов и городов, защитой памятников архитектуры от бомб и
пожаров и, наконец, что было особенно важно, с ремонтом поврежденных
зданий и строительством временных жилищ.
Для укрытия населения во время «тревог» использовали тоннели
метрополитенов, подземные пустоты и выработки, древние катакомбы и даже
заброшенные ливневые коллекторы1. Обычным мероприятием в крупных
городах было приспособление подвальных помещений капитальных зданий
под бомбоубежища и газоубежища. Однако таких помещений далеко не
хватало. Поэтому, следуя опыту малых городов и периферийных районов
столиц, застроенных домами коттеджного типа, стали повсеместно
применять обособленные убежища. Не касаясь разнородных укрытий,
создававшихся самим населением во дворах и на пустырях, приведем только
пример капитального бомбоубежища, получившего широкое распространение
в Лондоне 2. В густонаселенных районах британской столицы
муниципальные органы построили целую сеть убежищ в виде длинных лент,
растянутых посередине улицы. Коробовый свод из кирпича и бетона защищал
полуподземные помещения от легких бомб, осколков и завалов, тогда как
расчленение длинного убежища на секции давало возможность
локализовать поражение и тем самым сократить число человеческих жертв.
Основная задача противовоздушной маскировки заключалась в
устранении опознавательных признаков данного места. Маскировались прежде
всего военные заводы, транспортные узлы и портовые устройства. Уже
в 1939 г. в Англии, Франции и Германии стали укорачивать и разбирать
высокие заводские трубы, переводя производство на бездымное
энергоснабжение; тогда же вошли в обиход маскировочные сетки, строительство
фальшивых заводских корпусов и расписывание городских площадей и
производственных дворов под древесную зелень или застройку. Позволяя
перекрывать большие пространства, маскировочные сетки видоизменяли
очертания транспортных узлов и крупных водоемов. Такой, например,
была маскировка центрального района Гамбурга, где перекрытием
внутреннего Альстера пытались отвести попадание бомб от железнодорожного
диаметра и правительственных зданий.
В городах, служивших центрами военного производства, устраивали
дымовые завесы. Пользуясь этим средством, немцы оттянули на некоторое
время гибель сен-назерских заводов 3, где производилось немецкое оружие
в период оккупации Франции.
Мы не касаемся здесь маскировки специфических военных объектов, а
именно штабов армий, аэродромов, стоянок подводных лодок и
разнородных войсковых частей, что составляло особую область военного дела. О
громадных масштабах этих мероприятий можно судить по созданию на севере
Франции немецкого подземного города, в котором помещался штаб окку-
1 Укажем на использование в
качестве бомбоубежищ огромных
подземных выработок, занятых
кладбищами в Париже, катакомб
в Зальцбурге, периодически
пересыхающей в своем бетонном
ложе р. Вин — в Вене и т. д.
Что же касается метрополитена,
то в Лондоне (как и во всех
прочих европейских столицах)
были сохранены благодаря ему
многие тысячи человеческих
жизней.
2 О лондонских бомбоубежищах
см. The Architectural Forum,
1942. January.
3 Разрушениям Сен-Назера
посвящена статья: Guitton Jean.
Et maintenant — Urbanisme, 1947,
№ 114.


Защита населения
и городской застройки
231
пационных сил и могли найти укрытие до 100 тыс. солдат. Длина
тоннельных улиц этого города катакомб составляла около 26 км.
Большую роль сыграли архитекторы в защите выдающихся памятников
архитектуры и искусства. Война застала европейские страны неодинаково
подготовленными к решению этой проблемы. Если в Италии благодаря
широко развитому туризму почти все художественные ценности были
своевременно поставлены на учет, то в Англии не имели представления и о
половине ее национальных сокровищ. Поэтому учрежденный в 1940 г.
Национальный комитет по охране памятников 1 начал свою работу с
выявления и фотографической фиксации как разрушенных, так и сохранившихся
зданий. Но помимо паспортизации и фиксации памятников с самого начала
войны проводились практические работы по их защите.
Уличные
кирпично-бетонные
бомбоубежища в
Лондоне
Защита
памятников
архитектуры от
авиационных бомб и
снарядов
1 К началу 1943 г. комитет
принял на учет около 200 тыс.
памятников. В их число вошли не
только произведения искусств, но
и подлежащие уничтожению (и
в то же время ценные для
историков) трущобные дома.


Разрушения городов и градостроительные мероприятия
военного времени
232
Периодическая печать военного времени сохранила фотографии и
описания защитных мероприятий и устройств, создававшихся для охраны
средневековых соборов и ратуш, мраморных и бронзовых изваяний, а также
разноцветных витражей из стекла, как и монументальной живописи в виде
фресок, мозаик и сграффито. Наиболее распространенным средством
защиты памятников были мешки, наполненные песком. Некоторые особенно
выдающиеся монументы заключали в железобетонные, кирпичные и
каменные футляры. Так, на построенную из хрупкого белого мрамора Трая-
нову колонну надели фундаментальную муфту; памятник «Великому
курфюрсту», изваянный Андреасом Шлютером, сняли с устоя Длинного моста
и погрузили в воду р. Шпрее, а знаменитую «Тайную вечерю» Леонардо
да Винчи защитили мешками с песком. Благодаря мероприятиям
подобного рода удалось сохранить много памятников выдающегося
художественного значения и, в частности, великое произведение Леонардо, несмотря на
то что в трапезную церкви Санта Мария делла Грация попала
авиационная бомба. При тех же обстоятельствах полностью уцелела филигранная
нюрнбергская рака святого Зебальда, созданная Петром Фишером
старшим. Снятие цветных витражей из соборов и ратуш и эвакуация
картинных галерей, драгоценных инкунабул и рукописей из архивов и библиотек
в отдаленные городки, заброшенные шахты и тоннели позволили сохранить
величайшие художественные произведения для современников и потомков,
о чем красноречиво свидетельствует спасенная советскими войсками
коллекция картин Дрезденской галереи. Но защитить целиком большие
городские ансамбли и тем более рядовую жилую застройку не представлялось
возможным. Ни одна из войн не нанесла архитектуре такого безжалостного
и непоправимого ущерба, как минувшая вторая мировая война.
При внезапности налетов и массовом разрушении городов было трудно
вести учет выбывавшего из строя жилого фонда. Даже муниципальные
органы того или иного крупного города не всегда представляли себе
фактические потери, в силу чего возмещение жилого фонда в масштабе целой
страны велось на основе весьма приблизительных цифр, к которым
прибавляли еще возможные потери в будущем. Работы над решением жилищной
проблемы во время войны заключались: 1) в ремонте поврежденных зданий;
2) в перекройке больших квартир на малометражные и 3) в строительстве
аварийных домов и жилищ для эвакуированного населения *.
Однако трудоемкость капитальных работ заставила архитекторов отдать
предпочтение одноэтажным отдельно стоящим домикам, которые
изготовляли из стандартных щитов на заводах за счет государства. Жилища
подобного рода делились на «аварийные» и «временные». Первые из них
размещали на любых свободных участках в городах (нередко на расчищенных
пепелищах разрушенных кварталов), вторые же группировали в поселки
для эвакуированного населения, нередко вынося их далеко за пределы
городов. Небезынтересное предложение для строительства аварийных домов
(точнее — хижин) сделал известный финский архитектор Алвар Аалто2.
План хижины получил у него трапециевидную форму, что давало
возможность удобно соединять три-четыре строения вокруг общей печи, а в случае
применения прямоугольных форм комбинировать из них и многокомнатные
квартиры. Временные жилища из английской строительной практики
представляли собой трехкомнатный домик с кухней, ванной и прочими
удобствами под облегченной гофрированной крышей. Во Франции такие дома
строили из алюминия и железа, придавая им полукруглую форму.
После разгрома Франции и начавшегося агрессивного оживления Японии
дальновидным политикам заокеанской республики стало ясно, что
Америка не может остаться нейтральной страной. Поэтому еще в 1940 г. Рузвельт
предпринял беспримерное по размаху строительство военных заводов и
верфей. Новые предприятия военной промышленности вызвали к жизни
поселки и целые города, для застройки которых служили изготовлявшиеся
на конвейерах временные жилища.
В американской практике военного периода получили распространение
цилиндрические дома из металла, перекрытые конической или циркульной
крышей. Наряду с круглыми домами строились и прямоугольные,
напоминавшие деревянные пакгаузы и бараки. Что же касается планировки
поселков, то в Америке они повторяли в упрощенном виде поселки
довоенного времени. Быть может, единственное более или менее интересное
Временный
дом для пострадавшего
населения Лондона.
Вход в гостиную
План того же
дома. Материал —
дерево и металл;
дом рассчитан на
массовое производство
1 О проектах перестройки
особняков в многоквартирные дома
см.: "Wolfson James I. Conversion of
old houses into flats at
Hampstead. — The Architects'
Journal, 1944, № 10, s, 311—314).
2 Cm. Journal of the Royal Institute
of British Architects
за 1941 г. В мартовском номере
этого журнала приведен поселок
для беженцев, а в майском даны
проекты аварийных жилищ.


Защита населения
и городской застройки
233
предложение по планировке поселков для эвакуированного населения было
сделано тем же Аалто.
Несмотря на отрыв большинства архитекторов от их профессиональной
творческой работы, оставшиеся в тылу зодчие (по преимуществу мастера
старшего поколения) продолжали заниматься большими проектными и
теоретическими работами, имея в виду послевоенное городское
строительство. В оккупированной Франции не прекращал своих разносторонних
творческих исканий Ле Корбюзье. В годы войны он составил проект
планировки Ля-Рошели, консультировал планировочные работы по Алжиру и
опубликовал в виде анонимного издания «Афинскую хартию». Значение этого
труда для понимания назревших проблем современного города было
настолько важным, что целесообразно изложить здесь его содержание 1.
«Афинская хартия», составленная на IV конгрессе Международной
ассоциации современных архитекторов еще в 1933 г., включила критическую
характеристику капиталистических городов и предложения по их
коренному переустройству. Исходя из того положения, что современные
крупные города «бесчеловечны» и «не отвечают более своему назначению
защищать людей», авторы хартии (в числе которых был и Корбюзье)
выдвинули следующие основные положения:
1) город следует рассматривать как единое социально-экономическое и
архитектурное целое с гуманистических позиций, т. е. принимая во
внимание жизненные интересы всего населения;
2) город нельзя отрывать от того обширного экономического района,
который его окружает, снабжая продуктами питания городское население и
предоставляя ему возможности общения с природой. В связи с этим
большое значение приобретает охрана и реконструкция загородных
ландшафтов;
3) необходимо устранить противоположность между центрами и
окраинами городов путем разуплотнения центров и замены трущобных районов
благоустроенными жилыми кварталами;
4) поскольку крупнейшим пороком больших капиталистических городов
стала территориальная разобщенность жилища и мест отдыха и труда,
необходимо сблизить их, используя для этого все средства планировки;
5) в связи с тем что проблема транспортных связей при всей ее
значимости все же не решающая в планировке городов, нужно запретить
размещение жилых домов по красным линиям улиц, соблюдая как общее правило
нормы инсоляции и аэрации жилых помещений;
6) основной органической клеткой любого города является квартира, а не
дом и тем более не квартал. Вместе с тем жилые комплексы должны
хорошо обслуживаться учреждениями коммунального и культурного
назначения, в силу чего проблема человеческого общежития приобретает
комплексный характер;
Гамбург.
Слева — внутренний и
внешний Альстер до
маскировки; справа —
перекрытие висячими
сетками внутреннего
Альстера и устройство
фальшивого
железнодорожного
диаметра к северу от
него
1 Фактический материал, на
который опиралась «Афинская
хартия», был собран в результате
тщательного исследования
33 городов с разной численностью
населения и разными
топографическими особенностями
(в их число входили Амстердам,
Берлин, Балтимор, Детройт,
Литтория, Цюрих и др.).
Редакционную обработку
первоначального текста Корбюзье
исполнил только через восемь лет
в оккупированном немцами
Париже (1941 г.). Но близость
Корбюзье к движению
«Национальное сопротивление»
заставила его скрыть собственное
имя в первом издании хартии.


Разрушения городов и градостроительные мероприятия
военного времени
234
7) заслуживают величайшего к себе уважения и заботливой охраны
выдающиеся памятники зодчества прошлых эпох. Но включение их в
обновляемую городскую среду не должно наносить ущерба живущему городу.
Нельзя рекомендовать и применение исторических стилей для новых
зданий, возводимых в непосредственной близости от старых шедевров;
8) в архитектуре городов следует держаться разумного равновесия между
эстетическими и функциональными проблемами, никогда не забывая того
обстоятельства, что последние определяют удобство человеческого
общежития.
Такими были основные положения «Афинской хартии», завоевавшей в
годы войны всеобщее признание во Франции, а затем и в других странах
западного мира. Переехавшие в свое время в Америку Вальтер Гропиус,
Гильберсаймер и Элиэл Сааринен также занимались практической и
теоретической работой, крупнейшим плодом которой явилась книга Саарине-
на «Город, его прошлое, настоящее и будущее» 1. Но, пожалуй,
наибольшую энергию проявили во время войны английские архитекторы.
Следует отдать должное работоспособности и мужеству британских
архитекторов, которые, находясь под градом немецких бомб, не прекращали
своей работы даже во время воздушного наступления на Англию. На всем
протяжении войны регулярно издавались архитектурные журналы,
устраивались выставки, проводились конференции и дискуссии. Королевская
академия, как и Институт британских архитекторов, продолжала разработку
начатых еще до войны больших проектов. Стоило рассеяться дыму над
пепелищем Ковентри, как появились эскизные проекты восстановления
центра этого города, исполненные талантливой рукой Алвара Аалто. Чем
ближе становилась окончательная победа, тем шире разворачивались
планировочные работы. 1943 и 1944 гг., ознаменовались составлением
проектов реконструкции Гулля, Плимута и центра Бирмингема, а в 1945 г.
планировкой были охвачены Бат, Дурхэм, Манчестер и Мидлсбро. Но больше
всего уделялось внимания планировочной реконструкции британской
столицы.
В 1942 г. был закончен уже описанный нами проект Королевской
академии2. В следующем 1943 г. получил завершение второй проект,
составленный Комитетом по изучению и реконструкции Лондонского района. Он
охватывал уже не только центральный район гигантского города, но и его
периферию в радиусе до 50 км. Сущность этого проекта, непосредственно
смыкавшегося с проблемами районной планировки, заключалась в
расчленении территории Большого Лондона на множество обособленных и
примерно равных районов, между которыми прокладывали магистрали. Тем
самым план Большого Лондона становился похожим на отвлеченную
планировочную схему Элиэла Сааринена. Согласно проекту комитета,
железнодорожный узел Лондона упрощался до четырех больших вокзалов,
объединявшихся метрополитеном, тогда как уличная сеть реконструировалась
и дополнялась тремя новыми кольцевыми дорогами. Кроме того, проект
предусматривал вывод предприятий тяжелой промышленности и вредного
производства за пределы селитебной территории. Однако, несмотря на
целый ряд удачных предложений, проект планировки Большого Лондона
подвергся уничтожающей критике за чрезмерное раздробление города.
Одновременно с разработкой этих двух проектов Патрик Аберкромби (в
соавторстве с Форшоу) занимался планировочной реконструкцией
Лондонского графства. Опираясь на тщательное изучение планировки и застройки
Лондона, Аберкромби составил поистине классическую схему
функционального зонирования территории, которая дала ему возможность сделать
целый ряд рациональных предложений как по прокладке новых диаметров
и кольцевых магистралей, так и по приведению в единую систему садово-
парковых массивов. Особенно удачным был выбор направлений для двух
транзитных диаметров, из которых первый пролагался с северо-запада на
юго-восток (через мост Ватерлоо), а второй — вдоль северного берега
Темзы. Конечно, в трудных условиях большого города, застроенного ценными
домами, нельзя было обойтись без тоннелей, каковые и предусматривал
проект. Столь же благоприятным было и объединение островных парков
Лондона в непрерывные зеленые ленты. При таком положении вторая от
центра кольцевая магистраль, касаясь Риджентс-парка, Вестминстерского
кладбища, Баттерси-парка и других парков и скверов столицы, на всем
Стальные
переносные дома,
изготовлявшиеся
американской фирмой
«Бутлер и К0»
1 Saarinen Eliel. The city, its
growth, its decay, its future.
New York, 1943.
2 Об этом проекте см, выше,
с. 196—206.


Защита населения
и городской застройки
235
Проект
планировки
Лондонского графства
Аберкромби и Форшоу
вверху — план дорог:
А — внутренняя
сложившаяся кольцевая
магистраль; В — новая
(главная) кольцевая
автострада; С —
внешняя окружная
дорога; на среднем
чертеже — система
озеленения Лондона;
внизу — плотность
населения на 1 акр


Разрушения городов и градостроительные мероприятия
военного времени
236
своем огромном протяжении (около 35 км) проходила бы под сенью
деревьев. Проект Аберкромби и Форшоу вместе с сопровождавшими его
обоснованиями составил капитальную монографию, которую издали в 1943 г.
И хотя авторы и не добивались реализации своего проекта, его значение
для становления современного градостроительного мышления было
чрезвычайно большим.
Развивая идеи децентрализации населения и промышленности, Аберкромби
составил в те же годы еще один проект, охвативший всю территорию
Большого Лондона. Здесь впервые на научной основе он рассмотрел проблему
роста крупного города. Территория Большого Лондона членилась на
четыре пояса: центральный (Сити и Лондонское графство), где плотность
населения достигала 75—100 человек на акр; пригородное кольцо с плотностью
Аберкромби и
Форшоу. Зонирование
территории
Лондонского графства
по социальному и
функциональному
признакам.
1 — деловая и
коммерческая зона;
2 — промышленные
территории;
3 — Вест-Энд;
4 — правительственный
центр; 5 — буржуазные
кварталы;
6 — район прессы;
7 — «открытые
пространства»;
8 — жилые районы;
9 — районы с
устаревшей
переуплотненной
застройкой;
10 — торговые улицы
8 10 12км
населения в 50 человек на акр; зеленый пояс и внешний пояс
сельскохозяйственных земель с расположенными в нем сателлитами. Из
Лондонского графства и прилегающих к нему кварталов предполагалось переселить
на периферию около 1 млн. человек, используя для этой цели как
существующие, так и проектируемые города-спутники. Вместе с населением
Аберкромби намеревался вывести из центрального района города строго
определенное количество промышленных предприятий, дабы создаваемые
населенные пункты не превратились бы в города-спальни Лондона 1. Такими
были основные проектно-планировочные работы, исполненные
крупнейшими мастерами в 1940—1944 г.
Во время войны в Лондоне среди бушевавших пожаров несокрушимо
высился собор св. Павла. Судьба пощадила это выдающееся здание,
оставшееся почти невредимым среди руин сгоревшего Сити. И не удивительно
поэтому, что взоры английского народа обратились к нему. Уже давно, со
времени погребения Нельсона, собор служил военным пантеоном
Соединенного королевства; теперь же стали говорить о превращении его в
национальный памятник. Это последнее значение собора вместе с
необходимостью восстановления делового центра Лондона и вызвало те
многочисленные проектные предложения, которые появились в конце войны.
Без объявления конкурса (а следовательно, и без гарантированной
оплаты затраченного труда) в распоряжении руководящих архитектурных
учреждений Англии оказалось пять проектов соборной площади, из
которых два имели расширенные границы, включавшие в себя всю территорию
1 Согласно своему проекту,
Аберкромби наметил к выводу из
Лондона 1720 фабрик, на которых
работало около 250 тыс. человек.


Защита населения
и городской застройки
Сити. На специально составленной нами таблице эти проекты показаны
в общем масштабе. Вряд ли необходимо рассматривать их подробно,
поскольку они отражали все то же довоенное ретроспективное направление
в творчестве английских архитекторов, а по
художественно-композиционному качеству далеко уступали даже неудачному проекту Королевской
академии. Таким был, например, проект Мак-Элистера, где соборная
площадь приобретала какую-то странную, двояко изогнутую форму. Также
неудачным был и проект Кеннета Линди и Уинтона Льюиса,
превращавших площадь в овал, не соответствовавший удлиненному телу собора.
Принципиально новое предложение было сделано Рудольфом Франкелем,
который застраивал всю территорию Йити однородными корпусами,
расположенными по оси север — юг. Однако лишенная всякого
художественного обаяния безразличная строчная застройка получила отрицательную
оценку в английской печати. Что же касается самой площади, то она
превращалась у Френкеля в огромное и скучное пространство, на котором
потерялось бы даже столь грандиозное сооружение, как собор св. Павла.
Синхронизируя мероприятия по защите английских городов и их
перспективной планировке, нельзя не отметить, забегая вперед, практической
деятельности архитекторов и отставания от нее градостроительного
законодательства. Так было, например, с биллями о ремонте пострадавших зданий
и о строительстве временных жилищ. Первый из них прошел через
парламент только на третий год войны (1941), тогда как второй задержался до
1944 г. То же самое произошло и с законом об учреждении контроля за
использованием земель («The Control of Land Use», White Paper»).
Упоминаемый закон явился следствием длительной работы трех
правительственных комиссий Барлоу, Скотта и Утвата. Эти комиссии занимались
проблемой планомерного распределения промышленных предприятий в
масштабе всей страны, а также выяснением взаимодействия индустрии и
сельского хозяйства и изучением вопроса о принудительном отчуждении
земель. Однако, несмотря на весьма радикальные предложения комиссий,
парламентский закон под нажимом частных собственников получил
компромиссный характер, в силу чего и не смог оказать того положительного
влияния на районную и национальную планировку, какого ожидали от
него единомышленники Аберкромби.
Итак, вторая мировая война, принесшая с собой неисчислимые потери,
была не только фактором гибели городов и напряженной борьбы за их
сохранение; война не только разрушала построенное, но и перековывала
сознание зодчих. Во время войны особенно ясно выявились социальная
несправедливость и весь тот хаос, в котором пребывали города
капиталистического мира. Это дало толчок генеральной ревизии всех давно
установившихся градостроительных концепций, способствовало возникновению
новой теории города. «Афинская хартия» сыграла ощутимую роль именно
в этом направлении. Архитекторы капиталистических стран, всегда
работавшие на индивидуального заказчика, поняли в период войны
преобладающую значимость коллективных интересов над индивидуальными,
точнее частно-собственническими.
Возросшее в военные годы участие государства в строительстве
постоянных и временных жилищ позволило обратиться к массовому
индустриальному производству жилых домов и превратило городские и загородные
территории из строительных в монтажные площадки. Тем самым был
нанесен сильнейший удар «штучному» проектированию и строительству, что
в свою очередь подорвало основы ретроспективной архитектуры.
В горниле войны были уничтожены уродливые градостроительные
концепции фашистских стран, ушли в невозвратимое прошлое крупнейшие
очаги автократической реакции. Перед градостроительством открылись
неизмеримо более широкие горизонты. Вот почему вторую мировую войну
следует считать рубежом между городами старого и нового типа.


Часть пятая
Градостроительство
в странах
капиталистического мира
после окончания
второй мировой войны
Движущие силы
и условия развития капиталистических городов
в послевоенные годы
240
Восстановление и реконструкция городов
в Западной Европе
267
Попытки разуплотнения
и ограничения роста крупных городов
Западной Европы
296
Реконструкция
городов в современной Америке
322


1. Движущие силы и условия развития
капиталистических городов
в послевоенные годы
Вторая мировая война повлекла за собой далеко идущие
социально-экономические и политические последствия. Освободительная борьба
прогрессивных сил против фашизма, которую возглавлял Советский Союз,
привела к установлению народно-демократического строя в Польше,
Чехословакии, Венгрии, Болгарии, Румынии, Югославии и Албании, а с
образованием Германской Демократической Республики в Центральной Европе из
орбиты капиталистического мира вышло 100 млн. человек. Аналогичные
события произошли и на Дальнем Востоке. В 1945 г. была провозглашена
Демократическая Республика Вьетнам; через три года на путь
социалистического преобразования вступила Северная Корея и, наконец, 1
октября 1949 г. Китай декларировал установление народной власти. В
результате этого стремительно протекавшего процесса расширилась мировая
социалистическая система, сосредоточившая в своих руках XU территории
земного шара с населением 1 миллиард человек. Капиталистический мир
оказался еще более ущербленным и подорванным.
Одновременно с формированием могущественного лагеря
социалистических государств, к которым присоединилась и заокеанская Республика
Куба (1959 г.), все более разрасталось освободительное движение в
колониях. Если в XIX и начале XX в. Англия принуждена была признать
доминионами Канаду, Австралию и Новую Зеландию, то после второй
мировой войны сбросила с себя колониальную зависимость
многомиллионная Индия, а вслед за ней Цейлон, Кипр, Бирма, как и ряд других
английских заморских владений. Разгром фашистской Италии сразу же лишил
ее всех колоний. Додеканезские острова после многовекового
насильственного отторжения возвратились к Греции. Триполитания (Ливия)
превратилась в независимое королевство, а Эритрея воссоединилась с героической
Эфиопией, дважды испытавшей на себе полвека вооруженную
итальянскую экспансию. Франция дольше сохраняла в своих руках огромные
африканские владения, но и она не смогла удержать Алжира, Туниса и
Марокко, одновременно с освобождением которых сильно изменилась
политическая карта тропической и южной Африки. Нигерия, Мавритания,
Сенегал, Того, Гана, Камерун, Танзания, Кения и Мальгашская
Республика составили далеко не полный перечень новых государств,
образовавшихся на обломках английских и французских колоний. И если
большинство из них по экономическим и дипломатическим причинам все же
оставалось в составе британского и французского сообществ наций, то право
голоса в ООН поставило новые страны на юридически равную ногу с
некогда великими и всесильными метрополиями. Итак, по окончании второй
мировой войны за неполную четверть века была радикально перекроена
географическая карта мира, а вместе с ней сильно изменились те
экономические и демографические субстанции, которые предопределяли
дальнейшее развитие городов.


Движущие силы и условия развития капиталистических городов
в послевоенные годы
241
Послевоенный период ознаменовался весьма интенсивным, хотя и далеко
не равномерным ростом населения во всех странах капиталистического
мира *. Высокий коэффициент рождаемости обусловил резкое возрастание
числа жителей в большинстве стран Азии и Латинской Америки. Так,
например, только за десятилетие (с 1951 по 1961 г.) население Индии
увеличилось на 21,5% (т. е. более чем на 76 млн. человек), а население
Мексики и Венесуэлы за последние 30 лет удвоилось. Что же касается стран,
участвовавших в войне, то к 1960 г. даже наиболее пострадавшие из них не
только возместили убыль населения, но и значительно перешагнули
довоенные цифры. За 15 лет, прошедших после окончания войны, население
Великобритании возросло на 2,7 млн. человек (т. е. на 5% с лишним). Еще
быстрее увеличивалось население Франции и Западной Германии. В пер-
Послевоенная
миграция населения
и рост городов
Рост
городов в Западной
Европе между 1950 и
1960 гг. (по Г. Лаппо
и А. Кругликову)
вой оно дало прирост в 4,8 млн. (12%), а во второй — 9,2 млн., что
составило почти 21%. Однако Япония намного превзошла в этом отношении все
европейские страны, поскольку число жителей в ней увеличилось на
19 млн. человек, т. е. почти на 26% *.
Выясняя причины интенсивного роста населения перечисленных стран,
нельзя не отметить значительной иммиграции из колоний,
превращавшихся теперь в суверенные государства. Так, в 1958 г. перед французским
населением Алжира, которое составляло Vio часть общего числа жителей
этой страны, с исключительной остротой встал вопрос о выборе отечества 2.
Аналогичным образом решали свою судьбу голландцы, расселенные по
обширному архипелагу Индонезии, а также бельгийцы, в свое время
владевшие Конго, и, наконец, англичане, итальянцы, американцы и японцы.
Чем более непримиримыми были противоречия между колонизаторами и
местным населением освобождавшихся колоний, тем сильнее проявляли
себя тенденции к возврату европейцев на родину. С потерей колоний
1 Отметим, что к середине 60-х
годов население земного шара
почти удвоилось по сравнению с
концом XIX в.
2 К 1960 г. абсолютное число
жителей Великобритании
составляло 51,9 млн., Франции —
45,3 млн., ФРГ — 53 млн. и
Японии — 91 млн. человек.
2 В Алжире к моменту
провозглашения республики
числилось 9,8 млн. жителей, из
них около 1 млн. составляли
французы.


Градостроительство после окончания второй
мировой войны
242
-О
о
о
5
га -о
^ h
* 8
О х
Q. Н
О.
Q3
5
о
%
на 1000
II || | IIII 11|
IIIIIII!IIlllllili
lllilllllllllllllll
жителей
II11 li
llllllllllllllllllllllll
lllllllllll Mil'llllll
во Францию, Англию, Италию и особенно Японию возвратилось несколько
миллионов людей. Однако основная причина роста населения бывших
метрополий заключалась отнюдь не в иммиграции, а в тех естественных
демографических процессах, которые не зависели от внешнеполитических
событий.
После демобилизации огромных армий, превышавших в совокупности
100 млн. человек, рождаемость в воевавших странах не могла не
повыситься. Но это явление было кратковременным, после чего кривые
демографического развития вошли в свое нормальное русло. Темп роста
населения в передовых в культурном отношении капиталистических странах
был сравнительно спокойным, а в некоторых странах, например в Японии,
проявились весьма специфические тенденции. Приведенные диаграммы
% на 1000 жителей
1920
1925
1930
1935
1945
1950 1920
1925
1930
1935
1940
1945
1950
Динамика
рождаемости и
смертности в городах
и сельских местностях
Японии
Приток
населения в главные
города Японии в 1930
(слева) и 1950 гг.
Цветом показано
население, прибывшее
из провинции,
точками — родившееся
в городах
динамики городского и сельского населения Японии между 1920 и 1950 гг.
наглядно показывают постепенное снижение рождаемости, особенно
заметное в сельскохозяйственных префектурах этой страны. Но убывание
рождаемости сопровождалось еще более интенсивным снижением смертности.
А раз это было так, то численность населения Японских островов
автоматически возрастала. Можно предполагать, что этот демографический
процесс был следствием достижений медицинской науки, а отчасти и развития
благоустройства населенных мест. За последние полвека с небольшим
резко снизилась детская смертность, а в некоторых странах увеличилась и
средняя продолжительность жизни человека.
Но что происходило в самих городах, какими были особенности их
демографического и территориального развития? Главной движущей силой
роста городов в послевоенный период по-прежнему оставалась
промышленность. Поскольку процесс концентрации производства продолжался,
Рикевир —
типичный населенный
пункт
сельскохозяйственного
района с убывающим
населением (Эльзас)
Один из
быстроразвивающихся
индустриальных
центров восточной
Франции. Крупный
химический завод
компании «Сольвей»
близ Нанси


Движущие силы и условия развития капиталистических городов 243
в послевоенные годы


Градостроительство после окончания второй
мировой войны
244
1100
1000
900
800
700
600
500
400
300
200
Индекс 1910 (100%)
100
-Тулуза
—1 Парижский
<Ницца#*|..--| район
Марсель
' Париж
Лион
'-/ и' ^ X? )Й 1" у ш О 1Л о
^ ^ й й 2 ^ ^ яг ю ю со
m О) О) 2 ^ О) О) О) О) О)
Ковентри
Бупперталь
постольку города не могли не расти. Однако развитие крупных городов и
в первую очередь столичных центров происходило не только из-за
увеличения числа фабричных рабочих, но и вследствие возрастания числа
служащих — по преимуществу клерков деловых контор, продавцов магазинов,
а также разнообразных представителей интеллектуального труда *.
Автоматизация производства все более вытесняла физический труд из целого
ряда отраслей тяжелой и легкой промышленности, вынуждая рабочих
изменять первоначальную профессию и даже уходить из сферы
производственной деятельности в сферу культурно-бытового обслуживания.
Прямым показателем роста городов является динамика удельных весов
городского и сельского населения в каждой стране. Как общее правило,
города развивались быстрее в тех странах, где степень урбанизации еще
не достигла высокого уровня. Так, например, вплоть до начала 30-х годов
текущего века в экономике Франции сельское хозяйство все еще
сохраняло значительный вес. В соответствии с этим и цифры городского и
сельского населения Франции были почти равноценными (49% жителей в
городах и 51% в сельских местностях). Индустриализация страны,
проявившаяся с особенной силой в послевоенные годы, изменила баланс населения
в пользу городов на 8%; в результате большие промышленные центры
Франции стали быстро расти. Только за 10 лет (а именно, между 1950 и
1960 гг.) в 21 городе Франции население увеличилось на 25—60% и в И —
на Ю—25%. Аналогичное явление наблюдалось и в Западной Германии,
где возрастание городского населения за счет сокращения сельского дало
прирост 16 большим городам от 25 до 60% и 13 — от 10 до 25%.
Однако процесс урбанизации Великобритании протекал неизмеримо
медленнее. Из 36 больших городов Англии, Шотландии, Уэльса и Северной
Ирландии лишь два города (Ковентри и Саутгемптон) получили
приращение населения на 10—25%; в 30 городах (включая Лондон, Ливерпуль,
1 Для иллюстрации роста числа
служащих в административном
аппарате и промышленности
США приведем следующие
данные: в 1899 г. служащие
составляли только 6% общей
численности трудового населения
этой страны, а в 1954 г.— 21,3%
(Варга Е. С. Современный
капитализм и экономические
кризисы. М., 1963, с. 490).


Движущие силы и условия развития капиталистических городов
в послевоенные годы
245
1000
900
800
700
600
500
400
300
200
100
L
4
i
//
'*
1 1 1
Мехико
Сан-Паулу 1
J [J \\
1
Богота J
/
/
i
Рио-де-Жанейро
I/L/I 1 1/
Буэнос-Айрес
/
t
/
/
/
/
У
Бирмингем и Глазго) население едва сдвинулось с довоенного уровня
(прирост от 0 до 10%), тогда как четыре крупных промышленных центра даже
потеряли значительную часть своего населения. Замедленный темп
урбанизации Британских островов объяснялся многими причинами и, в
частности, исчерпанием людских ресурсов в сельском хозяйстве. При
установившемся уровне развития производительных сил английская деревня
потеряла способность поставлять городам необходимые кадры рабочих. Вот
почему на протяжении последнего полувека процентное отношение
городского и сельского населения Англии оставалось стабильным (80% к 20).
И если крупные британские города все же продолжали развиваться, то это
было следствием естественного прироста их населения, к которому
добавлялись иммигранты из отпавших колоний.
О том, насколько зависело развитие индустриальных центров от притока
населения из деревни, красноречиво говорят демографические картограммы
Японии. Оказывается, что число переселившихся из сельских районов
в Токио, Кобе и Осаку на протяжении 1930 г. сильно превзошло число
родившихся в том же году в упомянутых городах. И даже через 20 лет (а
именно в 1950 г.), когда удельный вес сельского населения в стране
значительно снизился (с 76 до 62%), японские города продолжали получать
из деревни не менее 30% своего годового общего прироста. Еще более
интенсивной была миграция сельского населения в городах Азии, Африки
и Латинской Америки.
Яркую картину перемещения больших человеческих масс в пределах
одной и той же страны дает послевоенная Франция. Нанесенные на карту 1
белые кружки наглядно показывают убыль населения в Бретани,
Бургундии, в верховьях Луары и на побережье Средиземного моря. В начале
50-х годов департаменты Крез, Канталь и Лозер, расположенные в
центральном горном массиве, ежегодно теряли по 2 тыс. человек каждый. Из
Диаграмма
роста населения
крупнейших городов
Франции, Англии,
ФРГ, Японии, США,
латиноамериканских
и восточноазиатских
стран (в процентах по
сравнению с 1910 г.)
1 Демографическая карта
Франции заимствована из
журнала Urbanisme, 1956, № 49,50.


Градостроительство после окончания второй
мировой войны
246
департамента Кот дю Нор (Бретань) только за один 1953 г. выехало
10140 человек *. Покидая промышленно отсталые местности, население
оседало в индустриальных районах. Так, в 13 департаментах Северного
экономического района, где производится свыше половины всей фабрично-
заводской продукции Франции, сконцентрировалось 50% населения
страны. Особенно сильным центром притяжения оказался при этом Большой
Париж2, население которого достигло 20% общегосударственной цифры
(т. е. 8,5 млн. человек). В результате миграции населения сильно выросли
города, входящие в созвездия Лиона и Тулузы. Большое число жителей
осело и на юго-востоке страны — между Марселем и Женевским озером,
где образовалась почти непрерывная лента промышленных городов и
поселков на протяжении 300 км. Следует отметить особенность урбаниза-
Картограмма
миграции населения во
Франции с 1931 по
1954 г. Увеличение
численности населения
отмечено черными
кружками;
уменьшение —
белыми (малые
кружки — 500 человек;
большие — 5 тыс.).
Вверху справа
демонстрируется тот
же процесс,
протекавший в
департаменте Сены
ции, которая была характерной для всех стран и заключалась в том, что
пришлое население, порвавшее с сельским хозяйством, размещалось не
в старых больших городах, а на некотором расстоянии от них.
Для выявления интенсивности роста больших городов на этой странице
приведены демографические данные по ряду стран капиталистического
мира. За 100% было принято население каждого города в 1910 г. Кривые
демографической динамики отразили влияние второй мировой войны на
миграцию населения. Так, например, в Германии число жителей Кёльна,
Берлина, Дортмунда, Дуйсбурга и Вупперталя между 1940 и 1945 гг.
постепенно уменьшалось, тогда как падение атомных бомб на Хиросиму и
Нагасаки вызвало в Японии стремительное бегство из всех больших
городов. Но, достигнув к концу войны минимума, городское население стало
после этого неуклонно возрастать.
В послевоенный период рост больших городов Франции, Англии, ФРГ,
Италии и даже Соединенных Штатов Америки (за исключением только
1 Annuaire Statistique de la
France, Paris, 1954.
2 После второй мировой войны
в Париже и его окрестностях
быстро развивались новые
отрасли промышленности:
автомобиле- и авиастроение,
электротехника и др. Они то
и вызвали усиленный приток
населения.


Движущие силы и условия развития капиталистических городов
в послевоенные годы
247
одного Лос-Анджелеса) происходил по спокойным восходящим кривым.
И, наоборот, рост городов Мексики, Колумбии, Индонезии, Пакистана, как
и многих других бывших колониальных и зависимых стран, протекал
исключительно быстрыми темпами. Особенно интенсивно росли Джакарта
и Карачи, обязанные своим развитием превращению их в столичные
города. Но если в настоящее время Джакарта, Карачи и Богота обгоняют
в стремительном беге Париж или Лондон, то это происходит только
потому, что они находятся в стадии «градостроительной молодости». Следует
также отметить, что приведенные данные хорошо показывают только
относительный рост городов, но для суждений о реальной динамике
численности городского населения необходимо принимать во внимание и
абсолютные цифры. Ведь малейшее восхождение демографической кривой Нью-
Йорка или Лондона уже означает прибавление миллионов людей.
Итак, градостроителям послевоенного времени нужно было считаться с
невиданно быстрым ростом городов. Но в первую очередь они должны были
возместить военные потери, ликвидация которых уже сама по себе
представляла гигантскую созидательную задачу.
Статистические данные о разрушениях, причиненных войной, не были
сведены воедино по ряду стран. В первую очередь это касается Германии,
которая распалась в результате войны на два самостоятельных государства
и лишилась возможности подвести достаточно точные итоги своим потерям
в застройке. Гораздо более ясно выявилась картина разрушений в других
западноевропейских странах. Так, например, во Франции на основе
многолетней работы Консультативной комиссии по убыткам и репарациям
удалось подытожить потери строительного фонда как в городах, так и
сельских районах 1. По подсчетам комиссии, Франция потеряла во время
войны на территории 89 департаментов 2124 тыс. зданий, из которых
462 тыс. оказались абсолютно разрушенными (эти цифры превзошли
аналогичные показатели первой мировой войны в 2,5 раза). Что же касается
жилищных потерь, то они исчислялись в 291 тыс. домов, или 250 млн. м2 жилой
площади. Английская статистика также зафиксировала колоссальные
цифры потерь жилого фонда. Около 37 % всего жилого фонда Соединенного
королевства пострадало в той или иной степени, тогда как 202 тыс. жилищ
было уничтожено полностью. Однако отсутствие публикаций в доступных
изучению изданиях (как и несоизмеримость показателей по ряду других
стран) не дает возможности авторам этой книги подвести надежные итоги
жилищным потерям в масштабе всего капиталистического мира. И тем не
менее, принимая в расчет огромные разрушения на территории Англии,
Франции, Западной Германии и Японии2, а также потери Италии, Австрии,
Голландии и ряда других воевавших стран, можно полагать, что общее
количество выведенных из строя городских и сельских домов исчислялось
многими миллионами.
Еще во время войны в Англии сделали попытку определить объем
послевоенного жилищного строительства. Выступая на конференции Института
жилища в 1943 г., секретарь парламента Дж. Гике3 назвал ежегодную
продукцию домостроительного производства в размере 450 тыс. домов. В том
же году установилась программная цифра жилищного строительства
Англии на 10 послевоенных лет. Ее определяли в 4 млн. жилищ в
одноквартирных и многоквартирных домах городского типа4. Чтобы представить
себе колоссальность английской домостроительной программы, отметим,
что она составляла 7з общего количества жилых домов, построенных на
Британских островах в результате многовековой строительной
деятельности5. Можно полагать, что эта цифра соответствовала реальным
потребностям страны, поскольку к поврежденным и разрушенным домам
присоединялись подлежавшие уничтожению трущобы, неблагоустроенные и
обветшавшие здания.
Франция опубликовала свою первую строительную программу в конце
1946 г. За пятилетний период (с 1946 по 1951 г.) во Франции
предполагалось построить 500 тыс. квартир с тем, чтобы в течение последующих
30 лет ежегодно вводить в эксплуатацию по 320 тыс. жилищ. Таким
образом, перспективная жилищно-строительная программа Франции
исчислялась в 2100 тыс. квартир на первое десятилетие и в 10 100 тыс. квартир на
Организация
массового
строительства жилых
и общественных
зданий
1 Материалы, собраннные
комиссией, были опубликованы в
девятитомном издании под
названием: Dommages subis par
la France et l'Union francaise
du fait de la guerre et de
l'occupation ennemie (1939—1945)
part imputable a l'Allemagne.
Imprimerie Nationale, 1951.
2 Следует отметить, что города
Японии, застроенные
легковоспламеняющимися деревянными
домами, пострадали главным
образом от пожаров. Так, в одной
только Хиросиме из общего
количества 90 тыс. зданий было
уничтожено 65 тыс.
3 Выступление Гикса было
опубликовано в журнале
The Architect and Building News
1-го октября 1943 г.
4 Эта цифра впервые появилась
на страницах архитектурной
печати под заголовком
«Four million»
(т. е. «Четыре миллиона») в
журнале The Architects' Journal
24 июня 1943 г.
5 Накануне войны жилищный
фонд Великобритании исчислялся
в 13 7г млн. квартир.


Градостроительство после окончания второй
мировой войны
248
35 послевоенных лет. Общегосударственные планы жилищного
строительства Федеративной Республики Германии, Италии и Японии также
заключали в себе миллионные цифры.
Естественно, что реализация столь грандиозных строительных программ
потребовала реорганизации всего проектного и строительного дела, ибо
государственно важной задачей стало сокращение сроков возведения
зданий при максимальной экономии рабочей силы, материалов и денежных
средств. Тормозящими факторами строительства всегда были
разнохарактерность застройки и многодельность декоративного убранства интерьеров
и фасадов. Первое влекло за собой индивидуальное, «штучное»
исполнение зданий, второе же повышало стоимость и трудоемкость, задерживая на
постройках высококвалифицированных рабочих. А между тем в 40-х годах
Строительство из
крупномерных сборных
элементов по методу
инженера Камю
(Гавр, 1955 г.)
строительные кадры неизмеримо сократились по сравнению с довоенным
периодом. И вот, невзирая на традиции, наиболее дальновидные
архитекторы, инженеры и государственные деятели стали призывать к
стандартизации домов, к разумному упрощению внешности зданий и, наконец, к
механизации строительных процессов вплоть до организации
домостроительных заводов. Первым заговорил об этом тот же Гике еще в 1943 г., а вслед
за ним поборники широко проводимой типизации и индустриализации
строительства возвысили свои голоса во Франции, а также и в других
странах Европы.
Легче всего оказалось освободиться от декора, так как функционализм
достаточно подготовил для этого почву. Но неизмеримо более сложным
было овладение новой строительной техникой, которая требовала перевода
жилищно-строительной деятельности из сферы ручного труда на месте
постройки в сферу массового заводского производства и
механизированного монтажа. Чтобы сделать этот поистине великий скачок вперед, нужно
было подготовить индустриально-строительную революцию прежде всего
в сознании многих людей и в первую очередь архитекторов, частных
застройщиков, предпринимателей промышленного мира и, наконец,
государства, без покровительства и субсидий которого было трудно начать это
сложное дело.
Железобетон был тем самым строительным материалом, заводское
изготовление которого открывало широкие возможности для массовой
застройки городов. Однако в первые послевоенные годы Европа еще недостаточно
располагала этим материалом. В Соединенных Штатах производство
бетонных изделий также еще не было достаточно развито 1. И даже на
родине сборных железобетонных конструкций — во Франции, несмотря на
эффективность изобретения Фрейсине, к бетону относились с
незаслуженным недоверием2. Поэтому восстановительное строительство в
европейских странах ориентировалось на традиционные, хотя и трудоемкие строи-
1 К 1941 г. производство бетонных
и шлакобетонных блоков для
стен достигло в США 520 млн.
Шт., что составляло всего лишь
5 млн. м3. В гораздо более
широких масштабах
изготовлялись в Америке
железобетонные балки и трубы для
подземных сооружений
(Американское строительство.
Нью-Йорк, 1946, с. 613).
2 Первым зданием, собранным из
готовых железобетонных
элементов, было казино в
Биаррице, которое построил
Эдмонд Куанье в 1892 г.
Е. Фрейсине ввел в употребление
механическую вибрацию бетона
(1917 г.).


Движущие силы и условия развития капиталистических городов
в послевоенные годы
249
Париж.
Комфортабельный дом
в предместье Нейи
с подземным гаражом.
Архит. Жан Себаг
Тот же дом
со стороны сада. Стена
набрана из литых
стеклянных блоков
Дом с умеренной
платой в Сент-Этьене.
Железобетонный
каркас и алюминиевые
панно. Архит.
Б. Зерфюсс
Послевоенное
жилищное
строительство во
Франции. Новый
жилой дом,
построенный при
восстановлении
Орлеана. Материал —
кирпич с керамической
облицовкой. Архит.
П. Абраам


Градостроительство после окончания второй
мировой войны
250
Послевоенное
жилищное
строительство в
Англии. Традиционные
кирпичные дома,
построенные на
государственные
средства при
восстановлении города
Нанитона (в
окрестностях
Ковентри). Архит.
Фредерик Гибберд
слева — общий вид
жилой застройки
квартала; внизу —
фасад и план
типового здания:
1 — спальня;
2 — жилая комната;
3 — кухня; 4 — санузел
Лондон.
Многоквартирные дома
в Ричмонде
(смешанная кирпичная
конструкция с
железобетонными
стойками и
перекрытиями). Архит.
Эрик Лайонс


Движущие силы и условия развития капиталистических городов 251
в послевоенные годы


Градостроительство после окончания второй
мировой войны
252
тельные материалы — кирпич и естественный камень. И только щитовые
деревянные конструкции, изготовлявшиеся на заводах для малоэтажных
домов, придавали послевоенному строительству определенный
индустриальный характер.
В послевоенный период Англия сформировала целую армию строителей —
1,5 млн. человек. Франция и Западная Германия не отставали от нее в
численности рабочей силы. Но на стройках не хватало машин, в силу чего
работы (особенно в сельских местах) производились медленно. К 1951 г.
во Франции было построено вместо обещанных 500 тыс. квартир только
235 тыс., не считая бараков и временных жилищ1. Немногим лучше
обстояло дело с жилищным строительством в Англии, тогда как Западная
Германия потратила первые послевоенные годы лишь на временную
застройку и на подготовку к предстоящему капитальному строительству.
Невыполнение жилищных программ в ряде стран объяснялось не только
отсталостью инженерно-технической базы строительства, но и
экономическими причинами. За время войны сильно снизилась платежеспособность
частных застройщиков. И, следовательно, для успешной борьбы с
жилищным кризисом нужно было усилить роль государства в организации и
финансировании массового жилищного строительства и всеми мерами
способствовать развитию строительной индустрии. По этим направлениям и
начали действовать муниципальные и государственные органы на рубеже
40-х и 50-х годов.
Финансовая помощь со стороны государства проявлялась в самых
разнообразных формах. Так, например, к 1950 г. французское правительство
израсходовало 350 млрд. франков на восстановление зданий, разрушенных во
время войны (на эти средства было отремонтировано 700 тыс. легко
поврежденных квартир, восстановлено из руин 50 тыс. и начато
строительство 65 тыс. новых квартир 2). При финансовой поддержке государства
широкое распространение во Франции получило строительство так
называемых «дешевых жилых домов», или «домов с умеренной платой».
Действуя на основе закона от 3 сентября 1947 г., предполагалось построить
к 1951 г. 63 тыс. дешевых квартир для малообеспеченных семей. Получали
сравнительно крупные дотации (в виде премий) и частные застройщики3.
Государственное финансирование восстановительных работ производилось
также в Великобритании, Западной Германии и во многих других
капиталистических странах. Но эффективно реализовать ассигнованные суммы
в тех условиях можно было только при более высоком уровне техники, так
как резервы рабочей силы были исчерпаны почти повсеместно. В темпах
индустриализации строительства (особенно по железобетонным
конструкциям) на первое место в Западной Европе вышла Франция. Заводы для
изготовления железобетонных панелей и блоков были основаны в
окрестностях Парижа, в Дуэ, Форбаке и многих других городах. Каждый завод
обслуживал территорию в радиусе 30—50 км, снабжая монтажные
площадки стенными крупными блоками и панелями, междуэтажными
перекрытиями, лестничными маршами и т. д. С применением метода Раймонда
Камю4 (т. е. крупнопанельного домостроения) была достигнута более
высокая производительность при наличии хороших качественных
показателей. В очень скором времени появились большие комплексы из сборных
железобетонных домов в Дуэ (4 тыс. индивидуальных домов), в Форбаке
(2500 квартир), в Фонтенбло (280 квартир), в Сен-Жермен (163
квартиры). К 1966 г. сборному железобетону уже принадлежало 10% общего
объема жилищного строительства Франции5. Развитие французской
строительной промышленности позволило расширить национальные
жилищностроительные программы. Если в 1950 г. программа предусматривала
ежегодное строительство 240 тыс. квартир, то в 1956—1957 гг. (согласно
новому девятилетнему перспективному плану) уже строили по 330 тыс. квартир
в год6.
В отличие от Франции Англия продолжала еще долго держаться за свой
традиционный строительный материал — кирпич. Железобетонные
элементы применялись в Англии лишь в виде балок и свай (по преимуществу
в общественных зданиях). Но механизация строительных процессов при
помощи экскаваторов, бульдозеров, конвейеров и кранов была настолько
всеобъемлющей, что с середины 50-х годов англичане стали возводить
ежегодно по 300 тыс. квартир, т. е. почти столько же, как и во Франции. И тем
1 Общая площадь построенных
за тот же пятилетний период
временных домов составила
3250 тыс. м2 (Баттельхейм Ш.
Экономика Франции 1919—1952.
Пер. с франц. М., 1953, с. 299).
2 Восстановление жилых домов,
разрушенных во время войны,
осуществлялось в соответствии с
законом от 28 октября 1946 г. под
общим контролем министерства
реконструкции и урбанизма.
3 Urbanisme, 1950, № 5, 6, р. 18.
4 Architecture d'aujourd'hui,
1956, № 64.
5 Бережной Н. Из опыта
заводского домостроения в
западноевропейских странах.—
Архитектура СССР, 1966, № 5.
6 Строительство и реконструкция
городов 1945—1957 гг. М., 1958,
т. I, кн. 1, разд. 8, с. 41 и 42.


Движущие силы и условия развития капиталистических городов
в послевоенные годы
253
не менее продукция английского домостроительного производства сильно
отставала от потребностей страны 1.
Пятилетний жилищно-строительный застой в Западной Германии был
компенсирован высокой производительностью в последующие годы: за
семь лет (т. е. с 1950 по 1957 г.) в ФРГ было построено 3,5 млн. квартир.
Впоследствии Федеративная Республика Германии начала применять
железобетонные конструкции во все более возраставших масштабах.
В 1959 г. здесь уже работали около 100 фирм. С 1961 по 1963 г. удельный
вес сборной железобетонной застройки по стране возрос с 1,2 до 4,3%, а в
некоторых районах (как, например, на территории гамбургской
конурбации) бетонные здания составляли до 15%.
В Италии, богатой естественным камнем, не искали новых строительных
Лондон.
Жилые дома с
квартирами в двух
этажах в северном
Хаммерсмите.
Построены на месте
разбомбленных зданий.
Архит. Нивелл
Кондер
Послевоенное
жилищное
строительство в США.
Поселок, построенный
скоростными методами
в 1945 г. в Северной
Каролине
материалов. И хотя монолитный бетон широко применялся не только
в строительстве общественных зданий, но и для гостиниц, пансионатов и
вилл, перейти к заводскому изготовлению панелей и блоков никто не
решался вплоть до начала 60-х годов. И тем не менее наличие дешевой
рабочей силы позволило восстановить разрушенные города через 12—15 лет
после окончания войны.
1 К 1957 г. (т. е. по прошествии
12 лет после окончания войны)
в Англии было построено всего
только 2700 тыс. квартир вместо
предусмотренных
первоначальным десятилетним планом
4 млн.


Градостроительство после окончания второй
мировой войны
254
Гораздо хуже обстояло дело с быстроразвивавшимися городами Японии.
Ежегодно при помощи государственных субсидий возводилось 180 тыс.
квартир, к которым присоединялись 30 тыс. жилищ, строящихся
жилищностроительной кооперацией. Но годовой итог едва перекрывал потребность,
связанную с естественным приростом населения в стране. Поэтому к 1958 г.
в Японии еще насчитывалось 2700 тыс. невосстановленных квартир 1. При
глубоко укоренившемся ручном труде в изготовлении деревянных
конструкций Япония оказалась в состоянии глубочайшего жилищного кризиса,
выхода из которого можно было ожидать только в результате
реконструкции всего строительного дела.
В неизмеримо лучших условиях находилось жилищное строительство
в Соединенных Штатах, которые не претерпели разрушений и, опираясь
Одноэтажная
массовая застройка на
окраинах
быстрорастущего Лос-
Анджелеса. Поселки
подобного рода
производят угнетающее
впечатление в силу их
однообразия и
отсутствия зелени
на свою могущественную экономику, имели возможность застраивать
города даже в самые тяжелые годы войны. За 10 лет (между 1940 и 1950 гг.)
количество квартир в США выросло с 37 450 тыс. до 46 млн., т. е.
увеличилось на 23%. Параллельно развитию жилищного строительства
происходили изменения в соотношении используемых строительных материалов.
И если до войны в массовой жилой застройке американских конурбаций (как
и сельских населенных мест) преобладало дерево, то теперь повысилась
весомость железобетона и еще больше — изделий из пластических масс2.
В темпах монтажа щитовых деревянных конструкций американцы побили
все рекорды, собирая при помощи болтов и винтов дом коттеджного типа
в течение одного рабочего дня. Но, несмотря на неоспоримые достижения
в строительстве, Соединенным Штатам не удалось ликвидировать свой
жилищный кризис. По данным Национального комитета демократической
партии, квартирная плата составляла в 1958 г. 118 долл. в месяц (или
1416 долл. в год), что превышало 30% среднего дохода американской
1 По официальным данным,
опубликованным в «Анкете
Международного союза
архитекторов» (Строительство и
реконструкция городов
1945—1957 гг. М., 1958, т. I, кн. 2,
разд. 12, с. 40).
2 В 60-х годах 22% всех
производившихся в Америке
пластических масс
использовалось в строительстве.
Экономика зарубежных стран
(капиталистическая система
мирового хозяйства после второй
мировой войны). Под ред.
В. А. Жамина. М., 1962, с. 104.


Движущие силы и условия развития капиталистических городов
в послевоенные годы
255
семьи. Около 15 млн. человек, по преимуществу негров, обитали в
трущобах; 13 млн. квартир (т. е. свыше lU их общего числа s США) не отвечали
установленным нормам и в то же время по причине дороговизны жилищ
7,6% всех квартир оставалось незанятыми.
В аналогичном, если не еще худшем положении, находились в начале
60-х годов Великобритания и Франция. Отягчающим обстоятельством
в этих странах были возраст и изношенность жилой застройки. Так,
например, в Англии около 2,5 млн. жилищ (т. е. 18% общего количества домов
на Британских островах) имели возраст от 65 до 100 лет, тогда как во
Франции насчитывалось 450 тыс. ветхих жилищ, подлежащих
незамедлительному сносу, и около 5 млн., не имевших капитального ремонта в
течение четверти века 1. Такими были итоги борьбы с послевоенным жилищ-
Показное
жилищное
строительство в
Нью-Йорке.
22-этажные
кооперативные дома,
построенные при
содействии государства
и профсоюзов для
жителей со средним
достатком
ным кризисом в наиболее развитых капиталистических странах. Однако
жилищное строительство при всей его огромной значимости являлось
только частью комплексной в своем существе градостроительной
проблемы. В послевоенные годы широко развернулось строительство школ и
детских учреждений, которые теперь, как правило, размещали внутри
микрорайонов, стараясь изолировать от городского движения и вместе с тем
приблизить к жилым домам. После войны значительно развиваются сети
общественного питания и культурно-просветительного обслуживания
населения. Вместо встроенных в жилые корпуса магазинов, ресторанов и
кинотеатров появились отдельно стоящие здания того же назначения;
значительно возросла их полезная площадь, улучшились функциональные
графики обслуживания. Нет необходимости перечислять все разновидности
общественных зданий, сооружавшихся в 50-х и 60-х годах, но важно
отметить, что они образовали две системы: 1) децентрализованную в виде
равномерной сети учреждений, предназначенных для повседневного бытового
обслуживания населения, и 2) концентрированную в виде специально
создававшихся общественных центров. Первая из них включала школы,
ясли, детские сады, небольшие магазины, читальни, кафе и т. д.; вторая же
состояла из торговых, зрелищных, спортивных, научных и учебных
комплексов, которые звучали в городе как сильные архитектурные аккорды.
В ходе развития конурбаций некоторые виды городских общественных
центров (и в первую очередь шоппинги, крупные стадионы и
университетские ГОРОДКИ) ПРОЯВИЛИ Тенденцию К ВЫХОДУ За Пределы СЛОЖИВШИХСЯ ! Могилевская А. Трущобы в
' свободном мире.— Коммунист,
ГОРОДОВ. 1962, № 9, с. 118.


Градостроительство после окончания второй
мировой войны
256
С ростом бытовых и культурных потребностей населения количество вновь
создаваемых общественных зданий стало измеряться уже не десятками, а
сотнями тысяч. Это обстоятельство давало повод поставить на заводской
конвейер наиболее распространенные типы общественных зданий, как,
например, магазины и школы. Однако этого не произошло, поскольку
данная область зодчества считалась не подлежащей типизации в целом.
Архитекторы старались придавать неповторимые индивидуальные формы не
только крупнейшим зданиям городов, т. е. ратушам, парламентам,
соборам, но даже универмагам и кинотеатрам. К этому стремились и частные
застройщики, владельцы фирм, заинтересованные в рекламе, а
следовательно, и в неповторимости облика их собственного предприятия. С
особенным недоверием относились к типизации общественных зданий в США
и Западной Германии. И все же установившаяся стандартная размерность
внутренних помещений (как, например, спортивных залов в школах) дала
возможность изготовлять на заводах стандартные железобетонные балки и
другие детали. Что же касается главных общественных зданий, то они
сооружались из камня, кирпича и монолитного бетона. Апофеозом
монолитной бетонной архитектуры стала гигантская вертикаль кафедрального
собора в восстановленном Гавре.
Следует отметить еще одно существенное обстоятельство, а именно: вновь
возводимые общественные и жилые комплексы вплотную подошли (а в
ряде случаев и внедрились) в центральные районы городов, где
господствовала архитектура, имеющая художественную и историческую ценность.
Веками возводившиеся дворцы, соборы и ратуши еще так недавно
находились в родственной им архитектурной среде, которую составляла
второстепенная, большей частью жилая застройка, осуществлявшаяся на основе
преемственности с глубочайшим пониманием проблемы ансамбля. Но
военные разрушения и естественная амортизация жилой застройки обнажили
бессмертные произведения зодчества, поставив их лицом к лицу с домами
нового, индустриального типа. Но как найти гармоническое сочетание
нового со старым при наличии разных стилистических концепций и
разном отношении к человеку? Эти и тому подобные профессиональные
вопросы слились в сложнейшую художественно-философскую проблему, над
разрешением которой работают архитекторы и в наши дни.
В отличие от гражданской архитектуры промышленное строительство
непосредственно входит в сферу общественного производства, в силу чего
и реагирует в первую очередь на экономические подъемы и кризисы.
Послевоенный период (по причине возросшей емкости внутренних рынков во
всех воевавших странах) оказался благоприятным для восстановления,
реконструкции и развития индустрии 1. И в то же время промышленность
получала поддержку непосредственно от государства во все более
нараставших размерах. Дело в том, что государственно-монополистический
капитализм, действовавший в интересах финансовой олигархии, быстро
расширял в 40-х и 50-х годах сектор государственной собственности. Так,
в Англии при лейбористском правительстве Эттли были
национализированы (с возмещением стоимости предприятий частным владельцам)
черная металлургия, а также угольная, электроэнергетическая и атомная
промышленность; вместе с национализированным наземным и водным
транспортом в руках государства оказалось таким образом около 20% всей
английской промышленности. Во Франции государственной собственностью
после войны стали главным образом угледобыча (95%), электроэнергетика
(80%), авиационная промышленность (80%) и ряд других отраслей
производства и транспорта. По стопам Англии и Франции двинулись другие
европейские страны (как, например, Италия, Швеция и Австрия),
изъявшие из частного сектора целый ряд отраслей индустрии, в первую очередь
сталелитейное производство.
Распространение государственной собственности на целые отрасли
индустрии, включая и транспорт, обслуживающий промышленность, привело
к попыткам планирования производства в масштабах отдельных отраслей.
Уже в 40-х годах отраслевые министерства ведущих капиталистических
стран занялись составлением производственных планов на ближайшие и
перспективные сроки (от 5 до 20 и 30 лет вперед) и одновременно с этим,
Бесплодные попытки
децентрализации
промышленности
1 Экономика зарубежных стран
(капиталистическая система
мирового хозяйства после второй
мировой войны). Под ред.
В. А. Жамина. М., 1962, с. 43, 44.


Движущие силы и условия развития капиталистических городов
в послевоенные годы
257
опираясь на районную и национальную планировку, приступили к
ревизии географического размещения производительных сил.
Следует отметить, что массированные бомбардировки с воздуха,
опустошившие в минувшую войну промышленные предприятия Эссена, Плимута,
Сен-Назера и других городов, с достаточной убедительностью показали, что
концентрация производства и транспорта в крупные территориальные
сгустки (т. е. в индустриальные районы) весьма опасна. В то же время
чрезмерное сосредоточение индустрии влекло за собой весьма
нежелательный рост больших городов. На этой почве и возникла проблема
децентрализации промышленного производства.
Выше уже говорилось, что в Англии еще в годы войны парламент
обсуждал доклады комиссии Барлоу, Утвата и Скотта, занимавшихся вопросами
Ежедневная
миграция рабочих и
служащих в
Парижском районе (по
Гюттону). В 1936 г. в
Париж прибывали
271 тыс. человек из
департамента Сены
(верхняя стрелка) и
129 тыс. из других
районов и в то же
время выезжали
ежедневно на работу
из столицы 79 тыс.
человек. В 1954 г.
аналогичная миграция
составила 418, 237 и
195 тыс. человек
децентрализации 1 населения и промышленности. Но введенный в
результате этого контроль за использованием земель («The Control of Land Use»,
1944) еще не давал достаточной юридической и экономической базы для
осуществления программы децентрализации в масштабах целой страны.
Поэтому в 1945 г. английское правительство опубликовало специальный
закон о размещении промышленности на территории Великобритании
(«Distribution of Industry Act»). Упоминаемый закон предусматривал
экономическое возрождение старых промышленных районов Ланкашира, Мид-
лэнда, Тайнсайда и Уэльса. Туда и предполагалось направить избыточную
индустрию из Лондона, Бирмингема, Манчестера и других конурбаций.
Согласно этому закону, часть предприятий прямо адресовалась новым
городам — спутникам Лондона и Глазго, а также небольшим провинциальным
центрам. Однако последующие законы, изданные в 1946 и 1952 гг.,
предусматривали размещение в малых городах лишь некоторых отраслей
промышленности и в первую очередь предприятий с ограниченным
контингентом рабочих.
Аналогичные мероприятия были проведены и во Франции. В 1954 и 1955 гг.
правительство республики выпустило ряд декретов, которыми обязывало
министерства промышленности и труда оказывать финансовую поддержку
предпринимателям, строящим заводы в районах экономической депрессии.
Но, несмотря на это, во Франции и Англии процесс децентрализации
промышленного производства протекал крайне медленно. Английская
практика показала, что лишь очень немногие предприниматели шли на риск и
открывали заводы вдалеке от передовых экономических центров. И даже
наоборот, несмотря на официальные запреты, в окрестностях Лондона, как
и других больших городов, промышленные предприятия все-таки
возникали.
Причиной этого было столкновение двух диаметрально
противоположных тенденций в размещении промышленности, а именно
«центробежной» и «центростремительной». Первая из них отнюдь не была естест-
1 Сток Р. Послевоенное
планировочное законодательство с
точки зрения промышленности
(Journal of the Town Planning
Institute, 1956, july-august).


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
258
венной, а направлялась только государственными программами, вторая
же отражала характерный для капитализма стихийный процесс
концентрации производства. Экономические преимущества крупных
промышленных конурбаций превращали их в самодовлеющую силу, которая, подобно
магниту, притягивала к себе все новые и новые предприятия. Так,
крупнейший в Великобритании Лондонский промышленный район,
включивший в свои пределы пять юго-восточных графств, ежегодно поглощал от
20 до 30% всего нового промышленного строительства страны1.
Спрашивается, могло ли государство преодолеть своими законами столь мощный и
целеустремленный промышленный поток?
Французское государственное планирование в свою очередь столкнулось
с тем же непримиримым противоречием. За шесть лет (а именно с 1950 по
1955 г.) из наиболее перенаселенных промышленных районов Франции
было выведено 138 заводов, на которых работали 415 тыс. человек.2.
Переводя указанную цифру в валовое число перемещенного населения,
получим около 1,5 млн. по всей стране. А между тем за тот же срок одна только
Парижская агломерация выросла на 0,5 млн. человек как минимум3.
Таким образом, децентрализация из активной меры воздействия на
промышленность превратилась в средство торможения процесса концентрации
производства. Конечно, при таком положении нельзя было и мечтать о
гармоническом и равномерном развитии и размещении производительных сил.
Не имея в своем распоряжении достаточных земельных фондов и не
владея всеми отраслями промышленного производства, государственные
органы капиталистических стран были лишены возможности планировать
хозяйство в целом. Фактически они планировали экономическую анархию4,
а в лучшем случае посредством централизованного регулирования лишь
ускоряли или замедляли стихийные процессы промышленного развития.
1 Self P. Is the Barlow policy
failing?— Town and Country
Planning. 1955, october-november
a Randet P. La planification en
France.— Urbanisme, 1956, № 49, 50.
3 В дальнейшем темп роста
населения Парижского
промышленного района еще более
усилился. Так, сопоставление
данных по численности (1954 и
1962 гг.) показало, что за восемь
лет столичная агломерация
выросла на 1 152 800 человек
(Париж и восемь метрополий.
М., 1966, табл. 3).
4 Ольсевич Ю. Планировка
анархии.— Коммунист, 1965, № 2.
Фактором большой значимости для планировки городов и обширных
междугородных территорий сельского назначения всегда является транспорт.
В послевоенный период развитие транспорта происходило бурными
темпами, но далеко не равномерно. Отступая под напором быстро
развивавшейся сети автомобильных дорог и трубопроводов, протяженность
железных дорог сократилась между 1937 и 1964 гг. на 214 тыс. пог. км *. Однако
за то же время протяженность автомобильных дорог выросла на 3452 тыс.
км, а магистральных трубопроводов — на 458 тыс. км, приняв на себя не
только передачу нефти и природного газа, но и доставку самых
разнообразных продуктов К За те же 27 лет густота путей сообщения увеличилась
с 12,4 до 17,4 пог. км на каждые 100 км2 территории капиталистических
стран. Одновременно с этим сильно вырос грузооборот, а также средняя
подвижность населения2. Все это дает основание говорить о чрезвычайно
интенсивном росте той артериальной системы, которую представляет собой
система дорог в географических ландшафтах целых стран и материков. Но
остановимся прежде всего на проблеме автотранспорта, как наиболее
существенной для планировки городов.
К 1965 г. автомобильный парк крупнейших капиталистических государств
состоял из 125 млн. машин (включая легковые и грузовые автомобили, а
также автобусы). Из них 86 млн. принадлежали США, 11 — Франции,
10 млн. с небольшим — Великобритании, около 9 млн. — ФРГ, 5,5 —
Италии и 3 млн.— Японии. Нижеследующая таблица дает представление о
числе автомобилей, приходящихся на 1 тыс. жителей, и степени
насыщения дорог грузовым и пассажирским транспортом.
Как явствует из приведенных цифр, США являются наиболее
«автомобильной» страной, превосходящей в 2 с лишним раза все прочие
крупнейшие страны капиталистического мира как по числу машин, так и по
степени обеспеченности населения. Напряженность же движения на
американских дорогах сравнительно не так высока, что является прямым
результатом широко проводившегося там дорожного строительства.
Однако вторая «автомобильная» держава капиталистической системы —
Франция — быстро догоняет Америку по числу машин, отнесенных на
1 тыс. жителей. Опередив за 14 лет своего извечного конкурента —
Англию, Франция отстает от нее лишь в строительстве современных дорог
с твердым покрытием. Что же касается самой Англии, то, приведя в поря-
Транспортный кризис
и мероприятия
по улучшению
городского движения
* В 1937 г. общая протяженность
железнодорожной сети всех
стран капиталистического мира
достигла своего апогея и
составляла (суммарно) 1214 тыс.
км. Сокращение протяженности
железных дорог началось в США
еще в 1930 г. и затем перешло
в Англию, Францию и прочие
страны.
1 По данным, опубликованным в
статистическом справочнике
Госплана СССР (Зарубежный
транспорт. М., 1966, с. 21).
2 В 1963 г. на одного жителя
приходилось 3247 км, из которых
2/з принадлежало
железнодорожному транспорту и лишь
7э поездкам на легковых
автомобилях.


Движущие силы и условия развития капиталистических городов
в послевоенные годы
259
док всю свою дорожную систему, она стоит перед необходимостью строить
новые дороги, первенцем которых уже стала автострада, соединившая
Лондон с Бирмингемом. Несмотря на высокую напряженность движения, о
чем красноречиво говорят приведенные цифры, европейские страны еще
имеют большие резервы для развития автотранспорта и тем более
дорожной сети. Однако тормозящим фактором в непрерывном нарастании
подвижности людей являются города. Как только, начинают появляться
предвестники большого города, нередко даже на расстоянии 50 км и более
от него автомобили сливаются в единый плотный поток, снижается
скорость, а затем наступает и паралич движения. Несоответствие объема
потоков, входящих в города, их устаревшим внутренним фарватерам —
основная причина современного транспортного кризиса.
Городской
общественный
транспорт Лондона.
Очередь у автобусной
остановки
Заторы
движения на
парижских улицах в
центральном районе
Число автомобилей на 1 тыс. жителей и на 100 км дорог в 1950—1964 гг.
„ В том числе
Всего Число авто- Число
автоавтомобилей мобилей мобилей
на 1000 легковых автобусов на 10° км на 10° км
жителей всех дорог шоссе
Страна
1950 1964 1950 1964 1950 1964 1950 1964 1950 1964
США1
Франция
Великобритания2
ФРГ
Италия
Япония
325
50
67
21
19
10
439
225
191
160
109
34
266
36
47
13
13
2
366
182
158
143
91
11
1,5
0,5
1,5
0,4
0,3
0,4
1,6
0,9
1,6
0,6
0,6
0,8
922 1421 1605 1910
187 706 310 1294
1102 3139 1161 3139
292 2260 292 2260
472 2453 560 2615
171 563 171 563
1 По данным на 1963 г.
2 Без Северной Ирландии.
Нельзя сказать, чтобы инженерно-техническая мысль, занятая
организацией городского движения, пассивно относилась к транспортному кризису.
Наоборот, развивая довоенные достижения, наука о транспорте довела до
совершенства самые способы регулирования городского движения.
Автоматические, синхронно действующие светофоры, унифицированные
дорожные знаки, разделительные полосы на покрытии, указатели для пешехо-


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
260
% не менее й
<о9и'
~\&*
Теоретическая
схема сочетания
магистралей 1-го и
2-го класса с жилыми
улицами по системе
Герберта Алкера
Триппа
дов, островки безопасности, уличные зеркала, маяки и другие устройства
подобного рода оказали положительное воздействие на организацию
движения, тем самым способствуя сокращению количества аварий и
связанных с ними человеческих жертв х. В 1954 г. в Лондоне был публично
сожжен последний трамвай как устаревший вид транспорта, после чего
унификация транспортных средств в основном завершилась 2. Принесло с собой
положительные плоды и отделение пассажирского транспорта от грузового,
равно как и введение одностороннего движения на параллельных
магистралях. Многое было достигнуто и посредством специальных инженерно-
транспортных сооружений в местах пересечения напряженных потоков.
Так называемый «клеверный лист», впервые примененный в Стокгольме
еще в 1922 г., через 15 лет уже стал главным средством развязки движения
на вылетных автомобильных дорогах Нью-Йорка. Однако все эти
серьезные и, казалось бы, эффективные мероприятия не смогли устранить
затянувшегося транспортного кризиса.
Через поперечное сечение улиц больших городов (принимая во внимание
одну ленту движения) в настоящее время проходит до 18—20 тыс.
автомобилей в сутки, что приближается к теоретическому максимуму3. Но при
заполнении фарватеров улиц в часы пик их пропускная способность
сильно снижается, а при заторах движения достигает нуля. На автомобильном
движении отражаются густота уличной сети, количество и качество
перекрестков, ширина проезжей части улиц и, наконец, взаимное
расположение жилых и промышленных районов, а также городских общественных
центров и мест загородного массового отдыха. В Париже — городе,
обладающем исключительной концентрацией застройки и транспортных средств,
кризис ощущается гораздо острее, чем в Лондоне, тогда как
автомобильные парки обеих столиц почти одинаковы. По тем же причинам такие
переуплотненные города Италии, как Рим, Милан и Неаполь, почти ничем не
уступают Нью-Йорку, хотя в числе автомобилей Италия несравнима с
Соединенными Штатами Америки. Таким образом, возникновение или
углубление транспортного кризиса зависит не только от производства
автомобилей и нарастания автомобильного парка, но и от емкости и степени
пригодности уличной сети. Вот почему при подавляющем превосходстве Америки
(в числе автомашин) над всеми прочими странами капиталистического
мира интенсивность послевоенного транспортного кризиса во Франции,
Лондон.
Напряженность
городского движения
в центральном районе.
На Парк-Лейн (А—А),
Пикадилии (Б—Б) и
набережной Виктории
(Б—Б) в обе стороны
проходило в 1950-х
годах до 2 тыс. и
более автомобилей
в час, тогда как на
второстепенных
улицах — лишь
250—500. Крайне
напряженным было
движение и на
мостах
1 По данным английской
статистики несчастных случаев,
приведенным в книге Герберта
Алкера Триппа «Планировка
городов и уличное движение»
(M., 1947, с. 17), на дорогах
Великобритании за 10 лет,
предшествовавших началу второй
мировой войны, было убито
68 248 человек и 2 107 964 человека
получили увечья. Если полагать,
что только половина из них
пострадала на территории
населенных пунктов, то
ежегодное число жертв уличного
движения в Англии превышало
100 тыс. человек.
Американская статистика еще в
довоенные годы отмечала, что
Соединенные Штаты теряли
людей от несчастных случаев на
улицах городов и загородных
дорогах более, чем на полях
сражений первой мировой
империалистической войны.
2 Примеру Лондона вскоре
последовал и Париж. Что же
касается троллейбусного
движения, то оно не получило
значительного развития в
больших городах вследствие
недостаточных маневренных
возможностей.
3 Теоретический максимум
пропускной способности одной
полосы движения колеблется в
зависимости от коэффициента
сцепления шин и реакции
водителя от 1100 до 1600
автомобилей в час и скорости
движения в пределах 20—40 км.
В городских условиях количество
машин может быть повышено до
2 тыс. (Бируля А. К.
Проектирование автомобильных дорог.
М., 1961, с. 114, 115). Первое место
в мире по напряженности
движения принадлежит Парижу.
Так, в начале 60-х годов через
поперечное сечение
четырехполосной автострады, ведущей к
Нанту, проходило в течение суток
72 тыс. машин.


Движущие силы и условия развития капиталистических городов
в послевоенные годы
261
Сан-Франциско.
Сигмовидная эстакада
перед въездом на
вантовый Оклендский
мост. В начале
1960-х годов через него
ежедневно проходило
95 тыс. машин
Детройт.
Перекресток
автомагистралей
в четырех уровнях
(район так
называемого Нового
центра)
Англии, Италии и ФРГ была не меньшей. Из городов-гигантов кризис
перешел в центры графств, департаментов и «земель», а затем
распространился и на небольшие города, вызвав перегрузку движения на их узких
улочках, так или иначе связанных с магистральными автомобильными
дорогами. Чтобы преодолеть ставший всеобъемлющим транспортный
кризис, нужно было объединить средства регулирования городского движения
с активными планировочными мероприятиями, ставящими перед собой
задачу полной ревизии уличных систем. К этому трудному делу впервые
приступил в свое время Эжен Энар, но довести его до реальных
предложений удалось только Герберту Алкеру Триппу в 40-х годах текущего
века.
Книга Триппа «Планировка городов и уличное движение»1 подвела итоги
многолетней практической работе этого выдающегося инженера, который,
будучи советником лорд-мэра Лондона по транспортным вопросам, факти- t . .
чески руководил организацией движения в столице Англии, Ряд концеп- and пэа?ЧгаиРс.' London^ Й5з.ш*


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
262
ций, изложенных в его книге, находится в прямой родословной связи со
взглядами Энара, на что указывает прежде всего положительное
отношение Триппа к радиально-кольцевой планировочной системе. На с. 82 своего
труда Трипп говорит о том, что главные радиальные магистрали, ведущие
в город, должны кончаться у внутренней кольцевой дороги, и,
следовательно, энаровская идея «лучеиспускающего ядра города» также получила
признание Триппа. Творчески развивая наследие своего предшественника,
Алкер Трипп подал мысль устраивать за пределами больших городов
обходную кольцевую автостраду в целях освобождения города от транзитного
междугородного движения.
Опираясь на комплексное понимание архитектурно-планировочных и
транспортных требований, Трипп разработал универсальную классификацию
улиц и предложил научно обоснованный новый порядок их взаимного
сочетания. Он полагал, что улицы, не имеющие строго регламентированного
режима движения, должны навсегда исчезнуть из градостроительного
проектирования и что вся система городских дорог должна делиться на три
класса по скорости и составу движения. Предложенная классификация
проездов предусматривала: 1) магистрали первого класса; 2) магистрали
Внешний вид
американского
«моторного» дома.
Дома подобного рода
выпускаются фирмами
Крейслера, Форда и
другими для
длительных
туристических
путешествий
буржуазных семей.
Дом имеет автономную
канализационную
систему и не
нуждается в
специально
оборудованных
стоянках
План
американского
«моторного» дома.
Крыша дома
используется в
качестве видовой
площадки: на ней же
находится ялик с
мотором для
рыболовных
экскурсий


Движущие силы и условия развития капиталистических городов
в послевоенные годы
263
Чикаго.
«Марина-Сити» —
многоэтажные жилые
дома-близнецы с
паркингом на
450 автомобилей
в нижних этажах.
Архитекторы
Чарлз Суайбел,
Бертран Гольдберг и
др. Строительство
зданий закончено
в 1964 г.
Большой
гараж для автобусов
в Лондоне (Стоквелл).
Архитекторы Эдай,
Баттон и др.
(слева)


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
второго класса и 3) местные, или жилые, улицы. Как же соединялись
проезды между собой, чтобы образовать уличную сеть? Большие изобретения
и открытия нередко возникают на почве простейших умозаключений и
идей, кажущихся даже очевидными. Так произошло и в данном случае.
Создав свою классификацию, Алкер Трипп соединил проезды по принципу
звеньев цепи, в порядке постепенного убывания скорости движения.
К транзитным магистралям первого класса по трипповской системе могли
примкнуть только магистрали второго класса, но ни в коем случае не
допускалось вливания в них улиц местного назначения. Учитывая специфику
скоростного транспорта, для которого необходимы большие перегоны
между перекрестками, Трипп считал обязательным устанавливать контакты
между магистралями первого и второго классов только в узловых пунктах,
т. е. на площадях саморегулируемого кольцевого движения. Отсюда (уже
со сниженной скоростью) автомобили получали возможность вступить на
магистраль второго класса, которая, будучи промежуточным звеном,
передавала их жилым улицам, где скорость движения становилась наимень-
Временный
городок на
2100 «моторных»
домов в штате
Нью-Джерси. На
фотографии показана
стоянка членов клуба
«Караван»,
приехавших на
конференцию в
Нью-Йорке. Такого
рода уродливая
концентрация
прогулочных машин —
один из парадоксов
автомобильной
Америки


Движущие силы и условия развития капиталистических городов
в послевоенные годы
265
шей. Так был введен порядок в уличную сеть, никогда еще не имевшую
последовательной транспортной взаимосвязи. Выдвинутая Триппом
доктрина о полной независимости скоростных магистралей от местной уличной
сети привела к физическому расчленению городской территории на
обособленные, «замкнутые» пространства, окруженные со всех сторон
магистралями. Впрочем, к этому же стремились и архитекторы-планировщики,
создававшие микрорайонную структуру в городах.
В послевоенный период идеи Триппа стали постепенно внедряться в жизнь.
Строительство кольцевых магистралей, огибающих большие города на
значительном расстоянии, не встретило непреодолимых трудностей. Но
осуществление внутренних колец заставляло пробиваться сквозь толщу
многоэтажной городской застройки либо, используя достижения современной
техники, создавать висячие автомобильные дороги. Самым ярким
примером превращения плана крупного города из радиального в
радиально-кольцевой посредством пробивки магистралей может служить реконструкция
Бирмингема, тогда как Нью-Йорк и другие города США
продемонстрировали образование второй системы скоростных дорог, поднявшихся над
городом и получивших непосредственную связь с гигантскими вантовыми
мостами и тоннелями на вылетных магистралях.
Прямым следствием все более расширявшегося производства автомобилей
было нарастание потребности в паркингах и гаражах. Для автотуристов,
число которых возрастало с каждым годом, выход был найден при помощи
загородных кемпингов, но в обстановке больших городов организация
постоянных и временных стоянок превратилась в весьма злободневную и
острую проблему. Подсчитано, что автомобильный парк Парижа,
состоящий из 1 млн. машин (как минимум), способен занять 2700 га земли, т. е.
свыше одной четверти всей территории города в границах 1900-х годов.
Естественно, что автомашины, располагаясь непрерывными лентами вдоль
тротуаров, сокращают и без того недостаточное сечение парижских улиц.
Аналогичная картина наблюдается в Лондоне, Риме и во всех других
больших городах Европы и Америки 1. В поисках выхода из создавшегося
положения градостроительная мысль направилась по пути проектирования
многоэтажных гаражей и стоянок, расположенных под землей. В центрах
городов (как, например, в Ковентри) многоэтажные гаражи приобретали
внушительные объемные формы, напоминающие древнеримские амфитеатры.
Но если за пределами того или иного крупного города предпринималось
строительство шоппингов, университета или спортивного центра, то
паркинги в виде обширных и хорошо организованных площадок становились
их непременной принадлежностью.
1 Бунин А. В. О
градостроительных мероприятиях в больших
городах в связи с развитием
автотранспорта.— Известия
высших учебных заведений, 1958,
№ 6.
Многообразные инженерно-технические и архитектурные задачи,
возникшие на почве города после мировой войны, заставили правительства
многих стран пересмотреть градостроительные законы. Более всего к этому
была подготовлена Англия, где работы над планировкой городов не
прерывались даже во время военных действий. В 1943 г. было создано
специальное министерство планировки городов и сельских местностей и вышел
первый предназначенный для послевоенного времени градостроительный закон
(«The Town and Country Planning Act».— Interim Development).
Однако обширная программа восстановительных работ потребовала
расширения и дальнейшего развития законодательства. Поэтому в 1947 г. был
обнародован новый закон («The Town and Country Planning Act»),
распространивший планировочное проектирование на все без исключения
населенные пункты Британских островов со сроком реализации составленных
проектов в течение 20 лет (1950—1970 гг.).
Упомянутые законы, а также последующие законодательные акты помимо
целого ряда организационных и строительных мероприятий
предусматривали значительное расширение прав местных самоуправлений и, в
частности, на приобретение ими земельных фондов. Однако наличие частной
собственности на землю, все еще находившуюся в руках лендлордов,
фермеров и городских землевладельцев, а также сложная система
финансирования и утверждения проектов во многих инстанциях чрезвычайно
тормозили градостроительную практику Англии 1.
Чтобы понять те реальные трудности? которые приходилось преодолевать
Развитие
градостроительного
законодательства
1 Вслед за законом планировки
городов и сельских местностей
1947 г. последовали
законодательные акты, датированные
1952, 1953, 1954 гг.


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
266
архитекторам-градостроителям при ограниченности и несовершенстве
послевоенных законов, обратимся к опыту Франции 1. Еще в 1943 г. во
Франции было создано министерство урбанизма и одновременно с этим вышел
закон («Zoi d'urbanisme» 15 juin 1943), подытоживший все
существующие и предшествующие градостроительные постановления. Однако
стихийная волна послевоенных восстановительных работ отбросила на несколько
лет составление и тем более реализацию перспективных проектов
планировки городов. Фактически во многих городах Франции восстановление
зданий производилось на старых фундаментах без всякой планировочной
ревизии проездов.
Наконец, к началу 50-х годов все земельные ресурсы города были
исчерпаны, а при таком положении чрезвычайно обострился вопрос о
необходимости расширения городских территорий для новых жилых и
промышленных районов, возникавших за городской чертой. Именно в этот период
французские общественные и планировочные организации столкнулись
с дороговизной земельных участков, по-прежнему находившихся в
частных руках.
Это обстоятельство принудило правительство издать в 1953 г. новый
градостроительный закон, согласно которому государство, муниципальные
органы и специальные общественные организации получали право приобретать
у частных лиц земельные участки по твердым ценам, а при отказе
владельцев от продажи земли — применять принудительное отчуждение 2.
Следует отметить, что и государство, и городские власти послевоенной Франции
не были в состоянии финансировать все операции, связанные с
реконструкцией и благоустройством городов. Поэтому большое распространение
получили тогда так называемые общества со смешанными средствами, т. е.
полукоммерческие предприятия, которые на определенных условиях
охотно брались за реализацию того или иного проекта. Но не решившись
повсеместно экспроприировать земельную собственность, французское
правительство было вынуждено перейти к поощрению землевладельцев, шедших
навстречу общественным интересам. Так, в 1958 г. специальным
правительственным декретом (дополнение к закону от 11/Х 1946 г.)
разрешалось объединение земельных владельцев в территориальные ассоциации
(применительно к границам намеченной реконструкции), дабы каждый и^
них получал компенсацию в виде нового дома, денежного вознаграждения
либо земельного участка в другом городском районе при условии, что этот
участок он своевременно застроит в соответствии с утвержденным
проектом планировки. Однако такие сложные комбинации требовали
незаурядного дипломатического таланта от организаторов городского строительства,
в силу чего и увенчивались успехом только в исключительных случаях.
Самым ярким примером восстановления крупного города на таких
эфемерных условиях служит Гавр, где благодаря авторитету и красноречию
министра-коммуниста Франсуа Бийу владельцы участков согласились отдать
их в общее пользование при условии получения компенсации в виде
благоустроенных собственных домов 3.
И тем не менее в условиях буржуазных государств земельная
собственность всегда находит защиту. Так, по мнению ряда французских
планировщиков (и, в частности, Андре Гюттона), допущение частной инициативы
будто бы способствует скорейшей реализации проектов городов. В
действительности же во Франции, как и в любой другой капиталистической
стране, частная собственность, несмотря на всю виртуозность
градостроительного и законодательного маневрирования, продолжает оставаться
большим препятствием в реализации градостроительных замыслов.
Итак, при сравнительно благоприятной послевоенной экономической
конъюнктуре и наличии высокоразвитых инженерно-технических средств
архитекторы-градостроители капиталистических стран оказались недостаточно
вооруженными в правовом отношении. Градостроительное законодательство
буржуазного мира стояло на страже института частной собственности,
вследствие чего архитекторы не имели настоящей свободы действий. Этим
и объясняется недостаточная эффективность огромного по объему
послевоенного городского строительства.
1 Почти полный перечень и
расшировку французских законов
в области архитектуры и
градостроительства дает Гюттон
(Gutton A. L'urbanisme au service
d'homme. Conversation sur
l'architecture, tome VI, p. 505—550).
2 Urbanisme, 1954, № 33, 34.
3 Следует отметить, что в ФРГ
применялось широко вошедшее в
обиход временное отчуждение
земельной собственности. Оно
давало возможность
муниципалитетам свободно
распоряжаться землей в период
реконструкции. Однако по
окончании планировочных работ
землю снова делили в
изменившихся границах и
возвращали прежним владельцам
(Современная архитектура в
ФРГ. Б. м. Б. г., с. 20 и 21).


2. Восстановление и реконструкция городов
в Западной Европе
Восстановление разрушенных европейских городов происходило в
определенной хронологической последовательности. Прежде всего нужно было
возродить пути и средства сообщения; восстановить электростанции,
водопровод, канализацию и связь; наладить производство продуктов первой
необходимости и дать возвращавшемуся населению хоть сколько-нибудь
удовлетворительный кров и работу. В особенно пострадавших городах
одним из первоочередных мероприятий была разборка руин, занявшая
рабочие руки на многие месяцы, а в некоторых случаях и на целые годы *. Но
по мере того как укреплялось городское хозяйство, стало разворачиваться
архитектурное и планировочное проектирование. Жилищное строительство
преодолело стадию времянок и постепенно перешло к малоэтажной, а затем
и многоэтажной застройке, которая начала заполнять освобожденные от
щебня пепелища в соответствии с проектами планировки городов.
Одновременно с жилыми кварталами восстанавливались разрушенные заводы и,
наконец, примерно через пять — семь лет после окончания войны
архитекторы подошли к возведению капитальных общественных зданий. Однако
хроника восстановительного строительства окажется далеко не полной,
если мы не включим в нее возрождение утраченных архитектурных
сокровищ.
Довоенная Европа обладала неисчислимыми художественными
богатствами. Редкие европейские города не имели уникальных ансамблей или по
меньшей мере отдельных памятников искусства и старины. Но иногда (как
это было, например, в Блуа, Жьене или Гильдесхейме) весь город
представлял собой сплошной ансамбль, способный стать
художественно-историческим заповедником той или иной эпохи. Потери, причиненные войной,
научили ценить искусство прошлых эпох. И не только архитекторы как
специалисты с профессионально воспитанным вкусом, но и общество в
целом поняло, наконец, громадную значимость
архитектурно-художественного достояния городов, без которого они обезличивались, превращаясь во
внеисторическое и космополитическое скопление зданий. Восстановление
художественных сокровищ городов стало своеобразной борьбой уцелевшего
человечества против милитаризма и фашизма, борьбой за национальное
бытие своего народа, за утверждение его законного места во всемирной
истории. Вот почему в наиболее пострадавших странах и в первую очередь
во Франции, Англии и Италии проблема восстановления памятников
архитектуры приобрела общенародное, политическое значение. Конечно,
реставрация громадных соборов и ратуш, нередко заставлявшая полностью
восстанавливать утраченное ими внешнее окружение на обширных
пространствах центральных кварталов, отвлекала от жизненно важных
объектов весьма значительные денежные средства, строительные материалы и
рабочую силу. Но с этими непроизводительными расходами народы охотно
мирились, ибо в памятниках архитектуры и искусства они видели
конкретное воплощение своих представлений о родине.
Возрождение исторических городов и ансамблей было признано
общегосударственным делом, а с образованием ЮНЕСКО — поставлено под
международный контроль. Это и заставило руководителей муниципальных и
государственных органов приступить к восстановлению выдающихся
произведений градостроительного искусства тотчас же после окончания
второй мировой войны,
1 Так, например, в Штутгарте за
пределы города было вывезено
около 5 млн. м3 щебня. Но если
к этому присоединить
утилизированные на месте
обломки зданий, а также
несгоревшие руины деревянных
фахверковых домов, то эту цифру
нужно будет удвоить. Фактически
разборка завалов в некоторых
немецких городах затянулась до
1947—1949 гг.


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
268
Фрейденштадт —
уникальный немецкий
город эпохи
Возрождения,
разрушенный во
время второй мировой
войны. Вверху —
прототип
Фрейденштадта —
идеальный город
Альбрехта Дюрера
(1527 г.); в середине —
план Фрейденштадта,
построенного
Генрихом Шикхардтом
на рубеже XVI и
XVII вв.; внизу —
общий вид города;
центр его вплоть до
XX в. оставался
незастроенным
пространством


Восстановление и реконструкция городов
в Западной Европе
269
Послевоенная
реконструкция
Фрейденштадта,
осуществленная по
проектам архит.
Л. Швейцера. На
фотографии — новая
городская ратуша,
исполненная в
романтических формах
средневекового
народного зодчества
(1949 г.)
Вплоть до середины 50-х годов европейские архитекторы занимались
главным образом восстановительным строительством в обстановке исторически
сложившихся старых городов. Проблемы, стоявшие перед ними,
отличались большим разнообразием. В одних случаях нужно было возродить
целиком разрушенный город, нередко обладавший большим количеством
памятников архитектуры и искусства; в других — восстановить
кафедральный собор или ратушу с «аккомпанирующей» им второстепенной
застройкой; в третьих — поднять из бесформенных руин средневековую улицу,
набережную или старые городские укрепления.
В зависимости от степени разрушения, художественной ценности того или
иного объекта, а также экономических возможностей муниципальных
властей и частных владельцев применялись те или иные, весьма
специфические методы восстановительного строительства. Так, главные здания
городов (в каком бы состоянии они ни находились) восстанавливали
посредством точной реставрации на основе предварительного исторического и
археологического изучения памятников. «Аккомпанирующую» жилую
застройку при неимении обмерных чертежей или достаточных денежных
средств чаще всего приходилось восстанавливать в обобщенных и
упрощенных формах, дававших возможность сохранить лишь характер и стиль
безвозвратно исчезнувших прототипов 1. В некоторых случаях
архитекторы прибегали к имитации старых планировочных приемов, но сочетали их
с новейшей застройкой, исполненной в функциональном стиле.
Применение этих методов мы и рассмотрим на нижеследующих конкретных
примерах.
Реконструкция
городов и городских
ансамблей, имеющих
историко-
архитектурную
ценность
1 К этому необходимо добавить,
что в восстановительном
строительстве архитекторам
приходилось считаться с
интересами людей, законно
претендововавших на
современный бытовой комфорт.
Поэтому реставрации в ее
полном и безупречном виде
обычно подвергались только
фасады жилых (и даже
общественных) зданий, тогда
как внутренняя планировка
квартир сильно изменялась.
Исключение из этого правила
составляли только церкви и
здания, превращенные в музеи.


Париж. Национальный
центр искусств и
культуры им. Жоржа
Помпиду. Архитекторы
Ренцо Пиано и Ричард
Роджерс
Небольшой город Люд на
Луаре, возникший вокруг
замка Дайон
Анже. На переднем
плане остатки замка Фульк
Сен-Мартен. В центре —
готический собор
св. Готьена
Город Невер на Луаре.
На первом плане
средневековые крепостные
ворота


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
Миниатюрный шварцвальдский городок Фрейденштадт демонстрирует
применение весьма далекого от реставрации метода, который можно было
бы назвать свободным или произвольным варьированием одной из старых
градостроительных тем.
После уничтожения гитлеризма в западных областях оккупированной
Германии вспыхнуло кратковременное, но всеобщее увлечение народным
зодчеством XV и XVI вв. В этом обращении к прошлому, несомненно,
содержались и свои здоровые побуждения, ибо возрождавшиеся прогрессивные
художественные силы Германии пытались заменить отвергнутую
псевдоклассическую фашистскую архитектуру гуманистической народной
романтикой. Отправляясь от архитектурных образов, свойственных тем или иным
местным школам немецкого Возрождения и поздней готики, архитекторы
Средневековый
французский город
Сен-Мало до его
разрушения в августе
1944 г. (по Озелю).
Залит черным —
собор; справа —
приморская цитадель
Послевоенное
восстановление
Сен-Мало. Архитекторы
Брийо, Лошардьер и
Арретш создали
улучшенный вариант
старого города с
приблизительным
сохранением его
архитектурного стиля
и образа


Восстановление и реконструкция городов
в Западной Европе
271
с увлечением отдавались творческим фантазиям. Такой фантазией на
старую тему и явился Фрейденштадт, восстановленный (точнее, построенный
заново) со значительными отступлениями от исчезнувшего прототипа как
в планировке, так и особенно в застройке.
Довоенный Фрейденштадт был спланирован и застроен еще на рубеже
XVI и XVII вв., когда немецкие архитекторы, следуя по стопам Альбрехта
Дюрера, стали заниматься проблемой идеального города. По проекту
Генриха Шикхардта Фрейденштадт получил квадратный план с
проложенными параллельно городским стенам прямолинейными улицами 1. В центре
города разместилась квадратная площадь, среди которой предполагалось
построить замок. Сам Шикхардт произвел разбивку города на месте и,
кроме того, построил четыре невысоких общественных здания по углам пло-
Венеция.
Набережная Спирито
Санто
на канале ля
Дшудекка. Пример
тактичного включения
нового здания
в исторически
сложившуюся
застройку
щади (торговый дом, ратушу, госпиталь и оригинальную двухзальную
церковь), но осуществить весь свой замысел он не смог, так как для
строительства замка заказчика не нашлось. Поэтому центральное пространство,
оставшееся незаполненным, превратило площадь Фрейденштадта в
огромный пустырь.
Двухэтажные бюргерские домики, высота которых едва достигала 12 м
(включая и крышу), не могли создать для этого безмерного пространства
достойную оправу; колокольни церкви поддерживали только один из
четырех углов площади, а беспорядочная зелень деревьев лишь засоряла ее
середину. Таким образом, центр старого Фрейденштадта был
недостроенным и весьма посредственным комплексом. А поскольку задача
восстановления города в его довоенном виде не ставилась, постольку
реконструкция направилась по пути решительных отступлений от прошлого2.
Строителю нового Фрейденштадта, архитектору Л. Швейцеру, было
понятно, что без повышения этажности жилых домов, как и включения в
ансамбль центральной площади хотя бы одной дополнительной вертикали,
композиционную задачу решить нельзя. В 1949 г. по диагонали,
проходящей через старую церковь, т. е. на противоположном углу площади,
выросла высокая ратуша, главным украшением которой стала расчлененная
1 План Фрейденштадта (в двух
вариантах) опубликован в книге
Г. Мюнтера, посвященной
идеальным городам XV—XVII вв.;
там же рассматривается и его
прообраз — город Дюрера
(Munter G. Idealstadte. Ihre
Geschichte vom 15—17 Jahrhundert.
Berlin, 1957).
2 Bo время войны Фрейденштадт
потерял 670 домов, из которых
состояло его центральное ядро.
Это обстоятельство и позволило
Швейцеру заново перестроить
город в пределах старых
оборонительных стен.


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
272
лопатками двухъярусная башня. Прообразом ей послужили
сохранившиеся церковные колокольни, и вместе с тем шарообразное увенчание башни
принесло с собой в угловой ансамбль площади игру криволинейных
живописных форм, столь характерных для южногерманского зодчества
эпохи Возрождения. Впрочем, Швейцер обладал глубоким и тонким
пониманием народной архитектуры, что отразилось и в формах ратуши и, может
быть, особенно в архитектуре жилых домов. Вместо низкорослых домиков,
обращенных к пустынной площади своими фронтонами, он возвел
трехэтажные длинные корпуса, тем самым устранив остроконечные жесткие
зубья, типичные для средневековых городов. Но, объединяя дома, он
вместе с тем и расчленил их на звенья в соответствии с участками частных
владельцев, а это в свою очередь позволило ему сознательно нарушать
чрезмерно жесткую горизонтальность аркад, окон и карнизов. В
результате же получилась живая человечная архитектура, обладающая
несомненным художественным обаянием.
Со временем, когда умело посаженные одиночные деревья разрастутся,
центральная площадь Фрейденштадта будет еще более привлекательной.
И уж во всяком случае она избежит печальной участи парижской площади
Вогезов, фасады которой теперь разобщает густая тенистая роща. Следует
указать еще на одно удачное отступление от планировки старого
Фрейденштадта, а именно — на устройство второй, очень небольшой и уютной
площади, предназначенной для стоянки автомобилей. Расположив ее по
другую сторону ратуши, Швейцер тем самым усилил художественное звучание
этого здания и сделал центральную площадь, по впечатлению, еще более
грандиозной. Итак, возрожденный Фрейденштадт ни в какой степени не
был реставрацией данного города, поскольку и генеральный план, и
застройка его существенно изменились. Фактически на месте единственного
осуществленного в Германии идеального города вырос иной идеальный
город, близкий к нему в стилистическом отношении, но несравненно лучший
по форме. Но спрашивается, зачем нужно было ставить этот
небезынтересный эксперимент на старом пепелище? И не лучше ли было сохранить
для потомства то, что представляло особой несомненную историческую
ценность?
Творческие эксперименты подобного рода нередко критикуются. Особенно
непримиримыми противниками их являются ценители старого,
«подлинного» дерева и камня, т. е. ортодоксальные реставраторы памятников
архитектуры и старины. Произведения, подобные ратуше в Фрейденштадте,
они называют «фальшивками», а их создателей причисляют к отступникам
от исторической правды. Мы также возражаем против имитации давно
отжившего зодчества, особенно в качестве общего метода реконструкции
исторических городов. Однако проявленное в данном случае
художественное мастерство заставляет отдать ему должное. И не удивительно поэтому,
что составитель капитального труда по истории немецкой архитектуры
Ганс Кепф увидел в Фрейденштадте одно из выдающихся произведений
градостроительного искусства 1.
В отличие от Фрейденштадта подавляющее большинство исторических
городов Германии, Франции, Англии и других европейских стран было
восстановлено на основе преемственности, которая требовала осторожного
и чуткого отношения к сложившемуся облику каждого отдельного города.
Примером восстановления небольшого города с минимальными планиро-
Мюнстер.
Застройка главного
рынка до его
разрушения (слева) и
после реконструкции.
Архитекторы были
вынуждены пойти на
упрощение силуэтов
зданий и их декора
при сохранении
общего характера
исторической
застройки
Жьен.
Новые жилые дома на
набережной Луары,
имитирующие старую
застройку
1 Koepf Hans. Deutsche Baukunst
von der Romerzeit bis zur
Gegenwart. Stuttgart.


Восстановление и реконструкция городов
в Западной Европе
273
вочными поправками может послужить Сен-Мало. В XV—XVII вв. этот
город был приморской крепостью Франции у Ламанша, позднее же
превратился в торговый порт.
Планировка Сен-Мало не обладала особенно выдающимися
художественными достоинствами, но довоенная старая застройка придавала городу
своеобразный нормандский колорит. Внушительное эстетическое
впечатление производили невысокие каменные стены Сен-Мало, примыкавшие
к четырехугольному средневековому замку, над которым возвышалась
могучая цилиндрическая башня. Собственно оборонительные стены и
составляли главную достопримечательность Сен-Мало, привлекавшую сюда
многочисленных туристов.
В августе 1944 г., после вторжения англо-американских войск во Францию,
город подвергся почти полному разрушению 1. Перед архитекторами
открылись три возможных подхода к его возрождению, а именно: 1)
восстановить строительный фонд на старых фундаментах; 2) создать улучшенный
вариант старого города с приблизительным сохранением его
архитектурного стиля и образа и 3) построить город нового типа в современных нам
архитектурных формах.
Однако генеральное направление реконструкции определили сами местные
жители. Будучи заинтересованными в сохранении земельных участков, как
и туристской клиентуры, они категорически отвергли модернизацию
городской планировки и настояли на том, чтобы расширение и исправление
улиц было по возможности незаметным. Поэтому авторы проекта
(архитекторы Брийо, Ложардьер и Арретш) ограничились освобождением от
застройки внутренних дворов и некоторыми другими планировочными
коррективами.
Что же касается рядовых жилых домов, то при отсутствии
документальных чертежей их заново построили по фотографиям и другим фактическим
данным, принимая во внимание и распространенные местные типы
застройки. В целом же восстановление Сен-Мало сочетало в себе методы
реставрации с правдоподобным возобновлением фасадов.
Жьен —
один из средневековых
городов, сложившийся
у замка на Луаре.
Жилые дома,
уничтоженные
немецкими налетами,
были построены заново.
Архитекторы (Андрэ
Лабори, Базен и др.)
задались целью
создать для, замка
« аккомпанирующую »
среду посредством
родственных
архитектурных форм,
этажности зданий
и цвета
1 Согласно данным,
опубликованным в журнале
Urbanisme (1956, № 45—48),
в Сен-Мало было разрушено
2 тыс. квартир, что составляло
около 80% всего жилого фонда
этого города.


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
274
Воссоздание
планировочными
средствами атмосферы
средневекового города
на примере Абвиля
слева — план ансамбля
по проекту Нлемаиа
Тамбюте:
1 — готический собор
св. Вольфрама;
2 — проектируемая
ратуша; фотография
воспроизводит новую
периметральную
застройку центральных
площадей
Несмотря на то что соборы, ратуши и замки до сих пор еще являются
решающей силой в художественном образе западноевропейского города,
современная им рядовая застройка играет отнюдь не маловажную роль. От
того, насколько бюргерские дома, окружающие собор, соответствуют его
размерам, членениям и силуэту, зависит и производимое им впечатление.
И следовательно, само понятие «памятника архитектуры» нельзя
ограничивать одним обособленно взятым шедевром, а надо распространять и на
все его непосредственное окружение.
Такая точка зрения, ставящая во главу угла проблему ансамбля, и
получила всеобщее признание 1.
Восстановление «аккомпанирующей» застройки велось различными
способами. Если в результате бомбардировки в заповедной историко-архитек-
турной зоне выбывало то или иное охраняемое здание, то задача
восстановления ансамбля решалась сравнительно легко. Достаточно было возвести
новый дом, повторявший в общих чертах габариты и характер соседних
зданий, как зияющий провал заполнялся. Быть может, наилучшими
вставками подобного рода были стилистически нейтрализованные фасады.
Средневековые дома, восстановленные у Страсбургского собора, и удачная
замена обветшалого палаццо на Большом канале в Венеции дают тому
неопровержимое доказательство.
Но чем большие опустошения причиняла война в заповедных зонах, тем
более сложной становилась проблема реконструкции. Гибель целого
фронта средневековых домов на Главной рыночной площади Мюнстера не дала
возможности ограничиться нейтральными формами. Архитекторам
пришлось создавать на их месте индивидуальные здания, что стоило немалых
усилий.
В наш век, когда рейсшина и угольник стали чуть ли не единственными
инструментами зодчего, когда терпеливый ремесленный труд каменотеса,
литейщика и кузнеца заменился машиной, индивидуально выполняемому
сложному декору пришел конец. Это и привело к упрощению форм как
к единственному спасительному средству.
Однако упрощение тоже требует своего артистизма, дабы очаровательный
1 Вопрос о том, в каких
территориальных рамках следует
рассматривать выдающиеся
памятники архитектуры,
дискутировался на нескольких
международных конференциях
Интернационального комитета по
охране памятников архитектуры
и искусства, входящего в
ЮНЕСКО. Ко времени
конференции, состоявшейся в
Испании в 1967 г., окончательно
утвердился широкий,
комплексный подход, в связи с
чем в городах стали устраивать
заповедные зоны.


Восстановление и реконструкция городов
в Западной Европе
275
старинный дом не превратился в опустошенную схему. Не менее важно и
установление композиционных связей между соседствующими домами, как
и фронтом домов, и господствующим архитектурным объемом. Собственно,
этими двойными связями и достигается то гармоническое единство,
которое называют ансамблем.
Восстановление «аккомпанирующей» застройки города Жьена,
разрушенной во время второй мировой войны, может послужить превосходным
примером для затронутой темы, представляющей собой и в настоящее время
одну из ведущих проблем реконструкции исторических городов.
Своим происхождением Жьен был обязан торговой дороге и старому замку,
служившему резиденцией властолюбивой Анны Боже 1. Замок венчал
сравнительно невысокий холм на правом (северном) берегу Луары, а у
подножия его возник городок, достигший ко времени второй мировой войны
всего лишь 8 тыс. жителей. Мост, вызвавший к жизни данное населенное
место, послужил и причиной его разрушения: 15 июня 1940 г., во время
Собор св.
Павла в Лондоне. Вид
с юго-восточной
стороны
1 Анна Боже, дочь Людовика XI,
фактически правила Францией
при своем несовершеннолетнем
коронованном брате Карле VIII
(конец XV в.). Строительством
этого замка она возобновила
традицию династии Валуа,
создававшей свои внестоличные
резиденции на Луаре.


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
276
Проект
реконструкции
застройки вокруг
собора св. Павла.
Лрхит. Холфорд,
1956 г. Вверху —
макет; внизу — план
Послевоенные
предложения по
реконструкции
соборной площади в
Лондоне
проекты: 1, 2 —
Королевской академии;
3 — Мак-Э лист ера;
4 — Рудольфа
Френкеля;
5 — Гарольда Вейли;
6 — Кеннета Линди и
Уинтона Льюиса;
7 — Комитета по
планировке и
благоустройству
лондонского Сити;
8 — сотрудников
журнала
«Архитектурно е
обозрение»


Восстановление и реконструкция городов
в Западной Европе
277
налетов немецких самолетов на переправы через Луару, от бомб и
пожаров в Жьене погибло свыше 500 домов, т. е. около 2/з всего жилого фонда.
Восстановление Жьена как ансамлбя, имевшего выдающееся историко-
архитектурное значение, было проведено первоклассными мастерами под
общим руководством республиканской «Службы исторических
памятников»1.
Главной задачей, стоявшей перд архитекторами (Андрэ Лабори, Базеном
и др.), было достижение художественных связей между замком и фронтом
домов, выходящих к реке. Прежде всего нужно было определить
высотный уровень «аккомпанирующей» застройки. Лучшие видовые точки
находятся на противоположном (южном) берегу Луары, откуда Жьен, удачно
освещаемый солнцем в дневные часы, воспринимается на фоне неба в виде
общей картины.
Архитекторы хорошо понимали, что жилая застройка не должна
закрывать замковый массив, а держаться в нижнем, как бы цокольном слое
видимого ансамбля. Поэтому нужно было бороться за каждый метр; это
и заставило ограничить жилые дома тремя невысокими этажами. Решив
первую часть стоявшей перед ними задачи, архитекторы столь же удачно
выбрали типы домов. Их было три: в одно, два и три окна. Два
одинаковых кубических трехоконных дома они поставили по сторонам моста, что
ггревратило въезд на трехугольную площадь в своеобразные пропилеи,
остальные же типы домов разместили «вразбежку», что придало фронту
прибрежной застройки иллюзию непосредственности. (Впрочем, этому
способствовало и неравенство земельных владений.)
Нет ничего легче, как объединить дома, стоящие в сплоченном строю,
общими карнизами или сквозной аркадой по нижнему этажу. Но гораздо
труднее связать такие дома при неравных высотах иными
архитектурными средствами. Архитекторы, возродившие Жьен, оказались на высоте
положения: играя на повторности деталей (например, чердачных окон),
на объединяющей роли крыш и, наконец, на общности строительных
материалов и цвета, они достигли отчетливо ощущаемого художественного
единства. Замок, оставшийся неразрушенным, имеет красные кирпичные
стены с белокаменными вставками и деталями из черного кирпича. В
отличие от него церковную колокольню (восстановленную после войны)
сложили из розового кирпича. А поскольку главный ансамбль стал
двухцветным, постольку и «аккомпанирующей» застройке нужно было
придать тот же двухцветный колорит. Дома, расположенные вдоль реки,
построили из розового кирпича на всем протяжении, что усилило их
художественную связь между собой и с вертикалью колокольни. Но красный
цвет замка тоже претендовал на свое проникание в жилую застройку.
Поэтому руководствуясь вкусом и в то же время логикой, архитекторы
сделали удачную краснокирпичную вставку в прибрежную шеренгу домов
в виде орнаментированного однооконного фасада. Само собой разумеется,
что такое цветное пятно нельзя было поместить в середине шеренги
домов, а только со смещением в сторону замка, асимметрично стоящего на
холме. Так и сделали архитекторы, разделив весь фронт застройки между
мостом и наугольной цилиндрической бащней в отношении 1 : 2. В резуль-
Здание
Английского
парламента со
стороны Темзы
Лондон.
Небоскреб на
набережной Милбенк,
построенный по
соседству с
парламентом
архитекторами
Р. Бардом и
Д. Мариоттом в
60-х годах
1 Следует отметить, что внимание,
уделявшееся Жьену, объяснялось
еще и тем обстоятельством, что
он являлся исходным пунктом
туристических маршрутов по
средней и нижней Луаре.
В замке Жьена находится
Международный музей соколиной
и ружейной охоты.


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
278
тате же связь замка с распластанным некогда вассальным поселением еще
более упрочилась.
Однако, несмотря на целый ряд удачно проведенных восстановительных
работ, самый метод воспроизведения в упрощенных формах архитектуры
прошлых веков не находил всеобщего признания. Воинствующие
представители так называемой «функциональной архитектуры» вообще полагали,
что новому зодчеству подвластны любые созидательные задачи. И,
следовательно, во избежание всевозможных натяжек и фальши при
восстановлении исторических ансамблей нужно открыто ставить лицом к лицу старую
и современную архитектуру. Эта далеко идущая и смелая концепция, как
мы увидим ниже, полностью проявилась в реконструкции площади св.
Павла в Лондоне, но к ней архитекторы подошли далеко не сразу. Некоторая
часть из них, обнаруживая разумную осторожность, полагала, что
современная архитектура в ее крайних проявлениях в виде зданий с предельно
абстрагированными геометрическими формами не может сочетаться со
старой архитектурой уже в силу того, что у современной архитектуры
отсутствует пластичность, теплота и иллюзорная соразмерность с человеком.
Были и такие архитекторы, которые хотя и допускали проникание
новейших зданий в заповедные зоны, но считали обязательным сохранять
очертания исторических площадей или, по меньшей мере, создавать вокруг
соборов и ратуш свойственную им пространственную среду. К этой
последней группе зодчих принадлежал и создатель общественного центра города
Абвиля — Клеман Тамбютэ.
Древнеримский опорный пункт на севере Галлии, а позже — эпицентр
первых крестовых походов, Абвиль был жестоко разрушен ударной колонной
германских войск, прорвавшихся к Ламаншу в конце мая 1940 г. Случайно
сохранилась только лучшая часть двухбашенного позднеготического собора
св. Вольфрама, в то время как все прочие здания городского
общественного центра были полностью уничтожены. При создавшемся положении
возобладала тенденция к полному обновлению города как в
планировочном, так и в стилистическом отношении.
Нельзя не оценить художественного мастерства, проявленного Тамбютэ
при составлении проекта планировки. Непринужденно и смело создал он
систему центральных площадей. В них есть и уютная замкнутость,
свойственная средневековым планировочным композициям, и живописная
беспорядочность, и асимметричное равновесие пространства и объемов.
Трапециевидная главная площадь, контуры которой осложнены уступами и
нишами, ярко выделяется на фоне генерального плана. Расширение ее в
сторону компактного объема ратуши находит себе оправдание. Своеобразно
задумана и связанная с ней при помощи промежуточного «шлюза» соборная
площадь.
Готические соборы всегда выигрывают в тесном пространстве. Учитывая
это обстоятельство, Тамбютэ обошел массив собора с трех сторон большим
жилым корпусом, отдав предпочтение в то же время особенно выгодным
угловым точкам зрения.
В планировке площадей центрального района Абвиля есть общие черты со
схемами, рекомендованными Камилло Зитте. Но насколько более живо,
пластично и современно интерпретировал их французский мастер!
Особенно интересно наложение новых площадей на сохранившуюся радиальную
уличную систему.
Благодаря проездам, прорезанным в четырехэтажных жилых домах,
движение свободно пронизывает площадь, не разрушая иллюзии замкнутых
пространств. Что же касается «аккомпанирующей» застройки, то при всей
ее стилистической новизне она сохранила такие традиционные элементы,
как несущие каменные стены, вертикальные окна и скатную крышу над
общим, согласованным с церковью венчающим карнизом. Это и объединило
современные здания со старым готическим собором.
Попытки применения новой стилистической концепции к
«аккомпанирующей» застройке делались не только во Франции, но и в Англии. Поводы
для экспериментов подобного рода дала послевоенная реконструкция так
называемых епископальных, или кафедральных, городов, к числу которых
относятся Эксетер, Солсбери, Ворчестер (Вустер) и ряд других. Следует
отметить, что эти небольшие, но художественно полноценные города
старой Англии отличались той весьма характерной чертой, что их главные
Тауэр —
древний замок
английских королей.
Основан Вильгельмом
Завоевателем в 1066 г.


Восстановление и реконструкция городов
в Западной Европе
279
здания, т. е. соборы, были непомерно большими в отношении самого города.
При огромной длине и мощной, обычно четырехугольной башне собор
подавлял собой размельченную городскую застройку, если только между
нею и краснокирпичным гигантским массивом не находились лужайки или
старое кладбище. Подобных контрастов континентальная Европа не знала
никогда. Но именно эти контрасты и необходимо было сохранить,
воздерживаясь от конкурирующих новых вертикалей, как и от создания между
городом и собором несвойственного им интервала. А между тем такой
интервал и образовался в Ворчестере (Вустер). Желая получить
вместительную площадку для паркирования автомобилей, архитекторы механически
«выстригли» ее из большого квартала, тем самым невыгодно обнажив почти
половину соборной церкви. Эта грубая градостроительная ошибка
подверглась резкой критике со стороны самих англичан1. Кроме того, и новые
длинные здания с девятиэтажным кубическим домом из стекла и бетона
оказались совсем чужеродными по отношению к пластически
выразительным формам собора.
Еще более очевидная неудача постигла строителей соборной площади
в Лондоне. Напомним, что еще в период войны интерес к реконструкции
этой площади чрезвычайно возрос в связи с идеей превращения собора
св. Павла в «национальный монумент» Британской империи. Опустошение
Лондонского сити немецкой ракетной артиллерией убедило архитекторов
в том, что собор Кристофера Рена не потеряется среди гораздо более
обширного пространства, поскольку он сложен из весьма определенных и
крупных объемов. Отсюда выявилась тенденция к уничтожению непрерывного
каменного барьера между городом и собором. И если в ретроспективных
проектах Бейли, Мак-Алистера и других архитекторов по контурам
площади тянулись шеренги домов, то в проекте Рудольфа Френкеля собор
просматривался на больших расстояниях сквозь однообразную строчную
застройку.
Конечно, последний проект не имел решительно никакой художественной
идеи и тем не менее он-то и совершил переворот в сознании лондонских
зодчих. Отныне собор св. Павла во всех вариантах планировки стали
окружать только обособленно стоящими корпусами, располагая их либо в
строчку, либо цо так называемому «живописному» принципу.
Проект
реконструкции
района, окружающего
Тауэр. Перед главным
входом в замок —
площадь для
пешеходов (1—1);
с запада к ней
примыкает торговый
центр (2) с подземным
паркингом на
400 автомобилей.
Застройка района
состоит
преимущественно из
деловых зданий.
Близость башенного
здания (3) к Тауэру
нанесет
художественный ущерб
этому уникальному
ансамблю
1 Nairn Jan and Brown Kenneth.
Cathedral Cities—The Architectural
Review, 1963, JS6 799.


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
280
Уничтожение замкнутого пространства площади сопровождалось еще и
сменой стилистических вех. Общегосударственное архитектурное руководство
Англии долго сопротивлялось прониканию нового стиля на Британские
острова. Но стоило пушкам замолкнуть, как в том же 1945 г. началось
решительное наступление на твердыни Королевской академии и Института
британских архитекторов. Уже в 1946 г. появился новый проект планировки
соборной площади с развязкой автомобильного движения перед главным
фасадом собора и отдельно стоящими прямолинейными корпусами. А
поскольку англичане безоговорочно приняли новейшие стилистические
доктрины, то в Лондон стремительно хлынули доведенные до полной
стерильности стеклянно-пластмассовые призматические объемы. Они-то и заявили
свои претензии на непосредственное соседство с собором. С этого времени
начались творческие поиски архитекторов, стремившихся найти
правильное решение в сочетании современной застройки с памятником
архитектуры XVII в.
Внимательно изучая проекты планировки площади 40-х и 50-х годов,
нельзя не заметить стремлений к преемственному проектированию. Новая
соборная площадь как будто унаследовала от старой ее расплывчатый
треугольный контур. Высоты некоторых из разновеликих призм как будто
отвечают карнизам церковного здания. Но вместе с тем застройка,
окружившая собор, оказалась настолько ему чужеродной, что ни о каком
аккомпанементе полнозвучному архитектурному аккорду, не может быть и речи.
Ансамбль как гармоническое единство главного и второстепенных
сооружений возникает только тогда, когда взаимодействуют обе стороны этого
комплекса. Но если действие главного здания как бы «упирается» в
безразличие второстепенных объемов, возникает полный и безысходный разлад.
Так и произошло на наших глазах с центральным комплексом великого
города. Конечно, собор св. Павла, устоявший во время войны, будет стоять
еще столетия. Но настанет время, когда английский народ освободит свой
главный памятник и храм от недостойных соседей, выросших рядом с ним
по вине непростительной слепоты современного поколения зодчих.
К сожалению, реконструкция площади св. Павла — не единственная
художественная неудача в решении проблемы ансамбля. Следуя примеру
Америки, Западная Европа стала наводняться высотными каркасными
зданиями, претендовавшими на значение небоскребов. В том же Лондоне, на
недопустимо близком расстоянии от Парламента, вырос многоэтажный
конторский столб. В Стокгольме при создании нового коммерческого
центра на территории Нормальма поставили громадные высотные пластины,
вошедшие в конфликт со старыми живописными башнями1. И даже
Италия — эта «обетованная земля» художников всех стран и народов — не
оказалась защищенной от стихийных вторжений. Вопреки градостроительной
логике, близ невысокого Миланского собора, не приемлющего
архитектурных вертикалей в непосредственном соседстве, неожиданно подняла свою
уродливую голову многоэтажная башня, напоминающая водокачку 2.
Явления подобного рода, разрушающие, а не формирующие архитектурную
композицию городов, вызываются в конечном счете только земельной
спекуляцией и рекламой — этими злейшими врагами современного
градостроительного искусства в странах капиталистического мира,
Париж.
Здание ЮНЕСКО.
Архитекторы
Б. Зерфюсс, П. Нерви
и М. Брайер.
Неудачная попытка
вписать
ультрасовременное
сооружение в
исторически
сложившийся ансамбль
1 Реконструкция Нормальма
велась под руководством
архитекторов Свена Маркелиуса
и Горана Сиденблада. Однако
идея реконструкции центра
Стокгольма принадлежала
Корбюзье, который в 1934 г.
посоветовал снести застройку в
центре Нормальма и построить
на этом месте вертикальные
здания.
2 Речь идет о здании Веласка
в Милане, построенном
архитекторами Берлиозо,
Пересутти и Роже. Верхние
этажи этого сооружения
занимают учреждения, а в
нижних размещаются квартиры.


Восстановление и реконструкция городов
в Западной Европе
281
Миланский
собор. Вид
с юго-восточной
стороны
Железобетонное
высотное здание
«Торре Веласка»,
построенное вопреки
градостроительной
логике вблизи
Миланского собора


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
282
Однако даже в тех случаях, когда современные архитекторы были
вынуждены считаться с существующей застройкой, их произведения не находили
общего языка с архитектурой прошлых эпох. Наиболее ярким примером
в этом отношении является здание ЮНЕСКО в Париже, построенное по
проекту архитекторов Б. Зерфюсса, П. Л. Нерви и М. Брайера.
Администрация ЮНЕСКО остановила свой выбор на небольшом участке земли,
примыкающем с юга к площади Фонтенуа, позади здания Военной школы,
построенной еще во второй половине XVIII в. архит. Габриэлем.
Несмотря на то что проект консультировали виднейшие архитекторы и
планировщики современности, такие, как Ле Корбюзье, Вальтер Гропиус, Ээро
Сааринен, Лусио Коста, Свен Маркелиус и Эрнесто Роджерс, резиденция
ЮНЕСКО не включилась в ансамбль, созданный в эпоху классицизма.
Новое здание только формально подчинилось заданной высоте (31 м) и
криволинейной конфигурации площади, тогда как архитектура его
совершенно не сочетается с монументальным фасадом Военной школы и
выглядит чужеродной в историческом центре Парижа.
Как уже говорилось, конкретное содержание восстановительных работ
предопределялось военными потерями. Если городской общественный
центр оказывался полностью уничтоженным, то перед архитекторами
открывалась возможность создания центра нового типа с применением
самых передовых градостроительных достижений. В таких случаях
архитекторы получали гораздо большую творческую свободу, но вместе с тем на
них ложилась и неизмеримо большая ответственность, поскольку им
самим, без помощи архитектурного наследства, приходилось решать все без
исключения функциональные и художественные задачи. Из широкого
круга западноевропейских городов, полностью изменивших свою
архитектурно-планировочную конституцию, мы выбираем Гавр, Ковентри и Кассель.
Первый из них дает блестящий пример создания нового образа города
в регулярной, чисто французской редакции; второй — демонстрирует
удачное функциональное зонирование центрального района города, тогда как
третий, сочетая элементы того и другого, оригинально разрешает проблему
городского движения.
В послевоенной градостроительной практике Франции реконструкция Гавра
занимает особое место не только в связи с весьма оригинальным
архитектурно-пространственным решением центральных ансамблей, но и
благодаря необычной земельной политике, проведенной в условиях
капиталистического города.
В результате массированного налета англо-американской авиации в
сентябре 1944 г. центральные кварталы Гавра превратились в груду
развалин 1. По окончании войны восстановление города было поручено
известному французскому архитектору Огюсту Перре (при участии
планировщика Барманна). Перре возглавил целый творческий коллектив, в состав
которого вошли в основном его ученики и единомышленники: Турнан, Ланьо,
Одижье, Пуарье, Донне и др. Какие же конкретные цели стояли перед
архитекторами и какими реальными возможностями они располагали?
Прежде всего нужно было восстановить в кратчайший срок жилой фонд
города.
Однако восстановление зданий на прежних участках с учетом современных
требований к инсоляции и аэрации позволило бы разместить лишь 2/з
довоенного числа жителей, тогда как для расселения остального населения
нужно было либо увеличить территорию, либо повысить общий уровень
этажности. Архитекторы избрали второй путь, в связи с чем и установили
среднюю плотность населения в 700—900 человек на 1 га.
Кроме строительства жилых и общественных зданий следовало
упорядочить уличную систему города, которая в центральном районе не
соответствовала современным транспортным требованиям.
Помимо чисто утилитарных задач перед архитекторами стояла еще одна,
неизмеримо более сложная творческая задача — создание архитектурного
образа города, который фактически служил главным въездом во Францию
со стороны Атлантического океана 2.
Несмотря на финансовую помощь со стороны государства, реализация
архитектурно-планировочного замысла требовала полного единодушия и объ-
Создание новых
центров
в исторически
сложившихся
городах (Гавр,
Ковентри, Кассель)
Огюст Перре
(1874—1954 гг.).
Выдающийся
мыслитель и мастер
французского
зодчества первой
половины XX в.
Гармонически сочетал
в своих произведениях
преемственность и
новаторство.
Возглавлял
послевоенную
реконструкцию Гавра
1 На Гавр было сброшено 11 тыс.
т бомбового груза, в результате
чего погибло несколько тысяч
человек и было разрушено около
10 тыс. зданий.
2 Нельзя не отметить того
обстоятельства, что довоенный
Гавр был в художественном
отношении безликим городом
с мелкомасштабной
эклектической застройкой, типичной для
XIX в. Город не имел также
архитектурно выразительного
центра.


Восстановление и реконструкция городов
в Западной Европе
283
Гавр.
Перспектива авеню
Фош. Справа — башня
ратуши; вдали (между
двумя высотными
зданиями)—
Океанские ворота
План
центральной части
Гавра. Считая Гавр
морскими воротами
Франции, Огюст Перре
придал своим
ансамблям столичный
масштаб
1 — площадь Ратуши;
2 — Океанские
ворота; 3 — церковь
св. Жозефа;
4 — культурный центр


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
284
Париж.
Перспектива улицы
Риволи в сторону
большой
Триумфальной арки
Париж.
План Тюильрийского
сада и Елисейских
полей
1 — площадь Согласия;
2 — Круглая площадь;
3 — Палата депутатов


Восстановление и реконструкция городов
в Западной Европе
285
единения усилии как со стороны архитекторов и членов городского совета,
так и со стороны владельцев земельных участков. Другими словами,
требовалось обобществление городской территории. Однако на первом этапе
работы всякое посягательство на «священные принципы частной
собственности» вызывало активное сопротивление со стороны местных жителей. И
лишь терпеливые разъяснения, проведенные муниципалитетом (в состав
которого входило тогда несколько коммунистов), а также благодаря
авторитету прогрессивно настроенных граждан удалось создать благоприятное
общественное мнение и приступить к реконструкции Гавра К
Огюст Перре подошел к восстановлению города реалистически. Он сохранил
основную систему магистралей и площадей, однако придал им совершенно
иное архитектурно-планировочное выражение. Замысел Перре сводился
к тому, чтобы раскрыть центр города к побережью Ламанша. Для этой
цели к западу от площади Ратуши, не уступающей по своим абсолютным
размерам площади Согласия в Париже2, архитекторы проложили широкий
проспект (авеню Фош). Это вытянутое парадное пространство, имеющее
800 м в длину и 80 м в ширину, застроили семиэтажными домами с
колоннадой, скрывающей нижние этажи. При выходе к морю авеню Фош
замкнули двумя Г-образными корпусами, а по сторонам построили
четырнадцатиэтажные «башни-пилоны», получившие название «Океанских ворот».
Интересно отметить, что общая высота башенных зданий (45 м), а также
уровни их горизонтальных членений почти совпадают с парижской аркой
на площади Звезды, что подтверждает стремление Перре и его соавторов
(Пуарье и Эрмана) придать столичный масштаб этому ансамблю.
Несколько иначе подошел Перре к решению второй композиционной оси
северо-южного направления. В отличие от Парижской улицы, авеню Фош
начинаясь у площади Ратуши, получила незначительную ширину (около
15 м) и соответствующую застройку, имеющую три этажа над сквозной
галереей. Эта торговая улица пересекает площадь Гамбетты,
расположенную в конце прямоугольного водоема, носящего название бассейна
Коммерции.
Третьей, не менее существенной магистралью, имеющей большое
транспортное значение, является прибрежный бульвар Франциска 1. Интересно,
что здания, формирующие его северо-восточную сторону, расположены под
углом к красной линии, что не только защищает второстепенные улицы
широтной ориентации от сильных западных ветров, но и придает художе
ственное своеобразие уличной перспективе.
Итак, сохранив в основном старую координатную систему в планировке
городского центра, Огюст Перре установил в нем совершенно новый
градостроительный порядок, в основу которого, как мы увидим в дальнейшем,
был положен единый пространственный модуль.
Стремление к унификации железобетонных конструкций, а также
желание создать архитектурно-художественное единство заставило Перре заду-
Архитектурно-
планировочный модуль
Гавра, установленный
Огюстом Перре
(размеры модуля
соответствуют шагу
конструктивных опор
зданий, что составляет
6,24 м)
1 Жители города убедились в
рентабельности объединения
земельных участков сразу же по
окончании застройки первых
кварталов. И хотя
землевладельцы превратились теперь в
совладельцев всей территории
квартала, зато они получили в
полную собственность
благоустроенные квартиры,
магазины и гаражи.
(Tournant J. Е. Une utilisation
rationnelle du sol. "Urbanisme",
1955, M 39—40, p. 184).
2 Площадь перед ратушей имеет
243 м в ширину и 172 м
в глубину при высоте
горизонтального корпуса ратуши
в 22 м. Размеры площади
Согласия в Париже 245 X 175 м;
высота выходящих на нее
корпусов, построенных Габриэлем,
23 м (не считая венчающей
балюстрады).


Градостроительство после окончания 286
второй мировой войны
Гавр. Ратуша


Восстановление и реконструкция городов
в Западной Европе
287
маться над выбором такой метрической величины, которая была бы
измерителем и планов, и фасадов зданий. Такой величиной оказались 6,24 м.
При определении модуля Перре исходил из обычной ширины жилого
корпуса (12—13 м), для перекрытия которого при одной промежуточной
опоре требуются железобетонные балки длиной от 6 до 6,5 м. Однако Перре
принял за стандарт прогон 6,24 м ввиду того, что это число делится на 2 и
на 3, т. е. удобно и в инженерно-технических расчетах 1. Исходя из
конструктивной логики авторы проекта сделали соразмерными модулю не только
отдельные элементы зданий, но и сочли целесообразным распространить
модульную разбивку на всю центральную территорию города.
Таким образом, преследуя, казалось бы, чисто утилитарные цели (что
особенно любил подчеркивать Перре), архитекторы сумели добиться и
определенных эстетических качеств. Они творчески переосмыслили принципы
классицизма, доказав, что модульная система, равно как и столь
традиционная во Франции регулярная композиция, имеют право на
существование и в настоящее время. Будучи одним из пионеров современного
зодчества, Перре никогда не входил в конфликт с архитектурой прошлых эпох.
Напротив, он всегда стремился создавать «привычную городскую среду».
Так, он любил повторять, что «... тот, кто, решая новые задачи на основе
использования современных строительных материалов, создает
произведения, которые, казалось бы, всегда существовали, может считать себя
удовлетворенным. . .»2.
И действительно, несмотря на то что застройка Гавра весьма современна
(в основном железобетонные каркасные здания), город все же производит
впечатление чего-то очень знакомого и привычного. Проходя по авеню
Фош, вы невольно вспоминаете улицу Риволи. Эту ассоциацию вызывают
одинаковые габариты жилых домов, ритмичная колоннада, за которой
прячутся витрины магазинов, и, наконец, сплошные балконы, растянутые
вдоль верхних этажей. Трудно найти аналогии во французской
архитектуре прошлых эпох с такими новыми зданиями Гавра, как церковь и
ратуша, и все же эти сооружения кажутся очень знакомыми и вы сразу
угадываете их прямое функциональное назначение.
В чем же причина того, что застройка Гавра не оставляет впечатления
полной отчужденности от человека, которая присуща многим
ультрасовременным архитектурным комплексам?
Дело в том, что Перре, не скрывая конструктивного каркаса зданий,
никогда не удовлетворялся показом одних только голых конструкций.
Превращение нижних опор в круглые или граненые колонны, применение панелей
с привычными глазу «классическими» пропорциями окон, бетонные
наличники и другие детали сближали его архитектуру с архитектурой прошлых
эпох. Кроме того, Перре придавал большое значение архитектурному
расчленению зданий по горизонтали и вертикали. Все это делало постройки
Перре архитектоничными, а следовательно, и соразмерными человеческому
Застройка
южной стороны
площади Ратуши в
Гавре
Огюст Перре
при участии Одишье.
Собор св. Жозефа
в Гавре — главная
вертикаль,
ориентирующая
корабли, прибывающие
к эстуарию Сены
1 La Technique des Travaux, 1955,
janvier-fevrier, p. 24.
2 Perret August. Contribution
a une theorie de l'architecture.
Paris, 1952.


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
288
масштабу. Планировка и застройка Гавра не производит монотонного
впечатления. Это объясняется тем, что в городе совершенно отсутствуют
повторяемые с точностью копии типовые дома. Жилые и общественные
здания варьируются как по этажности, так и по архитектуре своих фасадов.
Особая заслуга архитекторов — в умелом размещении вертикалей на
территории города. Главным архитектурным объемом, доминирующим в
панораме Гавра, служит церковь св. Жозефа, построенная по проекту Перре и
Одижье. Это сооружение высотой в 106 м напоминает граненую
колокольню. Кубовидный нижний объем церкви вписывается в застройку бульвара
Франциска I, тогда как высотная часть принадлежит всему городу.
Видимая на далеком расстоянии с моря монументальная белая вертикаль
является как бы символом возродившейся послевоенной Франции.
Второй по значимости городской вертикалью Гавра служит 17-этажная
башня ратуши, построенная Перре и Турнаном. При высоте 72 м и
несимметричном расположении она рассчитана на косоугольные точки зрения со
стороны главной площади города.
Помимо этих двух вертикалей другие многоэтажные сооружения лишь
фиксируют наиболее важные звенья городского центра.
Большое значение придавали создатели нового Гавра и колористике
города. Серое, почти всегда покрытое низкими облаками небо Ламанша было
невыгодным фоном для столь же серых железобетонных зданий. Поэтому
Перре и его сотрудники широко применяли подцвеченный бетон, которым
покрывали стенные панели, колонны и другие детали зданий. Благодаря
этому рядовые дома получили приятные цветные вставки мягких
пастельных тонов, а ярко-желтые оконные жалюзи контрастировали с ними,
создавая иллюзию солнечных пятен. Что же касается главных зданий — церкви
и ратуши — то для них был избран чистый белый цвет. «...Белым надо
отмечать все самое благородное...», — говорил Огюст Перре.
Интерьер
собора св. Жозефа,
сочетающий бетонную
конструкцию с
полихромными
витражами


Восстановление и реконструкция городов
в Западной Европе
289
Конечно, далеко не все архитектурные сооружения Гавра были удачными.
Наряду со зданиями, построенными на высоком художественном уровне,
имеется немало посредственных построек. Огюст Перре разделил
печальную участь очень многих буржуазных архитекторов и художников.
Обладая интересными и зрелыми теоретическими концепциями, он оставил
после себя лишь отдельные афоризмы, передаваемые его учениками из уст
в уста. Будучи автором многочисленных творческих замыслов, он сумел
осуществить лишь очень немногое. И хотя все постройки Перре отражают
его своеобразную архитектурную философию, они не получили
единодушного признания среди современников. Все же реконструкцию Гавра можно
считать положительным вкладом в западноевропейское градостроительство.
Гавр явился как бы творческой лабораторией, где в масштабе крупного
Символическая статуя
героини средневекового
Ковентри — леди
Годивы на площади
Бродгейт. Вдали —
сохранившаяся
готическая церковь
св. Троицы
городского района решались задачи, связанные с созданием целостного
ансамбля на основе современной функциональной архитектуры.
В траурном списке варварски разрушенных городов Ковентри находился
рядом с Варшавой, Сталинградом и Роттердамом. Именно этим и
объяснялось то большое внимание, которое проявили в свое время широкие
общественные круги Англии и других пострадавших стран к восстановлению
этого города. Однако задачи и методы реконструкции Ковентри сильно
отличали его от других, столь же разрушенных европейских городов. Если
в Гавре архитекторы пытались создать улучшенный вариант предвоенного
городского центра, то в данном случае задача заключалась в значительном
Ковентри.
План центральной
части города по
проекту архит.
Артура Линга
1 — площадь Бродгейт;
2 — мемориальная
площадка
разрушенного старого
собора; 3 — новый
собор; 4 — церковь
св. Троицы; 5 — рынок
розничной торговли
с паркингом на
200 машин наверху;
6—6 —
административный
и общественный центр
с ратушей; А—А и
Б—Б — открытые
пассажи торгового
грентра. Клеткой
заштрихованы
промышленные
территории


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
290
расширении и развитии его торговых и общественных функций. Причиной
послужил быстрый рост Ковентри в последние десятилетия.
Расположенный в 28 км к юго-востоку от крупнейшего промышленного
центра средней Англии — Бирмингема, Ковентри вплоть до начала XX в.
оставался незначительным населенным пунктом. Но как только в
окрестностях города появились предприятия автомобильной, а затем авиационной
и химической промышленности, его территория, как и численность
населения, стали быстро расти 1. Фактически к концу 30-х годов Ковентри
состоял из нескольких промышленных и жилых поселков, которые окружали
исторически сложившееся городское ядро. Вполне понятно, что небольшой,
сформировавшийся еще в средние века городской центр не обслуживал
отдаленные окраины города.
В процессе работы над проектом послевоенного восстановительного
строительства английские архитекторы (Дональд Джибсон, затем Артур Линг)
создали новую концепцию общегородского центра, согласно которой он
должен был объединить отдельные поселения в единое планировочное
целое. Однако решение этой задачи далось им не сразу. Ввиду того что
Ковентри не был ни центром округа, ни тем более графства, нечего было и
думать о создании в нем крупного комплекса административных зданий.
В то же самое время нельзя было рассчитывать и на образование местного
«сити», поскольку представительства фирм находились на территории
крупных промышленных предприятий. Следовательно, в самом Ковентри
оставались только торговые и гражданские здания, на которые и пришлось
ориентироваться при составлении проекта нового центра.
Итак, на территории, окруженной кольцевой магистралью (диаметром
1,2 км), было решено создать два крупных общественных комплекса: в
западной половине — торговый, а в восточной — культурный и гражданский.
Расширенная и благоустроенная площадь Бродгейт превращалась в
соединительное звено этой простой в своем существе планировочной композиции.
Согласно проекту, торговый центр, заключенный между городскими
магистралями Хертфорд и Корпорейшен-стрит, располагался вдоль двух взаимно
перпендикулярных пешеходных улиц. Одна из них, проходившая с запада
на восток, была ориентирована на шпиль городского собора, тогда как
вторая пересекала торговый район с севера на юг. Так как въезд на
территорию шоппинга был воспрещен, то товары подвозили со стороны складских
Новый
торговый центр в
Ковентри. Вверху —
вход в магазин;
внизу — главный
пассаж
Ковентри.
Выход из торгового
центра на площадь
Бродгейт.
Перспективу замыкает
уцелевшая колокольня
старого собора
св. Михаила
1 В 1901 г. в Ковентри
насчитывалось всего лишь
70 тысяч жителей, тогда как
к 1951 г. его население достигло
уже 258 тыс. (L'architeeture
d'aujourd'hui, 1955, № 63.)


Восстановление и реконструкция городов
в Западной Европе
291
помещений. Что же касается автомобильных стоянок, то помимо
специально построенных двух-трехъярусных гаражей паркинги размещали и на
кровлях торговых зданий. Так, например, на крыше круглого рынка
находилась большая стоянка на 250 автомобилей *.
Особое внимание архитекторы сосредоточили на решении пешеходных
торговых улиц (пассажей), куда выходили витрины многочисленных
магазинов. Вымощенные каменными плитами открытые пассажи с их
небольшими деревьями, газонами и скамейками для отдыха привлекали к себе
многочисленных посетителей. Этому способствовало также и впечатление
уютной изолированности внутренних пространств. Для этой цели западный
конец торговой улицы удачно завершили шестиэтажным горизонтальным
зданием, тогда как северный конец — домом башенного типа.
Ковентри
Новый собор
св. Михаила,
построенный по
проекту архит. Базила
Спенсе в 50-х годах
Интерьер
нового собора
1 Подробный отчет о
реконструкции Ковентри см. в
журнале The Architectural Design,
1958, № 12, vol. XXVIII.


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
292
Несмотря на свои относительно небольшие размеры, торговый центр
Ковентри вполне оправдал возлагавшиеся на него надежды. Он
действительно стал самым популярным и наиболее часто посещаемым местом города.
Но чрезмерно сильный поток покупателей создал транспортную
перегрузку во всем центральном районе, что усугублялось затянувшимся
строительством обходной кольцевой магистрали.
В отличие от торговых кварталов остальная территория городского центра
Ковентри кажется на первый взгляд лишенной четкой пространственной
организации. Однако это не совсем так. Здесь также имеется своя
функциональная логика в размещении зданий различного назначения.
Главным городским пространством Ковентри и его геометрическим
центром является площадь Бродгейт. Архитекторы превратили бывший
перекресток улиц старого города в обширную прямоугольную площадь, ось
которой ориентирована на башню городского собора. Западная сторона
площади застроена двумя симметричными зданиями, фланкирующими
главный вход на территорию торгового центра. С северной стороны на
площадь выходит большой универсальный магазин, а в центре ее расположена
конная статуя легендарной покровительницы города Ковентри — леди Го-
дивы.
С востока к площади Бродгейт примыкает комплекс церковных зданий.
Рядом с сохранившейся церковью Троицы находится старый
средневековый собор св. Михаила, руины которого включили в ансамбль нового
центра в качестве памятника минувшей войны. Его уцелевшая колокольня,
сложенная из красноватого камня и увенчанная шпилевидным
завершением, по-прежнему доминирует в городском силуэте, а разрушенное здание
заменено теперь новым храмом, построенным в непосредственном
соседстве. Однако современный собор, возведенный архитектором Безилом Спен-
Кассель.
Проект послевоенной
реконструкции
центральной части
города, составленный
специальной
планировочной
комиссией
1 — Фридрихсплатц;
2 — Королевская
площадь; 3—3 —
Треппен-штрассе;
4 — театральный
комплекс;
5 — стадион;
6 — вокзал;
АБВГ — новая
кольцевая магистраль


Восстановление и реконструкция городов 293
в Западной Европе
Кассель.
Район тяжелых
разрушений,
причиненных налетами
англо-американской
авиации (залит
черным)
1 — Фридрихсплатц;
2 — Королевская
площадь;
3 — dice лезно дорожный
вокзал
се, далеко уступает своему готическому предшественнику в пропорциях,
монументальности и ясности композиционной идеи. Фактически новый
собор — лишь удобное помещение для молящихся; он не имеет художествен-
но полноценного образа церкви.
В квартале, расположенном позади церковных сооружений, сгруппированы
здания спортивного и культурного назначения (крьщлй бассейн, колледж,
библиотека и картинная галерея), а к югу от собора концентрируются
учреждения, связанные с городским управлением.
Гражданский центр Ковентри группируется вдоль протяженного форума,
ориентированного продольной осью на колокольню собора. На форум
выходят старое и новое здания муниципалитета, а также полицейское
управление и центральная телефонная станция. Ввиду того что это крупнейшее
Кассель.
Перспектива
Треппенштрассе
План и продольный
разрез по улице-
лестнице
Треппенштрассе


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
городское пространство предназначалось специально для торжественных
праздничных шествий, архитекторы сделали его изолированным. Но
следует отметить, что отсутствие на форуме архитектурно выразительных
объемов или ориентирующих вертикалей не дает возможности различить
его среди однообразной городской застройки.
В настоящее время реконструкция Ковентри подходит к концу. Каких же
результатов достигли архитекторы и какие задачи предстоит им решить
в ближайшее время? По этому поводу существуют различные мнения.
Так, большинство английских планировщиков положительно оценивают
функциональную организацию городского центра. И в то же время они не
могут не признать, что транспортная проблема остается все еще
нерешенной. По-прежнему магистрали разрезают центральный район на отдельные
островные кварталы, по-прежнему улицы перегружены транспортом, а
пешеходы (за исключением шоппинга) подвергаются постоянной опасности.
И только тогда, когда вся территория центра в пределах обходного кольца
будет отдана пешеходам, центр Ковентри начнет функционировать
нормально. Что же касается городской застройки (включая и жилые здания),
то она оставляет желать много лучшего. С этой точки зрения Ковентри
нельзя отнести к архитектурно выразительным городам нового типа. Его
силуэт слишком плоский и скучный, и вряд ли смогут его оживить и
украсить многоэтажные здания башенного типа, которые предполагают
поставить вдоль окружающей центр кольцевой магистрали.
* * *
К числу западногерманских городов, существенно изменивших свое
архитектурное лицо и ставших, по сути дела, городами нового типа, относятся
Кассель, Ганновер, Киль и Штутгарт. Но, пожалуй, наиболее интересный
из них — это Кассель, поскольку именно в нем и удалось создать в
современных художественных формах оригинальный центральный ансамбль.
Кассель возник еще в средние века. Судоходная река Фульда, входящая
в систему Везера, способствовала раннему образованию в Касселе
перевалочного пункта международной торговли, тогда как местопребывание
ландграфов (а затем курфюрстов гессенских и вестфальских королей)
превратило его в одну из влиятельных среднегерманских столиц. Нет
необходимости последовательно излагать историю развития этого города, но важно
отметить, что на рубеже XVIII и XIX вв. Кассель достиг вершины своего
архитектурно-планировочного развития. К этому времени старый город
уже прочно сросся с геометрически правильно спланированным новым
(или верхним) городом, у подножия которого простирался огромный
регулярный парк с системой лучевых аллей, лужаек и боскетов. Главным
городским пространством служила тогда четырехугольная, покрытая дерном
Фридрихсплатц, на которой принимали военные парады. Огромные
размеры площади (324X151 м) дали возможность разместить вдоль ее
восточной границы королевский дворец, картинную галерею и военную школу.
Одним своим торцом площадь выходила к прибрежному парку, тогда как
вдоль второго тянулась главная торговая улица (Кенигштрассе),
вливавшаяся в циркульную Королевскую площадь. Последняя служила как бы
общим «шарниром» генерального плана Касселя. От нее отходили шесть
улиц. Одна из них направлялась к северо-востоку (являясь главной
дорогой на Падерборн), другая же выходила к короткой, но очень широкой
улице, носившей название Штандеплатц. В период бурного промышленного
развития Германии Кассель превратился в значительный индустриальный
центр. В город врезалась железная дорога с огромным центральным
вокзалом; на окраинах выросли паровозостроительные заводы и текстильные
фабрики; население в совокупности достигло 150 тыс. человек. Однако
запутанная уличная сеть центрального района тормозила городское
движение, тогда как обветшавшая жилая застройка с годами становилась все
более непригодной. Так было вплоть до второй мировой войны, принесшей
Касселю неисчислимые разрушения.
Налеты на Кассель превратили в пепелище почти всю центральную часть
города, где находилось большое количество легковоспламенявшихся
фахверковых домов. Тем самым была подготовлена почва для смены застройки
и генеральной реконструкции уличной сети. Но город не имел возможности
тотчас же развернуть градостроительные работы в связи с тяжелой эконо-


Восстановление и реконструкция городов
в Западной Европе
295
мической депрессией. Лишь в 1948 г. специальная комиссия составила
проект планировки Касселя, а реализация его началась еще позже — после
получения субсидий от федерального правительства Западной Германии и
восстановления крупнейших промышленных предприятийг.
Ко времени составления проекта реконструкции Касселя
западногерманские планировщики уже полностью разделяли доктрину Энара и Триппа о
непроницаемости для транзитного движения городских общественных
центров. Внутренние кольцевые магистрали создавались в Киле и Ганновере;
естественно, что и Кассель не мог оказаться исключением из этого общего
правила. Трасса кольцевой магистрали Касселя показана на прилагаемом
чертеже. Размеры образовавшегося неправильного прямоугольника (450 X
X 900 м) позволяли освободить его от скоростного автомобильного
движения и предоставить в распоряжение пешеходов. По замыслу
планировочной комиссии, западная половина городского центра превращалась в
хорошо оборудованный торговый район с включенными в него стоянками для
машин. Торговое значение по-прежнему сохранялось за Кенигштрассе.
При наличии параллельных переулков снабжение товарами этой главной
торговой артерии Касселя значительно улучшилось. Столь же удобным
было и размещение дополнительных рынков, административных и
общественных зданий, промышленных предприятий и пр. Живописную фахверковую
жилую застройку, которой славился старый Кассель, было решено не
восстанавливать. Взамен ее прилегающие к Фридрихсплатц и вокзалу
кварталы стали застраивать современными двухэтажными домами в расчете на
создание высотных контрастов при помощи многоэтажных конторских
зданий. Но при всех несомненных достоинствах возрожденного Касселя он
ничем не отличался бы от рядовых западногерманских городов, если бы
в нем не было улицы-лестницы, теперь получившей мировую известность.
Треппенштрассе является средней частью большой планировочной оси,
которая соединяет вокзал с прибрежным историческим парком. Своей
длиной она несколько превосходит улицу зодчего Росси (250 м против 220),
но в целом ось Касселя тянется на целый километр. И сколько
разнообразных ансамблей нанизывается на нее! От театра, удачно поставленного под
углом, зритель переходит к обширному пространству площади Фридриха, а
затем уже вступает в самую улицу. Но фарватер улицы-лестницы, как и
Кордоната Капитолия, расширяется при подъеме, однако не в виде
расходящихся лучей, а уступами. Это делает Треппенштрассе весьма
своеобразной и подготовляет к конечной цели движения — центральному
железнодорожному вокзалу.
Отмечая гармоничность ансамбля Треппенштрассе, следует остановиться
на художественных закономерностях, которые заключаются в
пропорциональных связях между шириной улицы, длиной перегонов обоих отрезков
и высотами фланкирующих домов. Как явствует из предварительного
проекта, опубликованного Вольфгангом Рауда2, архитектор (подобно Огюсту
Перре) пытался ввести общий модуль, равный высоте двухэтажного
корпуса (6,5 м). Зданиям, стоящим у перекрестков, он дал два модуля по
высоте, тогда как замыкающему высотному зданию — четыре. Однако
убедившись при разработке проекта, что высота последнего вертикального
объема будет несколько срезана парапетом среднего перекрестка, он
нарастил ее до пяти модулей, в результате чего высотное здание поднялось
с 26 до 32,5 м. К этому нужно прибавить еще естественное повышение
почвы на 16 м. Ансамбль Треппенштрассе построен на метрическом
повторении одинаковых корпусов. И вместе с тем различие высот замыкающих
зданий, как и несимметричное расположение улицы в отношении
Фридрихсплатц, превращают его в содержательное и оригинальное
архитектурное целое.
1 Данные о реконструкции
Касселя публиковались в издании
Международного союза
архитекторов (Строительство и
реконструкция городов 1945—1957.
Мм 1958, т. I, кн. 2, разд. 2, с. 37),
а также во многих немецких и
зарубежных журналах (The Town
Planning Review, 1958, '№ 2, vol.
XXIX, p. 99).
2 Rauda Wolfgang. Raumprobleme
im europaischen Stadtebau. Das
Herz der Stadt. Idee und
Gestaltung. Munchen, 1956.


3. Попытки разуплотнения и ограничения роста
крупных городов Западной Европы
296
Выше говорилось о том, что основные теоретические концепции, которыми
располагает современное градостроительство, появились еще в 20-х — 30-х
годах текущего века. Именно тогда уже был поставлен вопрос о
децентрализации промышленности и населения, о необходимости ограничения
роста городов, а также о снижении плотности их заселения. Однако
лихорадочная гонка вооружения, происходившая в странах капиталистического
мира в связи с подготовкой к войне, отодвинула на неопределенный период
применение этих идей на практике.
Уже в самом конце второй мировой войны архитекторы, окрыленные
открывшимися перед ними возможностями, связанными с послевоенным
восстановительным строительством, сочли своевременным апробировать эти
теоретические концепции в обстановке существующих городов. Так
возникли эскизные проекты Лондонского графства (1943 г.) и Большого Лондона
(1944 г.), составленные Патриком Аберкромби при участии архит. Фор-
шоу1. Тогда же были опубликованы схемы «органической
децентрализации» городов Европы и Америки Элиэла Сааринена, положенные в основу
реконструкции трех скандинавских столиц, а именно: Хельсинки, Осло и
Стокгольма.
Однако, столкнувшись с реальными возможностями, которыми
располагали муниципальные управления капиталистических городов, эти обширные
градостроительные замыслы получили далеко не полное воплощение в
жизни. В особенности это касалось реконструкции Лондона, которая
фактически была сведена к перепланировке отдельных, оторванных друг от друга
районов города. Гораздо полнее была осуществлена программа
строительства городов-спутников вокруг Лондона, а также Глазго, Манчестера и
Ливерпуля, тогда как из скандинавских городов лишь в одном Стокгольме
удалось достичь ощутимых результатов.
План
Лондонского графства
накануне
реконструкции с
указанием возраста
застройки. Залиты
черным территории,
застроенные до
1870 г.; зеленым цветом
показаны районы,
освоенные мешду 1870 и
1916 гг., штриховкой —
районы после 1916 г.
1 О планах Лондона 1943 и
1944 гг. см. с. 235, 236.
Утвержденный парламентом «Административный план развития
Лондонского графства 1951 года» является тем официальным документом, на
основе которого происходит современная реконструкция Лондона в
пределах его городских границ 1. Считается, что в основу этого плана был
положен эскизный проект Аберкромби и Форшоу, разработанный ими в 1943 г.
Однако даже весьма поверхностное сравнение этих двух планировочных
документов убеждает в том, что это далеко не так.
Если в проекте Аберкромби предполагалось провести почти полную
реконструкцию города за 50-летний период, то в официальном документе,
рассчитанном на 20-летний срок, объем работ был сильно сокращен в
соответствии с реальными юридическими и финансовыми возможностями совета
Лондонского графства. Главные усилия были направлены на
реконструкцию кварталов, пострадавших во время войны, а также трущобных
районов Лондона2. Общая площадь, занижаемая этими районами, определялась
в 915 га, что составляло всего лишь 3% всей территории города. Но даже
столь сокращенная программа работ оказалась в дальнейшем непосильной
для муниципалитета столицы. Наглядным примером в этом отношении
является восточный район Лондона — Ист-Энд, прославившийся в свое
время как район трущоб и застроенный в конце XIX в. кирпичными
домами барачного типа и пострадавший во время налетов немецкой авиации.
План Лондона 1951 г.
и его реализация
1 План Лондона 1951 г. был
опубликован в виде специального
издания под названием:
„The Administrativ County of
London Development Plan, 1951".
Analisis L. С. C.
2 Таких районов «полной
реконструкции» на территории
Лондона насчитывалось восемь.
К ним относились: Лондонское
сити, рабочие кварталы Степней
и Поплер, окружение Тауэра,
южный берег Темзы, а также
участки в Бермондси, Финсбери и
Вулидже.


Попытки разуплотнения и ограничения роста
крупных городов Западной Европы
297
ХАРЛОУ
Территория и
население Лондонского
графства в
сопоставлении с
«новыми городами».
Точками обозначены
районы первоочередной
реконструкции;
внутренний круг — их
общая площадь
(915 га); следующей
окружностью очерчена
суммарная территория
восьми сателлитов
Лондона. Столбцы
показывают количество
населения, которое
будет выведено из
Лондона после
окончания
строительства «новых
городов» (456,2 тыс.) и
после заселения
старых и новых
вместе (1009 тыс.) в
сравнении с
количеством жителей
Лондонского графства
в 1962 г.


Градостроительство после окончания 298
второй мировой войны
В то время большое политическое значение придавали реконструкции
рабочих кварталов, вплотную примыкавших к лондонским докам. Здесь
городской совет решил создать тринадцать микрорайонов с полным
обслуживанием населения. В связи с этим предполагалось строительство 60
новых школ, 39 церквей, нескольких десятков общественных зданий, а также
множества магазинов, частично сгруппированных в виде торговых
центров. Проектом предусматривались семикратное увеличение зеленых
пространств (с 0,2 до 1,4 га на тысячу жителей) и полная реконструкция
уличной сети1. Однако в процессе реализации выяснилось, что Лондонский
муниципалитет не может выполнить своих обещаний. К настоящему
времени полностью закончена лишь реконструкция двух микрорайонов, тогда
как остальные одиннадцать застраиваются лишь частично.
Проект
реконструкции одного
из южных
планировочных узлов
Лондона —
Элефант-энд-Кэстл.
Вид в южном
направлении (макет)
1 Чтобы представить себе объем
работ, предусмотренных в Степней
и Поплере, напомним, что
проектная численность населения
этого района равнялась 100 тыс.
жителей, т. е. была эквивалентна
самому крупному городу-
спутнику. (London County
Council Architect's Department.
Town Planning Division.
Reconstruction in Stepney and
Poplar. London, 1961).


Попытки разуплотнения и ограничения роста
крупных городов Западной Европы
299
Не лучше было положение и в других зонах реконструкции Лондона,
особенно в тех случаях, когда требовалась прокладка новых магистралей или
строительство общественных зданий. Дороговизна этих сооружений сильно
тормозила работы в Барбикене, Элефант-энд-Кэстле и других районах
столицы. Особенно бесперспективной оказадась широко задуманная
перестройка так называемого южного берега Темзы. Согласно проекту, здесь
предполагалось создать центральный ансамбль города, который не уступал
бы своими масштабами комплексу общественных зданий, расположенных
на противоположном берегу. Но, как выяснилось вскоре после составления
проекта, строительство таких уникальных сооружений, как Национальный
театр, Зал для международных конференций, подземный гараж,
многочисленные бюро, отели, а также парки и набережные, оказалось задачей
абсолютно нереальной для муниципального бюджета, а в результате этого
южный берег по-прежнему составляет разительный контраст с северным
благоустроенным берегом Темзы. Построенный здесь в 1951 г. в связи
с международной выставкой концертный зал, а также высотное здание
фирмы Шелл не изменили в лучшую сторону общего облика этого района,
находящегося в самом сердце британской столицы.
Гораздо эффективнее осуществлялась застройка участков частными
компаниями. Так, например, авиационная фирма Виккерс построила за
короткий промежуток времени на набережной Милбенк, т. е. почти рядом с
Парламентом, деловое здание в 34 этажа, большой жилой дом и трехъярусный
подземный гараж, рассчитанный на 250 автомашин. В сферу деятельности
Лондонского муниципалитета входила не только реконструкция
разрушенных или трущобных районов, но и строительство новых жилых массивов
на незастроенных или слаборазвитых территориях. Наиболее интересным
и полноценным с архитектурно-планировочной точки зрения является
жилой район Элтон, расположенный в юго-западной части города в 13 км от
центра столицы.
Местечко Элтон находится между бывшей деревней Роэмптон и обширным
Ричмондским парком. Живописные холмы, обилие зелени, близость реки
Общий вид
центральной части
Лондона. Справа —
существующая
застройка южного
берега Темзы


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
300
и старинного парка делали эту местность весьма привлекательной для
строительства загородных коттеджей и вилл, которые и появились здесь
в XVIII и XIX вв. Некоторые из этих особняков сохранились до
настоящего времени и прочно вошли в ансамбль нового Элтона. Жилой массив
Элтон распадается на две неравные части: восточный, застроенный еще
в 1952—1955 гг., и западный (или Роэмптон), осуществленный во второй
половине 50-х годов.
Восточный Элтон располагается вдоль дороги, идущей из Лондона в
Портсмут, которая служит одним из главных въездов в столицу с юго-западной
стороны. Эта топографическая особенность участка нашла свое отражение
в композиции и размещении архитектурных объемов. Так, целая вереница
11-этажных башен, окруженных зеленью, выстроилась вдоль основной
магистрали, что дополнительно подчеркнуло ее значение, тогда как
малоэтажные здания сгруппировались в стороне от Портсмутской дороги.
Западный Элтон имеет более сложную архитектурно-планировочную
структуру. Здесь находятся три композиционных центра, которые
представляют собой не что иное, как три группы высотных сооружений. Северная
группа состоит из 11-этажных горизонтальных жилых домов на столбах,
несколько напоминающих по форме «Марсельский дом» Корбюзье, тогда
как остальные две группы состоят из отдельно стоящих башен.
К каждой группе высотных зданий ведет короткая улица-пропилеи.
Помимо этих подходов на территории Элтона имеются и сквозные магистрали,
связывающие отдельные его части в единое целое, чему способствует
также и сплошное озеленение территории.
Нельзя не отметить высокого планировочного мастерства, которое
проявили авторы проекта Элтона 1. Благоприятные природные данные местности
в совокупности с традиционной живописной планировкой участков
уживаются здесь с ультрасовременными типами зданий. Более того, их четко
очерченные геометрические объемы значительно выигрывают на фоне
живого пейзажа. Кроме того, расчленение территории на несколько
обособленных групп жилых домов способствует ощущению уюта и
изолированности от шумной жизни современного Лондона. Но не только в этом
заключается достоинство нового жилого района. С точки зрения этажности и
плотности застройки Лондон, вплоть до настоящего времени, остается
огромной «деревней», расползшейся на десятки километров. Сравнительно
невысокая застройка (в среднем три-четыре этажа) и чрезвычайно
измельченная планировочная ткань города — вот что присуще одной из
крупнейших агломераций мира. Поэтому переход к новому, значительно более
крупному масштабу, в свое время совершившийся в Париже, Петербурге и
многих других городах, был также необходим и Лондону. Эта важная в
своем существе градостроительная проблема требовала экспериментального
пространства, какое и нашлось на окраине города в Роэмптоне.
Но наряду с перечисленными достоинствами новый жилой комплекс
обладал и целым рядом существенных недостатков. Так, если судить по
численности населения (9,5 тыс. жителей), а также по занимаемой территории
(52 га), Элтон вполне можно было отнести к разряду крупных городских
микрорайонов. Однако отсутствие в нем ясно выраженного общественного
Парламент и
новая застройка на
южном берегу Темзы
(макет)
1 Над проектом работал большой
творческий коллектив
архитекторов бюро совета
Лондонского графства. Его
возглавили: архит. X. Беннет и
планировщик Л. Лейн. (Pevsner
N.Alton Estate.—The Architectural
Review. 1959, July).


Попытки разуплотнения и ограничения роста
крупных городов Западной Европы
301
Лондон.
Восточный Элтон.
Застройка вдоль
Портсмутской дороги
Лондон.
Западный Элтон,
более известный под
названием Роэмптона.


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
302
центра делает этот район в социальном отношении не вполне
полноценным. Двух-трех магазинов, школы и библиотеки еще недостаточно для
организации быта и досуга местного населения. Кроме того, квартирная
плата здесь такова, что может удовлетворить лишь определенный
контингент жителей — обладателей так называемого «среднего достатка», тогда
как, по мнению буржуазных градостроителей, в каждом микрорайоне
должны проживать разнооплачиваемые слои населения. Имеется целый ряд
недостатков и с точки зрения транспортной связи Роэмптона с центром
Лондона и с окружающими его районами. Все это, однако, не помешало
совету Лондонского графства объявить Роэмптон образцовым объектом
муниципального жилищного строительства Англии.
К каким же практическим выводам пришли строители послевоенного
Лондона в результате проделанной ими работы? Они воочию убедились в том,
что «лоскутная» реконструкция огромного города не может принести ему
ощутимых улучшений, в то время как полная перестройка, включающая
в себя разуплотнение центра, вывод ненужных столице промышленных
предприятий, реорганизацию жилых районов, а также перепланировку всей
уличной сети, займет значительно более длительные сроки, чем
полагали Аберкромби и Форшоу. Они убедились также и в том, что нечего
рассчитывать на сознательное содействие владельцев жилого фонда и
промышленных предприятий реализации государственного плана реконструкции
английской столицы. И лишь по мере амортизации всей архитектурной
ткани города, при терпеливом и настойчивом осуществлении перспективного
проекта планировки Лондон сможет радикально изменить свою
архитектурно-планировочную структуру. А это займет десятки, а может быть и
сотни лет. Вот почему прогрессивные в своем существе предложения
Аберкромби оказались абсолютно нереальными. Это и заставило правительство
Великобритании перенести центр тяжести градостроительных работ с
реконструкции крупных агломераций на строительство новых, сравнительно
небольших городов.
Лондон.
Новый жилой район
Элтон (Роэмптон).
Образцовое
муниципальное
строительство по
соседству со старым
Ричмондским парком
1 — 12-этажные
дома-башни;
2 — 11-этажные
башенные дома;
3 — 11-этажные
горизонтальные блоки;
4 — сблокированные
четырехэтажные дома;
5 — дома с
двухэтажными
квартирами; 6 — дома
для престарелых;
7 — здание,
предназначенное для
библиотеки и магазина;
8 — начальные школы;
9 — средняя школа;
10 — церковь;
11 — здания
общественного
(клубного) назначения


Попытки разуплотнения и ограничения роста
крупных городов Западной Европы
303
Учение Говарда о разукрупнении больших городов при помощи «третьего
магнита» (т. е. экономически автономных городов-спутников) оказалось
очень устойчивым на Британских островах. Но это явление нельзя
объяснить только тем обстоятельством, что в Англии были построены два
образцовых «города-сада»—Лечворт и Велвин. Опыт заселения этих городов
показал, что лишь очень немногие предприниматели (как и рабочие, и
служащие) охотно покидали столицу; фактически же Лечворт и Велвин
«отсосали» от Лондона ничтожное число людей. И, следовательно,
причиной устойчивости теории Говарда послужили не столько наглядные
примеры, сколько продолжавшийся стихийный рост больших городов.
Передовые архитекторы ясно видели, что вместе с концентрацией производства и
непрерывным расползанием территории городов-гигантов неизбежно
снижался их гигиенический уровень и возрастала оторванность человека от
сельской природы. Поэтому, когда чаша весов войны стала склоняться
в пользу антигитлеровской коалиции и Англия начала подготовку к
послевоенной реконструкции городов, Патрик Аберкромби составил проект
планировки Большого Лондона, рассчитанный на очень значительную
децентрализацию населения !. Жилищные потери от бомбардировок с воздуха и
естественной амортизации зданий давали возможность снизить плотность
населения и застройки в процессе восстановительного строительства, а что
касается переселяемых в связи с реконструкцией жителей, то их
предполагали вывести за пределы больших городов в так называемые новые города.
В 1946 г. был обнародован парламентский закон («The New Towns Act»),
предусматривающий строительство 14 городов-спутников, в которые вошел
на тех же правах и недостроенный ранее Велвин 2. В окрестностях
Лондона, на расстоянии в 35—50 км от центра города, было решено построить
семь городов. Из них четыре, а именно: Стивенедж, Хатфилд, Хемел-Хемп-
стид и Харлоу — располагались к северу от столицы, а три города (Брак-
нелл, Кроли и Базилдон) — к западу, югу и востоку от нее. Для
децентрализации населения Глазго назначались два города: Ист-Килбрайд и Глин-
ротс. Крупный промышленный район северной Англии, центром которого
являлся Ньюкасл, также получил два новых города: Ньютон-Эйклиф и
Питерли. У самой границы перенаселенного южного Уэльса разместился
Кумбрен, который должен был послужить спутником быстро
развивавшегося Кардиффа и, наконец, в центральном промышленном районе, между
Лейчестером и заливом Уош, выбрали место последнему, 14-му, городу, а
именно Корби. Принимая в расчет максимальные цифры населения этих
городов (по проекту), в них должно было разместиться до 860 тыс.
человек, из которых 555 тыс. приходилось на долю Лондона3.
Узаконение городских корпораций, приобретение земель и составление
проектов планировки длились с 1946 по 1950 г., а когда эта стадия работ
была завершена, выяснилась необходимость в расширении количества
новых городов-спутников в индустриальной Шотландии и центральной
Англии. Поэтому в 1956—1963 гг. появились еще четыре города: Ливингстон
и Камбернольд (близ Эдинбурга и Глазго) и Скилмерсдей и Даулей в
окрестностях Ливерпуля и Бирмингема. Так, 18 новых городов вписались
в географическую карту Англии, Шотландии и Уэльса, сопровождая те или
иные крупнейшие промышленные центры. При этом общая цифра их
населения повысилась с 860 тыс. до 1200 тыс. жителей.
Нижеследующая таблица дает представление о территории, населении и
хронологической последовательности основания 18 новых городов.
Как видно из данных таблицы, территория и население новых спутников
довольно значительно колебались, что объяснялось местными
топографическими и демографическими условиями. Кроме того, становится ясным,
что плотность заселения новых городов по сравнению с городами-садами
Эбенизера Говарда значительно повысилась (с 70 до 150—200 человек на
1 га). Также сильно увеличился и приток населения в города-спутники, что
можно объяснить в первую очередь послевоенным жилищным кризисом.
Но что представляли собой эти новые градостроительные образования с
точки зрения их планировки и застройки?
Планы всех без исключения английских новых городов отразили
микрорайонную структуру, которая получила яркое выражение в планировке
Лондона Патрика Аберкромби. Так же, как и в лондонском проекте, их
территория разделялась на обособленные мирки — микрорайоны, из кото-
Новые города Англии
как средство
ограничения роста
населения
городов-гигантов
1 Напомним, что Аберкромби
предлагал вывести из Лондона
1720 фабрик при общем
количестве рабочих 250 тыс.
человек. Вместе с
обслуживающей категорией населения и
семьями это составляло около
750 тыс. человек.
2 Упомянутый закон следует
связывать с другими
правительственными постановлениями
и, в частности, с законом о
размещении промышленности на
территории Великобритании,
изданным в 1945 г.
3 Из этой цифры следует
исключить коренное население,
проживавшее на территории,
предназначенной для
строительства восьми лондонских новых
городов в количестве 99,8 тыс.
человек. Таким образом, новые
города после их заселения,
согласно максимальным
проектным цифрам, могли изъять из
Лондона только 456 тыс. жителей,
т. е. около 40% нуждавшихся в
квартирах. К началу 1963 г.
в новые города переселилось из
Лондона 265 300 человек.


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
304
Города
Стивенедж
Кроли
Хемел-Хемпстид
Харлоу
Ньютон-Эйклиф
Ист-Килбрайд
Хатфилд
Велвин
Глинротс
Питерли
Базилдон
Бракнелл
Кумбрен
Корби
Камбернольд
Скилмерсдейл
Ливингстон
Даулей
Дата
образования корпорации
Дек.
Февр.
Март
Май
Июль
Авг.
Июнь
Июнь
Окт.
Нояб.
Февр.
Окт.
Нояб.
Май
Февр.
Окт.
Апр.
Янв.
1946
1947
1947
1947
1947
1947
1948
1948
1948
1948
1949
1949
1949
1950
1956
1961
1962
1963

Территория,
га
2491
2446
2390
2589
368
4148
945
1744
2315
950
3159
1332
1276
1088
1676
1628
2702
3676
36923
Население, тыс.
В lTO л о
м ач©
о а ?н <d d
«ч она
7
9
21,2
4,5
0,06
2,4
8,5
18,5
1,1
0,2
25
5,1
12
15,7
3
8
—
20
161,26
i
н О)
о <и
л>>
в а
60—80
62—70
65—80
Нет—80
15—20
Нет—70
26—29
42—50
32—50—55
25—30
86—106
Нет —
50—60
45—55
55-75
Нет—70
50—80
Нет—70
Нет—90
до 1170
человек
3
°°CSI
&а,
м2
49,5
56,3
58,7
60,6
13,7
34,5
21,6
37
14,1
14,4
58
22,4
32
39,5
8,4
—
—
—
519,7
И
00 оо
*а>
ffi2
61,5
67
68,6
75
21
61,8
25,3
42,5
26
21,6
77
32,8
44
48
24,7
17,9
8
23
745,7
рых формировались более крупные жилые районы, отделенные друг от
друга широкими зелеными полосами, по которым прокладывали
автомобильные дороги. Наличие начальной школы, магазина, торгующего
предметами первой необходимости, зала собраний, пивного бара и площадок
(чаще — лужаек) для игр являлось характерной чертой каждого микрорайона.
И в то же время они не были полностью изолированными, поскольку их
объединяли районные центры торгового обслуживания, а кроме того,
промышленность, сеть средних и специальных школ, больница,
железнодорожная станция и, наконец, очень развитый общегородской торговый и
общественный центр.
Однако, обладая почти тождественным составом зданий, имея планировку,
принадлежащую одной и той же школе, как и общий архитектурный стиль,
новые города Англии сильно отличались один от другого. Так, например,
в Ньютон-Эйклифе промышленные предприятия составляют один
сплошной массив, заключенный между расходящимися железными дорогами,
тогда как в Кроли промышленность находится в двух местах (на
северовосточной окраине и в центре), а в Хемел-Хемпстиде — распадается на
пять обособленных комплексов. Аналогичным образом в каждом городе по-
разному определялись контуры жилых районов. В Стивенедже и особенно
в Ист-Килбрайде нет непрерывных ландшафтных лент, разобщающих
жилые районы и микрорайоны. Роль интервалов играют здесь отдельные
зеленые пятна в виде живописных парков и лужаек с широколиственными
деревьями. И в то же время территория Харлоу расчленяется ленточной
зеленью на обособленные жилые общины.
Не менее разнообразными по местоположению, размерам и
композиционной трактовке оказались и городские общественные центры. В Стивенедже,
например, торговый центр вплотную прилегает к гражданскому центру,
непосредственно связанному с железной дорогой. В результате
концентрации административных, торговых и общественных зданий здесь
образовался крупный комплекс общественного значения в виде прямоугольника со
сторонами 300X400 м. Территория получилась настолько большой, что на
ней разместились две площади (рыночная и центральная), пять стоянок
для автомашин, автобусная станция, несколько зданий административного
и общественного назначения, а также церковь, кинотеатр и два громадных
торговых пассажа. Принятая архитекторами прямоугольная планировка
с взаимно перпендикулярными проходами и проездами сильно
контрастирует с живописно спланированной окружающей территорией города.
В отличие от центра Стивенеджа, словно воскрешающего античные
планировочные традиции, торгово-общественный центр Кроли сочетает в себе


Попытки разуплотнения и ограничения роста
крупных городов Западной Европы
305
элементы живописной, исторически сложившейся средневековой
английской деревни с геометрически спланированным торговым центром. По сути
дела, криволинейная Хай-стрит с ее очаровательной таверной, старыми
домиками и могучими кронами деревьев, выросших среди улицы в
незапамятные времена, является самым ценным ансамблем современного Кроли.
Хай-стрит напоминает «длинные рынки» средневековых небольших
городов и сел, где торговали прямо с возов. И местные жители должны быть
благодарны архитектору Шеппарду Фидлеру за то, что он сохранил и
умело включил этот неповторимый уголок старой Англии в новейшую
планировку и застройку. Перпендикулярно расположенный к упомянутой улице
торговый центр в виде неперекрытого пассажа с пешеходным движением и
маленькой площадью в середине создает сочетание двух осей, проходящих
Роэмптон.
Двенадцатиэтажный
башенный дом
Роэмптон.
Горизонтальные
многоэтажные дома
на столбах
с севера на юг и с запада на восток, подобно букве Т. Что же касается
остальных общественных сооружений городского центра Кроли, то они
почтительно отступили от главных ансамблей, предоставив место
лужайкам и дуговой магистрали, огибающей городской центр.
Хемел-Хемпстид, спроектированный крупным мастером — основателем
Международного союза архитекторов ландшафтного строительства
Г. А. Желлико, также включает в себя старинное населенное место со
своими узкими проездами, усадебными домиками и церквами. Но
скомпонованный Желлико городской общественный центр не противопоставляется
старому (как это было сделано в Кроли), а непосредственно продолжает его
в том же направлении. Поэтому центральный ансамбль Хемел-Хемпстида
превратился в широкую ленту, растянутую с севера на юг, вдоль дорог,
ведущих к вокзалу. И уже совсем прямолинейную структуру получил
центр Камбернольда, сопровождающий на некотором расстоянии железную
дорогу.
Разобранные примеры красноречиво говорят о том, что английские
архитекторы не только хорошо учитывали местную топографию (т. е.
существующие населенные пункты, сохранившиеся леса и луга, рельеф местцо-


Градостроительство после окончания 306
второй мировой войны
сти, систему дорог), но и сознательно стремились при прочих равных
условиях к разнообразию композиционных приемов. Тем самым они пытались
придать каждому отдельному городу своеобразные и неповторимые черты.
Но, чтобы представить себе ту палитру градостроительных средств,
которой располагали английские архитекторы, необходимо рассмотреть хотя бы
один из построенных после войны городов-спутников. В качестве такого
объекта мы избираем Харлоу.
Об этом заслуженно прославленном городе (как и в свое время о Лечвор-
те) исписаны целые горы бумаги. Поэтому, чтобы избежать повторения
общеизвестных характеристик и оценок, мы ограничимся короткими
справочными данными, дабы оставить место описанию собственных
впечатлений.
100 м
Харлоу расположен у западной границы графства Эссекс в 37 км к северу
от Лондона. Железная дорога, ведущая на Кембридж и Норидж, удобно
соединяет его с центром столицы, а первоклассная автомобильная
магистраль служит дополнительным и весьма привлекательным путем сообщения,
поскольку она минует трущобные предместья и пересекает живописный
лесистый район зеленого пояса Лондона. Самый город лежит среди
незастроенной, слегка всхолмленной равнины, орошаемой узкой лентой р. Сторт.
Наличие двух незначительных деревень не осложнило решения
планировочной задачи, поскольку они остались за границами города.
В 1947 г. английским правительством была учреждена корпорация по
строительству Харлоу, которая при помощи государственных займов со
сроком погашения в течение 60 лет и осуществляла все проектные и
строительные работы. Следует отдать должное эффективной деятельности этой
корпорации, ибо в своих организаторских мероприятиях она далеко
превзошла все аналогичные ей учреждения новых городов Англии. Впрочем,
тому способствовало самое положение Харлоу, из которого правительство
старалось сделать образцово-показательный город.
Через 10 лет после основания Харлоу, а именно в 1958 г., в городе
насчитывалось свыше 12 тыс. жилых домов, 2 тыс. магазинов и лавок, 80
небольших производственных предприятий, 12 начальных школ, четыре средних
школы, один специальный колледж, пять медицинских учреждений,
включая тогда еще не достроенную больницу, и семь церквей, из которых две
были построены капитально. Следует отметить, что сама застройка города
велась комплексно, с предшествующей ей прокладкой дорог и полным
благоустройством территории. В начале 60-х годов, когда население Харлоу
достигло 60 тыс. жителей, уже существовали два районных торговых
центра, большой промышленный район на северо-востоке, основные
ландшафтные ленты, засаженные деревьями, а частично и главный общественный и
торговый центр. Из четырех больших жилых районов два восточных были
Смена
высотных уровней
городской застройки
Лондона. Черной
горизонтальной линией
показан высотный
уровень старого
Лондона. Слева —
башня конторского
здания на Милбенк;
справа от собора
св. Павла — жилые
башенные дома в
Роэмптоне


Попытки разуплотнения и ограничения роста 307
крупных городов Западной Европы
полностью завершены, третий находился в процессе осуществления, а
четвертый планировался к окончанию в 1970 г. В связи с постройкой новой
автомобильной магистрали намечалось создание второго промышленного
комплекса у западных границ Харлоу. Но перейдем к рассмотрению
планировки и застройки этого города.
Когда в 1947 г. Харлоу впервые появился на страницах английских
архитектурных журналов в виде общей схемы распределения территории, он
вызвал и недоумения, и сомнения даже в наиболее подготовленных кругах
архитекторов-планировщиков. Всем казалось тогда, что из этих
разрозненных клочков нельзя сшить даже «лоскутного одеяла». Правда,
опубликованная перед этим схема районирования Лондонского графства,
составлением Город в границах
ШШт Лондонского графства
DflflH Внешние городские районы
Кольцо пригородов
Зеленый пояс
Внешний сельско-
-хозяйственный пояс
Новые города
Города рассчитанные на
децентрализацию Лондона
Внегородские районы,
предназначенные для
жилищного строительства
Лондонского графства
Децентрализация
населения Лондона
в пределах 45 миль от
его центральной точки
(вокзала Чаринг-Кросс)


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
308
ная Патриком Аберкромби, также озадачила мировое общественное
мнение, но все же к чертежу Аберкромби отнеслись с гораздо большим
доверием, поскольку видели в нем весьма обобщенную как бы идеальную схему
разделения города на общины. Скептическое отношение к плану Харлоу
объяснялось тем обстоятельством, что Фредерик Гибберд начал
проектирование нового города не с уличной сети, как это практиковалось в XIX и
в начале XX в., а с микрорайонной системы, из которой должна была
сложиться отнюдь не монолитная, а разобщенная планировочная композиция
города, представляющая собой федерацию взаимно связанных и
однородных по составу мирков. Ее компонентами были жилье, промышлнность,
парки и центры торгового и культурного обслуживания. И только после
того, как основные территориальные пятна и зеленые полосы получили у
Часть
южного жилого
района Кроли
1 — начальная школа;
2 — большой магазин;
3 — группа
общественных зданий;
4 — площадка для игр
О 800 1600м ^J
Гибберда наиболее благоприятные места и очертания, только тогда и легли
на бумагу все артериальные и капиллярные сосуды — транзитные,
местные и пешеходные дороги. Таким образом, Фредерика Гибберда, несмотря
на то что идея федерального устройства городов уже распространилась,
можно считать одним из самых ярких практических выразителей
микрорайонной системы.
Функциональная сторона составленного Гиббердом проекта сводилась
к следующей формуле: первичной, как бы органической клеткой
микрорайона является группа жилищ, состоящая из 150—400 квартир. Их
объединяет начальная школа с радиусом обслуживания до 400 м; средние
школы, располагаясь среди зеленых разрывов, в свою очередь служат
соединительными звеньями как для жилых групп, так и для микрорайонов.
Еще более крупную связующую роль играют районные торговые центры,
наконец, весь город объединяется очень крупным, почти прямоугольным
торгово-общественным центром, который располагается на территории
северо-западного жилого района. Что же касается жилой застройки, то она
почти на всей территории города имеет два этажа и лишь кое-где
возвышается до 10-этажных одиночных башенных домов. Учитывая английские
традиции, Гибберд широко применял квартиры в двух этажах с
индивидуальными приусадебными участками. Такие участки получили 80%
квартир, расположенных в габаритах обособленных коттеджей, а еще чаще —
в сблокированных длинных жилых корпусах. Дорожную сеть Гибберд
хорошо приспособил к усложнившейся топографии. Автомобильная дорога из
Лондона проходит вдоль восточной границы Харлоу; от нее ответвляются
четыре внутренние магистрали, из которых одна (проложенная вдоль
долины) приводит к юго-восточному углу общегородского центра. Отсюда
же ответвляется северная автомобильная дорога, ведущая к вокзалу и
кольцевой автостраде Большого Лондона. Остальные дороги Харлоу не имеют
транзитного значения и образуют вместе с благоустроенными
пешеходными и велосипедными дорожками удобную и безопасную систему
сообщения.
Схематический
генеральный план
Кроли. Автор
проекта — архит.
Антони Миноприо.
Залиты черным
городской
общественный центр и
районные центры;
наклонным жирным
штрихом показана
промышленность,
вертикальным — жилье.
На плане отчетливо
выделяется кольцевая
автомобильная дорога
и северо-юшная,
идущая из Лондона
в Брайтон
Кроли.
Торговый и
общественный центр.
1 — главный вход;
2 — центральная
площадь, окрудюенная
магазинами;
3 — почта;
4 — телефонная
станция; 5 — место,
зарезервированное для
городского совета;
6 — технический
колледж;
7 — историческая
таверна; 8 — церкви;
9 — автостоянки;
10 — станция
железной дороги


Попытки разуплотнения и ограничения роста
крупных городов Западной Европы
Кроли.
Главный вход в
торговый центр
(внизу)
309
Тот же вход,
видимый в
противоположном
направлении.
Вдали — застройка
старого королевского
Кроли с традиционным
«городским деревом»
близ исторической
таверны


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
310
Анализируя планировку и застройку Харлоу, убеждаешься в
художественном мастерстве самого Гибберда, как и возглавлявшегося им авторского
коллектива. В самом деле, создать регулярный план города так, чтобы он
казался непринужденным и как бы сложившимся в результате
естественного процесса, отнюдь не легкая задача. Для этого архитектор должен
обладать не только вкусом и знанием планировки исторических городов, но и
располагать высокоразвитым пространственным воображением, дабы не
добиваться на своем чертеже той обманчивой и чисто графической
гармонии форм и линий, которая в натуре бесследно исчезнет. Гибберд обладал
таким, редко встречающимся даром художественного ясновидения, что
и выдвинуло его в разряд первоклассных мастеров градостроительного
искусства.
Планировочная 5 — второстепенные
структура торговые центры;
северо-восточного 6 — общественные
района Харлоу помещения
1 — главный торговый
и культурный центр;
2 — жилые зоны;
3 — школьные
территории;
4 — торговые центры и
залы собраний;
Особенно удачной получилась у Гибберда планировка двух смежных
микрорайонов первой очереди строительства, а именно северного и южного
Марк-Хилла. Уверенно и красиво вытекает из лондонского шоссе слегка
изогнутая автомобильная дорога, ведущая в центр. Слева и справа от нее
простираются цветущие лужайки, над которыми возносят свои кудрявые
кроны трехсотлетние дубы и вязы. От автомагистрали регулярно отходят
местные криволинейные улицы и пешеходные дорожки, удачно
контрастирующие с ее шириной. Отличается артистизмом исполнения вся система
Харлоу.
Северный Марк-Хилл
1 — производственные
предприятия;
2 — начальная школа с
площадками для игр;
3 — районный торговый
центр. Обращает на
себя внимание
высокий артистизм
Фредерика Гибберда,
сумевшего
гармонически сочетать
разнообразную
застройку с
непринужденно
кривящимися
проездами, цветущими
лужайками и
одиночными купами
гигантских дубов


Попытки разуплотнения и ограничения роста
крупных городов Западной Европы
311
дорог северного Марк-Хилла. Следует отметить, что большинство
сблокированных корпусов здесь размещается в направлении гелиотермическои
оси (т. е. с севера на юг). Однако Гибберд избежал унылой «строчной
застройки», какую так часто применяли в континентальной Европе, и
посредством смело нарисованных криволинейных улиц добился разнообразия и
живописности. Переходя от одной группы к другой, можно обнаружить
множество неповторяемых сочетаний то длинных, то коротких зданий,
то замкнутых, то открытых перспектив.
В художественной тонкости размещения объемов и площадок, и в
прорисовке улиц и аллей с Фредериком Гиббердом мог бы сравниться один
только Раймонд Энвин и то в самом лучшем своем произведении — Леч-
ворте.
Застройка
Северного Марк-Хилла
в Харлоу
Несомненными функциональными и художественными достоинствами
обладают также общественные центры, созданные Фредериком Гиббердом.
Торговый центр, лежащий между северным и южным Марк-Хиллом, получил
оригинальный план, напоминающий цифру 5. Благодаря двукратному
излому пешеходного пассажа, а следовательно, и сопровождающих его
корпусов, возникли приятные и уютные замкнутые пространства,
располагающие к тому, чтобы здесь задержаться и в спокойной обстановке купить
необходимые товары. Общегородской центр Харлоу, хотя и не обладает
явными преимуществами по сравнению с центрами Стивенеджа или Ковентри, но
скомпонован удобно и компактно. Обращают на себя внимание и
промышленные комплексы Харлоу, где светлые заводские цехи и лаборатории из
стекла и бетона почти ничем не отличаются от общественных зданий.
Однако, отдавая должное творческой инициативе Фредерика Гибберда и его
соавторов, необходимо объективно осветить и отрицательные стороны
прославленного спутника Лондона.
Оценка города с точки зрения его бытовых удобств и
архитектурно-художественной выразительности обычно складывается постепенно, но Харлоу
сразу же производит и положительное, и отрицательное впечатление. Уже
тот факт, что город незаметен при подъезде к нему^ вызывает вполне
естественный вопрос: неужели же за этим поворотом, отмеченным
придорожной надписью, начинается один из самых известных городов современного


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
мира? Ведь почти любой средневековый город, каким бы незначительным
он ни был, всегда давал о себе представление издали — с тех равнин и
холмов горизонта, куда глядели его оборонительные башни и стрелы
церквей. Здесь же город как будто слился с природой, утратил свои
материальные границы и вместе с ними свой внешний фасад, такой существенный
для первого впечатления. Конечно, отсутствие выразительного силуэта и
далеко отодвинутых вперед «предвестников» нового города —
непростительное упущение Гибберда.
Но разочарования на этом далеко не кончаются. Попав в Харлоу, как и
в любой другой новый город Англии, ощущаешь диспропорцию между
численностью населения и территорией, а также застроенными и свободными
землями. Собственно ощущения города, свойственного всем культурным
народам, здесь нет, а имеется нечто неопределенное, не позволяющее
отнести Харлоу ни к городу, ни к деревне. В то время как такие небольшие
города, как Кентербери, Ворчестер или Кембридж, навсегда запоминаются
в виде ярких образов, обладающих исключительной художественной силой,
Харлоу не оставляет в памяти отчетливого следа. Отсутствие
выразительных форм, которые давало старое церковное зодчество, не могут
компенсировать примитивные десятиэтажные призмы. Они вступают в конфликт
даже с купами старых деревьев, не говоря уже о том, что рядовые жилые
дома подавляются их тяжеловесными массами. В Харлоу не были учтены
основные законы пропорционирования архитектурных вертикалей, в силу
чего отдельно стоящие башни производят угнетающее впечатление.
Распыленность архитектурных сил города и чрезмерность свободных пространств
вызывают ощущение заброшенности, что отмечают и сами местные
жители. Ведь всякий нормальный город имеет то неоспоримое преимущество,
что в нем есть живая и тесно сплетенная человеческая среда, в Харлоу же
с наступлением ненастных осенних дней общение людей на площадках и
в парках заменяется одиноким отсиживанием у топящихся каминов. В
такие дни общественная жизнь города почти полностью замирает.
Быть может, самым крупным недостатком Харлоу (а вместе с ним и всех
других, подобных ему городов Англии) является чрезмерность его
территории при низкой плотности населения (125 человек на 1 га нетто) и столь
же низкой плотности застройки. Очень многие современные планировщики,
видящие в Харлоу образец для подражания, не представляют себе
наглядно обширности размеров этого города. А между тем, если бы наложить
Харлоу на Лондон, он занял бы все срединное пространство британской
столицы от Парламента до Тауэра включительно. Но при всем этом
население Харлоу было рассчитано только на 80 тыс. человек, что сделало его
экономически нерентабельным. Здесь мы вплотную подошли к оценке
новых городов Англии с точки зрения возлагавшихся на них
социально-экономических и политических задач. Превратились ли они в реальное
средство децентрализации населения больших городов? Удалось ли примирить
антагонистические классовые противоречия на их почве? И каковы
перспективы для их дальнейшего развития? В отличие от городов-садов Эбе-
низера Говарда новые города Англии создавались не на кооперативных
началах и не при помощи меценатов, а на государственные средства, под
верховным контролем правительства и парламента. Это, казалось бы, могло
обеспечить им значительно более благоприятные условия, однако
государственный протекторат имел свои отрицательные стороны, которые в
первую очередь отразились на ближайших к Лондону городах-спутниках.
Поскольку в послевоенные годы правительство испытывало финансовые
затруднения, постольку новые города (за исключением Харлоу) подпали
под жестокий режим экономии. Не рискуя сокращать жилищное
строительство (дабы не вызывать народного возмущения), правительство было
вынуждено экономить средства на строительстве общественных зданий, в
результате чего города-спутники получили однобокое развитие.
При значительном количестве построенных жилищ в центральных районах
городов на месте обещанных кинотеатров, колледжей, музеев и библиотек
очень долгое время зияли вопиющие пустоты. И следовательно,
правительству не удавалось планомерно создавать города в виде синтетических
комплексов жилых и общественных зданий, в силу чего в послевоенной
Англии градостроительство подменялось жилищным строительством.
Естественно, что жители новых городов, лишенные возможности полностью


Попытки разуплотнения и ограничения роста
крупных городов Западной Европы
313
удовлетворять свои разнообразные культурные потребности на местах,
были вынуждены поддерживать регулярные связи со своей метрополией —
Лондоном. Почти те же явления наблюдались и в трудоустройстве
перемещенного населения. В целях разгрузки Лондона и других больших городов
от чрезмерно скопившихся промышленных предприятий правительство
стимулировало эвакуацию заводов аккордными ссудами, снятием с них
налогов, обеспечением дешевой электроэнергией, невысокой стоимостью
земельных участков в новых городах и даже распродажей стандартных
фабрик, заранее заготовленных на местах. Но, несмотря на эти
поощрительные меры, владельцы заводов все же неохотно расставались со столицей.
В результате значительная часть населения, переселившаяся в новые
города, продолжала работать на предприятиях Лондона. В этом отношении
особенно показательным оказался Бракнелл, превратившийся для
Лондона в город-спальню по меньшей мере на 10—15 лет. Таким образом, новые
города постепенно и далеко не равномерно приобретали экономическую и
культурную автономию.
Причиной, тормозившей заселение новых городов разнородными
социальными группами, стала высокая стоимость квартир, в свою очередь
отразившая нерентабельность городской планировки и застройки. Следует
напомнить, что когда в английском парламенте решался вопрос о строительстве
новых городов, лейбористский министр Силкин исходил из средней
стоимости города в 19 млн. фунтов стерлингов. Однако по прошествии 13,5 лет
после начала градостроительных работ (а именно в 1962 г.) оказалось, что
государство израсходовало 301 млн. фунтов стерлингов \ осуществив
города лишь на 60%. Таким образом, средняя стоимость города фактически
повысилась в 1,5 раза. Повышение же стоимости городской застройки,
отразившееся на квартирной плате, сделало их малодоступными для
категорий простых рабочих, обремененных большими семьями. Так вторично
провалилась надежда на объединение всех социальных групп на общей
территории в целях примирения антагонистических классовых противоречий.
Торговый
центр. Южный
Марк-Хилл.
Привлекательный вид
этого комплекса
объясняется удачной
зигзагообразной
планировкой открытого
пассажа, наличием
зелени и виртуозной
игрой на разнообразии
форм и отделочных
материалов (цветные
жалюзи, кирпич,
стекло)
1 Osborn F. J. and Whittick A. The
new towns the answer to
megalopolis. London, 1963, p. 97.


Градостроительство после окончания 314
второй мировой войны
Необычайно трудно подвести итоги той весьма напряженной борьбы,
какую вело английское правительство с непомерно разросшимся Лондоном
посредством новых городов. К 1 января 1963 г. из Лондона переселилось
в новые города 265 300 человек. Но как отразилась эта цифра на общей
численности населения Лондона и его главнейших составляющих частей,
начиная с центрального ядра, каким является Лондонское графство?
Численность его населения достигла максимальной цифры (4536 тыс. чел.)
в 1901 г., после чего стала постепенно сокращаться в результате
естественного процесса переселения жителей на окраины1. К 1939 г. Лондонское
графство потеряло 528 тыс. человек, а в результате войны и послевоенной
миграции — еще 665 тыс. Между 1951 и 1957 г. (т. е. в период активного
заселения новых городов) население графства стабилизировалось на цифре
Харлоу.
Главный торговый и
культурный центр
города
1 — рыночная площадь
с магазинами, банком
и почтой;
2 — площадка, вокруг
которой размещаются
кинозалы, бар и
магазины; 3—3 —
общественный центр
со зданиями
муницип алитета,
театра, библиотеки,
церкви и колледжа;
с востока к ним
примыкают здания
суда, полиции и других
учреждений;
4—4 — главный
торговый пассаж с
пешеходным
движением;
5—5 — стоянки для
автомобилей;
6 — автобусные
станции;
7 — общественный парк
О 50 100 150 200 250 300 350 400 м _хг
j ul i ¦ ¦ ¦ ¦ lZ i i Census of England and Wales.


Попытки разуплотнения и ограничения роста
крупных городов Западной Европы
315
в 3348 тыс. жителей, но после этого стало снова сокращаться К Из
сопоставлений статистических данных становится очевидным, что новые города
смогли поглотить только часть выбывавшего из Лондона населения. Желая
остановить быстрое расползание территории Лондона, которое происходило
после войны, английское правительство издало в 1952 г. специальный закон
о расширении старых городов за счет столицы в радиусе от 80 до 150 км.
Из большого количества населенных пунктов, окружающих Лондон
венком, были избраны прежде всего заглохшие городки, к тому же еще
обладающие загородными землями, непригодными для сельского хозяйства, но
благоприятными для городского строительства2. Через два года были
утверждены проекты расширения Суиндона, Тетфорда и Хейверилла.
Присоединившись к восьми новым городам, они образовали второе внешнее
Харлоу.
Башенный дом у
восточной границы
общегородского
центра.
Четырехкратное
преобладание его
высоты над
окружающей
застройкой сообщает
центру города
силуэтную
выразительность
1 В 1964 г. в Лондонском
графстве насчитывалось
3 184 600 человек (Demographic
Yearbook. Annuaire
demographique, 1965, U. N.).
2 Селф Питер. Города выходят
из своих границ. Пер. с англ.
М., 1962, с. 59—68.


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
316
11
12
¦А?:? 13
14
===== 15
•м 11 м 1 16
^ Новые города
ф Расширяемые города
# Существующие
муниципальные центрьГ^Питерборо
Хантингдонф
Нортгемптон А
Милтон-Кейнес,; #л«ворт^
' Лутон • * Хвиверипл^
• J •
Эйлсбери
•V
Суиндон) • ^
Урбанистические
искания в условиях
нарастающего кризиса
современных
капиталистических
городов. План нового
города Милтон-Кейнес
в северном
Бэкингемшире,
созданный
планировщиками
Левелин-Дэвисом,
Виксом, Форестье-
Уолкером и Бором в
1967 г. Расчетная
численность населения
250 тыс. жителей
(включая население
расположенных на его
территории четырех
небольших старых
городков и
13 деревень). В основу
планировки положена
сетка магистралей,
расположенных на
расстоянии 1 км друг
от друга
I — существующие
поселения; 2 — жилье;
3 — промышленность;
4 — зоны отдыха;
5 — зеленые
пространства;
6 — центры нового
города; 7 — торговые
центры;
8 — центры кварталов;
9 — школы;
10 — реки, озера
II — резервная
территория;
12 — центр высшего
образования;
13 — оздоровительный
центр; 14 — местные
дороги;
15 — автомагистрали;
16 — железные дороги
Последняя
фаза борьбы с
чрезмерно разросшимся
населением Лондона.
Попытка перевести
избыточное население
столицы в заглохшие
города юго-восточной
Англии


Попытки разуплотнения и ограничения роста
крупных городов Западной Европы
100 200 300 400 500 м
Генеральный
план Веллингбю.
Составлен
архитекторами
С. Маркелиусом,
С. Бакстремом,
Л. Рейниусом. На
плане выделяется
линия метрополитена,
пересекающая центр
города при помощи
тоннеля. От центра
веерообразно отходят
автомобильные дороги,
вливающиеся во
внешнюю кольцевую
магистраль
Веллингбю
1 — павильон метро;
2—2 — магазины и
ресторан, висящие над
путями;
3 — общественный
центр
Рост
стокгольмской
агломерации с
показанием
полуавтономных
городских районов


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
318
кольцо городов, также предназначенных для «отсасывания» населения из
Лондона. И, наконец, в 1967 и 1968 гг. к ранее основанным новым городам
присоединили еще три крупных города-спутника, а именно: Питерборо,
Нортгемптон и Милтон-Кейнес. Демографическая статистика показывает,
что несмотря на сокращение смертности и активный приток населения из
отпавших колоний, рост Большого Лондона все же приостановился. Если
в 1939 г. в Лондонской агломерации насчитывалось 8728 тыс. жителей, то
в 1951 г.—8346 тыс., в 1964 — 8187 тыс., а в 1968 — 7764 тыс. человек1.
Конечно, это могло произойти только в результате совместного действия
обеих систем спутников, а также самопроизвольного оттока населения за
пределы Лондонской агломерации. Итак, в разгрузке Лондона новые
города, казалось бы, сыграли вполне ощутимую и даже решающую роль.
Естественно, что поставленный в Лондоне эксперимент дал сильный толчок
к дальнейшему строительству новых городов Англии. К настоящему
времени их общее количество достигло уже 30, тогда как число городов,
подлежащих расширению, возросло до 60. И тем не менее перспективы этой
новой градостроительной политики вызывают большие сомнения. Дело
в том, что создавать города на той же широкой и щедрой основе, на
которой возник Харлоу, Великобритания уже не может. Необходимость
экономии государственных средств повлекла за собой укрупнение
городов-спутников до 200 и даже 250 тыс. жителей, а кроме того, и повышение
этажности, и плотности заселения.
Отныне столь привлекательные, просторно и уютно застроенные преемники
городов-садов Эбенизера Говарда стали уходить в невозвратимое прошлое.
Их заменяют теперь обычными, хотя и хорошо благоустроенными
городами. Но станут ли города подобного рода тем «третьим магнитом», который
окажется в состоянии привлекать к себе избыточное население из городов
столичного масштаба?
Теоретическая
схема полуавтономного
городского района,
рассчитанного на
1672 тыс. жителей.
В центре — станция
метрополитена;
максимальный радиус
удаления от нее 900 м.
Кольцевая магистраль
охватывает зону
высокоэтажной
застройки с
плотностью населения
220 человек на 1 га.
В секторе,
примыкающем к
железной дороге,—
торговый и
общественный
центры. Три
микрорайона с
малоэтажной
застройкой имеют
плотность населения
80 человек на 1 га.
Между ними —
промышленное
предприятие,
огородные участки и
школа
1 Census of England and Wales.
Если в Великобритании настойчиво стремились ограничить рост
сверхкрупных промышленных центров посредством строительства
городов-спутников, то в Скандинавских странах, еще не достигших максимальных
пределов урбанизации, задача сводилась к попыткам планомерного расширения
городских территорий. Именно в Финляндии, Швеции и Норвегии возникла
и нашла свое применение идея города-федерации, состоящего из крупных
полуавтономных районов, тесно связанных с историческим центром.
Несомненно, что эта концепция сформировалась под влиянием
теоретических взглядов Элиэла Сааринена2, однако немаловажную роль сыграла
в этом и английская градостроительная практика. Весьма примечательно,
что английскими прототипами скандинавских градостроительных объектов
послужили не столько классические города-спутники Говарда и Гибберда,
сколько их варианты. Таким, например, был построенный Барри Паркером
на рубеже 20 — 30-х годов «псевдоспутник» Манчестера — Визеншо,
представляющий собой не что иное, как очень крупный городской район, почти
вплотную прилегающий к Манчестеру. При значительной численности
населения (90 тыс. жителей в 1955 г.) Визеншо, однако, не приобрел
экономической автономии, так как две трети его самодеятельного населения
фактически работают в Манчестере.
Систематическое строительство крупных городских периферических
районов широко развернулось после второй мировой войны в Хельсинки, Осло
и в особенности в Стокгольме, генеральный план которого был разработан
под руководством крупнейшего шведского планировщика Свена Марке-
лиуса 3.
Стокгольм возник на острове Стаден еще в средние века (1187 г.).
Первоначально город осваивал земли, лежащие к северу и к югу от «Соленого
моря» и озера Меларен. К началу текущего века здесь сложились два
главных района: Нормальм (на севере) и Содермальм (на юге). Отделенные
друг от друга фиордами, они образовали округлую в плане и плотно
застроенную территорию, которая и является в настоящее время объектом
разуплотнения и реконструкции4. Однако дальнейший рост Стокгольма не
привел к обычному расползанию территории во все стороны. Следуя за
приобретенными землями, город стал развиваться как бы секторами к
западу и к югу от сложившегося старого ядра. За Арстой — этой естествен-
Строительство
полуавтономных
городских районов
в окрестностях
Стокгольма
2 Напомним, что Сааринен
усматривал в развитии каждого
города тенденцию к
самопроизвольной децентрализации, что
проявилось, по его мнению, в
возникновении вокруг
исторически сложившегося
городского ядра новых районов,
органически связанных со
старым центром города. Он
полагал, что роль архитектора
должна сводиться к
корректированию и • направлению
этой «органической
децентрализации», а также к
планировке новых районов,
которые получили у него
специфическое название
«функциональных концентраций»
(см. с. 112 данного труда, а также
книгу: Saarinen Е. The City, Its
growth, its decay, its future. New-
York, 1943.
3 General Plan for Stockholm.
Stockholm, 1952.
4 Согласно генеральному плану
Стокгольма, численность
населения «внутреннего города»
должна была сократиться на
27 тыс. жителей, тогда как в
периферийных жилых районах
к 1960 г. предполагалось
обеспечить новым жилищем
свыше 180 тыс. человек.


Попытки разуплотнения и ограничения роста
крупных городов Западной Европы
319
ной водной границей Содермальма — муниципальные власти выделили
территорию для трех районов: Фруэнгена, Хегдалена и Фарсты, тогда как
обширные земли на западе предоставили самому крупному району
Веллингбю. Этот наиболее отдаленный район получил удобные связи с
историческим центром Стокгольма. Помимо каботажного водного транспорта
сюда ведут электрифицированная железная дорога, две автострады,
образующие широкое кольцо, и специально построенная линия метрополитена.
Превосходен здесь и природный ландшафт. Глубоководные фиорды с
каменными островами, на которых растут красноствольные сосновые леса,
обилие птиц, бороздящих зеркальные воды, живописный моренный рельеф,
луга, прибрежные пляжи и, наконец, старинные деревеньки — все это
сделало Веллингбю одним из самых привлекательных мест растущего
Стокгольма. Это именно и послужило причиной превращения Веллингбю в
образцово-показательный градостроительный объект для всей Швеции 1.
В течение пяти послевоенных лет проектированием Веллингбю занималась
большая группа архитекторов, возглавлявшаяся автором генерального
плана Стокгольмской агломерации Свеном Маркелиусом2. В 1950 г. проект
планировки был закончен, а в следующем году началась его реализация.
Тогда же Веллингбю включили в муниципальную черту Стокгольма.
Следует заметить, что название Веллингбю нередко распространяют на пять
соседствующих населенных мест, имеющих, однако, собственные
наименования. Крупнейшим из них является самый Веллингбю, на территории
которого находится торгово-общественный центр всей федерации
населенных пунктов. К юго-западу от него располагаются Хессельбю-Горд и Хес-
сельбю-Странд; к востоку лежит довольно значительный комплекс Рокста,
а к юго-востоку — Блакеберг. Перечисленные районы занимают в
совокупности около 1200 га при населении 60 тыс. человек, что делает Веллингбю
гораздо более плотно заселенным, чем большинство новых городов
Англии 3.
Веллингбю интересен и с точки зрения организации транспортного
обслуживания4, что отразилось в композиции уличной сети, и с точки зрения
планировки и застройки микрорайонов. Нет, пожалуй, ни одного нового
города во всей Европе, где бы система Герберта Алкера Триппа была бы
применена с такой абсолютной пунктуальностью. Действительно, улицы
Веллингбю делятся на три категории, а именно: для скоростного
непрерывного движения, для местного движения, совмещающего пешеходов с
автотранспортом, и, наконец, для циркуляции внутри жилых массивов, где
преимущество отдается пешеходам. Стокгольмская скоростная магистраль
получает при подъезде к Веллингбю широкое полу кольцевое ответвление,
которое обнимает всю территорию нового района и снова вливается в ту
же магистраль. От окружной автомобильной дороги отходят
криволинейные местные улицы, удобно достигающие самого центра. Таким образом,
радиально-кольцевая система, которую Трипп считал оптимальной, полу-
Схематический план
расширения
Стокгольма.
Составлен под
руководством Свена
Маркелиуса в 1950 г.
Клеткой заштрихован
исторический центр
Стокгольма
1—1 — его
71ериферийные районы;
2 — новые районы,
объединяемые
Веллингбю;
3 — Фарста;
4 — Хегдален;
5 — группа
предместий —
Мелархойден,
Мидсоммаркранцен
и др.
1 Литература о Веллингбю, как и
0 Харлоу, колоссальна. Из
русских изданий заслуживают
внимания книга Васильева Б. Л.,
Платонова Г. Д. и др.
Города-спутники. Харлоу,
Визеншо, Веллингбю. Л., 1958.
И тех же авторов
«Градостроительная практика и
жилищное строительство в
Скандинавских странах». Л., 1960.
В зарубежной и советской
периодической печати особенно
много внимания уделялось
Веллингбю.
2 Помимо Маркелиуса необходимо
упомянуть в числе строителей
Веллингбю также Л. Рейниуса,
X. Клемминга и С. Вакстрема.
3 Плотность населения Веллингбю
(брутто) составляет 50 человек на
1 га, тогда как в Харлоу — только
32. Повышение плотности
населения достигнуто здесь
главным образом за счет
применения высокоэтажной
застройки.
4 Уличная сеть Веллингбю
спланирована с расчетом на
пешеходную доступность
станции метрополитена.
Максимальное удаление от
станции, находящейся в центре,
нигде не превышает 900 м.


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
320
чила здесь полное воплощение. К центральному комплексу Веллингбю
подведена также линия метрополитена, над открытой выемкой которого
расположен компактный торговый центр. Ни одна из жилых улиц не вливается
в скоростные магистрали, тогда как второстепенные автомобильные дороги
соединяются с ними только через узловые пункты, имеющие кольцевое
(или карусельное) движение. Благодаря этому строителям Веллингбю
удалось идеально организовать городское движение, сведя до минимума
количество транспортных аварий.
Зонированием территории, как и самой планировкой, Веллингбю
напоминает английские новые города. В самом деле, и там, и здесь в основу
положена микрорайонная система, и там, и здесь имеются промышленные
предприятия, и там, и здесь господствующее положение занимает компактный
административно-общественный и торговый центр. Однако наряду с этим
следует подчеркнуть и большие различия между ними. Если в Кроли или
Харлоу учреждения и промышленные предприятия рассчитывались на все
трудоспособное население, то в Веллингбю на месте работало только 40 %.
Будучи тесно связанным со Стокгольмом, Веллингбю не нуждался в музее,
театре и других культурно-просветительных учреждениях и высших
школах; поэтому его собственный центр ограничился сравнительно скромными
рамками *, тогда как Харлоу претендовал на колледж факультетского типа.
Отличается от английских новых городов и жилая застройка Веллингбю
как по этажности, так и по типам домов. На периферии Веллингбю в
гораздо больших размерах применялась одноэтажная коттеджная застройка.
Ближе к центру сосредоточились кварталы со смешанной застройкой в два-
три и четыре этажа и, наконец, в самом центре с целью поддержания его
силуэта возводились башенные дома в И этажей. Следует отметить, что
пристрастие к башенным жилым домам очень рано проявилось в
современном шведском зодчестве. Но, размещая подряд по 8 и 10 одинаковых башен
(как это было в Реймерхолме и в том же Веллингбю), архитекторы
упускали из виду то обстоятельство, что стандартные вертикали, собранные в
группы, парализуют друг друга и лишаются своего высотного эффекта. В этом
отношении Гибберд проявил гораздо более тонкое понимание, размещая
большие здания поодиночке в особенно благоприятных местах.
В формотворчестве и артистизме планировочных работ авторы шведского
градостроительного эталона почти вплотную приблизились к Гибберду.
Криволинейные улицы, обходящие островные холмы или длинные
каменистые гряды, в ряде случаев обладают красивыми поворотами и
изломами. С ними согласуются жилые дома, имеющие курдонеры или очень
протяженную змеевидную форму. Эти последние периодически сменяются
простыми призматическими объемами, а иногда и башнями, тактично встав-
Вид на
главную торговую
площадь Веллингбю.
Удачная орнаментация
поверхности мостовой
превращает ее
в своеобразный
каменный паркет,
предназначенный для
пешеходов
Эеллингбю.
Перрон и жилые
высотные здания
городского
общественного центра
1 Лишь в самое последнее время
в порядке разгрузки центральных
районов Стокгольма стали
выносить на периферию
некоторые учреждения.


Попытки разуплотнения и ограничения роста
крупных городов Западной Европы
ленными в горизонтальную застройку. Однако в целом Веллингбю как
произведение градостроительного искусства значительно уступает Харлоу. На
расстоянии в 10—12 км от монументального Королевского дворца,
своеобразной краснокирпичной Ратуши и остроконечных башен старого
Стокгольма еще находишься под впечатлением художественных сокровищ
национального шведского зодчества. Но как корреспондирует им только что
построенный периферийный район? К сожалению, он остается совсем
безучастным к тому, что его породило. Столица Швеции всегда отличалась
суровой и мужественной красотой, свойственной зодчеству всех
Скандинавских стран. Здесь же архитектурную поэзию старого города вовсе
исключили как нечто совершенно ненужное. А в результате архитекторов
занимали только задачи достижения бытового комфорта, экономичности и
прочности построек. И если в Харлоу и Кроли при наличии
художественных недостатков мы все же ощущаем Англию, находя среди лужаек и рощ
действительно романтические и уютные уголки, то Веллингбю не спасают
ни зеркальные воды, ни сосны, ни дикие скалы.
Периферийные районы Стокгольма оказались более рентабельными, чем
новые города Англии. Их заселение не встретило особенных затруднений,
поскольку квартирная плата была снижена муниципальными органами
в два раза по сравнению со старыми кварталами. К этому следует добавить
и сохранение преимуществ крупного города с его уникальными учебными,
научными, медицинскими и развлекательными учреждениями, которых не
имели английские города-спутники. Но самое главное достоинство
полуавтономного городского района заключается в том, что он может
предоставить своему населению значительно больший выбор профессий, тогда как
город, подобный Харлоу, работой обеспечивает лишь определенный
контингент населения. И все же, несмотря на все преимущества
скандинавской системы расселения, ее можно рассматривать только как временную,
действующую до тех пор, пока большие города не превратятся в
гигантские. А это превращение неотвратимо в условиях беспорядочного развития
капиталистического хозяйства. Вот почему уже теперь, предвидя
дальнейший рост Стокгольма, шведы проектируют города-спутники далеко за
пределами своей столицы.


Реконструкция городов в современной
Америке
Несмотря на то что города Америки сильно отличаются от европейских
своей архитектурно-планировочной сущностью и особенно силуэтом, их
послевоенная реконструкция велась на основе тех же градостроительных
принципов. Главный из них заключался в разуплотнении застройки
центральных районов и освобождении центров от чрезмерного скопления
пешеходов и машин. Проекты реконструкции американских городов составляли
с учетом районной планировки окружающих территорий, куда выводили из
города вылетные автомобильные дороги. Непроницаемость центра для
транзитного скоростного движения была твердо усвоена и в Америке, а
прямым следствием этой доктрины стало строительство обходных кольцевых
магистралей. Как общее правило, при перестройке городов повышалась
этажность жилых и общественных зданий (в среднем), тогда как зеленые
насаждения из рядовых посадок на улицах превращались в непрерывные
широкие ленты, сопровождавшие тальвеги и реки.
Однако содержание проектов реконструкции каждого отдельного города,
как и очередность осуществления намеченных работ, были далеко не
стандартными для всей Америки. Так, например, усилия строителей
Нью-Йорка сосредоточились главным образом на создании автомобильных дорог и
гражданского центра, возникающего теперь среди скопления небоскребов
на острове Манхэттен. В Детройте и Бостоне наряду с другими
планировочными работами строили загородные торговые центры, амортизация же
старой застройки Филадельфии позволила предпринять реконструкцию
всего ее делового района, занимающего около 600 га земли.
Насколько разнообразны были функциональные задачи, настолько же
различались и методы реконструкций городов. Под влиянием местных
условий архитекторы по-разному относились к сформировавшейся старой
планировке и застройке. И если планировщики Нью-Йорка, находясь в тисках
необходимости, пробивали новые магистрали сквозь толщу города по
методу барона Оссмана, то в Филадельфии уличная сеть огромного
центрального района полностью сохранила свой status quo. С точки зрения
проблемы реконструкции большого города на основе преемственности
Филадельфия дает весьма поучительный и яркий пример.
Планировочные оси
старой и новой
Филадельфии
Прямоугольный город американских квакеров, заложенный Вильямом
Пенном в 1682 г., давно уже достиг огромных размеров и в настоящее время
занимает четвертое место в Соединенных Штатах Америки как по числу
жителей (около 4 млн. в пределах Большой Филадельфии), так и по
торговым оборотам, промышленному производству и финансовым операциям.
Наличие глубоководной р. Делавэр превратило Филадельфию в
первоклассный океанский порт, уступающий в грузообороте только одному
Нью-Йорку. Сильно возросло значение Филадельфии и как научного центра,
который начал слагаться еще в XVIII в. вокруг всемирно известного теперь
Пенсильванского университета.
Однако несмотря на свое большое значение в экономической и культурной
жизни страны, Филадельфия сильно отставала от других американских
городов прежде всего в благоустройстве и транспортном оборудовании. В то
время как старая Филадельфия давно уже превратилась в центральный
деловой район сильно выросшего города, на территории сити все еще сохра-
П л анировочны е
работы
в центральном
районе Филадельфии


Реконструкция городов
в современной Америке
323
нилась обветшавшая застройка в два-три и максимум четыре этажа.
Движение между вокзалами, расположенными на западе, и огромным
пассажирским и торговым портом на востоке закупоривало крайне узкие улицы,
совсем не приспособленные для автомобильного транспорта. Врезавшаяся
в город тупиковая железная дорога уродовала подъездными путями
центральные кварталы; парков общественного назначения было недостаточно;
проблема гаражей и стоянок для автомашин оставалась вовсе нерешенной.
Первая попытка улучшить планировку Филадельфии ограничилась
пробивкой всего лишь одной магистрали — диагонального Фермаутского
проспекта, который соединил центр города с прибрежным периферийным
парком. Созданием этого эффектного проспекта, осуществленного по проекту
Гребера в межвоенный период, Филадельфия как бы бросила вызов
крупнейшим городам Америки и в первую очередь — федеральной столице
Вашингтону. Но жизненные нужды растущего города требовали гораздо
большего — незамедлительной и полной реконструкции всего центрального
района. И вот, на рубеже 50-х и 60-х годов специальной комиссией под
председательством Митчелла, а затем Эдмунда Бекона был составлен
второй со времени Пенна проект планировки Филадельфии 1. В 1960 г. его
утвердили, и с этого момента началась генеральная реконструкция,
рассчитанная на 20 лет. В чем же заключаются основные положения проекта
реконструкции Филадельфии?
Исторический план Филадельфии крайне прост. По сути дела, это даже не
архитектурная, а дилетантски составленная схема расселения английских
колонистов, которых Вильям Пени хотел поставить в равноправное
положение. Прямоугольная территория, ограниченная реками Скулкилл и
Делавэр, тянется на 3,5 км в длину и 1,7 км в ширину. При заложении города
ее разрезали на четыре одинаковых района при помощи двух главных
улиц: Брод-стрит, направленной с севера на юг, и Маркет-стрит,
проходящей с востока на запад. В каждом из четырех районов устроили свой
особый квадратный парк, а у перекрестка главных магистралей разместили
центральную (тоже квадратную) площадь.
Следует сказать, что генеральный план старой Филадельфии, в свое время
вызвавший многочисленные подражания на американском континенте,
сохранился в неприкосновенности вплоть до середины текущего века.
Уцелело также и немалое количество жилых и общественных зданий, постро-
Филадельфия.
Проект планировочной
реконструкции
центрального района
города, составленный
комиссией Митчелла
и Бекона на рубеже
50—60-х годов
текущего века
1 — Ратуша;
2 — главный вокзал;
3 — городской музей;
4 — дом
Независимости;
А—А — Маркет-стрит;
Б—Б — Брод-стрит
1 Проект переустройства
Филадельфии можно считать
наилучшим в американской
планировочной практике. Он
охватывает не только центр
города, но и всю территорию
Большой Филадельфии, внося
предложения по реконструкции
промышленных и жилых районов,
транспортного оборудования,
торгового обслуживания и т. д.
Реализация плана разбита на
календарные очереди, причем
каждая завершенная фаза имеет
свою смету. О планировке
Филадельфии см. специальный
выпуск "Journal of the American
Institute of Planners", 1960, N 3,
vol. XXVI, а также "Downtown
Philadelphia: a lesson in design
for urban growth" (Architectural
Record, 1961, may), "Center city
Philadelphia" (City Planning
Commission, 1960) и годовые
отчеты комиссии. Краткое
изложение содержания
генерального плана помещено
в издании «Градостроительство
в США». Мм 1965.


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
енных в XIX и даже XVIII вв. Среди них особенной популярностью
пользуется так называемый Зал независимости, в котором Джордж Вашингтон
огласил декларацию о суверенных правах нарождавшейся заокеанской
республики 1. Тесно прижавшиеся один к другому простые, но вместе с тем и
не лишенные обаятельности домики квакеров с их красными стенами и
зелеными ставнями воскрешают в памяти давно минувшую эпоху. Но
сохранить Филадельфию в целом как историческую реликвию страны все
же не удалось. Уже в 1872 г. на главной площади выросла огромная
ратуша 2, закрепившая перекресток увенчанной куполом башней, а вслед за тем
в центральный район стала эпизодически внедряться и ультрасовременная
высокоэтажная застройка.
Публикуя проект реконструкции Филадельфии, планировочная комиссия
громогласно заявила о сохранении исторического генерального плана в его
общих чертах, и, следовательно, соблюдение преемственности между
старым и новым городом стало основным градостроительным методом
планировщиков. Чтобы разгрузить центр от беспорядочного скопления
автомобилей и людей, нужно было прежде всего отделить транзитное скоростное
движение от местного. Решая эту задачу, планировщики опустили все
транзитные автомагистрали на уровень двух подземных этажей, для чего
потребовались открытые выемки и тоннели. Посредством метрополитена и
трехколейной железной дороги пассажиры будут доставляться в самый
центр города и также удобно эвакуироваться из него. Можно полагать, что
12 хорошо оборудованных подземных и полуподземных станций обеспечат
удобную (децентрализованную) разгрузку торговых улиц и наиболее
посещаемых мест, а именно Ратуши с прилегающими к ней площадями, а
также центрального вокзала и пристани на р. Делавэр.
В отличие от железных дорог, пересекающих центр Филадельфии под
землей, скоростные автомобильные дороги образуют вокруг старого города
замкнутый четырехугольный контур. То, о чем мечтал в начале текущего
века Эжен Энар, старавшийся осуществить на территории Парижа
аналогичное транспортное кольцо, реализовано теперь в далекой от Франции
Филадельфии. Скоростные автомобильные дороги, проходящие в открытых
выемках, будут обслуживать с внешних сторон центральную территорию,
где движение машин превращается в местное, а следовательно, и
замедленное. Для пешеходов создаются широчайшие тротуары вдоль главных улиц
и, кроме того, специальная прогулочная аллея протяжением 3,5 км. Удобно
располагаются также и паркинги. Близ Ратуши в четырех гаражах
размещается 5350 автомобилей, а на периферии (в непосредственной близости
к кольцевой автомобильной дороге) — еще 11 тыс. Конечно, не следует
думать, что емкостью сооружаемых паркингов будет покрыта общегородская
Поперечный
разрез по Маркет-стрит
с показом
метрополитена,
пешеходных путей и
многоярусных
паркингов,
расположенных в
центре города.
Перспективу улицы
(в западном
направлении)
замыкает ратуша,
увенчанная статуей
Вильяма Пенна
1 Это событие произошло 4 июля
1776 г. Позднее (между 1781 и
1800 г. с перерывом)
Филадельфия была столицей
Соединенных Штатов Америки.
2 Здание Ратуши было построено
архитектором Мак-Артуром;
высота ее башни (165 м) долгое
время считалась рекордной для
всей Америки.


Реконструкция городов
в современной Америке
потребность в постоянных стоянках, ибо в современной нам Филадельфии
фактически курсирует около 1 млн. автомобилей.
Наряду с транспортным оборудованием заслуживает внимательного
рассмотрения и сама планировка центрального района Филадельфии.
Территорию, непосредственно окружающую Ратушу, превращают в зону
муниципального, бытового и торгового обслуживания. К западу от Ратуши уже
высятся корпуса так называемого центра Пенна, к которому следует
добавить многоэтажный отель на Пенсильванском проспекте, вокзал подземной
железной дороги, расположенный с ним по соседству, телефонную
станцию, новое муниципальное здание, имеющее план в виде греческого
креста, и ряд других сооружений, вплоть до большого масонского храма. И
нужно отдать справедливость, что в сочетании этих объемов, из которых
новейшие представляют собой гладкостенные призмы из стекла, металла и
пластических масс, все же ощущается эстетическая согласованность. Во всяком
случае местные архитекторы не допустили высотной конкуренции с
Ратушей и, располагая многоэтажные дома по координатной системе,
продиктованной пенновским планом, избежали того вопиющего беспорядка, какой
демонстрирует Нью-Йорк. И даже, больше того, градостроительная
преемственность подсказала архитекторам несколько удачных дополнений.
Таково, например, сочетание крестообразного муниципального здания с
прилегающими скверами, таково и направление Пенновской эспланады,
получившей визуальную связь с башней Ратуши.
Но главные творческие усилия приложили архитекторы Филадельфии к
реконструкции обширного района, окружающего Зал независимости.
Проекты этого зеленого ансамбля с сохраняемыми в нем историческими
зданиями составлялись в 1944, 1947 и 1958 гг. Дополняя один другой в
хронологической последовательности, авторы проектов архитекторы Ларсон, Клинг
и Оскар Стоноров создали два взаимно перпендикулярных зеленых ковра,
отходящих от Зала независимости как от некоей исходной точки к северу
и востоку. Позднее (в 1960 г.), когда было предрешено уничтожение
прибрежной трущобной застройки, появилась возможность пробиться к р.
Делавэр двумя широкими аллеями и устроить на ее набережной парадную
пассажирскую пристань.
Перечисленные проекты составляют редкое исключение из художественно
оскудевшей американской планировочной практики. Действительно, в
пропорциях главной аллеи (Мэлл) и живописного исторического парка
архитекторы проявили несомненный артистизм. И вместе с тем планировка пар-
Схема
транспортного
обслуживания
центрального района
Филадельфии.
Непрерывными
цветными линиями
показаны основные
автомобильные
трассы;
пунктирными —
системы подземных
железных дорог;
цветные
прямоугольники —
станции
метрополитена
1—1 — прогулочный
пешеходный бульвар
Запад — Восток;
АБВГ кольцевая
«лучеиспу екающая»
автомагистраль,
окружающая центр
города по
усовершенствованной
системе Эжена Энара.
Клеткой обозначены
крупные подземные и
многоэтажные
паркинги


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
326
ков оказалась несвободной от ретроспективных тенденций и в первую
очередь от подражания композициям позднего классицизма. История садово-
паркового искусства дает немало примеров, когда красивые в чертежах
генеральные планы оказывались далеко не такими в натуре. Нужно
обладать гениальностью Андрэ Ленотра, чтобы одухотворить и сделать
увлекательной чистую геометрию. А если с этой точки зрения подойти к
составленным американским проектам, то сразу же возникнут сомнения в
художественной полноценности многих деталей. Так вряд ли целесообразно было
придавать квадратную форму арьер-парку возле Зала независимости,
поскольку вблизи него находится квадратный парк Джорджа Вашингтона.
Несомненно, будет излишне тяжелым и скучным конечное звено аллеи
Мэлл, где справа и слева повторяются однообразные четырехугольные бос-
Модель
юго-восточной части
Филадельфии между
Брод-стрит,
Маркет-стрит и рекой
Делавэр. Вдали
виднеется массив
старой ратуши.
Слева — отрезок
кольцевой и
автомобильной
магистрали
Главный
исторический
памятник
Филадельфии — так
называемый Зал
независимости, в
котором 4 июля
1776 г. Джордж
Вашингтон огласил
декларацию о
суверенных правах
США


Реконструкция городов 327
в современной Америке


Градостроительство после окончания
328
второй мировой войны


Реконструкция городов
в современной Америке
329
Крупнейшие
архитектурные
сооружения
городского центра
Филадельфии: старая
ратуша (справа),
Пенн-центр (два
параллельных корпуса)
и крестообразное
муниципальное
здание
Северо-восточная
часть Филадельфии.
Слева уходит в
глубину только что
расчищенная эспланада
перед Залом
независимости
кеты, а центральный проход стеснен ненужными мелочами.
Филадельфийские парки напоминают вышивки по канве, завещанной Вильямом
Пенном. Древние греки также «вышивали» ансамбли по координатной канве
Гипподама, но для них спасительным фактором была диагональ —
разнообразные косоугольные точки зрения и даже косые трассы движения, по
которым они и вели своих зрителей от одного сооружения к другому.
Такими были центры Милета, Приены и многих других городов. И
следовательно, до тех пор, пока планировщики Филадельфии будут твердо держаться
за прямоугольную планировочную систему, не отступая от нее ни на шаг,
многообразия и живого архитектурного пространства им не найти.
За четверть века, прошедших после опубликования капитально
составленного проекта районной планировки (1929 г.), Нью-Йорк значительно
изменился. Население конурбации этого крупнейшего города в мире возросло
с 10,9 до 13 млн. человек*. Еще более определилась за тот же период
функциональная специализация входящих в конурбацию городов и районов. На
западе (в Джерси-Сити, Ньюарке, Байонне и Патерсоне) продолжала
концентрироваться промышленность, тогда как север и восток (т. е. Бронкс,
Куинс и Бруклин) развивались главным образом за счет оседания здесь
населения. Манхэттен (и особенно южная его половина, несмотря на
попытки вкрапления в нее жилых кварталов) все более превращался в
лишенный постоянных жителей сплошной деловой район. А поскольку
жилище и труд заняли полярно противоположные территориальные позиции,
постольку движение с востока на запад и с запада на восток (в Манхэттен
и транзитом через него в обе стороны) значительно возросло. Только за
шесть лет (с 1954 по I960 г.) годовое количество автомобилей,
пересекавших р. Гудзон, увеличилось с 76 до 90 млн., а между тем уличная сеть
Манхэттена и количество переправ через реку оставались стабильными.
Особенно напряженным было движение на мостах и в тоннелях. Так,
в 1954 г. через два моста, соединяющих Куинс с Манхэттеном и Бронксом,
прошло 64 млн. экипажей. Естественно, что усилия градостроителей
послевоенного периода сосредоточились на решении транспортных задач. Для
Филадельфия.
Система парков и
аллей в восточной
части города. Проект
разрабатывали
архитекторы Ларсон,
Клинг и Оскар
Стоноров в 1944, 1947 и
1958 гг. На
генеральном плане
отчетливо выделяются
два квадратных парка,
заложенных в конце
XVII в. при Вильяме
Пенне. Между ними
с севера на юг тянется
широкая эспланада
(Мэлл) к Залу
независимости.
Памятники
архитектуры показаны
на плане черным
цветом; здание,
замыкающее
перспективу Маркет-
стрит у р. Делавэр,
обозначено крупным
зеленым крестом
Новые магистрали
и «лоскутная»
реконструкция
Нью-Йорка
1 По данным 1930 и 1954 гг.
В настоящее время население
Большого Нью-Йорка достигло
свыше 15 млн. жителей.


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
330
этой цели в 1955 г. под руководством Роберта Мозеса была создана особая
комиссия, объединившая средства Нью-Йоркского порта и управления
строительства Трибороусского моста и тоннеля. Проект, составленный
комиссией, хотя и не получил еще полной реализации, но заслуживает
обстоятельного рассмотрения, поскольку выдвинутые в нем предложения
отвечают насущным потребностям города 1.
После изобретения атомной бомбы и ракетной артиллерии наступил
короткий период, когда по соображениям обороны городов специалисты
относились к мостам весьма отрицательно, считая тоннельные переправы более
безопасными. Но в середине 50-х годов инженерно-конструкторская мысль
снова вернулась к мостам. К этому времени и относится проектирование
новой транзитной системы дорог Нью-Йорка, породившей и новые мосты.
Бесспорно, самое видное место в проекте занял однопролетный вантовый
мост, предназначенный для океанского пролива Норроус. Автомобильная
связь между промышленным Ричмондом и необъятным жилым районом —
Бруклином происходила весьма неудобным окольным путем — через манх-
эттенские мосты и тоннели. С осуществлением же нового моста не только
объединились Ричмонд и Бруклин, но и появилась возможность выпустить
потоки движения кратчайшим путем на государственную юго-западную
автостраду, ведущую к Филадельфии и Вашингтону.
По форме и конструкциям Норроусский мост ничем не отличается от
современных американских вантовых мостов с их высокими несущими
пилонами и чуть-чуть выпуклым висящим полотном2. Но расположение этого
моста таково, что он неизбежно превращался в своеобразные
атлантические ворота Америки. Пассажирские теплоходы обычно прибывают в Нью-
Йорк по утрам, когда Норроус и Верхняя бухта бывают подернуты
дымкой тумана. Еще в сравнительно недалеком прошлом приезжающих
встречала псевдоклассическая статуя Свободы3. Но в результате роста
небоскребов, столпившихся на оконечности Манхэттена, ее значение высотной
доминанты сильно упало. Теперь же, когда строительство моста
завершилось, зубчатые вершины гигантского города выступают в обрамлении
современного инженерного сооружения, достигшего уровня эстетической
полноценности.
В 1524 г. французский мореплаватель Веррацано впервые из европейцев
прошел Норроус на утлой каравелле «Дофин». В память его и назвали
стальные ворота Нового Света мостом Веррацано.
Перестройка моста Джорджа Вашингтона, на которую было ассигновано
82 млн. долларов, заключалась в подвеске второго проезжего полотна4.
Однако въезды и выезды с этого моста, ставшего по окончании работ
двухэтажным, превратились в сложнейшие развязки движения. Перспектива,
помещенная на с. 334, наглядно показывает трансформацию Риверсайд-
парка в связи с устройством предмостных эстакад, которые образуют над
зеленью деревьев крайне чужеродные городу петли. Еще более сложной и
дорогостоящей оказалась пробивка тоннельной магистрали через Манхэт-
тен в Бронкс. Чтобы пропустить напрямик восемь лент движения, идущих
от моста Джорджа Вашингтона, проектировщики уничтожили всю
застройку между 178-й и 179-й улицами5. Через р. Харлем был построен второй
мост, с осуществлением которого возникла северная трансманхэттенская
магистраль.
Однако одной транзитной магистрали, пересекающей Манхэттен в
широтном направлении, было явно недостаточно. Поэтому планировочная
комиссия предусмотрела две другие поперечные пробивки: первая из них,
получившая название Средней трансманхэттенской магистрали, трассировалась
между 29-й и 30-й улицами (т. е. вблизи Пенсильванского вокзала и
небоскреба Эмпайр-Стэтс); вторую же задумали в виде развилки, выходящей
концами к Манхэттенскому и Вильямбургскому мостам. Тоннели
Линкольна и Голландский привязывались к западным концам обеих магистралей
при помощи сложных развязок. Из этих двух поперечных артерий
Манхэттена первоочередными шансами на реализацию обладает Средняя
магистраль. Ее проект был составлен в двух вариантах: тоннельном и надземном.
Поскольку тоннельный вариант расценивался в 145 млн. долларов, а
надземный, как максимум, в 91 млн. — одобрение получил последний.
В градостроительном проектировании Средняя трансманхэттенская
магистраль — уникальное явление. Симметрично поднимаясь от набережных обе-
Ныо-Йорк.
Так называемая
статуя Свободы на
острове Бедло.
Изваяна скульптором
Ф. А. Бартольди
1 Данный проект получил
публикацию в специальном
издании комиссии под названием:
"Joint study of arterial facilities
New York — New Jersey
metropolitan area", New York
2 Средний пролет Норроусского
моста имеет 1273 м (между осями
несущих пилонов); самые же
пилоны поднимаются над водой
на 210 м.
3 По функциональному
назначению статуя Свободы
является маяком,
ориентирующим суда, входящие в
Верхнюю бухту. Символическая
фигура была отлита в Париже и
подарена французским
правительством США в столетний
юбилей провозглашения
независимости этой страны.
В 1886 г. состоялось открытие
маяка. Общая высота его — 92 м.
4 Ширина его была рассчитана на
шесть лент движения, тогда как
верхнее полотно имеет восемь
лент. Мост Джорджа Вашингтона
ежегодно пропускает до 63 млн.
машин, что является абсолютным
рекордом для всей Америки.
5 В начале 60-х годов над этим
тоннелем был построен
архитектором Нерви огромный
гараж для автобусов, а вслед за
ним в том же промежутке
выросли многоэтажные дома.


Реконструкция городов
в современной Америке
Нью-Йорк.
Мероприятия
последнего времени по
созданию вылетных
автомобильных дорог
(показано черным
цветом). На юге —
дорога, соединяющая
Бруклин с Ричмондом
через пролив Норроус
при помощи нового
моста Веррацано; на
севере — пробивка
сквозного проезда
через Манхэттен и
Бронкс (по линии
реконструированного
моста Джорджа
Вашингтона) и
соединение Бронкса
с Куинсом; между
ними — Средняя и
Нижняя
трансманхэттенские
магистрали.
Черным кругом
обозначен
гигантский паркинг,
обслуживающий
тоннель Линкольна и
загородные дороги
западного и юго-
западного направлений


Градостроительство после окончания 332
второй мировой войны
их рек, она достигла бы уровня второго этажа и на этом уровне тянулась над
Манхэттенским островом по географической параллели. Вместе с
подъемами нарастало и количество лент движения. Вплоть до Второго и Десятого
проспектов (с востока и запада) полотно магистрали рассчитывали на
четыре ленты движения, но в средней части Манхэттена оно несло на себе уже
шесть полос. Спуски в тоннели Линкольна и Куинс Мидтаун превращали
эту дорогу в широтный диаметр всей Нью-Йоркской конурбации. Будучи
заключенной в габариты 11-этажных типовых домов, проектируемая
магистраль не могла нанести художественного ущерба Нью-Йорку.
Однако Нижняя трансманхэттенская автострада, привязанная на западе
к Голландскому тоннелю, а на востоке к двум старым мостам,
воспринимается как архитектурное насилие над Нью-Йорком. Действительно, эста-
Мост
Веррацано через
океанский пролив
Норроус. Открыт в
1964 г. Крупнейший
вантовый мост в мире;
центральный пролет
1,3 км. Мост
функционирует в двух
уровнях и является
кратчайшей дорогой
из Нью-Йорка в
Филадельфию и
Вашингтон
кады органически сочетаются с городом лишь в тех местах, где они
проходят над широкими партерами или проспектами, т. е. на очень
значительном расстоянии от застройки. Но стоит эстакаде приблизиться к фронту
домов, как неизбежно возникает конфликт с фасадами зданий, на фоне
которых она проходит. Уже возникновение высоких обсервационных точек
умаляет художественное достоинство зданий, рассчитанных на восприятие
их с земли. Но нет ничего хуже широкой эстакады, повороты, изломы и
петли которой не согласуются с уличной сетью. Подобно спруту,
обвивающему своими цепкими щупальцами злополучную жертву, висячие дороги
душат даже самые крупные города, безжалостно разрушают их художест-


Реконструкция городов
в современной Америке
333
венное единство. Приморская автострада на столбах изуродовала Бостон;
то же происходит и в Нью-Йорке. И только Филадельфия, где
архитекторы сумели извлечь уроки из неудачных экспериментов подобного рода,
избежала вопиющего насилия — здесь были устроены тоннели и открытые
выемки.
Конечно, послевоенная реконструкция Нью-Йорка заключалась не только
в строительстве мостов и автомобильных дорог. Огромные богатства,
накопленные в результате войны финансовой олигархией США, давали
возможность акционерным компаниям и банкам сооружать разнообразные
конторские здания, чаще всего принимавшие форму небоскребов. Но небоскребы
50-х и 60-х годов сильно отличались от довоенных. Процесс перерождения
небоскреба из сооружения башенного типа с остроконечной вершиной в про-
Нью-Йорк.
Движение на
Парк-авеню в ночные
часы
стейший прямоугольный объем к этому времени полностью завершился.
Высота небоскреба снизилась до 30—60 этажей, а искусственная климати-
зация внутренних помещений превратила его в «дом-термос». Здание
утратило естественное дыхание через окна и стены, что не могло не отразиться
и на его внешнем облике. Никогда еще изоляция человека от естественного
мира не доходила до таких абсолютных пределов. И эти-то наглухо
закупоренные стеклянные футляры для людей и распространились в
послевоенном Нью-Йорке с поразительной быстротой. В 1952 г. был построен
25-этажный Ливер-Хаус, удостоенный первой премии Института американских
архитекторов; в 1958 г. вырос аналогичный башнеобразный объем Сигрэм-


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
334
О 1 2 Зкм
I 1 , , , 1 , , , , 1 1 1
билдинга, а со строительством небоскреба ООН абстрактные формы
подобного рода как бы получили международное признание. Само собой
разумеется, что эпизодические и беспорядочные вкрапления таких оголенных
вертикалей в силуэт Нью-Йорка не могли ни упорядочить, ни украсить его
застройку. И можно ли отнести бессистемную «пломбировку» города
башнями к попыткам его реконструкции? Полагаем, что нет.
Гораздо более многообещающим было проектирование и строительство
новых общественных центров. В последние годы со страниц нью-йоркских
газет и журналов не сходили три главных градостроительных объекта, а
именно: театральный центр Линкольна, Международный торговый центр
и общегородской муниципальный центр Нью-Йорка. Наиболее интересный
из них и вместе с тем трудно исполнимый и противоречивый по
содержанию — последний. Его мы и попытаемся рассмотреть подробнее.
В процессе развития общественной жизни средневековое муниципальное
учреждение в виде ратуши давно уже перестало удовлетворять возросшим
потребностям городов. Разнообразные административно-управленческие
функции, организация любого рода строительства и контроль за ним,
мероприятия по санитарно-гигиеническому благоустройству, торговля,
промышленность, транспорт и т. д.— все это требует в настоящее время создания
многочисленных учреждений, из которых и формируются так называемые
гражданские центры городов.
Собственно идея концентрации муниципальных зданий в южной части Ман-
хэттена зародилась еще в 1898 г. в связи с установлением
территориального и юридического понятия Большого Нью-Йорка. В 1908—1913 гг. у
восточной стороны клиновидного парка, среди которого стояла старинная
ратуша *, построили многоэтажное муниципальное здание, увечаннное
причудливой башней 2. Однако, несмотря на то что вблизи упомянутых зданий
размещались родственные им по назначению учреждения, гражданский
Новая
развязка движения
перед мостом Джорджа
Вашингтона. Прямо —
тоннель Северной
трансманхэттенской
магистрали, ведущей
в Бронкс; направо —
подъезды со стороны
Риверсайд-парка
Подземный
вариант Средней
трансманхэттенской
магистрали.
Двухканальная
подземная трасса
назначалась для
соединения тоннеля
Линкольна (1) с
тоннелем Куинс
Мидтаун (2). Однако
высокая стоимость
постройки заставила
отдать предпочтение
надземному варианту


Реконструкция городов
в современной Америке
335
Автомобильные дороги
на севере Нью-Йорка
после реконструкции
моста Джорджа
Вашингтона
1 — дорога в сторону
парка Бир-мауптеп;
2—2 — мост Джорджа
Вашингтона; 3 — гараж
для автобусов,
построенный Нерви;
4 — новый мост через
р. Харлем;
5 — скоростная
магистраль,
пересекающая Бронкс
Нью-Йорк.
Проект Средней
трансманхэттенской
магистрали,
заключенной в
специально
построенные
11-этажные дома
1 Двухэтажная нью-йоркская
ратуша является одним из
немногих исторических
памятников этого города,
относящихся к началу XIX в. Во
втором этаже ратуши происходят
особенно торжественные
заседания и приемы; там же
находятся портретная галерея
мэров Нью-Йорка и некоторые
реликвии, связанные с именем
Джорджа Вашингтона.
2 Строителями муниципального
здания были архитекторы
Мак-Ким, Мед и Уайт. Высота
здания, имеющего 23 этажа,—
100 м, а вместе с венчающей
башней и статуей на фонаре —
170 м.


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
336
центр Нью-Йорка в то время еще не сложился. И даже больше того,
зеленый массив, окружавший старую ратушу, все еще продолжал сокращаться
вследствие насильственного внедрения в него чужеродной застройки.
Наконец (уже по окончании второй мировой войны), городские власти приняли
решение о расчистке пространства у ратуши и строительстве необходимого
городу муниципального центра.
В 1949 г. специально учрежденная комиссия («City Planning Commission»)
подготовила предварительный общий проект планировки и застройки
территории, ограниченной Бродвеем, Парк-Роу и Канал-стрит1. Выделенная
городом территория включила в себя 20 кварталов при общей длине 900 м
с севера на юг и 320 м по наибольшему широтному измерению. На ней
предполагалось построить: 1) невысокий административный корпус, сим-
Послевоенное
строительство в
центральных районах
Нью-Йорка. Смена
старой застройки
Манхэттена новыми
однообразными
конторскими зданиями
в 25—30 этажей с
искусственной
климатизацией
помещений
Небоскребы
Манхэттена. На
первом плане —
здание Секретариата
ООН, законченное
в 1952 г. Проект
Гаррисона
и других авторов.
Вдали — небоскреб
Эмпайр Стейтс
1 В 1961 г. в этот проект были
внесены дополнения и
коррективы, сделанные под
руководством председателя
комиссии Ф. И. Блуштейна.


Реконструкция городов 337
в современной Америке


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
338
метричный существующему зданию для регистрации; 2) дополнительное
муниципальное здание в виде призматического гладкостенного небоскреба;
3) корпус таможенного управления; 4) высотное здание для федеральных
учреждений США; 5) два специальных административно-управленческих
корпуса и 6) здание главного полицейского управления, примыкающее
к Канал-стрит. Помимо перечисленного в проекте предусматривались
разбивка центральной аллеи (Мэлл), предназначенной для торжественных
шествий, а также устройство подземного паркинга на 535 автомобилей и
полная реконструкция подъездов к висячему Бруклинскому мосту. Таким
был перечень строительных мероприятий, связанных с созданием нового
муниципального центра Нью-Йорка.
На выполнение намеченных работ помимо ранее израсходованных сумм
было ассигновано свыше 150 млн. долларов со сроками реализации сметы
в 1963—1969 гг.1. Но что представлял собой этот проект с точки зрения
создания художественно выразительного центрального ансамбля Нью-
Йорка?
История градостроительства показывает, что центральный ансамбль только
тогда и становится ведущим комплексом в городе, когда он сочетает
удачное местоположение с достаточной величиной и непререкаемой
художественной силой. К этому необходимо добавить еще одно непременное
условие, а именно, что центральный ансамбль в обстановке современного города
не может замыкаться в самом себе подобно древнему форуму, а должен
составить с городом ясно ощутимое и неразрывное художественное целое.
Однако составленный проект не удовлетворял ни одному из
перечисленных условий.
Действительно, неудачи, связанные с проектом, предопределились уже
самим выбором места. Если бы гражданский центр Нью-Йорка разместили у
парка Баттери (т. е. на самой оконечности острова Манхэттен), то его бы
композиционно усилил обширный водный ландшафт. При современной
инженерно-технической вооруженности сделать подсыпку грунта не
представляет неразрешимой задачи. Также возможно было перенести сюда
старинную ратушу и построить новое муниципальное здание. Второе, вполне
благоприятное место для размещения гражданского центра, мог предоставить
Центральный парк, точнее кварталы, прилегающие к нему с северной
стороны. Однако муниципальные власти Нью-Йорка не рискнули оторваться
от насиженного, традиционного места, а в результате пришлось «вырубать»
необходимое жизненное пространство среди небоскребов, встречая
энергичное сопротивление их владельцев и даже входя в конфликты с
федеральной столицей Соединенных Штатов Америки 2. Естественно, что при таких
обстоятельствах новый гражданский центр Нью-Йорка не мог получить
необходимых размеров. Чтобы овладеть таким гигантским городом, как
Нью-Йорк, необходимо было пространство, равновеликое центральному
партеру Вашингтона или, по меньшей мере, Тюильрийскому саду,
подкрепленному массивом Елисейских полей. А между тем проект предусматривал
только незначительный зеленый партер 180 м длиной.
Существенный недостаток проекта состоял в том, что в качестве ведущей
оси симметрии была выбрана северно-южная ось, на которой противостоят
старинная ратуша и вновь возводимый призматический небоскреб.
Параллельность этой оси Бродвею, рассекавшему остров Манхэттен с севера на
юг, не возвышает, а умаляет значимость центрального ансамбля, делая его
излишне подчиненным проспекту и даже незаметным при быстром беге
машин по Бродвею. Но положение резко изменилось бы к лучшему, если
бы планировщики повернули ось ансамбля на 90°. Непосредственно от
главного входа в старое Муниципальное здание тянется с востока на запад
прямолинейная Чемберс-стрит, в просвете которой виднеется синяя лента
широкой и полноводной р. Гудзон. Именно эту улицу и нужно было
сделать главной планировочной осью ансамбля, тем более что скобообразное
в плане муниципальное здание было ориентировано именно на нее. А при
таком положении автоматически возник бы спасительный контраст между
главной артерией огромного города и его центральным ансамблем.
Конечно, Нью-Йорк, как самый богатый город буржуазного мира, в состоянии
расширить Чемберс-стрит. И если это расширение когда-нибудь состоится,
Нью-Йорк получит единственный в своем роде зеленый ковер,
превосходящий центральную партерную ленту Версаля.
1 По данным приведенным в
издании "New York civic center.
Master plan report", 1963, April 18.
2 Отметим, что по предписанию
из Вашингтона часть территории
гражданского центра Нью-Йорка
перешла в распоряжение
федерального правительства.
Здесь (т. е. в непосредственном
соседстве с новым
муниципальным небоскребом) и
были построены корпуса
правительственных агентств,
стеснившие и без того
недостаточное пространство.


Реконструкция городов
в современной Америке
339
Труднейшей задачей в реконструкции гражданского центра Нью-Йорка
было придание значимости миниатюрной исторической ратуше. Авторов
проекта смущала близость громадного небоскреба компании Вулворта и
еще более — муниципального здания, построенного Мак-Кимом. Хотя эти
высотные сооружения в действительности и не создают серьезной угрозы
старому зданию ратуши в силу их косоугольного расположения по
отношению к нему, но, исходя из ошибочного заключения, авторы проекта
попытались усилить Ратушу размещением против нее нового призматического
небоскреба. Однако такой небоскреб, как противостоящий объем, может
только зрительно снизить и без того невысокое здание ратуши.
При повороте планировочной оси центрального ансамбля с
меридионального на широтное направление явилась бы возможность противопоставить
Гражданский
центр Нью-Йорка.
Вид с южной стороны
ратуше спокойный горизонтальный фронт домов на северной границе
партера, что придало бы ей композиционную выразительность. И вместе с тем
отказ от нового муниципального небоскреба был бы выгоден и для
существующего муниципального здания. Дело в том, что при рассмотрении
центрального ансамбля со стороны Бруклинского моста эти небоскребы
невыгодно наплывают один на другой в перспективе. Особенно же неудачно
сочетание жестких граней примитивной призмы с живописным, хотя и
несколько эклектическим увенчанием старого муниципального здания.
Проект гражданского центра Нью-Йорка убедительно показал порочность,
а следовательно, и недопустимость одностороннего узко функционального
подхода к решению больших градостроительных задач, требующих
комплексного архитектурно-планировочного мышления, как и высокого
художественного мастерства. Но, к сожалению, Нью-Йорк оказался не
единственным «пострадавшим городом». В Бостоне, Балтиморе, Торонто как и
во многих других американских и европейских городах, наблюдались
аналогичные явления. Во всех перечисленных случаях, не задумываясь над


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
340
Макет
гражданского центра
Нью-Йорка. Справа
подъезды к
Бруклинскому мосту
Проект
реконструкции
гражданского центра
Нью-Йорка,
составленный
городской
планировочной
комиссией в 1963 г.
1 — историческая
ратуша;
2 — муниципальное
здание; 3 — зал
составления актов
гражданского
состояния;
4 — административный
корпус; 5 — новое
муниципальное здание
в виде небоскреба;
6 — стоянки для
автомобилей


Реконструкция городов
в современной Америке
341
проблемой ансамбля в масштабах целого города, муниципальные власти
выкраивали в центральных районах больших городов тот или иной
территориальный лоскут, чтобы потом загромоздить его примитивными
высотными призмами. Глядя на однообразные и скучные «этажерки» Балтимора,
сразу же понимаешь, что художественные идеи в этом проекте вовсе
отсутствуют !. Авторов проекта — инженеров и архитекторов — интересовали
только утилитарные вопросы, а именно: доходная эксплуатация
отведенных участков, графики движения человеческих потоков, оборудование
паркингов, как и достижение сверхсовременного технического комфорта. И
само собой разумеется, что при таком отношении к городским
общественным центрам градостроительство как большое искусство подменялось
технической эстетикой. И если в Бостоне 2 еще удалось достигнуть хоть
сколько-нибудь удовлетворительных художественных результатов в
соподчинении архитектурных объемов, то в Балтиморе получился полный провал.
Так дискредитировали себя все попытки «лоскутной реконструкции»
американских городов на всем протяжении этой необъятной страны.
Сложнейшей и в полном смысле этого слова художественно-философской
задачей являются поиски образа главного здания города. Роль зданий
подобного рода исключительно велика. Они как бы впитывают в себя все
характерные для данного города архитектурные особенности, усиливают
их в полнозвучных аккордах, а самые лучшие из них становятся
квинтэссенцией художественной культуры целых стран и эпох. Так, Рим как бы
воплотился в гигантской тиаре собора св. Петра, и этот великий храм
оказался способным представить все итальянское зодчество XVI и XVII вв.
Каждая эпоха выдвигала свои специфические архитектурные сооружения,
претендовавшие на господствующее положение в городах. В эпоху
рабовладельческих деспотий получили ведущее значение колоссальные наземные
храмы, пирамиды, зиккураты и царские дворцы на высоких террасах.
Античная культура изменила состав главных зданий, дополнив его
мавзолеями, амфитеатрами и монументальными храмами в виде периптеров и
ротонд. Средневековье в свою очередь принесло в города специфические
главные здания в виде королевских дворцов, соборов и ратуш. В ходе
дальнейшего развития типов общественных зданий произошло немало перемен. Но
если ратуша и правительственное здание, предназначаемое для
парламента, еще сохранили свои командные позиции и в наши дни, то церковь,
превратившись в сравнительно невысокий молитвенный дом, давно уже
уступила пальму первенства стремительно выросшему небоскребу. Именно
небоскреб, оказавшийся способным вмещать в себя самые разнообразные
учреждения от деловых контор до театров, музеев и международных
ассамблей, и превратился теперь в ведущее сооружение эпохи, то
многообещающее универсальное здание, на которое делают ставку в многоэтажных
городах современной Америки. Наглядным примером строительства зданий
подобного рода служит гигантская новая ратуша в Торонто. Второй по
числу жителей город Канады — Торонто достиг значительных
экономических успехов благодаря своему выгодному географическому
положению в индустриальной и транспортной системе Великих озер3.
Сходящиеся к городу и к оз. Онтарио североамериканские и канадские железные
дороги в свою очередь способствовали концентрации промышленных
предприятий, и уже ко времени второй мировой войны Торонто представлял
собой огромный город небоскребов, отдаленно напоминающий Нью-Йорк и
Чикаго. В середине 50-х годов муниципальные власти Торонто отвели
большой прямоугольный участок для будущей ратуши в самом центре города
(близ главной меридиональной магистрали Лонг-стрит), а в 1958 г. был
проведен международный конкурс на планировку и застройку отведенного
участка4. Согласно условиям конкурса, помимо здания ратуши требовалось
спроектировать связанную с ней обширную площадь общественного
назначения с подъездами к ратуше, озелененными площадками и паркингом для
автомашин. Увлекательные творческие перспективы проектного задания,
как и высокая первая премия, вовлекли в орбиту соревнования ни с чем
не сравнимое число конкурентов. Жюри получило в свое распоряжение
532 проекта из 43 стран, что превзошло почти на 80 проектов даже самый
широкий международный конкурс на маяк-памятник Христофору Колумбу.
Постановка проблемы
главного здания
города на примере
ратуши в Торонто
1 На территории «Чарльз-центра»
Балтимора к существующим
многоэтажным зданиям
присоединили восемь новых, а
именно: административное
здание, отель, коммерческий
центр, занимающий 4 га, и
аудиторию для телевидения и
спектаклей на 3 тыс. зрителей.
Авторы проекта, входившие в
состав Бюро по планировке
Большого Балтимора,
предусмотрели, кроме того,
устройство паркинга на 4 тыс.
машин, который размещается в
шести уровнях под землей.
2 Новый общественный центр
Бостона находится по соседству
со знаменитым бульваром
Коммонуэлса, т. е. в самой
середине городской территории.
В проектировании центра
приняли участие Гропиус, Кох,
Штюббенс и др.
3 К 1960 г. население Торонто
(вместе с предместьями)
достигло 1,5 млн. человек.
Помимо торговли, промышленного
производства и банков город
славится своим университетом,
публичной библиотекой и
астрономической обсерваторией.
В 1949—1954 гг. в Торонто был
построен метрополитен.
4 Материалы по планировке
Торонто публиковались в
журнале "The Canadian Architect",
1962, № 7, 8. Конкурсным
проектам ратуши посвящена
специальная статья Эрнесто
Рожерса (Rogers Ernesto II
grande concorso internazionale di
Toronto.— Casabeiia, 1958, № 222).


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
342
ь
F3
v Ч/
щ
ж
щ
т
рЪ1<$8\
л
т^
[fit
И
нЗ
HS
raq
EQ-
ЕГ
g
гс^
¦р
г
—1
м
'ЕПТП
га
, 1, м
"S i—
з 1
Q
С
Общий вид
ратуши в Торонто при
ночном освещении
Генеральный
план гражданского
центра города
Торонто. Залита
цветом — новая
ратуша;
заштрихованы — старая
ратуша (1) и
Осгуд-холл (2)
Проект
ратуши для Торонто,
составленный архит.
И. Пей, в
сотрудничестве с
А. Кандидо, А. Косутта
и другими авторами


Реконструкция городов
в современной Америке
343
Представленные проекты можно разделить на три основные группы: 1—
здание ратуши распластывалось по земле; 2 — ратуше придавалась
компактная объемная форма с примерно равными координатами по трем
направлениям и 3 — ратуша получала подчеркнуто высотное развитие, в
той или иной степени приближавшее ее к небоскребу. Попробуем
разобраться в представленных проектах исходя из композиционных
особенностей данного города.
Все варианты горизонтально скомпонованных ратуш следует сразу же
сбросить со счетов по той причине, что они не обеспечивали видимости
главного здания с отдаленных точек зрения. Компактные объемы (даже
в окружении небоскребов) могли бы дать благоприятные результаты,
поскольку трехмерная форма, если она обладает монументальностью и
выразительным силуэтом, неизмеримо сильней любой архитектурной вертикали.
Однако лучшие проекты из этой сюиты, принадлежащие английскому
архитектору Смиту и американцу Лесли Круизу, оказались далеко не
полноценными. Гладкостенная четырехгранная пирамида, предложенная
Смитом, в натуре казалась бы слишком абстрактной, не говоря уже о том, что
ее мемориальная форма вызывала бы архаические ассоциации,
несовместимые с обстановкой современного города. Второй объемный проект (Лесли
Конкурсные
проекты ратуши
в Торонто (1958 г.).
Слева направо проект
Дж. Бикнелла и
П. Гамильтона
(Англия), проект
Кензо Танге (Япония),
проект Р. Смита
(Англия), проект
Дж. Паркина
(Канада)


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
344
Круиз) очень многое потерял и от орнаментальных вырезов,
расчленяющих внешние стены, и от чрезмерной вычурности прилегающих террас. Что
же касается башенных вариантов (не исключая и проекта Кензо Танге),
то все они, будучи лишенными художественно-образной выразительности,
представляют собой лишь элементарные геометрические тела. Главное
здание города обязано обладать живыми и неповторимыми формами. А
именно этого и не было в конкурсных проектах. Но особенно парадоксальным
оказался премированный проект, который и осуществили на главной
площади Торонто. Функциональный замысел Вилио Ревелла и его соавторов
легко понять по приведенным фотографиям и чертежам. Все конторские
помещения ратуши архитекторы сосредоточили в двух изогнутых
многоэтажных корпусах, тогда как вместительный зал заседаний заключили в
Ратуша
в Торонто. Абстрактная
трактовка фасадной
стены исключает
художественное
взаимодействие ее
с человеком
Та же тема,
решенная средствами
гуманистического
искусства


Реконструкция городов 345
в современной Америке


Градостроительство после окончания
второй мировой войны
346
особый линзообразный объем, поставленный на столбах. Конторские
корпуса обнимают зал заседаний, который служит для них своеобразной
композиционной сердцевиной. Вот собственно и все, из чего слагалась
представленная на конкурс композиция. Однако ахитектуру нельзя
ограничивать одними конструктивными и функциональными задачами. А когда на
сцену выдвигается такой мощный фактор, как город со всеми его
визуальными и композиционными требованиями, любое и тем более главное
здание города подвергается всесторонней проверке. Так следовало сделать и
при оценке проектов Торонтской ратуши, но, к сожалению, жюри, даже
несмотря на присутствие в нем такого крупного мастера, как Ээро Саари-
нен, не оказалось на высоте глубокого понимания больших композиционно-
художественных задач.
Дворец
Синьории —
аналогичное по
назначению здание
средневековой
Флоренции.
Монолитность объема
и строгая простота
сообщают ему
неоспоримое
композиционное
превосходство


Реконструкция городов
в современной Америке
347
Со стилистической точки зрения, Торонтская ратуша ничем не отличается
от обычных «фукциональных» зданий. Она также безгласна и замкнута
сама в себе, как и призматические небоскребы последнего времени. А
между тем архитектура общественных зданий городов всегда выражала те или
иные социальные и политические идеи, активно влиявшие на умы и
чувства людей. Неопровержимое доказательство этому дает несокрушимая кубо-
образная флорентийская ратуша — дворец Синьории. Оперируя системой
пропорций и форм, строитель дворца Синьории Арнольфо ди Камбио сумел
воплотить в его образе могущество и достоинство народа, одержавшего
в эпоху Данте блистательную победу над феодальными силами Флоренции.
Но о чем повествует Торонтская ратуша? И в состоянии ли она хоть что-
нибудь передать пытливому зрителю при опустошенности архитектурного
мышления ее создателей?
Торонтскую ратушу нельзя назвать носительницей социальных и
политических идей. И, кроме того, она удивляет нарушениями самых основных
композиционных законов, определяющих понимание данной проблемы.
Действительно, теория архитектурной композиции городов с достаточной
ясностью определила условия, при которых то или иное крупное здание
достигает непререкаемого превосходства. Эти условия (помимо само собой
разумеющегося назначения здания) касаются его размеров,
местоположения и объемной трактовки. Суть их заключается в следующем: если
главное здание размещается в самой середине городской территории, то
появляется повод для превращения его в предельно компактный статический
центр, объединяющий вокруг себя всю объемно-пространственную
композицию города. Круг, равноконечный греческий крест, спокойный овал,
подобный римскому Колизею, или квадратное здание, напоминающее
Луврский дворец, могут оказаться оптимальными формами в такой ситуации.
Но стоит здание переместить на периферию города, т. е. вывести его из
статического равновесия, как неизбежно возникнет динамика, тем более
напряженная и явная, чем более эксцентрическим окажется главное
здание. Борьба, разгоревшаяся при проектировании собора св. Петра между
статическими (пятикупольными) вариантами Браманте, Перуцци и Ми-
келанджело, с одной стороны, и динамическими (базиликальными)
объемами Рафаэля и Антонио да Сангалло Младшего, с другой, красноречиво
говорит о том, что великие мастера итальянского Возрождения глубоко
понимали архитектурную философию города 1.
Согласно изложенным теоретическим концепциям Торонтскую ратушу, как
расположенную в самой середине городской территории, нужно было
проектировать в виде компактного и монолитного здания. К объединению
помещений, в целях получения монолитного объема, стремились все
глубоко мыслившие архитекторы, и даже несовершенный Радио-Сити
Рокфеллера дает тому подтверждающий пример. Столь же обязательна симметрия
венчающей вершины здания. Однако Ревелл и его соавторы не приняли во
внимание ни одного из этих азбучных правил. Ратуша оказалась у них
преднамеренно расчлененной на три отдельных объема, что лишило ее
необходимого лаконизма. При рассмотрении ратуши с юга возникает
ассоциация с каким-то анатомированным примитивным объемом, который
разрезали пополам, изъяв из него жизненно необходимый центральный орган
в виде конструктивно неоправданного зала заседаний. Вызывает
недоумение неравенство высот конторских небоскребов, тогда как чрезмерное
сближение их лишает рабочие помещения нормального солнечного освещения.
Проект Торонтской ратуши наделал много шума в канадской и
иностранной печати. Но осуществленное здание не получило единодушной
положительной оценки, ибо создатели ратуши оказались во власти беспочвенных
и по сути своей формалистических исканий, характерных для периода
художественной деградации современного буржуазного зодчества.
1 Отмеченные противоречия
объяснялись разнообразием точек
зрения на судьбу Ватиканского
Рима (Борго). Браманте,
Микеланджело и Перуцци
считали Борго обособленным от
Рима городом, тогда как их
противники, учитывая
неизбежность слияния того и другого
в будущем, рассматривали Борго
как периферийную часть большого
и неделимого Рима. Поэтому в
первом случае задача решалась
центрическим зданием (поскольку
собор занимал середину
окруженного стенами
Ватиканского Рима), а во
втором — удлиненной базиликой.
После пристройки,
осуществленной Карло Мадерна в
начале XVII в., окончательно
возобладала базиликальная
композиция.


Часть шестая
Дальнейший рост
крупных капиталистических
городов
Строительство
крупных специализированных центров
в городах и за их пределами
351
Строительство
новых административно-политических центров
(Чандигарх и Бразилиа)
376
Урбанистические искания
в условиях нарастающего кризиса
современных капиталистических городов
392


В послевоенные годы градостроительная политика капиталистических
государств заключалась в решении трех наиболее актуальных проблем:
восстановлении разрушенных городов, реконструкции старых городов, не
соответствовавших современным потребностям, и децентрализации
промышленности и населения в тех или иных градостроительных вариантах. Однако
санкционированная парламентами генеральная перестройка старых
городов свелась лишь к частичному улучшению их структуры, тогда как
оттянуть население и промышленность из городов-гигантов оказалось
практически невозможным. Крупные города продолжали неудержимо расти по
преимуществу за счет развития своих предместий.
Между тем в недрах существующих городов происходила дальнейшая
концентрация всех видов производственной, административной, торговой и
культурно-просветительной деятельности, в результате чего образовались
специализированные центры в виде хорошо оборудованных крупных
торговых центров, университетских и научных городков, спортивных
комплексов и т. д. Но на определенном этапе развития крупного города
созревшие в нем общественные центры стали покидать свою метрополию. Этот
процесс можно рассматривать как начало распада компактной структуры
города, существовавшей в течение многих веков.
В Соединенных Штатах Америки в первую очередь стали выходить за
пределы больших городов торговые центры. Вслед за ними на периферию
устремились научные и учебные городки, часто совмещавшиеся с крупными
спортивными комплексами и, наконец, в результате чрезмерного
разбухания административного аппарата (что характерно для эпохи
государственно-монополистического капитализма) проявили центробежные тенденции
и органы государственного управления. Однако взаимосвязи всех этих
специализированных центров с городом-метрополией были далеко не
равноценными. Если торговые и учебные комплексы превращались в
территориально обособленные придатки крупного города, то
административно-политические центры сами становились основой для образования независимых
городов.
Трудно установить исходную дату этого недавно начавшегося процесса, но
в настоящее время он существует и активно воздействует на
градостроительную мысль. Государственно-монополистический капитализм,
заинтересованный в концентрации капиталов и средств управления хозяйством,
оказался противником децентрализованных форм расселения. Поэтому
в последнее время теоретические поиски направились по пути сохранения
компактности крупного города. Первой и непосредственной реакцией на
распад компактной структуры большого города явилась
полуфантастическая идея так называемого «пространственного города». Второе
направление пассивно восприняло безудержный рост городов и даже пытается
оправдать его в теоретической концепции «динамического города». Что же
касается сильно нашумевших в последнее время «параллельных городов»,
то они занимают некое промежуточное положение. С одной
стороны,«параллельные города» как будто могут превратиться в средство децентрализации
чрезмерно выросших городов, с другой — они сами являются монолитными
крупными городами. Осознание всех этих только что начавшихся
процессов и явлений представляет собой отнюдь не легкую задачу. Ему и
посвящаются последние главы «Истории градостроительного искусства».


1. Строительство крупных специализированных
центров в городах и за их пределами
351
Торговое обслуживание населения в современных капиталистических
городах осуществляется посредством многочисленных предприятий, которые
образуют на территории города весьма разветвленную и в то же время
централизованную систему. Нижней ступенью этой системы является сеть
обособленных магазинов, глубоко проникающих в жилые районы.
Англичане называют их «магазинами на углу»; их назначение заключается
в приближении предметов первой необходимости к жилищу. Вторая (или
промежуточная) ступень торгового обслуживания состоит уже из
комплекса магазинов, распространяющих свое влияние на целый район.
Помимо продуктов первой необходимости здесь концентрируются товары
широкого потребления, приобретаемые на длительный срок, а также некоторые
разновидности предметов роскоши. Что же касается третьей, или верхней,
ступени торгового обслуживания, то она включает в себя все виды товаров
в самом широком ассортименте и образует полностью развитый
общегородской торговый центр 1.
Центры подобного рода получили новые организационные и архитектурно-
планировочные формы лишь в послевоенный период и тем не менее в
настоящее время нет почти ни одного как нового, так и старого города,
который не имел бы вполне определенного главного центра торговли. Не
умаляя значения нижних ступеней торгового обслуживания городов, мы
сосредоточим внимание на общегородских торговых центрах, ибо, формируясь
как крупные и компактные комплексы зданий, снабженных пассажами и
площадями, они нередко приобретают решающее значение во всей
архитектурно-планировочной композиции города.
Элементы, из которых слагаются современные торговые центры,
зародились еще в недрах старого города и вместе с ним проделали длительный
путь исторической эволюции. Действительно, будучи одним из главных
градообразующих факторов, торговля сопровождала города на всех этапах
их экономического и культурного развития.
В небольших средневековых городах, возникавших по воле королей на
основе предварительно составленных планов, считалось нормальным иметь
одну общегородскую торговую площадь. Располагаясь обычно в середине
города, она с успехом выполняла все торговые функции, являясь и
продовольственным рынком, и местом сбыта продукции городского ремесла. Во
время ярмарок и базаров ее дополнял общинный выгон, где под открытым
небом производилась оптовая и розничная торговля 2.
С ростом городов началась дифференциация торговли. Единственная
рыночная площадь уже перестала удовлетворять возросшим потребностям города,
в силу чего в непосредственной близости от нее стали устраивать
специальные рынки (например, мясной, рыбный, овощной, для продажи дров, сена,
гончарных изделий и т. д.). Вместе с учреждениями, обслуживавшими
торговлю, такая центральная группа площадей составила развитый, хотя еще
и компактный торговый центр всего города. Закрепленные сохранившейся
средневековой застройкой центры подобного рода можно и теперь
наблюдать в Баутцене, Нюрнберге и многих других городах Центральной и
Западной Европы.
В качестве их разновидности назовем венецианский рынок Риальто, где
группу площадей заменили торговые кварталы, возникшие на общинной
земле.
Торговые центры
Париж.
Один из магазинов
на улице Риволи
1 Теория организации торговой
сети в виде трех ступеней ясно
сформулирована в книге
Барнса В. Британские торговые
центры. Пер. с англ. М., 1966,
с. 30—37. (Burns Wilfred. British
Shopping Centers. London, 1959).
2 Ярмарки и еженедельные
большие базары настолько вошли
в традицию, что устраиваются и
в настоящее время в самых
больших городах. Так, воскресная
ярмарка в Лондоне привлекает к
себе десятки тысяч покупателей
и занимает все улицы
прибрежной части Сити между
Тауэром и собором св. Павла.


Дальнейший рост
крупных капиталистических городов
352
Дальнейшее территориальное развитие торговых центров пошло по двум
направлениям: по пути создания второстепенных рыночных площадей на
значительном расстоянии от центра города и по пути формирования
весьма специфических торговых улиц. В XV—XVII вв. изменились самые
формы торговли. Если в раннефеодальном городе торговля производилась
с повозок и наскоро сколоченных открытых прилавков, то теперь все
большую роль начало играть закрытое торговое помещение. В период
процветания средневекового домашнего ремесла мастерская — лавка
ремесленника (этот зародыш современного нам магазина) органически входила
в состав бюргерского дома в качестве одной из его нежилых комнат. Но
с вытеснением индивидуального ручного труда мануфактурным, а затем и
заводским производством связь между местом торговли и жилыми помеще-
Рыночная
площадь в Ленсбери
(округ Поплер)
1—1 — специальные
магазины;
2 — универмаг;
3—3 — пивные бары;
4 — крытый рыночный
пассаж;
5 — декоративная
башня с часами;
6 — общественные
уборные;
7—7 — открытый рынок
с лотков;
8—8 — паркинги
^
ниями городского дома фактически порвалась. Отныне нижний этаж
сделался монопольной принадлежностью магазинов, сдаваемых внаем, что
придало улице, оформленной витринами, весьма специфические
архитектурные черты. Апофеозом торговых улиц периода становления
капиталистического уклада стала парижская улица Риволи, получившая на всем
протяжении своих бесконечных аркад превосходно оборудованные
двухсветные магазины.
Вместе с тем индустриальное производство товаров повлекло за собой
специализацию магазинов. Уже в XVIII в. в европейских столицах
существовали специальные магазины готового платья, ювелирных изделий,
печатных изданий и т. д. и, наконец, в результате поисков оптимальных форм
торгового обслуживания в 1725 г. в Париже был открыт первый в мире
универсальный магазин. Универмаги оказались настолько прибыльными
предприятиями, что заняли в торговой сети ведущее место. Развиваясь вширь и
ввысь, они первыми вышли из габаритов жилого дома и, превратившись
в отдельно стоящие крупные здания, образовали особую отрасль в
архитектуре XIX в. Развитие архитектуры торговых зданий происходило
исключительно быстрыми темпами: если парижские «магазины новинок» еще


Строительство крупных специализированных центров
в городах и за их пределами
353
сравнительно недавно казались предельным достижением на этом новом
поприще зодчих и художников-декораторов, то современные большие
магазины Франции, Англии и особенно США далеко превзошли их и в общем
объеме торговли, и в совершенстве бытового и технического оборудования 1.
Но что происходило с рыночными площадями, доставшимися по
наследству капиталистическим городам? Чем больше строилось в городах
магазинов, тем менее необходимыми становились торговые площади. Но
прямыми конкурентами их оказались крытые продовольственные рынки. Еще
теоретики идеальных городов эпохи Возрождения в лице Бартоломео Амма-
нати и Вазари рекомендовали размещать на рыночных площадях большие
торговые пассажи; позднее же крытый рынок решительно возобладал над
открытыми площадями. В XIX в. рыночные площади стали повсеместно
Лондон.
Новая рыночная
площадь, построенная
Фредериком Гиббердом
в восточной части
Лондона (Ленсбери)
1 В 60-е годы в США
считались образцовыми магазины
«Маршал Филд» в Чикаго и
«Мейси» в Нью-Йорке. Годовые
торговые обороты компании
универсальных магазинов
Вулворта, распространивших свое
влияние на Европу, исчислялись
в 700 с лишним млн. долларов.


Дальнейший рост
крупных капиталистических городов
А
354
застраивать, а в тех случаях, когда город предпринимал строительство
большого центрального рынка, для него отводили обширную территорию,
нередко вызывавшую реконструкцию целого городского района. Так,
например, парижский Центральный рынок, построенный в 1857—1868 гг.,
занял 10 нормальных кварталов при общей протяженности 300 м. Подобно
тому как универсальный магазин концентрировал в себе весьма
разнообразные промышленные товары, так и крытый рынок предлагал
покупателям широкий ассортимент продовольствия. И, следовательно, для того
чтобы достичь оптимального обслуживания населения (как это было и в
средние века в смысле концентрации всех видов торговли в одном общем
месте), оставалось объединить и то и другое. Этот последний шаг и сделали
в наше время при помощи хорошо оборудованных торговых центров.
Современные торговые центры четко разделяются на городские и
загородные. Первые из них называют центрами английского типа, вторые же —
центрами американского типа. Обращаясь к английскому
градостроительному опыту послевоенных лет, необходимо отметить, что новые торговые
центры далеко не исключили веками создававшиеся формы торгового
обслуживания. В своей широко известной книге «Town Design»1 Фредерик
Гибберд начинает изложение этой проблемы с правил планировки и
застройки рыночных площадей, а также универмагов и торговых улиц и лишь
затем переходит к организации больших специальных центров торговли.
Английская практика показала, что в небольших населенных пунктах и
микрорайонах оптимальной формой торгового обслуживания остается
улица, застроенная магазинами; в городах, окруженных
сельскохозяйственными угодьями, наряду с торговыми улицами имеет смысл устраивать новые
рынки исходя из средневековых прототипов, и лишь в центральных
районах городов целесообразно создавать крупные торговые комплексы с
тенденцией универсального обслуживания. Не явился исключением из этого
правила и сам Гибберд как архитектор-практик, построивший близ восточной
окраины Лондона (Поплер) очаровательную рыночную площадь с
оригинальной башней и в то же время создавший в Харлоу ультрасовременный
и столь же удачный общегородской торговый центр.
Любой английский торговый центр имеет в своем составе универмаг и ряд
магазинов специального назначения, торгующих продовольствием и
промышленными товарами. Если этот центр располагали в сложившемся
старом городе (как, например, в Ковентри), то не было необходимости
включать в него ресторан, кинотеатр и многие другие учреждения бытового и
развлекательного характера, но сделать его территорию недоступной для
транспорта и в то же время предусмотреть стоянки для легковых машин и
автобусов было непременной задачей. Поэтому торговый центр
превращался в непроницаемую для транспорта пешеходную зону. В своем
идеальном выражении городской торговый центр уподоблялся открытому
пассажу с магазинами, обращенными своими витринами и входами к
широкому пешеходному коридору (пассажу), а тыльными сторонами наружу,
к окружающей городской застройке. Естественно, что лучшей формой
транспортного обслуживания покупателей (как и снабжения магазинов
товарами) становилась кольцевая улица, обходящая торговый центр со всех
сторон и, кроме того, дающая возможность периодически устраивать на
ней автомобильные стоянки. Торговый центр подобного рода получил
возрожденный после войны Ковентри и вместе с ним все новые города
Англии. Учитывая традиции английских покупателей, архитекторы и среди
них в первую очередь Гибберд включали в состав городского торгового
центра небольшую рыночную площадь. Во время торговли (т. е. в первую
Строительство
крупного
многоярусного
торгового центра в
трудных условиях
сложившейся городской
застройки. Так
называемый «Бал
Ринг» в Бирмингеме
А — продольный
разрез; Б — план на
уровне польцевой
магистрали; В — план
следующего
(надземного) этажа;
1 — универсальные
магазины; 2 — магазин
компании Вулворта;
3 — большой
продовольственный
магазин;
4 — центральный
световой дворик;
5 — учреждения;
6 — рынок розничной
торговли;
7 — автобусная
станция; 8 — крытый
переход над кольцевой
дорогой; 9 — отдельные
магазины;
10 — паркинги;
11 — ресторан
1 Gibberd Frederik. Town Design.
London, 1953—1955; в русском
переводе: Гибберд Фредерик.
Градостроительство. Пер. с англ.
М., 1959.


Строительство крупных специализированных центров
в городах и за их пределами
355


Дальнейший рост
крупных капиталистических городов
356
половину дня) она целиком принадлежит пешеходам — покупателям и
продавцам, но позже ее используют для стоянки машин. Так, это, казалось бы,
полностью отмершее городское пространство нашло удачное применение
в составе ультрасовременных торговых комплексов.
В английских городах-спутниках, которые создавали после войны на
необжитых местах, торговые центры получали оптимальные условия для
планировки и застройки. Прежде всего им отводили здесь обширные участки.
Так, например, центр Стивенеджа, растянутый на 300 м в длину, не
уступает в размерах величайшему в Европе Центральному рынку Парижа, а
между тем расчетная цифра населения Стивенеджа всего 60 тыс. человек.
Обширная территория торгового центра обеспечивала свободу
планировочному маневрированию, давая возможность строить широкие пешеходные
Мостовой
переход
Бирмингемского
торгового центра
пассажи между магазинами, как и просторные рынки, автомобильные
стоянки и хозяйственные дворы. При сравнительно невысокой этажности
(два — четыре этажа) и громадных горизонтальных размерах торговые
комплексы английских городов-спутников как бы распластывались по
земле. Столь же невыразительную застройку получили торговые центры во
всех небольших городах континентальной Европы. И даже некоторые
крупные города (как, например, Роттердам и Кассель) не оказались
исключением из этого общего правила.
Однако горизонтальный торговый центр не остался единственным
вариантом в европейской градостроительной практике. В городах столичного
масштаба с их высокоэтажной и плотной застройкой классическая схема
торгового центра должна была превратиться в сложнейшее многоярусное
сооружение. Ярким примером такого торгового центра служит Балл-Ринг-
Центр, построенный в Бирмингеме в 1964 г. Следует отметить, что для
постройки бирмингемского торгового центра была выделена крайне неудобная
и очень небольшая территория (размером 1,6 га), находящаяся в самом
центре города, на перекрестке нескольких оживленных улиц. Одна из них—
новая и очень широкая кольцевая магистраль — невыгодно разрезает
участок на две неравные части. И вот, находясь в крайне тяжелых условиях,
архитекторам пришлось обратиться к многоэтажному варианту, виртуозно
используя при этом каждый квадратный метр.
В программу строительства были включены: большой продовольственный
магазин самообслуживания, универмаг, рынок розничной торговли, один
из крупнейших в Европе фирменных магазинов американской компании
Вулворта и свыше 100 специализированных частных торговых
предприятий 1. Помимо этого на территории торгового центра расположили
девятиэтажное деловое здание, банкетный зал, а также конечную автобусную
станцию с годовой пропускной способностью 20 млн. пассажиров. Но
поскольку ни один из торговых центров не может обойтись без
автомобильного транспорта, постольку строителям бирмингемского комплекса приш-
1 Данные о составе
бирмингемского торгового центра
помещены в журнале Official
Architecture and Planning, 1964,
№ 7, vol. 27.


Строительство крупных специализированных центров
в городах и за их пределами
лось изыскивать место для автомобильной стоянки на том же изрезанном
клочке земли. На четырехъярусной этажерке, окружающей внутренний
световой дворик, им удалось разместить 500 машин, что стало, однако,
возможным лишь при помощи лифтов, поднимающих автомобили с мостовой.
Торговый центр Бирмингема функционирует в семи уровнях, из которых
нижний (где находятся склады) располагается под землей. Следует
указать еще на одну особенность этого многоэтажного сооружения, а именно:
на висячие переходы через улицы, благодаря которым торговые помещения
и наземные рынки, разбросанные в разных местах, соединились между
собой и образовали единое целое. Главный торговый центр Бирмингема
обошелся городу в 8 млн. фунтов стерлингов, что сильно превысило обычную
стоимость такого рода сооружений, размещаемых на окраинах городов и
тем более на неосвоенных землях.
Та же проблема выбора места для строительства больших торговых центров
занимала и американских архитекторов. В книге Вилфрида Барнса, еще
недавно отражавшей единодушное мнение английских архитектурных
кругов, загородные торговые центры Америки подверглись жесточайшим
нападкам. Заявляя себя сторонником «уютного города», способного
удовлетворять всем материальным и духовным потребностям современного
общества, Барнс обвинял американцев в «разрушении городской культуры»,
поскольку загородный торговый центр не способен принять на себя все
культурно-просветительные функции большого города и по сути дела
является только коммерческим предприятием. Постараемся выяснить,
насколько основательны эти нападки.
В результате естественной миграции населения в городах США огромные
массы людей перемещались из центральных районов к окраинам в течение
многих лет. Вместе с тем расширялась и селитебная территория города, что
в свою очередь отдаляло покупателей от крупнейших торговых
предприятий, сосредоточенных в сити. Не спасало положения и непрерывно
нараставшее количество частных автомобилей, ибо транспортная перегрузка
центральных районов, как и острый недостаток стоянок, делали автомобиль
ненужной «обузой» для покупателей. И в то же время строительство
торговых центров в пригородах, вблизи скоростных автострад и шоссе, создавало
Вид
общегородского
торгового центра в
Бирмингеме.
Сооружен
архитекторами
Гринвудом и Хирстом
в 1961—1964 гг. На
первом плане —
центральный дворик;
вдали — многоэтажное
деловое здание


Дальнейший рост
крупных капиталистических городов
358
владельцам машин целый ряд преимуществ. За 10—20 мин они получали
возможность достичь загородного торгового центра, оставить машину на
специальной площадке и, сделав необходимые покупки, вернуться домой.
Однако, несмотря на столь очевидные преимущества, строительство
загородных торговых центров в Америке не приобрело бы такого широкого
размаха, если бы в этом не были заинтересованы сами владельцы крупнейших
торговых фирм. Дело в том, что стабилизация и даже снижение
численности населения в центральных районах больших американских городов
влекли за собой сокращение количества постоянных покупателей, тогда
как конкуренция между фирмами требовала дальнейшего расширения
торговли и соответственного увеличения клиентуры. Именно этим и
объяснялись те колоссальные капиталовложения, которые делались владельцами
крупных универсальных магазинов в строительство загородных центров 1.
Коммерческий подход обнаруживался и при выборе того или иного участка
для строительства будущего торгового центра. При прочих равных условиях
предприниматели останавливали свой выбор на таких пригородных жилых
районах, население которых обладало достаточной покупательной
способностью.
Американские торговые центры чрезвычайно разнообразны как по своим
размерам и принципам планировки, так и по организации торгового
обслуживания. Наиболее интересны с градостроительной точки зрения — так
называемые районные (или «региональные») торговые центры,
рассчитанные на обслуживание 150—400 тыс. человек и более. Такие крупные
центры требуют обширной территории, достигающей в некоторых случаях 100 га
и главным образом используемой для паркирования автомашин.
Главными сооружениями американских торговых центров являются
универсальные магазины (обычно филиалы центральных), которые превосходят все
прочие торговые предприятия как по площади, так и по этажности. Помимо
универсальных и специальных магазинов большое распространение имеют
также и крупные продовольственные магазины самообслуживания,
торгующие расфасованными товарами 2.
Магазины размещаются на территории торгового центра с таким расчетом,
чтобы ни один из них не остался в стороне от основного потока
пешеходного движения. Другими словами, прежде чем покупатели попадут в
универсальный магазин или продовольственный магазин самообслуживания,
они непременно пройдут мимо второстепенных торговых предприятий,
расположенных по пути.
Авторы книги «Торговые центры США» 3 называют крупные
универсальные магазины магнитами, привлекающими к себе посетителей. Именно
взаимное расположение этих «магнитов» и определяет, по их мнению,
планировочную структуру торговых центров. Исходя из этого положения, Грюн
и Смит классифицируют разнообразную планировку торговых центров,
сводя ее к шести основным вариантам. Мы же сосредоточим свое внимание, на
двух наиболее ярких и контрастных вариантах, а именно с центральным
и эксцентрически расположенным универмагом. В качестве характерного
представителя первой планировочной композиции рассмотрим торговый
центр Норсленд, построенный еще в 50-х годах близ Детройта. Норсленд-
ский торговый центр расположен в 18 км от города, между северо-западной
автострадой и автомобильной дорогой, ведущей в Гринфилд. Он занимает
99 га, из которых только 4 га находятся под застройкой, тогда как
остальные 95 распределяются между дорогами, автостоянками и зеленой зоной.
Главным застройщиком этого центра явилась акционерная компания
Гудзона, владеющая крупнейшим в Детройте 25-этажным универмагом, в
котором работают 12 тыс. служащих4. Норслендский торговый центр
рассчитан на обслуживание почти полумиллионного населения северо-западных
предместий Детройта, а его стоянка вмещает до 7,5 тыс. машин. Согласно
проекту, составленному Грюном, Ван Левеном, Смитом и многими другими
специалистами различных отраслей строительного дела, центром
композиций торгового центра стал огромный квадратный универмаг, имеющий
значительную высоту. С трех сторон его охватили площадки для отдыха, а
еще дальше, повторяя очертания центрального квадрата, протянулись
одноэтажные корпуса второстепенных магазинов. В целом получилась
предельно сконцентрированная и ясная композиция объемов, способная подчинить
себе огромное внешнее поле с бесконечными рядами стоящих машин.
1 Так, например, строительство
торгового центра Норе ленда близ
Детройта обошлось
предпринимателям в 25 млн. долларов.
(Auzelle Robert. Documents
d'urbanisme. Paris, s. a.)
2 Первый такой магазин
(«супермаркет») был открыт в
1932 г. К 1950 г. в Америке их
насчитывалось уже свыше
30 тыс., из которых около 6 тыс.
находились в крупных
загородных торговых центрах.
3 Грюн В.. Смит Л. Торговые
центры США. Сокр. пер. с англ.
М., 1966. (Gruen Victor, Smith
Lary. Shopping Towns USA. The
Planning of shopping Centers.
New York, 1961).
4 Норслэнд — не единственный
торговый центр, построенный
фирмой Гудзона за городской
чертой. Создатели генерального
плана Детройта наметили
несколько участков в радиусе
15—19 км от центра, на которых
Гудзон и К0 могли бы развернуть
строительство филиалов
центрального универсального
магазина. Такой тесный контакт
между планировщиками и
бизнесменами весьма характерен
для американского
градостроительства.


Строительство крупных специализированных центров
в городах и за их пределами
Все архитектурные сооружения Норслендского торгового центра отличаются
художественной корректностью и совершенно безупречным уровнем
отделочных работ. Придают черты интимности и уюта этому ансамблю зеленые
внутренние площадки, украшенные фонтанами и скульптурой. На одной
из них посажены березы, на другой — прозрачные и невысокие вишневые
деревья; газоны из тюльпанов и природный дёрн с дикорастущими
полевыми цветами дополняют картину своими яркими пятнами. Эти узкие
площадки, сквозь которые проходят покупатели, являются своеобразными
зелеными фойе, где можно отдохнуть, осмотреть витрины и двигаться
дальше. В восточном углу обширного торгового центра расположены
помещения местного инженерно-технического узла. В противоположном,
юго-западном углу, у большой автомобильной дороги, находится ресторан со
своей небольшой автомобильной стоянкой. Главный (западный) подъезд к
торговому центру позволяет автобусам подвозить пассажиров к входу в
универсальный магазин и так же легко эвакуировать их по главной
автомобильной дороге. Грузовое движение пропущено по специальной
подземной дороге, проходящей на уровне занятого складами подвального этажа.
Так скомпоновано это огромное и удобное коммерческое предприятие.
Торговый
центр Норсленд близ
Детройта. Построен
архитекторами
Грюном, Ван Левеном
и Смитом в начале
1950-х годов
(обслуживает
полумиллионное
население
северозападных предместий
Детройта). Слева
вверху — общий вид и
главный подъезд. Справа —
зеленое и восточное
фойе. Создание
центров подобного
рода объясняется
невозможностью
размещения их
внутри больших
городов США
1 — главный универмаг,
окруженный зелеными
открытыми фойе;
2 — супермаркет;
3 — специализированные
магазины;
4 — главные входы;
5 — обслуживающие
здания; 6 — большой
придорожный ресторан;
7 — заглубленные
подъезды для
грузовых машин.
Вокруг магазинов
стоянка для 7,5 тыс.
автомобилей


Дальнейший рост
крупных капиталистических городов
360
Торговый
центр Фреммингхем
близ Бостона.
Построен в
1950—1952 гг.
архитекторами
Д. Говардом,
Шерклифом и
Роулсом. Рассчитан
на обслуживание
125 тыс. человек
1 — главный универмаг;
2 — место для
второго большого
универмага;
3 — магазины,
выходящие во
внутреннее зеленое
фойе; 4 — ресторан;
5 — кинотеатр на
1 7г тыс. зрителей;
6 — подъезд для
автобусов; вокруг
торгового комплекса —
стоянки для автомашин
Многим отличается от Норсленда большой Фреммингхемский торговый
комплекс, находящийся в 30 км от Бостона и более известный под
названием Торговый мир 1. Фреммингхемский центр был построен в лесистой
местности на участке 80 га в расчете на обслуживание 125 тыс. человек
как минимум. Так же, как и Норсленд, он представляет собой классический
пример компоновки загородного торгового центра, окруженного стоянками
для автомашин. Но если в первом случае создавали центрическую схему
с одним «магнитом» (т. е. универмагом), окруженным второстепенными
магазинами, то во втором — линейную систему с двумя «магнитами».
Правда, второй универмаг так и не был построен в Фреммингхеме, но идея
создания двух противопоставленных центров и вызвала к жизни эту
протяженную планировочную композицию. Владельцы боковых магазинов были
заинтересованы в создании «антипода» круглому универмагу, и до тех пор,
пока он не будет построен, посещаемость их предприятий не достигнет
проектного уровня.
Нет надобности перечислять торговые помещения, входящие в
Фреммингхемский центр, выше имеется подробное описание его генерального плана.
Но важно отметить, что это сооружение, отдаленно напоминающее
гражданские форумы Рима и «длинные рынки» средних веков, имеет
оригинальное зеленое фойе. Действительно, срединное пространство Фреммингхема,
вдоль которого тянутся галереи, производит приятное впечатление2.
Легкие, ярко-белые двухъярусные галереи хорошо контрастируют с зеленым
1 Проектирование этого центра
началось в 1948 г.; в
1950—1952 гг. были построены все
основные павильоны, но первые
три года Фреммингхем был
бездоходным предприятием как в
силу отдаленности от Бостона,
так и по причине
неустановившейся привычки
покупателей. В проектировании
Фреммингхемского торгового
центра приняли участие
Г. Роулс, Д. Т. Говард и
С. Н. Шерклиф.
2 Ширина центрального фойе
между стенами противостоящих
магазинов — 43 м, что составляет
с длиной (215 м) соотношение
1 : 5.


Строительство крупных специализированных центров
в городах и за их пределами
партером, тогда как пешеходные мостики и дорожки партера удачно
расчленяют пространство на отдельные звенья. И если днем витрины магазинов
скрываются в тени галерей, то вечером, когда партер погружается в
сумерки, они создают феерическое зрелище. Следует также отметить, что в
отличие от большинства американских торговых центров, построенных среди
полей, Фреммингхемский центр имеет привлекательный внешний лесистый
пейзаж, хорошо видимый даже из окон магазинов. Однако в целом как
трехмерная архитектурная композиция Фреммингхем оставляет желать
много лучшего. Все здания (включая и купольный магазин) кажутся
прижатыми к самой земле, и если бы на дорогах не возвышались рекламные
транспаранты и мачты, то трудно было бы догадаться, что очень близко
отсюда находится весьма значительный градостроительный комплекс,
оторвавшийся от современного крупного города. Впрочем, это весьма
характерно для всех загородных торговых центров Соединенных Штатов Америки.
Итак, возвращаясь к поставленному Барнсом вопросу, следует
решительно взять под защиту загородные торговые центры как сооружения, отнюдь
не причиняющие городам архитектурно-планировочного и культурного
ущерба. В условиях быстрорастущих больших городов возникновение
торговых центров далеко за пределами города — результат естественного и
неотвратимого общего процесса. Действию «центробежных сил»
подчиняются и все прочие сформировавшиеся в городе комплексы, такие, как
университеты, спортивные центры, крупные лечебные учреждения и т. д.
И, следовательно, в период превращения компактного города в созвездие
специализированных комплексов, нельзя вставать на позиции Барнса.
Американские торговые центры действительно являются только
коммерческими предприятиями. Ни один из них не включает в себя театров, музеев,
отелей и других учреждений подобного рода, законное место которых
находится на территории исторически сложившихся общественных центров. Но
для достижения оптимального торгового обслуживания больших городов
необходимо объединение двух концепций: американской и английской.
Началом этого процесса можно считать строительство крупнейшего в мире
торгового центра в окрестностях Франкфурта-на-Майне. Таким образом,
путем проверки на практике и «диффузии» идей было рассеяно мнимое
противоречие между двумя концепциями, и современный город
приобретает теперь единую систему торгового обслуживания, в которой найдут
достойное место и городские, и загородные торговые центры.
Фреммингхем.
Внутренний партер
Фреммингхем.
Внутренний партер.
Скульптура «Птица


Дальнейший рост
крупных капиталистических городов
362
Проектирование крупных университетских комплексов представляет собой
чрезвычайно увлекательную и благодарную задачу, поскольку
разнородный состав учебных, научных и вспомогательных корпусов, как и самая
планировка территории, дают обильную пищу для архитектурного
формотворчества. Размещаясь в пределах того или иного города, университет
оказывается способным не только занять обширную территорию, но и
превратиться в значительный, если не господствующий городской ансамбль,
тогда как, построенный за пределами города, он неизбежно становится его
неотъемлемым и очень специфическим «спутником».
Предшественники современных университетов — богословские и светские
школы — существовали еще в средние века. Обязанные своим
возникновением инициативе самих ученых, а еще более — меценатов в лице королей
Большие
университетские
комплексы
Кингсколледж
в Кембридже — один
из предшественников
современных
университетских
ансамблей. Здания
группируются вокруг
дворов и партеров
1 — старый полледж,
построенный в
середине XV в.;
2 — Большая
университетская
капелла; 3 — холл;
4 — корпус для членов
колледжа;
5 — библиотека
юо м
л \


Строительство крупных специализированных центров
в городах и за их пределами
363
и пап, некоторые университеты достигли широкой известности уже в XIII
и XIV вв. Среди них особенно выделялись Болонский, Падуанский и Сала-
манский университеты, противовесом которым на севере Европы была
парижская Сорбонна. Но если перечисленные учебные заведения возникли
в обстановке давно сложившихся многолюдных городов, то образовавшийся
одновременно с ними Оксфордский университет был построен среди
неосвоенной сельской природы, как строились отдаленные от столиц
монастыри и феодальные замки. Примеру Оксфорда последовал Кембридж, а в
результате еще в средние века установились два приема расположения
университетов: внутригородской и загородный. Последний, способствуя
развитию автономии университетского управления, вместе с тем
превращал учебное заведение в главный градообразующий фактор.
Дальнейшее распространение университетов по географической карте
Европы происходило в направлении с запада на восток, от их общего и
главного эпицентра — Сорбонны. В 1348 г. Карлом IV был основан Пражский
университет, в 1364 г.— Ягеллонский в Кракове, в 1368 г.— старейший в
Германии Гейдельбергский университет.
Типичным звеном почти каждого средневекового университета был
колледж, представлявший собой самоуправляемый замкнутый мирок. Учебные
корпуса, библиотека, капелла, а также жилые помещения для профессоров
и студентов обычно окружали четырехугольный двор, покрытый сочным
зеленым ковром. Собственно эта общедоступная лужайка служила местом
отдыха и спорта, а в композиционном отношении являлась главным
пространством всего колледжа. Если сюда прибавить богато
орнаментированные каменные ворота, стрельчатую вершину капеллы, купол библиотеки и,
наконец, фонтаны, статуи и внешний парк, то станет понятным, что
колледжи, из которых составлялись громадные ансамбли университетов, не
уступали королевским дворцам. Впрочем, такая роскошь, кажущаяся
ненужной для процветания науки, в то время считалась естественной,
поскольку университеты типа Оксфордского и Кембриджского обслуживали
План нового
университетского
комплекса близ
Орлеана.
1 — административный
¦корпус,
соединенный с плубом,
библиотекой,
рестораном, театром и
многоэтажным отелем;
2 — форум;
3 — факультеты
точных наук;
4 — факультет права;
5 — филологический
факультет;
6 — студенческие
общежития;
7 — спортивный
центр Орлеана;
8 — спортивный комплекс


Дальнейший рост
крупных капиталистических городов
О 100
родовую аристократию и находились под непосредственным
покровительством самих королей.
С установлением капиталистического способа производства потребность в
образовании и науке неизмеримо возросла. Резко изменились самые цели
образования, как и методы обучения; появились новые отрасли
специальных знаний; расширился социальный состав студенческих кадров;
увеличилось количество специальных и политехнических учебных заведений.
Однако университеты, сохранившие в своих руках целый комплекс
гуманитарных и так называемых точных наук, остались ведущими научными и
учебными центрами и в эту сугубо меркантильную эпоху.
В целях укрепления своего господства в колониальных и зависимых
странах Англия, Франция и США учреждали университеты на всех
континентах1. Так, в 1857 г. были открыты университеты в Калькутте, Бомбее и
Мадрасе. Начиная с 1868 г. на почве лихорадочно быстрого освоения
европейской цивилизации, в строительство университетов включилась Япония.
Вслед за ней университеты (как и специальные технические институты)
стали возникать в Австралии, Новой Зеландии и даже в некоторых
африканских колониях. К середине 50-х годов текущего века общее количество
университетов в странах капиталистического мира (не считая
специальных колледжей факультетского типа) достигло 445. В Швейцарии в это
время насчитывалось семь университетов, в ФРГ — 17, во Франции — 20,
в Великобритании — 22, в Канаде — 23, в Италии — 27, в Индии — 31 и
в Соединенных Штатах Америки — 160. Однако емкость университетов
была далеко не равномерной. Если в старых аристократических учебных
центрах, таких, как Кембридж и Оксфорд, число студентов составляло от
4 до 6 тыс., то в Лондонском университете, реконструированном накануне
второй мировой войны, числилось до 23 тыс. студентов, к которым нужно
присоединить еще 25 тыс. из подшефных ему столичных колледжей. Очень
крупными контингентами учащихся располагали такие широко известные
американские университеты, как Пенсильванский (свыше 15 тыс.
студентов), Калифорнийский (около 30 тыс.), Колумбийский (32 тыс.) и Нью-
Новый
университет в Рио-де-
Я^анейро. Расположен
на намытой в виде
плоского острова
территории в 6 км от
центра города.
Главный автор проекта
планировки — Хорхе
Морейра. По
окончании
строительства
в университете должно
обучаться до 30 тыс.
студентов
1 — административный
центр; факультеты:
2 — философии;
3 — социологический;
4 — медицинский;
5 — гражданских
инженеров;
6 — архитектурный;
7 — изобразительных
искусств;
8 — музыкальный;
9 — жилые дома для
профессоров и
студентов;
10 — спортивные
сооружения
1 Эти так называемые
колониальные университеты
укомплектовывались по
преимуществу европейцами,
проживавшими в колониях.


Строительство крупных специализированных центров
в городах и за их пределами
365
Йоркский (42 тыс.)1. Но над всеми учебными заведениями подобного рода
возвышался прямой наследник Сорбонны — Парижский университет. По
сути дела, так называемый «Латинский квартал» давно уже превратился
в непомерно разросшийся город ученых и учащихся, занятых на
многочисленных факультетах и в колледжах. Число слушателей этого
университета-гиганта в 2с лишним раза превысило количество студентов Лондонского
университета и примерно равнялось всему университетскому контингенту
современной Италии, составлявшему в середине 50-х годов 138 тыс.
человек. Но если принять во внимание перспективную цифру развития
народного образования во Франции, то Парижский университет достиг 200 тыс.
студентов. Естественно, что столь высокая концентрация учащихся в
столице не могла не обеспокоить муниципальные органы. В кругах
специалистов градостроительного профиля стали говорить не только о
противодействии безостановочному росту Сорбонны, но и о немедленном
разукрупнении ее 2.
Чтобы отвлечь приток абитуриентов от Парижа и для более равномерного
обслуживания специалистами сельскохозяйственных и промышленных
районов страны в послевоенные годы были основаны университеты и
другие высшие школы в Орлеане, Лилле, Рубе, Реймсе, Нанси и многих
других городах. Одновременно с этим из Латинского квартала было
переведено в ближайшие периферийные районы Парижа несколько факультетов.
В результате этих мероприятий удельный вес парижского учебного
центра снизился с 42% (в 1947 г.) до 33% (в 1963 г.). Однако рассеивание
учащихся не принесло положительного эффекта, ибо нет ни одной такой
страны в мире, где бы превосходство столицы над провинцией было столь
абсолютным, как во Франции. Но что касается интересов науки, то это
превосходство себя оправдывало, ибо наличие первоклассных педагогических и
научных кадров, а также лабораторий, библиотек и архивов сделали
Париж крупнейшим центром западноевропейской культуры. Поэтому
идеологи децентрализации французского народного просвещения зашли в
тупик. С одной стороны, они отдавали должное Парижу и вместе с тем
сожалели, что своевременно не предотвратили безудержного роста Сорбонны
посредством строительства небольших университетов на территории
Парижской агломерации, а именно близ таких удобно связанных с Парижем
городов, как Версаль, Шантийи и Фонтенбло. Отсюда становится ясным,
что Франция оказалась неподготовленной к проблеме «выталкивания»
крупных учебных заведений из больших городов и превращения их в
загородные учебно-научные комплексы. Во многих странах Европы и Америки
такие спутники уже существовали, и французам предстояло только
осваивать передовой иностранный опыт.
Первый экспериментальный проект загородного университета был сделан
на французской почве в начале 60-х годов применительно к Орлеану. За
Луарой, на территории, ограниченной с запада и востока шоссейной и
железной дорогами, близ старинного замка и парка Суре, началось
строительство нового жилого района на 35 тыс. жителей. В него и было решено
включить университет на 10 тыс. студентов и, кроме того, районный центр
физического и спортивного воспитания.
Согласно проекту Оливье Какуба, здания факультетов группировались
вокруг искусственного озера, тогда как главный центр университета,
состоящий из многоэтажного отеля, клуба, библиотеки, ресторана и театра, занял
возвышенную площадку на южном берегу водоема. К востоку от
университетского центра предполагалось разместить студенческие общежития, а
еще дальше, у железной дороги, районный спортивный центр. Что же
касается принадлежащих университету спортивных площадок, то их вынесли
за аллею, ведущую к замку Суре. Предполагалось, что часть учащихся
будет приезжать на занятия из Орлеана, затрачивая на дорогу не более
15 мин.
С точки зрения организации учебного процесса, а также бытового,
спортивного и транспортного обслуживания автор проекта добился вполне
удовлетворительных результатов. Однако в архитектурно-художественном
отношении задача оказалась нерешенной. В то время как ансамбли Оксфорда,
Кембриджа и Сорбонны еще продолжают восхищать нас своими
архитектурными формами, прививая учащейся молодежи законное уважение к
науке, элементарные и скучные корпуса Орлеанского университета служат
1 Два последних университета
находятся в Нью-Йорке. Вместе
с контингентом расположенного
там же Фордхемского
католического университета
общее количество
университетских студентов Нью-Йорка
составляет около 80 тыс. человек.
2 Decentralisation et la culture. —
Urbanisme, 1963, № 79.


Дальнейший рост
крупных капиталистических городов
366
О 100
In 1.1 ¦ ml
J L
5 00 iv
Университетский и
спортивный комплекс,
расположенный к югу
от Мехико. Построен
в первой половине
1950-х годов большой
группой мексиканских
архитекторов во главе
с Карло Лацо.
Рассчитан на 30 тыс.
учащихся
А — А — скоростная
автомагистраль
«Проспект
повстанцев». Вокруг
главного партера
группируются:
1 — административный
корпус;
2 — центральная
библиотека;
3 — гуманитарные
факультеты;
4 — факультет точных
наук; 5 — инженерный
и архитектурный
факультеты;
6 — медицинский
факультет;
7 — 7 —
университетские
спортивные площадки
и к югу от них
общежития;
8 — Олимпийский
стадион на 110 тыс.
зрителей


Строительство крупных специализированных центров
в городах и за их пределами
только вместилищем учащихся, неким благоустроенным укрытием от
непогоды. По сути дела, здесь имеется лишь хорошо составленный график
учебно-бытовых процессов, на который архитектор нанизал специальные
помещения для занятий, общественного питания и разнообразных культурных
развлечений. Новый университет не получил даже достаточно
определенного художественного образа и тем более не смог отразить весьма
своеобразного местного историко-архитектурного колорита. А между тем этот
университет создавали в самом центре Франции, на месте героических
подвигов Жанны д'Арк, у подножия старого Орлеана, имеющего свое особое
архитектурное лицо.
Как это ни странно, но далеко за пределами Европы и США проблема
университетских городков-спутников решалась на более высоком
художественном уровне и с несравненно более широким размахом. Крупные
университеты (на 20 и 30 тыс. студентов) сооружали на Ближнем и Среднем
Востоке и прежде всего в ведущих странах Латинской Америки. Следует
отметить, что в послевоенный период в Бразилии, Мексике и Аргентине
широко развернулось культурное строительство, отражавшее собой общую
тенденцию латиноамериканских народов к освобождению от
идеологической экспансии США. На этой почве и создавались новые национальные
учебные и научные центры в виде университетов и специальных высших
технических школ. Крупнейшие из них — бразильский университет в Рио-
де-Жанейро и мексиканский университет, построенный в окрестностях
Мехико. Но первый из них (как и университет в Орлеане) не поднимается
над уровнем решения прямых утилитарных задач, второй же при наличии
неоспоримых практических достоинств обладает ни с чем не сравнимой
впечатляющей силой. И, собственно, этот последний объект является
действительно полной и смелой попыткой найти гармоническое сочетание
функции, техники и эстетики.
Расположенный на искусственно созданном острове, среди живописной
экзотической природы Атлантического побережья, бразильский
университет, казалось бы, имел все данные для того, чтобы стать художественно
Мексиканский
университет. На
первом плане —
многокупольный
корпус инженерного
факультета,
построенного Серрано,
Мак Грегором и
Пинеда; вдали:
слева —
административное
здание, справа —
книгохранилище
библиотеки


Дальнейший рост
крупных капиталистических городов
368
полноценным ансамблем. Однако этого не произошло. Как явствует из
рассмотрения генерального плана университета, авторы проекта во главе с
Хорхе Морейра не поставили перед собой хоть сколько-нибудь определенной
художественно-образной задачи. Больше того, они подчинили всю
планировку огромного учебного комплекса путям и средствам сообщения, т. е.
далеко не главному фактору, определяющему нормальную жизнь высшего
учебного заведения. Действуя в интересах автомобиля, они механически
расчленили шоссейными дорогами плоскую территорию острова, создав
ряд изолированных и почти равноценных участков для застройки. Каждый
из них был предоставлен тому или иному факультету, что в
функциональном отношении было вполне допустимо. Однако равномерность в
расчленении территории обеднила центральный ансамбль, лишив его явного
композиционного превосходства.
Так же децентрализованно разместили архитекторы и все спортивные
сооружения, в силу чего была упущена последняя возможность для
концентрации архитектурных сил.
В отличие от бразильского университетского городка учебный центр
Мехико представляет собой полноценный архитектурный ансамбль,
построенный с исключительным художественным мастерством 1.
1 Работу над проектом
Мексиканского университета
возглавили архитекторы Карлос
Лазо, инж. Бракамонтес,
планировщики Марио Пани и
Энрико дель Моралл, а также
специалист по ландшафтной
архитектуре Л. Барраган.


Строительство крупных специализированных центров
в городах и за их пределами
Мексиканский университет расположен в 12 км от центра столицы, на
продолжении главной магистрали города — авенидо Инсургентес (т. е.
проспекта Повстанцев). Его окружают живописные, поросшие лесом холмы,
сложенные из пород вулканического происхождения. Отведенная для
университета территория оказалась настолько обширной, что на ней смогли
разместиться не только учебные здания для 30 тыс. студентов, но и жилой
массив на 15 тыс. жителей и сверх того республиканский Олимпийский
стадион. Все эти комплексы хорошо скомпонованы и занимают
самостоятельные территориальные зоны.
Так, к востоку от проспекта Повстанцев находится территория собственно
университета, которая в свою очередь подразделяется на северную
(учебную) зону и южную (предназначенную для отдыха и спортивных
занятий). С западной стороны проспекта, на обособленном участке,
располагается Олимпийский стадион, вмещающий до 80 тыс. зрителей, а к югу от
него простирается довольно обширная жилая зона. На периферии каждой
из перечисленных зон размещены стоянки для автомашин, к которым
подходят ответвления от головной автострады. Автомобильное и пешеходное
сообщение между западной и восточной половиной городка не встречает
препятствий, поскольку главная магистраль пересекает университетскую
территорию на приподнятом полотне. Расчленение университетского
городка на крупные однородные и в то же время соподчиненные комплексы
позволило создать очень ясную и художественно-выразительную
планировочную композицию.
Главная планировочная ось ансамбля, расположенная перпендикулярно
автостраде, пронизывает всю территорию с запада на восток. Она
проходит через центр стадиона и башню административного корпуса,
пересекает центральный партер и заканчивается главным зданием медицинского
факультета. Второстепенная композиционная ось, точнее — прямая,
которая организует спортивные площадки, сдвинутые по отношению друг к
другу, отходит от главной оси к юго-западу под углом 45°. Однако
композиционные оси университетского городка не являются ясно выраженными
осями симметрии — ив этом заключается особенность данного ансамбля.
Строители этого беспримерного планировочного комплекса не оказались
в плену у современных космополитических тенденций. Напротив, они
создавали национальное сооружение, пытаясь творчески переосмыслить
композиционные принципы дворцового и храмового зодчества доколумбовской
Средней Америки. А поскольку древние зодчие не применяли зеркальной
симметрии в планировке больших ансамблей, постольку и современные
Исторические
прототипы
архитектурных форм и
орнаментов
мексиканского
университета. Слева —
часть стены так
называемого «Дома
монахинь» в г. Уксмал
(Юкатан); справа —
дворцовый комплекс
того же города,
с внутренним двором
и пирамидообразным
«Домом волшебника»
па холме (культура
майя, X—XII вв.


Дальнейший рост
крупных капиталистических городов
370
нам создатели университетского городка искали только гармонического
равновесия объемов и пространств. С другой стороны, в планировке
Мексиканского университета наблюдается преемственность, идущая прямо от
английской традиции, которая заключалась в группировке зданий вокруг
общественных лужаек. Однако в отличие от Оксфорда и Кебриджа, где эти
лужайки находятся в пределах небольших дворов, центральный партер
Мексиканского университета производит впечатление обширного
открытого поля 1. Партер не уступает в реальных размерах Олимпийскому
стадиону и служит главным организующим пространством всего
университетского комплекса.
Несомненным достоинством Мексиканского университета является его
единство с природой. Оно достигнуто не только обильным включением
зелени (в виде партеров и древесных куртин), но и широким использованием
местных строительных материалов, и в первую очередь серого туфа
различных оттенков, который широко применяли в строительстве зданий, как и
в мощении площадок и дорог2. Повсеместное распространение одного и
того же камня, то в виде природных, хаотически нагроможденных скал и
обрывов, то в виде симметрически правильных архитектурных сооружений,
и явилось тем сильным связующим средством, которое объединило
природный ландшафт с творением человеческих рук.
Мексиканский университет как архитектурный ансамбль производит
сильное и свежее впечатление. Контрасты высоких и строгих прямоугольных
объемов с растянутыми над самой землей галереями и террасами сообщают
композиции напряженность, придают силуэту ансамбля художественную
выразительность. Однако, впечатляющая сила университетского комплекса
проистекала не только от высокого художественного уровня архитектуры,
но и от активного применения монументальной живописи и скульптурного
рельефа, которые образовали с архитектурными формами единое
художественное целое. В 1950-х годах Мексика располагала оригинальными и
даровитыми художниками реалистического направления. Среди них были
такие широко известные мастера мозаики и фрески, как Диего Ривера и
Альфаро Сикейрос, которые глубоко понимали историческое наследие и
современное народное прикладное искусство. Они-то и приняли на себя в
теснейшем содружестве с архитекторами все изобразительные и
орнаментальные работы.
Анализируя университетский ансамбль с точки зрения размещения
мозаичных панно, орнаментов и колористических пятен, нельзя не отметить
определенной логики в выборе для них объектов и мест. Живопись
размещали там, где это возможно и нужно, исходя из назначения зданий. Так,
например, чтобы привлечь внимание к главному административному
корпусу, где помещается Ректорат, его отметили насыщенным красным цветом
во всю высоту 16-этажной башни. Для живописи здесь можно было
выкроить только отдельные вставки. Но зато книгохранилище центральной
библиотеки, не нуждавшееся в естественном освещении, целиком
предоставили в распоряжение декораторов. Используя все четыре стены этого
огромного здания, архитектор Хуан ОТорман изобразил на них в
символических образах всю историю мексиканской культуры, начиная с древнейших
времен3. Столь же уместно был расположен и превосходный
символический картуш над входом в медицинский факультет, где человеческие маски
с поразительной экспрессией передают страдания больного. Обращает на
себя внимание орнаментация каменных оград, как и рельефная мозаика
Олимпийского стадиона. Глядя на устрашающие настенные маски,
невольно вспоминаешь барельефы древних ступенчатых пирамид и дворцов Чи-
чен-Итца из Северного Юкатана. Те же образы навевают и
монументальные наклонные пилоны, ограждающие спортивные площадки.
Однако использование, казалось бы, давно умерших архитектурных форм,
как и национальных декоративных мотивов, отнюдь не придало
университетскому ансамблю архаического характера. Наоборот, сохранив все черты,
присущие современному функциональному стилю, он сильно выиграл от
синтетической общности трех великих искусств. Творцы этого
замечательного комплекса нашли гармоническое единство между «старым» и «новым»
и тем самым по-своему решили художественно-философскую проблему
преемственности. Ни с чем не сравнимый успех Мексиканского университета
открыл глаза архитекторам всех стран и народов на возможности обогаще-
Пластичность
и лаконизм, присущие
народному арабскому
зодчеству прошлых
эпох. Мечеть в
Кайруане (Тунис)
1 Размеры внутренних лужаек
английских университетских
колледжей обычно не превышали
50 X 60 м, тогда как центральный
партер университета в Мехико
имеет 300 м в длину и 170 м в
ширину.
2 Выбор камня в качестве
главного строительного материала
объяснялся тем
обстоятельством, что в начале 50-х годов
производство железобетонных
конструкций в Мексике не могло
обеспечить огромную
строительную площадку университета,
не нанеся ущерба другим
отраслям строительства. Обилие
местного камня, легко
поддающегося обработке вручную,
а также наличие дешевой рабочей
силы позволило осуществить
проект в течение нескольких лет.
3 Мозаики университетской
библиотеки были набраны из
натуральных камней
разнообразных цветов и
оттенков.


Строительство крупных специализированных центров
в городах и за их пределами
371
Мексиканский
университет. Слева
вверху —
мозаичный декор
Олимпийского
стадиона, исполненный
Диего Ривера;
справа — каменные
ограждения площадок
для игры в мяч
Орнаментация
парапета центральной
библиотеки
мексиканского
университета


Дальнейший рост
крупных капиталистических городов
372
О 100 200 м
Университетский
городок близ Багдада.
Спроектирован и
построен под
руководством Вальтера
Гропиуса. Число
учащихся 12 тыс.
человек
1 — библиотека;
2 — административный
корпус с башней
«бюро»; 3 — большая
аудитория; 4 — музей;
5 — учебные и научные
корпуса;
6 — общежития
студентов со
столовыми; 7 — дома
для преподавателей;
8 — мечеть;
9 — спортивные
сооружения;
10 — главные ворота
Багдад.
Большая
университетская
аудитория


Строительство крупных специализированных центров
в городах и за их пределами
373
ния художественного языка современного зодчества посредством синтеза
и преемственности. И само собой разумеется, что этот эксперимент не мог
остаться без далеко идущих последствий, ибо в Мехико была практически
доказана жизнеспособность современной функциональной архитектуры
при том, однако, условии, если она не будет отвергать накопленного
человечеством художественного наследства.
Интересным примером строительства большого учебного комплекса в
условиях жаркого климата является Багдадский университет, рассчитанный на
12 тыс. студентов и расположенный к югу от города на левом берегу р. Тигр.
В поисках выдающегося мастера, способного создать первоклассный
архитектурный ансамбль, правительство Ирака остановило свой выбор на
Вальтере Гропиусе, основателе школы Баухауз в Дессау и убежденном
стороннике функциональной архитектуры. Ему и предложили возглавить работу
над проектированием университетского городка1. Архитекторам
предстояло решить две трудные задачи: во-первых, добиться смягчения местного
климатического режима (посредством озеленения, обводнения и
организации тенистых пространств) 2 и, во-вторых, создать такой архитектурный
ансамбль, который художественно выражал бы идею синтеза двух культур:
западной — с ее рационализмом и научным прогрессом и восточной — с ее
поэтическим символизмом и экзотикой. А при такой постановке
художественно-творческой задачи строительство Багдадского университета
приобретало политический смысл, поскольку оно укрепляло доверие между
народами и объединяло их в борьбе за мир.
Согласно проекту3, центральная часть территории, окруженная
автомобильной дорогой, отводилась для учебных и общественных зданий, а
периферийная зона превращалась в сплошной оазис и служила для размещения
студенческих общежитий и коттеджей. В северо-восточном углу
территории, у главного въезда, отмеченного оригинальной аркой, располагается
стадион, а неподалеку от него — хорошо видимый отовсюду огромный
купол мечети.
Багдад.
Университетская
мечеть. Неудачная
попытка
модернизировать
национальные
архитектурные формы
1 После эмиграции из фашистской
Германии и переезда в США
Гропиус руководил большим
творческим коллективом под
названием «Компания
международного сотрудничества
архитекторов». Члены этой
организации и образовали
авторский состав по
проектированию университета.
2 Климат Месопотамии — один из
самых жарких на земном шаре.
Годовая изотерма в районе
Багдада +23°. В течение восьми
месяцев дневная температура
держится там около +40°.
3 Проект Багдадского
университета с подробной
сопроводительной статьей
публиковался в журнале
L'architecture d'aujourd'hui,
1960, № 91—92, а также во
многих других периодических
изданиях.


Дальнейший рост
крупных капиталистических городов
374
Планировка университетского городка повторила веками слагавшийся тип
арабского поселения, столь распространенный в Северной Африке,
Двуречье и сопредельных странах, характерная особенность которого
заключалась в наличии центра в виде группы мечетей или цитадели, вокруг
которой лепились нерегулярные жилые кварталы. И, следовательно,
концентрация учебных заведений при периферическом расположении
университетских жилищ (в свою очередь образующих как бы отдельные кварталы) была
не только удобной, но и традиционной для национального
градостроительства Ирака. Что же касается самой архитектуры жилых и учебных зданий,
то в ней возобладали своеобразные гуманистические черты, сделавшие ее
обаятельной, жизнерадостной и уютной. Невысокая этажность (два —
четыре этажа), а также сильно вынесенные за пределы стен карнизы,
террасные крыши, глубокие лоджии и сквозные галереи сообщили ансамблю
специфический колорит, присущий всем городам, расположенным в жарких
странах. К этому следует добавить весьма рациональное размещение
зданий вокруг тенистых уютных дворов, в которых благодаря обилию зелени,
а также небольшим водоемам температура воздуха снижалась на
несколько градусов. В этом отношении архитекторы достигли максимального
комфорта, свойственного только наиболее благоустроенным загородным домам.
Здания университетского центра группируются вокруг площади, имеющий
120 м в длину и 80 м в ширину. С восточной стороны на нее выходит
административный корпус с отдельно стоящей «башней-бюро», а с западной —
горизонтальное, очень протяженное здание, в котором размещается так
называемый «Студенческий центр» с аудиторией, залом собраний,
картинной галереей и театром. С севера и юга площадь ограничена двумя почти
равноценными компактными корпусами библиотеки и главной аудитории.
Следует отметить, что в размещении зданий, как и в соотношении их
архитектурных объемов, было достигнуто полное композиционное равновесие.
Но помимо общих черт, присущих зодчеству жарких стран, архитекторы
считали необходимым ввести в силуэт нового ансамбля и чисто
национальные архитектурные формы, что и было сделано с несомненным
художественным вкусом. Так, гофрированное веерообразное покрытие главной
аудитории (несмотря на совершенно иное конструктивное назначение)
вызывает в памяти многоарочные галереи старых базаров и медресе, тогда как
тонкостенный железобетонный купол мечети напоминает чалму какого-то
сказочного восточного великана.


Строительство крупных специализированных центров 375
в городах и за их пределами
Конечно, мечеть представляет собой парадоксальное сооружение, ибо
архитекторы упразднили обычные стены, а венчающий купол оперли в
трех точках непосредственно на землю. И не удивительно, что сами
заказчики — мусульмане, давая оценку этому сооружению, говорили, что
«.. .Гропиус построил купол, но не мечеть».
Ансамбль Багдадского университета не перегружен элементами старых
архитектурных форм, напротив, они присутствуют здесь лишь как символы
былого величия древнего Багдада — некогда столицы всего арабского мира.
Национальный колорит нового университетского городка усиливается
обилием пальм, своими живописными зонтичными кронами контрастирующих
с ярко-белыми прямоугольными объемами зданий.
Итак, в проекте Багдадского университета Вальтеру Гропиусу удалось
добиться желанной общности с традиционным планировочным характером
восточных городов. Однако его понимание национальных форм иракской
архитектуры не отличалось должной глубиной, что и привело этого
выдающегося мастера к рискованному формотворчеству.


2. Строительство новых административно-
политических центров
(Чандигарх и Бразилиа)
Перенесение правительственных резиденций, как и основание новых
столиц, происходило во все эпохи под давлением разнообразных
политических, идеологических и экономических причин. Но первым столичным
городом в его рафинированной административной форме стал Вашингтон.
Начало XX в. ознаменовалось строительством федеральной столицы
Австралии — Канберры, которая заменила собою Сидней, середина же
текущего века дала два новых столичных центра, а именно Чандигарх и
Бразилиа. Поскольку их создавали крупнейшие архитекторы современного мира,
пытавшиеся комплексно решать градостроительные проблемы на основе
новейших инженерно-технических достижений и
художественно-философских воззрений, постольку Чандигарх и Бразилиа заслуживают
обстоятельного рассмотрения.
В 1951 г. после раздела провинции Пенджаб между Индией и Пакистаном
правительство Восточного Пенджаба обратилось к Ле Корбюзье с
предложением построить новую провинциальную столицу, которая должна была
заменить утраченный Индией древний Лахор. Следует отметить, что это
предложение впервые открыло перед Корбюзье увлекательную
перспективу реализации его градостроительных концепций, к тому же еще в
обстановке далекой азиатской страны со своеобразной национальной
художественной культурой. Поэтому, несмотря на свой преклонный возраст,
Корбюзье с энтузиазмом взялся за работу, быть может, видя в ней свою
лебединую песню. В творческой биографии этого выдающегося мыслителя
современного зодчества Чандигарх занял такое же место, как и реконструкция
Гавра в творчестве Огюста Перре.
Географическое положение Чандигарха, как и его размеры, были
определены самим правительством. Город рассчитывался на 500 тыс. жителей,
с первоочередным расселением 150 тыс. человек. Местность,
предназначенная для строительства Чандигарха, была выбрана у подножия скалистых
отрогов Гималаев. Она представляет собой слегка наклоненное к
юго-западу плато, которое прорезают горные потоки, пересыхающие в жаркие
летние месяцы.
Спокойный рельеф позволял осуществить здесь любую планировочную
систему, но Корбюзье применил прямоугольную сетку улиц, свойственную
его ранним планировочным работам. Впрочем, генеральный план
Чандигарха не уподобился шахматной доске, так как в противоположность
прямолинейным поперечным магистралям, идущим с юго-запада на северо-
восток, продольные улицы слегка искривлялись. Городские дороги
Чандигарха Корбюзье разделил на семь категорий в соответствии с их
направлением и режимом движения. Криволинейная автомобильная магистраль,
пересекающая город в продольном направлении, соединяет промышленный
район и железнодорожный вокзал с университетским и культурным
центром, который располагается на противоположной стороне города.
Перпендикулярно к ней проложена главная магистраль. Она обходит по контуру
с двух сторон обширный четырехугольный коммерческий центр и
направляется к горной цепи, где на особой террасе (уже за пределами города)
находится комплекс правительственных зданий, так называемый
Капитолий.
Второстепенные улицы делят территорию города на стандартные кварталы
(микрорайоны) со сторонами 800 X 1200 м. р]сли бы Корбюзье на этом и


Строительство новых административно-политических центров
(Чандигарх и Бразилиа)
377
Равнина у
подножия Гималаев,
на которой возник
Чандигарх.
Художественно-
философское
понимание природы
послужило основой
архитектурного
творчества Ле
Корбюзье
Джайпур
(северная Индия) —
один из
градостроительных
прототипов Чандигарха.
Залит черным —
дворцовый комплекс,
примыкающий к
регулярному саду
ЮОО О 1000 2000 м
\ I I I, I I I I I I I 1 1


Дальнейший рост
крупных капиталистических городов
378
остановился, то город получил бы однообразный решетчатый план, каких
так много на всех континентах. Однако, желая создать благоприятные
гигиенические условия в микрорайонах, он пропустил широкие ленты
зелени сквозь всю территорию города. Среди этих то расходящихся, то
сужающихся ленточных парков он размещал амбулатории, школы и другие
учреждения. Жилые дома, по замыслу Корбюзье, обращались своими
входами к ленточным паркам, тогда как противоположные фасады, лишенные
дверей, выходили на транспортные магистрали. Для крупнейшего
ленточного парка Чандигарха Корбюзье использовал долину ручья, берущего свое
начало у площадки Капитолия. Если к упомянутому прибавить
пешеходные торговые улицы, образующие собственную сеть, то составится полное
представление о генеральном плане новой столицы Пенджаба.
Закончив планировку города, Корбюзье предоставил другим архитекторам
заниматься рядовой городской застройкой и сосредоточил все свои
творческие силы на создании Капитолия. Постараемся осветить три главные
проблемы, которые пытался решить Корбюзье, это: 1 — проблему
национального образа новой столицы; 2 — проблему связи города с природой и 3 —
проблему достижения художественного единства. Без сомнения, Корбюзье
хорошо понимал, что современная архитектура Европы и Америки
оказалась бы чуждой национальному миропониманию индийского народа. И
вместе с тем он не мог допустить прямого возрождения тех или иных
исторических стилей Индии. И, следовательно, ему оставалось избрать некий
промежуточный путь, который без компромиссов и эклектики привел бы
его к гармоническому сочетанию старого и нового, национального и
международного. В творческой биографии Корбюзье 50-е годы были временем
смелых исканий, когда он настойчиво работал над обогащением художест-
Чандигарх —
новая столица
Пенджаба.
Спроектирована Ле
Корбюзье в начале
1950-х годов в расчете
на расселение 500 тыс.
жителей. Продольная
автомобильная
магистраль
соединяет
промышленный район
и вокзал с
загородным
университетским
комплексом.
Перпендикулярный
главный проспект
ведет от
коммерческого центра
к Капитолию
1 Древнесанскритский трактат
Манасара под названием
«Сильпа-Шастра», вероятно,
относится к VI—VII вв. н. э.
В нем сведены воедино все
действовавшие тогда
строительные правила и нормы.
(Manasara. On architecture and
sculpture. Edited Prasana Kumar
Acharya; London, New York,
Bombey, 1933).


Строительство новых административно-политических центров
(Чандигарх и Бразилиа)
венного языка современного зодчества, оказавшегося неспособным
выражать глубокие философские понятия, как и духовные переживания
человека. Монументальность, пластичность, символика и синтез искусств — все
это, ранее казавшееся Корбюзье почти несущественным, теперь
превратилось в основное оружие мастера. Но помимо этих художественных средств
в Чандигархе сказалось и творческое освоение архитектурного наследия.
Первое, что воспринял Корбюзье из арсенала старого индийского
градостроительного искусства, заключалось в грандиозных иллюзорных и
реальных размерах ансамблей. На территории Джайпура, служившего некогда
столицей небольшого индийского княжества, могло бы уложиться
несколько второстепенных великогерцогских столиц Центральной Европы.
Гробница Джехангира, находящаяся по соседству с Лахором, занимает вместе
с окружающим садом квадратный участок 25 га, и даже индийские
деревни, помещенные в трактате Манасара !, не уступают в размерах
средневековым европейским городам. На площадке чандигархского Капитолия
возводили только четыре здания, для размещения которых нужен был лишь
очень небольшой клочок земли. А между тем Корбюзье отвел для
Капитолия огромный квадрат со сторонами 800 X 800 м. Самое совпадение
размеров кварталов, из которых слагается план Джайпура с четырехугольными
микрорайонами Чандигарха, указывает на прямую преемственность в
размерах. Еще более приближается к индийским прототипам
четырехугольный сад губернатора, где аллеи разбивают участок на равные квадраты, а
границей является сплошная стена.
Столь же традиционным для Индии (как и для очень многих столичных
Ансамбль
Чандигархского
Капитолия. На
перспективе отчетливо
видна вертикальная
планировка территории
с искусственными
холмами, дорогами и
водоемами. На первом
плане здание
Секретариата. Далее
по диагонали —
дворец Ассамблеи и
за ним резиденция
губернатора
(в настоящее время —
музей). На краю
платформы по оси
Ассамблеи — здание
Верховного суда;
левее его —
символическая
скульптура
«Открытая рука»


Дальнейший рост
крупных капиталистических городов
городов Востока) было периферийное размещение резиденции
государственной власти. Капитолий Чандигарха выступает за пределы города так
же, как выдвигается в Дур-Шаррукине (Хорсабаде) дворец Саргона II или
поражающая воображение твердыня Тибета — дворец Далайламы в Лхасе.
Во всех перечисленных случаях столицы как бы простираются у ступеней
духовного и светского престолов.
Особую, если не решающую роль в архитектуре чандигархского Капитолия
сыграло пластическое начало, то хорошо ощущаемое скульптурное
качество архитектурных форм, которое придает им телесность и живость,
свойственные формам органического мира. Откуда пришло к Корбюзье столь
определенное пластическое мышление? Было ли оно естественным этапом
в развитии его удивительного дарования или понимание пластики он
почерпнул из национальной индийской архитектуры? Все стили Индии
(включая даже самый богатый и декоративный орисский стиль) обладают
исключительной пластической выразительностью. Кажется, что пагоды, гопурамы
и ступа не строили (т. е. складывали из отдельных камней), а высекали из
целой скалы или даже лепили из податливого для руки материала. То же
впечатление производят и лучшие сооружения Чандигарха. Ведь даже
самую площадку Капитолия с ее ступенями и впадинами, искусственными
водоемами и насыпными холмами, по сути дела, вылепил на месте сам
Корбюзье.
Здесь мы вплотную подошли к вопросу о взаимодействии архитектурных
объемов с их горизонтальной субструкцией — землей. Характеризуя
здания на столбах, духовным отцом которых был Корбюзье, профессор Жел-
лико отметил, что они контрастно входят в природу, подобно белоснежным
чайкам, опустившимся на луг. Но почему же в таком случае Корбюзье
отказался от своих излюбленных свободно стоящих опор, от зданий без
нижнего этажа? Или природа Индии требовала этого, или ее национальная
художественная традиция заставляла «выращивать» здания из самой
земли? Убедительно, конечно, не первое, а второе, ибо на тех же
географических широтах, а именно в южной Японии и Алжире, Корбюзье с успехом
применял постройки на столбах и, следовательно, только настоятельное
желание создать монументальную форму и заставило его, как и в
композиции капеллы Роншан, начинать строения с наземного этажа.
Итак, реальные размеры и масштабность, периферическое расположение
главного ансамбля, пластическое толкование архитектурных форм и,
наконец, неразрывная связь всех зданий с поверхностью земли — вот, что
воспринял Корбюзье от национального индийского градостроительного
искусства. Но все это далеко отстояло от непосредственного применения старых
стилистических форм и деталей. Больше того, к пониманию национальных
форм индийского зодчества Корбюзье подошел от природы, т. е. от того
великого первопричинного фактора, который в значительной степени
предопределил и все последовательно сменявшиеся стили Индии. Жарким
климатом объяснялись огромные навесы над фасадами, обращенными к
солнцу (как и глубокие ниши окон и ребристые жалюзи), и нужно было лишь
облагородить их красивыми профилями, чтобы приблизить к
национальным архитектурным формам северной Индии. Конечно, это мог сделать
только настоящий художник, каким и был Корбюзье.
Говоря о Капитолии как о большом ансамбле, возглавляющем город,
нельзя не коснуться его художественных связей с внешним природным
ландшафтом. Природа, окружающая Чандигарх, обладает разительными
контрастами уже в силу того, что здесь заканчивается горная Индия и
начинается безбрежная Индийская равнина. С севера, за Капитолием, тянется
горный хребет, изъеденный глубокими ущельями. Остроконечные скалы
служат для Капитолия фоном, своеобразной театральной декорацией. И
вот, как бы обращаясь к стране от имени горного мира, Корбюзье направил
архитектурную энергию Чандигарха к обширной Индийской равнине, куда
несут свои воды многочисленные притоки Инда и Ганга. Ленточные парки
Чандигарха без всякой натяжки повторяют гидрографию индийских рек,
тогда как кривящиеся продольные магистрали, геометрический центр
которых находится где-то далеко в Гималаях, отдают композиционную дань
этим последним. Ясно понимая то, что называют «гением места», Корбюзье
воздержался от применения архитектурных вертикалей, ибо их роль
приняли на себя несравненно более грандиозные горные пики.
Чандигарх.
Анализ генерального
плана Капитолия.
В основу композиции
полошены следующие
принципы:
1) классическое
размещение зданий по
диагонали;
2) равновесие, а не
примитивная
симметрия;
3) модульная
соразмерность объемов
и пространств;
4) масштабное
посредничество
символической
скульптуры между
человеком и
архитектурными
объемами


Строительство новых административно-политических центров
(Чандигарх и Бразилиа)
381
На площадке Капитолия стоят: Секретариат (очень длинный
многоэтажный корпус), квадратное здание Ассамблеи, сравнительно небольшой
Дворец губернатора (теперь превращенный в музей) и корпус Верховного
суда. Первые три расположены слева от главной магистрали, вливающейся
в Капитолий, последнее же — справа, на значительном расстоянии от
предыдущих. Символическая «Открытая рука» и «Могила мученика», первой
жертвы строительства столицы, дополняют эти здания скульптурными
формами. Сразу же обращает на себя внимание диагональное размещение
зданий и изысканность интервалов между ними. План Капитолия очень
красив. Но чем было вызвано косоугольное направление, совсем не
свойственное Корбюзье и чуждое симметричным планам индийских храмов и городов?
Диагональ впервые применили строители Великих пирамид, однако в древ-
50 о 100 200 м


Дальнейший рост
крупных капиталистических городов
382
нем Египте она не получила сакрального значения. Естественно, что
Корбюзье, далекий от мистического миропонимания, использовал ее лишь
в композиционных и оптических целях. Чтобы парализовать чрезмерное
количественное превосходство здания Секретариата, он отдалил его от
главной магистрали и в то же время обратил торцом по отношению к
городу. Поэтому, когда зритель вступает в Капитолий, его внимание привлекает
не первое, а второе здание, т. е. Ассамблея, видимая с наиболее выгодной
угловой точки зрения. Так, следуя за эстафетой, переходящей от одного
объема к другому, можно пересечь весь Капитолий, не испытав
разочарования от незначительности одних сооружений и подавляющего
превосходства других. А это и было достигнуто при помощи диагонального
размещения зданий.
тпр^п
Здание
Ассамблеи в
Чандигархе. Разрез и
план
Значение интервалов между архитектурными объемами так же велико, как
и продолжительность пауз между музыкальными аккордами. У Корбюзье
все паузы оказались равными (около 340 м), но несколько меньшими по
размерам, чем на площадке Великих пирамид. Впрочем сходство с этим
древним ансамблем не дает основания говорить о заимствовании
диагонального приема из Египта, тем более что он получил широкое
распространение и в Европе.
Наиболее впечатляющим зданием Капитолия является корпус Верховного
суда. Образующая тень железобетонная крыша с просветами под ней
напоминает монументальную аркаду эпохи Моголов. Пилонообразные выступы
по сторонам и, наконец, расширяющийся снизу вверх поперечный профиль
здания, как будто сделанного из пчелиных сот, обладает такой
поразительной силой, какую человечество еще не видало со времени древних
восточных деспотий. И вместе с тем это здание не является хоть сколько-нибудь
архаическим.
Но в противоположность зданию Верховного суда зал заседаний Ассамблеи
нельзя считать достижением Корбюзье. Занимаясь изучением освещения
больших аудиторий, Корбюзье установил, что однополостный гиперболоид
обладает наибольшими преимуществами. Однако самая форма его оказа-
Здание
Ассамблеи в
Чандигархе. Главный
вход. В тяжеловесной
изогнутой крыше и в
редко стоящих опорах
Корбюзье нашел
обобщающий
архитектурный образ,
свойственный
сооружениям северной
Индии


Строительство новых административно-политических центров
(Чандигарх и Бразилиа)
383
лась крайне неудачной. Если градирни, имеющие аналогичную форму,
производят удовлетворительное впечатление в составе промышленных
комплексов, то это объясняется их обособленным размещением. Вместе с тем
гиперболоид не дает представления о вместилище людей, поскольку его
внутреннее пространство имеет чрезмерное вертикальное развитие.
Поэтому вставленный в коробку общественного здания (да еще не в целом, а
в усеченном виде) гиперболоид Корбюзье вызвал непримиримый
композиционный конфликт. Не следует забывать, что художественный образ
здания вытекает из его функционального назначения и определяется прежде
всего принадлежностью к одной из трех больших разделов архитектуры, а
именно — жилой, общественной и промышленной. Каждая из них имеет
свою особенность в художественно-образном мышлении, в силу чего произ-
Вид из
здания Верховного
суда на Ассамблею.
В понимании
пластики
архитектурных форм
Корбюзье достиг
высочайшего
артистизма
вольное перенесение специфических форм из одной архитектурной области
в другую может поставить любого зодчего перед неразрешимой задачей.
Строительство Капитолия, как и самого Чандигарха, полностью не
закончено. Трагическая гибель Корбюзье лишила столицу Пенджаба ее творца
и заботливого покровителя, а, кроме того, и само развитие города далеко не
оправдало возлагавшихся на него надежд. В настоящее время Чандигарх—
это город контрастов. Монументальному Капитолию не соответствуют
зияющие пустыри среди начатых, но еще недостроенных жилых районов. На
хорошо замощенных скоростных магистралях лишь в редких случаях
появляются автомобили, идущие из Дели и Агры, а чаще всего бредут по ним
медлительные волы и верблюды. Велосипед здесь — вершина местной
транспортной техники. В городе не хватает школ, в силу чего дети занимаются
под открытым небом, недостает и жилых домов.
Чандигарх переживает тот первоначальный тяжелый период, который
пережили многие другие города-новостройки. Крестьянам, покинувшим
свои родные деревни, приходится только ждать, когда освободившаяся от
колониального гнета великая Индия сможет удовлетворить их самые
насущные жилищно-бытовые потребности. Но.Капитолий, символизирующий
достоинство и могущество государства, уже стоит. Он внушает веру в гря-


Дальнейший рост
крупных капиталистических городов
384
дущее лучшее будущее. И остается неясным только одно — насколько то,
что создал Корбюзье в Чандигархе, понятно и близко индийскому народу.
Четырьмя годами позже основания Чандигарха началось строительство
новой бразильской столицы, идея создания которой зародилась еще в 1789 г.
под впечатлением Великой французской революции. Отрицательно
относясь к Рио-де-Жанейро, как к цитадели португальского колониального
режима, борцы за свободу Бразилии уже тогда призывали к перенесению
столицы во внутренние области страны. После падения империи (а именно
в 1891 г.) учредительное собрание подтвердило это намерение в тексте
республиканской конституции, но лишь в 1955 г. был выделен федеральный
район, на территории которого и расположили столицу.
Местность, где возникла Бразилиа, находится в степной полосе штата Гояс
на безразличной плоской равнине. Здесь нет ни величия гималайского
пейзажа, ни жизнерадостной живописности Атлантического побережья
Южной Америки, а там, где природа безмолвствует, там должен действовать
человек, используя все подвластные ему созидательные силы. Так
произошло и при освоении этого отдаленного знойного и безводного района саванны.
Запрудив сливающиеся в этом месте ручьи, строители получили
разветвленное водное зеркало, напоминающее латинскую букву Y. В
образовавшийся полуостров и начали вписывать новую столицу, предварительно
подтянув к ней железнодорожную ветку *.
Бразилиа, как в свое время и Вашингтон, создавалась в качестве
специального административного центра. Поэтому индустриального и торгового
значения она не получила. Город предназначался только для чиновников и
сановников государственного аппарата. Но поскольку
государственно-монополистический капитализм способствовал расширению бюрократических
органов управления, постольку и столица республики получилась большой.
Население города определили в 500 тыс. человек, не ограничивая его в
территориальных размерах.
В середине 50-х годов был проведен конкурс на планировку новой столицы,
в котором приняли участие лучшие архитекторы страны. Победителем из
конкурса вышел Лусио Коста. К нему присоединился впоследствии Оскар
Нимейер, занявшийся проектированием и строительством общественных
зданий. Однако самое разобщение единого и неделимого процесса создания
города на два срока и между двумя авторами не могло не привести к
отрицательным результатам, ибо утвержденный генеральный план ставил Ни-
мейера в положение исполнителя трудно изменяемых планировочных
замыслов. Но какие задачи стояли перед Нимейером и Коста?
Если бы мы начали рассмотрение Бразилиа с описания функциональной
стороны ее планировки, мы отодвинули бы на второе место ту главную и
первоочередную проблему, которая предопределила архитектурную
композицию этого города. В отличие от Чандигарха и других городов со
смешанным функциональным назначением Бразилиа строилась как резиденция
правительства и магнатов финансового капитала, для которых услужливо
предоставили большой специальный район. А раз это было так, то поиски
художественного образа столичного города становились для Коста и Ни-
мейера исходной творческой позицией. История градостроительства
показывает, что лучшие столичные города всегда выражают целый комплекс
социальных и политических представлений. В первую очередь в них
воплощаются суверенное достоинство государства, его незыблемость, могущество
и принадлежность к национальной субстанции данной страны. При
переводе на архитектурный язык эти политические идеи превращаются в
монументальность, обширность размеров и единодушие художественного
замысла, который принимает те или иные национальные и местные формы.
Любая из существующих столиц, начиная с Парижа и Рима и кончая
Вашингтоном, Прагой и Москвой, имеет те же, по-своему воплощенные
архитектурно-планировочные черты, и можно с уверенностью полагать, что жюри
присудило первую премию Лусио Коста именно за то, что он более всех
своих конкурентов приблизился к образу столичного города.
Идея генерального плана новой столицы была чрезвычайно простой. На
клинообразном полуострове Коста проложил две взаимно
перпендикулярные планировочные оси. На первую (западно-восточную ось) он нанизал
общественные здания, вторую же, предназначенную для расселения,
слегка изогнул, что придало генеральному плану столицы форму самолета или
Ле Корбюэье.
Символическая
скульптурно-
архитектурная
композиция
«Открытая рука».
Углубление
предназначалось для
небольших собраний
и размышлений среди
природы на фоне
Гималайских гор
1 Новая столица находится на
расстоянии в 940 км к
северо-западу от Рио-де-Жанейро.


Строительство новых административно-политических центров
(Чандигарх и Бразилиа)
385
Строители
новой столицы
Бразилии — Оскар
Нимейер и Лусио
Коста
Бразилиа.
Генеральный план
города (население по
проекту 500 тыс.
жителей)
А — А — главная
западно-восточная
ось, на которой
расположены здания
государственного и
общественного
назначения;
Б — Б — ось городского
расселения;
1 — площадь Трех
властей; 2 — эспланада
со зданиями
министерств;
3 — коммерческий
центр; 4 — здание
радиовещания и
телевидения;
5 — лесопарк;
6 — железнодорожный
вокзал; 7 — жилая
многоэтажная
застройка;
8 — коттеджная
застройка;
9 — посольства;
10 — водные
спортивные устройства


Дальнейший рост
крупных капиталистических городов
386
парящей гигантской птицы. «Бразилиа взовьется над Америкой»,— так
говорили местные патриоты в период обсуждения проекта. Таким образом,
уже в самый планировочный замысел неожиданно проникла
несвойственная зодчеству изобразительная символика. Как мы увидим дальше, она и
послужила причиной всех неудач в строительстве этой столицы.
Автору проекта планировки, вероятно, казалось, что он создал надежные
предпосылки для формирования художественного образа столицы,
поскольку симметрия отвечает общечеловеческим представлениям об устойчивости,
а следовательно, и вечности существующего порядка вещей, тогда как
колоссальность размеров столицы автоматически выражает и мощь, и
обширность страны. Однако это было далеко не так. Ведь зеркальная симметрия
отнюдь не единственное и тем более оптимальное средство для достижения
Продольный
разрез по главным
правительственным
зданиям Бразилиа
устойчивого зрительного равновесия, в то время как тенденция к
сверхколоссальности нередко приводит к отрицательным результатам и вместе с
тем импонирует только грубому вкусу. Абсолютными размерами своих
проспектов Бразилиа перекрыла решительно все классические образцы. Так,
главная ось ее тянется на 10 км, что превосходит центральный партер
Вашингтона в 3 раза, а парижский проспект Елисейских полей в 5 раз. Еще
Зитте убедительно показал, что в городской планировке играют решающую
роль не абсолютные, а относительные (иллюзорные) размеры,
воздействующие на зрителя через посредство масштабности. Но генеральный план
Бразилиа немасштабен. Трудно представить себе реальные размеры этого
города и особенно его монотонно спланированного жилого района. На 13,5 км
тянутся здесь, как бы отчеканенные механическим способом, равновеликие
жилые дома и кварталы. Ни одной площади, ни одной вертикали не
попадается на пути, за исключением главного перекрестка, откуда на короткое
время открывается вид на пустынный центральный партер.
К этому необходимо добавить и крайне неудачное расположение
культовых зданий. Несмотря на то что с провозглашением республики церковь
была отделена от государства, клерикалы-католики не хотели выпустить
новую столицу из своих цепких рук. Поэтому Лусио Коста предусмотрел
постройку 25 церковных зданий во главе с грандиозным кафедральным
собором. Однако, вопреки установившейся традиции, он вынес церкви за
пределы города, расставив их как цепь часовых с обеих сторон
протяженной жилой полосы.
Загородное размещение церквей встречалось и в прошлом. Конечно, Лусио
Коста мечтал о создании эффектных фасадов большой католической
столицы, но на деле получилось нечто прямо противоположное, так как
приходские церкви разместились на фоне стандартной застройки, способной
ликвидировать всякую поэтичность, не говоря уже о том, что чрезмерное


Строительство новых административно-политических центров
(Чандигарх и Бразилиа)
Бразилиа.
Общий вид
правительственного
центра от перекрестка
с главной городской
магистралью
и приближенной
точки зрения.
Обращает на себя
внимание диспропорция
между
архитектурными
объемами и
необъятными
пространствами
партеров
План
площади Трех властей
1 — Палата депутатов;
2 — Сенат;
3 — административный
корпус; 4 — Верховный
суд; 5 — дворец
президента; 6 — место
для прогулок. Анализ
показывает, что
авторы
пропорционировали
центральный
ансамбль. Однако
отвлеченность
архитектурных
объемов обесплодила
их творческие
усилия
сближение церковных зданий, ничем не отделенных одно от другого,
ставило архитекторов перед сложнейшей композиционной задачей.
Генеральный план Бразилиа имеет множество функциональных
недостатков. Как и следовало ожидать, линейная схема города оказалась
экономически нерентабельной. Столь же неоправданным было измельчение
основной планировочной ткани, т. е. жилых кварталов. Ведь на стандартных
участках со сторонами 240X240 м могли разместиться только некоторые
элементы культурно-бытового обслуживания, а именно детский сад и
начальная школа с рядовым магазином и сравнительно небольшой
площадкой для игр. А при таком положении отпадала внутриквартальная тенистая
зелень, столь необходимая в городах тропического пояса. Деревья в
Бразилиа насаживались по шнуру вдоль улицы на открытых газонах, причем
изоляция школ от автомобильного движения не гарантировалась хорошо
продуманными градостроительными мерами. Но особенно много потеряла
столица на своих чрезмерно растянутых коммуникациях. Так, например,
жители северного предместья, работающие в железнодорожном депо или


Дальнейший рост
крупных капиталистических городов
388
лабораториях атомной физики, ежедневно преодолевают в поездах туда и
обратно до 50 км, а если к этому присоединить вечернее посещение яхт-
клуба или поля для игры в гольф, то длина дневного пути возрастет до
70—80 км, а это является рекордным даже для таких безмерно
разросшихся городов, как Лондон, Нью-Йорк и Париж. Уже изложенного достаточно
для того, чтобы оценить планировку Бразилиа как весьма далекую от
совершенства. Но еще больше художественных и технических парадоксов
преподнес республиканской столице Оскар Нимейер.
Со времени завершения работ над центральным ансамблем Бразилиа не
имеет конкурентов в ошеломляющем воздействии архитектурных форм. О
Бразилиа писали самые выдающиеся теоретики и критики современной
буржуазной архитектуры в лице Бруно Дзеви, Франка Арнау и Зигфрида Гидио-
Главный
подъезд к
правительственному
центру Бразилиа


Строительство новых административно-политических центров
(Чандигарх и Бразилиа)
389
на *. Бразилиа посещали архитекторы, инженеры, художники, писатели и
ни с чем не сравнимое количество туристов. Всем было ясно, что Нимейером
создан еще не виданный образ грядущего города, какой могла допустить
урбанистическая фантастика лишь на иных планетах. Но как отнестись
к нему, приемлем он или нет? И какие социальные и политические идеи он
выражает? Собственно, нам необходимо рассмотреть (точнее
расшифровать) только один объект — комплекс высших правительственных зданий,
находящихся у восточной оконечности большой «монументальной» оси
Бразилиа.
Монументальная ось начинается треугольной площадью Трех властей
(т. е. законодательной, исполнительной и судебной). Справа и слева здесь
стоят невысокие дворцы Президента и Верховного суда; далее (уже в су-
Бразилиа.
Вид с террасы на
Палату депутатов и
купольный зал Сената
женных рамках двух симметричных автомобильных дорог) находятся
форум, искусственный водоем, а еще дальше — раздвоенная
административная вертикаль и низкое здание Конгресса. Двухпалатная система
верховной власти дала основание Нимейеру выразить ее в двух объемах — в
выступающем над крышей Конгресса куполе Сената и в пологой «чаше»
Палаты представителей. Этим и ограничивается функциональная логика
композиции, так как раздвоенная башня для чиновников государственного
аппарата (т. е. само по себе второстепенное здание) не находит
оправдания ни в центральном местоположении, ни тем более в преобладающей
высоте.
Глядя на центральный ансамбль, поддаешься эстетическому обаянию
чистых и звучных форм. Широкая чаша так артистически прорисована
(вернее, изваяна), ее контуры так спокойны и нежны, а контраст с
раздвоенной башней настолько внушителен и могуч, что убеждаешься в большой
одаренности Оскара Нимейера. Но вместе с тем возникает и множество
недоуменных вопросов: почему, например, архитектор увлекся
абстрактными формами? Как решил он проблему масштабности? И что в этих
странных объемах выражает национальный дух бразильского народа? Выше уже
говорилось, что принадлежность столицы стране, проявляемая в
бесконечном количестве самых разнообразных национальных связей, является
непременным условием как для города, так и для главного здания.
Корбюзье затратил немало усилий, чтобы выразить эти черты в Чандигархе.
Однако Нимейер остался равнодушным к национальной намагниченности
столицы. А между тем бразильский народ обладает своей вполне опреде-
1 Giedion Sigfrid. Stadtform und
die Grundung von Brasilien.—
Bauen und Wohnen. 1960, № 8,
s. 291—296; Arnau Frank. Brasilien.
Munchen, 1960.


Дальнейший рост
крупных капиталистических городов
390
ленной национальной архитектурой. Оперируя простейшими
геометрическими телами, архитектор всегда стремится к тому, чтобы сделать здание
соизмеримым с человеком, а следовательно, и масштабным с теми или
иными иллюзорными поправками. Большое значение имеет здесь самый
перевод проекта из чертежа и макета в натуральные конструкции и размеры.
Поэтому глубокий и тонкий художник зодчества всегда дополняет свой
проект в процессе его осуществления теми или иными, иногда едва
заметными деталями. Однако, как справедливо говорит об этом Дзеви,
постройки Нимейера «не отступают ни на шаг от чертежа и картонной модели...»,
они не совершенствуются в натуре, «так как страсть проектировать не
сопровождается у него страстью строить» 1. Вот почему ансамбль главных
зданий Бразилиа выглядит столь абстрактно, производя впечатление
макета, увеличенного во много раз.


Строительство новых административно-политических центров
(Чандигарх и Бразилиа)
391
Эти крупные недостатки проекта Нимейера объяснялись в первую очередь
самим направлением современной буржуазной архитектуры — ее
космополитической сущностью и формализмом. Ко времени, когда прямой учитель
Нимейера — Корбюзье начал свои экспериментальные работы в Вогезах
(капелла Роншан) и Чандигархе, стилистический кризис функциональной
архитектуры уже находился в разгаре. Но ученик воспринял творческие
поиски своего гениального учителя как отход от функциональной и
конструктивной логики в сторону свободного формотворчества, вплоть до
создания иррациональных вещей. Благодаря достижениям
инженерно-строительной техники становились выполнимыми любые самые фантастические
замыслы архитектора. И вот началось ничем не ограниченное
формотворчество. Вместо того чтобы создать нормальный зал заседаний парламента,
Оскар Нимейер строит на крыше дворца непонятную плоскую чашу;
огромный кафедральный собор он заменяет ничего не несущим каркасом, тогда
как самую церковь превращает в полуподземный храм.
И все же, несмотря на формализм и абстрактность архитектурных форм,
ансамбль Нимейера имеет художественный образ, а с некоторых, не
слишком отдаленных точек зрения, он производит даже сильное эстетическое
впечатление. О чем же повествуют бетонные формы Конгресса? О суровой
государственности, силе и власти. В. И. Ленин определял буржуазное
государство как аппарат насилия ничтожной кучки людей над
многомиллионными трудящимися массами2. Именно эту идею и выражает произведение
Оскара Нимейера. Во всяком случае мистический характер центрального
ансамбля и особенно его раздвоенной, как бы устрашающей башни
соответствует политическим устремлениям современных буржуазных диктатур.
Строительство бразильской столицы в первые годы после основания города
происходило быстрыми темпами. 21 апреля 1960 г. вместе с переездом
президента и правительства, она фактически стала главным городом
Соединенных Штатов Бразилии. Но тем не менее, по свидетельству многочисленных
иностранцев, благоустройство города сильно отставало от намеченных
плавов. Побывавший в Бразилиа английский архитектор Джордж Бэлкомб
отметил трудности заселения новой столицы, происходящие по той
причине, что «город еще недостаточно элегантен для богатых и недостаточно
дешев для того, чтобы в нем жили бедные» 3.
Будучи паразитическим центром в своем существе, Бразилиа и теперь
существует за счет государства. На окраинах ее все еще сохраняются
громадные скопления бараков, в которых обитают непосредственные
создатели репрезентативной столицы. А по соседству с бараками неудержимо
растут трущобные кварталы бедноты — этот неизбежный спутник всех
капиталистических городов.
Кафедральный собор
в Бразилиа. Макет.
Автор Оскар
Нимейер. На первом
плане (справа)—
заглубленный в землю
вход в собор. Левее
выступает из земли
сферическая крыша
подземного
баптистерия. Высота
храма 40 м при
диаметре 70 м.
Промежутки между
параболическими
ребрами заполнены
стеклом,
смягчающим
воздействие
тропического солнца
1 Цитируемая характеристика
творчества Нимейера помещена
в редакционной статье
итальянского журнала
L'Architettura, 1950, gennaio, с. 616
2 Ленин В. И. Поли. собр. соч.,
т. 33, с. 1—120.
3 Из беседы о Бразилиа,
опубликованной в ноябрьском
номере Journal of the Royal
Institute of British Architects,
1961, november.


3. Урбанистические искания в условиях
нарастающего кризиса современных
капиталистических городов
392
Периоды безвременья характеризуются отсутствием высоких
общественных идеалов, устойчивых направлений, общепризнанных авторитетов и
целеустремленных, ярких идей. В такой период и вступила в настоящее
время буржузная градостроительная мысль. Еще так недавно
децентрализация городов считалась генеральным направлением градостроительной
политики целых стран, теперь же она подвергается критическим нападкам.
Из арсенала истории снова извлекают концепции компактного и
линейного города в целях возрождения их в тех или иных планировочных
вариантах.
Из градостроительных предложений последнего времени выделяется своей
оригинальностью идея создания «параллельных городов». Родиной этой
идеи является Франция, всегда стоявшая на позициях монолитного крупного
города. Впервые о «городах-двойниках» заговорила редакция журнала
«Современная архитектура» в период обсуждения официального проекта
планировки Парижского района, который был закончен в 1956 г.1. Этот
эклектический в своем существе планировочный документ, казалось, вобрал в
себя все достижения современой ему градостроительной мысли и в то же
время он не разрешил до конца ни одной из насущных проблем. И тем не
менее это не помешало французскому правительству утвердить проект в
августе 1960 г. Критическое изучение проекта планировки Парижского
района послужило причиной рождения новой идеи, которая заключалась
в создании второго Парижа в 30—40 км от исторической столицы Франции.
Члены редакционного комитета журнала «Современная архитектура» во
главе с главным редактором Андрэ Блоком полагали, что вместо
распыления строительства по территории парижских предместий целесообразнее
сконцентрировать его в одном месте2. «.. .Новый Париж,—говорили они,—
должен явиться как бы проекцией старой столицы. Он ни в коей мере не
предназначается в качестве города-спальни. Напротив того,
«Параллельный Париж» будет располагать всеми элементами крупного города, вплоть
до размещения в нем промышленных предприятий...». В то же время,
полагая, что новый и старый Париж будут функционировать подобно
сообщающимся сосудам, авторы идеи считали необходимым связать оба города
системой автомобильных, железных и монорельсовых дорог.
В поисках территории, пригодной для строительства «Параллельного
Парижа», архитекторы предлагали несколько вариантов. Один из них
заключался в размещении нового города в 40 км к югу, в непосредственной
близости от парка Фонтенбло. Но наиболее заманчивым показалось авторам
размещение нового Парижа к западу от существующей столицы, в
направлении уже определившегося экономического развития города. Здесь, на
территории в 10 тыс. га, можно было расселить до 2 млн. жителей.
Следует отметить, что авторы идеи «Параллельного Парижа» не касались
конкретных вопросов планировки и застройки будущего города. Они
ограничивались только тем, что многократно рисовали абстрактное пятно на
территории Парижского района. Поэтому в полной мере судить о достоинствах и
недостатках новой градостроительной концепции было просто невозможно.
И тем не менее идея создания двойного Парижа настолько расшатала
привычные представления о радиально-концентрической планировке
Парижского района, что в 60-х годах появилась новая, уже линейная система,
согласно которой развитие Парижа направляется в сторону Руана и Гавра3.
«Параллельный
Париж»— система
расселения и
дорожного
строительства,
предложенная
архитекторами
М. Берси, К. Параном
и М. Пиле в качестве
антипода официальной
схемы (1962 г.).
Авторы проекта
являются
противниками
децентрализации.
Точками
обозначены территория
старого города и
новый город с его
линейным развитием
в будущем. Пунктиром
отмечена
сверхскоростная
магистраль между
двумя столичными
центрами; зеленым
цветом — система
«национальных
автострад»
1 В состав редакции журнала
входили тогда: Андрэ Блок, Пьер
Ваго, Жорж Кандилис и ряд
других архитекторов. О
«Параллельном Париже» см.
статьи в L'architecture
d'aujourd'hui, 1960—1962, № 88, 90,
96, 101.
2 Официальный проект
планировки Парижского района
предусматривал строительство за
10-летний период 750 тыс.
квартир, а также прокладку
1140 км новых дорог,
строительство 130 школ и многое
другое. (L'architecture
d'aujourd'hui, 1960, № 90, p. 74).
3 Следует отметить, что принятый
в 1967 г. проект перспективного
развития Парижского района
рассчитывался на 2000 г. при
населении в 14 млн. жителей
(Современная архитектура, 1965,
№ 4 и 1968, № 4).


Урбанистические искания в условиях нарастающего кризиса
современных капиталистических городов
393
Но если создание двойника французской столицы было делом далекого
будущего, то применение той же концепции в условиях городов значительно
меньших размеров казалось более исполнимым. Именно этим и можно
объяснить появление проектов новых городов, дублирующих Тулузу, Кан,
Сент-Этьенн и другие города Франции. Среди них наибольший интерес
представляет проект «Тулуза — Мирай». Проект нового города в
нескольких километрах от столицы Лангедока — Тулузы — явился предметом
национального конкурса, объявленного по инициативе мэра этого города.
Среди многочисленных, но в большинстве своем неоригинальных проектов,
представленных на конкурс, только один заслуживает внимательного
рассмотрения. Это проект, составленный группой молодых архитекторов с
Жоржем Кандилисом во главе 1.
Поясняя свой проект, Кандилис попытался сформулировать некоторые
положения, адресованные к современному городу вообще. Он полагает, что
основой городского плана должны служить сооружения и территории,
предназначенные для всех видов человеческой деятельности, размещенные
линейно вдоль главной улицы, и что жилые районы должны
группироваться вокруг школьных комплексов, находящихся на ответвлениях от главной
городской пешеходной магистрали. Что же касается транспортных
магистралей, то их нужно проектировать в виде самостоятельной системы,
занимающей, однако, отнюдь не командное положение. В этом вопросе
Кандилис исходил из того обстоятельства, что «.. .автомобиль нужно
рассматривать как средство обслуживания человека, а не как объект,
господствующий в планировочной концепции города». И, действительно, вплоть до
настоящего времени механическому транспорту уделялось слишком много
внимания. Фетишизм городского движения породил целый ряд
парадоксальных в своем существе градостроительных идей, наиболее ярким
примером которых являются «города-мотопии», где плоские крыши жилых
домов предназначаются для автомобильных дорог. Кандилис призывал
градостроителей восстановить понятие «улицы», утраченное, по его мнению, под
влиянием Афинской хартии. Он утверждал, что нужно восстановить
пешеходную «улицу — линейный центр» как основу планировочной структуры
каждого города.
Все эти принципы Кандилис и его сотрудники попытались воплотить в
проекте Тулуза — Мирай. Живописная пешеходная улица, приподнятая над
1 Авторы проекта «Тулуза —
Мирай», получившего первую
премию: Ж. Кандилис,
А. Иозис, С. Вуд, П. Дони,
Ж. Франсуа и Пиот. См. журнал
L'architecture d'aujourd'hui,
1962, № 101, p. 49—55.


Дальнейший рост
крупных капиталистических городов
394
Тулуза —
Мирай. Конкурсный
проект параллельного
города с населением
100 тыс. жителей.
Проект составлен
Жоржем Кандилисом
при участии С. Вуда,
П. Дони и других
архитекторов
(1962 г.). Авторы
пытались положить
в основу планировки
интересы пешеходного
движения. Белым
цветом показаны
приподнятые над
землей пешеходные
улицы, на которые
выходят деловые и
торговые здания; на
их ответвлениях
располагаются школы,
окруженные жилыми
домами


Урбанистические искания в условиях нарастающего кризиса
современных капиталистических городов
395
Город Париж
Департамент Сены
Зона городской экономики
Автострада
Основные государственные дороги
Границы Парижского района
Официальная схема
расселения и
дорожного
строительства
Парижского района,
утвержденная в
августе 1960 г. На
чертеже показаны
города-сателлиты,
население которых за
10 лет должно
удвоиться.
Предположено
построить в районе
750 тыс. квартир
в расчете на 3 млн.
жителей. За тот же
срок дорожная сеть
должна возрасти
на 1140 км
(черными стрелками
показано направление
развития Парижа
согласно плану
1967 г.)
уровнем земли, пересекает территорию города» На ней расположены
театры, магазины и другие общественные здания. Широкие полосы парков
сопровождают улицу. В конце пешеходных ответвлений находятся
школьные здания, вокруг которых группируются жилые дома. Система
автомобильных магистралей, начиная с главных артерий и кончая
разветвленными въездами и стоянками, пронизывает город на уровне земли. В целом
план легко ложится на местность и производит благоприятное эстетическое
впечатление.
Помимо Тулузы — Мирай в 60-х годах возникли проекты других двойных
городов, таких, как: Канн-Эрувиль, Сент-Этьенн — Фирмини Верт; а за
пределами Франции — Гамбург — Штайлхопп в ФРГ, Бон Руаяль в
Алжире и, наконец, полу фантастический проект «Надводного Токио»,
составленный Кензо Танге 1.
Трудно оценить только что начавшуюся разработку проблемы городов-
двойников, поскольку ни один из них еще не получил осуществления. Одно
лишь ясно, что ни при каких обстоятельствах они не исключат
необходимости реконструкции исторически сложившихся городов-метрополий.
В сущности все перечисленные проекты сдвоенных городов отдавали дань
извечно бытовавшей «центростремительной» демографической тенденции,
плодом которой являются крупные города. Прямо противоположная
«центробежная» тенденция, как известно, зародилась в Англии, еще на рубеже
XIX и XX вв. Однако ни города-сады Говарда, ни даже далеко
превзошедшие их по вместимости послевоенные «новые города» не смогли разрешить
в общегосударственных масштабах проблемы равномерного и
благоприятного расселения людей при одновременном сокращении числа жителей
в Лондоне, Глазго, Бирмингеме, Манчестере и других крупнейших
промышленных центрах Англии, Шотландии и Уэльса. Большие трудности
в поисках неосвоенных городами земель испытывали южные и
центральные графства в самой Англии, в силу чего именно для этих плотно
заселенных районов и возникла идея — применить особую, пока еще не
испробованную систему расселения. Вместо того чтобы построить в интервале
между Лондоном и Бирмингемом два-три обычных города-спутника,
инициативной группой планировщиков было предложено охватить значительно
больший географический район, в котором органически сочетались бы
интересы города и деревни. На этой почве и возник проект так называемого
Милтон-Кейнеса, авторами которого были Левелин-Девис, Форестье-Уол-
кер, Бор и Вике.
В 1968 г. в 70 км от центра Великобританской столицы было выбрано место
для расселения 250 тыс. человек (включая 44 тыс. местных жителей).
1 Проект японского архитектора
Кензо Танге был составлен в виде
протеста против оказавшихся
несостоятельными официальных
проектов перепланировки Токио.


Дальнейший рост
крупных капиталистических городов
396
Железная дорога разрезает отведенную территорию примерно пополам;
параллельно ей с юго-востока на северо-запад тянется благоустроенное
шоссе — первая общегосударственная автострада, которой англичане
законно гордятся. И та и другая дороги предопределили направление
продольных улиц, в то время как поперечные легли перпендикулярно к ним,
образуя в промежутках более или менее равновеликие квадраты. Каждый
из квадратов со сторонами 1000X1000 м представляет собой как бы
огромный квартал, а точнее — район с населением в 5 тыс. человек. Таким
образом, плотность населения Милтон-Кейнеса определялась в 50 человек на
1 га, что превосходит средние нормы, установленные в послевоенное время
для «новых городов» Англии.
Уже при самом беглом взгляде на проект планировки Милтон-Кейнеса
поражает нечто абсолютно непривычное, а именно отсутствие в нем
традиционных представлений о городе. Действительно, показанная на генеральном
плане решетка проездов еще далеко не раскрывает всего содержания
градостроительных форм жилого, общественного и производственного назначения.
В той же мере не ощущается здесь и признаков типичных сельских
поселений, всегда обладающих своей архитектурной романтикой, основой которой
является малоэтажный жилой дом с его приусадебным участком. В
проекте мы не находим ни города, ни села в их веками сложившемся
вещественном выражении. Но чем же занимались тогда создатели Милтон-Кейнеса,
если до архитектуры они не дошли? Бесспорно в данном проекте
статистическое и функционально-топографическое решение. Вооружившись
нормативными цифрами и счетной линейкой, проектировщики наметили в
абстрактной форме местоположение школ, промышленных предприятий и
некоторых наиболее важных общественных зданий. Никто не станет отрицать
целесообразности подобных расчетов, которые архитекторы всегда делают
на предварительной стадии планировочного проектирования. Но
ограничиться только этими узко утилитарными соображениями без претворения
их в архитектурные формы, конечно, нельзя. Со времени возникновения
Хемптон-Корта, Виндзорских партеров и знаменитых лондонских парков
Великобритания завоевала всемирное признание как родина пейзажного
садово-паркового искусства. Однако в Милтон-Кейнесе и эта область
художественного творчества оказалась не на высоте. Существующие ленты
зелени настолько узки, что не обещают ни гигиенического эффекта, ни
художественного многообразия, тогда как серые полотна параллельных
автомобильных дорог будут назойливо попадаться на глаза, уподобляясь
грядам вспаханного, но еще не заросшего всходами поля. Совершенно
очевидно, что столь абстрактный чертеж следует рассматривать только как
предварительную эскизную схему, не претендующую на значение
архитектурного проекта.
И тем не менее, несмотря на всю свою планировочную примитивность,
именно Милтон-Кейнес и заставляет задуматься о грядущих формах
человеческого расселения не только в утилитарном, но и в художественном
отношении.
«Мотопия» —
проект
автомобильного
города на 30 тыс.
жителей в Мидлсексе
(Англия).
Архитекторы
Джеллико, Баллантин,
Кольридж и др. По
замыслу авторов
крыши
предназначались для
городского движения
Современные
градостроительные
фантазии —«город на
столбах»,
предложенный
И. Фридманом в
качестве универсальной
пространственной
системы (под
фермами — один из
парижских
бульваров)
Стенлей Тайгермен.
«Город над
автострадой».
(предназначался для
дороги между
Нью-Йорком и
Вашингтоном).
Вершины пирамид
занимают рестораны;
в наклонных стенах —
деловые и жилые
помещения; в
цокольных этажах —
гаражи


Урбанистические искания в условиях нарастающего кризиса
современных капиталистических городов
397
Нет никакого сомнения в том, что Милтон-Кейнес является детищем
английской «национальной планировки», основателем которой считается Абер-
кромби. Обладая редкостной прозорливостью, этот выдающийся деятель
планировки в географических масштабах пытался превратить свою
перенаселенную страну в единое планировочное целое, отдавая должное не только
городам и селам, но и свободным землям, находящимся между ними. А при
таком расширении планировочных задач автоматически возникает
сложнейшая проблема осмысления и художественной организации больших
географических ландшафтов с тем, чтобы безошибочно вкрапливать в них
и новые города, и сельскую застройку, а также пансионаты, лечебные
учреждения и многообразные сельскохозяйственные, транспортные и
производственные постройки. Однако работа подобного рода требует гораздо
большего, чем тот привычный градостроительный опыт, которым
вооружала архитекторов Англии их старая академическая школа. Вот почему
эксперименты, подобные Милтон-Кейнесу, еще ожидают терпеливой и
длительной подготовки кадров в области ландшафтного зодчества.
Помимо идеи строительства городов-двойников, ставшей в настоящее
время уже наполовину реальной, умы зарубежных архитекторов в недавнем
прошлом занимало так называемое пространственное градостроительство,
а именно — развитие города не только на поверхности земли, но и по
вертикали. В основе экспериментальных поисков города подобного рода
лежало настойчивое желание архитекторов во что бы то ни стало удержать
современные крупные города от угрожающего им территориального и
функционального распада.
Идея пространственного города возникла почти одновременно во Франции,
Англии, США, Голландии и Западной Германии. В Париже еще в начале
60-х годов наметилась тенденция создания многоярусных комплексов,
представляющих собой как бы сплав зданий и магистралей различного
назначения1. Так, например, в проекте реконструкции района Обороны,
находящегося на продолжении проспекта Елисейских полей, архитекторы П. Эр-
бе, Р. Озель, Б. Зерфюсс и другие осуществили главную магистраль в двух
уровнях: верхний уровень предоставлялся пешеходам, а нижний —
автомобильному транспорту. Еще более сложные сооружения проектировались
на левом берегу Сены, ниже Марсова поля. Здесь архитекторы Р. Лопес и
А. Поттье задумали превратить набережную реки в многоярусный
комплекс дорог, связывающих между собой многоэтажные жилые и
общественные здания в единое пространственное целое.
Аналогичные проекты стали появляться и в Соединенных Штатах
Америки, где развязки транспортных магистралей в нескольких уровнях давно
уже применялись. Поэтому американским архитекторам оставалось лишь
соединить различные уровни магистралей с этажами жилых и
общественных зданий. Примером пространственной взаимосвязи магистралей и
отдельных зданий являются четыре многоэтажные башни и гараж,
построенные на северной трансманхэттенской магистрали, а также планировка и
застройка острова Вельфар в Нью-Йорке. Даже в Англии, этой наименее
Фантастический
«город-небоскреб».
Автор
архитектор Сеп-
Флориан.
1 L'architecture d'
1961, № 97, p. 18
aujourd'hui,
29.


Дальнейший рост
крупных капиталистических городов
398
склонной ко всякого рода экспериментам стране, начали появляться
городские районы, функционирующие в нескольких уровнях. Таким был
построен новый торговый центр в Бирмингеме; таков же Лондонский район Бар-
бикен; по тому же самому принципу был спроектирован и город Хук для
Хемпширского графства.
Так как упомянутые сооружения (за исключением города Хука)
предназначались для реконструкции существующих городов, то реализация их
была чрезвычайно сложна ввиду того, что в каждом конкретном случае
приходилось решать задачу сочетания надземных магистралей со старой
уличной сетью. Но как только архитекторы переходили от реального
проектирования к абстрактным фантазиям, все эти затруднения естественно
исчезали. С некоторых пор фантазии на тему о городе будущего стали весьма
распространенным явлением в буржуазном мире. Этим как бы
компенсировалась невозможность преодоления кризиса современных
капиталистических городов. Авторами урбанистических фантазий были кто угодно, но
только не прямые специалисты в области планировки городов. Городами
будущего занялись инженеры (Робер Ле Риколе), художники (Вальтер
Ионас), скульпторы (Николай Шеффер) и некоторые архитекторы в лице
Поля Меймона, Ионы Фридмана, Паоло Солери и других. Само собой
разумеется, что от художников трудно было ожидать серьезных
градостроительных предложений, но даже архитекторы, вступившие на путь
урбанистических исканий, исходили скорее из внешней формы, нежели из
внутреннего содержания города. Вот почему все они искали поддержки и
одобрения не у профессионалов-градостроителей, а у
инженеров-конструкторов, способных технически осмыслить и решить любую пространственную
структуру.
Как же представляли себе город будущего авторы этих фантастических
проектов?
Оставляя в стороне плод болезненной фантазии американского
архитектора Паоло Солери *, рисующего город в виде анатомического разреза
человека, упомянем лишь некоторые градостроительные фантазии. Так,
например, увлеченный идеями Райта, один молодой американский архитектор
Сен-Флориан предлагает город в виде огромного, одиноко стоящего
небоскреба, к которому подходят автомагистрали, а на вершине помещается
посадочная площадка для геликоптеров2. Художник Ионас представляет
города будущего в виде огромных воронок, стоящих на одиночных опорах.
Скульптор Шеффер составляет урбанистические композиции из
пластических форм. Иона Фридман предлагает заменить города универсальной
пространственной системой на столбах, в которую можно включать ячейки
любого функционального назначения. Французский архитектор Поль Мей-
мон вписывает в японский пейзаж изящные конусообразные плавающие
города —«Фудзиямы», а для Монако предлагает «надводный спутник»,
который напоминает своим внешним видом огромную плетеную корзину3.
Японскому архитектору Кензо Танге город будущего представляется в
виде огромной эстакады, которая глубоко врезается в море. По ней проходят
магистрали с деловыми и общественными зданиями, тогда как целая
флотилия плавучих жилых домов сопровождает это грандиозное инженерное
сооружение4. В заключение следует упомянуть о многочисленных
проектах так называемых Кластеров, Казбахов и Зиккуратов, напоминающих
огромные муравейники, где по горизонтальным, вертикальным и
диагональным направлениям будут двигаться люди5. Кошмарными
представляются и предложения японских метаболистов, которые заключают
человечество в искусственные «пространственные структуры» с
автоматической, вечно движущейся транспортной системой 6.
Несмотря на кажущееся многообразие, все эти проекты имеют один и тот
же существенный недостаток. Можно подумать, что авторы
фантастических городов совершенно забыли о том, что в основе любого
архитектурного и градостроительного проекта должен быть человек со всеми его
физическими и духовными потребностями. Но именно человек и будет
чувствовать себя подавленным и потерянным в сложных лабиринтах
многоярусных городов. Трезво мыслящие современные архитекторы уже чувствуют
рискованность подобных утопий, которые уводят архитектуру и
градостроительство из мира реальных проблем в область беспочвенных и даже
болезненных фантазий.
1 Forum, 1961, № 3-4, р. 111—118.
2 L'architecture d'aujourd'hui,
1960, № 128, p. 50.
3 Градостроительным фантазиям
посвящена специальная
монография под названием:
«Les visionaires de l'architecture»
(Texte de Balladur, Friedman,
Jonas, Maymont, Ragon, Schoffer).
4 Проект Токио, составленный
Кензо Танге, описан в журнале:
L'architecture d'aujourd'hui
1961, № 98, p. 55—59.
5 Термин «Кластер» происходит
от английского слова cluster,
которое обозначает гроздь,
группу, скопление, концентрацию;
название «Казбах» (casbah)
происходит от чисто внешнего
подобия некоторых
пространственных схем
городам-крепостям Марокко; и,
наконец, «Зиккураты» —
культовые здания
древних городов Двуречья,
силуэту которых подражают
некоторые современные
архитекторы.
6 Метаболизм — философские
искания группы японских
архитекторов, адресованные в
далекое будущее
(L'architecture d'aujourd'hui,
1962, № 101, p. 84; Локтев В. И.
Теория метаболизма в
современном градостроительстве
Японии.—ЦНТИ Госграж-
данстроя, М.; Kurokawa Noriaki.
Two systems of metabolism —
The Japan architect, 1967, № 137,
p. 80-92).


Урбанистические искания в условиях нарастающего кризиса
современных капиталистических городов
399
Однако пространственные города не представляют собой единственной
области градостроительного эксперимента. В настоящее время все более ясно
обнаруживается еще одно направление, которое является прямым
последствием панического страха перед грядущей перенаселенностью земного
шара. Лидером этого направления объявил себя греческий архитектор
Константин Доксиадис1. Сделав некоторые, весьма поверхностные подсчеты,
он пришел к заключению, что население земного шара к концу
следующего столетия увеличится в десятикратном размере и достигнет 40—50 млрд.
человек. Отсюда Доксиадис делает вывод, что в будущем вся поверхность
земли, за исключением пустынь, ледников и сельскохозяйственных угодий,
будет урбанизирована, в результате чего города срастутся в единый
мировой город «Экуменополис»2. Исходя из этой гипотезы, Доксиадис полагал,
что уже теперь, проектируя современные города, нужно рассматривать их
как элементы будущей всемирной системы расселения. В каждом
существующем городе он усматривал тенденции к срастанию с другими
соседними городами, что неизбежно приводило его к концепции
«динамического» или линейного города3.
Мы не собираемся на страницах данной книги разбирать все
теоретические положения Доксиадиса. Градостроительная практика является самой
лучшей проверкой любой теоретической концепции. Но что можно сказать
о построенных планировочной фирмой Доксиадиса городах? Только то, что
их планировка не представляет собой ничего принципиально нового:
унылые прямоугольные кварталы одинаковых размеров, однообразная,
бесконечно повторяющаяся малоэтажная жилая застройка, напоминающая
бараки,— вот что присуще городам Доксиадиса независимо от того,
проектировал ли он районы Багдада, Аккры или Филадельфии. Будучи
противником высотных сооружений4, этот энергичный градостроитель предлагал
заткать как паутиной всю землю своими ползучими населенными
пунктами. Дело, однако, заключается не столько в малоудачной
градостроительной практике Доксиадиса, сколько в бездоказательных демографических
прогнозах этого архитектора.
Действительно, за последние 300 лет население земного шара возросло
примерно в 6 раз, и если в 1650 г. оно составляло 545 млн. человек, то в 1960 г.
достигло 3 млрд. Но какова весомость этой последней цифры по отношению
к территории и какова степень урбанизации нашей планеты? Объективные
статистические данные показывают, что плотность населения мира еще
далеко не достигла хоть сколько-нибудь угрожающих размеров. В
некоторых, наиболее заселенных странах (как, например, в Бельгии, Англии и
Западной Германии) она приближается к 300 человекам на 1 км2, тогда
как в Австралии едва достигла 1 человека на 1 км2. К этому необходимо
добавить, что 52 млн. км2 (т. е. 7з всей суши) еще остается необитаемой. Мир
еще достаточно просторен — вот к какому выводу можно прийти при
изучении современной заселенности земного шара.
В равной мере оказываются не столь уж значительными и
урбанизированные территории. Географическая карта Великобритании показывает, что
города, а также все поселки, села, шахты и другие внегородские
промышленные предприятия этой наиболее индустриальной европейской страны
занимают только 10% всей ее территории. И, следовательно, даже здесь,
в наиболее застроенной стране, где 80% населения живет в городах,
урбанизированные территории весьма невелики; что же касается других стран,
включая и Соединенные Штаты Америки, то в них общая площадь городов
исчисляется тремя, двумя, одним процентом, а в ряде стран и того меньше.
Спрашивается можно ли при таких неопровержимых статистических
данных обращать внимание на те ультрасовременные и кажущиеся
дальновидными градостроительные утопии, которые превращают Европу и Америку
в сплошные пересекающиеся ленты городов или предлагают построить над
старым Парижем новый, держащийся на столбах, или, наконец, выдвигают
проблему создания плавающего Токио. Для фантастических измышлений
такого рода время еще не наступило, а по мнению академика С. Г. Струми-
лина, и никогда не наступит 5.
Мы подошли к тому безостановочно бегущему вперед рубежу, который
отделяет прошедшее от настоящего. Перед ним останавливаются все исто-
1 Константин Доксиадис — был
главой довольно крупной частной
градостроительной ассоциации,
имеющей свои филиалы и за
пределами Греции. Услугами
Доксиадиса пользовались в
основном страны, в которых
современная планировка
находится на самой начальной
стадии развития. Константин
Доксиадис являлся также
автором нескольких печатных
работ, в которых он излагал
свои теоретические положения и
противопоставлял изобретенную
им самим науку «экистику»
всему современному
градостроительству. Doxiadis С. А.
Architecture in Transition
London, 1963.
2 Доксиадис определял
следующие градации развития
человеческих поселений: эополис
(деревня), полис (город),
метрополис (сросшиеся города),
мегалополис (сросшиеся
метрополии), экуменополис
(всемирный город) и, наконец,
космополис (город в космическом
пространстве).
3 Интересно отметить, что сам
Доксиадис отрицал подобие его
«динамического города» городам
линейного типа. Doxiadis С. А.
On Linear Cities (Town Planning
Review, 1967, № 1, vol. 38).
4 Doxiadis G. A. Urban renewal
and the future of the american
city, 1966, p. 128.
5 Струмилин С. Г. В космосе и
дома. Избр. пр-ия. М., 1965, т. 5,
с. 323—324.


Дальнейший рост
крупных капиталистических городов
400
Система
расселения в виде
небольших
«воронкообразных
городов», придуманных:
художником-
графиком
В. Ионасом
Поль Меймон.
Надводный город у
побережья Монако.
Вверху —
ситуационный план;
внизу — перспектива


Урбанистические искания в условиях нарастающего кризиса
современных капиталистических городов
401
Фантастика
в градостроительных
исканиях выдающихся
современных
архитекторов. Кензо
Танге. Проект
надводного Токио.
Слева —
генеральный план
нового городского
района; справа —
деловые здания в
виде гигантских
объемов, отдаленно
напоминающих
национальные формы
деревянного японского
зодчества; внизу —
макет линейного сити,
связанного
поперечными мостами
с жилыми
комплексами


Дальнейший рост
крупных капиталистических городов
402
рики, поскольку многие процессы, начавшиеся в недалеком прошлом,
быстро изменяются на глазах живущего поколения людей и под влиянием тех
или иных социально-экономических и политических причин нередко
принимают иное направление. Поэтому, воздерживаясь от гадательных
прогнозов, сосредоточим внимание лишь на тех основных итогах, которые
можно подвести развитию городов капиталистического мира за прошедшие
70 лет текущего XX века.
Вплоть до начала первой мировой империалистической войны
капиталистические города еще сохраняли все присущие прошлому веку социально-
экономические контрасты в виде прямо противоположных форм
человеческого общежития на уровнях богатства и нищеты, высокого
благоустройства и трущоб. Градостроительная деятельность по-прежнему сводилась
Сатио Отани.
Дворец для
международных
конференций в Киото.
Художественный обра;/,
этого здания
перекликается с
урбанистическими
абстрактными
«структурами»
японских
метаболистов
к прокладке и застройке улиц без учета жизненно важных бытовых и
санитарно-гигиенических потребностей. Этому соответствовала и самая
наука о городе.
Крупнейшим фактором, повлиявшим на весь дальнейший ход развития
капиталистических городов, явилась Великая Октябрьская
социалистическая революция. Под влиянием советского опыта в ряде стран начался
процесс постепенной демократизации городского строительства, проявивший
себя в установлении государственного и общественного контроля над
жилищным строительством, в расширении жилищно-строительных программ
и общем подъеме благоустройства городов. Однако первые послевоенные


Урбанистические искания в условиях нарастающего кризиса
современных капиталистических городов
403
жилищные программы Англии и Франции потерпели полную неудачу.
Период относительной стабилизации капитализма и начавшегося вслед за
ним мирового экономического кризиса прошел под знаком напряженной
борьбы с загромождавшей старые города внутриквартальной застройкой.
В результате целого ряда смелых экспериментов, которые привели к
установлению новых градостроительных правил и норм, удалось не только
расширить внутреннее пространство кварталов, но и разомкнуть застройку,
превратив ее в отдельно стоящие корпуса, независимо от направления
улиц. К этому времени относятся первые опыты применения «строчной
застройки» с ориентацией зданий по гелиотермической оси, как и
повсеместное распространение функционального и строительного зонирования.
В середине 30-х годов архитекторы подошли к идее создания жилого мик-
Кензо
Танге. Спортивный
зал в Такамацу.
Сверхчеловеческий
масштаб и
подавляющее
воздействие
архитектурных масс и
конструкций
знаменуют уход
современного
буржуазного
зодчества от
художественно-
философских
концепций
гуманизма
рорайона, что вызвало коренную ревизию всех материальных тканей
современного города. Тем самым был нанесен сокрушительный удар «оссманов-
ской» уличной планировке, ставившей во главу угла только интересы
городского движения.
В 20-х и 30-х годах в обстановке еще мало изменившихся старых городов
протекали сложные процессы вызревания новых градостроительных
концепций в сфере социально-бытового и культурного обслуживания
населения. Стихийным путем концентрировались здания того или иного
функционального назначения, подготовляя почву для возникновения
специализированных общественных центров.


Дальнейший рост
крупных капиталистических городов
404
Одновременно с этим продолжались настойчивые поиски новых способов
расселения. В острой полемической форме развернулась борьба между
сторонниками монолитного крупного города (Корбюзье и Гильберсаймер) и
принципиальными противниками его, считавшими децентрализацию
единственно разумным методом расселения людей (английские последователи
Говарда и Элиэла Сааринена). Тогда же, под влиянием советского опыта,
началась теоретическая разработка проблемы линейного города.
«Районная планировка», впервые примененная в 20-х годах Патриком
Аберкромби, сравнительно быстро завоевала всеобщее признание и
включила в себя широчайший комплекс созидательных мероприятий, вплоть до
охраны «культурного ландшафта» и восстановления очагов первородной
природы.
Мрачной полосой в истории европейских народов прошли тяжелые годы
фашистской диктатуры. Ничем не прикрытая воинствующая реакция
пыталась возродить антигуманистическое репрезентативное строительство.
Под ее влиянием оживились и некоторые консервативно настроенные
творческие силы в других странах и в первую очередь в Англии. Казалось, что
градостроительным достижениям 20-х годов наступает неотвратимый
конец. Однако этого не произошло. В ходе второй мировой войны
свободолюбивые страны во главе с Советским Союзом сломили фашизм, а вместе
с ним ушли в невозвратимое прошлое и его реакционные
градостроительные доктрины.
Капиталистический мир, вышедший из горнила войны еще более
потрясенным и ущербленным, использовал в послевоенный период все рычаги
государственных и частных монополий. При помощи временного, а в ряде
случаев и абсолютного отчуждения частной собственности, а также
широко организованной заготовки строительных материалов, механизации
строительных процессов и других мероприятий подобного рода
капиталистическим государствам удалось восстановить европейские города к началу
60-х годов. Как и следовало ожидать, в планировке городов послевоенного
времени возобладала микрорайонная структура.. Изобретенная Триппом
система последовательного примыкания проездов дала возможность
создавать в городах обтекаемые пространства, тогда как общественные центры
целиком освобождать от колесного движения, предоставляя их в
распоряжение пешеходов. В послевоенное время многие города приобрели
обходные кольцевые дороги, как и систему радиальных вылетных магистралей.
С напряженным вниманием следил архитектурный мир за той упорной
борьбой, какая развернулась на Британских островах в связи с
проблемой децентрализации промышленности и населения. Плодами этой борьбы
явились «новые города», обогатившие градостроительную теорию и
практику разнообразными приемами нерегулярной планировки. Вышедшие из
войны с наименьшими потерями Соединенные Штаты Америки развернули
строительство висячих мостов, дорог, портов, небоскребов и специально
оборудованных загородных торговых центров и мотелей. Сильно
расширилось городское строительство и в освободившихся странах, наглядными
примерами чему могут служить Чандигарх и Багдад.
Однако, несмотря на весьма значительные количественные и качественные
достижения, современные города капиталистического мира находятся в
состоянии глубочайшего кризиса. Четверть века тому назад Льюсис Мам-
форд выпустил книгу под названием: «Могут ли выжить наши города?»
Но в настоящее время этот вопрос стоит еще более остро. Весь ход
развития современного урбанизма показывает, что жилищное строительство, как
и градостроительство в целом, безнадежно отстают от нарастающих
потребностей. При активизации прироста населения ликвидация жилищной
нужды даже в наиболее развитых капиталистических странах —
неосуществимая мечта. Градостроительные тенденции последнего времени обнаружили
еще один, чреватый последствиями симптом, который предвещает
стихийный распад компактной структуры буржуазного города. Начавшийся
процесс обозначился достаточно ясно. Но кто может предсказать его
дальнейшее развитие и по каким путям пойдет урбанизация нашей планеты?
Среди нерешенных проблем современного города, быть может, наиболее
отстающей является проблема эстетики. Влечение к прекрасному присуще
духовной природе человека. А между тем города XX в. не могут
удовлетворить даже самых невзыскательных ценителей градостроительного искус-
./
Ж И Л ЬУ ^ ~
1 I ^
ЬЕ§ Ж И Л b Е с^ V
ш#
&:.
Первичный
центр
Происхождение и
современное
состояние проблемы
«динамического
города». Абстрактная
идея территориального
развития Москвы в
виде параболы,
выдвинутая
Н. А. Ладовским в
1932 г.; внизу —
«динамический город»
Константина
Доксиадиса. Автор
полагает, что в
процессе роста города
старые центры не
потребуют коренной
реконструкции


Урбанистические искания в условиях нарастающего кризиса
современных капиталистических городов
405
ства. В самом деле, что дают человеку в эстетическом смысле стандартные
лачуги Доксиадиса или небоскребы из стекла и металла Мис ван дер Роэ?
Несомненно, что и то и другое способно удовлетворять только крайне
ограниченным утилитарным потребностям. Функционализм — это крупнейшая
из систем архитектурного мышления ныне существующего мира — раздел
донага современное зодчество, но оказался бессильным вдохнуть в него
живые художественные образы. Огюст Перре справедливо отметил, что
каркасное здание аналогично скелету. И, следовательно, художественно
оскудевшие современные города являются городами скелетов. Они
физически существуют, но ожидают лучшего будущего. А для того чтобы
здания и вместе с ними целые города приобрели достойные человека живые
формы, необходимо решить коренную художественную проблему, которая
заключается в создании полноценного стиля.
Первый
город на Луне.
Рисунок Поля
Меймона
Как уже говорилось выше, в начале 30-х годов после осуществления Вил-
лербана, Рундлинга и нескольких крупных жилых ансамблей в Париже,
Берлине и других европейских городах обнаружилась неспособность
функционального стилистического направления к решению многообразных
художественных задач. Послевоенное восстановительное строительство
послужило вторичной проверкой данного стиля как в смысле его
сочетаемости с архитектурными сооружениями прошлых эпох, так и в смысле
создания самостоятельных городских ансамблей. Однако и здесь и там
господствующий стиль не принес положительных результатов, несмотря на
все проявленное архитекторами художественное мастерство. Это
обстоятельство и заставило их обратиться к ревизии всей современной
художественно-философской системы.
Однако искания новых средств эстетической выразительности направились
разными путями. Корбюзье как художник высочайшего дарования пол-


Дальнейший рост
крупных капиталистических городов
ностью сознавал свою ответственность перед современниками и потомками,
в силу чего и не позволил себе вступить на путь стилизаторства, даже при
исполнении весьма специфического национального заказа (Чандигарх).
И вместе с тем его последние произведения уже значительно отличаются
от предыдущих своей монументальностью, символикой, романтикой, как
и ни с чем не сравнимой пластической выразительностью. Строители
Мексиканского университета приняли как должное функциональную
субстанцию современного зодчества, но решали проблему ансамбля и образа на
национальной основе посредством синтеза архитектуры и изобразительных
искусств. Однако и там и здесь созданные образы оказались еще
нераскрытыми, а во многом и непонятными народу. Что же касается огромного
большинства современных архитекторов западных стран, то их позиции
в поисках нового стиля весьма разноречивы. А при таком положении
безудержный формализм на одном полюсе зодчества и равнодушная
штамповка зданий на другом превращаются в настоящее бедствие.
Художественно полноценные архитектурные стили, как и величайшие
научные изобретения и открытия, возникают не сразу. Их создают не только
гении, но и рядовые мастера в результате коллективных усилий. В 20-х
годах основы функционального стилистического направления закладывали
архитекторы многих стран при весьма значительном, если не решающем
воздействии Советского Союза. И можно надеяться, что международное
культурное сотрудничество наиболее прогрессивных творческих сил
поднимет архитектуру современного города на новую, более высокую ступень.


Оглавление
Предисловие ко второму изданию
7
Предисловие
8
Часть первая
Капиталистические города в начале XX
и возникновение новых тенденций
в градостроительстве
11
1. Кризис капиталистических городов
и градостроительная деятельность в начале века
12
Промышленность и рост городов в начале XX в.
13
Жилищная проблема и градостроительное законодательство
16
Транспортный кризис
и попытки преодоления его градостроительными средствами
22
Города-сады и пригороды-сады
30
2. Первая мировая война
и послевоенное восстановительное строительство
37
Война и миграция населения.
Рост городов
40
Государственные планы борьбы с жилищной нуждой
в Англии и Франции.
Крушение программ Лушера и Аддисона
43
Возникновение районной планировки
49


Часть вторая
сновные направления в теории и практике
градостроительства 20-х и 30-х годов
55
1. Жилищное строительство
и эволюция городского квартала
59
Жилищный кризис
и новые строительные программы в европейских странах
59
Эволюция планировки и застройки жилого квартала.
Эксперименты О. Рея, В. Гропиуса и Ле Корбюзье
60
Организация культурно-бытового обслуживания
в жилом квартале.
Возникновение идеи микрорайона
72
Жилищно-строительная практика на примере Парижа.
Провал наступления на трущобы
78
2. Городские
общественные центры
83
Стихийная концентрация однородных общественных зданий
в Лондоне и Нью-Йорке
83
Попытки проектирования и строительства
общественных центров в межвоеиный период
88
3. Поиски новых форм расселения
и градостроительные утопии
100
Урбанистические и дезурбанистические тенденции.
Города-гиганты Ле Корбюзье и Гильберсаймера
100
Концепция линейного города
105
Город с расчлененной планировочной структурой.
Теория Элиэла Сааринена
in
4. Организация мест отдыха за пределами больших городов
и мероприятия по охране природы
114
Американские парковые дороги
117
Заповедники и лесопарки общественного назначения
в Соединенных Штатах Америки
120
Средневековые замки Луары
как объекты массового туризма
127


Ландшафт Неаполитанского залива
и планировочная организация туристических маршрутов
134
Патрик Аберкромби
и постановка проблемы охраны сельской природы в Англии
143
5. Возникновение
новой градостроительной эстетики
150
Зарождение функционального стиля
и его социальные корни
151
Вклад советских архитекторов
в создание функционального стиля
154
Отрицательные стороны
новой стилистической концепции
160
Функциональный стиль
как средство эстетической организации города
163
Часть третья
Реакция и консерватизм
в градостроительстве
капиталистических стран
накануне второй мировой войны
169
1. Воинствующая реакция
в градостроительстве фашистских стран
170
Городское строительство и попытки создания
авторитарной архитектуры в фашистской Италии
173
Архитектура и градостроительство
при нацистском режиме в Германии
183
2. Консервативные тенденции
в планировке и застройке городов
195
Репрезентативный проект реконструкции Лондона,
разработанный Королевской академией
196
Псевдомонументальная планировка и застройка Вашингтона
и ее влияние
на американскую градостроительную практику
206
«Оссманизм» в планировке колониальных городов Франции
и в странах Латинской Америки
216


Л10
Часть четвертая
Разрушения городов
в ходе второй мировой войны
и градостроительные мероприятия
военного времени
221
1. Война и ущерб, нанесенный городам
222
2. Защита населения и городской застройки.
Строительная деятельность, проектные и теоретические работы
230
Часть пятая
Градостроительство
в странах капиталистического мира
после окончания
второй мировой войны
239
1. Движущие силы
и условия развития капиталистических городов
в послевоенные годы
240
Послевоенная миграция населения и рост городов
241
Организация массового строительства
жилых и общественных зданий
247
Бесплодные попытки
децентрализации промышленности
256
Транспортный кризис
и мероприятия по улучшению городского движения
258
Развитие
градостроительного законодательства
265
2. Восстановление и реконструкция городов
в Западной Европе
267
Реконструкция городов и городских ансамблей,
имеющих историко-архитектурную ценность
269
Создание новых центров в исторически сложившихся городах
(Гавр, Ковентри, Кассель)
282
3. Попытки разуплотнения и ограничения роста
крупных городов Западной Европы
296
План Лондона 1951 г. и его реализация
296


Новые города Англии
как средство ограничения роста населения городов-гигантов
303
Строительство полуавтономных городских районов
в окрестностях Стокгольма
318
4. Реконструкция городов
в современной Америке
322
Планировочные работы
в центральном районе Филадельфии
322
Новые магистрали
и «лоскутная» реконструкция Нью-Йорка
329
Постановка проблемы главного здания города
на примере ратуши в Торонто
341
Часть шестая
Дальнейший рост
крупных капиталистических городов
349
1. Строительство крупных специализированных центров
в городах и за их пределами
351
Торговые центры
351
Большие университетские комплексы
362
2. Строительство новых административно-политических центров
(Чандигарх и Бразилиа)
376
3. Урбанистические искания
в условиях нарастающего кризиса
современных капиталистических городов
392


Андрей Владимирович Бунин
Татьяна Федоровна Саваренская
История
градостроительного
искусства
Т. 2
Градостроительство XX века
в странах капиталистического мира
Оформление и макет
художника
В. П. Сысоева
Редакционно-издательская группа:
Т. А. Гатова, В. А. Давыдов, Н. Н. Дмитриева,
Р. В. Довгалюк, В. И. Доброва, М. Д. Емельянова,
В. А. Касаткин
(руководитель)
Н. И. Орехова, Б. Ы. Сапожников, Т. Н. Федорова, А. С. Япичкин
Редактор
М. Д. Емельянова
Художественный редактор
В. П. Сысоев
Художественный редактор по графике
Л. А. Савинова
Технический редактор
Е. Л. Темкина
Корректор
Л. С. Лелягина
Художники-графики:
Г. В. Астафьев, Л. В. Богородская, Е. И. Волков, Т. Г. Гаврилова,
В. А. Гавриков, Е. 10. Морозова, Н. Н. Политова, Ю. Г. Рагозин,
Л. Н. Скакальская
Художники-ретушеры:
Л. В. Владеско, Т. И. Зайцева, Ю. Г. Зайцев, Э. Я. Лифшиц, А. Л. Филиппов
В издании использованы иллюстративные материалы, переданные авторам
Пенсильванским университетом в Филадельфии, британским Министерством жилища,
Строительной академией ГДР, муниципальными органами Нью-Йорка,
Торонто и многих других городов,
а также из коллекций авторов
Полиграфические работы производились в Ордена Трудового Красного Знамени
Ленинградской типографии № 3 им. Ивана Федорова
под наблюдением заслуженного работника культуры РСФСР
М. С ВАНЮКОВА
при участии инженерно-технических работников
Е. H. КАГАНА, Н. Д. БЕЛОВОЙ, 10. Ф. КОМАРОВА, 10. В. ЗАГРАНИЧНОГО,
Т. А. ЧЕКСТЕР, 10. В. САКСИНА, 3. А. СОКОЛОВОЙ, Л. П. ИВАНОВОЙ,
Т. Б. ДМИТРИЕВОЙ, Ф. H. СИЗОВОЙ, Л. А. ГРИШАЕБОЙ, В. Г. РУСАКОВОЙ
В изготовлении издания участвовали тоновые травильщики:
Л. А. ПОЛЯКОВА, A. H. Г0ЛУБЕВА, А. С. БАСИН0В, Т. М. ЗАВЬЯЛОВА,
фотограф Н. В. ИВАНОВ, копировщик К. Б. ВОЛКОВ
под руководством мастера
В. В. ФЕДОРОВОЙ;
работники наборного цеха
Н. И. КОЗЛОВСКАЯ, В. Г. ХАРЛАМОВА, В. Б. ПОЛЯННИКОВА, Л. А. СОМОВА,
В. А. ГОРЛАТОВ, А. И. ЛЕБЕДЕВА
под руководством мастеров
Л. И. ГАВРИЛОВОЙ, И. А. КРАЛЬ
Печать производили бригады печатников
Е. Л. ИСАЕВА, Н. С. ШЕВАРОВА, В. С. ПАНОВА, 10. А. РЕШЕТОВА
под руководством технолога цеха
Е. М. БОТКИНА
Переплетные работы выполняли
В. В. АНДРЕЕВА, Р. А. ГОЛУБЕВА, Е. Н. КОРОБОВСКАЯ, К. В. БЕЛОКУРОВА
ИБ 611
Сдано в набор 05.05.78. Подписано в печать 08.06.79. Т-06598. Формат 60х84'/8
Бумага мелованная
Гарнитура обыкновенная новая. Печать высокая. Усл. печ. л. 47,895+2 вклейки усл. п. л. 1,86.
Уч.-изд. л. 50,57. Изд. №А1Х-6110. Тираж 20.000 экз. Заказ 3206. Цена в балакроне 7 р. 30 к.
Цена в штапеле 8 р. 20 к.
Стройиздат, 103006, Москва, Каляевская, 23а
Ордена Трудового Красного Знамени Ленинградская типография № 3
имени Ивана Федорова Союзполиграфпрома
при Государственном комитете СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли
191126, Ленинград, Звенигородская, 11


Новые города Англии
как средство ограничения роста населения городов-гигантов
303
Строительство полуавтономных городских районов
в окрестностях Стокгольма
318
4. Реконструкция городов
в современной Америке
322
Планировочные работы
в центральном районе Филадельфии
322
Новые магистрали
и «лоскутная» реконструкция Нью-Йорка
329
Постановка проблемы главного здания города
на примере ратуши в Торонто
341
Часть шестая
Дальнейший рост
крупных капиталистических городов
349
1. Строительство крупных специализированных центров
в городах и за их пределами
351
Торговые центры
351
Большие университетские комплексы
362
2. Строительство новых административно-политических центров
(Чандигарх и Бразилиа)
376
3. Урбанистические искания
в условиях нарастающего кризиса
современных капиталистических городов
392


Андрей Владимирович Бунин
Татьяна Федоровна Саваренская
История
градостроительного
искусства
Т. 2
Градостроительство XX века
в странах капиталистического мира
Оформление и макет
художника
В. П. Сысоева
Редакционно-издательская группа:
Т. А. Гатова, В. А. Давыдов, Н. Н. Дмитриева,
Р. В. Довгалюк, В. И. Доброва, М. Д. Емельянова,
В. А. Касаткин
(руководитель)
Н. И. Орехова, Б. Ы. Сапожников, Т. Н. Федорова, А. С. Япичкин
Редактор
М. Д. Емельянова
Художественный редактор
В. П. Сысоев
Художественный редактор по графике
Л. А. Савинова
Технический редактор
Е. Л. Темкина
Корректор
Л. С. Лелягина
Художники-графики:
Г. В. Астафьев, Л. В. Богородская, Е. И. Волков, Т. Г. Гаврилова,
В. А. Гавриков, Е. 10. Морозова, Н. Н. Политова, Ю. Г. Рагозин,
Л. Н. Скакальская
Художники-ретушеры:
Л. В. Владеско, Т. И. Зайцева, Ю. Г. Зайцев, Э. Я. Лифшиц, А. Л. Филиппов
В издании использованы иллюстративные материалы, переданные авторам
Пенсильванским университетом в Филадельфии, британским Министерством жилища,
Строительной академией ГДР, муниципальными органами Нью-Йорка,
Торонто и многих других городов,
а также из коллекций авторов
Полиграфические работы производились в Ордена Трудового Красного Знамени
Ленинградской типографии № 3 им. Ивана Федорова
под наблюдением заслуженного работника культуры РСФСР
М. С ВАНЮКОВА
при участии инженерно-технических работников
Е. H. КАГАНА, Н. Д. БЕЛОВОЙ, 10. Ф. КОМАРОВА, 10. В. ЗАГРАНИЧНОГО,
Т. А. ЧЕКСТЕР, 10. В. САКСИНА, 3. А. СОКОЛОВОЙ, Л. П. ИВАНОВОЙ,
Т. Б. ДМИТРИЕВОЙ, Ф. H. СИЗОВОЙ, Л. А. ГРИШАЕБОЙ, В. Г. РУСАКОВОЙ
В изготовлении издания участвовали тоновые травильщики:
Л. А. ПОЛЯКОВА, A. H. Г0ЛУБЕВА, А. С. БАСИН0В, Т. М. ЗАВЬЯЛОВА,
фотограф Н. В. ИВАНОВ, копировщик К. Б. ВОЛКОВ
под руководством мастера
В. В. ФЕДОРОВОЙ;
работники наборного цеха
Н. И. КОЗЛОВСКАЯ, В. Г. ХАРЛАМОВА, В. Б. ПОЛЯННИКОВА, Л. А. СОМОВА,
В. А. ГОРЛАТОВ, А. И. ЛЕБЕДЕВА
под руководством мастеров
Л. И. ГАВРИЛОВОЙ, И. А. КРАЛЬ
Печать производили бригады печатников
Е. Л. ИСАЕВА, Н. С. ШЕВАРОВА, В. С. ПАНОВА, 10. А. РЕШЕТОВА
под руководством технолога цеха
Е. М. БОТКИНА
Переплетные работы выполняли
В. В. АНДРЕЕВА, Р. А. ГОЛУБЕВА, Е. Н. КОРОБОВСКАЯ, К. В. БЕЛОКУРОВА
ИБ 611
Сдано в набор 05.05.78. Подписано в печать 08.06.79. Т-06598. Формат 60х84'/8
Бумага мелованная
Гарнитура обыкновенная новая. Печать высокая. Усл. печ. л. 47,895+2 вклейки усл. п. л. 1,86.
Уч.-изд. л. 50,57. Изд. №А1Х-6110. Тираж 20.000 экз. Заказ 3206. Цена в балакроне 7 р. 30 к.
Цена в штапеле 8 р. 20 к.
Стройиздат, 103006, Москва, Каляевская, 23а
Ордена Трудового Красного Знамени Ленинградская типография № 3
имени Ивана Федорова Союзполиграфпрома
при Государственном комитете СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли
191126, Ленинград, Звенигородская, 11