ШРЬ 4ЛВИ4
ЖИЗНЬ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ


9/{изнь ®
3/1/ИЕЧ/1ТЕ/1ЬН ЫХ
ЛЮДЕЙ
(juoipacpuu
Основана в 1890 году
Ф. Павленковым
и продолжена в 1933 году
М. Горьким
ВЫПУСК
1523
(1323)
ЗТетр Люкмсон
ЦДРЬ 2L4BM4
Ф
МОСКВА
МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ
2011
УДК 94(569.4)“-11”
ББК 63.3(5Изр)
Л 77
В оформлении переплета использованы фрагмент иконы XVвека
«Пророк Давид», миниатюры «Давид отрубает голову Голиафу» и
«Давид, играющий на арфе» из рукописных книг «Псалмы»
(« Теилим») XVвека
ISBN 978-5-235-03461-7
© Люкимсон П. Е., 2011
© Издательство АО «Молодая гвардия»,
художественное оформление, 2011
ПРЕДИСЛОВИЕ
Как ни странно это прозвучит, но нет ничего проще, чем на-
писать исторический (или псевдоисторический) роман о царе
Давиде. Да, художественный уровень этого романа будет зави-
сеть от степени таланта автора, но все сюжетные перипетии и
характеры героев вполне предсказуемы. Даже если писатель
захочет продемонстрировать силу своего воображения и решит
прибегнуть к жанру фэнтези, все равно вольно или невольно он
останется привязанным к Библии — Книге Книг, влекущей всё
новых читателей, независимо оттого, верят они в Бога или нет.
В сущности, рассказываемая Библией история жизни царя
Давида и представляет собой такой роман, причем написанный
рукой гениального мастера или группы соавторов. Если бы это
было иначе, если бы Библия несла в себе только религиозно-
философские идеи и некие исторические сведения, не захва-
тывая при этом сердец читателей, она никогда не сыграла бы
такой огромной роли в истории человечества.
Так что с романом о царе Давиде все более или менее ясно...
Совсем иное дело попытаться создать хотя бы отчасти науч-
ную биографию царя Давида — великого воина и государствен-
ного деятеля, а также, вне сомнения, самого популярного по-
эта всех времен и народов, ибо трудно найти язык, на который
не были бы переведены написанные им псалмы1.
Прежде всего, автор такой биографии неминуемо сталкива-
ется с научной школой, утверждающей, что, подобно Аврааму,
Исааку, Иакову, Моисею и Иисусу Навину, первые цари Израи-
ля Саул, Давид и Соломон «родились на страницах Библии», то
есть являются вымышленными, сказочными персонажами.
1 П с а л м ы — от греч. «псалмой» — песни под аккомпанемент инстру-
мента псалтерион, откуда русское Псалтирь, или Псалтырь; на иврите —
«теилим», буквально «славословия». В «Танахе» книга «Теилим» — первая
в разделе «Писания» («Кетувим»); в синодальном переводе Псалтырь по-
мещена между Книгой Иова и Книгой притч Соломоновых.
5
Надо сказать, что историков, придерживающихся версии,
что этих царей никогда не существовало, сегодня немного. Ку-
да меньше, чем, скажем, тех, кто высказывает подобную точку
зрения по отношению к еврейским праотцам и пророку Мои-
сею. Но они есть, в их суждениях имеется своя логика, и нель-
зя взять и просто проигнорировать их аргументы.
Главным доводом в пользу своей точки зрения сторонники
этой школы долгое время приводили тот факт, что, кроме са-
мой Библии, никаких других письменных источников и архе-
ологических памятников, подтверждающих реальность суще-
ствования царей Саула, Давида и Соломона, нет. В 1994 году
первый такой памятник вроде бы появился — это стела из Тель-
Дана, на которой высечено утверждение арамейского правите-
ля, что он «...уничтожил семьдесят царей, которые снарядили
против него тысячи колесниц и тысячи всадников. И... убил
царя Израиля Иорама, сына Ахавы, и царя из дома Давидова
Ахизияху, сына Иорамы».
На этом, как отмечает американский исследователь Эрик
Кляйн, все и заканчивается. Больше никаких записей и свиде-
тельств с упоминаниями о Давиде или Соломоне нет. Все со-
хранившиеся постройки, связаные, по мнению археологов, с
царем Давидом, датируются не X веком до н. э., а IX или да-
же VIII. Профессор Кляйн по этому поводу отмечает, что мно-
гие археологи, работающие сегодня в Израиле, нередко дати-
руют свои находки, сверяясь с отрывками из Библии, в чем
глубоко не правы. Ведь цель библейской археологии, справед-
ливо пишет он далее, не в том, чтобы доказывать или опровер-
гать содержание Библии, а в изучении подлинной культуры
Святой земли и ее реальной истории1.
Но в том-то и дело, что никаких артефактов, ставящих под
сомнение историческую достоверность основных событий, опи-
сываемых в Библии, тоже до сих пор не найдено. Зато всё но-
вые и новые находки подтверждают аутентичность ее текстов и
правдивость изложенных в ней событий. Как читатель увидит
далее, эти же находки подтверждают и историческую реаль-
ность фигуры царя Давида. А что касается эпохи, в которую он
жил, то это, как говорится, отдельный вопрос, в котором нам
еще предстоит разобраться.
Ну и, безусловно, довод, что, если нет вещественных дока-
зательств, то Библии доверять нельзя, демонстрирует лишь пред-
взятость тех, кто его выдвигает. Так можно дорассуждаться и до
того, что если у нас на руках нет никаких артефактов, подтверж-
1 См.: Kline Е. Biblical Archaeology: A Very Short Introduction. Oxford,
2009.
6
дающих те или иные события, изложенные в средневековых
хрониках или русских летописях, то этих событий никогда и не
было и все они от начала до конца придуманы. А если завтра
такие артефакты найдутся, то станем заявлять, что они ничего
не значат, так как ранее было убедительно доказано, что этих
событий не было. Двигаясь в таком направлении, мы очень
быстро окажемся в числе приверженцев псевдоученых вроде
Фоменко и Носовского. Но, повторим, исследователи, отри-
цающие историчность фигуры царя Давида, уже давно находят-
ся в «подавляющем меньшинстве».
С начала XX века трудно найти серьезный учебник или мо-
нографию по истории древнего Ближнего Востока, не содер-
жащих хотя бы одной небольшой главы, рассказывающей о
царях Давиде и Сауле и как ими создавалось первое Еврейское
государство. Обычно в этих трудах признается роль Давида как
царя, объединившего разрозненные еврейские племена, заво-
евавшего Иерусалим и превратившего его в политическую и
религиозную столицу государства, а также расширившего раз-
меры своей поначалу очень небольшой державы за счет завое-
вательных войн против соседних народов.
Но ведь этим значение личности и наследия Давида, его
влияния на судьбу своего народа и всего человечества не ис-
черпывается! Не только его военные победы и государственная
мудрость и даже не только написанные им гениальные поэти-
ческие гимны, но и частная жизнь царя Давида давно стала до-
стоянием истории. И жизнь эта так богата событиями, так на-
сыщенна, что, безусловно, заслуживает отдельного рассказа и
пристального изучения.
Более того, жизненный путь царя Давида предстает намного
более сложным и драматичным при знакомстве с мидрашами
(устными еврейскими преданиями, призванными уточнить и
дополнить те или иные страницы Книги Книг), с комментария-
ми Священного Писания, данными различными авторами, и
трудами историков и теологов, посвященными царю Давиду.
Эта книга представляет собой попытку воссоздать биогра-
фию великого царя и псалмопевца, впервые сведя эти источ-
ники вместе и подвергнув их критическому анализу. Как след-
ствие, даже хорошо знакомому с Библией читателю предстоит
по прочтении несколько иначе взглянуть и на известные собы-
тия, и на личность царя Давида и, смею надеяться, открыть для
себя много нового. В том числе и не самого лицеприятного для
заглавного героя. Однако автор убежден, что все написанное не
только не умаляет, но и ярче подчеркивает подлинное величие
Давида, гигантский масштаб его гения и незаурядность крайне
противоречивой, а потому необычайно интересной фигуры.
7
* * *
В ходе работы над книгой перед автором встал целый ряд
чисто «технических» вопросов. И первый заключался в том, как...
титуловать Давида, да и всех остальных еврейских монархов.
Как известно, русская переводческая традиция издревле пе-
реводила ивритское слово «мелех» как «царь», и все израильские
самодержцы не только в Библии, но и в научных текстах назы-
ваются в силу этой традиции «царями». Однако на английский
язык слово «мелех» всегда переводилось как «king» — «король»,
и в 90-х годах XX века в основном среди русскоязычных авто-
ров, работающих за пределами России, стало принятым исполь-
зовать именно это слово, то есть называть Саула, Давида, Со-
ломона и всех прочих «королями».
«Слово “царь” пришло в русский язык с латынью, с именем
императора Юлия Цезаря. Царями именовались, прежде все-
го, монархи, правители державы — самодержцы... За что была
оказана первыми переводчиками Библии такая честь Шаулу и
Давиду — не знаю, но термин этот явно не подходит к неболь-
шому государству Шаула, Давида, Шломо...
Поэтому я предпочел слова “король”, “королевство”, оста-
вив “царство” для Святой земли, но не для смертных ее прави-
телей: Царство Божье. Да ведь и на современном Ближнем
Востоке нет царств, нет царей, а есть короли — саудовский,
иорданский, король Марокко — так они и называются в газе-
тах»1, — объяснял инициатор этого новшества Давид Малкин.
Ну что ж, формально он, безусловно, прав. «Царь» — это от
латинского «цезарь», «кесарь», то есть император, а масштабы
еврейского государства на империю никогда не тянули — раз-
ве что на королевство, да и то маленькое. И все же, подумав,
автор решил придерживаться устоявшихся в русском языке
правил, ибо традиционное восприятие в итоге всегда оказыва-
ется сильнее самой железной логики. К тому же, если разо-
браться, слово «мелех» на иврите на самом деле означает «вла-
ститель», «правитель», «владыка». Именно в этом контексте оно
употребляется по отношению к Богу: Он — «Мелех а-олям», то
есть Владыка, Царь Вселенной, при этом никому из владею-
щих русским языком не придет в голову назвать Всевышнего
«королем Вселенной». Поэтому Саул, Давид и Соломон име-
нуются в этой книге царями, а древнее Еврейское государство
именно царством, а не королевством.
Большие трудности возникли также с именами действую-
щих героев, географическими названиями и т. д. Дело в том,
что в силу фонетических различий иврита и русского языка, а
также из-за того, что буквы «каф», «пэй» и «шин» в иврите обо-
1 Малкин Д. Король Шаул: В 2 т. Иерусалим, 1989. Т 1. С. 5.
8
значают сразу два звука, то и звучание имен собственных при
переводе зачастую не совпадает: Шаул превращается в Саула,
Шломо — в Соломона, Шмуэль — в Самуила, пелиштим (пи-
лиштимляне) — сначала в филистимлян, а затем и вообще в
палестинцев и т. д. Эти несовпадения усилились существова-
нием в дореформенном русском алфавите буквы «фита», обо-
значавшей промежуточный звук между «т» и «ф». В результате
в принципе хорошо знакомые и используемые русским читате-
лем в обиходе ивритские имена Тамар (Тамара), Натан, Йона-
тан и другие в синодальном переводе стали читаться, как Фа-
марь, Нафан, Ионафан...
Автор книги дает имена героев и географические названия
в той транскрипции, в какой они приведены в синодальном
переводе, однако при первом упоминании в скобках приводит-
ся их оригинальное звучание.
И все же наибольшую сложность представлял вопрос, ка-
кой именно перевод Библии на русский язык цитировать в тек-
сте. Конечно, заманчиво было бы воспользоваться знакомым
читателю синодальным переводом, но, к сожалению, это ока-
залось невозможным. Во-первых, потому что в нем, увы, есть
неточности. Во-вторых, в книге порой цитируются немецкие и
английские источники, а перевод Библии на английский язык,
выполненный с латинской «Вульгаты», в отличие от синодаль-
ного, сделанного с греческой «Септуагинты», в точности по-
вторяет структуру еврейской канонической Библии — «Тана-
ха», который у христиан принято называть Ветхим Заветом.
Поэтому в итоге автор решил пользоваться считающимся
более точным переводом Давида Йосифона, в котором, поми-
мо прочего, лучше передается фонетика оригинала. Однако и
перевод Йосифона, как увидит читатель, иногда грешит несо-
ответствиями, и в отдельных случаях автору приходится давать
в книге собственный подстрочный перевод библейского текс-
та. Впрочем, язык «Танаха» при всей его внешней простоте так
лаконичен и одновременно многозначен, что сделать его адек-
ватный, передающий все оттенки смысла перевод на другой
язык практически невозможно.
Но в связи с использованием перевода Йосифона немину-
емо возникла проблема ссылок на цитаты. Как уже было ска-
зано, авторы синодального перевода Ветхого Завета несколько
изменили порядок и оригинальные названия его книг. Основ-
ные сведения о жизни и деятельности Давида содержатся в че-
тырех книгах «Танаха»: в «Первой книге Самуила» и «Второй
книге Самуила» (две книги «Шмуэль»), в «Первой книге Царей»
(«Мелахим») и в первой из двух книг «Диврей ха-ямим», что
буквально означает «Слова дней», а обычно переводится как
«Деяния дней», «Летопись дней», «Книга Хроник», либо «Хро-
никой». В «Септуагинте» и, соответственно, в православном
9
христианском каноне Ветхого Завета, «Книге Хроник», дано
название «Паралипоменон» (по-гречески — «пропущенное»,
очевидно, переводчики «Септуагинты» рассматривали ее как
дополнение к остальным библейским книгам). Название «Па-
ралипоменон» принято и в «Вульгате». В большинстве пере-
водов Библии на новые языки получило распространение и
употребляется название «Хроникой». Им и решил воспользо-
ваться автор в этой книге.
Ссылки на «Первую книгу Самуила» и «Вторую книгу Са-
муила» имеют авторское обозначение «I Сам.» и «II Сам.» — и
далее, как принято, указаны пронумерованные главы и стро-
ки. Цитаты из «Первой книги Царей» отмечены как «I Цар.», а
из первой книги «Хроникона» — «I Хрон.». При этом следует
помнить, что выбранные сокращения не соответствуют сложив-
шейся в русском языке традиции цитирования Библии, так как
двум книгам Самуила в «Танахе» соответствуют Первая и Вто-
рая книги Царств в Ветхом Завете в синодальном переводе, а
«Первой книге Царей» — Третья книга Царств.
Наконец, последнюю проблему представляло цитирование
псалмов Давида, большинство из которых были написаны в
связи с конкретными событиями его жизни. Автор признает-
ся, что был соблазн использовать поэтические переводы этих
псалмов, выполненные различными русскими или еврейскими
поэтами. Однако в итоге он пришел к выводу, что ни один из
этих переводов, увы, не отражает всей глубины и мощи ориги-
нальных текстов. Отказался он — вновь из-за множества не-
точностей — и от цитирования Псалтыри в синодальном пере-
воде, и от перевода «Псалмов» Д. Йосифона. В итоге все псалмы
в книге приводятся в переводе Александра Каца1. Их текст бли-
зок к подстрочнику, достаточно точен, но, увы, в нем нередко
утрачивается исходная поэтичность псалмов. Так как нумера-
ция и разбивка «Псалмов» в оригинале и в синодальном пере-
воде несколько отличаются друг от друга, то в книге приводится
порядковый номер псалма в оригинале, а рядом, в квадратных
скобках, — его номер в синодальном переводе Псалтыри.
Вот, пожалуй, и все о «технических» трудностях. Сейчас вам
предстоит встреча с удивительной, прекрасной, горькой и все
еще остающейся во многом загадочной судьбой царя Давида,
прямым потомком которого, если верить еврейским и христи-
анским источникам, будет мессия — спаситель и избавитель
человечества. Что касается Корана, то его автор цитирует по
переводу академика Игнатия Крачковского2.
1 См.: Теилим Швут Ами с избранными комментариями Раши, Рада-
ка, Сфорно, Мальбима, Адшиха, Мецудот и многих других древних и со-
временных еврейских мудрецов / Пер. А. Кац. Иерусалим, 2003.
2 См.: Коран / Пер. акад. И. Ю. Крачковского. М., 1990.
Часть первая
АРФА И МЕЧ
Глава первая
ИЗГОЙ
История рождения великих царей Древнего мира обычно
представляет собой красивую, хотя и не вызывающую особого
доверия легенду. Чтобы убедиться в этом, достаточно пролис-
тать страницы древних эпосов и сказаний, а также сочинения
Геродота или Плутарха. Но если это верно по отношению к ца-
рям древних Месопотамии, Греции и Рима, то вроде бы долж-
но быть тем более верно по отношению к Давиду — основате-
лю династии, с которой иудаизм и христианство связывают не
только прошлое, но и будущее человечества.
Вместе с тем история рождения будущего великого монар-
ха, полководца и поэта в том виде, в каком она рассказывается
в еврейских источниках, начисто лишена каких-либо фантас-
тических подробностей. Что, впрочем, объяснимо — само моно-
теистическое мировоззрение, на котором базируется иудаизм,
не оставляет места для возникновения столь распространенно-
го у народов древности мифа о зачатии будущего царя от какого-
либо бога или другого высшего существа. Однако отсутствие
такого мифа отнюдь не означает, что в истории появления на
свет Давида нет никаких загадок. Напротив — загадок и тайн
здесь более чем достаточно.
Начнем с того, что многие библеисты и историки обраща-
ют внимание на то, что авторы «Первой книги Самуила», во-
преки сложившейся в древнееврейской литературе традиции,
словно намеренно уходят от изложения подробной родослов-
ной Давида.
В отношении царя Саула (в оригинальном произношении —
Шауля) эта традиция соблюдена: «И был некто из вениамитян,
имя его Киш, сын Авиела, сына Церора, сына Бехорота, сына
Афиаха, сына одного Вениаминянина, муж доблестный. А у не-
го был сын, имя его Шаул, молодой и красивый...» (I Сам. 9:1 —2).
Здесь, как видим, вся родословная Саула перед нами как на ла-
дони — от его отца, Киша, и до основоположника колена, сы-
на праотца Иакова, Вениамина.
12
Однако когда заходит речь о Давиде, правила игры почему-
то меняются. С одной стороны, вот как Бог дает пророку Са-
муилу (Шмуэлю) указание помазать Давида на царство после
того, как Он решил, что Саул и его потомки не подходят для
этой роли:
«И сказал Господь Шмуэлю: доколе будешь ты скорбеть о
Шауле? Я же признал его недостойным царствовать над Израи-
лем. Наполни рог твой елеем и ступай — пошлю Я тебя к Ишаю
Бейт-Лехемскому, ибо между сыновьями его усмотрел Я Себе
царя...» (I Сам. 16:1).
Из самой краткости этого указания следует, что Иессей
(Ишай) из Вифлеема (в оригинальном произношении — Бейт-
Лехема) — человек достаточно знатный и известный в народе,
так что Богу достаточно лишь назвать его имя, и Самуил уже
знает, к кому именно ему следует идти.
Но вот дальше описывается на первый взгляд более чем
странная сцена помазания Давида в будущие цари Израиля:
«И сделал Шмуэль то, что сказал Господь, и пришел в Бейт-
Лехем; и поспешили к нему старейшины города, и сказали: мир
приходу твоему! И сказал он: мир! Пришел я принести жертву
Господу; приготовьтесь и приходите со мной на жертвоприно-
шение. И подготовил он Ишая и сыновей его, и пригласил их
на жертвоприношение. И было, когда они пришли, увидел он
Элиава и сказал: верно, этот пред Господом помазанник Его.
Но Господь сказал Шмуэлю: не смотри на вид его и на высокий
рост его, ибо Я отверг его: ведь суть не в том, что видит чело-
век, ибо человек видит глазами, а Господь видит то, что в серд-
це. И позвал Ишай Авинадава, и провел его пред Шмуэлем, и
сказал тот: и этого не избрал Господь. И провел пред ним Ишай
Шамму, и сказал тот: и этого не избрал Господь. И провел Ишай
семерых сыновей своих перед Шмуэлем, но Шмуэль сказал
Ишаю: не избрал этих Господь. И сказал Шмуэль Ишаю: нет
больше отроков? И сказал тот: еще остался меньший, вот он
пасет овец. И сказал Шмуэль Ишаю: пошли за ним и приведи
его сюда, ибо мы не сядем за трапезу, пока он не придет сюда.
И послал тот, и привели его. А он был румяный, с красивыми
глазами и миловидный. И сказал Господь: встань, помажь его,
ибо это он. И взял Шмуэль рог с елеем, и помазал его среди
братьев его, и снисходил дух Господень на Давида с того дня и
позже. И встал Шмуэль, и пошел в Раму...» (I Сам. 16:1—14).
Мы еще вернемся к этой сцене, расцвеченной устными ев-
рейскими преданиями и детально проанализированной ком-
ментаторами Писания и библеистами. Однако даже при первом,
поверхностном ее прочтении читателю не может не броситься
в глаза, что, во-первых, авторы по окончании сцены помаза-
13
ния не останавливаются, чтобы перечислить всех предков Да-
вида от праотца Авраама до Ишая-Иессея, а во-вторых, сам
Иессей явно не числит своего младшего сына любимым и как
будто стесняется его. Для того чтобы объяснить такое поведе-
ние отца будущего величайшего царя еврейского народа, следу-
ет обратиться к истокам его родословной в том виде, в каком ее
рассказывают и письменные источники, и народные предания...
* * *
Талмуд рассказывает поэтическую легенду, связывающую
историю рождения Давида с первым человеком Адамом. Ког-
да Адам и Ева поели плодов с древа познания Добра и Зла, они,
согласно библейскому рассказу, стали смертны, но Всевыш-
ний определил продолжительность их жизни в одну тысячу лет.
Однако прежде чем изгнать их из рая, Бог провел перед мыслен-
ным взором Адама души всех его потомков, которым предстоя-
ло родиться на протяжении истории человечества. Неожидан-
но среди этих душ Адам заметил одну, сиявшую ослепительно
ярким светом, но погасшую, едва успев загореться.
— Владыка мира! — воскликнул Адам. — Скажи, что это бы-
ла за душа?
— О, это и впрямь великая душа, которая будет спущена на
землю из самых Высших миров, однако ей дано будет побыть в
материальном мире только три часа — спустя это время после
своего рождения ребенок, в тело которого будет она послана,
умрет.
— Владыка мира! — спросил Адам. — Могу ли я делать по-
дарки и распоряжаться своей жизнью так, как считаю нужным?
— Можешь! — ответил Бог.
— Тогда я хотел бы подарить семьдесят лет из отпущенной
мне жизни этому ребенку, чтобы он смог осветить землю сво-
им светом! — произнес Адам.
— Да будет так! — откликнулся Господь.
Именно поэтому, продолжает Талмуд, Адам прожил не 1000,
а «всего» 930 лет, а Давид — ровно 70 лет. Мидраш добавляет к
этому рассказу, что, когда Адаму исполнилось 929 лет, он по-
жалел о сделанном им подарке (ибо человек жаден до жизни!)
и заявил Господу, что хочет отказаться от своего дара и прожить
еще 70 лет, однако Бог ответил, что это невозможно. На самом
деле, поясняет мидраш, Всевышний, конечно, предвидел, что
Адам отдаст 70 лет своей жизни Давиду, и сама эта затея с «по-
дарком» была нужна Ему, чтобы до времени скрыть от Сатаны,
когда именно Он приведет в мир человека, от которого произой-
дет мессия.
14
Последователи тайного еврейского мистического учения —
каббалы — утверждают, в свою очередь, что 70 лет жизни пода-
рили царю Давиду праотцы еврейского народа — Авраам, Иа-
ков и Иосиф. При этом они исходят из принятого в иудаизме
утверждения, что обычно каждый мужчина проживает столько
же, сколько его отец.
Авраам, говорится в каббалистической книге «Ор ха-хама»
(«Свет Солнца»), исходя из этого, должен был прожить 180 лет,
но прожил «только» 175 — пять лет своей жизни он «подарил»
Давиду. Исаак решил Давиду ничего не дарить, а вот Иаков вме-
сто «положенных» ему 175 лет прожил 147 — и «подарил» Да-
виду 28 лет. Наконец, Иосиф должен был прожить, как его отец
Иаков, 147 лет, но прожил ПО, «подарив» Давиду еще 37 лет.
Пять, 28 и 37 составляют вместе те 70 лет, которые были отпу-
щены свыше будущему второму царю Израиля.
Само родословное древо Давида берет свое начало от отца
праотца Авраама Фарры (Тераха), дальше по отцовской линии
идет к трем праотцам еврейского народа Аврааму, Исааку и
Иакову, от Иакова — к его четвертому сыну Иуде (Иегуде).
После того как первые три сына Иуды умерли, его невестка
Фамарь (Тамар), притворившись блудницей, соблазнила свек-
ра и родила ему с помощью этого обмана двух сыновей — Фаре-
са (Переца) и Зару (Зераха). Далее первая книга «Хроникона»,
написанная много позже «Книг Самуила» и являющаяся чем-
то вроде попытки историографии еврейских царей, приводит
тщательно выверенную, официальную родословную царя Да-
вида от сына Иуды Переца: «Сыновья Переца: Хецрон и Ха-
мул... И сыновья Хецрона, которые родились у него: Иерах-
миэль, и Рам, и Келувай. А Рам родил Аминадава, а Аминадав
родил Нахшона, князя сыновей Иуды. А Нахшон родил Салму,
и Салма родил Боаза. И Боаз родил Оведа, а Овед родил Ишая.
И Ишай родил первенца своего Элиава и второго Авинадава, и
третьего — Шиму, четвертого — Нетанэля, пятого Радайа, шес-
того — Оцама, седьмого — Давида...» (I Хрон. 2:5—13).
Здесь мы сталкиваемся с явным противоречием — в «Первой
книге Самуила» Давид назван восьмым сыном, а в «Хронико-
не» — седьмым. Но это далеко не единственное противоречие.
Прямое происхождение от Иуды, который, будучи четвер-
тым сыном Иакова, стал предводителем всех своих братьев, а
также от судьи Боаза делало род Давида аристократическим и
давало ему определенное право на власть. Но тут выясняется,
что в жилах Давида текла, если рассуждать с чисто генетической
точки зрения, отнюдь не только еврейская кровь. В случае с его
дедом Овидом (Оведом) его родословная делает как бы скачок
в сторону, и в ней появляется «моавитянка Руфь» (Рут).
15
Как рассказывается, в Книге Руфи («Свиток Рут»), когда в
Иудее начался голод, зажиточный житель Вифлеема Елимелех
(Элимелех) вместе со своей женой Ноеминь (Наоми) и сыновь-
ями Махлоном и Хилеоном (Килоном) перебрался в соседний
Моав — страну, населенную родственными евреям моавитя-
нами, потомками племянника Авраама, Лота. В Моаве сыно-
вья Елимелеха женились на дочерях местного царя — Руфи и
Орфе (Орпе). Затем Елимелех умер, а спустя еще десять лет
скончались и оба его сына. Тогда вдова Елимелеха Ноеминь ре-
шила вернуться на родину, в Иудею. Орфа и Руфь захотели по-
следовать за ней, но Ноеминь стала уговаривать их остаться.
В итоге Орфа послушалась совета бывшей свекрови, осталась
на родине и вышла замуж за филистимлянина. Руфь же заяви-
ла, что последует повсюду за свекровью:
«Но сказала Рут: не проси меня покинуть тебя и уйти от те-
бя обратно, потому что, куда ты пойдешь — пойду и я, где ты
заночуешь, там заночую и я. Твой народ — это мой народ, и
твой Бог — мой Бог» (Руф. 1:16).
Таким образом, Руфь объявила о своем желании присоеди-
ниться к еврейскому народу и, произнеся слова «твой Бог —
мой Бог», по сути, совершила церемонию гиюра — перехода в
еврейство. Больше она со своей сестрой Орфой не встречалась.
Но спустя много десятилетий ее правнуку Давиду предстояло
встретиться со своим дальним родственником — правнуком
Орфы, филистимским богатырем Голиафом (Гольятом) — на
поле боя.
В Иудее после многих лишений Руфь выходит по совету
Ноемини замуж за судью Вооза (Боаза), и от этого брака рож-
дается Овид — отец Иессея (Ишая) и дед царя Давида.
Так причудливо переплетаются два родословных древа, бе-
рущих свое начало от Фарры, — древо Нахора, отца Лота, и дре-
во брата Нахора Авраама — праотца еврейского и арабского на-
родов.
Но вот дальше и начинается самое интересное. Мидраш по-
вествует, что отец Давида Иессей женился на Ницевет, дочери
Адриэла, и прижил с ней шестерых сыновей, когда его вдруг
одолели сомнения в том, является ли он, будучи внуком моави-
тянки Руфи, «настоящим евреем»? Да, Руфь перешла в иудаизм,
но был ли этот переход законным? Ведь Пятикнижие Моисее-
во гласит: «Не может войти моавитянин и аммонитянин в об-
щество Господне; и десятому их поколению нельзя войти в об-
щество Господне вовеки» (Втор. 23:4—5).
Иессей понял эти слова как запрет на обращение в иудаизм
всех моавитян и аммонитян и на вступление с ними в брак. Но
если он не был евреем, то не имел права вступления в брак с ев-
16
рейкой. Поэтому Иессей, продолжает мидраш, «отдалился» от
жены и не жил с ней в течение трех лет.
Вместе с тем он все еще оставался мужчиной в самом расцве-
те сил, и ему нужна была женщина. Да, он, по его собственному
толкованию Закона Моисеева, не имел права жениться на ев-
рейке, но у него было право завести наложницу или рабыню-не-
еврейку, что он и сделал. Однако Ницевет продолжала тосковать
по мужу и договорилась с наложницей, что та разрешит ей на од-
ну ночь подменить ее. И вот однажды ночью в полной темноте
наложница вышла из комнаты Иессея, вместо нее вошла Нице-
вет и затем, опять-таки в кромешной темноте, вышла от мужа.
В эту ночь и был зачат Давид, день рождения которого при-
шелся, согласно традиции, на Шавуот1 — праздник дарования
Торы на горе Синай, обычно падающий на конец мая — нача-
ло июня. Разумеется, раввинистические авторитеты видят в этом
совпадении высокую символику, демонстрирующую неразрыв-
ность связи между Богом, Торой и Давидом с его потомками.
Но так как Иессей в ту «украденную» Ницевет ночь не по-
чувствовал подмены, то, узнав о беременности жены, он и его
сыновья пришли в ярость — они решили, что Ницевет забере-
менела от блуда, а потому по еврейским законам заслуживает
смертной казни. Однако, во-первых, устроить над Ницевет пуб-
личный суд значило бы предать семейный скандал огласке, а
этого ни Иессей, ни его дети не хотели. Во-вторых, Ницевет
клялась, что она невиновна и забеременела от мужа. И хотя на-
ложница подтвердила это признание, Иессей не знал, верить
или нет? Кого носит во чреве жена: его ребенка или «мамзера» —
незаконнорожденного выродка? Это, дескать, и определило его
отношение к Давиду: он не только не любил младшего сына,
но и вообще не считал его своим и с малых лет определил быть
пастухом при стаде, так что Давид крайне редко появлялся в
отчем доме.
Отношение Иессея к младшему сыну отчетливо видно и в
сцене помазания. Самуил сообщает Иессею, что Бог избрал
одного из его сыновей в качестве будущего царя, велит ему со-
брать всю семью, и Иессей исполняет это указание пророка,
однако при этом... не включает в члены своей семьи Давида.
Лишь когда Самуил говорит, что среди приведенных к нему
сыновей Иессея нет избранника Божьего, и спрашивает, есть
ли у того еще сыновья, тот нехотя «вспоминает» о Давиде и ве-
лит позвать его с пастбища...
Уже после церемонии помазания Давида Самуил объясня-
ет Иессею, что Давид является его законным сыном, а все со-
1 В православии — Пятидесятница.
17
мнения, еврей он или нет, безосновательны: запрет на приоб-
щение к еврейству моавитян и аммонитян распространяется
только на мужчин из этих народов, но не касается женщин,
ибо сказано «Не может войти моавитянин и аммонитянин в
общество Господне», а не «моавитянка и аммонитянка».
На этих же мидрашах явно основано и еще более «благо-
чинное» христианское апокрифическое «Сказание о царе Да-
виде»1:
«Слово о Давиде, царе и пророке Господнем, как родился и
как воцарился. Был Иессей человеком на редкость сильным и
мужественным, в сердце своем предан Богу и служил Богу
усердно. И с женою своей Иезавелью родил он восемь сыно-
вей. И положили они совет между собою, чтобы отступиться им
друг от друга и больше не сочетаться в плотском союзе. И Иеза-
вель призвала слугу, которого держал Иессей в милости, по име-
ни Андрей, и сказала ему: “Если будешь хранить господина
своего усердно, дам тебе богатые подарки, а если он потребует
женщину, извести меня, не скрой этого от меня ни в коем слу-
чае”. Андрей обещал: “Да будет по слову твоему”.
И так держали свой обет Иессей и Иезавель 12 лет. Но в
один из дней сказал Иессей рабу своему Андрею: “Найди мне
женщину, ибо хочет сердце мое женщину”. Ответил Андрей:
“Господин, знаю я красивую женщину, но она далеко отсюда”;
не был Иессей в это время в доме своем, а на селе, далеко от до-
ма. И сказал ему: “Иди, приведи мне ее”. И дал ему золото. Он
же пошел к Иезавели, госпоже своей, и поведал ей все. Она же
пришла ночью, и совокупился с ней Иессей, не узнав жены
своей.
И тогда зачала она младенца, и родила, и дала имя ему Да-
вид, по-еврейски — “украден”. И не узнал Иессей об этом, и
втайне воспитала его. Когда минуло Давиду шесть лет, отвела
его к овцам и передала овечьим пастухам. А кто он родом, не
ведал никто. И вырос он кротким и смиренным, и разумом сво-
им постиг игру на всяких инструментах — на тимпанах, на ор-
ганах, и научился всем песням. И когда принимался он играть,
овцы и волы и все животные скакали.
И послал Господь пророка своего, чтобы возлил елей на гла-
ву Давида в знак того, что воцарится род Авраама. Пророк Да-
фан пришел в дом Иессея и сказал ему: “Приведи сыновей сво-
их, и я отмечу их печатью”. Иессей привел восемь сыновей
своих. Пророк Дафан сказал: “Нет здесь сына твоего, которо-
го требует Господь”. Иессей взмолился: “Господин, нет у меня
1 «Сказания о царе Давиде» — Библиотека Гумер — Апокрифы, http://
www.gumer.info/bogoslov_Buks/apokrif/Skaz_David.php
18
других детей, только эти”. Пророк стоял на своем, Иессей был
в отчаянии. Жена же его, Иезавель, придя, открыла мужу сво-
ему Иессею правду и сказала: “Он сын наш, но не смела пове-
дать тебе, боясь, что ты примешь слова мои за обман”. И при-
казал Иессей привести Давида. Когда увидел пророк Давида,
возликовал. И вылил елей на главу его, и дал ему печать. И ска-
зал ему: “Благословит тебя Господь, и благословенно будет имя
твое, и не погибнешь вовеки. Племя твое воздвигнет престол
херувимам, а дочь твоя будет выше херувимов». Иессей же уди-
вился, услышав, и сказал: “Откуда он возьмет это величие? Он
научен только пасти овец”. С тем и удалился пророк...»1
* * *
Здесь неминуемо возникает вопрос о том, насколько прав-
дивы эти легенды о происхождении царя Давида и кому и для
чего их вообще потребовалось сочинять — ведь куда выгоднее
было бы придумать более благообразную историю о рождении
родоначальника царской династии...
У исследователей Библии почти нет сомнения, что Книга
Руфи, представляющая собой гениальную художественную но-
веллу, была написана в V веке до н. э., в период возвращения
евреев на родину из вавилонского пленения. Лидеры еврей-
ского народа того времени Ездра (Эзра) и Неемия (Нехемия),
опасаясь ассимиляции своих соплеменников с окружающими
народами, начали бескомпромиссную борьбу со смешанными
браками и велели еврейским мужчинам развестись и изгнать
жен нееврейского происхождения. И Книга Руфи стала свое-
образным художественным ответом неизвестного гениального
еврейского прозаика-оппозиционера на этот указ Ездры.
«Эта на первый взгляд непритязательная история в дейст-
вительности содержала большой полемический заряд, — пи-
сал М. И. Рижский. — Какова главная идея, вдохновившая ав-
тора Книги Руфь?
Автор, подчеркивая иноземное происхождение своей герои-
ни, явно стремился показать, что иноземные женщины не обя-
зательно представляли собой опасность и проклятие для изра-
ильской семьи; что среди иноплеменниц есть такие, которые
не только признают Яхве своим богом и Израиль своим наро-
1 Как видим, в христианском «Сказании о царе Давиде» мать будуще-
го царя зовется Иезавель, а не Ницевет, Адриэл из деда Давида по мате-
ринской линии превращается в слугу Иессея Андрея, а сам обряд помаза-
ния Давида проводит не Самуил, а некий пророк Дафан, но сам смысл
истории рождения Давида с помощью «украденной ночи» при этом сохра-
няется.
19
дом, но и поступают столь благочестиво и благородно, что за-
служивают признания родственников-израильтян, одобрения
всего народа и благословения самого Яхве. Ведь Яхве предопре-
делил, чтобы именно иноземка Руфь стала праматерью царя Да-
вида, от которого произойдет и сам будущий мессия»1.
Однако наряду с этой версией имеет право на существова-
ние и другая, согласно которой и Книга Руфи, и легенда о за-
чатии Давида родились как ответ на попытки поставить под
сомнение само право Давида и его потомков на царский трон.
На страницах этой книги еще будет рассказано о той борь-
бе за власть, которая развернулась после гибели царя Саула
между сыном последнего Иевосфеем (Ишбошетом, Ишбаалем)
и Давидом. Не исключено, что в ходе этой борьбы противники
Давида могли бы развернуть то, что сегодня наверняка назва-
ли бы мощной и продуманной пиар-компанией. К примеру,
они могли напомнить народу, что в Пятикнижии сказано:
«.. .поставь над собой царя, которого изберет Господь, Бог твой,
из среды братьев твоих поставь над собою царя, не можешь по-
ставить над собой чужеземца» (Втор. 17:15), а вслед за этим
шло и напоминание о том, что Давид является правнуком моа-
витянки, а не еврейки, а значит, «чужеземцем».
— Да, — отвечали на это сторонники Давида, — его прабаб-
ка была моавитянкой, но она перешла в иудаизм и соблюдала
наши законы с куда большим благочестием, чем иные еврейки.
А потому Давид — еврей, он наш, плоть от плоти!
— Но разве не сказано «Не может войти моавитянин и ам-
монитянин в общество Господне; и десятому их поколению
нельзя войти в общество Господне вовеки»? — вопрошали их
оппоненты.
— Сказано «моавитянин и аммонитянин», но не «моавитян-
ка и аммонитянка»! — следовал ответ. — Мы не имеем права
принимать в свою среду мужчин из этих народов, так как имен-
но мужчины не хотели пропустить через свою территорию ве-
домых Моисеем евреев. Но гиюр женщин моавитянок и аммо-
нитянок разрешен, а браки с ними законны!
Тогда в ход пускался другой, куда более страшный слух —
что Давид вообще «мамзер», прижитый его матерью от любов-
ника, а такой человек, согласно еврейской традиции, не толь-
ко не может быть царем, но и лишается многих прав — в част-
ности, не может сочетаться браком с еврейкой, наследовать
отцу и т. д.
1 Рижский М. И. Библейские пророки и библейские пророчества. М.,
1987. С. 280.
20
Ответом на эти слухи и был рассказ, как Иессей отдалился
от жены и как та договорилась с его наложницей, что она даст
ей возможность провести ночь с мужем...
И все же самую любопытную, спорную и вместе с тем впол-
не логичную версию по поводу всех этих легенд о рождении ца-
ря Давида выдвигает израильский историк Яир Закович.
Анализируя текст Библии, Закович приходит к выводу, что
эти легенды представляют собой, по сути дела, реминесценции
известных сюжетов Пятикнижия. К примеру, история о том,
как Ницевет обманом проникла на ложе мужа, очень напоми-
нает и историю Рахили и Лии, обманувших Иакова, и историю
Тамар, обманувшей Иуду. Одновременно Закович обращает
внимание и на то, насколько пренебрежительно братья обра-
щаются с Давидом, причем сохраняют этот стиль обращения
даже после того, как он помазан на царство — они никак не мо-
гут смириться с этой мыслью, принять ее.
Наконец, Закович акцентирует внимание читателя на том
факте, что и отец, и братья упорно называют Давида либо «ка-
тан» (маленький, младший), либо «ноар» (отрок) — при том,
что все вызывающие доверие хронологии утверждают, что Да-
виду во время помазания на царство было 25 или 28 лет — впол-
не солидный для того времени возраст.
«Но возраст тут и ни при чем, — поясняет Закович. — “От-
роками” в Пятикнижии и других книгах Библии принято на-
зывать слуг, независимо от того, сколько им было лет: они обя-
заны прислуживать своему господину, как подросток обязан
прислуживать отцу».
На основании этого Закович высказывает предположение,
что у Иессея и в самом деле было две жены, или, скорее, одна
жена и одна наложница, возможно, даже находившаяся в доме
на положении рабыни. Первая родила ему семерых сыновей,
оказавшихся обычными заурядными людьми. Наложница ро-
дила Иессею только одного сына, но этим сыном был Давид.
Эта гипотеза, считает Закович, помогает понять и то, поче-
му братья с таким презрением относились к Давиду (а как еще
они должны были относиться к сыну рабыни?!), и то, почему
Давид долгое время быт, по существу, слугой в доме своего от-
ца (а кем еще должен быть сын служанки?!).
Задача придворных историографов Давида, по Заковичу, как
раз и заключалась в том, чтобы скрыть низкое происхождение
царя и представить его таким же законным сыном Иессея, как
и все остальные. Именно для этого и была на основе уже сущест-
вующих «шаблонов» придумана легенда о том, что матерью Да-
вида была Ницевет, обманом заполучившая семя мужа.
Отсюда же, считает Закович, проистекает путаница с чис-
лом сыновей Иессея: Давид был восьмым сыном, как это и на-
21
писано в Книге Самуила, однако авторам куда более поздней
книги «Хроникой» было важно включить его в число семи за-
конных сыновей, да и само число «7», будучи базовым в иуда-
изме, им, дескать, нравилось больше восьмерки1.
Этот мотив отверженности, того, что Давид чувствовал се-
бя чужим в своей семье, не раз встречается и в его псалмах. Так,
в 27-м псалме, заявляя о том, что он полностью полагается на
Бога и потому не боится никаких своих врагов, Давид неожи-
данно роняет: «Ведь отец и мать оставили меня, а Господь при-
близил к Себе» (Пс. 27:10), то есть Давид явно сравнивает себя
с сиротой, которого оставили отец и мать и которого призрел
и вырастил Бог. Именно так понимал эти слова раввин Аха в
своих комментариях на книгу «Псалмы»:
«Так сказал Давид пред Господом: Владыка Вселенной! Ишай
не намеревался создавать меня, он только удовлетворял свою
страсть. И как только страсть была удовлетворена, отец отвер-
нул лицо в одну сторону, а мать — в другую. Ты же собираешь
каждую каплю семени...»2
В 69-м псалме Давид прямо говорит: «Ненавистным я стал
для своих братьев и чужим для сыновей своей матери» (Пс. 69:9).
«Ибо они думали, что он — мамзер, незаконнорожденный, за-
чатый замужней женщиной от блуда», — поясняет эти строки
раввин Элиягу Ки-Тов в книге «Сефер гатодаа» («Книга благо-
дарений», в русском переводе — «Книга нашего наследия»3).
Так же трактуется в комментарии «Мецудат Давид» («Кре-
пость Давида») и широко известная фраза из 118-го псалма —
«Камень, который отвергли строители, стал во главу угла» (Пс.
118:22): Давид был отвергнутым Иессеем сыном. Более того,
добавляется в этом комментарии, Иессей не любил Давида еще
и потому, что тот казался ему хвастуном и фантазером — при
встречах с отцом он начинал говорить, что, когда вырастет,
станет великим героем Израиля, разрушит города филистим-
лян, завоюет новые земли, построит Храм.
Иессей, поясняется в «Мецудат Давид» далее, не мог по-
нять, что младший и нелюбимый сын рассказывает ему свои
пророческие сны4.
1 См.: ЗаковичЯ. Давид: От пастуха до мессии. Иерусалим, 1995. (Ивр.)
2 Теилим Швут Ами с избранными комментариями... С. 101.
3 Ки-Тов Э., раввин. Книга нашего наследия. Иерусалим; Москва, 2008.
4 Стоит отметить, что Давид — не единственный герой Библии, про-
шедший путь от изгоя до вождя нации. Похожая биография была и у Иеф-
фая (Ифтаха), которого Библия называет «сыном блудницы» (Суд. 11:1),
хотя на самом деле его мать была наложницей, то есть гражданской женой
отца. Будучи изгнанным из дома законными сыновьями отца, Иеффай
стал главарем ватаги разбойников. Когда же на израильтян снова напали
аммонитяне, старейшины Галаада упросили Иеффая встать во главе народ-
ной армии, а затем провозгласили его князем.
22
* * *
Все тот же Закович называет историю жизни царя Давида
«мужским вариантом сказки о Золушке»: всеми унижаемый и
понукаемый герой, младший и не любимый отцом сын, по-
сланный на черные работы, в итоге попадает в царский дворец,
а затем становится царем.
Это замечание достаточно остроумно, однако следует пом-
нить, что описываемые здесь события происходят в X веке до
н. э., то есть даже не за столетия, а за тысячелетия до написа-
ния сказки о Золушке и рождения расхожих фольклорных сю-
жетов вроде сюжета о младшем сыне Иване-дураке, ставшем
царем. Поэтому в данном случае правильнее говорить о влия-
нии библейского сюжета, проникшего через христианство в За-
падную и Восточную Европу и отразившегося в фольклоре ее
народов, а не наоборот.
Как бы то ни было, все эти письменные и устные источни-
ки вполне позволяют воссоздать психологический портрет Да-
вида, а также основные события первого периода его жизни —
детства, юности и молодости.
Как уже говорилось, с раннего возраста Давид, видимо, рос
при стаде — сначала он был пастушком, помощником пастуха,
затем самостоятельным пастухом, а возможно, руководил не-
большой группой пастухов. Сам Давид, чтобы развеять сомне-
ния Саула в том, что он способен противостоять Голиафу, так
вспоминает об этих годах своей жизни:
«И сказал Давид Шаулу: раб твой пас овец у отца своего, а
когда приходил лев или медведь и отнимал овцу из стада, то я
уходил за ним, и бил его, и вырвал из пасти его, а если он бро-
сался на меня, то я хватал его за космы и бил его, и убивал его»
(I Сам. 17:34-35).
Лео Таксилю и многим другим пересмешникам Библии эти
слова дают повод для дополнительных насмешек: вся сцена, в
которой юный пастух догоняет льва или медведя, вырывает у
них добычу, а если они огрызаются, то и убивает их, кажется им
совершенно нереальной. Однако не следует забывать, что, во-
первых, Давид во время этого разговора с Саулом не так уж и
юн — как уже говорилось, по еврейской хронологии, в момент
встречи с Саулом ему исполнилось 28 лет. Во-вторых, водив-
шиеся в ту эпоху на Ближнем Востоке львы и медведи по своим
размерам несколько уступали обычному африканскому льву и
русскому медведю. Что, впрочем, никак не умаляет мужества
человека, вступавшего с ними в схватку, — в любом случае это
были сильные и опасные звери.
Стоит отметить, что Давид говорит о своем пастушестве, не
только не стыдясь этого, но, скорее, гордясь данным обстоя-
23
тельством. И это понятно: будучи скотоводческим народом,
евреи не видели в профессии пастуха ничего постыдного. Па-
стухами были праотцы Авраам, Исаак и Иаков; разведением
скота занимались евреи в период своей жизни в Египте; пасту-
хом был пророк Моисей; скотоводство оставалось одним из
главных занятий израильтян после завоевания Ханаана, да и сам
царь Саул до восшествия на престол и даже какое-то время пос-
ле этого пас стада своего отца Киша.
Наоборот, все еврейские источники считают, что жизнь па-
стуха куда предпочтительнее жизни земледельца, и не случай-
но все великие пророки были именно пастухами. В отличие от
земледельца, постоянно обрабатывающего землю и упирающе-
гося в нее глазами, у пастуха есть возможность поднять голову
и посмотреть на небо; у него больше свободного времени для
размышлений и духовного развития, а сама жизнь на природе
учит его воспринимать красоту, настраивает на поэтический лад
и вместе с тем заставляет задуматься о том, как слаб человек и
как всесилен Бог, управляющий всеми природными стихиями.
Одновременно профессия пастуха, безусловно, требует не-
малой физической силы, мужества, умения самостоятельно
мыслить и быстро принимать решения, так как пастух нередко
оказывается вдали от людского жилья наедине со всеми угро-
жающими стаду опасностями — разбойниками, дикими зверя-
ми, болезнями, обвалами и т. д.
Еврейская традиция напрямую связывает отношение пас-
туха к своему стаду с его способностью стать достойным лиде-
ром народа. Сам Бог с этой точки зрения объявляется «верным
пастырем» избранного Им народа Израиля. «Нигде не прояв-
ляется человек так, как когда он оказывается в роли пастуха
вверенного ему стада, — объясняет важность этого критерия
Шуламит Гад в своей канонической биографии царя Давида. —
Овцы беззащитны перед человеком. Оставшись с животными
один на один, вдали от посторонних глаз, он может делать с
ними все, что ему вздумается. Может, проявив равнодушие,
бросить их на произвол судьбы, может дать волю сидящей в
нем жестокости... То, что Давид тщательно заботился о своем
стаде, защищал каждую его овцу, был готов пожертвовать жиз-
нью и сразиться с опасным зверем ради ее спасения, никогда
не позволял по отношению к животным ненужной жестокос-
ти, свидетельствовало о том, что он действительно может стать
достойным царем, заботящимся о нуждах своего народа и за-
щищающего его от всех врагов»1.
1 См.: Давид, царь Израиля: История его жизни и испытаний и Книга
Псалмов с комментариями. Тель-Авив, 2007. (Ивр.)
24
С этой точки зрения становится понятным, почему мидра-
ши представляют отношение Давида к своим овцам и козам в
идиллическом и сентиментальном свете. Вот, к примеру, как
звучат некоторые из этих мидрашей в пересказе раввина Исра-
эля Яакова Клапгольца:
«Юный Давид был необычайно красив лицом, умен и добр
сердцем. Он рос без друзей, не зная любви со стороны братьев,
пася скот своего отца в одиночестве и вдали от дома. К своему
стаду он относился с любовью и милосердием, учитывая по-
требности каждого животного. Сначала он выпускал в поле
только что родившихся козлят и ягнят, а также слабых и боль-
ных животных, чтобы они могли щипать самую молодую, мяг-
кую траву и листья кустарника. Затем он выпускал самых ста-
рых животных, которые объедали не самые жесткие и не очень
мягкие траву и кустарники. И уже после этого Давид давал воз-
можность приступить к еде самым молодым и сильным козлам
и овнам, которые с легкостью обгладывали жесткие кусты и
траву. Увидел Владыка мира, как ведет себя Давид, и восклик-
нул: “Если он умеет так ходить за стадом, то пусть придет и ста-
нет смотреть за Моим народом, и будет вождем и царем их, ибо
они — возлюбленное стадо Мое”»1.
Далее, чтобы усилить впечатление о Давиде, как о человеке
во всех отношениях необычном, мидраш начинает приписы-
вать ему совершенно фантастические подвиги — например, что
однажды на стадо напали четыре льва и три медведя и Давид
прогнал их с помощью только пастушеского посоха.
Другая забавная легенда повествует о том, как Давид вмес-
те со своим стадом однажды взошел на холм, который на са-
мом деле оказался гигантским диким быком, решившим при-
лечь посреди поля. Вскоре бык проснулся, встал на ноги, и
Давид обнаружил себя и овец высоко над землей. Тогда он на-
чал молить Бога о спасении, и Всевышний послал ему на по-
мощь большого льва. Увидев царя зверей, бык преклонил пе-
ред ним колени, и Давид со своими овечками спустился на
землю, но только для того, чтобы оказаться носом к носу с этим
самым львом. Тот наверняка растерзал бы Давида, если бы Бог
не послал в это время на поле оленя. Увидев оленя, лев бросил-
ся за ним и забыл о Давиде...
Разумеется, те, кто рассказывал эту историю, понимал ее
сказочный характер, но им важно было подчеркнуть, что Да-
вид всегда уповал на Бога, и Бог всегда приходил ему на по-
мощь.
1 См.: Собрание сказаний к книгам Невиим (Пророки) и Кетувим
(Писания) / Сост. и ред. И. Я. Клапгольц. Бней-Брак, 1990. (Ивр.)
25
Самозабвенная вера в Бога, стремление следовать Его за-
поведям, высокая, подчас экстатическая религиозность, вне
сомнения, были одними из неотъемлемых и важнейших черт
личности царя Давида, сформировавшейся еще в детстве и от-
рочестве. Во всем происходящем мире он усматривал проявле-
ние Всевышнего и Его воли и, не уставая восхищаться красотой
мира, вновь и вновь славил Бога за Его творение.
Именно так — восхваление, прославление — буквально пе-
реводится слово «теила», которое русская православная тради-
ция обычно переводит как псалом.
Видимо, еще подростком Давид научился играть на невеле
и киноре — инструментах, напоминающих современные арфу
и скрипку, и тогда же стал сочинять первые псалмы. Его вирту-
озная игра и зачаровывающие слушателей силой своих слов и
музыки песни принесли ему известность среди земляков, од-
нако мало способствовали сближению с ними Давида — уст-
ные предания подчеркивают, что будущего царя сторонились
не только родственники, но и все жители Вифлеема, убежден-
ные, что с его рождением «что-то нечисто». В результате Давид
дожил до двадцати восьми лет, так и не женившись и не познав
женщины...
Но, думается, именно этот остракизм со стороны окружаю-
щего мира в итоге и сыграл решающую роль в формировании
личности Давида и в его дальнейшей судьбе. Разносторонне
одаренный юноша не только не мог не чувствовать несправед-
ливость такого к себе отношения, но и наверняка страстно
мечтал о том, что придет час — и те, кто презирает его, при-
знают его ум и таланты и склонятся перед ним ниц, как в свое
время братья склонились перед Иосифом. Глубокая вера в Бо-
га и абсолютную справедливость Творца укрепляла его уве-
ренность, что рано или поздно такой день обязательно насту-
пит...
Да, это верно: на протяжении всей человеческой истории
миллионы красивых и талантливых юношей и девушек дума-
ли, что они рождены для лучшей доли, что в них дремлют ве-
ликие силы и рано или поздно их ждет слава, признание и обо-
жание толпы, но лишь очень немногим удавалось осуществить
эту мечту.
Давид оказался в числе тех счастливчиков, кому это удалось.
Более того — оставленный им след в истории оказался, возмож-
но, в итоге даже куда ярче и величественней, чем он сам пред-
полагал. Но прежде, чем на небосклоне еврейской и мировой
истории должна была взойти звезда Давида, предстояло зака-
титься звезде первого царя Израиля Саула...
26
Глава вторая
ПЕВЕЦ
«И не было тогда царя у Израиля; каждый делал то, что ему
нравится» (Суд. 21:25).
Такими словами заканчивается Книга Судей Израилевых
(«Шофтим»), и трудно даже представить, какие бурные идео-
логические и политические споры скрываются за этой корот-
кой фразой.
Ворвавшись под предводительством Иисуса Навина в Ха-
наан, который, как они истово верили, был обетован Богом еще
их праотцам, двенадцать еврейских племен так и не смогли или
не захотели выполнить завещание своего великого вождя Мои-
сея о тотальном уничтожении всех живущих там народов. Часть
из них они действительно изгнали из родных мест, а часть про-
сто потеснили, расселившись на малозаселенных до того зем-
лях и более или менее мирно сосуществуя с соседями.
Строю, которым жили евреи в период с XIII по X век до н. э.,
больше всего подходит определение историка Пола Джонсона
«племенная теократическая демократия». Во всех вопросах по-
вседневной жизни евреи старались следовать Законам Торы —
Пятикнижия Моисеева, — а также тем толкованиям, которые
давали знатоки этих законов. Обладавшие непререкаемым ав-
торитетом в своем колене-племени, а порой и во всем народе,
эти знатоки, называемые судьями, не только разрешали любые
спорные вопросы, но и были фактическими духовными, поли-
тическими, а подчас и военными лидерами народа.
В час войны общепризнанный судья собирал народное опол-
чение и либо сам возглавлял армию, либо доверял командова-
ние более сведущему в военных вопросах человеку, оставаясь
при нем в роли своеобразного «политрука». Большая же часть
вопросов, касающихся жизни нации, решалась путем голосо-
вания на советах — совете той или иной деревни, совете ста-
рейшин колена, общенародном совете старейшин, так что при
желании можно сказать, что «советскую власть» придумали
древние евреи.
При этом время от времени в самом народе возникала идея
о необходимости централизации власти в руках одного силь-
ного и мудрого лидера и провозглашения монархии.
Книга Судей Израилевых рассказывает, как предложение
провозгласить себя царем было сделано великому вождю и пол-
ководцу Гедеону (Гидеону): «И сказали израильтяне Гидеону:
владей нами и ты, сын твой, и сын сына твоего, ибо ты спас нас
от руки мадианитян» (Суд. 8:22). Однако для такого убежден-
ного сторонника народовластия и глубоко верующего челове-
27
ка, как Гедеон, это предложение оказалось неприемлемо. «Ни
я не буду владеть вами, ни мой сын не будет владеть вами; Гос-
подь да владеет вами» (Суд. 8:23), — ответил Гедеон.
Диалог этот чрезвычайно показателен для идеологических
противоречий, которые разрывали еврейское общество того
времени.
С одной стороны, на примере своих соседей евреи видели,
что монархический строй и основанное на нем централизован-
ное государство со всеми его институтами позволяют куда более
эффективно отстаивать границы родной земли, а при достаточ-
ной силе даже вести захватнические войны; граждане в этом
государстве во многих смыслах чувствуют себя куда более защи-
щенными, чем при той самой теократической демократии, при
которой они уже жили несколько столетий. Сама необходи-
мость установления монархии, напоминали ее сторонники, бы-
ла предусмотрена еще Моисеем — ведь в его Торе ясно сказано:
«Поставь над собой царя, которого изберет Господь, Бог твой».
Однако противники этой идеи напоминали, что царская
власть неминуемо связана с поборами, принудительными ра-
ботами, тиранией — всем тем, от чего евреи бежали из Египта.
По самому строю национального характера идея самодержа-
вия, необходимости абсолютного подчинения кому-либо (за
исключением Бога, разумеется) была для евреев неприемлема.
Единственным царем еврейского народа, настаивали привер-
женцы демократии, является Господь Бог; единственными за-
конами, которым евреи должны подчиняться, — Его законы,
данные через Моисея.
Эти споры вспыхнули с новой силой в XI веке до н. э.1, ког-
да израильским племенам пришлось столкнуться с хорошо
организованными, сильными и безжалостными врагами. По
коленам, обосновавшимся на восточном берегу Иордана, пе-
риодически наносили удары необычайно усилившиеся ам-
монитяне. По другую сторону этой реки с юга на еврейские
населенные пункты то и дело совершали жестокие набеги фи-
листимляне и амалекитяне, а с севера на евреев надвигались
арамеи, называемые в синодальном переводе сирийцами.
Евреи были не только менее организованны, но и находи-
лись на значительно более низкой стадии развития материаль-
ной культуры, чем их противники. К примеру, в то время как
филистимляне уже вовсю пользовались железными оружием и
орудиями труда, евреи продолжали жить в бронзовом, а частич-
но и в каменном веке: железный меч или железный наконеч-
1 По мнению так называемых академических ученых. Как будет сказано
ниже, еврейские религиозные авторы относят эти события к IX веку до н. э.
28
ник плуга были у них большой редкостью. Поэтому вряд ли
стоит удивляться, что еврейские колена в ту эпоху терпели од-
но поражение за другим и переживали все новые националь-
ные унижения. Дело дошло до того, что в какой-то момент фи-
листимляне захватили главную еврейскую святыню — Ковчег
Завета и поместили ее в храме своего бога Дагона.
В последней четверти XI века до н. э. на небосклоне еврей-
ской истории появляется фигура Самуила — великого проро-
ка, духовного и политического вождя нации. Убедив израиль-
тян, что все их беды проистекают от недостаточной веры в Бога
и отступления от Его заповедей, Самуил сумел объединить на-
род, воодушевить его верой в поддержку Всевышнего и нанес
целый ряд ощутимых ударов по филистимлянам. Однако эти
его победы, как ни странно, лишь укрепили евреев в мысли о
необходимости провозглашения царя.
На одном из заседаний Верховного совета старейшин всех
колен Израиля его члены потребовали от Самуила «поставить
над ними царя». «И не понравилось это слово Шмуэлю», — про-
рок попытался убедить членов совета отказаться от этой идеи,
красочно расписывая все тяготы самодержавия: «И сказал: вот
каковы будут обычаи царя, который будет царствовать над ва-
ми: сыновей ваших возьмет он и приставит к колесницам сво-
им и к всадникам своим, и будут они бегать пред колесницами
его; и поставит одних у себя тысяченачальниками и пятидеся-
тиначал ьниками, а другие будут пахать пашни его и жать жатву
его, и делать ему воинское оружие и принадлежности для ко-
лесниц его. А дочерей ваших возьмет в составительницы бла-
говоний, стряпухи и булочницы. А лучшие поля ваши, и вино-
градники ваши, и масличные сады ваши возьмет он и отдаст
слугам своим. И от посевов ваших и от виноградников ваших
возьмет он десятую часть и отдаст царедворцам своим и слугам
своим. И рабов ваших, и рабынь ваших, и лучших ваших юно-
шей возьмет он и использует для своих работ. Возьмет он деся-
тую часть мелкого скота вашего; и сами вы ему будете рабами.
И возопиете вы в тот день из-за царя вашего, которого вы избра-
ли себе, но не ответит вам Господь в тот день» (I Сам. 8:10—18).
Однако жаждущие прежде всего спокойствия и безопасно-
сти старейшины не желают прислушиваться к этим доводам:
«Но не хотел народ внимать голосу Шмуэля и сказал: нет, толь-
ко царь пусть будет над нами. Тогда будем и мы, как все наро-
ды; и будет судить нас царь наш, и будет выходить пред нами и
вести все войны наши» (I Сам. 8:19—20).
В итоге сам Бог велит Самуилу выполнить волю народа, по-
сылает к нему в дом Саула, представителя колена Вениамина
(Биньямина) и дает указание помазать его на царство, возлив
29
ему на голову елей — настоянное на благовониях оливковое мас-
ло. Затем, повествует Библия, на народном собрании в Мицпе
Самуил бросает жребий, призванный указать на колено, из ко-
торого следует избрать царя, и жребий указывает на колено Ве-
ниамина. Жребии по определению рода и семьи будущего царя
указывают на семью Киша, а жребий, брошенный на мужчин
этой семьи, — на Саула.
Библия оставила нам описание внешнего облика первого
израильского царя: Саул был необычайно красивый, статный
мужчина, на голову выше всех остальных евреев, то есть его
рост составлял примерно 1,85—1,90 метра.
Став царем, Саул вместе со своим старшим и любимым сы-
ном Ионафаном (Йонатаном) создал небольшую, но хорошо
обученную регулярную армию из трех тысяч бойцов, которая
могла эффективно отражать набеги соседних народов. Когда
же приходилось выходить на большую войну, Саул собирал на-
родное ополчение. В качестве своей столицы Саул избрал род-
ной город Гиву.
Вместе с тем и из Книги Судей Израилевых, и из других книг
Библии явственно следует, что монархия у древних евреев с са-
мого начала носила ограниченный характер. Царь ни в коем
случае не был вершителем всех судеб нации. Как и все осталь-
ные граждане страны, он обязан был подчиняться Законам
Моисея и в случае нарушения того или иного из них мог быть
отдан под суд. Фактически у него не было законодательной вла-
сти, его судебная власть была ограниченна, и все важнейшие
вопросы, касающиеся жизни нации, включая вопросы войны и
мира, он должен был решать не сам, а в соответствии с велением
Бога, передаваемым либо через его пророка, либо через «урим»
и «туммим» — камни-оракулы на нагруднике первосвященни-
ка, высвечивающие ответ Бога на тот или иной вопрос.
Таким образом, еврейский царь, будучи военным и полити-
ческим лидером нации, обязан был во всех судьбоносных во-
просах подчиняться ее духовному лидеру — пророку, находя-
щемуся на прямой связи с Богом.
Саул в целом, безусловно, признавал этот принцип, однако
порой позволял себе выполнять указания Самуила далеко не так
скрупулезно, как на этом настаивал пророк. А значит — с точки
зрения еврейской традиции — далеко не всегда выполнял волю
самого Всевышнего так, как Тот от него требовал. Это приводи-
ло ко все большему напряжению во взаимоотношениях между
Самуилом и Саулом, однако подлинно поворотным пунктом в
их взаимоотношениях стала история с царем амалекитян Агагом.
Надо заметить, что амалекитяне считались одним из самых
диких и жестоких народов Ближнего Востока. Евреи столкну-
30
лись с ними впервые во время выхода из Египта, когда амале-
китяне напали и перебили слабых стариков, женщин и детей,
отставших от общей колонны людей. С тех пор этот народ стал
для евреев символом жестокости и патологического антисеми-
тизма, и рад последовавших за Исходом событий укрепили их
в этом мнении. Поэтому неудивительно, что одно из первых
указаний, данных Самуилом Саулу, заключалось в объявлении
войны амалекитянам и полном, тотальном уничтожении этого
народа от мала до велика, вместе с его скотом и всем имуще-
ством.
Первую часть указания пророка Саул выполнил: напав на
амалекитян, он наголову разбил их, убил всех захваченных в
плен мужчин, большинство женщин и детей, но... пощадил ца-
ря амалекитян Агата и пожалел зря закалывать скот, решив ос-
тавить его живым в качестве добычи.
Когда Самуил появился в лагере Саула и узнал, что тот из
милосердия оставил в живых злейшего врага народа Израиля,
он пришел в ярость и спросил царя, по какому праву тот нару-
шил указание Бога?
Саул начинает оправдываться, говорить, что он в принципе
исполнил все, что сказал ему Самуил, одержал победу над ама-
лекитянами, а если в чем-то его и не послушал, то лишь в ма-
лом. К тому же он хотел как лучше — ведь скот можно исполь-
зовать для жертвоприношений Господу.
Однако Самуил отвергает эти оправдания. «Ведь послуша-
ние лучше жертвы, повиновение лучше тука овнов», — отвеча-
ет Самуил царю и затем сообщает ему, что за отказ выполнить
волю Бога Тот решил лишить Саула и его потомков права на
царскую власть.
Сразу после этого Самуил решает демонстративно покинуть
царский стан, однако Саул, понимая, что такой уход пророка
подорвет его авторитет и приведет к расколу в народе, умоляет
Самуила вернуться. Пророк возвращается и лично убивает ца-
ря Агата, рассекая его мечом на глазах всей дружины Саула.
Таким образом, мир между царем и пророком вроде был вос-
становлен, но это не отменило приговора Небес, вынесенного
Саулу за непослушание:
«Тогда сказал ему Шмуэль: сегодня отторг Господь царство
Исраэльское от тебя и отдал его ближнему твоему, который луч-
ше тебя. А Предвечный Исраэля не солжет и не раскается, ибо
не человек Он, чтобы раскаяться» (I Сам. 15:28—30).
С этого момента и близится к своей развязке история царя
Саула и начинается история царя Давида. И все же какое-то вре-
мя они шествуют по жизни вместе, и их судьбы в итоге оказы-
ваются неразрывно слиты в памяти человечества.
31
* * *
Историки и особенно апологеты библейской критики, ра-
зумеется, дают свое объяснение и конфликту между Саулом и
Самуилом, и всем последовавшим за ним событиям. Но преж-
де чем мы познакомимся с их точкой зрения, стоит взглянуть
на все происходившее глазами тех самых источников, на кото-
рых, собственно говоря, и базируются все версии ученых, попу-
ляризаторов Библии, а порой и — что там скрывать — откро-
венных спекулянтов от науки.
Если верить «Первой книге Самуила», вынесенный Богом
приговор, лишающий Саула и его потомков права на царство-
вание над Израилем, стал полной неожиданностью не только
для самого царя, но и для пророка. Самуилу, вне сомнения, Саул
был дорог. Настолько дорог, что пророк никак не мог понять,
почему Бог, Сам определяющий себя как «Всемилостивейший
и Всепрощающий», отказывается простить Своего помазан-
ника, тем более после того, как Саул признал свою ошибку и
раскаялся?! О, как бы он хотел встретиться с Саулом для того,
чтобы принести ему благую весть о том, что он прощен и сно-
ва любим Богом!
«Скорбя» о Сауле, Самуил вновь и вновь обращался к Гос-
поду с просьбой простить царя и каждый раз получал отказ.
Единственное обещание, которое он получил Свыше в ответ на
свои молитвы, состояло в том, что ему не будет дано увидеть ги-
бель Саула и его дома — это произойдет уже после его смерти.
Одновременно Самуил не мог не понимать, что и царь не
примет и не смирится с этим приговором Небес. Вернее, Саул
наверняка начнет убеждать себя в том, что слова Самуила о вы-
несенном ему Свыше приговоре исходят не от Бога, а исключи-
тельно от желающего отомстить ему за непослушание Самуилу.
А значит, он неминуемо начнет подозревать Самуила в поли-
тических интригах, в попытке организовать заговор для того,
чтобы сбросить его с престола и возвести на царство человека,
полностью послушного его воле.
Отсюда же неминуемо следовало, что Саул начнет следить
за каждым шагом Самуила и при первом же удобном случае по-
пытается обвинить его в измене и попытке переворота и затем
казнить.
В связи со всем этим становится окончательно понятен уже
цитировавшийся нами отрывок из «Первой книги Самуила»:
«И сказал Господь Шмуэлю: доколе будешь ты скорбеть о Шау-
ле?! Я же признал его недостойным царствовать над Израилем.
Наполни рог твой елеем и ступай — пошлю Я тебя к Ишаю
Бейт-Лехемскому, ибо между сыновьями его усмотрел Я Себе
царя. И сказал Шмуэль: как я пойду? Ведь услышит Шаул и
32
убьет меня. И сказал Господь: телицу возьмешь ты с собою и
скажешь: принести жертву Господу пришел я. И пригласишь
Ишая к жертве, а Я дам знать, что делать тебе, и помажешь Мне
того, о ком Я скажу тебе. И сделал Шмуэль то, что сказал Гос-
подь, и пришел в Бейт-Лехем; и поспешили к нему старейши-
ны города, и сказали: мир приходу твоему! И сказал он: мир!
Пришел я принести жертву Господу; приготовьтесь и приходи-
те со мной на жертвоприношение...» (I Сам. 16:1—5).
Таким образом, услышав повеление Господа направиться в
Вифлеем, чтобы помазать там нового царя, Самуил пугается,
так как понимает, что об этом немедленно станет известно Сау-
лу. И тогда Бог подсказывает ему предлог, под которым он мо-
жет явиться в Вифлеем, — для жертвоприношения, которое в
ту эпоху можно было совершать в любом месте.
Однако старейшины Вифлеема, конечно же, слышали о кон-
фликте Самуила с царем. Они понимают, что его приход от-
нюдь не случаен; что за желанием пророка принести жертву
именно в их деревне кроется что-то еще, а потому и спрашива-
ют Самуила, мирен ли его приход, не принесет ли он им непри-
ятности?
Самуил, в свою очередь, совершает обещанное им жертво-
приношение, и когда жители Вифлеема начинают лакомиться
мясом закланной в жертву телицы, просит пригласить к себе
Иессея вместе со всеми его сыновьями:
«И подготовил он Ишая и сыновей его, и пригласил их на
жертвоприношение. И было, когда они пришли, увидел он Эли-
ава и сказал: верно, этот пред Господом помазанник Его. Но Гос-
подь сказал Шмуэлю: не смотри на вид его и на высокий рост
его, ибо Я отверг его: ведь суть не в том, что видит человек, ибо
человек видит глазами, а Господь видит то, что в сердце. И по-
звал Ишай Авинадава, и провел его пред Шмуэлем, и сказал тот:
и этого не избрал Господь. И провел пред ним Ишай Шамму, и
сказал тот: и этого не избрал Господь. И провел Ишай семерых
сыновей своих перед Шмуэлем, но Шмуэль сказал Ишаю: не
избрал этих Господь. И сказал Шмуэль Ишаю: нет больше от-
роков? И сказал тот: еще остался меньший, вот он пасет овец.
И сказал Шмуэль Ишаю: пошли за ним и приведи его сюда, ибо
мы не сядем за трапезу, пока он не придет сюда. И послал тот,
и привели его. А он был румяный, с красивыми глазами и мило-
видный. И сказал Господь: встань, помажь его, ибо это он. И взял
Шмуэль рог с елеем, и помазал его среди братьев его, и снисхо-
дил дух Господень на Давида с того дня и позже. И встал Шму-
эль, и пошел в Раму...» (I Сам. 16:1—14).
Едва Самуил взглянул на старшего и любимого сына Иессея
Елиава (Элиава), рассказывает мидраш, он мгновенно решил,
2 П Люкимсон
33
что тот и есть новый избранник Господа. Высокий, красивый
Елиав внешне чем-то напоминал Саула. Однако когда пророк
наклонил свой наполненный доверху елеем рог, чтобы «пома-
зать» Елиава, из него не вытекло ни капли — масло вдруг слов-
но превратилось в густую смолу.
В это время Самуил и услышал голос Бога, в котором явно
звучала насмешка: «И ты называешь себя провидцем?! Из то-
го, что он высок и красив, ты заключил, что он подходит на
роль царя?! Нет, оценивать человека следует не по его внешне-
му облику, а по тому, что у него в сердце, и вот это-то как раз в
полной степени могу делать только Я!»
Мидраш добавляет, что одним из главных пороков Елиава
была зависть — он до конца своих дней так и не смирился с тем,
что избранником Небес стал не он, а презираемый им младший
брат.
Так одного за другим подводит Иессей своих сыновей к Са-
муилу, каждый из них становится перед ним на колени, но мас-
ло упорно отказывается литься из рога пророка.
Наконец, после того как неподходящим для помазания был
признан и последний, седьмой из приведенных Иессеем сыно-
вей, Самуил растерянно спрашивает его, нет ли у него еще ка-
кого-либо сына?
— Есть еще один, — отвечает на это Иессей, — самый млад-
ший. Правда, я так толком и не знаю, сын он мне или нет, так
что за одним столом с нами он не ест, да и сейчас занимается
тем, к чему приставлен, — пасет скот.
Самуил велит позвать к нему и этого, младшего сына, и ког-
да Давид предстает перед ним, то... в ужасе отшатывается: «А он
был румяный, с красивыми глазами и миловидный...»
Дело в том, что слово «адмони», которое переводчики Биб-
лии обычно переводят как «краснолицый», «румяный» и т. д.,
имеет в иврите множество значений. При желании его можно
перевести и как «рябой» или «рыжий». В еврейском народном
сознании как раз утвердился именно последний вариант — счи-
тается, что царь Давид был невысоким, рыжеволосым, с голу-
быми глазами и лицом, усыпанным веснушками.
Однако, согласно Библии, рыжий цвет волос нехарактерен
для евреев. В ту эпоху рыжих среди них почти не было. Праотец
еврейского народа Иаков внешне как раз и отличался от свое-
го брата-близнеца Исава прежде всего цветом волос и кожи:
Исав, говорит Библия, был «адмони», то есть либо красноли-
цым, либо рыжим, либо рябым, и сам этот его внешний облик,
присутствие в нем красного оттенка, отражал жестокость и кро-
вожадность натуры. Об этом и вспомнил Самуил, когда к нему
подвели Давида. Вспомнил и заподозрил, что этот сын Иессея
34
может быть так же легко склонен к убийству и кровопролитию,
как и Исав. В самой красоте Давида, в его пышущем силой и
здоровьем облике для Самуила поначалу было что-то пугаю-
щее и отталкивающее, а потому, продолжает мидраш, он замеш-
кался, отошел в сторону и, возможно, даже присел на камень.
Но в этот самый момент масло потоком полилось на землю из
переполненного рога и...
«И сказал Господь: встань, помажь его, ибо это он. И взял
Шмуэль рог с елеем, и помазал его среди братьев его, и снис-
ходил дух Господень на Давида с того дня и позже...» (I Сам.
16:12-13).
Так был избран и помазан на царство будущий царь Израи-
ля. Осталось только понять, каким образом Давид предъявит
свои претензии на царство и чем убедит народ, что эти претен-
зии законные — ведь ни Самуил, ни тем более Иессей и его
дети не собирались никому рассказывать, что делал пророк в
Вифлееме, так как для всех них это было сопряжено со смер-
тельной опасностью.
* * *
В тот самый момент, говорят комментаторы Библии, когда
Самуил помазал Давида и на него снизошел Дух Божий, этот
же Дух отошел от Саула, и тот мгновенно это почувствовал.
Сам обряд помазания царя, объясняют комментаторы, име-
ет двойной смысл. С физической точки зрения он означает, что
как елей, это насыщенное благовониями благородное оливко-
вое масло, всегда всплывает над поверхностью воды и не сме-
шивается с ней, так же и царь возвышен и в определенном
смысле отделен от всего остального народа. С мистической же
точки зрения в момент изливания масла на голову царя на него
изливается и Дух Божий — особая эманация Всевышнего, при-
дающая силы, поддерживающая бодрость духа и остроту мыш-
ления, не свойственные обычным людям.
Поэтому, утверждают комментаторы, не стоит удивляться
тому, что как только Дух Божий сошел на Давида, он отошел от
Саула и тот мгновенно это почувствовал. А почувствовав, понял,
что Самуил исполнил свою угрозу и помазал на царствование
кого-то другого. Поэтому последующие слова «Первой книги
Самуила» «От Шаула же отступился дух Господень и стращал
его злой дух от Господа» (I Сам. 16:14) с этой точки зрения не
следует понимать как то, что на царя сошел некий новый «злой
дух» — нет, Саул чувствовал себя плохо именно потому, что ему
крайне не хватало того ощущения, которое было у него, когда
он был удостоен Духа Божьего в качестве Его помазанника.
35
Впрочем, наиболее рационалистические комментаторы
убеждены, что все можно объяснить куда проще: с момента раз-
молвки с Самуилом Саул вновь и вновь возвращался к его сло-
вам о том, что Бог лишил его права на престол. Мысль, что и
он сам, и вся его семья обречены на гибель, постоянно изводи-
ла царя и доводила до исступления. В то, что Небесный приго-
вор и в самом деле таков, Саул, как уже было сказано, не верил,
точнее, не хотел верить. Все его помыслы сосредоточились на
том, что он теперь должен вовремя раскрыть плетущийся Са-
муилом заговор и уничтожить того, кого пророк прочит ему в
преемники — так как Саул, видимо, считал, что этот преемник
и принесет ему и его сыновьям гибель.
Страшные картины возможного уничтожения семьи, беспре-
станные попытки разгадать, кто именно из ближайшего окру-
жения плетет против него интриги, привели к тому, что Саул
постоянно пребывал в самом мрачном настроении и у него раз-
вился маниакально-депрессивный синдром.
Приступы ярости царя сменялись периодами меланхолии,
когда он либо часами молчал, погрузившись в себя, либо, опу-
стившись на колени, бился в рыданиях, умоляя Бога простить
его. Чтобы облегчить его состояние, придворные стали искать
искусного музыканта, который смог бы своим пением и игрой
на арфе отвлечь царя от дурных мыслей.
Историки медицины подтверждают, что в те времена при-
ятная, успокаивающая музыка считалась главным средством
исцеления от психических заболеваний. Да и сегодня есть пси-
хиатры, которые верят в эффективность так называемой музы-
котерапии, так что этот библейский рассказ выглядит вполне
достоверным. Когда поиски были начаты, один из оруженос-
цев Саула, родом из Вифлеема, вспомнил, что в его родном го-
роде живет пастух, удивительно хорошо играющий на различ-
ных инструментах, да к тому же и сам сочиняющий песни:
«И сказали слуги Шаула ему: видно же, что злой дух от Бо-
га стращает тебя. Пусть же прикажет господин наш стоящим
перед тобою слугам своим, чтобы отыскали человека, умеюще-
го играть на гуслях, и будет, когда настанет на тебя злой дух от
Господа, заиграет он рукою и станет привольнее тебе. И сказал
Шаул слугам своим: высмотрите мне человека, хорошо играю-
щего, и приведите ко мне. И отозвался один из отроков и сказал:
вот видел я сына у Ишая Бейт-Лехемского, умеющего играть,
молодца бравого и воинственного, смышленого и миловидно-
го, и Господь с ним. И отправил Шаул послов к Ишаю, и ска-
зал: пошли ко мне Давида, сына твоего, который у овец. И взял
Ишай осла с хлебом и мех вина и козленка одного, и послал с
Давидом, сыном своим, к Шаулу. И пришел Давид к Шаулу, и
36
представился ему; и сей возлюбил его очень, и стал тот у него
оруженосцем. И послал Шаул к Ишаю сказать: пусть состоит
Давид при мне, ибо он нашел благоволение в глазах моих. И бы-
вало, когда находил дух от Бога на Шаула, то брал Давид гусли
и играл рукою, и стало привольно Шаулу, и становилось ему
лучше, и дух злой отступал от него» (I Сам. 16:15—23).
Да, именно так делается история, — какими только причуд-
ливыми путями на протяжении минувших веков не попадали
избранники судьбы в кулуары власти! Для Давида своеобраз-
ным пропуском туда послужил, если придерживаться библей-
ской версии, музыкальный и поэтический дар. То, что Давид
стал оруженосцем Саула, разумеется, не означало, что он но-
сил за царем оружие и сопровождал его в битвах, — оруженос-
цами тогда называли всех царских слуг и личную охрану. Судя
по дальнейшему тексту, Давид на этом этапе службы сохранял
полную свободу. Будучи младшим сыном, он не был обязан слу-
жить в армии, а в дни войны ему, согласно закону, полагалось
находиться в тыловых частях — так закон заботился о семьях,
чтобы в случае гибели старших сыновей ни один род не прекра-
тил бы своего существования.
Видимо, в те дни Давид часто отлучался домой и возвращал-
ся к знакомому с детства занятию — пас скот, проводил ночи у
костра, а заодно и писал новые песни. И лишь когда в Вифле-
ем приезжал посыльный царя с сообщением, что царь требует
его к себе, он отправлялся в столицу Саула — Гиву, благо от
Вифлеема до нее было всего несколько часов неспешного пе-
шего хода.
Пастух, в мгновение ока ставший фаворитом и придворным
музыкантом; поэт, пытающийся утешить царя, и царь, испыты-
вавший к нему то обожание, то ненависть; Саул терзающийся
от ощущения неумолимого удара судьбы и от предчувствия,
что тот, кого он ввел во дворец, сменит его на троне, — эти пе-
рипетии библейских сюжетов лежат в основе многих великих
произведений мирового искусства и литературы.
Вот как попытался передать мироощущение Саула Лермон-
тов в своем вольном переводе из Байрона:
Душа моя мрачна. Скорей, певец, скорей!
Вот арфа золотая:
Пускай персты твои, промчавшися по ней,
Пробудят в струнах звуки рая.
И если не навек надежды рок унес,
Они в груди моей проснутся.
И если есть в очах застывших капля слез —
Они растают и прольются.
Пусть будет песнь твоя дика. — Как мой венец,
Мне тягостны веселья звуки!
37
Я говорю тебе: я слез хочу, певец,
Иль разорвется грудь от муки.
Страданьями была упитана она,
Томилась долго и безмолвно;
И грозный час настал — теперь она полна,
Как кубок смерти, яда полный.
Песни Давида и в самом деле приносили Саулу облегчение,
и комментаторы, рассматривающие все происходящее с пози-
ций еврейской мистики, считают, что это было связано не толь-
ко с его гениальным даром (хотя и с ним тоже), но и с тем са-
мым Духом Божьим, который его осенял. В присутствии Давида,
говорят они, Саулу становилось легче как раз потому, что в эти
часы Дух Божий как бы распространялся на них обоих, и от это-
го к царю возвращалось его прежнее самоощущение. Но как
только Давид уходил, депрессия наваливалась снова.
Если Саул и вправду мыслил такими категориями, то рано
или поздно он должен был заподозрить, что Давид и есть тот
самый человек, которого Самуил помазал вместо него на цар-
ство. Но эти подозрения могли возникнуть и другим, куда бо-
лее прозаичным путем — до Саула могли дойти вести, что Са-
муил недавно был в Вифлееме, оказал там особое внимание
семье Иессея. Связав все это воедино, Саул, мучимый мани-
ей преследования, вполне мог прийти к определенным выво-
дам.
Как бы то ни было, судя по всему, уже тогда Саул начал по-
дозревать, что Давид метит на его трон, и последующие собы-
тия невольно эти подозрения усилили.
* * *
Думается, пришло время задаться вопросом, когда же имен-
но происходили эти события, каков был возраст главных дей-
ствующих лиц и можно ли вообще составить исторически до-
стоверную хронологию царствований Саула и Давида?
Сложность заключается в том, что так же, как и в египетских
хрониках, в книгах Библии не указываются конкретные даты
тех или иных событий, а называется время правления израиль-
ских царей. Поэтому комментаторам Танаха приходилось опре-
делять исторические даты по еврейскому календарю, соотнося
между собой различные события.
Историки же оказываются в еще более тяжелом положении
и пытаются выстроить хронологию, сведя воедино различные
письменные источники древности.
Как уже говорилось, о Давиде в Библии сообщается, что он
скончался в возрасте семидесяти лет, причем времени царство-
38
вания Давида над Израилем было 40 лет: «В Хевроне царство-
вал он семь лет и в Иерушалаиме царствовал тридцать три го-
да» (I Цар. 2:11). Отсюда следует, что в момент гибели Саула
Давиду было 30 лет.
Саул же, по Библии, царствовал только два с небольшим го-
да и в первый же год своего правления был отринут Богом, а
вместо него помазан Давид. С точки зрения этой хронологии
Давиду в момент помазания и последовавшего вскоре знаком-
ства с Саулом, а значит, и во время знаменитой битвы с Голиа-
фом было 28 лет. То есть, еще раз повторим, он был отнюдь не
юношей, как это порой представляется, а мужем.
При этом, согласно мнению еврейских религиозных истори-
ков, Саул воцарился в возрасте пятидесяти девяти лет в 2882 го-
ду по еврейскому летосчислению, то есть в 878 году до н. э. Да-
вид, соответственно, взошел на царство в 876 году до н. э. и
скончался в 836 году до н. э., значит, с точки зрения раввини-
стических авторитетов, он жил в IX, а не в X веке до н. э.1
Однако большинство историков считают, что царствование
Саула не могло быть столь коротким — слишком уж много со-
бытий уместилось в него, если верить «Первой книге Самуила».
Поэтому значительная часть ученых предпочитают доверять
Иосифу Флавию, утверждавшему, что Саул царствовал двенад-
цать лет, а некоторые увеличивают этот период до двадцати че-
тырех лет.
Так, известный еврейский историк С. М. Дубнов датирует
царствование Саула 1067—1055 годами до н. э., царствование
Давида, соответственно, 1055—1015 годами до н. э.2 Академи-
ческий «Очерк истории еврейского народа» определяет пери-
од царствования Саула 1025—1004 годами до н. э., а царствова-
ния Давида — 1004—964 годами до н. э.3 Израильский археолог
Иоханан Аарони в своем «Библейском атласе» укладывает жизнь
Давида в 1038—968 годы до н. э.4 Американская «Археологиче-
ская энциклопедия Святой земли»5 называет годами правления
Давида 1004—965 годы до н. э.
«Краткая еврейская энциклопедия» приводит следующие да-
ты правления: Саул — 1029—1005 годы до н. э., Давид — 1005—
1 Традиционная еврейская хронология приводится в этой книге на ос-
нове «Сефер седер гадорот» («Книга порядка поколений») — фундамен-
тального труда по еврейской историографии раввина Ихиэля бен Шломо
Хайльперина (1660—1746). Используется издание на иврите издательства
«Ор ха-Хаим» (Бней-Брак, 2009).
2 Дубнов С. М. Краткая история евреев. М., 1996. С. 76, 85.
3 Очерк истории еврейского народа: В 2 т. Иерусалим, 1994. Т 1. С. 39.
4 См.: Аарони И. Библейский атлас. Иерусалим, 1974. (Ивр.)
5 Archeological Enciclopedia of the Holy Land. Negev, 1990.
39
965 годы до н. э.1 Такого же мнения придерживаются и созда-
тели фундаментальной «Истории Земли Израиля»2.
Последняя датировка является наиболее принятой у исто-
риков. Однако чрезвычайно показательно, что большая часть
археологических находок, относящихся к периоду царствова-
ния Давида, датируется именно IX, а не X веком до н. э.
Таким образом, археология подтверждает традиционную ев-
рейскую, или, говоря принятым в науке языком, масоретскую3
хронологию, а не хронологию, получившую распространение
в научных кругах, опирающуюся, если присмотреться, на хри-
стианские источники. В сущности, перед нами — все та же раз-
ница между еврейской и христианской хронологией библей-
ских событий, начинающаяся еще со времени подсчета даты
Исхода евреев из Египта.
Впрочем, как отмечает П. Джонсон, с учетом древности тех
событий, о которых идет речь, разница между различными си-
стемами хронологий не так уж велика и существенна. Ясно од-
но: с теми или иными поправками эти события и в самом деле
имели место. Это особенно хорошо понимаешь, читая рассказ
о схватке Давида с Голиафом.
Глава третья
ПОЕДИНОК
Пожалуй, трудно найти человека, пусть даже никогда не от-
крывавшего Библию, который хотя бы в самых общих чертах
не был знаком с историей дуэли Давида и Голиафа. Два этих
имени давно стали нарицательными, вечным символом того,
что исход любого сражения решает отнюдь не физическая мощь
и сила оружия противников. Для самого же Давида этот поеди-
нок стал звездным часом, в одно мгновение обратившим его из
придворного музыканта в общенационального героя. Победа
над Голиафом открыла ему путь уже не в кулуары, а на самые
вершины власти.
Вот как начинает рассказ об этих событиях все та же «Пер-
вая книга Самуила»:
«Филистимляне же собрали войска свои для войны и собра-
лись в Сохо, что в Иудее, и расположились станом между Со-
хой и Айзекою в Эфес-Дамиме. А Шаул и исраэльтяне собра-
1 Краткая еврейская энциклопедия: В 11 т. Иерусалим, 1982. Т. 2. С. 263.
2 История Земли Израиля: В 9 т. Израиль и Иегуда в библейский пе-
риод: XII век — 332 год до н. э. Иерусалим, 1998. Т. 2. С. 116. (Ивр.)
3 От ивритского слова «масорет» — «традиция».
40
лись и расположились станом в долине Эйла и приготовились
к войне с филистимлянами. И филистимляне стояли на горе с
одной стороны, а исраэльтяне на горе с другой стороны, а меж-
ду ними долина» (I Сам. 17:1—4).
Эти две горы и долина хорошо известны. И сегодня, проез-
жая с туристами мимо этого места, ни один гид не забудет упо-
мянуть, что «вот здесь и встретились Давид и Голиаф». А то и
попросит остановить на четверть часа автобус, чтобы объяс-
нить, где именно стояла армия филистимлян, а где еврейская
армия, добавив, что сама эта местность описана библейским
автором с такой точностью, что, вероятнее всего, он был непо-
средственным очевидцем тех событий.
Филистимский царь Анхус (Ахиш) горел жаждой реванша за
недавнее поражение. Но для этого во что бы то ни стало ему на-
до было выманить Саула на ровную, как блюдце, долину Эйла,
где его колесницы и тяжелая пехота просто смяли бы еврейскую
армию, состоящую по большей части из ополченцев, вооружен-
ных копьями со щитом, да пращами с камнями.
Однако и Саул прекрасно понимал, что на ровной местности
его армия против филистимлян бессильна, и не спешил всту-
пать в сражение. И вот тогда-то Анхус решил если не выиграть
войну в одночасье, то по меньшей мере запугать или раздраз-
нить евреев с помощью своего богатыря Голиафа, являвшего-
ся, как уже говорилось, согласно еврейскому преданию, прав-
нуком Орфы — родной сестры Руфи, прабабки Давида.
«И вышел из станов филистимских единоборец по имени
Гольят из Гата. Рост его — шесть локтей с пядью. И шлем мед-
ный на голове его, и в кольчугу одет он, и вес этой кольчуги —
пять тысяч шекелей меди. И медные щитки на ногах его, и дро-
тик медный на плечах его. И древко копья его, как ткацкий на-
вой, а клинок копья его в шестьсот шекелей железа. И щито-
носец шел перед ним» (I Сам. 17:4—8).
Это описание позволяет нам довольно зримо представить,
что являл собой Голиаф. Если исходить из того, что один ло-
коть того времени считался равным 42,5 сантиметра, а одна
пядь — 22,2 сантиметра, то рост Голиафа составлял 2,89 метра.
На первый взгляд это звучит фантастически, но на самом деле
это так — в истории человечества зафиксированы факты жиз-
ни людей, обладавших подобным ростом.
Так, официально зарегистрированный самый высокий че-
ловек планеты Роберт Першинг Уодлоу имел рост 2,72 метра,
однако неофициально (из-за отсутствия необходимых фото-
графий) считается, что таковым был русский гигант Федор
Махнов, обладавший ростом 2,83 метра. Таким образом, гиган-
ты ростом под три метра редко, но встречаются, а Библия и не
41
скрывает, что Голиаф был уникальным человеческим фено-
меном.
Вдобавок ко всему, вооружение Голиафа представляло со-
бой, что называется, последний «писк военной моды» того вре-
мени. Медный шлем, кольчуга, наколенники, железный меч и
копье с железным наконечником — всё это были тогда сверх-
современные виды оружия, о которых евреи могли только меч-
тать. Только вес кольчуги Голиафа составлял 57 килограммов,
общий же вес всего его оружия намного превышал 100 кило-
граммов, но это лишь доказывало, насколько он был силен и
грозен как соперник.
Именно поэтому предложение Голиафа решить исход вой-
ны в поединке двух богатырей и повергло израильтян в такой
ужас:
«И стал он, и воззвал к полкам исраэльским, и сказал им:
зачем вам всем затевать войну? Ведь я филистимлянин, а вы
рабы Шауловы: выберите у себя человека, и пусть он сойдет ко
мне. Если он сможет со мною сразиться и убьет меня, то мы бу-
дем вам рабами; если же я одолею его и убью его, то будете вы
нам рабами и будете служить нам...» (I Сам. 17: 8—10).
Сам голос Голиафа был настолько ужасен, напоминал не
столько голос человека, сколько трубные звуки, что «услышал
Шаул и весь Исраэль эти слова и оробел очень» (I Сам. 17:11).
В течение сорока дней каждое утро и каждый вечер выходил
Голиаф в поле и вызывал кого-нибудь из евреев на бой. Однако
никто не откликался на это предложение, хотя Саул и объявил,
что семья мужа, который сразится с филистимским богатырем
и одержит над ним победу, получит полное освобождение от
налогов до конца жизни победителя, а сам победитель будет
удостоен особой благосклонности царя и руки одной из его до-
черей.
Слух о вызове, который бросил Голиаф, быстро распростра-
нился среди всех двенадцати колен, и в деревнях, и в городах
израильтян с тревогой ждали, чем закончится эта история. Ведь
даже если бы и нашелся смельчак, готовый принять вызов Го-
лиафа, это означало бы, что он принял бы и условия Голиафа:
«Если он сможет со мною сразиться и убьет меня, то мы будем
вам рабами; если же я одолею его и убью его, то будете вы нам
рабами и будете служить нам».
Между тем день ото дня Голиаф распалялся все больше и,
выходя в поле, поносил уже не только мужчин-евреев за их тру-
сость, но и их жен, матерей и дочерей. При этом, добавляет ми-
драш, Голиаф провозглашал, что находится под защитой фи-
листимских богов, в то время как евреи настолько презренный
народ, что у них даже и богов нет.
42
Эти слова в определенном смысле отражали общее отноше-
ние филистимлян, да и других языческих народов к израильтя-
нам. Будучи не в состоянии понять и тем более принять идею
Единственного незримого Бога, они были убеждены, что евреи
либо просто безбожники, либо лишены покровительства тех
самых богов, с идолами которых, как мы увидим позже, фили-
стимляне выходили на битву.
На сороковой день выхода Голиафа в поле в еврейском ста-
не и появился Давид. Это был далеко не первый с начала вой-
ны его приход в лагерь. В армии Саула к тому времени находи-
лось трое старших сыновей Иессея — Елиав, Авинадав и Самма
(Шамма). Давид же, как один из младших сыновей, освобож-
денный в соответствии с законом от службы в боевых частях,
регулярно доставлял в армию продовольствие, то есть испол-
нял обязанность, наложенную Саулом на каждую еврейскую
семью и выполняемую народом без ропота — кормить-то при-
ходилось своих братьев и отцов.
В тот день отец передал с Давидом десять больших голов
сыра для всей армии, а также хлеб и зерно для его братьев, а за-
одно и наказ, чтобы никто из них ни в коем случае не делал глу-
постей и не пытался выйти на бой против Голиафа. Именно так
истолковывают ряд комментаторов слова Библии «и передай
привет братьям твоим и возьми их ручательство» — ручатель-
ство, что они не примут вызов филистимлянина. Но есть, од-
нако, и другое толкование, согласно которому Иессей просил
Давида напомнить братьям, что те, уходя на войну, забыли дать
развод («ручательство») своим женам, как это было принято у
евреев, а заодно намекнуть им, что он ждет от своих сыновей
воинского подвига и удивлен, почему ни один из них до сих пор
не вышел на бой с Голиафом.
В тот момент, когда Давид разговаривал с братьями, в поле
в очередной раз возник Голиаф и начал произносить свою речь,
которая, будь она переведена на русский в соответствии с ее
буквой и духом, была бы щедро пересыпана отборным матом.
И вот тут-то в Давиде все встрепенулось: в отличие от многих
других, он не мог спокойно слышать, как кто-то поносит его
народ и говорит, что у него нет Бога, в которого он беззаветно
верил. На подобные оскорбления, по мнению Давида, надо бы-
ло отвечать — и отвечать немедленно!
Давид стал расспрашивать о Голиафе находившихся в стане
воинов, и выяснил, что подобное происходит ежедневно. Узнал
он и о том, какую награду обещал царь победителю Голиафа, но
сама награда, как видно из текста «Первой книги Самуила», не
привлекла его — ему было лишь странно и больно слышать, что
никто до сих пор не вышел и не заткнул рот этому наглецу:
43
«И говорили исраэльтяне: видели ли вы этого человека, ко-
торый поднимается? Ведь он поднимается поносить Исраэля;
и будет, того человека, который убьет его, царь обогатит богат-
ством великим, и дочь свою выдаст за него, и дом его сделает
свободным в Исраэле. И сказал Давид людям, стоявшим с ним:
что сделано будет для того, кто убьет этого филистимлянина и
снимет позор с Исраэля? Ибо кто этот необрезанный филистим-
лянин, что так поносит строй Бога живого!» (I Сам. 17:26).
Этот разговор Давида с ополченцами был услышан его стар-
шим братом Елиавом, который неожиданно пришел в ярость:
«...И разгневался Элиав на Давида, и сказал он: зачем ты
спустился сюда и на кого оставил ты тех немногих овец в пус-
тыне? Знаю я дерзость твою и зло сердца твоего: ты спустился,
чтобы посмотреть на это сражение. И сказал Давид: что же я те-
перь сделал? Ведь это беседа» (I Сам. 17:28—29).
Комментаторы, всячески пытаясь смягчить смысл этого мес-
та, уверяют читателя, что Елиав понял, что Давид собирается
сразиться с Голиафом, испугался за брата и начал ему выго-
варивать «за дерзость». Но нет: достаточно вчитаться, чтобы
понять, что в этой фразе отнюдь нет тревоги за судьбу Давида,
зато в ней хоть отбавляй презрения, ненависти и тайной за-
висти.
«Что ты здесь делаешь, ублюдок?! Убирайся к своим овцам,
пастух! Что бы ты сейчас ни сказал, я-то хорошо знаю, чего ты
стоишь и зачем здесь крутишься! Небось, хочешь поглазеть на
битву и сложить об этом свои очередные стишки?!» — так звуча-
ли слова Элиава, если переводить их не буквально, а в соответ-
ствии с их духом и смыслом. И Давид по привычке оправдыва-
ется: «Что я опять такого сделал? Просто стою и разговариваю
с людьми...»
Но спустя короткое время он уже оказывается в шатре Сау-
ла, чтобы сообщить его величеству, что готов выйти один на
один против Голиафа.
Саула это заявление Давида явно застает врасплох. Он вновь
и вновь оглядывает Давида и понимает, что схватка эта будет
выглядеть смехотворно: когда они сойдутся, филистимлянин
попросту раздавит такого тщедушного противника.
Однако все попытки отговорить Давида, убедить его, что он,
привыкший пасти овец и играть на арфе, не в состоянии сра-
зиться с этим профессиональным воином, ходячей «боевой ма-
шиной», оказываются бесполезными. Давид настаивает, что
так же, как в свое время побеждал нападавших на его стадо ди-
ких зверей, он победит и Голиафа. При этом Давид абсолютно
убежден, что Бог на его стороне, и потому даже не допускает
мысли о своем поражении:
44
«И сказал Давид Шаулу: Господь, который спасал меня от
льва и медведя, Он спасет меня и от руки этого филистимля-
нина» (I Сам. 17:37).
И Саул отступает перед этой убежденностью Давида, хотя
не исключено, что при этом им движут и некие другие побуж-
дения. В любом случае он вполне резонно полагает, что для то-
го, чтобы бой был равным, Давид должен быть вооружен и за-
щищен так же, как Голиаф. Поэтому Саул предлагает ему свои
доспехи и меч — возможно, единственные такие доспехи во всей
еврейской армии, если не считать боевого облачения его сына
Ионафана. Более того, он лично надевает их на Давида и, та-
ким образом, сам не сознавая того, фактически передает ему
тот знак царской власти, каким, вне сомнения, является одеж-
да царя. Исследователи Библии, анализируя этот отрывок, ис-
ходя из того, что Давид примерил доспехи Саула, делают вывод,
что они были примерно одного роста — то есть вопреки леген-
де Давид был достаточно высок.
Мидраш, словно предвидя этот вывод историков, утвержда-
ет, что все дело в том, что в момент примерки доспехи долговя-
зого Саула чудесным образом уменьшились и пришлись впору
невысокому Давиду, подтверждая, таким образом, что он явля-
ется преемником царя. Однако на самом деле из этих фраз ров-
ным счетом ничего не следует — Давид вполне мог примерить
и доспехи, которые были ему велики, а потом запутаться, упасть
и смешно барахтаться в них на полу — как это происходит в ро-
мане-исследовании Д. Малкина «Король Саул».
Как бы то ни было, в итоге Давид отказывается от меча и
доспехов и берет с собой свой посох и пращу — излюбленное
оружие пастухов, с которым он, как и все еврейские мальчиш-
ки, наверняка учился управляться еще с детства.
Однако праща, будучи и в самом деле грозным оружием про-
тив легкого пехотинца, одетого в лучшем случае в кожаные
доспехи, практически бесполезна против закованного в броню
воина, да еще такого гиганта, как Голиаф, — что ему какой-то
камень, стукнувшийся о кованый шлем или кольчугу?! У Дави-
да был только один шанс победить Голиафа: попасть камнем в
единственное незащищенное и уязвимое место — под шлемом
между глазами. Но для этого надо было владеть пращой поис-
тине виртуозно!
«Первая книга Самуила» предельно подробно рисует этот
поединок, отмечая, что Голиаф будто не сразу заметил Давида,
а когда заметил, то стал откровенно смеяться над ним, после че-
го между двумя дуэлянтами начинается словесная перепалка, в
ходе которой каждый обещает скормить другого птицам. Но ес-
ли Голиаф обращался к своим богам, то Давид уповал на Един-
ственного, невидимого и непонятного соседям евреев Бога:
45
«И сказал Давид Шаулу: я не могу ходить в этих одеждах,
потому что не привык. И снял их Давид с себя. И взял палку
свою в руку свою, и выбрал себе пять гладких камней из ручья,
и положил их в свою пастушескую сумку и в мешок, и с пра-
щой в руке своей подошел к филистимлянину. И взглянул фи-
листимлянин, и, увидев Давида, презрел его, так как тот был
молод, румян и красив. И сказал филистимлянин Давиду: раз-
ве я собака, что ты идешь на меня с палками? И проклял фили-
стимлянин Давида богами своими. И сказал филистимлянин
Давиду: поди-ка ко мне, и я отдам тело твое птицам небесным
и зверям полевым. Давид же сказал филистимлянину: ты выхо-
дишь на меня с мечом, и с копьем, и с дротиком, а я выхожу на
тебя во имя Господа Цеваота, Бога строя Исраэльского, кото-
рый ты поносил. Сегодня предаст тебя Господь в руку мою, и я
побью тебя, и сниму с тебя голову твою, и отдам трупы стана
филистимского сегодня же птицам небесным и зверям земным,
и узнает вся земля, что есть Бог у Исраэля. И узнает весь этот
сонм, что не мечом и копьем спасает Господь, ибо успех войны
от Господа, и Он предаст вас в руки наши...» (I Сам. 17:39—47).
Если для филистимлян эти слова Давида звучали как пустая
похвальба, то израильтяне внимали ей с восторгом. Возможно,
они тоже не верили в победу Давида, но то, что среди них на-
шелся боец, способный на равных говорить с Голиафом, да еще
и угрожать ему и всем филистимлянам, уже само по себе напол-
няло их сердца гордостью. Теперь, даже если бы Давид погиб,
это в любом случае была бы геройская смерть.
Но Давид вовсе не собирался умирать:
«И было, когда поднялся филистимлянин и стал прибли-
жаться к Давиду, то Давид быстро побежал к строю, навстречу
филистимлянину. И опустил Давид руку свою в сумку, и взял
оттуда камень, и метнул, и поразил филистимлянина в лоб, и
упал он лицом на землю. Так осилил Давид филистимлянина
пращой и камнем, и побил филистимлянина, и умертвил его,
а меча не было в руке Давида. И подбежал Давид, и встал над
филистимлянином, и взял меч его, и, вынув его из ножен, до-
бил его и отсек им голову его...» (I Сам. 17:51).
Сам бой, как видно из этих слов, длился не более минуты.
Распалив Голиафа и вынудив его двигаться навстречу ему, Да-
вид сам пошел на сближение с противником и в определенный,
видимо, точно рассчитанный момент метнул из пращи камень —
возможно, заранее отточенный по краям.
Войдя точно в переносицу Голиафа, камень проломил его
череп, и великан, как следует из текста, умер мгновенно. По-
следующее отсечение головы нужно было Давиду лишь для пу-
щего эффекта, который не заставил себя долго ждать, — потря-
46
Битва Давида с Голиафом.
«Вторая Нюрнбергская рукопись». Германия. XVв.
сенные филистимляне побежали, естественно, и не думая вы-
полнять обещание Голиафа и превращаться в рабов евреев. По-
следние же, в свою очередь, бросились преследовать врагов,
безжалостно убивая каждого филистимлянина, которого им
удавалось настигнуть. По словам Иосифа Флавия, в ходе этого
преследования евреи убили около тридцати тысяч филистим-
лян и вдвое больше ранили1.
Устное предание рассказывает, что Давид не сам снял с пояса
меч Голиафа — ему поднес его на вытянутых руках юный ору-
женосец Голиафа, хетт по имени Урия. Сказав, что отныне он
хочет служить Давиду, Урия спросил, может ли он пройти гиюр,
то есть стать евреем?2
— Евреем стоит стать хотя бы для того, чтобы жениться на
еврейке, ибо нет красивее наших женщин! — якобы ответил на
это Давид.
С тех пор Урия Хеттеянин, вплоть до истории с Вирсавией
(Бат Шевой), входил в ближайшее окружение Давида и верно
служил ему.
Разумеется, в этот мидраш вовсе не обязательно верить, но
нельзя, по меньшей мере, не восхититься тем, как красиво ос-
тавшиеся неизвестными создатели таких преданий увязывали
между собой различные, казалось, ничем не связанные события.
* * *
Известный израильский невропатолог, профессор Владимир
Бергинер, анализируя рассказ о бое Давида с Голиафом глаза-
ми врача, пришел к выводу, что последний... был, в сущности,
очень больным человеком. По мнению Бергинера, Голиаф стра-
дал акромегалией — эндокринным заболеванием, при котором
доброкачественная опухоль в гипофизе выделяет избыточное
количество гормонов роста. Причем автор «Первой книги Са-
муила», утверждает Бергинер, описал симптомы этого заболе-
вания с удивительной точностью, что еще раз доказывает, что
он, по всей видимости, был свидетелем дуэли Давида и Голиафа.
Дело в том, что в первую очередь акромегалия, которую еще
иногда называют «болезнью баскетболистов», проявляется в ги-
гантизме — человек, у которого она развивается, может выра-
сти до двух и более метров. С этой точки зрения становится по-
1 Иосиф Флавий. Иудейские древности: В 2 т. М.: Крон-пресс, 1996.
Т 1. С. 242.
2 Другой мидраш утверждает, что Давид не сразу смог вытащить меч Го-
лиафа из ножен из-за сложного замка, и тогда Урия Хеттеянин помог ему
это сделать, а затем принес присягу на верность и выразил желание стать
евреем.
48
нятно и то, почему сам вид Голиафа и его голос внушали ужас
евреям: при акромегалии очень сильно огрубляются черты ли-
ца, в частности, увеличиваются надбровные дуги и скуловые
кости, разрастаются мягкие ткани. Меняется при этом заболе-
вании и голос, который становится очень грубым вследствие
изменений голосовых связок. Кроме того, у страдающих акро-
мегалией нередко развиваются различные болезни ног, а пото-
му те самые наколенники, о которых говорится при описании
доспехов Голиафа, нужны были ему, вероятно, не столько для
защиты, сколько для того, чтобы помогать слабым связкам ног
поддерживать огромный вес тела.
Доброкачественная опухоль, которая вызывает акромега-
лию, расположена на перекрестке зрительных нервов, вслед-
ствие чего у людей, страдающих этим заболеванием, меняется
зрение. По сути дела, у них исчезает боковое зрение: они могут
видеть только то, что расположено прямо перед ними, да и при
этом у них нередко двоится в глазах. Отсюда становится понят-
ным, для чего Голиафу для поединка один на один понадобил-
ся «оруженосец», или, точнее, «щитоносец», который шел пе-
ред ним — вероятнее всего, это был поводырь, подсказывавший
Голиафу, куда тот должен двигаться.
Именно вследствие дефектов зрения Голиаф не сразу заме-
чает Давида, а когда замечает, то спрашивает, почему тот идет
на него с палками, хотя у Давида в руках только одна палка, —
ведь у Голиафа двоится в глазах!1
Но преуменьшает ли факт болезни Голиафа величие подви-
га и победу Давида?
Отнюдь.
Во-первых, Давид ничего не знал о болезни Голиафа, а даже
если бы знал, вовсе не обязан был принимать ее в расчет. Во-вто-
рых, болезнь Голиафа не отменяла того факта, что последний
обладал колоссальной физической силой, и в ближнем бою, вне
сомнения, у Давида не было бы никаких шансов на победу. Од-
нако в том-то и дело, что Давид выбрал единственно верную так-
тику, которая давала этот шанс, — бой на расстоянии. При этом
он выиграл его абсолютно честно: ведь у Голиафа был дротик
(и Давид не случайно упоминает его, выходя на битву), который
тот мог метнуть с тем же успехом, что и Давид камень из пращи.
Таким образом, никто, в том числе и филистимляне, не мог
обвинить Давида в коварной или нечестной победе, и этот мо-
мент, как мы увидим дальше, еще сыграет немалую роль в судь-
бе героя этой книги.
1 См.: Памятник, которого нет: Интервью П. Люкимсонас проф. В. Бер-
гинером // Новости недели. 2008. 17 янв.
49
* * *
Любопытно, что во «Второй книге Самуила» победителем
Голиафа называется не Давид, а некий Эльханан: «И еще было
сражение с филистимлянами в Гове, и поразил Эльханан, сын
Яарей Ооргима Бейт-Лехемского, Гольята Гатиянина, у кото-
рого древко копья было, как ткацкий навой» (II Сам. 21:18—19).
Из этого текста вроде бы понятно, что речь идет о какой-то
другой битве, происходившей не в долине Эйла, а в Гове, когда
Давид уже был царем. В этой битве был убит некий другой Го-
лиаф, очень напоминавший тем не менее того, кого в свое вре-
мя победил Давид. Это подтверждает и «Хроникой», где уже
совершенно ясно говорится, что речь идет о другой битве, про-
изошедшей в то время, когда Давид правил Иерусалимом, и Эль-
ханан победил в ней брата того самого Голиафа, которого убил
Давид. Вдобавок там же сообщается, что у Голиафа были роди-
чи, также отличавшиеся высоким ростом и статью, которых по-
бедили другие воины Давида:
«И было, когда началась война с филистимлянами в Гезере,
тогда поразил Сибхай, хушатиянин, Сипайа, одного из детей
великанов. И была еще одна война с филистимлянами, и пора-
зил Эльханан, сын Яира, Лахми, брата Голиата, гиттиянина, у
которого древко копья было, как ткацкий навой. И была еще
одна война в Гате, и был там человек рослый, у которого было
по шести пальцев — всего двадцать четыре. И он тоже родился
от великана. И поносил он Исраэль. И поразил его Йеонатан,
сын Шимы, брат Давида. Это были родившиеся от великана в
Гате, и пали они от руки Давида и от руки рабов его» (I Хрон.
20:4-8).
Тем не менее ряд историков усматривают некое противоре-
чие между текстами «Первой и Второй книг» пророка Самуи-
ла и пытаются на его основе выстроить некую, как они счита-
ют, более реалистичную версию событий. Так, по их мнению,
истинным победителем Голиафа был именно земляк Давида
Эльханан из Вифлеема (Бейт-Лехема).
Давид же к тому времени уже был военачальником средне-
го звена в армии Саула, возможно, командиром отряда, и пото-
му победа его солдата была приписана и ему — как и другие
победы в поединках с филистимскими богатырями, одержан-
ные «рабами его», но в которых сам Давид участия не принимал.
Некоторые библеисты, пытаясь примирить эти версии, вы-
двигают гипотезу, по которой при рождении Давида назвали
Эльхананом. Давид же — это не имя, а прозвище, означающее
в иврите «друг» (точнее, «любимый друг»), и оно было дано
Эльханану как раз после победы над Голиафом — он был про-
возглашен Давидом, то есть любимым другом царя Саула, а
50
со временем его имя стало восприниматься и как «любимый
друг Бога».
В данном случае мы действительно имеем дело с еще одной
загадкой — происхождением имени Давида. Дело в том, что до
книг пророка Самуила имя Давид в Библии встречается лишь
один раз как Додо или Дуду (см.: Суд. 11). Во всяком случае,
оно явно не было в ходу у древних евреев. На основании этого
ряд представителей школы библейской критики утверждают,
что Давид — это не реальная историческая фигура, а некий со-
бирательный образ, прототипами которого были сразу несколь-
ко израильских вождей той эпохи. По их версии, само слово
«давид» было заимствовано у филистимлян или у одного из ха-
нанейских народов и означало «вождь», «атаман». Таким об-
разом, говорят они, «Давидами» в этом регионе называли пред-
водителей шаек разбойников, обретавшихся в лесах и горах
Святой земли. Однако никаких убедительных подтверждений
этой версии при исследовании письменных памятников ближ-
невосточных народов так найдено и не было. Что касается из-
лагаемой «Житием царя Давида» версии, что слово «давид» на
еврейском означает «украденный», то она свидетельстует лишь
о том, что сам автор «Жития...» совершенно не знал иврита:
слово «украденный» («похищенный») звучит на этом языке как
«ганув» и никак иначе.
Между тем слово «давид» в наиболее часто принятом в ив-
рите написании действительно читается как «дод», а «дод» —
это и в самом деле «любимый друг», и именно в этом смысле
данное слово (но уже читаемое только как «дод») употребляет-
ся в Песне Песней Соломона. Таким образом, имя Давид и в
самом деле могло быть прозвищем, тем более что в Книге Са-
муила часто используются, как будет показано ниже, именно
прозвища, а не имена. Но это вовсе не означает, что Давида в
юности звали именно Эльхананом — во всяком случае, еврей-
ские источники не дают нам никакого сколько-нибудь основа-
тельного повода для такого умозаключения. Есть также версия,
что Давид — это вообще сокращенный вариант имени Дудуя-
гу, что в буквальном переводе и значит «друг Всевышнего»1.
Но вот то, что Эльханан, сын Яира (именно Яира, а не Иес-
сея, и одно это говорит, что речь идет о разных людях!), убил,
согласно «Хроникону», брата того Голиафа, которого убил Да-
вид, сын Иессея, полностью согласуется с устными предания-
ми, по которым у Голиафа было несколько братьев. Братья эти,
1 Вспомним, что в исламе по отношению к пророкам и праотцам еврей-
ского народа употребляется схожее выражение — «товарищ Аллаха», «друг
Аллаха», то есть речь идет о весьма распространенном на Востоке выра-
жении
51
хотя были немного пониже, тоже отличались высоким ростом
и огромной силой. В связи с этим не исключено, что слово
«голиаф» тоже могло быть прозвищем, обозначающим богаты-
ря-великана, хотя не исключено, что речь идет о членах одной
семьи, в которой прослеживалась генетическая предрасполо-
женность к акромегалии.
С версией, что у Голиафа были братья, жаждавшие отомстить
Давиду за его гибель, нам еще предстоит познакомиться. А по-
ка продолжим следить за событиями жизни Давида под тем
углом зрения, под каким они предстают в Библии и еврейском
фольклоре.
Глава четвертая
ГЕРОЙ
После победы над Голиафом Давид отнес его голову и меч в
Нов — город, все население которого составляли представите-
ли касты священников-коэнов, потомков первосвященника
Аарона, и где располагалась главная святыня народа — Ковчег
Завета.
Он уже не был прежним Давидом — безвестным пастухом
из Вифлеема, умеющим искусно играть на арфе и слагать пес-
ни. В одночасье он стал национальным героем, и теперь уже о
нем слагали в народе песни, из уст в уста, передавая рассказ о
его поединке с Голиафом, прибавляя к нему всё новые и новые
подробности. И само собой, такой герой должен был быть об-
ласкан царем и немедленно войти в самое близкое его окруже-
ние, став заметной фигурой в царской армии, — этого требо-
вала народная молва, и царь не мог с ней не считаться.
Вот как рисует происшедшие после победы Давида над Го-
лиафом события «Первая книга Самуила»:
«А когда увидел Шаул Давида, выходившего против фили-
стимлянина, сказал он Авнеру, начальнику войска: Авнер, чей
сын этот юноша? И сказал Авнер: клянусь жизнью души твоей,
царь, что не знаю. И сказал царь, спроси ты, чей сын этот юно-
ша. И когда Давид возвращался после того, как он убил фили-
стимлянина, взял его Авнер, и привел пред Шаулом, и голова
филистимлянина была в руке у него. И сказал ему Шаул: чей
сын ты, юноша? И сказал Давид: сын раба твоего Ишая из Бейт-
Лехема...» (I Сам. 17:55—58).
Многие исследователи Библии на основе этого отрывка спе-
шат сделать вывод, что «Первая книга Самуила» представляет
собой компиляцию из нескольких еврейских легенд, и Давид-
музыкант, успокаивавший игрой на арфе мятущуюся душу Сау-
52
ла, и Давид — победитель Голиафа — это два разных молодых
человека.
«Если мы попытаемся ответить на вопрос, каким образом
Давид очутился при дворе царя Саула, мы окажемся в затруд-
нительном положении, — писал по этому поводу Зенон Коси-
довский в своих популярных «Библейских сказаниях». — Биб-
лия дает две совершенно различные версии. Из шестнадцатой
главы Первой книги Царств мы узнаем, что Давида привели во
дворец потому, что он искусно играл на арфе и своей игрой
снискал расположение царя. Между тем глава семнадцатая со-
общает, что Давид привлек внимание Саула своей победой над
Голиафом. Победителем Голиафа был неизвестный пастушок,
Саул велел привести его к себе и спросил: “Чей сын этот юно-
ша?” — стало быть, он не знал его раньше»1.
Йоэл Вейнберг, в отличие от Косидовского, видимо знако-
мый с комментариями Библии, придерживаясь в целом мнения
школы библейской критики, предлагает несколько иное объяс-
нение появления в одной книге двух версий вхождения Дави-
да в ближайшее окружение Саула.
«Не приходится сомневаться в том, что два разных вариан-
та описания встречи Давида и Шаула восходят к двум разным
традициям, двум разным текстам-источникам, — пишет он. —
Вопрос в том, почему и зачем создатель (создатели) Ранних про-
роков сохранил и поставил рядом эти два варианта? Ответ на
этот вопрос может быть двояким: он поступил так, как некото-
рые создатели других сочинений в «Танахе» до него... чтобы дать
своему слушателю и читателю возможность выбирать более
соответствующий его вкусам и взглядам вариант; но возможно
также, что оба варианта были сохранены как взаимодополняю-
щие (это представляется более вероятным)... и подчеркиваю-
щие важнейшее превосходство Давида — витязя и поэта-музы-
канта — над Шаулом, который был только царем и воином»2.
Толкователи Библии и в самом деле не находят никакого про-
тиворечия между этими двумя версиями. Согласно одному из
комментариев к «Первой книге Самуила», так как Давид при-
ходил к Саулу в те часы, когда на него нападал «злой дух», то
есть царь был подвержен приступам депрессии, а возможно, и
безумия, то по окончании приступа Саул не помнил ни того,
что с ним было, ни тех, кто был в эти минуты с ним рядом.
По другому комментарию, до поединка с Голиафом Саул не
особенно интересовался происхождением придворного музы-
1 Косидовский 3. Библейские сказания. М., 1975. С. 324.
2 Вейнберг Й. Введение в Танах: Часть III. Пророки. Иерусалим; Моск-
ва, 5763 (2003). С. 47-48.
53
канта. Да, конечно, в свое время царю представили его как сы-
на Иессея из Вифлеема, но какое было ему дело, чей он сын и
откуда родом, — главное, чтобы этот парень хорошо делал то,
для чего его позвали!
Но теперь, после победы над Голиафом, все кардинально
меняется. Царь понимает, что ему придется выполнить свои
обещания о даровании семье героя освобождения от налогов и
других привилегий, а также, возможно, выдать замуж за него
дочь. И с этой точки зрения вопрос царя о том, чей сын Давид,
какова его родословная, звучит вполне резонно. Давид же, по
уже понятным читателю причинам, уходит от вопроса о своем
происхождении, ограничиваясь лишь упоминанием имени
отца.
Не исключено, что этот уклончивый ответ возбудил любо-
пытство Саула и тот послал в Вифлеем своих людей, чтобы те
больше разузнали о семье потенциального зятя. Ну а в Вифлее-
ме им рассказали о том, что не так давно здесь был Самуил,
встречался со всей семьей Иессея и даже приказал привести с
пастбища младшего сына, с которым не все ясно. И уже из это-
го рассказа Саул сделал соответствующие выводы.
Однако в тот самый момент, когда Давид подошел к Саулу с
головой Голиафа в руках, одним из первых, кто поспешил выра-
зить ему восхищение, стал старший сын Саула Ионафан (Йона-
тан). В порыве восторга Ионафан снял с себя все свои воин-
ские доспехи и оружие, включая лук, меч и пояс, то есть самое
ценное достояние для любого мужчины того времени, и пода-
рил Давиду. Так начались их взаимоотношения, ставшие сим-
волом подлинной мужской дружбы.
Согласно распространенной среди исследователей точки
зрения, после победы над Голиафом слава Давида стала так
велика, что Саул не просто возревновал его, а возненавидел,
заподозрив, что именно Давид лишит трона его и его наслед-
ников, и с каждым днем все больше утверждаясь в этом подо-
зрении. Однако при этом они не обращают внимания на то,
что рассказу о возросшей славе Давида предшествует следую-
щий отрывок:
«Когда выходил Давид, то, куда бы ни посылал его Шаул, он
преуспевал; и назначил его Шаул начальником над мужами вой-
ны; и понравился он всему народу и рабам Шауловым» (I Сам.
18:5-6).
Внимательное прочтение «Второй книги Самуила» (той ее
части, где подводятся итоги жизни Давида) и «Хроникона» по-
казывает, что свою карьеру в армии Саула Давид начал в каче-
стве командира подразделения, в которое входило тридцать
бойцов — «шлошим гиборим». Однако различные переводчи-
54
ки переводят слово «гиборим» по-разному, и потому этот отряд
Давида в различных переводах Библии называют то как «три-
дцать героев», то как «тридцать богатырей», «тридцать мужей
брани» или как «тридцать витязей».
По современным понятиям, это означает, что Давид начал
армейскую службу в качестве командира взвода, обычного лей-
тенанта. Однако, во-первых, не следует забывать, что наши пред-
ставления о структуре армии отнюдь не совпадают с понятиями
и представлениями того времени, а во-вторых, отряд Давида
не был обычным отрядом армии Саула. Это был своего рода
спецназ, которому поручались особо важные и не терпящие
промедления задания — провести разведку в тылу противни-
ка, отбить налетевших на какую-либо еврейскую деревню фи-
листимлян, очистить тот или иной район от банды разбойни-
ков и т. д. И судя по всему, Давид успешно справлялся с этими
заданиями, отчего приумножалась его воинская слава, о нем
складывались всё новые и новые легенды, и на глазах он пре-
вращался в любимца армии и всего народа. Именно так, счи-
тают комментаторы, следует понимать уже процитированные
выше слова: «Когда выходил Давид, то, куда бы ни посылал его
Шаул, он преуспевал; и назначил его Шаул начальником над
мужами войны; и понравился он всему народу и рабам Шауло-
вым» (I Сам. 18:5—6).
Именно народу и «рабам Саула» (то есть его армии) — но не
самому Саулу. Напротив, чем больше росла слава и популяр-
ность Давида, тем, с точки зрения Саула, более опасным он ста-
новился, и с каждым днем царь начинал ненавидеть новоявлен-
ного героя все больше и больше. Хотя, разумеется, внешне царь
никак не выражал этих чувств — они бы слишком контрасти-
ровали с обожанием, со всех сторон окружавшим Давида. Таким
образом, само отношение народа к герою было теми незримы-
ми доспехами, которые лучше любой брони защищали его от
гнева Саула.
По всей видимости, изначально спецназ Давида входил в
состав полка Ионафана, насчитывающего тысячу бойцов, и это
еще больше сблизило молодых людей и укрепило их дружбу.
Внимательное прочтение Библии показывает, что в отряде
Давида было 37 или 39 воинов, каждый из которых остался в
народной памяти, совершив тот или иной подвиг. Бойцы это-
го отряда через всю жизнь пронесли верность своему команди-
ру, не раз оказывались вместе с ним в самых опасных передел-
ках, а затем, когда Давид стал царем, составили его ближайшее
окружение и заняли в его армии высшие командные посты.
Не совсем ясно, входили ли в эту прославленную тридцатку
на заре военной карьеры Давида Ванея, сын Иодаев (Бенаягу
55
бен Игуяда), и племянники Давида, будущий главнокоманду-
ющий царской армии Иоав (Иоав) и его братья, Авесса (Авиа-
шай) и Асаил (Асаэль). Все они — самые близкие Давиду люди,
сыгравшие немаловажную роль в его жизни. Возможно, они
присоединились к его отряду позже, когда Давиду пришлось
скрываться от царя Саула.
* * *
Решающий поворот в отношении Саула к Давиду произо-
шел, видимо, после того, как царь решил вернуться из своего
летнего лагеря, так и остававшегося стоять в долине Эйла, где
произошла последняя битва с филистимлянами, в родную Ги-
ву. Жители деревень и городов, через которые проходила цар-
ская армия, выходили навстречу победителям, приветствуя их
песнями и танцами, причем имя Давида звучало в этих песнях
куда чаще и громче, чем имя Саула:
«...Из всех городов исраэльских выходили женщины с пе-
нием и плясками навстречу царю Шаулу, весело, с тимпанами
и шалишами (трехструнными инструментами. — IL Л.). И пе-
ли веселившиеся женщины, и говорили: поразил Шаул тыся-
чи свои, а Давид — десятки тысяч свои. И весьма разгневался
Шаул, и злым показалось ему слово это, и он сказал: Давиду да-
ли десятки тысяч, а мне дали тысячи, уже недостает ему толь-
ко царства. И стал Шаул ненавидеть Давида с того дня и после»
(I Сам. 18:6-8).
Согласитесь, что перед нами необычайно психологически
достоверная картина. Трудно не понять обиду царя на народ,
который в одночасье не то чтобы забыл обо всех его победах,
но начал явно преуменьшать их значение, до небес восхваляя
подвиги Давида.
Это, в свою очередь, означало, что, вздумай Давид органи-
зовать заговор и устроить дворцовый переворот, народ воспри-
мет такой ход событий как должное, и Саулу тогда не на кого
будет опереться, кроме разве что своих родичей из небольшо-
го колена Вениамина.
А потому вряд ли стоит удивляться, что, после того как он
услышал эту песню, у Саула испортилось настроение, и на сле-
дующий день на него вновь навалилась депрессия, перешедшая
в приступ то ли эпилепсии, то ли шизофрении:
«И было на другой день злой дух от Бога напал на Шаула, и
он неистовствовал в доме...» (I Сам. 18:9).
Некоторые комментаторы не исключают, что Саул попросту
инсценировал этот приступ, чтобы к нему снова, как прежде,
прислали Давида в качестве музыканта, и он убил бы его, буд-
56
то в припадке безумия: «...а Давид играл рукою своею, как каж-
дый день; а в руке у Шаула было копье. И бросил Шаул копье
и сказал: приколю я Давида к стене, но Давид дважды увернул-
ся от него. И стал Шаул бояться Давида, потому что Господь
был с ним, а от Шаула отступил» (I Сам. 18:10—12).
Во всяком случае, из «Первой книги Самуила» видно, что
Саул ясно осознавал, чтб он делает, когда метнул в Давида сто-
явшее у кровати копье. Однако Давид, обладавший мгновенной
реакцией, а возможно, и ожидавший чего-то подобного от Сау-
ла, ловко увернулся от удара, и копье вонзилось в стену. Тогда
Саул метнул в Давида второе копье — и тот снова увернулся.
Комментаторы, любящие наводить на текст Библии «хрес-
томатийный глянец», тут же спешат объяснить, что на самом
деле Саул конечно же не хотел убивать Давида и действовал
либо несознательно, либо с целью припугнуть. По их мнению,
Саул был столь опытным и тренированным воином, что просто
не позволил бы себе промахнуться, если бы действительно же-
лал убить Давида.
Но сам библейский текст, увы, не оставляет места для по-
добных домыслов. Из него однозначно следует, что Саул хотел
«приколоть» Давида к стене. Но вот то, что он дважды промах-
нулся, и в самом деле поразило и напугало Саула: он ясно уви-
дел в этом знак, что Бог от него отвернулся и поддерживает те-
перь Давида. А значит, пришел к выводу Саул, ему не стоит
больше пытаться расправиться с Давидом лично и навлекать на
себя гнев Всевышнего — куда проще послать этого выскочку
куда-нибудь на верную смерть, чтобы он погиб от руки фили-
стимлян, и пусть народ поет песни о его героической гибели.
С этими намерениями Саул вызвал к себе Давида и сообщил
ему о резком скачке в его армейской карьере — он назначает
его тысяченачальником, хотя у Давида не было необходимого
опыта для управления таким подразделением. Но именно на
этом и строился весь расчет. В глазах народа Давид должен был
оставаться царским любимцем, обласканным и возвышенным
царем, а в том, что он неожиданно оказался на самом опасном
участке фронта и погиб, никакой царской вины нет1. И чтобы
еще больше усилить это впечатление, Саул провозглашает, что
остается верным своему обещанию наградить победителя Голи-
афа и готов отдать за него свою старшую дочь Мерову (Мирав).
Однако Давид, похоже, разгадал эти планы Саула. Он начал
настойчиво отказываться от предложения стать зятем царя,
мотивируя тем, что не имеет для этого ни достаточно знатного
1 Как мы увидим, Давид в будущем и сам, увы, прибегнет к такому же
способу устранения ставшего неугодным товарища.
57
происхождения, ни богатства. Но предложение стать тысяче-
начальником он принял и, будучи направлен подальше от Ги-
вы, на самую границу с филистимлянами, видимо, успешно
справлялся с новым назначением, значительно усилив свой
авторитет внутри кадровой армии:
«И удалил его Шаул от себя, и назначил его у себя тысяче-
начальником, и тот стал предводительствовать народом. И пре-
успевал Давид во всех делах своих, и Господь был с ним, а Шаул
видел, что тот весьма преуспевает, и боялся его. А весь Исраэль
и Йеуда любили Давида, ибо он предводительствовал ими»
(I Сам. 18:15-16).
Талмуд утверждает, что, предлагая Мерову в жены Давиду,
Саул хотел лишь показать всем, что он верен данным им обе-
щаниям, однако при этом надеялся, что до свадьбы дело в лю-
бом случае не дойдет — Давид погибнет раньше.
Вообще надо признать, что в истории с Меровой много не-
ясного. То ли Саул давно, еще до битвы Давида с Голиафом,
уже предназначил эту дочь в жены знатному жителю Михолы
Адриэлу (Андриэлю); то ли Мерова и Адриэл полюбили друг
друга и тайно обвенчались против воли Саула и затем постави-
ли его перед фактом; то ли они стали любовниками еще до
свадьбы, но как бы то ни было в итоге старшая дочь Саула «от-
дана была в жены Андриэлю Мехолатянину» (I Сам. 18:19).
Ясно одно: Давид не испытывал никаких чувств ни к одной
из дочерей царя. Мерова любила Адриэла, но зато младшая дочь
Саула Мелхола (Михаль) без памяти влюбилась в Давида и меч-
тала выйти за него замуж. Когда Саулу об этом стало известно,
тот решил, что пробил решающий час в выполнении плана уст-
ранения Давида. Царь объявил, что выполнит обещание выдать
свою дочь замуж за Давида, но при одном условии: в качестве
традиционного выкупа за невесту жених должен принести ему...
крайнюю плоть половых членов ста убитых филистимлян.
Причем, как следует из дальнейшего текста, Саул установил
некий срок, в течение которого должно было быть выполнено
это условие, хотя какой именно, не говорится.
Понятно, что для выполнения такого задания Давид со сво-
ей тысячей должен был решиться на глубокий рейд в тыл фи-
листимлян, то есть совершить набег на их земли. В этом случае
его небольшому полку неминуемо пришлось бы столкнуться
с огромной армией противника, и исход такого столкновения
предугадать было несложно. При этом, разумеется, никто не
осмелился напомнить царю, что, обещая выдать дочь за побе-
дителя Голиафа, он не говорил о том, что выполнение данного
обещания будет сопряжено с некими дополнительными усло-
виями.
58
Но за время знакомства Саул успел неплохо узнать Давида,
так что его расчет оказался точным: Давиду, до того отнекивав-
шемуся от навязываемого ему брака с царевной... понравилось
предложение царя. Видимо, стремление рисковать жизнью,
вновь и вновь переживать необъяснимое наслаждение, связан-
ное с опасностью, то самое воспетое поэтом «упоение в бою»,
появляющееся, как сказали бы сегодня, от резкого повышения
уровня адреналина в крови, стало к этому времени неотъемле-
мой чертой его натуры. Возможно, это объяснялось еще и тем,
что в такие мгновения Давид, как никогда, остро чувствовал
свою связь с Богом, то, что, жить ему или погибнуть, зависит
сейчас не от его собственной ловкости и силы, не от верности
товарищей и резвости коня, а исключительно от воли управля-
ющего этим миром Всевышнего. И не случайно многие, в оп-
ределенном смысле лучшие псалмы Давида, поражающие си-
лой эмоционального воздействия, написаны именно от имени
человека, оказавшегося в смертельной опасности, взывающе-
го к Богу «из теснин».
Вот как повествует Библия о том, что произошло дальше:
«...понравилась Давиду речь о том, что он может стать зятем
царя. И еще не истекли назначенные дни, как встал Давид и
пошел, сам и люди его, и убил двести человек филистимлян, и
принес Давид края плоти их, и представили их сполна царю,
чтобы стать Давиду зятем царя, и отдал Шауль ему Михаль, дочь
свою, в жены...» (I Сам. 18:26—27).
Иосиф Флавий, а вслед за ним и некоторые другие библеи-
сты утверждают, что на самом деле Саул потребовал от Давида
принести ему не сто крайних плотей филистимлян, а шестьсот
их голов, что Давид и сделал, хотя на самом деле убил в ходе на-
бега куда больше, чем шестьсот филистимлян.
Однако, по всей видимости, эти утверждения Флавия проис-
текают из того, что книгу «Иудейские древности» он писал для
римских читателей, а для римлян отрубание шестисот вражес-
ких голов было вполне нормальным трофеем и делом героиче-
ским, а вот отрезание у убитых крайней плоти или отрубание
половых членов воспринималось уже как варварство. Однако
следует помнить, что войны во времена Давида (как, впрочем,
и любые войны) не отличались особым гуманизмом, и проти-
воборствующие стороны обычно не считали друг друга такими
же полноценными людьми, как они сами. Для евреев того вре-
мени весь мир делился на обрезанных (то есть на них самих,
вступающих через обрезание на восьмой день после рождения
в союз с Богом) и необрезанных (представителей всех осталь-
ных народов). И с этой точки зрения требование Саула принес-
ти ему крайнюю плоть врагов, то есть главный признак, отли-
чающий их от евреев, выглядит вполне объяснимым.
59
Давиду, как мы видим, это предложение царя показалось за-
бавным, и он не только выполнил, но и перевыполнил данный
ему приказ, принеся вдвое больше фаллосов врагов, чем требо-
валось.
Брак с Мелхолой превратил Давида в члена царской семьи,
а значит, ввел его в число потенциальных престолонаследни-
ков, пусть пока и самых отдаленных.
Саул, безусловно, не мог не понимать, что, желая устранить
Давида, он лишь еще больше приблизил его к обладанию тро-
ном:
«И увидел Шаул, и понял, что Господь с Давидом, и что Ми-
халь, дочь Шаула, полюбила его. И стал Шаул еще больше бо-
яться Давида, и стал Шаул врагом Давида навсегда» (I Сам.
18:28-29).
Мелхоле этот брак не принес счастья. Пытаясь восстановить
их отношения, израильский писатель Рам Орен предполагает,
что на самом деле Давид отнюдь не был так наивен и чист, ка-
ким его представляет «Первая книга Самуила». По версии Оре-
на, Саул был во многом прав в своих подозрениях и уже в те
дни своей жизни Давид мечтал стать царем. С этой точки зре-
ния брак с царевной был для него, как пишет Орен, «входным
билетом» в царскую семью с обретением всех связанных с этим
благ — и только.
«Дочь царя, которую он и прежде не раз встречал во дворце,
ничего не будила в его сердце, — пишет Орен. — Он замечал,
что Михаль бросает ему призывные взгляды, но эти взгляды
отнюдь не усиливали приток крови в его теле. Она была для не-
го крупной, богато одетой девицей, но не более того. Не краса-
вица. Не из тех женщин, которые притягивают к себе, и не из
тех, с кем интересно вести беседу. Она была просто неотъемле-
мой частью сделки, которую Давид заключил с царем. Нельзя
было взять все, а ее — отвергнуть...»’
Мелхола, предполагает дальше Орен, пыталась сделать все,
чтобы разбудить чувства мужа: она купила новую одежду у ам-
монитян и моавитян, знавших толк в «сексуальном белье»; она
наняла специального повара, чтобы каждая ее трапеза с Дави-
дом была праздничной; она стремилась сделать отведенный им
неподалеку от дворца дом как можно более уютным, но все бы-
ло тщетно. Давид крайне редко появлялся в ее спальне, а боль-
шую часть свободного времени предпочитал проводить с ее
старшим братом Ионафаном.
Дело дошло до того, что Мелхола стала подозревать, что ее
мужа и брата связывает нечто иное, чем дружба, и установила
1 Орен Р. Из Библии — с любовью. Тель-Авив, 2009. С. 138. (Ивр.)
60
за ними слежку. Однако очень скоро ей пришлось убедиться в
необоснованности своих предположений: как донесли ей наня-
тые соглядатаи, Ионафан и Давид не только вместе музициро-
вали и наслаждались стихами друг друга, но и время от време-
ни вместе навещали распутных женщин, так что любовниками
они точно не были.
Но сердцу не прикажешь — несмотря на все обманы и рав-
нодушие Давида, Мелхола продолжала без памяти любить его
и была готова пожертвовать ради него жизнью. И когда перед
ней стал выбор между верностью отцу и любовью к мужу, Мел-
хола предпочла последнее.
* * *
Став зятем царя и командующим одним из трех кадровых
полков, Давид получил полагающееся ему почетное место за
царским столом. Вместе с другими командирами и приближен-
ными Саула он принимал участие в военных советах и вместе
с тем с каждым днем все явственнее чувствовал, как сжимает-
ся вокруг него кольцо ненависти. Царь в отсутствие Давида те-
перь, не таясь, говорил сыновьям и вельможам, что подозрева-
ет нового зятя в подготовке мятежа и видит в нем угрозу своему
трону. Оставался только один выход — казнить Давида. Но что-
бы казнь была в глазах народа законной, царь собирался судить
Давида по обвинению в заговоре и вынести за это преступле-
ние приговор. Эта идея была горячо поддержана почти всеми
советниками и приближенными царя.
Почти всеми — потому что старший сын царя Ионафан не
верил в обвинения Саула и не желал смириться с той участью,
которую отец готовил его лучшему другу. Рассказав Давиду,
какие разговоры ведутся за его спиной во дворце, Ионафан ре-
шил воззвать к разуму и совести Саула и убедить отца, что Давид
не вынашивает против него и их семьи каких-либо преступных
планов. Велев Давиду спрятаться в густом пшеничном поле, Ио-
нафан пригласил на то же поле своего венценосного родителя.
Библия очень кратко и убедительно пересказывает разговор
между отцом и сыном, в ходе которого Саул вроде бы одумал-
ся и успокоился^
«И известил Йонатан Давида, сказав: хочет Шаул, отец мой,
убить тебя; а теперь прошу тебя, поберегись завтра утром и по-
сиди в потаенном месте и спрячься. А я выйду и стану против
отца моего на поле, где ты будешь, и поговорю о тебе с отцом
моим, и когда увижу, что выйдет, расскажу тебе. И говорил
Йонатан Шаулу, отцу своему, доброе о Давиде, и сказал ему: да
не грешит царь против раба своего Давида, ибо он не согрешил
61
против тебя, и деяния его очень для тебя хороши. И рисковал
он жизнью своею, и убил филистимлянина, и совершил Гос-
подь великое спасение всему Исраэлю, видел ты это и радовал-
ся; зачем же будешь грешить ты против невинной 1дюви, уби-
вая Давида без причины. И послушал Шаул голоса Ионатана и
поклялся Шаул: как жив Господь, он не будет убит. И позвал
Йонатан Давида, и пересказал ему Йонатан все слова эти, и при-
вел Йонатан Давида к Шаулу, и был тот при нем, как вчера и
третьего дня...» (I Сам. 19:2—8).
Саул и в самом деле успокоился, но ненадолго. Весть о том,
что Давид со своим полком отбил новый набег филистимлян и
обратил их в бегство, вывела Саула из равновесия и заставила
сначала вспомнить старые обиды, а затем и прежние подозре-
ния. «Злой дух» вновь навалился на Саула, и к нему снова по-
звали Давида, чтобы тот ублажал и успокаивал своей игрой ца-
ря. И история повторилась: в тот самый момент, когда Давид
был, кажется, целиком поглощен игрой, Саул неожиданно сно-
ва метнул в него копье. Однако сосредоточенность Давида на
игре была обманчивой. На самом деле он был начеку, снова ус-
пел уклониться от копья и, не став дожидаться, когда Саул мет-
нет второе копье, вышел из залы.
Теперь Саул снова был полон решимости приговорить Дави-
да к смерти и привести приговор в исполнение. По его перво-
начальному замыслу, Давид должен был быть арестован утром,
в тот момент, когда выйдет из дома на молитву. С этой целью не-
большому отряду стражников был отдан приказ окружить дом
Давида и дожидаться утра. Однако Мелхола, заметив через ок-
но приближающихся к их дому стражников, мгновенно оцени-
ла обстановку и придумала, как спасти мужа.
Не исключено, что Давид поначалу заявил жене, что ни в чем
не виновен, а потому и не собирается прятаться — будет куда
лучше, если он предстанет перед судом и докажет свою неви-
новность. Однако в ответ на это Мелхола заметила, что Дави-
ду не стоит рассчитывать на справедливый суд, и если он хочет
жить, то должен бежать. Во всяком случае, если этой перепал-
ки не было, то трудно понять следующую фразу «Первой кни-
ги Самуила»:
«И сказала Давиду Михаль, жена его, так: если ты не спасешь
жизни своей этой ночью, то завтра будешь убит...» (I Сам. 19:11).
В итоге Давид согласился с доводами жены, и Мелхола спу-
стила его на веревке через окно, выходившее в сад, так что
Давид под прикрытием темноты сумел ускользнуть от страж-
ников.
Между тем, предвидя дальнейшее развитие событий, Мелхо-
ла положила на постель терафима, покрыла его голову козьей
62
шерстью, напоминающей волосы, укутала в одежды и укрыла
одеялом, так что издали терафим и в самом деле стал напоми-
нать мирно почивающего человека.
Вскоре ее предчувствие сбылось: Саул так горел нетерпени-
ем расправиться с «заговорщиком», что отдал приказ не дожи-
даться утра, а привести Давида во дворец немедленно. Причем,
согласно преданию, в дом к Давиду был послан сам Авенир
(Авнер) — дядя и командир отряда личной гвардии Саула.
В ответ на вопрос прибывшего в дом Авенира, где находит-
ся Давид, Мелхола заявила, что ее муж внезапно заболел, при-
чем так сильно, что не может встать с кровати, — и показала
при этом в сторону ложа, на котором лежал замаскированный
под человека терафим.
Поднимать с постели тяжелобольного Давида показалось
Авениру бесчестным. Он вернулся в царский дворец, где рас-
сказал Саулу о болезни Давида и добавил, что теперь, навер-
ное, придется ждать его выздоровления.
Но в том-то и было дело, что Саул больше не желал ждать —
он велел принести к нему больного Давида на носилках. При-
шлось Авениру со своими людьми возвращаться в дом Мелхолы.
Когда ее обман раскрылся, Авенир велел принцессе собираться
и идти с ним — чтобы отвести от себя гнев царя.
Гнев Саула и в самом деле был ужасен, однако у Мелхолы уже
был готов ответ на все его обвинения. Когда Саул напустился
на дочь за то, что она помогла убежать его врагу, Мелхола отве-
тила, что Давид пригрозил ей: если она его не отпустит и не по-
может ему бежать, он убьет ее.
Делать было нечего: Саул отпустил дочь восвояси и немед-
ленно отправил несколько отрядов на розыски Давида. Послед-
ний поначалу был, видимо, совершенно растерян тем оборотом,
который приняли события, считал себя жертвой дворцовых
интриг, о чем и сложил в тот день 59-й псалом:
«Песнопение Давида, когда посланцы Шауля стерегли воз-
ле его дома, чтобы убить. Спаси меня от моих врагов, мой Бог,
над поднявшимися на меня вознеси. Избавь меня от вершащих
беззаконие и от проливающих кровь спаси меня. Ибо вот под-
стерегают они мою душу, собираются против меня сильные —
но не согрешил я перед ними ни умышленно, ни невольно, Гос-
подь!» (Пс. 59 [58J.1-4).
* * *
Думается, читатель уже давно ждет объяснения, что же это
за терафим такой, с помощью которого Мелхола выиграла вре-
мя и обманула посланцев отца?
63
Слово «терафим» встречается еще в Пятикнижии Моисее-
вом и обозначает статую домашнего божка, которую использо-
вали для гадания. Именно в краже терафимов обвиняет Лаван
Иакова, когда нагоняет бежавшего зятя. Судя по всему, терафи-
мы имелись в домах многих жителей Ближнего Востока. Одна-
ко для евреев они были идолами, олицетворяли собой язычес-
кую мерзость, и им просто не могло быть места в том доме, где
чтили Закон Моисея.
На основании того, что Мелхола для обмана караульных ис-
пользовала терафима, ряд исследователей Библии приходят к
выводу, что даже в тот период, то есть на рубеже XI—X веков до
н. э., евреи еще не были последовательными монотеистами, и
в их среде то и дело явно или тайно наблюдались рецидивы
возвращения к язычеству, что в будущем, в определенные мо-
менты еврейской истории, приобретет еще более открытые и
массовые формы.
Однакасогласно другой точке зрения, слово «терафим» мож-
но перевести и просто как «кукла». В этом случае речь идет о
том, что Мелхола в спешке сделала тряпичную куклу, перетя-
нув большой кусок ткани в нескольких местах веревкой, затем
на «голову» куклы набросила в виде некоего подобия парика
козью шкуру, увеличила ее объем с помощью мужниной одеж-
ды и прикрыла одеялом. Этой же версии придерживается Фла-
вий, согласно которому Мелхола просто «устроила кровать так,
будто в ней лежит больной, а под одеяло сунула печень козы».
По другой версии, Мелхола действительно уложила в кро-
вать филистимскую статуэтку, которую Давид принес в дом из
одного из походов в качестве сувенира, но, разумеется, никог-
да не использовал ее для идолопоклонства.
Как бы то ни было, благодаря трюку Мелхолы Давид, когда
его хватился Саул, был уже на пути в Раму, к дому пророка
Самуила.
Глава пятая
БЕГЛЕЦ
Выбор дома Самуила в качестве убежища был не случаен.
Давид был убежден, что Саул не осмелится отдать приказ во-
рваться в дом пророка. Однако Самуил, зная, что царь не про-
стил ему последнего пророчества и так же, как и Давида, числит
его во врагах, отнюдь не разделял этой уверенности. Поэтому,
услышав от Давида рассказ о последних событиях, он решил
укрыться с ним в своей «школе пророков», расположенной в
другом квартале Рамы — Найоте (Навоте). Десятки учеников
64
изучали в этой школе под руководством Самуила Священное
Писание; часы учебы перемежались там с регулярными пла-
менными молитвами, и у Самуила была надежда, что Саул дей-
ствительно не решится арестовать Давида в таком месте, на гла-
зах множества людей.
Устное предание гласит, что, придя в школу, Давид и Самуил
уединились и до рассвета учили Тору — Пятикнижие Моисее-
во. Причем с присущей для фольклора гиперболизацией добав-
ляет, что за одну эту ночь Самуил открыл Давиду такие скры-
тые в Торе тайны мироздания, для постижения которых другим,
обычным людям понадобилось бы сто лет непрерывной учебы.
Великий комментатор Торы Абарбанель1 * 3, основываясь на
сборнике мидрашей «Ялкут Шимони», рисует более разверну-
тую картину этой ночной беседы между будущим царем и про-
роком. Давид, говорит Абарбанель, начал изливать перед про-
роком сердце, поведал, как тяготит его тайна его помазания и
ненависть к нему Саула, и затем вопросил, для чего посланы
ему все эти испытания; может ли он отказаться от своей мис-
сии и если не может, то в чем, собственно, эта миссия заклю-
чается?
В ответ на это Самуил и развернул перед ним свиток Торы
и прочел отрывок, предписывающий каждому еврею три раза
в год на праздники Песах, Суккот и Шавуот являться «пред ли-
цом Господа Бога вашего, в месте, которое Тот изберет» (Втор.
16:16-17).
Сейчас, сказал Самуил, таким местом считается Ваал
Иудин (Баалей-Иегуда), потому что там стоит Ковчег Завета,
до этого Ковчег стоял в Шило, и народ на праздники являлся
туда. Однако настанет день, когда евреи окончательно утвер-
дятся в обетованной им Богом земле, и тогда Ковчег будет пе-
ренесен в величественный Храм, сооруженный действительно
в избранном Богом месте. Таким местом, продолжил Самуил,
является гора Мория, на которой некогда Авраам хотел при-
нести в жертву Исаака, а затем на этой же горе бежавшему от
своего брата Исава Иакову открылась во сне чудесная лестни-
ца и было повторено данное Аврааму и Исааку обетование сде-
лать еврейский народ не только многочисленным, но и наро-
дом вечным. Гора эта находится в принадлежащем иевусеям
Иерусалиме, и одним из важнейших деяний Давида должно
стать завоевание этого города, а также точное определение мес-
та, где должен стоять Храм, и его строительство. Или по мень-
шей мере подготовка к этому строительству.
1 Абарбанель (1437—1508) — один из лидеров евреев Испании во время
изгнания в 1492 году. Автор расширенного комментария к Библии, издан-
ного в начале XVI века в Венеции.
3 П. Люкимсон
65
Тем временем Саулу донесли, где скрывается Давид, и он не-
медленно послал в Раму отряд для его ареста. Дальше рассказ
Библии на первый взгляд сбивается на явно фантастические,
сказочные мотивы: как только посланцы Саула встретили там
сонм пророков, на них тоже сошел Дух Божий, они стали про-
рочествовать и совершенно забыли, для чего были присланы.
То же самое произошло и со вторым, и с третьим отрядом, по-
сланным Саулом. Тогда сам царь отправился в Раму, чтобы, на-
конец, призвать своих людей к порядку, но и на него также со-
шел дух пророчества, причем то, что открылось Саулу в минуты
пророческого откровения, было настолько страшно, что царь
снял себя всю одежду и, рыдая, пролежал неодетый весь день и
всю ночь перед пророком.
Исследователям Библии вся эта картина представляется, воз-
можно, чуть сгущающей краски, но отнюдь не нереальной. Во
всяком случае, сам факт существования подобных школ про-
роков подтверждается многими историческими источниками.
«Это были объединения неистовствующих религиозных
фанатиков, впервые появившиеся в Израиле около 1000 г. до
н. э., — писал 3. Косидовский с присущим атеистическим шко-
лам его времени пылом. — Они находились обычно вблизи та-
ких крупных религиозных центров, как Гива, Вефиль, Рама-
фаим, а впоследствии также Самария.
Приступы религиозного экстаза не были чужды ни Самуи-
лу, ни Саулу, ни Давиду. Саул, возвращаясь из Рамафаима домой,
встретил группу пророков и дал вовлечь себя в экстатические
пляски и песнопения. Вторичный приступ безумия случился с
ним после получения известия об осаде города Иависа. Он из-
рубил тогда двух волов, которыми пахал землю. Третий раз это
произошло с ним в Рамафаиме, куда он явился в погоне за Да-
видом. Навстречу ему вышел Самуил со своими пророками и,
загипнотизировав его плясками, пением и восклицаниями, во-
влек в свой хоровод...»
Далее Косидовский приводит цитату из «Первой книги Са-
муила» (напомним, что в синодальном переводе это — Первая
книга Царств), на основе которой делает следующий вывод:
«Это описание доказывает, что по стране шатались толпы фа-
натиков и религиозных мистиков, поразительно напоминаю-
щих дервишей ислама. Эти израильские пророки носили по-
лотняные одежды и специальные пояса и, подобно дервишам,
собирали милостыню. Их религиозные обряды включали в се-
бя не только песнопения, пляски и прорицание, но и самоби-
чевание, истязание тела различными орудиями пытки.
Знаменательно, что эти пророки появились на арене изра-
ильской религиозной жизни довольно поздно. Это доказыва-
66
ет, что коллективное экстатическое пророчествование не было
местным, израильским явлением. Вопрос его происхождения
все еще остается открытым. Однако преобладает мнение, что
израильтяне заимствовали его у ханаанеян вместе с культом
Ваала, Астарты и других финикийских божеств»1.
Древние авторы придерживаются более «спокойной» версии.
Для них «школы пророков» были прежде всего центрами изу-
чения и сохранения Закона Моисея. Однако и они признают,
что во время молитвы в таких школах практиковались различ-
ные техники медитации, погружения в себя, а также впадение
в состояние неистового религиозного экстаза, в котором чело-
век отрешался от всего мирского и «выходил на прямую связь
с Богом». Видимо, в это состояние под воздействием массовой
экстатичной молитвы и впали царь Саул и его слуги и пребы-
вали в нем, как следует из текста, не меньше суток.
Давид, не поддавшийся тогда общему настроению и сохра-
нивший ясность мысли, узнав, что произошло, поспешил по-
кинуть Раму.
Ночной разговор с Самуилом помог ему многое понять, и
теперь он шел в Гиву, на встречу с Ионафаном, твердо зная, в
чем заключается то главное предназначение, которое он дол-
жен исполнить.
Глава шестая
ЮРОДИВЫЙ
За те дни, которые Давид скрывался в Найоте, Ионафан, оче-
видно, не раз говорил о нем с отцом, и Саулу в конце концов уда-
лось убедить сына, что слишком много фактов и «знаков Свы-
ше» свидетельствует, что Давид претендует на царский трон.
Однако, вопреки ожиданиям Саула, это отнюдь не измени-
ло отношения Ионафана к Давиду. Отважный воин и талант-
ливый полководец, Ионафан, как ни странно, был, видимо,
начисто лишен властолюбия — качества, просто необходимо-
го для монарха. Он рассудил, что если Бог хочет, чтобы Давид
стал царем, значит, так тому и быть, тем более что его друг впол-
не достоин носить корону. Доводов отца, что воцарение Дави-
да означает гибель всего их рода, Ионафан не принял. В конце
концов, считал он, Давид может занять трон и на правах зятя
царя и национального героя — разве у египтян фараоном не
становится именно зять, а не сын царя, да причем еще и неред-
ко муж именно младшей дочери?!
1 Косидовский 3. Библейские сказания. С. 320, 321.
67
Эта наивность Ионафана, его неспособность понять, к че-
му ведет весь ход событий, открытое нежелание помочь отцу в
борьбе с Давидом бесили Саула и все больше отдаляли отца и
сына друг от друга. Давид же во многом был куда большим праг-
матиком и куда более прозорливым человеком, чем Ионафан,
о чем и свидетельствует рассказ об их встрече в Гиве.
Давид начал разговор с другом с сетований на то, что не зна-
ет, в чем он так согрешил и провинился перед царем, что тот
всенепременно хочет его убить. Однако Ионафан стал заверять
Давида, что на самом деле ему ничего не грозит, так как отец де-
лится с ним всеми своими тайными замыслами и, само собой,
не скроет от него плана убить Давида, если таковой у него по-
явится. А уж он, Ионафан, обязательно известит о нем друга.
Однако Давид в ответ на это резонно замечает, что Саул пре-
красно знает об их дружбе, а значит, рассчитывать, что он будет
откровенен с Ионафаном, особенно не приходится. И уже затем
Давид предлагает Ионафану раз и навсегда выяснить, насколь-
ко серьезны намерения царя избавиться от младшего зятя. По
мнению Давида, в качестве подходящего времени для его убий-
ства Саул может счесть уже следующий день: наступает новый
месяц, в честь которого, как и предписывает Закон Моисея, во
дворце будет совершено жертвоприношение, а затем начнется
пир, на котором обязаны присутствовать все родственники и
ближайшие слуги царя1. Саул, продолжил Давид, наверняка рас-
считывает, что Давид в числе прочих окажется за праздничным
столом, и он сможет убить его, инсценировав припадок безумия.
Давид предложил Ионафану проверить эти свои предполо-
жения самым простым способом: с разрешения Ионафана он
не явится на пир, а когда Саул спросит о нем за столом, то Иона-
фан ответит, что разрешил Давиду отправиться на празднова-
ние новомесячия в родной Вифлеем, к родителям. Если Саул
воспримет это известие спокойно, значит, и в самом деле опа-
сения Давида напрасны, гнев Саула остыл, и он отказался от
своих планов казнить его. Если же Саул, узнав об отсутствии
Давида, придет в ярость, то это будет однозначно свидетельст-
вовать, что Давид прав. Причиной же ярости Саула будет то, что
он не в состоянии привести свой план в действие.
Оставалось прояснить только один вопрос: каким образом
Ионафан известит Давида о настроениях Саула? Ионафан пред-
ложил решить эту проблему просто: на третий день после на-
1 Начало каждого месяца («рош ходеш») по лунно-солнечному еврей-
скому календарю у евреев считается праздничным днем. В древности в этот
день приносились дополнительные жертвоприношения; в наши дни чита-
ются особые молитвы «на новомесячие» и устраивается праздничная тра-
пеза. Есть месяцы, приход которых отмечается не один, а два дня подряд
68
чала месяца, когда закончится двухдневный царский пир, Да-
вид должен укрыться у расположенной неподалеку от ставки
царя скалы Азель (Эзел). Туда же придет Ионафан вместе со
своим пажом и выпустит три стрелы из лука. Если Саул спо-
койно отреагирует на отсутствие Давида и тому будет нечего
опасаться, Ионафан громко крикнет пажу, что стрелы упали
где-то поблизости и именно там их следует искать. Если же ста-
нет ясно, что Давид прав и должен бежать от гнева Саула, Иона-
фан велит оруженосцу «искать стрелы подальше».
Этот разговор Давида и Ионафана исполнен необычайно
глубокого психологического напряжения. Чувствуется, что Да-
виду очень хочется верить в искренность Ионафана, и все же
он не до конца доверяет другу, даже в какой-то момент пред-
лагает ему убить себя вместо Саула, а Ионафана же чрезвычай-
но больно ранят эти подозрения. Но при этом все комментато-
ры обращают особое внимание на следующие слова, сказанные
Ионафаном в ходе этого разговора:
«И сказал Йонатан Давиду: ...и да будет Господь с тобою, как
был Он с отцом моим. И (не только) пока я еще жив, не лишай
меня милости Господней, чтобы мне не умереть. Но не оставляй
ты милостью своею и дома моего вовеки, даже и тогда, когда
истребитГосподь врагов Давида до единого с лица земли! И за-
ключил Йонатан союз с домом Давида, и просил Господа (на-
казать) врагов Давида...» (I Сам. 20:12—16).
Из этих слов, по мнению раввинистических авторитетов,
как раз и следует, что Ионафан уже убежден, что Давид будет
следующим царем Израиля, обращается к нему как к будуще-
му царю и просит, когда это свершится, милосердия для себя
(если он будет жив) и для своих потомков.
И вот пришел новый месяц.
Царь и все его приближенные совершили обязательное в
этот день омовение в микве1. Затем были принесены все пред-
писанные в новомесячия жертвоприношения, и, наконец, ца-
редворцы стали занимать свои места за пиршественным столом.
Первым, разумеется, на почетное место возле стены сел сам
царь. Следующее место по чину полагалось Ионафану, за ним
на скамье должен был сидеть дядя и начальник личной гвардии
царя Авенир, а дальше — зять и тысяченачальник Давид. Од-
нако на этот раз принятый за царским столом порядок был на-
рушен: Ионафан неожиданно поднялся из-за стола, уступил
свое место Авениру, а сам сел поодаль от него — на пустующее
место Давида. У комментаторов нет единого мнения по пово-
1 М и к в а — специальный бассейн с природной водой или водоем для
очищения от «ритуальной нечистоты».
69
ду того, для чего он это сделал: одни считают, что из-за недав-
ней размолвки с отцом Ионафан решил держаться от него по-
дальше, другие утверждают, что таким образом он намеренно
пытался привлечь внимание Саула к отсутствию Давида, что-
бы увидеть его реакцию.
Однако в первый день пира Саул ничего не сказал по этому
поводу — то ли он был слишком погружен в свои мысли, то ли
решил, что Давид, которого он, согласно мидрашам, считал «не-
ряхой», не успел совершить ритуального омовения и потому не
пришел к столу. Но на второй день вопрос о Давиде, разумеет-
ся, последовал, и когда Ионафан сказал, что это он разрешил
Давиду отпраздновать новомесячие в родительском доме, в ко-
тором тот давно не был, Саул мгновенно понимает, что сын
лжет, и набрасывается на него со страшными для той эпохи ос-
корблениями, не забывая при этом вспомнить и о его матери.
Причем последнее отнюдь не означает, что при этом он дейст-
вительно имел в виду свою жену и мать Ионафана:
«И было во второй день месяца тоже оказалось незанятым
место Давида. И сказал Шаул Йонатану, сыну своему: почему
не пришел сын Ишая ни вчера, ни сегодня к трапезе? И отве-
чал Йонатан Шаулу: отпросился у меня Давид в Бейт-Лехем.
И сказал: “Отпусти меня, ибо семейное пиршество у нас в го-
роде, и брат мой приказал мне быть там, а теперь, если я нашел
благоволение в очах твоих, сбегаю я и повидаюсь с братьями
моими”, вот почему он не пришел к царскому столу. И воспы-
лал гнев Шаула на Ионатана и сказал он ему: сын дерзкой жен-
щины! Разве не знаю я, что ты предпочел сына Ишаева на по-
зор себе и на позор наготы матери своей? Ибо во все дни, пока
сын Ишаев жив на земле, не утвердишься ни ты, ни царство
твое. Теперь же пошли за ним и приведи его ко мне, ибо он об-
речен на смерть. И отвечал Йонатан Шаулу, отцу своему, и ска-
зал он ему: за что предавать его смерти, что сделал он? И бро-
сил Шаул копье в него, чтобы поразить его. И узнал Йонатан,
что решено отцом убить Давида. И встал Йонатан в гневе из-за
стола, и не ел пищи во второй день месяца, ибо горевал о Дави-
де, так как обидел его отец его» (I Сам. 20, 27:34).
То, что отец в ходе этой перебранки ни разу не назвал Дави-
да по имени, то, что он перешел на оскорбления и, любя сына,
тревожась за его будущее, одновременно едва не убил его, как
видим, стало для Ионафана достаточным доказательством серь-
езности намерений Саула и того, что Давиду и в самом деле на-
до бежать.
На следующий день, как и было договорено с Давидом,
Ионафан вместе с пажом направился к скале Азель и, выпус-
тив три стрелы, велел юноше найти и подобрать их. Давид же,
70
укрывшись за той же скалой, внимательно следил за происхо-
дящим. «Дальше, дальше иди! Далеко стрела улетела!» — кри-
чал Ионафан, и это означало только одно: Давиду надо ухо-
дить, причем чем дальше, тем лучше.
Наконец, паж нашел стрелы, Ионафан велел ему взять так-
же все свое оружие и отослал домой. Когда же он остался у Азе-
ли один, Давид вышел из своего укрытия, трижды поклонился
Ионафану, и друзья бросились в объятия друг друга.
Оба чувствовали, что это, возможно, последняя их встреча,
оба плакали, но Давид, говорит Библия, «плакал сильнее», ибо
пророк Самуил открыл ему, какая горькая судьба ждет не толь-
ко Саула, но и его детей. И снова Ионафан, томимый, как и
отец, мрачными предчувствиями, взял с Давида клятву, что,
став царем, тот не только пощадит его потомков, но и предо-
ставит им необходимую защиту и позаботится об их будущем.
И все же встреча двух друзей не была последней — судьбе
было угодно дать им возможность увидеться еще один раз.
* * *
Так для Давида начинается жизнь изгнанника, вынужден-
ного все время спасаться от преследований Саула и искать все
новые убежища. Согласно «Первой книге Самуила», расстав-
шись с Ионафаном, Давид направился в город священников-
коэнов Нов, где, будучи совершенно безоружным, взял из свя-
тилища им же принесенный туда меч Голиафа. Из Нова он
последовал в филистимский город Геф (Гат), оттуда в Одоллам-
скую (Адулламскую) пещеру, дальше вместе со своей семьей в
столицу Моава Маасифу Моавитскую (Мицпей-Моав), а уже
из Моава — в леса и горы Иудеи, в землю своего колена.
Однако, к примеру, раввин Исраэль Яаков Клапгольц и ряд
других знатоков Библии считают, что в Книге Самуила несколь-
ко нарушена последовательность событий. Давид, резонно за-
мечают они, в первую очередь должен был попытаться найти
убежище там, где Саул не только не мог бы найти его, но и при
желании достать. И потому его решение бежать в землю злей-
ших врагов евреев — филистимлян было безумным и необы-
чайно мудрым одновременно. Однако Давид вряд ли мог по-
зволить себе появиться среди филистимлян вооруженным, да
еще с мечом Голиафа — это означало бы верную смерть. Но вот
по возвращении от филистимлян ему и в самом деле требова-
лось оружие. Вот почему в сборнике раввина Клапгольца «Со-
кровищница сказаний Пророков и Писаний» пересказ мидра-
шей о пребывании Давида в Гефе идет перед рассказом о его
появлении в Нове.
71
Итак, вероятнее всего, попрощавшись с Ионафаном, Давид
в первую очередь направился в Геф — один из четырех главных
филистимских городов-государств. По всей видимости, Давид
рассчитывал затеряться среди множества народа, вечно толку-
щегося на шумном разноязычном рынке этого огромного для
той эпохи города. Однако он просчитался: филистимляне бы-
стро опознали в рыночном бродяге победителя их богатыря Го-
лиафа и одного из самых успешных военачальников евреев.
Давид едва не был растерзан толпой прямо на площади, а затем
под ее улюлюканье доставлен стражей во дворец царя Гефа
Анхуса, где и решил притвориться юродивым.
Библия сообщает о пребывании Давида у Анхуса предельно
кратко, хотя и с целым рядом любопытных подробностей:
«И поднялся Давид, и убежал в тот же день от Шаула, и при-
шел к Ахишу, царю Гата. И сказали Ахишу слуги его: ведь это
Давид, царь страны! Ведь ему пели в хороводах и говорили:
“Поразил Шаул тысячи свои, а Давид — десятки тысяч свои!”
И принял Давид слова эти в сердце своем, и весьма убоялся
Ахиша, царя Гата. И притворился пред ним безумным, и неис-
товствовал при них, и чертил на дверях ворот, и пускал слюну
по бороде своей. И сказал Ахиш рабам своим: вы же видите че-
ловека безумствующего, зачем же вы привели его ко мне? Не хва-
тает мне безумных, чтобы он сумасбродствовал передо мною?!
Разве может этот входить в мой дом? И ушел Давид оттуда...»
(I Сам. 21:11-16, 22:1).
Устное предание, разумеется, наполняет этот рассказ мно-
жеством новых деталей. Давида, повествует мидраш, первыми
опознали на рынке Гефа братья Голиафа, служившие телохра-
нителями у царя Анхуса. Не решившись на самоуправство, они
поспешили к царю, чтобы сообщить ему о том, что за гость
к ним пожаловал, и получить разрешение расправиться с Да-
видом.
Но Анхус, продолжает мидраш, был человеком благород-
ным. Да, врагом, врагом жестоким и непримиримым, но со сво-
ими понятиями о чести и порядочности, а потому заслужива-
ющим уважения. Первым делом он поинтересовался у братьев
Голиафа, вооружен ли Давид, и, получив отрицательный ответ,
заявил, что в таком случае считает его убийство бесчестным.
— Но ведь это Давид! — напомнили царю его телохраните-
ли. — Тот самый Давид, который убил нашего брата Голиафа!
Тот самый Давид, который убил и множество других филистим-
лян. Разве царю не рассказывали, что пели о нем еврейки на
улицах своих городов?! Разве царь забыл его дерзкие набеги?!
— Но ведь он убил вашего брата в честном бою, после того,
как Голиаф сам вызвал кого-либо из евреев на поединок. И дру-
72
гих наших воинов он тоже убивал в честном бою. Как же мы мо-
жем сейчас казнить его безоружного?! — возразил на это Анхус.
— Если уж придерживаться такой логики, — последовал воз-
мущенный ответ, — то давайте уж выполним и все, что обещал
Голиаф победителю, и пойдем в рабы к евреям!
Наконец, после долгого спора приближенным удалось убе-
дить Анхуса, что Давида в любом случае следует арестовать —
хотя бы потому, что зять Саула, будучи одним из столпов его
армии, вероятнее всего, прибыл в Геф в качестве лазутчика, что-
бы лично осмотреть город и затем разработать план его захвата.
Очевидно, этот довод и в самом деле показался Анхусу убе-
дительным, и он отдал приказ арестовать Давида и привести к
нему во дворец. Давид же, поняв, что он опознан, решил разы-
грать из себя сумасшедшего, а точнее, того, кого в свое время
обозначали русским словом «юродивый».
Увидев приближающихся к нему стражников, Давид начал
передвигаться смешной, прыгающей походкой, разорвал на се-
бе одежду и стал, пуская слюну по бороде, выкрикивать, что
он — самый богатый человек в мире, что царь Анхус должен
ему лично тысячу шекелей серебра, а его жена и дочь — пять-
сот шекелей серебра. Когда же Давид в сопровождении страж-
ников приблизился к воротам царского дворца, он неожидан-
но вырвался из их рук и, схватив лежавший на земле уголек,
стал писать на воротах: «Царь должен мне 1000 шекелей сереб-
ра, а его жена и дочь — 500 шекелей серебра...»
Эти же слова он, все так же пуская по бороде слюну, повто-
рил, стоя перед царем. Анхус, говорит далее мидраш, не мог
нарушить древний, принятый у всех народов закон, согласно
которому любой юродивый, кем бы он ни был в прошлом, не
подлежит суду и какому-либо наказанию. Кроме того, добав-
ляет тот же мидраш, царь Гефа не мог тронуть безумного Дави-
да еще и потому, что тот невольно напомнил ему и о его собст-
венной семейной драме — жена и дочь Анхуса также страдали
безумием.
Но вот дальше версии мидрашей расходятся. В одном из них
говорится, что Анхус оставил Давида у себя во дворце — с одной
стороны, из милосердия, а с другой — чтобы тот был под при-
смотром, если и в самом деле явился в Геф как лазутчик. Од-
нако Давид продолжал разыгрывать из себя юродивого, по-
прежнему настаивал, что царь и его жена с дочерью должны ему
большие деньги, а женщины, в свою очередь, воспринимали эти
его утверждения всерьез, громко ссорились и спорили с Дави-
дом, и в результате в главной дворцовой зале постоянно слыша-
лись дикие вопли. Устав от этого, Анхус велел прогнать Давида,
заявив, что ему хватает сумасшедших и среди своих домочадцев.
73
В другом же мидраше сказано, что Анхус произнес эти слова
в тот же день, когда пред ним представили Давида, и таким обра-
зом последний пробыл в Гефе только одни сутки или чуть более
того. Как бы то ни было, с того момента, как Давид был опознан
жителями Гефа, над ним нависла смертельная опасность, и если
бы ему не пришла в голову удачная мысль притвориться юро-
дивым, он вряд ли сумел бы уйти из рук филистимлян живым.
В благодарность за эту «подсказку» Бога, пьяный от счастья
Давид сложил 34-й (33-й) псалом:
«Песня Давида, когда он притворился безумным перед Ави-
мелехом1, и был изгнан, и скрылся. Благословлять буду Госпо-
да во все времена; хвала Ему всегда на моих устах. Господом
прославится моя душа, и, услышав, возрадуются смиренные.
Возвеличьте Господа вместе со мной, превознесем вместе Его
имя. Искал я Господа, и Он ответил мне и от всех моих страхов
меня избавил...» (Пс. 34 [33], 1:5).
Из Гефа, если следовать высказанной выше версии, Давид
направляется в городок Нов, все жители которого были коэна-
ми — потомками первосвященника Аарона, которых пророк
Моисей выделил в особую касту священнослужителей. Сторон-
ники той точки зрения, что в «Первой книге Самуила» собы-
тия приводятся в их последовательности, обращают внимание
на то, что принявший Давида в Нове первосвященник Ахимелех
еще ничего не знал о бегстве Давида и потому очень удивился,
увидев его одного, даже без сопровождения верных «тридцати
витязей». Нов располагался рядом с нынешним Иерусалимом
и совсем недалеко от столицы Саула — Гивы, напоминают эти
комментаторы, и, таким образом, слух о бегстве Давида дошел
бы в Нов очень быстро. А значит, Давид прибыл в Нов сразу же
после расставания с Ионафаном и уже оттуда отправился в Геф.
В то же время нельзя исключать, что Саул, отдав своим при-
ближенным приказ во что бы то ни стало найти Давида, от-
нюдь не спешил объявить любимца народа беглым заговорщи-
ком. И все же то, что Давид пришел в Нов один и без всякого
боевого снаряжения, вне сомнения, насторожило первосвя-
щенника, и тот напрямую спросил, с чем это связано. Но Да-
вид, разумеется, и не подумал сказать правду — слишком уж
велика была опасность, что Ахимелех выдаст его царю. Давид
ответил, что он следует с особо секретной миссией, а без ору-
жия оказался потому, что задание Саула следует выполнить как
можно скорее, так что у него не было времени даже снарядить-
ся как следует, а его воины ждут в условленном месте.
’Авимелех (в буквальном переводе «отец царей») — общий титул
филистимских и хинаанских царей.
74
Вслед за этим Давид обратился к первосвященнику с тремя
просьбами.
Во-первых, он попросил дать ему на дорогу несколько ка-
раваев хлеба — якобы не только для него, но и для ожидающих
его воинов. На это Ахимелех ответил, что обычного хлеба у не-
го нет, а есть только «хлебы предложения» — буханки особой
формы, которые специально выпекались для установления на
особых подносах «перед Богом» в Шатре Откровения. Право
есть этот хлеб имели только коэны и члены их семей, однако в
исключительных случаях они могли поделиться ими и с други-
ми евреями — при условии, что те ритуально чисты, то есть по-
сле своего последнего омовения в микве не прикасались к
мертвому, не вступали в интимную близость и т. д. Поэтому со-
гласившись дать Давиду и его воинам, выполняющим особое
задание царя, «хлебы предложения», Ахимелех спросил, не
был ли кто-либо из них недавно с женщиной, то есть чисты ли
они? И Давиду не оставалось ничего другого, как с горькой ус-
мешкой констатировать, что «как вчера, так и третьего дня, со
времени, как я вышел, не было среди нас женщин».
Вторая просьба Давида к Ахимелеху заключалась в том, что-
бы первосвященник помог раздобыть ему оружие. Но никако-
го оружия, кроме меча Голиафа, который, как уже было сказа-
но, был помещен в Скинии, в Нове не было.
«И сказал Давид: нет подобного ему, дай мне его!» — време-
на, когда боевые доспехи казались ему лишней обузой, а меч
слишком тяжелым и неудобным оружием, остались в прошлом.
Теперь мало кто среди израильтян мог сравниться с ним в ис-
кусстве боя. К тому же меч этот напоминал ему о его подвиге,
принадлежал ему по праву, и для Давида и в самом деле не бы-
ло «подобного ему».
Но была, продолжает мидраш, у Давида еще одна просьба:
он попросил Ахимелеха через «урим» и «туммим» вопросить у
Бога, куда ему следует направиться дальше? Надо заметить, что
сегодня мы не можем сказать точно, что именно представляли
собой постоянно упоминаемые в Писании «урим» и «туммим»
и как именно они действовали. Понятно одно: «урим» и «тум-
мим» были своего рода оракулом. С их помощью первосвящен-
ник по просьбе царя выходил на связь с Богом и задавал ему тот
или иной судьбоносный для нации вопрос: за что на нее обру-
шился мор или голод, выходить на войну или принять выстав-
ленные врагом условия мира и т. д. Обычно считается, что роль
«урим» и «туммим» выполняли вышитые на фартуке первосвя-
щенника двенадцать драгоценных камней, на каждом из кото-
рых было вырезано имя одного из колен Израиля. Когда перво-
священник задавал вопрос к Боту, буквы, вырезанные на камнях,
начинали светиться, как бы высвечивая ответ.
75
Ахимелех выполнил просьбу Давида, но четкого ответа на
его вопрос так и не получил: «урим» и «туммим» лишь извести-
ли, что Бог будет с Давидом всюду, куда тот ни пойдет.
За этой беседой между Давидом и первосвященником при-
стально наблюдал со стороны Доик Идумеянин (Доэг Эдоми-
тянин). «Первая книга Самуила» называет его «начальником
царских пастухов», то есть фактически управляющим хозяйст-
вом царя и главным интендантом армии Саула. Однако вели-
кий комментатор Священного Писания Раши1 утверждает, что
Доик был еще и «главой Синедриона», председателем Верхов-
ного суда. При этом Раши опирается как на устную традицию,
так и на Талмуд, согласно которому Доик был величайшим зна-
током Закона Моисеева и мудрецом своего времени. Однако,
подчеркивает Талмуд, в отличие от подлинных мудрецов, он
изучал Писание не для того, чтобы проникнуть в сокрытые в
нем величайшие тайны мироздания, а чтобы кичиться своими
знаниями и с их помощью занять как можно более высокое по-
ложение в обществе.
Историки и комментаторы также расходятся во мнении, кем
был Доик по происхождению. Большинство вслед за Иосифом
Флавием, называющим Дойка «сирийцем», считают, что свое
прозвище Идумеянин Доик получил за то, что по рождению
был идумеем, перешедшим в иудаизм. Однако ряд коммента-
торов настаивают на том, что Доик был евреем, а свое прозви-
ще получил за кровожадность натуры и за то, что был, как и Да-
вид, «адмони» — «рябым».
В любом случае Доик занимал высокое положение при дво-
ре Саула и в Нове оказался явно не случайно. В качестве «на-
чальника царских пастухов» он мог явиться туда для того, чтобы
передать коэнам жертвенных животных, а как глава Верховно-
го суда — с целью посоветоваться с первосвященником по ка-
кому-нибудь сложному вопросу, связанному с теми или ины-
ми ритуальными законами. При этом не исключено, что у
Дойка были какие-то давние счеты с Ахимелехом, а может, и со
всем сословием коэнов — во всяком случае, такое предполо-
жение хоть как-то объясняет последующие события.
Когда Давид удалился, Доик подошел к Ахимелеху и как бы
невзначай поинтересовался, что делал тут царский зять. Ахиме-
лех был уверен, что ему нечего скрывать, и рассказал, что Да-
вид отправился выполнять некое секретное поручение царя, а
по дороге заехал в Нов и попросил у него хлеба и оружия, и он,
Ахимелех, с радостью оказал ему посильную помощь.
1 Раши (1040—1105) — акроним имени Рабейну Шломо (бен Ицхак)
Ярхи. Жил во Франции. Автор фундаментального комментария к «Тана-
ху» и Талмуду. Комментарии Раши включаются во все издания «Танаха» и
Талмуда на иврите.
76
* * *
В поисках более или менее надежного убежища от гнева
Саула Давид остановился в окрестностях расположенного в
Иудейской долине города Одоллама (Адуллама). В прилегав-
ших к Одолламу горах было бесчисленное множество пещер,
облюбованных местными пастухами, бродягами, беглыми ра-
бами. Отыскать в этих пещерах какого-либо конкретного бег-
леца было просто немыслимо — ведь для этого пришлось бы
осматривать каждую из них. Да и это вряд ли к чему-нибудь
привело, так как многие пещеры сообщались друг с другом или
имели несколько выходов, позволявших уйти от любой пого-
ни. И все же, когда Саулу донесли, что Давида видели в пеще-
рах Одоллама, царь решил лично отправиться на его поиски.
Как утверждает предание, в какой-то момент Саул и в самом
деле нашел пещеру, в которой укрывался Давид, однако еще до
того, как Саул подошел к ней, Бог послал паука, и тот заткал
вход в пещеру паутиной. Увидев эту паутину, Саул решил, что в
пещеру давно никто не заходил — ведь в противном случае пау-
тина была бы разорвана, — и покинул это место.
Вслед за этим Саул предпринял еще один шаг: он направил
своих людей в Вифлеем, чтобы они допросили всех членов се-
мьи Давида, которые — царь был в этом уверен — знают о его
местонахождении и помогают ему. Отец и братья Давида по-
клялись, что им неизвестно, где тот скрывается, и посланцы Са-
ула уехали ни с чем. Однако Иессей понял, что Саул теперь не
оставит их в покое, над всей семьей нависла смертельная опас-
ность, и велел всем своим домочадцам собираться и следовать
в Одоллам.
Здесь отец и братья разыскали Давида и рассказали ему, что
им больше нельзя оставаться в родном Вифлееме. В поисках
выхода Давид вместе со всей своей семьей направился в столи-
цу Моава и попросил у царя моавитян убежища на правах даль-
него родственника — как-никак бабка его отца Руфь была до-
черью моавитянского князя.
Царь моавитян тепло принял гостей из Иудеи, пообещал
полную безопасность не только его семье, но и Давиду, а сам...
тут же направил скорохода к Саулу с вопросом, сколько тот го-
тов заплатить за голову беглого зятя. Но, к счастью для Дави-
да, в ставке Саула в это время по поручению пророка Самуила
находился один из его учеников — пророк Гад. Услышав, ка-
кую весть принес скороход, Гад поспешил в Моав, чтобы изве-
стить Давида о нависшей над ним новой опасности:
«И сказал пророк Гад Давиду: не оставайся в этом неприступ-
ном месте, а иди, и придешь в землю Иеудину. И пошел Давид,
и вошел в лес Хэрет...» (I Сам. 22:3).
77
Абарбанель, основываясь на древних источниках, утверж-
дает, что сразу после того, как Давид ушел из Моава, царь этой
страны казнил всех его родных, включая мать и отца. Лишь од-
ному из братьев Давида удалось бежать в соседний Аммон,
царь которого Наас (Нахаш) укрыл его у себя, за что Давид был
ему глубоко признателен.
Хэретский лес и пещеры Одоллама — вот те области Иудеи,
где скрывался в те дни Давид и где к нему постепенно стали сте-
каться, говоря словами Библии, «все угнетенные, и все тесни-
мые заимодавцем, и все недовольные».
Разумеется, это перечисление не случайно. В те времена в
горах и лесах обетованной земли бродило немало бежавших от
суда убийц, воров, грабителей, сбивавшихся в разбойничьи шай-
ки. Поэтому автору «Первой книги Самуила» было крайне важ-
но подчеркнуть, что Давид не принимал в ряды своего стихий-
но формировавшегося отряда матерых уголовников. Зато у его
костра находилось место тем, кто вынужден был удариться в
бега из-за того, что не мог выплатить долги, вовремя не запла-
тил царю налогов и т. д. Здесь же, рядом со своим командиром,
вскоре оказались дезертировавшие из армии Саула «тридцать
витязей», а затем и племянники Давида, сыновья его сестры
Саруйи (Церуйи) — Авесса, Иоав и Асаил. Таким образом, вско-
ре вокруг опального героя собралось четыреста человек — ка-
кая-никакая, а армия.
Если проводить какие-либо параллели, то невольно напра-
шивается ассоциация с Робин Гудом, легенда о котором возник-
нет спустя более двадцати веков после смерти Давида. Давид не
просто отказался стать атаманом еще одной банды разбойни-
ков, а, напротив, стал защищать от разбойников и набегов фи-
листимлян жителей окрестных городов и деревень, а также об-
ретающихся на местных пастбищах пастухов, получая в обмен
за эту защиту различную провизию.
Современный читатель, конечно, может поиронизировать
по этому поводу; высказать мнение, что Давид попросту «кры-
шевал» местных земледельцев и скотоводов, взимая с них дань
за свое «покровительство». Как покажут дальнейшие события,
такое сравнение тоже отчасти уместно, но лишь отчасти — нет
никакого сомнения, что жители тогдашней Иудеи и в самом
деле нуждались в защите и без отряда Давида им пришлось бы
гораздо хуже.
Все это невольно способствовало росту популярности Да-
вида в народе и возникновению новых народных легенд — те-
перь уже о несправедливо преследуемом царем «благородном
разбойнике».
78
Усиление Давида, безусловно, не могло не тревожить Саула,
призвавшего на большой совет в Гиве не только всех своих при-
дворных, но и старейшин своего колена — колена Вениамина.
Но Ионафана на этом совете не было — после бегства Давида
Саул считал сына врагом и не разговаривал с йим.
В своей речи на совете Саул не скрывал своей обиды на со-
бравшихся — никто из них, по его мнению, не оказал ему долж-
ной поддержки, никто не сообщил ему вовремя о сговоре его
сына Ионафана с Давидом. Более того, он понимает, что мно-
гие тайно сочувствуют Давиду, хотя это он, Саул, а никак не
Давид раздавал им земли и почетные должности. Еще более то-
го — если они думают, что, став царем, Давид продолжит ода-
рять их этими благами, они ошибаются: он будет заботиться о
своих братьях-иудеях, а никак не о вениамитянах. Текст Биб-
лии прекрасно передает всю горечь этой речи Саула и всю тя-
жесть бросаемых им своим сородичам обвинений:
«И услышал Шаул, что известно стало о Давиде и его людях,
которые с ним. А Шаул сидел в Гиве под тамариском на холме,
и копье его в руке его, и все слуги его стояли пред ним. И сказал
Шаул рабам своим, стоявшим пред ним: слушайте же, сыны
Биньяминовы, неужели всем вам даст сын Ишая поля и вино-
градники, всех вас назначит тысяченачальниками и стоначаль-
никами? Что вы все сговорились против меня, и никто не довел
до слуха моего, когда сын мой заключил союз с сыном Ишая,
и никто из вас не позаботился обо мне и не довел до слуха мо-
его, что сын мой поднял раба моего быть тайным врагом мне,
как оказалось ныне?!» (I Сам. 22:6—8).
В этот момент перед царем и выступил Доик Идумеянин,
решивший, что пришло время поведать царю о том, как перво-
священник Ахимелех принимал Давида в Нове. При этом До-
ик «забыл» упомянуть, что Ахимелех был уверен, что Давид вы-
полняет некое особое задание царя, зато подробно поведал, как
первосвященник выдал ему «хлебы предложения», отдал меч
Голиафа, а также запросил для него «урим» и «туммим». «А ведь
“урим” и “туммим” можно запрашивать только для царя, то есть
Ахимелех приравнял Давида к царю!» — добавил Доик.
Взбешенный Саул велел немедленно доставить к нему перво-
священника Ахимелеха, сына Ахитува, и всех его ближайших
родственников старше двадцати лет — возраст, с которого ко-
эны имели право участвовать в священнослужении.
Ахимелех, не зная за собой никакого преступления, поспе-
шил явиться из Нова в Гиву в сопровождении своих восьмиде-
сяти пяти родственников-коэнов И был повергнут в шок теми
обвинениями, которые бросил ему в лицо Саул. Тщетно пытал -
79
ся он заверить царя в своей верности. Тщетно объяснял, что был
убежден в том, что Давид действует по поручению Саула, а по-
тому дал ему хлеб и меч, а также запросил для него Бога через
«урим» и «туммим» — ведь посланник приравнивается к послав-
шему его, а потому он был уверен, что запрашивает оракула для
царя. На Саула все эти оправдания не произвели никакого впе-
чатления, и он отдал приказ казнить не только Ахимелеха, но
и всех его родственников, а также всех жителей Нова.
Однако, когда царь вынес приговор и велел придворным
привести его в исполнение, никто из находившихся в тронном
зале и не подумал пошевелиться. Для всех них было просто не-
мыслимо убить коэнов, потомков Аарона, да вдобавок — и это
понимали все! — ни в чем не повинных. Тогда Саул потребо-
вал, чтобы приговор привел в исполнение лично Доик Идуме-
янин, выступивший главным свидетелем обвинения.
И Доик выполнил приказ царя, убив в дворцовой зале од-
ного за другим 85 священников-коэнов. Затем он вместе со
своими людьми поспешил в Нов и вырезал все остальное его
население, включая и живших вместе с коэнами и обслуживаю-
щих их гивонитян — представителей одного из древних наро-
дов Ханаана:
«И Нов, город священников, поразил он острием меча: как
мужчин, так и женщин, как подростков, так и грудных младен-
цев, и волов, и ослов, и овец — острием меча» (I Сам. 22:19—20).
Единственный, кому удалось спастись в результате этой
резни, был юный сын первосвященника Ахимелеха Авиафар
(Эвьятар), который бежал из Нова и сумел добраться до Дави-
да. Последний, чувствуя свою вину за гибель целого города, не
просто принял Авиафара, но и пообещал защищать его даже
ценой своей жизни. «В конце концов, — сказал Давид, — дру-
гого убежища у тебя все равно нет — тот, кто ищет моей души,
ищет и твоей». Но и Авиафар прибыл к Давиду не с пустыми
руками: он успел прихватить с собой из Нова одежду первосвя-
щенника, а вместе с ней и «урим» и «туммим», позволявшие
ему вопрошать Бога для царя. И то, что этот один из важней-
ших для израильтян религиозных артефактов находился те-
перь в лагере Давида, должно было послужить для всего наро-
да подтверждением, что Бог поддерживает сына Иессея и
считает его притязания на корону законными.
Давид, лучше чем кто-либо другой, понял, что уничтоже-
ние Нова было прежде всего акцией устрашения: таким обра-
зом Саул решил показать, чтб может ожидать тех, кто осмелит-
ся оказать хоть какую-то помощь или укрыть у себя победителя
Голиафа. Теперь у Давида поистине должна была гореть земля
под ногами...
80
Глава седьмая
ГОН
Впервые в настоящем деле Давиду пришлось испытать сво-
их людей, когда филистимляне осадили небольшой погранич-
ный город Кеиль (Кейлу) и стали грабить уже собранный, но
еще не увезенный в амбары урожай. Жители Кеиля каким-то
образом сумели известить Давида о набеге врага и запросили о
помощи. Узнав об этом, в лагере Давида возроптали: его оби-
татели откровенно боялись вступать в схватку с таким сильным
и хорошо вооруженным врагом. Но Давид, говорит Библия, во-
просил с помощью священника Авиафара «урим» и «туммим»,
и Бог через них обещал ему победу над филистимлянами. Скеп-
тически настроенные историки считают, что, даже если Давид
и в самом деле обратился к оракулу, свой выбор он сделал го-
раздо раньше. Обращение кеилетян означало, что они видят в
нем и его «армии» нечто большее, чем просто сборище «лихих»
людей, — силу, которая куда ближе, чем царская армия, и за
помощью к которой можно обратиться в случае беды. Таким
образом, это был поистине миг выбора: станет ли Давид для
окрестных жителей «князем», негласным правителем и защит-
ником тех мест, где не так сильна власть Саула, либо так и
останется атаманом очередной, пусть и довольно большой
шайки разбойников. И тот, кто по-настоящему знал Давида,
понимал, что на самом деле выбора у него не было.
В тот же день Давид ударил в тыл филистимлянам и «нанес
им великое поражение». Судя по всему, численное преимуще-
ство в этом бою было на стороне отряда Давида — речь шла о
небольшом отряде филистимлян, решивших просто поживить-
ся за счет соседей, а внезапность удара окончательно решила
дело. Само собой, в Кейле Давида встречали как спасителя и
оказывали ему всяческие почести. Однако старейшины Кеиля
слишком хорошо помнили, какая судьба постигла Нов, и пока
в городе шел пир в честь Давида и его воинов, они направили
к Саулу гонцов, с тем чтобы известить царя, что он может
прийти и пленить Давида. Когда Саулу принесли эту весть, он
пришел в восторг — не было ничего проще, чем взять Давида в
крохотном, окруженном крепостной стеной и имеющем толь-
ко одни ворота Кейле.
Но и Давид, безусловно, был достаточно умен, чтобы пред-
видеть такой поворот событий. Библия утверждает, что снача-
ла предупреждение о грозящей опасности он получил в виде
пророчества, но, чтобы проверить, правильно ли все понял, Да-
вид снова обратился к «урим» и «туммим», и Бог подтвердил:
люди Кеиля предадут Давида, а Саул, узнав, что он здесь, не-
81
пременно попытается его захватить. Поэтому Давид спешно по-
кинул город (о чем было немедленно доложено Саулу, и тот от-
менил поход).
Как следует из текста, в Кейле произошло еще одно знаме-
нательное событие: двести ее жителей решили присоединиться
к Давиду, и таким образом численность его отряда возросла до
шестисот человек. А взятые у филистимлян в качестве добычи
железные мечи, шлемы, щиты и прочее оружие делали этот его
отряд вооруженным не хуже, а то и лучше царской армии.
* * *
По всей видимости, именно в те дни, когда Давид скрывал-
ся от Саула в Одолламской пещере, и произошло событие, о
котором Давид будет вспоминать в конце жизни и благодаря
которому Давид вошел в историю как образец подлинного ры-
царя. Библия рассказывает об этом эпизоде крайне невнятно:
«И сошли трое из тридцати начальников, и пришли во вре-
мя жатвы к Давиду в пещеру Адуллам, а стан пелиштимлян сто-
ял в долине Рефаим. А Давид был тогда в укреплении, а отряд
пелиштимлян стоял тогда в Бейт-Лехеме. И захотел Давид пить,
и сказал: “Кто напоит меня из колодца Бейт-Лехемского, что у
ворот города?” И пробились трое этих храбрецов сквозь стан
пелиштимский, и зачерпнули воды из колодца Бейт-Лехемско-
го, что у ворот; и принесли к Давиду, но он не захотел пить ее, а
возлил ее Господу. И сказал: сохрани меня Господь, чтоб я сде-
лал это; не кровь ли это людей, рисковавших жизнью своею?..»
(II Сам. 23:13—18). Почти теми же словами рассказывается эта
история в первой книге «Хроникона» (I Хрон. 11:15—20).
Невнятность этого рассказа, возможно, объясняется тем,
что речь идет об истории или легенде, очень хорошо знакомой
современникам авторов библейского текста. Устное же преда-
ние разъясняет, что описываемые здесь события происходили
в дни, когда филистимляне неожиданно захватили родной го-
род Давида Вифлеем1. Давид решил внезапной ночной атакой
выбить врагов и в ожидании сумерек залег со своими людьми у
границы города, в пшеничном или ржаном поле. Во время этой
засады ему захотелось пить, вспомнился сладкий вкус ледяной
воды из колодца (или дождевой ямы), расположенного на са-
мой окраине города. Желанием отведать этой воды он поде-
1 По этому поводу есть и другие версии. Д. Малкин в «Короле Шауле»
утверждает, что эта история произошла еще в те дни, когда Давид находил-
ся на службе у Саула. Некоторые авторы считают, что она произошла поз-
же — уже после взятия Иерусалима, накануне второй битвы в долине Рефа-
им, когда Давид зашел в спину филистимлянам.
82
лился с боевыми товарищами, и трое из них во главе с Авессой,
рискуя жизнью, обойдя филистимские патрули, пробрались к
колодцу, зачерпнули оттуда воды и принесли ее своему коман-
диру. Но Давид, осознав, что он из-за своей несдержанности и,
по сути дела, прихоти заставил друзей рисковать жизнью, от-
казался пить поданную ему воду и вылил ее на землю — ибо
цена этой воды была равна цене крови троих героев. В тот день
Давид мгновенно стал как-то старше и мудрее и навсегда за-
рекся подвергать неоправданной опасности жизнь любого
своего солдата.
Сам этот его жест, как уже было сказано, впоследствии стал
считаться примером подлинного благородства и рыцарства.
* * *
Говоря о том, что вместе с Давидом было шестьсот человек,
Библия имеет в виду шестьсот воинов, но, судя по последующе-
му тексту, у многих из этих бойцов были семьи, так что лагерь
Давида насчитывал, очевидно, значительно больше народа.
Читателя, разумеется, интересует, с кем сам Давид делил в
те дни ложе — понятно, что в свои 30 лет он вряд ли мог долго
обойтись без женщины. О судьбе первой жены Давида Мелхо-
лы мы узнаём из «Первой книги Самуила», где как бы мимохо-
дом роняется фраза «А Шаул отдал дочь свою Михаль, жену
Давида, Палтию, сыну Лаиша, что из Галлима» (I Сам. 12,25:44).
Во «Второй книге Самуила» рассказывается, как Давид потре-
бовал от сына Саула Иевосфея вернуть ему Мелхолу, за кото-
рую он сполна расплатился крайними плотями филистимлян.
«И пошел Ишбошет, и взял ее от человека Палтиэла, сына Лаи-
ша. И пошел с нею муж ея, идя за нею с плачем до Бахурим»
(П Сам. 3:15—16).
Из этих отрывков становится ясно, что Саул, чтобы еще боль-
ше унизить Давида, сразу после его бегства из дворца отослал
Мелхолу к некоему Фалтию (Палтиэлу). Но комментаторы сло-
мали немало копий по поводу того, в каком именно качестве
царь передал дочь этому человеку.
Радак1, к примеру, был убежден, что, объявив Давида мятеж-
ником, заслуживающим смерти, Саул воспользовался старым
еврейским законом, по которому «приговоренный к смерти все
равно что мертв». На этом основании царь объявил свою дочь
вдовою и предложил ее в жены Фалтию, бывшему одним из его
1 Радак (1157—1236) — акроним звания и имени раввина Давида Ким-
хи, автора одного из самых важных комментариев к «Танаху», впервые
опубликованного в 1517 году в Венеции.
83
приближенных. Фалтий не осмелился перечить царю, но, по-
нимая всю сомнительность его решения, а значит, и законность
такого брака, тайно страшась Давида, так и не притронулся к
Мелхоле.
Абарбанель же считал, что Саул просто не мог пойти на та-
кое грубое нарушение закона и при живом муже отдать дочь в
жены другому, сведя ее таким образом до положения шлюхи.
По версии Абарбанеля, Фалтий был глубоким старцем, обре-
мененным большой семьей, и Саул отослал дочь в его дом в
своеобразную ссылку.
При этом и Радак, и Абарбанель настаивают на том, что, хо-
тя Фалтий, возможно, и воспылал страстью к Мелхоле, до ин-
тимной близости между ними не дошло. В противном случае,
говорят они, по законам Торы Давид не мог бы принять Мел-
холу обратно: Тора запрещает сожительствовать с нарушившей
супружескую верность женой, а также второй раз жениться на
собственной жене, если после развода она была с другим муж-
чиной.
Однако ряд других комментаторов считают, что Мелхола
все же «предалась блуду» с Фалтием или с мужем своей сестры
Адриэлом, и Давид знал об этом. На такой сценарий развития
событий указывает все та же «Вторая книга Самуила», где упо-
минаются «пятеро сыновей Михали, дочери Шаула, которых
она родила Адриэлу, сыну Барзилая из Мехолы» (II Сам. 21:8).
Раввинистические авторитеты, однако, говорят, что речь идет
о приемных детях Мелхолы, которых та усыновила после смер-
ти своей старшей сестры Меровы.
Но так это или нет, получить Мелхолу назад было для Да-
вида лишь вопросом чести, а никак не чувства. Оказавшись в
пустыне, Давид недолго оставался в одиночестве и вскоре же-
нился на Ахиноаме — девушке из Изреельской долины, ко-
торая и сопровождала его в течение всего периода бегства от
Саула.
* * *
Из Кеиля Давид направился в пустыню Зиф с ее голыми,
неприступными и изрытыми пещерами скалами. Здесь было не-
просто добывать пищу, но зато с высот хорошо просматривались
все окрестности, и у Саула не было никакого шанса застать ла-
герь Давида врасплох.
«И искал его Шаул все время, но не предал его Господь в ру-
ки его» (I Сам. 23:14).
В дни нахождения Давида в пустыне Зиф произошло еще
одно событие, о котором рассказывает Первая книга Самуи-
84
ла, — Ионафан тайно отправился на поиски друга, чтобы еще
раз встретиться и поговорить с ним. Чисто событийно, с точки
зрения развития сюжета рассказ об этой встрече друзей выгля-
дит совершенно излишним; он, по сути дела, ничего не добав-
ляет к тому, что нам уже известно. Но именно это как раз и яв-
ляется косвенным подтверждением того, что такая встреча и в
самом деле имела место, и автор «Первой книги Самуила» ре-
шил, что не имеет права не рассказать о ней.
Комментаторы Писания говорят, что после того, как Иона-
фану стало известно, что «урим» и «туммим» находятся в лаге-
ре Давида и Авиафар-коэн вопрошает через них для него Гос-
пода, Ионафан окончательно уверовал в то, что Давид станет
следующим царем Израиля — ибо «урим» и «туммим» вопро-
шают только для царя. Но — что весьма любопытно и вместе с
тем необычайно убедительно психологически — он отодвига-
ет от себя мысль, что будущее воцарение Давида неизбежно
связано со смертью не только его отца Саула, но и его, Иона-
фана. Нет, он спешит в пустыню, чтобы известить Давида о
том, что окончательно утвердился в мысли о его предназначе-
нии на царство и что он, Ионафан, будет верно служить ему, за-
няв второе по значению место в государстве — роль главно-
командующего царской армией, а потому Давиду не придется
принимать каких-либо мер ни против него, ни против членов
его семьи:
«И встал Йонатан, сын Шаула, и пошел к Давиду в Хоршу,
и поддержал его упованием на Бога. И сказал он ему: не бойся,
ибо не достанет тебя рука Шаула, отца моего, и ты будешь цар-
ствовать над Исраэлем, а я буду вторым после тебя; и Шаул,
отец мой, знает это. И заключили они союз пред Господом, и
остался Давид в Хорше, а Йонатан пошел в дом свой» (I Сам.
23:16-18).
Тем временем жители пустыни Зиф — зифяне — так же, как
и жители Кеиля, хорошо помня о страшной судьбе Нова, напра-
вили к царю посланцев, которые не только предельно точно
указали место, где скрывается Давид, но и выразили готовность
помочь в его поимке. Саул, безмерно благодарный зифянам за
эту преданность, тем не менее просит их еще об одной услуге:
разведать все убежища, в которые Давид может отступить, и
составить ему подробную карту местности. И уже затем, ведо-
мый проводниками-зифянами, Саул со значительной частью
своей армии вышел на поиски Давида.
Это был самый настоящий охотничий гон — шаг за шагом
Саул и его верный военачальник Авенир оттесняли Давида из
пустыни Зиф в еще более безжизненную пустыню Маон, где
практически негде было укрыться. Наконец, и «дичь», и «охот-
85
ники» оказались возле возвышающейся в Маоне огромной ска-
лы — но по разные ее стороны. Дальше по всем правилам воен-
ного искусства Авенир окружил скалу, заставив Давида с его
людьми подняться вверх и ощутить всю безвыходность своего
положения. Теперь Авениру оставалось лишь все туже и туже
затягивать петлю, а Давиду и его бойцам со страхом ждать то-
го часа, когда они столкнутся с воинами царя, и придет время
выбирать: сдаться ли им в плен или вступить в схватку со свои-
ми братьями-евреями.
Но тут происходит чудо: к Саулу является вестник, чтобы
сообщить о новом набеге филистимлян, и царь оставляет охо-
ту на Давида, чтобы отразить это нападение врага.
Талмуд утверждает, что этот гонец был не кто иной, как ан-
гел, посланный Богом с целью отвлечь внимание Саула от Да-
вида и таким образом спасти Своего помазанника. Д. Малкин
в своем «Короле Шауле» также обращает внимание на нело-
гичность действий Саула: ясно, что гонец сообщил царю не о
большой войне, а об очередном набеге филистимлян. Таких
набегов было множество (и, как уже говорилось, судя по всему,
они были двусторонними — соседи не упускали случая погра-
бить друг друга). Ради отражения этого набега Саулу не было
никакого смысла отказываться от продолжения погони за Да-
видом, в котором он видел главную угрозу своему трону, осо-
бенно если учесть, что цель была необычайно близка. Тем не
менее Саул уходит, повергая этим своим поступком в недоуме-
ние своего верного Авенира.
Малкин убежден, что этот шаг вновь доказывает то раздво-
ение личности, которое переживал Саул. С одной стороны, он
жаждал во что бы то ни стало настичь Давида и предать его
смерти, и эта жажда подпитывалась и страхом потерять власть,
и тревогой за судьбу семьи, и ревностью к славе героя-зятя, а
с другой... Саул испытывал немалые угрызения совести и по-
нимал, что его подозрения в адрес Давида совершенно бездо-
казательны и, преследуя его, он, возможно, идет против воли
Бога. И потому в тот момент, когда появлялся гонец с сообще-
нием о набеге филистимлян, Саул, по Малкину, с облегчени-
ем вздыхает: что ж, значит, опять не судьба поймать ему этого
Давида.
А Давид и его воины, уже приготовившиеся к смерти, в эти
мгновения ликуют и славят Бога за то, что Он в самый послед-
ний момент даровал им спасение.
Проходит еще немного времени — и Саул получает, кажет-
ся, совершенно неопровержимое доказательство того, что Да-
вид отнюдь не ищет его смерти, для того чтобы захватить пре-
стол.
86
* * *
Воспользовавшись передышкой, которую вольно или не-
вольно подарил ему Саул, Давид перебрался со своим отрядом
в расположенный неподалеку от Мертвого моря оазис Ен-Гад-
ди (Эйн-Геди), и вскоре здесь появился и Саул со всей своей
дружиной в три тысячи человек.
Преследуя Давида, Саул почувствовал потребность спра-
вить естественные надобности и в поисках места, где можно
было бы это сделать, обратил внимание на расположенный в
скале неподалеку от овечьего загона вход в пещеру. Ему и в го-
лову не пришло, что Давид может спрятаться в этой находя-
щейся возле оживленной пастушьей тропы и вдобавок совсем
неглубокой пещере.
Между тем, поясняет мидраш, пещера эта была необычной.
В ней был еще один, куда более просторный, чем первый, зал,
который то ли находился на втором ярусе, то ли в него вел из
первого зала узкий пролом. Как бы то ни было, в тот момент,
когда в пещеру вошел Саул, в этом втором зале укрывался Да-
вид с частью своих людей, и они мгновенно заметили появле-
ние высокого гостя.
Вслед за этим между Давидом и его приближенными вспы-
хивает длившийся, возможно, меньше минуты, но необычайно
страстный спор. Друзья Давида считали, что, приведя Саула в
эту пещеру, сам Бог отдал его им в руки. Убийство Саула, по их
мнению, решало все проблемы Давида, а значит, и их самих —
никто больше не будет их преследовать, ну а станет после это-
го царем Давид или Ионафан, покажет будущее.
Однако Давид категорически отверг эту идею. И не потому,
что он испытывал к Саулу какие-то дружеские или сыновние
чувства, как предполагает романтизирующий отношения этих
двух царей Д. Малкин. Нет, для Давида было немыслимо под-
нять руку на Саула только и исключительно потому, что тот
был помазанником Божиим, а значит, посягнуть на его жизнь —
означало бросить вызов самому Всевышнему. Такой шаг про-
тиворечил бы той вере, на которой Давид был воспитан с рож-
дения, и пойти на него он был попросту не в состоянии.
И все же исключать обычные сантименты из побудитель-
ных мотивов Давида тоже не стоит. Как-никак он видел Саула
в минуты его слабости, сидел с ним за одним столом и потому
знал, насколько противоречива натура царя, как причудливо в
его душе соединились самые разные качества — подлинное бла-
городство и зависть, доброта и жестокость...
Поэтому Давид, наотрез отказавшись стать цареубийцей,
делает нечто иное: подкравшись в темноте пещеры к сидяще-
87
му на корточках Саулу, он срезает сзади край полы его длинно-
го кафтана или мантии, а затем так же незаметно удаляется во
вторую залу пещеры.
И уже после того как Саул вышел из пещеры, омыл руки и
тронулся со своими воинами в путь, Давид поднялся на вер-
шину горы и с нее окликнул удаляющегося Саула: «Господин,
царь мой!»
Далее следует... нет, не диалог, а два страстных монолога —
Давида и Саула, каждый из которых может по праву считаться
образцом ораторского искусства. Давид взывает к чувству спра-
ведливости Саула и в качестве доказательства своей невинов-
ности показывает ему край его одежды — ведь если он сумел
отрезать его, то с той же легкостью мог бы убить царя, но он
этого не сделал. При этом Давид, будучи уже довольно искушен-
ным царедворцем, делает вид, что не верит в то, что обвинения
в его адрес исходят от самого царя, — во всем виноваты, дес-
кать, некие подлые клеветники:
«И сказал Давид Шаулу: зачем слушаешь ты речи людей, го-
ворящих: “Вот Давид замышляет зло против тебя”? Вот сегодня
видели глаза твои, что ныне предал тебя Господь в руки мои в
пещере, и говорили мне, чтобы я убил тебя, но я пощадил тебя
и сказал: “Не подниму руки моей на господина моего, ибо он —
помазанник Господень”. Взгляни, отец мой, посмотри на край
кафтана твоего в руке моей: если отрезал я край кафтана твое-
го, а тебя не убил, то знай и смотри, что нет в руке моей зла и
преступления, и не грешил я против тебя, а ты преследуешь ду-
шу мою, чтобы отнять ее. Да рассудит Господь между мной и
тобою, и да отомстит тебе Господь за меня, но моя рука не бу-
дет на тебе. Как говорит древняя притча: “От злодеев исходит
злодеяние”. А моя рука не будет на тебе. Против кого вышел
царь Исраэлев? За кем ты гоняешься? За мертвым псом, за од-
ной блохою! Господь да будет судьей между мной и тобою, и да
рассмотрит и разберет тяжбу мою, и спасет меня от руки тво-
ей!» (I Сам. 24:9-15).
Эти слова вызывают целую бурю в душе Саула: «И громко
заплакал Шаул, и сказал Давиду: ты справедливее меня, ибо ты
воздавал мне добром, а я воздал тебе злом. Ты же доказал сего-
дня, что поступил со мной милостиво, что Господь предал ме-
ня в руку твою, но ты не убил меня. Ведь если находит человек
врага своего, то разве отпускает он его добром в путь? И Господь
да воздаст тебе добром за этот день, за то, что сделал ты мне.
А теперь знаю я, что ты непременно будешь царствовать, и ут-
вердится в руке твоей царство Исраэлево. А теперь поклянись
мне Господом, что ты не истребишь потомства моего после ме-
ня и не уничтожишь имени моего из дома отца моего. И по-
88
Бегство Давида от Саула
клялся Давид Шаулу. И пошел Шаул в дом свой, а Давид и его
люди поднялись в свое укрепление» (I Сам. 24:17—22)1.
Не исключено, что Давид в те дни еще в самом деле надеял-
ся, что инициатором его преследований является не Саул, а по-
стоянно оговаривавшие его придворные-интриганы, и имен-
но от них, «стреляющих из засады», он просит защиты у Бога в
написанном в те дни 64-м [63-м] псалме:
«Прислушайся, Бог, к голосу молитвы моей — от страха пе-
ред врагом сохрани мою жизнь. Укрой меня от заговора злодеев,
от сборища творящих беззаконие. Они отточили, как мечи, свои
языки, натянули свои стрелы — отравленные слова, чтобы из
засады выстрелить в непорочного. Внезапно стреляют они в не-
го — и не страшатся. Подстегивают себя злыми речами, сгова-
риваются, где скрыть ловушки: “Кто нас увидит?”... Но пошлет
Бог стрелу — внезапно сражены они будут...» (Пс. 64 [63]:2—6,8).
* * *
Вскоре после этих событий умер пророк Самуил. Хотя при
чтении Библии возникает впечатление, что он был глубоким
старцем, еврейские историографы утверждают, что этот второй
по значению после Моисея библейский пророк скончался в
возрасте пятидесяти двух лет.
Известие о смерти Самуила в равной степени потрясло и
Саула, и Давида, погрузившихся в траур. Саул чувствовал, что
дни его сочтены, и это и в самом деле было так — ему остава-
лось жить четыре месяца. Но, как ни странно, чувство прибли-
жения гибели лишь еще больше подстегнуло его уже напоми-
нающую паранойю ненависть к Давиду.
К тому же Авенир убедил царя в том, что на самом деле в той
пещере его жизнь отнюдь не подвергалась опасности. По версии
Авенира, кусок полы кафтана Саула был отрезан давно кем-то
из царских воинов, убежавших к Давиду, но царь просто не об-
ратил на это внимания. Ну а Давид придумал историю о том, что
вполне мог убить Саула, когда тот зашел в пещеру по нужде, и в
качестве доказательства решил использовать этот кусочек ткани.
Как ни нелепо звучала эта версия, Саул в нее поверил — воз-
можно, еще и потому, что очень хотел поверить.
Сразу же после окончания семи дней траура по Самуилу
Саул снова стал обдумывать, как ему захватить Давида.
1 Еврейские и христианские комментаторы Писания обращают вни-
мание, что здесь Саул впервые признает неотвратимость приговора Бога,
право Давида на царство и просит о том же, о чем и Ионафан: не истреб-
лять его потомства после того, как Давид взойдет на царство.
90
Глава восьмая
АВИГЕЯ
Из Ен-Гадди Давид направился в район Фаран (Паран),
большинство обитателей которой занимались скотоводством.
Причем направился он в эту область Иудеи не случайно, а в рас-
чете заластить провизией на много недель, а то и месяцев впе-
ред. Наступило время стрижки овец, которая испокон веков
сопровождалась у евреев обильным забоем скота и бесконечны-
ми пирами, превращавшимися в грандиозные попойки. Обычай
предписывал в эти дни встретить с почетом любого гостя, уса-
дить его за стол, а затем проводить домой с щедрыми подарка-
ми — ягненком и тем же вином. Так что и впрямь трудно было
придумать лучшее время, чтобы собрать с местных хозяев плату
за то, что люди Давида не только не грабили их стада, но и за-
щищали их от разбойников. И начать этот сбор Давид решил с
Навала, одного из самых богатых и знатных скотоводов Иудеи,
обладавшего огромным родовым имением Кармил (Кармэль).
Навал вел свой род от самого Халева (Калева) — одного из
двенадцати разведчиков, которых, согласно Пятикнижию,
Моисей послал в Землю обетованную. Как известно, десятеро
из них заявили, что, хотя земля Ханаана и в самом деле удиви-
тельно плодородна, обитающие там народы так сильны и мно-
гочисленны, что у евреев нет никаких шансов завоевать ее. Од-
нако двое — Халев и Иисус Навин — выразили уверенность в
том, что с помощью Бога евреи смогут завоевать обетованную
им землю. За это Халев удостоился дожить до завоевания Ха-
наана и получил в качестве наследного удела один из лучших
земельных участков Иудеи. Этим участком и владел Навал, от-
нюдь не отличавшийся достоинствами своего великого пред-
ка. В сущности, мы даже не знаем, каким было настоящее имя
этого человека: ведь «навал» в переводе с иврита означает
«мерзавец», «подлец», и скорее это было не имя, а прозвище.
Впрочем, когда начинаешь вчитываться в библейский текст,
то становится ясно, что и в этой истории всё не столь однознач-
но, как это представляют те комментаторы, которые яростно
защищают Давида и стремятся оправдать любые его поступки.
Обратим внимание на те наставления, которые Давид дает
своим «десяти отрокам» (то есть небольшому отряду из десяти
молодых воинов), как именно им следует говорить с Навалом:
«...Поднимитесь в Кармэль и зайдите к Навалу, и спросите
его от моего имени о здоровье. И скажите: “Да будет так всю
жизнь! Мир тебе, и дому твоему мир, и всем твоим мир! Ныне
услышал я, что стригут у тебя овец; вот пастухи твои были с на-
ми, и мы не обижали их, и не пропало у них ничего во все дни,
пока они были на Кармэле. Спроси отроков твоих, и скажут
91
они тебе; да найдут отроки эти благоволение в глазах твоих,
ибо в добрый день пришли мы; дай же, что сможешь, рабам
твоим и сыну твоему Давиду”» (I Сам. 25, 5:8).
Однако на эту просьбу Навал отвечает оскорбительным от-
казом:
«И в ответ сказал Навал рабам Давида: кто такой Давид и
кто сын Ишая? Ныне много стало рабов, убегающих от господ
своих...» (I Сам. 25:10).
Когда Давиду передают слова Навала, его реакция оказыва-
ется мгновенной: он велит четырехстам из шестисот своих вои-
нов немедленно собраться и направиться с ним в Кармил, что-
бы... уничтожить там «всех мочащихся к стене», то есть всех
находящихся в имении мужчин.
На счастье последних, один из пастухов, ставший свидете-
лем разговора Навала с посланцами Давида, прекрасно понял,
какими последствиями может обернуться этот ответ не только
для хозяина, но и для его слуг, и бросился к жене Навала Ави-
гее (Авигайль), умоляя ее что-то предпринять, чтобы отвести
нависшую над всеми ними смертельную опасность:
«Авигайль же, жену Навала, известил один отрок из слуг,
сказав: вот прислал Давид нарочных из пустыни приветство-
вать господина нашего, но он напал на них (как хищная пти-
ца). А люди те были очень добры к нам, и мы не были обиже-
ны... Крепостной стеной были они нам и ночью, и днем во все
дни пребывания нашего с ними, когда пасли мы мелкий скот.
А теперь знай и подумай, что делать тебе, ибо неминуемо угро-
жает беда господину нашему и всему дому его, а он негодяй:
нельзя говорить с ним» (I Сам. 25:14—18).
Мгновенно оценив ситуацию, Авигея, ничего не сказав му-
жу, велит навьючить на ослов двести хлебных лепешек, два бур-
дюка с вином, мешки с сушеным зерном, сушеный виноград,
нанизанные друг на друга и скрученные в гигантские круги су-
шеные фиги, и со всеми этими подношениями спешит навст-
речу Давиду и его армии. Увидев Давида, она поспешно сходит
с осла, падает на колени и обнимает его ноги. Речь Авигеи пол-
на мольбы о милосердии, она буквально раболепствует перед
Давидом и вместе с тем не только просит его воздержаться от
кровавой расправы, но и осторожно намекает, что если Давид
все же решится на нее, ничего хорошего это ему не принесет:
«И припала к ногам его и сказала: на мне самой, господин
мой, вина; позволь рабе твоей говорить в слух твой и выслушай
слова рабы твоей. Пусть господин мой не обращает внимания
на этого негодного человека, на Навала, ибо каково имя его,
таков и он. Навал (подлец. — П, Л.) имя его и подлость свой-
ственна ему. А я, раба твоя, не видала отроков господина мое-
92
го, которых ты присылал. А теперь, господин мой, как жив Гос-
подь и жива душа твоя, клянусь, что Господь не допустил тебя
идти на кровопролитие и совершить расправу рукою твоею; и
да будут ныне, как Навал враги твои и те, что ищут зла госпо-
дину моему. А теперь дар этот, который принесла раба твоя гос-
подину моему, да будет он отдан отрокам, сопровождающим
господина моего... И будет, когда Господь сделает господину
моему все благо, о котором Он говорил тебе, и поставит тебя
вождем над Исраэлем, то пусть не будет преткновением и уко-
ром сердца для господина моего, что пролил он кровь напрас-
но. .. Когда же Господь облагодетельствует господина моего, тог-
да вспомнишь рабу твою...» (I Сам. 25:24—32).
Растроганный Давид искренне поблагодарил Авигею за то,
что она удержала его руку от кровопролития, и та вернулась к
мужу, который продолжал пировать с друзьями и пастухами и,
говоря словами Библии, «был пьян чрезвычайно», то есть вряд
ли мог адекватно воспринимать действительность. Однако на-
утро, когда Навал немного протрезвел, Авигея рассказала ему
о том, что произошло, какую беду он мог навлечь на себя и всех
своих домочадцев. Навал, услышав все это, так перепугался, что
у него, очевидно, случился инфаркт («и замерло в нем сердце
его»); затем его разбил паралич («и стал он как камень»), и спу-
стя еще десять дней он скончался.
Талмуд, а вслед за ним и комментаторы Священного Писа-
ния трактуют эту историю, не испытывая, разумеется, никако-
го сочувствия к Навалу. Запретив выдать «отрокам» Давида про-
визию, Навал, по их мнению, не просто нарушил обычай и
отказался отплатить добром за ту защиту, которую предостав-
ляли его пастухам люди Давида.
Нет, его преступление, с их точки зрения, куда серьезнее.
К тому времени, напоминают они, в народе уже было известно,
что Самуил помазал Давида на царство и что он рано или позд-
но сменит Саула на престоле. Но Навал не просто отвергает
просьбу Давида. Он утверждает, что не признает притязаний
Давида на царский престол («кто такой Давид?»); высказывает
презрение к его сомнительной, с его точки зрения, родослов-
ной, одновременно намеком напоминая о знатности своего
происхождения («и кто сын Ишая?»), а затем вообще прирав-
нивает Давида к беглому рабу и заявляет, что считает законным
царем только Саула.
Таким образом, убеждены комментаторы, гнев Давида был
совершенно оправданным. Но вот его решение убить Навала, да
еще и вместе с ни в чем не повинными слугами, было не про-
сто незаконным — это было бы, исполни его люди приказ, зло-
деянием, за которое Давид никогда бы не смог оправдаться ни
перед Богом, ни перед народом. А потому заслуга Авигеи, удер-
93
жавшей его от этого злодеяния, была поистине огромной, и Да-
вид, остыв, сам признал это.
Талмуд утверждает также, что Авигея была одной из самых
красивых женщин, которые когда-либо рождались на земле,
но, помимо красоты, она обладала еще острым умом и вдоба-
вок была пророчицей. Во время встречи с Давидом, говорится
в Талмуде, ей открылось, что дни ее мужа сочтены («и да будут
ныне, как Навал враги твои и те, что ищут зла господину мое-
му»), что Давид станет царем Израиля («И будет, когда Господь
сделает господину моему все благо, о котором Он говорил те-
бе, и поставит тебя вождем над Исраэлем»), а ей суждено быть
его женой («Когда же Господь облагодетельствует господина
моего, тогда вспомнишь рабу твою»), а потому ей так важно
было не просто задобрить Давида, но и предостеречь его от ро-
кового шага («пусть не будет преткновением и укором сердца
для господина моего, что пролил он кровь напрасно»).
Однако всю эту историю вслед за рядом критически настро-
енных израильских историков можно увидеть и в ином свете.
Уже тот факт, что Давид направляет к Навалу десять воинов,
свидетельствует о том, что просьба «дай же, что сможешь рабам
твоим» одновременно несет в себе и скрытую угрозу (особен-
но если учесть, что вначале Давид велит справиться у Навала о
его здоровье, намекая на то, что оно может и ухудшиться). Са-
ми доводы, которые приводят люди Давида («вот пастухи твои
были с нами, и мы не обижали их, и не пропало у них ниче-
го»), — это типичные доводы рэкетира, требующего плату уже
за одно то, чтобы он кого-то «не обижал».
Возможно, если Навал был бы трезв, он прекрасно осознал,
что в данном случае лучше всего признать, что Давид со своей
дружиной является фактическим хозяином Иудеи, выдать его
людям требуемую дань и отпустить их с миром. Но он, как ука-
зывает Библия, был «пьян чрезвычайно», к тому же, видимо,
не хотел уронить своего достоинства перед гостями и слугами
и потому-то так грубо и ответил посланцам Давида. Кроме то-
го, нельзя исключать, что Навалу важно было продемонстри-
ровать свою лояльность Саулу, подчеркнуть, что сбежавший из
царского дворца и подавшийся в разбойники Давид для него
ничем не лучше других беглых рабов, и он не собирается де-
литься с ним угощением, приготовленным для пастухов, заня-
тых стрижкой овец.
Но что чрезвычайно показательно, один из пастухов Дави-
да мгновенно понял, что после такого ответа Навала вскоре
здесь появится сам Давид и вырежет всех мужчин. Это, в свою
очередь, означает, что Давид и его люди были, конечно, благо-
родными, но все-таки разбойниками, и благородство они со-
храняли лишь до тех пор, пока местные пастухи давали им то,
94
что они просили. В случае же отказа выдать им провизию реак-
ция Давида могла быть страшной — и пастух, вероятно, об этом
знал. Поэтому, увидев, что хозяин находится не в том состоя-
нии, когда его можно в чем-то убедить, он бросился к его же-
не, благо та была достаточно умна, чтобы оценить всю степень
нависшей над домом угрозы и принять меры.
Когда же Навал немного протрезвел и Авигея рассказала,
как он вел себя с посланцами Давида, у него начинается сердеч-
ный приступ — по всей видимости, он тоже был прекрасно ос-
ведомлен, кто такой Давид, на что он способен, и вся его сме-
лость выветрилась вместе с хмелем.
Но это, говорят сторонники такой точки зрения, означает
только одно: Саул преследовал Давида отнюдь не потому, что
видел в нем угрозу своему трону, или, во всяком случае, не толь-
ко из-за этого, а чтобы избавить население Иудеи от вымога-
тельства, очистить эту область от опасных разбойников. Тогда
становится понятным и то, почему зифяне решили выдать Са-
улу местонахождение Давида и оказывали царю всяческое со-
действие в его поимке.
Впрочем, повторим, все это не более чем версии. Сам же
библейский текст не дает оснований выдвинуть против Дави-
да подобные обвинения, зато, как мы видим, Давид даже не
пытался как-то мстить жителям Зифы и Кеиля, выдавшим его
Саулу, — и это, безусловно, говорит в его пользу.
Встреча же с Авигеей оказалась для Давида самым настоя-
щим потрясением — красота этой женщины зачаровала его, но
еще большее впечатление произвели ее ум и способность убеж-
дать других. Впервые в жизни Давид встретил женщину, с ко-
торой хотелось беседовать, делиться самым сокровенным и
одновременно заниматься с ней любовью, растворяться в ней
всем своим существом. Словом, Авигея стала первой женщи-
ной, которую Давид по-настоящему полюбил и, узнав о смер-
ти Навала, немедленно послал к ней сватов.
Мидраш утверждает, что свадьба Давида и Авигеи состоя-
лась спустя три месяца после смертй Навала. Причем дело бы-
ло, разумеется, не в том, что Авигея скорбела по покойному, —
Давид выдержал этот предписанный обычаем минимальный
срок, чтобы его семя не смешалось с семенем покойника, то есть
чтобы Авигея удостоверилась, что она не беременна.
* * *
Вскоре после этих событий все те же зифяне снова явились
в столицу Саула — Гиву, чтобы сообщить царю, что Давид раз-
бил лагерь на холме Гахила (Хахила). И Саул вновь пустился в
погоню за зятем со всей своей трехтысячной армией. Однако
95
Давид был к тому времени уже достаточно опытен, чтобы не
дать застать себя врасплох. Он не только выставлял караулы
вдоль всего лагеря, но и высылал далеко вперед патрули, при-
званные предупредить его о появлении Саула.
Благодаря этой тактике Давид узнал о приближении Саула,
когда тот со своей армией был только на подходе, и отошел с
Гахилы вглубь пустыни, заняв со своими воинами вершину го-
ры, с которой просматривалась вся местность.
С этой вершины ему было отлично видно, как Саул, не об-
наружив на Гахиле своего врага, решил там заночевать и отдал
приказ разбивать лагерь. Видно было с нее и то, как армия рас-
положилась на ночлег: Саул лег в центре, воткнув свое копье в
землю и положив возле себя оружие и все свои вещи, а вокруг
него концентрическими кругами расположились другие воины.
Во всяком случае, такая картина следует из «Книги Самуила».
Однако устное предание утверждает, что на самом деле для Са-
ула разбили шатер, у входа в который лег Авенир, сын Нира, а
уже вокруг шатра расположилась вся армия.
Вид стана Саула навел Давида на шальную мысль — он за-
хотел проникнуть туда и прихватить какую-либо личную вещь
царя. Давид, безусловно, понимал, что такая затея связана со
смертельным риском, но, как уже отмечалось, в те годы он ис-
пытывал неодолимую тягу к ощущению опасности, даривше-
му ему ни с чем не сравнимое наслаждение. Но для такой вы-
лазки ему нужен был напарник, и с вопросом о том, кто готов
пойти с ним на смерть, Давид обратился к трем своим испы-
танным бойцам Авессе, Ахимелеху и Урии Хеттеянину
Авесса откликнулся первым, и это определило выбор Дави-
да. В сопровождении племянника Давид в ночной темноте спу-
стился со скалы, поднялся на холм Гахилу, где сумели незаме-
ченными прокрасться мимо спящих воинов, а затем и мимо
согнувшего свои длинные ноги Авенира, и вошли в шатер ца-
ря. Разумеется, Библия трактует все происшедшее как чудо: Бог
одобрил замысел Давида и наслал на Саула и всех его людей,
включая караульных, неестественно глубокий сон, чтобы Да-
вид мог исполнить задуманное: «...ибо все спали, так как глу-
бокий сон от Господа напал на них» (I Сам. 26.12).
В шатре повторилась та же сцена, что и до этого в пещере,
увидев спящего Саула, Авесса предложил Давиду покончить с
ним одним смертоносным ударом — таким, что царь даже не
успеет вскрикнуть перед смертью и разбудить стражу. Однако
Давид решительно удерживает юношу от этого шага все по тем
же мотивам. Саул должен умереть от руки Бога, то есть либо
погибнуть в бою, либо скончаться своей смертью, но им ни в
коем случае нельзя поднимать руку на «помазанника Господа».
96
Более того — если поначалу Давид велит Авессе взять копье
Саула, то теперь, опасаясь, что тот может пустить это копье в
ход, сам берет его в руки, а заодно и лежащую рядом с царем его
глиняную флягу с водой, после чего они вместе направились к
выходу.
Но в тот самый момент, когда Давид выходил из шатра, по-
вествует мидраш, Авенир неожиданно распрямил ноги, так что
Давид оказался между ними и застыл, боясь пошевелиться: по-
пытка перешагнуть через ногу Авенира могла бы разбудить его,
и тогда гибель двух лазутчиков стала бы неминуемой. Но не-
ожиданно, откуда ни возьмись, появился шершень, который
ужалил стареющего генерала. Тот, дернувшись, снова поднял
ноги, и Давид с племянником беспрепятственно двинулись
дальше.
Наутро, дождавшись, когда армия Саула тронулась в путь,
Давид поднялся на вершину горы и с нее воззвал сначала к Сау-
лу, а затем к Авениру. В глаза Авениру слепило солнце, стоящие
вокруг отвесные скалы порождали причудливую игру звуков, и
потому и он, и все остальные, не видя лица возвышавшегося
над ними на несколько десятков метров человека, не узнали и
его голоса. И тут Давид с сарказмом начинает пенять Авениру
на то, что его преступная беспечность в деле охраны царя мог-
ла привести к убийству последнего («Ведь приходил один из на-
рода погубить царя, господина твоего»), за что он и все телохра-
нители Саула заслуживают смерти. Авенир невольно вступает
в перепалку с «незнакомцем» и требует доказательств, что он
пренебрег своим долгом, и Давид в ответ спрашивает, где же
копье и фляга царя, которые лежали у его изголовья?! Мидраш
добавляет, что Давид не ограничился этим вопросом, а с усмеш-
кой спросил: «Неужели ты и сейчас скажешь, что копье и фля-
га были украдены у царя раньше, как уверял его в случае с по-
лой кафтана?!»
В этот момент Саул узнает голос зятя, и между ними начи-
нается последний диалог: «И узнал Шаул голос Давида, и спро-
сил: твой ли это голос, сын мой Давид? И сказал Давид: мой
голос, господин мой царь. И сказал: за что господин мой пре-
следует раба своего? Что же я сделал и что во мне злого? А те-
перь пусть выслушает господин мой царь слова раба своего: ес-
ли Господь настроил тебя против меня, то будет Он обонять
приношение мое, но если — сыны человеческие, то прокляты
они пред Господом, ибо они изгнали меня ныне от приобще-
ния к уделу Господню, говоря: “Ступай, служи богам чужим”.
А теперь пусть не падет кровь моя на землю вдали от лица Гос-
пода, ибо вышел царь Исраэльский искать блоху одну, как пре-
следуют куропатку в горах. И сказал Шаул: согрешил я, возвра-
4 П. Люкимсон
97
тись, сын мой Давид, ибо я не стану делать тебе зла, так как до-
рога была жизнь моя ныне в глазах твоих; я же вел себя глупо и
ошибался» (I Сам. 26:17—21).
Саул продолжил уговаривать Давида вернуться к нему и стал
клясться, что больше не причинит ему зла, однако Давид слов-
но не слышал этого — он просто предложил царю послать од-
ного из слуг к нему на скалу, чтобы тот забрал царские копье и
флягу. Затем он произносит весьма двусмысленную фразу: «А Гос-
подь да воздаст каждому по праведности его и по верности его,
ибо предал тебя Господь ныне в руку мою, но я не хотел поднять
руки на помазанника Господня. И вот, как дорога была душа
твоя ныне в глазах моих, так да будет дорога душа моя в очах Гос-
пода; и да избавит Он меня от всякой беды» (I Сам. 26:23—25).
Смысл этого ответа ясен: Давид говорит, что предпочитает
полагаться на милость Бога, а не царя, ибо, в отличие от царя,
Бог справедлив и воздаст каждому — а значит, и Саулу! — по
его вере и поступкам. Причем какого именно приговора Не-
бесного суда заслуживает Саул, у Давида, похоже, не вызывает
сомнений.
Одновременно в написанном вскоре после этого 58-м [57-м]
псалме содержатся тяжкие обвинения и приближенным Саула,
продолжающим клеветать на Давида и упорно не желающим
признать правду:
«От утробы матери совратились порочные, от чрева заблуж-
даются говорящие ложь. Их яд подобен яду змеи. Они — как
кобра, глухо затыкающая уши, чтобы не слышать голоса закли-
нателя-мага...» (Пс. 58[57]:4—5).
* * *
В период бегства от Саула Давид написал целый ряд псал-
мов, в которых молил Бога избавить его от врагов и провозгла-
шает, что он целиком полагается на справедливость Его суда —
пусть восторжествует тот, кого Бог считает праведником, и по-
гибнут те, кого Он посчитает злодеем. В таком духе написаны,
к примеру, 7-й, 11-й [10-й] и 12-й [11-й] псалмы, а в день, когда
Саул внезапно прекратил свое преследование, чтобы отразить
нападение филистимлян, Давид сложил 18-й [17-й] псалом,
выразив в нем весь свой восторг по поводу чудесного избавле-
ния от смерти от руки Саула:
«Руководителю хора от раба Божьего Давида, который про-
изнес эту песню перед Господом в день, когда Господь избавил
его от всех его врагов и от руки Шауля. Он сказал: Я люблю Гос-
пода. Он — моя сила! Господь — моя скала, моя крепость и мой
избавитель, мой Бог, моя твердыня — буду уповать на Него;
98
Он — мой щит; рог моего спасения, мое величие. Прославляе-
мым я назову Господа и от своих врагов спасусь. Окружили
меня путы смертные, устрашили толпы безбожников. Тенета
преисподней — вокруг меня, передо мною — силки смерти. И в
беде я призвал Господа, взмолился к своему Богу. Он в Своем
святилище услышал мой голос, моя мольба дошла до Его слу-
ха. И сотряслась, и заколебалась земля, подножия гор затрепе-
тали и сотряслись — ведь Он разгневался... Стали видны русла
рек и обнажились опоры Вселенной — от Твоего окрика, Гос-
подь, от дыхания из Твоих ноздрей. Протянул руку из Подне-
бесья, взял меня, вытащил меня из половодья. Избави меня от
моего могучего врага, от ненавидящих меня, ведь они сильнее
меня. Они опередили меня в день бедствия, но Господь был мне
опорой. И Он вывел меня на простор, спас меня, потому что я
угоден Ему. Воздал мне Господь по моей праведности, по чис-
тоте моих рук отплатил мне. Ибо я держался путей Господа и не
злодействовал перед Богом, ведь все Его Законы — со мною, и
его уставы я не отверг...» (Пс. 18 [17], 1—8, 16—23).
По преданию, Давид особенно любил эту свою песню, пел
ее, согласно известным комментариям «Мецудат Давид», по-
сле избавления от любой опасности, да и просто любил ее слу-
шать в исполнении хора левитов уже в дни своего царствова-
ния в Иерусалиме.
Считается, что в дни бегства от Саула были, помимо уже на-
званных, сложены 31-й [30-й], 63-й [62-й], 86-й [85-й], 109-й
[108-й], 140-й [139-й], 141-й [140-й] и 142-й [141-й] псалмы.
* * *
Пересказывая легенду о шершне, который спас Давида во
время его дерзкой выходки с Саулом, нельзя не вспомнить, что
она является неотъемлемой частью мидраша-притчи, хорошо
знакомой всем любителям еврейского фольклора и с неболь-
шими изменениями перекочевавшей и в сочинения христиан-
ских богословов о царе Давиде.
Вот как звучит этот мидраш в известном пересказе Бялика
и Равницкого:
«— Как многочисленны дела Твои, Господи! — воспел Да-
вид, — премудро все сделал Ты. Все сотворенное Тобою пре-
красно, а мудрость — прекраснее всего. Но Тобою и юродство
создано. Для чего оно? Ходит по улице человек в отрепьях; маль-
чишки за ним бегают, издеваются над ним. Приятно ли в очах
Твоих зрелище такое?
— Давид! — сказал в ответ Господь, — за то, что юродство
существует, ропщешь ты на Меня? Клянусь, что тебе же пона-
99
добится оно! И ты не только пожелаешь его себе, но в тоске ты
станешь, как милости, вымаливать его у Меня.
...Однажды, сидя в саду, Давид увидел, как шершень пожи-
рал паука.
— Что за прок в этих тварях твоих, Господи?! — сказал он. —
Шершень портит соты и сам ничего не производит полезного;
паук целый год ткет, а одеться не во что.
— Давид! — отвечал Творец. — Ты издеваешься над творе-
ниями Моими? Придет время — и ты нуждаться будешь в них!..»1
Так в итоге все и оказалось: юродство помогло Давиду уйти
невредимым из рук филистимлян, паук заткал вход в пещеру,
когда он скрывался от Саула, а шершень дал ему уйти невреди-
мым из шатра царя, «вовремя» укусив Авенира.
Думается, вряд ли стоит подробно разъяснять читателю смысл
этой притчи — он достаточно прозрачен. Лучше последуем даль-
ше за судьбой Давида, тем более что вскоре после разговора с
Саулом в ней произошел еще один драматический поворот.
Глава девятая
КНЯЗЬ СЕКЕЛАГА
Само собой, Давид и не подумал поверить клятвенным за-
верениям Саула и призывам вернуться к нему. Напротив, он не
сомневался, что пройдет совсем немного времени и Саул нач-
нет преследовать его с новой силой, ибо никогда не простит Да-
виду того демонстративного благородства, с которым тот дваж-
ды подарил ему жизнь.
В то же время и дальше бегать от Саула по всей Иудее Давид
не мог. Как уже говорилось, многие из его шестисот воинов бы-
ли обременены семьями, у каждой семьи было какое-никакое
имущество. Этому лагерю становилось все труднее и труднее
перемещаться с места на место, и все люди Давида со страхом
ждали зимы, когда над Иудеей открываются хляби небесные,
кажется, вот-вот начнется новый Всемирный потоп, а в пеще-
рах по щиколотку стоит вода.
Ища выход из этой ситуации, Давид решает снова идти к
Анхусу, царю Гефа, в земле которого ему нечего было опасать-
ся преследований Саула. Но на этот раз он идет к Анхусу не как
пускающий по бороде слюну юродивый, а как предводитель
отряда наемников из шестисот хорошо вооруженных воинов,
1 Бялик X. Н., Равницкий И. X. Агада: Сказания, притчи, изречения Тал-
муда и Мидрашей. Иерусалим, 1989. С. 144, 145.
100
и у него есть все основания считать, что царь не откажется от
его услуг.
Нам остается только предполагать, какие бурные споры вы-
звало в лагере это решение Давида. Идти на службу к злейшим
врагам израильтян, филистимлянам, — значило становиться
предателями в глазах своих соплеменников. А что они будут
делать, если Анхус велит им сражаться со своими братьями?!
Тем не менее — и Библия подчеркивает это! — все шестьсот че-
ловек, как один последовали за Давидом, и это еще раз дока-
зывает, какой огромной силой убеждения он обладал, насколь-
ко непререкаемым был его авторитет.
Филистимляне, разумеется, были наслышаны о том, что в
последние месяцы царь израильтян был только и занят тем, что
гонялся за своим бывшим зятем и тысяченачальником, а пото-
му появление Давида в Гефе не вызвало особого удивления у
Анхуса. Скорее наоборот: Анхус был достаточно умен, чтобы
предвидеть такой поворот событий и попытаться обратить его
в свою пользу. Для него не было сомнений, что Давид после бес-
престанных преследований должен ненавидеть Саула и гореть
желанием отомстить ему. А потому Анхус выдвинул Давиду то
самое условие, которого больше всего боялись его воины: в ка-
честве платы за убежище они должны будут обратить свое ору-
жие против евреев, постоянно совершать набеги на земли из-
раильтян, отдавая ему, Анхусу, львиную долю добычи.
Такие набеги, по мысли Анхуса, с одной стороны, должны
были окончательно превратить Давида в подонка и предателя
в глазах своего народа, а заодно настолько ослабить израиль-
тян, чтобы позже по ним можно было нанести сокрушительный
удар и окончательно покорить их. Надо сказать, что уже для то-
го времени такая тактика была отнюдь не новой, да и в после-
дующие эпохи она не раз активно использовалась различными
правителями. Вспомним хотя бы, как монгольские ханы игра-
ли на противоречиях русских князей, особенно в период уси-
ления Московского княжества.
И Давид принимает это условие, выдвигая в ответ единст-
венную просьбу: учитывая то, что евреи и филистимляне не
очень симпатизируют друг другу, он просит выделить ему и его
людям какое-то отдельное место для жительства — «один из ма-
лых городов».
«И дал ему Ахиш в тот день Циклаг; поэтому принадлежит
Циклаг царям иудейским до сего дня. И было число дней, ко-
торые прожил Давид в земле Пелиштимской, год и четыре ме-
сяца» (I Сам. 27:6—7).
На самом деле, утверждают комментаторы, в самом этом по-
дарке Анхуса заключалась злая ирония. Секелаг (Циклаг) был
101
не городом, а большой деревней, располагавшейся в уделе ко-
лена Симеона, на самой границе между еврейскими и филис-
тимскими землями. Захватив это село, филистимляне выреза-
ли всех его жителей, и то, что Давид согласился поселиться в
Секелаге, выглядело бы оправданием им этой резни и служи-
ло все той же цели — окончательно противопоставить его сво-
им сородичам.
Но дело в том, что Давид и не думал воевать со своими со-
племенниками. Он снова играл перед Анхусом, но на этот раз
разыгрывал из себя не сумасшедшего, а гонимого и озлоблен-
ного на весь мир человека, готового воевать с кем угодно. И он
вновь водил Анхуса за нос, ибо не было для него ничего в мире
важнее своего народа и своей веры и он действительно предпо-
чел бы умереть, чем предать их.
Но Анхус ждал своей доли добычи и демонстрации вернос-
ти, а значит, сидеть сложа руки Давид не мог. Тогда в его голо-
ве сложился поистине страшный план того, каким образом об-
мануть царя Гефа. Его дружина в самом деле стала совершать
набеги, но не на еврейские земли, а на земли соседних наро-
дов — гисурян, амалекитян, кенийцев и т. д. При этом Давид
каждый раз отсылал значительную часть добычи — стада мел-
кого и крупного рогатого скота, лощадей и овец, одежду, дра-
гоценности и т. д. — Анхусу во дворец, уверяя, что все это бы-
ло добыто в еврейских городах и селах. А чтобы этот обман не
был разоблачен, воины Давида... вырезали поголовно все насе-
ление захватываемых ими деревень и городков, не оставляя в
живых даже грудных младенцев, — так, чтобы никто не мог
рассказать, откуда именно доставлена в Геф добыча:
«И поднимался Давид и люди его и нападали на гешурян, и
на амалекитян, которые населяли издавна эту страну до доро-
ги в Шур и до земли Египетской. И поражал Давид ту страну, и
не оставлял в живых ни мужчины, ни женщины, и забирал овец,
и волов, и ослов, и верблюдов, и одежду; и возвращался и при-
ходил к Ахишу. И говорил Ахиш: на кого напали вы ныне? И го-
ворил Давид: на юг Иудеи, и на юг земли исрахмельцев, и на юг
земли кенийцев. И ни мужчины, ни женщины не оставлял Да-
вид в живых, чтобы привести в Гат, так как говорил: чтобы они
не рассказали о нас, говоря: “Так поступал Давид и таков был
образ его действий во все дни пребывания в земле Пелиштим-
ской”...» (I Сам. 27:8-11).
Эта уловка Давида сработала: Анхус все больше уверялся в
преданности Давида и в том, что тот окончательно отвергнут
собственным народом, а потому будет служить ему до конца
своих дней:
102
«И стал доверять Анхус Давиду, говоря: он сделал себя не-
навистным народу своему, Исраэлю, и будет рабом моим на-
всегда...» (I Сам. 27:12).
Надо заметить, что военные победы евреев последнего вре-
мени филистимляне связывали не столько с Саулом, сколько с
Самуилом и Давидом. Почему с Давидом — понятно: его побе-
да над Голиафом повергла филистимлян в шок, следствием ко-
торого и стал полный разгром их армии. И все же главным ви-
новником побед евреев филистимляне числили Самуила. Как
язычникам им, безусловно, была чужда и непонятна идея Един-
ственного Бога, которому поклонялись евреи, однако при этом
они не отрицали того, что Самуил является великим пророком,
а точнее, жрецом и колдуном, умеющим завоевывать благо-
склонность неких высших сил для своего народа.
Вот почему известие о смерти Самуила вызвало ликование
в филистимских городах, и на совете их царей и старейшин бы-
ло решено, что лучшего времени для объявления войны изра-
ильтянам просто не придумаешь: смерть Самуила лишила их
поддержки потусторонних сил и вдобавок они ослаблены не-
престанными набегами Давида.
Решение совета было однозначным: надо собрать все имею-
щиеся силы, двинуться на евреев и покончить с ними. Сразу по
возвращении в Геф Анхус вызвал к себе Давида, сообщил ему,
что филистимляне собираются на войну, и потребовал, чтобы
Давид вышел со своей дружиной в составе филистимского вой-
ска — это и будет его главным экзаменом на преданность. Если
он выдержит его достойно, то войдет в ближайшее окружение
Анхуса и станет начальником его телохранителей:
«И было в те дни: собрали пелиштимляне все станы свои в
войско, чтобы воевать с Исраэлем. И сказал Ахиш Давиду: да
будет тебе известно, что со мною пойдешь в стан, ты и люди
твои. И сказал Давид Ахишу: если так, то узнаешь, что сделает
раб твой. И сказал Ахиш Давиду: за то я сделаю тебя храните-
лем головы моей навсегда» (I Сам. 28:1—2).
Комментаторы утверждают, что Ахиш не понял всей дву-
смысленности произнесенной Давидом фразы, которая между
тем означала, что Давид отнюдь не собирается воевать против
евреев, а, наоборот, намерен сыграть роль «пятой колонны»,
ударив в решающий момент битвы по филистимлянам.
Однако если не мудрствовать лукаво, то из текста видно,
что слова Анхуса повергли Давида в смятение. Он нашел удач-
ную формулировку для ответа, но как выпутаться из той ситу-
ации, в которой оказался, Давид в тот момент, похоже, не
знал.
103
Глава десятая
«КАК ПАЛИ СИЛЬНЫЕ!»
«И собрались филистимляне, и пришли, и расположились
станом в Шунейме, а Шаул собрал всех исраэльтян, и располо-
жились они станом на Гильбоа...» (I Сам. 28:4).
Это была не просто еще одна война. Филистимляне двину-
лись на этот раз по необычному для них маршруту, чтобы уда-
рить по израильтянам со стороны Изреельской долины, предо-
ставляющей отличные возможности для маневра конницы и
колесниц — ударных родов войск их армии, которых и в поми-
не не было у евреев.
Саул разгадал эти замыслы противника и вывел свои полки
навстречу врагу, став станом у горы Гильбоа (так она называет-
ся и сегодня, но синодальный перевод передает ее название
как Гелвуя). Здесь пешие израильские полки имели с точки зре-
ния обороны явные преимущества: коннице, а тем более ко-
лесницам, как известно, не так уж легко наступать под гору.
Вот как анализируют диспозицию израильской и филистим-
ской армий накануне этого сражения известные израильские
военные историки Хаим Герцог и Мордехай Гишон: «Филис-
тимляне собрали свое войско в Афеке, в Шфеле, но в планах у
них было испробовать новый путь. После многочисленных не-
удачных попыток проникнуть в центральные горы с запада фи-
листимляне задумали большой обходной маневр к северу, вдоль
равнины Шарон (прибрежной равнины), а затем через один из
перевалов хребта Кармил в Изреельскую долину, чтобы таким
образом проникнуть в центральные горы у Енн-Ганима (Ане-
ма, современный Дженин) и двигаться дальше к югу вдоль пла-
то. Совершая маневры в Изреельской долине, филистимляне
могли надеяться на помощь из ханаанейских городов, которые
еще не были захвачены израильтянами»1.
Когда разведчики сообщили Саулу, какова численность фи-
листимской армии, он растерялся — на этот раз филистимля-
не более чем втрое превосходили израильтян. Победить такую
армию внизу, в долине, было невозможно, особенно учитывая
огромное преимущество врага в техническом отношении. Од-
нако и отказаться от боя значило просто дать филистимлянам
возможность обогнуть Гильбоа-Гелвую, рассечь земли изра-
ильтян на две части, устроить резню сначала на севере, а затем
на юге — и дождаться, когда оставшаяся на горе без провиан-
та армия сама спустится вниз и начнет разбегаться. Ситуация,
1 Герцог X., Гишон М. Библейские сражения. М., 2005. С. 93.
104
таким образом, оказывалась тупиковой, и Саул не мог не по-
нимать этого.
Закон предписывал царю в таком случае обратиться за со-
ветом к Богу через «урим» и «туммим», но после того, как Саул
перебил жителей Нова, и «урим» и «туммим», и единственный
выживший житель этого города священников-коэнов Авиа-
фар находились у Давида. Предание утверждает, что у Саула
были свои пророки, но когда они задали Богу вопросы царя, то
не получили на них ответа.
Терзаемый сомнениями, во что бы то ни стало желающий
прорвать завесу грядущего, Саул решается на поистине кощун-
ственный, с точки зрения верующего иудея, шаг — обратиться
к «вызывательнице мертвых». В самом этом решении, как вер-
но замечает Дж. Фрэзер, с точки зрения других народов той
эпохи, не было ничего необычного. Вера в возможность вызо-
ва души мертвых и проникновения с их помощью в будущее
была распространена в древности повсеместно, в том числе на
Ближнем Востоке1.
Однако в Пятикнижии Моисеевом некромантия, как и все
другие виды магии, объявляются одной из самых отвратитель-
ных форм язычества, а потому евреям не только запрещено ими
заниматься, но и предписывается уничтожать любого, кто ре-
шит это сделать.
«Не обращайтесь к вызывающим мертвым и к знахарям; не
ищите оскверниться ими... Будьте же мне святы, ибо святЯ, Бог,
и Я выделил вас из народов, чтобы быть вам Моими. И мужчи-
на, или женщина, если окажется среди них вызывающий мерт-
вых, или знахарь смерти да будут они преданы: камнями пусть
забросают их — кровь на них», — говорится в Книге Левит
(«Ваикра») (Лев. 19:30, 20:26—27).
Саул, кстати, прославился как один из самых яростных ис-
полнителей этого закона. Вскоре после своего восхождения на
престол он устроил в стране настоящую охоту на гадальщиков,
ведьм и колдунов, перебив их всех до единого — как евреев,
так и неевреев. И вот сейчас он, к собственному стыду, вынуж-
ден был признаться, что нуждается в некроманте. Вызвав к
себе самых близких слуг, Саул попросил найти ему такого ме-
диума, но те только развели руками, напомнив своему повели-
телю, что он сам же велел их уничтожить. Но тут кто-то из них
припомнил, что одна «вызывательница мертвых» все же уцеле-
ла, и живет она совсем недалеко от горы Гелвуи — в деревень-
ке Аэндор (Эйн-Дор).
1 Фрэзер Дж. Фольклор в Ветхом Завете. М., 1985. С. 321—338.
105
Мидраш утверждает, что этим слугой был не кто иной, как
Авенир, сын Нира, а вызывательницей мертвых — его мать.
Пользуясь своим высоким положением при дворе Саула, гово-
рит мидраш, Авенир сумел спасти мать от смерти, но взял с нее
слово, что она больше никогда не будет заниматься некроман-
тией. Теперь Авениру пришлось просить мать нарушить данную
ею клятву и погадать для самого царя...
Стыдясь собственного поступка, переодевшись в платье про-
столюдина, укутавшись с головой в плащ, чтобы его не смогли
опознать, Саул под прикрытием темноты в сопровождении
двух слуг направился в Аэндор.
Библия описывает сцену пребывания Саула у «колдуньи из
Аэндора» с необычайной зримостью и достоверностью:
«И переоделся Шаул, надев иное платье, и пошел сам и два
человека с ним, и пришли они к той женщине ночью. И сказал
он ей: поколдуй мне через мертвого и подними мне того, о ком
я скажу тебе. И сказала ему женщина: ведь ты знаешь, что сде-
лал Шаул, как истребил он в стране вызывающих мертвых и
знахарей; зачем же расставляешь ты сети душе моей, чтобы по-
губить меня? И поклялся ей Шаул Господом, сказав: как жив
Господь, не постигнет тебя наказание за это дело. И сказала жен-
щина: кого поднять мне для тебя? И сказал он: подними мне
Шмуэля. И увидела та женщина Шмуэля и громко закричала,
и сказала та женщина Шаулу: зачем ты обманул меня? Ты же
Шаул. И сказал ей царь: не бойся, что же видела ты? И сказала
женщина Шаулу: видела нечто божественное, поднимающееся
из земли. И сказал он ей. каков вид его? И сказала она: подни-
мается старый человек, и окутан он в мейл1. Тогда узнал Шаул,
что это Шмуэль, и поник он лицом к земле и поклонился. И ска-
зал Шмуэль Шаулу: зачем ты потревожил меня, поднимая ме-
ня? И сказал Шаул. тяжко мне очень. Филистимляне воюют
против меня, а Бог отступился от меня и больше не отвечает
мне ни через пророков, ни через сновидения; и вызвал я тебя,
чтобы ты наставил меня, что мне делать. И сказал Шмуэль: за-
чем же ты вопрошаешь меня? Господь ведь отступился от тебя
и стал врагом твоим. И сделал Господь так, как говорил через
меня: и отторг Господь царство от тебя и отдал его ближнему
твоему — Давиду, так как не послушал ты голоса Господа и не
исполнил ярости гнева его на Амалека, то сделал это Господь с
тобою сегодня. И предаст Господь и Исраэля вместе с тобою в
руки филистимлян; завтра же и ты, и сыновья твои будете со
мною, и стан Исраэльский Господь предаст в руки филистим-
1 Мейл (ивр ) — плащ, накидка, мантия
106
лян. И пал вдруг Шаул во весь рост свой на землю, очень испу-
гавшись слов Шмуэля, и не было сил у него, потому что не ел
он хлеба весь тот день и всю ночь» (I Сам. 28:8—21).
Комментаторы, разумеется, расходятся во мнении по по-
воду «волшебницы из Аэндора». Одни убеждены, что она и в
самом деле вызвала дух пророка Самуила, причем речь шла об
обычной для некромантии практике: сам вызывающий и ви-
дел, и слышал пришедшего на его зов духа, тот, для кого дух
был вызван, его только слышал, а все остальные духа не виде-
ли и не слышали. Саул, объясняют эти комментаторы, сутки
постился перед визитом к колдунье, чтобы очиститься и пока-
зать и Богу, и душе Самуила, что он решился призвать послед-
него из самых лучших побуждений. Он вызвал дух Самуила
именно потому, что был уверен: из любви к народу тот не со-
лжет ему и не станет сильно гневаться на нарушителя Закона
Моисея. При этом Саул не стал задавать вопросов, пока не по-
лучил некие неопровержимые свидетельства, что ворожея и в
самом деле вызвала дух Самуила, а не обманывает его.
Талмуд добавляет к этому, что в «Первой книге Самуила»
приводится только часть диалога между царем и пророком.
В ходе разговора, добавляет Талмуд, Саул спросил, может ли он
избегнуть смерти. «Можешь, — ответил Самуил, — если сбе-
жишь сейчас от филистимлян. Но в этом случае твоя дальней-
шая судьба туманна. Если же ты примешь смерть, то завтра же
будешь со мной в раю!»
Эти же комментаторы отмечают, что ворожея повела себя
как благородная женщина: увидев, какое впечатление произ-
вел на царя ее спиритический сеанс, она зарезала для него и его
слуг своего, возможно, единственного теленка, накормила и на-
поила их и только затем выпроводила их из своего дома.
Однако наиболее рационалистичные толкователи Священ-
ного Писания, а вслед за ними и ученые-библеисты видели в
волшебнице из Аэндора не более чем ловкую обманщицу, вво-
дившую обращавшихся к ней людей в заблуждение с помощью
чревовещания. По их мнению, старуха мгновенно узнала в
пришедшем к ней простолюдине Саула, заручилась клятвой,
что он не сделает ей ничего дурного, а затем с помощью чрево-
вещания выдала ему в качестве мести за гонения на магов са-
мое мрачное из всех возможных предсказаний.
Когда Саул очнулся от пережитого потрясения, он, как ни
странно, уже знал, что ему делать. Как следует из текстов «Пер-
вой книги Самуила», «Книги Царей» и «Хроникона», Саул
решил, что если ему суждено погибнуть и поражение от фили-
стимлян в грядущей битве неизбежно, то нужно хотя бы попы-
таться спасти большую часть армии, не допустить массовой ги-
107
бели народа. Для этого по разработанному Саулом плану одно-
му из лучших отрядов его армии под командованием Шутелаха
(Шутелы) была поставлена задача ворваться в лагерь филис-
тимлян и посеять в нем панику, что позволяло выиграть время.
Вслед за этим вся армия Саула должна была спуститься с горы
Гелвуи, однако при этом в бой с филистимлянами должны бы-
ли вступить только кадровые полки, возглавляемые сыновья-
ми Саула, — те самые три тысячи отборных, профессиональ-
ных воинов. Тем временем другая, большая часть армии должна
была под командованием Авенира отступить за Иордан,
Так из дома вызывательницы мертвых, чревовещательницы
из Аэндора, царь Саул уходит в историю. Но уходит не как па-
раноик, гонявшийся по всей Иудее за своим ненавистным зя-
тем, подозревавший в измене всех и вся, включая дочь и сына,
и по нескольку раз на дню менявший свои решения. Саул ухо-
дит в историю как выдающийся государственный муж и пол-
ководец, как подлинный герой, для которого в час испытания
судьба своего народа оказывается важнее собственной жизни
и даже жизни его сыновей. Он сознательно идет на смерть ра-
ди спасения еврейской армии, то есть жизней десятков тысяч
своих соплеменников, ради того, чтобы его народ смог про-
должить свой путь в истории и избежать гнета и рабства.
Мог ли Саул поручить сдерживать филистимлян Авениру, а
сам вместе с сыновьями уйти с остальной армией за Иордан?
Разумеется, мог. Но в том-то и заключалось величие его лично-
сти, что даже мысль о том, что он покупает себе жизнь ценой
жизни других, была ему ненавистна. И в этом смысле подвиг
Саула и стал подлинным символом героизма, готовности при-
нести на алтарь самопожертвования во имя нации не только
самого себя, но и самое дорогое, что есть у любого человека, —
своих детей.
Именно так оценивал личность Саула и Иосиф Флавий.
«Хотя последний (Саул. — П. Л.), — писал он, — благодаря
предсказанию пророка и знал, что случится и что ему угрожа-
ет неминуемая смерть, он все-таки не только не захотел спас-
тись бегством и для личной безопасности предоставить своих
товарищей на избиение врагам, — этим было бы запятнано так-
же его собственное царское достоинство, — но и ринулся всем
домом, вместе с сыновьями своими в самый центр опасности,
считая своим долгом пасть вместе с детьми в честном бою за
своих подданных и предпочитая видеть доблестную смерть сы-
новей своих, чем оставить их после себя на неопределенную в
будущем участь. Он предпочитал оставить вместо потомства и
наследников славу и непорочную после себя память. Поэтому-
то я полагаю, что Саул был человеком исключительным: спра-
108
ведливым, храбрым и рассудительным, и если кто-нибудь дру-
гой явится с его качествами, то он за свою добродетель будет
достоин всеобщего почитания»1.
* * *
В то самое время, когда Саул находился в Аэндоре, филис-
тимляне тоже начали подготовку к будущему сражению. Они
устроили смотр своего войска, в ходе которого определялась
боевая задача каждой из входящей в него армий. Армии царя
Анхуса, как ни странно, было определено место в арьергарде,
и тут-то филистимские князья и заметили, что в нее входит ев-
рейская дружина из шестисот воинов, да еще и под предводи-
тельством того самого Давида, на руках которого были реки
филистимской крови.
Анхус попытался уверить филистимских князей, что Давид
верен ему и горит желанием отомстить Саулу, однако это не про-
извело на филистимских военачальников никакого впечатле-
ния. С их точки зрения, доверять Давиду было никак нельзя —
напротив, чтобы заслужить прощение Саула, он может в ре-
шающий момент сражения ударить в тыл филистимлянам и тем
самым определить его исход. Слишком многое решалось для
филистимлян в этой битве, чтобы они могли позволить себе
рисковать, а потому от Анхуса потребовали отослать Давида на-
зад, в Секелаг.
Большинство комментаторов утверждают, что, предполо-
жив, что Давид и его люди могут в ходе боя обратить мечи про-
тив врагов своего народа, филистимские военачальники разга-
дали и предупредили тайный замысел самого Давида. Однако
непосредственно из текста это никак не следует:
«Князья филистимские шли сотнями и тысячами, а Давид
и люди его шли позади. И говорили князья филистимские: что
это за евреи среди нас? И сказал Ахиш князьям филистимским:
ведь это Давид, раб Шаула, царя Исраэльского, который жил у
меня уже год или даже годы, и я не нашел в нем ничего плохо-
го с того дня, как он попал к нам, до сего дня. И рассердились
на него князья филистимские, и сказали ему князья филис-
тимские: отошли назад этого человека, и пусть возвратится он
в свое место, где ты поселил его, и пусть не идет с нами на вой-
ну, чтобы он не стал врагом нашим в войне, ибо чем приобре-
сти ему милость господина своего, как не головами этих наших
людей? Ведь это тот Давид, которому пели в танцах: “Шаул по-
разил тысячи свои, а Давид — десятки тысяч!” И призвал Ахиш
1 Иосиф Флавий. Иудейские древности. Т 1. С. 260.
109
Давида и сказал ему: как жив Господь! Ты честен, и приятно
было бы мне, чтобы ты выходил и входил со мною в стан, ибо
не нашел я в тебе зла со дня прихода твоего ко мне до сегодня;
но не понравился ты князьям этим. А теперь возвратись и иди
с миром, чтобы не доставлял ты неприятностей князьям фили-
стимским. И сказал Давид Ахишу: что же сделал я и что худого
нашел ты в рабе твоем с того дня, что я при тебе до сего дня,
чтобы не идти мне сражаться с врагами господина моего царя?
И отвечал Ахиш и сказал Давиду: знаю я, что ты хорош, на мой
взгляд, как ангел Божий, но князья филистимские сказали:
“Пусть не идет он с нами на войну”. Итак, встань рано утром
ты и рабы господина твоего, которые пришли с тобою, и когда
встанете поутру, то чуть забрезжит вам свет, уходите. И встал
Давид рано, сам и люди его, чтобы утром идти и возвратиться в
землю филистимскую. А филистимляне поднялись в Исраэль...»
(I Сам. 29:2-11).
В сущности, только одну фразу можно в этом отрывке вос-
принять как намек на то, что Давид не собирался воевать со
своим народом, а намеревался ударить в тыл давшим ему при-
ют филистимлянам.
«Что же сделал я и что худого нашел ты в рабе твоем с того
дня, что я при тебе до сего дня, чтобы не идти мне сражаться с
врагами господина моего царя?» — спрашивает Давид Анхуса,
но при этом не уточняет, кого же именно он считает «господи-
ном своим царем» — Анхуса или Саула.
Решение филистимских князей явно избавило Давида от
бремени очень тяжелого выбора и дало возможность вернуть-
ся со своей дружиной в Секелаг, не изменив ни своему народу,
ни царю Анхусу.
* * *
...Секелаг встретил воинов Давида подымающимся над
сожженными домами дымом и молчащими хлевами — за три
дня их отсутствия неизвестный враг разграбил и сжег деревню
и не только угнал весь имевшийся в ней скот, но и увел в плен
всех детей и женщин.
Убитые потерей своих семей, ослепленные горем, не способ-
ные в этом состоянии внимать голосу разума, дружинники об-
винили во всем происшедшем своего командира: кто, как не он,
должен был предвидеть возможность такого поворота событий
и оставить в городе сторожевой отряд хотя бы в 50—70 человек?
Давид попытался напомнить, что налетчики также увели обе-
их его жен, но каждый горевал о свой жене и детях и не желал
его слушать.
110
Существует несколько версий о том, что произошло дальше.
По одной из них, воины произвели суд над Давидом и приго-
ворили его к побиению камнями. По другой — никакого суда
не было и в помине — просто разъяренная толпа дружинников
начала смыкаться вокруг Давида, поднимая лежащие на земле
камни, чтобы расправиться с ним тем самым способом, каким
было у евреев принято расправляться с убийцами и святотат-
цами.
Но именно в такие минуты и проверяется характер лидера и
сама справедливость его притязаний на лидерство. Давид сумел
остановить, успокоить и снова подчинить себе эту разъяренную
толпу. Текст «Книги Самуила» умалчивает, как ему удалось это
сделать, обронив лишь слова о том, что «подкреплял себя Давид
упованием на Господа, Бога своего». В том, что в эти мгнове-
ния Давид, будучи истово верующим человеком, взмолился к
Богу, не вызывает сомнений. Однако он остановил своих бой-
цов явно не только силой молитвы. Согласно одному из преда-
ний, Давид обратился к своей армии с «последним словом», в
котором признал... справедливость вынесенного ему смертно-
го приговора, но попросил подарить ему один день жизни и еще
один день побыть под его командованием, чтобы дать ему
шанс попытаться все исправить.
И когда бойцы согласились подарить ему этот один день, Да-
вид, повествует далее Библия, немедленно призвал к себе пер-
восвященника Авиафара, велел ему облачиться в свои одежды
и вопросить «урим» и «туммим», стоит ли ему вообще пускать-
ся в погоню за грабителями, настигнет ли он их, и если настиг-
нет, то одержит ли над ними победу? И ответил Бог: «Гонись,
ибо настичь настигнешь и спасти спасешь!»
Воодушевленный этим ответом, Давид вместе со всеми сво-
ими шестистами воинами вышел из Секелага и направился
вглубь пустыни, в сторону стойбищ амалекитян — он предпо-
ложил, что именно они совершили набег на деревню, и, как
показали дальнейшие события, был прав. Однако, когда спус-
тя несколько часов воины подошли к широко разлившемуся от
весенних дождей ручью Бесор, часть из них неожиданно заяви-
ли, что устали, не могут и не хотят переходить Бесор вброд. Не
исключено, что, будучи менее выносливыми и крепкими, эти
бойцы требовали дать им перед переправой немного отдыха,
но Давид не желал терять понапрасну время — ведь у него был
только один день жизни. Оставив двести притомившихся бой-
цов у Бесора, он с четырьмястами другими направился дальше,
не забывая, впрочем, в спешке следовать всем правилам воен-
ной науки своего времени и высылая вперед разведчиков, что-
бы избежать внезапного столкновения с врагом.
111
Эти разведчики, очевидно, и наткнулись на лежащего в пу-
стыне изможденного и умирающего от жажды и голода чело-
века. Дав ему попить и накормив хлебом и лепешками из прес-
сованного инжира и изюма, они привели незнакомца в чувство
и проводили к Давиду.
На вопрос Давида о том, кто он такой и как оказался один
посреди пустыни, пленник ответил, что он египтянин, попав-
ший в рабство к амалекитянам, и вместе со своим хозяином
участвовал в набеге на Секелаг. Однако на обратном пути в стой-
бище амалекитян он заболел, оказался не в силах идти, и тогда
хозяин попросту бросил его умирать без еды и воды посреди
пустыни.
Из показаний этого раба стало ясно, что Секелаг стал не
единственной деревней, ограбленной амалекитянами. Узнав,
что филистимляне объявили новую войну израильтянам, одна
часть амалекитян присоединилась в качестве союзников к фи-
листимской армии, а другая тем временем бросилась грабить
оставшиеся без защиты села и города на юге Иудеи, да и своих
союзников-филистимлян. При этом амалекитяне специально
свернули в сторону Секелага, чтобы сжечь его и увести всех,
кто там найдется, в плен — так они решили рассчитаться с Да-
видом за его безжалостные прошлые набеги.
Таким образом, домой этот отряд амалекитян возвращался
с богатой добычей, взятой не только в Секелаге, но и во мно-
гих других местах.
Выведав все это, Давид попросил пойманного раба-египтя-
нина провести его по следам амалекитян, и тот согласился это
сделать в обмен на обещание, что ему сохранят жизнь и он не
будет возвращен к своим хозяевам-амалекитянам.
Понятно, что скорость, с которой передвигались четыреста
еврейских воинов, была куда больше, чем та, с которой дви-
гался караван амалекитян с нагруженными добычей верблю-
дами, целыми стадами угнанного скота и сотнями пленников.
Вдобавок амалекитяне, видимо не рассчитывавшие, что за ни-
ми кто-то может пуститься в погоню, уверенные, что Давид,
как и все евреи и филистимляне, находится на войне, вели се-
бя совершенно беспечно. С наступлением темноты они оста-
новились для ночевки, раскинули стан и устроили грандиоз-
ный пир в честь столь удачно сложившегося похода.
В этот самый момент их и настигла дружина Давида. О том,
что произошло дальше, догадаться нетрудно. Четыреста жажду-
щих мести бойцов Давида внезапно накинулись на развалив-
шихся на пиршественных подушках и изрядно захмелевших
амалекитян.
«Давид нагрянул на них совершенно неожиданно и учинил
среди них страшную резню, что было тем легче, что все они бы-
112
ли безоружны, не ожидали ничего подобного и направили все
свои помыслы исключительно на пьянство и разгул. Некото-
рые из амалекитян были перерезаны еще в то время, когда они
сидели за столами, так что их кровь обагрила стоявшие на сто-
ле кушанья, другие были перебиты в тот момент, когда они пи-
ли за здоровье своих собеседников, третьи, наконец, пали от
мечей, погруженные в глубокий сон от чрезмерного употреб-
ления вина. Все те же, которым второпях удалось надеть на се-
бя оружие и которые стали оказывать Давиду сопротивление,
были убиты так же без труда, как и безоружные, лежавшие на
земле. Спутники Давида провели за этой резней весь день, с ут-
ра до наступления вечера1, так что от всей массы амалекитян не
уцелело более четырехсот человек, которым удалось вскочить
на своих верблюдов и спастись бегством»2 — так предстают эти
события в описании Иосифа Флавия.
Таким образом, Давид не только вернул захваченных амале-
китянами детей и женщин, ни одну из которых (во всяком слу-
чае, так утверждает традиция) они еще не успели изнасиловать,
а также принадлежащий ему и его людям скот, но и получил
всю ту огромную добычу, которую амалекитяне захватили во
время этого набега.
Гоня перед собой бесчисленное стадо овец, коз и коров, Да-
вид двинулся назад. Воины, оставшиеся у ручья Бесор, увидев
это стадо, приветствовали своих товарищей радостными кри-
ками, но в ответ услышали только брань и насмешки. Здесь же
разгорелся спор о том, положена ли этим двумстам, по сути де-
ла, не участвовавшим в походе бойцам, их доля добычи, или же
им следует вернуть лишь жен и детей? Однако Давид вовсе не
собирался терять из-за раздела добычи треть своего отряда.
Объявив, что оставшиеся у Бесора двести человек считаются
как бы оставшимися при обозе тыловыми частями, Давид про-
возгласил новый закон, и по существу это был первый из вве-
денных им законов: тыловые части получают равную долю до-
бычи с участвовавшими в войне полевыми.
«Ведь какова доля ходившего на войну, такова должна быть
и доля сидевшего при обозе: вместе пусть делят. И было с того
дня и в дальнейшем вменил он это в закон и обязанность для
Исраэля до сего дня» (I Сам. 30:24—25).
Однако по возвращении в Секелаг Давид пошел на еще бо-
лее жесткий шаг: он не дал воинам разделить между собой всю
захваченную добычу, а значительную часть ее послал старейши-
нам различных городов и деревень Иудеи. Это был, вне сомне-
1 День у евреев заканчивается и начинается вечером, в соответствии со
словами Книги Бытия: «И был вечер, и было утро — день один».
2 Иосиф Флавий. Иудейские древности. Т. 1. С. 261.
113
ния, мудрый и дальновидный политический ход: посылая эти
дары, Давид как бы компенсировал потери наиболее знатных
и уважаемых людей своего колена от недавнего набега амале-
китян и заручался их поддержкой в грядущей борьбе за власть.
Теперь, после того как они приняли эти дары, старейшины
Иудеи невольно чувствовали себя должниками Давида.
И, разумеется, никто в дружине не вспоминал о том, что
совсем недавно они хотели побить Давида камнями.
* * *
В то самое время, когда Давид праздновал свой триумф над
амалекитянами, у подножия Гелвуи разворачивались драмати-
ческие события.
Д. Малкин в своем «Короле Шауле», пытаясь на основе всех
имеющихся источников реконструировать битву у Гильбоа-Гел-
вуи, считает, что бой между израильтянами и филистимлянами
развивался следующим образом. Небольшой отряд князя Шу-
телаха обошел стан филистимлян с тыла и нанес удар по охра-
нявшим его стражникам. Однако Анхус предусмотрел такую
возможность, хорошо укрепил тыл, а потому внезапного удара
не получилось — завязалась кровавая схватка, в которой евреи
очень быстро стали проигрывать и гибли один за другим.
Но дело в том, что они и не рассчитывали победить. Отряд
Шутелы был (как, впрочем, и полки Саула) отрядом смертни-
ков, призванным отвлечь на себя внимание филистимлян, вы-
играть время и дать остальным под командованием Авенира
уйти за Иордан.
Пока Шутела с горсткой своих храбрецов сдерживал натиск
противника, другой отряд пробрался к лошадиным стойлам и
поджег их. Обезумевшие от огня лошади начали метаться по
стану, топча воинов, и тем не оставалось ничего другого, как за-
калывать их мечами. Но это означало, что филистимляне уже
не могли использовать многие свои боевые колесницы.
Наконец, лошадей удалось успокоить, пожар потушить, и
тут Анхус разгадал, наконец, маневр противника — он понял,
что еврейская армия уходит в сторону Иордана, причем решил,
что возглавляет это бегство сам прославленный Саул. Анхус
попытался было пуститься в погоню за уходящими израильтя-
нами, но в этот момент у него на пути встал Саул со своими во-
инами.
Численное превосходство филистимлян было настолько ве-
лико, что ни о какой битве на равных не могло быть и речи, —
задачей Саула было опять-таки лишь удержать вокруг себя фи-
листимлян как можно дольше и нанести им максимальный
114
урон. Поэтому он с сыновьями, как пишет Флавий, ринулся в
самый центр схватки, прикрываемый сзади своим верным ору-
женосцем.
Наконец, случилось неминуемое — израильтяне дрогнули и
стали отступать к поросшему лесом отрогу горы Гелвуи, где фи-
листимляне уже не могли использовать конницу и колесницы.
Во время этого отступления один за другим геройски пали в
бою три сына Саула — Ионафан, Авинадав и Мелхисуа (Мал-
кишуа). Увидев, что в схватке на мечах они несут неоправдан-
но большие потери, филистимляне начали осыпать противни-
ка дротиками и стрелами, под градом которых один за другим
падали те, кто сумел дойти до горы. По всей видимости, одной
(а возможно, и не одной) из этих стрел был тяжело ранен и Са-
ул, испугавшийся, что, потеряв силы, он может попасть в плен
к филистимлянам и подвергнуться нечеловеческим пыткам:
«И война против Саула стала жестокой; и разили его воины,
стреляющие из лука; и он весьма устрашился стрельцов» (I Сам.
31:3).
Не желая попасть в руки филистимлян, Саул начинает умо-
лять своего оруженосца заколоть его мечом, но тот оказывает-
ся не в силах пойти на такое святотатство — поднять руку на
помазанника Божьего. Тогда Саул закрепил свой меч между дву-
мя камнями и пал на него так, что острие меча вошло ему в жи-
вот. Увидев это, верный оруженосец царя сделал то же самое и
мгновенно скончался.
Но Саул не умер. Жизнь никак не хотела покидать его силь-
ное тело, и он извивался на земле от невыносимой боли. Фи-
листимляне, а также их союзники тем временем уже торжест-
вовали победу и разбрелись по полю боя, добивая раненых и
занимаясь мародерством. Один из вышедших на войну с фили-
стимлянами амалекитянин наткнулся на умирающего Саула,
для захвата которого уже была выслана специальная колес-
ница.
Добив по его личной просьбе Саула, амалекитянин быстро
сообразил, кто может больше всего порадоваться его смерти и,
сняв с мертвого царя венец и браслет, поспешил в Секелаг.
Так закончилась жизнь первого царя Израиля, бывшего всю
свою жизнь скорее воином и полководцем, чем государствен-
ным деятелем.
Лишь на следующий день, когда филистимляне продолжи-
ли обирать убитых евреев, забирая их оружие и доспехи, они
наткнулись на тела Саула и трех его сыновей. Раздев их трупы,
они отсекли голову Саула и, водрузив ее вместе с мечом на блю-
до, стали объезжать с этим страшным «сувениром» все филис-
тимские города и веси под ликующие возгласы женщин.
115
Уже затем голова Саула была отнесена в храм филистимско-
го бога Дагона, а его меч был пожертвован капищу богини Ас-
тарты.
Но и этого филистимлянам показалось мало — чтобы вдо-
воль насладиться своей победой, они распяли обезглавленное
тело Саула и тела его сыновей на крепостных стенах города
Беф-Сана (Бейт-Шеана, так называется этот город в Израиле
и сегодня), прибив их гвоздями.
Когда весть об этом глумлении дошла до жителей заиордан-
ского города Иависа Галаадского (Гилад-Явеша), под которым
некогда Саул одержал свою первую победу, они решили во что
бы то ни стало отбить тело любимого царя и его сыновей у вра-
га. Ночью небольшой отряд добровольцев из этого города на-
правился к Беф-Сану. Сумев бесшумно перебить крепостную
стражу, они сняли тела Саула, Ионафана, Авинадава и Мелхи-
суа со стены и двинулись с ними в обратный путь.
«И пришли в Явеш, и сожгли их там. И взяли кости их, и по-
хоронили под тамариском в Явеше и постились семь дней»
(I Сам. 31:12-13).
Все комментаторы и библеисты обращают внимание на то,
что у евреев никогда не было принято сжигать тела, и потому
погребение Саула с таким грубым нарушением обычая вызы-
вает у них удивление. И. Штейнберг, вслед за другими коммен-
таторами, высказывает предположение, что к тому времени,
когда израильтяне захватили тела своих героев, они настолько
разложились и от них шел такой смрад, что было решено сжечь
их, а затем собрать и похоронить кости. Ряд комментаторов счи-
тают, что на самом деле тела были не сожжены, а просто обку-
рены перед погребением благовониями, чтобы перебить исхо-
дящий от них запах.
* * *
Амалекитянин появился в Секелаге на третий день после
возвращения Давида в эту деревню и, войдя к нему в дом, упал
ниц — так, как падают перед царем. Из его уст и узнал Давид о
разгроме еврейской армии у горы Гелвуи, а также о страшных
подробностях мучительной смерти Саула:
«И сказал отрок, рассказывавший ему: случайно был я на
горе Гилбоа, и вот Шаул опирается на копье свое, и тут колес-
ницы и всадники настигли его. Тогда он оглянулся назад и,
увидев меня, позвал меня, и сказал я: «Вот я!» И сказал он мне:
“Кто ты?” И сказал я ему: “Амалекитянин я!” И сказал он мне:
“Встань надо мною и убей меня, ибо смертельная дрожь охва-
тила меня, а все еще душа моя во мне”. И встал я над ним и до-
116
бил его, ибо знал я, что он не будет жить после того, как пал на
меч свой; и взял я венец его, и запястье, бывшее на руке его, и
принес их сюда к господину моему» (II Сам. 1:6—10).
Очевидно, амалекитянин рассчитывал, что Давид обрадует-
ся вести о гибели Саула, по достоинству оценит принесенные
ему в дар символы царской власти и щедро вознаградит его.
Если это и в самом деле было так, то он жестоко просчитался.
В соответствии с обычаями траура по самому близкому челове-
ку Давид разодрал одежды и весь остаток дня провел в посте и
стенаниях, оплакивая Саула и его сыновей — прежде всего, ра-
зумеется, своего друга Ионафана. Вновь и вновь он осмысли-
вал случившееся, восхищаясь мужеством и героизмом Саула и
переживая его мученическую смерть.
— Ах, Саул, Саул, — восклицал он, по одному из преда-
ний. — Вот тебе расплата за твое милосердие к амалекитянам:
даже принять смерть ты должен был от их руки!
И хотя, если задуматься, этот амалекитянин оказал Саулу
последнюю милость и избавил его от ненужных страданий, Да-
вид не принял этих объяснений и на следующий день велел каз-
нить амалекитянина:
«И сказал Давид ему: как не побоялся ты поднять руку свою,
чтобы погубить помазанника Господа? И подозвал Давид од-
ного из отроков, и сказал: подойди, убей его. И тот убил его, и
он умер. И сказал ему Давид: кровь твоя да будет на твою голо-
ву, ты сам виноват в смерти своей, ибо уста твои свидетельст-
вовали против тебя, когда ты сказал: “Я убил помазанника Гос-
подня!”...» (II Сам. 1:14—16).
Тогда же в порыве вдохновения он создал прекрасный и ве-
личественный реквием по Саулу и своему другу Ионафану, ко-
торый с полным правом можно назвать одной из жемчужин ми-
ровой поэзии. И сегодня эти написанные три тысячи лет назад
слова нельзя читать, не ощущая всей вложенной в них боли ут-
раты; и сегодня еврейский народ повторяет их над телами сво-
их павших героев, чувствуя, как вместе с горечью в них звучат
и гордость, и восхищение их мужеством и силой их духа:
Краса твоя, о Израиль, поражена на высотах твоих!
Как пали сильные!
Не рассказывайте в Гефе,
Не возвещайте на улицах Аскалона,
Чтобы не радовались дочери филистимлян,
Чтобы не торжествовали дочери необрезанных...
...Саул и Ионафан, любезные и согласные в жизни своей,
Не разлучились и в смерти своей,
Быстрее орлов, сильнее львов они были.
Дочери израильские!
Плачьте о Сауле,
117
Который одевал вас в багряницу с украшениями
И доставлял на одежды ваши золотые уборы.
Как пали сильные на поле брани!
Сражен Ионафан на высотах твоих.
Скорблю о тебе, брат мой Ионафан:
Ты был очень дорог для меня;
Любовь твоя была для меня превыше любви женской!
Как пали сильные, погибло оружие бранное!
(II Сам. 1:19-27)
Разгром армии Саула вверг израильтян в отчаяние. Филис-
тимляне хозяйничали в землях всех колен, обложив их населе-
ние непомерной данью. Пожалуй, со времен Исхода из Египта
евреи не были так унижены и порабощены, как в те дни. Един-
ственное, что им оставалось, — это надежда, что у народа по-
явится новый великий лидер, способный вернуть нации былую
гордость и независимость, возродить только-только начавшую
зарождаться при Сауле государственность.
Словом, народ ждал достойного преемника погибшего ца-
ря, которым по закону являлся Иевосфей — единственный ос-
тавшийся в живых сын Саула.
Но, для того чтобы Иевосфей законно воссел на престоле,
он должен был быть помазан первосвященником. Первосвя-
щенник же Афиафар, находившийся в Секелаге и безмерно пре-
данный Давиду, объявил, что Иевосфей не может быть помазан
на царство, так как у Израиля уже есть «помазанник Господень»
и это не кто иной, как Давид, принявший помазание из рук са-
мого покойного пророка Самуила. Таким образом, претензии
Давида на трон Саула выглядели куда более обоснованно — и
как «помазанника Господня», и как зятя покойного царя, то есть
одного из ближайших его родственников. Вдобавок ко всему, в
пользу Давида говорил его немалый военный опыт, а также то,
что он был представителем колена Иуды — самого многочис-
ленного и могущественного колена.
Однако Авенир, принимавший вместе с Саулом самое непо-
средственное участие в преследованиях Давида, за это время
привык видеть в нем своего личного врага и просто не допус-
кал в тот момент даже мысли о возможном воцарении Давида.
К тому же, напомним, он был близким родственником Саула,
и для него крайне важно было провозгласить царем всего Из-
раиля именно Иевосфея, таким образом сохранив престол за
своей семьей и своим коленом. Так ко всем прочим бедам из-
раильтян прибавился раскол нации на сторонников Давида и
сторонников Иевосфея.
Часть вторая
МЕЧ И КОРОНА
Глава первая
СМУТА
Иевосфей — так звучит имя оставшегося в живых сына Сау-
ла в синодальном переводе Библии, и само по себе это слово
вряд ли что-либо может сказать русскоязычному читателю. Од-
нако достаточно произнести его в исконном, ивритском звуча-
нии, и для того, кто знаком с этим языком, мгновенно становит-
ся понятен его смысл. Как понятно и то, что Ишбошет — это,
возможно, даже не имя, а прозвище, образовавшееся из двух
слов: «иш» на иврите означает «муж», «человек», а «бошет» —
«стыд», «срам», «позор». Таким образом, Ишбошет — это не что
иное, как «муж позора», «человек, запятнавший себя позором».
Трудно сказать, почему Ишбошет получил такое прозвище.
«Хроникой» утверждает, что настоящее его имя было Ишбааль,
но «баалями» («ваалами»), как известно, на Ближнем Востоке
назывались языческие боги. Так что, вероятнее всего, Ишбо-
шетом этот сын Саула стал просто потому, что у израильтян в
какой-то период было принято называть детей на ханаанский
лад, добавляя в конце имени основы не слово «Эль» — «Бог», а
близкое ему по значению слово «бааль». Однако затем такие
имена стали восприниматься как языческие, а значит, позоря-
щие их носителя, и вместо «бааль» в них стали произносить
«бошет» — «позор».
В то же время нельзя исключать, что народ дал ему это про-
звище за то, что Ишбошет сторонился ратного дела, не участ-
вовал в битвах, которые вел Саул, и, прослыв трусом, как бы
позорил свой род. Во всяком случае, в той решающей битве, в
которой героически погибли его отец и три брата, Иевосфей-
Ишбошет не участвовал, и вообще непонятно, где он в это вре-
мя находился.
Таким образом, этот сын Саула не обладал не только реши-
тельностью, силой ума и харизмой отца — у него не было даже
доброго имени в народе. Поэтому Авенир решил не спешить с
официальным возведением Иевосфея на трон, а попытаться
укрепить позиции дома Саула, проведя ряд успешных операций
120
против филистимлян и выбив их из нескольких захваченных
городов, чтобы затем убедить старейшин колен, в которых на-
ходятся эти города, присягнуть на верность Иевосфею.
Сама эта тактика показывает, что Авенир был не только ис-
кусным полководцем, но и незаурядным политиком, умеющим
просчитывать любую ситуацию на несколько ходов вперед и до-
биваться поставленной цели.
Однако Давид, как мы увидим, оказался достойным против-
ником Авенира — в последовавшие вслед за поражением Сау-
ла месяцы он также проявил себя поистине выдающимся по-
литиком и государственным деятелем.
Вскоре после битвы у Гелвуи в Секелаг к Давиду стали со-
бираться уцелевшие воины армии Саула, а также молодежь из
различных колен Израиля. Потрясенные поражением Саула, с
презрением относящиеся к не участвовавшему в битве Иевос-
фею, они видели в знаменитом победителе Голиафа единст-
венного лидера, который сможет вернуть евреям и их земли, и
национальную гордость. Видимо, в этот период к Давиду при-
соединились и несколько сотен филистимлян из числа тех, ко-
му нравилось вести жизнь «солдат удачи» — они впоследствии
составили основу его отряда наемников.
В результате дружина Давида из шести сотен человек быст-
ро доросла до нескольких тысяч, превысив численность разби-
той кадровой армии Саула.
При этом среди тех, кто присоединился к Давиду, были и во-
ины из колена Вениамина, то есть колена, к которому принад-
лежал Саул, и сам их приход был чрезвычайно показателен — он
доказывал, что у Давида есть сторонники даже среди вениами-
тян, главной опоры Иевосфея и Авенира. Учитывая огромную
политическую значимость этого перехода, обычно суховатый
«Хроникой» посвящает ему несколько восторженных фраз:
«И пришли воины из сыновей Биньямина и Иуды в укреп-
ление к Давиду. И вышел Давид к ним, и отвечал, и сказал им:
если с миром пришли ко мне, чтобы помочь мне, будет сердце
мое с вами вместе, — а если для того, чтобы обмануть меня, пре-
дав врагам моим, хотя нет насилия в руках моих, да видит Бог
отцов наших и рассудит. И дух объял Амасия, главу начальни-
ков: твои, Давид! И с тобою мы, сын Ишая! Мир, мир тебе, мир
помощникам твоим, ибо Бог твой помогает тебе. И принял их
Давид, и поставил их среди глав отряда» (I Хрон. 12:16—19).
Как видно, поначалу Давид заподозрил вениамитян в том,
что они пришли в Секелаг с некими вероломными целями —
войти к нему в доверие, а затем захватить в плен и выдать Аве-
ниру. Более того — Давид прямо говорит им об этих подозрени-
ях, добавляя, что, даже если это так, он не собирается поднимать
121
руку на своих братьев-евреев, вверяя это дело суду Бога. И эта
честная, мудрая речь вызывает у предводителя перешедших на
сторону Давида вениамитян взрыв восторга: «Твои, Давид!»
Историки и комментаторы расходятся во мнении, когда
именно Давид решил покинуть Секелаг и вернуться в Иудею.
Некоторые, отталкиваясь от Иосифа Флавия, считают, что это
произошло примерно через двадцать дней после битвы у горы
Гелвуи. Другие, опираясь на слова «Второй книги Самуила»,
что Давид находился в Секелаге один год и четыре месяца, вы-
сказывают предположение, что четыре месяца он провел здесь
от момента бегства к Анхусу до гибели Саула, и еще год ему по-
требовался, чтобы собрать армию, войти с ней в Иудею и
предъявить свои претензии на царство. При этом Давид почти
не сомневался, что теперь, когда его кровным братьям-иудеям
нечего опасаться репрессий Саула, его примут с распростерты-
ми объятиями.
В Библии вопрос о том, в каком именно из городов Иудеи
ему следует обосноваться, определяет не Давид, а сам Бог —
Давид лишь покорно спрашивает Его об этом через «урим» и
«туммим»:
«И было после этого вопросил Давид Господа, сказав: под-
няться ли мне в один из городов Иудейских? И сказал ему Гос-
подь: поднимись. И сказал Давид: куда подняться мне? И ска-
зал Он: в Хеврон...» (II Сам. 2:1).
На самом деле, как видно из самого библейского текста, Да-
вид в данном случае обращался к Богу лишь с вопросом о том,
насколько верен тот выбор, который он хочет сделать.
И дело не только в том, что Хеврон был в то время одним из
самых больших и укрепленных городов Иудеи и фактически
являлся ее столицей. Напомним, что именно в Хевроне, соглас-
но преданию, находятся могилы Адама и Евы, и именно здесь
располагается усыпальница праотцев и праматерей еврейско-
го народа — Авраама и Сарры (Сары), Исаака и Ревекки (Рив-
ки), Иакова и Лии. И сегодня эта гробница считается второй по
значимости еврейской святыней, а тогда она вообще была глав-
ной. Гробница праотцев в Хевроне напоминала двенадцати ко-
ленам Израиля о том, что все они произошли от общего корня,
и поистине трудно было придумать лучшее место для объеди-
нения нации вокруг нового царя.
* * *
Все книги Библии умалчивают, как Давид вошел в Хеврон
и при каких обстоятельствах был помазан старейшинами на
царство именно над коленом Иуды. «Вторая книга Самуила»
говорит об этом предельно кратко:
122
«И поднялся туда (в Хеврон. — П, Л.) Давид и обе жены
его — Ахиноам-Изреэльтянка и Авигаил, бывшая жена Навала-
Кармелитянина. И людей, что были с ним, привел Давид, каж-
дого с семейством его, и поселились они в городах Хевронских.
И пришли мужи Иудины и помазали там Давида на царство над
домом Иудиным» (II Сам. 2:2—4).
Д. Малкин предполагает, что Давид отнюдь не сразу вошел
в Хеврон вместе с армией, а сначала направил послов к главам
этого города, позвав их собрать совет старейшин колена, а за-
тем явился на это собрание и, сославшись на авторитет пома-
завшего его Самуила, предложил объявить себя царем колена
Иуды. Лишь после того, как совет принял его предложение,
Давид привел в Хеврон и окрестные городки и деревни «лю-
дей, что были с ним», а затем уже в Хевроне был проведен тор-
жественный обряд его помазания в цари — пока не всего Из-
раиля, а только его родного колена Иуды1.
Скептики, разумеется, спешат заметить, что если события
развивались именно так, то выбор у совета старейшин был не-
велик. Когда у стен Хеврона стоит целая армия, воины которой
по докатывавшимся до Иудеи слухам не просто грабили, но и
вырезали до единого человека целые деревни и небольшие го-
рода, то, как бы вежливо ни звучало предложение Давида, от-
клонить его было бы безумием.
Но Яир Закович в монографии о Давиде справедливо заме-
чает, что это предложение упало на благодатную почву. Оно, с
одной стороны, гарантировало Иудее безопасность от филис-
тимлян и прочих врагов под защитой мощной армии Давида, а
с другой — отвечало амбициям иудеев, убежденности, что, бу-
дучи самым многочисленным коленом Израиля, они имеют
право на определенные привилегии, включая и привилегию
поставить на царство именно потомка Иуды.
Согласно традиционной еврейской хронологиии, это собы-
тие произошло в 2884 году от сотворения мира по еврейскому
летосчислению, то есть в 876 году до н. э. Историки относят это
событие, как уже говорилось, к более раннему времени: к пери-
оду между 1055 и 1002 годами до н. э. Наиболее осторожные уче-
ные датируют это событие «концом XI — началом X века до н. э.».
* * *
Одним из первых шагов, предпринятых Давидом сразу после
воцарения в Хевроне, стала отправка послов к жителям Иави-
са Галаадского, в котором он благодарил их за то, что они вы-
1 См.: Малкин Д. Король Давид. Тель-Авив, 1999. С. 12—16.
123
зволили тела Саула и его сыновей из рук филистимлян и пре-
дали их погребению.
Стоит повнимательнее вчитаться в текст этого письма, чтобы
оценить всю мудрость тридцатилетнего Давида как политика:
«И отправил Давид послов к жителям Явеш-Гилада, и ска-
зал им: благословенны вы у Господа, что оказали милость эту
господину вашему Шаулу и погребли его. А теперь да окажет
Господь вам милость и верность, и я воздам вам за это добро, за
то, что вы сделали это. А теперь да будут крепки руки ваши, и
будьте мужественны, так как умер господин ваш Шаул; а меня
помазал над собой на царство дом Иудин».
Итак, Давид начинает с того, что воздает жителям Иависа
должное за их смелый и благородный поступок и беспример-
ную верность Саулу даже после его смерти. Но, призывая бла-
гословение Бога к галаадцам, Давид как бы невзначай роняет,
что не только Господь, но и он, Давид, воздаст им за этот по-
ступок, и эта фраза мгновенно показывает, что он нисколько
не сомневается в своем царском достоинстве, своем праве ка-
рать и миловать, награждать и наказывать. А дальше Давид
вновь напоминает галаадцам о смерти Саула и сообщает о том,
что колено Иуды помазало его на царство.
Таким образом, не призывая открыто галаадцев признать
его преемником Саула и присягнуть на верность, Давид тем не
менее напоминает всем о законности своих претензий на трон
и о том, что только званием царя Иудеи он не ограничится —
иначе ему просто не было смысла писать это письмо.
Хотя официального ответа на свое письмо галаадцам Давид
так и не получил, слухи о нем, безусловно, распространились в
народе и увеличили число его сторонников. Народ еще раз убе-
дился, каким благородным и возвышенным человеком являет-
ся победитель Голиафа, бывший военачальник и зять Саула, по-
том преследуемый им разбойник, а вот сейчас царь Иудеи.
По всей видимости, Давид предпринимал в это время и дру-
гие шаги, призванные обеспечить ему поддержку остальных
колен Израиля, а также царей ханаанских народов, живших
среди евреев.
В частности, во время своего правления в Хевроне Давид,
как предполагает на основе агадических источников раввин
X. Д. Рабинович, отправился на войну с располагавшимся в юж-
ной части Голанского плато царством Гисур (Гешур), покорил
его, однако не разорил, а заключил с гисурским царем Фалма-
ем (Талмаем) союз и взял в знак этого союза в жены дочь Фал-
мая принцессу Мааху.
При этом внешне Давид продолжал играть роль вассала Ан-
хуса, исправно отправляя своих воинов в разбойничьи набеги
124
на соседей и посылая в Геф часть добычи — Давид чувствовал,
что он пока еще не готов к новому столкновению с филистим-
лянами, и удерживал их от нового похода демонстрацией сво-
ей покорности. Именно так в будущем будут вести себя москов-
ские князья по отношению к Золотой Орде, скапливая силы
для нанесения решающего удара.
Между тем Авенир тоже не терял даром времени, укрепляя
позиции Иевосфея и приводя к присяге ему одно колено за дру-
гим. Первым делом он, разумеется, добился поддержки Иевос-
фея его собственным коленом Вениамина, затем коленами Аси-
ра и Ефрема. Наконец, о готовности признать Иевосфея царем
заявили советы старейшин одиннадцати колен, то есть всех ев-
рейских колен, кроме колена Иуды, после чего Авенир решил,
что пришло время возвести Иевосфея на трон.
«Сорок лет было Ишбошету, сыну Шаула, когда он стал ца-
рем над Исраэлем, и два года царствовал он, только дом Иудин
был за Давидом. И было всего времени, в которое Давид цар-
ствовал в Хевроне над домом Иудиным, семь лет и шесть меся-
цев» (II Сам. 2:10—12).
Из этого отрывка, а также из фразы «И длительна была рас-
пря между домом Шаула и домом Давида, и Давид все больше
укреплялся, а дом Шаула все больше ослабевал» (II Сам. 3:1)
большинство библеистов делают вывод, что Авениру понадо-
билось долгих пять лет, чтобы привести к Иевосфею одиннад-
цать израильских колен. Однако, несмотря на присягу совета
старейшин, внутри каждого колена находилось немало тех, кто
считал Давида куда более достойным звания царя, и по мере
того, как Иевосфей демонстрировал свою слабость и бездар-
ность как правителя, таких людей становилось все больше —
«и Давид все больше укреплялся, а дом Шаула все больше ос-
лабевал».
Страшные события, последовавшие спустя два года после
официального восшествия Иевосфея на трон (на седьмой год
правления Давида в Хевроне), были лишь прямым следствием
выявившейся полной «профнепригодности» последнего сына
Саула как царя.
Другие комментаторы Писания и ученые, остающиеся се-
годня в меньшинстве, считают, что два года правления Иевос-
фея пришлись на первые два года правления Давида в Хевроне
и именно столько продолжалась война между двумя царскими
домами. Последующие пять лет, по их мнению, Давид правил
из Хеврона всеми двенадцатью коленами, по-прежнему совер-
шая разбойничьи набеги на соседей и накапливая силы для пол-
номасшатбной войны с филистимлянами.
125
В любом случае отношения между двумя еврейскими цар-
ствами — царством Давида и царством Иевосфея — в этот пе-
риод и в самом деле были крайне напряженными. И хотя обе
стороны явно не хотели вступать в братоубийственную войну
друг с другом, избежать ее все же не удалось.
Глава вторая
ИГРА
«И вышел Авнер, сын Нера, со слугами Ишбошета, сына
Шаула, из Маханаима в Гивон. А Йоав, сын Церуйи со слугами
Давида вышли и встретили их все вместе у пруда Гивонского; и
разместились те на одной стороне пруда, а эти на другой сто-
роне пруда. И сказал Авнер Иоаву: пусть встанут юноши эти и
позабавятся борьбою пред нами. И сказал Йоав: пусть встанут.
И встали они, и вышли счетом двенадцать биньяминян от Иш-
бошета, сына Шаула, и двенадцать из слуг Давида...» (II Сам.
2:12-15).
Гивонский пруд, бывший самым большим искусственным
водохранилищем того времени, являлся, по всей видимости,
еще и одним из излюбленных мест народных собраний. В осен-
ние праздники, когда евреи символически вытряхивают из сво-
их карманов в воду грехи, или в день молитвы о дожде у этого
пруда собирались толпы народу из разных колен. Некоторые
комментаторы Писания считают, что встреча двух отрядов из
двух враждебных лагерей — лагеря Давида и лагеря Иевосфея —
произошла там совершенно случайно. Другие убеждены, что
армии двух царей заранее договорились встретиться у Гивонско-
го пруда, чтобы в бою выяснить, наконец, кто же именно из этих
двоих должен стать полноправным монархом и возродить еди-
ное Еврейское царство.
Когда же они встретились, возникла заминка. Каждая армия
заняла позицию на своей стороне пруда, но ни одна не желала
вступать в бой первой, чтобы именно на нее пало обвинение в
начале братоубийственной войны — обвинение, которое могло
перечеркнуть в глазах народа результаты самой победы.
В поисках выхода из этой ситуации многомудрый Авенир и
предложил, чтобы, подобно тому, как некогда Голиаф хотел ре-
шить исход сражения в поединке между двумя сильнейшими
воинами, отношения между Давидом и Иевосфеем были выяс-
нены в ходе борьбы между молодыми воинами с обеих сторон.
При этом было решено, что каждая сторона выставит по две-
126
Бой у Гивонского пруда
надцать бойцов — ведь спор шел о том, кому быть правителем
двенадцати колен Израилевых.
Все исследователи Библии подчеркивают, что из самого ее
текста следует, что Авенир не хотел кровопролития. Если пере-
водить сказанные им Иоаву слова буквально, то они звучат так:
«Пусть встанут юноши и поиграют перед нами». Речь шла имен-
но о военной игре, и не более того. Но слишком высока была
ставка в этой игре, слишком уж хотелось каждому из ее участ-
ников принести победу своему господину и тем самым заслу-
жить высочайшие почести, так что в результате в какой-то
момент игра превратилась в жестокую схватку, в которой обе
стороны взялись за мечи. Исход этого поединка оказался тра-
гическим и символичным:
«И схватили они друг друга за головы, и вонзили мечи свои
друг другу в бок, и пали вместе. И назвали место это, что в Гиво-
не, Хелкат-Ацрим — Полем мечей» (II Сам. 2:16—17).
Увидев, что на круге, где шла «игра», остались лежать два-
дцать четыре трупа, обе стороны в ярости бросились друг на
друга, и между ними завязалась ожесточенная сеча. Библия ни-
чего не сообщает о расстановке сил в этом сражении, и нам из-
вестно лишь, что в какой-то момент армия Иевосфея побежа-
ла, а армия Давида во главе с его тремя племянниками Иоавом,
Авессой и Асаилом бросилась ей вдогонку.
Впереди всех бежал юный Асаил, решивший во что бы то ни
стало нагнать и убить самого Авенира, являвшегося, как всем
было известно, главным оплотом трона Иевосфея. Мидраш со-
общает, что Асаил был лучшим бегуном во всей Иудее, он с лег-
костью не только догонял, но и обгонял оленей, и потому очень
скоро Авенир почувствовал у себя за спиной горячее дыхание
юноши.
Понятно, что у Асаила, еще только приближавшегося к сво-
ему восемнадцатилетию, не было никаких шансов одолеть в
честном поединке уже немолодого, но еще полного сил и не раз
смотревшего в лицо смерти Авенира. И из рассказа о том, чем
закончилась эта погоня, Авенир, сын Нира, предстает перед
нами подлинно благородным человеком. Он оборачивается
назад, видит Асаила, спрашивает его, правильно ли он узнал в
нем одного из племянников Давида, и, получив положитель-
ный ответ, советует юнцу отстать от него, свернуть в сторону и
выбрать себе соперника по силам.
Но Асаилу в этом добром, почти отеческом совете слышат-
ся насмешка и оскорбление. Уверенный в своей мощи, охва-
ченный жаждой славы, он продолжает преследование. Авенир
снова оборачивается к Асаилу и просит отстать от него.
128
«Зачем мне повергать тебя мертвым на землю и как мне по-
казаться потом Йоаву, брату твоему?!» — говорит Авенир свое-
му неожиданному противнику, но тот не желает прислушивать-
ся к голосу разума. И вот тогда Авенир нанес наступающему на
него Асаилу удар задним концом копья.
Стоит отметить, что в те времена задний конец копья у
израильтян и филистимлян не был тупым. На нем, конечно,
не было наконечника, но его затачивали ножом, чтобы при
необходимости этим концом копье можно было воткнуть в
землю.
Авенир ударил Асаила таким заточенным концом в пах, и
так велика была сила этого удара, что копье прошло сквозь те-
ло брата Иоава и Авессы насквозь. Подбежавшие спустя не-
сколько минут к месту этой схватки другие воины Давида в
ужасе замерли перед изувеченным телом Асаила, и эта замин-
ка дала возможность Авениру и его людям оторваться от своих
преследователей и собраться в боевое построение на вершине
холма Аммы в Гивонской пустыне.
Так с наступлением сумерек два отряда снова оказались друг
против друга — отряд Авенира на вершине холма, в очень выгод-
ной позиции для возможной обороны, а отряд Иоава — у его
подножия. С вершины этого холма Авенир и воззвал к Йоаву с
призывом прекратить братоубийство: «Вечно ли будет убивать
меч? Разве не знаешь ты, что горестны будут последствия? И до
каких пор не скажешь ты людям, чтобы они перестали пресле-
довать братьев своих?» (II Сам. 2:26).
Авенир, прекрасно помнящий те времена, когда он уже был
главнокомандующим армией Саула, а Иоав — рядовым бой-
цом, а затем младшим офицером, обращается к Иоаву как стар-
ший к младшему, как к достойному противнику, но никак не к
смертельному врагу, считая, что израильтяне, к какому бы ко-
лену они ни относились, являются братьями, а потому по оп-
ределению не могут быть врагами.
Иоав принимает эти доводы Авенира, но напоминает, что
меньше всего тот имеет право на произнесение подобных сен-
тенций — ведь если бы Авенир не предложил молодежи «поиг-
рать», глядишь, не было бы и кровопролития:
«И сказал Йоав: как жив Бог, если бы ты не говорил, то еще
с утра перестал бы каждый из людей преследовать брата свое-
го» (П Сам. 2:27).
Очевидно, в ходе этого разговора Иоав спросил Авенира и
об обстоятельствах гибели Асаила, и старый вояка рассказал,
как было дело, подчеркнув, что он не хотел убивать юношу, не-
сколько раз просил его угомониться и применил копье, лишь
5 П. Люкимсон
129
когда Асаил стал угрожать его жизни и не оставил ему никако-
го другого выхода.
«На мне нет вины за кровь твоего брата!» — закончил этот
свой рассказ Авенир. Иоав вынужден был согласиться, что тот
прав, и дал сигнал трубить в рог о прекращении сражения. Од-
нако то, что Иоав признал правоту Авенира, отнюдь не означа-
ло, что он простил его. Нет, скорбь по брату не оставляла Иоава
на протяжении всего обратного пути в Хеврон, и жажда мести
сжигала его изнутри, доводя едва ли не до исступления. Опла-
кивая брата, Иоав свернул по дороге в Хеврон в родной Вифле-
ем, чтобы похоронить Асаила в родовой гробнице. Только после
похорон, совершив ночной переход, он со своим отрядом во-
шел в Хеврон, неся на носилках тела девятнадцати погибших в
битве товарищей.
Двенадцать из этих девятнадцати пали во время затеянной
Авениром «военной игры», и таким образом в ходе битвы с про-
тивником отряд Давида потерял всего семь человек. Как вскоре
стало известно, потери армии Иевосфея были куда более тяже-
лыми: от рук людей Давида погибли 360 человек (включая две-
надцать «поединщиков»). Таким образом, победа армии Дави-
да была неоспоримой, что значительно укрепило его позиции
внутри Иудеи и увеличило число его сторонников среди дру-
гих колен.
* * *
Тем временем Давид обживался в Хевроне, проводя время
не только в государственных заботах, но и в игре на арфе и в со-
чинении все новых псалмов.
В этот период его поэтический дар достигает поистине ог-
ромной силы; мотивы преследования и спасения сменяются
глубокой философской лирикой, пронизанной восхищением
перед той мудростью, с какой Бог сотворил мир:
«Руководителю хора. Песня Давида. Небеса повествуют о
величии Господа, о деянии Его рук рассказывает небесный
свод. День за днем ведут речь и ночь за ночью раскрывают зна-
ние. Нет говорящего, и нет слов, и не слышен их голос. По
всей земле проходит их луч и до края Вселенной — их слова...»
(Пс. 19:1-5).
Этот 19-й [18-й] псалом был одним из самых любимых псал-
мов великого физика и теолога Исаака Ньютона, утверждавшего,
что в нем Давид наиучшим образом выразил мысль, что само гар-
моничное устройство Вселенной является доказательством суще-
ствования Бога. В таком же ключе трактовал этот псалом великий
130
Маарал1 из Праги в своем сочинении «Нетивот олям» («Тропы
мира»): «Наблюдая небесные светила и их созвездия, человек мо-
жет познать Того, Кто приводит их в движение, Его могущество и
Его мудрость. И когда он по-настоящему вдумается в упорядочен-
ность и масштаб этих процессов, он неминуемо познает Творца».
Но ведь эти строки о гармоничности Вселенной, о неслы-
шимой обычным человеческим ухом «музыке сфер», реальность
которой была открыта совсем недавно, были написаны почти
три тысячи лет назад, и эти не только поэтические, но и, если
хотите, научные озарения Давида не могут не поражать вооб-
ражения.
Поэтическое творчество, видимо, доставляло Давиду вели-
чайшее наслаждение и, будучи, как и всякий поэт, не чужд тще-
славия, он стремился любыми путями распространить свои со-
чинения в народе. Давид явно желал, чтобы люди по всей стране
повторяли их снова и снова, не забывая при этом о том, кто
является их автором, — многие псалмы начинаются словами
«Мизмор ле-Давид» («Песнопение от Давида») или «Теила ле-
Давид» («Восхваление от Давида»).
Другой страстью Давида были, несомненно, женщины. Под-
ражая принятым в регионе обычаям, он вскоре после воцаре-
ния в Хевроне завел небольшой гарем, присоединив к первым
трем женам Ахиноаме, Авигее и Маахе еще трех местных деву-
шек — Аггифу (Хаггит), Авиталу (Авиталь) и Эглу.
Судя по всему, молодой царь в те дни не обходил ни одну из
своих жен вниманием, и они одна за другой подарили ему сы-
новей. Ахиноама родила ему первенца Амнона, а вскоре после
нее настал черед рожать Авигее. Так как Давид поспешил взять
Авигею в жены вскоре после смерти ее мужа, то по Иудее по-
ползли слухи, что на самом деле Авигея родила сына не от Да-
вида, а от Навала. Однако когда ребенок подрос, всякие сомне-
ния в том, кто его отец, отпали сами собой; маленький Далуиа
(Даниэль) был копией Давида, за что и получил еще одно имя —
Килав, то есть «Подобный отцу».
Вслед за этими двумя сыновьями Мааха родила Давиду сы-
на Авессалома (Авшалома), Аггифа — Адонию (Адониягу), Ави-
тала — Сафатию (Шефатью), а Эгла — Иефераама (Итреама).
В том, что у Давида в течение столь короткого времени роди-
лось шестеро сыновей, народ увидел особое благоволение Бо-
га к царю Иудеи.
А над домом Иевосфея тем временем все больше и больше
сгущались тучи.
1 Маарал из Праги (1525—1609) — рабби Иегуда Лейб Бецалель, глав-
ный раввин Праги и Богемии, выдающийся еврейский философ, с кото-
рым связана всемирно известная легенда о Големе.
131
Глава третья
«ЦАРЬ УМЕР. ДА ЗДРАВСТВУЕТ ЦАРЫ»
Все известные нам еврейские источники сообщают, что при-
чиной ссоры между Иевосфеем и Авениром стала наложница
покойного Саула Рицпа — женщина поистине удивительная, с
самоотверженностью которой нам еще предстоит встретиться
на страницах этой книги.
«А у Шаула была наложница по имени Рицпа, дочь Айи.
И сказал Ишбошет Авнеру: зачем вошел ты к наложнице отца
моего?» (II Сам. 3:7).
Это, видимо, был первый случай, когда безвольный и трус-
ливый Иевосфей открыто возмутился действиями Авенира,
игравшего при его дворе роль и премьер-министра, и минист-
ра обороны. Дело в том, что, согласно принятым на Ближнем
Востоке обычаям, гарем умершего царя отходил к его преем-
нику, то есть тот, кто пользовался гаремом царя, его женщи-
нами, и считался законным его наследником. Далее нам еще
придется столкнуться с тем, как пытались использовать этот
обычай в свою пользу сыновья Давида, так что гнев Иевосфея
понятен: «войдя» к Рицпе, объявив ее своей женой или налож-
ницей, Авенир как бы заявил и о своих претензиях на трон, о
своем намерении низвергнуть Иевосфея. Именно так тракту-
ют поступок Авенира абсолютно все комментаторы и исследо-
ватели.
Однако если это действительно было так, то Авенир не ос-
тановился бы только на овладении наложницей Саула, а стал
бы предпринимать и другие шаги по захвату власти. В сущно-
сти, если учитывать расстановку сил при дворе Иевосфея, уст-
роить дворцовый переворот не составило бы для Авенира осо-
бого труда. Но дальнейшие события разворачиваются совсем
по-другому:
«И сильно вспылил Авнер из-за слов Ишбошета, и сказал:
разве я собачья голова в Иудее?! Неужели отныне буду я делать
добро дому Шаула, отца твоего, братьям его и друзьям его? Я не
предал тебя в руки Давида, а ты упрекаешь меня в грехе из-за
этой женщины? Пусть так накажет Бог Авнера и еще усилит
наказание, если я не сделаю того, о чем клялся Господь Дави-
ду: отнять царство у дома Шаула и утвердить престол Давида в
Исраэле от Дана и до Беэр-Шевы. И не мог больше тот (Иш-
бошет. — П. Л.) ответить ни слова Авнеру, так как боялся его»
(II Сам. 3:7-9).
Итак, как мы видим, Авенир в ответ на обвинения Иевос-
фея приходит в ярость и действительно грозит сбросить его с
132
престола, однако не для того, чтобы усесться на него самому, а
возвести на него Давида. Согласитесь, странная логика для че-
ловека, который завладел наложницей царя для того, чтобы за-
явить о себе как о его правопреемнике!
Между тем сам эмоциональный накал разговора между
Иевосфеем и Авениром наводит на мысль о том, что послед-
ним при женитьбе на Рицпе двигали совершенно другие моти-
вы. Следует учесть, что в слово «наложница» у евреев вклады-
валось несколько иное содержание, чем у других восточных
народов. Крайне редко наложница была рабыней — чаще это
была свободная женщина, которая сошлась с женатым мужчи-
ной, но при этом (хотя многоженство у евреев и разрешалось)
тот не сочетался с ней законным браком, не обвенчался «по За-
конам Моисея и Израиля». Таким образом, наложница у евреев
и в те времена, и позже была чем-то вроде «узаконенной любов-
ницы», «гражданской жены» при наличии другой — «законной
жены перед Богом». Как и жена, наложница обязана была хра-
нить верность своему мужу. Как и жена, наложница отнюдь не
была целыми днями заперта в гареме, а часто сидела рядом или
неподалеку от мужа на пирах.
Будучи главнокомандующим армией и близким другом Са-
ула, Авенир, безусловно, хорошо знал Рицпу и, видимо, давно
тайно любил ее. И то, что Иевосфей поставил ему в вину жела-
ние соединиться наконец с любимой женщиной, вывело Аве-
нира из равновесия. В словах Иевосфея он услышал в первую
очередь черную неблагодарность в ответ за все, что он сделал
для него и для его семьи, — ведь именно Авенир возвел его на
трон, именно Авенир объединил вокруг него одиннадцать ко-
лен, по сути дела, переиграв в развернувшейся битве за власть
Давида. И вот сейчас это ничтожество Иевосфей отказывает
ему в праве на простое человеческое счастье, указывает на его
место слуги, требует, чтобы он беспрекословно придерживал-
ся установленных границ — подобно тому, как пес должен есть
только под столом, а ни в коем случае не на скамье рядом с хо-
зяевами!
Согласитесь, что после этого Авениру было из-за чего вспы-
лить и начать мстить Иевосфею.
Но дело было, безусловно, не только в этом. Всю свою
жизнь Авенир посвятил служению царю, но служил он Саулу
именно потому, что был убежден, что сам Бог выбрал его для
этой миссии. И Саул с его умом, мужеством и прозорливостью
лишь укреплял в нем эту веру. Да, он допускал ошибки. Да, у
него были приступы ипохондрии и паранойи, но сомневаться
в том, что Саул — великий правитель, не приходилось.
133
Иевосфей же явно не был тем человеком, который был спо-
собен помочь Израилю выбраться из сложившейся ситуации,
дать еврейскому народу надежду, вдохнуть в него новые силы,
помочь вновь обрести уверенность в себе. С каждым днем ра-
зочарование Авенира в Иевосфее росло, и с каждым днем он
все чаще думал о Давиде, укрепляясь в мысли, что все проис-
ходившее в последний период царствования Саула было не
случайным, что Давид и в самом деле избранник и помазанник
Божий. Не случайно во время перебранки с Иевосфеем Авенир
бросает фразу о том, что он «сделает то, о чем клялся Господь
Давиду».
Да, со стороны могло показаться, что Авенир бросил эти
слова сгоряча, что никакая сила не может заставить его прими-
риться с Давидом. Но, вырвавшись, видимо и в самом деле слу-
чайно, они выражали то, что уже давно было у него на сердце.
При этом Авенир отнюдь не собирался, возведя на трон Да-
вида, уйти в тень. Напротив, он видел себя рядом с молодым
царем, снова стоящим во главе победоносной армии и ощуща-
ющим на своих плечах тяжкое, но сладкое бремя подлинной, а
не призрачной власти.
А потому брошенные Иевосфею угрозы оказываются отнюдь
не пустыми. Вскоре после произошедшего между ними разго-
вора Авенир отправляет двух самых надежных своих людей в
Хеврон, к Давиду. Отправляет не с письмом, а именно с устным
посланием, опасаясь, что письмо могут перехватить или что
Давид может использовать потом его как доказательство изме-
ны Авенира Иевосфею, если вдруг два царя решат заключить
союз друг с другом.
Суть послания Авенира ясна: он готов перейти на сторону
Давида и употребить все свои связи и влияние в советах ста-
рейшин, чтобы собрать под его властью весь народ. В обмен
Авенир рассчитывает получить достойное место при дворе
Давида, но что именно это за место и все детали их будущего
договора он предлагает обсудить при личной встрече. Чтобы
Давид не заподозрил какого-либо подвоха, Авенир выразил
готовность прийти в Хеврон, где он окажется целиком в его
власти.
Предложение Авенира выглядело, безусловно, крайне заман-
чиво. Настолько заманчиво, что Давид, помня, что Авенир был
его главным противником и ненавистником при дворе Саула,
просто обязан был проверить, не таит ли оно в себе некую хит-
роумную ловушку. Давиду нужны были доказательства честно-
сти и серьезности намерений нового союзника, а потому он за-
явил, что готов встретиться с ним лишь после того, как Авенир
выполнит одно «проверочное» условие:
134
«И сказал он (Давид. — П. Л.\. хорошо, я заключу с тобою
союз, только одной вещи потребую я от тебя: ты не увидишь
лица моего, если не приведешь Михаль, дочь Шаула, когда при-
дешь увидеться со мною» (II Сам. 3:13).
Смысл этого требования ясен: Мелхола была нужна Давиду
как подтверждение родственной связи с Саулом, того, что он
является не бывшим, а самым что ни на есть живым и настоя-
щим зятем покойного царя, а потому имеет право претендо-
вать на престол.
Но для этого Мелхола, разведенная с Давидом по повеле-
нию Саула, не должна была быть выкрадена или доставлена в
Хеврон каким-либо другим сомнительным путем. Нет, она
должна была вернуться к нему как законная жена на совершен-
но законных основаниях. А потому Давид направил Иевосфею
официальное посольство с требованием вернуть ему Мелхолу —
в задачу же Авениру вменялось убедить Иевосфея выполнить
это требование, хотя последний не мог не понимать, чтб оно
означает и к каким последствиям может привести.
Трудно сказать, к каким доводам прибег Авенир, чтобы до-
биться поставленной ему Давидом задачи. Не исключено, что
он стал внушать Иевосфею идею о заключении мира с Дави-
дом и возрождения единого Еврейского государства на основе
дуумвирата, совместного правления двух царей, а возможно, и
в самом деле искренне верил в необходимость и полезность та-
кого шага хотя бы в качестве временной меры. Но результат
известен: Иевосфей принял это требование Давида. Причем
доставить к нему Мелхолу он поручил Авениру, которому, та-
ким образом, не надо было устраивать свою встречу с Давидом
тайно — он являлся в Хеврон как личный посланник Иевос-
фея, прибывший с официальной миссией.
Как уже упоминалось выше, Саул, приравняв Давида к
мертвым и объявив дочь вдовой, отдал ее замуж за Фалтия, сы-
на Лаиша. Еврейский закон гласит, что если женщина, бывшая
в браке с одним мужчиной, после развода принадлежала дру-
гому мужчине, она уже не может никогда принадлежать перво-
му. Так как Давид принял назад Мелхолу, то комментаторы, не
допускающие и мысли, что он мог преступить через этот закон,
утверждают, что брак Фалтия с Мелхолой был формальным;
между ними не было интимных отношений. Мидраш добавля-
ет, что, ложась с Мелхолой в постель, Фалтий клал между ней
и собою меч.
«Но отчего же тогда Фалтий плакал, когда от него уводили
Мелхолу, и почему, продолжая рыдать, бежал за ней, пока Аве-
нир не прогнал его?!» — с иронической усмешкой спрашивают
те, кто не верит в эту несколько наивную версию.
135
«Да потому, — отвечают комментаторы, — что Фалтий по-
настоящему полюбил Мелхолу Но, полюбив, он так к ней и не
притронулся!»
Однако сторонники версии, по которой Мелхола была впол-
не реальной, а не фиктивной женой Фалтия, в качестве контр-
довода напоминают, что дочь Саула была нужна Давиду не как
жена, а именно как некий символ. Не случайно свое требова-
ние к Иевосфею вернуть ему Мелхолу Давид подкрепляет на-
поминанием, что в свое время он уплатил за нее полную цену,
потребованную ее отцом.
Потому-то, по версии «скептиков», обрисовываемая всего
тремя короткими предложениями сцена возвращения Мелхо-
лы к Давиду звучит столь трагично: она возвращается от муж-
чины, который самозабвенно любит ее, к нелюбящему и никог-
да не любившему; возвращается, чтобы стать до конца жизни
затворницей и отвергнутой женой, чтобы до конца испить ту
горькую чашу, которая, увы, и до нее, и после нее была сужде-
на многим отвергнутым мужьями царицам.
Авенир же, явившись с Мелхолой в Хеврон, встречается с
глазу на глаз с Давидом и сразу после этого разговора начина-
ет стремительно действовать:
«И был у Авнера такой разговор со старейшинами Исраэля:
и вчера, и третьего дня вы хотели, чтобы Давид был царем над
вами. А теперь действуйте, ибо Господь сказал Давиду так: “Ру-
кою Давида, раба Моего, Я спасу народ Мой, Исраэль, от руки
филистимлян и от руки всех врагов его”. То же говорил Авнер
и вслух биньяминянам...» (II Сам. 3:17—19).
Будучи опытным дипломатом и политиком, Авенир начи-
нает закулисные переговоры со старейшинами с напоминания
о том, как они сами спорили с ним, стоит ли им поддержать
сына Саула Иевосфея или пойти на поклон к Давиду в Хеврон,
тем более что в народе многие предпочитали видеть царем
именно Давида. И вот сейчас, переходил Авенир к делу, он вы-
нужден признать, что они в своей мудрости были правы, а он
заблуждался: Иевосфей не способен царствовать; он не в со-
стоянии решить ни одной проблемы, стоящей перед народом,
в то время как Давид — это и в самом деле избранник Божий,
великий воитель, который принесет евреям мир и процветание.
Таким образом, Авенир представлял необходимость про-
возгласить Давида царем всего Израиля отнюдь не как следст-
вие своей ссоры с Иевосфеем, а как возвращение к давнему ре-
шению самих старейшин, всю верность которого он осознал
только сейчас. Особенно большие усилия для того, чтобы убе-
дить поддержать затеянный им переворот, Авенир прилагал на
переговорах со старейшинами колена Вениамина — ведь низ-
136
ложение Иевосфея, бывшего плотью от плоти этого колена,
означало для них утрату многих привилегий, и значительная
часть старейшин активно настаивала на том, что Иевосфей
должен оставаться царем.
Разумеется, члены советов старейшин были не настолько
глупы, чтобы поддаться на лесть Авенира и просто, без всяких
оговорок, принять его предложение. Судя по всему, тайные пе-
реговоры между ними и Авениром шли долго. Главы колен
обусловливали свое согласие провозгласить Давида царем це-
лым рядом условий, главное из которых заключалось в том, что
воцарение Давида отнюдь не будет означать, что его колено,
колено Иуды, правит другими коленами — все колена будут
признаваться равными, платить одни и те же налоги и в равной
степени, без всяких привилегий, разделять свои обязанности
по отношению к государству. Колено Вениамина в качестве
гарантии выполнения этих условий потребовало также, чтобы
столица будущего единого царства располагалась не в иудей-
ском Хевроне, а размещалась бы на его территории — не важ-
но, будет ли эта Гива, бывшая столица Саула, или какой-то дру-
гой город.
Все эти требования были самым подробным образом пере-
даны Авениром Давиду:
«И пошел Авнер в Хеврон, чтобы пересказать также Давиду
все, чего желает Исраэль и весь дом Биньямина» (II Сам. 3:19).
Когда, наконец, согласие старейшин всех колен на осуще-
ствление плана Авенира было получено, он явился в Хеврон
вместе с двадцатью своими единомышленниками, и в честь их
прихода Давид устроил роскошный пир. Нет почти никаких со-
мнений, что пир этот венчал завершение переговоров и дости-
жение некоего устного соглашения. Однако чем объясняется
то, что с Авениром было именно двадцать человек, кто были
эти люди и какие колена они представляли, текст Библии умал-
чивает, и даже самые осведомленные комментаторы в ответ на
этот вопрос лишь, что называется, разводят руками.
Между тем ясно, что переговоры за пиршественным столом
завершились полным согласием сторон. «Поднимусь я и пой-
ду, и соберу к господину моему царю всех исраэльтян, и они за-
ключат с тобою союз; и будешь ты царствовать по воле души
твоей» (II Сам. 3:21), — говорит Авенир в заключение пира,
впервые называя Давида «царем» и «господином».
Пришло время объявлять общий съезд советов старейшин
в Хевроне и торжественно провозглашать Давида царем. План
Авенира вступал в свою последнюю, решающую стадию, и,
чрезвычайно довольный собой, преисполненный надежд, он
покинул Хеврон.
137
* * *
Судя по всему, не прошло и часа после отъезда Авенира, как
в Хеврон вошла дружина Иоава, воротившаяся из похода с бо-
гатой добычей. Из какого именно похода, Библия опять-таки
умалчивает, однако Талмуд, как уже говорилось, не скрывает,
что, воцарившись в Хевроне, Давид продолжал руками Иоава
совершать набеги на соседние земли, отдавая часть добычи царю
Анхусу, а за счет остальной части пополняя свою казну и награж-
дая придворных, которых становилось все больше и больше.
Вероятнее всего, Иоав вернулся из одного из очередных таких
походов, хотя в известном сборном комментарии А. Ш. Харту-
ма высказывается версия, что Давид, зная о том, что Иоав горит
желанием отомстить за брата, намеренно отослал его из Хевро-
на, чтобы тот не мешал подписанию соглашения1.
Вернувшись домой и узнав, что в Хевроне за время его отсут-
ствия был Авенир, Иоав приходит в бешенство. Не мешкая, он
идет к дяде, чтобы выразить ему свое возмущение как тем фак-
том, что тот вел за его спиной переговоры со своим и его злей-
шим врагом Авениром, так и тем, что он дал Авениру уйти жи-
вым из Хеврона.
Ненависть, которой пылает Иоав к Авениру, как кажется,
настолько велика, что он не готов выслушивать никаких объ-
яснений о том, что Авенир, по сути дела, принес и предложил
Давиду «на блюдечке с голубой каемочкой» власть над всеми
коленами Израиля и дело это уже решенное. Вновь и вновь
Иоав твердит Давиду о вероломстве Авенира, о том, что нель-
зя верить ни единому его слову и, вероятнее всего, тот прихо-
дил в Хеврон, чтобы лично осмотреть его укрепления и затем
привести объединенную армию одиннадцати колен для штур-
ма города.
Видя, что все эти доводы остаются для Давида неубедитель-
ными, Иоав в гневе покинул царские покои, однако отнюдь не
для того, чтобы смириться с происшедшим.
Выйдя от Давида, Иоав немедленно написал Авениру пись-
мо, в котором сообщал, что возникли некие новые обстоятель-
ства и царь просит его спешно вернуться в Хеврон для важно-
го разговора. Все эти события, по всей видимости, развивались
столь стремительно, что посланный Иоавом с этим лживым
письмом гонец нагнал Авенира у «колодезя Сира» (Бор-Аси-
ра) — небольшого озерца или пруда, расположенного между
Иерусалимом и Хевроном, которое, по преданию, служило мик-
1 См.: Танах с комментариями / Общ. ред. М. Д. Касуто: Книга Самуи-
ла с комментариями А. Ш. Хартума. Тель-Авив, 1999. С. 111. (Ивр.)
138
вой1 еще самой праматери еврейского народа Сарре. Авенир
был явно удивлен этим письмом, но развернул коня обратно в
Хеврон. Иоав встретил его у ворот города и отвел в сторону для
разговора с глазу на глаз. Однако разговор этот на самом деле
был коротким:
«И когда возвратился Авнер в Хеврон, отвел его Йоав внутрь
ворот, чтобы тихо поговорить с ним, и там поразил его в живот.
И умер тот за кровь Асаэла, брата его» (II Сам. 3:27).
* * *
Весть об этом убийстве потрясла все колена Израиля. Само
его вероломство ужаснуло народ и оттолкнуло от Давида. Ни-
кто поначалу не хотел верить, что Иоав убил Авенира исклю-
чительно по собственной инициативе — большинство было
убеждено, что это Давид заманил своего старого врага в ловуш-
ку и, когда добился от него всего, чего хотел, отдал приказ уб-
рать его. Ситуация усугублялась тем, что Авенира любили —
он, вне сомнения, считался в народе великим героем. Да и бы-
ло за что: он стоял во главе армии Саула в дни ее самых слав-
ных побед, он же после смерти Саула, сохранив часть армии,
отбил несколько набегов филистимлян и аммонитян, а также
немало сделал для возрождения государства и наведения по-
рядка по меньшей мере в землях одиннадцати колен.
Таким образом, Давид, с одной стороны, не мог обвинить
Иоава в убийстве и казнить его, так как, согласно закону, тот
действовал в рамках своего права на месть. С другой же сторо-
ны, он должен был срочно предпринять некие действия, кото-
рые сняли бы с него в глазах народа обвинение в убийстве Аве-
нира — иначе все усилия последнего пошли бы прахом.
И Давид предпринимает целый ряд шагов, призванных убе-
дить народ, что он не просто не причастен к этому убийству, но
и осуждает Иоава и скорбит по Авениру не меньше, а может
быть, даже больше, чем все остальные.
Давид начинает с того, что публично объявляет не только
народу, но и Богу, что и не помышлял убивать Авенира и этот
грех не должен быть вменен ни ему, ни его потомкам. Затем
также публично Давид проклинает за это убийство не только
Иоава, но и весь его род страшным проклятием: «Да падет она
(кровь Авенира. — П. Л.) на голову Иоава и весь дом отца его;
и да не переведется в доме Иоава ни слизеточивый, ни прока-
женный, ни нуждающийся в хлебе» (II Сам. 3:29). Однако при
1 Иудаизм предписывает женщине окунание в микве через семь дней
после окончания месячных, и только после такого омовения ей вновь раз-
решена интимная близость с мужем.
139
этом Давид тут же подчеркивает, что с точки зрения закона он
Иоаву ничего сделать не может: «Йоав же и Авишай, брат его,
убили Авнера за то, что умертвил он Асаэля, брата их, в битве
при Гивоне» (II Сам. 3:30).
Вслед за тем Давид объявляет общенациональный траур по
Авениру, устраивает ему пышные похороны в Хевроне, сам идет,
рыдая, за его телом, а затем и публично постится в знак своей
скорби:
«И сказал Давид Йоаву и всему народу, бывшему с ним: раз-
дерите одежды ваши и опояшьтесь вретищем, и плачьте над
Авнером. И царь Давид шел за смертным одром его. И когда
погребали Авнера в Хевроне, то царь рыдал в голос и плакал над
могилой Авнера; и плакал весь народ. И оплакал царь Авнера
и сказал: смертью ли подлого умирать Авнеру? Руки твои не
были связаны и ноги твои не были в оковах; ты пал, как пада-
ют от руки злодеев. И снова заплакал о нем весь народ. И при-
шел весь народ предложить Давиду поесть, пока еще продол-
жался день; но Давид поклялся, сказав: пусть так накажет меня
Бог и еще усилит наказание, если до захода солнца вкушу я хле-
ба или чего-нибудь другого...» (II Сам. 3:31—35).
Если переводить все это на язык наших дней, то ни один по-
литтехнолог не смог бы предложить более эффективной про-
граммы действий для того, чтобы не только снять в глазах на-
рода обвинение Давида в причастности к убийству Авенира, но
и вызвать к нему по следам этого убийства новую волну симпа-
тии и всенародной любви. Разумеется, до прямых телетрансля-
ций похорон и траурной речи народного лидера оставалось еще
почти три тысячи лет, но, как уже говорилось, в то время были
свои способы распространения новостей и подачи их в опре-
деленном свете, так что Давиду явно удалось добиться желае-
мого эффекта:
«И весь народ понял это, и понравилось им это, как нрави-
лось народу все, что делал царь. И узнал в тот день весь народ и
весь Исраэль, что не от царя исходит убиение Авнера, сына Не-
ра» (II Сам. 3:36—37).
Однако то, что убедило простых крестьян и пастухов, ока-
залось, вероятно, недостаточно убедительным для старейшин,
и они потребовали от царя объяснений, почему он допустил это
убийство; отчего не попытался остановить Иоава, хотя не мог не
знать, чем закончится его встреча с Авениром. И не случайно
за вышеприведенной цитатой в Библии идет следующая фраза:
«И сказал царь слугам своим: вы же знаете, что военачаль-
ник и великий муж пал сегодня во Исраэле. Я теперь еще слаб,
хотя и помазан на царство, а эти люди, сыны Церуйи, сильнее
меня!» (II Сам. 3:39).
140
Здесь Давид дает уже чисто политическое объяснение слу-
чившемуся. Хотя Авенир и привел под его начало одиннадцать
колен, говорит Давид, он не знает, насколько может доверять
главам этих колен без Авенира. Его же армия находится под на-
чалом его племянников, сыновей его сестры Серуйи, и он сей-
час слишком зависим от них, чтобы обвинить Иоава в убийст-
ве и таким образом вступить в прямой конфликт со своими
родичами и полководцами.
Эти объяснения были приняты, и старейшины колен верну-
лись к себе домой, чтобы продолжить действовать в соответст-
вии с разработанным Авениром планом — собирать делегации
для поездки в Хеврон, где должна была состояться церемония
коронации и помазания Давида.
* * *
Весть об убийстве Авенира в Хевроне и решении старейшин,
несмотря на это, поддержать Давида быстро докатилась до двор-
ца Иевосфея, породив там настоящую панику.
По дворцу и по отрядам армии царя поползли слухи о том,
что Давид жестоко расправится со всеми, кто верно служил
дому Саула, и придворная челядь начала разбегаться. Дворец
Иевосфея опустел, в нем остались лишь несколько человек
прислуги, небольшой отряд стражников да двенадцатилетний
племянник Иевосфея, единственный сын Ионафана, калека
Мемфивосфей (Мефибошет, он же Мефибааль).
Мемфивосфею было пять лет, когда его дед и отец геройски
пали у горы Гелвуи. Когда весть об их гибели и стремительном
наступлении филистимлян докатилась до дворца Саула в Гиве,
нянька Мемфивосфея в истерике схватила мальчика на руки и
бросилась бежать. Но в этой спешке, спускаясь с лестницы, она
упала и уронила ребенка, да так, что у мальчика случился пере-
лом обеих ног. Лекаря, который мог бы наложить повязку и про-
следить, чтобы у сына принца правильно срослись кости, не на-
шлось, и Мемфивосфей на всю жизнь остался колченогим. Это
лишало его права на трон, хотя он и являлся прямым потомком
царя — согласно Пятикнижию, царь не может иметь какого-ли-
бо физического недостатка, а тем более быть инвалидом. В по-
следующие годы Мемфивосфей рос при дворе своего дяди Иево-
сфея, который, видимо, любил племянника и заботился о нем.
Когда из дворца Иевосфея начали разбегаться слуги, два
бывших офицера его армии братья Рехав и Баана решили, что
пробил час, когда они могут расправиться с Иевосфеем и в од-
ночасье завоевать расположение Давида. О том, кем были эти
братья, между комментаторами идет ожесточенный спор. Биб-
141
лия говорит, что они были «беэрофянами» («бэйротянами») —
жителями хивийского города Беэрофа, располагавшегося в
земле колена Вениамина, однако по национальности они бы-
ли гивонитянами, то есть происходили из Гивона — города,
находившегося рядом с уничтоженным Саулом городом свя-
щенником Новом. Приказ Саула уничтожить всех жителей Но-
ва включал и живших там гивонитян, а кроме того, ударил и по
жившим в округе их соплеменникам, существовавшим за счет
продажи различных товаров и обслуживания жителей Нова. Так
началась смертельная ненависть жителей Гивона к дому Саула,
и когда Иевосфей взошел на престол, братья Рехав и Баана по-
пытались организовать на него покушение. Однако их заговор
был раскрыт, и им пришлось бежать к филистимлянам. Теперь,
узнав о начавшейся смуте, они вернулись в родные места, что-
бы свершить задуманное.
Заметив, что возле дворца Иевосфея собралась большая
группа торговцев зерном, братья присоединились к ним и та-
ким образом, не замеченные стражниками, проникли во дво-
рец. Здесь Рехав и Баана вошли в покои Иевосфея, решившего
немного вздремнуть после обеда, и ударами меча в живот умерт-
вили его. Затем они отрезали голову уже мертвого царя и, вый-
дя из дворца, поспешили в Хеврон, преодолев за ночь дорогу
от Маханаима до столицы Давида.
«И принесли голову Ишбошета к Давиду в Хеврон. И сказа-
ли царю: вот голова Ишбошета, сына Шаула, врага твоего, кото-
рый домогался жизни твоей; а ныне доставил Господь господину
моему царю отмщение Шаулу и потомству его...» (II Сам. 4:8).
Не исключено, что какой-нибудь другой владыка и в самом
деле наградил бы братьев. Другой — но не Давид, который по-
рой проявлял страшную жестокость, но при этом никогда не
преступал через некие неписаные законы чести и, более того,
считал тех, кто преступает эти законы, мерзкими людьми.
В ужасе взирал Давид на бескровное мертвое лицо Иевос-
фея. Да, тот был никуда негодным воином и правителем, но,
мягкий и безвольный, он никому не сделал зла и уж точно не
был злодеем. У Давида и в мыслях не было казнить Иевосфея —
он планировал отправить его в своего рода почетную ссылку,
может быть, даже оставив в том же дворце в Маханаиме, про-
сто назначив новую столицу царства.
То, что эти двое рассчитывали, что, принеся голову Иевос-
фея Давиду, они будут вознаграждены, означало лишь, что они
видят в Давиде злопамятного и беспринципного деспота, гото-
вого на все ради власти. И мысль эта привела Давида в такую
ярость, что он пошел на беспримерную жестокость: велел чет-
вертовать убийц Иевосфея.
142
«Что если известившего меня, сказавшего “Вот умер Шаул”
и считавшего себя благовестником, я схватил и убил его в Цик-
лаге, вместо того, чтобы наградить его, то тем паче теперь, ког-
да люди-злодеи убили человека невинного в доме его на посте-
ли его, неужели я не взыщу с вас за кровь его и не истреблю вас
с земли?» (II Сам. 4:9—12) — так объяснил Давид свое решение
братьям-цареубийцам, после чего их подвергли страшным пыт-
кам, затем отсекли поочередно руки и ноги и, наконец, умерт-
вив, повесили их изувеченные тела возле Хевронского пруда. Го-
лову же Иевосфея Давид тем временем с царскими почестями
похоронил в гробнице, устроенной им для Авенира.
Анализируя все эти события, как всегда скептичный Зако-
вич считает, что Иоав убил Авенира отнюдь не только из мести
за брата. Уяснив из слов Давида, к чему все клонится, он поспе-
шил избавиться от того, кто мог быть назначен на столь вожде-
ленное им место главнокомандующего объединенной армией
израильтян.
Но ведь Давид и в самом деле мог хотя бы попытаться поме-
шать Иоаву свершить задуманное — задержать его во дворце,
послать за ним соглядатаев, чтобы те следили за каждым его
шагом и, по меньшей мере, предупредили Авенира о грозящей
ему опасности. Давид все это мог, но ничего не сделал. Может
быть, потому, что на самом деле его вполне устраивал такой ход
событий и ему совсем не хотелось иметь в качестве военачаль-
ника амбициозного и импульсивного Авенира: лучше уж пусть
будет Иоав — какой-никакой, а свой, племянник.
Дайс Иевосфеем, считает Закович, Давиду каким-то стран-
ным образом повезло: ведь пока Иевосфей был жив, он в любом
случае мог претендовать на престол. Атут эта проблема решилась
сама собой: Иевосфей был убит злодеями, злодеи казнены — и
народ снова славит царя за благородство и справедливый суд!
«Уж как-то слишком везло Давиду в те дни, и не стояло ли за
всем этим нечто большее, чем везение, — изощренный ум и же-
лезная воля человека, окончательно превратившегося из просто-
го пастуха в типичного восточного правителя, беспощадного и
умеющего закручивать хитроумные интриги?» — вот вопрос, ко-
торый волнует Заковича, да и целый ряд других исследователей.
Однако если Давид и превращался в восточного правителя,
то никак не обычного, а подлинно великого, которому еще пред-
стояло удивить многих своих друзей и врагов.
* * *
Наблюдая за тем, как в Хеврон съезжаются представители
всех колен Израиля, как первосвященник Авиафар готовился
к принесению торжественных жертв и помазанию его на цар-
143
ство, Давид пребывал в легкой эйфории — сбывались самые
смелые пророчества, самые дерзкие его мечты. Он становился
подлинным вождем, пастырем своего народа и чувствовал, как
его захлестывает любовь к этому народу, желание сделать сча-
стливым самого последнего его бедняка.
От предвкушения коронации в груди возникал легкий хо-
лодок, у него словно прибавлялись силы, а в движениях появ-
лялась необъяснимая легкость. Давид знал и любил это состо-
яние — оно означало, что скоро к нему придут новые строки,
польются сами собой строфа за строфой новые псалмы.
Вот как описывает эту церемонию Библия:
«И пришли все колена Исраэлевы к Давиду в Хеврон, и ска-
зали так: вот мы — кость твоя и плоть твоя. Даже вчера и третье-
го дня, когда был еще Шаул царем над нами, ты был предводи-
телем Исраэля. И сказал Господь тебе: “Ты будешь пасти народ
мой Исраэля и ты будешь главой Исраэля”...» (II Сам. 5:1—2).
Разумеется, под «всеми коленами Исраэля» в данном слу-
чае следует понимать именно старейшин этих колен — весь на-
род просто не уместился бы в Хевроне. Да и следующая фраза
Библии это поясняет:
«И пришли все старейшины Исраэля к царю в Хеврон, и за-
ключил с ними союз царь Давид пред Господом, и помазали Дави-
да на царство над Исраэлем. Тридцать лет было Давиду, когда он
стал царем; сорок лет он царствовал. В Хевроне был он царем над
Иудою семь лет и шесть месяцев и в Иерушалаиме был он царем
над всем Исраэлем и Иудою тридцать три года» (II Сам. 5:3—6).
Устные предания и основывающийся на них Иосиф Фла-
вий рассказывают, что церемония помазания была необы-
чайно торжественной и трогательной. Объявив Давиду во все-
услышание «мы — кость твоя и плоть твоя», старейшины
таким образом публично отвергли все грязные слухи и домыс-
лы о том, что он является инородцем или незаконнорожден-
ным сыном. Давид объявлялся наделенным царской властью
не людьми, а самим Богом («И сказал Господь тебе: “Ты будешь
пасти народ мой Исраэля, и ты будешь главой Исраэля”»), и
это означало, что уже никто в будущем не мог оспорить его
права и права его потомства на эту власть.
Затем представители каждого колена принесли присягу Да-
виду на верность и объявили о готовности всех боеспособных
мужчин своего колена служить в армии под началом Давида.
И уже после этого в честь помазания Давида царем над Израи-
лем был устроен грандиозный пир, по окончании которого все
старейшины отправились домой.
А вскоре в Хеврон начали прибывать отряды, посланные
каждым коленом, и столица Иудеи в одночасье превратилась в
огромный военный лагерь.
144
Глава четвертая
БИТВА ЗА ИЕРУСАЛИМ
О том, каковы были размеры армии, собранной Давидом в
Хевроне, мы знаем из «Хроникона», а затем их повторяет Иосиф
Флавий в «Иудейских древностях».
Если оставить те броские эпитеты, которыми «Хроникой»
награждает воинов каждого колена («люди доблестные, имени-
тые в отцовских домах их», «умеющих понимать времена, знаю-
щих, что нужно делать Исраэлю», «умеющих готовить войну, со
всем военным снаряжением» и т. д.), то картина получается сле-
дующая:
колено Иуды (Иегуды) — выставило 6800 воинов (Флавий
утверждает, что речь идет лишь о тяжелых пехотинцах, которые,
хотя и принадлежали к колену Иуды, вплоть до коронации Да-
вида сохраняли верность дому Саула; точное же число воинов,
которое суммарно выставило колено Иуды, по Флавию, неиз-
вестно).
Колено Симеона (Шимона) — 7100 воинов (по Флавию —
7000).
Колено Вениамина (Биньямина) — 3000 воинов (по Фла-
вию — 4000, но данное число не отражало всей силы этого ко-
лена — многие его представители колебались в вопросе, при-
знавать Давида или нет, даже после общего сбора в Хевроне).
Колено Ефрема (Эфраима) — 20 800 воинов.
Колено Манассии (Менассии), его половина, живущая на
западном берегу Иордана, — 18 000 воинов.
Колено Иссахара прислало, согласно «Хроникону», «200 на-
чальников» и «всех соплеменников их, действующих по слову
их». Последних, по Флавию, было 20 000 человек (то есть пер-
вые 200 были сотниками).
Колено Завулона (Звулуна) выставило 50 000 воинов.
Колено Неффалима (Нафтали) — «тысячу начальствующих
и с ними, со щитом и копьем, тридцать семь тысяч», то есть сум-
марно 38 000 воинов (по Флавию, «тысяча начальствующих» —
это тысяча хорошо обученных бойцов, вооруженных щитами и
дротиками; остальные же бойцы этого колена составляли не-
что вроде народного ополчения).
Колено Дана выставило 28 600 бойцов (по Флавию —
27 600).
Колено Асира (Ашера) — 40 000 воинов.
Колена Гада, Рувима (Реувена) и часть колена Манассии,
жившие на восточном берегу Иордана, суммарно выставили
120 000 ратников.
145
Особняком в этом войске стояли 4600 левитов и 3700 коз-
нов — при том, что они участвовали в сражениях, основными
для левитов и коэнов считались священнические функции.
Таким образом, суммарно собравшееся под командованием
Давида войско насчитывало, если верить этим источникам,
свыше 360 000 бойцов. У большинства историков эта цифра,
разумеется, вызывает большие сомнения, и их можно по-
нять — речь идет о поистине огромной даже по современным
понятиям армии. Трудно поверить, что вся эта масса людей
могла уместиться в Хевроне, где, согласно «Хроникону», она
пребывала не менее трех дней, в течение которых шли непре-
рывные пиры, и теперь уже не старейшины, а воинские под-
разделения колен присягали на верность Давиду.
Согласно Библии, все эти три дня в Хеврон соседствующие
с коленом Иуды колена Иссахара, Завулона и Неффалима не-
престанно подвозили в Хеврон провиант — «муку, сушеную
смокву, и изюм, и елей; и крупного и мелкого скота множест-
во». По Флавию, «вся эта масса войска явилась со своими за-
пасами хлеба, вина и прочих съестных припасов», однако, по
мнению скептически настроенных ученых, сама территория,
на которой в тот период обретались евреи, не позволяла про-
кормить и содержать подобную армию.
В связи с этим они вновь задаются вопросом: правильно ли
мы понимаем ту систему счета, которой пользовались древние
евреи, и не следует ли под словом «элеф» понимать не тысячу,
а отряд из ста — ста пятидесяти воинов, то есть подразделение,
соответствующее современной роте?
Однако их оппоненты справедливо указывают, что такое
понимание ведет к абсурду, так как обычно в этих же источни-
ках указываются не только «элефим» («тысячи»), но и сотни и
даже единицы. Они же напоминают, что согласно Пятикни-
жию накануне входа в Ханаан еврейская армия насчитывала
порядка 600 тысяч воинов. То есть за прошедшие от завоевания
Ханаана до воцарения Давида три столетия численность ев-
рейского народа не только не увеличилась, но и существенно
уменьшилась — как из-за кровопролитных войн и внутренних
распрей, так и из-за ощутимого снижения темпов рождаемос-
ти, которыми сопровождался переход от кочевого образа жиз-
ни к оседлому.
Три дня пребывания объединенной армии колен в Хевроне
отнюдь не были только временем непрерывных пиров и клятв
в верности — вне сомнения, Давид устроил в эти дни общий
смотр сил и определил каждому колену его место и задачу в хо-
де будущей войны.
146
Это были три дня поистине напряженной подготовки к пер-
вому и, возможно, самому главному походу Давида — походу на
Иерусалим, город, с которым далее будет неразрывно связана
вся история еврейского народа.
* * *
Трудно, просто бессмысленно пытаться объяснить словами,
что значит Иерусалим для каждого еврея. С этим городом свя-
заны самые прекрасные и вместе с тем самые трагичные мо-
менты его национальной истории — голод и осада, разрушение
Первого, а затем и Второго храмов, последовавшее за ними из-
гнание из родной земли и рассеяние среди народов мира.
Однако, во-первых, если еврейское присутствие в Иеруса-
лиме в течение трех последних тысячелетий и прерывалось, то
ненадолго — проходил небольшой период после очередного
изгнания, и евреи снова селились в этом городе, готовые ради
жизни в нем переносить любые тяготы и унижения.
А во-вторых, духовная, экзистенциальная связь евреев с
Иерусалимом сохранялась во все времена. Евреи молились и
молятся в сторону Иерусалима, перед обязательным благосло-
вением после трапезы еврей читал псалом со словами «Если за-
буду тебя, Иерусалим, забудь меня, десница моя!» — и эти же
слова он повторял и повторяет сегодня на своей свадьбе, раз-
бивая стакан в знак траура по Иерусалиму и Храму. В верности
Иерусалиму во все времена клялись еврейские поэты, его об-
раз то и дело возникал в еврейской ритуальной живописи; о нем
говорили еврейские мистики. С Иерусалимом же для евреев
связано, наконец, не только прошлое, но и будущее — вся эсха-
тология иудаизма сводится к тому, что в итоге в этом городе
снова воцарится потомок царя Давида, который станет во гла-
ве всемирного правительства и принесет евреям и всему чело-
вечеству долгожданные вечные мир, покой и процветание.
Однако в дни царя Давида значительная часть той террито-
рии, на которой располагался древний Иерусалим, евреям не
принадлежала. Точнее, Иерусалимом в те дни, видимо, назы-
вался целый район бывшего Ханаана, расположенный на гра-
нице между землями колен Иуды и Вениамина. По всей ви-
димости, Нов, Гиву и целый ряд упоминавшихся на страницах
данной книги городов входили в этот район, однако он отнюдь
не был заселен только евреями. В самом его центре, разрывая
земли Иуды и Вениамина, жили иевусеи — один из коренных
народов Ханаана, который, вопреки завещанию Моисея, евреи
так и не смогли изгнать или уничтожить. И не последнюю роль
в том, что иевусеям удалось удержаться на своей земле, сыгра-
147
ла их столица — хорошо укрепленная крепость, которая в од-
них источниках называется Иевусом, а в других — Сионом. Ни
Иисус Навин, ни другие еврейские полководцы так и не смог-
ли взять эту твердыню, и иевусеи чувствовали себя вполне на-
дежно под защитой ее стен.
Чуть забегая вперед, отметим, что и сегодня, когда стены
древнего Иевуса раскопаны и выставлены на всеобщее обозре-
ние, нельзя не поразиться их мощи. Таким стенам не страшны
даже современные бомбы и артиллерийские снаряды, не гово-
ря уже о каких-либо более примитивных видах оружия. Их вы-
сота составляет несколько десятков метров, ширина — свыше
двух метров, и эта внешняя неприступность Иевуса объясняет
многие последующие события.
Ответ на вопрос, почему Давид сразу после воцарения пер-
вым делом обратил свой взор именно на Иевус-Иерусалим, для
религиозного человека звучит просто. Он помнит, что пророк
Самуил во время ночного урока в Раме открыл Давиду, что имен-
но в этом городе или возле него находится камень Мория, над
которым должен быть построен будущий Храм, именно это мес-
то должно стать духовным центром и политической столицей
еврейского народа.
Что ж, возможно, это и в самом деле так, однако историки
считают, что, стремясь во что бы то ни стало овладеть Иерусали-
мом, Давид преследовал не только религиозные, но и целый ряд
военных и политических целей. Вот, к примеру, как объясняют
значение взятия Иерусалима М. Гишон и X. Герцог: «Город Иеру-
салим имел идеальное географическое положение в центре Ци-
сиорданского горного массива. Он имел хороший доступ к морю,
где его естественным портом служила Яффа. Также он занимал
господствующее положение по отношению к перекрестку двух
путей: дороги из Яффы в Равву-бене-Аммон (Равву сыновей Ам-
моновых), которая была главной артерией, связывавшей среди-
земноморское побережье с Трансиорданией, и дороги, шедшей
по водоразделу с севера на юг через всю Цисиорданию. Город
занимал хорошую позицию с точки зрения обороны, так как на-
ходился на горе, окруженной со всех сторон долинами. Климат в
Иерусалиме мягкий, а зимние дожди бывали столь обильными,
что водохранилища наполнялись водой, которой хватало на весь
год... Важным политическим фактором являлось то, что Иеруса-
лим не относился ни к одному из израильских колен и при его вы-
боре не были бы затронуты ничьи родственные предпочтения»1.
Из этого текста становится понятным, что у Давида, если он
действительно хотел создать мощное государство с единым тер-
1 Герцог X., Гишон М. Библейские сражения. С. 99, 100.
148
риториальным пространством, просто не было иного выхода,
как покорить иевусеев и завоевать Иерусалим — без этого нель-
зя было объединить земли Иуды и Вениамина, да и лучшее мес-
то для столицы и в самом деле трудно было придумать.
Но вот с самим завоеванием Иерусалима связано немало во-
просов и загадок — при всей внешней простоте библейского
текста.
* * *
Вот как звучит рассказ о взятии Иерусалима в синодальном
переводе Библии:
«И пошел царь и люди его на Иерусалим против Иевусеев,
жителей той страны; но они говорили Давиду: “ты не войдешь
сюда, тебя отгонят слепые и хромые”, — это значило: “не вой-
дет сюда Давид”.
Но Давид взял крепость Сион, это город Давидов.
И сказал Давид в тот день: всякий, убивая иевусеев, пусть
поражает копьем и хромых и слепых, ненавидящих душу Дави-
да. Посему и говорится: слепой и хромой не войдет в дом Гос-
подень.
И поселился Давид в крепости, и назвал ее городом Дави-
довым и обстроил кругом от Милло и внутри» (2 Цар. 5:6—9).
Уже этот отрывок вызывал многочисленные споры между
комментаторами Писания. Ряд из них, в том числе такой авто-
ритет, как Радак, отталкиваясь от мидрашей, утверждали, что
эти слова несут в себе потаенный смысл. В древнем Иевусе, по
Радаку, было некое языческое капище, жрецы которого посвя-
щали своим богам один из своих органов, либо калечили себя,
то есть были инвалидами — «слепыми и хромыми». При этом
они верили, что такое изуверство над своим телом наделяет их
сверхчеловеческими способностями. Вот почему, когда Давид
направил своих послов к царю Иевуса с предложением сдать
город без боя, тот якобы ответил, что Давида отгонят от горо-
да «его слепые и хромые». Когда Давиду передали эти слова, он
в гневе дал приказ своим воинам сразу после входа в Иевус раз-
рушить капища и безжалостно убивать всех калек, то есть жре-
цов, олицетворявших столь ненавистное язычество. С этой
точки зрения становится понятной фраза «Посему и говорится:
слепой и хромой не войдет в дом Господень» — если во многих
языческих культах жрецам предписывалось тем или иным об-
разом уродовать себя, то по канонам иудаизма священник, об-
ладающий хоть каким-то физическим дефектом, не имеет пра-
ва участвовать в храмовой службе — к ней допускались только
абсолютно здоровые люди.
149
И. Штейнберг, обобщая мнение более рационально настро-
енных комментаторов, настаивает на том, что этот отрывок на-
до понимать буквально. На предложение Давида сдать город,
ему с усмешкой ответили, что Иевус совершенно неприступен
и его с легкостью защитят даже слепые и хромые. Издеватель-
ский смысл этого ответа настолько оскорбил Давида, что он от-
дал указание вырезать мужское население Иевуса, не щадя да-
же калек, то есть тех, кто не способен оказать сопротивление.
Именно такое толкование, писал Штейнберг, кажется наибо-
лее реальным, а все прочие выглядят не иначе, как крючко-
творством1.
Такую трактовку этого отрывка на протяжении многих де-
сятилетий предпочитали и многие исследователи Библии, хо-
тя из ее дальнейшего текста явно видно, что у иевусеев в ходе
этой войны отнюдь не были перебиты все мужчины. Однако не
вызывает сомнений, что битва за Иерусалим оказалась необы-
чайно тяжелой.
Чтобы поощрить своих воинов, Давид объявил колоссаль-
ную награду тому, кто сам или во главе отряда первым ворвет-
ся в крепость — он назначит его главнокомандующим всей ар-
мией. Любопытно, что в синодальном переводе «Второй книги
Самуила» — во Второй книге Царств — соответствующий ори-
гинальному тексту отрывок вообще отсутствует, а в переводе
«Хроникона» звучит так:
«И сказал Давид: кто прежде всех поразит Иевусеев, тот бу-
дет главою и военачальником. И взошел прежде всех Иоав, сын
Церуйи, и сделался главою» (I Хрон. 11:6).
Но каким же именно образом Иоаву удалось проникнуть в
неприступный Иевус? Для ответа на этот вопрос не остается ни-
чего другого, как обратиться к более точному по сравнению с
синодальным переводу библейского текста. Скажем, к тому же
переводу под редакцией Д. Йосифона:
«И пошел царь и его люди на Иерушалаим против Иевусеев,
жителей той страны; но они сказали Давиду так: ты не войдешь
сюда, пока не уберешь слепых и хромых — то есть не войдет Да-
вид сюда. Но взял Давид крепость Сион — это город Давида.
И сказал Давид в тот день: всякий, кто побьет Иевусеев и добе-
рется до трубопровода, и до хромых и слепых, ненавистных ду-
ше Давида... Оттого и говорят: слепой и хромой не войдут в
дом...» (II Сам. 5:6—8).
1 Книги Шмуель I и II с дословным русским переводом и комментари-
ем русским и еврейским, объясняющим текст, а также историю, геогра-
фию и археологию библейского мира, И. Н. Штейнберга, инспектора Ви-
ленского еврейского учительского института. Вильна (без указания года
издания). С. 14.
150
Битва за Иерусалим
и война с филистимлянами
Как видим, авторы синодального перевода решили не упо-
минать про трубопровод, видимо, посчитав эту деталь второ-
степенной, а между тем, с точки зрения как комментаторов, так
и археологов и историков, она является в данном случае важ-
нейшей. Правда, и перевод Йосифона в данном случае, увы, то-
же трудно назвать удачным.
То, что в этом переводе называется трубопроводом, в ори-
гинале звучит как «циннор». В современном иврите «циннор»
и в самом деле означает «труба», однако в древнем иврите оно
еще означало и «туннель», «водопровод». Из оригинального
текста Библии следует, что Давид обратил внимание, что под
городской стеной вниз по восточному склону к источнику Ти-
хон идет «циннор» — высеченный в скале подземный туннель.
Добраться до него было непросто, и тогда Давид пообещал: тот,
кто сумеет это сделать и по этому ходу проникнет в крепость,
будет назначен главнокомандующим всей армией.
Эту боевую задачу и решил Иоав. Вместе со своими солда-
тами он сумел войти в «циннор» и через него оказался внутри
Иевуса. Понятно, что внезапное появление отряда израильтян
внутри города посеяло панику среди его защитников, и Иевус
пал, чтобы отныне и навсегда стать Городом Давида, сердцем
Иерусалима.
Разумеется, библеистов издавна интересовал вопрос, на-
сколько правдива эта история, существовал ли на самом деле
тайный проход, по которому Иоав проник в город и ударил в
спину его защитников? И в 1867 году ответ на него вроде бы был
получен. Вот как пишет об этом Вернер Келлер в своей считаю-
щейся почти классической «Библии как история»:
«Невероятный способ, при помощи которого строго охра-
няемая крепость Иерусалима попала в руки Давида, выяснил-
ся в прошлом веке случайно, благодаря капитану британской
армии, обладавшему талантом разведчика.
В Кедронской долине (к востоку от Иерусалима) находится
источник “Айн Ситти Мариам” — “Источник Девы Марии”.
В Ветхом Завете он известен под названием “Гихон”, то есть
ключ. Он всегда был основным источником воды для населе-
ния города. Дорога к нему идет мимо развалин небольшой му-
сульманской мечети прямо к каменному своду в скале. Трид-
цать ступенек ведут вниз к маленькому водоему, в котором
собирается чистая ключевая вода, текущая из самого сердца
скалы.
В 1867 году капитан Уоррен вместе с толпой паломников
посетил этот знаменитый источник, где, согласно легенде, Ма-
рия стирала свивальники своего маленького сына. Несмотря
152
на сумерки, Уоррен заметил темную щель в своде пещеры, не-
сколькими ярдами выше того места, где из скалы вытекала во-
да. По-видимому, раньше ее никто не замечал, потому что,
когда Уоррен спросил об этом, ему ничего не ответили. Пере-
полненный любопытством, Уоррен вернулся к “Источнику Де-
вы”, снаряженный лестницей и длинной веревкой. Он даже не
представлял себе, какое ему предстоит слишком смелое и не-
сколько рискованное приключение. Позади источника начи-
нался узкий, прорубленный в стене канал, который шел внача-
ле горизонтально, а затем уходил вверх в скалу. Как опытный
альпинист Уоррен был хорошо знаком с лазанием по расщели-
нам. Он стал осторожно и проворно взбираться наверх. При-
близительно через сорок футов расщелина внезапно закончи-
лась. Двигаясь в темноте на ощупь, Уоррен, наконец, нашел
узкий коридор. Он пополз по нему на четвереньках. В скале
было высечено множество ступенек. Через некоторое время
Уоррен увидел впереди мерцающий свет. Он добрался до пеще-
ры, в которой не было ничего, кроме старого кувшина и стек-
лянных бутылок, покрытых пылью. Уоррен протиснулся через
щель в скале и очутился в центре города, залитого солнцем.
“Источник Девы” остался далеко внизу.
В 1918 году в Иерусалим из Соединенного Королевства
приехал Паркер и при поддержке Палестинского исследова-
тельского фонда провел тщательное исследование, которое оп-
ределило, что это замечательное устройство датируется II ты-
сячелетием до н. э. Жители древнего Иерусалима прорубили в
скале тоннель, чтобы можно было в безопасности добираться
к источнику.
Благодаря любопытству Уоррена обнаружился путь, кото-
рым три тысячи лет назад воспользовался Давид, чтобы захва-
тить врасплох Иерусалимскую крепость. Лазутчики Давида,
должно быть, узнали об этом тайном проходе, который был, по
библейским упоминаниям, ранее неизвестен. Давид говорит:
“Всякий пусть поднимается к канаве и поражает Иевусеев...”
(2 Цар. 5I8)1. В английском переводе Библии еврейское слово
“синнор” переводится как “канава”, что означало “шахту” или
“источник”.
Однако Уоррен решил только часть проблемы, так как на-
чало прохода лежит за стенами, которые в его время считались
стенами древнего Иерусалима, существовавшими еще до цар-
ствования Давида. Всякий, кто проникал через этот проход, точ-
но так же попадал к стенам иевусеев. Все разъяснилось только
1 В. Келлер пользовался английским переводом Библии.
153
в 60-е годы XX века, когда Кетлин М. Кеньон провела здесь об-
ширные раскопки. Иерусалимские стены оказались на самом
деле не настолько древними, как это считалось. Были обнару-
жены намного более старые стены, которые датировались пе-
риодом, предшествующим времени царствования Давида. Эта
стена шла вдоль склона, ниже прохода к источнику. Следова-
тельно, воины Давида, которые пробрались через этот проруб-
ленный в скале ход, вышли не перед древней иерусалимской
стеной, а на порядочном расстоянии за ней и очутились прямо
внутри города, который собирались захватить. Это подтверж-
дается во 2-й Книге Царств (5:8) и разрешает многие загадки,
связанные с этим проходом в стене»*.
На самом деле, как показали дальнейшие раскопки, с дати-
ровкой шахты Уоррена все равно вышла ошибка. Найденный им
тайный водовод был построен позже, а воины Иоава прошли
по другому, более раннему водоводу. Сегодня оба эти тоннеля
открыты для посетителей и желающие могут пройти по любо-
му из них.
Однако один из мидрашей рисует несколько иную, куда бо-
лее фантастическую и захватывающую картину взятия Иеруса-
лима. Согласно этому мидрашу, «Циннором» называлась одна
из башен Иевуса. Услышав клятву Давида поставить первого,
кто ворвется в Иерусалим, главнокомандующим, рассказыва-
ет этот мидраш, Иоав велел своим воинам пригнуть к земле
один из стоявших в Кедронской долине кипарисов, а затем сел
«верхом» на его вершину и дал команду отпустить дерево.
С помощью этого своеобразного трамплина Иоав взлетел на
самую крышу «башни Циннор». Вслед за ним то же самое про-
делал и его брат Авесса. Здесь их мгновенно окружило множе-
ство иевусейских воинов, но братья отбили эту атаку и обрати-
ли защитников башни в бегство.
Согласитесь, что при чтении этого мидраша возникает уди-
вительно зримая картина. Вот с помощью трамплинов-кипа-
рисов искусным акробатом взлетает в воздух Иоав и приземля-
ется на вершине башни. Вслед за ним так же, по воздуху, там
появляется Авесса, и два витязя, два брата по крови и духу, став
спиной к спине, отбиваются мечами от наседающих на них со
всех сторон иевусейских воинов.
Но все это, согласитесь, слишком уж напоминает сцену из
какого-нибудь голливудского боевика, все это чересчур краси-
во, чтобы быть правдой. Что ж, мидраш на то и мидраш, чтобы
содержать в себе ту или иную долю вымысла, и верить ему не
обязательно.
1 Келлер В. Библия как история. М., 1998. С. 221—223.
154
Именно так автор этой книги и считал до последнего време-
ни. Однако не так давно, придя в очередной раз в археологиче-
ский заповедник «Город Давида», мне довелось увидеть новый,
основанный на последних археологических изысканиях макет
Иевуса-Иерусалима трехтысячелетней давности. И на этом ма-
кете можно увидеть «мигдаль Циннор» — «башню Циннор»,
или, как называли ее иевусеи, «дом источника». Это открытие
невольно подтверждает, что в основе любого мидраша, даже
кажущегося самым фантастическим, все же имеется некая ре-
альная подоплека.
Оказывается, Уоррен раскопал не весь древний водовод —
на самом деле потайной туннель тянулся вглубь скалы еще на
десять метров и заканчивался большим водным резервуаром,
над ним была построена защитная башня, с падения которой и
началось завоевание Иевуса-Сиона-Иерусалима. Каким обра-
зом Иоав с бойцами захватили дом источника — проникли ли
они туда через водовод или же взяли башню штурмом, исполь-
зовали ли они при этом кипарисы как трамплины или нет, —
этого мы уже никогда не узнаем.
Как бы то ни было, Иевус пал, и с этого момента он начи-
нает свою жизнь в истории под новым именем — Иерушалаим,
Иерусалим.
Ряд израильских и европейских историков относят это со-
бытие к 996 году до н. э., считая именно этот год первым годом
царствования Давида в Иерусалиме. Именно на основе их мне-
ния в 1996 году было отпраздновано 3000-летие Иерусалима.
Другие исследователи называют иную дату завоевания Дави-
дом Иерусалима — 998 год до н. э. Еврейские же историографы,
как уже говорилось, считают, что все эти события происходи-
ли значительно позже — в 2991 году по еврейскому летосчис-
лению, то есть в 869 году до н. э.
Спор между сторонниками различных систем датировок
библейской истории продолжается, и конца ему пока не видно.
Однако стоит вспомнить, что большинство древних артефак-
тов, которые археологи относят к эпохе Давида, датируются
именно IX, а не X веком до н. э. Те, кто отрицает существование
царей Давида и Соломона как исторических фигур, видят в
этом доказательство своей правоты. Сторонники «академиче-
ской» точки зрения, относящей правление Давида к концу IX —
первой половине X века до н. э., разводят руками, не понимая,
как факты могут противоречить исповедуемой ими концеп-
ции. Но может быть, стоит просто перейти именно на ту хро-
нологию, которой придерживаются еврейские комментаторы
Библии, — и тогда многие противоречия и вопросы отпадут
сами собой?
155
* * *
...Коронация в Хевроне и взятие Иерусалима в одно мгно-
вение изменили отношение владык окрестных стран к Давиду.
Если прежде он был, по существу, небольшим удельным
князьком, промышлявшим разбойничьими набегами, доста-
точно задиристым, чтобы с ним боялись связываться, то теперь
превратился в правителя единого, довольно обширного, по по-
нятиям места и времени, государства, имеющего большую и не-
плохо вооруженную армию, а это значило, что с ним надо бы-
ло считаться. Желательно — и дружить.
Первым, кто это понял, был Хирам — царь финикийского
города-государства Тира, располагавшегося на территории со-
временного Ливана. В знак дружбы и в качестве предложения
союза он прислал в дар Давиду знаменитые ливанские кедры и
своих славившихся на весь Ближний Восток зодчих. Эти стро-
ители и построили ему новый царский дворец на месте разру-
шенного по повелению Давида дворца царя иевусеев, который
одновременно был и языческим храмом.
Высылая эти дары, Хирам рассчитывал, что Давид оценит их
и окажет ему помощь в борьбе с наступающими с севера арамей-
цами, и, надо заметить, в будущем эти его надежды оправдались.
Но вот филистимляне следили за усилением Давида с не-
скрываемой тревогой. До них вдруг дошло, что этот еврейчик
многие месяцы и годы попросту водил их за нос, накапливая
силы для того, чтобы сойтись с ними в решительной схватке.
Сидеть и дальше сложа руки, ожидая, когда Давид сам бросит
им вызов, было для филистимлян равносильно самоубийству.
И, собрав огромную армию, они двинулись к Иерусалиму.
Глава пятая
В ДОЛИНЕ ИСПОЛИНОВ
Узнав о приближении филистимлян, Давид увел всю свою
армию за стены Иерусалима, решая, что же ему предпринять
дальше — засесть в городе и попытаться вымотать противника
в длительной осаде либо вступить с ним в открытую схватку?
Однако и наслышанные о неприступности Иерусалима фи-
листимляне тоже остановились. Не желая штурмовать город,
они заняли прилегающую к нему долину Эмек-Рефаим.
Любопытно, что во всех переводах Библии на русский язык
название этой хорошо знакомой каждому, кто бывал в Иеруса-
лиме и его окрестностях, долины не переводится — перевод-
чики предпочитают называть ее просто «долиной Рефаим» или
156
Рефаимской долиной. Связано это с тем, что слово «рефэ» в
древнем иврите означало и «мертвец», «привидение», и «вели-
кан», «гигант», «исполин», и вообще «нечто, наводящее ужас»,
так что сегодня уже невозможно сказать, какое из этих значе-
ний легло в основу названия долины.
По одной из версий, она называлась так еще до завоевания
Давидом Иерусалима, так как иевусеи хоронили там своих мерт-
вых, и тогда Эмек-Рефаим следует переводить как Долина мерт-
вецов. Однако чаще всего Эмек-Рефаим переводится как До-
лина исполинов, и именно на таком переводе настаивал Иосиф
Флавий1. По версии тех, кто придерживается именно такого
варианта перевода, свое название долина получила потому, что
жившие здесь туземцы отличались высоким, под два метра рос-
том. Некоторые считают, что все дело во встречающихся в этой
долине мегалитических гробницах, в которых древние обита-
тели долины хоронили своих умерших: обнаружив их, израиль-
тяне решили, что они принадлежат великанам.
Однако в Пятикнижии для обозначения исполинов исполь-
зуется другое слово — «нафалим», что в буквальном переводе
означает «упавшие» (отсюда берет свое начало христанская ле-
генда о падших ангелах), так что не исключено, что Эмек-Ре-
фаим — это все же Долина ужаса или Долина привидений, что
опять-таки могло быть связано с имеющимися здесь могилами.
Все военные историки отмечают, что Рефаимскую долину
можно назвать долиной очень условно. На самом деле речь идет
об ущелье в Иудейских горах, в котором филистимлянам негде
было развернуть колесницы и конницу — главные ударные си-
лы их армии. Исходя из этого, они выдвигают гипотезу, что Да-
вид намеренно не повел свою армию навстречу филистимлянам,
а терпеливо ждал, когда они окажутся в Долине исполинов, как
в ловушке, и только после этого принял брошенный ему вызов.
Таким образом, по сути, он использовал ту же тактику, что и в
поединке с Голиафом: обратил преимущество противника в не-
достаток и нанес решающий удар.
Библия повествует, что, определяя ход своих дальнейших
действий, раздумывая, отсиживаться ли ему за стенами только
что завоеванного города или выйти навстречу противнику, Да-
вид, как обычно, обратился за помощью к Богу посредством
уже не раз упоминавшихся на страницах этой книги «урим» и
«туммим», и Бог пообещал даровать израильтянам победу в от-
крытой битве:
«И вопросил Давид Господа, сказав: идти ли мне против Фи-
листимлян, предашь ли их в руки мои? И сказал Господь Дави-
1 См.: Иосиф Флавий. Иудейские древности. Т. 1. С. 276.
157
ду: иди, ибо несомненно предам Я филистимлян в руки твои.
И пошел Давид в Бааль-Перацим и поразил их там Давид и
сказал: разбил Господь врагов моих предо мною, как лавина
преграду Потому и назвали то место Бааль-Перацим» (II Сам.
5:19-20).
Как предполагают Гишон и Герцог, филистимляне заняли пе-
ресыхающее летом русло реки Рефаим, ожидая, что Давид дви-
нется на них с запада, со стороны Иерусалима. Однако Давиду
каким-то образом удалось вывести незамеченной свою армию
из города, совершить обходной маневр и ударить с другого флан-
га. Не ожидавшая этого удара филистимская армия побежала,
бросая по дороге идолов своих богов, которые призваны были
помочь ей одолеть евреев. По окончании сражения Давид велел,
как указывает «Хроникой», собрать этих «истуканов» и сжечь
(I Хрон. 14:12-13).
В честь своей победы в этой битве Давид сложил согласно
традиции 144-й [143-й] псалом, в котором утверждает, что и
этой победой, и всеми другими своими успехами он обязан
только Богу:
«Псалом Давида. Благословен Господь, моя опора — Он обу-
чил мои руки битве, мои пальцы — войне. Он — мое благо-
воление, и Он — моя крепость, моя сила, мое убежище, мой
щит...»(Пс. 144 [143]:1—2).
Но, по всей видимости, победа в том бою вряд ли была пол-
ной. Потери филистимлян были относительно невелики, они
жаждали реванша, и вскоре их армия снова появилась в Ре-
фаимской долине. В Библии Давид снова запрашивает Бога о
том, выходить ли ему на открытое столкновение, и Тот через
«урим» и «туммим» запрещает идти на лобовое столкновение и
велит совершить обходной маневр:
«И опять выступили филистимляне, и расположились в до-
лине Рефаим. И вопросил Давид Господа, и Он сказал: не вы-
ступай прямо, обойди их с тыла и придешь к ним со стороны
тутовых деревьев. И будет, когда услышишь отзвук шагов в вер-
шинах тутовых деревьев, тогда устремись, ибо вышел Господь
тогда перед тобою, чтобы поразить стан филистимский» (II Сам.
5:23-24).
Для верующего человека нет сомнений в том, что успех этой
битвы был предрешен тем, что Давид действовал по слову Бо-
га и находился под Его покровительством. Талмуд сообщает,
что в решающий момент тысячи ангелов, выполняя приказ
Творца, стали так сильно раскачивать деревья, за которыми
Давид укрыл свою армию, что филистимляне не услышали за
шумом их ветвей и листьев топота шагов приближающихся из-
раильтян, и когда те ударили по ним с тыла, впали в настоящую
158
панику. Сам шум деревьев и был очевидным чудом, явленным
Богом Давиду в этом сражении, так как стояла совершенно
безветренная погода и никакой естественной причины для
раскачивания и шума деревьев не было.
Стоящие же на рационалистических позициях историки ви-
дят во второй Рефаимской битве еще одно доказательство пол-
ководческого гения Давида, умевшего выгодно использовать
все особенности ландшафта местности.
Вот как анализируется ход этой битвы все теми же Герцогом
и Гишоном:
«Второе поражение филистимлян в Рефаимской долине сно-
ва стало следствием внезапной атаки израильского войска в их
тыл. На этот раз израильтяне тайно, через лес, зашли в тыл или
во фланг филистимлян. Знатоки военного дела сравнивают бое-
вые действия в лесу с обоюдоострым мечом. Обеспечивая укры-
тие, леса затрудняют передачу распоряжений и осуществление
связи и контроля. Они ограничивают возможность использо-
вания тяжелого вооружения. А клаустрофобный эффект от на-
хождения в лесу часто негативно сказывается на боевом духе
войска. Именно это ощущение привело к образованию в гре-
ческом языке слова “паника” от имени лесного бога Пана.
В то время как эти отрицательные аспекты лесных сраже-
ний заставляли филистимлян располагать свои силы за преде-
лами тутовой рощи (точное ботаническое определение деревь-
ев не известно1), войско было обращено к ней (роще) флангом
или тылом. Израильтяне же, воспользовавшись укрытием для
их проворных и легковооруженных воинов, получили от самой
же природной особенности тактические преимущества. Кроме
того, Давид умело использовал погоду. Зная, что ежедневный
бриз с моря достигает Иерусалима около полудня, он приуро-
чил свое наступление к этому часу, чтобы шелест листвы дере-
вьев скрывал шум шагов приближающихся к врагу израильтян.
Снова была достигнута полная внезапность, и Давид не прене-
брег разработкой плана последнего этапа сражения: развития
успеха. На этот раз он приложил усилия к тому, чтобы пере-
крыть отступающим филистимлянам прямой путь через доли-
1 И. Штейнберг переводит название деревьев «бахаим» как «бальзам-
ные сосны», и, думается, это и в самом деле ближе к истине, чем «тутовые
деревья». Сосновые леса, по всем источникам, издревле росли в районе
Иерусалима, а вот тутовник здесь относительно редок. Буквальный пере-
вод слова «бахаим» означает «плачущие деревья», поэтому лес, который в
большинстве переводов Библии называется «тутовой рощей», Флавий на-
зывает «лесом печали». В случае с бальзамными соснами смысл этой мета-
форы становится понятен: они как бы «плачут» смолой, из которой евреи де-
лали бальзам, высоко ценившийся на всем Ближнем Востоке. — Прим. авт.
159
ну Дуба. Он смог “поразить” филистимлян на всем долгом пу-
ти их отступления “от Гаваи до Газера”»1.
Разгром филистимлян в этом сражении и в самом деле был
грандиозным, а их потери огромными. Газер, или, точнее, Ге-
зер, до которого гнал их Давид, был уже пограничным городом.
Теперь этим давним врагам израильтян надо было думать не о
нападении, а о том, как защитить себя от столь неожиданно уси-
лившихся и преисполненных воинственного духа соседей.
Глава шестая
ОДИН ИЗ НАРОДА
Опьяненный победой над филистимлянами, Давид решил
как можно скорее внести в Иерусалим главную святыню ев-
рейского народа — Ковчег Завета, а затем тут же приступить к
строительству величественного Храма для размещения Ков-
чега и совершения всех предписанных Торой служб.
И это опять, с какой точки зрения ни посмотри, был поис-
тине мудрый и грандиозный план. Перенос Ковчега в Иеруса-
лим означал превращение этого города не только в военную и
политическую, но и духовную столицу объединенного Еврей-
ского царства, в подлинный центр всех сторон народной жиз-
ни, и уже ни одно колено, ни один потенциальный мятежник
не смог бы отрицать этого очевидного факта.
Но прежде чем начать рассказ о тех удивительных событи-
ях, которыми сопровождался перенос Ковчега Завета, стоит
напомнить читателю о том, чтб представлял собой этот один из
самых сакральных артефактов человечества.
Согласно Пятикнижию, Ковчег Завета был изготовлен ев-
рейскими умельцами Веселеилом (Бецалелем) и Аголиавом по
указанию Моисея, который, в свою очередь, получил указания
по его изготовлению напрямую от Бога. Внешне он представлял
собой обычную коробку, или, если употреблять более приличе-
ствующее случаю выражение, ларь, сделанный из дерева ака-
ции, размеры которого составляли 2,5 локтя* 2 в длину, 1,5 локтя
в ширину и 1,5 локтя в высоту (то есть 114x68,5x68,5 сантимет-
ра, или, по другому мнению, 95x57x57 сантиметров). С обеих
сторон — и с внешней, и с внутренней — этот ларь был покрыт
слоем золота.
Толщина стенок Ковчега, по наиболее распространенному
мнению, равнялась одной ладони, то есть 7,5 сантиметра. На
’ Герцог X., Гишон М. Библейские сражения. С. 103—105.
2 1 локоть равен 46 сантиметрам.
160
четырех концах Ковчега были закреплены золотые кольца, в
которые были продеты два утолщенных с обеих сторон позо-
лоченных шеста из того же дерева акации.
Наконец, венчала Ковчег крышка из чистого золота длиной
2,5 и шириной 1,5 локтя (114x68,5 сантиметра) со сделанными
на ней двумя фигурками с распростертыми друг другу крылья-
ми, которые как бы скрывали их лица. В Талмуде утверждается,
что толщина крышки составляла одну ладонь, то есть 7,5 сан-
тиметра, но в этом случае даже без херувимов она должна была
весить 17 талантов (1135 килограммов), что кажется уже совер-
шенно невероятным. Однако такие авторитетные комментато-
ры, как Саадия Гаон и Ибн Эзра, считали, что толщина крыш-
ки Ковчега составляла порядка трех миллиметров, и тогда ее
вес составлял всего 1 талант (68 килограммов)1.
Моисей поместил Ковчег Завета в Святая Святых: особо вы-
деленном отделении сооруженной по его указанию Скинии —
Переносном храме, своего рода военно-полевом Храме, при-
званном играть эту роль до сооружения Храма постоянного.
Внутрь Ковчега Моисей сначала положил полученные им на
Синае Скрижали Завета с Десятью Заповедями, затем приба-
вил туда запечатанный кувшин с манной, выпадавшей для ев-
реев в пустыне (в память об этом чуде для будущих поколений),
а перед смертью вложил в Ковчег написанный им собственно-
ручно свиток Торы.
Право прикасаться к Ковчегу и переносить его имели толь-
ко левиты, — всем остальным это было запрещено под стра-
хом смерти. Да и левиты могли это делать лишь в случае пере-
хода еврейского стана на новую стоянку во время блужданий
евреев по пустыне либо в случае выхода народа на войну —
тогда они с помощью специальных ремней закрепляли шесты
Ковчега у себя на плечах и сопровождали с ним армию изра-
ильтян в походе, вдохновляя их на победу. Все остальное время
Ковчег должен был оставаться в Святая Святых, в которую да-
же первосвященник входил лишь раз в год — в Судный день,
когда, согласно традиции, на Небесах решалась судьба еврей-
ского народа на ближайший год.
История Ковчега после завоевания израильтянами Ханаана
оказалась поистине драматичной. Долгое время он стоял в Ски-
нии, установленной в Силоме (Шило). Затем в ходе одной из
очередных битв с филистимлянами левиты вынесли Ковчег За-
вета перед армией, но, говорит Библия, грехи народа Израиля * 6
1 См.: Живая Тора: Пятикнижие Моисея: Новый перевод на англий-
ский, основанный на традиционных еврейских источниках, с примечания-
ми, вступлением, картами, таблицами, чертежами и библиографией раби
Арье Каплана. Нью-Йорк; Иерусалим, 1998. С. 247—250.
6 П. Люкимсон
161
были так велики, что это не помогло, — битва закончилась по-
ражением евреев. Их потери составили 30 тысяч человек и вдо-
бавок ко всему филистимляне захватили Ковчег.
Однако после этого на филистимлян обрушиваются одно за
другим страшные бедствия. Спустя семь месяцев они поняли,
что таким образом их наказывают за захват Ковчега. Погрузив
эту еврейскую святыню на телегу, запряженную быками, они
пустили их куда глаза глядят, и быки привезли Ковчег евреям. За-
тем Ковчег был установлен в иудейском городе Кириаф-Иари-
ме (Кирьят-Яире), где и находился в течение двадцати лет.
Перенося Ковчег из земли колена Иуды в расположенный
на границе между землями Иуды и Вениамина Иерусалим, Да-
вид таким образом еще раз подчеркивал, что видит себя не
вождем какого-то одного племени, взявшего верх над другими
братскими племенами, а именно общенациональным лидером,
для которого разделение на племена и кланы не играет никакой
роли по сравнению с теми факторами, которые делают изра-
ильтян единым народом.
Сама церемония переноса Ковчега Завета в Иерусалим по за-
мыслу Давида должна была превратиться в грандиозное, неви-
данное прежде празднество с участием значительной части на-
рода, представителей всех колен — короче говоря, всей нации.
С этой целью Давид велел сначала перенести Ковчег из Ки-
риаф-Иарима в бывшую столицу Саула — Гиву, чтобы перенос
Ковчега одновременно символизировал и перенос столицы цар-
ства, да так, чтобы при этом у народа возникло ощущение пре-
емственности власти от Саула к Давиду. В Гиве Давид временно
поместил святыню в доме жившего в этом городе левита Ави-
надава. Далее, согласно плану Давида, Ковчег Завета должен
был двинуться на повозке, запряженной волами, а спереди и
сзади него должна была следовать сопровождаемая множест-
вом музыкантов пляшущая и ликующая толпа.
Библия начинает рассказ о перевозке Ковчега следующими
словами:
«И собрал Давид всех отборных от Исраэля, тридцать тысяч.
И встал Давид, и пошел со своим народом, который был с ним
из Баалей-Иуды, чтобы перенести оттуда Ковчег Божий, кото-
рый назван именем Господа Цеваота, обитающего между керу-
вами...» (II Сам. 6:1—2).
Устное предание, между тем, настаивает, что в первой цере-
монии по перевозке Ковчега принимало участие 90 тысяч чело-
век, что, в свою очередь, задает новые загадки комментаторам:
зачем же тогда текст говорит о тридцати тысячах «отборных от
Исраэля»?
По одной из версий, эти 30 тысяч как раз к переносу Ков-
чега вообще отношения не имели — в данном случае имеется в
162
виду, что Давид собрал армию из тридцати тысяч отборных вои-
нов и, чувствуя себя с такой армией совершенно спокойным,
мог заняться государственными делами — в том числе оставив
на время Иерусалим на попечение его гарнизона, посвятить
себя хлопотам по перенесению Ковчега. По другой версии, речь
идет о тридцати тысячах официально приглашенных знатных
людей, но вместе с ними на праздник поспешили и десятки ты-
сяч простых израильтян.
Но куда больше загадок задает происшедшая вслед за этим,
в ходе переноса Ковчега трагедия:
«И поставили Ковчег Божий на новую повозку. И вывезли
его из дома Авинадава, что в Гиве; а Узза и Ахийо, сыновья Ави-
надава, вели новую повозку. И понесли его из дома Авинадава,
что в Гиве; и Узза с ковчегом Божьим, а Ахийо шел перед Ков-
чегом. А Давид и весь дом Исраэлев играли перед Господом на
всяких музыкальных инструментах из кипарисового дерева, и
на кинорах, и на арфах, и на тимпанах, систрах и кимвалах.
И когда дошли до Горэн Нахона, Узза протянул руку к Ковчегу
Божию и поддержал его, так как волы тряхнули его. И воспы-
лал гнев Господа на Уззу, и поразил его там Бог за его оплош-
ность, и умер он там у Ковчега Божья. И опечалился Давид, что
Господь побил Уззу; и называют то место поныне Пэрэц-Узза
(Поражение Уззы. — П. Л.)...» (II Сам. 6:3—9).
Перед нами снова вполне зримая картина. Огромная толпа
израильтян движется в сопровождении множества музыкантов
из Гивы в сторону Иерусалима. Обычный пешеход прошел бы
этот путь за несколько часов, но понятно, что такая масса на-
роду движется куда медленнее. В центре толпы находится но-
вая, пахнущая свежим деревом и разукрашенная повозка, на
которой стоит Ковчег. Спереди запряженных в повозку волов
ведет старший сын левита Авинадава Ахия (Ахийо), а сзади за
ней следует младший — Оза (Узза). Дорога начинает идти в го-
ру, движения волов становятся более резкими, и поставленный
на повозку Ковчег начинает подрагивать. Затем в какой-то мо-
мент повозка накреняется, Озе кажется, что еще вот-вот — и
Ковчег может упасть на землю, он хочет поддержать его, под-
ставляет под Ковчег плечо и... падает мертвым.
Внезапная смерть молодого левита, вне сомнения, должна
была повергнуть и самого Давида, и всю толпу в трепет, навес-
ти на мысль о том, не является ли это дурным предзнаменова-
нием и так ли уж на самом деле угодны Богу поступки царя, как
он сам это представляет?
Само собой, представители разных направлений в исследо-
вании Библии объясняют причины внезапной кончины Озы
по-разному. Наиболее спекулятивно для слуха современного
163
человека звучит версия, согласно которой от Скрижалей Заве-
та и самого Ковчега исходила эманация некоей энергии, бла-
гоприятно действовавшей на тех, кто соответствовал опреде-
ленному духовному уровню (например, на левитов и коэнов,
служивших в Храме), и смертоносной для тех, кто этому уров-
ню не соответствовал. Именно поэтому, дескать, простому,
обычному человеку было запрещено приближаться к Ковчегу
Оза, говорят сторонники этой версии, хотя и был левитом, не
находился на требуемом духовном уровне, и потому контакт с
Ковчегом оказался для него смертельным. Другая, рядящаяся
под научную, но на деле не менее спекулятивная версия заклю-
чается в том, что принесенные Моисеем с Синая и лежащие в
Ковчеге Скрижали Завета были сделаны из радиоактивного
материала, и потому непосредственный контакт с Ковчегом
был чреват опасностью заболеть лучевой болезнью.
Классические комментаторы Священного Писания сходят-
ся во мнении, что причиной смерти Озы был грех неверия и
нарушение предписываемых Торой деталей соблюдения запо-
ведей. Таким неверием и нарушением было уже само решение
перевозить Ковчег на повозке, вместо того чтобы поручить его
нести левитам, как это предписывает Тора. Давид принял это
решение, предположив, что левитам слишком тяжело будет про-
делать такой путь с Ковчегом на плечах. Но ведь, напоминают
комментаторы, хотя вес Ковчега был и в самом деле огромным,
предание гласит, что несшие его левиты чудесным образом не
чувствовали тяжести — так, словно не они несли Ковчег, а Ков-
чег нес их.
Но если уж и решили везти Ковчег на волах, то надо было
хотя бы последовать примеру филистимлян, понявших, что сам
Бог будет управлять волами и приведет их куда надо. И нако-
нец, сам поступок Озы, с точки зрения комментаторов, был
уже апофеозом неверия.
«Нет никакого сомнения, что Уззой двигали самые добрые
намерения, что он был человеком праведным, — объясняет,
суммируя эти комментарии, Шуламит Гад. — Но как он мог
допустить мысль, что Ковчег нуждается в поддержке человека,
если он поддерживался самим Господом? Как он мог допустить
мысль, что Ковчег может упасть?!»
Наконец, сторонники школы библейской критики говорят,
что смерть Озы могла произойти по вполне естественным при-
чинам. Скажем, пытаясь не дать упасть весившему сотни ки-
лограммов Ковчегу, он мог просто надорваться и скончаться от
грыжи, внезапного инфаркта или кровоизлияния в мозг.
Однако ясно, что, каковы бы ни были причины этой смер-
ти, она не могла не вселить мистический ужас в толпу, и сам
164
Давид задумался над тем, а все ли он правильно делает? Нако-
нец, он решил отложить перенос Ковчега в Иерусалим и вре-
менно разместить его в находившемся в предместье города до-
ме Аведцара Гефянина (Овед-Эдома Гаттиянина).
Судя по тексту «Второй книги Самуила» и «Хроникону»,
Аведцар Гефянин входил в ближайшее окружение Давида и
был привратником в его дворце. Однако летописец ничего не
сообщает о личности этого человека и его происхождении, ви-
димо, считая его слишком незначительной фигурой для исто-
рии. Комментаторы предполагают, что прозвище Эдом он по-
лучил не случайно — по всей видимости, он был принявшим
иудаизм идумеем из Гефа, а может быть, даже идумеем, остав-
шимся язычником, но при этом преданно служившим Давиду.
Не исключено также, что Давид решил установить Ковчег в
доме Аведдара не без «задней» мысли: он хотел удостоверить-
ся, что этот артефакт не влечет за собой гнев Бога на того, в
чьих руках он находится.
Поэтому он велел своему окружению пристально наблюдать
за тем, что будет происходить в доме Аведцара. Вскоре слуги
сообщили ему, что нет не только никаких признаков того, что
над этим домом тяготеет проклятие, но и наоборот — он явно
благословлен Свыше: скот Аведцара дал необычайно хороший
приплод, его хозяйство стало еще больше процветать, все шесть
его невесток беременны, в том числе и те, что считались бес-
плодными.
Все это Давид счел добрым предзнаменованием и отдал ука-
зание снова готовиться к переносу Ковчега в Иерусалим и уста-
новке в городе Скинии Завета.
«И оставался Ковчег Господень в доме Овед-Эдома Гаттия-
нина три месяца; и благословил Господь Овед-Эдома и весь дом
его. И сообщили царю Давиду, сказав: благословил Господь
дом Овед-Эдома и все, что у него ради Ковчега Божья; и пошел
Давид и поднял Ковчег Божий из дома Овед-Эдома в город Да-
вида...» (II Сам. 6:11—12).
* * *
На этот раз Давид воплотил свой замысел о торжественном
внесении Ковчега в Иерусалим до конца.
В строгом соответствии с Законом Моисея Ковчег несли на
ремнях левиты. Сотни и сотни людей сопровождали Ковчег и
спереди, и сзади, распевая псалмы и танцуя под музыку рас-
сеянных в толпе музыкантов. Хотя от дома Аведдара до стен
Иерусалима было, видимо, не больше нескольких километров,
а то и километра, толпа шла чрезвычайно медленно, так как,
165
согласно Библии, через каждые шесть шагов, следуя указанию
Давида, коэны закалывали жертвенных быка и барана.
У историков эта деталь вызывает сомнение, и не исключе-
но, что под «шестью шагами» следует понимать фигуральное
выражение, но в любом случае ясно, что жертв в тот день было
принесено великое множество.
Сам царь облекся в простой белый эфод1 рядового священ-
ника-коэна на том основании, что, хотя и не принадлежал к
касте священников, имел в силу своего статуса право участво-
вать в жертвоприношении. Однако выбор этой униформы был,
безусловно, не случаен — ею Давид хотел подчеркнуть, что ви-
дит себя лишь одним из рядовых служителей Бога, ничем не
выделяющимся среди остальных и ни в коем случае не посягаю-
щим на авторитет первосвященника или пророков. В этом эфо-
де царь шел посреди толпы народа и самозабвенно пел и плясал
вместе со всеми. Время от времени в толпе трубили в шофар —
бараний рог, звуки которого, согласно еврейской традиции,
имеют сакральное значение и призваны вселить в сердца людей
священный трепет.
Жителю современного Израиля эти страницы Библии, безус-
ловно, напомнят знакомую картину: именно так, в сопровож-
дении огромной толпы, с пением и плясками вносится обычно
в синагогу новый свиток Торы — написанный на пергаменте
текст Пятикнижия, предназначенный для чтения в синагоге со
специальной кафедры. Через каждые 15—20 метров эта толпа
останавливается, чтобы несущий свиток Торы передал эту честь
другому участнику праздника.
Охваченный восторгом Давид сложил в эти мгновения вдох-
новенный 105-й [104-й] псалом:
«Благодарите Господа, взывайте к Его имени, возвещайте
среди народов Его деяния. Пойте Ему, воспевайте Его, расска-
зывайте обо всех Его чудесах! Гордитесь Его святым Именем,
пусть веселится сердце ищущих Господа...» (Пс. 105 [104]: 1—3).
Традиция утверждает, что с тех пор этот псалом во все дни
жизни Давида левиты ежедневно исполняли перед Ковчегом
Завета. Однако, на взгляд автора этой книги, еще более пре-
красен написанный (опять-таки согласно традиционной еврей-
ской точке зрения) в тот же день 106-й [105-й] псалом, и, что-
бы читатель ощутил его самобытность, я решился привести
транслитерацию его оригинала:
1 Эфод — облачение еврейских первосвященников (коэнов), напо-
минавшее длинный фартук с поясом, завязывающимся спереди, над сол-
нечным сплетением, и двумя наплечными полосами. По другому мнению,
эфод походил на юбку, которая прикрывала жреца до пяток и спереди, и
сзади.
166
Алиллуйя!
Оду ле-Адонай, ки тов —
Ки ле-олям хасдо!
Ми йималель гвурот Адонай,
Ишмиа коль тэилато?!
Ашрей шомрей мишпат,
Осэ цдака ле-холь эт...
Эти строки довольно легко и красиво ложатся на музыку.
А вот как они звучат в подстрочном переводе:
«Славьте Господа! Благодарите Господа, ибо он добр — ведь
Его благоволение вечно. Кто сможет выразить могущество
Господа, возвестить всю его славу?! Счастливы соблюдающие
закон, свершающие милосердие во всякое время...» (Пс. 106
[105]: 1-3).
...Наконец, когда Ковчег был внесен в Иерусалим и уста-
новлен в предназначенном для него месте, возле него были
снова вознесены обильные жертвы, мясо которых тут же было
приготовлено для грандиозного пира, на котором нашлось ме-
сто и угощение для каждого:
«А когда закончил Давид возносить всесожжения и мир-
ные жертвы, то благословил он народ именем Господа Цеваота.
И роздал он всему народу, всему множеству исраэльтян, как
мужчинам, так и женщинам, каждому по одному хлебу и по од-
ному куску мяса, и по одному пирогу с изюмом; и пошел весь
народ по домам своим».
Мы не знаем, сколько именно человек принимало участие в
этом народном празднике, однако не думается, что речь идет о
десятках тысячах — с учетом того, что вся территория Иеруса-
лима составляла тогда не больше шестисот соток, а его населе-
ние — чуть больше тысячи человек. В то же время до десяти ты-
сяч человек вполне могли собраться в тот день в городе, и если
учесть, сколько жертвенных животных было забито до того, как
установили Ковчег, то каждому из них мог достаться кусок мяса.
В тот день произошло еще одно, может быть, не очень важ-
ное для истории, но достаточно значимое для семейной жизни
Давида и позволяющее лучше понять саму суть его личности
событие. Первая жена Давида Мелхола, увидев, как тот, в про-
стой одежде, забыв обо всем на свете, отплясывает и распевает
песни наряду с простыми пастухами и крестьянами, да и просто
нищими, решившими принять участие в этой церемонии ради
того же куска мяса, посчитала, что подобное поведение не по-
добает царю и унижает его царское достоинство. Особенно не
понравилось Мелхоле, говорит предание, что во время танца
Давид кувыркался, вскидывал ноги, и на нем то и дело задира-
лась одежда, обнажая тело, что считалось крайне нескромным
и неприличным.
167
И когда Давид, все еще возбужденный от пережитой мис-
терии, довольный тем, что праздник удался, вернулся домой,
Мелхола не преминула высказать ему это свое мнение. Это бы-
ло ее роковой ошибкой — она еще раз показала Давиду, что не
понимает его, не в состоянии оценить грандиозных планов и
замыслов мужа, и окончательный разрыв между ними стал не-
избежен.
Авторы Библии явно не симпатизируют Мелхоле и не ску-
пятся на резкие слова, описывая эту историю:
«И было, когда Ковчег Господень входил в город Давида,
Михал, дочь Шаула, глядела в окно и, увидев царя Давида, ска-
чущего и пляшущего перед Господом, презрела его в сердце сво-
ем... И когда возвратился Давид, чтобы благословить дом свой,
вышла Михал, дочь Шаула и сказала: сколь почитаем был ны-
не царь Исраэля, когда выставлял себя сегодня перед глазами
рабынь и рабов своих, как выставляет себя напоказ какой-ни-
будь пустой человек!..» (II Сам. 6:16, 6:20).
Но если в Библии речь Мелхолы полна унизительного сар-
казма, который действительно мог глубоко оскорбить Давида и
навсегда оттолкнуть его от Мелхолы, то Иосиф Флавий, осно-
вываясь на других древних источниках, рисует эту сцену в не-
сколько иных тонах. С его точки зрения, царицей двигало ни в
коем случае не презрение, а любовь к Давиду и забота о его цар-
ском достоинстве — так, как она его понимала, разумеется:
«Тут пришла к нему жена его Михала, дочь царя Саула, по-
здравила его и пожелала ему удачи и счастья во всем, чего бы
ни дал ему всемилостивый Господь Бог, но при этом стала уп-
рекать Давида в том, что он, такой могущественный царь, не-
прилично плясал и обнажался при этом перед толпой рабов и
рабынь»1.
Библия утверждает, что Всевышний жестоко наказал Мел-
холу за эти упреки: «И не было детей у Михал, дочери Шаула,
до дня смерти ее» (2, 6:23). Разумеется, легче всего понять эту
фразу так, что Давид с того дня окончательно отдалился от
Мелхолы, и вследствие этого она осталась бездетной до конца
своих дней. Напомним, что выше уже приводилась версия о
том, что Михала была нужна Давиду лишь как подтверждение
его связи с династией Саула и права на трон, но так как она бы-
ла какое-то время женой Фалтия, то Давид считал супруже-
скую близость с ней более невозможной.
Однако Талмуд приводит другую, куда более изящную вер-
сию взаимоотношений Мелхолы с Давидом и ее смерти. Исхо-
дя из того, что только в отношении четвертой жены Давида Эг-
1 Иосиф Флавий. Иудейские древности. Т 1 С. 278.
168
лы напрямую сказано, что она «жена Давида» (по отношению
ко всем другим его женам употребляются те или иные эвфемиз-
мы), мудрецы Талмуда делают вывод, что Эгла и есть Мелхола —
именно она имела больше оснований, чем другая, называться
«женой Давида».
И в тот момент, когда она выговаривала Давиду за то, что он
принижает свое царское достоинство, Мелхола-Эгла была бере-
менна. Эта беременность, вне сомнения, должна была вдохнуть
в нее новые надежды: как-никак она была первой женой Дави-
да и дочерью Саула и считала, что в случае рождения у нее сы-
на, несмотря на то что у царя уже были сыновья от других жен,
ее ребенок будет иметь куда большие права на трон, чем осталь-
ные. Этими надеждами, в свою очередь, можно объяснить, по-
чему она позволила себе упрекнуть мужа: дескать, мы с тобой
оба и по положению, и по происхождению отличаемся от всего
другого народа, и нам негоже вести себя как простолюдинам.
Но что же тогда означают слова «И не было детей у Михал,
дочери Шаула, до дня смерти ее»?
«Все очень просто, — говорят мудрецы Талмуда, — Мелхо-
ла-Эгла умерла, когда рожала шестого сына Давида Итраама».
Итраам после смерти матери вырос во дворце, но, видимо,
ничем выдающимся так себя и не зарекомендовал и в борьбе за
отцовский трон ни на одном из ее этапов не участвовал.
Однако в истории с «выговором», который сделала Мелхо-
ла Давиду за его пляски и песнопения перед Ковчегом, наибо-
лее показательным является ответ Давида на претензии жены:
«И сказал Давид Михал: перед Господом, который предпочел
меня отцу твоему и всему дому его, поставив меня вождем на-
рода Господня, Исраэля, — буду веселиться я пред Господом.
И я еще больше унижу себя, и стану еще ничтожнее в глазах
своих, а пред рабынями, о которых ты говорила, — пред ними
я буду славен» (II Сам. 6:21—22).
Слова Давида бьют Мелхолу наотмашь, как пощечины. Он
напоминает ей о том, что, несмотря на все царское достоинст-
во, Саул и его наследники потеряли престол, а он, Давид, на-
против, обрел его. Но самое главное заключается здесь в том,
что, когда речь идет о служении Богу, Давид не видит никакой
разницы между царем и простолюдином. Как не приемлет он
и мысли, что в самозабвенном служении Всевышнему, когда
человек отрешается от всего земного и в состоянии экстаза мо-
жет даже переступить за принятые рамки приличий, есть что-то
постыдное и унизительное. Именно так — в буквальном смыс-
ле слова самозабвенно, то есть забывая порой обо всем и вся на
свете, — служил Давид Богу на протяжении всей своей жизни, и
это было одной из главных и отличительных черт его личности.
169
Однако был в этой пляске перед Ковчегом вместе со всеми
простолюдинами и еще один аспект. Народ чревычайно высо-
ко оценил этот демократизм Давида, то, что царь держал себя
на равных со всеми, и слух об этом еще больше усилил любовь
народа к царю. Возможно, именно это имел в виду Давид, ког-
да говорил Мелхоле: «...а пред рабынями, о которых ты гово-
рила, — пред ними я буду славен».
Таким образом, если взглянуть на все происходившее три
тысячи лет назад глазами современного политтехнолога, то Мел-
хола упрекала Давида в излишнем популизме, на что Давид ре-
зонно заметил, что этот популизм повышает его популярность,
то есть укрепляет его политические позиции, что крайне необ-
ходимо именно сейчас, когда он, по сути, делает первые шаги
в качестве царя объединенного Еврейского государства.
Может быть, в этом и заключалась гениальность Давида как
политика: безусловно, искренняя, глубокая вера в Бога и в выс-
шие идеалы вполне уживалась в нем с холодным политиче-
ским расчетом и умением искусно манипулировать настрое-
ниями народа.
Пол Джонсон видит и в самом факте переноса Ковчега в
Иерусалим, и в том, как вел себя Давид во время этого перено-
са, доказательство необычайной политической мудрости Да-
вида. «То, что Давид не стал делать, имеет, пожалуй, не мень-
шее значение того, что он совершил», — писал Джонсон, имея
в виду, что Давид не стал уподобляться остальным восточным
владыкам, превращавшимся в небожителей, бесконечно уда-
ленных от народа. Наоборот, Давид всячески подчеркивал, что
он — такой же слуга Господа, как и все остальные, и именно
Господом и поставлен на царство, что и делало его власть неос-
поримой.
«Похоже, что он понимал сущность израильской религии и
общества лучше, чем Саул или любой из его собственных пре-
емников, — пишет Джонсон. — Подобно Гидеону, он понял, что
это государство теократическое, а не обычное. Поэтому здесь
царь не может быть абсолютным владыкой восточного типа.
И государство, как бы оно ни управлялось, не может здесь но-
сить абсолютный характер. Именно поэтому даже на этом эта-
пе отличительной особенностью израильских законов было то,
что, хотя у всех граждан имеются обязанности и ответственность
перед государством, общество, будь то его представители,
царь, государство не могут ни при каких обстоятельствах обла-
дать неограниченной властью над личностью. Это — прерога-
тива одного Бога. Евреи, в отличие от греков, а позднее римлян,
не считали город, государство, общину неким юридическим
лицом с правами и привилегиями. Вы можете совершить грех
170
по отношению к человеку и, разумеется, к Богу, но нельзя
представить себе преступления или греха против государства»1.
Развивая эту мысль, Джонсон показывает, что дилемма со-
существования государства и религии и разделения между ни-
ми властных полномочий является главной дилеммой еврей-
ской истории, справедливо добавляя, что она не разрешена и в
современном государстве Израиль. На этом основании Джон-
сон приходит к поистине потрясающему выводу, что Давид,
возможно, вообще не был сторонником монархии и стал царем
в какой-то степени поневоле:
«Одно из возможных решений (данной дилеммы. — П. Л.) —
продолжает Джонсон, — сводилось к тому, чтобы израильтяне
обзаводились монархией и государством лишь на время вели-
ких бедствий, вроде вторжения филистимлян. Есть свидетель-
ства, что Давид сначала склонялся к такому решению, но затем
счел его непрактичным. Чтобы защитить свой народ и его ве-
ру, чтобы гарантировать их безопасность от внешних врагов,
ему необходимо было не только создать свое царство-государ-
ство, но и нейтрализовать окружающие народы. Это означало,
что ему нужно было основать и упрочить Дом Давида с Иеру-
салимом в качестве столицы и Главным храмом. Но он явно не
считал свою монархию идеальным решением. Он понимал ре-
лигию Яхве; он считал себя религиозным человеком, он охот-
но брал на себя дополнительную роль пророка-священника и
в этом качестве принимал участие во всякого рода музыкально-
танцевальных представлениях как автор и исполнитель. Важно,
что хотя он и установил наследственную монархию, но без пра-
ва первородства... Под старость Давид сам избрал себе преем-
ника. Выбранный им сын Соломон был не военачальником, а
судьей и ученым, в традициях Моисея. Он — единственный из
сыновей Давида, кто мог совмещать религиозные функции с
царскими; Давид явно считал это обстоятельство существен-
ным для сохранения израильского конституционного равно-
весия»2.
Безусловно одно: перенос Ковчега в Иерусалим означал на-
чало принципиально нового периода и в жизни Давида, и в жиз-
ни всего еврейского народа, и именно так это трактуется все-
ми историками.
«Провозглашением Иерусалима столицей Израиля фактиче-
ски завершается первая стадия сплочения всех колен в едином
централизованном государстве. Израильское царство растет и
укрепляется. Одновременно с ним в Сирии крепнут и усилива-
1 Джонсон П. Популярная история евреев. М., 2000. С. 70.
2 Там же. С. 71.
171
ются арамейские государства, образуя вместе с Израилем новый
элементна политической арене Ближнего Востока X века»1.
Эта смена вех на Ближнем Востоке означала, что впереди
Давида неминуемо ждали новые войны, в ходе которых он и раз-
двинул границы своего царства до небольшой империи.
Глава седьмая
ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР
Историки, ставящие под сомнение историчность личности
Давида и утверждающие, что речь идет о вымышленной фигу-
ре, обычно упирают на тот факт, что кроме еврейских письмен-
ных источников у нас нет никаких доказательств, что такой че-
ловек существовал в действительности. Но тогда, замечают их
противники, верно и обратное: если бы мы безоговорочно при-
нимали на веру только еврейские письменные источники, то
нам следовало бы сомневаться в том, существовали ли когда-
нибудь на свете фараоны по имени Рамзес, Тутанхамон, Мер-
нептах и все прочие — ведь в Библии имена фараонов не упо-
минаются; о какой бы эпохе ни шла речь, владыка Египта
называется просто «паро» — «фараон».
По той же причине и в египетских, и других хрониках не
упоминаются имена еврейских царей — тем более что с точки
зрения египтян крохотное еврейское государство и его цари
долгое время вообще не заслуживали внимания.
Но ведь и с точки зрения археологии, говорят «отрицатели»
историчности личности Давида, в отличие от Египта, нет со-
вершенно никаких доказательств его существования — тех или
иных артефактов XI—X веков до н. э., на которых бы значилось
его имя. Впрочем, и последнее вполне объяснимо — к приме-
ру, тем, что у археологов и сегодня нет возможности провести
полномасштабные раскопки на Храмовой горе в Иерусалиме.
Да и не принято было у евреев ставить статуи своих царей, так
как это категорически запрещено Пятикнижием. И все же по-
степенно Иерусалим открывает нам свои тайны, и мы начина-
ем получать все новые и новые, пусть пока и косвенные под-
тверждения реальности существования личности царя Давида.
К примеру, в начале 2000-х годов израильский археолог
Э. Мазар в ходе раскопок в Городе Давида, то есть в самой древ-
ней части Иерусалима, обнаружила несущую стену огромного
трехэтажного здания, которое в свою эпоху, видимо, возвыша-
1 Очерк истории еврейского народа. Т. 1. С. 45.
172
лось над всеми остальными строениями города, так что с него
хорошо просматривались крыши и дворы всех остальных домов
в пределах крепостных стен. Продолжая раскопки, Мазар на-
ткнулась на останки поддерживавших этот дом колонн, сам
внешний вид и орнамент которых однозначно свидетельство-
вали об их финикийском происхождении. Никогда и нигде
прежде на территории современного Израиля финикийских
колонн не обнаруживали. Зато в Библии, о чем уже говори-
лось, рассказывается, что сразу после взятия Иерусалима фи-
никийский царь Хирам направил Давиду в подарок «кедровые
деревья, и мастеров по дереву, и мастеров по камню для стен, и
построили они Давиду дом» (II Сам. 4:11).
Понятно, что финикийские зодчие должны были строить
дом Давида именно в своей национальной традиции, и таким
образом, у Э. Мазар не осталось почти никаких сомнений в
том, что она обнаружила тот самый дворец царя Давида, кото-
рый до нее искали многие археологи.
Обосновавшись в Иерусалиме, Давид, подобно другим вос-
точным владыкам, значительно расширил свой гарем и, види-
мо, продолжал пополнять его едва ли не до последних лет сво-
ей жизни:
«И взял Давид еще наложниц и жен из Иерушалаима после
того, как пришел из Хеврона. И вот имена родившихся у него
в Иерушалаиме: Шаммуа, и Шовав, и Натан, и Шеломо, и
Йивхар, и Элишуа, и Нэфэг, и Йафийа, и Эишама, и Элийада,
и Элифэлет» (II Сам. 5:14—16).
Это, видимо, далеко не полный список сыновей, которых
родили Давиду его восемнадцать жен и множество наложниц.
Устное предание утверждает, что всего у Давида было четырес-
та сыновей, и хотя эта цифра не вызывает особого доверия, она,
очевидно, отражает восхищение народа перед тем множеством
детей, которых породил царь.
А ведь помимо сыновей были еще и дочери! Вся эта огром-
ная толпа домочадцев, даже если она размещалась не в одном,
а в нескольких домах, попросту не могла не сталкиваться друг
с другом, не вести борьбу за внимание и любовь Давида, не всту-
пать между собой в те или иные взаимоотношения, и потому в
царском дворце постоянно бурлили страсти и интриги.
В число домочадцев Давида вошел и калека Мемфивосфей —
сын Ионафана и внук Саула. Специальным указом Давид за-
крепил право Мемфивосфея на все имущество его деда Саула,
поручил старому слуге Саула Сиве (Циве) управлять всем хо-
зяйством, а сам поселил Мемфивосфея с женой и маленьким
сыном в своем дворце, удостоив потомка Ионафана чести есть
с ним за одним столом. Авторы Библии, а вслед за ними и
173
Иосиф Флавий чрезвычайно комплиментарно описывают этот
поступок царя, видя в нем проявление подлинного благород-
ства. Однако если задуматься, то, проявив заботу о Мемфивос-
фее, Давид лишь выполнял клятву, данную в свое время лучше-
му другу. Такая верность слову заслуживает уважения, но никак
не восхищения. Да и сам Давид, очевидно, относился к своей
«милости» по отношению к Мемфивосфею именно как к ис-
полнению клятвы, к желанию быть чистым перед Богом, а не
как к велению души:
«И сказал Давид: остался и еще кто-нибудь из дома Шаула,
чтобы мне оказать ему милость ради Йонатана? А в доме Шау-
ла был раб по имени Цива; и позвали его к Давиду, и сказал ему
царь: ты ли Цива? И тот сказал: я, раб твой. И сказал царь: нет
ли еще кого из дома Шаула, чтобы оказал я ему милость по
клятве во имя Бога? И сказал Цива царю: есть еще хромой сын
Йонатана. И сказал ему царь: где он? И сказал Цива царю: вот
он, в доме Махира, сына Аммиэла из Ло-Девара. И пришел Ме-
фивошет, сын Йонатана, сына Шаула, к Давиду, и пал налицо.
И сказал Давид: Мефивошет! И тот сказал: вот, раб твой! И ска-
зал ему Давид: не бойся, ибо я окажу тебе милость ради Йона-
тана, отца твоего, и возвращу тебе все владения Шаула, отца
твоего, и ты всегда будешь есть за столом моим. И поклонился
тот и сказал: что такое раб твой, что ты призрел такого мертво-
го пса, как я? И призвал царь Циву, слугу Шаула, и сказал ему:
все, что принадлежало Шаулу и всему дому его, отдал я сыну
господина твоего. Обрабатывай же для него землю, ты и сы-
новья твои, и рабы твои, и доставляй плоды ее, чтобы у сына
господина твоего был хлеб для пропитания. Мефивошет же,
сын господина твоего, есть будет всегда за столом моим... А у
Мефивошета был малолетний сын по имени Миха. И все жив-
шие в доме Цивы были рабами Мефивошета. И жил Мефиво-
шет в Иерушалаиме, ибо ел он всегда за царским столом. А он
хром был на обе ноги» (II Сам. 9:1—13).
Отрывок этот весьма многозначителен. Оказывается, после
убийства Иевосфея Мемфивосфей скрылся в Ло-Деваре — го-
роде-убежище на севере Земли обетованной. И скрылся не слу-
чайно, а опасаясь (и, как покажет будущее, небезоснователь-
но) того, что его могут убить вслед за дядей из желания извести
весь род Саула.
Все это время управляющий хозяйством покойного царя
Саула Цива, видимо, чувствовал себя и хозяином всего его иму-
щества. Таким образом, Давид напоминает Циве его место и
велит отныне считать доходы от имения Саула собственностью
Мемфивосфея и отчитываться за них перед ним. С другой сто-
роны, он предоставляет Мемфивосфею самое, казалось бы, на-
174
дежное из всех возможных убежищ — стены своего дворца. Сын
Ионафана, по всей видимости, никак не ожидал проявления та-
кой милости от Давида — он явился в царский дворец, трясясь
от страха, теряясь в догадках, что же стоит за царским приказом.
Предание утверждает, что впоследствии Мемфивосфей стал
близким другом второго сына Давида — Килава и они вместе
посвящали большую часть своего времени изучению Торы, став
в итоге одними из самых великих ее знатоков в своем поко-
лении.
* * *
В эти первые годы своего правления в Иерусалиме Давид
активно занимается созданием тех институтов, без которых
невозможно нормальное функционирование государства. Как
следствие, у него появляется большой двор, насчитывающий
сотни слуг и чиновников, отвечающих за те или иные государ-
ственные вопросы и удовлетворяющие нужды непосредствен-
но царского двора и армии.
«Вторая книга Самуила» сообщает о структуре царского дво-
ра Давида предельно кратко, ограничиваясь упоминанием имен
командующих армией, священников и летописца:
«И царствовал Давид над всем Исраэлем; и вершил Давид
суд и правду всему народу своему. Йоав же, сын Церуйи, был
военачальником войска; и Иегошофат сын Ахилула — летопис-
цем, а Серайя — писцом...» (И Сам. 8:15—16).
Однако в «Хрониконе» мы встречаем уже куда более подроб-
ный список челяди Давида:
«...А над сокровищами царскими поставлен был Азмавэт,
сын Адиэйла; а над запасами в поле, в городах, в селениях и в
башнях — Йеонатан, сын Уззийау; а над занимающимися по-
левыми работами и земледелием — Эзри, сын Келува; а над ви-
ноградниками — Шимъи, раматиянин, и над запасами вина в
виноградниках — Зафди, шимьянин, а над маслинами и смо-
ковницами, что на низменности — Баал Ханан, гедеритянин,
над запасами масла — Йоаш. И над крупным скотом в доли-
нах — Шафат, сын Адлайа. И над верблюдами — Овил, ишме-
илитянин, и над ослицами — Йедеяху, мейронитянин. И над
мелким скотом — Йазиз, агаритянин, все они начальники соб-
ственности, что была у царя Давида. А Йонатан, дядя Давида, —
советник, человек разумный, он же писец; и Йехиэл, сын Хах-
мони — при сыновьях царских. Ахитофель же — советник царя,
а Хушай аркиянин, приближенным другом царя. А после Ахи-
тофеля — Йеойада, сын Бенайау, и Эвийатар и начальником
войска — Иоав» (I Хрон. 27:25—34).
175
Те же хроники чуть выше сообщают, что Давид также со-
ставил из левитов хор и оркестр, сотоящий из арфистов, цим-
балистов и киннористов — этот музыкальный коллектив
насчитывал 280 человек. Кроме того, Давид лично проконтро-
лировал распределение обязанностей между священниками-
коэнами.
Таким образом, Давид попытался соединить в своих руках
судебную («И вершил Давид суд и правду»), духовную (опира-
ясь на первосвящеников Цадока и Ахимелеха), военную (с опо-
рой на Иоава) и административную власть (с помощью писца
Серайи, очевидно возглавлявшего канцелярию царя и следив-
шего за порядком в обширном царском хозяйстве).
Как видим, в непосредственное окружение царя также вхо-
дила группа советников — его родной дядя Ионафан (Йона-
тан), Ахитофел (Ахитофель), Хусай (Хушай), Иодай (Йоайада)
и Авиафар, а также, видимо, наставник царских сыновей Ихи-
эль. Еще одним приближенным царя считался и летописец
Иосафат (Иегошафат), и Келлер видит в самом появлении этой
должности еще одну маленькую «революцию», совершенную
Давидом.
«Именно во времена царствования Давида, — писал он, —
начали вести точные записи Ветхозаветной истории»1.
Наконец, вместе со всеми вышеперечисленными лицами
на самых высших ступенях дворцовой иерархии стояли при-
дворные пророки. Библия упоминает о двух придворных про-
роках Давида — Нафане и Гаде, сопровождавших его еще в дни
опалы и бегства от Саула.
Как видно из самого библейского текста, такие пророки об-
ладали огромным влиянием на царя, активно участвовали во
всех политических интригах и при этом играли во дворце са-
мые разные роли. С одной стороны, в их задачу входило как бы
постоянное осуществление связи между царем и Богом, переда-
ча монарху воли Последнего. С другой, они несомненно вы-
полняли роль политических советников, причем самых прибли-
женных советников, с которыми Давид предпочитал общаться
наедине. Наконец, с третьей, они были своего рода «совестью
царя», так как только им дозволялось говорить ему все, что они
думают, указывая на грехи и ошибки. Были Нафан и Гад, види-
мо, «по совместительству» еще и придворными писателями —
во всяком случае, именно их традиция называет в качестве
авторов двух «Книг Самуила» и «Первой книги Царей»
(в синодальном переводе — Первая, Вторая и Третья книги
Царств).
1 Келлер В. Библия как история. С. 223.
176
На следующих ступенях иерархической лестницы распола-
гались казначей (видимо, контролировавшийся писцом), уп-
равляющий имеющимися в каждом городе на случай его осады
государственными продовольственными складами, и началь-
ники различных хозяйственных служб. Все эти придворные
просто по определению не могли уместиться в небольшом Го-
роде Давида и потому так же, как упоминавшийся ранее Авед-
дар, видимо, проживали неподалеку, за его стенами.
Список придворных Давида показывает также, что значи-
тельную их часть составляли иноплеменники — исмаильтянин
(то есть араб) Овил, агаритянин (африканец) Йазиз, гедеретя-
нин Баал Ханан, бывший, судя по имени, уроженцем какого-
то из хананейских племен. Были среди придворной челяди и
филистимляне, идумеи, хетты и представители других наро-
дов, что со всей очевидностью доказывает, что Давид считал
личные качества и таланты человека куда более важными, чем
его происхождение.
Впрочем, к примеру, Ю. Заблоцка считает, что привлечение
Давидом на службу инородцев было вынужденным. Сама со-
зданная Давидом система управления государством, отмечает
она, при наличии в ней ряда оригинальных элементов, была
частично заимствована у египтян, а частично — у хананейских
народов. Однако при этом Давид испытывал, что называется,
явную нехватку профессиональных национальных кадров — он
не мог найти достаточное число израильтян, обладавших необ-
ходимым опытом ведения государственных дел, и в этой ситу-
ации и был вынужден приглашать к себе на службу идумеев,
хананеев, египтян и прочих. Часть из них проходили гиюр и
становились прозелитами, но часть решали сохранить верность
религии и обычаям своих предков. Вследствие этого, указыва-
ет Заблоцка, при дворе Давида, а затем и Соломона нередко
возникали конфликты, так как его приближенным-евреям
претили обычаи, верования и сам образ жизни инородцев1.
Но в любом случае, повторим, не вызывает сомнений, что
Давид, как и многие другие великие правители будущего, пред-
почитал оценивать людей и вводить в круг своих приближенных
по их способностям и человеческим достоинствам, а отнюдь не
по национальному признаку. Если учесть, что мы ведем речь о
событиях трехтысячелетней давности, то для этого нужна была
необычайная смелость и широта мышления. Даже куда боль-
шая смелость, чем та, которая, скажем, понадобилась Петру I
для того, чтобы поставить иных чужеземцев на равных, а то и
выше представителей самых именитых боярских фамилий.
1 См.: Заблоцка Ю. История Ближнего Востока в древности. М., 1989.
С. 306.
177
* * *
И все же, вне сомнения, главной заслугой Давида в деле
строительства единого Еврейского государства стала проведен-
ная им армейская реформа, давшая ему в руки мощную и хо-
рошо обученную армию. Сами принципы этой реформы были
настолько рациональны, что на них, по сути дела, строится и
современная израильская армия.
Суть реформы состояла в том, что каждое из двенадцати ев-
рейских колен должно было ежемесячно посылать в армию две
тысячи мужчин боеспособного возраста — относительно не-
много. В течение месяца эти мужчины несли армейскую служ-
бу, упражнялись в воинском искусстве, в то время как их род-
ственники и соседи обязаны были в это время заботиться об их
хозяйстве и нуждах их семей. Затем наступал следующий ме-
сяц — и каждое колено высылало еще две тысячи человек и т. д.
Таким образом, Давид в любое время года располагал армией в
24 тысячи бойцов. Если учесть, что, по оценкам историков, ни
одно из окружающих евреев государств, за исключением разве
что союза филистимских городов и, само собой, Египта, не мог-
ло выставить армию свыше 25 тысяч бойцов, то это была впол-
не солидная сила. У каждой из этих (назовем их условно так)
«дивизий» был свой командир (имена этих «комдивов» приво-
дятся в 27-й главе первой книги «Хроникона»), а внутри они, в
свою очередь, делились на тысячи, сотни и десятки, и у каждо-
го из таких подразделений были свои командиры. Остается не-
понятным лишь то, находились ли «комдивы» и начальники
тысяч и сотен на царской службе постоянно или же также при-
зывались только на месяц. В любом случае такая система по-
зволяла Давиду при необходимости легко мобилизовать из на-
рода армию в 576 тысяч человек, каждый из которых умел
владеть оружием, знал свое место в строю и своего командира.
Наконец, в случае крайней необходимости Давид мог при-
влечь в армию вообще все взрослое мужское население колен,
составив из него пестрое народное ополчение. И это была уже
поистине колоссальная, способная снести все на своем пути
военная машина, равной которой в то время на Ближнем Вос-
токе не было.
Другое дело, что Давид за все время своего царствования, ви-
димо, ни разу не прибегнул к такой массовой демобилизации,
понимая, что она вызвала бы понятное недовольство в народе,
так как помешала бы повседневным хозяйственным работам,
обеспечивавшим пропитание крестьянских семей. Но случаи
частичной мобилизации, когда Давид за счет резервистов уве-
личивал свою армию до 50, а то и до 70—72 тысяч человек, ви-
димо, бывали.
178
Помимо этой «народной» армии у Давида была еще и своя
личная гвардия, делившаяся на две части.
Основу первой составляли те самые шесть сотен воинов,
которые входили в его дружину, еще когда он считался «беглым
рабом» Саула. Эти люди скитались с ним по пещерам в Иудей-
ских горах и по пустыне, были рядом в Секелаге и в первые го-
ды его царствования в Хевроне. Все они были обласканы Дави-
дом и щедро одарены не только своей частью военной добычи,
но и земельными угодьями. Наиболее привилегированное по-
ложение в этом отряде занимали, разумеется, те самые «трид-
цать витязей», или «тридцать смелых», с которыми Давид на-
чинал свою военную карьеру после победы над Голиафом.
В первой книге «Хроникона» (I Хрон. 11: 26—47) опять-та-
ки приводится весь список этой «знатной» тридцатки. По всей
видимости, все эти тридцать человек входили в состав военно-
го совета, и каждый из них возглавлял свое подразделение. Ве-
роятнее всего, каждое такое подразделение также состояло из
тридцати или чуть менее отборных воинов, то есть представля-
ло собой, по современным понятиям, взвод. Не исключено, что
Давид, сам в прошлом командовавший таким отрядом, пришел
к выводу, что данная численность боевой единицы является
оптимальной для выполнения оперативных задач. Таким обра-
зом, общая численность «еврейской» царской гвардии не превы-
шала девятисот человек, и непосредственное командование ею
осуществлял племянник Давида, младший брат Иоава Авесса.
Вторую часть гвардии, аналогичную или чуть меньшую по
численности, составлял отряд наемников «из керитян и пели-
тян», то есть, видимо, из критян и филистимлян, командиром
над которыми был долгое время филистимлянин Еффей Гефя-
нин (Иттай Гиттянин). Затем после его гибели, уже в последние
годы жизни Давида, Еффея сменил на этом посту старый бое-
вой друг царя, Ванея, сын Йоады (Бенаягу, сын Иеодая). Пре-
данность наемников, как и во все времена, покупалась щедрой
платой и подарками, но, как мы увидим далее, у них были свои
понятия о чести, и этот отряд не бросил своего господина и в
самые трудные часы его жизни.
Главнокомандующим же всей царской армии был старший
племянник Давида Иоав, которому, в свою очередь, подчиня-
лись и Авесса, и Еффей, и «командиры дивизий», и, само со-
бой, «тридцать сильных».
Таким образом, в обычное, мирное время общая числен-
ность армии Давида составляла около двадцати пяти тысяч че-
ловек. Вся она была пешей — первая конница и колесницы по-
явились, судя по всему, в составе армии израильтян только во
времена сына Давида Соломона, начавшего закупать лошадей
179
в Египте. Да и то эти действия царя, как следует из самого то-
на библейского текста, вызвали явное неодобрение народа,
увидевшего в них нарушение традиций. Однако это вовсе не
означает, что пехота была однородной. В нее, как следует из
«Второй книги Самуила» и «Хроникона», входили лучники,
пращники, легко- и тяжеловооруженные копьеносцы (первые
метали дротики, вторые были вооружены щитами и боевыми
топорами или копьями). Оба отряда царской гвардии, видимо,
имели на своем вооружении мечи, щиты и копья.
Многие факты говорят за то, что именно в эпоху царя Да-
вида в объединенном Израильском царстве начинает посте-
пенно налаживаться «военная промышленность» — у евреев
появляются свои кузнецы, изготавливающие в массовом коли-
честве те или иные виды оружия, которыми располагали ар-
мии соседних государств.
При этом в своих псалмах Давид подчеркивал, что для него
крайне важно обеспечить мир своей стране и народу; объявлял
мир высшей ценностью и высшим благом, каким только может
Бог благословить людей. Однако сами реалии Ближнего Вос-
тока того времени были таковы, что тому, кто хотел мира и не-
зависимости для своего народа, надо было не просто готовить-
ся к войне, а порой и выходить на войну и завоевывать соседей
прежде, чем они завоевали тебя.
* * *
Для Давида с его широтой души, самого в детстве и юности
познавшего, что такое человеческая жестокость и несправедли-
вость, крайне важно было, чтобы народ воспринимал его имен-
но как справедливого и милосердного царя, думающего о бла-
ге всех своих подданных.
Видимо, не случайно годы правления Давида воспринима-
ются евреями как один из лучших периодов их истории. При
нем не было произвола властей, а если случаи подобного про-
извола и имели место, то каждый житель страны, будь он богач
или бедняк, мог явиться с жалобой к царю, и Давид лично раз-
бирал подобные инциденты.
Установленный им подоходный налог не превышал 10 про-
центов доходов каждой семьи. Заподозренных в том или ином
преступлении ждало, как правило, справедливое судебное раз-
бирательство, а тот, кого не устраивал приговор, мог обжало-
вать его в Синедрионе, или в суде самого царя, который уж точ-
но был последней инстанцией.
Сам Давид предельно четко определил принципы, которые
он стремился положить в основу своего царствования и отбо-
ра приближенных в 101-м [100-м] псалме:
180
«Давида песня. Милосердие и правосудие воспою! Тебе,
Господь, буду петь! Постигаю путь непорочных — когда он от-
кроется мне? Пройду с непорочным сердцем по своему дому —
нечестивого изображения не помещу перед глазами. Поступки
извращенные ненавижу — не прилипнут они ко мне. Строп-
тивые сердца удалятся от меня, с нечестивыми не буду знаться.
Тайно доносящего на своего ближнего уничтожу; смотряще-
го свысока и с надменным сердцем не потерплю. Мой взгляд
на верных земле, живущих у меня. Идущий по пути непороч-
ности будет мне служить. Не приживется в моем доме поступа-
ющий лукаво, произносящий ложь не устоит перед моими гла-
зами. Каждое утро искоренять буду всех нечестивцев земли,
чтобы искоренить из города Господа всех, творящих беззако-
ние» (Пс. 101).
Глава восьмая
ПЕРВЫЕ ПОБЕДЫ
Война с иевусеями и взятие Иерусалима было только нача-
лом целого ряда войн, призванных обеспечить молодому госу-
дарству территориальную целостность и безопасные границы —
так, как это понимал сам Давид, разумеется.
Дело в том, что, как уже говорилось, перед вторжением в
Ханаан в своем завещании пророк Моисей твердо наказал ев-
реям уничтожить все населяющие эту страну языческие на-
роды. Однако преемник Моисея, Иисус Навин, так и не смог
выполнить этой задачи — то ли по причине того, что у изра-
ильтян не было достаточного опыта войны; то ли из-за того,
что они не хотели действовать с предписанной Моисеем жес-
токостью; а может, потому, что само завоевание Ханаана евре-
ями как утверждают некоторые историки, является поздней
выдумкой — на самом деле евреи проникали в страну посте-
пенно, если и вели войны за землю, то локальные, и в итоге
прекрасно уживались с туземцами. Как бы то ни было, терри-
тория, на которой расположились двенадцать колен, даже че-
рез пару столетий после Исхода из Египта, напоминала «лос-
кутное одеяло» — то тут, то там посреди земель того или иного
колена находилось небольшое царство того или иного ханаан-
ского царька.
На эти царства и обрушился в первую очередь Давид, до-
бившись их полного подчинения и безжалостно уничтожив те
из них, которые попытались оказать сопротивление. Таким об-
разом, именно Давид как бы завершил завоевание Ханаана, вы-
181
полнив завещание Моисея, что еще больше усилило восхище-
ние царем в народе1.
Вслед за этим Давид решил обезопасить южные границы
своего царства и на этот раз сам бросил вызов давним и самым
сильным врагам евреев на западном берегу Иордана — филис-
тимлянам.
К сожалению, библейский летописец крайне скупо расска-
зывает о ходе этой войны, ограничиваясь лишь замечанием, что
«Давид поразил пилиштимян, и покорил их, и взял Давид Ма-
тэг-Амма (Гат) из рук пилиштимян» (II Сам. 8:1).
Таким образом, мы не знаем, как развивалась эта война, но
ясно, что Давид не мог рассчитывать на полный разгром фили-
стимлян и завоевание их земель — слишком уж сильным про-
тивником они были. Но Геф не случайно назван здесь Матэг-
Амма, что можно перевести как «город-мать» (в том же смысле,
в каком Киев называли «мать городов русских!»). Взяв Геф,
Давид напрочь лишил филистимлян не только одного из важ-
нейших городов, но и возможности нанесения ими по его
царству внезапного удара, в то время как сам он мог теперь в лю-
бой момент внезапно появиться у стен Аскалона, Газы и других
филистимских городов-государств. Таким образом, сама стра-
тегическая ситуация в районе между Иорданом и морем стала
после падения Гефа принципиально другой. В то же время, так
как далее в Библии продолжает встречаться имя Анхуса как ца-
ря вассального Гата-Гефа, то становится понятным, что Давид
не только сохранил ему жизнь в благодарность за некогда про-
явленное Анхусом милосердие и благородство, но и оставил его
на троне. Просто теперь роли переменились, бывший вассал
стал господином, а Анхус превратился в подданного Давида.
Отголоски этой войны мы, видимо, встречаем и в заключи-
тельном перечислении подвигов, которые совершили гвардей-
цы Давида, в «Хрониконе», и в мидраше, повествующем о том,
как Давид был пленен филистимским богатырем Есвием и
спасен от смерти и плена верным Авессой; и в 9-м псалме, ко-
торый, согласно традиции, Давид написал после того, как в од-
ном из сражений с филистимлянами одолел в поединке их
князя Лабена, а затем разрушил город, которым тот правил:
«Для руководителя хора. Песня Давида на смерть Лабена.
Возблагодарю Господа от всего сердца, поведаю все Твои чуде-
са. Возрадуюсь Тебе и возвеселюсь, воспою Твое имя Всевыш-
ний. Обратились враги мои вспять, отступились и сгинули от
1 Большинство историков сходятся во мнении, что этих войн не было
вообще. Просто во времена Давида, считают они, «произошла оконча-
тельная ассимиляция Израиля с тем древним населением, которое он на-
шел в Палестине» (История Древнего мира. Т. 1: Древний Восток. С. 350.)
182
Твоего лица... Покончено с врагом этим — вечные развалины.
Ты уничтожил города, затерялась память о них. А Господь пре-
будет вечно...» (Пс. 9:1—8).
* * *
Упрочив границу на юге, Давид обратил свой взор за Иор-
дан — на Моав, родом из которого была его прабабка Руфь.
И вновь «Вторая книга Самуила» сообщает об этой войне пре-
дельно кратко:
«И поразил моавитян, и смерил их веревкою, положив их на
землю; и отмерил две длины веревки на убиение, а длину од-
ной веревки — чтобы оставить в живых. И стали моавитяне у
Давида рабами, приносящими дань» (II Сам. 8:2).
В этих словах Библии историки усматривают еще одно до-
казательство якобы имевшей место необычайной жестокости
Давида. Действительно, его приказ произвести пересчет моави-
тян и затем унитожить две трети этого народа не может не вы-
зывать содрогания.
Надо заметить, что моавитяне, будучи родственным наро-
дом, были для евреев не менее, а в каком-то смысле и более
страшными врагами, чем совершенно чуждые им по крови и
языку филистимляне. Они то и дело совершали набеги на зем-
ли колен, живущих как на том, так и на другом берегу Иорда-
на, и при этом нередко уничтожали население целых деревень.
Следует помнить и о том, что у Давида был личный счет к мо-
авитянам: относясь к ним как к родственникам, он попытался
укрыть в Моаве от преследований Саула отца и братьев с их се-
мьями, и в итоге почти вся его родня была казнена. Так что, по-
коряя Моав, Давид, безусловно, мстил за их гибель.
Однако при этом большинство комментаторов считают, что
массового избиения моавитян на самом деле не было. Давид лишь
пригрозил перебить две трети этого народа, но сделал это исклю-
чительно для того, чтобы смирить их и заставить платить дань: он
«отмерил» моавитян веревкой, определив, кому быть живым, ако-
му — убитому, но убивать после окончания войны никого не стал.
Вслед за этим Давид, очевидно, без войны или очень малой
кровью покорил и соседей моавитян — идумеев, ведших свое
происхождение от Исава — брата-близнеца праотца еврейского
народа Иакова. Не исключено, что, узнав о победе израильтян
над моавитянами, идумеи согласились на предложение Дави-
да стать его вассалами и данниками, отказавшись от сопротив-
ления (II Сам. 8:14).
Разгромив моавитян, покорив идумеев и отбросив филис-
тимлян дальше на юг, Давид обеспечил, наконец, спокойствие на
границах своего царства. С царем Аммона Наасом он находился
183
в дружеских отношениях, а жившие севернее исторического Ха-
наана арамеи и финикийцы предпочитали заниматься ремеслом
и торговлей и на израильтян не нападали. После нескольких лет
войны пришло время насладиться миром и подумать о главном.
* * *
«И было, когда жил царь в доме своем, и Господь дал ему по-
кой от всех окрестных врагов его, тогда сказал царь пророку На-
тану: смотри, я живу в доме из кедрового дерева, а Ковчег Божий
пребывает под завесами шатра. И сказал Натан царю: все, что у
тебя на сердце, иди делай, ибо Господь с тобой» (II Сам. 7:1—2).
Утвердившись в Иерусалиме, который на глазах богател и
расширялся, принеся своему народу долгожданный покой, Да-
вид все чаще и чаще задумывался о строительстве в городе вели-
чественного Храма Господу, который одновременно позволил
бы ему остаться в памяти будущих поколений своего народа.
Разумеется, для представителя, так сказать, рационалисти-
ческого мировоззрения это желание Давида объясняется стрем-
лением окончательно, на все времена утвердить Иерусалим в
качестве не только политической, но и религиозной столицы
Еврейского государства и таким образом завершить процесс
его централизации. Давид, убеждены историки, верил, что со-
оружение в Иерусалиме Храма, где будет храниться такая
общенациональная святыня, как Ковчег Завета, и который
станет единственным местом, где можно совершать священ-
нослужение, окончательно консолидирует еврейский народ.
Существование Храма сделает невозможным раскол нации —
ведь в любом случае каждый еврей, следуя Закону Моисея, дол-
жен будет тогда как минимум три раза в год являться в Иеру-
салим.
В сущности, по меньшей мере отчасти этот расчет себя
оправдал: даже когда после смерти царя Соломона единое цар-
ство раскололось на два государства — Иудею и Израиль, —
жители последнего все равно связывали свои религиозные по-
требности с Иерусалимом. Это действительно способствовало
сохранению единства — но именно народа, а не государства.
Однако для религиозного человека стремление Давида по-
строить Храм объясняется, разумеется, прежде всего его лю-
бовью к Богу, желанием самозабвенно служить Ему, ощущени-
ем вины за то, что вот он, царь, живет в роскошном дворце, в
то время как Шхина — Божественное присутствие — по-преж-
нему пребывает, по сути дела, в пастушеском шатре, временном
Храме, сооруженном еще в дни Моисея.
К тому же Давид вряд ли мог забыть свою последнюю встре-
чу с Самуилом в Найоте, слова пророка о том, что именно ему
184
предстоит отвоевать для евреев их будущую столицу и заложить
основание Храма на том самом месте, с которым столько свя-
зано на самом начальном этапе еврейской истории.
Думается, на самом деле Давидом в равной степени владели
все эти мотивы. Как глубоко религиозный человек, он жаждал
восславить Бога и построить Храм, соответствующий величию
Творца Всего Сущего. Сами свои военные победы Давид объ-
яснял не столько мощью армии и своим талантом полководца,
сколько — и это в первую очередь! — благоволением к нему
Всевышнего, о чем не раз и провозглашал в своих псалмах. Но
и политические соображения, и вполне понятное желание уве-
ковечить свое имя для будущих поколений, тоже играли в этом
намерении не последнюю роль — тем более что захваченная в
войнах добыча и дань, поступающая от моавитян и филистим-
лян, позволяли найти средства на такое строительство.
Достижение поставленной цели виделось Давиду настолько
реальным, что он дал обет, что не будет ложиться спать до тех
пор, пока не будет построен Храм: «Не войду я под крышу сво-
его дома, не взойду на свое ложе, не дам сна глазам своим и ве-
кам своим дремоты, пока не найду места Господу, обители Все-
сильного БогаЯакова» (Пс. 132 [131]:3—5).
С кем же еще было Давиду поделиться этими своими вели-
кими замыслами, как не со своим придворным пророком На-
фаном?! И Нафан поначалу приходит в восторг от этих планов
царя и выражает им свою полную поддержку.
Однако уже на следующее утро Нафан является к Давиду и
сообщает, что Господь в ночном видении открыл ему, что Да-
виду не дано будет построить Храм и даже запрещено присту-
пать к этому строительству:
«И было в ту же ночь, было слово Господне к Натану такое:
Пойди и скажи рабу моему Давиду: так сказал Господь: тебе ли
строить Мне дом для Моего обитания? Ведь не обитал Я в до-
ме с того дня, как вывел сынов Израиля из Египта, и до сего дня,
а странствовал в шатре и в скинии...» (II Сам. 7:3—6).
Уже в конце жизни, представляя старейшинам Израиля,
офицерам своей армии и придворным Соломона в качестве сво-
его преемника, Давид объяснит, почему он не имел права по-
строить Храм:
«Но Бог сказал мне: “Не строй дом для имени Моего, ибо че-
ловек воинственный ты, и кровь проливал ты”» (I Хрон. 28:3).
Храм, этот символ любви и мира, попросту не мог быть по-
строен человеком, пролившим немало человеческой крови —
каким бы богобоязненным он ни был, и пусть даже это была
кровь убитых на войне врагов.
Однако, передавая Давиду послание Небес о том, что Храм
будет построен не им, а его преемником, который еще только
185
должен у него родиться, Нафан одновременно передает ему бла-
гую весть, которая, по сути, является краеугольным камнем как
иудейской, так и христианской эсхатологии:
«Когда же исполнятся дни твои, и ты почиешь с отцами
твоими, то Я поставлю после тебя потомство твое, того, кото-
рый произойдет из недр твоих, и упрочу царство его. Он по-
строит дом имени Моему, и Я утвержу престол царства его на-
веки. Я буду ему Отцом, и он будет Мне сыном; и если он
согрешит, то я накажу его палкой по-человечески и наказани-
ем людским, но милостью Моей не оставлю его, как оставил Я
ею Шаула, которого Я отверг перед лицом твоим. И упрочится
дом твой и царство твое вовеки, как перед лицом твоим сей
день; престол твой прочен будет вовеки» (II Сам. 7:8—17).
Итак, Бог обещает Давиду, что, как бы ни складывалась по-
следующая история евреев и человечества, его потомки благо-
получно пройдут через все катаклизмы и вовеки не утратят
своего права на престол — даже если он будет ими временно
потерян, рано или поздно кто-то из его потомков снова восся-
дет на троне. И, осознавая всю грандиозность этого обещания,
Давид спешит к Ковчегу Завета, чтобы поблагодарить Всевыш-
него за проявленную к нему милость в свойственной ему воз-
вышенно-поэтической манере:
«И пришел царь Давид, и сел пред Господом пред ковчегом
и сказал: кто я, Владыко Господи, и что такое дом мой, чтобы
Ты так вознес меня! И этого мало было еще в очах Твоих, Влады-
ко Господи, и Ты говорил еще о будущем дома раба Твоего; обыч-
но ли это для человека, Владыко Господи?! И что еще может ска-
зать Тебе Давид? По слову Твоему и по сердцу Твоему совершил
Ты все, открывая это великое рабу Твоему. Поэтому велик Ты,
Господи Боже, и нет подобного Тебе, и нет Бога, кроме Тебя во
всем, о чем слышали мы ушами своими...» (II Сам. 7:18—22).
* * *
Талмуд уверждает, что Давид остался верен данному им обе-
ту: почти до самого конца жизни он уже не спал, или, точнее,
спал, подобно лошадям, стоя (или, в крайнем случае, сидя, об-
локотившись на подушку), и не больше четверти часа подряд.
Около полуночи, когда на него наваливалась дрема, прохлад-
ный ветер с Иерусалимских гор врывался в окно, трогал струны
висевшей рядом с царем арфы, и от ее звуков Давид вздрагивал
и просыпался, чтобы затем уже до рассвета сочинять новые псал-
мы для хора левитов, либо изучать Закон Моисеев, либо упраж-
няться с кем-нибудь из тридцати старых боевых товарищей в
воинском искусстве.
А между тем на горизонте нежданно замаячила новая война.
Часть третья
КОРОНА И АРФА
Глава первая
ВЕТЕР ВОЙНЫ
Все начиналось с кончины царя расположенного на восточ-
ном берегу Иордана Аммонитского царства, которого сино-
дальный перевод Библии называет Наасом. Однако при таком
произношении вновь утрачивается смысл этого имени, и пото-
му стоит вспомнить, что в оригинальном тексте оно звучит как
«Нахаш». А «нахаш» на иврите (да и, наверное, в бывшем край-
не близким ивриту языке аммонитян) означает не что иное, как
«змея». Таким образом, снова трудно сказать, имеем ли мы дело
с именем или прозвищем. Вполне возможно, змея была олице-
творением одного из богов Аммона, и это имя было принято
давать монархам этой страны — ряд комментаторов утвержда-
ют, что скончавшегося царя полностью звали Нахаш Второй.
Однако не исключено, что царь аммонитян был прозван так за
свое коварство или, напротив, мудрость (хотя два этих качест-
ва, как известно, вполне могут сочетаться друг с другом).
Давид, в отличие от Саула, не только не воевал с Аммоном,
но и поддерживал самые дружеские отношения с царем На-
асом, испытывая искреннюю благодарность за то, что Наас
предоставил в свое время убежище единственному из его брать-
ев, сумевшему сбежать из Моава. Поэтому неудивительно, что,
услышав о смерти Нааса, Давид направил в столицу Аммона
Равву Аммонитскую (Раббат-Аммон) делегацию своих при-
дворных. Своим посланникам Давид наказал, во-первых, что-
бы заверить нового царя этой страны в своих самых мирных
намерениях, а во-вторых, выразить ему соболезнования в свя-
зи со смертью отца:
«И было после этого, умер царь аммонитян, и стал царем
вместо него сын его Ханун. И сказал Давид: окажу я милость Ха-
нуну, сыну Нахаша, как оказал милость отец его мне. И послал
Давид слуг своих утешить его в горе по отцу его. И пришли слу-
ги Давида в землю сынов Аммоновых» (II Сам. 10:1—2).
Однако в Равве израильтян встретили поначалу насторо-
женно, а затем и вовсе враждебно. И это в целом понятно: по-
188
еле победы Давида над их соседями-моавитянами аммонитяне
имели все основания опасаться, что в следующий боевой по-
ход израильтяне отправятся именно на них. По одной из уст-
ных легенд, гости из Иерусалима сами были отчасти виноваты
в том, что в них заподозрили не утешителей, а шпионов. Осмат-
ривая незнакомый им город, будучи профессиональными во-
енными, они невольно начали сравнивать мощь стен Раввы со
стенами моавитских и филистимских городов, во взятии кото-
рых им приходилось участвовать, и рассуждать, насколько сто-
лица аммонитян способна устоять при штурме. Эти разговоры
были услышаны горожанами, поспешившими доложить о них
во дворец, и последствия не заставили себя долго ждать:
«И сказали князья Аммонитские Хануну, господину своему:
настолько ли уважает Давид отца твоего, на твой взгляд, что по-
слал к тебе утешителей? Не для того ли, чтобы осмотреть этот
город и разведать его и после разрушить его, прислал Давид сво-
их слуг к тебе?» (II Сам. 10:3).
Выслушав эти речи, новый царь Моава Аннон (Ханун) по-
верил им, а поверив, пришел в ярость и решил бросить вызов
Давиду в самой унизительной и оскорбительной форме, в ка-
кой только в то время это было возможно. Так как члены деле-
гации Давида были одеты в соответствии со своей миссией не
в боевые одежды, а в длинные платья (под которыми, естествен-
но, не было нижнего белья, поскольку его тогда еще не изоб-
рели), то Аннон велел срезать заднюю нижнюю половину этих
платьев до пояса, а также обрить каждому из них половину бо-
роды. «Хроникой» настаивает на том, что одежды израильтян
были обрезаны «до паха» (I Хрон. 19:5), то есть что посланни-
кам Давида обнажили не только ягодицы, но и гениталии.
Для того чтобы понять все значение этих действий Аннона,
следует вспомнить, что с древности и по сей день на Ближнем
Востоке борода считается символом мужского достоинства и
свободы. Средневековые хроники рассказывают, что когда судьи
в арабских странах спрашивали преступника, какое наказание
тот предпочитает — отрезание носа или бритье бороды, боль-
шинство выбирали отрезание носа. Таким образом, обрив по-
сланцам Давида одну половину их лица, Аннон нанес им, а вме-
сте с ним и Давиду и всему народу, которых они представляли,
страшное оскорбление. Ну, а то, что он срезал нижнюю часть
их одежды, лишь многократно это оскорбление усиливало.
Сопровождаемые насмешками и улюлюканьем аммонитян,
израильтяне покинули Равву. До конца дня они укрывались по-
дальше от людских глаз в окрестной роще, а за ночь перешли
Иордан и дошли до пограничного Иерихона и поспешили по-
слать к царю гонца с подробным рассказом о случившемся.
189
Давид, прочитав письмо, тут же поспешил в Иерихон, что-
бы выслушать всю историю из первых уст и утешить своих слуг,
остававшихся для него прежде всего старыми боевыми това-
рищами.
«И сказал царь: оставайтесь в Иерихо, пока отрастут боро-
ды ваши, а потом вернетесь» (II Сам. 10:5).
И. Штейнберг в своих комментариях высказывает предпо-
ложение, что Давид дал такое указание своим послам отнюдь
не только потому, что заботился об их достоинстве: сама оглас-
ка этой истории могла «поднять народ против Давида за не-
уместное заискивание у этого варвара»1 (то есть Аннона. —
П. Л.) и нанести удар по престижу царя.
Давид, безусловно, понимал, что стерпеть такое оскорбление
нельзя, и велел Иоаву выходить со всей армией на войну. Но это
понимали и аммонитяне, немедленно поспешившие обратить-
ся за помощью к владыкам сразу четырех арамейских (сино-
дальный перевод называет их сирийскими) княжеств — Беф-
Рехова (Бейт-Рехова), Сувы (Цовы), Маахи и Истова (Това).
Так и получилось, что когда выступивший из района Иеру-
салима с 25-тысячной армией Иоав подошел к Равве и стал под
ее стенами, к городу подошли 20 тысяч воинов Сувы и Рехова,
тысяча воинов князя Маахи и 12 тысяч бойцов армии Истова.
Дождавшись подхода союзников, Аннон также вывел свою ар-
мию из города для битвы с израильтянами.
Таким образом, израильтяне оказались в настоящей ловуш-
ке, между молотом и наковальней: с одной стороны на них на-
двигалась армия аммонитян, а с другой — почти в полтора раза
превосходящая их по численности армия арамейских князей.
В этой ситуации Иоав принял вполне грамотное с точки зре-
ния военной науки решение: он поручил Авессе с его 1800 гвар-
дейцами и наемниками противостоять аммонитянам (общая
численность которых, вероятно, составляла несколько тысяч
человек), а 24 тысячи резервистов развернул к ним спиной, что-
бы они могли противостоять 33-тысячной армии арамеев. При
этом между двумя повернутыми друг к другу спинами частями
армии израильтян постоянно осуществлялось взаимодействие —
так, чтобы в случае чего Иоав мог прийти на помощь Авессе, а
Авесса — Иоаву.
Эта тактика в итоге оправдала себя. Старая гвардия Давида
сдержала натиск превосходящих по численности аммонитян, а
Т4оав после долгого и кровопролитного сражения сумел обра-
тить арамеев в бегство. Увидев, что их союзники начали раз-
бегаться, аммонитяне также поспешили отступить и укрыться
за стенами Раввы.
1 Книги Шмуель I и II с дословным русским переводом... С. 25.
190
Война Давида с Моавом, Аммоном и арамейскими княжествами
Однако осаждать город и пытаться брать его штурмом Иоав
не стал — его армия была для этого слишком измотана и по-
несла очень большие потери. И потому, как только арамейцы
рассеялись, Иоав под злорадные крики со стен Раввы увел свое
войско назад, в Иерусалим.
Война с Аммоном явно приобретала затяжной характер.
* * *
Вскоре выяснилось, что ни аммонитяне, ни арамейцы от-
нюдь не смирились с поражением и стали готовить вторжение
в Израильское царство. Причем на этот раз царь арамейского
города Сувы Адраазар (Ададэзер) собрал поистине огромную
армию, объединив вокруг себя правителей всех окрестных ара-
мейских государств. Во главе этой армии Адраазар поставил
своего военачальника Совака (Шоваха).
В этот момент и пригодилась созданная Давидом система ор-
ганизации армии. Объявив массовую (но отнюдь не поголов-
ную) мобилизацию, Давид снова направил Иоава с 25 тысяча-
ми воинов против аммонитян, а сам с 48 тысячами резервистов
вышел навстречу арамейцам, решив таким образом воевать на
два фронта.
Двигаясь ускоренным маршем, Давид привел армию в
ущелье Едреи, в район, где сегодня располагается сирийский
город Альма, называвшийся в библейские времена Еламом.
Это место хорошо знакомо военным историкам, так как имен-
но в этих местах византийцы противостояли мусульманским
армиям в 334—336 годах, а затем в 1941 году англичане насту-
пали здесь на подразделения вишистской Франции. Успех лю-
бого сражения у Елама в итоге всегда определялся тем, какая
из сторон лучше использует особенности местности, лежащей
между обрывистым склоном реки Ярмук и холмами, образо-
ванными из окаменевших кусков лавы.
Давид, вошедший в ущелье первым, сумел разместить свою
армию самым выгодным образом, так что арамейцы изначаль-
но оказались в затруднительном положении, и вдобавок им не-
где было развернуть конницу и колесницы.
В итоге битва у Елама закончилась полным разгромом ара-
мейцев, понесших огромные потери, цифры которых, впро-
чем, разнятся даже внутри «Второй книги Самуила», а затем и
в «Хрониконе».
Вначале сообщается, что Давид взял в плен 20 тысяч пехо-
тинцев и 1700 всадников и колесничих (II Сам. 8:4) вместе с их
конями, причем Давид оставил коней лишь для ста колесниц,
а всем остальным велел подрезать сухожилия, чтобы на них мож-
но было передвигаться, но не использовать их на войне.
192
Далее утверждается, что в битве с армией Совака и Адрааза-
ра Давид перебил семьсот колесничих и 40 тысяч всадников
(II Сам. 10:18). «Хроникой» же говорит, что общие потери ар-
мейцев в войне против израильтян составили 40 тысяч человек
и 7 тысяч колесниц (I Хрон. 19:18).
Причем война эта, как становится понятно из текста обеих
книг, отнюдь не закончилась битвой при Еламе. Воодушевлен-
ный успехом Давид двинулся на Дамаск, князь которого был
союзником Адраазара. Здесь произошла еще одна битва с арми-
ей коалиции арамейских царей, и они вновь потерпели пора-
жение, потеряв 22 тысячи воинов.
* * *
Сложенный Давидом во время войны с арамеями 60-й пса-
лом и комментарии на него рассказывают еще об одном драма-
тическом эпизоде этой войны. В то самое время, когда Давид
стоял под Сувой, а Иоав был на аммонитском фронте, нача-
лось восстание идумеев. Очевидно, восставшие уничтожили
не только царских чиновников и израильские гарнизоны на
своей территории, но и двинулись на земли еврейских колен.
Главной целью идумеев было соединить свою армию с арамей-
цами и совместными усилиями сокрушить империю Давида.
Ситуация в какой-то момент оказалась критической, о чем Да-
вид и вспоминает в тексте 60-го [59-го] псалма:
«Бог, Ты нас оставил, Ты сокрушил нас, Ты разгневался —
возвратись к нам... Ты показал народу Своему тяжелую руку, на-
поил нас ядовитым вином» (Пс. 60 [59]:3—5).
Согласно комментарию «Мецудат Давид», в этот драмати-
ческий момент войны Иоав стремительным марш-броском пе-
ререзал путь армии идумейских мятежников, сразился с ней воз-
ле Гай-Мелахи и нанес ей сокрушительное поражение. Потери
идумеев, относительно небольшого народа, составили в той
битве с израильтянами 12 тысяч убитыми, о чем Давид и гово-
рит в самом начале псалма:
«Для руководителя хора. В сопровождении на “шушан”. Сви-
детельство. Песнопение Давида, сложенное для наставления,
когда он воевал с Арам-Наараим и с Арам-Цовой, и возвратил-
ся Йоав, и поразил в Гай Мелахе двенадцать тысяч эдомейцев»
(Пс. 60 [59]:1—2).
* * *
Овладев Дамаском, Давид бросил армию на арамейские го-
рода Бефу (Бэтах) и Берофу (Бэйротай). Остальные арамейские
князья стали сдаваться уже без боя и признавать себя данника-
7 П Люкимсон
193
ми и вассалами Давида. Первым это сделал князь города Има-
фа (Хамата) Фой (Той), который, очевидно, не только не во-
шел в созданный Адаазаром союз, но и раньше воевал с этим
грозным царем:
«И услышал Той, царь Хамата, что поразил Давид все войско
Ададэзера, и послал Той Йорама, сына своего, к царю Давиду
приветствовать его и поздравить его с тем, что воевал тот с Ада-
дэзером и поразил его; ибо Той был в войне с Ададэзером. А в
руках у него (Йорама) были сосуды серебряные, сосуды золо-
тые и сосуды медные. И посвятил их Давид Господу вместе с
серебром и золотом, которое он посвятил из добытого у всех
покоренных народов» (II Сам. 8:9—11).
Таким образом, за одну военную кампанию Давид сущест-
венно раздвинул границы своего царства, подчинил себе значи-
тельную часть Арамеи (или Сирии, если следовать синодально-
му переводу, да и современным географическим понятиям) и
вернулся из похода с огромной добычей. Народ ликовал, захле-
бываясь от любви к царю и рассказывая о его великих подвигах.
Тем временем приближалась осень, дожди размывали доро-
ги, делая их непроходимыми, и Иоав отвел свою армию из Ам-
мона, война с которым оказалась куда более долгой и тяжелой,
чем он и Давид предполагали вначале.
Однако теперь, когда арамеи были покорены, помочь аммо-
нитянам было уже некому.
Глава вторая
ВИРСАВИЯ
История любви Давида и Вирсавии уже давно, наряду с исто-
риями Лейли и Меджнуна, Фархада и Ширин, Тристана и Изоль-
ды, Ромео и Джульетты, стала неотъемемой частью не еврей-
ского национального, а общечеловеческого нарратива. При этом
она, пожалуй, выглядит куда более достоверной и психологи-
чески точной, чем другие названные выше истории о любви,
оказывающейся сильнее всех преград и предрассудков.
История Давида и Вирсавии — это вечная история о коро-
ле, его фаворитке и несчастном муже-рогоносце. Это не менее
вечный и горький рассказ о солдатской жене, не сумевшей со-
хранить супружеской верности, и о порушенной из-за женщи-
ны мужской дружбе. Это — история о всепоглощающей любви
и предательстве, о долге и подлости.
Но прежде всего эта история о великом грехе и великой
силе раскаяния подлинно великого человека. И именно пото-
194
му, что она представляет собой «коктейль» из стольких проти-
воречивых, а подчас и кажущихся несовместимыми друг с дру-
гом компонентов, она вновь и вновь влечет к себе теологов, пси-
хологов, художников, поэтов и режиссеров.
История эта самым тесным образом связана с войной с ам-
монитянами, возобновившейся на следующий год, в начале
весны — сразу после того, как перестали лить дожди и высох-
ли дороги. Вместе с другими своими товарищами отправился
на эту войну и муж Вирсавии — Урия Хеттеянин, некогда те-
лохранитель Голиафа, затем один из «тридцати витязей», а по-
том и член его военного совета, командир одного из гвардей-
ских подразделений.
Надо заметить, что в оригинальном тексте Библии имя Вир-
савии звучит как «Бат Шева», что можно перевести и как «Дочь
Седмицы» (возможно, потому, что она была седьмым ребен-
ком в семье или родилась в субботу, считающуюся у евреев седь-
мым, святым днем недели), и как «Дочь Клятвы».
В ряде исследований высказывается предположение, что
Вирсавия была не еврейкой, а, как и ее муж, хетткой, что с их
точки зрения многое объясняет в этой истории. Однако доста-
точно просто внимательно вчитаться в библейский текст, что-
бы понять всю нелепость этой гипотезы: в нем прямо сказано,
что Вирсавия (Бат Шева) была дочерью Елиама (Элиама), ко-
торый, в свою очередь, был сыном советника Давида Ахитофе-
ла и, так же как и Урия, входил в число почетной «тридцатки»,
то есть Вирсавия стала женой старого боевого друга своего отца.
Той весной Давид «почивал на лаврах» — проведя еще одну
частичную мобилизацию и отправив Иоава с армией в Аммон,
он сам остался в Иерусалиме. Известия, присылаемые Иоавом
с фронта, были полны оптимизма. Он сообщал, что начал кам-
панию с завоевания всех аммонитеких городов и деревень и,
справившись с этой задачей, теперь осадил Равву — столицу и
последний оплот царя Аннона. Однако взять этот большой и хо-
рошо укрепленный город штурмом будет непросто, такой шаг
чреват огромными потерями, и потому он, Иоав, решил про-
должать осаду в надежде вынудить Аннона сдаться.
В эти весенние дни, прогуливаясь по крыше своего дворца,
с которого, как уже упоминалось, хорошо были видны крыши
и дворы всех иерусалимских домов, Давид и увидел Вирсавию:
«И было (однажды) в вечернее время встал Давид с ложа сво-
его и прохаживался по кровле царского дома, и увидел с кров-
ли купающуюся женщину; а женщина та очень красива видом.
И послал Давид разузнать об этой женщине; и сказали: “Это же
Бат-Шева, дочь Элиама, жена Урии Хэйтийца”. И послал Да-
вид нарочных взять ее; и пришла она к нему, и лежал он с нею, —
195
она же от нечистоты своей омывалась, и — возвратилась она в
дом свой» (II Сам. 11:5).
Вот и вся завязка этой истории, и уже ей одной посвящены
тысячи страниц комментариев, содержащих самые различные
версии того, что же именно произошло в тот знаменательный
день в святом городе Иерусалиме, — от поражающих своей на-
ивностью до омерзения скабрезных.
Давид, как уже говорилось выше, обрек себя обетом на по-
жизненную бессонницу, но время от времени сон наваливался
на него, и тогда он начинал дремать. Эта дрема длилась от не-
скольких минут до получаса, и чтобы окончательно стряхнуть
с себя оковы сна и взбодриться, царь выходил на крышу своего
дворца. Впрочем, в самой прогулке по крыше ни тогда, ни да-
же сегодня на Ближнем Востоке не было ничего необычного:
плоские крыши домов здесь всегда играли огромную роль в жиз-
ни их обитателей. На крышах вялили фрукты, стегали одеяла;
на крышу поднималась вечером вся семья, чтобы поужинать и
насладиться вечерней прохладой после иссушающего летнего
зноя. Так что ничего особенного в том, что царь стоял на крыше
и обозревал с нее окрестности собственной столицы, не было.
Но вопрос вопросов заключается в том, чтб следует пони-
мать под купанием Вирсавии и знала ли она во время этого ку-
пания, что за ней наблюдает царь.
Одни комментаторы утверждают, что это был как раз тот са-
мый день, когда Вирсавия закончила отсчет семи «нечистых
дней» после месячных и решила окунуться в расположенный в
ее дворе ритуальный бассейн — микву. Это означает, что Вир-
савия купалась совершенно обнаженной, как это предписыва-
ется законами ритуального омовения.
Согласно другим комментаторам, Вирсавия, завернувшись
в огромное полотенце или отрез ткани, просто мыла голову. Од-
нако в какой-то момент — ах! — это полотенце с нее соскольз-
нуло, и она осталась обнаженной.
Словом, в одном все комментаторы сходятся: царь в какой-
то момент увидел Вирсавию обнаженной, и эта сцена помути-
ла ему рассудок, вызвала настолько сильное желание обладать
этой женщиной, что он уже не мог ему противостоять. Давид
посылает выяснить, кто такая эта красавица, и ему сообщают,
что речь идет не о девице, а о мужней жене. Более того, ему го-
ворят, что эта женщина — дочь и жена одних из самых близких
и преданных ему людей, которых ему никак не следует обижать
или оскорблять, но это тоже его не останавливает. Своей цар-
ской властью он велит привести ее к нему.
Разумеется, большинство комментаторов твердо убеждены,
что Вирсавия отнюдь не догадывалась, что царь за ней наблю-
196
дает, и все произошло совершенно случайно. Однако Рам Орен
в своей книге «Из Библии — с любовью» считает, что Вирсавия
просто не могла не знать, что на закате царь выходит на кры-
шу, и сознательно соблазнила Давида.
А вот как представляется Орену первая встреча Давида и
Вирсавии:
«Назавтра, после того как он всю ночь не сомкнул глаз, она
пришла, скромно потупив взгляд, но тая в душе торжество по-
бедительницы. Ее купание достигло своей цели. Царь был толь-
ко человеком из плоти и крови, и она знала, что он не устоит
перед ней. Теперь, когда было завоевано его тело, ей надо бы-
ло завоевать его сердце.
Казалось, в комнате царя раскалился воздух, но Давид по-
пытался скрыть свое волнение. В то же время он ни на минуту
не мог оторвать от нее глаз, и она чувствовала это.
Она ожидала, что их первая встреча завершится короткой
беседой, после чего царь отошлет ее назад, но он захотел, что-
бы она осталась. Тишина длилась долго. Наконец, Давид встал
с трона и приблизился к ней. Она с трудом удержалась от того,
чтобы посмотреть ему в лицо, — боялась, что тогда он заметит
пляшущие в ее глазах огоньки. Неожиданно царь притянул ее
к себе, и она вдруг поняла, что ее тело жаждет мужчины. Пять
месяцев прошло с того дня, как Урия ушел на войну. Она с тру-
дом переносила одиночество, мысли о мужской ласке не дава-
ли ей покоя. И когда Давид коснулся ее, она почувствовала, как
озноб страсти пробежал по ее телу. Они упали на лежащий на
полу ковер из козьей шерсти. Она желала его так же, как он же-
лал ее... Нет! Она желала его куда больше, чем он ее!»1
Таким образом, Рам Орен всю вину за случившееся пере-
кладывает на Вирсавию, что, скажем прямо, выглядит сомни-
тельно и сильно отдает мужским шовинизмом. Но даже такой
циник, как Орен, признает, что чувство, которое возникло у Да-
вида к Вирсавии, было чем-то намного большим, чем просто
слепая страсть. Нет, это была подлинная любовь — Давид по-
стоянно думал о Вирсавии, ему хотелось, чтобы она все время
находилась рядом; он чувствовал себя счастливым уже от того,
что видел ее, слышал ее голос. Ни к одной из женщин, даже к
покойной, рано ушедшей из жизни Авигее, он не испытывал
ничего подобного. И все же, когда Вирсавия пришла и сооб-
щила ему, что она беременна, это известие выбило царя из ко-
леи. В поисках выхода он срочно направил Иоаву письмо с тре-
бованием прислать к нему Урию с подробным докладом о том,
что происходит в армии.
1 Орен Р. Из Библии — с любовью. С. 215.
197
Замысел Давида был понятен: привести Урию домой, в по-
стель Вирсавии, и тогда все потом решили бы, что Вирсавия
беременна от мужа. Однако Урии этот неожиданный вызов до-
мой с самого начала показался подозрительным: полевого ко-
мандира не отрывают от его отряда, стоящего у стен вражеского
города только для того, чтобы доставить царю отчет главноко-
мандующего — для этого есть вестовые. Едва Урия оказался в
царском дворце, как ему не преминули шепнуть о том, что в
последнее время царь полюбил запираться в своей комнате с его
юной супругой...
«И послал Давид к Йоаву: пришли ко мне Урийу Хэйтийца.
И послал Йоав Урийу к Давиду. И пришел Урийа к нему, и рас-
спросил Давид о благополучии Йоава и о благополучии наро-
да, и об успехе войны. И сказал Давид Урийи: пойди в дом свой
и мой ноги свои. И вышел Урийа из дома царя, и последовал за
ним дар от царя...» (II Сам. 11:6—9).
По всей видимости, чем больше Давид настаивал на том, что-
бы Урия пошел отдохнуть домой, чем больше пытался его за-
добрить, тем больше усиливались подозрения последнего. Мы
можем только догадываться, что испытывал в эти часы Урия
Хеттеянин. Вероятнее всего, в его душе любовь и преданность
Давиду постепенно сменялись негодованием и ненавистью от
того, что Давид обесчестил его и показал, что видит в нем не
друга, а просто холопа и вдобавок кретина, которого можно так
легко обвести вокруг пальца. И Урия не только не пошел домой,
но и улегся спать на скамью возле дворца, предназначенную
для царской стражи, — чтобы все видели, что, вернувшись с
фронта, он не встречался с женой:
«И лег спать Урийа у входа царского дома со всеми слугами
господина его, и не пошел в дом свой. И доложили Давиду, ска-
зав: не ходил Урийа в дом свой. И сказал Давид Урийи: ведь ты
с дороги пришел, отчего же не сходил ты в дом свой? И сказал
Урийа Давиду: Ковчег и Исраэль, и Йеуда пребывают в шатрах,
и господин мой Йоав, и рабы господина моего стоят станом в
поле, а я войду в дом свой есть и пить и спать с женою своею!
Жизнью твоею клянусь и жизнью души твоей — не сделаю я это-
го! И сказал Давид Урийи: останься здесь и сегодня, а завтра я
отправлю тебя. И остался Урийа в Иерушалаиме в тот день и на
следующий. И призвал его Давид, и ел тот пред ним и пил; и упо-
ил он его. И вышел он вечером, чтобы спать на постели своей
с рабами господина своего, а в дом свой не сошел...» (II Сам.
11:9-13).
Давид, как мы видим, понял, что Урия разгадал его замысел,
и все же попытался задержать его в Иерусалиме и напоить так,
чтобы муж его фаворитки позабыл обо всех своих подозрениях
198
и, будучи вдрызг пьяным, все же отправился домой и лег с же-
ной. Однако и эта попытка провалилась: Урия выпил много,
опьянел, однако не настолько, чтобы перестать соображать.
Это нежелание Урии следовать его плану с каждым часом все
больше и больше раздражало Давида, который, в конце концов,
начал усматривать в его поведении бунтарский настрой. Да так
оно, в сущности, и было — ведь Давид велит Урии отправить-
ся домой в приказном порядке, но тот игнорирует этот приказ,
идет против воли царя! Более того, вчитаемся пристальнее в
его ответ на этот приказ царя:
«Ковчег и Исраэль, и Йеуда пребывают в шатрах, и госпо-
дин мой Йоав и рабы господина моего стоят станом в поле, а я
войду в дом свой есть и пить и спать с женою своею! Жизнью
твоею клянусь и жизнью души твоей — не сделаю я этого!»
Обратим внимание: Урия не называет Давида царем и сво-
им господином. Нет, своим господином он объявляет своего ко-
мандира Иоава, а в его отказе идти и забавляться с женой, когда
его товарищи сражаются с врагом, слышится и явное осужде-
ние того, кто в пору военной страды не разделяет участи других
мужчин, а забавляется с собственными, да и чужими женами!
Чувствовал ли Давид вину перед Урией, мучила ли его со-
весть за совершенный им грех? Безусловно, мучила, и это от-
четливо видно из текстов написанных им в те дни псалмов. Но
Давид был настолько ослеплен страстью, что вновь и вновь ис-
кал оправдания собственному поведению. И как это часто бы-
вает, чем тяжелее были муки его совести, тем большее раздра-
жение вызывал у него Урия, ставший причиной этих мук; тем
больше ему хотелось, чтобы Урия совсем исчез, умер — и тог-
да вместе с ним исчезло бы и тяготящее душу чувство вины.
Так Давид начинает убеждать себя, что в отказе Урии под-
чиниться его указам есть все признаки бунта, и, окончательно
утвердившись в мысли, что Урия бунтовщик, выносит ему смерт-
ный приговор. Но, будучи не в состоянии привести его в испол-
нение открыто, он придумывает куда более изощренный спо-
соб. Вызвав к себе Урию, он вручает ему зашифрованное письмо
к Иоаву и отсылает его обратно в Аммон:
«И написал в письме так: выставьте Урийу на место самого
жестокого сражения и отступите от него, чтобы он был пора-
жен и умер» (II Сам. 11:15).
Иоав, разумеется, поспешил исполнить приказ царя. В один
из дней он объявил о начале штурма Раввы. При этом отряду
Урии было дано задание сделать подкоп под стену города, но в
таком месте, что аммонитяне попросту не могли этого не заме-
тить и не выслать из стен города отряд для предотвращения
этой попытки. Щадя жизни солдат, Иоав предупредил осталь-
199
ных бойцов этого отряда, что в определенный момент они
должны будут отступить, бросив Урию один на один с выманен-
ным из стен города врагом.
Все так и произошло: заметив небольшой отряд израиль-
тян, пытающихся подкопаться под стену, аммонитяне обру-
шили на них град стрел и послали из города десант из несколь-
ких сотен своих бойцов, чтобы помешать этим планам
противника. Иоав просчитался только в одном: лишь часть от-
ряда Урии бросилась при виде аммонитян наутек. Другая же
часть предпочла остаться рядом со своим геройски сражавшим-
ся командиром и погибнуть рядом с ним. Вот как описывает
гибель Урии Иосиф Флавий:
«Последний (Иоав. — П. Л.), получив и прочитав царское
послание, действительно поставил Урию и с ним несколько
лучших солдат из всего войска на такую позицию, на которой,
по его мнению, враги оказались бы ему особо опасными. Сам
же он обещал подойти к ним со всем войском на помощь, если
им удастся, подкопав стену, проникнуть в город. При этом Иоав
уговаривал Урию, столь славного воина, известного своей храб-
ростью не только у царя, но и у всех товарищей, радоваться та-
кой серьезной возложенной на него задаче, а не выражать по
этому поводу своего неудовольствия. Урия взялся затем бодро
за исполнение порученного ему дела, а Иоав втайне от него ве-
лел назначенным ему в помощники воинам покинуть его, ког-
да увидят, что враги устремятся на них. И действительно, когда
евреи подошли к городу, аммонитяне испугались, как бы не-
приятели в том месте, где стал на позицию Урия, не предупре-
дили их, влезши на стену, и, выставив вперед самых отчаянных
своих смельчаков, отперли ворота и неожиданным сильным
напором устремились на евреев. В этот момент все товарищи
Урии отступили назад, как им повелел Иоав. Урия же, считая
позорным обратиться в бегство и покинуть занимаемое место,
стал выжидать натиска врага. Когда последние бросились на
него, ему удалось перебить немалое их количество, но затем он
был окружен ими со всех сторон и пал под их ударами. Вместе
с ним пало также несколько его товарищей»1.
Огсылая вестового с донесением о случившемся, Иоав ве-
лел тому сначала доложить ему о понесенных в ходе неоправ-
данного штурма потерях, зная, что царь вспылит, услышав об
этом. Однако затем вестовой должен был сообщить, что в чис-
ле погибших значится и Урия Хеттеянин, и это, уверен был
Иоав, мгновенно утихомирит гнев царя. Так, собственно, все и
случилось:
1 Иосиф Флавий. Иудейские древности. Т 1. С. 283.
200
«И пошел посланный, и пришел, и рассказал Давиду обо
всем, что поручил ему Йоав. И сказал посланный к Давиду: так
как одолевали нас те люди, и вышли к нам в поле, то мы оттес-
нили их до входа в ворота. А стрелки стреляли в рабов твоих со
стены, и умерли некоторые из рабов царя, и умер также раб
твой Урийа Хэйтиец. И сказал Давид посланному: так скажи
Иоаву: пусть не будет это дело злым в глазах твоих, ибо то так,
то иначе губит меч; пусть сильнее будет бой твой против горо-
да и разрушь его. Так ободри его» (II Сам. 11:22—25).
Как видим, Давид не мог не понимать, что Иоава терзают
сомнения по поводу нравственности его поступка, и через ве-
стового намекнул своему главнокомандующему, что Урия заслу-
живал смерти не как муж его фаворитки, а как мятежник. Кро-
ме того, он дал понять, что пришло время для взятия Раввы и
завершения затянувшейся кампании — приближался новогод-
ний праздник Рош а-шана, и осень с ее дождями вот-вот долж-
на была снова вступить в права.
Ну, а сразу после ухода вестового Давид велел отправить Вир-
савии известие о гибели ее мужа на поле брани. Как и положе-
но, Вирсавия пробыла тридцать дней в трауре по покойному,
после чего Давид взял ее в жены. К этому времени она находи-
лась на третьем месяце беременности, так что никто в народе
этого не заметил...
♦ ♦ ♦
Понятно, что для обычного читателя вся эта история вы-
глядит аморальной, а поведение Давида в ней — отвратитель-
ным. Однако комментаторы Библии и еврейские религиозные
философы, разумеется, не могли смириться с мыслью, что Да-
вид, фигура которого окружена святостью и почитанием, мог
опуститься до банальной интрижки с чужой женой и затем
использовать свою власть, чтобы устранить ее мужа. А потому
вряд ли стоит удивляться тому, что в еврейской литературе су-
ществуют десятки объяснений, призванных если не оправдать,
то по меньшей мере смягчить вину Давида в истории с Вирса-
вией.
При этом все комментаторы отмечают, что с юридической,
формальной точки зрения ни Давид, ни Вирсавия не соверши-
ли прелюбодеяния. Дело в том, что по установившейся у евре-
ев традиции перед уходом на войну мужья давали своим женам
разводное письмо — чтобы, если они попадут в плен или про-
падут без вести, жена не становилась бы соломенной вдовой,
которой запрещено выходить замуж.
201
В то же время жена должна была ждать мужа и хранить ему
верность по меньшей мере до возвращения армии с войны.
Если это условие было соблюдено, то, вернувшись, муж про-
сто разрывал разводное письмо и вступал в свои права.
Такой развод дал Вирсавии и Урия, и именно на него он
ссылается при разговоре с Давидом — дескать, пока не кончит-
ся война, он не желает возобновлять супружеских отношений.
Но если Вирсавия была пусть и в формальном разводе с мужем,
то выходит, что Давид ни у кого жену не уводил...
В сложившейся ситуации он должен был честно признать-
ся Урии, что за время его отсутствия влюбился в его жену и пе-
респал с ней, так что возобновление их брака невозможно. Од-
нако такое признание, безусловно, повлекло бы осуждение царя
в народе, а Давид, как уже говорилось, очень дорожил общест-
венным мнением. Как следствие, желая, чтобы никто не узнал,
что Вирсавия забеременела от него, он и начинает пытаться все-
ми правдами и неправдами затащить Урию на его супружеское
ложе, а когда это не получается, подстраивает его смерть...
Еще одно апологетическое устное предание утверждает, что
когда Давид овладел Вирсавией, она оказалась девственницей —
Урия Хеттеянин был то ли евнухом, то ли импотентом, а пото-
му и не мог выполнять своих супружеских обязанностей. Такой
брак с точки зрения еврейских религиозных законов (галахи)
опять-таки считается недействительным, а потому Давида вновь
нельзя обвинять в том, что он соблазнил чужую жену.
Однако тогда возникает вопрос: для чего или, точнее, для
кого Вирсавия окуналась в микву — ведь такое омовение совер-
шается именно в расчете на близость с мужем?! Большинство
комментаторов считают, что никакого окунания в микву вооб-
ще не было, а было самое обычное купание, возможно даже,
как пишет Рам Орен, «с дальним прицелом». А может, и в самом
деле, Вирсавия просто мыла во дворе волосы уже после бани,
и в какой-то момент с нее соскользнуло покрывало, в которое
она укуталась.
В самой фразе «и лежал он с нею, — она же от нечистоты сво-
ей омывалась» эти комментаторы усматривают доказательство,
что до близости с Давидом Вирсавия была девственницей: по-
сле пролития «девственной крови» женщина становится риту-
ально нечистой и запрещенной мужу до того, как она снова не
окунется в микве.
Другой мидраш добавляет к этому еще одну деталь: Урия же-
нился на дочери своего друга, когда та была совсем ребенком,
и ждал, когда она созреет, чтобы после этого вступить в свои
супружеские права. В тот день, когда ее увидел Давид с крыши
своего дворца, у Вирсавии закончились дни очищения после
202
первых в жизни месячных — и в связи с этим ей и понадобилось
окунание. Но так как Урия до того не входил к ней, она была
девственницей...
Каббалисты, в свою очередь, говорят, что в том, что в не-
преодолимом влечении, которое Давид почувствовал к Вирса-
вии, не было ничего удивительного: она была его «подлинной
парой», второй половиной его души, женщиной, предназна-
ченной ему еще до его рождения, когда их души обретались в
высших мирах. Однако вспомним, что когда Урия сразу после
убийства Голиафа заявил о своем желании служить Давиду и
перейти в иудаизм, Давид ответил ему, что это стоит сделать хо-
тя бы ради того, чтобы жениться на еврейке, которые являют-
ся самыми красивыми женщинами на всем Востоке.
В этом ответе Давида Бог усмотрел неуважительное отно-
шение к женщинам Своего народа, пренебрежение их честью,
и решил наказать за это Своего помазанника тем, что предна-
значенная ему женщина будет отдана Урии.
Но, продолжают каббалисты, рано или поздно Урия должен
был погибнуть от руки врага, и Вирсавия стала бы принадле-
жать Давиду. Грех Давида, таким образом, заключался в том,
что он ускорил эти события, не дал им свершиться «естествен-
ным путем».
Однако сама Библия оценивает поступок Давида одно-
значно:
«Но дело, которое сделал Давид, злым было в очах Господа»
(II Сам. 11:27).
Так, видимо, считали и его придворные, хотя все они пред-
почитали шептаться по углам, и никто не решался сказать об
этом царю напрямую. И все же такой человек нашелся. Сам он
объяснил это тем, что Бог не оставил ему иного выбора, при-
казав явиться к Давиду и передать, что Он вынес приговор Сво-
ему помазаннику по принципу «мера за меру».
♦ * *
«И послал Господь к Давиду Натана; и пришел он к нему и
сказал ему: в одном городе были два человека: один богатый, а
другой бедный. У богатого было очень много мелкого и круп-
ного скота, а у бедного не было ничего, кроме одной малень-
кой овечки, которую он выкупил и выкормил; и она выросла у
него вместе с его детьми; один кусок хлеба она с ним ела и из
чаши его пила, и на груди его спала, и была для него как дочь.
И пришел странник к тому богатому человеку, и тот пожалел
взять что-либо из своего мелкого и крупного скота, чтобы при-
готовить для гостя, пришедшего к нему; и взял овечку того бед-
203
ного человека, и приготовил ее для человека, который пришел
к нему...» (II Сам. 12:1—4).
Обратим внимание: пророк, видимо, тоже опасался гнева
Давида, и потому начал разговор с притчи. Однако смысл этой
притчи прозрачен, особенно если учесть, что такой стиль раз-
говора во все времена был очень распространен у евреев. Богач
из притчи — это Давид, обладающий огромным гаремом и
при желании способный пополнить его новой женой из числа
незамужних женщин. Бедняк — это, вне сомнения, покойный
Урия Хеттеянин; овечка — Вирсавия; а вот «странник», при-
шедший в гости к «богачу», — это пагубная, преступная страсть,
которая вначале «посетила» Давида как гость, а затем завладе-
ла всем его существом, стала «хозяином» его тела, лишила ра-
зума и толкнула на преступление.
Но странное дело: Давид с его умом не понимает смысла
этой притчи и не примеряет ее на себя, то есть считает себя во
всей этой истории правым и не чувствует никакой вины. Одна-
ко, начав с притчи, Натан добивается своего — царь сам выно-
сит себе приговор:
«И сильно разгневался Давид на этого человека, и сказал он
Натану: как жив Господь, человек, сделавший это, достоин смер-
ти! А за овечку заплатить он должен вчетверо: за то, что он сде-
лал это, и за то, что поступил без милосердия...» (II Сам. 12:6).
И тут наступает кульминация: пророк объявляет вынесен-
ный ему приговор Небес:
«И сказал Натан Давиду: ты — тот человек! Так сказал Гос-
подь Бог Исраэлев: Я помазал тебя на царство в Израиле и Я
избавил тебя от руки Шаула; и дал тебе дом господина твоего и
жен господина твоего на лоно твое, и дал тебе дом Исраэлев и
Иудин, и, если этого мало, Я прибавил бы тебе столько же и еще
столько же. Отчего же пренебрег ты словом Господа, сделав то,
что есть зло в глазах Моих: Урийу Хэйтийца убил ты мечом и
жену его взял ты себе в жены, а его убил мечом аммонитян.
А теперь не отступит меч от дома твоего вовеки за то, что ты
пренебрег Мною и взял жену Урийи Хэйтийца, чтобы была она
тебе женою. Так сказал Господь: вот Я наведу на тебя зло из до-
ма твоего, и возьму жен твоих на глазах у тебя, и отдам ближне-
му твоему; и будет он спать с женами твоими пред этим солн-
цем открыто; ибо ты сделал это тайно, а Я сделаю это перед
всем Исраэлем и при солнце...» (II Сам. 12:7—13).
Согласно мидрашу, произнеся эти слова, пророк повернул-
ся и вышел из залы. Потрясенный Давид некоторое время мол-
ча сидел, осмысливая услышанное, а затем, когда до него дошла
вся тяжесть совершенного им преступления, то сполз с трона
на колени и стал молить Всевышнего о прощении. Одной из
204
этих молитв стал знаменитый 51-й [50-й] псалом, считающий-
ся образцом покаяния перед Богом:
«Для руководителя хора. Песня Давида после того, как он
вошел к Бат-Шеве, и к нему приходил пророк Натан. Смилуй-
ся надо мною, Бог, по Своей доброте, по великому Своему ми-
лосердию сотри мой проступок. Смой полностью с меня мой
грех и от моего заблуждения очисть меня, ибо свой проступок
я признаю и мое заблуждение всегда передо мною. Перед То-
бой одним согрешил я и злое в Твоих глазах совершил я. Ведь
в грехе я рожден и по заблуждению зачала меня моя мать. Ведь
Ты жаждешь сокровенной правды, и скрытую мудрость Ты мне
поведал. Очисти меня будто иссопом — и буду чист; омой ме-
ня — и стану белее снега...
...Мой Владыка, разомкни мои губы, и мои уста возвестят
Твою славу. Ведь Ты не желаешь, чтобы я принес жертвопри-
ношение, всесожжения Ты не желаешь. Жертвоприношение
Богу — сокрушенный дух. Кроткое и удрученное сердце Бог не
отвергнет...» (Пс. 51 [50]:1—19).
Чрезвычайно показательно, с точки зрения комментаторов,
то, что Давид здесь настаивает, что он совершил грех перед Бо-
гом, а не перед людьми, то есть не считает, что Вирсавия была
в момент их близости женой Урии. Вновь и вновь напоминает
Давид Богу, что он — только человек, и, как всякий потомок
Адама и Евы, не всегда способен совладать со своими страстями
и управлять сидящим внутри каждого человека «змеем-иску-
сителем» — животным началом. Сознавая, что в рамках Закона
Моисеева он не имеет права приносить грехоочистительную
жертву (так как такая жертва приносится лишь за нечаянные
преступления), Давид приносит Богу сокрушенный дух, свое
раскаяние. Раскаяние это, говорят комментаторы, было столь
глубоко и искренне, что Всевышний отменяет вынесенный
ему смертный приговор, но не отменяет наказание как тако-
вое: за свой грех Давид, как он и сам присудил, должен будет
заплатить вчетверо — блудом за блуд, смертью за смерть. И Бог
снова посылает Нафана, чтобы тот сообщил ему как об отмене
смертного приговора, так и о грядущих наказаниях за совер-
шенные им грехи:
«И сказал Натан Давиду: и Господь снял грех твой — ты не
умрешь. Но так как ты дал повод врагам Господа хулить Его этим
делом, то умрет сын, родившийся у тебя...» (II Сам. 12:13—14).
О том чувстве счастья и облегчения, которое охватило его,
когда Нафан произнес эти слова, Давид поведал в 32-м [31-м]
псалме:
«Счастлив тот, чей проступок прощен и заблуждение забы-
то. Счастлив человек, которому Господь не вменяет греха, ибо
205
нет в душе его коварства. Когда я безмолвствовал, болели мои
кости; от боли ревел я весь день. Ведь днями и ночами тяжело
давила на меня Твоя рука; моя свежесть превратилась в летнюю
сушь...» (Пс. 32: 1—4).
Но и после этого Давид помнил о совершенном им грехе и
еще не раз упоминал о своей вине перед Богом в различных
псалмах.
Все эти события, согласно еврейским источникам, происхо-
дили в «десять грозных дней» между новогодним праздником
Рош а-шана и Судным днем, когда человек силой своей молит-
вы, раскаяния и добрыми делами может отменить вынесенный
ему приговор Небес. Добрую весть о прощении Нафан прино-
сит царю сразу по окончании Судного дня, который обычно
приходится на вторую половину сентября.
Таким образом, жаркое, дышащее страстью лето кончилось.
Наступила осень, а Равва все еще продолжала стоять. Ее штурм
опять было решено отложить до весны. А зимой 2911 года по
еврейскому летосчислению (849 г. до н.э.) Вирсавия родила
Давиду сына...
* * *
Родившийся у Вирсавии ребенок оказался болезненным и
слабым, и повитухи с самого начала поняли, что его не выхо-
дить. Когда об этом доложили Давиду, он решил попытаться си-
лой молитвы спасти сына.
Отом, какдорогбыл Давиду этот младенец, рожденный под-
линно любимой им женщиной, свидетельствует то, что, как
только ему доложили о болезни ребенка, Давид наложил на се-
бя строгий пост, а ночи проводил, катаясь по земле, чтобы соб-
ственным унижением и муками выпросить для ребенка жизнь.
Все попытки придворных утешить царя, убедить его прервать
затянувшуюся голодовку окончились ничем, и это невольно
напугало слуг Давида — никогда прежде они не видели своего
господина в таком горе, находившегося буквально на грани
помешательства.
Но на седьмой день после рождения ребенка случилось не-
избежное — он скончался. Скончался, не дожив одного дня до
обряда обрезания, символизирующего союз еврейского наро-
да с Богом, а потому и не получив имени. В самой смерти этого
сына царя было что-то зловещее — мрачное предсказание про-
рока Нафана явно начинало сбываться...
Растерявшиеся слуги не знали, как сообщить Давиду о слу-
чившемся. Ведь если, считали они, царь так убивался по мла-
денцу, когда тот был жив, то кто его знает, как он воспримет из-
206
вестие о его смерти — не впадет ли в ярость, не обезумеет ли
вообще от горя, не попытается ли наложить на себя руки?! Од-
нако, заметив, как его челядь перешептывается по углам, об-
суждая, как бы поделикатнее сообщить царю скорбную весть,
Давид все понял сам.
— Что, умер ребенок? — спросил он напрямую и, услышав,
что младенца больше нет, снял перепачканное землей платье,
выкупался, надел чистые белые одежды и направился в Перенос-
ной храм, чтобы принести там жертвы и еще раз помолиться.
Вернувшись, Давид немедленно попросил накрыть для не-
го стол и с аппетитом стал есть, наверстывая упущенное за семь
дней поста. Это его поведение вызвало при дворе совершенное
недоумение, и многие решили, что, услышав известие о смер-
ти ребенка, Давид и в самом деле лишился рассудка — пусть и
иначе, чем это ожидалось вначале. Однако Давид не видел в сво-
ем поведении ничего странного. Напротив, с его точки зрения,
оно было вполне рациональным, что он и объяснил слугам:
«И сказали ему слуги его: что это значит, что ты так посту-
паешь? Из-за ребенка еще живого постился ты и плакал, а ког-
да ребенок умер, ты поднялся и ел хлеб? И сказал он: пока ре-
бенок жил, я постился и плакал, ибо думал: кто знает, может
быть, помилует меня Господь и ребенок останется жив. А теперь
он умер, зачем же мне поститься? Разве я смогу возвратить его?
Я иду к нему, а он ко мне не возвратится» (II Сам. 12:21—23).
* * *
Если верить устному преданию, смерть сына стала для меч-
тавшей о ребенке Вирсавии страшным ударом. В какой-то мо-
мент она решила, что за ее грех измены Урии отныне все ее дети
будут обречены на смерть, и стала отказывать Давиду в близо-
сти.
Однако, по версии мидрашей, царь сумел убедить ее, что
они обязаны продолжить любить друг друга, так как через про-
рока ему было открыто, что именно сыну, который родится у
него от Вирсавии, он и должен будет передать бразды правле-
ния государством.
Разумеется, у исследователей, стоящих на позициях библей-
ской критики, это предание вызывает исключительно иронию.
Они видят в нем лишь еще одно доказательство расчетливости
Вирсавии, ставшей любимой женой царя: зная о той страсти,
которой пылает к ней Давид, она поставила передачу престола
ее будущему сыну в качестве условия их близости. Библейский
текст, впрочем, не дает никаких оснований ни для тех, ни для
других домыслов; он как всегда прост и информативен:
207
«И утешил Давид Бат-Шеву, жену свою, и вошел к ней и
спал с нею; и родила она ему сына, и нарекла она ему имя Шло-
мо. И Господь возлюбил его. И возвестил о том, через пророка
Натана, и он нарек ему имя Йедидья (любимый Господом) ра-
ди Господа (который любил его)...» (II Сам. 12:24—25).
Как видим, из текста прямо следует, что о том, что именно
родившийся у Вирсавии сын Соломон (Шломо) станет его на-
следником, Давид узнал от Нафана уже после его рождения.
Об этом пророчестве он и будет вспоминать потом, в конце жиз-
ни, в разговоре с сыном:
«И было ко мне слово Господне сказано: много крови пролил
ты, и войны большие вел ты; не должен ты строить дом имени
Моему, потому что много крови пролил ты на землю передо
Мной. Вот сын родится у тебя, он будет человек мирный. И дам
Я ему покой от всех врагов его вокруг, поэтому Шеломо будет
имя его. И мир и тишину дам Я Исраэлю в дни его. Он постро-
ит дом имени Моему, и он будет Мне сыном, а Я буду отцом
ему...» (I Хрон. 22:8—10).
Само имя Шломо, транскрибированное авторами сино-
дального перевода как Соломон, в сознании человека, владею-
щего ивритом, мгновенно вызывает ассоциации со словом
«шалем» («цельный», «неделимый»), а значит, и словом «Иеру-
шалаим» («Иерусалим» — «ир шалем» — «единый город»); а
также со словом «шалом» — «мир».
У религиозных евреев не вызывает сомнения, что передан-
ное через пророка Нафана обещание Бога сбылось: 40 лет
правления царя Соломона стали для еврейского народа годами
мира и процветания; он значительно укрепил единое Еврей-
ское государство, созданное Давидом, и построил великолеп-
ный Иерусалимский храм.
Так как, согласно библейскому тексту, Давид скончался,
когда Соломону было только 12 лет, то нетрудно посчитать, что
в момент его рождения Давиду было уже 58, а в момент знаком-
ства с Вирсавией — 56 лет. Таким образом, Шломо родился в
2912 году по еврейскому летосчислению (848 год до н. э.).
С точки зрения психологов, возраст Давида многое объяс-
няет в его взаимоотношениях с Вирсавией: период между
пятьюдесятью и шестьюдесятью годами — как раз тот возраст,
о котором известная русская поговорка гласит, что «седина в
бороду — бес в ребро». Именно в этот возрастной период мно-
гие, особенно добившиеся успеха на том или ином профессио-
нальном поприще мужчины уходят от своих жен к более моло-
дым подругам и нередко создают новые семьи.
Так что, если разобраться, с житейской точки зрения в по-
ступке Давида нет ничего необычного.
208
* * *
Согласно другому устному преданию, история с Вирсавией
произошла, когда Давиду было не 56, а 45 лет. Вскоре после
смерти первенца Вирсавии, говорит этот мидраш, Давид тяже-
ло заболел. Болезнь эта длилась 13 лет, в течение которых он
был практически прикован к постели, так что многие были
уверены, что за грех с Вирсавией и убийство Урии Всевышний
все же приговорил его к смерти. Как считается, в дни этой бо-
лезни Давид и написал 6-й псалом, который рекомендуется
читать страдающим тяжелым заболеванием как личную мо-
литву об исцелении. В нем, как и предписывает еврейское ми-
ровоззрение, Давид воспринимает посылаемую человеку бо-
лезнь как наказание или испытание от Бога и одновременно
выражает уверенность в том, что Бог слышит каждого, кто об-
ращается к Нему всем сердцем, и дарует такому больному ис-
целение:
«Для руководителя хора. В сопровождении струнных. Для
восьмиструнной арфы. Песня Давида. Господь, не в гневе на-
ставляй меня и не в ярости наказывай. Сжалься надо мной,
Господь, ибо я несчастен; излечи меня, Господь, ибо содрога-
ются мои кости. Необычайно встревожена моя душа. А Ты?
Господь, до каких пор?! Вернись, Господь, избавь мою душу,
спаси меня по Твоему милосердию. Ибо мертвые не помнят
тебя: в преисподней кто скажет Тебе “спасибо”?! Я измотан
своими стонами, каждую ночь слезами орошаю свою постель.
Помутнели от горечи мои очи, ослеплен я своими недругами.
Оставьте меня, все творящие беззаконие, ибо услышал Гос-
подь голос моего плача. Услышал Господь мою мольбу, мою
молитву Господь примет. Опозорятся и начисто рассеются все
мои враги, обратятся вспять и в мгновение будут посрамлены»
(Пс. 6).
По преданию, боли, терзавшие Давида во время этой болез-
ни, были так сильны, что по ночам он плакал в подушку, и на-
утро ее приходилось выжимать — то ли от пота, то ли от слез.
Между тем Давид не мог не чувствовать, что многие придвор-
ные (и прежде всего это был его советник и дед Вирсавии Ахи-
тофел) злорадствуют по поводу его болезни, и именно их он
называет в этом гимне своими недругами и врагами.
Всевышний, продолжает мидраш, спустя 13 лет откликнул-
ся на мольбу Давида, послал ему полное выздоровление и дал
соединиться с Вирсавией, чтобы на свет мог появиться Соло-
мон. Свое ощущение, что многие злорадствуют по поводу его
болезни и с нетерпением ждут его смерти, Давид передал в на-
писанном в те дни в 35-м [34-м] псалме, а в 41-м [40-м] псалме
209
он, как считал Мальбим1, намекает на свои подозрения, что его
пытались отравить — и именно с этим царь, дескать, и связы-
вал какое-то время свой недуг. Но в 38-м [37-м] псалме Давид
снова высказывает уверенность, что болезнь была ему послана
за грех с Вирсавией, а в честь своего выздоровления он, как ут-
верждает традиция, сложил 40-й [41-й] псалом.
* * *
В связи с историей Вирсавии невольно возникает вопрос:
зачем автор «Второй книги Самуила» вообще сохранил рассказ
о ней для потомков?!
Если его целью было, как утверждают историки, создать лу-
бочный образ царя-пророка, чтобы будущие поколения отно-
сились к нему не иначе как со священным трепетом, то он мог
бы просто обойти молчанием все перипетии взаимоотношений
Урии, Вирсавии и Давида и написать: «И взял Давид в жены
Бат-Шеву, и она родила ему сына....... Или, в крайнем случае:
«И взял Давид в жены Бат-Шеву, жену Урии...» — и пусть уже
дальше комментаторы ломают головы над тем, почему жена
Урии стала женой Давида, и выдвигают по этому поводу раз-
личные версии.
Видимо, в том-то все и дело, что вот такая елейная картин-
ка автору «Второй книги Самуила» была не нужна — ему важ-
но было рассказать правду; ему крайне важно было донести до
читателя величие личности Давида во всех ее проявлениях, в
том числе — в грехе и раскаянии. А между тем предназначен-
ные Богом для Давида наказания отнюдь не ограничивались
смертью первого сына — впереди стареющего царя ждали но-
вые удары судьбы.
Глава третья
СЕМЕЙНЫЕ ТАЙНЫ
В начале новой военной кампании против Аммона Иоав
сомкнул кольцо вокруг Раввы, взял ее в блокаду, а затем оста-
вил город без источников воды.
«И воевал Йоав против Раввы Аммонитской, и стал захваты-
вать царскую столицу. И послал Йоав посланцев к Давиду ска-
зать: воевал я против Раббы и взял уже город воды. А теперь
1 Малъбим (1809—1879) — Меир Лейба бен Йехиэль Михаэль (Вай-
зер), главный раввин Румынии, один из величайших знатоков Писания
своего времени, автор монументального комментария к «Танаху» и ана-
литических заметок к Талмуду.
210
собери остальной народ и обложи город, и покори его, ибо ес-
ли я возьму город, наречется он именем моим» (II Сам. 12:26—
28) — так говорит об этих событиях Библия, заставляя ученых
теряться в догадках, что следует понимать под «городом воды».
По одной версии, как и при взятии Иерусалима, Иоав обна-
ружил единственный идущий в город водовод и перерезал его.
По другой — в Равве было (как позднее в Иерусалиме) два
ряда стен: после того, как Иоав взял первую из них, жители го-
рода укрылись за второй, внутренней стеной. Однако при этом
все колодцы и водосборники дождевой воды Раввы находи-
лись в первом, «внешнем» городе, и таким образом осажден-
ные аммонитяне начали умирать от жажды. И в том, и в другом
случае падение Раввы становилось неизбежным. Но Иоав опа-
сался, что если он возьмет столь долго сопротивлявшийся го-
род сам, то Давид возревнует к его славе победителя, а чем чре-
вато впадение в немилость к венценосному дяде, он хорошо
усвоил на примере Урии Хеттеянина. Кроме того, Иоав пре-
красно понимал, как важно для Давида лично насладиться по-
ражением и унижением аммонитян после того, как те унизили
и оскорбили его послов к царю Аннону.
Поэтому Иоав не стал торопиться со штурмом внутренних
стен Раввы, а направил гонца к Давиду с предложением явить-
ся с подкреплением и взять город, так, чтобы лавры победите-
ля достались именно ему (если этот чисто греческий оборот во-
обще уместен, когда речь идет о еврейской истории). И Давид,
разумеется, не преминул провести мобилизацию и подойти к
Равве со свежими силами для решающего удара. Мы не знаем,
была взята столица аммонитян штурмом или сдалась на ми-
лость победителя. Неизвестной осталась и судьба царя Аннона.
Точнее, мы можем только догадываться, что Давид отрубил Ан-
нону голову, но не более того.
А вот рассказ о том, что последовало за взятием Раввы, мож-
но перевести двояко. Приведем то, как переводится этот отры-
вок в синодальном переводе:
«И взял Давид венец царя их с головы его — а в нем было зо-
лота талант и драгоценный камень — и возложил его Давид на
свою голову, и добычи из города вынес очень много. А народ,
бывший в нем, он вывел и положил их под пилы, под железные
молотилки, под железные топоры и бросил их в обжигательные
печи. Так он поступил со всеми городами Аммонитскими. И воз-
вратился после того весь народ в Иерусалим» (2 Цар. 12:30—31).
В целом этот перевод точен. И читая этот текст, невольно
чувствуешь озноб по коже от поистине садистской жестокости
Давида, повелевшего распиливать аммонитян пилами, забивать
их молотилками и топорами или заживо сжигать в печи.
211
Но вот как звучит тот же отрывок в переводе Штейнберга:
«И взял Давид венец Малкома с головы его; весу в нем та-
лант золота с драгоценными камнями, и был он над головой
Давида; и добычи из города вынес он очень много. А народ,
бывший в нем, вывел он и приставил к пилам и молотильням
железным, и секирам железным, и пристроил их к кирпичным
заводам, и так поступил со всеми городами Аммонитскими.
И возвратился Давид и весь народ в Иерусалим»1.
Следует признать, что данный перевод куда ближе к ориги-
налу, чем синодальный. В немалой степени это объясняется тем,
что Штейнберг не только блестяще знал иврит, но и был хоро-
шо знаком как с научной, так и с религиозной трактовкой Биб-
лии. Поэтому если авторы синодального перевода прочли од-
но из выражений текста как «атерет-мелхам» и, соответственно,
перевели его как «царский венец», то Штейнберг прочел его
как «атерет-малком», а Малком — это не кто иной, как глава
пантеона аммонитских богов (в сущности, «бог-царь»). Таким
образом, выходит, что Давид сорвал корону не с головы царя
аммонитян, а со статуи их верховного бога. И Давид отнюдь не
возложил этот венец на свою голову, а «был он над головой Да-
вида» — то есть позволить себе надеть корону с идола Давид не
мог, но зато, если верить мидрашу, с удовольствием прибил ее
в качестве военного трофея над изголовьем своего трона.
Однако ключевая разница между синодальным переводом и
переводом Штейнберга заключается в том, что слово «ва-исам»
как в древнем, так и в современном иврите можно перевести и
как «положил», и как «приставил».
Таким образом, если в синодальном переводе, да и в пере-
воде Йосифона аммонитян положили под пилы и начали рас-
пиливать, затем долго били молотилками, потом раскраивали
им головы топорами и уже после всего этого бросали заживо в
печи для обжига кирпичей, то у Штейнберга их... приставили
к этим самым пилам, молотилкам, топорам и печам и застави-
ли выполнять различные строительные работы. Согласитесь,
что разница существенная, меняющая само наше отношение к
Давиду.
Штейнберг настаивает на правильности своего перевода, ут-
верждая, что «...глаголы в этом стихе, равно как и в параллель-
ном ему в 1Лп, 20, 3, выражают только порабощение аммони-
тян и принуждение к самым тяжелым работам. Об умерщвлении
же их здесь и помину нет»2. Да это было бы и невозможно, от-
1 Книги Шмуель I и II с дословным русским переводом... 12:2 [12:30—
311. С. зз.
2 Там же.
212
мечает Штейнберг, так как Пятикнижие Моисеево, объявляя
аммонитян родственным евреям народом, запрещает даже за-
тевать с ними войну без какого-либо серьезного повода.
Мидраш также утверждает, что Давид просто угнал в Иеру-
салим десятки тысяч аммонитян, приговорив их отбывать раз-
личные трудовые повинности, после чего они были отпущены
домой.
* * *
Следующими войнами, которые пришлось вести Давиду, ста-
ли новые столкновения с филистимлянами. И вновь непонятно,
кто именно стал их зачинщиками — евреи или филистимляне,
однако последние, после того как все их соседи были завоева-
ны, явно чувствовали себя все менее и менее уверенно.
По всей видимости, Давид решил продвинуться еще даль-
ше на юг и получить необычайно важную для торговли общую
границу с Египтом. С этой целью он нанес удар по филистим-
скому городу Гезер, на помощь которому поспешили другие
города-государства, да и в покоренном Гефе вдруг вспыхнул
мятеж. Однако в итоге Давиду удалось нанести по филистим-
лянам столь мощные удары, что Гезер и другие города в итоге
сочли для себя лучшим выходом покориться.
И вновь, описывая эти войны, Библия говорит, что в рядах
филистимлян были «великаны», с которыми пришлось вести
бой героям армии Давида:
«И было после того: когда началась война с пелиштимлянами
в Гэзере, тогда поразил Сибхай, хушитиянин, Сипайа, одного из
детей великанов. И покорились они. И была еще одна война с
пелиштимлянами, и поразил Эльханан, сын Яира, Лахми, брата
Гольйата, гитиянина, у которого древко копья было, как ткац-
кий навой. И была еще одна война в Гате. И был там человек рос-
лый, у которого было по шести пальцев — всего двадцать четыре.
И он тоже родился от великана. И поносил он Исраэль. И пора-
зил его Йеонатан, сын Шимы, брата Давида...» (I Хрон. 20:4—8).
Наконец — хотя Библия об этом напоминает лишь косвен-
но — исторические хроники свидетельствуют, что Давид захва-
тил и часть финикийских земель — вплоть до Сидона, однако —
странное дело! — видел при этом в финикийцах скорее союзни-
ков, чем покоренный народ, и предоставил им полную свободу
действий. Впоследствии Соломон вообще вернул финикийцам
большую часть этих земель, совершенно отказавшись от свое-
го права на них.
Возможно, такая покладистость Давида по отношению к фи-
никийцам объяснялась пониманием, что этот народ было куда
213
выгоднее держать в торговых партнерах, чем в вассалах, исполь-
зуя при необходимости его мощный торговый флот.
К сожалению, нам почти ничего не известно о Давиде как
дипломате, хотя многие историки предполагают, что он посто-
янно осуществлял дипломатические сношения с Египтом и вел
войны при его молчаливой поддержке. Иначе и в самом деле
трудно объяснить, почему египтяне спокойно смотрели на уси-
ление Давида и не пытались прийти на помощь ни к одному из
покоряемых им народов1.
Одним из главных достижений Давида считается то, что он
«приобщил Палестину к рынку, сложившемуся в восточном
Средиземноморье, благодаря чему Палестина начинает играть
большую роль как посредник в торговле между Вавилонией
с одной стороны, Финикией и Малой Азией и Египтом —
с другой»2.
Любопытно, что если Библия объясняет причины по мень-
шей мере части войн, которые вел Давид, лишь эмоциональ-
ными мотивами (к примеру, войны с аммонитянами и моавитя-
нами), то историки усматривают в них холодный политический
расчет. Целью этих войн было не только отвести внешние гра-
ницы страны подальше от земель, на которых непосредственно
жили израильтяне, но и получить доступ к главным торговым
путям, а заодно обеспечить территориальное пространство,
позволяющее быстро перебрасывать войска из одной части
страны в другую, и таким образом надежно защитить государ-
ство от любого внешнего врага.
«Если мы попробуем реконструировать стратегическую
концепцию, лежащую в основе завоеваний Давида, — пишут
Герцог и Гишон, — мы придем к заключению, что Давид был
первым из палестинских правителей, который хорошо понял,
что для полного и надежного господства над этой территори-
ей — и, соответственно, безопасного существования — требо-
вался контроль над всеми тремя основными путями, связывав-
шими Египет с Малой Азией и Месопотамией: приморской
дорогой, дорогой по водоразделу и Царской дорогой. Под кон-
тролем Давида также находились второстепенные пути, в част-
ности дорога через долину Иордана, и, что самое важное, по
меньшей мере отдельные участки дороги, которая шла по краю
пустыни и огибала район Трансиорданского плато с оседлым
населением. Таким образом, держава Давида протянулась от
Средиземного моря на западе до пустыни на востоке, при этом
он беспрепятственно мог перебрасывать свои войска внутри
1 См., например: История Древнего мира. Т. 1: Древний Восток. С. 351.
2 Там же.
214
страны по вышеупомянутым параллельным дорогам в случае
внешней угрозы с севера или с юга»1.
Но, как это часто бывает, будучи выдающимся государствен-
ным деятелем и полководцем, управляя разросшейся державой,
Давид оказался не в состоянии навести порядок в собственном
доме.
* * *
«От полонянок, находившихся в царском гареме, у Давида
родилось четыреста сыновей. Все они, вопреки иудейскому за-
кону, выбривали волосы на висках, а на затылке заплетали их в
косы; заставляли носить себя в золотых паланкинах и в армии
занимали места начальников и командиров; все они были зади-
ры и драчуны, наводившие ужас на окружающих», — сообщает
трактат Талмуда «Килдушин»2.
Уже из этих слов можно понять, что, во-первых, Давид не
уделял особого внимания своим сыновьям, а во-вторых, так
как национальность у евреев наследуется по матери, большин-
ство своих сыновей не считались евреями по рождению. Если
они хотели стать таковыми, им надо было проходить гиюр —
обряд перехода в иудаизм. Часть из них, вероятно, проходила
через эту церемонию, часть — нет. Трудно даже сказать, знал ли
Давид всех этих сыновей в лицо. По мнению исследователей,
действительно «своими» сыновьями, которых он любил и в вос-
питании которых принимал участие, Давид считал лишь сыно-
вей, рожденных от шести первых жен и Вирсавии, и именно
они упоминаются в Библии поименно — шестеро сыновей,
родившихся в Хевроне (II Сам. 3:2—8), и одиннадцать, родив-
шихся в Иерусалиме (II Сам. 5:14—16).
При этом подробно рассказывается лишь о четырех из них —
Амноне, Авессаломе (Авшаломе), Адонии (Адониягу) и Соло-
моне (Шломо).
Но у Давида, как уже говорилось, были и дочери, о чем упо-
минается совсем мельком (II Сам. 5:14). Судя по всему, цар-
ский гарем размещался в отдельном доме, и в нем же вплоть до
того, как их отдадут замуж за какого-нибудь бойца царской
гвардии, жили и многочисленные царевны.
Выходить за пределы гарема им позволялось лишь по осо-
бому разрешению, и при этом поверх белой нательной рубахи
до пят, называвшейся «кутонет» (хитон), девушки носили по-
лосатую рубаху, спускавшуюся почти до коленей и являвшую-
1 Герцог X., Гишон М. Библейские сражения. С. 108.
2 Цит. по: Бялик X. Н., Равницкий И. X. Агада: Сказания, притчи, изрече-
ния Талмуда и Мидрашей. С. 148.
215
ся своеобразным символом их девственности. Библия донесла
до нас имя только одной из дочерей Давида — Фамарь (Тамар),
да и то в связи со страшной, вызывающей содрогание истори-
ей, произошедшей в стенах царского дворца.
Первенец Давида Амнон, считающийся, само собой, наслед-
ным принцем, неожиданно воспылал любовной страстью к сво-
ей сводной сестре — дочери Давида от гисурской принцессы
Махи, красавице Фамарь. Мысли о Фамари, жажда обладать ее
телом сводили Амнона с ума; любовные фантазии одолевали
его днем и ночью, и ни о чем другом он был думать просто не в
состоянии. При этом каким образом выманить Фамарь из цар-
ского гарема, устроить с ней свидание, не говоря уже о чем-то
большем, Амнон не знал.
Измученный бессонницей, потерявший аппетит принц слов-
но призрак бродил по царскому дворцу, пока на его состояние
не обратил внимание Ионадав — племянник Давида, сын его
родного брата Самая (Шимы). Понимая, что все его будущее за-
висит от того, насколько он окажется близок и полезен наслед-
нику престола, Ионадав старался поддерживать добрые отно-
шения со всеми любимыми сыновьями царя. Узнав, что Амнон
«болен любовью», этот хитроумный молодой человек предло-
жил ему план действий, который сработал именно так, как он
и рассчитывал.
В один из дней Амнон, по совету кузена, притворился серь-
езно, едва ли не смертельно больным и слег в своем доме. В бо-
лезнь Амнона поверили — ведь, как было уже сказано, страсть
к Фамари и в самом деле сказалась и на его внешности, и на по-
ведении. Услышав о недомогании своего первенца, Давид по-
спешил навестить его, и на вопрос, есть ли у сына какие-то же-
лания, которые он мог бы выполнить, Амнон ответил: «Пусть
придет Тамар, сестра моя, и даст мне еды, и испечет при мне па-
ру лепешек, и я поем из рук ее» (II Сам. 13:5).
Любопытно, что эта просьба отнюдь не показалась Давиду
странной и подозрительной. Может быть — кто знает?! —- по-
тому, что Фамарь славилась в семье царя как искусная повари-
ха. Царь поспешил исполнить желание старшего и, возможно,
на тот момент любимого сына — велел Фамари направиться в
дом к Амнону и приготовить ему еду.
Войдя в залу, где на кушетке лежал Амнон, Фамарь разожгла
в жаровне огонь и на раскаленном железном листе приготови-
ла напоминающие внешне русские блины необычайно вкус-
ные лепешки — их и сегодня готовят прямо на глазах у покупа-
телей арабские и друзские женщины на всех рынках Ближнего
Востока. Однако, когда Фамарь поставила на поднос горку ле-
пешек, Амнон вдруг заявил, что ему стало совсем плохо, он хо-
216
чет перелечь в свою спальню и просит всех, кроме Фамарь,
уйти. Слуги поспешили исполнить приказ принца, а Амнон
попросил Фамарь подать ему лепешки в спальню, в кровать.
Думается, в этот момент девушка уже начала что-то подо-
зревать, но, связанная указанием отца накормить брата, реши-
ла повиноваться. И в то самое мгновение, когда она поднесла
к Амнону поднос с лепешками, принц притянул ее к себе и по-
валил на постель.
С этого момента, видимо, стоит процитировать библейский
текст, так как в нем действительно важно каждое слово:
«И когда она подавала ему есть, он схватил ее и сказал ей:
ложись со мною, сестра моя. Но она сказала: нет, брат мой, не
принуждай меня, ибо не делается так в Исраэле; не делай этой
мерзости. А я, куда денусь я с позором моим?! И ты, ты будешь
как один из подлецов в Исраэле. А теперь поговори ты с царем,
и он не возбранит мне стать твоею. Но он не хотел слушать слов
ее и одолел ее, и изнасиловал ее, и лежал с нею. И возненавидел
ее Амнон чрезвычайною ненавистью, так что ненависть, какою
он возненавидел ее, была сильнее любви, какою любил ее, и ска-
зал ей Амнон: встань, уйди! И сказала она ему: нет, ибо это зло —-
прогнать меня — больше того, которое ты сделал со мною рань-
ше. Но он не хотел слушать ее. И позвал отрока, служителя сво-
его, и сказал: прогони-ка эту от меня вон и запри дверь за нею.
А на ней был разноцветный кутонэт, ибо такое платье носили
царские дочери-девицы. И вывел ее слуга его вон, и запер за
ней дверь. И взяла Тамар пеплу, и посыпала голову свою, а раз-
ноцветный кутонэт, который на ней, разодрала, и положила
она руку на голову свою, и пошла, рыдая. И сказал ей Авша-
лом, брат ее: не Амнон ли, брат твой, был с тобою? — А теперь,
сестра моя; он — брат твой, не принимай этого близко к серд-
цу. И жила Тамар в одиночестве в доме Авшалома, брата свое-
го. И услышал обо всем этом царь Давид, и очень разгневался.
И не говорил Авшалом Амнону ни худого, ни доброго, ибо воз-
ненавидел Авшалом Амнона за то, что он обесчестил Тамар,
сестру его» (И Сам. 13:11—21).
Как видим, вначале Тамар пытается умолить брата «не де-
лать этой мерзости», так как она навлечет позор как на ее, так
и на его голову. Затем она соглашается... стать его женой, про-
сит пойти к отцу и попросить ее руки — и тот... «не возбранит»
этого брака. Наконец, поняв, что Амнон не желает ничего слу-
шать, она начинает отчаянно сопротивляться, но Амнон, разу-
меется, оказывается сильнее. Однако, как только он насыщает
свою похоть, та самая девушка, которую он вроде бы только что
любил и желал, становится ему вдруг не просто нежеланной, а
неприятной; начинает казаться едва ли не отвратительной...
217
Думается, почти каждый мужчина испытал хотя бы раз в жиз-
ни нечто подобное, и сцена эта с точки зрения мужской психо-
логии является удивительно точной. В Талмуде история Амно-
на и Фамари рассматривается в качестве примера того, чем
плотская страсть отличается от подлинной любви. Последняя,
говорят мудрецы Талмуда, является чувством, в основе которо-
го лежит именно духовная близость и которое поэтому не зави-
сит ни от каких условий и с возрастом лишь усиливается. Чув-
ство же, порожденное физической красотой, зависящее от неких
чисто внешних факторов, любовью не является. Это лишь эго-
истическое желание обладать, стремление завоевать желаемый
предмет, достигнуть цели. Как только желание удовлетворено
и цель достигнута, исчезает и подобная любовь...
Именно это и происходит с Амноном. То, что им владела
исключительно похоть, пусть и облачившаяся в одежды роман-
тического чувства, доказывает и все остальное его бесчеловеч-
ное поведение. Амнон не просто велит Фамари уйти — он даже
не позволяет ей досидеть в его доме до темноты, чтобы скрыть
свой позор! Нет, он выгоняет ее посреди бела дня на улицу, и в
этой ситуации несчастной девушке не остается ничего другого,
как предать случившееся гласности и подчеркнуть, что все это
произошло не по ее вине; что она сопротивлялась насильнику.
С этой целью Фамарь и разрывает свою полосатую рубаху
девственницы, посыпает голову пеплом из той самой жаровни,
на которой она пекла лепешки для Амнона, и вот так, на виду
у всех, рыдая, идет в дом своего брата Авессалома...
В связи с этим в истории Амнона и Фамарь возникает нема-
ло вопросов. И самый главный из них заключается в том, по-
чему Давид не наказал Амнона. Да, «очень разгневался», но не
наказал! Хотя царь должен был чувствовать свою личную ответ-
ственность за то, что произошло в его семье: ведь в конце кон-
цов это именно он послал дочь к сыну, и Амнон должен был
заплатить и за свое вероломство, и за два страшных преступле-
ния — изнасилование и вступление в связь с собственной сес-
трой. Причем вроде бы Амнон не мог оправдаться тем, что он
совершил этот грех с сестрой только по отцу, а не по матери,
так как Пятикнижие ясно указывает: «И если человек возьмет
сестру свою, дочь отца своего или дочь матери своей, и увидит
наготу ее, и она увидит наготу его, то это позор, да будут они от-
торгнуты на глазах у сынов народа их. Наготу сестры своей он
открыл; грех свой понесет он» (Лев. 20:17).
Объяснение некоторых комментаторов, что Давид не мог на-
казать Амнона, так как еще чувствовал, насколько безнравст-
венно он сам выглядит в истории с Вирсавией, звучит откро-
венно слабо и неубедительно. Между тем вопрос о том, почему
218
Давид решил оставить Амнона безнаказанным и как вообще
такое могло произойти в царском дворце, видимо, не давал по-
коя еще современникам царя, ну а уж следующие поколения
вообще ломали над ним голову.
К тому же во всей этой истории есть и немало других стран-
ностей. К примеру, не только Амнон, но и его кузен Ионадав
явно не усматривают в желании Амнона ничего преступного и
противоестественного, а потому с легким сердцем дает совет,
как заманить Фамарь в ловушку.
Сама Фамарь в момент, когда Амнон увлекает ее на постель,
предлагает ему попросить ее руки у отца и выражает уверен-
ность, что тот ему в этом не откажет — а как же тогда быть с за-
коном, запрещающим брак с сестрами?! Существует опять-та-
ки объяснение, что, предлагая сводному брату просить у отца ее
руки, Фамарь просто пыталась найти предлог, который позво-
лил бы ей успокоить Амнона и выскользнуть из его объятий, но
этот довод опять-таки не убеждает.
По мнению мудрецов Талмуда, дело заключалось совсем в
другом. Мать Фамари и Авессалома, гисурская принцесса Ма-
аха не была еврейкой и не прошла гиюр, а потому и Фамарь не
считалась еврейкой. А это, в свою очередь, с точки зрения ев-
рейских законов означало, что она не считалась сестрой еврея
Амнона и после прохождения гиюра вполне могла вступить с
ним в брак. Кроме того (опять-таки с точки зрения иудаизма),
брак между братом и сестрой по матери запрещен всем народам
планеты, в то время как запрет на брак с сестрой по отцу каса-
ется только евреев.
Таким образом, брак между Амноном и Фамарью действи-
тельно был возможен, но Амнон от этой возможности отказал-
ся. И уж в любом случае Амнон подлежал наказанию — если
не смертной казни, то принудительной женитьбе на едино-
кровной сестре, выплате ей компенсации и т. д. То, что Давид
всего лишь «разгневался», но отказался наказывать Амнона,
свидетельствует, видимо, о силе его отцовской любви, которая
зачастую была настолько слепа, что шла во вред и самим детям,
и всем окружающим, а порой — как убедится читатель даль-
ше — и стране в целом.
Но Авессалом, безусловно, не простил Амнону случившего-
ся. По всей видимости, он действительно любил Фамарь и был
очень близок с сестрой, так как, в отличие от всех остальных де-
тей Давида, они оба были не только детьми, но и внуками царя,
пусть и не еврейского. Не исключено, что Авессалом в душе пре-
зирал остальных своих сводных братьев и сестер, считая их «пле-
беями», и уж, конечно, сама мысль, что сын какой-то безродной
еврейки обесчестил его сестру, выводила Авессалома из себя.
219
Видя, что отец не спешит наказывать своего первенца, Авес-
салом решил взять закон в свои руки и самолично отомстить за
Фамарь. При этом он сознавал, с какими трудностями было свя-
зано осуществление этого плана — ведь и Амнон, и сам Давид
не могли не догадываться о том, какие чувства им владеют, ка-
кие мысли роятся в его голове, и были настороже.
Таким образом, главным для Авессалома было усыпить бди-
тельность отца и брата и выбрать наиболее подходящее время
и место для нанесения удара. Поэтому ни словом, ни жестом,
ни тем более действием он не выдал своих чувств. Сделав вид,
что смирился со случившимся, он даже посоветовал смирить-
ся с этим и Фамарь («А теперь, сестра моя; он — брат твой, не
принимай этого близко к сердцу»).
Целых два года, два долгих года Авессалом терпеливо ожи-
дал своего часа и, наконец, видя, что Давид и Амнон и в самом
деле поверили в то, что он отказался от мести за сестру, решил,
что такой час пробил.
* * *
«...И было через два года, когда в Баал-Хацоре, близ Эфра-
има, были стригущие овец, пригласил Авшалом всех сыновей
царя...» (II Сам. 13:23).
День стрижки овец, как уже говорилось выше, всегда был
одним из главных праздников скотоводов-израильтян, сопро-
вождавшимся пиром и обильными возлияниями. Порой даже
излишне обильными, когда участники праздника напивались
так, что уже не ведали, что творили.
Именно после такого пира родоначальники десяти колен
Израиля продали в рабство своего брата Иосифа. Именно в день
стрижки овец, как помнит читатель, богач Навал напился до
такой степени, что осмелился прогнать пришедших за данью
людей Давида. И вот на этот праздник Авессалом и решил при-
гласить в свое имение всех царских сыновей.
Точнее, сначала он явился с этим приглашением к отцу —
прекрасно зная, что тот откажется поехать. Тогда Авессалом
начинает упрашивать Давида отпустить к нему всех царских
сыновей — и Давид соглашается отпустить всех, кроме Ам-
нона.
— Но если не ты сам, то пусть хотя бы Амнон, старший брат,
пойдет с нами, — роняет на это Авессалом.
И Давид настораживается — подобная просьба кажется ему
подозрительной: «И сказал ему царь: зачем ему идти с тобою?»
(II Сам. 13:26). Но Авессалом так упрашивал, казался таким
искренним и доброжелательным, что Давид уступил.
220
Между тем, получив согласие отца, Авессалом поспешил в
свое имение и приказал слугам дождаться, когда все участни-
ки праздничного пира будут пьяны, а затем наброситься на Ам-
нона с ножами и ножницами для стрижки овец и заколоть его.
Причем дождаться надо было обязательно. Во-первых, потому,
что в трезвом состоянии Амнона, бывшего отличным воином,
взять было не так-то просто. А во-вторых, для того, чтобы бы-
ло как оправдаться перед Давидом — в конце концов, какой
спрос с пьяных?!
Так и было сделано. В самый разгар пира, когда уже, каза-
лось, ни один мужчина в имении Авессалома не держался на
ногах, хозяин дома, все это время только делавший вид, что
пьет вместе со всеми, а сам остававшийся совершенно трезвым,
подал условный знак слугам. Повинуясь этому сигналу, на пья-
ного Амнона в мгновение набросилось около десяти человек,
нанося ему бесчисленные удары ножами и ножницами.
Увидев лежащего в луже крови старшего брата, все сыновья
Давида мгновенно протрезвели и в ужасе вскочили на своих му-
лов, решив, что Авессалом уготовил такую же участь и всем им.
По всей видимости, кто-то из слуг принцев бежал из поме-
стья Авессалома первым и, не зная, что именно там произош-
ло, доложил Давиду, что Авессалом убил всех его сыновей.
Услышав эту весть, Давид, со становившейся ему с каждым го-
дом все более и более свойственной несдержанностью в про-
явлении чувств, разодрал на себе одежды и, рыдая, повалился
на землю. Как верно замечает Флавий, он плакал в этот момент
не только по убитым, но и по их убийце, которого теперь дол-
жен был приговорить к смерти — Давид искренне любил Авес-
салома, причем, видимо, любил больше всех остальных сы-
новей.
И тут возле царя возникает Ионадав — тот самый Ионадав,
который посоветовал Амнону, как овладеть Фамарью. И Иона-
дав успокаивает царя, говоря, что, вероятнее всего, произошла
ошибка — Авессалом убил не всех сыновей, а только одного
Амнона, причем сделал это в качестве мести за сестру.
И уже после того, как он это сказал, из окон стоявшего на
холме царского дворца стало видно, как на дороге показалось
множество всадников. Еще немного — и стало понятно, что это
едут царские сыновья. «И сказал Йонадав царю: вот пришли
сыновья царя: как говорил раб твой, так и оказалось» (II Сам.
13:35).
Но откуда Ионадав, не будучи в числе гостей Авессалома,
мог знать, что тот убил, а точнее, повелел убить только Амно-
на? Ответ напрашивается сам собой: Ионадав был в курсе это-
го плана принца. Возможно, что и более того: видя, что Давид
221
благоволил к Авессалому больше, чем к Амнону, и решив, что
царь склоняется к тому, чтобы назначить наследником третье-
го, а не первого сына (что было в общем-то верно) Ионадав от-
далился за эти два года от Амнона и вошел в окружение Авес-
салома. И чтобы окончательно завоевать его расположение,
Ионадав и подсказал принцу, как расправиться с братом.
Пока Давид напрасно оплакивал своих сыновей, Авессалом
бежал в Гисур, к своему деду, царю Фал маю. Разумеется, при
желании Давид мог бы потребовать его выдачи, и старый Фал-
май выполнил бы эту просьбу своего куда более могуществен-
ного зятя. Но в том-то и дело, что такого желания Давид, ви-
димо, не испытывал. Его явно устраивало, что Авессалом
находится в изгнании и не может предстать перед судом за
убийство Амнона.
В смерти первенца Вирсавии, позоре Фамари и гибели Ам-
нона царь Давид, вне сомнения, усматривал исполнение страш-
ного приговора Всевышнего, переданного ему через пророка
Нафана. Давид помнил прорицание: за блуд с женой Урии и от-
правку Урии на смерть блуд и смерть поселятся в его доме, и за
каждый из этих грехов с него будет спрошено, как он и сам при-
судил, вчетверо. Но, разумеется, Давид и представить не мог,
какие страшные испытания еще ждут его впереди.
Глава четвертая
ГОЛОДОМОР
Тридцатый год царствования Давида был примечателен не
только бегством Авессалома в Гисур, но и обрушившейся на всю
страну жесточайшей засухой, неминуемыми следствиями ко-
торой стали неурожай и голод. Точнее, засуха началась еще за
год до убийства Амнона, но тогда еще никто не думал, что это
бедствие продлится так долго.
Надо заметить, что засуха и голод — не такие уж редкие гос-
ти в землях, раскинувшихся по обе стороны Иордана, все вод-
ные источники которых пополняются исключительно за счет
зимних и осенних дождей. Вспомним, что, спасаясь от голода,
праотец еврейского народа Авраам покидает обетованную ему
Богом землю и переселяется в Египет. Его сын Исаак (Ицхак)
по той же причине временно обосновывается в филистимском
Граре. Именно голод заставляет в итоге Иакова отправиться
вместе со всем семейством в тот же Египет, где в итоге его по-
томки на долгие годы превращаются в бесправных рабов.
Засуха и голод не раз наблюдались на Ближнем Востоке и в
Средневековье, и в Новое время, да и, по сути дела, все первое
222
десятилетие XXI века в Израиле, Иордании, а также на юге Ли-
вана и Сирии было крайне засушливым, что нанесло колоссаль-
ный удар по сельскому хозяйству этих стран.
Таким образом, дарующий жизнь дождь всегда связывался
в сознании евреев с их союзом с Богом: для того чтобы он про-
ливался на Землю обетованную, они должны были неукосни-
тельно следовать Его заповедям. Само отсутствие дождя счита-
лось первым признаком того, что евреи нарушают данный им
Закон и вызывают тем самым вполне оправданный гнев Все-
вышнего. Предельно четко эта мысль выражена в словах Пяти-
книжия, ставших частью важнейшей молитвы иудаизма «Шма,
Исраэль!» («Слушай, Израиль!»):
«И вот, если послушаете заповедей Моих, которые Я запо-
ведую вам сегодня, чтобы любили вы Бога, Всесильного ваше-
го, и служили Ему всем сердцем вашим и всей душой вашей, то
дам Я дождь стране вашей в срок, дождь ранний и дождь позд-
ний, и соберешь ты хлеб твой, и вино твое, и оливковое масло
твое. И дам Я траву на поле твоем для скота твоего, и будешь
есть и насыщаться. Берегитесь, чтобы не польстилось сердце
ваше, и не сошли бы с пути, и не служили бы богам чужим, и
не поклонялись им, —- чтобы не возгорелся гнев Бога на вас, и
замкнет Он небеса, и не будет дождя, и земля не даст урожая
своего, и исчезнете вы быстро из страны хорошей, которую Бог
дает вам» (Втор. 11:13—17).
В связи с этим становится понятно, почему Давид увидел в
растянувшейся на три года засухе проявление гнева Всевышне-
го, и обратился к первосвященнику Авиафару, чтобы тот с по-
мощью «урим» и «туммим» вопросил Бога, в чем причина Его
гнева. Но вот ответ Бога на этот вопрос выглядит поистине по-
разительным:
«И был во дни Давида голод три года, год за годом. И вопро-
сил Давид Господа... И сказал Господь: за Шаула это и за этот
кровожадный дом, за то, что он умертвил гивонитян...» (II Сам.
21:1).
Эти слова Библии начисто опровергают расхожее утвержде-
ние, что сначала израильтяне воспринимали своего Единствен-
ного Бога как некое племенное божество, заботящееся исклю-
чительно об избранном Им народе и не обращающее внимание
на нужды и мольбу других народов. Открытым антитезисом та-
ким суждениям, безусловно, является Книга пророка Ионы, но
и в этом ответе Бога на вопрос Давида Он предстает как высшая
сила, управляющая человеческой историей и прислушиваю-
щаяся ко всем народам. Как видим, молитвы жителей эморей-
ского города Гивона, взывающих о возмездии за кровь своих
братьев, убитых царем Саулом вместе со священниками горо-
223
да Нова, были услышаны Богом, и Тот счел их требование спра-
ведливым. То, что Давид за тридцать лет царствования так и не
удосужился найти средство утешить гивонитян, погасить в их
сердцах жажду мести, стало грехом в глазах Бога, и за этот грех
пришлось расплачиваться всему еврейскому народу — такова
в общих чертах трактовка этих слов Библии раввинистически-
ми авторитетами.
Узнав, в чем причина голода, Давид немедленно вызвал ги-
вонитян и поспешил заявить им, что готов исполнить любую
их просьбу, наделить их любым богатством — лишь бы они
признали совершенный по отношению к ним грех искуплен-
ным и больше не имели бы никаких претензий ни к потомкам
Саула, ни к народу Израиля вообще. Однако, пообещав выпол-
нить любую их просьбу, Давид не учел кровожадных нравов
эморейцев и всей силы ненависти, которую они питали к Сау-
лу. Выдвинутое гивонитянами условие поразило Давида своей
жестокостью, но после данного им слова он уже не мог его не
исполнить:
«И сказали ему гивонитяне: не ищем мы ни серебра, ни зо-
лота ни от Шаула, ни от дома его, ни человека, чтобы умерт-
вить его, в Исраэле. И сказал он: что вы скажете, то я и сделаю
для вас. И сказали они царю: от того человека, который губил
нас и замышлял уничтожить нас, чтобы не стало нас нигде в
пределах Исраэлевых, пусть будут нам выданы семь человек из
потомков его, и мы повесим их пред Господом в Гиве Шаула,
избранника Господня. И сказал царь: я выдам» (И Сам. 21:3—6).
И Давид действительно выдает на растерзание гивонитянам
семерых потомков Саула. Но при этом, помня о своей клятве
Ионафану, разумеется, и не думает отдать им Мемфивосфея и
его детей. Вместо этого он выдает гивонитянам двух сыновей
Саула от его наложницы Рицпы и «пятерых сыновей Михал и,
дочери Шаула, которых та родила Адриэйлу, сыну Барзилая из
Мехолы» (II Сам. 21:8). Последняя фраза вновь снова запуты-
вает оставшиеся в прошлом отношения Давида и Мелхолы. На-
помним, что ранее Библия говорит, что Саул после бегства Да-
вида объявил Мелхолу вдовой и выдал ее замуж за Фалтия. Более
того, комментаторы настаивают, что Фалтий, полюбив Мелхо-
лу всем сердцем, так и не решился до нее дотронуться, пони-
мая незаконность устроенного Саулом брака. Адриэл же назы-
вался в качестве мужа Мирав — старшей дочери Саула. В этом
же отрывке он называется мужем Мелхолы. Более того — со-
общается, что та прижила от него пятерых детей.
Автору не остается ничего другого, как повторить, что любя-
щие идеализировать библейских героев комментаторы считают,
что речь в данном случае идет именно о детях рано скончав-
224
шейся Мирав, которых Мелхола усыновила и воспитала. Од-
нако существует и другая точка зрения, по которой речь идет
именно о детях Мелхолы, прижитых ею от любовной связи с
мужем сестры в тот период, когда Давид скрывался от гнева
Саула. В таком случае эти дети были «мамзерами» — незакон-
норожденными, — и тогда Давид выдавал их гивонитянам, не
испытывая особых угрызений совести.
С выдачей гивонитянам семерых потомков Саула в Библии
возникает новый сюжет, который также невольно потрясает во-
ображение — история самопожертвования Рицпы:
«И выдал он их в руки гивонитян, и они повесили их на горе
пред Господом. И пали они семеро вместе, а были они умерщ-
влены в первые дни жатвы, в начале жатвы ячменя. И взяла
Рицпа, дочь Айи, дерюгу, и растянула ее себе у той скалы, и бы-
ла там от начала жатвы до того, как полились на них воды с не-
ба и не допускала до них птиц небесных днем и зверей полевых
ночью» (П Сам. 21:9—10).
Талмуд утверждает, что гивонитяне не давали снять пове-
шенных потомков Саула с первого весеннего месяца нисан
(время жатвы ячменя) до второго осеннего месяца хешван
(в который обычно в земле Израиля начинаются дожди), то
есть больше полугода. Все это время Рицпа провела на своей
дерюге возле дорогих ей покойников. Она почти ничего не ела
и не спала: днем и ночью она отгоняла от трупов воронов, гри-
фов, стервятников и других птиц, привлеченных запахом пада-
ли, а также диких зверей, среди которых были не только мало-
рослые ближневосточные шакалы, но и представляющие
смертельную опасность для любого человека гиены, леопарды
и другие хищники.
Хлынувшие осенью дожди были восприняты царем и всем
народом как однозначное свидетельство того, что Бог больше
не гневается на израильтян. Уже после их начала Давиду рас-
сказали о подвиге Рицпы, которая под ливнем продолжала си-
деть на своей дерюге возле полуразложившихся трупов. Так
как Давид действительно дал гивонитянам обещание выдать
им потомков Саула, однако отнюдь не обещал им позволить
глумиться над их телами, то он повелел снять со скалы остан-
ки повешенных и захоронить их в родовом склепе Киша — от-
ца Саула.
Тогда же Давид вспомнил, что и царь Саул с Ионафаном и
двумя другими своими сыновьями после осквернения их тел
филистимлянами были наспех погребены в Иависе Галаад-
ском, и решил торжественно перенести их прах во все ту же ро-
довую гробницу Киша. Библия высоко оценивает этот жест Да-
вида по отношению к памяти Саула и его сыновей: после него
8 П Люкимсон
225
в страну окончательно возвращается благоволение Всевышне-
го и вместе с ним — благоденствие: «И сделали все, что пове-
лел царь, и смилостивился Бог над страной» (II Сам. 21:14).
* * *
«И томило царя Давида желание выйти к Авшалому, ибо он
утешился об Амноне, что умер» (II Сам. 13:39).
За три года, прошедшие со времени бегства Авессалома Да-
вид не то чтобы совсем простил сына, но временами испы-
тывал острую тоску по нему. Балагур и гуляка Авессалом был
вдобавок ко всему необычайно красив внешне — мидраш ут-
верждает, что он был одним из семи самых красивых мужчин,
которые когда-либо рождались на Земле. Любимым героем
Авессалома еще в детстве стал судья и богатырь Самсон. Под-
ражая ему, царевич тоже стал назореем, то есть не пил вина и
стриг волосы только раз в год. Когда его густые пряди клали на
весы, в них оказывалось не менее двухсот шекелей (около двух
с половиной килограммов) весу. При этом волосы у него рос-
ли с потрясающей скоростью, так что уже через месяц они сно-
ва тяжелой волной спускались до плеч, а через пару месяцев
доходили уже до пояса.
Давиду не хватало этого сына — не хватало его застольных
шуток, задушевных бесед с ним, во время которых Авессалом
проявлял себя необычайно умным и тонко чувствующим чело-
веком. Но и объявить о том, что он прощает Авессалому убий-
ство брата, Давид не мог — такое его решение вызвало бы осуж-
дение в народе. А потому, если бы даже Авессалом вернулся
домой по своей воле, Давид обязан был отдать его под суд и
приговорить к смерти...
Когда Давид поделился этой своей тоской с Иоавом, тот
решил помочь своему дяде и господину. В один из дней Иоав
направился в расположенную неподалеку от Иерусалима де-
ревню Фекойа (Текоа) и нашел среди ее жительниц простую и
смышленую женщину. Велев одеться ей в траурные одежды и
вообще всячески разыгрывать из себя скорбящую вдову и мать,
Иоав тщательно проинструктировал поселянку, что и как она
должна говорить, когда предстанет перед царским судом —
высшей судебной инстанцией страны.
Следуя этим инструкциям, женщина рассказала царю при-
думанную Иоавом то ли историю, то ли притчу. Дескать, после
смерти мужа у нее осталось двое сыновей, но во время работы
в поле они поссорились, и один убил другого. Теперь семья ее
покойного супруга требует отдать братоубийцу под суд и каз-
нить его, но если будет умерщвлен и второй ее сын, то ей не на
226
кого будет опереться в старости и после нее и мужа вообще не
останется потомства. Вот она и пришла к царю, чтобы тот ре-
шил: заслуживает ли ее единственный сын смерти за убийство
или нет?
Выслушав женщину, Давид задумался и... пришел к выводу,
что судить сына этой женщины за убийство нельзя — хотя бы
потому, что братья были в поле одни и у этого преступления нет
свидетелей. А значит, невозможно выяснить, напал ли убийца
на своего брата первым или действовал в рамках необходимой
самообороны; было убийство умышленным или непредумыш-
ленным. И потому Давид в присутствии всех, кто в это время
сидел в зале царского суда, издал указ, что никто не имеет пра-
ва поднять руку на сына этой женщины — ни по суду, ни в ка-
честве кровомстителя. Тот же, кто попытается повергнуть со-
мнению справедливость этого решения, сам будет объявлен
преступником и должен будет предстать перед царским судом.
И вот тут-то поселянка и заметила, что в таком случае, от-
казывая в праве своему сыну Авессалому на возвращение в
Иерусалим на том основании, что он должен будет предстать
перед судом и, возможно, быть приговоренным к смерти...
царь нарушает изданный им только что самим указ. Давид сно-
ва на какое-то время задумался и понял, что женщина права:
казнь Авессалома не вернет ему Амнона, и вместе с тем непо-
нятно, можно ли вообще признать Авессалома виновным в
убийстве. В конце концов, убивал брата не он, а его слуги, и то,
что они делали это по его приказу, надо еще доказать. Но все
свидетели убийства были в тот момент пьяны, а потому вряд ли
смогут дать правдивые свидетельские показания...
В этот момент Давид наконец сообразил, что эта женщина,
скорее всего, подослана Иоавом для того, чтобы он принял пре-
цедентное решение по делу, похожему на дело Авессалома, —
и тогда Давид перестанет терзаться сомнениями в том, что, по-
миловав бежавшего сына, он примет несправедливое и предвзя-
тое решение. Развеселившись, Давид напрямую спросил жен-
щину, не подослана ли она Иоавом, и та не осмелилась солгать:
«И сказал царь: не рука ли Йоава с тобою во всем этом? И от-
вечала женщина и сказала: как жива душа твоя, господин мой
царь... действительно раб твой Йоав приказал мне и вложил в
уста рабы твоей все эти слова» (II Сам. 14:19).
После этого Давид с чистой совестью велел Иоаву отпра-
виться в Гисур и сообщить Авессалому, что тот может безбояз-
ненно возвращаться в Иерусалим. Однако, когда Иоав и Авес-
салом прибыли ко двору Давида, настроение царя вдруг резко
изменилось — он неожиданно отказался встречаться с опаль-
ным сыном:
227
«И сказал царь: пусть идет он в дом свой, а лица моего он не
увидит. И повернул Авшалом к дому своему, а лица царя не ви-
дал» (И Сам. 14:24).
День проходил за днем, месяц за месяцем, минули еще два
года, а Давид по-прежнему не желал встречаться с сыном. Авес-
салому было запрещено появляться во дворце, и получалось, что,
вернувшись в Иерусалим, он не только ничего не выиграл, но
и проиграл: в маленьком, провинциальном Гисуре он, по мень-
шей мере, был в центре внимания. Несколько раз Авессалом пы-
тался встретиться с Иоавом, чтобы попросить того замолвить
за него перед отцом словечко, но, чувствуя настроение Давида,
Иоав упорно избегал этих встреч. Тогда-то Авессалом решил
вынудить Иоава явиться к нему — хотя бы для того, чтобы вы-
сказать претензии:
«И послал Авшалом за Йоавом, чтобы послать его к царю,
но тот не захотел прийти к нему. Он послал и во второй раз, но
тот не захотел прийти. И сказал он слугам своим: смотрите, уча-
сток Йоава рядом с моим, и у него там ячмень; пойдите, выжги-
те его огнем. И выжгли огнем этот участок слуги Авшалома.
И встал Йоав, и пришел к Авшалому в дом, и сказал ему: зачем
выжгли огнем слуги твои мой участок? И сказал Авшалом
Йоаву: вот, я посылал за тобой, говоря: приди сюда, и я пошлю
тебя к царю сказать: “Зачем пришел я из Гешура? Лучше бы мне
еще быть там”. А теперь я хочу видеть лицо царя. А если есть на
мне вина, то пусть убьет он меня» (II Сам. 14:29—32).
И это требование Авессалома — либо казнить его, либо про-
стить — подействовало. Давид принял сына, и во время встре-
чи окончательно «растаял», расчувствовался и, поцеловав Авес-
салома, объявил о своем полном примирении с ним.
Если бы он только знал, чем обернется для него этот «мир»!
Глава пятая
МЯТЕЖ
По мере того как Давид старел, во дворце все чаще возни-
кали пересуды, кого же он объявит своим наследником. После
того, как второй сын царя Килав во всеуслышание заявил, что
предпочитает провести свою жизнь в изучении Закона Моисе-
ева и всевозможных наук и отказывается от претензий на трон1,
наследным принцем вроде бы должен был быть объявлен
1 Сведения о Килаве и в тексте Библии, и в мидрашах крайне скудны,
в связи с чем некоторые исследователи предполагают, что он умер еще в
раннем детстве и именно так выбыл из числа претендентов на престол.
228
Авессалом. Однако время шло, а Давид не спешил с таким объ-
явлением, и в сердце Авессалома стало закрадываться подозре-
ние, что Давид собирается передать трон не ему, а Соломону —
сыну от своей любимой жены Вирсавии.
Надо заметить, что Авессалом в этих своих подозрениях был
не так уж далек от истины. Давид и в самом деле колебался. Де-
ло было не только в том, что маленький Соломон был сыном
женщины, продолжавшей сводить его с ума, и эта любовь не-
вольно делала ее ребенка в глазах царя самым дорогим и люби-
мым сыном. Причина была и в том, что чем больше Давид при-
сматривался к Авессалому, тем больше убеждался, что тот не
подходит на роль правителя; что ему, увы, не хватает для этого
ни ума, ни душевной чуткости, ни понимания того, что интере-
сы народа и государства для подлинного монарха должны быть
выше личных.
Между тем Соломон рос поистине чудо-ребенком, вундер-
киндом, выдающиеся способности и ум которого проявились
еще в детстве — задолго до того, как он, согласно Библии, был
посажен на трон и попросил Бога дать ему «разумное сердце».
По одному из устных преданий, маленький Соломон часто
проводил дни в главном зале дворца, следя, как отец вершит
суд, и однажды помог Давиду разобраться в одном чрезвычай-
но сложном деле.
Как-то в царский суд, рассказывает это предание, пришел
человек и сказал, что он сын богатого иерусалимского купца.
Много лет назад он отправился торговать на Восток, но по до-
роге на его караван напали разбойники, взяли в плен и прода-
ли в рабство. Тем временем его отец скончался, завещав все
свое состояние пропавшему сыну и поручив домоправителю
до возвращения законного наследника управлять его имуще-
ством. Наконец, многие годы спустя этому человеку удалось
бежать из рабства. Но по возвращении домой бывший домо-
правитель отца заявил, что он не сын покойного, а самозванец.
А он, домоправитель, дескать, и есть настоящий сын и наслед-
ник. Сын купца бросился было к старым друзьям своего отца с
просьбой подтвердить его личность и разоблачить лжеца-до-
моправителя, но большинство из этих друзей уже умерли, а те,
что еще были живы, отказались стать его свидетелями. И этих
людей можно отчасти понять: за годы, проведенные в рабстве,
он сильно изменился, так что в нем и в самом деле трудно при-
знать того юношу, которого они когда-то знали. А вот с само-
званцем их связывает множество общих дел, многие должны
ему деньги, и потому никто не хочет с ним ссориться...
Выслушав этот рассказ, Давид велел вызвать во дворец быв-
шего домоправителя купца. Тот поспешил явиться и заявил,
229
что он никакой не домоправитель, а самый что ни на есть на-
стоящий единственный сын покойного, которому тот завещал
свое состояние, и у него есть свидетели, готовые сие подтвер-
дить. А этого мошенника и самозванца, называющего себя сы-
ном его почтенного отца, он вообще впервые видит.
Давид не скрывал своей озадаченности. Каждый из этих
двоих утверждал, что говорит правду, один из них даже грозил-
ся привести свидетелей, но не было никакой гарантии, что
свидетели не будут лгать. Как установить, на чьей же стороне
правда, Давид не знал. И тут Соломон, которому по одной
версии легенды было в то время девять, а по другой и вовсе
семь лет, попросил у отца дать ему возможность разрешить это
дело.
Когда Давид согласился, Соломон велел обоим судящимся
мужчинам пойти на могилу покойного купца, извлечь его труп,
отрубить у трупа кисть руки и принести ее во дворец. Поклонив-
шись, истец и ответчик удалились исполнять приказ малень-
кого принца, а Соломон подозвал слугу и велел ему незаметно
следовать за ними и затем рассказать все, что тот увидит на клад-
бище.
Через некоторое время слуга вернулся и поведал, что, явив-
шись на кладбище, человек, заявивший, что он является бежав-
шим из рабства сыном купца, долго плакал и не хотел раска-
пывать могилу. Тогда тот, кто называет себя настоящим сыном
купца и владеет его имуществом, быстренько взялся за лопату.
Затем, когда показался труп, первый мужчина начал рыдать в
голос и умолять отца простить его за то, что он навлек на его
останки подобное святотатство, а второй спокойно достал то-
пор и отрубил у трупа кисть руки.
— Все ясно, — сказал Соломон отцу. — Тот, кто рыдал над
могилой и просил у покойника прощения, и есть его настоящий
сын, а второй — это вор и самозванец, решивший присвоить
имущество покойного хозяина.
Однако Давид возразил на это, что хотя поведение мужчин
на могиле и в самом деле наводит на подобные мысли, это еще
не может считаться доказательством. В конце концов, пояснил
он Соломону, и родной сын может с пренебрежением относить-
ся к мощам отца, а самозванец, если он умен, будет разыгры-
вать взятую на себя роль до конца в любой ситуации.
— Хорошо, — ответил на это Соломон. — Завтра, когда они
оба придут в суд, я докажу, что я прав!
Наутро, когда оба снова появились в суде и протянули Со-
ломону отрубленную от скелета купца кисть, принц велел им
обоим пустить себе кровь из пальца и приложить его к кости
покойника.
230
— Смотрите все! — провозгласил Соломон. — Кровь одно-
го из них скользнула по мертвой кости, словно это была не
кровь, а капля ртути. Кровь второго, наоборот, мгновенно впи-
талась в кость, та приняла ее и на какое-то время даже словно
ожила от этой крови! И ясно почему: в первом случае эта кровь
была чужой для мертвой кости, а во втором — это была та же
самая кровь, которая в свое время текла в жилах покойника, то
есть кровь его сына. Таким образом, человек, утверждающий,
что все эти годы он провел в рабстве и только сейчас добрался до
родного дома, говорит правду — он и в самом деле сын покой-
ного купца. А вот другой — это лживый самозванец, которому
мало было доли управляющего своего господина, и он захотел
стать его наследником!
Таким был «дебют» Соломона в роли судьи, о необычайном
уме маленького принца потом еще долго судачили в народе. Воз-
можно, после этого Давид стал все больше утверждаться в мыс-
ли, что именно Соломон должен сменить его на престоле1.
Мысль о возможности такого развития событий не давала
Авессалому покоя! Привыкший к роскоши, имевший при сво-
ем дворе большую конюшню и выезжавший на прогулку в ко-
леснице в сопровождении пятидесяти человек личной стражи,
Авессалом жил предвкушением того дня, когда он обретет всю
полноту власти и начнет повелевать народом. И если отец не
собирается передать ему эту власть добровольно по имеющему-
ся у него праву, считал Авессалом, значит, он возьмет полагаю-
щееся ему другим путем.
И хотя, как показали последующие события, Авессалом и в
самом деле был не очень умен, но и глупцом его назвать было
нельзя. Во всяком случае, он понял, что если действительно хо-
чет отстранить отца от власти, то для начала ему надо попробо-
вать переломить общественное мнение: усилить в народе недо-
вольство правлением Давида и одновременно внушить этому
народу любовь и доверие к нему, Авессалому.
Его задача значительно облегчалась тем, что к этому време-
ни недовольных Давидом в стране хватало. Немало представи-
телей колена Вениамина продолжали считать Давида узурпа-
тором и тираном, незаконно захватившим трон у потомков их
родича Саула и затем уничтожившим их руками гивонитян. Эта
часть вениамитян мечтала если не о восстановлении династии
1 Некоторые мидраши относят эту легенду к более позднему време-
ни — когда Давид уже объявил Соломона своим наследником. Создана
же эта легенда была, безусловно, еще позже. Тем не менее автор решил
привести ее, так как этот рассказ прекрасно вписывается в другие извест-
ные предания о царе Соломоне.
231
Саула, то по меньшей мере о падении Давида и его мучитель-
ном и унизительном конце.
В то же время в землях колена Иуды многие так и не прости-
ли Давиду переноса столицы из Хеврона в Иерусалим, что, по
их мнению, отняло у колена его главенствующее положение.
Другие колена были крайне недовольны налоговой полити-
кой царя и порядком набора в армию. Многие израильтяне бы-
ли убеждены, что принцип, на основе которого в армию от
каждого колена призывалось по две тысячи человек в месяц,
является несправедливым и что следует осуществлять призыв
не на основе уравниловки, а с учетом пропорциональной чис-
ленности каждого колена. Надо заметить, что эти претензии
были отнюдь не безосновательны, и в итоге именно заложен-
ные Давидом проблемы и противоречия в управлении страной
приведут к тому, что после смерти его сына царя Соломона
единое Еврейское государство расколется на два царства —
Иудею и Израиль.
Однако Авессалом решил не только использовать уже име-
ющееся в народе недовольство, но и возбудить в массах нена-
висть к отцу, поставив под сомнение главное, чем славился
Давид, — справедливость и объективность его суда:
«И вставал Авшалом рано утром и становился к воротам при
дороге; и было, каждого, кто, имея тяжбу, шел к царю на суд,
подзывал Авшалом к себе и говорил: из какого ты города? И ког-
да тот отвечал: из такого-то колена Исраэля раб твой, то гово-
рил ему Авшалом: смотри, слова твои хороши и справедливы,
но некому выслушать тебя у царя. И говорил Авшалом: будь я
судьей в этой стране и ко мне приходил бы каждый, у кого спор
и тяжба, я судил бы его по справедливости. И бывало, когда под-
ходил человек поклониться ему, то он протягивал руку свою, и
задерживал его, и целовал его. А так вел себя Авшалом со все-
ми исраэльтянами, которые приходили на суд к царю; и вкра-
дывался Авшалом в сердца исраэльтян» (II Сам. 15:2—6).
Думается, вряд ли нужно объяснять, что Авессалом являл
собой классический тип политика-популиста и использовал
для завоевания (или, если переводить слова Библии дословно,
«кражи сердец») народа те же приемы, к которым и до, и после
него прибегали политические ничтожества всех стран и наро-
дов. Так и видишь при чтении этого отрывка красавчика Авес-
салома со спадающими ниже пояса волосами, который в ответ
на поклон очередного визитера в царский дворец пожимает
ему руку, приобнимает за плечи, подробно и сочувственно рас-
спрашивает о том, что за дело привело его к царю. Затем следу-
ет глубокий вздох и дружеское похлопывание по плечу: да, ко-
нечно, ты прав, и будь я судьей, то разрешил бы дело в твою
232
пользу, но, к сожалению, в последние годы с моим царем-ба-
тюшкой происходит что-то неладное, и он давно уже не судит
по справедливости...
Все-то у него, Авессалома, были правы; все претензии, от ко-
го бы они ни исходили, — справедливыми; все оправдания —
заслуживающими полного доверия. И как обычно, подобная
дешевая популистская тактика нашла отклик в самых широких
кругах народа.
Однако мидраш говорит, что только этими шагами Авесса-
лом не ограничился. В течение двух лет он шаг за шагом форми-
ровал лагерь своих сторонников внутри каждого колена Израи-
ля, раздавая налево и направо щедрые обещания старейшинам.
Одновременно Авессалом создал внутри царского дворца свою
сеть шпионов, докладывавших ему о каждом шаге Давида и обо
всем, что происходило в его стенах.
По всей видимости, Авессалом действовал подобным обра-
зом не по собственной инициативе, а слушаясь бывшего совет-
ника Давида и деда Вирсавии Ахитофела. Мы можем только
догадываться, что именно заставило Ахитофела стать душой и
мозговым центром заговора, организованного Авессаломом
против своего отца. По наиболее распространенной версии,
Ахитофел так и не сумел простить царю его бесчестного, как он
считал, поведения по отношению к своей внучке и ее мужу.
Поэтому вскоре после гибели Урии Хеттеянина он оставил
свой пост и переехал из Иерусалима в город Гило, откуда и да-
вал свои советы, или, как сказали бы сегодня, консультации
Авессалому.
По другой версии, Ахитофел считал Авессалома недалеким
и слабовольным человеком и рассчитывал сначала превратить
его в свою марионетку, а затем и вовсе отстранить его от влас-
ти и самому занять трон.
Наконец, настал день, когда Авессалом решил, что пришло
время для решительных действий. «И было по прошествии со-
рока лет сказал Авшалом царю...» (II Сам. 15:7) — так начина-
ет Библия рассказ о мятеже Авессалома.
На основании этой фразы целый ряд комментаторов дела-
ют вывод, что в момент начала мятежа Авессалому было сорок
лет, то есть все эти события происходили в последний, сороко-
вой год царствования Давида. Однако Абарбанель убежден, что
эти слова следует понимать в том смысле, что Авессалому было
около сорока лет, но все же не ровно сорок, и таким образом,
считал этот толкователь Писания, Авессалом поднял мятеж за
год или даже за два до смерти Давида.
Авторитетная «Книга порядка поколений» («Сефер седер
гадорот») датирует этот мятеж 37-м годом царствования Дави-
233
да, то есть, по мнению ее автора, раввина Ихиэля бен Шломо
Хайльперина, в момент бунта Давиду было 67, Авессалому, со-
ответственно, 37, а Соломону — 9 лет. Не исключено, что в это
время Давид уже был болен, и Авессалом рассчитывал, что ему
не придется убивать отца — тот умрет собственной смертью, а
свою цель он видел не столько в том, чтобы отстранить Давида
от власти, сколько в удалении от престола своих сводных брать-
ев Соломона и Адонии.
Чтобы получить определенную свободу действий и лишить
Давида возможности мгновенно отреагировать на события,
Авессалом обратился к отцу с просьбой отпустить его совер-
шить благодарственное жертвоприношение в Хевроне — яко-
бы во исполнение некоего обета, который он дал, когда еще
жил в изгнании в Гисуре.
Напомним, что Переносной храм в это время находился в
Иерусалиме, а потому просьба Авессалома звучала более чем
странно. Тем не менее Хеврон с его пещерой праотцев продол-
жал считаться священным городом, и Давид не благословил
сына на это жертвоприношение, но и ничего не заподозрил,
что вновь наводит на мысль, что в это время какая-то болезнь
уже точила его изнутри.
Тем временем Авессалом направил в земли всех колен Из-
раиля гонцов, чтобы они передали его сторонникам, что по
условленному сигналу нужно начать трубить в шофары и, все-
ми силами демонстрируя радость, провозглашать: «Авессалом
воцарился в Хевроне!» В эти минуты рассеянные среди народа
соглядатаи должны были внимательно следить за тем, как лю-
ди реагируют на данное известие — чтобы учитывать настрое-
ние масс в будущем. Вслед за этим Авессалом расставил на всех
дорогах страны трубачей — как только вызванный им из Гило в
Хеврон Ахитофел проведет церемонию его помазания на цар-
ство, эти трубачи должны были начать трубить в шофары, пе-
редавая таким образом всем коленам сообщение о воцарении
сына Давида.
Проделав все эти приготовления, Авессалом в сопровожде-
нии огромной толпы вышел из Иерусалима в Хеврон. Значи-
тельную часть этой толпы составляли преданные мятежному
царевичу люди, посвященные в его замыслы. Однако немало
(по меньшей мере двести человек) в ней было и тех, кто поня-
тия не имел об этих планах и покинул Иерусалим без всякого
злого умысла, исключительно ради участия во всегда сопро-
вождавшемся обильным угощением жертвоприношении, да и
просто для того, чтобы приобщиться к «святому делу».
В итоге в Хевроне собрались тысячи сторонников Авесса-
лома, и вспыхнувший здесь жертвенный огонь был одновре-
234
менно и пламенем мятежа. Как только прибывший из Гило
Ахитофел провозгласил Авессалома царем, трубачи затрубили
в витые бараньи рога. За ними начали трубить стоявшие на до-
рогах гонцы, и вскоре уже в сотнях сел и городов страны звуча-
ли шофары и их старейшины провозглашали: «Авессалом во-
царился в Хевроне!»
Воодушевленные предчувствием грядущих перемен, в Хев-
рон для принесения присяги Авессалому прибыли тысячи
людей.
Теперь у Авессалома была своя армия, во главе которой он
мог начать поход на Иерусалим.
* * *
«И пришел к Давиду вестник, и сказал: сердца исраэльтян
расположены к Авшалому. И сказал Давид всем слугам своим,
которые были с ним в Иерушалаиме: поднимайтесь и убежим,
ибо не будет нам спасения от Авшалома; спешите уйти, чтобы
он не опередил и не застиг нас и не навел на нас беды, и не пе-
ребил бы жителей города острием меча...» (II Сам. 15:13—14).
Как видим, в этот час испытания Давид решает покинуть
Иерусалим. Но покидает он его отнюдь не потому, что дрожит
за свою жизнь. Как следует из его слов, больше всего царя тре-
вожит судьба Иерусалима и иерусалимцев — он не хочет, что-
бы охваченный азартом и жаждой власти Авессалом разрушил
с такой любовью отстроенный и расширенный им город и пе-
ребил бы его жителей. Вот почему он сдает свою столицу без
боя, покидая ее вместе с любимой Вирсавией, сыном Соломо-
ном и самыми близкими домочадцами, оставляя дворец на по-
печение десяти наложниц.
В этот момент пробивает час истины и проверяется, кто
действительно не за страх, а за совесть был предан Давиду, а кто
готов был отступиться от него при первой возможности. Их
оказалось не так уж и мало — тех, кто готов был идти с Дави-
дом до конца и разделить его судьбу. Но больше всего Давида
тронула верность отряда филистимских наемников, возглав-
ляемых Еффеем Гефянином (Иттаем Гатиянином) — урожен-
цем филистимского города Гефа, с которым так много было
связано в судьбе Давида в дни его молодости.
Казалось бы, что могло удержать этих солдат удачи, служа-
щих тому, кто им платит, возле Давида? Что могло помешать
остаться в Иерусалиме и служить новому царю — какой спрос
с наемника?! Но Еффей и его бойцы вдруг заявляют, что они
служили царю не только ради денег и готовы пойти с ним куда
угодно, даже на смерть:
235
«И сказал царь Иттаю Гатиянину: зачем идти и тебе с нами?
Возвратись и оставайся с тем царем, ибо ты иноземец и можешь
вернуться к себе в Гат. Ведь ты пришел сюда только вчера, а я
сегодня стану заставлять тебя идти с нами? А я сам иду, куда
придется; вернись и забери братьев своих. Благодарю тебя за
милость и преданность твою. И отвечал Иттай царю и сказал:
как жив Господь и как жив господин мой царь, что куда бы ни
пошел господин мой царь — на жизнь ли, на смерть ли, — там
будет и раб твой...» (II Сам. 15:19—22).
Вместе с ближайшим окружением Давида в дорогу начина-
ют собираться и священнослужители — левиты и коэны. В со-
провождении первосвященников Садока (Цадока) и Авиафа-
ра левиты выносят главную святыню народа — Ковчег Завета
за ворота города, чтобы, когда вся сопровождающая царя про-
цессия выйдет из Иерусалима, последовать за ней.
Самим этим шагом левиты и коэны стремились показать,
что воцарение Авессалома незаконно; что подлинным, закон-
ным царем был и остается Давид, помазанный на царство са-
мим Самуилом по прямому указанию Бога. А значит, только
тот, кого сам помазанник Божий назовет своим наследником,
имеет право сменить его на троне.
Но, по достоинству оценив этот жест жрецов, Давид велит
им вернуться в город.
Во-первых, потому, что Ковчег Завета должен был в соответ-
ствии с волей Бога находиться в Иерусалиме. Если Бог не оста-
вил Давида, то это Давид должен будет с победой вернуться в
Иерусалим и поклониться Ковчегу, а не Ковчег следовать за ним.
А во-вторых, Давиду было крайне необходимо, чтобы в столице
остались люди, которые могли бы извещать его обо всем, что
происходит в городе и царском дворце, и первосвященники Са-
док и Авиафар вместе со своими сыновьями Ахимаасом (Ахима-
ацем) и Ионафаном как нельзя лучше подходили для этой роли.
«И сказал царь Цадоку: возврати ковчег Божий в город. Если
я обрету милость в глазах Господа, то Он возвратит меня и даст
мне видеть Его и обитель Его. Если же Он скажет так: “Не бла-
говолю Я к тебе” — то вот я — пусть сделает Он со мной, что
Ему благоугодно... И вернули Цадок и Эвийатар ковчег Божий
в Иерушалаим и остались там» (II Сам. 15:25—28).
Таким образом, оставив семьи первосвященников в столи-
це, Давид стал закладывать в ней свою шпионскую сеть, при-
званную следить и извещать его обо всем происходящем в стане
Авессалома. Как мы увидим, эта сеть в итоге сыграет немалую
роль в подавлении мятежа.
А пока Давид покидает Иерусалим, оставляя некогда завое-
ванный им город. Он идет босой, в простой одежде, утирая рука-
236
вом слезы, всем своим видом демонстрируя полную покорность
Божьей воле... И столько в этом его уходе было и отчаяния, и
веры, и боли от измены сына, что легко понять, почему жите-
ли Иерусалима в этот момент тоже утирали слезы, испытывая
и сострадание к царю, и трепет перед его величием.
А на самого Давида тем временем нахлынуло поэтическое
вдохновение и, идя по Масличной горе, он сложил один из са-
мых знаменитых своих псалмов:
«Песня, которую сложил Давид, когда бежал от сына свое-
го Авшалома. Господь, как умножились мои притеснители, мно-
гочисленны восставшие на меня! многие говорят о моей душе:
“Нет ему спасения от Бога вовеки!” Но Ты, Господь, — мой
щит, моя слава! Ты возносишь мою главу! В голос я воззову к
Господу, и Он непременно ответит мне со Своей святой горы.
Я прилег и уснул, я проснулся с верой, что Господь поддержит
меня. Не устрашусь многотысячной толпы, обступающей меня.
Поднимись, Господь, выручи меня, мой Бог, ибо всех моих вра-
гов Ты хлестал по щекам, порочным выбивал зубы. Спасение —
от Господа, Твое благословение — на Твоем народе навеки»
(Пс. 3).
В дни мятежа Авессалома согласно традиции были сложе-
ны также 4-й, 5-й и 71-й [70-й] псалмы. Из них легко понять,
какие чувства владели стареющим царем в те дни: с одной сто-
роны, Давид пришел к выводу, что человеку ни в коем случае
не стоит роптать, когда его постигает наказание Всевышне-
го, — вполне возможно, он заслуживал и худшей участи, и Бог
еще отнесся к нему довольно снисходительно. С другой сторо-
ны, он выражает уверенность, что Бог придет к нему на по-
мощь и в конце концов избавит его от врагов — так как Он
всегда милосерден по отношению к тем, кто раскаялся в сво-
их грехах и соблюдает установленные Им законы. А вот злодеи,
то есть те, кто преступил эти законы и продолжает идти по пу-
ти зла, будут непременно жестоко наказаны и уничтожены
Творцом.
Как бы он ни был погружен в мысли о постигшем его не-
счастье, Давид продолжает следить за ходом событий и внима-
тельно выслушивает первое донесение о происходящем в Хев-
роне. И впервые по-настоящему пугается, узнав, что главным
советником его мятежного сына является Ахитофел — чело-
век, о выдающейся мудрости которого в стране ходили леген-
ды. Сам Давид не раз убеждался, что советы, которые давал ему
Ахитофел, почти всегда совпадали с теми, которые затем он
получал от самого Бога через «урим» и «туммим».
Давид понимал, что если Авессалом будет следовать всем
советам Ахитофела, то окажется непобедим. Вся надежда была
237
только на то, что Господь помутит рассудок Ахитофела, и тот
даст Авессалому неверный совет, или же самому Авессалому от-
кажет здравый смысл, и он перестанет прислушиваться к сво-
ему советнику. И Давид обращается со страстной молитвой к
Богу: «Господи, расстрой совет Ахитофела! Сделай это, как Те-
бе угодно, только расстрой!»
Словно в ответ на эту молитву на самой вершине Масличной
горы Давид встретил другого своего бывшего советника — Ху-
сия (Хушая).
Старый Хусий уже давно отошел от дел, но, узнав о случив-
шемся несчастье, немедленно оставил свой дом и, разодрав
одежды, посыпав голову пеплом, направился к царю, чтобы в
трудную минуту быть рядом. Однако Давид отказывает Хусию
в его просьбе следовать за ним — человек столь почтенного воз-
раста будет лишь в тягость при бегстве. Вместо этого он просит
старого советника и друга сослужить ему куда более важную
службу: втереться в доверие Авессалому, попытаться своими со-
ветами сбить его с толку и «расстроить» советы многомудрого
Ахитофела, а заодно передавать первосвященникам Садоку и
Авиафару все, что ему станет известно о планах Авессалома. Ну,
а те уже через своих сыновей Ахимааса и Ионафана доставят
эту информацию к нему.
Таким образом, Давид уготовил Хусию место резидента сво-
ей разведслужбы в Иерусалиме, которому предстояло не просто
заниматься сбором информации, но и стать «агентом влияния»
в лагере противника. И приняв этот приказ царя, Хусий повер-
нул в сторону Иерусалима.
В тот долгий день произошло еще два знаменательных со-
бытия.
Первое из них заключалось в том, что по ту сторону Мас-
личной горы Давид встретил Сиву — бывшего раба царя Сау-
ла, которого он сам же и назначил управлять всем имуществом
сына Ионафана, Мемфивосфея. Преподнеся в дар Давиду ез-
довых ослов, двести хлебов, вино и по сто связок изюма и су-
шеного инжира, Сива всячески стремился продемонстриро-
вать Давиду свою верность. На вопрос же, где сейчас находится
Мемфивосфей, Сива ответил, что тот решил остаться в Иеру-
салиме и примкнуть к заговорщикам. Больше того, добавил
Сива, Мемфивосфей втайне надеется, что ему самому удастся
стать царем.
Это было еще одно предательство, еще один удар, причем
от человека, которого он одарил своей милостью и которому
искренне верил. В гневе царь провозгласил, что отдает Сиве
все имущество Мемфивосфея, и Сива, разумеется, тут же по-
спешил рассыпаться в благодарностях и восславить царя.
238
Лишь позже Давид узнает, что старый управляющий попро-
сту оклеветал своего хозяина: калека Мемфивосфей и в самом
деле не мог покинуть город вместе с людьми Давида, но при
этом у него и в мыслях не было ни примыкать к заговорщикам,
ни предъявлять претензии на царство, тем более что в силу сво-
его увечья он и не мог их предъявлять по определению.
Второе событие произошло, когда Давид вместе со всей сво-
ей огромной свитой приблизился к городку Бахурим. Так как
Иерусалим находился в землях колена Вениамина, то и весь
путь бегства Давида пролегал через земли вениамитян, многие
из которых, как уже говорилось, продолжали считать, что Да-
вид попросту узурпировал трон Саула. Теперь эти люди вы-
строились вдоль дороги, чтобы позлорадствовать над повер-
женным царем. Особенно отличился в этом Семей, сын Геры
(Шимми, сын Гейры) — знатный вениамитянин, выдающийся
знаток Закона Моисеева, которого Давид в свое время назна-
чил учителем и наставником своего сына Соломона.
Теперь Семею, как он считал, уже не было нужды скрывать
своего отношения к Давиду и его дому. Велев слугам забрасы-
вать Давида и его воинов грязью и камнями, сам он бежал вслед
за царем и вопил:
«Убирайся! Убирайся вон, убийца и мерзавец! Обратил Гос-
подь против тебя всю кровь дома Саула, вместо которого ты
стал царем, и передал Господь царство в руки Авессалома, сы-
на твоего; и вот ты в беде, ибо ты — убийца!» (И Сам. 16:7—9).
Сама эта ситуация является прекрасной иллюстрацией к
расхожему среди религиозных людей выражению о неиспове-
димое™ путей Господних; о тщетноста попыток понять, за что
именно Бог посылает человеку то или иное наказание, да и яв-
ляется ли это наказанием вообще. Вне сомнения, Семей, сын
Геры был глубоко верующим человеком. Именно поэтому он и
увидел во всем происходящем наказание, ниспосланное Дави-
ду за его вину перед родом Саула, приходившимся Семею близ-
кими родственниками. Но и сам Давид понимает, что все про-
исходящее с ним — это наказание свыше, хотя и совсем не за
те грехи, в которых обвиняет его Семей. Именно поэтому, ког-
да Авесса подъезжает к Давиду и просит дать ему разрешение
казнить Семея за оскорбление достоинства царя, Давид запре-
щает ему это, демонстрируя свою абсолютную покорность во-
ле Бога, видя в Семее лишь одного из многих исполнителей
этой воли:
«И сказал Авишай, сын Церуйи: зачем ругает этот мертвый
пес господина моего царя? Позволь, пойду я и сниму с него го-
лову. И сказал царь: что вам до меня, сыны Церуйи? Пусть он
ругает, верно, Господь повелел ему: “Ругай Давида!” Кто же мо-
239
жет сказать: “зачем ты так делаешь?” И сказал Давид Авишаю
и всем слугам своим: вот, если может сын мой, который вышел
из недр моих, искать души моей, то тем более теперь — бинья-
минянин. Оставьте его, пусть ругает, верно, повелел ему Гос-
подь. Может быть, увидит Господь унижение мое и воздаст мне
Господь добром за нынешнее его злословие» (II Сам. 16:9—12).
Но одновременно, сдерживая горечь и гнев, когда Семей,
сын Геры, осыпал его проклятиями, Давид убеждал себя, что
Бог не оставил его, что Он вот-вот поспешит к нему на по-
мощь — и тогда все изменится, что отчетливо выражено в на-
писанном в те дни 70-м [69-м] псалме:
«Бог, спаси меня! Господь, на помощь мне поспеши! Присты-
жены и опозорены будут ищущие моей души. Отступят вспять
и будут посрамлены желающие мне зла. Пристыженно обратят-
ся вспять, говорившие “Эге! Эге!”...» (Пс. 70:2—4).
Под «ищущими его души» и «желающими ему зла» Давид
здесь как раз подразумевает не Авессалома, а Семея, сына Ге-
ры, и ему подобных.
В городке Бахурим Давид сделал свой первый привал, а
Авессалом тем временем вместе со своей армией торжествен-
но въехал в Иерусалим. Столица встретила его мрачным мол-
чанием, и Авессалом вдруг понял, что здесь у него почти нет
сторонников. А значит, несмотря на все его успехи, его притя-
зания на престол оставались весьма шаткими. Его власть не
могла считаться законной, пока его не признают царем и не
помажут на царство иерусалимские священники.
У входа в царский дворец Авессалома, почтительно склонив-
шись, ждал Хусий. Многие исследователи Библии задаются во-
просом: почему Авессалом, знавший о безграничной предан-
ности Хусия его отцу, тем не менее поверил ему и ввел в круг
своих ближайших советников? Некоторые из них видят в этом
нелогичном поведении мятежного принца исключительно про-
мысел Бога: Всевышний ответил на молитву Давида и «расстро-
ил совет Ахитофела», лишив Авессалома способности трезво
оценивать ситуацию. Однако библейский текст, не отвергая,
разумеется, мысли о том, что все присходящее направляется са-
мим Всевышним, одновременно рисует вполне достоверную и
психологическую картину происходящего.
Авессалом и в самом деле поначалу сомневается в искрен-
ности Хусия и обоснованно подозревает его в шпионаже. Вме-
сте с тем не следует забывать, что, хотя Хусий и уступал в уме
Ахитофелу, он все равно был необычайно мудрым человеком,
так что в итоге сумел убедить Авессалома в своей искренности.
В немалой степени ему помог в этом и известный психологи-
ческий феномен: человек, сам ставший на путь измены, готов
240

Мятеж Авессалома
поверить, что на измену ради сохранения жизни, богатства и
власти или удовлетворения своих амбиций способны и все ос-
тальные.
Надо заметить, что все существующие переводы этого фраг-
мента Библии недостаточно точны, и потому автор этой книги
вынужден привести его в собственном, дословном переводе:
«И было, когда пришел Хушай Аркиянин, друг Давида, к Ав-
шалому, то сказал Хушай Авшалому: “Да живет царь, да живет
царь!” И сказал Авшалом Хушаю: “Такова-то признательность
твоя другу твоему?! Отчего не пошел ты с другом твоим?” И ска-
зал Хушай Авшалому: “Нет, ибо с тем, кого избрал Господь и на-
род и весь Исраэль, с тем и я, и с ним я и останусь. А во-вторых,
кому я буду служить? Перед его сыном буду я; как служил пе-
ред отцом твоим, такбуду и перед тобой”...» (II Сам. 16:16—19).
Важность такого, может быть, не очень элегантного, дослов-
ного перевода этого отрывка обусловлена тем, что из него видно,
что, не желая лгать, Хусий ни разу не заявил о своей готовно-
сти верно служить Авессалому. Хусий провозглашает «Да живет
царь, да живет царь!» — но при этом не уточняет, кого именно
он имеет в виду под царем — Авессалома или Давида. Он гово-
рит о том, что он — с тем, «кого избрал Господь, и народ, и весь
Исраэль», но Давид, который был помазан Самуилом и про-
возглашен 37 лет назад царем всеми коленами Израиля, куда
больше подходит под это определение. Наконец, Хусий заяв-
ляет: «Как служил перед отцом твоим, так буду перед тобой!»
Обратим внимание: он не говорит, что готов служить Авесса-
лому так же, как некогда служил Давиду, как это обычно пере-
водят в Библии, но, по сути дела, признается, что продолжает
служить Давиду и именно поэтому стоит сейчас перед Авесса-
ломом.
Таким образом, повторим, Хусий не лжет — он лишь строит
свою речь так, чтобы, сказав правду, не дать понять этой прав-
ды Авессалому.
Тем временем Авессалом, едва усевшись на трон Давида,
спрашивает своих советников о том, какие ему следует пред-
принять первоочередные шаги для того, чтобы укрепить свои
права на престол и представить себя в глазах всего народа не мя-
тежником, а преемником Давида?
И Ахитофел советует Авессалому войти на глазах всего на-
рода к тем самым десяти наложницам Давида, которых тот оста-
вил охранять дворец. Это был страшный совет, так как, последо-
вав ему, Авессалом окончательно отсекал всякую возможность
примирения с отцом. Теперь он должен был либо довести пе-
реворот до конца и тем или иным путем избавиться от Давида,
либо погибнуть. Вместе с тем это был, безусловно, по-своему
242
очень мудрый совет. Во-первых, так как наложницами преж-
него царя мог пользоваться только его законный наследник, то
этим шагом Авессалом должен был показать, что считает себя
именно таковым. А во-вторых, сама невозможность после это-
го примирения между отцом и сыном должна была убедить сто-
ронников Авессалома, что он не предаст их, и укрепить их го-
товность идти с ним до конца.
И Авессалом принял этот совет. Он велел раскинуть свой
шатер прямо на крыше дворца — той самой крыше, с которой
Давид увидел Вирсавию, — и на глазах у всего народа велел вво-
дить в этот шатер наложниц отца. Когда Давиду рассказали об
этом, он содрогнулся, вспомнив слова пророка Нафана о том
наказании, которое ждет его за грех с Вирсавией:
«Так сказал Господь: вот, я наведу на тебя зло из дома твое-
го, и возьму жен твоих на глазах у тебя, и отдам ближнему тво-
ему, и будет он спать с женами твоими пред этим солнцем от-
крыто, ибо ты это сделал тайно, а Я сделаю это перед всем
Исраэлем и при солнце» (II Сам. 12:11 — 12).
Смерть первого сына Вирсавии, изнасилование Фамари,
гибель Амнона — все это было наказанием царю за тот страш-
ный грех. И вот сейчас восставший на него сын на глазах все-
го Израиля спал с его женами! Но и это, увы, было далеко не
последнее испытание, которое ждало Давида.
* * *
Ахитофел прекрасно понимал, что самое главное в создав-
шейся ситуации — это не дать Давиду собраться с силами, сфор-
мировать армию из оставшейся верной ему части народа. По-
этому он предложил Авессалому отобрать из тех, кто встал под
его знамена, двенадцать тысяч лучших воинов, и этой же ночью,
он, Ахитофел, нападет с этим отрядом на отдыхающее в Баху-
риме небольшое войско Давида и убьет царя. Таким образом,
единственной жертвой сражения станет Давид, после чего даже
самые преданные его сторонники вынуждены будут признать
власть Авессалома.
Это снова был мудрый и дельный совет, который пришелся
по душе и Авессалому, и всем поддержавшим его старейшинам
колен. Однако — и в этом комментаторы опять усматривают во-
лю Всевышнего — прежде, чем ему последовать, Авессалом ре-
шил выслушать и Хусия. Хусий, разумеется, поспешил сделать
все, чтобы убедить мятежного принца не следовать этому сове-
ту и, таким образом, дать Давиду возможность выиграть время.
Для этого Хусий напомнил Авессалому, что вместе с Дави-
дом находится вся его гвардия под командованием Иоава, Авес-
243
сы и Еффея, и глупо надеяться, что таких испытанных бойцов
можно застать врасплох, тем более что сейчас они «озлоблены
душою, как медведица в поле, лишившаяся детей» (II Сам. 17:8).
И уж тем более глупо рассчитывать застать врасплох Давида, ко-
торый, как известно, по ночам почти не спит, да к тому же за вре-
мя бегства от Саула накопил огромный опыт подобных боевых
действий, так что он конечно же позаботится о том, чтобы вы-
ставить часовых и распределить свои силы так, чтобы одержать
победу даже над превосходящим по численности противником.
Поражение же отряда Ахитофела, продолжил Хусий, приведет
к тому, что народ разочаруется в Авессаломе, снова уверует в
полководческий гений Давида и перейдет на его сторону.
В качестве альтернативы плану Ахитофела Хусий предложил
собрать огромную армию из всех колен Израиля — так, чтобы
численное преимущество войска Авессалома было настолько
значительным, что у Давида не осталось бы никаких шансов на
победу — и затем перебить всех его людей до единого.
«И сказал Авшалом и весь Исраэль: совет Хушая Аркияни-
на лучше совета Ахитофеля... Ибо предопределил Господь рас-
строить хороший совет Ахитофеля, чтобы навести Господу на
Авшалома беду» (II Сам. 17:14).
В тот же вечер Хусий подробно пересказал священникам Са-
доку и Авиафару все, что он слышал на военном совете у Авес-
салома, и попросил немедленно известить об этом Давида. По
мнению Хусия, Давиду ни в коем случае нельзя было оставать-
ся в Бахуриме, а следовало в спешном порядке собрать всех
своих людей и переправиться с ними на восточный берег Иор-
дана — и в связи с тем, что Авессалом мог передумать и попро-
бовать воплотить в жизнь план Ахитофеля, и просто потому, что
в Заиорданье Давид мог получить необходимую передышку для
сбора армии.
Сыновья обоих первосвященников — Ионафан и Ахимаас —
в это время уже находились неподалеку от Иерусалима, в ус-
ловленном месте у ручья Рогель (Эйн-Рогель). Садок послал к
ручью свою служанку, но, так как за домами коэнов было уста-
новлено постоянное наблюдение, девушке не удалось выско-
чить незамеченной из города — один из воинов Авессалома
решил проследить за ней, увидел, как она встретилась с моло-
дыми коэнами и что-то им пересказала.
Когда этот воин доложил об увиденном своему командиру,
тот немедленно велел отрядить погоню за Ионафаном и Ахи-
маасом, дав приказ перехватить шпионов прежде, чем те успе-
ют добраться до лагеря Давида. Видя, что им не удается уйти от
людей Авессалома, коэны заскочили во двор какого-то дома и
попросили хозяев помочь им спрятаться. Мидраш утверждает,
244
что это был дом... того самого Семея, сына Геры, который про-
клинал Давида. Однако жена Семея, как сказали бы сегодня,
не разделяла политических взглядов мужа, и, узнав, что юноши
бегут к Давиду от воинов Авессалома, спрятала их в колодце
для сбора дождевой воды. Такие колодцы были в каждом еврей-
ском хозяйстве и представляли собой глубокую яму, края ко-
торой немного возвышались над поверхностью земли. Стояло
лето, и колодец был совершенно сухим. На устье колодца хо-
зяйка дома набросила покрывало, а поверх него насыпала яч-
мень — как бы для сушки, так что неудивительно, что ворвав-
шиеся во двор люди Авессалома не обратили на этот колодец
никакого внимания. Когда же они спросили женщину, не ви-
дела ли она двух молодых коэнов, та ответила, что они уже пе-
реправились через ручей.
Солдаты Авессалома продолжили погоню, но, так никого и
не обнаружив, вынуждены были вернуться в Иерусалим с пус-
тыми руками. Увидев, что опасность миновала, женщина выта-
щила Ионафана и Ахимааса из колодца, и те поспешили к Да-
виду — передать ему слова Хусия.
По достоинству оценив этот совет, Давид еще до рассвета
поспешил переправиться вместе со всеми своими людьми че-
рез Иордан. Своей временной столицей Давид провозгласил
галаадский город Маханаим, и вскоре туда начали стекаться те,
кто отказался признавать царем Авессалома. Прошло несколь-
ко дней — и у Давида появилась своя армия. Иосиф Флавий
пишет, что она насчитывала четыре тысячи человек; однако
ряд авторов утверждают, что в итоге в Маханаим под знамя Да-
вида собралось несколько десятков тысяч воинов. Некоторые
же комментаторы доводят численность армии Давида в Маха-
наиме до 60 тысяч человек.
Чтобы читатель мог представить, насколько широка была
поддержка Давида в народе, Библия сообщает, что поставкой
провианта в Маханаим занимались Сови, сын Нааса (Шови,
сын Нахаша) из Раввы Аммонитской (по всей видимости, царь
вассального Аммона, сын или брат того самого царя Анона,
который унизил послов Давида), Махир, сын Аммиила (Амми-
эля) из Ло-Девара и Верзеллий Галаадитянин (Барзилай Гила-
диянин) из Роглима. Все упомянутые здесь три города распо-
ложены достаточно далеко друг от друга, то есть Сови, Махир
и Верзеллий действовали, не сговариваясь друг с другом и ис-
ключительно по велению сердца — ведь разум наверняка под-
сказывал им подождать, чем закончится это противостояние
отца с сыном.
Когда Ахитофел увидел, что Авессалом мог последовать его
совету, он понял, что заговор провалился: Давид получил тот
245
самый минимальный запас времени, который позволял ему
накопить силы для противоборства с Авессаломом, а в исходе
этого противоборства Ахитофел не сомневался. Понял он и то,
что месть Давида, когда тот вернется к власти, может быть
ужасна. Чтобы обезопасить свою семью, Ахитофел немедлен-
но сел на осла и направился к себе в Гило. Здесь он собрал до-
мочадцев, зачитал им свое завещание, а затем вышел в сосед-
нюю залу и там повесился.
Тем временем, следуя совету Хусия, Авессалом собрал ог-
ромное войско, и, перейдя через Иордан, двинулся с ним на
Маханаим. При этом главнокомандующим своей армией он
поставил Амессая (Амасу) — сына Авигеи, сводной сестры Да-
вида и единоутробной сестры Серуйи. Таким образом, Амес-
сай и главнокомандующий армией Давида Иоав были кузена-
ми, которым теперь предстояло помериться полководческим
талантом.
В преддверии решающей битвы Давид тщательно пере-
считал свою армию и, разделив ее на сотни и тысячи, назначил
командиров всех этих подразделений — будучи старым, опыт-
ным бойцом, он хорошо знал, что исход битвы в итоге решат
дисциплина и готовность воинов выполнять приказы своих
командиров. Эту армию Давид разделил на три части, три «ди-
визии» — одной командовал Еффей, а двумя другими — братья
Иоав и Авесса. Сам Давид также хотел выйти за пределы горо-
да, чтобы лично командовать сражением, однако на военном
совете все командиры резонно заметили, что у Давида в дан-
ном случае вообще нет права рисковать — ведь без него про-
должение войны бессмысленно; его гибель и будет означать
поражение. И пока он жив, будут сохраняться и шансы на
победу над мятежниками. Поэтому Давиду было предложено
следить за ходом разворачивающегося сражения со стен Маха-
найма и при необходимости передавать приказы армии через
вестовых.
Подумав, Давид согласился с этим предложением, но обя-
зал Иоава, Авессу и Еффея «ради него» быть посторожнее с Авес-
саломом и, что бы ни случилось, любой ценой сохранить ему
жизнь.
Этот приказ был немедленно передан по всей армии: как бы
ни сложилась битва, ни один волос не должен упасть с головы
мятежного принца — ибо, несмотря ни на что, Давид продол-
жал любить сына.
Как считается, накануне этой судьбоносной битвы Давид и
сложил 20-й псалом, полный веры в грядущую победу и став-
ший позже тем гимном, который левиты распевали перед вы-
ходом израильтян на войну:
246
«Руководителю хора. Песнь Давида. Господь ответит тебе в
день беды, укрепит тебя Имя Бога Яакова. Он пошлет тебе по-
мощь из святилища, поддержит из Циона. Он вспомнит все твои
приношения и всегда примет благосклонно твою жертву все-
сожжения. Он исполнит твое сердечное желание и исполнит все
твои замыслы...» (Пс. 20: 1:5).
* * *
Бой между двумя еврейскими армиями развернулся в доли-
не, раскинувшейся между Маханаимом и заболоченным Галаад-
ским (Гилеадским) лесом, располагавшимся в землях колена
Ефрема.
Существуют, повторим, самые разные мнения о том, сколь-
ко воинов насчитывали в этом сражении армии Давида и Авес-
салома. Но все авторы сходятся в одном: на стороне Авессалома
было колоссальное, по меньшей мере четырехкратное числен-
ное преимущество. Правда, не стоит забывать, что войско Авес-
салома состояло большей частью из простолюдинов, лучше
знавших, как обращаться с сохой, чем с мечом, в то время как
ядро армии Давида, напротив, составляли наемники и гвар-
дейцы, для которых война была ремеслом, главным делом в
жизни. Да и влились в его армию в основном те, кто один ме-
сяц в году проводил службу в резервистских частях. Кроме то-
го, люди Давида твердо верили, что они идут в бой за правое де-
ло, за возвращение на трон законного царя, в то время как даже
ближайшие сторонники Авессалома в душе сомневались в
справедливости его притязаний на власть.
Все это и предопределило исход сражения. Не выдержав стре-
мительных ударов зашедших с флангов отрядов Еффея и Авес-
сы, армия мятежного принца дрогнула, а затем воины Иоава
окончательно обратили ее в бегство. Но позади армии Авесса-
лома был Галаадский лес, и ее бойцам не оставалось ничего дру-
гого, как бежать вглубь этого леса.
Увы, это была не первая и далеко не последняя гражданская
война в истории еврейского народа. Не желая устраивать бра-
тоубийственной бойни, Иоав отдал приказ не убивать беглецов
и даже не настигать их, а просто, делая вид, что погоня продол-
жается, рассеять армию противника по лесу. Однако убегав-
шие вглубь леса воины Авессалома то и дело проваливались в
топкие болота, попадали в охотничьи ямы, и в результате, сооб-
щает Библия, «лес погубил в тот день больше народу, чем меч»
(II Сам. 18:8). Общие потери сторон в этой битве составили
двадцать тысяч человек убитыми, подавляющее большинство
из которых были воинами Авессалома. По всей видимости, од-
247
ним из павших в этом бою был и Еффей Гефянин — после рас-
сказа об этих событиях его имя в книгах Библии не упомина-
ется, а в качестве командира наемников называется Ванея.
Сам Авессалом, восседая на муле, также вместе со своей ар-
мией устремился в лес. Он не знал о приказе отца сохранить ему
жизнь, а потому был уверен, что если попадет в руки Давида,
то будет немедленно казнен. И тут длинные волосы, которые
он так лелеял, сыграли с ним последнюю и злую шутку: когда
мул въехал в самую чащу и проходил под большим теребин-
том — фисташковым деревом — волосы Авессалома запутались
в его ветвях. Напрасно царевич пытался выбраться из этой ло-
вушки — волосы от этого запутывались все больше и больше,
и, в конце концов, мул вырвался из-под Авессалома и пустил-
ся дальше, а он остался висеть между небом и землей.
Устное предание говорит, что в какой-то момент Авессалом
достал нож и попытался отрезать волосы и освободиться, но
когда он посмотрел вниз, то увидел под собой... раскрытые во-
рота геенны огненной и уготованные ему за мятеж адские му-
ки. Зрелище это так напугало его, что он прекратил сопротив-
ление и остался висеть на дереве.
Именно в таком беспомощном положении и застал его один
из воинов Иоава и поспешил к своему командиру, чтобы доло-
жить, что он нашел главаря мятежников.
— И ты, конечно, убил его?! — спросил Иоав.
— Нет, — ответил воин.
— Но почему?! — воскликнул Иоав. — Если бы ты убил Авес-
салома, я бы немедленно приказал выдать тебе десять шекелей
серебра и пояс из чистого золота!
— Если бы мне дали даже тысячу шекелей серебра, — отве-
тил тот, — то и тогда бы не поднял я руки на сына царя, ибо все
слышали, как приказал он тебе, Авессе и Еффею сохранить его
целым и невредимым. И даже если бы я попытался утаить это
убийство, то все равно это стало бы известно, и тогда ты бы,
Иоав, остался ни при чем, а мне бы пришлось принять смерть
от руки Давида.
— Некогда мне тут мешкать с тобой! — прервал его Иоав. —
Где Авессалом?! Ты можешь показать, в какой стороне его ис-
кать?!
Едва заметным кивком головы воин показал в ту сторону,
где росло фисташковое дерево, в ветвях которого запутался
принц. Взяв три дротика, Иоав направился в указанную сторо-
ну, велев десяти своим верным оруженосцам и телохранителям
следовать за ним.
Вероятнее всего, он увидел Авессалома еще издали. Тот уже
заметно ослабел, но продолжал время от времени ворочаться,
248
пытаясь высвободить волосы из густых ветвей. Иоав прице-
лился и метнул в Авессалома первый дротик; а за ним второй
и третий. Все три дротика попали в цель, но царевич все еще
оставался жив, корчась в предсмертных конвульсиях.
— Добейте его! — приказал Иоав телохранителям и повер-
нул назад.
Те поспешили к обмягшему телу принца и несколько раз на-
сквозь прокололи его мечами. Затем бросили труп в вырытую
охотниками звериную яму и забросали камнями. С тех пор ни-
кто не помнил места захоронения Авессалома. Лишь в XIX сто-
летии немецкий археолог Брейтенбах найдет в Трансиордании
странное захоронение и по останкам богатой одежды покойни-
ка выскажет предположение, что ему посчастливилось обнару-
жить могилу Авессалома.
Во всяком случае, знаменитый «склеп» в Кедронской доли-
не Иерусалима, который многие называют могилой Авесса-
лома и которую именно так представляют туристам, на самом
деле таковой, безусловно, не является. Очевидно, данное со-
оружение не является даже тем памятником, который еще при
жизни поставил себе Авессалом, согласно «Второй книге Са-
муила» (II Сам. 18:18). Сам этот «склеп», по большинству оце-
нок, был воздвигнут значительно позже разрушения Второго
храма, едва ли не в Византийскую эпоху, и почему его стали
считать «могилой Авессалома» — это уже тема отдельного ис-
следования.
* * *
Как только вернувшиеся из леса телохранители Иоава до-
ложили, что они удостоверились в смерти Авессалома и похо-
ронили его, Иоав приказал трубить в рог сигнал об окончании
войны: мятеж был подавлен, главный мятежник мертв, и евре-
ям больше незачем было убивать евреев.
При этом Иоав, убив Авессалома, не испытывал никаких
угрызений совести. Во-первых, он считал, что только так мож-
но остановить братоубийственную войну и ликвидировать уг-
розу власти законного царя Давида, а во-вторых, был убежден,
что любой суд, который судил бы Авессалома за его мятеж, при-
говорил бы его к смерти. Таким образом, в глазах Иоава убий-
ство Авессалома было исполнением правосудия, в то время как
приказ Давида сохранить ему жизнь и не отдавать под суд был,
напротив, нарушением этого правосудия.
Но тут встал вопрос о том, как известить царя не только о
победе, но и о гибели сына. Первым вызвался принести эту
весть царю сын первосвященника Садока Ахимаас. Но Иоав
249
слишком хорошо помнил, как на его глазах расправился Давид
с амалекитянином, принесшим ему известие о смерти Саула, а
потому поначалу отказал Ахимаасу под тем предлогом, что коз-
ну негоже приносить весть о чьей-то смерти.
Послать к Давиду с сообщением о гибели его сына Иоав ре-
шил кушиянина — непонятно каким образом оказавшегося в
радах наемников чернокожего воина; вероятнее всего, урожен-
ца Эфиопии, которую израильтяне называли страной Куш. Од-
нако Ахимаас понял замысел Иоава: зная, что Давид в ярости
может убить гонца, тот решил послать к нему не еврея, считая
его жизнь менее ценной, чем жизнь своего соплеменника. Но
ведь только что эти люди воевали с ними бок о бок, и кто зна-
ет, как сложился бы исход битвы, если бы не они?!
Возмущенный этим решением Иоава, движимый естествен-
ным чувством справедливости, Ахимаас снова обратился к глав-
нокомандующему с просьбой послать его в качестве вестника
к Давиду, и, видя эту настойчивость молодого священника,
Иоав уступил, втайне надеясь, что кушиянин уже успел добе-
жать до Маханаима. Но Ахимаас срезал дорогу и сумел опере-
дить первого гонца.
Вскоре стоявший на крепостной стене Маханаима страж-
ник увидел, что к городу кто-то бежит, и поспешил известить
об этом Давида.
— Что ж, если бежит один, верно, он несет весть о победе —
в противном случае сюда бы бежала вся армия! — ответил Да-
вид.
Но тут стражник заметил и второго гонца.
— И это тоже вестник, — сказал Давид. — Но для чего Иоаву
понадобилось посылать двух гонцов одного за другим?!
Наконец, стражник опознал в первом гонце Ахимааса, сы-
на Садока, и, когда он сообщил об этом Давиду, царь просиял:
он верил, что Ахимаас не может принести дурных вестей.
— Мир тебе, царь! — воскликнул Ахимаас, падая перед
Давидом на колени. — Благословен Господь Бог твой, предав-
ший тебе тех, которые подняли руку свою на господина моего
царя!
— Что с Авессаломом? — словно не услышав известия о по-
беде, спросил Давид.
И только тут Ахимаас понял до конца, чего так опасался
Иоав.
— Я не знаю, царь, — ответил он, отводя глаза. — Я услы-
шал, как Иоав приказал трубить в рог победу, увидел, как вся
армия стала собираться на поляне, а потом он послал меня и
еще одного раба твоего, но с какой вестью он послал второго
гонца, мне неведомо.
250
Наверняка в эти минуты Ахимаас проклинал себя за мало-
душие, но сделать с собой ничего не мог — страх перед гневом
царя словно парализовал его.
— Говори теперь ты! — приказал Давид прибежавшему вско-
ре после Ахимааса эфиопу.
— Да примет добрую весть, господин мой царь, ибо Господь
судом своим ныне избавил тебя от рук всех восставших против
тебя! — сказал чернокожий воин.
— Что с Авессаломом? — повторил Давид.
— Да станет то же, что стало с ним, со всеми врагами госпо-
дина моего царя и со всеми восставшими против тебя злонаме-
ренно! — ответил второй гонец.
«И содрогнулся царь, и, поднимаясь в комнату над ворота-
ми, заплакал, и когда шел, так говорил он: сын мой Авшалом!
Сын мой, сын мой Авшалом! О, если б я умер вместо тебя, Ав-
шалом, сын мой! Сын мой! И обратилась радость спасения то-
го дня в скорбь всего народа, ибо услышал народ в тот день, что
скорбит царь о сыне своем. И украдкою входил народ в тот
день в город, как крадутся люди, стыдящиеся бегства своего с
войны. А царь закрыл лицо свое и взывал царь громким голо-
сом: сын мой, Авшалом! Авшалом, сын мой! Сын мой!» (II Сам.
19:1).
Еврейские мистики утверждают, что Давид не случайно в сво-
ем плаче по Авессалому семикратно назвал его своим сыном.
Произнося слова «сын мой, Авессалом!», поясняют они, Давид
напоминал Всевышнему о том, что в любом случае Авессалом
остается его сыном, и молил избавить его от адских мук. За свой
страшный грех, продолжают они, Авессалом был спущен в седь-
мой, самый низший и страшный круг ада. Но каждый раз, ког-
да он говорил «сын мой, Авессалом», Давид силой своей веры
и преданности Богу поднимал душу Авессалома вверх, вытас-
кивая его из одного круга ада за другим, пока, наконец, Небес-
ный суд не решил окончательно простить принца.
Однако собравшиеся в Маханаиме израильтяне вряд ли мыс-
лили такими мистическими категориями. Поведение Давида
после того, как его известили о победе и гибели Авессалома,
явно привело их в замешательство. С одной стороны, чисто по-
человечески скорбь царя была им понятна — каким бы он ни
был, сын для отца всегда остается сыном. Но, с другой сторо-
ны, в плаче Давида по Авессалому они усматривали пренебре-
жение и предательство царем той части народа, которая оста-
лась ему верной и в итоге отстояла его право и на жизнь, и на
царство.
Все понимали, что если бы победу в битве у Галаадского ле-
са одержал Авессалом, он не пощадил бы не только Давида, но
251
и всех жителей давшего ему приют города, не говоря уже о вое-
вавших на его стороне воинах. Скорбь по Авессалому, таким
образом, означала, что царь предпочел бы, чтобы они все по-
гибли, лишь бы этот бунтовщик был жив. Поэтому вместо ли-
кования в народе невольно нарастало глухое недовольство
Давидом. И, поняв это, Иоав поспешил подняться по узкой ле-
стнице в башенную горницу, чтобы сказать Давиду, возможно,
самые резкие слова за все годы своей долгой службы. Он гово-
рил перед закрытой дверью — царь отказался открыть ее на
стук убийцы своего сына. Это были тяжкие, но справедливые
обвинения в адрес Давида, и они заслуживают того, чтобы
быть процитированными слово в слово:
«И пришел Йоав к царю в дом и сказал: в стыд привел ты
всех слуг твоих, спасших ныне жизнь твою, и жизнь жен твоих
и наложниц твоих, любя ненавидящих тебя и ненавидя любя-
щих тебя, ибо ты показал ныне, что ничто для тебя князья и
слуги! Теперь я знаю, что если бы Авшалом был жив, а мы все
были бы ныне мертвы, то это тебе показалось бы справедливым.
А теперь встань, выйди и говори доброе к сердцу рабов твоих,
ибо Господом клянусь, что если ты не выйдешь, то ни один не
останется ночевать при тебе в эту же ночь; и будет это для тебя
хуже всех бед, которые настигали тебя от юности твоей доны-
не» (II Сам. 19:6—8).
И дверь отворилась. Осознав разумом, но не сердцем пра-
воту Иоава, Давид вышел и молча направился к тому месту у
городских ворот, где обычно восседали судьи и проводили со-
веты старейшины.
Весть о том, что царь воссел на место судьи, мгновенно рас-
пространилась по всей стране. Всем было понятно, что этим
жестом Давид показал мятежникам, что ждет их явки с повин-
ной. Однако далеко не все спешили приветствовать возвраще-
ние Давида на трон. После мятежа Авессалома в народе зрели
семена нового бунта.
Глава шестая
«ПО ШАТРАМ СВОИМ, ИЗРАИЛЬ!»
После гибели Авессалома в стране сложилась парадоксаль-
ная ситуация безвластия.
Так как Авессалом был провозглашен царем в Хевроне при
огромном стечении народа и в присутствии старейшин всех
колен, то многие считали его законным царем, в то время как
Давид в их глазах потерял право на царствование. В связи с
252
этим возникал резонный вопрос: стоит или не стоит возвра-
щать Давида на трон — несмотря на его победу над Авессало-
мом? Наконец, после долгих споров между старейшинами бы-
ло решено, что у Давида достаточно заслуг перед народом,
чтобы без всяких нареканий вернуть его на трон в Иерусалиме.
Один за другим в Маханаим с выражением преданности стали
прибывать старейшины колен Израиля, но день шел за днем, а
среди них все не было представителей колена Иуды, наиболее
активно поддержавшего Авессалома. Теперь лидеры этого ко-
лена опасались репрессий, а потому намеревались либо про-
должить противостояние Давиду, либо получить от него твер-
дые гарантии своей безопасности.
Поняв это, Давид направил на переговоры со старейши-
нами колена Иуды первосвященников Садока и Авиафара,
которые должны были, с одной стороны, воззвать к совести
старейшин, а с другой — пообещать от имени царя, что тот не
собирается никому мстить, и уж тем более приходящимся ему
родичами членам колена Иуды. Более того, в знак примире-
ния с соратниками Авессалома и того, что он не только не дер-
жит на них зла, но и верит в их преданность, Давид согласился
назначить командовавшего армией Авессалома Амессая глав-
нокомандующим своей армией вместо Иоава, которому никак
не мог простить смерти сына.
Садок и Авиафар начали выполнять поручение царя с того,
что встретились с Амессаем и передали ему обещание царя, а
польщенный этим обещанием Амессай уже сам сделал все, что-
бы старейшины поскорее явились к Давиду.
Как только Садок и Авиафар передали, что старейшины ко-
лена Иуды будут ждать Давида на берегу Иордана, царь высту-
пил с торжественным маршем из Маханаима в Иерусалим. На
западном берегу Иордана его с хлебом-солью торжественно
встречала делегация старейшин всех колен, а также огромная
толпа ликующего народа. Мужчины колена Иуды взяли зара-
нее подготовленный паланкин, перешли с ним вброд через
Иордан, чтобы затем в этом паланкине также, вброд, перенес-
ти царя и понести его в Иерусалим.
Среди тех, кто встречал Давида сразу после переноса его че-
рез Иордан, был и Семей, сын Геры, вместе со своими слугами
и членами семьи. Бросившись на колени, Семей слезно молил
о прощении за те оскорбления, которые бросал в лицо Давиду,
когда тот бежал от мятежного сына. И хотя подоспевший Авес-
са снова предложил казнить Семея за оскорбление достоинст-
ва царя, Давид резко остановил его, понимая, что такая казнь
отнюдь не пойдет на пользу его начавшей восстанавливаться
популярности в народе. Нет, Давиду важно было продемонст-
253
рировать свою отходчивость и милосердие, и потому он даже
публично поклялся Семею, что сам никогда не вспомнит ему
прошлого и не убьет его. Что, как мы увидим дальше, отнюдь
не означало, что Давид простил Семея и действительно был го-
тов дать ему умереть своею смертью.
Среди тех, кого Давид решил одарить в тот день своей ми-
лостью в благодарность за верность и поддержку, был и Верзел-
лий из Галаада, снабжавший его двор и армию провиантом в
Маханаиме. Царь предложил 80-летнему Верзеллию, проводив-
шему его до перехода через Иордан, отправиться вместе с ним
в Иерусалим, чтобы дожить свои дни в роскоши и развлече-
ниях, но старик отказался, попросив взять вместо него в при-
дворные его сына Кимама, что Давид и исполнил:
«И сказал царь Барзилаю: иди со мной, а я буду содержать
тебя у себя в Иерушалаиме. Но Барзилай сказал царю: сколько
лет мне еще осталось жить, чтобы идти с царем в Иерушалаим?
Восемьдесят лет мне ныне: отличу ли хорошее от худого? По-
чувствует ли раб твой вкус в том, что будет есть, и в том, что бу-
дет пить? Разве слушать мне еще голоса певцов и певиц?.. По-
зволь же возвратиться рабу твоему, и я умру в своем городе при
гробнице отца моего и матери моей. А вот раб твой Кимам,
пусть отправится он с господином моим царем, и делай с ним,
что тебе угодно. И сказал царь: пусть пойдет со мной Кимам, и
я сделаю для него то, что угодно тебе; и все, что бы ты от меня
ни пожелал, я сделаю для тебя» (П Сам. 19:34—39).
Однако, раздавая награды сподвижникам, Давид совершен-
но забыл о балансе политических интересов, позволив своим
сородичам из колена Иуды оттеснить в ходе празднования его
возвращения на царство старейшин других колен, и последние
справедливо почувствовали себя обиженными.
Здесь, на переправе через Иордан, между старейшинами де-
сяти колен и колена Иуды возникла перебранка, во время ко-
торой один из лидеров вениамитян Савей (Шева), сын Бихри,
и призвал все остальные колена снова отступиться от Давида и
вернуться в свои шатры, к прежней, свободной жизни, когда
над евреями еще не было царя:
«И отправился царь в Гилгал, и Кимам отправился с ним; и
весь народ иудейский и половина народа исраэльского прово-
жали царя при переправе. И вот пришли все исраэльтяне к ца-
рю и сказали они царю: почему похитили тебя братья наши,
люди Иудины, переправили через Ярден царя и дом его и всех
людей Давида с ним? И отвечали все мужи Иудины Исраэльтя-
нам: потому что царь сродни нам. И почему это так рассерди-
ло вас? Разве мы что-нибудь съели у царя или унесли с собой в
254
подарок? И отвечал Исраэль мужам Иудиным и сказал: десять
частей (колен) моих у царя, и у Давида больше моих, чем тво-
их. Так зачем же ты унизил меня? Разве слово наше о возвра-
щении царя нашего не было первым? Но жестче было слово му-
жей Иудиных, чем слово Исраэльтян. И оказался там негодяй
по имени Шива сын Бихри, биньяминянин; и затрубил он в
шофар и сказал: нет нам доли у Давида и нет удела нам у сына
Ишая. Все по шатрам своим, Исраэль! И отошли все Исраэль-
тяне от Давида, последовав за Шивой сыном Бихри. Иудеи же
следовали за царем своим от Ярдена до Иерушалаима» (II Сам.
19:41-44, 20:1-2).
Таким образом, Давид вошел в Иерусалим только в сопро-
вождении сынов колена Иуды. Так начался новый мятеж, од-
нако, видимо, Давиду потребовалось еще несколько дней, что-
бы осознать весь масштаб нависшей над его царством новой
угрозы.
* * *
Среди тех, кто вместе с другими жителями столицы вышел
приветствовать его возвращение, Давид заметил и сына Иона-
фана Мемфивосфея — резко похудевшего, постаревшего, об-
росшего волосами и бородой, в грязной одежде, ибо со времени
бегства Давида в знак траура Мемфивосфей перестал подстри-
гать бороду и волосы и менять одежду.
Когда же, вспомнив слова домоуправителя Саула Сивы,
Давид стал выговаривать Мемфивосфею, что тот поддержал
мятеж Авессалома и остался в городе, выяснилось, что Сива
попросту оклеветал своего господина. На самом деле калека
Мемфивосфей попросил Сиву помочь ему сесть на ослицу,
чтобы он мог последовать за Давидом, но Сива, собрав под-
ношение для царя, бросил его одного, совершенно беспомощ-
ного во дворце, а затем еще и представил дело так, будто Мем-
фивосфей встал на сторону бунтовщиков и даже сам стал
подумывать о том, как со своими хромыми ногами взобраться
на трон.
Поняв, что ошибся в Мемфивосфее и поверил клевете, Да-
вид, однако, не отменил полностью своего решения передать
Сиве все имущество Мемфивосфея, а постановил... разделить
его поровну между слугой и господином.
Благородный Мемфивосфей тут же поспешил заявить, что
он так рад возвращению Давида, что ему не нужно и этой по-
ловины. Между тем Талмуд утверждает, что Бог настолько воз-
мутился этим несправедливым решением Давида, что именно
в тот момент Он принял решение о том, что спустя сорок лет
255
после смерти Давида единое царство будет разделено на две
страны — подобно тому, как Давид разделил надвое имущество
Мемфивосфея.
Едва обустроившись в Иерусалиме, Давид начал спешно от-
давать распоряжения по наведению порядка в городе и своем
дворце. Первым делом он приказал выделить отдельный дом
для тех своих десяти жен и наложниц, которые были обесчеще-
ны Авессаломом. Он велел выдать им все необходимое, но уже
до конца своей жизни никогда не входил к ним — по закону
эти женщины стали запретны для него, да и к тому же до Дави-
да, конечно же, дошли слухи, что большинство из них не осо-
бенно сопротивлялись, когда их вели к Авессалому.
Тем временем Савей, сын Вихри, разъезжал по городам и
весям страны, призывая народ перестать посылать в Иеруса-
лим резервистов и платить царю налоги. И в этом заключалась
особенность его бунта: Савей отнюдь не хотел стать царем —
нет, он был просто страстным противником монархии и при-
верженцем народовластия.
Таким образом, Савей отражал взгляды той части нации,
которая и после воцарения Саула и Давида считала, что без ца-
ря всем коленам жилось куда лучше и свободнее. Эти люди
мечтали о возвращении прежних, домонархических порядков,
они идеализировали времена судей и даже патриархов, когда
евреи еще даже не были оседлым народом. Это и нашло отра-
жение в главном девизе бунта Савея, сына Вихри: «По шатрам
своим, Израиль!».
Не исключено, что Савею было не по душе и то изменение
атмосферы в обществе, которое наблюдалось в последнее де-
сятилетие царствования Давида. Как отмечают историки, в
этот период «наряду с политическими и экономическими ус-
пехами царя Давида в стране зарождается до сих пор чуждая
Израилю идеология, согласно которой личность царя содер-
жит в себе элементы святости и наделяется священническими
прерогативами»1.
Мидраш утверждает, что Савей произносил «богохульствен-
ные» речи, в которых утверждал, что факт помазания Давида
Самуилом ничего не значит и Давид ничем не отличается по
своему статусу от других евреев. Эти его проповеди, судя по все-
му, находили отклик в сердцах народа, так что в конце концов
до Давида стала доходить вся опасность этого человека для его
трона и самой идеи государственности вообще:
«И сказал Давид Авишаю: теперь Шева, сын Вихри, надела-
ет нам зла больше, чем Авшалом» (II Сам. 20:6).
1 Очерк истории еврейского народа. Т. 1. С. 47.
256
Решив нанести по Савею и его соратникам сокрушительный
удар, Давид вызвал к себе Амессая и велел ему в течение трех
дней провести мобилизацию всех способных носить оружие
мужчин колена Иуды и выступить с ними в поход. Поручив эту
миссию Амессаю, Давид еще раз показал, что верен своему обе-
щанию и не собирается возвращать Иоава на пост главнокоман-
дующего.
Однако Амессай не справился с первым же возложенным
на него ответственным заданием. Прошло три дня, а армия так
и не была собрана, и значит, у мятежников появлялось время
для того, чтобы осмотреться и подготовиться к сражению, если
царь решит бросить против них армию своего колена.
Казалось, самым разумным в этой ситуации было вернуть
пост командующего армией опытному и энергичному Иоаву,
однако Давид не хотел даже видеть убийцу своего сына и пото-
му вызвал к себе младшего племянника Авессу и приказал ему
немедленно выступить в поход во главе отряда гвардейцев и
иностранных наемников.
И вновь мы можем только догадываться, какая буря буше-
вала в те дни в душе Иоава, сына Серуйи. Наверняка опала ка-
залась ему унизительной и несправедливой. Разве не он бегал
вместе с Давидом от Саула? Разве не его храбрости и таланту
полководца обязан был Давид большинством своих побед? Раз-
ве не он выполнял его самые деликатные поручения, как это
было в случае с Вирсавией? И наконец, разве не он сыграл ре-
шающую роль в подавлении мятежа Авессалома?! Теперь же
Иоав вынужден был следовать за младшим братом во главе не-
большого отряда, и лишь роскошная одежда и дорогое оружие
напоминали о том, что совсем недавно он командовал всей ар-
мией и был вторым человеком в стране после царя.
Пока небольшое войско Авессы продвигалось по землям
колена Вениамина, Амессаю удалось, наконец, собрать армию
из мужчин колена Иуды, и Давид велел ему присоединиться со
своими воинами к Авессе. Встреча двух армий произошла воз-
ле Гивона; Амессай подошел к армии Авессы как раз в тот час,
когда тот вместе с Иоавом обедали.
Все дальнейшее, видимо, произошло в считаные минуты.
Иоав, поднявшись навстречу Амессаю с самым дружелюбным
видом, словно случайно обронил на землю ножны своего меча,
оставив его обнаженным. Затем, назвав Амессая братом (что
было чистой правдой!) и заверив, что он хочет окончательно
примириться с ним (что уже правдой не было), правой рукой
притянул его за бороду, делая вид, что хочет поцеловать кузе-
на. Именно то, что Иоав сделал этот жест правой рукой, види-
мо, усыпило бдительность Амессая и заставило его поверить в
9 П Люкимсон
257
искренность родственника. Но при этом Амессай то ли не
знал, то ли забыл, что Иоав был левшой. Поэтому, притянув
Амессая к себе за бороду правой рукой, левой Иоав вонзил ему
в живот меч, и, когда вытащил его, внутренности Амессая вы-
валились к его ногам. Еще мгновение Амессай смотрел на это
валявшееся у его ног кровавое месиво, а затем бездыханный
повалился на землю.
С ужасом глядели воины обеих сторон на распростертый
на земле труп Амессая, но тут один из телохранителей Иоава
поспешил провозгласить: «Кто за Иоава — тот за Давида! За
Иоавом!» — и вся армия устремилась за тем, кто командовал
ею на протяжении почти четырех десятилетий.
Так Иоав вернул себе роль главнокомандующего, и Авесса
посчитал такой поворот событий вполне справедливым, ибо и
в опыте, и в полководческом даре он уступал старшему брату.
Талмуд утверждает, что уже потом, после подавления бунта Са-
вея, сына Бихри, Синедрион судил Иоава за убийство Амессая.
Однако на суде Иоав заявил, что, во-первых, Амессай заслу-
живал смерти уже как командующий армией мятежников; а
во-вторых, не сумев выполнить царского приказа, Амессай на
деле содействовал бунтовщикам во главе с Савеем и за это так-
же подлежал по суду смертной казни. Таким образом, подвел
итоги Иоав в своем последнем слове, он, по существу, судил
Амессая военно-полевым судом, приговорил его к смерти и при-
вел приговор в исполнение. И судьи Синедриона сочли эти до-
воды Иоава убедительными и оправдали его. Давид тогда вро-
де бы согласился с решением Синедриона, хотя, как показали
последующие события, на самом деле придерживался по дан-
ному поводу совсем другого мнения.
Надо заметить, что в одном Иоав был действительно прав:
из-за нерасторопности Амессая было потеряно слишком мно-
го времени. Воспользовавшись предоставленной ему отсроч-
кой, Савей сумел собрать из своих сторонников из самых раз-
ных колен большую армию и намеревался двинуть ее навстречу
войску Давида, чтобы встретить его в открытом поле. Но Иоав,
предприняв стремительный марш-бросок, настиг Савея в мо-
мент последних приготовлений в городе Авел-Беф-Маахи
(Авел-Бейт-Маахи) и осадил его.
Опасаясь, что к Савею могут присоединиться новые части
мятежников, Иоав приказал немедленно начать штурм города.
Опыта в осаде и взятии городов Иоаву, как известно, было не
занимать. В течение суток напротив городской стены была со-
оружена земляная насыпь такой же высоты, что и сама стена, с
которой хорошо обученным гвардейцам и наемникам уже не
составляло никакого труда ворваться в Авел-Беф-Маахи, и как
258
они в этом случае поступили бы с бунтовщиками, догадаться
нетрудно. Однако незадолго до начала решительного штурма
на городской стене появилась женщина и заявила, что она хо-
чет говорить с самим Иоавом. Иоав откликнулся на этот зов, и
его страстный и обоюдоострый диалог с этой женщиной в ито-
ге и привел к тому, что бунт Савея, сына Бихри, был подавлен
без очередной гражданской войны:
«И закричала одна умная женщина из города: “Послушай-
те, послушайте, прошу, скажите Иоаву: подойди сюда, чтоб
мне поговорить с тобою”. И подошел он к ней, и сказала жен-
щина: ты ли Иоав? И сказал он: я слушаю. И она сказала так:
следовало бы вначале поговорить, спросить авэйлитов, и тог-
да бы решили дело. Я из мирных и верных людей в Исраэле, а
ты хочешь разрушить один из материнских городов в Исраэле;
зачем губить тебе удел Господень? И отвечал Иоав и сказал: не
бывать у меня тому, не бывать, чтобы я уничтожил или разру-
шил, это не так, но человек с гор Эфраимовых по имени Шева,
сын Бихри, восстал против царя Давида; выдайте его одного, и
я отойду от города. И сказала женщина Иоаву: вот голова его
будет брошена тебе со стены» (II Сам. 20:16—21).
Библия не случайно называет эту женщину «умной»: в сущ-
ности, в ходе этого диалога она преподает Иоаву урок закона,
согласно которому (Втор., 20:14), прежде чем осадить город и
объявить ему войну, следует вступить в переговоры с его жите-
лями и попытаться решить проблему мирно. В ответ на упреки
женщины в том, что он затеял очередную братоубийственную
войну, Иоав не менее резко отвечает, что ему совсем не хочет-
ся убивать братьев-евреев, но он не может уйти из-под стен Аве-
ла, пока в нем находится глава бунтовщиков Савей, сын Бих-
ри, и требует выдать его.
Вернувшись в город, женщина собрала всех старейшин, пе-
ресказала свой разговор с Иоавом и убедила их выдать голову
Савея полководцу Давида. Это условие было понято и выпол-
нено буквально: отряд горожан, ворвавшись в ставку Савея,
совсем не ожидавшего такого нападения, отрубил ему голову, а
затем эту голову сбросили с городской стены Иоаву.
Так был положен конец бунту Савея, сына Бихри. Иоав вер-
нулся в Иерусалим как триумфатор, и Давиду не оставалось
ничего другого как обнять племянника и поблагодарить его за
службу, отложив все накопившиеся между ними счеты на бо-
лее подходящее для их сведения время.
Теперь, когда мятежи были подавлены, во всем царстве сно-
ва восстановились мир и спокойствие. Дни Давида уже прибли-
жались к концу, и он сам чувствовал это. А сделать еще пред-
стояло очень и очень многое...
259
Глава седьмая
ДОРОГА К ХРАМУ
Прошло совсем немного времени — и Давид решил про-
вести всеобщую перепись мужского населения страны.
С точки зрения историков и самой логики управления го-
сударством, этот шаг выглядит вполне понятным. После про-
несшихся над страной бурь, сопровождавшихся как массовой
гибелью людей (вспомним, что только в битве у Галаадского ле-
са погибло 20 тысяч человек), так и гражданским неповинове-
нием, было крайне важно восстановить и упорядочить систе-
му налогообложения, призыва в армию и т. д.
Но дело в том, что иудаизм запрещает пересчет евреев по
головам, считает само проведение переписей народа нежела-
тельным, а если уж она становится необходимой, то ее следует
осуществлять так, как, согласно Пятикнижию, осуществлял
Моисей — посредством сбора полушекеля серебра или каким-
либо другим косвенным способом. Поэтому проведение Дави-
дом переписи обычным путем Библия объявляет грехом царя,
за который неминуемо должно было обрушиться наказание
свыше.
«И встал Сатан против Исраэля, и подстрекал Давида исчис-
лить Исраэль, — говорится в «Хрониконе». — И сказал Давид
Йоаву и князьям народа: пойдите исчислите Исраэль от Беэр-
Шевы до Дана, и представьте мне, и я буду знать число их»
(1Хрон. 21:1-2).
Комментаторы спешат отметить, что под «Сатаной» здесь
надо понимать не столько известного Ангела-обвинителя, сколь-
ко «йецер а-ра» — злое, дурное начало в человеке, толкающее
его на нарушение заповедей Творца. Давиду, безусловно, было
известно о запрете на проведение переписи, но желание точно
знать, какой массой народа он правит (возможно, как предпо-
лагают некоторые историки, для увеличения численности ар-
мии и новых завоевательных походов), оказалось сильнее.
В этой ситуации Иоав решает выступить в качестве защит-
ника Закона Моисея, хранителя принятой традиции и пытает-
ся возразить против проведения переписи:
«И сказал Иоав Давиду: да умножит Господь народ Свой,
сколько его есть, во сто крат. Разве, господин мой царь, не все
они рабы господина моего? Для чего требует этого господин
мой? Зачем ему вводить во грех Исраэль?» (I Хрон. 21:3—4).
Иоав, как видим, открыто напоминает Давиду, что проведе-
ние переписи — великий грех, и пытается убедить его, что дан-
ная мера излишня — дескать, все израильтяне исправно платят
260
налоги, и никто из них не уклоняется от службы в армии. Но в
том-то и дело, что «йецер а-ра» так сильно завладело натурой
Давида, что он отказался прислушиваться к голосу разума.
Устное предание утверждает, что спор между Давидом и
Иоавом был долгим и горячим и продолжался до тех пор, по-
ка Давид не воскликнул: «Кто здесь военачальник, а кто царь?!
Это — приказ царя!» После этого Иоав прекратил спор, так как
нарушение приказа царя означает бунт и за него полагается
смертная казнь. Во «Второй книге Самуила» эта настойчивость
Давида передается фразой: «Но строгим было слово царя Иоаву
и начальникам войска» (II Сам. 24:4), а в «Хрониконе», как «Но
царское слово превозмогло Иоава» (I Хрон. 21:4).
Все та же «Вторая книга Самуила» позволяет детально про-
следить маршрут специального отряда подсчетчиков, проводив-
шего перепись в течение девяти месяцев и двадцати дней, а
вместе с ним — и границы, в которых жили израильтяне в дни
царствования Давида:
«И перешли они Ярден, и остановились в Ароэйре, с правой
стороны города, который в долине удела Гадитов, а оттуда про-
шли к Язэйру. И пришли в Гилад, и в землю Тахтим-Ходши, и
пришли в Дан-Яан и в окрестности, и прошли к Цидону. И при-
шли в крепость Цора и во все города хивийцев и кеннаанеев, и
вышли на юг иудеи в Беэр-Шеву. И обошли всю землю, и по
истечении девяти месяцев и двадцати дней пришли в Иеруша-
лаим» (II Сам. 2, 24:5—8).
Все перечисленные в этом отрывке места хорошо известны
и сегодня. Глядя на карту, видно, что, выйдя из Иерусалима на
юго-восток, подсчетчики пересекли Мертвое море и оказались
возле самого южного еврейского города Трансиордании Ароэй-
ра. Затем они начали продвигаться на север, обойдя при этом
вассальный Аммон, и двигались так вплоть до арамейского Да-
маска, возле которого, вероятнее всего, повернули на запад.
Оказавшись на западном берегу Иордана, они снова двину-
лись на юг, прошли через пустыню Негев до Беэр-Шевы и за-
тем через Хеврон вернулись в Иерусалим.
Любопытно, что результаты этой переписи, приводимые во
«Второй книге Самуила» и в «Хрониконе», расходятся. В Книге
Самуила говорится, что в представленном Иоаве отчете было
насчитано 800 тысяч израильтян, «способных обнажать меч», и
еще 500 тысяч мужчин в колене Иуды. В «Хрониконе» указано,
что общее мужское население десяти колен Израиля (колена
Леви и Вениамина не были исчислены, причем вениамитяне,
по всей видимости, отказались участвовать в переписи) соста-
вило, по данным переписи 1 100 000 человек, воинов колена
Иуды — 470 тысяч человек.
261
Талмуд объясняет разницу между двумя источниками тем,
что «Вторая книга Самуила» не учла в числе израильтян 288 ты-
сяч человек, ежегодно служивших в армии (по две тысячи че-
ловек в месяц, то есть 24 тысячи человек в год от всех двенад-
цати колен), а также 12 тысяч (по тысяче от каждого колена)
старейшин, входивших в Верховный совет своего колена, — и
таким образом и возникла разница в 300 тысяч человек.
Разница же в данных о численности колена Иуды, согласно
Абарбанелю, объясняется тем, что «Вторая книга Самуила»
включила в число иудеев 30 тысяч жителей Иерусалима и ок-
рестностей, а «Хроникой» — нет.
Однако стоит заметить, что у многих исследователей эти объ-
яснения не вызывают доверия. Во-первых, из них непонятно,
почему резервистов того же колена Иуды надо считать вместе
с воинами других колен, в то время как мужчины этого коле-
на считаются отдельно. Во-вторых, большинство археологов
убеждены, что размеры Иерусалима в X—IX веках до н. э. про-
сто не позволяли вместить 30 тысяч жителей.
Зато в изложении последующих событий обе книги Библии
сходятся. Сразу после получения итогов переписи к Давиду при-
ходит осознание, что, проведя ее, он нарушил волю Творца и
наказание за это постигнет весь народ. Устное предание утверж-
дает, что Давид получает весть о грядущем наказании в посе-
тившем его ночью пророческом видении, а рано утром в его
дворце появляется пророк Гад, которого ночью также осенило
точно такое же пророчество. Во время этого пророчества Бог
приказал Гаду явиться к Давиду и предложить ему выбрать
один из трех вариантов наказания за проведение переписи:
«И пришел Гад к Давиду и сказал ему: так сказал Господь:
выбери себе: Или три года — голод, или три месяца уничтожа-
ем будешь врагами твоими, или три дня — меч Господень, и мор
в стране, и ангел Господень, поражающий во всех пределах Ис-
раэля» (I Хрон. 21:11—13).
Этот отрывок обычно приводится еврейскими философа-
ми как концептуальное выражение монотеизма, согласно ко-
торому все, что воспринимается людьми как добро или зло, ис-
ходит из одного источника — от Всевышнего. А вот любые
попытки представить дело так, будто добро — от Бога, а зло —
от дьявола, это уже к монотеизму отношения не имеет. Однако
для нас интересно то, что, оказавшись перед трудным выбором
между трехлетним голодом, трехмесячной кровопролитной вой-
ной и трехдневным мором, Давид выбирает мор. И объясняет
Гаду свой выбор следующим образом: «Тяжело мне очень, но
лучше попасть мне в руку Господа, ибо велико милосердие Его,
только бы не в руку человеческую попасть мне» (I Хрон. 21:13).
262
Так в стране начинается эпидемия странной болезни, про-
являющейся, если верить устному преданию, во внезапно на-
валивающейся на человека слабости, за которой, спустя не-
сколько часов, следует смерть. В течение двух дней эпидемии
ангел смерти унес жизни 70 тысяч человек, и по всей стране в
тысячах домах оплакивали в те дни усопших.
В этот момент и срабатывает расчет Давида на милосердие
Бога: пожалев людей, Всевышний велит ангелу остановиться и
прекратить забирать человеческие жизни. Однако это еще не
означает конца эпидемии: Господь ждет от Давида подлинного
раскаяния и подчинения Своей воле. А потому Он снова посы-
лает к Давиду пророка Гада с повелением принести жертвопри-
ношение на гумне иевусея Орны (Орнана, Аравны), располо-
женного рядом со стенами Иерусалима.
Вместе со старейшинами города Давид направляется на ука-
занное ему место и видит над гумном... парящего в небе испо-
линского ангела с обнаженным мечом, простертым в сторону
Иерусалима. Поняв, что еще немного — и мор войдет в стены
его столицы, Давид валится на колени. Вместе с ним падают на
колени и старейшины. Им было не дано видеть ангела — но,
во-первых, они не могли оставаться на ногах в то время, как
царь встал на колени, а во-вторых, добавляют комментаторы,
они, видимо, все-таки почувствовали исходившую от ангела
эманацию и поняли, что являются участниками некоей сак-
ральной мистерии.
Между тем Давид молит Бога о том, чтобы Он перестал на-
казывать ни в чем не повинный народ и наказал бы вместо это-
го его самого и его семью:
«И сказал Давид Богу: не я ли велел исчислять народ? Это я
согрешил и содеял зло! А эти овцы — что сделали они?! Да бу-
дет рука Твоя на мне и на доме отца моего, а народ Свой не по-
ражай!» (I Хрон. 21:17).
Это — та молитва, которую Бог ждал от Давида. Именно
она поднимает Давида на уровень таких лидеров нации, каки-
ми были Моисей, Иисус Навин, пророк Самуил и в конечном
счете Саул — лидеров, для которых судьба их народа всегда
значила куда больше их собственной жизни, а порой и жизни
их близких.
После этой молитвы Бог окончательно останавливает мор,
который в итоге продолжался все-таки чуть меньше обещан-
ных Им трех дней. Одновременно в этот момент Всевышний
открывает, наконец, Давиду ту тайну, которая мучила его боль-
ше сорока лет: гумно иевусея Орны располагается на той самой
горе Мория, где, как говорил ему Самуил во время их последней
встречи, должен быть построен постоянный Храм Богу.
263
Давид тут же решает приобрести это гумно у Орны, а когда
тот предлагает просто подарить его царю, категорически отка-
зывается принять это место в дар:
«И обернулся Орнан, и увидел ангела, а четыре сына его, что
были с ним, спрятались. А Орнан молотил пшеницу. И пришел
Давид к Орнану. И взглянул Орнан, и увидел Давида, и вышел
из гумна и поклонился Давиду лицом до земли. И сказал Давид
Орнану: дай мне место, что занято гумном, и я построю на нем
жертвенник Господу, — за полную цену отдай его мне, и прекра-
тится мор в народе. И сказал Орнан Давиду: возьми его себе, и
пусть делает господин мой царь, что угодно ему. Смотри: я от-
даю быков для всесожжения и молотила — на дрова, а пшени-
цу для хлебного приношения. Все отдаю я! И сказал Давид Ор-
нану: нет, ибо только за полную цену хочу купить я, потому что
не могу принести Господу то, что принадлежит тебе и во все-
сожжение — даровое. И дал Давид Орнану за место это шесть-
сот шекелей золота. И построил там Давид жертвенник Гос-
поду, и вознес всесожжения, и жертвы мирные, и призывал
Господа, и Он ответил ему огнем с небес на жертвеннике все-
сожжения. И сказал Господь ангелу, и он вернул меч в ножны
свои» (I Хрон. 21:20—27).
Сам факт, что иевусей Орна владел большим гумном под
Иерусалимом и, вероятно, жил в этом городе, еще раз свиде-
тельствует о том, что по меньшей мере часть коренного населе-
ния Иерусалима не только не была уничтожена при его взятии,
но и осталась жить в своих домах, то есть жестокость Давида
при взятии городов в Библии явно преувеличена. Причем, ве-
роятно, авторы этих преувеличений считали, что таким обра-
зом они способствуют еще большему прославлению Давида.
Но из самого текста Библии ясно также, что Орна Иевусея-
нин — отнюдь не простой, а очень знатный человек. Мидраш
даже утверждает, что он — не кто иной, как прежний царь
Иерусалима. О богатстве Орны свидетельствует сам факт вла-
дения им гумном, а вот о неординарности его натуры — то, что
он, как и Давид, видит ангела. Демонстрируя свои вернопод-
даннические чувства, Орна предлагает в дар Давиду гумно, а
также своих животных для жертвоприношения, однако Давид
платит ему и за то, и за другое полную цену — и для того, что-
бы жертвоприношение исходило от него лично и потом никто
не мог сказать, что земля, на которой стоит Храм, не принад-
лежит евреям или досталась им даром.
В «Хрониконе» Давид выплачивает Орне-Аравне 600 шеке-
лей (6,8544 килограмма) чистого золота — астрономическую по
тем временам сумму. Любопытно, что во «Второй книге Самуи-
ла» названа значительно меньшая сумма этой сделки — всего
264
50 шекелей серебра. Комментаторы разрешают это противоре-
чие, объясняя, что само гумно, то есть гора Мория, обошлось Да-
виду в 600 шекелей золота, а 50 шекелей серебра он заплатил Ор-
не за скот, который купил для принесения жертвоприношений.
В момент совершения жертвоприношения Давида охвати-
ло поэтическое вдохновение, и он сложил поистине один из
своих самых лучших, 24-й [23-й] псалом:
«Давида песня. Господу принадлежит земля и все, что на ней,
мир и его обитатели, ибо Он основал ее на морях и утвердил на
реках. Кто взойдет на гору Господа и кто предстанет на Его свя-
том месте? Тот, у кого чисты руки и чисто сердце; кто не возно-
сил напрасной клятвы Моим Именем и не клялся ложно... Под-
нимите, врата, ваши головы и вознеситесь двери вечности — и
войдет Славный Царь. Кто этот Славный Царь? Господь — силь-
ный и могучий, Господь, могущественный на поле битвы. Под-
нимите, врата, ваши головы и вознеситесь двери вечности —
войдет Славный Царь. Кто этот Славный Царь? Бог Воинств —
Он Славный Царь вовеки...» (Пс. 24 [23]: 1— 4, 7—10).
Согласно преданию, стих «Поднимите, врата, ваши головы
и вознеситесь двери вечности — войдет Славный Царь. Кто этот
Славный Царь? Бог Воинств — Он Славный Царь вовеки» про-
изнес царь Соломон, когда в Святая Святых построенного им
Храма вносили Ковчег Завета — без этого Ковчег внести не по-
лучалось. Затем этот псалом исполнялся хором левитов в Хра-
ме по воскресеньям — дню, с которого евреи начинают отсчет
рабочей недели.
Тогда же, согласно традиции, Давид сложил 132-й [131-й]
псалом, в котором благодарил Бога за то, что тот открыл ему
место, где должен находиться Храм, и объявлял, что теперь он
может считать себя свободным от обета не смыкать глаз для
сна — ведь обет, согласно этому псалму, звучал так: «Не войду
я под крышу своего дома, не взойду на свое ложе, не дам сна
своим глазам и векам дремоты, пока не найду места Господу,
обители Всесильному Богу Яакова» (Пс. 132 [131]: 3—5). Те-
перь, когда это место было найдено, он мог считать этот обет
выполненным.
* * *
Дж. Фрэзер утверждает, что рассказ Библии о наказании,
последовавшем за проведением Давидом переписи населения,
основан на распространенном у многих народов, живущих в са-
мых разных уголках планеты, суеверном страхе перед подсчетом
людей, животных и т. д. и убеждении, что такой пересчет мо-
жет привести к их смерти.
265
«...Принимая во внимание все изложенное, — писал Фрэ-
зер, — мы с большей степенью вероятности можем предполо-
жить, что антипатия, которую евреи времен царя Давида питали
к переписи населения, коренилась всецело в народном суеве-
рии; возможно, что последнее укрепилось вследствие вспыш-
ки чумы, последовавшей тотчас же за переписью»1.
Впрочем, сейчас уже, согласитесь, не столь важно, какое из
объяснений — религиозное или атеистическое, мистическое
или рациональное — наиболее правильно объясняет описанные
выше события. Все источники сходятся в одном: поняв, где сле-
дует строить Храм, и купив это место, Давид в последний год
своей жизни уже не мог думать ни о чем другом, кроме Храма
и всего, что связано с его возведением и будущей литургией в
его стенах.
А между тем в стенах царского дворца разворачивалась бес-
пощадная борьба за то, кто же именно унаследует трон.
Глава восьмая
ЗАКАТ
Каббала — еврейское мистическое учение — утверждает, что
обычный человек не может увидеть ангела и остаться в живых.
Каждый из людей, перед тем как покинуть этот мир, на мгно-
вение видит явившегося за ним ангела смерти — и умирает. Но
Давид не был обычным человеком и потому после явленного
ему видения продолжил жить. Однако дни его уже были сочте-
ны, и до самой смерти он чувствовал недомогание — странная
слабость во всех членах валила царя с ног; его то и дело сотря-
сал озноб, так что, пытаясь согреться, он кутался в одежды,
просил принести ему побольше одеял, но все было тщетно.
Талмуд, говоря о болезни Давида, замечает, что ни к чему в
мире человек не должен относиться пренебрежительно, так
как за это неминуемо последует расплата. В свое время Давид
пренебрег ценностью одежды и отрезал полу мантии Саула —
и вот в последние дни его жизни даже самая теплая одежда от-
казывалась его греть.
Впрочем, болезнь Давида легко объяснить и с рациональной
точки зрения. В конце концов, он мог заразиться во время эпи-
демии, перебороть саму болезнь, но начать страдать от ее ослож-
нений. Либо сама болезнь перешла из острой формы в латент-
ную и продолжила мучить царя, медленно, но верно отнимая
его силы.
1 Фрэзер Дж. Фольклор в Ветхом Завете. С. 343.
266
Давид только-только приближался к своему семидесятиле-
тию; он отнюдь не был глубоким стариком не только по поня-
тиям нашего, но и по понятиям своего времени. И вместе с тем
царь стремительно, буквально на глазах, старел и слабел, и ни-
какие средства не избавляли от мучающего его озноба. Тогда-то
у вызванных к царю врачевателей возникла спасительная, как
им показалось, идея, как вернуть его к жизни:
«И состарился царь Давид, вошел в преклонные лета, и по-
крывали его одеялами, но не становилось ему теплее. И гово-
рили ему слуги его: пусть поищут для господина моего царя дев-
ственную отроковицу, чтоб она была при царе и ухаживала за
ним. И пусть лежит она у груди твоей, и будет тепло господину
моему царю. И искали девицу во всех пределах Исраэльских, и
нашли Авишаг Шунамитянку, и привели ее к царю. И была де-
вица эта очень красива, и ухаживала она за царем, и прислужи-
вала ему, но царь не познал ее» (I Цар. 1: 1—4).
Расчет врачей был понятен: они надеялись, что первая кра-
савица страны не просто согреет Давида теплом своего юного
тела, но и разбудит в нем былой жар, и новая страсть придаст
ему силы. Но этого не произошло. Если следовать прямому тек-
сту Библии, тот самый Давид, который совсем недавно владел
целым гаремом, не захотел или не сумел даже овладеть приве-
денной к нему девушкой, не говоря уже о том, чтобы воспря-
нуть благодаря ей к жизни.
Правда, мидраш и тут вносит свои поправки. По его версии,
Давида так потрясла красота Ависаг (Авишаг), что он решил
сохранить ее девственной для своего сына Соломона, хотя еще
вполне мог наслаждаться женщиной. Однако, когда Давид ска-
зал ей это, девушка с иронией заметила: «Когда вор не может
украсть, он строит из себя честного человека!» Эта насмешка,
говорит Талмуд, привела Давида в такую ярость, что он несколь-
ко раз подряд овладел Ависаг, но... необычным путем, «не так,
как принято мужчине овладевать женщиной».
Тем не менее состояние здоровья Давида и в самом деле ос-
тавляло желать много лучшего. Слухи о том, что дни царя сочте-
ны, мгновенно разнеслись не только по дворцу, но и по всему
Иерусалиму. В народе стали ждать, что царь наконец публично
назовет имя своего преемника, но Давид медлил. Целые дни он
проводил в своей комнате, общаясь лишь с очень узким кругом
придворных.
Это привело к тому, что многие стали рассматривать в каче-
стве естественного престолонаследника Адонию — самого стар-
шего из оставшихся в живых сыновей царя (если, напомним,
не считать Далуиа Килава, либо рано умершего, либо вообще
не претендовавшего на царскую власть). Именно так решили и
267
одни из самых приближенных к Давиду людей — первосвя-
щенник Авиафар и главнокомандующий армией Иоав. Таким
образом, как показалось многим, армия и жрецы поддержали
притязания Адонии, а значит, его восхождение на престол ста-
новилось не просто реальным, а неотвратимым. Поэтому вслед
за Иоавом и Авиафаром многие знатные жители Иерусалима, а
затем и старейшины колена Иуды стали выражать свою предан-
ность этому сыну Давида и даже советовать ему взять, наконец,
в свои руки оставленные отцом бразды правления страной.
Надо заметить, что Адония и внешне, и внутренне был во
многом похож на своего единокровного брата Авессалома: он
был так же высок и красив, так же тщеславен и привержен к рос-
коши. Утвердившись в мысли, что именно он унаследует трон
отца, Адония, как в свое время Авессалом, завел себе роскошные
колесницы, эскорт всадников и отряд из пятидесяти телохра-
нителей, которые бежали перед ним. При этом — и все ком-
ментаторы это подчеркивают — у Адонии, в отличие от Авес-
салома, и в мыслях не было восстать против отца или ускорить
его кончину. Колесница, эскорт и все остальные атрибуты вла-
сти нужны ему были лишь для того, чтобы открыто заявить о
своем праве на трон, выставить себя наследником престола.
Однако на самом деле далеко не все считали Адонию достой-
ным преемником царя. В глубине дворцовых покоев, в пику
Иоаву и Авиафару, возникла другая партия, состоявшая из пер-
восвященника Садока, пророка Нафана, старого советника
царя Хусия, командира отряда наемников Ванея и еще ряда ца-
редворцев, считавших более подходящим кандидатом на трон
младшего сына царя — двенадцатилетнего Соломона. Разуме-
ется, сторонники Адонии знали о существовании этой партии,
но не принимали ее всерьез.
Стоит сказать, что хотя современный читатель восприни-
мает двенадцатилетнего Соломона как ребенка, его современ-
ники, видимо, считали иначе. Согласно мидрашу, Соломона
женили в первый раз, когда ему было десять лет, в 2922 году
по еврейскому летосчислению (838 году до н. э.), а в 2923 году
(837 году до н. э.) родился его первенец Рехаваам.
У историков эти цифры доверия не вызывают — по мнению
многих из них, в возраст воцарения Соломона вкралась ошиб-
ка на десять лет, и именно поэтому кажется, что он умер не-
обычайно рано — в 52 года. Если же предположить, что Соло-
мон взошел на престол не в 12, а в 22 года, то тогда, по их
мнению, и его женитьба уже не кажется столь ранней, да и его
поведение после воцарения выглядит куда более логичным и
естественным. Единственная проблема с этой версией заклю-
чается в том, что у нее... нет никаких доказательств. В то же
268
время хорошо известно, что вплоть до Нового времени в еврей-
ской среде были чрезвычайно распространены ранние браки
и случаи, когда жениху и невесте на момент свадьбы исполни-
лось всего десять—двенадцать, а то и лишь девять лет, были не
такими уж редкими. К тому же юный возраст Соломона пре-
красно объясняет, почему Адония не считал его серьезным кон-
курентом в борьбе за трон1.
Наконец, настал день, когда Адония по совету Иоава и Авиа-
фара решил открыто, во всеуслышание провозгласить себя на-
следным принцем, мотивировав это тем, что у тяжелобольно-
го Давида просто нет сил сделать такое объявление.
Само собой, столь важное событие должно было состоять-
ся на торжественном пиру, и Адония начал к этому пиру гото-
виться:
«И зарезал Адонийау мелкий и крупный откормленный
скот у камня Зохелет, что у Эйн-Рогель и пригласил всех бра-
тьев своих сыновей царя, и всех мужей Иудиных, рабов царя.
А Натана, пророка, и Бенайагу, и тех храбрецов, и Шеломо,
брата своего не пригласил» (I Цар. 1:9—10).
Обратим внимание, что Адония устраивает пир у того же
источника Рогель, у которого прятались во время мятежа Авес-
салома сыновья первосвященников Садока и Авиафара, то есть
всего в нескольких сотнях метров от стен Иерусалима. Камень
Зохелет, на котором он закалывает жертвы, по мнению ряда
комментаторов, до завоевания Иерусалима был языческим ка-
пищем, у которого иевусеи поклонялись идолу Зохеля — змея.
Таким образом, устроив пир в этом месте, Адония, по их мне-
нию, согрешил против Бога. Впрочем, другие комментаторы
считают, что камень назывался так потому, что стоял посреди
ручья, и вода струилась, «извивалась» («зохля») по его поверх-
ности.
Как только весть о пире дошла до пророка Нафана, он по-
нял, что пришло время действовать. Яир Закович обращает
внимание, что меньше всего на этих страницах Нафан пред-
стает перед нами как пророк. Скорее он выступает здесь как
опытный царедворец, искусный политик, закручивающий хи-
троумную интригу, призванную принести победу его партии.
С точки зрения Заковича, старость Давида оказывается по-
истине страшной. Ни одна из его жен, никто из его многочис-
ленных детей не спешит поддержать царя, и он проводит свои
1 Ранние браки были распространены среди евреев вплоть до начала
XX века. В 1900-х годах еврейские врачи развернули в Иерусалиме борь-
бу против этого явления, утверждая, что подобные браки наносят вред
здоровью женщины, а значительная часть беременностей 11—13-летних
женщин заканчивается выкидышами или преждевременными родами.
269
дни в одиночестве вместе с Ависаг, красота которой не возбуж-
дает его и которая остается для него чужой — чем-то вроде до-
машней кошки, но никак не любимой жены или дочери. И вот
к этому сидящему в одиночестве царю Нафан посылает Вирса-
вию, его последнюю, некогда любимую жену, чувство к кото-
рой сохранилось у Давида, видимо, до последнего часа.
При этом Нафан, с одной стороны, запугивает царицу, убеж-
дая ее, что если Адония придет к власти, то он казнит ее и ее
сына Соломона, а с другой — предельно четко инструктирует,
что именно и как именно она должна сказать Давиду:
«И говорил Натан Бат-Шеве, матери Шеломо, сказав: слы-
шала ли ты, что стал царем Адонийау, сын Хаггит, а господин
наш Давид не знает об этом? И теперь пойди — советовал бы я
тебе — спасай жизнь свою и жизнь сына твоего Шеломо. Иди
и явись к царю Давиду, и скажешь ему: ведь ты, господин мой
царь, клялся рабе твоей, говоря: “Шеломо, сын твой, будет цар-
ствовать после меня, и он сядет на престол мой”. Почему же
царем стал Адонийау? И вот, когда ты будешь еще говорить там
с царем, приду и я вслед за тобою и дополню слова твои» (I Цар.
1:11-14).
По мнению Заковича, Нафан, добиваясь своей цели, созна-
тельно вводит в заблуждение Вирсавию, во-первых, утверждая,
что Адония провозгласил себя царем (хотя он этого не делал и
не собирался делать), а во-вторых, что его воцарение угрожа-
ет жизни ее и Соломона — может, это и в самом деле было так,
а может быть, и нет. Но самое главное, Нафан наставляет Вир-
савию, что она должна потребовать престола для сына на осно-
вании клятвы, которую ей якобы дал Давид. Однако, пишет
Закович дальше, на самом деле в «Книге Самуила» не сказано ни
слова о такой клятве. Да, мидраши утверждают, что она была,
причем говорят, что Давид давал ее Вирсавии неоднократно —
и вскоре после смерти ее первенца, для того, чтобы склонить ее
к близости с ним; и после рождения Соломона. Но кто пору-
чится, что эти мидраши просто не были созданы народной
фантазией через много лет после этих событий — именно для
того, чтобы оправдать поведение пророка Нафана и Вирсавии?
В «Хрониконе» (I Хрон. 28:5) также говорится, что Давид
давно уже сообщил народу, что Всевышний выбрал в качестве
его наследника Соломона, но ведь эта книга также была созда-
на значительно позже этих событий и явно носит апологетиче-
ский по отношению к Давиду и Соломону характер.
Таким образом, Закович приходит к выводу, что вся интри-
га пророка Нафана строилась на тонком психологическом рас-
чете. Сначала в комнате Давида должна была появиться Вир-
савия и сообщить ему, что Адония провозгласил себя царем, а
270
заодно и попросить царя исполнить свою давнюю клятву и объ-
явить царем Соломона. Давид, разумеется, не сможет вспом-
нить, давал ли он такую клятву или нет, и засомневается. Но тут
появится Нафан, тоже заговорит о клятве и таким образом, убе-
дит Давида, что тот и в самом деле такую клятву давал, но по
болезни о ней запамятовал. Вдобавок Нафан подтвердит, что
Адония, не дождавшись кончины отца, провозгласил себя ца-
рем, что вызовет гнев Давида, и он, наконец, сделает публич-
ное заявление о назначении официального наследника престо-
ла. Которым конечно же окажется Соломон1.
Так в общем-то все и получилось:
«И пришла Бат-Шева к царю в спальню, а царь очень поста-
рел, и Авишаг Шуннамитянка прислуживала царю. И склони-
лась Бат-Шева, и поклонилась царю, и сказал царь: что тебе?
И сказала она ему: господин мой, ты клялся Господом Богом
твоим рабе твоей: “Шеломо, сын твой, будет царствовать после
меня, и он сядет на престол мой. А теперь вот Адонийау стал ца-
рем, а ты, господин мой царь, ныне даже не знаешь об этом”...»
(I Цар. 1:15-18).
Легко представить, что почувствовал больной царь, услышав
эту весть. Но Вирсавия продолжает:
«И зарезал он множество волов, откормленного скота и овец,
и пригласил всех сыновей царя, и Эвийатара, священника, и
Иоава, военачальника; Шеломо же, раба твоего, не пригласил...»
(I Цар. 1:19).
Следующий ход Вирсавии: только Соломона она называет
в своей речи «рабом твоим», желая подчеркнуть, что лишь ее
сын сохранил верность и любовь к Давиду, все же остальные
ждут его смерти и, по сути, предали его и взбунтовались против
него. И наконец, следует мольба к милосердию царя, просьба
защитить ее и юного сына от кровожадного Адонии и... назвать
Соломона в качестве наследника:
«Но ты, господин мой — царь; глаза всех исраэльтян устрем-
лены на тебя, чтобы ты сказал им, кому сидеть на престоле гос-
подина моего царя после него. И может случиться, когда почи-
ет господин мой царь с отцами своими, то я и сын мой Шеломо
будем считаться преступниками» (I Цар. 1:20).
Вирсавия еще говорит, а царю докладывают, что к нему про-
сится на прием пророк Нафан — в отличие от царицы, он не
может войти в покои царя без доклада. Ну, а далее следует речь
придворного пророка — снова выверенная до каждого слова,
призванная усилить то впечатление, которое произвела «ария
Вирсавии»:
1 См.: Закович Я. Давид: От пастуха до мессии. С. 16—23.
271
«И вот, пока она говорила с царем, пришел и Натан, про-
рок. И доложили царю, сказав: вот Натан, пророк. И вошел он
к царю, и поклонился царю лицом до земли. И сказал Натан:
господин мой царь, сказал ли ты: “Адонийау будет царствовать
после меня, и он сядет на престол мой”? Так как он ныне со-
шел и зарезал множество скота и овец и пригласил всех сыно-
вей царя и военачальников, и Эвийатара, священника, и вот,
они едят и пьют у него и говорят: “Да живет царь Адонийау!”
А меня, раба твоего, и Цадока, священника, и Бенайау, сына
Йеойады, и Шеломо, раба твоего, он не пригласил. И если по
воле господина моего царя было это, то почему не открыл ты
рабу твоему, кто сидеть будет на престоле господина моего ца-
ря после него?» (I Цар.1:22—27).
Таким образом, Нафан вроде бы «просто хочет знать»: с со-
гласия ли и ведома Давида Адония провозгласил себя царем, и
если с согласия, то почему царь не сообщил об этом своему
придворному пророку?!
Но понятно, какую вспышку гнева вызывают у немощного
физически, но отнюдь не ослабевшего духом Давида эти слова,
каждое из которых — это крупинка соли, аккуратно сыплю-
щаяся на рану. При этом Нафан называет рабами царя не толь-
ко Соломона, но и всех членов своей партии — себя, Садока,
Ванею, тем самым подчеркивая их верноподданнические чув-
ства — в отличие от членов «партии» Иоава и Авиафара, у ко-
торых уже есть «другой царь» и другой господин.
И это срабатывает: в тот же день Давид снова вызывает к се-
бе тех же Вирсавию и Нафана, а также первосвященника Садо-
ка и Ванея, велит им взять Соломона, посадить на его, Давида,
любимого мула, чтобы народ убедился, что все происходит по
воле царя, и в сопровождении гвардии наемников и оставших-
ся верными Давиду слуг свести его к источнику Тихон. Там Са-
док и Нафан должны торжественно помазать Соломона на
царство и провозгласить: «Да здравствует царь Соломон!» За-
тем юного Соломона следует с царскими почестями ввести во
дворец, усадить на трон Давида и провозгласить, что он по-
сажен на него по воле царя, после чего уже никто не посмеет
оспаривать законность назначения Соломона престолонаслед-
ником.
Нафан, Садок и Ванея поспешили исполнить приказ царя.
Причем Нафан позаботился о том, чтобы, кроме наемников и
кучки придворных, не приглашенных на пир Адонии, Соломона
к месту его помазания сопровождала толпа народа — он поспе-
шил оповестить о грядущем событии всех простолюдинов Иеру-
салима, которые в ожидании щедрого угощения мгновенно вы-
сыпали на улицы и присоединились к праздничной процессии.
272
То, что сама церемония помазания должна была пройти у
вечно бьющего Гихонского ключа, было глубоко символично:
течение воды как бы символизировало преемственность, не-
прерывность власти Давида, передающего ее своему сыну.
И вновь эти события разворачиваются в хорошо известных
местах: у Гихонского ключа сегодня обычно завершается экс-
курсия по древнему Городу Давида, и к нему ведет довольно
крутой спуск от раскопок здания, которое предположительно
и было царским дворцом. Место это лежит... всего в несколь-
ких десятках метров от того самого ручья Эйн-Рогель (араб-
ское название Бир-Эйаб — колодец Иоава), возле которого
Адония устроил пир в честь провозглашения себя престоло-
наследником.
Таким образом, весь поход от царского дворца до родника
Тихон, даже если учесть, что большая толпа народа двигалась
крайне медленно, составил от силы час, и еще час-полтора мог-
ло уйти на то, чтобы по склону снова подняться вверх к царско-
му дворцу.
Приказ царя был исполнен в точности, и когда первосвя-
щенник Садок помазал голову преклонившего перед ним
колени Соломона елеем, пророк Нафан затрубил в шофар,
объявляя об официальном провозглашении Соломона на-
следным принцем, в сопровождавшей его толпе началось ли-
кование:
«И затрубили в шофары, и возгласил весь народ: да живет
царь Шеломо! И поднялся за ним весь народ, и играл на свире-
лях, и веселился великим весельем, так что земля раскалыва-
лась от криков его» (I Цар. 1:39—40).
Разумеется, эти звуки шофаров и свирелей, а также гром-
кие крики толпы не могли не донестись до участников пира
у ручья Эйн-Рогель, и самовлюбленный Адония поспешил
предположить, что народ ликует по поводу его объявления на-
следным принцем. Однако трубные звуки не на шутку встрево-
жили многоопытного Иоава — ведь шофары использовали
только при священнослужении, в дни войны и на официаль-
ных церемониях. Так как время для священной службы было
неподходящее, то звучание шофаров означало одно из двух:
либо начало войны, либо объявление некоего официального
сообщения, касающегося всего народа. И ворвавшийся в зал к
пирующим сын первосвященника Авиафара Ионафан под-
твердил худшие предположения главнокомандующего царской
армией:
«И услышал Йоав звук шофара и сказал: почему слышен го-
лос шумящего города? Еще он говорит, как вот приходит Йона-
тан, сын священника Эвийатара. Й сказал Адонийау: подойди
273
ты, хороший человек, и сообщи хорошую весть. И отвечал
Йонатан Адонийау и сказал: “Воистину, но господин наш царь
Давид поставил царем Шеломо; послал с ним царь Цадока,
священника, и Натана, пророка, и Бенайау, сына Иеойады, и
керейтян, и пелейтян, и они посадили его на мула царского.
И Цадок, священник, и Натан, пророк, помазали его в Тихоне
на царство и поднялись оттуда радостные, и восшумел весь го-
род. Вот этот-то шум вы и слышали. И Шеломо уже сел на цар-
ский престол. И приходили уже рабы царя приветствовать гос-
подина нашего царя Давида, говоря: “Да сделает Бог твой имя
Шеломо еще лучшим, чем твое имя, и да возвеличит престол
его более твоего престола”. И поклонился царь на ложе своем,
и так еще сказал царь: “Благословен Господь, Бог Исраэлев,
который сегодня дал сидящего на престоле моем, и очи мои
видят это”...» (I Цар. 1:41—48).
Небо обрушилось на Адонию и стоявших рядом с ним Иоа-
ва и Авиафара при этих словах. Они поняли, что Нафан пере-
играл их в политической шахматной партии, поставив им «дет-
ский мат». Все их планы рухнули в одночасье; теперь, когда в
стране был объявлен законный наследник престола, Адония
мог быть в любой момент объявлен мятежником, пытавшимся
узурпировать власть, и Давид и Соломон имели равное право
приговорить его к смертной казни. А вместе с ним — и его бли-
жайших сподвижников.
Смысл сказанного Ионафаном начал доходить и до гостей
принца, и они — каждый под своим предлогом — стали по-
спешно покидать пиршественную залу, так что вскоре Адония
остался в ней один. В поисках выхода к нему пришла спаси-
тельная мысль: надо бежать к стоящему у Ковчега Завета жерт-
веннику, вцепиться в его выступы, называемые «рогами», и не
отпускать их до тех пор, пока он не получит от Давида или Со-
ломона гарантий своей неприкосновенности — ведь не посме-
ют же они совершить убийство у жертвенника!
Так Адония и сделал: он уцепился за «рога» жертвенника и
стал вопить так, что на его крики сбежались коэны и левиты,
которых Адония попросил пойти к наследному принцу Соло-
мону и передать его слова: «Пусть поклянется мне теперь царь
Шеломо, что он не умертвит раба своего мечом» (I Цар. 1:51).
Самой этой фразой, называя Соломона царем, а себя его ра-
бом, Адония выражал свое признание законности провозгла-
шения Соломона престолонаследником и лояльность по отно-
шению к нему, прося взамен даровать ему жизнь.
Однако Соломон, направляемый, очевидно, все тем же На-
фаном, давать Адонии какие-либо клятвы и вечные гарантии
отказался:
274
«И сказал Шеломо: если он будет человеком достойным, то
и волос не упадет с него на землю; если же окажется в нем что
злое — умрет» (I Цар. 1:52).
Таким образом, дальнейшую жизнь Адонии юный Соломон
обусловил его лояльностью: тот будет жить, пока он, Соломон,
будет уверен, что Адония не лелеет никаких планов захватить
престол. При возникновении же малейшего подобного подо-
зрения Адония будет казнен.
Поняв, что больших гарантий он не получит, Адония дал ото-
рвать себя от жертвенника, после чего направился во дворец,
где преклонил колени перед Соломоном, демонстрируя ему
свою покорность.
Теперь Давиду надо было подготовить своего наследника к
той миссии, которую он не сумел исполнить сам.
* * *
Когда Яир Закович, злорадствуя и сочувствуя одновремен-
но, пишет, что Давид умирал в полном одиночестве, чувствуя
себя больным, несчастным и брошенным всеми своими же-
нами и детьми, будучи почти недееспособным, он, безусловно,
искажает действительность. Несмотря на болезнь, Давид, судя
по различным книгам Библии, был в эти дни необычайно ак-
тивен, спеша завершить все начатые им дела. А дел этих было,
что называется, невпроворот, и, зная, что ему осталось немно-
го, Давид не желал тратить время на пустые разговоры с при-
дворными или пиры.
Одним из таких первоочередных дел стало для Давида со-
ставление сборника песнопений для ведения службы в будущем
Иерусалимском храме. Сам он назвал на иврите эти песнопе-
ния «теил им» — «восхваления», «славословия». Однако позже,
спустя почти две тысячи лет, его литургические оды были пе-
реведены на греческий как «псалмой» — «песни под аккомпа-
немент инструмента псалтерион (напоминавшего современ-
ную гитару)».
Отсюда возникло русское слово «псалом», а название кни-
ги «Теилим» было, соответственно, переведено на русский язык
как Псалтырь. Среди религиозных евреев и христиан утверди-
лось мнение, что автором всей Псалтыри является именно
царь Давид, и это мнение даже какой-то период разделялось
многими священнослужителями. Затем в XIX веке, в период
становления библеистики как науки среди ученых утвердилась
точка зрения, согласно которой царь Давид вообще не имеет ни-
какого отношения к созданию псалмов и все они были напи-
саны разными авторами уже в эпоху Второго храма.
275
Но надо заметить, что еврейская традиция никогда не скры-
вала, что Псалтырь — это своего рода храмовый песенник, в ко-
торый вошли произведения разных авторов. Лишь 73 из 150 псал -
мов помечены фразой «ле-Давид», что можно истолковать и
как то, что их автором является Давид, и как то, что они посвя-
щены Давиду. В ряде псалмов в качестве авторов указывается
Асаф, в других — сыновья Корея, в третьих — пророк Моисей.
Кроме того, согласно Талмуду, в Псалтырь были включены пес-
нопения, авторами которых были первый человек Адам, царь
древнего Иерусалима Мельхиседек, праотец еврейского наро-
да Авраам, а также Еман и Идифун (Иедутун).
Уже в XX веке научный анализ языка псалмов показал, что к
эпохе Второго храма относятся лишь 4-я и 5-я из пяти частей, на
которые обычно делится Псалтырь. Первая же часть этой кни-
ги, точнее, псалмы с 3-го по 41-й по своему языку и поэтической
образности, вне сомнения, относятся к X—IX векам до н. э., то
есть к эпохе Давида, и большая их часть написана одним чело-
веком. Так почему бы не предположить, что этим человеком
был именно царь Давид?! Тем более что Библия не раз подчер-
кивает, что Давид с юности отличался искусной игрой на арфе
(I Сам. 16:16—23; Амос. 6:3), изобретал музыкальные инструмен-
ты (Неем. 12:36; 1Хрон. 23:5; II Хрон. 29:26—27), а также писал
тексты песен, вызывающих восхищение у всего народа (II Сам.
1:17, 3:33, 23:1).В конце концов, даже самые большие скепти-
ки и самые яростные поклонники так называемой «библейской
критики» вынуждены были признать, что «не исключено, что
отдельные (но немногие) псалмы, связанные с именем Давида,
действительно восходят к царю — поэту и музыканту»1.
Любопытно отметить, что в большинстве написанных им
псалмов Давид дает наставления дирижеру («менацеаху») хра-
мового хора о том, на каких именно инструментах их следует
исполнять. Таким образом, составление той первой Псалтыри
было нужно Давиду не только для увековечивания своего име-
ни, но и преследовало вполне практические цели.
Еще одной работой, которой был занят Давид в последние
дни жизни, была работа... над проектом будущего Храма. Если
верить первой книге «Хроникона» (I Хрон. 28:11—13), Давид
составил и передал Соломону сделанные им собственноручно
подробные чертежи, по которым был затем построен Иеруса-
лимский храм, — всех его главных и подсобных помещений.
Таким образом, Давид оказался не только выдающимся поэтом,
полководцем и государственным деятелем, но и архитектором.
1 Вейнберг Й. Введение в Танах: Часть IV Писания. Иерусалим; М., 2005.
С. 20.
276
Чрезвычайно важным с точки зрения раввинистических ав-
торитетов считается также то, что сразу после помазания Со-
ломон распределил обязанности между семьями левитов и
коэнов, таким образом, на столетия определив порядок служе-
ния в Храме:
«И исчислены были левиты от тридцати лет и выше, и было
число их, считая поголовно мужчин — тридцать восемь тысяч.
И из них, чтобы наблюдать в доме Господнем — двадцать четы-
ре тысячи, а надсмотрщиков и судей — шесть тысяч. И четыре
тысячи привратников, и четыре тысячи славящих Господа на
инструментах, сделанных мной для прославления...» (I Хрон.
23:3-7).
Как видно из этого отрывка, Давид поделил 38 тысяч ле-
витов, достигших 30 лет — возраста, когда они имели право
исполнять обязанности священнослужителей, — на четыре
большие группы. Из них 24 тысячи должны были заниматься
повседневными работами в Храме; 6 тысяч образовывали сво-
его рода храмовую полицию и суд; 4 тысячам вменялось в обя-
занность встречать народ у входа в Храм, вовремя открывать и
запирать его ворота и играть роль их стражников; и еще 4 ты-
сячи значились храмовыми музыкантами.
Далее с помощью жребия Давид распределил все перечис-
ленные виды работ между семьями левитов и определил поря-
док их службы (I Хрон. 23—26). То же самое Давид проделал и
по отношению к коэнам — потомкам первосвященника Ааро-
на (I Хрон. 24).
Наконец, в это же время Давид произвел окончательный
подсчет всех тех ценностей и строительных материалов, кото-
рые на протяжении многих десятилетий откладывал для стро-
ительства Храма — как из военной добычи, так и из налоговых
поступлений и дани от покоренных народов. Если опять-таки
верить Библии, речь шла о поистине колоссальном для того
времени богатстве. Подробный отчет о сделанных им приго-
товлениях к строительству Храма Давид представил народу во
время второй — официальной — коронации Соломона.
* * *
«И собрал Давид всех начальников Исраэля, начальников
колен и начальников отделений, служивших царю, и началь-
ников тысяч, и начальников над всем имуществом и стадами
царя, и сыновей его, и придворных, и храбрецов, и всех людей
доблестных — в Иерушалаим» (I Хрон. 28:1).
Напомним, что помазание Соломона на царство, совершен-
ное в то время, когда Адония пировал у камня Зохелет, было
277
вынужденным, а потому поспешным. В нем приняли участие,
кроме царских гвардейцев и самых верных придворных, лишь
жители Иерусалима.
Безусловно, эта коронация была законной и окончательной,
но Давид считал, что этого недостаточно. Ему было крайне
важно, чтобы в провозглашении Соломона царем участвовали
представители всего народа — так, как представители всех ко-
лен участвовали 33 года назад в церемонии его второго публич-
ного помазания в Хевроне. И дело опять было не только в том,
чтобы Соломона признали и провозгласили царем на глазах
всего народа Израиля, но и в том, что преемнику Давида пред-
стояло выполнить задачу поистине общенациональной важно-
сти, а потому ему надо было обеспечить поддержку всей нации.
С этой целью Давид и собрал в Иерусалиме всех членов Вер-
ховных советов колен, командиров отрядов созданной им ре-
зервистской армии вплоть до сотенных, а также многочис-
ленных чиновников. Ну и, само собой, в церемонии второй
коронации Соломона опять участвовали гвардейцы и при-
дворные. Когда вся эта многотысячная толпа народа собралась
в Иерусалиме, произошло... чудо. Опровергая все слухи о сво-
ей немощи, о том, что он уже давно не может самостоятельно
передвигаться, Давид самолично вышел к народу и стоя (!!!) об-
ратился к нему с пространной речью:
«И поднялся царь Давид на ноги свои, и сказал: слушайте
меня, братья мои и народ мой!» (I Хрон. 28:2).
Одни комментаторы Писания говорят, что этот выход к на-
роду дался Давиду с огромным трудом; ему пришлось предпри-
нять нечеловеческие усилия, чтобы заставить себя «подняться
на ноги свои» и говорить стоя, однако он считал своим долгом
выразить таким образом уважение к народным избранникам,
каковыми были старейшины. Другие считают, что, будучи в
состоянии душевного подъема, Давид на какое-то время забыл
о своей немощи. Несомненно одно: своим появлением перед
народом на собственных ногах Давид добился нужного эффек-
та. Когда же он обратился к собравшимся как к «братьям», под-
черкнув, что принадлежность любого человека к своему наро-
ду значит для него куда больше его положения в обществе,
многие в толпе растрогались. На главной площади города уста-
новилось молчание: собравшиеся ловили каждое слово царя.
Речь эта знаменательна тем, что Давид в ней впервые подчер-
кивает, что избрание Соломона наследником престола не было
его личным выбором — Соломон был выбран в качестве его
преемника самим Богом, подобно тому, как самим Богом много
лет назад был избран на царство он сам, Давид. Внушив таким
образом народу, что власть Соломону дана свыше и никто из
278
людей не имеет права посягать на нее, Давид одновременно пуб-
лично обращается к сыну, обязуя его быть верным Богу и сделать
то, что было не дано сделать ему, Давиду, — построить Храм:
«И поднялся царь Давид на ноги свои, и сказал: слушайте
меня, братья мои и народ мой! Было на сердце у меня постро-
ить дом покоя для Ковчега Господня и как подставку ногам Бо-
га нашего; и необходимое для постройки приготовил я. Но Бог
сказал мне: “Не строй дома для имени Моего, ибо человек во-
инственный ты и кровь проливал ты”. И избрал меня Господь
Бог Исраэля из всего дома отца моего, чтобы быть царем над
Исраэлем вечно, ибо Иуду избрал Он во властители, а в доме
Иуды — дом отца моего, а из сыновей отца моего меня благо-
волил поставить царем над всем Исраэлем. И из всех сыновей
моих — ибо много сыновей дал мне Господь — избрал он Ше-
ломо, сына моего, дабы воссесть на престол царства Господа
над Исраэлем. И сказал Он мне: Шеломо, сын твой, он по-
строит дом Мой и дворы Мои, ибо Я избрал его Себе сыном, и
Я буду отцом ему. И утвержу царство его навеки, еси тверд бу-
дет в соблюдении заповедей Моих и законов Моих, как сего-
дня. А ныне перед глазами всего Исраэля, общины Господней,
и в уши Бога нашего говорю: соблюдайте и выполняйте все за-
поведи Господа Бога вашего, чтобы владеть вам этой землей
доброй, и оставите после себя в наследство сыновьям своим
навеки. А ты, Шеломо, сын мой, знай Бога отца твоего и служи
Ему с полным сердцем и честной душой, ибо все сердца испы-
тует Господь и всякое порождение мыслей знает. Если будешь
искать Его, Он будет найден тобой, а если оставишь Его, Он
оставит тебя навсегда. Смотри, ныне, ибо избрал тебя Господь,
дабы построить дом для святилища, будь тверд и свершай!»
(I Хрон. 28:2-9).
В этот момент до собравшихся начинает доходить высший,
сакральный смысл происходящего: они присутствуют при ак-
те публичной передачи верховной власти едва ли не в букваль-
ном смысле из рук в руки, чего в еврейской истории не было с
момента провозглашения Моисеем в качестве своего преемни-
ка Иисуса Навина. Да и сам Давид в эти минуты поднимается
почти до уровня Моисея, этого величайшего пророка челове-
чества.
Это сходство усиливается, когда он, подобно Моисею, пред-
ставляет народу сведения о собранных им материалах для строи-
тельства Храма, упоминая 3 тысячи талантов (102 816 кило-
граммов) самого чистого офирского золота и 7 тысяч талантов
(239 904 килограмма) чистого серебра. Уже по этим цифрам
можно представить, о каком колоссальном богатстве шла речь.
В беседе с Соломоном Давид называет другие, куда более гран-
279
диозные цифры: 100 тысяч талантов (3 427 200 килограммов)
золота и один миллион талантов (34 272 000 килограммов) се-
ребра, «и множество железа для гвоздей к дверям ворот и для
скрепления приготовил Давид, и меди множество без веса, и
деревьев кедровых без числа» (I Хрон. 1, 22:3—4).
Цифры эти выглядят настолько фантастическими, что у мно-
гих историков их правдивость вызывает сомнения. Вместе с тем
большинство из них признают, что после возведения Иеруса-
лимского храма в нем были сосредоточены «баснословные бо-
гатства»1.
Наконец, Давид уподобляется Моисею еще в одном. Подоб-
но тому, как Моисей считал, что Переносной храм должен быть
построен на деньги всего народа, чтобы ни у кого не возникло
сомнения, что речь идет об общенациональной святыне, так и
Давид объявляет сбор пожертвований на строительство посто-
янного Иерусалимского храма именно для того, чтобы подчерк-
нуть его принадлежность всему народу. И народ начинает жерт-
вовать, так что только в тот день было собрано 5 тысяч талантов
(171 360 килограммов) золота, 10 тысяч адарконов2, 10 тысяч
талантов (342 720 килограммов) серебра, 18 тысяч талантов
(616 896 килограммов) меди, 100 тысяч талантов (3 427 200 ки-
лограммов) железа, а также драгоценные камни3.
В этот момент на Давида снизошел пророческий дух, и он
произнес перед народом одно из самых своих возвышенных про-
славлений Бога, завершив его просьбами к Нему хранить Свой
народ и дать его сыну Соломону «сердце совершенное», чтобы
тот исполнил возложенную на него миссию. Благословление
это евреи и сегодня произносят во время утренней молитвы, а
также распевают во время выноса свитка Торы из «арон а-ко-
деша»4, и оно несомненно заслуживает того, чтобы быть про-
цитированным:
1 См., например: Шураки А. Повседневная жизнь людей Библии. М.,
2004. С. 219.
2 Ад ар кон — золотая монета времен персидского царя Дария весом
80—90 граммов. Явный анахронизм, связанный с тем, что книга «Диврей
ха-ямим» («Хроникой») создавалась уже после возвращения евреев из ва-
вилонского плена.
3 Достоверность этих цифр по понятным причинам также вызывает со-
мнения историков. Сам же процесс пожертвования, очевидно, носил «за-
очный» характер: старейшины и знатные израильтяне просто выходили
на центр площади, где стоял Давид, и провозглашали, сколько золота, се-
ребра и железа они готовы пожертвовать, а писцы заносили эти обеты в спе-
циальную книгу.
4Арон а-кодеш(в буквальном переводе «священный шкаф», «Ков-
чег Завета») — специальный, как правило, красиво отделанный шкаф у
восточной стены синагоги, предназначенный для хранения рукописных
свитков Торы (Пятикнижия Моисеева).
280
«И благословил Давид Господа перед глазами всей общины,
и сказал Давид: благословен Ты, Господи, Бог Исраэля, отца на-
шего во веки веков. Твое, Господи, величие и могущество, и
слава, и вечность, и красота, потому что все, что на небесах и на
земле, Твое, Господи; Твое царство, и превознесен Ты над всеми.
И богатство, и слава — от Тебя, и владычествуешь Ты над всем,
и в руке Твоей сила и могущество, и в руке Твоей власть возве-
личить и укрепить всякого. А ныне, Боже, мы благодарим Тебя
и восхваляем имя великолепия Твоего. Ибо кто я и кто народ
мой, чтобы имели мы силы так жертвовать? Ведь от Тебя все и
полученное из руки Твоей мы отдали тебе! Ибо пришельцы мы
перед Тобою и поселенцы, как и все отцы наши; как тень дни
наши на земле, и нет надежды. Господи, Боже наш! Все это мно-
жество, которое приготовили мы, чтобы построить дом Тебе,
имени святому Твоему — от руки Твоей оно и все Твое. И знаю
я, Бог мой, что Ты испытываешь сердца, и благоволишь к пря-
модушию. От чистого сердца своего пожертвовал я все это, а
ныне вижу, что и народ Твой, находящийся здесь, с радостью
жертвует Тебе, Господи, Бог Авраама, Исаака и Исраэля, отцов
наших! Сохрани навеки этот строй мыслей сердца народа Тво-
его, и направь сердце их к Тебе. И Шеломо, сыну моему, дай
сердце совершенное, дабы соблюдать заповеди Твои, установ-
ления Твои и законы Твои, и свершить все это, и построить дво-
рец, для которого я сделал приготовления» (I Хрон. 29:10—19).
Завершилась коронация Соломона лишь на следующий день,
когда были принесены обильные жертвы Богу — тысяча быков,
тысяча баранов и тысяча овец с соответствующими винными
возлияниями и мучными подношениями. Мясо этих жертвен-
ных животных было использовано для грандиозного пира в честь
нового царя — по словам самого Давида, «юного и слабого», ко-
торому, с одной стороны, он вверял судьбу народа, а с другой —
вверял своего сына народу с просьбой поддержать его на троне.
И желанная цель была достигнута: старейшины и воена-
чальники выезжали из Иерусалима, исполненные любви к Да-
виду и решимости верно служить Соломону.
Теперь Давид мог спокойно отойти к праотцам.
Глава девятая
СМЕРТЬ
Споры о том, когда именно состоялась вторая коронация
Соломона, идут до сих пор, однако большинство знатоков Пи-
сания сходятся во мнении, что это событие произошло при-
мерно за полтора месяца до смерти Давида, в два последних
281
дня праздника Песах 2924 года по еврейскому летосчислению
(836 год до н. э.). По хронологиям, принятым в разных истори-
ческих школах, это событие датируется между 970 и 962 года-
ми до н. э.1
Однако, помимо провозглашенного на этой церемонии пуб-
личного завещания Давида, было у царя еще одно, личное за-
вещание, которое он, если верить «Первой книге Царей», по-
ведал сыну наедине:
«И подошло время Давиду умереть, и завещал он сыну сво-
ему Шеломо, сказав: “Я ухожу в последний путь всех живущих
на земле, но ты крепись и будь мужем. И береги завет Господа,
Бога твоего, ходя путями Его, соблюдая уставы его, заповеди
Его, и законы Его, постановления Его, как написано в Торе
Моше, чтобы преуспевал ты во всем, что ни будешь делать и во
всем, к чему ни обратишься; чтобы исполнил Господь слово
Свое, которое Он говорил обо мне, сказав: ‘Не переведется на
престоле Исраэлевом муж из потомства твоего’. Еще: ты зна-
ешь, что натворил мне Йоав, сын Царуйи, как поступил он
с двумя военачальниками исраэльскими: с Авнером, сыном
Нэра, и с Амасой, сыном Йетера, как он убил их и пролил
кровь бранную во время мира, и обагрил кровью бранной по-
яс на чреслах своих. Так поступи же по разумению твоему и не
отпусти седины его в преисподнюю с миром. А сынам Барзи-
лая Гиладитянина окажи милость, и пусть будут они среди тех,
кто ест за столом твоим, ибо с тем и они пришли ко мне, ког-
да я бежал от Авшалома, брата твоего. И вот еще у тебя Шими
сын Гейры, биньяминанин из Бахурима; он злословил меня
тяжким злословием в день, когда я шел в Маханаим, но сошел
навстречу ко мне к Ярдену, и я поклялся ему Господом, сказав:
‘Я не умерщвлю тебя мечом’. А ныне ты не считай его неви-
новным, так как ты человек умный и знаешь, как поступить
с ним, и сведи седину его в крови в преисподнюю”...» (I Цар.
2:1:9).
Как видно, и в этом, частном завещании Давид прежде все-
го наказывает сыну хранить верность Богу и Его заповедям, и
вместе с тем, как выясняется, даже лежа на смертном одре, он
не простил Иоаву ни вероломные убийства Авенира и Амес-
сая, ни тем более убийства Авессалома и завещает Соломону
расправиться с ним.
1 В исторической науке сложилось мнение, что Соломон был помазан
на царство за два года до смерти Давида и эти два года они правили сов-
местно. Однако еврейские источники отрицают эту версию, настаивая,
что Соломон был официально провозглашен наследником престола не-
задолго до смерти отца и взял бразды правления в свои руки в день его
смерти.
282
Не простил Давид и Семея, сына Геры, которому, казалось
бы, так великодушно подарил жизнь после подавления мятежа
Авессалома. Так как он дал Семею клятву, что тот не умрет за на-
несенные ему оскорбления, то Давид наказывает сыну как «че-
ловеку умному» найти другой повод для казни своего обидчика.
* * *
Соломону Давид посвятил и свою последюю песню — 72-й
[71-й] псалом, заканчивающийся знаменательными словами:
«Завершены молитвы Давида, сына Ишая».
В этом псалме он молит Бога послать его наследнику то, что
он сам считает высшими ценностями для царя — способность
вершить подлинно справедливый суд и править так, чтобы ни-
кто в народе не чувствовал бы себя притесненным; мира и про-
цветания для страны, а также (как же без этого!) покорности
всех вассалов — так, чтобы весь народ от всего сердца молился
за продление жизни царя:
«Молитва о Шломо. Бог, Свое правосудие даруй царю и Свою
справедливость — Царскому сыну! Чтобы он судил Твой народ
праведно и Твоих обездоленных — по закону. И горы принесут
мир народу, и холмы — через милосердие. Он будет судить бед-
няков народа, спасать тех, кто обездолен, а грабителя — потес-
нит. .. И склонятся перед ним все цари, все народы будут ему слу-
жить, ибо он спасет возопившего бедняка и отделенного — того,
кому помочь некому. Пожалеет он нищего и убогого, и души
обездоленных вызволит. От обмана и грабежа избавит он их ду-
ши, и их кровь будет ценна в его глазах...» (Пс. 72:1—4; 11—14).
Раввин Яаков Эмден в книге «Амудей шамаим» («Небесные
столпы») приводит предание, по которому в тот час, когда Да-
вид написал этот свой последний псалом и понял, что он —
действительно последний, то он возликовал и сказал перед Бо-
гом: «Владыка Вселенной! Разве кто-либо из твоих созданий
когда-либо произнес в честь Тебя больше гимнов, чем я?!» Тут
впрыгнула ему на кровать лягушка и проквакала: «Я пою боль-
ше песен и гимнов, чем ты!»
* * *
Со смертью Давида связано несколько устных преданий,
которые настолько прекрасны сами по себе, что автор этой
книги просто не может не упомянуть их.
«...“Открой мне, Господи, моей кончины час
И меру дней моих поведай”, —
взывал Давид к Господу.
283
— Положено Мною, — отвечал Господь, — чтобы ни едино-
му смертному не ведом был час кончины его.
— Долго ли мне жить осталось?
— И этого смертному не открывают.
— В который день недели умру я?
— В день субботний.
— Господи! Дай мне умереть в первый день будней.
— День вступления на царство сына твоего Соломона уже
давно определен, а царствование одного не может быть в ущерб
царствованию другого ни на один волос.
— Господи! Дай мне умереть в канун субботы!
Отвечал Господь:
— “Единый день в селениях твоих дороже тысячи”, — гла-
сит псалом твой. Давид, один лишний день, который ты про-
ведешь в изучении Святой Истины, дороже для Меня тысячи
грядущих всесожжений сына твоего Соломона»1.
Предсказание о том, что он умрет в субботу, Давид получил
в середине жизни, и с тех пор, по преданию, на исходе суббо-
ты всегда устраивал пир — в знак того, что его в очередной раз
миновала угроза смерти. Именно с этим преданием еврейская
традиция связывает обычай устраивать вечером в субботу тра-
пезу, символизирующую проводы этого дня.
Смерть Давида пришлась на субботу, которая совпала с
праздником Шавуот, днем дарования Торы. В тот последний
день своей жизни, рассказывает мидраш, Давид не отправился
на праздничную молитву и жертвоприношение — у него не
было сил встать с ложа. Праздничную литургию вели перво-
священник Садок, пророк Нафан и юный Соломон. И в тот
момент, когда дым от жертв, принесенных после полудня, стал
восходить к небу, ангел смерти был послан к Давиду.
Но когда ангел пришел, он увидел, что царь сидит, погру-
зившись в свиток Пятикнижия, все его помыслы сосредоточе-
ны на священном тексте, а даже у ангела смерти нет права дей-
ствовать в те минуты, когда абсолютный праведник размышляет
над Книгой Книг. Ангел смерти стал ждать, надеясь, что Давид
хотя бы на минуту отвлечется от этих своих мыслей, но царь
продолжал свои святые размышления, хотя время его пребы-
вания в этом мире уже должно было закончиться.
Тогда ангел смерти вышел в сад, находившийся за дворцом,
и, подняв чудовищной силы ветер, стал валить в нем деревья.
Услышав этот шум, Давид собрался с силами и вышел посмот-
реть, что происходит в саду. Однако и при этом он продолжал
1 Бялик X. Н., Равницкий И. X. Агада: Сказания, притчи, изречения Тал-
муда и Мидрашей. С. 148—149.
284
размышять над стихом Торы и оставался неприкосновенным
для меча ангела. Но... сходя по ступенькам дворца, Давид вдруг
подвернул ногу, и пронзившая тело сильная боль заставила его
на мгновение отвлечься от мыслей о Торе. Этого мгновения бы-
ло достаточно — ангел смерти подхватил душу Давида, и без-
дыханное тело царя скатилось на землю.
Здесь, у входа во дворец, его и нашли слуги, вернувшиеся со
священнослужения.
«И почил Давид с отцами своими, и был погребен в городе
Давида. Времени же царствования Давида над Исраэлем было
сорок лет: в Хевроне царствовал он семь лет и в Иерушалаиме
царствовал тридцать три года» (I Цар. 2:10—11).
По общепринятой точке зрения, могила Давида располага-
ется на горе Сион, под горницей, в которой, согласно христи-
анской традиции, проходила Тайная вечеря. Знаменитый ев-
рейский путешественник Вениамин Тудельский (Биньямин из
Туделы), посетивший Иерусалим в 1123 году, рассказывает, что
долгое время место погребения Давида было забыто. Однако
однажды в церкви, стоящей на горе Сион, обвалилась часть
стены, и патриарх велел поискать в земле камни от прежних
строений, чтобы отремонтировать стену. Начав копать, мона-
хи наткнулись на огромный камень, а когда они его подняли,
то увидели под ним ступеньки, ведущие вниз к склепу, выстро-
енному из великолепного мрамора, украшенного золотом и
серебром. Заглянув внутрь, святые отцы увидели стол, на кото-
ром лежала золотая корона, а по его бокам стояли два надгро-
бия. Однако, когда они захотели войти в склеп, неожиданно из
него вырвался смерч и отбросил монахов назад с такой страш-
ной силой, что они повалились на пол.
Объятые страхом, монахи поспешили к патриарху. Тот мгно-
венно понял, что монахи видели склеп, в котором покоятся Да-
вид, Соломон и другие еврейские цари из рода Давидова, и ве-
лел поскорее закрыть гробницу и водрузить камень на место.
С тех пор этот располагающийся под горницей Тайной вечери
мемориал считается священным и у иудеев, и у христиан, и у
мусульман. Время от времени и в прошлом, и в наши дни меж-
ду представителями трех мировых религий вспыхивает спор о
том, кто же является полноправным хозяином «могилы царя
Давида».
Другая еврейская легенда гласит, что Соломон устроил Да-
виду роскошные похороны, построил для его погребения от-
дельный склеп и выстелил могилу отца листами чистейшего
золота, а затем такими же листами укрыл его тело. Когда еврей-
скому царю Иоханану Гиркану (135— 109 годы до н. э.) понадо-
билось уплатить огромную дань сирийскому царю Антиоху Си-
285
дету, он с величайшей осторожностью вскрыл могилу Давида и
взял из нее часть лежащего там золота.
Затем, по той же легенде, могилу Давида решил вскрыть, что-
бы забрать оставшееся в ней золото, Ирод Великий (37—4 годы
до н. э.), однако, опасаясь наказания за это святотатство, Ирод
сначала велел войти внутрь склепа двум рабам, а сам остался
стоять у входа. Со своего места он увидел, как обоих слуг вдруг
охватило пламя и через мгновение от них остался только пе-
пел. Ирод в страхе бежал от склепа, а затем повелел надстроить
над ним величественное здание. Там и сегодня лежит Давид на
листах золота, такой же, каким он был в день смерти, ибо, со-
гласно преданию, его тело не подвержено тлению, и в день вос-
крешения из мертвых ему не придется проходить через все
стадии этого процесса — царь Давид просто откроет глаза и
встанет со своего смертного ложа.
Как считается, здание, возведенное Иродом над могилой
Давида, было затем разрушено византийцами, а на его месте
построена церковь — та самая, которую потом потребовалось
ремонтировать. Вскоре персы разрушили эту церковь, но кре-
стоносцы ее восстановили. После того как Салах-ад-Дин вы-
бил из Иерусалима крестоносцев, могила Давида долгое вре-
мя находилась в запустении — пока монахи-францисканцы в
XIV веке вновь не построили на месте гробницы церковь, что,
в свою очередь, привело к конфликту между мусульманами и
христианами. В 1524 году турки разрешили этот конфликт пре-
дельно просто — объявили церковь «мечетью Эль-Дауд» («ме-
четью Давида»). Понадобилось более четырех столетий, чтобы
изменить это положение. Причем на протяжении всего этого
времени могила Давида, а точнее, окутывающие ее легенды о
сокровищах привлекали к себе всё новые поколения расхити-
телей могил, пытавшихся проникнуть в нее, и это опять-таки
порождало новые легенды.
Сейчас рядом с огромным цельнокаменным «саркофагом»,
который, как считается, стоит точно над «могилой Давида»,
действует синагога, где постоянно идут богослужения и чита-
ются псалмы, а сама могила открыта для посещения туристов
и паломников.
Однако при этом большинство историков и археологов убеж-
дены, что место, которое миллионы верующих иудеев, христиан
и мусульман считают могилой Давида, на самом деле... таковой
не является, и вовсе не обязательно, что Вениамин Тудельский
и старинные еврейские легенды говорят об одном и том же скле-
пе. При этом они обращают внимание на то, что «Первая книга
Царей» называет в качестве места захоронения Давида именно
Город Давида, то есть Иерусалим в тех границах, в которых он
286
находился в его время, а не в тех, до каких расширился спустя
столетия. Гора Сион в пределы этого древнего Иерусалима не
входила. Так что, вероятнее всего, «могила Давида» на горе Си-
он — это такая же поздняя фальсификация, как и «могила Авес-
салома» в Кедронской долине. Подлинное место погребения
Давида остается неизвестным, и, возможно, еще будет откры-
то в ходе дальнейших раскопок в Городе Давида.
А пока стоит рассказать о тех драматических событиях, ко-
торые развернулись в Иерусалиме сразу после смерти Давида.
* * *
Еще не прошел тридцатидневный траур по Давиду, как к ца-
рице-матери Вирсавии пришел Адония и смиренно попросил
принять его.
— Ты знаешь, царица, сказал он, — что меня, а не Соломо-
на прочили на царство, но отец мой решил по-своему, и я при-
знаю, что его решение было от Господа. А теперь есть у меня к
тебе одна просьба, не откажи мне.
— Говори, — сказала ему Вирсавия.
— Прошу тебя, скажи царю Соломону — ибо он тебе не от-
кажет, — чтобы дал мне Ависаг Суннамитянку в жены.
И Вирсавия направилась к Соломону, чтобы исполнить
просьбу Адонии. Увидев мать, рассказывает «Первая книга Ца-
рей», юный царь сбежал со своего трона, поклонился ей и ве-
лел принести для Вирсавии еще один престол и поставить его
по правую руку от него. Многие придворные расценили этот
поступок Соломона как знак, что он и сам понимает, что пока
слишком мал, чтобы править государством, и признает свою
мать в качестве регентши. Однако очень скоро им предстояло
убедиться, что они ошибаются: Соломон считал себя полно-
властным монархом и никому не собирался даже временно ус-
тупать бразды правления. Приглашая же мать сесть с ним ря-
дом, Соломон лишь выполнял заповедь Торы о почитании
родителей, и не более того.
Услышав, о чем просит Адония, Соломон пришел в ярость.
— Почему ты просишь для него только Ависаг Суннамитян-
ку?! Проси уже для него все царство — а заодно и для первосвя-
щенника Авиафара и Иоава, сына Серуйи!
Таким образом, в просьбе Адонии Соломон увидел под-
тверждение своих подозрений, что его сводный брат вместе со
своей «партией» продолжает вынашивать заговор против него.
Для начала же Адония решил обосновать свое право на царст-
во тем, что он унаследовал последнюю жену царя, то есть со-
вершить то же святотатство, которое некогда совершил Авес-
287
салом. И растолковав просьбу Адонии именно таким образом,
Соломон вызвал к себе верного Ванею и приказал ему немед-
ленно казнить единокровного брата:
«И поклялся царь Шеломо Господом, сказав: пусть то-то и
то-то злое сделает со мною Бог и еще добавит, если не на свою
душу (на свою погибель) изрек Адонийау это слово! Ныне же —
как жив Господь, который посадил меня на престол Давида, от-
ца моего, и который создал мне дом царский, как говорил
Он, — что ныне же будет умерщвлен Адонийау. И поручил это
царь Шеломо Бенайау, сыну Иеойады, и Бенайау поразил его,
и тот умер» (I Цар. 2:23—25).
После этого царь Соломон вызвал к себе присоединивше-
гося к «партии Адонии» Авиафара. Возможно, считая, что Адо-
ния решил жениться на Ависаг по его совету, Соломон заявил
первосвященнику, что по закону тот достоин смерти. Но, помня
о его прежних заслугах, Соломон ограничился тем, что просто
лишил Авиафара сана первосвященника и отправил его в ссыл-
ку в расположенный к северу от Иерусалима населенный коз-
нами город Анатот.
Услышав известия о начавшихся репрессиях, Иоав мгно-
венно понял, что вот-вот подойдет его очередь, и поспешил
укрыться в Переносном храме, уцепившись, как некогда Адо-
ния, за рога жертвенника. Однако Соломона, похоже, ничуть
не тронуло это известие, и он отдал Ванее приказ убить Иоава.
«И пришел Бенайау в шатер Господень, и сказал ему: так ска-
зал царь: “Выходи!” И сказал тот: нет, только здесь я умру! И Бе-
найау передал ответ царю, сказав: так говорил Иоав и так отве-
чал он мне. И сказал ему царь: сделай, как он говорил, и порази
его, и похорони его, и сними невинную кровь, которую пролил
Иоав, с меня и с отца моего. Да обратит Господь кровь его на
голову его, за то, что он убил двух мужей, более праведных и луч-
ших, чем он; и убил их мечом без ведома отца моего Давида:
Авнера, сына Нера, военачальника Исраэльского, Амасу, сына
Йетера, военачальника Иудейского...» (I Цар. 2:31—32).
И Ванее не остается ничего другого, как выполнить приказ
царя. Он убивает Иоава прямо у жертвенника, после чего отво-
зит его в фамильную гробницу в Иудейской пустыне. Сам Со-
ломон таким образом, во-первых, показывает, что существуют
преступления, за которые человек должен быть наказан, где бы
он ни пытался найти убежище — пусть даже в самом святом
месте, а во-вторых, выполняет личное завещание отца.
Но, как всегда, находятся скептики, ставящие под сомнение
такую трактовку событий. В конце концов, говорят они, если
исходить из прямого текста Библии, а не из мидрашей, Давид не
познал Ависаг Суннамитянку, и потому в просьбе Адонии не
288
было ничего вызывающего. Возможно, он просто влюбился в
эту девушку (которая, напомним, была первой красавицей стра-
ны), потерял от этой любви голову и пошел умолять Вирсавию
устроить этот брак. Во всяком случае, из текста видно, что сама
Вирсавия, будучи уже достаточно искушенной в интригах жен-
щиной, ничего необычного в просьбе Адонии не усмотрела.
Значит, нельзя исключать, что Соломон, все еще неуверен-
но чувствуя себя на троне и опасаясь переворота, попросту уви-
дел в просьбе Адонии то, чего в ней не было. (Хотя если Давид
и в самом деле тем или иным путем познал Ависаг, то такой
брак был незаконен с точки зрения Закона Моисея, а просьба
о нем — преступной).
Примечательно, что, отдавая приказ о немедленной казни
Адонии, Соломон вслед за этим расправляется и со всеми чле-
нами его «партии», сводя с ними старые счеты и одновремен-
но подавляя в зародыше возможную попытку переворота. Се-
годня уже невозможно сказать, принял ли Соломон все эти
решения сам или действовал по совету пророка Нафана. Но
нельзя не признать, что это были хотя и жестокие, но мудрые с
политической точки зрения решения, и выполнение завеща-
ния Давида в данном случае лишь странным образом совпало
с личными и политическими интересами его сына.
Что касается Семея, проклинавшего и оскорблявшего Да-
вида во время его бегства от Авессалома, то, соблюдая данную
ему Давидом клятву, Соломон решил не спешить. Он призвал
Семея к себе и повелел ему поселиться в Иерусалиме так,
чтобы тот был у него все время на виду. При этом Соломон пре-
дупредил Семея, что за давнее оскорбление своего отца он при-
говаривает его к пожизненному домашнему аресту — и если он
хотя бы раз выйдет за ворота своего дома, то будет немедленно
схвачен и казнен.
Семей действительно в течение трех лет не выходил из до-
ма. Но когда через три года два его раба убежали от Семея к ца-
рю Гефа Анхусу, Семей решился нарушить запрет и пустился за
ними в погоню, надеясь, что его отсутствие останется незаме-
ченным. Когда же Семей, вернувшись в Иерусалим, подошел
к воротам своего дома, его окликнули люди Ваней. Арестован-
ный, он был доставлен во дворец Соломона, и тот отдал приказ
о его казни — за... нарушение наложенного на него запрета.
Однако мидраш вновь вносит совершенно особый поворот
в эту историю. Подобно тому, как промедление Саула с убий-
ством царя амалекитян Агага привело к рождению злейшего
врага еврейского народа Амана, великодушие Давида по отно-
шению к Семею и подаренные ему годы жизни привели в ито-
ге к появлению на свет спасителя евреев Мордехая. Прямой
10 П. Люкимсон
289
потомок Семея, сына Геры, Мордехай, согласно преданию и
Книге Есфири («Книге Эстер»), был лидером нации в период
вавилонского плена и вместе со своей племянницей Эсфирь
сумел разрушить планы визиря Артаксеркса Амана по уничто-
жению еврейского народа.
На этом заканчивается история царя Давида и начинается
история его сына Соломона, строителя Храма, великого дип-
ломата и не менее великого философа и поэта.
Но это уже действительно совсем другая история...
Глава десятая
БЕССМЕРТИЕ
Согласно Талмуду, когда царь Соломон после смерти отца
спросил Бога, как же теперь будет существовать мир без света,
который в него приносил Давид, с Небес раздался голос: «Да-
вид, мелех Исраэль, хай вэ-каям!» — «Давид, царь Израиля, жив
и сущ!»
Автор вынужден начать эту, последнюю главу книги с при-
несения извинений читателю за то, что чуть выше ввел его в за-
блуждение, заявив, что на этом кончается история царя Дави-
да. На самом деле история царя Давида далеко не закончена, да
и не может быть закончена до тех пор, пока продолжается ис-
тория человечества — во всяком случае, в том значении, какое
вкладывал в понятие «история» великий русский философ
Н. Бердяев.
И дело не только в том, что сама биография царя Давида дав-
но уже стала неотъемлемой частью сознания человечества; что
одно лишь упоминание об истории его взаимоотношений с Сау-
лом, битвы с Голиафом, безумной страсти к Вирсавии, мятежа
Авессалома мгновенно вызывает в памяти хорошо знакомые
произведения литературы и искусства, исторические паралле-
ли и примеры из личного опыта.
Точнее, дело совсем не в этом, а в том, что на личности царя
Давида строится вся еврейская и христианская эсхатология, то
есть адепты этих двух сыгравших столь огромную роль в миро-
вой истории религий связывают с Давидом не только прошлое,
но и будущее, и этот взгляд так или иначе влияет на все сферы
сознания и деятельности человечества, включая политику.
«Уйдя из жизни, Давид оставил нам два сокровища:
Псалмы, благословения и молитвы, которые помогали со-
хранять еврейскую веру во времена бурь и катастроф, свое свя-
щенное семя, вечно живое в сменяющих друг друга поколени-
290
ях на протяжении тысячелетий, подобно тому, как оно жило и
передавалось через народ моавитян от Иеуды и Тамар до Боаза
и Рут. Из него возродится пламя семи дней Творения в тот час,
когда нищий приедет верхом на осле. Машиах из рода Давидо-
ва будет обладать всеми человеческими добродетелями. Благо-
словение Господа будет лежать на нем, но он не станет ничего
приписывать себе, за все благодаря одного Бога. Он поведет
людей земли за собой, и рука Господа будет защищать их. Тог-
да Господь будет признан царем всей Вселенной. И един будет
Господь в тот день и имя Его будет едино»1, — писал раввин
Носсон Шерман, выражая взгляд иудаизма на значение лич-
ности и наследие царя Давида.
Вот уже на протяжении двух тысяч лет евреи трижды в день
повторяют в молитве благословения, призывающие Бога вос-
становить былое величие Иерусалима, возродить династию Да-
вида и привести его потомка на трон:
«И в Иерусалим, город Твой, по милосердию Своему возвра-
тись и обитай в нем, как обещал Ты; и навечно восстанови его
в скором времени, в наши дни; и престол Давида, раба Твоего,
поскорее утверди. Благословен Ты, Господь, отстраивающий
Иерусалим.
И росток дома Давида, раба Твоего, поскорее взрасти и воз-
высь в его в избавлении Твоем, ибо на Твое спасение мы наде-
емся постоянно. Благословен Ты, Господь, взращивающий спа-
сение!»2
При этом иерусалимский Талмуд подчеркивает, что восста-
новление Храма и восстановление дома Давида неразрывно свя-
заны между собой.
В еврейском религиозном сознании Давид — это идеальный
царь; время правления Давида — это время мира и процвета-
ния, и в соответствии с обетованием Бога потомок Давида ра-
но или поздно станет мессией, то есть будет помазан на царст-
во и принесет мир и избавление от всех бед не только евреям,
но и всему человечеству. Наступление эры всеобщего мира меж-
ду народами, перековки мечей на орала и будет означать конец
человеческой истории как истории войн и различных бедствий.
Надо сказать, что и сегодня среди евреев есть немало людей,
ведущих свою родословную напрямую от царя Давида и гордя-
щихся этим.
Вера в то, что править еврейским народом в качестве царя
имеет право только потомок Давида, была укоренена в еврей-
1 Шерман Н., раввин. Вечность и суета. Иерусалим, 1989. С. 102.
2 Сидур Кол Иосеф (Молитвенник «Голос Иосифа»). Иерусалим, 1994.
С.109.
291
ском сознании на протяжении даже не столетий, а тысячеле-
тий, и именно это привело к тому, что значительная часть ев-
рейского народа в период Второго храма не приняла воцарения
не имеющей отношения к роду Давида династии Хасмонеев и
уж тем более возмутилась, когда эту династию сменил на троне
идумей Ирод (Гордус).
В дошедшем до нас сочинении той эпохи «Псалмы Соломо-
новы» его автор открыто называет Хасмонеев узурпаторами,
приведшими к власти иноземцев, и молит Бога:
«Призри, Господи, и восставь им (евреям) царя их, сына Да-
видова, в срок, который Ты предусмотрел, о Боже, чтобы воца-
рился он над Израилем, рабом Твоим: и препояшь его силою,
и сокруши властителей несправедливых... От грозного гласа его
побегут народы... И соберет он Святой народ... и разделит их по
коленам в их стране... А он — царь праведный, ученый от Бо-
га, и нет несправедливости среди них в его дни, ибо все они свя-
ты, и царь их — Мессия, помазанник Господень»1.
Отсюда берет свое начало апологетика образа Давида, стрем-
ление оправдать все его даже не очень благовидные поступки
некими высокими мотивами, которых не дано понять обычно-
му человеку.
Еврейские источники полны различных сценариев будуще-
го прихода мессии. По одним из них, мессия придет мирным
путем; по другим — канун его прихода будет знаменоваться ве-
ликими бедствиями как для евреев, так и для всего человече-
ства, и кончится это тем, что все народы мира пойдут войной
против Израиля, оставшиеся в живых евреи соберутся в Иеру-
салиме, куда и явятся два мессии. Первый из них — мессия из
дома Иосифа — даст отпор врагам, но сам погибнет в бою, и уже
после этого придет подлинный мессия из дома Давидова, при
котором Всевышний явит себя всем народам и наступит собст-
венно мессианская эра.
Талмуд переполнен спорами и изречениями о времени, ког-
да придет мессия и по каким признакам его можно будет рас-
познать. Однако для нас важно, что в любом случае мессия во
всех них называется «сыном Давида».
Некоторые мистики шли дальше и говорили, что Давид и бу-
дет мессией, причем одни понимали это как то, что будущий
мессия будет перевоплощением царя Давида, а другие воспри-
нимали выражение «Давид, царь Израиля, жив и сущ» в бук-
вальном смысле, утверждая, что Давид на самом деле не совсем
умер и в назначенный день пробудится для того, чтобы снова
возглавить и спасти народ.
1 Цит. по: Урбах Э. Э. Мудрецы Талмуда. Иерусалим, 1986. С. 445.
292
Царство Давида и Соломона в 1000—925 годах до н. э.
Ожиданием прихода мессии из дома Давидова проникнута
не только вся еврейская философия и мистика, но и еврейский
фольклор, содержащий немало преданий и сказок о том, как
Бог хранит потомство царя Давида для грядущей миссии. Вот
как пересказывает одну из таких легенд известный русскоязыч-
ный раввин Ицак Зильбер:
«В дни, когда Персидская империя властвовала над всем Вос-
током и большинство евреев, изгнанных со своей земли, ока-
зались под властью персов, воцарился безумный шах Издур,
которому пришло в голову истребить царский род Давида. И во
всех своих владениях он искал потомков Давида и убивал их...
Но по милости Господа уцелела молодая жена одного из потом-
ков Давида, понесшая плод. И слуги царя охотились за ней.
И приснился персидскому шаху сон. Будто он стоит в саду, пол-
ном роскошных плодоносных деревьев, и хотя знает, что это не
его сад, вырубает все деревья подряд. Остался лишь один мо-
лодой саженец. Но как только шах занес на него топор, то уви-
дел перед собою старца. Закричал старец на шаха, вырвал у не-
го из рук топор, обрушил на его лоб — и полилась кровь. Упав
на землю, заплакал шах и взмолился: “Что я сделал тебе? В чем
я провинился, что ты хочешь меня убить?” И ответил старец:
“Ты вырубил сад, который я вырастил. Остался в нем один кро-
хотный саженец — и его ты хочешь вырубить?!” Зарыдал шах и
пообещал, что будет холить саженец, пока он не вырастет, и
поклялся восстановить вырубленный сад. И проснулся шах...
И он отвел той женщине покои в своем дворце, и когда у не-
го родился сын, назвал его Бустенаем — от персидского слова
“бустан” (“сад”), в память о саде, увиденном во сне.
И вырос Бустенай, и учил Тору, Мишну, Талмуд и законы.
И встал раби Бустенай над всеми мудрецами, и ведал он всеми
делами царства, и поставил его шах над всеми своими минист-
рами и вельможами (Седер адорот).
Не мог прекратиться род Давида — ведь вечность его была
нам обещана Всевышним... Сегодня известно немало людей,
ведущих свое происхождение от Давида... Есть такие люди и в
Израиле, и в Америке, и в Марокко...»1
Точно так же без образа царя Давида немыслимо и христи-
анство. Вся концепция представления о Христе как о Мессии,
Спасителе и будущем царе человечества изначально строится
на основе того, что библейский Иосиф, муж Марии, является
прямым потомком Давида и, таким образом, Иисус наследует
его право на царство. Не случайно Матфей начинает свое Еван-
гелие именно с родословной Иисуса:
1 Зильбер И., раввин Пламя не спалит тебя. Иерусалим: Шамир, 1989.
294
«Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраа-
мова. Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова, Иаков родил
Иуду и братьев его. Иуда родил Фареса и Зару от Фамари; Фа-
рес родил Есрома, Есром родил Арама; Арам родил Аминада-
ва; Аминадав родил Наасона; Салмон родил Вооза от Рахавы;
Вооз родил Овида от Руфи; Овид родил Иессея; Иессей родил Дави-
да царя; Давид царь родил Соломона от бывшей за Уриею; Со-
ломон родил Ровоама; Ровоам родил Авию; Авия родил Асу; Аса
родил Иосафата; Иосафат родил Иорама; Иорам родил Озию;
Озия родил Иоафама; Иоафам родил Ахаза; Ахаз родил Езекию;
Езекия родил Манассию; Манассия родил Амона; Амон родил
Иосию; Иосия родил Иоакима; Иоаким родил Иехонию и бра-
тьев его перед переселением в Вавилон. По переселении же в
Вавилон Иехония родил Салафииля; Салафииль родил Зорова-
веля; Зоровавель родил Авиуда; Авиуд родил Елиакима; Елиа-
ким родил Азора; Азор родил Садока; Садок родил Ахима;
Ахим родил Елиуда; Елиуд родил Елеазара, Елеазар родил Мат-
фана; Матфан родил Иакова; Иаков родил Иосифа, мужа Ма-
рии, от которой родился Иисус, называемый Христос. Итак,
всех родов от Авраама до Давида четырнадцать родов; и от Да-
вида до переселения в Вавилон — четырнадцать родов; и от пере-
селения в Вавилон до Христа четырнадцать родов» (Мф. 1:1—18).
Ту же связь Иисуса с домом Давида считал необходимым
подчеркнуть в своем Евангелии и Лука: «Пошел также и Иосиф
из Галилеи, в Иудею, в Город Давидов, называемый Вифлеем, по-
тому что он был из дома и рода Давидова, записаться с Мариею,
обрученною ему женою, которая была беременна» (Лк. 2:4—5).
Этим в значительной степени объясняется та отповедь, ко-
торую авторитетные христианские ученые давали любым по-
пыткам некоторых антисемитски настроенных деятелей церк-
ви отделить Иисуса от еврейского народа, представить дело так,
что Христос «лишь проповедовал среди евреев», но сам не имел
к ним никакого отношения. Такое отделение не просто пахло
невежеством — оно подрывало саму теологическую базу хрис-
тианства: ведь если Иисус не был «сыном Давидовым», то и все
его претензии на царствование и мессианскую роль являются
необоснованными.
В то же время церковные авторитеты категорически отвер-
гали и попытки отдельных христианских публицистов заявить,
что нет особой разницы между еврейской и христианской эсха-
тологией и пониманием в ней места «Мессии, сына Давидова».
Вот как подытоживал сходство и различие между двумя эти-
ми концепциями известный теолог Дж. Э. Лэдд: «Во многих
работах, посвященных исследованию иудейской мессианской
надежды, не принимается во внимание один из самых важных
295
источников — Евангелие. Читая их с целью отыскать, на что же
надеялся иудейский народ, приходишь к выводу, что выражен-
ная в них надежда похожа на ту, которая отражена в псалмах
Соломона. Нет никакого сомнения в том, что народ ожидал
Мессию, который вскоре должен появиться (Ин. 1:20,41,4:29,
7:31; Лк. 3:15). Ему надлежало быть сыном Давидовым (Мф.
21:9, 22:42) и хотя считалось, что он родится в Вифлееме (Ин.
7:40—42, Мф. 2:3), согласно бытовавшей традиции, он неожи-
данно появится среди людей, и никто не будет выяснять его
происхождения (Ин. 7:26—27). Однажды появившись, Мессия
пребудет вовек.
Важнейшая особенность этого упования заключалась в том,
что Мессия будет из колена Давидова. Мы помним, что пришед-
шие с Востока волхвы искали родившегося иудейского царя.
И когда они стали спрашивать о нем, книжники поняли смысл
их вопроса и направили их в Вифлеем, где должен был родить-
ся обетованный правитель. Что касается Ирода Великого, то он
воспринял это пророчество в контексте политической борьбы
за власть, поскольку боялся за свой престол... Если бы Иисус
предложил евреям земное царство, в политическом отношении
устроенное, как царство Давида, они тотчас бы приняли это и
с готовностью последовали бы за ним даже на смерть, лишь бы
видеть его наступление. Однако когда, отказавшись от этого,
Иисус дал понять, что Его миссия состоит совершенно в ином
и что Его царство — это царство духа, в котором люди будут
“вкушать Его плоть и пить Его кровь”, толпа отвернулась от
Него, и его популярность пошла на убыль (Ин. 6:66). Толпа же-
лала царя, который освободил ее от римского ига, но не спаси-
теля, искупающего от грехов...»1
Разумеется, с еврейской точки зрения многие фразы Лэдда
звучат по меньшей мере предвзято, но в задачу этой книги не
входит сравнительный анализ концепции мессианства в хрис-
тианстве и иудаизме, и тем более подробный анализ еврейского
и христианского мировоззрения в целом. Вместе с тем, думает-
ся, автор привел достаточно убедительные аргументы, доказы-
вающие важность фигуры царя Давида для этих двух религий.
* * *
Но даже если отставить в сторону глобальные теологиче-
ские вопросы, нельзя не признать, что «царь Давид жив и сущ» —
жив и сущ, прежде всего, в своих бессмертных псалмах, состав-
1 Лэдд Дж. Э. Теология Нового Завета, http://bibliapologet.by.ru/z_books/
ladd/L_OO.htm
296
ляющих основу не только официальной как еврейской, так и
христианской литургии, но и неотъемлемую часть повседнев-
ной жизни адептов этих религий, а заодно оказавших огромное
влияние на развитие всей мировой поэзии.
Как уже указывалось, Давид отнюдь не является автором
всей Псалтыри, само это мнение является не более чем обыва-
тельским заблуждением. Но те псалмы, лингвистический ана-
лиз которых доказывает, что они были созданы в эпоху Давида,
и авторство которых почти не вызывает сомнений, поистине
поражают силой своего поэтического гения. Большая часть
псалмов написана белым стихом размером, напоминающим
пяти- или семистопный ямб, но в ряде из них Давид использо-
вал и рифмы. Есть у него и псалмы, написанные в форме акро-
стиха — когда начальные буквы строки или строфы построе-
ны в порядке, соответствующем буквам ивритского алфавита.
Мощь и красота поэтических образов и метафор Давида не мо-
гут не вызывать восхищения.
И все же главное, что обеспечило им бессмертие, — это та
сила искренности, с которой Давид ведет в своих псалмах диа-
лог с Богом. Не случайно, отмечая тот факт, что псалмы Дави-
да в целом написаны в русле ханаанской и египетской поэзии
того времени, известный исследователь древнееврейской лите-
ратуры С. Аверинцев спешит добавить: «Однако все эти парал-
лели не должны закрывать от нас того особого места, которое
“Книга Хвалений” занимает в религиозной лирике Ближнего
Востока, благодаря своему личностному характеру: бог из кос-
мической силы становится здесь,прежде всего, поверенным че-
ловеческих страданий и надежд»1.
Именно этим объясняется то огромное влияние, которое,
как уже говорилось выше, оказали псалмы на развитие западно-
европейской и русской литературы, музыки и живописи. В рус-
ской поэзии за поэтические переложения псалмов, пытаясь
выступить соперниками царя Давида, брались М. Ломоносов,
А. Сумароков, Г. Державин, Н. Языков, Н. Гнедич, А. Хомяков,
Ф. Глинка и многие другие. Уже в наши дни талантливые по-
этические переложения псалмов были сделаны Игн. Иванов-
ским, Г. Плисецким и Н. Гребневым.
Кроме того, иудаизм предписывает всем, особенно женщи-
нам, читать псалмы ежедневно в свободное время, так как, со-
гласно еврейской мистике, такое чтение защищает самого чело-
века и его семью от всяческих бед. В книге «Теилим» на иврите
есть указания, в какой день недели или месяца следует читать
1 Аверинцев С. С. Древнееврейская литература // История Всемирной
литературы: В 9 т. Т. 1. М., 1983. С. 288.
297
те или иные псалмы. Во многих еврейских общинах есть «хев-
рот теилим» — кружки, которые собираются для чтения псал-
мов. По субботам в синагогах принято для этого собирать де-
тей — считается, что псалмы, произносимые детьми, особенно
приятны Богу и усиливают Его благоволение к данной общи-
не и еврейскому народу в целом.
Аналогичные традиции существуют и в разных направлени-
ях христианства. Так, по древней монашеской православной тра-
диции вся Псалтырь прочитывается подряд в течение одной
недели. Для этого Псалтырь была поделена на 20 разделов — ка-
фисм. В католическом богослужении также принято было про-
читывать всю Псалтырь в течение недели. Затем эта традиция
была утрачена, но в 1911 году папа Пий X попытался восстано-
вить ее, для чего перераспределил псалмы и сделал службы не-
сколько короче.
Значение псалмов Давида в мироощущении христианина
лучше всего передают слова архимандрита Александра (Ми-
леанта):
«Если Евангелие есть весть благая, слово Божие, выражаю-
щее отношение Бога к человеку, то книга псалмов царя Дави-
да есть по преимуществу слово человека, обращенное к Богу...
Нет такого состояния души человеческой, которое не отраже-
но вдохновенными псалмами царя и пророка Давида. В них —
и ликование славословия Всевышнего; в них и уничижение сво-
ей природы, несовершенной вследствие падения; в них и пла-
менный порыв возвыситься над этой уничиженностью, покрыть
ее милосердием Божественным; в них — и вопль покаяния, не-
сравненного по своей высоте и глубине; в них — и сила в со-
знании немощи своей и в тяжких страданиях остановиться на
пределе убийственного уныния, не переступая его; в них — и
живительная вера в блаженство как в конечную цель и назна-
чение бессмертного существования души. В них, наконец, и вы-
сота пророческого прозрения в пиршествии на землю Избави-
теля — Мессии.
Но выразить всю глубину содержания псалмов — это пы-
таться объять необъятное, как и человеческая душа со всем не-
исчерпаемым разнообразием чувств и побуждений и бепредель-
ным стремлением к своему Источнику»1.
В древней и средневековой Руси (да и позже) Псалтырь бы-
ла одной из основных книг для обучения грамоте; на ней было
1 См.: Архимандрит Александр (Милеант). Общие сведения и история
возникновения Псалтыри // Псалтырь: Избранные псалмы в русском пе-
реводе (Переведенные с Септуагинты). Изд-во храма Покрова Пресвятой
Богородицы, 1996.
298
принято гадать. Кроме того, псалмы оказали огромное влияние
на древнерусскую литературу; и на основе фраз из Псалтыри
созданы многие русские пословицы и поговорки.
Судя по всему, на протяжении столетий Псалтырь была лю-
бимой книгой на Руси. Ее читали в свободное время; многие
знали ее наизусть; ее брали с собою в дорогу.
Согласно легенде, причисленный к лику святых чернигов-
ский князь Михаил и его боярин Феодор, замученные в Орде в
1245 году, во время пыток распевали псалмы Давида. Царь Алек-
сей Михайлович, пытаясь походить на великого псалмопевца,
имел обыкновение вставать посреди ночи и «славословить Гос-
пода песнопениями венценосного пророка».
Не меньшую роль играли псалмы и в жизни средневеково-
го жителя Европы, нередко составляя единственную книгу,
которую он прочитывал за свою жизнь. В сознании европей-
цев той эпохи воин и «бард» Давид входил в число девяти об-
разцов для подражания для христианских рыцарей — наряду
с Иисусом Навином, Иудой Маккавеем, Гектором, Александ-
ром, Цезарем, Артуром, Карлом Великим и Годфруа Бульон-
ским.
Разумеется, трактовка смысла многих псалмов в иудаизме и
христианстве сильно разнится. Обе религии признают, что Да-
вид был не только царем, но и пророком, и в своих псалмах
провидит будущее. Однако если христианские комментаторы
усматривают во многих строчках псалмов намек на Иисуса
Христа, то еврейские отрицают такое толкование, объясняя ее
неверным переводом текста или даже намеренным искажени-
ем смысла. Но, как уже отмечалось, сравнительный анализ ев-
рейской и христианской концепции не является задачей этой
книги, и потому данный вопрос здесь не рассматривается.
* * *
В исламе образ царя Давида — Дауда, — безусловно, имеет
меньшее значение, чем в иудаизме и христианстве, но все же
оно достаточно велико. Царь Дауд является одним из любимых
героев арабского фольклора и часто упоминается в Коране. Уже
во второй суре Корана «Корова» пересказывается история во-
царения Талута (Саула) и о том, как великан Джалут (Голиаф)
был побежден Даудом: «И обратили они их в бегство с дозволе-
ния Аллаха, и убил Дауд Джалута, и даровал ему Аллах власть и
мудрость, и научил тому, что ему было угодно» (Коран. Сура 2.
Аят 252 [251]).
«Эти аяты, — поясняет М. Б. Пиотровский, — были про-
изнесены в Медине и обращены к верующим мусульманам...
299
Библейская история звучала в Медине актуально. Устами не-
названного библейского пророка Мухаммад обращался к сво-
им соратникам. Далеко не все они с радостью восприняли при-
зывы вести вооруженную борьбу с неверными. Ссылались они
при этом, как и подданные Саула-Талута, на свою малочислен-
ность...
Рассказ о Талуте кончается упоминанием о том, что Джалута
убил Дауд. Дауда же Аллах научил “тому, что ему было угодно”
(2:251 [252]), даровал власть и мудрость. Мудрый царь Дауд-
Давид — праведник, пользовавшийся особым покровительст-
вом Аллаха. Бог сделал его своим заместителем (халифа) на
земле, ниспослал ему Писание, называемое “Забур” (Псалмы).
Он научил Дауда пению, подчинил ему горы и птиц. Вместе с
ним они славят Аллаха. Даровано было Дауду и знание ремес-
ла — обработки железа (“Мы смягчили ему железо”, 34:10) и
изготовления кольчуг...
...Образ Дауда — певца и умельца, повелевающего по при-
казу Аллаха мертвой и живой природой, — один из самых ро-
мантичных в Коране. Память об авторе псалмов веками вдох-
новляла мусульманских мистиков, стремившихся к единению
с Богом»1.
На самом деле имя Дауда-Давида встречается еще в доис-
ламской арабской поэзии, то есть его образ был хорошо знаком
арабам, и этим во многом объясняется некоторое впечатление
недосказанности, которое возникает при чтении посвященных
ему страниц Корана. Вместе с тем Коран приводит Давида, с
одной стороны, как пример верности Богу и того, что в награ-
ду за эту верность Бог может даровать человеку успех во всех его
начинаниях и подлинное могущество (суры «Пророки» и «Са-
ба»), ас другой — образец мудрого правителя, выдающегося го-
сударственного деятеля (сура «Сад»).
Любопытно, что Коран по-своему рассказывает историю о
Давиде и Вирсавии: в нем к Давиду пришли два брата с прось-
бой рассудить их. У одного было 99 овец, а у другого только од-
на. Тот, кто был богаче, уговорил брата поручить ему свою един-
ственную овцу и затем присвоил ее. Давид в Коране возмущается
несправедливостью ситуации, но затем понимает, что эти двое
пришли к нему неспроста — они были посланы Аллахом, ко-
торый решил испытать Дауда. Тут Дауд пал ниц и стал просить
у Аллаха прощения, и был прощен. Однако за какой грех он
был прощен, в Коране не говорится — видимо, предполагает-
ся, что читатель это и так знает.
1 Пиотровский М. Б. Коранические сказания. М., 1991. С. 138, 139.
300
В другом месте — в суре «Пророки» — говорится, что Дауд-
Давид вместе со своим сыном Сулейманом-Соломоном вер-
шил суд, и Сулейман проявил себя более мудрым судьей, чем
Дауд, так как Аллах «вразумил его». Что это был за суд, Коран
опять умалчивает, но комментаторы Корана, явно основыва-
ясь на талмудическом предании, утверждают, что к Дауду и Су-
лейману пришли хозяин поля и хозяин скота, который потра-
вил посевы на этом поле. Дауд присудил хозяину поля весь скот,
который погубил посевы, но Сулейман вынес другое решение:
он велел передать скот владельцу поля на то время, пока посе-
вы взойдут вновь, так что после возвращения скота ему остались
приплод и шерсть.
«Упоминание о Дауде стоит всегда в одном ряду с именами
великих пророков и праведников, — отмечает М. Б. Пиотров-
ский. — Возможно, что его образ связан с антииудейской по-
лемикой. Величие царя объясняется волей Аллаха, но вместе с
тем показывается, что этот герой, как и все главные фигуры
иудейского священного предания, — далеко не идеален. Он мог
совершить несправедливость, мог принять не самое лучшее
решение»1.
* * *
Что ж, возможно, он и в самом деле был далеко не идеален,
царь Давид. Но странное дело — и в памяти своего народа, и в
памяти других народов планеты он остался именно как вели-
кий правитель и великий праведник, умевший выставить са-
мому себе самый страшный счет совести и сполна заплатить по
нему. И то, что и еврейские, и христианские комментаторы Пи-
сания в равной степени считают образ Давида прообразом мес-
сии, будущего избавителя человечества, безусловно, далеко не
случайно. Это нельзя объяснить лишь сакральным характером
его помазания на царство, произведенным самим Самуилом —
вторым по значению библейским пророком. Нет, дело, безуслов-
но, еще и в самом масштабе его личности, вместившей в себя
океан чувств и страстей. И сегодня, открывая Псалтырь и читая
ее вечные строки, мы погружаемся в этот океан, находя в нем
подходящие только нам воды и течения, в каком бы состоянии
мы ни находились — на краю отчаяния или на пике своего
триумфа, чувствуя себя предаными всем миром или ощущая
жгучий стыд за то предательство, которое совершили сами.
Но это ведь и есть главный признак подлинно великой по-
эзии: когда строки, отражающие сугубо личные переживания
1 Там же. С. 141.
301
поэта, написанные по следам тех или иных конкретных собы-
тий его жизни, начинают восприниматься каждым читающим
их так, словно они написаны именно о нем, выражают его на-
строения, его мысли, его переживания.
Он и сегодня помогает каждому человеку найти те слова,
которые ему следует сказать самому себе и с какими словами
обратиться к Богу, этот пастух, воин и царь Давид, живший на
планете более трех тысяч лет назад. И, как видим, продолжаю-
щий жить...
«Давид, мелех Исраэль, хай вэ-каям» — «Давид, царь Изра-
иля, жив и сущ!»
Да, именно так. жив и сущ!
ПРИЛОЖЕНИЯ
Приложение 1
ЗАГАДКА «ЗВЕЗДЫ ДАВИДА»
Думается, было бы неверным в книге о царе Давиде обойти
молчанием вопрос, какое отношение имеет он к «маген Дави-
ду», под которым во всем мире сегодня понимают эмблему в
форме шестиконечной звезды (гексаграммы), нарисованной в
виде двух правильных треугольников, наложенных друг на
друга так, что один смотрит своей вершиной вверх, а другой —
вниз.
В сознании современного человечества эта звезда является
главным символом иудаизма и одновременно самым непо-
средственным образом связана с царем Давидом, что, казалось
бы, следует из ее названия — «звезда Давида», или — если пе-
реводить слова «маген Давид» буквально — «щит Давида».
В связи с этим и в еврейской, и в европейской литературе
(прежде всего связанной с каббалой и прочими мистическими
учениями) утвердилась версия о том, что у Давида и его воинов
и в самом деле были щиты либо непосредственно в форме ше-
стиконечной звезды, либо щиты круглые, но в круге была как
бы начертана шестиконечная звезда. Дескать, щиты эти дела-
лись из кожи и укреплялись полосами металла в виде перекре-
щивающихся треугольников, что делало их куда более прочны-
ми и надежными. При этом одни авторы утверждают, что в
центре шестиконечной звезды была изображена менора —
храмовый семисвечник, а другие настаивают, что в центре
звезды на щите Давида было написано сакральное 72-буквен-
ное имя Бога.
Автору этих строк не остается ничего другого, как заметить,
что, как бы красиво ни звучали эти версии, никакого подтверж-
дения им, увы, нет. Никаких щитов в виде шестиконечной «звез-
ды Давида», ни щитов с изображением этой звезды археологам
пока найти не удалось.
Вообще, «маген Авраам» и «маген Давид» — «щитом Авра-
ама» и «щитом Давида» — в иудаизме называют самого Бога.
«Барух Ата, Адонай, маген Давид» — «Благословен Ты, Господь,
щит Давида», — говорится в одной из еврейских молитв. Да и
сам Давид в ряде псалмов прямо говорил о том, что именно
Всевышнего он считает лучшим «щитом», защищающим чело-
века в любой ситуации. Например, в 18-м псалме: «Господь —
303
моя скала, моя крепость и мой избавитель, мой Бог, моя тверды-
ня — буду уповать на него. Он — мой щит, рог моего спасения,
мое величие...» (Пс. 18:3).
Такое восприятие Бога чрезвычайно характерно для Дави-
да, однако, безусловно, было бы ошибкой утверждать, что ше-
стиконечная звезда символизирует самого Творца Вселенной,
так как подобная символика была бы нарушением второй из
десяти заповедей, да и никому из серьезных авторов и не при-
ходила в голову подобная трактовка.
Большинство историков спешат отметить, что «звезда Да-
вида» начинает восприниматься как чисто еврейский символ
довольно поздно — лишь в начале XI века нашей эры, закреп-
ляется в этом качестве в XII—XI11 веках и окончательно утверж-
дается в нем лишь в XVII—XVIII столетиях.
В древности, отмечают историки, гексаграмму широко ис-
пользовали самые различные народы — от семитов Месопота-
мии до британских кельтов. Нет никакого сомнения и в том,
что наряду с другими народами ее использовали и евреи, при-
чем уже на самой заре своей национальной истории.
Так, в вышедшей в Венеции в 1716 году книге каббалиста
раввина Иммануэля Хай Рики утверждается, что у евреев этот
символ стал ассоциироваться с Творцом и святостью еще во
время их странствий в пустыне, так как именно в форме «ма-
ген Давид» клали шесть досок, на которые затем настилали
крышу Шатра Откровения (Скинии Завета). Таким образом,
«каркас» потолка этого самого сакрального еврейского соору-
жения представлял собой гексаграмму, и она постепенно на-
чала восприниматься как священный национальный и рели-
гиозный символ.
По версии израильского историка Ури Офера, «маген Давид»
есть не что иное, как символическое изображение белой лилии,
считающейся самими евреями символом народа Израиля. Имен-
но в таком символическом ключе, согласно еврейской тради-
ции, следует понимать слова Песни Песней Соломона — «Как
лилия меж терниями, так подруга моя меж дев», и также еврей-
ский народ дорог Богу меж другими народами мира.
Лилии с шестью лепестками, считает Офер, были изображе-
ны под каждым из семи светильников храмовой меноры, а также
венчали два медных столба — «боаз» и «яхин» — в Иерусалим-
ском храме: «А в Храме венцы, которые на верхушках столбов,
сделаны в виде лилий в четыре локтя высотой» (I Цар. 7:19).
По еще одной, вполне заслуживающей внимания версии,
шестиконечная звезда была выбита на личной печати Давида и
являлась, таким образом, его подписью. Дело в том, что буква
«далет» является третьей буквой ивритского алфавита, а буква
304
«вав» — шестой. Имя «Давид» записывается обычно как «далет-
вав-далет», и, таким образом, два наложенных друг на друга
треугольника, образующих шестиугольную звезду, можно счи-
тать очень удачным графическим символом имени «Давид».
То, что у царя Давида могла быть печать с таким символом,
подтверждает найденная в Сидоне (Цидоне) печатка еврейско-
го купца Иехошуа бен Иешаягу в форме «маген Давид», дати-
руемая VII веком до н. э. Шестиконечными звездами украше-
ны многие синагоги периода Второго храма и первых столетий
нашей эры; встречаются они и на еврейских надгробиях этой
эпохи. Однако, по мнению исследователей, так как гексаграм-
ма еще продолжает в ту эпоху широко использоваться многи-
ми народами, то трудно сказать, воспринимался ли он тогда
даже самими евреями как «звезда Давида» и чисто еврейский
символ.
В раннем Средневековье шестиконечную звезду часто ис-
пользуют в своих сочинениях мистики и алхимики, ее изобра-
жают как оберегающий знак на амулетах, а с конца X века она
все чаще появляется на еврейских рукописях. По меньшей ме-
ре, с VII века н. э. она начинает часто встречаться на надгроби-
ях евреев в Европе, на молитвенных покрывалах и других ри-
туальных предметах иудаизма. Однако впервые в известных
нам источниках эта звезда называется «маген Давид» лишь в
книге «Эшколь а-кофер», написанной жившим в XII веке ка-
раимским1 ученым и мистиком Иегудой Гадасси. «Семь ан-
гельских имен предшествуют мезузе... А равным образом знак,
называемый “щитом Давида”, помещен рядом с именем каж-
дого ангела», — говорится в этой книге.
В то же время версия о том, что «маген Давид» получил свое
название по имени сделавшего его своим гербом лжемессии
XII века Давида Эль-Роя и уже затем распространился по все-
му еврейскому миру, особого доверия не вызывает.
Наконец, официальной датой рождения «щита Давида» как
еврейского символа принято считать 1354 год, когда Карл IV
даровал евреям Праги привилегию иметь свой флаг в виде крас-
ного полотнища с изображением шестиконечной звезды. Флаг
этот стали называть «знаменем Давида».
С этого времени «маген Давид» стремительно распростра-
няется по всей Европе, а затем и по арабскому миру в качестве
’Караимы, от ивр. кара («чтение») — представители образовав-
шейся в раннем Средневековье еврейской секты, отрицающие устную
традицию (Талмуд) и признающие только письменные источники («Та-
нах»). С течением столетий стали позиционировать себя как отдельный
народ, однако в середине XX века вновь стали воспринимать себя частью
еврейского народа.
305
именно символа иудаизма и в конце XVIII века он уже одно-
значно воспринимается именно так как евреями, так и неевре-
ями. Первые украшают им свои синагоги, надгробия, книги
и т. д., а последние активно используют в антисемитских кари-
катурах.
Проследить историю этого символа вплоть до желтых звезд,
которые евреи носили в созданных нацистами гетто, и до со-
временной геральдики государства Израиль, безусловно, инте-
ресно, но это не входит в задачу данной книги. Отметим лишь,
что немало копий было сломано в дискуссиях о тайном, мис-
тическом значении шестиконечной звезды. Согласно самому
простому из таких каббалистических объяснений, шестико-
нечная звезда Давида символизирует Божественное управле-
ние всем мирозданием: четырьмя сторонами света и Высшими
и Нижними духовными мирами.
Другое каббалистическое объяснение заключается в том, что
каждый из шести треугольников «маген Давид» указывает на
одну из «сфирот», а шестигранный центр на «Сфирот мальхут»
(«Царствование»).
В двенадцати ребрах «маген Давид» принято видеть намек
на двенадцать колен Израиля.
Великий немецко-еврейский философ Франц Розенцвейг в
своем труде «Звезда спасения» (1921) видел в «маген Давид»
символ взаимоотношений между человеком, Богом и мирозда-
нием. Треугольник, лежащий в основании, считал Розенцвейг,
олицетворяет собой три основные сущности, рассматриваемые
философией, — Человека, Бога и Мироздание, а треугольник,
опущенный вершиной вниз, — соотношение между этими сущ-
ностями: Творение (между Богом и Мирозданием), Откровение
(между Богом и Человеком) и Избавление (между Человеком и
Мирозданием).
Наконец, существуют и более простые и понятные объясне-
ния. Например, что «маген Давид» символизирует сочетание,
объединение мужского и женского начала. Или самого челове-
ка с вечным внутренним противоборством низменного, живот-
ного и высокого, Божественного начала, а заодно — объеди-
нение Земного и Небесного в самом мироздании, созданном
Творцом. Именно в таком ключе понимал этот символ выдаю-
щийся еврейский поэт XX века Самуил Галкин:
Мне звезда отрадна эта
Чистотой и силой света,
Тем, что ни одно светило
Свет подобный не струило...
...Мне звезда отрадна эта
Щедростью безмерной света,
306
Тем, что, свет ее вбирая,
Я безмерность постигаю,
Тем, что сразу отдана
Небу и земле она
(Перевод А Ахматовой)
Думается, к загадкам «маген Давид» еще не раз будут возвра-
щаться историки, мистики, теологи. И уже не важно, имеет ли
этот великий символ какое-то отношение к историческому ца-
рю Давиду или нет: они оказались неразрывно связаны в исто-
рии и в общечеловеческом сознании, а значит, и «маген Давид»
является частью того наследия, которое нам оставил великий
псалмопевец.
Приложение 2
БИБЛИЯ И ФОЛЬКЛОР:
ОТ ЦАРЯ ДАВИДА ДО ИВАНУШКИ-ДУРАЧКА
Тема «Влияние Библии на фольклор народов мира» еще ждет
своего пристального исследователя, хотя сам факт такого влия-
ния признан давно и отдельных работ об этом в мировой фоль-
клористике хватает.
В этих же заметках автору хотелось бы поговорить о влия-
нии библейского образа царя Давида на формирование одного
из образов-архетипов русских народных сказок — Иванушки,
Ивана-дурака, трансформирующегося то в Ивана, крестьян-
ского сына, то в Емелю, а то и в Ивана-царевича. Хотя и мож-
но, с некоторой натяжкой, провести определенные параллели
между сюжетами сказок об Иване-дураке и сказками других на-
родов о более преуспевшем, чем братья, младшем сыне, образ
этот настолько самобытен и индивидуален, что его происхожде-
ние никак не объяснишь ни в рамках теории о самозарожде-
нии, ни с помощью какой-либо другой концепции о проис-
хождении сюжетов русских сказок.
Вдобавок ко всему, в отличие от образов Кощея Бессмертно-
го, Бабы-яги, Василисы Премудрой и других сказочных персона-
жей, корни происхождения которых, по мнению многих иссле-
дователей, следует искать в языческой мифологии, Иван-дурак
явно был рожден народной фантазией уже после Крещения Ру-
си. Более того, по всей видимости, образ этот формируется в
русском фольклоре довольно поздно, в XV—XVI веках.
Вот как видятся характерные черты этого образа авторам раз-
мещенного в Интернете «Мифологического словаря»:
307
«Иван Дурак (Иванушка Дурачок) — мифологизированный
персонаж русских волшебных сказок. Воплощает особую ска-
зочную стратегию, исходящую не из стандартных постулатов
практического разума, но опирающуюся на поиск собственных
решений, часто противоречащих здравому смыслу, но в конеч-
ном счете приносящих успех (существуют сказки, где Ивануш-
ка — пассивный персонаж, которому просто везет); ср. также
образ Емели Дурака, другого “удачника” русских сказок.
Социальный статус Иванушки Дурачка обычно низкий: он
крестьянский сын или просто сын старика и старухи, или ста-
рухи вдовы (иногда он царский сын, но “неумный” или просто
дурак; иногда купеческий сын, но эти варианты не являются ос-
новными). Нередко подчеркивается бедность, которая вынуж-
дает Иванушку Дурачка идти “в люди”, наниматься “в службу”.
Но в большей части сказок ущербность Иванушки Дурачка —
не в бедности, а в лишенности разума, наконец, в том, что он
последний, третий, самый младший брат, чаще всего устранен-
ный от каких-либо “полезных” дел...
Существенно противопоставление Иванушки Дурачка его
старшим братьям (чаще всего выступающим без имен): они де-
лают нечто полезное (иногда, обычно косвенно, указывается,
что старший брат пахал землю, а средний пас скот), тогда как
Иванушка или ничего не делает, или делает заведомо бесполез-
ные, бессмысленные (иногда антиэстетические, эпатирующие
других) вещи, или же выступает как заменитель своих братьев,
нередко неудачный, за это его просто бьют, пытаются утопить
в реке и т. п.
...Он не женат, в отличие от братьев, и, следовательно, имеет
потенциальный статус жениха. Место Иванушки Дурачка сре-
ди братьев напоминает место “третьего”, младшего брата типа
Ивана Третьего (Третьяка) или Ивана Царевича... Обычная за-
вязка сказок об Иванушке Дурачке — поручение ему охранять
ночью могилу умершего отца или поле (гороховое) от воров,
или некоторые другие обязанности (например, снести братьям
в поле еду и т. п.). Иногда он выполняет эти поручения в соот-
ветствии с его “глупостью” крайне неудачно... Но в других слу-
чаях Иванушка Дурачок правильно выполняет порученное за-
дание, и за это он получает вознаграждение (мертвый отец в
благодарность за охрану его могилы дает Иванушке “Сивку-
бурку, вещую каурку”, копье, палицу боевую, меч-кладенец;
пойманный Иванушкой вор дает ему чудесную дудочку и т. п.).
В третьем варианте поступки Иванушки Дурачка кажутся
бессмысленными и бесполезными, но в дальнейшем раскры-
вается их смысл: отправившись служить, чтобы выбраться из
308
нужды, Иванушка отказывается при расчете от денег и просит
взять с собой щенка и котенка, которые спасают ему потом
жизнь; увидев горящую в костре змею, он освобождает ее из
пламени, а она превращается в красную девицу, с помощью ко-
торой он получает волшебный перстень о двенадцати винтах
(благодаря ему он преодолевает все трудности, а красная деви-
ца становится его женой). С помощью волшебных средств и осо-
бенно благодаря своему «неуму» Иванушка успешно проходит
все испытания и достигает высших ценностей: он побеждает
противника, женится на царской дочери, получает и богатст-
во, и славу, становится Иваном Царевичем, т. е. приобретает
то, что является прерогативой и привилегией других социаль-
ных функций — производительной и военной. Иванушка Ду-
рачок — единственный из братьев, кто говорит в сказке (двое
других всегда молчат), при этом предсказывает будущее, тол-
кует то, что непонятно другим; его предсказания и толкования
не принимаются окружающими, потому что они неожиданны,
парадоксальны и всегда направлены против «здравого смысла»
(как и его поступки).
Иванушка загадывает и отгадывает загадки, т. е. делает то,
чем занимается во многих традициях жрец во время ритуала,
приуроченного к основному годовому празднику. Иванушка
является поэтом и музыкантом; в сказках подчеркивается его
пение, его умение играть на чудесной дудочке или гуслях-само-
гудах, заставляющих плясать стадо. Благодаря поэтическому
таланту он приобретает богатство...»1
На страницах этой книги уже отмечалось сходство между
сюжетом сказок об Иване-дураке и историей жизни царя Да-
вида, однако сейчас, после вышеприведенной цитаты, мы по-
лучаем возможность детально сравнить два этих образа.
Типологическая характеристика образа	Царь Давид	Иван-дурак
Младший, нелюби- мый сын у отца.	Младший, седьмой или восьмой сын Иессея; в связи с подозрением, что является плодом супру- жеской измены, воспи- тывается вне дома и не считается полноправ- ным членом семьи.	«Он последний, третий, самый младший брат, чаще всего устраненный от каких-либо “полез- ных” дел».
1 Мифологический словарь. http://alcyone.ucoz.ru/board/ivan_durak/
16-1-0-178
309
Низкий социаль- ный статус на пер- вом этапе жизни.	Пасет стадо своего от- ца — богатого и уважае- мого человека, не удос- таивается есть за общим семейным столом.	«Социальный статус Иванушки Дурачка обычно низкий: он кре- стьянский сын или про- сто сын старика и ста- рухи, или старухи вдовы (иногда он царский сын, но “неумный” или про- сто дурак...)...»
Не женат.	До поединка с Голиафом не был женат.	«Он не женат, в отличие от братьев, и, следова- тельно, имеет потенци- альный статус жениха».
Терпит презрение и насмешки со сто- роны братьев, при- служивает им.	Выполняя поручение отца, Давид отправля- ется в армию с гостин- цами для братьев; во время встречи старший брат обращается к нему крайне презрительно и высокомерно.	«Место Иванушки Ду- рачка среди братьев на- поминает место “треть- его”, младшего брата типа Ивана-Третьего (Третьяка) или Ивана Царевича... Обычная завязка сказок об Ива- нушке Дурачке — по- ручение ему охранять ночью могилу умершего отца или поле (горохо- вое) от воров, или неко- торые другие обязанно- сти (например, снести братьям в поле еду и т. п.)».
Совершает подвиг и с его помощью резко меняет свой социальный статус и получает в награ- ду РУКУ царской до- чери.	Побеждает Голиафа, становится националь- ным героем, военачаль- ником и в итоге женит- ся на дочери царя Саула царевне Мелхоле.	«С помощью волшеб- ных средств и особен- но благодаря своему “неуму” Иванушка ус- пешно проходит все ис- пытания и достигает высших ценностей: он побеждает противника, женится на царской до- чери, получает и богат- ство, и славу, становит- ся Иваном Царевичем, т. е. приобретает то, что является прерогативой и привилегией других социальных функций — производительной и военной».
310
Обладает пророче- ским даром.	В детстве Давиду снятся пророческие сны. После помазания его на цар- ство Самуилом он при- обретает пророческий дар, который сохраняет до конца жизни.	«Иванушка Дурачок... предсказывает будущее, толкует то, что непонят- но другим; его предска- зания и толкования не принимаются окружаю- щими, потому что они неожиданны, парадок- сальны и всегда направ- лены против “здравого смысла” (как и его по- ступки)».
Выполняет функ- ции жреца.	Давид в одежде жреца пляшет вокруг Ковчега Завета во время его пе- реноса в Иерусалим, а затем участвует в жертво- приношениях.	«Иванушка загадывает и отгадывает загадки, т. е. делает то, чем зани- мается во многих тра- дициях жрец во время ритуала, приуроченно- го к основному годово- му празднику».
Является поэтом и музыкантом.	Библия и мидраши ут- верждают, что Давид с ранней юности вирту- озно играл на струнных инструментах и слагал песни и псалмы — гим- ны в честь Господа. Бла- годаря своему музыкаль- ному дару он оказался при дворе царя Саула. Продолжал писать и исполнять псалмы до конца жизни, составив из них основу книги «Теилим» (в православ- ной традиции — Псал- тыри).	«Иванушка является поэтом и музыкантом; в сказках подчеркива- ется его пение, его уме- ние играть на чудесной дудочке или гуслях-са- могудах, заставляющих плясать стадо. Благода- ря поэтическому талан- ту он приобретает бо- гатство».
Преследуется сво- им тестем-царем и опирается на по- мощь своей жены- царевны и в итоге становится царем.	Царь Саул выставляет дополнительное усло- вие брака Давида с его дочерью Мелхолой. За- тем он начинает подо- зревать Давида в наме- рении свергнуть его с трона и замысливает казнить зятя. Однако Давид избегает ареста благодаря своей жене Мелхоле. В итоге имен- но Давид наследует трон Саула.	В ряде вариантов сказ- ки об Иване-дураке царь выставляет дополни- тельные условия брака с царевной, а затем из- гоняет дочь и Ивана из дворца. Однако в дни войны Иван совершает новые воинские подви- ги, спасает страну от за- хватчиков и становится царем.
311
Из этой таблицы видно, что параллелей между образами ца-
ря Давида и Ивана-дурака достаточно много, и они невольно
наводят на версию, что история жизни Давида и является прото-
сюжетом сказки об Иване-дураке, а образ царя Давида — свое-
образным прототипом (или одним из прототипов) архетипи-
ческого образа Иванушки-дурачка. Версия эта отнюдь не такая
уж маловероятная, как может показаться на первый взгляд.
Как уже отмечалось, Псалтырь была самой распространенной
книгой на Руси. Уже одно это не могло не возбудить интереса
народа к тому, кто считался единственным автором этой кни-
ги, то есть к царю Давиду. Ну а далее, через вольную интерпре-
тацию библейского текста, через «Житие царя Давида» образ
далекого еврейского царя и псалмопевца начал в народном со-
знании трансформироваться в куда более близкий массам об-
раз национального героя, вышедшего из самых недр народа.
Разумеется, данная гипотеза еще нуждается в дополнитель-
ном, куда более глубоком исследовании, и пока оно не прове-
дено, трудно сказать, насколько она верна. Но по меньшей ме-
ре по отношению к ней можно с полным правом повторить
знаменитую фразу великого датского физика Нильса Бора, об-
роненную им в разговоре с Вольфгангом Паули: «Ваша теория,
безусловно, безумна. Вопрос в том, достаточно ли она безум-
на, чтобы быть правильной».
Приложение 3
ОСНОВНЫЕ СОБЫТИЯ ЖИЗНИ ДАВИДА,
НАШЕДШИЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЕГО ПСАЛМАХ1
Битва с Голиафом — псалмы 36,121.
Бегство от Саула при содействии Мелхолы — псалом 59.
Пребывание в Гефе у царя Анхуса — псалмы 34, 56, 86.
Преследования со стороны царя Саула — псалмы 7, 11, 18,
31, 52, 54, 57, 58, 63, 64, 109, 140, 141, 142.
1 В данном приложении указаны псалмы, написанные Давидом в честь
конкретных событий его жизни. Псалмы, отражающие его религиозно-
философские искания и внутренние переживания, не включены.
Нумерация псалмов дана в соответствии с масоретской традицией.
Псалмы 1—8 имеют единую нумерацию и в масоретской традиции (м. т.), и
в синодальном переводе (с. п.); псалмам 9—10 в м. т. соответствует псалом 9
в с. п.; псалмам 11—113 в м. т. соответствуют псалмы 10—112 в с. п.; псалмам
114—115 в м. т. соответствует псалом 113 в с. п.; псалму 116:1—9 в м. т. —
псалом 114 в с. п.; псалму 116:10—19 в м. т. — псалом 115 в с. п.; псалмам
117—146 в м. т. соответствуют псалмы 116—145 в с. п.; псалму 147:1—11 в
м. т. соответствует псалом 146 в с. п.; псалму 147:12—20 в м. т. — псалом 147
в с. п.; нумерация псалмов 148—150 в обеих традициях совпадает.
312
Первая битва с филистимлянами в Долине исполинов —
псалом 144.
Перенос Ковчега Завета в Иерусалим — псалмы 105,106,131.
Война с аммонитянами — псалмы 20, 110.
Война с арамеями — псалом 61.
Мятеж идумеев во время войны с аммонитянами и арамея-
ми — псалом 60.
Накануне греха с Вирсавией — псалмы 11, 26.
В дни греха с Вирсавией — псалом 51.
После прощения Богом греха с Вирсавией — псалом 32.
Болезнь после греха с Вирсавией — псалмы 6, 38, 39, 41.
Выздоровление от болезни — псалом 40.
Победа над филистимским князем Лабеном — псалом 9.
Мятеж Авессалома — псалмы 3, 4, 5, 35, 17, 55, 70, 71, 116.
Откровение на гумне иевусея Орны — псалмы 24, 132.
Подведение итогов жизни, предчувствие смерти — псалмы
119, 122, 127 (наставление Соломону), 30 (песнопение для ос-
вящения будущего Храма).
Перед смертью — псалом 72 (молитва о сыне Соломоне,
последний по времени псалом Давида).
ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
ЦАРЯ ДАВИДА1
2854(906) — рождение Давида в Бейт-Лехеме (Вифлееме) вдень праздни-
ка Шавуот (Пятидесятницы).
2882 (878) — тайное помазание Самуилом Давида как царя Израиля. По-
явление Давида при дворе Саула в качестве придворного музыкан-
та. Победа над Голиафом. Женитьба на Мелхоле.
2883 (877) — бегство от Саула по Иудее. Обретение убежища в Секелаге.
2884(876) — гибель Саула в битве у горы Гелвуи. Возвращение в Иудею из
Секелага. Провозглашение Давида в Хевроне царем колена Иуды.
Покорение Гисура и женитьба на дочери гисурского царя Фалмая,
Маахе — матери Фамари и Авессалома.
2889(871) — Иевосфей признан царем одиннадцати колен Израиля.
2892 (868) — убийство Иевосфея. Давид объявлен в Хевроне царем всего
Израиля. Завоевание Иерусалима и объявление его столицей объ-
единенного Еврейского царства. Битвы с филистимлянами в Доли-
не исполинов. Перенос Ковчега Завета в Иерусалим.
2882—2900(868—860) — завоевание Моава, Идумеи, филистимских горо-
дов и т. д. Создание и укрепление армии и государственного аппа-
рата.
2909 (851) — смерть аммонитского царя Нааса. Война с Аммоном и ара-
меями. Первая осада Раввы Аммонитской, победа над арамеями,
захват Дамаска и значительной части территории современной Си-
рии.
2910(850) — грех с Вирсавией. Продолжение войны против аммонитян.
2911 (849) — падение Раввы Аммонитской. Рождение и смерть первенца
Вирсавии.
2912(848) — рождение Соломона.
2913 (847) — бесчестие Фамари, нанесенное Амноном.
2914 (846) — начало трехлетней засухи и голода.
2915(845) — убийство Амнона, бегство Авессалома в Гисур.
2917 (843) — выдача семи потомков Саула гивонитянам, подвиг Рицпы.
Окончание засухи. Погребение останков Саула и его сыновей. Воз-
вращение Авессалома в Иерусалим.
2919(841) — окончательное прощение Авессалома Давидом.
2921 (839) — мятеж Авессалома. Мятеж Савея, сына Бихри. Указ о прове-
дении переписи населения.
2922 (838) — трехдневный мор. Покупка поля у иевусея Орны под строи-
тельство будущего Иерусалимского храма.
2923 (837) — болезнь Давида. Приглашение Ависаг Суннамитянки. Про-
ведение учета материалов, собранных для строительства Храма, со-
здание архитектурного плана Храма, распределение функций ле-
1 Даты приведены согласно еврейской историографии, по «Книге по-
рядка поколений» («Сефер седер гадорот»), по еврейскому летосчислению
«от сотворения мира», а в скобках дана соответствующая дата до н. э. по гри-
горианскому календарю. Как уже говорилось на страницах этой книги,
различные научные хронологии относят время жизни и деятельности Дави-
да к концу IX — началу X века до н. э. Но сама периодичность при этом не
меняется — известно, что Давид прожил 70 лет, взошел на царство в ЗОлет,
семь лет правил в Хевроне и 33 года — в Иерусалиме и т. д.
314
витов и коэнов в будущем Храме и предписания о порядке храмо-
вой литургии.
2924 (836) — попытка Адонии провозгласить себя наследным принцем.
Объявление Соломона наследным принцем и помазание его на цар-
ство у источника Тихон перед жителями Иерусалима. Торжествен-
ная церемония провозглашения Соломона наследным принцем на
глазах представителей всех двенадцати колен. Провозглашение пуб-
личного завещания Давида. Объявление сбора пожертвований на
строительство Храма. Личное завещание Давида Соломону. Смерть
Давида.
2924(836) — воцарение Соломона. Казнь Адонии и Иоава.
2927 (833) — казнь Семея, сына Геры, завершение исполнения Соломо-
ном личной части завещания отца.
ЛИТЕРАТУРА
Священные тексты и комментарии к ним
Еврейские тексты
Живая Тора: Пятикнижие Моисея: Новый перевод на английский, ос-
нованный на традиционных еврейских источниках, с примечаниями,
вступлением, картами, таблицами, чертежами и библиографией раби Арье
Каплана / Пер. на русский язык Г. Спинаделя. Нью-Йорк; Иерусалим:
Мознаим, 1998.
Кетувим (Писания) / Ред. пер. Д. Йосифон. Иерусалим: Мосад Арав
Кук, 5738(1978).
Книги Шмуель I и II с дословным русским переводом и с комментария-
ми русским и еврейским, объясняющими текст, а также историю, геогра-
фию и археологию библейского мира, И. Н. Штейнберга, инспектора Ви-
ленского еврейского института. Вильна: Типография И. И. Пирожникова
(без указания года выпуска).
Первые и последние пророки: Текст сверен с рукописью и масорой
Кэтэр Арам Цовы и сходных с ней рукописей Мордехаем Броером / Ред.
пер. Д. Йосифон. Иерусалим: Мосад Арав Кук, 5738 (1978).
Пять книг Торы / Пер. Д. Йосифона. Йерусалим: Мосад Арав Кук,
5738(1978).
Сефер Диврей ха-ямим с комментариями Иегуды Кила: В 2 т. Иеруса-
лим: Мосад Арав Кук, 1986. (Ивр.)
Сефер Шмуэль с комментариями Иегуды Кила: В 2 т. Иерусалим:
Мосад Арав Кук, 1981. (Ивр.)
Сидур Кол Йосеф. Иерусалим: Шамир, 1994.
Танах с комментариями под общей редакцией М. Д. Касуто: Книга
Диврей ха-ямим с комментариями А. Ш. Хартума. Тель-Авив: Явне, 1999.
(Ивр.)
Танах с комментариями под общей редакцией М. Д. Касуто: Книга Ме-
лахим с комментариями А. Ш. Хартума. Тель-Авив: Явне, 1999. (Ивр.)
Танах с комментариями под общей редакцией М. Д. Касуто: Книга
Шмуэль с комментариями А. Ш. Хартума. Тель-Авив: Явне, 1999. (Ивр.)
Теилим Швут Ами с избранными комментариями Раши, Радака, Сфор-
но, Мальбима, Алшиха, Мецудот и многих других древних и современных
еврейских мудрецов / Пер. А. Кац. Иерусалим: Швут Ами, 2003.
Христианские тексты
Ветхий Завет / Синодальный перевод. (Без указания года издания.)
Новый Завет Господа нашего Иисуса Христа по-еврейски и по-русски.
Отпечатано в Великобритании. (Без указания года издания.)
Сказания о царе Давиде — Библиотека Гумер — Апокрифы, http://
www.gumer.info/bogoslov_Buks/apokrif/Skaz_David.php
Мусульманские тексты
Коран / Пер. акад. И. Ю. Крачковского. М.: СП И КПА, 1990.
316
Научная и научно-популярная литература
На русском языке
Аверинцев С. С. Древнееврейская литература // История всемирной
литературы: В 9 т. Т 1. М.: Наука, 1983.
Александр (Милеант), архимандрит. Общие сведения и история возник-
новения Псалтыри // Псалтырь: Избранные псалмы в русском переводе
(переведенные с Септуагинты). Издательство храма Покрова Пресвятой
Богородицы, 1996.
Бялик X. Н., Равницкий И. X. Агада: Сказания, притчи, изречения Тал-
муда и Мидрашей / Пер. С. Г. Фруга. Иерусалим: Библиотека-Алия, 1989.
Вейнберг Й. Введение в Танах: Часть III. Пророки. Иерусалим; М.: Ге-
шарим: Мосты культуры, 5763 (2003).
Вейнберг Й. Введение в Танах: Часть IV. Писания. Иерусалим; М.: Ге-
шарим: Мосты культуры, 5765 (2005).
Герцог X., Гишон М. Библейские сражения. М.: ACT Астрель, 2005.
Гилберт М. Атлас по истории еврейского народа. Иерусалим: Библио-
тека-Алия, 1990.
Джонсон П. Популярная история евреев. М.: Вече, 2000.
Дубнов С. М. Краткая история евреев. М.: Сварог, 1996.
Заблоцка Ю. История Ближнего Востока в древности. М.: Наука: Глав-
ная редакция восточной литературы, 1989.
Зильбер И., раввин. Пламя не спалит тебя. Иерусалим: Шамир, 1989.
Иосиф Флавий. Иудейские древности: В 2 т. / Пер. с греч. Г. Г. Генкеля.
М.: Крон-пресс, 1996.
История Древнего мира. Т. 1: Древний Восток. М.: Государственное со-
циально-экономическое издание, 1936.
Келлер В. Библия как история. М.: Крон-пресс, 1998.
Ки-Тов Э., раввин. Книга нашего наследия. Иерусалим; М.: Гешарим:
Мосты культуры, 2008.
Косидовский 3. Библейские сказания. М.: Изд-во политической лите-
ратуры, 1975.
Краткая еврейская энциклопедия: В 11 т. Иерусалим: Общество по ис-
следованию еврейских общин; Еврейский университет в Иерусалиме.
Т. 2. 1982.
Лэдд Дж. Э. Теология Нового Завета, http://bibliapologet.by.ru/z_books/
ladd/L_00.htm
Малкин Д. Король Давид. Тель-Авив: Иврус, 1999.
Малкин Д. Король Шаул: В 2 т. Иерусалим: Гешер-Алия, 1989.
Очерк истории еврейского народа: В 2 т. / Под ред. Ш. Эттингера.
Иерусалим: Библ иотека-Алия, 1994.
Памятник, которого нет: Интервью П. Люкимсона с проф. В. Берги-
нером//Новости недели. 2008. 17 янв.
Пиотровский М. Б. Коранические сказания. М.: Наука: Главная редак-
ция восточной литературы, 1991.
Рижский М. И. Библейские пророки и библейские пророчества. М.:
Изд-во политической литературы, 1987.
Урбах Э. Э. Мудрецы Талмуда. Иерусалим: Библ иотека-Алия, 1986.
Фрэзер Дж. Фольклор в Ветхом Завете. М.: Политиздат, 1985.
Шерман Н., раввин. Вечность и суета. Иерусалим: Швут Ами, 1989.
ШуракиА. Повседневная жизнь людей Библии. М.: Молодая гвардия:
Палимпсест, 2004.
317
На иврите
Аарони И. Библейский атлас Иерусалим: Изд-во «Карта», 1974.
Давид, царь Израиля: История его жизни и испытаний и Книга Псал-
мов с комментариями / Сост. и ред. Ш. Гад. Тель-Авив, 2007.
Закович Я. Давид: От пастуха до мессии. Иерусалим: Оцаат Яд-Ицхак
бен-Цви, 1995.
История Земли Израиля: В 9 т. / Под общ. ред. Я. Шавита. Т. 2: Изра-
иль и Иегуда в библейский период: XII век — 332 год до н. э. Иерусалим:
Кетер, 1998.
ОренР. Из Библии — с любовью. Тель-Авив: Кешет оцаат ле-Ор, 2009.
Собрание сказаний к книгам Невиим и Кетувим / Сост. и ред. И. Я. Клап-
гольц. Бней-Брак: Сифрей кодеш мишор, 1990.
Хайльперин И. Ш., раввин. Сефер седер гадорот. Бней-Брак: Ор ха-Ха-
им, 2009.
На английском языке
Archeological Enciclopedia of the Holy Land. Negev: Avraham, 1990.
Kline E. Biblical Archaeology: A Very Short Introduction. Oxford, 2009.
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие..................................................... 5
Часть первая. АРФА И МЕЧ
Глава первая. Изгой ........................................... 12
Глава вторая. Певец............................................ 27
Глава третья. Поединок......................................... 40
Глава четвертая. Герой......................................... 52
Глава пятая. Беглец............................................ 64
Глава шестая. Юродивый......................................... 67
Глава седьмая. Гон............................................. 81
Глава восьмая. Авигея ......................................... 91
Глава девятая. Князь Секелага ................................ 100
Глава десятая. «Как пали сильные!»............................ 104
Часть вторая. МЕЧ И КОРОНА
Глава первая. Смута .......................................... 120
Глава вторая. Игра............................................ 126
Глава третья. «Царь умер. Да здравствует царь!»............... 132
Глава четвертая. Битва за Иерусалим .......................... 145
Глава пятая. В Долине исполинов .............................. 156
Глава шестая. Один из народа.................................. 160
Глава седьмая. Государь император............................. 172
Глава восьмая. Первые победы.................................. 181
Часть третья. КОРОНА И АРФА
Глава первая. Ветер войны .................................... 188
Глава вторая. Вирсавия........................................ 194
Глава третья. Семейные тайны.................................. 210
Глава четвертая. Голодомор.................................... 222
Глава пятая. Мятеж............................................ 228
Глава шестая. «По шатрам своим, Израиль!»..................... 252
Глава седьмая. Дорога к Храму................................. 260
Глава восьмая. Закат.......................................... 266
Глава девятая. Смерть......................................... 281
Глава десятая. Бессмертие .................................... 290
Приложения.................................................... 303
1.	Загадка «звезды Давида» ............................. 303
2.	Библия и фольклор: от царя Давида до Иванушки-
дурачка ............................................... 307
3.	Основные события жизни Давида, нашедшие отражение
в его псалмах ......................................... 312
Основные даты жизни и деятельности царя Давида ............... 314
Литература.................................................... 316
Люкимсон П. Е.
Л 77	Царь Давид / Петр Люкимсон. — М.: Молодая гвар-
дия, 2011. —319[1] с.: ил. — (Жизнь замечательных
людей: сер. биогр.; вып. 1323).
ISBN 978-5-235-03461-7
Книга о легендарном библейском царе Давиде — выдающемся поэте,
воине, государственном деятеле, почитаемом всеми тремя мировыми рели-
гиями как пророк. Автор исследует его сложную, насыщенную событиями
жизнь на основе библейского текста, малоизвестных еврейских и христиан-
ских источников и исторических исследований. В результате перед читате-
лем предстает внутренне противоречивый человек, много переживший на
пути превращения из простого пастуха в блестящего полководца и велико-
го монарха. Скромному, но убежденному в своем высоком призвании, неж-
ному и жестокому, подверженному греховным страстям и искренне каю-
щемуся, глубоко религиозному и преданному Богу Давиду было суждено
основать династию, с которой иудаизм и христианство связывают будущее
человечества.
УДК 94(569.4)“-11”
ББК 63.3(5Изр)
Люкимсон Петр Ефимович
ПДРЬ ДАВИД
Редактор Е. С. Писарева
Художественный редактор Е. В. Кошелева
Технический редактор В. В. Пилкова
Корректоры Л. С. Барышникова, Л. М. Логунова
Лицензия ЛР № 040224 от 02.06.97 г.
Сдано в набор 31.03.2011. Подписано в печать 12.09.2011. Формат 84х108/зг.
Бумага офсетная № 1. Печать офсетная. Гарнитура «Newton». Усл. печ. л.
16,8+0,84 вкл. Тираж 5000 экз. Заказ 11272
Издательство АО «Молодая гвардия». Адрес издательства: 127055, Москва,
Сущевская ул., 21. Internet: http://gvardiya.ru. E-mail:dsel@gvardiya.ru
Типография АО «Молодая гвардия». Адрес типографии: 127055, Москва,
Сущевская ул., 21
ISBN 978-5-235-03461-7
Царь Давид. Картина Ф. А. Бриджмена. 1877г.
Пророк Давид.
Икона Дионисия. 1502 г.
Стела из Тель-Да на
с надписью, подтверждающей
реальность существования
царя Давида. 842 г. до н. э.
Иерусалим времен царя Давида (X—IX вв. до н. э.). Реконструкция
Сцены из жизни царя Давида. Миниатюры. Рукописная книга «Псалмы
(*Теилим*). Италия. XVв.
Давид отнимает
ягненка из пасти льва.
Картина
П. да Кортоны.
XVII в.
Помазание Давида
Мозаика в синагоге
в Дуре. Сирия.
245—244 гг. до н. э.
Давид, играющий на арфе.
Мозаика в синагоге в Газе.
Израиль. 509—508 гг. до н. э.
Давид и Саул.
Картина Э. Йозефсона.
1878 г. Фрагмент
Давид.
Скульптура Микеланджело.
1501—1504 гг.
Давид отрубает голову Голиафу.
Миниатюра. Рукописная книга
«Псалмы» («Теилим»). Италия. XVв.
Давид и Голиаф.
Картина Караваджо.
1599 г.
Давид с головой Голиафа перед Саулом. Картина Рембрандта. 1627г.
Триумф Давида. Картина Н. Пуссена. 1627— 1630 гг.
Саул и Давид.
Картина
Дж. Ф. Барбьери
(Гверчино).
1656 г. Фрагмент
Авигея отврашает
гнев Давида.
Гравюра. 1728 г.
Бегство Давида.
Гравюра Г. Доре.
1860-е гг.
Давид и Ионафан.
Картина Рембрандта.
1642 г.
Давид отрезает
кусок плаша Саула.
Миниатюра. 1372г.
Давиду приносят
известие
о смерти Саула.
Миниатюра
Ж. Фуке.
Около 1475 г.
Давид становится царем.
Гравюра Ю. Шнорр
фон Карольсфелъда.
Около 1860 г.
Давид переносит
Ковчег Завета
в Иерусалим.
Офорт-иллюстрация
к Библии М. Шагала.
1956 г.
Вирсавия.
Картина К. Брюллова.
1832 г.
Давид передает
Урии письмо.
Картина П. Ластмана.
1619 г.
Нафан обличает Давида. Картина А. Кауфман. 1797г. Фрагмент
Покаяние царя Давида. Гравюра Ю. Шнорр фон Каралъсфелъда. Окаю 1860г.
Царь Давид скорбит
о сыне Авессаломе.
Гравюра Г. Доре.
1860-е гг.
Рицпа отгоняет
стервятников
от тел своих сыновей.
Гравюра Дж. Беккера.
1900 г.
Ависаг, Вирсавия,
Соломон и Нафан
у постели Давида.
Миниатюра.
Около 1435 г.
Царь Давид вручает
скипетр своему сыну
Соломону. Картина
К де Воса. XVII в.
Царь Давид.
Скульптура
А. Демина.
Иерусалим. 2008 г.
Преподнесена
Россией в дар
Израилю
В гробнице
царя Давида
на горе Сион.
Иерусалим