Издание подготовлено в рамках региональной программы Северо-Западного отделения Российской академии образования
Серия «РУССКИЙ ПУТЬ»
НИКОЛАЙ I: PRO ЕТ CONTRA
Антология
Некоммерческое партнерство «Научно-образовательное культурологическое общество»
Санкт-Петербург
2011
Серия «РУССКИЙ ПУТЬ»
Серия основана в 1993 г.
Редакционная коллегия серии:
Д.К. Бурлака (председатель), А. А. Грякалов, А.А. Ермичев, Ю.В. Зобнин, К. Г. Исупов (ученый секретарь), А. А. Корольков, Г.М. Прохоров, Р.В. Светлов, В.Ф. Федоров
Ответственный редактор тома
Д.К. Бурлака
Составители:
Т. В. Андреева, Л. В. Выскочков
Издано при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям в рамках
Федеральной целевой программы «Культура России»
Николай I: pro et contra, антология I Сост., вступ. статья, коммент. Т. В. Андреевой, Л. В. Выскочкова.— СПб.: НОКО, 2011.— 966 с.— (Русский Путь)
ISBN 978-5-90562-501-5
В рамках серии «Русский Путь: pro et contra» Научно-образовательное культурологическое общество совместно с Русской христианской гуманитарной академией подготовили в рубрике о российских императорах антологию «Николай I: pro et contra». Неоднозначность личности российского императора, самодержца-консерватора, поборника за приоритет государственного начала и в то же время размышлявшего о необходимости государственных реформ, до сих пор приводит к спорам и дискуссиям в научном сообществе. Данная антология представляет самый широкий спектр мнений о деятельности российского самодержца, предшественника масштабных реформ Александра I.
На фронтисписе:
Николай I. Портрет кисти Ораса Верне, 1830-е годы
© Т. В. Андреева, Л. В. Выскочков, составление, вступ. статья, коммент., 2011
© Некоммерческое партнерство «Научнообразовательное культурологическое общество», 2011
© «Русский Путь», название серии, 1994
ДОРОГОЙ ЧИТАТЕЛЬ!
Вы держите в руках очередное издание «Русского Пути» — «Николай I: pro et contra».
Позволим себе напомнить читателю замысел и историю реализации «Русского Пути», более известного широкой публике по подзаголовку «pro et contra».
Изначальный замысел проекта состоял в стремлении представить российскую культуру в системе сущностных суждений о самой себе, отражающих динамику ее развития во всей ее противоречивости. В качестве феноменов, символизирующих духовную динамику в развитии нашей страны, могли бы фигурировать события (войны, революции), идеи или мифологемы (свобода, власть), социокультурные формообразования и течения (монархия, западничество). Этот тематический слой уже включен в разработку. Однако мы начали реализацию проекта наиболее простым и, в том смысле, в котором начало вообще образует простое в составе целого, пошли правильным путем.
На первом этапе развития проекта «Русский Путь» в качестве символов национального культуротворчества были избраны выдающиеся люди России. «Русский Путь» открылся в 1994 г. антологией «Николай Бердяев: pro et contra. Личность и творчество Н. А. Бердяева в оценке отечественных мыслителей и исследователей». Последующие книги были посвящены творчеству и судьбам видных деятелей российской истории и культуры. Состав каждой из них формировался как сборник исследований и воспоминаний, компактных по размеру и емких по содержанию, оценивающих жизнь и творчество этих представителей нашей культуры со стороны других видных ее деятелей — сторонников и продолжателей либо критиков и оппонентов. Тексты антологий снабжались комментариями, помогающими современному читателю осознать исторические обстоятельства возникновения той или иной оценки, мнения.
За пятнадцать лет серия выросла и ныне’представляет собой нечто подобное дереву, корень которого составляет сам замысел духовного
6
От издателя
осмысления культурно-исторических реалий, ствол образует история культуры в ее тематическом единстве, а ветви суть различные аспекты цивилизационного развития — литература и поэзия, философия и теология, политика. В литературно-поэтической подсерии «Русского Пути» были опубликованы антологии о А. С. Пушкине, М. Ю. Лермонтове, Н. В. Гоголе, Ф.И. Тютчеве, Л.Н. Толстом, А. П. Чехове, М. Горьком, В. В. Набокове, И. Бунине, Н. Гумилеве, А. Ахматовой, А. Блоке, А. Белом, В. Маяковском, 3. Гиппиус, Н. Заболоцком. Философско-теологическая подсерия представлена С. Булгаковым, Вл. Соловьевым, П. А. Флоренским, В. В. Розановым, а также, помимо других российских философов, западными мыслителями в русской рецепции — Платоном, Бл. Августином, Н. Макиавелли, Ж.-Ж. Руссо, И. Кантом, Ф. Шеллингом, Ф. Ницше. Научная и политическая ветви проекта пока не дали столь обильных плодов: опубликованы антологии о Павлове и Вернадском, а также книги, посвященные Петру I, Екатерине II, К.П. Победоносцеву. Этот круг, мы надеемся, будет в ближайшее время расширен. Следует отметить и таких фигурантов «Русского Пути», деятельность которых не поддается однозначной тематической рубрикации. В их числе Н. Карамзин, Н. Чернышевский, Д. Андреев. При всем различии их деятельности указанные личности являются субъектами именно нашей — российской — культуры.
Академии удалось привлечь к сотрудничеству в «Русском Пути» замечательных ученых, деятельность которых получила и продолжает получать поддержку Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ), придавшего качественно иной импульс развитию проекта. В результате ♦Русский Путь» расширяется структурно и содержательно. Итогом этого процесса может стать «Энциклопедия самосознания русской культуры». Антологию, посвященную Николаю I, можно рассматривать в качестве одного из шагов на пути реализации этого замысла.
Т. В. Андреева, Л. В. Выскочков НИКОЛАЙ I: PRO ET CONTRA (ЗЕРКАЛО ДЛЯ ГЕРОЯ)
Мне хотелось принять на себя все трудное, все тяжелое, оставить тебе царство мирное, устроенное и счастливое. Провидение сулило иначе. Теперь иду молить за Россию и за вас. После России я вас любил более всего на свете.
(Николай I — цесаревичу
Александру Николаевичу перед кончиной)
«Незабвенный» и «Царь-Христианин» для одних и «Николай Палкин» для других... а еще — «самодовольная посредственность с кругозором ротного командира», «коронованныйбарабанщик», «коронован-ныйпалач», «страж абсолютизма», «тюремщик русской свободы», «жандарм Европы», «польского края зверский мясник»... Кем же был этот государь и человек, запечатленный в памятнике-символе на Мариинской площади, третьем конном монументе столицы Российской империи*, последний император, давший название эпохе, последний царь, без охраны разгуливавший по улицам Петербурга? Привычные стереотипы и традиционные штампы зачастую оказываются неадекватными исторической реальности.
Два исторических события — 14 декабря 1825 года и Крымская война,— с течением времени превратившиеся в исторические символы, в разные эпохи властью и обществом использовавшиеся в различных контекстах, обозначили рубежи николаевской эпохи. При
* Подробнее см.: Выскочков Л. В. Третий конный монумент Петербурга (Памятник императору Николаю I на Исаакиевской площади) // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 2. История. 1997. Вып. 4. № 24. С. 24-39.
8
Г. В. АНДРЕЕВА, Л. В. ВЫСКОЧКОВ
этом многие современники считали, что не случись Крымская война, восприятие и оценка царствования Николая I могли быть совсем иными...
Не подлежит сомнению, что подавляющее большинство российского общества приветствовало победу государственной власти в лице Николая I, подавившего «военный мятеж». Использование радикальным крылом декабристского движения насильственного способа достижения исторического прогресса обусловило негативную реакцию на события 14 декабря, как столичного и провинциального дворянства, так и «властителей умов», т. е. дворянских интеллектуалов*. Потрясенный трагедией на Сенатской площади, Василий Андреевич Жуковский в письме от 16 декабря 1825 года ближайшему ДРУГУ А- И. Тургеневу писал: «Мой милый друг. Провидение сохранило Россию. Можно сказать, что Оно, видимо, хранит и начинающееся царствование. Какой день был для нас 14-го числа. В этот день все было на краю погибели... Заговор точно существовал; волнение не было внезапным действием беспорядка минутного... Какая сволочь! Чего хотела эта шайка разбойников?... Можно сказать, что вся эта сволочь составлена из подлецов малодушных. Они только имели дух возбудить кровопролитие; но ни один из них не ранен, ни один не предпочел смерть... Презренные злодеи, которые хотели с такою безумною свирепостью зарезать Россию». При этом поэт подчеркивал, что только спокойствие, хладнокровие и неустрашимость Николая I определили победу правительственных сил: «Николай представился нам совсем другим человеком; он покрылся честию в минуту, почти безнадежную для России».
На этом же акцентировал внимание своего адресата в письме от 19 декабря того же года Н. М. Карамзин, 14 декабря находившийся в Зимнем дворце и выходивший на Исаакиевскую площадь. Он писал И. И. Дмитриеву: «Новый император показал неустрашимость и твердость. Первые два выстрела рассеяли безумцев с “Полярною звездою”, Бестужевым, Рылеевым и достойными их клевретами... Я, мирный историограф, алкал пушечного грома, будучи уверен, что не было иного способа прекратить мятеж... Вот нелепая трагедия наших безумных либералистов!»** Слова восхи
* Жуковский В. А. Поли. собр. соч.: В 20т. Т.13: Дневники. Письма-дневники. Записные книжки. 1804-1833. М., 2004. С. 243-244.
** Цит. по: 14 декабря 1825 года. Воспоминания очевидцев. СПб., 1999. С.213-214.
Николай I: pro et contra (Зеркало для героя)
9
щения молодым императором и осуждения «злодеев», «мятежников», «разбойников», которые могли «погрузить Россию в потоки крови на 50 лет», нашли отражение в эпистолярии конца 1825 года А. Н. Оленина, братьев А. С. и Ф. С. Хомяковых, Н. И. Греча и др. Верноподданнические чувства были выражены и устами поэтов — князя П. И. Шаликова («Стихи кн. П. И. Шаликова императору Николаю по поводу 14-го декабря 1825 г.»), И. И. Козлова, назвавшего день 14 декабря «спасением алтарей России и державы», Ф. Н. Глинки («Чувство русского при наступлении 1826 года»)*.
Тогда как глубокомысленный аналитик и друг старшего поколения декабристов — П. А. Вяземский в своем письме В. А. Жуковскому во время работы Следственной комиссии 26 марта 1826 года сокрушенно писал: «Я охотно верю, что ужаснейшие злодейства, безрассудные замыслы должны рождаться в головах людей, насильственно и мучительно задержанных, тогда как правительство, опереженное временем, заснуло на старом календаре»**.
Однако в начале нового царствования доминирующей тенденцией было выражение общих надежд на проведение насущных реформ «сверху», «благодаря мудрости монарха, достойного блаженной памяти Петра Великого». Это находило отражение в письмах и записках 1826 года на имя Николая I видных декабристов и либералов, близкого им круга, публицистических высказываниях деятелей проправительственного лагеря, а также — первых отчетах Ш Отделения «о состоянии общественного мнения» ***. Действительно, сопоставление Николая I с Петром I возникло сразу после событий 14 декабря 1825 года, т. е. еще задолго до аналогичного сравнения в записках маркиза Астольфа де Кюстина. Кроме указанных материалов, оно встречается в стихах Ф. Н. Глинки, А. Ф. Мерзлякова и даже А. И. Полежаева, драматических произведениях П. Г. Ободовского, лекциях В. Ф. Федорова и др. Вызванный в Москву из Михайловского А. С. Пушкин в стихотворениях «Стансы» и «Друзьям» также выражал надежды немолодого царя, призывая его «быть великим, как пращур, и милостивым». Даже подавление в 1831 году Польского восстания со стороны А. С. Пушкина,
* Бродский Н. Л. Декабристы в русской художественной литературе // Каторга и ссылка. 1925. № 8 [Кн.21]. С. 188.
** Остафьевский архив князей Вяземских: В 5 т. Т. 5. Вып. 2. СПб., 1913. С. 160.
*** Андреева Т.В. Тайные общества в России в первой трети XIX в.: правительственная политика и общественное мнение. СПб., 2009. С. 228-237, 709-736.
10
Т. В, АНДРЕЕВА, Л. В. ВЫСКОЧКОВ
а также Петра Яковлевича Чаадаева и позже М. С. Лунина вызвало не критику, а одобрение действий правительства, которое «не могло поступить иначе, как покарать виновников восстания и восстановить свой поколебленный авторитет»*. При этом само восстание характеризовалось «большой ошибкой поляков», а их усмирение — благом России, для которой сохранение ее территорий — «жизненный вопрос». В обстановке русофобии, вызванной подавлением «польского мятежа», А. С. Пушкин написал «Клеветникам России», стихотворение, изданное в одном сборнике с В. А. Жуковским**.
В годы «мрачного семилетия», после европейских революций 1848 года последним бардом императора Николая I стал Аполлон Николаевич Майков, написавший стихотворение без названия, в котором запечатлел величественный образ государя, «первого труженика народа своего», проезжающего по улицам в коляске с привычно откинутым верхом («Когда по улице в откинутой коляске»). Но в целом настроение интеллектуальной элиты российского общества тогда уже было иным. Один из идеологов славянофильства Алексей Степанович Хомяков в начале Крымской войны написал стихотворение, в котором, говоря о необходимости идти «на брань святую», тем не менее призывал Николая I к покаянию:
Но помни: быть орудьем Бога
Земным созданьям тяжело;
Своих рабов Он судит строго—
А на тебя, увы, как много Грехов ужасных налегло: В судах черна неправдой черной И игом рабства клеймена;
Безбожной лести, лжи тлетворной И лени мертвой и позорной, И всякой мерзости полна...***
Естественно, революционная демократия в лице Александра Ивановича Герцена, который был прощен императором за свои прегрешения молодости, в 1847 году ему было разрешено выехать за
* Лунин М. С. Письмо Е. С. Уваровой от 17 ноября 1839 г. // Лунин М. С. Письма из Сибири. М., 1988. С. 20-23; Он же. Взгляд на польские дела г-на Иванова, члена тайного общества Соединенных славян. 1840 г. // Там же. С. 117-124.
** На взятие Варшавы: Три стихотворения Жуковского и Пушкина. СПб., 1831.
*** Цит. по: Корнилов А А Курс истории России XIX века. М., 1993.
Николай I:pro et contra (Зеркало для героя)
11
границу, не щадила Николая Павловича. В наиболее ярком свете негативный портрет Николая I представлен в очерках «О развитии революционных идей в России» (1851) и «14 декабря 1825 и император Николай» (1858), вызвавших критику современников*, а также мемуарах Искандера «Былое и думы», которые применительно к императору сложно назвать «мемуарами». Это не столько мемуары, сколько памфлет. Публицист подчеркивал «оловянный взгляд», «зимние глаза» и упрямство Николая I, и то, что «его упорность доходила до безумия беременных женщин, когда они хотят чего-нибудь животом»**. Собственно видел императора А. И. Герцен всего два раза в молодости в Москве: один раз на коронации и позднее на одном из балов. Но позже их заочное знакомство посредством III Отделения и герценовских публицистических произведений длилось более двух десятилетий, а в 1848 году Николай I приказал «немедленно возвратить Герцена в Россию». Однако на требование российского правительства Александр Иванович ответил отказом и продолжал воевать с самодержавно-крепостнической реальностью на родине «оружием» слова.
Но все это сочеталось с надеждами на реформы «сверху». Ведь при всем отрицательном отношении конкретно к личности и государственной деятельности Николая I, А. И. Герцен все же полагал, что в России ведущие, передовые позиции всегда занимала власть, а не народ. С его точки зрения, правительство является не только «прогрессивным началом», но нигде не стоит «настолько перед народом, как в России». Дворянство — оппозиционная сила, сдерживающая произвол верховной власти, а народ пассивен, поскольку «не умеет понять своих прав» ***. Таким образом, жестко критикуя Николая Павловича, А. И. Герцен активную роль в историческом процессе все же отдавал монархическому правительству и дворянству. Поэтому не удивительно, что в своем знаменитом письме, обращаясь к Александру II и уповая на позитивный потенциал государственной власти, он называл императора «наследником 14 декабря» и призывал осознать, как много общего (не в путях, а в целях) между планами
* Анненков П. В. Две зимы в провинции и деревне. С января 1849 по август 1851 года. Из воспоминаний // Анненков П. В. Литературные воспоминания. М., 1960. С. 529-548.
** ГерценА. И. Былое и думы. Ч. 1-3//Геродн А. И. Сочинения. Т. 4. М., 1956. С. 142.
*** ГерценА. И. Отдельные замечания о русском законодательстве. 1836 г. // ГерценА. И. Собр. соч. и писем. В 30 т. Т. 1. М., 1954. С. 320-323.
12
Т. В. АНДРЕЕВА, Л. В. ВЫСКОЧКОВ
идеологов декабризма и правительственными преобразовательными устремлениями 1860-х годов*.
Дополнением к публицистическим произведениям А. И. Герцена являются его письма, особенно периода Крымской войны (из Лондона), проникнутые настроениями пораженчества, обусловленными его видением путей выхода России из кризисной ситуации. По поводу кончины одиозного для него Николая Павловича в письме к Луиджи Пьянчани в марте 1855 года А. И. Герцен писал: «Смерть Николая имеет для нас величайшее значение; сын может быть хуже отца, но все же должен быть иным, при нем не может продолжаться тот непрерывный, неумолимый гнет, какой был при его отце. Война для нас нежелательна — ибо война пробуждает националистическое чувство. Позорный мир — вот что поможет нашему делу в России» **.
Другие же публицисты-эмигранты в поисках преобразовательных путей стремились воздействовать на Николая I. В своей книге «Россия и русские», опубликованной в 1847 году одновременно в Париже, Берлине, Брюсселе, Гааге, Н. И. Тургенев, вероятно, надеясь на ее августейшего читателя, прежде всего, попытался оправдать свое невозвращение на родину. Кроме этого, он стремился продемонстрировать Николаю I неадекватность официальной версии деятельности «Тайного общества», эволюционировавшего от Союза спасения до Северного и Южного союзов, представить императору реальную картину государственного и социально-экономического устройства, сложившуюся в его царствование, и предложить программу необходимых России преобразований. При этом декабрист подчеркивал, что именно закрытость правительственных реформаторских мероприятий и поисков, связанная с отсутствием свободы печати, приводит к искаженному представлению о носителе верховной власти***.
В 1854 году в Лондоне книгу «Правда об императоре Николае I» (без указания авторства) издал «участвующий в революционных происках», как характеризовало его III Отделение, Н. И. Сазонов. Любопытно, что сам император по его и по поводу А. И. Герцена как-то в ноябре 1849 года сказал М. А. Корфу: «Теперь за границею
* Там же. Т. XIII. М., 1959. С. 69.
** Герцен А. И. — Л. Пьянчени, 4 (16) марта 1855 г. // Там же. Т. 25. М., 1961. С. 248.
*** Тургенев Н. И. Россия и русские. М., 2001. С. 439.
Николай I: pro et contra (Зеркало для героя)
13
завелись опять два мошенника, которые пишут и интригуют против нас: какой-то Сазонов и известный Герцен...»*.
В 1860 году в Париже на французском языке была опубликована книга «Правда о России» долгие годы находившегося на родине в опале и эмигрировавшего во Францию князя П. В. Долгорукова. В 1861 году в расширенном варианте он выпустил ее на русском языке. В 1862-1867 годах последовал цикл его политических памфлетов, объединенных затем в «Петербургские очерки» **. Не уделяя особого внимания лично императору, автор немало строк посвятил разоблачению придворной камарильи и критике самодержавных основ государственного строя России. Вот что писал он в одном из своих памфлетов: «Последние семь лет царствования Николая режим, тяготевший над Россией, был ужасен. Надо было испытать на себе его гнет, чтоб вполне его оценить. Печать была в оковах, свобода слова — под постоянным ударом, право путешествий нарушалось, шпионство прокрадывалось повсюду, политическая полиция царила над всей Россией...» ***, а вот как вспоминал князь П. В. Долгоруков о чувствах, охвативших его 19 февраля 1855 года, в день смерти Николая I: «Мы находились в Петербурге в тот счастливый для России день, когда Николай Павлович (одними прозванный “Незабвенный”, а другими “Неудобозабываемый”) отправился к предкам своим. Мы помним всеобщую радость, подобно электрическому току охватившую всех честных благомыслящих людей, мы помним ликование всеобщее. Всякий чувствовал, что бремя тяжелое, неудобоносимое свалилось у него с плеч, и дышал свободнее. Со смертью Николая оканчивалась целая эпоха деспотизма»****.
Следует сказать, что смерть Николая I вообще вызвала целый спектр оценок его как человека и государя. Прежде всего, кончина
* Цит. по: Муравцева Э. В. III Отделение и А. И. Герцен (1847-1850 гг.) // Николаевская Россия: власть и общество: материалы круглого стола, посвященного 80-летию со дня рождения И. В. Пороха. Саратов, 26-27 апреля 2002 г. Саратов, 2004. С. 284.
** Dolgorucov Р. V. La verite sur la Russie. Paris, 1860; Долгоруков П. В. Правда о России, рассказанная кн. П. В. Долгоруковым. Ч. 1-2. Париж, 1861; Долгоруков П. В. Петербургские очерки: Памфлеты эмигранта 1862-1867 гг. М.,1992.
*** Цит. по: Бахрушин С. В. «Республиканец»-князь П. В. Долгоруков // Долгоруков П. В. Петербургские очерки: Памфлеты эмигранта 1862-1867 гг. С.14.
**** Долгоруков П. В. Правда о России, рассказанная кн. П. В. Долгоруковым. 4.1. С. 94.
14
Т. В. АНДРЕЕВА, Л. В. ВЫСКОЧКОВ
монарха послужила поводом для инвектив в адрес российского самодержца со стороны демократически настроенной части столичного общества. На страницах рукописного журнала « Слухи », составлявшемся в 1855 году молодым Н. А. Добролюбовым, говорилось о «разврате» николаевского двора и императора Николая I*. Но одна из наиболее ярко окрашенных негативных оценок Николая Павловича и его царствования дана в дневнике Веры Сергеевны Аксаковой, дочери писателя С. Т. Аксакова и сестры известных славянофилов Константина и Ивана Сергеевичей Аксаковых. Как отмечали князь Н. В. Голицын и П. Е. Щеголев, опубликовавшие этот дневник, «сожаление Веры Сергеевны Аксаковой для памяти Николая Павловича много горше, чем негодование Герцена» **.
Между тем западноевропейская революционная публицистика и поэзия всегда рисовала образ Николая как душителя демократии, «кровожадного медведя», стремившегося «запустить свои когти в Европу». Таким предстает Николай I в стихотворениях испанского поэта Хосе Эспронседы, а также итальянского поэта-революционера Габриэля Россетти. Посещение Николаем I Италии в 1845 году послужило толчком для создания им стихотворения «Niccolo I di Russia in Italia». Россетти писал: «Долог путь злодейств и убийств, которым шествует русский император! Пора бы, кажется, насытиться его беспокойным желаниям! Нет, алчность его так велика, что он продолжает грабить то Польшу, то страну черкесов. У него только одна цель — сделать своих медвежат более жирными и горе миру, если сыновья похожи на отца, если в них расцветает его властолюбивая душа!» ***. Итальянский поэт радовался поражениям войск Николая I на Кавказе: «Плохо пришлось ему, когда он стал лицом к лицу с черкесским охотником! Черкесы спустили его с верхов снежного Кавказа в долины — порядком помяли шею медвежьим полкам Николая, вырвали у них из рук победу. Коршуны Кавказских гор утолили свой голод русскими трупами, и теперь там целыми грудами
* Добролюбов Н. А. Разврат Николая Павловича и его приближенных любимцев// Голос минувшего. 1922. № 1. С. 63-68.
** Цит. по: Дневник Веры Сергеевны Аксаковой / Ред. и примеч. кн. Н. В. Голицына и П. Е. Щеголева. СПб., 1913. С. IV.
*** Петров Д. К. Россия и Николай I в стихотворениях Эспронседы и Россетти: Очерки по истории политической поэзии XIX в. // Записки историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета. Ч. 94. СПб., 1909. С. 183.
Николай I:pro et contra (Зеркало для героя)
15
белеют обнаженные кости»*. Традиции поэта-отца продолжил его сын, английский поэт итальянского происхождения Уильям Майкл Россетти, который среди прочих своих политических сонетов один назвал «Царь Николай» (1855). В нем Николай I — самодержавный деспот, «поработитель Польши и Кавказа», «бездушный колосс», «властью короля и сапогом солдата затаптывает в землю алеющие языки пламени свободы, едва они успевают появиться» **.
Русофобия, поднявшаяся новой волной в Англии в годы Крымской войны, естественно, в первую очередь имела своей мишенью Николая I. Это заставило даже либерала П. А. Вяземского встать на защиту российского императора. В 1855 году он написал стихотворение «Англичанке», в котором, обращаясь к некой, не поддавшейся общему поветрию переводчице русских стихов, высмеивал антирусские инвективы Генри Пальмерстона (в тот момент формально министра внутренних дел) на фоне антирусских настроений английского общества***.
В свою очередь, будущий канцлер Германии Отто Бисмарк, назначенный в январе 1859 года прусским посланником в Петербург (1859-1862), отметил положительную роль Николая I в борьбе с европейскими революциями, в частности, революцией в Венгрии, грозившей распаду Габсбургской монархии: «В истории европейских держав едва ли известен другой пример, когда неограниченный монарх одной державы оказал своему союзнику такую услугу, как император Николай — Австрийской монархии. Это было более того, что обычно делает один монарх для другого монарха; лишь такой самовластный, преувеличенно рыцарственный самодержец был способен на это... По природе он был идеалистом, хотя изолированность русского самодержавия и придавала ему черствость, и надо лишь удивляться, как при всех испытаниях, начиная с декабристов, он сумел пронести через всю жизнь свойственный ему идеалистический порыв» ****.
И все ж, в постниколаевское время негативное отношение к покойному императору, отразившееся прежде всего в устной традиции, а также в зарубежной (русской и иностранной) публицистике стано
* Там же. С. 185.
** Цит. по: Аринштейн Л. М. Русская тема в «демократических сонетах» Уильяма Россетти // Россия и Запад: Из истории литературных отношений. Л., 1973. С. 88.
*** Вяземский П. А. Англичанке // Вяземский П. А. Сочинения: В 2 т. Т. 2. М., 1982. С. 310-311.
**** Бисмарк О. Мысли и воспоминания. М., 1940. С. 158-159.
16
Т. В. АНДРЕЕВА, Л. В. ВЫСКОЧКОВ
вится преобладающим. Бывший защитник Севастополя, молодой артиллерийский офицер Лев Николаевич Толстой много позже, в 1886 году, запишет рассказ старого солдата с воспоминаниями о телесных наказаниях в его молодости при Александре I и Николае I (упомянув их вместе): «У нас солдаты Николая Палкиным прозвали, Николай Павлыч, а они говорят Николай Палкин. Так и пошло ему прозвище»*. Незавершенный очерк Л. В. Толстого не имел названия, но за рубежом он был опубликован под названием «Николай Палкин» (в Полном собрании сочинений Л. Н. Толстого это название взято в квадратные скобки). На самом деле Николай I ограничил максимально возможное число шпицрутенов, апогей которых пришелся на годы аракчеевщины во второй половине царствования Александра I. Поэтому не случайно бывший служивый вспоминал в первую очередь Александра I и свое молодечество. Многие годы Л. Н. Толстой возвращался к этому очерку, и сохранились различные его варианты. Впервые опубликованный в 1891 году в Женеве, затем он неоднократно воспроизводился, как в зарубежных, так и российских нелегальных изданиях. Впервые легально в России он был опубликован в 1917 году после Февральской революции. В рассказе «После бала» (1903) и в повести «Хаджи Мурат», напечатанной посмертно, писатель возвращался к образу Николая Павловича. Впрочем, по некоторым свидетельствам, Л. Н. Толстой «считал главу о Николае I неоконченной и даже хотел вовсе ее уничтожить, опасаясь, что внес в описание нелюбимого им монарха слишком много субъективности в ущерб спокойному беспристрастию»**.
Первым историческим трудом профессионального историка о царствовании Николая I стало «Историческое обозрение царствования государя императора Николая I» (1847) Н. Г. Устрялова, вышедшее несколькими изданиями еще при жизни императора, а пятым изданием в 1855 году***. Несколькими годами позже были изданы очерки царствования Николая I «русского Дюма»— писателя, драматурга, литературного и театрального критика, в николаевское царствование служившего в Дирекции императорских
* Толстой Л. Н. [Николай Палкин] // Толстой Л. Н. Поли. собр. соч. М., 1936. Т. 26. С. 555.
** Цит. по: Кони А. Ф. Лев Николаевич Толстой // Кони А. Ф. Избранные сочинения: В 2 т. Т. 2. М., 1958.
*** Устрялов Н. Г. Историческое обозрение царствования государя императора Николая I. 5-е изд. [СПб., 1855]
Николай I:pro et contra (Зеркало для героя)
17
театров, Министерстве финансов, Главном управлении путей сообщения — Рафаила Михайловича Зотова*.
В 1848 году началась работа по созданию знаменитого сочинения Модеста Андреевича Корфа «Восшествие на престол императора Николая 1-го» (1857). Необычные обстоятельства вступления на престол Николая I, династический кризис и события 14 декабря 1825 года, которые имели неоднозначную трактовку в общественном мнении России и Европы, требовали формирования официальной версии. В январе 1848 года великий князь Александр Николаевич, надо думать, под влиянием самого императора, инициировал эту работу и поручил официальному историографу, директору Императорской Публичной библиотеки барону М. А. Корфу сбор материалов и написание труда, посвященного восшествию на престол Николая I. Основной корпус материалов, в который входили мемуарные и документальные свидетельства главных «деятелей событий», был вскоре сформирован. Несмотря на охлаждение императорской семьи к работе историографа, обусловленное революцией 1848 года во Франции, создание труда продолжалось. Причем особое внимание уделялось событиям 14 декабря 1825 года и хотя все авторы записок о сложных перипетиях этого трагического дня действовали на стороне Николая Павловича, их воспоминания цензуровались и направлялись императором. Это было связано с тем, что именно в это время происходило завершение формирования официальной версии не только самого происшествия, но и поведения Николая, первых особ государства и тех, кто позже вошел в ближайшее окружение императора. Подчищались неудобные детали, уточнялась хронология, ликвидировались противоречия. Все подробности того, кто куда скакал и кто кому что говорил, были отредактированы, сглажены и пропущены через высочайшую цензуру. Вместе с тем Николай I решительно отвергал явную несуразицу. Так, когда гр. А. Ф. Орлов несколько раз менял свои показания по поводу действий Конной гвардии, то Николай I, смеясь, сказал: «Орлов уже столько раз рассказывал эту историю, что, наконец, и сам больше не знает, что осталось в его рассказах правды, а что он в разные времена придумал для их прикрасы»**.
* Зотов Р. М. Исторические очерки царствования Николая I. СПб., 1859.
** Корф М. А. Историческая записка о происхождении и издании книги «Восшествие на престол императора Николая 1-го» // OP РНВ. Ф. 380 (М. А. Корф). On. 1. Д. 51. Л. 34.
18
Т. В. АНДРЕЕВА, Л. В. ВЫСКОЧКОВ
К концу 1848 года работа над книгой под названием «Историческое описание 14 декабря 1825 года и предшедших ему событий» завершилась, и по повелению Николая I она была напечатана «в глубокой тайне» в количестве 25 экземпляров только для членов царской семьи и ближайшего окружения императора. Между тем М. А. Корф, осознавая значение книги в условиях усиления негативного отношения к российскому императору в период революционной «горячки» 1848-1849 годов в Европе, обратился к великому князю Александру Николаевичу и получил его санкцию на продолжение сбора новых сведений от других очевидцев событий. К началу 1850 годов М. А. Корф уведомил цесаревича о подготовке новой редакции своей книги, которая в 1853 году была пополнена новыми материалами, также цензурируемыми Николаем I. Поэтому лишь в феврале 1854 года второе секретное издание теперь уже под названием «Четырнадцатое декабря 1825 года» вышло в свет, но опять только в количестве 25 экземпляров.
Взойдя на престол Александр II, осознавая необходимость формирования исторической памяти о царствовании Николая I, 28 октября 1856 года возложил на М. А. Корфа создание фундаментального обобщающего труда. Для этой цели была создана особая Комиссия под руководством М. А. Корфа, предусматривалось особое финансирование для сбора «материалов как официального, так и неофициального характера, которые со временем могли бы служить источником для составления по возможности полной и правдивой истории жизни и царствования блаженной памяти государя императора Николая!»*. Приказом от 15 декабря 1856 года в Комиссию был включен внештатный сотрудник отдела «Россики» Публичной библиотеки (с 1855 г.), будущий известный критик В. В. Стасов. М. А. Корфом были также привлечены к работе будущий академик А. Ф. Бычков, К. Ф. Феттерлейн, а также — младший сын писателя М. Н. Загоскина — Сергей Михайлович Загоскин**.
Одним из первых актов взошедшего на престол Александра II было издание «в общее сведение» книги М. А. Корфа о междуцарствии и 14 декабря 1825 года, которая теперь имела название «Восшествие на престол императора Николая 1-го». Появление 5 августа 1857 года этого первого, не секретного, а публичного издания сочинения придворного историографа в книжных лавках, на общественных
* Докладная записка Александру III о собирании материалов для биографии Николая I. 1881 г. // РГИА. Ф. 1604. On. 1. Д. 137. Л. 1.
** Голубева О.Д. М. А. Корф. СПб., 1995. С. 105.
Николай I:pro et contra (Зеркало для героя)
19
гуляньях и даже железнодорожных вокзалах Петербурга вызвало небывалый ажиотаж публики. Опубликованная «по Высочайшему повелению», для современников, как вспоминал сам М. А. Корф, она стала «актом государственного откровения и знаком новой эпохи в истории России». Книга стала главным событием в общественной жизни того времени. Это было вызвано прежде всего тем, что впервые были приоткрыты самые трагические и сокровенные страницы истории российского самодержавия, впервые героями исторического труда являлись члены ныне царствующего императорского дома, но главное — для российского и зарубежного читателя уже сама тема сочинения, до этого являвшаяся «тайной за семью печатями», представляла огромный интерес. Ведь к моменту ее появления в свет не только деятельность тайных политических обществ александровской поры, «роковые» для власти события 14 декабря, но и сложнейшие обстоятельства междуцарствия представляли собой «белое пятно» российской истории.
Что же касается работы М. А. Корфа по созданию фундаментального труда по истории царствования Николая I, то она затянулась и не была реализована. Причем собранные материалы, а также некоторые из работ, подготовленных членами Комиссии, не скоро увидели свет. Только в начале 1890-х годов. Императорское Русское историческое общество стало публиковать отдельные документы. В 74 и 90 томах сборников РИО были изданы материалы Комитета 6 декабря 1826 года, в 113 томе — обработанные священником М. Я. Морошкиным источники по истории православной церкви, ав131и132 томах — переписка императора Николая I с цесаревичем Константином Павловичем (на французском языке). Часть материалов, собранных Комиссией, отложилась в Отделе рукописей Российской Национальной библиотеки, но основной массив вместе с рукописями Библиотеки Зимнего дворца ныне хранится в ГАРФ.
Кроме этого, в юбилейный 1896 год, когда отмечалось столетие со дня рождения Николая I, в сборнике Русского исторического общества были опубликованы материалы о первых 20 годах жизни Николая Павловича, подготовленные М. А. Корфом (при участии В. В. Стасова)*. В другой публикации, посвященной участию Николая I в совещательных учреждениях — Государственном совете
* Корф М.А. Материалы и черты к биографии императора Николая I и к истории его царствования: Рождение и первые двадцать лет жизни 1796-1817 // Сборник РИО. Т. 98. СПб., 1896. С. 1-100.
20
Т. В. АНДРЕЕВА, Л. В. ВЫСКОЧКОВ
и Комитетах*, было немало реалий, знакомых М. А. Корфу как бывшему статс-секретарю. Эти материалы особенно важны для историков, занимающихся крестьянским вопросом.
Французский писатель, хранитель библиотеки Арсенала в Париже Поль Лакруа, публиковавшийся под псевдонимом «Библиофил Жакоб», 20 сентября 1859 года, воспользовавшись проездом через Париж вдовствующей императрицы Александры Федоровны, обратился к ней с предложением написать биографию Николая I. Писатель уже был известен в Европе своими историческими и историкобиографическими очерками, хотя, строго говоря, не являлся историком-профессионалом, тяготея к литературному изложению фактического материала. Российскому Императорскому дому привлечение известного французского писателя представлялось заманчивым, как с точки зрения русской пропаганды во Франции после Крымской войны, так и реабилитации негативно воспринимавшегося за рубежом покойного императора. Интересно, что граф П. Д. Киселев (поддержавший предложение П. Лакруа) еще в 1835 году, во время беседы с Николаем I и канцлером К. В. Нессельроде, говорил о необходимости создания какого-либо иностранного произведения, чтобы «повлиять на иностранную печать, составляющую ныне силу, с которою надо бороться»**.
История создания труда***, прерванного на восьмом томе, дает основание утверждать, что сочинение Поля Лакруа являлось работой, созданной по заказу российского Императорского дома и выпущенной в полном объеме в Париже с 1864 по 1875 год на французском языке. Граф П. Д. Киселев составил программу издания****, а материалы, собранные к тому времени Комиссией под руководством М. А. Корфа, впервые были использованы для создания именно данной книги.
На русский язык неизвестным переводчиком в журнале «Военный сборник» за 1867 год был переведен только первый том, позже, в 1869 году, вышедший отдельным изданием. В 1877-1878 годах сочинение П. Лакруа вышло в переводе А. Смирнова. Сам Лакруа,
* Корф М.А. Император Николай I в совещательных собраниях // Там же. С. 101-283.
** По: Лемке М. К. Николаевские жандармы и литература 1826-1855 гг. СПб., 1908. С. 97.
*** Андерсен В. Histoire de la vie et du regne de Nicolas I-er empereur de Russie / Par Paul Lacrua (Bibliophile Jacob) [ Рец.] // Русский библиофил. 1912. № 4. С. 66-72. Есть и отд. оттиск.
**** Заблоцкий-ДесятовскийА.П. Граф П. Д. Киселев и его время: В 4 т. Т. 3. СПб., 1882. С. 126; Андерсен В. Histoire de la vie... С. 67-68.
Николай I: pro et contra (Зеркало для героя)
21
честно отрабатывая гонорар, в предисловии к журнальному варианту писал, что «полная и окончательная история царствования императора Николая, одного из великих царствований в бытописаниях Российской империи может быть написана позже... Я решился написать на французском языке, в доступной для всех читателей форме, историю царствования императора Николая с тою преимущественно целью, чтобы сделать известными его характер и его душевные качества, распространить в Европе уважение и удивление, питаемые мною к памяти великого государя»*.
Труд П. Лакруа по неизвестным причинам не был завершен (писатель умер в 1884 г.). В последнем, восьмом томе парижского издания изложение было доведено лишь до 1841 года. Русская критика, как отмечал рецензент труда — В. Андерсен, «невзирая на боевое направление шестидесятых годов, встретила “Библиофила Жакоба” холодным молчанием»**.
На протяжении 1870-1880-х годов специальных работ о Николае I в русской печати не появлялось. Исключение составила лишь небольшая книга М. П. Романова, в которой, между прочим, автор попытался развеять мифы, укоренившиеся со времен маркиза А. де Кюстина о большом числе жертв во время восстановления Зимнего дворца***. Следует сказать, что мнение М. П. Романова подтверждается архивными источниками****. Популярный характер имел общий небольшой очерк К. Н. Яроша, изданный в 1890 году*****.
Некоторые сведения о Николае I читающая публика могла извлечь из книг, посвященных супруге императора — Александре Федоровне. На рубеже 1866-1867 годов появился биографический очерк С. П. Яковлева (созданный как компиляция на основе книги бывшего преподавателя великого князя Константина Николаевича — А. Т. Гримма, изданной в двух томах на немецком
* <Лакруа П.> Черты из жизни и царствования императора Николая I // Военный сборник. 1867. Т. 52, № 10. С. 330-331.: От редакции: Лакруа П. Черты из жизни и царствования императора Николая I. СПб., 1869; Лакруа П. История жизни и царствования императора всероссийского Николая!. Пер. А. Смирнова. М., 1877-1878. Т. I. Вып. 1-2.
** Андерсен В. Histoire la vie... С. 72.
*** Романов М. П. Царствование императора Николая I. СПб., 1883. С. 102.
**** ргИА. Ф. 468. Оп. 35. Д.202: О пожаловании... пенсиона и пособия... 1839-1840 гг. Л. 38-46.
***** Ярош К. Н. Император Николай Павлович: Биографический очерк. Харьков, 1890.
22
Т. В. АНДРЕЕВА, Л. В. ВЫСКОЧКОВ
языке в Берлине 1866 г.) под названием «Русская императрица Александра Федоровна»*. Впрочем, работа была дополнена воспоминаниями другого учителя Константина Николаевича — адмирала Ф. П. Литке. Изобилующая фактами личной жизни императорской четы, книга воссоздавала образ Николая Павловича в семейном кругу.
Фактический материал содержали и биографические труды о сподвижниках Николая I, среди которых выделяется фундаментальная книга о графе П. Д. Киселеве. Это работа одного из его сослуживцев Андрея Парфеновича Заблоцкого-Десятовского, основанная на архиве П. Д. Киселева. На Андрея Парфеновича была возложена задача подготовки жизнеописания П. Д. Киселева. В аспекте же выявления политического мировоззрения Николая I очень важным представляется воспроизведение во втором томе труда, посвященном деятельности П. Д. Киселева на посту министра государственных имуществ, конфиденциальных разговоров императора с доверенным лицом по поводу необходимости отмены крепостного права в России. Следует особо подчеркнуть, что по цензурным соображениям некоторые места из книги А. П. Заблоцкого-Десятовского не вошли в публикацию и остались в рукописном варианте**.
Проблема крепостного права в царствование Николая I получила освещение и в монографии известного исследователя истории крестьянского вопроса в России Василия Ивановича Семевского, впервые подробно рассказавшего о деятельности секретных комитетов в царствование Николая I и вкладе П. Д. Киселева в решение проблем государственной деревни. При этом историк подробно останавливается и на взглядах Николая I на проблему отмены крепостного права***.
Не менее значительной фигурой николаевского царствования, приближенной к Николаю Павловичу, был «отец-командир» И. Ф. Паскевич. Поэтому многотомное издание князя А. И. Щербатова, посвященное жизнеописанию фельдмаршала (издававшееся также и на французском языке), занимает свое законное место в библиографии эпохи Николая I, особенно благодаря публикации различ-
* Яковлев С. П. Императрица Александра Федоровна: Биографический очерк. М., 1866 (обложка 1867).
** Заблоцкий-Десятовский А П. Граф П. Д. Киселев и его время: В 4 т. Т. 2. СПб., 1882. С. 210; РГИА. Ф. 940. On. 1. Д. 125. Л. 18.
*** Семевский В. И. Крестьянский вопрос в России в XVIII и первой половине XIX века: В 2 т. Т. II. Крестьянский вопрос в царствование императора Николая. СПб., 1888.
Николай I:pro et contra (Зеркало для героя)
23
них документов и переписки. Начатое в 1888 г., оно было закончено седьмым томом, изданном в 1904 году*.
Некоторые черты личности Николая Павловича нашли отражение в свидетельствах мемуаристов, посвященных его поездкам по России с посещением различных регионов и городов**. Но в целом в 1870-1880 года правительственное представление и общественное мнение о покойном императоре излагалось в основном в публицистическом ключе, с одной стороны, как официозная апологетика, а с другой — как демократическая филиппика.
В это же время существовали и другие подходы к оценке личности и государственной деятельности Николая I и его исторической роли, высказывавшиеся, прежде всего, видными публицистами-философами. Так, Николай Яковлевич Данилевский в работе «Россия и Европа» (1871) отмечал своеобразное рыцарство Николая I во внешней политике. По его мнению, император бескорыстно помог Турции в 1833 году и Австрии в 1849 году, не воспользовавшись бедой соседей в честолюбивых видах***. Другой философ-публицист, К. К. Леонтьев, в статье «Плоды национальных движений на православном Востоке», опубликованной в «Гражданине» в 1888-1889 годах, попытался продолжить эту мысль. Не одно «рыцарство» руководило императором, полагал автор, когда он оказал помощь султану против мятежного египетского вассала: «...рыцарство это, свойственное ему лично как натуре сильной, благородной и весьма идеальной, не было ли формой, в которой (с лично именно оттенком) выражались его великие государственные инстинкты? » ****. И далее К. К. Леонтьев пояснял: «Прямота и твердость царя-охранителя, царя-легитимиста достаточны сами по себе для объяснения всего этого события. Он имел право воевать с султаном; он имел право разделить Турцию с кем хотел. Но он не желал позволить, чтобы вассалы
* О значении этого труда см.: Русский архив. 1899. Кн. 1.С.407.
** Ильченко Д. В. Император Николай Павлович в уездном городе Чембаре с 25 августа по 8 сентября 1836 г. //Русская старина. 1882. Т. 36. № 12. С. 523-534; Берже Ад. Император Николай на Кавказе в 1837 г. // Там же. 1884. Т. 43. № 8. С. 377-398; Трефолев Л. Н. Император Николай Павлович в Ярославле в 1834 году // Русский архив. 1897. Кн. 1. С. 202-212 и др.
*** Данилевский Н. Я. Россия и Европа. М., 1991. С. 38.
**** Леонтьев К. К. Плоды национальных движений на православном Востоке // Леонтьев К. К. Цветущая смелость: Избранные статьи. М.,1992. С. 240-241.
24
Т. В. АНДРЕЕВА, Л. В. ВЫСКОЧКОВ
и подданные, хотя бы и православные, восставали против законной власти даже и того, кого он называл “больным человеком”»*. При этом, как подчеркивал автор, не только революционные идеи, но и либеральные принципы воспринимались императором обостренно враждебно: «Государственный инстинкт Николая точно предвидел все ядовитые плоды эмансипационного прогресса! Малейшее проявление либерализма ему основательно претило. Неудивительно, впрочем, что эгалитарный либерализм у себя, внутри государства, представлялся ему той же революцией, откуда бы она ни пришла: сверху или снизу; в какой бы одежде ни явилась: во фраке ли французском или в аксаковском кафтане... Николай Павлович, не доживши до конца XIX века, когда “реакция” начинает мало-помалу приобретать себе теоретические оправдания и основы, чувствовал, однако, политическим инстинктом своим, что даже сама Россия наша при нем именно достигла той культурно-государственной вершины, после которой оканчивается живое государственное созидание и на которой надо приостановиться по возможности, и надолго, не опасаясь даже и некоторого застоя и этим гениальным инстинктом охранения объясняются все его главные политические действия и сочувствия...» **
Для характеристики Николая I, как государственного деятеля, принципиально важными являются работы, посвященные его деятельности в области внешней политики, написанные бывшим дипломатом, впоследствии историком Сергеем Спиридоновичем Татищевым. Его капитальным монографиям, начиная с первой — «Внешняя политика императора Николая Павловича» (СПб., 1887), предшествовали публикации по этим же сюжетам в виде журнальных статей. «Воздать должное памяти Незабвенного — такое назначение предлагаемой книги», — писал С. С. Татищев во второй монографии «Император Николай I и иностранные дворы», вышедшей в 1889 году***. Общий вывод автора заключается в том, что история не подтвердит нареканий на Николая I «слуг нерадивых и недостойных», «она засвидетельствует, что император Николай не был сообщником своей дипломатии: он сам был обманут ею»****. К сожалению, автор признается:
* Там же. С. 242.
** Там же. С. 243.
*** Татищев С. С. Император Николай I и иностранные дворы: Исторические очерки. СПб., 1889. С. XXV.
**** Там же. С. XXIV.
Николай I: pro et contra (Зеркало для героя)
25
«Государственные архивы поныне остаются для меня недоступными, и мне приходится довольствоваться документами, случайно попадающимися мне в руки » *.
Новый этап в изучении жизни и деятельности Николая I начался на волне подготовки к столетию со дня его рождения, отмечавшемуся в 1896 году. В этот год, как уже отмечалось, были изданы ранее написанные работы М. А. Корфа, а также вышла масса новых статей, очерков, речей. Среди них интересны иллюстрированные очерки Е. П. Карновича** и статья под инициалами Н. Д., принадлежащая военному историку Н. Ф. Дубровину***.
Более серьезный характер носили исследования, также вышедшие в юбилейный период и посвященные деятельности Николая Павловича в определенной сфере государственной жизни, итогам развития в его царствование отдельных отраслей экономики, а также — армии и военно-морскому флоту, Академии Генерального штаба. Это, хотя и выдержанная в верноподданническом духе, но фундаментальная работам. С. Лалаева, содержащая большой биографический очерк с рассказом о Николае Павловиче как великом князе, а также характеристику военного образования и управления в его царствование****. В менее объемном сочинении Н. Коргуева в сжатой форме давалась характеристика состояния военно-морского флота, деятельности Николая I по преобразованию Морского министерства, его отношения к флоту и морякам*****. Среди обобщающих работ статистического характера по итогам экономического развития России в николаевское царствование большое значение имеет публикация
* Там же. С. XXV.
** Карпович Е. Н. Император Николай Первый: Его царствование и черты характера в рассказах, анекдотах и отзывах современников. СПб., 1897; Корсаков А. Детство и отрочество Николая Павловича // Русский архив. 1896. № 6. С. 278-290.
*** <Дубровин Н. Ф.> Несколько слов в память императора Николая 1-го // Русская старина. 1896. № 6. С. 449-470; № 7. С. 511-520. — В конце текста Н.д.
**** Лалаев М. С. Император Николай I, зиждитель русской школы: Исторический очерк. СПб., 1896. Рец.: И. В. 1896. Т. 65, С. 214. См. также: Савельев А. Исторический очерк инженерного управления при Николае I. СПб., 1897; Глиноецкий Н. Исторический очерк Николаевской Академии Генерального штаба. СПб., 1882.
***** Коргуев Н. Русский флот в царствование императора Николая I // Морской сборник. 1896. Т. 274. № 7. Неофиц. отд. С. 1-42; № 8. С. 1-47 и отд. отт.
26
Т. В. АНДРЕЕВА, Л. В. ВЫСКОЧКОВ
С. Гулишамбарова*. В 1897 году появляется статья о Николае I в энциклопедическом словаре Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона**. Очерк же о Николае I, подготовленный для «Русского биографического словаря», увидел свет только в 1998 году в дополнительных томах***.
Юбилейная волна 1896 года, несомненно, способствовала созданию фундаментальных трудов Н. К. Шильдера, посвященных жизни и царствованию российских императоров конца XVIII — первой половины XIX века С. Н. Валк, посвятивший ему обширную биографическую статью, отмечал, что Шильдер начинал как военный историк, подобно М. И. Богдановичу и Н. Ф. Дубровину. Но затем, так же как и они, переключился на внутреннюю политику и создал серию фундаментальных трудов — об Александре I (4 тома в 1897-1898 гг.), Павле1(1901 г.) и Николае!****, роскошно изданных А. С. Сувориным. Над биографией Николая Павловича он работал в последние годы своей жизни, начиняя с 1899 года (2 тома вышли посмертно в конце 1903 г.)*****.
Н. К. Шильдер, используя высказывание Екатерины II о только что родившемся внуке Николае, отличавшемся богатырским сложением, как о «рыцаре», писал: «Этот рыцарь Николай сделался 14-го декабря 1825 года императором Николаем и оправдал своею жизнью и царствованием предсказание Екатерины: действительно Николай Павлович жил и умер рыцарем®*». В обстоятельном отзыве о первом томе сочинения Н. К. Шильдера П. Е. Щеголев, положительно оценивая труд покойного автора, задавался вопросом: в какой мере был прав историк, подчеркивая, что события
* Гулишамбаров С. Итоги торговли и промышленности в царствование Николая I. СПб., 1896.
** Николай I // Энциклопедический словарь изд. Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. Т. XXI. Полутом 41. СПб., 1897. С. 119-124.
*** Николай I // Русский биографический словарь. Неопубликованные материалы. Николай I — Новиков. М., 1998.
**** Валк С. Н. Шильдер Николай Карлович // Энциклопедический словарь Русского библиологического института Гранат. 7-е изд. Т. 49. М., б. г. С. 598.
***** Шильдер Н. К. Император Николай Первый: Его жизнь и царствование. В 2 т. СПб, 1903. Т. I — 785 с.; т. II — 820 с. Переиздано: В 2 кн. М., 1997. Кн. 1 — 748 с.; Кн. 2 — 637 с. См. также: Николай Первый и его время: Документы, письма, дневники, мемуары, свидетельства современни-ков и труды историков / Сост., вступ. статья и публикация Б. Н. Тарасов: В 2 т. Т. 1. М., 2000. С. 196-224.
•* Шильдер Н. К. Император Николай Первый: В 2 кн. Кн. 1. М., 1997. С. 6.
Николай I:pro et contra (Зеркало для героя)
27
14 декабря 1825 года отдалили столь необходимые России реформы? По его мнению, Н. К. Шильдер только в определенной мере был прав, приписывая событиям 14 декабря решающее значение в выборе консервативного курса во внутренней и внешней политике николаевского царствования. Сам же П. Е. Щеголев полагал, что необходимо отделять «влияние декабрьских событий на политическую программу императора и на его душевный склад»*. С его точки зрения, сущность политики нового императора была ясна и до 14 декабря 1825 года. Как отмечал П. Е. Щеголев, Н. К. Шильдер «закончил вчерне свое огромное исследование в пяти томах и приступил уже к окончательной обработке и отчасти переработке своего труда под влиянием обильно проливавшегося нового материала, особенно из архива князя А. И. Чернышева; но не довел до конца своей работы: он успел привести в порядок, и то не совсем совершенный, лишь две части труда, обнимающего время от рождения императора Николая I до подавления польского i мятежа в 1831 году».
В связи с незавершенностью труда, считал П. Е. Щеголев, образ Николая I не получил должной политической и психологической законченности**.
Незавершенное исследование Н. К. Шильдера в двух томах было издано под наблюдением редактора «Исторического вестника» С. Н. Шубинского, который произвел и подбор иллюстраций. Как всегда, труд Н. К. Шильдера включал большое количество документов в приложениях, а в дополнении — две статьи историка (о Николае I в 1848-1849 гг. и об отношении императора к освобождению христиан Востока), впервые опубликованные соответственно в «Историческом вестнике» в 1899 году и «Русской старине» в 1892 году.*** Обширный архив после смерти историка поступил в Императорскую Публичную библиотеку, директором которой он был в последние годы жизни.
И все же современники ставили труд Н. К. Шильдера на порядок ниже начинавших вскоре выходить критических, основанных на архивных документах, работ немецкого биографа Николая I —
* Щеголев П. Е. Император Николай I (1796-1825). [Рецензия] // Исторический вестник. 1903. Т. 93. № 7. С. 125.
** Тамже. С. 94.
*** Шильдер Н. К. Император Николай Первый. Кн. 2. М., 1997. С. 488-509; 509-514.
28
Т. В. АНДРЕЕВА, Л. В. ВЫСКОЧКОВ
Теодора Шимана*. Так, один из рецензентов Н. К. Шильдера — В. И. Штейн — отмечал в 1909 году, что труды историка, наполненные безупречно выверенными датами и фактами, все же являются немного дилетантскими. Рецензент писал: «Во всяком случае, начинания Шильдера чрезвычайно ценны; он трудолюбиво перекопал всю почву, и каждый последующий на ней сеятель помянет историка-генерала добром»**. Позднее, в 1917 году, М. А. Полиевктов писал о покойном историке: «Научная манера Шильдера хорошо известна: механическое сочетание отдельных кусков из разных источников, часто почти дословное воспроизведение подлинника, не всегда с достаточною согласованностью противоречивых данных, вместо продуманных взглядов — общие словесные отговорки, которые сам автор, кажется, забывал раньше, чем успел произнести. Все эти отрицательные стороны манеры Шильдера в его “Николае I” проступают во всей неприкрытой наготе гораздо сильнее, чем в его более ранних работах, посвященных Павлу и Александру I. Но Шильдер — неутомимый собиратель, и в примечаниях к тексту читатель нередко найдет интересные сопоставления, которые вскрывают перед ним более интересную и содержательную картину, чем та, которую он находит в тексте книги»***. Добавим, что Н. К. Шильдер не всегда мог быть достаточно откровенным в своих официального характера трудах. Об этом свидетельствуют его черновые заметки**** и критические по отношению к Николаю Павловичу замечания на полях
* Действительно, принятый на прусскую службу, Т. Шиман работал в архивах Санкт-Петербурга, Берлина. Вены. См.: Schiemann Theodor. <Шиман Т.> Geschichte Russlands unter Kaiser Nicolaus I. Bd. I-IV. Berlin, 1904-1919: Band I. Kaiser Alexander I und die Ergebnisse seiner Lebensarbeit. Berlin, 1904.- X, 637 s.; Band II. Von Tode Alexander I bis sur luli-Revolution. Berlin, 1908.- XIV, 521 s.; Band III. Kaiser Nicolaus im Kamfpe mit Polen und im Gegensatz zu Frankreich und England, 1830-1840. Berlin, 1913,- X, 516 s.; Band IV. Kaiser Nicolaus von Hoherpunkt seiner macht bis zum Zusammenbruch im Krimkrige 1840-1855. Berlin und Leipzig, 1919.- XII, 435 s.
** Штейн В. И. Иностранцы о России: Первое пятилетие царствования императора Николая Павловича // Исторический вестник. 1909. Т. 118. № 12. С. 1102.
*** Полиевктов М. А. Николай I: Историческая литература по эпохе Николая I за 1900-1916 гг. // Русский исторический журнал. 1917. Кн. . С. 243.
**** Шильдер Н. К. К характеристике Николая I // OP РНВ. Ф. 859 (Н. К. Шильдер). Карт. 4. № 11. Л. 9, 14, 34.
Николай I: pro et contra (Зеркало для героя)
29
известной книги М. А. Корфа о восшествии на престол Николая I, ставшие достоянием гласности в 1925 году*.
Десятилетие (1903-1913 гг.), последовавшее за изданием книги Н. К. Шильдера, интересно не специальными работами о Николае Павловиче (их почти нет), а локальными исследованиями различных аспектов внутренней и внешней политики Николая I, более обстоятельными в связи с накоплением материала и ослаблением цензурных ограничений после революции 1905 года. Под влиянием концепций либерального и марксистского осмысления исторического процесса появляются также общие курсы русской истории, авторы которых пытаются дать свою оценку роли Николая I и его наследия.
В это время одной из активно разрабатываемых тем стало декабристское движение, на фоне которого образ Николая I в изображении либеральной историографии померк. После трудов В. И. Семевского, Н. П. Павлова-Сильванского, М. В. Довнар-Запольского следует особо выделить работы П. Е. Щеголева. Бывший студент факультета восточных языков Санкт-Петербургского университета, уволенный в 1899 г. за участие в студенческих волнениях, он стал журналистом-историком, одним из редакторов журнала «Былое» (1906-1907 гг., вновь в 1917-1926 гг.). Начиная с 1906 году, в различных периодических изданиях он публикует серию статей об отношении Николая I к декабристам. Эти статьи позже были собраны в очерки. Под пером П. Е. Щеголева император предстает жестоким и лицемерным правителем, которому автор отказывает даже в минимальном человеческом сочувствии. Позднее П. Е. Щеголев полемизировал с великим князем Николаем Михайловичем, опубликовавшим в 1915 году работу о казни декабристов. В ней августейший историк попытался показать тяжелое психологическое состояние Николая Павловича при принятии решения о казни. С точки зрения Николая Михайловича, оно было обусловлено долгом монарха и давлением вдовствующей императрицы Марии Федоровны**. По мнению же П. Е. Щеголева, «никакой душевной борьбы, никакой борьбы великодушия с суровым долгом, в Николае I в отношении казни декабристов не было» ***.
* Заметки Н. К. Шильдера о восстании 14 декабря 1835 г. и императоре Николае I / Сообщ. Е. В. Сказин // Каторга и ссылка. 1925. Кн. 2 (15). С. 148-153.
** Николай Михайлович, вел. кн. Казнь пяти декабристов 13 июля 1826 г. и император Николай I // Исторический вестник. 1916. Т. 145. № 7. С. 98-109.
*** Щеголев П. Е. Николай I и декабристы: Очерки. Пг., 1919. С. 36-44.
30
Т. В. АНДРЕЕВА, Л. В. ВЫСКОЧКОВ
Переизданные после революции 1917 года очерки историка оказали сильное влияние на советское декабристоведение*.
В предоктябрьское время единственной работой, в которой получила развитие тема междуцарствия, 14 декабря и воцарения Николая I, была работа Г. Василича, вышедшая несколькими изданиями с 1907 по 1910 год**. Однако обращение князя Н. В. Голицына к архивным источникам позволило более конкретно представить действия Николая Павловича во время междуцарствия, его взаимоотношения с возможными союзниками и будущими сподвижниками, в частности М. М. Сперанским***. Это — одна из немногих работ, вышедшая уже в период между Февральской и Октябрьской революциями и тем не менее отличающаяся академизмом в изложении в противовес политической конъюнктуре. Революция 1905 года, боснийский кризис 1908 года и, наконец, Первая мировая война привлекли внимание историков прежде всего к вопросам внешней политики в царствование Николая I, преимущественно к изучению различных аспектов борьбы царизма с европейскими революциями, а также — взаимоотношений с различными европейскими странами, в частности, с Англией****.
Здесь особо следует выделить двухтомную монографию А. М. Зайон-чковского, посвященную Восточной войне 1853-1856 годов. В первом томе книги, вышедшем в 1908 году, десять глав содержат подробный биографический очерк о Николае I*****. в нем также дается характеристика отношений Николая Павловича с Александром I и Константином Павловичем, отмечаются их взаимная неискренность, влияние событий 14 декабря на характер императора и выработку программы царствования. Из положительных черт автор выделяет
* Библиография работ П. Е. Щеголева / Сост. Ю. Емельянов // История и историки: Историографический ежегодник, 1977. М., 1980. С. 432-452.
** Василич Г. Восшествие на престол императора Николая I. 4-е изд. М., 1910.
*** Голицын Н. В, Сперанский в Верховном уголовном суде над декабристами // Русский исторический журнал. 1917. Кн. 1/2. С. 61-102.
**** Мартенс Ф. 1) Император Николай и королева Виктория // Вестник Европы. 1896. Т. VI, Xs 11. С. 74-130; 2) Россия и Англия в царствование императора Николая I // Там же. 1898. № 3. С. 5-43; 3) Россия и Англия накануне разрыва (1853-1854 гг.) // Вестник Европы. 1898. №4. С. 563-610.
***** Зайончковский А. М. Восточная война 1853-1856 гг. в связи с современной ей политической обстановкой. В 2 т. Т. 1. СПб., 1908. С. 1-200.
Николай I: pro et contra (Зеркало для героя)
31
верность Николая I один раз принятым принципам, его откровенность и прямоту в общении с доверенными лицами и все же попытка А. М. Зайончковского охарактеризовать императора как государственного деятеля и человека во всей противоречивости его характера и мироощущения — оказалась делом сложным для автора.
Склонный к более суровой оценке Николая Павловича М. А. По-лиевктов в историографическом обзоре, созданном после Февральской революции, писал: «Книга Зайончковского по своему содержанию гораздо шире своего заглавия, но нельзя назвать ее и общим очерком царствования Николая I. Он берет отдельные моменты, то, склоняясь более в сторону характеристики, то, сплетая это с фактическим изложением, подводя все к своей основной теме войны 1853-1856 годов, вводя для этого много данных о состоянии военных сил России. Собственная точка зрения автора на личность Николая I, на его политическую систему, на всю эпоху как-то затеривается в словесных ухищрениях, столь обычных всегда, когда надо и помнить, кого прежде всего имеет в виду книга, и перед широкой публикой в грязь це ударить. Но все это отступает на задний план перед массой тех свежих данных, какими насыщена книга Зайончковского, перед его несомненным умением дать яркие сопоставления, очертить широкий горизонт. Это, безусловно, необходимое дополнение к Шильдеру и Schimany для изучения всей эпохи Николая»*.
Под влиянием революции 1905 года вышли обобщающие исследования А. А. Кизеветтера, посвященные внутренней политике Николая I, его отношению к конституционной форме правления, переизданные в 1912 году**. Пятидесятилетний юбилей отмены крепостного права стал новым поводом и для изучения крестьянского вопроса в царствование Николая I. Однако автор юбилейного издания — П. В. Алексеев, в отличие от А. П. Заблоцкого-Десятовскогои В. И. Семевского, вновь увидел в лице императора крепостника, убежденного защитника крепостного права***. Впрочем, в том же 1911 году Е. В. Тарле выступил с интересным докладом на одном из заседаний русской секции
* Полиевктов М. А. Николай I: Историческая литература по эпохе Николая I за 1900-1916 гг. С. 244.
** Кизеветтер А. А. 1) Император Николай I как конституционный монарх // Кизеветтер А. А. Исторические очерки. М., 1912. С. 402-418; 2) Внутренняя политика Николая Павловича // Там же. С- 419-502.
*** Алексеев П. В. Секретные комитеты при Николае I //Великая реформа
<•'	(19 февраля 1861-1911): Русское общество и крестьянский вопрос в про-
шлом и настоящем. Т. П. М., 1911. С. 194-208.
32
Т. В. АНДРЕЕВА, Л. В. ВЫСКОЧКОВ
Исторического общества при Петербургском университете на тему: «Император Николай I и дворянство по неизданным документам Парижского архива Министерства иностранных дел и донесениям Казимира Перье де Андре и Рейневаля за 1842-1847 гг.». Этот доклад появился в изложении в «Историческом обозрении» и газете «Речь», а в полном виде был опубликован в виде статьи уже в 1918 году*. Анализируя донесения французских дипломатов, Е. В. Тарле показал всю серьезность постановки Николаем I крестьянского вопроса в начале 1840-х гг. и ожесточенное сопротивление дворянского общества аболиционистским намерениям императора.
В работах 1906-1916 года, надо думать, под влиянием изменений в российском законодательстве, освещалась кодификационная работа правительства Николая I. Этой теме посвящены работы П. М. Майкова, Н. Корево, Б. Н. Сыромятникова, г. Тельберга и др. Многообразные аспекты государственной деятельности Николая I нашли отражение в юбилейной и другой литературе, посвященной истории императорского двора, отдельных министерств и ведомств, армии и флоту, инженерному делу. Среди этих изданий выделяется одна из книг многотомного, сложного по своей структуре издания (в разных книгах и частях), посвященного столетию военного министерства. Речь идет о книге «История Государевой свиты: Царствование Николая I», составленной, как тогда писали, группой военных историков и изданной в 1908 году**. Это издание еще в большей степени, чем книгу А. М. Зайончковского, посвященную формально Крымской войне, следует отнести к общим биографическим очеркам о Николае I. В труде были помещены значительного объема главы о детстве и юности, государственной службе великого князя Николая Павловича, 14 декабря 1825 года, священном короновании. Особо рассматривалось участие Николая I в войнах и путешествиях. В приложении были опубликованы документы, относящиеся к периоду обучения, вступлению на престол и др. В связи с подготовкой этого издания, один из авторов — В. В. Квадри — в 1902 году работал с документами
* Тарле Е. В. Николай I и крестьянский вопрос в России по неизданным донесениям французских дипломатов. 1842-1847 гг. // Тарле Е. В. Соч. в 12 т. Т. IV. М., 1958. С. 567-587.
** Столетие военного министерства. 1802-1902. СПб., 1908. [Т. 4. Кн. 3.] История Государевой свиты. Царствование Николая I / Сост.: генерал-майор В. В. Квадри и капитан В. Н. Шенк; помощники: штабс-капитан г. С. Габаев, Н. Н. Мерлин, М. К. Соколовский. СПб., 1908. Различные сведения опубликованы и в других томах этого издания.
Николай I: pro et contra (Зеркало для героя)
33
Собственной Его Императорского Величества библиотеки. Другой член авторского коллектива там же изучал историю главного инженерного управления*. Изданный фолиант следует признать наиболее иллюстрированным по сравнению со всеми книгами, посвященными Николаю I и его царствованию. Именно здесь помещено наибольшее число репродукций с изобразительных источников (иконография Николая Павловича).
Представляют интерес и работы о дворцовом строительстве при Николае I, его отношении к искусству, прежде всего живописи. Так, в статье историков искусства, идеологов объединения «Мир искусства» Александра Николаевича Бенуа и Евгения Евгеньевича Лансере «Дворцовое строительство при Николае I» подчеркивалось: «Раздвоение характера Николая Павловича, как человека и как императора, отразилось и на возводимых им сооружениях: во всех постройках, предназначенных для себя и для своей семьи, видны желания интимности, уюта, удобства и простоты... В официальных же зданиях отразились, конечно, сухость, суровость и холодность... »** Совсем иную позицию в оценке Николая I занял теоретик искусства, издатель журнала «Старые годы» Николай Николаевич Врангель (брат Петра Николаевича). Его отношение к Николаю I было окрашено нигилизмом 50-х годов XIX века герценовского типа в отношении императора. В вышедшей двумя изданиями работе «Искусство и государь Николай Павлович» им был опубликован список картин из Эрмитажа, распроданных во время войны с аукциона 1854 года с целью экономии средств. По мнению автора, этот список свидетельствует о невзыскательности художественных вкусов императора, лично принимавшего участие в «экспертизе». Вместе с тем, отдавая справедливость, Н. Н. Врангель все же отмечал, что хотя и не в таких грандиозных размерах, но подобные аукционы были в ходу других монархических домов Европы. Он также писал о Николае I как о человеке «много сделавшем для возвышения искусства»***.
Не только к факту истории археографии, но отчасти и к историографии можно отнести выход в свет и тематической подборки
* Щеглов В. В. Обзор Собственной Его Императорского Величества библиотеки. С. 159.
** Бенуа А. Н., Лансере Е. Е. Дворцовое строительство при Николае I // Старые годы. 1913. Июль-сентябрь. С. 178.
*** Врангель Н. Н. Искусство и государь Николай Павлович // Старые годы. 1913. Июль-сентябрь. С. 53-72; отд. изд.: Пг., 1915.
34
Т. В. АНДРЕЕВА, Л. В. ВЫСКОЧКОВ
документов в хрестоматии под редакцией М. О. Гершензона «Эпоха Николая I», вышедшей двумя изданиями в 1910 и 1911 годах. Даже публикацией определенных типов источников редакция выражала свое отношение к самодержцу. В предисловии, полемизируя с оценкой А. И. Герцена николаевского царствования как «удивительного времени наружного рабства и внутреннего освобождения», составители отмечали, что «для полноты характеристики надо прибавить, что и это “порабощение" оказалось в значительной степени призрачным и “освобождение" болезненным». Более того, М. О. Гершензон был вынужден признать: «Николай не был тем тупым и бездушным деспотом, каким его обыкновенно изображают. Отличительной чертой его характера, от природы вовсе не дурного, была непоколебимая верность раз усвоенным принципам, крайнее доктринерство, мешавшее ему видеть вещи в их измененном виде»*. Таким образом, в работах либеральных историков стали признаваться положительные качества Николая I как человека и государя, а в трудах историков-монархистов — его определенные недостатки.
Весьма характерен в этом плане подход известного либерального историка, одно время состоявшего в ЦК партии кадетов Александра Александровича Корнилова**, нашедший наиболее яркое выражение в его общем курсе истории России XIX века: «Подводя итоги этому замечательному тридцатилетию, мы должны признать, что правительственная система императора Николая была одной из самых последовательных попыток осуществления идеи просвещенного абсолютизма. Император Николай по своим взглядам не походил на Людовика XIV и никогда не сказал бы, как тот: ’’L’tat c’est moil"; напротив, он неоднократно высказывал, что почитает себя первым слугой государства; но воле этого первого слуги должны были безропотно подчиняться все остальные. По своим намерениям Николай гораздо ближе подходит к таким представителям идеи просвещенного абсолютизма, как Иосиф II и Фридрих Великий... и если бы Карамзин пережил царствование Николая, он должен был бы признать, что опыт осуществления его системы сделан, и вместе должен был бы убедиться, к чему эта система неизбежно приводит, притом именно
* От редакции // Эпоха Николая I /Под ред. М. О. Гершензона. М., 1911. С. 3.
** Подробнее о нем см.: ЛевандовскийА.А Из истории кризиса русской буржуазно-либеральной историографии: А. А. Корнилов. М., 1982.
Николай I: pro et contra (Зеркало для героя)
35
к чему она приводит в такой обширной, малонаселенной и быстро развивающейся стране, как Россия»*.
Впрочем, о «просвещенном абсолютизме» Николая I вскоре забыли. К этому времени появилось первое издание «Русской истории с древнейших времен» Михаила Николаевича Покровского (1-е изд. в 1910-1913 гг.). Он же был автором статьи о внешней политике Николая I в коллективном труде «История России в XIX веке». Через несколько лет в обзоре литературы по николаевскому царствованию М. А. Полиевктов писал: «Оба эти издания весьма ярко отражают в себе ту новую концепцию русской истории, которая теоретически складывается на почве марксизма, а в своих конкретных формах является ответом на запросы, взволновавшие русское общество в эпоху освободительного движения**». Сочинение М. Н. Покровского, по словам М. А. Полиевктова, «является, насколько нам известно, первой попыткой, в широком масштабе, применения и проведения в русской истории принципов экономического матерьялизма» (так в подлиннике. — Сост.), но, отмечал рецензент, эпоха «растворяется в определенной стадии экономического и социального развития»***. Действительно, в главе XIV «Крестьянская реформа» «Русской истории...» есть подраздел «Социальная политика Николая I». О самом императоре, склонный к афористичной и лаконичной форме изложения мысли первый историк-марксист писал: «Наклонности демагога и полицмейстерские обязанности должны были нейтрализовать друг друга и привести к топтанию на одном месте, которое носит название “попыток крестьянской реформы при Николае I”. Но мыслительный аппарат Николая Павловича был не так устроен, чтобы видеть на большое расстояние вперед, и в субъективных его намерениях “вести процесс против рабства”, как он однажды красиво выразился в одном частном разговоре, не может быть сомнения»****. Позднее, в 1920 году, М. Н. Покровский в известном социологическом бестселлере «Русская история в самом сжатом очерке» в разделе, посвященном николаевской эпохе, назвал авторов мемуаров,
* Корнилов А. А. Курс истории России XIX века: В 3 ч. Ч. II. М., 1912. С. 112-113.
** Полиевктов М.А. Николай I: Историческая литература по эпохе Николая I. С. 242.
*** Там же.
**** ПокровскийМ. Н.Русскаяисторияс древнейших времен//Покровский М. Н. Избранные сочинения: В 4 кн. Кн. 2. М., 1965. С. 276.
36
Т. В. АНДРЕЕВА, Л. В. ВЫСКОЧКОВ
не замечающих с его точки зрения лицемерия Николая I, особенно в личной жизни, «его холопами»*.
Трехсотлетний юбилей династии Романовых, пышно отпразднованный в 1913 году, способствовал появлению целого ряда популярных очерков, в которых авторы в силу своих способностей, знаний, литературного мастерства и объема текста старались изобразить Николая I по возможности привлекательнее. Это были как масштабная работа Б. Б. Глинского, посвященная воспитанию и обучению царских детей**, так и близкие по объему к брошюрам популярные издания А. Е. Зарина (под псевдонимом А. Ефимов), В. Н. Сумцова и других авторов. Среди них выделялся очерк М. М. Бородкина, историка, известного своими капитальными трудами по истории Великого Княжества Финляндского. Само название очерка «Венчанный рыцарь» обозначало позицию автора. Предполагалось, что он войдет в очередной том по истории Финляндии, опубликованный годом позже, но первая глава его «Венчанный рыцарь — повелитель империи» была написана в новой редакции и издана отдельно***. Последний труд М. М. Бородкина содержал сведения о политике Николая I в финляндском вопросе. Еще одна статья без указания авторства, включенная в издававшуюся И. Д. Сытиным «Военную энциклопедию», раскрывала военно-административную сторону жизни Николая Павловича****.
В эти же годы ряд известных историков подготовили интересные очерки для научно-популярных сборников по истории династии Романовых — «Россия под скипетром Романовых», «Государи из рода Романовых», «Три века». В сборнике «Государи из рода Романовых» опубликован очерк С. М. Середонина*****, а в издании «Три века» программный характер носила статья известного историка Ю. В. Готье, отличавшаяся психологическим анализом. «Личность императора
* Покровский М. Н. Русская история в самом сжатом очерке // Там же. Кн. 3. М., 1967. С. 120-135 (часть главы «Крепостническое государство»).
** Глинский Б. Б. Царские дети и их наставники: Исторические очерки для юношества. СПб., 1912. Репринтное воспроизведение: Курск, 1991.
*** Бородкин М. М. 1) Венчанный рыцарь и его тернистый путь. Харьков, 1914; 2) История Финляндии: Время императора Николая I. Пг., 1915. С. 1-51.
**** Николай I Павлович, император Всероссийский // Военная энциклопедия / Под ред. К. И. Величко и др. Т. 16. СПб., 1914. С. 630-638.
***** Середонин С. М. Император Николай Павлович // Государи из рода Романовых. 1613-1913. Т. П. М., 1913. С. 260-267.
Николай I: pro et contra (Зеркало для героя)
37
Николая I, как государя и как человека, едва ли возможно очертить в настоящее время с исчерпывающей полнотой и ясностью, хотя прошло уже более полувека со дня его кончины», — замечает историк*. И далее продолжает: «Еще при жизни личность его вызывала среди современников два совершенно противоположных отношения... Представители передовых и независимых кругов русского общества, нередко на себе испытавшие тягость реакционной политики николаевского времени, склонны были усматривать в личности самого государя источник реакции и гнета»**. При этом в статье характеризуются как положительные качества (корректность, ум, понимание многих зол и бедствий, от которых страдала Россия), так и отрицательные черты (вспыльчивость, строптивость, склонность к «военщине», себялюбие) Николая Павловича. Интересен и оригинален заключительный вывод: «Мы не имеем пока ключа к разгадке отмеченного двойственного облика Николая I, но невольно думается, не была ли подобная двойственность общим органическим свойством двух наиболее одаренных сыновей императора Павла, последовательно занимавших русский престол в первой половине XIX века»***.
В последнем, шестом томе сборника «Три века» были опубликованы статьи о политических процессах николаевской эпохи (В. Я. Ульянов), крестьянском вопросе (Д. А. Жаринова), внешней политике императора Николая I (Л. И. Гальберштадт), законодательстве (Б. И. Сыромятников) и др. Среди них выделяется статья К. В. Сивкова, посвященная экономической политике Николая I и носящая критический характер по отношению к герою. Отмечая отрицательные черты его государственной деятельности, автор считает, что «никакой определенной экономической политики правительства императора Николая I не было»**** *****. Общий вывод в виде тезиса предшествовал конкретному изложению материала: «Охрана старого порядка — вот что лежало в основе всей деятельности императора Николая I: он не чуждался реформ, но при непременном условии, чтобы основные устои русской жизни остались незыблемыми... ******
* Готье Ю. В. Император Николай I (Опыт характеристики) // Три века: Россия от Смуты до нашего времени. Исторический сборник / Под ред. В. В. Каллаша. Т. V. М., 1912. С. 308.
** Там же. С. 309.
*** Тамже. С. 317.
**** Сивков К. В. Экономическая и финансовая политика императора Николая I // Там же. Т. VI. Вторая половина XIX века. М., 1913. С. 36.
***** jaM же_
38
Т. В. АНДРЕЕВА, Л. В. ВЫСКОЧКОВ
Следует подчеркнуть, что если статья Ю. В. Готье стоит ближе к дореволюционной традиции, то работа К. В. Сивкова — к послереволюционной. В то же время их обеих можно считать итоговыми для русской историографии николаевского царствования накануне 1917 года.
В период издания юбилейных сборников, посвященных династии Романовых, казалось, ничто еще не предвещало ее стремительного краха буквально через несколько лет. Но пессимистический вывод Ю. В. Готье о том, что «беспристрастие и хладнокровное отношение, необходимое для оценки деятельности и личности Николая Павловича, не наступили и до сих пор»*, неожиданно подтвердился сразу же после Февральской революции. Хотя сопоставление А. Н. Бенуа в революционном разломе 1917 года Николая I с Павлом I и Николаем II в определенной мере и опровергало этот вывод: «Ему (Павлу I. — Cocm.) не хватало той самой выдержки воли, которой было так много у мудрой и хитроумной и ненавистной ему матери и которую унаследовал от нее сын Павла — строгий Николай, с неукоснительной выдержкой отбывавший свою царскую повинность и за эту честную и жертвенную службу России навлекший на себя презрение нескольких поколений»**.
Полемику, начатую современниками, продолжали публицисты философы и историки послереволюционной поры. Публицистическое направление в историографии подчас становилось главным в историческом осмыслении николаевского наследия в судьбах России. Причем первое послереволюционное десятилетие отмечено преобладанием в историографии тенденциозно-публицистических изданий, разоблачающих «ужасы самодержавия». Направление в историографии, которое условно можно назвать « академическим », было представлено лишь историками старой, дореволюционной школы, теми, кому историк-марксист М. Н. Покровский предлагал копаться в архивной пыли. Издания академического плана после 1917 года сравнительно редки. Они посвящены в основном обзору архивных фондов или носят источниковедческий характер.
Последним серьезным словом дореволюционной историографии в изучении жизни и царствования Николая I стала работа, вышедшая уже после Октября 1917 года, упоминавшегося уже либерального историка М. А. Полиевктова, с 1917 года профессора Петроградского,
* Готье Ю. В. Император Николай I. С. 309.
** Бенуа А. И. Мои воспоминания. Кн. 1. М., 1993. С. 258.
Николай I: pro et contra (Зеркало для героя)
39
с 920 г. — Тифлисского университета*. В статье-некрологе 1921 года, посвященной немецкому биографу Николая I Теодору Шиману, Е. В. Тарле так оценил значение книги М. А. Полиевктова: «...Общих научных трудов о царствовании Николая I до сих пор нет... Из новых авторов Шильдер только начал свой труд, а другие историки даже не задавались этою общею проблемою. Небольшая содержательная книжка М. А. Полиевктова может только лишний раз напомнить специалистам о всем том, что пока не сделано в данной области; ничего большего от нее требовать нельзя» **. Книга вышла в Москве в издательстве братьев И. и С. Сабашниковых в 1918 году, хотя набрана была еще до Февральской революции. «Послесловие» датировано автором 31 октября 1917 года, когда в Москве еще продолжалась вооруженная борьба за власть.
Автор достаточно скептически относится к Николаю I, но старается выдержать и известного рода объективность, последовательно характеризуя его внутреннюю и внешнюю политику на фоне истории России первой половины XIX века. В работе представлены также списки источников и литературы, отчасти проанализированные в предшествующей статье автора***. В заключение книги о «тюремщике русской свободы», как называет своего героя М. А. Полиевктов, звучит язвительное пророчество: «Теперь арсеналы сломлены, и старинное оружие перенесено в музей. Мы можем спокойно изучать его, не боясь, что оно кого-нибудь поранит. Будем только остерегаться, чтобы нам не преподнесли его под видом какого-нибудь, якобы самоновейшего (так в тексте. — Сост.) государственного механизма. Ведь и николаевское правительство верило в силу “декретов”, ведь и оно оставляло за собою монополию понимать народные нужды, позволяло дышать только тем, кто “стоял целиком на платформе самодержавия”... Труп не оживет, но история знает своих политических и социальных оборотней»****.
После Октября 1917 года на смену подчеркнутому академизму начала столетия пришло агитационно-пропагандистское направление изобличения ужасов самодержавия. Наибольшей популярностью
* Сулаберидзе Ю. С. М. А. Полиевктов и его личный фонд в Центральном государственном историческом архиве Грузии // Отечественная история и историческая мысль в России XIX-XX веков. Сборник статей к 75-летию А. Н. Цамутали. СПб., 2006. С. 69-75.
** Тарле Е. В. Теодор Шиман. С. 190.	«
*** Полиевктов М.А. Николай I: Историческая литература по эпохе Николая I.
**** Полиевктов М.А. Николай I: Биография и обзор царствования. М., 1918.
С. 380.
40
Т. В. АНДРЕЕВА, Л. В. ВЫСКОЧКОВ
пользуются темы: «Николай I и декабристы» (к столетнему юбилею восстания 14 декабря 1825 г.) «Пушкин и Николай I», «Николай I и европейские революции», в которых Николай Павлович выступает не как личность и исторический деятель, а как олицетворение самодержавия.
В отношении Николая I, вероятно, первой из таких работ стала брошюра (всего 16 страниц) Е. Тарасова «Николаевщина», вышедшая в издательстве «Освобожденная Россия» под грифом «Временный комитет Государственной думы». Автор отмечал такие черты царствования Николая I, как деспотизм и формализм, а характера самого императора — мелочность и его якобы ненависть в отношении талантливых людей. Общий вывод автора звучал весьма красноречиво и цветисто: «Когда вся Европа перестраивалась и все государства шли вперед во всех отношениях, в это время над Русью царил страшный, мертвенный покой, и покой этот установил Николай I. Как Кощей Бессмертный, который в сказке заморозил царство, тяготел он над Русью 30 лет; Россия 30 лет спала и не просыпалась, а Европа в это время ушла от нас на полвека вперед» *.
Из историков старшего поколения к изучению некоторых аспектов социально-экономического характера и социальных движений в 1920-е годы обратился профессор Казанского университета Н. Н. Фирсов. В 1924 году в журнале «Былое» он опубликовал свою статью «Призрак социализма пред Николаем I», переизданную в более полном варианте в 1926 году. Отмечая то внимание, какое уделял император социально-экономическим проблемам, положению крестьянства и рабочих в России, традиционно отмечая «напуган-ность» императора европейскими революциями, автор делал вывод: «Николай I был не только бравый военный и бдительный жандарм... он стал как бы и главным директором всего торгово-промышленного дела в государстве» **.
В эти же годы образ Николая Павловича разрабатывался и в художественном плане, но только чаще всего в связи с декабристской тематикой, следовательно, резко отрицательно. Среди работ данного типа выделяются роман Д. С. Мережковского, посвященный истокам
* Тарасов Е. Николаевщина (Время Николая I). Пг., 1917. С. 13.
** Фирсов Н. Н. Призрак социализма пред Николаем I (Характеристика момента) // Фирсов Н. Н. Исторические характеристики и эскизы. Т. 3. Вып. 1. Казань, 1926. С. 55.
Николай I: pro et contra (Зеркало для героя)
41
движения декабристов*, пьеса Николая Лернера (1923) и первые наброски создававшегося на протяжении нескольких десятилетий масштабного произведения М. Д. Марич (Чернышевой) «Северное сияние». Его основа была написана в 1926-1931 годах и доработана в 1961 году (по этому сценарию был снят известный художественный фильм, героизирующий декабристов**).
Публицистический характер носили написанные доходчивым для массового читателя языком очерки С. Б. Любоша (1924) и Г. И. Чулкова (1928), посвященные последним Романовым. В этих произведениях Николай I, наряду с другими своими «коллегами» по трону, еще оставался (хотя бы в критическом плане) основным персонажем произведений. Характерны подзаголовки разделов очерка С. Б. Любоша о Николае Павловиче: «Победитель» », «Самодержавная трусость», «Испуганное пугало», «Провал системы». Публицист, стремясь демпфировать легенду об императоре Николае I как «бесстрашном рыцаре абсолютизма», отчасти продолжая линию Ю. В. Готье, С. М. Середонина, Е. В. Тарле, которые также отмечали неуверенность и колебания Николая I при решении ряда вопросов, заостряет эту черту характера императора, но доводя ее до предела. С. Б. Любош все сводит к одному преобладающему чувству — чувству страха: «И за этим внешним обликом силы, могущества, себедавлеющего (?) и в себе уверенного, за этою грозною фигурой, наводившей страх и трепет, проглядели основное свойство психики Николая, главный двигатель всей его биографии и всей им творимой истории. Не заметили, что за видимостью этой грозной силы скрывалась неизлечимая трусость»***. Правда, далее автор все же уточняет: «Трусость Николая I не была физиологической трусостью» , он «трепетал перед страшным для него и непонятным ему “духом времени” »****. В целом же в представлении автора Николай I — «палач для России и жандарм для Европы»: «Придавив слабое восстание декабристов солдатским сапогом, он набросил петлю палача на шею России и тридцать лет душил ее, душил до тех пор, пока не
'А---------------
1	* Мережковский Д. С. 14 декабря: Роман // Мережковский Д. С. Собр. соч.
В 4 т. Т. 4. М., 1990. С. 5-258.
*	* Марич Д. Северное сияние. М., 1985.
*	** Любош С. Б. Последние Романовы: Александр I. Николай I. Александр II.
Александр III. Николай II. Л.; М., 1924. С. 69. (Репринтное издание: i М.,1990).
*	*** Там же. С. 70.
42
Т. В. АНДРЕЕВА, Л. В. ВЫСКОЧКОВ
окоченела рука. Но одной России ему было мало. В 1830 году он придушил Польшу, в 1849 году — Венгрию» *.
Также в публицистическом ключе была написана претендующая на создание психологических портретов книга Г. И. Чулкова «Императоры», посвященная последним Романовым (начиная от Павла!). В разделе «Николай Первый» автор кратко характеризует интимную и семейную жизнь императора, отмечает его «пристрастие к личинам» и в то же время еще признает некоторое стремление к реформам в начале царствования. По его мнению, рубежным является разгром польского восстания 1830-1831 годов, «с этого времени начинается собственно “Николаевская эпоха”»**.
Последней отдельной работой 1920-х годов, посвященной непосредственно Николаю I, хотя и научно-популярного характера (как это было предусмотрено издательской серией), стала книга Александра Евгеньевича Преснякова. Само название работы «Николай I» с подзаголовком «Апогей самодержавия», опубликованной в 1925 году, свидетельствовало о смещении акцента с личности императора на его внутреннюю политику. Автор пишет о «военно-династической диктатуре», «казенном национализме» Николая I, вместе с тем показывая сложность и противоречивость его характера, роль остзейского окружения и отмечая определенную смелость императора в проведении финансовой реформы и попытках решения крестьянского вопроса. Историк следующим образом рисует психологический портрет императора: «Николай был в общем более уравновешен, чем его братья. Но и его натуре не были чужды те черты, то и дело выявляющиеся весьма резко, и он легко терял самообладание в раздражении, и тогда сыпал грубыми угрозами или произвольными карами, терялся в отчаянии от неудач, и тогда малодушно жаловался, даже плакал. Сильной, цельной натурой он отнюдь не был, хотя понятно, что его часто таким изображали. Его образ как императора казался цельным в своем мировоззрении и политическом поведении, потому что он — выдержанный в определенном стиле тип самодержца. Но это — типичность не характера, а исторической роли, которая нелегко ему давалась» ***.
Затем, в период примерно с 1929 по 1980-е годы, Николай I исчез как самостоятельный персонаж в исторических исследованиях.
* Там же. С. 83.
** Чулков Г. И. Императоры: Психологические очерки. М., 1991. С. 213.
*** Пресняков А. Е. Николай I: Апогей самодержавия // Пресняков А. Е.
Российские самодержцы. М., 1990. С. 296-297.
Николай I:pro et contra (Зеркало для героя)
43
Остались «Николаевская», а затем «Пушкинская эпоха», захватывающая царствования Александра I и отчасти Николая I. Только декабристы и А. С. Пушкин давали повод обращаться к истории дворянства, а в связи с определенными сюжетами — к Николаю I. Характеристика внутренней и внешней политики николаевского правительства, после разгрома «школы Покровского», основывалась в конечном счете на «Замечаниях» И. В. Сталина, А. А. Жданова, С. М. Кирова на конспект учебника по истории СССР 1934 года. В «Замечаниях» говорилось, что «в конспекте не подчеркнута аннексионистско-колонизационная роль русского царизма, вкупе с русской буржуазией и помещиками (“царизм — тюрьма народов**)», а также « консервативная роль русского царизма во внешней политике со времен Екатерины II до 50-х годов XIX столетия и дальше (“царизм как международный жандарм’’)». И хотя далее критиковались «затасканные трафаретные определения», вроде «полицейский террор Николая I»*, именно эти установки определяли общую направленность оценок николаевского царствования.
Потребовался авторитет Евгения Викторовича Тарле, чтобы в первом томе таких изданий, как «Крымская война» и «История дипломатии», вышедших впервые в 1941 году, посвятить хотя бы несколько страниц воссозданию портрета Николая I как государственного деятеля. В этих работах Е. В. Тарле исходил из своего понимания образа императора, восходящего к его рецензии-некрологу 1921 года на смерть Теодора Шимана, несколько усиленному негативной характеристикой немецкого историка, русофобия которого, впрочем, была известна.
Е. В. Тарле анализировал сильные и слабые стороны Николая Павловича как дипломата, обусловленные, как он полагал, во многом его воспитанием. По мнению историка, Николаю I были присущи «некоторая способность к дипломатической деятельности, умение вести переговоры... вовремя понять ошибку и свернуть с опасного пути, умение (тоже потерянное в последние годы царствования) терпеливо ждать, не теряя из виду поставленной цели... наконец, стремленье до последней возможности стараться достигнуть желаемого результата чисто дипломатическим путем, не прибегая к войне»**. Слабые же стороны императора — это «глубокая, поистине непроходимая, всесторонняя, если можно так выразиться, невежественность. Гнусная,
* Сталин И., Жданов А., Киров С. Замечания по поводу конспекта по истории СССР // К изучению истории. М., б. г. [1938]. С. 22.
** Тарле Е. В. Крымская война //Тарле Е. В. Соч. в 12 т. Т. 7. М., 1959. С. 65.
44
Т. В. АНДРЕЕВА, Л. В.ВЫСКОЧКОВ
истинно варварская жестокость, с которой он расправлялся со всеми, в ком подозревал наличие сколько-нибудь самостоятельной мысли, палочная дисциплина в армии и вне армии, режим истинно жандармского удушения литературы и науки — вот чем характеризовался его режим. Ни русской истории, ни России вообще он не знал»*. Подобная интонация (хотя на самом деле Николай Павлович интересовался русской историей и много сделал для сохранения русских летописей, актовых материалов и других исторических документов** и памятников) была сохранена Е. В. Тарле во втором издании «Истории дипломатии» 1959 года (глава в соавторстве с А. В. Ефимовым***).
Однако в исторической литературе в это время преобладала другая тенденция. Тенденция умолчания, потому что в противном случае стройная концепция «Николая Палкина» могла если не рухнуть, то, по крайней мере, дать трещину. Характерно, что в капитальном двухтомном исследовании М. Н. Дружинина, посвященном реформе П. Д. Киселева, за которую историк получил звание академика, при рассмотрении крестьянского вопроса для освещения позиции и взглядов императора не нашлось места****. Практически отсутствует характеристика Николая I и в «Очерках истории СССР», написанных С. Б. Окунем, автором блестящих характеристик Павла! и Александра!*****, вероятно, по принципу «лучше никак, чем плохо или неверно».
Только косвенно, несколькими штрихами, намечена позиция Николая I в монографии М. К. Рожковой, посвященной вопросам экономической политики России на Среднем Востоке6*. В работе, опубликованной к столетию революций 1848 года, другой известный историк А. С. Нифонтов на основе архивных источников, в том числе
* Там же. С. 65-79.
** Андреева Т. В. Археографическая экспедиция Академии иаук. 1829-1834 гг. // Вспомогательные исторические дисциплины. Т. XXI. Л., 1990. С. 107-118.
*** ЕфимовАВ., Тарле Е.В.Тл.7‘. От создания «Священного союза» до июльской революции (1815-1830 гг.) // История дипломатии. 2-е изд. Т. 1. М., 1959. С. 636-638 («Николай 1 как дипломат»).
**** Дружинин Н. М. Государственные крестьяне и реформа П. Д. Киселева: В 2 т. Т. I. М.; Л., 1946; Т. II. М., 1958.
***** оКунь С. Б. Очерки истории СССР: Вторая четверть XIX века. Л., 1957.
•* Рожкова М. К. Экономическая политика царского правительства на Среднем Востоке во второй четверти XIX века и русская буржуазия. М.; Л., 1949. С. 88, 117.
Николай I: pro et contra (Зеркало для героя)
45
дневника великого князя Константина Николаевича, выделил три этапа политики николаевского правительства в связи с революционными потрясениями в Европе. Автор отказался от прямолинейной формулы охранительной политики Николая I, сводившейся к приписываемой ему фразе: «Седлайте коней, господа, во Франции провозглашена республика!» *, а Б. П. Козьмин в работе 1957 года в сборнике памяти Е. В. Тарле осветил отношение императора к возможности использовать в интересах России революционные движения (не разжигая их) в трудные годы Крымской войны**.
В художественной литературе декабристская тема долгое время способствовала доминированию негативного, непривлекательного образа самодержца на российском престоле. Но в середине 1960-х годов именно в литературе, чутко реагирующей на изменения общественно-политического климата, появились первые произведения, в которых Николай I был представлен уже более сложной и противоречивой фигурой, в чем-то даже заслуживающей и понимания. В повести Юрия Плашевского «Петербургский сон», опубликованной в 1966 году, воспроизводится гипотетический разговор Ф. М. Достоевского с Чоканом Валихановым, в котором речь шла и Николае Павловиче: «И ведь понимаешь, и шевелится нет-нет жалость даже к безумию и одиночеству его... а простить, — Достоевский затряс головой, — простить — нет. Невозможно»***. Эти же тенденции характерны и для исторической прозы Булата Окуджавы — в повести «Бедный Авросимов» (1969) и романе «Путешествие дилетантов» (1976, 1978).
Тогда же, в 1960-х годах, стали появляться и исторические работы с более взвешенной оценкой политики николаевского правительства в различных сферах российской жизни, отразившие новые подходы исследователей. Так, А. И. Михайловская в большой статье, посвященной первым промышленным выставкам в России****, а затем — Н. С. Киняпина в диссертации 1965 года и монографии
* Нифонтов А. С. Россия в 1848 году. М., 1949. С. 195.
** Козьмин Б. П. Николай I и Мадзини в 1854 г. // Из истории общественных движений и международных отношений: Сборник в память академика Евгения Викторовича Тарле. М., 1957. С. 437-444.
*** Там же.
**** Михайловская А. И. Из истории промышленных выставок в России первой половины XIX в. (первые всероссийские промышленные выставки) // Очерки истории музейного дела в России. М., 1961. С. 79-154. .
46
Т. В. АНДРЕЕВА, Л. В. ВЫСКОЧКОВ
1968 года о промышленной политике николаевского правительства* под влиянием новых архивных материалов не могли не признать что политика николаевского правительства, т. е. в первую очередь самого Николая I, хотя он зачастую оставался в тени исследовательского повествования, была более сложной и оправданной, чем это принято считать.
Различные аспекты государственной деятельности Николая I и функционирования правительственного аппарата затрагивались и в общих трудах конца 1950 - 1970-х годов, посвященных истории высших государственных учреждений второй четверти XIX века. Среди них следует выделить работы Петра Андреевича Зайончковского** и его ученика Н. П. Ерошкина***, которые внесли огромный вклад в изучение природы государственного механизма функционирования самодержавной власти в России. По мнению П. А. Зайончковского, в царствование Николая I происходил процесс «наибольшего самоутверждения российского абсолютизма в его военно-бюрократической форме» в условиях «кризиса всей феодально-крепостнической системы». Давая психологический портрет императора, историк подчеркивал его крайнюю самоуверенность, жестокость, честолюбие, «проблески великодушия», которые носили показной характер, а главное — неутомимую деятельность, особенно в военной и управленческой сферах. Но как «в военной области, самой ему знакомой и близкой», так и государственном управлении, по мнению историка, Николай Павлович был «наиболее беспомощен». Вместе с тем Петр Андреевич считал, что при полной убежденности в своей собственной непогрешимости, Николай I «хорошо представлял себе несовершенство бюрократического аппарата» и всего государственного управления в целом, и был вынужден работать «над искоренением его недостатков». При этом, хотя П. А. Зайончковский говорил о преобразовательной направлен
* Киняпина Н. С. 1) Промышленная политика русского самодержавия в годы кризиса феодальной системы (20-50-е годы XIX в.): Автореф. ... канд. ист. наук. М., 1965; 2) Политика русского самодержавия в области промышленности (20-50-е годы XIX в.). М., 1968.
** Зайончковский П.А. Правительственный аппарат самодержавной России в XIX в. М., 1978.
*** Ерошкин Н.П.1) Государственные учреждения России в дореформенный период. М., 1957; 2) Крепостническое самодержавие и его политические институты (первая половина XIX века). М., 1981; 3) Российское самодержавие. М., 2006 (посмертное издание).
Николай I: pro et contra (Зеркало для героя)
47
ности первого периода николаевского царствования, кодификации российских законов, раздумьях императора об отмене крепостного права до 1848 года, он подчеркивал, что «все реформаторские дела Николая I» были подчинены усилению «существующей системы помещичье-полицейского государства, утвердив ее на законном фундаменте»*.
С точки зрения Н. П. Ерошкина, в правление Николая I произошло резкое усиление карательных функций государства, обусловленное неуверенностью «господствующего класса в незыблемости самодержавия и крепостного строя». «Монархия Николая I, — считал историк, — была аракчеевщиной без Аракчеева». Именно с этим связывал Н. П. Ерошкин реформу правительственного аппарата, подчиненную усовершенствованию самодержавно-крепостнической государственности. «Бюрократический централизм», создание шести самостоятельных и подчиненных только императору отделений СЕИВК, а, по сути, «установление своеобразной военно-политической диктатуры с крайней централизацией» управленческой деятельности, историк также связывал с «усилением кризиса крепостнического строя» в николаевское царствование**.
Тема «Николай I — литература», традиционно преломляемая прежде всего сквозь призму пушкиноведения, в какой-то мере нашла отражение в книге Г. А. Невелева, посвященной проблеме достоверности декабристского документального наследия в работе А. С. Пушкина над историей декабристов, а также — его отношению к движению тайных политических обществ. Общий лейтмотив книги Г. А. Невелева выражен в ее названии «Истина сильнее царя...» ***. Эти слова А. С. Пушкина, написанные 26 января 1837 года (накануне дуэли) К. Ф. Толю, немного позже были исследованы в статье литературоведа В. А. Сайтанова «Прощание с царем». Признавая подлинность слов умирающего А. С. Пушкина, предназначенных для Николая I («Жаль, что умираю, весь его был бы»), автор попытался интерпретировать их по-своему. Считая, что поэт исходил из традиции Вольтера и признавал необходимость быть верноподданным государя, исследователь писал: «...в ней есть такой оттенок: вот я твой раб, умираю, и это право остается у меня всегда; ты
* Там же. С. 106-113.
** Ерошкин Н. П. Российское самодержавие. С. 163-168.
*** Невелев Г. А. «Истина сильнее царя...»; А. С. Пушкин в работе над историей декабристов. М., 1985.
48
Т. В. АНДРЕЕВА. Л. В. ВЫСКОЧКОВ
царь не в силах помешать мне — истина сильнее царя (выделено в тексте. — Соетп.)» *.
В конце 1980-х — начале 1990-х годов к жизни и государственной деятельности Николая I, как самостоятельной теме, возобновляется интерес историков, литературоведов, искусствоведов. Так, Сергей Владимирович Мироненко в своих более ранних работах, посвященных крестьянскому вопросу, сюжеты которых нашли отражение в его обобщающей монографии 1990 года, в отличие от Н. М. Дружинина, уже освещает позицию Николая I на крепостное право и его политику в крестьянском вопросе**. Подчеркивая твердое намерение Николая I «довести дело до конца», исследователь отмечает, что, столкнувшись с сопротивлением членов Секретных комитетов, император «не считал возможным пойти на открытый конфликт с сановной аристократией» ***. В то же время понимая, что такое положение не может сохраняться бесконечно, Николай Павлович стремился «по крайней мере, приготовить пути для постепенного перехода к другому порядку вещей» ****. Принципиально важным для общей оценки николаевского царствования является положение С. В. Мироненко, восходящее к точке зрения С. Б. Окуня, что самодержавие, уже при Александре I, «отказавшись от реформ... перешло к реакции, которая началась не с разгрома восстания декабристов в 1825 года, как считают многие, а несколькими годами раньше» *****. Именно тогда, по мнению исследователя, вся полнота власти была передана в руки «всесильного временщика» А. А. Аракчеева, началось «насаждение обскурантизма и религиозного мракобесия», а «Россия стала играть роль жандарма Европы»6*.
По-своему переломным стали 1993-1996 годы. Именно в эти годы после длительного перерыва появились новые биографические очерки о Николае I. В 1993 годы С. В. Мироненко написал фундаментальный очерк о Николае I для сборника «Российские самодержцы»7*. В том же
* Сайтанов В. А. Прощание с царем//Временник Пушкинской комиссии. Вып.20. Л., 1986. С. 45.
** Мироненко С. В. Страницы тайной истории самодержавия: Политическая история России первой половины XIX столетия. М.,1990. С. 110-195.
*** Тамже. С. 185,187.
**** Тамже. С. 188.
***** там же. с. 72.
“* Там же.
’* Мироненко С. В. Николай I // Российские самодержцы. М., 1993. С. 91-158 (2-е изд. М., 1994.).
Николай I: pro et contra (Зеркало для героя)
49
году в журнале «Вопросы истории» появилась статья Т. А. Капустиной (историографического плана), с четко просматриваемой тенденцией «реабилитации» Николая I*. Популярного характера книжечка известной крымской писательницы В. С. Фроловой «Николай I и флот» вышла в 1994 году в Севастополе. Автор в занимательной форме пересказывает содержание некоторых резолюций Николая Павловича по Морскому ведомству, опубликованных в свое время в «Морском сборнике» **, и в ряде случаев комментирует их, отдавая должное справедливости строгого императора***.
В обобщающем же плане вопрос о роли самодержавия Николая I в истории России был поставлен еще в 1989 году Н. Я. Эйдельманом в его эссе «“Революция сверху” в России» (журнал «Наука и жизнь», затем и отдельная публикация). В названии раздела ' «Тридцатилетняя контрреволюция» четко зафиксирована авторская позиция, казалось бы, целиком традиционная для предшествующих десятилетий. Но в оценке роли самого Николая I в этой «контрреволюции» позиция историка ближе к точке зрения С. В. Мироненко, объяснявшего его вынужденную консервативность переходным характером эпохи и объективными причинами, в частности, эгоистичным сопротивлением реформам со стороны консервативного большинства дворянства. Автор пишет: «Легкое объяснение того, что почти никаких реформ с 1825 по 1855 год не случилось, часто отыскивают в личности царя-реакционера Николая I — не захотел. Не станем обелять малосимпатичного монарха, и все же — “Николай враг, но истина дороже!”»****. По мнению Н. Я. Эйдельмана, хотя Николай I и был «категоричнее», «громче», самодержавнее покойного брата Александра «он также , “не решился стукнуть кулаком по столу”, а не получились же у Николая реформы, прежде всего, из-за сильного и все возраста
* Капустина Т. А. Николай I // Вопросы истории. 1993. № 11 / 12. С. 27-49.
** Собственноручные резолюции императора Николая I по Морскому ведомству / Сообщил С. Огородников // Морской сборник. 1907. № 12. С. 1-39. Подробнее см.: ОР РНБ. Ф. 380 (М. А. Корф. Д. 113: Сборник собственноручных резолюций Николая I по Морскому ведомству. Составлен в Архиве Морского министерства в 1869 году и тогда же представлен Его Императорскому Высочеству генерал-адмиралу. В сборнике 1957 резолюций.	,
*** Фролова В. С. Николай I и флот (Из «спецхрана» века минувшего). Севастополь, 1994.
**** Эйдельман Н. Я. «Революция сверху» в России. М., 1989. С. 101.
50
Т. В. АНДРЕЕВА, Л. В. ВЫСКОЧКОВ
ющего эгоистического, звериного сопротивления аппарата, высшей бюрократии, дворянства»*. При этом, в полной противоположности с А. А. Корниловым, Н. Я. Эйдельман считает абсолютизм Николая I «непросвещенным». Сама «система», по его мнению, выдвигала наверх самых неспособных исполнителей: «Вот он, непросвещенный абсолютизм, впервые обозначившийся в краткие павловские годы и повторенный на новом витке через одно царствование»**. Развернутой характеристики самого Николая I у Н. Я. Эйдельмана нет, автор и не ставил такой задачи.
В 1990 году в переиздании работ А. Е. Преснякова была опубликована в качестве приложения статья составителя сборника — А. Ф. Смирнова «Разгадка смерти императора», которая в почти том же виде, но под другим заглавием в 1991 году вышла в научно-популярном сборнике «Дорогами тысячелетий». Скоропостижная кончина императора Николая I и прежде была темой многих публикаций. Представляющий, казалось бы, частный интерес, вопрос об обстоятельствах кончины Николая Павловича в разные эпохи был предметом спекуляций и пропагандистским инструментом (покончил с собой, признав «крах» своего режима). Данную тему затронули в своих достаточно объективных исследованиях А. Ф. Шидловский (1896)*** и Н. С. Штакельберг (1923) и продолжили советские историки, в частности, Е. В. Тарле логично включивший рассказ о кончине императора в свое двухтомное исследование о Крымской войне (который приводится в настоящем издании). А. Ф. Смирнов же, отталкиваясь от статьи Н. С. Штакельберга «Загадка смерти Николая I» и цитируя из нее отрывки из многочисленных источников, дополнительно привлекает написанные в эмиграции мемуары польского офицера И. Ф. Савицкого, участника Польского восстания 1863 года. К сожалению, известный своими работами в области польского революционного движения и русско-польских революционных связей, А. Ф. Смирнов обошелся без источниковедческой критики источника. Тем не менее
* Там же. С. 102-103.
** Тамже. С. 106.
*** Шидловский А. [Ф.] I. 1) Болезнь и кончина императора Николая Павловича // Русская старина. 1896. Т. 86. № 6. С. 615-631; 2) То же // Жизнь императоров и их фаворитов на материалах публикаций журналов "Русский архив" и "Русская старина" / Сост. А. М. Данилова. М., 1992; 2) Великий князь Михаил Павлович, 1798-1898: Биографический очерк // Нива. 1898. №6.
Николай I: pro et contra (Зеркало для героя)
51
именно из этих мемуаров автор черпает дополнительные данные, которые якобы окончательно подтверждают версию самоубийства императора. Само же самоубийство, по мнению И. Ф. Савицкого, поддержанному А. Ф. Смирновым, само по себе свидетельствует о крахе дела всей жизни Николая Павловича*.
С конца 1980-х годов публикуются работы, написанные историками искусства, в которых Николай I вольно или невольно предстал в качестве активного участника культурной жизни России, заказчика многих художественных произведений и комплексов и просто — человеком в дворцовом интерьере.
Различные аспекты жизни и быта императорской семьи в связи с переменой интерьеров жилой части Зимнего дворца и других императорских резиденций раскрываются в статьях Т. Л. Пашковой** и некоторых других исследователей. В этих работах нашли отражение личные художественные вкусы и пристрастия Николая I, формирование в северо-восточном ризалите Зимнего дворца зоны личных покоев императорской семьи, реконструкция дворца после пожара в декабре 1837 года.
Живопись, коллекционирование оружия, театр и музыка, празднества и маскарады — эти аспекты в жизни императорской семьи освещены в исследованиях Б. И. Асварища. В них Николай Павлович предстал как человек и заказчик со своими симпатиями и предпочтениями. В частности, он высоко ценил своего официального портретиста, прусского художника Франца Крюгера, несколько раз побывавшего в Петербурге и выполнившего немало высочайших заказов. Организация выставки Франца Крюгера в Эрмитаже в 1997 году и издание иллюстрированного каталога, ведущим автором-составителем которого был Б. И. Асварищ, — характерный штрих не только культурной жизни города, но и изменившейся
* Смирнов А. Ф. Разгадка смерти императора // Пресняков А. Е. Российские самодержцы. М., 1990. С. 435-462.
** Пашкова Т.Л.1) Интерьеры А. П. Брюллова во втором этаже северо-западного ризалита Зимнего дворца // Культура и искусство России XIX века: Новые материалы и исследования. Сб. статей. Л., 1985. С. 80-92; 2) Зимний дворец 1830-х — начала 1840-х гг. и образ жизни императорской семьи // Архитектура Петербурга: Материалы исследований. Сб. статей. Ч. II. СПб., 1992. С. 121-129; 3) История портретной «экспозиции» Большого и Малого фельдмаршальского залов Зимнего дворца //Архитектурные тетради. Вып. 1. СПб., 1994. С. 19-34; 4) Главная лестница северо-западного ризалита Зимнего дворца // Там же. С. 35-49.
52
Т. В. АНДРЕЕВА, Л. В. ВЫСКОЧКОВ
к тому времени общественной и историографической ситуации в отношении Николая I*.
Михаил Михайлович Сафонов в своих публичных выступлениях и исследовательских работах попытался по-новому осветить роль Марии Федоровны в период междуцарствия, стоявшей за ней «немецкой партии» и пайщиков Российско-Американской компании, заинтересованных по различным соображениям в отстранении Николая Павловича от престола. Однако они недооценили Николая, который выиграл в противоборстве не только с Константином Павловичем, но и с Марией Федоровной. Такова логика рассуждений историка, стремящегося выявить скрытые механизмы кризиса междуцарствия, ставшего прологом 14 декабря 1825 года**.
На конференциях, посвященных дому Романовых в Санкт-Петербургском государственном университете в 1995 году и 200-летию со дня рождения императора Николая I в 1996 году, проведенных в Аничковом дворце и Институте истории естествознания и техники РАН, а также на «Петербургских чтениях», начиная с 1996 года, уже звучали доклады, в которых Николай Павлович вновь предстал как государственный деятель и человек своей эпохи, с присущими ему достоинствами и недостатками***.
Итоги изучению николаевской эпохи в советский период были подведены в двух главах — «Апогей самодержавия. Николай I» и «Попытки реформ на фоне тридцатилетнего застоя. Крымская катастрофа» — коллективной монографии «Власть и реформы. От самодержавной к советской России» Алексеем Николаевичем Цамутпали. В центре внимания историка оказались как преобразовательная практика, так и реформаторские проекты при Николае I. При этом особый акцент был сделан на схожести позиций верховной власти и либеральной общественности, поскольку в новых исторических
* Асварищ Б. И. 1) Крюгер в России // Проблемы изобразительного искусства XIX столетия: Межвуз. сборник статей / Под ред. Н. И. Калитиной и И. Д. Чечота. Л., 1990. С. 99-116; 2) «Совершенно модный живописец»: Франц Крюгер в Петербурге. СПб., 1997.
** Сафонов М. М. 1) Междуцарствие // Дом Романовых в истории России. СПб., 1995. С. 166-181; 2) Константиновский рубль и «немецкая партия» // Средневековая и новая Россия: сб. науч, статей. К 60-летию профессора Игоря Яковлевича Фроянова. СПб., 1996. С. 592-541 и другие публикации.
*** Философский век: Альманах 6: Россия в Николаевское время: наука, политика, просвещение. К 275-летию Академии наук и 200-летию со дня рождения Николая I. СПб., 1998.
Николай I: pro et contra (Зеркало для героя)
53
условиях той и другой стороне приоритетной представлялась не политическая реформа, а социальные преобразования. Ведь сторонники нарождающегося в 1830-1840-е годы российского либерализма в своих программах реформ «не посягали на самодержавие, не требовали конституции». Их целью была такая реформа, «чтобы при наличии самодержавия в России были установлены начала правового государства, реформирована система суда и судопроизводства, обеспечены права личности. Безусловным было требование отмены крепостного права». По мнению автора, вероятно, революционные события 1848 года в Европе помешали сближению между правительственным и общественным реформаторством*.
В первое десятилетие нового века активно стала изучаться императорская семья, что частично нашло отражение в библиографии, составленной Ю. А. Кузьминым**. Этому также способствовали выставки, посвященные императрицам Марии Федоровне! и Александре Федоровне, на которых были представлены как музейные предметы, так и документы из архивных фондов, в том числе ГАРФ.
В 2000-е года возобновилось издание публикаций, посвященных Николаю I и его эпохе, начало которому положила новая версия хрестоматии «Эпоха Николая I» 1910 году под редакцией М. О. Гершензона***. Так, в 2000 году вышли сразу две — под редакцией Н. И. Азаровой**** и в двух томах под редакцией Б. Н. Тарасова*****. Однако обе они представляют собой републикацию материалов старых изданий, без исторического и текстологического комментариев. Очередной сборник материалов по николаевской эпохе вышел в 2001 году6*. В 2002 году М. Д. Филиным подготовлена новая антология, опубликованная в серии «Русский М1ръ
* Власть и реформы. От самодержавной к советской России. СПб., 1996. С. 255-282.
** Кузьмин Ю.А. Российская императорская фамилия. 1797-1917: Биобиблиографический справочник. СПб.: Дмитрий Вуланин, 2005.
*** Эпоха Николая I /Подред. М. О. Гершензона. М., 1910. 2-е изд. М., 1911. Михаил Гершензон. Николай I и его эпоха. М., 2001.
**** Николай I. Муж. Отец. Император. М., 2000.
***** Николай Первый и его время. Документы, письма, дневники, мемуары, свидетельства современников и труды историков. Т. 1-2. М., 2000.
“* Эпоха Николая I в воспоминаниях и свидетельствах его современников. М.,2001.
54
Т. В. АНДРЕЕВА, Л. В. ВЫСКОЧКОВ
в лицах»*. В издательстве «Пушкинский фонд» В. В. Лапиным были опубликованы материалы о молодых годах Николая Павловича**. В 2007 году в свет вышел сборник «Николай I: Личность и эпоха»***, поступивший в продажу в 2008 году. В отличие от предшествующих публикаций он включает почти исключительно новые архивные материалы, которые в данном издании впервые были введены в научный оборот. В нем представлены письма и записки Николая I, записки членов Императорского дома, воспоминания видных государственных и духовных деятелей, а также письма и записки неизвестных лиц, являвшихся очевидцами или описателями важнейших событий николаевского царствования.
Монографическое изучение жизни и деятельности Николая I на новом уровне исследовательских задач в эти годы было начато Леонидом Владимировичем Выскочковым и Морганом Абдулловичем Рахматуллиным. «Николай I глазами современников» —идентичное название статей (но с разными оценками) этих двух историков, опубликованных соответственно в 1995**** и 2004 году*****— еще одно свидетельство повышенного интереса к фигуре Николая I. Черновые материалы к монографии М. А. Рахматуллина, в связи с преждевременной кончиной исследователя, были опубликованы в 2009 году6*.
Ранее, в 2001 году, была опубликована докторская монография Л. В. Выскочкова «Николай I: Человек и государь», одну треть объема которой занимал анализ источников и литерату-
* Император Николай Первый. Николаевская эпоха. Слово Русского Царя. Апология рыцаря. Незабвенный / Изд. подготовил М. Д. Филин. М.,2002.
** Николай I: Молодые годы. СПб., 2008.
*** Николай I: Личность и эпоха. Новые материалы / Отв. ред. А. Н. Цамутали. Отв. составитель Т. В. Андреева. Составители — Л. А. Булгакова, Л. В. Вы-скочков, Т. Н. Жуковская, П. В. Ильин, С. Н. Искюль, И. В. Лукоянов, А. А. Михайлов, Т. Л. Пашкова. СПб., 2007. Переводы с фр. яз. С. Н. Искюля.
**** Выскочков Л. В. Император Николай I глазами современников // Дом Романовых в истории России. СПб., 1995. С. 182-196.
***** Рахматуллин М.А. Император Николай I глазами современников // Отечественная история. 2004. № 6. С. 4-98.
“* Рахматуллин М.А. Император Николай I и его царствование // Рахматуллин М. А. Екатерина П, Николай I, А. С. Пушкин в воспоминаниях современников/ Отв. ред. А. Н. Цамутали, составитель А. Л. Хорошкевич. М., 2009. Ч. П. С. 133-299.
> Николай I:pro et contra (Зеркало для героя)	55
Г
, ры*. Историографические обзоры были продолжены в последую-, щих публикациях**. В 2003 году в издательстве «Молодая гвардия» , в серии «ЖЗЛ» была издана книга «Николай I» в другом формате.
В этом издании не было обзора источников и литературы, но более полно освещена внутренняя и внешняя политика николаевского царствования. В предшествующей монографии 2001 года автор этих строк, обосновывая периодизацию историографии, писал о периоде, начавшемся с конца 1980-х годов: «На этом этапе преодоления старых стереотипов возникает соблазн некоторой идеализации государя, основной миссией которого была борьба с либерализмом и революцией, а мечтой — процветание Российской империи... Впрочем, он ’ по-прежнему оставался неудобной политической фигурой и для ис-, пользования в официальных идеологических установках не очень подходил»***. Сегодня эта тенденция к идеализации просматривается , В научно-популярных работах, в которых Николай Павлович предстает без каких-либо недостатков****.
На наш взгляд, Николай I не нуждается ни в хрестоматийном глянце, ни в огульном обвинении. Хотя традиционное неприятие императора по-прежнему сохраняется в литературе, вплоть до выстраивания фантастических гипотез в духе Марины Цветаевой — «Николай I — убийца Пушкина»*****, но обычно в работах не историков. Что же касается данного сюжета, то взаимоотношения
* Выскочков Л. В. Император Николай I: Человек и государь. СПб., 2001.
** Выскочков Л. В. 1) Император Николай I в историографии рубежа веков (1996-2003) // Мавродинские чтения. 2004. Актуальные проблемы историографии и исторической науки. Материалы юбилейной конференции, посвященной 70-летию исторического факультета Санкт-Петербургского государственного университета / Под ред. А. Ю. Дворниченко. СПб., 2004. С. 52-54; 2) Император Николай I. Проблемы и итоги изучения николаевской эпохи (российская историография последнего десятилетия (1996-2005)// Вестник Санкт-Петербургского университета. 2005. Серия 2. История. Вып. 4. С. 79-99.
*** Выскочков Л. В. Император Николай I: Человек и государь. С. 76.
**** Боханов А. Н. Николай I. М., 2008; Тюрин А. В. Правда о Николае I: Оболганный император. М., 2010 (несмотря на полемическую резкость отдельных суждений, последняя книга вскрывает корни многих предвзятых представлений о Николае I).
***** Блеклое В. В. Самодержец и поэты: Сенсационное исследование [Николай I — убийца Пушкина и Лермонтова]: Немецко-русские исследования. Повесть-анатомия (Составлено на основании исследования Пушкина «Пиковая дама»). М., 1996.
56
Т. В. АНДРЕЕВА, Л. В. ВЫСКОЧКОВ
царя и поэта объективно проанализированы лишь в работе покойного историка Р. Г. Скрынникова*.
Более адекватной фигура Николая I может предстать только после нового осмысления событий 14 декабря 1825 года, глубокого изучения внутренней политики николаевского правительства, анализа значения Крымской войны. Параллельное рассмотрение правительственной политики и общественного нелегального движения в первой трети XIX века, сопоставление «александровской» и «николаевской» моделей взаимоотношений верховной власти и общества, изучение сложного преломления декабристских идей в реформах Николая I оказались весьма плодотворными в докторской монографии Татьяны Васильевны Андреевой. Посвященная исследованию официальной позиции и дворянской реакции на движение тайных объединений в царствование Александра I и начале правления Николая I, работа, в сущности, раскрывает особенности российского реформаторского процесса. Автор этих строк, рассматривая проблему конспирации в контексте правительственных и общественных преобразовательных поисков, выбора способа осуществления реформ (эволюционного и революционного), обретения исторически оптимального для России пути (западноевропейского или самобытного), развития российского типа либерализма, утверждения государственного консерватизма, считает, что влияние декабризма на Николая I было широким и многоуровневым. Осмысление династического кризиса и событий 14 декабря 1825 года подтолкнуло императора к формированию новой модели абсолютизма, новой модели взаимоотношений власти и общества, новой государственной идеологии. При этом анализ Николаем Павловичем следственных материалов и Всеподданнейших записок видных декабристов обусловил «формирование правительственных стратегических преобразовательных приоритетов — создание фундаментального законодательства, совершенствование государственного управления, решение крестьянского вопроса»**.
Безусловно, исследование истории декабристского движения, начатое историками прошлых поколений, прежде всего Милицией Васильевной Нечкиной и ее учениками, в том числе Евгенией Львовной Рудницкой, и сегодня является одним из важнейших направлений отечественной историографии. Монографии, особенно фундаментальное издание «Движение декабристов», а также статьи
* Скрынников Р. Г. Дуэль Пушкина. СПб., 1999.
** Андреева Т. В. Тайные общества в России в первой трети XIX в.: правительственная политика и общественное мнение. СПб., 2009. С. 886-888.
Николай I: pro et contra (Зеркало для героя)
57
и публикации М. В. Нечкиной, которая в своем творчестве отражала все перипетии сложной и трагической истории советской России, несмотря на то, что автор в своих выводах строго следовала ленинской теории трех этапов и трактовала декабризм в целом как только революционное движение, внесли огромный вклад в изучение декабризма*.
Е. Л. Рудницкая в своих изысканиях о П. И. Пестеле по-новому подошла к феномену «русского Бонапарта», сближая субъективные и объективные факторы в интерпретации исторических событий и идеологических явлений. По мнению исследовательницы, «в характере Пестеля, отмеченном огромным честолюбием и волей, сказались своеобразно преломленные фамильные черты и влияния, укоренившиеся в нескольких поколениях германских выходцев, делавших карьеру на службе у русского престола». Автор также подчеркивает, что «моральный релятивизм Пестеля органично сочетался с математическим складом его ума, определяя природу непоколебимости его убеждений, его последовательности в осуществлении раз поставленной цели». Но именно этим он был так близок по психологическому типу к своему победителю, т. е. Николаю I. Причем в обстоятельствах глубокого внутреннего кризиса, связанного с разочарованием в деятельности тайных обществ, П. И. Пестель «склонялся открыться», предложить императору политическую верность, служебное усердие и личную преданность, в чем «ярко выразился все тот же математический склад ума». В центре другой работы Е. Л. Рудницкой «Поиск пути. Русская мысль после 14 декабря 1825 года» — генезис русской модели либерализма, ее отличия от западного трафарета. В изучении последекабристского времени, определяемого автором как «золотое десятилетие русской мысли», акцент делается на значении декабризма не только в развитии русской либеральной доктрины, но и в философском осмыслении российского исторического процесса**.
Также по-новому поставлена современными исследователями и проблема взаимоотношений императора с бывшими участниками декабристских обществ, что прослеживается в монографии В. А. Шкерина***.
* Нечкина М. В. 1) Движение декабристов: В 2 т. М., 1955; 2) День 14 декабря 1825 года. 3-е изд. М., 1985 и др.
** Рудницкая Е. Л. 1) Феномен Пестеля // Рудницкая Е. Л. Лики русской интеллигенции. М., 2007. С. 17, 23; 2) Пойск путей: Русская мысль после 14 декабря 1825 г. М., 1999.
*** Шкерин В. А. Декабристы на государственной службе в эпоху Николая I. Екатеринбург, 2008.
58
Т. В. АНДРЕЕВА, Л. В. ВЫСКОЧКОВ
Влияние самодержца на деятельность II Отделения СБИВ Канцелярии анализируется в монографии финского историка П. Мустонена*. Новые исследования по истории III Отделения СБИВ Канцелярии (А. Г. Чукарев), местной полиции (Ю. В. Тот), местного самоуправления (О. В. Морякова), чиновничества (Л. Е. Шепелев), в том числе высшей бюрократии, важны для понимания личности императора**. Новизна обстоятельного исследования Григория Николаевича Бибикова, посвященного А. X. Бенкендорфу, заключается в освещении роли главы III Отделения СБИВ Канцелярии в проведении политики Николая I***.
Современная историография представлена и обстоятельными биографическими очерками о многих государственных деятелях, составлявших ближайшее (и не только) окружение Николая I. Это, прежде всего, работы о тех, кого обычно причисляют к «просвещенным бюрократам» — П. Д. Киселеве****, Д. Н. Блудове и М. А. Корфе*****, С. С. Уварове6*. Издание дневников М. А. Корфа (на их основе
* Мустонен П. Собственная Е. И. В. канцелярия в механизме властвования института самодержца. 1812-1858: К типологии основ имперского управления. Saarijarvi, 1998.
** Чукарев А Г. 1) Тайная полиция Николая I (1826-1855): В 2 кн. Ярославль, 2002; 2) Тайная полиция России: 1825-1855 гг. М., 2005; Тот Ю. В. Реформа уездной полиции в правительственной политике России в XIX веке. СПб., 2002; Морякова О. В. Система местного самоуправления в России при Николае I. М., 1998; Шепелев Л.Е. Чиновный мир России: XVIII- начало ХХв. СПб., 2001.
*** Бибиков Г. Н. А. X. Бенкендорф и политика императора Николая I. М., 2009.
**** Минин А. С. 1) Министр времени Николая I — граф П. Д. Киселев. Автореф. дисс. ... канд. ист. наук. СПб., 2001. — 22 с.; 2)ГрафП. Д. Киселев— «начальник штаба по крестьянской части» // Английская набережная, 4. СПб., 2004. С. 281-311, и др. публикации.
***** долгих ц JJ. 1) д. н. Блудов, М. А. Корф и проблема менталитета российской бюрократии первой половины 19 века. Дис. ... канд. ист. наук. М., 1995; 2) Личность монарха в восприятии сановника николаевского времени (М. А. Корф) // Мировосприятие и самосознание русского общества. Вып. 5. (Российская ментальность: Методы и проблемы изучения). М., 1999. С. 134-159.
’* См.: Виттекер Цинтия X. Граф Сергей Семенович Уваров. Уваров и его время. Пер. с англ. СПб., 1999; Хартанович М. Ф. Ученое сословие России: Императорская Академия наук второй четверти XIX в. СПб., 1999. Первая глава начинается параграфом «Верховная власть и Академия наук: Николай I и С. С. Уваров (С. 14-29).
Николай I: pro et contra (Зеркало для героя)
59
он написал опубликованные ранее воспоминания), предпринятое Ириной Владимировной Ружицкой, — несомненно, будет способствовать Изучению механизмов принятия решений при Николае I, освещению многих вопросов внутренней политики. Не случайно исследовательница обстоятельно осветила деятельность Николая I в области крестьянского вопроса и кодификации. Она справедливо замечает, что эта деятельность императора сыграла важную роль при подготовке Великих реформ 1860-х годов*. Сотрудничество бывшего «молодого друга» Александра I — князя В. П. Кочубея со М. М. Сперанским при Николае I, деятельность князя на посту председателя Государственного совета тщательно проанализированы в обширном биографическом труде П. Д. Николаенко**.
Особое внимание в последнее десятилетие уделялось изучению национального вопроса (не все историки согласны, что можно говорить о национальной политике царизма) и анализу подходов Николая I к решению накопившихся имперских проблем. Наиболее активно изучались вопросы, связанные с кавказской политикой николаевского правительства, действиями русской армии в Кавказской войне. Огромный вклад в изучение русской армии второй четверти XIX века как самостоятельного участника вооруженного конфликта на Кавказе внесла новаторская докторская монография Владимира Викентьевича Лапина «Русская армия в Кавказской войне XVIII-XIX вв.». Как заключал свой труд автор: «На огромном пространстве от Черного до Каспийского моря в соприкосновение вошли две военные структуры, имеющие совершенно разные знаковые системы: русская армия, как европеизированная машина устрашения и разрушения XVIII-XIX столетия, с одной стороны, и горцы — с другой, как военная организация, соответствующая эпохе военной демократии или становления феодализма. Мирное существование между двумя названными структурами оказалось невозможно. Это стало одной из важнейших причин того, что война на Северном Кавказе приняла затяжной и ожесточенный характер»***. Итоги польской политики Николая I были подведены в коллективной монографии, изданной под грифом Института славя
* Ружицкая И. В. 1) Барон М. А. Корф — историк: По материалам архива. М., 1996; 2) Законодательная деятельность в царствование императора Николая I. М., 2005; 3) «Просвещенная бюрократия» (1800-1860-е гг.). М., 2009.
** Николаенко П.Д. Князь В. П. Кочубей — первый министр внутренних дел России. СПб., 2009. С. 561-678.
*** Лапин В. В. Армия России в Кавказской войне XVIII-XIX вв. СПб., 2008.
60
Т. В. АНДРЕЕВА, Л. В. ВЫСКОЧКОВ
новедения РАН в 2010 году*. Конфессиональная политика Николая I рассмотрена в докторских работах Ю. Е. Кондакова (православная церковь**) и владимирского историка Андрея Константиновича Тихонова (нехристианские конфессии***).
В настоящее время немало исследований опубликовано по государственной идеологии («Православие — Самодержавие — Народность»). К более ранним публикациям относится статья Бориса Федоровича Егорова о понимании «народности» в окружении Николая I. Как подчеркивает автор, «сам Николай, принимая формулу Уварова как официальный лозунг, был весьма равнодушен к третьей ипостаси» триады, т. е. народности. «Он одобрял “квасной патриотизм”, но не проявлял никакого интереса к народной культуре, к фольклору, к этнографии»****. Из трудов последнего десятилетия — это работы Андрея Леонидовича Зорина, посвященные генезису государственной идеологии второй четверти XIX века. Как подчеркивает автор, своими корнями она уходит в политическую теорию немецкого романтизма. При создании столь сложного идеологического феномена С. С. Уваров стремился соединить на русской почве идеи Ф.-В. Шеллинга и И.-Г. Фихте «о построении национального государства и воспитания национального характера через образовательную систему государства», с охранительными гарантиями в виде российского самодержавия и православной церкви*****. Схожие подходы характерны для работ саратовского историка Сергея Валерьевича Удалова. Проблема «Россия и Запад» глазами Николая I, теория официальной народности — проблемы, исследуемые автором. Главное внимание С. В. Удалов уделяет изучению процесса функционирования и пропаганды государственной идеологемы. Исследователь показывает, что главной задачей николаевского правительства в сфере идеологии была подготовка России к противостоянию революционным событиям и лозунгам Европы,
* Польша и Россия в первой трети XIX века: Из истории автономного Королевства Польского 1815-1830 / Отв. ред. С. М. Фалькович. М., 2010. С. 390, 402-403, 416 и др.
** Кондаков Ю. Е. Государство и православная церковь в России: эволюция отношений в первой половине XIX века. СПб., 2003.
*** Тихонов А. К. Католики, мусульмане и иудеи Российской империи в последней четверти XVIII — начале XX в. 2-е изд. СПб., 2008.
**** Егоров Б. Ф. Понимание народности в окружении Николая I // Труды Отдела древнерусской литературы (ТОДР) ИР ЛИ РАН. СПб., 1977. С. 426-429.
***** Зорин А. Л. Кормя двуглавого орла... Литература и государственная идеология в России в последней трети XVIII — первой трети XIX вв. М., 2001.
Николай I: pro et contra (Зеркало для героя)
61
а также формирование нового европейски образованного поколения россиян, тесно связанного идеей национального единства, православным вероисповеданием и верноподданническим чувством*.
Николай I и просвещение, власть и цензура — тема исследований московского историка М. М. Шевченко** и других исследователей. При характеристике общественной мысли николаевской России на противоположных позициях находятся ярославская исследовательница Е. Л. Сараева, посвятившая свое докторское исследование классическим западникам***, и калининградский историк Владимир Николаевич Шульгин, в своей докторской монографии выдвинувший новое понятие «свободные консерваторы», имея в виду известных деятелей русской культуры (Н. М. Карамзин, А. С. Пушкин, В. А. Жуковский, Ф. И. Тютчев, П. А. Вяземский)****. На широком историческом фоне государственная деятельность П. А. Вяземского была рассмотрена также рязанским историком П. В. Акуль-шиным*****.
Анализ обстоятельств смерти Николая Павловича подведен в статьях историка медицины Игоря Викторовича Зимина6*, медика
* Удалов С. ВЛ) Теория официальной народности: механизмы внедрения // Освободительное движение в России: Межвуз. сб. науч. тр. Саратов, 2005. Вып. 21; 2) Государственная идеология в России второй четверти XIX века: Пропаганда и реализация. Автореф.... канд. ист. наук. Саратов, 2005; 3) С. П. Шевырев и пропаганда официальной народности в николаевской России (1830 -1840-е гг.) // Деятели русской науки XIX веков. Вып. 4. СПб., 2008. С. 353-369.
** Шевченко М. МЛ) Император Николай I и ведомство народного просвещения // Философский век. Альманах. Вып. 6: Россия в николаевское время: Наука, политика, просвещение. К 275-летию Академии наук и 200-летию со дня рождения Николая I. СПб., 1998. С, 100-116; 2) Конец одного величия: Власть, образование и печатное слово в Императорской России на пороге освободительных реформ. М., 2003.
*** Сараева Е. JI. 1) Русское западничество: идеология национального самоопределения. Ярославль, 2009; 2) Классическое западничество: концепции цивилизационного развития России в Новое время. Автореф.... докт. ист. наук. Иваново, 2010.
**** Шульгин В.НЛ) Русские свободные консерваторы XIX века об остзейском вопросе. СПб., 2009; 2) Русский свободный консерватизм первой половины XIX века. СПб., 2009.
***** Акульшин П. В. П. А. Вяземский. Власть $ общество в дореформенной России. М., 2001.
“* Зимин И. В. «Медики и самодержцы»: загадка смерти Николая I // Отечественная история. 2001. № 4. С. 57-66.
62
Т. В. АНДРЕЕВА, Л. В. ВЫСКОЧКОВ
Юрия Молина* и в коллективном труде под редакцией Г. Г. Онищенко, посвященном медицинскому обеспечению первых лиц России в XIX -начале XX в.** Общий вывод объективных исследований не подтверждает версию о самоубийстве Николая I, но остается простор для различных версий смертельного недуга. Несомненен и психологический стресс, способствовавший ослаблению организма Николая Павловича, и ранее, вопреки распространенному мнению, не отличавшегося «железным здоровьем»***.
Таким образом, оценки современников и историков императора Николая Павловича, как человека и государя (личную жизнь трудно отделить от государственной деятельности, Николая I от николаевской эпохи), были различными. Но следует признать, что в современной отечественной историографии правление Николая I получило более объективную оценку, а образ самодержца, уже не символа, а человека с его достоинствами и недостатками, стал более многогранным и приближенным к реальности. Сегодня большинство историков, литературоведов, искусствоведов, занимающихся николаевской эпохой, считает, что царствование Николая I являлось временем, подготовившим эпоху Великих реформ 1860-х гг. Умеренный консерватизм Николая I, выступавшего за «реформы сверху», способствовал этому эволюционному процессу. Впрочем, судить читателю, взявшему в руки эту книгу, где представлены самые разные точки зрения. Составители сборника не пытались указать на правильный выбор и не стремились вынести приговор «суда времени». Не всегда и не у всех выводы могут быть однозначными... Но для этого и существует серия «Pro et contra»!
* Молин Ю. Романовы: Путь на Голгофу. Взгляд судебно-медицинского эксперта. СПб., 2002.
** Медицина и императорская власть в России: Здоровье императорской семьи и медицинское обеспечение первых лиц России в XIX— начале XX века. По материалам деятельности Придворной медицинской части Министерства императорского двора Его Императорского Величества. 1 января 1843 — 15 июня 1918 г.: Авторский коллектив: С. В. Девятов, В. И. Желяев, И. В. Зимин, Б. П. Кузькин, С. П. Миронов, Г. Г. Онищенко, А. Р. Соколов, В. А. Степанов / Под ред. Г. Г. Онищенко. М.: Медия Пресс, 2008.— 326 (1) Гл. 2. Император Николай I. С. 41-63.
*** Записка о болезни Николая I. 1829 г. // Николай I: Личность и эпоха. Новые материалы. С. 391-395.
ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА. ЧЕЛОВЕК.
В КРУГУ СЕМЬИ. РАССКАЗЫ О НИКОЛАЕ ПАВЛОВИЧЕ
ВЕЛИКИМ КНЯЗЬ НИКОЛАИ ПАВЛОВИЧ
Сочинение о Марке Аврелии1
ПИСЬМО К ПРОФЕССОРУ МОРАЛИ АДЕЛУНГУ2
24-го января 1813 г.
(Перевод.) Милостивый государь! Вы доставили мне удовольствие прочесть, на одном из ваших дополнительных уроков, похвальное слово Марку Аврелию, соч. Тома; этот образчик возвышенного красноречия принес мне величайшее наслаждение, раскрыв предо мною все добродетели великого человека и показав мне в тоже время, сколько блага может сотворить добродетельный государь с твердым характером. Позвольте мне, милостивый государь, возобновить перед вами уверения в моей благодарности за то что вы пожелали познакомить меня с этим интересным и прекрасным произведением французского красноречия. Вы были так добры, что предложили мне написать сочинение по поводу прекрасного произведения Тома; я чувствую всю трудность этой работы, но буду вполне счастлив, если мне удастся преодолеть ее.
Тома изображает нам тот момент, когда пышная и торжественная похоронная процессия со смертными останками Марка Аврелия, умершего в Виенне, приближается к Риму в невозмутимой тишине и мертвом молчании. Коммод3, во главе населения всемирной столицы, выходит на встречу тела — своего отца и отца народа. В этой толпе находился и воспитатель Марка Аврелия, Аполлоний, — человек редкой добродетели, безупречный по своей жизни. Остановив погребальное шествие, к удивлению всех присутствовавших, почтенный старец, обладавший величественной наружностью, произнес речь в честь Марка Аврелия, в которой он, чтобы дать сильнее почувствовать всю горечь утраты, только
66
ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ НИКОЛАЙ ПАВЛОВИЧ
что причиненной смертью необыкновенного государя, указал в беглом обзоре главнейшие черты его общественной и частной жизни. Самым замечательным в этой речи мне кажется то место, где Аполлоний, описывая физическое и нравственное воспитание Марка Аврелия, говорит: «...Он был деятелен и ловок во всех телесных упражнениях, что дало ему возможность впоследствии выносить все тягости войны; учился он также весьма старательно, так как понимал всю пользу этих занятий для своего будущего». Далее Аполлоний повествует о мудрости Марка Аврелия, как частного человека, и в доказательство того, что этот государь чувствовал всю трудность управления своей обширной империей, сообщает, что в ту минуту, когда он получил известие о своем избрании на престол, — он впал в задумчивость, а потом, бросившись на шею к своему учителю, просил у него советов, чтобы сделаться достойным выбора римлян. Затем автор, приводя размышления Марка Аврелия об его двояких обязанностях, как человека и как члена общества, влагает в уста его следующую речь:
о Я пришел к мысли, что люди смыкаются в общества по велению самой природы. С этой минуты я смотрел на себя с двух точек зрения: прежде всего я видел, что составляю лишь ничтожную частицу вселенной, поглощенную целым, увлеченную общим движением, которое охватывает собой все живущее; затем я представлял себя как бы отделенным от этого безмерного целого и соединенным с человечеством посредством особого союза. Как частица вселенной, ты обязан, Марк Аврелий, принимать безропотно все, что предписывает мировой порядок; отсюда рождается твердость в перенесении зол и мужество, которое есть нечто иное, как покорность сильной души. Как член общества, ты должен приносить пользу человечеству: отсюда возникают обязанности друга, мужа, отца, гражданина. Переносить то, что предписывается законами естества, исполнять то, что требуется от человека по существу его природы, — вот два руководящие правила в твоей жизни. Тогда я уразумел, что называется добродетелью, и уже не боялся более сбиться с прямого пути».
Далее, сообразив свои обязанности как государя и изумившись тяжести их, Марк Аврелий говорит о себе:
«Испуганный моими обязанностями, я захотел познать средства к их выполнению, — и мой ужас удвоился. Я видел, что мой долг превышал силы одного человека, а мои способности не выходили из размера этих сил ».
Сочинение о Марке Аврелии
67
«Для выполнения таких обязанностей нужно было бы, чтобы взор государя мог обнять все, что совершается на огромнейших расстояниях от него, чтобы все его государство было сосредоточено в одном пункте пред его мысленным оком. Нужно было бы, чтобы до его слуха достигали все стоны, все жалобы и вопли его подданных; чтобы его сила действовала так же быстро, как и его воля, для подавления и истребления всех врагов общественного блага. Но государь так же слаб в своей человеческой природе, как и последний из его подданных. Между правдою и тобою, Марк Аврелий, воздвигнутся горы, создадутся моря и реки; часто от этой правды ты будешь отделен только стенами твоего дворца, — и она все-таки не пробьется сквозь них. Помощь, тебе оказанная, не слишком пособит твоей слабости. Дело, доверенное чужим рукам, или идет медленно, или уторопляется, или извращается в самой своей задаче. Ничто не исполняется согласно с замыслом государя; ничто не доходит до него в надлежащем виде: добро преувеличивается, зло — прикрывается, преступление — оправдывается, и государь, всегда слабый или обманутый, всегда подверженный влиянию заблуждений или измены тех лиц, которые поставлены им затем, чтобы все видеть и слышать, — постоянно колеблется между невозможностью знать и необходимостью действовать».
Правление этого государя вполне подтверждает, что он не говорил пустых фраз, но действовал по плану, глубоко и мудро обдуманному, никогда не отступая от принятого пути. Я предполагал было, милостивый государь, поговорить об ораторской отделке этой речи; но опасаясь растянутости и думая, что для моей цели достаточно двух приведенных отрывков, — скажу в заключение этого сочинения, что я писал его с величайшим сочувствием к личности государя, вполне достойного удивления и подражания.
Свидетельствуя вам еще раз мою признательность, остаюсь, милостивый государь, с особенным к вам почтением и пр.
Заметка Аделу нга. С чувством живейшего удовольствия я узнаю в этом сочинении и силу впечатления, произведенного на великого князя «Похвальным словом Марку Аврелию», и старание, которое приложил он, чтобы достойным образом передать свое впечатление.
ТТерев. А. П. П[ятковский]
Сообщ. А. П. Пятковский*
ВЕЛИКИМ КНЯЗЬ НИКОЛАИ ПАВЛОВИЧ
<Междуцарствие и 14 декабря 1825 года: Письма И. И. Дибичу,
великой княгине Марии Павловне, Ф. В. Остен-Сакену, П. X. Витгенштейну>
№1
Письмо Великого князя Николая Павловича начальнику Главного штаба ЕИВ, 	генерал-адъютанту, барону И. И. Дибичу
С.-Петербург, 12 декабря 1825 г.
Полковник Фредерикс1 приехал сегодня поутру в 7 часов и вручил мне три пакета от вас, любезный Иван Иванович, к государю императору адресованные. Из первого письма моего к вам вы из-вестились уже, что не сговорясь с вами, мы оба, и я могу прибавить, за мною все, исполнили долг наш пред нашим государем2. Но воля его святая, и, присягнув ему, я должен свято исполнить все, что мне не повелит, как оно ни тяжело для меня и как ни ужасно и ни затруднительно мое положение. Я еще не государь ваш, но должен поступать уже как оный, ожидая каждую минуту разрешения Константина Павловича на вступление мое на его место3. Как и почему, здесь не место сказывать; скоро все опишется ясно и докажет, что я наперед всего был честным человеком, а потому и перед Богом, и перед государем, и перед отечеством чист совестию и делами.
Я открыл пакеты и в вашем докладе видел дело ужасное, но которое меня не страшит, ибо я на все готов. Но обязанность моя взять на себя, не теряя ни минуты, приступить к делу, до общего
<Междуцарствие и 14 декабря 1825 года: Письма...>
69
благоденствия касающемуся; а потому и приступлю к назначению мер, мною принятых. В секрете г. Милорадович, как военный генерал-губернатор и который все здесь делает4; кн. Голицын, потому что он заведывает почтами и был доверенный покойного государя5, г. Бенкендорф, как человек надежный и посредник по делам военным с гражданскими, быв военным губернатором и командуя полками, в коих, полагать должно, может быть зараза6.
Третьего дня видев в первый раз г. Аракчеева, он мне в разговоре упомянул об этом деле, не зная, на чем оно остановилось, и говоря мне про оное, потому что он полагает его весьма важным7.
Я тогда же сообщил об этом г. Милорадовичу, который хотел видеться с г. Аракчеевым; но так как граф принял за правило никого у себя и нигде не видеть, даже и по службе, то и не пустил к себе Милорадовича, не смотря, что он велел сказать, что от меня послан к графу. Это было вчера. Получив от вас сии бумаги, я тотчас уведомил г. Милорадовича, и с ним и с Голицыным условились насчет лиц, здесь находящихся, обратить неприметно особое бдительное внимание8. Выслать на встречу Булгари9 и г. Чернышеву10 фельдъегерей, для взятия их под арест за городом и сюда доставить в крепость, г. Милорадовича адъютант г. Мантейфель11 поедет сегодня же на Житомир в село Балабановку, Липовецкого повета12, для доставления сюда капитана Майбороды13. Так как шт.-кап. Муравьев14 уже уехал в отпуск в Орел на четыре месяца, то посылается фельдъегерь к кн. Голицыну15 в Москву для арестования его на дороге, где встретится.
Но притом долгом считаю в честь нашей гвардии сказать, что я почти уверен, что сообщников подобного злодеяния здесь весьма мало, если и вовсе нет; тому служит неоспоримым доказательством примерный, единственный порядок, соблюдаемый здесь по всем частям, с самого ужасного 27 числа; даже слуху, ни подозрения, нет ничего подобного; напротив, можно скорее сказать, что почти никогда такого порядку при жизни государя здесь не бывало; я бы грешил пред Богом и пред самим собой, если б говорил противное. Но на Бога надейся, а сам не плошай, — было и будет нашим правилом и до конца, и мы не зеваем.
Теперь нужным считаю ждать известий: 1) от Чернышева16 и 2) от вас, ибо Фредерикс говорил мне, что знает, что п. Николаев17 ехал к вам обратно. — Это одно определить может дальнейшие меры. Если Шервуд18 сюда будет, мы возьмем меры его спрятать. Если Николаев не один к вам воротится, то нет сомнения, чтобы
70
ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ НИКОЛАЙ ПАВЛОВИЧ
вся шайка не догадалась, что все или часть заговора открыта, а потому тогда уже нечего медлить всех их забрать. Те, которые здесь, т. е. Борисов и Свистунов19 оба дураки; но се peuveut etre des instruments. За ними будут смотреть. Про Корниловича20 я еще ничего не узнал.
Так как по всему делу нет сомнения, что в Одессе быть должно гнездо, ибо здесь в инспекторском департаменте известно, что г. Чернышев отпущен на 28 дней в Курск и Одессу, то я считаю необходимым, чтоб вы переговорили на сей счет с г. Воронцовым21, дабы и там принять нужные меры; во всяком случае не оставьте меня в неизвестности об вашем, на сей счет, распоряжении. Сейчас слышу, что Шишков, адъютант Рудзевича22, здесь, под предлогом просьбы в отставку; я за ним также присмотрю.
Я считаю нужным, любезный Иван Иванович, чтобы вы, приняв приказания государыни Елисаветы Алексеевны23, дозволит ли она открыть кабинет Е. И. В., забрали как можно скорее, все бумаги, в нем хранящиеся и доставили ко мне как наискорее с надежным человеком. Сами же, если присутствие ваше не необходимо, приехали б сюда, где вы весьма мне нужны, и тогда нужно будет вам ехать на Могилев на Днепре, чтоб с г. Сакеном24 условиться обо многом до сего и до будущих обстоятельств. Еп un mot pour m’orienter; я считаю, что вы там, а может и прежде, получите известия, что все здесь в порядке кончено, или иначе я жив не останусь. Да поможет нам Бог, к чести отечества и нашей совести, все хорошо привести к заключению.
Кн. Петру Михайловичу28 писал я, что вы от него уже верно слышали насчет распоряжений, касающихся до тела нашего Ангела26. Я не мог иному и инако писать, ибо тогда не имел на то права; теперь я вам об том подтверждаю, как лицо полуофициальное, но еще не ваш государь, а ваш искренний друг Николай. В * * * * * * * *
В вечер в 9 часов.
Решительный курьер воротился; послезавтра по утру я или госу-
дарь, или без дыхания, я жертвую собой для воли брата; счастлив,
если, как подданный, исполню волю его. Но что будет в России!
Что будет в армии! Г. Толь27 здесь, и я его пошлю в Могилев с сим
известием к г. Сакену и ищу доверенного для того же назначения
в Тульчин и к Ермолову28, — словом надеюсь быть достойным своего
звания не боязнию или недоверчивостию, но с надеждою, что так
как я долг исполнил, так что и все оный ныне предо мной выполнят.
<Междуцарствие и 14 декабря 1825 года: Письма...:
71
Но если где-либо что заварится и вы об том узнаете, вам поручаю сейчас туда ехать, где присутствие ваше нужно будет; на вас полагаюсь совершенно и вперед разрешаю все вами принимаемые меры.
Я вам послезавтра, если жив буду, пришлю, сам еще не знаю кого, с уведомлением, как все сошло; вы также не оставьте меня уведомить обо всем, что у вас или вокруг вас происходить будет, особливо у Ермолова. К нему надо будет, под каким-нибудь предлогом, и от вас кого выслать, напр. Германа29 или такого разбора; я, виноват, ему менее всех верю. Опять повторяю здесь, у нас о сю пору непостижимо тихо; mais le calme precede souvent 1’orage.
Довольно об том. Que la volonte de Dieu se fasse! Во мне видеть должно наместника и исполнителя покойного государя воли; а потому я на все готов. К вам же навсегда буду искренно доброжелательным, Николай.
До вашего приезда дела будут идти под именем Татищева30 чрез Потапова31, который ко мне с докладом ходить будет.
Н.
№ 2
Письмо Николая I к сестре великой княгине Марии Павловне*
С.-Петербург. 14 декабря 1825 г.
Молитесь за меня богу, дорогая и добрая Мария! Пожалейте несчастного брата — жертву воли божией и двух своих братьев!
Я удалял от себя эту чашу, пока мог, я молил о том провидение и я исполнил то, что мое сердце и мой долг мне повелевали.
Константин, мой государь, отверг присягу, которую я и вся Россия ему принесли. Я был его подданный: я должен был ему повиноваться.
Наш ангел должен быть доволен — воля его исполнена, как ни тяжела, как ни ужасна она для меня.
Молитесь, повторяю, богу за вашего несчастного брата; он нуждается в этом утешении — и пожалейте его!
* Письмо адресовано Марии Павловне, герцогине Саксен-Веймарской, писано утром 14 декабря. Оно напечатано в книге М. А. Корфа «Восшествие на престол имп. Николая I»; 3-е изд., стр. 119. Оригинал — на французском языке; здесь письмо дается в переводе.
72
ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ НИКОЛАЙ ПАВЛОВИЧ
Николай
№3
Письмо Николая I главнокомандующему 1-ой армией, генерал-фелъдмаршалу Ф. В. Остен-Сакену
С.-Петербург, 14 декабря 1825 г.
Перевод. Дорогой граф! Что могу сказать вам? Я ваш законный Государь; но Богу угодно, чтоб я стал несчастнейшим из государей, ибо ценою крови моих подданных я вступил на престол. Какое положение, великий Боже! Милорадович32 смертельно раненный, Шеншин и Фредерикс — тяжело; Толь расскажет вам остальное. Да поможет мне Бог, и да даст Он исполнять свой долг армии, которую вверяю вам и за которую возлагаю на вас ответственность. Впрочем, мои чувства к вам известны и никогда не изменятся.
Моя дружба и мое уважение к вам на всю жизнь.
Николай. Спб. 14 Декабря 1825.
Ф
№4
Письмо императора Николая I к командующему 2-ой армией, фельдмаршалу графу П. X. Витгенштейну*
С.-Петербург. 15-го декабря 1825 г.
Граф Петр Христианович. Вам известна непоколебимая воля Брата Моего Константина Павловича, исполняя которую, Я всту
* Надпись на конверте, в котором письмо было вложено, писаны рукою императора Николая Павловича. Граф Витгенштейн, во время отправления к нему этого документа, был главнокомандующим 2-ю армиею; в штабе ее находилось много лиц, стоявших во главе Южного тайного общества. Письмо было отправлено по адресу с генерал-лейтенантом Корниловым85. Особый случай доставил мне возможность снять копию с этого документа, оригинал которого, вместе с другими драгоценными бумагами, находится в майоратском имении Витгенштейнов — имении Дружноселье. В 1843 г. я был послан в Каменку (имение князя Витгенштейна в Подольской губернии), для устройства встречи и похорон умершего во Львове князя. Супруга покойного княгиня Антуанета Станиславовна85 поручила мне разобрать архив князя и дозволила снять копию с напечатанного здесь письма Николая I.
<Междуцарствие и 14 декабря 1825 года: Писъма...>	73
пил на Престол с пролитием крови Моих подданных; вы поймете, что во Мне происходить должно, и, верно, будете жалеть обо Мне.
Что здесь было — есть то же, что и у вас готовилось и что, надеюсь, с помощью Божиею, вы верно помешали выполнить. С нетерпением жду от вас известий насчет того, что г. Чернышев33 вам сообщил; здесь открытия наши весьма важны и все почти виновные в моих руках; все подтвердилось по смыслу тех сведений, которые Мы и от г. Дибича получили.
Я в полной надежде на Бога, что сие зло истребится до своего основания.
Гвардия себя показала, как достойно памяти ее покойного Благодетеля.
Теперь Бог с вами, любезный Граф. Моя доверенность и уважение вам давно известны, и Я их от искреннего сердца здесь повторяю.
Вам искренне Николай.
НИКОЛАИ I
СПисьма великому князю Александру Николаевичу>
№ 1
С-Петербург. 5-го мая 1837 г.
Получено в Твери 7-го мая 1837 г.*
С сердечным удовольствием получил письмо твое, любезный Саша, из Зайцова, дай Бог, чтоб все твое путешествие было столь же счастливо, как начало оного; из сделанного тебе приема в Новгороде, где, однако, и прежде уже тебя видали, готовься к тому, что тебя далее ждет, где никого из нас еще не видали, но помни, что я тебе про это сказал и не ослепляйся, а чувствуй и моли Бога, чтоб тебя укрепил и дозволил оправдать сию надежду.
Поблагодари Кавелина за его письмо и скажи ему, что я с особым удовольствием его читал и прошу продолжать столь же мне подробно писать**1. Жаль мне очень, что нельзя было тебе посетить Новгородский графа Аракчеева корпус, но оно точно благоразумнее. Сегодни был парад отличный во всех частях и погода — рай! Все оружия показались очень хорошо, и даже <Митавский> полк прошел прекрасно. Одним словом, редко видал я столь удачный смотр, и твой Папа очень весел и был бы еще веселей, если б твою милую рожу видал на смотру и потом за обедом, но что тут делать, служба службой, была пора веселья, теперь знай и службу.
*	Помечено цесаревичем Александром Николаевичем. Нумерация писем также принадлежит цесаревичу.
*	* Кавелин Александр Александрович (1793-1850), ген.-ад., воспитатель цесаревича Александра Николаевича. Письма А. А. Кавелина к императору Николаю I о путешествии цесаревича Александра Николаевича с 3 мая по 13 октября 1837 г. (ГАРФ. Ф. 671. Оп.1. Д. 362).
<Письма великому князю Александру Николаевичу>
75
Всем твоим спутникам кланяюсь, Бог с тобой, милый Саша, продолжай класть на него свою надежду и помни мои слова: «думай о будущем»! Целую тебя от всего сердца.
Твой старый верный друг Папа.
Н.
№2
С-Петербург. 8-го мая 1837 г.
Получено 11-го мая 1837 г.
На дороге из Ярославля близ Ростова
Сегодня утром прибыл фельдъегерь с письмом твоим, любезный Саша, от 6-го мая из Твери. Благодарю Бога, что ты здоров и совершаешь благополучно свою поездку; с радостью и любопытством читал я все подробности твоего пребывания. Меня не удивляет, что тебя хорошо принимают; теперь только что ты въехал в сердце России, тут-то увидишь, до какой степени добр народ и как жива привязанность его к нашей семье.
Мне приятно весьма слышать от Кавелина, что твое поведение согласно с моими желаниями и что ты показываешься таким, как должно будущему Царю Русскому. Не одного, а многих увидишь подобных лицам «Ревизора», но остерегись и не показывай при людях, что смешными тебе кажутся, иной смешон по наружности, но зато хорош по другим важнейшим достоинствам, в этом надо быть крайне осторожным. Сегодни ты следуешь Ярославлем и вспомнишь меня в угловой комнате или на балконе, любопытно знать, как это тебе понравится. Погода у нас другой день стоит холодная, и я не мог произвести полковых смотров, вчера мы прибивали знамена, и мы за тебя вдавили гвозди; завтра будет им освящение в малой церкви; и сборный взвод их примет и отнесет в свое место. Сегодни был я в Первом кадетском корпусе и был весьма доволен ученьем, невзначай сделанным, учились молодцами. Нового, впрочем, ничего нет.
Поблагодари Кавелина за письмо и журнал, и прошу так продолжать. Кланяйся спутникам, надеюсь, что Виельгорский2 отделался от простуды. Князю Ливену3 лучше.
Прощай, любезный Дидешка, Бог с тобой. Обнимаю тебя от всего сердца.
Твой старый верный друг.
Н.
76
НИКОЛАЙ!
№3
Царское Село. 14-го мая. 1837 г.
Получено 21-го мая 1837 г.
На дороге из Вятки между Глазовым и Ижевским заводом
Вчера после обеда получили мы твое письмо, любезный Саша, из Ярославля; благодарю Бога, что доселе все благополучно в вашем путешествии, несмотря на калязинские происшествия. Скажи Кавелину, чтоб чрез передового фельдъегеря открытым предписанием от моего имени к местным властям строжайше запрещено было выпрягать у тебя лошадей. Всего более опасаюсь подобных сцен, тут до беды не далеко. Хотя ты мне про Ярославль не говоришь, но кажется, это место тебе полюбилось. Сегодни <ищу> тебя в Костроме в Ипатьевском монастыре, где предвижу те же сцены.
Хотя ты уверяешь меня, что от 5 */2 часов осмотров ты не утомляешься, однако смотри лишнего не делай, а дели по силам твоим, ибо успеть можешь и не сряду смотреть. Я замучен ученьями, всеми был очень доволен, кроме Финляндских; Литовский очень понравился, а Павловским был отменно доволен*. Теперь дал себе несколько дней отдыха и займусь чтением бумаг. На той неделе буду смотреть кавалергардов и конную гвардию. Погода у нас стоит отличная, сегодни вечером была небольшая гроза и славный дождик, после которого мы с Мама проехали в кабриолете; вечер был отличный и воздух напитан духом от сырых берез, т. е. чудо!
Кавелину мое искреннее спасибо за письмо и журнал. Всем твоим мой поклон. Князю Ливену гораздо лучше; а Бенкендорф благополучно прибыл в Ревель4; вот тебе и все наши новости, за которыми в заключение тебе доношу, что тебя от души люблю и сердечно обнимаю.
Твой верный старый друг.
Н.
Твой Нептун со мной. Знакомится хорошо и гуляет, и очень мне послушен.
* Имеются в виду лейб-гвардии Финляндский, Литовский и Павловский полки.
<Писъма великому князю Александру Николаевичу>77
№4
Царское Село. 19-го мая. 1837 г.
Получено 28-го мая 1837 г.
На Кушвинском Благодатском Заводе
Сегодня утром, вставая, нашел я письмо твое, любезный Саша, из Костромы, и благодарю милосердого Бога, что путешествие твое до сих пор идет благополучно, и молю Его, чтоб дал тебе довершить все сходно с нашим желанием и ожиданием. Радуюсь, что ты ознакомился с частью сердца России и увидел вСю цену благословенного сего края, увидел и как там любят свою надежду. Какой важный разительный урок для тебя, которого чистая душа умеет ощущать высокие чувства! Не чувствуешь ли ты в себе новую силу подвизаться на то дело, на которое Бог тебя предназначил? Не любишь ли отныне еще сильнее нашу славную, добрую Родину, нашу матушку Россию. Люби ее нежно; люби ее с гордостью, что ей принадлежен и родиной называть смеешь, ею править*, когда Бог сие определит для ее славы, для ее счастия! Молю Бога всякий день в всяком случае, чтоб сподобил тебя на сие великое дело к пользе, чести и славе России. Благодарю искренно Кавелина за продолжение его писем, желаю, чтоб упоминал мне, как тобой доволен.
Журнал пишется хорошо, но нужно в нем помещать более подробностей об виденном вами, ибо он должен быть общий resume**, или ваш памятник поездки, дабы со временем, в него заглядывая, вспоминать про виденное. Здесь нового ничего у нас нет, погода стоит прекрасная, сегодни учил оба 1-ых бат/альона/ Преображенского и Семеновского полков. Первым был очень доволен, вторым не столько. Послезавтра смотреть буду кавалергардов и конную гвардию и едем на несколько дней на Елагин, где праздновать будем именины великой княгини***. Ждем завтра брата ее. Князю Ливену опять похуже. Жаль мне, что Виельгорский все плохо поправляется, лишь бы не хуже было; кланяйся всем твоим спутникам.
* Так в тексте. Очевидно, пропущено слово «будешь».
** Обобщение, резюме (фр.).
*** 21 мая праздновали тезоименитство ее императорского высочества великой княгини Елены Павловны, урожденной принцессы Вюртембергской. Елагин остров, расположенный в устье Невы, в 1817 г. был куплен Александром у гофмейстера И. П. Елагина для вдовствующей императрицы Марии Федоровны, архитектором К. И. Росси там был построен дворец.
78
НИКОЛАЙ!
Бог с тобой, любезный Саша, обнимаю тебя от души. Где-то письмо сие получишь? Полагаю, в Перми.
Прощай, твой старый верный друг папа. Н.
№5
Царское Село. 25-го мая 1837 г. Получено 4-го июня 1837 г.
На дороге между Тобольском и Тюменью
С истинным удовольствием и радостью получил я, любезный Саша, письмо твое из Вятки; душевно радует меня видеть, что ты со дня на день более понимаешь всю важность предпринятого путешествия и, созревая умом, готовишься быть полезным матушке России. Продолжай так, и Бог милосердый благословит и подкрепит тебя в исполнении благих твоих намерений. С любопытством читал твое письмо. К несчастию, сведения о тех глупостях, которые вятское начальство наделало, пришли ко мне слишком поздно, чтоб успеть их остановить вовремя. Но зло не без добра, ибо оно послужило тебе доказательством неоднократно тебе мною сказанного, т. е. сколь у нас трудно избегнуть, чтоб самые благие намерения не были изгажены глупостями исполнителей, ибо дурного намерения я в этом не хочу подозревать. Губернатор Тюфяев слыл прежде исправным и часто за это был награждаем; я не был им доволен, перевел его из Перми в Тверь, где он так же надурачил; его перевели в Вятку, ибо там менее должно было случаться поводов ему ссориться с другими властями. Зато он пустился в другие неслыханные глупости, о которых мне официально донес и <по-лучил>, но поздно, заслуженного дурака. Придется его сменить. Что заведения Приказа не завидны, должно также приписать его небрежению, еще более стыдно, что ты нашел много нищих, ибо для уничтожения сего класса людей существуют строгие и весьма ясные правила. По крайней мере хорошо то, что нашел Капцевича команду в порядке, так и везде <почти> у него: спасибо старику, он на это мастер. Рад, что ты в порядке нашел наших отпускных. Жаль очень бедного Виельгорского, но я также полагаю, что гораздо благоразумнее было отправить его лечиться в Казань, чем рисковать его где-либо в другой глуши оставить.
Здесь у нас нового ничего нет. Намедни учил кавалергардов и конную гвардию, первыми был я отменно доволен, учились
<Письма великому князю Александру Николаевичу>
79
<дистанции> хорошо, вторыми не столько, от невнимания офицеров к дистанциям. Потом Измайловскому и Финляндскому полкам было прекраснейшее линейное ученье вместе, и, наконец, вчера стреляли в цель два бат/альона/ сводных наугад из одной роты, потом с каждого полка 1-й и 2-й дивизий, в 30 рядов батал<...> огнем в цель: начав с трехсот шагов по 3 патрона на сей дистанции, попало более третьей части пуль! На 200 шагов более третьей же части, а на 150 — более половины! Невероятно хорошо. За сим стреляли застрельщики в узкие мишени, начав с 400 шагов, попало из 74 пуль 14 — и на 150 шагов более 1/2, т. е. прекрасно.
В Константинов день подарил я Косте прекрасную модель, игрушку въезда в крепость, со всеми возможными деталями и даже с <пушками калибрам>*. Авось, он полюбит играть с толком и не дурачась. В тот день был бал у в/еликой/ княгини, которой брат за несколько дней приехал. В воскресенье был вечер на Елагином, играли и плясали. Бедная Осиповна** захворала, во время ужина с ней сделался столь сильный обморок, что я на руках ее положил на кушетку в прихожей внизу у Мама, и до часу с ней провозились, ей лучше, только Мандель и Маркус не довольны этим припадком и требуют, чтоб серьезно полечилась. Твой Нептун так меня полюбил, что не отходит и даже бегает на ученье. На днях дал он тягу в город и оттуда ко мне на Елагин. Гуляет со мной и ест и сделался преласковый и с Драгуном*** мирен.
Погода у нас после сильной грозы 22 числа, убившей женщину на Васильевском острову, сделалась сыра и холодна, но, кажется, будет опять хороша, ибо барометр высок. Рад, что у тебя опять приятная погода. Ежели Бог даст, будет тепло, то в воскресенье хотим в Петергоф. Благодари за любопытное письмо доброго и почтенного Кавелина. Поклонись всем твоим. Смеялся я, читав сцену с Бобчинским, хорош, должен быть, гусь; но спасибо тебе, что <приучился> не показывать смеху при других. Вчера простился с Дургамом, который все мил. За сим прощай, любезный мой Саша; да простит и наставит тебя милосердый Бог. Целую тебя душевно.
Твой верный старый друг папа.
Н.
* Очевидно, «пушками по калибрам».
** Имеется в виду фрейлина О. О. Калиновская.
*** Драгун — кличка собаки императора Николая I.
80
НИКОЛАЙ!
№6
Царское Село. 30-го мая 1837 г.
Получено 8-го июня в Златоусте
Не желая тебя оставлять долго без наших известий, мы решились тебе писать сегодни, любезный Саша, хотя с минуты на минуту ждем твоего фельдъегеря из Перми. Мама и мы все, слава Богу, здоровы; отъезд наш в Петергоф отложен до вторника, ибо все эти дни были сильные дожди. Несмотря на сие, вчера утром делал я ученье полкам кирасирскому и гусарскому; грязь была непомерная; гусары учились славно, видно, что хозяин дома, кирасиры довольно хороши, но офицеры слабы. Завтра смотр образцовый кавалерийский. Нового ничего нет, кроме приезда графа Воронцова и рождения сына у здешнего Воронцова. Видел я Катенина, который нам рассказал про встречу с тобой. С удовольствием вспоминаю, что ежели Бог благословил твое путешествие, то завтра достигнешь самого дальнего от нас пункта. Странно мне писать к тебе в Сибирь! Как и тебе странно и приятно быть должно, что ты первый из нас в сем отдаленном крае!
Обними Кавелина и всем спутникам твоим от меня поклонись. Бог с тобой, любезный Саша, да хранит тебя и соединит нас. Целую тебя душевно.
Твой верный старый друг Папа. Н.
№7
Царское Село. 1-го июня 1837 г.
Получено 16-го июня в Верхне-Уральске
Вчера вечером получили мы твоего фельдъегеря из Перми, любезный Саша, и благодарим Бога, что ты здоров и продолжаешь благополучно свое путешествие. С удовольствием вижу, что с любопытством видишь предметы, чувствуешь их пользу для тебя, и начинаешь привыкать об них правильно судить и с этой стороны письма твои мне приятно читать и я более и более замечаю, как уже ныне начинаешь уметь видеть предметы с настоящей точки.
Замечание твое на разницу Вятской губернии с прочими тобой виденными я полагаю справедливым, ибо все сведения, мною по
<Письма великому князю Александру Николаевичу>
81
лученные, согласно с сим гласят. Но сие столько же приписать должно дурному управлению, сколько и географическому ее положению. Замечания твои на Ижевский завод справедливы, кроме одного — возможности усилить способы оного переводом части тульских оружейников. Когда ты в Туле будешь — удостоверишься, что класс сей искони составлял коренное население города, имеет свою оседлость, свои права и частию весьма зажиточен, частью же бедно*; переводить их невозможно, но усилить способы Ижевского завода рекрутами имеется в виду. Про уничтожение железоделательного завода збираю справки. Об уничтожении излишней роскоши и не сообразного обхождения с будущим назначением кантонистов вновь подтверждено, полагаю, что хотели не трогать существующие предметы, дабы не бросать понапрасну.
Вчера делал я смотр образцовому кавалерийскому полку и во время оного по тревоге собрал весь гарнизон. Учились все славно и, можно сказать, удивительно хорошо, ибо отменно скоро выехали, и хотя с одним офицером на эскадрон, все шло быстро и чисто.
Через несколько часов едем в Петергоф. Завтра <полагаю> после развода ехать в Кронштадт. В конце недели предполагаю смотреть конно-гренадер, улан и, может быть, конную гвардию. На Троицын день положил быть в городе для полкового праздника. Около 12-го числа войска начнут скапливаться к Царскому Селу; предположено для первого дня маневра действовать одним гренадерам и первым бат/альоном/ 1-ой гвард/ейской/ дивизии с частью кавалерии и артиллерии в составе Новгородского корпуса; а 2-м полкам 2-й дивизии с Образцовым пехот/ным/ и 2-мя гусарскими — защищать Царское Село и Пулково. На следующий день Новгородскому корпусу атаковать и брать Царское Село, а на третий — маневрировать против Лифляндского корпуса в треугольнике между Царским, Красного Села и Пулкова; Лифляндский корпус <созывается> из третьей дивизии с придачею <...> а кирасиры будут у меня в кармане до востребования. Начальника я еще не решил назначать, дабы менее готовились. Кадеты под командой Пущина, ибо Шлиппенбах все болен, выступят около 20-го числа, по обыкновению, и в том же составе.
Итак, ежели Бог благословил, ты сегодня в столице Сибири! Какая даль! Но какое тебе и на всю жизнь удовольствие, что
* Так в тексте. Очевидно, пропущено «живет».
82
НИКОЛАЙ!
там был, где еще никто из Русских Царей не бывал. Любопытен я знать, что ты там найдешь; не скоро получим мы твои письма; <и разве> около 10-го числа. Бедный Сукин, вероятно, сегодня кончит; слабость его не дозволила ранам заживиться. Лобанов все плох. Зато по крайней мере Бенкендорф, благодаря Богу, гораздо лучше.
Александрия.
Вот мы и в любезном Коттедже*, но без тебя, и это грустно. Здесь нашли мы прибывшего Рауха, к большой радости, обедали и много с ним толковали. Здесь очень много нового. Церковь очень подвинулась, театр почти готов, дом графа Кушелева, тоже с прекрасным садом, вышел один из лучших. В Знаменском прекрасная Греческая зала готова, и точно весьма удачно. Парад отделан еще больше и роют и доканчивают большой пруд; словом, везде работают. Сестры твои будут учиться у тебя на Ферме. Вот и все мои вести. Благодари Кавелина за любопытные его письма и кланяйся всем твоим спутникам. Бог с тобой, любезный Саша, обнимаю тебя душевно.
Твой старый верный друг папа.
Н.
№8
Александрия. 9-го июня 1837 г.
Получено 16-го июня 1837 г. в Уральске
Благодарю тебя, любезный милый Саша, за доброе твое письмо из Екатеринбурга, которое вчера утром получил. С душевной радостью его читал, ибо вижу в нем явно твое доброе чистое сердце. Все твои чувства мне доказывают, что желания мои исполняются и что благословением Божиим предмет твоей поездки будет достигнут. Ты зреешь умом, учишься видеть сам и сравнивать с <слышанным> собственным ответом; учишься этим настояще судить о вещах и делах, и этим же збираешь себе запас драго
* Александрия, коттедж — собственная дача ее величества императрицы Александры Федоровны в Петергофе. (См.: Мир русской императрицы. Каталог выставки. СПб., 1997.)
<Письма великому князю Александру Николаевичу>
83
ценных знаний для будущей службы. Продолжай так, и верно благословит тебя милосердый Бог нам, старикам, в утешение.
Все подробности твоего письма мне были весьма любопытны. Ты прав, находя особую важность в делах раскольников: предмет трудный, требующий особой бдительности и осторожности в принимаемых мерах. Терпеть их своевольства нельзя, но притеснять их, доколь они тихи, столь же несправедливо и неблагоразумно. Их желание снять с них запрещение брать к себе беглых попов бессмысленно; ибо где и в каком крае на свете допустить можно, чтоб явно и с разрешения правительства кто-либо покидал произвольно свою должность и нагло поступал в должность мнимую к людям, не терпящим над собой никакой власти? Никто им не запрещает избирать или приглашать к себе священников, но не беглых. Вот в чем они виновны. Но согласен я полагать, что одним сим воспрепятствованием не ограничиваются земские власти; но, пользуясь поводом, весьма вероятно, приобщают другие произвольные насильственные меры, вовсе даже противные воле высшего начальства. К несчастью, сему причиной искать должно общую нищету нашу в хороших и благомысленных исполнителях. Все поданные тебе о сем просьбы, равно и 2 записки, из коих одна весьма основательна, рассмотрены будут в секретном комитете о раскольниках*, и надеюсь, что некоторому помочь можно будет.
Побеги и разбои от ссыльных, к несчастию, довольно часты и входят тоже в разряд вещей, довольно трудных к <измене-нию>, ибо куда девать сей класс людей? В войска и то поступает много слишком людей за поступки, вредных дурным примером для рекрут и опасных с оружием. Остаются одни арестантские роты; военные все полны, гражданские по губернским городам формируются местами и не без пользы, но сие сопряжено с затруднениями, ибо нужны помещения и казармы. Зато приятно знать, что отставные солдаты свой долг не забыли. Сегодни утром прибыл п/ринц/ Ольденбургский с женой, но по своим правилам изволил прямо проследовать в город, и я его не видел. Завтра оба сюда будут. После последнего моего письма было у нас здесь весьма удачное пешее ученье конно-гренадер. Потом смотр прибывшим Гвардейскому и Гренадерскому стрелковым бат/альонам/. Первый
* Секретный (междуведомственный) комитет по делам раскола 1820-1858 гг. Архивный фонд комитета (№ 1473) хранится в Российском Государственном историческом архиве.
84
НИКОЛАЙ!
в блестящем, второй в весьма хорошем положении. Потом конное ученье конно-гренадер и улан вместе, весьма хорошее. В городе вчера показывал я Преображенский и Егерский полки в ученье с паро<лем> прибывшему прусскому генералу Квиту; отличное учение, потом его же возил в 1-ый корпус и, все показав, учил бат/альон/ славно. Завтра збираюсь с п/ринцем/ Фридериком в Кронштадт. Вот тебе и все наши новости.
Из-за границы, как кажется, Дон Карлос имеет успехи*; король английский при смерти, и все тут. В Вознесенск будет эрц-герцог Иоанн и турецкий посол Фушад-паша, по времени подберутся, вероятно, и еще кой-какие фигуры.
Со вчерашнего числа погода у нас опять славная, но еще не л/ейб/-г/вардии/ петергофская.
Скажи А. А.**, что он хорошо сделал, что по совету Енохина кормит вас среди дня; в жары хорошо бы и останавливаться, дабы проезжать в прохладе. Скажи А. А., что я его искренно благодарю за письма и счастлив, что тобой может быть совершенно доволен. Журнал хоть трудновато молодежи писать, но им оно здорово, ибо приучает к трудам и службе и очень пригодится вперед.
Всем твоим спутникам мой искренний поклон, а Енохину пропой с нами «Господи, люди Твоя». Слава Богу, Бенкендорфу так хорошо, что и доктор его ко мне сегодни прибыл с известием, что ему он больше не нужен.
Прощай, милый Саша. Бог с тобой, продолжай меня утешать.
Твой верный старый друг папа.
Н.
Царское Село. 14 июня 1837 г.
Получено 20-го июня 1837 г. в Лаптеве
Милый любезный Саша, третьего дни, к большой нашей радости, получили мы, наконец, письма твои из Тобольска; первое
* Речь идет о борьбе за власть в Испании между сторонниками правительства и сторонниками младшего брата короля Фердинанда VII — Дона Карлоса. 24 мая 1837 г. Дон Карлос перешел через р. Эбро и угрожал Мадриду, но уже 15 сентября он отступил на французскую территорию.
** А. А. Кавелин.
<Письма великому князю Александру Николаевичу>
85
мое движение было благодарить Бога, что дозволил тебе достичь отдаленнейшей точки твоего путешествия благополучно. С особым удовольствием читал я письмо твое: меня душевно радует, что вижу, с каким удовольствием обращаешь ты внимание на все предметы и начинаешь правильно о них судить. Прием, тебе сделанный в Сибири, останется тебе навсегда приятной памятью и сделает, несомненно, глубокое и хорошее впечатление на весь край. Замечания твои, к несчастию, весьма справедливы, но помочь многому ежели не вовсе невозможно, то, по крайней мере, крайне трудно; ты в сем сам удостоверишься. Пишу тебе в самом пылу маневренных занятий и насилу нашел на то минуту, ибо встал сегодни в 2 часа утра, а должен в 4 встать и завтра. Но зато я отлично всем доволен. Ланской, командовавший Новгородским авангардом, примерно хорошо действовал против Сумарокова. Завтра все кончиться должно в Красном Селе. Были все жары и вдруг, как нарочно, сегодни только 6 градусов. Поблагодари искренно почтенного Кавелина за письмо его, которое с удовольствием читал, производства и прошения и все разрешил. Журнал ныне пишет прекрасно и довольно подробно, он будет вам крайне приятен и любопытным источником воспоминаний. Всем спутникам мой поклон.
Прощай, милый Саша, да хранит тебя Бог, обнимаю тебя от души.
Твой верный старый друг папа. Н.
№ 10
Александрия. 18-го июня 1837 г.
Получено 23-го июни на второй станции от Казани по дороге в Симбирск
Вчера во время вечернего здесь собрания получили мы письма твои, любезный Саша, из Златоуста; и с новым удовольствием читал их. Дай Бог, чтоб продолжал всегда чувствовать столь же сильно и глубоко цель своего назначения и продолжал бы извлекать всю возможную пользу из любопытного своего путешествия.
С удовольствием я согласился на твое желание облегчить участь виденных тобой преступников в Кунгуре и других. Всегда
86
НИКОЛАЙ!
рад, чтоб милости могли чрез твое ходатайство от меня исходить, когда сие возможно учинить без опасности и без несправедливости к другим. Край, тобой описываемый, должен точно быть прелестен, и что за богатство! Способ, изобретенный П. Аносовым, мне был известен и весьма замечателен, даже ежели по недостатку топлива или кислоты невозможно будет принять его к введению в большем виде, все честь делает ему как изобретателю столь важного явления. Ежели пробы введения кирас столь выгодны, как ты их описываешь, то, наконец, получим мы кирасы как следует, а не кастрюли; сий новый род работ там будет полезен, ибо <белого> оружия выделывается более потребности. Сегодни ты уже выехал, как полагаю, из областей, управляемых Перовским, и несколько еще с нами сближаешься. Третьего дни кончились наши маневры благополучно. Ланской отлично хорошо исполнил свою задачу, равно и Арбузов, и Сумароков весьма порядочно, Кнорринг слабее. Войсками был очень доволен, и все шло прекрасно. Теперь отдыхаю до завтра; ибо завтра вечером выступают кадеты, а сюда будут в воскресенье вечером. Погода с первой ночи маневров перешла с тепла на чувствительный холод и на ежедневные грозы; вчера вечером был столь сильный шквал, что чуть не опрокинул кадетских фрегатов, которые спаслись только тем, что бросили якорь. Наш адмирал в море, и полагаю, и его порядком покачало*. Король Английский умер** и королевой — la Prin/cess/ Victoria, а Ганноверским королем герцог Кумберландский. Французские газеты полными колоннами описывают праздники свадьбы Орлеанского. На одном были беды от давки. Впрочем, нового ничего нет. Князь Ливен <пока> с нами, но все сыпь не проходит.
Благодари почтенного А. А. и Жуковского за письма и скажи им, что <предугадали> мои мысли. Всем спутникам мой поклон.
Бог с тобой, милый любезный Саша, не забывай старого верного друга папа.
Я.
* 15 июня 1837 г. второй сын императора Николая I великий князь Константин Николаевич — будущий генерал-адмирал русского флота отправился в учебное плавание на фрегате «Аврора» (ГАРФ. Ф. 722. On. 1. Д. 74-А. Л. 39 об: Дневник великого князя Константина Николаевича).
** Вильгельм IV.
<Писъма великому князю Александру Николаевичу^
87
№ 11
Александрия. 24-го июня 1837г.
Получено 29-го июня 1837 г.
на ст/анции/ Чунаки, между Саратовым и Пензой
Благодарю тебя искренно, любезный Саша, за доброе твое письмо из Оренбурга, которое вчера вечером получил. Благодарю Бога, что твоя поездка продолжает быть успешной и что ты с пользою видишь любопытный этот край. Искренно же благодарю тебя за все твои добрые чувства ко мне по случаю дня моего рождения. Знай же, что лучший для меня подарок есть ты сам; тогда, когда имею случай и причину тебе сказать, что и тобой доволен. Все, что ко мне доходит про тебя, дает мне право с радостью тебе сказать, да, я тобой доволен. В мои лета начинаешь другими глазами смотреть на свет, и утешение свое находишь в детях, когда они отвечают родительским справедливым надеждам. Этим счастьем, одним, величайшим, истинным, наградил нас досель милосердый Бог, в наших милых детях. На тебя же взираю я еще иными глазами, может быть, еще с важнейшей точки; я стараюсь в тебе найти себе залог будущего счастья нашей любимой матушки России, той, для которой дышу, которой вас всех посвятил еще до вашего рождения, за которую ты также отвечать будешь Богу! Когда вижу, что надежды мои обещают быть не тщетными, что ты чувствуешь, что я хочу, чтоб ты чувствовал, что ты, час от часу более узнавая край, более и более его любишь и чувствуешь всю огромность будущей твоей ответственности, — тогда я счастлив. Спасибо тебе.
С удовольствием читал я описание всего тобой виденного, и, кажется, наш старый Перувинский* умел тебя потешить. Башкиры добрый народ, но я полагаю, что полезнее со <временем> обратить его в хлебопашцы, ибо пользы военной от него нет, зло же может когда-нибудь от них произойти. Вообще дикий вооруженный народ иметь за собой не удобно. Погода у нас сделалась ужасная, холод и дожди не перестают. Несмотря на то, вчера в Красном Селе в 5-м часу утра делал я тревогу и был всем отлично доволен, и тем более, что не было ни одного даже бат/альонного/ учения, все шло славно. Князю Ливену хотя лучше, но ему необходимо ехать к водам за границу, и он едет на будущей неделе. Благодарю почтенного А. А. за любопытное письмо'и кланяюсь всем твоим.
* Имеется в виду Перовский.
88
НИКОЛАЙ!
У Перовского с удовольствием крестить согласен. Сегодни открывается <театр>, а ход завтрашнего дня предположенный, обычный. Каскателли были все без воды от переделки канала, но второй день <...>. Прощай, милый Саша, Бог с тобой.
Твой навечно старый друг папа.
Н.
Жена мне вручила твои подарки, милый Саша, за которые искренно благодарю; завтра явлюсь с твоим палашом.
№ 12
Лагерь при Красном Селе. 28-го июня 1837 г.
Получено 2-го июля 1837 г.
между Пензой и Тамбовом, недалеко от Моршанска
Вчера после обеда прибыл фельдъегерь с твоими письмами из Казани, и мы благодарим Бога, что ты завершил важную часть своей поездки благополучно. Все, что ты пишешь про Уральское войско, любезный Саша, совершенно справедливо; строгость с ними нужна, но и крайняя осторожность, дабы не возбудить в них справедливых жалоб и неудовольствий*. Поданое тебе прошение тем дерзко, что не подписано; безымянный же донос не принимается, и потому Перовский должен доискаться, кто его послал. Я вперед уверен, что Казань тебе понравится и красотой места, и устройством. Не то ты найдешь в Симбирске.
Сегодни было у нас вечером практическое артиллерийское ученье. Действовали шрапнелями и э<...>рическими фанатами; первых действия ужасны, вторые — порядочно. Идет об них спор; Сумароков и его офицеры стоят за них, прочие все против. Присутствуя на опытах, мне кажется, что для дальних дистанций
* Уральское казачье войско (до 1775 г. Яицкое войско) с начала XIX в. подчинялось оренбургскому губернатору, впоследствии Военному министерству. Реформа 1803 г. дала казакам строгое военное устройство — введен мундир, служба по найму отменена, установлена очередная служба; но с 1806 г. вновь введена служба «по найму». В 1835 г. общее положение о казачьих войсках было распространено и на уральских казаков, в соответствии с которым звание войскового атамана всех казачьих войск было предоставлено наследнику престола, управление казаками — наказному атаману.
<Писъма великому князю Александру Николаевичу>	89
они очень могут быть хороши, как усовершенствуются, более чем <хороши>.
Скажи Жуковскому, что я вполне согласен на поездку его в Белев, как он о том просил. Жаль мне бедного Виельгорского; эдак было лучше ему совсем не ездить.
Благодари почтенного А. А. за письмо. Журналом Саши Адлерберга я очень доволен. Всем твоим спутникам мой поклон.
Прощай, милый Саша, Бог с тобой. Более мне некогда писать.
Твой навеки старый друг папа. Н.
№ 13
Александрия. 2-го июля 1837 г.
Получено 6-го июля 1837 г. в Воронеже
Не было мне никакой возможности ранее отвечать тебе, милый Саша, на последнее твое письмо из Симбирска. Душевно благодарю Бога, что дозволил тебе благополучно далее продолжать свое путешествие, и молю Его дать тебе и остаток оного столь же удачно довершить. Приятно мне было знать, что ты доволен был пребыванием своим в Казани и Симбирске, первый город точно прекрасный. Вчера исполнил я поручение твое и вручил доброй мама твой подарок, который украшает один из каминов гостиной. К сожалению, погода до того нам не благоприятствовала, что заставила отказать иллюминации; почти весь день были грозы и проливные дожди. Развод один удался, и то после дождя. Маскарад был очень ладен и заключил с обычным ужином весь праздник. Зато сегодни прекрасная погода, и народу очень много. Был кадетский развод и Костя* стоял на часах по обыкновению; в час их сменил Гвар/дейский/ гарнизон/ный/ бат/альон/. Потом простился я с князем Ливеном, который воротится только к весне; потом и с Веймарном, который едет к тебе. Затем было гуляние в экипажах с дипломатами и приезжими гостями по саду и в Александрии, где много было народу; даже теперь везде полно. Вечером в городе спектакль, а у нас бал в большом дворце, потом ужин и гулянье для иллюминации, народ все более и более набирается, и вечер
* Вел. кн. Константин Николаевич.
90
НИКОЛАЙ!
прекрасный. Завтра все разъезжаются, а для остальных — бал в Знаменском*, в воскресенье спектакль, а утром смотр казачьего ремонта. В понедельник кадетский обед, во вторник должен ехать в Кронштадт, а в среду смотр флота. Потом шабаш до субботы вечера, в который предполагаем перебраться в Красное Село и остаться на окончание частных учений. Потом начнутся маневры в стороне Гастинец; а там збираться должно будет в поход. Теперь ты к нам збираешься на время и скоро увидишься с Мама; с радостью жду, когда и мне с довольным сердцем достанется тебя обнять.
Кланяйся Кавелину и всем твоим спутникам. На днях мы ждем Михаила Павловича, который за смертию короля не поехал в Англию и на «Геркулесе» сюда едет. Орлов поехал поздравить королеву. Вот тебе и все наши новости.
Бог с тобой, милый Саша; не забывай старого друга папа. Н.
№14
Александрия. 5-го июля 1837 г.
Получено 8-го июля 1837 г. на дороге между Воронежем и Тулой близ стан/ции/ Никитской Сегодни обрадованы мы были получением писем твоих из Пензы, милый Саша, а вчера утром получили писанные из Саратова. Благодарю тебя искренно за добрые твои чувства ко мне и к доброй твоей Мама; да сохранит ее Бог на долгие лета мне в утешение и вам всем на счастие. Все, что ты пишешь про Вольск, Саратов и дорогу при проезде туда, мне было весьма любопытно читать. Радуюсь, что немецкие колонии найдены тобой в столь отличном виде и духе. Раскольничьи дела по Саратовской губернии почти то же возбуждают рассуждение, что и по Пермской губернии, но, может быть, важнее в том смысле, что Иргизские монастыри всегда почитались центром или сердцем раскола; уничтожение их было необходимо, и в одном исполнении <мер> последовали неимоверные глупости. Гораздо опаснее то, что делается на Урале, я имею донесения от Перовского; надеюсь, что принятые им меры остановят зло в самом его начале, но тут не одна нужна строгость, надо дело делать ловко
* Знаменское (Знаменка) — летняя резиденция императора на берегу Финского залива близ Петергофа; впоследствии резиденция вел. кн. Николая Николаевича.
<Письма великому князю Александру Николаевичу>
91
и не возбуждать бунта, на что буйные их головы всегда были готовы. Я приказал прежде Перовскому выкомандировать сколько можно более полков на внешнюю службу, с тем чтоб число вооруженных людей уменьшить. Потом решительно приступить к главным виновникам зла, которые заслоняются дураками, которые, как и всегда и везде, вперед выставляются. Туда едет Белосельский, чтоб быть всему очевидцем, и мне лично привезет известия. Погода у нас все холодная, хотя и лучше прошлых дней; говорят, что везде тоже. Сегодни утром делал я ученье всему учебному отряду и был очень доволен, хотя в первый раз они вместе учились. Потом был обычный им обед. Завтра Мама збирается в город, а я в Кронштадт смотреть флот, а после <смотра> флоту — дамским смотр.
Теперь мы знаем, что в Вознесенск будут эрц-герцог Иоанн ч и прусский п/ринц/ Август, и до 30 генералов и офицеров австрий-
' ских, прусских и шведских. Вот тебе и все наши новости.
Почтенному А. А. Кавелину и всем твоим спутникам мой искренний поклон. Письма Кавелина мне крайне приятны. Журнал Адлерберга очень хорош. Чем занят Паткуль? Прощай, милый Саша; целую тебя от души, Бог с тобой.
Твой верный старый друг папа. Н.
№15
Александрия. 8-го июля 1837 г.
Получено 11-го июля 1837 г.
на дороге из Тулы в Калугу в Алексине
Вчера утром получили мы письмо твое, любезный Саша, из Тамбова, и благодарим Бога, что дозволил <...> благополучно продолжаться твоему путешествию. Благодарю тебя за все подробности твоего пребывания и о всем тобой виденном. Тамбовское дворянское училище тебе служит примером всех неудобств заведений, которые, т/ак/ с/казать/, ни то ни се, то есть ни военные ни гражданские, и без всякого твердого основания. Хорошо, что удалось убедить дворянство согласиться на присоединение оного с Воронежским кадетским корпусом, тогда можно ожидать толка и порядка. В Туле найдешь корпус хотя не лучше, но также вовсе не таким, каким бы ему следовало быть для пользы общей. Молоканы тоже дурная <ноша>, с которою тоже постоянные
92
НИКОЛАЙ!
строгие правила необходимы, как и для других. Но они не столь дерзки, ибо чувствуют, что не правы.
С прискорбием должен я тебя уведомить о геройской кончине бедного твоего товарища толстого Долгорукова, он пал в десантном деле на берегах Абхазских, изумив всех своей неимоверной храбростью, вот собственные слова Вельяминова. Жаль его весьма и еще более жаль бедного отца! Но что делать, славно, кто так умирает.
Третьего дни под вечер прибыл к нам Михайло Павлович совершенно здоровый, бодрый и веселый, слава Богу, и дай-то Бог, чтоб здесь он не расстроился. Он и великая княгиня будут тоже в Вознесенск.
Мама была сегодни в городе, и оттого к тебе не пишет сама. Она тебя целует, равно как и я. Поклонись от меня Кавелину и всем твоим. Прощай, любезный милый Саша, Бог с тобой.
Твой верный старый друг папа.
Н.
Ежели в Москве 1-го августа бывает парад, то ты при нем быть должен верхом и войска потом проходить должны мимо тебя; в противном случае незачем изменять обыкновенного порядка.
№16
Лагерь при Красном Селе. 11-го июля 1837 г.
Получено 17-го июля 1837 г. в Вязьме
Благодарю тебя, милый Саша, за письмо твое из Воронежа, которое получил я, едучи с Мама у самых ворот в Александрии, радуюсь, что и пребыванием своим в Воронеже ты был доволен, молю Бога, чтоб до конца благословил твое странствование. По расчету моему, ты должен быть сегодни в Калуге; и <въезжая> <напомнятся> <нам> славы России; да сохранит нас Бог от подобного времени, но ежели в Его неисповедимой воле определено тебе подобное же искушение, то знай, что может Россия на одного милосердого Бога свою надежду возлагать и под скипетром подобного царя, каков был тот, которого имя ты носишь*.
* Император Николай I вспоминает о событиях Отечественной войны 1812 Г. и императоре Александре I.
<Письма великому князю Александру Николаевичу>
93
Приехав вчера вечером сюда, Мама была у обычной большой зари*, и потом вечер провели мы вместе дома. Сегодни был церковный парад и развод в авангардном лагере. День был прекрасный, несмотря на довольно сильную проходящую грозу. Мы обедали на Дудергофе; а вечером была снова общая заря. Сегодни смотрел выстроенный для тебя прекрасный домик**. Точно делает честь вкусу <владельца>, точная игрушка. Завтра ученье в 6 часов 1-й дивизии, а вечером 2-ой. Мери осталась в Александрии за чирием на ляжке, и хотя прорвался, но все так нельзя ей выезжать. Именинница была весела, хотя и одна с Адиной***. Костя в море до 25-го числа и должен был идти до Борегольма.
Благодари Кавелина за доброе его письмо и кланяйся всем твоим. Бог с тобой; целую тебя от всей души.
Твой старый верный друг папа. Н.
№ 17
Александрия близ Петергофа. 15-го июля 1837 г.
Получено 19-го июля в Брянске
Отвечаю сегодни на два твои письма, любезный Саша, из Тулы и из Калуги, которые оба получил на военном поле во время маневров. Раньше писать мне было по той же причине невозможно. Я счастлив тем, что досель милосердый Бог благословляет твою поездку и что Кавелин мне постоянно отзывается об тебе с похвалою; ты знаешь, что нужно моему счастию знать, что мои надежды на тебя не тщетны и что, глядя на тебя, могу с спокойным духом взирать на будущность, да подкрепит тебя милость Божия так продолжать.
Все наши занятия в Красном Селе кончились к моему совершенному удовольствию. Одно несчастное приключение меня, однако, крайне огорчило. Благодаря обычной ветренности Шильдера при опытах при нас смертельно ранен один из солдат,
* Обычная большая заря (зоря) — военный сигнал, подаваемый в строго определенное время утром и вечером в сухопутных войсках и на флоте (с конца XVII в.). Вечерняя заря сопровождалась торжественной церемонией (построение, перекличка, объявление приказов, пение молитв).
** Речь идет о летнем дворце цесаревича Александра Николаевича «Ферма» в Петергофе, в парке «Александрия».
*** Вел. кн. Александра Николаевна.
94
НИКОЛАЙ!
бывших зрителями, и ранен в палатке другой офицер. Чуть мы не все пострадали, и один Божий промысел нас спас, ибо все через нас перелетело и ранило стоявших за нами. Он за то сидел под арестом, и поделом.
Сегодни был большой маневр всего корпуса, и весьма удачный. С 19-го числа начинаются большие маневры и продолжаться будут по 24-е число. Я пришлю тебе программу. Рад, что ты доволен был полками 4-й дивизии, она всегда была хорошей. Скажи А. А., что я совершенно согласен, чтоб ты пробыл все время пребывания Мама в Москве с нею, и даже можешь к ней выехать сюрпризом на станцию на встречу. Так как мы все решились на обратном пути пробыть некоторое время в Москве, то где не успеем ныне остановиться на дороге в Вознесенск, то можем при возвращении долее остановиться. Я разумею Харьков, Чугуев и Полтаву.
За сим прощай, милый Саша, Бог с тобой. Поручения твои М. П.* я завтра исполню. Целую тебя от души. Всем твоим сделай мой сердечный поклон.
Твой старый друг папа. Н.
г"
№ 18
Александрия, 23-го июля 1837 г.
Получено 25-го июля 1837 г. в Москве
Возвращаясь сегодни только с маневров, отвечаю, любезный Саша, на два твои письма из Смоленска и Калуги. Мне очень приятно было удостовериться, что ты с тем же любопытством и с теми же чувствами, которые от тебя ожидал, рассматривал места славных воспоминаний 1812 года. Смоленск мне всегда нравился особенною красотою местоположения и его древних стен и величественного собора, которому подобного и не знаю. Итак, сегодни ты ночуешь уже в Москве — твоей почтенной родине, и я за тебя чувствую, с каким ощущением ты, вступивши в Успенский собор, в нем молиться будешь! Ты вспомнишь, верно, что скоро или поздно ты тут дашь обет перед Богом блюсти Ему за Россию! и не ужаснись, ибо, прибегая к Нему, Он дает тебе силы и укрепляет дух твой, но на Него одного клади свою надежду.
* Вел. кн. Михаил Павлович.
<Письма великому князю Александру Николаевичу>
95
Наши маневры кончились весьма хорошо, все шло примерно хорошо, и я не помню никогда любопытнее маневров. Сегодни близ Дятлиц было настоящее сражение на большом пространстве, но при крепкой позиции; вид был бесподобный. Г/енерал/ Ушаков и наш — Да! — действовали славно; Кнорринг и Блом посредственно. При/лагаю/ тебе и программу маневров. Потом мы обедали в Гастилицах и с Мама вернулись сюда. Погода была все время прелестная, нежаркая, кроме 21-го числа. Вчера в Ропше был обычный бал, который кончился в 11 часов, а в три утра уже мы были на ногах. Теперь отдохну здесь и навожусь с кадетами. В четверг смотр; а на другой день будем в город, в субботу же с благословением Божиим пустимся в путь в разные стороны. В Варшаву, вероятно, не буду, ибо князь* распустил корпус за усилением холеры, и я проеду чрез Вильну в Бобруйск, в Киев, почти в то же число. Скажи Кавелину, что о твоем маршруте после Вознесенска поговорим с ним там, ибо успеем приготовить, что нужно, в то время как ты будешь с нами. Ему и всем твоим мой поклон. Прощай, милый Саша, Бог с тобой.
Твой верный старый друг папа. Н.
№ 19
Александрия. 28-го июля 1837 г. Получено 30-го июля 1837 г. в Москве
Вчера утром получил я письмо твое из Москвы, милый Саша, и благодарю милосердого Бога, что ты успел благополучно совершить большую часть своего путешествия. Пишу тебе сегодни в <...> моего близкого отъезда и не знаю, когда мне можно будет тебе снова писать. Скажи А. А., чтоб фельдъегерей <новых> ко мне направлял сперва к Мама по ее маршруту; от нее же, приняв письма, будут направлены Волконским ко мне. Холера в Варшаве прибавляется, и кажется, что, наверно, я туда опять не попаду, что мне очень неприятно, зато буду в Ви льне и Бобруйске.
Ты можешь выехать к Мама навстречу в Черную Грязь, где она будет обедать в последний день, ты ее хорошенько береги, в осо-
* Имеется в виду И. Ф. Паскевич, наместник Царства Польского.
96
НИКОЛАЙ!
бенности в народе и, помогай под мышку, когда прикладываться будете в Успенском. Не давай ей ходить по высоким лестницам, но вели всегда носить. На балах уговаривай не много танцевать и пуще всего не долго оставаться в ночь.
Завтра она едет прямо водой в город, а я в ночь в лагерь для завтрашнего смотра, а потом обедать на Елагин. Потом, в пятницу, спуск корабля и потом вместе будем в Казанский*. Вечером переедем в Царское Село, а в субботу утром, с Богом, в путь. Стало, ежели Бог поможет, в Вознесенске тебя обниму через месяц с радостью и душевным удовольствием, ибо я тобой могу быть доволен. Продолжай так для нашего общего счастья. Прощай, старый московский калач, мой Мурфич, от души тебя целую.
Твой верный старый друг Папа.
Н.
А. А. и всем нашим, равно князем Д. и С. Голицыным, С. И. Му-ханову и П. А. Толстому, мой поклон.
&	№ 20
Царское Село. 30-го июля 1837 г.
Получено 3-го августа на ст/анции/ Солнечная Гора из рук самой императрицы
На Аптекарском острову, выезжая из Елагина, сегодни после обеда получили мы письма твои, любезный Саша, от 28-го числа. Ответ мой вручит тебе Мама; потому и не стану много тебе писать; завтра с помощью Божией пускаемся в путь. Вчера был у нас смотр весьма удачный, в особенности был я доволен кавалерией и артиллерией, пехота прошла хорошо, но было б еще удачнее, ежели б ветром не заглушало совершенно музыку. Сегодни утром был парадный спуск корабля «Волы» в 4 часа в новом адмиралтействе. Отобедав и немного отдохнув, пустились мы в путь. Меня очень радует, что ты доволен всем, что в Москве видишь; любопытно знать, как найдешь войска и в особенности 6-ю Легкую дивизию. Крутицкий монастырь давно до меня уничтожен, восстановить церковь будет и легко и прилично; но многое, что пропало, происходит от разорения в 1812-м году; и не стало бы способов все
* Имеется в виду Казанский собор в Санкт-Петербурге.
<Письма великому князю Александру Николаевичу>
97
привесть в первобытное состояние, даже в Кремле многие церкви и ныне в жалком положении, и хотели их уничтожить, чему, однако, я воспротивился и велел их постепенно исправлять и устраивать. В Оружейной палате много вздору и многое, даже корона Мономахова, не под настоящим значением. Трудно, однако, <гнать> предрассудки, которые сохранились в общем убеждении и походят на святыни, потрясать, и то в такой век, где и незыблемое потрясается. Наводить сомнения вообще опасно.
Обними за меня Мама и береги ее. Бог с тобой, милый Саша, с помощью Божией, до скорого свидания.
Прощай, твой верный старый друг папа.
Н.
А. А. и всем твоим мой искренний поклон.
№21
Ковно. 7-го августа 1837 г.
Получено 12-го августа 1837 г. в Нижнем Новгороде
Два слова только, милый Саша, в ответ на твое последнее письмо из Москвы. Радуюсь, что ты имел счастье принять Мама и нашел ее здоровою. Здесь всем я очень доволен и нашел корпус в отличном состоянии, в особенности кавалерия сделала большие успехи. Послезавтра <начнем> маневры на два корпуса. Полагаю ехать в Вильну ночевать и, пробыв там сутки, следовать на Бобруйск в Киев. Радуюсь за тебя, что на днях последуешь Нижним; вспомни меня, когда будешь на месте, где строится дом военного губернатора, и напиши мне, как идут вообще все работы по городу. Поклонись А. А. и всем твоим.
Бог с тобой, не забывай старого друга папа.
Н.
№22
Вознесенск. 20-го августа 1837 г.
Получено 22-го августа 1837 г. на перепутье из Белгорода в Харьков
Милый Саша, два слова только тебе с моим спасибо за два твои письма из Москвы и из Нижнего. Я уверен был, что ты будешь
98
НИКОЛАЙ!
поражен величественной красотой Нижнего. Подвиг дворянства прекрасный и меня сердечно радует.
Здесь все так хорошо, так прекрасно, что все превзошло мое ожидание, но скоро сам увидишь. Так как ты обратно ехать будешь через те же места, то скажи Кавелину, что я дозволяю, кроме ночлегов, тебе нигде не останавливаясь, прямо ехать сюда, оставя даже свиту, кроме Енохина, назади. Писать мне далее недосуг. Обнимаю тебя от души и твоим всем кланяюсь. Прощай, Бог с тобой, до скорого свидания.
Твой старый верный друг папа. Н.
№23
Эривань. 5-го октября 1837 г.
Получено 13-го октября 1837 г. вЧугуеве
Благодарю тебя, любезный Саша, за доброе письмо из Алупки с сухопутным фельдъегерем, другое и доныне не получал еще. Слава Богу, что ты добрую Мама застал и обнял здоровой, надеюсь на милость Божию, что возвратит ее восвояси тоже благополучно. Благодарение Богу, мы сюда добрели весьма хорошо. Почти везде я был доволен, <за что> весьма доволен и редко бранил. Меня везде принимают с радостью, и край прелюбопытный. Начинают к нам привыкать, сами жители меня конвоируют, и с радостью, и сегодни целый полк Кенгерли, по-русски командуемый и щегольски одетый одинаково в белом, вышел мне навстречу, ничего красивее видеть нельзя. Войска почти везде порядочные, есть хорошие, есть отличные (Грузинск/ие/ <...>), есть и поганые (Грузин/ская/ лег/кая/ б/атарея/). Крепость Гулери, ныне Александрополь удивительно успешно строится и прелесть, точная игрушка, невероятно хороша, жаль <хотя>, что здесь Ахалцих и в особенности Эривань сухи, <полнейшая> дрянь.
Вчера принимал Эрзрумского сераскира, завтра Персидского наследника 7 лет*; и потом с помощью Божией пущусь домой1.
* 6 октября 1837 г. император принимал персидское посольство, в котором находился и персидский принц Вилиант, присланный шахом с поздравлением императору Николаю I (ГАРФ. Ф. 672. On. 1. Д. 35. Л. 156: Описание путешествия императора Николая I по России в апреле-октябре 1837 г.).
<Письма великому князю Александру Николаевичу>
99
В твоем маршруте, скажи А. А., надо будет сделать перемену, ибо я полагаю прибыть не позже 21 числа в Черкасы; поэтому ты из Полтавы ехать должен по остальному маршруту, выпуская Харьков и Чугуев, и ждать меня на последней станции, объехав Черкас, итак, ежели Бог поможет, через 16 дней мы увидимся.
Поклонись от меня А. А. и всем твоим. Обнимаю тебя от всей души.
Твой верный старый папа. Н.
Переписка цесаревича
Александра Николаевича с императором Николаем I. 1838-1839
<Фрагменты>
3. Николай I — цесаревичу Александру Николаевичу
Александрия 7/19 июня 1838 г.
Получено 15/27 июня 1838 г.
на шведском пароходе «Гюльфе»* чрез графа Гейдена на «Геркулесе»**
Отправляя завтре «Геркулеса»*** в Копенгаген, поручаю графу Гейдену доставить тебе это письмо, милый Саша, Ты уже, верно, знаешь, что мы свершили наш обратный путь весьма благополучно не более как в 52 часа, прибыли в Кронштадт ровно в 9-м часу утра 3/15 числа.
Осмотрев работы и оставшись весьма доволен успехом, отправились мы в Петергоф с лейб-гвардии петергофской погодой. Костя на Кости **** вышел к нам навстречу и плакал от радости;
* «Гюльфе» — частный шведский пароход, нанятый наследником Александром Николаевичем для переправы из Швеции в Данию.
** Здесь и далее на письмах Николая I собственноручные приписки цесаревича с датой и местом получения писем от отца.
*** Пароход придворного ведомства.
**** Возможно имеется в виду, что великий князь Константин Николаевич встречал родителей на пароходе «Константин».
Переписка цесаревича Александра Николаевича с императором Николаем 1101
сестры, услышав пушки, поехали в Монплезир*, откуда в трубу меня узнала Мери, и обе встретили меня на гавани; прочее ты себе легко вообразишь. Мы вшестером приехали домой. Сестры тебе, верно, отпишут подробности de nos faits et gestes (фр.— наших происшествий и событий), прибавлю только, что, несмотря на радость их видеть, мне здесь грустно без Мама и тебя; я даже и не входил в комнаты Мама и поселился у себя в каюте на верху.
Погода стоит прекрасная, хотя часто очень свежо; и я почти весь день на воздухе. Вчера ездили мы сухим путем в город, и с Мери** я обошел все работы Зимнего дворца, начиная с кровли. Все идет весьма успешно. Железная кровля кладется славно и даже покрыта почти над всеми твоими комнатами, над которыми установлены даже железные балки, и на днях класть будут своды потолков***. Внутри почти все новые стены кончены и скоро везде класть будут своды, а в большой церкви начнется внутренняя отделка. Фасад начали очищать, и лепные украшения почти везде возобновлены. Верить глазам нельзя успеху. Гвардейский штаб тоже поднят по нижний этаж ****. Здесь все в деле, но многое идет мешкотно, за что я должен бранить, и крепко.
В четверг вечером начинаются маневры и продлятся 10/22-го и 11/23-го числа. Вот тебе и программа. Потом полагаю в тот же день воротиться сюда и пробыть здесь до отъезда. Кадеты будут сюда 13/25 числа, и я вечером еду.
Жду с нетерпением Корсакова и описание того, что с тобой происходило. От Мама я с самого отъезда ее из Берлина не имею известий, и жду их завтре.
* «Монплезир (от фр. Mon plaisir — «Мое удовольствие») — летний дворец Петра I, расположенный в восточной части Нижнего парка Петергофа. Построен в голландском стиле 1714-1723 гг. архитектором И. Ф. Брауншвейгом.
** Великая княжна Мария Николаевна.
*** Здесь и далее император Николай I описывает восстановительные работы в Зимнем дворце в декабре 1837 г., которые проводились с применением новейших достижений тогдашней строительной науки и техники — оригинальных строительных стропил и балок, положенных в междуэтажных и чердачных перекрытиях и использованных в виде двухэтажных кровель над залами. Эти новаторские конструкции были изготовлены на Александровском чугунолитейном заводе в С.-Петербурге.
**** Здание гвардейского корпуса на Дворцовой площади начало сооружаться по проекту архитектора А. П. Брюллова в 1837 г., окончено в 1843 г.
102
Вот тебе и все наши новости. На Ферме* у тебя на днях закладывают новую пристройку, и надеюсь положить и за тебя камень.
Поклонись от меня князю Ливену, Кавелину и всем твоим спутникам. Прощай, милый, любезный Саша. Бог с тобой, помни мои желания, поберегай себя, и да будет тебе милосердие Божие в руководство.
Твой старый друг папа Н.
21. Николай I — цесаревичу Александру Николаевичу
Теплиц. 28 июля/9 августа 1838 г.
Получено чрез фельдъегеря в Эмсе 1/13 августа 1838 г. поутру.
Наконец сегодни утром прибыл герцог Нассауский и привез мне письмо твое.
Надо покориться воле Божией, любезный Саша, и как ни прискорбно, что должно прибегнуть к подобной мере, но здоровие первое благо, и должно стараться прежде всего совершенное получить выздоровление. Надеюсь, что ты с послушанием будешь исполнять все то, что лечение твое требует; ежели б всегда так было, так вовремя нездоровию можно б было помочь, и не нужно б было прибегнуть к подобным мерам.
Ожидаю твоего фельдъегеря, чтоб иметь возможность судить об том, как помочь потере времени и устроить твое будущее путешествие, обстоятельствами совершенно изменившееся.
Вот два письма от сестер. Мама, слава Богу, поправляется и очень довольна своим пребыванием в Крейте. Ей очень больно тебя не видеть, но тут нечего делать, а должна только помышлять все делать, чтоб скорее совершенно поправиться.
* Ферма — летняя резиденция членов императорской фамилии в Александрии в Петергофе, неподалеку от дворца Коттедж. Первоначально была спроектирована и построена архитектором Менеласом в 1829-1830 гг. как фермерский павильон с хозяйственными постройками. В 1838-1839 гг. по проекту А. И. Штакеншнейдера к Фермерскому павильону была сделана двухэтажная пристройка, в которой разместились новые жилые комнаты для Александра Николаевича. В 1853-1859 гг. павильон был перестроен Штакеншнейдером в Фермерский дворец.
Переписка цесаревича Александра Николаевича с императором Николаем ЛОЗ
Завтре, приняв последнюю ванну, с помощию Божией пускаюсь к Мама; что буду там делать, еще не знаю, но тебе по приезде напишу.
Сюда прибыл наш Барятинский, ему гораздо лучше, понять нельзя, как он при тяжелой ране мог еще выдержать подобный удар*. Ему очень желательно ехать к тебе, и полагаю, что на это соглашусь. Нового ничего не знаю.
Вот и Ниси в седле!** — Как время летит! Что ты нашел в Бибри-хе, любопытен я знать. Про Баден продолжают большие похвалы***. Но все это теперь не главное, et <parle comnie> rhomnie propose et Dieu dispose (фр.— и, как говорят, человек предполагает, а Бог располагает), надо только думать об одном здоровий.
Здесь видел я только свой Гусарский полк и Веллингтона пехотный: мои гусары по-своему очень хороши и люди славные; йехота против прежнего чище одета, и под ружьем порядочна; шаг вольный хорош, но устав новый еще неслыханно глупее прежнего и таков, что их везде будут бить наголову, где они так чуть покажутся, т. е. превосходит всякое вероятие. Тетушка твоя Анна Павловна скоро отсюда едет назад и намерена с тобой видеться в Кобленце, где удобно будет тебе с ней съехаться.
29/10-го. Не получив еще обещанного тобой фельдъегеря и отъезжая сам через несколько часов, решаюсь послать тебе
* Князь А. И. Барятинский, будущий генерал-фельдмаршал, в 1835 г. офицером лейб-гвардии Кирасирского полка участвовал в составе отряда генерала А. А. Вельяминова в сражениях с горцами. 21 сентября 1835 г. в сражении при р. Абини, командуя сотней казаков, был тяжело ранен пулей в бок (эта пуля не была извлечена до конца жизни Барятинского, и его постоянно мучили боли). За отличие Барятинский был произведен в поручики и награжден золотой саблей. Отправившись в путешествие по Западной Европе для поправки здоровья, Барятинский был в 1836 г. зачислен в свиту (с 1839 г. — флигель-адъютант) наследника Александра Николаевича.
** Обычно с семи лет мальчиков в императорской семье начинали (помимо общеобразовательных предметов) обучать верховой езде, фехтованию, стрельбе, фрунту и т. д. На офицерском жаргоне «в седле с такого-то года» означает начало строевой военной службы. 27 июля Николай I писал великому князю Николаю Николаевичу из Теплица: «...получаешь первый знак твоей будущей службы. В сабле и в мундире офицера ты должен чувствовать, что с сей минуты вся будущая твоя жизнь — не твоя...» (См.: Николай Первый и его время: Документы, письма, дневники, мемуары, свидетельства современников и труды историков. М., 2002. Т. I. С. 78).
*** Речь идет о поисках возможной невесты для цесаревича в Бадене.
104
письмо это с тем, чтоб не оставить тебя долго без моих известий. Да благословит милосердый Бог лечение твое и да сподобит нас скоро соединиться. Повторяю тебе мою убедительную просьбу исправно исполнять свое лечение, дабы совершенно укрепить<ся>. Обнимаю тебя от всей души, не забывай твоего старого верного друга папа.
Н.
Поклонись от меня князю Ливену, Кавелину и всем твоим спутникам.
***
Сейчас прибыл твой фельдъегерь с письмом из Эмса, милый Мурфыч, и благодарю Бога, что ты на месте, что тебе лучше, и надеюсь твердо на его милость, что тамошнее лечение восстановит твое здоровие. Посылая Арендта к тебе сегодни же, полагаюсь на него, для решения, нужно ли тебе un voyage pitoresque en Italie (фр.— живописное путешествие в Италию) или можно ли что иное придумать, менее поэтическое, но более в нашем роде. Не могу, признаюсь, привыкнуть к мысли, чтоб ты сделался слабым; неосторожным тебя видал, и за это бывали у нас и ссоры, но помню тоже, что ты всегда благополучно переносил стужу и не морщился. Нынешний урок тебя научит быть вперед осторожнее, не ходить в одном охалуке*, когда другие носят шубу, и вообще не шутить своим здоровием, которое, раз утратя, не легко возвратить. Но опять повторяю, что оракул (в подлиннике здесь и далее «оракл») Арендт решит, тому и быть, и скрепясь сердцем надо будет согласиться на все. Где в таком случае нам увидеться, решим, когда первое узнаем. Боюсь, чтоб Мама не перепугалась от этой странной италианской мысли, и потому спешу к ней.
Твою молодежь велю к тебе прислать, веди себя прилично в Эмсе и не знайся много с иностранцами, кроме должной вежливости.
Благодари Кавелина искренно за подробное письмо. Благодарю тебя за присутствие духа в театре, это в моем вкусе и в порядке.
* Оха лук, правильно: архалук — род верхней одежды, короткий кафтан, застегивающийся на крючки.
Переписка цесаревича Александра Николаевича с императором Николаем. /105
Прощай, старый Мурфыч, пей и полощись, не кашляй, не фыркай, а будь здоров. Бог с тобой, еще раз обнимаю тебя от всей души.
Н.
29. Николай I — цесаревичу Александру Николаевичу
Мюнхен. 16/28 августа 1838 г. Получено чрез фельдъегеря в Эмсе.
19/31 августа 1838 г. поутру.
Обнимаю тебя от всего сердца, любезный Саша, за содержание письма твоего от 13/25-го числа; другого ответа от меня быть не может к сыну, который с доверенностью ко мне обращается, и да поможет Бог милосердый душевному твоему исцелению. Обратимся теперь дружески и хладнокровно ко всему ходу твоего положения. Вспомни, что в наших разговорах я давал тебе не раз чувствовать, что я не находил ничего странного, ни еще менее неприличного в твоей склонности к Осиповне. Вспомни, что даже я хвалил твой вкус и выбор и, вполне одобряя его, говорил, что мне приятно видеть, что избрал в невинном предпочтении особу, совершенно заслуживающую сего; говоря о том позднее с тобой, предостерег тебя, чтоб ты был осторожнее в обхождении с нею, не для тебя, ибо, зная твою благородную душу, я ничего не опасался, ни тогда, ни даже теперь, но для нее, ибо, именно любя ея, честь ея должна была быть для тебя всего дороже; и потому все это могло вредить ей, истекая от тебя или по твоей причине было б грешно и не благородно, Я помню, что ты меня когда-то послушал и остерегся, так что я за это тебя похвалил!
Легко б мне было взять другие меры; отнять способы тебе часто с ней видеться, даже удалить ее; но подобные способы для меня чужды, и тем более, что я полагался на другой, гораздо мне более по сердцу и основанный, да, на уважении, на доверенности к милому сыну, которого начинал считать себе другом. Посмотрим теперь, хорошо ли я сделал и ожидание мое оправдалось ли?
Разговоры твои с Михаилом Павловичем мне были известны; уважая нрав и душу брата, я их не опасался; хотя не трудно было мне замечать, что мой приход внезапно их прекращал. Ты гово
106
ришь, что М. П. тебе открыл глаза насчет твоего положения; верю и сему; но когда же это было?
Тогда, когда неосторожными шутками мало-помалу разжег чувство, которое произведя сам сего испугался, и тогда, но поздно, узнал свою ошибку и хотел ее исправить рассказом о бывшем с ним. Вот уже первый опыт того, что моя доверенность к тебе в твоем сердце не нашла отголоска, и не так ли? Ибо в противном случае к кому же тебе прибегать было, при первом важном случае в жизни твоей, как не к матери или к отцу, платя им за доверенность к твоему нраву, к твоим правилам той же сыновнею доверенностию. Вспомни, что ты исповедовался и с нами приобщался! и даже тут не пробудилось в тебе чувства доверенности к родителям!
Скажи же, чем Мама и я лишились сего драгоценного сокровища родительского — доверенности сына! Что заставило тебя, скрываясь от родителей, довериться Дяде!
Ты, ежели Бог благословит, будешь когда-нибудь тоже отцом; узнаешь тогда, что в сердце родителей к детям, и не дай Бог тебе то от них почувствовать, чем ты нам отплатил за нашу к тебе любовь и доверенность. Ежели, как ты говоришь, духу у тебя не стало открыться мне, зачем же было не сказать твоей доброй Мама, которая тобой дышит! Ты ее больно огорчил, и не скрою от тебя, что ее здоровие от сего не могло не пострадать*.
* 17/29 августа 1838 г. Александра Федоровна написала сыну письмо, в котором упрекала его в скрытности: «...ты оставался нем перед своей Мама, твоим отцом — ты считал их слишком счастливыми, чтобы понять тебя — ты бросился к дяде, который привлекал тебя своим сочувствием неудачника [...] Если бы ты знал, если бы ты видел обстоятельства, которые сопровождали это так называемое несчастье дяди с приездом его нареченной, ты изменил бы насчет его свои взгляды [...] он избрал великую княгиню до того, как у него появились чувства к Хилковой[...] В Гатчине он сиживал у своей шестнадцатилетней нареченной, с сигарой во рту, говоря ей о счастье быть гарнизонным офицером, жить для своей службы, своих собак, своей трубки, подальше от света, без жены, которая мешает ему служить [...] если же жениться, то как его брат Константин, на простой девушке, у которой не было бы претензий, как у принцессы». Влюбленный в Хилкову, Михаил Павлович не решался признаться об этом своей невесте Елене Павловне, которая «приходила в отчаяние, найдя в нем каменное сердце, в которое она беспрестанно стучалась, но которое ей никогда не открылось... О! ты никогда не будешь таким? Но никто не заставит тебя жениться. Пока в глубине твоего сердца будет это чувство. (Текст письма полностью опубликован в оригинале на французском и в переводе на русский язык в работе: Савин А. Н.)
Переписка цесаревича Александра Николаевича с императором Николаем /107
Обратимся теперь к другому предмету. Вспомни, было ли от нас какое-либо настояние насчет твоей женитьбы? Вспомни, напротив, что я не раз тебе говорил, что и теперь подтверждаю, что никогда никого из вас не буду принуждать сочетаться с лицом, вам не нравящимся. Но ты должен тоже помнить, что тебя Бог поставил так высоко, что ты не себе принадлежишь, а своей родине, она от тебя ждет достойного выбора; мы никого тебе не назначали, вспомни, что было в Берлине, и никого не назначаем. Сам ищи, буде сподобит тебя Бог найти, но смотри беспристрастно и без твердого преднамерения отвергать все, дабы продолжать предаваться одному брожению мыслей и воображения. У кого твердая воля, подкрепленная теплой верой, тот себя победить должен, помни это. Ты говоришь, что у тебя от твоего положения развилась наклонность к религиозным высоким чувствам; докажи это на деле, будь христианином, победи свою страсть другою благороднейшею страстью быть во всем слугою своей милой родины, с чистою на все душою.
Пример М. П. во многом тебе служить уроком может, но М. П. не все тебе сказал, и положение ваше совершенно разно. М. П. сам, связав себе руки в Стутгарте, влюбился в Хилкову и, несмотря на это, согласился жениться, т. е. взять себе жену, или обмануть невинное существо, собой ему жертвующее, будто в угождение Матушке и Государю*.— Честно ли это было? Пусть твоя чистая душа решит.
Осиповну я любил и люблю как милую девушку, которую я никак не виню, что в тебе возбудила невольное чувство, с этой стороны будь спокоен. Но я вправе от тебя, для ее чести и спокойствия, требовать решительно, чтоб ты прекратил с нею впредь всю
* Великая княгиня Елена Павловна вышла замуж за великого князя Михаила Павловича в 1824 г. неполных 18-ти лет от роду. Брак их не был счастливым. По словам князя П. В. Долгорукова, Михаил Павлович беспрестанно ссорился со своей супругой, «и на вопрос одного из своих адъютантов: "Ваше Высочество будет праздновать годовщину двадцатипятилетия своей свадьбы?”, он отвечал: “Нет, любезный, я подожду еще пять лет и тогда отпраздную годовщину моей тридцатилетней войны!” (Долгоруков П. Петербургские очерки: Памфлеты эмигранта. 1860-1867. М„ 1992. С. 130). Во многом причиной этого был грубый характер Михаила Павловича и независимость суждений его супруги, к мнению которой прислушивался сам Николай I (Великая княгиня Елена Павловна // Русская старина. 1882. Т. 33. Перепечатано в сокращ.: Русские императоры, немецкие принцессы. М., 2002. С. 271-282).
108
лишнюю фамильярность и не искал бы с нею никаких коротких сношений. Я требую непременно твое честное слово, что ты мое требование свято исполнишь, и не хочу других залогов исполнения сего, кроме твоего честного слова. Ты видишь из сего, что, хотя была б мне причина глубоко быть огорченным, мое доверие к тебе осталось прежним.
За тобой в долгу та же доверенность к родителям. Надеюсь на милость Божию, что время и отсутствие помогут много твоему исцелению, и с этой стороны не жалею об необходимости оставаться тебе за границей до июля 1839-го.
Прощай, до свидания. Бог с тобой; обними Александра Александровича за его письмо; вот тебе настоящий верный друг. Кланяйся князю Ливену и всем твоим, обнимаю тебя от всей души*.
Н.
39. Николай I — цесаревичу Александру Николаевичу
Царское Село. 27 сентября/9 октября.
Получено чрез фельдъегеря в Комо.
18/30 октября 1838 г. поутру.
Благодарение Богу! Довез Мама и сестер сюда благополучно вчера вечером в 6 часов. Но так замучен бумагами, что сегодни более тебе писать не могу, так глаза и липнут.
28-го/ 10-го.
При всем моем желании писать тебе, не соберусь временем, и с трудом кончаю свои бумаги, надеюсь завтра их очистить и тогда приняться тебе писать о здешних наших faits et gests (фр.— событиях и происшествиях).
29-го/11-го.
Вот и три вечера прошло, и мне только что сегодни удалось сбыть свои <задки> и сберечь время чтоб написать. Возвращусь
* Письмо опубликовано с небольшими купюрами и некоторыми неточностями в передаче текста: Савин А. Н. Указ. соч. С. 62-65.
Переписка цесаревича Александра Николаевича с императором. Николаем 1109
к Ревелю. Мама ехала с сестрами, а для <Гигендстом> и для девушек нужно было дать Мама дормез и мою коляску, а мне пришлось ехать в телеге. Я заставил и Орлова с собой ехать, который всячески дурачился, чтоб от того избавиться, но поехал, однако, со мною на одной телеге, так что не очень нам было просторно. Притом ветер обратился в бурю, что придало особую приятность нашей езде по высокому морскому берегу; на первой станции мы с Орловым расстались и ехали на двух разных телегах. На третьей станции мы пили все вместе чай и Мама и сестры переоделись по-ночному, и мы поехали далее; ночь была бурная и холодная, но, к счастию, без дождя. Так мы доехали до большого тракта в Ригу, где, к щастию, встретили коляску Орлова, через станцию Мама остановилась пить чай, и хотя спала дурно, но не очень утомилась. Отсель поехали мы с Орловым в моей коляске; обедали все вместе в Черковицах и прибыли сюда через Красное Село к 6 часам вечера, т. е. в сутки с небольшим. Нас встретили М. П. с великой княгиней и братцы твои; все выросли. Миша бедный сильно кашляет, и похоже на легкий коклюш. Первый вечер просидели мы вместе. Другое утро просидел за бумагами, был у развода в манеже* от Образцового полка**, потом в Павловске, потом обедали семейно; вечером работал. Вчера опять работал, потом с М. П. был в новых прекрасных казармах образцовых батарей***, уже ими занятых, потом объезжал с Захаржевским все новые работы. Невероятно, что сделано! Софийская часть почти вся застроена****, по Павловской
* Манеж в г. Царское Село. Первоначально построен архитектором И. В. Нееловым в 1786-1788 гг., перестроен архитектором В. П. Стасовым в 1819-1820 гг.
** Имеется в виду Образцовый кавалерийский полк, расквартированный в то время в Павловске.
*** Имеется в виду здание прежних Дворцовых конюшен, построенное в 1785-1792 гг. в Павловске по проекту архитекторов Ч. Камерона и В. Бренна и приспособленное в 1829 г. для размещения Образцового полка, Превращение конюшен в казармы вызвало дополнительные перестройки старых корпусов во второй половине 1830-х гг.
**** Речь идет о г. София, построенном по специальному указу императрицы Екатерины II в 1780 г. у южных границ Царскосельского парка. Проект города был составлен Ч. Камероном в виде идеального поселения с центральной площадью и собором. Город рассматривался как парадный въезд в царскую резиденцию со стороны Москвы. В 1808 г. город был упразднен и стал частью Царского Села. В 1830-гг. в Софии возобновилась строительная деятельность.
110
улице три прекрасных больших каменных дома, казармы Учебного саперного батальона почти все под кровлей, новая шоссе (от фр. женск. рода la chausse — шоссе, шоссейная дорога) до Малиновского дома* кончена, а до Павловска прямая шоссе насыпана в полотне; это все украсило и весь вид переменило. Теперь будут сносить Новоселку и обратят всю эту местность до Павловска в парад, и будет новая садовая дорога от дачи Писи** прямое Павловскому парку на прямой просек к Желтому павильону***. Большой гошпиталь под крышей, и очень красив. Церковь снаружи кончена, и купола превосходно вызолочены****.
Обедали мы с князем Меншиковым, князем Голицыным, княгиней Кочубей, Захаржевским и сестрами. Вечером работал, и был у нас М. П., Трубецкая, которой Marie выходит замуж за гусарского Столыпина, и Мери Пашкова. Сегодни утром работал, потом поехал верхом в казармы и ударил тревогу, в 1/4 часа все было под ружьем; я очень был доволен всеми, но особенно кирасирами. Потом с М. П. объезжали мы новые места, потом обедали с князем Голицыным, княгиней Кочубей, графом Канкриным, с Клюпфелем и сестрами. Вечером работал; была великая княгиня с нами. Завтре сбираемся в город в Казанскую и хотим остаться до субботы вечером, а ты в Комо? Пора бы приехать твоему фельдъегерю из Мюнхена.
* Имеется в виду дом в Царском Селе близ Лицея, первоначально построенный для Певческого корпуса архитектором С. Чевакинским в 1752-1753 гг. Перестроен в 1811-1816 гг. В. И. Стасовым для первого директора Царскосельского лицея В. Ф. Малиновского. В литературе известнее как дом А. Н. Энгельгардта, сменившего умершего в 1814 г. Малиновского на посту директора Лицея.
** Речь идет о доме, построенном для графа В. Кочубея архитекторами А. А. Менеласом и В. П. Стасовым в 1816-1824 гг. в стиле русского классицизма. В 1835 г. перешел в собственность великого князя Николая Николаевича.
*** Имеется в виду боковой флигель Павловского дворца.
**** Здание госпиталя с церковью построено в Павловске по проекту Дж. Кваренги и торжественно открыто в 1784 г. Церковь была посвящена Марии Магдалине и с конца XVIII в. стала именоваться Мариинским госпиталем. В 1809 г. госпиталь решили надстроить, был построен второй этаж по проекту того же архитектора. Работы продолжались и в 30-е гг. XIX в.
Переписка цесаревича Александра Николаевича с императором Николаем /111
Петербург, 30-го/ 12-го.
Прибыли мы, наконец. Поработав в Царском Селе, отправились мы с Мама вдвоем, а за нами Мери и Олли сюда. У новых прекрасных ворот я вышел из кареты ими любоваться; точно прекрасны*. Потом проехали прямо в Казанскую, где молились и за тебя, и за благополучное твое возвращение. Приехав домой и одевшись, поехал к разводу в манеж 1-го батальона Павловского полка. Развод был очень хорош. Я кланялся им от тебя. Потом поехал с М. П. к нему и великой княгине; потом заехал я в крепость**, оттуда опять кругом Зимнего и обрадовался видеть, что старик обновился; славно выкрашен; все окна со стеклами вставлены, т. е. чудо!
Глава церкви вызолочена. Гвардейский штаб под крышей. Завтре буду смотреть внутренность дворца. Затем поехал я в 1-й корпус и видел всех ребят, милые дети***. Оттуда был в новом Адмиралтействе**** и лазил на «Россию» ***** и осматривал новые магазейны и новый Мартанов эллинг, и, наконец, потом домой. В городе вновь много выстроено и настроено, и еще строится, хотя погода холодная и сыро. Обедали мы с М. П. и Еленой Павловной, с Васильчиковым, Чернышевым, Орловым, Бенкендорфом, Киселевым, Клейнмихелем, Исленьевым и дежурным Анненковым. Вечером были в Большом театре6* и вспоминали тебя; давали «Миранду»; Тальони танцевала хорошо,
* Имеются в виду Московские триумфальные ворота.
** Имеется в виду Петропавловская крепость.
*** 1-й кадетский корпус был основан по повелению императрицы Анны Иоанновны как сухопутный шляхетный кадетский корпус в 1731 г., располагался в здании Меншиковского дворца (ныне Университетская наб.).
**** Новое Адмиралтейство было построено в 1800 г. на месте Галерного двора, основанного Петром I в 1712 г. на правом берегу Мойки в районе ее устья. Сюда из старого Адмиралтейства была перенесена Главная адмиралтейская верфь.
***** «Россия» — 120-пушечный фрегат, строившийся во вновь возведенном эллинге Нового Адмиралтейства. Спущен на воду в 1839 г.
•* Большой, или Каменный, театр в С.-Петербурге основан в 1783 г., находился на месте современной Консерватории на Театральной площади. Построен по проекту архитектора Л. Ф. Тишбейна, перестроен архитектором Ж.-Ф. Тома де Томоном в 1803 г. Восстановлен после пожара в 1836-1838 гг. архитектором А. К. Кавосом.
112
но ее холодно принимали, a corps du ballet (фр.— кордебалет) после Берлина просто гадок.
Наш Миша не на шутку кашляет; рвотная его облегчает, но видно по всему, что коклюш, хотя и легкий. Ждем нетерпеливо твоих писем; пора бы получить.
1/13 октября, Царское Село.
Мы возвратились с Мама и сестрами по железной дороге, отобедав в городе, но, признаюсь, порядочно устал и завтре тебе опишу, что сегодни в городе делал; в коротких словах только скажу теперь, что, благодарение Богу, в Зимнем все идет славно.
2-го/14-го.
Долго что-то не едет от тебя фельдъегерь, пора бы, по моему расчету, прибыть ему, ежели ты точно его отправил из Мюнхена; скучно так долго про тебя ничего не знать. Наш Миша решительно получил коклюш, хотя, благодаря Бога, покуда довольно легкий; кажется, Ниска и Кости готовятся к тому же. Мы перевели маленьких в твои комнаты, по совету медиков, для перемены воздуха и чтоб отдалить от сестер.
Обращусь к посещению моему вчера Зимнего дворца. Я приехал от Салтыкова подъезда и прошел прежде всего на самый верх в свои комнаты; все своды, потолки и каменные полы готовы. Оттуда чрез свой коридор по лесам прошел в концертную залу и видел готовый железный потолок, уже окрашенный; потом воротился той же дорогой во фрейлинский коридор, который обратился в прекраснейшую светлую широкую галерею. Оттуда по черной лестнице на чердак, где такая же славная галерея под железными стропилами, прекрасная, стоит полюбоваться; оттуда чрез купол ротонды взошел на кровлю, совершенно конченную. Потом, возвратясь той же дорогой, вошел в твои комнаты, которые в равной с моими отделке; все уже на месте, недостает только штукатурки, расписки и полов. Потом прошел в комнаты братцев, кои тоже поспевают; коридор будет очень хорош и довольно светел. Затем прошел я в комнаты Мама, там тоже все в полном ходу и уже начинают класть мрамор и штукатурить. Малая церковь — почти в той же степени. В ротонде купол кончен. Оттуда прошел я залами на парадную лестницу.
Переписка цесаревича Александра Николаевича с императором Николаем! 113
Везде потолки кончают, и грунт под фальшивый мрамор на месте. На парадной лестнице новые гранитные колонны отлично хороши, и кончается потолок. Фельдмаршальская и Петра I также кончаются в потолках и в штукатурке. Белая зала очень выиграла новой конченой пристройкой; Военная галерея кончается сводами; также и комнаты пред церковью. Большая церковь так уже подвинута, что остается окрасить, вызолотить украшения, поставить пол и иконостас, и освятить, т. е. удивительно. Александровская зала начинает покрываться сводом. Бывшие Прусские комнаты и бывшие Матушки по новому расположению в работе. Новая комната конного караула кончена вчерне и очень хороша. Твоя большая зала отделывается в своде, угловая зала кончена в своде; le cabinet et le boudoir de Madame (фр.— кабинет и будуар мадам) кончены вчерне и прекрасны; спальня в работе, ванная и уборная, равно твоя библиотека вчерне кончены. Надо все это видеть, чтоб этому можно было поверить, и все с изяществом.
Потом сошел я на двор, куда велел собрать всех рабочих, их было 7 тысяч, и благодарил их успехом сим, не обижая никого; в особенности обязаны мы Клейнмихелю, которого неусыпная ревность и деятельность умели превозмочь все препятствия.
Вчера по приезде сюда я работал, и вечер провели мы с нашими у Мама в кабинете.
Сегодни хотя и холодно было, но утро было прекрасное, и я погулял пешком. У обедни были мы внизу и молились за тебя. Потом был развод во дворе от Образцового полка. Потом ездили мы с Мама и Мери, и Олли в Павловск на Ферму* фриштыкать с М. П. и Е. П. Обедали дома с некоторыми; вечер был с здешними в зале. Завтре сбираюсь утром в Кронштадт, а вечером и Мама с Мери будут в Петергофе, где я буду смотреть 4 батальона конно-гренадер, улан Волынских и 2 батальона Московского и Гренадерского полков**.
До свидания.
* Имеется в виду дворец «Ферма» в Павловске (архитектор А. Н. Воронихин, 1802-18908 гг.). Перестроен в конце 1820-Х-1834 гг. архитектором К. И. Росси в «готическом стиле».
** Имеется в виду лейб-гвардии Конно-гренадерский полк, лейб-гвардии Уланский полк и входившие в состав 2-й дивизии лейб-гвардии Московский и лейб-гвардии Гренадерский полки.
114
3-го115-го. Петергоф.
Лишь только я, воротясь из Кронштадта, ступил на площадку крыльца нашего мирного Коттеджа, как увидал твоего фельдъегеря; не могло мне быть приятнее встречи. С каким любопытством и удовольствием читал я твое письмо и приложение, нечего мне и говорить. Благодарю Бога, что здоровие твое выдержало сие первое испытание, что пребывание тебе было приятно, сего я ожидал и почти был уверен.
Прием, тебе сделанный в семье*, совершенно тот, которого я желал. Рад, что предсказал тебе про впечатление, которое произвела на тебя милая Линда. Про Макса** чрез тебя только наверное узнал, когда располагает отъездом. Покуда здесь об этом говорят много и, к крайнему моему удовольствию, не против сего намерения; надеюсь, когда его увидят, то совершенно расположатся в пользу сего. Разумеется, что Мери не только может, но и должна спустя несколько времени посетить своих родных; но неприлично б было ей выходить за него за границей, где он — нуль; тогда как, оставаясь дома, она его возвышает на свою степень.
Про Кронштадт и Петергоф расскажу тебе завтре, покуда только, что я очень доволен.
3-го/ 15-го, Царское Село.
Приехав сюда в 8 часов вечера, мы нашли наших крошек в постели. Миша однако еще не спал; сегодни они много кашляли, и хотя Маркус опасности не видит, но признает болезнь за настоящий коклюш, но слабого рода. Твои игрушки получены были с большой радостию.
Но воротимся в Кронштадт; туда и обратно шел я, работая, на новом своем прекрасном железном английском пароходе; un vrai bijou (фр.— настоящее сокровище).
Прошел сперва к новому форту; свайная бойка кончается; потом на катере проехал Купеческую гавань в Итальянский
* Имеется в виду семья короля Баварии Людвига I, дяди герцога Максимилиана Лейхтенбергского.
** Герцог Максимилиан Лейхтенбергский.
Переписка цесаревича Александра Николаевича с императором Николаем /115
пруд* и оттуда в коляске поехал с Рожновым на место, где обтесывается камень для форта; идет довольно успешно. Оттуда проехал вдоль укреплений к новому гранитному водороду, потом по северной части мимо стен и казарм; затем в одну отлично вновь отделанную; потом в пристройки гошпиталя и в самый гошпиталь, который, и в особенности его церковь, похожи на дворец, т. е. прелесть; потом по плотине мимо вновь строящегося шлюпочного сарая в адмиралтейство, мимо вновь выстроенных двух красивых офицерских домов. Наконец, подле моей квартиры осматривал прекрасные новые казармы учебного экипажа, прекрасные**. Потом на катере в мокрый док, почти совершенно конченный; un vrai chef d'oeuvre (фр.— настоящее произведение искусства).
Воротясь, работал и обедал. Пристали прямо к новому концу гавани в Петергофе, чисто отделанной и очень удачной. Оттуда поехал по работам и удивился. Дом и сад Крыжановского почти кончены; сад кончен, а дом Петра Егоровича (вероятно, Петра Георгиевича. — Л. В.)*** в деле, и кажется, все будет ладно и красиво; тут же два новых других дома****. Дом полкового командира в Английском***** саду кончен и отменно красив. У Самсониевского канала два новых каменных прекрасных
* Итальянский пруд был устроен в 20-е гг. XVIII в. для прохода торговых судов из купеческой гавани Кронштадта, заложенной в 1713 г. Получил название от построенного в Кронштадте Итальянского дворца князя А. Д. Меншикова. Был соединен с гаванью Обводным каналом, по берегам которого в 1820-1830-е гг. были построены каменные склады и мастерские. В середине XIX в. берега Итальянского пруда были облицованы гранитом.
** 1830-е гг. — время больших строительных работ в г. Кронштадте. В 1833-1840 гг. был сооружен каменный Военно-морской госпиталь и комплексы офицерских домов и казарм (архитектор Э. X. Анерт). В 1824 г. крепость пострадала от наводнения, после которого полностью перестроена в 1825-1850 гг, в кирпиче и камне. В 1836 г. завершено строительство Кронштадтской цитадели.
*** Имеется в виду принц П. Г. Ольденбургский. Племянник Николая I.
**** По-видимому, речь идет о кавалерских (флигель-адъютантских) домах, построенных в готическом стиле в 1836-1840 гг. архитектором И. Шарлеманем вдоль дороги между Красным прудом и парком «Александрия».
***** Имеется в виду Английский парк — один из первых в России пейзажных парков. Разбит английским садовником Д. Медерсом в 1779-1790 гг. вокруг Английского дворца, построенного Дж. Кваренги в 1781-1796 гг.
116
дома; другая дорога вдоль канала отделана*. Запасный пруд! — море, более Царского Села и не менее Гатчины; прелесть**. Два острова — один Трувелира, другой я отдал сестрам, будут прекрасны***. Казармы улан — 4 кончены совсем с конюшнями, а две в деле, равно и манеж****; вся эта часть будет кончена к весне и значительно украсит всю эту сторону; в парке течет вода, остров сестер и шале прекрасно отделаны, и роют новый пруд. В Знаменском дороги мимо деревень и в роще кончены прекрасно. В доме нижняя зала, а вверху две комнаты для Мери кончены. Словом, все кипит. Кавалерские дома и за ними канал прекрасно отделаны. Твой дом***** и кухни у Коттеджа под крышей, и отменно красивы6*. Сегодни делал я смотр 2-м батальонам Московского и Гренадерского полков, Волынскому, Конно-гренадерскому и Уланскому и был всеми весьма доволен. Обедали мы с генералами и с М. П. и потом воротились сюда. Завтре здесь смотр 2-м батальонам 1-й дивизии, Учебному саперному и Образцовому пехотному, 2-й бригаде кирасир, гусарам, Образцовому конному и 2-м образцовым батареям и, может быть, им же послезавтре маневр; ежели погода дозволит, сегодни было прекрасно, но 3 градуса мороза.
* Имеется в виду система Петергофского фонтанного водовода, обеспечивающего действие каскадов и фонтанов парков Петергофа, созданная в 1715-1724 гг. Один из каналов, подводящий воду к фонтану «Самсон» был назван Сампсониевским.
** С 1831 г. начались капитальные работы по расчистке, углублению и повышению берегов канала.
*** Запасной пруд — один из водных источников, питающих фонтанную систему Петергофа. Расположен на территории Лугового парка.
**** В 1830-е гг. по проекту архитекторов А. А. Менеласа и И. И. Шарлеманя был значительно расширен парк Александрия, а в 1837-1838 гг. на месте очищенного болота был устроен проточный пруд длиной 469 м, шириной 298 м и глубиной 2 м, получивший название Ольгина пруда (в честь дочери императора великой княжны Ольги Николаевны). На островах Ольгина пруда в 1839 г. были заложены архитектором А. И. Штакеншнейдером Царицын павильон, а в 1845 г.— Ольгин павильон.
***** в 1838-1839 гг. по проекту А. И. Штакеншнейдера к Фермерскому павильону в Петергофе была сделана двухэтажная пристройка, предназначавшаяся для наследника Александра Николаевича.
•* По проекту А. И. Штакеншнейдера с восточной стороны Коттеджа был пристроен столовый зал — обширное помещение, напоминавшее остекленную веранду.
Переписка цесаревича Александра Николаевича с императором Николаем 1117
Юрьевичу скажи, что я не знал, что назначение в губернаторы сочтет за немилость, и что оставляю при тебе, Назимова тебе отдам при возвращении, а покуда он мне пригодится и тебе его не оставлю.
Жена Кавелина уехала еще до нас, но я все настроил по условию*. Обними его и благодари за письмо, равно и князя Ливена. Всем твоим мой поклон. Продолжай крепиться духом и телом; молись усердно Богу; не забывай наших разговоров, имей постоянно пред глазами цель своего существования; помни и люби Россию, и все тебе будет легко, и Бог, верно, тебя благословит. Не забывай старика папа, которому ты утешение и надежда. Бог с тобой, обнимаю тебя от души. Твой навеки старый верный друг папа
75. Николай I — цесаревичу Александру Николаевичу
С.-Петербург. 25 марта/6 апреля 1839 г.
Получено грез фельдъегеря в Гаге.
9/21 апреля в 2 ч.пополудни.
* * *
Мария, Господь с тобою!
Вот мой ответ! Сегодни в день точно...**
...меня разбудили вестию, что...
...готовы положиться на твой выбор, и ежели по зрелом обсуждении вы друг друга полюбите, так что не останется вам сомнения на решительный шаг на всю жизнь, тогда наша благодатная надежда обратится в истинное блаженство!..
Но когда Бог, вопреки всех, вероятий навел тебя на сне! То буде воля Его! и повторяю опять, ежели вы сойдетесь, когда ближе друг друга узнаете, то и делу конец. Сегодни замечательный день!
*	Жена А. А. Кавелина М. П. Кавелина, ожидавшая ребенка, по настоянию врачей выехала к мужу в Италию, о чем Кавелин заранее просил разрешение имперпатора.
*	* В подстрочных примечаниях авторов публикации указывается: «Письмо сохранилось во фрагментах. Часть текста вырезана, очевидно впоследствии Александром П. По автографу публикуются сохранившиеся записи».
118
Встав — твое письмо с радостною вестию, в самое Благовещение, потом подписание Синодского Акта присоединения почти 2-х миллионов униатов!
Полковой праздник и молебен в конной гвардии, и затем освящение нашей...*
Христос Воскрес!
26-е/7-е.
Возвратясь из вновь освященного, блестящего всем блеском обновления прелестного нового Зимнего дворца, первая мысль ты, как там ты, также предметом был моих мыслей и усердных молитв к Богу милосердому. Но выспавшись, буду писать подробнее, теперь спать пора, ибо без 1 /4 4! Ouf.
Слава Богу!
Приступаю к описанию вчерашнего. Встав, нашел твое письмо, привезенное Маркеловым. Потом в неописанной радости работал с Чернышевым и Бенкендорфом, и пошел читать письмо пробудившейся Мама. Описывать ее радость не стану; в первую минуту она так изумилась, что удивления не одолела, потом щастие ей придало здоровие и силу перенесть весь день. Одевшись в полную конно-гвардейскую форму, поехал в конную гвардию. После смотра, молебна и парада, не заходя в казармы, поехал передеться в Эрмитаж; в полной генеральской форме с Мери пошел я чрез Рафаиловы ложи и Шепелевской** в Зимний, чрез тот проход, где мы с огнем так долго боролись! Вид церкви при солнце превосходит воображение красотой. Началось освящение, пришел М. П., потом скоро и Мама с Олли и Адини, потом и Кости. После освящения Мама уехала и началась сводная Благовещенская и Страстная субботняя обедня. Все кончилось не прежде двух часов. Тогда с М. П. обошел и всю отстроенную часть дворца; я сам изумлен его красотой!!!
* Продолжение письма на обороте сохранившейся части листа.
** Имеется в виду Шепелевский подъезд, названный в честь Шепелевского дворца, существовавшего на этом месте в конце XVIII в., который находился на месте нынешнего здания Нового Эрмитажа. Получил название в честь Д. А. Шепелева (умер в 1760 г.), обер-гофмаршала двора имп. Елизаветы Петровны, который по ее поручению руководил строительством Зимнего дворца.
Переписка цесаревича Александра Николаевича с императором Николаем /119
Верить нельзя, как он похорошел и как все это могло быть сделано в 9 месяцев работы?* Усердие все превозмогает! Эта надпись самая приличная выражает истину на розданных медалях**. Не знаю, успею ли прислать тебе сегодни одну, на всякий случай вот слепок. Новая Петровская зала и Помпейская галерея изумляют красотой, но описывать всего не стану, сестрам предоставляю подробности. Затем воротился уморенный и нашел Нессельрода, поработав, поговорил с Маркеловым. Потом было 4 и с 10 я не скидал шарфа!*** Обедали мы у Мама в кабинете с Олли и Адини. Потом работал, спал, пил чай у Мама, работал один, с Виламовым, и один, вечер сидел у Мама с Мери, Олли и Cecile. В 3/4 11-го поехал одеваться в Эрмитаж. Скоро Мама, Мери и Олли туда же прибыли одеваться. Ровно по 3-й пушке в полночь**** пошли по прилагаемому церемониалу в Зимний; на месте боя поцеловались мы с Мама и М. П., и пошла вся обычная служба. Заутреню Мама высидела при мне; потом — в фонарике. При огне тоже церковь прекрасна. Чмокания не было. Потом за Музовским с крестом и святой водой пошли мы домой; все блистало новизной и красотой, и везде стояли столы для общего разговения. Мама разговлялась по-обыкновенному, потом разделись, а я повел сестер в их прелестные комнаты и с Мама воротился домой и вот и все.
* Для восстановления Зимнего дворца после пожара 17 декабря уже 29 декабря была создана специальная комиссия под председательством министра двора князя П. М. Волконского. Общее руководство строительными работами осуществлял генерал П. А. Клейнмихель.
** Медаль за восстановление Зимнего дворца учреждена в конце 1838 г. Ею награждали участников «возобновления ремонта Зимнего дворца после пожара 17-19 декабря 1837 г.». Медаль выполнена по рисунку архитектора А. П. Брюллова, сделанному по наброску Николая I. Штемпель резал медальер А. И. Груббе. Медаль отчеканена на С.-Петербургском монетном дворе. Было выдано 175 золотых, из них 20 украшено бриллиантами, и 7818 серебряных медалей. На левой стороне медали — вензель Николая I под императорской короной и вверху надпись: «Благодарю». На обороте изображен фасад Зимнего дворца с развевающимся штандартом. Вверху под обрезом надпись: «Возобновлением начат в 1838 г. Освящен в 1839 г.». Медаль носилась на груди на ленте ордена Св. Александра Невского. Высшие чины императорского двора носили медали, украшенные бриллиантами, на ленте ордена Андрея Первозванного. -
*** То есть не снимал парадного мундира.
**** Имеется в виду полуночный выстрел из пушки на кронверке Петропавловской крепости, возвестивший наступление праздника Пасхи.
120
Сегодни переносим мы с церемонией знамена в Зимний, где парадные взводы в залах будут к вечерни и я навяжу розданные ленты*. После расскажу и отправлю курьера.
* * *
7 часов вечера. В Зимнем дворце!
Первое слово моей руки на старом моем месте, у моего рабочего стола к моему дорогому Мурфычу. Сегодни после того, что тебе писал, я оделся в полную форму и с М. П. поехал к разводу от 1-го батальона лейб-гвардии Гренадерского полка, который был очень хорош; потом слез с лошади и христосовался со всеми военными. После того с М. П. поехали к нему и к Е. П., от них воротился прямо домой и оделся потеплее; день был прекрасный, солнечный и на солнце тепло. Тогда пришли взводы всех полков для принятия знамен и штандартов. Я сел на лошадь. Пехота стояла на дворе, кавалерия на улице. Приняв, пошли мы и на Разводной площади** построились в три линии, пехота в 1-й и 2-й, а кавалерия в 3-й, и по отдании чести с «Ура» отнесли и передали другим унтер-офицерам, и я в голове. По новому коридору прошли мы на прелестную новую парадную лестницу и в залы, где 1-е взводы уже ждали, равно как и кадетские. Приняв знамена, я навязывал назначенные полкам ленты. Потом пошел передеваться, а затем был прекрасный, блестящий выход к вечерне. За этим мы отдали знамена на старые места, отдали честь дворцовой роте, а кадет послал с Костей смотреть дворец. Потом пил чай у Мама, а теперь разговариваю довольный, щастливый с моим дорогим Мурфычем.
Сговорясь с Мама, мы согласны, чтоб ты заехал вместо Гамбурга обратно в Роттердам, а оттуда в Дармштадт, но говорят, что Гессенская фамилия будет близ Франкфурта*** в то время,
* Имеются в виду орденские ленты на знаменах полков лейб-гвардии.
** Имеется в виду разводная площадь между зимнем дворцом и Адмиралтейством.
*** Имеется в виду Франкфурт-на-Майне — один из крупнейших торговых и промышленных городов Германии в Гессен-Нассау. На Венском конгрессе 1815 г. признан вольным городом Германского союза и местом пребывания союзного сейма.
Переписка цесаревича Александра Николаевича с императором Николаем! 121
то хорошо бы тебе заехать прежде из Франкфурта comme par politesse (фр.— из вежливости).
К ним, это час езды, и для сравнения, и тогда уже решиться, ехать ли в Дармштадт или оставаться при Франкфурте. Вот, мой Мурфыч, что благоразумие требует и чему опыт учит, pour n’avoir rien a rapprocher (фр.— чтобы ничего не упустить).
С одного дни влюбиться не часто бывает, стало, не сомневаюсь, что Бог сподобил тебя тем же щастием, осторожность все не мешает.
Вручи Орлову и Кавелину прилагаемые пакеты и обними их за меня. Теперь пора и кончить. Вот одна из розданных сегодня медалей, которая просто, прилично и хорошо удалась.
Благословляю тебя снова и прижимаю к сердцу со всей родительской горячностью. Бог с тобой.
Твой старый верный друг папа.
Н.
Ф. АНСЕЛО
Шесть месяцев в России:
Письма к Ксавье Сентину, сочиненные в 1826 году, в пору коронования Его Императорского Величества
<Фрагменты>
Письмо XXXVI
Август 1826 года
<...> Вчера император совершил торжественный въезд в Москву в сопровождении всей семьи, части гвардии и всех высших сановников государства*. Направляясь в Кремль, он проехал по самым оживленным кварталам города, и это торжественное шествие под звон колоколов, залпы артиллерийского салюта и возгласы ликующей толпы было достаточно похожим на торжества, свидетелями которых мы столь часто были во Франции; это избавляет меня от необходимости описывать его тебе, дорогой друг, во всех деталях.
Император ехал верхом, а рядом с ним в карете, вместе со своей матерью-императрицей, великий князь, юный наследник престола, в военном мундире**. Я собрал кое-какие сведения о воспитании этого прелестного отрока, от будущего которого зависят судьбы империи, и был немало удивлен, когда узнал, кому поручено это столь важное для России будущее. Оказалось, что во внимание были приняты не известность рода, не древность дворянского титула; нравственное воспитание царского отпрыска было доверено человеку, отличившемуся своими талантами и просвещенностью: г. Жуковскому, первому поэту России. Есть страны, где древние дворянские грамоты значат несравненно больше, чем те бессмертные листки, на которых запечатлены творения гения; там подобный выбор был бы встречен презрительной улыбкой. Но у каждой нации свои предрассудки. Здесь имеют простодушие полагать, что
* Въезд императора в Москву состоялся в воскресенье, 25 июля (6 августа) 1826 г.
** Имеется в виду великий князь Александр Николаевич, будущий император Александр II (1818-1881).
Шесть месяцев в России...
123
для того, чтобы обучать, потребны знания и что, когда речь идет о развитии умственных способностей ребенка, которого ожидает царский престол, обширность познаний и возвышенность идей перевешивают славу самого древнего рода.
Все, кто близок к великому князю, единодушно одобряют систему воспитания молодого наследника. Если его рано развившийся ум есть следствие природной одаренности, то необычайная учтивость и доброжелательность ко всем окружающим — плоды получаемых им уроков. В нем воспитывают чувство признательности, добродетель, столь же ценную, сколь редкую; последний из его будущих подданных, оказав ему самую мелкую услугу, заслуживает его живейшую благодарность. Ему не говорят, указывая на народ: « Все эти люди принадлежат вам», — хотя, казалось бы, в какой другой стране подобное утверждение было бы более справедливым? Его ум развивают последовательно и настойчиво; характер же его не является предметом особых забот. Воспитатель великого князя стремится укрепить в нем мужество, презрение к боли и опасности, столь свойственные его народу, как уже было нами замечено, и недавно имел возможность убедиться в его необыкновенном самообладании*.
* Мармон писал в своих «Мемуарах»: «Искреннее восхищение вызвали у меня принципы воспитания, которое давал Николай своему сыну, отроку редкой красоты. Время, без сомнения, лишь укрепило лучшие свойства наследника. Я просил у императора позволения быть ему представленным. Он отвечал мне: “Вы хотите вскружить ему голову. Комплименты генерала, командовавшего армиями, заставят его возгордиться. Я очень тронут вашим желанием познакомиться с ним. Вас представят моим детям, когда вы поедете в Царское Село. Вы сможете узнать их и поговорить с ними, но представление согласно этикету было бы нежелательно. Я хочу сделать из своего сына сначала мужчину, а уж после государя”. Весь штат наследника великого престола состоял из подполковника, его гувернера и нескольких учителей. <...> Великий князь — наследник начальствовал над двумя полками гвардии, полком пехоты и гусарским полком; но в то время он имел звание всего лишь подпоручика и в таком качестве появлялся на смотрах. Я видел, как он командует взводом гренадер, вдвое превосходивших его ростом. Он держался спокойно и с достоинством. Я видел, как уверенно выступал он во главе взвода гусар на маленькой лошади, окруженный несколькими тысячами всадников. Глядя на сына с выражением самой нежной заботы, император говорил мне: “Вы можете представить себе, как я волнуюсь, видя этого мальчика, столь дорогого моему сердцу, в таком вихре. Но я предпочитаю терпеть эту тревогу, чтобы образовать его характер и приучить к самостоятельности с ранних лет”. Вот прекрасные начала воспитания! а когда они применяются к юноше, которому предназначено стать во главе огромной империи, то сулят наилучший результат (Marmont. Р. 30-31).
124
Ф.АНСЕЛО
Представители обоих французских посольств* отправились осматривать Царское Село и собирались пересечь пруд на золоченых барках, которые во множестве покрывают его воды в летнее время. Великий князь, управляя собственным челноком, стоял у руля и предложил нескольким иностранцам присоединиться к нему. Один из приглашенных сделал неловкое движение и качнул лодку так сильно, что кормчий пошатнулся, руль ударил его в бок и лицо его исказилось от боли. Все бросились к нему, но воспитатель великого князя воскликнул: «Ничего страшного, русские умеют переносить боль!» Юноша отвечал ему улыбкой, ловко развернул челнок и дал знак к отплытию. Во все время прогулки прекрасное лицо наследника ничем не выдавало переносимого им страдания.
Разумеется, воспитание наследника престола считается делом первостепенной важности в любой стране, независимо от формы правления, но не требует ли оно забот еще более тщательных и внимания еще более пристального при самодержавии? Когда монарх всесилен, когда слово его имеет силу закона, забота о моральных качествах будущего правителя и направление его ко благу есть забота о счастии целого народа, чье будущее всецело зависит от характера одного человека. Нации, управляемые таким образом, не без основания считаются достойными сожаления, ибо судьбы людей, отданные во власть единой воли, оказываются в зависимости от капризов природы. Однако, присмотревшись пристальнее к участи самодержца, мы обнаружим, что его собственная судьба не менее плачевна. Если он родился на свет с возвышенной душой, а воспитание заставило его осознать всю тяжесть лежащего на нем долга и запечатлело в сердце желание ревностно его исполнять, — на какой же непосильный труд, на какие безмерные тревоги обречено его существование? Отвечая за все, он должен за всем уследить; люди и вещи, высочайшие интересы и мельчайшие детали — все он должен знать, оценить и учесть, ибо он — судия всему. На него одного устремлены надежды подданных, к нему обращены их мольбы, а если они страждут, на нем тяготеют их проклятья. Какое необозримое множество дел требует драгоценных мгновений его времени! Какую толпу несчастных может родить один час небрежения делами! Да, друг мой, я убежден, что
* Имеются в виду постоянное посольство, возглавляемое графом де Лаферроне1, и чрезвычайная миссия маршала Мармона2.
Шесть месяцев в России...
125
абсолютный монарх, рожденный с благородной душой и добрым сердцем, не может быть счастлив. Согласимся, что конституционная монархия, чья сила кроется в незыблемых установлениях, а закон, признанный всеми, на всех простирает свою бесстрастную власть и оставляет государям лишь сферу благодеяний, есть самая счастливая форма правления не только для народов, но и для самих государей.
<Н. И. ВОРОНОВ>
<Воспоминания об Императоре Николае 1>
Император Николай Павлович в течение всего своего царствования с особенными любовью и заботливостью относился к воспитанникам кадетских корпусов.
Поставив во главе кадетских корпусов своего любимого брата, Великого Князя Михаила Павловича1, Государь заботился о кадетах, как отец, оказывая им свое сердечное расположение и входя даже в мелочи их повседневной жизни.
Вместе с Государем и вся Царская Семья была сердечно расположена к кадетам.
Воспоминания об обожаемом Монархе остались в сердцах кадет на всю жизнь, до самой гробовой доски.
В помещенных ниже воспоминаниях, относящихся к сороковым годам прошлого столетия, воспроизведено несколько фактов, характеризующих отношение Императора Николая I к кадетам.
В праздничные дни кадеты являлись в Александрию — летнюю резиденцию Царской Семьи — и здесь, гуляя по парку, чувствовали себя совершенно непринужденно: лежали на траве в расстегнутых куртках, бегали, резвились, а некоторые осмеливались даже курить, — словом, все были вполне довольны, что около них нет никакого начальства.
Случалось нередко, что неожиданно появлялся Государь. Окинув всех своим зорким орлиным взором и, конечно, заметив все допущенные вольности, Его Величество тем не менее не гневался, а лишь кричал кадетам:
— Господа, предупреждаю вас: Брат, Великий Князь, сейчас проедет!
<Воспоминания об Императоре Николае 1>
127
Кадеты, в свою очередь, радостно отвечали:
— Благодарим, Ваше Величество! — и тотчас же приводили все в порядок.
Передавалось, якобы Государь однажды изволил спросить у Великого Князя — Брата: «Что, нашел гуляющих кадет приличными? » Его Высочество изволил ответить: да!
«Это Я предупредил кадет, что ты едешь!»
В Александрии же, придя из лагерей, кадеты толпились около дворца, ожидая выхода Царской Семьи на веранду.
Выходили на веранду Великие Князья Константин2, Михаил3 и Николай4 Николаевичи, — последние двое в кадетских куртках, — лица Царской Свиты и, в редких случаях, Великие Княгини Мария5 и Ольга6 Николаевны, славившиеся своей замечательной красотой.
Великие Княгини удостаивали кадет разговорами, интересовались их жизнью в корпусе и т. п., и кадеты без всякой робости, сердечно отвечали на все вопросы.
Великие Княгини раздавали кадетам конфекты и фрукты и иногда, ради шутки, бросали конфекты в толпу кадет и любовались той ловкостью, с которой кадеты ловили лакомства. На лицах кадет была написана радость.
Молодые Великие Князья запросто, по-товарищески, беседовали с кадетами старших классов, а иногда, сойдя с веранды, забавлялись с кадетами младшего возраста, бегали и играли с ними, как ровесники.
Нередко кадеты имели счастье видеть и Императрицу7.
Ее Величество обыкновенно сидела в кресле на нижнем балконе.
Доброта и сердечность Ее Величества кадетам были хорошо известны, да и не одним кадетам, а всем окружающим Императрицу.
Государыня подзывала к себе кадет, расспрашивала их, входила в их интересы.
Но вот появлялся давно с нетерпением ожидаемый кадетами сам Государь.
Кадеты мгновенно снимали шапки и радостно приветствовали обожаемого Монарха.
Государь приказывал надеть шапки и, сойдя с балкона, входил в толпу кадет, удостаивал некоторых вопросами, шутил, называл кадет своими детьми.
128
<Н. И. ВОРОНОВ>
Вообще, несколько часов, проведенных кадетами в праздничные дни в Александрии, были для них таким великим счастьем, что, когда наступало время уходить, кадеты делались грустными и с большой неохотой оставляли Александрийский парк, где они всегда встречали Царскую ласку, сердечность и любовь обожаемого Монарха.
Государь любил кадет и был уверен, что каждый из них, по Его приказанию, без колебания бросится в огонь и воду.
И это было совершенно верно, так как сердечность и заботливость Государя и всей Царской Семьи о молодежи наполняли сердца последней любовью и преданностью к Государю Отцу.
В 1848 году приехала в Россию Принцесса — Невеста Великого Князя Константина Николаевича, красавица Александра Иосифовна8, ставшая с первых же дней приезда общим кумиром для кадет и каким-то божеством.
Принцесса была постоянно весела, относилась чрезвычайно ласково и любезно к кадетам и в короткое время покорила юные сердца кадет до обожания и благоговения.
Государь, в течение лета в Петергофе, очень часто приезжал в кадетский лагерь с Принцессой-Невестой в экипаже вместе со счастливым женихом.
Государь обыкновенно сам правил лошадьми.
Всех кадет вызывали на линию, что они проделывали очень быстро. В один из своих приездов, Государь, шутя, обратился к кадетам:
— Я замечаю, что вы, мальчишки, когда приезжаю Я один в лагерь, медленнее выбегаете на линию, чем когда Я приезжаю с Принцессой! Как вы узнаете, когда я еду с Невестой?
Кадеты не растерялись и, не задумавшись, ответили Государю:
— Нет, Ваше Величество, мы всегда сердечно рады видеть Вас, Государь!
О Принцессе мы умолчали, но вскоре же стали просить Государя приехать на «зорю» вместе с Ней. Государь улыбнулся и действительно уважил нашу просьбу, приехав на «зорю» вместе с Принцессой, которая была, как помнится, верхом. Восторг кадет был необычайный.
В Александрии Принцесса часто раздавала кадетам конфекты и фрукты, иногда, ради шутки бросая их в толпу и любуясь, как кадеты стремительно бросались за лакомствами.
<Воспоминания об Императоре Николае 1>
129
Особенным счастьем считалось у кадет достать платок Принцессы, и находились такие ловкачи, которые разными способами платок доставали и затем делили его между товарищами на кусочки.
Государь как-то об этом узнал и однажды, шутя, спросил кадет: отчего у него не таскают из кармана платков? Кто-то из кадет довольно находчиво ответил Государю:
— У Вашего Величества не такие тонкие платки, как у Ее Высочества!
Государь улыбнулся, но вскоре после этого выставил из кармана сюртука конец дамского платка. Кадеты, хотя и заметили это, но платка из кармана Государя не взяли.
Государь, видя, что платок у Него остался цел, обратясь к кадетам, сказал:
— Мальчишки! Вруны! Надули Меня: платок в кармане был у меня дамский, никто не стащил! — и с этими словами, улыбаясь, подал платок Государыне. Конечно, если б кадеты догадались, что платок принадлежит Императрице, то несомненно вытащили бы его из кармана Государя и разделили бы добычу.
Однажды Государь, гуляя в Александрии около дворца, в сопровождении многих лиц Царской фамилии и свиты, а также Принцессы Невесты, сделал приказание свалить Ее Высочество Принцессу в находившийся поблизости стог сена. Кадеты улыбнулись, но не двинулись с места. Государь приказывает второй, третий раз. Кадеты в нерешительности, медленно начали подступать к Принцессе, не спуская глаз с Государя, думая, как можно такое существо, общий кумир, подвергать такому неделикатному приему, но понемногу окружали Принцессу, все-таки не решаясь исполнить приказание. Государь понял душевное состояние кадет и, желая вывести их из затруднительного положения, вдруг поднял руки, как бы спасая Принцессу, и громко крикнул: «Прочь!»
Принцесса преклонила пред Его Величеством колена и поцеловала Государя в плечо, улыбнувшись своему жениху и бросив ласковый, полный благодарности взгляд в сторону кадет.
Насколько кадеты были преданы Государю и Его Семейству и как чутко относились они ко всему, что касалось обожаемого Монарха, показывает следующий факт. .
Царская Семья понесла страшную утрату — скончалась младшая дочь Государя, Великая Княгиня Александра Николаевна®. Ей было не более 20 лет.
130
<Н. И. ВОРОНОВ>
Выйдя замуж за принца10, Великая Княгиня прожила в замужестве не более года.
Преждевременная кончина Великой Княгини опечалила кадет несказанно, и юные питомцы слились в общем горе с Царской Семьей.
При печальной прецессии выноса тела обожаемой всеми Принцессы кадеты находились в строю и, стоя под ружьем, держа на караул, плакали, и слезы падали на их мундиры. Было несколько случаев, что некоторые из кадет не выдерживали и падали в обморок. Их выводили или выносили из строя.
В Царском Селе на одном из прелестных прудов поставлен бюст Великой Княгини — Принцессы Александры Николаевны, сделанный превосходно и поразительный по сходству.
С таким же сочувствием кадеты отнеслись и к случившемуся с Императором приключению, едва не стоившему обожаемому Монарху жизни.
В ноябре месяце 1847 или в 1848 года Государь, находясь в Варшаве, неожиданно, даже не послав вперед курьера для заготовления лошадей, выехал в коляске, запряженной четырьмя лошадьми, и к вечеру добрался до г. Ковно.
Река Неман, на которой стоит г. Ковно, только за несколько дней до приезда Государя стала и покрылась тонким льдом.
Ямщик, подъезжая к Неману, доложил Государю, что лед не выдержит тяжести экипажа, но Государь крикнул: «Пошел!»
Едва экипаж успел отъехать несколько шагов, как тотчас же погрузился в воду, которая хлынула в экипаж. Лошади стали.
Ямщик соскочил с козел и, кое-как добравшись до берега, стал звать на помощь народ.
Государь и обер-камердинер Малышев11 остались в экипаже.
В это время по берегу проходил майор квартировавшего в Ковно полка, по фамилии Думбровский (может быть Добровольский12).
Услышав от ямщика, что Государь находится в опасности, Думбровский, сбросив с себя шинель, взошел в реку и, подойдя к экипажу, доложил Государю, что он может вынести Его на своих плечах на берег. Государь выразил сомнение, но Думбровский стал уверять, что он легко поднимает до 12 пудов. Тогда Государь согласился, и Думбровский на плечах вынес Государя на берег и довел в город до дворца, который находился в полверсте от р. Немана.
<Воспоминания об Императоре Николае 1>
131
Дворец оказался не топленым, и, по прибытии туда, Государь приказал подать шкалик водки или рому, чтобы согреть Себя и промокшего майора.
Думбровский попросил позволения удалиться, чтобы выгрузить экипаж из реки.
— Хорошо! — сказал Государь. — Иди с Богом и спаси моего камердинера Малышева!
С помощью солдат и народа экипаж был доставлен на берег и привезен к дворцу, камердинер Малышев был также спасен от грозившей опасности. Когда майор обо всем доложил Государю, то удостоился Монаршей благодарности, причем Государь обнял его и поцеловал.
Весь город был встревожен происшествием с Государем и неожиданным Его появлением.
Не делая никаких приемов, утром следующего дня Государь благополучно выехал из г. Ковно.
Подробности об этом происшествии кадеты узнали от обер-камердинера Малышева.
Когда, уже спустя полгода, Государь однажды приехал в кадетский лазарет, больные кадеты восторженно встретили Государя и, видя, что Он в хорошем расположении духа, осмелились спросить, правда ли, что Государыня, сильно встревоженная происшествием на реке, очень сердилась на Государя и выдрала Его за ухо, как провинившегося мальчика.
Государь показывал вид, что сердится, но кадеты понимали, что Он доволен их преданностью и просили Его передать Императрице, что все они, как один человек, благодарят Ее Величество за заботы о Державном Супруге и целуют у Нее ножки.
Государь сказал: «Хорошо, передам Государыне».
Относясь к кадетам с любовью и чисто отцовской заботливостью, Государь иногда прощал им такие вольности, за которые другие поплатились бы жестоким наказанием.
Однажды во время Петергофского лагеря Государь производил общий смотр всего кадетского отряда. По батальонам Государь смотрел ружейные приемы, ломку фронта и все построения.
Подъехав к нашему 2-му корпусу, который стоял развернутым фронтом, Государь приказал батальонному командиру, полковнику Курселю13, командовать ружейные приемы.
Хотя команда полковника и была слышна отчетливо, но кадеты, и в особенности две последние шеренги, где стоял младший
132
<Н. И. ВОРОНОВ>
возраст, перепутывали все приемы и делали совершенно не то, что следовало по команде.
Этот «кавардак» происходил вследствие того, что кадеты заранее условились между собой портить ученье на Царском смотру и тем показать свое неудовольствие на корпусное начальство.
Государю хорошо были известны все проделки кадет. Он подъехал к батальону и громко произнес:
— Слушайте Моей команды!
По команде Его Величества кадеты проделали все приемы безукоризненно, ловко и отчетливо.
Государь, по-видимому, остался доволен, но не выразил Своего одобрения и не удостоил кадет Своей благодарностью, тем не менее приказал расследовать и доложить Ему о причинах неудовольствия.
Воспоминания о жизни кадет в царствование Императора Николая I были бы не полны, если бы не было упомянуто о Шефе 2-го кадетского корпуса, Великом Князе Михаиле Павловиче.
Его Высочество очень часто приезжал в корпус к обеду или ужину, а иногда и по ночам.
Нередко Великий Князь привозил с собой кого-либо из Иностранных Принцев, приказывал собраться в зал и производил ученье.
Довольно часто, зимой, Михаил Павлович присылал в корпус линейки, приглашая кадет к себе в Михайловский дворец. Посылали обыкновенно 10-15 человек от каждой роты.
У себя во дворце Великий Князь встречал кадет очень любезно, расспрашивал и много шутил; позволял играть в различные игры, петь и шалить.
Проходил час-другой, и в комнатах появлялась Великая Княгиня Елена Павловна14. Кадеты бросались к ней и целовали руку. Великая Княгиня многих кадет знала в лицо и по фамилиям.
Поговорив с кадетами, Великая Княгиня садилась за рояль и под ее аккомпанемент кадеты пели хоровые песни. После пения кадеты приглашались в столовую, где, прежде чем сесть за стол, пели молитву. Обед всегда проходил очень оживленно и весело. После обеда или играли, или отправлялись в Александрийский театр, а во время святок ездили в балаганы на Дворцовую площадь.
Великую Княгиню кадеты любили до обожания и нередко обращались к ней с различными просьбами и почти никогда не получали отказа.
<Воспоминания об Императоре Николае 1>
133
> Находились однако субъекты, которые злоупотребляли такой чрезмерной добротой Их Высочеств. Так, например, один кадет по фамилии Моноенко, хохол, довольно умный малый, при выпуске обратился к известному в Петергофе портному и заказал ему для себя платье, сказав, что он крестник Великого Князя Михаила Павловича. Портной беспрекословно исполнил заказ мнимого крестника и подал счет в контору Великого Князя.
Его Высочество удивился, потребовал Моноенку к Себе и спросил, почему ему известно, что он его крестник.
Моноенко не растерялся и смело доложил, что в таком-то году и такого-то числа Великий Князь приказал его высечь, а потому он и считает себя окрещенным Его Высочеством.
Великому Князю понравилась находчивость кадета, и он не подвергнув Моноенку никакому наказанию, приказал уплатить портному по счету. Инцидент этот окончился благополучно главным образом благодаря просьбе Ее Высочества.
Однажды, возвратившись с крещенского парада, кадеты занялись умыванием, чисткой и переодеванием.
Один из кадет, Агафонов, подходя вприпрыжку к умывальнику, с полотенцем в руках, громко произнес:
— Что это значит, что наш «Рыжий Мишка» не выхлопотал у Государя нам отпуска? В прошлом году крещенцы были уволены на три дня!
Едва Агафонов докончил этот возглас, как в дверях показалась фигура Великого Князя. Не было сомнения, что Князь слышал слова Агафонова.
Все замерли в ужасе. Великий Князь подошел к группе кадет и спросил: «Кто это говорил сейчас?»
Вышел вперед Агафонов и доложил, что говорил он.
Тогда Великий Князь задал ему вопрос:
— О каком Мишке ты говорил?
Агафонов, хотя и перетрусил порядком, но откровенно доложил, что «Мишкой» он осмелился назвать Его Высочество.
— Я тебе задам называть «Мишкой»! Все кадеты будут уволены в отпуск, а ты, мальчишка, отпуска не получишь! — гневно произнес Великий Князь. Вслед за тем приказано было всем кадетам собраться в зал, где Великий Князь, обращаясь к ним, сказал:
— Государь Император остался доволен крещенским парадом и приказал уволить крещенцев на три дня, но я просил Государя уволить всех кадет моего корпуса.
134
<Н.И.ВОРОНОВ>
Кадеты прокричали «ура», спели «Боже Царя Храни» и, благодаря Великого Князя за ходатайство, проводили Его Высочество до саней, прося передать Великой Княгине от всех их сердечное приветствие.
Ведь, право, удивительно! Великий Князь такой же человек, как все мы грешные, с утра целый день на ногах стоял, на «Иордани» зяб, несмотря на это, не пожалев своих сил и здоровья, приехал в корпус, не переодевшись, объявить кадетам Царскую милость. Кто может не оценить такой героизм любви и внимания к своим питомцам, — ведь явление это необычайно и остается на всю жизнь отрадным воспоминанием.
Когда Великий Князь отдавал приказы начальнику корпуса уволить кадет тотчас же после обеда, провинившийся Агафонов попросил разрешения ротного командира обратиться к Великому Князю с извинением и просьбой.
Получив разрешение ротного командира, а также директора корпуса, Агафонов подошел к Великому Князю, когда тот сидел уже в санях, и, сделав плачевную мину, стал просить извинения.
Великий Князь пристально посмотрел на Агафонова (последний был рыжеват), улыбнулся и, обратясь к директору, сказал:
— Увольте и этого рыжего в отпуск!
Таков был Великий Князь, Шеф и начальник кадетских корпусов. Внезапная кончина Его Высочества15 искренно оплакивалась всеми кадетами, так как при внешней суровости и строгости у Великого Князя было доброе и отзывчивое сердце. Не редки были случаи, когда Великий Князь выручал кадет и своим покровительством, и денежной помощью.
Маленький рассказ, оставшийся в памяти: однажды фельдъегерь прилетел с донесением в Александрию, вручив депеши, сам отправился в сад и лег на скамейку и уснул богатырским сном, прислуга будит его, тормошит, фельдъегерь и не думает вставать. Докладывают об этом Государю. Его Величество изволил сказать: «Я сейчас его разбужу». Подходит к нему и громко говорил: «Ваше Благородие, лошади готовы!» Фельдъегерь вскочил на ноги.
<БЕЗ ПОДПИСИ>
Дела давно минувших дней
ВНИМАТЕЛЬНОСТЬ ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ ПАВЛОВИЧА
В Уланском полку, квартировавшем в Малороссии, служил поручик Дублинский1, сын артиллерийского отставного генерала. Командиром того полка был тогда граф Лотрек-де-Тулуза2, имевший обыкновение во фронте не совсем вежливо обращаться с офицерами. Особенно придирался он к поручику Дублянскому, употреблял часто неприличные выражения и глумился над ним, зная, что военная дисциплина поневоле заставляла сносить грубости начальника. Подобное отношение полкового командира, понятно, возмущало молодого офицера. Однажды на ученье полка, за какую-то маловажную ошибку во фронте, полковник с криком и ругательствами налетел на поручика Дублянского, который на сей раз не вытерпел, бросился на полковника, чтобы ударить его по лицу, но, как был небольшого роста, то не достал до него, а ограничился плевком прямо в физиономию графа, — поступок, прямо ведущий под военный суд. Граф был благоразумнее: только обтерся, но в рукопашную не вступил. Дублянского немедленно арестовали.
В царствование Николая Павловича, когда случилось это происшествие, военные суды производились через аудиторов; ими разбирались только факты и подводились законы, на поводы же преступления внимания не обращалось; в особенности когда нарушалась военная дисциплина, тогда младший всегда был виноват.
136
<БЕЗПОДПИСИ>
У Дублинского была родная сестра Юлия Павловна, очень красивая женщина. Она была замужем за отставным полковником гвардии Н. Н. Боярским. Боярская очень любила своего брата и решила во что бы ни стало хлопотать в защиту его. Узнав, что дело об ее брате представлено в Петербург для окончательного решения, она сама отправилась туда; но к кому ни обращалась она по военному ведомству, все влиятельные генералы наотрез отказывали ей в заступничестве, говоря, что преступление ее брата, совершенное во фронте, при сборе всего полка, было слишком явно и нагло, чтоб кто-либо мог облегчить его участь, кроме разве самого императора. Юлия Павловна Боярская не смутилась отказами, а еще энергичнее стала изыскивать способы, чтобы лично просить государя, не полагаясь на письменное прошение, которое могло и не дойти до него.
Не смотря на все ее старания, ей долгое время никак не удавалось встретить Николая Павловича.
Дело было летом. Весь двор жил тогда в Царском Селе. Между прочим, расспрашивая всех, где бывает государь, Юлия Павловна узнала, что рано по утрам он имел обыкновение в Царском Селе прогуливаться в парке; ворота парка на то время затворялись и оставались запертыми для публики до окончания его прогулки. Придя в парк еще с вечера, Юлия Павловна решилась остаться там до утра и дождаться, когда Император выйдет на прогулку. К счастью ее, погода была прекрасная, а сторожа, от которых она скрывалась, ее не заметили.
Рано утром государь вышел из дворца и направился по аллее. Увидя его, Юлия Павловна поспешила к нему навстречу и стала на колени за несколько шагов перед ним. Николай Павлович, подойдя к ней, довольно сурово спросил: «Как вы сюда попали так рано, когда ворота еще затворены?» — «Простите меня, государь, — отвечала Боярская, — я здесь со вчерашнего вечера дожидаюсь Вас ».
Император окинул ее своим взглядом и уже несколько снисходительнее проговорил: «Встаньте и скажите, о чем вы просите?» — «Дозвольте мне, Ваше Императорское Величество, — со слезами на глазах обратилась к нему Юлия Павловна, — остаться у Ваших ног и на коленях вымолить прощение молодому человеку, моему родному брату, поручику Уланского полка Дублянскому, который вполне сознает свой проступок и считает себя виновным, но не в такой степени, как его обвиняют: он выведен был из терпения
Дела давно минувших дней
137
дерзким с ним обращением полкового командира графа Лотрека-де-Тулуза, затронувшего его честь».
«Успокойтесь — поднимая ее с колен, сказал Государь — и расскажите подробно все обстоятельства».
Объяснив, как могла, это плевое дело, Юлия Павловна упомянула о дерзостях, которые дозволял себе полковой командир в отношении ее брата, и с этим вместе не забыла напомнить о заслугах своего отца генерала Дублянского, которого Император знал лично по его прежней службе. Выслушав ее со вниманием, государь проговорил: «Ваш брат подлежит по закону за нанесение обиды старшему наказанию; он должен понести его; но, в уважение заслуг его отца и вынужденного действия на преступление, судя по вашим словам, в которых я не сомневаюсь, наказание его может быть смягчено», а затем, переменив разговор, Николай Павлович стал расспрашивать о ней самой, о том, где она воспитывалась, где живет и тому подобное.
Между тем они подошли к запертым воротам. В ту же минуту, невдалеке от них, как из земли, вырос царскосельский комендант. Увидя его, государь сказал: «Вот эта дама всю ночь провела здесь в парке, дожидаясь утра, чтобы просить меня о своем деле; а вы и служащие ваши этого не знали; прикажите отворить ворота». Затем, обратясь к Юлии Павловне, он с любезностью проговорил: «Я очень рад, что с моей протекцией вы можете выйти отсюда без всяких неприятностей».
Через несколько дней последовала смягченная конфирмация: Дублянского разжаловали в солдаты без лишения дворянства с выслугою, а через год он снова был произведен в офицеры. Граф Лотрек-де-Тулуза не остался командиром полка.
А. КЮСТИН
Россия в 1839 году
<Фрагмент>
15 июля
<...> Вчера в семь часов вечера вместе с несколькими другими иностранцами я возвратился во дворец. Нас должны были представить императору и императрице.
Видно, что император ни на мгновение не может забыть, кто он и какое внимание привлекает; он постоянно позирует и, следственно, никогда не бывает естественен, даже когда высказывается со всей откровенностью; лицо его знает три различных выражения, ни одно из которых не назовешь добрым. Чаще всего на лице этом написана суровость. Другое, более редкое, но куда больше идущее к его прекрасным чертам выражение,— торжественность, и, наконец, третье — любезность; два первых выражения вызывают холодное удивление, слегка смягчаемое лишь обаянием императора, о котором мы получаем некоторое понятие, как раз когда он удостаивает нас любезного обращения. Впрочем, одно обстоятельство все портит: дело в том, что каждое из этих выражений, внезапно покидая лицо императора, исчезает полностью, не оставляя никаких следов. На наших глазах без всякой подготовки происходит смена декораций; кажется, будто самодержец надевает маску, которую в любое мгновение может снять. Поймите меня правильно: слово «маска» я употребляю здесь в том значении, которое диктует этимология. По-гречески лицемерами называли актеров; лицемер был человек, меняющий лики, надевающий маски для того, чтобы играть в комедии. Именно это я и хочу
Россия в 1839 году
139
сказать: император всегда играет роль, причем играет с великим мастерством.
Лицемер или комедиант — слова резкие, особенно неуместные в устах человека, притязающего на суждения почтительные и беспристрастные. Однако я полагаю, что для читателей умных — а только к ним я и обращаюсь — речи ничего не значат сами по себе, и содержание их зависит от того смысла, какой в них вкладывают. Я вовсе не хочу сказать, что лицу этого монарха недостает честности, — нет, повторяю, недостает ему одной лишь естественности: таким образом, одно из главных бедствий, от которых страждет Россия, отсутствие свободы, отражается даже на лице ее повелителя: у него есть несколько масок, но нет лица. Вы ищете человека — и находите только Императора.
На мой взгляд, замечание мое для императора лестно: он добросовестно правит свое ремесло. Этот самодержец, возвышающийся благодаря своему росту над прочими людьми, подобно тому как трон его возвышается над прочими креслами, почитает слабостью на мгновение стать обыкновенным человеком и показать, что он живет, думает и чувствует, как простой смертный. Кажется, ему незнакома ни одна из наших привязанностей; он вечно остается командиром, судьей, генералом, адмиралом, наконец, монархом — не более и не менее*. К концу жизни он очень утомится, но русский народ — а быть может, и народы всего мира — вознесет его на огромную высоту, ибо толпа любит поразительные свершения и гордится усилиями, предпринимаемыми ради того, чтобы ее покорить.
Люди, знавшие императора Александра, говорят о нем совсем иное: достоинства и недостатки двух братьев противоположны; они вовсе не были похожи и не испытывали один к другому ни малейшей приязни. У русских вообще нет привычки чтить память покойных императоров, на сей же раз вычеркнуть минувшее царствование из памяти приказывают разом и чувства и политика. Петр Великий ближе Николаю, чем Александр, и на него нынче куда большая мода. Русские льстят далеким предкам
* Однажды некий русский прибыл из Петербурга в Париж; соотечественница спрашивает у него: «Как чувствует себя государь?» — «Прекрасно». — «А человек? — Человека я не видел». Я постоянно твержу себе это словцо; русские согласны со мной, но никогда в этом не признаются. ’
140
А.КЮСТИН
царствующих императоров и клевещут на их непосредственных предшественников.
Нынешний император оставляет свою самодержавную величавость лишь в кругу своей семьи. Там он вспоминает, что человеку природой заповеданы радости, независимые от обязанностей государственного мужа; во всяком случае, мне хочется верить, что именно это бескорыстное чувство влечет императора к его домашним; семейственные добродетели, без сомнения, помогают ему править страной, ибо снискивают ему почтение окружающих, однако я не думаю, что он чадолюбив по расчету.
Русские почитают верховную власть как религию, авторитет которой не зависит от личных достоинств того или иного священника; российский император добродетелен не по обязанности, а значит, искренен.
Живи я в Петербурге, я сделался бы царедворцем не из любви к власти, не из алчности, не из ребяческого тщеславия, но из желания отыскать путь к сердцу этого человека, единственного в своем роде и отличного от всех прочих людей; бесчувственность его — не врожденный изъян, но неизбежный результат положения, которое он не выбирал и которого не в силах переменить.
Отречение от власти, на которую притязают другие, иногда становится возмездием; отречение от абсолютной власти стало бы малодушием.
Как бы там ни было, удивительная судьба российского императора внушает мне живой интерес и вызывает сочувствие: как не сочувствовать этому прославленному изгою?
Я не знаю, вложил ли Господь в грудь императора Николая сердце, способное к дружбе, но я чувствую, что надежда убедить в своей бескорыстной привязанности одинокого правителя, не имеющего себе равных в окружающем обществе, разжигает мое честолюбие. В отношении нравственном абсолютный монарх — первая жертва неравенства сословий, и муки его тем более велики, что, являясь предметом зависти обывателей, они должны казаться неизлечимыми тому, кого они терзают.
Сами опасности, подстерегающие меня, лишь умножают мой пыл. Как! скажут мне, вы намерены прилепиться сердцем к человеку, в котором нет ничего человеческого, к человеку, чье суровое лицо внушает уважение, неизменно смешанное со страхом, чей пристальный и твердый взгляд исключает всякую вольность в обращении и требует покорства, к человеку, у которого улыбка
Россия в 1839 году
141
никогда не появляется одновременно на губах и во взоре, наконец, к человеку, ни на мгновение не выходящему из роли абсолютного монарха?! а почему бы и нет? Душевный разлад и мнимая суровость — не вина его, а беда. На мой взгляд, все это — следствия принуждения и привычки, но не черты характера, и я, притязающий на постижение скрытой сущности этого человека, на которого вы с вашими страхами и предосторожностями возводите напраслину, я, догадывающийся о том, чего стоит ему исполнение монаршьего долга, не хочу оставлять этого несчастного земного бога на растерзание безжалостной зависти и лицемерной покорности его рабов. Увидеть своего ближнего даже в самодержце, полюбить его как брата — это религиозное призвание, милосердный поступок, священная миссия, одним словом — дело богоугодное.
Чем больше я узнаю двор, тем больше сострадаю судьбе человека, вынужденного им править, в особенности если это двор русский, напоминающий мне театр, где актеры всю жизнь участвуют в генеральной репетиции. Ни один из них не знает своей роли, и день премьеры не наступает никогда, потому что директор театра никогда не бйвает доволен игрой своих подопечных. Таким образом, все, и актеры, и директор, растрачивают свою жизнь на бесконечные поправки и усовершенствования светской комедии под названием «Северная цивилизация». Если даже видеть это представление тяжело, то каково же в нем участвовать!.. Я предпочитаю Азию, там жизнь более гармонична. В России вы на каждом шагу поражаетесь действию, какое оказывают новые обычаи на вещи и установления, поражаетесь людской неопытности. Русские старательно скрывают все это, но достаточно путешественнику приглядеться к их жизни повнимательнее, и все тайное становится явным.
Император даже по крови более немец, нежели русский. Красота его черт, правильность профиля, военная выправка и некоторая скованность манер выдают в нем скорее германца, нежели славянина. Его германская натура, должно быть, долго мешала ему стать тем, кем он стал, т. е. истинным русским. Кто знает? быть может, он был рожден простодушным добряком!.. Представьте же себе, что он должен был вынести ради того, чтобы всецело соответствовать титулу императора всех славян? Не всякому дано сделаться деспотом; необходимость постоянно одерживать победы над самим собой, дабы править другими,— вот возможный источник неумеренности нового патриотизма императора Николая.
142
А.КЮСТИН
Все это не только не отвращает, но, напротив, притягивает меня. Я не могу не питать сочувственного интереса к человеку, которого страшится весь мир и который по этой причине заслуживает еще большего сострадания. <...>
Стараясь избавиться от налагаемых им на самого себя ограничений, он мечется, как лев в клетке, как больной в горячке; он гуляет верхом или пешком, он устраивает смотр, затевает небольшую войну, плавает по морю, командует морским парадом, принимает гостей на балу — и все это в один и тот же день; главный враг здешнего двора — досуг, из чего я делаю вывод, что двор этот снедаем скукой. Император беспрестанно путешествует^за сезон он преодолевает 1500 лье, не допуская и мысли о том, что не всем по силам такие долгие странствия. Императрица любит мужа и боится его покинуть; она следует за ним, покуда может, и устает до смерти; впрочем, она привыкла к этой суетной жизни. Подобные развлечения необходимы ее уму, но гибельны для тела.
Столь полное отсутствие покоя вредит, должно быть, воспитанию детей — занятию, требующему от родителей степенного образа жизни. Юные великие князья недостаточно удалены от двора, и всегдашнее легкомыслие придворных, отсутствие увлекательных и связных бесед, невозможность сосредоточиться, без сомнения, действуют на их характеры тлетворно. Зная, как проводят они свои дни, приходится удивляться выказываемому ими уму; судьба их вызывает тревогу, подобно судьбе цветка, растущего в неподобающем грунте. Россия — страна мнимостей, где все вызывает недоверие.
Вчера вечером я был представлен императору, причем не французским послом, но обер-церемониймейстером. Господин посол предупредил меня о том, что это — воля самого императора. Не знаю, таков ли обычный порядок, но меня представил Их Величествам именно обер-церемониймейстер.
Все иностранцы, удостоившиеся высокой чести, собрались в одной из гостиных, через которую Их Величества должны были проследовать в бальную залу. Гостиная эта расположена перед заново отделанной длинной галереей, которую придворные видели после пожара впервые. Прибыв в назначенный час, мы довольно долго ждали появления государя. Среди нас было несколько французов, один поляк, один женевец и несколько немцев. Другую половину гостиной занимали русские дамы, собравшиеся здесь для того, чтобы развлекать чужестранцев.
Россия в 1839 году
143
Император принял всех нас с тонкой и изысканной любезностью. С первого взгляда было видно, что это человек, вынужденный беречь чужое самолюбие и привыкший к такой необходимости. Все чувствовали, что императору довольно одного слова, одного взгляда, чтобы составить определенное мнение о каждом из гостей, а мнение императора — это мнение всех его подданных.
Желая дать мне понять, что ему не было бы неприятно, если бы я познакомился с его империей, император благоволил сказать, что, дабы составить верное представление о России, мне следовало бы доехать по крайней мере до Москвы и до Нижнего. «Петербург — русский город, — прибавил он, — но это не Россия».
Ф. Б. ГАГЕРН
Дневник путешествия по России в 1839 году
<Фрагмент>
<...> Прежде чем продолжить мое повествование, я сделаю характеристику членов императорской фамилии или, вернее, передам впечатление, произведенное ими на меня. Впоследствии я буду иметь еще неоднократно случай дополнить эту характеристику отдельными чертами.
При русском дворе император Николай — самое выдающееся лицо, не только потому, что он государь, но и по своей личности, которая весьма замечательна, даже если привести к голой правде похвалы, которые лесть столь щедро расточает могущественному монарху мира.
Император — очень красивый человек, профиль его отличается благородством и величественностью. Бесчисленное множество имеющихся портретов его весьма похожи, хотя и представляют его слишком молодым. Было время, когда императора, может быть, справедливо называли красивейшим мужчиною в своем государстве; но если нечто подобное было верно в продолжение около двадцати лет, то наступает, наконец, время, когда оно перестает быть истиною, и я надеюсь, что император смотрит без большого сожаления на приближение времени, когда придется сложить с себя венец красоты. Привычка императора появляться в один и тот же день в пяти и даже в шести мундирах — есть (недостаток). Но при той необыкновенной деятельности, которая всеми за ним признана, он, как говорят, находит время на все. В продолжение
Дневник путешествия по России в 1839 году	145
нескольких месяцев я видел его большею частью в дороге или занятым (военными экзерцициями).
Что же касается до характера императора Николая, то я намерен высказать все то, что я слышал об этом от беспристрастных лиц, — похвалу и порицание; я лично не могу иметь об этом никакого мнения.
Император проявляет необыкновенную деятельность и энергию, сам делает и наблюдает многое, входит даже в подробности; со времени вступления своего на престол он дал государству такой толчок и многие отрасли правления сделали такие успехи, что совершенно затмили царствование Александра. Но при этом его упрекают в том, что вмешательство его переходит часто в суровость, что он слишком требователен (qu’il tend trop les cordes*), а между тем не искореняет главных недостатков.
В нем хвалят, что он охотно выслушивает правду со стороны лиц, пользующихся его доверием. Среди лиц, чистосердечно высказывающих ему истину, называют графа Орлова1, графа Бенкендорфа2, прусского полковника Рауха. При многих слабостях император отличается открытым, рыцарским характером; он не таит в себе долго подозрения (в чем упрекают императора Александра Павловича), а если полагает иметь на то причину, велит тотчас исследовать дело и является строгим судьею.
Очень тягостный и неприятный недостаток для его приближенных — это его обыкновение переходить от большой фамильярности к отталкивающей гордости и являться в один и тот же день для одного и того же лица совсем различным человеком: то другом, то императором.
Желание себя выказать в малых и ничтожных вещах доходит у него даже до крайности. К величайшим его слабостям принадлежит утомительная страсть к военным экзерцициям и маневрированию, хотя он лично того убеждения, что не годится в полководцы. Если с величайшею осторожностью выражаются при русском дворе о самом императоре, то относительно этого сознаются все его адъютанты, что парады, лагеря и полевые маневры им (очень тяжелы).
Император — хороший супруг и отец, в особенности с императрицею обращается он с величайшею внимательностью и нежностью.
Что он слишком натягивает веревки (фр.)-
146
Ф.Б.ГАГЕРН
Императрица Александра Федоровна3 имеет болезненный вид; нервы ее весьма расстроены; ее движения и ее разговор отличаются чем-то отрывистым. При этом одевается она как молодая. Ее профиль, хотя немного суровый, все еще прекрасен. Императрица пользуется большою любовью за свою доброту и за то, что действует всегда на государя успокаивающим образом; поэтому опасаются ее утраты. Она очень любит императора...
Наследник цесаревич*4, как говорят, отличается большим добродушием. Некоторые не признают за ним достаточной энергии, чтобы держать бразды правления столь твердою рукою, как его отец. Здоровье его, как говорят, пострадало от многих утомительных путешествий, которые он должен был предпринять еще в юношеском возрасте в обществе своего отца, и грудь его несколько слаба.
Второй сын, великий князь Константин Николаевич**5, очень умен, он предназначается для флота. Оба младшие сыновья еще дети.
Все три великие княжны красивы, но совершенно не похожи друг на друга.
Старшая, великая княгиня Мария Николаевна***6, супруга герцога Лейхтенбергского****7 мала ростом, но чертами лица и характером — вылитый отец. Профиль ее имеет также большое сходство с профилем императрицы Екатерины в годы ее юности. Великая княгиня Мария — любимица своего отца, и полагают, что в случае кончины императрицы она приобрела бы большое влияние. Вообще, кто может предвидеть будущее в этой стране?
* Это — будущий император (1855) Александр II Николаевич (1818-1881). Отменил крепостное право (1861), провел ряд буржуазных реформ. Убит народовольцами.
** Великий князь Константин Николаевич (1827-1892), второй сын императора Николая I, активно участвовал в проведении реформ 60-70-х гг., с 1865 по 1881 г. — председатель Государственного совета.
*** Великая княжна Мария Николаевна (1819-1876), дочь Николая I, в 1839 г. вступила в брак с герцогом Лейхтенбергским, принимала активное участие в управлении женскими учебными заведениями, после смерти своего супруга (1852) стала президентом Академии художеств, председателем «Общества поощрения художеств».
**** Герцог Лейхтенбергский Максимилиан-Евгений-Иосиф (1817-1952), представитель Лейхтенбергского герцогского дома, был женат на великой княжне Марии Николаевне; президент Академии художеств, заведующий Горным институтом, автор работ по гальванопластике.
Дневник путешествия по России в 1839 году
147
Великая княгиня Мария Николаевна обладает, конечно, многими дарованиями, равно как и желанием повелевать; уже в первые дни замужества она приняла в свои руки бразды правления.
Герцог Лейхтенбергский — красивый молодой человек; хвалят также и его характер...
Вторая великая княжна, Ольга Николаевна*8, любимица всех русских; действительно, невозможно представить себе более милого лица, на котором выражались бы в такой степени кротость, доброта и снисходительность. Она очень стройна, с прозрачным цветом лица, и в глазах тот необыкновенный блеск, который поэты и влюбленные называют небесным, но который внушает опасение врачам. В Петербурге носился слух, что она предназначена в супруги эрцгерцогу Альбрехту, сыну эрцгерцога Карла; но во все время моего пребывания я ничего не мог заметить, что подтверждало бы это предположение.
Самая младшая великая княжна — Александра**9, 13 лет, и в ней еще есть что-то детское; она очень жива, шаловлива и обещает быть красивейшей среди сестер. Она часто дразнила принца Александра.
Брат императора, великий князь Михаил***10, которому я был особенно рекомендован принцем Оранским и который знал меня еще со времени наших лагерных сборов при «Reyen», принимал меня постоянно весьма милостиво. Внешность его непривлекательна; в нем есть что-то мрачное и суровое, но в сущности его можно назвать «Le bourru bienfaisant» ****; о нем рассказывают случаи, где он проявил прекрасные черты великодушия. Он начальник гвардейского корпуса и всей артиллерии, но имеет мало влияния, и в действительности император сам командует гвардией. Великий князь Михаил иногда очень остроумен. В делах, как говорят, он также мало имеет влияния, да и здоровье его страдает. В Петербурге у него свой собственный дворец, летом же он живет в Ораниенбауме или в Павловске.
* Великая княжна Ольга Николаевна (1822-1892), дочь Николая I, королева Вюртембергская, была известна своей благотворительностью.
** Великая княжна Александра Николаевна (1825-1844), младшая дочь Николая I, жена Фридриха Гессен-Касальского, скончалась при родах. (О ней также см. прим. *8 к № 15 настоящего издания - Сост.)
*** Великий князь Михаил Павлович (1798-1849), генерал-фельдцейхместер, начальник 1-й Гвардейской пехотной дивизией.
**** Благодетельный нелюдим (фр.).
148
Ф.В.ГАГЕРН
Его супруга, великая княгиня Елена, урожденная принцесса Вюртембергская*11 и сестра герцогини Нассау, была очень красива, даже, можно сказать, красива теперь (1839 г.). Она весьма умна. Ей также ставят в упрек, что она не всегда владеет своим остроумием и живостью, поэтому ее боятся. Когда я был представлен ей в Ораниенбауме, она сказала:
— О, вы нассаусец, я хорошо знаю ваше семейство; вашего отца я часто встречала при нассауском дворе, он пожилой, но очень живой человек; у вас есть еще брат в Дармштадтской палате; не правда ли, ведь это ваш брат?
При этом я должен упомянуть, что вскоре после моего приезда я заметил, что политические воззрения моих отца и брата хорошо известны при русском дворе, и так как меня окрашивали в те же политические цвета, то я мог как бы читать на всех лицах вопрос: «Как могло случиться, что этакого избрали в спутники принца Александра? »
В течение моего пребывания это отчуждение все более и более уменьшалось. Почему? Частью это будет видно из продолжения моего рассказа; главною же причиною могло быть лишь то, что люди, о которых положительно знаешь, чего можно ожидать от них, во всяком случае, покойнее, чем совершенно неизвестные величины. Что я не опасаюсь признать свой цвет, в этом скоро можно было убедиться, и многим это нравилось <...>
* Великая княгиня Елена Павловна (1806-1873), урожденная принцесса Вюртембергская, жена великого князя Михаила Павловича, отличалась разносторонностью интересов, образованностью, высокой культурой, была тесно связана с кругом известных литераторов и композиторов, в числе которых были А. С. Пушкин, И. С. Тургенев, А. Г. Рубинштейн.
М.А. КОРФ
Дневники 1838 и 1839 годов
<Фрагменты>
17 февраля [1838]
<...> Подробности этой, первой в моей жизни аудиенции в кабинете Государя, к несчастию, мною тогда не записаны. Она продолжалась около четверти часа, и Государь был чрезвычайно милостив: о заносчивости моей не было и отдаленного намека. С этого времени Государь вообще сделался ко мне гораздо ласковее; стал говорить со мною на балах, если и не всякий раз, то, по крайней мере, иногда, стал принимать не на общих представлениях, а в своем кабинете, а я с моей стороны сделался осторожнее: не беспокою уже его ни просьбами, ни безвременными представлениями.
В болезнь мою, в зиму с 1836-го на 1837 год, Государь почасту наведывался обо мне у пользовавшего меня доктора Арендта1 и однажды прислал фельдъегеря. Потом здоровье мое необходимо потребовало поездки в чужие края: Государь не только уволил меня на шесть месяцев, но оставил при мне все мои оклады и дал на дорогу 1500 червонцев. За все это, а вместе и за пожалование мне, во время болезни, чина тайного советника я благодарил Государя 22 февраля 1837 года и эту аудиенцию тогда же подробно записал.
Когда я вошел в комнату, Государь встретил меня с распростертыми объятиями и с вопросом: «Ну что, оправился ли немножко, бедный мой Корф? »
«Государь, милости Ваши выкупили все мои страдания: чувства мои уже не одни чувства верноподданного, но чувства сына к обожаемому отцу».
Тут Государь, пожав мне руку, велел рассказать подробно всю болезнь от начала до конца. Когда я коснулся статьи о расстроен-
150
М.А. КОРФ
ных нервах, он с усмешкою возразил: «Нервы, братец, полно тебе: в наши лета, какая ты мадам!»
Но потом обратился опять с участием к разным вопросам: не болит ли у тебя грудь, правда ли, что пострадала моя память, и пр., с изъявлением надежды, «что все это поправится, на новую, такую же полезную службу мне, как и до сих пор». После нескольких лестных фраз в общих выражениях он перешел снова в шуточный тон и, спрашивая о причинах моей болезни, прибавлял: «Не слишком ли ты напустил на молодую свою жену, а? Может быть, вы слишком много шалите, скажи ей, чтобы она сберегала тебя для меня».
Потом он обратил речь к плану моего путешествия: «Куда ты едешь: на Рейн или в Богемию? » — «Доктора советуют мне ехать на Рейн, но не решили еще, к каким именно водам. Впрочем, кроме домашнего моего доктора, я советовался только с Арендтом; но думаю еще переговорить с Мандтом2, который недавно оттуда приехал и лучше должен знать местность». — «И прекрасно сделаешь: Мандт — очень искусный человек и тем больше искусен, что умеет действовать не только на физику, а и на воображение. С моею женою он сделал чудеса, и мы оба от него в восхищении. Не верь здешним докторам, если они его бранят: это оттого, что он их в тысячу раз умнее и ученее. Советуйся с ним одним и ему одному доверяй».
Поговорив затем вообще о недоверии своем к докторам и к медицине и о надежде, которую он полагает, для моего выздоровления, на воды, на рассеяние и на климат, Государь вдруг перешел к вопросу: «Но кто же заступит тебя на такое долгое время?» — «Государь, мне объявлена уже ваша воля по этому предмету. Вам угодно было приказать, чтобы мою должность исправлял старший по мне». — «Да, да, чтобы не пускать чужого козла в огород. Но довольно ли надежен Боровков?3 Можно ли ему поверить такие важные обязанности?»
«Он — человек надежный и по правилам, и по знанию дела, если и не отличный редактор, в чем прошу Ваше В<еличест>во иметь к нему милостивое снисхождение. Но дела, смею надеяться, пойдут к удовольствию Вашего В<еличест>ва. Я очень счастлив товарищами: все они люди благородные, знающие, пользующиеся доверенностью членов и, получив единожды должное направление, будут делать каждый свое дело. Притом тут почти три месяца вакаций, а, воротясь с новыми силами, я постараюсь
Дневники 1838 и 1839 годов
151
поправить, если б что-нибудь и было упущено, чего, впрочем, нет причины опасаться».
Тут Государь удивил меня своими познаниями о составе Государственной канцелярии; спрашивая порознь о каждом из высших чиновников, он называл их по фамилиям и входил в подробность насчет их способностей, сведений и надежности. Я отвечал, отдавая каждому заслуженную справедливость.
«У тебя такой напев, какой я редко слышу от других: хвалит каждый больше себя, а других как бы пониже. Но полно: я знаю, что все это держится и идет тобою, и очень боюсь твоего отсутствия, а между тем еще раз благодарю за то, что ты так поднял и облагородил и канцелярию Комитета министров, и Госуд<арственную> канцелярию. Мы с тобою еще не сосчитались!»
Когда, между прочими отзывами насчет чиновников, я особенно рекомендовал Башуцкого (правящего должность статс-секретаря в гражданском департаменте) за благородство правил и бескорыстие, он возразил: «Сначала я никак не мог вразумить себя, чтобы можно было хвалить кого-нибудь за бескорыстие, и меня всегда взрывало, когда ставили это кому в число достоинств; но после поневоле пришлось свыкнуться с этою мыслью: горько думать, что еще бывает у нас противное, когда я и все мы употребляем столько усилий, чтобы искоренить это зло».
«Государь, — отвечал я, — в этом отношении, как и во стольких других, Россия далеко против прежнего ушла в ваше царствование. Я служил около десяти лет при императоре Александре и могу судить по сравнению. Теперь, по крайней мере в высших степенях, все чисто, как Ваши намерения, и если мы иногда грешим, так по ошибкам, а не по злой воле». — «Об вас и я так думаю. Но что еще внизу, что в середине? Там точно должно еще хвалить за честность и выставлять за достоинство то, что следовало бы считать лишь за отсутствие зла. Но об этом можно бы наговорить еще тьму, а потолкуем-ка лучше об наших делах».
Рассуждая о сих делах, Государь объявил мне желание свое, чтобы до отъезда моего за границу окончены были два дела, обратившие на себя особенное его внимание: преобразование губернского управления и проект общего закона о порядке следствий. «Мне очень хочется, — сказал он, — чтобы оба эти дела были обработаны еще твоим пером, но смотри, чтобы в припадке ревности тебе не слечь опять в постель и мне не иметь этого на совести».
152
М.А. КОРФ
Ответ мой был, что первым делом мы уже усердно занимаемся (оно после и кончено до моего отъезда), но второго еще не получали; что, конечно, все будет приложено для скорейшего их окончания и что я готов и слечь опять в постель, лишь бы исполнить волю Его Величества.
«Нет, нет, прошу беречь себя и велю за этим смотреть. Теперь прощай; мне пора со двора, а тебе отдохнуть: я тебя замучил полубольного на ногах. Впрочем, мы еще не совсем прощаемся: прошу быть у меня перед отъездом». Новое пожатие руки и: «До свидания» — в дверях.
На другой день гр. Новосильцев4 был у Государя и объявил мне, что Его Величество отзывался ему с особенным удовольствием обо мне и о нашем свидании. Граф сказал мне, что особенно радуется перемене мыслей Государя насчет так называемой моей заносчивости и что Его Величество между прочим отозвался, что с удовольствием видит, что я сделался солиднее.
После того я прощался с Государем, перед моим отъездом 13 мая. Аудиенция эта была не так продолжительна, как предыдущая, но столько же милостива. По возвращении моем из-за границы Государь сказал гр. Новосильцеву, что велит меня к себе позвать, но этого не сбылось. Между тем он увидел меня на бале у гр. Левашова и тут благосклонно приветствовал. Теперь я живу как устрица в своей раковине: свято исполняю мои обязанности, но, пользуясь плодами полученных мною уроков, смиряюсь больше, чем когда-нибудь, и, конечно, уже ничем, от меня зависящим, не обновлю в Государе мысли о моей заносчивости.
21 февраля [1838]
<...> Вот еще анекдот об Государе, доказывающий его веселое расположение духа и игривое воображение и хотя не новый, но рассказанный мне недавно очевидцем, Позеном (тем самым, с которым случилась у нас беда). В поездку Государя по разным губерниям в 1834 г. были при нем только гр. Бенкендорф <...>, доктор Енохин <...> и Позен <...>. Вот что последний слышал из другой комнаты.
Енохин в кабинете у Государя: он весел и разговорчив: «Ты из духовного звания, Енохин, — говорил он, — и, следственно, верно, знаешь церковное пение». — «Не только знаю, Государь, но в молодости и сам часто певал на клиросе». — «Так спой же что-нибудь, а я буду припевать» и вот они поют вдвоем церков
Дневники 1838 и 1839 годов
153
ные стихиры. — «Каково, Енохин!» «Прекрасно, Государь, Вам бы хоть самим на клиросе петь». — «В самом деле у меня голос не дурен, и если б я был тоже из духовного звания, то, вероятно, попал бы в придворные певчие. Тут пел бы, пока не спал с голосу, а потом — ну потом выпускают меня по порядку, с офицерским чином, в Почтовое ведомство. Я, разумеется, стараюсь подбиться к директору, и он припрочивает мне тепленькое местечко, например: почт-экспедитора в Луге. Но на мою беду у лугского городничего хорошенькая дочка, в которую я по уши влюблясь, но которой отец никак не хочет меня видеть. Отсюда начинаются все мои несчастия. В исступлении страсти я уговариваю девочку бежать со мною и похищаю ее. Доносят моему начальству и отнимают у меня любовницу, место, хлеб, а напоследок отдают под суд. Что тут делать без связей и без покровителей?» В эту минуту вошел в кабинет гр. Бенкендорф. «Слава Богу, я спасен: нахожу путь к Бенкендорфу, подаю ему просьбу, и он вытаскивает меня из беды ».
Можно представить, какой неистощимый смех произвел в слушателях этот роман ex abrupto*. <...>
20 ноября [1838]
Государь воротился из Москвы с герцогом <...> 18-го числа в 1-м часу пополудни; в тот же день перед обедом катался в санях с велик, кн. Мариею Никол<аевной>, а вечером был уже и в театре, хотя две ночи провел в дороге, и, несмотря на то, вчерась высланы мне огромные фолианты наших дел, ездившие за ним в Москву. Деятельность его и физическая, и моральная поистине удивительны. От Москвы до Твери он доехал в санях, оттуда до Ижоры на колесах, а от Ижоры сюда опять в санях. Между тем у нас с 8-го ноября стоит совершенная зима: вчерась сделалась было первая и довольно сильная оттепель, но сегодня опять более 6° морозу.
6 февраля [1839]
<...> Вчера на прощанье с масленицею была обыкновенная folle journee** в Аничковском дворце, т. е. завтракали, плясали, обедали и опять плясали, и все это от часу по полудни до третьего пополуночи! Часу во 2-м ночью Государь стал предлагать импе
* Экспромтом (франц.).
** Здесь.: вечеринка (франц.)
154
М. А. КОРФ
ратрице кончить, но она отвечала смеясь, что имеет разрешение от митрополита танцевать сколько угодно после полуночи, что разрешение это привез ей синодальный обер-прокурор (гусарский генерал гр. Протасов) <...>, а доказательство — то, что вот и сам он, обер-прокурор танцует. Во время попурри, когда дамы заняли все стулья, Государь, тоже танцевавший, предложил кавалерам сесть возле своих дам на пол, и сам первый подал пример. Пришлась фигура, где одна пара пробегает над всеми наклонившимися кавалерами: Государь присел очень низко, говоря, что научен опытом, потому что с него таким образом сбили уже раз тупей. Вообще веселились и шалили до бесконечности.
<...> Вопрос о дворце для велик, княжны Марии Николаевны <...>, наконец, решен: ей отдают дом у Синего моста, бывший Чернышевский, а теперь занимаемый школою гвардейских подпрапорщиков <...>, которую переводят в дом главноуправляющего путями сообщения у Обухова моста, а его перемещают в бывший дом французского посольства на Дворцовой набережной*. <...> Но как для распространения нового дворца и для открытия перед ним площади необходимо сломать несколько соседних домов, а владельцы их запрашивают несбыточную цену, то Государь повелел применить к этому случаю общий наш закон об экспроприациях с тем, чтобы указ для формы поднесен был чрез Госуд<арственный> совет. Между тем бумага об этом кн. Волконского в Совет была написана очень неловко: не упоминая нисколько о побуждениях и цели покупки, он просто написал, что Государь, желая приобресть такие-то дома, повелел сделать им оценку на законном основании и пр. Считая, что священная обязанность наша есть охранять везде имя и волю Государя от всякого нарекания, я обратил внимание председателя на эту неуклюжую редакцию, относящую приложение тяжкого закона об экспроприации к одной будто бы прихоти Государя. Я предлагал заменить это для благовидности следующим выражением: «Государь, признавая необходимым в видах благоустройства и украшения столицы сломать такие-то дома, повелел» и пр.
Объяснение мое, по уполномочию председателя, с кн. Волконским <...> имело последствием то, что он взял свою бумагу назад, но присланная теперь взамен другая тоже не вполне удовлетво
* Оба последние предположения не сбылись. Граф Толь остался, где жил, а школу подпрапорщиков перевели на новое место, в дом Кондукторской школы, которую при этом случае совсем упразднили.
Дневники 1838 и 1839 годов
155
рительна. В ней сказано только, что Государь, «признавая необходимым сломать такие-то дома», повелел и пр.
Совету, разумеется, тут невозможно делать ни возражений, ни перемен: он в этом случае просто форменный канал, чрез который указ пропускается к Высочайшему подписанию.
26 марта [1839]
Вот прошла и «святозарная ночь, светоносного дня восстания провозвестница», и на сей раз с этим величественным праздником, по поэтической идее Государя соединено было и торжество другого рода: освящение восставших из пепла палат его, новоселье русского царя. Вчера, 25 марта, в день Благовещения и вместе Великую субботу, освящен был главный дворцовый храм, а сегодня ночью совершалась уже в нем «утренняя глубока» и пасхальная обедня, со всем блеском и великолепием придворного священнослужения <...>. Нас собрали прежде всех к полуночи в Эрмитаже, в походную церковь, и оттуда пошел крестный ход, в сопровождении царской фамилии и двора, через весь Шепелевский дворец, прямо в главную церковь, где тотчас и началась заутренняя. После обедни та же процессия отправилась чрез все важнейшие залы до внутренних комнат, где Государь с семьею своею раскланялись и удалились, но всем присутствующим от мала до велика числом, как думают, более 3 т. человек приготовлено было в огромных залах богатое разговенье, чего прежде никогда во дворце не бывало. Прискорбно было только для многих чтителей заветной старины, что не происходило обыкновенного целованья с Государем, между заутренней и обеднею, но и так мы разъехались из дворца гораздо после трех часов, а эта акколада занимает всегда более часа времени.
Что сказать о самом дворце? Повторяю вещь избитую, но вполне справедливую: только русский царь может произвесть такие чудеса! Все встало в новом блеске, в новом великолепии, улучшенное, украшенное против прежнего. Все комнаты и залы, через которые нас вели, совсем готовы, но готово и многое другое, чего мы не видали, наприм<ер>: внутренние комнаты. Стиль дворца сохранен прежний, но везде больше вкуса, больше благородства и вместе больше удобности. Где были неуклюжие коридоры, так явились прелестные галереи, тесные комнатки, перерывавшие связь больших зал, уничтожены и введены в залы, разные темные проходы освещены и раздвинуты. Шествие царской фамилии с блестящим двором, с огромным хором певчих,
156
М.А. КОРФ
с крестами и святою водою, по этим сияющим палатам, где менее чем полтора года тому назад не оставалось ни потолков, ни полов, было истинно грандиозно и поразительно. Запустение и пепел сменились ликующею жизнью, пожирающее пламя — огнями радости. В Белой зале процессия шла чрез длинный ряд главных мастеровых, употребленных по возобновлению дворца: большею частью русские мужички в бородах и кафтанах. Государь казался чрезвычайно довольным и веселым.
Граф Канкрин <...> сказывал мне, что все вообще расходы по возобновлению дворца, разумея с внутренним убранством и меблировкою, дойдут до 30 млн. р.* — расход, конечно, важный, но первой необходимости: ибо русскому царю нельзя быть без дома, соответственного его величию и могуществу империи.
По случаю этого дня выбита особая медаль. Три главные члена Строительной комиссии: министр императорского двора кн. Волконский, обер-шталмейстер кн. Долгоруков <...> и дежурный генерал Клейнмихель <...> получили ее с брильянтами, прочим чиновникам, архитекторам, художникам и пр., числом 200, роздана медаль золотая; наконец, всем мастеровым и рабочим, числом 7000, дана та же медаль серебряная. Ее установлено носить в петлице на Андреевской ленте <...>.
...Отсутствие целованья с Государем имело, по крайней мере, то хорошее последствие, что во дворце все подражали его примеру, и после окончания службы никто почти не целовался. Прежде это лобзание со всем миром посреди ужасной жары и общей транс-терации бывало крайне неприятно.
В час был развод в Михайловском манеже, и тут Государь воротил частью, чему надлежало быть ночью, т. е. перецеловался со всею гвардиею. За вечернею императрица целовалась, как обыкновенно, с дамами. Итак теперь только мы, статские, остались без акколады <...>. Сегодня же перенесены торжественно из Аничковского дворца в обновленный Зимний знамена и штандарты гвардейских полков. Императорский флаг, знаменующий присутствие Государя в столице и перенесенный после пожара на Аничковский дворец, с сегодняшнего утра развевается уже на Зимнем <...>.
* Впоследствии, однако же, стал уверять, что все это вместе стоило не более
8 млн. р.
Дневники 1838 и 1839 годов
157
2 7 марта [1839]
В медали, розданной по случаю возобновления дворца, виден опять поэтический дух Государя. С одной стороны надпись: «благодарю» и под нею императорский шифр, с другой — посередине изображение дворца, надписи сверху: «усердие все превозмогает», снизу: возобновлением начат в 1838-м, кончен в 1839-м году». Ульяновский священник рассказывал мне сегодня, что драгунские солдаты, возвращавшиеся в Петергоф, остановили на дороге одного мастерового с этою медалью: расспрашивали его, разглядывали медаль и, наконец, в порыве восторга кричали, что отдали бы последнюю копейку за «благодарю. Николай».
Нынче было одно из редких событий: визиты Светлого воскресенья делались в санях, не по вновь выпавшему, случайному и временному снегу, а по остаткам старого, довольно еще твердого зимнего пути. Сегодня появилось несколько дрожек, но сани всё еще преобладают. Утром рано было 8° морозу <...>, и после во весь день на север не таяло, но сильные лучи весеннего солнца растопили уже почти всю кору, так что мы плаваем в лужах и ныряем в ухабах.
7 мая [1839]
Государь совсем выздоровел и теперь, хотя главная квартира его еще в Петербурге, беспрестанно катается в Царское Село по железной дороге <...> к своим детям. Государь и все члены царской фамилии до сих пор ездят по железной дороге дарам особыми поездами, кроме велик., кн. Мих<аила> П<авлови>ча, который ездит иногда и вместе с публикою.
3 сентября [1839]
<...> Бородинские маневры <...> повлекли за собою множество милостей и наград. Из важных и почетных лиц, кто сделан шефом полка с присвоением оному его имени, кто пожалован лентами и звездами. Сверх того, есть и одна награда общая: всем участвовавшим в Бородинской битве, если они и теперь еще состоят в рядах, пожалованы в виде прибавочного содержания те оклады, которые они в то время получали, разумеется, покамест они останутся в службе. Число таких ветеранов, конечно, чрезвычайно ограничено, а прибавочное содержание совершенно ничтожно, ибо тогда оклады были самые маленькие и все, продолжающие еще ныне службу, состояли в неважных чинах, так, например,
158
М.А. КОРФ
Паскевич, Толь, Чернышев были только полковниками. Все газеты наши наполнены великолепными описаниями бывших маневров, воздвижения на Бородинском поле памятника (работы гр. Канкрина) и пр., но разумеется, что нынче этот военный праздник не мог иметь той занимательности, как в Калише или в Вознесенске, потому что он не был украшен присутствием дам. Всего тут примечательнее собственноручный приказ Государя, отданный в день битвы (26 авг.) войскам: вещь, в которой пропасть народной поэзии и знания русского сердца.
8 сентября [1839]
<...> Бородинские маневры кончились, Государь приехал оттуда в Москву 3-го сентября вечером. Свободные гвардейские войска, бывшие отсюда на Бородинском поле, также вступят в Москву, и купечество сбирается угостить их в Экзерциргаузе. Потом будет торжественная закладка храма Христа Спасителя, предположенного еще Александром в память 1812-го года, начатого на Воробьевых горах, но потом не состоявшегося за совершенным неудобством местности, но при всем том поглотившего в одной, так сказать, идее своей несметные суммы благодаря плутовствам комиссии и особенно главного строителя Витберга <...>, сосланного потом в Сибирь. Теперь все это передумано. Храм будет в самом городе близ Кремля на берегу Москвы-реки там, где стоял прежде Алексеевский монастырь. Когда я посетил в прошлом году Москву, этот монастырь был уже срыт и планировали место.
Ермолов <...>, почитающийся теперь решительно не в милости, был, однако же, в Бородине, и трудно бы ему было не приехать туда, когда в 1812-м году он был тут начальником штаба действовавшей армии: следственно, одним из самых первых лиц. На последнем маневре, изображавшем самую битву, Ермолов был при Государе вместе с гр. Воронцовым <...> и князем Д. В. Голицыным <...>, и он много говорил с ними о подробностях сражения. <...>
29 декабря [1839]
<...> Пред праздником Государь вдруг неожиданно явился в Английском магазине и в известной нашей кондитерской а 1а renommee, «pour acheter des etrennes pour les siens»*.
* Известной... «чтобы купить гостинцы своим» (фр.).
Дневники 1838 и 1839 годов
159
В Английском магазине хотя он и накупил множество вещей, однако ничто его особенно не соблазнило: он находил, что все ему показываемое есть уже у Императрицы. В заключение он поручил хозяину (Плинке) сказать великой княгине Елене Павловне, что она не так аккуратна, как он, потому что опоздала к часу rendez-vous, который они назначили себе в Английском магазине. Кондитерская a la renommee более удовлетворила Государя: он накупил там тьму вещиц и, между прочим, статуйку славной нашей французской актрисы Bourbier.
Наш маленький генерал-адмирал великий князь Константин Никол<аевич>, несмотря на свои 12 лет, показывает уже очень много характера и энергии. Между многими об нем анекдотами, которые ходят по городу, особенно забавны два следующие. Прошлым летом он поехал на катере из Петергофа кататься в море и вдруг приказал гребцам, несмотря на возражения своей свиты, идти к Кронштадту. Разумеется, что в Петергофе между тем все были в страшном беспокойстве и по его возвращении Государь принял маленького богатыря в руки. Но, выслушав с покорностью родительские упреки, он вдруг сказал, что просит Государя уволить его в отставку, потому что «если и на море не может иметь своей воли и приказывать, то незачем ему и носить понапрасну звание генерал-адмирала». Другой раз, будучи на корабле, он упал с мачты и был спасен только ловкостью одного матроса, который подхватил его на руки и которого в награду он тут же пожаловал в мичмана. Государь, до которого это тотчас дошло, объявил, что такой награды дать матросу невозможно, потому что звание мичмана требует известного образования и технических познаний, но генерал-адмирал, несмотря на все вразумления и даже, как говорит хроника, на прутик, остался при своем, объявляя, что данного однажды слова назад не возьмет, так что, наконец, Государю пришлось самому от своего имени уничтожить это неуместное пожалование и дать матросу взамен другую награду.
М. А. КОРФ
Дневник. Год 1843-й
<Фрагменты>
20 февраля
<...> На последнем маскараде одна дама, интригуя Государя, спросила: «Quelle ressemblance il у avait entre un bal masque et un chemin de fer?> — «C’est que, — отвечал он, не остановясь ни минуты, — tous deux ils rapprochent»*.
25 апреля
<...> Я забыл записать один довольно забавный придворный анекдот. В прошлое вербное воскресенье наши придворные дамы как-то заленились, и к выходу во дворце явилось очень мало не только статс-дам, но и фрейлин. Государь сильно за это разгневался и тотчас после обедни послал спросить у каждой о причине ее неявки. Все, разумеется, не нашли никакой другой отговорки, кроме нездоровья. Тогда, начиная с понедельника, ежедневно начали являться придворные ездовые с наведыванием о здоровье: к фрейлинам — по одному, а к статс-дамам даже по два раза в день, и, таким образом, все эти бедные дамочки принуждены были засесть поневоле дома, пока приличие позволило каждой отозваться, что болезнь ее прошла. Должно думать, что они вперед будут исправнее.
* «Какоесходствоонвидитмеждубалом-маскарадомижелезнойдорогой?» — «Оно в том, что и то, и другое сближает» (Здесь игра слов: «rapprochent» — переводится и как «бытьпохожим») (фр.).
Дневник. Год 1843-й
161
Государь все еще отнюдь не совсем здоров. После уже моего с ним свидания ему приставляли рожки1 к спине и ставили ноги в лед. Приближенные замечают, что здоровье его вообще расстроилось с тех именно пор, как он передал себя из рук Арендта3 в руки Мандта2. Последний, по обыкновению своему, обратился к самым энергическим средствам, которые, по-видимому, не годятся для сложения государева. Он первый предписал ему ставить ноги в лед и в прошлом году запрещал ему даже в течение целых 6-ти м[еся] цев употребление говядины. Между тем Государь продолжает выезжать и, тоже по совету Мандта, всякий день непременно ходит три раза по получасу пешком: первый раз, когда встанет, второй — перед обедом и третий — после обеда или поздно вечером.
21 мая
Третьего дня воротился к нам из долговременного своего отпуска герцог Лейхтенбергский4. Он приехал сухим путем, чтобы скорее явиться к должности, а вел[икая] княгиня, будучи беременна, предпочитает воротиться морем и располагает прибыть к 25-у июня. В городе мало еще кто знает о возвращении герцога, но он вчера слушал уже вместе с царскою фамилиею Рубини6 в «Пуританах»6. Итальянская опера переложена была этот раз с середы на четверг именно по воле Государя. Ему хотелось послушать «Пуритан» и соединить это с приездом сюда <из Ц[арского] Села> царской фамилии для предназначавшегося сегодня всему гвардейскому корпусу большого парада, но судьба рассудила иначе.
Всю ночь шел и теперь, в 11-м часу, все еще идет дождик, так что парада быть не может. Это причиняет большое расстройство: во-первых, царская фамилия напрасно приехала из Царского Села; во-вторых, все загородные войска — кавалерия и пехота, — собранные сюда уже несколько дней тому назад и расположенные очень неудобно в манежах, должны оставаться здесь снова на неопределенное время; и, в-третьих, князь Варшавский7 особенно этим расстраивается, ибо ему давно нужно бы ехать в Карлсбад8, а он остался здесь, по убеждениям Государя, именно только для парада <...>
23 мая
Парад на Царицыном лугу состоялся вчера, в субботу, при самой очаровательной погоде и при огромном, как всегда, стечении народа. Когда Государь объехал все войска и Ему отдана
162
М. А. КОРФ
была подобающая честь, Он, еще до приезда имп[ератри]цы, подъехал со всею свитою к приготовленной для нее палатке и тут вдруг скомандовал опять всем войскам на караул в честь фельдмаршала, который и был приветствован громким «Ура!» всей присутствующей массой. Князь Варшавский в ответ на это снял шляпу и поклонился Государю низко, так низко, что я думал, что он свесится и упадет с лошади.
Парад на этот раз заключался не в одном прохождении войск, но и в разных кавалерийских эволюциях. Государь был чрезвычайно доволен всеми войсками, кроме Преображенского и Измайловского. Погода, повторяю, была очаровательная, а сегодня еще лучше; третьего дня при дожде термометр упадал до 6'9, а сегодня еще в 10 часов утра поднялся до 20-ти10. Таков наш бесподобный климат!
5 октября
Имп[ератри]ца думала сделать сюрприз Государю и, вместо того, получила сюрприз от него самого. По здешним известиям, Государь должен был прибыть в Москву 26-го сентября, и имп[ератри]ца расположилась так, чтобы приехать туда 25-го, но нашла уже там Государя, приехавшего накануне. Вчера, 4-го числа, возвратились к нам сперва наследник <(3-го)>, а потом и сам Государь. Имп[ератри]ца остановилась прошлую ночь на ночлег в Новгороде, и ее ждут сегодня.
При получении в Варшаве известия о рождении внука11 Государь пожаловал в пользу тамошних госпиталей гражданского ведомства 3 т[ысячи] р[ублей] сер[ебром] и, сверх того, велел раздать бедным 30 т[ысяч] р[ублей] сер[ебром].
Сверх Адлерберга12, который, как я уже писал, послан был в Москву с радостною вестью отсюда, Государь отправил туда <еще> прямо от себя генерал-майора князя Суворова13 с милостивым рескриптом, коим поручалось временному военному губернатору князю Щербатову14 возвестить жителям «любезной» столицы о рождении у наследника сына. Этот приветный голос монарха московское дворянство торжествовало 18-го сентября блистательным обедом, данным в доме Благородного собрания. Москва — охотница и мастерица на такие публичные изъявления своей радости, которые в Петербурге как-то не водятся, хотя в массе — я разумею высшую массу — Петербург едва ли не более и не искреннее привязан к царственному дому, нежели Москва.
Дневник. Год 1843-й
163
Между тем последняя теперь особенно тронута приездом Государя, имп[ератри]цы и наследника после обрадовавшего и их, и всю Россию события.
9 октября
<...> Государь, как я уже писал, возвратился в Царское Село 4-го октября. Проведя там остаток дня, он приехал в Петербург 5-го, и вот его день у нас, как я знаю из самых достоверных источников. На переезде рано утром по железной дороге16 он был остановлен близ уже Петербурга <пустым вагоном>, стоявшим на рельсах, который по упущению начальства дороги не был оттуда убран. Задержка продолжалась минут десять и так разгневала Государя, что по прибытии в город он тотчас отправил заведывающего дорогою инженера, полковника Романова, на гауптвахту.
Государь остановился в Аничковском дворце, где работал сперва с кн[язем] Чернышевым16 <...> и с гр[афом] Нессельродом17 <...>, а потом принимал кн[язя] Васильчикова18 <...>, возвратившегося 3-го числа из деревни. В 12 часов был развод в Михайловском манеже, где Государь казался очень веселым. Оттуда он проехал на четверть часа к гр[афу] Бенкендорфу19<...>, который был очень опасно болен, но теперь почти совсем уже оправился. Обедал Государь всего втроем с гр[афом] Нессельродом и с гр[афом] Паленом (нашим титулярным послом в Париже), недавно возвратившимся из Карлсбада. После обеда, отправив этих господ, Государь пошел ходить пешком по городу. Здесь интересный анекдот. Государь при своих ночных пешеходных прогулках очень часто ездит на обыкновенных легковых извозчиках, чтобы с ними разговаривать и знакомиться ближе с нуждами и бытом народным. Он возьмет одного до известного пункта, потом оттуда другого, и так переменит их в одну прогулку по нескольку. На этот случай камердинеру велено всегда, когда Государь идет гулять пешком, класть ему в карман шесть серебряных четвертаков. Так сделал Государь и нынче и возвратился с своей прогулки уже поздно, после чего в 9 часов отправился в Царское Село опять по железной дороге <...>
П. X. ГРАББЕ
<Из памятных записок>
<Фрагменты>
Писано в Октябрь 1837 года, в Белгороде
<...> 9-го Октября (1834 года.— Л. В.) возвратился я из Вознесен-ска. Этот смотр долго останется в общей памяти. Конницы было 352 эскадрона по 12 рядов, 24 баталиона пехоты и 144 орудия конной артиллерии. Несмотря на поступившие в стройные ряды обученных войск бессрочно-отпускные нижние чины, успехи, сделанные кавалериею в последние шесть лет, должны были поразить каждого. Государь изъявил всем свою совершенную признательность в самых обязательных выражениях. Драгунский корпус, из 96 эскадронов состоявший, обратил особенное его внимание. На всех парадах и маневрах корпус спешивался с карьера*. Были горячие дни. На одном, после тревоги, одна моя дивизия лишилась 99 лошадей, упалыми; сколько же окажется испорченных? Не вспомню без умиления всего снисхождения и милости ко мне Государя, перед войсками обыкновенно пылкого. Мне доставались главные роли на маневрах. Большею частью сходили они мне с рук удачно; но иногда ошибки делались важные, а в последний день я испортил весь маневр Государя, в котором самое важное действие (оборона Вознесенска) было мне поручено. Я ожидал гнева, подъезжая к Государю; нашел самый обязательный прием. Ошибку он приписал себе; после обеда удостоил продолжительного разговора; согласился с моими примечаниями о несходстве маневров с на-
* Т. е. всадники на всем скаку соскакивали с коней и становились впереди пешим баталионом.
<Из памятных записок>
165
стоящею войною*, на расстоянии пушечного выстрела и, видимо, хотел оставить во мне впечатление своего особенного благоволения. Двор последовал этому примеру. На другой день поутру я получил орден Белого Орла, что после недавнего не в очередь производства в генерал-лейтенанты означало особенную милость. 3-го Октября Государь выехал из Вознесенска, довольный своими войсками. — Не могу привыкнуть и принудить на маневрах умственные свои способности к тому напряжению, которое настоящая война возбуждает естественно. С трудом успеваю доходить до должного внимания. Этим объясняю свои ошибки. Некоторые весьма были важны. Непонятное и неистощимое ко мне в этих случаях снисхождение Государя почти заставляет меня думать, что он разгадал эту тайну и понял, почему в войне я служил и буду служить иначе. Я войною испорчен для маневров.
Близость Одессы, Крыма после счастливого для меня окончания Смотра! Ничто не могло одолеть почти болезненного позыва домой, к жене, детям, к тишине и порядку моего домашнего быта, доброю женою для меня устроенного, и я, отправив дивизию в обратный поход с бригадными генералами, сам поскакал в Белгород 5-го, 9-го поутру обнял своих домашних, здоровых и обрадованных. Благодарение Богу! Есть счастливые дни в жизни.
Из нашего царского дома присутствовали в Вознесенске: Императрица, Наследник, Михаил Павлович с супругой и Мария Николаевна; из иностранных: эрц-герцог Иоанн, принцы Август и Адальберт Прусские, Бернгард Веймарский с сыном, принц Лейхтенбергский <...>. Австрийский посол граф Фикельмон <...>, князь Виндишгрец, оба примечательные достоинством и любезностью своего обращения. Английский Арбутнот, Прусский генерал Барнер, множество австрийцев из знатной молодежи. Граф Нейперг привез мне письмо от графа Вальдемона из Милана. С ним же я и отвечал. — Из корпусных командиров были: Ридигер <...>, Крейц, Муравьев <...>. Из примечательных людей: Ермолов <...>
* Когда Государь спросил П. X. Граббе, кам он думает о пользе маневров, тот отвечал ему, что маневры могут иметь значение лишь до расстояния пушечного выстрела, и затем начинается действие сил нравственных. (Записано позднее со слов автора).
ОРАС ВЕРНЕ
При дворе Николая I:
Письма из Петербурга. 1842-1843
<Фрагменты>
х
Сего 13 июля [1842 г.]
Сегодня знаменитый петергофский Праздник1, но дождь льет потоками. Была обедня, целование руки и проч.
Сего 13-го, вечером
Праздники кончились.
Воистину нет ничего более необычного, чем сие смешение народа с большими вельможами, рабов с королями, когда все это растекается по дворцовым залам. Русский по своей природе дурно пахнет, и ты можешь представить себе, что это такое во время жары. Вот если бы твой бедный носик оказался здесь!
Прощай, милый друг, тысяча нежностей для тебя и наших детей.
Я собираюсь начать работать в конце этой недели.
XI
Санкт-Петербург, после 20 августа 1842 г.
Итак, я снова в этом большом неустроенном городе. Император принял меня все с той же сердечностью, но разговор был короткий. Он спросил о королевской фамилии, интерес к которой у него не
При дворе Николая!: Письма из Петербурга. 1842-1843
167
охладился, однако я не счел уместным пускаться в дальнейшие объяснения при князе Волконском2, отложив оные до ближайших дней. К сожалению, у меня не будет столь же удобной оказии, как сегодня, чтобы все рассказать тебе. Но что делать?
В первых числах сентября я отправляюсь вместе с императором в путешествие по стране на семь недель3, в течение которых надобно проехать тысячу пятьсот лье*. Самые длинные переезды займут по сорок восемь часов, и у нас будет двенадцать остановок. Как видишь, мы не слишком сильно утрудим себя. Всего едут пять персон: сам император, генералы Орлов4, Адлерберг6, Ушаков6 и я. Общество самое избранное. О маршруте сказать пока нечего, это остается тайной. Но если судить по числу разосланных во все стороны адъютантов, дела предстоят нешуточные. Я буду лишен удовольствия уведомлять тебя обо всем, поскольку <„.>** Но, самое главное, ты всегда будешь знать о моем здравии. Пошли одно письмо в Варшаву, а потом, как обычно, в Санкт-Петербург.
Я застал всю императорскую фамилию в болезнях. Мое столь быстрое возвращение вызвало здесь немалое удивление. Обращенные ко мне в обществе вопросы показывают беспокойство 0 будущем этой страны. За последнее время в администрации и армии случились ужасающие убийства. Несколько дней назад один чиновник застрелил товарища министра финансов князя Гагарина7. Преступника осудили на шесть тысяч шпицрутенов, но он умер после тысячи двухсот. Теперь обнаружилось, что его вынуждали признаться в хищениях, совершавшихся на самом деле важными персонами. Сей случай возбудил изрядное волнение в среднем классе, у которого нет ни суда, ни защиты против тирании вельмож.
<...> Предстоящее путешествие весьма для меня интересно. Шесть недель я буду неотступно, буквально каждую минуту, при Великом Человеке, и конечно, не обойдется без частых и продолжительных разговоров, в том числе и о сближении России и Франции. Общественное мнение вполне к этому готово. Остается только убедить императора в том, что его дальнейшее сопротивление будет воспринято всем светом как простое упрямство. Сказанное
* Лье — старинная французская мера расстояния, равная 4,5 км. — Прим, перев.
** Пропуск во французской публикации. — Прим, перев.
168
ОРАС ВЕРНЕ
королем (хоть я и остерегусь передавать все без исключения) дает надежду на успех.
Императорская фамилия переехала из Петергофа в Царское Село. Я воспользовался этим обстоятельством, чтобы провести три дня в городе и купить кое-что из необходимого для путешествия: кожаные подушки, футляры для эскизных альбомов и т. п. Но уже сегодня вечером император спрашивал, не заболел ли я и приеду ли завтра. Мне это отнюдь не неприятно, значит, я ему нужен.
Запечатываю письмо при пушечных выстрелах в честь дня рождения наследника8.
XIX
Санкт-Петербург, 22 октября 1842 г.
<...> Думаю, это последняя надежная оказия для письма, и хочу воспользоваться ею, дабы рассказать тебе обо всем происходящем перед моими глазами. Как я уже писал, мне довелось увидеть здесь удивительные вещи, о которых во Франции не имеют ни малейшего представления. Все, что делается без участия общественного мнения, а лишь по воле одного человека, прекрасно организовано. Армия, школы, больницы приведены в образцовый порядок, и в них даже видна некоторая роскошь. Но так далеко не везде. Из всех институтов более других нуждаются в исправлении, на мой взгляд, суды. Среди тысяч прошений и жалоб, поданных императору во время вояжа, более трех четвертей касается правосудия. Бесполезно! Император не может читать все подряд, каждый вечер ему подают только общий экстракт, а судьба просителя определяется мнением докладчика, который чаще всего из-за усталости даже не дочитывает жалобу до конца. Однако при этом дело решается уже в последней инстанции, и хорошо еще, если сам жалобщик не становится жертвой продажности! Таково положение императора, который хочет непременно сам вникать в малейшие подробности всего, что происходит в его Империи, и чем больше страна стремится к цивилизации, тем более умножаются трудности, а изворотливость населения в обходе законов становится все изощреннее.
Путешествие мое началось только с Москвы. До Тулы природа везде одинакова, но затем по мере продвижения к югу
При дворе Николая I: Письма из Петербурга. 1842-1843
169
деревьев становится все меньше, и наконец, они почти совсем исчезают вплоть до самой Польши.
Вот список губерний, через которые мы проехали: Тульская, Орловская, Курская, Украина, Екатеринославская, Таврическая, Херсонская, кусочек Бессарабии (чтобы увидеть Бендеры9) и, наконец, Молдавия10; затем Подольская, Волынская, Великое герцогство Варшавское11, Гродненская и снова Волынская. Ты можешь увидеть по карте, что это совсем немало. Я не стремился в Одессу, где для художника нет ничего интересного. Кажется, я уже писал, что у меня превосходная коляска о шести лошадях. Рядом со мной был Шарль, а на козлах другой слуга, знающий по-русски. Мой багаж состоял из чемоданов, запирающихся на ключ, и ящика с провизией, который открывался, когда мы останавливались на обед, поскольку у нас была всего одна еда в день. Император великий трезвенник; он ест только капустный суп с салом, мясо, немного дичи и рыбы, а также соленые огурчики. Пьет одну воду. Но я употреблял вино и приспособился ко всему весьма недурно. Когда мы останавливались на несколько дней, кухня была изысканнее: нам старались угодить стерлядью, дрофой, лосиной <...>. Поселяли нас походным порядком у обывателей, и было достаточно принадлежать к императорской свите, чтобы все ходили на головах. Мое имя везде известно, и знаменитый О. Берне становился предметом любопытства и домогательств со стороны еще остающихся здесь старых французских пленников. В большинстве это учителя или прежде бывшие ими; все они приходили с детьми и говорили: «Сударь, я считал вас куда полнее», или: «Вы представлялись мне выше ростом», так что я был вынужден показывать себя и в Великой, и в Малой России. Впрочем, мне не пристало жаловаться — почти всегда ко мне приставляли сопровождающего, который таскал меня везде, где только было на что посмотреть. Именно так я увидел поле Полтавской битвы, о котором уже писал тебе, и многое другое. Но в письме всего не опишешь.
Что касается императора, то его благосклонность ничуть не уменьшилась: он выказывает мне истинную привязанность. У нас были долгие разговоры, однако я не счел уместным затронуть главный вопрос, поскольку не проходило и дня, чтобы ему не докладывали о том, как ведет себя наш поверенный в делах с самыми высокопоставленными особами двора. Кроме того, всегда присутствовал кто-то еще, и у меня не было возможности говорить обо всем. <...>
170
OP АС ВЕРНЕ
XX
Сего 21 октября 1842 г.
<...> Императорская фамилия еще не в городе, и поэтому в свете пока нет приемов. Я часто остаюсь у себя. Догадайся, как у меня проходит время. Я купил грамматику Ноэля и зубрю причастия, но когда перехожу к подлежащим и дополнениям, мысли у меня разбегаются.
Мне все время хочется повторять тебе, насколько с каждым годом наши прежние чувства для меня дороже и дороже — это истинное сокровище души. Благодаря одинаковому возрасту кому-то из нас придется, хотя и недолго, страдать в одиночестве, бедная моя женушка. <...>
Что бы ты ни говорила, но мои чувства к императору совсем не таковы, как тебе кажется. Я отдаю ему справедливость — это человек необыкновенный, но все-таки еще далекий от совершенства. Он обладает всем, чтобы завоевывать сердца людей независимых; но когда у него есть хоть наималейшая власть, жестокость его такова, какой я еще не встречал ни у одного человека. Правда, для поддержания всеобщего повиновения он и не может вести себя иначе. Русские во всех слоях общества настолько склонны к беспечности, что их можно сдерживать только страхом. Если русский не дрожит от страха — это самый никчемный человек в свете. Здесь все устроено на военную ногу, начиная от кухонь и до верховного суда. Привычка постоянно изрекать приговоры (при сем обвиняемый должен всегда стоять навытяжку) сделала императора неприметно для него самого столь грубым, что это погубит его, когда внушаемый им ужас сменится безразличием и усталостью.
Все сии великолепные учреждения, о которых я писал тебе, нигде в таковом виде отнюдь не существуют. Казалось бы, они созданы ради общего блага. Но нет, образование для всей массы юношества совсем не помогает продвигаться — после обучения они должны оставаться в первоначальном своем состоянии, ни возвышаясь, ни опускаясь. Солдатские дети никогда не поднимутся выше унтер-офицеров. Так зачем же учить их и прививать им такие вкусы, кои они все равно не смогут удовлетворить? И уже появляются пагубные следствия подобного порядка вещей. Взбунтовалось целое военное поселение, — ни один офицер не уцелел, все были хладнокровно перерезаны. Солдаты, возглавляемые
При дворе Николая I: Письма из Петербурга. 1842-1843
171
унтер-офицерами, явились к своим начальникам и заявили: «Мы не держим на вас обиды, но вы обречены на смерть, кончайте свои дела, мы придем за вами», и они пришли. Должно быть, наказание было ужасно, поскольку об этом ничего не известно. Все эти полки расформированы12. Вот, моя дорогая, как все устроено в России. Здесь трудятся, не заботясь об урожае. Прививают апельсины к елям и надеются на добрые плоды. Дворяне готовы отдать все свое состояние, лишь бы не попасть в Сибирь. Как я уже говорил, в этой стране зреет нарыв, который, несомненно, прорвется, и все, у кого нет бороды, будут изничтожены. Черт бы взял всех этих императоров с их путешествиями и всем прочим!
Не скрою от тебя, меня уже начинает одолевать скука: день так короток, что приходится тратить все остальное время на выезды в свет, а это не принадлежит к моим сильным сторонам. Но здесь нет никаких средств, чтобы дать пищу уму и сердцу.
Прощай, милый друг, душевно целую всех вас. Как я тебя люблю, бедная моя старушечка. У твоего старика при всем его молодом виде уже нет никаких иллюзий, а пока остаются еще физические силы, надобно позаботиться о будущем.
XXVIII
Сего 13 [13 февраля 1843 г.]
<...> Я уже немало узнал в армии и теперь хочу увидеть народ в рабском его состоянии.
Убежден, что император ни к чему так не стремится, как к освобождению крепостных, но при столь развращенных нравах это невозможно13. Жизнь крестьянина настолько противоположна моральным основам общества, что оные нельзя привить без полного перерождения обычаев, а как сделать это, если понятия чести не влияют на умы, которые озабочены лишь тем, чтобы трудиться как можно меньше? Для русских, от князя до мужика, совершенное счастие заключено в легкомыслии и безделье.
Несколько новых законов ограничивают ужасающие злоупотребления, каковые при отсутствии гражданского общества укоренились для пользы помещиков, чьи- богатства зависят не от цены земли, но от числа принадлежащих им крестьян. Поэтому бывает и так, что отец семейства, дабы женщины не оставались без потомства, женит своего десяти-двенадцатилетнего сына
172
OP АС ВЕРНЕ
и самолично производит вместо него детей. Существует запрет на ранние браки, но сколько времени понадобится для того, чтобы он превозмог корысть и разврат? <...>
Только представь себе, каково ожесточение между господином и рабом, и можно ли уравнять в правах тех людей, которые сами не считают себя принадлежащими к той же расе. Лишь революция способна изменить установившийся здесь порядок вещей, но никто не знает, что будет тогда с сей огромной страной при столь различных языках, религиях и климатах. То ли мой нос столь чувствителен, то ли у меня навязчивая идея, но я не считаю для императора возможным при всех его моральных принципах посредством одной только армии (какая бы многочисленная и вымуштрованная до автоматизма она ни была) долго удерживать равновесие. Угроза революции подавляет наилучшие его намерения. Страх заставляет императора скрывать под упорядоченной внешностью всяческие уродства и безобразия. Но от сего они никуда не исчезают и сохранятся, пока будущее основано лишь на видимости силы и процветания! Я уже говорил, что все это кажется мне нарывом на теле цивилизации, который рано или поздно прорвется. Как только у армии откроются глаза, она увидит вокруг себя сорок миллионов бородачей, жаждущих завладеть землями, каковые они почитают своими, поелику сии земли имеют цену лишь благодаря крестьянам, работающим на них, и даже налог взимается не с земли, а с числа душ. Посему ни один из них не стремится выйти на свободу. Освободившись, крестьянин не получает ничего; в рабском же состоянии его можно продать только вместе с землей, дающей ему пропитание. <...>
Вот в какую сторону повернут нос императора. Он словно на гребне горы между двумя пропастями. Один неверный шаг, и падение неизбежно. На мой взгляд, лучше спуститься в ту или другую сторону, пока тебя не столкнули. Но, и я убежден в этом, дороги уже нет. Как только престиж грубой силы исчезнет, страна быстро выровняется, и понадобятся уступки с обеих сторон: дворян и крестьян. Буржуазии еще слишком мало, чтобы она оказывала какое-либо влияние. Этот класс не может покупать землю и ведет замкнутое существование, ограничиваясь избранием магистратов и уплатой налогов. Среди них есть даже миллионеры, но богатство, нажитое отцом (большей частью всякими плутнями), вскоре растрачивается сыном, который, не имея никакого положения в обществе, видит перед собой лишь путь пьянства
При дворе Николая I: Письма из Петербурга. 1842-1843
173
и разврата. Таким образом, есть только два класса, и они полностью разделены по своему положению, интересам и нравам. Они живут один за счет другого, но сей порядок не может сохраняться долгое время. Баланс слишком неравен. Уже сейчас помещики вынуждены к немалым пожертвованиям, дабы предотвратить бунты, грозящие при малейшем неурожае. Настанет день, когда для сего не хватит владельческих доходов, и крестьянам придется самим заботиться о себе.
Перечитал свою болтовню и ничего не понял. Сам-то я знаю, что хотел сказать, но это понятно только мне одному. Все-таки посылаю сие письмо. Сохрани его, оно пригодится для освежения памяти.
Не вдаюсь в дальнейшие подробности, поговорим обо всем после моего возвращения.
XXIX
Санкт-Петербург, 12 февраля 1843 г.*
<...> Покидаю тебя до завтрашнего утра, милый друг, пора уже одеваться, чтобы ехать на бал к графу Воронцову14, где будет вся императорская фамилия. Часто я вспоминаю о том иерусалимском вечере, когда после ужина я писал тебе на монастырском столе. Тощий и утомленный, но глядя в Библию и на все окружающее, я набивал дорожный мешок, подобно муравью, запасающему себе пищу. Здесь же все наоборот, меня окружает пустота, которую приходится заполнять за свой счет. К счастью, это не относится к кошельку, и я привезу его округлившимся, не в пример моим щекам. Усиленная работа дает удовлетворение, и кажется, что вынужденный отдых не прошел для меня даром. Я чувствую в себе те же силы, что и двадцать лет назад, и в придачу к сему долгий опыт постоянного труда позволяет создавать большие вещи. Было бы желание, возможности к сему останутся у меня до конца жизни.
<...> Сейчас здесь празднуют масленицу и озабочены лишь тем, как бы переменить свою натуру в полном смысле сего слова.
* В соответствии с французской публикацией приведенные в этом письме даты совпадают с датами письма XXVIII. — Прим, перев.
174
ОРАС ВЕРНЕ
Ах, русские дамы, у вас это неплохо получается! Маскарады возбуждают, и подобно арабским женщинам, прикрывающим лицо низом рубашки, ваши черные маски прячут напускную холодность. Развлекайтесь, мои красавицы, ведь уже близок Великий пост 15> и тогда вам придется изображать из себя надменных гусынь!
Прелюбопытная вещь сии ночные собрания, подобные парижским балам в нашей Опере. Они бывают дважды в неделю: в Большом театре* и в Дворянском собрании16. Заплатив одинаковую цену, входить может каждый, и здесь собираются одни и те же люди. Из-за военной музыки, от которой вдребезги рассыплется даже окаменевший череп, приходится говорить только на ухо друг другу, как при исповеди. Каждый предоставлен самому себе, от императора до последнего актеришки. Все проталкиваются сквозь толпу без почитания рангов и не снимая головных уборов. У офицеров поверх мундиров маленькие шелковые накидки из черного кружева. Для нас, французов, здесь самое странное то, что на каждом шагу можно встретить принцев императорской фамилии, развлекающихся как простые буржуа. Его Величество держится с удивительной грациозностью, и на него непрестанно нападает множество черных домино, чтобы сказать ему все, что им только взбредет в голову. Я не устаю восхищаться, видя самодержавного сего монарха, столь свободно общающегося со своими подданными, не то что конституционные короли, не осмеливающиеся показаться даже в окнах своего дворца из страха получить пулю в лоб. Признаюсь, таковые примеры переворачивают все понятия, и моя голова не столь глубокомысленна, дабы понять причину сего. Но сейчас не время философствовать. Речь идет лишь о факте, несомненно, единственном во всем свете.
Домашние балы сменяют друг друга. Один, у графини Воронцовой17, превзошел все остальные своим великолепием. За ужином на столе императрицы было выписанное из Англии блюдо ценою чуть не в миллион франков. Прислуживали более ста напудренных ливрейных лакеев. Рядом со всем этим Аполлонова зала у Лукулла не более чем вечерний чай г-жи Жибу. Невозможно выказать более роскоши, не нарушая при сем гармонию самого изысканного вкуса. Уверяю тебя, нигде еще я не видывал ничего подобного.
Вчера костюмированный бал у Демидова18. Был император и великие князья; из принцесс только супруга великого князя
При дворе Николая I: Письма из Петербурга. 1842-1843	175
Михаила с дочерьми19. Погода тоже весьма недурна. Множество напудренных дам. Только одна индийская кадриль своим мотивом походила на туземную музыку. Среди разнообразных костюмов выделялся некий африканский охотник с медным лицом, свирепым видом и своеобразной грацией. Ты узнала бы его — это был твой муж, отнюдь не возгордившийся своим успехом. Да, милая женушка, он произвел настоящий фурор, но не утратил ни простодушия, ни качеств своей нации. В пятницу я буду на таком же балу во дворце, где появлюсь в образе завоевателя Константины, сиречь простого зуава. <...>20
Л. В. ДУБЕЛЬТ
«Вера без добрых дел мертвая вещь»
<Фрагменты>
<...> Слава Богу, что Великая Княгиня Анна Павловна*, наконец, Королева — давно бы пора. Она уже около 30 лет замужем, а все была только наследная принцесса. Умно сделал старый Король, что отдал свою полосу сыну, а сам пошел в захребетники. Право, умно!
Государь Наследник Цесаревич Александр Николаевич обручен**. Виноват, эта партия мне не нравится. Принцесса Дармштадтская чрезвычайно молода, ей нет 16 лет. По портрету не очень хороша собою, а наш Наследник красавец. — Двор гессен-дармштадтский такой незначащий! Принцесса росла без матери, которая умерла, оставя ее ребенком. Не знаю, что-то сердце сжимается при мысли, что такой молодец, как наш Наследник, делает партию не по сердцу и себе не по плечу.
Все великое и прекрасное так свойственно нашему Государю, что уж и не удивляет! Отеческое его попечение о голодных губерниях доказывает не только доброту, но какую-то рыцарскую добродетель. Про Александра Павловича говорили, что он был на троне — человек; про Николая надо сказать, что это на троне ангел — сущий ангел. Сохрани только, Господи, его подольше, для
* Анна Павловна (1795-1865), дочь Императора Павла I, в замужестве (с 1816 г.) за королем Нидерландов (с 1840 г.) Вильгельмом II (1792-1849). Вильгельм I, король Нидерландов (1773-1843), отказался от престола в пользу сына 1840 г.
** Мария Александровна (1824-1880), урожд. принцесса Гессен-Дармштадт-ская. Обручение состоялось в 1840 г., брак совершен в 1841 г.
«Вера без добрых дел мертвая вещь»
177
благоденствия России. — Не нравится мне, что он поехал за границу; там много этих негодных поляков, а он так мало бережет себя! Я дал графу Бенкендорфу пару заряженных пистолетов и упросил положить их тихонько в коляску Государя. Как жаль, что он не бережет себя. Мне кажется, что, принимая так мало попечения о своем здоровье и жизни, он сокращает жизнь Свою — да какую драгоценную жизнь! Счастливы те, которые так сблизка видят его дела. Сколько делает он добра России! везде заведения в пользу общую — в Одессе, даже для жидов, учредил училище. В Сенном, в 1812 году, французы разорили церковь, и с тех пор жители этого города оставались без службы. Они сетовали, тем более что других церквей поблизости не было. Кто же выстроил им новую церковь? Их помещики? Нет! выстроил ее Николай Павлович на свой счет. — В Смоленске все разоренные французами дома исправлены, а на чей счет? Государь пожаловал большие суммы* денег Смоленску. — Велик Николай Павлович, чудо-Государь — какая конституция сравнится с его благодеяниями.
Многие находят, что А. Н. Демидов* сделал глупость, женившись на дочери герцога Монтфорского; а я так радуюсь, что русский рядовой барин взял в супруги внучку и племянницу Императора и Короля, родственницу и нашего царского дома. Мне кажется, что это делает честь России, что ее простой дворянин может искать союза с заграничными владыками. Не понимаю, отчего наш Государь не согласился утвердить за Демидовым титул князя Флорентийского. Я почти уверен, что блистательная партия Демидова породила зависть в нашей аристократии и они уверили Государя, что такой брак вреден нашему Отечеству; тогда как, напротив, брак этот доказывает преимущество нашей нации и что русский богатый благовоспитанный дворянин равен западным князьям. Принцесса Матильда, прекрасная собою, ко
* Демидов Анатолий Николаевич (1812-1870), князь Сан-Донато. В молодости служил в Министерстве иностранных дел, состоя при русских посольствах в Париже, Риме и Вене, но почти постоянно жил в своей итальянской вилле Сан-Донато (от нее княжеский титул, пожалованный ему Сардинским королем). В 1841 г. женился на племяннице Наполеона I, дочери бывшего короля Вестфалии, принца Жерома Бонапарта Матильде (1820-1904), графине де Монфор. От отца Демидов унаследовал колоссальное богатство (до 2 000 000 руб. дохода ежегодно), основал шелковую фабрику во Флоренции, щедро меценатствовал и жертвовал на благотворительные нужды и ученые цели, снаряжал экспедиции по горному делу.
178
Л. В. ДУБЕЛЬТ
нечно, имела много женихов между немецкими и итальянскими князьями, но предпочла дворянина из нации, которую называют варварами. Воля ваша, я радуюсь этому браку и, любя Демидова за его благотворительность, горжусь этим браком, делающим честь России. Если бы все рассуждали беспристрастно и не давали бы воли своей гордости, то радовались бы вместе со мною; но русское начало так подавлено окружающим трон германизмом, что и русские сделались немцами и голос их ослабел для правды. Жаль, что Государь, всегда такой молодец, в этом случае не выказал своего обычного величия.
Сегодня мы молились на коленях за Наследника и его невесту и за благополучие их союза. Если бы он мог видеть, как усердны к нему русские, он бы порадовался! При молитве я не мог удержаться от слез — кажется, что и многие другие плакали. Воображаю, что должны чувствовать Государь и Государыня, видя своего первенца, своего любимца, Наследника такой обширной власти, славы, такого Престола, вступающего в такой важный союз, от которого должна зависеть вся будущая и его и России участь. Дай Бог ему счастия.
Неужели Великая Княгиня Мария Николаевна* не приедет на эту свадьбу? На такую свадьбу?
При чтении церемониала об обручении Великой Княжны Ольги Николаевны** я радовался. Эта свадьба по сердцу русских. Дай Бог, чтобы она была так счастлива, как того заслуживает, и столько, сколько желает ей того вся Россия. Не нарадуюсь, что жених ей пара и что Бог избавил ее от супружества с австрийским эрцгерцогом Стефаном1. В Австрии она была бы так же несчастлива, как была покойная Александра Павловна***, тем более, что этот эрцгерцог Стефан сын того же Палатина Венгерского, который уморил с горя покойную Александру Павловну, такую же красавицу, какова на
* Мария Николаевна (1819-1876), Вел. Кн., дочь Императора Николая I, замужем была: 1) С 1839 г. за герцогом Максимилианом Лейхтенбергским (1817-1852); 2) за графом Григорием Александровичем Строгановым (1824-1879), морганатический брак.
** Ольга Николаевна (1822-1892), Вел. Кн., дочь Императора Николая I, замужем (с 1846 г.) за Карлом I, королем (с 1864 г.) Вюртембергским (1823-1891).
*** Александра Павловна (1783-1801), Вел. Кн., дочь Императора Павла I, замужем за эрцгерцогом австрийским Иосифом, палатином Венгрии (1776-1847).
«Вера без добрых дел мертвая вещь»
179
ша Ольга Николаевна. Уж точно Бог ее помиловал от этого брака. В Австрии несметное семейство; эрцгерцог Стефан из младших, потому что он только двоюродный брат Императора. — Ее, бедненькую, заклевали бы там все тетушки, дядюшки, сестрицы и братцы! Ее красота не тронула бы их; они завидовали бы ей, старались бы затмить ее и для того загоняли бы ее различным образом, как делали с Великою Княгинею Александрою Павловной. — Ведь они немцы! — Даже теперь страшно, когда подумаешь, что Ольга Николаевна могла попасть туда. Слава Богу, что он избавил ее от этой напасти и послал ей жениха, более ее достойного, — хотя, конечно, нет на свете таких принцев, которые были бы совершенно ее достойны.
Заметили ли, как наши Царевны Александры недолговечны? — Из потомства Императора Павла Петровича умерло восемь Великих Княгинь и Княжен — из этого числа четыре Александры: Александра Павловна, Александра Михайловна, Александра Максимилиановна и теперь Александра Николаевна*. — Если сказать, что это потому, что много было Царевен этого имени, так еще более имени Мария, а Марии, слава Богу, живы. Смотрите: у Государя сестра Мария жива, сестра Александра умерла; у Него же дочь Мария здравствует, а дочь Александра скончалась. У Великого Князя Михаила Павловича дочь Мария жива, Александра умерла. У Великой Княгини Марии Николаевны дочь Мария жива, дочь Александра** умерла. Конечно, не от имени они умерли, но как-то странно!
Когда же возвратится наша Цесаревна? Уж и она не хворает ли? Мне кажется, вся беда от того, что наши принцессы Великие Княжны рано замуж выходят. Мария Александровна венчалась
* Александра Николаевна (1825-1844), Вел. Кн., дочь Императора Николая I, замужем за наследным принцем Фридрихом Георгом Гессен-Кассельским. Умерла в Царском Селе.
** Александра Михайловна (1831-1832), Вел. Кн., дочь Вел. Кн. Михаила Павловича. Александра Максимилиановна (1840-1843), принцесса Лейхтенбергская, дочь Вел. Кн. Марии Николаевны и Максимилиана, герцога Лейхтенбергского. Мария Павловна (1786-1859), Вел. Кн., дочь Императора Павла I, в замужестве (с 1804 г.) за Карлом Фридрихом, великим герцогом Саксен-Веймарским. Мария Михайловна (1825-1846), Вел. Кн., дочь Вел. Кн. Михаила Павловича.Мария Максимилиановна (1841-?), дочь Вел. Кн. Марии Николаевны и герцога Максимилиана Лейхтенбергского, в замужестве (с 1863 г.) за Вильгельмом, принцем Баденским (1829-1897).
180
Л. В. ДУБЕЛЬТ
16-ти лет; Александра Николаевна 18-ти. Сами дети, а тут у них дети — какому же тут быть здоровью! — Крестьянки выходят замуж 16-17 лет, так какая разница в их физическом сложении! Крестьянки не носят шнуровок, едят досыта, едят много, спят еще больше, не истощены ни учением, ни принуждением. В них развивается одна физическая сила и потому развивается вполне, как в животных; но и тут, которая девка рано вышла замуж и много имела детей, в 30 лет уже старуха. — В большом свете гонятся за тонкою талией, за эфирностью и прозрачностью тела; а эти корсеты влекут за собою слабость и расстройство здоровья.
Рескрипт Государя на имя генерал-губернатора, по случаю похорон Великой Княгини Александры Николаевны, без слез нельзя читать. Дай Бог ему здоровья, что он любит свою Россию. Видно, любит, что изъявление ее привязанности и скорби может служить ему утешением в такую горькую минуту. — Боже мой! если бы наши Цари знали, как мы их любим, как чувствуем их попечения. Конечно, теперешнее горе царского семейства есть общее горе, и надо бы заложить траур не только на придворных, но на всю Россию, и не на три, а надо бы горевать шесть месяцев, и без цветных лент.
Более всех жаль Государыню; она сама такая слабая — не теряла детей маленьких, каково же ей теперь потерять дочь взрослую, замужнюю красавицу! — Между тем должно быть, что чахотка — семейная болезнь, потому что мать Государыни также умерла очень молода и этою же болезнию; да и Государыня сама насилу избежала той же участи. Страшно и за Ольгу Николаевну; она такая эфирная, и если будет иметь детей, Боже сохрани, чтоб и с нею того же не было. Не понимаю, отчего обвиняют мужа Александры Николаевны в ее болезни! Чем же он виноват, что ей досталась наследственная чахотка?
Жаль мне Великой Княжны Марии Михайловны. Каково это! из пяти дочерей у Елены Павловны* остается одна Екатерина Михайловна**. Бедная мать! — Теперь Великий Князь Михаил
* Елена Павловна (1806-1873), Вел. Кн. (урожд. Фредерика Шарлотта Мария, принцесса Вюртембергская), супруга Вел. Кн. Михаила Павловича. Во время Крымской войны основала первую в России общину сестер милосердия. При ее содействии основано было Русское музыкальное общество.
** Екатерина Михайловна (1827-1894), Вел. Кн., дочь Вел. Кн. Михаила Павловича.
«Вера без добрых дел мертвая вещь»
181
Павлович* будет еще сердитее прежнего, потому что у него нрав такого рода, который не смягчается, а раздражается от огорчения. Наша бедная военная молодежь дорого заплатит за болезнь Марии Михайловны и, к несчастью, за ее кончину.
Как жаль, что умирают такие ангелы, как эти три великие княжны: Александра Николаевна, Елисавета и Мария Михайловны. Кому бы и жить, как не им? Молоды, прекрасны, всеми обожаемы, ни в чем не нуждались. Иному есть нечего; у другого все сердце изныло от печали, — тот жив!
Воображаю, как доволен Государь, что у него вдруг два внука, особенно, что у Наследника сын**. Это видно по числу производств при рождении и крестинах. — Дай Бог, чтобы новорожденный рос, был здоров и веселил сердце деда, родителей и все русские сердца не только здоровьем, но еще более достоинствами, свойственными будущему повелителю шестой части света. Дай Бог! — Все русские помолятся об этом. — А я думаю, как вся Западная Европа бесится за это! Им бы хотелось, чтобы у нас и Дети не родились.
Как хорошо быть русским; как хорошо везде за границей принимают русских! Дай Бог здоровья и всякого счастия нашим Царям, что они так прославили имя русское на земле, и дай Бог здоровья нашему Государю Николаю Павловичу, что он, при последнем трактате с Турциею, так занялся обеспечением для русских переезда в Иерусалим и пребывания их там на богомолье. Бывало, съездить в Иерусалим, поклониться святым местам было труднее, чем побывать на том свете; а теперь эта поездка сделалась прогулкою по милости Государя, который позаботился о том, чтобы сделать это путешествие доступным каждому из его подданных. Посмотрите, какими попечениями окружен русский в таком отдалении от Отечества, в Азии, между иноверцами! — Всем этим мы обязаны Государю; как не благодарить его за себя и за детей наших!
* Михаил Павлович. (1798-1849), Вел. Кн., сын Императора Павла I. Его дети от супружества с Вел. Кн. Еленой Павловной: Мария Михайловна (1825-1846); Елизавета Михайловна (1826—1845), замужем за герцогом Адольфом Нассау (впоследствии великий герцог Люксембургский); Екатерина Михайловна (1827-1894); Александра Михайловна (1831 -1832); Анна Михайловна (1834-1836). •
** Николай Александрович (1843-1865), Вел. Кн., старший сын Императора Александра II. После его смерти Наследником стал следующий сын — Вел. Кн. Александр Александрович, будущий Император Александр III.
182
Л. В. ДУБЕЛЬТ
Сердце радуется, что имя нашего Отечества так звучно в таком отдалении, а кому мы этим обязаны, как не Царям нашим, особенно нынешнему Государю Николаю Павловичу, который войною с Персиею, и войною с Турцией, и выгодным миром, и условием о доставлении русским всех удобств при посещении Иерусалима еще более прежнего прославил Россию на Востоке.
Если судить по прошедшему о будущем, то многие века пройдут как тени, унося с собою миллионы людей и память о них. От времени и обстоятельств не только веси, грады и твердыни исчезают с лица земли, но и царства отжившие падут, как древа, согнившие в корне. Между тем не угаснет звезда России, венчающая славные, мудрые дела Императора Николая Павловича в течение его 25-летнего царствования.
При всей строгой наружности Императора Николая Павловича он человек самого мягкого, доброго сердца; чувства его всегда возвышенны, благородны — он настоящий рыцарь sans peur et sans reproche*. — Последнему из министров труднее говорить правду, нежели ему. — При личных докладах Он выслушивает ее с величайшим вниманием; позволяет даже спорить с собою и свободно выражать свой образ мыслей и взгляд на дела и вещи. В таком самостоятельном, непреклонном характере это черта высокая, и мы редко, почти никогда не встречаем ее даже в мелких властелинах.
Несколько дней тому назад Он приказал мне посадить в крепость одного еврея, виновность которого еще не была совершенно доказана. Я осмелился возразить и сказал: «Дайте время, Государь, — рассмотрим дело подробно, и ежели он точно виноват, то не уйдет от нас, — ежели же он окажется невинным, то чем искупите Вы его невинное заключение? » — Правда, что он взглянул на меня так строго, что, признаюсь, хоть сквозь землю провалиться, и я подумал: ну, быть беде! Но, помолчав несколько, он только сказал: «Нет, посади его в крепость!» Приказание я исполнил, а через 4 месяца обнаружилась совершенная невинность несчастного еврея.
«Ты был прав, — сказал мне Государь, — теперь скажи, чем могу я вознаградить его невинное заключение?» — «Деньгами, — отвечал я, — этот народ готов за сто рублей просидеть и год в крепости». Его величество приказал выдать жиду 4 т. рублей.
Много ли таких людей, готовых так честно сознать свою ошибку?
* Без страха и упрека (фр.).
«Вера без добрых дел мертвая вещь»
183
От излишнего усердия перенес я сегодня большое огорчение. Английский флот начал заводить винтовые корабли. Мне пришло в голову, что ежели их флот будет двигаться парами, а наш останется под парусами, то при первой войне наш флот тю-тю2! Игрушки под Кронштадтом и пальба из пищалей не помогут. Похваливают это наши злодеи, иностранцы, чтобы усыпить нас, чтоб закрыть нам глаза, а в душе смеются. — Эту мысль я откровенно передал моему начальнику и сказал мое мнение, что здравый смысл требует, ежели иностранные державы превращают свою морскую силу в паровую, то и нам должно делать то же и стараться, чтобы наш флот был так же подвижен, как и их.
На это мне сказали: «Ты, с своим здравым смыслом, настоящий дурак!»
Вот тебе и на!
Несмотря на то, что несколько времени назад меня назвали дураком, я опять попался в ту же беду! — К нам приезжал Менье и другие иностранцы с предложением придать вящую силу нашему оружию. Комитет отвергнул их предложение, потому что они дорого просили за открытие их тайны. — «Помилуйте, — сказал я, — наши комитеты жалеют денег, а не подумают о том, что эти механики передадут свои тайны другим европейским державам, и тогда при первой войне они разгромят нас своими новыми, вам неизвестными, разрушительными средствами».
Тут проглотил я ту же пилюлю, которую проглотил при суждении о флоте.
В Петергофе, во время доклада, Государь Николай Павлович, между прочим, сказал мне: «Ты знаешь, что Клейнмихель* спорит со мною о железных дорогах — боюсь, чтобы он опять не завел со мною тяжбы, как было по делу Лярского!»**3 — «Не может быть, Ваше Величество, — отвечал я, — граф Клейнмихель слишком Вам предан и слишком любит Вас, чтобы снова Вас огорчить». На это Государь возразил: «Я не люблю, чтобы меня так любили, как любит он!»4
* Клейнмихель Петр Андреевич (1793-1869), граф (с 1839 г.), министр путей сообщения (с 1842 г.). Под его руководством построено было несколько зданий в Петербурге — «Дом трудолюбия», Патриотический институт, Чесменская богадельня, новое здание Эрмитажа, Николаевский мост, отстроен после пожара Зимний дворец.
** Вонлярлярский (Лярский ) Александр Александрович (1802-1861), крупный подрядчик по постройке шоссейных и железных дорог.
184
Л. В. ДУБЕЛЬТ
Не знаю, замечают ли, что с тех пор, как англичане подружились с французами, то сделались такими же бешеными, как и они. В газетах тьма тому примеров.
Слава Богу, что Государь выздоровел; но как огорчает всех, что и Государыня нездорова. Она такая слабая, много ли Ей надо! Дай Бог, чтобы и она скорее поправилась.
Государь дал Франции денег взаймы*. Поступок его, конечно, великолепный, но боюсь, что немногие оценят его. Иные скажут, что это из хвастовства; другие, что он хочет подкупить французское народное мнение; третьи станут жаловаться, зачем столько денег уходит за границу, когда сама Россия нуждается во многом. Мало кто поймет и оценит истинное побуждение высокой души Государя — желание отплатить добром лютейшим врагам своим. Впрочем — нечего смотреть на дураков и на неблагонамеренных людей. Угодить всем нельзя, так лучше же действовать по внушению сердца, когда внушение это так благородно. — Все честные люди довольны Его поступком и гордятся тем, что делает честь Отечеству. Для них Государь представляет Отечество, точно так же, как бывало это в старину для русских. Теперь толкуют иначе, и от того сердце болит. Россия была доселе сильна и велика; того и смотри, что распадется на части от нынешних узорчатых мнений. — Прежде, бывало, толковали так: «Как я буду исполнять свои обязанности, права мои придут сами собою!» Теперь же говорят вот как: «Давай мне права, а об обязанностях я знать не хочу!»
Мне кажется, что казенное воспитание много портит молодежь нашу, не только в отношении нравственности в поведении, но также и насчет мнений против Государя. Когда родители сами воспитывают детей, они стараются внушать им чувства и правила порядочные. В корпусах же свирепствует такой дух непокорности, такое отчуждение от всего прекрасного, такой страшный эгоизм, что и самый лучший юноша заражается этими недугами; потом вносит их в общество и распространяет их там; а как общество наполнено воспитанниками корпусов, так и мудрено ли, что эта зараза каждый день делается сильнее! Корпуса стоят казне очень дорого, а корпуса губят Россию, истребляя все хорошие чувства в молодых людях и заменяя добрые родительские правила
* В 1847 г. во Франции был сильный кризис вследствие неурожая; для облегчения закупок хлеба в России нашим правительством было приобретено от французского банка на 50 000 000 франков французской ренты.
«Вера без добрых дел мертвая вещь»
185
каким-то неукротимым буйством, которое ни в чем не знает меры. Правительство, конечно, желает счастия тем, кого воспитывает; но ему неизвестно, какой ужасный дух господствует в корпусах. — Я сам воспитывался в корпусе, и, бывало, черт знает что делали кадеты! а теперь еще хуже. — Воспитание детей поручено Великому Князю Михаилу Павловичу! Да разве он может быть хорошим воспитателем юношества? да разве он имеет понятие об истинном воспитании?5 Человек он честный, но сердитый, который думает только о том, чтобы у мальчика все пуговицы были застегнуты, чтоб фронт хорошо равнялся и чтобы дети проворно метали ружьем. Игрушки! — Да разве в этом состоит истинное нравственное воспитание? — Воля ваша, а этот человек беда России. Своим фронтом он сбил с толку и Государя. — Генерал-фельдцейхмейстер, генерал-инспектор по инженерной части, он не думает ни об укреплении границ государства, ни об улучшении оружия; отказывает приезжающим к нам иностранцам с предложением новой системы ружей и оставляет армию, вместо ружья, с палками! Он раз даже выразился, что война портит солдата и, по его разумению, достоинство войска состоит только в блистательных парадах. В этой слепоте он умел внушить доброму Государю, что мы-де забросаем всех шапками! Нет, шапками не забросаешь неприятельской армии; десятка два хороших штыков размечут тысячи шапок. — Раз при мне он, рассердись в Красном Селе, что какой-то солдат выставил немного вперед левое плечо, так раскричался, что пена показалась у рта, и, в гневе подняв кулак, он не проговорил, а прокричал гвардейским генералам: «Вами надо командовать вот так: в одной руке держать пук ассигнаций, а в другой палку!» — От этих обидных слов я видел слезы на глазах почтенных генералов. Такой человек может ли иметь понятие о воспитании юношества? — Кажется, что вся цель его жизни состоит только в насмешках над честными русскими, в каламбурах и в наказании молодых офицеров, не за преступление, не за безнравственность, а за какой-нибудь криво надетый кивер!
Пуще холеры* огорчает Россию рекрутский набор, и такой большой, что ужас берет. Едва к марту кончили поставку рекрут, теперь, к 1 ноября, опять подавай по 10 человек с тысячи! — Два набора в одном году! Да этого никогда не бывало. Помещики и народ ропщут, и мне кажется, если б доложили Государю, как
Холера была в 1848 г.
186
Л.В. ДУБЕЛЬТ
это истощает народные силы, он пощадил бы своих подданных, которые, конечно, ему дороги; но он так высоко стоит, что сам не увидит страданий народа®.
Эти частые и бесполезные наборы начинают производить ропот; никто не видит неприятеля, а теряем людей, как будто Наполеон опять на границах России. Подданные должны любить своего Государя, этим держится государство, и русское сердце всегда расположено к горячей любви к Царю; но когда человек ропщет, уж он не любит, — а это жаль и для Царя, и для подданных.
Еще подумаешь, что такой повсеместный вопль доходит до Царя Небесного. Подумаешь, что бедствия-то на Россию накликают жалобы и плач отчаянных матерей, жен и отцов, у которых отнимают их драгоценнейшее сокровище для того, чтобы сделать их совершенно несчастными. В самом деле, что может быть несчастнее солдата, у которого нет ни кола, ни двора, ни семейства, ни жены, ни детей, ни свободы дышать или двигаться иначе, как по воинскому уставу; а что делается с его родителями, с женою, с детьми! Иногда мать умирает с горя, отец дряхлеет от грусти; жена делается публичною бабою; дети в сиротстве становятся негодяями, все семейство лишается пропитания, потому что он один кормил их. Наши же русские мужички очень долго горюют по рекруте. Им смерть не так тягостна, как рекрутство. Положил в могилу сына, поплакал, сказал: «Будь Его святая воля! — мой сын-де в верном месте; у Господа хорошо, не то, что здесь — и хлеб не родится! и трудно жить. У Господа на небесах все готово!» — и утешился. Но о рекруте он плачет долго, потому что знает, как его сыну жизнь тягостна. Притом не видит тут перста Божия, а видит только волю человеческую. Не опомнилось еще одно, другое семейство от сдачи кормильца своего в рекруты, как уже летит та же беда на третье и десятое. Все головы кружатся и у крестьян, и у начальников. Помещики уже не знают, кого выбирать, чтобы и крестьян поберечь, и волю правительства выполнить. Впрочем, сердце Царево в руке Божией! — Дал бы Господь, чтобы батюшка наш Великий Государь оглянулся на нас и пощадил бы детей своих. Если бы наш добрый Государь знал, какое это горе для всех, если б он видел эти обмороки, эти слезы, если б слышал эти вопли отчаянных жен и матерей, его сердце тронулось бы и он, в своем отеческом милосердии, придумал бы какой-нибудь другой способ пополнять войско. Кроме того горестного времени, в которое продолжается эта нравственная пытка как для помещиков, так и для крестьян, еще и после как долго, сколько лет все эти семей
«Вера без добрых дел мертвая вещь»
187
ства не могут утешиться. У них отнимают всегда самого лучшего, самого здорового, того, который в лучшем цвете лет и который был кормильцем всей семьи. — Не понимаю, отчего помещикам не позволяют нанимать рекрутов со стороны, как то делается в вольных деревнях! Вольные крестьяне имеют право нанимать за себя охотников; отчего же это самое не позволено помещикам? Кто идет охотой, тот не в отчаянии. Чем ближе человек к природе, тем чувства его глубже и сильнее. От частого прикосновения к обществу и столкновения с его пороками чувствительность в человеке исчезает; но деревенские жители, особенно крестьяне, сохраняют свою природную чувствительность во всей силе. Наши паны этому не поверят, они даже не верят, что у крестьян есть чувство, а оно так — эта чувствительность так глубока в них, что горестного впечатления ни самое время истребить не может; и оттого, у кого сдан был рекрут 20 лет тому назад, то семейство все еще тужит, все еще не может притти в порядок. Упадок духа производит в них расстройство в их жизни. Они беднеют от печали, потому что грустят непомерно и ничто не в силах их утешить. У них от огорчения все валится из рук; от тяжкого удара они грустят всю жизнь; тяжелее же рекрутства для них нет в мире ничего. Сдача рекрута расстраивает семейство навсегда. Отец и мать сданного рекрута, если люди не старые, вдруг хилеют и так изнемогают от слез и грусти, что часто делаются ни к чему не способными; меньшие дети уж им не милы, они почти не занимаются ими, потому что не могут забыть, что у них отняли самого лучшего их сына, того, над кем дышала их нежность, того, которого они готовили быть опорою их старости. Разумеется, когда главы семейства убиты горем, все в доме идет навыворот; семья беднеет, расстройство всего хозяйства наводит на них еще более уныния, и нет средства помочь им, потому что нет возможности вынуть из сердца их той занозы, которая глубоко вросла в нем.
Все эти несчастия можно бы предупредить, если б позволено было нанимать охотников. Есть люди одинокие, удалые, праздношатающиеся, которым негде приютиться; они за несколько сот рублей с радостию наймутся в рекруты, потому что им оставлять некого и нечего. Есть множество гулевой молодежи, которая ищет только покутить и которой везде море по колено. То не лучше ли итти в солдаты такому молодцу, чем погибать целому семейству? и не лучше ли оставить жить мирную семью в полном составе своем, а принимать в военную службу таких людей, -которым
188
Л. В. ДУБЕЛЬТ
некуда головы приклонить и которые сами рады развязаться с своим бесполезным образом жизни? <...>
Государь грустит. Великий Князь Михаил Павлович скончался*7. Конечно, жаль Государя, но Михаила Павловича не жалеют. Он своею неумеренною строгостью пятнал царствование нашего доброго, великого Государя, как бывало граф Аракчеев** пятнал царствование Александра Благословенного. В наше время строгость не смиряет, а раздражает людей; а человек на такой высокой ступени, на какой находился Михаил Павлович, придавливая жестокою рукою всех от него зависевших, был более вреден, чем полезен государству.— Бог с ним! Конечно, Государю он был брат и Государю нельзя не жалеть о нем; поэтому и жаль, что Государево сердце беспрестанно стеснено близкими потерями; но у него есть свое семейство, жена, дети, внучата; все это ему дороже Михаила Павловича — есть кому его утешить, — лишь бы эти живы были. Особенно ежели Михаила Павловича во всех его должностях заменит Наследник, то многие порадуются. Этот добр, кроток, как должен быть будущий Венценосец, — тот был сердит и бешен, — и, верно, все заведения и самая гвардия будут не хуже, а только несравненно покойнее и счастливее теперешнего.
Новый тариф заставляет всех плакать!*** Удивительно, что у нас так мало патриотизма, что мы не можем обойтись без иностранных товаров! Англичане не позволяют самой малейшей безделицы ввозить к себе чужого, зато и фабрики их первые в мире; а у нас любят все чужое! и золото наше, и серебро, все уйдет за границу, как было прежде. Надо русскую промышленность поощрять, а не разорять. Уже два раза тарифы разорили наших фабрикантов, а всего хуже, что все наше золото уйдет к иностранцам и мы вдвойне победнеем, а они, с нашими деньгами, нам же повредят. Стоит ли из-за какой-нибудь дюжины петербургских щеголих давать западным разбойникам свое же оружие против себя!
Наши товары очень хороши, разумеется, не для этих щеголих, не для этих государственных шмелей, а для общей массы покупателей. Не нравятся они только этим модницам большого света,
* В 1849 г.
** Аракчеев Алексей Андреевич (1769-1834), граф (с 1799 г.), генерал-адъютант, генерал-шеф, военный министр.
*** Тариф 1850 г., значительно смягчивший запретительные ставки прежних тарифов.
«Вера без добрых дел мертвая вещь»
189
так стоют ли они, чтобы из-за них Россия обеднела; чтоб ее промышленность пришла в упадок; чтоб с таким трудом добываемое золото ушло к врагам нашим для того, чтобы они богатели за счет России и ей же строили козни за ее же деньги?
Бывало, при Императоре Александре I одних лент ввозили в Россию на двадцать миллионов. Что ж другого?! Тогда у нас фабрик почти не было; а что завело у нас фабрики? запрещение иностранных товаров. Теперь наши фабрики очень порядочные; не та прочность, конечно, как у других, но и до этого достигнут, если бы дать время совершенствоваться, а не разорять вдруг все фабрики ввозом чужих товаров.
Говорят, что Государь дает Великой Княгине Екатерине Михайловне* приданого миллион рублей серебром да сверх того доходу слишком сто тысяч серебром. Ведь она и сама богата. Все, что принадлежало покойному Михаилу Павловичу, досталось ей; все, что имеет Елена Павловна, достанется ей же. Екатерина Михайловна должна быть богаче дочерей самого Государя, потому что они имеют только свои уделы, а она свой удел и уделы отца и матери. Государь так щедр, но я думаю, ему и то трудно, долгу много!
Многие сокрушаются, что Принц Гессенский Александр женился на графине Гауке**! Какая же тут беда для России? Ведь Принц Гессенский не наш Великий Князь. Род его никогда у нас царствовать не будет. Какое нам дело, что иностранный принц женится на простой графине? Они там и много так делают. Покойный Король Прусский, отец нашей Государыни, и не молоденький, как Принц Гессенский, а был же женат на одной из своих подданных после смерти своей первой жены***. Да и наш Великий Князь Константин Павлович был же женат на простой польке, Грудзинской, кото
* Вел. Кн. Екатерина Михайловна вышла замуж за герцога Георга Меклен-бург-Стрелицкого 4 февраля 1851 г.
** Александр, принц Гессенский (1823-1888), сын великого герцога Людвига II Гессен-Дармштадтского. Женат (28 октября 1851 г.) на графине Юлии Маврикиевне Гауке (1825-1895), получившей вместе с потомством титул принцессы Баттенберг. Она была дочерью генерала Маврикия Федоровича Гауке, венгерского цыгана родом, сына цирюльника, вступившего в польскую армию и благодаря расположению Вел. Кн. Константина Павловича быстро выдвинувшегося, получившего дворянство (в 1830 г. титул графа); с 1826 г. бывшего военным министром Царства Польского. Граф Гауке погиб во время восстания в ноябре 1830 г.
*** Фридрих Вильгельм III, король прусский 770-1840), был женат вторым браком на графине Августе Гаррах, княгине Лигниц.
190
Л. В. ДУБЕЛЬТ
рую уже потом возвели в достоинство княгини Лович*. Уже когда Константин Павлович, Цесаревич, предполагаемый Наследник русского престола, будучи сорока лет или более, развелся с женою, чтоб жениться на простой дворянке, то двадцатипятилетнему Принцу Александру еще простительнее жениться на графине Гауке. Он не русской и не царской крови, и какое влияние может он иметь на Россию? Если бы он и служил у нас, то брат нашей Наследницы, хотя впоследствии и Государыни, не более может иметь влияния на дела государства, как по занимаемой им должности. Эта же должность не может быть так огромна, чтобы опасаться пристрастия его к родственникам жены, у которой, может быть, их и нет в России.
Вот как наш Наследник мечтал об Ольге Калиновской, это было страшно!**8 Кроме того, что такому молодцу, сыну такого Царя, такому доброму, славному человеку такая жена не по плечу, кроме того, она полька, недальнего ума, сродни всем польским фамилиям, искони враждебным России, это могло бы задавить нас. Но брат Наследницы, принц небогатого и неважного дома, который у себя меньше значит, чем у нас князь Чернышев*** или
* Константин Павлович (1779-1831), Вел. Кн., сын Императора Павла I, отказался от престола в пользу брата Вел. Кн. Николая Павловича. Был женат: на Вел. Кн. Анне Федоровне, урожд. принцессе Саксен-Кобургской (1781-1860), брак расторгнут в 1820 г., затем на Иоанне (Жаннетте) Антоновне, княгине Лович, урожд. графине Грудзинской (1795-1831).
** Калиновская Ольга Иосифовна (7-1899), графиня, замужем за князем Иеренеем Клеофасом Михайловичем Огинским (1808-1863), тайным советником, гофмейстером. Их дети: Богдан Михаил Иосиф Франц (1848-1911), камер-юнкер; Михаил Николай Северин Марк (1849-7). Калиновская происходила из старинной аристократической польской фамилии; ее отец был кавалерийским генералом, мать из рода графов Потоцких. По воле Императора Николая I Калиновская была выдана замуж за князя Огинского, вдовца, ранее женатого на ее же родной сестре.
*** Чернышев Александр Иванович (1785-1857), светлейший князь (с 1841 г.), генерал-адъютант, генерал от кавалерии. Участник наполеоновских войн, исполнял дипломатические поручения. С 1812 г. принимал участие в кампании против французов, в 1814 г. был произведен в генерал-лейтенанты. В 1815 г. со своим отрядом действовал против возвратившегося Наполеона, в 1819 г. находился с Императором Александром I на Веронском и Венском конгрессах. В 1826 г. был членом Следственной комиссии по делу декабристов, получил титул графа. В 1827 г. был назначен сенатором, товарищем начальника Главного Штаба и управляющим Военным министерством, в 1828 г.— членом Государственного Совета. С 1832 г.— военный министр, с 1848 г.— председатель Государственного Совета. В1856 г. вышел в отставку.
«Вера без добрых дел мертвая вещь»
191
граф Орлов, — что ж за беда, если он женился по сердцу и взял не принцессу, а только графиню? — Ничего. — России ничего от этого не будет.
Все бранят графа Клейнмихеля, что цены на железной дороге недешевы, и сожалеют, что почти весь сбор перейдет в карман американцев, с которыми сделан самый странный и разорительный контракт, в течение коего казне будет приходиться только пятая или даже шестая часть сбора, а прочее все американцам*. Рассуждают так: когда же правительство выберет свои издержки, свой капитал, свои проценты? Каждый вагон, от столицы до столицы, доставляет сбору 600 рублей серебром. Из этого американцам по контракту следует, считая по 80 копеек за версту с каждого вагона, по 480 рублей серебром. Что же останется казне? 120 рублей серебром с вагона, и то ежели он полон, и то не все пассажиры едут от одной столицы до другой, а выходят в промежутках, следовательно, не всегда и 600 рублей может доставить каждый вагон. Что ж остается казне на все прочие расходы на удовлетворение процентов с 150 миллионов, употребленных на сооружение дороги? Железная дорога дело дивное, славное по тем затруднениям, какие представляли нескончаемые болота и пучины, лежащие на пути; но этот странный контракт чрезвычайно много тут испортил. Для казны убыток ужасный и для проезжающих вещь чувствительная, потому что цены назначены большие, особенно за провоз экипажей; а менее назначить нельзя, потому что казна и без того в большом накладе. Жаль, что бранят графа Клейнмихеля, он человек усердный, но все-таки досадно, как можно так мало думать о пользах государства.
* Контракт с американцем Уайенсом, касающийся ремонта подвижного состава Николаевской железной дороги, был составлен так, что ограждал своими 95 параграфами лишь интересы контрагента, в полный ущерб казне: например, по ремонту вагонов, составлявшему главный расход по контракту, Уайенс получал в 17 раз более, чем этот ремонт обходился в других странах Европы. Подробные расчеты показывают, что за 12 лет ремонта подвижного состава Уайенсом казна заплатила ему до 30 000 000 рублей лишку. Когда впоследствии ведомство путей сообщения считало необходимым не заключать вновь договора с Уайенсом, он готов был пуститься на какие угодно средства, действовал даже через американское посольство, лишь бы только удержать подряд за собой.
192
Л. В. ДУБЕЛЬТ
Как жаль принца Лейхтенбергского* и бедную Великую Княгиню Марию Николаевну! Молодая вдова, шестеро детей, скучно ей будет доживать, если не выйдет замуж. — Жаль Ее и жаль Государя, который так часто хоронит детей Своих. — По твердости Его души он сумеет перенесть и этот удар, но каково будет Ему смотреть на Свою дочь, такую молодую, такую прекрасную, так рано овдовевшую! — Дай Бог! чтобы Она опять, через год или два, вышла замуж и чтобы новые узы утешили Ее и Государя. Вот бы Ей муж Людовик Наполеон**9.
Вот Франция опять Империя! Желаю, чтобы Людовик Наполеон упрочил власть свою во Франции. Прежде считал я его беспутным разбойником, а теперь вижу, что он человек мудрый. Боюсь и жаль будет, ежели наш Государь с ним не сойдется. Быть с таким человеком в ладах полезно. Сдружись Россия с Францией хорошенько, тогда гадкие англичане призадумались бы.
Весь свет во всем подражает Франции, особенно умственный мир. Образ мыслей везде сколок на французский лад; ежели Людовик Наполеон удержится во главе Франции при этой восторженной любви, которую ему оказывают, его мнения и высказываемая им преданность к религии непременно разольются по всему государству и принесут огромную пользу как Франции, так и всем странам, ей подражающим.
Когда Вольтер*** и его друзья провозглашали неистово безбожие, оно везде лилось с французским языком и французскими книгами. Когда Франция оказывала равнодушие к религии, весь мир был к ней равнодушен, исключая очень немногих. Когда самые новые писатели французские и немецкие стали говорить о Христе и его религии с почтением, стали и у нас, и в других государствах понемногу заговаривать, что Христос не выдумка и его религия лучше мусульманской.
* Максимилиан Евгений Иосиф Наполеон (1817-1852), герцог Лейхтен-бергский, сын Евгения де Богарне, 1-го герцога Лейхтенбергского. Президент Академии художеств, главнозаведующий Горным институтом, непременный член ученого комитета корпуса горных инженеров; занимался гальванопластикой, учредил гальванопластический завод, принимал горячее участие в железнодорожном строительстве России. Умер от туберкулеза на о. Мадейра.
** Людовик Наполеон — Наполеон III французский император.
*** Вольтер Франсуа Мари (1694-1778), французский мыслитель.
«Вера без добрых дел мертвая вещь»
193
Людовик Наполеон воспитан матерью*, которая в своем роде была совершенство. Она внушила ему любовь к религии, так и не мудрено, что он сохранил прекрасное чувство в целости. Теперь же, если он, сделавшись во Франции Императором, и ничто не опрокинет его, то можно надеяться, что его приверженцы станут любить христианскую религию, как он любит ее сам; а глядя на французов, и прочие народы перестанут стыдиться быть христианами.
Надо думать, что сам Бог ведет Людовика Наполеона на первое место во Франции, чтоб залечить ее раны и дать ей мудрого и твердого путеводителя.
Дай Бог новорожденному Императору Франции долго жить, расти в духе и силе Божией и укротить зверонравных французов до того, чтоб они сделались людьми. Дай Бог и то, чтобы наш Государь сдружился с ним. Подписываться ami** или frere*** — все равно, — а польза была бы большею.
Не послушался Государь людей опытных, ему преданных. Поссорился с Людовиком Наполеоном. Быть беде!
Государь послал за границу графа Орлова****; но вряд ли его ум и пылкое усердие принесут пользу, — а тут еще умники уверяют Государя, что турецкое войско умирает от чумы и холеры — ну просто что некого будет бить! — Я осмелился сказать Государю, чтоб не верил благоприятным для нас известиям о неприятеле, что они всегда преувеличены, но чтоб крепился духом; может быть, Господь Бог поможет нам, и к его истории прибавится еще одна блистательная страница. Он поднял руки и отвечал: «Братец! духом-то не упаду, но здоровья не станет!» — Помоги ему Господь!
Боже мой! не стало нашего Государя Николая Павловича! — Плач всеобщий, всеобщее изумление — никто не верит, чтоб этот
* Богарне, де Гортензи (1783-1837), дочь генерала Богарне и Жозефины (впоследствии стала супругой Наполеона I), жена Людовика Бонапарта, короля Нидерландов, брата Наполеона I.
** Друг. (фр.).
*** Брат, (фр.).
**** Граф А. Ф. Орлов был отправлен в Вену в 1854 г. с предложением Австрии сохранить дружественный нейтралитет или вступить в союз. Император Франц Иосиф выразил желание, чтобы русские войска не переходили через Дунай: австрийское правительство опасалось, что появление русских за Дунаем будет сигналом к восстанию балканских славян и что это восстание может отдать в руки России весь Балканский полуостров.
194
Л. В. ДУБЕЛЬТ
дуб телом и душою, этот великан так внезапно свалился! После кратковременной болезни, 18-го февраля 1855-го года, в 1/21-го часа пополудни он отдал Богу Свою светлую, чистую, непорочную душу. Удар неожиданный, никто и не подозревал, что недуг его принял опасное направление. Скорбь так велика, что описывать ее дело невозможное.
В тяжкое время вступает на Престол его Наследник. Дай Бог ему силы не упасть духом под тяжестью, так неожиданно налетевшею на его плечи.
А. И. ГЕРЦЕН
Былое и думы
<фрагмент>
В 1830, в августе, мы поехали в Васильевское, останавливались, по обыкновению, в радклифовском замке Перхушкова и собирались, покормивши себя и лошадей, ехать далее. Бакай1, подпоясанный полотенцем, уже прокричал «трогай!» — как какой-то человек, скакавший верхом, дал знак, чтоб мы остановились, и форейтор Сенатора, в пыли и поту, соскочил с лошади и подал моему отцу пакет. В этом пакете была Июльская революция! — Два листа «Journal des Debats», которые он привез с письмом, я перечитал сто раз, я их знал наизусть — и первый раз скучал в деревне.
Славное было время, события неслись быстро. Едва худощавая фигура Карла X2 успела скрыться за туманами Голируда*, Бельгия вспыхнула**, трон короля-гражданина*** качался, какое-то горячее, революционное дуновение началось в прениях, в литературе. Романы, драмы, поэмы — все снова сделалось пропагандой, борьбой.
* После Июльской революции Карл X бежал из Франции в Голируд — замок в Эдинбурге (Англия).
** Речь идет о революции 1830 г. в Бельгии.
' *** Подразумевается Луи-Филипп Орлеанский, любивший щеголять титулом «короля-гражданина».
196
А. И. ГЕРЦЕН
Тогда орнаментальная, декоративная часть революционных постановок во Франции нам была неизвестна, и мы всё принимали за чистые деньги.
Кто хочет знать, как сильно действовала на молодое поколение весть июльского переворота, пусть тот прочтет описание Гейне, услышавшего на Гельголанде*, что «великий языческий Пан умер». Тут нет поддельного жара: Гейне тридцати лет был так же увлечен, так же одушевлен до ребячества, как мы — восемнадцати.
Мы следили шаг за шагом за каждым словом, за каждым событием, за смелыми вопросами и резкими ответами, за генералом Лафайетом и за генералом Ламарком3, мы не только подробно знали, но горячо любили всех тогдашних деятелей, разумеется, радикальных, и хранили у себя их портреты, от Манюеля и Бенжамена Констана до Дюпон де-Лёра и Армана Кареля4.
Середь этого разгара вдруг, как бомба, разорвавшаяся возле, оглушила нас весть о варшавском восстании. Это уж недалеко, это дома, и мы смотрели друг на друга со слезами на глазах, повторяя любимое:
Nein! Es sind keine leere Traume!**
Мы радовались каждому поражению Дибича5, не верили неуспехам поляков, и я тотчас прибавил в свой иконостас портрет Фаддея Костюшки6.
В самое это время я видел во второй раз Николая, и тут лицо его еще сильнее врезалось в мою память. Дворянство ему давало бал***, я был на хорах собранья и мог досыта насмотреться на него. Он еще тогда не носил усов, лицо его было молодо, но перемена в его чертах со времени коронации поразила меня. Угрюмо стоял он у колонны, свирепо и холодно смотрел перед собой, ни на кого не глядя.
Он похудел. В этих чертах, за этими оловянными глазами ясно можно было понять судьбу Польши, да и России. Он был
* Известие об Июльской революции застало г. Гейне на острове Гельголанде. Герцен говорит о страницах из второй книги «Людвига Берне», где Гейне восторженно приветствует июльские события во Франции.
** Строка из стихотворения И.-В. Гёте «Надежда», цитированная не совсем точно.
*** 21 октября 1831 г. (см. «Прибавление» к № 85 «Московских ведомостей» от 24 октября 1831 г.).
Былое и думы
197
потрясен, испуган, он усомнился* в прочности трона и готовился мстить за выстраданное им, за страх и сомнение.
* * *
А. ПОЛЕЖАЕВ
В дополнение к печальной летописи того времени следует передать несколько подробностей об А. Полежаеве10.
* Вот что рассказывает Денис Давыдов7 в своих «Записках»*: «Государь сказал однажды А. П. Ермолову8: “Во время польской войны я находился одно время в ужаснейшем положении. Жена моя была на сносе, в Новгороде вспыхнул бунт, при мне оставались лишь два эскадрона кавалергардов; известия из армии доходили до меня лишь через Кенигсберг. Я нашелся вынужденным окружить себя выпущенными из госпиталя солдатами”». «Записки» партизана не оставляют никакого сомнения, что Николай, как Аракчеев, как все бездушно жестокосердные и мстительные люди, был трус. Вот что рассказывал Давыдову генерал Чеченский9: «Вы знаете, что я умею ценить мужество, а потому вы поверите моим словам. Находясь 14 декабря близ государя, я во все время наблюдал за ним. Я вас могу уверить честным словом, что у государя, бывшего во все время весьма бледным, душа была в пятках», а вот что рассказывает сам Давыдов: «Во время бунта на Сенной государь прибыл в столицу лишь на второй день, когда уже все успокоилось. Государь был в Петергофе и как-то сам случайно проговорился: “Мы с Волконским стояли во весь день на кургане в саду и прислушивались, не раздаются ли со стороны Петербурга пушечные выстрелы”. Вместо озабоченного прислушивания в саду и беспрерывных отправок курьеров в Петербург,— добавляет Давыдов,— он должен был лично поспешить туда; так поступил бы всякий мало-мальски мужественный человек. На следующий день (когда все было усмирено) государь, въехав в коляске в толпу, наполнявшую площадь, закричал ей: “На колени!”— и толпа поспешно исполнила его приказание. Государь, увидев несколько лиц, одетых в партикулярных платьях (в числе следовавших за экипажем), вообразил, что это были лица подозрительные, приказал взять этих несчастных на гауптвахты и, обратившись к народу, стал кричать: “Это всё подлые полячишки, они вас подбили!” Подобная неуместная выходка совершенно испортила, по моему мнению, результаты».— Каков гусь был этот Николай? (Прим. А. И. Герцена.)
(Подстрочное примечание Герцена, содержащее ссылку на «Записки» Д. В. Давыдова, в тексте VI главы, напечатанной в «Полярной звезде» за 1856 г., отсутствовало. Оно появляется в отдельном издании «Былого и дум» в 1861 г. «Записки», из которых приводит выдержки Герцен, впервые были опубликованы за границей спустя два года после выхода отдельного издания «Былого и дум». Цитаты из «Записок» у Герцена обнаруживают большое сходство с текстом «Записок», изданных П. Долгоруковым. Можно предполагать, что Герцен пользовался тем же рукописным источником, что и П. Долгоруков24.— Cocm.).
198
А. И. ГЕРЦЕН
Полежаев студентом в университете был уже известен своими превосходными стихотворениями. Между прочим, написал он юмористическую поэму «Сашка», пародируя «Онегина». В ней, не стесняя себя приличиями, шутливым тоном и очень милыми стихами задел он многое.
Осенью 1826 года Николай, повесив Пестеля, Муравьева и их друзей, праздновал в Москве свою коронацию. Для других эти торжества бывают поводом амнистий и прощений; Николай, отпраздновавши свою апотеозу, снова пошел «разить врагов отечества» , как Робеспьер11 после своего Fete-Dieu*.
Тайная полиция доставила ему поэму Полежаева...
И вот в одну ночь, часа в три, ректор** будит Полежаева, велит одеться в мундир и сойти в правление. Там его ждет попечитель. Осмотрев, все ли пуговицы на его мундире и нет ли лишних, он без всякого объяснения пригласил Полежаева в свою карету и увез.
Привез он его к министру народного просвещения. Министр сажает Полежаева в свою карету и тоже везет — но на этот раз уж прямо к государю.
Князь Ливен*** оставил Полежаева в зале — где дожидались несколько придворных и других высших чиновников, несмотря на то, что был шестой час утра,— и пошел во внутренние комнаты. Придворные вообразили себе, что молодой человек чем-нибудь отличился, и тотчас вступили с ним в разговор. Какой-то сенатор предложил ему давать уроки сыну.
Полежаева позвали в кабинет. Государь стоял, опершись на бюро, и говорил с Ливеном. Он бросил на взошедшего испытующий и злой взгляд, в руке у него была тетрадь.
— Ты ли, — спросил он,— сочинил эти стихи?
— Я, — отвечал Полежаев.
— Вот, князь,— продолжал государь, — вот я вам дам образчик университетского воспитания, я вам покажу, чему учатся
* Во время якобинской диктатуры был введен 18 флореаля (1 мая 1794 г.) так называемый культ Верховного существа. Этот культ был объявлен новой «гражданской религией». В честь Верховного существа устраивалось празднество 20 прериаля (8 июня 1794 г.), о котором и говорит Герцен. Установление культа Верховного существа сопровождалось усилением террора против внутренних врагов.
** А. А. Прокопович-Антонский.
*** Пост министра народного просвещения в то время занимал не К. А. Ливен, а А. С. Шишков.
Былое и думы
199
там молодые люди. Читай эту тетрадь вслух, — прибавил он, обращаясь снова к Полежаеву.
Волнение Полежаева было так сильно, что он не мог читать. Взгляд Николая неподвижно остановился на нем. Я знаю этот взгляд и ни одного не знаю страшнее, безнадежнее этого серобесцветного, холодного, оловянного взгляда.
— Я не могу,— сказал Полежаев.
— Читай! — закричал высочайший фельдфебель.
Этот крик воротил силу Полежаеву, он развернул тетрадь. «Никогда, — говорил он, — я не видывал “Сашку” так переписанного и на такой славной бумаге».
Сначала ему было трудно читать, потом, одушевляясь более и более, он громко и живо дочитал поэму до конца. В местах особенно резких государь делал знак рукой министру. Министр за-« крывал глаза от ужаса.
— Что скажете? — спросил Николай по окончании чтения. — Я положу предел этому разврату, это все еще следы, последние остатки12; я их искореню. Какого он поведения?
Министр, разумеется, не знал его поведения, но в нем проснулось что-то человеческое, и он сказал:
— Превосходнейшего поведения, Ваше Величество.
— Этот отзыв тебя спас, но наказать тебя надобно для примера другим. Хочешь в военную службу?
Полежаев молчал.
— Я тебе даю военной службой средство очиститься. Что же, хочешь?
— Я должен повиноваться,— отвечал Полежаев.
Государь подошел к нему, положил руку на плечо и, сказав: «От тебя зависит твоя судьба; если я забуду, ты можешь мне писать» , — поцеловал его в лоб.
Я десять раз заставлял Полежаева повторять рассказ о поцелуе, так он мне казался невероятным. Полежаев клялся, что это правда.
От государя Полежаева свели к Дибичу, который жил тут же, во дворце. Дибич спал, его разбудили, он вышел, зевая, и, прочитав бумагу, спросил флигель-адъютанта:
— Это он?
— Он, Ваше сиятельство.	«
— Что же! Доброе дело, послужите в военной; я все в военной службе был — видите, дослужился, и вы, может, будете фельдмаршалом...
200
А. И. ГЕРЦЕН
Эта неуместная, тупая немецкая шутка была поцелуем Дибича. Полежаева свезли в лагерь и отдали в солдаты*.
Прошли года три, Полежаев вспомнил слова государя и написал ему письмо. Ответа не было. Через несколько месяцев он написал другое — тоже нет ответа. Уверенный, что его письма не доходят, он бежал**, и бежал для того, чтоб лично подать просьбу. Он вел себя неосторожно, виделся в Москве с товарищами, был ими угощаем; разумеется, это не могло остаться в тайне. В Твери его схватили и отправили в полк, как беглого солдата, в цепях, пешком. Военный суд приговорил его прогнать сквозь строй***; приговор послали к государю на утверждение.
Полежаев хотел лишить себя жизни перед наказанием. Долго отыскивая в тюрьме какое-нибудь острое орудие, он доверился старому солдату, который его любил. Солдат понял его и оценил его желание. Когда старик узнал, что ответ пришел, он принес ему штык и, отдавая, сказал сквозь слезы:
— Я сам отточил его.
Государь не велел наказывать Полежаева.
Тогда-то написал он свое превосходное стихотворение:
Без утешений Я погибал, Мой злобный гений Торжествовал ****.
Полежаева отправили на Кавказ*****; там он был произведен за отличие в унтер-офицеры. Годы шли и шли; безвыходное, скучное положение сломило его; сделаться полицейским поэтом и петь доблести Николая он не мог, а это был единственный путь отделаться от ранца.
* 28 июля 1826 г. Полежаев был отправлен унтер-офицером в Бутырский полк.
** Побег из Бутырского полка Полежаев совершил в июне 1827 г.
*** За побег из Бутырского полка Полежаев был разжалован в рядовые « с лишением личного дворянства и без выслуги». Осенью 1837 г. за самовольную отлучку из полка Полежаев был наказан розгами.
**** Неточная цитата из стихотворения Полежаева «Провидение».
***** В 1829 г. Полежаев был отправлен на Кавказ рядовым Московского пехотного полка.
Былое и думы
201
Был, впрочем, еще другой, и он предпочел его: он пил для того, чтоб забыться. Есть страшное стихотворение его «К сивухе».
Он перепросился в карабинерный полк, стоявший в Москве*. Это значительно улучшило его судьбу, но уже злая чахотка разъедала его грудь. В это время я познакомился с ним, около 1833 года. Помаялся он еще года четыре и умер в солдатской больнице.
Когда один из друзей его явился просить тело для погребения, никто не знал, где оно; солдатская больница торгует трупами, она их продает в университет, в медицинскую академию, вываривает скелеты и проч. Наконец он нашел в подвале труп бедного Полежаева, — он валялся под другими, крысы объели ему одну ногу.
После его смерти издали его сочинения и при них хотели приложить его портрет в солдатской шинели**. Цензура нашла это неприличным, и бедный страдалец представлен в офицерских эполетах — он был произведен в больнице.
Один студент, окончивший курс, давал своим приятелям праздник 24 июня 1834 года***. Из нас не только не было ни одного на пиру, но никто не был приглашен. Молодые люди перепились,
* В 1833 г. Московский полк, в котором служил Полежаев, был возвращен с Кавказа и расположился в г. Коврове, Владимирской губернии.
** Герцен имеет в виду издание: «Арфа. Стихотворение Александра Полежаева» (М.: Типография В. Кирилова, 1838).
*** «Праздник» устраивал Е. М. Машковцев25. «24 прошедшего месяца, — показал он на следствии 28 июля 1834 г., — узнавши, что я удостоен степени действительного студента, я пригласил к себе некоторых из своих товарищей на завтрак. Они привезли еще некоторых знакомых мне, но коих я не приглашал... Из бывших у меня гостей, кроме Уткина, — Сорокин, Киндяков, Убини, Масленников, Аркадий Машковцев, Оболенский, Иванов, Скаретка, Перемышлевский и еще теперь не припомню, принимал ли кто участие — утвердительно писать не могу» ([Ф. 109. III Отделение. Оп. 1.]Д. 142. Л. 317-318). Это подтвердили И. Оболенский и Н. Убини (Там же. Л. 301, 325).
202
А. И. ГЕРЦЕН
дурачились, танцевали мазурку и между прочим спели хором известную песню Соколовского*13:
Русский император В вечность отошел, Ему оператор Брюхо распорол.
Плачет государство, Плачет весь народ, Едет к нам на царство Константин урод.
Но царю вселенной, Богу высших сил, Царь благословенный Грамотку вручил.
Манифест читая, Сжалился творец, Дал нам Николая, — С...подлец.
Вечером Скарятка14 вдруг вспомнил, что это день его именин, рассказал историю, как он выгодно продал лошадь, и пригласил студентов к себе, обещая дюжину шампанского. Все поехали**. Шампанское явилось, и хозяин, покачиваясь, предложил еще раз спеть песню Соколовского. Середь пения отворилась дверь, и взошел Цынский15 с полицией. Все это было грубо, глупо, неловко и притом неудачно.
* В несколько ином варианте песня В. И. Соколовского приведена в статье М. К. Лемке ([Лемке М. К.] Очерки жизни и деятельности Герцена, Огарева и их друзей (по неизданным источникам) // Мир божий. 1906, № 2. Отд. 1. С. 121-122). Из материалов следствия по делу «О лицах, певших В Москве пасквильные песни», видно, что Соколовский не был сочинителем этой песни, а узнал ее по выходе из кадетского корпуса летом 1826 г. А. В. Уткин26 на следствии показал, что песню «Русский император» он узнал от А. И. Полежаева. Можно предположить, что Полежаев и был автором песни.
** Спровоцированная Скареткой пирушка состоялась не в тот же вечер, а 8 июля 1834 г.
Былое и думы
203
Полиция хотела захватить нас, она искала внешний повод запутать в дело человек пять-шесть, до которых добиралась,— и захватила двадцать человек невинных. Но русскую полицию трудно сконфузить. Через две недели арестовали нас*, как соприкосновенных к делу праздника. У Соколовского нашли письма С<атина>16, у С<атина> — письма Огарева17, у Огарева — мои, — тем не менее ничего не раскрывалось. Первое следствие не удалось. Для большего успеха второй комиссии государь послал из Петербурга отборнейшего из инквизиторов, А. Ф. Голицына18.
Порода эта у нас редка. К ней принадлежал известный начальник Третьего отделения Мордвинов19, виленский ректор Пеликан20, да несколько служилых остзейцев и падших поляков**.
Но, на беду инквизиции, первым членом был назначен московский комендант Стааль21. Стааль — прямодушный воин, старый, храбрый генерал, разобрал дело и нашел, что оно состоит из двух обстоятельств, не имеющих ничего общего между собой: из дела о празднике, за который следует полицейски наказать, и из ареста людей, захваченных бог знает почему, которых вся видимая вина в каких-то полувысказанных мнениях, за которые судить и трудно и смешно.
Мнение Стааля не понравилось Голицыну-младшему. Спор их принял колкий характер; старый воин вспыхнул от гнева, ударил своей саблей по полу и сказал:
— Вместо того чтоб губить людей, Вы бы лучше сделали представление о закрытии всех школ и университетов, это предупредит других несчастных, — а впрочем, Вы можете делать что хотите, но делать без меня, нога моя не будет в комиссии.
С этими словами старик поспешно оставил залу.
В тот же день это было донесено государю.
Утром, когда комендант явился с рапортом, государь спросил его, зачем он не хочет ездить в комиссию? Стааль рассказал зачем.
* Лица, упоминаемые Герценом ниже, были арестованы в разные дни в Петербурге. [А. И. Герцен был арестован 21 июля 1834 г.; Н. П. Огарев — 9 июля 1834 г., 12 июля освобожден на поруки отца; 31 июля арестован вторично.]	•>
** К вновь отличившимся талантам принадлежит известный Липранди22, подавший проект об учреждении академии шпионства (1858). (Прим. А. И. Герцена.)
204
А. И. ГЕРЦЕН
— Что за вздор? — возразил император. — Ссориться с Голицыным, как не стыдно! Я надеюсь, что ты по-прежнему будешь в комиссии.
— Государь, — ответил Стааль, — пощадите мои седые волосы, я дожил до них без малейшего пятна. Мое усердие известно вашему величеству, кровь моя, остаток дней принадлежат вам. Но тут дело идет о моей чести — моя совесть восстает против того, что делается в комиссии.
Государь сморщился, Стааль откланялся и в комиссии не был ни разу с тех пор.
Этот анекдот, которого верность не подлежит ни малейшему сомнению, бросает большой свет на характер Николая. Как же ему не пришло в голову, что если человек, которому он не отказывает в уважении, храбрый воин, заслуженный старец, — так упирается и так умоляет пощадить его честь, то, стало быть, дело не совсем чисто? Меньше нельзя было сделать, как потребовать налицо Голицына и велеть Стаалю при нем объяснить дело. Он этого не сделал, а велел нас строже содержать.
В. П. МЕЩЕРСКИЙ
Мои воспоминания. 1850-1865
<Фрагмент>
IV
1854-1855 годы
<...> К концу весны много говорили о новом Стрелковом Императорской Фамилии полке. Он составлен был по желанию Императора Николая из крестьян удельного ведомства. В начале лета этот замечательный полк выступил на царский смотр в Царском Селе. Красота этого зрелища нового полка была замечательна. Люди были на подбор: один стройнее, красивее и ловче другого. Первоначальная форма его была самая красивая сравнительно со всеми потом последовавшими изменениями. Полком командовал на этом первом смотру министр уделов, старик-красавец, граф Лев Перовский1, с Андреевской лентой через плечо. Государь Николай Павлович, Наследник и все остальные Великие Князья были в той же стрелковой форме. Особенно красив в этом мундире был Император Николай. Крики «ура», огласившие после смотра Софийское поле, — длились несколько минут.
К концу лета, на том же Софийском поле2, помню еще более потрясающее по впечатлениям зрелище. Лагерь военно-учебных заведений был в Царском Селе. Вечером в один из июльских дней было назначено окончание лагеря и производство выпускных в офицеры. Наследник Александр Николаевич, в мундире военно-учебных заведений и в каске с знаменитым сиянием, окружавшим орла, без султана, вел кадет на Софийское поле. Настроение молодежи было сильнее воинственного. Пошли раскаты бесконечно-громкого «ура». Когда кончился смотр, Император подозвал к себе всех новых офицеров и сказал им прощальное слово. Каждое слово громко
206
В. П. МЕЩЕРСКИЙ
звучало в воздухе, потому что молчание царило торжественное. Вид этих сотен юных молодцов, окружавших Императора, притаивших дыхание, с каким-то обожанием глядевших на своего Государя и жадно внимавших Его словам, сознание, что глаза их горят потому, что в эту минуту, лучшую минуту их жизни, силы и расцвета, у каждого на душе — мысль о славной смерти за свою родину, за своего Царя, и что в этой мысли о смерти за родину тайна этих веселых, вдохновенных и влюбленных в Государя своего молодых лиц, — все это придавало зрелищу что-то не выразимое никаким словом. После первых слов приветствия молодежи прозвучали слова о трудном положении России, потом звучный голос Государя заговорил об его вере в русскую армию, и затем в конце речи прозвучали торжественные звуки прощания. Прощайте, дети, приведет ли нам Бог увидаться, не знаю, но моя мысль и мое отцовское благословение с вами; кто будет в бою, пусть помнит об этом: за честь России не страшно умереть. Бог с вами, дети мои, прощайте! Вот приблизительно слова, сказанные Императором. Голос в нем не дрогнул, но на глазах Императора блеснули слезы, все стоявшие вблизи их увидели; заплакали тогда многие юноши, но то были чудные слезы молодых героев, детей, прощающихся со своим обожаемым отцом, и едва смолк голос Государя и его правая рука поднялась, чтобы благословить свою семью новых офицеров, как сквозь слезы все эти лица засияли, все крикнули такое «ура», какого я никогда после не слыхал, птенцы бросились к Императору; они подскакивали до его груди и целовали ее, они покрывали поцелуями руку, кто хватал его саблю, кто бросался к лошади, желая на ней поднять и понести Государя, и эту улыбку, добрую, ласковую и глубоко задушевную, с которою глядел Император на свою семью офицеров, разумеется, нельзя было забыть, как не забыли и того, что все мы, стар и мал, глядевши на эту картину, плакали навзрыд. <...>
Л. И. КИНГ
Рассказы об императоре Николае Павловиче
Рассказ о том, как император Николай Павлович провожал однажды гроб с телом бедняка-чиновника, был напечатан не раз, но все редакции этого рассказа неточны. Так как мне привелось быть свидетелем этого случая, то я передам его здесь в том виде, как он был в действительности.
По Исаакиевской площади, со стороны Гороховой улицы, две похоронные клячи влачили траурные дроги с бедным гробом; на гробу чиновничья шпага и статская треуголка, а за гробом следовала бедно одетая старушка, нечто вроде кухарки, а может быть, и спутница жизни усопшего. Дроги приближались уже к памятнику Петра I. В это время навстречу, со стороны сената, показался экипаж императора Николая Павловича. Государь остановился, вышел из экипажа и, повернув назад, пешком последовал за гробом чиновника, по направлению к теперешнему Николаевскому мосту.
Пока гроб въехал на мост, провожающих набралось много всякого звания, преимущественно из высшего сословия. Государь оглянулся и сказал провожавшим:
— Господа, мне некогда, я должен уехать. Надеюсь, что вы проводите до могилы.
Повернулся — и уехал. Гроб везли на Смоленское кладбище.
Начав с поправки уже известного рассказа, расскажу кое-что и новое, сохранившееся в моей памяти, а помню я немало, ибо состоял на гражданской службе с 1823 года и видел и слышал
208
Л. И. КИНГ
много такого, что забылось другими или вместе с ними умерло. Сначала припомню несколько мелочей, а в заключение приведу целый рассказ о любопытной веденной мною тяжбе, разрешенной при содействии императора Николая Павловича.
Известно, что, пользуясь добротою Александра Павловича1, многие выпрашивали у него усыновление своих детей, не от брака происходящих. С подобною просьбой кто-то попробовал обратиться и к Николаю Павловичу в первое время его царствования. Но последовал собственноручный отказ: «Беззаконного не могу сделать законным». Сенат в своих указах 1825 года распубликовал это решение, и усыновления прекратились.
В санях Николай Павлович ездил быстро, всегда в одноконку, на превосходном коне. Случилось, что во время такого его проезда по Невскому перебегал дорогу какой-то человек и, не смотря на предостерегающий оклик кучера, чуть-чуть не был ушиблен. Государь схватил кучера за плечи и едва предупредил удар. Пробегавший оглянулся. Государь погрозил ему, подзывая в то же время рукой к себе. Но пробегавший, отрицательно махнув рукой, направился дальше. Встретив у своего подъезда обер-полицеймейстера Кокошкина2, государь спросил:
— Ты уж, конечно, знаешь?
— Знаю, ваше величество.
— Кто он?
— Не говорит: объясню де-только самому государю.
Немедленно дерзкого доставили во дворец. Государь спросил:
— Это ты так неосторожно сунулся под лошадь мою? Ты знаешь меня?
— Знаю.
— Видел, что я тебя звал рукою?
— Видел, ваше императорское величество.
— Как же ты осмелился не послушаться своего государя?
— Виноват, ваше императорское величество... некогда было: у меня жена в трудных родах мучилась, и я бежал к бабке.
— А!., это причина уважительная. Прав. Ступай за мною!
И государь повел его во внутренние покои Аничкова дворца к императрице.
— Рекомендую тебе примерного мужа, — сказал государь, — который, для оказания скорейшей медицинской помощи своей
Рассказы об императоре Николае Павловиче
209
жене в ее трудном положении, ослушался призыва государя. Примерный муж.
Оказалось, что ослушник был бедный чиновник, один из тех, для которых жареная к Рождеству индейка составляет большую роскошь, лакомство. Без сомнения, что этот случай был началом счастия для новорожденного и всей его семьи.
Петербургское население чрезвычайно любило государя не только как императора, но и как красавца и «молодца».
В тридцатых годах, вовремя одного из весенних военнопарадных разводов, на зимне-дворцовой площадке, у малого императорского подъезда, — разводов, на которых присутствовали и многие иностранные послы, — собралось много народу. С окончанием развода вся масса зрителей рассыпалась в разные стороны,, по домам. Мне пришлось ехать на речном ялике, от Дворцовой набережной прямо к Мытному перевозу. Ялик был полон; между прочими сидела купеческая личность, из рода тех, про которых среди людей торговых сложилась поговорка, что «знают, мол, Фому и в рогожном ряду». Такой Фома (кажется, Гиляров) в мое время (в 30-40-х годах) действительно существовал. Плохонько одетый, действительно торговавший на пристани под Невским рогожами, он всегда носил на груди, под платьем, рядом с медным крестиком, кожаную копилку, в которой береглись билетики, рубликов на полмиллиончик, а может быть, и более — кто его знает.
Вот вроде такого Гилярова, в ялике переезжал со мною от дворца к Мытному перевозу весьма почтенный купчина. Он сидел молча, упершись лбом в обе свои мощные ладони, молчал до половины пути и, когда ялик поравнялся уже с биржевой стрелкой, он вдруг, как бы очнувшись, проговорил:
— И какой это наш батюшка-царь русский молодчина! Вокруг него иностранцы-то эти, посланники, больно неказисты, а наш-то батюшка промеж их сокол-соколом.
Надо сказать, что тогдашний австрийский посол был действительно неказистый старикашка, вдобавок одевавшийся в какой-то серый капот.
Припоминается мне и еще пример любви к императору Николаю. На этот раз действует не купец, а крестьянин. На том месте, у Знаменья, где теперь громадный дом Знаменской гостиницы,
210
Л. И. КИНГ
как раз против вокзала Николаевской железной дороги, в 30-х годах стоял двухэтажный домик берг-гешворена Гребенкина. Вверху была аптека, с разноцветными (по обычаю) шарами, а низ занимался веселым и народному сердцу милым Капернаумом, попросту, кабаком. Тут, подгуляв почти до положения риз, один из меньшей братии, кажется, Иван Петров, как водится в подобных случаях, сквернословил до такого безобразия, что и привычное ухо целовальника не могло вынести. Целовальник, желая унять расходившегося Ивана Петрова, указал на царский бюст:
— Перестань сквернословить, хоть бы ради лика государева.
Но ошалелый Иван Петров спотыкающимся языком ответил: — А что мне твой лик, я плюю на него! — повалился и тут же захрапел. Но очнулся он уже в кутузке Рождественской части. Обер-полицеймейстер Кокошкин, при утреннем рапорте государю, подал об этом случае записку, объяснив тут же и определяемое законом наказание за такую вину.
Николай Павлович улыбнулся и написал на записке: «Объявить Ивану Петрову, что и я на него плюю, и отпустить».
Когда Ивану Петрову объявили об этом и отпустили из-под ареста, он затосковал и почти помешался, повторяя: «Как! государь-батюшка наплевал на меня! Куда ж я теперь гожусь!?» Потом он запил, да так и сгинул.
В феврале 1855 года, квартировал я с женою в гостинице Клея, по Михайловской улице, против дома Дворянского собрания, где теперь гостиница Европейская. Тогда дом этот огревался обыкновенными печами. Дрова носили особые истопники. Народ этот был все крупный, вроде крючников или ломовых извозчиков. Они поднимали на верхний этаж такие вязанки дров, что иная плохая лошаденка и на санишках не увезет.
Мы с женой еще не вставали и вот слышим, что в нашу залу (номер был из трех комнат) кто-то вошел тяжелыми шагами, да как грохнет вязанкой дров: двери и окна задрожали. За этим последовал грустный, глубочайший вздох, да такой сильный, что и Геркулес позавидовал бы. Я вскочил и на стук и на вздох и, подойдя к атлету, сказал:
— Что это ты, братец, грохнул? — перепугал нас!
— Ах, барин... Беда случилась. Пропали мы теперь. Этакое несчастие приключилось! Ведь нашего батюшки-государя не стало!
Рассказы об императоре Николае Павловиче
211
И богатырь заплакал. Слезы льются градом, грудь подымается высоко, руки опустились.
Чрез мгновение он оправился.
— Хозяин был! — с чувством произнес он, махнул рукой и стал класть в печь дрова.
Теперь перехожу к той тяжбе, которая хорошо характеризует и тогдашнее время, и самого государя.
Состоя на службе в Петербурге, я в то же время занимался адвокатурой или, по прежнему, ходатайствовал по чужих делам, притом довольно успешно, даже счастливо. Хотя и в то время были знаменитости-ходатаи, вроде Лерхе — у Красного моста, Сутгофа — на Васильевском острову, Бильбасова — у Владимирской, Васильева — близ Знаменья, но и на мою долю, тогда очень маленького чиновника министерства внутренних дел, выпадали нелегкие делишки, всегда скоро и счастливо кончавшиеся. В числе их одно дело попалось такое, которое по справедливости могло быть решено только волею государя. Сенатом оно было решено не в пользу правой стороны. Когда дело обратилось ко мне, сенатскому решению уже прошла десятилетняя давность. Словом, на возобновление дела судебным порядком права были потеряны навсегда. Но по совести дело было правое. Суть его состояла в следующем.
На винокуренный завод богатых князей Ш. небогатого соседа Даниловича забирали хлеб и рассчитывались не всегда наличными деньгами, а векселями, конечно, срочными. Но и на сроки не уплачивалось, а переменялись лишь векселя, с прибавкою нового забора хлебами. Векселя выдавали главноуправляющие княжеских имений. Долга накопилось 18,000 рублей. Когда жена Даниловича овдовела, оставшись с двумя малолетними детьми (сын и дочь), которых пора было учить, а средства оскудели, она стала домогаться уплаты. Князья все откладывали; дело дошло до сената, который предоставил вдове Даниловича взыскивать не с князей, а с управляющих княжеским имением, потому что в их доверенности им не было предоставлено право кредитоваться.
По форме и по букве закона так, но по совести несправедливо, ибо и старый князь признавал долг, и просил лишь подождать. «Подождите, да подождите», — пока, наконец, старый князь умер, а наследники, его дети: сын конно-гвардейский ротмистр, да две дочери, княгиня Б. и княгиня же Г., стали откладывать
212
Л. И. КИНГ
уплату до утверждения их прав на наследство. Получив же это право, долга не признали.
Казалось, все потеряно. Но Бог милосерд. В княжеской вотчинной конторе нашлась бумага, подписанная старым князем. В той бумаге сказано, что долг справедлив, и потому предписывалось уплатить вдове Данилович сполна.
В таком положении дело сирот Даниловичей поступило ко мне. Я начал с того, что, не компрометируя молодых — князя и княгинь, стал добиваться расчета полюбовно. Вдова Даниловича соглашалась помириться на 5 тысячах ассигнациями. С таким предложением я и отправился к князю, в его тогдашний барский дом у Красного моста. Был принят довольно спесиво, а когда он узнал цель моего посещения, то его спесь перешла в тон еще худший. Я дал ему почувствовать, что после сенатского решения нашлась бумага за подписью его отца, — бумага, подтверждающая правильность долга и обязывающая наследников уплатить тот долг. Это еще более разгневило князя, и я, почти выгнанный, вышел от него, прося не забыть, что я, не вчиняя иска, приходил с веткою мира.
Узнав о таком результате, бедная вдова горько заплакала. Возобновить правильный процесс, по случаю вновь открытого документа, было и трудно, да и волокиты и расходы предстояли бы немалые.
Решились мы тогда просить личной защиты государя Николая Павловича, чрез посредство шефа жандармов, князя А. Ф. Орлова3. Было найдено, что Ш. по «совести» не правы, а потому государь повелел: «Разобрать дело дворянам Смоленской губернии, откуда происходили тяжущиеся, и решить по совести».
Дворянство всей губернии единогласно решило, что князья Ш. «по совести виноваты, и долг Даниловичу уплатить обязаны весь, с процентами со дня займа по день уплаты». Решение это удостоилось высочайшего одобрения и исполнилось чрез посредство министра юстиции В. Н. Панина4. Петербургская управа благочиния, которой пришлось исполнять сказанное решение, насчитала много процентов на проценты, так что сумма всего долга вышла более ста сорока тысяч рублей серебром, вместо пяти, просимых по полюбовному окончанию.
Одиннадцать только месяцев прошло со времени отвергнутой полюбовной сделки, и вдова получила, вместо 5 тысяч ассигнациями, 70 000 рублей серебром. О другой половине насчитанного
Рассказы об императоре Николае Павловиче
213
долга ответчики выдумали какой-то спор, и вдова уступила ее... при следующих не лишенных интереса обстоятельствах.
Опасаясь мщения сильных соперников, я условился с госпожою Данилович, чтобы все бумаги и объяснения подавались лично от нее и ею самою, а обо мне, как руководителе, не упоминала бы. Любопытствующим же говорили, что после предложения мировой сделки я устранился. Такая роль выдерживалась ею до окончательного решения дела и даже до получения первой половины насчитанной уплаты, но во время взыскания вторых 70 тысяч меня открыли и чрез меня пригласили мою доверительницу прекратить дальнейшее взыскание. Приглашение хотя сделано было очень вежливо, но со стороны такого лица, что я очень струсил.
Вот как это было.
В одно прекрасное утро позвонили в мою квартиру. Слышу голос:	*
— Здесь живет господин К.?
Ответили, что здесь.
— Можно видеть?
— Да, пожалуйте.
Входит изящный молодой человек с камергерской пуговицей на талии.
— Вы такой-то?
— Я.
— Василий Васильевич просит сказать, когда он может застать вас? Ему нужно переговорить о деле.
— А кто это — Василий Васильевич? — спрашиваю я.
— Князь Долгорукий. Живет на Дворцовой набережной, в своем доме.
«Ого! — подумал я, а сердце так и ёкнуло, — ведь по его протекции мой главный начальник, министр Лев Алексеевич Перовский5, назначен министром внутренних дел ».
— Помилуйте, — поспешил я ответить, — скажите, когда я могу явиться к нему, готов хоть сейчас отправиться.
— Хорошо, я так и доложу.
С этим джентльмен и вышел. Из окна я видел, что он приезжал в придворном экипаже. Князь В. В. Долгорукий5, занимая высокий пост, постоянно ездил в придворном экипаже, в нем прикатил ко мне и его посланный. Я сейчас же собрался. Когда я приехал, княжеский швейцар с обычною холопскою важностью неторопливо осмотрел меня и сказал, что князь сейчас будет завтракать: при
214
Л. И. КИНГ
езжайте после. Но когда я объяснил, что за мною прислали и назначен мой приезд теперь же, тогда тучная фигура изменила свою важность, растворила дверь и, сказав: «пожалуйте», позвонила. На звон выскочили две ливрейные души: одна из них пошла докладывать, а другая осталась при входных дверях. Передо мною открылась целая анфилада комнат, и из самой дальней появилась очень благообразная, величественная фигура князя Долгорукого, который, приблизясь ко мне, довольно ласково произнес:
— А, так это ты, брат, скрутил так князей Ш.? Молодец! Когда у меня будут какие делишки, возьму тебя. Молодец! Тебя, брат, непременно тебя.
Я, очутясь в крайне неловком положении, начал было что-то говорить, но он, не слушая меня, опять спросил:
— Служишь у Льва Алексеевича? Он, брат, мне хороший приятель... Однако, вот что, брат: ведь это уж черт знает что такое! За 18 000 ассигнациями да 140 000 серебром! 70 000 взяли и еще взыскивают столько же!
Я прикинулся ничего не знающим о таком положении дела, но не отрицал своего знакомства с госпожою Данилович, так как она была родная сестра моего сослуживца Д. М. Калугина (прежде моряка, а потом служившего по одному со мною министерству). Когда я спросил, чем же я могу служить князю, он ответил:
— На этот раз не мне, а вот Ш., чтобы не взыскивать с них других 70 000. Да они сами здесь. Пойдемте в столовую, кстати закусим.
В столовой оказались: княгиня Г., урожденная Ш., и конногвардейский ротмистр, спесивенький князь Ш., тот самый, который, одиннадцать только месяцев назад, грубо спровадил меня, не приняв мирного и очень дешевого предложения моего. Но князьку пришлось опускать свои глазки, когда я припоминал мой визит к нему по сказанному делу.
Когда князь Василий Васильевич объяснил желание Ш., чтобы госпожа Данилович не взыскивала других 70 000, то я обещал побывать у нее и объясниться. С этим и уехал от кн. Долгорукого. В тот же день моя клиентка, по совещанию с ее братом, решила прекратить дальнейший иск. Написано было прошение в управу благочиния от госпожи Данилович, что она от наследников князя Ш. удовлетворение получила и более ей ничего уже не следует. Подпись засвидетельствовали официальным порядком, и наутро другого дня я отвез эту просьбу в дом князя Долгорукого, где за
Рассказы об императоре Николае Павловиче 215
стал уже князя Ш. Вместе прочитали, и они остались довольны, а я, кроме удовольствия, счел себя еще счастливым, потому что мой успех в этом деле сошел благополучно, зная всю опасность для берущегося вести подобные процессы, по печальному опыту с адвокатом Лерхе, который за успешное взыскание с какого-то сильного человека долга по заемному письму попал в Петропавловскую крепость. Об этом и подобных случаях как-нибудь расскажу, собравшись с мыслями и памятью.
Сказанное дело Ш. со вдовой Данилович не праздный вымысел, а действительность, подтверждаемая официальным делопроизводством, долженствующим храниться в архивах смоленского дворянского собрания и петербургской управы благочиния.
Р. М. ЗОТОВ
Исторические очерки царствования Николая I
<Фрагмент>
ЗА ГРОБОМ БЕДНОГО
<...> Иногда один небольшой и по-видимому незначащий анекдот лучше характеризует целое Царствование, нежели многотомные истории. Все страницы всемирных летописей наполнены исчислением побед и государственных доблестей каждого Государя: ни один историк не оставил нам семейной, домашней жизни своих героев, а между тем не одни завоевания составляют славу Царей. Много других подвигов, которые полезнее и приятнее для человечества. Если б историографы знакомили нас с душевными качествами венценосцев, мы бы гораздо лучше понимали все события и тайную пружину их: теперь видим действия, а причины скрыты от нас.
Конечно, совершенство не принадлежит человеку, — а одному Богу. Слабости и ошибки составляют нераздельный удел человеческой природы, — и никакого героя всемирной истории нельзя выставить образцом всех добродетелей и совершенств. Но едва ли она может представить другое лицо, подобное Николаю I, которое на высоте трона одной из величайших держав в свете имело бы столько прекраснейших качеств души и сердца. Николай I был примерный супруг, лучший отец и брат, справедливейший господин для служителей, снисходительнейший судья для раскаивающихся. Более всего уважал он первый источник человеческой премудрости — Веру и непоколебимо исполнял все ее правила,
Исторические очерки царствования Николая!
217
как в государственной, так и в домашней жизни. Столь же сильно и твердо любил он исполнение гражданских законов. Его можно было назвать первым мужем долга во всей своей безграничной империи. От всех требовал он исполнения этого долга — и это было главною характеристикою его царствования.
О нем можно бы было составить огромное собрание анекдотов в доказательство этой характеристики. Мы довольствуемся на выдержку самым незначащим, — и только потому, что он тогда был описан всеми газетами. Но сколько их хранится в памяти у каждого. Это будет со временем драгоценный сборник и прекрасный памятник его царствования, — столь мало еще оценяемого современным поколением.
Однажды Государь Император ехал по вновь построенному им Благовещенскому мосту и стал в коляске своей обгонять погребальную процессию какого-то бедняка, за которым никто не шел, которого никто не провожал. Значит, у него не было наследства, чтоб родственники оказали ему последний долг христианский. Значит, ему нечем было заплатить за проводы и слезы.
Глубокое чувство христианина сильно вспыхнуло в груди Николая I. Его подданный, его брат во Христе, который уже был пред лицом Божиим, где, может быть, станет выше многих знатных, беспечно везомый к вечному жилищу своему, при совершенном равнодушии встречающейся толпы, — это сильно тронуло великодушное и христианское его сердце. Он вышел из коляски и с чувством глубокого смирения христианина пошел за гробом безвестного бедняка. Он не спросил даже об имени его. На что ему было знать? он видел в нем только христианина. Он помнил только слова Спасителя: «Кто делает для меньших моих братьев, тот для меня делает».
Можно вообразить стечение народа, тотчас же составившееся позади Николая I. Теперь всякий хотел разделить с своим отцом Государем честь сопутствовать умершему бедняку. Едва ли и богачи могут похвалиться такими многочисленными проводами, как этот нищий.
И не для суетной славы делал это венценосец великой империи. Он исполнял долг христианина и давал уроки своим детям-подданным. — Да благословится и прославится имя твое, незабвенный, христолюбивый царь!
А. И. СОКОЛОВА
Император Николай Первый и Васильковские дурачества
<Фрагмент>
<...> В бытность мою в Смольном монастыре, в числе моих подруг по классу была некто Лопатина1, к которой в дни посещения родных изредка приезжала ее дальняя родственница, замечательная красавица, Лавиния Жадимировская, урожденная Бравур2.
Мы все ею любовались, да и не мы одни.
Ею, как мы тогда слышали, — а великосветские слухи до нас доходили и немало нас интересовали, — любовался весь Петербург.
Рассказы самой Лопатиной нас еще сильнее заинтересовали, и мы всегда в дни приезда молодой красавицы чуть не группами собирались взглянуть на нее и полюбоваться ее характерной, чисто южной красотой.
Жадимировская была совершенная брюнетка, с жгучими глазами креолки и правильным лицом, как бы резцом скульптора выточенным из бледно-желтого мрамора.
Всего интереснее было то, что, по рассказам Лопатиной, Лавиния с детства была необыкновенно дурна собой; это приводило ее родителей в такое отчаяние, что мать почти возненавидела ни в чем не повинную девочку, и ее во время приемов тщательно прятали от гостей.
Вообще, в то время в высшем кругу, к которому принадлежало семейство Бравуров, не принято было не только вывозить, но даже и показывать молодых девушек до момента их выезда в свет,
Император Николай Первый и васильковские дурачества
219
и в силу этого никого из тех, кто знал, что в семье растет дочь, не могло удивить ее постоянное отсутствие в приемных комнатах отца и матери.
Между тем девочка подрастала и настолько выравнивалась, что к 14-ти годам была уже совсем хорошенькая, а к 16 обещала сделаться совершенной красавицей.
В этом именно возрасте Лавинию в первый раз взяли в театр в день оперного спектакля, и то исключительное внимание, какое было вызвано ее появлением в ложе, было принято наивной девочкой за выражение порицания по поводу ее безобразия и вызвало ее горькие слезы...
В тот же вечер все объяснилось... Тщеславная и легкомысленная мамаша поняла, что красота ее дочери отныне будет предметом ее гордости, и Лавиния начала появляться на балах, всюду приводя всех в восторг своей незаурядной красотой.
Когда ей минуло 18 лет, за нее посватался богач Жадимировский, человек с прекрасной репутацией, без ума влюбившийся в молодую красавицу.
Приданого он не потребовал никакого, что тоже вошло в расчет Бравуров, дела которых были не в особенно блестящем положении, — и свадьба была скоро и блестяще отпразднована, после чего молодые отправились в заграничное путешествие.
По возвращении в Петербург Жадимировские открыли богатый и очень оживленный салон, сделавшийся средоточием самого избранного общества.
В те времена дворянство ежегодно давало парадный бал в честь царской фамилии, которая никогда не отказывалась почтить этот бал своим присутствием.
На одном из таких балов красавица Лавиния обратила на себя внимание императора Николая Павловича, и об этой царской «милости», по обыкновению, доведено было до сведения самой героини царского каприза.
Лавиния оскорбилась и отвечала бесповоротным и по тогдашнему времени даже резким отказом.
Император поморщился... и промолчал.
Он к отказам не особенно привык, но мирился с ними, когда находил им достаточное «оправдание».
Прошло два или три года, и Петербург был взволнован скандальной новостью о побеге одной из героинь зимнего великосветского сезона, красавицы Лавинии Жадимировской, бросив
220
А. И. СОКОЛОВА
шей мужа, чтобы бежать с князем Трубецким3, человеком уже не молодым и вовсе не красивым, жившим после смерти жены вместе с маленькой дочерью, которую он, по слухам, готовился отдать в институт.
Побег был устроен очень осторожно и умело, никто ни о чем не догадывался до последней минуты, и когда беглецы были, по расчетам, уже далеко, муж из письма, оставленного ему женой, узнал, куда и с кем она бежала.
Дело это наделало много шума, и о нем доложено было государю.
Тут только император Николай в первый раз сознательно вспомнил о своей бывшей неудаче, и, примирившись в то время с отказом жены, не пожелавшей изменить мужу, не мог и не хотел примириться с тем, что ему предпочли другого, да еще человека не моложе его годами и во всем ему уступавшего.
Он приказал немедленно пустить в ход все средства к тому, чтобы разыскать и догнать беглецов, и отдал строгий приказ обо всем, что откроется по этому поводу, немедленно ему доносить.
В то время не было еще ни телеграфов, ни железных дорог. Осложнялся этим побег, но значительно осложнялась, конечно, и погоня...
Волновался, впрочем, только государь... Сам Жадимировский оставался совершенно покойным, и ни к кому из властей не обращался...
Дознано было, что беглецы направились в Одессу.
Туда же поскакали и фельдъегеря с строжайшим приказом «догнать» беглецов во что бы то ни стало...
Понятно было, что они на пароходе ускользнут за границу, и в таком случае на выдачу их надежды не было...
Такой выдачи мог требовать только муж, а он упорно молчал...
Фельдъегеря скакали день и ночь; но не зевали и беглецы, которые, кроме того, имели еще и несколько дней аванса.
В Одессу, как и следовало ожидать, Трубецкой с Лавинией прибыли раньше своих преследователей, успели запастись билетами на пароход и схвачены были уже на трапе, поднимаясь на палубу парохода...
Оба, в силу распоряжений из Петербурга, были тут же арестованы и под конвоем препровождены обратно в Петербург.
Император Николай Первый и васильковские дурачества
221
К государю был немедленно отправлен нарочный, который, по словам современной скандальной хроники, получил крупную награду.
Одновременно уведомлен был о поимке жены и Жадимировский, который, однако, не только не выразил никакого восторга по этому поводу, а, напротив, довольно смело заметил, что он ни с каким ходатайством о подобной поимке никуда не входил.
По прошествии нескольких дней привезены были и сами беглецы, причем Жадимировский лично выехал навстречу жене и спокойно отправился с ней к себе домой.
На косвенно предложенный ему вопрос о том, какого возмездия он желает, Жадимировский ответил просьбой о выдаче ему с женой заграничного паспорта и тотчас же уехал вместе с нею, к великому огорчению всех охотников до крупных и громких скандалов, не обнаружив не только никаких особенно враждебных намерений по адресу жены, но, напротив, сохраняя с ней самые корректные и дружелюбные отношения...
Николай Павлович ничем не откликнулся на этот молчаливый протест, разрешил свободный отъезд за границу, который в те далекие времена не особенно легко разрешался, но зато вся сила его могучего гнева тяжело обрушилась на Трубецкого.
Самолюбивый государь не мог и не хотел простить Трубецкому предпочтения, оказанного ему, и не прошло недели, как над отданным под суд князем состоялась высочайшая конфирмация, в силу которой он, разжалованный в рядовые, ссылался на Кавказ.
Относительно оставшейся без него малолетней дочери сделано было распоряжение о зачислении ее пансионеркой царской фамилии в Екатерининский институт, где она и окончила курс, после чего тотчас же была взята ко двору.
Судьба молодой девушки устроилась блистательно, и на коронации императора Александра II в нее влюбился граф Морни, двоюродный брат Наполеона III4, бывший его представителем на коронационных торжествах.
Особой преданности графиня Морни к нашему двору никогда впоследствии не питала, да и вообще на нежную преданность она особенно способна не была, что она ясно доказала тем остроумным, но отнюдь не любезным и не справедливым каламбуром, каким она встретила царский по роскоши свадебный подарок своего жениха.
222
А. И. СОКОЛОВА
Хорошо зная, что его красавица-невеста не имеет ровно никаких средств и что ей не только не на что будет сделать себе приданое, но и на подвенечное платье у нее средств не хватит, граф Морни тотчас по получении от нее согласия на брак прислал ей свадебную корзину, на дне которой лежали процентные бумаги на крупную сумму.
Ознакомившись с содержимым конверта, невеста гордо подняла свою красивую головку и с холодной улыбкой заметила: «Le present vaut mieux que le futur!» (Настоящее предпочтительно будущему).
О дальнейшей судьбе самого князя Трубецкого мне ничего не известно, и самый случай этот передан мною без малейшей цели потревожить чью-нибудь память...
Впрочем, чтобы остаться в пределах строгой справедливости, следует сказать, что на почве подобных столкновений император Николай Павлович всегда оставался верен себе, и, кроме вышеприведенного примера с Жадимировской, мне известен также случай с княгиней Софьей Несвицкой, урожденной Лешерн5, которой тоже была брошена покойным императором перчатка, и так же неудачно.
Красавица собой, дочь умершего генерала, блестящим образом окончившая курс в одном из первых институтов, молодая Лешерн имела за собой все для того, чтобы составить блестящую карьеру, но она увлеклась молодым офицером Преображенского полка, князем Алексеем Яковлевичем Несвицким®, и... пожертвовала ему собой, в твердой уверенности, что он сумеет оценить ее привязанность и даст ей свое имя.
Расчет ее на рыцарское благородство князя не оправдался, он не только не сделал ей предложения, но совершенно отдалился от нее, ссылаясь на строгий запрет матери.
Несчастная молодая девушка осталась в положении совершенно безвыходном, ежели бы не вмешательство великого князя Михаила Павловича, всегда чутко отзывавшегося на всякое чужое горе и тщательно охранявшего честь гвардейского мундира.
Справедливо найдя, что мундир, который носил князь Не-свицкий, сильно скомпрометирован его поступком с отдавшейся ему молодой девушкой, Михаил Павлович вызвал Несвицкого к себе, строго поговорил с ним и, узнав от него, что мать действительно дает ему самые ограниченные средства к жизни, выдал
Император Николай Первый и васильковские дурачества
223
ему на свадьбу довольно крупную сумму из своих личных средств, вызвавшись при этом быть посаженым отцом на его свадьбе.
Гордая и самолюбивая, старая княгиня так и не признала невестки и никогда не видалась с нею, даже впоследствии.
Первое время после свадьбы «молодая» была или, точнее, старалась быть счастлива, но муж стал скоро тяготиться семейной жизнью и изменял жене у нее на глазах.
К этому времени относится первая встреча молодой княгини с императором Николаем.
Государь увидал ее на одном из тех балов, которые в то время давались офицерами гвардейских полков и на которых так часто и охотно присутствовали высочайшие гости.
Замечательная красота княгини Софьи бросилась в глаза императору, и он, стороной разузнав подробности ее замужества и ее настоящей жизни, сделал ей довольно щекотливое предложение,» на которое она отвечала отказом.
Государь примирился с этим отказом, приняв его как доказательство любви княгини к мужу и желание остаться ему непоколебимо верной.
Но он ошибался.
Молодой женщине император просто не нравился как мужчина, и спустя два года, встретивши человека, которому удалось ей понравиться, она отдалась ему со всей страстью любящей и глубоко преданной женщины.
Избранник этот был флигель-адъютант Бетанкур7, на которого обрушился гнев государя, узнавшего о предпочтении, оказанном ему перед державным поклонником.
Бетанкур был человек практический; он понял, что хорошеньких женщин много, а император один, и через графа Адлерберга8 довел до сведения государя, что он готов навсегда отказаться не только от связи с княгиней Несвицкой, но даже от случайной встречи с ней, лишь бы не лишаться милости государя.
Такая «преданность» была оценена, Бетанкур пошел в гору, а бедная молодая княгиня, брошенная и мужем и любовником, осталась совершенно одна и сошла со сцены большого света, охотно прощающего все, кроме неудачи.
Прошли года...
Состарился государь... Состарилась и впала в совершенную нищету и бывшая красавица Несвицкая, и бедная, обездоленная, решилась подать на высочайшее имя прошение о вспомоществовании.
224
А. И. СОКОЛОВА
Ей, больной, совершенно отжившей и отрешившейся от всего прошлого, и в голову не приходило, конечно, никакое воспоминание о прошлом, давно пережитом... Но не так взглянул на дело государь.
Первоначально он, узнав из доклада управляющего комиссией прошений, что просьба идет от особы титулованной, назначил сравнительно крупную сумму для выдачи, но в минуту подписания бумаги, увидав на прошении имя княгини Несвицкой, рожденной Лешерн, порывистым жестом разорвал бумагу, сказав:
— Этой?!. Никогда... и ничего!!.
Этот последний случай лично рассказан был мне княгиней Несвицкой, которую я видела в конце 50-х годов в Петербурге, в крайней бедности, почти совершенно ослепшей и буквально нуждавшейся в дневном пропитании.
В заключение передам комический эпизод из той же закулисной жизни императора Николая, сообщенный в моем присутствии покойным Тютчевым, чуть не в самый момент его совершения.
Больших и особенно знаменательных увлечений за императором Николаем I, как известно, не водилось. Единственная серьезная, вошедшая в историю связь его была связь с Варварой Аркадьевной Нелидовой9, одной из любимых фрейлин императрицы Александры Феодоровны. Но эта связь не может быть поставлена в укор ни самому императору, ни без ума любившей его Нелидовой. В нем она оправдывалась вконец пошатнувшимся здоровьем императрицы, которую государь обожал, но которую берег и нежил, как экзотический цветок...
Нелидова искупала свою вину тем, что любила государя преданно и безгранично, любила всеми силами своей души, не считаясь ни с его величием, ни с его могуществом, а любя в нем человека. Императрице связь эта была хорошо известна... Она, если можно так выразиться, была санкционирована ею, и когда император Николай Павлович скончался, то императрица, призвав к себе Нелидову, нежно обняла ее, крепко поцеловала и, сняв с руки браслет с портретом государя, сама надела его на руку Варвары Аркадьевны. Кроме того, императрица назначила один час в течение дня, в который, во все время пребывания тела императора во дворце, в комнату, где он покоился, не допускался никто, кроме Нелидовой, чтобы дать ей, таким образом, свободно помолиться у дорогого ей праха.
Но, помимо этой серьезной и всеми признанной связи, за государем подчас водились и маленькие анекдотические увлечения,
Император Николай Первый и Васильковские дурачества
225
которые он бесцеремонно называл «дурачествами», перекрестив их в оригинальное наименование «васильковых дурачеств» с тех пор, как услыхал, что Ф. И. Тютчев10 поэтически назвал их «des bluettes».
Вот об одном из таких «васильковых дурачеств» с присущим ему остроумием рассказывал нам однажды Тютчев.
Государь ежедневно прогуливался по Дворцовой набережной, посвящая этой обычной своей прогулке сравнительно очень ранний час.
Вставал государь, как известно, на рассвете, занимался делами, кушал чай и около 8-ми часов утра уже принимал первые доклады.
В 9 часов ровно он выходил из дворца и следовал по набережной, проходя ее во всю ее длину несколько раз сряду.
И вот однажды, поднимаясь на мостик у так называемой Зимней канавки, — государь заметил идущую ему навстречу молодую девушку, скромно, но очень мило одетую, с большою нотной папкою в руках.
Государь пристально взглянул на нее... проводил ее внимательным взглядом, когда она прошла мимо, и, конечно, забыл бы об этой встрече, ежели бы на следующей день та же встреча не повторилась.
Государя это заинтересовало, тем более что молодая девушка была прехорошенькая и держалась чрезвычайно скромно и порядочно.
На третью или четвертую встречу государь улыбнулся своей знакомой незнакомке, и в ответ получил такую же приветливую улыбку.
Затем последовал обмен дружеских и приветливых поклонов, а за поклонами последовали и более или менее откровенные разговоры.
Государя забавляло то, что незнакомка, очевидно, не догадывалась вовсе, с кем она имеет дело, и принимала государя за простого гвардейского офицера.
Государь, избегая говорить о себе, узнал всю несложную биографию незнакомки.
Он узнал, что она дочь бывшего учителя немецкого языка, оставившего свои занятия вследствие полной глухоты, что она дает уроки музыки, что мать ее занимается хозяйством и почти все делает сама, так как они держат только одну прислугу.
226
А. И. СОКОЛОВА
Наконец он узнал, что живут они на Гороховой, в доме бывшего провиантмейстера, — нумеров на домах в то время не было, и значились дома по именам их владельцев, — и занимают небольшую квартирку в три комнаты.
От откровенных рассказов о житье-бытье собеседники перешли к более интимным разговорам, и государь осторожно навел речь на желание свое ближе познакомиться с молодой учительницей.
Отказа не последовало.
Молодая девушка легко согласилась на то, чтобы новый знакомый посетил ее и познакомился с ее отцом и матерью, которые, по ее словам, будут очень польщены этим знакомством. Назначен был день и час первого визита, и в этот день, по окончании обеда в Зимнем дворце, государь объявил, что пойдет пройтись по улице.
Ни о каких «охранах» в то время не было речи... Государь свободно гулял где и когда хотел, и то, что теперь считается заботой и зачисляется за необходимую и полезную службу, явилось бы в те времена дерзким и непростительным шпионством.
Государь, подняв воротник шинели, торопливо шагал по темным уже улицам, с легким нетерпением ожидая близкого свидания.
На углу Гороховой он осторожно оглянулся во все стороны и направился к указанному ему дому.
У ворот он осведомился, туда ли попал, и, пройдя двор, стал подниматься по довольно узкой, деревянной лестнице. Против всякого ожидания лестница оказалась освещенной. Правда, все освещение ограничивалось тусклым фонарем со вставленным в него оплывшим огарком, но для Гороховой улицы того времени и это было роскошью. Лестницы тогда вовсе ничем не освещались.
Осторожно поднимаясь по достаточно грязно содержавшимся ступенькам, государь издали услыхал звуки музыки и ощутил какой-то странный запах, смесь подгоревшего масла с дешевым одеколоном.
Достигнув указанного ему этажа, государь увидал, что у одной из дверей горел такой же фонарь, как и на лестнице. На двери этой значилась фамилия отца той молодой девушки, к которой направлялся государь.
Удивление его шло, все возрастая... Но делать было нечего. Не уходить же от дверей, как самому простому, самому податливому из смертных...
Император Николай Первый и васильковские дурачества
227
Император Николай Павлович, как известно, ни перед чем и ни перед кем никогда не отступал.
Он опустил воротник шинели и смело дернул за железную ручку звонка, болтавшуюся поверх совершенно ободранной клеенки.
На звонок из кухни выглянула кухарка в ситцевом сарафане и сальном подоткнутом фартуке.
— Кого вам?.. — неприветливо спросила она, не выпуская из рук двери.
Государь назвал фамилию старого учителя.
— Нету дома его!.. В другоряд приходите!.. — неприветливо бросила ему кухарка и хотела захлопнуть дверь, но император не дал ей этого сделать.
— Я не к нему и пришел!.. — сказал он.
— А к кому?.. К барыне?.. Так и барыни дома нету-ти!..
— А барышня?..
— Сказано вам никого... Экие вы неотвязные, прости Господи!..
— Но как же?.. Мне сказали... меня ждут...
— Ждут, дане вас!.. — загадочно покачала головой кухарка. — Сегодня нам не до простых гостей!..
— Так, стало быть, господа дома?.. — переспросил озадаченный государь.
— Дома-то они все дома... Да только пущать никого постороннего не приказано... потому...
И она таинственно приблизила к нему свое лоснившееся от масла и пота лицо.
— Потому, — почти прошептала она, — что к нам сегодня вечером самого императора в гости ждутъ!..
— Кого?!.
— Самого императора!.. Понимаете?.. Так вы, по вашему офицерскому чину, и уходите по добру по здорову, пока вас честью просят!.. Поняли?!.
— Понял!.. — улыбнулся государь. — Только скажи ты мне, пожалуйста, кто же это вам всем сказал, что император сюда придет?..
— Барышня наша сказала!.. У нас все как есть приготовлено... и закуска... и ужин... и фрухты куплены!..
— И всем этим твоя барышня распорядилась?!.
— Да!.. Она у нас всюду сама, королева, а не барышня!
228
А. И. СОКОЛОВА
— Ну, так скажи своей... королеве-барышне, что она дура!.. — твердо произнес государь и, подняв воротник, стал торопливо спускаться с лестницы.
Вернувшись из этой неудачной экскурсии, Николай Павлович сам рассказывал об ней своим приближенным и признал ее самой глупой из всех своих «васильковых глупостей».
Так в жизни этой крупной исторической личности многозначащие и крупные факты шли параллельно с «васильковыми дурачествами »!
и. и. СОКОЛОВ
Воспоминания о государе Николае Павловиче
В 1840 году, когда Его Величество покойный Государь Александр Николаевич1, будучи Наследником, изволил осчастливить принятием командования лейб-гвардии Преображенский полк, я поступил на службу врачом в 1-й батальон этого полка, помещающийся в казармах на Большой Миллионной, непосредственно соединенных с Зимним дворцом. На мне лежала обязанность находиться на всех высочайших смотрах, которые производились в манежах — дворцовом и находящемся при собственном дворце великого князя Михаила Павловича, и поэтому я нередко имел счастье видеть Государя Николая Павловича и наблюдать за движениями его великой души. При жизни его я слышал о нем от лиц близко к нему стоявших и заслуживающих доверия, знавших подробно его домашнюю обстановку и характер: лейб-медиков, камердинеров, непосредственной его прислуги. Все обличало в нем великую, рыцарскую, отзывчивую на все честное и правдивое, энергичную, любящую душу.
В 1843 году, во время больших маневров при отступлении от Нарвы, Преображенский полк находился в арьергарде. День был очень жаркий, это происходило в июле месяце. Было много отсталых. Государь, встретив одного упавшего преображенца, приказал немедленно разыскать врача и больному пустить кровь. Второпях к больному (это было в лесу), я разорвал себе мундир и только что приступил к оживляющим средствам, как прискакал флигель-адъютант ротмистр князь Васильчиков2 (в последствии товарищ военного министра) с вопросом, пустил ли я больному кровь. На отрицательный мой ответ князь возразил: «Государь
230
И. И. СОКОЛОВ
приказал сейчас же пустить кровь. Как доложить Государю?» — «Доложите, — говорю, — Государю, что я отвечаю за больного: больной приведен в сознание без кровопускания». Я дал ему оправиться, посадил в фургон — и вдогонку за полком. Догнав полк, я выпустил больного из фургона, облегчив его от всякой ноши, и он пошел за фургоном в мундире нараспашку. Заметив издали, что разбивают царский лагерь (знак окончания маневра на тот день) и Государь, спешившись, пропускает полки, я, чтобы не броситься в глаза Государю в разорванном мундире, сел в лазаретную карету, где и прижался в угол. Но эта предосторожность не удалась: лишь только приблизился лазаретный обоз к месту, где стоял Государь, как слышу, что он зовет доктора. Тут сейчас же подбежали к карете из свиты и зовут меня: «Пожалуйте к Государю!» Взволнованный неожиданным вызовом и еще более неисправным состоянием своего костюма, я подошел к Государю совсем растерявшись. Государь одобряющим тоном спрашивает: «Жив ли больной, которому я велел тебе два раза пустить кровь?» «Жив и здоров Ваше Величество!» — «Но ты, конечно, пускал ему кровь?» — «Никак нет, Ваше Величество!» Государь нахмурился. «Как же мог ослушаться меня?» — «Ваше Величество! В момент приезда князя Васильчикова я уже был вполне убежден, что дело обойдется без кровопускания; кровопусканием же я сделал бы солдата действительно больным, требующим госпитального лечения. Исполнив свое медицинское дело по совести и убеждению, я этим самым исполнил волю и желание Вашего Величества, непрестанно заботящегося о сохранении здоровья солдат». Таков был смысл моего ответа. Государь с милостивою, одобряющею улыбкой, потрепав меня по плечу, сказал: «Спасибо, голубчик, что меня не послушал». Эпизод этот на другой день в присутствии всех моих товарищей вызвал благодарность корпусного штаб-доктора, а 6-го числа Декабря месяца Государь изволил меня произвести в чин коллежского асессора, который имел в то время по своим правам большое значение и до которого мне оставалось прослужить пять лет.
Во время больших маневров покойный Государь Николай Павлович всегда имел ночлег в первом батальоне Преображенского полка; поэтому мне приходилось утром и вечером рапортовать Государю о состоянии здоровья полка. Раз утром, отпуская меня после рапорта, Государь приказал мне взять под свой надзор его и Наследника экипажи. Полки двинулись, а в хвосте их
Воспоминания о государе Николае Павловиче
231
Преображенский полк. Около полудня лакей при царском экипаже спрашивает меня: «Не прикажете ли подать завтрак? » Я сначала не понял, в чем дело: мне показалось, что лакей думает предложить мне разделить его завтрак; я поблагодарил его вежливо и отказался. Чрез несколько времени опять то же предложение; на этот раз я уже не без сердца спросил: «Да какой вы мне предлагаете завтрак?» — «Государь приказал для вас готовить и возить завтрак и, если вам угодно, ехать в его экипаже». Такое милостивое царское внимание тронуло меня до слез. Я сел в царскую коляску, позавтракал приготовленным изысканно завтраком с тонкими винами и тут имел случай рассмотреть знаменитую старую шинель, любимую Государеву шинель, заменявшую ему халат и одеяло, которую тот, кто был после его смерти в его кабинете, видел на скромной царской постели.
При выступлении гвардии в поход в 1854 году я был уже старшим врачом в гвардейском саперном батальоне. Государь провожал войска в Гатчине. Провожая гвардейский саперный батальон, свое любимое детище, Государь напутствовал его своими тронувшими до слез отеческими наставлениями и пожеланиями. При приближении моем с лазаретом, Государь подозвал меня и сказал, между прочим, мне лично: «Благодарю тебя за службу; дай Бог возвратиться благополучно!» — и перекрестил меня. Меня задушили слезы.
Дома я оставлял четверых детей-сирот. На станции в Гатчине я встретил лейб-медика Ф. Я. Кареля3, который напомнил мне это напутствие Государя. Я сказал ему на это: «Такое милостивое внимание совершенно восстановляет упавший мой дух; ибо я совершенно уверен, что в случае несчастия со мной Государь не оставит моих сирот». Государь знал их, когда они были кадетами, и при встрече с ними называл соколятами. Встретясь с Карелем вторично, я узнал, что слова мои были переданы им Государю и произвели, видимо, приятное впечатление, причем Государь заметил: «Я вижу, что врачи честные и верные мои слуги».
Кроме этих трех случаев, прибавлю еще один, которому я был очевидец.
Ко мне приехал в Петербург в первый раз во время Рождественских праздников из Можайского уезда мужичок, бывший мой крепостной, из зажиточных, лет 60-ти, трезвый, сроду не пивший вина. Не видав никогда Царя, он стал просить меня во что бы то ни стало найти ему случай хотя бы раз взглянуть на него.
232
И. И. СОКОЛОВ
Покойный Государь имел обыкновение ежедневно утром в 9-м часу делать прогулку от дворца по Миллионной между Манежем и Эрмитажем, чрез мост над Зимней канавкой, по набережной, мимо казарм Преображенского полка к Неве и по набережной ее ко дворцу. Поставив мужичка на мосту над Зимней канавкой, я приказал ему при приближении Государя снять шапку, но отнюдь не становиться на колени, чего Государь не любил; а сам я стал у ворот казарм для наблюдения. Когда Государь показался, я крикнул мужичку: «Вот Царь идет!» Мужичок снял шапку, но по приближении Государя упал на колени, что меня очень встревожило. Государь подошел к нему и спросил: «Что тебе нужно?» Мужик стал креститься и дрожащим, взволнованным голосом отвечал: «Батюшка Царь! Мне ничего не нужно. Я тебя никогда не видал, а теперь вот Бог сподобил увидеть тебя, нашего Бога земного; теперь могу умереть спокойно!» и поклонился в землю. Государь поднял его, расспросил откуда, к кому, зачем приехал и прибавил: «Спасибо, дружок; приходи смотреть крещенский парад».
В день Крещенья собрался спозаранку мой мужичок идти на парад. Я говорю ему, что в зипуне и в лаптях не пустят, полиция прогонит и, пожалуй, заберет в часть. «Нет, — говорит, — «пойду: Царь велел».
Возвратившись с парада, я не застал мужичка дома; жду его час, другой, нет как нет; начинаю тревожиться; наконец, в сумерках является сияющий, под хмельком, пошатываясь. Начинаю расспрашивать, где был. «У Царя обедал». — «Как так?» И вот его рассказ: «Подходя ко дворцу (с Большой Миллионной), полиция меня задержала, гонит назад; я говорю им: “Мне сам Царь велел смотреть парад”. Пошли справки, кончившиеся тем, что провели его к главным воротам дворца, атам, говорит, какой-то генерал, низенький, седенький, с петушьими перьями на шапке, поставил у ворот с приказанием не уходить, пока не велят. Таким образом ему удалось видеть выход и возвращение духовной процессии, Государя и царской фамилии. От блеска у мужичка, говорил он, в глазах помутилось. Потом какой-то тоже генерал, только помоложе, указал ему царскую кухню, где велел угостить хорошенько. «Ну и угостили ж! Чего, чего только не было на тарелочках! а так как я водки не пью, стали угощать медом, таким сладким, что и Боже мой! Напустился я на него, ну и шабаш! Охмелел».
Воспоминания о государе Николае Павловиче
233
По возвращении домой в деревню мужичок долго рассказывал про виденные им чудеса и о необыкновенной милости Царя, и далеко, далеко пошла эта молва в народе.
На маневрах покойный Государь командовал отрядом. Прошел слух, что по какому-то поводу Государь отозвался в оскорбительных выражениях о своем противнике, не упомню, о каком генерале. Случилось, что к концу июля оба отряда стянулись к Петергофу, а 1-го августа — день перемирия — освящение воды и знамен, к которому прибыли чины обоих отрядов и многочисленная публика из Петербурга и окрестностей. По окончании церковной церемонии Государь вышел к разводу от кадетских корпусов. По отдании чести, по положению, и скомандовании «оправиться», Государь вышел на середину перед разводом, скомандовал: «Смирно! на плечо, на краул!» — с поднятой саблей подошел к вышеупомянутому генералу, отсалютовал ему, снял каску, поклонился в пояс, извинился в прочувствованных выражениях, а генерал принял это с глубоким верноподданническим благоговением. Расцеловались. Это я лично видел и слышал.
Лейб-медик Арендт4, любимый покойным Государем и популярнейший из врачей, при котором я состоял ассистентом, в числе многих случаев великодушия Государя рассказывал следующий. Он был приглашен к одному трудно-больному, отставному полковнику, жившему в одной из дальних линий Васильевского острова, где он был поражен бедной обстановкой больного и его большой семьи, и так как это обстоятельство служило неодолимым препятствием к восстановлению здоровья больного, то Арендт полюбопытствовал узнать причины такого положения. Семья рассказала, что болезнь и бедственное положение произошли вследствие увольнения больного от службы без всяких прав. Лейб-медики обязаны были ежедневно являться к Государю к 7-8 часам утра, когда приготовляется чай или кофе, и в это время обыкновенно завязывался не служебный, а простой разговор. В одно из таких посещений Арендт рассказал о положении больного и его семьи. Государь принял это близко к сердцу, приказал Арендту во что бы то ни стало вылечить больного на его счет, помочь деньгами и вскоре потом, рассмотрев причины увольнения в отставку и найдя его невинным, или просто помиловав, не помню, возвратил ему все права и назначил крупную пенсию, восстановившую благосостояние семьи и здоровье больного.
234
И. И. СОКОЛОВ
Носился рассказ в Петербурге, что на Николаевском мосту Государь встретил покойника, которого вез ломовой извозчик, и не было ни души провожатых. Государь сошел с экипажа, прошел за гробом по Васильевскому острову, а когда тем временем собралась толпа народу, перекрестился и уехал, предоставив толпе провожать покойного.
В моей заметке нет лести. Да и к чему она теперь? Государя давно нет, мне 73 года, я уже помышляю о гробе; слышанное же, виденное и испытанное мною сообщаю по долгу совести. Будущему историку покойного Государя много придется собрать фактов величия его, перед которыми стушуются тени... Вечная ему память!
Врач, действительный статский советник Иван Соколов.
Москва, 2 Декабря 1885.
МЕЖДУЦАРСТВИЕ И ВОСШЕСТВИЕ НА ПРЕСТОЛ
НИКОЛАИ I
Переписка с великим князем Константином Павловичем
1
Письмо Николая I великому князю Константину
С.-Петербург, 14 декабря 1825 г.
Дорогой, дорогой Константин! Ваша воля исполнена: я — император, но какою ценою, боже мой! Ценою крови моих подданных! Милорадович1 смертельно ранен, Шеншин, Фредерикс2, Стюрлер3 — все тяжело ранены. Но, наряду с этим ужасным зрелищем, сколько сцен утешительных для меня, для нас! Все войска, за исключением нескольких заблудших из Московского полка и Лейб-гренадерского, и из морской гвардии, исполнили свой долг как подданные и верные солдаты, все без исключения.
Я надеюсь, что этот ужасный пример послужит к обнаружению страшнейшего из заговоров, о котором я только третьего дня был извещен Дибичем4. Император перед своей кончиной уже отдал столь строгие приказания, чтобы покончить с этим, что можно вполне надеяться, что в настоящую минуту повсюду приняты меры в этом отношении5, так как Чернышев был послан устроить это дело совместно с графом Витгенштейном®; я нисколько не сомневаюсь, что в первой армии генерал Сакен7, уведомленный Дибичем, поступил точно так же. Я пришлю вам расследование или доклад о заговоре, в том виде, в каком я его получил; я предполагаю, что вскоре мы будем в состоянии сделать то же самое
238
НИКОЛАЙ!
здесь. В настоящее время в нашем распоряжении находятся трое из главных вожаков, и им производят допрос у меня8.
Главою этого движения был адъютант дяди, Бестужев9; он пока еще не в наших руках. В настоящую минуту ко мне привели еще четырех из этих господ.
Несколько позже.
Милорадович в самом отчаянном положении; Стюрлер тоже; все более и более чувствительных потерь! Велио10, Конной гвардии, потерял руку! У нас имеется доказательство, что делом руководил некто Рылеев11, статский, у которого происходили тайные собрания, и что много ему подобных состоят членами этой шайки; но я надеюсь, что нам удастся вовремя захватить их.
В 11 вечера.
Мне только что доложили, что к этой шайке принадлежит некий Горсткин12, вице-губернатор, уволенный с Кавказа; мы надеемся разыскать его. В это мгновение ко мне привели Рылеева. Это — поимка из наиболее важных. Я только что узнал, что Шеншин, быть может, будет спасен — судите о моей радости!
Я позволил себе, дорогой Константин, назначить Кутузова военным генерал-губернатором13, временно, впредь до вашего согласия; соблаговолите не отказать мне в нем, так как это единственный человек, на которого я могу положиться в настоящий критический момент, когда каждый должен находиться на своем посту.
В 12 ночи.
Горсткин — в наших руках и сейчас будет подвергнут допросу; равным образом я располагаю бумагами Бестужева.
В 4 часа.
Бедный Милорадович скончался! Его последними словами были распоряжения об отсылке мне шпаги, которую он получил от вас, и об отпуске на волю его крестьян! Я буду оплакивать его во всю свою жизнь; у меня находится пуля; выстрел был сделан почти в упор статским, сзади, и пуля прошла до другой стороны.
Все спокойно, а аресты продолжаются своим порядком; захваченные бумаги дадут нам любопытные сведения. Большинство возмутившихся солдат уже возвратилось в казармы, за исключением около 500 человек из Московского и Гренадерского полков, схваченных на месте, которых я приказал посадить в крепость; прочие,
Переписка с великим князем Константином Павловичем
239
в числе 38 человек Гвардейского экипажа, тоже там, равно как и масса всякой сволочи (menue canaille), почти поголовно пьяной. Часть полков Гренадерского и Московского находилась в карауле, и среди них — полнейший порядок. Те, которые не последовали за сволочью, явились с Михаилом в отличнейшем порядке и не оставляли меня, настойчиво просясь броситься в атаку, что к счастию, не оказалось необходимым. Две роты Московского полка сменились с караула и, по собственному почину, под командою своих офицеров, явились присоединиться к своему батальону, находившемуся возле меня. Моряки вышли, не зная, ни почему, ни куда их ведут; они отведены в казарму и тотчас же пожелали принести присягу. Причиною их заблуждения были все лишь одни младшие офицеры, которые почти все и вернулись с батальоном просить прощения, с искренним, по-видимому, сожалением. Я разыскиваю троих, о которых нет известий.
Только что захватили у князя Трубецкого14, женатого на дочери Лаваля15, маленькую бумажку, содержащую предположения об учреждении временного правительства с любопытными подробностями1®.
2
Письмо Николая! великому князю Константину Павловичу.
С.-Петербург, 16 декабря 1825 г.*
Да будет тысячу раз благословен господь, порядок восстановлен, мятежники захвачены или вернулись к исполнению своего долга, и я лично произвел смотр и приказал вновь освятить знамя Гвардейского экипажа. Я надеюсь, что вскоре представится возможность сообщить вам подробности этой позорной истории; мы располагаем всеми их бумагами, а трое из главных предводителей находятся в наших руках, между прочим, Оболенский, который, как оказывается, стрелял в Стюрлера17. Показания Рылеева, здешнего писателя, и Трубецкого раскрывают все их планы, имеющие широкие разветвления внутри страны. Всего любопытнее то, что перемена государя послужила лишь предлогом для этого взрыва, подготовленного с давних пор и с целью
* В дате, которая проставлена в конце письма, первоначальное число «15» исправлено на 16.
240
НИКОЛАЙ!
умертвить нас всех, чтобы установить республиканское конституционное правление. У меня имеется даже сделанный Трубецким черновой набросок конституции, предъявление которого его ошеломило и побудило его признаться во всем. Сверх сего, весьма вероятно, что мы откроем еще несколько каналий френчиков*, которые представляются мне истинными виновниками убийства Милорадовича.
Только что некий Бестужев, адъютант дяди, явился ко мне лично, признавая себя виновным во всем18.
Все спокойно.
Будучи обременен занятиями, я едва имею возможность отвечать вам несколькими словами на ваше ангельское письмо, дорогой, дорогой Константин. Верьте мне, что следовать вашей воле и примеру нашего Ангела19 — вот то, что я буду иметь постоянно в виду и в сердце; дай бог, чтобы мне удалось нести это бремя, которое принимаю я при столь ужасных предзнаменованиях с покорностью воле божией и верою в его милосердие.
Я посылаю вам копию рапорта об ужасном заговоре, открытом в армии, который я считаю необходимым сообщить вам в виду открытых подробностей и ужасных намерений. Судя по допросам членов здешней шайки, продолжающимся в самом дворце, нет сомнений, что все составляет одно целое и, что также устанавливается определенно на основании слов наиболее дерзких, что это дело шло о покушении на жизнь покойного императора, если бы он не скончался ранее того. Страшно сказать, но необходим внушительный пример, и так как в данном случае речь идет об убийцах, то их участь не может не быть достаточно сурова.
Я поручаю Чичерину20 доставить вам эти строки, потому что он будет в состоянии поставить вас в известность обо всем, что вы пожелаете узнать о здешних событиях, и мне приятно думать, что вы не будете недовольны повидать его. Я позволил себе, дорогой Константин, назначить его своим генерал-адъютантом, так как я не мог бы сделать более подходящего выбора для подобного назначения.
Я представляю вам, дорогой Константин, копию приказа по армиям; быть может, вы позволите сделать то же самое по отношению к войскам, состоящим под вашим командованием, так как
* Quelques canailles en frac.
Переписка с великим князем Константином Павловичем
241
мне кажется, что все то, что будет напоминать им о благодетеле, должно быть им дорого*.
В 12 часов ночи.
Чичерин не может еще отправиться к вам, дорогой Константин, так как ему нужно быть на своем посту. Все идет хорошо, и я надеюсь, что все кончено, за исключением расследования дела, которое потребует еще времени.
Повергните меня к стопам моей невестки за ее любезную память обо мне21; прощайте, дорогой Константин, сохраните ко мне ваше расположение и верьте неизменной дружбе вашего верного брата и друга.
Николай.
СПб. 14 Декабря 1825.
* В приказе шла речь о передаче полкам гвардии на хранение соответствующих мундиров покойного царя.
Е. П. ЯНЬКОВА
Рассказы бабушки
<Фрагменты>
XI
О коронации государя Николая Павловича начинали было поговаривать еще в апреле месяце и думали совершить ее в июне; но когда пришло в Петербург известие о кончине императрицы Елизаветы Алексеевны1, велено было прекратить все приготовления к коронованию, и было оно отложено до августа месяца, причем снова наложен глубокий траур на полгода, но потом, по случаю коронации, он был сокращен. В июле месяце, когда окончился суд над заговорщиками и самых главных преступников казнили2, то, чтобы скорее изгладить грустное и тяжелое впечатление, которое это на всех произвело, и чтобы положить конец разным глупым и злоумышленным толкам насчет того, кто будет государем3, сочли нужным поспешить коронованием, и у нас в Москве начались в Кремле приготовления для этого торжества.
В ту пору были еще люди, которые помнили коронацию императрицы Екатерины (а павловскую и александровскую я и сама помнила), и говорили, что такой торжественности и пышности при прежних не было.
Двор прибыл в Москву около 20 июля, а государь и государыня*, как это издавна вошло в обычай, по приезде с дороги имели сперва пребывание в Петровском дворце и только чрез несколько дней
Николай I с супругой Александрой Федоровной (дочерью прусского короля Фридриха-Вильгельма III Шарлоттой).
 Рассказы бабушки
243
; торжественно в золотых каретах въехали в Москву. Императрица 1 ехала с великим князем наследником* в карете, а государь император верхом; с ним был великий князь Михаил Павлович, брат императрицы прусский принц** и большая свита. Послы от иностранных дворов имели также в этот день торжественный въезд; по обеим сторонам по пути были выстроены войска и, где можно, были устроены подмостки и места для зрителей, чего в прежние коронации, кажется, не бывало.
За несколько дней до самого торжества по улицам начали разъезжать герольды в своих богатых нарядах, останавливались на площадях, на перекрестках, трубили в трубы, читали повестку и раздавали печатные объявления о дне коронования. Сперва котели совершить его августа 15, в Успеньев день, но потом отложили на неделю: разочли, что это и без того большой праздник и разговенье*** и что потому неудобно, — назначили на 22 число. ’ Еще поджидали приезда великого князя Константина Павловича; он прибыл накануне Успения, никого не предупредив о дне приезда, и это вышло неожиданностью4. Во время царских приездов Кремль спокон века всегда кишит народом, все надеются, не выйдет ли государь; вот Николай Павлович и вышел на балкон с двумя братьями, Константин направо, Михаил налево, народ закричал «ура» и кричал так громко и так долго, что молодая императрица, сказывают, перетревожилась: свежи были еще в ее памяти происшествия декабря месяца в Петербурге.
При первом свидании цесаревича с братом, которому он уступал престол, когда тот хотел обнять его, он схватил руку его и поцеловал, как подданный у своего государя. Приезд Константина Павловича был очень нужен, чтобы совсем рассеять пустячные толки, будто бы меньшой брат воцаряется без его ведома, а кто говорил — и вопреки его воле. Видя его с государем, уверились, что пустые речи были сплетнями людей, любящих мутить народ.
Погода установилась хорошая, и когда в навечерии коронования заблаговестили ко всенощному бдению во всей Москве
* Речь идет об Александре Федоровне и наследнике цесаревиче Александре Николаевиче (будущем императоре Александре П).
** У Александры Федоровны было четыре брата — Фридрих-Вильгельм (с 1840 г. король прусский); Вильгельм (с 1861 г. король прусский); а также Карл и Альбрехт. О ком из них идет речь, неясно18.
*** Успенский пост продолжается с 1 по 15 августа; 15-го празднуется окончание поста и происходит разговение.
244
Е. П. ЯНЬКОВА
во все большие колокола — дружно и разом, вслед за Иваном Великим*, — отрадно было слушать, точно в Светлое Христово воскресение. Как ни грустно было у меня на душе, а тут и мне стало весело: «Ну, слава Богу, — думаю, — дождались государева коронованья: дай Бог много лет ему царствовать».
Мои девицы — Клеопатра и Авдотья Федоровна5 — промыслили себе билеты на местах в Кремле, ранехонько поутру поехали в Кремль и так удачно уселись, что могли видеть всю церемонию шествия в собор и обратно.
Главным распорядителем при короновании, верховным маршалом был назначен князь Николай Борисович Юсупов®, а помощником его был князь Александр Михайлович Урусов7. Короновали три митрополита: Серафим петербургский, Евгений киевский и наш московский Филарет, к этому дню возведенный в митрополиты8.
Князю Андрею Вяземскому довелось все видеть и в соборе, и в Грановитой палате, где была потом царская трапеза. Он стоял с обнаженным палашом у ступенек тронной площадки, на которой под балдахином изволили кушать государь император и государыни императрицы.
Много было в этот день милостей и разных пожалований: новых андреевских кавалеров, статс-дам и пр.
Из них некоторые были мне известны лично: княгиня Татьяна Васильевна, жена князя Дмитрия Владимировича9, была пожалована статс-дамой, также графиня Марья Алексеевна Толстая, жена графа Петра Александровича10 и мать молодой Апраксиной; еще Елизавета Петровна Глебова-Стрешнева, последняя из того рода Стрешневых, из которых была вторая жена царя Михаила Феодоровича**. Старуха графиня Ливен11, воспитательница великих княжон, дочерей императора Павла, приятельница императрицы Марии12 и сестры Катерины Александровны Архаровой, была переименована княгиней с титулом светлости, но в этот ли день или после — этого не знаю наверно. Андрея получили: брат княгини Голицыной Ларион Васильевич Васильчиков13 (бывший
* Речь идет о Кремлевской колокольне.
** Михаил Федорович Романов (1596-1645) первым браком был женат на Марии Владимировне Долгорукой (ум. 1625), вторым (с 1626 г.) на Евдокии Лукьяновне Стрешневой (ум. 1645). От этого брака родился будущий царь Алексей Михайлович.
Рассказы бабушки
245
потом князем), Сергей Ильич Муханов14, который-то из двух старших митрополитов, кажется, киевский. Было несколько пожалований деревнями и назначение новых фрейлин. Ожидали, что и Катерина Владимировна Апраксина16 получит портрет*, но ее обошли, а получила она уже год спустя, когда была вдовою, и вскоре ее назначили ко двору великой княгини Елены Павловны. С самого дня коронования началась иллюминация города: Кремль, стены кругом, все кремлевские сады, Иван Великий — все это горело огнями; был особый даровой театр, и пошли балы и праздники один другого лучше: при дворе, у главнокомандующего**, у графини Орловой16, у князя Сергия Михайловича Голицына17, у иностранных послов18, в Останкине у Шереметева*** (граф тогда был еще молод, но опекуншей и попечительницей его была императрица Мария Федоровна) и праздник в Архангельском у князя Юсупова — это, говорят, было выше и лучше всего, что можно себе только вообразить. Кто-то на празднике тогда сказал: «Князь Юсупов побился, верно, об заклад, что перещеголяет покойного князя Потемкина...» Для народа был праздник на Девичьем поле и едва не окончился бедой. Как всегда, расставлены были столы с разными яствами, целые зажаренные быки с золотыми рогами, бараны, фонтаны из разных вин, чаны пива, одним словом, как это всегда водилось в таких случаях. Для высочайших хозяев и для их гостей был особый павильон. Все они в этот день (по Пречистенке) мимо меня проехали, а я, сидя у окна, на всех нагляделась. Когда подан был знак и поднят флаг, народ кинулся на столы и мигом все растащили, осушили фонтаны, и чаны с пивом тоже недолго застоялись — народу было более ста тысяч. Когда государь и государыня уехали, народ кинулся обдирать павильон и начал подмостки ломать: «Все наше, сказано, все наше; бери, братцы!» Сделалась ужасная суматоха и давка, и, конечно, этим воспользовались фокусники и стали шарить по карманам, вырывали серьги из ушей и скольких-то человек так стиснули, что нашли мертвые тела. Мои барышни едва целы остались: их толпа разлучила, и они кой-как добрались до дома.
* Портретами назывались наградные медали, на дицевой стороне которых помещался портрет царя (или царицы).
** Речь идет о Д. В. Голицыне.
*** Речь идет о графе Дмитрии Николаевиче Шереметеве (1803-1871). .
246
Е. П. ЯНЫСОВА
Был сожжен чудный фейерверк, каких никто еще и не видывал, стоил нескольких десятков тысяч; и было пущено разных ракеток, бураков, шутих и что там еще бывает — более ста тысяч штук, кроме богатейших щитов и разных вензелей.
Невступно два месяца пробыл в Москве двор, и более месяца продолжались всякие торжества. Потом государь с государыней ездили к преподобному Сергию*, как это и прежде всегда бывало после коронации, потом стали все разъезжаться, и Москва опять приутихла.
Коронация прошла не без последствий для жизни в Москве: ужасно вздорожали квартиры и жизненные припасы. Сперва думали, что это только временно и что потом на все будут прежние цены, но хотя цены и поубавились, когда стали все из Москвы разъезжаться, однако против прежнего все вздорожало в полтора раза.
Кроме этого, во всем стало заметно более роскоши: в отделке и убранстве домов, в экипажах и в наших женских туалетах, особенно в бальных. В некоторых знатных дворянских домах с этого времени стали обедать позднее, так что наши поздние часы — два и три — оказались ранними; модные люди начали обедать часа в четыре и даже в пять.
* Т. е. в Троице-Сергиеву лавру.
М. А. ДМИТРИЕВ
Главы из воспоминаний моей жизни
<фрагменты>
<...> Коронация назначена была 22 августа. В Кремле были построены места для зрителей, некоторые пускались по билетам, а за местами весь Кремль был полон народом. От собора до собора было разостлано красное сукно для шествия Государя; по сторонам стояла гвардия. Мы собрались с раннего утра в Кремлевский дворец в тронную залу. Долго ждали мы Государя и не знали, в которые двери он войдет. Через несколько времени начало доходить до нас «ура», но по разным местам и голосов от десяти, не более. Это показалось нам странным, потому что «ура» могло в это время кричаться только в приветствие Государю, и было бы всеобщее. Мы подошли к окну и увидели, что через толпу народа пробираются два белые султана. Это были Константин Павлович и Николай Павлович: первый вел его под руку и открывал ему дорогу. Так как въехать в Кремль по множеству народа не было возможности, то они вышли из коляски и пробирались во дворец пешком. Их узнавали только те, с кем они сталкивались в толпе; эти-то несколько человек и кричали «ура», между тем как другие не видали их и молчали.
Двор был тогда уже в полном составе: приехали все камергеры и камер-юнкеры из Петербурга. Они были столь вежливы, что сделали нам, московским придворным, визиты; а мы им: таким образом, мы, по крайней мере по форме, познакомились и составили одно золотое сословие; и граф Виктор Никитич
248
М.А.ДМИТРИЕВ
Панин*, который сделался после моим начальником, был в это время одним из младших камер-юнкеров и тоже сделал мне первый визит наравне с другими.
Нам назначено было идти в собор перед Императрицей Марьей Федоровной1 за полчаса перед торжественным шествием Государя. Таким образом, она, в предшествии двора и сопровождении придворных дам, первая открыла эту церемонию. Она шла под балдахином и, как коронованная уже Императрица, одна была в порфире и короне. Николай Павлович и Александра Федоровна2 шли в собор, не имея еще на себе этих императорских регалий. Мы шествия их не видали, потому что были в это время уже в соборе. Но зато — нас не вывели оттуда, как нынешних камергеров и камер-юнкеров в коронацию Александра Второго: покойный Николай Павлович наделал их столько из всякого звания, что им в соборе не оказалось места, и они прошли только из одних дверей в другие. Для нас, напротив, были устроены места по правую сторону трона, а так как я был тогда из младших, то стоял впереди, в первом ряду, в двух саженях от трона, и видел очень хорошо весь обряд коронации.
Всего обряда я описывать не буду: он известен. Кто не знает, может прочитать его в книжке, издаваемой всегда по этому случаю, под названием: «Чин действия» и проч.**3 — Я скажу только о том, что наиболее поражает при этом благоговейное чувство зрителей или что было замечено мною особенного при этом случае. — Шествие в собор, а потом и самый обряд короно
* Панин Виктор Петрович (1801-1874), граф, министр юстиции (1839-1861 гг.). С 1819 г. — актуариус, с 1821 г. — переводчик в Коллегии иностранных дел; с 1824 по февраль 1826 г. был вторым секретарем русской миссии в Мадриде. В 1827 г. камер-юнкер, в 1830 г. — камергер. С апреля 1832 г. товарищ министра юстиции, статс-секретарь, действительный статский советник. Популярный очерк его деятельности на посту министра юстиции см.: Звягинцев А. Г., Орлов Ю. Г. Тайные советники империи. Российские прокуроры. XIX век. М., 1995. С. 261-306.0 своих служебных столкновениях с Паниным Дмитриев рассказывает в гл. 21.
** Подробности о коронации см.: Церемониал священнейшего коронования государя императора Николая Павловича. Б. М. б. Г. С. 3-5; Чин действия, каким образом свершилось священнейшее коронование Его Императорского Величества Государя Императора Николая Павловича. М., 1826; Император Николай Павлович и его царствование. Заимствовано из рукописи гр. де Пасси. СПб., 1859; Два письма Д. Н. Блудова к супруге его // Русский архив. 1867. СПб. 1047-1048’.
Главы из воспоминаний моей жизни
249
вания происходят по прочтении часов и перед началом литургии. Старший митрополит4 прежде всего предлагает Государю исповедать во всеуслышание символ веры и спрашивает его: «Како веруеши? » — поднося ему в то же время разгнутую книгу. Николай Павлович прочел символ веры громко и молодецки! — Откровенно скажу, что во все продолжение этой августейшей церемонии я не заметил на его лице не только никакого растроганного чувства, но даже и самого простого благоговения. Он делал все как-то смело, отчетисто, по темпу, как солдат по флигельману*, и как-то будто не в соборе, а на плац-параде! — Протодиакон громко молился о нем Господу: «О еже помазанием всесвятаго мира прияти ему с небес к правлению и правосудию силу и премудрость» и «яко да подчиненные суды его немздоим-ны и нелицеприятны сохранити», а он едва ли участвовал в этом прошении, судя по его неподвижному лицу и солдатскому величию! — Между тем для всех присутствующих было умилительное зрелище, когда и это гордое величие должно было, сообразуясь обряду, стать на колена и прочитать по поданной митрополитом книге молитву, составленную из слов царя Соломона, молившегося Господу, «да пошлет с небес своих святых приседящую престолу его премудрость; и да вразумит и управит в великом сем служении». — Замечательно, что все коронование русских царей состоит в молитвах за них церкви и их краткой молитве; но что они не дают не только никакой клятвы или присяги, но даже и никакого обещания. Кажется, основанием этого служит то убеждение, что «сердце царево в руке Божией»: следовательно, если он хорош, это значит, что Господь умудрил его; а если дурен — он не виноват, потому что Господь не вложил хорошего в его сердце! — Это могло бы быть более справедливо, если бы не было той истины, что Господь влагает добрые мысли и премудрость только в душу, достойную его дара; а «в злохудожну душу не внидет премудрость», как говорит Соломон. — Вот этого бы забывать не должно!
Корону, скипетр и державу подает Императору митрополит; но возлагает он их на себя сам. Прекрасная минута, когда потом, сев на престол, он подзывает к себе свою супругу; она становится
* Флигельмон — правофланговый ротный унтер-офицер или солдат, который на учениях выходил вперед и показывал элементы (темпы, в современной терминологии — разделения) ружейных приемов.
250
М. А. ДМИТРИЕВ
пред ним на подушку на колена, а он, сняв с себя корону, прикасается ею к голове ее и тем приобщает ее к своему званию и власти. Потом придворные дамы надевают на нее уже ее собственную меньшую корону, а за сим сам Император возлагает на нее порфиру и цепь ордена Св. Андрея.
В конце литургии, по причастии внутри алтаря архиереев и других священнодействовавших лиц, митрополит помазал нового Императора святым миром; потом ввел его за руку, чрез царские врата, внутрь алтаря к престолу, где он приобщался Святых тайн как священник (особо тела Христова, и особо пил из сосуда кровь Христову).
По совершении коронования, когда начались поздравления, Николай Павлович сам подошел к матери и сделал вид, что хочет стать перед ней на колена; но она не допустила его и приняла в свои объятия. Когда потом он бросился обнимать Константина Павловича (а его было за что благодарить!), чем-то зацепился он за его генеральские эполеты, и насилу могли расцепить их! Маленькой наследник, нынешний Император Александр II, бывший тогда осьми лет, стоял во время церемонии возле великой княгини Елены Павловны5, и во все время тихонько плакал: видно, этот обряд, величественный и священный, растрогал его мягкое отроческое сердце.
Мы возвратились во дворец, опять предшествуя вдовствующей Императрице; а Государь с своею супругою прошли сперва в Архангельский собор поклониться гробам предков, а потом в Благовещенский. Мы же, проводивши вдовствующую Императрицу во внутренние покои, высыпали все на Красное крыльцо смотреть это шествие по соборам. День был прекрасный; мы молоды и веселы; для нас это было подлинно торжество. При том же мы и себя чувствовали чем-то как будто не равными с другими, мы были какими-то если не хозяевами во дворце, то, по крайней мере, как будто домашними, потому что имели доступ туда, куда и взору других не дозволено было проникнуть! Все это веселит суетность человека, особенно в юности!
Увидя, что Государь возвращается уже в Кремлевский дворец, мы все собрались в тронную залу, где он снял [с] себя корону. Ее и другие регалии, скипетр и державу, положили на стол, покрытый красным бархатом, а он, в порфире и бриллиантовой Андреевской цепи, пошел в другую комнату, показаться с балкона народу.
Главы из воспоминаний моей жизни
251
Оставшись одни, мы, натурально, бросились смотреть регалии. Ко мне подошел камер-юнкер князь Петр Алексеевич Голицын* и спросил, видел ли я корону. Я отвечал, что видел. — «Ну что же? » — Я сказал: «Очень хороша и великолепна!» — и подлинно она вся была из крупных бриллиантов и блистала, как кусок льду! — «Нет! — отвечал он. — Стало быть, вы не все рассмотрели!» — Мы подошли опять, и я увидел, что крест погнулся набок. Он состоял из пяти больших солитеров; основный, самый нижний камень выпал, и весь крест держался только на пустой оправе. — Нам показалось это дурным предзнаменованием. Да и подлинно все царствование Николая Павловича было без основного камня; благодаря его правлению, государство пошатнулось, оттого и теперь оно почти на боку. Тщетно придумывали мы, когда могло случиться это повреждение короны: никак не могли отгадать, потому что она была во все время на голове Государя. После уже мне пришло на мысль, не крестом ли он зацепился за эполет Константина. Ежели так, то очень странно, что от него получил корону; об него же погнулся и крест, символ ее святыни. — «Естьязык вещей», — сказал кто-то.
В этот день был торжественный обед в Грановитой палате. Император с Императрицей обедали особо от всех, на троне. У среднего столба, обставленного старинной драгоценной посудой, косвенно, лицом к трону был стул для трех митрополитов, а по стене, по правую сторону от трона, или по левую от входной двери, длинный стол, загнутый глаголем**, был назначен для Государственного совета, Сената, министров и отставных чинов первых классов. Между ними находился и мой дядя6. Наследник смотрел на этот обед в какое-то окошечко, проделанное очень высоко во внутренней стене, против трона. Из всей царской фамилии был в зале один Константин Павлович, который ходил вокруг стола наших вельмож; подойдя к Алексею Федоровичу Орлову***, который тогда не был еще графом, он с обычной своей
* Голицын Петр Алексеевич (1792-1842), в середине 1820-х гг. в чине титулярного советника состоял в звании камер-юнкера и числился при московском генерал-губернаторе.
** То есть в виде буквы «г».
*** ОрловАлексей Федорович (1786-1861), граф( с 1825 г.), генерал-адъютант, генерал-майор, командир лейб-гвардии Конного полка; впоследствии князь, командующий Императорской главной квартирой, шеф жандармов, главный начальник III Отделения Собственной Его Императорского величества канцелярии (1844-1856).
252
М.А. ДМИТРИЕВ
любезностию сказал ему: «Ну, слава Богу! Все хорошо; я рад, что брат коронован! а жаль, что твоего брата не повесили!» — Это он говорил о Михаиле Федоровиче*, с которым я в последствии времени был знаком хорошо. Он был человек необыкновенно умный и просвещенный, один из тех людей, которые в других правительствах делаются людьми государственными. Но Николай Павлович, по принадлежности его к тайным обществам, считал его бунтовщиком; а на Константине Павловиче нечего и взыскивать за его мнения! — Это вышеписанное его изречение пересказал мне мой дядя, который слышал его своими ушами.
После коронации начались обеды, праздники и представления: Синода, Совета, Сената, чужестранных министров**, чинов первых четырех классов и других лиц или сословий, как-то: губернских предводителей, купеческих голов и проч.7 Мы, по нашей придворной службе, были при всех этих представлениях и стояли по правую сторону трона, у подножия которого, стоя, принимали поклоны Император и Императрица.
На этих представлениях занимательны были две вещи: во-первых, привычка и непривычка быть во дворце и видеть царское величие; во-вторых, личный характер некоторых лиц, несмотря на знакомую им обстановку. Всех более отличались разнообразием поступи и оригинальностию торжественности приехавшие из провинции предводители. Кажется, никто в это время столько не хлопотал и не чувствовал так своего величия! — Купцы, очень смиренно и важно, один за другим шли гусем, и у всех были сапоги со скрыпом, так что шествие их, кроме запаха кожи, отличалось еще каким-то утиным кряканьем: вероятно, никогда еще не бывало во дворце ни такого запаха, ни такой музыки. Из вельмож один, всегда величественный, подошел к Государю с такой робкой (чуть не сказал рабской) и с такой благоговейной физиономией, которая как будто хотела возбудить жалость; Кочубей, потомок знаменитого гетмана и посланник еще времен
* Орлов Михаил Федорович (1788-1842), участник кампаний 1805-1807 гг. и 1812-1814 гг., основатель Ордена русских рыцарей, член Союза благоденствия и руководитель Кишиневской управы, участник совещаний декабристов в Москве в декабре 1825 г., отправлен в отставку и сослан в деревню. Столь мягкое наказание вызвало всеобщее удивление.
** Тогда министрами именовали послов.
Главы из воспоминаний моей жизни
253
Екатерины*8, шел прямо, смело и гордо; а Сперанской, по натуре своего поповского происхождения**, еще от дверей вытянул шею. Я подумал, глядя на него: кажется, можно бы было привыкнуть ему к придворному паркету; а натура все-таки взяла свое!
После всех представлений, 27 августа был вечером бал в Грановитой палате. Эта зала, может быть, казалась огромной при московских царях; но по-нынешнему она тесна. Кроме того, много отнимает места тот, упомянутый мною, массивный четвероуголь-ный столб9 поставленный по самой средине, для поддержания свода, и потому вся зала была так наполнена людьми, как в заутреню Светлого Христова воскресенья бывает набита ими церковь. Только и можно было танцовать длинный польской, т. е. ходить парами; а другие танцы были невозможны. Я помню, что тут я ходил в этом польском с Анной Федоровной Вельяминовой, на которой после женился; этот польской был таков, что, сделавши сквозь толпу несколько шагов, мы должны были останавливаться или пятиться назад, потому что встречались с первой парой, обогнувшей уже всю залу. Духота соответствовала многолюдству; и это был не бал, а движущаяся или стоящая на одном месте масса людей: всякой видел только того, с кем встретится или кто стоит возле.
Из других балов самые замечательные по роскоши, вкусу, а для нас особенно и по национальному характеру, были: 8 сентября бал французского посла Мармонта, герцога Рагузского10, и 10 сентября бал английского посла, герцога Девонширского11. В это время были еще другие послы тех же двух наций, французской Лаферон12 и английской, которого имени я не помню; но Мармонт и Девонширский были присланы как послы экстраординарные, для принесения поздравления Императору и для торжества коронации. Мы, зная заранее из расписания, что у них будут балы, сделали
* В. П. Кочубей с 1784 г. находился на дипломатической службе (в 1784-1786 гг. состоял при миссии в Стокгольме, в 1789-1792 гг. — в Лондоне; с 1792 по 1798 г. был полномочным министром в Константинополе, в 1796 г. был назначен членом Коллегии иностранных дел). Его предок Василий Леонтьевич Кочубей (1640-1708) не был гетманом, а с 1699 г. занимал на не входившей в состав России Левобережной Украине должность генерального судьи; за пророссийскую позицию был казнен по приказу Мазепы.
** М. М. Сперанский происходил из духовного звания: его отец, Михаил Васильевич, был священником церкви в селе Черкутино Владимирской губернии.
254
М.А.ДМИТРИЕВ
им первые визиты; они оба отвечали нам на другой же день присылкою визитных карт. Я все обращаюсь в мыслях к нынешнему незнанию обычаев и думаю, что иным придет на мысль вопрос: какая нужда была нам делать им визиты? — Вот какая: оба они, по нашему придворному званию, были обязаны пригласить нас на свои балы, хотя бы мы у них и не были: то, чтобы избавить их от неприятной необходимости приглашать людей незнакомых, эти визиты были необходимою вежливостию. С этой минуты, т. е. с взаимного обмена карточками, мы, по общепринятому условию, были уже как бы знакомы*.
Не буду говорить, как оба эти бала были великолепны, скажу только, что бал Девонширского был роскошнее, а на бале Мармонта было более вкуса. В обоих было нечто не по-нашему, но обычаи и обстановка последнего были ближе к нашим.
Мармонт принимал всех в передней небольшой зале, стоя посредине: великолепный его маршальской мундир был облит золотом и похож на наши придворные мундиры, кроме того, что был военного покроя и с эполетами. На нем в первый раз увидели мы белые брюки сверх сапогов, каких у нас еще не носили. Он стоял неподвижно, как на двух столбах, загнувши руки за спину, и всякому на его поклон отвечал поклоном: в нем заметна была какая-то raideur**, может быть, военная, но уж совсем не придворная. Он был, так сказать, дубоват немножко! — Но выбор его в послы показывал большую деликатность французского двора: он был назначен именно потому, что был один из немногих маршалов, не участвовавших в войне 1812 года и не видавших истребления Москвы13. Он командовал в это время в Испании. Следовательно, его присутствие на торжествах коронации не могло напоминать нам ничего неприятного и оскорбительного для национального чувства, и не было ни нам, ни им живым упреком.
С самого входа мы заметили уже некоторую разницу в их и наших обычаях. При входе дам молодые кавалеры посольства представляли каждой прекрасный букет живых цветов. Нынче ездят
* В этот самый день 8 сентября Пушкин, прощенный и возвращенный, был у Государя14: а Аксаков въезжал в Рогожскую заставу из своей Оренбургской деревни15. Замечание Михаила Николаевича Лонгинова1’ (примеч. М. Дмитриева).
** Угловатость, неловкость (фр.).
Главы из воспоминаний моей жизни
255
с букетами не только на балы, но и в театр; тогда этого обычая у нас еще не было, и эта своего рода внимательность была как приятна, так и необыкновенна. Впрочем, весь ход бала был почти как у нас, с тою только разницею, что у нас балы начинались тогда длинным польским, а у них прямо вальсом, и что танцевали больше всего французские кадрили, которые у нас были тогда еще редкость. Впрочем, надобно и то сказать, что тогдашние кадрили были нелегки: нынче только переходят с места на место и толкутся перед своими визави; а тогда делали отчетливо определенные па, а перед визави почти балансировали. — И потому нынешнюю нашу кадриль протанцует всякой, кто знает дорогу куда идти; а тогдашняя требовала искусства и грации. — Нечего и говорить, что все чиновники французского посольства, молодые люди из лучших фамилий, отличались вежливостию, предупредительно-стию и прекрасным тоном.
Для ужина Императорской фамилии была приготовлена несколько возвышенная эстрада. Об изящной деликатности ужина нечего и говорить; должно заметить только одно, что и выбор блюд и их относительный порядок были и не совсем таковы, и не в той общепринятой последовательности, как бывает у нас. Несмотря на то, что мы и в пище подражаем французам, что к нам перешла французская кухня, мы, видимо, переделали ее несколько по своему вкусу: так национальное берет всегда перевес при подражательности; видно, оно в связи с натурой народа.
При входе в отель герцога Девонширского* всех удивило, во-первых, то, что в передней большой официантской комнате стояли в две шеренги, вместе с лакеями, покрытыми золотыми галунами, и кучера, и форейторы; и даже, по своему званию, которое в домашней иерархии англичан считается выше, они стояли выше лакеев, т. е. ближе к парадным комнатам. Говорят, это потому, что при торжественном случае надобно выставить весь дом посольской; а может быть, потому, что англичане, по
* Имеется в виду особняк, нанятый на время пребывания в Москве герцога Девонширского - дом крупного владельца железоделательных заводов И. Р. Баташева на Швивой горке (современный адрес — Яузская ул., 9/11), построен в 1796-1805 гг., архитектор М. П. Кисельников, проект Казакова. Рассказы о богатстве английского посла и его чудачествах см.: Два письма П. Ермолова А. П. Ермолову//Щукинский сборник. М., 1910. Вып. 9.С. 318, 320.
256
М.А.ДМИТРИЕВ
свидетельству Свифта, уважают лошадей более, чем людей*. Не знаю, что из этого вернее.
Сам герцог был высокого роста, очень худ и тонок, с большим носом и далеко разрезанным ртом, неловок до крайности, и как Мармонт представлял собою неподвижность, так этот гнулся во все стороны. Умом он тоже не отличался, и об нем ходили разные анекдоты и неловкие его ответы. Мундиры на нем были какого-то странного покроя и сидели мешком. Танцовал он неловко и смешно; а вальсу выучился уже в Москве, у княжны Софьи Александровны Урусовой, вышедшей после замуж за Радзивилла**. На этом или на другом бале, хорошо не помню, танцуя кадриль с будущей моей невестой Анной Федоровной Вельяминовой, он упал и растянулся во всю длину перед нею. Прусской принц***, стоявший подле, сказал ей: «Madame, vour devez etre bien etonnee de voir la Grande-Bretagne a vos pieds». — Она ему отвечала: «Non, Monseigneur! Depuis longtemps je me suis aperfu de sa decadance!»**** — Это произвело смех, и bon-mot***** перелетело от одного к другому.
Танцовали, как везде; но английским кавалерам много помогали и в танцах, и необходимости занимать дам французы, шведы и наши русские, которые все были и ловчее, и любезнее кавалеров великой британской нации. Но зато англичане навеселились по-своему, не стесняясь никаким принуждением в присутствии Государя и царской фамилии. Например, двоим англичанам вздумалось в той же зале, в стороне, в уголку, протанцовать особо от всех мазурку; и протанцовали! — Один
* 4-я часть «Путешествия Гулливера» («Путешествия в страну гуигнгномов») Дж. Свифта (1667-1845) представляет собой панегирик населяющим эту страну лошадям, которые гораздо умнее и нравственнее людей.
** Урусова Софья Александровна (1804 или 1806-1889), с 1827 г. фрейлина; в 1833 г. вышла замуж за флигель-адъютанта князя Леона Людвиговича Радзивилла (1808-1885), впоследствии генерала. «Царица московских красавиц». См. также предположительно адресованное ей пушкинское четверостишие «Не веровал я Троице доныне...».
*** Имеется в виду Карл Фридрих Александр (1801-1883), принц прусский, ге-нерал-фельдцейхмейстер русской службы. Прославился своим остроумием.
**** «Сударыня, вы, должно быть, немало удивлены тем, что Великобритания оказалась у ваших ног». — «Нет, ваше высочество! Уже давно я замечала, что величие ее склоняется к закату» (фр.).
***** Острота (фр.).
Главы из воспоминаний моей жизни	257
англичанин поправлял перед зеркалом хохол; оборотясь, он увидел за собою Государя, к которому стоял спиною. Вместо того, чтобы вежливо отойти, он растопырил перед ним руки, сделал гримасу, разинул рот и закричал только: «А-а!» — в знак изумления. Все посольство их было для нас образцом неловкости в обращении.
Ужин отличался массивностию и тем, что все кушанья стояли на столе. Никто их не подавал; все, сидящие за столом, должны были требовать этой услуги один от другого и служить один другому. Тарелок и приборов тоже никто не переменял; а возле каждого стула стояли по обе стороны две корзины: одна пустая, чтобы складывать туда употребленные уже серебряные тарелки, 'ножи и вилки; а другая, наполненная чистыми тарелками и приборами, на смену. Между тем кругом стола стояло множество слуг, в ливрее с богатыми галунами, которые во весь ужин не трогались с места и ничего не делали. Не знаю, так ли это было за столом Императорской фамилии; но знаю, что, когда спросили Девонширского, отчего нет эстрады и особенного стола для них, он отвечал, что у него все гости равны.
Таким образом, у Мармонта было только живо и весело; а у этого — еще оригинально и забавно. Мы, русские, любим замечать странное и смешное; а тут были черты, которые оставались в памяти и служили предметом ко многим рассказам.
Из всех посольств, приезжавших к нам в это время, всех замечательнее было шведское. Не говорю уже о почтенном старце Стединге*, но все кавалеры шведского посольства отличались вообще скромною и серьезною вежливостию, прекрасным тоном, знанием приличий и просвещением; и обращение с ними, и разговоры с ними были особенно приятны. Еще замечателен был своим костюмом посланник Американских Соединенных Штатов**: все были в богатых мундирах, он один в фиолетовом бархатном французском кафтане; все были в звездах и в лентах, он один без всяких наружных украшений.
* Стединг (Штединг) Людвиг Богислас Христофор (1746-1837), шведский генерал и дипломат, посланник в Петербурге в 1772-1808 и 1809-1811 гг.
** Речь идет о Генри Мидлтоне (1779-1846), в 1810-1812 гг. губернатор штата Южная Каролина, с 1815 по 1819 г. — член Конгресса США; посланник Северо-Американских Соединенных Штатов в России в 1820-1830 гг.
258
М.А. ДМИТРИЕВ
Перед этим и после этого были еще три бала: 6 сентября в Благородном собрании*, 12-го у князя Юсупова и 16-го у графини Анны Алексеевны Орловой-Чесменской**. Об них рассказывать нечего, кроме того, что все они, особливо бал графини Орловой, были великолепны и что мы навеселились вдоволь и утомились донельзя. Но нельзя не упомянуть о маскараде 1 сентября, бывшем в театре.
Мы были en petit uniforme***, с галунами, в коротких черных венецианах****, и так как мы предполагались замаскированными, то ходили в шляпах, не снимая их с головы и при встрече с Государем. Государь и любимец его генерал-адъютант Чернышев*****, который не был еще тогда графом, были оба в красных конногвардейских или кавалергардских мундирах, с черным блондовым венецианом, висящим сзади: оба они были молодцы и красавцы, особенно был хорош собою Чернышев, — ив этом костюме оба они были живописны. Собственно маскарадных костюмов почти не было, по крайней мере я замечательных не помню. Но так как в этот маскарад пускали по билетам и купцов, и разночинцев, то и по платью, и по лицам некоторые и без костюмов, и без масок смотрелись маскарадом. Из дам, среднего класса и не принадлежащих к светскому кругу, многие нашли самое удобное средство надеть сарафаны и нашили себе их, вероятно, из старых тафтяных занавесей, потому что многие были решительно в тряпье. Купцы, встречаясь не только с Государем, но и с генералами, схватывали с головы своей шляпу, несмотря на
* Благородное собрание — дворянское сословное учреждение типа общественного клуба (существовало в Москве с 1783 г.). В 1784 г. приобрело дом бывшего московского генерал-губернатора В. М. Долгорукова на углу Охотного ряда и Большой Дмитровки, заново отстроенный архитектором М. Ф. Казаковым. Здесь московские дворяне принимали приезжавших в столицу государей; по вторникам традиционно давались балы.
** Юсупов Николай Борисович (1750-1831), князь, посланник в Турине в 1783-1789 гг., в 1790-е гг. возглавлял Мануфактур-коллегию; камергер, сенатор (с 1788 г.), директор Императорских театров (1791-1802 гг.), член Государственного совета (с 1823 г.), верховный маршал коронаций Павла I, Александра I, Николая I. Известный меценат. Орлова-Чесменская Анна Алексеевна (1785-1848), графиня, единственная дочь А. Г. Орлова-Чесменского, камер-фрейлина.
*** В малой парадной форме (фр.).
**** Венециан — то же, что баута (от ит. bautta): маска с капюшоном.
***** Чернышев Александр Иванович (1786-1857), граф (с 1826 г.), генерал-адъютант, генерал от кавалерии, военный министр в 1827-1862 гг.
Главы из воспоминаний моей жизни
259
беспрестанное повторение не скидать; а купчихи были и тут залитые бриллиантами! Одним словом: этот маскарад был такая дикая смесь двора и захолустья, европейских дипломатов и каких-то подземных испуганных физиономий, что это казалось иногда репетицией последнего суда, а иногда как будто зверинцем, который показывают за деньги. После этого говорите, что нет и не должно быть различия классов в гражданском обществе! Нет! Оно не только есть; но на каждом есть своя печать, которой не изглаживает ни время, ни перестановка людей с места на место, ни фортуна!
13 сентября были на Девичьем поле столы и увеселения для народа. Угощение состояло из пирогов и жареных быков и из белого и красного вина; а увеселения из балаганов и палаток, как бывает всякой год под Новинским, с разными даровыми представлениями. Для нас присланы были билеты в императорскую галерею, где мы и стояли за стульями царской фамилии; но праздник кончился в несколько минут, и никто не видал никакого праздника. Русской народ жаден и не способен ни к спокойному наслаждению, ни к порядку; удовольствие для него всегда сопровождается буйством. По первому знаку толпа бросилась на столы с остервенением; а никакая сила не удержит воли, когда не удерживает ее закон моральный и приличие. В несколько минут расхватали пироги и мясо, разлили напором массы вино, переломали столы и стулья и потащили домой кто стул, кто просто доску, в полной уверенности, что это не грабеж, потому что все это царем пожаловано народу. Николай Павлович не приказал останавливать, да это не было и возможно. Двор уехал; мы тоже разъехались по домам. Благоразумн<ейшие> из народа или, лучше сказать, те, которые не добрались до добычи, остались доканчивать пир и за недостатком белого и красного вина утешать себя сивухой; эти благоразумнейшие, вероятно, домой не воротились, а остались и ночевать на Девичьем поле. Благотворная ночь осенила их своим покровом; а на рассвете убрала их благотворная полиция*.
О росский бодрственный народ, Отечески хранящий нравы!**
* Описание праздника см. также в кн.: Милюков А. П. Доброе старое время. СПб., 1872. С. 134-142; Девичье поле — местность на юго-западе Москвы, в излучине Москвы-реки, между Плющихой и Новодевичьем монастырем.
** Цитата из стихотворения Г. Р. Державина «Вельможа» (1794).
260
М.А. ДМИТРИЕВ
Последним празднеством был 17 сентября фейерверк. Его описывать нечего, да и нельзя. Скажу только, что он был великолепен; но видевшие и его, и другой, бывший при коронации нынешнего Императора, говорят, что он не может сравниться с последним. Этим кончились все праздники и увеселения, которые были для нас и веселы, и любопытны, но в то же время утомительны и под конец надоели чрезвычайно: хотелось и отдохнуть <.. .>
A. E. РОЗЕН
Записки декабриста
<Фрагмент>
<...> 27 ноября рано утром вхожу в мою залу1, вижу там придворного полотера, нанятого погодно для налощения паркета. С таинственным видом поклонился он мне и в смущении спросил: «Слышали ли вы о великом несчастии? Император умер в Таганроге». Весть эта поразила всех. Странные мы люди! Все в жизни нашей неизвестность! Даже не знаем, что будет с нами сегодня, завтра или чрез неделю, но знаем одно лишь наверно, что непременно, рано ли, поздно ли, — все мы расстанемся с земною жизнью; а когда случится смерть человека, близкого нашему сердцу или сильного властелина, то сперва верить этому не хотим; а если же видим самый труп, то слагаем причины на лекаря, на аптеку, на непредусмотрительность и забываем всеобъемлющий Промысел.
Александру I было только 48 лет от роду, хотя он был здорового сложения, из этого выводили, что он был отравлен: разве люди молодые и здоровые не умирают без яду, кинжала и пули? Известно, что Александр в последние годы своей жизни имел душевные страдания. В борьбе с Наполеоном, быв главным двигателем дел Европы, занимал он первое место между современными ему венценосцами; он повсюду был предметом удивления, благодарности, высших ожиданий для грядущего времени. Женщины были без ума от его наружности и его любезности; мужи государственные, с закоренелыми убеждениями в пользе и необходимости власти неограниченной, называли его даже венчанным якобинцем2. Он был тогда усердный поклонник прав человечества, не на словах од
262
А.Е. РОЗЕН
них, но на самом деле, что и доказал в Париже, в Вене, в Берлине: добровольно дал он конституцию Польше и обещал то же своему отечеству на варшавском сейме — и вдруг переменил свой образ мыслей и действий в политическом отношении. Кроме того, он страдал от внутренних борений религиозных: он не мог быть доволен самим собою. Те же люди, которые величали его несколько лет сряду освободителем, стали после именовать его притеснителем. Мудрено ли, что, будучи одарен чувствительным сердцем, он стал сомневаться в самом себе? Развлечения на конгрессах наскучили ему. Убедившись, что в продолжение 24-летнего царствования своего не выполнил своих предначертаний в пользу своего народа, стал он искать уединения и даже изъявил желание сойти с престола3. Тайный червь меланхолии точил его сердце, и он предчувствовал близкую кончину свою. По целым часам стоял он у окна, глядя все на точку в раздумье; вечером, когда камердинер приносил свечи, он замечал ему часто: рано подаешь, как бы для покойника. 30 августа, в день своего ангела, он всегда щедро дарил храму Александро-Невской лавры; в последний же год он пудами подарил ладан и свечи. Пред отъездом в Таганрог посетил он схимника, известного совершенным отречением от мира, и долго с ним беседовал о бессмертии души. В Крыму лошади понесли и разбили передового фельдъегеря, которого государь увидел на дороге умирающим и тогда же сказал о нем, что он предупредил его ненадолго для отбытия в другой мир4. Дюжины таких случаев и выражений доказывают верность его предчувствия, и много ли надобно расстроенной и пережившей себя душе, чтобы все земное становилось невыносимым! История и беспристрастное потомство воздадут должное его памяти, как царю, так и человеку. Нет сомнения, что всего чувствительнее для души Александра I отозвался удар по греческому, или восточному, вопросу, по коему Священный союз действовал против его убеждений и желаний5; пред ним ясно выказались ничтожество и вред этого Союза, главного дела его жизни и напрасных жертв, кои он приносил для поддержания и сохранения такого Союза.
В Петербурге все сословия и возрасты были поражены непритворною печалью; нигде не встретил я веселого лица. К вечеру вывели наш полк на улицу против госпиталя; К. И. Бистром6 объявил о кончине императора, поздравил с новым императором Константином, поднял шляпу, воскликнул: «Ура!» — и слезы покатились из глаз его и многих воинов, бывших в походах
Записки декабриста
263
с Александром, который называл их «любезными товарищами». По команде раздалось «ура!» Офицеры подписали присяжный лист в госпитальной комнате и с полком разошлись по казармам и по квартирам. С таким же настроением духа присягнули другие полки; чувство скорби взяло верх над всеми другими чувствами — и начальники, и войска так же грустно и спокойно присягнули бы Николаю, если бы воля Александра I была им сообщена законным порядком7. Беспредельную любовь офицеров к Александру могу засвидетельствовать клятвою офицеров во многих армейских полках в 1812, 13, 14-м годах: «Не пережить любимого государя!»
Во дворец пришла печальная весть в то самое время, когда в храме пели благодарственный молебен о выздоровлении Александра. Великий князь Николай Павлович немедленно решил присягнуть Константину Павловичу и лично принять присягу для своего старшего брата от внутренних караулов Зимнего дворца. Граф М. А. Милорадович и князь А. Н. Голицын старались отклонить и отговорить его от этого действия: им известно было завещание Александра; но Николай Павлович заметил им решительно: «Кто не последует за мною и не присягнет старшему моему брату, тот враг и мне и отечеству»8. С каждым часом увеличивались толки, предположения, ожидания. Государственному совету известно было с 1823 года, что в архиве его хранится завещание Александра с собственноручною его надписью: «Хранить до моего востребования, а в случае моей кончины раскрыть прежде всякого другого действия в чрезвычайном собрании». Копии этого завещания хранились в Сенате и в Синоде в Петербурге и в Успенском соборе в Москве. Спрашивается: кого винить? Александра I ли, который в свое время при жизни своей не обнародовал исключения или отречения по престолонаследию? Верховный ли совет, который не исполнил своей обязанности и оправдывался неуместной отговоркою, что мертвого не следует слушаться? Митрополита ли Филарета Московского, который собственноручно написал царское завещание и хранил копию в Успенском соборе? Великого князя ли Николая Павловича, который боролся с братскою любовью, — мог думать, что принудительными средствами заставили старшего брата отказаться от престола? или что тот преждевременно даже не имел права отказаться? или Николай думал этим предупредить всякий повод к неудовольствиям и смутам, тем вероятнее, что еще до получения вести о кончине императора ему были уже из
264
А.Е. РОЗЕН
вестны цель тайного общества и члены его?9 Будь они все частные лица, то могли быть оправданы различными побуждениями; но, как сановники, люди государственные, как правители, они все виновны: им следовало действовать по закону, а не предаваться увлечениям любви родственной или преданности безусловной подчиненности. Могу сказать утвердительно, что с обнародованием «завещания» 27 ноября все присягнули бы беспрекословно Николаю Павловичу. По крайней мере, восстание не имело бы предлогом вторичную присягу, при коей одна клятва нарушала Другую клятву и обнаружила незаконность первой.
Фельдъегерь, доставивший весть о кончине Александра I, привез вместе и доносы Майбороды и именные списки членов тайного общества10. Копия с этих списков была отправлена в Варшаву к новому императору. Между тем от 27 ноября до 14 декабря тянулось междуцарствие. Император Константин, которому присягнула вся Россия, остался спокойно в Варшаве; твердо и неуклончиво отказался от права на престолонаследие; не принял поздравлений; не распечатал пакета министра, потому что надпись была сделана на имя императора. Великий князь Михаил Павлович был послан навстречу императору и остановился на станции Ненналь, Лифляндской губ., где ожидал его прибытия или верной вести об отказе его от престола. В Петербурге все умолкло среди ожиданий; музыке запретили играть на разводах; театры были закрыты; дамы оделись в траур; в церквах служили панихиду с утра до вечера. В частных обществах, в кругу офицеров, в казармах разносились шепотом слухи и новости, противоречившие одни другим. Рассказывали о духовном «завещании» Александра!; рассуждали о неотъемлемом праве Константина на престол, о недействительности преждевременного его отречения, когда престол еще не был упразднен, когда царствовавший брат не был лишен возможности иметь еще своих прямых наследников — детей. Выставляли великодушие великого князя Николая, который по завещанию одного брата и по отречению другого имел все права на престол, но не принял власти, чтобы не обидеть брата и чтобы отстранить всякую причину к восстанию. Я уже сказал, что он знал о существовании тайного общества, о цели его: он имел именной список большей части членов общества. О том знали и гр. Милорадович, и много приближенных к вел. кн. Николаю, которому адресованы были важнейшие бумаги в Петербург, откуда сообщаемы были в Варшаву. Какие же меры были приняты к уничтожению
Записки декабриста
265
предстоявших опасностей заговора или грозившего восстания?! Решительно никакие. Во всем выказывалось колебание, недоумение, все предоставлено было случаю: между тем как, по верным данным, следовало только арестовать Рылеева, Бестужевых, Оболенского и еще двух или трех декабристов — и не было бы 14 декабря. Но у страха глаза велики — в виду были отношения семейные. Правительственные лица думали о сохранении своих мест и доходов, прильнулись к лицу, к государю, оставив в стороне отечество и государство.
6 декабря стоял я во внутреннем карауле в Зимнем дворце; выход к обедне был многолюдный; до появления царской фамилии не было никаких бесед в разных кучках, как водилось прежде: кое-где сходились офицеры и говорили вполголоса. Генерал-адъютант В. В. Левашов11 имел особенно воинственный вид и ни на шаг не отходил от вел. кн. Николая. По окончании обедни подошел ко мне Оболенский12 и сказал: «Надо же положить конец этому невыносимому междуцарствию».
10 декабря вечером получил я записку от своего товарища капитана Н. П. Репина13, в которой он просил меня немедленно приехать к нему; это было в 8 часов. Я тотчас поехал, полагая, что он имел какую-нибудь неприятность или беду; я застал его одного в тревожном состоянии. В кратких и ясных словах изложил он мне дело важное, цель восстания, удобный случай действовать для отвращения гибельных междоусобий. Тут речи были бесполезны: надлежало иметь материальную силу, по крайней мере, несколько батальонов с орудиями. Он просил моего содействия к присоединению 1-го батальона, в чем я положительно отказался, командуя в нем только стрелковым взводом. Можно было положиться на готовность молодых офицеров, но отнюдь не на ротных командиров. Осталась еще попытка — она могла удаться тем легче, что утверждали содействие полковника А. Ф. Моллера14, командира 2-го батальона, давнишнего члена тайного общества. С Репиным поехал я к К. Ф. Рылееву15: он жил в доме Американской компании у Синего моста; мы застали его одного, сидевшего с книгою в руках — «Русскийратник» — и с большим шерстяным платком, обвернутым вокруг шеи по причине болезни горла. Во взорах его выразительных глаз, всех чертах его лица виднелась восторженность к великому делу; речь его убедительная просто текла без всякой самонадеянности, без надменности, без фигурных фраз и возгласов; вскоре приехали Бестужевы16 и князь Щепин-
266
А.Е. РОЗЕН
Ростовский17 и положили собраться при первом нужном случае, смотря по получению вестей из Варшавы.
11 декабря поехал к Репину, где к большому неудовольствию моему застал до 16 молодых офицеров нашего полка, рассуждавших о событиях дня и частью уже посвященных в тайны главного предприятия. Мне удалось отозвать Репина в другую комнату, заметить ему неуместность и опасность таких преждевременных откровений, что в минуту действия можно положиться на их содействие. Юность легко приводится в восторг, нет ей преград непреодолимых, нет невозможности, — а чем больше затруднений и опасностей, тем больше в ней отваги. Из всех тут присутствовавших не было ни единого члена тайного общества, кроме хозяина.
12 декабря вечером был я приглашен на совещание к Рылееву и князю Оболенскому; там застал я главных участников 14 декабря. Постановлено было в день, назначенный для новой присяги, собраться на Сенатской площади, вести туда, сколько возможно будет, войска под предлогом поддержания прав Константина, вверить начальство над войском князю Трубецкому18, если к тому времени не прибудет из Москвы М. Ф. Орлов19. Если главная сила будет на нашей стороне, то объявить престол упраздненным и ввести немедленно временное правление из пяти человек, по выбору членов Государственного совета и Сената. В числе пяти называли заранее Н. С. Мордвинова, М. М. Сперанского и П. И. Пестеля20. Временному правлению надлежало управлять всеми делами государственными с помощью Совета и Сената до того времени, пока выборные люди всей земли русской успеют собраться и положить основание новому правлению. Наверно никто не знал, сколькими батальонами или ротами, из каких полков можно будет располагать. В случае достаточного числа войска положено было занять дворец, главные правительственные места, банки и почтамт для избежания всяких беспорядков. В случае малочисленности военной силы и неудачи надлежало отступить к Новгородским военным поселениям. Принятые меры к восстанию были неточны и неопределительны, почему на некоторые мои возражения и замечания князь Оболенский и Булатов21 сказали с усмешкою: «Ведь нельзя же делать репетиции!» Все из присутствовавших были готовы действовать, все были восторженны, все надеялись на успех, и только один из всех поразил меня совершенным самоотвержением; он спросил меня наедине: можно ли положиться
Записки декабриста
267
наверно на содействие 1-го и 2-го батальонов нашего полка; и когда я представил ему все препятствия, затруднения, почти невозможность, то он с особенным выражением в лице и в голосе сказал мне: «Да, мало видов на успех, но все-таки надо, все-таки надо начать; начало и пример принесут плоды». Еще теперь слышу звуки, интонацию — все-таки надо, — то сказал мне Кондратий Федорович Рылеев.
13 декабря, в воскресенье, навестили меня несколько офицеров полка. На вопрос их, как следует поступить тому, кто в день восстания будет в карауле, ответил я положительно и кратко, что тот для общей безопасности и порядка должен держаться на занимаемом посту. Если этот случай спас и наградил офицера, занимавшего караул 14 декабря в Сенате, — Якова Насакина22, то я искренно тому радовался.
Ф. АНСЕЛО
Шесть месяцев в России:
Письма к Ксавье Сентину, сочиненные в 1826 году, в пору коронования Его Императорского Величества
<Фрагменты>
Письмо XXXVII
Москва, август 1826 года
Церемония коронования, так долго откладывавшаяся, назначена наконец на 22-е число этого месяца (3 сентября по нашему календарю). Герольды возвестили об этом по всей Москве, и новость эта удвоила рвение строителей, заставила быстрее биться сердца придворных, взбудоражила честолюбцев и ввела надежду под своды тюрем. Приближение торжественного дня волнует население этого обширного города, и одно простое событие, хотя имеющее важное политическое значение, произвело здесь сенсацию. Я говорю о неожиданном приезде в Москву великого князя Константина* Завеса таинственности, окружавшая отречение этого принца от престола предков, к которому его призывало и рождение, и желание армии, мятеж, сделавший его имя призывным кличем, заронили во многих умах сомнения в искренности его заявлений. Каких только сплетен не пускали возмутители спокойствия в народ, который всегда склонен встать на сторону гонимого! Рассказывали, что цесаревич арестован в Варшаве, что ему воспрещен въезд в города, где опасаются его присутствия,
* Константин Павлович (1779-1831), великий князь; с 1815 г. — фактический наместник Царства Польского.
Шесть месяцев в России...
269
и что, воздерживаясь от приезда сюда, он протестует против воцарения брата. Лицемеры с осуждением говорили об интригах, жертвой которых якобы пал великий князь, и сожалели об участи изгнанника. Простодушные принимали эти сплетни на веру*, а сам я, признаюсь, не знал, как толковать это отсутствие, рождавшее столько домыслов.
Вдруг стало известно, что великий князь прибывает в Москву. Новость мгновенно облетает город; в хижинах и во дворцах, в харчевнях бедняков и в модных магазинах она становится главной темой разговоров. Вскоре наступает час ежедневного парада, цесаревич должен появиться вместе с императором и великим князем Михаилом на Кремлевской площади, где собираются войска. К площади устремляется толпа народа, каждый желает увидеть лицо великого князя и понять, каковы его чувства. Наконец трое братьев спускаются по ступеням дворца, взявшись за руки. По мере их продвижения вперед со всех сторон раздаются приветственные возгласы, в воздух взлетают шляпы и чепцы. Люди толкают друг друга, вытягивают головы; повсюду разносится «Ура, Константин!».
Устремив глаза на цесаревича, я старался не упустить ни малейшего его движения и не могу передать тебе, как меня тронула его благородная манера держаться в том деликатном положении, в какое поставил его энтузиазм народа. Лицо его, оставаясь сдержанным, дышало открытостью; с какой внимательной заботливостью переносил он на императора те почести, которые воздавались неожиданному явлению его самого! Взгляд его не выражал ни тени торжествующей гордости, еще меньше было в нем сожаления; в нем читались лишь душевная удовлетворенность и спокойствие человека, внявшего голосу своей совести, и сознание выполненного долга. Каждое движение, каждый жест цесаревича, казалось, говорили народу и солдатам: «Будьте, как и я, верными подданными моего брата».
Мне известно, мой друг, что многие в Европе не верят в то, что возможно устоять перед притягательностью верховной власти, од
* О слухах по поводу отречения Константина Павловича от престола см.: Кудряшов К. В. Народная молва о декабрьских событиях 1825 года // Бунт декабристов. Л., 1926. С. 311-320; Сыровчковский Б. Московские «слухи» 1825-1826 гг. // Каторга и ссылка. 1934. Кн. 3. С. 79-85; РахматулинМ.А. Крестьянское движение в великорусских губерниях в 1826-1857 гг. М., 1990. С. 126-128.
270
Ф. АНСЕЛ О
нако среди тысяч людей, ставших, как и я, свидетелями прибытия великого князя в Москву, не найдется ни одного, кто усомнился бы в его искренности. Да, люди готовы признать, что правители, подобные Дионисию, Сулле или Карлу V*, пресытившись властью и почестями, покидали престол, познав все доставляемые им радости и тревоги, однако с трудом верят в то, чтобы наследник короны мог отступить при виде ожидающего его трона, и в чем только не пытаются отыскать мотив, побудивший его к столь необычной жертве. Принца, явившего первый в истории пример такого шага, преследуют тысячи кривотолков. Мне же представляется, что за объяснениями далеко ходить не надо и нет нужды множить предположения, чтобы объяснить отречение цесаревича. Исполненный глубокого уважения к желаниям своей матери, человек истинно верующий, он не захотел взять назад слова, данного им брату при вступлении в брак, и верность клятве ничего не стоила его сердцу. Скромный в своих вкусах и привычках, любимый супруг обожаемой им женщины, не завидующий могуществу, с коим сопряжено столько тягот и обязанностей, он предпочитает царскому достоинству тихое счастье. Это может удивлять, не спорю, но кто смеет осуждать его? Я склоняюсь перед философом-практиком, каких столь редко приходится видеть в наши дни, тем более рядом с престолом.
Письмо XXXVIII
Москва, сентябрь 1826 года
Все колокола зазвонили в Москве в назначенный час, и их долгий перезвон объявил древнему городу наступление того дня, что освятит власть нового государя и призовет на его царствование благословение Всевышнего. Старики и молодежь, богатые и бедные,
* По легенде, тиран Сиракузский Дионисий П младший (ок. 397-344 до н. э.) добровольно сдал город коринфскому полководцу Тимолеону и удалился в Коринф. Сулла, Луций Корнелий (138-78 до н. э.) — римский полководец. В 82 г. до н. э. стал диктатором, в 79 г. до н. э. сложил с себя полномочия. Карл V (1500-1558)— император Священной Римской империи (1519-1556), испанский король Карлос I в 1516-1556 гг., из династии Габсбургов. В 1555 г. добровольно передал своему сыну Филиппу П управление наследственными владениями (Испания, Нидерланды, Неаполь и Сицилию), а в 1556 г. отказался и от императорского престола.
Шесть месяцев в России...
271
дворяне и купцы, господа и рабы — всё приходит в движение, всё устремляется к единой цели. Изящные амфитеатры, возведенные на площади и во дворах Кремля, уже заполнены привилегированными зрителями, чье нетерпение опередило восход солнца. Пышные экипажи послов, запряженные шестерками лошадей в сверкающей упряжи, пересекли двойной ряд любопытствующих; двери храма распахнулись, и, пока сюда собираются высшие сановники империи и представители народа, окинем беглым взглядом церковь, где через несколько мгновений состоится августейшая церемония, свидетелем которой мне посчастливится стать.
<...> Но вот церемониймейстеры уже проводят на их места тех, кто должен будет находиться в священной ограде. Сановники, старейшины купеческих гильдий, предводители дворянства всех губерний, представители азиатских провинций, Войска Донского и платящих дань народов пересекают церковь, и остаются лишь те из них, кто по возрасту или чину назначены представительствовать. Ее величество императрица-мать стоит под балдахином; слышен артиллерийский салют, звон колоколов, возгласы народа; на столе, накрытом золотой парчой, я вижу на подушках знаки царской власти.
Император и императрица трижды поклонились алтарю, коснулись губами образов, воссели на трон, и все смолкло, кроме голосов епископов, архимандритов и священников. Они пели псалом, священные стихи которого напоминали новому монарху о милосердии и правосудии.
Облаченный в ризу, сверкающую золотом и драгоценными камнями, в ослепительной митре, митрополит Новгородский, прочтя Евангелие, подает императору горностаевую мантию; его величество надевает ее, испрашивает венец, принимает его из рук митрополита и возлагает себе на голову. Затем, взяв в правую руку скипетр, а в левую державу, молодой царь садится и остается все то время, пока митрополит читает молитву. Потом он подает знак, приближается императрица, и ее августейший супруг, коснувшись ее лба императорской короной и как бы приобщив тем к своей власти, возвращает венец себе на чело, а на голову императрицы возлагает небольшую корону, украшенную алмазами, и дополняет ее императорской мантией и Андреевской лентой.
За речью митрополита, обращенной к императору, следует торжественное пение «Тебе Бога хвалим»; начинается служба, и государь снимает корону. Когда царские врата открываются, двое
272
Ф.АНСЕЛО
епископов приближаются к трону и объявляют их величествам, что настал момент совершения таинства. Император, а за ним императрица, следуя за иерархами, подходят к алтарю по ковру из золотой парчи, идущему от трона. Митрополит Новгородский погружает в сосуд с елеем золотую ветвь и касается ею лба, век, ноздрей, губ, ушей, груди и рук императора, а митрополит Киевский отирает следы помазания. Затем ветвь опускается на лоб императрицы, их величества встают на колени перед алтарем и, причастившись, возвращаются на трон до конца службы. После этого царь вновь надевает венец и члены его семьи подходят воздать ему почести.
Императрица-мать, приблизившись к своему августейшему сыну, не могла скрыть волнения. На глазах ее показались слезы, но то не были лишь слезы счастья: наверное, печальное воспоминание говорило ей о том, что однажды она уже участвовала в такой же церемонии*, и уста ее так же напечатлели материнский поцелуй на руке российского монарха. Когда великий князь Константин склонился перед братом, царь, подняв его с колен, открыл объятия принцу, чья благородная душа некогда отказалась от целой империи. Эта трогательная сцена взволновала все сердца, и если бы мне предложили в этот момент решить, кто из братьев счастливее, я рассудил бы не колеблясь: разве не более счастлив тот, кто отдает?
В ограде, где завершалась церемония, великолепие священнических одеяний, пышность мундиров и блеск брильянтов на платьях придворных дам слепили глаза, но наибольшую оригинальность и своеобычное очарование придавала празднеству пестрота разнообразных костюмов. Европа и Азия смешались в этом соборе воедино. Взор останавливался то на живописном одеянии посланцев Дона и Кавказа, блистающем рядом с кафтаном московского купца, то на элегантном европейском мундире, заметном неподалеку от сверкающих грузинских украшений и татарского военного костюма. Если размеры храмов и торжественность наших религиозных церемоний придают коронованиям наших королей более величественности, то они никогда не предоставляют подобного разнообразия нарядов, лиц и выражений, какое отныне и навсегда запечатлелось в моей памяти.
* Имеется в виду коронация старшего сына императрицы Марии Федоровны (1755-1828), императора Александра I (1801).
Шесть месяцев в России...
273
Когда император и императрица покинули Успенский собор и направились в церковь Михаила Архангела, дипломатический корпус выстроился на Красном крыльце, ведущем во дворец, и там глазам моим представилось самое изумительное зрелище, какое мне когда-либо доводилось видеть. Амфитеатры, возведенные во дворе Кремля для зрителей, были заполнены массой народа, чьи возгласы сливались со звоном колоколов, пением священников, музыкой и артиллерийским салютом. Мужчины были одеты в праздничные костюмы, тысячи женщин блистали украшениями на солнце, которое, казалось, с любовью озаряло эти ожерелья и цветы на их головах, ласкаемые обманутым зефиром.
Молодая императорская чета в сопровождении блестящего кортежа прошествовала в церковь Св. Михаила, где царь в венце, со скипетром и державой в руках, поклонился могилам своих предков. Столь малое расстояние, отделяющее ограду, предназначенную для торжеств коронования, от места, отведенного вечному покою, — верный прообраз скоротечности жизни, и религия берет на себя обязанность напомнить о небытии новому монарху, принявшему регалии, что составляли некогда гордость ушедших в мир иной.
После нескольких минут отдыха все направились в зал, приготовленный для императорского банкета. Вскоре император спросил пить, и тогда заиграл оркестр, помещавшийся в углу зала; но я уже не мог расслышать этой музыки, ибо она была сигналом к отбытию дипломатического корпуса и иностранцев, которые должны были покинуть зал, где лишь высшие сановники и священники остались разделить царскую трапезу.
Такова, друг мой, была церемония, которую я должен был описать тебе и ради которой приехал издалека. Менее величественная, чем реймсская*, она, пожалуй, более живописна**. Единственное,
* С 1179 г. французские короли короновались в Реймсском соборе.
** Мармон вспоминал про церковь, в которой происходила церемония: «Церковь эта похожа скорее на часовню, поэтому, чтобы сделать церемонию более пышной и чтобы публика смогла участвовать в ней, был выстроен амфитеатр, объединивший три соседние церкви, которые император обошел вместе со всем семейством. Таким образом разместили 6000 зрителей.
В деталях церемония почти не отличается от реймсской. Что действительно достойно упоминания — это то, что коронование здесь предшествует миропомазанию и причастию, тогда как во Франции корона возлагается на голову нового монарха и он восходит на трон лишь после принятия святых даров. По этому различию в обряде можно судить о разнице в стоящих за ним представлениях» (Marmont. Р. 79-80).
274
Ф.АНСЕЛО
чем я остался не удовлетворен, — это костюм самого императора. На нем были военный мундир с черным воротником и высокие ботфорты с длинными шпорами, что показалось мне совершенно не подходящим к длинной пурпурной мантии, подбитой горностаем, покрывавшей его плечи, к короне с брильянтами, скипетру и державе, блиставшим в его руках. Однако сегодня в России военный ни при каких обстоятельствах и ни под каким предлогом не может являться без мундира, и государь подает тому пример.
Я не мог бы лучше завершить это письмо, мой дорогой Ксавье, как повторив прелестную остроту, которую приписывают императору. Если она и в самом деле принадлежит ему, то много говорит и о его уме, и о душе. Все дни, предшествовавшие коронованию, были отмечены в Москве сильными грозами, но в этот торжественный день солнце не скрылось ни на одно мгновение. Говорят, что великий князь Константин, указав на это удивительное обстоятельство императору, воскликнул: «Какой прекрасный день, брат мой!» — на что царь отвечал: «Чего же было мне опасаться, ведь рядом со мной громоотвод!» Деликатный намек, потому что именно именем Константина заговорщики пытались вызвать грозу в обществе, а его присутствие в Москве и лояльное поведение полностью исключали повторение подобных событий1.
Письмо XL
Москва, сентябрь 1826 года
Три вечера подряд весь город был иллюминирован. Впрочем, за исключением общественных зданий, здешняя иллюминация ничем не примечательна, поскольку здесь нет обычая выставлять плошки в окнах частных домов; их ставят у дверей и вдоль тротуаров. Поэтому наше внимание привлекут к себе только казенные здания, но их в Москве столько, что каждый квартал города приобрел самый праздничный вид.
Признаюсь, мне всегда казалось странным, что правительство само организует и оплачивает веселье, призванное свидетельствовать о чувствах толпы. Мне кажется, что в таких торжественных обстоятельствах, которые, как считается, всегда вызывают радость в народе, он и должен выражать свои чувства. Власти, однако, предпочитают сами преподносить себе праздничный букет: поистине вернейшее средство получить его.
Шесть месяцев в России...
275
Как бы то ни было, огненные гирлянды, пылающие шифры и сияющие вывески на домах являли собой восхитительное зрелище, но прекраснее всего был сверкающий огнями Кремль. Плошки повторяли контуры его зубчатых стен, причудливые очертания дворца и купола церквей. Колокольня Иван Великий, украшенная стеклами искусно подобранных цветов, высилась на фоне темного неба подобно башне волшебного замка, в окна которого каприз чародейки вставил рубины, сапфиры и изумруды. Множество народа собралось в Китай-городе полюбоваться этим великолепным зрелищем. Необыкновенно трудно было пробраться сквозь многочисленную толпу, двигавшуюся во все стороны между экипажами всех родов, которые к тому же постоянно сталкивались и цеплялись один за другой. Несмотря на все меры предосторожности, принятые полицией, невзирая на удары кнута, щедро раздававшиеся направо и налево казаками, без многочисленных жертв не обошлось. На следующий день в Москве говорили, что за вечер было задавлено крестьян на две или три тысячи рублей, и искренне жалели их владельцев.
Маскарад, устроенный в Большом театре, был первым из празднеств, которые теперь следуют в Москве одно за другим. Императорский театр, построенный несколько лет назад на Петровке, — здание благородного и строгого стиля. Фасад его выходит на красивую площадь и украшен перистилем из восьми колонн ионического ордера, а галереи, окружающие его со всех сторон, позволяют экипажам подвозить зрителей прямо под своды театра. Внутреннее убранство залы богато и изысканно; тридцать восемь лож располагаются пятью ярусами, над ними — галерея в форме амфитеатра. Здесь представляются оперы, балеты, трагедии и комедии, но сейчас приготовления к торжествам вытеснили труппу в Малый театр, расположенный неподалеку; о нем я расскажу тебе позже2.
Освещенная тысячей свечей, отражающихся на золотой и серебряной парче, обширная зала императорского театра вместила бесчисленное множество гостей всех рангов, московитов и чужестранцев. Мужчины в мундирах, но без шпаги должны были оставаться с покрытыми головами, а на плечах иметь небольшой плащ из черного шелка с газовой или кружевной отделкой, именуемый венецианом и выполняющий роль маскарадного костюма. Знаки почтения, каких требует обычно присутствие императора и великих князей, были запрещены, и перед членами царской фамилии
276
Ф. АНСЕЛ О
гости должны были проходить, не обнажая головы и не кланяясь. Женщинам полагалось явиться в национальном костюме, и лишь немногие ослушались этого предписания. Национальный наряд, кокетливо видоизмененный и роскошно украшенный, сообщал дамским костюмам пикантное своеобразие. Женские головные уборы, род диадемы из шелка, расшитой золотом и серебром, блистали брильянтами. Корсаж, украшенный сапфирами и изумрудами, заключал грудь в сверкающие латы, а из-под короткой юбки видны были ножки в шелковых чулках и вышитых туфлях. На плечи девушек спадали длинные косы с большими бантами на концах.
По знаку императора начались танцы, но исключительно полонезы. Польский только условно заслуживает названия танца, представляя собой прогулку по залам: мужчины предлагают руку дамам, и пары степенно обходят большую залу и прилегающие к ней комнаты. Эта долгая прогулка дает возможность завязать беседу, однако любой кавалер может менять партнершу, и никто не может отказаться уступить руку своей дамы другому, прервав едва завязавшуюся беседу. Признания, готовые сорваться с уст, замирают, и не однажды, думаю, любовь проклинала это вынужденное непостоянство, сохраняющее для благоразумия сердца, уже готовые с ним проститься. Поскольку мое главное удовольствие здесь — наблюдать, признаюсь тебе, что я получал массу удовольствия, глядя на раздосадованные физиономии молодых волокит и милые гримасы на лицах их подружек, когда безжалостно прерывал нежные беседы, не имея возможности возместить нанесенный ущерб.
Вскоре те, кто имел пригласительный билет на ужин, прошли в соседние залы, где столы, уставленные цветами, фруктами и разнообразными блюдами, радовали глаз и обоняние, предлагая гурманам трюфеля Перигора*, птицу Фасиса**, стерлядь Волги, вина Франции и ликеры Нового Света.
Исключив из описания этого праздника переодевание, давшее ему название маскарада, ты получишь картину торжества, устро
* Перигор — область Франции, знаменитая своими трюфелями (черный, или перигорский, трюфель считается лучшим из этих земляных грибов).
** Фасис — древнегреческое название реки Риони: по ней, согласно легенде, аргонавты вошли в Колхиду и с ее берегов привезли «птицу Фасиса» (фазана).
Шесть месяцев в России...
277
енного на счет знати и состоявшегося в великолепной зале, где обычно проходят дворянские собрания. Мне нет необходимости подробно описывать бал, ничем особенным не отличавшийся, и я использую день, предоставленный нам для отдыха, чтобы бросить взгляд на театральные постановки, возобновившиеся в связи с церемонией коронования, и на драматическую литературу России.
По причине траура, объявленного по кончине императрицы Елизаветы, театры Петербурга были закрыты, так что в северной столице я не смог бросить любопытствующий взгляд на местную сцену. В Москве эта возможность мне представилась. Я побывал на всех спектаклях, какие были даны, — и что же я увидел?
Переводы «Мизантропа», «Тартюфа», «Исправленной кокетки» и две французские оперы («Новый помещик» и «Жан Парижский»)*.
<...> В Петербурге, как и в Москве, театры состоят в ведении правительства и содержатся на его счет, при том что доход далеко не покрывает издержек: число людей, позволяющих себе удовольствие посещать театр, слишком ограниченно, чтобы приносить достаточную выручку, а поскольку аудитория не обновляется, необходима частая смена репертуара. Драматические авторы не получают за свой труд никакого вознаграждения и не имеют даже права [бесплатного] входа в театр, где играется их пьеса. Единственное, что они получают за свой труд, — одно исполнение сочиненной ими драмы в их пользу; при этом представление должно быть третьим по счету, так что, если пьеса не имеет большого успеха, доход их почти равен нулю. Их единственное преимущество состоит в том, что они никогда не бывают освистаны, так как публика выражает здесь неодобрение молча или же покидает зал.
Французского театра нет в Москве с 1812 года. Есть труппа в Петербурге, но она уже не та, что прежде, когда блистали ма
* На московском театре «Мизантроп» Мольера в стихотворном переводе Ф. Ф. Кокошкина (1816) шел, в частности, 27 августа 1826 г.; комическая опера Буальдье «Жан Парижский» (текст Т. Гадара де Окура, пер. П. И. Крезе де Леси и Ж.-Ф. Роже, пер, А. И. Писарева) —19 августа и 9 сентября 1826 г. Постановки «Тартюфа» и «Исправленной кокетки» в Москве в этот период в репертуарной сводке, включенной в «Историю русского драматического театра» (Т. 3. 1826-1845. М., 1978), не учтены; возможно, Ансело видел их на любительских сценах.
278
Ф.АНСЕЛО
демуазель Жорж и мадемуазель Бургуэн. Вместо французских трагедий играют сегодня легкую комедию и водевили; неверные подражания нашим второстепенным театрам сменили бессмертные творения Корнеля, Расина и Вольтера. Завоеванная сперва гением наших писателей, а затем силой нашего оружия Европа сегодня наводнена нашими легкомысленными припевами.
Письмо XLI
Сентябрь 1826 года
Среди всех торжеств, коим Москва стала ареной, не было более привлекательного для многочисленной публики, чем праздник, устроенный маршалом герцогом Рагузским, чрезвычайным послом Франции в России. Элегантность и изящество, шедшие рука об руку с великолепием, были главными чертами этого блестящего вечера, где все, казалось, благоухало для нас ароматом отечества.
Я ждал этого момента, мой друг, чтобы рассказать тебе о достойно представившей Францию миссии, появление которой соединило мирные воспоминания с памятью о славе нашей доблестной армии. Чрезвычайное посольство состояло из следующих лиц: гг. виконт Талон, граф де Врой, Дени-Дамремон, генерал-майоры; маркиз де Кастри, граф де Караман, маркиз де Подна, полковники; граф де Дамас, командир эскадрона; граф де Вильфранш, граф де Комон-Лафорс, граф де Брезе, капитаны; маркиз де Bore, граф де Бирон, виконт де Ла Ферроне, подпоручики, в качестве кавалеров посольства; затем гг. де Комеровски, Ашиль де Гиз, Деларю и де Сен-Леже, адъютанты маршала; наконец, гг. Декруа, де Майе и де Дюрас, адъютанты. С некоторыми из этих представителей нашей армии царская столица познакомилась, когда они явились победителями на ее стенах, я же наслаждался созерцанием цвета славы нашего отечества: прежние и новые знаменитости, объединившись вокруг военачальника, поистине достойного представлять новую Францию, образовали вокруг него блистательный венок.
Еще до праздника, показавшего чудеса роскоши и вершины великолепия, г. маршал каждый вторник открывал двери своего дома для московского общества, что позволило нашим офицерам снискать изяществом манер и изысканностью обхождения одобрение нации, уважение которой они уже заслужили на полях сражений.
Шесть месяцев в России...
279
Чрезвычайный посол Англии* прибыл в Россию с явным намерением затмить французское посольство, на что ему было отпущено четыре миллиона. В этом сражении, однако, наша вечная соперница потерпела поражение, ибо для цели, которую она ставила перед собой, золота было недостаточно: неоспоримое преимущество празднествам, данным г. маршалом, обеспечил хороший вкус, качество гораздо более редкое, чем принято считать. <...> Господин маршал занимал дворец Куракина** на Старой Басманной улице. Как ни богато и ни обширно это здание, но для праздника, который должен был явить французские обычаи на берегах Москвы, во дворе особняка за несколько дней, словно по волшебству, был сооружен еще один огромный зал. Он оказался рядом с великолепной галереей, куда выходят несколько блестяще отделанных гостиных. Чтобы освободить проход для императорской фамилии, один пролет стены был снесен; перистиль и двойная лестница украсились источающими аромат цветами и кустарниками. Вдоль лестницы стояли пятьдесят лакеев в сияющих ливреях, слуги и метрдотели. Офицеры в богато расшитых мундирах выстроились в прихожей, а в следующей зале кавалеры посольства встречали дам, вручали им по букету цветов и провожали на заранее отведенные для них места. Когда пробило девять часов, фанфары возвестили о прибытии императора. Он вошел в сопровождении всей семьи, и начался бал — за чинным полонезом последовал вальс и французские танцы.
Присутствие государя, благосклонное выражение его лица и ласковые слова, которые он обращал к каждому, с кем говорил, оживили веселость танцующих. Глаз встречал всюду стройный порядок, ничем не смущаемое движение, и великолепный праздник, ничем не походя на те, где напыщенность часто соседствует со скукой и тщеславием, стал местом самого искреннего и непринужденного веселья.
Два часа пронеслись незаметно, и вот уже, по распоряжению императора, г. маршал подал сигнал, и распахнувшиеся двери явили восхищенным взорам гостей огромный шатер столовой.
* Имеется в виду Уильям Спенсер Кавендиш, 6-й герцог Девонширский (1790-1858).
** Куракин Александр Борисович (1752-1819),,князь — обер-прокурор Сената. В 1798 г. был удален Павлом I от двора и переехал в Москву; в 1800 г. вновь был призван на службу и назначен вице-канцлером. В 1809-1812 гг. — русский посол в Париже.
280
Ф.АНСЕЛО
Свет трех тысяч свечей играл на оружии, украшавшем стены своим воинственным великолепием; стол для императорской фамилии возвышался над остальным пространством, где за тридцатью шестью круглыми столами блистали четыреста дам. Аромат корзинок с благовониями, блеск бриллиантов, радуга цветов и переливы света в хрустале — эта волшебная картина невольно уносила зрителя в один из волшебных дворцов, созданных воображением поэтов. Когда дамы, вслед за царской фамилией, направились в бальную залу, в руках у каждой было по маленькому хрупкому букетику — произведению кондитера, совершенно неотличимому от творений природы.
С необычайной быстротой стол был накрыт снова и позволил мужчинам, до того окружавшим своим вниманием дам и предупреждавшим их малейшие желания, в свою очередь ознакомиться с чудесами наших современных Вателей*. Они должны были признать, что никогда еще московские гурманы не встречали такой тонкой изысканности в сочетании с таким изобилием.
Император удалился в три часа ночи, но праздник продолжался до шести часов утра, и танцы окончились с первыми лучами солнца3. Тем самым молодой монарх, которого еще ни один праздник не удерживал так долго, дал Франции еще одно подтверждение своих добрых чувств. Это было не единственное исключение, сделанное им во время пребывания нашего чрезвычайного посла в России: царь многократно выказывал г. маршалу свидетельства своего особого уважения, адресуя свои добрые чувства равно и Франции, и воину, столь достойно ее представившему4.
Письмо XLII
Москва, сентябрь 1826 года
Вчера, мой дорогой Ксавье, императорский охотничий двор, желая внести свою лепту в развлечения, продемонстрировал нам на обширной равнине Сокольники псовую и соколиную охоту. Но то ли представление было худо организовано, то ли мое вооб
* Ватель Франсуа (1631-1671) — метрдотель министра финансов Людовика XIV Н. Фуке, а затем принца Конде. В 1671 г., во время приема короля в замке Шантильи, Ватель, обнаружив, что стол не может быть сервирован в соответствии с его указаниями, посчитал свою честь запятнанной и покончил с собой. Имя Вателя вошло во французский язык как нарицательное обозначение повара-виртуоза.
Шесть месяцев в России...
281
ражение оказалось слишком требовательным, но это новое для меня зрелище не оправдало моего любопытства. Несчастных зайцев принесли в мешках, по сигналу выпустили двух, и не успели они пробежать и нескольких туазов, как им вслед пустили двух огромных длинношерстных борзых, которые мгновенно догнали своих жертв и расправились с ними. Для того чтобы это соревнование на ловкость между силой и слабостью было привлекательно, нужно было бы оставить несчастным животным шанс на спасение; у них же не было никакой надежды, и зрители невольно отводили глаза от неравной схватки, где победа была предрешена заранее.
Двенадцать егерей выехали на равнину верхами, и каждый держал на руке сокола с колпачком на голове; как только предательская свобода была дарована плененным воронам, осужденным на гибель в когтях соколов, птицы-охотники взлетели на большую высоту и стали парить над жертвами, которые отчаянными криками тщетно молили о помощи. Не находя спасения в воздухе, где властвовали их хищные враги, вороны вскоре вернулись искать прибежища на земле. Словно повинуясь таинственному инстинкту, они догадались, что соколы не станут преследовать их в кустарнике, и все усилия заставить их снова подняться в воздух были бесполезны. Только один ворон, доверив свое спасение силе собственных крыльев, поплатился жизнью за эту неосмотрительность.
Теперь мне остается рассказать тебе, мой друг, о четырех последних праздниках, ознаменовавших конец моего путешествия: об обеде, устроенном московским купечеством для императорской фамилии, о балах князя Юсупова и графини Орловой и о празднике, данном императором московскому народу на Девичьем поле.
Купеческий обед происходил в манеже, что против Кремля. Это огромное здание, уже описанное мною, когда я рассказывал тебе об армии, не менее примечательно величием своих пропорций, чем изящностью архитектуры. Отделанное с большим вкусом, украшенное богатыми тканями, заполненное пышно накрытыми столами, оно представляло самое соблазнительное зрелище для гурманов, ибо богатые московские купцы не забыли ни о чем, что могло ласкать взор, щекотать обоняние и услаждать чувства их благородных гостей. На обед были званы представители всех посольств, но император снова нашел возможность выказать Франции особенное свидетельство своего благорасположения. Когда шампанское, пенясь, вырвалось из своего плена, царь
282
Ф.АНСЕЛО
встал и, подняв бокал, положил начало тостам, возгласив: «За моих верных союзников и добрых друзей!» Слова эти, казалось, относились к различным нациям, чьи представители присутствовали на этом пиру, но как только они были произнесены, музыканты, разместившиеся в углу залы, заиграли «Vive Henri IV!», а так как это была единственная прозвучавшая мелодия, то национальная песнь Франции стала искусным комментарием к словам императора.
Прежде чем представить тебе беглый набросок праздника, данного князем Юсуповым9 , скажу несколько слов о самом Амфитрионе. Этот старый вельможа — один из последних представителей древней московской знати, сохранивший ее нравы и обычаи. Придворный Екатерины II, в одежде он сохранил верность моде своей молодости, но при этом отнюдь не отказался от совершенно азиатского образа жизни, так что восточный тюрбан был бы ему гораздо более к лицу, чем пудреная прическа, изобретение европейской цивилизации. Возле его кресла неотступно находятся черные рабы, и как только он желает переменить место, один переносит подушку, на которую он ставит ноги, другой берет из его рук длинную трубку, третий несет носовой платок и табакерку, и властелин пересекает апартаменты своего дворца в сопровождении такого кортежа и опираясь на плечи еще двух негров. Нет такого наслаждения, какого он не испробовал бы за свою долгую и сластолюбивую жизнь, и толпа девушек, чья жизнь находится в его полной власти, до сих пор образует вокруг него подобие гарема, где он ищет уже не удовольствия, но живительного влияния, какое присутствие молодости оказывает на одряхлевший организм. Подобно Титону*, он оживает рядом с женщинами, которые вянут и блекнут при его приближении.
Прежде большинство богатых московских господ держали в своих обширных дворцах собственные театры и специально обученные рабы оживляли драматическими представлениями бесконечные праздники, призванные свидетельствовать о процветании их хозяев. Но сегодня состояния аристократов уже не столь огромны, а изменения, привнесенные в обычаи и образ мыслей российского дворянства сношениями с европейскими
* Титон (Тифон) — сын мифического царя Трои Лаомедонта. Влюбившаяся в него богиня Эос похитила Титона и выпросила для него у Зевса бессмертие, но забыла попросить о вечной молодости.
Шесть месяцев в России...
283
народами, уничтожили эту пышность. Феодальная роскошь день ото дня слабеет и уже почти не видна, однако остатки ее нам удалось застать на этом празднике, состоявшем из спектакля, бала и ужина.
Сначала итальянские артисты сыграли небольшую оперу* в элегантном театре дворца; небесно-голубая с серебром обивка стен придавала зале одновременно грациозный и блестящий вид, не затмевая при этом пышности туалетов. Впрочем, зала эта навеяла на нас грустные мысли: именно здесь в 1812 году при Наполеоне разыгрывались французские комедии и водевили; многие члены нашей посольской миссии сидели на тех же местах, что занимали четырнадцать лет назад в этом же дворце, избежавшем пожара; а сколько бравых воинов, погибших вскоре в водах Березины, лелеяли здесь заветные надежды и предавались нежным воспоминаниям под звуки родных напевов!
После спектакля мы прошли в танцевальные залы, убранные с большой пышностью, но не прошло и двух часов, как преображенный в столовую театр вновь принял под свои своды удивленную толпу. В ложах поместились пышно сервированные столы, а стол для императорской фамилии был накрыт на сцене.
Удивительный порядок царил на этом празднике, продлившемся далеко за полночь и услаждавшем гостей разнообразными удовольствиями.
Графиня Орлова сделала все возможное, чтобы оспорить победу в ежедневном соревновании пышности и великолепия, на коем нам довелось присутствовать. Возможно, она добилась бы ее, если бы для этого достаточно было только роскоши и богатства, если бы все было идеально продумано и если бы некоторые важные детали не были упущены из виду.
Тысяча двести человек собрались в огромном манеже, превращенном в бальную залу, убранство коей напоминало греческий храм. Высокие апельсиновые деревья в вазах, увитых позолоченными гирляндами, возвышались на окнах. Три люстры прекрасной формы изливали потоки света на танцующих; однако число гостей было недостаточно для такого огромного помещения, и самый оживленный контрданс не прогонял прохлады, а темная листва деревьев и суровый декор залы наводили на все тень грусти, которую не могли победить звуки музыки.
* «Le cantatrici villane» («Деревенские певицы»), опера В. Фиораванти.
284
Ф.АНСЕЛО
Если бальная зала оставляла желать много лучшего, то полный реванш графине удалось взять в зале, назначенной для угощения. Ужин был подан под огромным шатром в восточном вкусе, поражавшим своим великолепием. Шатер этот, возведенный с быстротой, не возможной ни в какой другой стране и на какую способны лишь русские мастера, напомнил зрителям о славном эпизоде из истории рода Орловых: он повторял очертания шатра, некогда подаренного персидским шахом графу Орлову, деверю графини6. В продолжение ужина оркестр кавалергардов играл бравурные мелодии, а несметное число лакеев в серебряных галунах предупреждали малейшие желания гостей.
Возможно, мой друг, ты так же, как и я, устал от всей этой роскоши, вероятно однообразной в моих дотошных описаниях; но все это наконец завершилось, а зрелище, представшее перед нами на Девичьем поле, было совершенно иным. На этом обширном лугу было возведено множество изящных павильонов из еловых досок, покрытых разноцветными тентами. Это были легкие беседки, греческие храмы, восточные шатры, колоннады, открытые галереи, замки и фонтаны. Накрытые длинные столы отличались невероятным обилием всевозможных блюд и возбуждали алчность толпы, которая, удерживаемая веревочной оградой, с нетерпением ждала момента, чтобы наброситься на приготовленные для нее яства. Наконец появились император на коне и императорская фамилия в экипаже; они дважды объехали поле. Как только они заняли места в предназначенном для них павильоне и царь произнес: «Дети мои, все это для вас!» — двести тысяч человек ринулись к столам. Меньше чем за минуту они заполнили все палатки. Все, что можно было съесть или унести, было расхватано, разодрано и поглощено с невообразимой стремительностью. После этого они набросились на фонтаны, извергавшие потоки вина, и все, кто мог дотянуться до них, напились вина так, что полностью утратили человеческий облик. Тем не менее плясуны на канате и наездники собрали немало любопытных, в то время как на другом конце поля наполнялся газом огромный шар, который должен был подняться в воздух. Однако, едва оторвавшись от земли, он лопнул, и то удовольствие, какое предвкушали зрители, исчезло в густом черном дыму. Но и это еще не все! Осевшее полотно накрыло множество людей, которые из-за давки не смогли отбежать в сторону, а теперь не могли выбраться из-под гигантского савана, пока не разорвали его в клочья под улюлюканье окружающих.
Шесть месяцев в России...
285
До этих пор отвратительное зрелище дележа дармовой добычи было не менее удручающим, чем то, что каждый год можно наблюдать в Париже на Елисейских Полях, но вскоре беспорядок принял более серьезный оборот. Поняв слова императора «все это для вас» буквально, толпа стала карабкаться на возведенные для благородной публики павильоны и амфитеатры со стульями и креслами, предоставленными городскими властями. Еще не вся публика успела покинуть эти хрупкие строения, как чернь начала овладевать банкетками и стульями и срывать драпировку и украшения, невзирая на вмешательство гвардии и полицейских, которые, с самого утра орудуя кнутами, могли оказывать лишь слабое противодействие. Не довольствуясь мебелью, народ, чья алчность разжигалась опьянением, стал крушить помосты, раздирая их на части и вырывая друг у друга доски, когда прибыл извещенный о беспорядках обер-полицеймейстер генерал Шульгин* во главе эскадрона казаков. Однако все их старания и жестокие наказания грабителей по-прежнему не приносили успеха. Тогда генерал призвал пожарных, располагавшихся на краю поля, и вскоре, преследуемые казаками и опрокидываемые струями воды, разбойники отступили.
Вот как закончилось то, что называется здесь народным праздником, хотя рассказ мой дал тебе лишь отдаленное представление об этом жутком зрелище**.
Письмо XLIII
Москва, сентябрь 1826 года
Мне не хотелось, мой дорогой Ксавье, прерывать рассказ о праздниках, чтобы снова обратить твои мысли к несчастным жертвам заговора 26 декабря, однако много раз среди этих балов и блестящих собраний я невольно вспоминал о них. Если уголовное законодательство оставляет еще желать в России много лучшего, в этом случае, по крайней мере, воля императора сгладила его недостатки, и необычная гласность этого процесса, окружавшая его
* Шульгин Дмитрий Иванович (1786-1854), генерал-майор, московский обер-полицеймейстер в 1825-1830 гг.
** Выдержки из различных источников о народном празднестве приводятся Н. М. Сперанской в подстрочных примечаниях к книге Ф. Ансело.
286
Ф.АНСЕЛО
торжественность и свобода, предоставленная защите, даровали обвиняемым шанс на спасение, а нации — возможность самой высказаться об этом деле, не окруженном немыми потемками, как то бывало во времена деспотизма. Отчет следственной комиссии и тексты приговоров печатались во французских газетах*, так что мне нет нужды повторять тебе то, что и так известно: ты знаешь, что император смягчил все приговоры, что пятеро заговорщиков, осужденных на ужасную древнюю пытку, были избавлены от мучений и просто приняли смерть**. Мужество, оставившее их было в ходе следствия, вернулось в решительный момент, и их последние минуты не были омрачены слабостью. Пять виселиц были возведены возле петербургской крепости. Осужденные были одеты в длинные серые робы, капюшоны которых закрывали им головы, и это одеяние стало роковым для двоих из них. Веревка неплотно обтянула их шеи, соскользнула по полотну, и несчастные сорвались и поранились. Это происшествие, однако, ничуть не ослабило их мужества, и один из них, снова взойдя на эшафот, воскликнул: «Я не ожидал, что меня будут вешать дважды!»
Другие заговорщики приговорены к каторге в Сибири, и срок их изгнания зависит от меры их вины. Все они принадлежат к самым знатным российским семействам, и первым из них следует признать князя Трубецкого, подлинного руководителя заговора, который, проявив слабость в решающий день, содрогнулся перед эшафотом, умолял императора пощадить его жизнь и был помилован7. Эти несчастные движутся сейчас к далекому месту долгих страданий.
Все мы полагали, что эта кровавая катастрофа, случившаяся почти накануне церемонии коронования, омрачит празднества, ибо в России почти нет семьи, где не оплакивали бы ее жертв. Каково же было мое изумление, мой друг, когда я увидел, что родители, братья, сестры и матери осужденных принимают самое живое участие в этих блестящих балах, роскошных трапезах и пышных собраниях! У некоторых из этих аристократов естественные чувства были заглушены самолюбивыми притязаниями и при
* Донесение Следственной комиссии печаталось полностью в парижских газетах «Quotidienne», «Drapeau Blanc», «Moniteur Universel» и «Journal des Debats» (19-23 июля 1826).
** Первоначально П. И. Пестель, К. Ф. Рылеев, П. Г. Каховский, С. И. Муравьев-Апостол и М. П. Бестужев-Рюмин были приговорены к четвертованию.
Шесть месяцев в России...
287
вычкой к раболепству; другие, пресмыкающиеся перед властью, опасались, что проявление печали будет истолковано как бунт; их унизительный страх был несправедлив по отношению к государю. Если в деспотическом государстве подобное забвение родственных чувств можно объяснить природной слабостью человека, стремящегося к приобретению в определенном возрасте чинов и состояния, то что же можно сказать в оправдание матерей, достигших преклонных лет, которые, когда годы уже клонят их к могиле, являются каждый день, усыпанные брильянтами, на шумных публичных увеселениях, в то время как их сыновья влачатся по пути страданий, быть может, навстречу гибели? Это тягостное зрелище ранило наши взоры на всех праздниках, которые я описал тебе! Следует, однако, добавить, что нашлось несколько женщин, не последовавших этому примеру. Так, юная княгиня Трубецкая* добилась разрешения присоединиться к своему супругу и оставила все удовольствия богатства, чтобы отправиться в холодный край и там разделить и облегчить страдания изгнанника. Другая, прелестная француженка**, которую нежные узы связывали с одним из осужденных, продала все, что имела, дабы последовать в Сибирь за несчастным предметом своей любви, и ее благородное самоотвержение узаконило их союз. Душе, оскорбленной зрелищем рабства и всех низостей, от него происходящих, необходимы эти редкие и достойные уважения исключения: они приносят ей утешение8.
* Трубецкая Екатерина Ивановна (урожд. графиня Лаваль; 1800-1854), княгиня — жена С. П. Трубецкого.
** Полина Гебль (1800-1876), ставшая супругой И. А. Анненкова.
М. А. КОРФ
Восшествие на престол Николая I
<Фрагмент>
25-го Ноября, вечером, великий князь Николай Павлович играл в Аничкином доме с своими детьми, у которых были гости. Вдруг, часов в 6-ть, докладывают, что приехал С.-Петербургский военный генерал-губернатор граф Милорадович. Великий князь вышел в приемную. Милорадович ходил по ней скорыми шагами, весь в слезах и с платком в руке. «Что это, Михайло Андреевич? Что случилось? » — «II у a une horrible nouvelle, Monseigneui!» — Великий князь поспешно ввел его в кабинет и старый воин, взрыдав, подал письма от князя Волконского и барона Дибича: «1’Empereur se meurt, — прибавил он, — il n’y a plus qu’un faible espoir!» — У Николая Павловича подкосились ноги. Чтобы прочесть письма, он принужден был сесть. В них извещали, что хотя не вся еще надежда потеряна, но положение государя очень опасно. Первая мысль сына обратилась к матери; но пока он обдумывал, как бы с возможною осторожностью передать ей ужасную весть, все было уже объявлено императрице1 приближенным ее секретарем Вилламовым2, к которому также были письма из Таганрога. В ту минуту как великий князь, рассказав о полученном известии своей супруге3, готовился ехать к родительнице, она сама прислала за ним из Зимнего дворца. Великий князь нашел ее в том смертельном встревожении, которого боялся. Состояние императрицы было до того ужасно, что нежный сын не решился ее покинуть и остался на всю ночь близ ее почивальни, в камердинерской комнате, с адъютантом своим и сотоварищем
Восшествие на престол Николая I
289
молодости, Владимиром Федоровичем Адлербергом*. Разговор их сосредоточился естественно на полученной из Таганрога вести, и великий князь, между прочим, сказал: «Если Бог определит испытать нас величайшим из несчастий, кончиною государя, то, по первому известию, надобно будет тотчас, не теряя ни минуты, присягнуть брату Константину». Ночью императрица часто призывала к себе сына, ища утешений, которых он не в силах был ей подать. Под утро, часов в 7-м, приехал фельдъегерь с известием о перемене к лучшему и с письмом от императрицы Елисаветы Алексеевны4. «II у a un mieux sensible, — писала она, — mais il est tr s faible». После обедни и молебствия о здравии, день 26-го прошел в борьбе между страхом и надеждою. Утром 27-го также назначены были обедня и молебствие. Императорская фамилия, с несколькими приближенными, слушала Божественную службу в большой дворцовой церкви; прочие знатнейшие сановники были собраны в Александро-Невской лавре. Во дворце императрица стояла возле алтаря, в ризнице, откуда вела стеклянная дверь в переднюю. Великий князь стал там же и приказал старому камердинеру императрицы, Гримму5, в случае если бы приехал новый фельдъегерь из Таганрога, подать ему знак в эту дверь. Едва кончилась обедня и начался молебен, знак был подан. Великий князь тихо вышел из ризницы и, в библиотеке бывшей половины короля прусского6, увидел графа Милорадовича7, по лицу которого тотчас угадал ужасную истину**. «C’est fini, Monseigneur, — сказал граф, — courage maintenant, donnez I’exemple» — и повел его под руку; у перехода, бывшего за прежнею Кавалергардскою залою***, великого князя оставили последние силы; он упал на стул и послал за лейб-медиком императрицы Рюлем8, без которого опасался нанести ей удар. Рюль скоро явился, и тогда они пошли втроем. Молебен еще продолжался; но от императрицы не укрылось продолжительное отсутствие ее сына. Она стояла на коленях в томительной тревоге ожидания. Войдя в ризницу, великий князь безмолвно простерся на землю. По этому движе
* Ныне граф, генерал-адъютант, министр Императорского двора и уделов, канцлер Российских орденов и командующий Главною императорскою квартирою.
** Известие в Петербург пришло, следственно, Почти двумя сутками позже, нежели в Варшаву. Письмо к императрице барон Дибич прислал дежурному генералу Потапову, который вручил его Милорадовичу.
*** Теперь Александровская зала; перехода более не существует.
290
М.А. КОРФ
нию сердце матери все поняло, и страшное оцепенение сковало ее чувства: у нее не было ни слов, ни слез. Великий князь прошел через алтарь, остановил службу и провел к своей родительнице совершавшего молебен духовника ее, Криницкого9, с крестом. Тогда только, приникнув к распятию, она могла пролить первые слезы. «Вдруг, — пишет один из свидетелей этого события*, — когда после громкого пения певчих в церкви сделалось тихо и слышалась только молитва, вполголоса произносимая священником, раздался какой-то легкий стук за дверями — отчего он произошел, не знаю: помню только то, что я вздрогнул и что все, находившиеся в церкви, с беспокойством оборотили глаза на двери; никто не вошел в них; это не нарушило моленья, но оно продолжалось недолго — отворяются северные двери: из алтаря выходит великий князь Николай Павлович, бледный; он подает знак рукою к молчанию: все умолкло, оцепенев от недоумения; но вдруг все разом поняли, что императора не стало; церковь глубоко охнула, и через минуту все пришло в волнение; все слилось в один говор криков, рыдания и плача. Мало-помалу молившиеся разошлись, я остался один; в смятении мыслей я не знал, куда идти, и, наконец, машинально, вместо того чтобы выйти общими дверями из церкви, вошел северными дверями в алтарь. Что же я увидел? Дверь в боковую горницу отворена; там императрица Мария Федоровна, почти бесчувственная, лежит на руках великого князя; перед нею, на коленах, великая княгиня Александра Федоровна, умоляющая ее успокоиться: “Maman, ch re maman, au nom de Dieu, calmez-vous!” — В эту минуту священник берет с престола крест и, возвысив его, приближается к дверям; увидя крест, императрица падает пред ним на землю, притиснув голову к полу почти у самых ног священника. Несказанное величие этого зрелища меня сразило; увлеченный им, я стал на колена перед святынею материнской скорби, перед головою царицы, лежащей в прахе под крестом испытующего Спасителя. Императрицу, почти лишенную памяти, подняли, посадили в кресла, понесли во внутренние покои; двери за нею затворились...»
Долг сыновний был исполнен. Предстоял еще другой священный долг — старшего сына Русской земли. Оставя императрицу
* Славный наш Жуковский, в то время наставник великого князя Александра Николаевича, ныне благополучно царствующего Государя Императора.
Восшествие на престол Николая I
291
в объятиях своей супруги, великий князь вышел к внутреннему дворцовому караулу — в тот день от роты Его Величества лейб-гвардии Преображенского полка, под командою поручика Граве*, и объявил людям, что Россия лишилась отца; что теперь на всех лежит обязанность присягнуть законному государю Константину Павловичу и что он, великий князь, сам идет принесть ему присягу. Повторив точно то же двум другим внутренним караулам, Кавалергардскому и Конногвардейскому, он велел дежурному генералу Потапову** принять присягу от главного дворцового караула, а адъютанту своему Адлербергу — от Инженерного ведомства, которого, как мы уже сказали, был главным начальником10. Потом великий князь, с графом Милорадовичем и генерал-адъютантами князем Трубецким11, графом Голенищевым-Кутузовым12 и другими, тут находившимися, пошел в малую дворцовую церковь; но узнав, что она после разных в ней переделок еще не освящена, у,? возвратился в большую, где еще оставалось духовенство после I молебствия, и здесь присягнул императору Константину и подписал присяжный лист. Примеру его последовали все бывшие с ним и еще разные другие, случившиеся тогда во дворце, военные и гражданские чины.
Из церкви великий князь поспешил опять к императрице. Она была в своих покоях, сраженная печалью, но исполненная христианской покорности к Промыслу Всевышнего. Николай Павлович сообщил ей, что уже выполнил первый долг свой к новому государю и что все караулы, а также Милорадович и многие другие вместе с ним присягнули. «Nicolas, qu’avez-vous fail! — воскликнула императрица с ужасом, — ne savez-vous done pas qu’il у a un acte qui vous nomine h ritier pr somptif ? » — Великий князь впервые положительно о том слышал. «S’ il у en a un, — отвечал он, — il ne m’est pas connu et personne ne le sait; mais nous savons tous que notre ma tre, notre Souverain 1 gitime apr s 1’Empereur Alexandre, est mon fr re Constantin; nous avons done rempli notre devoir: advienne ce qui pourra!»13
Пока все описанное нами происходило во дворце, в церковь Александро-Невской лавры, во время причастия, вошел на
* После адъютанта государя наследника цесарёвича Александра Николаевича, а ныне уволенный от службы генерал-майор.
** Потом корпусный командир и наконец член Государственного и Военного советов и шеф Рижского драгунского полка. Умер в 1847 г.
292
М. А. КОРФ
чальник штаба гвардейского корпуса Нейдгардт*14, и передал горестную весть командовавшему корпусом генералу Воинову15. В одну минуту она разнеслась по всей церкви и обнаружилась общим рыданием. Из числа находившихся в монастыре близкие ко двору, между ними князь А. Н. Голицын16, поспешили в Зимний дворец. Поднимаясь еще на лестницу, Голицын узнал, что здесь все уже кончено. Он тотчас велел доложить о себе великому князю и, вне себя от потери обожаемого монарха, не скрыл своего отчаяния и о совершившемся во дворце. Подтверждая сказанное императрицею, он стал укорять Николая Павловича за принесенную им присягу и требовал повиновения воли покойного государя.
Великий князь, с своей стороны, изъяснял, что эта воля никогда не была оглашена и даже для него оставалась тайною; говорил, что присягою хотел утвердить уважение свое к первому и коренному закону о непоколебимости в порядке престолонаследия, уничтожить самую тень сомнения в чистоте своих намерений и охранить Россию даже от мгновенной неизвестности о законном ее государе; прибавил, что сделанное — уже невозвратно, но если бы и могло быть возвращено, то он поступил бы опять точно так же; наконец, решительно отверг требование Голицына, как казавшееся ему совершенно неуместным, тем более что старший брат, которому принадлежит престол по закону, находится в отсутствии. Обе стороны были в неудовольствии: одна — за настойчивое вмешательство, другая — за упорную неуступчивость. Расстались довольно холодно.
Отсюда начался тот величественный эпизод в нашей истории, которому подобного не представляют летописи ни одного народа. История — повторим за одним великим писателем — есть не иное что, как летопись человеческого властолюбия. Приобретение власти, праведное или неправедное, сохранение или распространение приобретенной власти, возвращение власти утраченной — вот главное ее содержание, около которого сосредоточиваются все другие исторические события. У нас — она отступила от вечных своих законов и представила пример борьбы неслыханной, борьбы не о возобладании властью, а об отречении от нее!
* Потом генерал-адъютант, командир отдельного Кавказского корпуса, сенатор; умер в 1845 г., в звании члена Военного совета.
Восшествие на престол Николая I
293
Того же 27-го числа, к двум часам пополудни, возвещено было чрезвычайное собрание Государственного совета*. Известие о совершившейся присяге первый принес туда рыдающий князь Голицын. Пока собирались члены, он передавал приезжавшим разговор свой с великим князем и порицал напрасную поспешность его присягнуть, потому что в Совете есть особая бумага о порядке наследия. К этому Голицын присоединил еще другие, приведенные выше подробности: что вся бумага переписана его рукою; что экземпляры ее находятся также в Синоде и в Сенате; наконец, что подлинный акт положен на престол московского Успенского собора, с приказанием, по кончине государя, конверт, в котором лежит акт, вскрыть военному генерал-губернатору и епархиальному архиерею. Не смотря на то, министр юстиции, князь Дмитрий Иванович Лобанов-Ростовский17, один из присягнувших уже новому императору, изъявил мысль, что бумаги вскрывать не нужно, и говорил далее, что не сделает этого в Сенате, что Совет есть только государева канцелярия и что «les morts n’ont point de volont ». В таком же смысле и адмирал Александр Семенович Шишков18, с отличавшим его искусственным жаром, утверждал, что империя ни на одно мгновение не может остаться без монарха и что от воли Константина Павловича будет зависеть принять престол или нет; но что по порядку присягнуть ему должно. Все прочие члены, однакож, были противного мнения и полагали, что необходимо сперва распечатать конверт и прочесть хранящийся в нем акт. Тогда председатель Совета князь Лопухин19 послал правившего должность государственного секретаря Оленина в архив за конвертом, который, по освидетельствовании целости печати, был вскрыт, и находившиеся в нем бумаги, известные уже нам по их содержанию, прочитаны перед Советом во всеуслышание.
Но едва только — сказано в журнале Совета — «выслушана была с надлежащим благоговением, с горестными и умиленными сердцами последняя воля блаженной “и вечнодостойной памяти Государя Императора Александра Павловича, ознаменованная в копии с Высочайшего манифеста, скрепленной собственноручно покойным Государем Императором”, как граф Милорадович, кото
* Совет имел тогда свои заседания, как и ныне, в Зимнем дворце, но в главном его корпусе, близ темного коридора, в теперешней зале великого князя Михаила Николаевича, где стоит большая модель корабля.
294
М.А. КОРФ
рый с должностью С.-Петербургского военного генерал-губернатора соединял и звание члена Совета, объявил собранию, “что Его Императорское Высочество великий князь Николай Павлович торжественно отрекся от права, предоставленного ему упомянутым манифестом, и первый уже присягнул на подданство Его Величеству Государю Императору Константину Павловичу”».
Все члены были в величайшем смущении. Совет, который всегда, и дотоле и после, составлял — по справедливому замечанию князя Лобанова — более лишь канцелярию государеву, вдруг, в минуту самую торжественную и многознаменательную для империи, в минуту решения вопроса о престолонаследии, поставлен был, силою обстоятельств, на степень государственной власти*. Возвещение, что назначенный манифестом наследник отрекся от престола, сделанное Совету на словах и через третье лицо, не могло, конечно, уничтожить общего колебания.
«Члены Государственного Совета», — сказано далее в его журнале, — «по кратком совещании, обратились с просьбою к графу Милорадовичу о исходатайствовании у Его Императорского Высочества дозволения Государственному Совету явиться пред лице его Высочества, дабы удостоиться из собственных его уст услышать непреложную его по сему предмету волю». Просьба их была принята, и Совет ввели в бывшие комнаты Михаила Павловича**, где ожидал Николай Павлович. «Тут, — продолжает журнал, — Его Высочество изволил всему Государственному Совету сам изустно подтвердить, что ни о каком другом предложении слышать не хочет, как о том только, чтоб учинить верноподданническую присягу Его Императорскому Величеству Государю Императору Константину Павловичу, как то он сам уже учинил; что бумаги, ныне читаемые в Государственном Совете, Его Высочеству давно известны и никогда не колебали
* Из донесения Следственной комиссии известно, как один из заговорщиков, говоря после об этом событии, выразил, дерзким словом, свою преступную досаду: «...потерян случай, которому подобного не будет в целые пятьдесят лет, — сказал он, — если б в Государственном совете были головы, то ныне Россия присягнула бы и новому государю, и новым законам!» — Но по милости Всевышнего, в Совете были умы государственные, которые превосходно понимали и свой долг, и благо России!
** Где ныне собственные покои государя императора Александра Николаевича, через коридор от тогдашней залы Совета.
Восшествие на престол Николая I	295
Его решимости; а потому, кто истинный сын Отечества, тот немедленно последует его примеру». После сего, по усиленной просьбе членов Совета, его императорское высочество, прочитав поднесенные правящим должность Государственного секретаря раскрытые в собрании Совета бумаги, поспешил предложить членам идти в придворную церковь для учинения надлежащей присяги на верное подданство государю императору Константину Павловичу. В следствии сего, министр юстиции донес его высочеству, что как он имеет в Правительствующем Сенате бумаги, подобные тем, которые хранились в Государственном Совете, то уже не будет раскрывать оных в Правительствующем Сенате.
A. E. ПРЕСНЯКОВ
14 декабря 1825 года
<Фрагменты>
ЛИКВИДАЦИЯ ВОССТАНИЯ
Начальник гвардейской пехотной дивизии стал в этот день императором. Усердный штабной писарь вписал в его формуляр следующие строки: «1825, декабря 14-го, во время возникшего в Санкт-Петербурге бунта командовал главною гауптвахтою Зимнего дворца и с находившеюся тогда на оной 6-ю егерской ротой лейб-гвардии Финляндского полка занимал ворота, ведущие на большой двор; потом, по прибытии 1-го батальона лейб-гвардии Преображенского полка, лично вел оный и занял им Адмиралтейскую площадь; с приходом же лейб-гвардии конного полка занял и Петровскую площадь под огнем бунтовщиков; а наконец принял начальство и над прочими собравшимися войсками лейб-гвардии, в сей день в столице находившимися и пребывшими верными долгу присяги; когда же при неоднократных увещаниях толпа бунтовщиков не покорялась, то рассеял оную картечными выстрелами 4-х орудий легкой роты 1-й гвардейской артиллерийской бригады, коими командовал тогда поручик Бакунин; а по совершенном рассеянии злоумышленников занял окрестности Зимнего дворца и продолжал начальствовать войсками до минования опасности и роспуска оных по квартирам».
Николай еще не был уверен, что опасность миновала, что восстание не вспыхнет заново. Ряд военных мероприятий должен был закрепить ликвидацию восстания.
Преследование «мятежников» и их аресты начались тотчас, на площади, которую по следам отступивших в полном беспорядке
14 декабря 1825 года
297
повстанцев заняли Преображенский и Измайловский полки, в то время как конная гвардия повела преследование по Английской набережной и через мост на Васильевский остров. Щепин-Ростовский и Сутгоф были арестованы тут же на площади; остальные успели скрыться, и их разыскивали всю ночь; одни сами являлись в штаб-квартиру арестов и допроса, какой стал Зимний дворец; других туда приводили, даже со связанными за спину руками. Первый допрос был поручен гр. Толю, но руководил начатым розыском сам Николай. Ему тотчас докладывались полученные показания, он ставил дополнительные вопросы, распоряжался новыми арестами; главнейших из арестованных вводили к нему для допроса, причем личное впечатление Николая от их ответов и поведения при такой встрече сразу определяло их ближайшую судьбу. Каждый допрос кончался тем, что Николай писал «своеручно» записку коменданту Петропавловской крепости Сукину, указывая «под каким арестом содержать каждого». Активность Николая только возросла после победы над восставшими. Он предался расправе с побежденными и расследованию их дела. С тревожной жадностью всматривался он в мотивы и в организацию восстания, в намерения декабристов, в объем их влияния, связей и отношений. Представление об опасности, пережитой лично им и в еще большей мере русским самодержавием, росло и углублялось в его сознании, впервые поставленном перед значительными вопросами политической и общественной жизни.
Допросы тянулись непрерывно с 7 час. вечера 14-го до полудня 15 декабря. Продолжались и нарастали аресты. Солдаты в большинстве вернулись в свои казармы растерянные и подавленные. Офицеры, причастные к движению (а показания арестованных все умножали число тех, кто был причастен, хотя не примкнул к восстанию и даже оставался в рядах правительственных войск), разыскивались, а задержанные шли к допросу и под арест. Победа Николая над восстанием была полной и не только внешней: декабристы остро пережили свое поражение, большинство было разбито в глубине личного настроения и сознания и, за немногими исключениями, давало показания с такой откровенностью и в таком покаянном тоне, что их записи тяжело и теперь читать, через столетие после всех этих происшествий.
Однако первые шаги розыска происходили еще в боевой и весьма напряженной обстановке. Приняты были решительные меры, чтобы не дать рассеянным силам противника снова собраться, а за
298
А. Е. ПРЕСНЯКОВ
хватить в руки властей разбежавшихся мятежников. Эта задача была возложена на ген.-ад. Бенкендорфа с 4 эскадронами конной гвардии и конно-пионерами. Наряды Павловского полка, измай -ловцев и семеновцев задерживали беглецов в ближайших улицах и обыскивали дома, куда часть их скрылась; так обыскали ночью и дом Лаваля, чтобы взять там бумаги Трубецкого.
Город пережил часы восстания в мертвом затишьи. Все напряжение этого дня сосредоточилось на Сенатской площади. «Улицы опустели», сообщает обыватель-современник, «казалось, что все сбежались на площадь, оставив дома свои пустыми: везде ворота были заперты, магазины закрыты, и только одни дворники изредка выглядывали из калиток и узнавали, что делается на улице». Не коснулось восстание и войск, расквартированных в окрестностях столицы. 14-го их вызвали из мест стоянки и двинули было к городу, но к ночи вернули по домам, оставив только по эскадрону гусар и уланов, чтобы ловить на путях к Петербургу тех, кто попытается спастись бегством за город; гвардейских драгун назначили в разъезды по городу.
Улицы ожили после катастрофы на площади. В пятом часу толпа стала разбегаться в давке и панике. Конные и пешие давили друг друга. Отбежав подальше, группы останавливались, толковали о происшедшем, ловили ходкие слухи. Разъезды их разгоняли. Патрулям и полиции велено было прислушиваться к толкам и следить за тем, чтобы солдаты не агитировали в толпе. Бенкендорфу доносили о разных толках и пересудах, вроде рассказов о том, что Константин Павлович приезжал в Петербург, но уехал, никого не видав, и т. п., докладывали о задержании гвардейского солдата, который о чем-то беседовал с толпой на Сенной, или солдата Московского полка, переодетого в крестьянское платье, который упрекал конногвардейцев за действия против товарищей. Переодевания бывали, но как попытка скрыться от ареста; бывали и толки между солдатами с упреками, зачем своих не поддержали, и ответом, что-де пошли бы, да зачем восставшие стояли на одном месте, как будто примерзли к мостовой (разговор измайловца с арестованным московцем, подслушанный Мих. Бестужевым). Все это была только мертвая зыбь после рассеянной бури. Николай постепенно убеждался, что сопротивления его воцарению больше не будет, а он ждал новой вспышки и укреплял свою позицию. Дворец был с вечера окружен войсками. Николай сам их расставил по местам. Окрестности дворца обра
14 декабря 1825 года
299
тились в настоящий военный лагерь. Дворцовую площадь занял Преображенский полк с двумя ротами Егерского полка и тремя эскадронами кавалергардов при десяти орудиях; отсюда выставлены посты часовых и патрулей по Невскому до Полицейского моста и по Мойке. В начале Б. Миллионной — у Эрмитажного мостика и у моста на Зимней канавке — расположены две роты егерей при двух орудиях; отсюда выставлялись посты по Миллионной и по Мойке до стыка с Преображенскими патрулями. Между Зимним дворцом и Адмиралтейством поставлены батальон Измайловского полка и эскадрон кавалергардов при четырех орудиях. На Адмиралтейской площади — 2-й батальон Егерского полка, а на Сенатской — по батальону семеновцев, московцев и из-" майловцев при четырех орудиях и с четырьмя эскадронами конной гвардии; павловцы занимали Галерную. На этой стороне Невы командовал ген.-ад. Васильчиков, а Бенкендорф — на Васильевском острове с батальоном Финляндского полка при четырех конных орудиях с двумя эскадронами конной гвардии и конно-пионерами. На охране дворца остались гвардейские саперы и лейб-гренадеры. Разъезды были на ночь усилены; их возложили на гвардейский казачий полк.
Так войска простояли всю ночь на бивуаках вокруг разложенных огней. Молебен в церкви Зимнего дворца по случаю нового восшествия на престол, назначенный накануне на 11 часов утра, потом на 2 часа, отслужить удалось только вечером, около половины 7-го часа. Николай пошел к войскам — закреплять еще непрочную показную связь свою с ними. Гвардейским саперам, охранявшим внутренний двор Зимнего дворца, он представил сына-наследника, будущего Александра II, которому тогда шел восьмой год; просил солдат полюбить его и служить ему верной службой; передал его на руки георгиевским кавалерам и велел первому человеку каждой роты подойти и поцеловать его. Затем вызвал священника и послал его обойти все бивуаки с крестом и кропить войска освященной водой. Из дворца разносили еду и чай.
Возвратясь во дворец, Николай созвал Государственный совет и пришел в его собрание с братом Михаилом. Тут он сообщил в кратких словах о создавшемся положении и о целях восстания, насколько они ему выяснились в ночных допросах. «Никто в совете не подозревал сего», отметил он в своих записках, но отметил и то впечатление, какое произвел на него в этот момент адмирал
300 А. Е. ПРЕСНЯКОВ
Мордвинов: «выражение его мне показалось особенным», что «объяснилось» ему позднее, не тогда ли, когда Мордвинов, назначенный в состав «верховного уголовного суда» над декабристами, один нашел в себе мужество голосовать против применения смертной казни к кому-либо из них?
Утром 15 декабря Николай сам объехал все войска по местам их стоянки, сходил с коня, обходил ряды, благодарил офицеров и солдат, даже целовался с некоторыми лично ему известными рядовыми гренадерских рот. Войскам велено было разойтись по казармам. Поспешил Николай помириться и с восставшими воинскими частями. Гвардейский экипаж был выведен на Адмиралтейскую площадь; Николай говорил с ним и велел вернуть ему знамя, заново освященное; вернули знамя и Московскому полку*.
В тот же день лица командного состава, прошедшие в глазах Николая испытание пережитого критического момента, были назначены — все полковники флигель-адъютантами, а генералы — полковые командиры — генерал-адъютантами: Николай начал набор своей «свитской» дружины, которой предстояла такая видная роль среди органов его личного, императорского управления.
Так забирал Николай власть в свои руки и утверждался на престоле. Петербург был усмирен. Но что будет в провинции? Этот вопрос оставался открытым. С напряженным, тревожным ожиданием сосредоточилось внимание Николая на том, как пройдет «новая присяга» по всей стране, и прежде всего в Москве и в военных поселениях. Во вторую столицу империи надо было послать с объявлениями о восшествии его на престол вполне надежного человека. Николай выбрал для этого графа Комаровского, генерал-адъютанта, инспектора так называемой «внутренней
* Нижние чины, причастные к восстанию, были затем исключены из гвардии с переводом в армейские части — это те, кто был взят на площади и на улице и не успел вернуться в казармы; несколько сот солдат было в ближайшие дни после 14-го выведено из города и разослано по разным близким пунктам, а затем — перечислено в негвардейские части. Роты Московского и Лейб-Гренадерского полков, участвовавшие в восстании, были выделены приказом от 17 февраля 1826 года в состав особого Лейб-Гвардии сводного полка и отправлены на Кавказ — в составе 1 336 нижних чинов — для участия в военных действиях против Персии. Об этом полку см.: Скрутовский [С. Э.] Лейб-гвардии сводный полк на Кавказе в Персидскую войну с 1826 по 1828 год. СПб., 1896.
14 декабря 1825 года
301
стражи» — этой первичной схемы будущего «отдельного корпуса жандармов». 15 декабря в 3 часа дня Комаровский спешно выехал. Московское шоссе шло через Новгород; Николай поручил Комаровскому «удостовериться в духе поселенных войск» и сообщить эстафетой «в собственные руки», притом секретно, не из Новгорода, а «из первого удобного места», для чего Комаровскому был дай особый фельдъегерь. В Новгороде Комаровский убедился, что сюда еще не проникли сведения о петербургских событиях 14 декабря, а манифест о присяге Николаю получен, поселенным войскам известна перемена в присяге и волнения не вызывает; об этом и послал он эстафету Николаю.
Комаровскому не удалось приехать в Москву раньше не только частных, но и официальных известий о «новой присяге». Он не смог догнать курьера, посланного в Москву военным министром Татищевым с манифестом Николая и оправдательными приложениями к нему. Частные же сведения о ходе дел в Петербурге приходили, конечно, и раньше. В кругу декабристов известие о решении петербургской «верховной думы» использовать для выступления момент второй присяги, было получено 15 декабря в форме письма от И. И. Пущина к С. М. Семенову. Пущин сообщал об отречении Константина и о решении не допустить присяги Николаю, а москвичей призывал «по возможности содействовать». Только поздно ночью сообщил об этом письме Якушкину Алексей Шереметев. У Якушкина и осталось в памяти обстоятельство, показательное для первого впечатления от такого призыва: он удивился, что Фонвизин, раньше узнавший о получении письма, не сообщил ему в течение дня столь важных известий — за недосугом, занятый происходившими в те дни в Москве дворянскими выборами. Сам Якушкин вернулся незадолго перед тем (8 декабря) в Москву и нашел тут довольно-значительную группу членов тайного общества. Они собирались либо у Фонвизина, либо у Митькова, и на этих собраниях, казалось, господствовало одушевленное настроение ожидания крупных и решительных событий. С юга и сюда шли вести, что там все подготовлено к восстанию с расчетом на «огромное количество штыков»; держалось и мнение, что «петербургская дума» может рассчитывать на большую часть гвардейских полков. Новые вести ставили ^однако, вопрос о немедленном действии и о том, что могут сделать москвичи при данных обстоятельствах. В ночь с 15-го на 16-е Якушкин, Шереметев, Фонвизин сошлись у Митькова. Толковали о том, что надо «под
302
А. Е. ПРЕСНЯКОВ
каким бы то ни было предлогом» поднять войска, привлечь к выступлению начальника штаба 5-го корпуса полк. Гурко, бывшего члена «Союза благоденствия». Намечали и план действий. Алексей Шереметев, который был адъютантом при командире 5-го корпуса гр. П. А. Толстом, должен был отправиться к войскам, расквартированным под Москвой, с приказом идти в Москву, а «на походе» с помощью члена общества полк. Нарышкина и нескольких офицеров — прежних семеновцев из раскассированного состава полка — подготовить войска к восстанию. Остальные члены тайного общества выведут войска из городских казарм и арестуют военного ген.-губернатора кн. Д. В. Голицына и корпусного командира гр. Толстого. Успех петербургского восстания нашел бы, таким образом, поддержку и завершение захватом власти в Москве, а при неудаче, так рассуждали москвичи, были бы, по крайней мере, до конца выполнены принятые на себя обязанности. Однако все эти рассуждения, слишком явно беспочвенные, закончились решением, что четверо заговорщиков «не имеют никакого права приступать к такому важному предприятию». Порешили поэтому собраться на следующий день у Митькова и призвать к участию в почине выступления ген.-м. М. Ф. Орлова.
Член «Союза благоденствия», одно время близкий к Александру I, родной брат Алексея Орлова, этой правой руки Николая в день 14 декабря, Михаил Орлов считался в кругу членов тайного общества самой видной фигурой. Намечая в «диктаторы» Трубецкого, «петербургская дума» мечтала, как и сам Трубецкой, о прибытии М. Орлова в Петербург к моменту выступления как его вождя и руководителя. Однако сам Михаил Орлов после деятельного участия в формальной ликвидации «Союза благоденствия» вовсе отстранился от какого-либо участия в делах тайного общества, хотя и поддерживал личные отношения с его членами, был для них «своим» и держался прежних своих либеральных воззрений. Либерализм этот был весьма умеренный, в духе «Союза благоденствия», отнюдь не революционного и склонного сводить практические задачи к «распространению идей свободы, не разрушающих настоящего, но могущих приготовить лучшее будущее», по формуле самого же Орлова. К тому же Орлов с апреля 1823 года потерял прямую связь с войсками, будучи отрешен от действительной службы за свой «либерализм», проявившийся за время командования дивизией на юге в насаждении ланкастерских школ взаимного обучения, в борьбе против крайностей жестокой дисциплины и весьма ак
14 декабря 1825 года
303
тивном участии в просветительной деятельности Киевского отдела Библейского общества. Он жил в Москве без дела — «состоящим по армии», ушел в частную жизнь и сторонился от всякой общественности, рассчитывать на него было самообманом. 16 декабря намеченного собрания с участием Орлова не состоялось. По-видимому (показания об этих днях довольно-таки сбивчивы*), Фонвизин попал к Орлову только вечером и привез ему письмо И. Пущина к Семенову; Орлов письмо прочел и тут же сжег. Сообщив Якушкину, что Орлов предупрежден, Фонвизин поручил ему заехать за Орловым и привезти его к Митькову на следующий день. 16-го в Москву уже стали приходить вести о петербургских событиях, к вечеру был получен и манифест Николая, — прежде всего по Морскому ведомству, раньше чем получил его генерал-губернатор и раньше прибытия не только Комаровского, но и курьера, посланного военным министром. Уже ночью с 16-го на 17-е к архиепископу Филарету явился священник из церкви у Сухаревой башни, где помещалась морская команда, за разрешением приступить к присяге, так как у начальника есть-де на то печатный манифест. Филарет снесся с генерал-губернатором, но, не дожидаясь ответа, разрешил приступить к присяге, когда убедился в подлинности предъявленного ему манифеста. Так с Сухаревой башни и началась присяга Москвы Николаю, а ответ генерал-губернатора был, что надо повременить, пока он сам получит официальные указания из Петербурга.
Под утро прибыл курьер, он привез кн. Д. В. Голицыну письмо, которым Николай поручал ему, «приняв нужные меры предо
* Сбивчивость эта, отчасти намеренная, чтобы снять с М. Орлова обвинение в «недонесении» об умысле, ему заранее известном, по крайней мере, у самого Орлова; ср. сопоставление дат у В. И. Семевского в статье о Фонвизине. [См.: Семевский В. И. Михаил Александрович Фонвизин. Биографический очерк // Общественные движения в России в первую половину XIX века. Т. I. Декабристы. [СПб., 1905]. С. 48-49.] У Семевского выходит, что Фонвизин и Якушкин были у Орлова в один н тот же вечер 17-го, что явно ошибочно. Орлов отнес визит Фонвизина на вечер 17-го, а о разговоре с Якушкиным и другими вовсе не упомянул. 19-го или 20-го, по словам Орлова, ему Ипп. Муравьев сообщил о письме Трубецкого, которым тот звал Орлова в Петербург, и о том, что он это письмо сжег. Оправдательная записка Мих. Орлова у Довнар-Запольского «Мемуары декабристов». [См.: Мемуары декабристов: Записки, письма, показания, проекты конституций, извлечения из следственных дел / Сост. вступ. статья Довнар-Запольского М. В Вып. 1-2. Киев, 1906]
304
А. Е. ПРЕСНЯКОВ
сторожности, приступить к распечатанию пакета, хранящегося в Успенском соборе, и по открытии оного приступить немедленно со всем приличным торжеством к отданию ему присяги». Сообщалось Голицыну и о восстании, и о смерти Милорадовича, с предписанием разыскать Никиту Муравьева и доставить его «жива или мертва» к новому императору. Но письмо, хоть и «рескрипт», как называли собственноручные письма государей, не было документом, который можно было бы обнародовать, а печатные экземпляры манифеста не заменяли экземпляра основного, полученного генерал-губернатором от вступившего на престол императора. Все эти формальные затруднения разрешены были только приездом гр. Комаровского, который привез подлинный манифест и явился уполномоченным Николая для присутствия при вскрытии пресловутого «пакета» и дальнейших действий по новой присяге. Комаровский прибыл уже ночью с 17-го на 18-е; за ту же ночь наспех подготовили все нужное для предстоящего торжества, в том числе и отпечатание достаточного количества экземпляров манифеста для рассылки по всем церквам.
Конечно, уже 17-го по всей Москве распространились вести о происшедших в Петербурге событиях, о них толковали в собрании дворянства, о них сообщали по городу. Вечером Якушкин явился к М. Орлову, как сам рассказывает, со словами: «Ну что, генерал? все кончено?», на что Орлов ему ответил: «Как кончено? Это только начало конца», а между тем сам был в парадной форме, хотя и уверял, что для возможности уклониться от присяги сказался больным. Это и послужило ему предлогом к отказу ехать на совещание у Митькова.
Зато Якушкин встретил у Орлова штабс-капитана Измайловского, полка Муханова, москвичам незнакомого, который мог рассказать подробности о происшествиях 14 декабря, и вместе с ним поехал к Митькову. Тут они застали М. Фонвизина, Нарышкина, Семенова и Нелединского-Мелецкого. О каком-либо выступлении и речи уже не могло быть. Муханов рассказывал, что знал о восстании и судьбе его участников, произносил горячие слова о том, что надо ехать в Петербург выручать товарищей, что надо убить Николая и в то же время, что необходимо поспешно уведомить «Южное общество», чтобы оно себя ничем не обнаруживало. Муханов заплатил за резкие слова 12 годами каторги, но то была только вспышка горечи за погибавших, проявление больше товарищеского чувства, чем какого-либо политического замысла.
14 декабря 1825 года
305
Утром 18 декабря собрались Московские департаменты Сената для того, чтобы выслушать манифест о восшествии на престол Николая и приложенные к нему оправдательные документы, а затем все военные и гражданские чины были собраны в Успенский собор. Тут Филарет торжественно вынес на голове из алтаря серебряный ковчежец, в котором хранились государственные акты, и, поставив его на стол перед алтарем, снял с него печать и вынул пакет, который, по освидетельствовании целости печати, был вскрыт; архиепископ прочел хранившиеся в нем акты Александра и Константина и затем благословил присутствующих со словами: «Разрешаю и благословляю». Присяга была проведена беспрепятственно.
В Петербурге всю эту сцену весьма одобрили. Сообщение о ней, полученное Николаем 21-го, сильно его успокоило. При дворе толковали о том, что в Москве «лучше взялись за дело, чем здесь». Только Филарету пришлось потом объясняться из-за нареканий, что он взял на себя «разрешать» от присяги, не ему принесенной, и в своем изложении московского присяжного действа подчеркнуть, что основанием для его действий было уничтожение силы прежней присяги отречением Константина. Но это была лишь незначительная формальная подробность. Николай, напротив, остался доволен «догадкою архипастыря». Такие же успокоительные вести приходили из Варшавы. Константину манифест о восшествии на престол Николая был послан 13 декабря; получив его, он 21-го привел к присяге Варшавский гарнизон, обратившись к нему предварительно с речью на русском и польском языках. Сообщая в тот же день Николаю, что присяга прошла в порядке, он отмечает, что его речь была встречена не криками «ура», которых он вообще не допускал, считая их выражением каких-то настроений, вовсе неуместных в строю, а стройным и дисциплинированным «рады стараться». Через несколько дней письмом от 3 января 1826 года Константин сообщил, что присяга закончена по всем польским войскам и прошла также в полном порядке и спокойно. Постепенно приходили в Петербург донесения о «новой присяге» из разных областей. Тут при медлительности тогдашних сообщений, обычной торопливости в обращении к войскам и воззрении, что гражданское общество для власти — дело второстепенное, происходили иной раз такие курьезы, что воинские части, давно присягнувшие Константину, уже переприсягали на имя Николая, а гражданские власти, получившие по своему ведомству рас-
306
A. E. ПРЕСНЯКОВ
поражение о присяге с значительным запозданием, только еще выполняли первую присягу, так как по их ведомству никто не брал на себя ее отменить. Но вся эта путаница, характерная для тогдашнего неслаженного управления, не вызвала сколько-нибудь серьезных недоразумений.
Только восстание Черниговского полка прорезало громовым ударом обывательское затишье страны после 14 декабря. Николай получил донесение об этом восстании 5 января, а 8-го о том, что и тут все кончено. С большой тревогой ждали известий с Кавказа; как поступит Ермолов, этот кавказский «проконсул», одинаково враждебный и Николаю и Константину; как отнесется к присяге его кавказская армия. Николай писал Дибичу в Таганрог в тревожный для него вечер 12 декабря, когда из Варшавы «решительный курьер воротился», что он «послезавтра поутру или, государь или без дыхания», и думал при этом не только о том, что произойдет в Петербурге, но и о том, что будет в России, что будет в армии, особенно же в Тульчине и на Кавказе. Дибичу он поручал послать на Кавказ под каким-нибудь предлогом надежного человека и вообще уведомлять обо всем, что вокруг происходить будет, «особливо у Ермолова», которому он «менее всех верит». Тревога была напрасной: борьба с Персией за господство в Закавказье создала тут условия, мало пригодные для вовлечения армии во внутренние политические конфликты, и присяга кавказских войск завершила утверждение Николая на престоле.
Так закончилась «революция-выкидыш», по меткому выражению М. Н. Покровского, в истории которой центральное событие — день 14 декабря. Закончилась торжеством самодержавия, которое развернулось в течение следующих десятилетий в самых крайних своих проявлениях. Кое-кто из либеральничавших сановников того времени упрекал декабристов, будто они несвоевременным выступлением отодвинули Россию на много лет назад, как будто это выступление оборвало наметившееся при Александре I движение правительственной политики в сторону либеральных преобразований. В этом упреке была двойная ошибка.
Разрыв Александра I с мечтами о широких преобразованиях во всем строе империи — в ее социальных основах и политической организации — был вполне завершен к двадцатым годам; последние годы его правления отмечены решительным поворотом к националистическому консерватизму и подавлению всякой
14 декабря 1825 года
307
общественной самодеятельности. Четверть века реакционной политики Николая Павловича — только продолжение последних лет александровского царствования. Связывать ее с впечатлением от 14 декабря не приходится. Напротив, само обострение относительной революционности в настроениях тайного общества было обусловлено явной безнадежностью расчетов на преобразовательную работу самой правительственной власти.
А с другой стороны, крушение попытки восстания было обусловлено тем же самым сдвигом в массовых интересах господствовавшего землевладельческого класса, которым определился и «перелом» правительственной политики в сторону реакции. Экономическая депрессия 20-х годов питала, конечно, общественное недовольство; но она же подтачивала корни его активности. Основные явления русской экономики конца XVIII и начала XIX века — усиленная тяга к расширению производства и его возможной интенсификации в добывающей промышленности и сельском хозяйстве, развитие промышленности обрабатывающей, позволяющее говорить о зарождении уже в эту эпоху элементов промышленного капитализма, при своеобразных сочетаниях крепостного хозяйства с промышленным предпринимательством — явления, обусловленные развитием спроса на русское сырье и русские полуфабрикаты за границей и крепнущим потреблением внутреннего рынка, породили в общественной и государственной жизни сильный уклон в сторону экономического и политического буржуазного либерализма. Но общественные корни этого движения не были ни широко раскинуты, ни глубоки и крепки. Само движение оказалось полным противоречий и колебаний. Нарождающейся крупной промышленности было тесно в рамках самодержавно-крепостнического строя, но исторически молодому русскому капитализму, еще не вышедшему из периода первоначального и хищнического по приемам накопления, была нужда в поддержке и покровительстве сильной государственной власти. Не имея силы захватить эту власть в свои руки, нарождающаяся русская буржуазия готова была примириться с самодержавием за цену такого покровительства. Борьба дворянской и купеческой фабрик, помещичьей и купеческой торговли тем более разлагала элементы буржуазно-прогрессивного общественного движения и в среде самого землевладельческого класса были сильны элементы внутреннего антагонизма. Вторая половина XVIII века и первая XIX — время усиленной концентрации землевладения,
308
А. Е. ПРЕСНЯКОВ
роста крупных владений за счет мелких и средних; эта концентрация вызывалась общими условиями русской экономики этой поры в связи с тенденцией к усиленному насаждению промышленного и торгового предпринимательства средствами крупных землевладельческих хозяйств. Этот процесс, недостаточно еще изученный и составляющий одну из очередных задач разработки так называемых «вотчинных» архивов, вносил значительные осложнения и противоречия в русское общественное движение первой четверти XIX века. Если он вскормил тип «либерального» землевладельца-магната, довольно, впрочем, редкий, то, с другой стороны, рост землевладения на окраинах империи, связанный с колонизацией слабо заселенных местностей, поддерживал экономическую ценность крепостного права в его худших проявлениях: скупки крестьян на своз и их эксплуатации в условиях экстенсивного, почти первобытного хозяйства. Среднее и мелкое дворянство, из среды которого вышло большинство декабристов, в массе своей также не поддержало движения. Придавленное в бытовых своих интересах экономическим кризисом, особенно обостренным в 20-х годах падением хлебных цен на международном рынке, оно остро переживало понижение доходности имений, теряло свое благосостояние и положение, не выдерживало напора крупных землевладельческих сил и ощущало уход почвы из-под ног. Если этот процесс порождал среди наиболее сознательных и просвещенных элементов данного класса острое настроение недовольства и стремление к коренным преобразованиям политического и социального строя, то в массе только усиливал страх перед новшествами, перед грозящим, казалось, переходом к новым формам хозяйства, на которые, при отмене крепостничества, не хватит ни средств, ни технических навыков. Для экономически-ослабевших и культурно-низких помещичьих хозяйств частичная продажа людей без земли служила слишком часто хозяйственным подспорьем, а привычные приемы крепостного хозяйства — даровая барщина и усиленный оброк — оставались наиболее надежным способом пережить трудные времена и — сохранить основу своей обеспеченности. «Удручение земледельческого состояния» и «пренебрежение дворянством» выступают определенно среди причин общественного недовольства в показаниях декабристов; но только среда незначительного меньшинства их класса вырастало на почве переживаемого социально-экономического кризиса сознание, что кризис этот явление не временное и случайное, а показатель
14 декабря 1825 года
309
процесса, который ведет к сдвигу с крепостнических основ всего быта и строя к буржуазному типу всех производственных и общественных отношений. Большинство дворянства осталось консервативным и дало опору — на несколько десятилетий — правительственной реакции. Победа самодержавия была победой крепостничества, и его идеологи заговорят в николаевское время словами графа Уварова: «Вопрос о крепостном праве тесно связан с вопросом о самодержавии; это две параллельные силы, которые развивались вместе; у того и другого одно историческое начало и законность их одинакова», и сделают отсюда политический вывод словами кн. Васильчикова: «Власть помещичья необходима для поддержания власти самодержавной».
Однако трещины в самодержавно-крепостническом строе были слишком глубоки и слишком отчетливо вскрыты движением декабристов, чтобы оно прошло бесследно. Если оно не заглохло, возникши в дворянской землевладельческой среде, а дошло до попытки восстания, то потому, что захватило нарождавшийся в недрах старого строя новый общественный элемент — мелкую буржуазию и неотделимую от него деклассированную интеллигенцию. Политические процессы конца двадцатых и тридцатых годов* вскрывают черты продолжающегося в этой среде революционного брожения, связывающие непрерывной традицией движение декабристов с «заговором» петрашевцев и со всем далее нараставшим русским революционным движением.
Не осталось 14 декабря 1825 года без влияния и на правительственную политику.
Систематический свод показаний декабристов «о взгляде их на внутреннее состояние государства», составленный правителем дел следственной комиссии А. Д. Боровковым преимущественно из ответов Батенкова, Штейнгеля, Ал. Бестужева и Перетца — остался у Николая настольным пособием, а списки его были переданы Константину Павловичу и председателю государственного совета Кочубею. Составитель отметил в своих «Автобиографических записках»**, что ему приходилось наблюдать влияние своего свода
* Ср. указания, подобранные в статье М. А. Цявловского «Эпигоны декабристов» [См.: Цявловский М.А. Эпигоны декабристов // Голос Минувшего. 1917. Кн. 7-8.]
** Русская Старииа. 1898. Ноябрь. В архивных материалах сохранились разные редакции этого свода, не вполне совпадающие с текстом, изданным в составе «Записок» Боровкова.
310
A. E. ПРЕСНЯКОВ
«в разных постановлениях и улучшениях, выходящих с того времени». Он же передает и сообщение Кочубея, что Николай часто просматривал этот свод и «черпал в нем много дельного», как и сам Кочубей «часто к нему прибегает». Свидетельство Боровкова заслуживает полного внимания. Оно находит значительное подтверждение в «Полном собрании законов» за первые годы николаевского царствования и в материалах так называемого «Комитета 6 декабря». Самое учреждение в конце 1826 года этого секретного комитета для пересмотра основных вопросов государственного устройства и управления, а также положения и прав отдельных сословий было своеобразным откликом николаевского правительства на движение декабристов. В основу работ Комитета были положены предположения и проекты о разных преобразованиях, намеченных при Александре I, и указания на неудовлетворительное состояние разных сторон существующего государственного порядка и общественных отношений в отзывах о них декабристов. Кочубею был вручен экземпляр свода, составленного Боровковым, как председателю не государственного совета, а именно «Комитета 6 декабря».
Закончив расправу над декабристами посредством «Комиссии для изысканий о злоумышленных обществах» и «Верховного уголовного суда», Николай далеко не исчерпал своего расчета с ними. Память о декабристах жила не только в общественной среде, как память о первых борцах против устарелого строя. Она не давала покою и носителю самодержавной власти. Он сам руководил розыском и расправой по их делу, сам рассудил их через подставной «верховный уголовный суд» и осудил заранее подготовленным приговором, и сам остался на всю жизнь их подозрительным и жестоким тюремщиком; следил за каждым их движением в далекой ссылке, получал донесения о подробностях их быта и поведения, решал — и всегда сурово — вопросы, даже очень мелкие, касавшиеся судьбы их самих и их семейств. Не с 19-м ноября (день смерти Александра) и не с 12-м декабря (дата Манифеста о принятии Николаем власти), а с 14-м декабря связал Николай годовщину своего восшествия на престол: он твердо запомнил, что только победа этого дня укрепила за ним власть. «Друзья декабристы» вспоминались ему при каждой встрече с проявлениями общественного недовольства правительственной властью.
С войсками, с гвардией он внешне помирился. Но прошло немало лет. В юбилейный день двадцатипятилетия — 14 декабря
14 декабря 1825 года
311
1850 года — Николай призвал во дворец офицеров полков своего шефства: Преображенского, Семеновского и Лейб-гренадерского и сказал последним: «С сегодняшнего дня у меня на сердце не осталось ни капли прошедшего», ввиду стольких лет их «примерной службы».
Было бы ошибкой объяснять такую злопамятность Николая только личными его свойствами. Причины тому лежали много глубже. Показания декабристов выяснили ему источники революционного движения в назревавших запросах самой жизни, которая перерастала старые формы социального и политического строя. Николаевское правительство сознательно обманывало себя и пыталось других обмануть, когда выступило в манифесте по поводу приговора над декабристами с утверждением, что все это движение — нечто наносное с Запада, а на русской почве — случайное, и что «происшествия, смутившие покой России, миновались навсегда и невозвратно». Тот же манифест признает, что тщетны будут все усилия правительств без поддержки общественной массы, и взывает к дворянству, как «ограде престола» на защиту «порядка, безопасность и собственность его хранящего».
Это и звучало, и было определенной социально-политической программой. Николай утверждает свою власть на самодержавнокрепостнической основе. Но впечатления 14 декабря и всего розыска над декабристами безнадежно отравили его сознание самодержца явственной картиной ненадежности этой основы и ее разложения. Борьба с общественным движением, которое дошло было до революционной вспышки и, подавленное, неизбежно в силу объективных условий, тлело под пятой устарелого режима, стеснявшего развитие всей жизни страны, стала основной задачей самодержавной власти. Она напрягает всю силу, чтобы остановить поступательное движение этой жизни и сохранить свои изживаемые основы, но сама же идет, по необходимости, на уступки потребностям времени — в покровительстве торговле и промышленности, росту капитализма в народном хозяйстве, и обсуждает в бесконечном ряде «секретных комитетов» назревшие преобразования с мечтой найти такой выход, чтобы сохранить свое господство и свою социальную базу при удовлетворении — в неизбежном только минимуме — требований Жизни, рвущей устарелые путы крепостного хозяйства и самодержавно-бюрократического властвования.
312
A. E. ПРЕСНЯКОВ
Исторический день 14 декабря 1825 года вскрыл коренные противоречия русской действительности, преодоления которых русская жизнь ищет в течение долгого ряда десятилетий. Половинчатые реформы шестидесятых годов, которые удовлетворили бы большинство членов «Северного общества», были только промежуточным этапом этих исканий, нашедших свое разрешение через сотню лет — в великой русской революции наших дней.
М. М. САФОНОВ
Междуцарствие
27 ноября 1825 года курьер привез в Петербург известие о том, что император Александр I скончался в Таганроге. Неожиданная смерть царя повлекла за собой династический кризис. В обстоятельствах междуцарствия, — писал А. И. Герцен, — «обыкновенным, не верноподданническим, а человеческим умом ничего понять нельзя». В самом деле, до сих пор никто не мог убедительно объяснить, что же происходило в России с 27 ноября по 14 декабря 1825 года. В 1797 году Павел I издал закон о престолонаследии, согласно которому в России устанавливался твердый порядок наследования престола в мужском колене по нисходящей линии. У Павла I было четыре сына: Александр, Константин, Николай и Михаил. Александр умер бездетным. Это означало, что на престол на основании закона о престолонаследии должен был вступить Константин. Однако еще 14 января 1822 года Константин, под давлением своей матери — вдовы Павла I — Марии Федоровны и царствующего брата Александра, письменно попросил передать право наследования престола тому, «кому оно принадлежит» после него, т. е. Николаю. 2 февраля 1822 года Александр от имени матери и своего собственного рескриптом изъявил согласие на «просьбу» Константина. 29 августа 1823 года манифест о передаче престола Николаю, написанный рукой министра народного просвещения и духовных дел А. Н. Голицына, московский архиепископ Филарет положил в ковчег Успенского собора Кремля. В октябре 1823 года копии с этого акта, снятые рукой Голицына, были доставлены в Государственный совет, Сенат и Синод. Документы находились в запечатанных конвертах, на которых была сделана собственноручная надпись царя
314
М. М. САФОНОВ
о том, чтобы хранить до высочайшего востребования, а в случае смерти царя вскрыть прежде любого другого действия*.
Все эти распоряжения о престолонаследии были сделаны тайно, и за исключением узкого круга лиц о них никто не знал. Александр I цепко держался за свой трон. Он намеренно создал такую ситуацию, при которой существовало два наследника: официальный — Константин, и тайный — Николай, но никто не имел бесспорных прав. Пикантность ситуации заключалась в том, что секретный пакет, в тайну которого были посвящены все заинтересованные лица, в любой момент мог быть востребован царем назад. Стоило Николаю сделать хоть малейший шаг, чтобы приблизить к себе престол, как трон был бы отодвинут и от него. Александр I, державший под контролем династическую ситуацию, мог бы царствовать сколь угодно долго. Но случилось непредвиденное: царь скончался, не дожив и до 48 лет. Известие о том, что Александр находится при смерти, достигло Петербурга 25 ноября. Оно положило начало борьбе за престол трех претендентов: вдовствующей императрицы Марии Федоровны, великих князей Константина и Николая. Константин в это время находился в Варшаве в качестве главнокомандующего польской армией. Самый естественный образ действий в возникшей ситуации, если действительно хотели бы разрядить обстановку, был бы следующий. По получении о смерти Александра вскрыть в Государственном совете документы царя о престолонаследии, уведомить о них Константина, получить ответ на него, а потом решить вопрос, кому царствовать. Но такое развитие событий не устраивало ни Марию Федоровну, ни Николая. В ночь с 25 на 26 ноября в апартаментах вдовствующей императрицы было принято важнейшее решение, спровоцировавшее междуцарствие. В совещаниях по этому вопросу принимали участие председатель Государственного совета П. В. Лопухин, его заместитель А. Б. Куракин, военный генерал-губернатор столицы М. А. Милорадович**. Был здесь и Николай. Лопухин и Куракин были давними сторонниками императрицы. Милорадовича все считали сторонником Константина, но в действительности этот популярный генерал давно поддерживал теснейшие отношения
* Шильдер Н. К. Император Александр I. Т. IV. СПб., 1898. С. 278-282.
** Трубецкой С. П. Материалы о жизни и революционной деятельности. Т. I. Иркутск, 1983. С. 233.
Междуцарствие
315
с вдовой Павла I. Той ночью решили: если курьер привезет известие о смерти Александра, Николай немедленно присягнет Константину. Почему было принято это решение? Вдовствующая императрица хотела завести династическую ситуацию в тупик, единственным выходом из которого было бы провозглашение ее самодержавной императрицей. Для этого было необходимо, чтобы Николай первый присягнул Константину, уже тайно отрекшемуся, а потом присягу Николая объявить отречением его от своих прав и тогда... Такая позиция матери на первых порах вполне устраивала Николая, рвавшегося к престолу. Николай прекрасно отдавал себе отчет о том, что гвардия не любила его, генералитет отдавал предпочтение Константину. Поэтому проложить себе путь к трону Николай мог, только дав возможность Константину сделать такой шаг, который затруднил бы ему принятие престола. В Петербурге знали о том, что известие о смерти царя в Варшаве получат на два дня раньше, чем в столице. Николай надеялся на то, что, зная о распоряжениях Александра об отрешении Константина от престола, брат не посмеет объявить о своем воцарении до того, как все обстоятельства, связанные с престолонаследием, будут окончательно выяснены. Присягнув Константину первым, Николай снимал с себя всякое обвинение в стремлении узурпировать престол и намеренно создал ситуацию, при которой после присяги законному наследнику из Варшавы пришел бы отказ его занять это «место», что сразу же перечеркнуло бы законность уже принесенной присяги. Но для того чтобы осуществить эту хитроумную комбинацию, надо было нарушить установленные обычаем правила присяги, согласно которым она приносилась только после оглашения манифеста нового монарха о своем вступлении на престол.
Десять лет спустя после событий междуцарствия Николай в своих записях оформил официальную версию того, что произошло*. Эта версия легла затем в основу верноподданнической книги М. А. Корфа о воцарении Николая I**. Официальный взгляд, выработанный Николаем Павловичем, был призван скрыть самое главное: виновником всего, что произошло, являлась императорская фамилия. Надо отдать должное создателю официальной
* Междуцарствие 1825 г. и восстание декабристов в переписке и мемуарах членов царской семьи (далее: Междуцарствие). М.; Л., 1925. С. 9-48.
** Корф М.А. Восшествие на престол императора Николая I. СПб., 1857.
316
М.М. САФОНОВ
версии — он так запутал события, выдавая белое за черное, черное за белое, что до сих пор в запутанных обстоятельствах междуцарствия историки не сумели разглядеть суть событий: жестокую борьбу за престол трех претендентов: Марии Федоровны, Николая и Константина.
Николай в своих записках пытался убедить читателей, что, во-первых, он не знал о существовании манифеста Александра о передаче трона ему. Во-вторых, он не собирался царствовать, поэтому, присягая Константину, принес подвиг жертвенности. В-третьих, именно он, Николай, принимал в те дни ответственные решения и направлял течение событий. Что касается первых двух утверждений, то еще при жизни Николая никто им не верил. Но в том, что он держал в своих руках ситуацию, Николаю удалось убедить всех. Однако в действительности роль арбитра при решении династических вопросов как глава семьи играла Мария Федоровна. За ней оставалось последнее слово, но у нее были собственные интересы...
Мария Федоровна родилась в г. Штетине, в семье мелкого немецкого князька, бывшего губернатором и состоявшего на прусской службе. Девочку звали София-Доротея-Августа. За сорок лет до того, тоже в Штетине, в семье также немецкого князька, тоже бывшего губернатором и состоявшего на прусской службе и занимавшего ту же должность, родилась девочка, в имени которой были слова София и Августа. В 1762 году она стала российской императрицей Екатериной II*. Эти чисто внешние совпадения заронили в душу чувствительной девочки честолюбивую искорку, которая вспыхнула ярким пламенем в ночь переворота 11 марта 1801 года. Узнав об убийстве мужа, Мария Федоровна заявила: «Я хочу царствовать!» В ответ она услышала реплику Л. Л. Бенигсена: «Мадам, не ломайте комедию!»**. Хотя ее попытки захватить власть были тогда довольно легко пресечены, но сама мысль взойти на престол осталась навсегда. Смерть Александра давала новый шанс. Мария Федоровна никаких законных прав на престол не имела. Но в положении, когда все претендуют, но никто не имеет бесспорных прав, вступив на престол, она смогла бы примирить всех. У Марии Федоровны оказались влиятельные сторонники в лице Российско-американской компании и ее покровителей.
* Шумигорский Е. С. Императрица Мария Федоровна. СПб., 1892. С. 16.
** Цареубийство 11 марта 1801 г. СПб., 1908. С. 212, 171.
Междуцарствие
317
Российско-американская акционерная компания была создана в конце XVIII века. Павлом I для того, чтобы осуществить грандиозный план русской экспансии, в результате которого северная часть Тихого океана должна была превратиться во внутренние воды Российской империи. В начале XIX века этот план начал успешно осуществляться. Однако в начале 1820 года политика экспансии стала встречать все более сильное противодействие со стороны Англии, Франции и США. Александр I поставил во главу угла своей внешней политики европейские дела. Поэтому, чтобы сохранить Священный союз, царь фактически отказался от экспансионистских планов в Северной Америке. Одновременно с этим император пошел по пути превращения купеческой компании в правительственную организацию. Резкое изменение правительственного курса шло вразрез с интересами держателей акций, купеческих директоров, членов Особого совета, состоявшего из крупнейших бюрократов, вельмож-акционеров. Продолжение этой политики грозило компании финансовой катастрофой. С 1822 года компания прекратила выплату дивидендов. Чтобы поправить дела, руководство компании разработало обширные планы активной экспансии в Калифорнии, на Гаити и Сандвичевых островах. Но эти замыслы разбивались об упорство Александра. Раздраженный настойчивостью компании, царь приказал в феврале 1825 года министру финансов Е. Ф. Канкрину, поддерживающему претензии акционеров, сделать директорам строжайший выговор «за неприличность» предложений, «с тем, чтобы они беспрекословно повиновались распоряжениям и видам правительства, не выходя из границ купеческого сословия». Вначале директора компании, широко практиковавшие подкуп, пытались воздействовать на всесильного «визиря» А. А. Аракчеева, вели с ним секретные переговоры, устраивали пышные банкеты. Бывал на этих банкетах и Милорадович, любивший пожить на широкую ногу, но всегда пребывающий в долгах. Однако попытки воздействовать на отдельных лиц не давали ожидаемых результатов, дела компании продолжали ухудшаться. С каждым днем становилось все очевиднее, что спасти положение могло только изменение общего политического курса. Но от Александра этого ожидать не приходилось*.
* Окунь С. Б. Российско-американская компания. М.; Л., 1939. С.49-109.
318
М. М. САФОНОВ
Самой влиятельной и яркой фигурой Российско-американской компании был адмирал Н. С. Мордвинов, в прошлом морской министр, председатель департамента Государственного совета, член Комитета министров, председатель Вольно-экономического общества. Этот «русский Аристид» был убежденным сторонником конституционной монархии, в которой власть императора ограничивалась бы двухпалатным органом; верхняя палата этого органа должна была состоять из наследственной аристократии, а нижняя наполнялась бы депутатами дворянства, купечества, фабрикантов. Мордвинов хотел преобразовать на буржуазных началах судопроизводство, отменить систему чинов, уничтожить рекрутчину, сократить срок солдатской службы, добиться подъема отечественной промышленности, с помощью протекционизма укрепить ее независимость*.
Адмирал располагал 20-ю акциями компании. Адмиралтейств-коллегия, вице-президентом которой был Мордвинов, являлась коллективным членом компании и обладала 51 акцией**. Компания имела свой собственный флот (он комплектовался офицерами морского ведомства), поэтому адмирал оказывал сильное влияние на подбор служащих компании. Он держал в поле зрения всех лиц, которые являлись сторонниками экспансии в Америке, отличались оппозиционным духом и были способны разделить его реформаторскую программу. Мордвинов был близок к М. М. Сперанскому. Бывший государственный секретарь после провала своих реформаторских замыслов был назначен генерал-губернатором Сибири, а по возвращении оттуда возглавил Сибирский комитет и поддержал планы русской экспансии в Америке.
Полковник Ф. Н. Глинка, чиновник особых поручений в канцелярии Милорадовича, был своим человеком в доме Мордвинова. Он ввел туда К. Ф. Рылеева, отставного поручика. По рекомендации адмирала Рылеев стал правителем канцелярии компании. Он превратился в обладателя 10-ти акций Компании и в то же время был ее должником. Рылеев был хорошо принят в доме адмирала и «имел с ним сношения по делам компании и виделся у него по
* Семенова А. В. Временное революционное правительство в планах декабристов. М., 1982. С. 71-73, 76-83.
** Преображенский А. А. О составе акционеров Российско-американской компании в начале XIX в. // Исторические записки. 1960. Т. 67. С. 286-289, 296.
Междуцарствие
319
утрам, когда было нужно ». Более того, Мордвинов и Сперанский оказывали Рылееву «наибольшую благосклонность». Особенно Рылеев был близок с директорами компании И. В. Прокофьевым и Н. И. Кусовым*.
Благодаря рекомендации Мордвинова в компанию был приглашен лейтенант 8-го флотского экипажа Д. И. Завалишин. Завалишин часто посещал дом Е. А. Архаровой, кавалерственной дамы Марии Федоровны. Частой гостьей в этом доме была и сама императрица. Здесь нередко обсуждался вопрос о престолонаследии**. Мордвинов предназначал Завалишину место правителя колонии России в Калифорнии, но царь не утвердил это представление компании. В ноябре 1825 года на место правителя русских колоний в Америке был приглашен Г. С. Батенков, подполковник, чиновник корпуса инженеров путей сообщения. Батенков был дружен с Прокофьевым. Дядя Батенкова активно участвовал в освоении островов, принадлежавших компании. Ранее он служил в Сибири под начальством Сперанского, а после возвращения графа в Петербург стал правителем дел Сибирского комитета и жил в доме своего шефа. Как чиновник корпуса инженеров путей сообщения Батенков был непосредственно подчинен родному брату Марии Федоровны принцу Александру Виртембергскому, возглавлявшему это ведомство, и, служа по военно-сиротской части, имел главного начальника в лице вдовствующей императрицы. Батенков посещал Гатчину и жил там у В. А. Жуковского, принадлежавшего к ближайшему окружению Марии Федоровны.
Теснейшим образом с компанией был связан и отставной подполковник В. И. Штейнгейль, в прошлом чиновник особых поручений при Сибирском генерал-губернаторе, женатый на дочери директора Кахтинской таможни. Штейнгейль еще в 1806 году собирался поступить на службу в компанию и отправиться в Америку, но этот проект не осуществился. Штейнгейль был близок с И. В. Прокофьевым и являлся родственником Н. И. Кусова. Сестра Кусова, П. И. Хлопушина, была сватьей Штейнгейля***.
* О'Мара П. К. Ф. Рылеев. Политическая биография поэта-декабриста. М., 1989. С. 82-85. 149-150.
** Завалишин Д. И. Записки декабриста. СПб», 1906. С. 94.
*** Батенков Г. С. Сочинения и письма. Т. 1. Иркутск, 1989. С. 19, 34-36, 41, 44, 46; Штейнгейль В. И. Сочинения и письма. Т. 1. Иркутск, 1985. С. 7, 105, 232-233; Записки и статьи. Т. II. Иркутск, 1992. С. 7, 326, 373.
320
М. М. САФОНОВ
Купец первой гильдии, петербургский городской голова Кусов стал директором компании в 1824 году. Его отцу принадлежало 36 акций! Кусов был тесно связан с Марией Федоровной, которая возглавляла ряд учебных и благотворительных учреждений страны и на почве благотворительности вела активную коммерческую деятельность*. На почве благотворительности Мария Федоровна оказалась связанной с теми лицами, которые активно проявили себя как накануне, так и в день 14 декабря. Кусов был казначеем «Вольного общества учреждения училищ по методе взаимного обучения», т. е. ланкастерских школ. Эти школы были заведены в Петербургском и Гатчинском воспитательных домах, возглавляемых вдовствующей императрицей. В общество входили Ф. Н. Глинка, Г. А. Перетц, служивший вместе с Глинкой в канцелярии Милорадовича. (Вместе со своим отцом Перетц был обладателем 20-ти акций компании.) Активную роль в обществе играл Н. И. Греч, издатель «Северной пчелы» и создатель «Сына Отечества». Греч часто присутствовал на обедах в Российско-американской компании и нередко появлялся за обеденным столом императрицы. Одно время его прочили на место будущего воспитателя внука Марии Федоровны. Греч арендовал типографию Воспитательного дома для своих изданий, в которых пропагандировал идеи Российско-американской компании. К организации ланкастерских школ в Иркутске имел отношение и Батенков вместе со своим шефом Сперанским. Батенков был тесно связан с Кусовым, служа и на других постах по военно-сиротской части. Здесь же, в обществе по заведению ланкастерских школ, мы находим и В. К. Кюхельбекера, отец которого был «директором Павловска», и что особенно важно, С. П. Трубецкого. Он тоже оказывается, с одной стороны, связанным с Марией Федоровной, а с другой — с Российско-американской компанией. Тесть Трубецкого — И. С. Лаваль являлся членом Ученого комитета Главного правления училищ, теща же несостоявшегося диктатора 14 декабря — А. Г. Козицкая происходила из рода миллионеров Мясниковых-Твердышевых. Наследники же Мясниковых имели 20 акций компании**.
* Русская старина. 1899. №1. С. 327.
** Базанов В. Г. Ученая республика. М.; Л., 1964. С. 12 -33; Греч Н. И. Записки о моей жизни. СПб., 1886. С. 240-245; Литературное наследие декабристов. Л., 1975. С. 174-175; Преображенский А. А О составе акционеров... С. 296.
Междуцарс твие
321
По мере того как дела компании ухудшались, акционеры все больше обращали свои взоры на двух императриц: царствующую — жену Александра I Елизавету Алексеевну и вдовствующую. Обе императрицы были тоже акционерами компании (каждая из них владела 4-мя акциями) и оказывали особое расположение Мордвинову*. В момент смерти Александра I Елизавета Алексеевна находилась при муже в Таганроге.
Когда в Петербург прибыл курьер с известием о смерти Александра I, в Зимнем дворце служили молебен за здравие умирающего. Николай Павлович немедленно, тут же в придворной церкви, принес присягу Константину и стал приводить к присяге войска. Присяга эта оказывалась незаконной еще и потому, что сначала должны были быть приведены к присяге высшие правительственные учреждения, а только потом войска. Лишь после присяги был собран Государственный совет и оглашено завещание Александра, провозглашавшее Николая наследником. Милорадович заявил, что Николай уже присягнул Константину, поэтому вопрос о правах наследников снимается сам собою. Адмирал Мордвинов, вставая, сказал: «Теперь пойдемте присягать новому императору Константину Павловичу». Но члены Совета захотели прежде выслушать самого Николая. В полном составе Совет отправился к великому князю. Николай подтвердил, что знал о бумагах и предложил советникам отправиться в церковь присягать Константину. После присяги Совет посетил Марию Федоровну. Императрица подтвердила, что бумаги ей известны, но она одобряет поступок Николая. При этом вдовствующая императрица заявила, что происходящее ныне свершается вопреки воле покойного, но члены Совета должны признать за Николаем право именно так поступить, так как Константин является наследником по закону природы, воля же покойного состояла в том, чтобы его преемником был Николай. Эту фразу она повторила много раз.
Суть решения Государственного совета, изложенная в журнале заседаний, была такова. Вместо того чтобы рассмотреть законность отречения Константина и юридическую состоятельность последней воли Александра, Совет, умилившись великодушному подвигу Николая, последовал его незаконному образу действий, т. е. по
* Иконников В. С. ГрафН. С. Мордвинов. СПб., 1873. С. 576.
«Г
322
М.М. САФОНОВ
шел по пути, указанному Марией Федоровной и Милорадовичем. К трем часам Петербург уже присягнул Константину*.
3 декабря великий князь Михаил привез из Варшавы письма Константина, которые он написал сразу после того, как узнал о смерти Александра. Императрица заперлась с младшим сыном в кабинете. Николая же на это совещание не допустили (он ожидал в передней матери). Письма Константина были составлены очень хитро. Объявив, что с детства привык исполнять волю родителей и старшего брата, Константин заявлял: он «уступает» престол Николаю. Константин прекрасно знал о том, что российский престол — непростой стул и «уступить» его, не нарушая закона о престолонаследии, нельзя. Не случайно свое решение он изложил в частных письмах к матери и брату, а не в официальном акте**. Если бы он действительно хотел самоустраниться, как думали историки***, принимавшие его игру за чистую монету, он сделал бы это официальным документом. Ведь этого ожидали от него в столице. Но расчет Константина был таков. Его письма объявляются в высших государственных учреждениях, члены их признают частное распоряжение Александра, оставшееся неоглашенным — недействительным, и тогда права Константина становятся бесспорными. Однако цесаревич недооценил коварства матери и брата и не мог предвидеть, какая ловушка была ему уже подготовлена в Петербурге. Можно представить себе гнев Константина, когда он это понял. Присяга принесена, но через несколько дней в Петербург придут его письма, которые дадут основания для того, чтобы дезавуировать ее. Не случайно Николай, получив письма Константина, спешил оправдаться в своем неблаговидном поведении по отношению к брату: «...я молю о вашем прощении... смею надеяться, что вы не захотите обидеть меня, допуская возможность с моей стороны другого поведения... Теперь же найдите какое угодно слово». Константин такое слово, конечно же, нашел. (Издатели его переписки были вынуждены потом воспользоваться многоточием.) Но еще раньше крепкие слова отыскал и Михаил, которому стала ясна грязная игра, затеянная матерью и братом. 4 декабря Николай записал в дневнике: «...говорили с Михаилом о происшествиях, он обвинял меня, как и всех остальных». Жена
* Междуцарствие. С. 39-40, 84.
** Там же. С. 127-129.
*** Гордин Я. А. Мятеж реформаторов. Л., 1989. С. 20, 76-80.
Междуцарствие
323
Николая, Александра Федоровна, писала: «Михаил имел долгое свидание с матушкой. Он смотрит на все совсем иначе, чем мы. Николай вечером у матушки; он очень взволнован мнениями Михаила». 6 декабря еще одна запись: «Какое это было бурное утро — вчерашнее. Мы вчетвером собрались у императрицы-матери. Михаил высказывал такие ложные мысли о благородном поведении Николая, которое он называет революционным»*.
Пока в Петербурге императорская семья вместе с Милорадовичем в тайне от публики проводила свои секретные совещания, августейшие конспираторы еще не знали, какова будет реакция Константина на то, что проделали в Петербурге Мария Федоровна и Николай. Бывший адъютант Константина Ф. П. Опочинин был послан в Варшаву. Он должен был оправдать поступок Николая тем, что Милорадович, угрожая возмущением гвардии, заставил Николая присягнуть Константину. Эту версию потом записал С. П. Трубецкой — историки поверили в нее**. Между тем эта версия — лишь еще одна попытка Николая оправдаться перед Константином.
До сих пор Мария Федоровна и Николай действовали заодно. Но после получения писем Константина их пути стали расходиться. Николай сразу же заговорил о необходимости новой присяги, на этот раз уже ему. Императрица же видела свою цель в том, чтобы добиться официального отречения Константина и не допустить воцарения Николая. В этом стремлении ее цели совпадали теперь с задачами Константина, который стал дискредитировать брата, ставя его в нелепое положение и категорически отказываясь дать манифест о своем отречении. Когда Константин получил известия о том, что произошло в Петербурге 27 ноября, он излил свой гнев в рескрипте Лопухину. Ему выговаривалась юридическая несостоятельность принесенной присяги, предписывалось предъявить этот документ «где следует» и донести об исполнении. Но выбранив Государственный совет, Константин метил в мать и брата, которым цесаревич выносил «порицание... перед всей вселенной»***. Узел затягивался. Наступал черед третьего претен
* Междуцарствие. С. 74, 86.
** Трубецкой С. П. Материалы о жизни... С. 294-296; Гордин Я. А. Мятеж реформаторов... С. 33-37; ШильдерН. К. Император Николай I. Т. I. СПб., 1903. С. 20.
*** Междуцарствие. С. 153-155.
324
М. М. САФОНОВ
дента — Марии Федоровны. 6 декабря она дважды встретилась со своим братом Александром Виртембергским. Этот герцог вместе с министром финансов Г. Ф. Канкриным, в ведомстве которого находилась Российско-американская компания, составляли основу «немецкой партии» при дворе; и в тот же день на Монетном дворе началось тайное изготовление образцов рубля с изображением Константина и новодельных медалей на рождение великого князя*. Константиновский рубль — важнейшее материальное свидетельство борьбы Марии Федоровны за трон. Нетрудно представить, каким бы мощным средством агитации против Николая был бы константиновский рубль, окажись он 14 декабря в руках тех, кто в этот день поднимал полки против повторной присяги Николаю. Поэтому подготовка этого рубля, осуществляемая доверенным лицом вдовствующей императрицы, велась столь секретно (в противном случае изготовление этих образцов не являлось бы криминалом). В те же дни началась вербовка сторонников Марии Федоровны. «Немногие говорили со мной доверчиво, — вспоминал Е. Виртембергский, племянник Марии Федоровны, — но под строгою тайною; им казалось, что они угадывают план императрицы-матери захватить управление государством. При одной этой мысли меня охватил сильнейший ужас, и я воскликнул: “Это невозможно!” — “А если бы это случилось, — ответил на мои слова один из собеседников, — что бы вы стали делать?” Е. Виртембергский ответил, что воспротивился бы этому, и услышал в ответ: «Однако бывают обстоятельства, которые то, что кажется неправым, могут сделать правым и справедливым. Если бы великий князь Константин продолжал настаивать на своем отречении, а оба молодых князя отреклись бы временно в пользу матери, разве не было бы в порядке вещей ее вступление на престол. Русские любят правление женщин...» — «Вскоре мой дядя, герцог Александр Виртембергский, передал мне это как вполне достоверную, по его мнению, вещь» **. Между тем Николай стал готовить черновик манифеста о своем вступлении на престол. 8 декабря вместе с матерью он приехал в Петропавловский собор помолиться на могиле убитого во время дворцового перево
* Калинин В. А. Константиновский рубль и междуцарствие 1825 г. // Нумизматика в Эрмитаже. Л., 1987. С. 108-118; Константиновский рубль: Новые материалы и исследования. М., 1991. С. 105-111.
** Междуцарствие. С. 110, 237.
Междуцарствие
325
рота Павла. Выбрали место могилы для Александра. Николай подобрал местечко и для себя. Он хорошо понимал, на что шел. 9 декабря Мария Федоровна встретилась с А. А. Аракчеевым и, видимо, от него узнала все то, что было известно Александру о существовании тайных обществ в России. Но сыну об этом ни слова. Николай, по всей вероятности, узнал об этом же на следующий день, когда принял Аракчеева. 9 декабря вечером императрица уже готовилась царствовать. Она стала теоретически изучать новую «должность». Вдовствующая императрица читала «Наказ» Павла I об управлении государством. 12 декабря. Николай получил пакет из Таганрога с извещением о том, что существует заговор декабристов. При этом были указаны имена петербургских заговорщиков: Никиты Муравьева, Михаила Бестужева и Кондратия Рылеева. Матери, естественно, ни слова*. Каждый день Николай встречался с Милорадовичем. Судя по дневникам Николая, Милорадович заверял его, что все хорошо. Но Мария Федоровна получала от военного генерал-губернатора совсем другие сведения. Встретив в приемной вдовствующей императрицы Е. Виртембергского, Милорадович сообщил ему, что не надеется на успех, потому что гвардия привержена Константину. Гвардии бы не следовало вмешиваться, но она привыкла вмешиваться в такие дела. Принц Евгений доложил тете о Милорадовиче. Они беседовали с глазу на глаз около двух часов. Милорадович был хорошо осведомлен обо всем, что делалось и говорилось в доме Российско-американской компании. Ф. П. Глинка по-прежнему часто бывал в доме компании и был, несомненно, осведомлен обо всем, что задумывалось на квартире Рылеева. Незадолго перед 14 декабря Милорадовичу пытался донести Г. А. Перетц, ранее служивший в его канцелярии. Чуть ли не ежедневно Милорадович общался с А. И. Якубовичем, который поддерживал теснейшие контакты с людьми, собиравшимися в доме Российско-американской компании. Полиция доносила военному генерал-губернатору обо всем, что происходит. В записной книжке Милорадовича имелись адреса заговорщиков, но он не произвел арестов и тогда, когда в его руках (благодаря пакету из Таганрога) оказался список тех, кого следовало арестовать. Даже формальное исполнение Милорадовичем своих полицейских обязанностей сделало бы невозможным выступление 14 декабря. Но военный гейерал-губернатор был го
* Там же. С. 76-79, 19-20.
326
М.М. САФОНОВ
тов поддержать любое выступление против Николая, даже если это было бы выступление тайного общества*.
В тот момент, когда в Петербурге было получено известие о смерти Александра, тайное общество существовало в России уже десять лет. Его главной целью было введение представительного правления. Наиболее удобным моментом для этого конспираторы считали смерть монарха, которую готовы были ускорить, а самым благоприятным обстоятельством — воцарение слабой женщины. Смерть Александра застала лидеров тайного общества врасплох. После присяги Константину Рылеев и Трубецкой решили законсервировать деятельность тайного общества. Однако Батенков и Штейнгейль рассуждали иначе: если Николай присягнул Константину, то его присягу можно расценить как отречение от престола, поскольку же Константин отрекся раньше, то, стало быть, наступает момент, которого тайное общество ожидало десять лет. При этом Батенков заявил: «Зачем иметь мужчин на троне? У нас две императрицы, много великих княжен и княгинь»**. Но лишь тогда, когда стало ясно, что предстоит переприсяга, началась активная подготовка к выступлению.
7 декабря в Петербурге получили гневные письма Константина, написанные после получения известия о присяге цесаревичу. Николай перехватил рескрипт Лопухину и решил не передавать его адресату. По словам Николая это было необходимо, чтобы спасти «честь» брата. Хотя в своем письме Константин угрожал удалиться за границу, если все не будет устроено согласно его воле, Николай полагал, что этого письма «достаточно для Совета». Николай всеми силами рвался к престолу, но Мария Федоровна сдерживала его, решив отложить окончательное решение до тех пор, когда в Петербурге будет получен ответ на письмо, посланное с Опочининым. Именно с этого момента члены тайного общества активизировались. Рылеев агитировал офицеров за выступление против режима, туманно намекая на поддержку каких-то влиятельных лиц, называть которых, по его мнению, преждевременно. Сообщалось только, что общество «подкрепляется членами Государственного совета, Сената и многими военными генералами».
* Тамже. С. 110, 19-20; Базанов В. Г. Вольное общество любителей российской словесности. Петрозаводск, 1949. С. 118; Исторический вестник. Т. CXI. 1908. С. 134-135.
** Восстание декабристов. Т. XIV. М., 1976. С. 83.
Междуцарствие
327
Примерно 8 декабря Г. С. Батенков и С. П. Трубецкой сумели договориться о том, чтобы вывести отказавшихся присягать солдат на Сенатскую площадь, заставить Сенат издать манифест о создании временного правительства для созыва от всех сословий на Великий собор, который решил бы вопрос «за кем остаться престолу и на каких основаниях». Предполагалось создать двухпалатный парламент (устройство которого полностью отвечало бы замыслам Мордвинова). Батенков опасался, что солдаты будут за Константина. Но конспираторам нужна была непременно запутанная династическая ситуация. Поэтому он предложил разделить их на сторонников Николая и сторонников Константина. Это позволило бы осуществить задуманные изменения в государственном устройстве*. Трубецкой вспоминал, что члены тайного общества были уверены в поддержке некоторых высших чиновников, которые, опасаясь действовать открыто, выражали готовность «пристать», если бы8 увидели, что достаточная военная сила может их поддержать. Трубецкой имел в виду, прежде всего, Мордвинова и Сперанского, которые вместе с Батенковым назначались во Временное правительство, но не только их. Штейнгейль готовил соответствующие документы. Примечательно, что уже через неделю после событий 14 декабря Николай писал Константину: «...у меня весьма основательные подозрения, чтобы быть уверенным, что все восходит до Государственного совета, именно до Мордвинова...» **
Нетрудно заметить, что первоначальные планы тайного общества вполне отвечали замыслам Марии Федоровны и Милорадовича. Именно Земский собор, соответственно направляемый, мог бы санкционировать вступление на престол не имевшей на него никаких прав Марии Федоровны. Какие бы в действительности цели ни ставили перед собой члены тайных обществ, задачи сторонников вдовствующей императрицы заключались в том, чтобы дать им возможность действовать. Не исключено даже, что Милорадович пытался стимулировать выступление тайного общества. Во всяком случае, в тот же вечер, когда Николай, получив пакет из Таганрога с именами заговорщиков, отдал приказ военному генерал-губернатору столицы арестовать их, в доме
* Там же. С. 103.
** Трубецкой С. П. Материалы о жизни. С. 244, 247, 288-289, 383; Штейнгейль В. И. Сочинения и письма. Т. I. С. 33; Восстание декабристов. Т. XIV. С. 169; Междуцарствие. С. 168.
328
М. М. САФОНОВ
Российско-американской компании появился Глинка. Очевидно, что Рылеев уже тогда узнал: имя его находится в списке на столе Николая. Рылееву, готовому выступить против Николая при любых условиях, все пути назад были уже отрезаны*.
12 декабря в Зимнем дворце получили новые письма Константина. В письме к Николаю Константин давал ему советы, как царствовать. В письме же матери цесаревич заявлял, что не может отречься, так как никогда не был императором. Отказывался Константин и приехать в Петербург. «Если бы я приехал теперь же, — писал он, — то это имело бы такой вид, будто я водворяю на трон моего брата; он же должен сделать это сам...»** Логика Константина была такова: пусть Николай попробует сесть на престол, а я посмотрю, что из этого выйдет. Несомненно, он был прекрасно осведомлен об оппозиции брату в гвардии. После этого письма у Николая не оставалось более сомнений: престол придется брать самому. 12 декабря он окончательно решился на это. В тот же день произошло, пожалуй, самое интересное. В 9 часов вечера к Николаю явился Я. И. Ростовцев, адъютант командующего гвардейской пехоты К. И. Бистрома. Он принес пакет от своего шефа. Бистром происходил из остзейских дворян. По словам его биографа, Мария Федоровна «в особенности благоволила к Карлу Ивановичу... она весьма часто принимала его к себе на свои домашние вечера и обеды»***. В пакете находилось письмо от Ростовцева. В письме в туманных выражениях сообщалось, что в нынешних обстоятельствах принимать престол смертельно опасно. «Для Вашей собственной славы погодите царствовать», — звучало грозное предупреждение Николаю. Ростовцев был введен в кабинет. Что он рассказал Николаю в действительности, неизвестно. Но только Николай не стал сообщать матери об этом письме. Бистром же вскоре резко порвал отношения со своим адъютантом. Видимо, Ростовцев предал Николаю того, кто его послал. Кем же был Ростовцев и кто его послал к Николаю? Отец Ростовцева, Иван Иванович, к тому времени уже покойный, являлся непременным членом петербургского приказа общественного призрения и директором училищ Петербургской губернии. На этих постах он тесно общался с Марией Федоровной.
* Гордин Я. А Мятеж реформаторов... С. 188, 177, 181.
** Междуцарствие. С. 144. 155-157.
*** Лукьянович Ю. Биография генерал-адъютанта Бистрома. СПб., 1841. С. 138.
Междуцарствие
329
Мать Ростовцева, Александра Ивановна, была родной сестрой Н. И. Кусова. Сестра Ростовцева, Пелагея Ивановна, являлась женой купца А. П. Сапожникова*. Купцы же Сапожниковы были теснейшим образом связаны с Куракиными. Сапожниковы имели 10 акций Российско-американской компании, Ростовцевы же обладали тоже десятью акциями. Ростовцев потом утверждал, что написал письмо по наущению Сапожникова. Таким образом, к Николаю явился племянник директора Российско-американской компании, теснейшим образом связанный с кругом Марии Федоровны. Но Я. И. Ростовцев не просто был связан с вдовствующей императрицей, а был посвящен во все перипетии борьбы вокруг престолонаследия в августейшем семействе.
Демарш Ростовцева был задуман как тонкий тактический ход. Он преследовал две цели: запугать Николая и заставить колеблющихся членов тайного общества действовать решительно, так как они уже преданы. После визита к Николаю Ростовцев стал распространять, причем в переделанном виде, т. е. более опасном для конспираторов, текст письма среди членов тайного общества**. По свидетельству Н. Бестужева эпизод с Ростовцевым сыграл решающую роль: колеблющиеся поняли, что спасти их может теперь только одно — выступление против Николая.
13 декабря поздно вечером Николай огласил в Государственном совете манифест о своем вступлении на престол и документы об отречении Константина. Между тем в доме Российско-американской компании уже приняли решение выступить на следующее утро в момент принесения повторной присяги; и если Штейнгейль и Батенков настаивали на прежнем варианте действий, который предполагал ввести конституцию посредством совершения дворцового переворота в пользу Марии Федоровны, то Рылеев и Трубецкой задумали совершить переворот государственный, предполагавший захват дворца, арест императорской фамилии, произведение радикального социального переворота. Их план строился на предположении, что противники Николая запустят в ход механизм дворцового переворота, а лидеры тайного общества сумеют овладеть ситуацией
* Руммель В. В., Голубцов В. В. Родословный сборник русских дворянских фамилий. Т. П. СПб., 1887. С.336-337. '
** Преображенский А. А. О составе акционеров... С. 298; Ростовцев Я. И. Персей. Трагедия. СПб., 1823; Россия в девятнадцатом веке: Политика. Экономика. Культура. 4.2. СПб., 1994. С. 219-226.
330
М. М. САФОНОВ
и сыграть свою игру. Примечательно, что главной ударной силой восставших должен был стать Гвардейский морской экипаж*.
Вечером 13 декабря против Николая стал действовать целый круг лиц, которые направлялись из дома Мордвинова на Театральной площади. За несколько часов до начала заседания Государственного совета адмирал призвал моряков противиться присяге (через лейтенанта гвардейского экипажа А. П. Арбузова). Арбузов ранее мечтал перейти на службу в Российско-американскую компанию. Характерно, что Арбузову взялся помогать капитан-лейтенант Н. А. Бестужев, бывший должником компании и желавший стать капитаном «дальнего вояжа»**. Такое же поручение получили от адмирала Измайловские офицеры.Львовы. В казармах Преображенского полка адъютант князя Н. Н. Хованского, связанного с Милорадовичем, А. В. Чевкин призывал преобра-женцев не присягать Николаю, но его арестовали. На Нарвскую заставу был послан М. А. Бестужев, ранее служивший на флоте. Вместе с кн. М. Ф. Кудашевым он должен был перехватить великого князя Михаила, вызванного в столицу, чтобы подтвердить в Государственном совете истинность отречения Константина. Но миссия Бестужева и Кудашева была сорвана флигель-адъютантом В. А. Перовским, специально посланным для этого Николаем***. Извещенный Ростовцевым, Николай поспешил склонить на свою сторону генералитет и старших офицеров обещаниями генерал-адъютантства, флигель-адъютантства, различных повышений по службе. Николай обязал гвардейских полковых командиров (под личную ответственность!) привести полки к присяге. Солдатам была роздана большая сумма денег****. Свою дуэль с Николаем Мордвиновым и теми, кто делал ставку на Марию Федоровну, Николай Романов выиграл вечером 13 декабря.
Впереди было 14 декабря!
* Донесение следственной комиссии. СПб., 1826. С. 73-76.
** Воспоминания Бестужевых. М.; Л., 1951. С. 261-262.
*** Гордин Я. А. Мятеж реформаторов... С. 210-217.
**** Трубецкой С. П. Материалы о жизни... С. 247-250; Фонвизин М.А.
Сочинения и письма. Т. П. Иркутск, 1982. С. 191-192; Штейнгейль В. И.
Сочинения и письма. Т. I. С. 150.
РЕФОРМА ИЛИ РЕВОЛЮЦИЯ? ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СТРОЙ И ВНУТРЕННЯЯ ПОЛИТИКА
В. А. ЖУКОВСКИЙ
СПисьмо А. И. Тургеневу1 от 16 декабря 1825 года>
<Фрагмент>
<...> Мой милый друг. Провидение сохранило Россию. Можно сказать, что оно, видимо, хранит и начинающееся царствование. Какой день был для нас 14-го числа! В этот день все было на краю погибели: минута, и все бы разрушилось. Но по воле Промысла этот день был днем очищения, а не разрушения; днем ужаса, но в то же время и днем великого наставления для будущего. Сначала просто опишу происшествие, как его был свидетелем (всех подробностей еще не знаю), потом сообщу тебе и те мысли, которые оно произвело во мне. <„.>
13-го числа, в 6 часов, после обеда, собрался Совет*. Собрание продолжалось уже до полночи, а еще не приступали ни к какому делу, ибо ждали прибытия Михаила Павловича (он был послан в Варшаву)**2. Но он и к 12 часам не возвратился. Тогда император решил открыть Совет без него. В Совете прочитали манифест о восшествии на престол Николая I и все приложенные к нему акты. В этот вечер был на внутреннем конногвардейском
* Заседание Государственного совета было назначено на 8 часов вечера 13 декабря, но открыто только около полуночи.
** Об участии великого князя Михаила Павловича в событиях междуцарствия см.: Ильин П. В. Междуцарствие 1825 года и события 14 декабря // 14 декабря 1825 года: Воспоминания очевидцев. СПб., 1999. С. 16, 17,19.
334
В. А. ЖУКОВСКИЙ
карауле офицер к<нязь> Одоевский. Он сменился на другой день в 10 часов, и первым его делом было, после смены своей, броситься (если не ошибаюсь) в Московский полк и распустить слух между солдатами, что во дворце заговор, что хотят свергнуть императора Константина, что великий князь Михаил Павлович арестован и что надобно стать за императора законного*. Между тем повещено было собраться всем во дворец к 2 часам для молебна**, а до того времени должны были обнародовать манифест и всю гвардию привести к присяге. Тут, думаю, были некоторые беспорядки: не все умели объяснить происшествие солдату, не все взяли на себя труд объяснить его; словом, минута оказалась самою благоприятною для людей злонамеренных; они же имели время к ней приготовиться и могли бы воспользоваться ею страшным образом для России; но Провидение было со стороны нашего отечества и трона. — Теперь опишу только то, чему я был свидетелем. В 10 часов утра я приехал во дворец. Видел новую императрицу и императора. Присягнул в дворцовой церкви. Начали все съезжаться; все были спокойны: уже большая часть гвардии присягнула. Уже приближалось время выхода императорской фамилии: было почти час. Вдруг мне сказывают: император вышел из дворца, стоит посреди народа, говорит с народом, ему кричат: «Ура!» Это меня порадовало. Встречаю в зале Булгакова3, который только что приехал, сказываю ему о слышанном; он мне не отвечает ни слова. К нам подходит Оленин4, слышу, что он шепчет Булгакову: «Худо!..» — «Что худо?..» — «Солдаты не хотят присягать!» Тут Булгаков сказывает мне о том же, что он сам видел: толпа солдат на Исаакиевской площади, и все кричат: «Ура, Константин!» — и около них бездна народа. Они прислонились спиною к Сенату, выстроились, зарядили ружья и решительно отреклись от присяги. В их толпе офицеры в разных мундирах и множество людей вооруженных во фраках... Вообрази беспокойство! Быть во дворце и не иметь возможности выйти — я был в мундире <и> в башмаках — и ждать
* Утром 14 декабря А. И. Одоевский побывал не в л.-гв. Московском, а в л.-гв. Гренадерском полку.
** В 11 часов утра в Зимнем дворце должен был состояться торжественный молебен. Позднее он был перенесен на 2 часа дня (см. дневник Александры Федоровны, записки Прохора Иванова, дневники Н. Д. Дурново, Г. И. Вилламова, П. Г. Дивова), но состоялся уже после подавления мятежа.
<ПисьмоА. И. Тургеневу от 16 декабря 1825 года>
335
развязки! — Тут начали приходить со всех сторон разные слухи. «Часть Московского полка взбунтовалась в казармах; они отняли знамя; Фридрихе, начальник полка, ранен, Фридрихе убит5 ... Шеншин® тяжко ранен... Милорадович7 убит... Император повел сам батальон гвардии (Преобр<аженский>). Послали за другими полками. Послали за артиллериею. Бунтовщики отстреливаются. Их окружают. Их щадят; хотят склонить убеждением. Народ волнуется; часть народа на стороне бунтовщиков». Вот что со всех сторон шептали, не имея ни об чем верных известий. Между тем уже третий час. Начинает темнеть, и ничто еще не сделано. Артиллерия привезена, но зарядных ящиков еще нет: они все в арсенале. Каково ожидание! Вдруг сказывают мне шепотом: «Полки начинают колебаться. Лейб-Гренадерский полк перешел. Морской экипаж присоединяется к бунтовщикам». И это была правда! О, это была самая решительная и страшная минута этого рокового дня. Что, если бы прошло еще полчаса? Ночь бы наступила, и город остался бы жертвою 3000 вооруженных солдат, из которых половина была пьяные. — В эту минуту я с ужасом подумал, что судьба России на волоске, что ее существование может через минуту зависеть от толпы бешеных солдат и черни, предводимых несколькими безумцами. Какое чувство и какое положение! Вдруг видим, идет во всем облачении митрополит8: его позвали увещевать бунтовщиков. Страшная тишина царствовала в залах дворца, наполненных людьми, которых праздничный наряд еще увеличивал ужасное. Я бродил из залы в залу, слушал вести и ни одной не верил. Иду в горницу графини Ливен, из окон которой видна была густая, черная толпа народу, которая казалась подвижною тучею в темноте начинающейся ночи. Вдруг над нею несколько молний, одна за другою. Начали стрелять пушки. Мы угадали это по блеску. Шесть или восемь раз сверкнула молния*, выстрелов было не слышно; и все опять потемнело. Что случилось? Чего ждать? Возвращаюсь в залу общего собрания... Вижу волнение. Наконец пришло известие. Пушечные картечи все решили! С нескольких выстрелов бунтовщики разбежались, и кавалерия их преследует... Скоро мы услышали на дворцовом
* Точное число пушечных выстрелов не уетановлено. Ср. третью тетрадь записок Николая I, его заметки на рукописи второго издания книги М. А. Корфа, воспоминания И. О. Сухозанета, записки Прохора Иванова и письмо А. И. Философова М. А. Корфу...
336
В. А. ЖУКОВСКИЙ
дворе: «Ура!» Там стоял колонною саперный лейб-баталион. Государь возвратился, прошел по рядам полка, и его приняли с восхищением... Он прошел по маленькой лестнице к императрице... Через несколько минут слышим снова: «Ура!» Государь опять вышел к полку и представил солдатам своего сына. Все решилось к спасению России.
Теперь вот по порядку обстоятельства дела. Когда надобно было приводить к присяге Московский полк, две роты его, которые подожжены были особенно двумя офицерами того полку, Бестужевым и к<нязем> Щепиным-Ростовским, подняли оружие. Щепин-Р<остовский> своею рукою разрубил голову Фридрихсу и генералу Шеншину; они отняли знамя и пошли, сопровождаемые народом, на Исаакиевскую площадь. Остальные.шесть рот остались в казармах со всеми офицерами и присягнули*. Бунтовщики примкнули тылом к Сенату и стояли неподвижно, окружив всю площадь цепью. Вокруг них толпился народ. Всех ближних к ним они затаскивали в свою толпу и принуждали кричать вместе с ними: «Ура! Константин!» Этою толпою командовали особенно: к<нязь> Оболенский, адъютант Бистрома, и Якубович, известный храбрец Кавказа. В ней очутились и другие офицеры: три брата Бестужевы, полярный** и два морских; Одуевский конногвардейский и еще поэт Рылеев; оба Кюхельбекеры, морской и другой, сумасшедший, наш знакомец, и еще один Грабэ-Горский, который уселся перед двумя столами, накладенными множеством пистолетов, хладнокровно их заряжал и раздавал окружающим***9. В толпе же народа было множество переодетых солдат и офицеров, которые волновали ее и возбуждали к бунту. — Против толпы стоял
* По подсчетам полкового историка, из 1865 нижних чинов 1-го и 2-го батальонов л.-гв. Московского полка в карауле находились 251 человек из 2-й гренадерской и 4-й фузилерной рот (2-й батальон). На Сенатскую площадь ушли большая часть 6-й фузилерной роты (152 человека), 2-й фузилерной роты (143 человека), 5-й фузилерной роты (139 человек), 3-й фузилерной роты (114 человек), часть 1-й гренадерской роты (92 человека) и отдельные люди их других рот, всего 671 человек. Таким образом, в казармах осталось 943 нижних чина (включая нестроевую команду и 67 человек инвалидной полуроты) (см.: Пестриков. Н. С. История лейб-гвардии Московского полка: В 2 т. Т. 2. СПб., 1904. С. 17, 30, 35).
** Т. е. А. А. Бестужев, издатель «Полярной звезды».
*** Материалами следствия это указание не подтверждается. Об О.-Ю. В. Горском 14 декабря см. в записках В. И. Фелькнера и записке В. Р. Марченко...
<Письмо А. И. Тургеневу от 16 декабря 1825 года>
337
император на маленький выстрел ружейный; около него были адъютанты, все пешие (ибо лошадей негде было взять и некогда искать), и еще несколько генералов. Конная гвардия стояла справа к Исаакиевскому мосту, Измайловский полк примкнул наконец к конногвардейскому манежу*; но пушек еще не было. Первою жертвою этого дня был Милорадович: он выехал вперед, хотел говорить с бунтовщиками, остановился против них на пистолетный выстрел... и ему не дали сказать слова! Несколько выстрелов раздалось, и он полетел с лошади**, пробитый насквозь пистолетною пулею***. Его тотчас отнесли в конногвардейские казармы****10. Какое страшное начало! Но оно не произвело того действия, которое могло бы произвести над полками. Народ остался в нерешимом спокойствии: бунтовали только те, которые находились подле главных бунтовщиков. Вдруг является к государю Якубович и вот что говорит: «Государь, я был увлечен несчастною минутою. Теперь узнаю свой долг и пришел сам покориться Вам...» Государь его выслушал. «Если так, — сказал он, — то возвратись же к бунтовщикам и убеди их своим примером. Ты отвечаешь за это головою». — «Честь мне дороже головы, которой я никогда не щадил», — отвечал злодей, пошел к оставленному им фронту и скоро возвратился с известием, что не имел успеха. Государь хотел послать его в другой раз. «Я пойду, Государь, — отвечал он, — но не возвращусь: я буду убит наверное»*****. И он остался. Какое было его намерение?
* Ср. расположение правительственных войск на схеме.
** Уверяют, что первый выстрелил и убил его Горский, а другие говорят — Кюхельбекер*.
*** М. А. Милорадович был смертельно ранен П. Г. Каховским выстрелом из пистолета(см. воспоминания А. П. Башуцкого...). Более легкую штыковую рану нанес ему Е. П. Оболенский (см. рассказ Оболенского в изложении Е. И. Якушкина).
**** Подробнее об обстоятельствах ранения и смерти М. А. Милорадовича см. воспоминания А. П. Башуцкого...
***** Речь идет об А. И. Якубовиче. Кроме письма Б. А. Жуковского, эпизод с Якубовичем см. в записках Николая I, воспоминаниях Евгения Вюртембергского, записках Е. Ф. Комаровского, дневнике Н. Д. Дурново, воспоминаниях самого А. И. Якубовича в изложении А. И. Штукенберга и воспоминаниях П. С. Деменкова. О мотивах поведения Якубовича см.: Гордин Я. А. Мятеж реформаторов: 14 декабря 1825 года. Л., 1989. С. 355-361; Ильин П. В. Междуцарствие 1825 года и события 14 декабря. С. 28-29.
338 В. А. ЖУКОВСКИЙ
Выждать, что будет, и в минуту успеха решительного застрелить или зарезать императора, сохранив собственную безопасность*. Около сумерек увидели бегущий от Дворцовой площади мимо народа и государя лейб-Гренадерский полк**. Государь хотел его остановить; но один офицер, мальчишка Панов, выбежал вперед и закричал: «За мною! Ура, Константин!» — и полк побежал на сторону бунтовщиков, с двумя только офицерами (кроме Панова), Сутгофом*** **** и Шторхом, сыном нашего*****, все прочие остались. За час прежде этого прибежал к бунтовщикам Морской экипаж*****. Вот была самая страшная минута дня; но в эту же минуту подоспели и зарядные ящики. Пушки зарядили, выдвинули; но прежде послали митрополита. Его не послушали. Тут государь, истощив средства кротости, дал повеление стрелять. Сперва выстрелили холостым зарядом8*, чтоб разогнать народ; потом картечью. С первых двух выстрелов произошло в толпе волнение, но они еще отвечали ружейными выстрелами. Еще два пушечных удара, и толпа пошатнулась и расстроилась. Одни — Морской экипаж — пошли вправо на Семеновский полк, но он выждал их и, только что они наступили, сделал движение, раздвинулся, в интервал грянули по ним пушки, и они ударились бежать по Крюковскому каналу7*, другие побежали по Галерной; следом за ними вдоль
* Это утверждение мемуариста основано на одном из многочисленных слухов о событиях 14 декабря. Ср. письмо А. Н. и Е. М. Олениных к В. А. и Г. Н. Олениным, воспоминания П. С. Деменкова, В. М. Еропкина, И. И. Велио...
** Подробнее об этом эпизоде см. третью тетрадь записок Николая I, записки В. И. Фелькнера, воспоминания И. О. Сухозанета...
*** А. Н. Сутгоф привел на Сенатскую площадь 1-ю фузилерную роту л.-гв. Гренадерского полка задолго до появления там отряда Н. А. Панова.
**** а. д. Шторх был сыном А. К. Шторха, наставника великих князей Николая и Михаила Павловичей.
***** Гвардейский экипаж пришел на площадь около часа дня, а отряд Панова — около половины третьего (см: Гордин Я. А. Мятеж реформаторов: 14 декабря 1825 года. С. 300, 334).
®* По другим свидетельствам, артиллерия начала стрельбу боевыми зарядами, но первый выстрел был направлен вверх. См., например, дневник В. Р. Каульбарса...
7* Речь идет об Адмиралтейском канале, который в ряде случаев современники называют Крюковым (наряду с собственно Крюковым каналом).
<ПисъмоА. И. Тургеневу от 16 декабря 1825 года>
339
по улице сделано несколько выстрелов*, и это совершило все. Они рассыпались; конница поскакала за бегущими, Галерную с набережной и с канала окружили. Часть ударилась через мост и через лед на Васильевский остров. Щепин-Ростовский тут же был схвачен. Тогда государь возвратился, и нас обрадовало известие об окончании ужасного дела, которого конец мог бы быть гибелен для России.
Через час после возвращения императора был выход: вся фамилия императорская, кроме государыни Марии Феодоровны, пошла в церковь. Пропели только: «Тебе Бога хвалим!»** Император и императрица молились на коленях, подле них стоял их сын. Вообрази чувство, с каким можно было слушать эту хвалебную песнь! Но она была не за одно новое царствование, но вместе с тем и за спасение России. Заговор точно существовал; волнение не было внезапным действием беспорядка минутного. Имена заговорщиков были известны не только новому, но и прежнему императору***11, и убийцы сами все вместе и в одну минуту явились перед отечеством. Всех главных действователей в ту же ночь схватили****. Какая сволочь! Чего хотела эта шайка разбойников? Вот имена этого сброда. Главные и умнейшие — Якубович и Оболенский; все прочее — мелкая дрянь: Бестужевы, Одуевский, Панов, два Кюхельбекера, Граве*****, Глебов, Горский, Рылеев, Корнилович, Сомов, Булатов и прочие. — Милорадович умер в ту же ночь. Можно сказать, что Провидение захотело покрыть последние годы его жизни кровавым саваном чести. Он в решительную минуту и в последние часы жизни показался тем же человеком, которого
* Орудия, нацеленные на восставших, стояли против Галерной улицы. Об отдельных выстрелах вдоль Галерной кроме письма В. А. Жуковского А. И. Тургеневу см. «14 декабря 1825 года» Н. А. Бестужева, воспоминания Н. С. Голицына, О. А. Пржецлавского, записки Ф. И. Иордана и Ф. П. Толстого...
** «Те Deum laudamus» («Тебе Бога хвалим» — христианский гимн, приписываемый св. Амвросию Медиоланскому (IV в. н. э.). В православной церкви поется при благодарственных и торжественных молебнах.
*** Об этом см.: Ильин П. В. Междуцарствие 1825 года и события 14 декабря. С. 32.
**** Об арестах в ночь с 14 на 15 декабря см.: Из журнала К. Ф. Толя // 14 декабря 1825 года: Воспоминания очевидцев. С. 90-95.
***** Вероятно, автор письма ошибочно разделяет на две части фамилию Грабе-Горский. Причастность В. X. Грабе к деятельности тайных обществ была выяснена позднее.
340
В. А. ЖУКОВСКИЙ
некогда видели перед войском: храбрым и благородным. Государь по возвращении своем во дворец написал к нему трогательное письмо, в котором, между прочим, находится следующее: «Если бы я послушался сердца, то был бы уже при тебе; но долг меня удерживает. Нынешний день для меня тягостен; но этот же день доказал мне, что я имел в тебе друга и верных детей в русском народе, за которого обещаюсь не жалеть своей жизни». Это точные слова письма*12. На словах же государь приказал сказать умирающему: «Мне жаль того, что случилось». — «А мне не жаль!» — отвечал он. Этот ответ в его слоге, но как он трогателен! Он положил письмо на сердце и с ним умер. Я вчера приходил к его телу и с благодар-ностию поцеловал мертвую руку. Бесчисленная толпа теснилась около дома. Всю эту ночь полки стояли на биваках перед дворцом; заряженные пушки нацелены были вдоль улиц. И в эту же ночь все заговорщики схвачены. Но подумай, кто еще взят? Трубецкой. Он незадолго перед этим приехал из Киева с женой**. Во время дела он нигде не являлся, но план заговора и конституции, писанный его рукою***, находится в руках императора. <...>
Карамзин был вместе с царскою фамилиею во все время волнения****. «Quant a votre jeune Imperatrice, — сказал он мне ввечеру того же дня, — maintenant je la connais. C’est une femme admirable» *****. Это его слова. Во все время — вообрази положение, муж под пулями, дело идет о троне и жизни — она была удивительно спокойна, тиха и величественна, как вера в Бога. Но в ту минуту, в которую послышался первый выстрел, она упала на колени и подняла руки к небу с выражением молитвы и покорности, и тогда только полились слезы. Какая незабвенная минута для Карамзина, который это видел, и как бы я дорого дал, чтобы
* Текст письма Николая IМ. А. Милорадовичу см. в воспоминаниях А. П. Башуцкого в изложении А. И. Михайловского-Данилевского...
** С. П. Трубецкой приехал в Петербург 10 ноября.
*** Речь идет о «Манифесте к русскому народу» и « Предположении для начертания Устава Славяно-Российской Империи», изъятых при обыске в кабинете Трубецкого (см.: Восстание декабристов. Т. 1. М., 1925. С. 105-132).
**** О Н. М. Карамзине 14 декабря, кроме письма В. А. Жуковского А. И. Тургеневу, см. письма Карамзина А. И. Тургеневу и И. И. Дмитриеву, воспоминания К. С. Сербиновича и П. П. Гетце...
***** 4что касается вашей молодой императрицы («Ваша молодая императрица» — Александра Федоровна, ученица В. А. Жуковского. — Сост.), то теперь я ее знаю. Это замечательная женщина» (фр.).
<ПисьмоА. И. Тургеневу от 16 декабря 1825 года>
341
быть ее свидетелем. В тот же день ввечеру я был у нее. Она сидела перед столом в своем кабинете; на стуле две дочери*, старшая играла; сын подле нее, и она уже была просто матерью, которая как будто искала утешения в том, что ее все дети были сохранены и с нею. Следы беспокойства душевного тихо изображались на лице; но она была та же, какую я видел во дни спокойные; та же, какую видели на корабле во время бури**. Как при ней не иметь твердости и чистоты душевной?.. Что же сказать в заключение обо всем этом ужасном происшествии? То же, что говорит историк, описывая века ужасов, произведшие последствия благотворные: «Хорошо, что они были. Настоящее благо есть плод их». Но мы прожили вековой день. Ввечеру его, когда уже миновался этот ужас, я думал, как бедственно окровавлен этот торжественный день, какое будущее представляется для России, какая первая минута для нового императора, какое воспоминание для него на целую жизнь, под каким мрачным покровом для него Россия, какая недоверчивость должна вселиться в его сердце! Все было кончено, но утешение не входило в душу. Но на другой день совсем иная мысль. Зачинщики мятежа взяты. День был кровавый, но то, что произвело его, не принадлежит новому царствованию, а должно быть отнесено к старому. Государь отстоял свой трон; в минуту решительную увидели, что он имеет и ум, и твердость, и неустрашимость. Отечество вдруг познакомилось с ним, и надежда на него родилась посреди опасности, устраненной его духом. Такое начало обещает много. Теперь он может утвердиться в любви народной. На него полагаются, его уважают. Он может твердою рукою схватиться за то сокровище, которое Промысел открыл ему в минуту роковую; он может им завладеть на всю жизнь, на утверждение трона, для блага России. Будем надеяться лучшего. Прости. Писать более некогда, хотя бы и много, много еще сказать желалось. <...>
* К этому времени у Николая было четверо детей: Александр (род. 1818), Мария (род. 1819), Ольга (род. 1822) и Александра (род. 1825).
** Речь идет о поездке Николая Павловича и Александры Федоровны в 1824 г. в Пруссию на корабле « Эмгейтен ».
A. E. РОЗЕН
Записки декабриста. 14 декабря 1825 года
<фрагмент>
<...> К вечеру* получил я частное уведомление о назначении следующего дня к принятию присяги. Ночью вестовой принес приказ полковой, по коему всем офицерам велено было собраться в квартире полкового командира в 7 часов утра**. Сон прошел; с женою*** рассуждали об обязанностях христианина, гражданина, о предстоящих опасностях, о коих в эти последние дни мы беспрестанно беседовали; я мог ей совершенно открыться — ее ум и сердце все понимали. Наконец с молитвою предались воле божией. Наступил час разлуки.
14 декабря до рассвета собрались все офицеры у полкового командира генерала Воропанова1, который, поздравив нас с новым императором, прочел письмо и завещание Александра, отречение Константина и манифест Николая.
* Речь идет о дне 13 декабря.
** Согласно показаниям А. Е. Розена, в «уведомлении от полка» содержался приказ «прибыть в квартиру полкового командира без траура в 8 часов утра» (Восстание декабристов (Далее — ВД). Т. XV. М., 1979. С. 210).
*** Имеется в виду А. В. Розен (урожд. Малиновская).
Записки декабриста. 14 декабря 1825 года
343
В присутствии всех офицеров я выступил вперед и объявил генералу, что если все им читанные письма и бумаги верны с подлинниками, в чем не имею никакой причины сомневаться, то почему 27 ноября не дали нам прямо присягнуть Николаю? Генерал в замешательстве ответил мне: «Вы не так рассуждаете, о том думали и рассуждали люди поопытнее и постарше вас; извольте, господа, идти по своим батальонам для присяги». 2-й наш батальон полковника А. Ф. Моллера2 занял в этот день караулы в Зимнем дворце и по 1-му отделению*, 1-й батальон наш** присягнул в казармах, кроме моего стрелкового взвода, который накануне занял караул в Галерной гавани и еще не успел смениться.
Из казарм поехали во дворец к разводу нашего 2-го батальона, развод был без парада. На Сенатской площади еще не было ни одного солдата. Воротившись домой, получил записку' Рылеева3, по коей меня ожидали в казармах Московского полка***. Было 10 часов утра, лошади мои стояли запряженные. Взъехав на Исаакиевский мост, увидел густую толпу народа на другом конце моста, а на Сенатской площади каре Московского полка****. Я пробился сквозь толпу, прошел прямо к каре, стоявшему по ту сторону памятника, и был встречен громким «ура!» В каре стояли князь Д. А. Щепин-Ростовский4, опершись на татарской сабле, утомившись и измучившись от борьбы во дворе казарм, где он с величайшим трудом боролся: переранил бригадного командира В. Н. Шеншина5, полкового —
* 1-е отделение включало в себя караулы на главной гауптвахте Зимнего дворца, в Адмиралтействе, Губернских присутственных местах (современный адрес: Адмиралтейский пр., д. 4), при Сенате, в Воспитательном доме (современный адрес: наб. Мойки, д. 48-52), в Новой Голландии, Новом Адмиралтействе, Ордонансгаузе (комендантское управление — современный адрес: Салова, д. 3), в Мраморном дворце, в Михайловском замке и во дворе лейб-гвардии Конного полка.
** Командовал 1-м батальоном полковник А. Н. Тулубьев.
*** Записка К. Ф. Рылеева была отправлена в восьмом часу утра, после отказа А. И. Якубовича возглавить Гвардейский экипаж. А. Е. Розен получил ее, очевидно, после 11 часов (см.: Гордин Я. А. Мятеж реформаторов: 14 декабря 1825 года (Далее — Гордин). Л., 1989. С. 282-283). В этой ситуации необходимо было скоординировать действия восставших полков.
**** Восставшая часть л.-гв. Московского полка вышла на Сенатскую площадь около половины одиннадцатого утра (см.: Гордин. С. 245).
344
A. E. РОЗЕН
Фредерикса6, батальонного полковника Хвощинского7, двух унтер-офицеров и, наконец, вывел свою роту; за ней следовала и рота М. А. Бестужева8 3-го и еще по несколько десятков солдат из других рот. Князь Щепин-Ростовский и М. А. Бестужев 3-й ждали и просили помощи, пеняли на караульного офицера Якова Насакина, отчего он не присоединялся к ним с караулом своим? На это я подтвердил им данную мною инструкцию накануне*. Всех бодрее в каре стоял И. И. Пущин9, хотя он, как отставной, был не в военной одежде; но солдаты охотно слушали его команду, видя его спокойствие и бодрость. На вопрос мой Пущину, где мне отыскать князя Трубецкого10, он мне ответил: «Пропал или спрятался, — если можно, то достань еще помощи, в противном случае и без тебя тут довольно жертв».
Народ со всех сторон хлынул на площадь; полиция молчала. Войска еще не было никакого с противной стороны. Поспешно поехал в Финляндские казармы, где оставался только наш 1-й батальон, куда только что успел воротиться мой стрелковый взвод по смене из караула в Галерной гавани. 2-й наш батальон в этот день занял караулы по 1-му отделению во дворце и в городе, 3-й батальон по очереди зимовал за городом по деревням. Прошел по всем ротам, приказал солдатам проворно одеться, вложить кремни, взять патроны и выстроиться на улице, говоря, что должно идти на помощь нашим братьям. В полчаса выстроился батальон, подоспели офицеры; никто не знал, по чьему приказа
* Я. Г. Насакин принадлежал к офицерам лейб-гвардии Финляндского полка, связанным с Северным обществом, и соглашался действовать против присяги Николаю I (см.: Декабристы. Биографический справочник (Далее — Декабристы) / Подгот. С. В. Мироненко. М., 1988. С. 291; ВД. Т. XV. С. 209). Об инструкции, данной Я. Г. Насакену, А. Е. Розен вспоминал: «13 декабря, в воскресенье, навестили меня несколько офицеров полка. На вопрос их, как следует поступать тому, кто в день восстания будет в карауле, ответил я положительно и кратко, что тот для общей безопасности и порядка должен держаться на занимаемом посту. Если этот случай спас и наградил офицера, занимавшего караул 14 декабря в Сенате, Якова Насакина, то я искренно тому радовался» (Розен А. Е. Записки декабриста. Иркутск, 1984. С. 124). Договоренность Я. Г. Насакина с А. Е. Розеном следствию осталась неизвестной. 17 декабря Я. Г. Насакин был произведен в поручики, 19 декабря награжден орденом Св. Владимира 4-й степени (см.: Декабристы. С. 126).
Записки декабриста. 14 декабря 1825 года
345
нию выведен был батальон*. Адъютанты скакали беспрестанно, один из них** прямо к бригадному командиру Е. А. Головину11 с приказанием от корпусного Воинова12 вести батальон. Мы тронулись ротными колоннами; у Морского кадетского корпуса встретил нас генерал-адъютант граф Комаровский13 верхом, который государем послан был за нашим батальоном***. Нас остановили на середине Исаакиевского моста подле будки; там приказали зарядить ружья; большая часть солдат при этом перекрестилась. Быв уверен в повиновении моих стрелков, вознамерился сначала пробиться сквозь карабинерный взвод, стоявший впереди меня, и сквозь роту Преображенского полка капитана Титова14, занявшую всю ширину моста со стороны Сенатской площади****.
* Вопрос о выходе 1-го батальона л.-гв. Финляндского полка для присоединения к восставшим московцам в первом часу дня специально не исследовался Следственной комиссией. Она удовлетворилась показаниями А. Н. Тулубьева, «что он вывел баталион единственно из предосторожности, будучи уверен, что при нем оный ничего не предпримет» (Декабристы. С. 326). Между тем А. Е. Розен показал, что Тулубьев согласился идти на Сенатскую площадь (ВД. Т. XV. С. 210). По предположению Я. А. Гордина, Тулубьев был готов присоединиться именно к московцам, которые в то время стояли на площади одни. Последовавший вскоре обратный приказ — «распустить баталион» — был отдан Тулубьевым, возможно, после известия о гибели М. А. Милорадовича, которое принесли появившиеся в казармах полка Н. П. Репин и К. Ф. Рылеев (см.: Гордин. С. 284-290).
** Вероятно, подпоручик л.-гв. Финляндского полка Н. А. Титов. См.: Воспоминания Н. А. Титова // Древняя и Новая Россия. 1878. Т. 3. № 12. С. 280-281.
*** Морской кадетский корпус находился на набережной Большой Невы (современный адрес: наб. Лейтенанта Шмидта, д.17). Ср. иное освещение событий в казармах л.-гв. Финляндского полка перед его выходом на Сенатскую площадь в записках Е. Ф. Комаровского. См.: Из записок Е. Ф. Комаровского // 14 декабря 1825 года. Воспоминания очевидцев. С. 98-100.
**** у Исаакиевского моста стояла 1-я гренадерская рота л.-гв. Преображенского полка под командованием капитана П. Н. Игнатьева (см.: Габаев Г. С. Гвардия в декабрьские дни 1825 года: Военно-историческая справка (Далее — Габаев) // Пресняков А. Е. 14 декабря 1825 года. М.; Л., 1926. С. 188). Возможно речь дет о полковнике Н. А. Титове, находившемся с ротой П. Н. Игнатьева (см.: Корф М. А. Восществие на престол императора Николая 1-го (Далее — Корф) // 14 декабря 1825 года и его истолкователи: Герцен и Огарев против барона Корфа. / Подгот. Е. Л. Рудницкой и А. Г. Тартаковским. М., 1994. С. 329).
346
А. Е. РОЗЕН
Но как только я лично убедился, что восстание не имело начальника, следовательно, не могло быть единства в предприятии, и не желая напрасно жертвовать людьми, а также не будучи в состоянии оставаться в рядах противной стороны, — я решился остановить взвод мой в ту минуту, когда граф Комаровский и мой бригадный командир скомандовали всему батальону: «Вперед!» — взвод мой единогласно и громко повторил: «Стой!» — так что впереди стоявший карабинерский взвод дрогнул, заколебался, тронулся не весь, и только личным усилием капитана А. С. Вяткина15, не щадившего ни ругательств знаменитых, ни мощных кулаков своих, удалось подвинуть этот первый взвод. Батальонный командир наш, полковник А. Н. Тулубьев16, исчез, быв отозван в казармы, где квартировало его семейство. Дважды возвращался ко мне бригадный командир, чтобы сдвинуть мой взвод, но напрасны были его убеждения и угрозы. Между тем я остановил не один мой стрелковый взвод, за моим взводом стояли еще три роты, шесть взводов; но эти роты не слушались своих командиров, говоря, что впереди командир стрелков знает, что делает.
Был уже второй час пополудни*; по мере увеличения числа войск для оцепления возмутителей полиция стала смелее и разогнала народ с площади, много народу потянулось на Васильевский остров вдоль боковых перил Исаакиевского моста. Люди рабочие и разночинцы, шедшие с площади, просили меня держаться еще часок и уверяли, что все пойдет ладно**. В это время вместе с отступающим народом командиру нашей 3-й егерской роты, капитану Д. Н. Белевцову17 удалось отвести свою роту назад и перейти с нею чрез Неву от Академии художеств к Английской набережной, к углу Сенатской площади; за этот открытый и мужественный поступок Белевцов награжден был Владимирским крестом с бантом; остальные две роты оставались за моим взводом.
С лишком два часа стоял я неподвижно, в самой мучительной внутренней борьбе, выжидая атаки на площади, чтобы поддер
* Не ранее двух часов (см.: Гордин. С. 322).
** Можно предположить, что окружавший войска народ, не осведомленный о действиях А. Е. Розена, мог обращаться к финляндцам как к войскам правительственной стороны.
Записки декабриста. 14 декабря 1825 года
347
жать ее тремя с половиною ротами, или восемьюстами солдат, готовых следовать за мною повсюду*.
Между тем на Сенатской площади около восьмисот человек л.-гв. Московского полка составили каре: рота М. А. Бестужева 3-го стояла лицом к Адмиралтейскому бульвару, он по необходимости должен был наблюдать за тремя фасами, а четвертым, обращенным к Исаакиевскому собору, командовал утомившийся князь Щепин-Ростовский. Это обстоятельство дало возможность М. А. Бестужеву спасти два эскадрона конногвардейцев, обскакавших каре и построившихся на полуружейный выстрел от него.
Весь фас каре, обращенный к Сенату, приложился, чтобы дать залп, но был остановлен М. А. Бестужевым, который выбежал вперед фаса, скомандовал: «Отставь!» Несколько пуль прожужжало мимо его ушей, и несколько конногвардейцев сва-* лилось с лошадей**.
После московцев прибыл на площадь Сенатскую по Галерной улице батальон Гвардейского экипажа. Когда батальон этот собран был во дворе казарм для принятия присяги и несколько офицеров, сопротивлявшихся присяге, были арестованы бригадным командиром генералом Шиповым18, то в воротах казарм показался Н. А. Бестужев19 1-й, в то самое мгновение, когда с площади послышались выстрелы ружейные против атаки конногвардейцев, и закричал солдатам: «Наших бьют! ребята, за мной!» — и все ринулись за ним на площадь***. Второпях забыли прикатить за собою несколько орудий, стоявших в арсенале батальонном; впрочем, все надеялись на содействие гвардейской конной артиллерии. Батальон этот, выстроившись в колонну к атаке, стал за каре л.-гв. Московского полка, за фасом, обращенным к Исаакиевскому собору.
Потом присоединились три роты л.-гв. Гренадерского полка, приведенные поручиком А. Н. Сутгофом, батальонным адъю
* После описанного выше маневра 3-ей егерской роты у А. Е. Розена оставались две с половиной роты (около 500 солдат).
** Ср. «14 декабря 1825 года» М. А. Бестужева // 14 декабря 1825 года. Воспоминания очевидцев. С. 273.
*** Очевидно, в рассказе А. Е. Розена объединены действия Н. А. и Петра А. Бестужевых.
348
A. E. РОЗЕН
тантом H. А. Пановым и подпоручиком Кожевниковым*20. Перебежав через Неву, они вошли во внутренний двор Зимнего дворца, где уже стоял полковник Геруа21 с батальоном гвардейских сапер. Комендант Башуцкий22 похвалил усердие гренадер на защиту престола, но люди, заметив свою ошибку, закричали: «Не наши!» — и, повернув полукружием около двора, вышли из дворца, прошли мимо государя, спросившего их: «Куда вы? если за меня, так направо, если нет, так налево!» Кто-то ответил: «Налево!» — и все побежали на Сенатскую площадь врассыпную и были помещены внутри каре Московского полка, чтобы там рассчитать и построить их поротно, чего еще не успели, как артиллерия начала действовать**. Должно, однако, заметить, что Сутгоф вывел свою роту в полной походной амуниции, с небольшим запасом хлеба, предварив ее о предстоящих действиях.
Всего было на Сенатской площади в рядах восстания больше 2000 солдат***. Эта сила в руках одного начальника, в виду собравшегося тысячами вокруг народа, готового содействовать, могла бы все решить, и тем легче, что при наступательном действии много батальонов пристали бы к возмутившимся, которые при 10-градусном морозе, выпадавшем снеге с восточным резким ветром, в одних мундирах ограничивались страдательным положением и грелись только неумолкаемыми возгласами «ура!» Не видать было диктатора, да и помощники его не были на месте. Предложили Булатову: он отказался****; предложили Н. А. Бестужеву 1-му: он, как моряк, отказался; навязали, наконец, начальство князю Е. П. Оболенскому23, не как тактику, а как офицеру, известному и любимому солдатами. Было в полном смысле безначалие: без всяких распоряжений — все
* А. Е. Розеном объединены приход к восставшим роты А. Н. Сутгофа около половины первого часа и гренадеров во главе с Н. А. Пановым в третьем часу дня. Подпоручик А. Л. Кожевников не был на Сенатской площади, так как был арестован в казармах полка за то, что препятствовал проведению присяги... Далее излагаются действия гренадер, возглавляемых Н. А. Пановым.
** Рота А. Н. Сутгофа пристроилась к каре со стороны набережной Невы, батальон Н. А. Панова составил внешний ряд каре.
*** Общая численность восставших — около 3000 человек (л.-гв. Московский полк — 671 нижний чин, л.-гв. Гренадерский — около 1250, Гвардейский экипаж — около 1100 (см.: Габаев. С. 179).
**** д. М. Булатов не был в рядах восставших на Сенатской площади...
Записки декабриста. 14 декабря 1825 года
349
командовали, все чего-то ожидали и в ожидании дружно отбивали атаки, упорно отказывались сдаться и гордо отвергли обещанное помилование.
Постепенно, смотря по расстоянию казарм от дворца, собирались войска противной стороны: л.-гв. Конный полк приблизился к площади со стороны Английской набережной*, батальоны Измайловского и Егерского полков по Вознесенской улице к Синему мосту, л.-гв. Семеновский по Гороховой. Близ Адмиралтейского бульвара стояло каре л.-гв. Преображенского полка — там присутствовал новый император на коне с многочисленною свитою; в каре находился цесаревич, отрок семилетний, с воспитателем своим**.
Впереди каре поставлены были орудия бригады полковника Нестеровского24, под прикрытием взвода кавалергардов, под командою поручика И. А. Анненкова***25. Позади каре батальон л.-гв. Павловского полка****; саперы стерегли дворец. Преданность войск к престолу была не безусловная: она колебалась в эту минуту. Когда 2-му батальону л.-гв. Егерского, ныне Гатчинского, полка приказано было двинуться вперед от Синего моста и он уже тронулся, то по команде Якубовича26: «Налево кругом!» весь батальон обратился назад*****, несмотря на совершенную преданность престолу батальонного командира полковника В. И. Буссе27, который за этот случай не получил звания флигель-адъютанта, отличия, коего удостоились получить все батальон
* Два эскадрона Конной гвардии (полковника В. С. Апраксина и полковника И. И. Велио), пройдя по коридору между зданием Сената и восставшими, встали на набережной Невы, напротив памятника Петру I...
** Это указание не подтверждается другими свидетельствами.
*** Вероятно, И. А. Анненков находился в составе 5-го эскадрона кавалергардов (см: Из воспоминаний И. А. Анненкова // 14 декабря 1825 года. Воспоминания очевидцев. С. 320). Сведений о том, что он возглавлял отдельно стоящий взвод, не имеется.
**** Л.-гв. Павловский полк был остановлен посередине Галерной улицы (см.: Из воспоминаний В. Д. Белостоцкого в изложении Бутовского и «14 декабря 1825 года» Н. А. Бестужева // 14 декабря 1825 года. Воспоминания очевидцев. С. 197, 263).
***** д0 другим данным, беспорядок в л.-гв. Егерском полку имел место у Каменного моста на Гороховой улице (см. четвертую тетрадь записок Николая I // 14 декабря 1825 года. Воспоминания очевидцев. С. 46-47).
350
А. Е. РОЗЕН
ные командиры*29, кроме еще моего батальонного командира А. Н. Тулубьева за то, что один взвод задержал три роты**. Измайловский полк в тот день был также весьма ненадежен. Зато Конногвардейский полк под начальством А. Ф. Орлова28 молодецки пять раз атаковал каре московцев и пять раз был отбит штыками и залпами; два эскадрона их были спасены от истребления М. А. Бестужевым 3-м. Я уже сказал, что у солдат было не больше пяти патронов в суме; пулею ранен был в руку ротмистр Велио29, а поручик Галахов30— камнем, брошенным из толпы народа***.
Когда войско было расставлено так, что возмутители со всех сторон были окружены густыми колоннами, то народу уже немного оставалось на площади, и полиция уже смелее начала разгонять его с Адмиралтейской площади и Дворцовой, где сам император, на коне, приказывал народу и упрашивал его разойтись по домам, чтобы не мешать движению войск. Все средства были употреблены государем, чтобы прекратить возмущение без боя, без кровопролития.
Первый из тех, которые желали и старались уговорить возмутителей к возвращению в казармы, был корпусной командир Воинов; но все его убеждения были напрасны, угрозы также, и кончилось тем, что из толпы народа кто-то пустил в него поленом так сильно в спину, что у старика свалилась шляпа, и он принужден был
* По данным Г. С. Габаева, флигель-адъютантами были назначены ие все батальонные командиры, а только особо отличившиеся в день 14 декабря (см.: Габаев. С. 198-199).
** А. Н. Тулубьев покинул свой батальон при вступлении его на Сенатскую площадь на стороне правительства. По-видимому, он не хотел участвовать в действиях против восставших (см..- Гордин. С. 286). Кроме этого серьезного нарушения служебного долга, он подозревался также в причастности к Тайному обществу. По Высочайшему повелению после кратковременного ареста был освобожден и в январе 1826 г. уволен со службы (см.: Декабристы. С. 179, 326).
*** По показанию Д. А. Щепина-Ростовского, московцы взяли с собой «ружья с боевыми патронами по десять на человека» (ВД. Т. I. М.-, Л., 1925. С. 397). Поручик А. П. Галахов получил ранение дробью. Штабс-ротмистр А. Н. Игнатьев и корнеты Н. Г. и Ф. Г. Головины были ранены поленьями и камнями, брошенными из толпы (см. об этом воспоминания А. А. Суворова и записки И. Г. Головина //14 декабря 1825 года. Воспоминания очевидцев. С. 321-326,466).
Записки декабриста. 14 декабря 1825 года
351
удалиться*. Генерал Бистром31 удерживал остальные роты л.-гв. Московского полка от присоединения их к восставшим товарищам и уговаривал их содержать караулы в тот же вечер. Генерал И. О. Сухозанет32 примчался к каре как бешеный, просил солдат разойтись, прежде чем станут стрелять из пушек; его спровадили и сказали: «Стреляйте!» Великий князь Михаил Павлович33, в этот день только что возвратившийся из Ненналя, с самоотвержением подъехал к каре**, стал уговаривать солдат и едва не сделался жертвой своей смелости. В. К. Кюхельбекер34, видя, что великому князю может удаться отклонить солдат, уже прицелил в него пистолетом, Петр Бестужев35 отвел его руку, пистолет дал осечку; князь должен был удалиться. Граф М. А. Милорадович, любимый вождь всех воинов, спокойно въехал в каре и старался уговорить солдат; ручался им честью, что государь простит им ослушание, если они тотчас вернутся в свои казармы. Все просили графа скорее удалиться; князь Е. П. Оболенский взял под узду его коня, чтобы увести и спасти всадника, который противился; наконец, Оболенский штыком солдатского ружья колол коня его в бок, чтобы вывести героя из каре***. В эту минуту пули Каховского и еще двух солдат смертельно ранили смелого воина, который в бесчисленных сражениях и стычках участвовал со славою и оставался невредимым; ему суждено было пасть от русской пули. Командир л.-гв. Гренадерского полка, полковник Стюрлер36, старался отвести своих гренадер, отделившихся от полка, и уговаривал их возвратиться с ним к полку и к долгу своему: пули Каховского37 и нескольких солдат ранили
* А. Л. Воинов первым, после М. А. Милорадовича, пытался уговорить восставших; в течение дня он несколько раз приближался к каре и к колонне гвардейских моряков; но все его попытки остались безрезультатными. По многочисленным свидетельствам, он был избит толпой. См. воспоминания Евгения Вюртембергского, Л. П. Вутенева, заметки А. Н. Сутгофа // 14 декабря 1825 года. Воспоминания очевидцев. С. 78, 296, 306, 380.
** К моменту обращения к восставшим великого князя Михаила Павловича — около трех часов дня, по расчетам Я. А. Гордина, — восставшие л.-гв. Московского полка были поставлены внутрь каре восставших л.-гв. Гренадерского полка. Я. А. Гордин предполагает, что великий князь Михаил Павлович разговаривал с лейб-гренадерами и Гвардейским экипажем (см.: Гордин. С. 351-352). Ср. воспоминания великого князя Михаила Павловича // 14 декабря 1825 года. Воспоминания очевидцев. С. 55-62.
*** Ср. рассказ Е. П. Оболенского в изложении Е. И. Якушкина // 14 декабря 1825 года. Воспоминания очевидцев. С. 259.
352
А. Е. РОЗЕН
его смертельно. Наконец, по приказанию государя, употреблено было еще последнее средство к усмирению: на извозчичьих санях подъехал митрополит Серафим в сопровождении киевского митрополита Евгения38 и нескольких священников с животворящим крестом, умолял братьев христианскою любовью возвратиться в свои казармы. Серафим, равно как прежде него великий князь Михаил и граф Милорадович, обещал именем государя совершенное прощение всем возмутившимся, кроме зачинщиков. Его выслушали; воины осенили себя знамением креста, но мольбы его остались также тщетными; ему сказали: «Поди, батюшка, домой, помолись за нас за всех, здесь тебе нечего делать!»
День декабрьский скоро кончается: в исходе третьего часа начинает смеркаться*; без сомнения, в сумерки нахлынул бы народ, разогнанный полицией; наверно, пристала бы часть войска. Император долго не решался на ultima ratio regum**, но видел, что медлить было нечего, и был вынужден прибегнуть к этому средству, когда граф К. Ф. Толь, прибывший в Петербург в тот же день после великого князя Михаила, сказал ему: «Sire, faites balayer la place par la mitraille, ou renoncez au trone»***. Государь никогда не мог простить ему этой выходки, хотя не пренебрегал его полезною службою и доказанными его знаниями и способностями полководца39.
Первый выстрел пушки, заряженной холостым зарядом****, прогремел, в ответ послышалось «ура!», второй и третий посылали ядра, одно засело в стене Сената, другое навесно полетело по направлению от угла Сената к Академии художеств. Восстание опять ответило громким и звонким «ура!» Зарядили картечью; полковник Нестеровский наводил пушки, сам государь скомандовал «Первая!» — но фейерверкер с фитилем начал креститься; опять послышался тот же голос: «Первая»; тогда поручик Илья
* По вычислениям ученых Института теоретической астрономии Академии наук, 14 декабря солнце зашло в 14. 58 (см.: Нечкина М. В. День 14 декабря 1825 года. М., 1985. С. 87, 205). Кавалерийские атаки, предпринятые против восставших, прекратились после двух часов (см.: Гордин. С. 308)
** Последний довод короля (лат.).
*** Ваше Величество, прикажите очистить площадь картечью или отрекитесь от престола (фр.).
**** jj0 другим свидетельствам, артиллерия начала стрельбу боевыми зарядами, но первый выстрел был направлен вверх. См., например, дневник В. Р. Каульбарса //14 декабря 1825 года. Воспоминания очевидцев. С. 156.
Записки декабриста. 14 декабря 1825 года
353
Бакунин40 приложил фитиль; в секунду картечь из орудий посыпалась градом в густое каре. Восстание разбежалось по Галерной улице и по Неве к Академии. Пушки двинулись вперед и дали другой залп картечью, одни — по Галерной, другие — поперек Невы. От вторичного, совершенно напрасного залпа картечью учетверилось число убитых, виновных и невиновных, солдат и народа, особенно по узкому дефиле или ущелью Галерной улицы. Три фаса московского каре бросились с М. А. Бестужевым 3-м к набережной, картечь их провожала; на Неве он хотел построить людей по отделениям, но ядра, пущенные с угла Исаакиевского моста, подломили лед, и много потонуло людей; без этого обстоятельства, может быть, удалось бы Бестужеву занять Петропавловскую крепость. Лейб-гренадеры, Гвардейский экипаж и четвертый фас московского каре бросились по Галерной, куда подвезли пушки и повалили солдат продольными выстрелами. По этому случаю л.-гв. Павловский полк не мог быть помещен в Галерной улице во время дела, как повествует о том граф Комаровский в своих записках*; но этот полк был поставлен там поздно вечером, после решения дела, и едва не арестовал Бестужева, когда тот, уже переодетый в партикулярное платье, пробирался к К. П. Торсону**41.
Почти покажется невероятным, что из моих товарищей никто не был ни убит, ни ранен: у многих шинели и шубы были пробиты картечными пулями. Из залпа, сделанного против третьей атаки конной гвардии, одна пуля сорвала у меня левую кисточку от киверного кутаса*** и заставила ряд стрел
* Мемуарист имеет в виду первую публикацию записок Е. Ф. Комаровского (Русский архив. 1867. № 10. Стб. 1304-1313. Публикация П. Е. Комаровского). А. Е. Розен ошибается. Л.-гв. Павловский полк находился на Галерной улице и попал под артиллерийский обстрел. По данным полковой истории, в л.-гв. Павловском полку 14 декабря было ранено 30 нижних чинов. 7 из них, видимо, раненные наиболее серьезно, получили денежные награждения (см.: Воронов П. Н„ Бутовский В. Д. История лейб-гвардии Павловского полка. СПб., 1875. С. 274; Габаев. С. 190-191). Другие очевидцы утверждают, что выстрелы вдоль Галерной улицы не производились (см. заметки Николая I на рукописи второго издания книги М. А. Корфа и дневник В. Р. Каульбарса // 14 декабря 1825 года. Воспоминания очевидцев. С. 54, 157).
** См. «14 декабря 1825 года» М. А. Бестужева // 14 декабря 1825 года. Воспоминания очевидцев. С. 279-280.
*** Кутас — шнур с кистью.
354
A. E. РОЗЕН
ков наклонить головы вбок; шутник это заметил и сказал: «Что это вы кланяетесь головами не прямо, а в сторону?» Особенно в батальоне Гвардейского экипажа легли целые ряды солдат; офицеры остались невредимы. Все бросились с площади по двум означенным направлениям, один только остановился, подошел к генералу Мартынову42, чтобы через него передать свою саблю великому князю Михаилу, — то был Гвардейского экипажа лейтенант М. К. Кюхельбекер*. В это самое время наскочил на него полковник пионерного эскадрона Засс43 с поднятою саблей, что заставило генерала Мартынова остановить его порыв и сказать ему: «Ай да храбрый полковник Засс! Вы видели, что он вручил мне свою полусаблю!» Когда площадь очистилась от возмутителей, то конная гвардия повернула к Исаакиевскому мосту на Васильевский остров. Я скомандовал «налево кругом!» постановил взвод возле манежа 1-го Кадетского корпуса**. По прибытии полкового командира из дворца приказано мне было вести мой взвод во двор директора всех корпусов, в 1-й линии против Большого проспекта. Приехал полковой священник; мне приказано было отойти от моих людей. Я видел, что солдаты сомкнулись в круг, священник стал их расспрашивать и готовить к присяге; тогда я быстро ворвался в круг и громко, во всеуслышание объявил священнику, что солдаты мои ни в чем не виноваты, они слушались своего начальника. Взвод мой присягнул. Звезды горели на небе, а на земле бивачные огни в разных направлениях; меня со взводом моим назначили занять Андреевский рынок*** и караулить тамошний небольшой гостиный двор. Патрули ходили беспрестанно, и конные, и пешие; послали за шинелями в казармы. С 10 часов утра до 10 часов вечера щеголял я с солдатами в одних тонких мундирах. Взводу принесли хлеба из казарм; негоциант Герман Кнооп44, мой нарвский знакомец, велел им дать пищу и по чарке водки, а для меня принес бутылку отличнейшего вина. В течение ночи очищали Сенатскую площадь, Галерную
* Этот эпизод подтверждается показаниями М. К. Кюхельбекера на следствии (см.: БД. Т. XV. С. 34, 36).
** Манеж Первого кадетского корпуса помещался на набережной Большой Невы, на Васильевском острове, напротив Исаакиевского моста (современный адрес: Университетская наб., д. 13).
*** Андреевский рынок — в настоящее время часть Василеостровского рынка (современный адрес: 6-я линия, д. 9).
Записки декабриста. 14 декабря 1825 года
355
улицу и дорогу чрез Неву; раненых отвезли в госпиталя, близ прорубей находили различные одежды. На другой день увиделся с женою на два часа, чтобы расстаться надолго. Меня арестовали по высочайшему повелению 15 декабря рано утром*.
Действия или действователи 14 декабря обсуждены различным образом; одни — видели в них мечтателей, другие — безумцев, третьи — бранили, называли их обезьянами Запада, четвертые — укоряли их в непомерном честолюбии; иной порицал безусловно, другой жалел; мало кто судил беспристрастно, и то почти тайно, соображаясь с достоинствами отдельной личности и выпуская из виду главную причину и главную цель. Газеты тогда не смели печатать правду; сплеча постановили приговор свой, что все мятежники-декабристы были гадко одеты и все имели зверский вид и отвратительную наружность**. Совершившееся дело показало, что предприятие было явно начато среди белого дня. На большой площади, в виду народа, несколько человек дерзнуло обнаружить неудовольствие и ожидало общего участия для лучшей перемены. Правда, что первые роты из л.-гв. Московского полка были выведены под предлогом верности данной присяге Константину. Правда и то, что когда послышались возгласы в толпе «лучше вместо Константина конституцию!» и когда спросили нескольких человек: «Кто это конституция?» — то ответили им: «Это супруга Константина». Но также правда и то, что гренадерам и надежным унтер-офицерам были объявлены другие причины, — а в толпе посторонних хорошо знали эти причины!*** Декабристам на площади легко было предвидеть худой конец. Рылеев как угорелый бросался во все казармы, ко всем караулам, чтобы набрать больше материальной силы, и возвращался на площадь с пустыми
* На следствии А. Е. Розен показал, что «был арестован 15 декабря в 4 часа пополудни» (ВД. Т. XV. С. 211).
** Речь, видимо, идет о первом официальном сообщении, составленном по поручению Николая IД. Н. Блудовым вечером 14 декабря и опубликованном 15 декабря в «Прибавлении к С.-Петербургским ведомостям» 1825. № 100; перепечатано: Русский инвалид. 1825.19 дек. № 300; Северная пчела. 19 дек. № 152; Всемирный вестник. 1905. № 1. С. 55-58.
*** О требованиях конституции, сокращения срока солдатской службы и др., объявленных восставшим солдатам и собравшемуся народу см.: 14 декабря 1825 года. Воспоминания очевидцев. С. 29-30.
356
A. E. РОЗЕН
руками*; следовательно, они сознательно обрекли себя на жертву, обнаружили мужество, которое борется без всякой надежды на успех; и вышло, как мне сказал Рылеев: «А все-таки надо, все-таки надо!»**
Однако успех предназначенного предприятия был возможен, если сообразим все обстоятельства. Две тысячи солдат и вдесятеро больше народу были готовы на все по мановению начальника. Начальник был избран, я жил с ним вместе под одною крышею шесть лет в Читинском остроге и в Петровской тюрьме за Байкалом. Товарищи знали это давно и много лет до рокового дня; все согласятся, что он был всегда муж правдивый, честный, весьма образованный, способный, на которого можно было положиться. Не знаю, отчего он не явился в назначенный час в назначенное место?! Он, я думаю, и сам этого не знал: психология или физиология на то ответит. Согласен, что он потерял голову, могу назвать его жалким в этот день, но подлости, измены в нем не допускаю. В критическую минуту пришлось его заменить; из двух назначенных ему помощников один, полковник Булатов45, имел способность и храбрость, но избрал себе сам отдельный круг действия; другой — капитан А. И. Якубович с повязкою на простреленном челе, с безответною саблею, лихой рубака на Кавказе,— не принял начальства, он хотел действовать независи
* Известно о поездках К. Ф. Рылеева с Сенатской площади в л.-гв. Финляндский, Измайловский полки и л.-гв. Коннопионерский эскадрон. К. Ф. Рылеев отправился около первого часа дня в л.-гв. Финляндский /юлк. После неудачной попытки присоединить финляндцев к восставшим он поехал в казармы лейб-гренадер, но по дороге встретил А. О. Корниловича, который сообщил ему о выходе восставшей роты А. Н. Сутгофа (см.: ВД. Т. 1. С. 165). Рылеев, вероятнее всего, так и не появился в казармах л.-гв. Гренадерского полка. Отсутствие Рылеева на Сенатской площади после первого часа дня традиционно объясняется, согласно его собственным показаниям на следствии: «отправился искать князя Трубецкого и более уже не возвращался» (Там же). Существует предположение, что причиной ухода Рылеева с площади, так же как и неявки С. П. Трубецкого, является нарушение первоначального замысла выступления в результате действий А. И. Якубовича (см.: Гордин. С. 341-342).
** В своих воспоминаниях А. Е. Розен передавал сказанные ему 12 декабря «с особенным выражением в лице и голосе» слова К. Ф. Рылеева: «Да, мало видов на успех, но все-таки надо, все-таки надо начать; начало и пример принесут плоды», запомнившиеся мемуаристу на всю жизнь (Розен А Е. Записки декабриста. Иркутск, 1984. С. 124).
Записки декабриста. 14 декабря 1825 года
357
мо. И в самом деле — хотел ли он протянуть или затянуть дело — но он играл роль двусмысленную: то подстрекал возмутителей, то обещал императору склонить их к покорности*. Предложили начальствовать Н. А. Бестужеву 1-му: он, как моряк, отказался. Почти насильно поручили начальство князю Е. П. Оболенскому. Между тем уходило время; не было единства в распоряжениях, отчего сила вместо действующей стала только страдательною. Московцы твердо устояли и отбили пять атак л.-гв. Конного полка. Солдаты не поддавались ни угрозам, ни увещеваниям. Они не пошатнулись пред митрополитом в полном облачении с крестом, умолявшим их во имя господа. Эта сила на морозе и в мундирах стояла неподвижно в течение нескольких часов, когда она могла взять орудия, заряженные против нее. Орудия стояли близко под прикрытием взвода кавалергардов, под командою члена тайного общества И. А. Анненкова. Нетрудно было приманить к себе л.-гв. Измайловский полк, в котором было много посвященных в тайные общества. В ту же ночь бритвою лишил себя жизни капитан Богданович46, упрекнув себя в том, что не содействовал**. Она [эта сила] могла разогнать полицию и удержать народ, доказавший свою готовность вооружиться чем попало, хоть поленом. Наконец, в этот самый день занимал караулы во
* Об эпизоде с Якубовичем см. в записках Николая I, воспоминаниях Евгения Вюртембергского, записках Е. Ф. Комаровского, дневнике Н. Д. Дурново, воспоминаниях самого А. И. Якубовича в изложении А. И. Штукенберга и воспоминаниях П. С. Деменкова //14 декабря 1825 года. Воспоминания очевидцев. С. 40, 73, 312; о мотивах поведения Якубовича см.: Гордин. С. 355-361; Ильин П. В. Междуцарствие 1825 годаи события 14 декабря // 14 декабря 1825 года. Воспоминания очевидцев. С. 28-29.
** Самоубийство И. И. Богдановича могло быть вызвано сознанием неизбежности ареста. Из-за гибели И. И. Богдановича следствию не удалось узнать в полной мере, какова была его роль в событиях 14 декабря в л.-гв. Измайловском полку. Как видно из показаний других измайловских офицеров — членов Тайного общества, И. И. Богданович был среди них наиболее осведомленным относительно замыслов восстания (см., например: ВД. Т. XV. С. 135-136, 138: показания Н. П. Кожевникова). В момент присяги Николаю бепорядки произошли именно во 2-й гренадерской роте, которой командовал И. И. Богданович (см.: Там же. С. 143-144). Личное его участие в беспорядках в материалах следствия, однако, не зафиксировано (см. об этом: Гордин. С. 261-262). Очевидно, он не решился на активные действия; усилия же других офицеров (А. Н. Андреева, А. П. Вадбольского, Н. П. Кожевникова, М. П. Малютина, А. А. Фока) сорвать присягу не увенчались успехом.
358
A. E. РОЗЕН
дворце, в Адмиралтействе, в Сенате, в присутственных местах 2-й батальон л.-гв. Финляндского полка под начальством полковника А. Ф. Моллера, старинного члена тайного общества; в его руках был дворец*.
Относительно Моллера я должен сказать, что накануне, 13 декабря, был у него Н. А. Бестужев, чтобы склонить его на содействие с батальоном; он положительно отказался и среди переговоров ударил по выдвинутому ящику письменного стола, ящик разбился. «Вот слово мое, — сказал он, — если дам его, то во что бы ни стало сдержу его; но в этом деле — не вижу успеха и не хочу быть четвертованным»**.
На Адмиралтейском бульваре, в двадцати шагах от императора, стоял полковник Булатов, командир армейского Егерского полка в дивизии Н. М. Сипягина47, недавно прибывший в Петербург в отпуск. Он имел два пистолета заряженных за пазухой с твердым намерением лишить его жизни: но рука невидимая удерживала его руку. В Булатове всегда было храбрости и смелости довольно. Лейб-гренадерам хорошо известно, как он в Отечественную войну со своею ротою брал неприятельские батареи, как он восторженно штурмовал их, как он под градом неприятельской картечи, во многих шагах впереди роты увлекал людей куда хотел. Этот смелый воин, когда государь при личном допросе изъявил ему удивление свое, что видел его в числе мятежников, ответил откровенно, что, напротив того, он видел пред собою государя. «Что это значит? » — «Вчера с лишком два часа стоял я в двадцати шагах от вашего величества с заряженными пистолетами и с твердым намерением убить вас; но каждый раз,
* А. Ф. Моллер был дежурным по 1-му отделению, включавшему караулы на Главной гауптвахте Зимнего дворца.
** А. Ф. Моллер, давший ранее обещание участвовать в выстеплении, колебался, сомневаясь в целесообразности восстания. М. И. Пущин вспоминает, что, встретив Моллера вечером 13 декабря, когда тот направлялся на квартиру Рылеева, советовал ему «отказаться от своего намерения и обещания, к Рылееву не ходить, чтобы избавиться от неприятных для него (Моллера. — Сост.) объяснений. Моллер говорил о своем честном слове, еще так недавно им данном <...> мы с ним расстались после обещания, данного мне, не участвовать в готовящемся восстании, от замыслов которого у него кружилась голова» (Пущин М. И. Записки // Русский архив. 1908. Кн. 3. № 11. С. 436). А. Ф. Моллер не пострадал по «делу 14 декабря» (см.: «Памятныезаметки». Е. Н. Моллер // 14 декабря 1825 года. Воспоминания очевидцев. С. 450).
Записки декабриста. 14 декабря 1825 года
359
когда хватался за пистолет, сердце мне отказывало»*. Государю понравилось откровенное признание, и он приказал не сажать его в казематы крепости, где мы все содержались, но поместить его в квартире коменданта и дать ему хорошее содержание. Чрез несколько недель Булатов уморил себя голодом, выдержав ужасную борьбу: имея пред собою хорошую и вкусную пищу, он сгрыз ногти своих пальцев и сосал кровь свою. Эти подробности передал мне плац-адъютант капитан Николаев48 и прибавил: «Булатов сделал это от угрызений совести и глубокого раскаяния». «В чем же он раскаивался, когда он никого не убил и все стоял в стороне, как прочие зрители?» — спросил я. «То господу Богу известно единому!» — ответил адъютант крепости**.
Воспоминания мои написаны были в тридцатых годах. В1857 году напечатана была книга «Восшествие на престол императора Николая I», составленная бароном М. А. Корфом по запискам
* В следственном деле А. М. Булатова отсутствует его признание в намерении убить Николая 114 декабря. В письме Булатова великому князю Михаилу Павловичу 25 декабря 1825 г. есть слова, которые можно истолковать как свидетельство о промелькнувшем в его сознании замысле покушения: «Изо всей партии двух самых отчаянных человек (Булатов имел в виду себя и Якубовича. — Cocm.) государь имел подле себя, и если бы мы искали славы Брута и Риеги, то нашли бы ее с тою разницею, что Риего четвертован, а я был бы изрублен в клочки или растерзан народом, но государь жив, и теперь судите». Тем не менее намерение убить императора 14 декабря автор письма отрицает: «Мне очень понравилось его (Николая. — Сост.) мужество; был очень близко его и даже не далее шести шагов, имея при себе кинжал и пару пистолетов. Я ездил и рассуждал и очень жалел, что не могу ему быть полезен. Обратился к собранию вечера 12 числа, где было положено для пользы отечества <...> убить государя. Я был возле него и совершенно был покоен и судил, что я попал не в свою кампанию».
** Обстоятельства смерти А. М. Булатова до конца не выяснены. Обращаясь к великому князю Михаилу Павловичу 24 декабря 1825 г., он писал, что осуждает «сам себя за свое преступление на смерть» (БД. Т. XVIII. С. 286). 29 декабря Булатов просил его «исходатайствовать» ему у императора смертный приговор, 30 декабря сообщил, что «избрал смерть уморить себя голодом» (Там же. С. 317, 319-320). В следующие дни он отказывался от пищи: у него развилось сильное нервное расстройство. По свидетельству брата, Булатов пытался покончить жизнь самоубийством, разбив голову о стену (см.: Русская старина. 1887. Т. 53. С. 217). Был доставлен 10 января в Военно-сухопутный госпиталь, где скончался в ночь на 19 января (см.: Декабристы. С. 31). Подробнее о различных версиях смерти Булатова см.: Чернов С. Н. Одна из загадок Петропавловской крепости // Чернов С. Н. У истоков русского освободительного движения. Саратов, 1960. С. 157-178.
360
A. E. РОЗЕН
многих членов императорского дома и приближенных ко двору. Если эти показания разнятся с многими, то это очень естественно, потому что составители записок, кроме великого князя Михаила Павловича и А. Ф. Орлова, находились в Зимнем дворце или окружали государя и двигались с ним только по Дворцовой и по Адмиралтейской площади, вдоль бульвара. Впрочем, разности эти столько же неважны, сколько разности в описании какого бы то ни было сражения, в коем невозможно, чтобы один человек верно и точно обнял бы взглядом все совершившиеся одновременные действия и движения в различных местностях <...>
<...> На упрек в употреблении для восстания и переворота военной силы, которая назначена на охранение и на защиту общественного спокойствия, замечу только, что к тому прибегли обдуманно для избежания междоусобной брани, для быстрого введения первоначального нового порядка. Напрасно много твердили и писали, что восстание 14 декабря осадило Россию назад на полстолетия и не позволило правительству привести в скорейшее исполнение свои благие намерения. Напротив того, оно было поводом к изобличению всех злоупотреблений старинных и новых, и вместе с тем последовавшее расследование заговора указало не только на язвы государственного устройства, но и представляло средства к вернейшему и скорому излечению. Новый государь в несколько месяцев узнал все состояние России лучше, нежели то удалось предшественникам его в десятки лет49. Время скоро сотрет наименование мятежников и верноподданных 14 декабря и соединит всех граждан для блага и для пользы общей. Конечно, так или иначе, благо устроилось бы и без 14 декабря, но это уже зависело бы не от тайного общества, не от заговора, а от правительства. 27 ноября была сделана ошибка*; но в десятых днях декабря, когда не оставалось никакого сомнения в чистосердечном отречении Константина от престола, когда Николаю известны были имена главных заговорщиков в Петербурге**, то становится непостижимым, почему не предпринимал он никаких предупредительных мер?50 Дело выказалось и было очень просто; следовало
* Имеются в виду присяга Константину Павловичу и сохранение в тайне «завещания» Александра!, вызвавшие ситуацию междуцарствия.
** В донесении И. И. Дибича, полученном великим князем Николаем Павловичем 12 декабря, среди «деятельнейших членов» Тайного общества были названы К. Ф. Рылеев и один из братьев Бестужевых.
Записки декабриста. 14 декабря 1825 года
361
арестовать Рылеева, Оболенского, Бестужевых, много что десять человек, и не было бы кровопролития 14 декабря, а там уже нетрудно было справиться поодиночке с отдельными членами тайных обществ*. Ошибка важная со стороны государя; вот почему он и забыть не мог этого рокового дня. При малейшем нарушении могильной тишины и дисциплины имел он привычку повторять: «Се sont mes amis du quatorze!»** <.„>
* О том, почему не было принято никаких мер после получения правительством сведений о заговоре, см.: Ильин П. В. Междуцарствие 1825 года и события 14 декабря. С. 17, 32.
** Это мои друзья по четырнадцатому (Пер. с фр.).
Ф. АНСЕЛО
Шесть месяцев в России:
Письма к Ксавье Сентину, сочиненные в 1826 году, в пору коронования Его Императорского Величества
<Фрагмент>
<...> Крепостной крестьянин1 привязан к земле: его продают вместе с ней. Иногда людей продают отдельно, но правительство стремится препятствовать этому, поскольку, отрывая крестьянина от места, где он родился, от деревни, где сосредоточены все его душевные привязанности, у него отнимают единственное утешение, доступное его рабской доле. Помещик имеет два способа получать доход со своей земли. Либо он сдает ее крестьянам, налагая на них оброк с души, либо требует их отрабатывать три дня в неделю на полях, плоды с которых принадлежат ему целиком, а остальные три дня крепостной трудится на участке, достаточном для того, чтобы он мог прокормить себя и свою семью2. В тех случаях, когда помещик владеет плодородными полями, их возделывают крестьяне. Если же почва небогата, хозяин отпускает рабов на заработки и позволяет им заниматься, в деревне или в городе, любым ремеслом с условием выплаты ему определенной суммы в год. Таким способом крестьяне часто обогащаются и тогда стремятся получить свободу, которую хозяин им продает, после чего они переходят в разряд вольных крестьян. Каково бы ни было заработанное крестьянином состояние, он не имеет права от своего имени владеть землями и людьми. Иногда, однако, они совершают такие приобретения, но на имя помещика, целиком полагаясь на его добрую волю в будущем. Впрочем, практически не известно случаев, чтобы
Шесть месяцев в России...
363
господа воспользовались преимуществами такой покупки и лишили своих подданных плодов их труда3. Не кажется ли тебе поразительной, дорогой Ксавье, идея совмещения роли раба и властелина?
Казенные крестьяне, т. е. те, что возделывают земли, принадлежащие императору, свободны4. Они подчиняются земской полиции, государственным законам и не состоят во власти господской прихоти. Они платят за аренду земли и вовсе к ней не прикреплены. Их положение, таким образом, было бы во всех отношениях выгоднее положения крестьян господских, если бы полиция, не получающая достаточного жалованья, не притесняла их. Нельзя не отметить, что управление этой обширной империей требует немедленных и значительных улучшений. Например, жалованье чиновников, совершенно не сопоставимое с их потребностями,( делает лихоимство почти повсеместным. Как может правительство наказывать взяточников, когда оно не дает своим служащим достаточных средств к существованию? Размер жалованья был установлен для различных чинов при Екатерине и не менялся с тех пор. Однако тогда рубль стоил четыре франка, теперь же равняется одному. Таким образом, чиновник, получавший тысячу рублей в год, при том что и все необходимые предметы стоили дешевле, реально располагал доходом вчетверо большим, чем сегодня. Будем надеяться, что император Николай I, уже обнаруживший благородные намерения, обратит свой внимательный взгляд на эту важную область правления. Здесь говорят, что страшные злоупотребления заставили правительство начать серьезное расследование в Кронштадте. К моменту начала следствия все флотские склады были сожжены, и в Петербурге подозревают, что виновные закрыли свои дела так же, как некогда кардинал Дюбуа* свою переписку. Конечно, ты понимаешь, что я излагаю только общее мнение, но независимо от его истинности понятно, что методы правления, принятые в этой стране, дают повод к подобным подозрениям или, по крайней мере, извиняют их. Но вернемся к крепостным крестьянам.
Эти люди ощущают всю тяжесть своего положения, и слово «свобода» звучит подчас в их жалких деревянных хижинах. Но как же понимают они свободу? Они воображают, что, разбив
* Дюбуа Гильом (1656-1723) — в сане аббата воспитатель будущего регента Филиппа Орлеанского, позднее дипломат.
364
Ф.АНСЕЛО
цепи их рабства, государь дарует им также и участки земли, которые возделывали еще их предки и на которых они трудятся по сей день. Они привыкли считать своими эти поля, где покоятся их отцы и где родились их дети. Для них быть свободными означает обладать. Будет нелегко объяснить им, что император не может отобрать у их господ принадлежащие им наделы, хотя это нисколько не препятствует их освобождению. Если же указ монарха отнял бы у дворян абсолютную власть над крестьянами, дарованную ей Борисом Годуновым, то помещики, владеющие плодородными землями, нисколько не пострадали бы от этой меры, получив батраков вместо крепостных, и доходы их, возможно, даже увеличились бы. Но те, чьи угодья плохо поддаются обработке, разорились бы, ибо, обладая землей без людей, они оказались бы лишены своего единственного состояния, так как все их богатство складывается из оброка, который принадлежащие им крестьяне платят с отхожих промыслов.
Я уже сказал, что крестьян угнетает их положение, однако не все они находятся в равных условиях. Участь тех, кто принадлежит состоятельным людям, владеющим тысячами душ, легче. Ими управляют с отеческой заботой, над ними не тяготеет необходимость тяжкого труда, им не угрожает произвольное повышение размера оброка, поскольку при большом числе людей сравнительно небольшого оброка с каждой души хватает, чтобы удовлетворить любые прихоти хозяина. Владелец же небольшого состояния, распоряжающийся лишь несколькими сотнями жизней, в стремлении позволить себе ту же роскошь, что его владетельный сосед, облагает своих подданных гораздо более суровой данью. Принужденные к труду, часто непосильному, эти несчастные посвящают весь свой труд господину, и кусок черного хлеба, поддерживающий их жалкое существование, считается едва ли не украденным у него.
Армию правительство формирует, набирая определенное число рекрутов с пятисот человек, либо крепостных, либо государственных крестьян5. Когда подходит время рекрутского набора, хозяева, чтобы компенсировать предстоящую потерю, спешат обвенчать нескольких неженатых мужчин, особенно тех, кто по возрасту годен к солдатской службе, чтобы, покинув деревню, куда они, может быть, уже не вернутся, они оставили хозяину, по крайней мере, надежду на замену себе.
Шесть месяцев в России...
365
Мне поведали об обычае, который показался мне поначалу маловероятным, но, так как у меня нет никаких оснований подозревать во лжи тех, от кого я о нем узнал, я принужден был поверить. Говорят, что когда во владениях какого-нибудь помещика родится намного больше девочек, чем мальчиков, то, получая переизбыток этих неполноценных созданий (основное богатство составляют мужчины), хозяин легко находит выход из создавшегося положения. Достигших зрелости девочек он выдает замуж за принадлежащих ему маленьких мальчиков, а чтобы как можно скорее получить плоды от этих преждевременных браков, поручает отцу мальчика, пока тот не подрастет, выполнять обязанности сына. Говорят, что из всех приказов этот выполняется крестьянами с наибольшей радостью. В таких случаях, которые я хотел бы считать крайне редкими, крестьянин, выполняющий t одновременно совершенно различные обязанности, оказывается одновременно и дедом, и отцом детей своего сына, а последние оказываются братьями мужа своей матери*. Уверяют также, что эти супруги in partibus** достигнув возраста, когда они могут вступить в свои права, стараются как можно раньше женить мальчиков, которыми их наградил их interim***, с тем чтобы оказать своим сыновьям благодеяние, полученное ими от своих отцов. Итак, ты видишь, что потребности помещика, владеющего большим числом людей, могут иметь серьезные нравственные последствия: вот до чего могут довести варварские установления!
Набирая крестьян в армию, тщательным образом исследуют их физическое состояние, но при этом нисколько не интересуются нравственным: поскольку в полку за средствами исправления дело не станет, помещики отдают в армию всех плутов и злодеев. В годы, когда набора нет, они имеют другое средство избавиться от людей, страдающих пагубными пороками, отдавая их правительству для определения в армию и получая за это расписку. Отданный таким образом крестьянин зачтется при ближайшем рекрутском наборе. Вот почему в этих огромных лесах и часто необитаемых бескрайних равнинах, где должны были бы, казалось, часто встречаться
* Об этом обычае, ссылаясь на книгу английского путешественника В. Кокса, писал Ф. де Миранда (см.: Миранда Ф. де. Российский дневник. М., 2000. С. 76).
** Отчасти (лат.).
*** Заместитель (лат.).	’ f
366
Ф.АНСЕЛО
разбойники, без труда скрывающиеся от правосудия, на самом деле можно путешествовать безопасно.
Очень часто повторяют, дорогой Ксавье, как это сделал и я, что в России существует только два класса, хозяева и рабы. Это, однако, не совсем так: есть сословие, худо-бедно заполняющее огромное пространство, отделяющее тех, кто может все, от тех, кто не может ничего. Если этот класс недостаточно многочислен и недостаточно уважаем, чтобы его можно было сразу заметить, внимательному взору все же открывается его существование. Стремясь создать в России третье сословие, императрица Екатерина объявила специальным указом, что любой государственный крестьянин, располагающий сбережениями, достаточными для занятия каким-либо промыслом, имеет право уйти из своей деревни, переселиться в город и записаться в мещане. Поскольку то же самое разрешено вольноотпущенным крестьянам, число мещан растет день ото дня. Затем следуют три категории купцов, именуемые первой, второй и третьей гильдиями, каковые определяются ценой оплаченного патента. Входящие в первую гильдию располагают почти теми же привилегиями, что и дворянство, т. е. могут владеть землей и крестьянами, тогда как принадлежащие к двум другим могут приобретать лишь дома или имущество без людей, как и мещане. Последние, кроме того, обязаны представлять рекрутов в армию, тогда как купцы после уплаты определенной суммы в казну освобождаются от действительной службы.
В России нередко можно встретить дворян, отцы которых — крепостные, и вот как объясняется это удивительное явление: по протекции господина сын крестьянина может быть определен в военную школу, закончить ее в чине прапорщика, поступить на службу — вот вам и дворянин!6 Странно то, что, обращаясь к нему письменно или устно, его должно называть «ваше благородие», что означает «вы, принадлежащий к дворянскому роду »; однако в то время, как сын получает этот комплимент, отец его, быть может, получает удары кнута <...>
А. КЮСТИН
Россия в 1839 году
<Фрагмент>
ПИСЬМО ТРИНАДЦАТОЕ
<...> В Опере я видел то, что именуется парадным представлением. Великолепно освещенный зал показался мне большим и прекрасным по форме <...> Спектакль мне не слишком понравился: главным образом меня занимали зрители. Наконец прибыл Двор; императорская ложа являет собой блистательный салон, занимающий всю глубину зала; салон этот освещен еще ярче, нежели остальной театр, весь залитый светом.
Появление императора произвело на меня изрядное впечатление. Когда он в сопровождении императрицы, а за ним все члены фамилии и придворные, приближается к барьеру ложи, публика разом встает. В парадном мундире алого цвета император особенно красив. Казацкая форма к лицу лишь очень молодым людям; этот же мундир более подобает мужчине в летах Его Величества; он подчеркивает благородство его черт и фигуры. Прежде чем сесть, император приветствует собравшихся с тем исполненным учтивости достоинством, какое отличает его. Одновременно приветствует зрителей императрица; больше того, даже и свита приветствует публику, что показалось мне не вполне почтительным по отношению к последней. Зал отвечает государям поклоном на поклон и, сверх того, бурно аплодирует им и кричит «ура»1.
Эти преувеличенные изъявления восторга имели характер официальный, что изрядно их обесценивало. Императору на его
368
А.КЮСТИН
родине хлопают из партера его же избранные придворные — экое диво! В России подлинной лестью была бы внешняя независимость. Русские не открыли для себя этот окольный способ понравиться; говоря по правде, временами прибегать к нему было бы небезопасно — невзирая на тоску, которую должна навевать на государя рабская покорность подданных.
Нынешний император сталкивается обыкновенно с вынужденным послушанием людей, и по этой причине он лишь два раза в своей жизни имел удовольствие испытать личную свою власть над собравшейся толпой: то было в дни мятежей. В России есть только один свободный человек — взбунтовавшийся солдат.
С того места, где я находился — примерно посредине между двумя театральными действами, сценическим и придворным, — император виделся мне достойным повелевать людьми: так благородно он выглядел, столь возвышенным и величественным был его облик. Мне сразу вспомнилось, как повел он себя при восхождении на престол, и эта прекрасная страница истории отвлекла мое внимание от спектакля, на котором я присутствовал.
<...> Все отметили, что за все время, пока император находился перед войсками, он ни разу не пустил лошадь в галоп — настолько хладнокровно он держался; однако он был очень бледен. Он впервые испробовал свое могущество, и успех этого испытания покорил его влиянию всю нацию.
Такого человека нельзя судить по меркам, пригодным для обыкновенных людей. Его голос, властный и исполненный значительности, магнетический взгляд, что впивается в предмет, завладевший его вниманием, но зачастую становится холодным и застывает, — не столько из-за обыкновения скрывать свои мысли, ибо он откровенен, сколько из-за привычки сдерживать страсти; его великолепное чело, черты, в которых есть что-то от Аполлона и от Юпитера2, его почти неподвижное, внушительное, повелительное лицо, облик скорее благородный, нежели добросердечный, подобающий более статуе, чем человеку, — все это оказывает неодолимое воздействие на всякого, кто приближается к его особе. Он становится повелителем чужих воль, ибо все видят, что он властен над своей собственной волей.
Вот что еще мне запомнилось из продолжения нашей беседы.
— Должно быть, Ваше Величество, усмирив мятеж, вернулись во дворец в совсем ином расположении, нежели то, в каком вы его покидали, ибо Ваше Величество не только обеспечили себе
Россия в 1839 году
369
престол, но и заручились восхищением всего мира и симпатией всех благородных душ.
— Я об этом не думал; впоследствии поступки мои превознесли сверх всякой меры.
<...> Когда он вернулся, она (Александра Федоровна. — Л. В.), ни слова не говоря, обняла его; однако, приободрив ее, император в свой черед ощутил слабость; став на миг просто человеком, бросился он в объятия одного из самых верных своих слуг, что присутствовал при этой сцене, и воскликнул: «Какое ужасное начало царствования!»
Я обнародую эти обстоятельства; людям безвестным полезно их знать, чтобы поменьше завидовать уделу великих.
При внешнем неравенстве, какое в цивилизованном мире установлено законодателями меж людей разного звания, справедливость Божественного Провидения находит себе прибежище в равенстве тайном и неуничтожимом — том, что родится из нравственных терзаний, которые обыкновенно возрастают по мере того, как убывают физические лишения. В мире нашем меньше неправедного, нежели заложили в него основатели различных наций и нежели это доступно пониманию черни; природа справедливее, чем закон человеческий.
Мысли эти мелькали у меня в голове во время беседы с императором; из них родилось в моем сердце чувство к нему, узнав о котором, он бы, наверное, несколько удивился — необъяснимая жалость. Я как мог постарался скрыть свои переживания, природу которых не дерзнул бы ему раскрыть, а причину — растолковать, и возразил в ответ на его слова о том, что похвалы поведению его во время мятежа преувеличены:
— Одно верно, Ваше Величество: любопытство мое перед приездом в Россию имело среди главных причин желание близко увидеть государя, имеющего столь великую власть над людьми.
— Русские добрый народ, но надобно еще сделаться достойным править ими.
— Ваше Величество постигли лучше любого из своих предшественников, что именно подобает России.
— В России еще существует деспотизм, ибо в нем самая суть моего правления; но он отвечает духу нации.
— Вы останавливаете Россию на пути подражательства, Ваше Величество, и возвращаете к самой себе.
370
А.КЮСТИН
— Я люблю свою страну и, мне кажется, понимаю ее; поверьте, когда невзгоды нашего времени слишком уж донимают меня, я стараюсь забыть о существовании остальной Европы и ищу убежища в глубинах России.
— Дабы припасть к истокам?
— Именно так! Нет человека более русского сердцем, чем я. Скажу вам одну вещь, какой не сказал бы никому другому; но именно вы, я чувствую, поймете меня.
Тут император умолкает и пристально глядит на меня; я, не отвечая ни слова, слушаю, и он продолжает:
— Мне понятна республика, это способ правления ясный и честный, либо по крайней мере может быть таковым; мне понятна абсолютная монархия, ибо я сам возглавляю подобный порядок вещей; но мне непонятна монархия представительная. Это способ правления лживый, мошеннический, продажный, и я скорее отступлю до самого Китая, чем когда-либо соглашусь на него.
— Ваше Величество, я всегда рассматривал представительный способ правления как сделку, неизбежную для некоторых обществ и некоторых эпох; но, подобно всякой сделке, она не решает ни одного вопроса, а только отсрочивает затруднения.
Император, казалось, ждал, что скажу я дальше. Я продолжал:
— Это перемирие, что подписывают демократия и монархия в угоду двум весьма низменным тиранам — страху и корысти; длится оно благодаря гордыне разума, упивающегося красноречием, и тщеславию народа, от которого откупаются словами. В конечном счете это власть аристократии слова, пришедшей на смену аристократии родовой, ибо правят здесь стряпчие.
— В ваших речах много верного, сударь, — произнес император, пожимая мне руку.— Я сам возглавлял представительную монархию*, и в мире знают, чего мне стоило нежелание подчиниться требованиям ЭТОГО ГНУСНОГО способа правления (я цитирую дословно). Покупать голоса, развращать чужую совесть, соблазнять одних, дабы обмануть других, — я презрел все эти уловки, ибо они равно унизительны и для тех, кто повинуется, и для того, кто повелевает; я дорого заплатил за свои труды и искренность, но, слава Богу, навсегда покончил с этой ненавистной политической машиной. Больше я никогда не буду конституционным монархом.
* В Польше.
Россия в 1839 году
371
Я слишком нуждаюсь в том, чтобы высказывать откровенно свои мысли, и потому никогда не соглашусь править каким бы то ни было народом посредством хитрости и интриг3.
Название Польши постоянно всплывало в наших умах, но в ходе этого любопытного разговора не было произнесено ни разу.
На меня он произвел большое впечатление; я был покорен: благородство чувств, что явил предо мною император, и искренность его речей, как мне представлялось, весьма рельефно оттеняли его всемогущество; признаюсь, император ослепил меня!! Человек, которому я, вопреки всем своим представлениям о независимости, готов был простить то, что он — абсолютный монарх шестидесяти миллионов подданных, был в моих глазах существом высшего порядка; однако я не доверялся собственному восхищению, я походил на тех наших буржуа, которые чувствуют, что вот-вот подпадут под обаяние изящества и умения держаться, свойственных людям прежних времен: хороший вкус толкает их отдаться испытываемому влечению, но принципы сопротивляются, и потому они остаются непреклонны и принимают самый бесстрастный вид, на какой только способны. Подобную же борьбу переживал и я. Не в моем характере сомневаться в словах человека в ту самую минуту, когда я их слышу. Говорящий человек есть для меня орудие Божье; только размышление и опыт заставляют меня признать возможность расчета и притворства. Вы скажете: святая простота; быть может, так оно и есть, но эта слабость ума дорога мне, ибо она идет от крепости души; собственное чистосердечие велит мне верить в искренность других — даже в искренность российского императора.
Красота доставляет ему лишний способ быть убедительным, ибо красота эта в равной мере духовная и физическая. Действие ее я отношу не столько на счет правильности черт, сколько на счет правдивости чувств, что рисуются обыкновенно на его лице. Этот любопытный разговор с императором я имел во время празднества у герцогини Ольденбургской4. Бал оказался необычным и также заслуживает, чтобы я вам его описал.
Герцогиня Ольденбургская, урожденная принцесса Нассауская, по мужу состоит в весьма близком родстве с императором; она пожелала устроить вечер по случаю бракосочетания великой княжны Марии, но не могла ни превзойти в пышности предыдущие балы, ни состязаться в богатстве с двором, а потому задумала дать импровизированный сельский бал в своем доме на островах5.
372
А.КЮСТИН
В саду, переполненном гуляющими и оркестрами, что были спрятаны в отдаленных боскетах, собрались эрцгерцог австрийский, прибывший в Петербург два дня назад, дабы принять участие в празднествах, послы со всего мира (невиданные актеры для пасторали!) — в общем, вся Россия в лице знатнейших ее вельмож, старательно принимавших добродушный вид.
На каждом празднике тон задает император; паролем этого дня было: пристойная наивность, или изысканная Горациева простота.
В подобном расположении духа пребывали в этот вечер все, в том числе и дипломатический корпус; мне чудилось, будто я читаю эклогу — но не Феокрита или Вергилия, а Фонтенеля.
До одиннадцати вечера танцы продолжались на свежем воздухе, а затем, когда на головы и плечи юных и пожилых дам, участвовавших в сем торжестве человеческой воли над скверным климатом, пролились изрядные потоки росы, все возвратились в небольшой дворец, что служит обыкновенно летним жилищем герцогине Ольденбургской.
В центре виллы (по-русски — «дачи») находится ротонда, сияющая ослепительным блеском позолоты и свечей; бал продолжался в этой зале, а толпа нетанцующих заполнила остальные помещения. Свет исходил из центра, и яркие блики его изливались наружу — словно солнечные лучи, что, рождаясь, несут тепло и жизнь повсюду в безлюдных глубинах Эмпирея. Ослепительная ротонда представала моему взору орбитой, по которой, озаряя собою весь дворец, вращалась звезда императора.
На террасах второго этажа растянули тенты, дабы под ними разместить императорский стол и стол для приглашенных к ужину. Празднество это было не столь многолюдным, как предыдущие, и на нем царил такой великолепно упорядоченный беспорядок, что оно развлекло меня более других. Если не считать забавного смущения, какое читалось на некоторых физиономиях, принужденных на время напускать на себя сельскую простоту, то вечер оказался совершенно необыкновенным — то было своего рода императорское Тиволи, где все, даже и находясь в присутствии своего безраздельного повелителя, чувствовали себя почти свободно. Когда государь забавляется, он уже не кажется деспотом — а император в тот вечер забавлялся.
Как я уже говорил, прежде чем перейти в ротонду, все танцевали под открытым небом: по счастью, в этом году стоит чрез
Россия в 1839 году
373
вычайная жара, благоприятствующая замыслам герцогини. Ее загородный дом находится в прелестнейшей части островов; здесь, среди ослепительных садовых цветов в горшках, что, казалось, сами собою выросли на английском газоне, явлено было еще одно чудо: герцогиня устроила бальную залу на воздухе; на небольшом лужку она велела настлать великолепный салонный паркет, окружив его изящными, увитыми цветами балюстрадами. Эта оригинальная зала, для которой небесный свод служил потолком, изрядно напоминала корабельную палубу, убранную флагами по случаю морского праздника; с одной стороны на нее можно было взойти по нескольким ступеням с лужка, с другой — через крыльцо, пристроенное к парадному входу здания и скрытое под навесами из экзотических цветов. Роскошные редкие цветы в этой стране заменяют собой редко растущие деревья. Люди, что живут здесь, пришли из Азии и, заточив себя в северных льдах, вспоминают восточную роскошь изначальной своей родины; они делают все, что в их силах, дабы возместить бесплодие природы, которая сама по себе порождает в открытом грунте лишь ели да березы. Здесь искусственно, в парниках, выводят бесконечное число кустарников и растений; и поскольку поддельно все, то вырастить какие-нибудь цветы из Америки не сложнее, нежели французские фиалки или лилии. Роскошные дома в Петербурге украшает и делает непохожими друг на друга не первозданное плодородие почвы, но цивилизация, что обращает себе на пользу сокровища всего мира, дабы скрыть от глаз скудную землю и скупое полярное небо. Так что пусть вас не удивляет бахвальство русских: природа для них — еще один враг, которого они одолели благодаря своему упорству; во всех их развлечениях присутствует подспудно радостная гордость победителя.
Императрица, невзирая на свою хрупкость, танцевала на изысканном паркете этого великолепного сельского бала, заданного ее кузиной, с обнаженной шеей и непокрытой головой, не пропуская ни одного полонеза. В России всякий трудится на своем поприще до полного изнеможения. Долг императрицы — развлекаться до упаду, и она исполнит обязанность свою точно так же, как исполняют ее все остальные рабы, — будет танцевать до тех пор, покуда сможет.
<...> Император не только привык командовать поступками людей, он умеет и властвовать над сердцами; быть может, ему захотелось покорить и мое тоже; быть может, моя холодность,
374
А. КЮСТИН
проистекающая из робости, всколыхнула в нем самолюбие — ему свойственно желание нравиться. Заставить другого восхищаться собой — один из способов держать его в повиновении. Быть может, ему захотелось испытать свою власть на иностранце; быть может, наконец, заговорил в нем инстинкт человека, что долгое время не слышал правды и теперь надеется, что раз в жизни встретился ему характер правдивый. Повторяю, истинные его мотивы мне неизвестны; знаю одно: в тот вечер, стоило мне оказаться на пути его следования или даже в уединенном углу залы, где он находился, как он подзывал меня к себе для беседы.
Приметив, что я возвращаюсь в бальную залу, он спросил:
— Что делали вы нынче утром?
— Ваше Величество, я осмотрел кабинет естественной истории и знаменитого сибирского мамонта.
— Такого творения природы нет больше нигде в мире.
— Да, Ваше Величество; в России есть много вещей, каких не найдешь больше нигде.
— Вы мне льстите.
— Я слишком чту вас, Ваше Величество, чтобы осмелиться вам льстить, однако уже и не боюсь вас так, как прежде, и высказываю бесхитростно свои мысли, даже когда правда походит на комплимент.
— Ваш комплимент, сударь, весьма тонкий; иностранцы нас балуют.
— Вам, Ваше Величество, было угодно, чтобы я в беседе с вами чувствовал себя непринужденно, и вам это удалось, как удается все, что вы предпринимаете; вы излечили меня от природной робости, по крайней мере на время.
Я вынужден был избегать любого намека на главные политические интересы сегодняшнего дня, а потому мне хотелось вернуться к теме, занимавшей меня во всяком случае не меньше, и я добавил:
— Всякий раз, как Ваше Величество дозволяет мне приблизиться, я на себе испытываю власть, что повергла врагов к вашим стопам в день вашего восхождения на престол.
— В вашей стране питают против нас предубеждение, и его победить труднее, чем страсти взбунтовавшихся солдат.
— На вас смотрят слишком издалека; когда бы французы узнали Ваше Величество поближе, то лучше бы вас и оценили; у нас, как и здесь, нашлось бы множество ваших почитателей.
Россия в 1839 году
375
Начало царствования уже принесло Вашему Величеству заслуженную славу; во времена холеры поднялись вы столь же высоко, и даже выше, ибо в продолжение этого второго бунта выказали то же всевластие, но смягченное благороднейшей приверженностью к человечности; в минуты опасности силы никогда не изменяют вам.
— Вы воскрешаете в моей памяти мгновения, что были, конечно, прекраснейшими в моей жизни; однако мне они показались самыми ужасными.
— Понимаю, Ваше Величество; чтобы обуздать естество в себе и в других, нужно совершить усилие...
— И усилие страшное, — перебил император с выражением, поразившим меня, — причем последствия его ощущаешь позже.
— Да; но зато вы явили истинное величие.
— Я не являл величия, я всего лишь занимался своим ремеслом; в подобных обстоятельствах никто не может предугадать, что он скажет. Бросаешься навстречу опасности, не задаваясь вопросом, как ее одолеть.
— Господь осенил вас, Ваше Величество; и когда бы возможно было сравнить две столь несхожие вещи, как поэзию и управление государством, то я бы сказал, что вы действовали так же, как поэты слагают песни, — внимая гласу свыше.
— В моих действиях не было ничего поэтического.
Сравнение мое, я заметил, показалось не слишком лестным, ибо слово «поэт» было понято не в том смысле, какой оно имеет в латыни; при дворе принято рассматривать поэзию как игру ума; чтобы доказать, что она есть чистейший и живейший свет души, пришлось бы затеять спор; я предпочел промолчать — но императору, видно, не хотелось оставлять меня в сожалениях о том, что я мог ему не угодить, и он еще долго удерживал меня при себе, к великому удивлению двора; с чарующей добротой он вновь обратился ко мне:
— Каков же окончательный план вашего путешествия?
— После празднества в Петергофе я рассчитываю ехать в Москву, Ваше Величество, оттуда отправлюсь взглянуть на ярмарку в Нижнем, но так, чтобы успеть вернуться в Москву еще до прибытия Вашего Величества.
— Тем лучше, мне было бы весьма приятно, если бы вы ознакомились во всех подробностях с работами, какие я веду в Кремле: тамошние покои были слишком малы; я возвожу другие, более
376
А. КЮСТИН
подобающие, и сам объясню вам свой замысел касательно преобразования этого участка Москвы — в ней мы видим колыбель империи. Но вы не должны терять время, ведь вам предстоит одолеть необъятные пространства; расстояния — вот бич России.
— Не стоит сетовать на них, Ваше Величество; это рамы, в которые только предстоит вставить картины; в других местах людям недостает земли, у вас же ее всегда будет в достатке.
— Мне недостает времени.
— За вами будущее.
— Меня обвиняют во властолюбии — но так может говорить лишь тот, кто совсем меня не знает! я не только не желаю еще расширять нашу территорию, но, напротив, хотел бы сплотить вокруг себя население всей России. Нищета и варварство — вот единственные враги, над которыми мне хочется одерживать победы; дать русским более достойный удел для меня важнее, чем приумножить мои владения. Если бы вы только знали, как добр русский народ! сколько в нем кротости, как он любезен и учтив от природы!.. Вы сами это увидите в Петергофе; но мне бы особенно хотелось показать вам его здесь первого января.
Затем, возвращаясь к своей излюбленной теме, он продолжал:
— Но стать достойным того, чтобы править подобной нацией, не так легко.
— Ваше Величество успели уже много сделать для России.
— Иногда я боюсь, что сделал не все, что в моих силах.
Христианские эти слова, исторгнутые из глубины сердца, до слез тронули меня; впечатление, произведенное ими, было тем большим, что я говорил про себя: император проницательней, чем я, и если бы слова его продиктованы были каким бы то ни было интересом, он бы почувствовал, что произносить их не нужно. Значит, он попросту выказал передо мною прекрасное, благородное чувство — сомнения, терзающие совестливого государя. Сей вопль человечности, исходящий из души, которую все, казалось бы, должно было исполнить гордыни, внезапно привел меня в умиление. Мы беседовали на людях, и я постарался не показать своего волнения; но император, отвечающий не столько на речи людей, сколько на их мысли (силой прозорливости и держится главным образом обаяние его речей, действенность его воли), заметил произведенное им впечатление, которое я пытался скрыть, и, прежде чем удалиться, подошел ко мне, взял дружелюбно за руку и пожал ее, сказав: «До свидания».
Россия в 1839 году
377
Император — единственный человек во всей империи, с кем можно говорить, не боясь доносчиков; к тому же до сей поры он единственный, в ком встретил я естественные чувства и от кого услышал искренние речи. Если бы я жил в этой стране и мне нужно было что-то держать в тайне, я бы первым делом пошел и доверил свою тайну ему.
Скажу, не заботясь о престиже и требованиях этикета, без всякой лести: он представляется мне одним из первых людей России. По правде говоря, никто другой не удостоил меня такой же откровенности, с какой беседовал со мною император <.„>
ПИСЬМО ПЯТНАДЦАТОЕ
Петергоф, 23 июля 1839 года.*
Праздник в Петергофе нужно рассматривать с двух разных точек зрения — материальной и нравственной; одно и то же зрелище, если исследовать его в этих двух аспектах, производит различное впечатление.
Я не встречал ничего прекраснее для взора и печальнее для мысли, чем это якобы национальное собрание царедворцев и землепашцев, которые в самом деле собираются в одних и тех же салонах, но не сближаются душевно. Мне это не нравится с точки зрения общественной, ибо я полагаю, что император ради фальшивого блеска своей популярности принижает людей благородных, не возвышая при этом простых. Все люди равны перед Богом, но для русского человека Бог — это его повелитель; сей высший повелитель вознесся столь высоко над землей, что не замечает дистанции между рабом и господином; с тех вершин, где обретается его величие, ничтожные оттенки, какими различаются представители рода человеческого, ускользают от божественных взоров. Так неровности, какими вздыблена поверхность земного шара, изгладились бы в глазах обитателя солнца.
Когда император распахивает, по видимости свободно, двери своего дворца для привилегированных крестьян и избранных горожан, оказывая им честь и допуская к себе засвидетельствовать почтение дважды в году*, он не говорит пахарю или торговцу: «Ты такой же, как я», но дает понять вельможе: «Ты такой же раб, как
* 1 января в Петербурге и на празднестве в честь императрицы в Петергофе.
378
А.КЮСТИН
они; а я, ваш бог, равно недосягаем для всех вас». Если оставить в стороне политические домыслы, то моральный смысл празднества именно таков, и именно это портит мне удовольствие от его созерцания. Больше того, я приметил, что повелителю и рабам оно нравится гораздо больше, чем настоящим придворным.
Искать подобия всенародной любви в равенстве других — игра жестокая; эта забава деспота могла бы ослепить людей в иные эпохи истории, но народы, достигнувшие возраста опыта и рассудительности, уже не обманутся ею. Император Николай не первый прибегнул к подобному плутовству; но раз не он изобрел это политическое ребячество, он мог бы, к вящей чести своей, и отменить его. Правда, в России ничего нельзя отменять безнаказанно: народы, которым недостает узаконенных прав, ищут опоры только в привычках. Упорная приверженность обычаю, хранимому с помощью бунта и яда, — один из столпов здешней конституции, и периодическая смерть государей служит для русских доказательством тому, что эта конституция умеет заставить себя уважать. Каким образом подобный механизм поддерживается в равновесии — для меня глубокая и мучительная тайна.
Как декорация, как живописное смешение людей разного звания, как смотр великолепных и необыкновенных костюмов праздник в Петергофе выше всяких похвал. Все, что я о нем читал, все, что мне рассказывали, не могло дать мне представления о подобной феерии: воображение оказалось не в силах сравниться с реальностью.
Представьте себе дворец, возведенный на насыпной площадке, которая в стране необозримых равнин, плоской настолько, что с возвышения в шестьдесят футов вы наслаждаетесь зрелищем бескрайнего горизонта, кажется высокой, как настоящая гора; у подножия этого внушительного сооружения начинается обширный парк и тянется до самого моря; там, на горизонте, вы замечаете строй военных кораблей — в праздничный вечер на них должна зажечься иллюминация; это какое-то волшебство: от боскетов и террас дворца вплоть до волн Финского залива загорается, блещет и угасает, подобно пожару, огонь. В парке благодаря лампионам светло как днем. Вы видите деревья, по-разному освещенные множеством солнц всех цветов радуги; фонари в этих садах Армиды исчисляются не тысячами и не десятками тысяч, счет идет на сотни тысяч, и всем этим вы любуетесь из окон дворца, который захвачен народом — столь почтительным, словно он всю жизнь провел при дворе.
Россия в 1839 году
379
И все же в этой толпе, где все звания должны были бы сравняться, всякий класс являет себя отдельно, не смешиваясь с другими. Хоть деспотизм и предпринял несколько атак на аристократию, в России по-прежнему существуют касты.
Здесь лишний раз проявляется сходство с Востоком и здесь же заложено не последнее из разительных противоречий общественного устройства, какое возникло из нравов народа в сочетании с принятым в стране способом правления. На празднике императрицы, истинной вакханалии абсолютной власти, открылся мне за видимым беспорядком бала тот же порядок, который царит в государстве. Я встречал все тех же торговцев, солдат, землепашцев, придворных, и все они разнились друг от друга костюмом: одежда, не указывающая на положение человека, равно как и человек, чья ценность в личных заслугах, были бы тут отклонениями от нормы, европейскими выдумками, какие вывезли из-заграницы беспокойные поклонники новизны и неосторожные путешественники. Не забывайте, мы находимся у пределов Азии — в моих глазах русский, облаченный во фрак, выглядит иностранцем, хоть он и у себя дома. Россия расположена на границе двух континентов, и то, что пришло сюда из Европы, по природе своей не может до конца слиться с тем, что было привнесено из Азии. До сих пор здешнее общество приобщалось к культуре лишь насильно, страдая от несходства двух одновременно присутствующих в нем, но по-прежнему весьма различных цивилизаций; в этом для путешественника — источник наблюдений если не утешительных, то любопытных.
На балу царит столпотворение; он якобы маскированный, поскольку мужчины носят под мышкой шелковый лоскут, окрещенный венецианским плащом, каковой потешно развевается поверх мундиров. Залы старого дворца, полные людей, являют собою океан напомаженных голов, над которым высится благородная голова императора: стать его, голос и воля как бы парят над покорным ему народом. Вид этого монарха — свидетельство тому, что он достоин и способен повелевать умами подданных — точно так же, как превосходит он ростом их тела; его личность обладает какой-то притягательной силой; в Петергофе — равно как на параде, на войне, в любой точке империи и вр всякую минуту его жизни — вы видите перед собою человека царственного.
Эта непрерывная царственность, которой все непрерывно поклоняются, была бы настоящей комедией, когда бы от этого'все-
380
А. КЮСТИН
часного представления не зависело существование шестидесяти миллионов человек, живущих потому только, что данный человек, на которого вы глядите и который держится как император, дозволяет им дышать и диктует, как должны они воспользоваться его дозволением; это не что иное, как божественное право в применении к механизму общественной жизни; такова серьезная сторона представления, и из нее проистекают вещи настолько важные, что страх перед ними заглушает желание смеяться.
Сегодня нет на земле другого человека, наделенного подобной властью и пользующегося ею, — нет ни в Турции, ни даже в Китае. Вообразите себе сноровку наших испытанных веками правительств, поставленную на службу еще молодому, хищному обществу; западные правила управления со всем их современным опытом, оказывающие помощь восточному деспотизму; европейскую дисциплину, поддерживающую азиатскую тиранию; внешнюю цивилизованность, направленную на то, чтобы тщательно скрыть варварство и тем продлить его, вместо того чтобы искоренить; узаконенную грубость и жестокость; тактику европейских армий, служащую к укреплению политики восточного двора; представьте себе полудикий народ, который построили в полки, не дав ни образования, ни воспитания, и вы поймете, каково моральное и общественное состояние русского народа.
Как воспользоваться административными успехами европейских наций, чтобы править шестьюдесятью миллионами человек на восточный лад,— вот задача, которую пытаются решить люди, стоящие во главе России, начиная с Петра I.
Царствования Екатерины Великой и Александра лишь продлили вечное детство этой нации, которая и по сей день существует лишь на словах.
Екатерина открывала школы, дабы удовольствовать французских философов, чье тщеславие алкало похвал. Однажды московский губернатор, один из ее прежних фаворитов, награжденный за услуги пышной ссылкой в старинную столицу империи, написал ей, что никто не отдает детей в школы; императрица отвечала в таких примерно словах:
«Дорогой князь, не надо жаловаться, что у русских нет желания учиться; школы я учреждаю не для нас, а для Европы, ВО МНЕНИИ КОТОРОЙ НАМ НАДОБНО ВЫГЛЯДЕТЬ ПРИСТОЙНО; в тот день, когда крестьяне наши возжаждут просвещения, ни вы, ни я не удержимся на своих местах».
Россия в 1839 году
381
Письмо это читал человек, достойный всяческого доверия; скорее всего, императрица пребывала в забытьи, когда писала его, но именно из-за подобных приступов рассеянности она и слыла столь любезной и оказывала столь мощное влияние на умы людей с воображением.
Русские, следуя обычной своей тактике, станут отрицать достоверность этого анекдота; за точность слов я не ручаюсь, но могу утверждать, что в них выражена подлинная мысль государыни. Для вас и для меня довольно будет и этого.
Черточка эта поможет вам понять тот дух тщеславия, какой мучает русских и извращает в самом источнике установленную над ними власть.
Это злосчастное мнение Европы — призрак, преследующий русских в тайниках их мыслей; из-за него цивилизация сводится для них к какому-то более или менее ловко исполненному фокусу.
Нынешний император со своим здравым смыслом и светлым умом заметил этот подводный камень, но удастся ли ему обойти его? Надобно обладать большей силой, нежели Петр Великий, дабы исправить зло, какое причинил первый растлитель русских.
Теперь сделать это вдвойне трудно: разум крестьянина, по-прежнему грубый и варварский, противится культуре, но по привычке и по складу характера он повинуется узде; в то же время ложно-изысканный образ жизни вельмож никак не вяжется с национальным духом, на который нужно было бы опереться, дабы возвысить народ; как все запутано! кто развяжет сей новый гордиев узел?..
Я восхищаюсь императором Николаем: задачу, какую возложил он на себя, может исполнить только человек гениальный. Он заметил болезнь, смутно угадал лекарство от нее и изо всех сил старается начать лечение; просвещение и воля — вот что создает великих государей.
Но довольно ли срока одного царствования, чтобы вылечить болезни, возникшие полтора столетия назад? Зло пустило столь прочные корни, что мало-мальски внимательному иностранцу оно сразу бросается в глаза, — притом что Россия такая страна, где все стремятся обмануть путешественника.
Известно ли вам, что значит путешествовать по России? Для ума поверхностного это означает питаться иллюзиями; но для всякого, чьи глаза открыты и кто наделен хотя бы малейшей наблюдательностью в сочетании с независимым нравом, путешествие — это по
382
А.КЮСТИН
стоянная и упорная работа, тяжкое усилие, совершаемое для того, чтобы в любых обстоятельствах уметь различить в людской толпе две противоборствующие нации. Две эти нации — Россия, как она есть, и Россия, какой ее желают представить перед Европой.
Император менее, чем кто-либо, застрахован от опасности оказаться в ловушке иллюзий. Вспомните поездку Екатерины в Херсон — она пересекала безлюдные пустыни, но в полумиле от дороги, по которой она ехала, для нее возводили ряды деревень; она же, не удосужившись заглянуть за кулисы этого театра, где тиран играл роль простака, сочла южные провинции заселенными, тогда как они по-прежнему оставались бесплодны не столько из-за суровости природы, сколько, в гораздо большей мере, по причине гнета, отличавшего правление Екатерины. Благодаря хитроумию людей, на которых возложены императором детали управления, русский государь и поныне не застрахован от подобного рода заблуждений. Так что случай этот частенько приходит мне на память.
Здешнее правительство с его византийским духом, да и вся Россия, всегда воспринимали дипломатический корпус и западных людей вообще как недоброжелательных и ревнивых шпионов. Между русскими и китайцами есть то сходство, что и те и другие вечно полагают, будто чужестранцы им завидуют; они судят о нас по себе. Оттого столь хваленое московское гостеприимство выродилось в целое искусство и превратилось в весьма тонкую политику; искусство это состоит в том, чтобы удовольствовать гостя с наименьшими затратами искренности. Из путешественников лучше всего относятся к тем, кто дольше и с наибольшим добродушием позволяет водить себя за нос. Учтивость здесь — всего лишь искусство прятать друг от друга двойной страх: страх, который испытывают, и страх, который внушают сами. Под всякой оболочкой приоткрывается мне лицемерное насилие, худшее, чем тирания Батыя, от которой современная Россия ушла совсем не так далеко, как нам хотят представить. Повсюду я слышу язык философии и повсюду вижу никуда не исчезнувший гнет. Мне говорят: «Нам бы очень хотелось обойтись без произвола, тогда мы были бы богаче и сильней; но ведь мы имеем дело с азиатскими народами». А про себя в то же время думают: «Нам бы очень хотелось избавить себя от разговоров про либерализм и филантропию, мы были бы счастливей и сильней; но ведь нам приходится общаться с европейскими правительствами»<...>.
М. А. КОРФ
384
М.А. КОРФ
у нас в оном, о ябеде, о лихоимстве, о неимении полных законов или о смешении оных от чрезвычайного множества указов, нередко один другому противоречащих. Сие побудило его с первых дней его правления рассмотреть, в каком состоянии находится Комиссия, для составления законов учрежденная. К сожалению, представленные сведения удостоверили его, что труды Комиссии сей не имели никаких последствий. Не трудно было открыть, что сие происходило главнейшее оттого, что всегда обращались к составлению новых законов, а не к основанию на твердых началах старых. Посему он признал за благо прежде всего определить, к чему по законодательству правительство должно направлять виды свои, и вследствие того обратился к началам, противным тем, коими прежние комиссии руководствовались, т. е., чтоб не созидать новых законов, но собрать и привести в порядок старые».
За сим Государь, означив в главных чертах данный им для совершения сего труда план, учреждение для оного в Собственной его канцелярии особого (П-го) Отделения, и личное свое в этом деле участие, упомянул еще о помещенных в Своде основных законах, собственно до него и до августейшей его фамилии относящихся. «Всем известны, — продолжал он, — разные превращения, в наследстве престола происходившие. Блаженныя памяти родитель его установил первый на твердых основаниях права наследия и издал учреждение об императорской фамилии, которое, так сказать, освятил, положив на престол в Успенском соборе. Так, император Александр I дополнил постановления сии, когда вел. кн. Константин Павлович сочетался браком с княгинею Лович. Так сам он дополнил узаконения сии постановлением о правителе государства — акты, кои также освещены тем, что там же, где и первые, императора Павла I, находятся. Государь счел нужным сии основные законы, впрочем, уже давно изданные и всем известные, соединить ныне вместе».
Достопамятная речь эта, которая в журнале отмечена только в кратких очерках, продолжалась около часа. Государь говорил, как все очевидцы единогласно отзываются, с увлекательным красноречием. М. М. Сперанский, которому Государь тут же надел снятую с самого себя Андреевскую звезду3, сказывал мне после, что он говорил «как профессор».
Это заседание имело последствием указ 27 января 1833 года и обнародование Свода, с тою силою исключительного и общего закона, которую он теперь имеет.
Дневники 1838 и 1839 годов
385
23 ноября [1838]
<...> Киселев4 рассказывал мне также о разговоре, который он имел на днях с Государем о Госуд<арственном> совете. Государь жаловался, что Совет «очень устарел в личном своем составе». Киселев с своей стороны нашел, что это нисколько не беда; что Совет по существу своему и по духу нашего правления должен быть не provocateur, a conservateur, т. е. больше оберегать существующее, нежели допускать какие-либо нововведения, а если и допускать их, то с крайнею осмотрительностию в отношении к главным началам и основным идеям монархического правительства; что для этого лучше годятся старики, естественно, привязанные к прежнему, нежели молодые люди с живым воображением; что последних надобно сажать в министры и правители, потому что Россия не может ни оставаться в неподвижном состоянии, ни отставать от века, и тогда уже их дело будет выдумывать и созидать, а Совету останется только умерять их жар и свято поддерживать главный фундамент. Была также речь о печатании вносимых в Совет проектов. Против этой идеи, принятой уже Государем по представлению гр. Васильчикова5, Киселев сильно восстал теперь перед Государем: «Тогда, — сказал он, — главная идея d’un Conseil conserateur* сама собою рушится. Велики ли теперь или слабы способности членов Государственного совета, дальновидны ли или ограничены они в своих соображениях; но, по крайней мере, при образе доклада дел в Совете не может уже быть никаких суфлеров, и все замечания идут прямо от членов. Начните только печатать проекты, и вся личность этих членов исчезнет: вместо них будут читать проекты столоначальники, секретари и другая молодежь, они станут вывозить в Совет уже не свои мысли и замечания, а внушенные им новым поколением, которое при всей осторожности и при всех мерах правительства все-таки напаяется идеями Западной Европы. Где же тогда останется опора монархических понятий, которые теперь так свято стерегутся этими, если не всегда даровитыми, то, по крайней мере, старыми и опытными головами». Я еще не столько удивляюсь тому, что Киселев говорит эти вещи Государю, сколько тому, что он имеет дух их пересказывать! <...>
* Консервативного Совета (фр.).
М.А. КОРФ
Дневник. Год 1843-й
<Фрагменты>
25 января
<...> Сегодняшний Комитет Государя (в комнате наследника) начался ровно в 11 часов и продолжался почти до двух. В это время разве один какой-нибудь час досталось говорить чинам; все остальное безостановочно говорил и читал сам Государь, и, по обыкновению, превосходно, хотя в это заседание, по самому свойству суждений и особенно по настойчивому упрямству Канкрина1, ему приходилось несколько раз повторять себя. Изъяснив причину и цель учреждения в 1839 году депозитных билетов, и, потом, в 1841 г., билетов кредитных, и, распространись о ходе и тех и других в народном обращении, Государь объявил, что при наставшей теперь эпохе и необходимости к постепенному замену ассигнаций другими, хотя бы отчасти фондированными и притом соответственными нынешней монетной системе (на серебро), бумажными деньгами, он поручал министру финансов представить свои предположения по этому предмету. Министр полагал вследствие того заменить <ассигнации> выпуском новых депозитных билетов, но фондированных не так, как нынешние, рубль в рубль, а только в шестой их части, составив сей фонд из сумм военного капитала и Комиссии погашения долгов.
«В прежнее время, — продолжал Государь, — я слепо и безусловно должен был утверждать все представляемое мне по финансовой части, не имев никакого о ней понятия; но теперь, после 17-летних занятий, мне стыдно бы <было> доверять на слово и не приобрести самому каких-нибудь практических познаний; а потому я подробно сообразил этот предмет и пришел к тому убеждению, что нет никако-
Дневник. Год 1843-й
387
го удобства иметь два рода депозитных билетов: одни, теперешние, обеспеченные в полной их сумме, и другие, предполагаемые, с фондом только в шестой их части. Вследствие того я в особой записке изложил подробно мои сомнения и возражения и присовокупил родившуюся у меня мысль, чтобы вместо депозитных билетов заменить ассигнации билетами кредитными, которые и теперь уже фондированы в одной шестой части, а чтобы составить нужный для сего фонд, то, прекратив новый выпуск депозитных билетов, все поступающие платежи в казну и банки уничтожать и остающиеся от них депозиты звонкой монеты обращать в состав помянутого фонда или капитала. Эта мера показалась мне предпочтительною и потому, что у нас будут впредь одни бумажные деньги вместо теперешних трех родов, и потому, что не будет разнообразия в обеспечении депозитных билетов, которое легко могло бы причинить лаж, и, наконец, потому, что не только <тут> не <произойдет> никакого* нарушения моего слова, которым я фондировал депозитные билеты рубль за рубль, но не родится даже и никакого сомнения, будто бы я хочу от него отступить, что всего важнее и для меня, и для государственного кредита. Но Егор Францевич, которому я передал мою записку, не согласился со мною и представил мне свои опровержения, на которые и я, однако, согласиться не могу. Теперь я собрал вас, чтобы все это выслушать и обсудить. Прошу высказать мне откровенно ваше мнение, нисколько не щадя авторского <моего> самолюбия. В записке моей выражено мое убеждение, но я охотно от него отступлю, если вы меня переубедите; не могу только переменить моих мыслей потому лишь, что министр финансов с ними не соглашается: мне нужны причины и доводы этого несогласия, а в том, что он мне написал, я, признаюсь, их не вижу».
Потом Государь прочел записку Канкрина, свою и новую от Канкрина, сопровождая это чтение довольно подробными <словес-ными> комментариями, а вслед за тем дал слово, начиная опять же с Канкрина. Не буду и не могу описывать здесь подробностей рас-суждений потому, что они завлекли бы меня и в подробности самого дела, в развитии своем довольно многосложного. Довольно сказать, что мысль Государя в общем убеждении вполне восторжествовала и не потому, что она была его мысль, а потому, что представляла самое основательное, рациональное и наименее неудобное средство выйти из предстоящего затруднения. Он явился в этом деле таким же искусным и опытным редактором, каким мы привыкли знать его до сих пор оратором. Записка его — в которой, по известности
388
М.А. КОРФ
нам всех приближенных, он не мог употребить никого, кроме самого себя, — маленький chef-d’oeuvre* логической последовательности, системы и прекрасного <даже изложениях Я давно уже любовался энергиею и точностию Государевых резолюций, но никогда не ожидал найти такой дикции в пьесе de longue haleine**. «Поистине, — сказал Канкрин, — я совершенно остолбенел, когда получил Вашу записку, <Государь>: дай Бог, и скажу это без всякой лести, нашему брату, поседевшему в таких делах, написать что-нибудь подобное!» — И это было общее мнение, действительно без всякой лести. В доказательство для потомства — если скудному дневнику моему суждено когда-нибудь дожить до потомства — прилагаю здесь копию с этой записки***. Мысль Государя тут же и единогласно предпочтена была мысли Канкрина, который защищался впрочем крайне слабо, дурно, софизмами, недостойными прежнего его ума, и окончил тем, что считает неприличным спорить против общего мнения, и <только> потому также с ним соглашается. Из прочих более всего говорил князь Любецкий (гораздо лучше обыкновенного), Вронченко (бывший тоже противного своему министру мнения) и граф Нессельрод (по-французски)2.
Общее мнение, однако, согласясь с основною мыслею Государя, остановилось на том, чтобы для обсуждения подробностей все прочитанные бумаги сообщены были членам, к ближайшему еще прочтению по домам, дабы не сделать какого-нибудь промаха в исполнительных мерах. Государь на это согласился с тем, чтобы каждый член представил мнение свое письменно, после чего он снова соберет Комитет. Из всех присутствовавших лиц остались не спрошенными об их заключении только: я — как само собою разумелось, наследник, вмешивавшийся, однако, в общие суждения, и Гофман, которого Государь обошел, вызывая всех прочих поименно, и который — при этом обойдении — побледнел как полотно, что, вероятно, случилось бы и со мною на его месте!
20 февраля
<...> Забавы и развлечения масленицы отнюдь не останавливают Государя в царственных его занятиях. Министр финансов
* Шедевр (фр.).
** Для долгого дыхания (фр.).
*** Подлинник переписан рукою наследника (Примечание на полях: «Литер. А»).
Дневник. Год 1843-й
389
представил свой план обмена ассигнаций и депозитных билетов на кредитные, и вследствие того в прошлую среду, 17-го числа, тотчас собран был наш секретный Комитет, по обыкновению опять в 11 часов утра и в комнатах наследника. План министра, сшитый из всех мнений и из записок Государя, но едва ли можно сказать, чтобы он принят был окончательно, потому что министру предоставлено еще внести проект манифеста и развить подробности в особом представлении, а тут может перемениться не только многое, но даже и все... Вообще это дело как-то путается. Нет никаких официальных форм, ни справок со сделанным уже и положенным, ни подписанных журналов; приказания отдаются тут же словесно, и потом может забыться их сила; никто не проверяет исполнения, да никто и не знает даже наверное, что положено ис-\ полнить, потому что журналы или, лучше сказать, памятные мои записки никем не подписываются.
Государь, прочитав скороговоркою весь план, обратился потом опять порознь к отдельным его статьям, но и тут останавливался лишь на тех, которые возбуждали собственное его сомнение, к явному неудовольствию князя Любецкого, которому хотелось говорить, кажется, по каждой. Долее всего останавливались на вопросе: делать ли кредитные билеты в 1 рубль серебром или ограничиться трехрублевыми, как министр предлагал? Канкрин оспаривал первую меру тем, что «она будет гибелью для России», и, повторяя эту мысль в разных вариациях, не подкрепил ни одним положительным доказательством. Когда Государь потребовал от него именно этих «доказательств», он отвечал: «Государь,-это будет чрезвычайно затруднительно». — «Да почему же затруднительно?» — «Потому, что может иметь самые вредные последствия!» и так далее, из пустого в порожнее, с одним только прямым опровержением, что тогда извлекутся из обращения все целковые. На это отвечали ему, что тут не видно никакой беды и что и в Австрии, и в Пруссии есть билеты в 1 гульден и в 1 талер, которые выпущены и везде ходят без всякого вреда. Но он все оставался при своем и, наконец, заключил фразою: «Впрочем, как Вашему Величеству угодно!» — «Здесь не об угодности дело; знаю, что если я прикажу, то вы должны исполнить; я собрал вас здесь, чтобы рассуждать».
После этой фразы, которую Канкрин проглотил в дополнение к слышанным в прежних заседаниях, Государь продолжал: «Впрочем, признаюсь, что я разыгрываю здесь довольно странную
390
М.А. КОРФ
роль: предложение о билетах рублевых пошло от меня самого; никто этой мысли не оспаривает, кроме графа, который, однако, приводит против нее одни слова, все видят ее пользу, а я один теперь сам восстаю против нее (Государь точно сказал прежде несколько слов о неудобствах рублевых билетов); пора это кончить и не тратить попусту слов; итак, Егор Францевич, простите великодушно, а рублевые билеты пусть будут».
Потом, после разрешения нескольких второстепенных вопросов, Государь — обратясь к мысли Любецкого3, чтобы всю массу бумажных наших денег признать государственным долгом и внести в государственную долговую книгу, — спросил его, считает ли он эту меру необходимым и непременным условием для успеха настоящей операции? Из многословного ответа, в котором наговорено было пропасть о дурном положении наших финансов вообще, о том, что многие источники доходов пропадают еще совсем втуне, о пользе эсконтного банка (четыре года уже им предлагаемого), о необходимости отделить банковую и кредитную часть от управления минист[ерст]ва финансов, — вышло, однако же, сколько он ни кружился и путался, что обмен <ассигнаций и> депозитных билетов на кредитные может очень хорошо совершиться и без его меры, которую он предлагает единственно для произведения благоприятного впечатления на умы в Европе и для внушения большего доверия за границею к нашим фондам.
«Ну, — сказал Государь, — так мы лучше отложим это дело до другого времени, чтоб не путать и не задерживать теперешней операции, для которой оно <не> есть необходимо». — «Позвольте лучше, Государь, обсудить нам мое предложение теперь же во всей подробности в Государственном совете. Я стою за каждое слово в моем проекте и берусь доказать его пользу. Здесь мы связаны. В присутствии Вашем каждый осторожнее, а иной и робеет. Я смел, но и я удерживаюсь сказать многое, что выговорил бы в другом месте. Мы не можем рассуждать <здесь> со всею откровенностию. Если я слышу, что другой говорит неосновательно, то не возражаю, а просто молчу; там же мы будем говорить искренно и прямо, как должно верноподданному, который любит честь Государя и благо отечества».
Государь ничего не отвечал прямо на эту неприличную выходку, на которую так и трудно было бы отвечать ему в присутствии 15-ти человек, но после нескольких фраз вполголоса заключил тем, что этот предмет, т. е. предложенная Любецким мера, кажется ему
Дневник. Год 1843-й
391
еще несколько темным, что он требует ближайшего развития, что нужно предварительное соглашение о нем между ним, Любецким и министром финансов, и что, если такого соглашения не последует, то можно будет подумать об этом впоследствии. Словом, предложение его предоставлено — будущим соображениям. Так записано и в составленном мною после журнале. Но Любецкий, который слушает всегда лишь одного себя и редко слушает и понимает других, без сомнения, уверен, что его идея будет теперь же рассматриваться в Совете и что он там всех переубедит!
В заключение Государь объявил, что он всю эту операцию принимает под личный свой надзор и непосредственное во всех подробностях наблюдение, так что ни один шаг не будет сделан без его ведома и разрешения и, следственно, все могут быть уверены, что тут будут соблюдены всевозможная добросовестность и осторожность. Потом Канкрин <сказал>, что, как его план утвержден, то для его руководства надобно составить об этом журнал. «Разумеется, — отвечал Государь, — Корф нам напишет журнал; ты (ко мне) верно вспомнишь и передашь все, что мы говорили; я по прежним опытам в этом уверен».
Комитет кончился после двух часов. Примечательного в нем было еще то, что Государь, отбирая голоса от членов по вопросу о рублевых билетах, опять обошел одного Гофмана, которого роль в Комитете, таким образом, еще жальче моей, ибо мне доводится по крайней мере писать.
Я написал журнал, по обыкновению, опять в то же самое после обеда; но как он содержит в себе разные прямые разрешения, относящиеся к исполнению министра финансов, то на этот раз я счел нужным, прежде представления Государю, сообщить его графу Канкрину. Он отвечал мне длинною запискою с сообщением разных новых мыслей, которых я, однако же, разумеется, не мог принять, потому что они могут быть предметом нового рассуждения, но не журнала, содержащего в себе resume* только говоренного уже и положенного. Но в записке Канкрина содержались и довольно курьезные вещи, обыкновенным его «лапидарным штилем». Так, например, по вопросу о рублевых билетах он пишет: «...оно положено, но впоследствии будут жалеть». По статье, которою возлагается на него соглашение с Любецким: «Не знаю, какое соглашение может быть с князем Любецким, он ни от какой мысли
Резюме (фр.).
392
М. А. КОРФ
не отстанет, а государственные кредитные деньги — не суть долг; оно противно нынешним понятиям в Европе» и пр.
Все это я взял осторожность показать, однако, сперва Васильчикову, и по соглашении с ним некоторых маловажных перемен он представил мой проект Государю. На докладной его записке последовала обыкновенная отметка: «совершенно так»; но на этот раз Государь прямо прибавил особую отметку и на журнале, на проекте, написанном моею рукою, в пол-листа и никем, как всегда, не подписанном. Он написал (чернилами): «верно». Теперь вопрос: надобно ли это тотчас исполнить или ждать прочтения журнала в собрании? Повторяю, весь этот особенный порядок ведет к большой путанице!
10 мая
<...> Вопль на новое издание Свода законов4 все усиливается и по мере распространения этого издания проникает во все классы. Особенно достается X тому, который в руках у всех и прикасается интересов каждого. Опечатки, искажающие смысл, и ошибки в редакции бесчисленны. Некоторые листы в этом томе пришлось оттиснуть совсем вновь, и перепечатанные таким образом тетради были тайно вплетаемы в розданные нам экземпляры, но от этого — еще другая беда: экземпляры, купленные в самом начале нарасхват частными людьми, не сходятся с экземплярами казенными. Из этого одного сколько возникнет сомнений, вопросов, даже процессов. Многие статьи до такой степени искажены в новом издании, что прямого их смысла можно доискаться только справками и сличением со старым.
Вчера мне пришлось по одному делу проверить три статьи, и именно во всех трех оказались такие грубые ошибки! В статье 2260-й, где описывается форма прошений, в присутственные места подаваемых, сказано, что после слов «всеподданнейше прошу» следует писать «и дабы поведено было», но в законе, на котором эта статья основана, союза «и» совсем нет, и по самому построению речи он поставлен тут, очевидно, неправильно; а между тем, как присутственные места должны литерально держаться буквы закона, то на основании этой статьи и будут впредь возвращаемы прошения, в коих не повтори<тся> сделанная в ней против грамматики и смысла ошибка. В статье 1961-й прежнего издания исчислены случаи, в которых поданные Сенату просьбы следует возвращать, и определено, в которых из тех случаев сие предоставляется самим обер-секретарям и в которых, напротив, должно быть делаемо ими
Дневник. Год 1843-й
393
с доклада Сенату. Но в соответствующей статье нового издания вместо последних слов напечатано: «с доклада Сената», чем опять, кроме явной ошибки, дается повод к недоразумению, ибо Сенат может почесть себя в обязанности на основании этой статьи входить о каждом таком случае с докладом к Государю.
Наконец, третья ошибка всех досаднее и указывает почти не на простую опечатку, а на какое-то умничанье редактора. Это статья 660-я. В ней сказано: «Не запрещается родственникам, участвующим в акте, подписываться под оным свидетелями». Что бы это такое значило, подумал я? Сам участник в акте может быть вместе и свидетелем под оным? Так да не так, посмотрю-ка в прежнем издании. И что же? Там (статья 477) напечатано: «Не запрещается родственникам участвующих в акте подписаться по оным свидетелями». Итак, ясное и полезное правило заменено вздорною бессмыслицею, а что это не одна опечатка доказывается несчастною занятою, поставленною между словами «родственникам» и «участвующим».
Разумеется, что общий вопль и негодование не могут не проникнуть и до Блудова5. Это доказывается тем, что он составил у себя домашний секретный Комитет для поверки и поправки всех опечаток и ошибок нового издания, особенно по тому, редакция коего вверена была князю Одоевскому, приличному литератору, но человеку, столько же способному на дело, сколько я — к командованию армиею. Поправки эти полагается включить в первое продолжение Свода, которое уже приготовляется, и в некоторых местах получено будет в одно время с экземплярами нового его издания. Во всяком случае, если Блудов обнаружил уже степень своей административной даровитости во время управления министерствами внутренних дел и юстиции, то еще более, и совершенно уже блестящим образом, обличил свою неспособность ко всякому положительному делу подвигом нового издания Свода, хотя Меншиков уверяет, что Блудов доказал этим только, что он — дурной сводник...
Доходит ли все это, в какой степени и в <каких> красках до Государя, не знаю, но результаты, кажется, тому противуречат. По крайней мере, при увольнении на днях Блудова <на 5 меся-цев> в заграничный отпуск ему дана в путевое пособие огромная сумма — 4 тысячи червонцев <...>
НИКОЛАЙ I
Смоленские дворяне и обязанные крестьяне. 1846-1849
<Фрагмент>
22 декабря 1846 года дворянство Смоленской губернии, окончив занятия своих губернских собраний, постановило: принести императору Николаю Павловичу благодарение за дарованные дворянству права и преимущества, для чего избрало депутатами генерал-майоров Храповицкого1 и Александра Ив. Шембеля2 и V-ro класса Шупинского3 и обратилось с просьбою о принятии этих депутатов.
Вслед за тем, так как Храповицкий и Шупинский оказались «одержимыми болезнию», то взамен их 14 марта 1847 года, избраны в депутаты Смоленской губернии: предводитель дворянства — полковник князь Мих. Вас. Друцкой-Соколинский4 и рославльский уездный предводитель дворянства — полковник Михаил Фантон-де-Веррайон5, которые и должны были отправиться вместе с Шембелем в Петербург; но 3 мая 1847 года кн. Друцкой-Соколинский, уведомляя, что он «заболел вскоре после избрания и, к величайшему прискорбию, лишен счастия участвовать в депутации», — просил г. Фантона заступить, по званию предводителя дворянства, его место в депутации.
23 мая 1847 года, рославльский предводитель дворянства нижеследующим официальным письмом из С.-Петербурга уведомил кн. Друцкого-Соколинского об исполнении возложенного на него поручения:
«Начну принесением вашему сиятельству моего покорнейшего извинения в продолжительном молчании; причиною этому было
Смоленские дворяне и обязанные крестьяне. 1846-1849
395
сначала желание представить в одном целом весь ход возложенного на меня поручения, а потом болезнь: я простудился сильно и, признаюсь откровенно, не в силах был писать своею рукою; употребить же на это писаря я считал неуместным; приняв все это в соображение, я уверен, что ваше сиятельство, известные добротою и рассудительностью, простите мне невольную вину мою.
Прибыв в С.-Петербург, я, на другой день, имел честь представиться г. министру внутренних дел® и подать ему отношение ко мне вашего сиятельства, коим вы изволили уведомить меня, что, к крайнему сожалению вашему, вы не можете, по болезни, участвовать в депутации и предлагаете мне занять в ней ваше место.
16 мая я получил записку, которою г. министр уведомил меня, что государь император повелеть соизволил быть мне и генерал-майору Шембелю у его величества после обедни, в воскресенье.
17 мая, по утру, я и генерал Шембель отправились в Зимний дворец и ожидали окончания обедни на верху в приемной, близ кабинета его величества, вместе со многими лицами иностранных посольств, имевших счастье представиться в тот день государю императору в час по полудни; по окончании представления сказанных лиц, мы были введены в кабинет. Иметь счастье еще раз представиться его величеству, быть может, мне не случится; по этому, дорожа сим воспоминанием, я прошу простить мне некоторые подробности, в сущности не важные.
Его величество изволил подойти ко мне и пожать мне руку, сказав:
— Здравствуйте, полковник! очень рад, что вижу вас в числе депутатов Смоленской губернии.
Потом, обратившись к генералу Шембелю, спросил о состоянии его здоровья и чувствует ли он боль от ушиба? Генерал поблагодарил государя за милостивое внимание, присовокупив, что еще носит перевязь. За сим я сказал коротко, сколь я и генерал Шембель считаем себя счастливыми, удостоившись высокой чести выразить пред его величеством чувства верноподданнической признательности целой губернии за дарованные дворянству права и преимущества и за оказанные нам, смолянам, в последнее трудное время льготы и пособия.
На это его величество изволил отвечать следующее:
— Я, господа, в мое царствование не принимал еще подобных депутаций; но выражение признательности смоленского дворян
396
НИКОЛАЙ!
ства мне очень приятно, — я смолян знаю за верных слуг отечеству; на поприще военном и гражданском они всегда отличались усердием и знанием, а дома — благоустройством. По этому я изъявил желание принять вас, во-первых, чтобы выразить, в лице вашем, смоленскому дворянству, сколько я люблю оное и уважаю за его чувства и рыцарские правила; во-вторых, сказать вам, что я имею в виду продолжение шоссе от Соловьева перевоза до гор. Юхнова. Конечно, шоссе это будет для губернии полезно, но линия московского шоссе нужнее; по окончании же сей последней, будет при-ступлено и к той, а также и к другим работам по части сообщений в губернии. В особенности мне желательно, чтобы вы занялись обсуждением выгод водяных сообщений в губернии, дабы, с одной стороны, поставить оную в независимость от неурожая подвозом хлеба из южного края, а с другой — доставить ей способы к выгодному и безостановочному сбыту к Рижскому порту, так как Гжатская пристань не совсем наделена, и в-третьих, главное, поговорить с вами келейно об обязанных крестьянах. В указе моем по этому предмету я ясно выразил мысль мою, что земля, заслуженная нами, дворянами, или предками нашими, — есть наша дворянская, заметьте, что я говорю с вами, как первый дворянин в государстве; но крестьянин, находящийся ныне в крепостном состоянии почти не по праву, а обычаем, чрез долгое время, не может считаться собственностью, а тем менее вещью; следственно, мое мнение, при обнародовании сказанного указа, было и теперь есть, чтоб дворянство помогло мне в этом деле, столь важном для развития благосостояния отечества нашего, постепенным переводом крестьян из крепостных в обязанные, — и я убежден, что такой переход, хотя на разных условиях, примененных каждым к местности, может один предупредить крутой перелом. Со всем тем, доселе только некоторыми помещиками представлены условия и между сими последними есть несоответствующие цели; знаю, что против обязанных крестьян есть возражения: кто дворянам поручится, что крестьяне будут исполнять принятые на себя обязанности? Суды не хорошо составлены, и т. д. На это я скажу, что порукою обоюдного исполнения обязанностей, действительно, должны служить суды, состоящие из дворян же, — и если суды эти не хороши, то виноваты сами дворяне, опустив не везде, но во многих местах, должности по выборам. Я, напротив, нахожу, что все эти должности достойны быть заняты лицами, достигшими не малых чинов на коронной службе и имеющими знаки
Смоленские дворяне и обязанные крестьяне. 1846-1849	397
отличия. Основываясь на всем этом, я желаю, господа, чтобы вы потолковали келейно, как я теперь с вами, и написали мне о том свое мнение, прямо в собственные руки.
Когда государь император изволил кончить, я имел честь отвечать его величеству следующее:
— Слова ваши, государь, будут руководить нас в дальнейших действиях наших по этому предмету; с ним связана вся будущность наша и детей наших. Но как поручение мое и генерала Шембеля ограничивается изъявлением верноподданнической признательности вашему императорскому величеству, то и не смеем предпринять что-либо в столь важном деле от своего лица собственно; а потому испрашиваем теперь вашего высочайшего соизволения, посоветоваться, по прибытии в губернию, с г. губернским предводителем.
На это его величество изволил сказать:
— Да, разумеется, я с этим совершенно согласен; повторяю вам, напишите мне, но не забудьте, что все это должно быть келейно, по-домашнему.
За сим государь император изволил спрашивать о здоровье вашего сиятельства, Я отвечал, что болезнь г. губернского предводителя тем более опечалила его, что она произошла внезапно и что самая мысль — не иметь счастья представиться на сей раз вашему величеству — усилила недуг, требующий ныне продолжительного и затруднительного лечения. Далее его величество изволил расспрашивать о состоянии всходов, отстроился ли Смоленск, о положении уездных городов вообще, и, по выслушании надлежащих ответов наших, изволил раскланяться; одним словом, государь император очаровал нас своим милостивым приемом. — Разговор продолжался более часа и день этот останется у нас навсегда в памяти.
Представляясь другим лицам августейшего семейства, г. Фантон имел случай вновь говорить об обязанных крестьянах, причем объяснял, что: во-первых, при составлении какого бы то ни было предположения об условиях с крестьянами необходимо иметь в кредитных установлениях крестьянскую казенную недоимку и, наконец, самые долги крестьян помещикам; и во-вторых, относительно замечания государя императора, что дворянство опустило должности по выборам, что если это есть, то сему причиною отчасти самая коронная, военная и гражданская служба, занимающая лучшие годы высшего дворянства, с чем и соглаша
398
НИКОЛАЙ!
лись с ним, говоря, что как здесь (т. е. в коронной службе), так и там (по выборам) служба дворян одинаково нужна.
В следующий за тем день, — продолжает г. Фантон, — я и генерал Шембель отправились к г. министру внутренних дел и были приняты в кабинете. Главным предметом разговора была депутация; г. министр жалел очень, что не мог передать нам прежде представления нашего мысли об инвентарях; что, по его мнению, это есть одно из удобнейших средств к переходу из крепостного в обязанное состояние. После некоторых разговоров, как-то: о всходах, о духе крестьян, о мирских запашках и т. п., г. министр отпустил нас.
С глубочайшим почтением имею честь быть и проч. Михаил Фантон-де-Веррайон».
ОТТОН ДЕ БРЭ
Император Николай и его сподвижники
<Фрагмент>
ИМПЕРАТОР НИКОЛАЙ I
«Когда говорят о России, то при этом говорят об императоре Николае». Так писал в свое время князь Меттерних австрийскому посланнику в Петербурге графу Фикельмонту1 и так как эти слова вполне справедливы, то, приступая к описанию лиц, стоявших у власти в России, следовало бы начать с характеристики ее монарха. Но подобная характеристика не входит в рамки и цели предстоящего очерка. Вполне справедливое и беспристрастное суждение о правительстве Николая I может быть высказано только историей. Современники, стоящие в непосредственной близи событий и возбуждаемых ими толков, не могут произнести о них беспристрастного суждения, так как за подробностями они легко могут упустить из вида целое. Подобно тому как нельзя составить себе верного представления о размерах стремящегося в высь готического собора, если смотреть на него вблизи, точно так же и о личности монархов, которые играли в свое время выдающуюся роль, можно судить только на известном отдалении.
Автор настоящей записки не имеет притязания сказать последнее слово о правлении ныне царствующего в России монарха, но ему придется неоднократно возвращаться к нему, делая характеристику тех лиц, которые являлись исполнителями его воли и орудиями его администрации и политики. Ибо таковыми только являются все государственные сановники в глазах этого монарха,
400
ОТТОН ДЕ БРЭ
который охотно принимает советы тогда, когда он их спрашивает, но который по своему характеру почти не доступен постороннему влиянию. Обладая огромной и несомненной энергией, император Николай до такой степени преисполнен сознанием своей власти, что ему трудно представить себе, чтобы какие бы то ни было люди или события могли оказать ему сопротивление. Быть приближенным к такому монарху равносильно необходимости отказаться, до известной степени, от своей собственной личности, от своего я и усвоить себе известный облик. Сообразно с этим в высших сановниках русского монарха можно наблюдать только различные степени проявления покорности и услужливости. Тем не менее в этом однообразном, строго замкнутом кругу встречаются различные степени дарования. Хотя все одинаково исполняют только волю монарха, но между сановниками есть лица, действующие в интересах общественной пользы, и такие, которые действуют во вред государству. Наблюдателю-иностранцу подобает начать эту портретную галерею изображением того государственного деятеля, который руководит по воле монарха внешней политикой России.
Граф Карл-Роберт фон-Нессельроде2, сын русского посланника в Берлине екатерининских времен, родился в 1780 году, на английском военном судне и, будучи крещен по обряду англиканской церкви, принадлежит к ней и ежегодно, на Пасхе, посещает здешнюю англиканскую церковь, приобщаясь в ней св. тайн. Перейдя из военной службы на дипломатическое поприще, граф женился в 1811 году на дочери тогдашнего министра финансов графа Гурьева* и, уже два года спустя, сопровождал императора Александра I в его путешествиях, редактировал большую часть дипломатических актов, заключенных в то время, и принимал участие во всех выдающихся событиях европейской политики. Он присутствовал на Венском конгрессе, подписал конвенцию, заключенную в Шомоне (1 марта 1814 г.), и мирный договор, заключенный 1 мая 1814 года, вступил вместе с союзными войсками в Париж и участвовал в Аахенском (1818), Троппауском (1820), Лайбахском (1821) и Веронском (1822) конгрессах. Управляя в течение нескольких лет министерством иностранных дел, совместно с графом Каподистрия, он сделался в 1821 году преемником своего
* Гурьев, управлявший министерством финансов с 1810-1823 гг. и оставившей его в расстроенном состоянии, считался одною из самых неспособных личностей, когда-либо занимавших в России этот важный пост.
Император Николай и его сподвижники
401
коллеги, в то время, когда последний оставил Россию, променяв в скором времени свой высокий пост на звание президента Греции. Сам ли Нессельроде со свойственной ему ловкостью был, как говорили, причиною удаления Каподистрия3, или же эта перемена была вызвана поворотом в политике Александра I и личным честолюбием благородного корфиота, этого я не берусь решить; достаточно сказать, что победа осталась на стороне Нессельроде. Николай I, по вступлении на престол, утвердил графа в занимаемой им должности и пожаловал ему в 1828 году звание вице-канцлера, а в 1845 году сделал его канцлером — высшее звание, какого может достигнуть русский подданный, равняющееся званию фельдмаршала.
Приняв во внимание быстроту, с какою Нессельроде сделал свою блестящую политическую карьеру, участие, которое он принимал в великих событиях того времени, и то, что ему посчастливилось снискать доверие двух, по уму и характеру, столь различных монархов, как Александр I и Николай I, естественно будет представить себе этого министра человеком блестящего ума, характера повелительного, с сильной и энергической волею.
Между тем самые горячие поклонники Нессельроде должны признать, что он не обладал в сколько-нибудь значительной степени ни одним из этих качеств. Ни личные свойства, ни ум графа Нессельроде не представляют ничего выдающегося. Несмотря на то, что он вращался в течение пятидесяти лет постоянно среди наиболее выдающихся личностей Европы, в нем заметна в делах некоторая робость и нетерпеливость, как-будто противоречащая факту многолетней деятельности на самом обширном поприще, какое только можно себе представить. Достойно внимания, что эти именно недостатки были поставлены этому сановнику в величайшую заслугу, и что его необычайная ловкость и присущая ему слабость характера, которая повредила бы всякому иному, послужила ему на пользу. Робость, свойственная характеру канцлера, служит для него защитою во всех представляющихся ему затруднительных случаях.
Состоя при монархе с твердым и подчас вспыльчивым характером, он поневоле должен был оставаться несколько в тени и сумел это сделать в совершенстве. По наружности он является всегда только верным исполнителем высочайшей воли и этим придает всегда особое значение тем немногим словам, которые говорит государь. Таким образом он имеет возможность оградиться от не
402
ОТТОН ДЕ БРЭ
приятных для него требований и желаний, противупоставляя им волю императора. Это совпадение его личных качеств с особенными условиями его положения выработало из него государственного деятеля, совершенно, так сказать, неуловимого. К этому присоединяется одно обстоятельство, дающее ему большое преимущество в тех случаях, когда он не может осадить кого-нибудь, сославшись на волю монарха; он обладает верным взглядом и редким умением никогда не действовать слишком поспешно. Спокойный и осторожный, он не терпит суетливых людей. По известному рецепту Талейрана4 он старается всегда сдержать избыток рвения своих подчиненных, но это только создает обыкновенно затруднения его собственному правительству.
Своей самоотверженной готовностью стушеваться и подчинить свою волю воле монарха, а равно своею многолетней преданной службой граф Нессельроде приобрел доверие императора и вместе с тем некоторое влияние, чего при данных обстоятельствах ему никогда не удалось бы достигнуть в том случае, если бы он держал себя более самостоятельно. В отношении к другим Нессельроде — вежлив и доброжелателен; немногие сановники умеют заслужить в такой степени расположение тех лиц, кои находятся с ним в постоянных сношениях по службе. Граф в значительной степени обязан достигнутым им успехам той настойчивости, с какою он сумел провести вполне соответствующую его характеру роль «умеряющего элемента» (moderateur), и тому искусству, с каким он применил к своему характеру систему «осмотрительности»; этим он приобрел права на признательность своих современников. Европа неоднократно была обязана ему сохранением мира: так было в 1829 году и в 1830 году, когда положение дел было таково, что одной искры было достаточно, чтобы возгорелась всеобщая война. Граф сохранил по-прежнему свое влияние и после 1848 года и, без сомнения, немало содействовал тому, что изречение: «умеренность в силе», характеризующее правление Николая I, осталось в почете.
Две энергичные меры: вступление в Венгрию с 200 000 человек и угрожающее положение, принятое по отношению к Пруссии, в ноябре 1850 года, следует отнести во всяком случае к личной инициативе императора. Но императору и его министру одинаково следует воздать должное за то, что русская политика доказала своею честностью и достигнутыми ею успехами, что самая честная политика есть вместе с тем и наилучшая.
Император Николай и его сподвижники
403
Для полноты картины следует упомянуть о влиянии, какое имеет на своего супруга графиня Нессельроде5. Приданое этой дамы составило основу того громадного состояния, каким владеет в настоящее время граф, а ее обширное родство немало способствовало тому, что ее мужу не повредило его иностранное происхождение. Во всем остальном супруги как нельзя более несходны. Графиня имеет, по-видимому, все преимущества и недостатки, каких нет у графа; по складу ума и в обхождении она надменна и повелительна, имеет обо всем свое собственное вполне определенное мнение и подчиняется своим симпатиям и антипатиям. В этом отношении супруги удивительно дополняют друг друга. Полагаясь на здравый ум графини, канцлер имеет обыкновение не только беседовать с нею о делах политики, но, как говорят, даже зачастую советуется с нею. Впрочем, ее влияние проявляется более относительно личностей, нежели относительно событий*.
Хотя графу Нессельроде уже семьдесят два года, но он производит впечатление свежего и деятельного старика, которого время еще не сокрушило. Музыка и наслаждение природою (он большой любитель цветов и имеет прекрасные оранжереи) составляют его отдохновение после неутомимых трудов за письменным столом; он охотно ходит пешком и большой любитель быстрых путешествий.
Канцлер, с соизволения императора, передал приблизительно год тому назад часть своих обязанностей тайному советнику Синявину, который, неся звание его помощника, заведует делопроизводством министерства. Этот господин, предложенный на эту должность самим Нессельроде, соединяет в своем лице два преимущества, весьма удобный для его начальника. Как человек с русской фамилией, он приятен старо-русской партии, которая никогда не могла вполне простить канцлеру его немецкого происхождения, а как чиновник, довольствующийся при жизни Нессельроде ролью его первого помощника, он вполне на своем месте. Господин Синявин ведет почти один все текущие дела и замещает канцлера при ведении дипломатических переговоров во время его отсутствия. Это — человек спокойного, ровного характера, в котором под грубой наружностью скрывается тонкий ум.
* Скончавшаяся в 1849 г., графиня Нессельроде не отличалась ни радушием, ни любезностью.
404
ОТТОН ДЕ БРЭ
Хотя граф Нессельроде замечательно владеет пером, но он отказался редактировать депеши и возложил эту обязанность на нескольких чиновников, из коих первое место занимает тайный советник Ксаверий Лабенский®. Так как этот господин владеет французским языком в таком совершенстве, как природный французский писатель, то ему поручается обыкновенно составление тех министерских бумаг, которые предназначаются для опубликования во всеобщее сведение, и к его заслуге следует отнести то обстоятельство, что он пользуется в дипломатическом мире большим значением. При сношениях с немецким правительством, как редактор бумаг известен барон Остен-Сакен7, пользующийся славою осторожного и тонкого стилиста и человека, основательно знакомого с положением дел в Германии. Директором азиатского (восточного) департамента состоит бывший генеральный консул при дунайских княжествах Дашков8; греческими делами заведует бывший посланник в Афинах, действительный статский советник Катакази9, известный в дипломатическом мире по своей предыдущей деятельности. Проведя несколько лет в Греции, он вполне заслуженно оставил в этой стране о себе добрую память*. Некоторые из этих господ, в числе которых следует упомянуть еще тайного советника Мальцова10, состоят также членами Совета министерства иностранных дел, который созывается государственным канцлером в тех случаях, когда он желает получить более обстоятельные сведения о предметах, о которых ему предстоит докладывать императору.
Помимо официальной дипломатии, руководимой графом Нессельроде, существует еще тайная политическая администрация, в которой служат особые агенты, главное назначение которой составляет наблюдение; но это управление имеет нередко решающее значение в самых важных политических делах.
Граф Алексей Федорович Орлов11 сменил графа Бенкендорфа12 в управлении обширным ведомством, известным под названием корпуса жандармов, которое представляет собою настоящее министерство полиции. Оно состоит из жандармских офицеров,
* Один из сыновей этого сановника (воспитанный поэтом Эммануилом Гейбель) был в свое время русским посланником в Вашингтоне и заставил много говорить о себе по поводу тех столкновений, которые он имел с тамошним правительством. Катакази-отец также заставил много говорить о себе, когда он защищал русские интересы на Востоке и выступил противником той партии, которая желала введения в Греции конституции.
Император Николай и его сподвижники
405
рассеянных по всей Империи, которые наблюдают за внутренним управлением и независимы от его органов. Но кроме того, к нему принадлежит значительное число агентов тайной полиции, живущих в России и за границей и подчиненных непосредственно графу Орлову. При посредстве этих лиц Орлову известны самые сокровенные тайны отдельных лиц и семейств, и ему приходится, на основании доставляемых ими сведений, исполнять весьма нелепые и щекотливые поручения, которые, смотря по обстоятельствам, могут угрожать некоторым лицам бедствием или предохранить их от таковых. О предшественнике Орлова, Бенкендорфе, во многих семействах вспоминают до сих пор с уважением, тогда как вступление в эту должность Орлова возбудило во многих не оправдавшиеся, впрочем, со временем опасения. Во всяком случае, в характере этих двух лиц существует большая разница. Энергия и честность более присущи нынешнему начальнику тайной полиции, нежели терпение и кротость.
Император называет графа Орлова своим другом, относится к нему, как к таковому, и сообщает ему самые сокровенные свои намерения, коих граф является вместе с тем исполнителем. Хотя Орлов действует в этих случаях с большею ловкостью и ему сопутствует всегда удача, но все же он, скорее хороший исполнитель, нежели советник, и, как исполнитель, оказал своему монарху самые важные услуги.
Благодаря его энергичному образу действий, был подавлен в самом зародыше вспыхнувший в 1831 году бунт в военных поселениях. С тех пор русский народ связывает с именем Орлова суеверный страх (?). Дипломатический успех, достигнутый им в Константинополе, и Ункиар-Скелесский договор, заключенный им в 1833 году13, ждут еще приговора истории. К отличительным свойствам его характера принадлежит лень, которая заставляет его избегать важных поручений, а не искать их. Орлов любит держаться в стороне и появляется только там, где его присутствие необходимо. Как человек тактичный, он редко пользуется своей привилегией говорить с императором свободно и откровенно, прибегая к этому только в случае настоятельной необходимости, но когда осторожность того требует. Он умеет жертвовать откровенностью требованиям своего положения или того дела, которому он служит. Текущими делами ведомства, коим управляет Орлов, заведует генерал Дубельт14, хорошо знакомый с делами, коими он руководил почти самостоятельно в последние годы управления
406
ОТТОН ДЕ БРЭ
III отделением Бенкендорфом. Положение генерала Дубельта, всеми нелюбимого, по причинам, тесно связанным с его служебными обязанностями, считалось весьма ненадежным во время вступления в должность А. Ф. Орлова; полагали даже, что он долго не удержится.
Но Орлов, по свойственной ему лени и нелюбви к труду, более, чем кто-либо, нуждался в помощнике, который отличается ловкостью, деятельностью и знанием дела. Поэтому Дубельт не утратил своего прежнего влияния. Генерал-адъютант и граф с 1825 года, А. Ф. Орлов исполняет, кроме вышеупомянутых главных своих служебных обязанностей, должность начальника императорской главной квартиры и разные другие почетные должности.
Всем известно и не раз доказано словами и поступками императора Николая I, что этот монарх не придает ни малейшего значения силе идей и убеждений, а верит только во всемогущество физической силы. Этим объясняются его исключительные заботы об армии и флоте, этим объясняются те неимоверные расходы, коими обременено казначейство, которому приходится отдавать половину доходов на военные издержки; этим объясняется тягота, которую несет население в виде то и дело повторяющихся рекрутских наборов; этим объясняются, наконец, преимущества, коими пользуются военные сравнительно с служащими на всех остальных поприщах общественной деятельности. Военное министерство, по воле императора и данной этому ведомству организации, представляет собою и в мирное время важнейшее из всех министерств. К управлению им был призван около двадцати четырех лет тому назад князь Чернышев18, оправдавший возложенное на него императором доверие, приучив своих подчиненных к правильной работе, подавая им к тому пример своим собственным неутомимым трудолюбием и преданностью. На князя Чернышева, обладающего скорее способностью администратора, нежели полководца, возложена (употребляя выражение, ставшее историческим) обязанность организовать победу. Обладая превосходной памятью и точным знанием всех мелочей службы, он сумел ввести образцовый порядок в управление своим министерством, которое, помимо всех прочих многочисленных задач, заведует продовольствием и обмундированием более чем миллиона солдат. Для характеристики административных способностей военного министра весьма знаменательно, что перемещение отдельных частей войска нередко с одного конца Империи на другой, набор
Император Николай и его сподвижники
407
и распределение рекрут, а равно обмундирование и продовольствие столь огромного числа людей производится безо всякой суеты; впрочем, последнее, т. е. продовольствие, несмотря на все делаемые попытки к улучшению его, находится по-прежнему в печальном состоянии. Чернышеву не посчастливилось с его проектами стратегических операций, и поэтому не удивительно, что князь до сих пор любит вспоминать о быстром и блестящем походе, совершенном им в 1813 году в Кассель, и равным образом охотно говорит о первых блестящих годах своей карьеры, когда он, 24-летним юношею, был временно представителем русского монарха в Париже и выразителем тех восторженных чувств, какие Александр I питал одно время к Наполеону. Состоя при главном штабе французской армии, он привез в Россию известие об исходе сражения при Ваграме16. Когда, несколько лет спустя, отношения между обоими государствами изменились, то Чернышев хотел воспользоваться связями, какие он приобрел в Париже, для подготовления кровавой драмы, которой суждено было вскоре разыграться. Его миссия окончилась, как известно, тем, что он должен был поспешно оставить Париж в 1811 году, и что Михель, чиновник французского военного министерства, передавший ему план кампании, составленный французами, был расстрелян по повелению Наполеона военно-полевым судом.
Чернышев имеет дельного и деятельного помощника в лице своего адъютанта, князя Долгорукова*17. В его распоряжении находится сверх того целая стая адъютантов, из коих многие в чине полковника.
Директором канцелярии Чернышева (военного министерства) состоит генерал барон Вревский**. Здоровье Чернышева уже значительно пошатнулось; из числа нескольких бывших с ним ударов два случились в кабинете государя. До сих пор он поддерживал свое здоровье при помощи киссингенских вод, и нет никакого основания думать, чтобы он помышлял о сложении с себя обязанностей, к которым присоединилось с 1848 года еще председательствование в Государственном Совете. Влияние его вследствие этого еще более возросло.
Морскими силами России управляет князь Меншиков18, на лице которого постоянно написана злая усмешка и который всем
* Князь Долгорукий сделался, со временем, преемником Чернышева.
** Побочный сын министра внутренних дел, князя Куракина.
408
ОТТОН ДЕ БРЭ
известен своей склонностью к сатире и едким словечкам, которые он любит отпускать и которые ему приписываются. Меншиков получил серьезное образование и помимо богатых умственных дарований обладает особой способностью к точным наукам.
Это дало ему возможность стать во главе морского ведомства, с которым во время своей предыдущей деятельности он не имел ничего общего.
Он начал свою карьеру в качестве дипломата, затем служил в артиллерии и, по всей вероятности, вступил впервые на палубу военного судна, уже будучи морским министром. Он сумел возместить отсутствие опытности своим умом и проницательностью и с успехом управляет морским министерством, хотя он был бы в большом затруднении, если бы ему пришлось командовать самым маленьким судном. Несмотря на затрату массы труда и денег, достоинство русского флота — исключая черноморской и каспийской эскадры — весьма спорно. Возможно, что Меншиков, как бывший сухопутный офицер, тратит слишком много времени на военную выправку матросов и что от этих несчастных, у которых множество других обязанностей, требуется такое совершенство в выполнении полковых и батальонных учений, какое вообще необходимо только пехотным солдатам, не имеющим иных обязанностей и иного дела.
Во главе министерства государственных имуществ стоит граф Киселев19, для которого эта отрасль управления была отделена от министерства финансов. Заботы о двадцати миллионах крестьян удельного ведомства и огромное протяжение казенных земель поглощают действительно деятельность целого министерства. Граф Киселев является во внутреннем управлении Империи представителем прогресса и движения вперед, если эти слова вообще применимы в этой стране. Он убежденный противник крепостного права и, как таковой, принимал главное участие в издании знаменитого указа 1842 года, коим разрешено заключение сделок между помещиками и крестьянами. Граф Киселев выказал себя талантливым администратором при организации Дунайских княжеств, но при этом, разумеется, должен был заплатить известную дань современным теориям государственного управления. В России он исполняет только обязанности администратора и поэтому не принимает участия в настоящей политической деятельности, хотя старается осуществить при управлении удельными имениями идеи, с успехом примененные в других странах. К сожалению,
Император Николай и его сподвижники
409
ему недостает — как везде в России — надежных и честных подчиненных. Этим объясняется тот факт, что крестьяне относятся с недоверием ко всем нововведениям Киселева и нигде не оказывают содействия осуществлению его планов. Особенно тягостными и стеснительными кажутся крестьянам новые правила лесоох-ранения, в которых чувствовалась настоятельная необходимость вследствие возрастающего опустошения лесов и расчищения их под пашни; удельные крестьяне, отпущенные правительством на волю, зачастую говорят, что им живется хуже, нежели помещичьим крестьянам. Поэтому граф Киселев не пользуется любовью подведомственных ему крестьян. Помещики и крестьяне относятся к его преобразованиям одинаково недоброжелательно. Быть может, о нем будут судить справедливее, когда начатое им дело будет доведено до конца, быть может, министр, положивший начало этим преобразованиям, будет считаться со временем благодетелем сельского населения. Но и в настоящее время все признают, что граф Киселев человек умный, обладающий быстрым соображением, большим трудолюбием и честностью. Большинство же не признает его планы достаточно зрелыми и основательными.
Управление министерством внутренних дел после графа Строганова20, стоявшего во главе его весьма короткое время, перешло к графу Перовскому21 Это один из многочисленных побочных сыновей графа Алексея Разумовского22. При отсутствии в России родовитой аристократии, весьма знаменательно, что знатнейшие придворные лица и сановники (за весьма немногими исключениями) суть либо выскочки*, либо побочные дети. Последних особенно много.
Теперешний министр внутренних дел усердный работник, вежлив в частной жизни и умерен в своих привычках. Состоя в генеральном штабе, он дослужился до чина полковника, но занял выдающееся положение только тогда, когда с переходом в гражданскую службу он был назначен министром уделов. Благодаря его старанию, удельные крестьяне были обставлены в России лучше всех остальных. Этим Перовский обратил на себя внимание императора, который вверил ему некоторое вре
* Недоверие императора Николая I к высшей русской аристократии зависело от того, что многие ее члены принимали участие в возмущении 14-го декабря 1825 г. и были заподозрены в либеральных и конституционных стремлениях. (Примеч. де Врэ.)
410
ОТТОН ДЕ БРЭ
мя спустя управление министерством внутренних дел, коим он руководит с бесспорным искусством.
Министром народного просвещения состоит ныне князь Ширинский-Шихматов23, бывший помощник и временный заместитель графа Уварова24, которого этот сановник предложил себе в преемники. По своим способностям Шихматов не отличается от заурядного директора канцелярии. Его научное значение ничтожно, образование чрезвычайно поверхностное, а взгляды — рутинера, долгое время занимавшего второстепенное положение. Как человек, имя которого неизвестно писателям и ученым, князь так мало подходит к занимаемому им посту, что о нем можно сказать только, что он честный человек и весьма посредственный министр. Его предшественник, граф Уваров был так долго министром и имя его столь известно в Германии, что о нем нельзя не сказать несколько слов*.
В последние годы Уваров сделался горячим поборником узкого славянофильства. Это тем более удивительно, что этот министр большой поклонник иностранной литературы и с успехом печатал свои статьи в немецких и французских журналах, но по-русски писал очень мало. Приходится допустить, что он усвоил с течением времени это новое направление не по своему собственному убеждению, а из желания примениться к той системе, которая пользовалась покровительством. Тем не менее он является ревностным поборником этой системы; этот восторженный поклонник великого поэта — Гёте, которому он отдал дань в своем замечательном «Notice sur Goethe» и посвящением ему своей «Nonnos von Panopolis, — поставил себе, по-видимому, задачей искоренить из прибалтийских губерний немецкую науку и немецкий язык и довести до упадка Дерптский университет, достигший высшей степени процветания благодаря немецкой образованности и щедрости русского правительства. Если не считать этих действий, совпавших с последними годами управления министерством Уваровым, то надобно признать его человеком умным и с тонко
* Граф Уваров занимал пост министра просвещения с 1832 по 1848 г. и с того же 1832 г. до своей кончины, последовавшей в 1855 г., был президентом Академии наук. Его отставка была вызвана теми ограничениями, коим подверглись университеты, после того как император Николай, под впечатлением событий революционного 1848 г., учредил комиссию для пересмотра устава высших учебных заведений, в коей министр не принимал участия.
Император Николай и его сподвижники
411
развитым вкусом. Он тонкий знаток и любитель искусства, приверженец классицизма и употребил свое весьма значительное состояние на то, чтобы окружить себя образцовыми произведениями древних времен. Несмотря на занимаемое им высокое положение, он очень чувствителен к похвале со стороны иностранных ученых и обладает тщеславием писателя и ученого; само собою разумеется, ему воскуряют в этом отношении фимиам. Из сочинений Уварова особенный успех имела статья об «Элевзинских тайнах». Это сочинение, изданное в 1872 году и свидетельствующее о трудолюбии и образованности его автора, выдержало несколько изданий.
Ведомством путей сообщения и публичных зданий управляет генерал-адъютант граф Клейнмихель25. Отец графа был в царствование Фридриха Великого простым гусаром, затем поступил в служение к русскому генералу Апраксину, был зачислен в Воронежский гусарский полк и позднее в Гатчинский отряд великого князя Павла Петровича. Отличаясь искусством фехтования и точным знакомством с прусским регламентом, он сумел обратить на себя внимание великого князя с такой выгодной стороны, что быстро подвинулся по службе и при вступлении Павла I на престол был уже майором гатчинских войск и, как таковой, получил в подарок тысячу душ крестьян. Через шесть месяцев он уже был генералом, а несколько времени спустя — директором кадетского корпуса. Своему сыну, принятому в этот корпус, он дал чисто военное образование, в котором основательность познаний и ученость не играли никакой роли, а главное место занимали послушание, пунктуальность и деятельность. Этими качествами молодой Клейнмихель сумел обратить на себя внимание всесильного в последние годы царствования Александра I графа Аракчеева, который приблизил его к себе. Клейнмихель, в то время уже генерал-майор, был назначен начальником штаба военных поселений. Император Николай оценил в нем человека, отличавшегося неутомимой деятельностью, горячим рвением к службе, и поручил ему заведование работами по постройке сгоревшего Зимнего дворца. Поразительная быстрота, с какою была окончена эта постройка, в течение одного года, доставила генералу титул графа и несколько времени спустя министерский портфель*. Граф Клейнмихель остался тем, чем он был по природным способностям и воспитанию. Деятельный, беспощадный
* Автор не совсем точен в своих словах. (Ред. РС)(?).
412
ОТТОН ДЕ БРЭ
ъ неумолимый в выборе средств, он не признает трудностей и как будто хочет доказать, что на свете нет ничего невозможного. Он относится к людям, как к орудиям и машинам, не зная сострадания. Имея в своем распоряжении огромные суммы и неограниченную власть, Клейнмихель возвел, во исполнение императорских приказаний большие и полезные здания. Его ненавидят и презирают. Не подлежит сомнению, что можно было бы достигнуть тех же результатов, действуя с большею кротостью и меньшей поспешностью, не истощая средств казны, не разоряя подрядчиков и не жертвуя множеством человеческих жизней.
Из министров самый старший летами и первый по положению есть министр императорского двора, князь Петр Волконский26. Состоя при императоре Александре I начальником Главного штаба, Волконский принимал видное участие в крупных военных победах, имевших результатом вступление русских войск в Париж. Вскоре по восшествию на престол императора Николая I он променял военную карьеру на более мирный, но требующий не менее труда пост министра императорского двора, в каковом звании ему приходится заведовать многочисленными подведомственными ему учреждениями. Князь сохранил и в занимаемой им ныне должности свои привычки: чрезвычайно холодный в обращении и склонный к бережливости среди расточительного общества, он отвечает обыкновенно отказом на всякую просьбу и почти всегда бывает пасмурен и нахмурен. Его называют «Prince de pierre»*; только благодетельному страху, который он распространяет вокруг себя, надобно приписать то обстоятельство, что ему удалось ограничить до некоторой степени злоупотребления и мошенничества, которые мелкие чиновники и лакеи сумели везде ввести и упрочить. Он обременен годами и бесчисленными наградами, к которым присоединился пожалованный ему несколько месяцев тому назад фельдмаршальский жезл — единственное отличие, которого честолюбие заставляло его желать. В придворном кругу давно уже надеялись, что ему придется отказаться от своих многочисленных должностей и передать их другим лицам, но крепкая натура Волконского победила все приступы его болезни. Он по-прежнему пользуется доверием императора, который ценит в нем преданного, энергичного и честного, хотя подчас не вполне покладистого слугу.
* Каменный князь.
Император Николай и его сподвижники
413
Министром финансов все еще состоит граф Вронченко27, который, как помощник Канкрина28, весьма естественно, был избран ему в преемники. Канкрин довел покровительственную таможенную систему, введенную им для поощрения отечественной промышленности, до чудовищных размеров и поддерживал ее ценою огромных жертв. Послужит ли созданная этим русская промышленность к пользе или к вреду государства, покажет будущее. С какой бы точки зрения ни судить о заслугах графа Канкрина, все же надобно признать, что его преемник в них не причастен и не обладает необходимыми способностями для исполнения тех важных обязанностей, какие на него возложены. Вронченко не имеет ни одного из тех качеств, какие необходимы в занимаемой им должности. Его познания равняются познаниям сборщика податей; главное средство, к которому он прибегает, это выпуск все новых и новых ассигнаций. Честность, преданность и беззаботность, с какою он приносит будущее в жертву требованиям минуты, снискали ему расположение монарха, который с трепетом ожидает той минуты, когда тяжелая болезнь, какою страдает Вронченко, сделает необходимым избрать ему преемника. Его помощник, действительный статский советник Броке, считается человеком, знающим свое дело и самым выдающимся, дельным и способным финансистом России, но всеобщим и наибольшим уважением пользуется тайный советник Тенгоборский, приобретший известность своим сочинением о финансах Австрии. Несмотря на свою даровитость, этот выдающийся человек не имеет ни малейшей надежды стать когда-либо во главе министерства финансов, но в Государственном Совете, членом коего он состоит, нередко обращаются к нему за советом.
Управление почтовым ведомством, образовавшим отдельное министерство, находится в ведении генерал-адъютанта графа Адлерберга29. Как сын начальницы института благородных девиц, графини Адлерберг30, связанной с императрицей Марией Федоровной узами дружбы, молодой Адлерберг воспитывался вместе с великим князем Николаем Павловичем и поэтому с детства пользовался его дружбою. Адлерберг, человек во всех отношениях достойный, оправдывает доверие, оказываемое ему монархом, которого он сопровождает во всех путешествиях, исполняя во время поездок обязанности директора военно-походной канцелярии и заменяя таким образом отсутствующего военного министра. И он, подобно большинству министров и высших сановников, получил
414
ОТТОН ДЕ БРЭ
в настоящее царствование титул графа. Адлерберг принадлежит к числу немногих интимных друзей монарха, которые образуют небольшой кружок его приближенных; к числу их принадлежит граф Орлов и, в некотором отношении, граф Киселев, а также граф Перовский, который, состоя оренбургским генерал-губернатором, не теряет надежды повторить поход в Хиву.
К числу самых выдающихся из приближенных императора принадлежит, наконец, генерал барон Вильгельм Ливен31, известный своей честностью, основательным образованием и светлым умом. Из числа разнообразных трудных поручений, с успехом им исполняемых, более всего обратили на себя внимание переговоры, благодаря которым было остановлено движение Ибрагима-паши к Константинополю. Находясь всегда в свите императора, Ливен, человек еще довольно молодой, будет, вероятно, еще долго играть видную роль. Происходя из дворянского рода Курляндии, барон — преданный слуга России, но не забывает, однако, своего немецкого происхождения.
Во главе министерства юстиции стоит граф Панин32. Это человек образованный и доброжелательный, но вверенное ему ведомство составляет самую жалкую отрасль администрации, а между тем министр не может ничего изменить. Панин ограничивается исполнением своих служебных обязанностей, не имея вне этой сферы сколько-нибудь значительного влияния. Подчиненные не любят холодного, мало доступного графа.
Директором (второго отделения) канцелярии его величества и руководителем данной ей законодательной власти состоит граф Блудов33; эго как бы второй министр юстиции. По уму и образованию граф один из выдающихся деятелей России. Он представитель старой классической школы и отличается любезностью в обхождении и остроумием. Вступив в исполнение своих теперешних обязанностей в 1847 году, он принимал значительное и весьма благотворное участие в упорядочении дел католической церкви.
При описании приближенных императора нельзя пройти молчанием принадлежащих к двору дам. Императрица пользуется всеобщим уважением и преданностью. Супруга императора Николая I в течение 34 лет оказывала постоянно благодетельное влияние на окружающих. Среди развлечений довольно легкомысленного, хотя в последнее время сделавшегося несколько серьезнее двора императрица была всегда одинаково добра. После смерти своей ближайшей подруги баронессы Фредерикс34 она оказывает
Император Николай и его сподвижники
415
особое расположение и доверие графине Барановой35 и Екатерине Тизенгаузен36. Графиня Баранова, сестра Адлерберга, была некогда воспитательницей царских детей, ныне же исполняет обязанности обер-гофмейстерины; она обладает такими же качествами, как и ее брат. Графиня Тизенгаузен, невестка бывшего австрийского посланника в Петербурге, графа Фикельмонта (Фикельмона. — Л. В.), только фрейлина, но, как всегдашняя спутница императрицы и ее доверенное лицо, занимает исключительное положение. В числе приближенных императора нет более сколько-нибудь выдающихся лиц. Обер-гофмаршал граф Шувалов37 — неутомимый и искусный управитель дворца и благодаря этим качествам умеет удержаться на своем посту; обер-гофмейстер Рибопьер33 — любезный болтун и, как таковой, приглашается обыкновенно на вечерние собрания императрицы и часто исполняет обязанность чтеца ее величества. Художественный элемент имеет своего представителя в придворном кругу в лице графа Виельгорского39. Высказываемые им суждения о новейших музыкальных произведениях и об иностранных артистах, выступающих в Петербурге, считаются авторитетными. Блестящий ум и фантазия этого умного и любезного эпикурейца так неистощимы, что ради них не обращают внимания на маленькие увлечения, которые случаются иногда с этим усердным поклонником Бахуса.
А. П. ЗАБЛ0ЦКИЙ-ДЕСЯТ0ВСКИЙ
Граф П. Д. Киселев и его время
<фрагменты>
Глава XXIV
1834-1835 год
Киселев в Одессе и Тульчине
Оставив Яссы, Киселев1 в тот же день (11 апреля), переехал Прут и ночевал в Скулянах, откуда, чрез Кишинев и Бендеры, 14 апреля приехал в Одессу, где нашел графа Воронцова2 и сестру своей жены, Нарышкину.
Из Одессы он направился на Тульчин, куда приехал 27 апреля и провел там три дня. Он хотел видеть еще раз те места, с которыми связывалось для него столько воспоминаний, места, где он провел столько счастливых и столько тяжких для него дней3. В дневнике его записано:
«27 апреля: Toulchin; mes chambres, emotions.
28 апреля: promenades au jardin, emotions»
30 апреля Павел Дмитриевич оставил Тульчин и по белорусскому тракту отправился в Петербург, куда приехал 8-го мая.
Приезд в С.-Петербург; прием Императора
На другой день от 872 до 10 ч. вечера Киселев был у Государя, который принял его весьма милостиво и благодарил за услуги, оказанные им России в деле столь же важном, как и трудном4.
Граф П. Д. Киселев и его время	417
— Я читал твой5 отчет, — сказал Государь, — и прочитал его весь с большим удовольствием.
— Уже ли Ваше Величество, — отвечал Киселев, — приняли труд Сами прочесть эту толстую тетрадь, в которой много вещей бесполезных?
Слова Государя об освобождении крестьян.
— Вовсе нет, — отвечал Император, — я посвятил три вечера на это чтение, отметил страницы, наиболее обратившие на себя мое внимание, и просил Великую Княжну Марию6 сделать мне извлечение... Вот оно, — прибавил Государь, открывая папку с бумагами. — Меня в особенности заинтересовало одно место: это то, в котором ты говоришь об освобождении крестьян; мы займемся этим когда-нибудь; я знаю, что могу рассчитывать на тебя, ибо мы оба имеем те же идеи, питаем те же чувства в этом важном вопросе, которого Мои министры не понимают и который их пугает. Видишь ли, — продолжал Государь, указывая рукою на картоны, стоявшие на полках кабинета, — здесь Я со вступления Моего на престол собрал все бумаги, относящиеся до процесса, который я хочу вести против рабства, когда наступит время, чтобы освободить крестьян во всей империи.
«Киселев, — замечает Лакруа7, — не мог забыть этих слов, вырвавшихся у Государя в минуту откровенности»*.
Павел Дмитриевич имел намерение летом отправиться за границу к минеральным водам, но должен был отложить это намерение и оставался все лето в Петербурге.
Глава XXV
1835-1836 год
Возвращение Киселева в С.-Петербург и прием его Государем 26-го февраля 1835 года
Киселев возвратился в С.-Петербург, и 28-го был принят милостиво Государем и Императрицею. В тот же день он писал в Москву брату, Сергею Дмитриевичу: «Я приехал третьего дня в столицу — вместе с известием о смерти Императора Австрийского, о коем Государь душевно сожалеет. Его Величеству угодно было прислать
* Р. Lacroix. Histoire de la vie et du regne de Nicolas 1-er. T. VI. p.
418
А. П. ЗАБЛОЦКИЙ-ДЕСЯТОВСКИЙ
за мною фельдъегеря и принять меня с особенною благосклонностью; Государыня тут же пригласила к своему столу, а вечером должен ехать к Его Высочеству — вот мой день... Я успел доложить Государю, говорившему мне о Совете, что до возвращения от вод я худой буду советник; после нескольких расспросов Его Величество согласился мне дозволить желанную поездку, но на самое короткое и необходимое время. Вот для меня результат чрезмерно важный и который я считаю наисчастливейшим успехом. Вероятно, это даст мне случай с тобою, любезный друг, видеться; в наши лета свидание начинает быть необходимым, ибо жизнь утекает быстро, на будущее надеяться не должно».
Вступление Киселева в Государственный Совет
4 марта Киселев явился в первый раз в Общее Собрание Государственного Совета, а 15 марта присутствовал в первый же раз в Департаменте Государственной Экономии. 13 марта он писал брату: «С приезда моего в столицу, назначения к местам следуют беспрерывно. Ласки, мне оказываемые, более к тому возбуждают публику, а поистине ничего нет и не будет. Люди, доверия заслуживающие, сказывали мне, что к назначению в Париж я был ближе других, но по другим уверениям, Государь предпочел меня здесь оставить. Сколько тут правды, не знаю, но пишу о сем как о вероподобном по многим замечаниям моим и прошу не разглашать это сообщение мое, для тебя токмо писанное и для Закревского3, которому прошу прочитать эту статью». Последнее поручение брату относительно Закревского было ответом на его письмо от 7 марта 1835 года, в котором он спрашивал Павла Дмитриевича, было ли ему предложение «о принятии какой либо важной должности?»
Назначение Киселева
в секретный комитет по крестьянскому делу
В это время Государем был учрежден секретный комитет «для
изыскания средств к улучшению состояния крестьян разных
званий»В 9, в который назначены были, под председательством графа
Васильчикова, членами: Сперанский10, граф Канкрин, Киселев и Дашков11. Прежде чем этот комитет приступил к возложенному на него поручению, граф Канкрин, докладывая Государю о том, что
Граф П. Д. Киселев и его время
419
«составляемое в министерстве финансов положение об устройстве государственных крестьян вскоре будет приведено в исполнение», испросил 9 апреля Высочайшее повеление для дальнейшего рассмотрения этого дела учредить особый комитет из тех же лиц, которые были назначены в вышеупомянутый комитет по общему крестьянскому делу. Предположение комитета относительно казенных крестьян. В начале мая проект положения об управлении казенных крестьян граф Канкрин внес в комитет, который признал, что этот проект должен составить одно целое с общим делом об улучшении состояния крестьян разных званий в государстве. «К достижению этого улучшения, по мнению комитета, не было другого способа, как “установление для крестьян верного и со всею осторожностью размеренного перехода с одной степени на высшую”. Эти степени установлялись комитетом три: 1) состояние крепостных крестьян с ограничением владельца трехдневною работою; 2) состояние крестьян, обязанных мерною работою; 3) состояние крестьян, пользующихся правом свободного перехода от одного владельца к другому и обработывающих помещичьи земли на основании заключенных договоров». «Переходом крестьян на третью степень, или совершенно в положение крестьян остзейских губерний, удовлетворилась бы потребность государственная, столь важная для будущего спокойствия и процветания России ». Каким образом эти степени могли быть применены к казенным или государственным крестьянам, людям уже свободным? Это комитет обходил молчанием. Мысль о переходных для крестьян «степенях» принадлежала графу Канкрину, который с другой стороны в комитете говорил о своем проекте управления казенными крестьянами, что он ни к чему не приведет.
Отъезд Киселева за границу; письмо к матери Возвращение в С.-Петербург;
возобновление занятий комитета и безуспешность их
28 октября Киселев возвратился в С.-Петербург12. Из дневника его видно, что заседания комитета «об улучшении состояния крестьян» возобновились осенью 1835 года и продолжались в январе 1836 года, но не приводили ни к каким положительным результатам. Государь не мог не знать о том, что происходило в комитете. Он скоро понял, что поднятое Им дело об устройстве крестьян вообще не обещает скорых успехов, особенно дело о помещичьих
420
А. П. ЗАБЛОЦКИЙ-ДЕСЯТОВСКИЙ
крестьянах; Ему были известны и мысли Сперанского, которому Он наиболее доверял в этом, — а Сперанский говорил в комитете, что по делу о помещичьих крестьянах он не ожидает успеха; он, не скрывал, конечно, такого взгляда и пред Государем; наконец, Сперанский еще в 1827 году доказывал, что первым шагом к преобразованию крепостного права должно быть устройство казенных крестьян, о которых он писал тогда, что «этот род людей беднеет и разоряется не менее крестьян помещичьих. Работы и повинности их также неопределенны. С одной десятины худой земли казенный крестьянин платит столько же оброку, несет столько же разнообразных земских и волостных повинностей, как другие с восьми или более десятин. Земские исправники суть те же помещики, с тою только разностью, что они переменяются и что на них есть некоторые способы к управе; но взамен того, сии трехлетние владельцы не имеют никаких побуждений беречь крестьян, коих они ни себе, ни потомству не прочат». Мысль Государя выделить из общего вопроса о крестьянах дело об устройстве казенных крестьян. Все это естественно навело Государя на мысль, выделить из общего вопроса о крестьянах дело об устройстве казенных крестьян, дело, в котором нельзя было ожидать многосторонней и упорной оппозиции и которое поэтому могло быть приведено к окончанию в непродолжительное время. Государь считал, что с большею уверенностью можно ожидать успеха, когда все дело будет возложено не на коллегиальное учреждение, а непосредственно на одно лицо. Но кому поручить это дело? Канкрин ближе всего к нему стоял; но, составив по поручению Государственного Совета проект о преобразовании управления государственных крестьян, он сам признавал его непригодность.
Разговор Государя с Киселевым
Вот разговор Государя с Киселевым, записанный последним по возвращении из дворца. «1836 года февраля 17. Я имел честь обедать у Его Императорского Величества с графами Головкиным и Бенкендорфом13. После обеда, по отъезде сих господ, Государь приказал мне остаться и, посадив меня противу Своего стула, начал следующий разговор: “Мне с тобою нужно объясниться по делу, которое тебе известно, ибо ты, кажется, в комитете с Васильчиковым. Дело об устройстве крестьян (казенных). Я давно убедился в необходимости преобразования их положения;
Граф П. Д. Киселев и его время
421
но министр финансов, от упрямства или неуменья, находит это невозможным. Я его знаю и потому настаивал на необходимости заняться пристально и, увидев, что с ним это дело не пойдет, решился приступить к нему Сам и положить основание под личным своим руководством. Я желаю прежде всего сделать испытание на Петербургской губернии и, как во всяком преобразовании надо прежде всего иметь ясное понятие о том, что есть, то размежевание земель, которое Канкрин всегда представляет невозможным, должно быть первоначальным действием этого занятия. Я приказывал Сперанскому объясниться по сему с Шубертом* и получил в ответ, что он имеет возможность дать на сей предмет свое пособие; вот начало, — но тут много подробностей, которыми и некогда Мне заниматься и которые, признаюсь, Мне мало знакомы. Посему Мне нужен помощник и, как Я твои мысли на этот предмет знаю, то хочу тебя просить принять все это дело под свое попечение и заняться со мною предварительным, примерным устройством этих крестьян, после чего мы перейдем в другие губернии и мало-помалу круг нашего действия расширится. Канкрин сам уже убедился, что на нынешнем основании от департамента успеха ожидать не можно, а Я ему доказал, по прочтении входящих и исходящих бумаг за целую неделю**, что они пишут вздор, что он бумаг этих не видит, и что все дело идет без толку. Поручить же преобразование петербургских крестьян Эссену***, — кроме вздора ничего не будет. А потому не откажи Мне и прими на себя труд этот в помощь Мне”. Я встал и сказал Государю, что готов с душевным удовольствием посвятить все свои силы и усердие на дело столь важное и тем более для меня лестное, что я почитаю устроение крестьян как дело великое Его царствования и как дело необходимое для будущего спокойствия государства; что я готов быть Его секретарем, лишь бы я мог иметь ту силу нравственную в делах, которая необходима для успеха; что министры финансов и внутренних дел это новое учреждение не будут видеть с удовольствием; что борьба была бы неравная для меня, если все дело не будет совершаться
* Бывшим тогда директором военно-топографического депо.
** В. А. Инсарский в своих записках (Рус. Архив, 1873 г. стр. 530) пишет, что Государь потребовал к Себе все изготовляемые по департаменту (государственных имуществ) доклады — в последних числах декабря 1836 года. Здесь, очевидно, ошибка, и вместо 1830 г. должно быть 1835 г.
*** Граф Эссен был в то время С.-Петербургским генерал-губернатором.
422
А. И. ЗАБЛОЦКИЙ-ДЕСЯТОВСКИЙ
под Его, Государевым, личным влиянием; что, наконец, я на этот предмет совершенно полагаюсь на Его Величество и благодарю за доверие, которое потщусь оправдать всеми силами, доколе их не утрачу, ибо...— “Да ты хотел ехать в Карлсбад, — но на сколько тебе нужно?” — “О здоровье уже думать не должно, Государь, когда дело идет о службе столько важной. Я желал ехать на три месяца, но поездка моя может быть отложена до удобнейшего времени.” — “Нет, без здоровья ничего не делается, а три месяца нисколько не повредят нашему предприятию.” — “Впрочем, Государь, об этом предмете я Вам доложу в свое время; но для устройства части, мне вверяемой, надо некоторое основание: надо чиновников, не много, но хороших, и нужно предварительно дело это обдумать.” — “Повидайся с Сперанским, Я ему говорил о Моих намерениях и прошу тебя сообразить все это с ним, дабы представить мне общее ваше предположение об устройстве этого дела. Я уверен, что оно пойдет хорошо, потому что мы друг друга понимаем. Ты будешь Мой начальник штаба по крестьянской части. Еще раз спасибо. С Божьей помощью дело наше устроится, Я уверен”». Мысли, переданные Киселевым Сперанскому, и совещания с ним и князем Васильчиковым. Готовясь на свидание с Сперанским, Киселев мысли свои об исполнении возлагаемого на него поручения набросал в особой записке, в которой, между прочим, говорилось следующее: «Государь предполагает новое устройство казенных крестьян принять под личное Свое заведование, а испытание оного исполнить в нескольких губерниях, начав с С.-Петербургской... В особом комитете должны быть начертаны главные основания, на которых преобразование казенных крестьян должно совершиться. Для производства дел учреждается временное отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии. Отделение это с начальником его подчиняется члену Государственного совета, генерал-адъютанту Киселеву, который руководствуется личными по сему предмету наставлениями Его Императорского Величества. Управление казенными крестьянами С.-Петербургской губернии вверяется конторе, учрежденной по примеру удельной...»
В. И. СЕМЕВСКИЙ
Крестьянский вопрос в России в XVIII и первой половине XIX века
<Фрагмент>
Глава XVIII
Что сделано было в царствование императора Николая для ограничения крепостного права.
<...> Мы познакомились с деятельностью всех секретных комитетов по крестьянскому делу в царствование императора Николая, рассмотрели, как отнеслось дворянство к попыткам правительства побудить его добровольно изменить быт крепостных крестьян, видели также, насколько воспользовались помещики законом о свободных хлебопашцах, указали на гуманизирующее влияние науки, литературы и журналистики, разобрали проекты частных лиц относительно ограничения крепостного права и полного освобождения крестьян и, наконец, познакомились с деятельностью правительства по крестьянскому делу в той части России, где и политические причины побуждали его к возможно более энергической защите народа от высшего сословия. Теперь мы можем сгруппировать все предположения, какие были высказаны в рассматриваемую эпоху, по вопросу об уничтожении крепостного права. Припомним, прежде всего, разбросанные в нашей книге указания на то, как относился к крестьянскому вопросу сам император Николай.
Мысль о необходимости уничтожения рано или поздно крепостного права была не чужда Николаю Павловичу еще до вступления
424
В. И. СЕМЕВСКИЙ
его на престол, как потому, что ее проводил в своих лекциях академик Шторх1, преподававший великому князю политическую экономию, так и потому, что она занимала его брата, императора Александра I, постоянно собиравшего проекты по этому предмету. Впрочем, Николай Павлович пришел, по его собственному свидетельству, к такому выводу, что если его брат и намерен был первоначально дать крепостным свободу, то впоследствии он «отклонился от сей мысли, как еще совершенно преждевременной и невозможной в исполнении ». Однако первые же дни царствования императора Николая должны были его убедить, что лучшие представители молодого поколения иначе смотрят на этот вопрос: из первых допросов арестованных декабристов присутствовавший на них государь узнал, что одною из главных причин общественного недовольства была инертность правительства в деле освобождения крестьян, — молодые люди смело и откровенно высказывали свои мысли по этому предмету. Через год после вступления на престол император Николай учредил, 6 декабря 1826 года, секретный комитет, которому было поручено рассмотреть предположения относительно улучшения различных отраслей государственного устройства и управления и, между прочим, относительно изменения быта крестьян, для чего комитету были переданы и проекты по этому вопросу, представленные правительству в предшествовавшее царствование. Еще прежде чем закончил свою деятельность комитет 6 декабря 1826 года, по высочайшему повелению был учрежден особый комитет для составления закона о прекращении продажи людей без земли. При разногласии в Государственном совете относительно продажи крестьян на своз, возникшем при обсуждении составленных этими комитетами законопроектов, государь примкнул к мнению большинства, высказавшегося за запрещение безземельной продажи крепостных без всякого исключения. Однако проекты комитета 6 декабря 1826 года, в конце концов одобрены не были, вследствие протеста великого князя Константина Павловича. Из разговора императора Николая с Киселевым в 1834 году мы видим, что с самого вступления на престол государь собирает материалы по крестьянскому делу и задумывает вести «процесс» против «рабства, когда наступит время, чтобы освободить крестьян во всей империи», но не встречает сочувствия не только со стороны министров, которые боязливо отступают перед этим вопросом, но и со стороны своих братьев, Константина и Михаила. Тем не менее государь категорически вы
Крестьянский вопрос в России в XVIII и первой половине XIX века 425
сказал в разговоре с Киселевым убеждение, что дело это он должен «передать сыну с возможным облегчением при исполнении», т. е. серьезно подготовить его окончательное решение. Сознавая свою неопытность и неподготовленность в этом отношении, император Николай был крайне доволен, что нашел себе такого помощника, как Киселев, который при управлении им Дунайскими княжествами занимался регулированием положения крестьян, живущих на владельческих землях. В следующем, 1835 году государь учредил новый секретный комитет, одною из задач которого было принятие мер для улучшения состояния помещичьих крестьян, но деятельность которого не имела никаких практических результатов для крепостного населения России.
В конце 1839 года император Николай опять учреждает секретный комитет, который должен был уже исключительно заняться вопросом об изменении быта крепостных крестьян. В марте 1840 года член этого комитета Киселев предложил государю следующую программу мер для ослабления помещичьей власти и освобождения крепостных: 1) устройство быта дворовых людей; 2) исполнение помещичьими крестьянами рекрутской повинности на основании общих правил, установленных относительно отбывания ее для прочих сословий; 3) назначение крестьянам определенных земельных наделов и предоставление им права собственности на движимое имущество; 4) ограничение права помещиков наказывать крестьян; 5) устройство для крепостных крестьян сельского управления с сохранением влияния помещиков, но, вместе с тем, с предоставлением крестьянам права обращаться в судебные места наравне с свободными хлебопашцами. Государь нашел все эти предположения «весьма справедливыми и основательными» и разрешил внести их в комитет; но когда Киселев составил подробный проект, обнимающий лишь часть этих предположений, именно определение наделов и повинностей крестьян, то государь повелел объявить комитету в феврале 1841 года, что он не имел и не имеет намерения дать предполагаемому изменению закона о свободных хлебопашцах силу обязательного постановления и что увольнение крестьян в обязанные должно быть основано на собственном желании помещиков. Такое повеление по своему общему смыслу, конечно, подкрепило мнение членов комитета, протестовавших против установления каких бы то ни было обязательных норм повинностей при обращении крепостных крестьян в обязанные. В марте 1842 года государь произнес в Государственном совете
426
В. И. СЕМЕВСКИЙ
пред обсуждением закона об обязанных крестьянах целую речь, в которой, между прочим, сказал, что «никогда не решится даровать свободу крепостным людям», что время, когда к этому можно будет приступить, еще весьма далеко и что теперь «всякий помысел о сем был бы лишь преступным посягательством на общественное спокойствие и благо государства». Но если, по мнению государя, и «не должно давать вольности» крепостным, то за то «должно открыть путь к другому, переходному состоянию», на основании добровольных соглашений между помещиками и крестьянами. Всего важнее в этой речи было решительное осуждение обезземеления крестьян в Остзейском крае2, а затем заявление, что настоящий закон есть только первый шаг на пути ограничения крепостного права: воспользовавшись теми договорами, которые будут заключены на основании этого указа, и подробным регулированием в них отношений помещиков к крестьянам, государь предполагал издать впоследствии обстоятельный закон, который, как надо полагать на основании его упоминания о положительном законодательстве, он имел в виду сделать уже обязательным для владельцев населенных имений: в настоящее же время он не желал оказывать на них давленья. Когда в том же заседании кн. Д. В. Голицын3 сделал замечание, что если оставить договоры на волю дворян, то едва ли кто-нибудь станет их заключать, и потому лучше прямо ограничить власть помещиков инвентарями, взяв за основание указ императора Павла о трехдневной барщине, то государь сказал: «Я, конечно, самодержавный и самовластный, но на такую меру никогда не решусь, как не решусь и на то, чтобы приказать помещикам заключать договоры: это должно быть делом их доброй воли, и только опыт укажет, в какой степени можно будет перейти от добровольного к обязательному». Но относительно Западной России император Николай держался иных взглядов: в марте 1840 года на постановлении комитета западных губерний он написал: «Полагаю, что можно решительно велеть ввести в помещичьих владениях те инвентари, которыми само правительство довольствуется в арендных имениях. Ежели от сего будет некоторое стеснение прав помещиков, то оно касается прямо блага их крепостных людей и не должно отнюдь останавливать благой цели правительства», — и вскоре после того предписал ввести инвентари в четырехмесячный срок. Когда исполнить это повеление так скоро не оказалось возможным, то в феврале 1841 года, за несколько дней до объявления комитету об обязан
Крестьянский вопрос в России в XVIII и первой половине XIX века 427
ных крестьянах, что увольнение крепостных в обязанные должно быть основано на собственном желании помещиков, император Николай на докладе комитета западных губерний, заключающем предположения о введении в этом крае обязательных инвентарей, написал: «Делом сим не медлить; я считаю его особенно важным и ожидаю от сей меры большой пользы». В 1840 году император Николай учредил секретный комитет для улучшения быта дворовых, имевший всего три заседания, после чего было поведено оставить это дело впредь до удобного времени. В 1843 году государь поручил министру внутренних дел Перовскому представить свои соображения по вопросу о дворовых и, когда он исполнил это требование, учредил новый секретный комитет об устройстве их быта, в котором принял сам ближайшее участие (см. гл. IV); он согласился на некоторые маловажные меры, направленные, главным образом, к уменьшению числа дворовых, но вместе с тем заявил, что прямого воспрещения помещикам брать из крестьян в дворовые следует избегать до последней крайности. Тут же он сказал, что мысль об изменении у нас крепостного состояния никогда не оставляла его с самого вступления на престол и что, считая постепенность мер первым условием в этом деле, он решился начать с дворовых людей; но затем опять повторил, что запрещение помещикам переводить крестьян во двор признает «решительно на долгое время невозможным». Считая полезным выдавать из казны ссуды дворовым, владельцы которых будут отпускать их на волю за определенную плату, государь решил ассигновать с этою целью на первый случай до 100 000 руб., но предположение это, сколько нам известно, исполнено не было. Закон 1844 года о выкупе дворовых на волю, бывший результатом деятельности этого комитета, не имел никаких существенных последствий. В 1846 году для рассмотрения записки министра внутренних дел Перовского «Об уничтожении крепостного состояния в России» был опять учрежден секретный комитет, который признал своевременным лишь принятие мер для ограждения движимого имущества крепостных крестьян от несправедливых притязаний помещиков, что император Николай и приказал исполнить. Но в том же году, еще ранее, чем это повеление государя осуществилось, комитетом министров был возбужден вопрос о даровании крепостным «права на собственность» относительно недвижимого имущества, чем государь и повелел заняться немедленно, сказав по этому поводу Киселеву: «Пока человек есть вещь, другому принадлежащая,
428
В. И. СЕМЕВСКИЙ
нельзя движимость его признать собственностью; но при случае и в свою очередь и это сделается». Однако новые предположения привели в марте 1848 года к ничтожному результату — к дозволению приобретать недвижимую собственность не иначе, как с согласия помещика, и притом с запрещением начинать какие бы то ни было споры относительно недвижимых имуществ, уже прежде купленных крепостными на имя помещиков.
Когда барон Корф возбудил в июне 1847 года вопрос о распространении на всю Россию права грузинских крестьян выкупаться на свободу при продаже с аукциона населенных имений, государь с полным сочувствием отнесся к этому предположению и, собирая для его обсуждения «келейный» комитет, заявил, что «пользу и главные начала» этого дела он считает уже решенными*, и благодаря такой, едва ли не единственный раз обнаруженной императором Николаем решительности относительно крестьянского вопроса в собственной России, не замедлилось издание указа по этому предмету (8 ноября 1847 г.); но против этой правительственной меры началась усиленная агитация со стороны наших крепостников, и распускаемые ими неблагоприятные слухи и даже письменные протесты, присылаемые государю, пришлось рассматривать в двух комитетах, из которых первый был учрежден в начале 1848 года и очень быстро закончил свою деятельность, а второй в конце года подготовил негласную отмену указа 8 ноября. К 1847 году относится обращение императора Николая к смоленским дворянам с выражением желания, чтоб они отозвались на призыв правительства относительно обращения крепостных крестьян в обязанные, причем в речи к депутатам смоленского дворянства государь, между прочим, сказал, что «крестьянин, находящийся ныне в крепостном состоянии почти не по праву, а обычаем, чрез долгое время, не может считаться собственностью, а тем менее вещью». Но уже в конце того же года один помещик, пославший наследнику цесаревичу записку по крестьянскому вопросу, получил такой ответ: цесаревичу известно, что государь «отнюдь не имеет намерения изменять настоящих отношений крестьян помещичьих к их владельцам»; вслед за тем смоленскому дворянству (из среды которого группа помещиков
* Государь высказался за то, чтобы дозволено было выкупаться не иначе, как целыми селениями, и выразил желание, чтобы, в случае надобности, казна оказывала крестьянам пособие для выкупа.
Крестьянский вопрос в России в XVIII и первой половине XIX века 429
в 13 человек отправила коллективный проект по крестьянскому делу) было дано знать официально, что государь «не желает, чтобы производились частные подписки, но что каждый имеет руководиться указом 2 апреля 1842 года отдельно»*, и, наконец, в начале 1849 года мнение смоленского губернского предводителя дворянства князя Друцкого-Соколинского, проникнутое самыми крепостническими тенденциями, заслужило одобрение государя. Реакция, начавшаяся у нас вслед за февральскою революцией во Франции, вызвала гонение даже и на весьма умеренные протесты против крепостного права в печати. Некоторая решительность была обнаружена государем лишь относительно Юго-Западного края, для которого инвентарные правила были утверждены первоначально 26 мая 1847 года, а затем в новой редакции 29 декабря 1848 года, когда нечего было уже и думать о прогрессивном движении в крестьянском деле в собственной России**.
Таким образом, император Николай, при всех своих добрых намерениях в крестьянском вопросе при ясном сознании необходимости уничтожения крепостного права, если не при нем, то, по крайней мере, в следующее царствование, и настоятельности серьезной подготовки этой меры, обнаружил такую нерешительность в этом отношении, что деятельность девяти «секретных», «келейных» и «особых» комитетов не имела никаких серьезных последствий, так как из числа подготовленных ими мер две, единственно возбуждавшие надежды: закон об обязанных крестьянах и дозволение выкупаться на свободу при продаже с аукциона — не принесли почти никакой пользы: первая — вследствие крайней инертности дворянства и равнодушия громадного большинства его
* Просьба тульских дворян в 1847 г. об учреждении в губернии официального комитета по крестьянскому делу и подобное же предложение Кошелева относительно рязанской губернии были отвергнуты.
** В «показаниях генерал-адъютанта А. Е. Тимашева» мы находим следующее важное известие: «Всем известно, что император Александр П, до своего воцарения, был противником освобождения крестьян. Перемена воззрения на этот предмет находит свое объяснение лишь в том, что произошло в последние минуты жизни императора Николая... По рассказу, слышанному мною от одного из самых приближенных к императору Николаю лиц, а именно от гр. П. Д. Киселева», государь Николай Павлович «незадолго до кончины» сказал наследнику престола: «Гораздо лучше, чтобы это произошло сверху, нежели снизу». («Русский Архив» 1887 г. № 6, стр. 960). Известие это о словах имп. Николая нуждается в подтверждении. Срав. Ibid, стр. 262.
430
В. И. СЕМЕВСКИЙ
к крестьянскому вопросу, а вторая вследствие ее скорой отмены, и лишь деятельность десятого комитета (о западных губерниях), при содействии энергического генерал-губернатора Юго-Западного края Д. Г. Бибикова, была не лишена полезных до известной степени результатов. Одною из главных причин того, что деятельность целого ряда правительственных комиссий осталась бесплодною, была крайняя боязнь гласности, столь необходимой в этом деле, и неосновательная уверенность, что такое сложное дело, как ограничение крепостного права, может быть обсуждено и подготовлено исключительно бюрократическими средствами, без содействия общества и печати: отсюда и нежелание допустить какую бы то ни было общественную самодеятельность в дворянстве и воспрещение представителям науки, литературы и журналистики оказать с своей стороны содействие правительству в том святом деле, за которое оно бралось так нерешительно. Мы видели, с каким горячим сочувствием относились к намерениям правительства по крестьянскому делу даже люди, считавшиеся столь крайними, как Белинский; понятно, какое могучее содействие могли бы оказать эти передовые деятели правительству, одни — прямым обсуждением мер настоятельно необходимых, другие — гуманизированием общества посредством своих беллетристических и иных литературных произведений, посвященных защите интересов закрепощенного крестьянства. Но правительство с величайшею нетерпимостью отвергло содействие этих людей, а среди высшей администрации Чернышевы, Орловы, Перовские тормозили инициативу Киселева, единственного более других энергического человека в крестьянском деле, и сводили на нуль иногда благие начинания, положенные в основу деятельности того или другого комитета. Если, однако, благодаря этому противодействию лиц, непосредственно окружающих государя, его мечты о подготовке падения крепостного права и не привели ни к каким строгим мерам, направленным к его ограничению, то все-таки сознание государя, что он обязан по мере возможности действовать в этом направлении, вызвало целый ряд отдельных, хотя и не особенно важных, но зато довольно многочисленных узаконений, кое в чем ограничивавших помещичью власть и распространение крепостного права. <...>
М. Н.ПОКРОВСКИЙ
14/26 декабря 1825 года
Сто лет назад в царской столице, тогда называвшейся Петербургом, было впервые поднято знамя восстания против царского самодержавия.
Не впервые Россия видела восстание против царя. Народные массы вставали против Василия Шуйского при Болотникове, против Алексея Романова при Разине, против Екатерины ангальт-цербстской при Пугачеве. Но то были восстания против определенного царя, а не против царизма вообще. Восстание масс притом 14/26 декабря 1825 года не было восстанием масс, — но восстание шло не против царя, а против царизма.
«Страшно далеки они от народа», — сказал о декабристах Ленин. Далеки не географически. Народ был подле, у их локтя, в лице рабочих Исаакиевского собора, бомбардировавших Николая Палкина камнями и поленьями, в лице петербургских мастеровых, густыми толпами наполнявших все улицы, прилегавшие к Сенатской площади, в лице дворовых людей петербургской знати, еще через двадцать лет тепло вспоминавших неудачное восстание. Но сами восставшие, руководившее движением офицерство, всего этого не видели, не желая видеть. Они больше всего были озабочены тем, как бы солдаты не начали стрелять. И только когда на каре декабристов неслась конница, никакие удерживания не помогали — ружья разряжались сами.
Николай не постеснялся — пустил в ход пушки. И через несколько часов после разгрома и ареста посыпались откровенные показания, доносы на вчерашних соперников по заговору, слезы в царский жилет...
432
М. Н. ПОКРОВСКИЙ
Очень мало были похожи эти люди на тех революционеров, которых знала Россия уже со времени «Народной Воли». Серьезнее были члены «Южного общества», к моменту петербургского восстания уже разбитого провокацией и арестами. На юге были две организации, одной из которых буржуазная история долго не замечала. Характерно, что незамеченной оставалась как раз наиболее демократическая и наиболее революционная. Предметом внимания историков было главным образом блестящее и родовитое «Южное общество» с полдюжиной генералов и полутора дюжинами полковников в качестве номинальных членов и с такими именами, как Пестель, Сергей и Матвей Муравьевы-Апостолы, Артамон Муравьев просто, кн. С. Г. Волконский, М. П. Бестужев-Рюмин, в числе членов действительных. Это были «знать» и «начальство», знать весьма подлинная и начальство весьма крупное, в руках у которого прямо были полки и бригады, а косвенно — дивизии и корпуса. И они сами себя и потомство их довольно долго после считали единственными серьезными заговорщиками на юге.
Что «Южное общество» было серьезнее «Северного», не подлежит сомнению. В Петербурге заговор в настоящем смысле этого слова сложился, можно сказать, перед самым выступлением; раньше была рыхлая организация, без определенного плана и определенной цели, жившая случайными слухами о том, что делалось на юге, и смутными надеждами, что до нас, авось, не дойдет. А когда безжалостная история поставила нос к носу с немедленным выступлением именно в Петербурге, началась истерика, подбадривание друг друга революционными фразами, искусственное подогревание революционного энтузиазма, которого хватило на несколько часов — и то не у всех. Как раз глава заговора Трубецкой — единственное «северное» имя, которым хвалились и на юге, — не нашел в себе мужества даже, чтобы пойти на площадь.
На юге годами велась серьезная конспиративная работа. Здесь не нужно было случайности вроде беспотомственной смерти Александра I, чтобы развязать действие: план действия здесь был давно готов, ясно представляли себе, с чего начать и чем кончить. И, главное, на юге был крупнейший, по существу дела единственный, идеолог всего движения — Пестель.
Фигура этого монтаньяра в полковничьем мундире, родившегося в семье русского генерал-губернатора, остается до сих пор загадочной. Что поставило на самый левый фланг дворянского
14/25 декабря 1825 года
433
заговора бывшего кавалергардского офицера и адъютанта главнокомандующего, с огромной карьерой в перспективе? Считаться с тем, что Пестель лично был «безземельный дворянин», конечно, смешно, — особенно если вспомнить, что его ближайшими соседями по заговору были отнюдь не безземельные кн. Волконский и С. Муравьев-Апостол. Долгое время внушала несбыточные надежды «записная книжка Пестеля», периодически исчезавшая и вновь всплывавшая в наших архивных собраниях. Но когда ее окончательно нашли, тут же было и окончательно установлено, что она принадлежит вовсе не Пестелю. В конце концов приходится ограничиться наиболее общим, но, может быть, и наиболее верным объяснением: Пестель был самым левым из декабристов, потому что он был самым умным из декабристов, единственным из дворянской верхушки заговора, кто понимал, что низвержение самодержавия может быть делом только массовой революции.
Этот ученик Сисмонди — до нас дошел политико-экономический трактат Пестеля, показывающий, что автор стоял на высоте тогдашней экономической науки, — по-своему понимал классовую природу царизма. Он понимал, что, не вырвав из-под него базы, крупного феодального землевладения, нечего и думать о создании радикально нового порядка, а не заинтересовав в этом порядке крестьян, нечего и думать о его прочности. Мысль, что аграрный вопрос есть стержень русской революции, не была чужда Пестелю. И самый военный заговор он не представлял себе без участия всей армейской массы, всех низов армии: «поручал, — говорит о Пестеле известный «алфавит» Николая Павловича, — командирам рот быть готовым и приготовлять нижних чинов к цели общества»1.
И как раз в этом понимании значения масс в революции Пестель был одинок даже в «Южном обществе». Горбачевский записал о последнем: «Члены “Южного общества” действовали большею частью в кругу высшего сословия людей; богатство, связи, чины и значительные должности считались как бы необходимым условием вступления в общество; они думали произвести переворот одною военною силою, без участия народа, не открывая даже предварительно тайны своих намерений ни офицерам, ни нижним чинам, из коих первых надеялись увлечь энтузиазмом, а последних — или теми же средствами, или деньгами и угрозами»2, как ни тенденциозен Горбачевский, — он обвиняет в нежелании считаться с солдатами даже Пестеля, что, как мы только что
434
М. Н. ПОКРОВСКИЙ
видели, совершенно неверно, — у него достаточно фактического материала для оправдания его общей характеристики. «Полковник Тизенгаузен всегда говорил, что для него довольно будет, если он, выстроивши полк, выкативши несколько бочек вина, выдавши несколько денег, вызвавши песенников вперед, крикнет: “Ребята, за мной!” — чтобы полк двинулся и действовал в смысле его»3. Другое «начальство», командир 5-й конно-артиллерийской роты Пыхачев, на одном собрании членов «Южного общества» заявивший, что он никому не позволит отнять у его роты честь дать первый выстрел вооруженного восстания, находил, что и водки не нужно: достаточно прибавить сала в кашицу; а третий, тоже артиллерийский начальник, говорил еще проще, что он свою роту, если бы она за ним не пошла, «погнал бы палкою»4. Для полной ясности картины остается прибавить, что Тизенгаузен первый принялся арестовывать заговорщиков, как только восстание разразилось, а рота именно Пыхачева расстреляла восставший Черниговский полк.
Революционной фразы и презрения к массам было и на юге совершенно достаточно. «Южане» были смелее, были лучше организованы, имели в лице Пестеля своего теоретика действия, но пестелевская теория была несравненно левее их практики. На практике крепостнические привычки и на юге сквозили из всех щелей, и такой рыцарь, как С. И. Муравьев-Апостол, одна из самых эффектных фигур заговора, которая так и просится на сцену, был искренно возмущен, когда какая-то посторонняя сила начала агитировать офицеров «его» полка. И с трудом приходилось его уговаривать, что, по крайней мере, офицер-то не крепостной и может принадлежать к той организации, к которой захочет.
А между тем, если где-нибудь в заговоре было что-нибудь близкое к теориям его вождя, этого нужно искать именно в этой посторонней силе, вмешательство которой смутило и возмутило Муравьева. В тени роскошного и великолепного «Южного общества» гнездилась небольшая серая кучка поручиков и прапорщиков глубокой армии из детей мелкопоместных дворян, провинциальных чиновников, даже крестьян, «отыскивавших дворянство». Эти люди стояли на социальной лестнице так невысоко, что не гнушались общества «комиссионеров X класса», т. е. мелких интендантских чиновников, а их унтер-офицеры и фейерверкеры были их обычной компанией. «Южному обществу», когда оно в поисках связей с армейскими низами обратило на них внимание,
14/25 декабря 1825 года
435
прежде всего пришлось отучать их от дурных знакомств, но те подчинились только на словах, а на деле своих комиссионеров не бросили. В то же время эти люди задолго до знакомства с декабристами выбрали своим гербом штык, а своим лозунгом — отмену крепостного права. Низвержение крепостнического строя вооруженной рукой почти исчерпывало их несложную программу. Это было общество «Соединенных Славян».
Это название к моменту восстания было просто военной маскировкой, сбившей, еще раньше всех историков заговора, Николая I. Когда «Славян» привели к нему на допрос, он спросил их: «Чего вы хотели? Конституции?» — «Нет, государь, мы имели намерение образовать федерацию из всех славян»5. На самом деле они, после ареста Пестеля, после разгрома на Сенатской площади, хотели начать восстание в южной армии, успели поднять один полк и подняли бы еще несколько, если бы не поголовное предательство всего «начальства», сконцентрированного в «Южном обществе», кроме С. И. Муравьева-Апостола и Бестужева-Рю мина. У названия была своя история, которую здесь долго было бы рассказывать; читателю будет кое-что понятно, если мы скажем, что первоначально общество было основано совместно русскими и поляками. В декабре 1825 года поляки не играли уже никакой роли, «но продолжали сочувствовать «Славянам» и оказывали им всякие мелкие услуги.
От «Славян» нам остался замечательный памятник — «Записки» Горбачевского, проникнутые такой острой социальной ненавистью к членам «Южного общества», что пользоваться ими, как документом, без оговорок нельзя. Эта их черта тем более замечательна, что «Записки» — отнюдь не индивидуальное произведение: Горбачевский в них говорит о многом, чего он лично не видел, не мог видеть. По сути дела, он был секретарем всей группы, поскольку она и в Сибири держалась вместе. Настроение «Записок» — настроение не отдельного человека, а класса. На этот класс возлагались определенные надежды лидерами «южан». Борисов 2-й, основатель «Славянского» общества, показывал на следствии: «Муравьев-Апостол и Бестужев-Рюмин объявили нам, что революция будет сделана военная, что они надеются произвести оную без малейшего кровопролития потому, что крестьяне, угнетенные их помещиками и налогами, притесняемые командирами солдаты, обиженные офицеры и разоренное дворянство по первому знаку возьмут нашу сторону, и мы не будем встречать нигде сопротивления»6.
436
М. Н. ПОКРОВСКИЙ
В «Соединенных Славянах» мы имеем самый нижний слой не всей общественной пирамиды, но ее верхушки. Это была наиболее обделенная судьбою часть дворянства, уже выпадающая из «правящего сословия», близкая к тому, чтобы превратиться в «разночинца» , и питавшая такую острую ненависть к господствовавшему порядку, какой напрасно было бы искать в богатых усадьбах, где собирались «управы» «Южного общества». Самый язык их показаний не тот, что членов «Северного» или «Южного» обществ. Те, почти без исключений, давали откровенные показания, но тщательно сохраняя «оттенок благородства», объясняя свою откровенность или лояльностью и неумением лгать, или желанием предупредить худшие последствия и т. д. «Славяне» или падали совершенно, как тот же Горбачевский, пытавшийся объяснить свое участие в заговоре тем, что был в него завлечен коварными людьми, или разговаривали со следственной комиссией совсем непривычным для нее языком. Отставной поручик Борисов 1-й — какое ничтожество с точки зрения военной иерархии! — говорил своим превосходительным следователям: «Я откровенно объявил, что сам себя считаю виновным против самовластного правления; но по своему рассудку не признаю ни себя, ни кого-либо из моих товарищей. Может быть, я в заблуждении, но твердо уверен, что законы ваши неправые; твердость их находится в силе и предрассудках»7.
И только среди «Славян» мы встречаем такие твердые, не-сгибающиеся фигуры, как поручик Кузьмин, готовый поднять свою роту по первому требованию революционной организации, проделавший весь трагический поход Черниговского полка, смертельно, в сущности, раненный картечью под Трилесами, несколько часов скрывавший свою рану и застрелившийся, как только ему удалось отвлечь от себя внимание товарищей; как другой поручик, Сухинов, нашедший в себе смелость поднять восстание даже в самой Сибири, на каторге, и тоже покончивший самоубийством после неудачи (причем покушался три раза). В этой непреклонности уже есть что-то от «Народной Воли», и если В. Н. Фигнер хотела общим венком революции покрыть этих декабристов, она была права. Но есть основания опасаться, что она имела в виду скорее Пестеля и Муравьева-Апостола, на изящном французском языке писавших Николаю и его генерал-адъютантам письма, бывшие по существу дела прошениями о помиловании.
«Соединенные Славяне», помимо всего прочего, были главным из тех приводных ремней, которые от верхушки заговора
h
14/26 декабря 1825 года
437
шли к солдатской массе. Характерно, что и у них была своего рода иерархия: в заговор посвящались только унтер-офицеры, не непосредственно рядовые. «Доверенность возрастала с каждым днем, — пишет Горбачевский, — и некоторые фейерверкеры (так назывались тогда унтер-офицеры артиллерии) сделались настоящими членами тайного общества»8. Внизу, в роте пехоты или артиллерии (артиллерийские батареи назывались тогда «ротами»), в миниатюре воспроизводилась та же схема заговора, которая была наверху: Горбачевский этого не заметил, а «нижние чины» не оставили мемуаров...
А между тем именно это участие нижних чинов, участие сознательное во многих случаях на юге, вероятно, нередко сознательное и на севере, — но там на такую мелочь не обратили внимания ни заговорщики, ни следователи, — именно оно, одно оно дает нам право связать восстание 1825 года с великими народными взрывами 1905 и 1917 годов. В своей офицерской части заговор в лучших образчиках не идет дальше «Народной Воли», в худших — спускается до дворцовых переворотов XVIII века. Но на Сенатской площади 14 (26) декабря 1825 года и на полях Киевской губернии 3 (15) января 1826 года легли сотнями крестьяне в солдатских шинелях, а рядом с ними в Петербурге легли и сотни «мастеровых», а под Трилесами — немало местных крестьян, сопровождавших восставший полк. На поле Первой революционной битвы XIX века их не завлекли обманом, как старались уверить царь Николай и его чиновники: их привлекла туда острая социальная ненависть, ненависть к крепостничеству, более сильная, чем все, что могли чувствовать к старому порядку самые захудалые и разоренные дворяне. Имена этих людей никому пока неизвестны — наша обязанность сделать их более знаменитыми, чем их чиновные вожди. Ибо только гибель этих людей дает нам право сказать: в России в 1825 году начиналась революция.
A. E. ПРЕСНЯКОВ
Российские самодержцы
<фрагмент>
НИКОЛАЙI АПОГЕЙ САМОДЕРЖАВИЯ
I
Военно-династическая диктатура
Время Николая I — эпоха крайнего самоутверждения русской самодержавной власти в ту самую пору, как во всех государствах Западной Европы монархический абсолютизм, разбитый рядом революционных потрясений, переживал свои последние кризисы. Там, на Западе, государственный строй принимал новые конституционные формы, а Россия испытывает расцвет самодержавия в самых крайних проявлениях его фактического властвования и принципиальной идеологии. Во главе русского государства стоит цельная фигура Николая I, цельная в своем мировоззрении, в своем выдержанном, последовательном поведении. Нет сложности в этом мировоззрении, нет колебаний в этой прямолинейности. Все сведено к немногим основным представлениям о власти и государстве, об их назначении и задачах, к представлениям, которые казались простыми и отчетливыми, как параграфы воинского устава, и скреплены были идеей долга, понятой, в духе воинской дисциплины, как выполнение принятого извне обязательства.
В течение всей жизни, не только в официальных заявлениях начала царствования, но и позднее, даже в личных письмах, Николай
Российские самодержцы
439
повторял, при случае, что императорская власть свалилась на него неожиданно, будто он не знал заранее, как порешен вопрос о престолонаследии между старшими братьями. Получается впечатление, что он частым повторением этой легенды, которую сам же счел нужным пустить в оборот, хоть она и не соответствовала действительности, довел себя до того, что почти ей поверил1. Он хотел считать ее верной по существу: она хорошо выражала его отношение к власти как к врученному ему судьбой «залогу», который он должен хранить, беречь, укреплять и передать в целости сыну-преемнику. Далекий от той напряженной работы мысли, которая заставляла Екатерину подыскивать теоретические оправдания этой власти, а брата Александра искать ее согласования с современными политическими идеями и потребностями, он держится за нее, как за самодовлеющую ценность, которая вовсе и не нуждается в каком-либо оправдании или пояснении. Самодержавие для него — незыблемый догмат. Это вековое наследство воспринималось им, однако, в иной, конечно, культурно-исторической оболочке, и на иной идеологической основе, чем те, с какими оно появлялось в стародавней Московской Руси, средневековой родине этого политического строя. Традиции самодержавия, в которых воспитан Николай, особенно ярко характеризуются двумя чертами, выработанными заново в русской правящей среде конца XVIII века, — укреплением его династической основы и развитием его военно-армейского типа.
Русская императорская династия сложилась только во времена Павла I; династию эту в Германии называли Голштейн-готторпской, но она титуловала себя «домом Романовых», больше по национально-политической, чем по кровной связи со старым царствовавшим родом, подобно австрийским Габсбургам, которые также только по женской линии происходили от своих «предков». Династическое право «царствующего дома», еле намечавшееся при первых Романовых, не могло установиться в XVIII веке, когда верховная власть оказалась в полном подчинении у господствовавшего дворянского класса, а престолом распоряжался его высший слой руками гвардейских воинских частей. К концу XVIII веке определилось и окрепло положение России в международном обороте Европы. Внутри страны обострялись противоречия ее экономического быта и общественного строя, назревала потребность в их обновлении для высвобождения производительных сил страны из тяжких пут «старого порядка». А жуткие потрясения
440
А. Е. ПРЕСНЯКОВ
пугачевщины породили в настроениях господствующего класса тягу к усилению центральной власти ради укрепления сложившегося «порядка» и подавления грозных порывов социальной борьбы. Обе эти тенденции, друг другу противоположные, создавали благоприятную обстановку для самоутверждения верховной государственной власти как вершительницы судеб страны.
На рубеже XVIII и XIX столетий эта власть организуется заново в административной реформе, усилившей централизацию управления, и в «основном» законодательстве, цель которого — утвердить государственно-правовое положение монархии и династии. Такую задачу разрешил Павел в узаконениях 1797 года, «Общим актом» о престолонаследии и «учреждением» об императорской фамилии он создал новое династическое право. Притом оба эти акта объявлены «фундаментальными законами империи»2.
Преемник ряда случайных фигур на императорском престоле, а сам — отец многочисленного семейства (4 сына и 5 дочерей), Павел чувствовал себя настоящим родоначальником династии. «Умножение фамилии», в которой утвердится правильное наследие престола, он ставит, с большим самодовольством, на первое место среди «твердых оснований» каждой монархии и считает необходимым, как «начальник фамилии», определить, наряду с «утверждением непрерывных правил в наследии престола», положение всей «фамилии» в государстве и внутренний ее распорядок. В этом законодательстве Павла, построенном по образцу «домашних узаконений» (Hausgesetze) немецких владетельных фамилий, императорская династия впервые получила свое определение. Весь ее состав — и мужской и женский — во всех его линиях и разветвлениях потомства объединен возможным, предположительно, правом на престол по порядку, предусмотренному с крайней подробностью уже не «домашним», а «фундаментальным» законом империи. Вся «фамилия» резко выделена из гражданского общества. «Императорскаяфамилия», «царствующий дом» стой поры — особая организация, все члены которой занимают совершенно исключительное положение вне общих условий и публичного и гражданского права. Это выделение династии еще усилено дополнением, какое сделал Александр I в 1820 году, по случаю женитьбы его брата Константина на графине Иоанне Грудзинской (кн. Лович)3: династия может пополняться только путем браков ее членов с лицами, принадлежащими также к какому-нибудь владетельному роду; в противном же случае этот брак, граждански
Российские самодержцы
441
законный, является политически незаконным, т. е. не сообщает ни лицу, с которым вступил в брак член императорской фамилии, ни их детям никаких династических прав и преимуществ.
Эти законодательные постановления отражали ряд бытовых явлений. «Фамилия» жила своей особой жизнью, в узкой и замкнутой придворной и правящей среде, оторванная и отгороженная множеством условностей от русской общественной жизни и вообще от живой русской действительности. Особый склад получили внутренний быт, воззрения и традиции этой семьи, полурусской не только по происхождению, но и по родственным связям. Двор родителей Николая был в бытовом отношении под сильным немецким влиянием, благодаря вюртембергскому родству императрицы, голштинскому наследству и прусским симпатиям Павла.
Известно значение «прусской дружбы» во всей жизни и деятельности Александра. Родственные чувства и отношения царской семьи охватывали, кроме русских ее членов, многочисленную родню прусскую, вюртембергскую, мекленбургскую, саксен-веймарскую, баденскую и т. д. и т. д., связи с которой создавали новую опору европейскому значению русской императорской власти и переплетались с ее международной политикой. Фамильно-владельческие понятия немецких княжеских домов сильно повлияли на русские династические воззрения. Николай вырос в этой атмосфере, она была ему своя и родная. Эти связи углубились и окрепли с его женитьбой в 1817 году на дочери Фридриха-Вильгельма III Шарлотте, по русскому имени Александре Федоровне. Тесть стал ему за отца. Родного отца он, родившийся в 1796 году, почти не знал; к брату-императору, старшему его на 18 лет, относился с чувством скорее сыновним, чем братским, но близок к нему никогда не был. Воспитание младших Павловичей было всецело предоставлено матери, Марии Федоровне. Благоговейно усвоил Николай политические заветы Александра эпохи Священного союза, но без той интернационально-мистической подкладки и тех мнимо либеральных утопий, какими Александр их усложнял4. Николай усвоил и принял только то из этих заветов, в чем сходились Александр с Фридрихом-Вильгельмом, которого память он чтил всю жизнь и которого в письмах к его сыну и преемнику, любимому брату императрицы, Фридриху-Вильгельму IV, называл не тестем, а отцом. Прусский патриархальный монархизм в соединении с образцовой воинской дисциплиной и религиознонравственными устоями в идее служебного долга и преданности традиционному строю отношений — прельщали его, как основы
442
А.Е. ПРЕСНЯКОВ
тех «принципов авторитета», которые надо бы (так он мечтал) восстановить в забывающей их Европе. Их он разумеет, когда ссылается на дорогие ему заветы «отца» — Фридриха — и брата Александра, которых он только верный хранитель. В русскую придворную среду и вообще в петербургское «высшее» общество входит, с этих пор, все усиливаясь, немецкий элемент. Роль Ливенов и Адлербергов началась с того, что их родоначальницам (в составе «русской» аристократии) поручено было первоначальное воспитание младших Павловичей5. Среда остзейского дворянства — с ее аристократическими и монархическими традициями — стала особенно близкой царской семье в тревожный период колебания всего политического европейского мира. «Русские дворяне служат государству, немецкие — нам», — говаривал Николай позднее, вскрывая с редкой откровенностью особый мотив своего благоволения к остзейским немцам. Курляндец Ламсдорф, бывший директор кадетского корпуса, стал воспитателем младших Павловичей, когда они подросли; жесткая грубость приемов кадетской педагогики привила Николаю немало усвоенных им навыков, для которых был, впрочем, и другой мощный питомник в его военном воспитании.
Монархическая власть милитаризуется повсеместно к началу XIX века, кроме Англии. Особенно сильно и ярко — в Пруссии и в России. Прусская военщина водворилась в быт русской армии при Петре III, заново — ив самых крайних формах — при Павле. В придворной и правительственной среде вельмож XVIII века сменили люди в военных мундирах и с военной выправкой; в дворцовом быту все глубже укоренялись формы плац-парадного стиля; во все отношения правящей власти проникают начала военной команды и воинской дисциплины. Властная повелительность и безмолвное повиновение, резкие окрики и суровые выговоры, дисциплинарные взыскания и жестокие кары — таковы основные приемы управления, чередуемые с системой наград за отличия, поощряющих проявлений «высочайшего» благоволения и милости. Служба и верность «своему государю» воплощают исполнение гражданского долга и заменяют его при подавлении всякой самостоятельной общественной деятельности: «гатчинская дисциплина», созданная Павлом и разработанная Аракчеевым, породила традицию далеко не в одной армейской области.
Школа воинской выправки многое выработала и определила в характере и воззрениях Николая. Есть известия, что императрица-мать пыталась ограничить военные увлечения
Российские самодержцы
443
сыновей. Но успеха она не имела и иметь не могла. Слишком глубоко пустила эта военщина корни. На мучительных для войск тонкостях вахтпарада Александр отдыхал от тонкостей своей политики и сложности своих безнадежных политических опытов. Николай стал артистом воинского артикула, хотя и уступал пальму первенства брату Михаилу. Вышколенная в сложнейших искусственных приемах, дисциплинированная в стройности массовых движений, механически покорная команде, армия давала им ряд увлекательных впечатлений картинной эффектности, о которой Николай упоминает с подлинным восторгом в письмах к жене. «Развлечения государя со своими войсками, — пишет близкий ему Бенкендорф, — по собственному его сознанию — единственное и истинное для него наслаждение». Никакие другие переживания не давали ему такого полного удовлетворения, такой ясной уверенности в своей мощи, в торжестве «порядка» над сложными противоречиями и буйной самочинностью человеческой жизни и натуры.
«Солдатство, в котором вас укоряли, было только данью политике», — писал Николаю декабрист из каземата крепости®. Слово «только» тут дань условиям, в каких письмо писано, но политика была в солдатстве Николая, как не мало было и солдатства в его политике. Оба элемента его воззрений и деятельности переплетались, срастаясь в органическое целое. Армия, мощная и покорная сила в руках императора, — важнейшая опора силы правительства и в то же время лучшая школа надежных исполнителей державной воли императора. Смотры и парады, воинские празднества, которым с таким увлечением отдавался Николай, не только «истинное наслаждение», но и внушительная демонстрация этой силы перед своими и чужими, а, быть может, всего более перед самим собой.
Не только фронтовую службу изучал Николай с большим увлечением и успехом. Он получил вообще солидное военное образование. Знающим и даровитым преподавателям и собственному живому интересу он обязан основательным ознакомлением с военно-инженерным искусством и с приемами стратегии. Эту последнюю он изучал практически на разборе важнейших военных кампаний, в частности войн 1814 и 1815 годов, и стратегических задач, например таких, как план войны против соединенных сил Пруссии и Польши или против Турции, для изгнания турок из Европы. Во время войн своего царствования он лично руководил
444
А. Е. ПРЕСНЯКОВ
составлением планов военных действий и часто повелительно навязывал полководцам свои директивы. А строительное дело, притом не только военное, осталось одним из его любимых занятий: он не мало проводил времени за рассмотрением строительных проектов, вносил в них свои изменения, лично их утверждал, следил за их выполнением. Зато он скучал на занятиях юридическими и политическими науками; преподаватели, хоть и выдающиеся по глубине мысли и знаний, но плохие педагоги — Балугьянский и Шторх, — сумели только укрепить в нем отвращение к «отвлеченностям», что, впрочем, соответствовало его натуре и умоначертанию. Понятие «права» осталось чуждым мировоззрению Николая; юридические нормы для него — только законы как повеления власти, а повиновение им основано на благонамеренности подданных, воспитанных в благочестивом смирении перед высоким авторитетом. «Лучшая теория права, — говорил он, — добрая нравственность, и она должна быть в сердце не зависимой от этих отвлеченностей и иметь своим основанием религию». Лучше, чем теория «естественного права», которую ему внушал проф. Кукольник, подошли Николаю реакционноромантические веяния немецкой политической литературы, столь ценимые в родственном ему Берлине. Отражением этих веяний была своеобразная доктрина, какую в 1848 году изложил Я. И. Ростовцев в «Наставлении для образования воспитанников военно-учебных заведений»7. Тут государственная власть получает значение высшего авторитета во всех общественных отношениях: верховная власть есть «совесть общественная», она для деятельности человека должна иметь то же значение, что его личная совесть для его внутренних побуждений; «закон совести, закон нравственный, обязателен человеку, как правило для его частной воли; закон верховной власти, закон положительный, обязателен ему, как правило для его общественных отношений». Воля людей, составляющих общество, есть, по этой теории, элемент анархический, так как «в общежитии неизбежна борьба различных воль», а потому, «чтобы охранить общество от разрушения и утвердить в нем порядок нравственный», необходимо господство другой силы — верховной власти; она создает основания «общественной совести» своими узаконениями, задача которых — подавить борьбу различных стремлений и интересов, лиц и общественных групп во имя «порядка», квалифицируемого как «нравственный». Твердую опору этому «закону верховной власти» должно дать
Российские самодержцы
445
церковно-религиозное воспитание юношества в «неограниченной преданности» воле отца небесного и в «покорности земной власти, как данной свыше». У Николаевского политического консерватизма была своя, достаточно цельная, психологическая и педагогическая теория. В них — моральная опора всевластия правительства как источника и общественного порядка, и нравственности, и культуры: вне государственного порядка — только хаос отдельных личностей.
Эта упрощенная и характерная для своего времени философия жизни была и личным мировоззрением Николая. «Здесь, — говорил он, объясняя мотивы своего преклонения перед прусской армией, — порядок, строгая безусловная законность, никакого всезнайства и противоречия, все вытекает одно из другого, никто не приказывает, прежде чем сам не научится повиноваться; никто без законного основания не становится впереди другого; все подчиняется одной определенной цели, все имеет свое назначение: потому-то мне так хорошо среди этих людей и потому я всегда буду держать в почете звание солдата. Я смотрю на всю человеческую жизнь только как на службу, так как каждый служит».
М.В.НЕЧКИНА
День 14 декабря 1825 года
<Фрагмент>
<...> Облава на участников восстания началась сейчас же после того, как Сенатскую площадь «очистили» картечью. Будущему шефу жандармов генерал-адъютанту Бенкендорфу во главе шести эскадронов конной гвардии было поручено «собирать спрятанных и разбежавшихся», как пишет Николай в своих «Записках». Бенкендорф орудовал «на сей стороне Невы», а на Васильевском острове то же поручение исполнял генерал-адъютант Алексей Орлов (брат декабриста), которому под команду был дан гвардейский конно-пионерный эскадрон.
По приказанию полиции все ворота и двери давно были заперты, и большие толпы восставших, бежавших вдоль улиц, окружались и арестовывались войсками, отряженными для облавы. Кое-где случайно или неслучайно отворенные ворота и двери принимали беглецов. Так, большая группа их укрылась было во дворе Академии художеств. Группа бежавших солдат пряталась некоторое время во дворе, где жил священник Виноградов. Сорок солдат успели спрятаться в погреб Сената, где вскоре и были арестованы. У прорубей на Неве находили наскоро сброшенные солдатские мундиры и шинели. Четверо рядовых, переодетых в крестьянское платье, допрашивались в Зимнем дворце генералом Левашовым уже вечером 14 декабря после торжественного молебна. Ведь кто-то дал им это крестьянское платье!1
Раскрывались двери и перед офицерами — участниками восстания. Николай Бестужев вместе с двумя другими беглецами вошел в «полуотворенные ворота» одного из домов на узкой Галерной
День 14 декабря 1825 года
447
улице. Все трое были укрыты хозяином дома, который велел запереть все засовы и напоил декабристов чаем. Хозяин укрывал Николая Бестужева в своем доме до позднего вечера, хотя тот и сказал ему, что входит в число офицеров, которые привели на площадь восставшие войска. Сам хозяин дома (имени его Николай Бестужев так и не назвал) находился в толпе на Сенатской площади, наблюдал за всем ходом восстания и полагал, что требования восставших «были очень справедливы»2.
Отряженные для облавы войска сгоняли «пленных» на Сенатскую площадь, где строили их рядами для отправки в Петропавловскую крепость. Эта трагическая колонна «пленных», выстроенная у памятника Петру, не может быть забыта историком 14 декабря. Но обычно о ней ничего не пишут в работах, посвященных дню восстания.
В письме к Константину Николай писал, что захваченных солдат было около 500 человек, но число это явно преуменьшено. Сохранилась «Ведомость о числе нижних воинских чинов лейб-гвардии Московского и гренадерского полков и гвардейского экипажа, помещенных для содержания в казематах в Санкт-Петербургской крепости», датированная 20 декабря 1825 года. В ней числится 680 человек. В тюрьму «многих везли в санях раненых», пишет Комаровский. Колонну пленных, очевидно, не случайно конвоировал в Петропавловскую крепость тот самый специально подобранный Семеновский полк нового состава, который был сформирован вместо восставшего в 1820 году Семеновского полка. Декабристы недаром не рассчитывали на этот полк, строя свои планы и готовясь к восстанию3.
Охрану центральной части города Николай поручил генерал-адъютанту Васильчикову, под командой которого были Семеновский полк, два батальона Измайловского, сводный батальон Павловского и Московского полков (имеется в виду не участвовавшая в восстании часть московцев), а также два эскадрона конной гвардии и четыре орудия конной артиллерии. Охрана Васильевского острова после розысков и поимки участников восстания поручалась также Бенкендорфу, которому к шести прежним эскадронам конной гвардии придавались еще батальон Финляндского полка и четыре орудия пешей артиллерии. Петербург имел вид завоеванного врагамиторода. Всюду на улицах были войска; на Сенатской площади, на месте революционного каре, чернели ряды конной гвардии. Вход на Гороховую улицу
448
М. В. НЕЧКИНА
охраняли два батальона лейб-гвардии Егерского полка и четыре эскадрона кавалергардов. У Малой Миллионной, у Большой Миллионной, у казарм Преображенского полка и на Большой Набережной у театра были расставлены пикеты егерей и тут же две пушки. Против углов Зимнего дворца, выходящих на Неву, были поставлены батареи: восьмипушечная и четырехпушечная. Парадный подъезд Зимнего дворца с набережной охранял целый батальон Измайловского полка, а левее, против угла дворца, расположились два эскадрона кавалергардов. На самой Дворцовой площади, тылом к дворцу, стоял Преображенский полк и при нем четыре пушки. Во дворе Зимнего дворца стояли оба гвардейских саперных батальона и первая «гренадерская» рота.
Ничто не может красочнее изобразить страха Николая перед революцией, как эта «диспозиция» в ночь на 15 декабря, изложенная нами по его «Запискам». Посылая генерал-адъютанта Комаровского в Москву с распоряжениями о присяге, Николай на вопрос, тотчас ли ему возвращаться, отвечал: «Желал бы, но как богу будет угодно». Разгромив восстание картечью, он еще ощущал декабристов как неубитую, живую, действующую силу! Может быть, они выступят в Москве? По сведениям, занесенным в дневник сенатора П. Г. Дивова, правительство ждало новой вспышки, и в Арсенале спешно изготовляли снаряды, начиненные картечью4. Анонимный очевидец описал вид города после подавления восстания: «В 7 часов вечера я отправился домой, и вот необычайное в С.-Петербурге зрелище: у всех выходов дворца стоят пикеты, у всякого пикета ходят два часовых, ружья в пирамидах, солдаты греются вокруг горящих костров, ночь, огни, дым, говор проходящих, оклики часовых, пушки, обращенные жерлами во все выходящие от дворца улицы, кордонные цепи, патрули, ряды копий казацких, отражение огней в обнаженных мечах кавалергардов и треск горящих дров, все это было наяву в столице...» Он вспоминал и о «простреленных стенах Сената, выбитых рамах частных домов по Галерной улице...»5
Поздно вечером несколько декабристов собрались на последнее совещание в квартире Рылеева. На совещании присутствовали Рылеев, Каховский, Оржицкий, Штейнгель, Батенков. Полный список его участников установить трудно: это было одно из тех конспиративных собраний, о которых декабристы старались не говорить на следствии. Они договаривались, как держать себя на допросах, прощались друг с другом. Отчаянию участников
День 14 декабря 1825 года
449
восстания не было границ: гибель всех замыслов была очевидна. Рылеев взял слово с Н. Оржицкого, что тот сейчас же отправится во вторую армию и известит Южное общество, что «Трубецкой и Якубович изменили...»®.
В тот же вечер 14 декабря к некоторым декабристам приезжали сочувствующие друзья, не бывшие участниками тайных обществ, и предлагали свою помощь по сокрытию нужных бумаг. К И. И. Пущину (лицеисту!) приехал друг Пушкина поэт П. А. Вяземский и взял у него на хранение запертый портфель, содержавший копию Конституции Никиты Муравьева, переписанную рукой К. Ф. Рылеева, рукописи стихов А. С. Пушкина, К. Ф. Рылеева и А. А. Дельвига. Тридцать два года хранился портфель у П. А. Вяземского, избежав захвата жандармами Николая I. Осенью 1856 года, когда И. И. Пущин вернулся из Сибири после отбытия срока каторги и поселения, портфель вернулся к нему. Не все поступали таким образом: когда вечером 14 декабря декабрист Корнилович просил Илью Львова передать участнику событий — подпоручику Измайловского полка Кожевникову несколько тысяч рублей, Львов побоялся это сделать и ответил отказом7.
«Немного спустя после полуночи» Николай уже отдавал приказ об аресте К. Ф. Рылеева тому самому флигель-адъютанту Дурново, который по трусости не решился переговорить с «мятежниками» на площади. В ночь на 15 декабря в Зимний дворец стали свозить арестованных. Первое открытое сражение, которое молодое русское революционное движение дало старому строю, было проиграно.
Священник Виноградов еще 15 декабря видел на Сенатской площади многочисленные кровавые пятна. Он не решился написать эти слова по-русски и написал по-латыни: «Sanguinis multa signa». Дворники засыпали кровь свежим снегом. По приказу Николая спешно штукатурили сенатскую стену, изрешеченную пулями8.
* * *
Обобщим теперь особенности хода событий на Сенатской площади. Ответим себе прежде всего на вопрос: правильно ли распространенное представление о «стоячем» восстании? Ясно, что неправильно. Обычно события в схематическом виде представляются таким образом: утром на площадь собрались три полка и стояли в течение четырех-пяти часов, пока их не расстреляли
450
М. В. НЕЧКИНА
картечью. Стояли они, то ли дожидаясь диктатора, то ли вообще не зная, что предпринять. Факты показывают, что с этой неправильной схемой необходимо расстаться: она в корне ошибочна. Речь должна идти не о «стоянии» собравшихся полков, а о процессе сбора восставших полков на площади, о процессе их соединения, концентрации сил восстания. Этот сбор был очень медленным и трудным. Полки пришли на площадь разновременно. Николай разгромил не «стоячее», а численно возрастающее восстание.
Еще более распространено ошибочное утверждение, что восставшие войска вышли якобы с незаряженными ружьями и вообще не имели намерения стрелять. Восстание декабристов было будто бы «мирной военной демонстрацией». Эти вымыслы принадлежат либеральной концепции и противоречат фактам. Выше многократно отмечены случаи «батальной стрельбы» с фасов каре и применения силы.
Вникнем в представление самих декабристов о причинах их «бездействия» на Сенатской площади. Как они сами поясняли себе свою пассивную позицию? Чтобы лучше разобраться в этом, учтем, что в те примерно пять часов, которые длилось восстание, в нем сменились две существенно отличные одна от другой ситуации. Первая длилась те часы, когда на площади находился только один полк — Московский. В это время, покуда не соберутся все силы восстания, пока не примкнут другие полки, собственно, и не предполагалось начинать действия. Ведь никто из декабристов не думал, что может возникнуть положение, когда на площади в течение двух или двух с лишним часов будет только один восставший полк или, точнее говоря, даже лишь часть одного полка — около 800 человек. Представляя себе накануне ход событий, декабристы совершенно не обдумали этой ситуации, считая ее нереальной. Их показания о предполагаемом ходе событий пронизаны мыслью: или полков одновременно соберется много, или вообще полки не соберутся. Диктатор же предполагался присутствующим. Начинать действовать предполагалось, разумеется, сомкнутыми силами. Взятие Якубовичем Зимнего дворца рассматривалось как часть общего плана, но даже эта часть должна была осуществляться более чем двумя полками — гвардейским морским экипажем и измайловцами, поддержанными конно-пионерным эскадроном. Следовательно, согласно этой концепции, наличие на площади только одного полка принуждало к выжиданию. По мнению декабристов, необходимо было ждать присоединения новых частей для
День 14 декабря 1825 года
451
действия. Во время этой первой ситуации отсутствие диктатора сначала могло и не вызывать особых волнений: ведь диктатор на то и диктатор, чтобы знать, где ему находиться и что предпринимать. Может быть, он уже ведет переговоры с Сенатом?
Но время шло, а полки не шли. Минуло более двух часов. Сенат был пуст, и входить в Сенат с требованиями было бесцельно. Первая продуманная и наиболее «законная» с виду ситуация терялась сама собой, и план действий, очевидно, надлежало резко перестроить в более активной и более революционной форме. Но диктатора нет, а полк только один, «начинать» что бы то ни было не с кем. Наивное представление некоторых декабристов, что Сенат можно собрать «восклицаниями», явно не соответствовало действительности: восклицаний было сколько угодно, вся площадь гудела от криков, но Сенат и не думал собираться.
В конце этой первой ситуации резко нарастает тревога, а затем прямое негодование на диктатора, не сдержавшего своего слова, предавшего товарищей. Конечно, у декабристов — военных людей — не мог не возникнуть вопрос о выборе нового диктатора. Но по концепции восстания, принятой декабристами, все же надо было еще «ждать» прихода новых сил. Из кого же выбирать и над кем командовать? Московский полк на площади имел своих начальников. Ни один из них — ни Александр, ни Михаил Бестужевы, ни тем более Щепин-Ростовский — не рассматривал и не мог рассматривать себя как кандидата в диктаторы. По их представлению — диктатор выбирался голосованием. Чье-либо предположение о возможности захватить в этот момент диктаторство они восприняли бы как тяжелое обвинение, даже рассматривали бы как оскорбление, нанесенное их чести. Согласно их пониманию вещей, они не претендовали быть руководителями и гордились тем, что были в военном подчинении избранного революционного начальника.
Как держало себя революционное каре в эти трудные первые часы? Геройски. Нельзя дать иного ответа. Оно не дрогнуло перед генерал-губернаторскими уговорами, оно решительно смело со своего пути Милорадовича — эту препятствующую силу, оно презрело уговоры начальника гвардейской пехоты генерала Воинова, оно не склонилось перед митрополитом с крестом в руках. Заградительная цепь восставших прекрасно выполняла на площади свою задачу: через нее, по-видимому, не удалось пробиться ни свитским офицерам, ни жандармам, ни Бибикову, ни
452
М. В. НЕЧКИНА
первоначально самому Милорадовичу. Наконец, будучи одни на площади, московцы геройски отразили ружейным огнем атаки конной гвардии — натиск тысячи первосортных конников, двинувшихся на их ряды.
Декабристы-начальники в этот момент вели себя, несомненно, стойко. Каховский убил Милорадовича, Оболенский штыком повернул лошадь генерал-губернатора и ранил его, прервав его речь к войскам. Оболенский — начальник штаба — вообще был активной и в известной мере централизующей силой. Мы видим его во все решительные и трудные моменты восстания. Он совершил быстрый и целенаправленный объезд казарм еще до рассвета. Он был полностью осведомлен о том, как идет присяга. Он был на своем месте во время переговоров Милорадовича и резко прервал их. Он налицо во время переговоров митрополита, он прервал и эти переговоры. Он активно и решительно охраняет стойкость, боеспособность каре восставших. Надо думать, что разведка Якубовича тоже организована была им или с его согласия. Таким образом, у Оболенского была явно стойкая и последовательная линия поведения.
Каховский, убивший Милорадовича, ранивший свитского офицера и активно вмешавшийся в проповедь митрополита, явно хотел «искупить» свой утренний отказ от цареубийства. Можно сказать, что пуля, предназначенная для Николая, полетела в Милорадовича. Каховский, сверх того, ездил связным в Гвардейский морской экипаж, побуждая его к выходу. Каховский немало сделал и для выхода лейб-гренадер, недаром же он воскликнул: «Каков мой Сутгоф!», когда первая рота лейб-гренадер влилась в ряды восставших.
А Рылеев? Его полномочия как фактического начальника штаба подготовки восстания, естественно, истекали в предрассветные часы. Он не был военным и по давно задуманному плану уступал место избранным революционной организацией военным руководителям с диктатором во главе. Все было задумано и устроено именно так, что на площади все полномочия передавались военному диктатору. Рылеев не мог и не имел права, с точки зрения декабристов, диктаторствовать на площади. С утра он держал самую тесную связь с Трубецким. Еще затемно Трубецкой был у него, и потом Рылеев с Пущиным поехал к нему. Рылеев был полностью в курсе событий, не имея возможности знать лишь об одном и самом главном — об измене Трубецкого. На площади
День 14 декабря 1825 года
453
некоторым слабым отблеском, «последействием» его прежней роли является его участие в посылке Якубовича на разведку, его хлопоты о связи с другими полками. Он сыграл активную роль в выводе на площадь лейб-гренадер. А дальше он «побежал искать Трубецкого» и больше на площади не появлялся — все искал его! Сколько трагизма в этом свидетельстве. И каким поклепом на этого выдающегося дворянина-революционера является домысел одного из позднейших исследователей, по которому вся трагедия Рылеева заключалась якобы в том, что « Рылеев-революционер выкипел в словесном пламени предыдущих дней»9 — дней разработки плана восстания! Разве дело было в том, что он много ораторствовал? Да он всю бы кровь свою отдал, чтобы «найти» Трубецкого, восстановить задуманный ход событий, во имя которого он давно хотел отдать и действительно отдал свою жизнь. Он предвидел свою гибель («Известно мне, погибель ждет...») и думал, что «все-таки надо». История показала, что он был прав.
Между часом и двумя на площади создается вторая ситуация, резко отличная от первой. По всему видно, что эта ситуация несколько короче первой по времени. Первая длится более двух часов, с одиннадцати часов утра до второго часа дня; вторая длится несколько менее двух часов — со второго часа дня примерно до четырех — начала пятого, кончаясь появлением артиллерии в царском окружении и картечью.
Отличие второй ситуации от первой создается приходом новых восставших войск. Пришло два новых полка: почти в полном составе Гвардейский морской экипаж — свыше 1100 человек и лейб-гвардии гренадеры — около 1250 человек, всего не менее 2350 человек, т. е. сил прибыло в общей сложности более чем втрое по сравнению с начальной массой восставших московцев (около 800 человек), а в целом число восставших увеличилось вчетверо10. Впервые между часом и тремя возникает долгожданная ситуация сбора войск. Это увеличение сил восставших отражено в факте выбора нового диктатора. По концепции восстания выбор нового диктатора, собственно, и мог быть совершен только после сбора восставших войск на условленном месте.
То, что декабристы предполагали совпадающим или почти совпадающим во времени (прибытие на площадь отдельных восставших полков), реально оказалось резко разорванным во времени, отделенным друг от друга двумя или более часами. Создалось даже вообще совершенно не предвиденное и противоречившее концеп
454
М. В. НЕЧКИНА
ции декабристов положение: на площадь пришли присягнувшие Николаю полки (лейб-гренадеры).
Почему же произошло это непредвиденное запоздание сбора воинских частей? О трудностях, создавшихся в связи с выводом новых частей, уже говорилось. Отказ Якубовича, казалось, срывал весь план выхода моряков, но своевременные распоряжения Рылеева в известной мере восстановили разорванное звено: моряков вывел Николай Бестужев. Для вывода моряков пришлось силой освободить из-под ареста их командиров. Должен ли был Николай Бестужев полностью восстановить функцию Якубовича, т. е. вести матросов на захват Зимнего дворца? Очевидно, он не имел никаких иных поручений, нежели те, какие выполнил: вывести моряков и влить их в число участников восстания. Моряки, следуя правилам военного устава, «спешили на выстрелы». Все дальнейшее зависело от воли диктатора. Поздний выход моряков, таким образом, вполне объясняется чрезвычайно сложной ситуацией, создавшейся в казармах, неявкой Якубовича, сменой предводителя, арестом начальников восставших частей, их освобождением.
Поздний выход лейб-гренадер (после присяги) имеет также свои мотивы, разобранные выше. Учтем и дальность расстояния гренадерских казарм от Сенатской площади. И матросы (отчасти) и лейб-гренадеры, особенно последние, не просто пришли на Сенатскую площадь, а явно пробились через плотное кольцо окружения императорской гвардии. Противопоставление восставших сил императорской России было очень резким, их антагонизм был выявлен очень отчетливо, явно.
Но именно в момент сбора полков действовать было уже поздно. Окружение восставших правительственными войсками, более чем вчетверо превосходившими восставших по численности, было уже завершено. По подсчетам Г. С. Бабаева, против 3 тыс. восставших солдат было собрано 9 тыс. штыков пехоты, 3 тыс. сабель кавалерии, итого, не считая вызванных позже артиллеристов, не менее 12 тыс. человек. Из-за города было вызвано и остановлено на заставах в качестве резерва еще 7 тыс. штыков пехоты и 22 эскадрона кавалерии, т. е. 3 тыс. сабель; иначе говоря, в резерве стояло на заставах еще 10 тыс. человек, не считая гарнизонных частей и разбросанных в окрестностях Петербурга других резервных частей, могущих быть вызванными по первому требованию11.
День 14 декабря 1825 года
455
Даже во время нашествия Наполеона столица Российской империи охранялась куда слабее — только одним корпусом Витгенштейна...
Таким образом, анализ причин разгрома восстания есть прежде всего выявление классовой ограниченности той дворянско-революционной концепции восстания, с краха которой и началось великое накопление Россией революционного опыта. Этот опыт ! был в какой-то мере исходным и для последующего создания теории искусства восстания, окончательно выработанной лишь в последний период русского революционного движения. Тезис Герцена «декабристам на Сенатской площади не хватало народа» и был первым усвоением горького урока, который был дан общественному движению в разгроме восстания декабристов.
Декабристы искали форм организованного восстания. Они были противниками «пугачевщины»— стихии народного «мятежа», лишенного единого руководства (они имели в виду свое руководство, дворян-революционеров). Декабристы стремились к организованному восстанию. Они разработали план восстания. Организующей и воплощающей его силой должна явиться диктаторская воля революционера-дворянина (избранного революционной организацией диктатора), ведущая войска во имя блага народа при пассивном сочувствии последнего. Понятие «народ» отделялось декабристами от условного понятия бунта «черни» — анархической силы безначалия и грабежа, лишенной, по их представлению, каких бы то ни было идейных мотивов борьбы. В этом отношении замечательны слова Булатова, сказанные на совещании у Рылеева: «Итак, друзья, вместо невиданного добра, чтобы не сделать нам вреда народу; не забудьте, при открытии нами огня чернь во всех частях города может опустошать дома и наносить большое зло народу и городу»12. Завалишин так формулирует причину, почему декабристы не хотели принять содействия народа: они боялись, «чтоб вместо содействий восстанию от народа не дать ему скорее только случай к грабежу и насилию 1 тем более, что подобные опасения вполне оправдывались тем, что, требуя оружия, кричавшие прибавляли: “Мы вам весь Петербург в полчаса вверх дном перевернем”». Необходимо отметить, что Завалишин уже в 30-х годах критикует это положение, т. е. осознает урок, данный горьким опытом декабристов, и пишет, что с тактикой декабристов в этом вопросе «нельзя, однако, вполне согласиться».
456
М. В. НЕЧКИНА
Величайшая сила движения — конечная, глубинная солидарность правительственных частей с восставшими частями — сознавалась декабристами. Расчет, что свои не будут стрелять в своих, характеризует идеологию восстания. Но декабристы не сумели использовать этой силы и по причине классовой ограниченности своей революционности не только заняли пассивную позицию, но и, так сказать, затормозились этой силой, не сумев стать хозяевами ситуации. Завалишин следующим образом формулирует это своеобразное положение: декабристы не хотели начать «собственной атаки», чтобы «не вынудить внезапным нападением какой-нибудь благоприятно расположенный полк к действию против себя в видах собственной обороны». Он, правда, критикует эту тактику в годы, когда писал мемуары, и приходит к справедливому выводу: «Неподвижность явно была принимаема всеми за знак нерешительности, что парализовало решимость всех полков, готовых и ждавших случая принять также участие в восстании... Через тех же нестроевых, которые приходили от полков, легко можно было предупредить их, что предпринятое движение будет вовсе не с враждебною целью против них, а чтоб дать им возможность и удобный случай объявить себя на стороне восстания, хотя бы бросившись навстречу и смешавшись в рядах». Но все это — уже позднейшие рассуждения13.
Вся история русского революционного движения со стороны тактической представляет собой поиски форм организованного восстания, направляемого единой революционной волей к единой цели. Лишь народнические теории, особенно бакунизм, давали примеры тактик, основанных на стихии крестьянского «мятежа», который якобы готов подняться «по первому слову» и, разыгрываясь без руководства, все же приведет к желанной цели — победе революции и свержению старой власти. По сравнению с этими анархистскими концепциями народного «мятежа», идеология декабристов, несомненно, выше: она ищет организованного и руководимого восстания. Конечно, она воплощает эти поиски в крайне несовершенное, практически неудачное военное восстание, руководимое дворянами-революционерами во имя интересов народа и при пассивном его сочувствии, но без активного участия народа. В этом неумении и классовом нежелании сделать народ активной силой движения и раскрывается ленинское положение «страшно далеки они от народа»14. Но сама идея организованного и руководимого восстания является плодотворной идеей. Идея
День 14 декабря 1825 года
457
Герцена — Огарева в конце 50-х годов организовать «повсюдное» восстание, «идущее строем», возглавленное революционными войсками, за которыми в строю идет восставший народ, как бы утопична она ни была, безусловно является следующим этапом развития этой же идеи организованного и руководимого восстания в русском революционном движении. Связь этой концепции с опытом декабристов несомненна, ее практическая слабость опять-таки показана неудачным исходом, нереализованными замыслами.
Развитием той же идеи в русском революционном движении является тактическая сторона в прокламации Чернышевского «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон». Этот революционный документ пронизан мыслью единого, одновременного народного восстания, организованного по сигналу революционного руководства; в восстании действует вооруженный и даже в какой-то мере обученный военному делу народ.
Единственно правильное решение глубокой и плодотворной задачи — разработки идеи организованного и руководимого народного восстания, восстания под гегемонией единственного, до конца революционного класса — пролетариата — дала партия большевиков, партия Ленина. Учащаяся молодежь нередко задает вопрос, могли ли бы декабристы победить. Историку в подобных случаях запрещено сослагательное наклонение. Если не «менять» произвольно создавшихся условий их действий (включая сюда, разумеется, и рылеевский вывод, «что Трубецкой и Якубович изменили», сохраняя неожиданность смерти Александра I и вынужденную дату восстания), они и не могли победить.
Дело декабристов оказалось трудным и потребовало в дальнейшем огромного напряжения народных сил и глубокой работы революционного движения. Многие последующие поколения революционеров хотя и горели идеей открытого революционного выступления, но не смогли воплотить ее в жизнь. Открытое революционное вооруженное выступление осуществилось после восстания декабристов лишь через восемьдесят лет — в 1905 году, но осуществилось уже как движение народных масс под гегемонией единственного, до конца революционного класса — пролетариата.
Лишь Великая Октябрьская социалистическая революция «походя», «мимоходом», как сказал В. И. Ленин, решила вопросы буржуазно демократической революции в России — ровно через сто лет и один год после организации первого тайного общества декабристов (1816-1917). «Мы решали вопросы буржуазно-демократической
458
М. В. НЕЧКИНА
революции походя, мимоходом, как “побочный продукт” нашей главной и настоящей, пролетарски-революционной, социалистической работы», — писал Ленин в своей статье «К четырехлетней годовщине Октябрьской революции »15.
Но дело декабристов «не пропало» (Ленин)18. Декабристы не только задумали, но и организовали первое в истории России выступление против самодержавия с оружием в руках. Они совершили его открыто, на площади русской столицы, перед лицом собравшегося народа. Они действовали во имя сокрушения отжившего феодального строя и движения своей родины вперед по пути закономерного общественного развития. Идеи, во имя которых они восстали, — свержение самодержавия и ликвидация крепостничества и его остатков — оказались жизненными и долгие годы, в сущности целое столетие, собирали под знамена революционной борьбы последующие поколения.
В стране победившего социализма, в стране, строящей коммунизм, мы чтим память восставших дворянских революционеров-декабристов — первых борцов против самодержавия и крепостничества.
П. А. ЗАИ0НЧК0ВСКИИ
<Высшая бюрократия накануне Крымской войны>
Вторая четверть XIX столетия, период наибольшего самоутверждения российского абсолютизма в его военно-бюрократической форме, протекала в условиях кризиса всей феодально-крепостнической системы. Кризис не только находил свое выражение в явлениях социально-экономического порядка, но и обнаруживал себя в сфере политической надстройки. Вся система государственного устройства, особенно в 40-х годах, порождала произвол, всеобщую ложь, продажность чиновничества. Этот период кризиса относится к царствованию Николая I. «“Апогей самодержавия”, — как удачно назвал Николая I историк А. Е. Пресняков, — считал идеалом своей империи казарму, где все, начиная от министров и генералов, отвечали бы на его приказы только одним словом “слушаюсь”»1.
Собственно понятие «право» для него, особенно в последние годы его жизни, не существовало, в силу чего самодержавие в этот период приближается к деспотии. Николай I, особенно во второй половине своего царствования, был нетерпим к чужим мнениям, собственные суждения представлялись ему истиной в последней инстанции, а иные точки Зрения рассматривались как проявление крамолы в различных ее видах. «Ему (императору. — Авт.), как он неоднократно выражался, нужны люди не умные,
460
П.А. ЗАЙОНЧКОВСКИЙ
а послушные»2, — писал в своем дневнике один из близких ему людей, член Государственного совета барон М. А. Корф*.
Николай I — человек крайне самоуверенный — взял на себя, как известно, функции цензора А. С. Пушкина. Насколько лихо он правил рукописи великого поэта, свидетельствует в своих воспоминаниях П. О. Смирнова-Россет3. Так, он заменил в поэме «Граф Нулин» слово «урыльник» (ночной горшок) на слово «будильник», считая первое неприличным. Некоторые современники, отмечая живость ума самодержца, знание им многих иностранных языков, обращали внимание на его ораторские способности. «Он был в полном смысле оратором»4, — отмечал Д. А. Милютин.
Натура деспотическая, жесткая и беспощадная, он был чрезвычайно честолюбив и вместе с тем деятелен. «В нем бывали, — замечает в своих воспоминаниях профессор Военной академии А. Э. Циммерман, — проблески великодушия, он иногда выносил противоречия»5. Нам представляется, что эти «проблески великодушия» носили в основном показной характер. Так, например, на майском параде на Марсовом поле, происходившем 30 апреля 1849 года, Николай I остановил парад в момент прохождения мимо него лейб-гвардии Егерского полка, точнее, одной из рот, которой командовал капитан Львов. «Парад стой, Львов ко мне!» — подал команду император. Львов оказался арестованным по ошибке (вместо своего однофамильца штабс-капитана того же лейб-гвардии Егерского полка, члена Общества петрашевцев). По словам Корфа, Николай «публично извинялся перед ним с двукратным пожатием руки»8. О подобной сцене «несколько театрального характера» рассказывает и А. Ф. Кони7.
Образование Николай I получил весьма скромное. Свои знания в военной области он применял весьма однобоко. Все сводилось к одному: к муштре и плац-парадам, демонстрировавшимся на Царицыном лугу. Характеризуя Николая I как военачальника,
* Об этом же рассказывает С. М. Соловьев в своих воспоминаниях: «Посещает император одно военное училище; директор представляет ему воспитанника, оказывающего необыкновенные способности, следящего за современной войной, по своим соображениям верно предсказывающего исход событий. Что же отвечает император: “...мне таких не нужно, без него есть кому думать и заниматься этим; мне нужны вот какие...” — и выдвигает из толпы дюжего малого, огромный кусок мяса без всякой жизни и мысли на лице и последнего по успехам» (Записки С. М. Соловьева. Изд. «Прометей». [Б./г.].С. 117).
<Высшая бюрократия накануне Крымской войны>
461
генерал А. Э. Циммерман писал: «Главным пороком его, конечно, была шагистика... неудержимая детская страсть играть в солдатики. Он бывал несправедлив, мелок, придирчив <...> за какие-нибудь фронтовые ошибки, не щадил в таких случаях ни заслуг, ни лет8. Действительно, все было подчинено внешнему эффекту».
Об этом же рассказывает Д. А. Милютин. В 1845 году он, будучи назначен для наблюдения за практическими военными занятиями кадет в лагере, убедился, что этому не придавалось никакого серьезного значения. «Строевое начальство, — пишет он, — смотрело неблагосклонно на означенные “практические” занятия, отнимавшие время от строевых учений, гораздо более заботивших и батальонных командиров, и самого начальника отряда». Еще ранее, в 1840 году, в своем заграничном дневнике Милютин, характеризуя систему образования будущих офицеров, писал: «Наши офицеры образуются совершенно как попугаи. До производства их они содержатся в клетке, и беспрестанно толкуют им: “Попка, налево кругом!”, и попка повторяет: “Налево кругом”. “Попка, на караул”, и попка повторяет это... Когда попка достигает до того, что твердо заучит все эти слова и притом будет уметь держаться на одной лапке... ему надевают эполеты, отворяют клетку, и он вылетает из нее с радостью, с ненавистью к своей клетке и прежним своим наставникам»9. Словом, в военной области, самой ему знакомой и близкой, Николай I был наиболее беспомощен, оценивая подготовку войск только с точки зрения «игры в солдатики».
При всех своих полицейских воззрениях (он мнил себя полицмейстером всей Европы), при полной убежденности в своей непогрешимости Николай I хорошо представлял себе несовершенство бюрократического аппарата. Обстоятельства складывались таким образом, что самому царю приходилось думать над искоренением его недостатков. Так, он поручает правителю дел Следственной комиссии по делу декабристов А. Д. Боровкову составить «Свод показаний» декабристов, касающихся недостатков государственного управления, и пытается руководствоваться им в своей деятельности. 6 декабря 1826 года был создан специальный комитет, задачей которого являлся пересмотр основ и уставов существовавшего государственного управления. В том же году было образовано II отделение Собственной Е. И. В. Канцелярии, где под руководством М. М. Сперанского шло составление Полного собрания законов, а также Свода действующих законов, построенного в систематическом порядке.
462
П. А. ЗАЙ0НЧК0ВСКИЙ
10 июня 1826 года был издан новый цензурный устав. Современники называли его «чугунным» — такой тяжестью он ложился на авторов и издателей. Как отмечалось в уставе, цензура должна заботиться «о науках, воспитании юношества, о нравах и внутренней безопасности», т. е. утверждать верноподданничество и «благонамерение» и направлять общественное мнение «согласно с настоящими политическими обстоятельствами и видами правительства». Вместе с тем устав запрещал те места в произведениях, «имеющие двоякий смысл, ежели один из них противен цензурным правилам»10. В 1828 году этот устав был отменен. Новый устав запрещал «давать какое-либо направление словесности и общественному мнению, она (т. е. цензура. —Авт.) долженствует только запрещать издание... кои вредны в отношении к вере, престолу, добрым нравам и личной честности граждан». Устав 1828 года предписывал иметь в виду явный смысл произведения, не дозволяя произвольного его толкования в дурную сторону11. Таким образом функции цензуры значительно ограничивались. Это не могло не произвести впечатление на современников, однако в действительности цензурный гнет лишь несколько уменьшился.
Хотя ряд мер, проводившихся молодым императором, носили охранительный характер (создание III Отделения) и утверждали феодальный принцип сословности в образовании (устав уездных училищ и гимназий 1828 г.), у современников создавалось представление, что в России наступила эпоха реформ.
Надо заметить, что в целом все реформаторские дела Николая I ставили своей целью не только укрепить, но и всемерно усилить существовавшую систему помещичье-полицейского государства, утвердив ее на законном фундаменте. Однако после революционных событий начала 30-х годов все стремления осуществить широкие реформы и в этом направлении были оставлены.
Ради справедливости следует отметить, что Николай I в течение всего своего царствования, точнее до 1848 года, думал об отмене крепостного права, понимая, что оно является «пороховым погребом» под государством. Правда, он имел в виду решить этот вопрос не сразу и, конечно, «безболезненно» в интересах дворянства. Большие надежды возлагал Николай I на перевод крестьян в обязанные. Как рассказывает в своих воспоминаниях его дочь, Ольга Николаевна, в конце зимы 1842 года Николай I сказал жене: «“Я стою перед самым значительным актом своего царствования. Сейчас я предложу в Государственном совете план,
<Высшая бюрократия накануне Крымской еойны>
463
представляющий первый шаг к освобождению крестьян”. Это был указ, — поясняет она, — для так называемых оброчных (“обязанных”. — Авт.) крестьян»12. Однако, как уже говорилось выше, этот «первый шаг» не означал ущемления интересов дворянства. Выступая перед петербургским дворянством 21 марта 1848 года, Николай I сказал: «Некоторые лица приписывали мне... самые нелепые и безрассудные мысли и намерения. Я их отвергаю с негодованием. Когда я издал указ об обязанных крестьянах, то объявил, что вся без исключения земля принадлежит дворянину-по-мещику. Это вещь святая, и никто к ней прикасаться не может»13.
Примерно к середине 30-х годов стремления провести те или иные реформы (за исключением крестьянского вопроса) были оставлены. Императорская власть все более и более проявляет черты деспотизма. А. С. Пушкин, который ранее возлагал некоторые надежды на Николая I, в неотправленном письме от 19 октября 1836 года к П. Я. Чаадаеву писал: «Действительно нужно сознаться, что наша общественная жизнь — грустная вещь. Что это отсутствие общественного мнения, это равнодушие ко всякому долгу, к справедливости и истине, это циничное презрение к человеческой мысли и достоинству поистине могут привести в отчаяние»14.
Атмосфера деспотизма, безоговорочного послушания, отсутствие возможности свободно выразить собственную мысль, даже очерченную кругом официозных представлений, приводили к утверждению лжи и лицемерия, возведенных в государственную систему. Вполне естественно, что это в значительной степени усиливало процесс загнивания всего государственного строя, и в первую очередь государственного аппарата. Кризис крепостнической системы усугублялся этой атмосферой. Самым парадоксальным и, казалось бы, невероятным было то, что самодержец из самодержцев, «апогей самодержавия» не был в состоянии управлять своей «системой».
A. H. ЦАМУТАЛИ
Апогей самодержавия. Николай I
К вечеру 14 декабря 1825 года восстание, в котором участвовало несколько гвардейских частей, было подавлено. Однако напряженная обстановка в Петербурге сохранялась. В ночь с 14-го на 15-е и утром 15 декабря на улицах Петербурга продолжали располагаться верные правительству войска, а их начальники пребывали в состоянии тревожного ожидания.
В Зимнем дворце Николай I и его ближайшее окружение лихорадочно решали, как истолковать восстание 14 декабря. В ночь на 15 декабря граф Д. Н. Блудов по распоряжению Николая I «поспешно, тут же, не выходя из его (Николая I. —АД.) кабинета» составил текст, излагавший официальную версию событий 14 декабря и на следующий день напечатанный в «Прибавлениях к Санкт-Петербургским ведомостям». «Печальное происшествие», омрачившее «вожделенный день», было представлено в нем как дело рук нескольких «безумцев», которые «не нашли себе других пособников, кроме немногих пьяных солдат и немногих же людей из черни, тоже пьяных. В тот же день К. В. Нессельроде известил иностранных дипломатов, что приглашает их 16 декабря, чтобы познакомить с составленным императором «описанием вчерашних событий» до того, как оно будет опубликовано. Впрочем, иностранные дипломаты очень быстро оценили серьезность и действительную картину восстания 14 декабря. Вскоре и Николай I счел более целесообразным признать наличие политических целей у руководителей восстания, что и было им сделано в Манифесте 19 декабря, в речи, обращенной к иностранным дипломатам, приглашенным на частную аудиенцию в Зимний дворец 20 декабря,
Апогей самодержавия. Николай I
465
в беседах с иностранными послами. На этот раз Николай I представил восстание 14 декабря как часть заговора, угрожавшего всей Европе, а в России возникшего под влиянием идей, пришедших из-за границы. Обращаясь к иностранным послам, он сказал: «Революционный дух, внесенный в Россию горстью людей, заразившихся в чужих краях новыми теориями, пустил несколько ложных ростков и внушил нескольким злодеям и безумцам мечту о возможности революции, для которой, благодаря Бога, в России нет данных. Вы можете уверить ваши правительства, что эта дерзкая попытка не будет иметь никаких последствий». Как видим, Николай I заговорил теперь о том, что «злодеи» имели «мечту о возможности революции». Одновременно он давал понять, что, подавив восстание на Сенатской площади, он спас от революционной опасности всю Европу. Тем самым он старался и успокоить серьезно озабоченные правительства европейских стран, и одновременно продемонстрировать твердость собственного положения.
Император, вынужденный признать перед лицом иностранных дипломатов, что восстание 14 декабря — не стихийный бунт, должен был и сам осознать этот факт. Н. К. Шильдер писал: «Рассказывают, что император Николай под впечатлением первых допросов, сделанных в его присутствии арестованным декабристам, обратился к великому князю Михаилу Павловичу со словами: “Революция на пороге России, но, клянусь, она не проникнет в нее, пока во мне сохранится дыхание жизни, пока, Божиею милостью, я буду императором”».
Николай I мог мыслить себя лишь самодержцем, власть которого никем не ограничена. Он не желал терпеть около себя кого-либо, кто мог бы походить на «великого визиря». Скорее всего поэтому, да еще и по причине давней взаимной неприязни одним из первых, кто потерял свое прежнее положение, был А. А. Аракчеев, всесильный временщик в последние годы царствования Александра I. Через 6 дней после вступления Николая I на престол, 20 декабря 1825 года, он был отстранен от «заведования общегосударственными делами», а 30 апреля 1826 года, согласно официальной формулировке, «временно, до излечения болезни» уволен от управления корпусом военных поселений.
Отставка Аракчеева вызвала радость у его недоброжелателей, которых было немало. Вместе с тем она свидетельствовала о том, что если новый император мог в первые дни своего царствования покончить со всемогущим, казалось бы, Аракчеевым, то и любой
466
А.Н.ЦАМУТАЛИ
другой высший сановник может разделить его участь. Подчинить своей воле высших должностных лиц — это намерение было одним из главных у императора. В первые дни после 14 декабря его не оставляла мысль о том, что за спиной вышедших на Сенатскую площадь стоит кто-то из самых высокопоставленных лиц. 23 декабря 1825 года Николай I писал в Варшаву брату Константину, что «все это восходит до Государственного совета, именно до Мордвинова». Весной 1826 года в разговоре с Н. М. Карамзиным Николай I сказал, что «Сперанского не сегодня, так завтра, может быть, придется отправить в Петропавловскую крепость. Еще 12 декабря Николай I просил И. И. Дибича сообщать ему, что происходит на Кавказе, «особливо у Ермолова», и добавлял: «Я, виноват, ему менее всех верю». После 14 декабря подозрения Николая I в отношении Ермолова еще более усилились.
Были, конечно, люди, в которых Николай I был уверен. Например, А. X. Бенкендорф, вскоре после 14 декабря получивший приказание вести допросы в Следственной комиссии. Но и с верными людьми дело обстояло непросто. Уж на что преданным показал себя 14 декабря А. Ф. Орлов. Его лейб-гвардии Конный полк первым присягнул царю и первым из верных ему полков пришел на Сенатскую площадь. Когда же Николай I решил назначить А. Ф. Орлова членом Следственной комиссии, препятствием стала причастность к деятельности тайных обществ его брата Михаила Орлова. Вместо А. Ф. Орлова решено было назначить В. В. Левашова.
Следствие и суд над декабристами продемонстрировали не только жестокость императора, но во многих случаях и пренебрежение к существующему законодательству. Главные принципы внутренней и внешней политики Николая I — незыблемость самодержавия, обращение к авторитету православия как гарантии самодержавия, утверждение, что революционная зараза пришла из Западной Европы («Не в свойствах, не в нравах русских был сей умысел»), — были изложены еще в первых царских манифестах. В манифесте от 12 мая 1826 года содержалось к тому же еще и опровержение слухов о якобы дарованной вольности и об отмене податей как свидетельство приверженности Николая I к проведению консервативного курса во внутренней политике.
В ходе подготовки и проведения следствия и суда по делу декабристов Николай I сумел, как он считал, не только нейтрализовать, но и использовать в своих целях высших сановников, подо
Апогей самодержавия. Николай I
467
зревавшихся в связях с тайными обществами. М. М. Сперанский не был заключен в Петропавловскую крепость. Наоборот, он был привлечен к участию в подготовке процесса по делу декабристов. Как член Верховного уголовного суда Сперанский проделал очень большую работу по оформлению его делопроизводства, по регламентации программы заседаний суда, писал проекты распоряжений председателя суда. Особенно много сделал Сперанский, работая в разрядной комиссии. Он прочел все следственные дела, определил основные роды и виды «преступлений», разделил подсудимых на 11 разрядов. Членом Верховного уголовного суда был назначен и Н. С. Мордвинов, также подозревавшийся в связях с тайным обществом. Как член суда он единственный позволил себе голосовать против применения смертной казни, высказывался за снижение степени вины осужденным. Тем не менее в глазах общества Мордвинов был причастен к суду над декабристами.
Приговор по делу декабристов был вынесен 11 июля 1826 года 13 июля состоялась казнь пяти декабристов, поставленных «вне разрядов». 14 июля отслужили «очистительный» молебен на Сенатской площади, а 19 июля — в Москве, в Кремле. Николай I торжественно обставил свою расправу над участниками декабристского движения. Вместе с тем, покончив с декабристами, он не мог не сознавать, что исходившая от них критика существующих в России порядков во многом справедлива. В октябре 1826 года, вернувшись в Петербург из Москвы после коронационных торжеств, Николай I приказал передать А. Д. Боровкову, бывшему правителю дел следственного комитета, мнения, высказанные декабристами по поводу внутреннего состояния государства, с тем, чтобы тот составил из них особую записку. Боровков подготовил свод мнений в систематическом порядке, «откинув только... повторения и пустословие», «но мысли даже в способе изложения оставил, по возможности без перемены». Записка была представлена Николаю I 6 (18) февраля 1827 года Император оставил записку у себя, передал одну копию вел. кн. Константину Павловичу, а другую В. П. Кочубею. Кочубей говорил Боровкову: «Государь часто просматривает ваш любопытный свод и черпает из него много дельного; да и я часто к нему прибегаю. Вы хорошо и ясно изложили рассеянные идеи „кажется, добавили и свои сведения». «Мне приятно было, — писал Боровков в своих записках, — слышать лестный отзыв умного государственного мужа о моей работе, но еще приятнее было видеть ее проявления
468
А.Н.ЦАМУТАЛИ
в разных постановлениях и улучшениях, выходящих с того времени».
У Николая I даже мысли не возникло о том, что именно декабристов можно простить и оставить кого-то из них на службе. Загнанные на каторгу и в ссылку, они лишены были возможности хоть как-то приложить свои знания и силы на пользу России. Недоверие к лучшей части дворянства, осмелившейся открыто выступить против самодержавия и крепостничества, проявлявшееся Николаем I на всем протяжении его царствования, имело следствием то, что не только декабристы, но и все, кто смел высказывать свои суждения о несовершенстве государственного и общественного строя России, оказывались людьми, для власти неугодными.
В своей книге «Старый порядок и революция» Алексис де Токвиль писал: «Навсегда останется заслуживающим сожаления то обстоятельство, что вместо того, чтобы подчинить дворянство господству законов, совершенно уничтожили его и вырвали с корнем. Этот акт лишил нацию одного из необходимых элементов ее существа и нанес свободе такую рану, которая никогда не заживет. Класс, столько веков шедший во главе общества, в этом продолжительном обладании неоспоримым величием приобрел известную гордость души, естественную уверенность в своих силах и привычку быть предметом всеобщего внимания — привычку, делавшую его точкой наибольшего сопротивления в общественном организме. Дворянство не только в своей среде воспитывает мужественные нравы, но своим примером усиливает их также в других классах. Его уничтожение обессиливает всех, не исключая и его врагов». Далее Токвиль замечал, что «исчезнувшее дворянство никогда не возродится. Оно может возвратить себе титулы и земли, но не души своих предков».
А. Токвиль идеализировал безвозвратно канувшее в Лету французское дворянство и преувеличивал влияние последствий его гибели на судьбу нации. Вместе с тем, внимательно вглядевшись в те достоинства, которые А. Токвиль приписывал идеальному в его понимании дворянству, пожалуй, можно сказать, что они были присущи и наиболее либерально настроенной части русского образованного дворянства, нашедшей в себе силы в первой четверти XIX века подняться выше узкосословных интересов и решиться на вооруженное выступление во имя интересов общенациональных. Вспоминая судьбу первых русских революционеров, мож
Апогей самодержавия. Николай I
469
но сказать, что слова Токвиля во многом применимы к русской действительности XIX века. В самом деле, однородная по своему составу, тесно спаянная между собой родственными и служебными связями, литературными и культурными интересами, лучшая часть русского дворянства оказалась устраненной с арены политической борьбы. За этими людьми останется великая историческая заслуга — зажженный ими огонь революционной традиции.
Историк В. Я. Богучарский, многие годы изучавший революционное движение в России в XIX века, хорошо знавший и тонко чувствовавший эту эпоху, писал: «События 14 декабря 1825 года смели с исторической сцены самые интеллигентные силы России, и наступили иные времена».
Николай I не слишком ценил людей инициативных, способных отстаивать свое мнение. Он отдавал предпочтение послушным исполнителям.
Поставив своей задачей всемерно способствовать усилению самодержавия, Николай I с первых дней своего царствования старался распространить власть императора на возможно более широкую сферу государственного управления. Для достижения этой цели осуществляется реорганизация высших государственных учреждений. Повышается роль Императорской главной квартиры: генерал-адъютанты и флигель-адъютанты, по замыслу Николая I, должны были выполнять функции контролеров, компетентных во всех областях жизни России.
Принципиально менялось значение С. Е. И. В. канцелярии. В соответствии с указом 31 января 1826 года реформировалась ее структура, предусматривалось наличие в ней нескольких отделений, которые по существу представляли собой самостоятельные учреждения. I отделению передавались уточненные и дополненные функции прежней С. Е. И. В. канцелярии. Почти все ведомства (исключение было сделано только для военного и морского), управляющий делами Комитета министров и обер-прокурор Синода, согласно повелению Николая I от 10 мая 1826 года, должны были ежедневно по утрам доставлять туда краткие сведения о своей деятельности, а также представлять дела, которые должен был рассматривать сам император. II отделение С. Е. И. В. канцелярии должно было заниматься законодательной деятельностью, это было продиктовано стремлением Николая I держать под собственным контролем все, что касалось законотворчества. На долю II отделения вскоре выпала обязанность составить и издать «Полное собра
470
А.Н.ЦАМУТАЛИ
ние законов» и «Свод законов». В дальнейшем предполагалось — на этом особенно настаивал М. М. Сперанский — переработать и систематизировать собранный материал и на этой основе создать новое «Уложение». Отделению, помимо занятий всеми видами законодательной деятельности, вменялось в обязанность «в порядке верховного управления» разрешать те или иные отступления от законов или вносить изменения в законы: во II отделение следовало направлять все просьбы такого рода. Николай I давал этим понять, что именно самодержец осуществляет законотворчество и контролирует исполнение законов.
Особенную роль суждено было сыграть учреждению, получившему название III отделения С. Е. И. В. канцелярии и призванному возглавить политическую полицию в России. Идея создания такого учреждения содержалась в проекте, который под заглавием «Об устройстве высшей полиции» представил Николаю I А. X. Бенкендорф еще в январе 1826 года А. X. Бенкендорфу в начале царствования Николая I было чуть больше сорока лет. С молодых лет он находился на военной службе, участвовал во многих войнах. С 1820 года был начальником штаба гвардейского корпуса, с 1821 года — начальником 1-й кирасирской дивизии. В мае 1821 года передал Александру I донос, написанный М. К. Грибовским, о деятельности Союза Благоденствия. Во время следствия в январе 1826 г. он составил и подал Николаю I проект «Об устройстве высшей полиции». В записке шла речь о том, что нужно создать новую политическую полицию, построенную по принципу «строгой централизации» и охватывающую «все пункты империи». По мысли автора проекта, новая политическая полиция должна была иметь распорядительный орган в центре (Министерство полиции) и исполнительные органы (жандармские офицеры и жандармские части) на местах. Жандармские службы и их личный состав предлагалось свести в корпус жандармов, во главе которого стоял бы министр полиции — инспектор корпуса. Предусматривалось и создание специальной секретной агентуры, насаждение системы доносительства и других мер вроде рекомендации почтмейстерам заниматься перлюстрацией писем. 12 апреля 1826 г. Николай I передал проект Бенкендорфа генерал-адъютантам И. И. Дибичу и П. А. Толстому.
Николай I решил придать политической полиции статус не министерства, а нового отделения С. Е. И. В. канцелярии. 25 июня 1826 года последовало назначение А. X. Бенкендорфа шефом
Апогей самодержавия. Николай I
471
жандармов и командующим Императорской главной квартирой, а 3 июля — указ об учреждении III отделения С. Е. И. В. канцелярии во главе с А. X. Бенкендорфом, который становится одним из наиболее влиятельных высших сановников империи. Практически основу III отделения составила бывшая Особенная канцелярия Министерства внутренних дел, из которой сюда были переведены 18 чиновников во главе с М. Я. Фоком. При Бенкендорфе как главном начальнике Фок занял должность начальника его канцелярии. Ведению III отделения подлежали: 1) «все распоряжения и известия по всем вообще случаям высшей полиции»; 2) сбор сведений о сектантах и раскольниках; 3) дела о фальшивомонетчиках и подделке документов; 4) контроль за лицами, состоящими под надзором полиции; 5) «высылка и размещение людей, подозреваемых и вредных»; 6) места заключения, в которых содержатся государственные преступники; 7) «все постановления и распоряжения об иностранцах»; 8) ведение ведомостей «о всех без исключения происшествиях»; 9) «статистические сведения, до полиции относящиеся». В указе 3 июля подчеркивалось, что все документы, направляемые в III отделение, следует адресовать на имя императора с уточнением: «По III отделению». Эта, казалось бы, чисто формальная деталь служила еще одним напоминанием о том, что III отделение находится в непосредственном ведении императора и действует от его имени.
И. В. Р УЖ ИЦ КАЯ
Законодательная деятельность в царствование императора Николая I
<фрагмент>
<...> Стремление Николая I поставить все на твердое основание закона и таким образом попытаться регламентировать различные стороны жизни русского общества прослеживается на протяжении всего его тридцатилетнего правления. Огромная заслуга этого императора в том, что он завершил дело, которое его предшественникам не удавалось осуществить в течение почти полутора веков: собрал и систематизировал российское законодательство — были созданы Полное собрание и Свод законов Российской империи.
Успешной инкорпорации права немало способствовали личные качества самого Николая Павловича, такие как природное здравомыслие, целеустремленность и настойчивость в достижении поставленных задач. Кроме того, ему, несомненно, повезло — у него был достойный исполнитель: М. М. Сперанский.
Трудно представить себе, как все обернулось бы, если бы те, кто готовил реформы Александра II, не смогли опереться на Свод законов, созданный при его предшественнике. Приведенные Николаем I в порядок законы стали правовой базой преобразований его сына.
Но Николай I не только завершил дело своих царственных предшественников, он стал «первооткрывателем» многих направлений в российском законодательстве. При нем были приняты первые законы о труде1, об охране окружающей среды, издан первый специальный общий закон об акционерных обществах2. Был «обнов
Законодательная деятельность в царствование императора Николая /473
лен» Вексельный устав*. Городовое положение Санкт-Петербурга 1846 года легло в основу городской реформы 1862 года Император стал инициатором составления первого в России кодекса уголовных законов — Уложения о наказаниях.
И если Александра II после 1861 г. стали называть «царем-освободителем», то его отца вполне можно назвать «царем-законодателем ».
Не все, задуманное императором, осуществилось, например, так и не были приняты устав гражданского судопроизводства и уложение (т. е. кодекс) гражданских законов, а также «узаконения», радикально менявшие отношения между помещиками и их крестьянами. О причинах неудач говорилось в настоящей работе и подчеркивалось, что отнюдь не император был преградой на пути нововведений.
Еще одну задачу своего царствования Николай I видел в создании условий для решения крестьянского вопроса. И в этом, вопреки мнению многих исследователей, он был последователен. 6 декабря 1826 года был создан секретный Комитет, в задачи которого входило и «установление правил для улучшения участи крепостных в России»**. Первым шагом в этом направлении, по мнению императора, должен был стать закон «для прекращения личной продажи людей». Николай I собственноручно написал записку, «в коей означил меры для прекращения продажи людей без земли», она была представлена в Комитет уже 25 апреля 1827 года, т. е. меньше чем через полтора года после его воцарения. В 1829 году, рассуждая о последствиях возможной реализации «Дополнительного закона о состояниях», члены Комитета признавали, что принятие намеченных в проекте мер относительно крепостных, «открывая пути к установлению новых правильнейших отношений между помещиками и крестьянами их », приведет «к постепенному освобождению сих последних»***. Подчеркивалось, что такова объявленная председателю Комитета высочайшая во
* Первый Вексельный устав был утвержден 16 мая 1729 г. при Петре Ш. При Николае I специальный комитет из чиновников министерства финансов, других ведомств, «почетных лиц торгового сословия» составил новый Устав, который был утвержден 25 июля 1832 г. (он имел два раздела: «О векселях вообще» и «О взысканиях по векселям»). »
** Журналы Комитета, учрежденного высочайшим рескриптом 6 декабря 1826 г. Ц Сб. РИО. СПб. 1891. Т. 74. С. 150.
*** Тамже. С. 461.
474
И.В.РУЖИЦКАЯ
ля. Таким образом, уже в начале своего царствования Николай I поставил вопрос о крепостном праве четко и ясно*.
Все последующие действия Николая I в этом направлении свидетельствуют о последовательной позиции императора по отношению к крепостному праву — он считал необходимым его смягчение и затем осторожное и постепенное упразднение. Секретные комитеты по крестьянскому делу, за безрезультатность деятельности которых так часто упрекают Николая I, на самом деле стали трамплином для прыжка в будущее: их работа создала теоретическую базу реформы 1861 года, разговоры вокруг них подготовили дворянское общественное мнение к неизбежности отказа от своих привилегий, связанных с владением людьми.
Указы 2 апреля 1842 года и 8 ноября 1847 года могли бы стать реальными шагами к отмене крепостного права. Однако окончательный текст указа об обязанных крестьянах приобрел вид рекомендации помещикам и совершенно не походил на планируемый первоначально закон о введении обязательных инвентарей в помещичьих имениях. Указ 1847 года о разрешении крестьянам продаваемых с публичных торгов имений выкупаться на волю со временем мог бы привести к освобождению двух третей крепостных — именно столько было заложено в кредитных учреждениях — если бы не был фактически ликвидирован через полтора года после опубликования. В обоих случаях император сделал все возможное (для него и в тот момент), чтобы эти меры были реализованы, но противостоять дружному натиску противников задуманных мероприятий не решился.
Некоторые исследователи считают, что в период с 1842 по 1847 год Николай I был настолько силен, что мог, если бы захотел, отменить крепостное право. Другие полагают, что ив 1861 году еще не было условий для решительных действий**, не говоря уже о дореформенном времени. Автор настоящей работы рассматривает возможность упразднения крепостного права при Николае I как совершенно нереальную в тех исторических условиях, в которых
* Существует даже точка зрения, что Комитет 6 декабря 1826 г. был учрежден главным образом для решения крестьянского вопроса, все остальные вопросы должны были «замаскировать» истинные цели Комитета. Подобное положение дел характерно для периода создания Комитета, позже круг рассматриваемых им тем существенно расширился и не служил уже «ширмой» для крестьянского вопроса.
** См.: Реформы Александра И. М., 1998. С. 8-9.
Законодательная деятельность в царствование императора Николая 1475
протекало правление этого монарха. Но желание монарха если не решить, то хотя бы подойти вплотную к окончательному решению крестьянского вопроса несомненно.
Законодательный процесс — это и люди, участвующие в выработке законодательных актов. Зачастую вмешательство того или иного человека, занимающего, в силу своей должности или личных отношений, место в ближайшем окружении императора, приводило к изменению первоначальных проектов, к решениям, которые никак нельзя было предвидеть. Конечно, «первую скрипку» в принятии решений играл император, но ведь и на него можно было повлиять*.
В целом, законодательный процесс — это долгий путь от возникновения идеи до претворения в жизнь утвержденного закона.
* Немало примеров подобного воздействия приведено в настоящей работе?
Т. В. АНДРЕЕВА
Тайные общества в России в первой трети XIX века: правительственная политика и общественное мнение
<Фрагмент>
НИКОЛАЙ IИ МИФОЛОГЕМА «ВСЕЕВРОПЕЙСКОГО ЗАГОВОРА РЕВОЛЮЦИОНЕРОВ»
<...> Необходимость утвердить официальную версию событий 14 декабря 1825 года, рассеять сомнения в легитимности нового царствования, успокоить союзные монархические дома, дипломатические представительства в России, европейское общественное мнение по поводу династического кризиса, «гибельных» происшествий в Петербурге заставила российское правительство форсированно информировать Европу. И хотя власть еще не обладала полнотой сведений о характере «мятежа» и его масштабах, уже 15 декабря 1825 года в «Прибавлениях к Санкт-Петербургским ведомостям»1 было опубликовано первое правительственное сообщение, подготовленное бывшим чиновником внешнеполитического ведомства Д. Н. Блудовым. Переведенное на французский язык, оно было полностью воспроизведено в циркулярной депеше управляющего МИД гр. К. В. Нессельроде, разосланной в тот же день всем российским дипломатическим представителям за границей. Дипломатам предписывалось «предать гласности» официальное сообщение, а также подтвердить приверженность государственным принципам и союзническим обязательствам александровского царствования. 19 декабря 1825 года во все
Тайные общества в России в первой трети XIX века
477
российские представительства был направлен новый циркуляр. Следует подчеркнуть, что эта акция руководства МИД проводилась одновременно с обнародованием манифеста от того же числа «О происшедшем бунте в Санкт-Петербурге 14 декабря», главной задачей которого становилось утверждение в общественном мнении России идеи о доминирующем западном влиянии в генезисе и развитии политической конспирации в России2. Ту же цель преследовал и циркуляр. На основе полученной уже в начале следственного процесса информации в нем были сделаны новые акценты и усилена европейская составляющая «дела о Тайном обществе». Подчеркивались не только широта «заговора», но и родство попытки «мятежа», который мог бы ввергнуть Россию «в самую страшную анархию», «тем преступлениям, кои совершены были в Кадиссе, Неаполе и Турине», т. е. военной революции в Испании и освободительной войне против австрийского владычества в Италии3.
Уже 14 декабря 1825 года К. В. Нессельроде особыми нотами оповестил иностранных дипломатических представителей в Петербурге о восшествии на престол императора Николая I. В документах подчеркивалась преемственность внешнеполитических принципов России и «верность принятым на себя обязательствам»4. 16 декабря дипломатический корпус был информирован и о военном выступлении в столице. Правительственное сообщение на французском языке было разослано или вручено лично всем европейским дипломатам. В тот же день к К. В. Нессельроде были приглашены на совещание полномочные послы трех держав-союзниц — лорд П.-К. Странгфорд, граф П.-Л.-О. де Лаферронэ5 и граф Л.-Й. Лебцельтерн. Согласно депеше от 17 декабря 1825 года английского посла П.-К. Странгфорда британскому министру иностранных дел Дж. Каннингу, во время визита управляющий российского МИД стремился продемонстрировать посланникам, что все происшедшее в российской столице 14 декабря 1825 года не является следствием «ложно направленного чувства верности со стороны военных, или какого-либо предпочтения правлению великого князя Константина, или нежелания отойти от присяги, уже принесенной ему, как императору, столь единодушно, и перенести свою верность на другого». Все это стало «подлинным результатом глубокого, обширного и давно существовавшего заговора, организованного той частью недовольных, которая в большей или меньшей степени присутствует в обществе любой из европейских
478
Т. В. АНДРЕЕВА
стран. Этот заговор проявил бы себя в любом случае, даже если восшествие на престол нового императора не показалось заговорщикам благоприятной возможностью. Установление конституционного правления явилось целью для руководителей заговора»8.
Не вызывает сомнений, что К. В. Нессельроде, выполняя волю Николая I, в первую очередь хотел рассеять всяческие сомнения союзников в законности нового царствования. В силу этого он усиливал политическую составляющую в событиях конца ноября—декабря 1825 года. Английский, французский и австрийский дипломаты, ознакомившись с текстом официального сообщения и разъяснениями российского дипломата и признав их вполне достоверными, по желанию Николая I «должны были подтвердить» это своим дворам, что и было сделано. Кроме этого, главам других государств и правительств через российские дипломатические представительства были направлены «известительные грамоты», собственноручно подписанные императором 19 декабря 1825 года. Монархам же тех европейских дворов, которые были связаны с Российским императорским домом династическими и семейными узами, отсылались «кабинетные письма» Николая Павловича. Причем для вручения этих документов были отправлены особые миссии кн. В. С. Трубецкого в Берлин, М. А. Обрезкова в Дрезден, кн. Н. А. Долгорукова в Мюнхен, носящие протокольный характер и призванные разъяснить суть произошедшего. Для выполнения этой задачи российским сановникам давалась особая инструкция МИД, в которой определялись приоритетные положения официальной версии событий. Представителям России надлежало «без дальнейших колебаний рассказать обо всем, виденном ими во время мятежа и заявить, что, как явствует из показаний самих виновных, их заговор замышлялся уже давно, и его средством должно было послужить цареубийство, а результатом — анархия. Что нити этого ужасного заговора раскрыты правительством, и все документы ведущегося следствия станут достоянием гласности»7.
Усилия руководства российского МИДа привели к желаемому результату. Прежде всего, это относится к позиции К.-В. Меттерниха, который в восстании 14 декабря 1825 года, увидел «точную копию того, что происходило ранее в Мадриде, Неаполе и Турине»8. Сами же события на Сенатской площади способствовали ухудшению российско-австрийских отношений. Во-первых, замешанным в дело оказался австрийский посол граф Л.-Й. Лебцельтерн,
Тайные общества в России в первой трети XIX века
479
предоставивший своему свояку, кн. С. П. Трубецкому, убежище в австрийском посольстве9. Во-вторых, молодой дипломат К.-Ф. Шварценберг не только был на площади, но «поехал в каре мятежников и очень долго с ними беседовал». Вероятно, подобное неосторожное поведение австрийца подтолкнуло к слухам, что «восстание было спровоцировано Австрией, дабы... помешать России объявить войну Турции»10. Николай I не придал значение «австрийскому следу» в событиях 14 декабря и даже хотел оставить Л.-Й. Лебцельтерна в России, но австрийский император отозвал дипломата на родину11. Согласно позднему варианту мемуаров С. П. Трубецкого, на прощальной аудиенции Л.-Й. Лебцельтерна, состоявшейся, вероятно, накануне Верховного Уголовного суда над декабристами, в ответ на слова посланника, обращенные к Николаю I: «Ваше Величество, Вы наделены величием. Перед Вами стоит благородная задача», император, прервав, сказал: «Вы правы, граф, я рассматриваю право помилования как лучшее украшение в моей короне»12. Следует подчеркнуть, что С. П. Трубецкой постоянно возвращался к этому эпизоду и в своих устных рассказах. Так, в 1855 году он сообщил его Е. И. Якушкину, по словам которого, Л.-Й. Лебцельтерн передал эти слова императора Е. И. Трубецкой вечером дня аудиенции13.
В представлениях дипломатов и политиков других союзнических держав попытка членов русского «Тайного общества» совершить государственный переворот также казалась явлением, напрямую связанным с деятельностью тайных обществ и теми революционными событиями, которые совсем недавно происходили в Центральной и Южной Европе. Об этом свидетельствует депеша французского посла П.-Л.-О. ЛаферронэК. В. Нессельроде от 30 января 1826 года, в которой подчеркивалось, что официальное сообщение российского МИД «тем более важное, что делает очевидным намерение, каковое вынашивали зачинщики гнусного заговора, и те воистину страшные способы, воспользовавшись каковыми, они дерзали надеяться снискать успех»14. «Здешние мятежники намеревались произвести переворот главным образом потому, что возбуждались революционными доктринами,— записал в своем дневнике 24 января 1826 года генерал-адъютант прусского принца Вильгельма Леопольд фон Герлах во время посещения России прусской делегации, — прочие жалобы их на современные беспорядки в России, согласно сделанным признаниям, служили лишь предлогом»15.
480
Т. В. АНДРЕЕВА
Тем не менее, российская официальная версия событий 14 декабря 1825 года, попавшая на страницы европейской прессы, подверглась критике со стороны либеральной западной публицистики, а позже появились статьи о восстании Черниговского полка, что вызвало озабоченность петербургского правительства. В ответ на это дипломаты попытались заверить Николая I в том, что цензура в их странах будет усилена. При этом дипломатические представители, видя «мудрость и твердость государя перед лицом тяжких испытаний», уповали на скорейшее восстановление «желанного спокойствия и конечного преодоления кризиса в интересах Европы и союзных дворов»16.
Однако очень скоро важнейшей задачей российского правительства на внешнеполитической арене стало демпфирование идеи о том, что Россия также не застрахована от массовых революционных выступлений и ее также легко «возмутить». Зная о секретных протоколах Священного союза, Николай I посчитал необходимым продемонстрировать Европе отсутствие в Российской империи условий для военной революции. Еще 20 декабря 1825 года на первом официальном приеме Николай I, выступая перед дипломатическим корпусом, сказал: «Я хочу, чтобы Европа знала правду о событиях 14/26 декабря... Ничего, заявляю вам, не будет скрыто; причины, последствия и виновники этого заговора будут известны всему миру, как известны они мне самому... Смерть императора была предлогом, а ни в коем случае не причиной только что подавленного восстания... Однако это восстание нельзя сравнивать с восстаниями в Испании и Пьемонте. Слава Богу, мы еще далеки от этого, и надеюсь, что никогда не дойдем до такого положения... Я снова все повторяю — это не военное восстание. Я более чем когда-либо уверен в моих войсках. Несколько негодяев и сумасшедших думали о возможности революции, для которой, благодарение небу, Россия далеко не созрела. Вы можете заверить свои правительства, что эта дерзкая попытка не будет иметь никаких последствий»17. В подобном дискурсе император говорил на указанном приеме в приватной беседе с П.-Л.-О. Лаферронэ18: «Революционный дух, внесенный в Россию горстью людей, заразившихся в чужих краях новыми теориями, пустил несколько ложных ростков и внушил нескольким злодеям и безумцам мечту о возможности революции, для которой, благодаря Богу, в России нет данных»19. Согласно депеше П.-К. Странгфорда Дж. Каннингу от 23 декабря 1825 года, Николай I «с искренней печалью говорил,
Тайные общества в России в первой трети XIX века
481
что банда злоумышленников и заговорщиков эксплуатировала лучшие чувства его народа, ввела в заблуждение его привязанность к Императорскому дому, и эти самые чувства привязанности сделала своим орудием, дабы ниспровергнуть монархию и сделать эту обширную империю сценой общего разгрома»20.
Итак, идея национальной самобытности, т. е. представление о России как стране, благоденствующей под самодержавным скипетром и не имеющей почвы для революции, и о россиянах, в своем большинстве верноподданных, была сформулирована уже в самом начале царствования. Для российского читателя она была озвучена в упоминавшемся уже манифесте от 19 декабря 1825 года, в котором подчеркивалось, что «российский народ, всегда верный своему Государю и законам, в коренном его составе также неприступен тайному злу безначалия, как недосягаем усилиям врагов явных»21. В европейское общественное мнение и политическое мировоззрение монархов Австрии, Пруссии, Баварии, Вюртемберга и др. данное важнейшее положение внедрялось посредством упоминавшихся уже миссий, поскольку в инструкции МИД указывалось: «Его Величеству известна вся серьезность зла, но императора утешает уверенность в преданности Государю и в чистоте намерений основных масс народа и войск, и это чувство определит дальнейший образ действий нашего Августейшего Государя»22.
Вместе с тем, применительно к европейским делам, антиреволю-ционный пафос 1820-х годов оставался в силе. Известно, что еще в конце лета 1825 года, собираясь в Таганрог, Александр I будто бы сказал Николаю Павловичу: «Тебе, любезный брат, предстоит довершить важное дело, начатое мною основанием Священного Союза царей»23. Так же как и брат-император, Николай I видел в Союзе коллективный общемонархический инструмент борьбы против революции. Заключенный в Лондоне 6 июня 1827 года договор трех держав — России, Англии, Франции — и секретный протокол к нему предусматривал возможность коллективного вмешательства во внутренние дела воюющих государств, чтобы прекратить военные действия. С началом Июльской революции 1830 года во Франции Николай I даже подумывал о прямой интервенции в этот субъект Священного союза, но не форсировал принятие решения. Однако когда осенью того же года началась Бельгийская революция и король Нидерландов попросил его о помощи, то Николай Павлович поставил вопрос об отправке в Бельгию российского корпуса. Считая революционные события в Европе реализацией
482
Т. В. АНДРЕЕВА
политического заговора революционеров, Николай I в своей «политической исповеди» 1830 года подчеркивал: «Но легко было предвидеть, что пример столь пагубной низости повлечет за собою серию подобных событий. И верно, за Парижем не замедлил последовать Брюссель»24. Поэтому и в послании Вильгельму I от 25 октября того же года император писал: «Интересы всех правительств и мир всей Европы затрагиваются событиями в Бельгии. Проникнутый этими убеждениями, я готов выполнить в согласии с моими союзниками взятые на себя обязательства во всем их объеме и части, касающейся меня, я не колеблюсь ответить на призыв Вашего Величества: уже отдан приказ, чтобы были собраны необходимые войска»25. Только начавшееся в ноябре 1830 года восстание в Польше, которое требовало все больше военных сил, приостановило реализацию данного плана26. При этом Николай I напрямую связывал «мятеж» в Варшаве с революционными событиями в центре Европы. В собственноручной записке о Польше император сокрушенно констатировал: «Когда же удар нанесен, а пример дан, трудно полагать за верное, что во времена смуты и всеобщего брожения эти превратные представления не будут и далее давать ростки, несмотря на имеющийся опыт заблуждений и их гибельные последствия»27.
Хотя формировавшаяся новая внешнеполитическая доктрина России постепенно разрушала систему «европейского равновесия» Священного союза, но вместе с тем она отражала антиреволюци-онную направленность Российского двора. Петербургский протокол между Россией и Англией, подписанный 4 апреля 1826 года, привел к изоляции Австрии и ее канцлера К.-В. Меттерниха, который писал в своем дневнике, что система, «известная под именем Священного союза, теперь уже не более, чем видимость»28. Действительно, Николай I все больше отходил от доминирования общеевропейских интересов, характерного для Александра I, и утверждал чисто «русскую политику». Европейские революции 1830 года еще более ослабили консервативную солидарность трех династических монархий — России, Австрии и Пруссии. Признание союзниками новой власти во Франции и Бельгии29, восстание в Польше, воспринятое Николаем I как итог иностранного влияния30, избирательная реформа 1832 года в Англии, показавшей себя «защитницей всего, что является беспорядком, революцией и разрушением»31 — все это актуализировало во внешнеполитической доктрине российского императора мифо
Тайные общества в России в первой трети XIX века
483
логему «всеевропейского заговора революционеров». После покушения на Николая I во время коронации в Польше в 1829 года и «вспышки» революционности в Европе царь все больше опасался за свою жизнь, считал, что его «хотят зарезать», окружал себя «верными молодцами» «отца-командира» — И. Ф. Паскевича, верил в террористов, «подосланных из Франции»32.
Во многом этому способствовала активная позиция стареющего К.-В. Меттерниха, который, как он полагал,— «в начале нового революционного периода» имел все «основания» сказать: «Революционная партия связана самым тесным образом; она не принимает во внимание ни политические границы, ни различия между народами»33. Николай I не изменил своего более чем прохладного личного отношения к австрийскому канцлеру и не доверял ему, но антиреволюционный запал бывшего «первого министра Европы» был ему близок34. В 1830 году император подчеркивал, что «в минуту опасности нас всегда увидят готовыми незамедлительно прийти на помощь союзникам, которые остались бы верными нашим старым принципам»35, а в 1832 году признавал важность усиления союза России, Австрии, Пруссии. Николай Павлович говорил К.-В. Меттерниху о необходимости «остановить поток революции, обуздать Францию и Англию и сохранить спокойствие»36. 3 октября 1833 года в Берлине на встрече Николая I, Франца I и Фридриха-Вильгельма III была подписана конвенция, конкретизировавшая «общие действия против революционеров» и подтверждавшая право вмешательства во внутренние дела союзных государств в случае официального призыва о помощи одного из субъектов Священного союза. Однако прежнего единства союзников уже не существовало. Почти через десять лет анализируя истоки революции в Австрии 1848 года в своей записке о положении дел в Европе, Николай I, вспоминая эпоху начала 1830-х годов, писал: «С этого печального момента от нашего тесного единения остались только одни внешние признаки, во все наши взаимоотношения вкралось недоверие, так как наши принципы, очевидно, перестали быть одинаковыми»37.
Что же касается российских внутриполитических дел, то в отношении к ним мифологема «всеевропейского заговора революционеров» была демпфирована Николаем I в течение 1826 — начала 1830-х годов. Еще в декабре 1825 года, сразу после событий на Сенатской площади, она была поставлена делопроизводителем Следственного комитета А. Д. Боровковым в центр всей системы до
484
Т. В. АНДРЕЕВА
казательств об антигосударственной направленности деятельности российских «злоумышленников». Отмечая, что в 1824 году Южная «отрасль» «Тайного общества» установила связи с Польским патриотическим обществом и скоординировала совместные одновременные действия, Боровков подчеркивал, что через поляков южане были связаны с тайными обществами Венгрии, Испании, Англии, Франции. Датой начала общеевропейской революции был назначен 1826 год. Однако ситуация междуцарствия в Петербурге заставила руководителей Северной «отрасли» перейти к активным действиям: используя сложности, связанные с двойной присягой, 14 декабря 1825 г. они попытались произвести государственный переворот38.
Но уже при составлении Д. Н. Блудовым «Донесения Следственной комиссии» в нем не ставился вопрос о связях «злоумышленных тайных обществ» с европейскими странами, что было обусловлено стремлением российского правительства предотвратить всяческие толки и «волнения в умах непросвещенных». Поэтому все собранные сведения, связанные с данной проблемой, вошли в секретное Приложение № 3 к докладу Комиссии. Первым и главным его пунктом было исследование «Не имели ли влияния на действия и планы злоумышленников державы иностранные? ». Согласно собранным данным, отмечалось, что было подозрение на Стокгольмский двор, поскольку «носился слух, будто в Финляндии есть тайное общество, имевшее целью ее присоединения к Швеции»; на Австрию, в силу тесных родственных связей одного «из главных мятежников» С. П. Трубецкого с бывшим австрийским посланником гр. Л.-Й. Лебцельтерном; наАнглию, поскольку «многие из допрашиваемых утверждали, что Английский кабинет помогал Польскому Патриотическому обществу в предприятиях оного для отделения Польши от России». Однако, согласно розыскам Комиссии, все эти подозрения, к удовлетворению Николая I, оказались не основательными. Финляндское общество — «выдумка заговорщиков, подобная многим другим, коими они старались ободрять друг друга». Что же касается австрийского посланника, то «план заговора и мятежа» ему не был известен. Сведения об участии Англии также оказались вымыслом членов Патриотического общества, имевшего связи с Южным. Так, М. И. Муравьев-Апостол показывал, что будто бы П.-К. Странгфорд проездом из Петербурга в Лондон через Варшаву встречался с К. О. Княжевичем. Однако на запрос Комиссии об этой инфор
Тайные общества в России в первой трети XIX века
485
мации великий князь Константин Павлович отвечал, что все «это ложь, ибо ему были известны все шаги английского дипломата во время его краткого посещения польской столицы»39.
В августе 1826 года во время коронационных торжеств Николай I приказал расследовать вопрос о связях членов бывшего «Тайного общества» с иллюминатами. Поводом стали следственные показания В. Л. Давыдова и Н. М. Муравьева об их домашних и учебных занятиях с профессором Э.-В.-С. Раупахом в немецком училище Св. Петра в 1807 году. Дело в том, что, по мнению правительства, профессор был «эмиссаром иллюминатского движения в России». Служивший учителем в доме Н. Н. Новосильцова, затем кн. П. М. Волконского, с 1816 по 1818 год являвшийся ординарным профессором немецкой литературы Главного педагогического института, а с 1819 по 1821 год — всеобщей истории Санкт-Петербургского университета, Э.-В.-С. Раупах в 1823 г. в связи с гонениями на университеты был уволен от службы и выслан из России40. Тем не менее на дополнительном расследовании «на счет связей с профессором» были допрошены В. Л. Давыдов и Н. М. Муравьев, которому даже было «обещано от имени Государя прощение» «за указание следов иллюминатов»41. В своих ответах В. Л. Давыдов подчеркивал, что «общество иллюминатов известно ему единственно по сочинению аббата Барюэля и что, вероятно, оно имело большое влияние на мнения и политические понятия европейских народов, но только не на Россию». Н. М. Муравьев же на вопрос — «не от прагматической ли истории сего профессора почерпнул он правила, клонившиеся к ниспровержению правительства и престола и к водворению безначалия, и не был ли он принят Раупахом в общество иллюминатов» — отвечал, что «ничему не учился у Раупаха и не читал его прагматической истории, вовсе не знал его, и не был с ним ни в каких сношениях ни сам, ни посредством других, и не только не принадлежал к обществу иллюминатов, но знал об нем только по книге Барюэля, по которой никто не пожелал бы вступить в сие общество»42. Эти ответы были доложены через начальника Главного штаба И. И. Дибича Николаю I. И хотя на самом деле Н. М. Муравьев в 1819 году слушал лекции Э.-В.-С. Раупаха в университете, император, надо думать, был доволен ответами видных деятелей «Тайного общества», которые подчеркивали свое отрицательное отношение к Ордену иллюминатов. Это находит подтверждение в записках А. Д. Боровкова. Согласно ретроспективному взгляду
486
Т. В. АНДРЕЕВА
делопроизводителя Следственной комиссии, Н. М. Муравьев был искренен в своих ответах: «Не предполагаю, чтобы Муравьев из преданности иллюминатам или упрямства не хотел воспользоваться случаем заслужить прощение: вернее заключить, что он не только определенно, но и приблизительно не знал ни состава, ни средств, ни лиц, ни местопребывание правителей. Допросом Муравьева кончилось исследование об иллюминатах; обращаться с вопросами к другим не было ни поводов, ни оснований»43.
В 1827-1828 годах, уже после отправки осужденных декабристов в Сибирь, теперь уже III Отделение вернулось к вопросу о связях «злоумышленников» с дипломатическими представителями в России. Дело в том, что в конце 1827 года Ф. В. Булгарин подал на имя А. X. Бенкендорфа записку в связи с запросом начальника III Отделения: «Имеют ли иностранные державы влияние на политический образ мыслей в России». В записке в ряду других контактов «заговорщиков» указывалось на близкие отношения А. О. Корниловича с упоминавшимся уже не раз австрийским посланником гр. Л.-Й. Лебцельтерном и секретарем австрийского посольства Гуммлауером. Ф. В. Булгарин подчеркивал: «Корнилович был любим в кругу литераторов и между офицерами... был ветрен и болтлив, то они употребляли его как орудие для выведывания от него, что делается, что говорится в среднем классе, и через него собирали характеристики лиц, с которыми лично не знались; Корнилович действовал, не зная сам того, чтобы похвастаться своими знакомствами». На обедах у него бывали, как литераторы, члены «Тайного общества» — А. А. Бестужев и К. Ф. Рылеев, так и дипломаты. «Отсюда вышло много связей... политические правила, мнимые тайны, дипломатические предложения насчет будущего, разгадки прошедшего разносились из дому Трубецкого, и Корнилович служил эхом». Для выяснения этих обстоятельств, согласно отношения дежурного генерала Главного штаба А. Н. Потапова А. X. Бенкендорфу от 14 февраля 1828 год, А. О. Корнилович был доставлен из Сибири в Петропавловскую крепость и посажен в Алексеевский равелин. 18 марта того же года через коменданта крепости А. Я. Сукина ему были предложены выработанные в III Отделении вопросные пункты. Ответы А. О. Корниловича, в которых отрицалась связь «Тайного общества» с дипломатами иностранных держав44, надо думать, вполне удовлетворили Николая I.
Между тем Николай Павлович, желая поближе познакомиться с историей движения тайных обществ в Европе и конкрет
Тайные общества в России в первой трети XIX века
487
но Ордена иллюминатов, в начале февраля 1831 года поручил М. Л. Магницкому написать записку об иллюминатах и их российских связях. Бывший попечитель Казанского учебного округа в это время отошел от дел, поскольку проведенная в 1826 году по многочисленным жалобам ревизия генерала П. Ф. Желтухина выявила «упадок» Казанского университета, растрату казенных сумм и привела к отставке М. Л. Магницкого. Вероятно, обрадованный монаршим вниманием, он представил серию записок, полученных Николаем I 28 февраля — 3 марта 1831 г. Автографы записок, отложившиеся в фонде 115 Архива Санкт-Петербургского Института истории РАН, имеют маргиналии и подчеркивания на полях, которые дают представление о реакции императора на рассуждения автора45.
В первой записке от 3 февраля 1831 года «Об иллюминатском заговоре, потрясшем Европу» с подзаголовком «Обличения Всемирного заговора против алтарей и тронов, публичными событиями и юридическими актами» тщательному рассмотрению был подвергнут сам Орден иллюминатов во главе с А. Вейсгауптом. Сведения о нем, судя по всему, были почерпнуты автором из официальных материалов Баварского правительства, а также из сочинений аббата А. де Баррюэля. Вполне в дискурсе баррюэлевской концепции тайного общества как политического заговора, Орден определен М. Л. Магницким как нелегальный союз, имевший «цель политическую», направленную на «освобождение народов от Государей, Дворянства и Духовенства». Для ее достижения иллюминаты стремились «завладеть всеми правительственными местами, помещая на них своих агентов». В силу этого даже после разгрома общества А. Вейсгаупта иллюминатство распространилось «во всем мире под именем масонства, сея дух неповиновения властям... и раздоры... между царями и подданными». При этом Баварское правительство, осознавая дестабилизирующий характер Ордена, ограничилось только отставками незначительных членов и изгнанием его руководителя за границу. Тогда как программные документы «не были напечатаны для внушения всем подрастающим поколениям народов, что они должны остерегаться обмана сих богоотступных заговорщиков, противодействовать им и обнаруживать их, где только они встретят на поприще гражданского бытия своего... Для тайного общества ничто не может быть гибельнее как обнародование тайн его»46.
Однако, по мнению Николая I, подобная акция со стороны германских властей могла бы способствовать еще большему рас
488
Т. В. АНДРЕЕВА
пространению антигосударственных, антиобщественных и антихристианских идей. В своей маргиналии на данный текст император подчеркивал: «Вместе с тем и сколько могло бы породить и вредных мыслей, которые и на ум не могли придти»47. Надо думать, во многом страх перед распространением либеральных идей лежал в основании усиленных поисков «Русской Правды» и стремления российского правительства скрыть от общества программные документы декабристов.
Между тем, с точки зрения М. Л. Магницкого, именно политическая близорукость европейских правительств, надеявшихся, что «заговор» имеет только «местное распространение», привела к эскалации движения тайных обществ в Европе. В начале 1780-х годов А. Вейсгаупт распространил « заговор свой во Францию, но со всеми осторожностями», чтобы не спровоцировать «преждевременных мятежей», поскольку стратегической целью Ордена являлся «всемирный мятеж, одним разом». Среди его французских адептов автор называл Вольтера, Руссо, Лафайета, Мирабо, аббата Сьейеса. Французское иллюминатство имело три «степени» — масонскую, «философическую», политическую. Накануне Французской революции все «степени» объединились и превратились в разрушающую силу: «Сии скопища заговора приняли тотчас политический вид, под которым вскоре были опрокинуты алтари и трон Франции». Во время революции представители «политической степени» стали собираться в «храме того Бога, на которого ополчились и храм сей назван Клубом Якобинцев». И с тех пор «все разных наименований заговорщики противу Бога и царей, масоны разных степеней... соединились под именем якобинцев и единодушно и открыто принялись за все ужасы Революции». Даже блестящие победы Наполеона М. Л. Магницкий связывал с тем, что они были приготовлены тайными обществами. В посленапо-леоновской Европе деятельность конспиративных объединений еще более усилилась. В Германии на волне освободительных идей возник «обширнейший германский заговор» во главе с Союзом добродетели, или Тугендбундом, «под именем которого были те же иллюминаты». Однако в большей степени они сосредоточили свою активность во Франции и Англии, «где свободные конституции, прикрывая деятельность их личиною законных прений и свободы книгопечатания, давали им удобнейшее средство». Для М. Л. Магницкого, очевидно, что как индивидуальные теракты — покушение Жоржа Кадудаля на Бонапарта, убийства
Тайные общества в России в первой трети XIX века
489
шведского короля Густава-Адольфа III, А. Ф. Коцебу, герцога Ш.-Ф. Беррийского, так и «происшествия 14 декабря 1825 года, заговор в Польше» — дело рук «Парижского клуба». Причем все эти политические процессы свидетельствовали о силе и неизменности «правил тайных обществ», которые действуют «по твердому, вековому плану и совершенно систематически», тогда как «против них поступают урывками и без плана». По словам автора, те же самые силы, которые произвели Французскую революцию, «ныне, почти чрез полвека, управляют разумом Европейского мятежа»48.
Итак, исследование «всемирного заговора» иллюминатов, произведенное М. Л. Магницким, привело его к заключению, что Орден не уничтожен, а, наоборот, «обнимает уже всю Европу, его ответвлениями являются все тайные общества под разными их именами». Автор подчеркивал, что это всеевропейское тайное общество разделяется на «начальников невидимых» и «управляемый... народ иллюминатский », характерными чертами которого являются «полупросвещение», стремление к социальным потрясениям, политическое и религиозное диссидентство. При этом руководители, воздействуя на «управляемых» декларацией либерально-просветительских аксиом о соответствии законов «с духом времени», распространении «царства разума», формируют «общее мнение в их смысле»49. В этой ситуации, по словам М. Л. Магницкого, «взоры и надежды всего человечества» обращены на Российскую империю и российского императора. Именно в России все здравомыслящие люди видят «противоборца, страшного силою физическою, духом ея истинной и несокрушимой религии, преданностию ее самодержцам», только она может противостоять «стоглавой гидре». «Всеразрушающий иллюминатский союз» более всего страшится российского императора, который возведен «на высочайший престол» «за руку чудесным промыслом Божиим»50.
Во второй записке «Историческое изложение входа и водворения иллюминатства во всех многоразличных его видах в Россию», относящейся к 7 февраля 1831 года, М. Л. Магницкий все внимание обратил на дестабилизирующие процессы в Российской империи. С точки зрения автора, иллюминатство пришло в Россию вместе с масонскими ложами в конце 1760-х годов: «Противуобщественный заговор бросил свой корень в екатерининскую эпоху» и существует «доныне». В России есть «иллюминатство политическое, духовное, академическое, народное».
490
Т. В. АНДРЕЕВА
При этом официальный либерализм первого периода царствования Александра I дал мощный толчок развитию всех его видов. Любопытно, что сам М. Л. Магницкий не только причислял себя к числу настоящих, «искренних либералов», но и подчеркивал особое внимание императора к его проективному творчеству. К числу других «примечательнейших проектеров» того времени он причислял академика Г.-Ф. Паррота и В.Н. Каразина. Однако первый, под «личиной либерала» имевший продолжительное и сильнейшее воздействие на императора, был членом германского «иллюминатского клуба» и действовал «в его видах». Второй же очень скоро потерял значение «в порядке политическом» и «обратился к иллюминатству академическому». Проявлением иллюминатства в правительственной сфере М. Л. Магницкий считал реформаторскую деятельность М. М. Сперанского, «кабинет которого сделался ложею». Именно здесь «сработала» обычная для иллюминатов тактика «обмана правительственных людей, чтобы управлять ими в видах своего общества»: еще в 1810 году М. М. Сперанский попал «в сети коварного иллюмината» И.-А. Фесслера. И все же неудачи официальных «конституционных предприятий», как полагал автор, в наибольшей степени были обусловлены охлаждением самого Александра I: «Правление, чем более он входил в него, представлялось ему практикою, а не тео-риею, как оно и есть действительно, и озабочивало его занятиями гораздо существеннейшими, нежели мечтательные умозрения... Вскоре остался один тон либерализма». Вместе с тем с 1817 года в России усилилось масонство, появились политические тайные общества, а ланкастерские школы были «обращены в механическое содействие» иллюминатству. Как писал М. Л. Магницкий, «время от 1815-го до 1824 года было самое блистательное во владычестве сектаторства »51.
Записка третья «Об иллюминатстве академическом, духовном, народном», датированная 17 февраля 1831 года, была посвящена выявлению элементов иллюминатской доктрины в системе российского просвещения, духовной сфере, народной жизни. По мнению автора, «систематическое действие иллюминатов на народное просвещение» началось еще с 1802-1804 годов, с образования Министерства просвещения и его либеральных мероприятий. Во-первых, предоставление университетской автономии по уставу 1804 года, т. е. установление «среди империи самодержавной» системы «республиканской», способствовало
Тайные общества в России в первой трети XIX века
491
тому, что к преподаванию были допущены такие видные иллюминаты, как Э.-В.-С. Раупах. Когда же попечителем Петербургского университета стал С. С. Уваров, по мнению М. Л. Магницкого, находившийся под влиянием германских иллюминатов во главе с И.-В. Гете, то их влияние еще более усилилось. Во-вторых, именно в лоне министерства была создана программа по усовершенствованию молодых русских ученых заграницей, следствием которой стали их прямые и опосредованные связи с иллюминатами, проникновение иллюминатской литературы в Россию. «Дух иллюминатства», под которым М. Л. Магницкий понимал «чистый материализм», проник во все науки — историю, словесность, математику, медицину, философию, политическую экономию. В своих лекциях профессора различных высших учебных заведений — А. И. Галич, И. И. Давыдов, А. П. Куницын, М. Г. Павлов, а особенно Д. М. Велланский — «самый известный иллюминат»— проповедовали «самую утонченную и полную теорию материализма»52. Они утверждали, что «человек естественный совершенно свободен, а господство над ним есть одно злоупотребление права сильного»; «лица правительственные, духовенство, дворянство... суть классы не производящие, т. е. трутни общества»; «рабство весьма вредно, ибо препятствует успехам промышленности»53.
В результате, считал М. Л. Магницкий, было бы удивительно, если бы студент, выслушавший полный курс «в сем смысле», «при первом случае не соединился с мятежниками». С точки зрения автора, это — «самое логическое и правильное последствие начал, данных ему публичным воспитанием от его правительства» . В этом положении иллюминатства, когда оно проникло повсюду, «на что еще способны тайные общества, приемы, присяги, испытания?» — задавал риторический вопрос автор. Ведь на иждивении самого правительства существовала «ложа... под именем просвещение» и каждый год давала образование новому поколению, которое через два — три года было готово действовать «пером и шпагою», а в течение каждого десятилетия усиливала «грозный невидимый легион иллюминатов». Действуя в видах Ордена вместе и отдельно, они даже могли не принадлежать ни к какому тайному обществу и не знать вождей движения. Во время и после европейского похода русской армии официальные и частные связи просвещенного дворянства с Европою привели к тому, что «воинственный дух» Тугендбунда перешел и в Россию. Было составлено «Тайное общество», являвшееся ответвлением «союза
492
Т. В. АНДРЕЕВА
цареубийц», который начал «неистовства свои» с террористического акта К. Занда. «Такова поистине философическая история нашего мятежа 1825 года», — заключал М. Л. Магницкий, подчеркивая, что одной из причин «академического иллюминатства» является отсутствие правительственного надзора и контроля над системой народного просвещения54. Надо сказать, весь данный сюжет полностью отчеркнут на полях Николаем I с пометой «Nota Вепе», что свидетельствовало о том внимании, с которым император отнесся к рассуждениям автора.
В этой же записке М. Л. Магницкий коснулся вопроса об ил-люминатстве «духовном», под которым имел в виду духовенство «нового духа», по своей мировоззренческой сущности «совершенно иностранное», далекое от народа, не удовлетворявшее «его духовной потребности во всей простоте и доступности истинной веры»55. Здесь же автор обратился к вопросу «об иллюминатстве народном». Считая, что европеизация и образование коснулись только дворянского сословия, а народ российский, хотя и не образован, но «добрый и верный Богу и царю», «отделен по счастию от Европы», М. Л. Магницкий тем не менее видел наличие и в нем иллюминатских элементов. Во-первых, это — огромное число дворовых людей, составляющих «развратнейший класс» и распространяющих «совершенно вредные понятия о религии и правительстве». Во-вторых — низшее военное и гражданское чиновничество, уволенное от службы и «волнующее умы крестьян» тем, что «пишут им жалобы и просьбы»: «Этот класс держит народ в том заблуждении, что до Бога высоко, а до царя далеко и что правосудия никак найти нельзя иначе, как за деньги». В-третьих — раскольничье движение духоборов, русских квакеров, иудейских фундаменталистов, а также расширение протестантского вероисповедного ареала в виде общества Гернгутеров. Так, по мнению автора, «иллюминатское общество, не овладев прямыми средствами развращения народной массы, воздействует на нее опосредованно »56.
Заключая свои рассуждения об «иллюминатском заговоре, потрясшем Европу», М. Л. Магницкий делал следующие выводы. Наличие представительных учреждений в Англии и Франции свидетельствует, что Орден иллюминатов «захватил» правительства этих стран и намерен произвести «всемирный переворот». «Торжество иллюминатства под именем представительных правительств, — по мнению автора, — есть не что иное, как узаконенный
Тайные общества в России в первой трети XIX века
493
бунт». В Европе есть только одно государство — Россия — «оборо-нитель законности», «страшный исполин нравственною его силою и святостью», «благотворным самодержавием». Иллюминатство будет производить на нее воздействие «двух родов» — внешнеполитическое (ослаблением союза трех монархических государств, «местническими мятежами»), внутриполитическое (расшатыванием финансово-экономической системы империи), а также идеологическое (посредством периодической печати, литературы, «личных связей с адептами и нарочными Ордена»)57.
Таким образом, М. Л. Магницкий в своих записках об иллюминатах на имя Николая I конкретизировал и развивал те идеи, которые были им высказаны еще в 1808 году в упоминавшейся уже ' записке Александру I «Нечто об общем мнении в России и верховной полиции»58. Автор стремился продемонстрировать Николаю I, что революционный процесс, начавшийся с Французской революции, нашедший выражение в европейских революциях 1820-х годов, российском «мятеже» 14 декабря 1825 года, Французской и Бельгийской революциях 1830 года, Польском восстании, является практической реализацией «всеевропейского заговора революционеров». Следует подчеркнуть, что критикам. Л. Магницкого была направлена и против радикальной составляющей европейского масонства, поскольку Орден иллюминатов был создан по модели масонской организации. Целью записок становилось и важнейшее положение, что все антиправительственные выступления в Европе (от революций до индивидуальных терактов) оказывались явным, видимым результатом действий внутреннего, невидимого врага в каждом государстве — тайного общества, имеющего общий протопит (Орден иллюминатов) и подчиняющегося единому всеевропейскому центру. Кроме этого, М. Л. Магницкий хотел дискредитировать в глазах Николая I либерально-просветительскую идеологию с такими ее классическими атрибутами, как конституционализм и представительство. Тот факт, что идеологической основой конспирации, отражавшей общественную либерализацию, являлись принципы свободы личности и борьбы с тиранией, делал ее в глазах автора-консерватора деструктивной.
Важнейшей задачей записок стало и выявление иллюминатско-го «следа» в различных сферах российской жизни. Подчеркивая, что либеральная эпоха Александра I дала мощный толчок развитию в России всех видов иллюминатства, М. Л. Магницкий в наибольшей степени остановился на идеологической сфере. По
494
Т. В. АНДРЕЕВА
его мнению, университетское образование предыдущего царствования, основанное на европейской либерально-просветительской идеологии, сформировало поколение «разрушителей». При этом именно практика европейского совершенствования профессорско-преподавательского корпуса и получения высшего образования за границей создавали условия для формирования у молодежи антиправительственных настроений. Именно на данный аспект событий 14 декабря 1825 года автор обращал особое внимание Николая I, подчеркивая необходимость усиления православных, самодержавных и патриотических начал в системе народного просвещения. М. Л. Магницкий стремился подчеркнуть и мессианскую роль России и российского императора в борьбе с иллюминатско-революционной «гидрой». Надо сказать, вопрос об «иллюминатах в России» оставался актуальным и в начале XX века. Об этом свидетельствует историческая справка-приложение к докладу Департамента полиции от 19 марта 1913 года министру внутренних дел Н. А. Маклакову. В справке приводятся сведения об «Ордене иллюминатов» Адама Вейсгаупта и отрывки из записок М. Е. Магницкого об иллюминатах59.
Возвращаясь к событиям первой трети XIX века, следует сказать, что немного раньше «доноса» М. Л. Магницкого через военного министра А. И. Чернышева было передано первое всеподданнейшее письмо бывшего масона, генерал-майора А. Б. Голицына от 14 января 1831 года с приложенным сочинением под заглавием «Об иллуминатстве в 1831 году». В нем также говорилось «о величайшем заговоре иллуминатов в России против христианской веры, против самодержавия и против народа русского» «по всем правилам иллуминатства Вейсгаупта»60. Так же как и М. Л. Магницкий, автор в первой части «фолианта» рассматривал сущность Ордена иллюминатов и основные цели его деятельности. Основываясь на изданных баварским правительством материалах и сочинении аббата А. Баррюэля, он так же определял Орден, как всемирный заговор, направленный «против всех престолов божьих и царских, против всех народов», «к ниспровержению христианской веры и к отнятию власти от всех земных царей и правителей». «Мечтательной», т. е. утопической, целью иллюминатов определялось моральное совершенствование человечества, но для ее достижения А. Вейсгаупт предлагал использование политических рычагов — уничтожение всех ограничений: религиозных, государственных, общественных, препятствующих свободному
Тайные общества в России в первой трети XIX века
495
развитию человека. Причем должно было это произойти незаметно для властей, посредством тайных обществ, т. е. хотя и ненасильственным, но конспиративным путем. Увеличением числа членов нелегальных организаций; внедрением своих адептов во все государственные структуры, особенно в ближайшее окружение монархов и их сановников: формированием молодого поколения Европы в рамках своей идеологии и ее пропаганды; усилением народного неудовольствия и всех форм «неповиновения властям, законам государственным и христианским».
А. Б. Голицын писал: «Цель секты состоит в том, чтобы вкрадываться самым воровским и нечувствительным образом в правления государств, окружать престолы легионами неутомимых членов секты, которые все должны стремиться к одной цели, и самым тайным и нечувствительным образом овладеть воспитанием юношества и духовных академий; стараться истребить предрассудки, в числе коих поставлена вера христианская, повиновение к законным царям и обязанности гражданина к человечеству, ибо нет у нее ничего святого»61. Поэтому «иллуминаты являются под всеми возможными названиями: во Франции именуются: Jacobins, Septembreurs, Libraux, la Gauche, Republicains etc.; в Англии: les Radicaux, les rauters; в Гишпании: Cortex, maons, constitutionnels; в Италии: Carbonaris; в Польше: patriotes etc.». Реализация данной программы Ордена была рассчитана на 50 лет, т. е. с 1780-х годов по начало 1830-х годов. При этом устав предписывал членам Ордена повиновение руководителям, сохранение тайны созданием конспиративной структуры, клятвенную атрибутику, жертвенность, а также террористическую тактику достижения политической цели, вплоть до цареубийства. Никто не имел права отказаться от этого акта, «будучи связан такою страшною присягою в верности Ордену, что перед нею исчезают все священные обязанности человека и гражданина и разрушается самая присяга верноподданности»62.
Во второй части сочинения А. Б. Голицын попытался обнаружить «существование иллуминатов в России» и выявил «сильное влияние их на воспитание юношества, которому внушаются все иллуминатские правила, противные христианской вере, противные обязанностям верноподданного, самые опасные для самостоятельного всякого государства, а тем паче самодержавного». В этой части автор, так же как и М. Л. Магницкий, стремился продемонстрировать Николаю I, что истоки иллюминатства в России, «семена
496
Т. В. АНДРЕЕВА
революции» были посеяны «в продолжение 24 лет» царствования Александра I. Важнейшей сферой его внедрения стало народное просвещение, где «профессора-иллюминаты» К. И. Арсеньев, К. Ф. Герман, Э.-В.-С. Раупах, А. Л. Шлецер давали «учение», присоединяющее слушателей «к ополчению людей», целью которых являлись революции, уничтожение «царей и веры». В свою очередь, студент, «напоенный сим чудесным и полезным для государства просвещением», вступив в должность в департаментах и канцеляриях, начинал действовать вполне по «орденским инструкциям». Применительно к началу царствования Николая I А. Б. Голицын в качестве примера привел фигуру М. А. Корфа, назначенного 7 ноября 1830 года делопроизводителем Комитета о казенных крестьянах и вице-директором Департамента разных податей и сборов Министерства финансов63. По мнению автора, это и давало ему, как «верному брату Ордена», возможность содействовать репрессивным мерам при сборе недоимок и податей с крестьян, что «при бедственных положений в России приведет частые бунты и революции».
С точки зрения А. Б. Голицына, руководители всемирного заговора иллюминатов в настоящее время обратили свои взоры именно на Россию, поскольку «никакое государство в мире по прочности своих коренных узаконений и по врожденной привязанности русского к вере и к законному Государю, не представляло столько затруднений для успешного действия иллуминатства». Российская империя атакуется «с трех сторон, разрушение ея поручено трем пропагандам — Саксонской (главной), Гамбургской и Парижской». Каждой из них определялось воздействие на различные сферы российской жизни — первой на народное просвещение: «дух и преподавание иллюминатское по всей России», второй — финансовую систему, третьей — идеологическую, т. е. «на умы влияние». По мнению автора, «из всего извлекаются виды и средства к систематическому, медленному растлению всего государственного тела». Иллюминаты стремятся «исказить греко-российскую веру», усилить религиозное сектантство. В то же время они демпфируют национально-патриотические чувства россиян, стараются водворить на высшие государственные посты своих адептов, чтобы «разорить финансы и благосостояние народное», а тем самым дестабилизировать социально-экономическое положение в стране, усилить всеобщее недовольство, ослабить связь верховной власти и подданных. А. Б. Голицын подчеркивал:
Тайные общества в России в первой трети XIX века
497
«Секта постоянно поджигает, дразнит все сословия и старается представить русских бунтовщиками в глазах государя и возбудить негодование в русском народе и взаимно восстановить народ на царя... При всеобщем направлении учения, чему удивляться, что рождаются мечты, что всякий студент думает сделаться диктатором и сделать лучше того, что есть; брожение в умах начинается, созревает нарыв, готовится 14 декабря». Говоря, что в стране действуют «не менее 40 000 неутомимых иллюминатов, рассеянных по всему пространству ея, облеченных доверенностью правительства», автор указывал на «главных иллюминатов» — А. Н. Голицына, В. П. Кочубея, М. М. Сперанского. При этом доноситель подчеркивал, что III Отделение «все знает, но не все передает»64.
Итак, А. Б. Голицын акцентировал внимание власти на тех же аспектах антигосударственной, антихристианской, антиобщественной сущности «иллуминатов», что и М. Л. Магницкий. Он подчеркивал, что они используют, хотя и ненасильственную, но конспиративную тактику внедрения в «государственное тело» России с целью его постепенного разрушения. Автор стремился уверить императора, что в России действует огромное число последователей Ордена, влияющих на народное просвещение, духовную и политическую жизнь русского общества. В «доносе» генерал-майора существовал и другой важный аспект, связанный с компрометацией руководителей III Отделения, которые якобы намеренно скрывали эту информацию от Николая I. Цель этого компромата, как справедливо считает Я. А. Гордин, А. Б. Голицын и его соратники видели в необходимости внушить императору, что «политическое равновесие внутри империи можно удержать, оперевшись», прежде всего, на них65. <...>
Не вызывает сомнений, что оба трактата об иллюминатстве, а по сути «доносы», М. Л. Магницкого и А. Б. Голицына, написанные почти одновременно и полученные Николаем I в январе-марте 1831 года, являлись обдуманной и целенаправленной акцией консервативной «партии». И хотя сочинение А. Б. Голицына было составлено по собственной инициативе, а записки М. Л. Магницкого — по повелению Николая I, оба автора были не только идейными66, но и программными «соратниками». Об этом свидетельствует заключение А. Б. Голицына, посвященное международным связям российского иллюминатства: «Обнаружив все действия иллуминатов в России, мне еще осталось коснуться слегка одной струны, которую Магницкий может совершенно на
498
Т. В. АНДРЕЕВА
строить, а именно выказать всем и какими лицами ввелось и поддерживается иллуминатство в России. Пусть он и возьмет на себя этот труд»67. Таким образом, свежие еще воспоминания о военных выступлениях в России 1825 и 1826 годов, революции 1830 года во Франции и Бельгии, восстание в Польше вновь актуализировали в сознании приверженцев консервативной доктрины мифологему «всеевропейского заговора революционеров». Необходимо было и во мнении верховной власти утвердить идею, что все революционные события, происходившие в Европе, начиная с Французской революции, имеют один и тот же источник — тайное общество, восходящее к общему прототипу — Ордену иллюминатов и один руководящий центр в Париже. Момент был выбран весьма подходящий и в смысле внутриполитической ситуации в империи. Эпидемия холеры, неурожай 1830 года, финансовые трудности создавали «всеобщее тяжелое настроение», которым, как писал в одном из отчетов А. X. Бенкендорф, могли воспользоваться «злонамеренные люди»68.
Беспокойство по поводу «осколков» 14 декабря 1825 года, т. е. лиц, причастных к делу «Тайного общества», но не привлеченных к следственному процессу и не осужденных, выражал и Ф. В. Булгарин. В записке в III Отделение от 10 августа 1830 года он, как позже М. Л. Магницкий и А. Б. Голицын, указывал, что в новых исторических условиях оставшиеся на свободе адепты политической конспирации действуют по-иному. Теперь — не посредством тайного общества, т. е. конспиративным путем, а — явным, стремясь воздействовать на общественное мнение и занять все важнейшие государственные посты: «Уцелевшие от 14-го декабря все ныне в славе, в честях, в силе. Все, что есть дерзкого, буйного, вольнодумного, революционного между молодыми людьми покро-вительствуется партией Карамзина и Муравьева; и, к удивлению всех, от вступления на престол императора Николая, юноши, которые в своем даже кругу почитались дерзкими и опасными, получили в два, три года по несколько чинов и орденов и заняли важные места... Правительство, будучи всегда окружено этими людьми и веря в благодарности за милости, никогда не обращало внимание на то, чтобы противодействовать влиянию партии на общее мнение и, напротив, увлеклось духом сей партии. Она ныне известна под именем патриотов. Правительство ищет только тайных обществ. Но их не будет более. Форма действий общества изменилась, и оно действует явно, открыто ко владе
Тайные общества в России в первой трети XIX века
499
нию общественным мнением и всеми важными местами (хоть не первыми, но деловыми). Это — исполнение первого плана Союза благоденствия...69
Под «партией Карамзина», как справедливо пишет Я. А. Гордин, имелись в виду Д. Н. Блудов, Д. В. Дашков, С. С. Уваровой, надо думать, А. С. Пушкин. Кроме этого, вероятно, Ф. В. Булгарин говорил и о членах Союза благоденствия, оставленных «без внимания», прежде всего об А. А. Кавелине и В. А. Перовском, получивших флигель-адъютантство 14 декабря 1825 года и сделавших в несколько лет блестящую карьеру, а также о Н. С. Мордвинове. Об этом свидетельствует характеристика предполагаемого члена Временного правительства декабристов, сделанная руководителями III Отделения еще в 1827 году: «Партия Мордвинова опасна тем, что ее пароль — спасение России». «Даже среди купцов встречаются русские патриоты, придерживающиеся идей Мордвинова ’ и его сторонников. Молодежь этого класса, для которой только закрылся путь честолюбивых достижений, поставляет недовольных, но количество их незначительно. Именно Мордвинова желали бы они видеть руководителем административных дел»71.
Возвращаясь к «доносам» М. Л. Магницкого и А. Б. Голицына, следует подчеркнуть, что каждый из отправителей писем, сочинений и записок на Высочайшее имя имел свои эгоистические «виды». Так, деятельностьМ. Л. Магницкого по «освобождению от либеральных профессоров» высших учебных заведений Петербурга способствовала тому, что даже великий князь Николай Павлович не скрывал своего неприязненного отношения к нему и в дни междуцарствия 1825 года содействовал его «высылке» из столицы72. А в 1826 года, как уже говорилось, после ревизии Казанского учебного округа, попечителем которого был Магницкий, он был привлечен к следствию и уволен в отставку. Поэтому не удивительно, что в 1831 году Михаил Леонтьевич очень хотел реабилитировать себя в глазах молодого императора, с особенным рвением выполняя его поручение.
То же самое было характерно и для генерал-майора А. Б. Голицына. Участник Отечественной войны и заграничных походов, в 1817 г. он получил чин полковника и звание флигель-адъютанта и таким образом вошел в круг лиц, близких к Александру I. Однако в последние годы у императора появилась устойчивая неприязнь к своему флигель-адъютанту. Причиной тому стала недопустимая активность А. Б. Голицына, стремившегося стать «советником»
500
Т. В. АНДРЕЕВА
монарха и забрасывавшего его письмами и записками. В начале нового царствования произведенный в 1829 году в генерал-майоры за «отличия» на театре военных действий против Турции, он вернулся в Петербург и в начале января 1831 года, как уже отмечалось, отправил первое письмо на имя Николая I с упомянутым сочинением «Об иллуминатстве в 1831 году». После получения письма императором А. Б. Голицын по высочайшему повелению был помещен в Главный штаб, и проведено расследование. Но уже 15 января 1831 года через того же А. И. Чернышева он передал Николаю Павловичу второе письмо, целиком посвященное обвинениям против М. М. Сперанского, которого автор считал «главным виновником... настоящего хаосного состояния России». Более того, с точки зрения А. Б. Голицына, главной целью реформатора являлось «покушение на веру», «самодержавие», «благоденствие русского народа», поэтому он призывал Николая I произвести суд над ним73. Однако на этот раз письмо сопровождалось всеподданнейшей запиской от того же числа А. И. Чернышева и гр. А. Ф. Орлова. В ней отмечалось, что А. Б. Голицын не предоставил основательных доказательств и не раскрыл «столь обширное по существу своему, столь великое дело, каково существование и продолжение в России зловредных действий иллюминатской секты»74.
Очевидно, что представители военной элиты стремились продемонстрировать императору, что «донос» А. Б. Голицына не давал достаточных свидетельств о существовании иллюминатов в России. Сам же Николай I, прочитав «донос» на М. М. Сперанского, также посчитал, что для подобных обвинений нет основательных доказательств. Более того, император с начала 1830-х годов все больше опирался на реформатора в своей государственной деятельности. <...> С 1833 по 1838 год по высочайшему повелению М. М. Сперанский был назначен членом двух важнейших Департаментов Государственного совета — законов и дел Царства Польского, а также Комитета для изыскания средств к уменьшению расходов Министерства финансов, Комитета об устройстве столичной полиции Министерства внутренних дел. С октября 1835 года по апрель 1837 года М. М. Сперанский был приглашен Николаем I преподавать юридические науки наследнику, великому князю Александру Николаевичу. 1 января 1839 года за титаническую работу по кодификации российских законов он был пожалован в графы Российской империи75.
Тайные общества в России в первой трети XIX века
501
Та же позиция была характерна для Николая I и в отношении других лиц, упоминаемых в первом всеподданнейшем письме и сочинении А. Б. Голицына, о чем свидетельствуют постоянные вопросы императора на полях: «Где доказательства?». Прежде всего, это касалось компромата на А. X. Бенкендорфа и М. Я. фон Фока, которые якобы вводили в заблуждение монарха. Николай I по этому поводу безапелляционно заключил: «Совершенная и наглая ложь». Даже напротив сюжета о Ф. В. Булгарине император оставил следующую запись на полях: «Где тому доказательства. Я Булгарина в лицо не знаю; и никогда ему не доверял». Относительно «профессоров-иллюминатов» Николай Павлович подчеркнул: «Арсеньева я знаю давно, и всегда им был совершенно доволен; а Герман, кроме женских институтов, в которых он — посмешище девиц, сколько знаю, нигде не употреблен». В маргиналии же на сюжет о М. А. Корфе император написал: «Корф слыл всегда отличным чиновником, и я им всегда доволен был; ныне он поступил в Комитет министров»76. Действительно, 9 января 1831 года М. А. Корф был командирован в Комитет министров «для окончания дел» после отставки и отдания под суд Ф. Ф. Гежелинского, а 6 мая того же года назначен управляющим делами Комитета77.
Но еще в конце января 1831 года в Петербург для объяснения с Николаем I по поводу всеподданнейших писем и сочинения А. Б. Голицына, которое «ужаснуло» императора, назвавшего его «доносом на всю Россию»78, был доставлен Я. И. де Санглен. Дело в том, что в 1811-1812 годах он возглавлял Особенную канцелярию Министерства полиции и «руководил» отставкой М. М. Сперанского. Ознакомившись с «фолиантом» доносителя, 9 февраля 1831 года Я. И. де Санглен представил Николаю Павловичу записку с его разбором, в которой продемонстрировал неосновательность, лживость, фанатичность, мстительность, заносчивость А. Б. Голицына. Более того, рецензент убеждал императора, что оба доносителя работали в связке, причем «князь Голицын только фанатик, состоящий под влиянием Магницкого, который стремится только всплыть на поверхность производств, наград и проч.». Я. И. де Санглен писал: «Это более похоже на Магницкого, который Голицына, кажется, пустил как воина в авангард. Я не утверждаю, но, весьма вероятно, после шума, наделанного Магницким по ученой части, по возвращении из ссылки и отступления от Сперанского, скажут, Голицын писал
502
Т. В. АНДРЕЕВА
здесь; материалы должны быть заготовлены прежде; такие бумаги не так скоро пишутся»79. Николай I был вполне доволен выводами Я. И. де Санглена, перед его отъездом 12 февраля 1831 года удостоил его аудиенции, пожаловал бриллиантовый перстень, две тысячи рублей и велел выдать еще три тысячи ассигнациями на путевые издержки. Что касается А. Б. Голицына, то еще 21 января того же года ему была сообщена высочайшая воля, что он отправляется в Кексгольмскую крепость. Но даже находясь в заключении, князь продолжал писать Николаю I «вздорные доносы»80. В 1836 году А. Б. Голицын был освобожден, и ему разрешалось жить где угодно, кроме столиц81. Вместе с тем Я. И. де Санглен в своей записке подчеркивал, «что кое-где в развалинах прошедшего» доноситель «ударяет в истину», и считал совершенно необходимым для Николая I поближе познакомиться с историей иллюминатов: «Однако ж, лучше знать их, дабы не дать перехода в иллюминат-ство, ибо демаркационную линию соблюдать трудно»82. Именно с этим и было связано поручение Николая I М. Л. Магницкому, который, надо думать, действительно, давно приготовил свои записки об иллюминатах и ждал. Однако и доводы последнего о существовании в России иллюминатского заговора не убедили императора. По «доносу» даже не было проведено следственных мероприятий, и все же его автор отправился в ссылку.
Таким образом, ни проведенное дополнительное следствие среди декабристов по «делу» Э.-В.-С. Раупаха, ни «доносы» М. Л. Магницкого и А. Б. Голицына не были признаны верховной властью достаточно основательными для подтверждения идеи о существовании на российской почве иллюминатства и о реализации в России «всеевропейского заговора революционеров». Об этом свидетельствуют и резолюции Николая I на донесениях начальника III Отделения. В марте 1835 года А. X. Бенкендорф докладывал императору, что, по заявлению бывшего директора Агрономического общества Лутковского, последний с разведывательными целями будто бы вступил в 1833 году в Англии в «тайное злоумышленное общество». Созданное после происшествий 14 декабря 1825 года, направленное против России, имевшее в империи «обширные связи и желавшее устранить от престола царствующую династию, оно в Астрахани и Грузии намеревалось учредить главнейший пункт своих политических интриг». Путем распространения антиправительственных сочинений на русском языке его руководители будто бы стремились умножить число своих единомышленников во всех
Тайные общества в России в первой трети XIX века
503
губерниях, «приготовив довольно умы и начать действия в Грузии, а оттуда распространить и по всей России». Вторым их пунктом была Польша, которую они якобы хотели восстановить и для этого «думали возмутить всю Россию прокламациями», в которых обещали «каждому классу народа — духовным, купцам, крестьянам, чего они наиболее желают: богатства, свободной торговли, вольности». «Этими средствами, по сведениям Лутковского, — утверждал А. X. Бенкендорф, — думают произвести всеобщий бунт в России, переменить образ правления, дать конституцию». Однако Николай I, не поверив этому апокрифу, в своей резолюции от 16 марта 1835 года писал: «Все это исключительно выдумка без какого-либо положительного смысла. Во всем этом нет никакой правды, кроме ненависти, которую несет Англия»83. Не вызывает сомнений, что подобная позиция российского монарха была обусловлена задачами внедрения доктрины национальной самобытности, как внутри страны, так и за границей. С точки зрения императора, в революционных обстоятельствах, когда прогресс достигается форсированным, революционным путем, который колеблет «положение Европы», самое устойчивое и стабильное положение занимает Россия, «стоящая как столб и... идущая смело, тихо по христианским правилам к постепенным усовершенствованиям, которые должны ее на долгое время сделать сильнейшей и счастливейшей страной в мире»84.
И все же из «доносов» М. Л. Магницкого и А. Б. Голицына Николаем I была востребована одна, но важнейшая мысль о создании новой идеологической доктрины, основанной на усилении трех основополагающих начал — православия, самодержавия, народности. Таким образом, мифологема «всеевропейского заговора революционеров» стала провоцирующим ферментом для формирования идеологической программы русского самодержавия. Мысль о связи построений аббата А. де Баррюэля и его последователей на русской почве с уваровской триадой, позже названной «теорией официальной народности»85, высказывалась исследователями88. На наш взгляд, она находит еще более весомое обоснование в рассмотрении записок М. Л. Магницкого на высочайшее имя и всеподданнейших писем и сочинении А. Б. Голицына, проведенном в контексте проблемы — Николай I и мифологема «всеевропейского заговора революционеров».
Итак, восстание декабристов, всеподданнейшие письма и записки видных членов политической конспирации, продемон
504
Т. В. АНДРЕЕВА
стрировавшие тяжелейший социально-экономический кризис конца 1810-1820-х годов, а также «доносы» А. Б. Голицына и М. Л. Магницкого привели к четкому осознанию верховной властью необходимости не только проведения постепенных реформ «сверху», но и управления идеологическими процессами. <...> Необходимость политического воспитания дворянского общества в рамках доктрины национальной самобытности (помимо всеобъемлющего контроля над развитием русской общественной мысли, народным образованием, культурой) определялись как приоритетные задачи формирующегося консервативного внутриполитического курса. После подавления польского восстания 1830 года Николай I подчеркивал, что оно было покушением разрушить «то, что составляло самую силу империи, т. е. убеждение, что по-настоящему сильной и могущественной Россия может быть лишь при монархическом правлении и при самодержавном государе»87.<...>
Таким образом, так же как Александр I, Николай I в своей политической практике использовал мифологему «всеевропейского заговора революционеров» прагматично и весьма выборочно. Рассматривая деятельность «Тайного общества» декабристов в рамках концепции политического заговора, Николай Павлович все же по-разному подходил к задачам внутренней политики и внешнеполитическим проблемам, обусловленным событиями 14 декабря 1825 года. Во внешнеполитической сфере для Николая I были характерны три тенденции. Во-первых, стремление устранить всяческие сомнения в законности своего прихода к власти и вывести династическую составляющую за пределы восстания на Сенатской площади. Во-вторых, отделить военное выступление российских «инсургентов» от европейской модели «военной революции». И то и другое было обусловлено задачами не только укрепления международного авторитета страны, но и — утверждения идеи национальной самобытности России. В-третьих, применительно к европейским делам, антиреволюционная направленность Священного союза оставалась в силе, а революции 1830 года во Франции и Бельгии и Польское восстание еще более актуализировали во внешнеполитической доктрине Николая I мифологему «всеевропейского заговора революционеров». Однако применительно к российским внутриполитическим делам эта мифологема в течение 1826 — начала 1830-х годов была «погашена» Николаем I. Не вызывает сомнений, это также было обусловлено
Тайные общества в России в первой трети XIX века
505
задачами внедрения доктрины национальной самобытности, но уже внутри страны. Стремясь утвердить представление о России, как стране, благоденствующей под самодержавным скипетром и не имеющей почвы для революционных выступлений, Николай I подчеркивал отличие «бунта» в Петербурге от военных революций в Европе и не принял версию консерваторов о существовании иллюминатов в империи.
Мифологема «всеевропейского заговора революционеров» стала провоцирующим ферментом для формирования идеологической программы русского самодержавия. Укрепление авторитета абсолютной монархии как государственной системы, усиление ее связи с дворянством, оптимизация общественного мнения требовали создания идеологической основы формирующейся новой модели взаимоотношений верховной власти и дворянского общества. Уваровская триада, ставшая итогом осмысления Николаем I и его ближайшим окружением самого выступления декабристов, всеподданнейших писем видных членов политической конспирации, а также - «доносов» А. Б. Голицына и М. Л. Магницкого, определялась как идеологическая основа модели. Необходимость успокоить умы, поставить Россию на эволюционный путь развития, без насильственной и ускоренной ломки и государственного строительства по западным образцам обусловила задачи не только проведения постепенных реформ «сверху», но и формирования нового поколения россиян, тесно связанного идеей национального единства, православным вероисповеданием и верноподданническим чувством.
Г. Н. БИБИКОВ
А. X. Бенкендорф и политика императора Николая I
<Фрагмент>
<...> Один современный историк заметил: «В классических, так сказать записных реакционерах как-то не хочется открывать личность... А тут вдруг выясняется, что он неглуп и принципы имеет, да и не такой уж реакционер, по крайней мере, в эти годы: царя поругивает, с Аракчеевым не здоровается. И вообще, чувство юмора есть. И человек “оживает”. И в который раз понимаешь, как вредны стереотипы»1.
Вглядываясь в детали жизненного пути А. X. Бенкендорфа в годы правления Александра I, невольно обнаруживаешь за сухими фактами формулярного списка далеко не однозначную, не «плоскую» личность. Родовитый остзеец, близкий к влиятельным придворным кругам, «плоть и кровь династическая», Александр Христофорович был человеком живым и впечатлительным. Любимец женщин, флигель-адъютант, он блистал на светских раутах искрометными танцами и остроумием. Честолюбивый по природе, выбрал для себя военную карьеру и стремился не пропустить ни одной войны. Но блеск придворной жизни вновь и вновь манил к себе, заставляя молодого офицера отдавать предпочтение светским развлечениям перед армейскими буднями. Не раз его опрометчивые, залихватские поступки вызывали нескрываемое неудовольствие Александра I.
Отечественная война 1812 года и Заграничные походы заставили надолго забыть о мелких прихотях. Выделяясь неоспоримой храбростью, смекалкой, умением быстро оценить обстановку и принять самостоятельное решение, Бенкендорф к концу войны выдвинулся
A. X. Бенкендорф и политика императора Николая!	507
в ряды видных кавалерийских генералов своего времени. После блестящей операции в Голландии его имя оказалось на слуху, его ставили в один ряд с такими генералами, как А. И. Чернышев, Д. В. Давыдов, М. С. Воронцов, как и М. А. Милорадович, он прошел всю войну без единой царапины.
По окончании войны Александр Христофорович четыре года командовал кавалерийскими частями, расквартированными в глухой провинции. Здесь, преодолев себя, он твердой исполнительностью и служебным рвением заметно улучшил состояние вверенной ему драгунской дивизии. Усердие не осталось незамеченным, и Бенкендорф был переведен в Петербург. По чувству личной преданности к царствующему монарху, столь свойственному немецкому дворянству на русской службе, он стремился выслужиться и обратить на себя внимание Александра I: в 1821 году подал на его имя записку о тайных обществах, через три года, рискуя жизнью, спасал на глазах императора тонущих в волнах Невы жителей столицы. Но Александр I, не препятствуя карьерному продвижению Бенкендорфа, не желал видеть его в числе своих близких советников.
Николай I, напротив, еще в дни междуцарствия приблизил к себе Бенкендорфа. Быстрому возвышению Александра Христофоровича способствовало твердое поведение в декабрьские дни 1825 года, а также его осведомленность о планах и составе тайных обществ декабристов. Но это было не главное. Николай I оценил преданность заслуженного генерала. Он разглядел в Бенкендорфе человека со схожим кругом понятий о долге, служебной дисциплине; оба генерала хорошо разбирались в делах армейского управления, любили заниматься строевым делом. Бенкендорф умел быть как галантным светским придворным, приятным собеседником, так и исполнительным чиновником. В отличие от многих современников он хорошо знал внутреннюю Россию, немало путешествовал по Европе. Не готовясь до 1825 года к занятию должностей по гражданскому ведомству, он за несколько лет развил способность мыслить государственными категориями. В то же время, как и молодой император, Бенкендорф не получил в детстве систематического гуманитарного образования, вследствие чего не был приобщен к литературному и философскому движению эпохи, не имел вкуса к отвлеченной учености. Багаж его политических знаний составляли не популярные в то время философские трактаты французских и немецких мыслителей XVIII — начала XIX века,
।
508
Г. Н. БИБИКОВ
а хорошее представление о реалиях придворного Петербурга, провинциальной и армейской жизни. «Примерное служение, усердие... должно предпочесть просвещению неопытному, безнравственному и бесполезному»2 — это мнение Николая I шеф жандармов не просто передал Пушкину, но и сам искренне его разделял. Общность взглядов сблизила и сдружила Бенкендорфа с императором, который одобрил предложенный Александром Христофоровичем проект реорганизации тайной полиции империи.
Важнейшим звеном проекта стало создание Корпуса жандармов. Если жандармские команды, организованные Александром I по французскому образцу, продолжали и при его преемнике выполнять функции конно-городской полиции, то значительная часть офицерского состава корпуса была ориентирована на выполнение задач политической полиции. Власть не пошла на экстренные финансовые расходы в связи с реформой жандармерии. По этой причине до середины 1830-х годов растянулось выделение жандармских команд из состава внутренней стражи, направление штаб-офицеров в каждую губернию, принятие «Положения о Корпусе жандармов» 1836 года.
Жандармские офицеры во Франции, Германии и Италии, в условиях трансформации или исчезновения сословного строя, были существенным каналом распространения государственной идеологии и единого законодательства, которое приходило на смену обычному праву. По словам К. Эмсли, жандарм «принуждал к принятию новых форм общественной дисциплины»3. В ряде стран Западной Европы в эти годы происходило окончательное разделение функций тайной и общей полиции между разными управлениями.
В России губернские штаб-офицеры не только не привносили в провинциальное общество эгалитарных начал, напротив, они укрепляли патриархальный уклад жизни. Через жандармов подданные императора добивались справедливости не в судах, а искали ее непосредственно у трона. В своих действиях штаб-офицеры не руководствовались ни официально опубликованными инструкциями, ни писанными законодательными нормами, круг их компетенции даже не был ясно очерчен. «Жандармы для того и учреждены, — утверждал Э. И. Стогов, — чтобы мешаться в чужие дела»4. Этот патриархальный политический институт был, пожалуй, наименее бюрократизированной структурой в рамках вполне формалистично организованной николаевской бюрократии.
A. X. Бенкендорф и политика императора Николая I
509
Штаб-офицеры Корпуса жандармов были поставлены в роли надсмотрщиков за губернским обществом. Независимые от местной администрации, они информировали шефа жандармов, а через него и императора обо всех заслуживающих внимания происшествиях и в целом о царящих в среде губернского дворянства настроениях. Наблюдение было прямо увязано с функциями контроля: жандармы отслеживали все случаи злоупотреблений губернской администрации, в том числе в рекрутских присутствиях и на ярмарках. Контроль над губернским чиновничеством также был организован не в рамках писаных законодательных норм и формальных процедур. На основании жандармских донесений власть действовала, исходя из собственного видения ситуации. Таким образом решались и периодически возникавшие конфликты жандармов с губернаторами. Кроме того, штаб-офицеры должны были, по словам А. Е. Преснякова, «разрушать бюрократическое средостение между самодержавной властью и обывательской массой»: принимать жалобы и прошения, по возможности полюбовно решать разнообразные споры и разногласия.
Если можно условно считать губернских штаб-офицеров частью политической полиции, нельзя, однако, забывать, что они действовали вполне открыто, не получали специальных сумм на организацию в провинции агентурной сети; шеф жандармов был уверен, что «существование высшей полиции в известном мундире далеко полезнее, нежели тайные агенты, которых боялись бы видеть в каждой одежде, в каждом человеке»5. Среди предметов их ведения, «за несколькими исключениями, почти не нашли отражения те из них, которые однозначно можно было бы отнести к ведению политической полиции ».
Штат собственно тайной полиции в Петербурге не вырос в сравнении с последними годами правления Александра I — его составили чиновники Особенной канцелярии Министерства внутренних дел. Но все дела политической полиции были сосредоточены в одном ведомстве. С созданием III Отделения ведомство тайной полиции получило статус самостоятельного независимого государственного института. На организацию тайного надзора были направлены значительные денежные ресурсы. Действие надзора было довольно узконаправленным. Агентурная сеть III Отделения существовала в двух столицах, где под постоянным негласным наблюдением находилась учащаяся молодежь, отдельные литераторы и чиновники, а также чины гвардии; секретная агентура была
510
Г. Н. БИБИКОВ
создана на Кавказе и в Царстве Польском. Политическая полиция 1830-1840-х годов соединяла черты формально организованного тайного надзора, действовавшего также за границей, характерного для Западной Европы, с неформальным надзором жандармских офицеров, который был эффективен в рамках российской патриархальной сословной и политической системы.
Тайная полиция в такой конфигурации ранее в России не существовала. «Важная и ответственная должность, которую я занимаю, — писал Бенкендорф императору в начале 1828 года, — является новой не только для Российской Империи, но и для Европы. До настоящего времени высший надзор во всех странах основывался на тайном шпионаже и всевозможных вариантах подкупа, для чего в ход шли огромные суммы.
Ваше Величество решили облагородить эту ветвь управления; она перестала быть тайной... отныне она осуществляет открытый надзор за поведением служащих, угрожая тем непоседливым умам, которые стали дерзкими от чувства безнаказанности. Это новое учреждение должно было искать и новые основы»6. Отметим, что попытки историков найти аналоги этой системе в истории тайных полиций государств Западной Европы выглядят неубедительно7.
Реформированная по проекту А. X. Бенкендорфа политическая полиция России показала свою эффективность в борьбе с оппозиционным и революционным движением, стала важным звеном в сохранении стабильности политической системы.
Как справедливо отметила Е. Н. Мухина, «чтобы созданная Николаем I система исправно функционировала, необходимы были не только опекавшие население жандармские штаб-офицеры, но и подданные, допускающие подобную опеку над собой»8. Как правило, жандармским офицерам удавалось приобретать доверенность губернских обывателей. В этой связи можно, к примеру, вспомнить появление жандарма в заключительной сцене гоголевского «Ревизора». Не случайно сам Бенкендорф пользовался при жизни немалой популярностью, особенно в провинции. В наименьшей степени это относилось к образованным слоям общества двух столиц. В среде нарождавшейся интеллигенции жандармская опека виделась явным анахронизмом и нередко воспринималась как произвол властей. Да и в целом дореформенное русское общество отнюдь не было статично. На глазах увеличивалось число выпускников средних и высших учебных заведений. Они объединялись
A. X. Бенкендорф и политика императора Николая I
511
в различные общества по интересам и кружки, в которых оживала интеллектуальная жизнь. Эта среда была основным потребителем печатной продукции. В условиях роста общественного самосознания медленно, но неуклонно возрастало значение и самостоятельность общественного мнения.
Самодержавное правительство не посвящало общество в свои замыслы. Важнейшие решения принимались за закрытыми дверями канцелярий и секретных комитетов. По словам М. А. Полиевктова, в осуществлении внутриполитического курса Николай I не стремился «опереться на общество и должен был проводить свою политику исключительно за помощью бюрократических сил, чиновников»9. Министерства же были относительно слабы организационно, и еще оставались, по сути, в роли «безынициативных исполнителей планов императора»10.
Николай I не доверял формальной системе принятия решений ‘ через поэтапное обсуждение проектов в постоянно действующих государственных учреждениях, предпочитая рассматривать наиболее важные дела в кругу ближайших доверенных лиц. В отдельных случаях создавались специальные комитеты, детали деятельности которых не всегда доводились до сведения министров. Полиевктов даже предположил, что для государственной власти был характерен «процесс разложения системы министерского управления вследствие нарастания наряду с министерствами однородных, но не координированных с ними учреждений, и возникновения нового органа личного управления — собственной его величества канцелярии, заслоняющей собой Государственный Совет и Комитет Министров»11.
Действительно, значение III Отделения в системе органов государственного управления не укладывалось в рамки, обозначенные официальным указом от 3 июля 1826 года. Тайная полиция была организована с прямым выходом на императора, он лично рассматривал все проходившие через нее существенные дела. Деятельность III Отделения затрагивала широкий спектр вопросов внутренней и внешней политики, входивших в компетенцию отдельных министерств, судебных органов. По словам Т. Г. Деревниной, «полная согласованность их (Николая I и Бенкендорфа. — Г. Б.) во взглядах на назначение “высшей” полиции в государстве позволила III Отделению безбоязненно вторгаться в сферу деятельности других министерств и ведомств, нередко принимая за них решения»12. Николай I рассматривал рас-
512
Г. Н. БИБИКОВ
ширение сферы деятельности политической полиции как возможность оперативно реагировать на различные внутриполитические вызовы, а также контролировать сами министерства. Исключая любые шаги по привлечению хотя бы части общества к какому бы то ни было участию в политической жизни, император стремился получать достоверную информацию об общественных настроениях. Жандармская и агентурная сеть позволяла правительству постоянно «щупать пульс» общественного мнения и корректировать вектор внутренней политики. Но публичного обсуждения своих действий, а тем более критики власть не допускала. С теми, кто нарушал этот порядок, она поступала, в сущности, весьма жестко. В частности, правительство перекрыло каналы проникновения свободного общественного мнения в периодическую печать. Административные меры казались достаточными для контроля над печатью.
Выстраивая политическую систему, Николай I ориентировался в первую очередь не столько на институты, сколько на наиболее ценных сотрудников с их выдающимися личными качествами, доказанными заслугами и богатым служебным опытом. А. X. Бенкендорф занимал в их ряду одно из первых мест. С ними император принимал ключевые политические решения. На этом уровне Николай I допускал свободную дискуссию по существенным вопросам внутренней и внешней политики. Иллюстрацией тому может служить история неформального столкновения Бенкендорфа с Паскевичем по вопросу организации жандармерии в Царстве Польском.
Политическая полиция николаевской России была организована по проекту А. X. Бенкендорфа. Ему принадлежала идея объединения усилий жандармов и чиновников политической полиции. Под его управлением были оформлены внутренняя структура, территориальная организация, штаты и сфера компетенции III Отделения и Корпуса жандармов. Шеф жандармов ревностно отстаивал именно такую форму организации тайной полиции. Значительных изменений в ней после 1844 года и до самого конца николаевского царствования не происходило.
Вся система тайного надзора замыкалась на фигуре главного начальника III Отделения. Николай I возложил на него без преувеличения огромную ответственность: из докладов и отчетов Бенкендорфа он выносил представление об общем состоянии дел в империи, о градусе общественных настроений. Анализируя
A. X. Бенкендорф и политика императора Николая!
513
материалы жандармских донесений, Бенкендорф излагал императору свое видение вопросов внутренней и внешней политики, предлагал кандидатуры чиновников для назначений и увольнений. Ответственность была тем выше, что вспомогательных институтов тайной полиции не существовало, а штаб-офицеры в губерниях действовали фактически бесконтрольно. По сути, система жандармского контроля была создана «под Бенкендорфа», для ее эффективного функционирования необходимо было абсолютное личное доверие между шефом жандармов и императором. В противном случае вся конструкция политической полиции во многом теряла смысл. И доверие императора к своему первому шефу жандармов оставалось непоколебимым. Характер этих отношений уловил В. А. Жуковский, который после длительного разговора с Николаем I записал в дневник 1 апреля 1830 года: «Он (Николай I. — Г. Б.) полагает, что Бенкендорф не может обмануться»13.
Если справедливо мнение, что царствование Николая I достаточно четко делится на две примерно равные половины, направлявшийся А. X. Бенкендорфом вплоть до окончания его карьеры процесс становления и упрочения полновесной системы политической полиции знаменовал собой развитие политической системы императора Николая I по восходящей линии. Во вторую половину царствования, продолжая мониторинг общественного мнения, как в России, так и за ее пределами, не теряя способности твердо контролировать и быстро подавлять любую общественно-политическую оппозицию в стране, служба тайной полиции не сможет застраховать императора Николая I от тяжелых политических ошибок. Возросший уровень общественного образования, а значит, и выросшая потребность в печатном слове и общественно-политической перспективе для конструктивной реализации своих лучших способностей его обладателями сделает проблему контроля над обществом со стороны самодержавного государства на порядок более сложной. Тайной полиции не удалось в полной мере уловить новые тенденции в развитии общественной мысли, плоды новой системы университетского образования. Характерно, что III Отделение и Корпус жандармов в 1840-1850-х годах не стали местом концентрации так называемой «либеральной бюрократии» — главной движущей силы политики реформ 1860-1870-х годов. С началом постепенной ломки жесткой сословной системы падала эффективность жандармской опеки, губернские штаб-
514
Г. Н. БИБИКОВ
офицеры стали терять в глазах общества, постепенно проникавшегося настроениями интеллигенции, свой моральный авторитет. Со второй половины XIX века стала все более ощущаться острая необходимость организовать политическую полицию империи на совершенно иной основе.
А. X. Бенкендорф же был активным участником и организатором значительной части успехов правительства Николая I.
АРМИЯ И ФЛОТ. ВОЕННОЕ ОБРАЗОВАНИЕ. ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА. ВОЙНЫ. КРЫМСКАЯ ВОЙНА
НИКОЛАЙ I
Собственноручные резолюции по Морскому ведомству
<фрагменты>
<ПРЕДИСЛОВИЕ С. ОГОРОДНИКОВА>
В 1869 году начальником Архива Морского Министерства В. Г. Чубинским составлен объемистый сборник собственноручных резолюций Императора Николая Павловича по Морскому ведомству, и тогда же представлен был Его Императорскому Высочеству Генерал-Адмиралу, а копия сборника, предназначавшаяся для сохранения при делах Архива, поступила в распоряжение предшественников моих, заведывавших историческими работами при Морском Министерстве,
Эти Высочайшие резолюции наглядно рисуют деятельность Монарха, горячо любившего флот, входившего во все малейшие детали морского управления и не упускавшего из виду ничего, что так или иначе могло способствовать преуспеянию флота. Общее число резолюций громадно. Все они разделены, по их содержанию, на соответствующие категории сообразно различным отраслям морского управления, как например, отчетно-финансовая часть, инспекторская, кораблестроительная, артиллерийская, комиссариатская, медицинская, судебная и т. п.
Резолюции писались Государем на докладах различных начальников главных управлений Морского ведомства.
В начале царствования Императора Николая I, Морским Министерством управлял, на правах министра, начальник Мор-
518
НИКОЛАЙ!
скоро Штаба, вице-адмирал Моллер1, по случаю болезни маркиза де Траверсе2. С преобразованием же в 1826 году Морского Министерства, во главе управления стал генерал-адъютант князь Меншиков3, с званием начальника Морского Штаба (переименованного в 1831 г. в Главный Морской Штаб), а носивший это звание Моллер наименован был морским министром, в обязанность которого входила главным образом хозяйственная часть флота.
Кроме этих главных деятелей, входивших к Государю со всеподданнейшими докладами, были еще: инженер-генерал Опперман4 — по Строительному Департаменту и дежурный генерал Главного Морского Штаба.
А как Черноморское управление того времени, образованное по образцу Морского Министерства, находилось почти в независимом положении от последнего, то главные командиры Черноморского флота и портов, адмиралы Грейг5, потом Лазарев®, также входили непосредственно к Государю со всеподданнейшими представлениями.
Из длинного перечня докладов видим, что большая часть собственноручных резолюций Императора писались на докладах Моллера, князя Меншикова, Оппермана, Ратманова7, Колзакова8, Грейга и Лазарева и на докладах Аудиториатского Департамента и Морского Генерал-Аудиториата, которые в подлиннике представлялись Его Величеству.
Но и это еще не все. Не мало резолюций находим и на представлениях других подчиненных лиц, как например, главных командиров Кронштадтского, Архангельского и Астраханского портов, и даже эскадренных начальников, потому что представления этих лиц подвергались нередко на Высочайшее воззрение в подлиннике.
Более всего резолюций было в первые четыре года царствования, до вступления князя Меншикова в управление Морским ведомством, по возвращении его с театра военных действий, из Черного моря.
Находя полезным ознакомить ближе нынешний состав флота с взглядами и требованиями покойного Монарха по вопросам морской специальности, привожу здесь не все конечно, а только некоторые резолюции, свидетельствующие как о строгом и справедливом отношении Государя к службе моряков, так и о воздаянии заслуг их, если Он видел пользу и честь, приносимые родному флоту.
С. О.
Собственноручные резолюции по Морскому ведомству
519
Доклады	Резолюции
Доклад князя Меншикова 31-го мая 1833 г. С изложением предварительных соображений его о тех основаниях, которые могли бы быть приняты при составлении новых штатов портовых управлений, с целью уменьшения в них числа людей и сокращения переписки. (Высоч. пов. Ком. Образ. фл„ № 186, стр. 86).	Согласен; вместе с тем велеть сообразить, нельзя ли распространить и на морское ведомство то огромное уменьшение переписки, которое Комитетом о бумагах по сухопутной части ныне исполнено по моим настояниям.
Доклад Моллера 6-го ноября 1835 г. С представлением сметы на 1836 г., по которой все еще расходы исчислены выше нормальной цифры, но менее против 1835 г. (Дело Канц. М. Министра, Л? 1501/3 разр.)	Согласен, но уверен, что ваше обыкновенное строгое и неусыпное попечение доведет смету до нормальной пропорции. Желательно, чтобы смета была доставлена М. Ф. не позже 15 ноября.
Доклад Моллера 13-го ноября 1835 г. О том, что смета расходов по Балтийскому управлению на 1836 г. сокращена до нормальной пропорции 16 500 000 руб. и 13-го числа отправлена к Министру Финансов.	Весьма благодарю, и вовсе не сомневался, что попечением вашим желание мое исполнится.
Доклад князя Меншикова 14-го февраля 1836 г. 0 суммах, необходимых к экстренному ассигнованию по случаю приведения Кронштадтских укреплений в оборонительное состояние. (Дело Канц. Н. М. Шт., № 2119/3 разр.)	Уведомьте г. Чернышева9, что я велел ныне же передать все укрепления в сухопутное ведомство, с находящеюся на них артиллериею, и с непременною обязанностью морскому ведомству: 1) Исправить неисправные лафеты на свой счет. 2) Во всякое время и безотговорочно доставлять сухопутному ведомству способы для сообщения с отдельными батареями. За сим отпустить следует 25 т. р. на постройку флаш-котов*, о чем уже приказано; прочие суммы назначены будут сухопутному ведомству.
* 4 блиндированных.
520
НИКОЛАЙ!
Доклады	Резолюции
Доклад князя Меншикова 21-го апреля 1837 г. О том, что неудачная зубная операция не позволяет ему лично представить свой доклад. (Из дел и бумаг кн. Меншикова)	Весьма жалею, испытал на себе, знаю, сколь это приятно.
Доклад князя Меншикова 30-го ноября 1850 г. С представлением краткого управления за минувшее двадцатипятилетие. (Из дел и бумаг кн. Меншикова)	Душевно и искренно благодарю за любопытный и утешительный отчет, но еще больше за то, что вы все это исполняли с тем усердием, знанием и неутомимостью, которым одним и принадлежит успех в сем деле. Честь и слава вам.
По инспекторской части	
Доклад Ратманова. 7-го июня 1827 г. О назначении шкиперу 12-го класса Пашинникову награды при отправлении из Иркутска в Охотск, и о дозволении должность его в Иркутске поручить находящемуся там шкиперскому помощнику унтер-офицерского чина, так как в ластовых экипажах не оказалось шкиперов, желающих отправиться в Иркутск. (Высок, повелен., кн. 2, стр. 122)	Командировать шхипера по выбору и впредь не спрашивать желания, ибо служат не для своих прихотей.
Доклад Моллера 21 -го декабря 1827 г. Об определении во флот отставного капитана строительного отряда путей сообщения Беляева прежним лейтенантским чином. (Высок, пов., кн. 3, стр. 368)	У нас и то много офицеров, и я тех, которые для личных выгод переходят из одной службы в другую, не люблю.
Доклад Моллера 18-го апреля 1828 г. 0 назначении мичмана Коростов-цева адъютантом к контр-адмиралу Рикорду10. (Выс. пов., кн. 7, стр. 77)	Рано; и впредь ранее чем чрез три года в офицерском звании и трех шестимесячных кампа ний в Адъютанты не представлять.
Доклад Моллера 24-го октября 1828 г. Об определении на службу отставленного за нетрезвое поведение лейтенанта Артемьева чином мичмана. (Выс. пов., кн. 9, стр. 83)	Вступить буде желает рядовым.
Собственноручные резолюции по Морскому ведомству
521
Доклады	Резолюции
Доклад Моллера 12-го декабря 1828 г. О переводе Морского кадетского корпуса лейтенанта Розенбаха, по-прежнему на флот, согласно его просьбе. (Выс. пов., кн. 9, стр. 200)	Об этом не просят, ибо перепрашиваться из одного рода службы в другой в военном порядке строго запрещено; стало не иначе он может быть обратно переведен из корпуса, как когда Крузенштерн11 его найдет неспособным там оставаться.
Доклад Моллера 14-го июля 1829 г. О переводе двух офицеров ластовых экипажей в другие экипажи, причем объяснено было, что один из них, представлявшийся к переводу в Севастопольский ластовый экипаж, имеет в Севастополе оседлость. (Выс. пов., кн. 11, стр. 147)	Согласен на сей раз; но впредь под предлогом оседлости не сметь представлять, ибо служба не есть инвалидный дом, а всякий в отставку выйти может, буде хочет.
Доклад князя Меншикова 30-го августа 1831 г. О том, что предназначаемый в главные архитекторы Строительного Департамента Брюлло тот самый, который строит театр на Михайловской площади и писал портрет Государыни Императрицы. (Дело Канц. Н. М. Шт., № 844/3 разр.)	Довольно ли он опытен, чтоб управлять всеми обязанностями такого места, где нужны практические долголетние сведения. C’est un charmant artiste12 как говорится; но тут нужно человека уже более испытанного. Сомневаюсь, чтоб он на это был полезен.
Доклад князя Меншикова 7-го сентября 1831 г. О недоразумениях, возникших относительно определения архитектора Брюлло в Строительный Департамент. Причем объяснено, что, по мнению генерал-лейтенанта Карбониера, Брюлло будет весьма полезен, особенно в тех предметах, которые должны перенять-ся с построений и зданий иностранных портов. (Из дел и бумаг кн. Меншикова )	Г. Брюлло наполнен вкуса и талантов и мастер рисовать; но опытности никакой не имеет в важных постройках, а совершенно другого рода, чем те, кои .когда-либо производил, в чем ему надо будет еще самому учится. Г. Карбониер поступил весьма неосторожно и необдуманно, предложив его, что ему строго заметить. Ежели он так же будет легок и в прочих делах, то совершенно уронит то, что с толиким трудом покойным г. Опперманом только что установлялось,.^ докажет, что не напрасно покойник не во всем на него полагался.
522
НИКОЛАЙ!
Доклады	Резолюции
Доклад князя Меншикова 10-го сентября 1831 г. 0 принятии на службу прежним чином отставленного в 1829 г. по неодобрительной аттестации прапорщика Юдина. (Выс. пов., кн. 19, стр. 66)	Какая нам нужда в ненадежных офицерах? По закону может он идти в службу рядовым.
Доклад князя Меншикова 31-го октября 1831 г. 0 переводе капитан-лейтенанта Симановского, по болезни, из Черноморского в Балтийский флот. (Из дел и бумаг кн. Меншикова)	С юга на север за здоровьем обыкновенно не переводят. Желаю видеть медицинское свидетельство.
Доклад Моллера 9-го ноября 1827 г. 0 производстве в мичманы двух флотских юнкеров, выдержавших экзамен в науках. (Выс. пов., кн. 3, стр. 203)	Если по фронту достигли также должного знания, то на сие согласен.
Доклад Моллера 8-го декабря 1827 г. 0 производстве черноморских офицеров со старшинством в сравнение с сверстниками. (Выс. пов., кн. 3. стр. 303)	Имеющих половину шаров черных уволить от службы, прочих имеющих черные шары, перевести в ластовые экипажи13, тех же, кои, кроме черных шаров, получили и по кондуитам дурную аттестацию, отставить от службы.
Доклад Моллера 5-го декабря 1828 г. 0 награде членов комиссии для рассмотрения и удовлетворения претензий нижних чинов на казне, за успешное выполнение возложенного на них поручения. (Выс. пов., кн. 9. стр. 174)	Тогда будет время, когда на опыте докажется, что жалоб более нет.
Доклад Моллера 13-го февраля 1829 г. О испрашиваемой главным командиром Черноморского флота и портов высылке 30 знаков Военного ордена, для награждения нижних чинов, отличившихся при взятии неприятельского баталиона под крепостью Варною14. (Выс. пое., кн. 10, стр. 137)	10 крестов выслать можно, но при сем нужным считаю заметить, что Георгиевс. кресты есть отличие, даруемое одним особенно отличившимся, но поголовной раздачи быть не должно и не следует сего представлять.
Собственноручные резолюции по Морскому ведомству
523
Доклады	Резолюции
Доклад Моллера 27 го февраля 1829 г. О производстве чиновника 5-го класса Чеглокова, служившего во флоте капитаном 2-го ранга, в генерал-майоры, с оставлением по адмиралтейству. (Выс. пов., кн. 10, стр. 191)	Правила вам известны, ибо вы их сами приводите, потому и не следовало входить с таким представлением.
Доклад Моллера 19-го мая 1829 г. 0 награде корабельных инженеров и пр. чиновников, участвовавших в построении корабля «Император Петр I». (Дело Канц. Морск. М-ра, № 75/2 разр.)	Когда лично удостоверюсь, что корабль чисто отделан.
Доклад Моллера 24-го июля 1829 г. 0 награждении шкиперов, их помощников и боцманов по отличному поведению и усердию к службе следующими чинами. (Выс. пов., кн. 11, стр. 165)	Согласен; впредь всем медицинским чинам морского ведомства, а равно и шхиперам, носившим шпаги, носить сабли на перевязах, по образцу прочих морских офицеров.
Доклад Моллера 31 -го июля 1829 г. 0 выдаче в награду капитан-исправнику Гернету подарка в 500 руб. и жителям селения острова Оденсгольма 416 руб. за спасение экипажа с разбитого фрегата «Помощный». (Там же, стр. 189)	Согласен; на счет виновного капитана.
Всеподданнейший рапорт адмирала Грейга, 23-го июля 1831 г. 0 спасении капитан-лейтенантом Бро-невским и капитаном Шибаевым купеческого судна, следовавшего с казенным лесом из Херсона в Севастополь, и от сильной погоды залитого водой. (Выс. пов., кн. 19. стр. 26)	Броневскому благоволение и годовой оклад, другому офицеру И годовой и нижним чинам по 2 рубля на человека.
Письмо адмирала Кроуна16 со всеподданнейшею просьбой 24-го августа 1831 г. 0 воспринятии от купели новорожденного сына его16. (Дело Канц. Н.М. Шт. № 8414/3 разр.)	Душевно радуюсь, поздравляю, и подряжаюсь и впредь всех крестить. Объявить, что всех сыновей помещаю в пажи11, о чем уведомить Г. Чернышева.
524
НИКОЛАЙ!
Доклады	Резолюции
Рапорт исправляющего должность Николаевского военного губернатора, генерал-адъютанта Лазарева, 16-го ноября 1833 г. О пожертвовании бывшим комендором Ивановым 1000 руб. для продовольствия неимущих. (Выс. пов., кн. 23, стр. 68)	К. Меншикову велеть узнать, какого был напредь сего поведения на службе?
Рапорт его же 27-го февраля 1834 г. О вознаграждении 24 чел. нижних чинов 42-го флотского экипажа за пробивку тоннеля сквозь каменную в Инкермане гору. (Из журн. Канц. Н. Г. М. Шт. 1834 г., № 32 577)	По 25 рублей на человека.
Доклад князя Меншикова 15-го сентября 1834 г. 0 человеколюбивом поступке мичмана Шульгина, который бросился в воду с тендера «Лебедь», шедшего под парусами, и спас упавшего в море матроса; при чем в справке объяснялось, что за подобные подвиги даются по статуту серебряные или золотые медали с надписью: «За спасение погибавших». (Из дел и бумаг кн. Меншикова)	Владимира 4 степени.
Его же доклад 30-го октября 1834 г. 0 человеколюбивом поступке матроса Ахмерова, который, несмотря на сильное волнение, бросился в море и спас утопавшего комиссара. (Там же)	Медаль и 300 рублей.
Доклад дежурного генерала Колзакова 3-го сентября 1845 г. 0 производстве писаря Зобнина в коллежские регистраторы с увольнением от службы. (Выс. пов., кн. 72, стр. 33)	Куда денется?
Доклад Моллера 21-го марта 1829 г. 0 желании главнаго командира Кронштадтского порта, вице-адмирала Рожнова18 представиться Государю Императору. (Выс. пов., кн. 10. стр. 318)	Если он имеет до меня дело, то я готов его видеть завтра в У1 третьего, если же просто явиться хочет, то не нужно, ибо я разрешил приезжать зимой и уезжать когда хочет.
Собственноручные резолюции по Морскому ведомству
525
Доклады	Резолюции
Доклад Моллера 15-го октября 1827 г. С представлением рапорта контр-адмирала графа Гейдена19 о человеколюбивом поступке мичмана Домашенко, пожертвовавшего жизнью для спасения утопавшего матроса, и горестном положении его матери. (Выс. пов., кн. 3, стр. 153)	Несчастной матери дать в пенсион по смерть двойной оклад противу получавшегося сыном, т. е. 2 400 р., а если есть сестры, то распространить и на них до замужества. Об отличном подвиге г. Дома-шенки объявить по флоту в вашем приказе.
Доклад Моллера, им не подписанный и без числа. 1827 г. О вдове чиновника 7-го класса Кузнецова и ее детях, из коих старший сын, гардемарин, под Наварином ранен и за отличие в сражении награжден знаком отличия Военного ордена и чином мичмана. (Выс. пов., кн. 3. стр. 382)	Бумага не подписана. Матери сверх пенсиона дать единовременно 1500 р. за отличного сына.
Доклады Моллера: 14-го мая 1826 г. 0 помещении на фрегат «Проворный» на время кампании, для приобрения практических познаний, недоросля из дворян Куприянова. (Дело Воен, по фл. Канц., № 285)	Отныне впредь определять юнкерами и служить три месяца за матроса в море; в офицеры же производить по экзамену.
25-го июля 1826 г. 0 том, что капитан-лейтенант Нахимов20 по болезни не мог отправиться в море на эскадре адмирала Кроуна. (ДелоД-аМорск. Министра, № 103)	Вычесть то, что по расчету придется из порционных денег, на кампанию выданных.
Всеподданнейшие рапорты адмирала Грейга: 15-го мая 1829 г. 0 действиях отряда судов под командою капитана 1-го ранга Скаловского под стенами Пендераклии, причем один неприятельский корабль сожжен, один военный транспорт потоплен и истреблено много других судов. (Дело Канц. Н. М. Шт., № 98/3 разр.)	Скаловского в Контр-Адмиралы и дать 40 крес[тов]. *
526
НИКОЛАЙ!
Доклады	Резолюции
18-го мая 1829 г. 0 том, что когда бриг «Меркурий», крей-серовавший у Константинопольского пролива, был настигнут и окружен двумя турецкими кораблями, то командир оного, капитан-лейтенант Казарский21, ввиду невозможности избежать неровный бой, составил военный консилиум, на котором корпуса штурманов поручик Прокофьев первый предложил бриг взорвать на воздух; вследствие чего решено было: защищаться до последней степени, и потом, свалившись с одним из неприятельских кораблей, зажечь оставшемуся в живых офицеру крюйт-камеру, для чего и был положен на шпиль заряженный пистолет. Но после трехчасового неравного боя, в виду всего турецкого флота, бригу удалось нанести столь сильные повреждения обоим турецким кораблям, что они должны были удалиться. (Дело Канц. Н.М. Шт., №96/3разр.)	Капитан-лейтенанта Казарского произвесть в К. 2-го ранга, дать Георгия 4 класса, назначить в флигель-адъютанты с оставлением при прежней должности и в герб прибавить пистолет. Всех офицеров в следующие чины, и у кого нет Владимира с бантом, то таковый дать. Штурманскому офицеру, сверх чину, дать Георгия 4 класса. Всем нижним чинам знаки отличия воен, ордена и всем офицерам и нижним чинам двойное жалованье в пожизненный пенсион. На бриг «Меркурий» — Георгиевский флаг.
Доклад Моллера 9-го августа 1829 г. 0 том, что грот- и фок-реи, по его мнению, могут быть переменены под парусами. (Дело Канц. М. М-ра, №511/3 разр.)	Написать рескрипт от меня Л. Сенявину22, что впредь я требую, чтоб непременно подобные повреждения исправлялись в море, отнюдь не заходя в порты без необходимой нужды, а если которому кораблю сие нужно будет, то адмиралу для сего самому в порт не идти, а, перенеся флаг на другой корабль, оставаться в эскадре в море, приказав по исправлении кораблю идти на rendez-vous.
Доклад князя Меншикова 1-го сентября 1831 г. 0 сражении в Монастырской бухте бригов «Телемак», «Улис», «Ахиллес» и люгера «Широкий». (Дело Канц. Н. М. Шт., №557/3 разр.)	Кажется А. Рикорд исполнил свой долг. А что наши моряки храбро дерутся, это нам не новое.
Собственноручные резолюции по Морскому ведомству
527
Доклады	Резолюции
Доклад князя Меншикова 4-го октября 1831 г. О крушении в финляндских шкерах брига «Феникс», который был послан для отыскания шкуны «Стрела». (Дело Канц. Н. М. Шт., № 857)	Довольно непонятно; но полагал бы послать на место Ф. А. Лазарева (Скульского) исследовать. Два судна пропадают даром и почти на том же месте.
Доклад князя Меншикова 28-го октября 1832 г. О прибытии парохода «Геркулес» из Любека. Причем замечено, что «Геркулес» , при 4-дневном плавании в Любек, пришел туда 5 часами и 20 минутами позже любекского парохода. (Из дел и бумаг кн. Меншикова)	0,страм. При этом еще нарисована карандашом фигура головы с открытым ртом.
Доклад князя Меншикова 13-го июня 1835 г. С объяснением на вопрос Его Величества о здоровье, что он подвергся новой простуде, сопряженной с лихорадкой. (Из дел и бумаг кн. Меншикова)	Весьма сожалею и прошу поберечься. Был в Кронштадте, все видел и все показывал; эскадру отправил при себе, «Беллона» из фрегатов первая снялась, все было в порядке и даже блестяще, а работы растут, как грибы. Про церковь забыл переговорить с А. Рожновым. Гейдена отправил с эскадрой до Красной Горки. В учебной эскадре идет плохо, два фрегата стукнулись порядочно, командиры черезчур плохи, а фрегат «Верность» неопрятен, «Ураний» дурно ходит и еще хуже управляется. Надо их проучить порядком.
528
НИКОЛАИ!
Доклады	Резолюции
Доклад князя Меншикова 19-го октября 1837 г. Об осмотре им Кронштадтского порта и найденном там во всем порядке. Причем между прочим объяснено, что пароход генерала Шильдера23, имеющий гребное колесо в корме, медлен на ходу и не слушается руля, а подводные лодки сего генерала сами собою сели на дно, но вытащены подводною машиной и исправляются. (Из дел и бумаг кн. Меншикова)	Весьма приятно читать, боюсь что Шильдеровы проекты похожи будут на его пристань в Петергофе.
Его же, 13-го июля 1838 г. 0 том, что в случае войны Черноморский флот может перевезти на берега Босфора две дивизии в два рейса без лошадей и обоза и что притом необходимо будет ассигновать черноморскому ведомству доР/2 милл. рублей для заготовления морской провизии. (Там же)	Все очень хорошо; провизию вели готовить; об деньгах приказал М. Ф., и ты от него можешь сейчас требовать. Действия наши должны быть скоры и решительны, т. е. занять Босфор, может быть, и Дарданеллы, для того перевезти сколько можно более войска. Ежели б опоздали мы, то разумеется не до дессанта дело, а до защиты наших берегов. Разумеется, что с флотом дома сидеть не будем, и ежели неприятель к нам пожалует, то при равных силах будем мерится; при превосходных сидеть у моря и ждать погоды. Погода же будет та, что я направлю сухопутные силы прямо на Царь-град. Впрочем, вероятие всех этих необходимостей неправдоподобно, и кажется Али-паша не сладит еще дома, не только что других задевать может, но нам все-таки должно быть готовым на все.
Собственноручные резолюции по Морскому ведомству
529
Доклады	Резолюции
Из особой собственноручной записки ему же из Фальбаха 2 (14)-го июля 1838 г. (Из дел и бумаг кн. Меншикова)	...Забыл сказать, что Шанд прибыл из Америки с весьма важными открытиями по паровой части, он меня ждет в Теплице, и ежели по словам его подтвердится то, что я читал в привезенных им бумагах, то я немедля отправлю его обратно в Америку для заказа и привода одного парохода, ибо времени нечего терять. Дмитриев везет также много любопытного.
Докладная записка генерал-адъютанта Колзакова 30-го июля 1838 г. 0 распоряжениях генерал-адъютанта Лазарева по случаю крушения 8 военных судов у черкесских берегов Черного моря. (Высоч. пов., кн. 44)	Прекрасно, и спасибо Г.-а Лазареву, славно и скоро распоряжается*.
Доклад князя Меншикова 17-го июня 1830 г. С представлением письма флигель-адъютанта Корсакова24 о происшедшем в Севастополе бунте матросов и жен их, вследствие принятых мер против чумы, в существование которой никто там не верил, причем убит военный губернатор Столыпин и многие другие лица, и многие дома разграблены25. (Из дел и бумаг кн. Меншикова)	Я имею известие позднее этого; надеюсь, что все будет разобрано как следует. Г. Воронцов25 уже за 30 ч. арестовал, из них человек 5 Ш. и Об. офиц. Дело наигнуснейшее, и которое примерно накажется.
* Резолюции о крушениях наших военных судов «Ингерманланд», «Архимед» и др., как уже известные в печати, здесь опускаются, а равно и о военных действиях под Петропавловском!
530
НИКОЛАЙ!
Доклады	Резолюции
Особая собственноручная записка 3-го шля 1830 г. (Там же) «	Графу Воронцову велеть: 1)	Всех сыновей участвовавших в бунте людей всех состояний, старее пяти лет, здать графу Витту27 для отсылки чрез военное поселение в кантонисты28. 2)	Всех отставных нижних чинов, поселившихся в Севастополе, отправить с семьями в Керчь, где им отвести места для постройки домов. 3)	всех баб и вдов, живущих по слободкам, выдав паспор-ты на прожитие, выслать из Севастополя, а слободы выжечь до основания. 4)	Ад. Грейгу всех женатых матросов как флотских, так и ластовых и рабочих экипажей отправить в Херсон, где ожидать дальнейшего назначения. 5)	Женам сих, выдав паспорты, выслать из Севастополя куда пожелают, слободы сжечь до основания. 6)	В.-а. Патаниоти29 перевести в балтийский флот, равно кроме 2 Патаниоти, всех греков из капитанов и офицеров.
Всеподданнейший рапорт графа Воронцова. 21-го июля 1830 г. 0 мерах к исполнению Высочайшего повеления, последовавшего по случаю бывшего в Севастополе бунта, и относительно перевода из Севастополя в Херсон всех женатых нижних чинов Морского ведомства, а равно и имеющих в Севастополе собственные дома, причем предполагалось за дома этих лиц выдать деньги по оценке. (Дело Канд. Н. М. Шт., № 476/3разр.)	Согласен, но платить за домы служащих матросов не следует, а продать их с публичного торга, возвратив им деньги. Тех же, кои участвовали в бунте, продать с публичного торга и вырученные деньги обратить в городскую экономическую сумму.
Собственноручные резолюции по Морскому ведомству
531
Доклады	Резолюции
Записка графа Бенкендорфа30 8-го октября 1833 г. О скоропостижной смерти флигель-адъютанта Казарского. В записке объяснены следующие необыкновенные обстоятельства дела: Дядя Казарского Моцкевич, умирая, оставил ему шкатулку с 70 тыс. руб., которая при смерти разграблена при большом участии Николаевского полицмейстера Автомонова. Назначено следствие, и Казарский неоднократно говорил, что постарается непременно открыть виновных. Автомонов был в связи с женой капитан-командора Михайловой, женщиной распутной и предприимчивого характера; у ней главною приятельницей была некая Роза Ивановна, состоявшая в коротких сношениях с женой одного аптекаря. Казарский, после обеда у Михайловой, выпивши чашку кофе, почувствовал в себе действие яда и обратился за помощью к штаб-лекарю Петрушевскому, который объяснил, что Казарский беспрестанно плевал, и оттого образовались на полу черные пятна, которые три раза были смываемы, но остались черными. Когда Казарский умер, то тело его было черно, как уголь, голова и грудь необыкновенным образом раздулись, лицо обвалилось, волосы на голове облезли, глаза лопнули и ноги по ступни отвалились в гробу. Все это произошло менее чем в двое суток. Назначенное Грейгом следствие ничего не открыло, другое следствие также ничего хорошего не обещает, ибо Автомонов ближайший родственник генерал-адъютанта Лазарева. (Из дел и бумаг кн. Меншикова.)	Поручаю вам* лично, но возлагаю на вашу совесть открыть лично истину, по прибытии в Николаев. Слишком ужасно.
* Слова эти относились к князю Меншикову, к которому доставлена была и записка графа Бенкендорфа.
532
НИКОЛАЙ!
Доклады	Резолюции
Доклад князя Меншикова 31-го июля 1835 г. С представлением рапорта командира фрегата «Венус» о упавшей на этот фрегат молнии и происшедших от того на нем повреждениях. (Дело Канц. Н. М. Шт., № 3081 /2разр.)	Доказывает, что предосторожность иметь громоотводы не лишне. Хорошо бы иметь таковой на «Геркулесе»31.
Доклад вице-директора Инспекторского Департамента Лермонтова 5-го июня 1837 г. 0 том, что громовым ударом того числа расщепило часть флагштока над восточным павильоном Главного Адмиралтейства, но без повреждения самого флага и здания. (Выс. Пов., кн. 40, стр. 25)	Значит, благодать Божия над русским флагом, в страх врагам, во славу нам.
По корабельной части	
Доклад Моллера 21-го ноября 1828 г. О недостатке меди, отпускаемой на судовое строение, в количестве 18 405 пуд. и об увеличении отпуска до 24 884 пуд. (Дело Канц. генер.-инт., № 17/3 разр.)	Я не могу с этим согласится, ибо от одних разломанных и ломаемых судов достаточно будет и есть меди, если с должным присмотром будет сберегаться и обращаться в дело.
Доклад Моллера 7-го декабря 1828 г. 0 том, что такелажные вещи на прибывших из Архангельска кораблях «Кацбах» и «Кульм», по освидетельствовании особою комиссией, оказались не хуже такелажа, выделываемого в Кронштадте, а в сравнении с английским такелажем даже лучше. (Дело Канц. М. М-стра, №170/2 разр.)	Я весьма верю, что наш такелаж должен быть хорош, но мне также известно, что не всегда он отпускается на флот или на оном остается, а слишком часто уходит в другие руки, в Копенгагене и в Англии, что пора искоренить.
Доклад Моллера 20-го января 1829 г. С объяснением, по каким причинам 19-го января, во время Высочайшего присутствия, не были командиры при строящихся судах на Охтенской верфи.	Объявить госп. команд, всех строящихся судов, что я поверить могу, если один или два по крайней нужде могут отлучится, но чтоб вдруг все пять не были на своем месте, того я не могу дозволить, и потому так как обедать могли и после рабочего времени, то обедавших посадить на трое суток на гауптвахту, объявя приказом по флоту от вашего имени.
Собственноручные резолюции по Морскому ведомству
533
Доклады	Резолюции
Доклады князя Меншикова: 18-го июня 1835 г. С представлением сведений, собранных нашим генеральным консулом в Египте о военном пароходе Египетского Паши. (ДелоКанц.Н.М.Шт., №1 888/3 разр.)	Будем себе на ус мотать.
2-го июля 1835 г. С представлением письма флигель-адъютанта Бутенева32 о собранных им сведениях относительно состояния английского флота и о снабжении генерального консула нашего в Лондоне необходимою суммой для приобретения разных планов и моделей судам и пароходам. (Выс. пов. по Ком. Обр. фл., кн. 186, стр. 32)	Весьма любопытно; за деньгами нечего останавливаться, лишь бы полезное достать. Выслать ему 300 ф. с.
13-го декабря 1838 г. 0 том, чтобы предположенную постройку в Англии одного большого парохода для Черноморского флота, по ограниченности сметы черноморского управления, отложить. (ДелоКанц. М. М-ва, № 371 /Зразр.)	Нечего делать.
30-го октября 1841 г. 0 том, что сверх 418 500 долларов, ассигнованных на постройку парохода «Камчатка» в Америке, требуется еще по представленным счетам 81 тыс. долл. (Дело Кораб. Д-а, 1 от., 1 ст., 1839 г., № 131/2разр.)	Жидовский щетъ; уплатить надо.
Записка князя Меншикова с приложением копии с письма подполковника корпуса корабельных инженеров Швабе к генерал-адъютанту Путятину33 из Лондона.	Очень жалею, что мы еще ни одного корабля не снабдили винтом, очень бы пора, и не полагаю, чтоб и трудно было.
18 (30-го) января 1852 г. С изъяснением некоторых сведений об английских вооружениях. (Дело Канц. М. М-ва, 1852 г. № 11785)	Прошу мне представить ваши соображения безотлагательно.
534
НИКОЛАЙ!
Доклады	Резолюции
Доклад Его Высочества Константина Николаевича 3-го сентября 1852 г. 0 причинах перелома вала на пароходе «Смелый*. (Выс. пов., кн. 97, стр. 84)	Следовало бы определить, какой пробе подвергать столь важную часть машины, до ее приема.
Отношение Министра Финансов, статс-секретаря Брока34 23-го сентября 1854 г. Относительно ассигнования в известные сроки сумм на заказ гальванопластическому заведению и дворянину Берду35 восьми корабельных машин. (Дело Пароход. Комит., № 283/2 разр.)	Согласно с мнением Е. В. Наследника* приступить к исполнению.
Доклад директора канцелярии начальника Морского Штаба, генерал-майора Перовского33 16-го декабря 1828 г. По представлении генерал-интенданта об оскорблении, причиненном инженер-полковнику Стоке флигель-адъютантом Лазаревым. Оскорбление, на которое, впрочем, Стоке не жаловался, заключалось в том, что Лазарев неверно заявил, будто леса, поставленные купцом Комелевым, были употреблены Стоке не на дело пароходного судна, а для элин-га, вследствие чего Лазарев и не хотел платить за те леса денег Комелеву. (Дело кн. Меншикова. № 448)	Призовите к себе ф. а. Лазарева и узнайте от него истину. Отзыв же г. Интенданта меня вовсе не убеждает, ибо мне весьма известно, что как ему, так и прочим г. членам Морского Управления ф. а. Лазарев не нравится оттого, что через него многие злоупотребления мною открыты по их частям. Он может быть виноват, как всякий другой, в лишней опрометчивости; но в отзыве г. Интенданта видна личная злоба, что мне легко понятно.
Доклад Моллера 18-го января 1829 г. 0 заготовленных флигель-адъютантом Лазаревым лесах, кои большею частью оказались негодными на кораблестроение по короткости и тонкомерности их. (Дело Канц. М. М-ра. № 513/3 разр.).	Уведомить М. Ф., что я приказал нарядить следствие из адмирала Сенявина и по выбору М. Ф. одного из его чиновников над действиями ф. а. Лазарева, обратя особенное внимание на тонкость лесов, сюда им доставленных: вместо той меры, которой леса доставить вызвался.
* Мнения сего ни в отношении Министра Финансов, ни во всем деле не объяснено.
Собственноручные резолюции по Морскому ведомству
535
Доклады	Резолюции
Доклад Моллера 13-го марта 1829 г. С представлением рапорта адмирала Сенявина по делу о тонкомерности лиственничных лесов, заготовленных флигель-адъютантом Лазаревым.	Ф. А. Лазареву сделать строгий выговор за неисправное исполнение возложенного на него поручения. Велеть ему немедля выехать на место заготовки лесов, и если в будущую операцию не доставить лесов тех размеров, которых обещал, но не доставил, то объявить вперед, что отдан будет под суд за ложное донесение, на котором вся операция предпринята.
Доклад Моллера 27-го июля 1829 г. 0 том, что на дне бассейна в Новой Голландии найдено 32 дубовые штуки. (Дело Канц. М. М-ра. № 540/3 разр.)	Продолжать везде осматривать и доставать. Не мешает осмотреть и в Галерной гавани.
Доклад Моллера 5-го января 1832 г. Об ассигновании из Государственного Казначейства сверх росписи 120 тыс. руб. на наем вольных мастеровых для кораблестроения. (Дело Канц. Н.М. Шт., № 1 034 /Зразр.)	Мне 120 т. руб. неоткуда взять.
Доклад начальника Морского Штаба 10-го августа 1827 г. 0 дозволении имеющийся в Кронштадте водолазный колокол ссудить на время английскому купцу Стоке, для отыскания потонувшего в Неве собственного его железа. (Дело Д-аМ. М-ра, №135)	Было б глупо на это согласиться, тогда как с пользою можно его употребить для вытаски того, что засаривает военную гавань; приказать попробовать, нельзя ли разбирать им потопленных днищ близ рундуков.
Доклад его же 21-го ноября 1827 г. 0 назначении им комиссии для освидетельствования находящихся в Кронштадте кораблей и прочих судов. (Дело Канц. М. М-ра, № 61/3 разр.)	Подтвердить строго смотреть, но и не утверждать, что суда дурны и негодны, тогда как прошлого года гнилые будто сходили благополучно, а «Гремящий» в Архипелаг.
536
НИКОЛАИ!
Доклады	Резолюции
Рапорт вице-адмирала графа Гейдена 14-го мая 1829 г. 0 дозволении корабль «Эммануил» по худостям его продать или разобрать его на дрова. (Дело Канц. М. М-ра. № 536/3 разр.)	Доказывает только, с каким непростительным небрежением строились прежде корабли, что не могу не заметить как вам, так и тем, попечении коих поручено было строение.
Доклад князя Меншикова 1 -го апреля 1837 г. 0 дозволении разобрать на дрова, за совершенною ветхостью, состоящие при Дунайской флотилии два иола, две канонерские37 лодки и один бот. (Из дел и бумаг кн. Меншикова).	Разбираем, а новых не вижу чтоб строили; нужно о сем поставить а. Лазареву на вид; без хорошей флотилии на Дунай нам быть нельзя.
По артиллерийской части	
Доклады Моллера: 29-го августа 1828 г. 0 том, что на эскадре генерал-адъютанта Сенявина 22-го августа во время пушечной салютации оторвало у 4 нижних чинов по одной руке, а один упал за борт и утонул. (Выс. пов., кн. 9, стр. 18)	Велеть старших артиллер. офицеров там, где случилось, арестовать на неделю, а командирам судов сделать строжайший выговор, ибо я их небрежение в обучении людей и к должности приписываю столь несчастное происшествие.
26-го декабря 1828 г. Ст. представлением рапорта контр-адмирала Крузенштерна 0 действиях комитета, под председательством его состоящего, по предметам до морской артиллерии относящимся. (Дело Канц. М. М-ра, № 443/3 разр.)	Велите приготовить ко всем орудиям среднего дека корабля «Император Александр* колпачки к орудиям, также ко всей артиллерии начать приделывать замки; на черноморском флоте они везде есть.
Записка морской артиллерии капитана Лосева сентября 1844 г. 0 некоторых изобретениях его по части морской артиллерии. (Дело Канц. М. М-ва, Ml 598/3разр.)	Весьма любопытно; велите сделать всему Этому применение на корабле «Финланде» и брант-вахтенном фрегате, дабы подробно и тщательно испытать.
Собственноручные резолюции по Морскому ведомству
537
Доклады	Резолюции
Доклад генерал-адъютанта Перовского* 7-го августа 1846 г. О том, что великобританский поверенный в делах просит о сообщении ему правил, соблюдаемых в России относительно салютации с сухопутных батарей в честь тезоименитства иностранных государей, но таковых правил ни в Сухопутном, ни в Морском ведомстве не существует. (Дело Инсп. Д-а, № 6 078/3разр.)	Правил на это нет; но ежели, по случаю пребывания на рейде иностранных военных судов и празднования ими рождения своих государей, об этом будет уведомление главному начальнику порта, то дозволяется салютовать 21-м выстрелом с батареи.
Рапорт генерал-майора Яфимовича33 генерал-адъютанту Перовскому. 13-го ок тября 1846 г. Об окончательном производстве опытов над 2-пуд. бомбовою пушкой, с представлением прицельной таблицы. (ДелоАртил. Д-а, № 1 228 /3 разр.)	Г.-м. Яфимовичу сказать спасибо, а все это послать кн. Меншикову на соображение.
8-го апреля 1849 г. Отчетные чертежи о пальбе в цель из бомбических пушек, произведенной флотскими экипажами в Кронштадте. (Там же, 10 т., 2 ст., № 1 /2разр.)	Плохо; необходимо особенно заняться экипажами пароходов, чтоб довести их до должного знания своего дела.
Представление главного командира Ревелъского порта33, генерал-адъютанта Литке40 23-го августа 1852 г. О назначении старой шкуны для испытания над ней действия подводных мин. (Выс. пов., кн.97, стр. 80)	Над гнилой шхуной опыт будет не полный; можно повременить.
По комиссариатской части	
Доклад начальника Морского Штаба 21-го сентября 1827 г. О заведении в Балтийском флоте вместо рогожных кулей, холщовых мешков для содержания сухарей. (Дело Канц. М. М-ра, №180 /Зразр.)	Сделать пробу; нельзя ли мешки делать из бракованных парусов.
* Управлявшего в то время Морским Министерством.
538
НИКОЛАЙ!
Доклады	Резолюции
Доклад управляющего Морским Штабом 18-го апреля 1828 г. 0 назначении командиру Ревельского порта, генерал-майору Спафарьеву столовых денег по 6000 руб. в год, которые получал главный командир Ревельского порта, адмирал Спиридов41. (Выс. пов., кн. 7, стр. 75)	Дать 3000 р. столовых, ибо Спиридов был адмирал, а Спафарь-ев г-майор.
Его же. По поводу сделанного инженер-гене-ралом Опперманом замечания о том, что главные командиры портов и другие отдельные начальники Морского ведомства имеют квартиры, по числу покоев большие, чем определено положением 1816 г. о квартирном довольствии для Сухопутного ведомства. (Выс. пов., кн. 7, стр. 83)	Исключение из правил сухопутного ведомства дозволяю для одних военных губерн. и главн. командиров портов, прочим всем сообразоватся с существующим положением для сухопутных войск.
Всеподданнейший рапорт главного командира Черноморского флота 13-го августа 1828 г. О назначении чинам Черноморского флота довольствия по заграничному положению за время нахождения у неприятельских берегов, по примеру сухопутных войск. (Дело Канц. Н. М. Шт., №11/3 разр.)	Флотские офицеры имеют порционные и каютные деньги и сверх того призовые, тогда как сухопутные сим не пользуются, и потому я на сие согласиться не могу.
Доклад Морского Министра 10-го октября 1828 г. О производстве столовых денег офицерам, назначаемым от интендантства к проводке кораблей и фрегатов на ка-мелях. (Дело Канц. Генер.-Интенд., № 17)	Ни в каком случае, ибо проводка на камелях не есть кампания.
Собственноручные резолюции по Морскому ведомству
539
Доклады	Резолюции
Всеподданнейшее письмо адмирала Грейга 16-го апреля 1833 г. О том, чтобы призовые деньги за вырезку из-под Варны неприятельских судов были назначены в раздел не одному отряду Мелихова, сделавшему сей приз, а всему Черноморскому флоту, бывшему в то время на Варнском рейде, во избежание неблагоприятного влияния на дух предприимчивости чинов, в деле не участвовавших. (Дело Канц. Н. М. Шт., № 1066/ 3 разр.)	Ничего не понимаю.
Доклад князя Меншикова 16-го мая 1845 г. С объяснением, что гвардейского экипажа рядовой Трояновский, встреченный Его Величеством в Царстве Польском в собственном мундире, и того же экипажа другие два уроженца Царства Польского, при увольнении в бессрочный отпуск, снабжены были мундирами предшествовавшего срока, равно шинелями, фуражками и ранцами, и что нижние чины Морского ведомства, уволенные в бессрочный отпуск, вовсе исключаются из сего ведомства и причисляются к корпусу, в Польше расположенному. (Выс. пов., кн. 72, стр. 10)	Едва ли так; ибо матрос сей купил щегольской мундир гренадерского II Оранского полка, и в нем ко мне явился молодцом, и только на спрос мой, где он мундир новый получил, узнал я, что он матрос, а не гренадер, и сам в проход через Псков купил мундир, не желая оставаться в одной шинели, и с ним 5 других также все гвардейского экипажа; тут что-то таится неправильное.
Доклад князя Меншикова 23-го апреля 1846 г. О том, какую арматуру следует принять для киверов офицеров и кондукторов корпуса корабельных инженеров, т. е. с серебряными якорем и топорами или же с медными. (Журн. Инсп. Д-а, № 1553 /вход.)	С медными виднее. *
540
НИКОЛАЙ!
Доклады	Резолюции
По медицинской части	
Доклады князя Меншикова: 24-го октября 1829 г. С представлением проекта рескрипта адмиралу Грейгу, но по какому случаю, не видно, ибо самого рескрипта при докладе не находится, но по смыслу резолюции можно заключить, что дело шло о чуме. (Из дел и бумаг кн. Меншикова)	Рескрипт весьма хорош с малой прибавкой. К несчастью вскоре после нашего давишнего разговора получил я рапорт графа Воронцова, что чума вновь открылась в самой средине Одессы; умерли двое жидов, больных три и в подозрении 54! Город уже оцеплен, и граф Витт только за несколько часов прибывший в Одессу, с взаимного согласия с г. Воронцовым вновь установили Бугскую карантинную линию. Дай Боже, чтоб сим кончилось, но ясно доказывает, сколь не напрасны были мои давишние опасения.
21-го мая 1830 г. Между прочим о том, что в Морском кадетском корпусе заболели корью семь кадет. (Там же)	Не мешало бы выслать прочих в море, чтоб перебить болезнь, а покои очистить по системе Гитон де Морво.
Записка князя Меншикова на французском языке. 24-го июня 1831 г. О том, что, вследствие полученного от графа Нессельроде уведомления, он послал уже по эстафете приказание Беллинггаузену42 относительно какого-то судна(какого именно, из записки не видно,вероятно, здесь разумелось судно, шедшее из Англии с оружием для польских мятежников). (Из дел и бумаг кн. Меншикова)	C’est fort bien. Je viens de recevoir des nouvelles de la ville; les ressemble-ments se dissident d’eux meme en suite des mesures prises; fasse le bon Dieu, que ma triste Jour ne soit lias signalee par qiulque sc6ne de carnage.
6-го августа 1831 г. О прекращении в Кронштадте холеры. (Выс. пов., кн. 19, стр. 20)	Велите отслужить молебен в городе и на эскадрах.
Собственноручные резолюции по Морскому ведомству
541
Доклады	Резолюции
17-го августа 1832 г. О том, что так как гребец его, заболевший холерой, помогал ему выходить из катера и нес его шинель, то он не осмеливается до истечения 7 дней приехать в Царское Село с докладом. (Из дел и бумаг кн. Меншикова)	Я этого не боюсь, и когда угодно то милости просим пожаловать.
Доклад князя Меншикова 4-го мая 1833 г. О том, что болезнь смотрителя Крюковских казарм Роговикова не была холера, но воспаление внутренностей оттого, что больной откладывал кровопускание, к которому он ежегодно прибегал. (Из дел и бумаг кн. Меншикова)	Спаси Господи люди твоя и благослови достояние твое.
А. И. ВЕРИГИН
Воспоминания об осаде Варны и о пребывании там императора Николая I
<фрагмент>
1828
I
Прошло более 50-ти лет со времени осады Варны, и число участников похода 1828 года редеет с каждым днем. Все главные лица давно уже сошли в могилу, и остаются только те, которые служили в небольших чинах, исполняя второстепенные обязанности. Но всякое воспоминание, всякий рассказ живого очевидца имеет некоторую цену, и я, как служивший при войсках все время осады, передаю свои воспоминания о ней так, как сохранились они в походных заметках того времени.
Крепость Варна, лежащая у подошвы Малых Балкан, на прямом береговом сообщении с Бургасом и другими портами Черного моря, имела для нас большую важность. С покорением ее, армия соединялась с флотом и для дальнейшего наступления во внутрь страны открывался удобнейший из всех путей для перехода через Балканский горный хребет. Самая крепость, не имея наружных верков, состояла из главного вала с сильными бастионными фронтами и широким, глубоким рвом, в окружности до семи верст. Она была вооружена 178-ю орудиями и защищалась 20 000-м гарнизоном, под начальством Капудана-паши.
29-го августа, к назначенному часу, государь, в сопровождении небольшой свиты, высадился на берег с корабля «Париж» и верхом
Воспоминания об осаде Варны, и о пребывании там императора Николая /543
прибыл в лагерь. Сойдя с лошади, он прямо направился к ставке, где лежал раненый князь Меншиков, переносивший страдания свои с неимоверною твердостью. Трогательно было это свидание: со слезами обнял государь князя и в теплых, задушевных словах благодарил его за службу. Потом уже перешел в палатку князя Воронцова, куда, чрез несколько минут, я один был позван.
Государь смотрел на карту, когда я вошел в палатку, и, подняв на меня свой проницательный взгляд, стал в подробности расспрашивать о местности на южной стороне крепости. Увидев же, между прочим, на карте небольшую дорогу, выше переправы у Гебедже, выразил опасение, что неприятель может ею воспользоваться для обхода, сказав по французски, «cela peut paralyser nos projets». Я отвечал государю, что от пункта переправы ведут к Варне две дороги: одна вдоль берега лимана, другая же, выше, лесами, по которой можно удобно провести гвардейские войска, незаметным для турок образом, — что же касается до пути, возбудившего опасение государя насчет обхода, то, по личному осмотру моему, дорога эта непроходима для войск по причине болот и разлива речки Девно, и что, во всяком случае, достаточно будет иметь тут небольшой наблюдательный пост. Граф Воронцов, разделяя это мнение, начал сам читать государю соображения свои для движения гвардии, и когда, по вы слушании их, они были вполне одобрены, то я получил личное от государя повеление состоять при назначенном к обложению крепости отряде.
Начальство над ним было вверено генералу Головину1. Государь, со дня прибытия к Варне, имел постоянное пребывание на корабле «Париж», где, кроме морских чинов, помещались и все окружающие его лица. Близко следя за всем происходящим, в осаде, где подступы к крепости с успехом подвигались вперед, государь почти ежедневно выезжал на берег, как для совещаний с гр. Воронцовым, так и для осмотра постепенно подходящих гвардейских войск. В особенности заботил царя высланный уже на южную сторону отряд; выбежавшие из ближайших окрестностей, болгары положительно утверждали, что турецкий корпус паши Омер-Врионе7 идет по дороге из Правод и занял дер. Гаджи-асаклар в 18-ти верстах от места расположения отряда генерала Головина. Все эти тревожные известия не остановили однако же государя в решении своем лично обозреть его на месте.
4-го сентября получено было о том извещение, и на меня возложено было поручение сопровождать государя. Для сообщения
544
А. И. ВЕРИГИН
от пристани с верхним отрядом проложена была торная дорога у самой подошвы высот, но она обстреливалась из крепости, и еще накануне несколько матросов, ехавших с обозом провианта, были на ней убиты. Я не мог решиться вести по ней государя и по необходимости должен был избрать для следования едва доступную для верхового проезда тропу, которая вела на крутые высоты морского берега. Конвой из черноморских гвардейских казаков был собран у пристани, и 5-го сентября утром государь, прибыв на катере, сел на простую казачью лошадь и приказал тотчас же вести его.
Едва поднялись мы по каменистым утесам мыса Галата-бурну, как мне пришлось отвечать на различные вопросы государя о положении отряда, а между тем, при малейшем невнимании, легко было потерять след тропы, которая совершенно исчезала во многих местах. Это привело в крайнее беспокойство сопровождавшего государя графа Бенкендорфа. Подскакав ко мне, он строгим голосом повторял несколько раз: туда ли веду я, куда следует? где отряд генерала Головина? и знаю ли я, какой подвергаюсь ответственности за малейшую оплошность? Не желая отвечать грубостью, я пришпорил лошадь и ускакал вперед для осмотра глубокого оврага, где, как я знал, придется просить государя сойти с лошади и спуститься пешком. Благосклонность государя меня ободряла, между тем как грозный взгляд графа Бенкендорфа неотступно меня преследовал. Около 4 верст продолжался этот поезд, о трудности которого я еще на пристани доложил государю, и когда, наконец, выехал я на бургасскую дорогу, то милостивое царское слово «Спасибо тебе» вполне вознаградило меня за неуместную недоверчивость графа Бенкендорфа.
Государь в подробности обозрел всю позицию верхнего южного отряда, здоровался с людьми каждой роты и, лично указав место для постройки укрепления, тем же путем и на той же казачьей лошади возвратился чрез несколько часов к пристани для отплытия на флот.
II
20-го сентября дошел, чрез лазутчиков, до государя слух, что Омер-Врионе ищет обойти позиции генерала Бистрома и с этою целью пробивает сквозь леса и кустарники новую дорогу от своего левого углового укрепления. Этим средством он мог неожиданно напасть в тыл нижнего блокадного отряда и, опрокинув его, поставить в безвыходное положение.
Воспоминания об осаде Варны, и о пребывании там императора Николая! 545
По важности своей известие это требовало точного исследования, и генерал Бистром, вследствие личного повеления государя, возложил на меня эту обязанность. По свойству местности, окружающей турецкий лагерь, невозможно было подойти к нему для обозрения иначе, как скрытно, с небольшою пехотною командой. Выбрано было 10 охотников из разных частей войск, и с ними я с раннего утра отправился прямо лесом к левому флангу неприятельского лагеря. Поручение было не без опасности. Кругом занятого турками укрепления сторожила цепь часовых, впереди ходили пешие патрули, и избегнуть их можно было только счастливым случаем.
Пробираясь без шума среди кустов и прислушиваясь к каждому шороху и звуку, я на каждой замеченной тропе оставлял одного человека для наблюдения. Таким образом подвигаясь вперед, мне удалось обогнуть все укрепление и настолько к нему приблизиться, что с дерева, на которое я кое-как взобрался, мог даже снять на бумагу новые возводимые турками окопы, что, вероятно, и подало повод к слуху о новой дороге. Не довольствуясь этим обозрением, я счел нужным проникнуть до дороги, ведущей в Гаджи-асаклар (той самой, по которой наступала колонна принца Евгения 18-го сентября), откуда неприятелю еще легче было бы проложить сквозь лес новое сообщение для обхода генерала Бистрома и нападения на нижний отряд. Но и здесь турки, при обыкновенной их беспечности, не предприняли никаких работ, и я с полною уверенностью мог донести о том.
День склонялся к вечеру, как, усталый и в изорванной одежде, я возвратился к отряду с 8-ю только охотниками, так как двое из них пропали без вести. Генерал Бистром ожидал моего прибытия на крайнем редуте и в тот же вечер отправил меня к государю, на корабль «Париж», куда, однако ж, я не мог прибыть ранее 11-ти часов ночи. Граф Дибич принял меня в своей каюте, внимательно выслушал все объяснения и велел ночевать на корабле. Позванный к ужину вместе с блестящею царскою свитой, среди коей появление армейского офицера прямо с бивака резко отличалось, я почти в первый раз спокойно отдохнул после двухмесячных боевых тревог и лишений.
В 8 часов утра я был позван к государю, на палубу.
«Ты меня очень успокоил, — сказал милостиво император, — и я сердечно тебя благодарю. Передай от меня Карлу Ивановичу (имя генерала Бистрома), что на него и на всех вас я твердо полагаюсь.
546
А. И. ВЕРИГИН
Еще небольшое усилие и крепость скоро будет в нашей власти». Затем, перекрестив меня, добавил: «Да сохранит тебя Бог!»
Эти, выраженные от души, слова остались навсегда врезанными в памяти моей и в сердце. Чрез три дня после того рушился последний оплот храбрых защитников Варны: два бастиона взорваны минами, прилегающий к ним городской квартал превращен в груду камней, и самый дом, где жил паша, — разрушен до основания. Крепость после 2 х/2 месячной осады безусловно сдалась наконец 29-го сентября 1828 года, между тем как корпус Омер-Врионе, после тщетных усилий подать ей помощь, быстро отступил в ночь с 28-го на 29-е число к Камчику, преследуемый войсками генералов Бистрома и принца Виртембергского.
Варна, в первый раз покоренная русским оружием, была важным во всех отношениях приобретением и много способствовала блестящим успехам наших войск в кампании 1829 года*.
Эпизод из осады Варны в 1828 году
После напечатания статьи под заглавием «Воспоминания об осаде крепости Варны и участие в ней императора Николая Павловича в 1828 году» бывший адъютант графа Бенкендорфа, Павел Матвеевич Толстой, находившийся временно в распоряжении генерала Бистрома на южной стороне, доставил мне некоторые словесные объяснения, которые по их значению я считаю долгом не оставлять в безгласности.
Прибыв по высочайшему повелению в южный отряд вечером 17-го сентября, вскоре после отбытия ген.-адъютанта Сухозанета, ротмистр Толстой1 нашел генерала Бистрома крайне взволнованным и беспокойным. Твердо убежденный, что предположенная атака турецкого укрепленного лагеря на высотах Куртепе не может обещать успеха, генерал Бистром в эту же ночь отправил ротмистра Толстого к государю на корабль «Париж» с поручением в точности передать Его Величеству те же слова, которые были высказаны генерал-адъютанту Сухозанету, а именно что он го
* О непобедимости и неприступности Варны весьма витиевато возвещено было турками в надписях на мраморных досках, которые были вделаны ими в стены военных сооружений в Варне. Победители русские выломали эти доски. Они хранятся в Музее во дворце в Павловске. См. описание Павловска, роскошное изд. Его Императорского Высочества Великого Князя Константина Николаевича. СПб., 1877 г. стр., 415 и след.
Воспоминания об осаде Варны и о пребывании там императора Николая 1547
тов идти на приступ простым солдатом, но слагает с себя всякую ответственность.
Выслушав это донесение, государь приказал тотчас же позвать к себе Дибича и, в присутствии Толстого, строго сказал ему: «Вы все видите в розовом цвете, и вы одни будете отвечать мне за последствия завтрашнего дела!»
Повелительный тон, которым произнесены были эти слова, побудил Дибича просить разрешения лично отправиться к отряду генерала Бистрома, где действительно и находился он во все время боя 18-го сентября, наблюдая из редута за действиями войск.
Что произошло между государем и Дибичем по возвращении последнего — осталось неизвестным, и хотя несчастный исход сражения 18-го сентября мог бы, казалось, поколебать доверие к нему государя, но этого, однако же, не последовало. Лично же, сколько известно, государь сознавал вполне несоответственность данных повелений для атаки, и, движимый великодушным, истинно рыцарским чувством, написал собственноручно к генералу Бистрому письмо, содержание которого осталось до сих пор в тайне.
Д. А. МИЛЮТИН
Воспоминания
<Фрагменты>
1831 г.
<.„> В течение лета Москва была встревожена появлением холеры. В первый раз приходилось России испытать это бедствие; а потому везде, где появлялась непрошеная гостья, она производила страшную панику во всех слоях населения. Никто не имел понятия ни о предохранительных мерах против болезни, ни о средствах врачевания ее. Признавалось нужным прибегать к строгим карантинным мерам, как против чумы; число смертных случаев было так велико в соразмерности с числом заболевших, что один страх заразы наводил ужас. Угнетенное состояние духа неизбежно усиливало бедствие. В начале появления эпидемии жертвами ее были большей частью люди низшего класса, особенно из пришлого на заработки народа, живущего в самых антигигиенических условиях. Понятно, что среди этого населения зародились самые нелепые подозрения в умышленном отравлении. Как всегда в подобных случаях, злонамеренные личности пользовались встревоженным настроением легковерной толпы для возбуждения ропота и неудовольствия. Народ, несмотря на запрещение и противодействие полиции, начал толпами уходить из города и разносить болезни повсеместно.
Такое тревожное состояние города не мешало мне пользоваться летними каникулами и по-прежнему делать часто прогулки верхом то с отцом, то в одиночестве. Так же, как в прошлом году, я принялся за некоторые новые работы: составлял краткое «Руководство
Воспоминания
549
к съемке планов», перечень главных событий русской истории в форме синхронистических таблиц, перевел один плохонький французский роман, данный мне дядей Сергеем Дмитриевичем и т. д. В доме у нас пока все шло обычным порядком. В начале сентября возобновилось учение в пансионе. Но вот вдруг вся Москва встрепенулась: 29 сентября неожиданно приехал сам император Николай Павлович1. Появление его среди зараженного города ободрило всех: государь, со свойственным ему мужеством, показывался в народе, посещал больницы, объезжал разные заведения. В числе их вздумалось ему заехать и в наш университетский пансион.
Это было первое царское посещение. Оно было до того неожиданно, непредвиденно, что начальство наше совершенно потеряло голову. На беду государь попал в пансион во время «перемены» между двумя уроками, когда обыкновенно учителя уходят отдохнуть в особую комнату, а ученики всех возрастов пользуются несколькими минутами свободы, чтобы размять свои члены после полуторачасового сидения в классе. В эти минуты вся масса ребятишек обыкновенно устремлялась из классных комнат в широкий коридор, на который выходили двери всех классов. Коридор наполнялся густой толпой жаждущих движения и обращался в арену гимнастических упражнений всякого рода. В эти моменты нашей школьной жизни предоставлялась полная свобода жизненным силам детской натуры; «надзиратели» если и появлялись в шумной толпе, то разве только для того, чтобы в случае надобности обуздать слишком уж неудобные проявления молодечества.
В такой-то момент император, встреченный в сенях только старым сторожем, пройдя через большую актовую залу, вдруг предстал в коридоре среди бушевавшей толпы ребятишек. Можно представить себе, какое впечатление произвела эта вольница на самодержца, привыкшего к чинному натянутому строю петербургских военно-учебных заведений. Со своей же стороны, толпа не обратила никакого внимания на появление величественной фигуры императора, который прошел вдоль всего коридора среди бушующей массы, никем не узнанный, и, наконец, вошел в наш класс, где многие из учеников уже сидели на своих местах в ожидании начала урока. Тут произошла весьма комическая сцена: единственный из всех воспитанников пансиона, видавший государя в Царском Селе, Булгаков2, узнал его и, встав с места, громко приветствовал: «Здравия желаю Вашему Величеству!» Все другие
550
Д. А. МИЛЮТИН
крайне изумились такой выходке товарища; сидевшие рядом с ним даже выразили вслух негодование на такое неуместное приветствие вошедшему «генералу». Озадаченный, разгневанный государь, не сказав ни слова, прошел далее в 6-й класс и только здесь наткнулся на одного из надзирателей, которому грозно приказал немедленно собрать всех воспитанников в актовый зал. Тут, наконец, прибежали, запыхавшись, и директор и инспектор, перепуганные, бледные, дрожащие. Как встретил их государь — мы не были уже свидетелями; нас всех гурьбой погнали в актовый зал, где с трудом, кое-как установили по классам. Император, возвратившись в зал, излил весь свой гнев и на начальство наше и на нас с такой грозной энергией, какой нам никогда и не снилось. Пригрозив нам, он вышел и уехал, а мы все, изумленные, с опущенными головами, разошлись по своим классам. Еще больше нас опустило головы наше бедное начальство.
На другой же день уже заговорили об ожидающей нас участи; пророчили упразднение нашего пансиона. И, действительно, вскоре после того последовало решение преобразовать его в «Дворянский институт» с низведением на уровень гимназии; а между тем последовала перемена начальства: директором, вместо добродушного Курбатова, назначен действительный статский советник Иван Александрович Старынкевич; инспектором классов вместо Светлова — Запольский. Впрочем, перемена была только в именах; по существу же все осталось по-прежнему. Новые начальники мало отличались своими качествами от прежних; только показались нам менее симпатичными, менее добродушными. Самое же преобразование заведения совершилось гораздо позже, уже по выходе моем из пансиона.
Таков был печальный инцидент, внезапно взбаламутивший мирное существование нашего университетского пансиона. А вскоре по отъезде государя из Москвы прерваны были наши уроки так же, как и во всех вообще учебных заведениях в Москве, по случаю все усиливавшейся холеры. Число больных и умиравших возросло в ужасных размерах, а вместе с тем усилились уныние и паника. Признано было нужным принять энергичные меры: город был разделен на 20 частей; в каждой части назначен особый попечитель с помощниками; открыты временные больницы; каждая часть оцеплена кордоном, так что сообщение между частями города было почти прервано или, по крайней мере, ограничено: проезд разрешался только врачам и некоторым лицам по
Воспоминания
551
билетам. Учрежден был карантин и вокруг всей Москвы, также заставы между Москвой и Петербургом. На улицах, площадях и в домах производилось окуривание хлором, дегтем и другими дезинфекционными снадобьями. Город принял самую мрачную физиономию; на улицах почти не видно было ни экипажей, ни пешеходов; торговля почти прекратилась; большая часть лавок и мастерских была закрыта, так что иногда с трудом доставали белый хлеб и другие припасы. Само собой разумеется, что театры и другие места общественных сборищ были закрыты. Тут и там для успокоения народа духовенство служило молебны. Поднимались образа, совершались крестные ходы.
Отец мой был в числе лиц, избранных для заведывания той частью города, где мы жили, т. е. окрестностью Пресненских прудов. Он принялся за дело с обычной деятельностью и энергией, не жалея трудов для добросовестного исполнения своей обязанности. Он даже занялся научным изучением эпидемии, впервые постигшей Россию, и по этому предмету издал брошюру с картой, изображавшей последовательный ход холеры от Персии до Москвы. Карта эта наглядно показывала, что эпидемия большей частью следовала по направлению больших речных и сухопутных сообщений, что, по-видимому, доказывало, что болезнь заносилась приезжими, а может быть, — и грузами. В брошюре указывались и средства, испытанные с пользой для предохранения от холеры и лечения ее с первых приступов болезни. Указанные тогда средства, конечно, были впоследствии большей частью признаны недействительными. За оказанные моим отцом заслуги во время холеры ему потом был пожалован орден Св. Владимира 4 степени. <...>
<1834 год>
Отец мой, по возвращении в Москву (13 марта), немедленно же отправил ко мне, с молодым кучером, приготовленную им верховую лошадь, вороную, с седлом и сбруей. К крайнему нашему огорчению, лошадь оказалась испорченной в дороге, благодаря оплошности проводника и слишком поспешному ходу в самую распутицу. К тому же, еще до прибытия лошади, я был переведен во 2-ю батарейную батарею (в которой служил юнкером), и потому нужна была лошадь гнедая. С пособием от отца, частью от тетки Елизаветы Михайловны Милютиной мне удалось приобрести порядочную лошадь, так что я был обеспечен в этом от
552
Д.А.МИЛЮТИН
ношении к предстоящему «майскому» параду на Марсовом поле (Царицыном Лугу)3, первому, в котором мне пришлось участвовать в строю верхом. Вслед за тем в половине мая артиллерия выступила в Красное Село4. Но тут меня постигла новая беда: и вторая лошадь захромала; я должен был большую часть лета выезжать в строй на казенной лошади, данной мне по доброте батарейного командира.
Незадолго до выступления артиллерии в Красное Село, 8 мая, прибыл в Петербург мой дядя Павел Дмитриевич Киселев5. Давно уже домогался он освобождения от управления княжествами Валахии и Молдавии; но его не отпускали до окончательного устройства управления в них на новых началах и до назначения в оба княжества господарей. Звания эти были наконец возложены на Александра Гику6 — в Валахии и на Михаила Стурдзу7 — в Молдавии. После официального прощания с валахскими властями и жителями, 8 января 1834 года, бывший полномочный председатель Диванов выехал из Бухареста в Яссы, где оставался еще около трех месяцев. Оттуда выехал он 11 апреля, торжественно провожаемый властями и народом; останавливался в Одессе и Тульчине и прибыл Белорусским трактом в Петербург. Как слышно было, государь принял П. Д. Киселева чрезвычайно милостиво.
Спустя несколько дней по приезде дяди решился я к нему явиться, но попал весьма неудачно, в час общего большого приема. Он принял меня второпях, стоя и, ограничиваясь несколькими вопросами, отпустил довольно сухо. Первое это знакомство произвело на меня не очень приятное впечатление; я вышел от него с намерением не повторять посещений к нему без особого приглашения. Со своей же стороны, как я вскоре узнал, Павел Дмитриевич тогда же писал моей матери, что видел меня, что я произвел на него выгодное впечатление и что начальники мои отзываются обо мне с похвалами. После первого свидания, находясь все лето в Красном Селе и лагере, я уже и не имел случая бывать у дяди, а потом, в сентябре месяце, он сам уехал в свите государя в Москву, где пробыл 11 дней, сопровождал его величество в Орел, на маневры и затем оставался до конца февраля следующего года на юге в имениях жены для устройства обоюдных дел, так как с 1829 года они уже не жили вместе.
Лагерное время в 1834 году провел я уже совсем иначе, чем прошлогоднее. Не приходилось уже выносить такого физиче
Воспоминания
553
ского утомления, как в жалкой доле юнкера; среди приятного товарищеского кружка жилось хорошо. Хозяйство велось у нас артелями. В продолжение первого месяца, т. е. во время «практической стрельбы», 2-я батарейная батарея стояла не в самом Красном Селе, а в окрестностях его, в двух чухонских деревушках: Варекселове и Перекюле, на Кавелахстских высотах (под самой горой Дудергофской). Спокойствие и тишина этой стоянки только раз были нарушены несчастным случаем с одним рядовым нашей батареи, который имел глупость разбивать о камень найденную им где-то снаряженную гранату. Случилось это в огороде, на виду из окна моей избы, во время нашей трапезы. Услышав и увидев взрыв, мы немедленно кинулись на место происшествия и нашли несчастного солдата еще живым с оторванными ногами и кистями рук, К прискорбию, такие случаи повторялись нередко: несмотря на все принимаемые меры, и солдаты и крестьяне подвергались явной опасности для того только, чтобы добыть ничтожное количество пороха.
По заведенному порядку, после практической стрельбы артиллерия перешла в лагерь вместе с пехотой; началась обычная серия смотров, учений, разводов, церковных парадов. Вся установленная программа лагерных занятий была выполнена без малейшего отступления, с включением, конечно, и парадной «зори» и «тревоги» и кончая большими маневрами, продолжавшимися дней шесть. Во все продолжение лагерного сбора я побывал в Петербурге только два раза и то по нескольку часов. На отлучки офицеров из лагеря начальство смотрело тогда неодобрительно; имена приезжавших в Петербург прописывались на заставах и ежедневно представлялись великому князю Михаилу Павловичу. Отлучавшиеся без позволения из лагеря прибегали к разным уловкам и подлогам, чтобы не попасть в список на заставе.
По окончании лагерного периода и в этом году я прожил несколько недель в Новой Деревне, на даче у Авдулиных, и провел это время очень приятно. С молодой приятельской компанией участвовал я в поездке в Кронштадт — любопытной и поучительной для москвича, не видавшего море. 30 августа происходило торжественное открытие Александровской колонны. К этому торжеству прибыла депутация от прусской армии, состоявшая из ветеранов 1813 и 1814 годов, и во главе её — второй сын прусского короля принц Вильгельм (будущий регент, потом король Прусский и, наконец, император Германский). Обычный крест
554
Д. А. МИЛЮТИН
ный ход в Александро-Невскую лавру и богослужение в лавре совершены были на этот раз ранее обыкновенного. Император с огромной и блестящей свитой проехал из Зимнего дворца в лавру и обратно, а в 11 часов утра началось само торжество открытия памятника, воздвигнутого императору Александру I. На обширных площадях, Дворцовой, Адмиралтейской, Петровской, в окрестных улицах, на набережных — везде густо стояли войска Гвардейского и Гренадерского корпусов. Всего было в строю 86 батальонов, 106 эскадронов с 248 орудиями. Погода, после разразившейся накануне страшной бури с ливнем, вдруг прояснилась и сделалась превосходной, даже слишком жаркой. Очевидцы, находившиеся на самой площади перед Зимним дворцом, рассказывали, что церемония, сопровождавшая открытие памятника, была великолепна и трогательна. Нашей артиллерии пришлось стоять далеко оттуда, на набережных, и содействовать эффекту торжества гулом выстрелов из всех орудий совместно с артиллерией Петропавловской крепости и стоявших на Неве военных судов. В заключение же мы прошли за пехотой церемониальным маршем мимо колонны. <...>
В течение этой же зимы приехал в Петербург генерал Граббе8 с полковником Норденстамом. Он привез свой план военных действий на 1842 год и хлопотал, чтобы ему исключительно предоставлены были все распоряжения не только подчиненными ему войсками Кавказской линии и Черномории, но также и отрядами в Северном Дагестане и на Черноморской береговой линии, с устранением всякого вмешательства в военные действия корпусного командира генерала Головина9. Положение дел на Кавказе приняло с 1840 года весьма невыгодный для нас оборот: власть Шамиля10 значительно распространилась; на его сторону передались не только вся Чечня, но и те части Дагестана, которые давно считались покорными. Несмотря на крупные подкрепления, данные нашим силам на Кавказе, военные действия, предпринятые в 1841 году, не поправили дел; напротив того, еще более расстроили наше положение. Личное присутствие генерала Головина в отрядах, собранных для совместных действий против Шамиля со стороны левого фланга линии и Северного Дагестана, обострило давнишний антагонизм между ним и генералом Граббе. Последний тяготился зависимостью от корпусного командира и домогался самостоятельной роли. Эта рознь и неудовольствия между двумя главными начальствующими лицами, разумеется,
Воспоминания
555
много вредили успеху наших действий и облегчали предприятия Шамиля, который, не довольствуясь отторжением из-под русской власти горских племен одного за другим, наносил нам удары давно уже небывалыми дерзкими набегами в больших силах на наши линии — до Моздока, Кизляра и Военно-Грузинской дороги. Генерал Головин обвинял в этих неудачах генерала Граббе, который в 1841 году, в самое горячее время военных действий, вдруг распустил Чеченский отряд, даже не предварив о том корпусного командира, и оставался целый месяц в полном бездействии. В декабре 1841 года генерал Головин представил военному министру свой проект действий на 1842 год. План его, в сущности, заключался, как и в предшествовавшие годы, в совместном действии двух сильных отрядов: одного, Дагестанского, под личным начальством его, корпусного командира, и другого, Чеченского, под начальством генерала Граббе; предполагалось, что оба эти отряда будут содействовать друг другу наступательным движением к Андийскому Койсу с противоположных сторон, для упрочения нашего положения в долине этой реки. Но генерал Граббе, приехав лично в Петербург, добился того, что утвержден был его план; корпусный командир устранен от личного командования; на него возложены лишь распоряжения хозяйственные, для доставления генералу Граббе всех материальных средств, какие он признает нужными для успешного ведения военных действий на всем протяжении от Каспийского моря до Черного. Генерал Граббе уехал из Петербурга в полном торжестве; но явно обнаружившиеся несогласия между двумя главными начальствующими на Кавказе лицами, так же как и ряд испытанных нами в последние годы неудач, озабочивали государя. Решено было, что в течение предстоявшего лета сам военный министр князь Чернышев11 отправится на Кавказ, чтобы исследовать на месте истинное положение дел и представить на высочайшее решение соображения о необходимых мероприятиях.
Во время пребывания в Петербурге генерала Граббе и полковника Норденстама я, конечно, виделся с ними не раз. Оба они выказывали мне по-прежнему любезное внимание и снова заманивали меня к себе на Кавказ. Как ни печально было тогдашнее положение дел на Кавказе, мне все-таки улыбалась мысль об избавлении от невыносимой для меня петербургской жизни. Но было бы безрассудно и опрометчиво менять службу, не имея в виду никакого определенного, прочного положения на новом пути.
556
Д. А. МИЛЮТИН
Да и сам генерал Граббе, так же как и полковник Норденстам, не иначе разумели мой переход на Кавказ, как на штатное место обер-квартирмейстера войск Кавказской линии и Черномории, т. е. на место самого полковника Норденстама, для которого ожидалась вакансия начальника штаба тех же войск. Таким образом, переговоры со мною и не могли вести к какому-либо непосредственному практическому результату; дело шло только о предвидимом случае; но объяснения эти снова пробудили во мне прежние, почти уже заглохшие мечты.
С наступлением лета прервалось на некоторое время монотонное течение моей жизни в Петербурге. Начались обычные разъезды офицеров Генерального штаба на рекогносцировки пред лагерным сбором; затем, с первых чисел июня, весь штаб наш переселился в Красное Село. В продолжение лагерного сбора я жил в Красном Селе с Ф. И. Горемыкиным и исполнял обязанности дивизионного квартирмейстера 3-й гвардейской пехотной дивизии. Лагерные занятия шли обычным порядком. Во время больших маневров, простиравшихся до Ямбурга12, я состоял за старшего офицера Генерального штаба в отряде генерал-лейтенанта Арбузова и мне удалось заслужить похвалы начальства. Известно, какое значение имели большие маневры в те времена, когда сам император Николай лично принимал в них живое участие.
В продолжение этого лета сестра с мужем ездила в Москву и прожила около 6 недель (с 22 июня по 1 августа) с отцом, на даче в Петровском парке. Присутствие Авдулиных, разумеется, доставило старику большое удовольствие. Хотя он и жаловался на расстроенное здоровье, однако ж ездил верхом с дочерью, стараясь всячески доставлять ей развлечения.
По окончании лагерного сбора и возвращении на зимние квартиры, снова предстала предо мною печальная перспектива петербургской жизни в течение долгой осени и зимы. Не имея в виду ничего положительного для материального обеспечения своего существования, я с нетерпением ожидал решения вопроса о перемене служебного моего положения. Но ожидания эти могли сделаться совсем напрасными, вследствие случившихся на Кавказе неожиданных перемен.
В течение лета 1842 года дела в том крае нисколько не улучшились; напротив того, действия генерала Граббе были целым рядом новых неудач. В начале он медлил открытием военных
Воспоминания
557
' действий и дал возможность Шамилю опрокинуться всеми сила-> ми на Южный Дагестан; затем в первых числах июля Чеченский отряд двинулся было к Дарго по долине Аксая, но встретил такой отпор со стороны чеченцев, что, не достигнув цели, вынужден был отступить с большою потерею и вернулся к Герзель-аулу . в то самое время, когда приехал туда военный министр13. Таким образом, князь Чернышев имел случай увидеть собственными глазами, в каком расстройстве и упадке духа отряд возвратился из 5-дневного похода. После этой неудачи генерал Граббе перенес свои действия в Дагестан и с отрядом, собранным в Аварии, спустился к Ихали на Андийском Койсу; но и здесь постигла его неудача. Предоставленные в его распоряжение грозные силы обращены были на все остальное время к постройке укреплений. Между тем и на правом фланге дела приняли также неблагоприятный оборот: мирные племена, обитавшие между Кубанью и Лабою, возбужденные эмиссарами Шамиля, покинули свои жилища и присоединились к враждебному нам закубанскому населению. Такое печальное положение дел не могло не произвести весьма невыгодного впечатления на князя Чернышева, который, разумеется, представил императору Николаю отчет о своем посещении Кавказа в черных красках. Результатом его поездки было удаление от должностей как генерала Граббе, так и генерала Головина. На их места назначены: корпусным командиром — генерал Нейдгарт14, командир 6-го корпуса, а командующим войсками Кавказской линии и Черномории — генерал-лейтенант Гурко15, начальник 2-й гвардейской пехотной дивизии. Первый принадлежал в свое время к числу самых дельных и способных офицеров Генерального штаба; долгое время был начальником штаба Гвардейского корпуса, а затем командиром названного армейского корпуса; считался генералом ученым и опытным. Генерал Гурко (Владимир Осипович) также пользовался репутацией умного и дельного генерала. На них обоих возлагались большие надежды.
Неожиданная эта перемена начальства на Кавказе могла разрушить все мои планы. Но генерал Гурко пред отъездом на Кавказ, в сентябре, узнав от Ивана Федоровича Веймарна о составленной мною в 1840 году, по возвращении с Кавказа, записке относительно образа действий в том крае, пожелал прочесть ее. Потом, возвращая И. Ф. Веймарну мою записку, генерал Гурко писал ему: «Я прочел с особенным удовольствием обозрение нынешне
558
Д. А. МИЛЮТИН
го положения дел на Кавказе*; оно познакомило меня с оными и удвоило во мне желание служить с г. Милютиным. Он, конечно, был бы на Кавказе несравненно полезнее, чем на ваших парадах, и жаль, что способности его и молодые его лета потеряны для настоящей службы; но я надеюсь, что генерал Траскин (начальник штаба войск Кавказской линии) скоро оставит тот край и что при назначении полковника Норденстама начальником штаба, откроется место для г. Милютина».
При личном со мною свидании генерал Гурко также наговорил много лестных любезностей и заручился моим согласием на занятие места обер-квартирмейстера, в случае открытия вакансии на эту должность. <...>
* Это выражение не совсем верно: положение дел на Кавказе значительно изменилось после написанной мною в 1840 г. записки, но в ней почти предсказывалось то, что случилось в 1841 и 1842 гг.
К. Ф. толь
<3аписка 1831 года>
Отличнейшие Генералы в действующей Армии, в 1831 году
ГЕНЕРАЛ ОТ КАВАЛЕРИИ ГРАФ ВИТТ1. Весьма способен быть Начальником Главного Штаба Армии*. Распорядителен и благоразумен во всех своих действиях. Хитрый человек; но отдельно командовать Корпусом не может, ибо не смел и не решителен — многие насчет его отзывались, якобы он трус. Сие несправедливо, ибо в Прагском сражении и в делах при Шиманове** и других видел я его в жесточайшем огне, хотя с некоторой суетливостью.
ГЕНЕРАЛ ОТ КАВАЛЕРИИ БАРОН КРЕЙЦ2. Отличный Корпусный Командир; смел и решителен; и с весьма хорошими военными по
* Генерал И. О. Витт, будучи начальником тайной полиции и военных поселений на юге России действительно обладал способностями военного администратора. В 1817 г. ему было поручено формирование Бугской уланской дивизии (из казачих войск), предназначенной для образования военных поселений в Харьковской губернии. С 1823 г. он командовал 3-м резервным кавалерийским полком. Кроме этого, именно ему в 1818 г. Александр I поручил секретную миссию наблюдать за конспиративным движением на Юге России, особенно за городами Киевом и Одессой, в которых, по сведениям императора, действовали агенты «Тайного общества». Летом 1825 г. Витт с провокационной целью попытался вступить в Южное общество декабристов (Записка гр. И. О. Витта о поручениях, в которых был употреблен Александром I. Написано собственноручно И. О. Виттом для Николая I и относится к 1826 году. Копия // ОР РНБ. Ф. 859. Карт. 17. № 20. Л. 5-5об.
** Сражения Польской кампании 24 июля и 3 августа 1831 г.-
560
К. Ф. ТОЛЬ
знаниями; может командовать отдельно, что уже доказал на деле; фальшивого и самолюбивого характера.
ГЕНЕРАЛ-АДЪЮТАНТ БИСТРОМ3. Любим войском, храбр и довольно распорядителен; смел и решителен в действии*; но мало образован. Отдельно командовать не может. Самолюбивого характера.
ГЕНЕРАЛ-АДЪЮТАНТ РИДИГЕР4. Отличный Корпусный Командир; весьма образован в военном деле. Осторожен в действиях своих и даже имеет слабость видеть вещи в черном виде; но когда вступит в дело, то блистателен храбростью своей без опрометчивости; вообще сказать можно, что благоразумный Генерал; может командовать отдельно, что уже показал на деле.
ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ НАБОКОВ5. Отличный дивизионный Командир — весьма распорядителен, сохраняет всегда порядок в войске, знает солдата и любим подчиненными. Храбр и благоразумен в действии, но весьма слабое имеет образование вообще; не может командовать отдельно.
ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ НЕЙДГАРТ®. Отличный Корпусный Командир быть может. Таковой же Начальник Главного Штаба и Генерал-Квартирмейстер, имеет весьма хорошее образование, мягок в обхождении, любим подчиненными и уважаем Начальниками; храбр без опрометчивости и благоразумен во всех своих действиях**; может командовать отдельно.
* О решительности генерала К. И. Бистрома свидетельствует его позиция в период междуцарствия и день 14 декабря 1825 г., когда генерал поддерживал проконстантиновские замыслы М. А. Милорадовича, покровительствовал своему адъютанту Е. П. Оболенскому и бездействием помогал «мятежникам». В своих записках Николай I писал: «Странным казалось тоже поведение покойного Карла Ивановича Бистрома, и должно признать, что оно совершенно никогда не объяснилось. У генерала Бистрома был адъютантом известный князь Оболенский. Его ли влияние на своего генерала или иные причины, но в минуту бунта Бистрома нигде не можно было сыскать» (Николай I: Личность и эпоха. Новые материалы. СПб., 2007. С. 272).
** Генерал А. И. Нейдгардт (Нейдгард) уже с эпохи Александра I занимал высокие военно-административные должности. С 1823 г. он был начальником Штаба Гвардейского корпуса в чине генерал-майора. Поэтому в день получения из Таганрога, 25 ноября 1825 г., сведений о тяжелом состоянии Александра I Нейгардт был в числе тех высших гражданских и военных чинов России, которые на секретном заседании приняли решение «держать это известие в тайне от общества» и сообщать о состоянии здоровья императора лишь членам царской семьи.
<3аписка 1831 года>
561
ГЕНЕРАЛ-АДЪЮТАНТ КНЯЗЬ ГОРЧАКОВ7. Может быть отличный Корпусный Командир. Весьма образованный Генерал во всех частях военного искусства — блистательной храбрости и решителен; немного тороплив в своих действиях. Может командовать отдельно.
ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ БАРОН ОСТЕН-САКЕН8. Отличный дивизионный Командир — может командовать и большими массами Кавалерии, так что его первым Кавалерийским Генералом нашей Армии считать можно; весьма благоразумен, блистательной и холодной храбрости; может командовать отдельно. Весьма образованный Генерал. Один порок в нем мне известный, что неприятеля всегда сильнее полагает, нежели есть, и оттого приводит в недоумение Главнокомандующего.
ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ МУРАВЬЕВ9. Достоин быть Корпусным Командиром, ибо он все имеет к тому способности. Весьма попечителей о подчиненных и строго сохраняет порядок в войсках. Весьма образован во всех частях военного искусства*. Смел, решителен и блистательной храбрости. Любим войском. Один порок мне известный, что слишком пренебрегает неприятелем и оттого упускает из виду иногда простые правила тактических предосторожностей.
ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ МАНДЕРШТЕРН10. Отличный дивизионный Командир, имеет хорошие военные познания. Любим подчиненными, блистательной храбрости; может командовать Авангардом; но слаб к подчиненным по особенному добродушию.
ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ОБРУЧЕВ11. Отличный дивизионный Генерал и таковой же Дежурный Генерал. Хорошее имеет военное образование, весьма деятелен, трудолюбив, распорядителен и холодной храбрости в деле. В беспрестанных заботах по
* Н. Н. Муравьев был сыном видного общественного деятеля, основателя Московского Училища колонновожатых Н. Н. Муравьева (старшего). Окончив данное военное учебное заведение, Муравьев с 1811 г. служил в наиболее просвещенных в военном аспекте и элитных подразделениях российской армии — вначале в Свите по Квартирмейстерской части, а затем — Гвардейском Генеральном штабе. В 1814 г. Муравьев стал одним из организаторов общественной организации Гвардейских офицеров — «Священной артели», важнейшим направлением деятельности которой было военное образование (Записки Н. Н. Муравьева-Карского // Русский архив. 1886. № 2. С. 131).
562
К. Ф. ТОЛЬ
должности Дежурного Генерала, и потому часть его была всегда в большой исправности.
ГЕНЕРАЛ-МАЙОР ГЕРСТЕНЦВЕЙГ12. Отличный может быть Корпусный Командир. Весьма хорошее имеет образование во всех частях военного искусства. Способен быть Начальником Главного Штаба Армии — весьма деятелен и распорядителен. Смел, решителен и блистательной храбрости — может командовать отдельно.
ГЕНЕРАЛ-МАЙОР СИВЕРС (КОМАНД<ИР> 2-Й ГУСАРСК<ОЙ> ДИВ<ИЗИИ>13). Хороший дивизионный Командир — имеет изрядное образование — деятелен на форпостную службу, которую знает очень хорошо; храбр и смел в действии. Немного слаб в командовании.
ГЕНЕРАЛ-МАЙОР АЛФЕРЬЕВ14. Хороший дивизионный Командир; имеет хорошие военные познания. Храбр и благоразумен в действиях.
ГЕНЕРАЛ-МАЙОР ШТРАНДМАН15. Хороший бригадный Командир. Отличной смелости, решимости и храбрости в действиях Кавалерийской службы. Хороший Командир передовых постов, ибо он осторожен, благоразумен и весьма деятелен.
ГЕНЕРАЛ-МАЙОР БАРОН ОФЕНБЕРГ16. Отличный дивизионный Командир быть может; имеет способности командовать большими массами Кавалерии. Имеет весьма хорошие военные познания и вообще образование. Храбр, смел, решителен. Сохраняет порядок в войсках и дисциплину. Сей Генерал известен мне, находясь еще полковым Командиром Павлоградского Гусарского полка, где все сии способности я в нем открыл, быв Начальником Штаба 1-й Армии.
ГЕНЕРАЛ-МАЙОР БАРОН ДЕЛЛИНГСГАУЗЕН17. Хороший может быть дивизионный Командир. Имеет хорошее образование, смел, храбр и решителен в действии*.
ГЕНЕРАЛ-МАЙОР ВЕРХ18. Отличный Генерал-Квартирмейстер, может быть со временем и Начальником Главного Штаба Армии; имеет хорошее образование, весьма деятелен, смел, решителен и блистательной храбрости; немного ветреного характера, но
* Активность И. Ф. Деллинсгаузена проявилась еще в 1811-1813 гг., когда он, в числе других младших офицеров Свиты по Квартирмейстерской части, участвовал в работе тайного неполитического общества «Рыцарство», члены которого также занимались военным самообразованием (1812 год... Военные дневники. М., 1990. С. 31-113, 242-300).
<3аписка 1831 года>
563
хорошего свойства человек; может командовать отдельно. Ума хитрого и весьма способен для всякого рода негосиаций.
ГЕНЕРАЛ-МАЙОР СТАТКОВСКИЙ (Л<ЕЙБ> Г<ВАРДИИ> П<ЕШЕЙ> АРТИЛЛ<ЕРИИ>19). Отличный артиллерийский Генерал, весьма хорошего образования во всех частях военного искусства. Холодной храбрости и весьма распорядительный Генерал.
ГЕНЕРАЛ-МАЙОР ГРАББЕ20. Может быть не только отличный Дивизионный Командир, но имеет способности и Корпусного Командира. Весьма образованный Генерал* — благоразумен в действиях своих — блистательной храбрости, холоден в действии против неприятеля и потому весьма распорядителен среди самой большой опасности. Знает употребление всех родов войск и повсюду подает пример собой; может командовать отдельно.
ГЕНЕРАЛ-МАЙОР ЛИДЕРС21. Отличный дивизионный Командир быть может. Имеет хорошее образование. Весьма храбр без опрометчивости. Отличный авангардный Генерал.
ГЕНЕРАЛ-МАЙОР МАРТЫНОВ (ГРЕНАД<ЕРСКОГО> КОРП<УСА>)22. Отличный дивизионный Генерал быть может. Весьма образован, отличной храбрости без опрометчивости; деятелен и распорядителен.
ГЕНЕРАЛ-МАЙОР ГРАФ ТОЛСТОЙ23. Имеет хорошее образование, храбр и смел, благоразумен в своих действиях и хороший партизан.
ГЕНЕРАЛ-МАЙОР АНРЕП24. Хороший бригадный Генерал; имеет весьма слабое образование. Смел, храбр и отличный партизан.
ГЕНЕРАЛ-МАЙОР ШИЛЛИНГ25. Хороший бригадный Генерал. Имеет изрядное образование. Смел и храбр до опрометчивости. Славный партизан.
ГЕНЕРАЛ-МАЙОР РЕАД26. Отличный может быть дивизионный Командир и Начальник Авангарда; деятелен, смел и храбр; имеет очень хорошее образование.
ГЕНЕРАЛ-МАЙОР ДАНЕНБЕРГ27. Весьма образованный Генерал, благоразумен, может быть отличный Начальник Корпусного Штаба и имеет все способности Генерал-Квартирмейстера Армии.
* П. X. Граббе окончил 1-й кадетский корпус в Санкт-Петербурге, во время Отечественной войны 1812 г. был адъютантом М. Б. Барклая-де-Толли, а затем П. X. Ермолова. В числе немногих членов декабристской конспирации дослужившийся до чина генерала от кавалерии (1855 г.), мемуарист (Граббе П. X. Записная книжка. М., 1868. 750 с.).
564
К. Ф. ТОЛЬ
Скромного характера и весьма трудолюбив. Храбр и решителен в действии.
ГЕНЕРАЛ-МАЙОР ВЕЙМАРН28. Отличный Начальник Штаба, распорядителен и деятелен; имеет хорошее образование.
Примечание. В сем списке не помещены отличнейшие в нашей Армии Генералы, Граф Пален 1-й29 и Красовский30. Первый, потому что способности его, неоднократно на опытах доказанные, довольно известны всей Российской Армии, чтобы здесь упомянуть об оном. О втором же как не принадлежащем к действующей Армии ничего сказано не было; но по всей справедливости сей Генерал заслуживает первое место в списке сем как по быстроте своих видов, отличным военным дарованиям, неутомимой деятельности, решительности и блистательной храбрости. Зная его весьма близко, паче из Турецкой войны 1829 года, должно сказать, что успех, одержанный над Корпусом Ромарино при во-гнании в Галицию, решительно принадлежит никому другому, как Генерал-Лейтенанту Красовскому. Желательно, чтобы душа его соответствовала вышепомянутым военным качествам и была бы откровеннее.
В Варшаве 10-го Сентября 1831 года.
П. П. СЕМЕНОВ-ТЯН-ШАНСКИЙ
Детство и юность
<Фрагмент>
<...> Лето мы проводили в Петергофском лагере военно-учебных заведений. В военном отношении школа гвардейских подпрапорщиков входила в состав первого батальона; вторую роту в этом батальоне составляла рота Пажеского корпуса, а третью — военных инженеров. Командиром этого сводного батальона был наш полковник Лишин1, как старший из командиров трех рот, а в случае его болезни — командир роты пажей, полковник Жирардот2. В предшествовавшем первому моему лагерному году командовал батальоном бывший тогда старшим полковник инженеров Сидеркрейц, отличавшийся невероятной грубостью. Когда он сердился на свой батальон за неудовлетворительное выравнивание шеренг или штыков, то он называл инженеров, а иногда пажей и подпрапорщиков громко свиньями и еще худшими словами, причем подпрапорщики и пажи начинали, в нарушение всякой дисциплины, дружно шикать и даже кричать: «Сам свинья, сам...», что, впрочем, не имело никаких неблагоприятных для них последствий. Офицеры кадетских корпусов, за исключением, впрочем, первого, и в особенности офицеры Дворянского полка обращались в то время чрезвычайно грубо с кадетами, но зато и сами не пользовались уважением молодежи. Мы их называли пеклеванниками, потому что единственное отношение, какое мы к ним имели, состояло в том, что некоторые из них продавали богатым подпрапорщикам и юнкерам за дорогую цену пеклеванные хлебы с маслом и сыром, а иногда тайком устраивали им в своих
566
П. П. СЕМЕНОВ-ТЯН-ШАНСКИЙ
офицерских палатках за еще более дорогую плату завтраки, чего, конечно, наши и пажеские офицеры никогда не делали. Второй и третий батальоны состояли из самого многочисленного между военно-учебными заведениями Дворянского полка, а вторая половина лагеря — из батальонов первого, второго и Павловского корпусов. Наша первая рота составляла правый фланг всего лагеря. По близкому соседству с пажами и инженерами, мы все были более или менее знакомы друг с другом по соответствующим возрастам. Так я познакомился с графом П. А. Шуваловым3, который играл впоследствии столь видную роль в царствование императора Александра II. Лагерь наш занимал широкое пространство, сзади которого находился обнесенный громадными рвами обширный плац, где происходили очень часто наши учения. Император Николай I, живя в Александрии, с какой-то башни любил смотреть в зрительную трубу на наши движения во время этих учений. В дождливое время на всем плацу стояли обширные грязные лужи. Так как мы были одеты при парадных учениях в полные мундиры с красными лацканами и в белые панталоны, легко загрязнявшиеся при переходе через лужи, то мы раздвигали свой фронт, обходя лужи. Из своей наблюдательной обсерватории государь заметил эти обходы и через четверть часа, крайне недовольный, был уже на нашем плацу, разнес генерала Шлиппенбаха4 и принял сам командование над ученьем. Прежде всего, он выстроил первый батальон так, что три его роты были расположены развернутым фронтом, прямыми углами одна к другой. Государь въехал в середину и начал разносить нас с большой энергией. Вдруг послышалось шиканье, к которому наш батальон был приучен еще полковником Сидеркрейцем. Самые благоразумные из нас пришли в ужас, но сделать ничего не могли, так как шикать на шиканье было бы еще хуже. К счастью, или шиканье это не было особенно дружно, или оно не донеслось до государя, но оно прошло незамеченным. Государь сам своей звучной и необыкновенно далеко слышной командою собрал батальон сомкнутой колонною и повел вперед. Само собою разумеется, что ни о каком уже обходе луж не было и мысли. Следуя строго по тому пути, по которому вела нас команда государя, мы скоро очутились в громадном рву, наполненном водою и грязью, так что его пришлось переходить по пояс в грязной воде. Красные наши лацкана были все залиты и забрызганы грязью. Однако же мы живо перешли через ров, выбрались из него поодиночке, помогая друг другу, с необыкновенной
Детство и юность
567
быстротою выстроились в колонну и стройно продолжали свой путь вперед. Только лошадь батальонного командира вытащить из рва было невозможно, и он продолжал свой путь пешком, впереди нас. Государь остался доволен, и дальнейших последствий весь инцидент не имел. Он продолжал и после смотреть в свою зрительную трубу на наши ученья и скоро убедился, что обход луж более не повторялся.
По воскресеньям нам разрешался отпуск к родным, если они жили в Петергофе, или на гулянье в одиночку по Петергофскому парку. В эти праздничные дни допускался вход для воспитанников военно-учебных заведений и в Александрию, местопребывание императорской фамилии. Многие из моих товарищей пользовались своими отпусками для того, чтобы устроить где-нибудь тайком кутеж. Я же не пользовался никакими праздничными днями для выхода куда бы то ни было из лагеря, а сидел в общей палатке или под навесом, под которым находились наши обеденные столы, с одною из своих книжек, преимущественно с латинской грамматикою, маленьким томиком какого-нибудь латинского писателя и словарем. Изредка отправлялся я в Петергофский парк, но мне там не нравилось стеснение ходить только по его дорожкам. Как бы охотно пошел я на целые часы в дикий лес или на свободный берег моря, но до всего этого добраться было трудно. Один раз только вздумал я из любопытства посмотреть на Александрию, о которой некоторые товарищи рассказывали мне с восторгом. Не зная планировки Александрии, я наугад шел и наконец поравнялся с красивым домиком, освещенным солнцем так, что лучи его падали мне прямо в глаза. Ослепленный этими лучами и без того близорукий, я увидел, что кто-то в пролетке в одну лошадь выезжал из ворот домика; я принял выезжающую особу за даму в белой шляпке. Но когда экипаж поравнялся со мною, я увидел, что это был офицер в светло-серой шинели и белой кавалергардской фуражке. Я быстро остановился, стал во фронт и снял фуражку, как отдавали честь офицерам; только все это было сделано слишком поздно, воинский устав требовал, чтобы честь была отдаваема за 6 шагов до приближающегося. Офицер остановил свой экипаж и подозвал меня к себе. Когда я подошел к нему близко, то узнал в нем императора Николая I. Он спросил меня, как моя фамилия, а на вопрос, почему я йе отдал ему чести, я отвечал ему: «По близорукости не узнал вашего императорского величества». Государь сказал на это, что я, конечно, мог не узнать
568
П. П. СЕМЕНОВ-ТЯН-ШАНСКИЙ
в нем государя и даже генерала (так как он был в шинели), но что в обязанность нижнего чина входит правило отдавать одинаково честь каждому офицеру; между тем «У господ подпрапорщиков такая фанаберия в голове, — продолжал государь, — что они уклоняются от этой обязанности, которая составляет основу военной дисциплины, и что это обнаруживает дурной дух заведения». Мне очень хотелось доложить откровенно государю, что я глубоко проникнут военной дисциплиною, находясь в военно-учебном заведении, что мне и в голову не приходило уклоняться от своих обязанностей и что я только потому не отдал ему чести, как офицеру, что по близорукости не узнал его. Но я понимал, что свое заключение государь признает абсолютным, и, конечно, не посмел представлять ему какого-нибудь объяснения, ограничившись молчанием. Государь окончил тем, что приказал мне вернуться в лагерь и доложить начальству о случившемся. Я немедленно вернулся в лагерь и обстоятельно рассказал обо всем этом генералу Сутгофу5. Сутгоф не сделал мне ни малейшего упрека: хорошо меня зная, он не сомневался в том, что я не позволил бы себе не отдать чести офицеру, да еще в Александрийской резиденции государя, и сказал мне: «II n’y a rien a faire, c’est un malheur irreparable; nous attendrons, je suis sur que 1’Empereur m’en parlera»*. И действительно, в тот же вечер государь увидел Сутгофа в Петергофском театре, призвал его и стал расспрашивать обо мне; Сутгоф великодушно объяснил, что я был первым из учеников своего класса, был и по поведению образцовым и никогда ни в чем не провинился. Государь заметил, что тем хуже, если лучшие воспитанники позволяют себе нарушать дисциплину, что это обнаруживает особый дух неподчинения в заведении, состоящем из детей высшего русского дворянства, которого фанаберия заключается именно в том, что они считают себя привилегированным сословием, которому все позволено. Возражать против абсолютно формулированного государем заключения было, конечно, невозможно, и на вопрос Сутгофа о приказаниях государя он предоставил ему поступить по отношению ко мне по его, Сутгофа, усмотрению, высказав, что знал моего отца как достойного и храброго офицера Измайловского полка, которого он был шефом, и не желает, чтобы этот случай оказал какое-либо неблагоприятное влияние на мою будущность.
* Ничего не поделаешь; это неприятность непоправимая; подождем, я уверен, что император поговорит со мной об этом (фр.)-
Детство и юность
569
На другой день Сутгоф призвал меня, передал мне все, что говорил государь, и назначил мне дисциплинарное взыскание дежурить бессменно на линейке, т. е. у нашего значка (род знамени), стоявшего на самом правом фланге нашего лагеря, в течение месяца.
Взыскание, конечно, не показалось мне особенно тягостным, и притом же месяц значительно сократился для меня по следующему случаю. Государь, очень часто приезжавший в лагерь, видимо, начал выражать неудовольствие всей нашей школе тем, что вместо того, чтобы подъезжать к лагерю с правого фланга, стал это делать с левого, так что мы из первых сделались последними; в первые дни своих посещений он проезжал, даже не здороваясь с нами. Между тем я один из немногих помнил наизусть все царские дни, и в день рождения (8 сентября) старшего внука государя, великого князя Николая Александровича8, доложил об этом нашему ротному командиру Лишину с той целью, чтобы он разрешил роте подпрапорщиков поздравить государя, если он будет с нами здороваться. В этот день государь также подъезжал с левого фланга, но, поравнявшись с нами, поздоровался, будучи доволен нашей хорошей выправкою. Подпрапорщики дружно ответили: «Здравия желаем, ваше императорское величество, имеем счастье поздравить ваше императорское величество». Государь спросил, с чем его поздравляют, и, получив ответ, очень был доволен, вышел из экипажа и в виде особого благоволения прошел по обеим нашим палаткам, а при выходе из крайней заметил меня, стоящим на дежурстве у значка, и, поговорив о чем-то благосклонно с Сутгофом, простился со всеми нами. После того я тотчас же был освобожден от взыскания. <...>
С. С. ТАТИЩЕВ
Император Николай и иностранные дворы
ш
ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
В первые дни мая 1844 года, император Николай выехал из Царского Села. Его сопровождала малочисленная свита, во главе которой находился генерал-адъютант граф Орлов. Вице-канцлер граф Нессельроде, обыкновенно сопутствовавший его величеству при посещении им дворов австрийского и прусского, на этот раз оставлен был в Петербурге.
Государь прибыл в Берлин в Троицын день, 14 (26) мая поутру, и остановился в доме русского посольства. В посольской церкви шла обедня и читались молитвы с коленопреклонением. Император остался у входа и, сделав знак, чтоб никто не вставал, сам опустился на колени. Рассказ об этом мы читаем в письме к жене прусского посланника при лондонском дворе, барона Бунзена, находившегося в то время в отпуску в Берлине и закончившего письмо следующими размышлениями: «Путешествие Царя будет иметь громадные последствия. Все в руке Божией. Сегодня Пятидесятница, и мы празднуем величайшее из чудес»*.
К обеду в Шарлотенбурге в честь русского императора были приглашены лица его свиты, посланник наш при берлинском дворе,
Барон Бунзен жене, 14 (26) мая 1844.
Император Николай и иностранные дворы
571
барон Мейендорф, прусский министр иностранных дел, несколько генералов и ученых и в числе последних Александр Гумбольдт. Король Фридрих-Вильгельм IV представил государю перед обедом и Бунзена не только в качестве министра при королеве великобританской, но и как своего личного друга. «Я надеялся встретить вас в Лондоне», — сказал ему император. За столом разговор шел между королем и учеными его собеседниками о произведениях древней греческой словесности, между прочим, об Евменидах Еврипида. Государь не принимал в нем участия и только спросил: «Что такое Евмениды? » Король отвечал ему в шуточном тоне: «Это превосходительства, получившие чистую отставку и казенную квартиру за городом и т. д.». Государь, рассеянно выслушав это объяснение, продолжал свою беседу с присутствовавшими генералами о военных предметах. Не смотря на такое равнодушие его к классической древности, он произвел на Бунзена сильное впечатление. «В каждом вершке виден в нем император», — писал о нем прусский дипломат своей жене*.
В Духов день государь выехал из Берлина, а в Англии еще ничего не знали о скором прибытии его. Лишь в четверг 18 (30) мая пришло туда известие, что его величество, посетив по пути короля нидерландского, прибудет в Лондон в субботу 20 мая (1 июня) вечером. Известие это застало английский двор врасплох. Для приготовлений к приему оставалось не больше суток, и они усложнялись еще тем обстоятельством, что в один день с русским императором ожидали и короля саксонского. По приказанию королевы, для высоких посетителей отведены были покои в Букингамском дворце.
Высадясь на берег в Вульвиче в 10 часов вечера, государь ровно в полночь прибыл в Лондон. Он не пожелал воспользоваться гостеприимством двора и прямо приехал в Ashburnham House, где помещалось русское посольство. Оттуда он написал принцу Альберту собственноручное письмо, в котором выражал желание свое как можно скорее иметь свидание с королевой.
На другой день, в 10 часов утра, принц-супруг явился к императору и пробыл у него около часа. В половине второго он снова приехал в посольство и сопровождал его величество в Букингамский дворец. Королева Виктория встретила своего державного гостя на нижней ступени лестницы. Он завтракал с королевскою семьею,
Барон Бузен жене, 14 (26), 15 (27), 16 (28) мая 1844.
572
С. С. ТАТИЩЕВ
посетил теток королевы, герцогинь Кембриджскую и Глостерскую, и сделал визит герцогу Веллингтону. Обед состоялся во дворце, а ночевать государь возвратился в дом своего посольства.
В понедельник, 22 мая (3 июня), император утро посвятил прогулке в Риджент-парк и по главным улицам Лондона, а затем посещению нескольких знатных лиц. Он навестил леди Гейтесбюри, леди Пемброк, леди Кланрикард, занимавших высшие должности при дворе королевы, а также первого министра сэра Роберта и леди Пиль. К завтраку в посольстве приглашен был герцог Девонширский, бывший чрезвычайный посол при коронации 1826 года. В 6 часов вечера государь отправился в Виндзор, где на станции железной дороги снова встретил его принц Альберт.
В Виндзорском замке император Николай провел целые четыре дня. Красота и великолепие этого древнего жилища английских королей произвели на него приятное впечатление. «Оно достойно вас, государыня», — любезно заметил он королеве. Ее величество была на седьмом месяце беременности, и к тому же английский двор носил траур по герцоге Саксен-Кобург-Готском, отце принца-супруга, а потому в честь русского императора и короля саксонского нельзя было дать бала. Но в развлечениях для высоких посетителей все же не было недостатка. Поутру происходили смотры, прогулки, охоты. Вечером многочисленное общество собиралось к обеду, происходившему в большой Ватерлооской зале замка. На последние два обеда гости были приглашены в мундирах, по желанию государя, признавшегося королеве, что ему неловко во фраке, к которому он не привык. С военным же мундиром, прибавил он, он до того сроднился, что расставаться с ним ему так же неприятно, «как если б с него содрали кожу». И в Виндзоре он не расставался со своими спартанскими привычками. По свидетельству биографа принца Альберта, первым делом его слуг было по входе в его спальню послать на конюшню за несколькими снопами чистой соломы, чтобы набить его холщовый мешок, составлявший матрац походной кровати, на которой он постоянно почивал*.
Проводя весь день в обществе королевы, император Николай избегал, однако, разговоров с нею о политике. Зато он не упускал ни единого случая, чтобы заводить подобные разговоры с принцем Альбертом и главными министрами: сэром Робертом Пилем, лордом Абердином, герцогом Веллингтоном, находившимися
* Th.Martin. The life of the Prince Consort, I, стр. 215.
Император Николай и иностранные дворы
573
в числе приглашенных к королевскому столу. Беседы эти бывали очень продолжительны и длились иногда по нескольку часов. Собеседников государя поражала необыкновенная прямота и откровенность его речей. «Я знаю, — говорил он им, — что меня принимают за притворщика, но это неправда. Я искренен, говорю что думаю и держу данное слово»*.
24 мая (5 июня) в Виндзорском парке происходил большой парад. Войска и толпа собравшихся зрителей приветствовали русского императора восторженными кликами. Его величество оставил королеву лишь на несколько минут, чтобы проехать вдоль фронта, и, возвратясь к ней, благодарил ее за доставленный ему случай снова повидаться «со старыми товарищами». Похвалив быстроту и «точность движений английской артиллерии», государь, обратясь к королеве, сказал: «Прошу, ваше величество, рассчитывать и на мои войска, как на свои собственные». В заключение все бывшие на параде части прошли церемониальным маршем мимо королевы и императора. Во главе войск ехал престарелый главнокомандующий, герцог Веллингтон, а впереди своего полка — принц Альберт, салютовавший их величествам**.
На следующий день были скачки в Аскоте, национальный праздник для всей Англии. Прием, сделанный императору бесчисленными толпами народа, был еще шумнее и торжественнее, чем накануне. Всеобщее внимание было устремлено на него. «Где он ни показывается, — писала мужу баронесса Бунзен, — всюду встречают его громкими восклицаниями. Статный и красивый мужчина всегда нравится Джону Булю, — такова национальная его слабость. Кроме того, Джон Буль польщен столь высоким посещением, таким знаком внимания, оказанного его королеве и ему самому. На скачках император причинил большое беспокойство своей свите, отделясь от нее и быстрыми шагами направившись один в самую середину толпы. Граф Орлов, барон Бруннов напрасно пытались последовать за ним. Хотя он и отделялся от окружавшего его народа высоким своим ростом и блестящим мундиром, но с трудом пролегал себе путь в толпе. Когда он возвратился к своей свите и заметил ее смущение, то засмеялся и сказал: “Что с вами? Эти люди не причинят мне никакого зла!”
* Stockmar’s Denkuiirdigkeiten, стр. 400.
** Королева Виктория королю Леопольду, 30 мая (11 июня) 1844. Ср.: Guizot, Memoires pour servir a 1’histoire de mon temps, VI, стр. 209.
574
С. С. ТАТИЩЕВ
Всякий со страхом вспомнил, — замечает баронесса Бунзен, — о том, что могли предпринять поляки»*.
По мере того как император Николай сближался со своими державными хозяевами, он все более и более располагал их в свою пользу. Государь был в высшей степени предупредителен и любезен с королевою, дружественно ласков с принцем Альбертом, нежен и приветлив с королевскими детьми. «Вот сладкие минуты нашей жизни», — говорил он, указывая на них ее величеству. Он брал детей на руки, целовал их, играл с ними. О принце Альберте он отзывался с величайшею похвалою. «Невозможно, — сказал он королеве, — представить себе большего красавца, вид его так благороден и добр». Самому принцу он выразил надежду, что они когда-нибудь встретятся оба в одних рядах на поле брани. Наконец, лорду Абердину его величество заметил, что хотел бы быть отцом такого сына, каков принц Альберт, а сэру Роберту Пилю — что пожелал бы всякому германскому государю обладать способностями и умом супруга королевы**.
В пятницу, 26 мая (7 июня), двор возвратился в Лондон. В этот раз государь остановился уже в Букингамском дворце. Он сделал несколько визитов женам министров и другим знатным дамам, посетил леди Лондон-дерри, леди Грахам и леди Каннинг и прогулялся по Гайд-парку. Обед происходил во дворце, где вечером был блестящий прием, на котором собралось 260 приглашенных. Его величество, смеясь, заметил королеве, что его смущает представление незнакомых ему лиц, но представление все же состоялось: дам своего двора представляла императору сама королева, кавалеров — принц Альберт***.
На том же вечере представлялся его величеству дипломатический корпус. При этом встретилось затруднение, как поступить относительно представителей государей, либо непризнанных Россиею, либо таких, с которыми были прерваны наши дипломатические сношения. В подобном положении находились министры бельгийский, испанский и португальский. Император согласился допустить и их к приему и особенно ласково обошелся с француз
* Баронесса Бунзен мужу, 26 мая (7 июня) 1844.
** Королева Виктория королю Леопольду, 23 и 30 мая (4 и 11 июня) 1844.
Ср.: Th. Martin. The life of the Prince Consort, стр. 218, Stockmar’s Denk-wiirdigkeiten, стр. 397.
*** Королева Виктория королю Леопольду, 30 мая (11 июня) 1844.
Император Николай и иностранные дворы
575
ским послом, графом Сент-Олером. Впрочем, милостивые слова его величества относились лично к послу и в разговоре с ним он даже ни разу не упомянул имени короля Лудовика-Филиппа*.
Утром 27 мая (8 июня) государь возобновил свои прогулки по Лондону, заезжал в военный клуб (United service Club) и осматривал работы воздвигаемого нового здания парламента, а потом отправился в замок Чисвик, принадлежащий герцогу Девонширскому, давшему в честь его блестящий праздник. Другой знатный член английской аристократии, также бывший посол в С.-Петербурге, лорд Кланрикард, просил его величество удостоить посещением бал, предположенный на следующий понедельник, 29 мая (10 июня), но государь не принял приглашения, так как отъезд его был назначен на следующий день, в воскресенье. В Чисвике он увидал лорда Мельбурна, бывшего много лет главою министерства вигов, столь враждебно относившегося к России. В тот же день за обедом во дворце королева заметила, что лично министр этот питает глубокое уважение к императору. «Ия тоже очень уважаю лорда Мельбурна, — отвечал государь, — все, кто служит вашему величеству, мне дороги». Вообще, он был очень доволен сделанным ему в Чисвике приемом, с похвалою отзывался о великолепии и роскоши праздника и о большом числе присутствовавших на нем красавиц**.
Приближался час разлуки. Отводя королеву под руку из-за стола в гостиную, государь сказал: «Сегодня, к несчастью, последний вечер, когда я пользуюсь ласкою вашего величества, но воспоминание о ней вечно запечатлеется в моем сердце. Я вас, вероятно, больше не увижу». Королева Виктория возразила, что он легко может снова посетить Англию. «Вы знаете, как трудно нам предпринимать подобные путешествия», — воскликнул император. «Но я поручаю вам детей моих», — прибавил он, с оттенком грусти в голосе***.
Вечер субботы окончился в оперном театре. Хотя там и не ожидали королевы и ее августейших гостей, но встретили их громом рукоплесканий. Не смотря на настояние ее величества, государь не хотел занять место впереди ее. Тогда королева взяла его за
* Ср.: Stockmar’s Denlcwurdigkeiten, стр. 396 и Guizot: Memoires pour servir a Phistoire de mon temps, IV, стр. 210.
** Королева Виктория королю Леопольду, 30 мая (11 июня) 1844.
*** Королева Виктория королю Леопольду, 30 мая (11 июня) 1844.
576
С. С. ТАТИЩЕВ
руку и подвинула вперед, при оглушительных восклицаниях публики*.
В день отъезда, приходившийся в воскресенье, государь отстоял обедню в церкви русского посольства и сделал прощальные визиты первому министру и своему представителю при лондонском дворе. За завтраком у королевы он снова в самых теплых выражениях выразил ей свою признательность и присовокупил: «Я уезжаю с чувством глубочайшей преданности к вашему величеству и к тому (взяв руку принца Альберта), кто стал для меня как бы братом».
Прощание императора с королевскою семьею было задушевно. И гость, и хозяева казались растроганными. Сойдясь ближе, они научились взаимно ценить и уважать друг друга. «Я узнала императора, — писала королева Виктория дяде своему королю Леопольду. — а он узнал меня». В дневнике своем ее величество так описывает трогательную картину расставанья:
«Незадолго до пяти часов мы спустились вниз, чтобы ждать с детьми в малой гостиной. Вскоре после того вошел император и начал говорить с нами. Затем он сказал со вздохом и с чувством, смягчившим всю строгость его осанки: “Я уезжаю отсюда, государыня, с грустью в сердце, проникнутый вашею ласкою ко мне. Вы можете всегда и вполне положиться на меня, как на самого преданного вам человека. Да благословит вас Бог!” Он снова поцеловал и пожал мою руку, а я поцеловала его. Он обнял детей с нежностью и сказал: “Бог да благословит их, вам на счастье”. Он не хотел, чтобы я провожала его, говоря: "Умоляю вас! Не идите дальше! Я упаду к вашим ногам! Позвольте мне отвести вас в ваши покои!”** Но, конечно, я не согласилась и под руку с ним направилась к сеням... На верху немногих ступеней, ведущих в нижние сени, он снова крайне ласково простился со мною, и голос его обличал его смущение. Он поцеловал мою руку, и мы обнялись. Увидав, что он дошел до двери, я спустилась с лестницы, и он из кареты просил меня не оставаться тут; но я осталась и видела, как он с Альбертом уехал в Вульвич»***.
* То же письмо.
** Королева была, как замечено выше, на седьмом месяце беременности. 25 июля (6 августа) 1844 года она разрешилась от бремени сыном, принцем Альфредом, герцогом Эдинбургским.
*** Из дневника королевы Виктории, в Th. Martin. The life of the Prince Consort, I, стр. 221-222.
Император Николай и иностранные дворы 577
В Вульвиче государь осмотрел знаменитые доки и строившиеся на них суда, и в 7 часов вечера, простясь с принцем Альбертом, отплыл на английском корабле «Black Eagle». Барон Бруннов сопровождал его величество до Гревесенда, где государь вручил своему министру знаки ордена Св. Андрея для принца Валлийского. Все состоявшие при императоре чины английского двора были щедро одарены золотыми табакерками и другими богатыми подарками.
Перед отъездом государь пожертвовал значительные суммы на различные патриотические и благотворительные цели. Независимо от приза, основанного им на английских скачках, он велел препроводить от своего имени по 500 фунтов стерлингов герцогам: Веллингтону — на памятник Нельсону, а Рутланду — на памятник самому Веллингтону. Такая же сумма была выдана, по его приказанию, для раздачи бедным англиканского прихода св. Георгия, в черте коего находилось русское посольство; 1000 фунтов стерлингов назначено обществу вспомоществования неимущим иностранцам, а 100 фунтов — на содержание учрежденной для иностранцев больницы* **.
На другой день по отъезде его величества должен был состояться бал, ежегодно устраиваемый в пользу проживающих в Лондоне неимущих польских выходцев. Государь разрешил барону Бруннову сделать от своего имени приношение и отправить его к стоявшей во главе предприятия герцогине Сомерсетской при письме, в котором посланник наш объявлял, что государю угодно видеть в покровительствуемом ею бале лишь дело благотворительности, а не политическую демонстрацию**.
По собственному выражению королевы Виктории, посещение Англии императором Николаем было «великим событием и большою вежливостью»***. Все были крайне польщены им, не только двор и министерство, но даже и оппозиция. Лорд Пальмерстон писал по этому поводу: «Надеюсь, что русский император останется доволен приемом. Важно, чтобы он вынес благоприятное впечатление из Англии. Он могуществен и во многих случаях может действовать или в нашу пользу, или нам во вред, смотря по тому, хорошо или дурно он расположен к нам; и если мы можем приобрести его благоволение вежливостью, не жертвуя националь
* Барон Бруннов графу Нессельроде, 1 (13) июня 1844.
** Та же депеша. Ср.: Guizot. Memoires, IV, стр. 209.
*** Королева Виктория королю Леопольду, 23 мая (4 июня) 1844.
578
С. С. ТАТИЩЕВ
ными интересами, то было бы глупо не поступить так. Впрочем, я могу сказать, что он будет принят прекрасно, ибо известно, что личность его, обхождение и манеры привлекательны»*.
Простота, непринужденность, ласковость в обращении государя окончательно обворожили и двор, и все английское общество. Каждое появление его в публике вызывало восторженные восклицания. Но самую трудную победу одержал он над предубеждениями королевы Виктории, до личного с ним знакомства имевшей о нем весьма неправильное представление, сложившееся под влиянием предвзятых и врожденных взглядов на Россию и ее государя, бывших в то время в ходу в Западной Европе. В письме, написанном тотчас по его приезде к королю бельгийцев, ее величество подробно изложила первое впечатление, произведенное на нее высоким гостем. В отзыве ее хотя и слышится кое-где как бы отголосок прежних предубеждений, но выражается прежде всего глубокое уважение к личным достоинствам русского императора.
«Вид его, — писала королева, — без сомнения, поражает; он все еще очень хорош собою; профиль его прекрасен, а манеры — полны достоинства и грации. Он очень вежлив, его внимательность и любезность даже внушают опасение. Но выражение очей его строго, и не походит ни на что, прежде виденное мною. Он производит на Альберта и на меня впечатление человека несчастливого, которого давит и мучит тяжесть его безмерного могущества и положения. Он редко улыбается, а когда и улыбнется, то выражение его улыбки несчастливое. Он очень прост в обхождении» **.
В другом письме к королю Леопольду королева сообщала: «Он (император) был очень растроган, расставаясь с нами, и искренно и непритворно тронут приемом и пребыванием здесь, простота и спокойствие которых указывают на привязанность его к семейной жизни. Привязанность эта действительно очень велика». И далее: «Теперь, рассказав все, что произошло, я передам вам мои мнения и чувства об этом предмете, которые, смею сказать, разделяются и Альбертом. Я была очень настроена против посещения, опасаясь стеснения и тягости, и даже вначале оно мне нисколько не улыбалось. Но, прожив в одном доме вместе, спокойно и нестеснительно (в том и состоит, как весьма справедливо полагает Альберт, великое преимущество таких посещений, что я не только вижу этих высоких
* Лорд Пальмерстон сэру Вильяму Темплю, 24 мая (5 июня) 1844.
** Королева Виктория королю Леопольду, 23 мая (4 июня) 1844.
Император Николай и иностранные дворы
579
посетителей, но и узнаю их), я узнала императора, а он узнал меня. В нем есть многое, с чем я не могу примириться, и я думаю, что надо рассматривать и понимать его характер таким, каков он есть. Он суров и серьезен, верен точным началам долга, изменить которым не заставит его ничто на свете. Я не считаю его очень умным, ум его не обработан. Его воспитание было небрежно. Политика и военное дело — единственные предметы, внушающие ему большой интерес; он не обращает внимания на искусства и на все более нежные занятия; но он искренен, я в этом не сомневаюсь, искренен даже в наиболее деспотических своих поступках, будучи убежден, что таков единственно возможный способ управлять. Я уверена, что он не подозревает ужасных случаев личного несчастия, столь часто им причиняемых, ибо я усмотрела, из различных примеров, что его содержат в неведении о многих делах, совершаемых его подданными в высшей степени продажными путями, тогда как он считает себя чрезвычайно справедливым. Он помышляет об общих мерах и не входит в подробности, и я уверена, что многое никогда не достигает до его слуха, да и не может достигнуть, если пристально вглядеться в дело... Я готова сказать даже, что он слишком откровенен, ибо он говорит открыто перед всеми, чего бы не следовало, и с трудом сдерживает себя. Забота его о том, чтобы ему верили, очень велика, и я должна признаться, что сама расположена верить его личным обещаниям. Его чувства очень могучи. Он прост, чувствителен и ласков, а любовь его к жене и своим детям, да и ко всем детям вообще — очень велика»*.
Королеву поразили мысли, высказанные императором о воспитании детей и об отношениях их к родителям. «Им следует внушать, — говорил он ей, — чувства возможно большего почтения, но в то же время вселять в них и доверие к родителям, а не страх». Про свое воспитание он заметил, что оно было очень строго и что он вырос в постоянной боязни перед матерью. Не без удивления услыхала ее величество из уст русского самодержца выражение его глубокого убеждения, «что в настоящее время члены царственных домов должны стремиться стать достойными своего высокого положения, чтобы помирить с ним народное чувство»**. Взгляд этот нашел себе задушевный отголосок в сердце принца Альберта, — замечает его биограф.
* Королева Виктория королю Леопольду, 30 мая (11 июня) 1844.
** Из дневника королевы Виктории.
580
С. С. ТАТИЩЕВ
В письмах к королю Леопольду королева неоднократно возвращалась к описанию наружности русского императора. «Он несчастлив, и меланхолия, проглядывающая в его внешности, по временам наводила на нас грусть. Суровость его взгляда исчезает в значительной степени, по мере того как знакомишься с ним, и изменяется сообразно тому, владеет ли он собою, или нет (его можно привести в большое смущение, — замечает в скобках королева), а также когда он разгорячен, так как он страдает приливом крови к голове. Он никогда не пьет ни единой капли вина и ест чрезвычайно мало. Альберт полагает, что он слишком расположен следовать душевному импульсу или чувству, что заставляет его часто поступать несправедливо. Его восхищение женскою красотою очень велико... Но он остается верен тем, кем он восхищался двадцать восемь лет назад»*.
Эта последняя черта в характере государя не ускользнула от внимания и барона Стокмара. «Император, — пишет он в своих «Записках», — все еще великий поклонник женской красоты. Он выказал большое внимание всем англичанкам, бывшим прежде предметами его почитания. Все это, в соединении с повелительною его осанкою и предупредительною любезностью в отношении прекрасного пола, конечно, победило большинство дам, с которыми он был в сношениях. Мужчины хвалили его чувство собственного достоинства, такт и точность, отличавшие его в обществе»**.
Кратковременное пребывание императора Николая в Англии, несомненно, сделало его крайне популярным во всем Соединенном Королевстве. О таком результате его поездки барон Бруннов писал графу Нессельроде в следующих выражениях:
«Посещение Англии нашим августейшим государем увенчало все наши желания и осуществило все надежды. Невозможно дать вам верное понятие о глубоком впечатлении, произведенном в этой стране присутствием императора. Чувства дружбы, выраженные ему ее величеством королевой, усердная заботливость о нем принца Альберта, полные доверия беседы его с главными членами великобританского кабинета, воодушевление, с коим встретили его все сословия английского народа, наконец, искреннее удовольствие, которое он испытал, увидав себя снова в среде большого числа лиц,
* Королева Виктория королю Леопольду, 30 мая (11 июня) 1844.
** Stockmar’s Denkwurdigkeiten, стр. 400.
Император Николай и иностранные дворы
581
почтенных его милостивым вниманием во время первого посещения им Англии, — все эти обстоятельства вместе взятые вполне отвечали справедливым ожиданиям нашего августейшего государя»*.
Внешний успех императорской поездки был единогласно признан и при других иностранных дворах. Австрийский посланник в Лондоне, барон Нейман, выразил по этому поводу свое удовольствие барону Бруннову, а княгиня Меттерних, жена канцлера, занесла в свой дневник, что, «по-видимому, лондонская публика, не смотря на то, что она не была сначала расположена оказать императору Николаю хороший прием, кончила тем, что помирилась с ним и даже дошла до энтузиазма» **. Наконец, такой личный недоброжелатель русского императора, каким был Гизо, вынужден был признать обаяние «государя-царедворца, прибывшего с целью явить свое величие и любезность, пленить королеву Викторию, ее министров, дам, аристократию, народ, всех в Англии»***.
Но личным успехом государя не исчерпывалось значение предпринятого им путешествия.
В Европе поездке, предпринятой русским императором в Англию, единогласно приписывали большое политическое значение. Мы познакомились уже с предположениями, высказанными по поводу ее главою французского кабинета. В Берлине терялись в догадках, тем более что в проезд свой чрез этот город государь, по-видимому, не счел нужным открыть свои намерения королю Фридриху-Вильгельму. По крайней мере, ближайший друг и доверенный советник короля, Бунзен, в письмах к жене своей, не высказывая ничего положительного, ограничивался соображениями чисто гадательного свойства.
«Чего хочет император? — спрашивал он сам себя. — Во-первых, он хочет сделать неприятность королю Лудовику-Филиппу; во-вторых, подражать королю Фридриху-Вильгельму IV в его царственной любезности относительно обладательницы Британских островов; в-третьих, расположить в свою пользу королеву Викторию, Пиля, Веллингтона и отстранить их от Франции. Эта последняя цель — единственная разумная: она вдохновляет с.-петербургский кабинет и составляет основание политики Бруннова». По мнению Бунзена, это было нужно для осуществления планов, касающих
* Барон Бруннов графу Нессельроде, 30 мая (11 июня) 1844.
** Memoires de Metternich, VII, стр. 6.
*** Guizot. Memoires pour serrir a 1’hisloirede mon temps, VI, стр. 208-209.
582
С. С. ТАТИЩЕВ
ся близкого будущего, причем для России важно было, чтобы Англия не действовала заодно с Франциею, В этих видах император Николай, вероятно-де, подтвердит английским министрам то, в чем они убеждены и без того, а именно что сам он никогда не протянет руки Франции для заключения с нею союзного договора, как того желали бы все прочие русские государственные люди (?), с тем, чтобы поделить Турцию, не спрашиваясь ни Англии, ни Германии. Замечательно, что эта боязнь непосредственного соглашения России с Франциею по восточным делам одинаково озабочивала английских и немецких министров и дипломатов сороковых годов и не раз находила себе выражение в их речах и письмах.
«А потом? — продолжает спрашивать Бунзен. — Потом? Ах! вот где мир замкнут в загородке, мешающей ему видеть суть вещей. Англия не дает условных обещаний, не принимает на себя условных обязательств; среди ее нынешних государственных людей нет ни одного, кто был бы в состоянии задумать относительно Турции предусмотрительную политику и схватить топор за рукоятку; но если бы такой и нашелся, то он вынужден был бы отложить свои решения до наступления кризиса, и не мог бы их принять в виду будущего. Итак, в конце концов, каприз самодержца внушил ему мысль этого путешествия, во всяком случае смелую мысль!»*
Бунзен ошибался. Цель государя была и проще, и шире. Она состояла в том, чтобы, как мы уже сказали, разорять укоренившиеся в Англии при дворе, в правительстве, в парламенте, в общественном мнении предубеждения против русской политики, внушить доверие к себе, к своему личному характеру и откровенным обменом мыслей по главным европейским вопросам попытаться достигнуть искреннего и прочного соглашения с великобританским кабинетом. Желание это разделялось и главою этого кабинета сэром Робертом Пилем, и министром иностранных дел лордом Абердином, так много потрудившимися над осуществлением императорской поездки, устранением всех представлявшихся ей препятствий.
Избегая политических разговоров с королевой, император Николай не скрывал от нее, однако, что прибыл в Англию в надежде улучшить отношения свои к ее правительству. «Государям, — говорил он ей, — не мешает время от времени взглянуть на положение дел собственными глазами, так как не всегда можно доверять дипломатии. Личные свидания и переговоры возбуждают
* Барон Бунзен жене, 15 (27) мая 1844.
Император Николай и иностранные дворы
583
в них чувства взаимной дружбы, сознание взаимных польз; к тому же в простой беседе каждому несравненно удобнее объяснить свои впечатления, намерения и побуждения, чем в целой массе посланий или писем»*. Коснувшись общего состояния Европы, государь утверждал, что главная его забота поддерживать хорошие отношения с Англией, но отнюдь не в ущерб прочим державам, «лишь бы вещи оставались, каковы они теперь». Не вдаваясь в подробности и не расспрашивая королеву ни о чем, он упомянул только об опасениях, внушаемых ему Востоком и внутренним положением Австрии**.
Гораздо обстоятельнее и сообщительнее был император в беседах своих с принцем Альбертом и с членами кабинета. С ними он подвергал полному и всестороннему обсуждению все главные насущные политические вопросы, и если не всегда успевал переубедить их, зато не оставлял в них ни малейшего сомнения относительно своего прямодушия, чистоты намерений, твердости и непреклонности убеждений.
Английское правительство и в особенности двор были немало озабочены прерванием дипломатических сношений между Россиею и Бельгиею. Молодое королевство со дня своего основания пользовалось расположением сент-джемского кабинета, считавшего его как бы своим созданием. Сверх того, узы самой тесной дружбы и родства связывали королеву Викторию и ее супруга с дядей их, королем бельгийцев. Естественно было воспользоваться пребыванием в Англии императора Николая, чтобы возбудить с ним вопрос о возобновлении прерванных с Бельгиею сношений. Мысль эта была внушена лорду Абердину бароном Стокмаром, неусыпным блюстителем польз и выгод Кобургского дома. По просьбе английского министра иностранных дел, граф Орлов взялся предупредить о том государя.
Его величество имел с лордом Абердином продолжительную беседу 23 мая (4 июня), на другой день по прибытии своем в Виндзорский замок. Прежде чем министр успел направить разговор на интересовавший его предмет, «вы хотите говорить со мною о Бельгии? — воскликнул с живостью государь. — Хорошо. Давайте говорить о ней сейчас. Сядемте. Я забуду, что я император;
* См.: Th. Martin. The life of the Prince Consort, I, стр. 215.
** Из письма королевы Виктории к королю Леопольду, от 30 мая (11 июня)
1844.
584
С. С. ТАТИЩЕВ
вы забудете, что вы английский министр. Будемте просто, я — Николай, вы — Абердин. Итак, вы говорите, что королева желала бы видеть меня надружеской ноге с Леопольдом. Я сам искренно желаю того же, я всегда любил и уважал дядю королевы, и был бы от души рад возвратиться к прежней нашей дружбе; но, пока польские офицеры останутся на службе короля, — это совершенно невозможно. Согласно нашему условию мы обсуждаем дело не как император и министр, а как джентельмены. Поляки были и остаются мятежниками. Позволительно ли джентельмену принимать к себе на службу людей виновных в мятеже против его друга? Леопольд взял мятежников под свое покровительство. Что бы сказали вы, если бы я стал покровительствовать О’Коннелю, вздумал назначить его своим министром? Что касается Скржинецкого, это не так важно, он ранее оставил нашу службу, но Крушевский — совсем другое дело, случай непростительный. Он был адъютантом брата моего Константина.
Леопольд назначил его на доверенный пост, произвел в генералы. Может ли джентельмен поступать так относительно другого джентельмена? Скажите вашей королеве, что в тот самый день, когда ее величество даст мне знать, что поляки оставили службу короля бельгийцев, министр мой получит приказание как можно скорее отправиться в Брюссель».
«Я не признал бельгийской революции, — продолжал государь, — и никогда ее не признаю. Впоследствии, однако, я признал Бельгийское королевство. Я умею держать свое слово, уважаю договоры и свято исполняю их. Я долгом считаю отныне охранять существование Бельгии, как и всякого другого установленного государства в Европе. Я желаю преуспеяния Бельгии, как и всех прочих держав»*.
На этом и остановилось дело. В виду категорического заявления государя, английский министр далее не настаивал. Лишь гораздо позже, а именно в 1852 году, когда Бельгийскому королевству угрожали завоевательные стремления восстановленной империи во Франции, и ему важно было заручиться поддержкою России,
* Сохранением этого замечательного разговора императора Николая с лордом Абердином, а также приводимых ниже разговоров его с тем же Абердином и сэром Робертом Пилем мы обязаны барону Стокмару, записавшему их со слов английских министров. Своеобразные обороты, свойственные государю, не оставляют сомнения в подлинности означенных речей его. См. Stockmar’s Denkwurdigkeiten, стр. 394 и след.
Император Николай и иностранные дворы
585
король Леопольд решился удалить бывших в его службе польских офицеров. Верный слову, данному лорду Абердину за восемь лет перед тем, император Николай тотчас возобновил дипломатические сношения с брюссельским двором.
Также решительно и откровенно высказал государь лорду Абердину взгляд свой на положение дел во Франции и на правительство ее, народившееся из июльских баррикад. «Лудовик-Филипп, — заявил он, — оказал Европе большие услуги, я признаю это. Лично я никогда не буду его другом. Говорят, его семья примерна и вполне заслуживает похвалы; но сам он, — что он сделал? Чтобы основать, укрепить свое положение, он искал подкопать мое положение, подорвать достоинство мое, как русского императора. Я никогда ему этого не прощу». Впрочем, главным препятствием к сближению России с Франциею в глазах государя был самый принцип июльского правительства, принцип революционный, прямо противоположный и чувствам его, и политике. Но признав в 1830 году, Лудовика-Филиппа, он не искал вредить ему, не давая врагам его ни малейшей поддержки. «Я не карлист, — говорил он лорду Абердину, — за несколько дней до обнародования указов июля 1830 года я предостерег Карла X против всякой попытки совершить государственный переворот, я велел предсказать ему его последствия; он дал мне честное слово, что и не помышляет о таком перевороте, и тотчас же приказал обнародовать указы. Я никогда не стану поддерживать Генриха V. Когда меня спросили под рукою, может ли он посетить меня, я велел отвечать, что приму его, но только как частное лицо; а что в виду того, что такой прием мог бы повредить его делу в глазах Европы, обезнадежить его друзей и сторонников, лучше было бы, по моему мнению, не возбуждать о нем и речи».
Государь заметил, что не одобряет «комедии», разыгранной графом Шамбором в Англии; что последний может сохранять убеждение, что он законный король Франции, но что разыгрывать роль претендента — нелепо. Перейдя к оценке современных французских государственных людей, его величество прибавил: «Я совсем не люблю Гизо. Он мне нравится еще меньше Тьера. Тьер хоть и фанфарон, но откровенен: он гораздо менее вреден и опасен, чем Гизо, который так недостойно поступил с Молэ, самым честным человеком во Франции». О тесном союзе Англии с Францией государь отозвался, что не жалеет о нем нисколько и желает ему продолжаться как можно долее, хотя и не верит
586
С. С. ТАТИЩЕВ
в его долговечность. Первая буря в палате разнесет его. Лудовик-Филипп попытается сопротивляться, но если не почувствует себя достаточно сильным, то сам станет во главе движения, чтобы спасти свою популярность*.
Такие откровенные речи императора о нерасположении его к существующему во Франции порядку вещей вызвали горячие возражения со стороны принца Альберта, а сэр Роберт Пиль прямо заявил, что политика его направлена к тому, чтобы по смерти короля Лудовика-Филиппа французский престол перешел без сотрясений к ближайшему законному наследнику Орлеанской династии. «Я не имею ничего против этого, — отвечал государь. — Я желаю как можно больше счастья французам, но без спокойствия они не достигнут счастья. Они не должны производить взрывов вне своих пределов. А потому будьте уверены, что я нимало не ревную вас к ним за ваше доброе согласие с Францией, оно может иметь лишь благие последствия для меня и для Европы. Вы приобретаете чрез него влияние, которое можете употребить с пользою».
«Впрочем, — добавил его величество, — я приехал сюда не с политическою целью. Я хочу завоевать ваше доверие, хочу, чтобы вы научились верить, что я человек искренний, честный человек. Вот почему я открываю вам мои мысли об этих предметах. Нельзя депешами достигнуть желаемого мною результата».
Напомнив, что бывший английский посол в Петербурге, лорд Дургам, скоро отрешился от прежних предубеждений своих против него и России, государь выразил уверенность, что успеет в том же и относительно своего собеседника и Англии вообще. «Надеюсь, — воскликнул он с жаром, — что личные наши сношения разрушат все предрассудки, ибо я крайне дорожу мнением англичан; но я не забочусь о том, что говорят обо мне французы, мне плевать на их слова»**.
На что было нужно государю доверие английского правительства? Очевидно, не для осуществления каких-либо своекорыстных планов на Востоке, а для мирного разрешения Восточного вопроса путем общеевропейского соглашения. Начало этому соглашению уже было положено, в 1833 году, в Мюнхенгреце,
* См. там же, стр. 395 и 397, и Гизо, Memoires pour servir a 1’histoire. Le mon temps, VI. Стр. 210-211.
** См. Stockmar’s Denkwurdigkeiten, стр. 398.
Император Николай и иностранные дворы
587
Россиею и Австриек), условившимися действовать сообща в случае распадения Оттоманской империи. К этому условно примкнул берлинский кабинет. Но успех его можно было бы считать обеспеченным лишь с той минуты, когда к нему присоединилась бы и Англия. В таком случае Франции оставалось бы или беспрекословно подчиниться решениям прочих четырех великих держав, или же действовать одиноко против них, очевидно, без малейших шансов на успех.
Ровно за год до поездки государя в Лондон, граф Нессельроде жаловался князю Меттерниху на подозрительность сент-джем-ского кабинета, основанную на распространенной в Англии традиционной идее, будто Россия силою или хитростью стремится вызвать падение Оттоманской империи, с целью найти в ее развалинах средство к собственному расширению*. Дабы рассеять это предубеждение, мы испрашивали согласия венского кабинета на сообщение великобританскому правительству мюнхенгрецской конвенции по восточным делам, но князь Меттерних нашел это неудобным, ибо Англия могла бы спросить, почему акт этот не был сообщен ей тотчас по вступлении ториев в министерство, и предложил взять на себя объявить лондонскому двору, что в Мюнхенгреце Россия и Австрия торжественно обязались друг перед другом поддерживать существующий порядок вещей в Турции**. Предложение это не только не отвечало намерениям императора Николая, но прямо противоречило им, а потому и было отклонено. Государь решился сам взять на себя трудное дело рассеять предубеждения Англии и побудить ее идти рука об руку с нами на Востоке. С этой минуты поездка его в Лондон была решена.
Восточный вопрос был главною темою разговоров императора Николая с министрами королевы. Глубоко убежденный в неминуемости и близости распадения Оттоманской империи, не смотря на искренние усилия всех великих держав, и в числе их и России, поддержать ее существование, его величество цриложил все старание, чтобы заставить главных членов великобританского кабинета разделить этот взгляд.
«Турция умирает, — говорил он лорду Абердину. — Сколько бы мы ни старались спасти жизнь ее, мы в этом не успеем. Она
* Граф Нессельроде графу Медему, 8 (20) мая 1843.
** Князь Меттерних графу Нессельроде, 29 мая (10 июня) 1843.
588
С. С. ТАТИЩЕВ
умрет, не умереть ей нельзя. Это будет критическая минута. Я предвижу, что мне придется двинуть мои армии. Австрия сделает то же. В этом кризисе я опасаюсь одной Франции. Чего она захочет? Я ожидаю ее на многих пунктах: в Африке, в Средиземном море, далее, на Востоке. Припомните ее экспедицию в Анкону. Почему же ей не предпринять такой же в Кандию, в Смирну? При подобных обстоятельствах разве Англия не должна будет перенести на Восток все свои морские силы? Итак, в этих странах встретятся: русская армия, австрийская армия, большой английский флот. Сколько пороховых бочек близ огня! Кто помешает искрам взорвать их? »
Еще откровеннее и гораздо определеннее высказался государь в разговоре своем с первым лордом казначейства.
«Турция разрушается, — утверждал он, — дни ее сочтены. Нессельроде отрицает это, но я в этом убежден. Султан, хотя и не гений, но все же человек. Допустите, что с ним случится несчастье, что увидим мы после его смерти? Ребенка и регентство! Я не хочу единого вершка турецкой земли, но не позволю и другими державам присвоить себе хотя бы один вершок ».
Его величество говорил с таким одушевлением, так громко, стоя у открытого окна, что сэр Роберт Пиль поспешил закрыть окно из опасения, чтобы слова государя не были услышаны на улице. Он отвечал своему высокому собеседнику, что Англия находится в таком же точно положении относительно Востока. Политика ее несколько изменилась лишь в одном пункте: —в Египте. Англия не согласится на установление в этой стране слишком сильного правительства, которое могло бы отказать в проходе индийской почте.
Император продолжал:
«Теперь нельзя условиться о том, что делать с Турциею в случае ее смерти. Подобный договор ускорил бы ее падение. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы сохранить настоящее положение. Но следует взглянуть честно, разумно на возможность разрушения Турции. Необходимо условиться на справедливых основаниях, установить вполне искренно добросовестное соглашение, подобное тому, которое уже существует между Россиею и Австриек)»*.
* Stockmar’s Denkwurdigkeiten, стр. 386-399.
Император Николай и иностранные дворы
589
Государь, очевидно, имел при этом в виду тайную конвенцию, заключенную е венским двором в 1833 году в Мюнхенгреце. Актом этим оба императорские кабинета обязывались всеми силами поддерживать существование Порты, но в случае ее распадения, — ничего не предпринимать без предварительного соглашения друг с другом*. Почти в тех же самых выражениях определялось взаимное отношение России и Англии к восточному вопросу в меморандуме, излагавшем сущность происходивших в Лондоне переговоров между императором Николаем и великобританскими министрами и переданном бароном Брунновым лорду Абердину, вскоре по возвращении государя в Петербург. Исходя из того положения, что сохранение Турции, ее независимости и целости составляет общий интерес как России, так и Англии, русский двор приходил к следующему заключению:
1) «искать продлить существование Оттоманской империи в ее настоящем положении, доколе эта политическая комбинация окажется возможною»;
2) «если мы (т. е. дворы с.-петербургский и лондонский) предвидим, что она должна разрушиться, то войти в предварительное соглашение относительно установления нового порядка вещей, имеющего заменить ныне существующий, и наблюдать сообща затем, чтобы перемена, состоявшаяся во внутреннем положении этой империи, не посягала ни на безопасность их собственных владений и прав, обеспеченных каждому из них договорами, ни на поддержание европейского равновесия»**.
В приведенных здесь заключительных словах русского меморандума нельзя не заметить старания согласовать осторожную до боязливости политику графа Нессельроде с личным взглядом государя на неизбежность и близость падения оттоманского владычества в Европе. Меморандум должен был неминуемо ослабить впечатление, произведенное в Лондоне гораздо более категорическим утверждением императора Николая по тому же предмету. Если верить Бунзену, то государь прямо заявил английским министрам, что в России существуют два мнения относительно Турции: одни утверждают, что она при смерти, другие, что уже
* Тайная мюнхенгрецская конвенция по Восточным делам напечатана г. Мартенсом в его Собрании трактатов и конвенций, т. IV, ч. I, стр. 445-449.
** Тайный меморандум графа Нессельроде, июнь 1844 г.
590
С. С. ТАТИЩЕВ
умерла. «Первого взгляда, — продолжал его величество, — придерживается Нессельроде, сам я держусь второго».
Не подлежит сомнению, что попытка нашей дипломатии сгладить опасения, которые могли вызвать в английском правительстве столь определенные слова государя, не была удачна. Она не только не рассеяла свойственной англичанам подозрительности по отношению к всему, что касается действий России на Востоке, но даже дала ей новую пищу, подчеркнув противоречия между заискивающею дипломатическою фразою меморандума и прямодушною откровенностью речей государя. Она устраняла, таким образом, все выгодные последствия этой откровенности и того благоприятного впечатления, которое всегда производит правдивое слово, сказанное в сознании права, силы и достоинства. Ничего не может быть вреднее в политике старания прикрыть коренную противоположность интересов двух держав разглагольствованиями о мнимом их тождестве. Если иногда и удается таким путем отдалить на некоторое время столкновение, то совершенно устранено оно может быть лишь при условии открытого признания вышеупомянутой противоположности. Тогда является возможность, посредством взаимных уступок, не согласовать не-согласуемое, как любят выражаться дипломаты, а уравновесить взаимные пользы и выгоды.
Именно эту цель и имел в виду император Николай, отправляясь в Лондон, и достигнут ее лишь отчасти, придя к соглашению по одному частному среднеазиатскому вопросу*. Приписать это следует тому, что робкий и заискивающий тон меморандума графа Нессельроде лишил его плодов его царственной откровенности. А что главная цель государя так и осталась недостигнутою, бесспорно доказывается положением, занятым Англиею десять лет спустя ввиду несогласий наших с Портою по делу о Святых Местах, и деятельным участием ее в возгоревшейся из-за того войне.
* Сущность этого соглашения изложена бывшим дипломатом (бароном А. Г. Жомини) в его Etude diplomatique mr la guerre de Crinue, 1, стр. 15.
Е. В. ТАРЛЕ
Крымская война
<Фрагмент>
<...> Но были ли дипломатические, а потом и военные выступления Англии и Франции продиктованы, как упорно до сих пор пишут публицисты и историки этих стран, одним лишь желанием защитить Турцию от нападения со стороны России? На это должен быть дан категорически отрицательный ответ. Обе западные державы имели в виду отстоять Турцию (и притом поддерживали ее реваншистские мечтания) исключительно затем, чтобы с предельной щедростью вознаградить себя (за турецкий счет) за эту услугу и прежде всего не допустить Россию к Средиземному морю, к участию в будущем дележе добычи и к приближению к южноазиатским пределам. Обе западные державы стремились захватить в свои руки и экономику и государственные финансы Турции, что им полностью и удалось в результате войны; обе деятельно между собой конкурировали и враждовали после Крымской войны (а отчасти даже и во время самой войны), взапуски стараясь обогнать друг друга на путях систематического обирания турецкой державы. У обеих западных держав были еще и другие разнохарактерные, большие цели, и на жестокий промах русской дипломатии и Пальмерстон и Наполеон III посмотрели как на счастливый, неповторимый случай выступить вместе против общего врага. «Не выпускать Россию из войны»; изо всех сил бороться против всяких запоздалых попыток русского правительства, — когда оно уже осознало опасность начатого дела, — отказаться от своих первоначальных планов; непременно продолжать и продол
592
Е. В. ТАРЛЕ
жать войну, расширяя ее географический театр, — вот что стало лозунгом западной коалиции. И именно тогда, когда русские ушли из Молдавии и Валахии и уже речи не могло быть об угрозе существованию или целостности Турции, союзники напали на Одессу, Севастополь, Свеаборг и Кронштадт, на Колу, Соловки, на Петропавловск-на-Камчатке, а турки вторглись в Грузию. Британский кабинет уже строил и подробно разрабатывал планы отторжения от России Крыма, Бессарабии, Кавказа, Финляндии, Польши, Литвы, Эстонии, Курляндии, Лифляндии. Вдохновитель всех этих планов, «воевода Пальмерстон», иронически воспетый в русской песенке, «в воинственном азарте... поражает Русь на карте указательным перстом», а его французские союзники уже начинают сильно беспокоиться, наблюдая рост аппетита увлекающегося милорда.
Такова картина настроений союзников во всю вторую половину войны. Тем-то и дорог Пальмерстон новейшему историку Крымской войны Гендерсону, что «Пальмерстон был хорошим англичанином, работающим для национальных целей... Его национализм был не принципом, а страстью, со всем тем хорошим и дурным, что происходит от страсти»*.
Иностранные историки предпочитают скромно умалчивать об этих безудержно захватнических планах Пальмерстона, Наполеона III, подоспевшего к дележу добычи австрийского министра Буоля, уже направлявшегося на Тифлис Омер-паши.
Тяжкая война покрыла новой славой русское имя благодаря воинскому искусству, беззаветной храбрости и горячей любви к родине Нахимова, Корнилова, Истомина, Васильчикова, Хрулева, Тотлебена, 16 тысяч нахимовских матросов, из которых было перебито 15 200 человек, десятков тысяч солдат, легших костьми в Севастополе и вокруг Севастополя.
За тяжкие перед народом преступления и политику царизма пришлось расплачиваться потоками крови самоотверженных русских героев на Малаховой кургане, у Камчатского люнета, на Федюхиных высотах. Все сказанное выше об истинном характере «бескорыстия» неприятельской коалиции ничуть, конечно, не смягчает губительной роли Николая и николаевщины в трагической истории Крымской войны.
* Henderson J. В. Crimean war diplomacy and other historical essays Glasgow, 1947, стр. 204.
Крымская война
593
Если бы пришлось в немногословной формуле определить роль русского правительства, русской дипломатии, русского политического и военного правящего механизма в истории Крымской войны, то вполне законно было бы сказать: царизм, как уже мы отметили выше, начал и проиграл эту войну. Инициативная роль Николая I во внезапном обострении восточного вопроса в 1853 году после январских разговоров царя с сэром Гамильтоном Сеймуром не подлежит никакому сомнению, так же как не подлежит оспариванию несправедливый, захватнический характер войны против Турции, которую начал царь, отдав приказ о занятии русскими войсками Молдавии и Валахии в июне 1853 года. Конечно, Николай и во внешнеполитических своих действиях никогда не забывал, что он, помимо всего прочего, «первый петербургский помещик», как он с удовлетворением хвалился. Заинтересованность крупных землевладельцев крепостнической империи в расширении и обеспечении экспортной торговли на южных и юго-восточных границах России, на Балканском полуострове, на всем турецком Леванте была фактом очевидным и совершенно неоспоримым. Предприятие, казалось при этом, облегчалось некоторыми счастливо складывавшимися обстоятельствами. С одной стороны, безмерно преувеличивалось значение религиозного фактора: православное вероисповедание болгар, сербов, греков, сирийцев, молдаван и валахов, т. е. большинства населения тогдашней Турецкой империи, порождало и крепило в этом населении мысль о помощи и защите против возможных турецких насилий и притеснений. С другой стороны, общность славянского происхождения сербов и болгар с русским народом, казалось, обещала России деятельную поддержку в предстоявшей борьбе. Правда, вплоть до революции 1848 года все эти расчеты на православных славян сильно осложнялись и спутывались существенными соображениями: Австрия, столь необходимая Николаю для успешной борьбы против революционных движений и даже просто прогрессивных стремлений во всей Европе, враждебным оком смотрела на какие бы то ни было русские поползновения установить хотя бы даже только культурную связь с балканскими славянами, боясь глубокого проникновения России, грозившего целости Габсбургской державы. Но после 1848-1849 годов. Николаю уже представлялось, что с Австрией и ее настроениями и противодействием особенно считаться не приходится. И увлекавшийся поэт Тютчев уже стал восклицать,
594
Е. В. ТАРЛЕ
что русский царь падет ниц, молясь богу в храме Св. Софии, и встанет «как всеславянский царь».
Мы увидим дальше, какую решающую роль в действиях царской дипломатии сыграло это крепко засевшее в голове Николая представление о том, что революционные события, потрясавшие Европу в 1848-1849 годах и окончившиеся в очень значительной степени, как он воображал, только благодаря его вмешательству, надолго обессилили все европейские державы, кроме Англии. Итак, нужно лишь сговориться с Англией, дать ей отступного, чтобы не мешала. Путь свободен!
Расчеты Николая оказались с самого начала глубоко ошибочными. Основная ошибка заключалась прежде всего в недооценке сил и возможностей тех западноевропейских стран, которые могли оказаться в союзе с Турцией, что на самом деле и случилось.
Опасность грозила с трех сторон, от трех держав, которые непременно должны были встать на пути русской дипломатии, как только окончательно выяснится характер намерений царя относительно Турции, — со стороны Англии, Франции и Австрии. Но Николай, проявлявший известную осторожность в течение всего своего царствования в делах Ближнего Востока и считавшийся с прямым или скрытым противодействием этих трех держав, к моменту, когда в январе 1853 года он внезапно решил открыть свои карты перед Гамильтоном Сеймуром, совершенно сознательно перестал принимать в расчет Францию и Австрию и убедил себя в том, что для достижения своих целей ему следует лишь полюбовно сговориться с Англией, согласиться на компенсацию в ее пользу за счет владений той же Турции, и тогда ни Франция, ни Австрия и никто вообще в Европе и голоса не посмеет подать против соглашения самой могучей сухопутной державы с самой сильной державой морской.
В этом расчете были три непоправимые ошибки: относительно Англии, относительно Франции и относительно Австрии.
Англия не пошла на царские предложения не вследствие бескорыстного желания «спасти» Турцию, как об этом лгали в 1853-1856 годах ее дипломаты и продолжают лгать ее историки. Предложения царя показались кабинету Эбердипа, в котором наибольший вес имел голос Пальмерстона, явно невыгодными и опасными. Утверждение влияния России в Молдавии, Валахии, Сербии, Болгарии, Греции, переход в ее руки проливов и Константинополя слишком мало компенсировались приоб
Крымская война
595
ретением Египта и Крита и даже всего Архипелага, хотя о нем пока и речь еще не заходила. А кроме того, разложение Турецкой империи влекло за собой рано или поздно переход части или всей Малой Азии, сопредельной с Кавказом, в русские руки.
Решительный отказ Англии последовал немедленно.
Вторая ошибка в расчетах Николая, не менее губительная, касалась предполагавшейся позиции Франции в предстоящей борьбе.
Николай, как и правящие круги России, привык к мысли, что после падения наполеоновской империи ни одно французское правительство не хотело бы вести агрессивной политики против России и не могло бы это сделать, если бы даже и пожелало. В особенности царь удостоверился в слабости французских военных сил за время царствования Луи-Филиппа. Еще в первые недели после внезапного июльского государственного переворота 1830 года Николай носился с мыслью о вооруженной интервенции, посылал Орлова в Вену, Дибича в Берлин, наводил справки при дворах, но очень уж скоро (даже еще до начала ноябрьского восстания в Польше) отказался от мысли о восстановлении династии Бурбонов. Но когда Луи-Филипп утвердился на престоле и когда он, мнимый «король баррикад», стал всячески угождать царю и доказывать своим поведением, что очень хотел бы, подобно прочим европейским малым и большим державцам, опереться на николаевскую Россию в борьбе против республиканцев и социалистов, то Николай совсем перестал с Францией считаться. Февральская революция, низвергшая ненавистного царя Луи-Филиппа, тем не менее испугала его, и только после поражения рабочих в страшные июньские дни 1848 года царь окончательно успокоился. Хребет революции сломлен, но, конечно, и Кавеньяк, и избранный 10 декабря 1848 года президентом принц Луи-Наполеон Бонапарт и не подумают бороться с ним, всемогущим борцом против революции, бдительным стражем порядка! Пришло и 2 декабря 1851 года, встреченное с восхищением в Зимнем дворце. Ночной налет, покончивший со Второй республикой, молодецкий расстрел генералом Сент-Арно безоружной толпы зрителей на больших бульварах — все это очень понравилось царю. И хотя дальше последовали некоторые неприятности, и принц-президент предпочел переехать из Елисейского дворца в Тюильри и принять, к неудовольствию царя, императорский титул, но это не причиняло особого бес
596
Е. В. ТАРЛЕ
покойства. Ясно, что новый император озабочен внутренними делами, что у него забот по горло и что этих забот об укреплении престола хватит на много лет. Где уж тут пускаться во внешние войны из-за далекого Константинополя! Военные силы нового императора после всех этих потрясений, пожалуй, еще меньше заслуживают серьезного учета, чем силы Луи-Филиппа.
Николай не принял в расчет ни больших торговых и финансовых интересов крупной французской буржуазии в Турции, ни выгодности для Наполеона III, в династических интересах, отвлечь внимание французских широких народных слоев от внутренних дел к внешней политике, ни стремления его, предпринимая войну, выполнить одно из основных своих намерений, так хорошо сформулированное Чернышевским (по поводу создания Наполеоном III императорской гвардии): вся армия должна была уподобиться гвардии, которая предназначалась «служить корпусом преторианцев, верность которых упрочивал он себе привилегиями и наградами». Закалить армию в далекой, победоносной войне, окончательно сделать ее исправным и беспощадно действующим орудием деспотической власти, одурманить ее фимиамом шовинистической похвальбы — все это отвечало в точности прямым целям удачливого узурпатора. И если Англия считала успех обеспеченным, если в нападении на русскую территорию на ее стороне будет Франция, то и Наполеон III и его министры Морни, Персиньи, Друэн де Люис тоже убеждены были в конечной победе, если с ними будет Англия.
Николай и его канцлер Нессельроде успокаивали себя надеждой, что «никогда Наполеон III не вступит в союз с англичанами», смертельными врагами его дяди, Наполеона I. На всю фантастичность подобных надежд глаза царской дипломатии раскрылись слишком поздно. В том-то и дело, что после торжества реакции во Франции Луи-Наполеон гораздо меньше нуждался в поддержке северного «жандарма Европы», чем король Луи-Филипп, а после окончательного поражения чартизма и при улучшившейся торгово-промышленной конъюнктуре Николай I в 1853-1854 годах стал гораздо менее нужен Эбердину, чем в 1844 году, когда он с распростертыми объятиями и умильными комплиментами был принят в Виндзоре Викторией и тем же лордом Эбердином.
Наиболее неожиданным и поэтому крайне болезненно переживавшимся оказался провал расчетов и надежд царя и Нессельроде на Австрию. Давно ли австрийский фельдмаршал Кабога
Крымская война
597
валялся в ногах у князя Паскевича, умоляя его спасти Австрию от полной гибели? Давно ли юный император Франц-Иосиф публично, на торжественном приеме в Варшаве, изогнувшись в три погибели, целовал руку царя, вымаливая помощь против венгерской революции?
Николай открыто заявлял (например, английскому послу Гамильтону Сеймуру), что он Австрию даже и во внимание не принимает при обсуждении вопроса о Турции. Осмелится ли она перечить своему благодетелю, своему «бескорыстному» другу и спасителю? Нессельроде уверял, что не посмеет, Нессельроде сорок лет подряд уверял сначала Александра I, а потом Николая I, что истинный монархический дух крепок только в Австрии и России и никогда эти две державы не могут идти розно, потому что это было бы только на руку «субверсивным элементам», революционерам всех национальностей и прежде всего полякам. Но и помимо всего, ведь Николай помнил, что в 1849 году немногочисленные венгерские инсургенты жестоко колотили австрийскую армию почти всюду, где они ее встречали. Значит, говорить о возможности для Австрии выступить против России не приходится, даже если бы у австрийского императора хватило коварства и неблагодарности подписать такой приказ. Значит, со стороны Австрии никаких осложнений ожидать нельзя, и все обстоит благополучно.
И, однако, тут все обстояло именно совершенно неблагополучно. Царь и тут игнорировал факты, имевшие решающее значение. Уже отторжение от Турции Бессарабии в 1812 году и усилившееся влияние России в Молдавии и Валахии в 1829 году, после Адрианопольского мира, тревожили Австрию. Эти события наносили немалый ущерб ее торговым интересам на Дунае, лишали ее дешевого и всегда обильного резерва хлеба и сельскохозяйственных продуктов и сокращали восточный рынок сбыта товаров. А помимо этих серьезных экономических причин, существовали политические соображения, поселявшие в правящих сферах венского двора и кабинета большую тревогу. Присоединение в том или ином виде к Российской империи Сербии, Болгарии, Молдавии, Валахии, Галлиполи с Константинополем грозило Австрии обхватом русскими силами с востока, с севера, с юго-востока и с юга и потерей политической самостоятельности. Мало того4, славянские народы самой Австрии — чехи, словаки, хорваты, русины, поляки — не могли бы остаться покорными верноподданными Габсбургского
598
Е. В. ТАРЛЕ
дома при таких переменах, и Австрийской империи грозил бы распад. Меттерних всегда этого боялся, его преемник Шварценберг — также, преемник Шварценберга по управлению министерством иностранных дел — тоже.
Тут снова повторилось то же, что было отмечено нами, когда мы говорили об Англии и Франции: в 1853-1854 годах. Николай был несравненно менее нужен Австрийской империи, чем в 1849 году, когда фельдмаршал Кабога орошал слезами ботфорты князя Паскевича. И все по той же причине: революционное движение было уже подавлено, новых вспышек не ждали, руки у Франца-Иосифа были развязаны. Мало того. Если бы даже и могло иметь хоть какое-нибудь значение «чувство благодарности» за спасение, то отдаться таким нереальным сентиментальностям нельзя было бы. Наполеон III, пока намеками и обиняком, уже давал понять Вене, что сохранить нейтралитет Австрия не сможет и что в случае какой-либо «двуличной» политики она рискует быть жестоко наказанной, ибо ему, Наполеону III, крайне легко натравить на Австрию Сардинское королевство и помочь сардинскому королю Виктору-Эммануилу выгнать вон австрийские войска из Ломбардии и Венеции. Все это в конце концов и заставило Австрию стать на сторону союзников. И всего этого совершенно не предвидел Николай.
Эта внезапная (для него) «измена» Австрии, заметим кстати, была так опасна, что царь сделал все, что мог, пошел на жертвы, о которых вовсе никогда раньше и не помышлял, лишь бы оградить себя от флангового удара со стороны австрийской армии.
В то самое время, когда славянофилы выражали радостные надежды и предчувствия грядущего освобождения славян от турок, от австрийцев и уже наперед восхищались торжеством православия над католицизмом в вековой борьбе за «славянскую душу», Николай I писал Францу-Иосифу 30 мая 1853 года: «Я бы желал, чтобы, когда я займу княжества (Молдавию и Валахию. — Е. Т.), ты сделал бы то же самое с Герцеговиной и Сербией»*.
Но ничего из этого не вышло. Было уже слишком поздно. Франц-Иосиф, взвесив выгоды и невыгоды подобной комбинации,
* Впервые напечатано с несколькими другими письмами, которыми обменялись в мае и июне 1853 г. Николай с Францем-Иосифом, в газете Neue Freie Presse, 1924, № 2158. Ср. Dr. Koranyi. Sprawa polska w dobie wojny Krymskiej. Warszawa, 1929, стр. 8.
Крымская война	599
за которой последовали бы репрессалии со стороны Наполеона III, отказался от подарка и не стал на сторону царя.
Царское правительство начало и вело эту войну, находясь во власти самых губительных заблуждений, и теша себя иллюзиями, обманываясь и относительно своей силы, и относительно силы врагов, и относительно надежности и преданности «друзей».
Напомним теперь вкратце, как смотрели на это великое столкновение представители главных течений политической мысли на Западе и в России.
В. В. ЛАПИН
Армия России в Кавказской войне XVIII-XIX веков
<Фрагмент>
<...> Россия заплатила очень высокую цену за присоединение этого края. До сих пор не представляется возможным произвести сколько-нибудь точные подсчеты людских потерь и финансовых затрат.
В 1722-1731 годах погибло в боях 4528 солдат и офицеров «Низового» корпуса, расквартированного в Дагестане и Азербайджане1. В 1801-1864 годах Отдельный Кавказский корпус потерял 24 946 человек убитыми (804 офицера и 24 142 солдата), 65 322 — ранеными (3154 офицера и 62 168 солдат) и 6007 — пленными (92 офицера и 5915 солдат). Кроме того, во время восстания в Дагестанской и Терской областях в 1877 году армия потеряла убитыми 9 офицеров и 242 солдата, ранеными — 34 офицера и 814 солдат2.
В боях с регулярными и иррегулярными войсками Турции и Персии, а также в стычках с восставшим населением Азербайджана, во время войн 1803-1813, 1826-1828, 1828-1829, 1853-1856, 1877-1878 годов погибло 413 офицеров и 12 491 солдат; 1632 офицера и 35 746 нижних чинов было ранено и 2794 человека оказалось в плену3.
В число пленных включены также пропавшие без вести, большая часть которых погибла, но факт гибели не был зафиксирован сослуживцами. Нет возможности подсчитать, сколько раненых умерло и сколько стало калеками (сведения о потерях указывались на время составления реляций, когда было неизвестно, сколько раненых выживет). Часть пленных умирала в неволе,
Армия России в Кавказской войне XVIII-XIX веков
601
часть была выкуплена, бежала или была возвращена после окончания боевых действий.
Таким образом, без учета боевых потерь на Тереке, Кубани и в Закавказье в XVIII столетии, завоевание Кавказа стоило России 43 729 человек только убитыми. Примерно втрое больше — было ранено. К числу жертв Кавказской войны следует отнести около 2000 убитых, раненых и захваченных в плен мирных жителей тех населенных пунктов, которые подвергались набегам в 1809-1862 годах. Нет достоверных данных о потерях милиционных формирований, а также казачьих войск. В этот же скорбный список следует включить погибших моряков Черноморского флота и Каспийской флотилии во время крейсерства у Кавказских берегов и при доставке припасов. Нет возможности также установить число гражданских лиц, уведенных в плен, сгинувших в горах или проданных в Турцию4. Принимая во внимание все вышеуказанные обстоятельства, можно говорить о том, что общие боевые потери за весь период завоевания Кавказа составили около 100 тысяч человек.
Так называемые санитарные потери (от болезней и разного рода лишений) значительно превышали боевые. Так, за 10 дней марша от Эривани к Тбилиси в 1804 году отряд генерала Цицианова потерял убитыми 3 человек, ранеными 18, заболевшими 568, умершими 1455. Тогда на одного убитого приходилось 50 умерших. Пехотный Тенгинский полк в 1820-1824 годах потерял убитыми 10 человек и умершими 1159 человек. За трехлетие 1827-1830 годов в двух действующих батальонах умерло 23 офицера и 1644 солдата6. В рапорте командира Тенгинского пехотного полка полковника Хлюпина указано, что в период с 6 августа по 14 октября 1841 года из пяти штаб-офицеров в строю осталось четверо, из 66 обер-офицеров — только половина, музыкантов выбыло две трети, унтеров осталось менее двух пятых, а рядовых — чуть более одной трети первоначального количества7. В войсках на западном берегу Каспийского моря в 1722-1731 годах на одного убитого приходилось 8 умерших. Лейб-гвардии Сводный полк в 1826-1828 годах потерял одного человека убитым и 319 — умершими от болезней8. За 12 лет существования гарнизона Черноморской береговой линии предали земле до 50 тысяч солдат и офицеров9.
В конце 1820-х годов, по подсчетам титулярного советника Покровского, представившего в 1831 году главнокомандующему на Кавказе генералу Г. В. Розену проект «О мерах и скорых
602
В. В. ЛАПИН
к покорению кавказско-горских народов и к приведению всего Грузинского края в цветущее состояние способах», ежегодные финансовые затраты составляли порядка 24 миллионов рублей серебром, а людские потери порядка 6 тысяч человек (при общей численности войск на Кавказе в 60 тыс. человек)10. Такое соотношение убитых и умерших было характерно для войн, которые вели европейские державы в Азии, Африке и в Америке. В 1817 году британская дивизия, вышедшая к границе Афганистана в составе 10 тыс. человек, за несколько недель похоронила 7 тыс. солдат и офицеров, причем боевые потери были ничтожны. За 17 лет войны в Алжире французский корпус потерял от болезней 68 тыс. человек. Во время Мадагаскарской экспедиции 1895 года от руки мальгашей пал 1 офицер, от местных микробов — 35. При завоевании Дагомеи от малярии и тифа умер каждый 9-й участвовавший в этом деле европеец11.
Несложные подсчеты позволяют установить, что завоевание Кавказа Россия оплатила жизнями почти миллиона военнослужащих. Невозможно назвать число убитых в боях горцев, поскольку рапорты военачальников сильно преувеличивали потери противника, но опять же, по ряду косвенных признаков, их следует принять примерно равными русским. Огромными были жертвы среди мирного населения, жестоко страдавшего от разорения жилищ, от уничтожения запасов продовольствия и скота, от невозможности нормально вести хозяйство. Таким образом, для того, чтобы включить в состав империи еще четыре миллиона новых подданных, потребовалось сначала погубить два миллиона таковых.
Кроме человеческих потерь, имели место огромные финансовые затраты. Запутанная система финансирования Отдельного Кавказского корпуса не позволяет назвать более или менее точную величину расходов на завоевание Кавказа. Но в царствование Николая I покорение горцев перестало быть только военной и политической проблемой, поскольку стоимость его стала чрезмерным бременем для финансов империи. Существовало мнение, что в конце 1840-х годов на Кавказ тратился каждый шестой рубль.
Не только историки занимались поиском ответа на вопрос: что являлось целью Кавказской войны. Я. А. Гордин в книге «Кавказ. Земля и кровь» показал, что над этим задумывались, по крайней мере, в начале XIX столетия. Это была удивительная война: ее участники и современники не знали ее причин и целей.
Армйя России в Кавказской войне XVIII-XIX веков
603
Мощнейшим импульсом продвижения России на Кавказ в XIX веке стала материализация имперских идей, выполнение «миссии белого человека»12. Для европейцев того времени их культурное превосходство над всеми остальными было аксиомой. Из этого следовало, что они получали право бороться с «невежеством и суеверием», в число которых включалось все, что не укладывалось в европейские рамки представлений о социальном и политическом устройствеках Россия исходила из превосходства российской культуры и цивилизаторской роли русской администрации, а также из необходимости борьбы с «кавказским варварством» и распространения православия среди «впавших в ложное учение Магомета» и т. д. Причем именно эти идеи как таковые были мощнейшим двигателем и европейской экспансии.
Победы в русско-турецких войнах второй половины XIX столетия, мечты Екатерины II, Павла I и Александра I о радикальных изменениях политической карты в Восточном Средиземноморье заострили вопрос о возрождении на Кавказе христианских держав — Грузии и Армении. Очередь Кавказа наступила тогда, когда укоренившееся представление о себе как о великой державе оказалось прочно связанным с идеей цивилизаторской миссии России на Востоке и с обязательствами защиты христианства (православия). Это совпало с периодом радикальных перемен в геополитическом мышлении. Географические карты прочно вошли в обиход, представления о различных объектах (города, страны, моря, реки и т. д.) в сознании образованных людей, а главное, тех, кто принимал важные «государственные» решения, определялись соответствующими масштабными изображениями на картах. «Непокорный» Северный Кавказ отделял присоединенное к России Закавказье сплошной полосой от Черного до Каспийского моря, причем полоса эта означала не только «зону непокорности», но еще и сферу распространения ислама, сферу интересов Турции — вечного врага в Причерноморье.
В движении России на Кавказ экономические интересы играли некоторую роль только в начале XVIII века. Далее на первый план выдвинулись задачи воплощения имперской идеи и достижения выгодного геополитического положения. Важным самостоятельным фактором развития конфликта стала его внутренняя логика. Сама линия соприкосновения регулярных войск и народов, находившихся на стадии военной демократии, автоматически превратилась в линию фронта. Все это лежало за пределами пони
604
В. В. ЛАПИН
мания рядовых участников военных действий: с их точки зрения, война была покорением «бунтовщиков», наказанием их за набеги и нападения на русские укрепления. Отсутствие очевидных целей войны (понятных для участников с российской стороны), вкупе с ее небывалой продолжительностью, выдвигали в качестве таковых конструкты, порожденные самой войной. Войска Кавказского корпуса шли в бой, «потому что так заведено», чтобы отомстить за ранее погибших товарищей, чтобы удержать ранее захваченные рубежи. Фактически война велась ради самой войны, и это многое значило для трансформации кавказских войск в особый субэтнос.
НАУКА. КУЛЬТУРА. ПРОСВЕЩЕНИЕ
Ф. А. БУРДИН
Воспоминания артиста
об императоре Николае Павловиче
Государь Николай Павлович страстно любил театр. По обилию талантов русский театр тогда был в блестящем состоянии. Каратыгины1 , Сосницкие2 , Брянские3, Рязанцев4, Дюр®, Мартынов®, Самойловы7, Максимов8, Асенкова9, не говоря уже о второстепенных артистах, могли быть украшением любой европейской сцены.
Вот что мне рассказывал известный французский актер Верне о русских артистах того времени.
«Когда мы приехали, — говорил Верне, — в Петербург в начале тридцатых годов, нам сказали, что на русской сцене играют “Свадьбу Фигаро”; нам это показалось забавным, и мы, ради курьеза, пошли посмотреть.
Посмотрели да и ахнули: такое прекрасное исполнение произведения Бомарше сделало бы честь французской комедии. Каратыгины, Рязанцев, Сосницкая и Асенкова были безукоризненны, но более всех нас поразил Сосницкий в роли Фигаро. Это было олицетворение живого, плутоватого испанца; какая ловкость, какая мимика! Он был легче пуха и неуловимей ветра», — выразился Верне. — Почти сконфуженные мы вышли из театра, видя, что не учить варваров, а самим нам можно было у них поучиться».
Вот в каком положении была тогда русская труппа, по словам чужеземного специалиста.
Этому блестящему состоянию русского театра, кроме высочайшего внимания, искусство было обязано также известным
608
Ф. А. БУРДИН
любителям сцены: князю Шаховскому10, Грибоедову11, Катенину12, Гнедичу13, Кокошкину14, которые сердечно относились к артистам, давали им возможность развиваться в своем кружке и в тоже время писали для сцены.
Балет тоже отличался блеском, имея во главе первоклассных европейских балерин: Тальони15, Фанни Эльслер16, Черито, Кар лоту Гризи17 и др.*, а французский театр по своему составу мог соперничать с Com edie Fran aise; довольно назвать супругов Аллан, Брессана, Дюфура, Плесси, Вольнис, Мейер, Бертон, Руже, Готи, Верне, позднее Лемениль и др.
Очень понятно, какую пользу могли извлекать русские артисты, видя такие примеры.
Русская опера только что зарождалась, не имея еще родных композиторов до появления Глинки, хотя и в ней были выходящие из ряда таланты, как, например, Петров и его жена. Петров как певец и актер исполнял Бертрама в «Роберте» в таком совершенстве, до которого, по мнению знатоков, не достигал никто из иностранных артистов, появлявшихся на петербургской сцене.
Театр был любимым удовольствием государя Николая Павловича, и он на все его отрасли обращал одинаковое внимание; скабрезных пьес и фарсов не терпел, прекрасно понимал искусство и особенно любил haute comedie, а русскими любимыми пьесами были: «Горе от ума» и «Ревизор».
Пьесы ставились тщательно, как того требовало достоинство императорского театра, на декорации и костюмы денег не жалели, чем и пользовались чиновники, наживая большие состояния; постановка балетов, по их смете, обходилась от 30 до 40 тысяч.
За малейший беспорядок государь взыскивал с распорядителей строго и однажды приказал посадить под арест на три дня известного декоратора и машиниста Роллера за то, что при перемене одна декорация запуталась за другую.
Он был не повинен в цензурных безобразиях того времени, где чиновники, стараясь выказать свое усердие, были les royalistes plus que le roi. Лучшим доказательством тому служит, что он лично пропустил для сцены «Горе от ума» и «Ревизора».
Вот как был пропущен «Ревизор». Жуковский18, покровительствовавший Гоголю19, однажды сообщил государю, что молодой
* Из русских Андреянова, Смирнова и Шлефохт.
Воспоминания артиста об императоре Николае Павловиче
609
талантливый писатель Гоголь написал замечательную комедию, в которой с беспощадным юмором клеймит провинциальную администрацию и с редкой правдой и комизмом рисует провинциальные нравы и общество. Государь заинтересовался.
— Если вашему величеству в минуты досуга будет угодно прослушать, то я ее прочел бы вам.
Государь охотно согласился. С удовольствием выслушал комедию, смеялся от души и приказал поставить на сцене. Впоследствии он говаривал: «В этой пьесе досталось всем, а мне в особенности». Рассказ этот я слышал неоднократно от М. С. Щепкина20, которому, в свою очередь, он был передан самим Гоголем.
Во внимание к таланту В. А. Каратыгина, он ему дозволил исключительно один раз в свой бенефис дать «Вильгельма Телля», так как Каратыгин страстно желал сыграть эту роль.
Как он здраво и глубоко понимал искусство, может служить примером следующий рассказ. В Москве в 1851 году с огромным успехом была сыграна в первый раз комедия Островского21 «Не в свои сани не садись». Простотой, безыскусственностью, глубокой любовью к русскому человеку, она поразила всех и произвела потрясающее впечатление. Появление этой пьесы было событием в русском театре. Вследствие огромного успеха в Москве, в том же году, в конце сезона ее поставили в Петербурге.
Государь, страстно любя театр, смотрел каждую оригинальную пьесу, хотя бы она была в одном действии. Зная это, при постановке комедии Островского, чиновники ужасно перетрусились. «Что скажет государь, — говорили они, — увидя на сцене безнравственного дворянина и рядом с ним честного купчишку!.. Всем — и нам, и автору, и цензору — будет беда!» Ввиду этого хотели положить комедию под сукно, но говор о пьесе в обществе усиливался более и более, и дирекция, предавши себя на волю Божью, решилась поставить ее.
Комедия имела громадный успех. На второе представление приехал государь. Начальство трепетало... Просмотрев комедию, государь остался отменно доволен и соизволил так выразиться: «Очень мало пьес, которые бы мне доставляли такое удовольствие, как эта. Се n’est pas une piece, c’est une le on!» В следующее же представление опять приехал смотреть пьесу и привез с собой всю августейшую семью: государыню и наследника цесаревича с супругой, и потом приезжал еще раз смотреть ее весной после Святой недели, а между тем усердные чиновники в то же время
610
Ф. А. БУРДИН
держали автора, А. Н. Островского, под надзором полиции за его комедию «Свои люди — сочтёмся».
Впрочем, тогда подобные аномалии у нас были не редкость. Государь Александр Николаевич соизволил пожаловать А. Н. Островскому бриллиантовый перстень за пьесу «Минин», где автор так сильно выразил народное патриотическое чувство, а цензура в то же время запретила эту пьесу, находя ее представление несвоевременным.
Безумно было бы обвинять монарха стомиллионного народа за то, что он не знает мелких злоупотреблений чиновника.
Государь желал успеха русской драматической литературе, поощрял литераторов; доказательством тому служат неоднократные пособия Гоголю, драгоценные подарки всем авторам, писавшим тогда для сцены: Кукольнику22, Полевому23, Каратыгину, Григорьеву24, а Полевому он, ввиду его стесненного положения, пожаловал пенсию.
Государь, очень часто приходивший во время представлений на сцену, удостаивал милостивой беседы артистов и однажды, встретив Каратыгина и Григорьева, поклонился им в пояс, сказавши: «Напишите, пожалуйста, что-нибудь порядочное»*.
Его милости к артистам были неисчерпаемы. Во время болезни Дюра он прислал к нему своего доктора. Узнав о плохом здоровье Максимова, приказал его отправить лечиться на счет дирекции за границу.
В Красном Селе спектакли были четыре раза в неделю, и он приказал выстроить дачи для артистов, чтобы меньше затруднять их переездом.
Сосницкому по интригам отказали в заключении с ним контракта, и он вышел в отставку. Государь не знал об этом. Однажды, с ним встретившись, он спросил его:
— Отчего я тебя давно не видал на сцене?
— Я в отставке, ваше величество, — отвечал Сосницкий.
— Это отчего?
— Вероятно, находят, что я уже стар и не могу работать, поэтому со мной не возобновили контракта.
— Что за вздор, — я хочу, чтобы ты служил! Передай директору, что я лично ему приказываю немедленно принять тебя на службу.
* Слышал от П. И. Григорьева.
Воспоминания артиста об императоре Николае Павловиче
611
Разумеется, Сосницкий был принят, и не только директору, но и министру двора* было выражено сильное неудовольствие государя.
Любовь артистов к государю доходила до обожания. Трудно передать тот восторг, который он вселял своим ласковым словом, в котором равно выражалась и приветливость, и величие.
После представления каждой новой пьесы, имевшей мало-мальски порядочный успех, все главные исполнители получали подарки и были лично обласканы государем.
После красносельских лагерей государь со всем семейством переезжал на жительство в Царское Село, где и оставался до 8 ноября, дня именин великого князя Михаила Павловича.
Во время пребывания в Царском Селе, при дворе, постоянно были два раза в неделю спектакли, состоявшие из одной русской и из одной французской пьесы.
Артисты приезжали с утра, завтракали во дворце, обедали, после обеда, если кому угодно, катались по парку в придворных линейках, предоставленных им по приказанию государя; после спектакля ужинали и возвращались в Петербург; за эти спектакли все артисты были награждаемы высочайшими подарками.
Желая возвысить звание артиста в обществе, государь император предоставил актерам первого разряда, по прослужении десяти лет, звание личного почетного гражданина, а по прослужении 15-ти — потомственного.
А. М. Максимов рассказывал мне, до какой степени он сочувствовал молодым артистам. «Я всегда волнуюсь и робею за молодого человека, — говорил император, — беспрестанно боюсь, чтоб он не сделал какой-нибудь неловкости или промаха, и только смотря на опытных артистов, не испытываю этого чувства; за тебя я всегда спокоен!»
Государь Николай Павлович так хорошо был знаком с составом труппы, что без афиши знал фамилию каждого маленького актера.
Что же мудреного, что при такой любви и внимании к театру могущественного монарха, перед которым трепетали распорядители, зная, что малейшая небрежность и упущение не пройдут безнаказанно, — театр стоял так высоко.
Подобное блестящее положение искусствй не возобновится.
* Передано мне самим И. И. Сосницким.
612
Ф. А. БУРДИН
Проведите параллель между артистами того и нынешнего времени, и будет видно, далеко ли ушла русская сцена.
Одно слишком высокопоставленное лицо, в семидесятых годах, спросило меня:
— Отчего так мало хороших русских пьес?
— Оттого, что вы редко нас посещаете, — отвечал я.
— Но я таланта сделать не могу.
— Это верно, ваше ...ство, но, когда увидят, что вы интересуетесь нашим делом, тогда те, которые управляют им, чтобы угодить вам, приложат все старания к русской сцене, чтобы приохотить авторов трудиться для театра, — а кому же охота работать теперь, встречая затруднения в цензуре, в постановке и получая за все неприятности грошевое вознаграждение.
В заключение расскажу несколько характерных случаев, бывших при встрече государя с артистами.
Государь очень жаловал французского актера Верне, который был очень остроумен. Однажды государь, гуляя пешком, встретил его в Большой Морской, остановил и несколько минут с ним разговаривал. Едва государь удалился, как будто из-под земли вырос квартальный и потребовал у Верне объяснения, что ему говорил государь. Верне, не зная по-русски, не мог ему ответить; квартальный арестовал его и доставил в канцелярию обер-полицеймейстера, который тогда был Кокошкин. Кокошкина в то время не было дома; когда он возвратился, то, разумеется, Верне был освобожден с извинением.
Вскоре после этого государь, бывши в Михайловском театре, пришел на сцену и, увидя Верне, подозвал его к себе. Верне, вместо ответа, замахал руками и опрометью бросился бежать... Это удивило государя. Когда по его приказанию явился к нему Верне, он спросил его:
— Что это значит, вы от меня бегаете и не хотите со мной разговаривать?
— Разговаривать с вами, государь, честь слишком велика, но и опасна — это значит отправляться в полицию; за разговоры с вами я уже просидел полдня под арестом!
— Каким образом?
Верне рассказал, как это случилось.
Государь очень смеялся, но Кокошкину досталось.
П. А. Каратыгин отличался необыкновенной находчивостью и остроумием. Однажды летом в Петергофе был спектакль. За неиме
Воспоминания артиста об императоре Николае Павловиче
613
нием места, приехавшие для спектакля артисты были помещены там, где моют белье. Государь, встретив Каратыгина, спросил его: всем ли они довольны?
— Всем, ваше величество; нас хотели поласкать и поместили в прачешной.
Однажды государь пришел на сцену с великим князем Михаилом Павловичем. Великий князь был в очень веселом расположении духа и острил беспрерывно. Государь, обратясь к Каратыгину, сказал:
— У тебя брат отбивает хлеб!
— У меня останется соль, ваше величество, — отвечал Каратыгин.
Актер Григорьев 2-й, играя апраксинского купца в пьесе «Ложа 3-го яруса на бенефис Тальони», рассказывая о представлении балета, позволил себе в присутствии государя остроумную импровизацию, не находящуюся в пьесе.
Государю эта выходка очень понравилась, и он разрешил Григорьеву говорить в этой пьеске все, что он захочет. Григорьев, будучи человеком талантливым и острым, очень ловко этим воспользовался. Он говорил в шуточной форме обо всем, что тогда интересовало петербургское общество. Вся столица сбегалась слушать остроты Григорьева, успех был громадный, и на эту маленькую пьеску с трудом доставали билеты.
В особенности от Григорьева доставалось Гречу25 и Булгарину28. Тогда Греч читал публичные лекции русского языка, а Григорьев говорил на сцене, что немец в Большой Мещанской (где читал Греч) русским язык показывает.
Булгарин написал пьесу «Шкуна Нюкарлеби».
Григорьева спрашивают на сцене, что такое «Шкуна Ню-карлеби?»
— Шкуна? это судно, — отвечает он.
— А Нюкарлеби?
4 — А это то, что в судне!
Булгарин и Греч выходили из себя, ездили жаловаться к директору А. М. Гедеонову, просили, чтобы он запретил Григорьеву глумиться над ними... но Гедеонов отвечал, что не имеет на это права, а пусть обратятся к государю императору, который дозволил шутить Григорьеву.
В. А. Каратыгин был очень большого роста. Однажды государь сказал ему:
614
Ф. А. БУРДИН
— Однако, ты выше меня, Каратыгин!
— Длиннее, ваше величество, — отвечал ему знаменитый трагик.
Государь очень любил Максимова и часто удостаивал с ним беседовать. Однажды, пользуясь благосклонным разговором государя, Максимов спросил его: можно ли на сцене надевать настоящую военную форму? Государь ответил:
— Если ты играешь честного офицера, то, конечно, можно; представляя же человека порочного, ты порочишь и мундир, и тогда этого нельзя!
Максимова уже давно соблазнял гвардейский мундир; воспользовавшись дозволением государя, он на свой счет сделал себе гвардейскую конно-пионерную форму и надел ее, играя офицера в водевиле «Путаница». Как нарочно в это представление приехал государь.
В антракте перед началом водевиля, выходя из ложи на сцену, он увидел в полуосвещенной кулисе Максимова и принял его за настоящего офицера.
— Зачем вы здесь? — строго спросил его император.
Максимов оробел и не отвечал ни слова.
— Зачем вы здесь? — еще строже повторил государь.
Максимов, за несколько времени перед этим кутивший, не являлся к исполнению своих обязанностей. Ему показалось, что за это государь гневается, и растерялся окончательно.
— Зачем вы здесь? Кто вы такой? Как ваша фамилия? — и, взяв его за рукав, подвел к лампе, посмотрел в лицо и увидал, что это Максимов.
— Фу, братец, я тебя совсем не узнал в этом мундире.
У Максимова отлегло от сердца. После он говорил, что натерпелся такого страха, что не только бы обер-офицерский мундир не надел, а даже и фельдмаршальский!
Государь очень интересовался постановкой балета « Восстание в серале», где женщины должны были представлять различные военные эволюции. Для обучения всем приемам были присланы хорошие гвардейские унтер-офицеры. Сначала это занимало танцовщиц, а потом надоело, и они стали лениться. Узнав об этом, государь приехал на репетицию и строго объявил театральным амазонкам: «Если они не будут заниматься как следует, то он прикажет поставить их на два часа на мороз с ружьями, в танцевальных башмачках». Надобно было видеть, с каким жаром пере
Воспоминания артиста об императоре Николае Павловиче
615
пуганные рекруты в юбках принялись за дело; успех превзошел ожидания, и балет произвел фурор.
Однажды, присутствуя на представлении оперы «Жизнь за царя», государь остался особенно доволен игрой О. А. Петрова и, придя на сцену, сказал ему: «Ты так хорошо, так горячо выразил любовь к отечеству, что у меня на голове приподнялась накладка!» Продолжая с ним милостиво разговаривать, он выразил свое удовольствие, что русская опера делает большие успехи.
Восхищенный Петров сказал ему:
— Вот, ваше величество, если бы нам приобрести тенора Иванова, тогда бы опера поднялась еще выше.
Государь сердито взглянул на Петрова и быстро от него отвернулся.
Наступила мертвая тишина. Петров растерялся, начальство тоже смотрело испуганно на государя, который стоял нахмурившись. Так прошли две-три минуты, лицо государя прояснилось, он подошел к Петрову, положил ему руку на плечо и сказал: «Любезный Петров, какими бы достоинствами человек ни обладал, но если он изменил своему отечеству, он в моих глазах не имеет никакой цены. Иванову никогда не бывать в России!» Это мне передано О. А. Петровым.
Скажу несколько слов об Иванове. Он был придворным певчим. Чтобы обработать прекрасный голос, он был отправлен на казенный счет за границу. Зная ограниченные оклады русских артистов, по окончании учения он остался за границей, имея громадный успех на сцене и получая большие деньги. Государь потребовал, чтобы он возвратился. Иванов пел тогда в Неаполе; боясь, что его выдадут, он сел на английский пароход и тихонько уехал. Впоследствии он принял иностранное подданство и умер за границей. Он был большой любимец Россини, а Донизетти написал для него оперу: «Elisir d’amore». Он пел с громадным успехом в Италии, в Лондоне и Париже вместе с знаменитым Рубини.
М. С. Щепкин передал мне следующий любопытный рассказ из его жизни. Когда он уже был в преклонных летах, то в один из своих отпусков приехал в Киев. Тогда генерал-губернатором был известный своим крутым характером и мерами Бибиков. Узнав о приезде Щепкина, он прислал к нему своего адъютанта с просьбою играть в тот же день. Старик отказался вследствие усталости с дороги, а какие дороги были в то время — известно всем. Бибиков оскорбился его отказом. Вскоре после этого,
616
Ф. А. БУРДИН
Бибиков пригласил к себе Щепкина на обед, где собралось все высшее киевское общество.
Желая кольнуть Щепкина, за обедом Бибиков сказал, что наши артисты очень много о себе думают, поэтому очень часто забываются даже перед высокопоставленными лицами и отвечают дерзкими отказами, если их удостоивают какой-нибудь ничтожной просьбой.
— Это им чести не делает, не правда ли, г. Щепкин?
— Вы, в. п., строги и несправедливы к артистам, — отвечал ему Михаил Семенович, — проживши с ними весь век, я знаю моих товарищей и не думаю, чтобы кто-нибудь из них мог поступить так грубо и невежливо. Если же кто-либо решился отказать вашему превосходительству в исполнении вашего желания, то он, вероятно, на это имел уважительные причины. Наш всемилостивейший государь смотрит на артистов снисходительнее: однажды я имел счастие получить приглашение к государю императору на маленький семейный вечер, на котором читал драматические сцены и мои рассказы; особенно эти рассказы понравились маленьким великим князьям, они забрались ко мне на колени и говорили:
— Дядя, расскажи еще что-нибудь!
— Не беспокойте его, — строго сказал им государь, — вы видите, он устал, дайте же ему отдохнуть!
Так если сам государь так относится к артистам, то другие-то уже, я полагаю, не имеют права заявлять невозможные требования.
Бибиков нахмурился и не ответил ни слова.
Нигде так не выразилась снисходительность и любовь к артистам государя, как в следующем происшествии. Однажды, после спектакля во дворце в Царском Селе, во время ужина два маленьких артиста Годунов и Беккер выпили лишнее и поссорились между собою. Ссора дошла до того, что Годунов пустил в Беккера бутылкой; бутылка пролетела мимо, разбилась об стену и попортила ее. Ужинали в янтарной зале; от удара бутылки отскочил от стены кусок янтаря. Все страшно перепугались; узнав это, в страхе прибежали: директор, министр двора князь Волконский27; все ужасались при мысли, что будет, когда государь узнает об этом. Ни поправить скоро, ни скрыть этого нельзя. Государь, проходя ежедневно по этой зале, должен был непременно увидеть попорченную стену. Виновных посадили под арест, но это не исправляло
Воспоминания артиста об императоре Николае Павловиче 617
дела, и министр и директор ожидали грозы. Такой проступок не мог пройти безнаказанно и не у такого строгого государя. Министр боялся резкого выговора, директор — отставки, а виновным все предсказывали красную шапку.
Действительно, через несколько дней государь, увидя испорченную стену, спросил у князя Волконского: «Что это значит?» Министр со страхом ответил ему, что это испортили артисты, выпивши лишний стакан вина.
— Так на будущее время давай им больше воды, — сказал государь; тем дело и кончилось.
Да будет благословенна память незабвенного монарха, покровителя родного искусства и артистов.
Т. Г. ШЕВЧЕНКО
Сон: Комедия
<Фрагмент>
Еще мытарство? Иль уж будет? Будет, будет, тут холодно!
Мороз разум будит.
И вновь лесу. Земля чернеет. И дремлет ум, и сердце млеет. Гляжу: дома стоят рядами, Кресты сверкают над церквами, По площади, как журавли, Солдаты на муштру пошли, Хорошо обуты, сыты, В цепи накрепко забиты, Маршируют... дальше глянул: Вот в низине, словно в яме, Город средь болот дымится. Над ними тучами клубится Мгла густая. Долетаю...
Тот город без края.
То ли турецкий, То ли немецкий, А быть может, даже русский? Господа пузаты, Церкви да палаты И ни одной мужицкой хаты!
Сон: Комедия
619
Смеркалося... Огнем, огнем Кругом запылало — Тут я струхнул... «Ура! «Ура!» — Толпа закричала.
«Цыц вы, дурни! Образумьтесь! Чему сдуру рады, Что горите?» — «Экой хохол! Не знает парада!
У нас парад! Сам изволит Делать смотр солдатам!» ♦Где ж найти мне эту цацу?» ♦Иди к тем палатам».
Я пошел. Тут мне, спасибо, Землячок попался
С казенными пуговками.
♦Ты откуда взялся? »
«С Украины» — «Ты ж ни слова Молвить не умеешь По-здешнему!» — «Э, братец, Говорить умею, Дане хочу!» — «Вотчудак-то! Я все входы знаю.
Я служу здесь... Если хочешь, Ввести попытаюсь
Во дворец тебя, но только Здесь, братец, столица — Просвещенье! Дай полтинку!» «Тьфу тебе, мокрица Чернильная!»...«Стал я снова, Как дух бестелесный» Невидим. Вошел в палаты». Царь ты мой небесный, Вот где рай-то! Блюдолизы Золотом обшиты!
Сам по залам выступает, Высокий, сердитый. Прохаживается важно С тощей, тонконогой, Словно высохший опенок, Царицей убогой, А к тому ж она бедняжка, Трясет головою.
Это ты и есть богиня? Горюшко с тобою!
620
Т. Г. ШЕВЧЕНКО
Не видал тебя ни разу И попал впросак я, — Тупорылому поверил Твоему писаке! Как дурак, бумаге верил И лакейским перьям Виршеплетов. Вот теперь их И читай, и верь им! За богами — бары, бары Выступают гордо. Все, как свиньи, толстопузы И все толстоморды!
Норовят, пыхтя, потея, Стать к самим поближе: Может быть, получат в морду, Может быть, оближут Царский кукиш!
Хоть вот столько!
Хоть полфиги! Лишь бы только Под самое рыло.
В ряд построились вельможи, В зале все застыло, Смолкло... Только царь бормочет, А чудо-царица Голенастой, тощей цаплей Прыгает, бодрится.
Долго так они ходили, Как сычи надуты, Что-то тихо говорили, Слышалось: как будто Об отечестве, о новых Кантах и петлицах И муштре и маршировке, А потом царица Отошла и села в кресло. К главному вельможе Царь подходит да как треснет Кулачищем в рожу. Облизнулся тут бедняга Да — младшего в брюхо! Только звон пошел. А этот Как заедет в ухо Меньшему, а тот утюжит
Сон: Комедия
621
Тех, что чином хуже, А те — мелюзгу, а мелочь В двери! И снаружи Как кинется по улицам И — ну колошматить Недобитых православных! А те благим матом Заорали да как рявкнут: «Гуляй, царь-батюшка, гуляй! Ура!.. Ура!.. Ура-а-а!»
A. H. БЕНУА, Е. Е. ЛАНСЕРЕ
Дворцовое строительство императора Николая I
Еще совсем недавно все, что оставила эпоха, отстоящая от нас на шестьдесят —восемьдесят лет, казалось верхом безвкусицы, чем-то таким, что совершенно лишено художественного смысла и прелести. Какие только эстетические громы не обрушивались на создания наших дедов. В этом видели нагляднейшие примеры того, к какому позору может привести крайний эклектизм, обвиняли произведения искусства (особенно архитектуру и прикладные художества) в отсутствии личного вкуса, поэзии, чувства; потешались над тем, как люди того времени ложно и глупо понимали и возвышенную готику, и прекрасный ренессанс, и утонченный рококо, и поэтичное русское зодчество. И действительно, казалось, что нельзя ожидать чего-либо путного от художников, вышколенных на строгости классицизма и затем отдавших свои силы на самые разнообразные прихоти вкуса, черпая из сокровищницы старинных форм то одно, то диаметрально противоположное, ни на чем подолгу не останавливаясь, ничто не превращая в свое — так, как это сделали, например, те же классики с Римом и Грецией.
И однако за последнее время замечается и здесь неизбежный поворот отношения. Непонятным образом то, что всего лет десять тому назад казалось отвратительным, стало теперь казаться трогательным и милым. Уже без умиления мы не можем смотреть на курьезы «псевдоготики», и чем безумнее эти курьезы, тем они трогательнее. А теперь и все остальное, что создала эпоха, обнимающая собой время приблизительно с 1820 по 1855 годы, начинает почему то нравиться. Странным это, впрочем, может казаться, лишь если
Дворцовое строительство императора Николая I
623
не считаться с законом, мы бы сказали, культурно-органического характера. Вчерашний день нам всегда кажется бессмысленным, а прошлый год — всегда менее важным и интересным, нежели текущий. Молодежи свойственно вовсе не оглядываться и все свои надежды возлагать на будущее: «То ли мы и те, кто к нам подойдут, покажем!» Прошлое начинает становиться привлекательным только тогда, когда мы всем своим существом чувствуем, что оно действительно прошлое, что оно отошло в бездну веков и «больше не мешает». Этот-то закон, сколь он ни трагичен («Отцы и дети»), и движет культурой. Мы ненавидим наших отцов, пока они мешают нам сказать свое слово. Но потом наступает примирение. Премудрое время обдает все своим ласковым, успокаивающим светом. Детям становится жаль отцов, дети начинают понимать самую суть того, чему их учили и чего они в горячке протеста не хотели (и все по тому же закону не должны были) понять и принять. От ненависти они переходят к почтению, от почтения иногда к энтузиазму. Но затем еще раз грозит повториться то, что уже раз произошло. Если прошлое слишком приближается, слишком предки «вмешиваются» в жизнь потомков, то происходит опять мятеж последних против первых. Так, например, в 1830-х годах возненавидели Рим, так в наши дни намечается уже (незаслуженная, но необходимая) ненависть к XVIII веку.
До этого «стилю Louis Philippe», по-немецки искусству Bieder-meierzeit, по-нашему Николаевскому искусству, — еще далеко. Его еще только перестали ненавидеть и проклинать, едва-едва пробуждаются какие-то симпатии к нему. Но уже заранее, на основании других опытов, можно утверждать, что на этом дело не остановится. Положим, трудно предположить, чтобы искусство этого времени стало бы руководящим примером. Как будто — говорим «как будто», ибо наверняка здесь говорить опрометчиво, — еще может статься, что и ошибаемся итак, как будто искусству середины XIX века не достает той цельности, которую мы привыкли требовать от всякого образца. Оно несколько пестрое и «как будто» дряблое. Но вот в чем a priori сомневаться нельзя: и в нем проявилось немало таланта, знания, вкуса, чувства, поэзии, а это все такие ценности, которые должны воздействовать на людей чутких ко всему, что обнимает слово «красота», невзирая ни на что. Было бы более чем легкомысленно предположить, что то время было’лишено и талантов, и вкуса, что люди тогда так поглупели, что могли за золото считать одну лишь мишуру. Золото было и в то время, в этом не может быть
624
A. H. БЕНУА, Е. Е. ЛАНСЕРЕ
сомнения, а в настоящее время у нас уже начали открывать глаза для этих драгоценностей, и мы готовы уделить художникам этой эпохи заслуженные места в пантеоне.
Сейчас же поднимается один важный вопрос, решение которого и обусловит все наше отношение к этому прошлому. Решения этого мы не предлагаем. Его должно выработать время. Но намечается этот ответ «ближайшего будущего» и нами. Вопрос в следующем: можно ли вообще говорить о «вкусе» разбираемого времени, а следовательно и о продукте этого вкуса — о стиле? Существует ли вообще этот style Louis Philippe или, по-нашему, Николаевский стиль? Кстати сказать, последний термин ведет прямо к недоразумению. Под словами «Николаевский стиль» мы уже привыкли подразумевать самую суровую, самую «казарменную» форму ампира, и она как то, сливается в нашем представлении с военщиной «Николаевского времени». Но на самом деле имя Николая Павловича должен носить иной мир форм, ибо лишь в первые годы своего царствования император еще терпел «вокруг себя» классицизм и считал его отвечающим потребностям государственной жизни. Начиная же с 1830-х годов, и затем в течение всех двадцати пяти лет своего царствования, Николай I увлекался всем тем, чем увлекались при дворах Фридриха Вильгельма IV прусского, Людвига I и Макса I баварских и даже ненавистного ему Луи Филиппа; и вот творчество, вызванное этими увлечениями Николая Павловича (послужившее, в свою очередь, образцом всему художественному творчеству России за тот же период времени), заслуживает называться «Николаевским искусством», а совокупность отличительных его черт — «Николаевским стилем».
Поставим еще раз помянутый вопрос в несколько более суженной форме: можно ли вообще говорить о каком-то определенном «Николаевском стиле»? А если и можно, то не есть ли этот «Николаевский стиль» только нечто отрицательное, «безвкусное»? Можно ли охарактеризовать художественное творчество того времени не только такими выражениями, как «подражательно», «пестро», «легкомысленно», но и ссылками на то, что именно ему присуще в хорошем смысле, что в нем своеобразно красивого? На этот вопрос мы и ограничимся обещанием «намеком на ответ». Сейчас еще рано (да в настоящей статье и неуместно) определять эти положительные и своеобразные черты, но, что они существуют, в этом для нас нет сомнения. Произведения этого времени ни в каком случае не подделки, их ни за что не принять за то, чему они
Дворцовое строительство императора Николая I
625
подражали. При этом в них начинает для нас проглядывать и настоящая прелесть, а прелесть их заключается именно в том, чем они отличаются от своих образцов. Можно наметить во всем этом творчестве две категории, и в нашем предпочтении одной перед другой мы еще колеблемся. Одна категория обнимает явления, обнаруживающие большое понимание того старинного искусства, которому подражали художники середины XIX века. Другая обнимает те явления, в которых особенно отчетливо выразилось непонимание этих образцов, «невежество» авторов. Первой категории отвечают в живописи произведения Делароша, Лейса, Менцеля, нашего Иванова, отчасти прерафаэлитов; второй — произведения Делакруа, Брюллова и бесчисленных других художников. И в той и в другой категории личное свободное начало выражалось несмотря на обилие знаний или на отсутствие или игнорирование их.
Русские архитектура и декоративное художество времени Николая Павловича не уступают, во всяком случае, ни обилием талантов, ни проявившимися знаниями, ни изобретательностью тому, что было создано в то же время на Западе. В категории подлинных знатоков, которые могли бы спорить и с Шинкелем, и с Виолле ле Люком, — мы насчитываем таких мастеров, как Штакеншнейдер, Ефимов, Боссе, Н. Бенуа, Садовников, Л. Резанов, Л. Кракау; к ним же мы причисляем последних ампиристов — знатоков классицизма: Стасова и Росси. В категории художников более свободных мы находим А. Брюллова, К. А. Тона, А. Жилярди, Петцольда, И. Шарлемань, Горностаева, Быковского и массу других.
К этим русским художникам нужно еще причислить иностранцев, работавших при Николае Павловиче для русского Двора: Шинкеля, построившего часовню в петергофской Александрии, Менеласа, открывшего у нас эру псевдоготики, продолжавшейся лет двадцать (до самаго того момента, когда вернувшийся из пенсио-нерства Н. Л. Бенуа построил грандиозные петергофские конюшни, в которые он вложил все свое знание средневековой архитектуры*),
* К сожалению, громадные знания И. Л. Бенуа не были использованы, после этого первого, столь удавшегося опыта, подобающим образом. Художнику досталось в любимом своем готическом стиле построить лишь еще петергофский вокзал и две-три дачи, после же смерти Николая Павловича ему пришлось строить и в русском стиле, и в рококо, и в ренессансе, причем всюду обнаруживались его внимание и «архитектурная мудрость», но уже без того пламени вдохновения, который сказывается как в общей идее, так и во всех деталя х « конюшен ».
626
A. H. БЕНУА, Е. Е. ЛАНСЕРЕ
и Кленце, по проектам которого сооружено одно из самых красивых зданий этого времени — Императорский Эрмитаж.
В чем уступает художественное творчество России за этот период художественному творчеству на Западе — это, пожалуй, лишь в том, что ни одному из названных художников не дано было высказаться вполне, дать целиком все то, что он в себе таил. Подобно тому, как осталось недосказанным то, что имел сказать А. А. Иванов (все ли сказали Пушкин, Гоголь, Лермонтов?), подобно этому лучшее, что могли дать такие мастера, как А. Н. Брюллов, К. Тон, Боссе, Н. Бенуа, не выявилось и пропало бесследно. Слишком быстрая смена увлечений, дилетантизм меценатов, во многих случаях и деспотическая воля монарха, внесли в художественное творчество некоторую хаотичность и именно ту пестроту, которая больше вредит общему впечатлению от него. А. Брюллов, бесспорно один из самобытнейших и тончайших архитекторов-творцов, не создал после постройки Лютеранской церкви на Невском (1832) ни одного крупного сооружения; К. Тон, ампирист по воспитанию и убеждениям, принужден был играть роль какого-то воскресителя отечественной архитектуры и, следовательно, всю жизнь как бы играл комедию, отразившуюся роковым образом на всем церковном строительстве, от него проистекавшем; раздробленным, измельченным представляется и творчество Боссе, Ефимова, Бенуа, Горностаева, Шурупова, тогда как каждый из них успел себя заявить превосходным специалистом по типу или другому стилю и художником, способным к выдержанному цельному творчеству.
На архитектуре того времени, и всего больше, конечно, на дворцовой архитектуре Петербурга и его окрестностей, отразились наиболее сильно и заметно типичнейшие черты личного вкуса Николая Павловича, имевшего такое решительное влияние на все остальное художественное творчество и перестройки и реставрации существовавших старых дворцов*.
В новых постройках можно наметить смену вкусов Николая Павловича. Вначале он «по инерции» отдает предпочтение, по крайней мере в больших сооружениях, классическому стилю
* Хотя сюда, конечно, нельзя отнести такие переделки, как, например, возобновление Зимнего дворца, Мраморного, половины Ольги Николаевны в Большом Петергофском дворце и тому подобные, принадлежащие в сущности к новым постройкам.
Дворцовое строительство императора Николая I
627
и только в личных дворцах, особенно у себя за городом, увлекается готикой. Однако уже тогда он пытается возродить русский стиль, и закрепляет официально этот стиль для церковных построек. Проба применить этот стиль для грандиозных сооружений — постройка Кремлевского дворца — видно, не удовлетворила Николая Павловича; для архитекторов же, не изучивших памятники своей старины и неимеющих ничего подобного на Западе, которому безусловно следовали и даже рабски подражали, это было слишком еще трудно. Только во вторую половину XIX века «русский стиль» (но какой!) стал проникать в богатые салоны и дворцы. Затем Николай Павлович отдал свои симпатии стилю ренессанса и «ново-греческому» или, как тогда называли, «помпейскому», а под конец жизни — возродившемуся стилю рококо, особенно вошедшему в моду в следующем царствовании.
Но и в тех реставрационных работах, где стремились воспроизвести или сохранить «старину», характерный вкус того времени кладет свой особенный отпечаток на все работы. В Петровском стиле — сухость и мелочность (также и в «ампире»), в Елисаветинском стиле — обилие позолоты, тяжелой, грубой с типичными «пробелками»... в резьбе уже нет той виртуозности, легкости и фантастичности, которые отличают произведения XVIII века.
История дворцового строительства Николая Павловича еще не была никем предпринята, и мы не претендуем сейчас восполнить этот пробел журнальной статьей. Но нам думается, что читатель будет нам благодарен и за такую беглую и поверхностную сводку материала, которая уже сама собой рисует, насколько художественная деятельность при дворе Николая I была интенсивной и какой заметный след она оставила в истории русского искусства.
Николай Павлович унаследовал от своей великой бабки такую же страсть к строительству, каким отличались и отец его и, в особенности, старший брат, боготворимый им Александр I. Правда, личные свойства характера, педантичность и любовь к порядку, тяжелые условия жизни, а также новые времена с новыми вкусами — оказали громадное влияние на строительство императора: нет широкого размаха, эпической величавости и той истинной простоты, которая богаче всякой роскоши. Большое влияние на Николая Павловича имела супруга его, прусская принцесса Шарлотта, впоследствии императрица Александра Феодоровна. Ей удавалось смягчать резкие и жесткие черты характера Николая J
628
A. H. БЕНУА, Е. Е. ЛАНСЕРЕ
и способствовать развитию в нем любви к искусству. С другой стороны, она своим мечтательным, сентиментальным и несколько мистическим настроением безусловно оказывала влияние на привитие у нас романтизма, господствовавшего в то время в Германии и нашедшего себе отклик в русском обществе.
Раздвоение характера Николая Павловича, как человека и как императора, отразилось и на возводимых им сооружениях: во всех постройках, предназначенных для себя и для своей семьи, видны желания интимности, уюта, удобства и простоты, начиная уже с первых построек в Александрии; так и работали для него Менелае, Монигетти и характернейший исполнитель и выразитель его желаний — Штакеншнейдер*. В официальных же зданиях отразились, конечно, сухость, суровость и холодность, — все равно, делалось ли это в классическом еще стиле, или уже в новом духе с намерением передать «национальность» — как, например, в дворцах (Николаевский и Большой в Московском Кремле), в православных церквах К. А. Тона, многочисленных дворянских собраниях, губернаторских домах, присутственных местах, казармах, госпиталях и подобных зданиях, не без основания заслуживших термин «казарменного стиля», так как, и при грандиозных размерах, широкого размаха и гениальных идей предыдущих царствований здесь не найти, а если художнику и приходили фантастические мысли, то никогда они не осуществлялись (такова судьба проекта Э. Хр. Анерта перекинуть арку через канал для соединения двух домов с пятиглавой церковью над ней, так, чтобы суда могли проходить под нею!)1.
Сделавшись императором, Николай Павлович унаследовал целый ряд архитекторов, уже прославившихся в предыдущие царствования, и потому архитектура первых лет царствования мало чем отличается от классических образцов эпохи Александра I.
* Штакеншнейдер далеко не самый даровитый в этой плеяде, но он потому и пришелся больше всего по вкусу, что он был более гибок, нежели остальные, что он с беспечной легкостью переходил от одного крайнего контраста к другому, увлекаясь всем, чем в данную секунду увлекались власть имущие. Вот почему Штакеншнейдер — самый характерный художник для эпохи, но при всей своей талантливости далеко не самый ценный с художественной точки зрения. То, что дано им, носит всегда отпечаток чего-то на лету схваченного и не вполне ассимилированного. В то же время он наименее «личный» из художников Николаевского времени, совершенно не знавший углубления в предметы и радости создания новых жизнеспособных форм.
Дворцовое строительство императора Николая!
629
Росси был завален заказами Александра I. Стасов почти столько же был обременен целым рядом царских заказов, преимущественно в Царском Селе. Первый как раз в это время заканчивал очаровательный Елагинский дворец, арку Главного Штаба и Михайловский дворец. Николай Павлович, в свою очередь, поручает ему всевозможные проекты, начиная с самых мелких до таких грандиозных, как здание Сената и Синода (1829-1834), Александринский театр (1827-1832) с театральной улицей и зданиями Министерств на Чернышевой площади (1828-1832) и Публичную библиотеку (1828-1832), заказывает ему «Военную Галерею в Зимнем дворце» (1826), перестройку грота в Летнем саду, Михайловского манежа и пр.2
К Стасову Николай Павлович был еще больше расположен, может быть, отчасти даже из-за какого-то сходства характеров — учобоих доминировали черты суровости, строгости. После грандиозного пожара Зимнего дворца он поручает ему возобновление его (1838-1839). Стасовым были сделаны: парадная лестница, аванзала, большая зала, концертная зала, малая и большая церкви, Помпеевская галерея, Фельдмаршальская зала, зала Петра!, Белая зала, Гренадерская зала, и тогда же (1839) работы по возобновлению Императорского Эрмитажа. В 1833-1838 годах Стасов сооружает по повелению Николая I триумфальные Московские ворота в память войн в Персии, Турции и при усмирении Польши. В это же время ему поручается отделка внутренности собора Смольного монастыря (1830); а в Царском Селе, где еще при Александр I он отделывал апартаменты государю и императрице Марии Феодоровне, он продолжал (1827) заканчивать эти работы. Ему же было поручено наблюдение за всеми царскосельскими работами.
Помимо этих двух великих мастеров, целый ряд зодчих классического направления продолжал украшать столицы отличными памятниками архитектуры. Таковы Плавов, Менелае, два брата Шарлемань, Смарагде Шустов, беспокойный Александр Витберг, Михайлов 2-й, Александр Брюллов, А. Жилярди, Горностаев и «последний классик» Мельников. Но и из них большая часть скоро изменила классицизму и стала работать в новом стиле, подлаживаясь под изменившиеся вкусы и требования заказчиков. Вот тогда-то и началось «бросание» архитекторов от одного стиля к другому — начинается подделка под прежде бывшие свили; во внутренней отделке приспособление к готовой старой мебели, в пристройках — к существующим старым зданиям и т. д. Одного цельного
630
A. H. БЕНУА, Е. Е. ЛАНСЕРЕ
общего для всех стиля, как при Елизавете, Павле или Александре, больше уже нет, и все стало мельчать, засушиваться, а в это время явилось увлечение русской стариной (Горностаев, Константин Тон, Штакеншнейдер и др.)- Уже тогда началось собирание и изучение материалов по русской археологии (труды Солнцева, Рихтера). Такая быстрая перемена направления, безусловно, была обязана личному вмешательству и требованиям Николая Павловича. Он искренне считал своею обязанностью во все проникать, все решать самому — не только в государственных делах, но и в вопросах искусства, и даже в вопросах частной жизни.
В Петербурге ни один частный дом в центре города, ни одно общественное здание в России не возводились без его ведома: все проекты на такие постройки он рассматривал и утверждал сам. И что он вникал в характер каждой постройки, было видно из замечаний и надписей, делавшихся им на проектах3. Попутно напомним характерный анекдот. На одном из представленных на Высочайшее утверждение проектов архитектор нарисовал для масштаба фигуру человека в цилиндре, цветном фраке, жилете и панталонах. Государь зачеркнул фигуру с надписью: «Это что за республиканец? » И по поводу этой заметки по корпусу инженеров путей сообщения был издан приказ, чтобы масштабные фигуры на проектах изображались только в виде солдата в шинели и фуражке.
Новое направление уже ярко выразилось в грандиозных работах по возобновлению после четырехдневного (в декабре 1837 г.) пожара Зимнего дворца, в которых приняли участие, кроме упомянутого уже Стасова, архитекторы Штауберт, Монферран, Ефимов и Александр Брюллов. Работы последнего особенно характерны. Им (совместно с помощником Горностаевым) возобновлены покои государя и государыни, великих княжен, наследника и великих князей, парадных комнат наследника, Александровского зала и покоев, называемых половинами имп. Марии Феодоровны и короля Прусского.
Во всех этих работах Брюллов уже работает в новом направлении, подчиняясь новым вкусам4: Александровскую залу — в каком-то фантастическом стиле, полуготическую, полуампир-ную ротонду — в «греческом духе», спальную — в том же стиле, малую столовую — в помпейском духе, ванную комнату — в мавританском и проч. В перестройке Мраморного дворца (1844-1850) Брюллов продолжал работать в том же духе. Особенно типична
Дворцовое строительство императора Николая I
631
для него Большая зала в своеобразном «готическом» стиле5. В Гатчинском дворце Брюлловым спроектированы готическая галерея (в первом этаже арсенального каре) с веерными сводами — недурной образец николаевской псевдоготики, а также китайская, тоже «готическая» галерея (во втором этаже), гораздо скучнее и неудачнее первой. Для членов своей семьи Николай Павлович отделал целый ряд комнат в арсенальном каре. Помимо общего характера этой архитектуры, такой сухой и измельченной, лишенной главной прелести ампира, типично для этого времени обилие «Николаевских» орлов и замена римской арматуры славянским оружием.
Еще при Александре I, отчасти благодаря Наполеоновским войнам, отчасти как отголосок общего «пробуждение народностей», началось увлечение национальным искусством. При Николае Павловиче это уже вылилось в определенные формы и получило как бы официальный оттенок.
Уже в 1818 году Росси на углах сада Аничковского дворца построил павильоны, на фасаде которых поставлены фигуры воинов в мнимославянских доспехах. Подобные же доспехи «славянские» нужно было сделать Монферрану и на пьедестале Александровской колонны (1829-1834)6.
В 1840 году начались работы по сооружению грандиозного здания нового Эрмитажа. Большая часть нового Эрмитажа занимает место прежнего Шепелевского дома по Миллионной. Проект здания сочинен мюнхенским архитектором Лео фон Кленце7, сочинившим и внутреннюю отделку, отличающуюся чрезвычайной роскошью. Работы производились под руководством Н. Е. Ефимова. Ближайшее участие, без сомнения с собственными рисунками и композициями, принимал и Андрей Штакеншнейдер8. Фасад — это типичнейший и самый ранний образец «ново-греческого» стиля. Несмотря на некоторую сухость, он очень благороден и строг, благодаря большим плоскостям стен, украшенным лишь бронзовыми статуями великих художников и ученых. Особенно внушительное впечатление производит главный подъезд с его 10 исполинскими атлантами из сердобольского гранита, исполненными по моделям мюнхенского скульптора Гальбига Александром Теребеневым. Кроме Теребенева принимали участие в скульптурных работах Н. А. Токарев и Свинцов. Внутри очень удачна по эффекту парадная прямая лестница между полированными, золотистого тона, мраморными стенами, служащими основанием
632
A. H. БЕНУА, Е. Е. ЛАНСЕРЕ
под колоннаду, поддерживающую прямой с глубокими кессонами потолок. Превосходны и некоторые залы нижнего этажа. Эрмитаж был открыт 5 февраля 1852 года.
Если лично для себя Николай Павлович ограничился лишь реставрациями и переделками существующих дворцов (Аничков дворец был значительно перестроен архитектором Штакеншнейдером), явно сдерживая свои строительные порывы, проявляя их в небольших дворцах загородных резиденций, зато он одарил Петербург целым рядом новых дворцов для великих князей. На первое место по количеству построек следует поставить архитектора Андрея Штакеншнейдера, лучшим образцом искусства которого можно считать Мариинский дворец (ныне здание Государственного Совета). Николай I начал его по случаю бракосочетания старшей своей дочери великой княгини Марии Николаевны с Максимилианом герцогом Лейхтенбергским в 1839 году. Этот дворец построен на месте превосходного здания Де-Ламота, когда-то принадлежавшего графу И. Г. Чернышеву, а впоследствии купленного в казну и занятого школою Гвардейских подпрапорщиков. В 1817 году предположено было на месте Чернышевского дворца построить здание Кабинета и архитектором Росси даже был сочинен проект9. Когда было решено на этом месте строить дворец для великой княгини Марии Николаевны, то этот первоначальный проект сочиняется Росси (1838)10. Но, очевидно, 63-летнему зодчему эта постройка была уже не под силу — и Николай Павлович поручает ее талантливому молодому Штакеншнейдеру, незадолго до этого получившему звание академика (в 1834 г.). Сравнивая планы старого дома графа Чернышева с существующим — можно предположить, что Штакеншнейдер воспользовался частью существовавшими фундаментами. Дворец этот построен с чрезвычайной роскошью, и в нем выразился не только сам автор — повторяем, этот дворец есть шедевр Штакеншнейдера, — но и личный вкус самого Николая Павловича (главным образом, во внутренней отделке).
Фасады дворца величественны и не лишены известной суровости, массы строго симметричны. Среднюю часть занимает главный подъезд, над которым устроен балкон с балюстрадами и большими италианскими вазами. Очень эффектна эта часть благодаря массивному аттику с сильными волютами, напоминающему аттик Инженерного замка Бренны. Вообще он так сильно напоминает стиль конца XVIII века, что разве только
Дворцовое строительство императора Николая I
633
подъездом своим выдает принадлежность к эпохе Николая I. И вот тут приходит мысль, не оставил ли Штакеншнейдер старые пропорции Валлен-Де-Ламота? И здесь и там тот же рустиро-ванный первый этаж, под окнами те же кронштейны; такой же пояс отделяет первый этаж от второго; затем тот же коринфский ордер высотою в два этажа, то трехчетвертными колоннами, то пилястрами, несущими тяжелый антаблемент и карниз, очень сходные. Строгий фасад не испещрен орнаментами и мелкими пилястрами, чем отчасти страдают фасады Штакеншнейдера. Боковые выступы с такими же трехчетвертными колоннами, несущими фронтоны.
Зато внутренняя отделка — типичный Штакеншнейдер. Красива первая зала (приемная) с темными пилястрами, с богатейшими дверьми, с белыми барельефами и с умеренной позолотой. Если бы не италианизированный потолок, не прибавка в раскреповках фриза пальметок, не изобилие мелких тяг, рамочек и профилей, вообще не сухость лепных работ и мелочность обработки (отсутствие широких свободных пространств) — то это была бы замечательная и редкая зала! Барельефы над карнизом трактованы «по-гречески» и суховаты, а арматура над пилястрами «римская» очень мелка. Работа с технической стороны великолепна — особенно поражают двери (работы Fortner Schreiner Meister в Мюнхене, 1842 г.), инкрустированные с прелестными вставками в медальонах и чудесной бронзы ручки. Очень курьезны в этой зале два мраморных камина, у которых изображены на пилястрах деревья, а во фризе какие-то идиллии в духе сентиментального немецкого романтизма. Отголосок ли это увлечения романтизмом или же влияние вкуса императрицы Александры Феодоровны?
Из приемной мы попадаем в ротонду с двумя ярусами колонн (бывший зал Общих Собраний Совета), явное подражание Шинкелю (например, даже решетки такие же точно, как в Берлинском музее). Ротонда, несмотря на сухость деталей, очень эффектна и красива. Следующая зала — переход к новому залу Государственного Совета — украшена по стенам росписью в стиле италианского возрождения. Потолок разбит красивыми кессонами. Скучнее обработан теперешний зал Совета Министров, бывший концертный зал, хотя по идее задуман интересно (хороши низкие диваны вдоль всей стены и великолепные хрустальные люстры). Здесь введено слишком много нео-греческих деталей (особенно измельчен антаблемент и карниз над кариатидами).
634
A. H. БЕНУА, Е. Е. ЛАНСЕРЕ
Живописный фриз отзывает слишком немецким духом. Хороши простые двери.
Удивительно типична для Штакеншнейдера отделка гостиной (ныне библиотеки) с квадратными пилонами, сплошь заполненными мелким италианским орнаментом со вставленными медальончиками. Изящны медальоны во фризе, а также удачна разбивка на кессоны потолка, напоминающая чертежи Stuart’a и Revett’a и встречающаяся также у Шинкеля. В этой комнате отличный камин. Свое действительное уменье владеть всеми стилями Штакеншнейдер показал в отделке крошечного будуара, несмотря на сухость в деревянной резьбе, очень милой, и где, главное, в расцветке стен нет робости и пошлой сладости ложного «рококо». Нечто подобное мы встречаем в будуаре великой княгини Ольги Николаевны в Большом Петергофском дворце.
На Дворцовой набережной на месте бывшего дома Шереметева, купленного казной, Штакеншнейдер построил для великого князя Михаила Николаевича дворец, с эффектным фасадом и богато отделанный внутри. Фасад — типичный образец «Николаевского вкуса». Каждый этаж расчленен карнизом и обработан своим ордером: внизу пилястры с рамочками, над окнами барельефы; второй этаж — коринфский ордер, наличники окон с тяжелыми сандриками совершенно давят тонкие пилястры; верхний этаж, отличный по рисунку, тоже расчленен пилястрами. Очень эффектна средняя часть; не лишены прелести кариатиды. В pendant к нему — дворец великого князя Николая Николаевича (ныне Ксениинский институт), на Благовещенской площади. По разбивке этажей и обработке их очень напоминает предыдущий. Характерно также обилие маленьких чугунных балконов. Особенностью этого дворца является пустой передний двор, cour d’bonneur, огражденный богатой ажурной решеткой. Такого приема, в духе начала XVIII века, трудно было ожидать в сравнительно позднее уже время (дворец постройкой окончен в 1862 г.)11.
В Царском Селе Штакеншнейдеру не пришлось много работать и создать такие цельные уголки, как мы это увидим ниже в его Петергофских постройках.
Значительных построек в Царском Селе не было, а в бывших в царствование императора Николая Павловича работах принимал участие целый ряд архитекторов. И здесь нужно разделить строительство на две категории: на постройки новых дворцов и на реставрацию старых. В последних работах принимали уча
Дворцовое строительство императора Николая I
635
стие и классик Стасов, и ловкий Штакеншнейдер, и более тяжелый и грубый, хотя подчас и не лишенный некоторой сочности, Монигетти12.
На новых постройках мы встречаем имена также и классиков и «модернистов».
Первые постройки Николай Павлович поручает Менеласу, уже строившему при Александре I Белую башню (1821-1824), ферму (1820) в готическом (английском) стиле — этот стиль, по-видимому, импонировал Николаю I, любившему показывать себя «рыцарем». Наиболее характерная псевдоготическая постройка Менеласа — это Арсенал, построенный на месте Елисаветинского Монбежа (и, вероятно, на старых фундаментах) (1830-1834). Здесь Николай Павлович устроил оригинальный маскарад, представляя средневековый турнир (23 мая 1842 г.).
Совсем в другом роде Менеласом построены в 1829 году Кузьминские ворота, в «египетском стиле», со скульптурой Демут-Малиновского (отливалась на Александровском заводе)13. Отличные по общему силуэту устойчивые башни-пилоны с сочным карнизом, покрыты сплошь египетскими иероглифами отчетливого, но не сухого рисунка. Еще лучше столбы решетки. Все сооружение проникнуто удивительным спокойствием и мощью (в этом проекте Менелае намного выше своих готических композиций). Особенно красивы ворота в час заката, когда красные лучи заходящего за Дудергофскими высотами солнца окрашивают стены в горячий цвет, а от «египетских» барельефов на стене скользят длинные тени... 14
Классическим же духом проникнуты и другие ворота в Царском Селе — «Московские», построенные архитектором Ал. Горностаевым, будущим пропагандистом русского стиля, в 1831 году Решетка по рисунку архитектора Глинки отлита на заводе Грейсон15. Если бы не тяжелый и в то же время беспокойный карниз (совершенно такие же у Шинкеля в новой гауптвахте и в Ратхаузе в Берлине) и не каннелированные колонны и немного суховатые детали — то это произведение можно было бы смело отнести к эпохе Александра I.
Горностаевым же (в 1830 г.) был построен для детей Николая Павловича павильон на «Детском острове» в собственном садике.
Штакеншнейдер в Царском Селе строил довольно мало. По его проекту мраморным мастером Катоцци поставлен в 1845 году18 мраморный памятник в виде часовни, со статуей работы
636
A. H. БЕНУА, Е. Е. ЛАНСЕРЕ
проф. Витали, в память безвременно почившей дочери Николая I Александры Николаевны (недалеко от арсенальной аллеи). Тут же в 1845 году построен по проекту Н. Ефимова небольшой деревянный домик на берегу пруда. Штакеншнейдером же в 1846 году построена Розовая или Баболовская караулка, на месте, где с 1825 по 1847 год существовали грандиозные ворота с двумя караулками и галереей, построенные арх. Менеласом и сломанные по повелению Николая I17.
Удачной постройкой Монигетти является павильон «Турецкая баня» в Царском Селе18. В 1848 году на мысе, выдающемся в Большое озеро, император Николай Павлович повелел поставить каменное здание турецкой бани в память победоносной турецкой войны 1828-1829 годов. Первоначальный проект турецкой бани был составлен Росси, но Николай Павлович, по-видимому, оставшись недовольным проектом, препроводил его архитектору Монигетти для составления нового проекта, приказав использовать мраморные украшения, доставленные государю из Адрианополя. Проект Монигетти утвержден в апреле 1850 года. Построена баня к 1852 году (за 30 000 р. вместо исчисленных 37 838 р. — Николай Павлович, скинув со сметы, велел архитектору построить, изворачиваясь, как сам знает). Снаружи, известный каждому, вид турецкого храмика с минаретом и золоченым куполом; внутри великолепная отделка в мавританском стиле, мрамором, лепкой, живописными орнаментами, с фонтаном и бассейном — все обильно позолочено.
В 1848 году для сторожей построены швейцарский домик Монигетти и по его же рисунку, вензелевые ворота Собственного садика, отлитые в Петербурге в 1856 году.
Однако лучшие загородные дворцовые постройки Николая Павловича принадлежат не Царскому Селу и не Гатчине.
В любимом своем Петергофе Николай Павлович дал особенную волю своей страсти к постройкам. Здесь ему удалось осуществить свое стремление к созданию уютных интимных уголков.
Еще в бытность великим князем, Николай Павлович получил от Александра I для постройки загородной дачи участок земли близ Петергофа и сейчас же принялся за устройство своей летней резиденции. В 1826 году Николай поручает Менеласу, как «английскому» архитектору, построить сельский загородный дом в стиле английских коттеджей. Тогда же был выстроен и каменный домик фермы, тоже в английском вкусе, но в 1841 году
Дворцовое строительство императора Николая!
637
перестроен и увеличен по проекту Штакеншнейдера. Работы, прерывавшиеся вследствие войн с Персией, а после с Турцией, были окончены в 1832 году, и с этих пор Николай Павлович каждое лето со своей семьей проводил лето в любимой им «Александрии», как была им названа новая резиденция. Тогда же была построена церковь в виде готической часовни во имя Александра Невского, по рисунку архитектора Шинкеля, которому Николай Павлович во время пребывания в Берлине в 1832 году поручил составить проект. Николай I неоднократно издавал указы о застройках земли частными лицами, и благодаря его неусыпным заботам Петергоф изменился до неузнаваемости. Николай лично рассматривал и утверждал все планы и фасады не только казенных зданий, но и всех частных домов и дач; на постройки давались ссуды и пособия, даже и окрестным деревням, где часто дома строились по плану и на счет казны. После, чтобы еще живее поощрить застройку, раздавались участки в полную собственность19.
Все пространство от Верхнего сада до Бабьегонских высот, прежде покрытое лесом и болотами, было превращено в обширный парк с озерами и дворцами. Всюду по пустынным местам были проложены аллеи и дорожки; разных пород деревья и кусты для посадки отпускались из Таврического сада и, кроме того, десятками тысяч привозились из-за границы и разных мест России. Главным садовником был «садовый мастер» Эрлер. В 1848 году Петергоф был сделан уездным городом, и в это время построены дворцовые конюшни, фрейлинские дома, театр, придворный госпиталь, почта, собор Петра и Павла (последний по проекту К. Тона).
В местности, называвшейся «охотничьим болотом», где теперь раскинут «колонистский парк», в 1837 и 1838 годах по повелению Николая Павловича были произведены крупные работы — на месте болот были выкопаны пруды, а из вынутой земли образовано два островка, на которых по проекту Штакеншнейдера построено было по павильону. Первый на «Царицыном острове», начатый в 1842 году (14 августа) и оконченный 20 июня 1844 года* — является первой пробой постройки загородного увеселительного дворца в «помпейском духе». Особенно это сказалось во внутреннем устройстве, где в архитектуру вкомпанованы даже подлинные античные фрагменты: настоящая помпейская мозаика (средняя часть), окруженная уже подделкой (Петергофской гранильной
* Гейрот. «Описание Петергофа».
638
A. H. БЕНУА, Е. Е. ЛАНСЕРЕ
фабрики 1850 г.), — в столовой; в кабинете государыни императрицы — отличные помпейские колонны, в гостиной — стол мозаичный. Самый план — желание представить помпейский дом: главная зала в виде атриума с «открытым» (но застекленным!) потолком и имплувиумом, на парапете которого уставлены уменьшенные копии с известных античных статуй. Белая мраморная статуя «Психеи» эффектно вырисовывается на темном фоне ниши. И роспись стен — подражание помпейским фрескам, но, увы, лишенная подлинной легкости и свободы.
Снаружи павильон — типичная Штакеншнейдеровская постройка, в так называемом «ново-греческом» стиле с башней, нарочно поставленной сбоку для несимметрии, «столовая» в виде пристройки выделена большей высотой и портиком о 4 колоннах, от которого спускается к воде каменная лестница с двумя бронзовыми фигурами «Мальчика-рыболова» В. Ставассера и «Рыбака» А. Степанова. Вообще у Николая Павловича была склонность, в принципе достойная подражания, — украшать статуями архитектуру, для чего заказывались и покупались произведения молодых скульпторов. Царицын остров особенно обильно украшен скульптурой. Здесь мы видим фонтан с фигурой «Нарцисса» работы Климченко, а в нише открытой галереи, увитой сплошь зеленым плющом (pergola), поставлен общеизвестный Пименовский «Мальчик, просящий милостыню». Кстати нужно упомянуть о великолепных мраморных обломках — грандиозных капителях и частях колонн, настоящих античных римских, когда-то присланных из Италии папой Пием IX в подарок Николаю I, а ныне заброшенных в кусты и полузасыпанных землей...
На южном фасаде перед входом в вестибюль устроен искусственно «уютный», заросший зеленью дворик, откуда поднимается лестница на башню. Тут и мраморная скамья, украшенная античными бюстами, и фонтан в стене, и античная капитель, и трельяж, увитый плющом, одним словом, маленький «античный уголок». Такие «уголки» и чистенькие «декорации» к римской жизни любили впоследствии изображать Альма Тадема, а у нас Семирадский и Бакалович.
Несмотря на всю роскошь и живописность Царицына острова, павильон на Ольгином острове, более простой, не менее интересен. Перед нами одна из «строительных шуток» государя. Задуманная и даже временно по-бутафорски в два месяца построенная к первому приезду из-за границы великой княгини Ольги Николаевны
Дворцовое строительство императора Николая I
639
после ее замужества с наследным принцем Вюртембергским, а потому и названная «Ольгиным островом», постройка эта также принадлежит Штакеншнейдеру. Можно сказать, что архитектору вполне удалась эта «италианской архитектуры» башня с узкой наружной лестницей, напоминающая фермы в римской Кампаньи. В каждом этаже только по одной комнате, в каждом этаже балконы, то в виде террас, то небольшие железные висячие, а над верхним этажом открытая площадка (с деревянным трельяжем), откуда открывается прелестный вид на окрестности. Забавны еще, не вполне вяжущиеся с общим латинским характером здания, дождевые водостоки в виде крылатых драконов, вырезанных из листового железа. Построен павильон и окончательно отделан в 1846-1847 годах. В саду тоже поставлены статуи (бронзовая «Венера» Витали, а в озере, в уровень с водою — «Русалка» Ставассера).
Одновременно с постройкой павильона Ольгина острова построен — также по проекту Штакеншнейдера — павильон «Озерки» или «Розовый павильон», как и «Царицын», в «ново-греческом» стиле. Все типичные черты штакеншнейдеровского стиля здесь выражены очень ярко. В плане и отделке видны боязнь симметрии и стремление к живописности. Неизменная башня с открытой террасой, галерея, лоджии, трельяжи, ниши... И снаружи и внутри павильон отделан роскошно. На стороне, обращенной к бассейну, где лунной ночью 11 июля 1851 года было знаменитое представление балета «Наяда и Рыбак», устроен трельяж (pergola), поддерживаемый великолепными 16 гермами из серого сердо-больского гранита, работы Александра Теребенева. В наружной нише помещена бронзовая фигура императрицы Александры Феодоровны работы Л. Вихмана (копия с мрамора, находящегося в Зимнем дворце).
Внутренние помещения — зала, кабинет и гостиная — отделаны с большим вкусом и значительно выше по отделке других павильонов; особенно удачна роспись залы с превосходными по рисунку и тону медальонами во фризе, такие же и в лоджии (остальная роспись подновлена и засушена). Изящен камин, чуть-чуть суховатый в деталях, классического стиля. Сад украшен многими статуями.
Бельведер на Бабьегонских высотах, также построенный Штакеншнейдером, начат постройкой в 1833 году и окончен уже при Александре II в 1856 году, вследствие перерыва в работах из-
640
A. H. БЕНУА, Е. Е. ЛАНСЕРЕ
за недоставления мраморных колонн по случаю войны. Здание исполнено тоже в излюбленном «греческом стиле», но здесь, в противоположность описанным выше павильонам, все обращено на симметрию и строгость, даже известный холод. Красива темная гранитная лестница, украшенная белыми статуями. Лестница ведет к портику из четырех кариатид, работы Ал. Теребенева. Фигуры эти мелки по сравнению с давящим их карнизом и грандиозной колоннадой верхнего этажа. Зато последняя чрезвычайно эффектна. В первом этаже большая белая мраморная зала с десятью коринфскими колоннами каррарского мрамора. Во втором этаже тоже большая зала и две гостиные. Материал для постройки очень дорогой — мрамор и гранит. Верхняя колоннада состоит из двадцати восьми ионических колонн серого гранита. Великолепен вид из наружной колоннады, и удивительно сочетание греческих колонн, обрамляющих пейзаж с русской церковью. Эта пятиглавая церковь во имя св. царицы Александры, с недурной шатровой колокольнею, построена также Штакеншнейдером в 1851-1854 годах. Она является последней законченной постройкой императора Николая I. Иконостас перенесен из церкви Петра Великого в Дубках близ Сестрорецка. Вместе с Никольским и Сельским домиками, постройка эта показывает нам, насколько Штакеншнейдер лучше понимал и ближе подходил к подлинным русским древним памятникам, чем знаменитый Константин Тон и его школа.
В Никольском домике очень много милого в духе русской старины, особенно в росписных ставнях и в чувстве меры по отношению к деревянной резьбе подзоров и «полотенец». Конечно, многое трактовано слишком сухо и академично, но нельзя же забывать времена, когда все это делалось. Никольский домик — ранняя работа Штакеншнейдера, за которую, по-видимому, он получил звание академика, — построен в 1834 году, как сюрприз императрице Александре Феодоровне. Известна шутка Николая Павловича, нарядившегося ветераном и просившего за своих детей, тоже наряженных.
В таком же роде и Сельский домик (1858) по проекту Штакеншнейдера в Александрии и сторожка у дер. Низино на Бабьем-Гоне (1853).
На пути из Петергофа в Ораниенбаум, в местности «приморской дачи», впоследствии названной «Собственной дачей», подаренной Николаем Павловичем в 1843 году наследнику (Александру II),
Дворцовое строительство императора Николая I
641
Штакеншнейдер построил двухэтажный дворец, для чего был сломан старый дворец Екатерины II (постройки Фельтена 1770 г.). Через несколько лет, в 1850 году, дворец был с большой роскошью отделан заново и тогда же надстроен мансардный этаж. Там же (в 1858 г.), на месте деревянной церкви, Штакеншнейдер выстроил небольшую церковь во имя св. Троицы. Недалеко от «Собственной дачи» Штакеншнейдер построил для герцога Лейхтенбергского «Сергиевскую дачу» в излюбленном своем «нео-греческом стилю».
Заканчивая обзор петергофских построек архитектора Штакеншнейдера, надо еще упомянуть, что по его же проекту был перестроен в 1853 году «львиный каскад» Воронихина, а именно пристроена открытая колоннада ионического стиля. У Бельведера поставлена им же живописная «руина» из оставшихся колонн Михайловского замка, и, кроме того, им же построен целый ряд сторожек в русском и швейцарском стиле (среди них и большая мельница).
Но не один Штакеншнейдер был исполнителем строительных затей Николая Павловича. При распланировании и застройке Петергофа при Николае I принимал участие архитектор Иосиф Шарлемань I (1782-1861). Им были построены (в 1836-1838 гг.) в готическом вкусе, кроме казенных зданий в городе, каменные двухэтажные дома при кавалерских домах.
Первой и самой грандиозной постройкой Н. Л. Бенуа — было здание Императорских главных конюшен, возведенных по повелению Николая I в 1847-1852 годах. Здание построено в стиле английской готики. По плану здание конюшен представляет неправильный четыреугольник, длиною по фасаду около 100 сажен. Девять массивных башен по углам и при соединении отдельных корпусов придают ему вид средневекового замка. Во дворах устроены сараи для экипажей, кузницы и проч. В нем устроены помещения на 328 лошадей и квартиры для огромного штата служащих. Средину главного фасада занимает манеж (в виде портала готической капеллы), внутри которого очень эффектна и красива система открытых деревянных стропил. Здание построено из кирпича и только некоторые части оштукатурены (наличники, карнизы, парапет с башенками и зубцами). Все детали до последних мелочей, как, например, дверные скобки, замки и проч., исполнены в стиле. Английская готика изучена совершенно и эта обдуманность во всем, в соединении с выисканными
642
A. H. БЕНУА, Е. Е. ЛАНСЕРЕ
пропорциями, увлекает и покоряет. Но насколько было бы еще впечатление сильнее, если бы вместо штукатурки, чуть ли не ежегодно подкрашиваемой и исправляемой, кирпичные стены (отнюдь без чистки!) сочетались с мягким песчаником! И вот странность: в ампире штукатурка дает неизъяснимую прелесть архитектуре, а в «готике» ее мертвенная чистота отталкивает. Здесь хотелось бы видеть почерневшие камни, покрытые мохом!..*
Такую же серьезность в изучении стилей Н. Л. Бенуа показал и в другой крупной постройке: кавалерских или фрейлинских домах свиты Императорской фамилии; они построены на месте прежних пяти деревянных кавалерских домов. Постройка начата еще при Николае Павловиче, но окончена лишь в 1858 году, тщательность исполнения сказывается как в наружных деталях, так и во внутренней отделке и меблировке. Распределение комнат было исполнено по собственноручному плану Николая Павловича. Особенно удачны ворота, соединяющие два корпуса и угловые выступы их. Однако на всей постройке лежит оттенок некоторой, мы бы сказали, приторности (свойственной, впрочем, всем постройкам «рококо» этого времени), может быть, благодаря общим пропорциям, переутонченности, может быть, даже и измельченности в орнаментах и карнизных тягах. Отлично нарисованы решетки балконов и балюстрада на переходике (над воротами), а особенно профили наличников окон (главным образом в первом этаже) и дымовых труб.
* В семье строителя Н. Л. Венуа сохранился любопытный и очень характерный для того времени рассказ об эпизоде, относящемся к постройке этих конюшен. Николай Павлович на плане конюшен собственноручно зачеркнул обозначенное внутри двора строение кузницы и поместил его по оси ворот. Н. Л. Венуа был в отчаянии: задуманная им перспектива трех башен с воротами одним росчерком карандаша государя уничтожалась совершенно. С этим помириться Н. Л. Венуа не мог, и вот он делает 2 чертежа: на одном изображает свободную перспективу трех ворот с въезжающей тройкой лошадей, а на другом чертеже ту же перспективу, заслоненную злополучной кузницей. Свой проект с этими чертежами Венуа принес для представления государю. Принимавший проект князь Петр Михайлович Волконский (министр Императорского Двора), увидев неисполнение приказания государя, не хотел даже нести представлять проект, но Венуа убедил его это сделать. Через несколько минут Волконский вышел из кабинета Николая Павловича и, возвращая проект, сказал: «Государь много смеялся твоей дерзости, но согласился сделать по-твоему!..»
Дворцовое строительство императора Николая!
643
Превосходной постройкой Н. Л. Бенуа является и Петергофский вокзал, задуманный с большим размахом смело и легко, но, к сожалению, исполненный далеко не с той роскошью, какая была в проекте и которую пришлось отменить вследствие финансовых затруднений, вызванных последствием Крымской кампании (оконченный уже при Александре II); Бенуа же принадлежат и небольшие постройки в городе: почты в готическом стиле, придворного госпиталя и богадельни, а также и часовни в русском стиле на Торговой площади.
Что касается старых дворцов, то и здесь были производимы ремонтные и реставрационные работы, подобно тому, как и в Царскосельских дворцах, порядочно испортившие, несмотря на желание «только подновить», чудесные interieur'bi Петра и Елисаветы (напримр, кабинет Петра I). В Большом дворце в 1834 году были переделаны дворцовые корпуса, примыкающие к гербу, и рядом с ними построены вновь обширные каменные кухни.
В противоположном, соответствующем этому, корпусе (около церкви) весь второй этаж был совершенно переделан специально ко дню свадьбы великой княжны Ольги Николаевны 2 июля 1846 года. Эти комнаты, носящие до сих пор название комнат или половины Ольги Николаевны, отделаны очень богато со всем вкусом того времени. Всюду изобилие изделий Императорского фарфорового завода: камины, облицованные росписным фарфором, зеркала в фарфоровых рамах, великолепное трюмо в широкой фарфоровой раме с полочками для туалетных принадлежностей (в спальне), роскошные чаши, вазы и т. п.
Наш обзор дворцовых построек Николая Павловича не был бы полным, если бы мы не упомянули о грандиозном Кремлевском дворце в Москве, оказавшем громадное влияние на последующую эпоху. Большой Кремлевский дворец построен архитектором Константином Тоном в течение десяти лет (1839-1849)20. Великолепный образчик псевдорусского стиля,— постройка эта отразила все наиболее неприятные черты Николаевской архитектуры, сухость и измельченность, несмотря на грандиозные размеры. Внутренние помещения дворца отделаны чрезвычайно богато в разных стилях. Однако подробное описание этого творения Тона не входит в границы настоящей статьи.
Н. Н. ВРАНГЕЛЬ
Искусство и государь Николай Павлович
Нет ничего хуже культуры в зачаточном состоянии, «полуобразованности», которая мнит себя наукой, начала, которое считает себя концом. Нет ничего пагубнее для вершителей истории, как сознание своих знаний, как спокойная вера в безошибочность открытий своего времени. Эта самоуверенность, это возвеличение себя в центр мироздания очень ценно и очень нужно только у гениальных людей или в исключительные, почти небывалые моменты горение человеческого духа. Абсолютизм Людовика XIV или Наполеона — явления громадного значения, а гордая величавость людей эпохи Возрождения столь красива и сильна, что в этом признании себя за Бога заключается вся сокровенная мощь и кованый оплот их величия и успеха. Совсем иначе рисуется нам с нынешнего взгляда та самонадеянная вера в самих себя, которую можно не раз отметить на пути нашей истории даже у личностей самых заурядных. В частности, не выходя из области искусства, мы видим тот странный самообман, которым тешили себя люди минувших поколений и который, к сожалению, принес немалый вред и всей сфере их соприкасаний. Это — явление, повторявшееся много столетий, но в области истории искусства проявившееся наиболее ярко в начале XIX века и особенно в средине его. В этом смысле самые комические примеры псевдокультурной самонадеянности свидетельствуют еще раз, как меняется оценка вещей и событий и как то, что вчера еще считалось гениальным, сегодня признается ничтожеством. Это отнюдь не значит, что мы не смеем «суждения иметь»* о нашем прошлом или об окружающей нас
Искусство и государь Николай Павлович
645
действительности, но это показывает, что история должна быть для нас священна; мы можем любить или презирать ее, но на ее целостность мы не смеем покушаться. Случайные примеры наивного суждения даже наиболее умных людей, скованных модами и вкусами своего времени, ярко подтверждают справедливость этой мысли. В истории искусств тысячи примеров свидетельствуют, что всякое новое поколение вырастает на презрении ко вчерашнему дню и на любви и уважении к более отдаленным, давно прошедшим годам. Раздор между «отцами» и «детьми» всегда показывает, что дети жаждут чего-то нового, и если не всегда они правы, то всегда молоды и жизнеспособны. Но в их узкой сфере, которая и дает им силу сосредоточения, все же таится опасный яд непоправимого разрушения, и горе тому, кто, не сомневаясь в себе и не зная, создает ли он новых богов, уже разрушает старые храмы. Если бы всякая мысль каждого поколения могла мгновенно осуществить- ‘ ся, то нынешнее человечество жило бы в пустыне, ибо каждое юное поколение разрушало бы культуру предков, но не успевало бы создать свою. К счастью, природа мудро позаботилась о том, чтобы человеческая лень часто препятствовала исполнению желаний, и, может быть, эта лень и является главным защитником могил наших предков. В самом деле, мы сочли бы за величайшего варвара того, кто имел бы намерение посягнуть теперь на Дворец дожей в Венеции, а между тем в XVIII веке были люди, — и люди очень неглупые, — которые считали его произведением самого дурного вкуса1. Столь же нелепым кажется нам, что в конце того же века Нимфа из Фонтенбло Бенвенуто Челлини признавалась всеми ничтожеством и ни один музей не хотел ее принять2, и не менее бессмысленным считаем мы мнение умного маркиза де Кюстина3, находившего, что памятник Петру Великому Фальконе «est une statue rendue trop fameuse par 1’orgueil charlatan de la femme qui la fit eriger» [«это скульптура, сделавшаяся чересчур знаменитой из-за шарлатанской спеси дамы, которая приказала ее воздвигнуть»].
Сотни примеров, выхваченных из разных эпох, подтверждают эту неустойчивую и вечно меняющуюся оценку произведений искусства, и с тем большей осторожностью должны мы беречь и ценить все, что сохранило для нас хотя бы только значение исторической ценности. К сожалению, в средине XIX века, когда только что зародилась история искусства, сменившая чисто теоретические рассуждения эстетических философий, примеры
646
Н.Н. ВРАНГЕЛЬ
такого варварства встречаются на каждом шагу. Суть в том, что люди, едва усвоившие элементарные основы исторический науки, вообразили, что им известно все, и без колебаний разрушали то, что не входило в сферу их знаний. В эту эпоху свершились во всей Европе наиболее возмутительные примеры реставраций «по новым рецептам» памятников старины, в это же время под предлогом «исторической оценки» было уничтожено многое. Штеделевский институт во Франкфурте продал «Семью нищих» Джирардини (Ghirardini) за 12 флоринов, а Дрезденская галерея — Алесандро Веронезе за 100 талеров4. На организованном в 1852 году Мюнхенской пинакотекой аукционе было также продано около 1000 картин, причем эта невероятная глупость принесла всего 6000 гульденов. Заметим, что в этой продаже, рукописный каталог коей сохранился до нас, — были картины Дюрера, Грюневальда, Альтдорфера и других знаменитых мастеров.
Чудовищен по своей нелепости был также аукцион, устроенный в 1856 году управлением Королевского дворца в Будапеште, где триста картин знаменитой галереи были проданы за 700 флоринов»5. Но все эти примеры «эпидемического варварства» кажутся ничтожными и бледными при сравнении с тем, что в это время делалось в России, и притом в самых разнообразных проявлениях. Самоуверенные меценаты, нахватавшиеся верхушек знати, свершили вандализмы, которым нет названия, и прискорбно отметить, что делались они не подпольными путями и не темными силами, а именно теми, кто могли бы и должны были бы не губить, а сохранять. Эта историческая роль выпала на долю Императора Николая Павловича, человека много сделавшего и для возвеличения искусства, но недостаточно подготовленного и сведущего для решения тех вопросов, в которых он сам признал себя компетентным и которые он, с присущей ему самонадеянностью, решал кратко, губительно и бесповоротно.
Человек узких мыслей, но широкого их выполнения; ум небольшого кругозора, всегда непреклонный, почти упрямый и никогда и ни в чем не сомневающийся; монарх par excellence, смотревший на всю жизнь, как на службу; человек, который знал, чего он хотел, хотя хотел иногда слишком многого; мощный властитель, часто с не русскими мыслями и вкусами, но с размахом всегда чисто русским; непреклонный, повелительный, непомерно честолюбивый, Император во всем, что он делал; самодержец
Искусство и государь Николай Павлович
647
в семье, в политике, в военном деле и в искусстве. В последнем он мнил себя особым знатоком, знатоком, «каким должен быть всякий в его положении». Но прежде всего и во всем Император был военным; военным в муштровке, в манерах и вкусах, военным во всех помыслах и делах. Недаром, по воспоминаниям княгини М. А. Волконской, любимым развлечением Императора была игра на барабане. Таков был Николай Павлович — натура необычайно цельная, самостоятельная и независимая, и каждый поступок его пополняет характеристику этого Государя.
Не терпя ничего, что напоминало ему неприятные эпизоды из жизни его или его царственных предков, Император изгонял из царских покоев все такого рода воспоминания. Известно, что им преданы были сожжению многие драгоценные рукописи и мемуары членов царской семьи. Не желая видеть ничего, что говорило бы ему о фаворитах его августейшей бабки, Государь приказал унести из Эрмитажа и отдать потомкам все портреты любимцев Екатерины II. Так были сосланы портреты Зубовых6, Дмитриева-Мамонова7, Александра Ланского8. К счастью, все они, по странной случайности, пройдя ряд мытарств, через много лет снова заняли подобающие их живописным достоинствам места в Музее Императора Александра III, и таким образом эти портреты кисти Лампи, Шибанова и Левицкого сохранились и доныне. Но менее плачевна была судьба портретов декабристов. Не вынося ничего, что говорило о трагическом эпизоде его вступления на царство, Николай Павлович изгнал из Галереи героев двенадцатого года всех лиц, участвовавших в декабрьском восстании. Но и тут милостью рока эти портреты сохранились в целости в подвалах Зимнего дворца и в 1903 году были из них извлечены и поставлены обратно9.
Столь же безжалостен был Император и к семейным драгоценностям, наследованным от нелюбимой им бабки. Все, что было сделано Екатериной II, осуждалось Государем, и он старался смести всякие следы этого, на его взгляд, недостойного прошлого. Бесценное сокровище, заказанное Императрицей серебро, не пощадилось ее внуком. Правда, во всей прошлой истории дворцовых сокровищ можно отметить много примеров недостаточно бережливого отношения к наследию предков. Случаи плавления старинного серебра встречаются и при Елизавете, и при Екатерине II, но такого рода вандализмы всегда носили характер случайный. Объясняются они, большей частью, ветхостью, в ко
648
Н. Н. ВРАНГЕЛЬ
торую приходили вещи, иногда переменой вкусов и мод. Совсем не то видим мы в царствование Николая Павловича. Плавление старинных драгоценных сервизов — особенно эпохи Екатерины Великой — достигает прямо небывалых, чудовищных размеров. Нижеследующий архивный документ показывает, от кого исходила инициатива губительных приказов.
«Справка: в журнале придворной конторы 7-го апреля прошлого 1847 года состоявшемся изъяснено, что Государь Император, осматривая лично в концертном зале в том апреле месяце все вообще хранящиеся в сервизной должности серебряные сервизы, по одному образцу от каждого, изволил назначить некоторые обратить в сплавку на сделание из слиточного серебра других вещей, некоторые переделать»10.
Эти примеры уничтожений и «высылки» эрмитажных сокровищ неоднократно встречаются в эпоху царствования Николая I.
Так, Бог весть по какой причине, высылается изумительный, может быть лучший из всех существующих произведений Рослина, портрет маркизы Зои Маруцци, рожденной кн. Гики11, а в 1852 году предается уничтожению непонравившийся Императору целый ряд портретов12.
Этим не ограничивается разрушительная деятельность Николаевского царствования. В десятилетний период времени переплавляется свыше девяноста пудов редчайшего серебра времен Екатерины. Так гибнет более четырнадцати пудов знаменитого Орловского сервиза, так поступают с другими сервизами, с «Пермским», «Харьковским», «Екатеринославским»13.
Но не только политика и семейные воспоминания подвергались беспощадному гонению Императора.
Все, что не вполне подходило к его взглядам, все, что шло вразрез с его раз установившимся убеждением, по мнению Государя, не имело права на существование. Однажды, идя по Эрмитажу, Николай Павлович остановил свой взгляд на мраморной статуе Вольтера. «Истребить эту обезьяну», — сказал Государь, и «обезьяна» работы Гудона погибла бы навеки, если бы не заступничество графа Андрея Петровича Шувалова, который тайком приказал перенести Вольтера в подвалы Таврического дворца. Только через много лет, при Александре Освободителе, статуя была выпущена из плена и вновь заняла почетное место среди сокровищ Эрмитажной коллекции14». После «вольтерьянцев» и декабристов самым больным местом Императора была Польская война, и его
Искусство и государь Николай Павлович
649
уязвленное самолюбие не терпело ничего, что напоминало об этом. Эрмитажные архивы сохранили поистине драгоценные документы, еще по-новому освещающие этот интересный вопрос.
В средине ноября 1832 года прибыли из Гродно секвестрованные у князя Евстафия Сапеги коллекции.
17 декабря последовало уведомление директора II отделения Эрмитажа Франца Лабенского о том, что Государь осмотрел все предметы этого собрания и сделал им назначение. Из приложенных описей мы видим, что часть картин — Мушерон, С. де Фли-гер, Дитрих, Ван дер Меер, Асселейн, Хаккерт, Ланфранко и проч, были переданы в Эрмитаж, другие в Академию художеств, в Театральную дирекцию, а целый ряд портретов польских деятелей отдан в кладовую Эрмитажа. В списке последних мы находим много интереснейших и редчайших оригинальных изображений князей Сапег, Масальских, belle Phanariote [прекрасной фанариотки], королей и вельмож польских и среди них оригиналы Виже-Лебрен и Лампи. Однако недолго пролежали эти сокровища в кладовой. Император, мстя польской революции, приказал уничтожить или продать все эти замечательные историко-художественные сокровища. В реестре, составленном по приказанию Государя, мы видим и расценку этих работ: портрет князя Сапеги Лампи оценивается в один рубль, другой портрет в 25 копеек, изображение княгини Сапеги, танцующей с тамбурином кисти Виже-Лебрен*, о котором она говорит в своих воспоминаниях, оценен в 5 рублей15. К счастью, некоторые из портретов не попали на рынок, и через несколько лет, уже при Александре II, один из Сапег ходатайствовал о получении этих сокровищ обратно, и только благодаря разумной милости нового монарха сохранились в целости и остались в семье портреты кисти Лампи — Сапеги и Замойские...
Император не знал милосердия в своей мести. Решительно и беспощадно сметал он все следы своих врагов, не видя препятствий ни в чем, не щадя предметов искусства и науки. Следующий факт еще характернее подтверждает все сказанное.
Секвестрация польских имуществ продолжалась безостановочно. Почти каждый год конфисковались иМения, дворцы, предметы художественного убранства домов польской знати.
* «La princesse Sapia passe les genoux, clansant avec un tambour de basque». Souvenirs de M-me L. E. Vij’ee Lebrun. Paris, 1837. V. III. P. 347.
650
Н. Н. ВРАНГЕЛЬ
В 1834 году огромная партия художественных сокровищ доставляется из Варшавы в Петербург, и немедленно же Император решает с ними расправиться по-своему. Отдав кое-что в Царскосельский Арсенал, Великому князю Михаилу, в Эрмитаж, в Академию, в министерства путей сообщения и военное, а также в Москву, Государь предаст сожжению все, что сколько-нибудь напоминает ему о Польше. Только благодаря особой близости и влиянию, поэту В. А. Жуковскому удается выпросить для себя живописный портрет знаменитого польского деятеля Юлиана Немцевича, писанный Бродовским, учеником Давида, и таким образом спасти эту историческую драгоценность. Все остальное предано огню при участии и наблюдении специально приглашенных для сего лиц, о чем свидетельствует приводимый ниже архивный документ16:
«Господину Действительному статскому советнику и кавалеру Лабенскому. Титулярного советника Планата и 9-го класса реставратора Митрохина
рапорт
Во исполнение предписания Вашего Превосходительства от 28-го сего июля, касательно уничтожения по Высочайшему повелению портретов, картин и прочих вещей, значащиеся в 10-й стопе общего каталога картинам, портретам и прочим вещам, привезенных из Варшавы в 37-ми ящиках, честь имеем донести, что сего июля 31-го числа, по приглашению к сему г. ученика реставратора Федора Шабунцова, — оные портреты, картины и проч, вещи, истреблены и сожжены, за исключением одного портрета Императора Александра 1-го, который предполагается стереть пемзою. При сем честь имеем возвратить обратно к Вашему Превосходительству в оригинале общий каталог картинам и вещам, привезенным из Варшавы, и представить особенный реестр портретам, картинкам и вещам, преданным к уничтожению.
Титулярный советник А. Планат, Реставратор живописи 9 класса
Андрей Митрохин. 31-го июля 1834 г.».
Искусство и государь Николай Павлович
651
Так «наказал» Император Николай I все сокровища, принадлежавшие его врагам, и понятно, что железная воля этого беспощадного человека могла вызвать написанные по поводу его смерти критические строки дневника Веры Сергеевны Аксаковой17:
«Все говорят о Государе Николае Павловиче не только без раздражения, но с участием, желая даже извинить его во многом. Его жалеют, как человека, но говорят, что, несмотря на все сожаление об нем, никто, если спросить себя откровенно, не пожелал бы, чтоб он воскрес... Он действовал добросовестно по своим убеждениям: за грехи России эти убеждения были ей тяжким бременем!»
Суровый приговор Аксаковой может, однако, найти некоторый противовес во многих делах Императора, касающихся искусства. Всем известна его замечательная строительная деятельность, оставившая незабываемые следы в истории русской архитектуры, и всякий, кому дорога красота Петербурга, помянет с благодарностью имя Императора Николая I.
Неустанная, упорная и трогательная забота его об устройстве Эрмитажа и грандиозные суммы, затраченные им для образования и пополнения этого музея, также заслуживают вечной признательности.
Император, несомненно, любил искусство, любил его по-своему и, если отбросить его личные заблуждения и ошибки, свойственные его эпохе, все же основанный им музей составляет громадного значения вклад в нашу культуру. Устройство Эрмитажа, покупка коллекций и размещение их занимали немало времени у Государя.
Задумав создать общедоступное художественное хранилище, Император принялся за организацию его, лично вникая во все детали исполнения. Вместе с Бруни занимался он разбором эрмитажных сокровищ и часто, рискуя ошибиться, определял мастеров картин. «Император ежедневно приходил в Эрмитаж и от часу до двух дня, вместе с Бруни и другими, лазил в подвалы, вытаскивал оттуда картины, разбирал, рассматривал, определял и развешивал их. Государь видел на своем веку много картин и определял их иногда весьма верно. Но, если раз он определил, что картина такой-то школы, его уже мудрено было переубедить.
— Это фламандец!	»
— Ваше Величество, а мне кажется...
— Нет, уж ты, Бруни, не спорь. Фламандец!..»18
652
Н.Н. ВРАНГЕЛЬ
«Император Николай I, — пишет Васильчиков19, — неудоволь-ствовался новыми великолепными приобретениями для Эрмитажа, он возымел высокую мысль исключительно посвятить искусству любимые Екатериною покои. Картины и мраморы, гравюры и оригинальные рисунки, нумизматический кабинет и коллекция камей, богатейшая библиотека и этрусские вазы теснились без системы и порядка в Екатерининских залах. Для новых предметов недоставало простора. Государь вызвал из Мюнхена знаменитого в то время архитектора Лео фон Кленце, и в 1840 году заложено было новое здание, воздвигаемое на развалинах так называемого Шепелев-ского дома. Здание это огромных размеров заняло пространство от Невы до Миллионной улицы, от Ламотова павильона до Зимней канавки и охватило со всех сторон старый Екатерининский Эрмитаж. Двенадцать почти лет длилась постройка, отовсюду собраны были драгоценные материалы, и наконец закончен был великолепный музей с его гранитными кариатидами, яшмовыми колоннами, мраморными лестницами. Немало труда стоило перенести в новое помещение и привести в систематический порядок всю массу сокровищ Эрмитажа. Особенно плачевно было состояние картинной галереи. Около великолепных оригиналов висели под громкими именами жалкие копии, много хороших холстов забыто было в кладовых. Надлежало всю массу картин осмотреть и подвергнуть строгой критике. По Высочайшему повелению учреждена была комиссия, состоявшая из профессоров Бруни и Васина, к которым был еще прикомандирован г. Лахницкий. Комиссии этой поручено было покойным Государем Императором рассмотреть всю массу разбросанных по разным дворцам картин и сделать из них строгий выбор для Эрмитажа. Собрано было до 4000 холстов, все они тщательно были рассмотрены и из них составлены три категории: 1) категория первоклассных картин, около 1600, которые должны были украсить стены нового музея, 2) категория второстепенных картин, которые предполагалось развесить по разным дворцам, и 3) категория вовсе плохих, которые положено было продать. Покойный Государь с особенным участием следил за занятием комиссии. Редкий день проходил без его посещения. Много самозваных картин было развенчано, много забытых оригиналов снова очутилось на стенах Эрмитажа. В то же время стали помышлять о составлении нового каталога, но дела было слишком много, и хлопоты о размещении предметов по новым залам не дозволили заняться доступною для публики росписью».
Искусство и государь Николай Павлович
653
Но не только в разборке и определении картин принимал Император близкое участие. Поразительно то внимание и любовь, которые проявлял Государь при работах по убранству и отделке учрежденного им музея. Переписка строителя Эрмитажа фон Кленце свидетельствует, что ни одна мелочь постройки и работ по украшению не осталась без Высочайшего рассмотрения и утверждения. Идея Императора была создать музей при царских покоях, и Кленце отлично понял эту мысль.
«Се Museum, — писал он, — formant pour ainsi dire un ensemble avec le palais d’habitation du Monarque, a du etre projette et decore dans le but d’offrir une suite non interrompue de pieces decorees avec 1’elegance et le luxe que comporte et que demande la nature des objets d’art pour le placement desquels elles doivent servir et de ne jamais sortir d’un effet riche et vane». «Этот музей, — писал он, — образующий, так сказать, ансамбль с дворцом, предназначенным для жизни Монарха, должен был быть спроектирован и декорирован в виде непрерывного ряда комнат, украшенных с изяществом и роскошью, каковыми обладает и каковых требует для себя природа предметов искусства, для размещения которых эти комнаты должны служить, ни в чем не изменяя впечатлению богатства и разнообразия».
Все проекты отделки Эрмитажа снаружи и внутри, все рисунки Кленце для витрин, шкафов, канделябров, люстр и консолей — все это было подробно рассмотрено и разобрано Государем20.
Иногда, не соглашаясь с архитектором, он приказывал переделать ту или иную деталь, иногда даже делал замечания живописцам. Так, однажды, обозревая Эрмитаж, вместе с дочерью Великой княгиней Марией Николаевной и герцогом Максимилианом Лейхтенбергским, Государь, рассматривая некоторые образцы живописи немецкого декоратора Гетеншпергера, приказал их «снять и отослать обратно в Мюнхен для переписания с большею правильностью в рисунке21.
К сожалению, эта безапелляционная решительность имела и дурные последствия. Слишком веря в себя и в свою непогрешимость, Император Николай Павлович свершал иногда ошибки непоправимые. К ним принадлежит и знаменитый аукцион эрмитажных картин, вследствие которого почти половина сокровищ Эрмитажа, сокровищ из коллекции Брюля л Еарбариго, была продана с молотка за гроши.
Дело об этом вандализме, следы коего, к счастью, еще сохранились в некоторых архивах, начинается со следующего документа,
654
Н. Н. ВРАНГЕЛЬ
направленного 20 января 1853 года тогдашнему начальнику II отделения Эрмитажа Ф. А. Бруни22.
«Покорнейше прошу Вас сделать распоряжения: 1) разобрать все находящиеся в эрмитажных кладовых рамы и другие вещи, годные из них употребить в дело, а об негодных представить к уничтожению. 2) Также разобрать картины, как находящиеся в кладовых Эрмитажа, так равно и в загородных дворцах и, по разборке, об употреблении их доставить мне Ваше мнение. Обергофмаршал граф А. Шувалов»,
Однако вследствие зимнего темного времени, разборка была отложена до весны, и в апреле все картины и драгоценные вещи, предназначенные к рассмотрению, перенесены в Зимний дворец, где было светлее и привольнее23. Государь Император выразил желание лично сделать выбор лучших номеров, и эрмитажное начальство, устроив выставку в Зимнем дворце, ожидало приезда Николая I из «предстоявшего вояжа».
Наконец эти смотрины состоялись, и 31 августа 1853 года «Государь Император Высочайше изволил собственноручно сделать каждой картине назначение»24. К сожалению, это «назначение» большей частью было пагубно, и тысяча двести девятнадцать картин были назначены к продаже «за негодностью»25.
В январе 1854 года картины были уже доставлены в Таврический дворец и размещены на особо для того заказанных столах26. Здесь находились они до поздней осени, когда в ноябре месяце им произвели вторичный смотр, Бруни с необыкновенным легкомыслием сообщал в своем рапорте, что «картины или весьма посредственной живописи или крайне попорчены, и потому ни одна из них не достойна поступить в Императорские загородные дворцы»27. Недостойными оказались и две створки Лукаса Лейденского, дивный «Амур» Натуара (ныне в собрании Б. И. Ханенко), чудный Ластман (ныне принадлежащий А. В. Короченцову) и более тысячи других полотен.
Забавно отметить и курьезную подробность этого дела. По-видимому, Император Николай I не ограничивался определением картин и отделением «годных» от «негодных». Государь признавал нужным изменить некоторые старинные произведения по своему вкусу, и вот мы видим, что среди осматриваемых картин отбирается 8 ландшафтов, которые посланы г. Швартцу «для написания на означенных картинах фигур по его усмотрению». Заметим, что эти картины были кисти Хакерта, Дитриха и Кюгельхена...
Искусство и государь Николай Павлович
655
В марте 1854 года «комиссионер по части художеств» господин Прево предложил свои услуги по устройству аукциона, и его условия были найдены выгодными28. Тогда утвердили проект объявлений на русском, французском и немецком языках29 и, наконец, после Пасхи продажа состоялась на квартире Прево. Начиная с 6 июня 1854 года аукцион шел три раза в неделю по понедельникам, средам и пятницам, с 11 часов утра и до 3 часов пополудни. Понятно, что продажа превзошла ожидаемые барыши, и было выручено 23 956 рублей 25 копеек, а за вычетом расходов30 осталось 16 447 рублей 30 копеек чистого, т. е., иначе говоря, около четырнадцати рублей за картину. Чем же, однако, объяснить эту поистине непонятную, нелепую затею, как оправдать ее?
К сожалению, даже внимательное изучение документов и фактов не дает разъяснения этой загадке. Просто нельзя понять, как решились так легко и самоуверенно разобраться в сложном вопросе оценки и определения. Непонятен и принцип, руководивший продававшими. Был же у них каталог эрмитажных картин, тщательно и толково составленный знатоком Екатерининской эпохи графом Эрнстом Минихом31. Просматривая эти, заботливой рукой истого любителя написанные страницы, просто не веришь глазам, что все это продано, продано за гроши и большею частью уже вне России. Ведь если бы верили Миниху хоть немного, то не торговали бы картинами, о которых он так хвалебно отзывается, ведь не продали бы дивных, по его словам, Гриму, Антонио Моро, Бассано, Рибера, Гвидо Рени, Аннибале Карраччи, Риго, Пальмы-младшего, Л. и И. ван Остаде, Удри и Л. Джордано. Трудно уразуметь, чем руководились продавцы, оценивая в гроши «Les pelerins d’Emaiis» Рембрандта, «un morceau admirable» [«Путники в Эммаусе» Рембрандта, «восхитительное произведение»], по словам Миниха, «Грозу» Рубенса, огромную и, по-видимому, очень значительную «Аллегорию» Фа Престо, отличный, судя по отзывам, эскиз Тинторетто «Воскресение Христа». Чем объяснить беспощадную продажу мастеров, работ коих нет в Эрмитаже: многих холстов Бранди, Маринари, Ф. Бибиена, А. Пена, Ротари, А. Пеллегрини, Себастьяна Шардена, Челести? Ведь многие из них не только Минихом признавались за подлинники; были оригиналы, воспроизведенные еще в XVIII веке, в гравюрах Odieuvre, Perioleri, Picart и Clement Jonghe...
Кто же явился покупателем этих сокровищ, кому посчастливилось приобретать за несколько рублей полотна, украшавшие
656
Н.Н. ВРАНГЕЛЬ
собрания Брюля и Барбариго? Вероятнее всего, что большинство были случайные посетители аукционов, которым нужны «обстановочные» картины для украшения стен. И только через несколько лет наехавшие скупщики из-за границы спасли лучшие картины из сокровищ прежнего Эрмитажа, увезя их туда, где более культурное понимание дает им и соответственную оценку. Несомненно, многое было таким образом приобретено известным антикваром Chevalier Meazza32, ибо имя его попадается на картинах, помеченных эрмитажным знаком — красным или серым нумером в нижнем углу33. Кое-что досталось и петербургским любителям и антикварам. Так, известно, что граф Андрей Павлович Шувалов купил за сто рублей восхитительную бронзовую статуэтку гудоновского Вольтера, — «presente a Sa Majestc Imperiale» [«преподнесенную Ее Императорскому Величеству»] Екатерине II, — статуэтку, за которую граф Морни в 1855 году предлагал собственнику 50 000 франков34. Знаем мы также, что антиквар Кауфман приобрел за тридцать рублей две створки триптиха Лукаса Лейденского. Эти картины при Александре II были куплены Эрмитажем обратно за 8000 рублей35 и украшены доныне сохранившейся надписью, что это работа «самого выдающегося художника своего времени»...
Так совершилось одно из величайших «заблуждений» Николаевского времени, — ошибка, которой есть одно извинение — имя ее содеявшего, незабвенного основателя и строителя Эрмитажа.
КОНЧИНА ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ I
И. В. ЗИМИН
«Медики и самодержцы»: загадка смерти Николая I
Тридцатилетнее правление Николая I стало эпохой в истории России. Здоровье и энергия императора казались современникам несокрушимыми. Поэтому его внезапная смерть 18 февраля 1855 года, в разгар Крымской войны, стала совершенно неожиданной не только для народа, но и для его ближайшего окружения. Все это породило необычайно устойчивую легенду о завуалированном самоубийстве императора. Надо заметить, что эта легенда подтверждается в основном мемуарными источниками, написанными и опубликованными спустя много лет после 1855 года. Поэтому вопрос о смерти Николая I, как и загадка гибели царевича Дмитрия в Угличе в 1591 году, видимо, навсегда останется одной из тайн нашей истории. Но, приводя данные официальных и мемуарных источников, автор предоставляет читателям, в том числе и медикам, возможность составить собственное мнение о ходе болезни и причинах смерти императора Николая I.
Надо сказать, что его заболевания носили обычный возрастной характер и серьезно не сказывались на состоянии царского здоровья. В последние годы Николай Павлович вел подчеркнуто аскетический образ жизни. Питался умеренно, спал на походной койке, стоявшей за ширмой в его кабинете в Зимнем дворце, укрывался шинелью. Упоминания о его недомоганиях немногочисленны. Например, безусловно хорошо информированный начальник штаба Отдельного корпуса жандармов и управляющий III отделением императорской канцелярии Л. В. Дубельт записал в дневнике 13 января 1854 года: «Его величество страдает ногою и лежит в постели. Мандт говорит, что у него рожа, а другие утверждают,
660
И. В. ЗИМИН
что это подагра»1. Через неделю он отметил, что болезнь пошла на убыль и царь уже прогуливается. В воспоминаниях фрейлины А. Ф. Тютчевой упоминается ее разговор с императором, состоявшийся 7 декабря 1854 года: «Он подошел ко мне и спросил, почему вид у меня больной. Я ответила, что у меня болит спина. “У меня тоже, — сказал он, — для лечения я растираю себе спину льдом и советую вам делать то же”»2. Медики регулярно контролировали состояние здоровья императора. По воспоминаниям И. Соколова, который был ассистентом лейб-медика Н. Арендта, они «обязаны были являться к государю к 7-8 часам утра, когда приготовляли чай или кофе, и в это время обыкновенно завязывался не служебный, а простой разговор»3.
События февраля 1855 года зафиксированы во множестве мемуарных свидетельств. Их сопоставление позволяет не только выявить разноголосицу мнений, но и уточнить ряд весьма существенных деталей. Поскольку общество было взбудоражено внезапной смертью императора, то уже через несколько дней после его кончины, 24 февраля, в петербургских газетах было опубликовано ее полухудожественное описание под заголовком «Последние минуты в Бозе почившего императора Николая Павловича». Официальная же версия событий, насыщенная медицинскими подробностями, была опубликована 26 февраля под заголовком «Описание хода болезни в Бозе почившего императора Николая Павловича». Только из этих тщательно отредактированных источников мы и можем узнать сегодня все подробности, связанные с развитием болезни и смертью императора. «Описание хода болезни» было составлено по распоряжению министра императорского двора графа В. Ф. Адлерберга литератором В. И. Панаевым. В основу статьи были положены сведения, полученные «от доктора Мандта, который сидел в своей квартире в Зимнем дворце, не смея показаться на улице»4. Ему помогал врач цесаревича И. Енохин. На составление двухстраничной статьи они потратили два часа.
В петербургских архивах автору этих строк не удалось обнаружить никаких важных медицинских документов, связанных с событиями февраля 1855 года. Видимо, их и не было, хотя в одном из фондов хранятся протоколы вскрытия императоров Александра II и Александра III, великих князей и княгинь. Само отсутствие подобных документов, достаточно многочисленных в других случаях, косвенно свидетельствует в пользу версии о самоубийстве Николая I.
«Медики и самодержцы»: загадка смерти Николая!
661
Недомогание императора началось в конце января 1855 г. Впоследствии в газетных отчетах указывалась дата начала болезни — 27 января 1855 года5. Она зафиксирована и в дневнике Л. В. Дубельта, который записал в день кончины императора: «27-го января он заболел гриппом, но продолжал по обыкновению неутомимо заниматься государственными делами». Таким образом, поначалу речь шла об обычной простуде, перешедшей в «легкий грипп», причем отмечалось, что эпидемия гриппа затронула тогда весь город.
Среди дневниковых записей об обстоятельствах смерти царя особый интерес представляет «Записка графа П. Д. Киселева о последних днях жизни и смерти Николая I», написанная 18 февраля 1855 года. В ней указывается, что «31 января государь кашлял изредка и жаловался на спинную боль»6. 4 февраля ночью он «почувствовал некоторое стеснение в груди, род одышки. Исследование показало весьма сильный упадок деятельности в верхней доле левого легкого. Вместе с тем открыто, что нижняя доля правого легкого поражена гриппом. Лихорадки не было, а пульс совершенно натуральный. Государь оставался дома, соблюдая строгую диету. Вечером того дня дыхание сделалось гораздо свободнее; припадки, означавшие страдание оною, почти исчезли»7.
Болезнь, несмотря на усилия медиков, продолжала развиваться, и, по словам Киселева, 2 февраля император уже не выходил из своего кабинета. Однако деятельная натура Николая, отсутствие привычки болеть и чувство долга заставляли его пренебрегать своим здоровьем, и в четверг 4 февраля он, «несмотря на уговоры докторов Мандта и Кареля, отбыл для прощания с маршевым гвардейским батальоном». «По возвращении государь почувствовал лихорадочный приступ, в ночь или на другой день, т. е. в Троицу, он жаловался на тупую боль в боку... кашлял и с трудом освободился от мокрот». Как пишет Е. В. Тарле, именно в этот день к вечеру в Зимнем дворце впервые прошел слух о том, что у государя легкий грипп и врачи настаивали на необходимости отказаться от выездов из дома (скорее всего, П. Д. Киселев смешал здесь два события: распространение слухов о болезни императора и его поездку на проводы маршевых батальонов, которая состоялась только 9 февраля 1855 г.).
5 и 6 февраля 1855 года Николай Павлович почувствовал себя немного лучше, но кашель не прекращался. Император оставался дома, продолжая соблюдать строгую диету. В таком состоянии он
662
И. В. ЗИМИН
находился и в последующие дни — 7 и 8 февраля. С 8 февраля к наблюдению за больным присоединился лейб-медик Ф. Я. Карель. Согласно официальной версии, здоровье царя пошло на поправку, и 9 февраля он почувствовал себя настолько хорошо, что решил принять участие в смотре нескольких маршевых лейб-гвардейских батальонов, отправившихся в Крым. В медицинских отчетах о болезни императора, появившихся во всех газетах 24 и 26 февраля 1855 года, отмечается, что лейб-медик Карель активно убеждал Николая I остаться дома из-за продолжавшейся болезни и сильного мороза, однако император не внял его советам и в результате по возвращении «стал кашлять еще сильнее, но кушал еще с большим аппетитом»8. Е. В. Тарле уточняет, что, по воспоминаниям современников, царь, несмотря на мороз, приказал подать себе легкий плащ и в открытых санях поехал в Манеж.
10 февраля Николай Павлович последний раз покинул Зимний дворец, вновь отправившись на строевой смотр. В результате к концу дня при слабых «подагрических припадках» обнаружилась лихорадка. Несколько дней состояние его здоровья изменялось то к худшему, то к лучшему. «10-го числа оба (лейб-медики Мандт и Карель. — И. 3.) мне сказали, что болезнь серьезная, но что прямой опасности нет», — записал П. Д. Киселев.
11 февраля император собирался с утра быть в церкви, но медикам удалось настоять на постельном режиме9. Врачи отметили озноб, а затем сильный лихорадочный жар. Вечером появилась испарина, «и в течение ночи припадки уменьшились. Язык, однако, был нечист, и оказалась чувствительность в печени». Начиная с 12 февраля все мемуаристы фиксируют обвальный характер развития болезни императора. Около обеда начинается вновь озноб, а затем «лихорадочный жар». Император впервые в течение всего дня остается в постели. «Вечером оказался пот, и как язык стал несколько чище, то по ходу болезни можно было ожидать простой перемежающейся лихорадки с желудочным расстройством»10.
В исторической литературе подчеркивается, что фатальную роль в развитии болезни Николая I сыграло известие о неудаче русских войск в «деле под Евпаторией». Царь жил «от курьера до курьера» и тяжело переживал неудачи в Крыму. «Факт был несомненный: Николай Павлович умирал от горя, и именно от русского горя. Это умирание не имело признаков физической болезни, — она пришла только в последнюю минуту, — но умирание происходило
«Медики и самодержцы»: загадка смерти Николая!
663
в виде несомненного преобладания душевных страданий над его физическим существом», — писал кн. В. П. Мещерский11.
13 и 14 февраля лихорадка продолжалась. Император почти не спал, однако «явился аппетит выкушать слабого чаю. Ни малейшей головной боли, как и прежде, не было, чувствительность в печени исчезла»12. На следующий день «извержение грудных мокрот оказалось смешанным несколько с кровью, но совершенно свободное, а нижняя доля правого легкого — более страждущею. Вечером его величество жаловался на подагрическую боль в большом пальце на ноге; язык был влажен, но чище; голова все свежа и без боли». 16 февраля медики отметили жалобы больного на сильную боль в «задних реберных мускулах с правой стороны». Лихорадка была умеренной, и ночь император провел почти спокойно. К вечеру боли в спине стихли, «но нижняя доля правого легкого оставалась заметно пораженною; появилось биение сердца, какое и прежде бывало у его величества; пульс мягкий и неполный». С 17 февраля лихорадка усилилась. В этот день для медиков, как следует из официальных документов, стала очевидной вероятность летального исхода. Утром у Николая Павловича начался «легкий бред». «К полудню августейший больной внезапно почувствовал сильное колотье в левой стороне груди, в том месте, где лежит сердце. Через два часа этот сильный припадок прошел, но лихорадочный жар усилился; стала чаще являться наклонность к бреду, которую его величество все еще мог преодолевать; кожа сухая; извержение грудной слизи желто-бурое, обильное и с большим усилием; пульс оставался неправильным, впрочем мягким и неполным»13. В этот день к лечащим врачам Мандту и Карелю присоединяется еще один лейб-медик И. Енохин (лечащий врач цесаревича). Биограф Александра II С. Татищев упоминает о том, что медики сообщили цесаревичу о возможности «паралича сердца»14. В этот же день Л. В. Дубельт записал: «Разнесся смутный слух о болезни государя императора и произвел всеобщее, как видно, и искреннее прискорбное впечатление»15.
С 17 февраля стали появляться бюллетени за подписями лейб-медиков Мандта, Енохина и Кареля. Всего вышло 4 бюллетеня. Они не публиковались в газетах, а вывешивались для всеобщего обозрения во дворце. В первом из них говорилось, что «болезнь его императорского величества началась легким гриппом; с 10-го же февраля, при слабых подагрических припадках, обнаружилась лихорадка. Вчера, с появлением страдания в правом легком, ли
664
И. В. ЗИМИН
хорадка была довольно сильна, и извержение легочной мокроты свободнее». Второй бюллетень вышел в 23 часа этого же дня. В нем сообщалось, что «лихорадка его величества к вечеру усилилась»16. Третий бюллетень датирован четырьмя часами пополудни 18 февраля: «Затруднительное отделение мокрот, коим страдал вчера государь император, усилилось, что доказывает ослабевающую деятельность легких и делает состояние его величества весьма опасным». Четвертый бюллетень датирован девятью часами утра 18 февраля, т. е. за 3 часа до момента смерти царя: «Угрожающее его величеству параличное состояние легких продолжается и вместе с тем происходящая от того опасность»17.
Мемуаристы оставили подробные описания событий этого дня. Особо значимы записи, сделанные непосредственно по следам событий. Например, А. Ф. Тютчева записала в дневнике 19 февраля 1855 года, на следующий день после смерти императора: «17 февраля я по своему обыкновению к 9 часам утра спустилась к цесаревне... Я застала ее очень озабоченной — император неделю как болен гриппом, не представлявшим вначале никаких серьезных симптомов; но, чувствуя себя уже нездоровым, вопреки совету доктора Мандта настоял на том, чтобы поехать в Манеж произвести смотр полку, отъезжавшему на войну, и проститься с ним. Мандт сказал ему: “Ваше величество, мой долг предупредить Вас, что Вы очень сильно рискуете, подвергая себя холоду в том состоянии, в каком находятся Ваши легкие”. “Дорогой Мандт, — возразил государь, — вы исполнили ваш долг, предупредив меня, а я исполню свой и прощусь с этими доблестными солдатами, которые уезжают, чтобы защитить нас”. Он отправился в Манеж и, вернувшись оттуда, слег. До сих пор болезнь государя держали в тайне. До 17-го даже петербургское общество ничего о ней не знало, а во дворце ею были мало обеспокоены, считая лишь легким нездоровьем. Поэтому беспокойство великой княгини удивило меня. Она мне сказала, что уже накануне Мандт объявил положение императора серьезным. В эту минуту вошел цесаревич и сказал великой княгине, что доктор Карель сильно встревожен. Мандт же, наоборот, не допускает непосредственной опасности. “Тем не менее, — добавил великий князь, — нужно будет позаботиться об опубликовании бюллетеней, чтобы публика была осведомлена о положении”. В тот же день около 22 часов А. Ф. Тютчева узнала от камеристки, что «состояние здоровья императора, по-видимому, ухудшилось... и что великая княгиня
«Медики и самодержцы»: загадка смерти Николая!
665
Мария Николаевна, которая проводит ночь при отце, каждый час присылает бюллетени о здоровье императора»18.
Говоря о медицинском диагнозе, Тютчева упоминает, что Мандт говорил о «поднимающейся подагре, воспалении в легком». «Когда ходили узнавать об августейшем больном, получали ответ “Все в одном положении”, бюллетеней не было», — вспоминала баронесса М. П. Фредерикс. Окружающие пытались расспрашивать медиков, но они отделывались ничего не значащими объяснениями. «Отчего Мандт нас обманывал в эту минуту, один Бог ведает. Мы в ужасном состоянии, видим и чувствуем, что этот страшный человек нам нагло говорит неправду»19. К вечеру 17 февраля ситуация очень осложнилась, по циркулировавшим по дворцу слухам, «подагра поднималась, паралич легких был неминуем»20.
Окончательно картина определилась в ночь с 17 на 18 февраля: «В три часа ночи на 18 февраля, при сделанном исследовании впервые оказались в нижней доле правого легкого явные признаки начинавшегося паралича. Извержение мокроты за несколько уже перед тем часов сделалось гораздо затруднительнее; большой палец на ноге оставался по-прежнему нечувствителен, а кожа сухою. Появление этих опасных признаков возвестило безнадежность положения государя. Между тем головной боли и никаких нервических припадков вовсе не было; сознание совершенно ясное; даже дыхание меньше затруднительное, хотя развитие паралича в легких, по направлению снизу вверх, продолжало распространяться»21. Л. В. Дубельт записал в этот день: «Государь император не лучше, болезнь его приняла опасный оборот»22.
Граф П. Д. Киселев пишет, что 17 февраля он «поехал во дворец, дабы от камердинера узнать о состоянии его величества... Государь очень жалуется на боль в боку, худо почивал, много кашлял, а теперь успокоился. На другой день, т. е. в пятницу, я послал во дворец за бюллетенем, — мне привезли копию под № 3, который изумил меня и растревожил». Киселев немедленно отправился во дворец, где узнал, что император «находится в безнадежном состоянии, что он исповедовался и приобщился, призвал дочерей и внуков, простился с императрицею»23. В ту ночь при умирающем царе оставались только императрица, Цесаревич и Мандт. Мемуаристы в один голос утверждают, что сознание ни на минуту не покидало умирающего царя. По словам А. Ф. Тютчевой, до часа
666
И. В. ЗИМИН
ночи того дня, когда скончался царь, он не сознавал опасности и так же, как и все окружающие, смотрел на свою болезнь как на преходящее нездоровье.
«Около трех часов ночи, — записал в дневнике Л. В. Дубельт, — государь спросил доктора Мандта: “Скажите мне откровенно, какая у меня болезнь? Вы знаете, что и прежде я всегда вам приказывал предупреждать меня вовремя, если заболею тяжело, чтоб не упустить исполнения христианского долга”. — “Не могу скрыть перед Вашим Величеством, что болезнь Ваша становится серьезною; у Вас поражено правое легкое”. — “Вы хотите сказать, что ему угрожает паралич?” — “Если болезнь не уступит нашим усилиям, то, конечно, это может последовать; но мы того еще не видим и не теряем надежды на Ваше выздоровление”. — “А, теперь я понимаю мое положение, теперь я знаю, что мне делать”. Отпустив доктора, государь позвал наследника и спокойно сообщил ему о безнадежности своего положения»24. Характер записей говорит о том, что даже шеф жандармов на момент смерти императора не имел четкого представления о характере его болезни. Картина восстанавливалась уже после смерти царя, что, видимо, было связано с подготовкой к печати отчета о ходе его болезни. Заболевание не воспринималось всерьез даже в ближайшем окружении Николая Павловича. Окончательный прогноз развития болезни был определен лишь в три часа ночи 18 февраля.
Приведенные выше диалоги с небольшими изменениями были напечатаны в официальном издании «Последние часы жизни императора Николая Первого». О смерти царя сообщалось: «В два часа ночи лейб-медик, которого покойный государь удостаивал особой доверенности, потеряв надежду даже и на кратковременное продолжение жизни больного... решился объявить всю истину самому умирающему. “Что вы нашли во мне своим стетоскопом? Каверны?” — “Нет, — отвечал лейб-медик, — но начало паралича в легких”»25. Об этом же эпизоде упоминает и А. Ф. Тютчева, называя то же время (2 часа ночи): «Мандт приложил стетоскоп к его груди и стал выслушивать. “Плохо, Ваше величество”, — сказал врач. “В чем же дело, — спросил государь, — образовалась новая каверна?” — “Хуже, Ваше величество”. — “Что же?” — “Начинается паралич”. — “Так это смерть?” Мандт рассказывает, что несколько мгновений он не мог произнести ни слова, потом сказал: “Ваше величество, вы имеете перед собой несколько часов”». Впоследствии фрейлина уточнила, что большинство
«Медики и самодержцы»: загадка смерти Николая!
667
подробностей, связанных со смертью царя, она «узнала от самой цесаревны»26.
18 февраля в 5 часов утра император сам продиктовал депешу в Москву, в которой сообщал, что умирает, и попрощался с древней столицей. Утром состояние царя продолжало ухудшаться. «Наступил паралич легких, и по мере того, как он усиливался, дыхание становилось более стесненным и более хриплым. Император спросил Мандта: “Долго ли еще продлится эта отвратительная музыка?” Затем он прибавил: “Если это начало конца, это очень тяжело. Я не думал, что так трудно умирать”27. Очевидцы в один голос утверждали, что агония царя была очень мучительной. А между тем в официальной версии указывалось, что кончина была спокойной и безболезненной.
В 8 часов утра над императором читали отходную. Однако в бюллетене на 9 часов утра сведения сообщались относительно спокойные. В 10 часов император потерял дар речи. 18 февраля 1855 года в 20 минут после полудня Николай Павлович умер28. Официальный медицинский диагноз гласил: паралич легких.
По описаниям современников, горожане достаточно бурно реагировали на внезапную смерть царя: «Народ увидел тут неестественную смерть, и толпы бросились к Зимнему дворцу, требуя на расправу врача Мандта. Последнего успели спасти; он скрылся из Зимнего дворца задними ходами. Мандту угрожала неминуемая опасность быть разорванным на клочки народом»29. В тот же день Л. В. Дубельт записал: «В народе слышны были еще жалобы на докторов: “Отдали бы их нам, мы бы разорвали их!”»30.
О своих похоронах император позаботился сам. Он требовал, чтобы погребение его было совершено по возможности с наименьшей роскошью31. Вызывают сомнения утверждения некоторых мемуаристов, что император сам определил «систему» бальзамирования своего тела. Фактом является то, что бальзамирование было сделано неудачно. По свидетельству А. Ф. Тютчевой, «пришлось закрывать лицо государю. Говорят, что оно сильно распухло. Бальзамирование произведено неудачно, и тело начинает разлагаться. Запах был очень ощутителен». На следующий день, 22 февраля она записала: «Сегодня вечером на панихиде запах был нестерпим. Тело в полном разложении, а народ волнуется»32. Кн. В. А. Черкасский сообщал М. П. Погодину, что «бальзамирование тела, к несчастью, вовсе не удалось и гроб закрыт. Народ пускают к закрытому гробу. Это достойно всякого сожаления»33.
668
И. В. ЗИМИН
Поскольку бальзамирование было выполнено неудачно, и народ прощался с императором, лежащим в закрытом гробу, что только подогревало циркулирующие по городу слухи, 24 февраля 1855 года Медицинский департамент Военного министерства затребовал от придворной аптеки рецепты, «по коим отпускаемы были жидкости для бальзамирования тела в Бозе почивающего императора Николая Павловича». Министр императорского двора, получив рецепты, поручил управляющему придворной медицинской частью М. Маркусу «собрать лучших находящихся здесь хирургов и предложить им на рассмотрение акт бальзамирования». На следующий день рецепты были возвращены34. Видимо, медики не нашли в действиях прозектора В. Л. Грубера никаких нарушений. Это единственные обнаруженные мной в архиве документы, относящиеся к медицинской стороне смерти императора.
Высшим чинам придворной медицинской части были выданы билеты на пропуск в ворота Петропавловской крепости. Обращает на себя внимание отсутствие в этом списке лейб-медиков Мандта и Кареля. Видимо, они были удалены с глаз публики, так как слишком многие возлагали на них ответственность за скоропостижную смерть императора35.
Говоря о слухах, надо отметить, что они, как это обычно и бывает в подобных ситуациях, начали распространяться в Петербурге практически одновременно со смертью царя. А. Ф. Тютчева пишет в дневнике, как одна из фрейлин, А. Блудова, говорила о том, что «необходимо уговорить государя немедленно опубликовать подробности смерти императора Николая Павловича, так как в народе уже ходит множество слухов, волнующих массы и могущих привести к беспорядкам... Говорят об отравлении, уверяют, что партия, враждебная войне, хотела отделаться от императора, обвиняют Мандта, которому давно не доверяют, — одним словом, тысячи нелепых слухов»36. Именно для того, чтобы пресечь их распространение, 24 и 26 февраля и были «опубликованы подробности смерти покойного императора».
Внезапная смерть царя породила в различных слоях общества множество вопросов. Начался процесс мифотворчества, первой волной которого стали разговоры, возлагавшие вину за смерть царя на придворных лейб-медиков. Например, кн. В. П. Мещерский писал: «Говорили о том, что виноваты были неискусные при императоре врачи, старик Мандт и медик наследника Карель;
«Медики и самодержцы»: загадка смерти Николая I
669
винили обоих, что они не прибегли к помощи более авторитетных врачей; но дело в том, что сам умерший император отдался с полным доверием своим врачам и не дозволял никаких других медицинских вмешательств. Мандт не имел ни авторитета, ни практики... Всегда здоровый император Николай I был плохою для него практикою, а в городе он не пользовался доверием. Про Кареля можно было сказать то же самое. В то время были две знаменитости в Петербурге: как консультант по внутренним болезням, прекрасный врач и еще более прекрасный человек Арендт и, как хирург, Пирогов»37. Вел. княгиня Мария Павловна прямо обвиняла М. Мандта в убийстве императора. Об этом же писала М. П. Фредерикс: «Государю во время его последней болезни Мандт приносил свои порошки в кармане. Других медиков он не подпускал во время этой же болезни, уверяя до последней минуты, что опасности нет. При нем был ассистент, второй лейб-медик его величества доктор Карель, но перед Мандтом он не смел пикнуть, будучи в то время еще довольно молод и неопытен в придворной жизни. Все эти отношения Мандта дали повод впоследствии к разным толкам»38. Информированный и близкий к трону кн. В. П. Мещерский писал: «Процесс разрушения шел так быстро, и оттого немедленно после этой почти внезапной кончины по всему городу пошли ходить легенды: одна о том, что Николай I был отравлен его доктором Мандтом, и другая — о том, что он сам себя отравил»39.
Слухи о самоубийстве царя циркулировали и в медицинских кругах столицы. Об этом упоминает доктор А. В. Пеликан, внук директора Медицинского департамента и начальника Медикохирургической академии В. В. Пеликана. В воспоминаниях, опубликованных после отмены цензурных ограничений на подобные сюжеты, он писал: «Впоследствии я не раз слышал его историю. По словам деда, Мандт дал желавшему во что бы то ни стало покончить с собою Николаю яду. Обстоятельства эти хорошо известны деду благодаря близости к Мандту, а также благодаря тому, что деду из-за этого пришлось перенести кой-какие служебные неприятности. Незадолго до кончины Николая I профессором анатомии в академию был приглашен из Вены прозектор знаменитого тамошнего профессора Гиртля, тоже знаменитый анатом Венцель Грубер. По указанию деда, который в момент смерти Николая Павловича соединял в своем лице должности директора военно-медицинского департамента и президента Медико
670
И. В. ЗИМИН
хирургической академии, Груберу было поручено бальзамирование тела усопшего императора. Несмотря на свою большую ученость, Грубер в житейском отношении был человек весьма недалекий, наивный, не от мира сего. О вскрытии тела покойного императора он не преминул составить протокол и, найдя протокол этот интересным в удебно-медицинском отношении, напечатал его в Германии. За это он был посажен в Петропавловскую крепость, где и содержался некоторое время, пока заступникам его не удалось установить в данном случае простоту сердечную и отсутствие всякой задней мысли. Деду, как бывшему тогда начальником злополучного анатома, пришлось оправдываться в неосмотрительной рекомендации... Петербургское общество, следуя примеру Двора, закрыло перед Мандтом двери... Многие из нас порицали Мандта за уступку требованиям императора... По его (деда. — И. 3.) словам, отказать Николаю в его требовании никто бы не осмелился. Да такой отказ привел бы еще к большему скандалу. Самовластный император достиг бы своей цели и без помощи Мандта: он нашел бы иной способ покончить с собой и, возможно, более заметный. Николаю не оставалось ничего другого, как выбирать... подписать унизительный мир... или же покончить жизнь самоубийством»40. Надо добавить, что Венцеслав Леопольдович Грубер (1814-1890) впоследствии стал заведующим кафедрой практической анатомии Медико-хирургической академии и за свою жизнь провел более 10 тыс. вскрытий41. Мнение Пеликана подтверждается также тем, что медикам, находившимся около умирающих венценосцев, как правило, карьеры не ломали, и они продолжали занимать заметное положение в обществе. М. М. Мандт же предпочел немедленно возвратиться в Германию, где и умер в 1858 году.
После отмены цензурных ограничений стало известно и о многозначительной помете историка XIX в. Н. К. Шильдера на полях одной из книг. Шильдер, которому симпатизировал император Александр III, был весьма информирован, он имел возможность работать в тех архивах, куда не было доступа другим историкам. На полях книги, в которой передавалась официальная версия смерти царя, он написал: «Отравился». Ему, очевидно, была доступна также и устная информация, связанная с этими событиями. Е. В. Тарле замечает, что «если он, очень осторожный, объективный и скрупулезно добросовестный, весьма критически настроенный исследователь, пришел к такому категорическому
«Медики и самодержцы»: загадка смерти Николая I
671
умозаключению и полностью отверг казенную версию, то уже это одно показывает, что дело с этим официальным изложением очень неладно».
Из современных исследователей, затрагивавших этот вопрос, интересные сведения сообщает В. Николаев, биограф Александра II. Версию о самоубийстве он подтверждает следующей информацией: «Доктор Н. К. Мосолов из Намибии написал мне о загадочной кончине Николая I: “В наших семейных преданиях говорится, что Николай I, не выдержав позора поражения в Крымской войне, отравился и что мой прадед, доктор Боссе, вскрыв труп, воскликнул: “Какой сильный яд!”, но ему было приказано молчать об этом”. Несколько придворных врачей, среди которых был доктор Мандт, специалист по внутренним болезням, который лечил императора Николая I, подписали, однако, заключение о естественной смерти царя. Среди этих придворных врачей я не нашел имени доктора Боссе, который, однако, был весьма близок к сыновьям Николая — великим князьям Михаилу Николаевичу и Николаю Николаевичу, он несколько раз путешествовал с ними по России и за границей. Конечно, будучи их советником и другом, доктор Боссе мог знать о подлинной причине смерти царя»42. Имена тех, кто занимался вскрытием, кроме прозектора В. Л. Грубера, нам неизвестны, но эту процедуру совершают, как правило, несколько врачей, и доктор медицины К. Ф. Боссе (1806-1857) мог как лейб-хирург находится среди них43.
Смерть Николая I стала неким рубежом, расколовшим XIX век на две половины. Л. В. Дубельт писал: «Боже мой! Не стало нашего государя Николая Павловича! Плач всеобщий, всеобщее изумление — никто не верит, чтоб этот дуб телом и душою, этот великан так внезапно свалился!.. Удар неожиданный, никто не подозревал, что недуг его принял опасное направление. Скорбь так велика, что описывать ее дело невозможное»44. В воспоминаниях камер-юнгферы императрицы Марии Александровны А. И. Яковлевой также говорится о том, что «кончина императора Николая Павловича была для всех совершенно неожиданной, почти до последнего дня надеялись на его выздоровление, так как здоровье его всегда считалось несокрушимым»45.
Таким образом, можно говорить о нескольких версиях кончины цмператора: 1. Официальной — смерть от «паралича легких»;
672
И. В. ЗИМИН
2. Смерть в результате соматических причин, связанных со стрессовой ситуацией и желанием уйти из жизни, наложившихся на простудное заболевание; 3. Смерть в результате отравления при помощи лейб-медика М. Мандта.
Несмотря на то, что при разборе этих версий возможны только гипотетические построения, хотелось бы все же высказать некоторые соображения о том, что произошло в феврале 1855 года. Возможно, смерть Николая I и была добровольным уходом из жизни. Но это не обязательно могло быть связано с отравлением. Большинство болезней носит соматический характер, и нежелание царя не только бороться с недугом, но и жить вообще на фоне сильнейшего стресса, безусловно, могло привести к трагическому финалу. Однако нельзя исключить и версии о самоубийстве императора. Суммирую аргументы в ее пользу: немедленный отъезд М. М. Мандта из России; воспоминания хорошо информированного А. В. Пеликана о самоубийстве царя; обвальный характер заболевания, буквально за несколько часов приведший к летальному исходу; неудачное бальзамирование и быстрое разложение тела царя; мнение Н. К. Шильдера; отсутствие протокола вскрытия, где были бы приведены объективные медицинские данные, связанные со смертью императора.
Смерть Николая I оказалась тесно связанной с именем лейб-медика М. М. Мандта, поэтому его личность заслуживает особого внимания. Его фигура и карьера были характерны для России середины XIX века. Мартын Мартынович Мандт родился в 1800 году в Пруссии в семье хирурга. Учился медицине в различных университетах, в том числе и в Берлинском. Стал доктором медицины в 1822 году и в 1830 году был избран ординарным профессором хирургии в Грейсвальденском университете. В 1835 году сопровождал великую княжну Елену Павловну в поездке на минеральные воды и затем стал ее постоянным врачом, а в 1840 году — действительным статским советником и лейб-медиком-консультантом Николая Рв. Это место он занимал вплоть до смерти императора в феврале 1855 года.
26 ноября 1840 года граф П. А. Клейнмихель сообщил президенту Медико-хирургической академии о желании императора, чтобы Мандт занимался практикой со студентами 5-го курса. По мысли Мандта, они должны были распространять учение своего наставника, так называемую атомистическую теорию. Свои профессорские обязанности Мандт исполнял бесплатно,
«Медики и самодержцы»: загадка смерти Николая I
673
получая как лейб-медик колоссальное жалованье в размере 19 тыс. руб. ассигнациями. Будучи по сути первым лейб-медиком-гомеопатом, Мандт отказался от сложной рецептуры и уменьшил дозы лекарственных веществ. Он настолько убедил императора в действенности своей теории, что по высочайшему повелению военные врачи должны были на смотрах и учениях носить на перевязи особые сумки с «атомистическими» лекарствами для подачи первой помощи заболевшим нижним чинам47. Его брошюра на немецком языке, в которой была изложена эта теория, по приказанию Николая I была переведена на русский язык и разослана при циркуляре Генерального штаба для руководства во все военные госпитали.
Гомеопатические методы использовались не только в армии и царской семье. М. М. Мандт, по свидетельству современников, имел обширную частную практику в аристократической среде. Он использовал также лечение голодом. Как писала баронесса М. П. Фредерикс, «кроме водяного отвара и блюда картофеля или моркови, вареных на воде, он ничего не позволял есть, давая притом порошки, приготовленные большею частью им самим, особенно для пациентов, к которым он благоволил и которые нужны были ему для его целей, а что цель у него была, это, пожалуй, верно»48. Пока М. М. Мандт являлся лейб-медиком императора, его теория считалась общепризнанной и не подлежала критике, но после смерти Николая I она была немедленно развенчана. В 1856 году для оценки лечения по «атомистической методе» была учреждена по повелению Александра II специальная комиссия, в которую вошли профессора Здекауер и Экк. Неблагоприятное заключение комиссии моментально похоронило саму «методу». В этом эпизоде обращает на себя внимание уровень принятия, казалось бы, сугубо медицинских решений. Как распространение, так и прекращение существования «атомистической теории» было связано с высочайшими решениями.
Описания внешности и характера Мандта были оставлены различными мемуаристами. А. В. Пеликан пишет, что «Мандт был человек весьма привлекательный, с изящными манерами, которые так часто встречались тогда у врачей иностранного происхождения... Говорил он исключительно по-французски и по-немецки»49. Исследователи-врачи концаХ1Х века отмечали, что «Мандт был, несомненно, талантливый человек, с независимым и сильным характером... Н. И. Пирогов, познакомившийся
674
И. В. ЗИМИН
с ним еще до его приезда в Россию и потом встречавшийся с ним в Петербурге, считает его недюжинным человеком, отмечая вместе с тем нелестные стороны его характера: тщеславие, карьеризм, несправедливую резкость в суждениях о других»50.
У баронессы М. П. Фредерикс остались иные впечатления от врача: «Он своим умом сумел обратить на себя внимание императора Николая Павловича. Сперва Мандта позвали лечить императрицу; как оказалось, его пользование оказалось удачно, этим он приобрел доверие государя как медик и был взят к высочайшему двору лейб-медиком государыни императрицы. Потом мало-помалу стал давать медицинские советы и государю, перешел в лейб-медики его величества и в конце концов сделался необходимым лицом у государя, сопровождал его величество в путешествиях, заменив уже престарелого Н. А. Арендта. Доверие государя к Мандту все более и более росло, и наконец своим умением вкрадываться в человека он достиг звания друга государя. Мандт был действительно нечто необыкновенное. Ума был редкого, выдающегося, что и привлекало к нему Николая Павловича. Но хитрость его была тоже выходящая из ряду вон, и умение ее скрывать было тоже необыкновенное. Он был один из таких людей, которых или ненавидели, или обожали. Он вторгался положительно в людей и делал из своих поклонников и поклонниц — особенно из тех, которые могли приносить ему личную пользу, — свои инструменты для разных интриг»51.
Еще более интригующим выглядит описание баронессой внешности лейб-медика: «Наружность Мандт имел совершенно мефистофельскую; голова его была маленькая, продолговатая, змеевидная, огромный орлиный нос и проницательный взгляд исподлобья, смех его был неприятный. При всем этом он хромал, ну, ни дать ни взять — Мефистофель, да и только. Для меня эта личность имела всегда что-то отталкивающее, я просто-напросто боялась его. Но во мне это возбуждало тяжелое чувство... В настоящее время ему бы приписали силу внушения, но тогда об этой силе еще не было и речи. Припоминая внушительный взгляд Мандта и своеобразное ударение пальцем по столу, когда он хотел что-нибудь доказать, смотря несколько секунд упорно вам в глаза, то невольно приходишь к мысли, что действительно Мандт обладал громадною силой внушения, притом он был и магнетизер. Странная, загадочная личность был этот человек»52.
«Медики и самодержцы»: загадка смерти Николая I	675
Сложно сказать, в какой мере на столь колоритные ретроспективные оценки повлияли слухи о роли Мандта в смерти Николая I. Во всяком случае сама репутация лейб-медика и окружавший его ореол таинственности, вероятно, способствовали распространению таких слухов. Обстоятельства кончины Николая Павловича стали звеном в той цепи легенд, которые сопутствовали жизни и смерти многих российских монархов.
Д. А. МИЛЮТИН
Кончина Николая Павловича
<Фрагмент>
<...> Государь еще в последних числах января1 вследствие простуды заболел гриппом. Болезнь эта была в то время весьма распространена в городе, вопреки существующему поверию, будто холера, продолжавшаяся тогда в Петербурге, устраняет обыкновенно все другие виды болезней. В первые дни Император не придавал значения своему нездоровью, продолжал обычный свой образ жизни и занятия. Но 4-го февраля, ночью, почувствовал он стеснение в груди, вроде одышки, и замечено было поражение легких. По совету доктора Мандта Государь не выезжал несколько дней и болезненное состояние несколько уменьшилось. С наступления (7-го февраля) первой недели великого поста Государь начал говеть, а 9-го числа чувствовал себя так хорошо, что вопреки настояниям врачей (Мандта и Кареля*) выехал в Михайловский манеж на смотр выступавших в поход частей войск. С этого дня начался у него кашель с мокротой. Несмотря на то, он выехал и 10-го числа на смотр в манеж. На другой же день открылась у него лихорадка, с довольно сильным жаром, а с 12-го числа больной уже слег в постель.
* Доктор Карель, обыкновенно сопровождавший Императора Николая в последние годы, был приглашен только с 8-го февраля в помощь Мандту, по просьбе последнего.
Кончина Николая Павловича
677
В этот именно день получено было прискорбное известие о неудаче под Евпаторией2, сильно взволновавшее больного. В ночь лихорадочные явления усилились. С 15-го февраля возобновились страдания легких; появилась подагрическая боль в большом пальце ноги. На следующий день, 16-го, больной почувствовал сильную боль в реберных мускулах. К вечеру эта боль уменьшилась, зато появилось биение сердца.
Слухи о болезни Императора встревожили весь город; но бюллетени о ходе болезни не печатались, так как Государь не любил подобного опубликования, а доставлялись только особам Царского семейства и выкладывались в приемной Зимнего дворца для лиц, приезжавших осведомиться о состоянии больного. Начали печатать эти бюллетени только с 17-го числа. В этот день, после беспокойной ночи с бредом, больной почувствовал сильное колотив в левой стороне груди, около сердца. Боль эта скоро прошла, но * лихорадочный жар, кашель и мокрота усилились. Приглашен был третий врач — лейб-хирург Енохин (состоявший при Наследнике Цесаревиче). Почти весь день больной был в бреду, хотя и не совсем в бессознательном состоянии. В ночь на 18-е февраля замечено было сильное поражение правого легкого; больной был уже в безнадежном положении. Утром 18-го числа Император, в полном сознании, причастился, трогательно простился со всем семейством и окружавшими, а в 1-м часу пополудни совершенно спокойно, без страданий, кончил жизнь.
Кончина Императора Николая Павловича на 59-м году жизни поразила всех своею неожиданностию. Можно ли было думать, что болезненная, хилая Императрица Александра Федоровна, недавно еще находившаяся в безнадежном положении, переживет своего супруга, казавшегося воплощением силы и здоровья. Его сразила не столько немощь телесная, сколько потрясение нравственное. Мощная натура его не выдержала удара, нанесенного душевным его силам. После тридцатилетнего царствования, ознаменованного славой и могуществом, увидев Россию в отчаянном положении, Император Николай не мог перенести горести от такого печального исхода всех его многолетних державных трудов. Это было слишком тяжкое разочарование, которое и свело его в могилу.
Кончина Императора произвела не одинаковое на всех современников впечатление, потому что не одинаково судили об историческом значении этой замечательной личности. Одни благоговели j перед ним как перед Царем и как человеком; ставили высоко
678
Д. А. МИЛЮТИН
твердость и неколебимость, с которыми держал он в продолжение 30 лет бразды правления, и восхищались его правдивым, рыцарским характером. Другие же видели в нем олицетворение сурового деспотизма, считали его жестокосердным, бесчеловечным. Когда распространилась весть о кончине Императора, когда народ стекался на панихиды и повсюду выражалась скорбь об утрате великого Государя, с личностию которого привыкли связывать представление о величии самой России, — в то же время, в известной среде людей интеллигентных и передовых, радовались перемене царствования, в том убеждении, что все наши тогдашние бедствия были результатом существовавшего дотоле режима, и в надежде на лучшее будущее. Не говорю уже о тех немногочисленных еще в то время пылких головах, которые, увлекаясь своею ожесточенною ненавистью к тогдашним нашим порядкам, не видели другого средства к спасению России, кроме революции, которые даже на тогдашние наши бедствия смотрели с злорадством, отзываясь о них цинически: «чем хуже, тем лучше». В известных кружках речь о кончине Императора Николая вызвала ликование; с бокалами в руках поздравляли друг друга с радостным событием.
Беспристрастная оценка личности и значения Императора Николая, конечно, принадлежит истории. О такой крупной, можно сказать, колоссальной личности можно судить, как о всяком большом предмете, только отступая несколько поодаль. Суждения современников неизбежно бывают более или менее субъективны. Вот почему и я, говоря теперь о личности Императора Николая, могу только высказать, как представлялся он моим глазам. Говоря совершенно откровенно, и я, как большая часть современного молодого поколения, не сочувствовал тогдашнему режиму, в основании которого лежали административный произвол, полицейский гнет, строгий формализм. В большей части государственных мер, принимавшихся в царствование Императора Николая, преобладала полицейская точка зрения, т. е. забота об охранении порядка и дисциплины. Отсюда проистекали и подавление личности, и крайнее стеснение свобод во всех проявлениях жизни, в науке, искусстве, слове, печати. Даже в деле военном, которым Император занимался с таким страстным увлечением, преобладала та же забота о порядке и дисциплине; гонялись не за существенным благоустройством войска, не за приспособлением его к боевому назначению, а за внешнею только стройностию, за блестящим видом на парадах, педантическим соблюдением бесчисленных
Кончина Николая Павловича
679
мелочных формальностей, притупляющих человеческий рассудок и убивающих истинный воинский дух. Однако ж при всем этом было бы несправедливо отрицать громадные успехи, сделанные в это 30-летнее царствование во всех отраслях государственного устройства России; во всем же, что было сделано в этот период, Государю принадлежало личное, непосредственное руководство. Кто имел случай сколько-нибудь прикасаться к ведению дел в его царствование, тот знает, как велика была личная деятельность Императора, с какою добросовестностию относился он к делам, каким чувством долга, какою горячею любовью к России и желанием ей блага был он проникнут. Если результаты его необыкновенной деятельности оказывались часто не соответствующими благим его намерениям, то следует, по моему мнению, приписать эти неудачи укоренившемуся в нем с юных лет крайне одностороннему взгляду.
В суждениях об Императоре Николае, как о человеке, также было много несправедливости. Неверно было признавать его жестокосердным и бесчеловечным. Правда, он был крутого нрава, очень вспыльчив и в порывах гнева несдержан. Поэтому он внушал страх самым приближенным лицам; его боялись даже члены семейства. Но порывы его выкупались рыцарским великодушием, прямотою, высоким благородством. Он имел особенную способность внушать привязанность к себе, и когда бывал в хорошем расположении духа, обворожал (так в тексте. — Л. 3.) своею любезностию. В этом отношении я могу сослаться на свой собственный опыт: в тех случаях, когда мне приходилось быть в личном соприкосновении с грозным Императором, например на маневрах, в путешествии, — не только не испытывал я страха и трепета, но меня пленяли благосклонное его обращение, открытый, проницательный взгляд, звучная, чистая, отчетливая речь. Случалось (во время пребывания в Гатчине) видеть его и в домашнем быту, в семейном кругу: тут он как будто сбрасывал с себя свое царское величие и обращался в благодушного, любезного хозяина дома. Император Николай был богато одарен природой: при своей внушительной наружности он отличался быстротою соображения и замечательным даром слова. Превосходно владея многими языками, он был в полном смысле слова оратором. Обращался ли он к войску, к толпе народа или говорил в совещательном собрании, представителям сословий, иностранным дипломатам, — во всех случаях речь его изливалась непринужденно, гладко, звучно и метко. Слово его всегда производило впечатление.
680
Д. А. МИЛЮТИН
На другой день кончины Императора Николая, 19-го февраля, во всех ведомствах и учреждениях Петербурга происходила присяга новому Императору Александру Николаевичу; везде служили панихиды по усопшем Императоре и молебствия по случаю вступления на престол его преемника. В половине 2-го часа был большой съезд в Зимний дворец; после обычного «выхода» и молебствия высшие чины гражданские, военные и придворные приносили присягу, а потом поздравления Их Величествам.
Для распоряжений о погребении усопшего Императора была назначена «Печальная комиссия», под председательством действительного тайного советника графа Гурьева. Траур наложен [был] на шесть месяцев, с обычными подразделениями. С 21-го февраля [был] открыт для всего народа доступ в Зимний дворец к телу, утром с 8 до 11 часов и пополудни с 2-х до 6-ти.
В тот же день, 21 -го февраля, в 12 1 /2 часов пополудни приказано было собраться в Зимний дворец всем чинам военно-учебных заведений и тем из воспитанников, которые носили звание фельдфебелей. Новый Государь, как бывший главный начальник этих заведений, пожелал лично проститься с бывшими своими подчиненными и после нескольких задушевных слов сам прочел отданный им в тот день прощальный приказ. Едва мог дочитать он дрожавшим голосом трогательные выражения своих чувств к заведениям, которыми начальствовал в продолжение шести лет; прослезившись и почти рыдая, он должен был несколько раз прерывать чтение. Наконец, дойдя до того места, где высказывалась признательность генералу Ростовцеву, Государь подал ему руку и сердечно обнял его. Ростовцев с увлечением поцеловал руку молодого Царя. Затем Государь обнимал поочередно всех членов совета, директоров заведений и в том числе начальника Военной академии, которому при этом сказал: «Надеюсь, что Военная академия будет и впредь давать таких же отличных офицеров, каких она уже дала войскам». Подозвав к себе воспитанников-фельдфебелей, со слезами сказал им: «Любите, дети, и радуйте вашего Государя, как прежде любили и радовали вашего начальника; помните нашего общего отца и благодетеля; передаю вам и его, и мои благословения». Воспитанники бросились целовать руки Государя, который, поцеловав двоих из них, сказал: «Я желал бы всех перецеловать; передайте это вашим товарищам».
Тут же Государь объявил, что жалует 1-му кадетскому корпусу мундир покойного Императора и приказал носить его вензель на
Кончина Николая Павловича
681
погонах в роте Его Величества. Прочитав еще приказ о наименовании Инженерного училища Николаевским, Государь закончил прием несколькими трогательными словами и еще раз благодарил всех прежних своих подчиненных.
27-го февраля, в воскресение, происходило перенесение гроба усопшего императора из Зимнего дворца в Петропавловский собор. Процессия следовала, согласно установленному церемониалу, чрез Адмиралтейскую и Сенатскую площади на Николаевский мост, по 1-й линии Васильевского острова и чрез Тучков мост на Петербургскую сторону. Кроме членов Императорской фамилии, участвовали в печальном поезде некоторые иностранные принцы и принцессы: наследный принц Виртембергский, эрцгерцог Вильгельм Австрийский, принц Карл Прусский, великий герцог Мекленбург-Шверинский, принц Фридрих Гессенский и Герман Саксен-Веймарский, вдовствующая великая герцогиня Мекленбург-Шверинская. Как обыкновенно, Государь, великие князья и принцы ехали за печальною колесницею верхом и за ними многочисленная свита, дети царские: наследник Николай Александрович, Великие князья Александр, Владимир и Алексей Александровичи — ехали в карете с генерал-адъютантом Н. В. Зиновьевым.
В Петропавловском соборе гроб стоял на катафалке в продолжение недели; во все это время служились панихиды в час дня и в 8 часов вечера. В определенные часы дня и ночи допускался народ.
Наконец 6-го марта совершился, с обычною торжественностию, обряд погребения.
Е. В. ТАРЛЕ
Крымская война
<фрагмент>
ЕВПАТОРИЯ
Смерть императора Николая I
<...> Чем хуже и тревожнее были доставляемые А. М. Горчаковым сведения из Вены, тем яснее становилось в Зимнем дворце, что в более или менее близком будущем вся огромная западная граница империи может оказаться под ударом войск Австрии, Пруссии и Германского союза (или «Германии», как он тогда именовался). Перед нами лежат четыре «собственноручные записки его императорского величества»: одна, помеченная 26 декабря, другая — 30 декабря 1854 года, третья — 10 января и четвертая — 1 февраля 1855 года.
Это последние в жизни Николая составленные им предначертания и сформулированные соображения о дальнейшем развертывании военных действий. Основная черта всех этих записок — ожидание близкого выступления всех германских держав, возглавляемых Австрией и Пруссией, против России.
Николай вполне определенно считается и с возможным выступлением уже не только Австрии, но и Пруссии и всего Германского союза, с опасностью, «ежели неприятелями нашими будут не одни австрийцы, но и Германия и Пруссия. Покуда заявленными нашими врагами еще одни австрийцы, прочие еще сомнительны». Ближайшей опасностью царь считает вторжение австрийцев и поэтому хочет усилить Южную армию. «Когда же Германия
Крымская война
683
и Пруссия не устыдятся присоединиться к числу наших врагов, тогда положение наше будет еще тягостнее». Нужно усилить Южную армию, но ослаблять центр нельзя. И царь находит необходимым образовать «государственное подвижное ополчение в помощь действующим войскам, в силе равняющееся 1/4 всей армии ».
Следует отдать справедливость Николаю: он вовсе не боится этих новых возможных врагов, хотя и понимает, что опасность серьезна. Он считает, что, организовав своевременно отпор, можно отразить любое нашествие. Всю оборону он разделяет на три «отдела»: северный, средний и южный. В северный входят: Финляндия, Петербург и прибрежье Балтики до границы Пруссии; в средний — Висла и крепости в Царстве Польском, включая Брест (этот «отдел» прикрывает два пути внутри империи — на Бобруйск и на Киев); наконец, в южный отдел входят: Подолия, Волынь, Бессарабия, побережье Черного моря. Каковы же грядущие или уже наступившие опасности, грозящие этим «отделам»? Сверху угрожают англо-французские десанты и шведские войска, в случае если бы Швеция присоединилась к союзникам. Но «особой важности» — средний отдел, потому что прикрывает центральную часть России с Москвой. Правда, пока еще только нужно считаться с близким выступлением Австрии; поэтому следует так расположить войска, чтобы иметь возможность давить на левый фланг Австрии, в случае если австрийцам удалось бы проникнуть на Волынь и Подолию. Пока не выступят Пруссия и «Германия», до тех пор этот средний фронт (по существу важнейший из всех) не так непосредственно опасен, как южный.
Южный фронт защищается двумя армиями: 1) Южной, которая «обязана с сухого пути остановить вторжение турок и австрийцев с союзниками в Бессарабию», а также должна защищать Одессу, Николаев и часть побережья Черного моря в своем тылу; 2) Крымской, которая обороняет Севастополь и Крым. Этот южный фронт находится в ближайшей, непосредственной опасности. Поэтому царь полагал, что прежде всего нужно усилить Южную и Крымскую армии за счет тех, которые охраняют «средний» фронт, и в Царстве Польском оставить це более одного корпуса. В случае вторжения со стороны австрийцев — отступать, «ежели необходимо, до Бреста» и очистить также Бессарабию и, «упираясь левым флангом к Днестру, отводить свой правый фланг к Бугу». «Настало время, — пишет царь в записке от 26 дека
684
Е. В. ТАРЛЕ
бря, — к усиленным мерам обороны, чтобы оградить государство от гибельных последствий борьбы с неравными силами противу возрастающей дерзости и коварных замыслов врагов наших». Поэтому необходимо образование государственного ополчения в помощь действующим войскам, причем это ополчение должно по численности равняться 1/4 части армии.
Эта записка была послана царем Паскевичу. Но фельдмаршал не согласился с царем в самом главном, хотя выразил это столь политично и осторожно, что Николаю показалось, будто Паскевич «в главном» согласен: «Переговори с князем Варшавским, я убедился, что в главных основаниях мысли наши сходятся. Разница ощутительная только в том, что князь Иван Федорович обращает больше важности (sic! — Е. Т.) на сохранение Польши, собственно в политическом отношении влиянием на Европу и в особенности на Пруссию ». Но царь стоит на своем: « Не отвергая сего, я остаюсь при мнении, что, сравнивая одно с другим, сохранение Крыма и прибрежья Черного моря едва ли не гораздо важнее не только влиянием на Европу, но и на Азию, и в особенности на наши закавказские области. Однако отнюдь не полагаю, чтоб для сохранения нашего обладания на юге следовало бросить Польшу без боя». Николай очень надеется на партизан в Волыни и Подолии и находит, что «их содействие в эту минуту будет величайшей важности в собственном нашем крае, в тылу и на флангах неприятеля». В этой (второй) записке от 30 декабря Николай снова говорит об опасном положении и снова выражает надежду отстоять границы: «Мы одушевлены правотой нашего святого дела, мы обороняем свой родимый край против дерзких и неблагодарных вероломных союзников. Эти чувства удваивают нашу нравственную силу. Нужны осторожность, решимость, деятельность, отважность и в особенности отстранение всякой личности, имея в глазах постоянно одно благо, одно спасение чести русской. Мы должны победить или умереть с честью».
Словом, царь признает положение опасным; он предвидит, что, если неприятелю повезет «в сем горестном случае, ежели бы везде потерпели неудачи, армия наша в Польше имеет путь отступления на Бобруйск, князь Горчаков — на Кременчуг, генерал Лидерс(е?) — на Николаев. Здесь же нам должно лечь, но не отступать... Мы должны победить или умереть с честью» — повторяет он2.
Однако возражения Паскевича явно произвели свое действие. Николаю оставалось жить всего две с половиной недели, когда он
Крымская война
685
составил новую записку о предстоящих военных действиях. Из этой записки мы видим, что, невзирая на дружелюбные отношения с Пруссией, царь считал центр своего государства настолько угрожаемым, что предпочитал, в случае войны с Австрией, скорее уж предоставить австрийцам богатые южные губернии, но ни в коем случае не ослаблять армейских частей, защищающих центр. Вот что мы читаем на первой же странице записки, составленной Николаем 1 февраля и пересланной Паскевичу и Михаилу Горчакову 2 февраля 1855 года: «Необходимость защитить на огромных расстояниях важнейшие точки государства принудила нас ограничиться не только выбором весьма немногих мест, но и уделить для сего ту только часть сил, которою располагать можем. Нет сомнения, что центр сухопутной нашей границы, прикрывая путь в сердце России, требовал особенного внимания; по сей причине в состав армии, в Царстве расположенной, назначены отборнейшие войска, гренадеры и за ними гвардия, дабы качеством войск возместить несколько недостаток численности. Таким образом, обязанность прикрывать центр государства лежит на 8 пехотных и 4 кавалерийских дивизиях, кроме соответствующего числа казаков. Армия сия расположена на правом берегу Вислы, на которой мы имеем 3 крепости; на левом фланге находится еще одна, а в тылу другая, Брест, через которую пролегает главный путь во внутрь северной части государства, Балта и дефиле Припяти отделяют от южной части, совершенно открытой до Днепра, вторжение неприятеля, угрожающего нам из Галиции. Оборона южной части империи, ближе к Черному морю, возлежит на обязанности Южной армии. Пространство между расположением ее по обоим берегам Днестра, до мест, занимаемых Центральною армией, весьма велико и, как выше сказано, ничем не прикрыто. По всем вероятиям, в случае войны с Австриею первый предмет неприятеля будет вторгнуться в сей промежуток, дабы пресечь всякое сообщение между нашими двумя армиями и воспользоваться всеми огромными способами богатого края, который мы оставим ему без сопротивления».
Правда, Николай высказывает тут же предположение, что Пруссия займет «оборонительное положение», если французская армия попытается войти в германские земли и оттуда пройти в Польшу. Но если Пруссия и сделает это, то лишь потому, что не захочет допустить польского восстания в Познани. Царь совсем не верит, чтобы Пруссия в самом деле хотела помочь России:
686
Е. В. ТАРЛЕ
«Одно опасение подобного (восстания в Познани. — Е. Т.) заставит Пруссию, может быть и нехотя, всеми силами противиться появлению французов у границ ее владений; таким образом, она будет действовать почти заодно с нами, хотя и не сознательно».
Кончается последняя записка Николая М. Д. Горчакову так: «Сегодня вечером по телеграфу узнали, что Джон Россель послан вторым полномочным в Вену и едет через Париж и Берлин и будто Решид-паша тоже туда назначается. Итак, кажется, будут переговоры, но толку не ожидаю, разве турки со скуки от своих теперешних покровителей не обратятся к нам, убедись, что их мнимые враги им более добра хотят, чем друзья.
После многих споров мы с князем Варшавским покончили, наконец, и вот копия с моей последней записки ему. Он хотел, чтоб я согласился: ему оставаться у Новогеоргиевска с 2-мя корпусами, гвардию хотел поставить в Вильне, а Ридигера с двумя дивизиями отослать в Бобруйск.
Немудрено было доказать ему всю несообразность подобного расположения войск. Теперь эта мысль миновалась. Ежели дела склонятся к разрыву, я намерен отправиться сам к армии, вероятно в Брест; думаю, что присутствие мое может там быть не бесполезно.
Новых начертаний тебе мне нечего делать. Главное условлено, ход дел укажет, что изменить нужно будет.
Надеюсь, что к маю у нас за Киевом будут готовы новые 24 батальона 4-го корпуса. Позднее, то есть к концу июля, готовы быть могут еще 24 батальона 5-го корпуса. Увидим позднее, куда нужнее их придвинуть будет. Наконец, подвижное ополчение к концу мая может получить уже свое первоначальное образование и придвинуться по прилагаемому расписанию. Вот все, чем мы располагать можем. Прощай, душевно обнимаю. Навсегда твой искренне доброжелательный — Н.».
Он думал о худшем, но с тревогой и надеждой ждал ежечасно известий о Евпатории.
4
Вечером 4 февраля 1855 года в Зимнем дворце впервые появился слух о том, что у государя легкий грипп и что врачи настаивают на необходимости отказаться от выездов из дома. Затем грипп стал проходить, но 7 и 8 февраля снова врачи советовали царю сидеть дома. 9 февраля, хотя болезнь не проходила, Николай велел закла
Крымская война
687
дывать экипаж и заявил, что едет смотреть маршевые батальоны. Доктор Карелль сказал ему: «Ваше величество, в вашей армии нет ни одного медика, который позволил бы солдату выписаться из госпиталя в таком положении, в каком вы находитесь, и при таком морозе в 23 градуса». Николай, «не обращая внимания на уговоры наследника и просьбы прислуга одеться потеплее», велел подать себе, к общему изумлению, легкий плащ — ив открытых санях поехал в манеж, где было так же холодно, как па улице, долго там пробыл и оттуда отправился не домой, но заехал неожиданно еще в два места. Приехал он совсем больной и ночь провел без сна. Высокая температура держалась всю ночь, а утром 10 февраля он вдруг заявил, что намерен опять ехать смотреть маршевые батальоны. Снова уговоры испуганной семьи и докторов не помогли, и он выехал опять в открытых санях. Мороз и леденящий ветер усилились со вчерашнего дня, и вернулся Николай в очень тяжелом физическом состоянии. Он не держался на ногах и слег немедленно. Дальше официальная версия говорит о все прогрессировавшем усилении болезни, а ряд других показаний неофициально свидетельствует, что, несмотря на все эти непонятные выезды в летнем плаще и прогулки человека с высокой температурой по 23-градусному морозу, железный организм никогда не болевшего Николая восторжествовал над болезнью и в ходе болезни стало намечаться улучшение. Эти разноречивые показания тоже немало способствовали возникновению слухов, о которых у нас сейчас будет речь и которые поползли по дворцу, по городу, по России, по Европе тотчас после развязки. А почва для таких слухов оказалась вполне подготовленной, поэтому и обнаружилась склонность им верить, несмотря на видимое отсутствие серьезных фактических доказательств.
Что с государем в последнее время творится неладное, было ясно решительно всем, кто имел доступ ко двору. Уже после снятия осады с Силистрии в нем стала постепенно совершаться перемена, которая акцентировалась все явственнее в течение неспокойного петербургского лета 1854 года, когда Чарльз Непир крейсировал в Финском заливе. Все менее и менее владел он собой. Известие об Альме повергло его сначала в ярость, и он набросился с гневом на ни в чем не повинного посланца Меншикова, ротмистра Грейга, привезшего весть о поражении. Больше этого не повторялось, подобных гневных выходок печальные вести с юга не возбуждали, но общая подавленность становилась все тяжелее. Царь жил от
688
Е. В. ТАРЛЕ
курьера до курьера и ничем не мог и не хотел отвлечься от одолевавших его тревог. Ф. И. Тютчев назвал его впоследствии «лицедеем» , актером. И в самом деле, Николай умел всегда маскировать свои истинные чувства и настроения, когда находил нужным это делать. Но тут, между Альмой и Инкерманом, а особенно между Инкерманом и Евпаторией, он, по-видимому, постепенно утрачивал веру даже в тех немногих людей, которым до той поры доверял. Все расползалось, все оказывалось гнилью, и все окружающие представлялись предателями. «Что ты, продать меня, что ли, хочешь?» — кричал он вне себя, примчавшись в Михайловский замок, когда узнал стороной, что комендант фон Фельдман, лично царем назначенный на этот пост, допустил каких-то, никому не известных двух людей к подробному осмотру секретной модели Севастополя, Это случилось совсем уж незадолго до конра.
«Гатчинский дворец мрачен и безмолвен. У всех вид удрученный, еле-еле смеют друг с другом разговаривать. Вид государя пронизывает сердце. За последнее время он с каждым днем делается все более и более удручен, лицо озабочено, взгляд тусклый. Его красивая и величественная фигура сгорбилась, как бы под бременем забот, тяготеющих над ним. Это дуб, сраженный вихрем, дуб, который никогда не умел гнуться и сумеет только погибнуть среди бури». Так писала в своем интимном дневнике жившая с царской семьей фрейлина Тютчева 24 ноября (6 декабря) 1854 года.
Жестоко уязвленная непомерная гордость явственно убивала этого человека и в то же время не позволяла ему признать, что именно она-то его и убивает. Среди зимы он переехал из Гатчины в Петербург и здесь продолжал возбуждать в ближайшей челяди такое же боязливое любопытство, какое возбуждал в Гатчинском дворце. Ночью часами прислуга слышала тяжелую поступь царя, неустанно шагавшего взад и вперед по той узкой, всегда почему-то очень холодной комнате в нижнем этаже Зимнего дворца, где он велел поставить свою кровать.
Знавшие его натуру и русские и иностранцы впоследствии нередко говорили, что они никак не могли представить себе Николая, садящегося в качестве побежденного за дипломатический зеленый стол для переговоров с победителями. А после Инкермана надежда на возможность избежать поражения очень потускнела. Лишнее было искать успокоения в беседе с Паскевичем, потому что царь знал, как мрачно смотрит фельдмаршал на русские перспективы. А кроме Паскевича, Николай теперь никому не верил. Конечно, он
Крымская война
689
не сомневался, например, в «лояльности» Александры Федоровны или наследника: он слишком хорошо знал, что на самостоятельное суждение при нем никто не отважится. Жена наследника Мария Александровна, как и ее муж, считала губительной, непоправимой ошибкой занятие Дунайских княжеств и так именно и высказалась, но этот приступ откровенности впервые постиг ее не в 1853 и не в 1854, а в 1856 году, когда Николай уже лежал в могиле и сама она была уже не великой княгиней, а императрицей и говорила с глазу на глаз со своей доверенной фрейлиной Анной Федоровной Тютчевой.
Слабая надежда на начавшиеся в декабре венские совещания исчезала с каждым новым донесением Александра Горчакова из Вены.
Николай, как и сам Горчаков, ясно видел, что враги хотят сорвать переговоры и что отделаться от войны без крайних унижений они ему не дадут, потому что слишком уже много потратили на эту войну материальных средств и людей, и слишком уверены в торжестве. Враги ведь тоже не предвидели, как долго им еще придется ждать этого торжества и сколько жертв оно еще потребует от них и каким, в сущности, сомнительным оно окажется по своим реальным результатам. Посол Наполеона III Буркнэ, больше всех работавший в Вене, чтобы сорвать переговоры, получил с конца января полную уверенность в самой деятельной помощи со стороны своего английского коллеги лорда Уэстморлэнда. Происшедшая в Англии перемена (скорее перетасовка в недрах кабинета), уход Эбердина и назначение премьером Пальмерстона — все это были события, слишком многозначительные. Если Николай и мог еще в декабре иметь слабую надежду на заключение мира, на «розыгрыш вничью», то в феврале 1855 года подобные ожидания оказывались совсем фантастическими: перед Николаем стояла стена.
Этот февраль и принес неожиданную развязку. В задачу автора предлагаемой работы не входит, конечно, подробный анализ скудных, не очень ясных, не очень достоверных, сбивчивых показаний об истории болезни царя, начавшейся 9-го и развившейся 12 февраля, и события последней ночи с 17 на 18 февраля, с того момента, когда доктор Мандт сменил в три часа ночи на дежурстве доктора Карелля у постели больного.
Нас тут может интересовать не вопрос об объективной правдивости официальной версии, но исключительно констатирование
690
Е. В. ТАРЛЕ
факта, широкое распространение в России и в Европе сомнений в правдивости этой версии, потому что эти слухи, хотя бы и совсем неосновательные, были одним из моральных факторов, оказавших в тот момент известное влияние.
5
Так как мы заняты вовсе не биографией Николая I, то рассмотрение по существу вопроса об обстоятельствах его кончины оставляем совершенно в стороне. Нам тут важно лишь отметить, что слухи о самоубийстве, даже если они были совсем неверны, не только были широко распространены в России и Европе (и оказывали свое воздействие на умы), но что верили этим слухам иной раз люди, отнюдь не грешившие легковерием и легкомыслием, — вроде, например, публициста Н. В. Шелгунова или историка Н. К. Шильдера. Уже после революции была напечатана многозначительная помета Шильдера на полях книги, в которой в обычных тонах передавалась официальная версия «об истинно христианской, праведной» кончине императора Николая. Шильдер лаконично написал свой отзыв: «отравился». При жизни Шильдер успел опубликовать лишь два больших тома предпринятой им научной четырехтомной биографии Николая. Но им были собраны уже обширнейшие материалы и для последующих двух томов. Кроме того, по своему положению, генерал Н. К. Шильдер, сын героя Силистрии, убитого под этой крепостью в 1854 году генерал-лейтенанта Карла Шильдера, человек, всю жизнь вращавшийся в высших военных и придворных сферах, был в состоянии собрать также и огромную неизданную, даже устную информацию. Если он, очень осторожный, объективный и скрупулезно добросовестный, весьма критически настроенный исследователь, пришел к такому категорическому умозаключению и полностью отверг казенную версию, то уже это одно показывает, что дело с этим официальным изложением обстояло очень неладно. Ошибся Шильдер в своем решительном выводе или не ошибся,— ясно одно, что официальная версия очень способна была возбудить к себе недоверие и оказалась недостаточно убедительной, чтобы рассеять слухи, сразу же возникшие у царского гроба.
Даже отвергая гипотезу самоубийства как недоказанную и недоказуемую, историк, знающий, что эти слухи сыграли свою историческую роль ранней весной 1855 года, обязан указать на некоторые свидетельства, хотя и вовсе не устанавливающие их
Крымская война
691
основательность и правильность, но, во всяком случае, объясняющие их возникновение и довольно упорную живучесть.
Широчайшему распространению слухов об отравлении Николая способствовало и совсем уже случайное обстоятельство: вследствие неудачного бальзамирования лицо умершего необычайно изменилось и раздулось, так что его прикрыли плотной материей в первые же часы после смерти.
Слухи находили себе почву и среди почитателей и среди врагов Николая.
Почва для слухов была подготовлена несколькими обстоятельствами. В Европе, с одной стороны, считали, что падение Севастополя не за горами, несмотря даже на зимнюю задержку, а с другой стороны, чем ближе лично знали и наблюдали Николая иностранные дипломаты, тем меньше, как уже сказано, они представляли себе русского императора в позе и в роли побежденного. Гипотеза самоубийства этим самым логически подсказывалась. Другим обстоятельством была необычайная краткость предсмертной болезни: Николай заболел 12 февраля, а уже утром 18 февраля его не стало. Третьим обстоятельством, породившим указанные слухи, было всеобщее изумление, что несокрушимое, железное здоровье царя, никогда ему не изменявшее, так катастрофически быстро поддалось простуде. Это изумление еще значительно усилилось, когда из показаний некоторых свидетелей выяснилось, что первоначальная болезнь, возникшая 4 февраля и усилившаяся 11-го, совсем почти прошла уже к 16 февраля и что никаких бюллетеней о царской болезни не выпускали именно потому, что считали больного вне всякой опасности.
14 февраля вечером прибыл, наконец, долгожданный курьер из Севастополя и тотчас был допущен к царю. Князь Меншиков доносил о неудаче Хрулева под Евпаторией... Впечатление, произведенное на царя этим известием, было по всем показаниям самым подавляющим. Ведь он-то и был инициатором этой атаки. Курьер прибыл 14-го вечером в понедельник, а 17-го в четверг вдруг во дворце заговорили, что болезнь вступила внезапно в острый фазис. Это было тем более неожиданно, что еще 15-го царь долго занимался делами и приказал наследнику написать Меншикову о смене его, а Михаилу Горчакову о назначении главнокомандующим. Путаницу усилил сам доктор Мандт. Он говорил (17-го же числа) в успокоительном тоне, что «совершенно не считает положение больного безнадежным», а затем, в начале четвертого часа ночи,
692
Е. В. ТАРЛЕ
выслушав больного, сообщил будто бы ему о близкой и совсем неотвратимой смерти, которая непременно наступит через несколько часов. Утром 18 февраля 1855 года наступила агония — и весь дворец знал, что агония была долгой и очень мучительной и что свидетельство об этом великой княгини Елены Павловны совершенно непререкаемо. Она все эти последние часы пробыла у постели умирающего, а ее правдивость и общая ее высокая моральная репутация ставили ее показание вне всяких сомнений. А между тем официальная версия явно лжет, представляя дело так, будто кончина была совсем спокойной и безболезненной (как более подобает при воспалении легких). Масса всякой публики окружила Зимний дворец: ведь до последней минуты никаких известий о болезни не было, и понять не могли, чем вызвано это молчание, если в самом деле царь болел уже с 4 февраля.
Но вот в половине первого часа дня над дворцом внезапно взвилось черное знамя. «Густая масса народа толпилась на Дворцовой набережной. Имя доктора Мандта стало ненавистным; сам он боялся показаться на улицу, так как прошел слух, что народ собирается убить этого злополучного немца. Кучер покойного государя, выйдя к толпе, едва смог ей выяснить, от какой болезни скончался царь. Несмотря на это, рассказывали, что доктор приготовлял для больного лекарства своими руками, а не в дворцовой аптеке, принося их с собой в кармане; болтали, что будто он давал больному порошки собственного изобретения, от которых и умер государь. Было наряжено следствие по этому поводу, которое ничего не доказало. Мандта, однако, поспешили в наемной карете вывезти из дворца, где он жил; говорят, в тот же день он выехал за границу». Это последнее сведение не верно. Мандт еще некоторое (очень короткое) время прожил в столице, а потом навсегда покинул Россию. Зная, как широко и быстро расползлись слухи о самоубийстве, об искусственно вызванной простуде, о приеме яда, когда простуда стала проходить, и т. д., фрейлина баронесса Фредерикс, великая княгиня Мария Николаевна и другие лица, близкие ко двору, стали яростно обвинять Мандта не более и не менее как в убийстве царя,— а другие, в противовес этим обвинениям, стали усиленно поддерживать версию о самоубийстве.
Слухи держались тем упорнее, что им верила не только широкая народная масса, но они находили доступ (и очень легкий) в среду высокообразованных людей. Известный демократический публицист Н. В. Шелгунов говорит об этих слухах в таких вы
Крымская война
693
ражениях: «Николай умер. Надо было жить в то время, чтобы понять ликующий восторг “новых людей”; точно небо открылось над ними, точно у каждого свалился с груди пудовый камень, куда-то потянулись вверх, вширь, захотелось летать. Причина смерти Николая не осталась тайной. Рассказывают, что, позвав своего лейб-медика Мандта, Николай велел ему прописать порошок. Мандт исполнил, Николай принял. Но когда порошок начал действовать, Николай попросил противоядие. Мандт молча поклонился и развел отрицательно руками. Рассказывают еще, что Николай покрылся своей походной шинелью и велел позвать своего внука, будущего цесаревича (умер в 1865 г.), и сказал ему: “Учись умирать”. Если это не анекдот, то он нисколько не противоречит общему характеру Николая. Народная молва заговорила об отравлении сейчас же после смерти Николая, и, конечно, Мандт поступил благоразумно, удрав за границу».
Шелгунов дает нам и другой вариант слухов о самоубийстве, причем формой добровольной смерти является не яд, а искусственно вызванная простуда.
«Император Николай скончался совершенно неожиданно даже для Петербурга, ничего не слышавшего раньше об его болезни. Понятно, что внезапная смерть государя вызвала толки. Между прочим, рассказывали, что умирающий император велел позвать к себе внука, будущего цесаревича. Император лежал в своем кабинете, на походной кровати, под солдатской шинелью. Когда цесаревич вошел, государь будто бы сказал ему: “Учись умирать”, и это были его последние слова. Но были и другие известия. Рассказывали, что император Николай, потрясенный неудачами Крымской войны, чувствовал недомогание и затем сильно простудился. Несмотря на болезнь, он назначил смотр войскам. В день парада ударил внезапный мороз, но больной государь отложить парад не нашел удобным. Когда подвели верхового коня, лейб-медик Мандт схватил его за удила и, желая предупредить императора об опасности, будто бы сказал: “Государь, что вы делаете? Это хуже, чем смерть: это — самоубийство”, но император Николай, ничего не ответив, сел на коня и дал ему шпоры».
В верхах медицинского мира столицы слухи о самоубийстве держались упорно. Их отголосок находим в воспоминаниях доктора А. В. Пеликана, внука директора Медицинского департамента и начальника Медико-хирургической академии, очень известного в свое время В. В. Пеликана: «В день смерти императора Николая
694
Е. В. ТАРЛЕ
дед заехал по обыкновению к нам, был крайне взволнован и говорил, что император очень плох, что его кончины ждут с часу на час. Вскоре после отъезда деда явился из департамента неожиданно отец и объявил, что императора не стало. Отец был сильно взволнован, глаза его были сильно заплаканы, хотя симпатий к грозному царю, он, по складу своего ума и характера, чувствовать не мог. Почти одновременно с приходом отца площадь стала наполняться экипажами съезжавшихся во дворец вельмож и всяким народом, по преимуществу простолюдинами. Вскоре из дворца кто-то вышел и обратился к толпе с речью, смысл которой, по всем вероятиям, был такой: “Император умер, да здравствует император”. Раздался какой-то стон толпы, который достиг моих ушей, несмотря на двойные зимние рамы. Что означал этот стон, я тогда оценить, само собою разумеется, еще не мог, а потому и принял за то, за что он выдавался официальной Россией, т. е. за стон безысходного народного горя и отчаяния...
Вскоре после смерти Николая Мандт исчез с петербургского горизонта. Впоследствии я не раз слышал его историю. По словам деда, Мандт дал желавшему во что бы то ни стало покопчить с собою Николаю яду. Обстоятельства эти хорошо были известны деду благодаря близости к Мандту, а также и благодаря тому, что деду из-за этого пришлось перенести кое-какие служебные неприятности. Незадолго до кончины Николая I профессором анатомии в академию был приглашен из Вены прозектор знаменитого тамошнего профессора Гиртля, тоже знаменитый уже анатом Венцель Грубер. По указанию деда, который в момент смерти Николая Павловича соединял в своем лице должности директора военно-медицинского департамента и президента медико-хирургической академии, Груберу поручено было бальзамирование тела усопшего императора. Несмотря на свою большую ученость, Грубер в житейском отношении был человек весьма недалекий, наивный, не от мира сего. О вскрытии тела покойного императора он не преминул составить протокол и, найдя протокол этот интересным в судебно-медицинском отношении, отпечатал его в Германии. За это он посажен был в Петропавловскую крепость, где и содержался некоторое время, пока заступникам его не удалось установить в данном случае простоту сердечную и отсутствие всякой задней мысли. Деду, как бывшему тогда начальнику злополучного анатома, пришлось оправдываться в неосмотрительной рекомендации. К Мандту дед до конца своей жизни относился
Крымская война
695
доброжелательно и всегда ставил себе в добродетель, что оставался верен ему в дружбе даже тогда, когда петербургское общество, следуя примеру двора, закрыло перед Мандтом двери. Дед один продолжал посещать и принимать Мандта. Вопрос этический... не раз во времена студенчества затрагивался нами в присутствии деда. Многие из нас порицали Мандта за уступку требованиям императора. Находили, что Мандт, как врач, обязан был скорее пожертвовать своим положением, даже своей жизнью, чем исполнить волю монарха и принести ему яду. Дед находил такие суждения слишком прямолинейными. По его словам, отказать Николаю в его требовании никто бы не осмелился. Да такой отказ привел бы еще к большему скандалу. Самовластный император достиг бы своей цели и без помощи Мандта, он нашел бы иной способ покончить с собой и, возможно, более заметный. Николаю не оставалось ничего другого, как выбирать между жребием или подписать унизительный мир (другого ему союзники не дали бы), признать свои вины перед народом и человечеством, или же покончить самоубийством. Безгранично гордый и самолюбивый, Николай не мог колебаться и сохранить жизнь ценой позора». Слухи, таким образом, шли из дворца, шли из медицинского мира, распространялись среди литературного мира, бродили в народной массе.
Явная лживость официального сообщения о том, будто уже с самого начала болезни, с 4 февраля, и во всяком случае с 11 февраля она не переставала прогрессировать, доказывается целым рядом показаний. Так, например, в воспоминаниях очень близкой ко двору фрейлины баронессы Фредерикс читаем: «В среду 16 февраля я обедала с ее величеством... Государыня была еще довольно спокойна ввиду уверений доктора Мандта, что опасности никакой нет в состоянии его величества» (подчеркнуто в подлиннике). Мало того: «В четверг вечером, 17 февраля, было назначено еще маленькое собрание у ее величества, как всякий вечер». А когда это собрание было отменено (вечером 17-го) и баронесса Фредерикс и две другие фрейлины уже после 9 часов вечера «в ужасе бросились к Мандту», то этот лейб-медик сказал им: «Успокойтесь, опасности нет». Баронесса пишет по поводу этого факта: «Отчего Мандт нас обманывал в эту минуту, один бог ведает. Мы, в ужасном состоянии, видим и чувствуем, что этот страшный человек нам нагло говорит неправду... Все объяты каким-то непреодолимым ужасом... никто не решается выговорить страшных слов». Утром
696
Е. В. ТАРЛЕ
18 февраля баронесса была в комнате умирающего, и тут, точь-в-точь как великая княгиня Елена Павловна, она решительно опровергает официальное сообщение о спокойной, безболезненной кончине: «Страдальцу императору делается все хуже; агония страшная.
Это, конечно, вовсе не доказывает еще наличности отравления, но в соединении с другими свидетельствами показание М. П. Фредерикс говорит о том, что официальная версия резко расходится с истиной в ряде существенных пунктов. Это-то явное сознательное уклонение от правды и способствовало в немалой степени распространению в России и Европе слухов о самоубийстве.
Граф Адлерберг немедленно после кончины царя вызвал старенького чиновника императорского двора и литератора еще времен Александра I, В. И. Панаева. Панаеву велено было написать статью о последних минутах царя. Он ее написал, причем в основу было положено «потребованное от доктора Мандта, который сидел в своей квартире в Зимнем дворце, не смея показаться па улице, подробное описание хода самой болезни государя». Так говорит сам В. И. Панаев. Это «описание» Мандта тотчас поступило к Панаеву, который призвал на помощь доктора Енохина. «Мы проработали с ним часа три, не вставая с мест, и успели в том, так что статья Мандта появилась вслед за моею статьею». Вышло именно то, что экстренно потребовалось. Министр юстиции Виктор Панин горячо поблагодарил Панаева за его творчество: «Умы начали волноваться,— вы их успокоили». Над двумя страницами Мандта Панаев «проработал»... три часа. Но «умы» все же успокоились не сразу. По показаниям не только секретаря комиссии по похоронам Николая, В. И. Писарского, но и других свидетелей, толпа волновалась и грозила Мандту расправой.
Для врагов николаевского режима это предполагаемое самоубийство было как бы символом полного провала всей системы беспощадного гнета, олицетворением которой являлся царь, и им хотелось верить, что в ночные часы с 17 на 18 февраля, оставшись наедине с Мандтом, виновник, создавший эту систему и приведший Россию к военной катастрофе, осознал свои исторические преступления и произнес над собой и своим режимом смертный приговор. Широкие массы в слухах о самоубийстве черпали доказательства близящегося развала строя, еще так недавно казавшегося несокрушимым.
Крымская война
697
«Обыватель, даже обыватель петербургский, в течение всего 1854 года все еще продолжал в значительном большинстве верить в прочность и конечное торжество существовавшего режима. Еще допевалась лебединая песнь полной грудью и с полной верой, а протест был еще едва внятен, как невнятное “ау” в лесу дремучем. Песня смолкла, и “ау” протеста раздалось громко и внятно лишь 18 февраля 1855 года, когда над Зимним дворцом взвился черный флаг и разнеслось по городу: “государь скончался”».
Таково показание дочери архитектора Штакеншнейдера, Елены Андреевны, беспристрастной и умной наблюдательницы. За границей слухи о самоубийстве крепли, несмотря на все меры, принятые с целью сообщить и популяризовать официальную версию о мирной, спокойной, христианской кончине. Тут следует заметить, что одна из брошюр, изданных по желанию русского двора за границей с целью борьбы против слухов о самоубийстве, не рассеяла, но, напротив, способствовала дальнейшему их распространению. Это была брошюра Поггенполя, изданная в Брюсселе в марте 1855 года. Поггенполь в этой брошюре допустил фразу, явно намекающую на добровольный уход Николая из жизни и как бы укоряющую врагов, которые его до этого довели. Эта мысль на все лады повторялась тогда и в России, и в Европе... «Все были поражены этой вестью, зная крепкое телосложение императора. Встречая еще недавно его, мужественного, молодца в полном смысле этого слова, никто не верил, чтобы он мог умереть так рано... Он бы и прожил еще много лет, да Пальмерстон и Наполеон III его сгубили»,— читаем у М. М. Попова в его интереснейших заметках о Николае, писанных под свежим впечатлением событий. Конечно, даже, может быть, и не веря слухам о самоубийстве, дипломаты и в Париже, и в Лондоне спешили использовать этот слух как доказательство признания покойным царем непоправимого и окончательного проигрыша войны.
В особенности этот новый прилив бодрости и уверенности в близкой победе противников России должен был сказаться на происходивших в момент смерти царя венских конференциях. Положение Александра Михайловича Горчакова сделалось еще труднее, чем было.
Правда, консервативная аристократия Австрии оплакивала Николая и выражала опасения и сожаления по поводу исчезновения такого «оплота против революции», каким был царь, но из Парижа поспешили пролить бальзам утешения.
698
Е. В. ТАРЛЕ
Министр иностранных дел Французской империи Друэн де Люис заявил Францу-Иосифу тотчас почти после смерти Николая, что основной задачей всех европейских правительств должно быть теперь достижение двойного результата: наложить узду на мировую революцию, не прибегая для этого к помощи России, и наложить узду на честолюбие России, не прибегая для этого к помощи революции. В тесном союзе Наполеона III с Францем-Иосифом Друэн де Люис и усматривал единственный шанс к достижению этой двойной цели. Следует заметить, что с этой точки зрения Франц-Иосиф и австрийская консервативная реакция в самом деле могли в тот момент не беспокоиться: все внешнеполитические успехи Наполеона III в Крымскую войну шли пока на пользу самой черной всеевропейской реакции. Не только в самой Французской империи все усиливался полицейский режим, но и Пий IX в Риме, и реакционные бунтовщики-карлисты в Испании как раз в это время пользовались полнейшей поддержкой французского императора. Только жестокие потери союзников в Крыму и бесконечно затянувшаяся осада Севастополя несколько ослабляли временами этот гнет клерикально-полицейских сил в Европе, делавших в те времена главную свою ставку на Наполеона III. Волей исторических судеб император французов в этом смысле с 1854-1855 годов до известной степени занял место умершего русского царя. Так писали и говорили некоторые представители тогдашней революционной общественности в Европе.
ОБЩИЕ ОБЗОРЫ И ИТОГИ ЦАРСТВОВАНИЯ
В. П. МЕЩЕРСКИЙ
Мои воспоминания
<Фрагмент>
<...> Другой смерти скоро суждено было разразиться над нами. Помню, что чуть ли не в воскресенье на масленице видел в последний раз Николая I на улице. В санях он ехал один мимо балаганов, тогда стоявших на Адмиралтейской площади. Вид у него был все тот же богатырский, но лицо его носило печать величественной скорби, про которую в ту зиму все говорили. Про это выражение душевного страдания, как постоянное, нельзя забыть. Потом каждый из нас понял, что надо было быть тем необыкновенным духовным существом монарха, каким был Николай I, жившим заодно с Россиею, чтобы постоянно в течение этого тяжелого года носить не маску, а именно естественное отражение на лице русской печали и умирать от этой печали. Эта последняя страница царствования и жизни Николая I так была необыкновенна своим величественным драматизмом, что изображение ее было под силу только второму Шекспиру. Факт был несомненен: Николай I умирал от горя и именно от русского горя.
Это умирание не имело признаков физической болезни, — она пришла только в последнюю минуту, — но умирание происходило в виде несомненного преобладания душевных страданий над его физическим существом: страдалец души побеждал богатыря тела; и когда он простудился вдруг, простуда бросилась на легкие и болезнь в этом колоссе силы пошла так скоро, что весь процесс болезни не длился и недели; душевные силы не могли противодействовать физической болезни, и физические силы, в свою очередь, были слишком поражены душевным недугом, чтобы бороться
702
В. П. МЕЩЕРСКИЙ
с разрушительным процессом. Оттого этот процесс разрушения шел очень быстро, и оттого немедленно после этой почти внезапной кончины по всему городу пошли ходить легенды: одна — о том, * что Николай I был отравлен его доктором Мандтом, и другая — о том, что он сам себя отравил.
Мы спокойно сидели в классах 16 февраля, когда вдруг явился с омраченным и озабоченным лицом Языков и велел нам строиться. Когда мы построились, он объявил нам, что Император опасно заболел и что мы идем в церковь молиться за него. Как громовым ударом поразила нас эта весть.
В церкви все мы стояли на коленях, и многие из нас впервые плакали с тем чувством тоски, которое потом в жизни входит в душу над гробом самых дорогих существ. Через день, 18 февраля, мы узнали, что Императора Николая уже нет.
Кончина его была тихая и прошла без страданий.
Финалом болезни был паралич легких. До последней минуты он владел полным сознанием и умирал с твердою и ясною покорностью, окруженный всею своею семьею и ни разу не проявивши ни желания жить, ни страха смерти.
Говорили о том, что виноваты были неискусные при Императоре врачи, старик Мандт и медик Наследника Каррель; винили обоих, что они не прибегли к помощи более авторитетных врачей; но дело в том, что сам умерший Император отдался с полным доверием своим врачам и не дозволял никаких других медицинских вмешательств. Мандт не имел ни авторитета, ни практики. Всегда здоровый, император Николай был плохою для него практикою, а в городе он не пользовался доверием; про Карреля можно было сказать то же самое.
В то время были две знаменитости в Петербурге: как консультант по внутренним болезням, прекрасный врач и еще более прекрасный человек, Арендт и, как хирург, Пирогов. Я назвал Арендта. Его прозывали ангелом больных. Этот старик, белый как лунь, не знал отказа больным и не знал различия между бедными и богатыми, между знатным и последним смертным. Это была легендарная личность. До конца жизни он давал право всякому будить его ночью, и куда бы то ни было он ехал.
Я помню, как у нас в доме он произвел на нас сильное впечатление, рассказав, как в эту ночь он был обеспокоен: усталый, он вечером брал ванну, но только что вошел в ванну и собирался потом выспаться, как пришли ему сказать про больного на Васильевском
Мои воспоминания
703
острове: пришлось вылезать из ванны, одеться и скакать к больному в 20 градусов мороза.
Столь же легендарною была личность Н. И. Пирогова. Это был поистине чудный человек. Взглянешь на его открытое, умное и суровое лицо, страх являлся; но едва он заговорит, едва он взглянет на больного, как сразу страх исчезает и заменяется именно детским доверием к нему, и каждое слово его, каждый звук его голоса при их резкости, даже при их грубости, дышали ласкою. Он тоже, как Арендт, не знал ни отдыха, ни отказа больному. Тип этих двух светил медицинской науки с их смертью угас навсегда.
Нас повели прощаться с Николаем I в Петропавловскую крепость, мы стояли шпалерами на Дворцовом мосту. На гробе была казацкая шапка. За гробом первый и отдельно шел новый Император Александр II в атаманском мундире гвардии казачьего полка. Лицо, его фигура были поразительно красивы. Порядок при шествии был замечательный. Упоминаю об этом потому, что, когда 26 лет спустя пришлось увидеть перенесение тела Александра II, совсем иной характер имела процессия и вся обстановка: как результат той эпохи, тогда именно заметно было отсутствие или, вернее, недостаток того строгого порядка, который так сильно отражался на всем в феврале 1855 года.
В минуту своей смерти Николай I, мы все это знали, оставлял в управлении крупные личности между государственными людьми. Рядом с ними стояли, правда, и маленькие, но дело в том, что вихрь нового так скоро унес всех в свои облака, что суд над личностями николаевского времени беспристрастно никто не успел сделать, и вследствие этого одних деятелей молва осуждала криво и косо, а о других как будто забыла.
Как я говорил раньше, военным министром в то время были все недовольны; обвиняли князя В. А. Долгорукова в неумение администрировать, а министра финансов Брока бранили за неспособность.
Но рядом с ними была крупная личность министра внутренних дел генерал-адъютанта Дмитрия Гавриловича Бибикова. Их было два брата в то время, и оба генерал-адъютанты: Дмитрий Гаврилович и Илья Гаврилович; первый составил себе громкое имя как киевский генерал-губернатор, умный администратор и строгий государственный человек; второй-был мягче и кротче своего брата: он был назначен виленским генерал-губернатором, а при всех личных прекрасных качествах — мог быть обвиненным
704
В. П. МЕЩЕРСКИЙ
только в недостатке того, что имел в избытке его брат: строгости — и в излишке доверчивости и доброты.
Дмитрий Гаврилович Бибиков, как про него тогда говорили, создал своего рода золотой век в министерстве внутренних дел, и, как я потом еще яснее сие уразумел из позднейших отзывов о нем его подчиненных, он управлял не бумагами, а умом. Он давал немало воли своим директорам департаментов и своим губернаторам, но себе оставлял строгий надзор за ними и за ходом дел и постоянную проверку всего, что в его министерстве делалось. У него был тщательно подобранный штат чиновников особых поручений, и должность эта при нем не была синекура, так как он им давал постоянно серьезные командировки и все нужное узнавал через них. Затем надо сказать, что Бибиков был вполне цельною личностью, на мелочи себя не разменивал и во всех отношениях держал себя гордо и совсем независимо, не зная ни поклонов, ни лицеприятия. Это был своего рода тип вельможи старого закала. Об нем много говорили, когда он вводил знаменитые инвентари в юго-западном крае.
На инвентарии Бибикова смотрели как на нечто вроде первого шага к освобождению крестьян в то время, когда о последнем никто не помышлял.
Оттого эта мера, столь умная и разумная, была принята недоверчиво и даже неприязненно известными кругами тогдашнего политического общества в Петербурге, и что было замечательно, во главе этой неприязненной оппозиции Бибиковским инвентариям стоял Наследник Цесаревич Александр Николаевич. В заседаниях по этому вопросу, бывавших под председательством самого Николая I, происходили серьезные схватки между Бибиковым и Цесаревичем, и вот тут-то в своем твердом отстаивании задуманного дела — без вопроса: кого он против себя вооружает, — Бибиков себя и показал во всей красе своей гордой и строгой независимости...
Показал себя в том и Николай I: раз он верил своему министру, он стоял за него горой и никому, даже своему Наследнику, не давал предпочтения в доверии. Партия антибибиковская была наполовину польская, ее тогда называли тоже крепостническою, и повторяю, весьма интересно констатировать, что меньше чем за 10 лет до реформы освобождения крестьян Цесаревич Александр Николаевич был случайным противником Бибикова именно потому, что в его инвентариях видели тогда попытку ограничения
Мои воспоминания
705
помещичьего права. Вражда эта была настолько серьезная, что после похорон Николая I Бибиков послал новому Государю свое прошение об отставке и получил ее, когда выбор нового Государя окончательно остановился на Сергее Степановиче Ланском.
Другою крупною и замечательною личностью государственною был граф Клейнмихель. Об нем, немедленно после его удаления при Александре II, поторопились составить самое лживое мнение, причем молва не поскупилась даже на самую бесцеремонную ложь и клевету, рассказывая легенды про его обогащение на казенный счет. Детьми мы еще ездили в клейнмихельский дворец у Обухова моста, и я живо помню этого в высшей степени оригинального человека; оригинальность его заключалась в слиянии в нем чего-то почти детски наивного и простого с несколькими резкими чертами государственного человека; черты эти были: строгость, фанатичная преданность Царю и умение не только управлять людьми, но выбирать людей для дела. Все, что себя прославило умом, дарованиями и знанием в мире путейских инженеров в эту эпоху, было личным выбором самого Клейнмихеля, и все это были крупные личности. Смешно даже говорить о деньголюбии Клейнмихеля, ибо он был именно смешон не только в своей оригинальности, но в незнании даже цены деньгам: он не умел отличать бумажки, и никогда денег близко не видал.
Он был до того равнодушен к вопросам материальной жизни, что, если бы ему сказали жить в подвале или мансарде, он жил бы, не испытывая никакого неудобства. Обладая чудным даром — вдохновлять подчиненных огненным усердием к службе, он вдохновлял их тоже своею честностью. В клейнмихельское время не было ни одного крупного инженерного имени, например, про которого могли бы сказать что-либо бесчестное: про состояния, нажитые тогда инженерами, никто не мог говорить, ибо их не было, и потом, когда начались все эти лживые легенды про Клейнмихеля, никогда никто не мог указать ни на один факт, и в особенности ни одного запятнанного имени его сотрудников. Может быть, наживались подрядчики при постройке Николаевской железной дороги, может быть, кое-где по округам браЛи взятки кое-какие мелкие служащие, но Клейнмихель и его главные сотрудники были чисты, как алмазы.
Да, дорого стоила постройка Николаевской железной дороги, но зато как она была построена! Ведь тогда, когда ее начали строить, дело железнодорожное в Европе было еще в детском возрасте,
706
В. П. МЕЩЕРСКИЙ
и громадная историческая заслуга Клейнмихеля заключалась в том, что он постройкою этой дороги создал целый самостоятельный мир науки и практики постройки, и тогда, когда она была готова, и 10, и 20 лет спустя весь мир признал, что по качествам и достоинствам постройки Николаевская дорога первая в мире. Насколько расходы не играли роли в постройках, а играли главную роль требования прочности и крепости, — доказал, между прочим, Николаевский мост. Николай I был сам инженером, поэтому он знакомился с проектом построек критическим умом сведущего в деле человека. Когда проект Николаевского моста был окончен, Клейнмихель его представил на утверждение Николая I. Если не ошибаюсь, он составлен был знаменитым тогда инженером Кербедзом. Николай I, рассмотрев во всех подробностях проект, призвал Клейнмихеля и, прямо указав ему место на плане со стороны Васильевского острова, сказал: проект не годится; на этом месте лед будет затираться и мост не выдержит; надо все кругом в этом углу до дна обложить гранитом. Клейнмихель взял назад проект. По расчетам строителей, на осуществление мысли Николая I потребовалось бы чуть ли не на 2 или 3 миллиона больше. Клейнмихель, представляя Государю новый план, доложил о том, насколько он обойдется дороже. «Хоть на 10 миллионов больше, — ответил Николай I, — ни мне, ни тебе в карман они не пойдут, а на прочность!» Оказалось потом, что Николай I был безусловно прав, ибо именно в указанном им месте собирался лед, и не будь там гранитного дна, мост и года не выдержал бы. Этот-то принцип: хоть 10 миллионов, но чтобы было прочно, — применялся ко всем сооружениям Клейнмихеля. Он миллионы истратил на прочность, но миллионы сберег ремонта.
Третья крупная личность николаевского царствования был Киселев, создатель министерства государственных имуществ. Четвертою крупною личностью был граф Уваров, министр народного просвещения, потом замененный Авраамом Сергеевичем Норовым — тоже крупною личностью. Граф Уваров создал прекрасный и живой тип наших среднеучебных заведений в виде гимназий. Рядом с этими крупными государственными личностями выделялась тоже оригинальная, цельная и самобытная личность графа Виктора Никитича Панина, министра юстиции. Об ней поговорю после.
Наконец, не мал и не дюжин был, несмотря на свой маленький рост, похожий на Тьера, знаменитый граф Нессельроде, министр
Мои воспоминания
707
иностранных дел. Он был и ловок, и умен, но, к сожалению, у него было два крупных недостатка: он не был русский по душе и совсем ею не роднился со своим монархом, а во-вторых, был феноменальный эгоист-эпикуреец. Оттого про него говорили, что он больше сделал для кулинарного искусства и для цветов, чем для иностранной политики России. Его кухня считалась первою в Петербурге, и его знаменитые оранжереи на островах были храмом самого утонченного культа флоры. Туда ездили, как на богомолье. Про эгоизм его припоминаю следующий характерный эпизод. В Летнем саду один молодой человек, Ган, ехав в кабриолете, разбился об дерево и упал полумертвый. Его перенесли домой. Г-жа Колерджи, племянница Нессельроде, в тот день должна была ехать в Варшаву и простилась с дяденькою, у которого гостила. Узнав о несчастии, постигшем этого молодого человека, которого она хорошо знала, она отложила свой отъезд, чтобы ухаживать за умирающим, и вечером явилась к дяде, думая ему сделать приятный сюрприз. Нессельроде рассердился.
—	Я уже с тобою простился, — сказал он, — и примирился с мыслью, что ты уехала, а теперь опять я должен буду себя тревожить неприятностью второй раз с тобою прощаться.
Смерть этого идеала эпикурейства и эгоизма была, однако, замечательная. Казалось бы, ему следовало бояться смерти как лишения всех прелестей жизни. Напротив, Нессельроде умирал ясно и тихо и, умирая, сказал:
—	Я умираю с благодарностью за жизнь, которую я так любил, потому что ею так наслаждался.
М.Н.ПОКРОВСКИМ
Русская история в самом сжатом очерке
<Фрагмент>
Заботы Александра об его власти над Европой сильно раздражали русское дворянство и буржуазию. Раздражение особенно усилилось благодаря польской политике Александра. Стали говорить, что он влюблен в Польшу, а Россию ненавидит. Даже купцы в петербургском Гостином ряду толковали, что уж, если Польше дали конституцию, надо ее дать и России. Среди русского офицерства было такое озлобление, что поговаривали об убийстве Александра. Это много помогло образованию в последние годы его царствования военного заговора, известного под именем «заговора декабристов», потому что он разразился 14 декабря 1825 года, но начался он в 1821 году, а подготовляться стал еще раньше, с 1816-1817 годов*. Александр не дожил до открытой вспышки заговора, он умер 19 ноября 1825 года.
Его наследником стал его младший брат Николай Павлович, которого мы отчасти уже знаем. Он понял ошибку Александра и повернул внешнюю политику в том направлении, в каком нужно было русскому промышленному и торговому капиталу: стал «вооруженною рукою пролагать для русской торговли пути на Востоке», Польшу сравнял с Россией, воспользовавшись неудачной польской революцией 1830-1831 годов, а в дела Западной Европы остерегался вмешиваться, хотя у него очень руки чесались раздавить и французскую революцию 1830 года, (так называемую
* Подробнее о заговоре декабристов см. ниже, глава «Революционная буржуазия*.
Русская история в самом сжатом очерке
709
июльскую, низвергнувшую во Франции господство земельной аристократии, водворившейся там после падения Наполеона, и поставившую у власти крупных фабрикантов и банкиров; их управление привело к новой революции 1848 г.). Военные поселения он также не распространял дальше и Аракчеева уволил, но аракчеевские порядки сохранились во всей неприкосновенности.
Николаевское царствование было промежуточным царствованием. Промышленный капитал уже был налицо и боролся за власть с торговым, но последний пока был настолько силен, что не шел ни на одну явную уступку, стараясь закупить своего соперника тайными поблажками. Наиболее откровенным способом подкупа была внешняя политика, о которой уже говорилось. Но промышленному капиталу нужны были не только новые рынки, ему нужен был, во-первых, свободный рабочий, а во-вторых, ему нужен был «грамотей-десятник», нужна была интеллигенция, чтобы управлять этим рабочим, организовать промышленность и руководить ею. При Николае был основан технологический институт, возникли «реальные» гимназии, где основой преподавания были математика, физика, естественные науки, коммерческие училища; были попытки улучшить университеты, подготовляя преподавателей для них в заграничных университетах; это отчасти и удалось. Сороковые годы были блестящим временем для Московского университета. И рядом с этим главное место отводилось классическим гимназиям, где в основу были положены никому не нужные древние языки, главным образом латинский. Из учеников старались воспитать исправных чиновников (для чего в старших классах преподавалось законоведение) и внушить им преданность «православию, самодержавию и народности». Выучившихся в заграничных университетах профессоров держали под строгим надзором; разрешение прочесть самую невинную публичную лекцию об Александре Македонском, о Тамерлане давалось с величайшим трудом, почему, разумеется, всякая такая лекция становилась чуть не революционным событием. Напечатать ничего нельзя было без разрешения цензуры, что заставляло писателей прибегать к эзоповскому языку, а читателей учило понимать с полуслова и читать между строк. Писалась статья об австрийском министре финансов Бруке, а все знали, что речь идет о русском министре финансов Броке. Нельзя было, разумеется, и подумать напечатать что бы то ни было об освобождении крестьян, нельзя было даже назвать прямо крепостное право: вместо него употреблялось выражение
710
М. Н. ПОКРОВСКИЙ
«обязательная рента», а статья озаглавливалась «О причинах колебания цен на хлеб в России». Все знали, что в ней говорится именно о крепостном праве и ни о чем больше.
Около крепостного права всего больше хлопотал и Николай I, но хлопотал тайком, пуще всего боясь, как бы это не огласилось и не стало известно, боже сохрани, прежде всего помещикам, а затем самим крестьянам. С первого же года своего царствования, 1826 года, он созывает один комитет по крестьянскому вопросу за другим, и все эти комитеты были секретные. В своем кабинете он украдкой показывал своим приближенным шкаф. «Здесь документы, — говорил он, — с которыми я поведу процесс против рабства». Но дальше его приближенных — и то самых доверенных — никто этого шкафа не видел. Только раз он решился поговорить об этом вопросе «келейно» со смоленскими помещиками, но, наткнувшись на сопротивление, струсил и не настаивал. Вообще своим характером этот «железный» государь, «царь-рыцарь» очень напоминал пословицу: «Молодец среди овец, а на молодца и сам овца». Из его хлопот по крестьянскому делу ничего, разумеется, не вышло, вышел только закон об «обязанных» крестьянах, позволявший помещикам не освобождать крестьян совершенно, а только отказываться от права на их личность. «Обязанные» крестьяне не могли быть продаваемы поштучно, как скот, нельзя было менять их на собак, по произволу брать во двор и т. д., но они по-прежнему должны были работать на барина, платить ему оброк, то и другое только в определенном размере (определенном самим помещиком). Словом, всякий не спившийся с ума барин делал именно то самое, что ему позволял этот закон; можно спросить, кто захотел бы таскаться по канцеляриям, чтобы на бумаге закрепить то, что и так ему никто делать не мешал? Это было все равно что издать закон, разрешающий ходить ногами, есть ртом и т. д. Не мудрено, что желающих воспользоваться «благами» нового закона почти не нашлось, только некоторые придворные Николая из холопства перевели своих крестьян в обязанные; крестьяне остались к этому благодеянию совершенно равнодушны.
Спрашивается: почему же Николай топтался на месте в этом вопросе, важность которого он понимал? Конечно, не только потому, что у него характера не хватало. Мы видим, что там, где хозяйственные условия требовали освобождения, как это было с крепостными мастеровыми на фабриках, освобождение и совершилось без всяких затруднений и без обсуждения вопроса
Русская история в самом сжатом очерке
711
семьдесят семь раз в секретных комитетах. Не характер Николая определял положение, а положение определяло характер и его самого, и всего окружавшего его общества. Промежуточное положение, борьба между новым, которое стучалось в дверь, и старым, которое упорно не хотело отпирать, всех «властителей» тех дней делало промежуточными существами, которые думали и говорили одно, а делали другое. Это приводило к страшному развитию в тогдашнем высшем обществе лицемерия.
Лицемерие пропитывало все николаевское общество сверху донизу. Лицемерие самого Николая воплотилось всецело в одном факте: когда в Сибири поймали шайку разбойников, долго наводившую ужас на целую губернию, губернатор предложил их казнить. Николай написал на донесении губернатора: «В России, слава богу, нет смертной казни, и не мне ее восстановлять, а дать каждому из разбойников по 12 тыс. палок». Здесь все было ложью. Во-первых, смертная казнь в России по приговору военных, чрезвычайных и т. д. судов существовала, и Николай начал свое царствование с подписания смертного приговора пяти вождям декабристов, а во-вторых, больше 3 тыс. палок никто, даже самый здоровый человек, выдержать не мог. 12 тыс. означало верную смерть задолго до окончания наказания (в этом случае на тележке возили и били палками уже труп). Николай это прекрасно понимал, конечно, но не поломаться не мог. Лицемерием была пропитана вся его личная жизнь. Он был, конечно, так же развратен, как все его предшественники и предшественницы. У него была постоянная фаворитка, с которой его законная жена Александра Федоровна была в большой дружбе — до того это считалось естественным. Но кроме того, к его услугам был целый гарем из придворных дам и девиц (фрейлин), балетных танцовщиц и т. д. Мужья и отцы, как чумы, боялись николаевского двора; поэт Пушкин пал жертвой ужасной обстановки, которая складывалась для людей, имевших красивую жену и в то же время имевших несчастье принадлежать к придворному кругу. И вот создавший такую обстановку Николай перед людьми разыгрывал самого примерного семьянина. На людях он самым почтительным образом относился к своей «законной жене», был самым нежным отцом семейства, разыгрывал целые комедии «семейного счастья» за утренним кофе или вечерним чаем, на елке и т. п. Его холопы потом с умилением вспоминали эти картины на старости лет; это были «самые светлые воспоминания» их жизни. Это лицемерие он выдержал до самого конца:
712
М. Н. ПОКРОВСКИЙ
после того как он перед смертью исповедался и приобщился, в его комнату больше не пускали фаворитку, вход туда имела только императрица.
Это лицемерие, пропитавшее всю его жизнь, и делало больше всего николаевское царствование таким тяжелым и гнетущим. Под конец Николай опротивел даже тем, кто от его порядков кормился. Богатый помещик и откупщик* Кошелев рассказывает в своих записках, что во время Севастопольской войны он и его знакомые не особенно огорчались поражениями русской армии, надеясь, что военная неудача так или иначе положит конец николаевскому царствованию. Можно себе представить, что это было за царствование, которое даже богатых буржуа делало пораженцами! Когда Николай умер, необходимость перемены сознавали все, не исключая его ближайших помощников. Один из вернейших его слуг, князь Орлов, дрожа от страха, сел на кресло председателя главного комитета по крестьянским делам, и, хотя после каждого малейшего движения вперед этого дела он в ужасе бежал к Александру II и впадал перед ним в истерику, реформа все же совершилась и крестьяне были освобождены, насколько позволяли интересы помещиков и торгового капитала. Экономические причины и последствия падения крепостного права мы видели и к этому не будем возвращаться. Но одной экономической стороной дело не могло ограничиваться: экономическая перемена тянула за собой ряд других. Крепостническое государство представляло собой целую систему управления. Когда вынули или по крайней мере сильно пошатнули краеугольный камень — крепостное право, все здание должно было пошатнуться и дать трещины.
Крепостное право было только самым главным способом «внеэкономического принуждения» мелкого самостоятельного производителя к тому, чтобы он выдал свой прибавочный (а иногда и необходимый) продукт. Но мы уже видели и другие способы, например подати. Суть была в том, чтобы опутать мелкого производителя — крестьянина или ремесленника — такой густой сетью всевозможных стеснений и ограничений и так его запугать при этом, чтобы ему, что называется, податься было некуда. Этой цели
* Откупщиками, как мы помним, называли тех капиталистов, которые «брали на откуп» продажу водки в той или другой губернии, т. е. платили государству всю сумму налога на водку и за это получали право спаивать народ, наживая огромные барыши.
Русская история в самом сжатом очерке
713
и достигло крепостническое государство со всеми его порядками. Оно прежде всего брало все мужское население на учет, от времени до времени поверяя его наличность, это называлось «ревизиями» (что значит именно «поверка», «пересмотр»). По ревизии — первая была при Петре — крестьянин записывался за тем или другим помещиком: имение тогда и оценивалось количеством «ревизских душ» (в просторечии просто «душ»), которые к нему были приписаны. Помещик отвечал за то, чтобы приписанные к нему крестьяне не разбежались и платили исправно подушную подать. За это они отдавались в полное распоряжение помещика. Он их судил и наказывал вплоть до ссылки в каторжную работу. А жаловаться на него крестьяне не смели под страхом жесточайшего телесного наказания; за подачу челобитной государю на помещика как «сочинитель» челобитной (тут надо припомнить, что крестьяне того времени были почти поголовно безграмотны, стало быть, написать прошение не могли), так и подавшие его крестьяне подлежали наказанию кнутом (мы сейчас увидим, что это такое) и ссылке в Нерчинск «в вечную работу». Так гласил указ «просвещенной» Екатерины П, изданный вдобавок в то время, когда она, по уверению буржуазных историков, была «либеральна» и созывала нечто вроде дворянского парламента, так называвшуюся комиссию для сочинения нового Уложения («Уложение», т. е. сборник законов, было издано при втором Романове — Алексее Михайловиче, отце Петра I, и потом не проходило царствования, чтобы не собирались писать нового, но из этого ничего не выходило, пока Николай I не додумался до идеи просто собрать вместе все указы, издававшиеся в разное время разными царями, и, выбрав важнейшие, назвать их «Сводом законов»).
Вооруженный всеми средствами, чтобы запугать крестьянина, помещик широко этими средствами пользовался. Ссылал он редко: невыгодно было терять рабочую силу. Но он пользовался предоставленным ему правом наказания, чтобы бить крестьянина, и бил жестоко. За малейшую провинность палки, плети и розги сыпались на крестьянскую спину сотнями и тысячами. Исконными русскими наказаниями были палки (батоги) и плети, а розги пришли к нам с просвещенного Запада от немецких помещиков прибалтийских губерний: те находили, что розги — наказание столь же мучительное, но будто бы менее вредное для здоровья, чем палки. Русские помещики сначала злоупотребляли этой «мягкой» формой наказания и назначали розги тысячами
714
М. Н. ПОКРОВСКИЙ
и десятками тысяч. Только постепенно они убедились, что розгами можно даже вернее засечь человека, чем палками. За этот опыт, вероятно, поплатилась жизнью не одна тысяча крестьян, но ни-’ чем не поплатился ни один помещик. Ибо, хотя и не было закона, разрешавшего помещику убивать крепостных, на деле судили только за убийство в прямом смысле этого слова, из «собственных рук» барина (да и то из десяти таких дел до суда доходило одно); если же крестьянин умирал от последствий жестокого наказания, помещик всегда почти оказывался прав, а виноваты те, кто наказывал, — крепостные же кучера и лакеи. Как будто они смели ослушаться помещика!
Бить крестьянина считалось таким же обычным делом, как хлестать кнутом лошадь, чтобы скорее ехала. Об этом безо всякого стыда рассказывают интеллигентные помещики XVIII века, как, например, автор известных «Записок» и образованный сельский хозяин Болотов, который сек крестьянина пять раз подряд, чтобы тот назвал своего сообщника в воровстве. Крестьянин упорно молчал или называл людей, непричастных к делу; тех тоже секли, но, разумеется, ничего не могли от них добиться. Наконец, опасаясь засечь вора до смерти, Болотов «велел скрутить ему руки и ноги и, бросив в натопленную жарко баню, накормить его насильно поболе самой соленой рыбой и, приставив строгий к нему караул, не велел ему давать ничего пить и морить его до тех пор жаждой, покуда он не скажет истины, и сие только в состоянии было его пронять. Он не мог никак перенесть нестерпимой жажды и объявил нам наконец истинного вора, бывшего с ним в сотовариществе». Один раз истязаниями Болотов довел одного своего крепостного до самоубийства, а другого до покушения на убийство самого Болотова. Но совесть этого просвещенного человека, написавшего книжку «Путеводитель к истинному человеческому счастью», и тут осталась совершенно спокойна; а «сущими злодеями, бунтовщиками и извергами» оказались у него замученные им люди.
А если домашних средств помещика — розог, «кормления селедкой» и т. д. — не хватало и крепостной, не боясь всего этого, шел до покушения на помещика или чего-нибудь в этом роде, на сцену выступал общегосударственный суд с теми же мучительствами, но несравненно крупнее. Суд этот был опять-таки помещичьим: его председатель и товарищ председателя были выборные от дворянства, а «заседатели» из крестьян (некрепостных) играли при дворянах роль сторожей и рассыльных: мели иной раз полы и т. п.
Русская история в самом сжатом очерке
715
До царствования Екатерины этот суд мог применять пытку. Она начиналась с того, что несознавшегося арестанта поднимали на закрученных назад руках на дыбу, причем от тяжести тела руки сейчас же выскакивали из суставов. Если эта адская боль не заставляла «признаться», его начинали бить кнутом. Не следует думать, что это было невинное орудие, которое теперь употребляют крестьяне и извозчики, чтобы подогнать лошадь. Кнут «заплечного мастера» (палача) был тяжелейшей ременной плетью, конец которой был обмотан железной проволокой и облит клеем, так что представлял собой нечто вроде гири с острыми углами. Эта остроугольная шишка рвала не только кожу, но и мускулы до костей, а тяжесть кнута была такова, что опытный «мастер» мог с одного удара перешибить спинной хребет. Это он проделывал, конечно, не на пытке (там это было нерасчетливо), а во время наказания, ибо кнут служил средством не только добывания истины, но и расправы с осужденными. Если на пытке и кнут не достигал цели, применялись дальнейшие средства: раздавливали пальцы особыми тисками, сжимали голову веревкой так, что пытаемый приходил «в изумление», наконец, жгли горящими вениками.
Из лицемерия перед Западной Европой, которая притворялась, что приходит в ужас от московитского варварства, хотя там торговый капитал пользовался точно такими же средствами устрашения*, Екатерина II отменила официально пытку. Неофициально она применялась еще долго спустя — в политических процессах, по некоторым сведениям, до 60-х годов, т. е. еще при Александре II. Это касается судебной пытки; что касается жандармов и охранки, то они, как всем известно, пытали еще в 1905-1907 годов, да, вероятно, и позже, так что приличие было соблюдено только на бумаге.
Но и на бумаге не нашли нужным отменять наказания кнутом, и это несмотря на то, что оно очень часто кончалось смертью наказываемого, а смертная казнь, опять-таки на бумаге, была отменена еще Елизаветой Петровной. Рассказывали, что эта императрица, идя во дворец с гвардейцами арестовывать маленького Ивана Антоновича, так трусила, что дала обет в случае удачи никого
* Кнут, дыба и т. п. имелись, например, в австрийском и прусском законодательстве. А один очень мучительный вид смертной казни — колесование (раздробление костей тяжелым колесом) — пришел к нам именно с Запада, где он применялся во Франции, например, до революции.
716
М. Н. ПОКРОВСКИЙ
не казнить. Мы помним, что ради той же удачи она заключила договор и с врагами России — шведами. Овладев престолом, она обманула и шведов, и господа бога: отперлась от своих обещаний и заменила виселицу кнутом. Результат был тот же, мучился несчастный даже больше, но зато на бумаге не было слов «смертная казнь», а только число ударов кнута. Все знали, что, если это число больше двух-трех десятков, это верная смерть, а назначали и 120 ударов, да притом опытный палач мог, как мы знаем, убить и с одного удара, ежели начальство прикажет. А ежели начальство не желало смерти осужденного, да тот еще был вдобавок человек богатый, мог дать взятку палачу, так он и после большого числа ударов оставался жив и даже почти здоров. Очень гибкое было наказание и потому вдвойне удобное. Для дворян, впрочем, Екатерина совсем отменила кнут, он остался только для «подлых» людей. Ее сын Павел восстановил кнут и для дворян, да, кстати, придумал и замену кнуту, введя для военных прогоняние сквозь строй. Осужденного вели между двумя рядами солдат, вооруженных палками; каждый должен был нанести удар, и начальство смотрело, чтобы били как следует. Прогоняли через батальон, т. е. тысячу человек, и через полк, т. е. 4 тыс. человек; последнего, как и 100 ударов кнутом, никто не выдерживал; это опять была замаскированная, лицемерная форма смертной казни.
Все эти истязания производились публично, чтобы больше запугать народную массу. Но для той же цели судопроизводство было облечено строжайшей тайной. Не только судили всегда при закрытых дверях, но в зале заседания не было ни защитников, ни даже самого подсудимого. Перед судьями были его записанные показания да показания свидетелей, тоже в письменном виде; на основании всего этого и произносился приговор, и подсудимого приводили только для того, чтобы ему этот приговор прочесть. Тайна строжайше охранялась, выдача простой справки из дела считалась уголовным преступлением. Само собой разумеется, что нельзя и придумать лучшей почвы для злоупотреблений, чем такая обстановка; за деньги в этом суде все можно было сделать: самого явного преступника могли оставить «в сильном подозрении» и отпустить на все четыре стороны. И это совершенно естественно, если подумать: суд имел целью охранять интересы торгового капитала и капиталистов; человек, могущий дать взятку, имеет, очевидно, деньги в кармане, значит, скорее принадлежит к тем, кого охраняют, чем к тем, от кого охраняют. Как же ему не помирволить?
Русская история в самом сжатом очерке
717
Как было распространено взяточничество, прекрасно знают все из литературы (из «Мертвых душ» и «Ревизора» Гоголя, например; только там, по условиям цензуры времен Николая I, когда писал Гоголь, могли быть приведены лишь самые мелкие случаи взяток; но в крупных делах, о которых нельзя было говорить печатно, было, разумеется, то же самое). Дать взятку судейскому чиновнику было таким же обычным делом, как дать на чай швейцару или дворнику: при Николае I сам министр юстиции Панин давал взятки, когда у него бывали дела, причем давал их даже в тех случаях, когда он был совершенно прав и дело но закону должно было решиться в его пользу. Привычка — вторая природа.
Тайна висела не только над судебным разбирательством, тайной была окутана вся жизнь крепостнического государства. Торговля вся построена на секретах: купцы скрывают друг от друга, от покупателей действительную стоимость товара, его происхождение, его количество и т. д. Торговые книги — святыня торгового дома, которую показывают только людям, пользующимся полным доверием хозяина. Таким же секретом проникнута и жизнь государства, опиравшегося на торговый капитал. Роспись государственных доходов и расходов, например, тогда не печаталась, и ее никто не знал, кроме царя и нескольких министров. Все заседания высших государственных учреждений были закрытые, а наиболее важные из них — даже секретные: разгласить то, что происходило на таком заседании, было преступлением побольше того, чем дать судебную справку. Не допускалось огласки самых обыкновенных фактов, если они имели отношение к государственной власти и ее представителям, хотя бы самым мелким. Герцена выслали из Петербурга за то, что он написал в письме к своему отцу, что один городовой убил прохожего. Другой случай еще лучше. В день именин императрицы Александры, жены Николая I, в Петергофе устраивалась роскошная иллюминация, на которую из Петербурга съезжались тысячи зрителей; раз два парохода с такой публикой столкнулись, и один утонул. Много людей погибло, но об этом говорили шепотом: так как тут замешались именины императрицы, дело огласке не подлежало. На всякой мало-мальски важной деловой бумаге стояла надпись: «Секретно». Это сохранилось до новейшего времени на бумагах дипломатических, касавшихся сношений с другими государствами; в министерстве иностранных дел до 1917 года несекретных бумаг не было, так что когда хотели обозначить что-нибудь действительно подлежащее тайне,
718
М. Н. ПОКРОВСКИЙ
то писали «только для министра» (или «для вас»), «совершенно доверительно» и т. и., потому что слово «секретно» уже ничего не выражало: все было секретно.
Хранителем этой государственной тайны было чиновничество. Чиновничество, или бюрократия (варварское слово, составленное из двух: французское «бюро», что значит письменный стол, а также кабинет, и греческое «кратос», что значит сила; по-русски — «столоправление» или «кабинетовладычество»), составляет такую же необходимую принадлежность крепостнического государства, как варварская система наказаний или канцелярская тайна. При тайном закрытом производстве все делается на бумаге. Как при демократии выдвигаются люди, умеющие говорить, а в феодальном мире выдвигались люди, умеющие хорошо драться, так при господстве торгового капитала выдвигаются люди, умеющие писать: не просто хорошо писать, не писатели, а умеющие хорошо писать «деловые бумаги», т. е. запутанным и крючкотворным языком излагавшие «государственную тайну». Эта чиновничья тарабарщина сама по себе была секретом, отделявшим государственные дела от непосвященных. Не только простые грамотные люди, но начальство, не прошедшее чиновничьей школы, не понимало тех бумаг, которые оно подписывало. Никакой университет не мог непосредственно сам по себе подготовить к чиновничьей карьере: кончившего курс наук молодого человека засаживали в канцелярию за переписку бумаг, пока он постепенно овладевал тайнами «делового» слога. Прослуживший 30 лет старый крючкотворец был здесь гораздо сильнее, чем доктора всех наук. Созданный торговым капиталом и крепостным правом для их потребности, чиновник властвовал над ними своим крючкотворным секретом: слуга становился сильнее своих господ. Купец жаловался на засилье чиновника, помещик лебезил перед ним или скрежетал зубами от бессильного бешенства. «Чиновник-бюрократ и член общества суть существа совершенно противоположные», — писал один дворянин во время крестьянской реформы.
Чиновничество появляется у нас одновременно с торговым капиталом еще в московской Руси. Тогдашние чиновники, дьяки, заключали в себе уже все особенности будущего «бюрократа», как зерно заключает в себе все будущее растение. Люди совсем незнатного происхождения (первые дьяки нередко бывали и из холопов), они держали в руках огромную власть — иностранцам главные дьяки, «думные», казались прямо «царями», — наживали
Русская история в самом сжатом очерке
719
огромные богатства, строили себе «палаты каменные такие, что неудобь сказаемые», жаловалось тогдашнее купечество. В конце концов наиболее удачливые из них пролезали в знать: в Смутное время, во дни царя Владислава, дьяк Федор Андронов правил государством; при первых Романовых дьяки командовали боярской думой, и при третьем Романове девушка из дьячей фамилии сделалась царицей: первой женой Петра (которую он потом запер в монастырь) была Лопухина, а предком Лопухиных был дьяк. При Петре чиновничество, усиленное вызванными из-за границы специалистами этого дела, окончательно сорганизовалось. Все служащие государству были распределены по «табели о рангах» на 14 классов, самым низшим был «регистратор», записывавший входящие и исходящие бумаги, а наверху всего стояли «тайные» и «действительные тайные советники», своим названием лишний раз напоминавшие об основании, на котором держалась вся система,— «государственной тайне». Значение человека в обществе мерилось тем, какое место в табели о рангах он занимал, какой чин на нем был. Для знатнейшего дворянства дело уравнивалось тем, что оно получало чины, не служа. Но провинциальные помещики всецело зависели от местных крупных чиновников. Назначенный из Петербурга чиновник, губернатор, мог и арестовать дворянина. Провинциальное дворянство могло поэтому защищаться от «засилья бюрократии» только коллективно: дворяне каждого уезда и каждой губернии выбирали себе предводителя, с которым и губернатор должен был считаться, а дворянские собрания имели право посылать жалобы прямо царю, минуя чиновников.
Когда Севастопольская война поставила вопрос о реформах, реформы не могли ограничиваться крепостным правом: они должны были захватить и полицию, и суд, и «бюрократию». Последняя и оказалась тем прочным скелетом, который выдержал натиск «реформ» и сохранил в общем и целом власть за помещиками и торговым капиталом. Больше всего крепостническому государству пришлось пожертвовать в области суда. Не только промышленный, но и торговый капитал не могли не задуматься над тем, во что им обойдутся взятки при том размахе, какой должна была теперь принять экономическая жизнь страны. При сравнительно небольших прежних торговых оборотах можно было обойтись десятками и сотнями тысяч, теперь дело пахло десятками миллионов; на такое уменьшение своих барышей капиталист не мог идти. Взятке была объявлена беспощадная война. Взяточника
720 М. Н. ПОКРОВСКИЙ
травили везде: в газетах, журналах, комедиях, романах, повестях. Уже Николай I — мы помним, что он одной ногой стоял в новой, капиталистической России, а другой — в старой, феодальной, — должен был допустить обличение мелких взяточников («Ревизор» и «Мертвые души» Гоголя). Он же должен был отказаться от кнута (сохранив плети и «сквозь строй»), и в его же царствование, к концу, был составлен проект судебной реформы на новых началах, но у него, как водится, не хватило храбрости провести проект в жизнь. <...>
Николай I
721
Л. В. выскочков
Николай I
<фрагмент>
♦ЭПИМЕТЕЙ НА ТРОНЕ»
Вместо заключения
В древнегреческих мифах о братьях-титанах Прометее и Эпи-метее (сыновьях Иапета, внуках Урана и Геи) рассказывается, как Прометей, украв для людей огонь, подвергся жестокому наказанию Зевса. В то же время благоразумный Эпиметей выполнил волю Зевса и взял предложенную ему в жены красавицу Пандору, наделенную прелестями всех богов («всеодаренную», как переводится с древнегреческого ее имя). Сам Зевс подарил ей в качестве приданого сундук-ларец, который запретил открывать. Дальнейшее известно. Любопытство "взяло верх, Пандора открыла сундук, выпустив в мир людей всевозможные несчастья и болезни. Единственной полезной вещью в сундуке Пандоры для Эпиметея оказалась некая стоическая мудрость, чувство ответственности.
По сравнению с психотипом «Дионис» (свобода и импульсивность), «Прометей» (дух научного поиска), «Аполлон» (самодостаточность, стремление быть самим собой), «Эпиметей» обладает другими наклонностями и способностями. «Люди этого типа, — пишут об «Эпиметее» психологи, — обладают высокоразвитым чувством ответственности; они склонны поддерживать иерархические отношения в системе, где им приходится работать. Им хорошо понятны механизмы взаимоотношений начальник — подчиненный, причем они могут одинаково успешно действовать в беих ролях »1.
722
Л.В.ВЫСКОЧКОВ
Чувство долга является преобладающим для людей этого типа. Как правило, без труда решая бытовые проблемы в житейских ситуациях, они стараются занять какой-нибудь пост, должность, всячески повышая затем их значимость и одновременно укрепляя свой авторитет. Чем бы они ни занимались, для них характерны бережливость, стремление сохранить накопленное для потомков. Одновременно это «летописцы общества, они не только пишут историю, но и преподают обществу уроки истории». Решая традиционную проблему соотнесения в обществе свободы и равенства, когда с ростом свободы уменьшается равенство, а чрезмерное стремление к равенству-нивелированию ограничивает свободу, «лидер типа Эпиметея, ощущая себя инстинктивно знающим истину», пользуется этим, «рассматривая иерархию (неравенство) как единственный путь к свободе »2.
Не смешивая характер (то есть модель поведения человека исходя из определенных мотиваций) с темпераментом, отметим три наиболее распространенные структуры человеческого поведения, в которых проявляется личность. Первый тип характеризуется преобладанием когнитивных (познавательных) функций, связанных с развитием интеллекта, — это «мыслитель». Второй тип — аффективный (чувственный), для которого непосредственную ценность представляет общение с людьми, — это «собеседник». Наконец, тип личности, которому наиболее соответствует реконструкция личности Николая Павловича, — это «практик» с преобладанием практических (преобразующих мир) ценностей, склонностью руководить людьми или производственными процессами на разных уровнях, обладающий умением и готовностью принимать ответственные решения, но порой эмоционально не сдержанный3. Последний тип людей часто представляют физически развитые люди мощного телосложения — «атлетики», к которым, несомненно, относился император Николай Павлович.
Для практика характерна склонность к точным наукам, и в этом отношении Николай Павлович не был исключением, проявляя соответствующие наклонности в годы ученичества и затем искренне предаваясь своему увлечению инженерным делом. Он обладал даром языков (французский, английский, немецкий, русский, возможно, понимал по-польски). Явные недостатки в сфере широкого гуманитарного образования не мешали ему разбираться в людях, а также быть человеком весьма компетентным в определенных сферах — военно-инженерном деле, градостроительстве,
Николай I
723
картографии, повседневном быте армии от уставов до униформы. Основательность, практичность, стремление к порядку во всем, знание основ инженерного дела проявлялись и в строительной деятельности. Интересно наблюдение маркиза де Кюстина: «Мысль нынешнего императора находит воплощение даже на улицах Петербурга: он не возводит для собственного развлечения скороспелых колоннад из оштукатуренного кирпича; повсюду заменяет он кажущееся на подлинное, повсюду камень вытесняет гипс, а здания мощной основательной архитектуры изгоняют прельстительное, но ложное величие»4. «Я мало встречала людей, одаренных таким логическим положительным и практическим умом, как император», — свидетельствовала Д. X. Ливен5. В дневнике А. С. Пушкина приведена реплика, брошенная его добрым знакомым П. И. Полетикой в мае 1834 года. Тогда, сравнивая Николая I с покойным Александром I, Петр Иванович заметил: «Император Николай положительнее, у него есть ложные идеи, как и у брата, но он менее фантастичен»6. Практический склад ума и особенности характера приводили к тому, что Николай Павлович старался вникнуть во все дела. Он развивал неутомимую деятельность, будь то чтение отчетов и бумаг, которые он изучал от корки до корки, испещряя пометками карандашом, отправляя с посыльными записки, написанные карандашом на полулистах почтовой бумаги, а то и меньше, или смотры, ревизии, дальние поездки по российским дорогам, зарубежные вояжи. «Деятельность его, и физическая и моральная, всегда превосходила, казалось, силы обыкновенных людей», — писал барон М. А. Корф7. Требовательный к себе, он не любил «тунеядцев» — слово, характерное для его лексикона8. Об этом же пишет и его дочь Ольга Николаевна.
Подобно Петру I, на которого он искренне старался походить, Николай Павлович старался научиться делать все, вплоть до того, что самонадеянно пытался управлять большим парусным судном нестандартных габаритов «Россия», которое было построено с некоторыми изменениями в плане по высочайшей воле9. В основах морского дела он, судя по всему, разбирался. Однако его непрофессионализм мог поставить в затруднительное положение командира и команду корабля. Это был 120-пушечного класса корабль (вооруженный 128 орудиями) длиной 208 футов и шириной 55 футов 8 дюймов, спущенный на воду в Новом Адмиралтействе 5 июля 1836 года10. За его громоздкость и неуклюжесть моряки называли его «коровой». Когда, взяв рупор, император стал лично
724
Л. В. ВЫСКОЧКОВ
командовать рискованным для остойчивости корабля поворотом, командир «России» В. А. Шпеер заранее подстраховался и шепотом передавал свою команду через стоящего сзади него экипажного адъютанта. Команда знала, что делать, и маневр кончился благополучно. Обращаясь тогда к А. С. Меншикову, известному своими меткими словцами, Николай Павлович с некоторой рисовкой сказал: «Морского дела не изучал, а Россию повернуть могу»11.
Николай Павлович хорошо рисовал и чертил резцом гравюры, проявляя склонность к коллекционированию не только военной арматуры, но и произведений изобразительного искусства. Он обладал хорошим голосом и музыкальным слухом, исполнял несложные произведения на «музыкальных трубах» во время домашних вечеров у императрицы. Феноменальная зрительная память, характерная для многих представителей династии Романовых, от Александра I до Николая II, помогала ему поддерживать личные контакты с людьми. Он помнил по фамилии и в лицо огромное число офицеров, чиновников, представителей аристократии и артистов, унтер-офицеров и слуг. Как правило, он никого не забывал из тех, с кем ему приходилось общаться. Во время пребывания в Англии в 1844 году он узнал, например, бывшего пажа, который прислуживал ему в 1816-1817 годах, и, к удивлению присутствующих, подошел к нему, пожал руку и завязал непринужденный разговор. Но он так же хорошо помнил и своих недругов. И просто тех, кто ему не угодил, неохотно прощая или вовсе никогда не прощая их. Его «убийственную» в этом отношении память вспоминали многие. Он не был творческой личностью, не понимал поэзии, в художественной литературе предпочитал исторические романы Вальтера Скотта и сентиментальные французские романы Эжена Сю для семейного чтения вслух. Был страстным театралом и, не лишенный музыкального слуха и вокальных способностей, не был чужд музыке. Основным критерием оценки художественных произведений русских авторов для него была идейно-политическая направленность, соответствующая принципам самодержавия и народности. И на этом поприще он оставался практиком, взяв на себя роль верховного цензора.
Склонность к военному делу отвечала его потребностям в стремлении к порядку, игре по правилам, единообразию. И в этой сфере его качества руководителя-практика раскрылись наиболее полно. «По своим интимно-интеллектуальным потребностям, — писал А. Н. Савин, — Николай до конца своих дней оставался, в сущ
Николай I
725
ности, военным, не способным и не желающим вытравить из себя аромат кордегардии, всего свободнее дышал на ученье и на смотру, был несравненным фронтовиком... Николай тяготел к практическому, с охотою проверял выкладки своего министра финансов, имел военно-инженерные сведения»12. «Он входит даже в подробности», — отмечал Ф. Б. Гагерн13. Излишняя обстоятельность, внимание к мелочам перерастали подчас в придирчивость, он явно недооценивал психологическое значение этих постоянных мелких придирок, которые могли довести людей до исступления. В военной службе он был «неприятным педантом», что дало повод одному из авторов отнести его «к законченному типу военного бюрократа»14. Это утверждение верно только отчасти, но склонность к формальной стороне военного дела часто преобладала, что также вытекало из особенностей его психологического склада. «Рутинные бюрократические процедуры раздутого бюрократического штата, — пишут психологи, характеризуя тип «Эпиметея» в роли лидера-администратора, — начинают носить ритуальный характер, когда все усилия... бывают направлены на сохранение традиций и поддержание устоев». В то же время «практичность, умение принимать взвешенные решения, определенность позиции... в значительной степени облегчают взаимодействие с ним окружающих. Работа в рамках конкретного плана, основанного на строго проверенных фактах, обуславливает надежность и стабильность... Правила игры будут соблюдены в деталях»15.
Характерное качество, свойственное личностям типа «Эпи-метей», — преимущественная забота не о себе, а о других. Людям этого типа, отмечают психологи, «присуще стремление выполнить свой долг, отдавая, не получая, и заботиться, не ожидая заботы о себе». Приведем два характерных эпизода из Русско-турецкой войны 1828-1829 годов, близких по своему содержанию и реакции императора на пренебрежение к нуждам солдата. Вот что рассказывает И. С. Листовский со слов Е. Ф. Долинского, бывшего адъютанта фельдмаршала И. И. Дибича: «Известно, что государь строго смотрел на дисциплину и при этом был внимателен к положению солдат. Раз, во время турецкой войны, в летний жаркий день... полк был в ранцах и полной походной форме. Когда государь, осмотрев, ушел в свою палатку, все начальствующие лица разошлись, а полк остался на том же месте, под ружьем. Государь сидел в своей палатке у окна и занимался... Зашед к Дибичу, он застал его обливающегося водой. Между тем, услышав голос го
726
Л. В. ВЫСКОЧКОВ
сударя, собрались все. Государь с большим гневом говорил: «Все предаются отдыху, а о бедных людях не подумали, что они в ранцах под ружьем в жару стоят». — «Ложись!» — крикнул государь, и вся команда легла»16.
В походных записках Ф. П. Фонтона рассказывается о похожем случае, произошедшем 29 июня (11 июля) 1828 года под Басарджиком. Тогда в сильнейший зной солдаты столпились у двух фонтанов, стараясь добыть воды. Когда Николай Павлович услышал шум, он вышел из палатки: «Несколько приветливых слов заставили солдат радушно и единодушно закричать свое: “Рады стараться!” — Но в это время государь, обращаясь назад, чтобы дать приказание завесть очередь у фонтана, увидел другое зрелище. Около другого навеса близ царской палатки стояли вельможи, русские и европейские, попивая замороженное шампанское с зельтерской водою. Ты знаешь, как царь воздержан в отношении нужд материальной жизни, как мало он имеет потребностей, и ты можешь себе представить, какое на него сделал впечатление контраст между страданиями бедных солдат и невоздержанностью господ придворных. Видя там послов и посланников, государь не делал замечания, но он призвал коменданта Главной квартиры Бенкендорфа и строго приказал, чтобы этого впредь не было»17.
О нравственных качествах Николая Павловича современники высказывают полярно противоположные мнения. «Он был страшно жесток, — пишет Л. Ельницкий, — но любил, чтобы его считали справедливым и добрым»18. О «бездушии» императора сообщал А. И. Герцен19. А вот по свидетельству мемуаристки М. А. Цебриковой (дочери вице-адмирала А. Р. Цебрикова и племянницы декабриста Н. Р. Цебрикова), ее отец считал Николая Павловича «образцом великодушия и справедливости»20. Николай Павлович не был чужд состраданию на бытовом уровне. Он мог, например, выступить в роли мецената при оказании помощи пострадавшим от пожара на Васильевском острове в 1831 году, проявить гуманность по отношению к пленным полякам или англичанам, подарить шинель нуждающемуся учителю, позаботиться о пострадавшем при столкновении с его санями извозчике, при дорожной аварии под Чембаром настоять, чтобы первую медицинскую помощь оказали пострадавшему более него лакею.
Николай Павлович был человеком своего времени и по-своему заботился о солдатах, хорошо зная их повседневные нужды. На основании упорядоченного устава о рекрутской повинности
Николай. I
727
1832 года срок службы солдат в действительной армии был сокращен с 25 (в гвардии служили 23 года) до 20 лет, а довольствие, выплачиваемое нижним чинам, увеличилось в 9 раз. В 1849 году нормы выдачи мяса были увеличены до 84 фунтов в год на каждого строевого солдата (это почти 100 граммов в день) и 42 фунта на нестроевого. Ранее даже в гвардии выдавалось всего 37 фунтов. Особое внимание император уделял госпиталям, число которых к 1851 году удвоилось, достигнув 189. Естественно, солдатская лямка оставалась нелегкой. Как пишет М. М. Бородкин, «учить было тогда синонимом бить. От искрометных кулаков (костяшек) душа солдатская уходила в носки и пятки; громили по спине, шее, скулам. Увесистые пощечины в счет не брались... »21.
В качестве примера жестокости и лицемерия Николая Павловича часто ссылаются на его резолюцию 1829 года, впервые опубликованную без указания местонахождения источника в 1883 году. Суть дела состояла в следующем. Одесский градоначальник граф Ф. П. Пален, исполнявший во время отсутствия генерал-губернатора М. С. Воронцова обязанности новороссийского генерал-губернатора, донес Николаю I о двух евреях, которые во время карантина (через год, в 1830 году, страну потрясет эпидемия холеры) тайно перешли границу на реке Прут. Граф Ф. П. Пален в рапорте от 11 октября 1829 года ходатайствовал о том, чтобы двух нарушителей, вероятно, контрабандистов, приговорили в порядке исключения к смертной казни, так как только строгое и примерное наказание, по его мнению, могло приостановить карантинные преступления. Тогда-то Николай Павлович и наложил резолюцию: «Виновных прогнать сквозь тысячу человек 12 раз. Славу Богу, смертной казни у нас не бывало и не мне ее вводить»22. Действительно, выполненное усердно такое наказание могло быть страшнее смертной казни, но все зависело от конкретного исполнения экзекуции. Известно, что многие из солдат и унтер-офицеров Черниговского полка за участие в восстании под Васильковом (Белоцерковский уезд Киевской губернии) были приговорены к различным телесным наказаниям, а трое (фельдфебель М. Шутов, унтер-офицер П. Никитин, рядовой О. Борисов) к 12 тысячам шпицрутенов. Однако никто из них не умер, так как, по свидетельству бывшего члена Общества соединенных славян И. И. Горбачевского, человеколюбивый генерал К. Ф. Вреде просил солдат щадить своих товарищей. А вот офицера-поляка Д. Грохольского, разжалованного в рядовые, солдаты не поща
728
Л.В.ВЫСКОЧКОВ
дили. Он умер после экзекуции в шесть тысяч ударов23. Вообще же заимствованные из Пруссии шпицрутены были введены в русской армии еще при Петре I в 1701 году, а апогеем их применения следует считать вторую половину царствования «либерального» Александра I, насаждавшего их руками А. А. Аракчеева. Во время царствования Николая I верхний предел наказания шпицрутенами был ограничен шестью тысячами ударов, а затем в 1834 году последовало высочайшее повеление, в соответствии с которым максимальное наказание было снижено до трех тысяч ударов, хотя повеление это не было обнародовано, «дабы не ослаблять действие существующего закона»24. Об исполнении экзекуции над двумя нарушителями границы и ее последствиях ничего не известно. Можно предположить, что в этом случае император руководствовался принципом, сформулированным в напутствии наследнику Александру Николаевичу в 1835 году, когда Николай Павлович собирался на маневры в Калиш, находившийся в Польше на границе с Пруссией. Тогда, предполагая возможность покушений со стороны поляков, Николай Павлович составил нечто вроде назидательного завещания отца сыну, в котором были и такие слова: «...Усмиряй, буде можно, без пролития крови. Но в случае упорства мятежников не щади, ибо, жертвуя несколькими, спасешь Россию»25.
То, что обычно называют «жестокостью», не было сколько-нибудь ярко выраженным свойством психики Николая Павловича. Скорее, это было проявление принципиального и осознанного подхода к людям определенных воззрений и поступков, к тем, кто выходил за рамки, предписанные субординацией, инструкциями, или позволял себе выражать чувства протеста, но прежде всего к тем, кто действовал, по убеждению Николая Павловича, во вред России. В беседах tete-a-tete государь «часто упоминал о своем трудном положении, обязывавшем его часто делать то, что ему вовсе не по сердцу»26. Непопулярные «меры пресечения», как правило, обусловливались не личной жестокостью Николая Павловича, а его службой на посту императора. Как считал любимый герой его юношеского сочинения, римский император-стоик Марк Аврелий, «ты пытайся убедить их, но действуй хотя бы и против их воли, раз уж ведет тебя к этому рассуждение справедливости»27. Право определять, что хорошо и что плохо, Николай Павлович, естественно, оставлял за собой. Хорошо его знавший А. В. Эвальд, сохранивший для нас уже приводившееся выше высказывание
Николай I
729
государя, что ему «не нужно умных голов, а нужно верноподданных», писал: «Ни к чему так строго и беспощадно не относился император Николай Павлович, как ко всякому проявлению неповиновения и вообще протеста... Человек добрый, внимательный к нуждам каждого, очень часто нежный... он становился суровым и беспощадным при малейшем проявлении того, что в те времена называлось либеральным духом. Суровую военную дисциплину с ее безмолвным повиновением... он неукоснительно проводил во весь строй гражданской жизни»28.
Что ж, Николай помнил записку о пагубности духа либерализма или вольномыслия, написанную покойным братом Александром I незадолго до поездки в Таганрог. Обладая «гениальным инстинктом охранения», по мнению рассуждавшего на этот счет уже позднее К. Н. Леонтьева, «государь был до такой степени идеальный самодержец, каких история давно не производила». Даже славянофилы, которые так же, как и он, являлись пламенными патриотами, вызывали его настороженность, потому что были либералами, а «Николай Павлович чувствовал, что под боярским русским кафтаном московского мыслителя кроется обыкновенная блуза западной демократии»29. Он был из числа тех, зачастую негибких деятелей и неудобных людей, которые не поступались своими принципами. Многие черты характера способствовали выполнению им обязанностей государя, но именно принципиальность и честность во всем подчас мешали ему быть гибким политиком.
Вопреки расхожему представлению о том, что Николай I был чужд всякого милосердия и сантиментов, он, при всем своем ярко выраженном темпераменте холерика, отличался склонностью к меланхолии и нередко выглядел несчастным. Проявляя свои чувства в ярко выраженной форме, он часто целовал людей, будь то растрогавший его декабрист П. Г. Каховский или незнакомый человек в лисьей шубе у Зимнего дворца утром 14 декабря 1825 года. Во время Пасхи, когда он христосовался с сотнями людей, его щека становилась черной. Он отличался чувствительностью и часто плакал, когда сердце его бывало затронуто. По свидетельству современников, он плакал во время допроса П. Г. Каховского, заливался слезами у гроба Н. М. Карамзина, чьи мысли о незыблемости самодержавия были ему так близки. Вместе с Александрой Федоровной плакал он во время торжественной присяги наследника-цесаревича в 1834 году, плакал над телом покойного А. X. Бенкендорфа в 1844 году, как сиделка дежурил у сраженного апоплексическим
730
Л. В. ВЫСКОЧКОВ
ударом любимого брата Михаила Павловича в 1849 году, а во время его похорон, несмотря на болезнь, выдержал весь церемониал до конца. «Когда гроб стал медленно опускаться и загремели пушки и беглый огонь, государь так зарыдал, что раз даже вырвалось у него громкое всхлипывание»30. Со слезами на глазах высказывал новый император свои мысли и чувства французскому посланнику Ла-Ферронэ во время приема дипломатического корпуса 20 декабря 1825 года. Слезы наворачивались у него на глаза при одном из первых исполнений в интимном кругу гимна «Боже, царя храни» (зимой 1833/34 года), а также на первом светском концерте духовной музыки в 1850 году. Но особенно глубокие переживания ожидали его в годы Крымской войны, когда он как будто сразу сдал и постарел. После поражения под Альмой А. С. Меншиков направил к нему своего адъютанта С. А. Грейга, приказав откровенно рассказать обо всем, что тот видел: «Когда государь выслушал Грейга, слезы полились у него ручьем. Он схватил Грейга за плечи и, потрясая его довольно сильно, повторял только: “Да ты понимаешь ли, что говоришь”»31.
Для Николая Павловича было характерно открытое проявление чувств, эмоциональных реакций, которые нередко можно было предсказать. По мнению Э. Кречмера, темпераменты «разделяются на две большие конституциональные группы — шизотими-ков и циклотимиков». Впрочем, это не больные люди, а только предрасположенные при определенных обстоятельствах стать шизофрениками или приобрести циркулярный психоз, т. е. стать циклоидами. Обладающие циклоидным характером, по мнению Э. Кречмера, это «прямые несложные натуры, чувства которых в естественной и непритворной форме всплывают на поверхность и, в общем, понятны каждому. Шизоидные люди за внешним скрывают еще и нечто глубинное... Что скрывается за этой маской? Мы не можем по фасаду судить, что скрывается за ним... Цветы шизофренической внутренней жизни нельзя изучать на крестьянах, здесь нужны короли и поэты. Бывают шизоидные люди, относительно которых после десятилетий совместной жизни нельзя сказать, что мы их знаем»32. Они способны на неожиданные экстравагантные поступки вплоть до внешне немотивированного убийства или сотворения шедевра искусства. Николай Павлович был психически здоровым человеком, без сколько-нибудь заметной тенденции к патологии, но темперамент циклотимика-циклоида все-таки больше соответствовал его натуре. При некоторой неожи
Николай I
731
данности и даже непредсказуемости отдельных поступков Николая Павловича в глазах людей, не представляющих его внутреннего мира и системы ценностей, на самом деле в его действиях, в системе наград и наказаний и т. д. прослеживается четкая логичная мотивировка, в основе которой лежала, как правило, требовательная справедливость.
Представление о «масках», которые Николай I якобы то надевал, то снимал, разыгрывая свой «сценарий власти», верно только отчасти. Многие, как, например, хорошо знавшая императора М. П. Фредерикс, опровергают представление о некоторой его двойственности. Наоборот, цельная натура Николая Павловича была ближе к циклоидным характерам. Некоторое позерство и актерство вытекали из необходимости играть роль императора в соответствии с определенными установками и принципами, но они не были неожиданными. Он вел себя так, как должен был вести государь, по крайней мере так, как он должен был вести себя в его представлении. Описывая социальную установку психотипа циклоидов, Э. Кречмер пишет: «Они имеют потребность высказаться, высмеяться и выплакаться, ближайшим естественным путем стремятся к тому, что приводит их душу в адекватное движение, радует и облегчает ее, — к общению с людьми. Всякий раздражитель настроения находит в них отклик...» Чувство собственного достоинства у такого рода людей не приводит к резкому противоречию между личностью и окружающим миром; они не требуют жизни для себя и дают жить другим, но убеждены в ценности и правах своей индивидуальности. Лишь в редких случаях у них проявляется сильное честолюбие, которое подчас проявлялось у Николая Павловича. У циклоидов, как пишет Э. Кречмер, «влечение к труду и самомнение значительно больше, нежели сильное стремление к высоким идеалам... Названия “деятельный”, “экономный”, “солидный” и прежде всего “прилежный” относятся к самым частым характеристикам нашего материала»33.
Николай Павлович скорее тяготел (только тяготел, оставаясь здоровым человеком) к циклоидам с депрессивной окраской. Здоровые, в принципе, люди с такими задатками в обычное время дружелюбны, не угрюмы, понимают юмор, смеются вместе с другими, иногда сами острят, но в то же время часто меняют настроение из-за каких-нибудь мелочей, при печальных обстоятельствах печалятся дольше и глубже других, иногда плачут. «На тяжелых ответственных постах, — отмечает Э. Кречмер, — при
732
Л. В. выскочков
опасных положениях, при неприятных ситуациях, при неожиданном крахе в делах они не становятся нервными, раздражительными, угрюмыми, как средние люди и особенно шизоиды, а делаются печальными. Все представляется им в мрачном свете и стоит перед ними как непреодолимое препятствие»34. Историк А. Е. Пресняков отмечал характерный для Николая Павловича перепад настроений, когда тот подчас «терялся в отчаянии от неудач — и тогда малодушно жаловался, даже плакал»35. В то же время меланхолические черты циклоида могут сочетаться и с ги-поманиакальной половиной характера. Гипоманьяк вспыльчив, но человека с такими задатками гнев быстро освежает, он быстро вспыхивает и тут же становится добрым. Настроение циклоида меняется между веселостью и грустью, в целом же он отличается душевностью. Может быть, поэтому М. А. Корф несколько неожиданно для незнакомых близко с императором людей пишет о его «высокой, светлой, поэтической душе»36.
Действительно, некоторый налет романтизма, окрашенного в сентиментальные тона, не был чужд Николаю Павловичу: увлечение средневековым прошлым Англии, коллекционирование холодного оружия, царскосельская «карусель» в рыцарских латах, культ служения прекрасной даме в лице Александры Федоровны, склонность к произведениям Вальтера Скотта и Эжена Сю, любовь к морю, стремление к уединению в кругу семьи на лоне природы, стремление к идеалу в образе Петра I... «В Петергофе, — пишет А. Н. Бенуа, — образ двух русских государей, стяжавших себе славу неумолимой строгости, получает иной оттенок. Фигуры Петра Великого и Николая I приобретают в окружении петергофской атмосферы оттенок “милой уютности”. Один превращается в голландского средней руки помещика... Другой рисуется романтическим мечтателем, увлеченным мыслями о далеком рыцарском средневековье или о менее далекой эпохе грациозношаловливого рококо»37. С учетом этих настроений становится понятным отмеченное инженером А. И. Дельвигом намерение, якобы высказанное Николаем Павловичем при посещении Нижнего Новгорода в 1843 году, после двадцатипятилетия царствования передать престол наследнику, а самому поселиться в одной из башен Нижегородского кремля38.
Среди недостатков характера Николая Павловича прежде всего бросалась в глаза его вспыльчивость. Проявлявшиеся еще в детском возрасте строптивость и вспыльчивость в даль
Николай I
733
нейшем сдерживались, но иногда прорывались как в мелочах быта (плохо заваренный или недостаточно сладкий чай), так и в общении с подчиненными. Он гневался на неисполнение приказа, при несогласии со своим мнением, а иногда и без причины, проявляя подчас оскорбительное бездушие и даже жестокость. Мемуаристка М. А. Цебрикова вспоминала о капитане ластовой (рабочей) команды Вернадском, как-то сразу состарившемся после психологического шока, который он испытал при следующих обстоятельствах. Император по своей привычке решил встретить на подходе эскадру кораблей, возвращавшуюся в Кронштадт после продолжительного плавания. Однако эскадру основательно потрепал шторм, и навести уставной порядок на кораблях не успели. «Он грозно спросил дивизионного вице-адмирала Игнатьева, отчего такой беспорядок на корабле; тот трепещущий стоял ни жив ни мертв от страха, бормоча что-то нечленораздельное. Николай Павлович закричал, что адмирала в отставку, капитана на салинг (позорное наказание для офицера, так как на салинг — верхнюю площадку на мачте — посылали нижних чинов). Потом наказание было смягчено: адмиралу — выговор, капитану — отставка, офицерам и команде — выговор в приказах. Вернадского перевели в ластовые»39. Об аналогичном случае рассказывает и будущий адмирал А. И. Шестаков, описывая посещение Николаем Павловичем Кронштадта вскоре после появления у его фортов английской эскадры Ч. Непеира в 1854 году: «Еще в “Ковше” он незаслуженно и непристойно оскорбил адъютанта великого князя (Константина Николаевича. — Л. В.) кн. Юшкова, а в Кронштадтской гавани, проезжая мимо корабля “Император Александр I”, по которому стучали тогда десятки конопатчиков, закричал: “Что за шум?” Командир корабля Н. П. Опочинин нагнулся с корабля, чтобы поймать не расслышанные им слова государя, и услышал гневный крик: “Командира на салинг...” Его подвергли этому истинно телесному наказанию три часа и отпустили уже сигналом из Петергофа»40. Справедливости ради следует признать, что, получив четкий и правдивый ответ, объясняющий причины беспорядка на корабле, Николай Павлович нередко этим и удовлетворялся, но он страшно гневался, когда видел или чувствовал, что его пытаются обмануть.
Обозвать кого-то дураком, как в детстве он обозвал одного из древних философов, было для него в запальчивости делом обычным. Незадолго до кончины, 12 (24) февраля 1855 года, находясь
734
Л.В.ВЫСКОЧКОВ
не в духе, Николай Павлович последний раз навестил Инженерное училище. Он узнал об оплошности коменданта училища генерала А. И. Фельдмана. В одном из залов замка помещались тщательно выполненные модели крепостей (вплоть до каждой пушки), в том числе и осажденного союзниками Севастополя. По знакомству, Фельдман иногда разрешал посмотреть на них. Однажды сторож заметил среди посетителей двух подозрительных господ, державшихся особняком и делавших разные заметки в своих записных книжках. Их выпроводили, но пронесся слух, что это были иностранцы. Современник вспоминает, как разнес император коменданта — человека, кстати сказать, маленького роста, приходившегося Николаю Павловичу едва по пояс. «Как ты осмелился, старый дурак, — кричал на него государь, грозя пальцем, — нарушать мое строжайшее приказание о моделях? Как ты осмелился пускать туда посторонних, когда и инженерам не доверяю я эти вещи? ...Не комендантом тебе быть этого замка, а самому сидеть в каземате под тремя запорами! Я не пощажу твоей глупой лысой головы, а отправлю туда, где солнце никогда не восходит!»41. Мог он в личной переписке с И. Ф. Паскевичем обозвать «дураком»42 греческого короля.
Однако Николай Павлович был способен понять свою оплошность и в тактичной форме принести извинения. Когда в годы Русско-турецкой войны под Варной у него вырвалось обидное для генерала К. И. Бистрома замечание, он извинился небольшой запиской, написанной по обыкновению карандашом. Вспылив, он мог сказать «дурак» генералу Г. А. Захаржевскому, но уже на следующий день принести извинения перед строем. Вопреки распространенному мнению, Николай Павлович способен был признавать свои ошибки и исправлять чужие, в том числе допущенные Александром I. Так, один из братьев-генералов Сергей Алексеевич Тучков еще при покойном Александре Павловиче был привлечен к суду как генерал, действующий под началом П. В. Чичагова, несправедливо обвиненного в измене Отечеству за действия при Березине в 1812 году. На него М. И. Кутузов возложил всю вину и ответственность за то, что Наполеону с остатками войск удалось все же уйти. Вступив на престол, Николай I объявил опального С. А. Тучкова от суда освобожденным, но тот, обиженный двадцатилетним следствием, не приехал даже на коронацию, несмотря на приглашение. Позднее, будучи в Измаиле, где проживал С. А. Тучков, Николай Павлович направился к его дому: «Сергей Алексеевич лежал больной в постели. Услыша
Николай I
735
о неожиданном приезде государя, он стал медленно одеваться, как дверь отворилась и Николай Павлович показался на пороге. Он быстро подошел к Тучкову, говоря: “Я знаю, ты болен; ложись в постель, нам недолго беседовать”. — Сказавши это, государь придвинул стул к постели и стал говорить о делах, а о былом не было и помина. В продолжение всей службы Сергея Алексеевича государь спрашивал его, какую награду он желает получить. Тучков отвечал, что желает дать свое название Измаилу. Это было исполнено: с лишним сорок лет Измаил носил имя город Тучков»43. Вероятно, это был не единственный случай. Однажды в конце 1841 года крестьянина за дерзкие слова в адрес государя (сказанные в пьяном виде) присудили на каторгу. Когда наследник сообщил об этом отцу, Николай велел простить крестьянина и заметил вечером М. А. Корфу, что «не понимает, как это дело могло у него проскочить»44.
Кстати, сам Николай Павлович мог отнестись к таким выпадам весьма оригинально и со своеобразным юмором. По рассказу, записанному Л. И. Кингом, однажды в кабаке напротив Московского вокзала, где потом была построена гостиница, некто Иван Петров рассквернословился до того, что целовальник не выдержал. Желая унять пьяного посетителя, он указал на бюст императора: «Перестань сквернословить, хотя бы ради лика государева». Перепивший Петров ответил: «А что мне твой лик, я плюю на него!» — после чего повалился и тут же захрапел. Очнулся он в кутузке Рождественской части. Обер-полицмейстер С. А. Кокошкин донес об оскорблении Его Императорского Величества в утреннем рапорте государю. Прочитав докладную, Николай I улыбнулся и наложил резолюцию: «Объявить Ивану Петрову, что и я на него плюю, и отпустить»45. После этого случая Петров окончательно спился. Аналогично передает рассказ Богуславский, но там фигурирует портрет императора (вероятно, лубочная картинка «суздальской печати»). В его передаче мужик был приговорен к наказанию кнутом и ссылке на каторжную работу, но когда приговор по утвержденному в этих случаях порядку принесли на подпись императору, Николай Павлович написал резолюцию: «Вместо наказания сказать, что и я на него плюю; в харчевнях же и кабаках не дозволять вперед иметь на стенах портретов императорской фамилии»46. Эпизод вполне укладывается в рамки напутствия сыну Александру Николаевичу в 1835 году: «Пренебрегай ругательствами и пасквилями, но бойся своей совести»47.
736
л.в.выскочков
Однажды в Комитете министров по ошибке вместо доклада положили в пакет на имя государя лист, на котором пробовали перья. Вместо ожидаемой грозы Николай Павлович, улыбнувшись заметил: «Только тот не ошибается, кто ничего не делает»48. Подобных примеров можно привести множество. Николай Павлович завещал сыну Александру: «Будь вообще кроток, обходителен и справедлив; и сие последнее вмещает и снисходительность, и строгость, с которыми оно неразлучно»49.
От лиц, которым император доверял и чьи профессиональные качества уважал, он мог выслушать и противоположное мнение, а иногда и согласиться с ним. По свидетельству генерала П. X. Граббе, во время маневров под Вознесенском в 1834 году он, испортив маневр государя, ожидал гнева. Случилось иначе: «Ошибку он приписал себе; после обеда удостоил продолжительного разговора; согласился с моими примечаниями о несходстве маневров с настоящей войной... и, видимо, хотел оставить во мне впечатление своего особенного благоволения. Двор последовал его примеру. На другой день поутру я получил орден Белого орла, что после недавнего не в очередь производства в генерал-лейтенанты означало особенную милость»50. Признавая вспыльчивость как характерный недостаток Николая Павловича, А. Д. Блудова отмечала, что «мелкого эгоизма или тщеславия самолюбия у него не было никогда»; «любил он величие и благоденствие не свои, а России»51.
В публицистике и научной литературе довольно противоречиво оцениваются храбрость или трусость, твердость или бесхарактерность Николая Павловича, хотя мемуары почти единодушно свидетельствуют о достаточном мужестве, которое он проявил и в день 14 декабря, и на театре военных действий с Турцией, и в ожидании террористических актов со стороны поляков. В детстве он, бывало, проявлял испуг, например при пушечных выстрелах, но в дальнейшем научился владеть собой даже в экстремальных ситуациях. Если он и беспокоился, то в первую очередь за судьбу близких ему людей, а если и боялся, то за судьбу России. Не случайно, признавая определенное мужество Николая Павловича, С. Б. Любош переносил проявление «трусости» императора в область политики и социальных прогнозов. Его «неизлечимая трусость» не была «физиологической трусостью, — полагал он, — ...Николай обладал железной волей и огромной самоуверенностью, но вечный страх был сильнее и его воли, и его самомнения»52.«Бесхарактерным»
Николай I
737
называла императора В. С. Аксакова53. ИсторикА. А. Корнилов отмечал причины этой «бесхарактерности» и колебаний. По его мнению, Николай I, «ясно сознавая в то время необходимость преобразований, боролся с собой, видимо, старался обуздать свой собственный характер»54. Отмеченные колебания и сомнения в наибольшей степени проявлялись в последние годы его жизни. Это отметила, в частности, наблюдательная и склонная к анализу А. Ф. Тютчева: «Все последние акты его царствования, отмеченные печатью нерешительности и противоречий, свидетельствуют о мучительной борьбе, происходившей в душе этого человека, правдивого и благородного даже в своих заблуждениях»55.
Николай Павлович был верующим человеком. Но он верил также в свое предназначение и свою судьбу. Резко негативно оценивая Николая I как «политического деятеля», адмирал А. И. Шестаков вместе с тем писал: «Всем памятно, с какою готовностью он откладывал в сторону полубожескую важность, когда чувствовал себя несправедливым, с каким душевным удовольствием он испрашивал прощения у оскорбленных дикостью его природы. А смелость, которая валила на колени безумные толпы, озаряла его сиянием власти, не допускавшим мысли непокорности, отбросившим самое злодейство. Ничья рука не могла подняться на человека, носившего в себе убеждение неуязвимости. Страх в его глазах был для простых смертных, а не для помазанника, над которым блюла сверхъестественная охрана. Только с таким убеждением, с такою верою человеку несколько извинительно считать свою волю законом»56. Примерно к такому же выводу, не извиняя Николая Павловича, пришел и академик Е. В. Тарле, считавший, что император «был болен самой безнадежной, наиболее ослепляющей и отупляющей формой самоуверенности», поскольку уверовал в то, что «само провидение бдит над ним и вдохновляет его»57.
В определенной самоуверенности и известной доле рыцарства (в нежелании воспользоваться бедой соседа для достижения внешнеполитических целей) была скрыта и слабость, столь ярко проявившаяся в последние годы царствования. Не случайно, оценивая дипломатические и военные меры императора в 1848-1849 годах, канцлер О. Бисмарк назвал Николая Павловича «преувеличенно рыцарственным самодержцем»58. Во всяком случае, как отмечал, в частности, Н. Я. Данилевский, тогда Россия не только не воспользовалась трудным положением союзников, чтобы беспрепятственно округлить свою территорию за счет Молдавии и Валахии,
738
Л. В. ВЫСКОЧКОВ
но и пришла на помощь Австрии59. В начале же Крымской войны Николай Павлович ждал ответных шагов от своих союзников и прежде всего от Австрии — таких, какие бы предпринял сам в силу своего характера и своих принципов, забывая, что благодарность в политике — удел дилетантов. Во многом была права А. Ф. Тютчева, рассуждая о причинах неожиданной и преждевременной смерти императора: «Нет никакого сомнения, что его убили последние политические события и не столько война и ее неудачи, сколько озлобление и низость не только его врагов, но и тех, в ком он видел своих друзей и союзников, на кого он считал себя вправе рассчитывать и ради кого он часто, вопреки собственным патриотическим чувствам приносил в жертву даже интересы своей родной страны»60.
Военные поражения Николай Павлович тоже переживал очень тяжело. Известие о неудачной попытке отряда генерал-лейтенанта С. А. Хрулева выбить противника из Евпатории, когда потери убитыми и ранеными составили почти 700 человек, было последним сообщением из Крыма, полученным уже больным императором. Вполне возможно, что именно нравственное потрясение и психологический шок стали причиной его преждевременной кончины.
Николай I не был реакционером, каким его часто изображали политические противники. Он был консерватором, но «консерватором с прогрессом», способным к определенным умеренным реформам сверху, подготовленным постепенно, без заигрывания с общественным мнением. Процессы, происходившие во время его царствования, которые он в значительной степени инициировал, способствовали созданию экономических основ нового общества, складыванию русской национальной культуры. Образ Петра Великого, воспринимаемый как символ национального единства, сыграл свою роль в идеологическом обеспечении этого процесса. Царствование Николая I подготовило грядущие реформы после Крымской войны, когда дворянство и правящая элита страны оказались готовы поступиться рядом своих корпоративных преимуществ во благо России.
КОММЕНТАРИИ
ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА. ЧЕЛОВЕК. В КРУГУ СЕМЬИ. РАССКАЗЫ О НИКОЛАЕ ПАВЛОВИЧЕ
Великий Князь Николай Павлович
Сочинение о Марке Аврелии
Впервые: Сочинение В. К. Николая Павловича о Марке Аврелии (Письмо к профессору морали Аделунгу). 24 янв. 1813 год /Опубл. А. П. Пятковский // Русская старина. 1874. Т. 9. № 2. С. 252-257. Подлинник на французском языке. Печатается по этому изданию.
Другие издания: 1) Николай Первый и его время: Документы, письма, дневники, мемуары, свидетельства современников и труды историков. В 2 т. Т. 1. М., Олма-пресс, 2000. С. 78-81; 2) Сочинение о Марке Аврелии // Император Николай Первый. Николаевская эпоха. Слово русского царя. Апология русского рыцаря. Незабвенный / Изд. подготовил М. Д. Филин. М., Русский м!ръ, 2002. С. 70-72.
Публикуемому сочинению Николая Павловича предшествует небольшое предисловие А. П. Пятковского, который пишет: «Ученическое произведение покойного государя, написанное в бытность его великим князем, в 1813 г. и ныне печатаемое в “Русской старине”, составляет только один образчик из целой серии подобных упражнений, оригиналы которых мне довелось видеть и читать в архиве IV Отделения Собственной Его Величества Канцелярии, где они составляют папку значительного объема под общим названием: “Les etudes du grand due Nicolas”. Существование этой папки вместе с другою, такого же содержания и характера: “Les etudes du grand due Michel”, мне при-
740
Комментарии
шлось открыть по следующему поводу. Приглашенный к составлению истории С.-Петербургского Воспитательного Дома по архивным источникам, я узнал случайно, в 1871 г., что в архиве IV Отделения находится особый шкаф с бумагами, никем еще не разобранными, которые по смерти императрицы Марии Федоровны (в 1828), были опечатаны в ее кабинете статс-секретарем Вилламовым и, без описи, сданы в архив IV Отделения. Так и оставались они там в течение 40 с лишком лет. Поработав несколько недель в неожиданно-открывшихся мне сокровищах, — где было много материалов и для истории Воспитательных Домов, — я сделал им краткую опись, которую, помнится, и передал одному из лиц, служащих в IV Отделении». В настоящее время эти материалы хранятся в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ).
Сочинение Николая Павловича написано по заданию профессора Ф. П. Аделунга, одного из его учителей, после ознакомления с популярным в то время произведением французского писателя Антуана Тома «Похвальное слово марку Аврелию» («Eloge de Marc Aurele, par Ant. Thomas»). Это произведение тогда часто использовалось в педагогическом процессе; оно было переведено на русский язык Фонвизиным. Помимо французского языка великим князьям Николаю и его младшему брату Михаилу преподавались также латинский язык и в очень ограниченном объеме древнегреческий язык. Нелюбовь к древним языкам Николай сохранил на всю жизнь, считая более важным для реальной жизни хорошо знать новые языки. Он, по выражению фрейлины А. Ф. Тютчевой, обладал «даром языков», знал французский, английский, немецкий языки, понимал по-польски. Юношеское сочинение важно для понимания мировоззрения будущего императора и характерного для него чувства долга, одного из преобладающих качеств характера.
См. также: Гаврилов А. К. Марк Аврелий в России // Марк Аврелий Антонин. Размышления / Изд. подготовили А. И. Доватур и др. Л., 1985. С. 116-169; Киселева Л. Мифы и легенды «царской педагогики»: Случай Николая I // История и повествование: Сб. ст. М., Новое литературное обозрение, 2006. С. 163-177. (Новое литературное обозрение. Вып. LVI); Выскочков Л. В. Николай I. 2-е изд. М.: Молодая гвардия, 2006. С. 12-30; Кузьмин Ю.А. Российская императорская фамилия. 1797-1917: Библиографический справочник. СПб., 2005. С. 238-250.
Николай I Павлович (1796—1855) — император (формально) с 19 ноября 1825 г., правил с 14 декабря 1825 г., коронован 22 августа 1826 г. вМоскве и 12 мая 1829 г. как польский король в Варшаве. Третий сын Павла I (девятый ребенок). В браке с 1817 г. с Александрой Федоровной, урожденной
Комментарии
741
принцессой Шарлоттой Прусской (см. ниже). Их дети: Александр, Мария, Ольга, Александра, Константин, Николай, Михаил. В 1796 г. зачислен на службу генерал-лейтенантом в лейб-гв. Конный полк, в 1800 г. переведен в лейб-гв. Измайловский полк. В 1811-1813 гг. командир 2-го полувзвода и ротный адъютант в лейб-гв. Дворянской роте. В 1817 г. генерал-инспектор по инженерной части, в 1818 г. вступил в должность. В 1818 г. командир 2-й бригады 1-й гв. пехотной дивизии. В соответствии с неопубликованным манифестом Александра I от 16 августа 1823 г. был объявлен наследником престола. В 1825 г. — начальник 2-й пехотной дивизии, т. е. стал дивизионным генералом. Участвовал в Русско-турецкой войне 1828-1829 гг., в частности, при осаде крепости Варна. Российские награды: Св. апостола Андрея Первозванного, Св. Александра Невского, Св. Анны 1-й степени (все при крещении), Св. Владимира 1-й степени, Св. Иоанна Иерусалимского (Мальтийский крест) большого креста, Св. Георгия 4-й степени за 25-летнюю службу в офицерских чинах (1838), медаль за Русско-турецкую войну 1828-1829 гг. Более 20 иностранных наград. Почетный член С.-Петербургской академии наук (1826), почетный гражданин Берлина (1837). Были установлены памятники в Тифлисе (1846 г. — на месте аварии), Кузьминках под Москвой (1856), С.-Петербурге по проекту П. К. Клодта (1859), с. Медведь Новгородской губ. (по инициативе крестьян Медведицкой волости, освобожденных от подати за неучастие в восстании), Киеве (1896).
1	Марк Аврелий (Aurelius) Антонин (121-180) — римский император (с 161) из династии Антониев, опиравшийся на сенаторов, философ-стоик, автор записок «Наедине с собой».
2	Аделунг Федор (Фридрих) Павлович (Adelung Fridrich von) (1768-1843) — историк, археограф, лингвист, библиограф; член-корреспондент по разряду истории и древностей (1809), почетный член Императорской академии наук (1838); действительный статский советник; уроженец Штеттина, учился в Лейпцигском университете, путешествовал по Европе. Служил в Митаве (1795-1797), затем в Петербурге цензором немецких книг (с 1800) и директором немецкого театра (с 1801). С 1803 г. — учитель морали и древних языков у великих князей Николая и Михаила Павловичей. В дальнейшем — чиновник особых поручений (с 1818), затем начальник учебного отделения (директор института) восточных языков при Азиатском департаменте МИД (1824-1843), отец дипломата Карла Аделунга, в январе 1829 г. убитого в Тегеране вместе с А. С. Грибоедовым.
3	Коммод (161-192) — римский император (с 180) из династии Антонинов, опирался на преторианцев, преследовал сенаторов, участвовал в боях гладиаторов, убит заговорщиками.
4	Пятковский Александр Петрович (1840-1904) — историк литературы, журналист, издатель ряда журналов.
742
Комментарии
<Междуцарствие и 14 декабря 1825 года:> Письма И. И. Дибичу, великой княгине Марии Павловне, Ф. В. Остен-Сакену, П. X. Витгенштейну
№ 1
Письмо великого князя Николая Павловича начальнику Главного штаба Его Императорского Величества, генерал-адъютанту, барону
И. И. Дибичу. С.-Петербург, 12 декабря 1825 года
Впервые: Собственноручное письмо вел. кн. Николая Павловича ген.-ад. барону И. И. Дибичу. С.-Петербург, 12 декабря 1825 г. // Русская старина. 1882. Т. 35. № 7. С. 193-195. Печатается по этому изданию.
Дибич-Забалканский Иван Иванович (Ганс-Карл-Фридрих-Антон) (1785-1831) — барон, граф (с 1827), происходил из немецкого дворянского рода, сын перешедшего на русскую службу генерала Ивана Ивановича (Ганса-Фридриха-Эренфрида) фон Дибича (1738-1822). Получил образование в Берлинском кадетском корпусе. В 1801 г. прибыл в Россию и был зачислен прапорщиком в лейб-гвардии Семеновский полк. Участник войны с Наполеоном 1805 г., был ранен под Аустерлицем, но не покинул строя. С 1806 г. — поручик, отличился в сражениях кампании 1806-1807 гг. Штабс-капитан (с 1807), капитан (с 1809), подполковник (с 1810), в сентябре того же года переведен в Свиту Его Императорского Величества (ЕИВ) по Квартирмейстерской части. В Отечественную войну 1812 г. за участие в битве при Полоцке получил чин генерал-майора и воевал в должности генерал-квартирмейстера 1-го Отдельного корпуса. Участвовал в заграничных походах русской армии 1813-1814 гг., занимая должность генерал-квартирмейстера союзных армий. В октябре 1813 г. произведен в генерал-лейтенанты. В 1815 г. назначен начальником Главного штаба 1-й армии. Генерал-адъютант (с 1818), член Государственного совета (с 1823) и Комитета министров (с 1824), в 1823-1826 гг. являлся начальником Главного Штаба ЕИВ и управляющим квартимейстерской частью. 1 сентября 1825 г. выехал в составе свиты Александра I в Таганрог, находился при императоре. После смерти Александра Павловича 19 ноября того же года принял на себя военное и административное командование.
Еще 11 октября 1825 г. Александр I, ознакомившись с донесением И. В. Шервуда от 20-21 сентября того же года о существовании ветвей «Тайного общества» — «северном, южном и среднем», его руководителях и активных членах, а также цареубийственных планах «заговорщиков», — передал бумаги И. И. Дибичу. После встречи 18 октября Александра I с генерал-лейтенантом И. О. Виттом, который информировал императора о провале правительственной провокации по его вхождению в Южное общество, 10 ноября император приказал И. И. Дибичу отправить в помощь И. В. Шервуду полковника С. С. Николаева. 1 декабря 1825 г.,
Комментарии
743
уже после смерти Александра I, было получено всеподданнейшее письмо А. И. Майбороды с доносом на тайное общество, его руководителей — П. И. Пестеля и Н. М. Муравьева. 4 декабря 1825 г. И. И. Дибич, на основании информации А. К. Бошняка, И. О. Витта, доносов И. В. Шервуда и А. И. Майбороды, отправил на имя великого князя Николая Павловича пакет с материалами о деятельности тайного общества в России, его по-1 литических целях, с указанием фамилий наиболее активных членов «пе-। тербургской отрасли». Великий князь получил «наиважнейший» пакет ' утром 12 декабря. Ответом на него и является письмо Николая Павловича  И. И. Дибичу от того же числа, публикуемое в настоящем издании.
И. И. Дибич вернулся в Петербург в январе 1826 г. Генерал от инфанте-i рии (с 1826), во время Русско-персидской войны 1826-1828 гг. он был на-s правлен на Кавказ. После возвращения с театра военных действий в 1827 г. • получил титул графа Российской империи. В Русско-турецкую войну ' 1828-1829 гг. проявил себя как талантливый военачальник, руководил i вместе с великим князем Михаилом Павловичем осадой и взятием турецких крепостей Шумла, Браилов. В январе 1829 г. заменил генерал-фельдмаршала ' П. X. Витгенштейна на посту главнокомандующего русской армией, а после взятия крепости Силистрия (30 июня 1829 г.) с 30-тысячным отрядом совершил дерзкий переход через Балканы, занял без боя Адрианополь, создав угрозу Стамбулу. За эти подвиги был награжден чином генерала-фельдмаршала (с 1829) и получил приставку к фамилии «Забалканский». 2 сентября 1829 г. заключил с турками победный Адрианопольский мирный договор. В начале Польского восстания в декабре 1830 г. был назначен главнокомандующим русской армии, направленной на подавление «мя-• тежников». Нанес повстанцам сокрушительное поражение под Гроховым , (20 февраля 1831 г.), но не смог взять Варшаву и отступил, опасаясь больших потерь. Иван Иванович Дибич скончался от холеры 29 мая 1831 г. в имении Пултус, вблизи польской столицы.
№ 2
Письмо Николая I к сестре великой княгине Марии Павловне. С.-Петербург. 14 декабря 1825 года
Впервые: Корф М.А. Восшествие на престол императора Николая 1-го. СПб., Типография II Отделения СЕИВК, 1857. 1-е изд. С. 234-235. Печатается по: Корф М.А. Восшествие на престол императора Николая 1-го. 3-е изд. (первое для публики) СПб.: Типография II Отделения СЕИВК, 1857. С. 119.
Другие публикации: Корф М.А. Восшествие на престол императора Николая 1-го // 14 декабря 1825 года и его истолкователи (Герцен и Огарев против барона Корфа). М., 1994. С. 207. Другие работы М. А. Корфа, связанные с личностью и государственной деятельно
744
Комментарии
стью Николая I: 1) Жизнь графа Сперанского: В 2 т. Т. 2. СПб., 1861. 2) Материалы и черты к биографии императора Николая I и к истории его царствования: Рождение и первые двадцать лет его жизни (1796-1817) // Сборник Императорского Русского Исторического Общества. 1896. Т. 98. С. 1-160.
Мария Павловна (1786-1859) — великая княгиня, старшая дочь Павла I, с 1804 г. супруга великого герцога Саксен-Веймарского Карла Фридриха. Их дочь Августа — королева Прусская (с 1861) и императрица Германская (с 1871). Письмо написано на французском языке утром 14 декабря 1825 г. В книге М. А. Корфа оно дается в переводе. Тот факт, что Николай Павлович в один из самых трагических дней своей жизни обратился с письмом к своей старшей сестре, был обусловлен их самыми тесными дружескими связями и теплыми чувствами. В своем духовном завещании от 4 мая 1844 г. Николай I писал: «К сестре Марии Павловне питал я с детства особую привязанность, за всегдашние ее ко мне милости; позднее ее дружба для меня сделалась еще драгоценнее, и ни к кому на свете не имел я толико доверия; я чтил ее как мать, и ей исповедовал всю истину из глубины моей души» (Николай I: Личность и эпоха. Новые материалы. СПб., 2007. С. 464).
№ 3
Письмо Николая I главнокомандующему 1-ой армией, генерал-фельдмаршалу Ф. В. Остен-Сакену. С.-Петербург, 14 декабря 1825 года
Впервые: Два письма императора Николая Павловича к главнокомандующему первой армией фельдмаршалу графу Ф. В. Сакену в Могилев на Днепре // Русская старина. 1884. Кн. 3. № 9. С. 241. Печатается по этому изданию.
Другие публикации: Два письма императора Николая Павловича к главнокомандующему первой армией фельдмаршалу графу Ф. В. Сакену в Могилев на Днепре // Русская старина. 1886. Т. 50. № 5.
Остен-Сакен Фабиан Вильгельмович фон дер (1752-1837) происходил из балтийско-немецкого дворянского рода, барон, граф (с 1821), князь (с 1832), сын Вильгельма-Фабиана Остен-Сакена, служившего адъютантом у фельдмаршала Б. К. Миниха. Окончив военную школу в Дерпте, в 1766 г. был зачислен подпрапорщиком в Копорский мушкетерский полк. Принимал участие в Русско-турецкой войне 1768-1774 гг. и военных действиях против польских конфедератов в 1770-1773 гг. В 1785 г. зачислен капитаном в Сухопутный Шляхетский корпус, в 1786 г. стал подполковником и был зачислен в Московский гренадерский полк. Участник Русско-турецкой войны 1787-1791 гг. и подавления Польского восстания 1793-1794 гг. С 1793 г. служил в Черниговском мушкетерском полку. В 1797 г. произведен в генерал-майоры. В 1799 г. принимал участие в Швейцарском по
Комментарии
745
ходе А. В. Суворова. В сражении при Цюрихе (15 сентября 1799 г.) тяжело ранен и попал в плен. В 1801 г. освобожден, вернулся в Россию и назначен шефом Петербургского гренадерского полка. В 1805 г. командовал корпусом в Гродненской, а затем Владимирской губерниях. Во время войны с Наполеоном в 1806-1807 гг., будучи командиром армейского корпуса, отличился в ряде сражений (при Пултуске, Янкове, Прейсиш-Эйлау, Лаунау и др.). Однако в результате обвинений со стороны главнокомандующего русской армией Л. Л. Беннигсена был отстранен от должности и отдан под суд. 5 лет прожил в Петербурге, оставаясь не у дел. С началом Отечественной войны 1812 г. был назначен командиром Резервного корпуса на Волыне в составе 3-й Западной армии. В сентябре 1812 г. принял командование над корпусом генерала Н. М. Каменского, задержал в октябре того же года продвижение французских войск. Участвовал в заграничных походах русской армии в 1813-1814 гг., командуя 50 тысячным Отдельным корпусом в составе Силезской армии. В августе 1813 г. произведен в генералы от инфантерии. После взятия Парижа в 1814 г. стал генерал-губернатором французской столицы. В 1817-1835 гг. главнокомандующий 1-й армией. Генерал фельдмаршал (с 1826), участвовал в Русско-турецкой войне 1828-1829 гг. и подавлении Польского восстания. В 1830-1837 гг. являлся генерал-губернатором Киевской, Подольской и Волынской губерний. Скончался в Киеве.
Письмо Николая I одному из видных военачальников предыдущего царствования, написанное вечером 14 декабря 1825 г., передает весь трагизм обстоятельств его вступления на престол, отражает неуверенность императора в благонадежности армии и его стремление найти опору в генералите.
№ 4
Письмо императора Николая I к командующему 2-й армией, фельдмаршалу графу П. X. Витгенштейну.
С.-Петербург. 15-го декабря 1825 года
Впервые: Письмо Императора Николая I к гр. П. X. Витгенштейну. С.-Петербург. 15 декабря 1827 г. / сообщил П. С. Лебедев // Русская старина. 1870. Т.2. № 12. С. 531. Печатается по этому изданию.
Витгенштейн (Сайн-Витгенштейна-Берлебурга) Петр Христофорович (Петер-Людвиг-Адольф) (1768-1843) — граф, светлейший князь Пруссии и Российской империи (с 1834). Принадлежал к вестфальскому графскому роду XI в., сын генерал-поручика российской службы (с 1761) Кристиана-Людвига-Казимира Сайн-Витгенштейна-Берлебурга. В службу вступил в 1781 г. корнетом в лейб-гвардии Семеновский цолк. Участвовал в подавлении «мятежников» в Варшаве в 1794 г. Подполковник (с 1794), участвовал в штурме Праги и персидской кампании 1796 г. В 1797 г. переведен в Ростовский драгунский полк. Полковник (с 1798), генерал-майор (с 1799),
746
Комментарии
в 1801-1805 гг. командир Елизаветградского, затем Мариупольского гусарских полков. Участник кампаний 1805-1807 гг., в сражении при Аустерлице командовал авангардом русских войск. Генерал-лейтенант (с 1807). В Русско-шведской войне 1808-1809 гг. командовал корпусом. В начале Отечественной войны 1812 г. командовал пехотным корпусом, участвовал в битве за взятие Полоцка, за что был награжден чином генерала от кавалерии (с 1812). Участник заграничных походов 1813-1814 гг. В 1818-1829 гг. главнокомандующий 2-й армией. Генерал-фельдмаршал (с 1826). Во время Русско-турецкой войны 1828-1829 гг. главнокомандующий Дунайской армией, участвовал в боях за Браилов, Шумлу, Силистрию. В 1829 г. по прошению отстранен от командования 2-й армией, в 1833 г. уволен в отставку. В 1840-1841 гг. находился за границей на лечении. Умер во Львове.
Публикуемое в настоящем издании письмо Николая I П. X. Витгенштейну от 15 декабря 1825 г. было обусловлено необходимостью информировать высшее военное командование 2-й армии о событиях в столице. Между тем П. X. Витгенштейн еще в 1822 г. на основании доноса майора 32-го Егерского полка, члена Южного общества (с 1822) И. М. Юмина был осведомлен о существовании и активной деятельности в его войсках тайного общества. Тогда же на основании рапорта командира 6-го пехотного корпуса генерала И. В. Сабанеева он имел сведения о «деле» В. Ф. Раевского и М. Ф. Орлова. По предписанию главнокомандующего 2-й армией первый был арестован и заключен в Тираспольскую крепость, а второй отстранен от командования 16-й пехотной дивизией. Однако военное командование 2-й армии не стремилось докладывать об этом в Петербург. Когда же сведения дошли до Александра I, то П. X. Витгенштейн и его начальник штаба П. Д. Киселев, имея сведения о политической конспирации в их войсках, но стремясь уйти от ответственности и обезопасить себя от обвинения «в разложении армии», представили эти дела не как политические, а как дисциплинарные, и только после получения доноса А. И. Майбороды, рапортов генералов Л. О. Рота и А. И.Чернышева, П. X. Витгенштейн 26 декабря 1825 г. отправил донесение Николаю I «касательно произведения предварительного расследования по делу “Тайного общества”» (см.: Андреева Т. В. Тайные общества в России в первой трети XIX в.: правительственная политикан общественное мнение. СПб., 2009. С. 462-486, 600-602). Членом политической конспирации (Союза благоденствия с 1820 г. и Южного общества с 1822 г.) был сын П. X. Витгенштейна — Лев Петрович Витгенштейн (1799-1866), в 1825 г. — ротмистр Кавалергардского полка, который не был привлечен к следствию, поскольку «Высочайше поведено не считать прикосновенным к делу».
1	Фредерикс Александр Андреевич (1788-1849) — барон, в 1825 г. полковник лейб-гвардии Измайловского полка. С 20 марта 1826 г. — флигель-
Комментарии
747
адъютант Николая I. Впоследствии — генерал-лейтенант (с 1843 г.). Как ретроспективно вспоминал Николай I: «В одно утро, часов в 6 был я разбужен внезапным приездом из Таганрога лейб-гвардии Измайловского полка полковника барона Фредерикса, с пакетом о самонужнейшем от генерала Дибича, начальника Главного штаба, и адресованным в собственные руки императору» (Николай I. Записка [о событиях 12-14 декабря 1825 г.] // Николай I: Личность и эпоха. Новые материалы. СПб., 2007. С. 159).
2	Имеется в виду присяга Константину Павловичу, совершенная 27 ноября 1825 г.
3	Николай Павлович ждал от цесаревича, великого князя Константина Павловича манифест об отречении от престола. Однако цесаревич, считая, что «никогда не был императором» и не обнародовал манифест о своем вступлении на престол, не присылал манифест и не приезжал в Петербург, обосновывая это тем, что нужно выполнять духовное завещание Александра I в виде секретного манифеста от 16 августа 1823 г. о передаче прав наследования российского трона Николаю. Об этом см.: «Междуцарствие как пролог 14 декабря 1825 года» в монографии: Андреева Т. В. Тайные общества в России в первой трети XIX в.: правительственная политика и общественное мнение. С. 533-597.
4	Милорадович Михаил Андреевич (1771-1825) — один из самых популярных и любимых военачальников александровской эпохи. Родом из сербов, поступивших на русскую службу еще при Петре I. В 10 лет был записан на военную службу, в юношеские годы слушал лекции по военным наукам в Геттингенском университете, в 28 лет стал известен всей армии, совершив рейд с «летучим отрядом» по военным тылам во время шведской кампании. Бойкий, красивый, всегда остроумный, но в то же время ответственный и исполнительный офицер, еще в царствование Павла I он обратил на себя внимание императорской семьи и военного командования, в 1798 г. получив чин генерал-майора. Участник Итальянского и Швейцарского походов А. С. Суворова, с этого времени Милорадович приобрел особое расположение и даже дружбу великого князя Константина Павловича, в 1799 г., за участие в этом походе получившего титул цесаревича. В царствование Александра I талантливый молодой генерал мужественно сражался под Аустерлицем, Бухарестом, Силистрией. Генерал от инфантерии (с 1809), участник всех знаменитых сражений Отечественной войны 1812 г., Милорадович отличился в наполеоновских походах 1813-1814 гг., за что получил титул графа (с 1813). После возвращения в Россию был назначен командующим Гвардейским корпусом (1814-1818). Однако особое внимание Александра I и членов царской семьи Мцлорадович привлек летом 1818 г., когда император, отправившись в очередное путешествие в Крым, взял генерала с собой. Эта поездка чрезвычайно способствовала служебной карьере Милорадовича, поскольку его веселый нрав, талант неутомимого
748
Комментарии
рассказчика и блестящего танцора привлекли к нему сердца не только вдовствующей императрицы Марии Федоровны, императрицы Елизаветы Алексеевны, но и самого Александра Павловича. Назначенный в августе 1818 г. членом Государственного совета и петербургским военным генерал-губернатором (с управлением гражданской частью), с этого момента Милорадович обладал всей полнотой гражданской и военной власти в столице. О деятельности в Петербурге тайного общества Милорадович знал на основании агентурной информации и доноса А. Н. Ронова еще с осени 1820 г. Однако поскольку главной установкой самого Александра I, осведомленного о деятельности Союза спасения с 1817 г., были не форсированные репрессивные мероприятия, а сбор информации и поиск документов, то и столичный генерал-губернатор делал ставку на агентурную и провокаторскую работу (см.: Андреева Т. В. 1) Император Николай Павлович и граф М. А. Милорадович // Философский век. Альманах 6: Россия в николаевское время: наука, политика, просвещение. СПб., 1999. С. 230-250; 2) Тайные общества в России в первой трети XIX в.: правительственная политика и общественное мнение. С. 448-486).
5	Голицын Александр Николаевич (1773-1844) — князь, принадлежал к старинному литовскому княжескому роду Гедиминовичей. С детства близкий к императорскому дому, воспитанный у престола Екатерины II, друг юности великого князя Александра Павловича, Голицын имел все возможности, чтобы сделать головокружительную карьеру. Так и произошло. Остроумный, ловкий человек, обладавший веселым и легким нравом, в первую половину царствования Александра I он был любимцем императора, его доверенным лицом и занимал одновременно несколько ведущих государственных постов. Назначенный обер-прокурором Св. Синода, Голицын руководил духовным ведомством четырнадцать лет (1803-1817). В эти годы его влияние на молодого монарха шло по нарастающей. Пользуясь неизменным расположением и поддержкой Александра I, обер-прокурор не вмешивался во внутренние дела церковной сферы, но занимал весьма независимую позицию среди сановного мира столицы и был самостоятельным в решении вопросов духовного образования: провел реформу духовных училищ и учредил три новые духовные академии. Одновременно (с 1803) являясь статс-секретарем ЕИВ, князь сопровождал Александра I в его поездках за границу, в том числе на Эрфуртскую встречу с Наполеоном. С 1810 г. член Государственного совета, тогда же Голицын был назначен главноуправляющим Департаментом духовных дел для иностранных исповеданий Совета (1810-1817). К этому времени влиятельнейший сановник (сенатор с 1812), в своем духовном развитии он совершил крутой поворот, характеризующийся религиозно-мистической направленностью. Накануне Отечественной войны Голицын стал учредителем в России английского Библейского общества, а в январе 1813 г. был избран его президентом и чрезвычайно способствовал распространению религиозного мировоз
Комментарии
749
зрения в высших слоях русского общества. С августа 1816 г. в связи с болезнью министра просвещения — гр. А. К. Разумовского — Голицын по поручению императора исполнял министерские обязанности. В условиях послевоенного идеологического натиска иезуитов и пропаганды ими превосходства католического вероисповедания и латинского просвещения правительством было принято решение о создании ведомства, объединяющего Министерство народного просвещения, Св. Синод и Департамент иностранных исповеданий. Стратегической целью деятельности нового ведомства было поставлено подчинение светского просвещения религиозному, а тактической задачей — давно необходимое объединение христианских церквей. Министром духовных дел и народного просвещения (1817-1824) был назначен Голицын, в сферу ведомства которого вошли также — цензура, а с 1819 г. и Почтовый департамент. Новый министр и главноначальствующий над Почтовым департаментом (1819-1842) неизменно пользовался личным расположением и поддержкой Александра I, в эту эпоху разделявшего его религиозно-мистические симпатии и проводившего политику доминирования религиозного просвещения над светским и в то же время широкой веротерпимости. Однако в 1824 г. министерская карьера Голицына сломалась в результате интриг архимандрита Фотия и петербургского митрополита Серафима, недовольных умалением политической роли Св. Синода, а также гр. А. А. Аракчеева, стремившегося к приоритету в соперничестве с князем за влияние на императора. Заговорщикам удалось добиться упразднения 15 мая 1824 г. Министерства духовных дел и народного просвещения и отставки Голицына с поста министра и президента Библейского общества. И все же, сохранив за собой управление Почтовым департаментом, деятельность которого в эту эпоху рассматривалась как политическое дело, Голицын до кончины Александра I не утратил личного расположения царя. В царствование Николая I Голицын вновь оказался в фаворе и был осыпан милостями. Старику-князю, которого император считал «верным другом своего семейства», на время отъезда царской четы всегда поручалось попечение о детях, которые были очень послушны и называли его «дяденькой». В 1830-1842 гг. он совмещал руководство почтовым ведомством с исполнением должности канцлера Российских орденов, а в 1839-1841 гг. временно (по случаю болезни кн. И. В. Васильчикова) еще и председательствовал в Общем собрании Государственного совета. В конце жизни удостоенный высшего государственного чина — действительного тайного советника 1 класса (с 1841) — из-за болезни Голицын уже тяготился государственной службой. В марте 1842 г. испросил отставку от всех должностей и проживал в своем крымском имении Гаспра-Александрия. Вскоре ослеп и 22 ноября 1844 г. скончался в имении, и был похоронен в Балаклавском Георгиевском монастыре.
6	Николай Павлович имел в виду преданность А. X. Бенкендорфа российскому императорскому дому, обусловленную не столько немецкой
750
Комментарии
«корпоративностью», сколько привязанностью, «которую внушала земля Русская». Александр Христофорович Бенкендорф (1781-1844) — выходец из древнего остзейского немецкого дворянского рода, перешедшего на русскую службу в начале XVIII в., с детства был близок к царской семье. После смерти его деда генерал-лейтенанта Иогана-Михаэла (Ивана Ивановича) Бенкендорфа (1720-1775) в 1777 г. Екатерина II пригласила его бабушку Софию-Елизавету, урожд. Ригеман фон Левенштерн, ко двору в качестве воспитательницы великих князей — Александра и Константина Павловичей. Его мать, урожд. баронесса Анна-Юлиана Шиллинг фон Канштадт (1749-1797) приехала в Россию в 1781 г. в свите Софии-Доротеи-Августы, принцессы Вюртемберг-Штутгартской, будущей императрицы Марии Федоровны, и стала ее фрейлиной. В детстве маленький Александр — любимец великой княгини Елизаветы Алексеевны — играл с великими княжнами. Однако в 1792 г. семья генерал-майора Христофора Ивановича Бенкендорфа вследствие интриг великого князя Павла Петровича оказалась в Германии, в Штутгарте, а затем в Риге, где генерал командовал кавалерийской бригадой. Александр Бенкендорф в 1796 г. был отправлен в Петербург и помещен по протекции императрицы Марии Федоровны в привилегированное учебное заведение — иезуитский пансион аббата Ш.-Д. Николя, в котором воспитывались будущие государственные деятели — А. Ф. Орлов, А. С. Меншиков, П. П. Гагарин, а также идеологи и видные деятели декабристского движения — М. Ф. Орлов, С. Г. Волконский, В. Л. Давыдов, А. П. Барятинский, П. Н. Свистунов.
В 1798 г., в 17 лет, Бенкендорф был зачислен унтер-офицером в лейб-гвардии Семеновский полк. Очень скоро, в 1799 г., произведен в поручики и флигель-адъютанты, что открывало ему возможность быстрой придворной карьеры. Однако Бенкендорф придворной «рутине» предпочел участие в экспедиции генерала Г. М. Спренгпортена по Центральной России, Крыму и Северному Кавказу, а также в отряде П. Д. Цицианова по покорению Грузии. Осенью 1804 г. по поручению Александра I он отправился на о. Корфу, где находилась дивизия под командованием генерала Р. К. Анрепа, который для борьбы с французами формировал отряд местных жителей. Во главе этого легиона временно был поставлен флигель-адъютант Бенкендорф. В 1805 г. отправленный на арену боевых действий с французами Александр Христофорович во главе «летучего отряда» из 600 казаков разбил неприятеля у крепости Гаммель. В январе 1807 г. он принимал участие в битве под Прейсиш-Эйлау, за что был произведен в капитаны, а вскоре и полковники. С 1803 г. адъютант и доверенное лицо П. А. Толстого — генерал-адъютанта, дежурного генерала при главнокомандующем Л. Л. Беннигсене — Бенкендорф как член посольской делегации, участвовал в подписании Тильзитского мирного договора. Именно здесь, в Париже, его поразила организация и четкая деятельность французской жандармерии и возникла идея перенести этот опыт в Россию. В возобновив
Комментарии
751
шуюся Русско-турецкую войну 1809-1811 г. полковник Бенкендорф воевал в Молдавии, командуя тремя пехотными батальонами в корпусе генерал-лейтенанта М. И. Платова, участвовал в тяжелейшей переправе через Дунай и взятии крепостей Браилов и Костюнджи, находился за Дунаем в первой решающей атаке крепости Силистрия. В 1811 г. он совершил отчаянный по смелости рейд с двумя полками (Ингермагландским драгунским и 37-м Егерским) из крепости Ловчи через неприятельскую территорию в крепость Рущук. В том же году успешно командовал казачьими форпостами, находившимися на границе линии фронта между российским и турецким лагерями. И все же в общественном мнении он имел репутацию придворного офицера. Все изменила Отечественная война 1812 г. Вначале Бенкендорф находился при Александре I в качестве флигель-адъютанта, выполняя поручения императора. Но 27 июля 1812 г, молодой полковник повел за собой в атаку войска. За боевые заслуги он был награжден чином генерал-майора (с 1812). Однако настоящая боевая слава к нему пришла в августе 1812г., когда он с отрядом в 80 казаков из состава «летучего корпуса» генерал-адъютанта Ф. Ф. Винцингероде совершил рейд по французским тылам, от Турутино до Полоцка, через всю Белоруссию, захваченную врагом. Таким образом была установлена связь главной армии и корпуса генерала П. X. Витгенштейна, прикрывавшего петербургское направление. В начале октября 1812 г. после того, как французы оставили Москву, «летучий корпус» Винцингероде, находившийся ближе всего к древней столице, с боем взял город. С 10 по 23 октября 1812 г. Бенкендорф был временным военным комендантом Москвы, боролся с грабежами и пожарами. По возвращении на театр боевых действий преследовал врага до Немана в частях под командованием генерал-лейтенентаП. В. Голенищева-Кутузова, В кампанию весны-лета 1813 г. талантливый молодой генерал командовал особым «партизанским» отрядом в 1500 драгун, гусар, казаков, совершая фантастические по смелости разведывательные рейды в тыл противника в районе Берлина, Франкфурта, Дрездена, захватывая оружие и пленных, числом более 800 человек. После переправы русской армии через Эльбу — упорные бои под Люнебургом, Гросбереном, Реймсом. В битве под Лейпцигом Бенкендорф командовал левым крылом корпуса Винцингероде, а в ноябре 1813 г, участвовал в освобождении от французов Голландии. В начале 1814 г., когда Наполеон рвался в Париж, Бенкендорф во главе корпусной кавалерии участвовал в кровопролитных сражениях под Красном, Лаоном, Сен-Дизье, командуя всей кавалерией корпуса М. С. Воронцова. За годы военных походов приобретя военно-административный опыт, во второй половине 1810-х гг. Бенкендорф встал в один ряд с выдающимися военачальниками александровского царствования.
В 1814 г. он был назначен командиром 2-й бригады 1-й Уланской дивизии, дислоцировавшейся в Витебске, а уже в апреле 1816 г. стал командиром этой дивизии, В конце 1817 г. по повелению Александра I Бенкендорф со
752
Комментарии
провождал до Кавказа великого князя Михаила Павловича, который совершал ознакомительное путешествие по России. Эта поездка способствовала еще большему сближению Бенкендорфа с императорским домом. Эпоха тайных обществ и, прежде всего, масонских лож наложила определенный отпечаток и на судьбу Бенкендорфа: член ложи французской масонской системы — «Соединенные друзья», просуществовавшей с 1802 по 1822 г. (см.: Соколовская Т. О. Раннее масонство Александровского времени // Масонство в его прошлом и настоящем: В 2 т. Т. 2. М., 1915. С. 158-161), согласно запискам С. П. Трубецкого, где приводится список членов «Ордена русских рыцарей», он все же не состоял в этой преддекабристской организации (см.: Трубецкой С. П. Записки. Письма И. Н. Толстому 1818-1823 гг. / Сост. Т. В. Андреева и П. В. Ильин. СПб., 2011. С. 60). Вместе с тем среди членов политической конспирации у него были как старые друзья по фли-гель-адъютанству — генерал-майор С. Г. Волконский (см.: Волконский С. Г. Записки. СПб., 1901. С. 135-136), так и знакомые по светским связям — М. Ф. Орлов, Н. И. Тургенев.
Между тем талант военачальника, проявленный в боевых условиях, Бенкендорф продемонстрировал и в буднях армейской жизни. В марте 1819 г. он был назначен начальником штаба Гвардейского корпуса и тут же выехал с семьей в Петербург. Новое назначение стало очередным знаком доверия Александра I и особой близости Бенкендорфа ко двору. После хорошо проведенных учений корпуса ему было пожаловано звание генерал-адъютанта. На новой должности все свое внимание Бенкендорф сосредоточил на создании в гвардейских полках, являвшихся привилегированной частью российской армии, системы, основой функционирования которой становилась дисциплина, которая, по его мнению, в мирное время являлась важнейшим компонентом ее боеспособности. Важной вехой в служебной деятельности Бенкендорфа стало восстание 16-18 октября 1820 г. Семеновского полка. Замещая должность командира Гвардейского корпуса — И. В. Васильчикова, он попытался погасить конфликт, вступил в переговоры с батальонными командирами, которые говорили о жестокостях командира полка Ф. Е. Шварца, нарушавшего не только нормы морали, но и законы Российской империи, подвергая телесным наказаниям солдат, имевших боевые награды. Однако Александр I, увидев в волнениях в своем любимом, элитном полку явное проявление «всеевропейского заговора революционеров», не удовлетворился донесением Бенкендорфа о Шварце, который был только уволен из гвардии. Семеновская история явилась важной вехой в политической истории России первой половины XIX в. Восстание стало серьезной предпосылкой для создания тайной полиции в гвардии и армии, продемонстрировало власти и руководителям политической конспирации, что в России нет другой реальной силы как для усиления российской государственности, так и прорыва к лучшему политическому устройству, а также показало военному командованию, что
Комментарии
753
«зараза», как пишет Николай Павлович, вольнодумства и либерализации находится в войсках. В мае 1821 г. Бенкендорф совместно с Васильчиковым способствовал тому, что «Записка о тайных обществах в России» члена Коренного совета Союза благоденствия и тайного агента М. К. Грибовского, попала в руки Александру I. Какова была реакция императора на записку до сих пор неясно: она была найдена в кабинете Александре I после его смерти без следов работы с ней. И хотя в сентябре 1821 г. Бенкендорф был произведен в генерал-лейтенанты, однако он и Васильчиков вскоре были устранены от руководства Гвардейским корпусом. В декабре того же года Бенкендорф был назначен командиром 1-й Кирасирской дивизии, которая находилась в окрестностях северной столицы. Поэтому закономерно, что в критической ситуации ноября 1824 г., во время наводнения в Петербурге, император назначил его военным губернатором Васильевского острова.
С великим князем Николаем Павловичем и великой княгиней Александрой Федоровной Бенкендорф был знаком с начала 1820-х гг. Причем с Николаем велась активная переписка, о чем свидетельствуют письма великого князя, отложившиеся в личном фонде Бенкендорфа в ГАРФ и свидетельствующие о единстве их взглядов на «принципы порядка и дисциплины» как на основу системы российской государственности. О происхождении, семье, службе А. X. Бенкендорфа см.: Андреева Т. В. А. X. Бенкендорф: его предки и потомки // Английская набережная, 4. Ежегодник Санкт-Петербургского общества историков и архивистов. СПб., 1997. С. 261-290; Бибиков Г. Н. А. X. Бенкендорф и политика императора Николая I. М., 2009. С. 33-113.
7	В своем письме цесаревичу Константину Павловичу от 20 декабря 1825 г. Николай Павлович писал: «И этот заговор длится уже 10 лет! Как это случилось, что его не обнаружили тотчас или уже давно? Обратите внимание на Киев и Одессу; они не хороши, и в свое время я обращал на них внимание нашего благодетеля; граф Аракчеев, князь Волконский и Дибич все знают» (Из переписки Николая I и Константина Павловича. 17 декабря 1825 г. — 21 июля 1826 г. // Междуцарствие 1825 года и восстание декабристов в переписке и мемуарах членов царской семьи. М.; Л., 1926. С. 148.). Аракчеев Алексей Андреевич (1769-1834) — барон (с 1797), граф (с 1799 г.), в службу вступил подпоручиком армии в 1787 г., в 1789 г. зачислен в гвардейскую артиллерию. С 1792 г. — капитан артиллерии, командир гатчинской артиллерийской роты с правом постоянно обедать вместе с великим князем Павлом Петровичем. С воцарением Павла I военная карьера Аракчеева стала набирать обороты: генерал-майор (с 1796), командир лейб-гвардии Преображенского полка, генерал-квартирмейстер всей армии (1797-1798 гг.). С марта по август 1798 г. был в опале, уволен со всех должностей и «без прошения» уехал в свое новгородское имение Грузино. В декабре того же года вновь назначен генералом-квартирмейстером всей армии, нов 1799 г. вновь уволен в отставку «за ложное донесение»,
754
Комментарии
и жил в имении, В апреле 1803 г. собственноручной запиской Александра I он был вызван в Петербург и назначен генерал-инспектором всей армии. В кампании 1805-1807 гг. был при императоре и в боевых действиях участия не принимал. Генерал от артиллерии (с 1807). В 1808-1810 гг. министр военно-сухопутных сил и командующий Военно-Походной Канцелярией ЕИВ. В 1810-1812 гг. председатель Департамента военных дел Государственного совета. Сенатор и член Комитета министров (с 1810 г.). В Отечественную войну 1812 г. и заграничных походов 1813-1814 гг. участия в боевых действиях не принимал, был при Александре I, руководил работой СЕИВК. В 1819-1825 гг. главный начальник военных поселений России.
Аракчеев имел сведения о существовании тайного общества в России еще с 1820 г. Записка 1824 г. Александра! о том, что «в обеих армиях, равно как в отдельных корпусах, есть по разным местам тайные общества», великого князя Константина Павловича, была адресована именно Аракчееву (Записка Александра I о распространении влияния тайных обществ в войсках. 1824 г. Писарская копия // РГВИА. Ф. 846. Оп.Ю. Д. 1, Л. 1), Аракчеев был посвящен императором и в дело о провокаторской деятельности унтер-офицера И. В. Шервуда в июне 1825 г., когда последний из Одессы отправил донос на Южное общество. Александр I приказал Аракчееву доставить унтер-офицера и начать расследование. 12 июля того же года Шервуд был привезен в Грузине, имел разговор с генералом, а 17 июля был представлен императору, который приказал продолжать сбор информации и поиск документов. 1 сентября 1825 г. Александр I отправился в Таганрог, но в письмах Аракчееву постоянно настаивал на его приезде в южную императорскую резиденцию, вероятно, для решения дел, связанных с открытием деятельности тайного общества. Однако последний так и не приехал. И даже известие о тяжелом состоянии больного Александра I не заставило Алексея Андреевича приехать к своему государю и благодетелю, которому он был «предан без лести». И хотя по повелению императора Аракчеев должен был контролировать «дело» Шервуда, но уже первое важнейшее донесение провокатора от 20-21 сентября 1825 г. Аракчеев, даже не вскрывая пакет, отправил в Таганрог «по тяжкому расстройству здоровья» из-за убийства дворовыми его любовницы Н. Ф. Минкиной. Аракчеев появился в Петербурге накануне восстания. 9 декабря он сообщил вдовствующей императрице Марии Федоровне о тех сведениях, которые имел Александр I о деятельности политической конспирации в России. Николай Павлович был информирован им «об ужасном заговоре» и готовящемся восстании в столице 10 декабря 1825 г. Позиция Аракчеева в событиях конца 1825 г., возможно, была обусловлена заговором против Александра I еще и «справа», т. е. со стороны высшего генералита и сановной аристократии, недовольных его государственной бездеятельностью (см.: Сахаров А. Н. Александр I: К истории жизни и смерти // Российские самодержцы. 1801-1917. М., 1994. С. 89). Это находит подтверждение в словах принца Е. Вюртембергского, что 14 декабря
Комментарии
755
1825 г. «его (Аракчеева. — Сост.) опущенный взгляд и искаженные черты выдавали как сильную тревогу, так и нечистую совесть» (Из воспоминаний Евгения Вюртембергского «Моя поездка в Россию в 1825 году и петербургский заговор» //14 декабря 1825 года. Воспоминания очевидцев. СПб., 1999. С. 76). Опосредованно данное предположение обозначено и в маленькой, но любопытной заметке неизвестного автора «Обвинение графа Аракчеева в государственном преступлении» (Русская старина. 1900. Т. 101. С. 642). Николай I уже 19 декабря 1825 г. уволил Аракчеева со всех должностей. В марте 1826 г. генерал уехал на лечение за границу, а через год вернувшись в Россию, безвыездно до самой смерти жил в своем имении.
8	В тот же день, поздно вечером 12 декабря 1825 г. Николай пригласил на совещание М. А. Милорадовича и А. Н. Голицына, которых проинформировал о донесении И. И. Дибича, письме Я. И. Ростовцева и разговоре с ним.
9	Имеется в виду Булгари Николай Яковлевич (1805-1841) — поручик Кирасирского полка, член Южного общества (с 1825), который в отчетах И. В. Шервуда, на основании которых было составлено донесение И. И. Дибича, был назван курьером между П. И. Пестелем и Ф. Ф. Вадковским. Однако приказ об аресте Булгари был дан Николаем I только 19 декабря 1825 г. 27 декабря Булгари был арестован в доме своего отца в Одессе, доставлен в Петербург в январе 1826 г. и содержался в Петропавловской крепости. Верховным уголовным судом осужден «по молодости лет» по VII разряду в крепостные работы на 2 года. По коронационному манифесту от 22 августа 1826 г. срок сокращен на год. Отбывал наказание в Динабургской крепости. С 1827 г. по ходатайству матери определен унтер-офицером в 45-й Егерский полк в Финляндию. С 1834 г. уволен с военной службы по болезни. С 1836 г. служил чиновником особых поручений при Керченском градоначальнике.
10	Речь идет о Чернышеве Захаре Григорьевиче (1797-1862) — графе, ротмистре Кавалергардского полка, который также фигурировал в доносе И. В. Шервуда. Член петербургской ячейки Южного общества (с 1825), участвовал в деятельности Северного общества. Приказ об аресте Николаем I также был дан позднее, 17 декабря 1825 г. Чернышев был арестован в Орловском имении Тагино своего отца обер-шенка Чернышева Григория Ивановича (1762-1831), доставлен в Петербург 23 декабря и содержался в Петропавловской крепости. Его сестра, жена Никиты Михайловича Муравьева — Александра Григорьевна Муравьева (урожд. Чернышева), узнав о приказе об аресте брата, 19 декабря 1825 г. направила всеподданнейшее письмо Николаю I с просьбой пощадить «несчастного брата». Принадлежность Чернышева к титулованной знати и мольбы его сестры привели к тому, что Верховным уголовным судом он был осужден по VII разряду, приговорен в каторжные работы на 2 года. По коронационному манифесту от 22 августа 1826 г. срок сокращен на год. В феврале 1827 г.
756
Комментарии
отправлен в Читинский острог. В мае 1828 г. после отбытия срока обращен на поселение в Якутск. В 1829 г. определен рядовым в Нижегородский драгунский полк, дослужился до подпоручика. В 1834 г. уволен в отставку, и получил высочайшее разрешение жить безвыездно в имении другой сестры — Софьи Григорьевны Кругликовой (урожд. Чернышевой). В 1837 г. разрешено вступить в гражданскую службу в Туле, затем Орле и Рязани. В 1846 г. перешел на службу в Канцелярию московского гражданского губернатора. По манифесту об амнистии от 26 августа 1856 г. восстановлен в правах дворянства с возвращением графского титула. Умер в Риме.
11	Мантейфель Григорий Андреевич (1795-?) — граф, в 1825 г. штаб-ротмистр Кавалергардского полка, адъютант санкт-петербургского военного генерал-губернатора М. А. Милорадовича. 12 декабря 1825 г. был отправлен в Тульчин к командиру пехотного корпуса, генерал-лейтенанту Л. О. Роту (через которого А. И. Майборода отправил донос), чтобы доставить доносителя в Петербург.
12	Об этом селе как месте хранения «Русской правды» П. И. Пестеля писал в своем всеподданнейшем письме Александру I от 25 ноября 1825 г. А. И. Майборода: «Ежели благоугодно Вашему Императорскому Величеству удостовериться в сей истине, то повелите кому прибыть Киевской губернии, Липовецкого уезда, в с. Валабановку, где нахожусь я с вверенной мне ротой на квартирах, я укажу место, хранящее приуготовленные уже какие-то законы, под названием “Русская Правда”<...>» (Шильдер Н. К. Император Николай Первый. Его жизнь и царствование: В 2 т. Т.1. М., 1997. С. 565). Однако на самом деле рукопись была закопана около с. Кирсановки близ Тульчина (см.: Чернов С. Н. Поиски «Русской Правды» П. И. Пестеля (Материалы к истории следствия по делу декабристов в 1825-1826 гг.) // Чернов С. Н. Павел Пестель. Избранные статьи по истории декабризма / Публ. Т. В. Андреева и В. С. Парсамов. СПб., 2004. С. 182-240).
13	Майборода Аркадий Иванович (1844-?) — в 1825 г. капитан Вятского пехотного полка, принятый в 1824 г. в Южное общество П. И. Пестелем. 25 ноября 1825 г. в Житомире написал всеподданнейшее письмо Александру I, полученное военным командованием в Таганроге уже после смерти императора, 1 декабря того же года. В письме, переданном через генерала Л. О. Рота начальнику Главного штаба И. И. Дибичу, говорилось о десятилетней деятельности «Тайного обществ», его политических целях и руководителях — П. И. Пестеле, Н. М. Муравьеве, программных документах — «Русской Правде» и Конституции. Майборода привлекался к следствию как свидетель. Выл награжден переводом в лейб-гвардии Гренадерский полк, в 1833 г. перешел в Апшеронский пехотный полк Отдельного Кавказского корпуса. Впоследствии — полковник (с 1842), командир этого полка. Погиб при невыясненных обстоятельствах.
Комментарии
757
14	Имеется в виду Муравьев Никита Михайлович (1795-1843) — в 1825 г. капитан Гвардейского Генерального штаба, один из основателей Союза спасения, член Коренного совета Союза благоденствия, один из основателей, правитель и член Верховной думы Северного общества, автор проекта Конституции. Воспитывался дома, затем слушал лекции в Московском университете. В службу вступил в 1812 г. прапорщиком по квартирмейстерской части. Участник заграничных походов 1813-1814 гг., участвовал во втором походе в Париж в 1815 г. С 1816 г. подпоручик Гвардейского корпуса, с 1818 г. поручик. С 1823 г. штабс-капитан Гвардейского Генерального штаба и начальник штаба 2-й Гвардейской дивизии под командованием великого князя Николая Павловича. С июля 1825 г. капитан. Приказ об аресте Николаем I был отдан только 17 декабря 1825 г. Арестован 20 декабря в имении тестя — обер-шенка Григория Ивановича Чернышева, вместе с братом жены — 3. Г.Чернышевым. 23 декабря привезен к московскому генерал-губернатору Д. В. Голицыну. В Петербург доставлен 25 декабря и содержался в Петропавловской крепости. Верховным уголовным судом осужден по I разряду на каторжную работу на 20 лет. По коронационному манифесту от 22 августа 1826 г. срок сокращен до 15 лет. В декабре 1826 г. отправлен в Сибирь, в Читинский острог. Секретным указом от 8 ноября 1832 г. срок сокращен до 10 лет. По секретному указу от 14 декабря 1835 г. отправлен на поселение в с. Урик Иркутской губернии, где и скончался в 1843 г.
15	Голицын Дмитрий Владимирович (1771-1844) — князь, в 1825 г. московский военный генерал-губернатор. Участник кампании против польских повстанцев (1794), генерал-майор (с 1798), генерал-лейтенант (с 1800). Участник кампании 1805-1807 гг., Отечественной войны 1812 г., заграничных походов 1813-1814 гг. Генерал от кавалерии (с 1814), в 1814-1818 гг. — командир гвардейской кавалерийской дивизии. В 1820-1844 гг. — московский военный генерал-губернатор и управляющий гражданской частью.
16	Чернышев Александр Иванович (1786-1857) — граф (с 1826), князь (с 1841), светлейший князь (с 1849). В 1825 г. генерал-лейтенант,‘начальник легкой кавалерии (с 1821). С осени 1825 г. находился в Таганроге при Александре I, присутствовал при кончине императора. На основании агентурных сведений И. О. Витта, А. К. Бошняка, доносов И. В. Шервуда, 25 ноября 1825 г. командирован И. И. Дибичем в Тульчин для производства следствия по делу об открытых во 2-й армии тайных обществах. После доноса А. И. Майбороды 5 декабря того же года вновь был отправлен в Тульчин для ареста П. И. Пестеля, который был произведен 13 декабря 1825 г. Поскольку Дибич в своем донесении писал о миссии Чернышева, то Николай ждал от него известий. 11 декабря Чернышев отправил из Таганрога на имя Николая Павловича донесение, в котором информировал
758
Комментарии
о провокаторской деятельности И. В. Шервуда, роли П. И. Пестеля в тайном обществе, упоминал среди «главных заговорщиков» М. Ф. Орлова, С. П. Трубецкого, С. И. Муравьева-Апостола и др. В своем резюме он подчеркивал: «Они не совсем уверены в своих силах в Петербурге, это заставит их дожидаться и ожидать или большего недовольства в народе и тем умножить их членов, или в противном случае, при общем благоденствии, усиления своих работ» (Письмо А. И. Чернышева великому князю Николаю Павловичу от 11 декабря 1825 г. // ОР РНБ. Ф. 836 (А. И. Чернышев). On. 1. Д. 18. Л. 5-5об.). Однако чиновник 9 класса Шамарин, который должен был доставить это донесение великому князю Николаю Павловичу, приехал в северную столицу только вечером 14 декабря 1825 г., и оно было уже вручено императору Николаю I. Чернышев, приведя к присяге новому императору войска 2-й армии, вернулся в Петербург 4 января 1826 г. и был назначен членом Следственной комиссии по делу декабристов. В царствование Николая I стал государственным деятелем «первого эшелона». Сенатор (с 1826), член Комитета министров и генерал от инфантерии (с 1827), член Государственного совета (с 1828). В 1828-1832 гг. — начальник Главного штаба ЕИВ. Тридцать лет он исполнял обязанности военного министра (с 1832 по 1852 г.), одновременно являясь председателем Военного совета, Кавказского комитета, Сибирского комитета, Государственного совета и Комитета министров (1848-1856).
17	Николаев Степан Степанович (1789-1849) — полковник лейб-гвардии Казачьего полка, 10 ноября 1825 г. был направлен Александром I в помощь И. В. Шервуду для захвата документов «Тайного общества». После смерти императора действовал в рамках правительственной провокации, направленной на поиск бумаг П. И. Пестеля. 9 декабря 1825 г., на основании предписания Дибича, в Курске Николаевым был арестован один из руководителей Южного общества — Ф. Ф. Вадковский, впоследствии генерал-лейтенант, наказной атаман Кавказского линейного казачьего войска. Автор дневника, посвященного событиям 14 декабря 1825 г. (Дневник полковника С. С. Николаева / Подг. Н. А. Рубакин // Воля России. 1925. № 12. С. 48-58).
18	Шервуд Иван Васильевич (1798-1867) — сын английского механика из Кента, приехавшего в Россию в 1800 г. для службы на Александровской мануфактуре. В 1825 г. унтер-офицер 3-го Украинского уланского полка, входившего в Корпус военных поселений Херсонской губернии. В мае-июне 1825 г. был принят Ф. Ф. Вадковским в Южное общество, позже сам с провокаторской целью принял несколько офицеров. Решив сообщить правительству о деятельности «Тайного общества», 18 мая того же года написал всеподданнейшее письмо Александру I, вложил его в письмо на имя своего родственника, лейб-медика Я. В. Виллие, для передачи императору. Вследствие этого был вызван в Петербург, 17 июля того же года имел
Комментарии
759
аудиенцию Александра I, который приказал ему продолжить шпионскую деятельность для выявления документов и списков членов конспирации. Узнав программу и цели Южного общества, 20-21 сентября Шервуд отправил донесение на имя А. А. Аракчеева, который, не распечатывая пакет, отправил его в Таганрог Александру I. Император получил пакет 11 октября по дороге из Новочеркасска в Таганрог. Ознакомившись с бумагами, император передал их начальнику Главного штаба ЕИВ И. И. Дибичу. После смерти Александра I, 8 декабря 1825 г. Шервуд прибыл в Таганрог и донес Дибичу о результатах своей провокаторской деятельности. Привлекался к следствию в качестве свидетеля. В январе 1826 г. переведен прапорщиком в Нарвский драгунский полк. Участник Русско-турецкой войны 1828-1829 гг. и подавления Польского восстания. Штабс-капитан (с 1830), капитан (с 1831), кавалерийский полковник (с 1833). Однако в начале 1830-х гг. военная карьера Шервуда закончилась навсегда. Провокатор и авантюрист по натуре, он написал ложный донос, лишился доверия полицейского ведомства и был заключен в Шлиссельбургскую крепость (1844-1851). После освобождения проживал в Смоленской губернии, состоял под секретным надзором полиции. Умер в Петербурге, похоронен в Москве. Мемуарист.
19	Имеются в виду представители младшего поколения декабристов: один из братьев Борисовых — основателей в 1823 г. Общества соединенных славян. Андрей Иванович (1798-1854) — в 1825 г. отставной подпоручик 8-й Артиллерийской бригады и Петр Иванович (1800-1854) — подпоручик этой же бригады, находившейся в Житомире. Николай Павлович был не прав — в декабре 1825 г. оба брата не были в Петербурге, а находились на Украине. Член же петербургской ячейки Южного общества, участвовавший в деятельности Северного, Свистунов Петр Николаевич (1803-1889) — в 1825 г. корнет лейб-гвардии Кавалергардского полка накануне и в день восстания был в Москве. На заседании 12 декабря 1825 г. на квартире К. Ф. Рылеева он был определен курьером в древнюю столицу с письмом к М. Ф. Орлову. В послании руководители Севера просили генерала срочно выехать в Петербург и стать их руководителем. Свистунов отправился в Москву 13 декабря в 6 часов вечера. 14 декабря, узнав о разгроме восстания, не доезжая древней столицы, он уничтожил послание (см.: Восстание декабристов. Т. XIV. М., 1979. С. 337-341; Федоров В. А. Декабрист Петр Николаевич Свистунов // Свистунов П. Н. Сочинения и письма. Т. 1. Сочинения и письма (1825-1840. Иркутск, 2002. С. 20). Николай I узнал о принадлежности Свистунова к тайному обществу утром 12 декабря из упоминаемого уже донесения И. И. Дибича от 4 декабря из Таганрога. В своих записках Николай I вспоминал, что «из петербургских заговорщиков по справке никого не оказалось налицо: все были в отпуску, а именно Свистунов, Захар Чернышев и Никита Муравьев, что более еще утверждало справедливость подозрений, что они были в отсутствии для
760
Комментарии
съезда» (Николай I: Личность и эпоха. Новые материалы. С. 161). Цель поездки Свистунова в Москву Николай Павлович, которому было об этом доложено, надо думать, разгадал. Об этом свидетельствует фраза из записок генерал-адъютанта графа Е. Ф. Комаровского: «Выезд Свистунова из Петербурга очень беспокоил государя, и когда Его Величество узнал от одного приезжего, что я Свистунова объехал до Москвы, то сие Его Величеству было очень приятно» (Записки графа Е. Ф. Комаровского. М., 1990. С. 148).
20	Корнилович Александр Осипович (1800-1834) — в 1825 г. штабс-капитан Гвардейского Генерального штаба, член Петербургской ячейки Южного общества (с апреля 1825 г.). Воспитывался в Одесском благородном пансионе (1808-1815), затем в Московском училище для колонновожатых (1815-1816). В 1816 г. выпущен прапорщиком и прикомандирован в Архив Коллегии иностранных дел для сбора материалов по военной истории. В 1820 г. переехал в Петербург, в 1821 г. переведен на службу в Гвардейский Генеральный штаб. За отличие по службе в 1822 г. получил чин штабс-капитана. Историк, писатель, издавал вместе с А. А. Бестужевым и К. Ф. Рылеевым альманах «Полярная звезда». Приехал в Петербург из отпуска за несколько дней до восстания, был вовлечен в «заговор», стал активным участником событий 14 декабря 1825 г. Был арестован в 12 ночи того же дня на квартире штабс-капитана Шенига в Главном штабе ЕИВ, содержался в Петропавловской крепости. Верховным уголовным судом осужден по IV разряду в каторжные работы на 12 лет. По коронационному манифесту от 22 августа 1826 г. срок сокращен до 8 лет. В январе 1827 г. отправлен в Сибирь, в Читинский острог. В феврале 1828 г. возвращен в Петропавловскую крепость в связи с расследованием связей тайного общества с европейскими странами. По секретному манифесту от 8 ноября 1832 г. отправлен рядовым на Кавказ. Умер в Грузии.
21	Воронцов Михаил Семенович (1782-1856) — российский государственный деятель, светлейший князь (1845), генерал-фельдмаршал, генерал-адъютант; почетный член Императорской Санкт-Петербургской Академии наук (1826); новороссийский и бессарабский генерал-губернатор (1823-1844).
22	Шишков Александр Ардалионович (1799-1832) — капитан, старший адъютант командира 7-го Пехотного корпуса генерал-майора А. Я. Рудзе-вича. Подозревался в принадлежности к тайному обществу, что в ходе следствия не подтвердилось.
23	Елизавета Алексеевна (урожд. Луиза-Мария-Август, принцесса Баден-Баденская-Дурхах; 1779-1826) — с 1793 г. жена великого князя Александра Павловича, российская императрица (1801-1825), умерла 4 мая 1826 г. в г. Белеве Калужской губернии.
24	Остен-Сакен Фабиан Вильгельмович (1752-1837) — российский генерал-фельдмаршал (с 1826), князь (с 1832).
Комментарии
761
25	Имеется в виду князь Петр Михайлович Волконский.
28	Речь идет о теле покойного императора Александра I.
27	Имеется в виду Толь Карл Федорович.
28	Ермолов Алексей Петрович (1772-1861) — в 1825 г. генерал от артиллерии, командующий Отдельным Кавказским корпусом (1816-1827). В службу вступил сержантом в лейб-гвардии Преображенский полк. В 1792 г. в чине капитана армии переведен в Нижегородский драгунский полк. Участвовал в кампании против польских повстанцев в 1794 г., в 1797 г. — в походе в Персию и усмирении горских народов. С 1797 г. майор, с 1798 г. подполковник, тогда же оказался в опале и был сослан на жительство в Кострому. С воцарением Александра I вновь на службе: командир Конно-артиллерийского батальона. Участник кампаний 1805-1807 гг. С 1806 г. полковник, командир 7-й Артиллерийской бригады, участвовал во всех главных сражениях кампании 1807 г. Генерал-майор (с 1808), в 1811 г. назначен командиром лейб-гвардии Артиллерийской бригады. Во время Отечественной войны 1812 г. — начальник Главного штаба 1-й армии. С августа 1812 г. — генерал-лейтенант, участвовал в сражениях при Шевардино, Бородино, Малоярославце. В заграничном походе 1813-1814 гг. командовал артиллерией всех действующих армий, участвовал во взятии Парижа 18 марта 1814 г. и втором походе во Францию. В апреле 1816 г. назначен командиром Отдельного Кавказского корпуса. В апреле-октябре 1817 г. руководил чрезвычайным посольством в Персию. В 1818 г. за это получил чин генерала от инфантерии. В 1818-1819 гг. руководил постройкой крепости Грозная. В 1822 г. переименован в генерала от артиллерии. В 1822-1825 гг. руководил покорением Кабарды, Чечни, Дагестана. В 1826 г. участвовал в Русско-персидской войне. В марте 1827 г. по прошению был уволен от занимаемых должностей. С 1827 по 1831 г. находился в отставке. В декабре 1831 г. назначен членом Государственного совета, в 1838 г. — Комитета для рассмотрения проекта железных дорог. В 1839 г. уволен в отпуск «до излечения болезни» и проживал в своем имении в Орловской губернии. В Крымскую войну, в феврале 1855 г., был избран начальником Московского ополчения. Умер в Москве. О покорении Кавказа см.: Кавказские письма А. П. Ермолова М. С. Воронцову / Сост. Я. А. Гордин, В. В. Лапин, Г. Г. Лисицына, Б. П. Миловидов. СПб., 2011.
29	Герман Александр Иванович (7-1829) — в 1825 г. полковник лейб-гвардии Преображенского полка, флигель-адъютант ЕИВ (с 1821 г.). В полку с 1810 г. Участник Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов 1813-1814 гг. Впоследствии — генерал-майор (с 1826), начальник Штаба Отдельного Гренадерского корпуса (с 1826). С 1829 г. генерал-майор Свиты ЕИВ, начальник Штаба 2-го Пехотного корпуса. Убит в 1829 г. на фронте Русско-турецкой войны.
762
Комментарии
30	Татищев Александр Иванович (1763-1833) — граф (с 1826), в 1825 г. генерал от инфантерии, военный министр (1824-1827). В службу вступил корнетом в Новотроицкий кирасирский полк. Участвовал в кампании против турок, взятии Очакова (6 декабря 1788 г.). С 1790 г. — премьер-майор, воевал против польских конфедератов в 1792 г. В 1793 г. в чине подполковника переведен в Полтавский конный полк. В 1795-1798 гг. унтер-шталмейстер, управляющий экипажами великих князей Александра и Константина Павловичей. С 1796 г. полковник, с 1797 г. статский советник. В 1798 г. оказался в опале, уволен от всех занимаемых должностей. После воцарения Александра I вновь принят на службу, получил чин генерал-майора (с 1801), затем генерал-лейтенанта (с 1811). В Отечественную войну 1812 г. был при императоре. С 1823 г. генерал от инфантерии, управляющий Военным министерством, сенатор. В декабре 1824 г. назначен военным министром. В царствование Николая I член Следственной комиссии по делу декабристов. В августе 1827 г. уволен от всех должностей по болезни. Умер в Петербурге.
31	ПотаповАлексейНиколаевич (1772-1847) — в 1825 г. генерал-майор, дежурный генерал Главного штаба ЕИВ (1823-1826). В службу вступил сержантом в лейб-гвардии Преображенский полк, с 1791 г. прапорщик полка. В 1794 г. ротмистр армии, участвовал в кампании против французов 1799 г. Получив в том же году чин майора, участвовал в кампаниях 1805-1806 гг. Ранен в бою саблею в голову и плечо. С 1807 г. подполковник. В 1809-1812 гг. адъютант великого князя Константина Павловича. С 1811 г. полковник, в Отечественную войну 1812 г. воевал под Шевардиным, Бородином, Тарутиным, Малоярославцем, Вязьмой. Участник заграничных походов 1813-1814 гг., был в сражениях при Бауцене, Дрездене, Кульме. В 1813 г. в чине генерал-майора служил дежурным генералом при великом князе Константине Павловиче. В кампании 1814 г. сражался под Лейпцигом, Бриенном, участвовал во взятии Парижа. В апреле 1814 г. назначен командиром лейб-гвардии Конно-Егерского полка, в августе вернулся с ним в Россию и командовал до 1823 г. В августе 1823 г. назначен дежурным генералом Главного штаба ЕИВ. 14 декабря 1825 г. был в правительственных войсках и активно содействовал подавлению восстания. В тот же день пожалован в генерал-адъютанты Николая I. 17 декабря того же года назначен членом Следственной комиссии по делу декабристов. С 1826 г. генерал-лейтенант, участник Русско-турецкой войны 1828-1829 гг. В 1833-1845 гг. командир 3-его Резервного Кавказского корпуса. В 1834 г. пожалован в генералы от кавалерии, с 1845 г. член Государственного и Военного совета. Умер в Петербурге.
32	См. коммент. № 4. С. 747.
33	См. коммент. № 16. С. 757.
Комментарии
763
Николай I
сПисьма Великому князю Александру Николаевичу>
Впервые: Письма императора Николая I к цесаревичу Александру Николаевичу // Венчание с Россией: Переписка великого князя Александра Николаевича с императором Николаем I. 1837 год / Сост. Л. И. Захарова и Л. И. Тютюнник. М.: Издательство Московского университета, 1999. Первая публикация по оригиналам, хранящимся в Государственном архиве Российской Федерации. Печатается по этому изданию. С. 129-154, 163-164, 167-182.
Другие публикации: Письма императора Николая I к цесаревичу Александру Николаевичу // Николай Первый и его время: Документы, письма, дневники, мемуары, свидетельства современников и труды историков / Сост., вступ. статья и комментарии Б. Н. Тарасова: В 2 т. Т. 1. М.: Олма-Пресс, 2000. С. 150-172.
В настоящем издании публикуются выборочно ответные письма Николая I к сыну цесаревичу Александру: № 3 (С.41-42), № 29 (С. 92-94), № 39 (С.128-134), № 75 (С.374-377).
Для ознакомления будущего монарха с Россией и подготовки его к государственной деятельности Николай I, по традиции российского императорского дома, решил отправить девятнадцатилетнего Александра в поездку по стране. Ведь сам Николай Павлович в таком же возрасте в 1816 г. совершил ознакомительные путешествия по России и Европе. Причем главной задачей российской поездки вдовствующая императрица Мария Федоровна определила — «образование и знакомство со страной <...> с отечеством, знание его во всех подробностях <...> в отношении административном, торговом и промышленном». Императрица-мать инструктировала Николая, что важнейшей задачей его путешествия является создание позитивного образа будущего просвещенного и благодетельного монарха: «Наблюдай за собой во все минуты дня, обращай внимание на все, что может приобрести тебе уважение твоих соотечественников, не забывай, что, так сказать, от провинции до провинции, от города до города тебя будут судить, мнение о тебе установится, и если, как я надеюсь, впечатление, оставленное тобой повсюду будет благоприятное, то это путешествие доставит тебе уважение твоих соотечественников» (Собственноручные письма императрицы Марии Федоровны к двум младшим ее сыновьям // Русский архив. 1868. Т. 1. № 3. С. 348, 367).
Поэтому не удивительно, что Николай I также лично подготовил для сына «Наставление для путешествия», врученное им сыну 14 апреля 1837 г. в Аничковом дворце. В «Наставлении» император определял цели поездки, обязанности и правила поведения Александра Николаевича по отношению к дворянству, купечеству, военным, казачеству. Кроме этого, так же как
764
Коммен тарии
когда-то его воспитатель генерал П. П. Коновницын, который наставлял его «в рассуждениях общих не оскорблять никогда и никого не должно <...> избегать поверхностного и с первого взгляда суждения о людях, которое почти всегда обманчиво», Николай Павлович определял для сына и морально-этические принципы человеческого общения. В «Наставлении» говорилось: «Предпринимаемое тобой путешествие, любезный Саша, составляет важную эпоху в твоей жизни. Расставаясь в первый раз с родительским кровом, ты некоторым образом как бы самому себе предан, на суд будущих подданных, в испытании твоих умственных способностей. Вникая в сие, ты удостоверишься во всей важности сего предприятия, на которое взирать тебе следует не с одной точки любопытства или приятности, но как на время, в которое ты, знакомясь с своим родным краем, сам будешь строго судим. Первая обязанность твоя будет все видеть с той непременной целью, чтобы подробно ознакомиться с государством, над которым рано или поздно тебе определено царствовать. Потому внимание твое должно равно обращаться на все, не показывая предпочтения к которому-либо одному предмету, ибо все полезное равно тебе должно быть важным; но при том и обыкновенное тебе знать нужно, дабы получить понятие о настоящем положении вещей. Время и опытность — одни укажут тебе впоследствии причину многому, что с первого взгляда покажется не понятным или противным. На все ты должен смотреть глазом будущности, как на приобретаемое себе в запас, на твои соображения. Для того же предмета обращение твое должно быть крайне осторожно; непринужденность, простота и ласковость со всеми должны к тебе каждого расположить и привязать. Оказывая должное уважение старшим властям, ты не столько взирать должен на личные их качества, до слуха твоего дойти могущих, сколько на доказываемую степень доверия к ним от правительства по важности занимаемой ими должности. Суждения твои должны быть крайне осторожны, и тебе должно, елико можно, <из-бечь> сей необходимости, ибо ты едешь не судить, а знакомиться и, увидев, судить про себя и для себя. С дворянством обходиться учтиво, отличая тех, кои прежней службой или всеобщим уважением того заслуживают, во всяком случае, обращать должное внимание к губернскому предводителю как к избранному сим сословием себе в голову. С купечеством ласковое и простое приветливое обхождение будет прилично, отличая среди них тех, кои известны своею добродетелью или полезными предприятиями. С простым народом доступность и непритворное ласковое обращение к тебе <привяжет>. Где смотреть будешь войска, помни, что ты им не инспектор, потому, ежели и найдешь что не в должном порядке, свои замечания ни под каким видом непосредственно делать не должен, но сообщи наедине ближайшим начальникам; то же <наблюдать> должен и в казачьих войсках, где ты предстанешь хотя и атаманом, но не действительным начальником. С духовенством соблюдай учтивость и должное уважение; где же случиться посещать <предметы> Богомолия, исполняй все обряды с подобающим
Комментарии
765
уважением к Святыне. Нет сомнения, что везде тебя с искренней радостью принимать будут; ты внутри России увидишь и научишься ценить наш почтенный, добрый русский народ и русскую привязанность, но не ослепись этим приемом и не почти сие за заслуженное тобой, тебя примут везде как свою Надежду. Бог милосердый поможет ее оправдать, ежели постоянно пред глазами иметь будешь, что каждая твоя минута должна быть посвящена матушке России, что твои мысли и чувства одну ее постоянным предметом иметь будут <...>» (Наставление для путешествия, врученное мне Государем в Аничковом дворце пред исповедью 14 апреля в среду 1837 г. // Венчание с Россией: Переписка великого князя Александра Николаевича с императором Николаем I. 1837 год. С. 24-26).
Помимо «Наставления...», предназначенного для Александра Николаевича, Николай I составил «Общую инструкцию...» для участников путешествия, датированную 3 марта 1837 г. В ней давались указания на те объекты, которые были достойны внимания и осмотра, а также регламентировались — распорядок дня, остановки для завтрака, обеда, ужина, появление наследника в присутственных местах, на балах, а также форма одежды для всех путешествующих (Общая инструкция, данная нам Государем по случаю предпринимаемого путешествия по России в 1837 г. // Там же. С. 21-24). В путешествии, которое началось 2 мая 1837 г. и завершилось 12 декабря 1837 г., Александра Николаевича сопровождали: В. А. Жуковский, назвавший эту поездку «венчание с Россией», кн. X. А. Ливен, генерал-адъютант А. А. Кавелин, друзья наследника — гр. А. В. Адлерберг и И. М. Виельгорский, полковники В. И. Назимов и С. А. Юрьевич, преподаватель истории и географии России К. И. Арсеньев, лейб-медик И. В. Енохин, фельдъегеря, камергер, кухня. Маршрут путешествия пролегал из Петербурга через Европейскую Россию на Урал, а затем в Сибирь. И обратно из Сибири через центральные российские губернии в Москву, а затем через Нижний Новгород, Украину, Крым, Таганрог, и снова в Москву и Петербург. Александр Николаевич в ходе путешествия писал письма Николаю I, которые «Инструкция» не предполагала, но они «выражали душевную потребность в привычном близком общении» сына с отцом. Теплота, сердечность и непосредственность их взаимоотношений находила выражение не только в текстовой части этих посланий, но и в подписях. Александр Николаевич подписывался то серьезно — «Твой навсегда Александр», то шутливо — «Твой дедюшка Александр», «Твой старый Мурфич», «Твой старый московский калач», а Николай Павлович чаще всего — «Твой старый верный друг Папа Н.». Всего писем 58-35 написаны Александром Николаевичем и 23 Николаем I. Выделения, пометы и нумерация писем принадлежат цесаревичу Александру Николаевичу.
В настоящем издании публикуются только письма Николая I, дающие представление как о взглядах императора на систему подготовки старшего сына к государственной деятельности, самостоятельному и прагматическому
766
Комментарии
видению страны и ее проблем, так и о первых впечатлениях Александра Николаевича о России и русском народе.
1	Кавелин Александр Александрович (1793-1850) — в службу вступил подпоручиком в 1810 г. в лейб-гвардии Измайловский полк. Участник Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов 1813-1814 гг., в 1818 г. в чине капитана был назначен адъютантом великого князя Николая Павловича. 14 декабря 1825 г. в чине полковника находился постоянно при Николае I, выполняя ее приказания. 15 декабря 1825 г. пожалован во флигель-адъютанты Николая I. Член Союза благоденствия с 1818 г. Высочайше поведено «оставить без внимания». С 1827 г. генерал-майор Свиты Его Императорского Величества (ЕИВ). Участник Русско-турецкой войны 1828-1829 гг. Генерал-лейтенант (с 1833), с 1834 по 1840 г. состоял при великом князе, цесаревиче Александре Николаевиче, сопровождая его во всех путешествиях по России и за границу. С 1842 г. сенатор и член Государственного совета. Генерал от инфантерии (с 1843). В 1842-1846 гг. санкт-петербургский военный генерал-губернатор (см.: Письма Николая I генерал-адъютанту А. А. Кавелину. 8 августа 1838 г. — 6 декабря 1847 г. // Николай I: Личность и эпоха: новые материалы. СПб., 2007. С. 370-375).
2	Виелъгорский Иосиф Михайлович (1817-1840) — граф, подпоручик лейб-гвардии Павловского полка; в 1837 г. состоял при цесаревиче; впоследствии гвардии поручик, чиновник Военного министерства. Умер в Риме от чахотки. Мемуарист (см.: Виелъгорский И. М. Дневник. 1838 г. // ОР РНБ. Ф. 48. Карт. 52. № 1. Л. 1-68).
3	Ливен Христофор Андреевич (1774-1838) — барон, граф (с 1799 г.), светлейший князь (с 1826 г.). Принадлежал к известному роду лифляндских дворян, состоявших на русской службе с первой половины XVIII в., младший брат министра народного просвещения (1828-1833 гг.) Ливена Карла Андреевича (1767-1844). В службу вступил прапорщиком в лейб-гвардии Семеновский полк. Участник Русско-шведской войны 1788-1790 гг., Русско-турецкой войны 1789-1790 гг. В 1797 г. флигель-адъютант Павла I, через год произведен в генерал-майоры с пожалованием генерал-адъютантом. Участник кампании 1805-1807 гг., генерал-лейтенант (с 1807). В 1808 г. переведен в ведомство Министерства иностранных дел: в 1809-1811 гг. посланник в Пруссии, в 1812-1814 гг. посол России в Великобритании. Генерал от инфантерии (с 1819). В 1834 г. назначен попечителем при наследнике великом князе Александре Николаевиче, в 1838 г. сопровождал его в путешествии по Европе.
4	С 1825 г. карьера Александра Христофоровича Бенкендорфа определялась его преданностью Николаю I в судьбоносный для императора и России день 14 декабря. 3 июля 1826 г. по проекту Бенкендорфа было создано III Отделение СЕИВК, шефом жандармов и главным начальником которого он стал 25 июля того же года. Участник Русско-турецкой
Комментарии
767
войны Бенкендорф не только принимал участие в военных операциях, но и сопровождал Николая I на арену боевых действий. Сенатор (с 1826), генерал от кавалерии (с 1829), член Государственного совета и Комитета министров (с 1831), в последние годы жизни государственную деятельность совмещал с участием в ряде преобразовательных комитетах — Сибирском комитете (1837), Комитетах о дворовых людях (1840), попечения о тюрьмах (1841), поделай Закавказского края (1842). 11 сентября 1844 г. скончался на пароходе «Геркулес», посланном Николаем I за больным генералом и плывшем из Амстердама в Петербург. Под Ревелем на мызе Фалль было имение Бенкендорфа, куда он часто приезжал и где был похоронен.
5	Тюфяев Кирилл Яковлевич (1777—1845) — действительный статский советник, вятский гражданский губернатор.
6	Капцевич Петр Михайлович (1772-1840) — генерал от артиллерии. Участник Отечественной войны 1812 г. С 1819 г. командир Отдельного сибирского корпуса; тобольский и томский генерал-губернатор. В 1828 г. назначен командиром Отдельного корпуса внутренней стражи.
7	Имеется в виду Константин Николаевич (1827-1892) — великий князь, второй сын Николая I. В службу вступил мичманом (в 1834), находился в плавании на пароходе «Геркулес» в 1835 г., а позже в 1836-1843 гг. ходил в плавание по Балтийскому морю. С 1844 г. капитан, командир брига «Улисс». В 1845-1846 гг. находился в плавании по Черному морю. С 1846 г. капитан 1 ранга, командир фрегата «Паллада». С 1848 г. контр-адмирал, член Государственного совета, управляющий Морским министерством (1853-1855). С 1855 г. адмирал, с 1860 г. генерал-адмирал. В начале 1860-х гг. активный участник подготовки и проведения Великих реформ. В 1861-1863 гг. наместник Царства Польского, в 1865-1881 гг. председатель Государственного совета.
8	Калиновская Ольга Осиповна (?—?) — в 1837 г. фрейлина императрицы Александры Федоровны, предмет первого серьезного чувства со стороны великого князя Александра Николаевича. Николай I, считая, что «Саша слишком влюбчивый и слабовольный и легко попадает под влияние» (Сон юности: Воспоминания великой княжны Ольги Николаевны. 1825-1846 // Николай I: Муж. Отец. Император. М., 2000. С. 252), посчитал нужным отправить его в 1838 г. вместе с X. Л. Ливеном за границу. Именно в этом путешествии великий князь познакомился с пятнадцатилетней принцессой Марией, дочерью великого герцога Дармштадского Людвига II, которая стала его невестой. Помолвка состоялась 6 декабря 1840 г. После возвращения в Россию Александр Николаевич попытался возобновить отношения с Ольгой Калиновской, но она срочно была выдана замуж и стала княгиня Огинская. 16 апреля 1841 г. состоялось бракосочетание Александра Николаевича и Марии Александровны (1824-1880).
768
Комментарии
9	Речь идет о лейб-медиках — Мандте (Манделе) Мартине (Мартын Мартыныче; 1800-1858) — враче, естествоиспытателе. С 1835 г. домашний врач великой княгини Елены Павловны, с 1840 г. лейб-медик; Маркусе Франце Антоновиче (?—?) — старшем советнике, докторе медицины, почетном лейб-медике; инспекторе и главном враче Московской Голицынской больницы.
10	Дургам (Дергем, Durham) Джон-Джордж Лэмбсон (1792-1840)— английский государственный деятель, лорд, в 1832-1837 гг. посол в России, с 1838 г. генерал-губернатор и верховный комиссар Канады.
11	См. коммент. № 20. С. 760.
12	Имеется в виду Воронцов-Дашков Иван Илларионович (1790-1854) — граф, в 1837 г. действительный тайный советник, чрезвычайный посланник в Турине, который позже, в 1842-1844 гг., в отсутствие К. В. Нессельроде управлял Министерством иностранных дел. В 1837 г. у него родился сын Илларион (1837-1916).
13	Катенин Алексей Андреевич (1800-1860) — генерал-адъютант, дежурный генерал Главного штаба.
14	Пущин Павел Сергеевич (1785-1865) — воспитывался в Пажеском корпусе, в службу вступил в 1802 г. прапорщиком в лейб-гвардии Семеновский полк. Участник кампаний 1805-1807 гг., Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов 1813-1814 гг. С 1816 г. генерал-майор, командир Охотского пехотного полка. В 1821-1822 гг. командовал бригадой в 16-й дивизии. Член Союза благоденствия (с 1818). В 1820 г. основал Кишиневскую масонскую ложу «Овидий», членом которой был А. С. Пушкин. В 1822 г. уволен от службы в связи с делом декабриста В. Ф. Раевского. Высочайше поведено «оставить без внимания». Генерал-лейтенант (с 1833). С 1834 г. командир 2-й бригады 4-й пехотной дивизии.
15	Речь идет о командире Школы гвардейских подпрапорщиков генерал-лейтенанте К. А. Шлиппенбахе.
16	Гаух Георгий Иванович (?—?) — коллежский советник, доктор медицины, лейб-медик, член Медицинского совета Министерства внутренних дел.
17	Речь идет о Кушелеве-Безбородко Александре Григорьевиче (1800-1855) — графе (с 1816), камергере (с 1820), с 1839 г. директоре Департамента государственного казначейства Министерства финансов.
18	Ольденбургский Петр Георгиевич (1812-1881) — из немецкого владетельного дома герцогов Ольденбургских. В 1812 г. зачислен при крещении полковником в лейб-гвардии Преображенский полк. В 1830 г. приехал в Петербург, поступил на действительную службу. С 1834 г. генерал-лейтенант и сенатор. В 1835 г. основал Императорское Училище правоведения и стал его попечителем, а в 1839 г. Мариинскую больницу для бедных. С 1841 г. генерал от инфантерии. В 1843-1857 гг. возглавлял
Комментарии
769
Императорский Александровский лицей. В 1861-1881 гг. главноуправляющий IV Отделением СЕИВК и учреждениями императрицы Марии.
19	Квит (?-?) — генерал прусской армии.
20	Вероятно, имеется в виду Фридрих-Георг-Людвиг (1792-1849) — принц Оранский, с 1816 г. муж сестры Николая I, великой княжны Анны Павловны, король Нидерландов Вильгельм II (1840-1849).
21	Дон-Карлос-Мария-Исидрон де Бурбон (1788-1855) — испанский инфант, сын короля Карла IV и младший брат короля Фердинанда VII.
22	Вильгельм (Генрих) IV (1765-1837) — король Великобританский, Ирландский и Ганноверский с 1830 г.
23	Иоанн, эрцгерцог Австрийский (1782-1859) — сын императора Леопольда П.
24	Фушад-паша (1814-1869)— посол Османской империи в России.
25	Енохин Иван Васильевич (1791-1863) — коллежский советник, доктор медицины, лейб-хирург, личный врач цесаревича Александра Николаевича, сопровождал его во время всех путешествий по России и за границу. С 1862 г. главный медицинский инспектор.
26	Ланской Павел Петрович (1791-1873) — с 1837 г. генерал-лейтенант, командир Образцовым кавалерийским полком и начальник 1-й кавалерийской дивизии. С 1844 г. генерал от кавалерии. Н. Н. Пушкина (урожд. Гончарова; 1812-1863) с 1844 г. во втором браке была замужем за П. П. Ланским.
27	Сумароков Сергей Павлович (1791-1875) — в 1837 г. генерал-адъютант, генерал-лейтенант, командующий артиллерией Отдельного Гвардейского корпуса. Участник Отечественной войны 1812 г., Русско-турецкой войны 1828-1829 гг. и подавления Польского восстания. Генерал от артиллерии (с 1851). В 1851-1855 гг. командир Гвардейского пехотного корпуса. В 1855 г. командующий Западной армией и член Государственного совета (с 1856).
28	Имеются в виду, прежде всего, государственные преступники — сосланные в Сибирь декабристы.
29	Аносов Павел Петрович (1798-1851) — горный инженер, с 1840 г. генерал-майор. В 1817-1847 гг. служил в Златоустовских заводах, затем на Алтае. С 1831 г. горный начальник Златоустовских заводов. Изобрел особую золотопромывальную машину, устроенную на Миасских золотых промыслах.
30	Имеется в виду Перовский Лев Алексеевич (1792-1856) — граф (3 апреля 1849 г.), камергер (1823), генерал-адъютант (1854); побочный сын министра народного просвещения при Александре I графа Алексея Кирилловича Разумовского. Член Совета департамента уде
770
Комментарии
лов (1826), вице-президент Департамента уделов (1828-1840), товарищ министра уделов (1841-1852), министр внутренних дел (1841-1852). После временного разделения Министерства Императорского двора на два министерства — двора и уделов — министр уделов, управляющий Кабинетом ЕИВ и Академией художеств (август 1852 — ноябрь 1856). В 1854 г. переименован в генералы от инфантерии и пожалован в генерал-адъютанты.
31	Арбузов Алексей Федорович (1792-1861) — в 1837 г. генерал-лейтенант, командир 3-й гвардейской пехотной бригады. В 1810-1820 гг. — командир лейб-гвардии Павловского полка.
32	Кнорринг Владимир Карлович (1784-1864) — с 1829 г. генерал-лейтенант, в 1837-1856 гг. командир Гвардейского резервного кавалерийского корпуса, впоследствии — генерал-адъютант, генерал от кавалерии, член Военного совета.
33	Виктория (Victoria) (1819-1901) — королева Великобритании и Ирландии с 1837 г. В 1839 г. во время заграничного путешествия великий князь Александр Николаевич, а в 1844 г. сам Николай I посетили королеву Викторию. В 1874 г. великая княжна Мария Александровна — внучка Николая I и дочь Александра II — вышла замуж за герцога Эдинбургского, сына королевы Виктории.
34	Кумберландский Эрнст-Август (1771-1851) — герцог (с 1799 г.), сын английского короля Георга III, дядя королевы Виктории; в 1837 г. получил по Салическому закону Ганновер. В 1843 г. посетил Англию, где присягнул как подданный королеве Виктории.
35	Имеется в виду Луи-Филипп (1773-1850)— король Франции (1830-1843), герцог Орлеанский, который во время Французской революции переезжал из одной страны в другую, побывал даже в Америке. В 1814 г. вернулся во Францию, где занимался предпринимательской деятельностью и разбогател. При поддержке крупной буржуазии в результате Июльской революции 1830 г. смог занять французский престол. В 1848 г. был свергнут, эмигрировал в Англию. Николай I испытывал к нему крайнюю неприязнь, считая его пособником революционеров и узурпатором.
36	Адлерберг Александр Владимирович (1818-1888) — граф (с 1847), сын друга детства Николая Павловича, в 1837 г. — генерал-адъютанта (с 1828), генерал-лейтенанта (с 1833), члена Государственного совета (с 1829) Владимира Федоровича Адлерберга (1790-1884). Алекандр Адлерберг — человек, принадлежащий к известной династии, с 1800-х гг. близкой к императорской фамилии, имел все возможности, чтобы сделать блестящую государственную карьеру. Однако после окончания в 1836 г. Пажеского корпуса он избрал военную стезю — лейб-гвардии Преображенский полк. Но уже через месяц был назначен состоять при великом князе, цесаревиче Александре Николаевиче. В 1838 г. — адъютант великого князя, в 1837-
Комментарии
771
1840 гг. он сопровождал его в ознакомительных путешествиях по России и Западной Европе. Его журналы — «Путешествия по России в 1837 г.» см.: ГАРФ. Ф. 728. On. 1 Д. 1774. Ч. 1-2. Человек независимый и энергичный, Адлерберг очень скоро спокойную жизнь адъютанта цесаревича предпочел боевым реалиям Кавказской войны. В 1841 г. прикомандированный к Отдельному Кавказскому корпусу, четыре года он воевал в Чечне, Дагестане, Кабардино-Балкарии. Пройдя с корпусом весь боевой путь, дослужившись до капитана (1845 г.) и приобретя военный и политический опыт, в 1845-1855 гг. молодой офицер вновь вернулся к своим адъютантским обязанностям при цесаревиче и сопровождал его в поездках по России и за границей, во время Венгерского похода и на маневры. С восшествием на престол Александра II карьера Адлерберга-младшего, как в свое время «восхождение» старшего, определялась личной близостью к императору. На следующий день после смерти Николая I пожалованный во флигель-адъютанты, уже в апреле 1855 г. он получил чин генерал-майора, был назначен в Свиту ЕИВ и награжден званием генерал-адъютанта. Во многом, повторяя жизненный путь и служебную судьбу своего отца, А. В. Адлерберг с начала 1860-х гг. постепенно начинает заменять В. Ф. Адлерберга на постах командующего Императорской Главной квартирой и Военно-походной канцелярией, а также члена Военного совета. В октябре 1867 г. назначенный товарищем министра императорского двора, а затем — генералом от инфантерии, 17 апреля 1870 г. он становится министром двора и уделов. По отзыву С. Ю. Витте, «человек замечательно умный, во всех отношениях порядочный человек», Адлерберг «был другом императора Александра II и имел на него большое влияние» (Витте С. Ю. Воспоминания. Т. 1. СПб., 2003. С. 47). По регламенту, имея ежедневный доклад государю, он информировал Александра II не только обо всех проблемах дворцового ведомства, но вел его личные дела, а также государственную и частную переписку. Человек честный, неподкупный, никогда не пользовавшийся личным расположением императора в корыстных целях, Адлерберг чрезвычайно импонировал Александру II, который после покушения на него Д. В. Каракозова пытался окружить себя только доверенными людьми. В состав российского правительства он вошел в период раскола в правительственном лагере и усиления в Комитете министров и Государственном совете «аристократической партии», которую возглавлял граф П. А. Шувалов. Российские «тори» выступали защитниками интересов дворянства, предлагая его сделать «политическим» сословием России, и выступали оппонентами принципу бессословности. И хотя Адлерберг принадлежал к одному из самых влиятельных дворянских родов России и являлся руководителем ведомства, главной задачей которого было укрепление политического престижа дворянской империи, в этом конфликте он был единомышленником императора и поддерживал принципы, провозглашенные либеральной программой 1859-1866 гг.
772
Комментарии
37	Веймарн Иван Федорович (1800-1846) — флигель-адъютант, полковник Гвардейского Генерального штаба; обер-квартирмейстер Отдельного гвардейского корпуса.
38	Михаил Павлович (1798-1849) — великий князь, сын императора Павла I и младший брат Николая I; генерал-фельдцейхмейстер (с 1798), генерал-инспектор по инженерной части (с 1819 г.). Сенатор и член Государственного совета (с 1825), член Следственной комиссии по делу Тайного общества в России (с 1826). Главнокомандующий Гвардейским и Гренадерским корпусами (с 1826). Участник Русско-турецкой войны 1828-1829 гг. и подавления Польского восстания. В 1831-1853 гг. главноначальствующий Царскосельским лицеем, главный начальник Пажеского и Сухопутного кадетских корпусов (1844-1849 гг.).
39	Орлов Алексей Федорович (1787-1862) — князь, русский государственный деятель, генерал от кавалерии, генерал-адъютант; главный начальник III отделения Собственной ЕИВ канцелярии и шеф жандармов (1845-1856).
40	Вероятно, имеется в виду генерал-майор Корпуса жандармов князь Э. А. Белосельский-Белозерский.
41	Вероятно, имеется в виду ВильгельмАвгуст-Карл-Фридрих (1817-1905) — герцог Нассауский. Через несколько лет, в 1841 г. дочь великого князя Михаила Павловича — Елизавета Михайловна вступила с ним в брак, скончалась при родах в 1845 г. Принц Август вскоре стал великим герцогом Люксембургским Адольфом I.
42	Паткуль Александр Владимирович (1817-1877) — в 1837 г. прапорщик лейб-гвардии Павловского полка, состоял при цесаревиче Александре Николаевиче. Впоследствии — командир лейб-гвардии Павловского полка (1855-1860), генерал-адъютант (с 1858), санкт-петербургский обер-полицмейстер (1860-1870), генерал от кавалерии (с 1876), член Военного совета.
43	Вероятно, Долгоруков (Долгорукий) Николай Александрович (1817— 1837) — князь, поручик лейб-гвардии Преображенского полка. Об этом см.: Колокольцев Д. Г. Лейб-гвардии Преображенский полк в 1831-1846 гг. // Русская старина. 1883. Т. 38. № 5. С. 273-311.
44	Вельяминов Алексей Александрович (1785-1838)— с 1831 г. командующий войсками Кавказской линии и начальник Кавказской области; в 1831-1838 гг. командовал экспедициями против горцев.
45	Речь идет о дочери Николая I великой княжне Марии Николаевне (1819-1876). В первом браке с 1835 г. замужем за герцогом Максимилианом Лейхтенбергским (1817-1852), во втором (незаконном) с 1853 г. — за графом Г. А. Строгановым (1824-1879).
46	Шильдер Карл Андреевич (1785-1854) — отец генерала, военного инженера, историка. Шильдера Николая Карловича (1842-1902). К. А. Шиль
Комментарии
773
дер — инженер-генерал, генерал-адъютант. Участник Русско-турецкой войны 1828-1829 гг., изобретатель фугасных ракет новой конструкции, автор идеи постройки бронированных судов; пользовался большим доверием Николая I. В 1836 г. назначен начальником инженеров Отдельного Гвардейского корпуса. Участник Крымской войны.
47	Ушаков Павел Николаевич (1779—1853) — генерал-лейтенант, командующий пехотой Отдельного гвардейского корпуса.
48	Блом (?-?) — гвардейский генерал.
49	Волконский Петр Михайлович (1776-1852) — князь, светлейший князь (с 1834). Представитель древнего княжеского рода, восходящего к Рюриковичам, Волконский получил отменное домашнее образование. В действительную службу вступил в 1793 г. прапорщиком, а затем полковым адъютантом в лейб-гвардии Семеновский полк, шефом которого был великий князь Александр Павлович. Это обстоятельство чрезвычайно способствовало сближению молодого великого князя и столь же юного адъютанта, которое было скреплено событиями ночи с 11 на 12 марта 1801 г., одним из участников которых был Волконский. Поэтому не удивительно, что Волконский, в день коронации Александра I (15 сентября 1801 г.) произведенный в генерал-майоры и пожалованный в генерал-адъютанты, все 25 лет александровского царствования был одним из наиболее близких к императору лиц. В 1801-1805 гг. — помощник начальника Военно-походной ЕИВ канцелярии, а во время войны с Францией — дежурный генерал, он особо отличился под Аустерлицем: остановил отступавший Фанагорийский пехотный полк и со знаменем в руках повел его в контратаку. Считается, что прототипом образа князя Андрея Болконского в шедевре Л. Н. Толстого был Петр Михайлович Волконский. В кампанию 1806-1807 гг. находился при Александре I, сопровождая императора на встречу с Наполеоном во время заключения Тильзитского мира. В июне 1807 г. был командирован во Францию для ознакомления с опытом организации работы наполеоновского Генерального штаба. Возвратившись в мае 1810 г. в Петербург и получив назначение начальником квартирмейстерской части, Волконский много сделал для подготовки армии к будущей войне. В начале Отечественной войны сопровождал Александра I в действующую армию и выполнял особые поручения императора, а позже состоял начальником Главного штаба при М. И. Кутузове. В ходе заграничных походов русской армии 1813-1814 гг., Волконский сыграл важную роль в планировании военных действий и отлаженной работе квартирмейстерской части. Геройски проявив себя в битве под Люценом, в августе 1813 г. он был произведен в генерал-лейтенанты. После возвращения в Петербург в марте 1815 г. Волконский представил императору проект созданйя Главного штаба ЕИВ, начальником которого он был назначен 12 декабря того же года и фактически возглавлял все управление русской армии вплоть до своей отставки
774
Комментарии
с этого поста в 1823 г. Все эти годы в чине генерала от инфантерии (с 1817) и звании члена Государственного совета (с 1821), князь пытался противостоять влиянию гр. А. А. Аракчеева на Александра I. Однако в столкновении 1821 г. между начальником Главного штаба и главным начальником военных поселений по поводу сметы Военного министерства, император занял сторону последнего, что заставило Волконского подать в отставку и уехать в заграничный отпуск. И все же по просьбе Александра I князь сопровождал его в последнем путешествии в Таганрог, присутствовал при кончине и сопровождал тело покойного императора в Петербург. Николай I, благоволивший Волконскому еще будучи великим князем, в день коронации (22 августа 1826 г.) назначил его министром образованного в тот же день особого Министерства императорского двора и уделов. Император, озабоченный ослаблением престижа Российской империи и царствующей фамилии после неоднозначных и трагических событий междуцарствия и 14 декабря 1825 г., полагал, что главной задачей нового министерства должна стать демонстрация политического авторитета монарха и всего императорского дома. В этой ситуации решение Николая I поручить одному из самых выдающихся, могущественных и популярных сановников предшествующего царствования возглавить столь важное ведомство было вполне логично и обоснованно. Возглавляя Министерство двора на протяжении почти всего царствования Николая!, с 1826 по 1852 гг., являясь все эти годы лицом, наиболее приближенным к императору, Волконский, по отзывам современников, никогда не злоупотреблял своим высоким положением, «был благородным и великодушным по природе, но суровым в исполнении долга» (Вигель Ф.В. Записки. М., 2000. С. 350). Согласно регламенту, сопровождая императора и членов его семьи в поездках по России и в Европу, светлейший князь, а в последние годы генерал-фельдмаршал (с 1850 г.) неизменно пользовался их личным расположением и любовью.
50	Голицин Дмитрий Владимирович (1771-1844) — князь, светлейший князь (с 1841). В 1837 г. генерал-лейтенант (с 1800), генерал от кавалерии (с 1814). Участник кампании 1805-1807 гг., Отечественной войны 1812 г. В 1820-1844 гг. московский военный генерал-губернатор, член Государственного совета с 1821 г.; Голицын Сергей Михайлович (1774-1859) — князь. В 1837 г. действительный тайный советник, член Государственного совета, в 1830-1835 гг. — попечитель Московского учебного округа.
51	Муханов Сергей Ильич (1762-1842) — в 1837 г. обер-шталмейстер, президент придворной конюшенной конторы, отец Марии Сергеевны Мухановой — фрейлины вдовствующей императрицы Марии Федоровны, а с 1829 г. — императрицы Александры Федоровны.
52	Толстой Петр Александрович (1770-1844) — граф. В 1837 г. генерал от инфантерии (с 1814 г.), главнокомандующий войсками в Москве
Комментарии
775
(1836). Командир лейб-гвардии Преображенского полка (1803-1806 гг.) в чине генерал-лейтенанта (с 1799). В кампанию 1805-1807 гг. командовал Отдельным резервным корпусом. Чрезвычайный посол в Париже в 1807-1812 гг. В Отечественную войну 1812 г. занимался формированием ополчения. Участник заграничных походов 1813-1814 гг., в 1815 г. находился с оккупационным корпусом в Париже. В 1816-1826 гг. командир 4-го Пехотного корпуса. Член Государственного совета (с 1823), в 1827-1828 гг. управляющий Главным штабом ЕИВ. В 1829 г. во время отъезда Николая I на арену боевых действий Русско-турецкой войны являлся командующим войсками, оставшимися в Петербурге.
Переписка цесаревича Александра Николаевича с императором Николаем 1.1838-1839 <фрагменты>
Впервые: Переписка цесаревича Александра Николаевича с императором Николаем I. 1838-1839 / Подготовка текста, комментарии, указатели: Н.Б. Быстрова, Ф.А. Петров, Л. И. Тютюнник; предисл.: Л. Г. Захарова. Под ред. Л.З. Захаровой и С В. Мироненко. М.: Российская политическая энциклопедия, 2008. За небольшим исключением и некоторыми сокращениями с примечания составителей публикации. Подлинники в ГАРФ (Ф. 678. On. 1). Печатается по этому изданию. В настоящем издании публикуются выборочно ответные письма Николая I к сыну цесаревичу Александру: 3 (С. 41-42), 29 (С. 92-94), 39 (С. 128-134), 75 (С. 374-377).
Автор предисловия к публикации переписки цесаревича Александра Николаевича с Николаем I Л. 3. Захарова так определяет ценность опубликованных источников: «Мир повседневности, мир семьи Николая I, так ярко возникающий перед взором читателя публикуемой “Переписки”, далеко не исчерпывает ее содержания и ценности. Перед нами Император в заботах о своей Державе и его наследник, в “свете чужеземном” со своим восприятием европейского мира, его культурных ценностей, его современных технических достижений, с иными, чем в “матушке России” нравами, политической системой. Встреча этих двух миров — России и Запада, их сходство и отличие в “Переписке" Николая I и цесаревича Александра Николаевича — интересный сюжет и для читателя, и для исследователя» (Захарова Л. Г. Цесаревич Александр Николаевич и император Николай I // Указ. изд. С. 13).
Перед поездкой Александр Николаевич получил короткие письменные наставления Николая Павловича, названные цесаревичем весьма официально: «Инструкция для путешествия, врученная мне Государем в Царском Селе 2 мая 1838 ». О необходимости выбора невесты не было ни слова, но это предполагалось.
776
Комментарии
Прежде всего, вместе с отцом Николаем Павловичем и сестрой Александрой Николаевной, цесаревич отправился в династически родственную Пруссию. Состоялся также экспромтом короткий визит в Швецию. Великая княжна Ольга Николаевна писала об этой поездке: «Этот визит вызвал необычайное внимание в Европе. Саша посещал исторические места, такие как Гринсгольми Дротингхольм, поехал и в Копенгаген к королю Фридриху и, наконец, в Ганновер, где он тяжело простудился. Вместо того, чтобы продолжать путешествие, он должен был поехать полечиться в Эмс, затем на виноградное лечение у озера Комо и, наконец, провести зиму в Италии» (Сон юности. Воспоминания великой княжны Ольги Николаевны. 1825-1846 // Николай I: Муж. Отец. Император / Сост., пре-дисл. Н. И. Азаровой. М., 2000. С. 250-251). В нескольких фразах — длинный путь наследника по дорогам Европы. Душевный кризис вызвал упадок сил и болезни. Отличавшийся умеренно мягким климатом бальнеологический курорт Эмс находился в окрестностях Кобленца в Пфальце (у впадения Мозеля в Рейн). Там лечили заболевания органов дыхания и опорно-двигательной системы, в том числе минеральными водами. В Эмсе, куда наследник прибыл 26 июля (7 августа), перед глазами Александра все еще стояла Ольга Калиновская. В письме из Эмса от 13 (25) августа 1838 г. сын доверительно пишет отцу: «Ты, вероятно, заметил мое отношение к Ольге Калиновской. Мы даже имели с Тобою нынешнею зиму несколько разговоров о сем. Должен признаться тебе, милый Папа, что чувство, которое к ней питаю, есть чувство чистой и истинной любви, привязанности и уважения, которое всякий день возрастало и теперь еще продолжается, но притом мысль, что это ни к чему не ведет, меня не покидала, а напротив того, более и более мучило, и потому я невольно делался скучным, и даже посреди общества я уже не находил веселости, слезы невольно накатывались не глаза, и все себя спрашивал: «К чему это поведет?»» В ответном письме из Мюнхена от 16 (28) августа Николай I упомянул о ней, по аналогии с «Аркадьевной» (В. А. Нелидовой), назвав ее «Осиповной»: «...Честь ея должна быть для тебя всего дороже; и потому все, что могло вредить ей, исстекая от тебя или по твоей причине, было б грешно и не благородно». В письме от 8(20) декабря 1838 г Николай I также назовет Осиповну среди лиц, обедавших за императорским столом. В письме от 2 (14) апреля 1939 г. Николай Павлович упоминает некую Mademoiselle. Последний раз «Осиповна» упоминается в письме Николая I из Царского Села от 9 (21) мая. В нем сообщалось о поездке из Петербурга в Царское Село по железной дороге. С этого времени имя Ольги Калиновской исчезает из переписки отца с сыном.
Сентябрь Александр Николаевич встретил в Саксонском королевстве. Здесь 15 (27) сентября он осмотрел «достопамятное Лейпцигское поле сражения», старинный город Виттенберг, где похоронен Мартин Лютер, и Альтенбург — столицу герцогства Саксен-Альтенбурского, знаменитый дворцовым ансамблем XV — XIX вв. Ночь с 16 (28) на 17 (29) сентября
Комментарии
777
путешественники провели в пограничном баварском городе Гофе. Затем, 18 (30) сентября, знакомились с Нюрнбергом, который с 1806 г. входил в состав Баварского королевства. Затем начались австрийские владения. Путь пролегал через столицу Тироля Инсбрук. На следующий день достигли цели путешествия для лечения — Комо. Климатический курорт Комо (озеро и одноименный город) на севере Италии у подножий Альп тогда пользовался популярностью и наследник отметил, что здесь «целая колония русских».
После 20 дней пребывания в Комо Александр Николаевич возобновил путешествие по Италии — 22 октября (3 ноября) он переехал в Милан, столицу австрийской Ломбардии. Начались смотры войск, посещение пинакотеки Брера и театра La Scala. Конечно же, состоялась и охота. Неделю Александр Николаевич был в Милане, а 19 октября (10 ноября) отправился в Венецию через Лоди, Кремону, крепость Мантую, Верону, Падую, куда прибыл вечером 1 (13) ноября. Далее следовали Падуя, Ровиго, Феррара, Болонья. 25 ноября (7 декабря) достигли Флоренции, где Александр Николаевич пробыл до 1 (13) декабря. В Риме Александр задержался до 6 (18) января наступающего 1839 года. Здесь 13 (25) декабря он встретил Рождество. Особое место заняло посещение Ватикана. В последнем письме наследника рассказывалось о посещении Ватикана. Много впечатлений у наследника вызвал Неаполь, куда он прибыл 8 (20) января, и античные древности, найденные в его окрестностях. Он посетил раскопки в Помпеях, о чем сообщил в письме к отцу от 12 (24) января: «Мы обошли там все части города, доселе открытые, и при нас даже продолжали работу и вырыли несколько мраморных вещей... Живопись на стенах и мозаики полов, в некоторых местах удивительно хорошо сохранились, но что странно, это теснота внутреннего расположения комнат, где едва помещалась кровать — точно каюты. Мы даже завтракали в древних публичных банях, одно строение со сводом и которое, следовательно, сохранилось крытое. Вообще с особенным чувством ходили по этим древним улицам, по той же мостовой, где за несколько тысяч лет римляне ходили, и где все так живо осталось, что все думаешь встретить живую фигуру в тоге». Затем цесаревич вновь прибыл в Рим, где пробыл дополнительно 9 дней и застал знаменитый римский карнавал с «бомбардированием конфетами», как в Неаполе. 1 (13) февраля с сожалением оставил Рим, посетив Сардинское королевство (Генуя, Турин). Утром 10 (22) февраля цесаревич покинул Турин и на следующий день, оставив Сардинское королевство, был в Милане, где Александра встречали уже австрийцы. Далее через городки Каринтии и Штирии путь вел в Вену, куда Александр Николаевич прибыл 19 февраля (3 марта).
1 (13) марта Александр Николаевич покинул Вену и направился через Амштеттен и Браунау (памятные русским по войне 1805 года) в Баварию.
По пути цесаревич знакомился без особенного воодушевления с многочисленными немецкими принцессами.
778
Комментарии
Когда Александру намекнули, что есть еще принцесса в Дармштадте, которую забыли посмотреть, он изначально был настроен, как отметила его сестра Ольга Николаевна, скептически: «Нет, благодарю,— ответил Саша,— с меня довольно, все они скучные и безвкусные». Вечером он прибыл в Дармштадт: «Старый герцог принял его, окруженный сыновьями и невестками. В кортеже совершенно безучастно следовала и девушка с длинными, детскими локонами. Отец взял ее за руку, чтобы познакомить с Сашей. Она как раз ела вишни, и в тот момент, как Саша обратился к ней, ей пришлось сначала выплюнуть косточку в руку, чтобы ответить ему. Настолько мало она рассчитывала на то, что будет замечена. Это была наша дорогая Мари, которая потом станет супругой Саши» (Сон юности. С. 261.).
В письме к отцу от 13 (25) марта Александр пишет из Дармштадта: «Здесь, в Дармштадте, я видел и познакомился с дочерью гроссгерцога принцессою Мариею, она мне чрезвычайно понравилась с первого взгляда, ей будет 27 июля / 8 августа нынешнего лета (т. е. в самый день рождения нашего Низи) 15 лет, и она еще не конфирмована; для своих лет она велика ростом, лицо весьма приятное, даже очень хороша, она стройна, ловка и мила, словом сказать, из всех молодых принцесс я лучшей не видел [курсивом выделено в тексте.— Л. В.]. При том говорят, она доброго характера, умна и хорошо воспитана, что и заметно в разговоре с нею. Она еще молода, но если ты, милый бесценный Папа, согласишься на мои искренние желания, то два года можно еще подождать, а там с благословением Всевышнего, совершить бракосочетание» (Переписка цесаревича Александра Николаевича с императором Николаем I. 1838-1839. С. 348).
Николай Павлович согласился сразу же, несмотря на донесения А. Ф. Орлова о слухах, связанных с происхождением невесты. Формально она считалась младшей дочерью Людвига IV, но биограф Александра II пишет: «Задолго до рождения Марии ее родители фактически разошлись, жили порознь и имели любовные связи на стороне. Поэтому настоящим отцом принцессы молва называла не герцога Людвига, а его шталмейстера, красавца барона де Граней. Эти слухи, дошедшие до Петербурга, чрезвычайно взволновали императрицу Александру Федоровну, которая яростно воспротивилась браку своего первенца с “незаконнорожденной” Дармштадтской. Император Николай I, слава Богу, оказался гораздо хладнокровнее и мудрее супруги. <...> Прочитав отчеты Жуковского и Кавелина о событиях в Дармштадте и ознакомившись с циркулировавшими по Германии слухами, император решил проблему кардинальным образом. Он раз и навсегда запретил своим подданным... а заодно и германским дворам обсуждать вопрос о происхождении Марии» (Ляшенко Л. Александр II, или История трех одиночеств. 2-е изд., доп. М.: Молодая гвардия, 2003. С. 122).
Поборнику династической и семейной легитимности Николаю Павловичу в этом случае пришлось уступить. Уступить, несмотря и на плохое здоровье грустной и замкнутой принцессы, страдавшей бронхитами и простудами, ко
Коммен тарии
779
торые потом диагностировали как туберкулезные. Уступить, несмотря на то, что Гессен-Дармштадт, ставший в 1820 г. конституционной монархией, был мелким княжеством. Впрочем, ее покойная мать Вильгельмина Луиза Баденская была сестрой русской императрицы Елизаветы Алексеевны. Оставленная мужем, Вильгельмина Луиза очень тяжело пережила смерть старшей дочери, и обращала мало внимания на Марию и ее старшего брата Александра. Они росли в маленьком доме близ дворца в Хайленберге, в окрестностях Дармштадта. Вильгельмина Луиза, скончавшаяся в 1836 г., «дала дочери французское воспитание и привила ей склонность к религиозному мистицизму» (Уортман Р. Сценарии власти: Мифы и церемонии русской монархии. Т. 1: От Петра Великого до смерти Николая I (Труды по истории. Вып. 8. Серия: Материалы и исследования по истории русской культуры). М.: ОГИ, 2002. С. 485-486). Но не эта ли уязвимость и «скромное очарование» Марии привлекло к ней Александра, тем более что церемонию бракосочетания можно было отложить до совершеннолетия невесты.
Весной 1839 г. цесаревич посетил Англию. Цесаревич произвел благоприятное впечатление при английском дворе. Несмотря на некоторые опасения враждебного отношения английского общества к наследнику как представителю России, о котором писал, в частности, в своем дневнике барон М. А. Корф, визит оказался успешным. В Лондоне цесаревич посетил оперу, национальную галерею, дом инвалидов, тюрьму, арсенал в Вуличе, окрестные городки Гринвич, Ричмонд и Оксфорд, промышленные предприятия. Программа, предложенная Николаем Павловичем наследнику в Англии (по его собственному юношескому опыту), была выполнена. Но великий князь торопился домой, так как на 1 июля (день рождения Александры Федоровны) была назначена его свадьба. После почти месячного пребывания в туманном Альбионе Александр Николаевич на английском пароходе «Fire-Brand» («Огненный») 19 (31) мая направился на материк. Через Гаагу он проследовал в Дюссельдорф, затем — в Эмс, франкфурт-на-Майне и 28 мая (9 июня) достиг Дармштадта. Затем последовало возвращение в Россию. 12 (24) июня Александр Николаевич был на рейде Кронштадта.
Ф. Ансело
Шесть месяцев в России:
Письма к Ксавье Сентину, сочиненные ? 1826 году, в пору коронования Его Императорского Величества <Фрагмент>
Впервые полная публикация на русском языке: Ансело Ф. Шесть месяцев в России: Письма к Ксавье Сентину, сочиненные в 1826 году, в пору коронования Его Императорского Величества / Вступ. ст. (С. 5-20), сост., переводе фр. и коммент. Н. М. Сперанской. М.: Новое литературное обозрение, 2001. Печатается по этому изданию. С. 136-138.
780
Комментарии
Выборочно отдельные главы и фрагменты публиковались: Волович Н.М. Пушкин в Москве. М., 1994(4. 1. С. 142-154. Ч. 2. С. 3-24). Обширные цитаты приведены В. А. Мильчиной и А. Л. Осповатом в комментариях к книге маркиза де Кюстина.
На французском языке книга Ф. Ансело вышла в Париже в апреле 1827 г. и в том же месяце была переиздана; затем появились брюссельское издание и переводы на голландский (1828) и итальянский (1829) языки.
Ансело Жак Арсен Франсуа Поликарп (1794-1854) — французский литератор (писатель и драматург), библиотекарь графа д’Артуа (1823), взошедшего на престол под именем Карла X (1823-1830), директор парижского Театра водевилей (1842), член Французской академии (1841), мемуарист, побывавший в России в составе чрезвычайного французского посольства в 1826 г. в связи с коронацией Николая I и описавший свои впечатления в виде писем к своему другу Ксавье Сетину. Его книга на французском языке вышла в апреле 1827 г. в Париже; в том же месяце переиздана. Опубликована также в Брюсселе и в переводах на голландский (1828) и итальянский языки (1829). Он известен также романом (и пятиактной драмой по нему) «Светский человек», всего же он создал более 60 пьес и другие произведения.
Образ императора Николая I воссоздается Ф. Ансело с большой симпатией. Не случайно первое упоминание о Николае Павловиче связано с рассказом о благодеянии императора больному Н. М. Карамзину (письмо VIII), пожаловавшему ему пожизненную пенсию, переходящую затем его жене и пятерым детям вплоть до смерти последнего из них. Вновь писатель возвращается к этому сюжету при рассказе о Петропавловской крепости (сюжет о декабристах) и затем коронации государя в Москве. В приведенном отрывке хотя и не дается подробный портрет Николая I, но дается его общая оценка как монарха в связи с его подходом к воспитанию и обучению наследника престола, цесаревича Александра Николаевича.
Записки Ф. Ансело дополняют воспоминания главы чрезвычайной французской делегации маршала Мармона, герцога Рагузского, подписавшего в 1814 г. акт о капитуляции Парижа (см.: Memoires du marechai Marmont due de Raguse de 1792 a 1841. 2-eme ed. P., 1857).
1	Лаферроне (Ла-Ферронэ; Лаферроне; La-Ferronauys) Пьер-Луи-Август (1777-1842) — граф, французский посланник в Петербурге (1817-1826).
2	Мармон Огюст Фредерик Луи Висс де, герцог Рагузский (1774-1852) — французский военный деятель, адъютант Наполеона (1796-1798), герцог (1808), маршал Франции (1809), участвовал в войне на Пиренеях, где был тяжело ранен, в 1814 г. подписал акт о капитуляции Парижа; после отречения Наполеона перешел на сторону Бурбонов. В 1826 г. назначен главой чрезвычайной французской делегации для поздравления со вступлением
Комментарии
781
на престол Николая I, после революции 1830 г. эмигрировал из Франции. Его записки дополняют воспоминания (см.: Memoires du marechai Marmont due de Raguse de 1792 a 1841. 2-eme ed. P., 1857. Отрывки из этих воспоминаний цитируются Н. М. Сперанской в примечаниях к публикации книги Ф. Ансело).
<Н. И. Воронов>
<Воспоминания об императоре Николае 1>
Впервые: Воспоминания об императоре Николае I и его семье бывш. кадета 2-го корпуса Н. И. Воронова. Владимир: Тип. т-ва В. Е. Андреев и Ко, 1907. Печатается по этому изданию.
Воронов Николай Ираклиевич — выпускник 2-го Кадетского корпуса, офицер, участник Крымской войны. Описываемые в его воспоминаниях события относятся к 1839-1849 гг., когда великий князь Михаил Павлович являлся главным начальником сухопутных кадетских корпусов (1844-1849), а великие князья Михаил и Николай Николаевичи были кадетами 1-го Кадетского корпуса и ежегодно находились в летнем лагере военноучебных заведений при Петергофе.
1	См. коммент. № 38. С. 772.
2	См. коммент. Xs 7. С. 767.
3	Михаил Николаевич (1832-1909) — великий князь, четвертый сын Николая I. Получил домашнее образование. В январе 1840 г. был зачислен в 1-й Кадетский корпус. В 1846 г. выпущен подпоручиком. С 1847 г. поручик, с 1849 г. капитан, с 1850 г. полковник. В 1852 г. в чине генерал-майора назначен генерал-фельдцейхмейстером и бригадным командиром Гвардейской конной гвардии. С 1852 г. — член Государственного совета. В 1854-1855 гг. находился при войсках, защищавших Севастополь, участвовал в сражении под Инкерманом и в Константиновском форте, заведуя всей артиллерией, находившейся на фортах, укреплениях и батареях Севастопольской стороны. По возвращении в Петербург был назначен бригадным командиром Гвардейской конной артиллерии (с 1856). Генерал-лейтенант (с 1856), генерал от артиллерии (с 1860), с 1864 по 1880 г. был Кавказским наместником и главнокомандующим Кавказской армией. Активный участник подготовки военной реформы: в 1873-1874 гг. являлся членом совещаний по введению в России всеобщей воинской повинности. Участник Русско-турецкой войны 1877-1878 гг.: руководил возведением осадных и бомбардировочных укреплений, участвовал в осаде Карса. Генерал-фельдмаршал (с 1878). Председатель Государственного совета с 1881 по 1905 г. Умер в Каннах в 1909 г.
782
Комментарии
4	Николай Николаевич, старший (1831-1891) — великий князь, третий сын императора Николая I. Получил домашнее образование. В 1839 г. был зачислен в 1-й Кадетский корпус. Выпущен в 1846 г. подпоручиком лейб-гвардии. С 1847 г. поручик, с 1848 г. капитан, с 1850 г. полковник. Генерал-майор (с 1852), в том же году был назначен генерал-инспекто-ром по инженерной части, командиром 1-й бригады 1-й Кавалерийской дивизии. В 1855 г. находился в Севастополе, участвуя в обороне города, состоя при главнокомандующем войсками в Крыму кн. А. С. Меншикове. Член Государственного совета (с 1855), генерал-лейтенант (с 1856), инженер-генерал (с 1860), в 1861-1864 г. был командиром Гвардейского корпуса. Главнокомандующий войсками гвардии и Петербургского военного округа (1867-1880), был участником Русско-турецкой войны 1877-1878 гг., являясь главнокомандующим действующей армией. Генерал-фельдмаршал (с 1878), в 1890 г. вышел в отставку и жил в Крыму.
5	Мария Николаевна (1819-1876) — великая княжна, дочь российского императора Николая I и сестра Александра II, герцогиня Лейхтенбергская.
8	Ольга Николаевна (1822-1892) — великая княжна, вторая дочь Николая I. С 1846 г. состояла в браке с наследным принцем Вюртембергским Фридрихом-Карлом-Александром (1823-1891), с того же года королем Вюртембергским Карлом I. Мемуаристка (см.: Сон юности. Записки дочери императора Николая I Ольги Николаевны, королевы Вюртембергской. 1825-1846. Париж, 1963).
7	Александра Федоровна (урожд. Фредерика-Луиза-Вильгельмина-Шарлотта, принцесса Прусская; 1798-1860) — с 1825 г. российская императрица.
8	Александра Иосифовна (урожд. Александра-Фредерика-Генриетта-Паулина-Марианна-Елизавета, принцесса Саксен-Альтенбургская; 1830-1911) — невеста, с 1848 г. супруга великого князя Константина Николаевича.
9	Александра Николаевна (1825-1844) — великая княжна, младшая дочь Николая I, в замужестве принцесса Гессен-Кассельская. Умерла в родах в Царском Селе в 1844 г.
10	Имеется в виду Фридрих-Георг, наследный принц Гессен-Кассельский.
11	Малышев Иван Григорьевич (?-?) — камердинер 8-го класса. В благодарность за его преданность Николай I в своем духовном завещании 1844 г. завещал ему свой чайный прибор (см.: Николай I: Личность и эпоха. Новые материалы. СПб., 2007. С. 467).
12	Возможно, речь идет о В. М. Добровольском, впоследствии — полковнике, участнике Крымской войны.
13	Имеется в виду полковник С. Ф. Курсель — офицер-педагог.
Комментарии
783
14	Елена Павловна (урожд. Фредерика-Шарлотта-Мария, принцесса Вюртембергска; 1806-1873) — великая княгиня, с 1823 г. жена великого князя Михаила Павловича.
15	Великий князь Михаил Павлович умер 28 августа 1849 г. в Варшаве, куда 12 июня того же года выехал для осмотра войск Гвардейского и Гренадерского корпусов, предназначенных для похода в Венгрию для подавления восстания Гергея (июль-август 1849 г.).
<Без подписи>
Дела давно минувших дней
Впервые: Дела давно минувших дней. Внимательность императора Николая Павловича // Русский архив. 1886. Кн. 1. С. 363-365. Печатается по этому изданию.
1	Возможно, Н. А. Дублянский, впоследствии военный прокурор, расследовавший дело о крушении царского поезда в 1888 г. на ст. Борки-Тарановская. О нем см.: Кони А. Ф. Крушение царского поезда в 1888 году / Подг. текста и коммент. М. М. Выдри и В. Н. Гинева // Кони А. Ф. Собр. соч.: В 8 т. Т. 1. М., 1966. С. 420-495.
2	Тулуз-Лотрек Валериан Александрович де (1811-1881) — граф, генерал-лейтенант.
А. Кюстин
Россия в 1839 году <фрагмент>
Впервые: Кюстин Астольф де. Россия в 1839 году / Пер. с фр. Веры Мильчиной и Ирины Стаф. Под общей ред. Веры Мильчиной. Комментарии Веры Мильчиной и Александра Осповата. В 2 т. М.: Изд-во имени Сабашниковых, 1996. Т. I. 526(1). См. также: 3-е испр. и доп. изд. в 2 кн. (2 том — подробные комментарии) М., 2008. Печатается по этому изданию. С. 177-181.
Это первое полное и научное издание. Перевод выполнен по тексту второго издания книги в Париже в 1843 г., получившем распространение среди русских читателей. Записки де Кюстина неоднократно переиздавались во Франции, в том числе в сокращенном варианте (1946, 1957, 1975) и полностью в 1990 г.
Другие переводы: отрывки публиковались в журнале «Русская старина» в 1891-1892 гг. («Россия и русский двор» в переводе А. Плавинского). Затем выборочно и тенденциозно в изданиях 1910 («Николаевская эпоха.
784
Комментарии
Записки о России французского путешественника маркиза де Кюстина») и 1930 гг. (Кюстин А. Николаевская Россия. Л.: Изд-во бывших политкаторжан и ссыльно-переселенцев, 1930). Последний перевод переиздан полностью в 1990 г. и частично в 1991 г.: Кюстин А. Николаевская Россия // Россия первой половины XIX в. глазами иностранцев / Сост. Ю. А. Лимонов. Л.: Лениздат, 1991.
Кюстин Астольф де (1780-1857) — маркиз, французский писатель, автор нескольких романов и путевых записок о Швейцарии, Испании, Англии. Его мать, Дельфина де Кюстин, потеряв в годы революции мужа и свекра, осталась во Франции, и хотя Астольф де Кюстин рос в годы Империи, но воспитывался в уважении к Бурбонам. В дальнейшем испытывал недовольство властью, как в эпоху Реставрации, так и годы Июльской монархии. Подробнее см.: Мильчина В. Несколько слов о маркизе де Кюстине, его книге и ее первых русских читателях // Кюстин А. Россия в 1839 году. М.,1996.Т. 1. С. 382-396.
Записки маркиза де Кюстина о России, написанные в виде писем к некому другу, вызвали возмущение в придворных кругах и большой интерес в России (где они были запрещены) и в Европе. В сущности, это не столько мемуары, сколько политический памфлет (но все-таки не пасквиль), повторяющий подчас расхожие представления европейцев о варварской России и российском деспотизме. Для его взглядов характерно причудливое сочетание либерализма с аристократизмом. «Иллюзорность “парадной стороны” российской жизни, — пишет Вера Мильчина, — замечали многие, но “царством фасадов” нарек Россию один Кюстин... “Вся Россия в 1839 году” оказалась таким афоризмом, уязвимым в частностях, но точным по сути, причем точным с “опережением”: как верно заметил американский исследователь Дж. Кеннан, книга Кюстина, хотя и посвящена России Николая I, удивительным образом оказалась применимой в не меньшей степени к России Сталина и Брежнева» (Мильчина В. Несколько слов о маркизе де Кюстине, его книге и ее первых русских читателях // Кюстин А. Россия в 1839 году. М., 1996. Т. 1. С. 391).
Маркиз де Кюстин передает свои первые личные впечатления о Николае Павловиче, сложившиеся после первого приема и представления императору. Характеристики даются на фоне критического отношения к придворному обществу и общих рассуждений о характере самодержавного управления в России. Общий вывод де Кюстина «он добросовестно правит свое ремесло» скорее лестно для императора. Вряд ли правомерно писать о «масках», которые меняет Николай I к зависимости от обстоятельств, его двойственности как государственного деятеля и человека, но, в любом случае, оценки наблюдательного путешественника, опубликовавшем свои впечатления, заставляют задуматься.
Комментарии
785
Ф. Б. Гагерн
Дневник путешествия по России в 1839 году <фрагмент>
Впервые: Гагерн Ф. Б. Дневник путешествия по России в 1839 г,: В отрывках. Сообщ. и пер. с нем. Н. К. Шильдер // Русская старина. 1886. Т. 51. № 7.С. 21-54;Т. 65. № 2. С. 321-330 (здесь и далее под заглавием: Россия и русский двор в 1839 году); Т. 69.1891. № 1. С. 1-38. Печатается по: Гагерн Ф. Дневник путешествия по России в 1839 году // Россия первой половины XIX в. глазами иностранцев / Сост. Ю. А. Лимонов. Л.: Лениздат, 1991. С. 666-669; 713-714, 717 (примечания).
Гагерн Фридрих Балдуин (1794-1848) — немецкий офицер в чине подполковника, сопровождавший нидерландского принца Александра Оранского во время визита в Россию в 1839 г., впоследствии полковник, мемуарист.
1	См. коммент. № 39. С. 782.
2	Бенкендорф Александр Христофорович (1781-1844) происходил из древнего немецкого дворянского рода. Благодаря приглашению ко двору его бабушки — С. И. Бенкендорф, урожденной Левенштерн, и матери — А. Ю. Бенкендорф из баронского рода Шиллинг фон Канштадт, с детства был близок к императорской семье. Однако придворной карьере предпочел суровые реалии военной службы. Участник боевых действий на Кавказе и в Молдавии (1803-1811), он прошел все испытания Отечественной войны 1812 г. Генерал-майор (с 1812), в 1819 г. он был назначен начальником Штаба Гвардейского корпуса, генерал-адъютант (с 1821). В николаевское царствование стремительная карьера Бенкендорфа определялась его личной преданностью Николаю I в день 14 декабря 1825 г. Уже 3 июля 1826 г. он был назначен шефом жандармов, командующим Императорской Главной квартирой и начальником III Отделения. Во время Русско-турецкой войны 1828-1829 гг. участвовал в военных операциях и сопровождал Николая I на арену боевых действий. До конца жизни был одним из самых близких к императору государственных деятелей.
3	См. коммент. К» 7. С. 782.
4	Это — будущий император (1855) Александр II Николаевич (1818-1881). Отменил крепостное право (1861), провел ряд буржуазных реформ. Убит народовольцами.
5	См. коммент. № 7. С. 767.
8	Великая княжна Мария Николаевна (1819-1876) — дочь Николая I, в 1839 г. вступила в брак с герцогом Лейхтенбергским, принимала активное участие в управлении женскими учебными заведениями, после смерти сво
786
Комментарии
его супруга (1852) стала президентом Академии художеств, председателем «Общества поощрения художеств». ‘
7	Герцог Лейхтенбергский Максимилиан-Евгений-Иосиф (1817-1952) — представитель Лейхтенбергского герцогского дома, был женат на великой княжне Марии Николаевне; президент Академии художеств, заведующий Горным институтом, автор работ по гальванопластике.
8	Великая княжна Ольга Николаевна (1822-1892) — дочь Николая I, королева Вюртембергская, была известна своей благотворительностью.
9	Великая княжна Александра Николаевна (1825-1844) — младшая дочь Николая I, жена Фридриха Гессен-Касальского, скончалась при родах.
10	См. коммент. № 38. С. 767.
11	Великая княгиня Елена Павловна (1806-1873) — урожденная принцесса Вюртембергская, жена великого князя Михаила Павловича, отличалась разносторонностью интересов, образованностью, высокой культурой, была тесно связана с кругом известных литераторов и композиторов, в числе которых были А. С. Пушкин, И. С. Тургенев, А. Г. Рубинштейн.
М. А. Корф
Дневники 1838 и 1839 годов <Фрагменты>
Впервые: Корф М.А. Дневники 1838 и 1839 гг. М.; Изд. дом «Рубежи XXI», 2010.
Печатается по этому изданию. С. 40-42, 46-47, 200, 222, 271-272, 319-321, 322, 350, 432, 503-504. При публикации не учтены мелкие археографические разночтения в рукописном дневнике М. А. Корфа, учтенные в публикации 2010 г.
До этого публиковались «Записки» М. А. Корфа, написанные на основе дневников. См.: Корф М. А. 1) Из записок барона (впоследствии графа) М. А. Корфа // Русская старина. 1899. Т. 98. № 5. С. 371-395; № 6. С. 511-542; т. 99. № 7. С. 3-30; № 8. С. 271-295; № 9. С. 480-515; т. 100. № 10. С. 25-58;№ 11. С. 267-299;№ 12. С.481-521;1900. Т. 101; №1. С. 25-56; № 2. С. 317-354; № 3. С. 545-588; т. 102. № 4. С. 27-50; № 5. С. 261-292; № 6. С. 505-527; т. 103. № 7. С. 33-55; 1904. т. 117. № 1. С. 59-99 (здесь и далее под загл.: Из дневника); № 2. С. 275-302; т. 118. № 6. С. 545-568; 2) <Корф М.А.> Барон Модест Корф. Записки. М.: Захаров, 2003.
Корф Модест Андреевич (1800-1876) — барон, по отцу из курляндских дворян, но мать русская (Смирнова); граф (с 1872), действительный тайный советник (1854), лицейский сокурсник А. С. Пушкина (6-й из 29 выпускников); с апреля 1826 г. старший чиновник Второго отделения
Комментарии
787
СЕИВ Канцелярии. В 1834 г. пожалован чином статс-секретаря и назначен исполняющим должность государственного секретаря (утвержден в должности в 1839), с 1843 г. — член Государственного совета, лектор, читавший курс правоведения Константину Николаевичу (с 1847), а впоследствии и другим князьям. В 1849 г. назначен директором Императорской Публичной библиотеки (1849-1861) с оставлением в прежних должностях; член Комитета для высшего надзора за духом и направлением печатаемых в России произведений («Бутурлинского комитета» с 1848 г.). Впоследствии главноуправляющий II Отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии (1861-1864), президент Департамента законов Государственного совета (1864-1872), с 1872 г. — в отставке с возведением в потомственное графское Российской империи достоинство, автор записок и дневников.
Дневник. Год 1843-й <фрагменты>
Впервые: Корф М.А. Дневник. Год 1843-й / Предисл., подготовка к печати и комментарии И. В. Ружицкой. М.: Academia, 2004. Печатается по этому изданию. С. 94, 203-204, 228-229, 299-300. При публикации не учтены мелкие археографические примечания по разночтениям и исправлениям в рукописном дневнике М. А. Корфа, указанные в публикации 2010 г.
1	Пиявки.
2	Мандт Мартин (Мартьян) Вильгельм (1800-1858) — домашний доктор великой княгини Елены Павловны (с 1835), с которой приехал в Петербург и с 1838 г. стал признанным авторитетом в императорской семье; с 1840 г.— лейб-медик Николая I; после его смерти выехал из России.
2	Аренд (Арнд) Николай Федорович (1785-1859) — хирург, с 1829 г. — лейб-медик Николая I (с 1829).
4	См. коммент. № 7. С. 782.
5	Рубини Джованни Батиста (1795 или 1794-1854) — итальянский певец (тенор), в разные годы давал концерты в С.-Петербурге.
6	Опера Винченцо Беллини (Bellini) (1801-1835), написанная в 1835 г.
7	Паскевич Иван Федорович (1782-1856) — граф Эриванский, светлейший князь Варшавский, командир Отдельного Кавказского корпуса (1827-1830), генерал-фельдмаршал (1829), наместник Царства Польского (1832-1856), главнокомандующий во время персидской (1826-1828), польской (с 1831) и начальном этапе Крымской войн (1'854).
8	Курорт в Австрийской империи, ныне Карловы Вары в Чехии, популярный среди россиян.
788
Комментарии
9	По Реомюру. Это 7,5° по Цельсию.
10	По Реомюру. Это 12° по Цельсию.
11	Николай Александрович (1843-1865) — старший сын цесаревича Александра Николаевича («Никс»); в 1855-1865 гг. наследник цесаревич, после преждевременной кончины которого наследником стал Александр Александрович.
12	См. коммент. № 29. С. 875.
13	Суворов Александр Аркадьевич (1804-1882) — светлейший князь, флигель-адъютант (1828), генерал-майор Свиты (1839), генерал-адъютант (1846), генерал-губернатор Прибалтийского края (1848-1861), впоследствии петербургский генерал-губернатор (1861-1866), генерал-инспектор всей пехоты (1866), сын Аркадия Александровича Суворова (по иронии судьбы утонувшего в реке Рымник); внук А. В. Суворова.
14	Щербатов Алексей Григорьевич (1777-1848) — генерал от инфантерии, московский генерал-губернатор (1843-1848).
15	Строительство Царскосельской дороги продолжалось в целом полтора года. В начале январе 1837 г. начались пробные поездки, уже с паровозами, а 30 октября 1837 г. состоялось торжественное официальное открытие дороги. В день открытия Царскосельской дороги в поезде, состоящем из паровоза с тендером и 8 вагонами, в коляске, поставленной на платформу, находился император. Первое время движение осуществлялось по воскресным и праздничным дням паровой тягой, а в другие дни, — лошадьми. Опыт оказался удачным. Дорога с паровозной тягой на всем протяжении до Павловска длиной 25 верст (27 км) была открыта 22 мая 1838 г.
16	См. коммент. № 16. С. 757.
17	Нессельроде Карл (Карл-Роберт) Васильевич (1780-1862) — граф, неофициальный представитель Александра I в Париже (1809—1811), статс-секретарь (1811), управляющий Коллегией иностранных дел (1816-1828; в том числе совместно с Каподистрией в 1816-1822 г.), вице-канцлер в связи с заключением Туркманчайского мира (1828) и канцлер (1845), член Государственного совета (1821). С 1856 г. в отставке, автор записок.
18	Васильчиков Илларион Васильевич (1775/1778-1847) — князь (1839), генерал от кавалерии (1823), генерал-адъютант (1801), командир Отдельного гвардейского корпуса (с 1817), член Государственного совета (с 1823), председатель Департамента законов Государственного совета (с 1832), генерал-инспектор кавалерии (с 1833), председатель Государственного совета и Комитета министров (с 1838 г.). Сопровождал Николая I во время русско-турецкой войны в 1828 г.
19	См. коммент. № 2. С. 785.
Комментарии
789
П. X.Граббе
<Из памятных записок>
<Фрагменты>
Впервые: Из памятных записок графа Павла Христофоровича Граббе // РА. 1873. Кн. 1. № 5. С. 781-862 и др. Печатается по этому изданию. С. 787-790. Подстрочные примечания П. Бартенева.
Граббе Павел Христофорович (1789-1875) — граф (1866), генерал-адъютант (1839-1842, 1853-1875), генерал-лейтенант (1837), позднее генерал от кавалерии (1855); командующий войсками на Черноморской линии и в Черномории, в 1839 г. уволен от должности, а в 1842 г. от службы «за бездействие власти», 8 февраля 1853 г. реабилитирован, наказной атаман Войска Донского (1866), член Государственного совета (1866), член Союза благоденствия, автор записок. В записках П. X. Граббе содержатся характеристики состояния русской армии, общественных настроений, описания Кавказской и Крымской войн, встреч с императором и членами императорской семьи. В публикуемом отрывке рассказывается о посещении генералом коттеджа в Петергофе («Александрии»), его интерьере, свидетельствующем о дружной жизни семьи Николая I. В опубликованном фрагменте записок обращает на себя внимание сюжет о маневрах под Вознесенском в 1834 г. П. X. Граббе свидетельствует, что Николай I мог быть и самокритичен. Это подтверждает, что от лиц, которым император доверял и чьи профессиональные качества уважал, он мог выслушать и противоположное мнение, а иногда и согласиться с ним.
Орас Верне
При дворе Николая I: Письма из Петербурга. 1842-1843 <Фрагменты>
Впервые на русском языке: Орас Верне. При дворе Николая I: Письма из Петербурга. 1842-1843. / Пер., вступ. ст. и коммент. Д. Соловьева. М.: РОССПЭН, 2008. Печатается по этому изданию. С. 16-18, 26-29, 31-33, 50-51,54-55.
Первая неполная публикация на французском языке в 1856 г.: Horace Vernet. Lettres intimes pendant son voyage en Russie. Paris, 1856. Перевод на русский язык Д. Соловьева выполнен по более полному собранию текстов Ораса Верне, опубликованных в 1865 г.: DurandeA. Joseph, Carle et Horace Vernet. Correspondence et biographies. Paris, 1856. Большая часть писем адресована жене художника Луизе.
Верне (Вернет) Орас, или Вернет (Vernet Horace) Эмиль Жак Гораций (1789-1863) — французский художник, впервые приехавший в С.-Петербург
790
Комментарии
в 1836 г., в июне 1842 г. был приглашен Николаем I; пробыл в России до лета 1843 г., хотя в июле 1842 г. уезжал на похороны сына Луи Филиппа Орлеанского; автор записок о России в виде писем. Автор парадной картины царской семьи «Царскосельская карусель» (1843; в настоящее время в музее-заповеднике «Царское Село»).
1	Петергофский праздник — день рождения императрицы Александры Федоровны отмечался 1 (13) июля в Петергофе и сопровождался гуляниями, представлениями, фейерверком. В 1842 г. отмечался 25-летний юбилей бракосочетания императорской четы («серебряная свадьба»); приехали родственники: крон-принц Вильгельм Прусский, принц Генрих Нидерландский, принцесса Нидерландская со своим мужем Фридрихом Нидерландским; герцоги Евгений и Адам Вюртембергские, а также эрцгерцог Карл Фердинанд.
2	См. коммент. № 49. С. 773.
3	В конце августа (11 сентября по н. ст.) 1842 г. Николай I отправился из Царского Села в осеннее путешествие по России. Маршрут следования: Новгород, Москва, Тула, Орел, Курск, Харьков; далее — Екатеринославская, Таврическая, Херсонская, Бессарабская, Подольская, Волынская губернии и Царство Польское. Затем — Гродненская и снова Волынская губернии.
4	См. коммент. № 39. С. 772.
5	См. коммент. № 29. С. 875.
6	Вряд ли это генерал-лейтенант Николай Иванович Ушаков. Как предполагают составители аннотированного указателя имен к публикации писем Ораса Верне, скорее всего, это генерал от инфантерии Ушаков Павел Петрович (1779-1853), который еще полковником был «кавалером» (воспитателем) при великих князьях Николае Павловиче и Михаиле Павловиче.
7	Гагарин Николай Сергеевич (1786-1842) — князь, гофмейстер, вице-президент Кабинета Его Императорского Величества (1833), убитый подателем жалобы.
8	Вероятно, имеется в виду тезоименитство «его императорского высочества, благоверного государя наследника цесаревича и великого князя Александра Николаевича», отмечавшееся 30 августа. День рождения наследника 17 (29) апреля 1818 г.
9	Бессарабия — до середины XIX в. Бессарабией называлась только южная часть междуречья между Днестром и Прутом, так называемый Буджак, территория, которая вместе со всем междуречьем вошла в состав России по Бухарестскому миру 1812 г., завершившим Русско-турецкую войну 1805-1812 гг., и частично потерянная по Парижскому договору 1856 г. (в 1856-1878 гг.).
10	Молдавия — часть бывшего Молдавского княжества (столица Яссы), вассального от Турции между реками Днестр и Прут, вошедшая в состав России по Бухарестскому договору 1812 г.; ныне территория Республики Молдова.
Комментарии
791
11	Великое герцогство Варшавское — Великое герцогство Варшавское, созданное Наполеоном из польских земель Пруссии (1807) и Австрии (1809), в 1814-1815 гг. было преобразовано с некоторыми территориальными изменениями в Царство (Королевство) Польское с передачей польской короны российскому императору. После польского восстания 1830-1831 гг. автономия края была ликвидирована.
12	Военные поселения — особая форма организации вооруженных сил, существовавшая в России в 1810-1857 гг. Активно военные поселения стали создаваться с 1816 г. Период формирования завершился в 1821 г. созданием Отдельного корпуса военных поселений, главным начальником которого стал граф А. А. Аракчеев. К 1825 г. военные поселения были созданы в Петербургской, Новгородской (18 полков и другие части), Слободско-Украинской, Могилевской (6 полков), Херсонской и Екатеринославской (20 кавалерийских полков) и др. Восстания военных поселян происходили при Александре I в 1817-1819 гг. В 1826-1827 гг. произведена реорганизация военных поселений. Орас Верне имеет в виду восстание в Старой Руссе в 1831 г., спровоцированное холерой. После этого в том же году военные поселения были преобразованы в округа пахотных солдат.
13	Через год после вступления на престол император Николай учредил, 6 декабря 1826 года, секретный комитет, которому было поручено рассмотреть предположения относительно улучшения различных отраслей государственного устройства и управления и, между прочим, относительно изменения быта крестьян, для чего комитету были переданы и проекты по этому вопросу, представленные правительству в предшествовавшее царствование. Еще прежде окончания своей деятельности комитет 6 декабря 1826 г., по высочайшему повелению был учрежден особый комитет для составления закона о прекращении продажи людей без земли. При разногласии в Государственном совете относительно продажи крестьян на своз, возникшем при обсуждении составленных этими комитетами законопроектов, государь примкнул к мнению большинства, высказавшегося за запрещение безземельной продажи крепостных без всякого исключения. Однако проекты комитета 6 декабря 1826 г. в конце концов одобрены не были вследствие протеста великого князя Константина Павловича. Из разговора императора Николая с Киселевым в 1834 г. мы видим, что с самого вступления на престол государь собирает материалы по крестьянскому делу и задумывает вести «процесс» против «рабства, когда наступит время, чтобы освободить крестьян во всей империи», но не встречает сочувствия не только со стороны министров, которые боязливо отступают перед этим вопросом, но и со стороны своих братьев, Константина и Михаила. Тем не менее государь категорически высказал в разговоре с Киселевым убеждение, что дело это он должен «передать сыну с возможным облегчением при исполнении», т. е. серьезно подготовить его окончательное решение. Сознавая свою неопыт
792
Комментарии
ность и неподготовленность в этом отношении, император Николай был крайне доволен, что нашел себе такого помощника, как Киселев, который при управлении им Дунайскими княжествами занимался регулированием положения крестьян, живущих на владельческих землях. В следующем, 1835 г. государь учредил новый секретный комитет, одною из задач которого было принятие мер для улучшения состояния помещичьих крестьян, но деятельность которого не имела никаких практических результатов для крепостного населения России.
14	Речь идет не о М. С. Воронцове, как отмечено в аннотированном указателе к публикации писем Ораса Верне, а об обер-церемониймейстере графе Воронцове-Дашкове Иване Илларионовиче (1790-1864) — дипломате, члене Государственного совета (с 1834). Этим балам отдавали должное такие современники, как М. А. Корф, В. А. Соллогуб, Долли Фикельмон. Эти балы посещали Николай и Александра Федоровна, для которой сервировался отдельный столик с золотой посудой.
15	Празднование Великого поста вносило свои коррективы в ритм столичной и придворной жизни. Великая княжна Ольга Николаевна записала в своих воспоминаниях о 1838 г.: «После начала поста был конец всем празднествам. Только немногие приглашенные собирались по вечерам у Мама в зеленом кабинете, где по большей части читали вслух. Между этими гостями часто бывали княгиня Барятинская со своей дочерью Марией...» (Ольга Николаевна. Сон юности. С. 249). Во время первой недели Николай I старался уединиться или в Аничковом дворце, или в петергофском Коттедже. Собственно относительно «тихим» С.-Петербург был только первую неделю Великого поста. Православный по вероисповеданию лицейский сокурсник А. С. Пушкина барон М. А. Корф записал в своем дневнике 6 февраля 1839 г.: «Сегодня чистый понедельник, и после шумного бешенства масленицы Петербург воротился нельзя сказать к тишине, но, по крайней мере, опять к своей обычной жизни. Так называемые немцы, т. е. все вообще иностранцы или, лучше сказать, иноверцы, довеселиваются еще свои два дня, но по соразмерности их к массе населения это уже капля в море. Завтра, впрочем, пляшет для них Тальони в последний раз перед отъездом за границу. Государь уехал со своею семьей на неделю в Петергоф. Балаганы ломают, музыка умолкла, танцы остановились, театры закрыты, всякий сидит дома и слушает себе, пожалуй, монотонный и меланхолический звук великолепного колокола. Но Петербург принимает такой мрачно-серьезный вид только на одну первую неделю поста. Пройдет она и начнутся опять роуты (рауты. — Л. В.) и концерты, живые картины, и вист, не будет только балов, но и то в самом городе. Кто не устал еще от карнавальных плясок, те выезжают в шумных пикниках за город и там танцуют себе, как до поста». (Корф М. А. Дневники за 1838 и 1839 гг. С. 271). Во время поста устраивались катания на санях, катания с горок, увеселительные загородные поездки.
Комментарии
793
16	Николай Павлович вел себя и на маскарадах вполне непринужденно. «Император и наследник, — пишет граф Рейзет, прибывший в Россию в 1852 г., — бывали совершенно запросто на маскарадах в Большом театре. Государь появлялся обыкновенно в казачьем мундире, который очень шел ему. Он похаживал взад и вперед в толпе, говорил, смеялся; маски интриговали его, толкали как первого встречного, и никто, по-видимому, не обращал на него никакого внимания. Таков характер русской жизни: рядом с самым строгим этикетом допускается полная бесцеремонность» (Граф Рейзет в России в 1852-1854 гг. // Русская старина. 1903. Т. 115. № 7. С. 221). Впрочем, при Николае I маскарады чаще проходили не в Большом театре, а в «благородном собрании» или в доме Эндельгардта на Невском проспекте, когда вслед за императорской четой их стало посещать и высшее столичное общество. По воспоминаниям современников, «в этих маскарадах особенных костюмов не было... дамы были в масках и в разного вида домино и капуцинах, а мужчины просто во фраках с шляпою на голове» (Рассказы об императоре Николае I // Русская старина. 1898. Т. 95. № 7. С. 38). В разговорах с дамами на маскарадах Николай Павлович был, как всегда, любезен, но фамильярностей не любил, и они могли подчас вывести его из себя.
17	Имеется в виду Воронцова-Дашкова (урожд. Нарышкина-Дашкова), которая была душой этих балов.
18	Демидов Сан-Донато Анатолий Николаевич (1812-1870) — де факте князь Сан-Донато (по названию виллы близ Флоренции, титул куплен у короля Италии и признан для сына брата только в 1872 г.), одно время состоял при посольствах в Париже, Риме и Вене, действительный тайный советник, был женат на племяннице Наполеона Матильде де Монфор (дочери короля Вестфалии Жерома Бонапарта), меценат, младший брат П. Н. Демидова. В дневнике за 1843 г. барон М. А. Корф особо отметил состоявшийся 16 февраля маскарад у Анатоля Демидова.
19	Елена Павловна (урожд. Фредерика-Шарлотта-Мария, принцесса Вюртембергская; 1807-1873) — супруга (со 2 февраля 1824 г.) великого князя Михаила Павловича; дочь Павла-Карла-Фридриха-Августа Вюртембергского и Екатерины-Шарлотты, урожденной принцессы Саксен-Альтенбургской. От этого брака было несколько детей. Старшая дочь — Мария Михайловна (1825-1846), вторая дочь — Елизавета (1826-1845; с 1844 г. за герцогом Адольфом Нассауским), третья дочь Екатерина (1827-1894, с 1851 г. — за Георгом, герцогом Мекленбург-Стрелицким; четвертый ребенок — сын Александр (1831-1832), младшая дочь — Анна (1834-1836). Речь, вероятно, шла только о двух старших дочерях.
20	Зуавами назывались солдаты французских войск, набранные из берберов Северной Африки. Речь идет о маскараде, организованном министром императорского двора князем Петром Михайловичем Волконским в доме
794
Комментарии
удельного министерства 22 февраля 1843 г., которым завершились масленичные празднества. Он был подробно описан в дневнике М. А. Корфа. Он написал и об эффектном появлении живописца Ораса Верне: «Во время уже разгара [бала] он вдруг явился в оригинальном привезенным им из Египта костюме тамошнего солдата, с намазанным лицом и шеею, с ружьем, трубкою, манеркою и провизиею лучинок, хлеба, моркови и пр.» (Корф М.А. Дневник 1843 г. С. 101).
Л. В. Дубельт
«Вера без добрых дел мертвая вещь» <Фрагменты>
Впервые: Дубельт Л. В. Заметки // Голос минувшего. 1913. № 3. С. 131-171. Печатается по: Заметки и дневники Л. В. Дубельта / Вступительная статья, публикация, примечания М. В. Бокариус, Ф. М. Лурье, М. В. Сидоровой //Российский архив. История Отечества в свидетельствах и документах XVIII - XX вв. Вып. VI. М.: Студия ТРИТЭ Никиты Михалкова. Российский архив, 1995. С. 116,124, 137-140,304-307.
Дубельт Леонтий Васильевич (Дупельт, Дуппельт; 1792-1862) окончил Горный кадетский корпус, в службу вступил в 1807 г. прапорщиком. Участник Отечественной войны 1812 г., после ранения при Бородине получил чин штабс-капитана, в 1817 г. произведен в подполковники. В 1822-1828 гг. полковник, командир Старооскольского пехотного полка. С 1828 г. с «сохранением мундира» и пенсии находился в отставке. В 1830 г. принят в Корпус жандармов. С 1835 г. генерал-майор, действительный статский советник, начальник Штаба Корпуса жандармов. С 1839 по 1856 г. управляющий III Отделением Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, с 1844 г. генерал-лейтенант, с 1856 г. генерал от инфантерии. В том же году был уволен в отставку. По мнению некоторых мемуаристов, Л. В. Дубельт реально руководил всеми делами III Отделения вместо А. X. Бенкендорфа, а затем А. Ф. Орлова: «Дупельт был пружиною, двигавшею графом Бенкендорфом, а Государь был стрелкой, показывавшей и ясную, и мрачную погоду. В чьих же руках была власть? — Вот эта-то темная сила была страшна при Николае Павловиче!» (Дмитриев М.А. Главы из воспоминаний моей жизни. М., 1998. С. 405, 411,414, 420).
С 1830 по 1862 г. Л. В. Дубельт вел поденные записи двух видов — заметки и дневники. Заметки «Вера без добрых дел мертвая вещь», относящиеся к 1830-1855 гг., в 1913 г. были впервые опубликованы в журнале «Голос минувшего» С. П. Мельгуновым и Л. Ф. Пантелеевым. В 1929 г. П. А. Садиков и С. Арский подготовили книгу «Дубельт Л. В. Заметки и дневник (1840-1862)», включавшую оба вида источников личного про
Комментарии
795
исхождения, которая так и не вышла в свет. В 1995 г. заметки и дневники Л. В. Дубельта были опубликованы в шестом выпуске сборника «Российский архив. История Отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX вв.» по корректурному экземпляру данной книги, хранившемуся во Всесоюзном музее А. С. Пушкина. В настоящем сборнике публикуются отрывки из заметок Л. В. Дубельта «Вера без добрых дел мертвая вещь» по последнему изданию.
1	Стефан (1817-1867) — эрцгерцог Австрийский, сын эрцгерцога Австрийского, палатина Венгерского Иосифа (1776-1847) и его второй супруги Марии Доротеи Вюртембергской (1797-1855). При русском дворе Стефан, который был дружен с цесаревичем Александром Николаевичем (будущим императором Александром II) во время его поездки в Вену, некоторое время рассматривался как наиболее подходящий кандидат в супруги для великой княжны Ольги Николаевны (см.: Сон юности: Воспоминания великой княжны Ольги Николаевны. 1825-1846 // Николай: Муж. Отец. Император. М., 2000. С. 260), а позже — для великой княжны Екатерины Михайловны, дочери великого князя Михаила Павловича и великой княгини Елены Павловны. Однако поскольку противниками тесных семейных связей с российским императорским домом оказались австрийский канцлер К. Меттерних (1773-1859) и члены австрийского императорского дома — императрица Мария-Анна (1803-1884) и вдовствующая императрица, четвертая супруга австрийского императора Франца I (1768-1835) — Каролина-Августа (1792-1873), то эти браки не состоялись. Стефан оставался холостым всю жизнь и скончался, не оставив потомства и не вступив на престол. Николай I в письме от 24 апреля (5 мая) 1843 г. великому князю Михаилу Павловичу по этому поводу писал: «Уже давно газеты объявляли про будто бы идущие переговоры между великой княгиней и Венским двором про женитьбу Кати со Стефаном, даже писали про это сюда. Я больной лежал в постели, когда получил письмо великой княгини... Не прошло месяца, другое письмо великой княгини уведомляет меня о противном... Я не знаю, где бы здесь был случай, ибо между мной и Стефаном не было и нет ни неприятностей, ни ссор; он чист пред нами, как и мы против него; наши объяснения с ним были всегда ясны и дружественны. Но положим, чтоб действительно он был причиной неудачи с Олли, неужели ты меня и мои чувства не знаешь... Дерзкое, беспутное и ни на что не похожее поведение Венского двора, каналья Меттерних и императрица, хотевших всех покорить их фанатизму, — навсегда прервали всякую возможность к семейным союзам между наших двух домов» (Николай I: Личность и эпоха. Новые материалы / Отв. ред. А. Н. Цамутали. Отв. составитель Т. В. Андреева. Один из составителей Л. В. Выскочков. СПб., 2007. С. 352).
2	Императорская власть, начиная с середины 1850-х гг., обратила особое внимание на насущную необходимость перехода российского флота с паруса на пар. С 1852 по 1854 г. капитан-лейтенант (с 1888 г. — адмирал)
796
Комментарии
И. А. Шестаков был командирован в Англию для изучения опыта создания флотилии паровых канонерских лодок. После возвращения в Петербург в марте 1854 г. он был назначен членом Пароходного комитета и в числе других членов кружка великого князя Константина Николаевича (С. А. Грейг, Д. А. Толстой, Н. X. Рейтерн, Н. А. Путилов и др.) стремился продемонстрировать Николаю I быстроходность и рентабельность парового флота. Это привело к желаемому успеху. С августа 1854 г. в Петербурге началось строительство экспериментальной винтовой лодки, а затем еще 19 таких же судов (см.: Лапин В. В. Мемуары адмирала И. А. Шестакова // Вспомогательные исторические дисциплины. Т. XIV. Л., 1984.; Шилов Д. Н. Государственные деятели Российской империи. 1802-1917. Биобиблиографический справочник. СПб., 2001. С. 738-741).
3	Дело А. А. Вонлярлярского (Лярского) было связано с его злоупотреблениями и казнокрадством по подряду на постройку в 1834 г. Киевского шоссе.
4	Отношение Николая Павловича к П. А. Клейнмихелю в течение его жизни и царствования было неоднозначным. Будучи великим князем, Николай недолюбливал генерал-майора П. А. Клейнмихеля, тогда начальника штаба по поселенным войскам, называя его «аракчеевской собакой». Но, придя к власти, Николай I уже в феврале 1826 г. пожаловал ему звание генерал-адъютанта и назначил главноуправляющим Департаментом военных поселений. С 1829 г. Клейнмихель — генерал-лейтенант, с 1841 г. — генерал от инфантерии и главноуправляющий путями сообщения (см.: Шилов Д. Н. Государственные деятели Российской империи. 1802-1917. Биобиблиографический справочник. С. 291-294). С точки зрения современников и исследователей «перемена» в служебной карьере Клейнмихеля была связана с «карьерой» В. А. Нелидовой. Действительно, после знакомства с Николаем I на одном из маскарадов в 1838г. она была приглашена ко двору и назначена фрейлиной. «Невинный флирт» вылился в долголетний роман, которым, как подчеркивали мемуаристы, Клейнмихель и «воспользовался» и даже будто бы «признавал своими» детей, рожденных от этой связи императора. При этом, как подчеркивал Д. А. Оболенский, «сам Клейнмихель ненавидел покойного государя, в этом удостоверяли меня многие близко с ним знакомые» (см.: Сон юности: Воспоминания великой княжны Ольги Николаевны. 1825-1846. С. 248-249; Дельвиг А. И. Мои воспоминания: В 2 т. Т. 2. М., 1912. С. 9; Записки князя Дмитрия Александровича Оболенского. 1855-1879. СПб., 2005. С. 99; Выскочков Л. В. Николай I. М., 2003. С. 578-580).
5	Между тем Николай I ценил военно-организаторские способности великого князя Михаила Павловича. В упоминаемом уже письме от 24 апреля (5 мая) 1843 г. император с удовольствием писал: «Любезный Михайло! ... Благодарю тебя душевно за память, равно как и за отчет об твоем смотрине. При подобном хорошем начале и в полной надежде, что, воспользовавшись
Комментарии
797
твоим верным глазом и добрыми советами, 3-й корпус явится в отличном виде» (Николай I: Личность и эпоха. Новые материалы. С. 352).
6	Об этом же писал примерно в это же время, в 1841 г., в записке при всеподданнейшем письме бывший член декабристской конспирации, а в эти годы статский советник и чиновник Министерства юстиции Н. И. Кутузов: ♦Голос угнетения и страданий Вашего народа Вам не слышен, Государь... Государь, стоит только немного подумать, и для государственной пользы пожертвовать самолюбием, чтобы из этого вредного порядка составить прочное и благотворное учреждение... которое, развивая производительные силы, увеличило бы общественное благосостояние» (Состояние государства в 1841 году. Записка Н. Кутузова, поданная императору Николаю 12 апреля 1841 года // Русская старина. 1898. Т. 95. С. 517-518).
7	Великий князь Михаил Павлович скончался 28 августа 1849 г. в Варшаве, где активно занимался подготовкой российских войск к походу в Венгрию для подавления восстания Гёргея.
8	Обеспокоенный этой страстью сына-наследника, Николай I в письме своему генерал-адъютанту А. А. Кавелину писал: ♦Следуя за ним (Александром Николаевичем. — Cocm.) в свете, наконец, не могла уйти от моих глаз его склонность к Ольге Калиновской; не обратив на сие больше внимания, чем следовало, я объяснил, однако, сыну, что сколь ни естественно в его летах предпочитать одно лицо женского пола другому, не должно, однако, дать волю мечтам или склонности, тогда, когда они не приличны ни по званию, ни по положению лиц; прибавь еще к сему, что я нахожу его вкус приличным, но не инако, как к лицу, нравом и обхождением заслуживающим предпочтение в обществе пред другими, но не иначе, как простое предпочтение; однако должно никогда его мечтам не давать воли, как вещи несбыточной, и потому еще, что самое его расположение к ней должно было его удерживать от всякого изъяснения или действия, которые могли бы нарушить спокойствие душевное предмета его предпочтений или навредить ее репутации» (Николай I:. Личность и эпоха. Новые материалы. С. 371).
9	Наполеон III (Шарль-Луи-Наполеон-Бонапарт) — император Франции с 1852 г.
А. И. Герцен
Былое и думы <Фрагмент>
Впервые: Герцен А. И. Былое и думы // Полярная звезда. 1856 г.
Кн. 2. Прибавление ♦А. Полежаев» впервые опубликовано: Тюрьма и ссылка. Из записок Искандера. Лондон, 1861. Печатается по:
798
Комментарии
ГерценА. И. Сочинения: В 9 т. / Под общей редакцией В. П. Волгина, Б. П. Козьмина, С. А. Макашина, Й. А. Путинцева, Я. Е. Эльсберга. Т. 4: Былое и думы. Ч. 1-3. М., Государственное издательство художественной литературы, 1956. С.134-136,167-170, 203-205; 437, 441-442, 445 (примечания).
Герцен Александр Иванович (1812-1870) — публицист, писатель, политический эмигрант. Будучи студентом Московского университета, создал студенческий кружок, в котором велся теоретико-философский поиск эволюционного пути России. Участники кружка, прежде всего А. И. Герцен и Н. П. Огарев, обратились к идеям утопического социализма. После ареста 21 июля 1834 г. по обвинению в пении «пасквильных песен» А. И. Герцен был оправлен в ссылку в Вятку, а затем — Владимир (1834-1839). В 1846 г. эмигрировал во Францию, из которой весной 1850 г. был выслан и поселился в Ницце. С осени 1853 г. жил в Лондоне, где и основал «Вольную русскую типографию». Мемуарист, автор оригинального сочинения «Былое и думы», которое представляло собой соединение различных жанровых форм: эпистолярии, дневниковых записей, мемуаров, биографического очерка, публицистических статей, новеллистической прозы, исторических хроник. В предисловии к ним мемуарист писал: «“Былое и думы” не были писаны подряд: между иными главами лежат годы. Оттого на всем остался оттенок своего времени и разных настроений — мне бы не хотелось стереть его. Это не столько записки, сколько исповедь, около которой, по поводу которой собрались там-сям схваченные воспоминания из былого, там-сям остановленные мысли из дум» (ГерценА. И. Сочинения: в 9 т. Т. 4: Былое и думы. Ч. 1-3. С. 7). Они создавались около шестнадцати лет. Воспоминания А. И. Герцен начал писать в 1836 г. в ссылке во Владимире. В 1840 г. он показал их В. Г. Белинскому, который опубликовал отрывки из них в «Отечественных записках» (Записки одного молодого человека // Отечественные записки за 1840 год. Кн. XII; Отечественные записки за 1841 год. Кн. XIII). Первые три части «Былого и дум», отрывки из которых публикуются в настоящем издании, были написаны А. И. Герценым в 1853 г. и впервые опубликованы еще при жизни автора в альманахе «Полярная звезда» за 1856 г.
1	Бакай Яков Игнатьевич (?-?) — лакей в доме И. А. Яковлева.
2	Карл XБурбон (1757-1836) — король Франции (1824-1830) (до вступления на престол граф де Артуа).
3	Ламарк Жан-Максимилиан (1770-1832) — граф, французский военный и политический деятель, с 1828 г. член Палаты депутатов французского парламента.
4	Манюель Жак-Антуан (1775-1827) — представитель либеральной оппозиции во Франции в период реставрации Бурбонов; Констан Бенжамен (1767-1830) — французский политический деятель, публицист, писатель;
Комментарии
799
Дюпон де Лэр (Дюпон де Лёр) Жак-Шарль (1767-1855) — французский политический деятель,министр юстиции Франции (с 1830); Карель Арман (1810-1836) — французский публицист, один из основателей газеты «Националь».
5	См. коммент, на с. 742.
6	Костюшко Тадеуш (Фаддей) (1746-1817) — руководитель польского национально-освободительного движения 1794 г.
7	Давыдов Денис Васильевич (1784-1839) — поэт, герой Отечественной войны 1812 г., масон, член преддекабристской организации «Орден русских рыцарей», мемуарист.
8	Ермолов Алексей Петрович (1777-1861) — военачальник и государственный деятель, участник многих крупных войн, которые Российская империя вела с 1790-х по 1820-е гг. Генерал от инфантерии (1818). Генерал от артиллерии (1837). Герой Кавказской войны.
9	Чеченский Александр Николаевич (?-?) — генерал, участник наполеоновских войн 1805-1807 гг., Отечественной войны 1812 г., товарищ Д. В. Давыдова по партизанскому движению.
10	Полежаев Александр Иванович (1804-1838) — поэт, в начале 1830-х гг. студент Московского университета, один из авторов и распространителей антиправительственных стихов. Донос на А. И. Полежаева, который дошел до сведения Николая I, летом 1826 г. был сделан жандармским полковником, тайным агентом III Отделения СБИВ Канцелярии И. П. Бибиковым. Во время коронационных торжеств, 26 июля 1826 г., император потребовал доставить автора поэмы «Сашка» в Кремлевский дворец, о чем и рассказывает в данном очерке А. И. Герцен. О нем см.: Дело по наблюдению за поэтом А. И. Полежаевым, исключенным из Московского университета и сосланным унтер-офицером в Отдельный Кавказский корпус за сочинение революционных стихотворений // ГАРФ. Ф. 109 (III Отделение). On. 1. 1 экс. 1829 г. Д. 75. Л. 1-19.
11	Робеспьер Максимилиан-Мари-Изидор (1784-1794) — видный деятель Великой французской революции, руководитель партии якобинцев.
12	Николай I имел в виду членов тайного общества, попытавшихся 14 декабря 1825 г. совершить государственный переворот путем военного выступления.
13	Соколовский Владимир Игнатьевич (1808-1839) — поэт, в 1832 г. сблизился с московским Лружком А. И. Герцена и Н. П. Огарева, 20 июля 1834 г. был арестован, отправлен в ссылку.
14	Скарятка (Скаретка) Иван Павлович (7-7) — жандармский офицер, провокатор, инициатор дела «О лицах, певших в Москве пасквильные стихи в 1834 г.».
15	Цинский (Цынский) Лев Михайлович (7-7) — генерал-майор жандармского корпуса, в 1834-1845 гг.— обер-полицмейстер Москвы. .
800
Комментарии
16	Сатин Николай Михайлович (1814-1873) — поэт и переводчик, друг И. А. Герцена.
17	Огарев Николай Платонович (1813-1877) — («Ник»), близкий друг А. И. Герцена, публицист, литератор, политический эмигрант (с 1856).
18	Голицын Александр Федорович (младший) (1796-1864) — князь, в начале 1830-х гг. камергер, действительный статский советник, состоял при Ш Отделении Его Императорского Величества (ЕИВ) канцелярии, член Следственной комиссии по делу А. И. Герцена и Н. П. Огарева.
19	Мордвинов Александр Николаевич (1792-1869) — директор канцелярии III Отделении ЕИВ Канцелярии, непосредственный помощник А. X. Бенкендорфа.
20	Пеликан Венцеслав Венцеславович (1790-1873) — хирург, профессор, ректор Виленского университета (1826-1830), противник польского революционно-освободительного движения.
21	Стааль Карл Густавович (1777-1853) — участник наполеоновских войн 1805-1807 гг., Отечественной войны 1812 г., в 1830-1853 гг. комендант Москвы, сенатор, член Следственной комиссии по делу А. И. Герцена и Н. П. Огарева.
22	Липранди Иван Петрович (1790-1880) — член Союза благоденствия, тайный агент и провокатор в декабристском движении; был арестован 3 января 1826 г., доставлен из Кишинева в Петербург, по высочайшему повелению 19 января того же года освобожден с оправдательным аттестатом. Участник Русско-турецкой войны, после которой ушел в отставку в 1832 г. генерал-майором. В 1840 г. приписан в чине действительного статского советника к Министерству внутренних дел. Приобрел громкую известность своей провокаторской деятельностью по открытию кружка М. В. Буташевич-Петрашевского. С 1864 г. генерал-лейтенант.
В. П. Мещерский
Мои воспоминания. 1850-1865
<Фрагмент>
Впервые: Мещерский В. П. Мои воспоминания. 1850-1865. СПб., 1897 (ч. 1 и 2); 1912 (ч. 3). Печатается по: Мещерский В. П. Воспоминания. М., 2001; 2-е изд. М., Захаров, 2003. С. 21-23.
Записки содержат рассказы о Николае I в годы Крымской войны, характеристики общественных настроений, о членах императорской семьи, о кончине императора Николая I и бальзамировании его тела, а также связанных с этим слухах. В публикуемом отрывке дается общая характеристика Николая I.
Комментарии
801
Мещерский Петр Сергеевич (1778-1856) — князь, обер-прокурор Синода ичлен Главного управления училищ (с 1817), активно занимавшийся распространением православия; в 1833 г. уволен в отставку с назначением сенатором и сохранения должности члена Главного управления училищ; издатель-редактор газеты «Гражданин».
1	Перовский Лев Алексеевич (1792-1856) — граф (1849), камергер (1823), генерал-адъютант (1854); побочный сын министра народного просвещения при Александре I графа Алексея Кирилловича Разумовского. Член Совета департамента уделов (1826), вице-президент Департамента уделов (1828-1840), товарищ министра уделов (1841-1852), министр внутренних дел (1841-1852). После временного разделения Министерства Императорского двора на два министерства — двора и уделов — министр уделов, управляющий Кабинетом ЕИВ и Академией художеств (1852—1856). В 1854 г. переименован в генералы от инфантерии и пожалован в генерал-адъютанты.
2	Софийское поле — традиционное место проведения смотров в Царском Селе (в той части города, где ранее при Екатерине II был основан уездный г. София).
Л. И. Кинг
Рассказы об императоре Николае Павловиче
Впервые: Кинг Л. И. Рассказы об императоре Николае Павловиче // Исторический вестник. 1886. Т. 26. № 11. С. 412-419. Печатается по этому изданию.
Другие публикации: Кинг Л. И. Рассказы об императоре Николае Павловиче // Николай Первый и его время: Документы, письма, дневники, мемуары, свидетельства современников и труды историков / Составление, вступ. статья, комментарии Б. Н. Тарасов: В 2 т. Т. 2. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000. С. 305-312.
Кинг Л. И. — коллежский асессор (с 1823), юрист, в конце 1840-х гг. — чиновник Министерства внутренних дел.
1	Александр I Павлович (1777-1825) — старший брат Николая I, российский император (1801-1825 гг.).
2	Кокошкин Сергей Александрович (1785-1861) — с 15 декабря 1825 г. флигель-адъютант Николая I, с 1830 г. петербургский обер-полицмейстер.
3	См. коммент. № 39. С. 772.
4	Панин Виктор Никитич (1801-1874) — граф, в 1841-1862 гг. — министр юстиции. В службу вступил в 1821 г. переводчиком в Государственную коллегию иностранных дел. Камер-юнкер Двора Его Императорского *

802
Комментарии
Величества (с 1826), камергер Двора ЕИВ (с 1830), в 1832-1839 гг. — товарищ министра юстиции и статс-секретарь Николая I. С 1841 г. — тайный советник, с 1856 г. действительный тайный советник, с 1863 г. член Государственного совета, в 1864-1867 гг. главноуправляющий II Отделением СЕИВК.
6 Перовский Лев Алексеевич (1792-1856) — граф (с 1849), внук фаворита Елизаветы I Алексеевны — Кирилла Алексеевича Разумовского. В 1841-1852 гг. министр внутренних дел, управляющий Кабинетом ЕИВ (1852-1856). В службу вступил колонновожатым в Свиту ЕИВ по квартирмейстерской части. Участник Отечественной войны 1812 г. и европейских походов 1813-1814 гг. В 1823 г. уволен от военной службы и приписан к Государственной коллегии иностранных дел. Гофмейстер Двора ЕИВ (с 1829), в 1840 г. назначен товарищем министра уделов и членом Государственного совета, 23 сентября 1841 г. — министром внутренних дел, впоследствии действительный тайный советник (с 1843), генерал от инфантерии (с 1854), генерал-адъютант (с 1856). Декабрист, член Союза благоденствия с 1818 г. Николай I повелел «оставить без внимания».
6 Долгорукий Василий Васильевич (1787-1858) — князь, действительный тайный советник, камергер, обер-шталмейстер (с 1832), предводитель санкт-сетербургского дворянства (с 1838).
Р. М. Зотов
Исторические очерки царствования императора Николая I <Фрагмент>
Впервые: Зотов Рафаил. Исторические очерки царствования императора Николая I. СПб., 1859. Печатается по этому изданию.
Зотов Рафаил Михайлович (1795-1871) — действительный статский советник (1862), инспектор русской театральной труппы (1826-1827), начальник репертуарной части (1829-1836), исторический романист, драматург и журналист; отец В. Р. Зотова, мемуарист.
А. И. Соколова
Император Николай Первый и Васильковские дурачества <Фрагменты>
Впервые: Соколова А. <И.>. Император Николай Первый и Васильковские дурачества // Исторический вестник. 910. Т. 119. № 1. С. 104-113. Печатается по этому изданию.
Комментарии
803
Другие публикации: Соколова А. [И.]. Император Николай Первый и васильковские дурачества // Николай Первый и его время: Документы, письма, дневники, мемуары, свидетельства современников и труды историков / Составление, вступ. статья, комментарии Б. Н. Тарасова: Т. 2. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000. С. 224-233.
Соколова Александра Ивановна (урожд. Денисьева, настоящее отчество — Урвановна; 1833-1914) — писательница, была широко известна под псевдонимом Синее Домино. Ее «Воспиминания смолянки» — интереснейший образец мемуаристики конца XIX - начала XX в.
Мужчины, занимавшие престол, всегда вызывали повышенный интерес женского окружения, тем более Николай Павлович, обладавший величественной фигурой, античным профилем, некоторой долей сентиментальности. Известно, что Николай Павлович был далеко не безразличен к женской красоте. Когда много лет спустя после первого посещения Англии в 1844 г. он вновь прибыл в эту страну с визитом уже в качестве императора, королева Виктория отметила в письме к бельгийскому королю Леопольду: «...Его восхищение женской красотой очень велико... но он остается верен тем, кем он восхищался двадцать восемь лет тому назад» (цит. по: Татищев С. С. Император Николай I и иностранные дворы. Исторические очерки. СПб., 1889. С. 30).
Сам Николай Павлович продолжал вызывать восхищение женщин и в зрелом возрасте. Леди Блумфильд оставила следующую запись, датированную 8 мая 1846 г.: «Он, бесспорно, был самый красивый человек, которого я когда-либо видела, и его голос и обхождение чрезвычайно обаятельны... Различие в манерах, когда он разговаривает с дамами и когда командует войсками, поразительно» (Из воспоминаний леди Блумфильд / Пер. с англ. Предисл. Ф. Гогеля // РА. 1899. Кн. 2. № 6. С. 234). Даже «шестидесятник» Н. В. Шелгунов, скрепя сердце, был вынужден признать, что «Николай оставил целую массу людей, боготворивших его. Во внешности Николая было столько властительски обаятельного, что он не мог не нравиться, особенно женщинам» (Шелгунов Н. В. Воспоминания // Шелгунов Н. В. Шелгунова Л. П. Михайлов М. Л. Воспоминания. В 2 т. М., 1967. С. 235)
Слухи о любовных связях Николая I были весьма преувеличены. Для Николая Павловича был характерен прежде всего легкий флирт, вполне укладывающийся в понятие «любовный быт» пушкинской эпохи. С большей долей уверенности среди его женщин можно назвать А. О. Россет-Смирнову, А. М. Крюднер, Е. М. Бутурлину и его единственную длительную и серьезную связь — В. А. Нелидову.
Бывали у Николая Павловича и афронты, как ц случае с красавицей Лавинией Жадимировской, урожденной Бравур, которая бежала от мужа с князем... Трубецким, предпочтя его императору. Но это был уже открытый вызов общественному мнению и благопристойности в понимании Николая
804
Комментарии
Павловича. Князь был арестован в Одессе и сослан на Кавказ. Кстати, этот сюжет стал основой романа Булата Окуджавы «Путешествие дилетантов», впервые опубликованного в 1976 г. Аналогичный случай связан с Софьей Несвицкой, урожденной Лешерн, которая предпочла изменять мужу с флигель-адъютантом Бетанкуром. Позднее, когда она обратилась к императору с просьбой о материальной помощи, он ей отказал. В данном случае дело было не в высочайшей мстительности. В отношении откровенных «кокоток» он всегда был строг. Подробнее см.: Выскочков Л. В. Николай I. 2-е изд. М., Молодая гвардия, 2006. С. 556-584.
1	Лопатина — смолянка.
2	Жадимировская Лавиния — смолянка, героиня скандальной истории, прототип персонажа романа Булата Окуджавы «Путешествие дилетантов» под именем Лавинии Ладимирской (Шонховен), урожденной Тучковой.
3	Князь Трубецкой Сергей Васильевич.
4	НаполеонШ(Луи Наполеон Бонапарт; 1808-1873) — французский император («император французов») в 1852-1870 гг. из династии Бонапартов, племянник Наполеона I.
6	Несвицкая София (урожд. Лешерн; ?-?) — графиня.
6	Несвицкий Алексей Яковлевич (?-?) — князь, офицер Преображенского полка.
7	Бетанкур (?-?) — флигель-адъютант.
8	См. коммент. № 29. С. 875.
9	Нелидова Варвара Аркадьевна (7-1897) — фрейлина императрицы Александры Федоровны (назначена фрейлиной весной 1838 г.), фаворитка Николая I, дочь А. И. Нелидова (действительного тайного советника, санкт-петербургского предводителя дворянства), племянница Е. И. Нелидовой (фаворитки Павла I).
10	Тютчев Федор Иванович (1803-1873) — дипломат и цензор; поэт и публицист, член-корреспондент Петербургской АН (1857).
И. И. Соколов
Воспоминания о государе Николае Павловиче
Впервые: Соколов И. И. Воспоминания о государе Николае Павловиче//Русский архив. 1886. Кн. 1. № 1. С. 207-211. Печатается по этому изданию.
Соколов Иван Иванович (1812-?) — врач лейб-гвардии Преображенского полка (1840-1854), старший врач Гвардейского саперного батальона (1854-1866), коллежский асессор (с 1843), статский советник (с 1848), действительный статский советник (с 1853).
Комментарии
805
1	Александр Николаевич (1818-1881) — великий князь, старший сын императора Николая I, цесаревич (с 1826 г.), российский император Александр II (1855-1881гг.).
2	Васильчиков Илларион Илларионович (1805-1862) — князь, сын видного государственного деятеля николаевского царствования — князя Иллариона Васильевича Васильчикова. Корнет (с 1825), участник Русско-турецкой войны 1828-1829 гг. и подавления Польского восстания 1830-1831 гг., ротмистр (с 183.), флигель-адъютант (с 1833), полковник (с 1837), генерал-майор (с 1846), костромской военный губернатор (1847-1848), житомирский и волынский военный губернатор (1848-1850), киевский и подольский военный губернатор (1851-1855), генерал-лейтенант (с 1855), член Государственного совета и товарищ военного министра — Д. А. Милютина (с 1861), командующий войсками Киевского военного округа (с 1862).
3	Карелъ (Карелль, Карелл) Ф. Я. (?-?) — лейб-медик, личный врач Николая I.
4	Арендт (Аренд) Николай Федорович (1785-1848) — известный врач-хирург, с 1829 г. лейб-медик Николая I, сопровождавший его во всех путешествиях по России и в Европу (см.: Корф М.А. Записки. М., 2001. С. 594, 603). Услугами Арендта пользовался со времени возвращения из ссылки в Петербург в 1826 г. и до самой смерти и А. С. Пушкин. 27-29 января 1837 г. именно Арендт по приказанию Николая I руководил лечением раненного на дуэли поэта и был посредником между ним и Николаем Павловичем. См. об этом: Керн А. П. Воспоминания. Дневники. Переписка. М., 1989. С. 283.
МЕЖДУЦАРСТВИЕ И ВОСШЕСТВИЕ НА ПРЕСТОЛ
Николай I
Переписка с великим князем Константином Павловичем
Впервые: Переписка императора Николая Павловича с великим князем цесаревичем Константином Павловичем: В 2 т. Т. 1 (1825-1829) / Подг. к печати Д. Ф. Кобеко // Сборник Императорского Русского Исторического Общества. Т. 131. СПб: Типография СЕИВК, 1910. Печатается по: Из переписки Николая I и Константина Павловича. (26 ноября — 16 декабря 1825 года) // Междуцарствие 1825 года и восстание декабристов в переписке и мемуарах членов царской семьи / Подг. к печати Б. Е. Сыроечковского. М.: Государственное издательство, 1926. С.141-147.
806
Комментарии
Другие публикации: 1) С.-Петербург., 1825, 14-16 декабря // Николай I. Муж. Отец. Император / Сост., предисл. Н. И. Азаровой. М.: Слово, 2000. С. 74-75; 2) То же. // Император Николай Первый. Николаевская эпоха. Слово русского царя. Апология русского рыцаря. Незабвенный / Изд. подготовил М. Д. Филин. М.: Русский мхръ, 2002. С.110-113.
Другие публикации писем Николая Павловича к Константину Павловичу:
1)	С.-Петербург, 13 декабря 1825 г. // Междуцарствие 1825 года и восстание декабристов в переписке и мемуарах... С. 132.
2)	Письмо Николая I великому князю Константину Павловичу от 12 ноября 1827 г. // Сборник Императорского Русского исторического общества. Т. 1. СПб., 1910. С. 193.
3)	Елагин остров. 14 июля 1826 г. // Николай I. Муж. Отец. Император. С. 78-80.
4)	Из переписки Николая I и Константина Павловича // Николай Первый и его время: Документы, письма, дневники, мемуары, свидетельства современников и труды историков / Сост., вступ. ст. и комментарии Б. Н. Тарасова. В 2 т. Т. 1. М.: Олма Пресс, 2000. С. 140-147.
5)	С.-Петербург 24 октября 1828 г. // Труайя Анри. Николай I. М., 2002. С. 92.
Константин Павлович (1771-1831) — великий князь, второй сын императора Павла I и императрицы Марии Федоровны, старший брат Николая Павловича. Воспитывался вместе со старшим братом Александром Павловичем (1770-1825) под наблюдением самой Екатерины П. По замыслу императрицы, для Константина предназначался престол предполагаемой Константинопольской империи, которая должна была быть образована после победы над турками и их изгнания из Европы. Участник Итальянского и Швейцарского походов А. В. Суворова, «за подвиги храбрости и беспримерного мужества, проявленного в боях, по манифесту от 28 октября 1799 г. получил титул цесаревича. Участвовал в кампании 1805-1807 гг., в битве при Аустерлице (20 ноября 1805 г.) был легко ранен. Со времени аустер-лицкого поражения принадлежал к сторонникам мира с Францией, к так называемой «французской партии», под влиянием которой Александр I заключил Тильзитский мирный договор с Францией (27 июля 1807 г.). В начале Отечественной войны 1812 г. находился в войсках, но затем вернулся в Петербург вследствие постоянных и резких столкновений с верховным главнокомандующим 1-й Западной армией М. Б. Барклаем де Толли. Принимал участие в кампании 1813 г., за что получил звание генерал-ин-спектора кавалерии. С образованием, согласно генеральному акту Венского конгресса от 28 мая 1815 г., Царства Польского, в 1815-1831 гг. являлся его наместником, по сути, вице-королем Польши.
Комментарии
807
После фактического распада в 1801 г. брака Константина Павловича с великой княгиней Анной Федоровной (урожд. Юлией-Генриеттой-Ульрикой, принцессой Саксен-Кобургской; 1781-1860), которая жила за границей, цесаревич долгое время вел довольно свободный образ жизни. Цесаревич имел любовные связи и даже незаконнорожденного сына — Павла Константиновича Александрова (1808-1857). Но в 1815 г. в Париже он познакомился с дочерью польского графа, прусского подданного Антона Грудзинского — Иоанной, ум и красота которой покорили его сердце. После долгих и сложных переговоров с Александром I и вдовствующей императрицей Марией Федоровной Константин Павлович получил разрешение на развод. 20 марта 1820 г. был обнародован манифест о расторжении предыдущего брака. Однако данный законодательный акт лишал возможных детей Константина Павловича от морганатического брака соответствующих титулов и прав наследования российского трона. 12 мая того же года был обнародован манифест о заключении брака Константина Павловича с И. Грудзинской, получившей титул светлейшей княгини Лович. 14 января 1822 г. Константин в официальном письме на имя Александра I отказался от престола. Однако поскольку отказ не был оформлен законодательным актом, т. е. манифестом, то это делало саму передачу права наследования от Александра I к Николаю Павловичу нелегитимной. Это привело к династическому кризису, который стал прологом политического, что нашло отражение в событиях 14 декабря 1825 г. Об отношении Константина Павловича к проблеме престолонаследия, его позиции в 1822-1825 гг., причинах «варшавского сидения» цесаревича см.: Андреева Т. В. Тайные общества в России в первой трети XIX в.: правительственная политика и общественное мнение. СПб., 2009. С. 533-598.
Хотя в период междуцарствия Константин Павлович так и не прислал манифест об отречении от престола и не приехал в Петербург, Николай Павлович, несмотря на обиду, уважал старшего брата и в поисках правильного решения той или иной проблемы советовался с цесаревичем или информировал его о своих действиях. Об этом свидетельствуют и публикуемые в настоящем издании два письма Николая Павловича Константину Павловичу, написанные 14 и 16 декабря 1825 г., т. е. в один из самых трагических периодов жизни российского императора.
После коронации, вернувшись в Варшаву, в 1826-1830 гг. Константин Павлович жил «затворником» в польской столице. В начале Польского восстания в ноябре 1830 г. повстанцы напали на его загородный дворец — Бельведер, но цесаревич успел с женой спастись, встал во главе русских войск, находившихся при нем, отведя их на границу Царства Польского. При подавлении восстания командовал Резервным корпусом. Константин Павлович умер 15 июня 1831 г. под Витебском от холеры.
1	См. коммент. № 4. С. 747.
808
Комментарии
2	Фредерикс Петр Андреевич (1786-1855) — барон, в 1825 г. генерал-майор, командир лейб-гвардии Московского полка. С 15 декабря 1825 г. назначен генерал-адъютантом, затем шталмейстером двора (1828-1843), с 1843 г. обер-шталмейстером и президентом Придворной конюшенной конторы. В дневниковых записях его дочери, фрейлины Императорского двора М. П. Фредерикс, со слов отца, так описываются обстоятельства его ранения. 14 декабря 1883 г. мемуаристка записала: «Сегодня 14 декабря 1883 года. Число это всегда пробуждает во мне много, много воспоминаний о прошлом! В детстве моем я часто слышала подробные рассказы об этом страшном в то время для России дне <...> Отец мой был один из первых жерт своей преданности царю <...> Утром 14 декабря только что отец вышел за ворота московских казарм, где он жил со своим семейством, к нему выбежал навстречу с обнаженной саблей офицер Щепин-Ростовский и махал саблею перед лицом отца, кричал ему: “За царя Константина, за царя Константина!” — и, замахнувшись саблей, нанес отцу страшную рану в череп. Когда он пал окровавленный, то подлетел к нему другой офицер Бестужев и хотел покончить с отцом, приставив ему пистолет в упор, но пистолет осекся. Бестужев схватил другой, но и тот не дал выстрела. Оказалось впоследствии, что денщик отца моего, некий Михайло Кузьмин, спускаясь рано утром по лестнице, заметил с удивлением два пистолета, лежавших на окне, осмотрев их, он увидел, что они заряжены, не долго думая, взял да и разрядил их, положив опять на место, и тем был невольным спасителем жизни моего отца <...> Отец мой был поднят замертво и отнесен к себе. Он всю жизнь страдал от этой смертельной раны в голову» (цит. по: Фредерикс М. П. Воспоминания старушки о дорогом прошлом // ОР РНБ. Ф. 432 (Лесман), On. 1. Д, 15. Л. 3-4 об.).
3	Стюрлер Николай Карлович (1786-1825) — в 1825 г. полковник, командир лейб-гвардии Гренадерского полка. 14 декабря 1825 г. выстрелом из пистолета тяжело ранен П. Г. Каховским на Сенатской площади. С 15 декабря флигель-адъютант Николая I, но в тот же день скончался.
4	См. коммент, на с. 742.
5	Николай I ошибался. Александр I, зная о существовании «Тайного общества» с 1817 г., цареубийственных планах его радикальных членов, персональном составе политической конспирации, не спешил проводить репрессивные мероприятия, а делал ставку на агентурную и провокаторскую деятельность. Даже на пороге смерти, 10 ноября 1825 г., император приказал И. В. Шервуду продолжить сбор информации о «Тайном обществе» и поиск документов. И. И. Дибичу же повелел послать в помощь И. В. Шервуду полковникаС. С. Николаева. Распоряжений об арестах даже руководителей оппозиционного движения император так и не дал. Об этом см.: Андреева Т. В. Тайные общества в России в первой трети XIX в.: правительственная политика и общественное мнение. С. 447-486, 516-529.
Комментарии
809
6	Петр Христианович Витгенштейн (1769-1843) — российский генерал-фельдмаршал (с 1826), прусский князь (с 1834).
7	Фабиан Вильгельмович Остен-Сакен (1752-1837) — российский генерал-фельдмаршал (с 1826) — князь (с 1832).
8	Первыми были арестованы: Михаил Александрович Бестужев (прямо на Сенатской площади), Дмитрий Александрович Щепин-Ростовский вечером 14 декабря, Евгений Петрович Оболенский тогда же. Они были привезены в Зимний дворец, их допрос был поручен генералу К. Ф. Толю.
9	Речь идет об Александре Александровиче Бестужеве (лит. псевд. Марлинский; 1797-1837) — в 1825 г. штабс-капитане лейб-гвардии Драгунского полка, брате М. А., Н. А. и П. А. Бестужевых. Воспитывался в Горном кадетском корпусе, но, не окончив курса, в 1816 г. поступил юнкером в лейб-гвардии Драгунский полк, стоявший под Петергофом в Марли (отсюда псевдоним). С 1817 г. прапорщик, с 1820 г. поручик, в 1822-1823 гг. адъютант главноуправляющего путями сообщения А. Ф. Бетанкура, в 1823-1825 гг. адъютант принца Александра Вюртембергского. С января 1825 г. — штабс-капитан. Прозаик, поэт, критик, в 1823-1825 гг. совместно с К. Ф. Рылеевым и А. О. Корниловичем издавал альманах «Полярная звезда» . Член Северного общества (с конца 1823 г.), активный участник военного выступления 14 декабря 1825 г. Верховным уголовным судом осужден по I разряду в каторжную работу на 20 лет. По коронационному манифесту от 22 августа 1826 г. срок сокращен до 15 лет. После приговора, в августе 1826 г. отправлен в Роченсальмскую крепость. В сентябре того же года по высочайшему повелению отправлен на поселение в г. Якутск. В 1829 г. по прошению отправлен рядовым в Отдельный Кавказский корпус. В 1835 г. произведен в унтер-офицеры и отправлен в Черноморский линейный батальон. За отличие в 1836 г. произведен в прапорщики. 7 июня 1837 г. погиб в стычке с горцами на мысе Адлер.
10	Осип Осипович (Иосиф Иосифович) Велио (1795-1867) — генерал от кавалерии, комендант Нарвы и Царского Села.
11	Рылеев Кондратий Федорович (1795-1826) — представитель радикального крыла молодого поколения декабристов. Воспитывался в 1-м кадетском корпусе (1801-1813), выпущен прапорщиком. Участник заграничных походов 1814-1815 гг. В 1816-1818 гг. служил поручиком в Виленской, а затем Воронежской губерниях. В 1818 г. уволен от военной службы по домашним обстоятельствам. В 1819 г. переехал в Петербург, служил заседателем от дворянства в Петербургской палате уголовного суда (1819-1821). С 1821 г. правитель дел канцелярии Российско-Американской кампании. Поэт, издатель вместе с А. А. Бестужевым альманаха «Полярная звезда» (1823-1825). Член Северного общества (с 1823), после отъезда в конце 1824 г. С. П. Трубецкого в Киев заменил его в Директории и взял на себя руководство Северным обществом. Один из главных деятелей подготовки
810
Комментарии
военного выступления. Арестован ночью 14 декабря 1825 г., содержался в Алексеевском равелине Петропавловской крепости. Верховным уголовным судом 11 июля 1826 г. осужден вне разрядов и приговорен к смертной казни. Повешен 13 июля 1826 г. на кронверке Петропавловской крепости.
12	Горсткин Иван Николаевич (1798-1876) — в 1825 г. — титулярный советник, чиновник Московского губернского правления. Воспитывался в Московском университетском благородном пансионе, в службу вступил в 1814 г. юнкером в лейб-гвардии Егерский полк. С 1818 г. прапорщик, с 1819 г. поручик, в 1821 г. уволен с военной службы по болезни. В 1824 г. переименован в коллежские советники и определен чиновником Канцелярии московского военного генерал-губернатора. С апреля 1825 г. — титулярный советник. Член Союза благоденствия (с 1818), московской управы Северного общества (с ноября 1825 г.). Приказ об аресте был дан Николаем 115 декабря 1825 г., арестован в Москве 19 декабря, содержался в Петропавловской крепости. По окончании расследования, после 4 месяцев содержания в крепости, в ноябре 1826 г., по приказу Николая I, оправлен на службу в Вятку в Канцелярию губернатора под строгий надзор полиции. После неоднократных просьб о помиловании, в 1848 г. высочайше было разрешено поступить на службу в Москве и въезд в Петербург. После амнистии жил в Пензе, с 1861 г. в чине надворного советника был членом Пензенского губернского присутствия по выборам дворянства. Умер в Пензе.
13	Речь идет о Голенищеве-Кутузове Павле Васильевиче (1773-1843) — в 1825 г. генерал-лейтенанте, которого Николай I 15 декабря 1825 г. назначил санкт-петербургским военным генерал-губернатором вместо погибшего М. А. Милорадовича. В службу вступил в 1782 г. в пажи. С 1794 г. поручик лейб-гвардии Конного полка, в 1796-1799 гг. флигель-адъютант. В правление Павла I дослужился до полковника, но в 1799 г. оказался в опале и был на год уволен от службы. С 1800 г. генерал-майор, с 1801 г. командир лейб-гвардии Кавалергардского полка. Участник кампании против турок 1806-1807 гг., брал Бухарест и Измаил. В 1810 г. пожалован в генерал-адъютанты. В Отечественную войну 1812 г. в боевых действиях участия не принимал, состоял при штабе 1-й Западной армии. Однако после пленения 10 октября 1812 г. командира «летучего корпуса» генерал-лейтенанта Ф. Ф. Винцингероде командовал отрядом. Участвовал в освобождении Белоруссии и преследовании французов. Переправился через Неман, вступил в Пруссию, участвовал во всех крупнейших сражениях кампании 1813-1814 гг., втором походе во Францию в 1815 г. Вернулся в Россию в ноябре 1815 г. В 1816-1817 гг. сопровождал великого князя Николая Павловича в его ознакомительном путешествии по России и Европе. В 1823-1826 гг. директор петербургских военных заведений и Царскосельского лицея. В 1825-1830 гг. санкт-петербургский военный генерал-губернатор. Генерал от инфантерии (с 1826), член Государственного
Комментарии
811
совета (с 1825), граф (с 1832), в последние десять лет жизни не занимал высоких государственных постов.
14	Трубецкой Сергей Петрович (1790-1860) — князь, один из руководителей политической конспирации в России. Воспитывался дома, в 1806 г. слушал лекции в Московском университете. Участник Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов 1813-1814 гг. В 1819 г. назначен старшим адъютантом Главного штаба в чине штабс-капитана. С 1821 г. переведен в лейб-гвардии Преображенский полк. Полковник (с 1822), дежурный штаб-офицер Пехотного корпуса. Один из председателей и авторов уставов Союза спасения (с 1816), а позже — Союза благоденствия (с 1818), член «Верховной думы» или Директории Северного общества (1822-1823, конец 1825). Во время подготовки военного выступления, в начале декабря 1825 г., был избран его политическим и военным руководителем — «диктатором». Являлся автором плана восстания 14 декабря и одним из авторов его программы — «Манифеста к русскому народу». Однако на Сенатскую площадь не явился и участия в восстании не принимал. Арестован в ночь на 15 декабря в доме своего свояка австрийского посланника Л.-Й. Лебцельтерна, содержался в Александровском равелине Петропавловской крепости. Верховным уголовным судом осужден по I разряду и приговорен в каторжную работу навечно. 23 июля 1826 г. отправлен закованным в цепи в Нерчинские рудники. По коронационному манифесту от 22 августа 1826 г. срок сокращен до 20 лет. В сентябре 1827 г. отправлен в Читинский острог. Секретными указами от 8 ноября 1832 г. и 14 декабря 1835 г. срок сокращен вначале до 15, а затем до 13 лет. После окончания срока, по секретному указу от 10 июля 1839 г. отправлен на поселение в г. Иркутск. По манифесту об амнистии от 26 августа 1856 г. восстановлен в правах дворянства, но без княжеского титула. 30 июля того же года выехал с семьей в Европейскую Россию. С 1857 г. жил в Москве, Киеве, Одессе. Мемуарист.
15	Имеется в виду жена С. П. Трубецкого — графиня Екатерина Ивановна Трубецкая (урожд. Лаваль; 1800-1854).
16	Речь идет о программном документе декабризма «Манифесте к русскому народу», который существовал в двух вариантах. Первый — радикальный, направленный на единовременное и форсированное уничтожение самодержавия и крепостного права, передачу исполнительной власти Временному правительству, был составлен Н. А. Бестужевым, К. Ф. Рылеевым и И. И. Пущиным до ноября-декабря 1825 г. и найден при обыске в кабинете С. П. Трубецкого. Второй — либеральный, обусловленный стремлением либерального руководства тайного общества использовать ситуацию междуцарствия, был создан В. И. Штейнгейлем при возможном содействии С. П. Трубецкого накануне 14 декабря 1825 г., но сожжен первым до ареста. Данный вариант, следы которого находятся в новонайденной ре
812
Комментарии
дакции записок Трубецкого, также предусматривал правление Временного правительства, но до выбора Великим собором нового императора, а также постепенную отмену крепостного права (см.: Трубецкой С. П. Записки. Письма И. Н. Толстому 1818-1823. СПб., 2011. С. 75).
17	Следственные мероприятия выявили, что Н. К. Стюрлер был тяжело ранен пистолетом не Е. П. Оболенским, а П. Г. Каховским.
18	Николай I имеет в виду приход А. А. Бестужева в ночь с 14 на 15 декабря с повинной в Зимний дворец. Тогда же он был отправлен в Петропавловскую крепость, и поскольку было предположение, что он заколол штыком М. А. Милорадовича, то Николай I приказал заковать его в цепи. Между тем следственные мероприятия выявили, что, зная о том, что А. И. Якубович и П. Г. Каховский планировали убийство Николая Павловича, Бестужев отговорил их, а также спас от смертельной опасности генерал-адъютантов В. В. Левашева и А. И. Нейдгардта (см.: Восстание декабристов. Т. 1. М.; Л., 1925. С. 423-433). Вероятно, именно эти обстоятельства повлияли на решение Николая I о смягчении его участи. Тогда как многие декабристы осуждали его приход в Зимний дворец.
19	Речь идет о покойном императоре Александре I.
20	Чичерин Петр Александрович (1778-1848) — в 1825 г. генерал-майор, командир лейб-гвардии Драгунского полка и первой бригады Гвардейской легкой кавалерийской дивизии. С 15 декабря 1825 г. генерал-адъютант Николая I, впоследствии генерал от кавалерии (с 1829).
21	Имеется в виду жена Константина Павловича — светлейшая княгиня (с 1820 г.)Иоанна (Жаннетта) Антоновна Лович (урожд. гр. Грудзинская; 1795-1831).
Е. П. Янькова
Рассказы бабушки <Фрагменты>
Впервые: Русский вестник. 1878. № 3. С. 326-373; № 4. С.709-750; № 5. С. 386-419; № 7. С. 186-201; № 8. С. 716-759; № 9. С. 153-205; 1879. №7. С. 211-265; №10. С. 603-643; 1880. №4. С. 727-768; №7. С. 285-360. Печатается по: Янькова Е. П. Рассказы бабушки: Из воспоминаний пяти поколений, записанные и собранные ее внуком Д. Благово / Издание подготовлено Т. И. Орнатской. Л.: Наука, 1989. С. 309-312, 437.
Янькова Елизавета Петровна (1768-1861) происходила из старинного и знатного дворянского рода. Она была дочерью Петра Михайловича Римского-Корсакова и княжны Пелагеи Николаевны Щербатовой. Ее бабушка — Евпраксинья Васильевна Римская-Корсакова (урожд. Татищева)
Комментарии
813
была дочерью историка Василия Никитича Татищева. И хотя Елизавета Петровна была частным лицом и не являлась известным человеком, «рассказы бабушки» передают малоизвестные сведения не только о знатнейших российских фамилиях — Татищевых, Римских-Корсаковых, Волконских, Щербатовых, Мещерских, Милославских, Салтыковых, Толстых, но и важнейших событиях в истории России в продолжение ее долгой, девяностолетней жизни. В своих мемуарах Е. П. Янькова отражает представления своего круга — старо московского высшего света, насыщая их личными пристрастиями или антипатиями, но чаще всего оценками, вобравшими в себя характеристики светского общества первой половины XIX в. Воспоминания своей бабушки сохранил ее внук Дмитрий Дмитриевич Благово — сын младшей дочери Е. П. Яньковой — Аграфены Дмитриевны. Юрист по образованию, считая, что воспоминания «становятся драгоценными по прошествии столетия, потому что живо рисуют пред нами нравы, обычаи, привычки давно исчезнувшего поколения», в течение многих лет он записывал рассказы, приводил их в порядок, систематизировал, а в 1878-1880 гг. опубликовал в «Русском вестнике» (Рассказы бабушки: Из воспоминаний пяти поколений, записанные и собранные ее внуком Д. Благово. С. 5-8). Избранный для публикации в данном издании фрагмент посвящен одной из главных дат начала николаевского царствования — коронации Николая I, состоявшейся 22 августа 1826 г. Ценность мемуарного фрагмента состоит в том, что он отражает реакцию на коронационные торжества в Москве не интеллектуально-чиновничьей петербургской элиты (М. А. Дмитриев), а московского обывателя, хотя и принадлежавшего к дворянской аристократии.
1	См. коммент. № 23. С. 760.
2	Казнь П. И. Пестеля, К. Ф. Рылеева, М. П. Бестужева-Рюмина, С. И. Муравьева-Апостола, П. Г. Каховского произошла на кронверке Петропавловской крепости 13 июля 1826 г.
3	Имеются в виду многочисленные случаи отказов от присяги Николаю I лиц различных сословий и состояний — провинциального дворянства, представителей среднего и низшего духовенства и чиновничества, нижних чинов армии и флота. В огромной мере это было обусловлено «двойной сменой на престоле», двумя присягами, а также слухами «о незаконности захвата власти Николаем», «о предстоящем вступлении на престол великого князя Константина Павловича», «о событиях на Сенатской площади в Петербурге ». Об этом см.: Андреева Т. В. Тайные общества в России в первой трети XIX в.: правительственная политика и общественное мнение. СПб., 2009. С. 608-611.
4	Отношения Николая Павловича и цесаревича Константина Павловича за период междуцарствия, когда цесаревич «сидел» в Варшаве, не присылал манифеста с отказом от престола и ни на какие призывы брата и матери не
814
Комментарии
приезжал в Петербург, весьма обострились. Поэтому неожиданное появление Константина в Москве на коронационных торжествах вызвало живой интерес очевидцев. Так, неизвестный автор записки с описанием коронации Николая I также акцентировал внимание на то, что эту церемонию «более чем интересной и воистину исторической сделало присутствие великого князя Константина, Никогда в жизни своей не забуду я тот момент, когда император, уже после того, как возложил на себя сверкавшую бриллиантами корону, оборотился к великому князю, чтобы обнять его, а тот между тем уже опустился пред ним на колени» (Николай I: Личность и эпоха. Новые материалы. СПб., 2007. С. 335).
8	Янькова Клеопатра Дмитриевна (?-?)— дочь Е. П. Яньковой; Барыкова Авдотья Федоровна (?-?) — дочь тульского помещика, которую по выходе из Смольного института Елизавета Петровна взяла к себе жить и которая прожила у нее с 1816 до 1834 г., до своего замужества.
6	Юсупов Николай Борисович (1751-1831) — князь, сенатор (с 1788), действительный тайный советник (с 1796), член Государственного совета (с 1823), был верховным маршалом на коронации Павла I, Александра I и Николая!.
7	Урусов Александр Михайлович (1767-1853) — князь, действительный камергер (с 1809), тайный советник и сенатор (с 1824), помощник верховного маршала на коронации Николая I, с 1836 г. обер-гофмейстер и президент Московской дворцовой конторы.
8	Имеются в виду: митрополит Санкт-Петербургский и Новгородский (с 1821) Серафим (в миру Стефан Васильевич Глаголевский; 1757-1843); митрополит Московский (с 1826) Филарет (в миру Василий Михайлович Дроздов), митрополит Киевский (с 1813) Евгений (в миру Евгений Александрович Болховитинов; 1767-1837).
9	Голицын Дмитрий Владимирович (1771-1844) — князь, генерал от кавалерии (с 1814 г.), с 1820 по 1844 г. московский военный генерал-губернатор; его жена, княгиня Голицына Татьяна Васильевна (урожд. Васильчикова; 1783-1841).
10	См. коммент. № 52. С. 774.
11	Имеется в виду светлейшая княгиня Ливен Шарлотта Карловна (урожд. фон Поссе; 1743-1828).
12	Императрица Мария Федоровна (София-Доротея-Августа-Луиза, урожд. принцесса Вюртемберг-Штутгартская; 1759-1828) — жена Павла I, российская императрица (с 1796).
13	См. коммент. № 18. С. 788.
14	Муханов Сергей Ильич (1762-1842) — действительный тайный советник, обер-шталмейстер, президент Придворной конюшенной конторы, дядя декабриста П. А. Муханова.
Комментарии
815
15	Графиня Екатерина Владимировна Апраксина (урожд. Голицына; 1770-1854) — жена генерала от кавалерии (с 1798 г.), смоленского военного генерал-губернатора (1803-1809) графа Апраксина Степана Степановича.
16	Имеется в виду графиня Орлова-Чес мене кая Анна Алексеевна (1785-1848), единственная дочь графа А. Г. Орлова-Чесменского, камер-фрейлина.
17	Голицын Сергей Михайлович. См. коммент. № 50. С. 775.
18	На коронационных торжествах присутствовал младший брат Александры Федоровны — принц Прусский Карл-Фридрих-Александр (1801-1883) (см.: Камер-фурьерский журнал Высочайшего Двора обеих половин за 22 августа 1826 г. // Николай I: Личность и эпоха. Новые материалы. С. 302).
М. А. Дмитриев
Главы из воспоминаний моей жизни <фрагменты>
Впервые: Дмитриев М.А. Главы из воспоминаний моей жизни / Издание подготовлено К. Г. Боленко, Е. Э. Ляминой, Т. Ф. Нешумовой. М., Новое литературное обозрение, 1998. С. 246-254, 642-644 (примечания). Печатается по этому изданию.
Дмитриев Михаил Александрович (1796-1866) — поэт, мемуарист, рано осиротев, жил в Москве в доме своего дяди поэта и баснописца И. И. Дмитриева. Окончил Благородный пансион, а в 1813-117 гг. учился на словесном и юридическом факультетах Московского университета. Еще с 1805 г. служил в Московском Архиве Коллегии иностранных дел актуариусом, а с 1811 г. в должности переводчика. В 1814 г. был произведен в титулярные советники. После окончания университета в 1818 г. стал коллежским асессором. В конце 1825 г. перешел служить в Канцелярию московского генерал-губернатора Д. В. Голицына чиновником особых поручений, но уже в 1826 г. получил место судьи в Московском надворном суде, а в 1828 г. — должность советника в 1-м Департаменте Московской Уголовной палаты. Юридическое поприще стало главным в жизни Дмитриева. Это нашло отражение в его служебной карьере: с 1831 г. — камергер, чиновник за обер-прокурорским столом 6-го Департамента Московского Сената, с 1839 г. действительный тайный советник и заведующий делами Общих собраний Московских департаментов Сената. Однако независимое поведение Дмитриева способствовало недовольству высших начальников, происками которых в 1847 г. была произведена ревизия, выявившая якобы большое число нерешенных и не сданных в архив дел, что явилось поводом к отставке. Свободное время и положение «помещика поневоле» способствовали возвращению Дмитриева к литературному труду и мемуарному творчеству.
816
Комментарии
В 1864 г. он начинает писать автобиографическое повествование, фрагменты которого и помещаются в данном издании.
1	Вдовствующая императрица Мария Федоровна (урожд. София-Доротея-Августа-Луиза, принцесса Вюртемберг-Штутгартская; 1759-1828) — супруга Павла I, мать императоров Александра I и Николая I.
2	См. коммент. № 7. С. 782.
3	См. также: Высочайше утвержденный церемониал торжественного вшествия в Первопрестольный град Москву и Священнейшего коронования Его Императорского Величества Государя императора Николая Павловича, самодержца Всероссийского (фрагмент) // Николай I: Личность и эпоха. Новые материалы. СПб., 2007. С. 286-288; Камер-фурьерский журнал Высочайшего двора обеих половин за 22 августа 1826 года // Там же. С.300-311.
4	Имеется в виду митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский Серафим (в миру Глаголевский Стефан Васильевич) (1757-1843), митрополит (с 1821), по требованию Николая Павловича 14 декабря 1825 г. направленный на Сенатскую площадь с целью уговорить мятежников сложить оружие. Однако его миссия закончилась безрезультатно. В царствование Николая I ко двору был более близок митрополит Московский Филарет (в миру Дроздов Василий Михайлович; 1792-1867) — святой русской Православной церкви (канонизирован в 1994 г.), ректор Санкт-Петербургской Духовной академии (с 1812), митрополит со дня коронования Николая 1,22 августа 1826 г., ординарный академик Императорской Академии наук, участник подготовки Крестьянской реформы (составлял манифест от 19 февраля 1861 г.).
8	Великая княгиня Елена Павловна (1806-1873) — великая княгиня, супруга великого князя Михаила Павловича, благотворительница, государственная и общественная деятельница, известная сторонница отмены крепостного права и Великих реформ середины XIX в.
6	Речь идет о Дмитриеве Иване Ивановиче (1760-1837) — поэте, баснописце, действительном члене Российской академии наук (с 1797), действительном тайном советнике (с 1818), члене Государственного совета (с 1810), министре юстиции (1810-1814).
7	Празднества (обеды, представления, маскарады, отдых на природе, фейерверки) по случаю коронования Николая I продолжались с 22 августа до 17 сентября 1826 г. (см.: Расписание дней празднеств по случаю коронования 1826 года в Москве // Николай I: Личность и эпоха. Новые материалы. С. 297-298).
8	О Кочубее В. П., его происхождении и государственной службе в царствование Екатерины II см.: Николаенко П.Д. Князь В. П. Кочубей — первый министр внутренних дел России. СПб., 2009. С. 47-104.
Комментарии
817
9	В официальном документе подчеркивалось, что «столб, поддерживающий в средине своды Грановитой палаты, украшен вызолоченною резьбою и живописью, а зал обит малиновым бархатом и обложен золотым позументом» (см.: Об убранстве Грановитой палаты // Николай I: Личность и эпоха. Новые материалы. С. 296).
10	См. коммент. № 2. С. 780.
11	Кавендиш Уильям Джорж Спенсер, герцог Девонширский (1790-1858) — английский государственный деятель и дипломат.
12	Ла Ферронне Пьер Луи Огюст (1777-1842) — граф, французский государственный деятель, дипломат, пэр, в 1821-1828 гг. посол в Петербурге, в 1828-1829 гг. министр иностранных дел Франции. Дисброу Эдвард Кромвель (?-?) — английский дипломат, в 1825-1828 гг. секретарь посольства в Петербурге и в отсутствие посла полномочный министр, впоследствии посланник в Штутгарте и Стокгольме.
13	Мармон принимал участие в военных действиях против русских войск лишь в 1814 г., когда возглавлял оборону Парижа.
14	В ночь с 3 на 4 сентября 1826 г. Пушкин (в сопровождении фельдъегеря) по приказанию Николая I выехал из Михайловского в Москву; 8 сентября, сразу по приезде в столицу, он был доставлен в кабинет императора в Кремлевском дворце и имел с ним продолжительную беседу с глазу на глаз (о ней см.: Эйдельман Н. Я. Из биографии и творчества. М., 1987. С. 9-64).
15	Время с осени 1821 по сентябрь 1826 г. Аксаков провел в принадлежавшей ему деревне Надеждино Белеевского уезда Оренбургской губернии.
16	Лонгинов Михаил Николаевич (1823-1875) — историк и библиограф, в 1859-1864 гг. секретарь Общества любителей российской словесности. Переписывался с Дмитриевым; по сведениям П. И. Бартенева (см.: Русский архив. 1912. Кн. 1. № 3. С. 433), Дмитриев помогал ему — скорее всего, в 1850-х гг., когда Лонгинов перешел на службу в Москву — в работе над книгой «Н. И. Новиков и московские мартинисты» (М., 1867). Одно из свидетельств «искреннего уважения и приязни» Лонгинова к Дмитриеву — изданные первым «Письма Екатерины II к Адаму Васильевичу Олсуфьеву» (М., 1863): книга имеется в Библиотеке Дмитриева (№ 1273) с дарственной надписью мемуаристу. Кроме этого издания, в Библиотеке есть также подготовленные к печати Лонгиновым «Драматические сочинения Екатерины I» (М., 1857) и несколько статей из журнала «Русский вестник»: «Общество любителей русской словесности при Императорском Московском университете» (Т. 15. С. 596-612. № 9488; с инскриптом Дмитриеву и исправленными его рукой опечатками), «Материалы для истории русского просвещения и литературы в конце XVIIIв.» (1859. Т. 25. С. 631-650) и «Воспоминание о П. Я. Чаадаеве» (1862. Т. 42. С. 119-160).
818
Комментарии
А. Е. Розен
Записки декабриста <Фрагмент>
Впервые: 1) Die Grenzboten: Zeitschrift fur Politik und Leteratur. 1868. II Semester. Bd. II. S. 106-115 (фрагмент на нем. яз.); 2) Розен А. Е. Записки декабриста. Лейпциг, 1870 (полностью на рус. яз.). Печатается по: Розен А. Е. Записки декабриста / Под ред. П. Е. Щеголева. СПб.: Издательство «Былое». 1907. С. 59-63.
Другие публикации: 1) Розен А. Е. Записки декабриста / Издание подготовлено Г. А. Невелевым. Иркутск: Восточно-Сибирское книжное издательство, 1984. (Серия «Полярная звезда»). С. 120-124; 2) Розен А. Е. Записки декабриста / Издание подготовлено Г. А. Невелевым. СПб., Издательство «ДмитрийБуланин». 2007. С. 62-66.
Розен Андрей Евгеньевич (1799-1884) — барон, из дворян Эстляндской губернии. В 1812-1815 гг. воспитывался в Нарвском народном училище, а позже — Петербургском Первом кадетском корпусе (1815-1818). С 1818 г. прапорщик, с 1823 г. поручик лейб-гвардии Финляндского полка, с 1822 г. адъютант командира полка, генерал-майора В. Н. Шеншина, с января 1825 г. командир стрелкового взвода 1-й карабинерской роты полка. Член Северного общества (декабрь 1825 г.), участник восстания на Сенатской площади: пытался организовать выступление своего полка; не подчинился приказу высшего военного командования. Арестован днем 15 декабря 1825 г., содержался в Петропавловской крепости. Верховным уголовным судом осужден по V разряду на 10-летнюю каторжную работу. По коронационному манифесту от 22 августа 1826 г. срок сокращен до 6 лет. В марте 1827 г. отправлен в Читинский острог, с 1830 г. содержался в Петровском заводе. По отбытии срока, в 1832 г., переведен на поселение в г. Курган Тобольской губернии. Здесь в июне 1837 г. Розена, вывихнувшего еще в начале года ногу, посетил В. А. Жуковский, который сопровождал великого князя, цесаревича Александра Николаевича в ознакомительном путешествии по России. По просьбе поэта, Андрея Евгеньевича осмотрел личный врач цесаревича И. В. Енохин. В своих мемуарах Розен подчеркивал, что ссыльные декабристы очень хотели увидеть Александра Николаевича. Однако инструкция, данная ему Николаем I, «такого случая не предвидела». Тогда цесаревич приказал жандармскому штаб-офицеру: «Скажите этим господам (так он намекнул о нас), чтобы они были у обедни; там я могу их увидеть». Городничий Кургана оповестил всех находившихся в городе декабристов, и они собрались в церкви. «Во время литургии, — вспоминал Розен, — цесаревич несколько раз оглядывался на моих соизгнанников со слезами в глазах и совершенно особенно наклонился и осенил себя знамением креста, когда священник произнес молитву: “О недугующих, страж
Комментарии
819
дущих, плененных и о спасении их”. Восторженные, исступленные крики “ура!” возвестили отъезд его» (Розен А. Е. Записки декабриста. Иркутск, 1984. С. 315).
В конце 1837 г. Розен по повелению Николая I был определен рядовым в Кавказский корпус. Прибыл в г. Тифлис в сентябре 1837 г. и был зачислен в Мингрельский Егерский полк, в январе 1838 г. переведен в Пятигорск в 3-й Линейный Кавказский батальон. По прошению о болезни уволен с военной службы. С января 1839 г. жил безвыездно под строгим надзором полиции на родине — в Эстляндской губернии близ Нарвы в имении своего старшего брата артиллерийского полковника в отставке — Розена Владимира Евгеньевича (1786-?). В 1855 г. ему было разрешено выехать в Харьковскую губернию, в имение Каменка к старшему сыну — Розену Евгению Андреевичу (1826-?), с 1853 г. прапорщику конной роты. А. Е. Розен был амнистирован по манифесту от 26 августа 1856 г., жил в имении сына. Как и большинство оставшихся в живых декабристов, приветствовал Великие реформы, прежде всего, крестьянскую, о сложности подготовки и проведения которой написал в своих мемуарах. С 1861 г. был избран мировым посредником. Экономист, публицист, мемуарист.
Над своими мемуарами А. Е. Розен начал работать в Сибири в 1830-е гг., затем в Эстляндии в 1840-е гг.; в 1866-1877 гг. текст дорабатывался и дополнялся. Выбор составителями для публикации в двух разделах отрывков из «Записок декабриста» А. Е. Розена обусловлен тем, что в многообразии декабристской мемуаристики они являются одними из самых содержательных и аналитических «исторических рассказов», которые, как подчеркивал мемуарист в своем предисловии, должны «по истине выставить сущность исторического факта и доставить принимающим участие в жребии декабристов некоторые достоверные сведения относительно их характера и участи» (Там же. С. 13).
1	Имеется в виду зал Зимнего дворца, где офицеры лейб-гвардии Финляндского полка занимали караулы.
2	Имеется в виду определение, которое дал австрийский канцлер К. Меттерних Александру I в письме от февраля 1821г. российскому послу в Австрии К. О. Поццо ди Борго: «Я нашел императора якобинцем, я сделал из него ультра; теперь остается только сделать из него тирана» (цит. по: РахшмирП. Ю. Князь Меттерних: человек и политик. Пермь, 2005. С. 228).
3	О желании Александра I отречься от престола писал сам Николай I в своей записке «О наследии после императора Александра I», вспоминая, как летом 1819 г. император сказал ему и великой княгине Александре Федоровне, «что он чувствует, что силы его ослабевают; что в нашем веке государям, кроме других качеств, нужна физическая сила и здоровье для перенесения больших и постоянных трудов; что скоро он лишится потребных сил, чтоб по совести исполнять свой долг, как он его разумеет; и потому
820
Комментарии
он решился, ибо сие считает долгом, отречься от правления с той минуты, когда почувствует сему время... Что поэтому мы должны знать наперед, что мы призываемся на сие достоинство». Кроме этого, Николай Павлович от своего друга принца Вильгельма Оранского, мужа великой княгини Анны Павловны, узнал, что Александр I в начале 1825 г. и ему «открыл свои намерения» (Николай I: Личность и эпоха. Новые материалы. СПб., 2007. С. 16, 17). Кроме этого, Н. М. Карамзин в письме И. И. Дмитриеву указывал, что император тогда же говорил и ему о своем намерении отречься от престола в присутствии его жены Екатерины Андреевны (Письма Н. М. КарамзинакИ. И. Дмитриеву. М., 1866. С. 413). Однако исходящих от самого Александра I прямых свидетельств его намерений оставить российский престол не существует.
4	Имеется в виду трагический эпизод с фельдъегерем Н. И. Масковым, который произошел на обратном пути из Крыма в Таганрог при переезде императорского кортежа 3 ноября 1825 г. из селения Знаменское в г. Орехов. Александр был очевидцев падения Маскова, но, когда лейб-хирург Д. К. Тарасов сообщил ему о смерти фельдъегеря, то заметил необыкновенное выражение в чертах лица императора, которое он хорошо изучил в продолжение многих лет: «Оно представляло что-то тревожное и вместе болезненное, выражающее чувство лихорадочного озноба». Это — было начало крымской лихорадки (Записки почетного лейб-хирурга Д. К. Тарасова // Русская старина. 1872. Т. 6. С. 117-119).
6	На самом деле, Греческое восстание, во главе которого стоял бывший флигель-адъютант Александра I и руководитель греческого тайного общества «Филики-Этерия» А. К. Ипсиланти, было воспринято императором как реальное подтверждение существования «заговора революционеров», имевших единый тайный революционный центр. При получении известия о восстании греческих патриотов на конгрессе в Лайбахе 21 февраля 1821 г., царь писал в Петербург кн. А. Н. Голицыну: «Нет никаких сомнений, что побуждение к этому возмущению было дано тем же самым центральным распорядительным комитетом из Парижа... Ипсиланти сам пишет в письме, обращенном ко мне, что принадлежит к секретному обществу, основанному для освобождения и возрождения Греции... Но все эти люди соединились в один общий заговор, разбившись на отдельные группы и общества, о действиях которых у меня все документы налицо, и мне известно, что они действуют солидарно» (цит. по: Николай Михайлович, вел. кн. Император Александр!: Опыт исторического исследования: В 2 т. Т. 1. СПб., 1912. С. 546, 558). Восстание греков против турецкого ига поставило перед Александром I выбор: либо помочь единоверцам и тем самым содействовать революции, еще более дестабилизировать ситуацию в Европе; либо предоставить греческий народ его собственной участи, не оказывать помощи, безусловно, ослабив при этом позиции России на Востоке. И Александр I выбрал второй путь: «Если мы ответим туркам войною, парижский главный комитет вое-
Комментарии
821
торжествует, и ни одно правительство не останется на ногах. Я не намерен предоставлять свободу врагам порядка» (цит. по: Рахшмир П. Ю. Князь Меттерних: человек и политик. С. 207).
6	Бистром Карл Иванович (1770-1838) — в декабре 1825 г. генерал-лейтенант лейб-гвардии Егерского полка, командующий всей пехотой Гвардейского корпуса (с 20 марта того же года). Позже — генерал-адъютант (с 20 декабря 1825 г.), член Верховного уголовного суда над декабристами (с 1 июня 1826 г.), генерал от инфантерии (с 1831 г.).
7	Имеется в виду «завещание»— секретный манифест Александра I от 16 августа 1823 г., оригинал которого хранился в ковчеге Успенского собора Московского кремля, а копии в Петербурге в Государственном совете, Сенате и Синоде. Согласно этому документу наследование престола передавалось великому князю Николаю Павловичу.
8	На Чрезвычайном собрании Государственного совета 27 ноября 1825 г. Николай Павлович, призывая советников принести присягу Константину " Павловичу и подчеркивая, что ему известно «завещание» Александра I подчеркивал, что это «необходимо для спокойствия государства» и «что он не примет правления, пока старший брат не возобновит своего отречения» (Документы Государственного совета, относящиеся к восшествию на престол императора Николая I. Копии // ОР РНБ. Ф. 542 (А. Н. Оленин. Д. 430. Л. 20-20).
9	Это свидетельство А. Е. Розена хотя и не находит прямого подтверждения в официальных документах и мемуарах других декабристов, но косвенно подтверждается в речи Николая I перед дипломатическим корпусом на приеме 20 декабря 1826 г.: «...Замышлялся этот заговор уже давно, покойный император знал о нем и относил его к 1815 г., когда несколько революционеров, зараженных революционными идеями и неопределенным желанием улучшений, стали мечтать о реформах и подготавливать обширную конспирацию. Мой брат Александр, оказывавший мне полное доверие, — часто говорил мне об этом...» (цит. по: Выскочков Л. В. Николай I: Человек и государь. СПб., 2001. С. 263).
10	Мемуарист не точен. На самом деле секретный пакет из Таганрога от начальника Главного штаба Его Императорского Величества И. И. Дибича от 4 декабря 1825 г. был доставлен в Петербург полковником А. А. Фредериксом рано утром 12 декабря. Пакет содержал донесение о существовании «Тайного общества», его политических целях, о заговоре в 1-й и 2-й армиях. К нему были приложены документы, составленные А. И. Чернышевым на основании доносов — И. В. Шервуда и А. И. Майбороды, информации, полученной И. О. Виттом посредством провокаторской деятельности А. К. Бошняка, а также список «из числа деятельнейших членов петербургских заговорщиков». Причем для Николая Павловича достоверность этих сведений подтверждалась именно тем, что «они были добыты из разных источников»
822
Комментарии
(Николай I. Записка [о событиях 12-14 декабря 1825 г.] // Николай I: Личность и эпоха. Новые материалы. С. 160).
11	Левашов Василий Васильевич (1783-1848) — граф (с 1833), участник кампании против Франции 1806-1807 гг. и Отечественной войны 1812 г., генерал-майор (с 1812), в европейских походах 1813-1814 гг. командовал лейб-гвардии Гусарским полком. В это время — генерал-адъютант (с 1817), командующий кавалерийской бригадой (с 1822). Позже — 17 декабря 1825 г. назначен членом Следственной комиссии по делу декабристов. Генерал-лейтенант (с 1826), с 1831 по 1835 г. — киевский, затем черниговский военный губернатор. Генерал от кавалерии (с 1833), член Государственного совета (с 1838), в 1847-1848 гг. председатель Государственного совета и Комитета министров (см.: Шилов Д. Н. Государственные деятели Российской империи. 1802-1917. Биобиблиографический справочник. СПб., 2001. С. 365-367).
12	Оболенский Евгений Петрович (1796-1865) — князь, в 1825 г. старший адъютант (с 1821) начальника Гвардейской пехоты К. И. Бистрома, старший адъютант дежурства пехоты Гвардейского корпуса. Воспитывался дома. В службу вступил в 1814 г. юнкером лейб-гвардии Артиллерийской бригады; служил в лейб-гвардии Павловском (с 1817) и Финляндском полку (с 1824 ). Член Союза спасения (с 1817), Союза благоденствия (с января 1818) и Коренной думы Северного общества (с марта-апреля 1821 г.). Один их главных организаторов военного выступления на Сенатской площади, осуществлял координацию действий и связь между офицерами-заговорщиками в гвардейских полках, действовал с оружием в руках — ранил штыком М. А. Милорадовича. Вследствие того что С. П. Трубецкой не явился на площадь, был избран «диктатором» вместо него. Был арестован вечером 14 декабря 1825 г. на квартире штаб-лекаря Финляндского полка Смирнова. Содержался в Петропавловской крепости в кандалах. Верховным уголовным судом осужден по 1 разряду и приговорен в каторжную работу навечно. По коронационному манифесту от 22 августа 1826 г. срок сокращен до 20 лет. С 1826 г. находился на Нерчинских рудниках. В сентябре 1827 г. отправлен в Читинский острог. Секретными указами от 8 ноября 1832 г. и 14 декабря 1835 г. срок сокращен вначале до 15, а затем до 13 лет. После окончания срока по секретному указу от 10 июля 1839 г. отправлен на поселение в г. Туринск, а затем Ялуторовск Тобольской губернии. Амнистирован по манифесту от 26 августа 1856 г., восстановлен в правах дворянства, но без княжеского титула. С 1857 г. жил в Калуге. Участник проведения Крестьянской реформы 1861 г. Мемуарист.
13	Репин Николай Петрович (1796-1831) — участник заграничных походов 1813-1814 гг., с 1822 г. — поручик, с 1825 г. штабс-капитан лейб-гвардии Финлядского полка, полковой товарищ А. Е. Розена. Член Северного общества с декабря 1825 г. и петербургской организации Южного
Комментарии
823
общества. Зная о политической цели «Тайного общества», т. е. введении конституции и готовящемся «мятеже», Репин не смог выполнить порученное ему «боевое» задание присоединить свой полк в полном составе к восставшим. Арестован 15 декабря 1825 г., содержался в Никольской куртине Петропавловской крепости. Верховным уголовным судом осужден по V разряду на 8 лет каторжных работ. По коронационному манифесту от 22 августа 1826 г. срок сокращен до 5 лет. В 1827 г. отправлен в Сибирь в Читинский острог. По отбытии срока по высочайшему указу от 10 июля 1831 г. отправлен на поселение. В ночь на 29 сентября 1831 г. погиб при пожаре в с. Верхоленское Иркутской губернии вместе с остановившимся в его доме декабристом А. Н. Андреевым.
14	Моллер Александр Федорович (1796-1862) — в 1825 г. командир 2-го батальона Финляндского полка. Воспитывался в Морском кадетском корпусе (1809-1812), вышел оттуда мичманом, с 1816 г. лейтенант. В 1820 г. переведен в чине полковника в гвардию — вначале в лейб-гвардии Московский, с 1824 г. — Егерский, с марта 1825 г. — Финляндский полк. Член Северного общества (с 1821). Согласно планам радикального руководства «Тайного общества», Финляндский полк, который 14 декабря 1825 г. нес караулы в Зимнем дворце, должен был стать решающей силой по захвату императорской резиденции. Однако А. Ф. Моллер, ранее дававший обещание способствовать этому, в день восстания отказался участвовать в «заговоре» и «мятеже». Более того, со своим батальоном занимая караулы от Адмиралтейства до Зимнего дворца, он сразу встал на сторону правительства; со второй половины дня 14 декабря постоянно находился при Николае I. К следствию не привлекался. По его делу было проведено заочное расследование. И хотя по показаниям видных декабристов он был давнишним членом политической конспирации, после личного допроса Николаем I, состоявшегося в конце декабря 1825 — начале 1826 г., по высочайшему повелению от 22 мая 1826 г. было «оставлено без внимания». Уже 15 декабря 1825 г. А. Ф. Моллер был произведен во флигель-адъютанты, в 1831 г. — генерал-майоры с назначением командовать 2-й Гренадерской дивизией, в 1843 г. — генерал-лейтенанты, 6 января 1846 г. назначен командиром 1-й Пехотной дивизии.
15	См. коммент. № 11. С. 809.
16	Имеются в виду члены Северного общества, братья А. А., М. А., Н. А. и П. А. Бестужевы.
17	Щепин-Ростовский Дмитрий Александрович (1798-1858) — князь, один из самых активных участников военного выступления 14 декабря 1825 г. Воспитывался в Морском кадетском кодэпусе (1810-1816 гг.). С 1819 г. мичман, с 1819 г. лейтенант Гвардейского экипажа. В 1823 г. переведен на службу поручиком в лейб-гвардии Московский полк. С 1824 г. штабс-капитан полка, командир его 6-й фузилерной роты. С декабря 1825 г.
824
Комментарии
член Северного общества, присутствовал на всех последних совещаниях накануне восстания. В день 14 декабря действовал с оружием в руках: ранил шпагой генерал-майоров П. А. Фредерикса и В. Н. Шеншина, полковника П. К. Хвощинского, приказал стрелять солдатам в генерала М. А. Милорадовича. Арестован вечером того же дня, содержался в Алексеевском равелине Петропавловской крепости. Верховным уголовным судом осужден по I разряду и приговорен в каторжную работу навечно. В августе 1826 г. отправлен в Свартгольмскую крепость. По коронационному манифесту от 22 августа 1826 г. срок сокращен до 20 лет. В июне 1827 г. отправлен в Читинский острог. Секретными указами от 8 ноября 1832 г. и 14 декабря 1835 г. срок сокращен вначале до 15, а затем до 13 лет. После окончания срока по секретному указу от 10 июля 1839 г. отправлен на поселение в с. Тасеевское Енисейской губернии, в 1842 г. переведен в Курган, затем Тобольск. Амнистирован по манифесту от 26 августа 1856 г., восстановлен в правах дворянства, но без княжеского титула. С 1857 г. жил в Ярославской губернии. Ввиду тяжелого материального положения семьи, по повелению Александра II было назначено денежное пособие в 114 рублей ежегодно.
18	См. коммент. № 14. С. 811.
19	М. Ф. Орлову 13 декабря 1825 г. было послано письмо с предложением немедленно приехать в Петербург. Однако посланный к нему курьером член Северного общества, корнет П. Н. Свистунов, не доезжая Москвы, узнал о разгроме восстания в Петербурге и уничтожил письмо (Боровой С. Я. М. Ф. Орлов и его литературное наследие // Орлов М. Ф. Капитуляция Парижа. Политические сочинения. Письма. М., 1963. С. 298). Само же указание на то, что предполагалось Орлова поставить во главе восставших войск, а Трубецкого — иметь «запасным» «диктатором», есть только в мемуарах А. Е. Розена. Орлов Михаил Федорович (1788-1842) - внебрачный сын гр. Ф. И. Орлова, брат А. Ф. Орлова, военный, дипломатический и политический деятель. В службу вступил юнкером в кампанию 1806-1807 гг. В чине поручика служил адъютантом (1810-1812) генерал-квартирмейстера, кн. П. М. Волконского. Участник Отечественной войны 1812 г., за отличие получил чин полковника (1813). 19 (31) марта 1814 г. в качестве представителя России подписал акт о капитуляции Парижа. Флигель-адъютант Александра I (1812-1815). С апреля 1814 г. генерал-майор, в 1815-1817 гг. был в Швеции и Франции, выполняя военно-дипломатические поручения Александра I. В 1818 г. назначен в Киев начальником штаба 4-го пехотного корпуса под командованием Н. Н. Раевского. С 1820 по 1823 г. командир 16-й пехотной дивизии в Кишиневе. В 1823 г. отстранен от должности в связи с делом В. В. Раевского. В сентябре 1825 г. переехал с семьей в Москву.
Один из основателей тайной преддекабристской организации «Орден русских рыцарей» (1814), член Союза спасения (с 1817), член Коренного совета Союза благоденствия и руководитель его Кишиневской управы
Комментарии
825
(с конца 1818), участник Московского съезда Союза благоденствия в январе 1821 г. Публицист, писатель.
Во время событий 14 декабря 1825 г. находился в Москве, однако в совещании группы московских декабристов, состоявшемся 16 декабря 1825 г., участия не принимал. И все же Орлов был арестован 21 декабря первым в Москве, доставлен в Петербург 28 декабря, заключен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Благодаря заступничеству брата, генерал-адъютанта Александра I, генерал-майора А. Ф. Орлова, Михаил Федорович получил сравнительно мягкое наказание: был отставлен от службы и после месячного заключения в Петропавловской крепости отправлен в свое имение под надзор полиции. В 1831 г. ему было разрешено поселиться в Москве.
20	Мемуарист не точен. В канун 14 декабря 1825 г. членами «Временного правления» были намечены — члены Государственного совета, находившиеся на тот момент в Петербурге — М. М. Сперанский и Н. С. Мордвинов, а помощником им от общества назначался Г. С. Батеньков (см.: Восстание декабристов. Т. 1. М.; Л., 1925. С. 324, 344, 374; Трубецкой С. П. Записки. Письма И. Н. Толстому 1818-1823 гг. / Сост. Т. В. Андреева и П. В. Ильин. СПб., 2011. С. 75; Андреева Т. В. М. М. Сперанский и декабристы // Отечественная история и историческая мысль в России XIX-XX веков. Сборник статей к 75-летию А. Н. Цамутали. СПб., 2006. С. 158-174). Что же касается П. И. Пестеля, то к декабрю 1825 г. не только сам «русский Бонапарт» был разочарован в политической деятельности и «Тайном обществе» и думал о его самоликвидации, но к этому времени был поколеблен его авторитет среди членов политической конспирации и даже возникла оппозиция в лице молодых «вождей» Юга (М. П. Бестужев-Рюмин и С. И. Муравьев-Апостол) и Севера (Н. М. Муравьев). Об этом см.: Чернов С. Н. Павел Пестель. Избранные статьи по истории декабризма / Сост., вступ. статья и комментарии Т. В. Андреева и В. С. Парсамов. СПб., 2004. С. 121-126, 135-153.
21	Булатов Александр Михаилович (1793-1826) — в 1825 г. полковник, командир 12-го Егерского полка, стоявшего в г. Керенске Пензенской губернии. Товарищ К. Ф. Рылеева по 1-му Кадетскому корпусу. Участник Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов русской армии 1813-1814 гг., командир лейб-гренадеров. Приехал в Петербург 7 сентября 1825 г. по личным делам. 11 сентября в театре встретил Рылеева, который сразу рассказал ему о «заговоре» и пригласил вступить в «Тайное общество». Член Северного общества (с 9 декабря 1825 г.), участвовал в последних заседаниях накануне восстания и был назначен военным помощником «диктатора» — С. П. Трубецкого. Учитывая боевой опыт полковника и его популярность в войсках, руководство политической конспирации рассчитывало, что за ним пойдет гвардия. Однако 14 декабря 1825 г. Булатов бездействовал, вечером того же дня сам явился в Зимний дворец, был арестован, посажен в Петропавловскую крепость, где попытался покончить жизнь самоубий
826
Комментарии
ством. 10 января 1826 г. был доставлен в Военно-сухопутный госпиталь, где умер в ночь с 18 на 19 января того же года. Об А. М. Булатове см.: Гордин Я. А. Гибель полковника Булатова //Аврора. 1975. № 12. С. 60-64; Андреева Т. ВЛ) Полковника. М. Булатов и Николай I // Личность и власть в истории России XIX-XX вв. Материалы научной конференции. СПб., 1997. С. 3-7; 2) Тайные общества в России в первой трети XIX в.: правительственная политика и общественное мнение. СПб., 2009. С. 324-335.
22	Насакен (Насакин) Яков Густавович (1801-1899) — в 1825 г. поручик лейб-гвардии Финляндского полка, не являлся членом политической конспирации и не принимал участие в военном выступлении 14 декабря, но состоял в «заговоре», поскольку присутствовал на последних совещаниях. В день восстания стоял в карауле на Петровской площади и, несмотря на все уговоры и даже угрозы «мятежников», не покинул своего поста. По его делу было проведено заочное расследование, оставлено «без внимания». Приказом Николая I от 24 декабря 1825 г. был переведен в роту цесаревича Александра Николаевича, 26 декабря того же года получил чин полковника и переведен в Ревельский Егерский полк.
Ф. Ансело
Шесть месяцев в России: Письма к Ксавье Сентину, сочиненные в 1826 году, в пору коронования Его Императорского Величества <фрагменты>
Впервые: Ансело Ф. Шесть месяцев в России: Письма к Ксавье Сентину, сочиненные в 1826 году, в пору коронования Его Императорского Величества / Вступ. ст., сост., перевод с фр. и коммент. Н. М. Сперанской. М.: Новое литературное обозрение, 2001. Печатаеися по этому изданию. С. 138-150-163.
Коронация, или, как раньше говорили, коронование, было главным торжеством при вступлении на престол и памятной датой, ежегодно затем отмечаемой. Она была призвана поддержать имидж великой державы. Коронационные торжества объединяли императорскую семью, представителей элиты и различных сословий.
В каждом «сценарии власти» при общем сходстве коронация несла несколько отличающиеся смысловые акценты, которые улавливались современниками. Американский исследователь Ричард Уортман отмечает эти характерные черты. Вступая на престол, Павел I сделал акцент на законной преемственности власти, а не пользе или целесообразности. Он явился в Москву «как носитель духа порядка и стабильности, воплощение дисциплины, которая должна была выкорчевать “потемкинский дух”» (Уортман Ричард С. Сценарии власти: Мифы и церемонии русской монархии от Петра Великого до смерти Николая I. М.: О. Г. И., 2002. С. 233). Апогеем
Комментарии
827
придворного этикета была коронация в Москве. Император Павел I спешил как можно быстрее утвердиться в своем новом статусе и, помятуя участь отца, упрочить свое положение. Коронование императора Павла 5 (16) апреля 1797 г. завершило формирование обряда «русского чина священного коронования». Начиная с этого дня для священного коронования существовало уже определенное и неизменное «церковное чиноположение». Молебное пение также получило более законченный и стройный вид; в него были включены «приличные случаю» прошения, ектении, тропари, паримии (из Исайи 49,13-19; Апостола; Рим. 13,1-13; Мф. 22, 15-22). С этого коронования регалии неизменно возлагались самим императором, который лишь принимал их из рук первенствующего архиерея.
Новшеством было то, что император дошел почти до Красной площади и остановился у часовни Иверской Божьей Матери. Это был прецедент демонстрации религиозных чувств; этому стали следовать при последующих коронациях. Павел I после причащения на алтаре презентировал себя как религиозного лидера Империи. Он надел на себя также долматик — накидку, присвоенную высшему духовенству, которую надевали императоры Священной Римской империи и французские короли. Он хотел стать и духовником императорской семьи, но ему напомнили, что это невозможно для человека, женившегося во второй раз.
Отступлением от ритуала в знаменательный день коронации 5 (16) апреля 1797 г. было и то, что император со ступенек трона прочитал манифест о престолонаследии, утвердивший австрийскую систему перехода престола в мужском поколении по старшинству (женщины допускались только после полного отсутствия мужских потомков). Коронации последующих императоров состоялись: Александра I — 5 сентября 1801 г., Николая I — 22 августа 1826 г., Александра II — 26 августа 1856 г. и Александра III — 15 мая 1883 г.; проходили они по единому сценарию. Единственно, не прижилось возложение на себя древневизантийского долматика, после которого уже Павлом I надета была порфира. Последующие императоры обходились без этого вызывающего жеста.
Коронация Николая I, отложенная из-за кончины императрицы Елизаветы Алексеевны, была вновь назначена манифестом от 2 августа на 22 августа 1826 года. Манифест имел длинное название: «О совершении священного коронования Его Императорского Величества и о дарованных по сему случаю милостях и облегчениях разным состояниям». Милостей было не столь уж много. Пожизненная каторга декабристам, осужденным по первому разряду (31 человек), заменена на двадцатилетнюю, была сокращена до 20 лет «военным людям, крестьянам и прочим обывателям, кроме евреев, отлучившимся за границу. Прощение в течение года» и т. п. О предстоящей коронации герольды возвестили по всей Москве. К предстоящей коронации прибыли чрезвычайные представители иностранных держав. Среди них были: брат императрицы Александры Федоровны принц Карл Прусский, чрезвычайный посол Карла X, маршал Мармон, герцог Рагузский, Англии —
828
Комментарии
герцог Девонширский, Швеции (и Норвегии) — граф Стединг (Щтединг), представители Сардинсокго короля, Римского папы и т. д.
Помимо похорон Александра I, Елизаветы Алексеевны, Николай I провел еще одну церемонию. На 14 июля 1826 г. был назначен «День принесения Всевышнему благодарения в воспоминание происшествия 14-го декабря 1825-го года и совершенного окончания дела о злоумышленниках». «Искупительное богослужение» за упокоение душ тех, которые погибли в день 14 декабря, прошли на Сенатской площади в С.-Петербурге, Москве и по всей России. В Москве для коронационных торжеств были сооружены среди прочих декораций триумфальные ворота с надписью: «Успокоителю Отечества Николаю Первому».
16 июля 1826 г. состоялся отъезд Николая I и Александры Федоровны из Царского Села в Москву. После пребывания в Петровском дворце в воскресенье 25 июля (6 августа) состоялся торжественный въезд Николая I в Москву. В Москве государь направился в Чудов монастырь, затем — в Кремль.
У Архангельского собора императорская чета была встречена на паперти служившим в том соборе епископом Кириллом «со Крестом и святою водою». Там государь император встречен был калужским епископом Григорием со Крестом и святою водою. Отсюда императорская чета возвратилась во внутренние апартаменты большого Кремлевского дворца и на последней ступени Красного крыльца Николай I остановился и, обратившись к народу, поклонился на все три стороны. Троекратный поклон на Красном крыльце народу был новшеством, которое затем стало традицией. Троекратный поклон был призван продемонстрировать связь династии с народом.
Торжественный обед был по традиции приготовлен в Грановитой палате. Перед благословением трапезы преосвященным митрополитом Серафимом поднесены были на золотых тарелках министром финансов государыням императрицам золотые медали, выбитые на случай высочайшего коронования и потом розданы московским берг-инспектором Макеровским другим присутствующим.
После этого Николай I, следуя древнему обычаю, изволил попросить пить. Это было знаком присутствующим особам сесть на свои места, поклонившись его величеству. Дипломатический корпус, занимавший пространство возле окон по левую сторону трона, также поклонился, но в соответствии с обычаем оставил палату. Также в соответствии с традицией император, встав со своего трона, отвечал на это поздравление тремя поклонами. По традиции чужестранцы не имели права обедать с императором. Они удалялись, когда царь «просил пить». По распоряжению верховного церемониймейстера графа Потоцкого, «обильный завтрак для господ чужестранцев» был накрыт в Золотой палате.
Три вечера подряд город был иллюминирован, празднества закончились 23 сентября фейерверком, заключительный букет которого состоял из 140 тысяч ракет и сопровождался грохотом 100 пушек.
Комментарии
829
Дополнительно см.: Попов К. Чин священного коронования (исторический очерк образования чина) // Богословский вестник. 1896. Т. 2. № 5. Чин коронования на Руси. С. 173-196; <Свинъин П. П.> Историческое описание Священного коронования и Миропомазания их Императорских Величеств Государя Императора Николая Павловича и Государыни Императрицы Александры Федоровны // Отечественные записки. 1827. № 31. Новые документы были опубликованы в сборнике «Император Николай I: Личность и эпоха» (СПб., 2007).
Восстание декабристов
Рассказ Ф. Ансело о восстании декабристов был близок к газетным публикациям, которые, независимо от своей ориентации, в целом сочувственно Николаю Павловичу излагали общий ход мятежа 14 декабря 1825 г. Он также отмечает личное мужество императора. К этим сюжетам автор снова возвращается, рассказывая о коронации Николая I.
Реакция иностранцев, находившихся в Петербурге, также близка официальной версии. Анна Дисборо (супруга английского полномочного посланника Эдварда Кромвеля Дисборо (1825-1828)) 14 (26) декабря 1825 г. писала Роберту Кеннеди (младшему брату мужа): «Да здравствует император Николай!!! Мы были ужасными невеждами, воображая, что Константин намерен нами править. В этом приятном заблуждении мы находились пятнадцать дней. Все как один присягнули ему на верность, все ожидали его приезда с нетерпением; однако от короны он наотрез отказался, и в результате сегодня провозглашен его брат. Что за чрезвычайное обстоятельство!» (Подлинные письма из России, 1825-1828 / Пер. с англ. М. А. Вишняков. СПб.: Дмитрий Булавин, 2011. С. 71.). Так как дом супругов находился рядом с Сенатской площадью, мисс Дисборо прошлась по набережной и слушала ликующие крики мятежников. «Слышать стрельбу было ужасно, — продолжала она. — Каждый ее залп вонзился мне прямо в сердце. Я не знаю других подробностей, кроме того, что на этот момент все тихо и что бунтовщики отступили за реку и рассеялись... зевак убито большее количество, чем солдат; говорят, что около сотни» (Там же. С. 73-74). В последующем она дала свою оценку действий нового императора. В письме от 21 декабря 1825 (2) января 1826 г. она писала: «...начало царствования императора Николая оказалось безрадостным, хотя в то же самое время ему представилась возможность проявить свои таланты. Он считает, что на его долю выпало счастье стать орудием, выведшим этот глубоко сидящий заговор на свет и тем самым спасти свою страну от всевозможных ужасов, которые последовали бы, если бы его раскрытие затянулось» (Там же. С. 75). В отношении солдат она писала об обмане, когда заговорщики приказывали им кричать «Константин и конституция!», объясняя, что так зовут его жену: «Некоторые черты солдатского характера и вовсе трогательны. Было пре
830
Комментарии
дельно ясно, что только посредством обмана удалось поднять их на бунт. Все они выразили глубокое сожаление и чистосердечное раскаяние...» (Там же. С. 76). Через 8 дней, 10 (22) января 1826 г., она добавила: «Николай мог бы казнить мятежных офицеров или, возможно, сделать некоторые уступки их взглядам, он пришел бы к согласию с родовитой знатью и правил бы мирно. Возможно также, что он стал бы окончательно ими порабощен, — не буду пытаться определить, насколько бы это было мудро. Он показал им штык, и посредством штыка ему придется впредь ими управлять» (Там же. С. 84-85).
Позднее свой рассказ о событиях 14 декабря поместил в книге «Россия в 1839 году» маркиз де Кюстин: «Николай взошел на трон в тот самый день, когда среди гвардейцев вспыхнуло восстание; получив известие о бунте в войсках, император с императрицей одни спустились в дворцовую церковь и там, преклонив колена на ступенях алтаря, поклялись перед Богом, что умрут как государи, если им не удастся подавить мятеж.
Беда представлялась императору нешуточной: как ему только что сообщили, архиепископ пытался успокоить солдат, но тщетно. Если церковная власть в России терпит неудачу, значит, начались ужасающие беспорядки.
Император осенил себя крестным знамением и вышел к бунтовщикам, дабы усмирить их своим присутствием и спокойной силой своего чела. Сам он описывал эту сцену в выражениях более скромных, нежели те, какими пользуюсь я сейчас. К несчастью, я позабыл первую часть его рассказа, ибо поначалу был несколько смущен тем неожиданным оборотом, какой приняла наша беседа; повторю ее с того момента, с какого помню.
— Ваше Величество почерпнули силу в истинном ее источнике.
— Я не знал, что буду делать и говорить, меня осенило свыше.
— Не всякого осеняет подобным образом, это еще надо заслужить.
— Я не совершал ничего необыкновенного; я сказал солдатам: «Встать в строй», а когда делал смотр полку, крикнул: «На колени!» Все повиновались. Минутою раньше я примирился со смертью, и это придало мне силы. Я преисполнен благодарности за свой успех, но не горжусь им, ибо здесь нет никакой моей заслуги.
Вот в каких благородных словах поведал мне император об этой современной трагедии.
Судите сами, сколь интересные темы служат ему пищей для бесед с чужестранцами, которых ему угодно почтить своим расположением; рассказ этот весьма далек от придворных банальностей. По нему вы можете понять, какого рода власть имеет он над нами, равно как над своими народами и своей фамилией. Это славянский Людовик XIV.
Очевидцы уверяли меня, что с каждым шагом навстречу мятежникам он вырастал на глазах. Став государем, он в мгновение ока из молчаливого, придирчивого меланхолика, каким казался в юности, превратился в героя. Тут он — полная противоположность большинству принцев, которые подают больше надежд, нежели затем оправдывают.
Комментарии
831
Император настолько вошел в свою роль, что престол для него — то же, что сцена для великого актера. Перед непокорной гвардией он держался столь внушительно, что, говорят, во время его речи, обращенной к войску, один из заговорщиков четырежды приближался к нему, чтобы убить, и четырежды мужество покидало этого несчастного, как кимвра перед Марием. Знающие люди отнесли мятеж этот на счет влияния тайных обществ, которые вели в России свою работу со времен союзнических кампаний во Франции и частых поездок русских офицеров в Германию.
Я только повторяю то, что здесь говорят, — все это дела темные, и проверить что-либо у меня нет возможности.
Чтобы поднять армию, заговорщики прибегли к смешному обману: был распространен слух, что Николай будто бы узурпировал корону, предназначавшуюся его брату Константину, который, как утверждали, движется на Петербург, дабы с оружием в руках отстоять свои права. А вот способ, посредством которого бунтовщиков убедили кричать под окнами дворца: «Да здравствует конституция!» Зачинщики внушили им, что «конституция» — имя супруги Константина, т. е. их предполагаемой императрицы. Как видите, представление о долге глубоко укоренилось в сердце солдат, раз подтолкнуть их к неповиновению удалось только с помощью уловки.
На самом деле Константин отказался взойти на престол лишь по слабости: он боялся, что его отравят, вот и вся его философия. Бог и еще, быть может, несколько человек знают, спасся ли он благодаря отречению от опасности, какой думал избегнуть.
Стало быть, обманутые солдаты восстали против своего законного государя во имя законности» (Кюстин де. Россия в 1839 году. М., 1996. С. 209).
Подробнее о событиях 14 декабря 1825 г. и их анализе в историографии см.: Андреева Т. В. Тайные общества в России в первой трети XIX в.: Правительственная политика и общественное мнение. СПб.: Лики России, 2009.
1	Мармон писал по этому поводу: «Русский народ — народ по натуре преданный. Вопрос о правах Николая на престол не был вполне ясен для широких масс. В умах оставались еще беспокойство и неуверенность. Добровольное прибытие Константина, его присутствие на короновании объясняли и подтверждали все; с этого момента общее мнение обернулось в пользу молодого императора, и на следующий день двадцать тысяч человек собрались в Кремле, чтобы посмотреть на парад и убедиться в действительности события, которое наполняло их сердца счастьем и радостью. Я, следуя принятому мной правилу, также отправился на парад и снова увидел великого князя Константина, с которым близко познакомился в Париже в 1814 и 1815 гг. и во время его позднейших приездов. Его лицо, и без того некрасивое, стало еще более жестким и явственно отражало тяжелую внутреннюю борьбу. Видно было, что он приехал
832
Комментарии
в Москву с крайней неохотой и что пребывание здесь для него очень тягостно. После парада он принял Меня у себя. Наш разговор подтвердил мои догадки; речь его была не вполне внятна. Он довольно путано рассказал мне о том, что произошло, сказал, что был очень больно задет теми слухами, которые ходили о его сомнениях. Он добавил, что не рожден править и чувствует себя совершенно непригодным для этой роли. Он даже сравнил себя с одним из своих денщиков, который, прослужив пятнадцать лет кирасиром, отказался от производства в капралы, не считая себя способным к этой должности. Я оставил его в состоянии растерянности.
Император выказывал Константину самые лучшие чувства, самые почтительные знаки внимания. Но все эти заботы, казалось, совершенно не трогали великого князя. Разыгрывались большие маневры и маленькие войны; он же не переставал громко критиковать все, что видел. Его замечания были столь неуместны, что несколько раз я отходил, чтобы не слышать их, и старался проводить как можно меньше времени возле цесаревича. Однако в конце концов внимание Николая тронуло его. Забота императрицы-матери, безмерно признательной ему за приезд, послуживший залогом будущего семейного согласия, радость толпы, с каждым днем выражавшаяся все громче, всеобщее чувство, что возникшая было угроза смуты исчезла навсегда, — все это в конце концов тронуло его сердце. Он сам признал правильность своего выбора не только для себя самого, но и для всей страны и испытал то внутреннее счастье, какое дает успокоившаяся совесть. С этого момента лицо его прояснилось и приняло выражение необычайной радости, из ужасного сделалось почти прекрасным. Никогда в жизни мне не доводилось видеть подобной метаморфозы. Настало воскресенье, 4-е [сентября], день коронации. Константин исполнял обязанности первого адъютанта императора. Его благорасположение, радость и удовлетворение поразили всех и придали церемонии особенный характер» (Marmont. Р. 78-80).
2	Н. С. Голицын писал в своих записках: «...Большой театр к 1826 году был совершенно восстановлен и заново отделан и украшен (в конце 1810-х и в начале 1820-х годов он стоял обгорелый от пожара, полуразваливший-ся, как руина, среди театральной площади). В нем, после коронации, был парадный спектакль (что давали — не помню) и потом большой бал, а после того давались драматические и оперные представления русской труппы, но особенно балетные, которые были особенно хороши. <...> Балетные представления привлекали столько публики, что огромный Большой театр был всегда полон. Сверх того, тут же, недалеко, был Малый театр, на котором давались представления итальянскою и французскою труппами. И здесь также театр был всегда полон. Репертуар итальянской оперной труппы состоял, конечно, из опер Россини, тогдашней звезды первой величины в среде оперных композиторов. Обе труппы, итальянская и французская, сколько помню, были очень хороши. Нужно прибавить, что, по случаю коронации,
Комментарии
833
в Москву были присланы из Петербурга лучшие актеры, певцы, танцовщики и танцовщицы из трупп драматической, русской и французской, оперной итальянской и балетной» (Русская старина. 1881. № 1. С. 41).
3	Бал у французского посла подробно описал в своем дневнике А. Я. Булгаков. «8-го [сентября] бал у французского посла маршала Мармонта, герцога Рагузского. Он занимает дом покойного князя Александра Борисовича Куракина в Старой Басманной. <...> Мармонт построил огромную залу для ужина на дворе, рядом с танцевальною залою, а дабы сие не был один токмо вид, то построена была еще другая комната на улицу, она вела в гостиные, и в ней помещены были музыканты. <...> Лестница была убрана цветами и усеяна до передней лакеями в богатых ливреях. Дамы были встречаемы в первой комнате посольскою свитою, и всякой поднесен был букет натуральных цветов: взяв их за руку, кавалеры сии провожали их до гостиной и сажали их на места. <...> Государь изволил прибыть в 9 часов, имея на себе белый кирасирский мундир и голубую ленту Св. Духа. <.„> Танцы не переставали ни на минуту. Беспрестанно носили по всем комнатам конфекты, пирожное и разные напитки, все это было отменно хорошо приготовлено. <...> Между украшениями столов находились розы, тюльпаны и разные другие цветы из сахара, сделанные и столь живо, что я сначала все принимал их за настоящие цветы. Всякая дама запасалась оными без-запахными, но сладкими игрушками, всякая привезла домой гостинец и souvenir французского празднества. <...> Государь во время ужина отвел маршала Мармонта в гостиную, посадив его возле себя на канапе, и имел с ним весьма продолжительный и, сколько можно было заметить, важного содержания разговор. <...> Государь был очень весел и пробыл на бале до половины почти третьего часа. Бал продолжался до 6 часов утра. В 4 часа был накрыт еще стол для мужчин, кои в первом ужине почти не участвовали. Бал продолжался до 7 часов утра и стоил (как уверяют) хозяину около ста тысяч рублей: одна зала для ужина, которая тотчас сломается, стоила 40 тысяч. 9-го был отдых. 10-го бал у аглинского посла герцога Девонширского. <...> Многие сравнивали бал сей с балом французского посла и спрашивали, который был лутче? Решить это мудрено. В обоих было хорошее и были недостатки, но мне кажется, что, ежели все взять вместе, то француз перещеголял англичанина» (РГАЛИ. Ф. 79. Ед. хр. 4. Сообщено С. В. Шумихиным). Бал у французского посла описал в своих воспоминаниях и М. А. Дмитриев, разойдясь с Ансело лишь в мелких деталях (см.: Дмитриев М. А. Главы из воспоминаний о моей жизни. М., 1998. С. 250-253). Несмотря на то что московское общество было поглощено коронационными торжествами, «самую крупную новость эпохи» составляли, по словам Д. Н. Толстого, «прощение Пушкина и возвращение его из ссылки» (РА. 1885. Кн. 2. С. 29). «В то самое время, когда царская фамилия и весь двор <...> съезжались на бал к французскому чрезвычайному послу, маршалу Мармону, герцогу Рагузскому, в великолепный дом князя Куракина
834
Комментарии
на Старой Басманной, — писал М. Н. Лонгинов, — наш поэт [Пушкин] направлялся в дом жившего по соседству (близ Новой Басманной) дяди своего Василия Львовича Пушкина, оставивши пока свой багаж в гостинице дома Часовникова <...> на Тверской. Один из самых близких приятелей Пушкина [С. А. Соболевский], узнавши на бале у герцога Рагузского от тетки его, Е. Л. Солнцевой, о неожиданном его приезде, отправился к нему для скорейшего свидания в полной бальной форме, в мундире и башмаках. На другой день все узнали о приезде Пушкина, и Москва с радостию приветствовала славного гостя» (Лонгинов М. Н. Сочинения. М., 1915. Т. I. С. 165).
4	Сам Мармон следующим образом описал этот бал: «Я занимал дворец Куракина, один из самых больших в Москве, по случайности уцелевших в пожаре 1812 года. Несмотря на свою обширность, он оказался мал для числа приглашенных, и по моему распоряжению была построена великолепная столовая в виде шатра, убранного трофеями и украшенная приличествующим образом. Специально на этот случай была написана кантата, однако император воспретил ее исполнение. Дамы получали в подарок по букету цветов. Строгий порядок царил повсюду. Блюда подавались с такой легкостью и аккуратностью, как будто это было маленькое дружеское собрание.
Император был необычайно любезен и беседовал со мной больше часа. Он остался на балу до двух часов ночи, что было для него весьма необычно. Меня он удостоил многочисленных проявлений своего благорасположения. Во время ужина женщины, которые сначала одни были усажены за столы, представляли ослепительную картину пышностью своих нарядов и блеском украшений. Тысяча семьсот свечей освещали залу подобно солнцу. Я не терял из виду императора, не утомляя его своим присутствием, но так, чтобы в любую минуту быть к его услугам и предупреждать малейшие желания. В конце концов я мог сказать себе, что ни один праздник не удался лучше, чем этот» (Marmont. Р. 81-82).
5	См. коммент. № 6. С. 814.
6	Имеется в виду Орлова-Чесменская Анна Алексеевна (1785-1848) — графиня, камер-фрейлина; А. Г. Орлов-Чесменский, которого Ансело именует beaufrere графини, т. е. деверем (братом мужа) или зятем (братом сестры), — ее отец, оставивший ей по своей кончине (1807) многомиллионное состояние. Бал в доме Орловой состоялся 17 сентября 1826 г., т. е. на следующий день после праздника на Девичьем поле (16 сентября), которым Ансело заканчивает письмо, — возможно, впрочем, по композиционным соображениям. Описание бала приводилось в «Северной пчеле» (2 октября 1826 г.). А. Я. Булгаков записал в дневнике: «Государь и императрица очень милостиво отзываются о Москве. Ее Вел[ичест]во сказала графине Орловой: “Как же нам не любить Москвы! Нас так тепло там встречали! Коронация была так блистательна! Праздники в нашу честь так прекрасны! Лишь только объявили войну Персии, мы уже служили молебен о победе;
Комментарии
835
заключен и мир с турками. В Москве я поправила свое здоровье. Я была так слаба, когда сюда приехала. Я никогда не за буду ни Москвы, ни 1826 года!”» (РГАЛИ. Ф. 79. Ед. хр. 4. Сообщено С. В. Шумихиным; в оригинале слова императрицы даны по-французски).
7	Скорее всего, сам Ансело не был очевидцем казни декабристов, но в числе собравшихся утром 13 июля 1826 г. у Петропавловской крепости находился один из членов чрезвычайного французского посольства, адъютант маршала Мармона барон Деларю. Сообщая о том, что двое или трое из пятерых приговоренных к повешению сорвались с виселицы, мемуаристы, как известно, расходятся в указании имен этих несчастных. Сводку свидетельств см. в книге: НевелевГ. А. Пушкин «об 14-м декабря»: Реконструкция декабристского документального текста. СПб., 1998. Ж.-А. Шницлер писал в «Сокровенной истории России...»: «Рылеев, несмотря на падение, шел твердо, но не мог удержаться от горестного восклицания: “И так скажут, что мне ничто не удавалось, даже и умереть!” Другие уверяют, будто он, кроме того, воскликнул: “Проклятая земля, где не умеют ни составить заговор, ни судить, ни вешать!”» — и делал к этому месту следующее примечание: «Оба эти отзыва более достойны Рылеева, нежели глупая шутка, которая приписана ему в книге одного французского путешественника: “Я не ожидал, что буду повешен дважды”» (цит. по: Невелев Г. А. Пушкин «об 14-м декабря». С. 102).
8	Мармон писал по этому поводу в своих «Мемуарах»: «Либералы много обвиняли императора Николая за излишнюю суровость, проявленную после мятежа, который разразился в момент его восшествия на престол, и в этом случае, как и в сотнях других, были жестоко несправедливы к нему. Свет не видел еще заговора более ужасного, более отвратительного. Никогда еще человеческая неблагодарность не достигала таких размеров. Никогда еще не затевалось предприятия более дерзкого и безумного. Если что-то и превзошло безумство их планов, то только необычайность их исполнения. Направленный изначально против Александра, самого человеколюбивого, мягкого и милосердного монарха, который носил корону с таким достоинством и так возвысил звание русского, заговор этот обратился затем против Николая, еще неизвестного, на которого на самом деле должно было возлагать надежды всеобщего благополучия. Кто же были главари этого страшного предприятия, первым следствием которого, в случае успеха, стала бы смерть всех членов императорской семьи? — Люди, осыпанные благодеяниями со стороны августейшей фамилии. Один из них, по фамилии Пестель, вырос во дворце и получил привилегированное образование. Когда он был ранен на реке Москве, за ним ухаживала во дворце сама императрица-мать, так, как ухаживала бы за собственным сыном! и этот человек оказался в числе самых ярых злоумышленников! Одни желали разделения империи, другие республики. В их головах не было ни единой
836
Комментарии
здравой мысли, ничего, кроме слепой ярости. Число преступников было велико, и император уменьшил число осужденных, насколько было возможно. Внук Суворова был сильно скомпрометирован. Император пожелал допросить его лично, с целью дать молодому человеку средство оправдаться. На его первые слова он отвечал: «Я был уверен, что носящий имя Суворова не может быть сообщником в столь грязном деле!» — и так продолжал в течение всего допроса. Император повысил этого офицера в чине и отправил служить на Кавказ. Так он сохранил чистоту великого имени и приобрел слугу, обязанного ему более чем жизнью.
Во время этого процесса я был в Петербурге. Никогда еще следствие не велось с большей тщательностью и последовательностью, по крайней мере в тех пределах, какие позволяет теперешнее политическое и правовое состояние России. Никогда еще не выносились приговоры более справедливые и заслуженные, и государь еще смягчил многие из них. Казнены были только пять человек, приговоренных к повешению, — и его обвиняли в варварстве! Те, кто это говорил, наверное, забыли, что мятежники посягали на самые устои государства и жизнь царской семьи! Если бы Николай, проявив чрезмерное добросердечие, помиловал всех виновных, он дал бы народу ложное представление о своем характере, ибо причиной подобной мягкости сочли бы страх. Оскорбление, нанесенное обществу, само существование которого оказалось под угрозой, должно было быть искуплено публично, наказание должно было быть примерным. В то же время строгость не должна была переходить известных границ, кару должны были понести только виновные, и всякий честный человек подтвердит, что так оно и произошло» (Marmont. Р. 31-33).
М. А. Корф
Восшествие на престол императора Николая I <Фрагмент>
Впервые: Корф М.А. Восшествие на престол императора Николая 1-го / Составлено по высочайшему повелению статс-секретарем бароном Корфом. 3-е изд. (1-е для публики). СПб., 1857. Печатается по этому изданию. С. 46-57.
Другая публикация: Корф М.А. Восшествие на престол императора Николая 1-го // 14 декабря 1825 года и его истолкователи (Герцен и Огарев против барона Корфа). М., 1994. С. 207-314. Данный фрагмент: С.232-237.
Книга М. А. Корфа впервые тиражом в 25 экземпляров была издана в 1848 г., второе издание в 1854 г. Она предназначалась для членов императорской фамилии, но первое публичное издание вышло только в 1857 г. Как отмечает в указанной ниже монографии Т. В. Андреева, она открыла «первый период (1847-1905) дореволюционного историографического
Комментарии
837
процесса» (С. 13). Инициатором этого издания в 1848 г. считается великий князь Александр Николаевич, знакомый с М. А. Корфом и как чиновником, и как «лектором» (преподавателем для младших детей Николая I).
Но немало свидетельств, что и Николай I был заинтересован в создании официальной версии своего воцарения, о чем свидетельствуют его записки, посвященные междуцарствию. Согласно дневнику М. А. Корфа за 1839 г. (запись от 29 декабря), отмечая ежегодно день 14 декабря, Николай Павлович был не только на благодарственном молебне, но, бывая в казармах Конногвардейского полка, всегда интересовался, « сколько осталось людей, бывших в полку в день события в 1825-м году» (С. 502). В 1839 г. в полку осталось таких 11 унтер-офицеров и 8 рядовых. В приложении II в настоящей публикации (после текста книги М. А. Корфа) приведена его выдержка из дневника за 1843 г. (23 мая) с пересказом разговора с П. Д. Киселевым, где речь идет о необходимости написать историю царствования Николая I, причем граф предлагает барону М. А. Корфу взять на себя этот труд поговорить на этот счет с императором. Между прочим, он сообщает в этом разговоре и записке Николая I, посвященной 14 декабря. Публикация книги в 1857 г. вызвала широкий резонанс и известную полемику с А. И. Герценом. Книга М. А. Корфа вводила в оборот многие документы и свидетельства о междуцарствии и событиях 14 декабря. Барон М. А. Корф впервые опубликовал письмо цесаревича Константина Павловича от 14 января 1822 г., секретный манифест Александра I от 16 августа 1823 г., журналы заседаний Государственного совета от 27 ноября и 13 декабря 1825 г., отрывки из записок Николая I, воспоминаний Марии Федоровны, Александры Федоровны, Михаила Павловича, митрополита Филарета.
Подробнее см.: Рудницкая Е. Л. Вольная русская печать и книга барона Корфа // 14 декабря 1825 года и его истолкователи. М., 1994. С. 5-64; Андреева Т. В. Тайные общества в России в первой трети XIX в.: Правительственная политика и общественное мнение. СПб., Лики России, 2009. С.13-17 и др.
В Приложениях к настоящей публикации приводятся также две выдержки из дневников М. А. Корфа за 1838-1839 гг. (выдержки из журнала заседаний Государственного совета, доступные М. А. Корфу как государственному секретарю) и 1843 г. (разговор М. А. Корфа с П. Д. Киселевым), посвященные этим событиям.
1	См. коммент. № 12. С. 814.
2	Вилламов Григорий Иванович (1775-1842) — тайный советник, личный секретарь и статс-секретарь по ведомству Марии Федоровны, впоследствии главноуправляющий IV Отделением Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, член Государственного совета; секретарь благотворительного общества, мемуарист.
838
Комментарии
3	См. коммент. № 7. С. 782.
4	Императрица Елизавета Алексеевна (тогда писали Елисавета Алексеевна) находилась тогда в Таганроге вместе с Александром I.
5	Гримм Федор Богданович (7-1831) — камердинер Марии Федоровны, старший из братьев, его братья были камердинерами у Александры Федоровны и Николая I.
6	Речь идет о визите отца Александры Федоровны прусского короля Фридриха-Вильгельма III, который приезжал в С.-Петербург в связи со свадьбой дочери и останавливался в Зимнем дворце.
7	См. коммент. Ns 4. С. 747.
8	Рюль Иван Федорович (1769-1846) — врач-англичанин Обуховской больницы в Петербурге, в 1823 г. пожалован в лейб-медики, придворный доктор императрицы Марии Федоровны.
9	Криницкий Павел Васильевич (7-1828) — протопресвитер церкви Зимнего дворца и Благовещенского собора, духовник царской семьи (с 1808 — после смерти Александра I — императрицы Марии Федоровны).
10	Великий князь Николай Павлович был назначен генерал-инспектором по инженерной части 03.07.1817 г.
11	Трубецкой Василий Сергеевич (1776-1841) — князь, генерал-адъютант, генерал-лейтенант.
12	Голенищев-Кутузов-Толстой Павел Васильевич (1773-1843) — граф, генерал от кавалерии (1826), во время событий 14 декабря 1825 г. генерал-лейтенант и адъютант начальника 1-й кирасирской дивизии генерал-адъютанта А. X. Бенкендорфа; впоследствии петербургский военный генерал-губернатор (1825-1830), председатель Совета военно-учебных заведений (1832-1841), член Государственного совета (с 25 декабря 1825 г.).
13	Спор о том, «знал» или «не знал» великий князь Николай Павлович о намерении Александра I передать ему престол, в настоящее время решен положительно. Но для Николая Павловича, учитывая склад его характера и педантичность в официальных вопросах, важно было, что «официально» об этом объявлено не было. Другой вопрос, насколько искренне он отказывался от престола, или играл тонкую игру, загоняя в угол старшего брата Константина, остается дискуссионным. В любом случае, был нарушен порядок престолонаследия: не было манифеста наследника о воцарении, присяга началась не с высших органов управления (Государственный свет, Сенат, Синод), а с войск, находившихся под влиянием Николая Павловича, и в соответствии с желанием военного губернатора М. А. Милорадовича, который торопил события.
14	Нейдгардт Александр Иванович (1784-1845) — генерал-майор, начальник штаба Гвардейского корпуса; впоследствии генерал-адъютант (15 декабря
Комментарии
839
1825 г.), генерал от инфантерии (1841), главноуправляющий Закавказским краем, командир Отдельного Кавказского корпуса (1842—1844).
15	Воинов (Войнов) Александр Львович (ок. 1770-1832) — генерал-адъютант (15 декабря 1825 г.), генерал от кавалерии (1823), командующий Отдельным Гвардейским корпусом (1824-1826), командир 7-го корпуса 2-й армии графа П. X. Витгенштейна (1826-1828), начальник кавалерии действующей армии (1828-1829), с 1830 г. в бессрочном отпуске.
16	Голицын Александр Николаевич (1773-1844) — князь, член Государственного совета (с 1810), сенатор (1812), обер-прокурор Святейшего Синода (1803-1817), главноуправляющий иностранными вероисповеданиями (1810-1817), исполняющий обязанности министра народного просвещения (с 1816), министр духовных дел и народного просвещения (1817-1824), одновременно и после — главноначальствующий над почтовым департаментом (1819-1842). Не занимая особых постов, кроме должности по почте, сохранил влияние при дворе Николая I, канцлер российских императорских и царских орденов (с 1830), председатель общих собраний Государственного совета (1839-1841). С 1842 г. в отставке, жил в крымском имении.
17	Лобанов-Ростовский Александр Яковлевич (1788-1864) — князь, флигель-адъютант.
18	Шишков Александр Семенович (1754-1841) — адмирал и писатель, министр народного просвещения (1824-1828) и главноуправляющий делами духовных вероисповеданий, президент Российской академии (1813-1841), глава литературного общества «Беседа любителей российского слова», член Государственного совета (с 1814).
19	Лопухин Петр Васильевич (1753-1827) — князь, светлейший князь (1799), действительный тайный советник I класса, министр юстиции (1803-1810), главноуправляющий Комиссией составления законов, председатель Государственного совета и Комитета министров (1816-1827), председатель Верховного уголовного суда над декабристами, член Государственного совета: (?)
А. Е. Пресняков
14 декабря 1825 года «Фрагменты >
Впервые: Пресняков А. Е. 14 декабря 1825 года. М.: Государственное издательство, 1926. Печатается по этому изданию. С. 134-148.
Пресняков Александр Евгеньевич (1870-1929) — историк, историограф, источниковед. С 1907 г. приват-доцент, затем профессор (с 1914) Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета, член-корреспондент РАН (с 1920). Как ученый сформировался в дореволюци
840
Комментарии
онную эпоху, но и после Октября 1917 г. продолжал служить России на избранном им научно-педагогическом поприще.
Крупнейший специалист по истории русского феодализма, в эпоху великого перелома начала XX в. он не только пришел в ряды кадетской партии, перешел к изучению политической истории России Нового и Новейшего времени, но и включился в строительство новой России. С начала 1920-х гг. занимал руководящие посты в системе научных учреждений исторического профиля: директор Исторического научно-исследовательского института при Петроградском университете (1921-1923) и Ленинградского отделения Института истории РАНИОН (1927-1929 гг.), декан Архивноархеографического отделения Археологического института (1923-1927 гг.), (с 1900 г. являясь членом Археографической комиссии), профессор Историко-филологического факультета (с 1919 г. — Факультета общественных наук) Петроградского (Ленинградского) государственного университета (1914-1929 гг.) и Педагогического института им. А. И. Герцена, а также Исторического отделения Института красной профессуры (1920-1929 гг.).
Необходимость глубокого и всестороннего изучения революционного процесса, который завершил, по мнению историка, «вековое перерождение общественных отношений», способствовала обращению А. Е. Преснякова к истории декабристского движения. Следует подчеркнуть, что его книга «14 декабря 1825 года», отрывок из которой публикуется в настоящем издании, является первым в отечественной историографии монографическим исследованием, посвященным самому восстанию декабристов. А. Е. Пресняков определял его как «нереволюционную революцию», вскрывшую все «коренные противоречия русской действительности» первой четверти XIX в., и рассматривал как «давление, оказываемое на власть» в целях инициации ее преобразовательной деятельности.
М. М. Сафонов
Междуцарствие
Впервые: Сафонов М. М. Междуцарствие // Дом Романовых в истории России. СПб.: Издательство Санкт-Петербургского университета, 1995. Печатается по этому изданию. С. 166-181.
Сафонов Михаил Михайлович (р. 1948) — кандидат исторических наук, автор более 400 работ, в том числе нескольких книг. Историк политической истории России конца XVIII — первой половины XIX в., декабристовед, источниковед. С 1975 г. работает в Санкт-Петербургском Институте истории Российской Академии наук (до 1991 г. — Ленинградском отделении Института истории СССР АН СССР); в настоящее время — старший научный сотрудник данного Института.
Комментарии	841
РЕФОРМА ИЛИ РЕВОЛЮЦИЯ?
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СТРОЙ И ВНУТРЕННЯЯ ПОЛИТИКА
В. А. Жуковский
<Письмо А. И. Тургеневу от 16 декабря 1825 года> <Фрагмент>
Впервые: Письма В. А. Жуковского А. И. Тургеневу. М.: Русский архив, 1895. С. 204-211. Печатается по: Из письма В. А. Жуковского А. И. Тургеневу // 14 декабря 1825 года: Воспоминания очевидцев. СПб.: Гуманитарное агентство «Академический проект», 1999 / Сост. П. В. Ильин при участии А. А. Кононова. Вступ. статья: П. В. Ильин. Подготовка текстов и комментарии: Н. И. Веденяпина, П. В. Ильин, А. А. Кононов, И. В. Осипова. С. 214-220, 545-546 (примечания).
Другие публикации: Жуковский В. А. Поли. собр. сочинений и писем: В 20 т. М.: Издательство «Языки славянской культуры», 2000-2006. Т. 13. Дневники. Письма-дневники. Записные книжки. 1804-1833. 2004. С.239-242.
Жуковский Василий Андреевич (1783-1852) — поэт, переводчик, журналист, критик, редактор журнала «Вестник Европы» (1808-1811), издатель ряда других литературных изданий. Сын тульского помещика Афанасия Ивановича Бунина (ум. 1791) и пленной турчанки Сальхи (Елизаветы Дементьевны Турчаниновой). С детства бал записан в Астраханский гусарский полк. В 1789 г. с чином прапорщика получил дворянство, уволен в отставку «по прошению». В детстве воспитывался в Туле — в частном пансионе (1790 г.) и Главном народном училище (1792), в юношеские годы — в Московском университетском благородном пансионе (1797-1800). В 1801 г. поступил секретарем в Московскую Главную соляную контору. С 1802 г. — в отставке. Участник Отечественной войны 1812 г.: в чине поручика воевал в Московском ополчении, затем был прикомандирован к штабу М. И. Кутузова. В 1813 г. оставил венную службу в чине штабс-капитана. С 1815 г. был приближен ко двору, став личным чтецом вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Близкое знакомство Николая Павловича с В. А. Жуковским состоялось летом 1817 г., когда последний стал преподавать русский язык прусской принцессе Шарлотте, в том же году ставшей великой княгиней Александрой Федоровной и супругой Николая. Во время своего заграничного путешествия в 1821 г. В. А. Жуковский делился с великой княгиней и Николаем Павловичем своими впечатлениями о Европе (см.: Письма В. А. Жуковского великой княгине Александре Федоровне. 22 мая-13 июля 1821 г. // Русская старина. 1901. № 10. С. 222-240; № 11. С. 389-401; 1902. № 5. С. 337-358). После восшествия на престол Николая I, В. А. Жуковский — один из наиболее близких к император
842
Комментарии
ской семье литераторов. С 1826 по 1841 г. был наставником-воспитателем цесаревича, великого князя Александра Николаевича, сопровождал его в ознакомительном путешествии по России в 1837 г. В 1841 г. вышел в отставку, уехал в Германию, где в тот же год женился на дочери своего друта Е. Р. Рейтерна — Е. Е. Рейтерн, от которой имел двух детей. Скончался 12(24) апреля 1852 г. в Баден-Бадене; похоронен в Александро-Невской Лавре.
1	Тургенев Александр Иванович (1784-1845) — историк, археограф, писатель, почетный член Петербургской Академии наук и ряда литературных и филантропических обществ. Старший из братьев А. И., Н. И. и С. И. Тургеневых, близкий друг и однокашник В. А. Жуковского по Московскому благородному пансиону. Из семьи просвещенного старинного дворянства. Отец И. П. Тургенев (1752-1807), богатый симбирский помещик, известный масон, директор Московского университета. После пансиона (1797—1800) обучался, как позже его брат — Николай Иванович Тургенев, будущий руководитель декабристского движения, в Геттингенском университете (1802-1804). В 1805 г. поступил на службу в канцелярию министра юстиции. Помощник статс-секретаря Государственного совета (1812-1814), исправляющий должность статс-секретаря по Департаменту законов Совета (1814-1818, 1819-1824). С 1819 г. действительный статский советник, камергер. Директор Департамента Главного управления духовных дел иностранных исповеданий (1810-1817), затем Департамента духовных дел Министерства духовных дел и народного просвещения (1817-1824) В 1806 г. назначенный в Комиссию составления законов, с 1822 г. стал старшим ее сотрудником. Член кружка графа Н. П. Румянцева, в 1824-1826 гг. совершил путешествие по Европе для сбора исторических источников, касающихся России в зарубежных архивах и библиотеках. Впоследствии жил за границей, часто, впрочем, приезжая в Россию. В декабре 1825 г. во время получения данного письма от В. А. Жуковского, находился в Париже.
2	Позиция Михаила Павловича в дни междуцарствия была весьма неоднозначной. Действительно, он был отправлен в Варшаву, но по дороге в польскую столицу остановился на станции Ненналь, находящейся на полпути и к Петербургу, и к Варшаве. 7 декабря 1825 г. Михаил Павлович письмом на имя Николая от того же числа просил у брата разрешения остаться на станции (см.: Письмо Михаила Павловича Николаю Павловичу от 7 декабря 1825 г. // Междуцарствие 1825 года и восстание декабристов в переписке и мемуарах членов царской семьи М.; Л., 1926. С. 159-160). И хотя великий князь мотивировал свою просьбу возможностью в любой момент поехать в северную или в польскую столицу, судя по всему, его специально отправили подальше от центра событий. Принципиальная позиция Михаила слишком влияла на общественное мнение, поэтому Николай Павлович и вдовствующая императрица Мария
Комментарии
843
Федоровна посчитали, что его «дальнейшее присутствие» в Петербурге «становилось тягостным и для них, и него самого». Как писал Николай I в своих мемуарах, было решено, что Михаил останется в Неннале, «дабы удалиться от беспрестанного принуждения», а главное — будет останавливать всех, кто, возвращаясь из Варшавы, «мог оповестить в Петербурге настоящее положение дел» (Записки Николая I // Там же. С. 18). Подобная предосторожность обуславливалась необходимостью сохранить в тайне от столичного общества отказ цесаревича прислать манифест об отречении от престола.
Михаил Павлович оставался в Неннале до 13 декабря. Дело в том, что великий князь ждал на станции фельдъегеря Белоусова, который должен был привезти в Петербург последнее письмо Константина Павловича от 8 декабря. Однако фельдъегерь проехал другой дорогой, не заезжая на станцию. Кроме этого, только в два часа дня 13 декабря великий князь получил письмо от Николая Павловича с просьбой как можно скорее вернуться в столицу, чтобы участвовать в чрезвычайном заседании Государственного совета, назначенном на вечер того же дня (Николай I. Записка о событиях 12-14 декабря 1825 г. // Николай I: Личность и эпоха. Новые материалы. СПб., 2007. С. 161). Михаил являлся шефом Московского полка, гене-рал-фельдцейхмейстером и начальником 1-й Гвардейской дивизии, имел влияние на преображенцев, семеновцев и Гвардейский экипаж. С точки зрения Николая, присутствие брата в Петербурге должно было гарантировать спокойствие при проведении ему присяги в гвардейских частях. Поскольку Михаил Павлович все время междуцарствия выступал посланцем Константина Павловича, то для гвардии это должно было стать свидетельством легитимности передачи трона Николаю. Как писал А. Е. Пресняков, Николай Павлович пытался решить «задачу, по существу, неразрешимую <...> рассчитывая разрешить ее с помощью Михаила, особая личная близость которого к Константину была известна». Младший брат должен был выступить «личным свидетелем и вестником братней воли» (Пресняков А. Е. 14 декабря 1825 года. М.; Л., 1926. С. 79.).
На Нарвской заставе в ночь с 13 на 14 декабря его ждал посланный Николаем Павловичем его адъютант, полковник В. А. Перовский, который должен был предупредить великого князя Михаила о сложившейся в столице сложной ситуации и о том, что на утро 14 декабря назначена присяга. Однако Михаил Павлович проехал Нарвскую заставу только около девяти часов утра 14 декабря, а в Зимний дворец он вместе В. А. Перовским прибыл в половине десятого утра (см.: Воспоминания Михаила Павловича о событиях 14 декабря 1825 года // Междуцарствие 1825 года и восстание декабристов в переписке и мемуарах членов царской семьи. С. 250).
3	Булгаков Константин Яковлевич (1782-1835) — действительный статский советник, с 1826 г. тайный советник, санкт-петербургский почт-директор (1819-1835).
844
Комментарии
4	Оленин Алексей Николаевич (1763-1843) — историк, археолог, художник. С 1801 г. в чине действительного статского советника — статс-секретарь Александра I. Статс-секретарь Департамента гражданских и духовных дел (1810-1818), а затем Департамента законов (1818-1843) Государственного совета. Исполняющий обязанности (с 1812), а с 1826 г. утвержденный в должности государственного секретаря. Тайный советник (с декабря 1825 г.), член Государственного совета (с 1827). Член Российской Академии наук (с 1786), директор Императорской Публичной библиотеки (с 1811) президент Академии художеств (с 1817).
5	Имеется в виду Фредерикс Петр Андреевич (1786-1855).
6	Шеншин Василий Никанорович (1784-1831) — в декабре 1825 г. генерал-майор Лейб-гвардии Финляндского полка, командир 1-й бригады, 1-й Гвардейской пехотной дивизии, в которую входили Преображенский и Московский полки. 14 декабря 1825 г. он также был тяжело ранен в голову Д. А. Щепиным-Ростовским. Согласно воспоминаниям М. А. Бестужева, «при нашем выходе из казарм... Щепин подбежал к генералу бригадному Шеншину, уговаривавшему отдельную кучку непокорных, и обработал его подобно Фридриксу» (Из «14 декабря 1825 года» М. А. Бестужева // 14 декабря 1825 года: Воспоминания очевидцев. С. 271). 15 декабря 1825 г. В. Н. Шеншин был назначен генерал-адъютантом, затем генерал-лейтенантом (с 1826), начальником 1-й Гвардейской пехотной дивизии.
7	День 14 декабря сыграл трагическую роль в судьбе Милорадовича, но в то же время стал «моментом истины» и показал, что хотя граф имел свои «виды» на день присяги Николаю I, но, увидев, что его план узкого «гвардейского нажима» на великого князя выливается в неуправляемый военный мятеж, попытался реабилитировать себя в представлении императора, а главное — в собственных глазах (см.: Андреева Т. В. 1) Император Николай Павлович и граф М. А. Милорадович // Философский век. Альманах 6: Россия в николаевское время: наука, политика, просвещение. СПб., 1999. С. 230-250; 2) Тайные общества в России в первой трети XIX в.: правительственная политика и общественное мнение. СПб., 2009. С. 616). Получив приказ Николая Павловича привести на Сенатскую площадь Конную гвардию для усмирения восставших, М. А. Милорадович, стремясь как можно быстрее выполнить его и если не привести полк, то хотя бы искупить свою вину и остановить кровопролитие, сказал командиру полка А. Ф. Орлову, который уверял его, что «полк тотчас готов»: «Нет, нет < ...> Я не хочу вашего Нецензурноеругательство> полка! Да, я не хочу, чтоб этот день был запятнан кровью! Я бы один покончил с этим делом! Это так!» (Из воспоминаний А. П. Башуцкого // 14 декабря 1825 года: Воспоминания очевидцев. С. 123-124).
Комментарии
845
8	Митрополит Санкт-Петербургский и Новгородский Серафим (1821-1843) (в миру — Стефан Васильевич Глаголевский; 1757-1843) — с 1824 г. президент Российского библейского общества.
9	Грабя-Горского арестовали на квартире в ночь на 15 декабря 1825 г., поскольку он 14 декабря, услышав, что войска бунтуют, приехал на Сенатскую площадь с двумя карманными пистолетами. Встав в каре мятежников, он попытался узнать «о причине собрания», но, не добившись ответа, уехал домой, но в восьмом часу вечера вновь вернулся с заряженными пистолетами, чтобы узнать «чем все кончилось». Эпатажное поведение «щеголя в треугольной шляпе с плюмажем» обратило на себя внимание не только декабристов, членов императорской семьи, простых очевидцев, но даже самого Николая I, который упомянул об этом субъекте в своих заметках на полях книги М. А. Корфа (см.: Андреева Т. В. Тайные общества в России в первой трети XIX в.: правительственная политика и общественное мнение. С. 660). Преданный за ношение оружия Верховному уголовному суду, но не осужденный и по высочайшему повелению сосланный под надзор полиции в г. Березов, а затем в г. Омск, уже в ссылке он написал оправдательную записку, поданную им в III Отделение в 1832 г. (см.: Русский вестник. 1893. №З.С. 157-165).
10	Сразу после выстрела в Милорадовича из пистолета П. Г. Каховского, раздались ружейные, солдатские выстрелы, которые «свистя полетели в толпу народа». Адъютант Милорадовича А. П. Башуцкий «пинками, ругательствами, угрозами» принудил четырех человек во «фрезовых шинелях» из испугавшейся толпы и «контуженного жидка», присоединившегося к ним «из-за своего доброго сердца», помочь ему отнести истекавшего кровью генерала в Конногвардейские казармы. Вначале было принято решение поместить его в квартире командира Конной гвардии генерала А. Ф. Орлова, но невозможно было нести раненого на верхний этаж и потому использовали квартиру штабс-ротмистра А. Н. Игнатьева. Оставив Милорадовича на попечении принесших его людей, Башуцкий кинулся искать врачей. Но когда вернулся с полковым врачом И. В. Габерзангом, то нашел Милорадовича раздетого, лежащего в одной рубашке и чулках. Когда же Башуцкий стал кричать на «жидка», выясняя, что же произошло, то последний, упав на колени, поведал, что когда генерал потерял сознание, то его «сотоварищи» сняли с него все — мундир, кресты, звезды, часы, кольцо, деньги (см.: Убийство графа Милорадовича — рассказ А. П. Башуцкого // Исторический вестник. 1908. Кн. 1. С. 132-164).
11	Александр I имел информацию о деятельности тайного политического общества в России, т. е. Союза спасения еще с января 1818 г. Источник ’ и пути получения императором этих сведений до сих пор остаются невыясненными. История создания, структура, политические цели и имена некоторых членов Союза благоденствия (36 фамилий) стали известны пра
846
Комме! i тари и
вительству после доноса М. К. Грибовского в мае 1821 г., подтвержденного доносом И. М. Юмина. В 1822 г. гейерал-адъютант А. И.Чернышев передал Александру I для ознакомления Устав Союза — «Зеленую книгу» в копии. К весне-лету 1825 г. относится провокаторская деятельность А. К. Бошняка — И. О. Витта, в результате которой была собрана информация о Южном обществе и его многих членах. С июня 1825 г. стал действовать тайный агент секретной полиции И. В. Шервуд, который в одном из своих донесений от 20-21 сентября 1825 г. сообщал о существовании в России трех тайных политических обществ: «северного», «южного» и «среднего». 1 декабря в Таганроге, уже после смерти Александра I, военное командование получило всеподданнейшее письмо А. И. Майбороды о «заговоре» в 1-й и 2-й армии с приложением списка «заговорщиков». 13 декабря по приказу начальника Главного штаба Его Императорского Величества И. И. Дибича, находившегося на юге России, в Тульчине был арестован П. И. Пестель (Андреева Т. В. Тайные общества в России в первой трети XIX в.: правительственная политика и общественное мнение. С. 447-486).
12	Николаю I о ранении Милорадовича, произошедшему в 12 ч 20 или 30 мин пополудни, тотчас доложил его флигель-адъютант, полковник А. М. Голицын. Несмотря на сложнейшую и опасную ситуацию, в которой находились сам император и члены его семьи, Николай Павлович не раз посылал в казармы наведываться о здоровье генерала — вначале кн. В. С. Трубецкого, затем гр. К. Ф. Толя и своего флигель-адъютанта А. А. Кавелина, извиняясь за то, что сам не может приехать. Письмо Милорадовичу Николай I написал собственноручно на клочке бумаги, выйдя из церкви после официального молебствия. Оно было доставлено адресату ближайшим другом генерала — принцем Евгением Вюртембергским вечером 14 декабря 1825 г. Николай Павлович писал: «Мой друг, мой любезный Михайло Андреевич, да вознаградит тебя Бог за все, что ты для меня сделал. Уповай на Бога, так как я на него уповаю, он не лишит меня друга. — Если бы я мог следовать сердцу, я бы при тебе уже был, но долг мой меня здесь удерживает. Мне тяжел сегодняшний день, но я имел утешение ни с чем несравненное, ибо видел в тебе и во всех, во всем народе друзей, детей. Да даст мне Бог всещедрый сил им за то воздать; вся жизнь моя на то посвятится. Твой друг искренний, Николай» (цит. по: Журнал 1826 года. Воспоминания генерал-лейтенанта А. И. Михайловского-Данилевского // ОР РНБ. Ф. 488 (А. И. Михайловский-Данилевский. On. 1. Д. 24. Л. 60). Когда графу прочли письмо (сам он уже не мог этого сделать), то он попросил передать императору исполнить его последнюю волю: отпустить всех его крепостных крестьян на волю и не оставить без попечения его друга, старика А. А. Майкова, а само императорское послание передать «родне». Так и было сделано. Причем письмо Николая I умирающему Милорадовичу, ходившее позже в списках, сам император, желавший снять с него копию, так и не отыскал. Лишь в сентябре 1857 г. в родовом имении Милорадовичей
Комментарии
847
в Чернигове письмо было найдено, отдано внучатым племянником графа Г. А. Милорадовичем официальному историографу М. А. Корфу, который включил его в первое публичное издание своего труда.
А. Е. Розен
Записки декабриста 14 декабря 1825 года <Фрагмент>
Впервые: 1) Die Grenzboten: Zeitschrift fur Politik und Leteratur. 1868. II Semester. Bd. II. S. 106-115 (отрывок на нем. яз.); 2) Розен А. Е. Записки декабриста. Лейпциг, 1870. С. 87-99. 101-102 (полностью на рус. яз.). Печатается по: Из «Записок декабриста» А. Е. Розена // 14 декабря 1825 года. Воспоминания очевидцев. СПб.: Гуманитарное агентство «Академический проект», 1999. / Сост. П. В. Ильин при участии А. А. Кононова. Вступ. статья: П. В. Ильин. Подготовка текстов и комментарии: Н. И. Веденяпина, П. В. Ильин, А. А. Кононов, И. В. Осипова. С. 301-312, 588-592 (примечания).
Другие публикации: Розен А. Е. 1) Записки декабриста / Под ред. П. Е. Щеголева. СПб.: Издательство «Былое». 1907. С. 63-73; 2)3аписки декабриста / Издание подготовлено Г. А. Невелевым. Иркутск: Восточно-Сибирское книжное издательство, 1984. (Серия «Полярная звезда».) С. 124-135, 137-138; 3) Записки декабриста / Издание подготовлено Г. А. Невелевым. СПб.: Издательство «Дмитрий Буланин». 2007. С. 66-74.
1	Воропанов Николай Фаддеевич (7-1829) — в 1825 г. генерал-майор, командир лейб-гвардии Финлядского полка, с 15 декабря 1825 г. генерал-адъютант.
2	Моллер Александр Фёдорович (1796-1862) — генерал от инфантерии, командир 3-й и 1-й гвардейских пехотных дивизий.
Моллер был членом Северного общества и знал о планах восстания, однако участвовать отказался и 14 декабря с батальоном занимал караулы в Зимнем дворце и Адмиралтействе, находился при Николае I. На следующей день после восстания Моллер получил звание флигель-адъютанта. Тем не менее он был привлечен к следствию и некоторое время содержался под стражей, но 22 мая 1826 г. император повелел проступки Моллера оставить без внимания.
3	См. коммент. № 11. С. 809.
4	См. коммент. № 17. С. 823.
5	См. коммент. Ns 5. С. 844.
848
Комментарии
8	См. коммент. № 2. С. 808.
7	Хвощинский Павел Кесаревич (1790-1852) — в 1825 г. полковник лейб-гвардии Московского полка. Участник Отечественной войны 1812 г. в составе Петербургского ополчения. В 1813 г. переведен в Могилевский, в 1814 г. — в лейб-гвардии Преображенский полк поручиком. Штабс-капитан (с 1819), капитан (с 1820), в 1823 г. переведен в чине полковника в лейб-гвардии Московский полк. Предполагаемый член Союза благоденствия. 14 декабря 1825 г. ранен Д. А. Щепиным-Ростовским. К следствию не привлекался, приказано «оставить без внимания». С 15 декабря 1825 г. флигель-адъютант Николая I, впоследствии участник Русско-турецкой войны 1828-1829 гг., генерал-майор (с 1831), в 1834-1842 гг. — директор Полоцкого кадетского корпуса, с 1851 г. генерал-лейтенант.
8	Бестужев Михаил Александрович (1800-1871) — в 1825 г. штабс-капитан лейб-гвардии Московского полка, командир его 3-й фузилерной роты. Брат А. А., Н. А. и П. А. Бестужевых. Воспитывался в Морском кадетском корпусе (1812-1817). До марта 1825 г. флотский офицер: с 1822 г. лейтенант, служил в Кронштадте и Архангельске. С мая 1825 г. перешел в лейб-гвардии Московский полк штабс-капитаном. Член Северного общества (с лета 1825), активный участник восстания на Сенатской площади. Арестован на Сенатской площади, посажен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Верховным уголовным судом осужден по II разряду и приговорен в каторжную работу навечно. С 1826 г. вместе с братом Н. А. Бестужевым находился в Шлиссельбургской крепости. По коронационному манифесту от 22 августа 1826 г. срок сокращен до 20 лет. В сентябре 1827 г. отправлен из Шлиссельбурга в Читинский острог. Секретными указами от 8 ноября 1832 г. и 14 декабря 1835 г. срок сокращен вначале до 15, а затем до 13 лет. После окончания срока, по секретному указу от 10 июля 1839 г., отправлен на поселение в г. Селегинск Иркутской губернии. Амнистирован по манифесту от 26 августа 1856 г., восстановлен в правах дворянства. Остался жить в Сибири, хотя по особому распоряжению Александра II от 22 апреля 1862 г. было разрешено постоянно проживать в Москве. Приехал в древнюю столицу только после смерти жены в 1867 г. Мемуарист.
9	Пущин Иван Иванович (1798-1859) — представитель старшего поколения декабристов. В 1825 г. коллежский асессор, судья Московского надворного суда. Воспитывался в Царскосельском лицее (1811-1817), однокашник и близкий друг А. С. Пушкина. В службу вступил прапорщиком в лейб-гвардии Конную артиллерию, подпоручик (с 1820), поручик (с 1822). В 1823 г. уволен с военной службы для определения в статскую. В 1823-1824 гг. служил в Петербургской уголовной палате. Член Союза спасения (с 1817), Союза благоденствия (с 1818), Коренной думы Северного общества, председатель его Московской управы (с 1821). За шесть дней до восстания
Коммен тарии
849
приехал в северную столицу, участвовал во всех последних совещаниях. Активный участник военного выступления 14 декабря 1825 г. Арестован 16 декабря дома, посажен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Верховным уголовным судом осужден по I разряду и приговорен в каторжную работу навечно. С июля 1826 по октябрь 1827 г. был заключен в Шлиссельбургской крепости. По коронационному манифесту от 22 августа 1826 г. срок сокращен до 20 лет. В октябре 1827 г. отправлен из Шлиссельбурга в Читинский острог. Секретными указами от 8 ноября 1832 г. и 14 декабря 1835 г. срок сокращен вначале до 15, а затем до 13 лет. После окончания срока, по секретному указу от 10 июля 1839 г., отправлен на поселение в г. Туринск, а затем Ялуторовск Тобольской губернии. Амнистирован по манифесту от 26 августа 1856 г., восстановлен в правах дворянства. С 1857 г. жил в имении Марьино в Московской губернии. Автор мемуаров об А. С. Пушкине.
10	См. коммент. № 14. С. 811.
11	Головин Евгений Александрович (1782-1858) — в 1825 г. генерал-майор (с 1814) лейб-гвардии Егерского полка, командир 4-й бригады 2-й Гвардейской Пехотной дивизии (лейб-гвардии Егерский и Финляндский полки). С 15 декабря 1825 г. генерал-адъютант; впоследствии генерал от инфантерии (с 1839), командир Отдельного Кавказского корпуса (с 1838), рижский военный губернатор, лифляндский, курляндский и эстляндский генерал-губернатор (1845-1848), член Государственного совета (с 1848).
12	Воинов Александр Львович (1770-1832) — в 1825 г. генерал от кавалерии, командующий Гвардейским корпусом (1824-1826), с 15 декабря 1825 г. генерал-адъютант, член Верховного уголовного суда над декабристами.
13	Комаровский Евграф Федотович (1769-1843) — граф (с 1803), в 1825 г. генерал-адъютант (с 1801), генерал-лейтенант (с 1816), командир Отдельного корпуса внутренней стражи (1816-1828). Член Верховного уголовного суда над декабристами. С 1828 г. генерал от инфантерии, сенатор. Мемуарист.
14	Титов Николай Александрович (?-?) — в 1825 г. полковник (а не капитан) лейб-гвардии Преображенского полка, с 21 декабря 1825 г. флигель-адъютант Николая I; впоследствии участник Русско-турецкой войны, генерал-майор (с 1829). Мемуарист.
15	Вяткин Александр Сергеевич (1796-1871) — в 1825 г. капитан лейб-гвардии Финляндского полка, командир 1-й карабинерской роты; впоследствии — командир лейб-гвардии Финляндского полка (1839-1846), командующий 3-й гренадерской дивизией, генерал от инфантерии (с 1846).
16	Тулубьев Александр Никитич (?-?) — в 1825 г. полковник лейб-гвардии Финляндского полка, командир его 1-го батальона. Воспитывался в Пажеском корпусе, выпущен в 1811 г. прапорщиком в лейб-гвардии Преображенский полк. В 1823 г. в чине полковника переведен в лейб-
850
Комментарии
гвардии Финляндский полк. Член Северного общества (с 1825). Привлекался к следствию не арестованным. После допроса у генерала В. В. Левашева по повелению Николая I освобожден. В январе 1826 г. уволен от службы по прошению.
17	Белевцов Дмитрий Николаевич (1800-1883) — в 1825 г. штабс-капитан лейб-гвардии Финляндского полка, командир 3-й Егерской роты; впоследствии генерал от инфантерии (с 1881).
18	Шипов Сергей Павлович (1789/ 1790-1876) — в 1825 г. генерал-майор, командир лейб-гвардии Семеновского полка и 2-й бригады 1-й Гвардейской пехотной дивизии. Воспитывался дома. В службу вступил в 1807 г. юнкером в лейб-гвардии Егерский полк. Участник Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов 1813-1814 гг. Полковник лейб-гвардии Преображенского полка (с 1816). В 1821 г. назначен командиром вновь сформированного после событий 16-20 ноября 1820 г. Семеновского полка, генерал-майор (с 1825). С 15 декабря 1825 г. генерал-адъютант, исполняющий должность начальника штаба Гвардейского корпуса, впоследствии участник Русско-турецкой войны 1828-1829 гг. и подавления Польского восстания в 1830-1831 гг. Генерал-лейтенант (с 1833), генерал от инфантерии (с 1841), исполняющий должность варшавского военного губернатора (1838-1840), казанский военный губернатор (1841-1846). Член Союза спасения (с 1817) и Коренного совета Союза благоденствия (с 1818). После Московского съезда Союза благоденствия в январе 1821 г. отошел от движения. К следствию по делу тайного общества не привлекался, по распоряжению Николая I оставлено «без внимания». Мемуарист.
19	Бестужев Николай Александрович (1791-1855) — в 1825 г. капитан-лейтенант 8-го флотского экипажа. Брат А. А., М. А. и П. А. Бестужевых. Воспитывался в Морском кадетском корпусе (1802-1809), с 1814 г. лейтенант, с 1824 г. капитан-лейтенант. В 1807, 1815, 1817, 1824 гг. совершал плавания в Голландию и Францию. В 1820-1822 гг. помощник смотрителя Балтийских маяков в Кронштадте. В 1822-1825 гг. был прикомандирован к Адмиралтейскому департаменту Морского министерства для сбора материалов и написания истории русского флота. Директор Адмиралтейского музея (с июля 1825). Член Северного общества (с 1823). Один из авторов «Манифеста к русскому народу». Активный участник восстания на Сенатской площади. Арестован 16 декабря 1825 г. недалеко от Кронштадта, где собирался уплыть за границу. Посажен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Верховным уголовным судом осужден по II разряду и приговорен в каторжную работу навечно. С 1826 г. вместе с братом М. А. Бестужевым находился в Шлиссельбургской крепости. По коронационному манифесту от 22 августа 1826 г. срок сокращен до 20 лет. В сентябре 1827 г. отправлен из Шлиссельбурга в Читинский острог. Секретными указами от 8 ноября 1832 г. и 14 декабря 1835 г. срок сокращен
Комментарии
851
вначале до 15, а затем до 13 лет. После окончания срока, по секретному указу от 10 июля 1839 г., отправлен на поселение в г. Селегинск Иркутской губернии, где умер 15 мая 1855 г., не дожив до амнистии год. Писатель. Критик. Живописец. Мемуарист.
20	Речь идет о «поздних» северянах, 14 декабря 1825 г. занявших активную позицию. Сутгоф Александр Николаевич (1801-1872) — в 1825 г. поручик лейб-гвардии Гренадерского полка, командир его 1-ой фузилерной роты. Воспитывался в Московском университетском благородном пансионе. Не закончив курса, поступил юнкером в 7-й Егерский полк. В 1819 г. переведен в 25-й Егерский полк, а в 1823 г. — в лейб-гвардии Гренадерский полк поручиком. Член Северного общества (с марта-сентября 1825 г.), активный участник военного выступления 14 декабря 1825 г.: вывел свою роту в полном составе на Сенатскую площадь. Арестован 14 декабря 1825 г. в частном доме напротив Конногвардейского манежа, заключен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Верховным уголовным судом осужден по I разряду и приговорен в каторжную работу навечно. С августа 1826 г. находился в Свартгольмской крепости. По коронационному манифесту от 22 августа 1826 г. срок сокращен до 20 лет. В июне 1827 г. отправлен в Читинский острог. Секретными указами от 8 ноября 1832 г. и 14 декабря 1835 г. срок сокращен вначале до 15, а затем до 13 лет. После окончания срока, по секретному указу от 10 июля 1839 г., отправлен на поселение в Иркутскую губернию. По ходатайству матери в 1848 г. определен рядовым в Кавказский отдельный корпус. В 1849 г. переведен унтер-офицером в Кубанский егерский полк, с 1850 г. прапорщик. По манифесту от 26 августа 1856 г. амнистирован и восстановлен в правах дворянства. В 1858 г. командирован в Фехтовально-гимнастическую команду в Москве. Подпоручик (с 1859), в том уже году назначен вначале смотрителем Кисловодских зданий углекислых вод, а затем управляющим Боржомским казенным имением и дворцом великого князя Михаила Николаевича. С 1864 г. поручик, с 1867 г. штабс-капитан, с 1870 г. капитан. Умер в Боржоми и похоронен в ограде церкви. Панов Николай Алексеевич (1803-1850), в 1825 г. поручик лейб-гвардии Гренадерского полка. Воспитывался дома. В службу вступил в 1820 г. подпрапорщиком, с 1821 г. прапорщик, с 1823 г. подпоручик и батарейный адъютант, с 1824 г. поручик лейб-гвардии Гренадерского полка. Член Северного общества (с ноября 1825), активный участник подготовки восстания и самих событий на Сенатской площади. В книге М. А. Корфа «Восшествие на престол императора Николая I» (СПб., 1857) и большинстве мемуаров, посвященных 14 декабря, внимание акцентируется на «проходе» в 14 ч 30 мин Н. А. Панова со своими лейб-гренадерами через Дворцовую площадь, с заходом во двор Зимнего дворца, на Сенатскую площадь. Утром 15 декабря 1825 г. добровольно явился в Петропавловскую крепость, где был арестован. Содержался «наистрожайше» в Алексеевском равелине. Верховным уголовным судом осужден по I разряду и приговорен в ка
852
Комментарии
торжную работу навечно. С августа 1826 г. находился в Свартгольмской крепости. По коронационному манифесту от 22 августа 1826 г. срок сокращен до 20 лет. В июне 1827 г. отправлен в Читинский острог. Секретными указами от 8 ноября 1832 г. и 14 декабря 1835 г. срок сокращен вначале до 15, а затем до 13 лет. После окончания срока, по секретному указу от 10 июля 1839 г., отправлен на поселение в с. Михайловское Иркутской губернии. В 1844 г. высочайше было разрешено отправиться на лечение на Туркинские минеральные воды. Умер в Иркутске. Кожевников Андрей Львович (1802-1867) — в 1825 г. подпоручик лейб-гвардии Гренадерского полка. Воспитывался в Московском университетском благородном пансионе и Московском училище колонновожатых (1814-1819). Начал службу унтер-офицером в Бородинском пехотном полку, с 1821 г. прапорщик, с 1824 г. подпоручик. В том же году переведен в лейб-гвардии Гренадерский полк. Член Северного общества (с ноября 1825), активный участник событий 14 декабря 1825 г.: препятствовал проведению присяги Николаю!, призывал лейб-гренадеров к сопротивлению присяге. Однако до Сенатской площади не дошел, был отправлен полковым командиром Н. К. Стюрлером под арест на квартиру А. Н. Сутгофа, поскольку «желая ободриться, через меру ослабил себя горячительным напитком». Кожевников не последовал приказу, а побежал за ротой последнего на площадь, но не добежал до нее, так как был встречен Стюрлером, отправлен в казармы полка, где вечером того же дня был арестован и доставлен в Петропавловскую крепость. Привлекался к следствию. По приказу Николая I от 13 июня 1826 г. после шестимесячного заключения в крепости был отправлен с тем же чином в Сибирские гарнизонные полки, в июле того же года переведен в Иркутский гарнизонный полк. С 1843 г. переведен в Псков майором Корпуса лесничих с разрешением въезда в столицы. С 1852 г. действительный статский советник, управляющий Гродненскою палатою государственных имуществ.
21	Геруа Александр Клавдиевич (1784-1852) — в 1825 г. полковник, командир лейб-гвардии Саперного батальона (1820-1828), с 15 декабря 1825 г. флигель-адъютант Николая I, впоследствии генерал-адъютант (с 1826), инженер-генерал-лейтенант, управляющий Инженерным департаментом Военного министерства (с 1837).
22	Башуцкий Павел Яковлевич (1771-1836) — в 1825 г. генерал-лейтенант лейб-гвардии Измайловского полка, санкт-петербургский комендант (1803-1833), с 15 декабря 1825 г. генерал-адъютант, член Верховного уголовного суда над декабристами, с 1826 г. генерал от инфантерии, сенатор.
23	См. коммент. № 12. С. 822.
24	НестеровскийАвим Васильевич (1780-1829) — в 1825 г. полковник, командир лейб-гвардии 1-й Артиллерийской бригады (1821-1929), с 15 декабря 1825 г. флигель-адъютант Николая I; впоследствии генерал-майор (с 1832).
Коммен тарии
853
25	Анненков Иван Александрович (1802-1878) — в 1825 г. поручик Кавалергардского полка. Воспитывался дома, в 1817-1819 гг. слушал лекции в Московском университете. В службу вступил юнкером Кавалергардского полка, с 1823 г. поручик. Член петербургской организации Южного общества (с января 1824), участвовал в деятельности Северного общества. Арестован 19 декабря 1825 г. в казармах своего полка, содержался в Выборгской и Петропавловской крепостях. Верховным уголовным судом осужден по II разряду и приговорен в каторжную работу на 20 лет. По коронационному манифесту от 22 августа 1826 г. срок сокращен до 15 лет. В декабре 1826 г. отправлен в Читинский острог. Секретным указом от 8 ноября 1832 г. срок сокращен до 10 лет, а по указу от 14 декабря 1835 г. отправлен на поселение в с. Вельское Иркутской губернии. С 1837 г. переведен в г. Туринск Тобольской губернии. В 1839 г. по ходатайству матери разрешено поступить в гражданскую службу в Сибири: канцелярский служитель 4-го разряда в Туринском земском суде, с 1843 г. коллежский регистратор, с 1854 г. коллежский секретарь. По амнистии от 26 августа 1846 г. восстановлен в правах дворянства, с 1857 г. титулярный советник, чиновник особых поручений при нижегородском губернаторе декабристе А. Н. Муравьеве. Активный участник подготовки и проведения крестьянской реформа: в 1861 г. избран нижегородским уездным предводителем дворянства, в 1865-1868 гг. председатель земской городской управы. Умер в Нижнем Новгороде в 1878 г. Мемуарист.
28	Якубович Александр Иванович (1797/1797-1845) — в 1825 г. капитан Нижегородского драгунского полка; с июня 1825 г. находился в Петербурге в отпуске для лечения тяжелого ранения в голову. Воспитывался дома и в Московском университетском пансионе. В службу вступил юнкером в лейб-гвардии Уланский полк. Участник заграничных походов 1813-1814 гг. Портупей-юнкер (с 1814), корнет (с 1816). За участие в дуэли гр. А. П. Завадовского с В. В. Шереметевым, в качестве секунданта, переведен на Кавказ прапорщиком Нижегородского драгунского полка. В октябре 1818 г. стрелялся с секундантом Шереметева — А. С. Грибоедовым, который был ранен в руку. С 1818 г. поручик, участвовал в покорении Дагестана. За отличие произведен в штабс-капитаны (1820). Благодаря своей отчаянной храбрости получил в военной среде широкую известность. В июне 1823 г. во время экспедиции А. А. Вельяминова на Кубань был тяжело ранен в голову. Вследствие этого носил постоянно на голове черную повязку. С 1824 г. капитан, в ноябре того же года был уволен в отпуск для проведения операции в клинике Санкт-Петербургской Медико-хирургической академии. Член Северного общества (с весны 1825), объявил о своей готовности совершить цареубийство, но не был поддержан членами Тайного общества. Участник подготовки военного выступления, был избран помощником «диктатора» — С. П. Трубецкого. Однако в сам день восстания отказался выполнять возложенные на него поручения. Был арестован 15 декабря 1825 г. и заключен
854
Комментарии
в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Верховным уголовным судом осужден по I разряду и приговорен в каторжную работу навечно. По коронационному манифесту от 22 августа 1826 г. срок сокращен до 20 лет. В июле 1826 г. отправлен закованным в кандалы в Сибирь, в Благодатский рудник. В сентябре 1827 г. — в Читинский острог. Секретными указами от 8 ноября 1832 г. и 14 декабря 1835 г. срок сокращен вначале до 15, а затем до 13 лет. После окончания срока, по секретному указу от 10 июля 1839 г., отправлен на поселение в Иркутскую губернию. В 1841 г. переведен в Енисейскую губернию. В 1845 г. вследствие «раскрытия головной раны» и «припадков безумия» был отправлен в больницу г. Енисейска, где и умер.
27	Буссе Василий Иванович (7-1828) — полковник лейб-гвардии Егерского полка, командир батальона; погиб под Варною в 1828 г.
28	См. коммент. № 39. С. 772.
29	Велио Иосиф Иосифович (1795-1867) — барон, в 1825 г. полковник лейб-гвардии Конного полка, командир его 2-го эскадрона. С 15 декабря 1825 г. флигель-адъютант Николая I; впоследствии плац-майор Царского Села (1826-1827, 1846-1867), участник Русско-турецкой войны 1828-1829 гг., генерал-майор Свиты Его Императорского Величества (с 1833), комендант Нарвы (1834-1845), генерал-лейтенант (с 1845).
30	Галахов Александр Павлович (1802-1863) — в 1825 г. поручик лейб-гвардии Конного полка, впоследствии — санкт-петербургский полицмейстер (1847-1856), генерал-адъютант (с 1852), генерал-лейтенант (с 1856).
31	См. коммент. 6. С. 821.
32	Сухозанет Иван Онуфриевич (1788-1861) — в 1825 г. генерал-майор (с 1813), начальник артиллерии Гвардейского корпуса; с 15 декабря 1825 г. генерал-адъютант, впоследствии генерал-лейтенант (с 1826). Участник Русско-турецкой войны 1828-1829 гг., подавления Польского восстания. Под Гроховым ему оторвало ногу выше колена. В 1832-1854 гг. директор Императорской Военной Академии. Генерал от артиллерии (с 1854). Мемуарист.
33	См. коммент. №38. С. 772.
34	Кюхельбекер Вильгельм Карлович (1797-1846) — в 1825 г. отставной коллежский асессор, поэт. Воспитывался в Царскосельском лицее (1811-1817), однокашник и близкий друг А. С. Пушкина. Зачислен вместе с Пушкиным в Московскую коллегию иностранных дел (1817-1820), в эти же годы преподавал латинский и русский языки в Благородном пансионе при Главном Педагогическом институте. В 1820 г. вышел в отставку, в 1820-1821 гг. совершил путешествие по Европе. В 1821 г. в чине коллежского асессора назначен чиновником особых поручений при наместнике Кавказа А. П. Ермолове. В 1822 г. после дуэли с Похвисневым
Комментарии	855
вынужден был уйти в отставку и уехать из Тифлиса, жил в имении своей сестры Ю. К. Глинки (урожд. Кюхельбекер). В 1823 г. приехал в Москву, где преподавал в Университетском благородном пансионе, давал частные уроки, занимался литературной и журналистской деятельностью. С апреля 1825 г. жил в Петербурге, вначале на квартире брата — М. К. Кюхельбекера, а затем друга — А. И. Одоевского. Член Северного общества (с ноября 1825). . Активный участник событий 14 декабря 1825 г. После разгрома восстания ( бежал из Петербурга, был арестован 19 января 1826 г. в предместье Варшавы унтер-офицером Н. Григорьевым. Был привезен в Петропавловскую крепость. Верховным уголовным судом осужден по II разряду и приговорен в каторжную работу на 20 лет. В июне 1826 г. переведен в Кексгольмскую крепость. По коронационному манифесту от 22 августа 1826 г. срок сокращен до 15 лет. В апреле 1827 г. доставлен в Шлиссельбургскую крепость. По приказу Николая I вместо Сибири в октябре того же года отправлен в арестантские роты в Динабургскую крепость. В 1831-1835 гг. содержался в Ревеле в Вышгородском замке и Свеаборгской крепости. По секретному указу от 14 декабря 1835 г. отправлен на поселение в г. Баргузин Иркутской губернии, в 1844 г. разрешен перевод в Курган, а в 1845 г. — в Тобольск для лечения. Умер в Тобольске в 1846 г.
35	Бестужев Петр Александрович (1804-1840) — брат А. А., М. А. и Н. А. Бестужевых. В 1825 г. мичман 27-го флотского экипажа, адъютант командира Кронштадского порта и военного губернатора Кронштадта Ф. В. Моллера. Воспитывался в Морском кадетском корпусе (1812-1817), в 1817, 1824 гг. совершил плавание по Балтийскому морю, в Англию и Исландию. С 1820 г. мичман. Член Северного общества (с лета 1825 г.), участник событий на Сенатской площади. Арестован 15 декабря 1825 г. на своей квартире, посажен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Верховным уголовным судом осужден по XI разряду и приговорен к разжалованию в солдаты. В июне 1826 г. отправлен в Кизильский гарнизонный батальон. На основании коронационного манифеста от " 22 августа 1826 г., в 1827 г. переведен на Кавказ в Ширванский пехотный полк. Участник Русско-персидской 1826-1828 гг. и Русско-турецкой войн 1828-1829 гг. получил унтер-офицера в 1828 г. В 1832 г. заболел тяжелым психическим заболеванием и был отдан на попечение своей матери с воспрещением въезжать в столицы. В июле 1840 г. по просьбе матери был помещен в дом умалишенных, где вскоре умер.
36	Стюрлер Николай Карлович (1786-1825) — в 1825 г. полковник, командир лейб-гвардии Гренадерского полка. 14 декабря 1825 г. выстрелом из пистолета тяжело ранен П. Г. Каховским на Сенатской площади. С 15 декабря флигель-адъютант Николая I, но в тот1 же день скончался.
37	Каховский Петр Григорьевич (1799-1826) — в 1825 г. отставной поручик Астраханского кирасирского полка. Воспитывался в Московском
856
Комментарии
университетском благородном пансионе. В службы вступил юнкером в лейб-гвардии Егерский полк (в 1816), в том же году разжалован в рядовые за драку в доме коллежского советника Вангерсгейма и определен на Кавказ в 7-й Егерский полк. В 1818 г. переведен юнкером в Астраханский кирасирский полк. С 1819 г. поручик, в 1821 г. уволен в отставку по болезни. В 1823 г. ездил на лечение во Францию, Германию, Швейцарию. В декабре 1824 г. приехал в Петербург. Член Северного общества с января 1825 г., организовал его ячейку в лейб-гвардии Гренадерском полку. Активный участник событий 14 декабря 1825 г., действовал с оружием в руках: смертельно ранил М. А. Милорадовича и Н. К. Стюрлера, ранил свитского офицера П. А. Гастфера. Арестован в своей квартире 15 декабря 1825 г., заключен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Верховным уголовным судом 11 июля 1826 г. осужден вне разрядов и приговорен к смертной казни. Повешен 13 июля 1826 г. на кронверке Петропавловской крепости.
38	Митрополит Санкт-Петербургский и Новгородский Серафим (1821-1843) (в миру — Стефан Васильевич Глаголевский; 1757-1843) — с 1824 г. президент Российского библейского общества; митрополит Киевский и Галицкий Евгений (1822-1837) (в миру — Евфимий Алексеевич Болховитинов; 1767-1837) — церковный историк, археограф и библиограф.
39	Толь Карл Федорович (Карл Вильгельм (Голль) (1777-1842) — российский генерал от инфантерии (с 1826), граф (с 1824). Был участником подавления восстания декабристов.
40	Бакунин Илья Модестович (1800-1841) — в 1825 г. поручик лейб-гвардии 1-й Артиллерийской бригады, командир дивизиона; впоследствии генерал-майор (с 1848).
41	Торсон Константин Петрович (1783-1851) — в 1825 г. капитан-лейтенант 11-го флотского экипажа, адъютант (с 1823) начальника Морского штаба А. В. Моллера. Воспитывался в Морском кадетском корпусе (1802-1809), с 1814 г. лейтенант, с 1824 г. капитан-лейтенант. Член Северного общества (с декабря 1824). Участия в восстании не принимал. Арестован в своей квартире 15 декабря 1825 г., заключен в Петропавловскую крепость. Верховным уголовным судом осужден по II разряду и приговорен в каторжную работу на 20 лет. По коронационному манифесту от 22 августа 1826 г. срок сокращен до 15 лет. В декабре 1826 г. отправлен в Читинский острог. Секретным указом от 8 ноября 1832 г. срок сокращен до 10 лет, а по указу от 14 декабря 1835 г. отправлен на поселение в г. Селенгинск Иркутской губернии. В 1838 и 1847 гг. ездил на лечение в Туркинские минеральные воды. Умер в г. Селенгинске в 1851 г.
42	Мартынов Павел Петрович (1782-1838) — в 1825 г. генерал-майор лейб-гвардии Измайловского полка, командир 3-й бригады 2-й гвардейской пехотной дивизии (лейб-гвардии Измайловский, Павловский полки
Коммен тарии
857
и Саперный батальон), с 15 декабря 1825 г. генерал-адъютант, впоследствии генерал-лейтенант, санкт-петербургский комендант.
43	Засс Корнилий Корнилиевич фон (1793-1857) — барон, в 1825 г. полковник, командир Коннопионерского дивизиона, с 15 декабря 1825 г. флигель-адъютант Николая I; впоследствии генерал-лейтенант (с 1843), генерал-адъютант (с 1851).
44	Кнооп (Кноп) Герман (7—7) — негоциант, знакомый А. Е. Розена.
45	Булатов Александр Михаилович (1793-1826) — в 1825 г. полковник, командир 12-го Егерского полка, стоявшего в г. Керенске Пензенской губернии. Товарищ К. Ф. Рылеева по 1-му Кадетскому корпусу. Участник Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов русской армии 1813-1814 гг., командир лейб-гренадеров. Приехал в Петербург 7 сентября 1825 г. по личным делам. 11 сентября в театре встретил Рылеева, который сразу рассказал ему о «заговоре» и пригласил вступить в тайное общество. Член Северного общества (с 9 декабря 1825), участвовал в последних заседаниях накануне восстания и был назначен военным помощником «диктатора» — С. П. Трубецкого. Учитывая боевой опыт полковника и его популярность в войсках, руководство политической конспирации рассчитывало, что за ним пойдет гвардия. Однако 14 декабря 1825 г. Булатов бездействовал, вечером того же дня сам явился в Зимний дворец, был арестован, посажен в Петропавловскую крепость, где попытался покончить жизнь самоубийством. 10 января 1826 г. был доставлен в Военно-сухопутный госпиталь, где умер в ночь с 18 на 19 января того же года. Об А. М. Булатове см.: Гордин Я. А. Гибель полковника Булатова //Аврора. 1975. № 12. С. 60-64; Андреева Т. В. 1) Полковник А. М. Булатов и Николай I // Личность и власть в истории России XIX-XX вв. Материалы научной конференции. СПб., 1997. С. 3-7; 2) Тайные общества в России в первой трети XIX в.: правительственная политика и общественное мнение. СПб., 2009. С. 324-335.
48	Богданович Иван Иванович (7-1825) — в 1825 г. капитан лейб-гвардии Измайловского полка, командир 2-й гренадерской роты. Воспитывался в Пажеском корпусе, в 1818 г. переведен из камер-пажей в лейб-гвардии Измайловский полк. Член Северного общества (с 1824). 14 декабря 1825 г. сопротивлялся присяге Николаю I. После разгрома восстания в ночь на 15 декабря 1825 г. на своей квартире покончил жизнь самоубийством.
47	Сипягин Николай Мартемьянович (1785-1828) — в 1825 г. генерал-майор, генерал-адъютант, начальник 6-ой пехотной дивизии; впоследствии — генерал-лейтенант (с 1826), тифлисский военный губернатор (1827-1828).
48	Николаев Андрей Демидович (?-?)— в 1825 г. штабс-капитан Невского пехотного полка, санкт-петербургский плац-адъютант, с 1 января 1826 г. штабс-капитан лейб-гвардии Павловского полка, впоследствии армейский полковник (с 1834).
858
Комментарии
49	Имеется в виду анализ Николаем I следственных показаний декабристов, а также писем и записок-«мнений» на его имя видных деятелей движения, которые не только демонстрировали императору «ужасающую картину» расстройства внутреннего управления и хозяйственно-экономического кризиса последней эпохи александровского царствования, но предлагали проекты преобразований. Об этом см.: Из писем и показаний декабристов: Критика современного состояния России и планы будущего устройства / Под ред. А. К. Бороздина. СПб., 1906; Андреева Т. В. Тайные общества в России в первой трети XIX в.: правительственная политика и общественное мнение. СПб., 2009. С. 709-759.
50	О причинах затягивания 12-13 декабря 1825 г. самим Николаем Павловичем вопроса о тайном обществе в России, неприменении репрессивных мер в отношении «петербургских заговорщиков», некоторые имена которых были известны правительству, см.: Андреева Т. В. Тайные общества в России в первой трети XIX в.: правительственная политика и общественное мнение. С. 606-618.
Ф. Ансело
Шесть месяцев в России: Письма к Ксавье Сентину, сочиненные в 1826 году, в пору коронования Его Императорского Величества <Фрагмент>
Впервые: Ансело Ф. Шесть месяцев в России: Письма к Ксавье Сентину, сочиненные в 1826 году, в пору коронования Его Императорского Величества / Вступ. ст., сост., перевод с фр. и коммент. Н. М. Сперанской. М.: Новое литературное обозрение, 2001. Печатается по этому изданию. С. 136-137.
1	Крестьяне, составлявшие основную часть населения России, относились к тяглым категориям, наряду с мещанами. Они платили подушную подать с каждой ревизской души (мужчины, учтенные во время ревизии), подлежали рекрутской повинности и телесным наказаниям. Объединенное государственными повинностями крестьянство делилось по своим правам и обязанностям на крепостных крестьян, удельных крестьян (бывших дворцовых) и свободных сельских обывателей, т. е. государственных крестьян (бывших казенных). В конце XVI в. серией указов правительства Бориса Годунова при царе Федоре Ивановиче (в частности, 1592 и 1597 гг.) завершилось юридическое оформление крепостного права на всей территории Московского государства, что было вызвано совокупностью различных факторов. Это было подтверждено Соборным уложением 1649 г. Введение крепостного права (а первоначально и воинской повинности дворянства, отмененной в 1762 г. Петром III, что было подтверждено Екатериной II в 1785 г.) было вынужденной мерой, способствовавшей сохранению русской
Комментарии
859
государственности. При Петре I сфера действия крепостного права была расширена. Дополнительно была введена паспортная система, прикреплявшая крестьян к месту жительства. Крепостные крестьяне в XVII — первой трети XIX в. составляли от 37,5 до 45% населения России. Численность и удельный вес крепостного крестьянства при Николае I постоянно уменьшались. Крепостные крестьяне несли барщину или оброк, иногда — смешанную повинность. В этот период происходит повышение платежеспособности крестьянства. Государственная подушная подать при Николае I, взимавшаяся со всех категорий крестьян и мещан, не повышалась (с 1818 по 1860 г. она составляла 95 коп. сер.). Юридически точно положение крепостных крестьян было закреплено только в Своде законов Российской империи 1832 г. Государственные и удельные крестьяне платили также оброчную подать казне и Двору, которая, в связи с переводом ее в 1839 г. с ассигнаций на серебро, реально понизилась (в первой половине века на 20%), в то время как цены на сельскохозяйственную продукцию за этот же период выросли (на 50% ). В 1857 г. на долю государственных и удельных крестьян приходилось 53% (по другим подсчетам — 56%) всего крестьянства.
2	Упомянутая обязанность крестьян работать три дня на помещика была декларирована как пожелание в указе Павла I, изданном в день его коронации 5 (16) апреля 1797 г. Только позднее, при Николае I, это было оформлено в виде закона.
3	Основные законы, защищавшие права крестьян на пользование землей, были приняты позже. Можно назвать, в частности, закон о запрещении обезземеливать крестьян продажею земли без крепостных душ, с уточнением, чтобы на каждую «душу» приходилось не менее 4,5 десятин земли (1827), который вошел в «Свод законов» издания 1832 г., но исчез через десять лет при переиздании. Или указы, запрещающие продавать крестьян в розницу (1841), покупать крестьян дворянам, не имеющим земли (1843), запрещавший помещикам отдавать крестьян в горнозаводские работы и др. В 1836 г. было утверждено мнение Государственного совета, что крепостные люди, доставшиеся в наследство не дворянам, отбираются немедленно в казенное ведомство с уплатой денежной компенсации. Одна из проблем, которая возникла в это время, вопрос о юридическом праве крепостных владеть купленными ими землями де-факто на имя помещика. По именному указу, подписанному 3 марта 1848 г., крепостным дозволялось с разрешения помещика приобретать земли и другое недвижимое имущество с оформлением купчих крепостей на гербовой бумаге. Относительно недвижимых имуществ, приобретенных ранее, говорилось: «Никаких о том от крепостных людей споров не допускать и никаких по оным разысканий не делать».
4	Не совсем точное определение, так как казенные крестьяне (после реформы П. Д. Киселева 1837 г. — государственные крестьяне) не принадлежали лично императору. Крестьяне, принадлежавшие лично императору,
860
Комментарии
назывались в то время «государевы крестьяне». Складыванию сословия государственных крестьян способствовали указы Петра I 1722-1723 гг., которые предписывали с государственных крестьян, кроме подушного сбора, брать еще по 40 коп. с души оброчных денег. Размеры оброчной подати затем были увеличены. Права пользования землей государственных крестьян были ограничены, так как владение землей было привилегией дворян. Лишь указом от 12 декабря 1801 г. казенные крестьяне, как и другие категории некрепостного населения, получили право с разрешения казенной палаты покупать землю у помещиков и казны и распоряжаться ею на правах собственности. Право приобретать дома в городе казенные крестьяне получили по указу от 23 ноября 1827 г. Предпринимательская деятельность казенных крестьян жестко регламентировалась. Важную роль в формировании сословия государственных крестьян сыграла реформа П. Д. Киселева 1837-1841 гг. (основные указы от 26 декабря 1837 г. и 30 апреля 1838 г.). Признавалась государственная собственность на землю и общинное пользование землей. Созданному в конце декабря 1837 г. (по новому стилю в начале января 1838 г.) Министерству государственных имуществ были подведомственны также ямщики, лашманы, заготавливающие корабельный лес, колонисты, бывшие экономические крестьяне (до секуляризации при Екатерине II — бывшие монастырские), другие разряды крестьян.
Помимо помещичьих и казенных (государственных) крестьян третья крупная категория крестьянства — это удельные (до реформы Павла I 1797 г. — дворцовые) крестьяне, которые помимо подушной подати государству платили оброк удельному ведомству, из доходов которого содержались члены императорской фамилии (великие князья и княгини). Собственно императорская семья, включая семью наследника престола, обеспечивалась из трех источников: казны, Кабинета Его Императорского Величества и личного движимого и недвижимого имущества членов семьи.
5	Переход от ратной (поставка даточных людей в случае необходимости) к рекрутской повинности был осуществлен в 1699-1705 гг., когда воинской повинности стали подлежать все слои населения. В 1705 г. появляется термин «рекруты» (от фр. recruiter — вербовать). Позднее от рекрутской повинности были освобождены дворяне, купечество и некоторые другие категории. В описываемое время рекрутской повинности подлежали также мещане. Первоначально служба была пожизненной, с 1793г. — 25 лет, с 1834 г. — 20 лете последующим 5-летним пребыванием в бессрочном отпуске. Устав рекрутский 1834 г. систематизировал предшествующие указы о рекрутской повинности.
6	По табели о рангах, принятой при Петре I, первый офицерский чин действительно давал личное дворянство. В дальнейшем получение дворянства стало ограничиваться. Пристальное внимание императора вызывало и сословное законодательство. Николай I стремился поднять статус дворянства, одновременно усиливая значение государственной службы. По указу 30 ок
Комментарии
861
тября 1826 г. награждение орденами перестало давать потомственное гражданство, а только личное (для купцов это правило действовало до 1832 г.). В дальнейшем были повышены разряды, необходимые для получения личного и потомственного дворянства. Закон от 11 июня 1845 г. предусматривал получение личного дворянства по службе, начиная с чинов IX-VI классов (титулярного советника), потомственного — с класса (статский советник) на гражданской службе и майор, т. е. первый штаб-офицерский чин, — на военной. С июля 1845 г. для получения личного дворянства чиновники на службе должны были получить уже три степени знака ордена Святой Анны. Награждение низшими степенями ордена Святого Станислава вообще было отменено. Между тем личное дворянство в обществе не рассматривалось как «настоящее», так как права личного дворянства распространялись только на жену; дети получали неопределенное звание «обер-офицерских детей». Для того чтобы ограничить получение дворянского звания и одновременно распространить социальную защиту с рядом привилегий на детей личных дворян и священников (не принимающих сан), а также — определенные категории чиновников и купцов, манифестом от 10 апреля 1832 г. было введено личное и потомственное почетное гражданство. Присвоение такого звания давало минимум личных прав, в том числе, освобождало от подушного оклада, рекрутской повинности и телесных наказаний. Потомственное почетное гражданство присваивалось детям всех личных дворян, детям священников, имевших образование, купцам 1-й гильдии после 10 лет пребывания в ней, 2-й гильдии — 20 купцам, имеющим звания коммерции- и мануфактур-советников, награжденных орденами, а также лицам, получившим ученые степени. Дети священников, не получившие образование, выпускники университетов и приравненных к ним учебных заведений, например Академии художеств, чиновники XIV-X классов получали личное почетное гражданство.
А. Кюстин
Россия в 1839 году <Фрагмент>
Впервые: Кюстин Астольф де. Россия в 1839 году / Пер. с фр. Веры Мильчиной и Ирины Стаф. Под общей ред. Веры Мильчиной. Комментарии Веры Мильчиной и Александра Осповата. В 2 т. М.: Изд-во имени Сабашниковых, 1996. Печатается по этому изданию. С. 207-219.
1	Самым монументальным театральным сооружением С.-Петербурга в последней трети XVIII в. был Большой театр (на месте нынешней консерватории). Первое здание театра (архитектор А. Ринальди, 1783 г.) сгорело в новогоднюю ночь наступающего 1811 г. Театр был восстановлен
862
Комментарии
архитекторами А. К. Модюи и И. И. Гельбергом при участии «каменных дел мастеров» Доменико и Антонио Адамини, интерьеры расписаны художником Скотти. Фасады, существовавшие прежде, были сохранены. Возобновленный театр открылся 3 февраля 1818 г. Его внутренний вид был описан, в частности, Павлом Свиньиным: «Императорская ложа устроена с небольшою выступкою против самой сцены. Она разделена четырьмя кариатидами, моделированными скульптором Демутом-Малиновским, на три отделения и великолепно убрана голубым бархатом и золотом. Кресла и стулья числом 360 расположены в партере на некоторой покатости. Во время маскарадов... поверху их наводится пол наравне со сценою и делает тогда огромнейшую залу» (цит. по: Тарановская М. 3. Архитектура театров Ленинграда (Историко-архитектурный очерк). Л., 1988. С. 76). Впрочем, императорская семья редко появлялась именно в императорской ложе, это было только во время официальных этикетных посещений театра во время праздников. Только в этих случаях публике разрешалось приветствовать императорскую семью. По свидетельству А. О. Россет-Смирновой, боковые ложи в бенуаре и бельэтаже направо от сцены предназначались для царской фамилии. Налево от сцены — ложи министра двора и директора императорских театров (в бенуаре). Царская фамилия часто ездила в нижнюю ложу. Великие князья и великие княгини ездили в эту ложу, а также в среднюю» (Записки А. О. Смирновой, урожденной Россет с 1825 по 1845 гг. / Ст. Л. Крестовой и А. Пьянова. Сост. К. Ковальджи. М., 1999. С. 109). Молодая фрейлина А. Ф. Тютчева позднее записала в дневнике от 13 января 1853 г.: «Вечером я первый раз была призвана к исполнению своих обязанностей при цесаревне и должна была сопровождать ее в театр. <...> Это происходило совсем иначе, чем я себе представляла. Я думала, что императорская семья торжественно восседает в большой императорской ложе, и была очень удивлена, когда была введена в маленькую литерную ложу у самой сцены, в одном ряду с ложами бенуара. Здесь, кроме цесаревича и цесаревны, находились еще трое молодых князей: Константин, Николай и Михаил» (Тютчева А. Ф. Дневники // Тютчева А. Ф. При дворе двух императоров: Воспоминания и фрагменты дневников фрейлины двора Николая I и Александра II. М.: Мысль, 1990. С. 44).
2	Барон М. А. Корф в своих записках приводит свидетельство доктора Карреля: «Видев его до тех пор, как и все, только в мундире и сюртуке, — рассказывал нам Каррель, — я всегда воображал себе, что эта высоко выдававшаяся грудь — дело ваты. Ничего не бывало. Теперь, когда мне пришлось подвергать его перкуссии (постукиванию. — Л. В.) и аскульта-ции (прослушиванию стетоскопом. — Л. В.), я убедился, что все это свое, самородное; нельзя себе представить форм изящнее и конструкции более Аполлоново-Геркулесовской!» (Из записок барона (впоследствии графа) М. А. Корфа // Русская старина. 1900. Т. 102. №4. С. 28). Об античном профиле стройного и высокого (189 см) Николая Павловича, у которого
Комментарии
863
только с 30-х гг. стала проявляться некоторая полнота, свидетельствуют многие современники (см.: Выскочков Л. В. Николай I. 2-е изд. М., 2006.).
3	Эти высказывания маркиза де Кюстина подтверждаются другими свидетельствами. Николай I действительно считал наиболее приемлемыми формами правления или абсолютную монархию, или сильную республику, способную бороться с революционными движениями, конституционную монархию он признавал только для Англии, где она имела исторические формы и умерялась консерватизмом англичан. Себя Николай I с гордостью называл государем-консерватором, имея в виду готовность проводить постепенные реформы «сверху» (подробнее см.: ВыскочковЛ. В. Николай I. 2-е изд. М., 2006).
4	Заметным явлением в жизни императорского С.-Петербурга были различные празднества во дворце принца Ольденбургского. Речь идет о Петре Георгиевиче (1812-1881) — сыне Петра-Фридриха-Георга и великой княжны Екатерины Павловны. Герцоги Ольденбургские — младшая линия Голштейн-Готторпского дома: Петр III Федорович (Карл-Петр-Ульрих; 1728-1762); его дядя Георг-Людвиг (7-1763); сын Георга-ЛюдвигаПетр-Фридрих-Людвиг — администратор (1785) и великий герцог Ольденбургский (1823), в 1781 г. сочетавшийся браком с принцессой Фредерикой Виртенбергской (сестрой великой княгини Марии Федоровны); их сын Петр-Фридрих-Георг (Георг, принц Голштейн-Ольденбургский, 1784-1812) — тверской, ярославский и новгородский генерал-губернатор, главный директор путей сообщения, в 1809 г. вступивший в брак с великой княжной Екатериной Павловной; их сын — Петр Георгиевич.
5	Барон М. А. Корф также отметил этот бал в своей дневниковой записи от 9 июля 1839 г.: «К числу самых изящных, истинно очаровательных Праздников по случаю свадьбы принадлежат балы велик, кн. Михаила П[авлови]ча (6 июля) и принца Ольденбургского (8 июля). Первый был дан в городском его дворце... <...> Бал принца (П. Г. Ольденбургского. — Л. В.) на даче его на Каменном острову был в другом, более сельском виде. Все подъезды, все решетки, все наружные колонны были обвиты свежей зеленью с вензелями новобрачных. Танцевали в саду под открытым небом на огромном паркетном полу, окруженном со всех сторон возвышениями и ступенями с коврами. Когда уже совсем стемнелось, танцы перешли в залу, а сад и весь дом снаружи загорелись тысячью огнями. На Неве перед домом катались между тем шлюпки с музыкою и с русскими песельниками. Все это о самой уже новизне своей было очаровательно и представляло скорее какой-то итальянский, нежели наш северный праздник. Гостей по тесноте места было здесь только триста, и притом все во фраках, как будто на даче, хотя Каменный остров числится уже нынче в городе. Государь и Государыня с бала вел. князя уехали во время ужина...» (Корф М.А. Дневники 1838 и 1839 гг. М.: Изд. дом «Рубежи XXI», 2010. С. 406—407).
864
Комментарии
М. А. Корф
Дневники 1838 и 1839 годов
<Фрагмент>
Впервые: Корф М. А. Дневники 1838 и 1839 гг. М.: Изд. дом «Рубежи XXI», 2010. Печатается по первому изданию. С. 50-51, 201.
1	Первое присутствие Николая Павловича в Государственном совете было связано с оглашением документов о переприсяге 13 декабря 1825 г. Выписки из этого журнала были сделаны М. А. Корфом в дневниковой записи от 22 февраля 1838 г.
2	Кодификация (систематизация действующих законов) была одной из важнейших задач царствования Николая I. Впервые после Соборного уложения 1649 г. был подготовлен действующий «Свод законов Российской империи». Работа над ним производилась во II Отделении Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, возглавлявшейся формально М. А. Балугьянским, но фактически благодаря деятельности М. М. Сперанского. Свод законов был опубликован в 1842 г. и представлен на заседании Государственного совета 19 января 1843 г. Одновременно продолжалась работа по публикации «Полного собрания законов российской империи».
3	Об этом событии, отраженном на рельефе памятника Николаю I на Исаакиевской площади (обращенном к Мариинскому дворцу) см.: Выскочков Л. В. Николай I. 2-е изд. М., 2006.
4	Киселев Павел Дмитриевич (1788-1872) — граф (1839), полномочный председатель диванов (советов) Молдавии и Валахии (1829-1834), генерал-адъютант (1823), генерал от инфантерии (1834), начальник V Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии (с 1836), министр государственных имуществ (1838-1856), полномочный посол во Франции (1856-1862), член Государственного совета (с 1834), участник всех секретных комитетов при Николае I, провел реформу государственной деревни (1837-1841).
5	См. коммент. № 18. С. 788.
Дневник. Год 1843-й <Фрагменты>
Впервые: Корф М. А. Дневник. Год 1843-й / Предисл., подготовка к печати и комментарии И. В. Ружицкой. М.: Academia, 2004. Печатается по этому изданию. С. 62-65, 94-98, 217-218. При публикации не учтены мелкие археографические примечания по разночтениям и исправлениям в рукописном дневнике М. А. Корфа, указанные в публикации 2010 г.
Комментарии
865
В приведенных текстах затронуты два важных мероприятия николаевского царствования — финансовая реформа, получившая условно название реформы Е. Ф. Канкрина, и издание «Свода законов Российской империи».
Реформа Е. Ф. Канкрина
Поощряемый и подталкиваемый Николаем I, министр финансов в 1839-1843 гг. провел так называемую «реформу Канкрина», связанную с преодолением девальвации ассигнаций и переводом денежной системы на серебряный монометаллизм. По поводу разногласий между Николаем I (они нашли отражение и в предлагаемых записях М. А. Корфа) и Е. Ф. Канкриным американский историк У. Пинтнер писал, что по некоторым важным вопросам Е. Ф. Канкрин был побежден царем, но это не было конфликтом между консервативным министром или прогрессивным политиком: «Возможно, более правильно понять это как конфликт поколений между сравнительно молодым правителем, более осведомленным о происходящих в мире переменах и о необходимости для России сделать некоторые соответствующие исправления, и старым бюрократом... который не понимал, что политика, которая обеспечивала стабильность в прошлом, может привести к серьезным проблемам, если не к полному крушению государства, в том случае, если она будет продолжаться бесконечно» (PintnerW. Russian economic policy under Nicolas I. New-Yorc, 1967. P. 253-254).
Проведение реформы позволило установить в России стабильную финансовую систему, сохранявшуюся вплоть до начала Крымской войны. Первый этап денежной реформы 1839-1843 гг. начался с издания 1 июля 1839 г. манифеста «Об устройстве денежной системы». Согласно манифесту с 1 января 1840 г. в России все сделки должны были исчисляться исключительно в серебре. Главным средством платежа становился серебряный рубль с содержанием чистого серебра 4 золотника 21 доля (18 г). Государственным ассигнациям отводилась роль вспомогательного денежного знака. Они должны были приниматься по неизменному курсу (3 руб. 50 коп. ассигнациями за серебряный рубль). Поступления в казну и выдача денег из нее исчислялись в серебряных рублях. Сами же платежи могли совершаться как в звонкой монете, так и в ассигнациях. Золотая монета должна была приниматься и выдаваться из казенных учреждений с 3-процентной надбавкой от ее нарицательной стоимости. Таким образом, на первом этапе денежной реформы был зафиксирован фактический уровень обесценивания ассигнационного рубля.
Одновременно с манифестом был опубликован указ от 1 июля 1839 г. «Об учреждении Депозитной кассы серебряной монеты при Государственном Коммерческом банке», который объявлял билеты Депозитной кассы законным платежным средством, обращающимся наравне с серебряной монетой
866
Комментарии
без всякого лажа. Касса начала выполнять операции в январе 1840 г., она принимала на хранение вклады серебряной монетой и выдавала взамен депозитные билеты на соответствующие суммы. В период с 20 декабря 1839 г. по 18 июня 1841 г. в соответствии с рядом сенатских указов были выпущены депозитные билеты достоинством в 3, 5, 10, 25, 50 и 100 рублей. Они изготавливались экспедицией Депозитной кассы и выпускались в обращение по 1 сентября 1843 г. 26 февраля 1841 г. в качестве экстренной меры было принято решение об эмиссии кредитных билетов с целью оказания помощи государственным кредитным учреждениям и казне. Билеты свободно разменивались на звонкую монету и обращались наравне с серебряной монетой. С 1841 г. в России одновременно обращались три вида бумажных денежных знаков: ассигнации, депозитные и кредитные билеты. Ассигнации являлись средством обращения и платежа, их реальная стоимость была в четыре раза ниже номинальной. Депозитные билеты были фактически квитанциями на серебро. Они находились в обращении в размере, равном сумме вкладов, и казна не имела дополнительных доходов от их эмиссии.
Кредитные билеты сохранных касс и Государственного заемного банка находились в обращении в незначительном количестве. Они, как и депозитные билеты, должны были иметь стопроцентное покрытие серебром. Позднее правительство разрешило выдачу ипотечных ссуд кредитными билетами, частично обеспеченными металлом, но при этом, опасаясь их обесценения, сильно ограничило эти выдачи. На последнем этапе в соответствии с проектом реформы должна была произойти замена ассигнаций на депозитные билеты. Но эмиссия депозитных билетов не приносила дополнительных доходов государству. В то же время в обороте находились устойчивые бумажные денежные знаки, только частично покрытые металлом, — кредитные билеты. Их эмиссия была выгодна для казны. Поэтому правительство приняло решение о расширении выпуска в обращение кредитных, а не депозитных билетов.
В результате на третьем этапе реформы ассигнации и депозитные билеты были обменены на кредитные билеты. Обмен осуществлялся на основе манифеста «О замене ассигнаций и других денежных представителей кредитными билетами» от 1 июня 1843 г. Для изготовления кредитных билетов при Министерстве финансов была создана экспедиция государственных кредитных билетов с постоянным фондом звонкой монеты для размена крупных билетов. В соответствии с манифестом выпуск депозитных и кредитных билетов сохранных касс и Государственного заемного банка прекратился. Они подлежали обмену на государственные кредитные билеты. Ассигнации были девальвированы. Они выпускались по курсу 3 руб. 50 коп. ассигнациями за 1 руб. новыми кредитными билетами. Обмен ассигнаций прекратился с 13 апреля 1851 г., а обмен депозитных билетов — с 1 марта 1853 г. Размен кредитных билетов производился на серебро и на золото. Разменная касса экспедиции государственных кредитных билетов в Петербурге была
Комментарии
867
обязана осуществлять размен без ограничения, в Москве — до 3 тыс. руб. в одни руки, а в уездных казначействах — до 100 рублей.
В результате проведения реформы в России была создана система денежного обращения, при которой бумажные деньги разменивались на серебро и золото. Кредитные билеты имели на 35-40% золотое и серебряное обеспечение. Законодательство в области денежного обращения, сложившееся в результате реформы Канкрина, запрещало выпуск кредитных билетов для кредитования торговли. Денежная система, созданная в результате реформы 1839-1843 гг., обладала рядом важнейших признаков, типичных для биметаллизма. Существовала свобода чеканки не только серебра, но и золота. Золотые империалы и полуимпериалы чеканились с надписью «десять рублей» и «пять рублей», причем правительство стремилось закрепить с помощью законодательства стоимостное отношение между золотым и серебряным рублем.
Поэтому денежная реформа, проведенная в 1839-1843 гг., обеспечила относительно устойчивое денежное обращение. Значительный дефицит госбюджета, образовавшийся во время Крымской войны 1853-1856 гг., стал причиной эмиссии большого количества кредитных билетов. В 1854 г. правительство вынуждено было прекратить их свободный размен на золото, а в 1858 г. — на серебро. Кредитные билеты из кредитных денег, опиравшихся на государственный кредит, превратились в неразменные бумажные деньги. Денежная система, созданная в результате реформы 1839-1843 гг., перестала существовать. В России начался длительный период обращения кредитного рубля с резко колеблющимся валютным курсом.
Новое издание «Свода законов Российской империи»
Как уже отмечалось, на рельефе памятника Николая I на Исаакиевской площади, обращенном в сторону Мариинского дворца, изображена сцена награждения М. М. Сперанского 19 января 1833 г. за издание в 1832 г. « Свода законов Российской империи ».
Выбор этого сюжета был не случаен. Николаю Павловичу приписывают слова: «Я не хочу умереть, не совершив двух дел: издания свода законов и уничтожения крепостного права» *. (Бородкин М. М. Венчанный рыцарь и его тернистый путь. Харьков, 1914. С. 32.) Об этом же писала его дочь Ольга Николаевна: «Чтобы создать свод законов, выведя наше законодательство из тогдашнего хаоса, он призвал Сперанского и был удовлетворен окончанием этого труда еще в свое царствование. Еще другой большой заботой было улучшение судьбы крестьян» (Сон юности: Воспоминания великой княжны Ольги Николаевны. 1825-1846 // Николай I: Муж. Отец. Император / Сост., предисл. Н. И. Азаровой. М., 2000. С. 207).
Работу по кодификации планировалось осуществить в три этапа: 1) Публикация всех изданных законов; 2) Составление свода действующих
868
Комментарии
законов; 3) Подготовка усовершенствованного законодательства с последующим изданием нового гражданского кодекса. Начальный этап, продолжавшийся с 1 мая 1828 г. по 17 апреля 1830 г., завершился изданием первого ♦ Полного собрания законов Российской империи» с хронологическим расположением законодательных актов от Соборного уложения 1649 г. до манифеста о вступлении на престол Николая I от 12 декабря 1825 г. — всего 30 920 актов. К изданию, вышедшему после допечаток тиражом 6000 экземпляров, были приложены указатели (Т. 41 — Указатель хронологический в 2 частях; т. 42 — Указатель алфавитный), книги штатов (Т. 43-44), книга тарифов, а также — чертежей, рисунков гербов городов и их планов (Т. 45). С 1830 г. начался следующий из намеченных этапов — публикация Второго Полного собрания законов Российской империи, включающего в себя законодательные акты царствования Николая I (в это собрание были включены и акты Александра II до указа от 28 февраля 1881 г., после чего началось печатание Третьего собрания).
Одновременно с работой над Полным собранием законов (в него не были включены некоторые акты по военному ведомству, императорскому двору и Синоду) в 1832 г. был опубликован в 15 томах действующий »Свод законов Российской империи, повелением государя императора Николая Павловича составленный». В нем законодательные акты (всего 42 тысячи отдельных статей) располагались в систематическом порядке. Первый том, включавший ♦ Основные законы и учреждения государственные», начинался со статьи: ♦Император Российский есть монарх самодержавный и неограниченный». После рассмотрения ♦ Свода законов» неуказанном заседании Государственного совета 19 января 1833 г. было решено ввести его в действие с 1 января 1835 г. с тем, чтобы дать время на ознакомление с ним и распечатку необходимого количества экземпляров. Впоследствии, с 1834 по 1839 г., выходило ♦Продолжение Свода законов...», а в 1842 г. последовало его переиздание в тех же 15 тематических томах. Затем вновь до 1855 г. выходило ♦Продолжение...», оформленное в качестве единого ♦ Свода» уже в 1857 г. За составление ♦ Свода законов» был награжден не только М. М. Сперанский, получивший знак ордена Св. Андрея Первозванного, но и управляющий II Отделением Собственной Его Императорского Величества Канцелярии М. А. Балугьянский, который в 1837 г. был возведен в дворянство с включением в герб цифры ♦ IS» по числу томов. Он умер тайным советником и сенатором.
1	Канкрин (Сапсггп) Егор Францевич (Георг Людвиг; 1774-1845) — граф (1829), сын Франца Людвига (Франца Ивановича) из Гессена (на русской службе с 1783, начальника Старорусского соляного завода); генерал от инфантерии (1828); инспектор иностранных колоний Петербургской губернии (1808—1811), генерал-интендант 1-й западной (1812) и русской действующей армии (1813); член Государственного совета по Департаменту государственной экономии (1821); министр финансов (1823-1845). Это
Комментарии
869
была сложная и неоднозначная фигура. А. И. Рибопьер, отмечал, что он не любит ни Россию, ни русских и добавлял: «...Говорят, что он по происхождению еврей» (Записки графа Александра Ивановича Рибопьера // РА. 1877. Кн. 2. №5. С.11). Министр финансов был врагом новых налогов, займов, выступал против излишних расходов, составляя иногда оппозицию самому Николаю Павловичу, даже когда речь заходила об ассигнованиях на армию. Во время его министерства таможенный доход по империи вырос на 250%. К его заслугам относили также бездефицитный бюджет, которого он добился жестким сокращением расходов, а также благодаря развитию питейно-откупной системы.
2	См. коммент. № 17. С. 788.
3	Любецкий Франтишек (Франциск) (1778-1846) — князь, веленский губернатор, министр финансов Царства Польского (с 1821), депутат от поляков в 1830 г. для встречи с Николаем I, член департамента дел Царства Польского в Государственном совете (с 1832), оппонент Е. Ф. Канкрина.
4	Имеется в виду второе издание «Свода законов Российской империи» в 1842 г. в тех же 15 тематических томах, как и в 1832 г., но с дополнениями и изменениями.
5	Блудов Дмитрий Николаевич (1785-1864) — граф (1842), советник и поверенный в делах посольства в Лондоне (1817-1820), делопроизводитель Верховной следственной комиссии (1826), товарищ министра народного просвещения (с 1826), министр внутренних дел (1832-1838), министр юстиции (1838-1839), главноуправляющий II отделением СЕИВК и председатель Департамента законов Государственного совета (1839-1862), впоследствии председатель Государственного совета и Комитета министров (с 1862), президент Академии наук (1855).
Николай I
Смоленские дворяне и обязанные крестьяне. 1846-1849 <Фрагмент>
Впервые: Смоленские дворяне и обязанные крестьяне. 1846-1849/ Сообщ. И. В. Майнов // Русская старина. 1873. Т. 8. № 12. С. 910-939. Печатается по этому изданию.
Этот документ был составлен гвардии подполковником, в 1846-1849 гг. чиновником для особых поручений при виленском, ковенском и гродненском генерал-губернаторе Ф. Я. Мирковиче (1790-1866) — Майковым Василием Никифоровичем (7-1850). Он был подготовлен по официальной записи полковника Михаила Фантона де Веррайона, входившего в состав депутации к Николаю I смоленского дворянства. В редакцию «Русской старины»
870
Комментарии
материал был предоставлен сыном В. Н. Майнова — Иваном Васильевичем Майковым. Данный документ имеет важное историческое значение, поскольку выявляет скрытый механизм замедления освободительного процесса в николаевское царствование и отражает консервативно-патриархальное мировоззрение даже элиты провинциального дворянства. Его представители стремились продемонстрировать Николаю I важные социально-экономические обоснования невозможности и более того опасности не только полной отмены крепостного права, но даже улучшения положения крепостного населения на основании указа об обязанных крестьянах от 2 апреля 1842 г. Так дело освобождения было отложено, а Россия все больше теряла время, отпущенное ей для кардинальных преобразований. Но ведь даже самые благие замыслы теряют свою значимость и обречены на неудачу, если они реализованы не вовремя.
1	Храповицкий Янсон Семенович (1785-1851) — полковник (с 1811), командир 2-го Украинского Казачьего полка, участник кампаний 1805-1807 гг., Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов 1813-1814 гг., Русско-персидской войны 1826 г. и Русско-турецкой войны 1828-1829 гг., с 1829 г. генерал-майор.
2	Шембель Александр Иванович (?-?) — генерал-майор.
3	Шупинский Петр Иванович (?-?) — чиновник Смоленского губернского управления.
4	Друцкой-Соколинский Михаил Васильевич (1800-?) — князь, отставной полковник, предводитель дворянства Смоленской губернии в 1846-1857 гг. Николай I, недовольный его управлением смоленским дворянством, в инструкции от 2 июня 1853 г. генерал-адъютанту П. Н. Игнатьеву при назначении последнего витебским, могилевским и смоленским генерал-губернатором, подчеркивал: «Смоленского губернатора Ахвердова, с детского его возраста знаю за доброго, честного и во всех отношениях надежного человека — но не знаю, будет ли он иметь достаточную для этой должности твердость. Там губернский предводитель князь Друцкой-Соколинский, видно, не умеет вести дела. Смоленское дворянство отличается особенною преданностию и усердием; но есть там своего рода бедствие: это множество мелкопоместных и беспоместных дворян, дворян только по имени, которым по сию пору не могу я добиться счету. Надобно придумать решительные меры к их устройству» (Николай I: Личность и эпоха. Новые материалы. СПб., 2007. С. 385).
5	ФантонДе Веррайон Михаил (?-?) — отставной полковник, предводитель дворянства Рославльского уезда Смоленской губернии.
6	В то время министром внутренних дел был Лев Алексеевич Перовский.
Комментарии
871
Оттон де Брэ
. Император Николай и его сподвижники
<Фрагмент>
Впервые: Брэ Оттон де. Император Николай и его сподвижники: (Воспоминания графа Оттона де Брэ, 1849-1852) // Русская старина. 1902. Т. 109. № 1. С. 115-139. Печатается по этому изданию. С. 122-137. Подстрочные примечания редакции «Русской старины».
Брэ Оттон де (1807 - после 1870) — граф, баварский дипломат французского происхождения, советник баварского посольства в С.-Петербурге (1833-1835), затем баварский посланник (1843-1859; с перерывом в 16 месяцев в 1846-1847 гг., когда он возглавлял МИД Баварии).
1	«Фикельмонт», точнее Фикелъмон Карл-Людвиг (Fiquelmont; 1777— 1857) — австрийский посланник в Петербурге (июль 1829-1839), в 1839 г. назначен одновременно военным министром и министром иностранных > дел Австрии, после Венской революции 1848 г. (с 16 марта) — министр иностранных дел в первом ответственном министерстве. Его супруга Долли Фикельмон (внучка М. И. Кутузова) оставила известные записки, полностью опубликованные на русском языке в 2009 г.
2	Карл-Роберт фон-Нессельроде (1780-1862) — российский государственный деятель, канцлер, занимал пост министра иностранных дел Российской империи дольше, чем кто-либо другой.
3	Каподистрия (Капо д’Истрия) Иоанн (1776-1831) — граф греческого происхождения, уроженец о. Корфу, переселившийся в Россию в 1819 г., статс-секретарь Республики Семи Соединенных островов (Ионических), на русской службе в Коллегии иностранных дел с 1809 г.; второй статс-секретарь (1815-1822) по иностранным делам, курировавший восточное направление, с мая 1822 г. в отставке; 11 апреля 1827 г. избран в президенты Греческой республики (1827-1831), убит политическими противниками в Навплии.
4	Талейран-Перигор Шарль-Морис, князь Беневентский (1754-1838) — князь (1806), французский государственный деятель, епископ Отенский (1790), министр иностранных дел разных режимов 15 июля 1797 - 20 июля 1799 и 22 ноября 1799 - 9 августа 1807; 12 мая 1814 - 25 сентября 1815), великий канцлер государства (1808), обер-камергер Людовика XVIII и КарлаХ, посол в Лондоне (1830-1834). Талейрану приписывают известную фразу: «Главным образом поменьше усердия».
5	Нессельроде Мария Дмитриевна (урожд. графиня Гурьева; 1786-1849) — графиня, дочь министра финансов при Александре I, жена К. В. Нессельроде, статс-дама. Имела сына и двух дочерей. Сын: Дмитрий Карлович (1816-1891) — чиновник МИД, впоследствии гофмейстер и стат
872
Комментарии
ский советник, с 1847 г. женатый на Лидии Арсеньевой Закревской, дочери гр. А. А. Закревского.
6	Лабенский Ксаверий Ксавериевич (Xavier Labensky; 1800-1855) — поэт. Служил в министерстве иностранных дел; автор «Poesies nouvelles» (IL, 1827, под псевдонимом Jean Polonius).
7	Остен-Сакен Дмитрий Ерофеевич (1789-1881) — барон, генерал от кавалерии, генерал-адъютант, участник наполеоновских, русско-персидской (1826-1828), русско-турецкой (1828-1829) войн. За отличие в боевых действиях1831 г. был произведен в чин генерал-лейтенанта. Во время Крымской войны руководил обороной Севастополя.
8	Дашков Дмитрий Васильевич (1783/1875-1839) — министр юстиции (1829-1839), главноуправляющий II Отделением Собственной Его Императорского Величества Канцелярии (с февраля по ноябрь 1839).
9	Катакази Гавриил Антонович (1794-1867) — дипломат, сенатор.
10	Мальцов Сергей Иванович (1810-1893) — русский промышленник, кавалергард, генерал-майор в отставке, почетный член Общества содействия русской торговли и промышленности.
11	См. коммент. № 39. С. 772.
12	См. коммент. № 2. С. 785.
13	Ункяр-Ескелесийский договор о дружбе и союзе с Турцией был заключен 26 июня (8 июля) 1833 г. наряду с Адрианопольским договором 1829 г. он был кульминацией влияния России в восточном вопросе. Заключенный на 8 лет оборонительный союз на время закрепил преобладание России в Турции. Он состоял из 6 явных статей и одной секретной. Вновь была подтверждена незыблемость Адрианопольского и других русско-турецких соглашений. В случае нападения на Турцию (в первую очередь подразумевался его мятежный египетский вассал Мухаммед Али) Россия обязывалась снабдить Турцию «сухим путем и морем таким количеством войск и сил, какое обе высокие договаривающие стороны признают нужным». В случае военного конфликта, в который была бы вовлечена Россия, секретная статья предусматривала конкретные действия Порты. В ней говорилось, что ♦император всероссийский, желая освободит Порту от тягости и неудобств, которые произошли бы для нее от доставления существенной помощи», предусматривал ограничение помощи Турции «закрытием Дарданелльского пролива, т. е. не дозволять никаким иностранным военным кораблям входить в оный под каким бы то ни было предлогом». Право прохода через проливы русским военным судам прямо не оговаривалось, но поскольку подтверждались прошлые союзные русско-турецкие договоры, то можно было вспомнить 1798 и 1805 гг., когда это право было зафиксировано.
14	Точнее Л. Л. Дубельт. Леонтий Васильевич Дубельт (Дупельт, Дуппельт; 1792-1862) окончил Горный кадетский корпус, в службу всту
Комментарии
873
пил в 1807 г. прапорщиком. Участник Отечественной войны 1812 г., после ранения при Бородине получил чин штабс-капитана, в 1817 г. произведен в подполковники. В 1822-1828 гг. полковник, командир Старооскольского пехотного полка. С 1828 г. с «сохранением мундира» и пенсии находился в отставке. В 1830 г. принят в Корпус жандармов. С 1835 г. генерал-майор, действительный статский советкик, начальник Штаба Корпуса жандармов. С 1839 по 1856 г. управляющий III Отделением СЕИВК, с 1844 г. генерал-лейтенант, с 1856 г. генерал от инфантерии. В том же году был уволен в отставку. По мнению некоторых мемуаристов, Л. В. Дубельт реально руководил всеми делами III Отделения вместо А. X. Бенкендорфа, а затем А. Ф. Орлова: « Дупельт был пружиною, двигавшею графом Бенкендорфом, а Государь был стрелкой, показывавшей и ясную, и мрачную погоду. В чьих же руках была власть? — Вот эта-то темная сила была страшна при Николае Павловиче!» (Дмитриев М.А. Главы из воспоминаний моей жизни. М., 1998. С. 405, 411, 414,420).
С 1830 по 1862 г. Л. В. Дубельт вел поденные записи двух видов —заметки и дневники. Заметки «Вера без добрых дел мертвая вещь», относящиеся к 1830-1855 гг., в 1913 г. были впервые опубликованы в журнале «Голос минувшего» С. П. Мельгуновым и Л. Ф. Пантелеевым. В 1929 г. П. А. Садиков и С. Арский подготовили книгу «Дубельт Л. В. Заметки и дневник (1840-1862)», включавшую оба вида источников личного происхождения, которая так и не увидевшая свет. В 1995 г. заметки и дневники Л. В. Дубельта были опубликованы в шестом выпуске сборника «Российский архив. История Отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX вв.» по корректурному экземпляру данной книги, хранившемуся во Всесоюзном музее А. С. Пушкина. В настоящем сборнике публикуются отрывки из заметок Л. В. Дубельта «Вера без добрых дел мертвая вещь» по последнему изданию.
15	См. коммент. № 16. С. 757.
16	Ваграмская битва — генеральное сражение Австро-Французской войны 1809 г., произошедшее 5-6 июля 1809 г. в районе села Ваграм, возле острова Лобау на Дунае. Являлось наступательным как со стороны французов, так и со стороны австрийцев при значительно меньшей численности. Наполеон Бонапарт разбил войска эрцгерцога Карла, тем самым завершив существование Пятой коалиции.
17	Долгоруков Василий Андреевич (1804-1868) — князь, генерал-адъютант (1845), генерал от кавалерии (1856), товарищ военного министра (с 1848), с 1852 г. исполнял обязанности военного министра, утвержден в должности в апреле 1853 г. (1852-1856), член Государственного совета (с 1853), с 1841 г. управлял двором цесаревича Александра Николаевича; с 1866 г. обер-камергер Высочайшего двора.
874
Комментарии
18	Меншиков Александр Сергеевич (1787-1869) — светлейший князь русский генерал-адъютант, адмирал. Правнук Александра Даниловича Меншикова.
19	Киселев Павел Дмитриевич (1788-1872) — граф (1839), полномочный председатель диванов (советов) Молдавии и Валахии (1829-1834), генерал-адъютант (1823), генерал от инфантерии (1834), начальник V Отделения Собственной его Императорского величества канцелярии (с 1836), министр государственных имуществ (1838-1856), полномочный посол во Франции (1856-1862), член Государственного совета (с 1834), участник всех секретных комитетов при Николае I, провел реформу государственной деревни (1837-1841).
20	Строганов Александр Григорьевич (1795-1891) — граф, сын графа Г. А. Строганова и его жены Трубецкой А. С., в 1831 г. генерал-майор Свиты ЕИВ, генерал-адъютант (1839), позднее генерал-лейтенант, в 1831-1834 служил при Паскевиче, член временного правления Царства Польского, с 1832 г. начальник польского департамента внутренних дел и полиции, в 1834 г. товарищ министра внутренних дел, с 1836 г. черниговский, полтавский, харьковский губернатор, министр внутренних дел (1839-1841), член Государственного совета (1849), впоследствии новороссийский и бессарабский генерал-губернатор (1855-1864). До него МВД последовательно возглавляли В. С. Ланской (1823-1828), А. А. Закревский (1828-1831) и Д. Н. Блудов (1832-1839). После него 30 августа 1852 г. министром стал известный своей деятельностью по введению инвентарей в Юго-Западном крае Д. Г. Бибиков 1852 г. (1852-1855).
21	Перовский Лев Алексеевич (1841-1852) — брат оренбургского военного губернатора Василия Алексеевича Перовского (1795-1857); один из внебрачных сыновей графа А. К. Разумовского, получивший графский титул в 1849 г.
22	Разумовский Алексей Кириллович (1748-1822) — министр народного просвещения при Александре I.
23	Ширинский-Шихматов Платон Александрович (1790-1853) — князь, литератор, директор департамента Министерства народного просвещения, министр народного просвещения (1849-1853), член Российской академии, академик.
24	Уваров Сергей Семенович (1786-1855) — граф (1846?), управляющий (с 1832) и министр (1833-1849) Министерства народного просвещения; президент Академии наук (1818-1855). В его циркуляре 1834 г. попечителям учебных округов содержалась известная триада «православие, самодержавие и народность» (заимствовано у историка М. П. Погодина), вошедшая в качестве девиза в его графский герб и позднее названная А. Н. Пыпиным (в статьях 1872-1873 гг.) «теорией официальной народности». Знаток античных древностей.
Комментарии
875
25	Клейнмихель Петр Андреевич (1793-1869) — граф (с 1839); сын Андрея Андреевича Клейнмихеля (шведа), занимавшегося набором войск в 1812 г. Генерал от инфантерии (1841), генерал-адъютант (1826), дежурный генерал Главного штаба (1832); главноуправляющий путями сообщения и публичными зданиями (1842-1855), член Государственного совета (с 1842).
26	См. коммент. № 49. С. 773.
27	Вронченко Федор Павлович (1779-1852) — начальник канцелярии Министерства финансов, товарищ министра и министр финансов (с 1844).
28	Канкрин (Cancrin) Егор Францевич (Георг Людвиг; 1774-1845) — граф (1829), сын Франца Людвига (Франца Ивановича) из Гессена (на русской службе с 1783, начальника Старорусского соляного завода); генерал от инфантерии (1828); инспектор иностранных колоний Петербургской губернии (1808-1811), генерал-интендант 1-й западной (1812) и русской действующей армии (1813); член Государственного совета по Департаменту государственной экономии (1821); министр финансов (1823-1845). Это была сложная и неоднозначная фигура. А. И. Рибопьер, отмечал, что он не любит ни Россию, ни русских и добавлял: «...Говорят, что он по происхождению еврей* (Записки графа Александра Ивановича Рибопьера // РА. 1877. Кн. 2. №5. С. 11). Министр финансов был врагом новых налогов, займов, выступал против излишних расходов, составляя иногда оппозицию самому Николаю Павловичу, даже когда речь заходила об ассигнованиях на армию. Во время его министерства таможенный доход по империи вырос на 250%. К его заслугам относили также бездефицитный бюджет, которого он добился жестким сокращением расходов, а также благодаря развитию питейно-откупной системы.
29	Адлерберг Владимир Федорович (1791-1884) — граф, генерал-адъютант, генерал от инфантерии, главноначальствующий над Почтовым департаментом, министр двора и уделов.
30	Адлерберг Юлия Федоровна (урожд. Анна Шарлотта Юлиана Багговут; 1760-1839) — фрейлина и статс-дама (1824); «полковница», т. е. гувернантка (1797-1802) Николая и Михаила Павловичей; начальница Смольного института с титулом превосходительства (1802-1839), мать В. Ф. Адлерберга.
31	Ливен Вильгельм Карлович (Вильгельм Генрих) (1800-1880) — (младший сын К. А. и Ш. К. Ливен?) представитель баронской ветви Ливенов, генерал от инфантерии (1861), генерал-адъютант (1845); обер-егермейстер (1871), после окончания Дерптского университета (1821) служил в Свите Его Императорского Величества по квартирмейстерской части, участник Русско-турецкой войны 1828-1829 гг., флигель-адъютант (с 1836), генерал-квартирмейстер Главного штаба (с 1855), с 1861 г. генерал-губернатор Лифляндии, Эсляндии и Курляндии, член Государственного совета (1863).
32	Панин Виктор Никитич (1801-1874) — граф, помошник министра (1832) и управляющий министерством (1839-1841) и министр юстиции
876
Комментарии
(1841-1861), впоследствии член Секретного (1857) и Главного (1858) комитетов по крестьянскому делу, член Государственного совета и председатель редакционных комиссий (1860).
33	Блудов Дмитрий Николаевич (1785-1864) — граф (1842), советник и поверенный в делах посольства в Лондоне (1817-1820), делопроизводитель Верховной следственной комиссии (1826), товарищ министра народного просвещения (с 1826), министр внутренних дел (1832-1838), министр юстиции (1838-1839), главноуправляющий II отделением СЕИВК и председатель Департамента законов Государственного совета (1839-1862), впоследствии председатель Государственного совета и Комитета министров (с 1862 г.), президент Академии наук (1855).
34	Фредерикс Мария Петровна (1832 — ум. не ранее 1898) — фрейлина императрицы Александры Федоровны, дочь П. А. Фредерикса (1786-1855) и Цецилии Фредерикс (1794-1851), мемуаристка; вместе с сестрой Софией (тоже фрейлиной) жила в Зимнем дворце.
35	Баранова Юлия ( «Жюли» ) Федоровна (урожд. Адлерберг; 1789/1790-1864) — дочь Густава Фридриха Адлерберга, сестра В. Ф. Адлерберга; фрейлина (с 1806), статс-дама (с 1839); наставница дочерей Николая I (авторитетом у детей не пользовалась); гофмейстерина Александры Федоровны (с 1855); 1 июля 1846 г. возведена с потомством в графское состояние; жена Трофима Осиповича (Карла Густава) Баранова.
36	Тизенгаузен Екатерина Федоровна, она же Катрин (1803-1888) — графиня, фрейлина (май 1833 г.) и камер-фрейлина, статс-дама (с 1852) Александры Федоровны при трех императорах, внучка М. И. Кутузова, дочьЕ. М. Хитрово, сестра Долли Фикельмон.
37	Шувалов Андрей Петрович (1802-1873) — граф, обер-гофмаршал, президент Придворной конторы (с 1850), член Государственного совета (1857), состоял при императрицах Александре Федоровне и Марии Александровне, впоследствии обер-камергер.
38	Рибопъер Александр Иванович (1781-1865) — граф (1865), швейцарского происхождения, дипломат и обер-камергер; генерал-адъютант, член Государственного совета (1838), обер-камергер (1844); в молодости был очень красив, флигель-адъютант Павла I и камергер, впавший в немилость из-за нежелания жениться на А. П. Лопухиной (1799), из секретного каземата Петропавловской крепости освобожден Александром I, в 1817 г. учредитель и управляющий первого коммерческого банка в России, председатель Заемного банка (1817-1823), тайный советник (1818), посланник в Константинополе (1824-1829), в сентябре 1826 г. вместе с М. С. Воронцовым участвовал в переговорах в Аккермане, посланник в Берлине (1832-1839), в 1839 г. отозван и остался при Дворе не у дел; чтец императрицы Александры Федоровны, первое знакомство которой с графом относится к охоте в Гатчине осенью 1818 г. Видимо, не без про
Комментарии
877
текции императрицы, назначен 1841 обер-шенком, а 1844 — обер-камер-гером. Александр II в день коронации 26.8.1856 пожаловал графское достоинство.
39	При дворе и в великосветском блистали два брата Виельгорских:
1)	Виельгорский Михаил Юрьевич (1788-1856) — граф, композитор-дилетант, скрипач, на службе в Петербурге с 1827 г., гофмейстер высочайшего двора, обер-шенк, один из основателей Русского музыкального общества, меценат, старший брат Матвея Юрьевича; в 1840-х гг. его дом был средоточием музыкальной жизни столицы.
2)	Виельгорский (в свете обычно именовали Велеурский) Матвей Юрьевич (1794-1866) — граф, камер-юнкер, шталмейстер у великой княгини Елены Николаевны (1839), шталмейстер (1843); виолончелист, с 1826 г. служивший по ведомству Министерства иностранных дел, член театральной дирекции, управляющий дворцом великой княгини Марии Николаевны и ее супруга герцога Максимилиана Лейхтенбергского (с 1839), сын бывшего польского посланника в Петербурге Ю. М. Виельгорского, младший брат Михаила Юрьевича Виельгорского. К нему был особенно расположен Николай I.
А. П. Заблоцкий-Десятовский
Граф П. Д. Киселев и его время «Фрагменты >
Впервые: Заблоцкий-Десятовский А. П. Граф П. Д. Киселев и его время: Материалы для истории императоров Александра I, Николая I и Александра II. В 4 т. Т. II. СПб.: Тип. М. М. Стасюлевича, 1882. Печатается по этому изданию. С. 1-3, 7-17.
Заблоцкий-Десятовский Андрей Парфенович (1807-1881) — директор Департамента сельского хозяйства Министерства государственных иму-ществ (1837-1859), редактор «Журнала Министерства государственных имуществ» (с 1841) и «Земледельческой газеты», экономист, статистик, душеприказчик П. Д. Киселева, автор о нем монографии.
1	Киселев Павел Дмитриевич (1788-1872) — граф (1839), полномочный председатель диванов (советов) Молдавии и Валахии (1829-1834), генерал-адъютант (1823), генерал от инфантерии (1834), начальник V Отделения Собственной Его императорского Величества канцелярии (с 1836), министр государственных имуществ (1838-1856), полномочный посол во Франции (1856-1862), член Государственного совета (с 1834), участник всех секретных комитетов при Николае I, провел реформу государственной деревни (1837-1841).
2	См. коммент. № 21. С. 760.
878
Комментарии
3	В Тульчине П. Д. Киселев несколько лет служил начальником штаба 2-й армии П. X. Витгенштейна и был знаком со многими из будущих декабристов.
4	Речь идет об отчете, представленном П. Д. Киселевым как полномочным председателем диванов (советов) Молдавии и Валахии (1829-1834) во время оккупации русскими войсками вассальных от Турции княжеств после Русско-турецкой войны 1828-1829 гг. Среди прочих сюжетов в отчете шла речь об аграрной реформе, проведенной русской военной администрацией в княжествах, связанной с регламентацией крестьянских работ на помещиков бояр. Это был своеобразный социальный эксперимент, предшествующий введению инвентарей в западных губерниях России после Польского восстания 1830-1831 гг. Введение инвентарей рассматривалось как шаг на пути освобождения крестьян от крепостной зависимости. Они были взяты за основу при проведении крестьянской реформы 1861 г.
5	Николай I, так же как и сам П. Д. Киселев, обращались к подчиненным на «ты», переходя на «Вы» в случае более официальных обращений. Это же было признаком неудовольствия. Исключительно на «Вы» Николай Павлович обращался с дамами независимо от возраста.
6	Мария Николаевна (1819-1876) — великая княжна, дочь российского императора Николая I и сестра Александра II, герцогиня Лейхтенберг-ская.
7	Лакруа Поль (Lacroix Paul; 1806-1884) — французский писатель, печатавшийся также под псевдонимом «Библиофил Жакоб», автор популярных книг по истории Франции, биограф Николая I, выполнявший свой труд (опубликовано 8 томов, где изложение доведено до начала 40-х гг.) по договору с Кабинетом ЕИВ с предоставлением из России самых разнообразных материалов. Каждый из томов в Министерстве императорского двора подвергался цензуре и проверке сведений. То есть это достаточно серьезный источник. Сохранились записи этого разговора и в дневниках П. Д. Киселева, которыми пользовался А. П. Заблоцкий-Десятовский. В интимных разговорах в узком кругу Николай I неоднократно высказывался о несправедливости крепостного права и необходимости в перспективе его отмены.
8	Закревский Арсений Андреевич (1783/1786-1865) — граф (1830), генерал-адъютант (1813-1831 и с 1847), генерал от инфантерии (1829), финляндский генерал-губернатор (1823-1831), министр внутренних дел (1828-1831), с 1831 г. в отставке, позднее московский военный генерал-губернатор (1848-1859), сенатор (с 1826), член Государственного совета (с 1848). С А. А. Закревским П. Д. Киселевым связывали давние дружеские отношения, опубликована их переписка.
9	Царствование Николая I — это эпоха секретных, или, по его терминологии, «келейных», комитетов. Николай Павлович всякий раз в официальном
Комментарии
879
и частном порядке напоминал о необходимости сохранения тайны. Если при Александре I был созван один секретный комитет 1818-1819 гг., то при Николае I — 9 комитетов. Первым был упоминавшийся преобразовательный Комитет 6 декабря 1826 г., активно действовавший до 1830 г. (до 1832 г. прошло еще два его заседания) с широким спектром обсуждавшихся вопросов и во многом предопределивший тематику последующих комитетов. Специальный Комитет 1829 г. обсуждал вопрос о запрещении продажи крестьян без земли. Секретный комитет 1835 г. положил начало реформе государственной деревни. Было образовано V Отделение СЕИВ Канцелярии во главе с П. Д. Киселевым для начала проведения реформы в виде опыта в С.-Петербургской и Псковской губерниях. В конце 1837 г. с образованием Министерства государственных имуществ во главе с П. Д. Киселевым реформа была распространена на всех казенных крестьян. П. Д. Киселева Николай I называл своим «начальником штаба по крестьянской части».
10	ноября 1839 г. Николай I учредил секретный Комитет 1839 г. с целью рассмотреть возможные модификации закона о вольных хлебопашцах 1803 г. и перспективы распространения инвентарей в помещичьих имениях. По мнению историка В. С. Мироненко, Комитет 1839-1841 гг. должен был сделать закон о свободных хлебопашцах 1803 г. обязательным для исполнения. Таким образом, предлагалась фактическая программа освобождения крестьян с землей за выкуп. Однако в связи с сопротивлением окружающих все это вылилось в куцый закон об обязанных крестьянах от 2 апреля 1842 г., призванный пресечь слухи об освобождении крестьян и успокоить взбудораженное общественное мнение. На основании указа от 2 апреля 1842 г. помещики перевели в обязанные крестьяне всего 24 708 душ (подлежащих ревизии мужчин).
Два секретных комитета были посвящены обсуждению проблемы дворовых людей. В феврале 1840 г. по записке Д. Н. Блудова был специальный Комитет 1840 г., обсуждавший проблему сокращения числа дворовых людей. В конце 1843 г. Николай Павлович вновь потребовал вернуться к этому вопросу, проведя для начала их строгий учет. Был создан Комитет 1844 г. дворовых людях, на первом заседании которого выступил сам император. Итогом работы Комитета был указ от 12 июня 1844 г., разрешавший помещикам отпускать дворовых людей на волю по обоюдному согласию, который остался без последствий. Комитет 1846 г. создан для рассмотрения записки Л. А. Перовского «Об уничтожении крепостного состояния в России», поданной Николаю I в ноябре 1845 г., который неоднократно в своем проекте повторял, что в деле ограничения крепостного права « слово страшнее дела». Комитет признал необходимым дальнейшую разработку законов по этому вопросу, но этим фактически дело и закончилось.
Комитет 1847 г., собравшийся 8 июля, рассматривал записку М. А. Корфа о распространении на всю Россию закона 1824 г., предоставившего грузинским помещичьим крестьянам право выкупаться на свободу при продаже
880
Комментарии
с публичного торга с внесением суммы оценки имения. Николай I считал, что таких крестьян нужно относить к государственным крестьянам на особом положении, так как название «вольных» или «свободных» хлебопашцев» с его точки зрения было неудачным. 8 ноября того же года закон был утвержден. Закон 8 ноября 1847 г. действовал недолго. После Февральской революции 1848 г. во Франции консервативные тенденции во внутренней политике правительства стали преобладать. Тульский предводитель дворянства В. А. Норов представил Николаю I записку о вреде этого указа, которая поступила на обсуждение нового Комитета 1848 г. В результате появился указ от 19 июля 1849 г., в соответствии с которым выкуп на волю был поставлен в зависимость от воли разорившегося помещика. По подсчетам В. И. Семевского, на основании этого указа выкупилось в 1848-1849 гг. всего 964 ревизских душ, что имело больше эмоциональное, чем практическое значение. Более решительно Николай I действовал в западных губерниях. В Юго-Западном крае (Правобережная Украина) 26 мая 1847 г. были высочайше утверждены «Правила для управления имениями по утвержденным для оных инвентарям в Киевском генерал-губернаторстве». Работа украинских крестьян на польских помещиков была жестко регламентирована. Под влиянием Галицийского восстания 1846 г. в Австрии инвентари под названием «претационных табелей» были введены И. Ф. Паскевичем в 1846 г. на территории Царства Польского, где крестьяне были освобождены без земли декретом Наполеона 1807 г. В соответствии с ними помещики лишались права уменьшать наделы и увеличивать повинности. Общие «Инвентарные правила для управления помещичьими имениями в северо-западных и белорусских губерниях» были учреждены незадолго до Крымской войны, 28 декабря 1852 г. Но ввести их не удалось из-за сопротивления помещиков. Одной из причин медленного введения инвентарей в Северо-Западном крае, несмотря на все усилия Д. Г. Бибикова, была обструкционистская позиция цесаревича, Александра Николаевича, который после 1848 г. стал всячески поддерживать «священные права дворян».
10	Сперанский Михаил Михайлович (VI7	— граф, общественный
и государственный деятель времен Александра I и Николая I, реформатор, законотворец, основатель российской юридической науки и теоретического правоведения. Действительный член Императорской Российской академии (1831), почетный член Императорской Российской академии (1821-1831) и Императорской Академии наук (1819).
11	Дашков Дмитрий Васильевич (1783/1875-1839) — министр юстиции (1829-1839), главноуправляющий II Отделением Собственной Его Императорского Величества Канцелярии (с февраля по ноябрь 1839).
12	15 мая 1835 г. П. Д. Киселев уехал в Карлсбад (Карловы Вары) для лечения минеральными водами.
13	См. коммент. № 2. С. 785.
Комментарии
881
В. И. Семевский
Крестьянский вопрос в России в XVIII и первой половине XIX века
<Фрагмент>
Впервые: Семевский В. И. Крестьянский вопрос в России в XVIII и первой половине XIX века. В 2 т. Т. II. Крестьянский вопрос в царствование императора Николая. СПб., 1888. Печатается по этому изданию. С. 529-535.
Семевский Василий Иванович (1848-1916) — историк, журналист, представитель народнического направления в русской историографии, приват-доцент С.-Петербургского университета и профессор Александровского лицея (1882-1886), вынужденный оставить преподавательскую работу по политическим взглядам, много публиковался в издаваемом его братом М. И. Семевским журнале «Русскаястарина».
1	Шторх Андрей Карлович (Генрих; 1766-1835) — уроженец Риги, выпускник Гейдельбергского и Йенского университетов; статистик, экономист, историк, библиограф; член-корреспондент (1796), академик (1804), вице-президент Санкт-Петербургской Академии наук (1832); преподаватель истории и словесности в Кадетском корпусе (с 1789). Один из учителей великих князей Николая и Михаила Павловичей; автор изданных на немецком языке историко-статистических описаний России (1795,1797-1803, 1803-1811), Петербурга (1793), атакже «Писем о саде в Павловске» (1802); отец А. А. Шторха и П. Шторха, автора «Путеводителя по саду и городу Павловску» (1843).
2	Остзейский край — неофициальное название трех прибалтийских губерний — Эстляндии, Лифляндии и Курляндии (примерно совпадают с современными Эстонией и Латвией без Латгалии) — где помещиками были немецкие бароны (остзейцы), а крепостными до отмены крепостного права в этих губерниях Александром I в 1816-1819 гг. эстонцы и латыши. В интересах помещиков реформа была проведена по «прусскому варианту» без земли и с ограничением права крестьян, ставших батраками, отлучаться от мест жительства.
3	См. коммент. № 15. С. 757.
М. Н. Покровский
14/26 декабря 1825 года
Впервые: Покровский М. Н. Декабристы: Сборник статей. М.: Госиздат, 1927. Печатается по этому изданию. С. 69-75.
882
Комментарии
Покровский Михаил Николаевич (1868-1932) — историк, общественный и партийный деятель, член РСДРП (б) (с 1905). Первый русский профессиональный историк-марксист, глава школы историков-марксистов, академик АН СССР (с 1929), начал публиковаться до и после Первой русской революции. В многотомной гранатовской «Истории России в XIX веке» в 1903-1908 гг. были помещены его статьи, посвященные внутренней и внешней политики самодержавия конца XVIII — первой половины XIX в., истории хозяйства, общества и государственной власти в царствование Николая I, поражения в Крымской войне. В 1915-1916 гг. все свое внимание историк уделил своему фундаментальному труду «Русская история с древнейших времен», в котором впервые представил систематическое марксистское освещение истории России от первобытнообщинного строя до конца XIX в. Однако стремление Покровского уложить российский исторический процесс в жесткие рамки классовой борьбы и экономического материализма, рассмотреть с партийных позиций приводило к отходу от строго научного метода и способствовало ошибочности многих его выводов и оценок. После Октября 1917 г. Покровский занимал высокие государственные и научно-административные посты — председатель Совнаркома Москвы и Московской области (1918), заместитель наркома просвещения РСФСР и СССР (1918-1932), председатель президиума Коммунистической академии, директор Историко-Археографического института АН СССР, ректор Института красной профессуры, заведующий Центрархивом РСФСР и СССР. Значителен вклад Покровского в издание крупных комплексов исторических документов: с 1925 по 1929 г. под его руководством издавалась документальная серия — «Восстание декабристов» (Т. I—VIII), — включавшая материалы Следственной комиссии и Верховного уголовного суда над декабристами.
В конце 1920-х гг. одним из главных объектов изучения историка становится Октябрьская революция, ее предпосылки и предтечи. Поэтому вполне логично обращение Покровского к истории декабристского движения. Его концепция декабризма базировалась на теории смены торгового капитализма промышленным, основанном на экономическом принуждении. В силу этого декабристы определялись им как представители идеологии передовой части помещиков, связанной с крупным промышленным капиталом, а их программа, направленная на отмену крепостного права и уничтожение самодержавия, квалифицировалась как буржуазная, имеющая целью «полупролетариазовать» крестьянство. При этом взгляды главы марксистской историографии на проблему единства и революционности декабризма в советский период его творчества эволюционировали в сторону ленинской теории трех этапов революционного движения в России. В основе идеи о доминировании революционности в декабристском движении лежало противопоставление Покровским «настоящей революционности» Южного общества, революционной демократичности Общества
Комментарии
883
Соединенных славян «нереволюционной революционности» Севера, которое объяснялось историком разницей не столько стратегий, сколько тактик и социального состава участников. Наиболее отчетливо это нашло отражение в публикуемой в настоящем издании статье «14/26 декабря 1825 года».
Уже при жизни Покровского его исторические труды критиковались научной общественностью. См.: Нечкина М. В. Русская история в освещении экономического материализма (Историографический очерк). Казань, 1922. (Об этом см.: Рудницкая Е. Л. Академик М. В. Нечкина в зеркале времени. Казанское начало // Рудницкая Е. Л. Лики русской интеллигенции. М., 2007. С. 511-523) После смерти историка критика приобрела официальный характер (см.: Против исторической концепции М. Н. Покровского. М.; Л., 1939-1940. Ч. 1-2).
1	Восстание декабристов. Изд. Центрархива. Т. VIII. [Л., 1925]. С. 147-148.
2	Записки [и письма декабриста] И. И. Горбачевского. [М., 1925]. С. 89.
3	[Там же]. С. 90. Примеч.
4	Там же.
5	[Там же]. С. 384.
6	[ГАРФ. Ф 48 (Дела Верховного уголовного суда и Следственной комиссии]. Д. 431. Л. 26 об.
7	[Там же.] Д. 432. Л. 6.
8	Записки [и письма декабриста] И. И. Горбачевского. С. 75.
А. Е. Пресняков
Российские самодержцы
<Фрагмент>
Впервые: Апогей самодержавия: Николай I. Издательство «Брокгауз-Ефрон», 1917. Печатается по: Пресняков А. Е. Российские самодержцы / Составление, предисловие, приложение А. Ф. Смирнов. 2-е изд. М.: Книга, 1990. С. 261-305.
Другие публикации: Апогей самодержавия: Николай I. 2-е изд. Л.: Издательство «Брокгауз-Ефрон», 1925; Пресняков А. Е. Российские самодержцы. 1-е изд. М.: Госиздат, 1926.
Пресняков Александр Евгеньевич (1870-1929) — историк, историограф, источниковед. С 1907 г. приват-доцент, затем профессор (с 1914) Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета, член-
884
Комментарии
корреспондент РАН (с 1920). Как ученый сформировался в дореволюционную эпоху, но и после Октября 1917 г. продолжал служить России на избранном им научно-педагогическом поприще.
Крупнейший специалист по истории русского феодализма, в эпоху великого перелома начала XX в. он не только пришел в ряды кадетской партии, перешел к изучению политической истории России Нового и Новейшего времени, но и включился в строительство новой России. С начала 1920-х гг. занимал руководящие посты в системе научных учреждений исторического профиля: директор Исторического научно-исследовательского института при Петроградском университете (1921-1923) и Ленинградского отделения Института истории РАНИОН (1927-1929), декан Архивноархеографического отделения Археологического института (1923-1927), (с 1900 г. являясь членом Археографической комиссии), профессор Историко-филологического факультета (с 1919 г. — Факультета общественных наук) Петроградского (Ленинградского) государственного университета (1914-1929) и Педагогического института им. А. И. Герцена, а также Исторического отделения Института красной профессуры (1920-1929).
Необходимость глубокого и всестороннего изучения революционного процесса, который завершил, по мнению историка, «вековое перерождение общественных отношений», способствовала обращению А. Е. Преснякова к истории декабристского движения. Следует подчеркнуть, что его книга «14 декабря 1825 года» является первым в отечественной историографии монографическим исследованием, посвященным самому восстанию декабристов. А. Е. Пресняков определял его как «нереволюционную революцию», вскрывшую все « коренные противоречия русской действительности» первой четверти XIX в., и рассматривал как «давление, оказываемое на власть» в целях инициации ее преобразовательной деятельности.
Что же касается книги, отрывок из которой публикуется в данном издании, то она отражала поворот историка к политической истории Нового времени. Кроме работы о Николае I, это нашло отражение в его монографии «Александр I» (Пг., 1924), а также книге «14 декабря 1825 года» (М.; Л., 1926) и серии статей, посвященных истории декабристского движения. И хотя работы о российских самодержцах первой половины XIX в. носили научно-популярный характер, обусловленный издательской серией, но они внесли важный вклад в развитие отечественной историографии, поскольку представляли собой слияние жанра научной биографии с историей внутренней политики этого времени. Книга же, посвященная Николаю I, являет собой блестящий образец глубокого анализа социально-политических и идеологических процессов николаевского царствования и написания психологического портрета императора. При этом историк, выявляя общие, типичные черты представителей романовско-готторпской династии как личностей и государственных деятелей, в наибольшей степени сравнивает Александра I и Николая I. Он связывает их различные управленческие
Комментарии
885
принципы с разными типами характера, системами воспитания и образования, а единые стратегические приоритеты —с общими для российских самодержцев ценностными установками —сохранение и усовершенствование российской абсолютистской государственности. Важнейшим является вывод Преснякова, что черты личности и принципы государственной деятельности Николая I определили судьбу России.
1	Речь идет об утверждении Николаем I в общественном и историческом сознании легенды о неожиданности и случайности своего прихода к власти. На самом деле решение императорской семьи передать великому князю Николаю Павловичу правопреемство престола, обозначенное еще в 1801 г. и реально принятое в 1807-1809 гг., получило документально-официальное, хотя и необнародованное оформление в секретном манифесте Александра I от 16 августа 1823 г. Николай знал о существовании данного документа и поэтому 25 ноября 1825 г., после получения известия из Таганрога о безнадежном положении императора, предъявил свои претензии на российский трон.
2	Согласно указу Петра 11722 г., российский самодержец мог назначить себе преемника произвольно, что привело к серии дворцовых переворотов XVIII в. Павел I, стремясь избежать этого и утвердить твердые юридические нормы, регламентировавшие порядок престолонаследия, сразу после воцарения, 5 апреля 1797 г., обнародовал «Учреждение об императорской фамилии» (ПСЗ-1. Т. XXIV. № 17906). Этот фундаментальный законодательный акт устанавливал не только юридический статус императорской фамилии, но и новый порядок престолонаследия по закону, а не произвольно, в мужском колене по нисходящей. Таким образом Павел I изменял тип правления с женского на мужское, а в условиях проникновения в Россию антимонархических революционных идей и вековой традиции вмешательства аристократии в династические споры, усиливал авторитет монархической власти и обеспечивал независимость ее носителей от сановно-аристократической элиты.
3	Имеется в виду манифест Александра I от 20 марта 1820 г., появление которого было обусловлено разводом цесаревича, великого князя Константина Павловича с великой княгиней Анной Федоровной и его морганатическим браком, заключенным 12 мая того же года с польской дворянкой Иоанной Грудзинской, получившей, согласно этому акту, титул княгини Лович. Александр I, озабоченный «чистотой» династии, в манифесте законодательно закреплял лишение прав на российский престол жены и возможных детей Константина Павловича от этого брака.
4	После Венского конгресса, который подвел военные и геополитические итоги наполеоновских войн, получила законодательное оформление идеологическая составляющая победы над Наполеоном. 14 (26) сентября 1815 г. под влиянием российского императора тремя монархами союзных государств — Александром I, Францем I и Фридрихом-Вильгельмом III —
886
Комментарии
был подписан акт Священного союза, к которому позже присоединился британский принц-регент, будущий английский король Георг IV. В основе данного документа, олицетворявшего собой, прежде всего, политические идеи «императора Европы» — Александра I, лежали следующие ценностные установки: сохранение политической стабильности на европейском континенте путем приспособления либерально-конституционных принципов к существовавшим социально-политическим институтам; борьба с любого рода революционными движениями, приводящими к дестабилизации и социальным потрясениям; объединение народов, создание «единой Европы» на основе христианской веры; утверждение приоритета общеевропейских, общехристианских ценностей по сравнению с национальными.
5	Имеются в виду матери К. А. Ливена и В. Ф. Адлерберга — Ливен Шарлотта Карловна (урожд. фон Поссе; 1743-1828) и Адлерберг Юлия Федоровна (урожд. Багговут; 1760-1839), которые являлись воспитательницами, статс-дамами великих князей Николая и Михаила Павловичей в детстве.
6	Письмо А. А. Бестужева к императору Николаю Павловичу из Петропавловской крепости // Из писем-показаний декабристов: Критика современного состояния России и планы будущего / Под ред. А. К. Бороздина. СПб., 1906. С. 35-44.
7	Генерал-лейтенант Я. И. Ростовцев, с 1836 г. являвшийся начальником Штаба великого князя Михаила Павловича по военно-учебным заведениям, в 1849 г. составил «Наставление для образования воспитанников военноучебных заведений» (СПб., 1849).
М. В. Нечкина
День 14 декабря 1825 года
<Фрагмент>
Впервые: Нечкина М. В. Восстание 14 декабря 1825 года. 1-е изд. М.: Госиздат, 1951. Печатается по: Нечкина М. В. День 14 декабря 1825 года. 3-е изд. М.: Мысль, 1985. С. 322-346, 379 (примечания).
Другие публикации: Нечкина М. В. День 14 декабря 1825 года. 2-е изд. М.: Наука, 1975.
Нечкина Милица Васильевна (1899-1987) — историк, источниковед, историограф, профессор Исторического факультета Московского государственного университета (с 1935), заведующая Кафедрой истории СССР Академии общественных наук при ЦК КПСС (1946-1958), академик АН СССР (с 1958), общественный и культурный деятель.
Научная и преподавательская деятельность М. В. Нечкиной в области исторических дисциплин началась в 1924 г. после переезда в Москву из
Комментарии
887
Казани и поступления на Историческое отделение Института красной профессуры. Основной темой ее исследовательских интересов стало движение декабристов, которому она была верна всю жизнь и посвятила около 400 работ (монографии, брошюры, главы учебников, статьи, публикации, историографические этюды), заняв ведущее место и став признанным авторитетом и главой советского декабристоведения. Обобщающая двухтомная монография Нечкиной «Движение декабристов», ставшая итогом не только многолетней исследовательской работы ученой, но и развития официального направления в изучении декабристского движения, представляла собой первое полное изложение истории тайных декабристских обществ. Огромный вклад внесла М. В. Нечкина в археографию и источниковедение декабризма. Благодаря ее инициативе и под ее руководством с 1950 по 1985 г. возобновилось фундаментальное издание документов и материалов Следственной комиссии и Верховного уголовного суда над декабристами — «Восстание декабристов», приостановившееся после смерти М. Н. Покровского. В 1979 г. в Иркутске под ее руководством стала выходить серия декабристских материалов личного происхождения (мемуары, дневники, письма) под общим названием «Полярная звезда».
Хотя концепция декабризма М. В. Нечкиной всегда находилась в жестких рамках ленинской теории трех этапов освободительного движения в России, декабристские тайные общества рассматривались в целом как дворянско-революционные (притом что члены Общества соединенных славян характеризовались предшественниками революционеров-разночинцев и «носителями революции народной»), труды историка стали крупным явлением не только в отечественной историографии, но культурной и общественной жизни страны. Книга «День 14 декабря 1825 года», фрагмент которой публикуется в настоящем издании, была впервые издана в 1951 г. в связи с 125-летним юбилеем восстания декабристов и представляла собой дальнейшее развитие книги А. Е. Преснякова «14 декабря 1825 года» (М.; Л., 1926). В монографическом исследовании М. В. Нечкиной буквально по минутам восстановлены события этого знаменательного дня, дана характеристика обеих противоборствующих сторон.
1	Виноградов И. Записки протоиерея [Иоанна Виноградова] // Русская старина. 1878. Т. VIII. С. 576; ЦГАОР [ныне — ГАРФ]. Ф. 48. Д. 52. Л. 10об.; Толь. [Журнал ген.-ад. К. Ф. Толя о декабрьских событиях 1825 г. СПб., 1898.] С. 31.
2	Воспоминания Бестужевых. [М., 1931.] С. 43-48.
3	Междуцарствие 1825 года [и восстание декабристов в переписке и мемуарах членов царской семьи. М., Л., 1926.] С. 146; ЦГАОР [ныне — ГАРФ]. Ф. 48. Д. 28. Л. 60 и сл.; Комаровский Е. Ф. Записки. СПб., 1914. С. 243-244. Заметим, что Комаровский ближе к истине, чем Николай, указывая численность «пленных» («пленных было до 700 человек»).
888
Комментарии
4	Междуцарствие... С. 28, 118; Комаровский Е. Ф. Записки. С. 246; ср. Фелькнер [В. И.] [Записки // Русская старина. 1870. Т. 2. № 8.]. С. 156. Дивов [Дневник П. Г. Дивова // Там же. 1897. Т.89. № 3.] С. 468.
5	Рассказ очевидца [неизвестного очевидца событий в Петербурге о 14 декабря 1825 г. // Сборник старинных бумаг, хранящихся в Музее П. И. Щукина. М., 1889.]. С. 244.
6	Восстание декабристов. Т. I. [М., Л., 1925.] С. 339; ЦГАОР [ныне — ГАРФ]. Ф. 48. Д. 382. Л. 9 об.
7	ДружининН. М. Декабрист Никита Муравьев. М., 1933. С. 151-152; Львов А. Ф. Записки // Русский архив. 1884. Кн. II. Вып. 4. С. 230.
8	Виноградов И. Записки протоиерея... С. 576.
9	Пигарев К. Жизнь Рылеева. М., 1947. С. 214.
10	Габаев [Г. С. Гвардия в декабрьские дни 1825 года. Военно-историческая справка // Пресняков А. Е. 14 декабря 1825 года. М., Л., 1926.]. С.181. Позже Г. С. Габаев внес уточнения в составленную им карту-схему восстания на Сенатской площади на основе новых архивных данных: заборы, стройки Исаакиевского собора заходили на площадь глубже, чем изображено на его схеме (С. 112), и войска 14 декабря располагали меньшим пространством.
11	Там же. С. 182.
12	ЦГАОР [ныне — ГАРФ]. Ф. 48. Д. 159. Л. 28, подчеркнуто мной. Ср. мнение Д. И. Завалишина («Записки декабриста») [Завалишин Д. И. Записки декабриста. СПб., 1906]. С. 196-197).
13	Завалишин Д. И. Записки декабриста. С. 196-197.
14	Ленин В. И. Памяти Герцена //ПСС. Т. 21. С. 261.
15	Ленин. В. И. К четырехлетней годовщине Октябрьской революции // Там же. Т. 44. С. 147.
16	Ленин В. И. Памяти Герцена. С. 261.
П. А. Зайончковский
<Высшая бюрократия накануне Крымской войны>
Впервые: Зайончковский П. А. Правительственный аппарат самодержавной России в XIX в. М.: Мысль, 1978. Печатается по этому изданию. С. 106-142, 234-236 (примечания).
Зайончковский Петр Андреевич (1904-1983) — историк, источниковед, археограф, библиограф, профессор Московского государственного университета (с 1950). После окончания Исторического факультета Московского института истории, философии и литературы (в 1937), защиты в 1840 г.
Комментарии
889
кандидатской диссертации по Кирилло-Мефодиевскому обществу в 1941 г. ушел добровольцев на фронт, дослужился до гвардии майора и демобилизовался в связи с тяжелой контузией в 1944 г.
После демобилизации заведовал Отделом рукописей Государственной библиотеки им. В. И. Ленина (ныне — Российской Государственной библиотеки) (1944-1952), с 1948 г. преподавал на Историческом факультете Московского государственного университета. После защиты докторской диссертации по истории военных реформ 1860-1870-х гг. стал профессором университета. Будучи в 1952-1954 гг. директором Научной библиотеки МГУ им. А. М. Горького, затем редактором журнала «Научные доклады высшей школы. Серия исторические науки», постоянно занимался педагогической и научно-исследовательской деятельностью.
Автор восьми монографий, П. А. Зайончковский, в противовес официальным установкам на преимущественное освещение революционного движения и классовой борьбы, исследовал историю российского самодержавия, его преобразовательных поисков и реформаторской практики, внутренней политики и политических институтов, армии и бюрократии. В начале 1950-х гг. ученый приступил к изучению фундаментальной темы российской истории — отмены крепостного права и ее значения для цивилизационной судьбы России. В 1954 г. первым изданием вышла знаменитая монография П. А. Зайончковского «Отмена крепостного права в России», в которой автор дал целостное представление о предпосылках, программе и смысле отмены крепостничества, исследовал законодательную и практическую подготовку реформы, «анатомию» ее реализации, выявил основные аспекты ее влияния на ход отечественной истории. Важнейшим стал вывод автора о буржуазном характере Крестьянской реформы, о решающей роли в деле отмены крепостного права не крестьянских выступлений, а противоречия между развивавшимися капиталистическими аграрными отношениями и феодальной системой землевладения.
С 1970-х гг. под руководством П. А. Зайончковского стали выходить новаторские библиографические издания: «Справочник по истории дореволюционной России. Библиографический указатель» (М., 1971) и многотомная «История дореволюционной России в дневниках и воспоминаниях». При жизни историка вышли восемь книг первых четырех томом, а после смерти — подготовленные им три книги четвертого и пятого тома (М., 1976-1989).
Логичным продолжением исследовательской позиции П. А. Зайончковского стали его труды, посвященные изучению кризиса самодержавия и политической реакции, сменивших эпоху Великих реформ («Кризис самодержавия на рубеже 1870-1880-х годов» и «Российское самодержавие в конце XIX столетия»). Последней из увидевших свет при жизни историка стала книга «Правительственный аппарат дореволюционной России в XIX в.». Отличающаяся широтой хронологического охвата и раскрывающая природу самодержавной власти в России, она характеризует все группы российского
890
Комментарии
чиновничества — от низших чинов до высшей бюрократии. В избранной для публикации в настоящем издании главе «Высшая бюрократия накануне Крымской войны» автор характеризует не только управленческую элиту николаевского царствования, но дает яркий портрет Николая I как человека и государственного деятеля.
1	Пресняков А. Е. Апогей самодержавия. Л., 1927. С. 13-14.
2	ЦГАОР [ныне — ГАРФ]. Ф. Собрания рукописей библиотеки Зимнего дворца. № 728. On. 1. Д. 1817. Ч. XI. Л. 264, запись 20 октября 1848 г.
3	Смирнова-Россет А. О. Автобиография. М., 1931. С. 182.
4	Отдел рукописей ГБЛ [ныне — РГБ] Ф. Д. А. Милютина. Карт. 13. Д. 1. Л. 102.
5	[Там же.] Ф. А. Э. Циммермана. Карт. 2. Д. 1. Ч. 3. Л. 241; Ч. 2. Карт. 1. Д. 2. Л. 83; ЦГАОР [ныне — ГАРФ]. Ф. Собрания рукописей библиотеки Зимнего дворца. On. 1. Д. 1817. Ч. XI, записи за 9, 20 марта 1848 г.
6	ЦГАОР [ныне — ГАРФ]. Ф. Собрания рукописей библиотеки Зимнего дворца. On. 1. Д. 48.17. Ч. XII. Л. 418-119, запись 2 мая 1849 г.
7	Кони А. Ф. Собр. соч. в 8-ми т. Т. 7. М., 1969. С. 45.
8	Отдел рукописей ГБЛ [ныне — РГБ]. Ф. А. Э. Циммермана. Карт. 2. Д. 1. Ч. 3. Л. 242.
9	[Там же]. Ф. Д. А. Милютина. Карт. 12. Д. 4. Л. 68; Карт. 1. Д. 14. Л. 46.
10	ПСЗ-П. Т. I. №403. С. 151.
11	ПСЗ-П. Т. III. № 1949. Ст. 6.
12	«Сон юности. Записки дочери императора Николая I великой княжны Ольги Николаевны, королевы Вюртембергской». Париж, 1963. С. 143.
13	Семевский М. И. Крестьянский вопрос в России в XVIII— первой половине XIX в. Т. 2. СПб., 1888. С. 1891.
14	Пушкин А. С. Поли. собр. соч. Т. X. М.; Л., 1949. С. 867-868.
А. Н. Цамутали
Апогей самодержавия. Николай I
Впервые: Власть и реформы. От самодержавной к советской России. Колл, монография / Отв. ред. Б. В. Ананьич. 1-е изд. СПб: Издательство ♦Дмитрий Буланин». 1996. С. 255-282. Печатается по этому изданию.
Цамутали Алексей Николаевич (р. 1931) — доктор исторических наук, профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации, автор более 300 работ, в том числе нескольких книг и глав в коллективных трудах. Историк политической истории России первой половины XIX в.,
Комментарии
891
историограф движения декабристов, специалист в области историографии XIX-XX вв. С 1962 г. работает в Санкт-Петербургском Институте истории Российской Академии наук (до 1991 г. - Ленинградском отделении Института истории СССР АН СССР). С 1978 по 2009 г. возглавлял Отдел Новой истории России данного Института; в настоящее время - главный научный сотрудник.
И. В. Ружицкая
Законодательная деятельность в царствование императора Николая I <Фрагмент>
Впервые: Законодательная деятельность в царствование императора Николая I. М., 2005. Печатается по этому изданию.
Ружицкйя Ирина Владимировна — историк, сотрудник Института российской истории РАН.
Т. В. Андреева
Тайные общества в России в первой трети XIX века: правительственная политика и общественное мнение <Фрагмент>
Впервые: Андреева Т. В. Тайные общества в России в первой трети XIX в.: правительственная политика и общественное мнение. СПб.: Лики России, 2009. Печатается по этому изданию. С. 618-635; 636-641, 653 (примечания).
Андреева Татьяна Васильевна (р. 1950) — доктор исторических наук, автор более 100 работ, в том числе нескольких книг и глав в коллективных трудах. Историк политической истории России первой половины XIX в., движения декабристов, декабристского источниковедения и историографии, специалист в области историографии и археографии XIX-XX вв. С 1971 г. работает в Санкт-Петербургском Институте истории Российской Академии наук (до 1991г. — Ленинградском отделении Института истории СССР АН СССР). В настоящее время — ведущий научный сотрудник данного Института.
1	Прибавление к Санкт-Петербургским ведомостям. 1825. 15(26) дек. (№ 100).
2	ПСЗ-П. Т. 1. №6.
3	Искюль С. Н. 14 декабря 1825 года и деятельность МИД // Философский век: Альманах 6: Россия в николаевское время: наука, политика, просвещение. СПб., 1998. С. 252, 255-256.
892
Комментарии
4	Александренко В. [Н]. Россия и Англия в начале царствования императора Николая I. (По донесениям английского посла лорда Странгфорда) // Русская старина. 1907. Т. 131. № 9. С. 529; Вародель С. Император Николай I в донесениях шведского посланника. Депеша шведского посланника в Петербурге Пальмшерна к шведскому министру иностранных дел графу Ветерштету от 3 февраля 1826 г. // Русская старина. 1903. Т. 34. № 10. С.205-206.
5	Гр. П.-Л.-О. де Лаферронэ обо всем виденном им самим 14 декабря 1825 г. в российской столице доложил в обстоятельном донесении от 15 декабря того года французскому министру иностранных дел барону Дамасу. См.: Татищев С. С. Воцарение императора Николая I: По неизданным источникам Парижского архива Министерства иностранных дел // Русский вестник.1893. № 6. С.157-167.
6	Цит. по: Искюль С. Н. 14 декабря 1825 года и деятельность МИД. С. 255.
7	Внешняя политика России XIX и начала XX века: Документы Российского Министерства иностранных дел: Серия вторая: В 8 т. 1815-1830 гг. Т. 6(14): Январь 1825г. — декабрь 1826г. М., 1985. С. 318-320; Николай!: Личность и эпоха. Новые материалы. С. 188.
8	Рахшмир П. Ю. Князь Меттерних: человек и политик. Пермь, 2005. С. 234.
9	Об этом писал сам Николай I в своих записках. См: Николай I: Личность и эпоха. Новые материалы. С. 270.
10	Литературное наследство. Т. 97: Федор Иванович Тютчев. Кн. 2. М., 1989. С. 437; Искюль С. Н. 14 декабря 1825 года и деятельность МИД. С. 254.
11	Искюль С. Н. 14 декабря 1825 года и деятельность МИД. С. 254.
12	Трубецкой С. П. Записки 1849-1853 гг. //Николай I: Личность и эпоха. Новые материалы. СПб., 2007. С. 230.
13	Декабристы на поселении. Из архива Якушкиных. М., 1926. С. 55-57; Николай I: Личность и эпоха. Новые материалы. С. 253.
14	Воцарение императора Николая I. По материалам Архива МИД: депеша посла Французского королевства П.-Л.-О. де Лаферронэ управляющему Министерством иностранных дел Российской империи К. В. Нессельроде. 30 января 1826 г. // Николай I: Личность и эпоха. Новые материалы. С. 187.
15	Заметки фон Герлаха о пребывании в Петербурге с 18 января по 8 апреля 1826 года // Русская старина. 1892. Т. 73. С. 368.
16	Воцарение императора Николая I. По материалам Архива МИД: депеша посла Французского королевства П.-Л.-О. де Лаферронэ управляющему Министерством иностранных дел Российской империи К. В. Нессельроде. 30 января 1826 г. // Николай I: Личность и эпоха. Новые материалы. С. 187.
Комментарии
893
17	Цит. по: Выскочков Л. В. Император Николай I: Человек и государь. СПб., 2001. С. 263-264.
18	О беседе Николая I с П.-Л.-О. Лаферронэ см.: Татищев С. С. Воцарение императора Николая I: По неизданным источникам Парижского архива Министерства иностранных дел //Русский вестник. 1893. №4. С. 21-22.
19	Цит. по: Шильдер Н. К. Император Николай Первый. Его жизнь и царствование: В 2 т. Т. I. С. 342.
20	Цит. по: Александренко В. [Н]. Россия и Англия в начале царствования императора Николая I. (По донесениям английского посла лорда Странгфорда). С. 533.
21	ПСЗ-П. Т. I. №6.
22	Внешняя политика России XIX и начала XX века: Документы Российского Министерства иностранных дел. Серия вторая: В 8 т. 1815— 1830 гг. Т. 6 (14): Январь 1825 г. — декабрь 1826 г. С. 320.
23	Цит. по: Выскочков Л. В. Император Николай I: Человек и государь. С. 283.
24	Собственноручная записка императора Николая Павловича 1830 года «Ма confession» (Политическая исповедь императора Николая) // Николай Первый и его время: Документы, письма, дневники, мемуары, свидетельства современников и труды историков / Сост. вступ. статья Б. Н. Тарасова: В 2 т. Т. 1. М., 2000. С. 113.
25	Цит. по: К истории революции 1830 г. в Бельгии // Красный архив. 1941. Т. 1(104). С. 230.
26	Татищев С. С. Император Николай и иностранные дворы. СПб., 1889. С. 50-67; Шильдер Н. К. Император Николай Первый. Его жизнь и царствование: В 2 т. Т. 2. СПб., 1903. С. 284-320; Рахшмир П. Ю. Князь Меттерних: человек и политик. С. 239, 248, 250-251.
27	Собственноручная записка Николая I о Польше. Копия // ОР РНБ. Ф. 380 (М. А. Корф). Д. 53. Л. 1 об. Пер. с фр.
28	Цит. по: Рахшмир П. Ю. Князь Меттерних: человеки политик. С. 236.
29	Собственноручная записка императора Николая Павловича 1830 года «Ма confession» (Политическая исповедь императора Николая). С.113-114.
30	Император Николай I и Польша в 1830 г. (воспоминания подполковника Фаддея Вылежинского) // Исторический вестник. 1903. № 5/6. С. 665; Письма Николая I И. Ф. Паскевичу от 1 января, 29 мая, 10 августа 1832 г.: Император Николай Павлович в его письмах к князю Паскевичу. 1832-1847 гг. // Русский архив. 1887. Кн. 1. С. 5-7.
31	Записка Николая I о положении дел в Европе. 1848 г. // Красный архив. 1938.Т. 4/5. С. 161.
894
Комментарии
32	Письма Николая I И. Ф. Паскевичу от 17 июня, 11 декабря 1833 г., 30 июня 1835 г. // Император Николай Павлович в его письмах к князю Паскевичу. 1832-1847 гг. С. 11,12-13, 16-17.
33	Цит. по: РахшмирП. Ю. Князь Меттерних: человек и политик. С. 271.
34	В своем письме И. Ф. Паскевичу от 15 марта 1835 г. Николай I по поводу взаимоотношений с Австрией писал: «Явного различия с прежним порядком дел не будет... Меттерних теперь будет все. Покуда польза Австрии будет с нами оставаться в союзе, дотоле нам на него надеяться можно; но характер его таков, что к нему я никогда никакого совершенного доверия иметь не могу» // Император Николай Павлович в его письмах к князю Паскевичу. 1832-1847 гг. С. 15-16.
35	Собственноручная записка императора Николая 1830 года «Ма confession» (Политическая исповедь императора Николая). С. 114-115.
36	Цит. по: Шильдер Н.К. Император Николай Первый. Его жизнь и царствование: В 2 т. Т. 2. С. 544.
37	Записка Николая I о положении дел в Европе. 1848 г. С. 161.
38	Александр Дмитриевич Боровков и его автобиографические записки // Русская старина. 1898. Т. 96. № 12. С. 356.
39	Приложение к Докладу Следственной комиссии о тайных обществах, открытых в 1825 году // Русский архив. 1875. Кн. 3. № 12. С. 434-435.
40	Сухомлинов М. И. Исследования и статьи по русской литературе и просвещению: В 2 т. Т. 1. СПб., 1889. С. 382-386; Виттекер Ц. X. Граф С. С. Уваров и его время. СПб, 1999. С. 88-99.
41	Александр Дмитриевич Боровков и его автобиографические записки. С. 353.
42	Декабристы. Биографический справочник. М., 1988. С. 29, 116,154, 234, 315.
43	Александр Дмитриевич Боровков и его автобиографические записки. С. 353.
44	Декабристы. Биографический справочник. С. 86.
45	Письма на Высочайшее имя и записки Мих[аила] Магницкого об иллюминатах. 3-28 февраля 1831г. //Архив СПб ИИ РАН. Ф. 115 (Коллекция рукописных книг). On. 1. Д. 219. Л. 3; в отрывках и по другому списку записки опубликованы: Русская старина. 1898. Т. 96. № 1-3.
46	Письма на Высочайшее имя и записки Мих[аила] Магницкого об иллюминатах. Л. 10.
47	Там же. Л. 10 об.
48	Письма на Высочайшее имя и записки Мих[аила] Магницкого об иллюминатах. 3-28 февраля 1831 г. Л. 11, 17 об, 18, 19, 21-21 об, 22 об, 23-25 об, 27 об.
Комментарии
895
49	Там же. Л. 13-13 об, 33-77 об.
50	Там же. Л. 29-30 об.
51	Там же. Л. 13-13 об, 33-77 об.
°2	Данные ученые являлись адептами деистическо-материалистической школы философии Просвещения. См.: Каменский 3. А. 1) О развитии диалектических идей в русской философии начала XIX в. // Вопросы философии. 1964. №8. С. 117-126; 2) Русская философия начала XIX века и Шеллинг. М., 1980. С. 28-158,159—244.
53	Письма на Высочайшее имя и записки Мих[аила] Магницкого об иллюминатах. 3-28 февраля 1831 г. Л. 77-93.
54	Там же. Л. 93 об-97.
ss	Там же. Л. 97 об-98 об.
56	Там же. Л. 99-112.
57	Там же. Л. 113-120.
58	Записка [М. Л.] Магницкого «Нечто об общем мнении в России и верховной полиции» при всеподданнейшем письме от ноября 1808 года // РГИА. Ф. 1167 (Комитет 6 декабря 1826 г.). On. XVI. Д. 25. Л. 1-35.
59	Справка Департамента полиции о масонах в России // Российский архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX вв. Вып. 6. М., 1995. С. 446-448.
60	Шильдер Н. К. Два доноса в 1831 году //Русская старина. 1898. Т. 96. С.524-525,531.
61	Цит. по: Гордин Я. А. Мистики и охранители: Дело о масонском заговоре. СПб., 1999. С. 48.
62	Там же. С. 49-54.
63	Это соответствовало истине. См.: ШиловД. Н. Государственные деятели Российской империи. 1802-1917. Биобиблиографический справочник. 1802-1917. СПб., 2001. С. 319.
64	Гордин Я. А. Мистики и охранители: Дело о масонском заговоре. С. 48, 51, 54, 68-71,94,114,123,167,189-191,232-33,251,256.
65	Там же. С. 120, 147-150.
66	Гордин Я. А. Мистики и охранители: Дело о масонском заговоре. С.79-80.
67	Шильдер Н. К. Два доноса в 1831 году. С. 535.
68	Ежегодные отчеты III Отделения и Корпуса жандармов: Граф А. X. Бенкендорф о России в 1827-1830 гг.
69	Цит. по: Видок Фиглярин. Письма и агентурные записки Ф. В. Булгарина в III Отделение. М., 1998. С. 394.
70	Гордин Я. А. Мистики и охранители: Дело о масонском заговоре. С. 53.
896
Комментарии
71	Ежегодные отчеты III Отделения и Корпуса жандармов: Граф А. X. Бенкендорф о России в 1827-1830 гг. // Красный архив. 1929. Т. 6(37). С. 145, 148.
72	Шильдер Н. К. Император Николай Первый. Его жизнь и царствование: В 2 т. Т. 2. С. 60-62; Греч Н. И. Записки о моей жизни. М.; Л., 1930. С. 381-384; Гордин Я. А. Мистики и охранители: Дело о масонском заговоре. С. 91-92.
73	Шильдер Н. К. Два доноса в 1831 году. С. 525-529.
74	Гордин Я. А. Мистики и охранители: Дело о масонском заговоре. С.36-38.
75	Шилов Д. Н. Государственные деятели Российской империи. 1802-1917. Биобиблиографический справочник. С. 602.
76	Цит. по: Гордин Я. А. Мистики и охранители: Дело о масонском заговоре. С. 70, 148, 156, 205-206, 271.
77	Шилов Д. Н. Государственные деятели Российской империи. 1802-1917. Биобиблиографический справочник. С. 319.
78	Шильдер Н. К. Два доноса в 1831 году. С. 521.
79	Там же. С. 529-536.
80	Дело по доносу кн. Голицына А. Б. о принадлежности к обществу «Иллюминатов» Токарева А., Шлыкова и др. Август 1831 г. — сентябрь 1856 г. // ГАРФ. Ф. 109 (III Отделение). On. 1. 1 экс. Д. 532.
81	Шильдер HJC. Два доноса в 1831 году. С. 537.
82	Санглен Я. И. Записки 1776-1831 гг. // Русская старина. 1883. № 3. С. 539-578.
83	Копии донесений III Отделения с резолюциями Николая I // ОР РНБ. Ф. 859 (Н. К. Шильдер). Карт. 2. № 13. Л. 16-17.
84	Письмо Николая I И. Ф. Паскевичу от 15 февраля 1836 г. // Император Николай Павлович в его письмах князю Паскевичу. 1832-1847 гг. С. 18.
85	Пыпин А. Н. История русской этнографии: В 2 т. Т. 1: Общий обзор изучения народности и этнография великорусская. СПб., 1890. С. 380.
86	Успенский Б. А. Русская интеллигенция как специфический феномен русской культуры // Россия / Russia. Вып. 2 (10): Русская интеллигенция и западный интеллектуализм: история и типология. Материалы Международной конференции. М.: Венеция, 1999; Зорин А. Л. Уваровская триада и самосознание русского интеллигента // Там же. С. 34-45; Он же. Кормя двуглавого орла... С. 369-372.
87	Собственноручная записка Николая I о Польше. Копия. Л. 2. Пер. с фр.
Комментарии
897
Г. Н. Бибиков
А. X. Бенкендорф и политика императора Николая I <Фрагмент>
Впервые: Бибиков Г. Н. А.Х. Бенкендорф и политика императора Николая I. М.: Три квадрата, 2009 (Новый музей IV). Печатается по этому изданию. С. 331-340; 388 (примечания).
Бибиков Григорий Николаевич — кандидат исторический наук, доцент Кафедры истории России XIX — начала XX в. Исторического факультета Московского Государственного университета им М. В. Ломоносова.
1	Давыдов М.А. Оппозиция его Величества. М., 2005. С. 74.
2	Девятнадцатый век. Исторический сборник, издаваемый П. Бартеневым. Т. 2. М., 1872. С. 218.
3	Emsley С. Gendarmes and the State in Nineteenth-Century Europe. Oxford, 1999. P. 8.
4	Стогов Э. И. Записки жандармского штаб-офицера эпохи Николая I. [М., 2003]. С. 123.
5	«Россия под надзором» [Отчеты III Отделения. 1827-1869 / Сост. М. В. Сидорова и Е. И. Щербакова. М., 2006.] С. 271-272.
6	ГА РФ. Ф. 728. On. 1. Д. 1467. Ч. 1. Л. 247-247об.
7	См.: Monas S. The Third Section. Police and Society in Russia under Nicholas I. Harvard, 1961. P. 29, 41; Emsley C. Gendarmes and the State in Nineteenth-Century Europe. Oxford, 1999. P. 241.
8	Мухина E. H. «Человек толпы» // Стогов Э. И. Записки жандармского штаб-офицера эпохи Николая I. С. 21.
9	Полиевктов М.А. Николай I. Биография и обзор царствования. М., 1918. С. 63.
10	См.: Айрапетов О. Р. Забытая карьера «русского Мольтке»: Николай Николаевич Обручев (1830-1904). СПб., 1998. С. 5-6.
11	Полиевктов М.А. Николай I. Биография и обзор царствования. С. 209.
12	Деревнина Т. Г. III отделение и его место в системе государственного строя абсолютной монархии в России. [(1826-1855): Автореф. дис... канд. ист. наук. М., 1973.] С. 10.
13	Самовер Н. В. «Не могу покорить себя ни Булгариным, ни даже Бенкендорфу...» Диалог В. А. Жуковского с Николаем I в 1830 году // Лица. Биографический альманах. 1995. №6. С. 101.
898
Комментарии
АРМИЯ И ФЛОТ. ВОЕННОЕ ОБРАЗОВАНИЕ.
ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА. ВОЙНЫ. КРЫМСКАЯ ВОЙНА
Николай I
Собственноручные резолюции по Морскому ведомству <Фрагменты>
Впервые: Собственноручные резолюции Николая I по Морскому ведомству / Сост. С. Огородников // Морской сб. 1907. Т. 343. № 12. Неоф. отд. С. 1-29. Печатается по этому изданию.
1	Моллер Антон Васильевич (1764-1848) — адмирал (1829), министр морских сил (1828-1836) и начальник штаба Его Императорского Величества по морской части. Начал службу мичманом при Екатерине П, с 31 декабря 1782 г. лейтенант, служил в Каспийской флотилии, в 1792 г. переведен из Астрахани в Санкт-Петербург в Балтийскую флотилию, с 1800 г. командир линейного корабля «Зачатие Святой Анны», контр-адмирал (1809), командующий гребным флотом во время наполеоновского нашествия (1812), действуя на Западной Двине, командующий легкой эскадрой (1816), управлял экспедицией по устройству Ревельского порта и гавани (1818-1821), «начальник морского штаба Его Императорского Величества с управлением Морским министерством» (1821), вице-адмирал (1823), член «Комитета образования флота» (1826), член Государственного совета (1836).
2	Траверсе Жан Батист Прево Сансак (Иван Иванович) (de Traversay) (1754-1831) — маркиз; полный адмирал (1801), французский офицер-роялист, уроженец о. Мартиника, перешедший на русскую службу в 1791 г.; главный командир Черноморского флота (1802-1809), а с 1805 г. одновременно военный губернатор Николаева и Севастополя, управляющий Морским министерством (с 1808) и морской министр (1811-1827 / 1828?), член Государственного совета (1810).
3	См. коммент. № 18. С. 874.
4	Опперман Карл Иванович (1765-1831) — инженер-генерал, наставник великого князя Николая Павловича.
5	Грейг Алексей Самуилович (1775-1845) — адмирал (1828), главный командир флота и портов (1816-1833), член Государственного совета (1833), почетный член Петербургской Академии наук (1822); сын С. К. Грейга.
6	Лазарев Михаил Петрович (1788-1851) — контр-адмирал (1827), вице-адмирал (1833), адмирал (1843), первооткрыватель Антарктиды (1821), участник Наваринского сражения, начальник штаба Черноморского флота (1832), главный командир Черноморского флота и портов (с 1833); руководил десантами 1836-1840 гг., осуществил 5 десантных операций против горцев, в ходе которых на протяжении 500 км берега
Комментарии
899
было основано 17 фортов, составивших Черноморскую линию, включавшую Новороссийское в Цемесской бухте, Вельяминовское (Туапсе), Навагинское (Сочи), Псезуапсе, Субаши, Шапсуго, Святого Духа на мысе Адлер, Новотроицкое на р. Пшаде, Михайловское на Вулане и др. По повелению Николая I одно из береговых укреплений названо Лазаревское.
7	Ратманов Макар Иванович (1772-1833) — мореплаватель, участник экспедиции С. Крузенштерна и Ю. Лисянского в 1803-1806 гг., с 1824 г. командующий легкой эскадрой Балтийского флота, контр-адмирал (1826), вице-адмирал и директор инспекторского департамента Морского министерства (1829).
8	Колзаков Павел Андреевич (1779-1864) — капитан I ранга, адъютант великого князя Константина Павловича, впоследствии адмирал.
9	См. коммент. № 16. С. 757.
10	Рикорд, контр-адмирал.
11	Крузенштерн Иван (Адам) Федорович (1770-1846)— мореплаватель и путешественник, контр-адмирал (1826), руководитель первой русской кругосветной экспедиции (1803-1806), директор Морского корпуса (1832-1842), в 1842 г. назначен состоять при особе Его Величества, кавалер всех орденов
12	Этот очаровательный художник (фр.).
13	Ластовые экипажи. Имеется в виду береговая служба по обеспечению кораблей.
14	Варна была главной целью военной кампании 1828 г. в ходе Русско-турецкой войны 1828-1829 гг. 8 (20) июня командующий на Балканском театре П. X. Витгенштейн направил основные силы под Варну, куда из Анапы подошел Черноморский флот под командованием адмирала А. С. Грейга: 6 линейных кораблей, 3 фрегатов, 2 бомбардирских судов. Флот принял участие в бомбардировке Варны и захватил 14 вспомогательных турецких судов. 21 июля (2 августа) выехал в Варну и Николай Павлович. Через три дня трудного и опасного перехода его отряд достиг высот, окружавших Варну, где уже находились войска А. С. Меншикова. Штаб-квартирой императора стал линейный корабль «Париж». В конце августа положение начало меняться. На театр военных действий подошла русская гвардия. После почти трехмесячной осады сильнейшая турецкая крепость на побережье 28 сентября (11 октября) капитулировала. На следующий день сдалась и цитадель. В общей сложности в плен сдалось 6 тыс. турок. 30 сентября (12 октября) состоялась торжественная церемонии награждения.
15	Кроун Роман Васильевич (1754-1838) — адмирал (1824), шотландец, английский подданный на русской службе (с 1788), участник Русско-шведской войны 1788-1790 гг., контр-адмирал (1799), в 1814-1827 гг. ежегодно командовал практическими эскадрами
900
Комментарии
в Балтийском море, в 1830 г. принял русское подданство, в 1832-1838 гг. командовал ежегодно летом соединенными дивизиями Балтийского флота.
16	Воспринятие от купели (посаженый отец) часто было только формальным без личного присутствия, но сопровождалось подарками (кулоны, броши, фермуары с драгоценными камнями) матери, а иногда, как в данном случае, и поощрениями отцу.
17	Пажами (не путать с камер-пажами) могли быть дети и внуки сановников обычно первых трех классов (в данном случае четвертого), обычно воспитывавшихся в привилегированном военном заведении Пажеском корпусе. Лучшие по успеваемости ученики назначались пажами; они сопровождали членов императорской фамилии (обычно великих княгинь) на церемониях и выполняли различные поручения. С производством в офицеры пажи теряли свои звания.
18	Рожнов Петр Михайлович (1763-1839) — адмирал (1832), в 1782 г. произведен в мичманы, капитан II ранга (1803), участвовал в военных действиях на Средиземном море в 1806-1807 гг. против Франции и Турции, командир Севастопольского порта (1813-1817), в 1819 и 1820 гг. командовал эскадрами в Черном море, в 1823 г. был переведен из Черноморского флота в Балтийский, назначен первоприсутствующим в Ревельской строительной экспедиции, вице-адмирал (1826), главный командир Кронштадтского порта и военный губернатор г. Кронштадта (1827), последние годы жизни член Адмиралтейств-совета.
19	Гейден Логин Петрович (Людвиг Сигизмунд Якоб; 1772-1850) — адмирал (1833), граф, голландец, на русской службе с 1795 г., участник Средиземноморского похода Ф. Ф. Ушакова 1798-1800 гг., Русско-шведской войны 1808-1809 гг., военных действий под Данцигом в 1813 г. В 1827 г., командуя эскадрой Балтийского флота, совершил поход в Средиземное море и участвовал в Наваринском сражении 1827 г., затем руководил блокадой Дарданелл. С 1830 г. начальник 1-й дивизии Балтийского флота, с 1834 г. ревельский военный губернатор, с 1838 г. главный командир Ревельского порта.
20	«Капитан лейтенант Нахимов 1-й» — имеется в виду старший брат знаменитого флотоводца адмирала Нахимова Павла Степановича (1802-1855) Нахимов Платон Степанович (7-1850) - с 1808 г. мичман, с 1812 г. лейтенант, в 1827 г. уволен с морской службы в чине капитана 2-го ранга, в 1828-1832 гг. служил по дворянским выборам в Вяземском уезде Смоленской губернии, в 1834 г. инспектор студентов Московского университета, с 1848 г. смотритель странноприимного дома графа Шереметева в Москве. Известней также младший брат Павла Степановича Нахимова Нахимов Сергей Степанович (1805-1872), впоследствии вице-адмирал и член морского генерал-аудиториата.
Комментарии
901
21	Казарский Александр Иванович (1797-1833) — капитан-лейтенант, командир брига «Меркурий», впоследствии капитан 1-го ранга (1831), флигель-адъютант (1829); с 1831 г. состоял при императоре Николае I, руководил охраной царской семьи во время холеры. В ходе крейсерских операций у Босфора бриг «Меркурий», вооруженный 18 скорострельными карронадами и двумя орудиями малого калибра под командованием капитан-лейтенанта А. И. Казарского 14 (26) мая 1829 г., был настигнут двумя турецкими линейными кораблями — «Селимие» (110 орудий) под флагом капудан-паши и «Реал-бей» (74 орудия). На военном совете было принято предложение младшего по чину штурмана И. Прокофьева, который по обычаю высказывался первым, в случае захвата корабля, взорвать бриг, для чего у входа в крюйт-камеру должен был положить пистолет, а флаг прибить к мачте. Бой длился 4 часа. Успешно маневрируя парусами и веслами, А. И. Казарский мешал противнику вести прицельный огонь и метким огнем заставил «Селимие» лечь в дрейф, а «Реал-бея» прекратить преследование. В ходе боя «Меркурий» получил 22 пробоины, 297 повреждений в рангоуте, парусах и такелаже, потерял 4 человека убитыми и 8 ранеными. А. И. Казарский, контуженный в голову, не покинул поста. Позднее умер при загадочных обстоятельствах в Николаеве (см. ниже записку графа А. X. Бенкендорфа от 8 октября 1833 г.).
22	Сенявин Лев Григорьевич (1805-1861) — товарищ министра иностранных дел, сенатор, тайный советник. Службу свою начал с 1817 г. по Министерству финансов, где числился в департаменте государственных имуществ. В 1850 г. назначен товарищем министра. Два раза за отсутствием гр. Нессельроде — раз до своего назначения его товарищем, другой раз после этого назначения Сенявин временно управлял Министерством иностранных дел, а в конце 1850 г., по ходатайству Нессельроде, ему было поведено продолжать управлять Министерством и во время пребывания самого министра в Петербурге, оставаясь под его началом.
Далее упоминается Сенявин Дмитрий Николаевич (1763-1831) — знаменитый флотоводец, адмирал (1826), сын вице-адмирала Н. И. Сенявина, который в 1773-1775 гг. занимал должность военного губернатора Кронштадтского порта.
23	См. коммент. № 46. С. 772.
24	Корсаков Алексей Иванович (1751-1821) — государственный деятель, генерал-лейтенант, директор Артиллерийского корпуса, президент Берг-коллегии, сенатор, коллекционер, знаток и ценитель предметов искусства.
25	Столыпин Николай Алексеевич (1781-3 июня 1830) — генерал-лейтенант, герой Отечественной войны 1812 г., с 1826 г., состоя в чине генерал-лейтенанта, был начальником 3-й уланской дивизии, в конце весны 1830 г. он находился в Севастополе на губернаторской должности,
902
Комментарии
когда там вспыхнул бунт, и был растерзан толпой, 18 июня исключен из списков умершим.
26	См. коммент. № 21. С. 760.
27	Витт Иван Осипович де (1781-1840) — граф, генерал от кавалерии (1829), из подольских дворян графского достоинства, сын польско-украинского помещика Иосифа де Витта (1738-1814), генерал от кавалерии на русской службе, ключевая фигура русской разведки Отечественной войны 1812 г., 18 октября 1812 г. произведен в генерал-майоры, начальник военных поселений Херсонской и Екатеринославской губерний, участник Русско-турецкой войны 1828-1829 гг., 30 августа 1831 г. назначен шефом Украинского уланского полка, с 10 апреля 1832 г. — инспектором всей резервной кавалерии.
28	Кантонисты (от нем. Kantonist — военнообязанный, военнообязанный в Пруссии в одном из кантонов, т. е. военных округов) — в России в 1805-1856 гг. солдатские сыновья, числящиеся с момента рождения за военным ведомством.
29	Патаниоти 1-й Константин Юрьевич (?-?) — вице-адмирал, член Адмиралтейств-совета. Его младший брат Патаниоти 2-й Николай Юрьевич, контр-адмирал (1832), на службе с 1796 г., командир Дунайских портов и 3-й бригады 5-й флотской дивизии; умер в этом звании в 1838 г.
30	См. коммент. №2. С. 785.
31	«Геркулес» — один из императорских пароходов, на котором часто ходил в плавание Николай I.
32	Бутенев Иван Петрович (1802-1836) — капитан 2-го ранга, в 1822-1825 гг. совершил кругосветное плавание в Камчатку на фрегате «Крейсер» под командой капитана Лазарева, герой Наваринского сражения (1828), потерявший в нем руку, участник Босфорской экспедиции (1833), 8 февраля 1833 г. флигель-адъютант его величества, 30 августа 1834 г. произведен за отличие в капитаны 2-го ранга и назначен командиром 12-го флотского экипажа и корабля «Память Азова».
33	Путятин Евфимий Васильевич (1803-1883) — граф, адмирал, генерал-адъютант, в 1852 г. назначен главой миссии по установлению дипломатических и торговых отношений с Японией и от имени правительства 7 февраля 1855 г. в городе подписал первый русско-японский трактат, с 1857 по 1858 г. возглавлял дальневосточную дипломатическую миссию, заключил Тяньцзинский трактат с Китаем, по которому русские получили право свободного посещения внутренних провинций Китая и китайских портов, и Пекинский договор 1860 г. с установлением границу между Россией и Китаем, в 1861 г. министр народного просвещения.
34	Брок Петр Федорович (1805-1875) — действительный тайный советник (1858), статс-секретарь (1852), сенатор (1852); с 1844 г. помощник
Комментарии
903
управляющего Комитетом министров, которого часто замещал, с 1849 г. и должность товарища министра финансов (утвержден в 1852), министр финансов (1853-1858), впоследствии председатель Департамента государственной экономии Государственного совета (1862-1864 г., член Государственного совета (1853).
35	Берд Чарльз (Charles Baird; Карл Николаевич; 1766-1843) — русский инженер и заводчик шотландского происхождения, первый строитель пароходов на Неве.
38	Перовский Лев Алексеевич (1792-1856) — граф (1849), камергер (1823), генерал-адъютант (1854); побочный сын министра народного просвещения при Александре I графа Алексея Кирилловича Разумовского. Член Совета департамента уделов (1826), вице-президент Департамента уделов (1828-1840), товарищ министра уделов (1841-1852), министр внутренних дел (1841-1852). После временного разделения Министерства Императорского двора на два министерства — двора и уделов — министр уделов, управляющий Кабинетом Его Императорского Величества и Академией художеств (1852—1856). В 1854 г. переименован в генералы от инфантерии и пожалован в генерал-адъютанты.
37	Канонерские лодки — морские суда, особо вооруженные артиллерией, для действия в прибрежных водах и реках.
38	Яфимович Николай Матвеевич (1804-1874) — генерал-майор и генерал-адъютант (1846), впоследствии, генерал от артиллерии (1869).
39	Ревель, ныне Таллин.
40	Литке Федор Петрович (1797-1882) — граф (1866), генерал-адъютант (1842); с 1835 г. контр-адмирал, с 1843 г. вице-адмирал, с 1855 г. адмирал; мореплаватель и географ, участник кругосветного плавания 1812-1819 гг. и руководитель кругосветной экспедиции на шлюпе «Сенявин» (1826-1829), командир Ревельскогои Кронштадтского портов (1850-1857), воспитатель великого князя Константина Павловича, организатор и вице-президент Русского географического общества (1845-1850 и 1857-1873), президент (с 1864) Петербургской Академии наук.
41	Спиридов Алексей Григорьевич (1753-1828) — сын знаменитого сподвижника графа А. Г. Орлова-Чесменского Спиридова Григория Андреевича (1713-1790), адмирал, главный командир Ревельского порта (1797), одновременно военный губернатор в Ревеле (с 1803), с 1811 г. командир Архангельского порта и военный губернатор в Архангельске, в следующем году по собственному желанию был переведен главным командиром в Ревельский порт, где пробыл до своей смерти.
42	Беллинггаузен (более принято Беллинсгаузен) Фаддей Фаддеевич (при рождении Фабиан Готтлиб Таддеус фон Беллинсгаузен (нем. Fabian Gottlieb Thaddeus von Bellingshausen); 1778-1852) — знаменитый россий
904
Комментарии
ский мореплаватель, первооткрыватель Антарктиды во время экспедиции 1819-1821 гг., вернулся контр-адмиралом, участвовал в Русско-турецкой войне 1828-1829 гг.; 6 декабря 1830 г. произведен в чин вице-адмирала и назначен начальником 2-й дивизии Балтийского флота, с 1839 г. военный губернатор Кронштадта; на этом посту получил чин адмирала.
А. И. Веригин
Воспоминания об осаде Варны и о пребывании там императора Николая I <фрагмент>
Впервые: Веригин А. И. Воспоминания об осаде Варны и о пребывании там императора Николая I. 1828 // Русская старина. 1879. Т. 24. № 3. С. 509-524. Т. 25. № 6. С. 400 (добавление автора). Печатается по этому изданию.
Другая публикация: А. И. Веригин. Военное обозрение похода российских войск в Турцию в 1829 году. СПб.: Военная тип., 1846.
Веригин Александр Иванович (1807-1891) — офицер Генерального штаба во время русско-турецкой войны 1828-1829 гг., впоследствии генерал-адъютант, член Государственного совета.
1 Головин Евгений Александрович (1782-1858) — генерал от инфантерии (1839), генерал-адъютант (1825). Оренбургский военный губернатор (1830-1831), командир Отдельного Кавказского корпуса и главноуправляющий гражданской частью в Закавказье (1837-1842), рижский военный, лифляндский, курляндский и эстляндский генерал-губернатор (1845-1848), член Государственного совета (1848).
Д. А. Милютин
Воспоминания <фрагменты>
Впервые: Милютин Д. А. Воспоминания генерал-фельдмаршала графа Дмитрия Алексеевича Милютина. 1816-1843 /Подред. Л. Г. Захаровой. М.: Студия ТРИТЭ Никиты Михалкова. Российский архив, 1997. Печатается по этому изданию. С. 95-98, 130-132, 424-427.
Милютин Дмитрий Алексеевич (1816-1912) — генерал-фельдмаршал (1898), генерал-адъютант (1859), профессор кафедры военной географии (с 1845), затем — статистики Военной академии, с 1856 г. начальник штаба Кавказской армии, впоследствии граф, военный министр (1861-1881). Во второй половине 40-х гг. вошел в круг «либеральных бюрократов»,
Комментарии
905
собиравшихся у его брата В. А. Милютина и в салоне великой княгини Елены Павловны. В 1848 г. по высочайшему повелению продолжил начатое А. И. Михайловским-Данилевским исследование об Итальянском и Швейцарском походах А. В. Суворова. В сентябре 1853 г. сопровождал Николая I во время поездки в Австрию и Пруссию. В годы Крымской войны (с 1854) производитель дел особого комитета о мерах защиты берегов Балтийского моря под председательством великого князя Александра Николаевича.
Публикуемые отрывки охватывают период молодости Д. А. Милютина с 1831 по 1842 г. В центре повествования такие события, как посещение Николаем I Москвы во время эпидемии холеры в 1830 г., возвращение П. Д. Киселева (дяди мемуариста) из Дунайских княжеств, Красносельские лагеря и торжественное открытие Александровской колонны в 1834 г., военные неудачи на Кавказе в 1841-1842 гг.
1	24 сентября (6 октября) 1830 г. в С.-Петербурге получено известие о холере в Москве. Чтобы подбодрить москвичей, 27 сентября Николай I вместе с А. X. Бенкендорфом выехал в Москву, куда прибыл 29 сентября (10 октября) и пробыл десять дней до 7 (19) октября. Пребывание Николая Павловича в Москве во время холеры нашло отражение в публикации А. С. Пушкиным стихотворения «Герой» в «Телескопе» Н. И. Надеждина под датой 29 сентября (Москва) без подписи автора. После 11 дней карантина в Твери Николай I вернулся в Царское Село 20 октября (6 ноября).
2	Вероятно, речь идет о младшем сыне Булгакова Александра Яковлевича (1781-1863) — чиновника по особым поручениям при московском генерал-губернаторе (1809-1832), позднее московского почт-директора (1832-1856). Это ему во время посещения Москвы, на следующий год, произнеся тост в честь его красивой сестры, Николай I дал бокал шампанского со словами: «Ну-ка, будущий гвардеец» (Из писем А. Я. Булгакова к его брату 1831 года //РА. 1902. Кн. 1. № 1. С. 149).
3	При Николае I ежегодно проводилось три больших парада. 6 января (День Богоявления) на Дворцовой площади проходил Крещенский парад; Майский парад гвардии — на Марсовом поле (Царицыном лугу); там же, в сентябре, был парад по случаю возвращения с летних маневров в Красном Селе. Майский парад был крупнейшим войсковым смотром года. Подготовка к нему продолжалась весь апрель. От выучки лошадей зависело многое. Долли Фикельмон в дневниковой записи от 16 мая 1834 г. о своей сестре-фрейлине Екатерине заметила: «Катрин все это время находилась при Дворе в Царском Селе. Двор приезжал в город на один день, чтобы присутствовать на торжественном ежегодном параде, на Марсовом поле, обычном и ничем не примечательном, кроме, пожалуй, одного — из-за какой-то случайности несколько лошадей кавалергардских полков пошли галопом именно в тот момент, когда они должны были
906
Комментарии
продефилировать перед императором рысью. Цесаревич, возглавлявший этот полк, так злополучно выступивший, вместе с другими офицерами посажен на несколько часов на гауптвахту. Велико было его огорчение, поскольку он впервые попал в подобную историю» (Фикельмон Д. Дневник. М., 2009. С. 301).
4	После того как в 1819 г. вдовствующая императрица Мария Федоровна «уступила» Красносельскую мызу удельному ведомству, Красное Село с его холмистой местностью (Дудергоф) стало использоваться в качестве летних военных лагерей. С 1832 г. выходы войск в летние Красносельские лагеря становятся ежегодными. Красное Село становится летней военной столицей. С конца мая по середину августа здесь концентрировалось до 40 тыс. чел.; позднее, в период 1845-1853 гг., — до 120 тысяч.
5	Упоминаемый прием Николаем IП. Д. Киселева состоялся 9 мая 1834 г. Благодаря дяде Д. А. Милютин был в курсе антикрепостнических намерений императора. Е. М. Феоктистов вспоминал: «Вот что, между прочим, я слышал от военного министра Д. А. Милютина, близкого родственника графа Киселева. Однажды государь рассказал Киселеву, что еще в первые годы по вступлении своем на престол остановился он на определенном плане уничтожения у нас рабства, но захотел предварительно узнать мнение Константина Павловича; тот отвечал из Варшавы, что умоляет ему умереть спокойно, не смущать его мыслью о тех ужасах, которые неминуемо постигнут Россию. “Я не мог, — заметил Николай Павлович, — не уважить это требование, ибо для всех Вас я император, а для меня императором был брат мой Константин”» (Феоктистов Е. М. За кулисами политики и литературы. 1848-1896. М., 1991. С. 117-118).
® Гика Григорий Александр (1807-1857) — господарь Валахии.
7	Стурдза Михаил (1795-1884) — господарь Молдавии.
8	Граббе Павел Христофорович (1789-1875) — граф (1866), генерал-адъютант (1839-1842, 1853-1875), генерал-лейтенант (1837), позднее генерал от кавалерии (1855); командующий войсками на Черноморской линии и в Черномории, в 1839 г. уволен от должности, а в 1842 г. от службы «за бездействие власти», 8 февраля 1853 г. реабилитирован; наказной атаман Войска Донского (1866), член Государственного совета (1866), член Союза благоденствия, автор записок. В записках П. X. Граббе содержатся характеристики состояния русской армии, общественных настроений, описания Кавказской и Крымской войн, встреч с императором и членами императорской семьи. В публикуемом отрывке рассказывается о посещении генералом коттеджа в Петергофе («Александрии»), его интерьере, свидетельствующем о дружной жизни семьи Николая I. В опубликованном фрагменте записок обращает на себя внимание сюжет о маневрах под Вознесенском в 1834 г. П. X. Граббе свидетельствует, что Николай I мог быть и самокритичен. Это подтверждает, что от лиц, которым император доверял и чьи профессио
Комментарии
907
нальные качества уважал, он мог выслушать и противоположное мнение, а иногда и согласиться с ним.
9	Головин Е. А. (?-?) — командующий Кавказским корпусом (1837-1842).
10	Шамиль (1798-1871) — аварец из аула Гимры, имам Дагестана и Чечни (1834-1859), сложивший оружие в 1859 г.; умер в Медине.
11	См. коммент. №16. С. 757.
12	Ныне Кингисепп Ленинградской области.
13	Окруженный лесами ичкерийский аул Дарго с 1840 г. Шамиль сделал своей резиденцией. В том же году с новой силой разгорелось восстание в горном Дагестане, где к Шамилю примкнул пользующийся популярностью среди аварцев Хаджи-Мурат. Вспыхнуло восстание и в Черкесии, и пали многие форты на Черноморском побережье. С 1841 г. Шамиль вторично занимает Аварию и вновь становится повелителем горного Дагестана и Чечни. В конце июля 1842 г. потерпел неудачу поход генерал-лейтенанта П. X. Граббе в лесистую Ичкерию. Под влиянием этого неудачного похода предписанием военного министра от 20 августа 1842 г. командованию Кавказским корпусом сообщалось, что в 1843 г. «Е. И. В. высочайше повелеть соизволил наистрожайше предписать всем частным начальникам на Кавказе, дабы они отнюдь не предпринимали никаких экспедиций или поисков для наказания горцев, но, оставаясь в полной готовности отразить всякие их против нас враждебные покушения, усугубили свои старания ко внутреннему устройству покорившихся племен и к склонению прочих следовать их примеру» (Движение горцев Северо-Восточного Кавказа в 20-50-х гг. XIX века. Сб. док. Махачкала: Дагест. кн. из-во, 1959. С. 360). Для характеристики взглядов Николая I, понимавшего всю ненадежность ставки на одну военную силу, весьма показательна записка, составленная им в ноябре 1842 г. для главноуправляющего Закавказским краем и командира Отдельного Кавказского корпуса А. И. Нейдгардта: «Не хочу никаких завоеваний, и мысль об оных считаю преступною. Хочу нашего владычества краем, где признаю его покуда крайне шатким и неверным»... Отмечая ненадежность сообщения по Военно-Грузинской дороге, плохо контролируемой русскими войсками, он далее делает следующий вывод: «Из сего следует, что необходимо покорение враждебного нам населения Кавказа. Но покорение следует исполнить не одним оружием... На воспитание, генерал Нейдгардт, должно быть обращено особое внимание, возможное соединение в одних школах воспитанников из всех народов весьма желательно, потому полезно, елико можно увеличивать число народных и уездных училищ; но воспитание в самом крае никак не должно превышать обыкновенных гимназических степеней, ибо все высшее образование для способнейших должно непременно быть в России, т. е. в общем корыте, даровать же его за Кавказом было бы действовать вопреки коренным правилам здешней политики» (Государственный архив Российской Федерации.
908
Комментарии
Ф. 672. On. 1. Д. 84. Памятная записка, составленная Николаем I... 1842 г. Копия. Л. 1 - 1 об.).
14	См. коммент. № 14. С. 838.
15	Гурко Владимир Иосифович (1795-1852) — полковник, начальник штаба 5 пехотного корпуса. Из дворян Витебской губернии. Отец Гурко Осип Осипович (7-1811) — курляндский вице-губернатор. Губернский регистратор, служил в 1 департаменте Сената, унтер-офицер лейб-гв. Семеновского полка (1810), из портупей-прапорщиков прапорщик (1811), участник Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов, подпоручик и поручик (1813), штабс-капитан (1816), капитан (1819), полковник с назначением состоять при начальнике штаба 1 армии для особых поручений (1821), командир 3 егерского полка (1822), начальник штаба 5 корпуса (1825). Масон, член ложи «Избранного Михаила». Член Военного общества (1818). Высочайше поведено оставить без внимания. Упоминался в показаниях Артамона Муравьева.
Переведен в Генеральный штаб с оставлением в должности (1827), генерал-майор с назначением начальником штаба поселенного гренадерского корпуса (1828), начальник 11 пехотной дивизии (1834), генерал от инфантерии, начальник всех резервных и запасных войск.
К. Ф. Толь
<3аписка 1831года>
Впервые: Записка К. Ф. Толя 1831г./ Вступительная статья, публикация, примечания М. В. Сидоровой, В. М. Безотосного // Российский архив. История Отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX вв. Вып. VI. М.: Студия ТРИТЭ Никиты Михалкова. Российский архив, 1995. С. 99-105. Печатается по этому изданию.
Толь Карл Федорович (1777-1842) — граф (с 1829), из голландского дворянского рода, сын генерал-майора российской службы Ф. Н. Толя. В 1796 г. окончил Сухопутный шляхетский кадетский корпус в Петербурге. Службу начал в Свите Его Императорского Величества (ЕИВ) по квартирмейстерской части. В 1799 г. участвовал в Итальянском и Швейцарском походах А. В. Суворова. Капитан (с 1799), затем майор (с 1800), сражался под Аустерлицем (1805) и в военных действиях против турок (1806-1809), за что получил чин подполковника (1808). В 1810 г. переведен в Свиту ЕИВ по квартирмейстерской части и полковники (1811). В Отечественную войну 1812 г. генерал-квартирмейстер объединенной русской армии в чине генерал-майора. Участвовал во всех крупных сражениях кампаний 1812-1814 гг., снискал репутацию военного теоретика, составив одно из первых описаний военных действий 1812 г. С 1813 г. генерал-лейтенант, участник Венского
Комментарии
909
конгресса. После второго похода русской армии в Париж в 1815 г. назначен генерал-квартирмейстером Главного штаба ЕИВ. В 1823 г. пожалован генерал-адъютантом и назначен главным начальником Главного штаба ЕИВ. Активный участник подавления военного выступления 1825 г., в ночь с 14 на 15 декабря по приказу Николая I вел первые допросы декабристов. Об этих событиях оставил мемуары (см.: Толь К. Ф. Журнал генерал-адъютанта графа К. Ф. Толя о декабрьских событиях 1825 года / Под ред. Е. Н. Толя. СПб., 1898). В 1829 г. назначен начальником Главного штаба 2-й армии под начальством И. И. Дибича, воевавшей против турок. С 1830 г. член Государственного совета. В том же году назначен начальником Главного штаба армии под руководством генерал-фельдмаршала И. И. Дибича, действующей против польских повстанцев. Вероятно, между фельдмаршалом и генералом были разногласия, связанные с их различными взглядами на стратегию ведения войны, что заставляло Толя не раз просить об отставке от должности. Участник всех крупных сражений польской кампании 1830-1831 гг. После смерти Дибича 29 мая 1831 г. принял на себя обязанности главнокомандующего русскими войсками в Польше. К этому моменту относится письмо Николая I Карлу Федоровичу от 4 июня 1831г., которое имеет доверительный тон и характеризует теплое отношение императора к своему «боевому товарищу» по турецкой кампании. Николай Павлович высоко оценил решительные действия Толя, говоря: «Вполне одобряю принятую тобой решимость; знаю душу твою и не сомневаюсь в чувствах твоих; более скажу: я не верил тому, что именем твоим думал писать покойный граф Иван Иванович (Дибич. — Сост.), а я отвечал, что полагаю, что он тебя не понял, теперь же вижу с тем большим удовольствием, что я в тебе не ошибся» (Николай I: Личность и эпоха. Новые материалы. СПб., 2007. С. 368). После прибытия в армию 13 июня 1831 г. нового главнокомандующего генерал-фельдмаршала И. Ф. Паскевича Толь вернулся к своим обязанностям. Однако отношения между главнокомандующим и его начальником штаба сразу не сложились. Толь считал Паскевича выскочкой и не видел в нем ни личных достоинств, ни профессиональных способностей военачальника (см.: Толь К. Ф. Краткий журнал пребывания моего в действующей армии в минувшую польскую войну со времени прибытия фельдмаршала кн. Паскевича-Эриванского к оной до отъезда моего в С.-Петербург. М., 1967. С. 8,10). Паскевич также весьма отрицательно отзывался о Толе (см.: Щербатов П. П. Генерал-фельдмаршал князь Паскевич, его жизнь и царствование. СПб., 1889. Т. 4. С. 25-26). События взятия Варшавы еще более обострили ситуацию. В связи с контузией ядром в левую руку Паскевича в начале взятия польской столица, 26 августа 1831 г., Толь как старший из генералов и по должности начальника Главного штаба взял на себя командование армией и ввел ее в город. Однако лавры «усмирителя мятежа» получил любимец Николая I, «отец-командир» Паскевич, пожалованный за этот «подвиг» титулом князя Варшавского. На фоне триумфа
910
Комментарии
Паскевича Толь был оскорблен незаслуженным принижением его роли в «подавлении поляков», что нашло и отражение в упомянутой записке о польской кампании, представлявшей собой по существу реестр ошибок и просчетов главнокомандующего. «Взаимные нелады, обоюдные жалобы и невозможность служить вместе» привели к тому, что 1 сентября 1831 г. Толь подал в отставку. На фоне охлаждения к нему Николая I он был уволен от должности начальника Главного штаба. Получив отставку, Толь ♦удалился из армии» не только без дозволения Паскевича, но и не уведомив его об этом (см.: СушковН. В. Воспоминания о графе К. Ф. Толе. М., 1865. С. 8). Так закончилась блестящая военная карьера Толя. В октябре 1833 г. он был назначен главноуправляющим путями сообщения и публичными зданиями и прослужил на этом посту по апрель 1842 г.
Публикуемая всеподданнейшая записка была составлена Толем 10 сентября 1831 г. и 30 ноября того же года подана им Николаю I. По справедливому мнению первых публикаторов записки, ее написание и подача императору были обусловлены стремлением Толя оградить своих сослуживцев-генералов от негативных оценок фельдмаршала и представить перед государем их объективные характеристики.
1	См. коммент. № 27. С . 902.
2	Крейц Киприан Антонович (Циприан-Гвальберг; 1777-1850) — граф, генерал от кавалерии, участник наполеоновских и Русско-турецкой (1828-1829)войн.
3	См. коммент. № 6. С. 821.
4	Ридигер Федор Васильевич (1784-1856) — граф, генерал от кавалерии, генерал-адъютант, участник наполеоновских, Русско-шведской (1808-1809), Русско-турецкой (1828-1829) войн. В 1831 г. командовал 4-м резервным кавалерийским корпусом на Волыни и в Южной Польше. За отличие был произведен в чин генерала от кавалерии и получил звание генерал-адъютанта и пенсию в 50 000 рублей.
5	Набоков Иван Александрович (1787-1852)— генерал от инфантерии, генерал-адъютант, участник наполеоновских войн. В 1831 г. командовал 3-й гвардейской дивизией, находился во всех крупных сражениях и был награжден орденами Св. Владимира 2-й ст., Св. Александра Невского, Св. Георгия 3-го кл. В 1832 г. получил назначение командиром Гренадерского корпуса.
6	См. коммент. № 14. С. 838.
7	Горчаков Михаил Дмитриевич (1793-1861) — князь, генерал от артиллерии, генерал-адъютант. Участник кампании 181-1814 гг., Русско-турецкой войны 1828-1829 гг. В 1831 г. исполнял должность начальника штаба 1-го пехотного корпуса, а затем начальника артиллерии действующей армии. Во время Крымской войны командовал русскими войсками в Крыму, затем был наместником Царства Польского.
Комментарии
911
8	См. коммент. № 7. С. 872.
9	Муравьев (Карский) Николай Николаевич (1794-1866) — генерал-адъютант, генерал от инфантерии. Участник кампании 1812-1814 гг., Русско-персидской (1826-1828), Русско-турецкой (1828-1829) войн. В 1830-1831 гг. командовал гренадерской бригадой Отдельного Литовского корпуса. За отличие при штурме Варшавы был произведен в генерал-лейтенанты и назначен командиром 24-й пехотной дивизии. Во время Крымской войны руководил взятием турецкой крепости Карс.
10	Мандерштерн Карл Егорович (1785-1862) — генерал от инфантерии, участник наполеоновских и Русско-турецкой (1809-1811) войн. В 1830 г. был назначен командующим 1-й бригадой 1-й пехотной дивизии. Вовремя боевых действий командовал отдельным отрядом, авангардом Гренадерского корпуса, 1-й пехотной дивизией. Был ранен в челюсть с повреждением кости. Награжден орденом Св. Георгия 3-го кл. и Св. Анны 1-й ст. и пожалован в генерал-лейтенанты. Занимал должность коменданта Риги, затем — Петербургской крепости.
11	Обручев Владимир Афанасьевич (1793-1866) — генерал от инфантерии, участник кампании 1812-1814 гг. и Русско-турецкой войны 1828-1829 гг. В 1831 г. занимал должность дежурного генерала действующей армии. За штурм Варшавы был награжден орденом Св. Георгия 3-го кл. и произведен в генерал-лейтенанты. В 1842 г. назначен оренбургским генерал-губернатором и командующим Отдельным Оренбургским корпусом.
12	Герштенцвейг Данила Александрович (1790-1848) — генерал от артиллерии, участник Русско-турецкой войны 1806-1812 гг. и кампании 1812-1814 гг. За отличие в боевых действиях в Польше в 1831 г. был награжден орденом Св. Владимира 3-го кл., произведен в чин генерал-лейтенанта и назначен начальником артиллерии Гвардейского корпуса.
13	Сиверс Владимир Карлович (1790-1862) — граф, генерал от кавалерии, участник кампании 1812-1814 гг., Русско-шведской (1808-1809) и Русско-турецкой (1828-1829) войн. В 1831 г. командовал 2-й гусарской дивизией. За отличие в боевых действиях был награжден орденом Св. Владимира 2-й ст. и золотой саблей с алмазами «За храбрость» и удостоен звания генерал-лейтенанта. В 1833 г. назначен командиром 1-го резервного кавалерийского корпуса.
14	Олферъев Павел Васильевич (1787-1864) — генерал от кавалерии, участник наполеоновских, русско-персидской (1826-1828) и русско-турецкой (1828-1829) войн. В 1831 г. в чине генерал-майора командовал лейб-гвардии Уланским полком. За сражение при Остроленке был награжден орденом Св. Георгия 3-го кл. и назначен командиром бригады (лейб-гвардии Уланский и лейб-гвардии Драгунский полки), участвовал в штурме Варшавы.
912
Комментарии
15	Штрандман Карл Густавович (1786-1855) — генерал от кавалерии, участник русско-турецкой войны (1806-1812) и кампании 1812-1814 гг. В 1831 г. командовал лейб-гвардии Гродненским гусарским полком и за отличие при штурме Варшавы награжден орденом Св. Георгия 3-го кл., а также орденом Св. Анны 1-й ст. После окончании боевых действий командовал бригадой, дивизией, корпусом.
16	Оффенберг Иван Петрович (1792-1870) — барон, генерал от кавалерии, участник кампании 1812-1814 гг. В 1831 г. командовал 2-й бригадой 1-й уланской дивизии и за отличие при штурме Варшавы награжден золотой саблей с алмазами «За храбрость». В 1832 г. получил в командование лейб-гвардии Конноегерский полк.
17	Деллингсгаузен Иван Федорович (1794-1845) — барон, генерал-лейтенант, генерал-адъютант, участник кампании 1812-1814 гг. и русско-турецкой войны (1828-1829). В 1831 г. был дважды ранен и за отличие в боевых действиях награжден орденами Св. Анны 1-й ст. с короной, Св. Владимира 1-й ст., Св. Георгия 3-го кл., назначен начальником штаба 2-го пехотного корпуса, пожалован в генерал-адъютанты.
18	Берг Федор Федорович (1793-1874) — граф, генерал-фельдмаршал, генерал-адъютант, участник кампании 1812-1814 гг. и русско-турецкой войны (1828-1829). За отличие в боевых действиях в Польше в 1831 г. произведен в генерал-майоры. Последовательно занимал должности гене-рал-квартирмейстера Главного Штаба, финляндского генерал-губернатора, наместника Царства Польского.
19	Статковский Александр Осипович (1795-1837) — генерал-майор, участник кампании 1812-1814 гг. В 1831 г. командовал 2-й гвардейской артиллерийской бригадой, отличился во многих сражениях. Был награжден орденами Св. Станислава 1-й ст., Св. Анны 1-й ст., Св. Георгия 3-гокл. и золотой шпагой с алмазами с надписью «За храбрость». Позднее занимал пост директора Московского кадетского корпуса.
20	Граббе Павел Христофорович (1787-1875) — граф, генерал от кавалерии, генерал-адъютант, участник наполеоновских и русско-турецкой (1828-1829) войн. В 1831 г. сражался под Минском, Калушиным (получил контузию в бедро), Остроленкой и при штурме Варшавы. Был награжден орденами Св. Анны 1-й ст. и Св. Георгия 3-го кл. В дальнейшем занимал должности командующего войсками на Кавказской линии, был наказным атаманом Войска Донского.
21	Лидере Александр Николаевич (1790-1874) — граф, генерал от инфантерии, генерал-адъютант, участник кампании 1812-1814 гг. и русско-турецких войн (1806-1812 и 1828-1829). В 1831 г. командовал 1-й бригадой 3-го пехотного корпуса. За отличие в боях был произведен в чин генерал-лейтенанта, получил пенсию в 2000 руб. и назначение начальником
Комментарии
913
штаба 2-го пехотного корпуса. Участвовал в Крымской войне (1853-1856). В 1861-1862 гг. был наместником Царства Польского.
22	Мартынов Николай Петрович (?-1856) — генерал-майор, участник кампании 1812-1814 гг. За отличие в военных действиях в 1831 г. был награжден орденами Св. Владимира 3-й ст., Св. Анны 1-й ст., Св. Георгия 4-го кл., получил пенсию в 2000 рублей и назначение командиром 2-й бригады 2-й гвардейской дивизии.
23	Толстой Алексей Петрович (1794/1798-1864/1854) — граф, генерал-майор, участник русско-персидской (1826-1828) и русско-турецкой (1828-1829) войн. В 1831 г. за отличие в боевых действиях в Польше был награжден орденами Св. Анны 1-й ст., Св. Владимира 2-й ст. и назначен начальником штаба 3-го резервного кавалерийского корпуса.
24	Анреп-Эльмпт Иосиф Романович (1798-1860) — граф, генерал от кавалерии, генерал-адъютант, участник русско-турецкой войны 1828-1829 гг. Во время боевых действий в 1831 г. командовал отдельными отрядами. За отличие был произведен в генерал-майоры, награжден орденом Св. Анны 1-й ст. и золотой саблей с алмазами с надписью «За храбрость», назначен командиром 1-й бригады 2-й драгунской дивизии. С 1841 г. начальник Черноморской береговой линии.
25	Шилинг Яков Васильевич (?-?) — генерал-майор, участник кампании 1812-1814 гг. За отличие в боевых действиях в Польше в 1831 г. был произведен в чин генерал-майора, награжден золотой саблей с алмазами с надписью «Захрабрость», орденом Св. Станислава 1-й ст., получил пенсию в 2000 руб. и назначен командиром 2-й бригады 2-й драгунской дивизии.
26	Реад Николай Андреевич (1793-1855) — генерал от кавалерии, генерал-адъютант, участник кампании 1812—1814 гг. В 1831 г. командовал Ольвиопольским гусарским полком и за отличие в сражении под Прагой произведен в генерал-майоры. Вовремя Крымской войны 1853-1856 гг., командуя 3-м пехотным корпусом, погиб в сражении на р. Черной 4 августа 1855 г.
27	Данненберг Петр Андреевич (1792-1872) — генерал от инфантерии, участник кампании 1812-1814 гг. В 1831 г. находился во всех основных сражениях. Во время штурма Варшавы посылался в качестве парламентера. Был награжден орденом Св. Владимира 2-й ст. Во время Крымской войны 1853-1856 гг. командовал корпусом.
28	Веймарн Петр Федорович (1795-1846) — генерал-лейтенант, генерал-адъютант, участник кампании 1812-1814 гг. В 1831 г. за отличие в боевых действиях был награжден орденом Св. Анны 1-й ст., произведен в генерал-майоры и назначен начальником штаба Гвардейского корпуса. В 1842 г. занял пост дежурного генерала Главного Штаба.
29	Пален Петр Петрович (1778-1864) — граф, генерал от кавалерии, генерал-адъютант, участвовал в Персидском походе 1796 г., в наполео
914
Комментарии
новских и русско-турецкой (1828-1829) войнах. В 1831 г. командовал 1-м пехотным корпусом, за отличие был награжден орденами Белого Орла и Св. Андрея Первозванного. В 1847 г. назначен инспектором всей кавалерии.
30	Красовский Афанасий Иванович (1780-1849) — генерал от инфантерии, генерал-адъютант, участник наполеоновских, русско-турецких (1806-1812 и 1828-1829) и русско-персидской (1826-1828) войн. В 1831 г. находился в чине генерал-лейтенанта и командовал отдельным отрядом, одержал победы под Юзефовым и при Лагове, затем занял Краков. Был награжден орденом Св. Александра Невского с алмазами и удостоен звания генерал-адъютанта.
П. П. Семенов-Тян-Шанский
Детство и юность <Фрагмент>
Впервые: Мемуары П. П. Семенова-Тян-Шанского. Т. 1. 1917. Печатается по: Семенов-Тян-Шанский П. П. Детство и юность // Русские мемуары: Избранные страницы (1826-1856 гг.) / Составление, вступительная статья, биографические очерки и примечания И. И. Подольской. М.: Правда, 1990. С. 464-468.
Семенов-Тян-Шанский Петр Петрович (до 1906 г. Семенов) (1827-1914) — географ, геолог, ботаник, энтомолог, статистик, историк и популяризатор науки, общественный деятель, коллекционер и искусствовед. Происходил из русского дворянского рода конца XVII в., сын капитана лейб-гвардии Измайловского полка в отставке Семенова Петра Николаевича (7-1832). П. П. Семенов воспитывался в военном пансионе полковника Тихонова, в 1834 г. пожалован в пажи, затем учился в Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров (1842-1845). После окончания Школы в 1845 г. поступил вольнослушателем на Философский факультет, на отделение естественных наук Петербургского университета, который закончил в 1848 г. В том же году, защитив диссертацию на тему «Придонская флора», получил степень кандидата. Однако научная деятельность его была приостановлена, поскольку в 1849 г. он и его ближайший друг, будущий знаменитый публицист и социолог Н. Я. Данилевский были арестованы по делу петрашевцев, поскольку посещали кружок М. В. Буташевич-Петрашевского. Но поскольку друзья не были активными членами кружка, не произносили антиправительственных речей и у них не было найдено компрометирующих бумаг, то они не были привлечены к следствию и суду. В 1853-1855 гг. Семенов слушал лекции Александра Гумбольта в Берлинском университете, путешествовал по Германии, Швейцарии, Франции, Италии, где впервые ощутил интерес к искусству. С этого момента началась любовь Петра Петровича к европейской живописи, особенно
Комментарии
915
к «малым голландцам», и было положено начало его знаменитой коллекции нидерландской живописи.
В 1856 г. Семенов был командирован Императорским Русским Географическим обществом (с 1849 г. будучи его членом) в Центральную Азию для научный изысканий. В 1856-1857 гг. руководил научной экспедицией на Тянь-Шань, в ходе которой были собраны ценнейшие ботанические, геологические, энтомологические коллекции, выявлены многочисленные новые факты физической географии этой части Центральной Азии. С 1872 г. тайный советник, вице-президент Императорского Русского Географического общества (с 1873). В период его руководства было организовано более 170 научных экспедиций в Европу и Азию. С 1889 по 1914 г. президент Русского Энтомологического общества.
Активный деятель подготовки Крестьянской реформы: в 1859 г. он был назначен членом-экспертом, а затем заведующим делами Редакционных комиссий и секретарем их председателя Я. И. Ростовцева. Основоположник статистической науки в России: директор Центрального Статистического комитета (с 1864), председатель Статистического совета при Министерстве внутренних дел (1875-1897). Руководил переписью населения в европейских губерниях империи в 1869,1877-1878, 1882 гг., а также Всероссийской переписью 1897 г. Сенатор (с 1882), действительный тайный советник (с 1895), член Государственного совета (1897), зять экономиста, историка, публициста и общественного деятеля Андрея Парфеновича Заблоцкого-Десятовского, отец географов — Вениамина и Андрея Петровичей Семеновых-Тян-Шанских, дед епископа Александра Зилонского.
Над своими мемуарами Петр Петрович стал работать в 1902 г. Причем первый том «Детство и юность», из которого публикуется отрывок в настоящем издании, был завершен уже в 1906 г. В течение 1906-1909 гг, им были написаны еще два тома: «Путешествие в Тянь-Шань в 1856-1857 гг.» и «Эпоха освобождения крестьян в России (1857-1861 гг.)».
1	Лишин Андрей Федорович (1801—?) — полковник, военный педагог, в 1829-1831 гг. командир Варшавского батальона кантонистов, в 1842-1845 гг. командир сводной роты Школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, позже генерал-лейтенант, мемуарист (см.: Лишин А. Ф. Воспоминания 1830-1831 гг. // Русская старина. 1890. Т. 65. №3. С. 713-741).
2	Имеется в виду ротный командир Пажеского корпуса полковник К. К. Жирардот. О нем см.: Имеретинский Н. К. Пажеский корпус в 1843-1848 гг. Записки старого пажа // Русский вестник. 1887. Т. 190. № 8. С. 663-703; Т. 191. №9. С. 221-254.
3	Шувалов Петр Андреевич (1830-1908) — из русского дворянского графского рода середины XVIII в., сын обер-гофмаршала гр. А. П. Шувалова, генерал-майор (с 1861), начальник штаба Корпуса жандармов и управляю
916
Комментарии
щий III Отделением СЕИВК (1861-1865), генерал-лейтенант (с 1864), генерал-адъютант (с 1866), шеф Корпуса жандармов и начальник III Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии (1866-1874), член Государственного совета (с 1866), один из самых близких сановников к Александру II, сопровождавший императора в его поездках по России и Европе в 1867-1871 гг., генерал от кавалерии (с 1872), чрезвычайный посол в Великобритании (1874-1879), с 1881 г. в отставке.
4	Речь идет о командире Школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, где в 1842-1845 гг. воспитывался П. П. Семенов,— генерал-лейтенанте К. А. Шлиппенбахе.
5	Вероятно, имеется в виду Сутгоф Николай Иванович (1765-1836) — генерал-майор, отец декабриста Александра Николаевича Сутгофа.
6	Николай Александрович (1843-1865) — великий князь, старший сын Александра II, согласно манифесту от 21 мая 1855 г. — наследник российского престола. После его смерти в 1865 г. наследником стал следующий сын императора — великий князь Александр Александрович, будущий император Александр III (1845-1894). О Николае Александровиче см.: Чернуха В. Г. Утраченная альтернатива: наследник престола великий князь Николай Александрович (1843-1865 гг.) // Проблемы социально-экономической и политической истории России XIX-XX веков. Сборник статей памяти В. С. Дякина и Ю. Б. Соловьева. СПб., 1999. С. 236-246.
С. С. Татищев
Император Николай I и иностранные дворы
Впервые: Император Николай I и иностранные дворы: Исторические очерки. СПб., 1889. Печатается по этому изданию.
Татищев Сергей Спиридонович (1846-1906) — дипломат (на службе с 1864 г.), чиновник особых поручений при министрах внутренних дел Н. П. Игнатьеве и Д. А. Толстом; историк, публицист правых взглядов; автор трудов о внешней политике Николая I.
Е. В.Тарле
Крымская война <Фрагмент>
Впервые: [Первый том «Крымской войны» под грифом Института истории АН СССР увидел свет в 1941 г. (М., Л., Государственное военно-морское издательство НКВД Союза ССР), второй — в 1943 г.; в 1950 г. последовало второе издание, исправленное и дополненное; третье издание вышло в 1959 г. в собрании сочинений Е. В. Тарле (т. 8 и 9)]. Печатается
Комментарии
917
по: Тарле Е. В. Крымская война. В 2 т. [Т. 1] // Тарле Е. В. Соч.: В 12 т. Т. 8. М.: Изд-во АН СССР, 1959.
Тарле Евгений Викторович (1874-1955) — советский историк, академик АН СССР (1927).
В. В. Лапин
Армия России в Кавказской войне XVIII-XIX веков <фрагмент>
Впервые: Лапин В. В. Армия России в Кавказской войне XVIII-XIX вв. СПб.: Европейский дом, 2008. Печатается по этому изданию. С. 36-66.
Лапин Владимир Викентьевич (р. 1954) — доктор исторических наук, автор более 90 печатных работ, в том числе нескольких монографий, лауреат Анциферовской премии за лучшую исследовательскую работу о Петербурге, опубликованную в 2005-2007 гг. Специалист в области военной истории России имперского периода. С 1979 г. работает в Санкт-Петербургском Институте истории РАН (до 1991 г. — Ленинградском отделении Института истории СССР АН СССР), в 1992-1996 гг. директор Российского Государственного Исторического Архива, в 1997-2003 гг. декан факультета истории Европейского университета в Санкт-Петербурге, с 2009 по 2011 г. возглавлял отдел Новой истории Санкт-Петербургского института истории РАН; в настоящее время ведущий научный сотрудник данного института.
1	Лысцов В. П. Персидский поход... С. 241.
2	Гизетти А. Л. Сборник сведений о потерях кавказских войск во время войн Кавказско-горской, персидских, турецких и в Закаспийском крае 1801-1885. Тифлис, 1901. С. 172-173, 127-130.
3	Там же. С. 174.
4	Там же. С. 2-3 (паг. 1-я).
5	Зубов П. Подвиги русских воинов в странах Кавказских с 1800 по 1834 год. СПб., 1836. Т. 1. Ч. 1. С. 125.
6	РаковичД. В. Тенгинский полк на Кавказе. 1819-1846. Тифлис, 1900. С. 32, 81, 91.
7	Там же. С. 277.
8	Скрутовский С. Э. Лейб-гвардии сводный полк на Кавказе в Персидскую войну с 1826 по 1828 год. СПб., 1896. С. 77.
9	Русская старина. 1886. Т. 50. С. 583.
10	ОПИ ГИМ. Ф. 6. On. 1. Д. 53. Л. 842-856.
11	УрланисБ. Ц. История военных потерь. СПб., 1994. С. 293-294.
12	Гордин Я. А. Кавказ: земля и кровь. Россия в Кавказской войне XIX века. СПб., 2000. С. 3-39.
918
Комментарии
НАУКА. КУЛЬТУРА. ПРОСВЕЩЕНИЕ
Ф. А. Бурдин
Воспоминания артиста об императоре Николае Павловиче
Впервые: Бурдин Ф.А. Воспоминания артиста об императоре Николае Павловиче // Исторический вестник. 1886. Т. 23. № 1. С. 144-153. Печатается по этому изданию.
Бурдин Федор Алексеевич (1827-1887) — артист Малого (1843-1846) и Александрийского театров.
Театр был одним из любимых занятий Николая Павловича, к нему он испытывал подлинную страсть. Сохранилось довольно много театральных мемуаров, где император выступает в роли высочайшего театрального критика, цензора и просто любителя хорошеньких актрис. Помимо мемуаров ответственного за русскую труппу М. Зотова, в первую очередь следует назвать записки известного водевилиста, актера-комика П. А. Каратыгина (брата знаменитого трагика В. А. Каратыгина). Он оставил свидетельства доброго отношения императора к артистам, нередко прощавшего их безобидные шалости.
1	Каратыгин Василий Андреевич (Каратыгин 1-й, Большой или Старший; 1802-1853) — драматический артист, ведущий артист-трагик Александрийского театра (с 1832), старший брат П. А. Каратыгина, муж драматической актрисы А. М. Колосовой (1802-1880); Каратыгин Петр Андреевич (Каратыгин 2-1, Меньшой или Младший; 1805-1879) — артист-комик, водевилист; преподаватель Театрального училища (1832-1840); младший брат В. А. Каратыгина; мемуарист; Каратыгина Александра Михайловна (урожд. Колосова; 1802-1880) — драматическая артистка Александрийского театра, жена В. А. Каратыгина.
2	Сосницкая Елена Яковлевна (урожд. Воробьева; 1800-1855) — актриса, жена И. И. Сосницкого.
3	Сосницкий Иван Иванович (1794-1871/1872) — артист Александрийского театра, выступал в комедиях и водевилях, первый исполнитель роли Городничего в «Ревизоре», муж Е. Я. Сосницкой.
4	Брянские — театральная династия. Известен: Брянский Яков Григорьевич (наст, фамилия Григорьев; 1790-1853) — артист, один из последних представителей классицизма, преподаватель Театрального училища в Петербурге (1828-1853).
5	Дюр Марья Дмитриевна (урожд. Новицкая; 7-1868) — танцовщица, затем драматическая актриса; с 1836 г. жена Н. О. Дюра.
6	Дюр Николай Осипович (1807-1839) — артист-комик, водевилист; Мартынов Александр Евстафьевич (1816-1860) — артист, один из осно
Комментарии
919
воположников искусства сценического реализма, актер Александрийского театра, игравший роли в «Ревизоре», «Горе от ума» и др.
7	Самойлов Василий Васильевич (1812-1887) — драматический актер, на сцене с 1834 г., артист Александрийского театра, сын В. М. Самойлова; Самойлов Василий Михайлович (1782-1839) — оперный певец (тенор), артист Большого театра в С.-Петербурге (1803-1839), отец В. В. Самойлова; Самойлова Надежда Васильевна (1818-1899) — актриса Александрийского театра (1838-1859), игравшая главным образом в водевилях и комедиях, дочь В. М. Самойлова.
8	Максимов Алексей Михайлович (Максимов 1-й) (1813-1861) — актер Александрийского театра.
9	Асенкова Варвара Николаевна (1817-1841)— актриса Александрийского театра (с 1835).
10	Шаховской Александр Александрович (1777-1846) — князь, драматург, поэт, начальник репертуарной части петербургских императорских театров(1802-1818;1821-1825).
11	Грибоедов Александр Сергеевич (1790/1795-1829) —дипломат, писатель; надворный советник (1826), с 1817 г. на службе в Коллегии иностранных дел, 1817 г. назначен секретарем миссии в Персии, в 1822 г. — на Кавказ для занятий «по дипломатической части», с 1827 г. ведал дипломатическими делами с Турцией и Персией; 1828 г. был назначен министром-резидентом в Персию, убит в Тегеране, похоронен в Тбилиси в монастыре Св. Давида.
12	Катенин Павел Александрович (1792-1853) — полковник в отставке, поэт, критик, драматург, театрал; член Союза спасения; адресат А. С. Пушкина.
13	Гнедич Николай Иванович (1784-1833) — поэт, переводчик, членкор. Петербургской академии наук (1826), в 1829 г. опубликовал пер. «Илиады» Гомера.
14	Кокошкин Сергей Александрович (1785-1861) — флигель-адъютант, генерал от инфантерии; петербургский обер-полицмейстер (с 1830), сенатор.
18	Тальони (Taglioni) Мария София (в замужестве графиня де Вуазен; 1804-1884) — знаменитая балерина, итальянка по национальности, которая ввела танец на пуантах, дебютировала в 1822 г. в Вене; затем выступала в театре «Гранд-Опера» в Париже (1827-1835); в 1837-1842 гг. с перерывами — в петербургском Большом театре; исполняла главные партии в балетах «Сильфида» Швейцгоффера, «Дева Дуная», «Адана» и др.; дочь Ф. Ж. Тальони; в замужестве графиня де Вуазен. Часто выступала с братом Паоло Тальони (1808-1884), впоследствии балетмейстером Берлинской оперы. Ее отец Тальони (Taglioni) Филиппо (1777-1871) — итальянский балетмейстер.
920
Комментарии
18	Эльслер (Эйслер) Фанни (Eissler F.) (1810-1884) — немецкая танцовщица, выступавшая с 1848 г. по контрактам в Петербурге и Москве.
17	Гризи Карлотта (1819-1899) — итальянская танцовщица, кузина Джулии, гастролировала в С.-Петербурге в 1850-1853 гг. Известны также ее сестры-певицы: Гризи Джудитта (1805-1840) — итальянская певица (меццо-сопрано), старшая сестра Джулии; Гризи Джулия (1811-1869) — итальянская певица (сопрано), младшая сестра Джудитты; в 1840-х гг. пела в Итальянской опере в С.-Петербурге.
18	Жуковский Василий Андреевич (1783-1852) — поэт, чтец императрицы Марии Федоровны (с 1815), учитель русского языка Александры Федоровны (с 1817) и великого князя Александра Николаевича (с 1825), переводчик «Одиссеи», основатель общества «Арзамас», автор дневника и писем, сын Бунина Афанасия Ивановича (7—1791) и пленной турчанки Сальхи (Елизаветы Дементевны Турчаниновой). 21 мая 1841 г. в Германии женился на дочери друга Е. Р. Рейтерна — Е. Е. Рейтерн, от которой имел двух детей. Скончался 12 (24) апреля 1852 г. в Баден Бадене; похоронен в Александро-Невской лавре.
19	Гоголь Николай Васильевич (1809-1852) — русский писатель украинского происхождения.
20	Щепкин Михаил Семенович (1788-1863) — артист, с 1821 г. актер Малого театра.
21	Островский Александр Николаевич (1823-1861) — драматург.
22	Кукольник Василий Григорьевич (1765-1821) — действительный статский советник, профессор кафедры римского права С.-Петербургского педагогического института (с 1803), с 20 апреля 1813 г. до 1 июля 1817 г. преподаватель римского и гражданского права великим князьям Николаю и Михаилу Павловичам, с 1819 г. профессор С.-Петербургского университета, с 1820 г. директор Нежинской гимназии высших наук имени кн. Безбородко (впоследствии лицея); отец Нестора Кукольника. Покончил с собой 6 февраля 1821 г.
23	Полевой Николай Алексеевич (1796-1846) — писатель, драматург, критик, издатель журнала «Московский телеграф» (1825-1834), старший брат журналиста К. А. Полевого.
24	Григорьев 2-й Петр Григорьевич (?- 1854) — драматург; Григорьев 1-й Петр Иванович (1806-1871) — актер и драматург-водевилист, исполнитель ролей солдат, купцов и мещан.
28	Греч Николай Иванович (1787-1867) — журналист и писатель.
28	Булгарин Фаддей (Тадеуш) Венедиктович (1789-1859) — бывший капитан французской армии; после доклада А. X. Бенкендорфа 22 ноября 1826 г. определен на службу чиновником особых поручений в Министерство просвещение с чином 8 класса (1826-1831); писатель, журналист, редактор-
Комментарии
921
издатель (совместно с Н. И. Гречем) «Северной пчелы» (1825-1859) и «Сына Отечества» (1825-1829), объединенного в 1829 г. с «Северным архивом»; автор популярных нравоучительных романов «Иван Выжигин» (1829), Петр Иванович «Выжигин» (1831), исторического романа «Мазепа» (1834). По своим взглядам он сначала был либералом, близким к декабристам, затем — умеренным либеральным монархистом.
27 См. коммент. №49. С. 773.
Т. Г. Шевченко
Сон: Комедия <фрагмент>
Впервые: Поезп Тараса Шевченка. Льв1в, 1867. Т. 1. С. 17. 34. На украинском языке см.: Шевченко Т. 31брання твор!в: У 6 т. К., 2003. Т. 1: « Поез1я 1837-1847. С. 265-278; С. 699-706. Печатается по: Шевченко Т. Г. Сон: Комедия / Пер. В. Державина // Шевченко Т. Г. Кобзарь. Стихотворения и поэмы. М., 1972. С. 218-326. (Библиотека всемирн. лит. Сер. вторая. Т. 124). С. 224-227.
Шевченко Тарас Григорьевич (1814-1861) — украинский поэт, художник, член Кирилло-Мефодиевского общества, автор поэм «Сон» (1844) и «Кавказ» (1845), в которых выступал против имперской политики царизма. Родился в семье крепостного крестьянина. В 1838 г. был выкуплен из крепостной неволи у помещика Энгельгардта. Этому предшествовала предварительная договоренность Жуковского с помещиком, после чего К. П. Брюллов написал портрет поэта с целью разыграть в лотерее, какие были приняты в императорской семье, стоимостью в 2500 рублей. Портрет достался императрице Александре Федоровне. Этой ценой была куплена свобода Т. Г. Шевченко.
Поступив в Петербургскую Академию художеств, Т. Г. Шевченко учился у К. П. Брюллова. По окончании академии в 1846 г. работал в Киевской археологической комиссии. Ко времени пребывания Шевченко в Киеве в 1846 г. относится сближение его с историком Н. И. Костомаровым. В том же году он вступил в основанное в 1845 г. преподавателями и студентами Киевского университета Кирилло-Мефодиевское общество, преследовавшее цель создания федерации славянских народов. Шевченко примкнул к левому крылу этого общества. В апреле 1847 г. общество было раскрыто полицией. Участники его без суда (всего 10 человек) подверглись в административном порядке разного рода наказаниям.
Литературную известность Шевченко получил изданием в 1840 г. сборника стихов «Кобзарь». Литературные и общественно-политические взгляды Шевченко складывались под влиянием творчества А. С. Пушкина,
922
Комментарии
М. Ю. Лермонтова, В. Г. Белинского. Поэзия Шевченко отражала настроения, чаяния и думы малороссов. Эти настроения нашли отражение в поэмах Шевченко «Катерина» (1838), «Гайдамаки» (1841), «Сон» (1844), «Наймичка» (1845).
Позднее, вспоминая об одной из встреч с Т. Г. Шевченко в Киеве в 1846 г., Н. И. Костомаров писал, что Т. Г. Шевченко «принес с собою в кармане несшитую тетрадь своих нигде еще не печатанных стихотворений, читал их...» (Костомаров Н. И. Письмо М. И. Семевскому // Русская старина. 1880. № 3. С. 98). В автобиографии мемуарист уточнял: «Он прочел мне некоторые из неизданных своих произведений, от которых я был в совершенном восторге. Особенно сильное впечатление произвел на меня “Сон”, неизданная антицен-зурная поэма Шевченко. Я читал и перечитывал ее всю ночь и был в полном упоении» (Автобиография Николая Ивановича Костомарова // Русская мысль. 1885. № 5. С. 211). В середине 40-х гг. до ареста Т. Г. Шевченко 5 апреля 1847 г. поэма распространялась в рукописных списках. Списки поэмы «Сон» были обнаружены у О. О. Навроцкого и Н. И. Костомарова.
Шевченко был сослан рядовым в Оренбургский край (территория современных Оренбургской области (Россия) и Мангистауской области Казахстана), с запретом писать и рисовать. Уже в первые дни после прибытия в Оренбург Тарас Шевченко, по сведениям Ф. М. Лазаревского, читал поэму «Сон» С. П. Левицкому (см.: Лазаревский Ф. М. Из воспоминаний о Шевченко // Киевская старина. 1899. № 2. С. 152). Он включил ее в сборник «Три л!та» («Три лета»).
Особо следует отметить гротескный шаржированный портрет императрицы Александры Федоровны, которую поэт сравнил с засушенным опенком. Точно не известно, видел ли Т. Г. Шевченко Александру Федоровну, но мог знать о ней по рассказам К. П. Брюллова. Нервный тик, который отметил Т. Г. Шевченко, был следствием волнений, перенесенных императрицей 14 декабря 1825 г. Этот же физический недостаток был отмечен в книге маркиза деКюстина «Россия в 1839 году».
Эпиграмма на императрицу сыграла в судьбе Тараса весьма прискорбную роль. Его участие в тайном обществе доказано не было, но поэма «Сон» вызвала негодование Николая I. Император лично прочитал поэму «Сон», предоставленную ему Третьим отделением. Рассказывая о реакции императора, В. Г. Белинский писал в письме к П. В. Анненкову, предназначенному также для А. И. Герцена и его окружения: « Этот хохлацкий радикал написал два пасквиля — один на г[осударя] и[мператора], другой — на г[осударын]ю и[мператриц]у. Читая пасквиль на себя, г[осударь] хохотал, и, вероятно, дело этим и кончилось бы, и дурак не пострадал бы, зато только, что глуп. Но когда г[осударь] прочел пасквиль на и[мператри]цу, то пришел в великий гнев, и вот его собственные слова: “Положим, он имел причины быть мною недовольным и ненавидеть меня, но ее-то за что?” И это понятно, когда сообразите, в чем состоит славянское остроумие, ко
Комментарии
923
гда оно распространяется на женщину» (Белинский В. Г. П. В. Анненкову [1-10 декабря 1847 г. Петербург] // Белинский В. Г. Поли. Собр. соч. Т. 12. М., 1965. С. 440).
Известно, что после восстания 14 декабря 1825 г. императрица Александра Федоровна страдала нервным тиком, который проявлялся в минуты волнения. Чрезвычайную худобу и преждевременное старение Александры Федоровны отмечали многие современники, но по-разному. В поэме «Сон» Т. Г. Шевченко назвал ее «высушенным опенком». Пожалуй, именно это вызвало наибольший гнев Николая Павловича, чувствительного к инвективам в адрес супруги. Хотя участие Шевченко в Кирилло-Мефодиевском обществе не было доказано, он понес тяжелое наказание.
Негодование Николая Павловича было тем большим, что императорская семья была причастна к освобождению Т. Г. Шевченко от крепостной зависимости. Это было во время одной из благотворительных лотерей в 1838 г., которая решила судьбу комнатного казачка Тараса. Его помещик Энгельгардт отдал его «в аренду на четыре года» живописных дел мастеру Ширяеву, державшего малярное и стекольное заведение на Васильевском острове. Ширяев обязался обучить крепостного слугу Энгельгардта искусству дворового художника. Днем Шевченко красил стены, расписывал потолки и вывески, а в светлые белые ночи бегал в Летний сад рисовать скульптуру. В одну их этих ночей к юноше, сидевшему на перевернутом малярном ведре перед статуей Сатурна, босому, без шапки, в обтрепанном коричневом халате, подошел художник И. М. Сошенко. Он увидел его набросок и удивился уверенности и легкости линий. Скоро Шевченко познакомился со знаменитыми художниками А. Г. Венециановым и К. П. Брюлловым. Когда Энгельгардт отказался дать вольную своему крепостному и потребовал за него огромный выкуп в 2500 рублей, в то время как обычно крепостной мужчина стоил от 100 до 200 рублей, Брюллов, по предложению В. А. Жуковского, написал портрет автора «Светланы». Разыгранный в лотерею в 1838 г. на эту сумму портрет Жуковского достался императрице Александре Федоровне. «Из вольноотпущенных» Т. Г. Шевченко стал любимым учеником Брюллова. Через 6 лет в поэме «Сон» он изобразит императора, бьющим без повода «в рожу» своего главного министра, а Александру Федоровну высохшим опенком...
Именно поэтому Т. Г. Шевченко подвергся самому суровому наказанию. Он был сослан рядовым солдатом в Оренбургскую губ. с запрещением «писать и рисовать». В 1850 г. Шевченко был переведен в Новопетровское укрепление на о. Мангышлаке. После смерти Николая I Шевченко был освобожден в 1856 г. по амнистии, но не сразу, а лишь после настойчивых хлопот друзей. По дороге в Петербург вынужден был задержаться в Нижнем Новгороде, так как ему был запрещён въезд в обе столицы; в Петербург вернулся в 1858 г. В 1859 г. Шевченко выехал в Малороссию, нова революционную пропаганду был арестован и отправлен в Петербург
924
Комментарии
под надзор III отделения. Годы, проведенные в ссылке, оказали свое негативное влияние на здоровье, Шевченко пристрастился к алкоголю; умер от водянки. Из живописного наследия Шевченко хорошо известны его картина «Катерина» (1842), офорты «Живописная Украина» (1844), серия рисунков «Притча о блудном сыне» (1856-1857), портреты, акварельные пейзажи.
А. Н. Бенуа, Е. Е. Лансере
Дворцовое строительство императора Николая I
Впервые: Бенуа А. Н„ Лансере Е. Е. Дворцовое строительство императора Николая I // Старые годы. 1913. № 7-9 (июль-сентябрь). Печатается по этому изданию. С. 173-197.
Бенуа Александр Николаевич (1870-1960) — живописец и график, историк искусства, идеолог объединения «Мир искусства» (с 1899); хранитель и заведующий Картинной галереей Эрмитажа (1818-1826); с 1926 г. жил и работал как театральный художник в Париже; мемуарист (Мои воспоминания. В 5 кн. 2-е изд. М., 1993); сын Н. Л. Бенуа.
Лансере Евгений Евгеньевич (1875-1946) — живописец и график, академик живописи (1912), член объединения «Мир искусства», заслуженный деятель Грузинской ССР (1933), народный художник РСФСР (1945), историк искусства.
1	Собко Н. Словарь русских художников. Т. I, в. 1.
2	См. биографии Росси и Стасова: «Ист. вести, арх.», стр. 64-65, и «Ист. русск. иск.» Иг. Грабаря, т. III, стр. 543.
3	Известный каждому архитектору закон строительного устава, гласящей, что максимум высоты здания в Петербурге, считая от уровня тротуара до начала крыши, равен 11 саженям, утвержден также Николаем I (издан 6 ноября 1844 г.).
4	Любопытно, что в этом же году Совет Академии постановил, что «архитектурные чертежи для получения Академического звания непременно должны быть делаемы в изящном и классическом стиле». Арх. Ак. худ. «Сб. мат». Петрова.
8	У Брюллова были помощниками: арх. Лев Фом. Адамини, а также и его сын Фома Львович. Собко Н. П. Словарь русских художников. Т. I.
8	Подробное описание в очерке: «Сооружение Алекс, колонны» Н. Н. Божерянова. («Петерб. старина»), а также в статье бар. Врангеля в т. V «Ист. русского искусства» Иг. Грабаря.
7	Muller. «Kiinstler-Lexicon». III. S. 382.
Комментарии
925
8	На постройке у Штакеншнейдера был младшим архитектором Владимир Шрейбер, получивший профессорское звание за особенное искусство и отличные познания, доказанные им как раз на этой постройке (а также, и главным образом, по Исаакиевскому собору); затем короткое время Фома Львович Адамини, ученик Конст. Тона, в качестве сверхкомплектного помощника (после перешел к А. П. Брюллову на перестройки Мраморного дворца). Его отец Лев Фомич — строитель католической церкви в Царском Селе — тоже работал до 1845 г. при постройке в качестве «каменных дел мастера».
9	Имеются 4 чертежа в Публичной библиотеке.
10	Сохранилось 9 чертежей в Публичной библиотеке.
11	К типичным постройкам Штакеншнейдера нужно отнести построенный им дворец князей Белосельских-Белозерских у Аничкова моста; Штакеншнейдер же перестраивал и Аничков дворец; наконец, им же исполнен для государя проект часовни на Николаевском мосту (1851), модель которой хранится в Имп. Эрмитаже.
12	Большой дворец. Реставрация дворца в 1840-х г. (1848-1850). Церковная лестница и церковная зала сделаны арх. Стасовым в 1843 г. На фасадах новая окраска вялой зеленоватой краской исполнена худ. Мекетом с одобрения архитектора Монигетти — тогда же окраска лепных украшений под бронзу. Неудачная реставрация плафонов антикамер и в Большой галерее художниками Вундерлихом и Франчуоли по ходатайству архитекторов Штакеншнейдера и Монигетти (1857). Штакеншнейдер переделал паддуги большой галереи, удачно, без сухости, а Монигетти убедил не прибегать к позолоте с пробелкой. Лепка — работа мастера И. Дымова. Лепные украшения серебряной комнаты исполнены Штакеншнейдером, но пересеребрена в 1861 г. Парадная лестница отделана заново в 1859 г. арх. Монигетти. Реставрация Янтарной комнаты токарем мастером Эшем в 1830-1833 гг. (не испортила). В 1843 г. грот переделан совершенно в одну общую по проекту Стасова залу. Эрмитаж. Реставрация его в 1828 г. (искажение живописи). Группы мальчиков исполнены проф. Демут-Малиновским в 1829-1832 гг.
В Гроте реставрация в 1831 г. Заведовал реставрацией К. А. Тон и арх. Черфолио (рапорты арх. Глинки и арх. Горностаева). Чугунные вазы капители лепил Фридолино Торричелли, раковины — лепные мастера Е. Петров и А. Васильев.
13	Арх. Царскосельского Дворцового Управления. Д. 2 ст. 1827 г. № 8-1.
14	Кроме того, Менеласом построены: в 1826 г. «зверинец», в 1827 г. «Руина» и пенсионные конюшни каменные с башней для старых лошадей собственного седла их величества, в 1828 г. деревянный павильон «слоны».
15	Арх. Царскосельск. Дворц. управл. № 7-5, 1831 г.
18	Там же. Д. 2 ст. 1850 № 38 и 1852 № 29 (Вильчковский, с. 191). '
926
Комментарии
17	Там же. Д. 11-1 (Вилъчковский С. Н. Царское Село, с. 177-178).
18	Там же. Д. 21-1848 г. (Вилъчковский С. Н. Царское Село, с. 161-162).
19	Составлено, главным образом, по Гейроту: «Описание Петергофа» и М. И.: «Путеводитель по Петергофу 1909 г.».
20	Почти все архитекторы второй половины царствования Николая Павловича и последующих царствований перебывали у К. Тона в качестве помощников — в Академии сделалось чуть не традиций по окончании Академии отсылать перед заграницей на практику в Москву на постройки храма Спасителя и Большого дворца.
Н. Н. Врангель
Искусство и государь Николай Павлович
Впервые: Старые годы. М., 1913. С. 53-64. Печатается по: Свойства века. Журнал Нева 2000 г. Санкт-Петербург. С. 153-178.
Врангель Николай Николаевич (1880-1915) — искусствовед, художественный критик в области русского искусства начиная с эпохи императрицы Елизаветы до второй половины XIX в. Его работы публиковались в периодических изданиях начала XX в. Блестящая эрудиция автора и яркий литературный талант позволили автору в своих исследованиях создать оригинальный образ эпохи. В данной публикации использованы комментарии И. А. Лаврухиной.
1	Один из умнейших людей своего времени, де Бросс писал в 1739 г. о Дворце дожей в Венеции: «C’est un vilain monsieur s’il en fut jarnais, massif, sombre et gothiguc du plus mediant gout» [«Это ничтожнейшее здание из всех, которые были когда-либо сооружены, грубое, мрачное, готическое, самого дурного вкуса»]. Это слово «igothique» было чуть ли не бранным в то время (Brasses С., de. Le President de Brosses en Italie. Lettres larnilieres ecrites d’ltalie en 1739 et 1740. Paris, 1858).
2	Cm.: Jouy H., de. Musee National du Louvre. Desccription des sculptures du moyen age et de la Renaissance, et temps modernes. Paris, 1873.
3	Custine, de. LaRussie. Paris, 1854.
4	Gofovinel. Des peintres et de la peinture. Leipzig, 1861. P, G.
s	См. подробнее интересную брошюру Hugo von. KilenyL: «Sinwieder-gefimdenes Bild des Tizian». Budapest, 1906. P. 20-24.
8	«Во исполнение ордера придворной конторы от 29 июля 1827 года отдан под расписку графу Д. А. Зубову, его брату». Судя по описанию, это — большой портрет П. Зубова в рост, купленный обратно для Музея Александра III вместе с парным ему портретом графа Валериана Зубова. О другом портрете мы также читаем: «Во исполнение ордера придворной
Комментарии
927
конторы от 29 июля 1827 отдан графу Д. А. Зубову, брату его». Судя по описанию, это — знаменитый портрет в кресле (грав. Уокером), находящийся ныне у гр. В. П. Зубова в имении «Шавли», а повторение у гр. А. П. Зубова в Петербурге. В Архиве Министерства Императорского двора также находим указание: «Два портрета Зубова, портреты Ланского и Мамонова возвратить их фамилиям» (Оп. 2/ 894. Ед. хр. 37. Л. 1. 14 июля 1827 г.).
7	«Во исполнение ордера придворной конторы от 27 июля 1827 года отдан графине А. Дмитриевой-Мамоновой» (Рукописный каталог портретов Эрмитажа. С. 69). Любопытно, что сверху эта надпись перечеркнута карандашом и надписано «на лице». Между тем этот портрет (он также гравирован) был в 1901 г. приобретен от частного лица Музеем Александра III за 3500 рублей.
8	Портрет Ланского (ошибочно названный раб. Лампи) упоминается в старинном рукописном «Каталоге портретов, находящихся в Эрмитаже» на с. 55, с пометкой на полях: «Во исполнение ордера придворной конторы ' от 29 июля 1827 года послан к Его Высокопрев. В. С. Ланскому, его брату». На гравюре Уокера с этого портрета имеется надпись: «D’apres I’original dans la Gallerie Imp. a St. Petersbourg» («Согласно оригиналу из Императорской Галереи в Санкт-Петербурге»). «В сборнике биографий кавалергардов» (СПб., 1904) нас. 148 мы находим воспоминания А. П. Араповой, более подробно рассказывающей о судьбе этого портрета: «По желанию Императрицы, знаменитый художник Левицкий написал для нее портрет Ланского. Императрица так ценила этот портрет, что не расставалась с ним до самой смерти. В числе особенно дорогих ей вещей он впоследствии был передан в Эрмитаж. Император Николай I, однажды обозревая их, при виде портрета недовольно повел бровями и вымолвил: “Здесь ему не место”, и тут же приказал передать его старшему в роду Ланских, которым оказался Василий Сергеевич.
После его смерти портрет перешел к его дочерям, фрейлинам Ланским, которые, считая зазорным держать у себя под глазами красноречивый памятник прошлого, сослали его в старую, необитаемую дачу на Ланском шоссе. Князь А. Б. Лобанов-Ростовский, страстный любитель древности, выследил его там и купил за 500 рублей. На упреки других родственников, они с негодованием ответили, что охотно бы заплатили сто раз эту сумму, чтобы изгладить его память из семейных преданий, а князь Алексей Борисович на все предложения о выкупе отвечал категорическим отказом. И по странной игре случая, попав в коллекцию исторических портретов, купленную Государем Императором у наследников кн. Лобанова, портрет снова стал царской собственностью».
9	Вот, что мы читаем об одном из этих портретов в «Записках княгини Марии Николаевны Волконской» (Волконская М. Я. Записки. СПб., 1906) на с. 200: «Портрет князя С. Г. Волконского, находившийся в Зимнем дворце
928
Комментарии
в галерее генералов Отечественной войны, был в 1826 году по Высочайшему повелению из нее исключен; разысканный в складах дворца, он, через 77 лет, возвращен в 1903 году на прежнее место».
10	Фелъкерзам А. Е. Описание серебра двора Е. И. Величества. СПб., 1907. Ч. II. С. 56.
11	«Отдан по Высочайшему повелению госпоже Сумароковой. Исключается из каталога, по предписанию придворной конторы от 30 декабря 1836 года? № 8072» (Рукописный каталог портретов Эрмитажа. С. 99). Какова была причина этого изгнания — неизвестно. Можно лишь отметить, что помимо живописных достоинств, этот портрет имел еще исторический интерес. В записках И. И. Бернулли (Бернулли И. И. Записки астронома Ивана Бернулли о поездке его в Россию // Русский архив. 1902. Кн. I. С. 5-30) мы находим следующее о нем упоминание: «Внимательно осмотрел я (2 августа 1777 года) небольшое общество молодых женщин, появившихся в обыкновенном их одеянии, но прибывших из отдаленной и малоизвестной страны. Иные говорили, что они из Грузии. Вероятнее всего, те были правы, которые почитали их оставленной здесь семьей молдаванского князя Гики. У них были длинные невинные лица, чудные черные глаза, белый, отчасти желтоватый цвет лица, черные, совсем гладкие волосы, спереди связанные и через лоб висевшие, головы, покрытые чем-то вроде чепца. Их восточного богатого одеяния не могу я подробно описать. Их портреты, писанные по повелению Императрицы и почти готовые, я впоследствии видел в Императорской портретной галерее». Ныне портрет принадлежит Е. А. Боткиной.
12	19июля 1852г. был послан рапорт министру двора от графа Шувалова. Из него мы видим, что государь, осмотрев в апреле месяце эрмитажные кладовые и дав назначение портретам дома Романовых, высочайших особ иностранных держав и русских сановников, повелел передать два портрета частным лицам: вел. кн. Константина Николаевича — князю Меншикову, а портрет графини Потоцкой — госпоже Нарышкиной. «Все же остальные затем портреты, не имеющие ни художественного, ни исторического интереса, исключить из каталогов и уничтожить» (Архив Мин. Имп. двора. Оп. 10/942. Ед. хр. 27. Л. 69).
13	Фелъкерзам А. Е. Ук. соч. Ч. II. С. 124.
14	Верещагин В. А. Произведения Гудона в России // Старые годы. 1908. Июнь. С. 333-341. Ныне эта замечательная статуэтка принадлежит Н. И. Булычеву.
15	«Из придворной конторы г. действительному статскому советнику Лабенскому.
Господин министр Императорского двора в предложении Его Высокопревосходительства г. обер-гофмаршала и кавалера уведомил: что 22 сего ноября привезены в С.-Петербург из Гродно и поставлены на эрмитажном
Комментарии
929
спуске двадцать пять ящиков с картинами, мозаиками и книгами, взятыми из секвестрованного имения князя Евстафия Сапеги. По Высочайшему повелению Государя Императора просит приказать: 17 ящиков с № 1 по 18 вскрыть и заключающиеся в них картины, эстампы, мозаики и проч, выставить в Эрмитаже для представления Его Императорскому Величеству, проверив оные с прилагаемым у сего реестром; а восемь ящиков, с 18 по 26, с книгами, по Высочайшему повелению отдать в Императорскую Публичную библиотеку» (Архив Имп. Эрмитажа. Ед. хр. 35. Реестр портретам из числа секвестрованного имения князя Евстафия Сапеги без назначения (в кладовую Эрмитажа). Картины, назначенные к уничтожению Государем Императором Николаем Павловичем. 1832).
Далее в тех же списках встречаются и указания на подарки Императора частным лицам картин эрмитажного собрания: наследникам камергера Татищева — Доменикино «Сивилла», Теньера «Аллегория», неизвестного «Женский портрет» и «Спящая женщина».
16	«Из придворной конторы г. действительному статскому советнику Лабенскому.
Г. министр Императорского двора в предложении г. обер-гофмаршала и кавалера уведомил, что Государь Император, осмотрев разложенные в мальмезонской и испанской залах Эрмитажа картины, портреты, медали и другие вещи, привезенные из Варшавы в 37 ящиках, — Высочайше соизволил сделать оным различные назначения, а некоторые повелел уничтожить. — Придворная контора, препровождая при сем реестр всем означенным вещам с отметками куда какие из них Высочайше назначены, рекомендует Вашему Превосходительству доставить оные по назначению, исключая следующих в Императорскую Академию художеств и в Царскосельский Его Величества Арсенал: ибо за оными присланы будут приемщики от действительного тайного советника Оленина и коллежского советника Седисера, назначенные же к уничтожению картины их другие вещи сжечь. Портреты же и картины, назначенные к отправлению в Москву, уложить и по укладке предварительно донести конторе. Июня 30 дня 1834 года».
«В придворную Его Императорского Величества контору. Действительного статского советника Лабенского рапорт.
Вследствие ордера, оной конторы, от 30 минувшего июня за № 3949 касательно сдачи по Высочайшему назначению картин, портретов, медалей и проч, вещей, привезенных из Варшавы в 37-ми ящиках.
Присовокупляя к сему: что картины, портреты и проч, вещи сданы в разные места с получением от каждого надлежащих расписок, значатся в приложенном у сего расписании; о чем донеся придворной конторе, честь имею представить при сем под литерою “А” реестр портретам и картинам, назначенным в Москву, уложенных в 4 ящиках и к отправлению совершен
930
Комментарии
но уже готовым, и под литерою “Б”. Счет издержкам, учиненным всего на 149 руб. 80 коп., при перевозке вышеозначенных 37 ящиков из Мраморного дворца в Эрмитаж, вскрытии оных, переноске картин и вещей, доставке оных по назначению и при укладке портретов и картин, назначенных в Москву; то посему покорнейше прошу оную контору о выдаче значащихся по оному счету денег — ста сорока девяти рублей восмидесяти копеек для платы кому следует.
28 июля 1834 года».
Реестр портретам, картинам и прочим вещам, из числа привезенных из Варшавы и Высочайше назначенных к уничтожению от 30 мая 1834 года.
17	Аксакова В. С. Дневник. СПб., 1913. С. 4.
18	Федор Антонович Бруни. СПб., 1907. С. 68.
19	Императорский Эрмитаж. 1855-1880. СПб., 1880. С. 3, 4.
20	В соглашении, последовавшем между Кленцем и Министерством Императорского двора, мы находим и условия, на коих он взялся за эту работу:
«Архитектор Кленц обязывается приезжать в С.-Петербург каждый раз, как получит на это от Государя Императора повеление, а от Е. В. короля Баварского увольнение в отпуск, если только будет здоров.
Он должен, однако, предупредить, что в 1841 году приезжать вовсе не может, да присутствие его и не нужно. Даже и в 1842 году он приехать может только на весьма короткое время. Но начиная с 1843 года архитектор Кленц надеется иметь возможность приезжать на все лето и оставаться в С.-Петербурге так долго, как благоугодно будет Государю Императору» (Архив Мин. Имп. двора. Оп. 341/501. Ед. хр. 316. Л. 12.).
Относительно мебели см.: Архив Мин. Имп. двора. Оп. 341/ 501. Ед. хр. 319. Л. 7-10.
Большая часть мебели была работы Тура и Гамбса (Архив Мин. Имп. двора. Оп. 341/501. Ед. хр. 32. Л. 1-2).
21	Архив Мин. Имп. двора. Оп. 341/501. Ед. хр. 234. Л. 243.
22	Там же. Оп. 246/080. Ед. хр. 29/59. Л. 1.
23	Там же. Л. 10-12.
24	Там же. Л. 16.
25	Что же касается других картин, то предназначение их было следующее: картины, назначенные для украшения Таврического дворца, отправить ныне же туда и поставить оные в одной из комнат, выбранных для Елагиноостровского дворца, две картины поместить неуказанных местах, всем же прочим картинам, согласно повелению назначенным: в Петергоф, Царское Село, Гатчину, Москву, Римско-католическую духовную академию и в Строительную комиссию по выбору г. Штакеншнейдера и в прочие места, составить самые верные списки, для рассылки по назначению Государя
Комментарии
931
Императора в каждое место» (Там же. Л. 16 об.). Две из этих картин (dessus de portes) получили лотом иное назначение и были переданы в Зимний дворец в комнату цесаревны. (Там же. Л. 18).
26	Там же. Л. 63.
27	Там же. Л. 110 об.
28	Там же. Л. 23, 29.
29	К сожалению, несмотря на розыски, мне не удалось найти текста этих объявлений ни в «Северной пчеле», ни в «С.-Петербургских ведомостях», ни в «Сенатских ведомостях», ни в «С.-Петербургских полицейских ведомостях» за 1854 год.
30	Архив Мин. Имп. двора. Оп. 246/680. Ед. хр. 29/59. Л. 40 об.
31	Этот каталог, хранящийся в Эрмитаже, носит следующее заглавие: «Catalogue raisonne des Tableaux qui se trouvent dans les galeries, Sallons el Cabinets du Palais Imperial, de SI. Petersbourg, commence en 1773 et continue jusqu’en 1783 ind».
Перевод. «Подробный каталог картин, находящихся в галереях, гостиных и кабинетах Императорского дворца в Санкт-Петербурге; начат в 1773 г. и продолжается до 1783 г. включительно». В предисловии граф Миних пишет: Ее Императорскому Величеству. Госпожа,
Одним из совершенств, каковыми Ваше Императорское Величество наделено свыше, является дар просвещать, соединяя полезное с приятным. Ваш вкус к выдающимся произведениям искусства и Ваше желание направлять его на пользу своим подданным позволили обогатить Россию одной из величайших и ценнейших коллекций картин.
Иностранцы и любознательные россияне, допускаемые к осмотру этих обширных и богатых галерей живописи, обоснованно восхищаются их великолепием; но благодаря Вашей милости, Госпожа, вход в них разрешен и молодым художникам, задачей которых при изучении и копировании шедевров искусства является не что иное, как воспитание своего вкуса и совершенствование своего таланта.
Успех оправдал ожидания Вашего Величества. Вы уже можете видеть, что благодаря этому средству, способствующему развитию искусства, как никакое другое, выросли живописцы, произведения которых, в особенности те, что выполнены в миниатюре и эмали, могут сравниться с наилучшими образцами в своем жанре.
Этой колоссальной коллекции не хватало каталога, в котором значились бы имя автора, сюжет и размеры каждой картины, а также давалось бы ее описание и оговаривалась бы ее ценность.
Удостоенный Вашим Величеством чести работать над каталогом, я сделал его предметом всех своих забот и постарался никогда не действовать наудачу, но дожидаться определения настоящего имени мастера, аллегорического значения и подлинности некоторых картин. Я углублялся в книги знатоков
932
Комментарии
иконографии, в историю сюжетов, не забывая советоваться со знатоками и художниками, способными помочь мне своими знаниями.
Я понимаю, что, невзирая на все эти предосторожности, мой труд весьма далек от совершенства, каковое ему подобает; но, каким бы он ни был, я осмеливаюсь представить его Вашему Величеству с надеждой на то, что Вы соблаговолите отнестись снисходительно к недостаткам, которые могут в нем обнаружиться.
С глубочайшим уважением, Госпожа, остаюсь смиреннейшим, покорнейшим и вернейшим слугой и подданным Вашего Императорского Величества, Эрнест граф де Миних»
Состоит каталог из трех частей, причем две первые составлены в 1773-1783 гг., а третья является уже добавлением 1785 г.
В нижеследующем списке аукциона мы пометили все картины, найденные нами в каталоге Миниха, называя его кратко «Миних». Примечания на русском языке взяты из другого позднейшего рукописного каталога 1797 г., носящего заглавие: «Каталог картинам, хранящимся в Императорской галерее Эрмитажа, в Таврическом и Мраморном дворцах, сочиненный по Высочайшему именному Его Императорского Величества повелению, объявленному Академии художеств через господина действительного тайного советника и кавалера князя Николая Борисовича Юсупова, оной же Академии нижеподписавшимися членами.
Директор и старший профессор живописи Акимов, правящий должность адъюнкта Гр. Угрюмов, скульптор адъюнкт-ректор Федор Гордеев, скульптуры профессор Михаил Козловский, коллежский асессор Франц Лабенский.
Сверх сего при разных препоручениях употребляемы были оной же Академии назначенные исторической живописи Василий Ротчев и Михаил Воинов. 1797 год».
Многие картины аукциона не помечены ни в том, ни в другом каталоге, так как являются уже позднейшими приобретениями. Любопытно отметить, что среди них имеется и много картин, купленных самим Императором Николаем I из знаменитой коллекции Барбариго. При первом разборе картин кое-что, признанное непригодным для Эрмитажа, было разослано в разные учреждения и частным лицам, о чем свидетельствует следующий документ: «Список картинам, назначенным Государем Императором в разные места и разным лицам» (Архив Мин. Имп. двора. Оп. 11/943. Ед. хр. 108. Л. 10-16. 1853).
Список картин, проданных с аукциона в 1854 году.
Кроме того, в каталоге Миниха есть пометки о продаже картин, в выше-обозначенный список не вошедших.
32	Например, на картине, приписываемой С. Роза, принадлежащей Л. О. Файвишевичу. Этот Meazza, постоянно приезжавщий в Россию по разного рода делам, скупил огромное количество старинных картин, уве
Комментарии
933
зенных им за границу. В предисловии каталога его продажи в Милане, между прочим, сказано: «Наилучшие среди шедевров, каковыми обладает г-н Меацца, ему удалось приобрести в России. Всем известно, что при Екатерине II, великой покровительнице изящных искусств, влиятельные придворные, по примеру правительницы, окружали себя роскошью обширных и богатых коллекций голландских и фламандских картин; но в последние годы эти ценнейшие галереи утратили большую часть своих богатств; они понемногу рассредоточились в самых разных местах, и, за исключением Эрмитажа, их осталось в России очень мало. Г-н кавалер Меацца не преминул воспользоваться расточением множества исторических памятников, и в итоге в его коллекции можно отыскать картины из собраний семьи Мусиных-Пушкиных (продано в 1836 г.), князей Барятинских, Толстых, Врангелей, Хвощинских и др. Среди прочих следует упомянуть о «Шествие Силена» Я. Йорданса, входившее в коллекцию лорда Уолпола, у которого Екатерина II сделала закупку для Эрмитажа» («Каталог картин, предметов искусства и редкостей галереи г-на кавалера Меацца из Милана, публичная продажа которой состоялась в Милане во вторник 15 апреля и в последующие дни». Милан, 1884 г.
33	К разочарованию многих коллекционеров, следует прибавить, что далеко не все картины, имеющие эту пометку, идут из собрания Эрмитажа. Обычай метить свои картины номерами на самой живописи, к сожалению, практиковался во многих галереях и частных собраниях.
34	См. выше коммент. № 14.
35	Сомов А. И. Императорский Эрмитаж. Каталог картинной галереи. Ч. П. СПб., 1902. С. 258.
КОНЧИНА ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ I
И. В. Зимин
«Медики и самодержцы»: загадка смерти Николая I
Впервые: Зимин И. В. «Медики и самодержцы»: загадка смерти Николая I // Отечественная история. 2001. №4. С. 57-66. Печатается по этому изданию.
Зимин Игорь Викторович — сотрудник Санкт-Петербургского государственного медицинского университета им. акад. И. П. Павлова.
1	Дубельт Л. В. Заметки и дневники // Российский архив. Вып. VI. М„ 1995. С. 233.
2	Тютчева А. Ф. При дворе двух императоров. М., 1990. С. 79.
934
Комментарии
3	Соколов И. Воспоминания о государе Николае Павловиче // Русский архив. 1886. Кв. 1. С. 211.
4	Тарле Е.В. Крымская война // Собрание сочинений. Т. IX. Ч. II. М., 1959. С. 234.
5	Последние минуты в Бозе почившего императора Николая Павловича // Санкт-Петербургские ведомости. 1855. №42. 24 февраля.
6	РГИА, ф. 958, on. 1, д. 762.
7	Описание хода болезни в Бозе почившего императора Николая Павловича // Северная пчела. 1855. №44. 26 февраля.
8	Там же.
9	Татищев С. Император Александр II. Т. 1. СПб., 1903. С. 133.
10	Описание хода болезни... // Северная пчела. 1855. № 44.
11	Мещерский В. П. Мои воспоминания. Ч. 1. 1850-1865. СПб., 1897. С. 35.
12	Описание хода болезни... // Северная пчела. 1855. № 44.
13	Там же.
14	Татищев С. Указ. соч. Т. 1. С. 135.
15	Дубельт Л. В. Указ. соч. С. 238.
16	Барсуков Н. Жизнь и труды М. П. Погодина. Кн. XIII. СПб., 1899. С. 384.
17	Санкт-Петербургские ведомости. 1855. №37. 18 февраля.
18	Тютчева А. Ф. Указ. соч. С. 81-82.
19	Фредерикс М. П. Из воспоминаний баронессы М. П. Фредерикс // Исторический вестник. 1898. № 2. С. 476, 478.
20	ТютчеваА. Ф. Указ. соч. С. 82.
21	Описание хода болезни... // Северная пчела. 1855. №44.
22	Дубельт Л. В. Указ. соч. С. 269.
23	РГИА, ф. 958, on. 1, д. 762, л. 1-2.
24	Дубельт Л. В. Указ. соч. С. 272-274.
25	Последние часы жизни императора Николая Первого. СПб., 1855. С. 12-14.
28	ТютчеваА. Ф. Указ. соч. С. 89-90.
27	Там же. С. 86.
28	Татищев С. Указ. соч. Т. 1. С. 135.
29	Фредерикс М. П. Указ. соч. С. 481.
30	Дубельт Л. В. Указ. соч. С. 269.
31	Барсуков Н. Указ. соч. Кн. XIII. С. 388.
32	ТютчеваА. Ф. Указ. соч. С. 96.
Комментарии
935
33	Барсуков Н. Указ. соч. Кн. XIII. С. 393.
34	РГИА, ф. 479, on. 1, д. 741, л. 2, 6.
35	Там же, д. 742, л. 5.
36	Тютчева А. Ф. Указ. соч. С. 94-97.
37	Мещерский В. П. Указ. соч. Ч. 1. С. 36.
38	Фредерикс М. П. Указ. соч. С. 481.
39	Мещерский В. П. Указ. соч. Ч. 1. С. 36.
40	Пеликан. Во второй половине XIX века // Голос минувшего. 1914. №2. С. 119.
41	Профессора Военно-медицинской (медико-хирургической) академии. 1798-1998. СПб., 1998. С. 50.
42	Николаев В. Александр II — человек на престоле. Мюнхен, 1986. С. 223.
43	Нахапетов Б. А. Лейб-медики российских императоров // Вопросы истории. 2000. № 1. С. 111.
44	Дубельт Л. В. Указ. соч. С. 140.
45	Яковлева А. И. Воспоминания бывшей камер-юнгферы императрицы Марии Александровны // Исторический вестник. 1888. № 2. С. 413.
46	Профессора Военно-медицинской (медико-хирургической) академии. С. 126.
47	Шмигельский М. Исторический очерк кафедры госпитальной терапевтической клиники императорской Военно-медицинской академии (1840-1897 гг.). Дис. на степень докт. медицины. СПб., 1897. С. 89.
48	Фредерикс М. П. Указ. соч. С. 481.
49	Пеликан. Указ. соч. С. 118-119.
50	Шмигельский М. Указ. соч. С. 86.
51	Фредерикс М. П. Указ. соч. С. 481.
52	Там же.
Д. А. Милютин
Кончина Николая Павловича
<фрагмент>
Впервые: Кончина Николая Павловича / Предисл. и публ. Л. Захаровой //Родина. 1999. №9. С. 60-63. Публ. по списку ОРГИМ. Печатается по этому изданию.
См. также: Милютин Д. А. Воспоминания генерал-фельдмаршала графа Дмитрия Александровича Милютина. 1843-1856 / Под ред. Л. Г. Захаровой М., Редакция альманаха «Российский архив»; Студия
936
Комментарии
ТРИТЭ Никиты Михалкова, 2000. Рукописи воспоминаний хранятся в архиве Д. А. Милютина в ОР РНБ (ф. 169). В годы существования ЦГИАМ его воспоминания хранились: ЦГИАМ. Ф. 728. On. 1. Д. 2180 {Тарле Е. В. Крымская война. Т. 2. // Тарле Е. В. Соч.: В 12 т. Т. 9. М., 1959. С. 116, 564.).
Милютин Дмитрий Алексеевич (1816-1912) — генерал-фельдмаршал (1898), генерал-адъютант (1859), профессор кафедры военной географии (с 1845), затем — статистики Военной академии, с 1856 г. начальник штаба Кавказской армии, впоследствии граф, военный министр (1861-1881). Во второй половине 40-х гг. вошел в круг «либеральных бюрократов», собиравшихся у его брата В. А. Милютина и в салоне великой княгини Елены Павловны. В 1848 г. по высочайшему повелению продолжил начатое А. И. Михайловским-Данилевским исследование об Итальянском и Швейцарском походах А. В. Суворова. В сентябре 1853 г. сопровождал Николая I во время поездки в Австрию и Пруссию. В годы Крымской войны (с 1854) — производитель дел особого комитета о мерах защиты берегов Балтийского моря под председательством великого князя Александра Николаевича.
Версии о самоубийстве Николая I появились сразу же после смерти императора. Все распространители этих слухов были ярыми противниками николаевского правления. Например, полковник Генерального штаба И. Ф. Савицкий, позднее участник Польского восстания 1863-1864 гг. и эмигрант, патетически восклицал: «Тридцать лет это страшилище в огромных ботфортах, с оловянными пулями вместо глаз безумствовало на троне, сдерживая рвущуюся из-под кандалов жизнь, тормозя всякое движение, расправляясь с любым проблеском свободной мысли, подавляя инициативу, срубая каждую голову, осмеливающуюся подняться выше уровня, начертанного рукой венценосного деспота». Выражая основное содержание этих сказаний, «Колокол» Александра Герцена в 1859 г. писал о том, что Николай I отравился с помощью доктора Мандта. По слухам, император после смерти покрылся «желтыми, синими, фиолетовыми пятнами». Никаких серьезных доказательств «самоубийства» императора до сих пор не обнаружено; все «источники» сторонников сенсационных версий — это мемуары современников и потомков. Сказка об «отравившемся» Николае Павловиче становилась особенно популярна в смутные времена — после революции 1905 г. или в начале 1990-х гг. (из сочинений такого рода см., например: Смирнов А. Ф. Загадочная смерть Николая I. // Дорогами тысячелетий. Вып. 4. М. 1991. С. 134-160).
Публикуемый ниже фрагмент воспоминаний Дмитрия Алексеевича Милютина посвящен последним дням жизни императора Николая I. Детальное описание стремительного развития болезни, начавшейся с простуды и сломившей могучую натуру в течение двух-трех недель, не оставляет никаких сомнений в естественности столь неожиданной для современников
Комментарии
937
смерти. Д. А. Милютин лично знал Николая I. В сентябре 1853 г., накануне войны с Турцией, он сопровождал его в заграничном путешествии в Ольмюц и Потсдам, будучи причислен к Военно-походной канцелярии императора. Милютин близко наблюдал монарха — ив государственных делах, и в повседневной жизни — в суровую пору испытаний Восточной (Крымской) войной результатов тридцатилетнего николаевского царствования. Моральное потрясение и переживания самодержца за исход войны и будущее России, переданные Милютиным, убедительно и окончательно развенчивают легенду о «загадке» внезапной кончины Николая I.
Повествование интересно и данной мемуаристом характеристикой Николая I. Милютин писал эту часть воспоминаний в середине 1880-х гг., уже в отставке, после 20-летнего руководства Военным министерством. На склоне лет первые, односторонние и пристрастные, впечатления успели уложиться в спокойные, объективные оценки совсем не одномерной, крупной личности Николая I.
Текст Д. А. Милютина публикуется по списку, хранящемуся в ОРГИМ (Ф. 169. К. 13. Ед. хр. 1. Л. 457-467).
1	Январь 1855 г., второй год Крымской войны, четвертый месяц осады Севастополя.
2	Предпринятое в начале февраля 1855 г. наступление русских войск на Евпаторию оказалось неудачным, как и под Аккерманом в конце осени 1854 г.
Е. В. Тарле
Крымская война
<фрагмент>
Впервые: Тарле Е. В. Крымская война. В 2 т. // Соч. в 12 т. Т. 9. М.: Изд-во АН СССР, 1959. Печатается по этому изданию.
ОБЩИЕ ОБЗОРЫ И ИТОГИ ЦАРСТВОВАНИЯ
В. П. Мещерский
Мои воспоминания
<фрагмент>
Впервые: Мещерский В. П. Мои воспоминания. 1850-1865. СПб., 1897 (ч. 1 и 2); 1912 (ч. 3). Печатается по: Мещерский В. П. Воспоминания. М.: Захаров, 2003. С. 28-33. л
938
Комментарии
Записки содержат рассказы о Николае I в годы Крымской войны, характеристики общественных настроений, о членах императорской семьи, о кончине императора Николая I и бальзамировании его тела, а также связанных с этим слухах. В публикуемом отрывке дается общая характеристика Николая I.
Мещерский Петр Сергеевич (1778-1856) — князь, обер-прокурор Синода и член Главного управления училищ (с 1817), активно занимавшийся распространением православия; в 1833 г. уволен в отставку с назначением сенатором и сохранения должности члена Главного управления училищ; издатель-редактор газеты «Гражданин».
М. Н. Покровский
Русская история в самом сжатом очерке <Фрагмент>
Впервые: Покровский М. Н. Русская история в самом сжатом очерке.
В 2 ч. М.: Гос. изд-во, 1920. Печатается по: Покровский М. Н. Русская история в самом сжатом очерке // Покровский М. Н. Избр. пр. В 4 кн. Кн. 3. М., 1965. С. 120-131.
Покровский Михаил Николаевич (1868—1932) — русский историк-марксист, советский политический деятель.
К моменту издания «Русской истории в самом сжатом очерке» М. Н. Покровский был автором более полного курса по истории России под названием «Русская история с древнейших времен», опубликованной в 1910-1913 гг. в 5 ч. (при участии В. К. Агафонова и Н. М. Никольского). Это было первое изложение русской истории до конца XIX в. с точки зрения марксизма. После 1917 г. преподавание систематического курса истории России до начала 1930-х гг. прекратилось. История преподавалась в общих курсах общественных дисциплин, старые учебники считались контрреволюционными. Возникла потребность изложения истории для самых широких не очень грамотных народных масс с точки зрения новой идеологии. Познакомившись с первыми двумя частями «Русской истории в самом сжатом очерке», В. И. Ленин рекомендовал дополнить ее синхронистическими таблицами и историографическими справками (чтобы курс можно было использовать в качестве учебника). Это было учтено М. Н. Покровским во втором издании 1921 г. В 1923 г. в издательстве «Красная новь» вышла 3 часть книги, в ней изложение было доведено до 1906 г. При подготовке 7, 8 изданий (оба в 1929) и 9 (1930) автор внес некоторые изменения. В 1931 г. в издательстве «Московский рабочий» вышло 10-е последнее прижизненное издание. В последующих посмертных изданиях книга издавалась
Комментарии
939
в одном томе. Это был самый издаваемый исторический труд: 15 основных изданий, 75 стереотипных и на языках народов СССР и зарубежных стран (Германия, Чехословакия, Англия, США, Япония и др.). Всего более 90 изданий. Вскоре после кончины М. Н. Покровского началась кампания против «антиисторической» и «антимарксистской» школы Покровского, в ходе которой ряд его положений был подвергнут критике.
Л. В. Выскочков
Николай I <Фрагмент>
Впервые: Император Николай I: Человек и государь. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2001. С. 574-593 (с небольшими добавлениями). Печатается по: Николай I. 2-е изд. М.: Молодая гвардия, 2006. С. 598-615.
Выскочков Леонид Владимирович — доктор исторических наук, профессор кафедры истории России с древнейших времен до XX в. исторического факультета С.-Петербургского государственного университета, автор монографий.
1	Овчинников Б. В., Павлов К. В., Владимирова И. М. Ваш психологический тип. СПб., 1994. С. 52-53.
2	Там же. С. 57.
3	Обозов Н. Н. Типы личности, темперамент и характер (Методическое пособие). СПб., 1995. С. 4.
4	КюстинА. де. Россия в 1839 году. Т. I. М., 1997. С. 291.
5	Д. X. Ливен и ее переписка с разными лицами // Русская старина. Т. 115. №7. С. 702.
6	Пушкин А. С. [Дневники 1833-1835 гг.] // Поли. собр. соч.: В 16 т. Т. 12. Л., 1949. С. 330 и 487 (примеч.).
7	Из записок барона (впоследствии графа) М. А. Корфа // Русская старина. 1899. Т. 98. №6. С. 542.
8	Там же. Т. 103. №7. С. 35.
9	Цебрикова М. Пятидесятые годы... С. 4.
10	Веселого Ф. Список русских военных судов с 1668 по 1860 год. СПб., 1872. С. 66.
11	Цебрикова М. Пятидесятые годы... С. 5.
12	Савин А. [Н.] Николай I и Фридрих-Вильгельм IV. 1840-1848 // Россия и Запад: исторические сборники под ред. Л. И. Заозерского. [Вып.] 1. Пг., 1923. С. 109.
940
Комментарии
13	Гагерн Ф. Б. Дневник путешествия по России в 1839 г. / Пер. и сообщ. Н. К. Шильдер // Русская старина. 1886. Т. 51. № 7. С. 27.
14	ЕльницкийЛ. Династия Романовых. Л., 1925. С. 64.
15	Овчинников Б. В., Павлов К. В., Владимирова И. М. Ваш психологический тип. С. 132.
16	Рассказы из недавней старины / Сообщ. И. С. Листовским // РА. 1878. Кн. 3. № 12. С. 517-518.
17	Фонтон Ф. П. Юмористические, политические и военные письма в 2 т. Т. 1. Лейпциг, 1862. С. 98.
18	Ельницкий Л. Династия Романовых. С. 55.
19	ГерценА. И. Былое и думы // Собр. соч.: В 30 т. М., 1956. С. 139.
20	Цебрикова М. Пятидесятые годы... С. 2.
21	Бородкин М. М. Венчанный рыцарь и его тернистый путь. С. 32-33.
22	Взгляд императора Николая I на смертную казнь в России в 1827 году // Русская старина. 1883. Т. 40. № 12. С. 660.
23	Горбачевский И. И. Записки // Горбачевский И. И. Записки. Письма. М., 1963. С. 104.
24	Леев Ф.А. Дореформенная армия (По запискам гр. П. Д. Киселева) // Вестник всемирной истории. 1901. № 11. С. 106.
25	Завещание Николая I сыну // Красный архив. Т. 3. М., Л., 1923. С. 292-293.
26	Цебрикова М. Пятидесятые годы... С. 2.
27	Марк Аврелий. Размышления. Л., 1985. С. 35.
28	Эвальд А. В. Рассказы об императоре Николае I. С. 55.
29	Леонтьев К. Н. Плоды национальных движений на православном Востоке // Леонтьев К. Н. Цветущая сложность: Избр. ст. М., 1992. С. 242-244.
30	Из записок барона (впоследствии графа) М. А. Корфа // Русская старина. 1900. Т. 102. № 5. С. 269.
31	Из преданий об императоре Николае Павловиче // Русская старина. 1898. №8. С. 479.
32	Кречмер Э. Строение тела и характер. М., 1995. С. 468.
33	Тамже. С. 455, 457.
34	Тамже. С. 453.
35	Пресняков А. Е. Николай I: Апогей самодержавия // Пресняков А. Е. Российские самодержцы. М., 1990. С. 313.
36	Из записок барона (впоследствии графа) М. А. Корфа // Русская старина. 1898. Т. 98. №6. С. 53.
Комментарии
941
37	Бенуа А. Н. Мои воспоминания. [Т.] I. М., 1990. С. 22.
38	Дельвиг А. И. Мои воспоминания. Т. I. М., 1912. С. 261-262.
39	Цебрикова М. Пятидесятые годы... С. 3.
40	РГАВМФ. Ф. 26. On. 1. Д. 16: Полвека обыкновенной жизни. Ч. II. Л. 219.
41	Эвальд А. В. Рассказы о Николае I // Николай I: Муж. Отец. Император. М., 2000. С. 276.
42	Николай I — И. Ф. Паскевичу // Николай 1: Муж. Отец. Император. С. 503.
43	Пассек Т.П.Из дальних лет: Воспоминания: В 2 т. Т. II. М., 1963. С. 494. На самом деле посаду при крепости Измаил было возвращено название «Тучков», данное ему еще в 1812 г. в честь боевых заслуг генерала, участвовавшего в Русско-турецкой войне на ее завершающем этапе (1811-1812 гг.).
44	Тальберг Н. «Человек вполне русский». С. 364.
45	Кинг Л. И. Рассказы об императоре Николае Павловиче // Николай Первый и его время. Т. 2. С. 307.
46	Рассказы об императоре Николае I // Русская старина. 1898. Т. 95. №7. С. 39.
47	Завещание Николая I сыну // Красный архив. 1923. [Т.] 3. С. 293.
48	Рассказы из недавней старины... С. 177.
49	Завещание Николая I сыну. С. 293.
50	Из дневника и записной книжки графа П. X. Граббе // РА. 1873. Кн. 1. №2. Стб. 793.
51	РГИА. Ф. 711. On. 1. Д. 35. Л. 18,16 об., 26.
52	Любош С. Б. Последние Романовы. С. 69, 70.
53	Аксакова В. С. Дневник. СПб., 1913. С. 151.
54	Корнилов А. А. Курс истории России XIX века. М., 1993. С. 153.
55	Тютчева А. Ф. Дневники. С. 94.
56	РГАВМФ. Ф. 26. On. 1. Ч. 11. Д. 16. Л. 261.
57	Тарле Е. В. Крымская война // Соч.: В 12 т. Т. 8. М., 1959. С. 68.
58	Бисмарк О. Мысли и воспоминания: В 2 т. Т. 1. М., 1940. С. 158.
59	Данилевский Н. Я. Россия и Европа. М., 1991. С. 38.
60	Тютчева А. Ф. Дневники...
Указатель имен
Абердин, лорд 572, 574, 582, 584, 585,587,589
Август, принц 91,165
Автомов 531
Агафонов 133,134
Аделунг 65,67
Адлерберг 223, 291, 413-415, 696
Адлерберг А. 89, 91,162, 167
Адлерберг В. Ф. 289, 660
Адлерберг, графиня 413
Адольф Нассау 181
Азарова Н.И. 53
Аксаков 254
Аксаков И. С.14
Аксаков К. С.14
Аксаков С. Т. 14
Аксакова 651
Аксакова В. А. 14
Аксакова В. С. 651, 737
Акульшин П. В. 61
Александр I 26, 28, 30, 44, 48, 59, 92,139,151,158,176,188,189, 261, 262-264, 272, 293, 302, 305, 306, 310, 313-317, 321, 325, 326, 342, 360, 380, 384, 400, 401, 407, 411,412,424, 432,439,440-443, 457,465,481, 482, 490, 493, 496, 499, 504, 506, 507, 508, 509, 554, 559, 560, 597,603, 627-631, 635, 636,650,696, 708,723
Александр II11, 18, 117, 122, 181, 221, 229, 248, 250, 299,429, 472,
473,474, 566, 610, 639, 640, 643, 648, 649, 656, 660, 663, 671, 673, 680,703,705,712, 713, 715
Александр III647, 660, 670
Александр Александрович 181
Александр Виртембергский 319, 324
Александр Гессенский 189
Александр Николаевич, великий князь 17, 18, 74, 93, 100, 102, 103,105,108,117,122,176, 205, 243, 290, 294, 341, 500, 704, 728, 735,736,681
Александр Павлович, великий князь 208
Александра Иосифовна 128
Александра Максимилиановна 179
Александра Михайловна 179
Александра Николаевна, великий князь 93,116,129,130,147,179, 180, 181,341,636
Александра Павловна, в. к. 178,179 Александра Федоровна 20, 21, 53, 82,106,146, 224, 243, 248, 290, 323, 334, 340, 369, 441, 672, 633, 639, 640, 677, 689, 711, 717, 729, 732
Алексеев П. В. 31
Алексей Михайлович 244, 713
Алексей Николаевич, великий князь 681
Али-Паша 528
Аллан 608
Указатель имен
943
Алферьев 562
Альберт 165
Альберт, принц 571-574, 576, 577-
580,583, 586
Альбрехт, эрцгерцог 147, 243
Альтдорфер 646
Альфред, принц 576
Амвросий Медиоланский 339
Андерсен В. 21
Андреев А. Н. 357
Андреева Т. В. 56, 476
Андреянова 608
Анерт Э. X. 115, 628
Анна Иоанновна 111
Анна Михайловна 181
Анна Павловна 103, 176
Анна Федоровна 190
Анненков 111
Анненков И. А. 287,349,357
Аносов П. 86
Ансело 277
Ансело Ф. 122, 268, 285, 362
Антонов Ф. 719
Антуанетта Станиславовна 36
Аполлоний 65, 66
Апраксин 411
Апраксин В. С. 349
Апраксина Е. В. 245
Аракчеев 69, 74, 197, 325, 411, 442, 465,466,709
Аракчеев А. А. 48, 188, 317, 325, 465,728
Арбузов 86,330,556
Арбузов А. П. 330
Арбутнот 165
Арендт 104, 149,150, 161, 233, 669, 702, 703
Арендт Н. 660
Арендт Н. А. 674
Арсеньев 501
Арсеньев К. И. 496
Архарова Е. А. 319
Архарова К. А. 244
Асварищ Б. И. 51
Асенкова 607
Асселейн 649
Ахметов 524
Бакалович 638
Бакунин 296
Бакунин И. 353
Балугьянский 444
Баранова 415
Барбариго 656
Барклай-де-Толли М. В.563
Баррюэль А, де 487, 494, 503
Барюэль 485
Барятинский 103
Барятинский А. И. 103
Бассано 655
Баташев И. Р. 255
Батенков 309, 319, 320, 326, 327, 329,448
БатенковГ.С.319, 327
Башуцкий 151, 348
Башуцкий А. П. 337, 340
Беккер 616
Белевцов 346
Белевцов Д. Н. 346
Белинский 430
Беллинггаузен 540
Белосельский 91
Белостоцкий В. Д. 349
Беляев 620
Бенигсен Л. П. 316
Бенкендорф 69, 76, 82, 84, 111, 118, 145,152,153,163,177, 298,404-406, 420, 443, 446,447, 470,471, 507, 508, 510, 511, 513, 531, 544, 546,726
Бенкендорф А. X.58,466, 470, 471, 486,498, 501-503, 506, 510, 512-514,729
Бенуа 626,642
Бенуа А. Н. 33, 38, 622, 732
БенуаИ. Л. 625
944
Указатель имен
Бенуа Н. 625, 626
БенуаН. Л.625,641-643
Берд 534
Бернгард Веймарский 165
Берне О. 169
Беррийский Ш.-Ф., герцог 489
Бертон 608
Берх 562
Бестужев 8, 238, 240, 265, 330, 336,
353,360
Бестужев А. 309, 451
Бестужев А. А. 336, 486
Бестужев М. 298, 325, 451
Бестужев М. А. 330, 344, 347, 350,
353
Бестужев Н. 329, 446, 447, 454
Бестужев Н. А. 330, 339, 347-349,
357,358
Бестужев П. 351
Бестужев П. А. 347
Бестужев-Рюмин 435
Бестужев-Рюмин М. П. 286, 432
Бестужевы 336, 339, 361
Бетанкур 223
Бибиен Ф. 655
Бибиков 451,615,616, 704, 705
Бибиков Г. Н. 58,506
БибиковД. Г. 430, 703,704
Бибиков И. Г. 703
Бильбасов 211
Бирон де 278
Бисмарк О. 15, 737
Бистром 328, 336, 351, 544-547, 560
Бистром К. И. 262, 328, 560, 734
Блом 95
Блудов 393,414
Блудов Д. Н. 58, 355, 464, 476, 484,
499
Блудова 668
БлудоваД. 736
Богарне Г. де 193
Богданович 357
Богданович И. И. 357
Богданович М. И. 26
Богуславский 735
Богучарский В. Я. 469
Болотников 431
Болотов 714
Бомарше 607
Бонапарт 488
Борисов 70, 436
Борисов О. 727
Борнер 165
Боровков 150,309,310,467, 484
Боровков А. Д. 309, 461, 467, 483,
585
Бородкин М. М. 36, 727
Боссе 625, 626, 671
Боссе К. Ф. 671
БочковА. Ф. 18
Боярский Н. Н. 136
Боярский Ю. П. 136
Бранди 655
Брауншвейг И. Ф. 101
Брезе де 278
Бренн 632
Бренн В. 109
Брессана 608
Бродовский 650
Брой де 278
Брок 534, 703, 709
Брокгауз Ф. А. 26
Броке 413
Броневский 523
Брук 709
Бруни 651, 652
Бруни Ф. А. 654
Бруннов 573,577,580,581, 589
Брэ де 409
Брэ О. де 399
Брюлло 521
Брюллов 625, 630, 631
БрюлловА. 625, 626, 629, 630
Брюллов А. Н. 626
БрюлловА. П. 101, 119
Брюль 653, 657
Указатель имен
945
Брянские 607
Буальдье 277
Булатов 266, 339, 348, 356, 358, 359,455
Булатов А. М. 348, 359
Булгаков 334, 549
Булгари 69
Булгари Н. Я. 755
Булгарин 501, 613
БулгаринФ. В.486,498,499,501
Бунзен 570,571,581,582, 589
Бунзен, баронесса 573, 574
Буоль 592
Бурдин Ф. А. 607
Бурнэ 689
Буссе В. И. 349
Бутенев 533
Бутенев Л. П. 351
Бутовский 349
Быковский 625
Вадбольский А. П. 357
Валиханов 4, 45
Валк С. Н. 26
Валлен-Де-Ламот 633
Валлийский, принц 577
Вальдемон 165
Варшавский, князь 161, 162
Василич Г. 30
Васильев 211
Васильев А. 936
Васильчиков 111, 163, 229, 230, 299, 309, 385, 418, 420, 422, 447, 592,652
Васильчиков Л. В. 244
Васин 652
Ватель Ф. 280
Веймарн 89, 564
ВеймарнИ. Ф. 557
Вейсгаупт 494
Вейсгаупт А. 487, 488, 494
Велио 238, 350
ВелиоИ. И. 338, 349
Велланский Д. М. 491
Веллингтон, герцог 572, 573, 577,
581
Вельяминов 92
Вельяминов А. А. 103
Вельяминова А. Ф. 253, 256
Вергилий 372
Веревский 407
Веригин А. И.542,546,547
Вернадский 733
Верне 607,608, 612
Верне О. 166
Виже-Лебрен 649
Виктория, королева 571, 575-578, 581,583, 596
Виктор-Эммануил 598
Виламов119
Вилиант, принц 98
Вилламов 288,739
Вилламов Г. И. 334
Вильгельм 243
Вильгельм 1176
Вильгельм II176
Вильгельм IV 86
Вильгельм Австрийский 681
Вильгельм Баденский 179
Вильфранш де 278
Виндшигрец 165
Виноградов, священник 446, 449
Винцингероде 751
Виронов Н. И. 126
Виртембергский, принц 546, 681
Виельгорский 75, 77, 78, 89, 415
Витали 639
Витберг 158
Витберг А. 629
Витгенштейн 237, 455
Витгенштейн П. X. 68, 72
Витт 530,540, 559
ВиттИ. О. 559
Вихман Л. 639
Владимир Николаевич, великий
князь 681
946
Указатель имен
Владислав, царь 719 Bore де 278	> Воинов 292,345, 350, 351 Воинов А. Л. 351 Волконская М. А. 647 Волконский 154,156,167,197, 288, 412, 433, 616, 617, 642 Волконский П. 412 Волконский П. М. 119, 485, 642 Волконский С. Г. 432 Вольнис 608 Вольтер 47,278,488, 648 Вольтер Ф.М. 192 Вонлярлярский А. А. 183 Воронезе А, 646 Воронихин 641 Воронцов 70, 80,158,173, 416, 529, 530,543 ВоронцовМ. С. 507, 727 Воронцов, граф 80 Воронцова 174,540 Воропанов 342 Врангель Н. Н, 33, 644 Вреде К. Ф. 727 Вронченко 388,413 Выскочков Л. В. 54, 721 Вюртембергский 639 Вяземский А. 244 Вяземский П. А, 9,15, 61, 449 Вяткин 346	Гауке Ю. М. 189 ГебльП. 287 Гедеонов А. М. 613 Гежелинский Ф. Ф. 501 Гейбель Э. 404 Гейден 100,525, 527, 536 Гейне 196 Гейтесбюри, леди 572 Гендерсон 592 Генрих V 585 Георг Макленбург-Стрелицкий 189 Гердин Я. А.497,499, 602 Герлах В. Л. фон 479 Герман 71, 501 Герман К, Ф. 496 Герман Саксен-Веймарский 681 Гернет 523 Герстенцвейг 562 Геруа 348 Герцен 196,198,455,456 ГерценА. И. 10-13, 34, 195, 197, 313,726 Гершензон М. О. 34, 53 Гёте И.-В. 196,410,491, Гетеншпергер 653 Гетце П. П. 340 Гиз А. де 278 Гизо 581,585 Гик А. 552 Гиляров 209 Гиртль 669,694 Глебов 339
Габаев Г. С. 350, 454 Гагарин 167 Гагерн Ф. Б. 144, 725 Галахов 350 Галахов А. П.350 Галич А. И, 491 Гальберштадт Л. И, 37 Гальбиг 631 Ган 657 Гауке 190 Гауке М. Ф. 189	Глебова-Стрешнева Е. П. 244 Глинка 320,328, 608 Глинка Ф. Н. 9,318,320 Глинка Ф. П. 325 Глинский Б. Б. 36 Гнедич 608 Гнедич Н. И. 929 Гоголь 608-610,626, 717 Годунов 616 Годунов Б. 364 Голенищев-Кутузов 291
Указатель имен
947
Голицын 69,110, 203, 204, 292, 293, 304,313,501
Голицын А. Б.494,495-504
Голицына. Н. 263, 292, 313, 497
Голицына. Ф. 203
Голицын Д. 96
Голицын Д. В. 158, 245, 302, 303, 426
ГолицынН. В. 14, 30
Голицын Н. С. 339
Голицын П. А. 251
Голицын С. 96
Голицын С. М. 245
Головин 543, 544, 554, 555, 557
Головин Е. А. 345
Головины. Г. 350
Головины. Г. 350
Головин Ф. Г. 350
Головкин 420
Горбачевский 433, 435, 436, 437
Горбачевский И. И. 727
Гордин Я. А. 345, 351
Горемыкин Ф. И. 556
Горностаев 625, 626, 629, 630, 635
Горностаев А. 635
Горский 337, 339
Горский О.-Ю. В. 336
Горсткин 238
Горчаков 561,684,689
Горчаков А. 689
Горчаков А. М. 682, 697
Горчаков М. 685,691
Горчаков М. Д. 686
Готи 608
Готье Ю. В. 36, 38,41
Гофман 388, 391
Граббе 554-556,557,563
Граббе П. X. 164,165, 563, 736
Грабе В. X. 339
Грабэ-Горский 336
Граве 291,339
Грахам, леди 574
Гребенкин 210
Грейг 518, 523, 525, 530, 531, 539, 540,687, 730
Грейг С. А. 730
Греч 320,613
Греч Н. И. 9, 320
Грибовский М. К. 470
Грибоедов 608
Григорьев 610, 613
Григорьев П. И. 610
Гризи К. 608
Грима 655
Гримм 289
ГриммА. Т. 21
Грохольский Д. 727
Груббе А. И. 119
Грубер 670,694
Грубер В. 669, 694
Грубер В. Л. 668, 670, 671
Грудзинская 189
Грудзинская И., княгиня Лович440
Грюневальд 646
Гулишамбаров С. 26
Гумбольдт 571
Гуммлауер 486
Гурко 302, 557
ГуркоВ. О. 557, 558
Гурьев 400, 680
Густав-Адольф III489
Давид 650
Давыдов В. Л. 485
Давыдов Д. 197
Давыдов Д. В. 197, 507
Давыдов И. И. 491
Дамас де 278
Даненберг 563
Данилевский Н. Я. 23, 737
Данилович 211-215
Дашков 404, 418
Дашков Д. В. 499
Девонширский, герцог 253-255, 257,575
Декруа 278
948
Указатель имен
Делакруа 625
Де-Ламот 632
Деларош 625
Деллинсгаузен 562
Деллинсгаузен И. Ф. 562
Дельвиг А. А. 449
Дельвиг А. И. 732
ДеменковП. С. 337, 338, 357
Демидов 174
Демидов А. Н. 177,178
Демут-Малиновский 635
Дени-Дамремон 278
Деревнина Т. Г. 511
Державин Г. Р. 259
Джирардини 646
Джордано Л. 655
Дибич 73, 196, 199, 200, 237, 288, 289,306,545, 547, 595, 725
Дибич И. И. 68, 360, 466, 470, 485,
725
Диванов 552
ДивовП. Г. 334, 448
Дитрих 649, 654
Дмитриев 529
Дмитриев И. И. 8, 340
Дмитриев М. А. 247
Дмитриев-Мамонов 647
Добровольский 130
Добролюбов Н. А. 14
Довнар-Запольский 303
Довнар-Запольский М. В. 29
Долгорукая М. В. 244
Долгорукий 214, 407
Долгорукий В. А. 703
Долгорукий В. В. 213
Долгорукий Н. А. 478
Долгоруков 92,156
Долгоруков В. М. 258
ДолгоруковП. 197
Долинский Е. Ф. 725
Домашенко 525
Дон Карлос 84
Донизетти 615
Достоевский Ф. М. 45
Дружинин М. Н. 44, 48
Друцкой-Соколинский 394, 429
Друцкой-Соколинский М. В. 394
Дубельт 405, 406
Дубельт Л. В. 176, 659, 660,663, 665-667,671
Дублянский 135,136,137
Дублянский, генерал 137
Дубровин Н. Ф. 25, 26
Думровский 130,131
Дургам 79, 586
Дурново 449
Дурново Н. Д. 334, 337, 357
Дюбуа 363
Дюпон де-Лёр 196
Дюр 607, 610
Дюрас де 278
Дюрер 646
Дюфура 608
Еарбариго 653
Евгений Вертембергский 324, 325
Евгений Вюртембергский 337, 351, 357
Евгений, митрополит Киевский 244, 352
Еврипид 571
Егоров Б. Ф. 60
Екатерина II 26, 43, 109, 146, 242, 282, 316, 366, 380, 382, 431,439, 603, 641, 647, 648, 652, 656, 713, 715,716
Екатерина Михайловна 180, 189
Елагин И. П. 77
Елизавета Алексеевна 70, 242, 277, 289,321,630
Елизавета Михайловна 181
Елизавета Петровна 118, 630, 643, 647,715
Ельницкий Л. 726
Енохин 84, 98, 152, 153, 663, 677, 696
Указатель имен
949
Енохин И. 660, 663
Ермолов 70,71,158,165, 306, 466
ЕрмоловА. П. 197
Ермолов П. X. 563
Еропкин В. М. 338
Ерошкин Н. П. 46, 47
Ефимов 625, 626, 630
ЕфимовА. В. 44
Ефимов Н. 636
Ефимов Н. Е. 631
Ефрон И. А. 26
Жадимировская Л. 218, 219
Жадимировский 219-221
Жаринова Д. А. 37
Жданов А. А. 43
Желтухин П. Ф. 487
Жилярди А. 625, 629
Жирардот 565
Жомини А. Г. 590
Жуковский 86, 89,122, 290, 608
Жуковский В. А. 8-10, 61, 319, 333, 337,339,340, 513, 650
Заболоцкий-Десятовсовский А. П.
22,31,416
Завалишин 319, 455, 456
Завалишин Д. И. 319
Загоскин М. Н. 18
Загоскин С. М. 18
Зайончковский А. М. 30, 31, 32
Зайончковский П. А. 46, 459
Закревский 418
Замойские 649
Занд К. 492
Запольский 550
Зарин А. Е. 36
Засс 354
Захаржевский 110
Захаржевский Г. А. 734
Здекауер 673
Зимин И. В. 61, 659
Зиновьев Н. В. 681
Зобнин 524
Зорин А. Л. 60
Зотов Р. М. 17,216
Зубовы 647
Ибрагим-паша 414
Иван Антонович 715
Иванов 201,524, 615
Иванов А. А. 626
ИвановП. 334, 335
Игнатьев 733
Игнатьев А. Н. 350
Игнатьев П. Н. 345
Инсарский В. А. 421
Иоанн, эрцгерцог 84, 91,165
Иоанна (Жаннетта) Антоновна 190
Иордан Ф. И. 339
Иосиф II 34
Исленьев 111
Истомин 592
Кабога 596, 598
Кавелин 74—, 79, 80, 82, 85, 90-93, 95, 98,102, 104, 117, 121
Кавелин А. А. 84, 91,117
Кавелина М. П. 117
Кавендиш У. С. 279
Кавеньяк 595
Кавос А. К. 111
Кадудаль Ж. 488
Казаков 255
Казаков М.Ф. 258
Казарский 526, 531
Калугин Д. М. 214
Каменовская О. И. 190
Каменовская О. О. 79,105
Камерон Ч. 109
Канкрин 110,156,158, 386-389, 391,413,418,419,420,421
Канкрин Г. Ф. 324
Канкрин Е. Ф. 317
Каннинг Дж. 477, 480
950
Указатель имен
Каннинг, леди 574
Каподистрия 400, 401
Капудан-паша 542
Капустина Т. А. 49
Капцевич 78
Каразин В. Н. 490
Караман де 278
Карамзин 34, 340, 498, 499
Карамзин Н. М. 8, 61, 340, 466
Каратыгин 609, 610, 613, 614
Каратыгин В. А. 609, 613
Каратыгин П. А. 612
Каратыгины 607
Карбониер 521
Карель (Карелль, Каррель, Кар-релль)661-664, 668, 669,676, 687,689, 702
Карель Ф. Я. 231, 662
Карл 243
Карл 1Вюртембергский 178
Карл X 195,585
Карл Прусский 681
Карл Фридрих Александр 256
Карл-Фридрих Саксен-Вейнмар-ский179
Карнович Е. П. 25
Карраччи А. 655
Кастри де 278
Катакази 404
Катенин 80, 608
Каульбарс В. Р. 338, 352, 353
Кауфман 656
Каховский 351, 448, 452
Каховский П. Г. 286, 337, 729
Квадри В. В. 32
Кваренги Дж. 110
Квит 84
Кербедз 706
Кизеветтер А. А. 31
Кинг Л. И. 207, 735
Киндяков 201
КиняпинН. С. 45
Киров С. М. 43
Киселев 111, 385, 408, 409, 414, 416-420, 422,424, 425, 427,430, 661,665,706
Киселев П. Д. 20, 22, 44, 58, 416, 429, 552,661,662, 665
КисельниковМ. П. 255
Кланрикард 575
Кланрикард, леди 572
Клейнмихель 111, 113, 156, 183, 191,411,412,705,706
Клейнмихель П. А. 119,183, 672
Кленц 626, 653
Кленце Л. фон 631, 653
Климченко 638
Клюпфель 110
КноопГ. 354
Кнорринг 86,95
Княжевич К. О. 484
Кожевников 348, 449
Кожевников А. Л. 348
Кожевниковы. П. 357
Козицкая А. Г. 320
Козлов И. И. 9
Козьмин Б. П. 45
Кокошкин 208, 210, 608, 612
Кокошкин С. А. 735
Кокошкин Ф. Ф. 277
Кокс В. 365
Колерджи 707
Колзаков 518,524, 529
Комаровский 301, 303, 304, 345, 346,353,447,448
Комаровский Е. Ф. 337, 345,353,357
Комелев 534
Комеровски де, герцог 278
Коммод 65
Комон-Лафорс 278
Кондаков Ю. Е. 60
Конде, принц 280
Кони А. Ф. 460
Константин Николаевич, великий князь 21, 22, 45,86,89,100,127, 128,146,159, 534, 546, 733
Указатель имен
951
Константин Павлович, великий князь 19, 30, 52, 68, 71, 72,189, 190, 237, 243, 247, 250, 251, 252, 263, 264, 266, 268, 272, 274, 289, 291, 293, 294, 295, 298, 305, 306, 309, 313, 314, 315, 321, 322, 323, 324, 325, 326, 327, 328, 329, 330, 334, 338, 342, 355, 360, 384, 424, 440,447, 466,467,485,584
Константин, великий князь 477
Коргуев Н. 25
Корево Н. 32
Корнель 278
Корнилов 72, 592
КорниловА. А. 34, 50, 737
Корнилович 70, 339, 449, 486
Корнилович А. О. 356,486
Корогенцов А. В. 654
Коростовцев 520
Корсаков 101, 529
Корф 391,428,460, 501
Корф М. А. 12, 17-20, 25, 29, 58, 149,160, 288, 315, 335, 353, 360, 383, 386, 460, 496, 501, 723, 723
КостюшенкоФ. 196
Коцебу А. Ф. 489
Кочубей 110,252,309,310, 467
Кочубей В. Л. 253
Кочубей В. П. 59, 253, 467,497
Кошелев 712
КракауЛ. 625
Красовский 564
Крейц 165, 559
Кречмер Э. 730, 731
Криницкий 290
Кроун 523, 525
Крузенштерн 521, 536
Крушевский 584
Крыжановский 115
Крюгер Ф. 51
Кудашев 330
Кудашев М. Ф. 330
Кузнецов 525
Кузьмин 436
Кузьмин Ю. А. 53
Кукольник 444, 610
Куницын 491
Куприянов 525
Куракин 314, 407
Куракин А. Б. 279, 314
Курбатов 550
Курсель 131
Кусов 320
Кусов Н. И. 319,329
Кутузов 238
Кутузов М.И. 734
Кушелев, граф 82
Кюгельхен 654
Кюстин А. де 9, 21,138, 367
Кюстинде 645, 723
Кюхельбекер 337
Кюхельбекер В. К. 320, 351
Кюхельбекер М. К. 354
Кюхельбекеры 336, 339
Лабенский К. 404
Лабенской 650
Лабенской Ф. 649
Лаваль 239,298
Лаваль И. С. 320
Лазарев 518, 524, 529, 531, 534-536
Лазарев Ф. А. 527
Лазаревский Ф. М. 932
Лакруа 417
Лакруа П. 20, 21
Лалаев М. С. 25
Ламарк 196
Лампи 647, 649
Ламсдорф 442
Лансере Е. Е. 33, 622
Ланской 85, 86
Ланской А. 647
Ланской С. С. 705
Ланфранко 649
Лапин В. В. 54, 59, 600
Ластман 654
952
Указатель имен
Лафайет 196, 488
Лахницкий 652
Лебцельтерн Л.-Й. 477-479, 484,
486
Левашов 152, 446
Левашов В. В. 265, 466
Левицкий 647
Лейс 625
Лейхтенбергский, герцог 161, 165,
641
Лемениль 608
Лемке М. К. 202
Ленин 431, 457, 458
Ленин В. И. 457
Леонтьев К. К. 23
Леонтьев К. Н. 729
Леопольд, князь 576, 578, 580, 584,
585
Лермонтов 532, 626
Лернер Н. 41
Лерхе 211, 215
Ливен 75, 76, 77, 86, 87, 89, 102,
104,108,117, 198
Ливен В. 414
Ливен Д. X. 723
Ливен К. А. 198
Ливен, графиня 244, 335
Лидере 563
Липранди 203
Листовский И. С. 725
Литке 537
Литке Ф. П. 22
Лишин 565, 569
Лобанов 82, 294
Лобанов-Ростовский Д. И. 293
Лович, княгиня 384
Логинов М. Н. 254
Лондон-дерри, леди 574
Лопатина 218
Лопухин 293, 314, 323, 326
Лопухин П. В. 314
Лопухина 719
Лопухины 719
Лосев 536
Лотрек-де-Тулуза 135, 137
Луи-НаполеонБонапарт 595, 596
Луи-Филипп 595, 596, 624
Луи-Филипп Орлеанский 195
Лукас Лейденский 654, 656
ЛунинМ. С. 10
Лутковский 502, 503
Львов 449, 460
Львов И. 449
Любецкий 388-391
Любош С. Б. 41, 736
Людвиг 1114, 624
Людвиг II Гессен-Дармштадтский 189
Людвиг Бонапарт 193
Людвиг Наполеон (Наполеон III) 192,193
Людовик IV 280
Людовик XIV 34, 644
Людовик XVIII873
Людовик-Филипп 575, 581, 585, 586
Люис Д. де 596, 698
Люк В. ле 625
Лярский 183
Магницкий 498, 501
Магницкий М. Л. 487-499, 502-505
Майборода 69, 264
Майе де 278
Майков А. Н. 10
Майков П. М. 32
Маклаков 494
Макс 1624
Максимилиан Лейхтенбергский 114, 632,653
Максимилиан-Евгений-Иосиф Наполеон Лейхтембергский 146, 179, 192
Максимов 607, 610, 614
Максимов А. М. 611
Малиновский В. Ф. 110
Малышев 130,131
Указатель имен
953
Мальцов 404
Малютин М. П. 357
Мандель 79
Мандт150,161,659-674, 676, 689, 691-696,702
Мандт М. 669, 672
Мандт М. М. 670, 672, 673
Мантейфель 69
Мануель 196
Маринари 655
Марич М. Д. (Чернышева) 41
Мария Александровна, императрица 176,179, 671, 689
Мария Максимилиановна 179
Мария Михайловна 179-181
Мария Николаевна, великая княгиня 101,127,146,147,153,154, 165,178,179,192, 341,632, 653, 665, 692
Мария Федоровна 29, 52, 53, 77, 245, 248, 272, 290, 313, 314, 316, 319-330, 339, 413, 441, 630
Мария, великая княгиня 371, 417
Марк Аврелий 65-67, 728
Маркелов 118,119
Маркус 79,114
Маркус М. 668
Мармон 123,124, 273
Мармонт 253, 254, 257
Мартенс 589
Мартынов 354, 563, 607
Маруцци 3. 648
Марченко В. Р. 336
Масальские 649
Масленников 201
Машковцев А. 201
Машковцев Е. М. 201
Медем 587
Медере Д. 115
Меер Вандер 649
Мейендорф 571
Мейер 608
Мекленбург-Шверинская, герцогиня 681
Мекленбург-Шверинский, герцог 681
Меликов 539
Мельбурн, лорд 575
Мельников 629
Менелае 102, 625, 628, 629, 635, 636
Менелае А. А. 110,116
Менцель 625
Меншиков 110, 393, 407, 408, 518-522, 524-529, 531, 532, 533, 534, 536, 537, 539, 540, 541, 543, 687, 691
Меншиков А. С. 724, 730
Менье183
Мережковский Д. С. 40
Мерзляков А. Ф. 9
Меттерних 399, 587, 598
Меттерних К.-В. 478, 482, 483
Меттерних, княгиня 581
Мещерский В. П. 205, 663, 668, 669, 701, 798
Мидлтон Г. 257
Милорадович 69, 72, 237, 238, 240, 264, 288, 289, 291, 293, 294, 304, 314, 317, 318, 320-323, 325, 327, 330, 335, 337, 339, 352, 451, 452
Милорадович М. А. 263, 314, 337, 340, 345, 351, 507, 560
Милютин 461, 558
Милютин Д. А. 460, 461, 548, 676
Милютина Е. М. 551
Миних 655
Миних Э. 655
Мирабо 488
Миранда Ф. де 365
Мироненко С. В. 48, 49
Митрохин 650
Митьков 301, 302, 303, 304
Михаил Николаевич, в. к. 127, 633, 674
954
Указатель имен
Михаил Павлович, великий князь 94,105-107,132,157,165,179, 180,185,188, 222, 229, 243, 264, 294, 299, 313, 333, 334, 338, 351, 352, 354, 360, 424, 443, 465, 611, 730
Михаил, великий князь 320, 330, 650
Михайлов 629
Михайлова 531
Михайловская А. И. 45
Михайловский-Данилевский А. И.
340
Михель 407
Молин Ю. 62
Моллер 358,518-526,532,534-536
Моллер А. Ф. 265, 343, 358
Молэ 585
Мондерштерн 561
Монигетти 628, 635, 636
Моноенко 133
Монтфорский, герцог 177
Монферран 630, 631
Монфор М. де 177
Мордвинов 203,300,318, 319, 321, 327, 330, 466, 467, 499
Мордвинов Н. 330
Мордвиновы. С. 266, 318, 467, 499
Морни 221, 596,656
Моро А. 655
Морошкин М. Я. 19
Морякова О. В. 58
Мосолов Н. К. 671
Моцкевич 531
Муравьев 69, 165, 198, 434,486, 498,561
Муравьев А. 432
Муравьевы. 303
Муравьев Н. 304, 325, 449
Муравьевы. Н. 561
Муравьев-Апостол 435, 436
Муравьев-Апостол М. 432
Муравьев-Апостол Н. М. 485, 486
Муравьев-Апостол С. 432, 433
Муравьев-Апостол С. И. 286,434,435
МустоненП. 58
Муханов 304
Муханов С. И. 96, 245
МухинЕ. Н. 510
Мушерон 649
Ыабоков 560
Ыабоков И. А. 920
Назимов 117
Наполеон 186,261, 283, 407,455, 488,644,709, 734
Наполеон I 596
Наполеон III221, 591, 592, 596, 598, 599,689,697, 698
Нарышкин 302, 304
Нарышкина 416
НасакинЯ. 267, 344
Насакин Я. Г.344
Натуар 654
Нахимов 525, 592
Невелев Г. А. 47
Нейгардт292,557,560
Нейгардт А. И. 560
Нейман 581
Нейперг165
Нелединский-Мелецкий 304
Нелидова В. А. 224
Немцевич Ю. 650
Непеир Ч. 733
Непир Ч. 687
Несвицкая С. 222-224
НесвицкийА. Я. 222
Нессельроде 119, 163, 388, 540
Нессельроде 401-404, 570, 580, 587, 589,590,596,597, 706, 707
Нессельроде К. В. 20, 464, 476-479
Нессельроде К.-Р. фон 400
Нессельроде, графиня 403
Нестеровский 349, 352
Нечкина М. В.56,57, 446, 891
Никитин П. 727
Указатель имен
955
Николаев 69, 359 Николаев В. 671 Николаенко П. Д. 59 Николай II 38, 724 Николай Александрович, великий князь 181,569, 681 Николай Михайлович, великий князь 29 Николай Николаевич, великий князь 90,103,110, 127, 671 Нилов И. В. 109 НифонтовА. С. 44 Новосильцев 152 НовосильцовН. Н. 485 Норденстам 554-556 НоровА. С. 706	Ольденбургская, гарцогиня 371, 372 Ольденбургский П. Г. 115 Омер-Врионе 544, 546 Омер-паша 592 Онищенко Г. Г. 62 Опочинин 326 Опочинин Н. П. 733 Опочинин Ф. П. 323 Опперман 518, 521, 538 Оржицкий 448 Оржицкий Н. 449 Орлов 90,109,111,121,145,167, 191, 284, 302-305, 406, 414, 570, 573, 583, 595, 712 ОрловА. 302, 446 ОрловА. Ф. 17, 193, 212, 251, 350, 360,404, 406, 466, 500
О’Конель 584 Ободовский П. Г. 9 Оболенский 239, 265, 266, 336, 337, 339,351, 361, 452, 560 Оболенский Е. П. 337, 348, 351, 357, 560 Оболенский И. 201 Обрезков М, А. 478 Обручев 561 Огарев 203, 457 Огарев Н. П. 203 Огинский И. К. М. 190 ОгородниковС. 517 Одоевский 334, 393 Одуевский 336, 339 Окуджава Б. 45 Окунь С. Б. 44, 48 ОкурТ.Г. де 277 Оленин 293 Оленин А. Н.9, 338 Оленин В. А. 338 Оленин Г. Н. 338 Оленин Е. М. 338 Ольга Николаевна, великая кгягиня 116,127,147,178-180, 341, 462, 626,633,638,643	Орлов М. 302, 303, 304, 466 Орлов М. Ф. 266, 302 Орлова 245,258,281, 283, 303 Орлова-Чесменская А. А. 258 Остаде И. ван 655 Остаде Л. ван 655 Остен-Сакен 404, 564 Остен-Сакен Ф. В. 68, 72 Островский 609 Островский А. Н. 610 Офенберг 562 Павел 126, 28, 38, 44,179, 313, 315, 317, 325, 384, 411, 426, 439-442, 603,630, 716 Павел Петрович, великий князь 411 Павлов 629 ПавловМ. Г. 491 Павлов-Сильванский Н. П. 29 Пален 163,564 Пален Ф. П. 727 Пальма 655 Пальмерстон Г. 15 Пальмерстон, лорд 577, 591, 592, 689,697 Панаев В. И. 660, 696
956
Указатель имен
Панин 414,696, 717
Панин В. Н. 212, 248, 706
Панов 338,339, 696
Панов Н. А.338,348
Паррот Г.-Ф. 490
Паскевич 158, 597, 598, 684, 685, 688
Паскевич И. Ф. 22, 95, 483, 734
Патаниоти 530
Паткуль 91
Пашинников 520
Пашкова М. 110
Пашкова Т. Л. 51
Пеликан 203, 670
Пеликан А. В. 669,672, 673, 693
Пеликан В. В. 669, 693
Пеллегрини А. 655
Пемброк, леди 572
Пен А. 655
Перемышлевский 201
Перетц 309, 320
Перетц Г. А. 320, 325
Перовский 86-91, 409, 414, 427, 534,537
Перовский В. А. 330, 499
Перовский Л. 205
Перовский Л. А. 213
Персиньи 596
Пестель 198,432-436
Пестель П. И. 57, 266, 286
Петр I (Великий) 9, 139, 145, 380, 381, 629, 640, 643, 645, 713, 719, 723, 728, 732, 738
Петр III442, 473
Петр Михайлович, князь 25
Петров 608, 615, 735
Петров И. 735
Петров О. А. 615
Петрушевский 531
Петцольд 625
Пий IX 698
Пиль 581
ПильР. 572, 574, 582, 584, 586, 588
Пиль, леди 572
Пименов 638
Пирогов 702
Пирогов Н. И. 673, 703
Писарев А.И. 277
Писарский В. И. 696
Планат 650
ПланатА. 650
Плашевский Ю. 45
Плесси 608
Плинке159
Поггенполь 697
Погодин М. П. 668
Подна де 278
Позен 152
Покровский М. Н. 35, 38, 306, 431,
Полевой 610
Полежаев 198-201
Полежаев А. 197
Полежаев А. И. 9, 202
ПолетикаП. И. 723
Полиевктов 511
Полиевктов М. А. 28, 31, 35, 38, 39,511
Попов М. М. 697
Потапов 71, 291
Потапов А. Н. 486
Потемкин 245
Прево 655
Пресняков А. Е. 42, 50, 296,438, 459, 509, 732
Пржецлавский О. А. 339
Прокопович-Антонский А. А, 198
Прокофьев 319,526
Прокофьев И. В. 319
Протасов 154
Пугачев 431
Путятин 533
Пушкин 254, 449, 508, 626, 711
Пущин 81, 301, 344, 452
Пущин И. 303
Пущин И. И. 301, 344, 449
Пущин М. И. 358
Указатель имен
957
Пыхачев 434 ПьянчаниЛ. 12 Пятковский А. П. 67	Россетти У. М. 15 Росси 625, 631, 632, 636 Росси К. И. 77, 113 Россини 615
Рагузский 278 Радзивилл Л. Л. 256 Разин 431 Разумовский А. 409 Расин 278 Ратманов 518, 520 Раупах 485 Раупах Э.-В.-С. 485, 491, 496, 502 Раух 82,145 Рахматуллин М. А. 54 Реад 563 Резанов Л. 625 Рембрандт 655 Рени Г, 655 Репин 265, 266 Репин Н. П. 265, 345 Решид-паша 686 Рибер 655 Рибопьер 415 Риго 655 Ридигер 165, 560, 686 Рикорд 520,526 Рихтер 630 Робеспьер 198 Роговиков 541 Рожкова М. К. 44 Рожнов 115, 524, 527 Розен А. В. 342 Розен А. Е. 261, 342-348,353,355, 356 Розен Г. В. 601 Розенбах 521 Роллер 608 Романов 163 Романов М. П. 21 Романов М. Ф. 244 Рослин 648 Россель Д. 686 Россетти Г. 14	Ростовцев 328-330, 680 Ростовцев Я. И. 328, 329, 444 Ротари 655 Рубенс 655 Рубини 161,615 Рубинштейн А. Г, 148 Рудзевич 70 Рудницкая Е. Л. 56, 57 Руже 608 Ружицкая И. В. 59 Руссо 488 Рутланд 577 Рылеев 8, 238, 239, 265, 318, 319,' 325, 326, 328, 329, 336, 339, 343, 355, 356, 361, 448, 449, 452, 453, 454,455 Рылеев К. 325 Рылеев К. Ф. 265-267, 286, 318, 343,345,356, 360, 449, 486 Рюль 289 Рязанцев 607 Сабашников И. 39 Сабашников С. 39 Савин А. Н. 106, 724 Савицкий И. Ф, 50, 51 Садовников 625 СазоновН. И. 12, 13 Сайтанов В. А. 47 Сакен 70, 237 Саксен-Кобург-Готский, герцог 572 Самойловы 607 СангленЯ. И. де 501, 502 Сапега 649 Сапега Е. 649 Сапега, княгиня 649 Сапеги 649 Сапожников А. П. 329 Сараева Е. Л. 61	>
958
Указатель имен
Сатин 203	Солнцев 630
Сафонов М. М. 52, 313	* Соловьев С. М. 460
Светлов 550	Сомерсетская, герцогиня 577
Свинцов 631	Сомов 339
Свистунов 70	Сорокин 201
Свифт 256	Сосницкие 607
Седисер 938	Сосницкий 610,611
Семевский В. И. 22, 29, 31, 303,423	Сосницкий И. И.611
Семенов 303, 304	Спафарьев 538
Семенов С. М. 301	Сперанская Н.М. 285
Семенов-Тян-Шанский П. П. 565	Сперанский 253, 319, 320, 327, 418,
Семирадский 638	420,421,422,466,467
Сен-Леже де 278	Сперанский М. М. 30, 59, 253, 266,
Сент-Арно 595	318, 384, 461, 467, 470, 472, 490,
Сентин 268, 362	497,500,501
Сент-Олер 575	Спиридов 538
Сенявин 534, 536	Срешнева Е. Л. 244
Сенявин Л. 526	Стааль 203, 204
Серафим, митрополит Петербург-	Ставассер 639
ский 244,352	Ставассер В. 638
Сербинович К. С. 340	Сталин И. В.43
Середонин С. М. 36, 41	Старынкевич И. А. 550
Сиверс 562	Стасов 625, 629, 630, 635
Сивков К. В. 37, 38	Стасов В. В. 18,19
Сидеркрейц 565, 566	Стасов В. И. 110
Симановский 522	Стасов В. П. 110
Синявин 403	Статковский 563
Сипягин Н. М. 358	Стединг Л. Б. X. 257
Сисмонди 433	Степанов А. 638
Скаловский 525	Стефан, эрцгерцог 178, 179
Скаретка 201, 202	Стогов Э. 508
Скотт В. 724	Стоке 534, 535
Скржинецкий 584	Стокмар 580, 583, 584
Скрынников Р. Г. 56	Столыпин 110, 529
СмирновА. 20	Странгфорд П.-К. 477,480, 484
СмирновА. Ф. 50, 51	Строганов 409
Смирнова 608	Строганов Г. А. 178
Смирнова-Россет П. О. 460	Стурдза М. 552
Соколов И. 660	Стюрлер237-239, 351
Соколов И. И. 229, 234	Суворин А. С.26
Соколова А. 218	Суворов 162
Соколовский 203	СуворовА. А. 350
Соколовский В. И. 202	Сукин 82
Указатель имен
959
Сукин А. Я. 486
Сумароков 85,86,88
Сумцов В. Н. 36
Сутгоф 211, 297, 338, 348,452, 568,
569
Сутгоф А. Н. 338, 347, 348, 351, 356
Сухинов 436
‘ Сухозанет 546, 547
Сухозанет И. О. 335, 338, 351
Сыромятников Б. И. 37
Сыромятников Б. Н. 32
Сытин И. Д. 36
Сьейс 488
СюЭ. 724
Тадема А. 638
Талейран 402
Талон 278
Тальони 111, 608
Тараскин 558
Тарасов Б. Н. 53
Тарасов Е. 40
Тарле Е. В. 31, 32, 39, 41, 43-45, 50, 591,661,662,670,682, 737
Татищев 71, 301
Татищев С. 663
Татищеве. С. 24, 570
Тельберг 32
Тенгоборский 413
Теребенев 631
Теребенев А. 631, 639, 640
Тибштейн Л. Ф. 111
Тизенгаузен 434
Тизенгаузен Е. 415
Тизенгаузен, графиня 415
Тимашев А. Е. 429
Тинторетто 655
Титон 282
Тихонова. К. 60
ТокаревН. А. 631
Токвиль 468,469
Токвиль А. де 468
Толстая М. А. 244
Толстой 302, 546, 547, 563
Толстой Л. Н. 16
Толстой П. А. 96, 302, 470
Толстой П.М. 546
Толстой Ф.П. 339
Толь 72,154,158, 297
Толь Г. 70
ТольК. Ф. 47, 352, 559
Тома де Томон Ж.-Ф. 111
Тон К. 626,637, 640, 643
Тон К. А. 625, 628, 630
Торсон К. П. 353
ТотЮ. В. 58
Тотлебен 592
Траверсе де 518
Трояновский 539
Трубецкая 110
Трубецкая Е. И. 287
Трубецкой 220, 221, 222, 239, 240, 266, 291, 298, 303, 320, 326, 327, 329, 340, 344, 356, 432, 449, 452, 453,457,486
Трубецкой В. С. 478
Трубецкой Е. И. 479
Трубецкой С. П. 320, 323,327,340, 356,479,484
Тулубьев А. Н. 345
Тургенев А. И. 8, 333, 339, 340
Тургенев И. С. 148
Тургенев Н.И. 12
Тучков 735
Тучков С. А. 734
Тьер 585
Тютчев 224, 225, 593
Тютчев Ф. И. 61, 225, 688
Тютчева 665, 688
Тютчева А. Ф. 660,664-668,689, 737,738
Тюфяев 78
Уайенс 191
УбиниН. 201
Уваров 60,309,410, 411, 706
960
Указатель имен.
Уваров С. С.58,60, 491, 499
Удалов С. В. 60
Удри 655
Ульянов В. Я. 37
УрусовА. М. 244
Урусова С. А. 256
Устрялов Н. Г. 16
УткинА. В. 201
Ушаков 95, 167
Уэстморлэнд 689
Фа Престо 655
Фальконе 64 5
Фантон 394,397, 398
Фантон-де-Веррайон М. 394, 398
Федоров В. ф. 9
Фельдман 733
Фельдман А. И. 733
Фельдман фон 688
Фелькнер В. И. 336, 338
Фельтен 641
Феокрит 372
Фердинанд VII 84
Фесслер И.-А. 490
ФеттерлейнК. Ф. 18
Фигнер В. Н. 436
Фикельмон 165, 415
Фикельмонт 399
Филарет, архиепископ 303, 305, 313
Филарет, митрополит Московский
244,263
Филин М. Д. 53
Философов А. И. 335
Фиораванти В. 283
Фирсов Н. Н. 40
Фихте И.-Г. 60
Флигер С. Де 649
Фок А. А. 357
Фок М. Я. фон 471, 501
Фонвизин 301, 303
Фонвизин М. 304
Фонтенель 372
Фонтов Ф. П. 726
Франц 1483
Франц Иосиф 193
Франц-Иосиф 597, 598, 698
Фредерик, принц 84
Фредерикс 68, 69, 72, 343
Фредерикс М. П. 665, 669, 673, 674,
696,731
Фредерикс, баронесса 414, 692, 695
Фридрих Великий 34, 411
Фридрих Вильгельм 243, 441, 442
Фридрих Вильгельм III189
Фридрих Георг, принц Гессен-Кас-
сельский 147, 179
Фридрих Гессенский 681
Фридрих-Вильгельм 581
Фридрих-Вильгельм III483
Фридрих-Вильгельм IV 571, 581,
624
Фридрихе 335,336
Фролова В. С. 49
Фуке Н. 280
Фушад-паша 84
Хакерт 654
Хаккерт 649
Ханенко Б. И. 654
Хвощинский 344
Хилкова106
Хлопушкина П. И. 319
Хлюпин 601
Хованский Н. Н. 330
ХомяковА. С. 9, 10
Хомяков Ф. С. 9
Храповицкий 394
Хрулев 592,691
Хрулев С. А. 738
Цамутали А. Н. 52, 464
Цветаева М. 55
Цебриков А. Р. 726
Цебриков Н. Р. 726
ЦебриковаМ. А.726,733
Циммерман А. Э. 460, 461
Указатель имен
961
Цицианов 601
Цынский 202
Цявловский М. А. 309
Чевакинский 110
Чевкин А. В.330
Чеглоков 523
Чеелести 655
Челлини Б. 465
Черито 608
Черкасский В. А. 667
Чернышев 69, 70, 73, 111,118,158, 163, 237, 406, 407, 523, 555, 557, 632
Чернышев А. И. 27, 190, 258, 494, 500,507
Чернышев И. Г. 632
Чернышевский 457, 596
Чеченский 197
Чичагов П. В. 734
^Чичерин 240, 241
. Чубинский В. Г. 517
;Чукарев А. Г. 58
Чулков Г. И. 41,42
Шабунцов 650
Шаликов П. И. 9
Шамбор 585
Шамиль 554, 555, 557
Шанд 529
Шарден С. 655
ШарлеманьИ. 115, 625, 641
ШарлеманьИ. И. 116
Шарлемань, братья 629
Шарлотта, принцесса 627
Шаховской 608
Швартц 654
Шварценберг 598
Шварценберг К.-Ф. 479
Шевченко М. М. 61
Шевченко Т. Г. 618
Шелгунов 693
ШелгуновН. В. 690, 692
Шеллинг Ф.-В. 60
Шембель 394, 395, 397, 398
Шембель А. И. 394
Шеншин 72, 237, 238, 335
Шеншин В. Н. 343
Шепелев Д. А. 118
Шепель Л. Е. 58
Шервуд 69
Шереметев 634
Шереметев А. 301, 302
Шереметев Д. Н. 245
Шестаков А. И. 733, 737
Шибаев 523
Шибанов 647
Шидловский А. Ф. 50
Шиллинг 563
Шильдер 39, 93, 528, 670, 690
Шильдер К. 690
Шильдер Н. К. 26-29, 31, 465, 670,
672,690
Шиман Т. 28, 31, 39, 43
Шинкель 625, 633-635, 637
Ширинский-Шихматов 410
Шихматов 410
Шишков 70
ШишковА. С. 198, 293
Шкерин В. А. 57
Шлефохт 608
Шлецер А. Л. 496
Шлиппенбах 81, 566
Шпеер В. А. 724
Шрейбер В. 935
Штакельберг Н. С. 50
Штакеншнейдер 625, 628, 630, 632-
635,637, 639-641
Штакеншнейдер А. 631, 632
Штакеншнейдер А. И. 102, 116
Штакеншнейдер Е. А. 697
Штауберт 630
Штейн В. И. 28
Штейнгейль 309, 319, 326, 327,329
ШтейнгейльВ. И. 319
Штейнгель 448
962
Указатель имен
Шторх 338, 424, 444
Шторх А. А. 338
ШторхА. К. 338
Штрандман 562
Штукенберг А. И. 337, 357
Шуберт 421
Шубинский С. Н. 27
Шувалов 415
Шувалов А. 654
Шувалов А. П. 648, 656
Шувалов П. А. 566
Шуйский В. 431
Шульгин 524
Шульгин В. Н. 61
Шульгин Д. И. 285
Шупинский 394
Шурупов 628
Шустов С. 629
Шутов М. 727
Щеголев П. Е. 14, 26, 27, 29
Щепин-Ростовский 266, 297, 336,
339, 344, 347, 451
Щепин-Ростовский Д. А. 343, 350
Щепкин 615, 616
Щепкин М. С. 609, 615, 930
Щербатов 162
Щербатов А. И. 22
Эбердин 596, 689
Эвальд А. В. 728
Эйдельман Н. Я. 49, 50
Экк 673
Эльслер Ф. 608
Эмсли К. 58
Энгельгардт А. Н. 110
Эрлер 637
Эспронседа X14
Эссен 421
Юдин 522
Юсупов 245,281, 282
Юсупов Н. Б. 244, 258
Юшков 733
Языков 702
Яковлев С. П. 21
Яковлева А. И. 671
Якубович 336,337,339,349,357, 359,449,450, 452-454, 457
Якубович А. И. 325, 337, 343, 356,
357
Якушин 301, 303, 304
Якушкин Е. И. 337, 351, 479
Янькова Е. П. 242
Ярош К. Н. 21
Яфимович 537
СОДЕРЖАНИЕ
От издателя...........................................5
Т. В. Андреева, Л. В. Выскочков Николай I: pro et contra (Зеркало для героя)..........7
ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА. ЧЕЛОВЕК. В КРУГУ СЕМЬИ. РАССКАЗЫ О НИКОЛАЕ ПАВЛОВИЧЕ
Великий князь Николай Павлович Сочинение о Марке Аврелии............................65
<Междуцарствие и 14 декабря 1825 года:
Письма И. И. Дибичу, великой княгине Марии Павловне, Ф. В. Остен-Сакену, П. X. Витгенштейну> .............68
Николай!
сПисьма Великому князю Александру Николаевичу>.......74
Переписка цесаревича Александра Николаевича
с императором Николаем 1.1838-1839 <Фрагменты> .........100
Ф. Ансело
Шесть месяцев в России: Письма к Ксавье Сентину <Фрагменты>.........................................122
<Н. И. Воронов>
<Воспоминания об императоре Николае 1>...............126
<Безподписи>
Дела давно минувших дней............................135
А. Кюстин
Россия в 1839 году <Фрагмент>........................138
Ф. В. Гагерн
Дневник путешествия по России в 1839 году <Фрагмент>.144
М. А. Корф
Дневники 1838 и 1839 годов <Фрагменты>..............149
Дневник. Год 1843-й <Фрагменты>.....................160
П. X. Граббе
Записки графа П. X. Граббе. <Фрагменты>.............164
Орас Верне
При дворе Николая I: Письма из Петербурга. 1842-1843 <Фрагменты>.........................................166
Л. В. Дубельт
«Вера без добрых дел мертвая вещь» <Фрагменты>...  .	176
964
Содержание
А. И. Герцен Былое и думы <Фрагмент>...............................195
В. П. Мещерский Мои воспоминания. 1850-1865 <Фрагмент>................205
Л. И. Кинг Рассказы об императоре Николае Павловиче..............207
Р. М. Зотов
Исторические очерки царствования Николая I <Фрагмент> . . . 216
А. И. Соколова
Император Николай Первый и васильковские дурачества <Фрагмент>..........................................218
И. И. Соколов Воспоминания о государе Николае Павловиче.............229
МЕЖДУЦАРСТВИЕ И ВОСШЕСТВИЕ НА ПРЕСТОЛ
Николай I
Переписка с великим князем Константином Павловичем .237
Е. П. Янькова Рассказы бабушки <Фрагменты>......................... 242
М. А. Дмитриев Главы из воспоминаний моей жизни <Фрагменты>......... 247
А. Е. Розен Записки декабриста <Фрагмент>.........................261
Ф. Ансело
Шесть месяцев в России: Письма к Ксавье Сентину <Фрагменты>.........................................268
М. А. Корф Восшествие на престол императора Николая I <Фрагмент>.288
А. Е. Пресняков
14 декабря 1825 года <Фрагменты>....................296
М. М. Сафонов Междуцарствие.........................................313
РЕФОРМА ИЛИ РЕВОЛЮЦИЯ? ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СТРОЙ И ВНУТРЕННЯЯ ПОЛИТИКА
В. А. Жуковский
сПисьмо А. И. Тургеневу от 16 декабря 1825 года> <Фрагмент>......................................... 333
А. Е. Розен Записки декабриста. 14 декабря 1825 года <Фрагмент>...342
Ф. Ансело
Шесть месяцев в России: Письма к Ксавье Сентину <Фрагмент>..........................................362
Содержание
965
А. Кюстин Россия в 1839 году <Фрагмент>....................... 367
М. А. Корф
Дневники 1838 и 1839 годов <Фрагмент>................383
Дневник. Год 1843-й. <Фрагменты> ....................386
Николай I
Смоленские дворяне и обязанные крестьяне. 1846-1849 <Фрагмент>...........................................394
Оттон де Брэ
Император Николай и его сподвижники <Фрагмент> ......399
А. П. Заблоцкий-Десятовский Граф П. Д. Киселев и его время <Фрагменты>...........416
В. И. Семевский
Крестьянский вопрос в России в XVIII и первой половине XIX века <Фрагмент>............... 423
М. Н. Покровский 14/26 декабря 1825 года .............................431
А. Е. Пресняков Российские самодержцы <Фрагмент>.................... 438
М. В. Нечкина День 14 декабря 1825 года <Фрагмент>................ 446
П.А. Зайончковский
<Высшая бюрократия накануне Крымской войны>..........459
А. Н. Цамутали Апогей самодержавия. Николай I.......................464
И. В. Ружицкая
Законодательная деятельность в царствование императора Николая I <Фрагмент> ................................472
Т. В. Андреева
Тайные общества в России в первой трети XIX века: правительственная политика и общественное мнение <Фрагмент>...........................................476
Г. Н. Бибиков
А. X. Бенкендорф и политика императора Николая I <Фрагмент>...........................................506
АРМИЯ И ФЛОТ. ВОЕННОЕ ОБРАЗОВАНИЕ.
ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА. ВОЙНЫ. КРЫМСКАЯ ВОЙНА
Николай I
Собственноручные резолюции по Морскому ведомству <Фрагменты>..........................................517
А. И. Веригин
Воспоминания об осаде Варны и о пребывании там императора Николая I <Фрагмент>...............................  542
966
Содержание
Д. А. Милютин Воспоминания <Фрагменты> . ..........................548
К. Ф. Толь <3аписка 1831 года>..................................559
П. П. Семенов-Тян-Шанский Детство и юность <Фрагмент> .........................565
С. С. Татищев Император Николай и иностранные дворы ...............570
Е. В. Тарле Крымская война <Фрагмент>............................591
В. В. Лапин
Армия России в Кавказской войне XVIII-XIX веков <Фрагмент>.........................................600
НАУКА. КУЛЬТУРА. ПРОСВЕЩЕНИЕ
Ф. А Бурдин Воспоминания артиста об императоре Николае Павловиче.607
Т.Г. Шевченко Сон: Комедия <Фрагмент> .............................618
А Н. Бенуа, Е. Е. Лансере Дворцовое строительство императора Николая I.........622
Н. Н. Врангель Искусство и государь Николай Павлович................644
КОНЧИНА ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ I
И. В. Зимин «Медики и самодержцы»: загадка смерти Николая 1......659
Д.А. Милютин Кончина Николая Павловича <Фрагмент>.................676
Е. В. Тарле Крымская война <Фрагмент>............................682
ОБЩИЕ ОБЗОРЫ И ИТОГИ ЦАРСТВОВАНИЯ
В. П. Мещерский Мои воспоминания <Фрагмент>..........................701
М. Н. Покровский Русская история в самом сжатом очерке <Фрагмент>.....708
Л. В. Выскочков Николай I <Фрагмент>.................................721
Комментарии............................................739
Указатель имен.........................................942
Учебное издание
НИКОЛАЙ I: PRO ET CONTRA
Антология
Составители: Татьяна Васильевна Андреева, Леонид Владимирович Выскочков
Директор издательства Р. В. Светлов Заведующий редакцией В. Н. Подгорбунских Редактор И. Г. Шакирова Корректор С. А. Авдеев Верстка Е. Е. Агеевой
Подписано в печать 29.09.2011. Формат 60x90 Vie Бум. офсетная. Гарнитура Школьная. Печать офсетная.
Усл. печ. л. 60,5. Тираж 1500 экз.
Зак. № 29
191023, Санкт-Петербург, наб. р. Фонтанки, 15, Некоммерческое партнерство
«Научно-образовательное культурологическое общество»
Отпечатано в типографии «ЭКВАТОР»,
117513, Москва, Ленинский пр., д. 131, корп. 2