Б. M. Могилевский
ПЛАТОН
И СИЦИЛИЙСКИЕ
ТИРАНЫ:
МУДРЕЦ И ВЛАСТЬ
URSS
МОСКВА

Могилевский Борис Михайлович
Платон и сицилийские тираны: Мудрец и власть. — М.: КомКнига, 2005. —
160 с.
ISBN 5-484-00044-0
В сочинениях философа Платона поражает богатство тем и идей, которые
на протяжении 25-вековой истории не теряют злободневности и продолжают
шедро питать современную мысль. В не меньшей степени потрясает судьба
мыслителя, жившего тогда, когда существование в академическом отдалении
от повседневности не было повсеместным явлением. Платон не избегал
опасности, чуть ли не шел ей навстречу, и потому попадал в драматические ситуации,
грозившие гибелью. Особенно сложно развивались его отношения с диктаторами
(тиранами) главного греческого города Сицилии — Сиракуз. В книге описаны
документированные события, касающиеся столкновений Платона с сицилийскими
тиранами.
Книга адресована всем любителям истории, а также не оставит
равнодушными специалистов по истории философии.
ISBN 5-484-00044-0 © Б. М. Могилевский, 2005
© КомКнига, 2005

о
главление
Предисловие автора 6
Введение 11
Глава 1. 387 г. до н. э.
Находясь в гостях у своего друга, правителя Тарента Архи-
та, Платон знакомится с Дионом. По приглашению Диона
Платон посещает Сицилию. Занятия, прогулки и
разговоры с Дионом. Столкновение с Дионисием Старшим. Тиран
дает поручения спартанскому послу Поллиду 15
Глава 2. 387 г. до н. э.
Продажа Платона в рабство на Эгине и выкуп его Анни-
керидом. Основание Академии 39
Глава 3. 386—367 гг. до н. э.
Размышления Платона о новом типе государственного
устройства. Обстановка, в которой формировалась
политическая мысль Платона 45
Глава 4. 367 г. до н. э.
Смерть Дионисия Старшего. Новый властитель Сиракуз
Дионисий Младший. Приглашение Платона в Сиракузы.
Колебания Платона 51

Оглавление
Глава 5. 367 г. до н. э.
Встреча Платона в сиракузской гавани. Торжественный
проезд по улицам Сиракуз. Разговор Дионисия с киником.
Происки Филиста. Роковое письмо Диона к карфагенянам.
Высылка Диона из Сицилии. Попытка Платона убедить
Дионисия вернуть Диона 57
Глава 6. 367—366 гг. до н. э.
Дионисий сменяет гнев на милость, но не возвращает Диона
и препятствует отъезду Платона. Возобновление занятий
с Дионисием. Дионисий пытается привлечь Платона к
государственной службе. Отъезд Платона 71
Глава 7. 366—361 гг. до н.э.
Дион — номинальный посол Сиракуз в Греции.
Дипломатические маневры Платона. Новое приглашение Платону
от Дионисия. После тяжелой внутренней борьбы Платон
принимает приглашение Дионисия 83
Глава 8. 361 г. до н.э.
Платон проводит ночь на триреме, плывущей в
Сицилию и вспоминает разговор с учениками перед отъездом.
Корабль огибает Пелопоннес, делает короткую остановку
на Керкире и пересекает Ионическое море. Перед глазами
Платона встают картины его двух предыдущих визитов
в Сицилию 89
Глава 9. 361 г. до н. э.
Прибытие Платона в Сиракузы. Испытание Дионисия.
Аудиенция во дворце. Дионисий нарушает свое обещание.
Бегство Гераклида. Ссора Дионисия с Платоном и
переселение Платона в район военных казарм 99

Оглавление
Глава 10. 361 г. до н. э.
Платон в казармах. Последнее поручение Спевсиппу. Ар-
хит присылает за Платоном трирему. Платон покидает
Сиракузы 125
Заключение 134
Персоналии 136
Примечания 152
Основные источники 159

м.ш.
Предисловие автора
Первое знакомство недостаточно подготовленного читателя с
Платоном вызывает шок. Во-первых, в его сочинениях поражает
богатство тем и идей, которые, в преображенном 25-вековой
историей виде, не теряют злободневности и продолжают щедро питать
современную мысль. Во-вторых, репутация Платона как философа
настолько велика, что заслоняет его достижения как мастера
слова, — поэтому так сильно впечатление от художественной силы его
диалогов, которая со временем не уменьшается, как бы не
устаревали идеи. В-третьих, потрясает судьба мыслителя, жившего тогда,
когда существование в академическом отдалении от повседневности
не было повсеместным явлением.
Литература о Платоне философе, накопленная до настоящего
времени, неисчислима. Не далеко от истины утверждение, что вся
европейская философия после Платона — не что иное, как разработка
Платоновых идей. Немало написано и о Платоне художнике. Хуже
обстоит дело с биографией Платона. Сам он спрятался за фигурой
своего учителя Сократа. Сведения же его современников, друзей
и учеников скупы и фрагментарны. В наше время многотомных
биографических исследований, когда самое мельчайшее событие в жизни
объекта исследования рассматривается через оптический прицел, —
заядлых следопытов, желающих избрать Платона в качестве жертвы,
ждет разочарование. Как ни старайся, проверенных биографических
сведений о нем не соберешь больше, чем на десяток страниц ин-
кварто. И это несмотря на то, что у Платона была богатая
событиями жизнь. Он много путешествовал. Пробовал себя на разных
поприщах — от спортивного до политического. Писал стихи и дра-
б

Предисловие автора
матические произведения. Увлекался математикой. Учился музыке.
Для ищеек биографического жанра он был бы прекрасной добычей.
Но, к сожалению, Платон от них ускользает. Это тем более обидно,
что помимо тех биографических вех, которые отмечают жизненный
путь любого выдающегося мыслителя, с ним происходило то, что
по плечу разве что неутомимому путешественнику, отважному воину
и активному общественному деятелю-диссиденту. Платон не избегал
опасности, чуть ли не шел ей навстречу, и потому попадал в по-
настоящему драматические ситуации, грозившие гибелью. Сегодня
мало найдется людей интеллектуального, преимущественно
созерцательного труда столь глубоко погруженных в атмосферу действия.
Среди эпизодов Платоновой жизни, о которых сохранились
отрывочные свидетельства, несколько выделяются особенным
драматизмом. Молодому Платону посчастливилось встретиться с
человеком, определившим его судьбу. Это был Сократ, чей пытливый ум
поставил в основание философского вопрошания человека во всей его
внутренней сложности. Ему многим обязана европейская
цивилизация, стержнем которой стала творческая индивидуальность,
ответственная за создание духовных и материальных ценностей. Благодаря
Сократу жизнь Платона переломилась — вместо «посредственного
поэта» (как сам Платон себя характеризовал) выпестовался
гениальный философ. Платон щедро отблагодарил учителя. Он воздвиг
ему великолепный памятник — сделал его героем своих великих
произведений-диалогов, передав через них не только богатство
Сократовских идей, но и живые черты его многогранной личности. Но
Платон не был бы самим собой, если бы он ограничился только
этим. Среди немногих он открыто оставался верным Сократу в тот
роковой момент, когда афинский суд, подстрекаемый демагогами,
вынес ему смертный приговор. Другая судьбоносная встреча Платона
состоялась в 387 г. до н. э., когда он познакомился с молодым Дио-
ном, советником и родственником могущественного тирана Сиракуз
Дионисия. По приглашению Диона Платон отправился в Сиракузы.
7

Предисловие автора
Там, отодвинув за пределы сознания урок гибели Сократа, с почти
юношеской горячностью, питаемой общением с благородной и гордой
душой Диона, Платон откликнулся на предложение изложить свои
взгляды на правление перед высоким собранием сиракузских вельмож
во главе с самим Дионисием. Как и следовало ожидать, философ
потерпел жестокий провал: убеждений деспота он поколебать не смог,
а за непочтительность был серьезно наказан — Дионисий приказал
высадить Платона на обратном пути в Афины на враждебной Афинам
территории, рассчитывая на то, что Платона либо убьют, либо
продадут в рабство. Это наверняка бы произошло, не выручи его счастливая
случайность. И снова урок злодейства не пошел Платону на пользу.
Прошло двадцать лет, он опять на борту корабля плывет в Сиракузы
с целью привлечь на сторону разума и справедливости молодого
Дионисия, сына недавно умершего тирана и его приемника. Успех сам
идет ему в руки. Что казалось бы проще, чем, воздействуя мощью
гениального интеллекта, авторитетом блестящего учителя и обаянием
необыкновенной личности, обуздать страсти и низменные склонности
юноши, вознесенного на высоты власти, и вложить в неокрепший,
не закосневший мозг принципы мудрого и справедливого правления.
В своих сочинениях Платон создал образ царя-философа, правящего
рационально устроенным обществом, — образ огромной
притягательной силы. В идеальном мире Платоновой теории царь-философ
творит благо, окруженный любовью и уважением сограждан. И вот
вдруг подает голос реальная жизнь — из Сиракуз раздается призыв
начинающего диктатора к Платону: «Приди, научи меня править,
дай почерпнуть из сокровищницы твоих знаний и мудрости, помоги
мне не оступиться в деятельности на пользу моего народа». Как было
не откликнуться! Никогда мечта о самодержце, искренне пекущемся
о процветании страны и благополучии подданных, не была столь
близка к реальности — так думалось не только Платону, но и его
друзьям. Платон с воодушевлением приступает к труду воспитания
царя — философа и вдруг обнаруживает, что за душу его ученика

Предисловие автора
борются силы, во много раз могущественней, чем его
прославленная мудрость — это ревность, гневливость, жажда наслаждений,
тщеславие, стяжательство, властолюбие. Наверно, Платона ждала
бы неудача в любом случае, но непредвиденные обстоятельства ее
ускорили. Советник и наперсник Дионисия и друг Платона Дион
был обвинен в предательстве и выслан из Сицилии. Тень от этого
обвинения пала и на Платона, делая его педагогическую
деятельность не только невозможной, но и опасной. Платон с тяжестью
на душе покидает Сиракузы. Минует шесть лет, в течение которых
Платон занимается академической деятельностью в кругу
единомышленников, погрузившись с головой в философские размышления,
и развивает этические, социальные и политические идеи, не
отвлекаясь их приложением к негибкой и неуправляемой действительности.
Он не забывает о своих сиракузских связях, поддерживает
дружеские отношения с изгнанником Дионом, переписывается с Дионисием
и другими знакомцами из Сиракуз. У него и в мыслях нет туда
возвращаться, хотя невоплощенный образ царя-философа по-прежнему
стоит перед его глазами. Наступает 361 г. до н. э. Нетерпение Ди-
она, тоскующего в бездеятельности вдали от родины, подталкивание
друзей, чей энтузиазм не угас, покаянная настойчивость Дионисия,
охваченного порывом сожаления об упущенной возможности общения
с великим афинянином, — все это наваливается на Платона и
побуждает к новой поездке в Сиракузы. Платону уже около семидесяти.
Он физически слаб. Былая пылкость борца сменилась ровным
горением мысли. Прошлый опыт предупреждает против опрометчивых
решений. Но он все-таки едет, уступая давлению извне и слабо
тлеющей надежде. Излишне говорить, что он снова терпит поражение,
И не просто поражение — его жизнь висит на волоске. Спасает
очередная случайность: подоспевшее вовремя заступничество его
влиятельного друга Архита. Опоздай Архит на день-другой, и Платон
был бы убит. Несомненно, что выступления Платона в поддержку
Диона подлили масла в огонь. Дальнейшее развитие драматиче-
9

Предисловие автора
ских событий ускоряется, завершаясь изгнанием Дионисия, смертью
Диона, и множеством бедствий, обрушившихся на народ Сицилии.
Иррациональная стихия побеждает разум, более того, разум невольно
оказывается в услужении у иррациональности. Мудрость,
вооруженная даром убеждения, не в состоянии просветить того, кого несет
поток темных желаний. Значит ли это, что ничего невозможно
изменить, что все попытки образумить, наставить, удержать от пагубных
шагов напрасны? Результаты встреч Платона с правителями
Сиракуз как будто подсказывают положительный ответ. Однако, если
правда, что истинная ценность человека определяется в перспективе
смерти, то события последних лет жизни Дионисия, когда он,
отрешенный от власти, влачил жалкое существование в ссылке и был
легкой мишенью для насмешек, заставляют задуматься и не спешить
с окончательным суждением. Однажды у растоптанного Дионисия
спросили для потехи, чему он научился у Платона. «Переносить
повороты судьбы, как это делаю я» — был его ответ.
Автор попытался изложить важнейшие удостоверенные факты,
связанные с посещением Платоном Сицилии. Документированные
высказывания персонажей (устные и письменные) переданы
курсивом. Чаще всего цитируется знаменитое VII письмо Платона, где
описываются главные обстоятельства и мотивации его поездок, —
одно из тринадцати дошедших до нас писем, приписываемых философу.
Хотя не существуют уверенности в подлинности некоторых писем,
меньше всего сомнений вызывает VII письмо (наряду с письмами VI
и VIII). Философия Платона и реалии повседневной жизни Древней
Греции в тексте почти не затронуты, за исключением тех случаев,
когда это диктовалось поставленной задачей. Авторские дополнения
внесены там, где во имя связности рассказа было необходимо
заполнить разрывы между фактами. В повествование также введены
вымышленные сцены, цель которых дать представление о мотивах
и установках главных персонажей.

Введение
Место действия — Древняя Греция, время — V, IV вв. до н. э.
В греческих городах и колониях зарождается философия — свод
размышлений человечества над своей судьбой, бытием, моралью,
переживанием красоты, местом в мире и взаимодействием с ним.
В 428/427 г. до н. э. в Афинах, самом свободолюбивом городе
древней Греции, центре греческой культуры, появляется на свет
человек, которому суждено было стать одним из ярчайших воплощений
философского гения — Платон. Его родители принадлежали к двум
прославленным знаменитыми предками аристократическим родам.
При рождении мальчику дают имя Аристокл. Он получает
образование достойное его происхождения. С ним занимаются лучшие
афинские учителя и наставники. Его обучают грамматике, риторике,
музыке, а позднее математике и астрономии. Он поет в хоре, неплохо
музицирует, сочиняет трагедии и комедии, пишет эпиграммы и
дифирамбы, преуспевает в гимнастике, борьбе и верховой езде. Учителя
(по некоторым источникам, сам Сократ) называют его Платоном, что
значит широкий, имея в виду размах в плечах. Прозвище прилипает
к нему. С тех пор его все знают только как Платона. Он участвует
в качестве борца в общегреческих Истмийских (и возможно, также
Пифийских) играх и даже завоевывает венок победителя. Первый
мощный толчок колесо Платоновой судьбы получает в тот день,
когда 20-летний Платон знакомится с Сократом, неряшливо одетым,
лысым, с приплюснутым носом и шишковатым лбом, приземистым
человеком, который бродит по улицам Афин и, вступая в разговоры
со знакомыми и незнакомыми, испытывает их в поисках смысла
в словах и поступках. Встреча с Сократом в корне изменяет жизнь
11

Введение
Платона — он понимает, где лежит его подлинное призвание. Так
рождается великий философ. Ему предстоит еще многому учиться,
но начало положено. В 399 г. до н. э. Сократа привлекают к суду
по сфабрикованному обвинению в «развращении молодежи». Платон
пытается защитить учителя перед лицом враждебной толпы, но ему
не дают говорить и стаскивают с трибуны. Сократа присуждают
к смерти, а Платону как его защитнику и родственнику
нескольких лиц, участвовавших в заговоре против афинской демократии,
грозят расправой. Сократ подчиняется решению суда и принимает
яд, а его близкие ученики покидают Афины, справедливо опасаясь
преследований. С одним из них, Евклидом, Платон на год
поселяется в Мегарах. Затем, после короткого пребывания в Афинах,
на десять лет один отправляется в дальние странствования. Молва
приписывает ему посещение почти всех культурных центров древнего
мира, в том числе, Вавилонии, Ассирии, Финикии и Иудеи. Помимо
личных причин, связанных со смертью Сократа, Платона влекло
к «перемене мест» стремление познакомиться с разнообразием форм
политической и социальной жизни, отличных от разочаровавшей его
афинской демократии, а также желание через непосредственные
контакты с выдающимися людьми эпохи овладеть знанием, накопленным
человечеством к тому времени. Нет сомнения, что он останавливался
в Египте и прошел там курс обучения геометрии у прославленного
математика Феодора. Платон также поддерживал тесные отношения
с пифагорейцами, живущими в греческих колониях на юге Италии,
в так называемой Великой Греции. Одним из них был Архит —
известный ученый и правитель города Тарента. С ним Платона
соединили особенно крепкие узы.
Из путешествий Платон вернулся в Афины, где в узком
кругу единомышленников и учеников, предался занятиям философией,
подытоживая все, что узнал и передумал. Во время коротких
передышек Платон встречался с друзьями. Особенно часто он навещал
Архита, наезжая к нему в Тарент. Там он отдыхал душою, наела-

Введение
ждаясь острым и точным умом своего собеседника, там же
однажды состоялось знаменательное событие, заново запустившее колесо
Платоновой судьбы на всю оставшуюся жизнь. Это была встреча
перешагнувшего сорокалетний рубеж философа с молодым Дионом,
находившимся в том же (двадцатилетнем) возрасте, в каком сам
Платон встретил Сократа.
К Платону тянулось множество жадных к знаниям молодых
людей, разнившихся склонностями, дарованиями, трудоспособностью,
темпераментом, характером, манерами, культурой, образованием и
амбициями. Среди них были избранники, становившиеся его друзьями.
В учениках-друзьях Платон радостно распознавал порывы своей
молодости. Рядом с ними ему становилось легче нести бремя
возраста и знания. В числе пожизненных привязанностей Платона Диону
принадлежит одно из первых мест. Даже в глубокой старости Платон
продолжал считать дружбу с Дионом «подарком судьбы, угодным
богам». Он признавался, что Дион «овладел его сердцем».
Восприимчивость Диона, его подвижный ум, серьезность и ответственность,
упорство и прилежание в учении сочетались с врожденной
возвышенностью мыслей и чувств, редкой деликатностью в отношениях
с друзьями и близкими, изяществом внешнего облика и манер. Судя
по отзывам современников, самое красноречивое описание качеств
Диона не в силах передать магнетизма его личности, достоинства
которой, как считал Платон, восходили к героическим прообразам
гомеровских времен.
С момента первой встречи Платона с Дионом и начинается
повествование.

Глава 1
387 г. до Н. Э.
находясь в гостях у своего оруга,
правителя Тарента Архита,
Платон знакомится с Дионом.
По приглашению Диона
Платон посещает Сицилию.
Занятия, прогулки и разговоры с Дионом.
Столкновение с Дионисием Старшим.
Тиран дает поручения спартанскому послу
Поллиду

Когда бы на склоне лет Платон ни погружался в размышления
о своей роковой связи с Сицилией и о судьбе Диона, ему
прежде всего вспоминалось то знаменательное лето первого года 98-й
Олимпиады , когда, будучи в гостях у Архита, он увидел молодого
человека, поразившего его строгой красотой лица и величавой
осанкой. Перед его глазами вставала беседка в саду, окружавшем виллу
Архита, куда он был приглашен на выступление флейтистки Аристи-
оны с мальчиками-танцорами. «Советую тебе приглядеться к моему
юному другу, — предупредил Архит Платона перед тем, как
представить юношу. — Это Дион, шурин тирана Дионисия Старшего.
Ему всего двадцать лет, но его мысли делают честь зрелому мужу.
Предвижу, что в недалеком будущем Эллада будет гордится им как
одним из своих великих сыновей». Между Платоном и Дионом сразу
завязался долгий разговор, увлекший их обоих. Платон был покорен
знаниями и умом своего собеседника. Так было положено начало
долголетней дружбе начинающего политика и уже известного
философа, в дальнейшем потребовавшая от Платона немалых душевных
и физических сил.
Через неделю после памятного вечера у Архита к Диону
прибыл гонец от Дионисия с распоряжением немедленно вернуться
в Сиракузы. Диктатор привык прибегать к совету шурина в делах
государственной важности. Дион с сожалением покидал общество
Архита и Платона. Он восхищался этими выдающимися людьми,
удостоившими его, несмотря на молодость, своего товарищества.
На прощанье Дион пригласил Платона посетить Сиракузы, на что
Платон с благодарностью согласился. Он давно мечтал побывать
16

387 г. до н.э.
в Сицилии — сопернице Афин в культуре, политическом влиянии
и богатстве. Что-то загадочное было в этом благодатнейшем крае,
столь непохожем на материковую Грецию и вместе с тем столь
близком по духу. Символом близости был фонтан Аретузы в старинном
квартале Сиракуз, из которого били воды реки, по легенде бравшей
начало в Греции и протекавшей под Ионическим морем. В Сицилии
родились и выросли такие знаменитости Эллады, как Эмпедокл,
Горгий, Эпихарм, Стесихор, Софрон. Здесь прожил последние годы
и был похоронен великий Эсхил, творили выдающиеся поэты Пин-
дар, Симонид, Бакхилид, работали многие прославленные художники
и скульпторы. Тиран Гелон спас греческую цивилизацию от натиска
варваров — карфагенян почти одновременно с сокрушительной
победой греков над персами на море и материке. Его наследник Гиерон,
окружив себя известными философами, учеными, поэтами и
музыкантами, заставил весь мир говорить о блеске сиракузского двора,
а ныне Дионисий Старший вошел в число могущественных
правителей ойкумены . Еще одной, не менее важной причиной, тянувшей
Платона в Сицилию, был интерес к необычным явлениям природы:
ему хотелось своими глазами увидеть знаменитый вулкан Этну.
Платон предвкушал, что общество Диона украсит его
пребывание в Сиракузах, Благородную натуру своего нового друга Платон
успел оценить. Он хотел сойтись с ним поближе, посвятив его как
будущего политического деятеля в свои сокровенные идеи социального
обновления.
Около месяца Платон провел в гостях у Архита, а затем
на снаряженной правителем Тарента триреме отбыл из Тарента.
Высадился Платон в Мессане (современная Мессина в
северо-восточной оконечности Сицилии). Там его ждали трое провожатых
от Диона, посланных навстречу. Караваном в семь лошадей (часть
из них везла поклажу) вся группа отправилась в Наксос, а оттуда
на юго-запад к подножью Этны. Вершина вулкана была закрыта
плотным туманом. Платон, оставив спутников на привале, поднял-
17

Глава 1
ся к дымящимся каменным глыбам и потокам кипящей лавы, под
которыми дрожала земля. «Похоже, что хозяин этих недр Плутон
на кого-то прогневался, — размышлял Платон на обратном пути
к бивуаку. — Не будет ли ему потом совестно за свою
несдержанность, как это случается со мной».
На следующее утро туман рассеялся и могучая вершина Этны
засверкала на солнце как трон Вышнего Зевса5. Подкрепившись,
Платон с сопровождающими пустился в дорогу. За три дня группа
одолела около 700 стадий , миновала Катану и Леонтины, и,
наконец, достигла северных Хептапольских ворот в Сиракузы. У входа
в город путешественников встретил гонец Диона. Завидев
приближение каравана, он в знак приветствия поднял руку и исчез,
а к тому времени, когда караван приблизился вплотную к воротам,
навстречу путникам выехала двуконная колесница. В молодом
вознице в коротком хитоне Платон узнал Диона. Дион кинул вожжи
прислужнику-рабу и, подбежав к Платону, помог ему спешиться.
Радость встречи была обоюдной. Во время обмена новостями Платон
любовался расстилающейся внизу городской панорамой. Потом Дион
пригласил гостя в колесницу, которая покатила мимо вилл Эпиполы,
вдоль неприступной стены Дионисия, миновала Неаполь и въехала
в прибрежную Аркадину. Платон провожал глазами проплывавшие
по обеим сторонам дороги фонтаны, уличные алтари, амфитеатр,
грандиозную девятибашенную гробницу Гелона и его жены Дима-
7
реты, стадион, площади с протяженными стоями для прогулок,
О Q
гимнасии с прилегающими палестрами и множество храмовых
зданий. В архитектуре городских сооружений, особенно храма Зевса
и святилища Двух Богинь, размахе площадей, скульптурных и
мозаичных украшениях дворцов и вилл сказывались состоятельность
и вкус сиракузян, а публичные здания всевозможных назначений
говорили о бойкой общественной жизни. Сделав круг по Аркади-
не, колесница достигла подъемного моста в акрополь , от которого
дорога вела к необъятному по размерам дворцу Дионисия, обогнула

387 г. до н.э.
храм Афины (его величественный купол отсвечивал на солнце и был
виден далеко в море) и спустилась на заповедную территорию острова
Ортигии. Там вокруг храма Артемиды и расположенного за ним
фонтана Аретузы размещались казармы наемников Дионисия: галлов ,
12 « 13
сикелов , компаниицев .
Платон не скрывал от Диона, что находится под сильным
впечатлением от увиденного. Заметив следы утомления на лице
гостя (Платон находился на ногах и в седле около десяти часов
кряду), Дион повернул колесницу в Эпиполы, где для Платона
была приготовлена вилла Дионова друга, отплывшего с посольством
в Коринф. Ее отделяло полчаса ходу от дворца Диона, куда Платон
собирался приходить для занятий и бесед. Попрощавшись со своим
гостеприимцем, Платон в сопровождении прислужников отправился
в отведенную ему виллу. В роскошно убранной опочивальне он
сразу же забылся глубоким сном.
Не прошло и недели пребывания в Сиракузах, как Платон
оказался в гуще городской жизни. У него появилось множество
знакомых. Одни, прослышав о популярности Платона в
материковой Греции, хотели погреться в лучах его славы, другие желали
набраться от него знаний и мудрости (им казалось, что это
возможно без труда, находясь рядом с их источником), третьи искали
наставления, четвертые просто поддавались воздействию
незаурядной личности. Будучи в быту человеком скромным и приветливым,
Платон не чинился, вовлекаясь в общение с горожанами всех классов
и положений, тем более, что ему было любопытно разобраться в их
образе жизни и сопоставить с афинским. Он оценил живость
темперамента и сообразительность сиракузян, но его оттолкнули их нравы.
Более чем треть века спустя в письме к друзьям и родственникам
Диона (знаменитом VII письме) семидесятипятилетний Платон так
охарактеризовал гнойник, губивший сиракузское общество:
«Когда я приехал (в Сиракузы), тамошняя жизнь,
заполненная всевозможными италийскими и сиракузскими пиршествами,

Глава 1
никак не пришлась мне по душе. Не понравилось мне и наедаться
до отвала дважды в день, а по ночам никогда не спать одному
и также всякие другие привычки, связанные с подобной жизнью.
Естественно, что никто из людей живущих под этим небом, с
юности воспитанный в таких нравах, не мог бы никогда стать
разумным, даже если он одарен чудесными природными задатками,
он при этих условиях даже не подумает стать рассудительным,
то же самое относится к прочим частям добродетели. В то же
время никакое государство не сможет наслаждаться покоем
опираясь на законы, как бы хороши они ни были, если люди будут
считать, что все нужно тратить на чрезмерную роскошь, что
они ни к чему не должны прилагать больших усилий разве что
к обжорству, пьянству или любовным утехам. Такие
государства неизбежно то и дело меняют форму правления, становясь
то тираниями, то олигархиями, то демократиями, и нет этим
переменам конца. Властители таких государств не могут даже
слышать имени справедливого и равноправного строя».
* * *
Во время визита Платона Дионисий Старший находился в
столице. Он устроил передышку в своей бурной военной и державной
деятельности (только что Дионисий завершил одну из блестящих
военных операций — взял штурмом и разграбил неприступный
италийской город Регий — союзника Афин) и поэтому в меньшей
степени нуждался в помощи Диона. Развлекаться же и
пьянствовать Дионисий предпочитал не на глазах у шурина, который терпеть
не мог дворцовый разгул. Утром Платон занимался с Дионом
философией, а вечером после захода солнца учитель и ученик гуляли
за стенами Сиракуз по пастушьим тропам (впереди и позади них шли
факельщики) и продолжали беседу, начатую утром. Платон заметил
по поводу занятий с Дионом: «ß беседах я излагал ему в
рассуждениях то, что, по моему мнению, является наилучшим для людей
20

387 г. до н.э.
и советовал ему осуществлять это на практике; видимо, сам
того не зная, я каким-то образом бессознательно подготовлял
падение тирании».
* * *
Сцена 1
Разговор с Дионом
Поздний вечер в Эпиполах. После целого дня занятий и вечерней прогулки
Дион провожает Платона к вилле, где тот остановился. Их сопровождает
эскорт из рабов.
Дион. Я не перестаю восхищаться тобою. Большинство
людей поглощено своим благосостоянием, политическими амбициями,
желанием прославиться или жаждой богатства. Те, кто не желает
мараться в клоаке общественных дел, предаются чистому исследованию
в уединении или в окружении учеников. Ты же выбрал особенный
путь, который делает тебя непохожим ни на кого. Я не могу
разобраться, что тобой движет. Извини мое бесцеремонное любопытство.
Ты же сам просил быть с тобой откровенным.
Платон. Это обязательное условие нашего общения.
Догадываюсь, что привычки воспитания затыкают тебе рот, когда ты хочешь
задать вопрос, который считаешь неучтивым, человеку постарше. Но
сейчас разговаривают наши души. Для них, бессмертных, возраст
значения не имеет. Моя мысль встречается с твоей — вот что важно.
Было бы странно, если бы вместо того, чтобы класть друг
друга на лопатки, борцы соревновались в выражениях почтительности.
Продолжай.
Дион. Хорошо. Пусть будет по-твоему. Тогда скажи, ради
чего ты живешь? Неужели тебе безразличны, пусть не богатство
и власть, так хотя бы почет и слава?
Платон. Я не против, чтобы меня знали и по заслугам
оценили люди, мнением которых я дорожу. Если это то, о чем ты
21

Глава 1
спрашиваешь, то я за славу, но она должна вытекать из моих дел,
а не наоборот. Это значит, что для меня важней цель, освящающая
мои дела. Когда жизнь ставит меня перед выбором между целью
и славой, то как всякий человек, который предпочитает большее
благо меньшему, я выбираю цель. Цель же эта — поиск истины.
Потребность докопаться до истины впилась в меня как клещ с того
момента, как я впервые встретил Сократа, и с тех пор не отпускает
меня. Высадись я на необитаемом острове, я бы занимался тем же
самым. Так что о славе и подумать невдомек.
Д и о н. Среди загадок твоей личности — искренняя готовность
служить другим. На необитаемом острове необходимость бы в этом
отпала.
Платон. У меня есть острое ощущение связи с людьми.
Человеческой природе я обязан разумом, эллинскому миру — культурой,
Афинам — стремлением к свободе, Сократу — не скудеющим
источником идей. Как же после этого не отблагодарить всех за то, что
мне дано. Вот это я и делаю.
Д и о н. Ради служения другим тебе, наверно, приходится
ущемлять личные интересы?
Платон. Это не так. Служение другим, как ты выражаешься,
вошло в круг моих личных интересов. По существу — это служение
тому, что я считаю благом как для себя, так и для других. Мы
уже говорили с тобой о трех сторонах души: разумной, яростной
и вожделеющей. Рассмотрение привело меня к выводу, что ни
честолюбие — плод яростной стороны души, ни плотское вожделение
не способны внести в душу гармонию и покой, наоборот, душа от них
распаляется и истощает себя в нескончаемых и бесплодных усилиях.
Только разум дает длительное и надежное удовлетворение. Поэтому
я твердо держусь разума и стараюсь убедить в этом каждого, кто
готов меня слушать.
Д и о н. Ты сильный и мудрый человек. Такие как ты —
исключение. Чернь же не проймешь доводами разума. Как поступать
22

387 г. до н.э.
с теми, кто терзается от собственной бесноватости и остается ее
рабом?
Платон. К ним я отношусь, как к неразумным частям своей
души. Пока я жив, я несу ответственность за себя и свое достоинство,
а для этого мне надо бороться с тем, что умерщвляет мои жизненные
силы, и поддерживать то, что их оздоровляет и укрепляет. Ту же
самую стратегию я применяю и к людям: как могу противодействую
тому, что, по моему мнению, приносит вред человеку и человеческому
сообществу, сеет зло и несправедливость, ибо это умерщвляет или
угнетает жизнь, и способствую благу, то есть тому, что, по моему
мнению, делает жизнь полнее и лучше.
Д и о н. Убедить в правильности этого пути можно только тех,
кто, как я, всецело открыт воздействию твоих слов. А что ты скажешь
о своих противниках и недоброжелателях? Воинствующих
служителей зла не так уж много, но их главная опасность состоит во влиянии
на большинство, которое хватается за любое средство, какое
подвернется под руку, лишь бы преследовать корыстные интересы. Зло же
к их услугам чаще, чем добро.
Платон. Согласен с тобой. Стихия действительности
противостоит разуму. Именно поэтому я вижу смысл человеческой
деятельности в упорядочении этой стихии. На мой взгляд
причинение зла другим равносильно причинению его самому себе, то есть
самоубийству. Мировому порядку наносится ущерб, когда человек
насильно лишает себя того, что суждено судьбой. Одни
чувствуют себя призванными к жизни, другие — к смерти. Мое возражение
как самоубийцам, так и тем, кто творит зло, состоит в том, что они
подрубают сук, на котором сидят. Нелепо отрицать то, что порождает
отрицание. Непоследовательно избавляться от того, что дает тебе
силу вынести приговор об избавлении. Дурно уничтожать то, чем
пользуешься.
Дион. Когда ты говоришь о добре, во мне вспыхивает
ответный огонь. Я не сомневаюсь, что ты прав. Злотворцы всегда
23

Глава 1
вызывали у меня отвращение. Если я им служу, то только в надежде,
что лучшая часть их души возьмет верх. Однако когда мне самому
предоставляется случай что-то делать, я затрудняюсь сказать, каковы
будут последствия моих поступков. Рассчитывая совершить доброе,
я с ужасом вижу, что получилось не то, что я ожидал. Тогда у меня
опускаются руки, и я не знаю, чему следовать.
Платон. Мне очень близки твои чувства. Если боги не дают
нам совета, то единственно на что мы можем полагаться — разум.
Самое большее, что нам дано предпринять — это разумные действия,
опирающиеся на стремление к благу. Последствия же этих действий
вне нашей власти.
Д и о н. Ты только подтвердил мои сомнения. Как же в таком
случае вести себя?
Платон. Мой оптимизм основан на наших поступках по
отношению к близким и друзьям. Опыт показывает, что добро, хотя
и с известными потерями, достигает цели. У нас есть внутренние
критерии добра и зла, и мы не колеблясь применяем их к людям и их
делам. Мы знаем, что страдания вдов и детей — плохо, убийство
и насилие — зло, святотатство — мерзкий грех, справедливость и
милосердие — хорошо, освобождение от гнета — благо и т. д. Меня,
конечно, нетрудно опровергнуть. Так, ты скажешь, что милосердие —
зло, когда оказано бандиту, тут же по прощении всаживающему нож
в спину, а убийство одним тираном другого, намного хуже первого, —
добро. Но это ничего не меняет. У меня не возникает сомнений при
выборе между милосердием и жестокостью. И я уверен, что самая
скверная демократия предпочтительнее лучшей на свете тирании, как
тяжелая, но излечимая болезнь предпочтительней кратковременному
облегчению в преддверии смерти.
Д и о н. Тебе нравится демократия?
Платон. Я предпочитаю ее тирании.
Д и о н. Разве не опасна свобода, когда она попадает в руки
невежественной толпы? Это все равно, что выставить боченок вина
24

387 г. до н.э.
среди скопища варваров. Перепившись, они могут натворить немало
бед и, прежде всего, причинить вред самим себе. Твои афиняне
немало пострадали от свободы. Наш сиракузский опыт демократии
не лучше. Пресловутое равенство в правах оборачивается
неравенством кошельков, а власть большинства — расправой над теми, кто
большинству неугоден.
Платон. Я согласен с тобой. Чрезмерная свобода,
по-видимому, и для отдельного человека, и для государства, обращается
не во что иное, как в чрезмерное рабство. Ведь демократия
неустойчива и порождает демагогов, заигрывающих с бедняками и
обвиняющих богачей. А разве народ не привык особенно отличать
кого-то одного, ухаживать за ним и возвеличивать его?
Д и о н. Конечно, привык.
Платон. Значит уж это то ясно, что когда появляется
тиран, он вырастает именно из этого корня, то есть как
ставленник народа. Имея в руках чрезвычайно послушную толпу, разве
он воздержится от крови своих соплеменников? Карая изгнанием
и приговаривая к страшной казни он между тем будет
сулить отмену задолженности и передел земли. После этого разве
не суждено такому человеку неизбежно одно из двух: либо
погибнуть, либо стать тираном и превратиться из человека в волка?
Д и о н. Ты прав — тиран сам загоняет себя в угол.
Платон. Впрочем, я, пожалуй, льщу тиранам, сравнивая их
с волками. Они ни разу, ни с кем не бывали друзьями, но вечно либо
господствуют либо находятся в рабстве: тираническая натура
никогда не отведывала ни свободы, ни подлинной дружбы. Тирану
надо зорко следить за тем, кто мужествен, кто великодушен,
кто разумен, кто богат. Благополучие тирана основано на том
что он поневоле враждебен всем этим людям и строит против них
козни пока не очистит от них государство. Чтобы сохранить
за собою власть, тирану придется их всех уничтожить, так
что в конце концов не останется ни друзей ни врагов, кто бы
25

Глава 1
на что-то годился. Он связан блаженной необходимостью либо
обитать с толпой негодяев, притом тех, кто его ненавидит,
либо проститься с жизнью.
Дион. Знаешь, Платон, у меня до сих пор не было
смелости взглянуть правде в глаза. Я всегда искал оправдания тирании,
а когда у меня не хватало сил лицемерить, я утешал себя тем, что
остальные формы правления, в том числе демократия, куда хуже. Да
я и сейчас не могу представить себе, как можно отдать власть толпе.
Но тот кровавый счет, который ты предъявляешь тирану, ужасен
и справедлив. Каков же выход? Сама порочная природа человека
обрекает его на страдания, избавиться от которых невозможно.
Значит ли это, что тот, в ком есть хоть капля честности и порядочности,
должен отступиться и как страус спрятать голову в песок? Я хотел
сделать что-нибудь хорошее для своего народа. Мне думалось, что
маленькими шажками, влияя на носителя власти, я смогу смягчить
несправедливость и устранить жестокость. Но теперь ясно понимаю,
что это пустое занятие, самообман, ибо и несправедливость и
жестокость вытекают из самого характера тирании. Разделавшись с моей
мечтой, что ты даешь взамен, Платон?
Платон. Я мог бы предложить тебе идеи, поверенные мне
Сократом. Он не успел развить их в деталях, но главную мысль легко
понять: правление опасно доверять как одному лицу, так и толпе.
Деспотизм личности и бесчинство невежественной толпы друг друга
стоят. Корабельный руль не должен находиться в руках ни
самодура-кормчего, ни разболтанной матросни. По той же причине нельзя
допускать, чтобы государством управляли, а значит распоряжались
судьбами тысяч людей, как безрассудные честолюбцы, так и
необузданная чернь. Только люди рассудительные, мужественные,
великодушные и просвещенные, посвятившие себя самоусовершенствованию
и ставящие интересы сограждан выше собственных, достойны быть
во главе государства. Имея перед собой высокую цель и работая
над собой, ты и твои друзья могли бы образовать мощное ядро, во-
26

387 г. до н.э.
круг которого сплотятся лучшие из лучших твоего народа. Остальные
потянутся за вами. Здесь я вижу источник обновления жизни страны.
Д и о н. Ты возвращаешь мне надежду, Платон. Это долгая
дорога, но по ней стоит идти хотя бы потому, что в отличие от других
она не кончается тупиком. Тебе трудно представить, какой вихрь
планов и идей поднялся в моей душе. Я должен во всем этом
разобраться... Вот мы и подошли к дому. Прощай, Платон, доброй
тебе ночи. Как всегда, увижу тебя завтра в полдень.
* * *
Гордясь своим учителем, Дион перезнакомил с ним всех
близких друзей и родственников. Среди них была его любимая сестра
Аристомаха, жена Дионисия. Она часто навещала Диона, либо одна,
либо со своими двумя дочерями Софросиной и Аретой, девочками 10
и 7 лет. Сестра во многом походила на брата, но в ней было то, чего
не хватало Диону, — мягкость и щедрая благожелательность.
Платон перенес на Аристомаху ту приязнь, которую он испытывал к ее
брату. Нередко все трое втягивались в оживленный разговор. Как-
то речь зашла о Дионисии. Аристомаха заметила, что знакомство
с Платоном могло бы благотворно повлиять на ее мужа, а, учитывая
его неоспоримый авторитет среди эллинов, иметь важные
последствия для всего греческого мира. Аристомаха высказала вслух мысль,
давно вынашиваемую Дионом. Он робел поделиться ею с Платоном,
опасаясь натолкнуться на его неодобрение. К большой радости
Диона, Платон согласился встретиться с сиракузским диктатором. Дион
немедленно взялся за дело. У\учив подходящий момент, он рассказал
Дионисию о госте из Афин и упомянул, что за Платоном закрепилась
репутация выдающегося последователя Сократа. Правителю,
желавшему играть роль просвещенного покровителя муз и философии, было
лестно принять во дворце человека, которого имел учеником и
ценил сам Сократ (к тому времени посмертная популярность Сократа
27

Глава 1
распространилась по всей Элладе). Платон был приглашен во
дворец архонта Сицилии участвовать в беседе-диспуте с ним самим
и его придворными (Дионисий избегал титула тирана, заслужившего
дурную славу, и называл себя «басилевсом», — т. е. царем, или
«архонтом», т. е. старейшиной, Сицилии). Зачином беседы должна
была послужить тема «мужество как добродетель», предложенная
не без тайного умысла советником Дионисия — флотским адмиралом
Филистом, влиятельным вельможей при сиракузском дворе, богачом
и приверженцем тирании.
Как Дионисий, так и Платон были знакомы с темой
диспута не из вторых рук. Дионисий при всех своих недостатках был
безусловно мужественный человек. Он неоднократно доказывал это
в ходе военной карьеры и в период упорной и безжалостной борьбы
за власть. Среди эллинов и их воинственных соседей не смолкали
рассказы о необыкновенной отваге сиракузского тирана. Дионисий
их поддерживал, охотно выслушивая расточавшиеся похвалы. Будучи
безудержно храбрым в сражениях и способным пойти на
головокружительный риск, когда дело касалось укрепления власти, он с годами
становился все подозрительней, судя о тех, кто его окружал, с
позиций собственного опыта коварства и предательств . Что касается
Платона, то, как ни чуждо ему было военное поприще, его никто бы
не мог упрекнуть в недостатке физической храбрости: он не дрогнул
перед лицом смерти, участвуя в военных походах на Танагры, Коринф
и Делию, а его беспримерное гражданское мужество выдержало
испытание в тот день, когда он в одиночку выступил перед всем афинским
народом в защиту несправедливо обвиненного полководца Хабрия.
В год встречи с Платоном (387 г. до н. э.) уже изнеженный
комфортом и роскошью правитель Сиракуз мало походил на закаленного
в лишениях бесстрашного рубаку боевой молодости. Организация
диспута — беседы была поручена Филисту. Опасаясь, как бы речи
свободолюбивого афинянина не подстрекнули слушателей к
неблагонадежному направлению мысли, советник диктатора задумал вызвать
28

387 г. до н.э.
столкновение между лектором, по его мнению, витавшим в облаках,
подобно осмеянному комедиографом Аристофаном Сократу, и
своим господином, профессиональным воякой, чье самолюбие было
легко разбередить. Платон попался в расставленные сети. Он
проявил простодушие человека, неспособного постичь изобретательность
коварства.
* * *
Веря в просвещающую силу разума, Платон решил
использовать представившуюся возможность для пропаганды идей добра
и справедливости. В выступлении во дворце он стал развивать перед
кликой клевретов, прислужников и подхалимов мысли о
гибельности диктатуры как для подданных, так и для самого властителя.
Платон обвинил диктаторов в утрате мужественности, поскольку
те держатся на подобострастии подданных, а сами собственной
тени страшатсяt и иронически посочувствовал им как
несчастнейшим из смертных, ибо по-настоящему счастливы лишь люди,
окруженные преданными друзьями и единомышленниками.
Отклонившись от первоначальной темы, он выделил справедливость среди
других первооснов общественного блага, а ее наиболее верными
служителями назвал философов. Несмотря на в целом
умозрительный характер выступления, слова Платона, клеймившие тиранию,
врезались в память дворцовой аудитории и, по-видимому, самого
Дионисия. Для критических стрел оратора более подходящей мишени,
чем сиракузский узурпатор, трудно было представить. Филист видел
поджатые губы своего повелителя и со злорадным нетерпением ждал
развязки. Было очевидно, что она надвигается с неумолимостью
рока. Затаив дыхание, двор приготовился услышать перепалку
афинского мыслителя со всесильным деспотом — рыжим веснушчатым
гигантом, перед которым трепетала Сицилия и Великая Греция .
* * *

Глава 1
Сцена 2
Диспут между Платоном и Дионисием Старшим
Зал во дворце Дионисия. Вдоль стен полыхают масляные лампы,
водруженные на высокие колоннообразные подставки из бронзы. В задней части
зала фонтан. В передней половине зала расположены по кругу не менее
двадцати лож. На каждом из них лежат по двое. Одно из лож выдвинуто
слегка вперед. На нем возлегает крупный рыжий человек в пурпуровом
хитоне. Это Дионисий. Перед ложами стоят низкие столики с винными
чашами и блюдами сушеных смокв. Бесшумно снуют молодые прислужники
и прислужницы. В центре круга стул. На его спинку опирается Платон.
Он дороден, крупноголов, с мощной, разбившейся на пряди бородой.
Платон (заканчивает речь). ...Когда властителями β
государстве станут подлинные философы, будет ли их несколько
или хотя бы один, нынешними почестями они пренебрегут,
считая их низменными и ничего не стоящими, и будут высоко
ценить порядочность и ту честь, что с нею связана, но самым
великим и необходимым будут считать справедливость; служа
ей и умножая ее, устроят они свое государство... государство
расцветет, а народ, у которого оно возникнет, для себя извлечет
великую пользу.
Воцаряется мертвая тишина. Большинство присутствующих не решается
поднять глаза. Лишь несколько вельмож украдкой косятся в сторону Дионисия.
Дионисий (нарушает молчание, мрачно
откашливается). Ты закончил? Тогда давай подведем черту, Платон. Наговорил
ты с три короба. Я так и не разобрался, что к чему. Сделай милость,
объясни, как можно короче, в чем по-твоему цель властителя.
Платон. Делать из своих подданных хороших людей. Что
же касается тирана, то власть неизбежно делает его завистливым,
вероломным, несправедливым, недружелюбным и нечестивым; он
поддерживает и питает всяческое зло, все это постепенно разо-
30

387 г. до н.э.
вьется в нем еще больше; он будет чрезвычайно несчастен
и такими же сделает своих близких.
Дионисий. На бедных диктаторов или тиранов, как ты
выражаешься, все шишки валятся. Разве нельзя считать их хотя бы
храбрецами? Как-никак им пришлось преодолеть немало опасностей
на пути к власти.
Платон. Тиран — самый боязливый человек на свете, так
как он дрожит даже перед своим цирюльником, боясь, как бы тот
не зарезал его бритвой.
Все вздрагивают. В словах Платона им слышится прямой намек на введенный
Дионисием порядок обыска при входе во дворец.
Дионисий (невозмутимо). Дион рассказывал мне о твоем
необыкновенном красноречии. Теперь я воочию в этом убедился. Но
не слишком ли ты сгущаешь краски, Платон, рисуя диктатора в столь
жалком виде? Не достаточно ли сказать, что у него есть враги и, как
разумный человек, он принимает меры предосторожности?
Платон. Тиран окружен врагами со всех сторон.
Дионисий. Выигрывая в яркости, твоя речь теряет в
правдоподобии. Как ты думаешь, надо ли быть выдающейся личностью,
чтобы завладеть властью?
Платон. Выдающимся можно быть в добре и справедливости,
а в коварстве, несправедливости и жестокости — лишь большим или
мелким преступником.
Дионисий (продолжает, игнорируя реплику Платона).
Ты только представь: букашка, маленький человечек, до поры до
времени никому не известный, вдруг на глазах у всех вырастает в
могучего исполина. Он становится диктатором — первым лицом в
государстве. Одни им восхищаются, другие ненавидят, но все сходятся
в признании его дарований. Ведь благодаря уменью убеждать,
подчинять, воевать, организовывать, управлять он выбился из ничтожества
и заставил действовать по своей воле множество людей. Будь это
31

Глава 1
не так, он не достиг бы власти. Разве мы не вправе считать такого
человека выдающимся?
Платон. Цель зла — истребление добра, хотя для
совершения злодеяний могут потребоваться качества, которые, будь они
приложены к благим делам, заслужили бы одобрения. Согласен,
среди тиранов есть решительные и умные люди. Но главная их
черта — бесчеловечность. Во имя власти, собственной безопасности
или безумной идеи они жертвуют всем, что человеку дорого. Назвать
их великими или выдающимися язык не поворачивается. Тирания —
зло по сути своей и тех, кто за это зло ответственен, ждет расплата:
при жизни — это козни врагов и ненависть пострадавших, а после
смерти — забвение или смешанное с ужасом отвращение.
Дионисий. Зло, добро и прочее — в обращении с
этими цветочками философской риторики ты, конечно, сильнее меня.
Насчет же врагов и завистников скажу тебе так: их у одаренного
человека всегда в избытке. Мне даже приходилось слышать, что
признаком таланта является многочисленность завистников. Уверен,
что твои успехи в философии, не дают спокойно спать толпе
недоброжелателей. Желаю, чтобы у тебя их было еще больше. Это будет
знаком растущей славы.
Платон. Если ты хочешь мне добра, пожелай новых друзей,
хотя я и сейчас ими не обделен. Судя по твоему критерию, ты,
Дионисий, — один из самых преуспевших людей на земле, но мне
все же кажется, что иметь друзей тебе бы не помешало.
Дионисий. У меня есть преданные мне подданные, Платон.
Это вполне меня устраивает. Однако вернемся к бедному диктатору.
Если он держится у власти, несмотря на обилие врагов, то уж
наверняка ему знакомо искусство общения с людьми, иначе бы его
с потрохами съели.
Платон. Страх — вот что удерживает людей от мятежа,
и несмотря на это, заговоров на век каждого тирана хватает.
32

387 г. до н.э.
Дионисий. Страх — отличная узда. Это верно. Заметь,
нагнать страху тоже надо умеючи. Коль берешься властвовать, рычи
так, чтобы мурашки по телу бегали. Но на одном страхе далеко
не уедешь. Вспомни знаменитых властителей: Периандра, Писи-
страта, Клисфена, Поликрата. Они не только наказывали поданных,
но и благодетельствовали им, правили подолгу и не жаловались
на недостаток приверженцев.
Платон. И боялись мести и покушений.
Дионисий. А как же иначе. Когда от тебя зависят
судьбы тысяч, любое твое решение нравится одним и озлобляет других.
Невозможно удовлетворить всех в равной мере. Будь ты хоть
четырежды справедливым, найдутся желающие тебя растерзать, дай только
волю. Мягкостью и добром ты только развратишь людей, заслужишь
их насмешки и поощришь к убийству . Я испытал это на своей
шкуре. Когда я был молод и наивен, мое мягкосердие стоило жизни моей
жене. Быть может ты слышал: дочь моего благодетеля и друга Гер-
мократа растоптала бесноватая толпа. Сила и непреклонность — вот
орудия в руках властителя, а если хочешь правды, то и жестокость,
когда требуется. Потому-то и похож диктатор на укротителя в клетке
с дикими зверьми. Дамокла, который рвался отведать радостей
правления, я как-то усадил за накрытый по-царски стол, подвесив над
его головой меч на конском волосе. Ни непостоянный многочленный
монстр, называемый демократией, ни щепетильные и
благовоспитанные умники-философы не способны сплотить подданных и повести их
к процветанию. На высоте этой задачи лишь железная воля умного
государя. Спокойная и безмятежная жизнь ему только снится.
Платон. Те, кто рвется к власти, меньше всего озабочены
благом подданных. Ими движет стяжательство и тщеславие.
Дионисий. Вот уж не думал, что ты доверяешь расхожим
банальностям. Ведь богатство, которым покупается роскошь и все
наслаждения под луной, можно приобрести менее опасным путем,
в частности, успешной торговлей или денежными операциями. По-
33

Глава 1
смотри на Калликла. Живет себе в свое удовольствие и в ус не дует.
Денег у него куры не клюют. Его окружают самые красивые девушки
и мальчики, и это несмотря на то, что у него во рту остались два
гнилых зуба, а сам он сморщен как сухой гриб. Стол его ломится
от яств, а лесбосским вином наполнены бассейны. Вот жизнь,
позавидуешь. Для чего, скажи, нарываться на неприятности, сопутствующие
власти? Как ты думаешь?
Платон. Есть глупцы, которым кажется, что путь к богатству
через власть самый быстрый. Честолюбцы же поумнее упиваются
сознанием могущества и своевольной безнаказанности под девизом
«что хочу, то и делаю».
Дионисий. Главное ты, Платон, упустил. Выдающихся
правителей ведет благородное стремление «на венное время стяжать
бессмертную славу» , разделив ее с народом, во главе которого
они становятся. В этом состоит притягательность власти, а не в
разбойном захвате богатств или утолении пустого тщеславия. Так что
тем, кто на себя возлагает тяжкий труд и опасность правления,
в ножки бы поклониться надо, а не поносить, как ты делаешь. Вот
моя философия.
Платон. То, что ты называешь благородным стремлением,
в лучшем случае не что иное как гордыня. Даже если властолюбец
верит в свою миссию вести сограждан к славе, его
самоуверенная убежденность, что он лучше других знает к ней путь, вредное
заблуждение или тяжелое психическое расстройство. Лизоблюды
возвеличивают тирана, укрепляя его веру в собственную
непогрешимость. Усомнившиеся же расплачиваются жизнью.
Дионисий. Не следует забывать, Платон, что
человеческое общество совершенствуется. В далеком прошлом нравы были
необузданы, а правильных законов не существовало. В наше
цивилизованное время своеволие государя ограничено законами. Разумный
правитель является гарантом законности и порядка. Свой авторитет
он употребляет на их поддержание.

387 г. до н.э.
Платон. Как ни красивы твои слова, они не могут
заслонить того непреложного факта, что единоличная власть губительна
как для повелителя, так и подданных. Тиран превращается в раба
своих прихотей и маний. Его положительные качества, если он ими
и обладал вначале, со временем затмеваются пороками. Он не может
противостоять натиску злых сил, которые его правление и пример
развязывают.
Дионисий. А какую же роль ты отводишь справедливому
суду, учрежденному попечением правителя?
Платон, ß условиях диктатуры судьи, даже справедливые,
похожи на портных, латающих дыры.
Дионисий (упрямство Платона выводит его из
себя). Скажи, зачем ты приехал в Сиракузы?
Платон. В поисках совершенного человека или по крайней
мере такого, кто бы искренне желал совершенствоваться.
Дионисий (злобно усмехаясь). Клянусь богами, ты его
еще не нашел, это совершенно ясно. Поэтому ты и болтаешь
как спятивший старик.
Платон (невозмутимо). А ты как тиран, которому
суждено расстаться с остатками разума.
Ропот возмущения прокатывается по залу. Лицо Дионисия багровеет. По его
знаку телохранители бросаются к Платону. Дион и его друг Аристомен
преграждают им путь. Дион кричит: «Останови своих людей, Дионисий.
Платона почитает вся Эллада. Если прольется его кровь, ты покроешь позором
Сиракузы». Дионисий овладевает собой и отзывает телохранителей. Затем
он резко поднимается со своего ложа и выходит из зала. Все расходятся.
* * *
Поздно вечером Дион вернулся из дворца. Ему пришлось
приложить все свое красноречие, чтобы успокоить Дионисия. Диктатор
сделал вид, что смягчился, но потребовал передать Платону приказ
35

Глава 1
немедленно покинуть Сиракузы на триреме, отплывавшей на утро
следующего дня из сиракузской гавани со спартанским послом Пол-
лидом на борту. Больше всего Платона беспокоила судьба молодого
друга, которому могла повредить их близость. Он винил себя в том,
что поддался приступу гнева. Дион постарался развеять опасения
учителя, ссылаясь на свое знание отходчивого характера Дионисия,
и сказал: «Поверь мне, он долго зла не держит, если, конечно,
над ним не висит угроза его власти». Однако, как оказалось, Дион
преувеличил благодушие державного родственника. Стоило шурину
покинуть дворец, как Дионисий послал за спартанцем Поллидом.
* * *
Сцена 3
Инструкция для Поллида
Зал для приема послов во дворце Дионисия. Поллид входит и, взмахнув
в почтительном движении полой гиматия, склоняется перед Дионисием.
Дионисий. Пора прощаться, Поллид. Наша дружба со
Спартой нерушима. Твои усилия только подтвердили это. Спарта
должна знать о твоих заслугах и талантах. Вот мое письмо эфорам .
(Передает Π о л ли д у письмо).
Поллид. Ты очень добр, господин.
Дионисий. Все ли у тебя готово к отъезду? Нуждаешься ли
ты в чем?
Поллид. Благодарю, господин, у меня есть все, что нужно.
Если Посейдон будет милостив завтра утром и пошлет спокойное
море, то большего и желать нельзя.
Дионисий. Да хранят тебя в пути Великие Боги . Кстати,
тебе передали нашу просьбу взять на борт еще одного человека?
Поллид. Я почитаю за честь исполнить твое повеление.
Дионисий. Знаешь ли ты его?

387 г. до н.э.
Π о л л и д. Я много слышал о нем. Это софист Платон.
Дионисий. Нам известно, что государственные дела
призывают тебя отклониться от прямого пути в славную Лаконию
и навестить Эгину. Когда ты думаешь прибыть туда?
Π о л л и д. Если благополучно пройдем мертвую воду у Зак-
инфа — не позднее Праздника кувшинов.
Дионисий. Пожертвуй от нашего имени золотой треножник
в святилище Зевса Сотера . Возьми в казне тридцать мин
и не беспокойся об остатке. Мы признательны тебе за труды.
Поллид преклоняет колено и целует руку Дионисия.
Дионисий. Не буду тебя больше задерживать — до отъезда
тебе, наверно, еще много надо успеть. (Поворачивается, делает шаг
в сторону, но как-будто припомнив что-то, останавливается).
Да, вот еще что, Поллид. Высади-ка этого софиста на Эгине.
Поллид (пораженный). Но он же афинянин. Неужели, ба-
силевс, тебе не известно, что эгинцы, мстя врагам, решили
умерщвлять или продавать в рабство всех афинян, захваченных на их земле.
Дионисий (усмехаясь). Такой человек как Платон не
понесет никакого ущерба, так как будучи человеком справедливым
он сумеет быть счастлив и в положении раба. (Выждав паузу).
Я жду от тебя известий, Поллид. (Уходит).

лава
387 г. до Н. Э.
Продажа Платона в рабство на Эгыне
ы выкуп его Анникериоом.
Основание Академии

На второй день плавания Платон окончательно убедился, что
отношение к нему на корабле по меньшей мере странное. Поллид,
доверие которого Платон рассчитывал завоевать, выказав искреннее
уважение к Спарте, держался замкнуто и чуть ли не с оттенком
непонятной враждебности. Капитан и рулевой на попытки завязать
с ними разговор вопросами об их службе и морском деле,
отделывались отрывистыми фразами, что было так не похоже на приветливую
общительность, свойственную морякам. Платон решил никому не
навязывать свое общество и погрузился в размышления о прошедших
месяцах в Сиракузах. Были совершены просчеты, в них
предстояло разобраться. Стычка с диктатором имела позитивную сторону,
стимулировав мысли о государственном устройстве, при котором
общественная жизнь и внешняя политика направлялась бы не
произволом одного человека, а благом всех сограждан. Платон с головой
ушел в работу и, поскольку в его багаже был папирусный свиток,
подаренный Дионом, делал памятные записи.
Наконец показались берега Лаконии. Однако корабль не
направился к ним, чтобы высадить Поллида, а поплыл дальше. Тут
Платона впервые начали одолевать недобрые предчувствия. Они
укрепились, когда на горизонте возникли кручи «бельма на глазу
Пирея» * (по выражению Перикла) — острова Эгины, враждебной
Афинам страны, союзнице Спарты в нескончаемой Коринфской
войне, чьи жители возводили свой род к свирепому Аяксу . Платону
было известно, что мстительные эгинцы, не забывшие понесенных
от Афин унижений, приняли закон, по которому каждый афинянин
ступивший на их землю, подлежал смертной казни. Он подошел к ка-
40

387 г. до н.э.
питану и спросил, каков его маршрут, но ответа не получил. Никто
не мог ему сказать, куда запропастился Поллид. Тем временем
исполинские контуры приближающегося святилища Афайи, как эгинцы
называли Афину, вырисовывались все отчетливей. С той же
нарастающей ясностью Платону открывался жестокий замысел Дионисия.
Корабль бросил якорь в эгинской гавани. Вынырнувший из
корабельных недр Поллид прошел мимо Платона с опущенными
глазами. Он и капитан сошли на берег. Капитан вскоре вернулся
с чиновником и сопровождавшей его стражей. Платона взяли на
берег и препроводили в тюрьму. На следующее утро он предстал
перед Эгинской ассамблеей. Ему было предъявлено обвинение
самим Хармандром, автором закона о наказании афинян, нарушивших
границу. Платона ожидала смерть. Пример Сократа поддерживал
его, и он был спокоен. К его удивлению, возбуждение участников
ассамблеи после нескольких часов горячих дебатов, во время которых
ему не дали сказать ни слова, улеглось, их кровожадность умерилась,
и было решено отнестись к Платону как к военнопленному, продав
в рабство на невольничьем рынке. Его тут же доставили на
рыночную площадь. Не прошло и часа, как перед ним появился его
спаситель — человек, в котором он опознал Анникерида из Кирены,
богатого купца, увлекавшегося философией, одного из основателей
киренской философской школы и ученика Аристиппа. Анникерид
познакомился с Платоном, когда тот лет десять назад посетил Ки-
рену, чтобы встретиться с геометром Феодотом. Оказалось, что
Анникерид по счастливой случайности оказался на Эгине с грузом
товара. Он узнал от своего знакомого о продаже афинского
философа на невольничьем рынке, и из чистого любопытства отправился
удостовериться в этом собственными глазами. Каково же было его
потрясение, когда он увидел Платона. Он немедленно выложил
магистрату 30 мин и таким образом вернул Платону свободу. Вечер
Платон провел в обществе Анникерида и рассказал ему о ссоре
41

Глава 2
с Дионисием. Потом они увлеклись философской беседой. На утро
Платон отбыл в Афины.
Слухи о злоключениях Платона достигли Афин за несколько
дней до его прибытия в родной город. В Пирее его восторженно
встретила многочисленная толпа почитателей и друзей. Не
откладывая в долгий ящик, друзья в складчину собрали необходимую
сумму, чтобы рассчитаться с Анникеридом, но тот категорически
отказался принять деньги и даже выразил обиду, сказав, что это
он должен поминутно благодарить богов за возможность выручить
из беды Платона. Прошло несколько месяцев и на невостребованные
деньги по предложению Платона был куплен дом с садом в шести
стадиях от главных Дипилонских ворот на северо-западной окраине
Афин. Вся близлежащая местность, сад, роща и старинный гимнасий
этого живописного уголка находились под покровительством
древнего героя Академа. Там-то и обосновалась знаменитая философская
школа Платона, просуществовавшая 914 лет. Афиняне назвали ее
Академией.
Академия была второй по времени основания «высшей» школой
в Афинах. Первая была детищем оратора Исократа, который объявил
о своем намерении воспитывать лучших граждан посредством
преподавания практических дисциплин риторики, музыки и математики.
К абстрактным рассуждениям, касающимся бытия, познания и этики,
Исократ относился с насмешкой, считая это пустой тратой времени.
С его точки зрения не было большой разницы между серьезными
философами, размышляющими о тайнах мироздания и человеческого
существования, и болтунами-софистами, эксплуатировавшими любые
темы, лишь бы сорвать аплодисменты и вытрясти карманы учеников-
снобов. К Исократу шли честолюбивые молодые люди с деятельным
складом характера, стремившиеся к политической или общественной
карьере. Среди его учеников были будущие прославленные
полководцы и ораторы.
42

387 г. до н.э.
Не всех удовлетворял практический и прикладной уклон
обучения у Исократа. Для тех, кто хотел проникнуть в суть вещей,
философские изыскания были источником, утолявшим эту жажду.
Однако суровый полуаскетический быт, воцарившийся в Академии
по требованию Платона, и изнуряющая продолжительность и
интенсивность занятий, требовали усилий, которые оказывались по плечу
лишь немногим.
В каждой из знаменитых афинских школ установился свой
студенческий контингент. Их основатели были связаны тесной дружбой
и не имели причин для зависти и соперничества.

Глава 3
386-367 гг. до н. э.
Размышления Платона о новом типе
государственного устройства.
Обстановка, в которой формировалась
политическая мысль Платона

Слухи об Академии проникли во все уголки Эллады. Чтобы
послушать беседы ее учителей и, конечно, самого основателя
школы, отовсюду стекалась как безвестная молодежь, так и именитые
философы и ученые. Долг благодарности богам за то, что ему
«повезло родиться человеком, эллином, сократовым современником
и учеником» Платон отдавал своей философской работой и
преподаванием. Видеть, как бесплотное слово обретало силу воздействия,
достойную истины, которой он служил, доставляло ему радость.
Целью Платона было не только передать слушателям Академии свои
знания и развить их ум, но и приучить печься о душе, «украсив ее
не чужими, а доподлинно ее украшениями — воздержанностью,
мужеством, свободой, истиной».
Размышления Платона о несовершенстве человеческой
природы и отношений между людьми были пронизаны тем большей
горечью, что протекали на фоне отлаженной академической
деятельности. Гибель Сократа, чудовищная неправота толпы, мстительно
обрушившейся на «лучшего из эллинов», неизгладимо
запечатлелись в его памяти, символизируя неспособность человека жить
по правде и совести в обществе себе подобных. Его любимый
город Афины, его родину, терзали смуты, внутренняя вражда, слепая
злоба и жестокость черни, сибаритство богачей, несправедливость,
предательство, недальновидность и честолюбие временщиков, межэ-
линнские братоубийственные побоища и всеобщая беспечность перед
лицом надвигающихся катастроф. Положение в других полисах ,
которые Платону случилось посетить, было не многим лучше.
Сицилийский опыт также не забывался. Платона давно занимали мысли
46

386—367 гг. до н.э.
о сосуществовании людей, основанном на справедливости. Теперь он
принялся за разработку детального плана государства нового типа,
свободного от недостатков больного общества, в котором он жил.
Духовное родство и поддержка друзей и учеников давали стимул для
работы, а дискуссии с ними — пищу для новых интеллектуальных
прозрений.
Вся жизнь Платона прошла под знаком дружбы. Еще в
молодости он написал поэтические строчки о чувстве, соединяющем
близких людей:
Душу свою на губах я почувствовал, друг целуя.
Бедная, верно, пришла, чтобы перелиться в него.
Среди тех, кто трудился рядом с Платоном в Академии,
четверо были ему особенно дороги. Одним из них был преподаватель
математических дисциплин Теэтет из Гераклеи Понтийской (его все
называли не иначе как «благородным и мужественным»). Теэтет
слушал Сократа вместе с Платоном и был лишь на несколько лет
его младше. Благодаря незаурядному педагогическому дару Теэтет
сделался популярнейшим учителем Академии. В племяннике Спев-
сиппе, остроумном и жизнерадостном молодом человеке, Платон
нашел не только способного ученика с широким кругом интересов
и неослабной работоспособностью, но и опору в минуты уныния
и неутомимого помощника по организации быта и занятий в школе.
На фоне шумного и многословного оптимизма Спевсиппа выделялась
сосредоточенная серьезность и мрачная молчаливость Ксенократа.
Платон однажды посоветовал ему принести жертву богиням радости
и веселья — харитам. Ксенократ был тяжелодум, но в своей
неуклонной методичности испытывал занимавшую его мысль во всех
ее логических следствиях. Неизменным дружеским
расположением Платона пользовался внимательный и верный юноша Филипп
Опунтский. (Филиппу предстояло посмертно издать последнее Пла-
тоново сочинение «Законы», дополнив их «Послезаконием», где
47

Глава 3
излагались мысли, которые учитель не успел записать при жизни.)
Все четверо были наперсниками Платона. В дискуссиях с ними
Платон «обкатывал» наиболее глубокие идеи.
Итогом интеллектуального подвига Платона явились его
выдающиеся диалоги и среди них знаменитое «Государство». В этом
сочинении описывалось устройство идеального человеческого
общества и впервые поднималось множество вопросов, на многие века
стимулировавшие социально-политический и философский поиск.
Платон верил, что в справедливом обществе разум будет играть
ведущую роль, и что благотворная деятельность верховных властей
должна сочетаться с встречными усилиями сограждан в деле
воспитания достойных членов общества. В государстве Платоновой мечты
порядок и справедливость поддерживались за счет разделения
общественных функций между сословием ремесленников (в это сословие
входили также земледельцы и торговцы) и сословием
воинов-стражей, а командные позиции государственного управления находились
в руках третьего и высшего класса граждан: философов-мудрецов.
Близко к концу жизни Платон вспоминал (в письме VII,
написанном ок. 353 г. до н. э.) об обстоятельствах, подготовивших
его к тому этапу духовной жизни, который завершился созданием
«Государства»:
«Когда я был молод, я испытал то же, что обычно
переживают многие: я думал, как только стану самостоятельным
человеком, тотчас же принять участие в
общегосударственных делах. Судьба некоторых государственных дел, с которыми
мне пришлось столкнуться, оказалась следующей: так как
тогдашний государственный строй со стороны многих подвергался
нареканиям, произошел переворот, во главе которого стоял
пятьдесят один человек, из них одиннадцать распоряжались в городе,
десять — в Пирее (и те и другие наблюдали за рынком и всем
тем что нужно было привести в порядок в столице и в гавани),
остальные же тридцать обладали неограниченной властью,
48

386—367 гг. до н.э.
некоторые из них были моими родственниками или хорошими
знакомыми. Они тотчас же стали приглашать в соучастники
своих замыслов, считая это для меня вполне подходящим делом.
И если принять во внимание мою юность, со мной не случилось бы
ничего необычного, ведь я был убежден, что они отвратят го-
сударство от несправедливости и, обратив его к справедливому
образу жизни, сумеют его упорядочить. Поэтому я усиленно
наблюдал за ними, что они будут делать? И вот я убедился,
что за короткое время эти люди заставили увидеть в
прежнем государственном строе золотой век. Вот один из примеров:
старшего моего друга, дорогого мне Сократа, которого я не
обинуясь могу назвать справедливейшим из живших тогда людей, они
вознамерились послать вместе с другими за кем-то из граждан,
чтобы насильно привести его и затем казнить — конечно с той
целью, чтобы Сократ принял участие в их деяниях, хочет он
того или нет. Но он не послушался их, предпочитая
подвергнуться любому риску, чем стать соучастником их нечестивых
деяний. Так вот, видя все это и многое другое в том же роде,
я вознегодовал и устранился от всех этих дел. Немного
спустя пала власть Тридцати и весь этот государственный строй.
Вновь, но уже более сдержанно стала увлекать меня жажда
общественной и государственной деятельности. Но и тогда,
поскольку времена были смутные, происходило многое, что могло бы
вызвать чье-то негодование и потому нет ничего
удивительного, что некоторые лица особенно сильно мстили своим врагам
во время переворота. Однако те, что вернулись тогда в Афины,
проявили большую терпимость. Но по какому-то злому року
некоторые тогдашние властители снова вызвали в суд моего
друга Сократа, предъявив ему безбожнейшее из обвинений менее
всего ему подходившее. Одни обвиняли его как безбожника,
другие же произнесли обвинительный приговор и казнили того, кто
сам не пожелал принять участие в безбожном обвинении про-
49

Глава 3
mue одного из друзей изгнанников, когда сами изгнанники были
в тягостном положении.
Я видел все это, а также людей, которые ведут
государственные дела, законы и царящие в государстве нравы, и чем
больше я в это вдумывался и становился старше, тем мне
казалось труднее правильно вести государственные дела. Без друзей
и верных товарищей казалось мне невозможно чего-то достичь,
а найти их, даже если бы они существовали, было не так легко:
ведь наше государство уже жило не по законам и привычкам
наших отцов, а найти других новых людей невозможно с
легкостью. Писаные законы и нравы поразительно пали, так что
у меня, вначале исполненного рвения к занятию общественными
делами, когда я смотрел на это и видел, как все пошло в разброд,
в конце концов потемнело в глазах. Я не переставал размышлять,
каким образом может произойти улучшение нравов и особенно
всего государственного устройства; что же касается моей
деятельности, то я решил выждать подходящего случая. В конце
концов относительно всех существующих государств я решил,
что они управляются плохо; ведь состояние их законодательства
почти что неизлечимо и ему может помочь только какое-то
удивительное стечение обстоятельств. И восхваляя подлинную
философию, я принужден был сказать, что, лишь от нее
одной исходит государственная законность, так и все касающееся
частных лиц».

Глава
367 г. до и. э.
Смерть Дионисия Старшего.
Новый властитель Сиракуз
Дионисий Младший.
Приглашение Платона в Сиракузы,
Колебания Платона

Платон никогда не прерывал связи со своим сиракузским
учеником и другом Дионом. Они постоянно переписывались, и Платон
был всегда в курсе последних событий в Сиракузах. Не раз Ди-
он ненадолго приезжал в Академию, жадно ловил каждое слово
Платона, но по требованию Дионисия вынужден был возвращаться
назад в Сиракузы, чтобы выполнять обязанности одного из высших
чиновников могущественной империи. Платоновы планы устройства
общества на новых началах были известны Диону. Он их одобрял,
но указывал Платону на то, как трудно их воплотить в жизнь в
современной Элладе, где ни развращенная собственным своеволием
толпа в полисных демократиях, ни упивающиеся властью диктаторы
не желают изменить status quo и поступиться своими удовольствиями,
сытым спокойствием и привилегиями.
Прошло двадцать лет со времени визита Платона в Сицилию.
Вдруг произошло событие, перевернувшее страницу в истории
острова: умер всесильный Дионисий. Диктатор имел авторские амбиции
драматурга. Его попытки прославиться на литературном поприще
неизменно проваливались. Наконец пришел долгожданный успех:
на драматических состязаниях в Линнеях его пьеса «Выкуп Гектара»
завоевала первый приз. Злые языки намекали на подкупленное
жюри. На праздничном пиру в честь одержанной победы с Дионисием
случился припадок посредине обильной еды и не менее обильных
возлияний. Его отнесли во внутренние покои дворца, а к утру он
скончался. Ходили слухи, что к этому приложил руку клевреты Филиста
(сам Филист отбывал в это время ссылку). Находясь в ближайшем
окружении Дионисия, они устроили так, что к разбитому инсультом
52

367 г. до н.э.
правителю не был допущен никто из врачей, обычно пользовавших
его, кроме того, кто был в услужении у самих заговорщиков. В
завещании, составленном за несколько месяцев до смерти, Дионисий
назвал своим преемником старшего сына от одной из двух жен —
уроженки Локр Италийских Дориды.
Платон был среди небольшой группы афинян, первыми
узнавших о переменах в Сиракузах: в письме Диона подробно
рассказывалось о последних часах диктатора и о вступлении его сына Дионисия
Младшего в должность стратега-автократора . Дион подчеркивал,
что преемнику неограниченной власти всего 20 лет, что у него мягкий
характер и он легко поддается сторонним влияниям. У сына есть
искреннее желание улучшить правление страной, исправить ошибки
отца и загладить его жестокость. Молодой правитель признался Ди-
ону, что сам глубоко страдал от самодурства диктатора. Дионисий
Старший особенно безжалостно обращался с сыном последние десять
лет, когда из-за развившейся маниакальной подозрительности
повсюду видел призраки заговоров и готовящихся покушений. Опасаясь
наследника, равно как и всех остальных, сиракузский самодержец
держал его взаперти внутри дворца, отменил его учебные занятия,
чтобы изолировать от контактов с внешним миром через учителей,
а в редкие часы дозволенных прогулок приставлял к нему
соглядатаев. В затворничестве наследный узник развлекался изготовлением
игрушечных повозок, деревянных столов и стульев. Образование
Дионисия Младшего серьезно пострадало. По мнению Диона, юноша
был почти «чистым листом», в который нетрудно вписать все, что
угодно. Он нуждался в наставнике, способном сформировать его
душу, укрепить его разум и научить мудрой и справедливой
государственности. «Кто, как не ты, Платон, призван это сделать, — писал
Дион. — Вспомни, как твое слово изменило жизнь желторотого
юнца, каким был я во время первой встречи с тобой двадцать лет
назад. При твоем даре убеждения и силе твоих идей не составит
труда привлечь Дионисия в ряды защитников справедливости. Тогда
53

Глава 4
может произойти то, о чем мы неоднократно мечтали вслух и что
является твоей сокровенной надеждой: соединение разума и
власти. Вот твои слова: „Человеческий род не избавится от зла
до тех пор, пока истинные и правильно мыслящие философы
не займут государственные должности или властители в
государствах по какому-то божественному определению не станут
подлинными философами'».
Далее Дион говорил, что ему известно немало людей,
которые бы с радостью приветствовали появление Платона в окружении
Дионисия. Они озабочены падением нравов в нездоровом климате
тирании и готовы поддержать самые смелые начинания по
преобразованию общества.
«При дворе расплодилось множество льстецов, проходимцев,
карьеристов, приживалов, выжиг, паразитов и другой шушеры,
унаследованной от старшего Дионисия, продолжал Дион. — Они
сбивают с толку молодого человека с неокрепшим нравственным чувством
и незрелым умом. По счастью, Дионисий жаждет общения и тянется
ко мне. Он доверяет мне больше, чем кому бы то ни было, даже
больше, чем своему (недавно возвращенному из ссылки) канцлеру
Филисту. Во мне он нашел близкую душу, которой может излиться
в неудовлетворенности и сомнениях. Родственная с ним связь служит
дополнительной гарантией моей надежности. Но надо поспешить
с укреплением Дионисия в добродетели, пока он не окажется
вовлеченным в иную жизнь и не отвращен от лучшей». «Трудно
представить более подходящее для этого время, чем то, что выпало нам по
божескому соизволению», — этими словами Дион заключил письмо.
Следом за Дионовым письмом пришло послание от самого
правителя. Дионисий рассказывал, что благодаря Диону он познакомился
с Платоновыми сочинениями. Возвышенность и глубина мыслей
потрясли его, он полон энтузиазма и рассчитывает на скорый приезд
Платона и его помощь в делах государственного управления и
общественного устройства. Дионисий также упоминал о приближенной

367 г. до н.э.
к нему молодежи, на которую хочет опереться в реформаторской
деятельности. «Я знаю от Диона и многих твоих знакомцев и друзей,
что ты, как никто другой, умеешь пробуждать молодежь к доброму
и справедливому, а также внушать им взаимную дружбу и чувство
товарищества», — добавлял диктатор.
Платон поблагодарил за приглашение, но ни словом не
обмолвился о готовности его принять. Как сообщил в новом письме Дион,
молодого человека с легко ранимым самолюбием привела в
отчаяние уклончивость Платона. «Соблазны власти искушают Дионисия,
а придворные уловители душ из кожи лезут вон, чтобы, распалив его
вожделения, заглушить стремление к разумной деятельности», —
бил тревогу Дион. Надо было решаться, но Платон продолжал
колебаться. Ему предстояло оставить философские беседы и
исследования, которые были ему так дороги. Картины первого посещения
Сиракуз при Дионисии Старшем (в 387 г. до н. э.) тревожили его.
Тот, кто когда-либо стоял перед выбором между захватывающим дух
видением будущего и рутиной размеренного существования, знают,
как глухо в этот момент звучат и голос разума и увещевания
жизненного опыта. Разве мог такой человек, как Платон, пойти на поводу
у трезвых предостережений памяти?
В первой декаде месяца Елафеболион (примерно
соответствующего марту) Платон послал с нарочным согласие на приезд в
Сиракузы.

Глава 5
367 г. до н. э.
встреча Платона в сиракузской гавани.
Торжественный проезд по улицам Сиракуз.
Разговор Дионисия с киником.
Происки Филиста.
Роковое письмо Диона к карфагенянам.
Высылка Диона из Сицилии.
Попытка Платона убедить Дионисия
вернуть Диона

В один из погожих весенних дней 367 г. до н. э. попутный
торговый корабль из Коринфа с Платоном и вызвавшимся его
сопровождать Ксенократом на борту пристал к причалу Малой си-
ракузской гавани. Платону была устроена пышная встреча, которая
выдерживала сравнение только с приемом высшего сановника
могущественнейшей державы. Приморская площадь была до отказа
заполнена придворными и сиракузской знатью и украшена
гирляндами цветов. Две колесницы подъехали близко к причалу. В одной
из них, ослепительно белой, стоял высокий рыжеволосый юноша
в голубом хитоне из тончайшего шелка с отделанной серебром
повязкой на голове, в другой, поскромнее, Платон увидел дорогое ему
лицо улыбающегося Диона. Юноша степенно сошел с колесницы
и по коридору, образованному цепочками гоплитов1,
прошествовал к Платону. Приблизившись к нему, он воскликнул: «Светочу
философии от Дионисия — здравствуй и радуйся» и склонился в
почтительном поклоне. Затем он сделал Платону знак следовать за ним
в колесницу. Ксенократ сел в экипаж Диона. Колесницы покатились
по запруженным улицам, где стар и млад высыпали из домов
полюбопытствовать, как выглядит столь почитаемый диктатором афинянин.
Время от времени Дионисий останавливал кортеж и, окруженный
свитой телохранителей, спускался с колесницы в праздничную
толпу. Люди окликали его, приветствовали, тянули для пожатия руку,
обращались с пожеланиями и просьбами. Глаз приезжего ласкала
умиляющая душу картина любовного единения правителя с
подданными. Лишь местные жители знали, что вокруг них, подмечая любой
58

367 г. до н.э.
подозрительный жест и недружественный взгляд, рыщут переодетые
агенты тайной полиции.
Платон был смущен оказанным ему вниманием. Он нашел
его явно преувеличенным и был удивлен, что Дион, знакомый с его
привычками, не переубедил Дионисия отказаться от излишней помпы.
* * *
Сцена 4
Встреча Дионисия с киником2
У\ица Сиракуз кишит возбужденной праздничной толпой. Дионисий со
свитой проходят мимо оборванца-киника, растянувшегося на расстеленном
на земле плаще.
Киник {обращаясь к Дионисию, задиристо). Это об-
щество не для тебя, Дионисий.
Толпа прислушивается.
Дионисий {благодушно). Напротив, я очень рад побыть
с вами.
Киник. Л я возмущен: такой отличный раб, вполне
достойный того, чтобы подобно отцу состариться и умереть,
не выходя за ворота дворца, забавляется и веселится вместе
с нами.
Телохранители готовы по первому знаку Дионисия расправиться со стариком
и выжидательно смотрят на своего господина. Тот густо краснеет. В
присутствии Платона и праздничной толпы Дионисий хочет избежать неприятных
инцидентов. Он пытается обратить все в шутку и натужно улыбается в
поисках подходящей реплики. Ему на помощь приходит Филист.
Ф и л и с т {громко, так чтобы народ его слышал). Стыдись,
вонючий и неблагодарный старик. Ты назвал рабом Дионисия. Кто
ж тогда мы, его подданные? Народ Сиракуз пригрел тебя, а ты

Глава 5
обливаешь нас грязью и оскверняешь память отца нашего
повелителя, великого Дионисия — пусть земля ему будет пухом. Ведь
это он уберег нашу свободу от карфагенян. Иначе они бы давно
вырвали твой гнусный язык, и тебе было бы нечем лизать задницу
карфагенскому псу.
Дионисий (кривит рот приклеенной улыбкой). Полегче,
Филист. Это всего лишь полоумный нищий. (Обращаясь к свите).
Дайте ему драхму. Идемте, друзья.
Раскланиваясь и натужно улыбаясь, Дионисий вместе со свитой двигаются
сквозь толпу.
* * *
К вечеру Платон попрощался с правителем и был доставлен
в отведенные ему покои. После непродолжительного отдыха его
проводили в помещение для занятий. Готовясь к приезду знаменитого
гостя, Дионисий превратил один из залов во дворце в точное подобие
экседры в Академии, но в увеличенном масштабе. Здесь уже
собрались более ста приглашенных. Дион выступил с кратким похвальным
представлением Платона, которого можно было бы избежать ввиду
популярности лектора, если бы это не требовалось правилами
дворцового этикета. Затем к собравшимся обратился Платон. Темой его
мусической беседы были задачи и цели философии. Речь Платона
не обманула ожидания аудитории. Слушатели как завороженные
следили за виртуозной лепкой идей, а Платон, обрадованный всеобщим
энтузиазмом сиракузян, был красноречив и убедителен. Дионисий
прилежно внимал лектору, полулежа на пышно украшенном резьбой
и цветами ложе, а, когда считал необходимым сделать запись, давал
знак писцу, сидевшему у его ног на низенькой скамеечке. В зале
было много разгоревшихся глаз, устремленных на Платона. Один
из слушателей в конце беседы попросил афинского гостя
прочитать курс лекций по геометрии. Платон охотно согласился. (Платон

367 г. до н.э.
почитал геометрию, считая, что она влечет душу к истине и
воздействует на философскую мысль; по его инициативе, надпись,
висевшая над воротами Академии, гласила: «не знающий геометрии
да не войдет»). Для занятий геометрией Дионисий выделил
дополнительно два дворцовых зала, предназначенных для приема послов.
Так началась учительская деятельность Платона в Сиракузах.
Магия Платоновых рассуждений пробуждала погруженные
в спячку умы. Ленивых духом сиракузян осеняла догадка, что не все
на свете сводится к пиршествам, оргиям и войнам. После уроков
и в перерывах между ними на полах, покрытых тонким песком,
возбужденные прозелиты чертили кедровыми палочками геометрические
фигуры. Вокруг них собирались любопытные. Разгорались жаркие
споры. В воздухе стоял песчаный туман. Довольный Дионисий
расхаживал по залам и присоединялся то к одной, то к другой группе.
Перед ним почтительно расступались, но, как казалось Платону,
без того подчеркнутого, почти карикатурного раболепия, которое он
наблюдал при дворе державного отца. Был Платон тронут и тем, что
во время городского молитвенного богослужения на площади перед
дворцом, когда при большом стечении народа была провозглашена
здравица в честь правителя, Дионисий, нервно улыбаясь, выкрикнул
в толпу: «Перестаньте нас проклинать».
Платон хорошо знал, что внешнее благообразие и парадность
служат тирании для прикрытия ее несправедливостей и жестокостей,
но был настолько поглощен беседами с Дионом и его друзьями
и занятиями во дворце, что свойственная ему проницательность
притупилась . Позднее он упрекал себя за то, что проглядел странную
натянутость отношений между Дионом и Дионисием. Открыл
Платону глаза (на исходе второго месяца пребывания в Сиракузах)
не кто иной, как Ксенократ, не отличавшийся, как всем было
известно, особой наблюдательностью. «Значит пошатнувшееся положение
Диона ни для кого, кроме меня, не было секретом», — выговаривал
себе потом Платон, ибо, кто знает, быть может его своевремен-
61

Глава 5
ное вмешательство предотвратило бы фатальное развитие событий.
Что касается самого Диона, то его беспечность была удивительна:
он ни разу не выразил ни малейшей обеспокоенности охлаждением
Дионисия, приписывая это прихоти его настроения.
Черта Диона, известная всем, кто с ним общался, —
аристократическая гордыня, доходящая до высокомерия, — огорчала Платона.
Он усматривал в этом изъян характера, который мешал его любимцу
стать народным вождем. Не раз Платон (он всегда страдал, когда
приходилось указывать друзьям на их недостатки) приневоливал себя
откровенно говорить с Дионом о его надменной повадке и о том,
как важно для популярного политика владеть искусством хотя бы
показной дружественности и простоты — качествами, которыми так
щедро был наделен покойный Дионисий. Однажды Платон сказал
молодому другу: «Подумай о том, что в глазах некоторых ты
кажешься менее обходительным, чем подобает. Пусть от тебя
не скроется, что действие возможно благодаря расположению
людей, а гордость, наоборот, спутница одиночества». Свои слова
Платон подкрепил стихом Еврипида:
Кто сух душой надменной нам не мил.
Лишь ласковый имеет дар пленять.
Дион был слишком порядочен, чтобы хитрить и скрывать свое
нравственное и интеллектуальное превосходство; его нраву претили
заискивание и смирение. Он был как бы заключен в броню, сквозь
которую с трудом проникали сигналы внешнего мира. Ему не было
дано ни искусно маневрировать на политической арене, ни проявлять
гибкость во взаимоотношениях с людьми, ни привлекать к себе
сторонников. Платон сформировал ум и политические взгляды Диона,
но ему было не под силу переломить его характер.
Болезненно самолюбивого Дионисия стали раздражать
властность и требовательность первого советника (такова была
официальная должность Диона). У того же во дворе было полно не-
62

367 г. до н.э.
доброжелателей: ум и влияние Диона вызывали зависть, его
надменность — злобу, самодисциплина и воздержание — отчуждение,
а реформаторская настроенность — опасения. Придворная челядь,
воспользовавшись недовольством самодержца, внушила ему мысль
о коварстве Диона, якобы вынашивающего планы захвата власти.
В злобных нашептываниях больше всех преуспел умный и хитрый
царедворец Филист и его камарилья.
Филист начал карьеру раболепного прислужника еще при
Дионисии Старшем. За своевольный поступок — женитьбу на сестре
тирана тот отправил верного слугу в ссылку на пустынный италийский
берег. Сановным единомышленникам Филиста был нужен сильный
лидер в их борьбе с Дионом и прибывающим Платоном. Поэтому
сразу после смерти Дионисия Старшего они настояли на скорейшем
возвращении Филиста из ссылки. Филист был искренне убежден
в преимуществах авторитарной власти (хотя это не мешало ему
отдавать отчет в недостатках ее конкретного носителя). Вдобавок, он
до мозга костей был пронизан циничным стремлением к обогащению;
тираническое же правление как нельзя лучше согласовывалось с
хищным стяжательством как его самого, так и всей придворной верхушки.
Филисту казалось, что он мог бы полностью прибрать к рукам
слабовольного и непостоянного молодого Дионисия, не мешай ему Дион.
Влияние Филиста на диктатора укреплялось прозрачными намеками
на то, что тот ему обязан восхождением на высоты власти (это
были намеки на медицинскую «помощь», оказанную сподвижниками
Филиста Дионисию Старшему во время рокового припадка).
Поначалу Дионисий устыдился подозрений в адрес Диона,
но отделаться от них уже не мог. Он стал избегать бывшего фаворита
и наперсника и, оставшись без его помощи, пытался самостоятельно
вершить государственные дела. Однако это ему не удалось:
свойственная мнительной натуре неуверенность одолевала его, а воображаемые
и реальные промахи терзали его самолюбие. Диктатора тянуло снова
63

Глава 5
укрыться под крылом Диона, но он прилагал усилия подавить то, что
считал своей слабостью.
Со дня приезда знаменитого афинянина миновало два месяца.
Закончив курс лекций для дворцовой аудитории, Платон был готов,
как первоначально было договорено с Дионисием, приступить к
занятиям с ним. Филист понимал, что, общаясь изо дня в день с таким
предстателем, как Платон, Дионисий скоро вновь сблизится с Ди-
оном. Возродившаяся дружба между ними могла стать даже крепче
прежней. Филиста страшила мысль, что рано или поздно
расчувствовавшийся правитель покается перед несправедливо отвергнутым
советником в том, что доверился его клеветникам (и назовет авторов
наветов). Поэтому антидионовская партия во дворце делала все, что
в ее силах, чтобы сорвать (или по крайней мере оттянуть) занятия
Дионисия. Платон, посвященный в обстоятельства интриги против
Диона и встревоженный ее возможными последствиями, искал случая
переговорить с диктатором с глазу на глаз. Дионисий же вел себя
так, словно избегал такого разговора и, внешне выказывая Платону
знаки высочайшего уважения, принимал его только в присутствии
двора. Во время непродолжительных светских бесед с Дионисием
Платон энергично вступался за Диона, но этого было недостаточно,
чтобы пересилить клевету, вливавшуюся в уши тирана.
Так прошло еще два месяца, по истечении которых (на четвертый
месяц пребывания Платона в Сиракузах) произошло событие,
определившее драматическую судьбу всех главных действующих лиц. На
стороне Филиста вмешался рок. Филист приставил соглядатаев к Ди-
ону. Ими было перехвачено собственноручное послание Диона к
извечным врагам сиракузян — карфагенянам, успешными действиями
против которых Дионисий Старший снискал популярность у жителей
Сиракуз и обеспечил их поддержку при захвате власти. Многие годы
война с Карфагеном велась с переменным успехом и при Дионисии
Старшем завершилась мирным договором с разделением Сицилии
на две зоны влияния: сиракузскую, охватывающую две трети острова,
64

367 г. до н.э.
и карфагенскую. Уступка карфагенянами части ранее
принадлежавших им земель в западной Сицилии компенсировалась ежегодной
данью со стороны Сиракуз. Обе стороны считали себя ущемленными
договором и выражали желание его пересмотреть. Дион опасался,
что карфагеняне вступят в обход его в переговоры с Дионисием и,
воспользовавшись неопытностью и малодушием диктатора,
выговорят себе выгодные условия, которые потом трудно будет изменить.
Без чьего-либо ведома Дион написал карфагенянам письмо, где
рекомендовал обсудить с ним проект нового варианта договора, прежде
чем представить Дионисию. В письме он намекнул, что пользуется
влиянием на диктатора, стремясь таким образом создать у карфагенян
впечатление, что договор будет им более выгоден, если они поступят
по его совету. Такова была его небольшая дипломатическая хитрость.
Неизвестно, разгадали ли карфагеняне этот ход и подбросили
письмо, или сам Дион проявил небрежность, только это письмо оказалось
у Дионисия. Призванный для совета Филист распалил воображение
тирана, нарисовав впечатляющую картину изменнических
злоумышлении Диона, который, якобы, собирался заручиться поддержкой
злейших недругов Сиракуз при захвате власти. В отличие от
Дионисия, Филист догадывался о подлинной подоплеке Дионовых действий.
Но судьба подарила ему редкий шанс погубить врага, сделавшего
промах, и он постарался эту возможность не упустить. Открытое
обвинение Диона в государственной измене скорее всего кончилось бы
его оправданием, особенно в поддержке такого адвоката как Платон.
Чтобы этого избежать, Филист предложил коварный план
скоропалительной расправы с Дионом. Дионисий должен был встретиться
с Дионом один на один на узкой каменистой прибрежной полосе
у подножья акропольских круч. На эту встречу Филист напутствовал
Дионисия словами: «Если в своем раскаянии Дион припадет к твоим
ногами и будет молить о прощении — накажи его, но окажи ему
милость; если же будет упорствовать и выкручиваться — избавься от
него немедленно». Изощренный интриган безошибочно рассчитал раз-
65

Глава 5
витие событий. Он слишком хорошо знал характеры обоих актеров,
которых замыслил столкнуть на выбранных подмостках. Он даже мог
позволить себе разыграть благородство к поверженному противнику
и тем надежнее утвердиться в глазах самодержавного простофили.
Дион, поломав голову над приказом диктатора явиться для
важного разговора в столь необычное место и не придя ни к какому
заключению, спустился на берег у акрополя. Там его уже поджидал
Дионисий. По побелевшему лицу тирана Дион сразу понял, что
услышит нечто экстраординарное. Обдумывая встречу загодя, Дионисий
хотел проявить хладнокровие и искусным допросом загнать Диона
в ловушку (так ему советовал Филист, у которого, как у всякого
лакея, было свое особое мнение о хладнокровии и искусности
хозяина). Но все его намерения в одно мгновение были сметены волной
гнева (как и рассчитал Филист), когда он углядел в Дионовой
манере держаться спокойствие притворной, как он думал, невиновности.
Дионисий достал из-за пазухи письмо и молча протянул Диону.
Его рука дрожала. Дион обомлел. Его растерянность не осталась
незамеченной. «Подлый изменник!», — вскричал, потерявший
самообладание Дионисий. Его трясло. Дион, придя в себя, пытался что-то
сказать в свое оправдание, но Дионисий его не слушал. По его знаку
с круч спустился скрывавшийся в тени угловой башни акрополя отряд
из девяти пельтастов . «Проводите этого господина на корабль, да
проследите, чтоб он у вас в воду не спрыгнул», — срывающимся
голосом отдал приказ Дионисий. Пельтасты сомкнули кольцо вокруг
Диона, и конвой двинулся вдоль берега. Обогнув скалистый
мысок, Дион увидел небольшой двенадцативесельный корабль, готовый
к отплытию. Два вооруженных стражника сели с Дионом в лодку
и доставили его на борт. Пельтасты вернулись на берег, а гребцы
ударили веслами по воде. Так началась затяжная ссылка Диона,
прожившего в отрыве от семьи и сиракузских друзей 14 лет.
* * *

367 г. до н.э.
Новость застала Платона врасплох. Он, как и все сиракузяне,
ничего не знал о вине Диона. Поэтому он не смог сразу
заступиться за него, что прекрасно согласовывалось с планами Филиста.
По той же причине не могли заступиться за Диона и остальные
его друзья. Потрясение, произведенное внезапной высылкой Диона,
было всеобщим. Вскоре придворный глашатай объявил во
всеуслышание обвинение Диона в государственной измене. К Дионисию
поспешили многочисленные друзья Диона с просьбой вернуть его
и разрешить оправдаться перед судом. На первую после
случившегося аудиенцию с Дионисием Платон взял с собой Ксенократа.
Платон попытался проанализировать перед Дионисием подлинные
мотивы Диона. Он сказал, что Диона следует винить в необдуманной
поспешности и, наконец, — да, надо признать — в не изжитой
самоуверенности, но никак не в измене, и что он, Платон, и Ксенократ
знают Диона с давних пор и могут нелицеприятно свидетельствовать
о его неизменной преданности семье Дионисия и самому Дионисию
в частности.
* * *
Сцена 5
Дионисий упорствует
В дворцовой приемной находятся Платон, Ксенократ, Дионисий. Разговор
близок к концу. На лицах следы усталости и разочарования, как бывает
после долгих и бесплодных переговоров.
Платон (обращаясь к Дионисию). Когда речь идет о
шаге, чреватом опасными и необратимыми последствиями, надо быть
предельно осторожным и не доверять первому побуждению, а не
пожалеть времени и усилий, чтобы проникнуть за пределы видимости
и углубиться в суть дела. Тут, Дионисий, и семь раз отмерить мало
не будет. Не зря сказано:

Глава 5
Как будто суд глазам людей принадлежит
И смеем мы судить, не распознав души.
Настойчивость, с которой Платон защищает Диона злит Дионисия. Он
мрачно слушает, потом на его лице выступают красные пятна и он взрывается.
Дионисий. Хватит, Платон. В сотый раз слышу одно и то
же: я плохой, Дион хороший. Ты стоишь за предателя горой, потому
что он твой друг и не хочешь взглянуть на его поступок моими
глазами. Ты даже готов пожертвовать его умом, который всегда
нахваливал, лишь бы его выгородить. А между тем Дион далеко
не глуп и верится с трудом, что это была лишь невинная оплошность.
Кто-кто, а Дион меньше всего похож на легкомысленного вертопраха.
Ты знаешь это лучше любого другого. Преданные мне люди уверяют
меня, что Дион давно вынашивает заговор против меня, и что у тебя
он нашел одобрение и поддержку. Если дело дойдет до суда, многое
может выйти наружу. Тогда тебе не сносить головы, а я при всем
моем желании не смогу тебя спасти.
Платон (резко). Ты меня не испугаешь. Я без колебаний
пожертвую головой за того, кого считаю другом, несправедливо
обвиненным неправедным судом.
Ксенократ (с мрачной решимостью). Если Дионисий
хочет головы, пусть рубит мою первой.
Платон кладет руку на плечо Ксенократу.
Дионисий (понимая, что в своих угрозах зашел слишком
далеко, пытается обратить все в шутку). Не в обиду тебе будет
сказано, Ксенократ, эта замена не равноценна. Голова Платона стоит
дороже. Другое дело — твой луженый желудок. Перепив всех моих
сиракузян на Празднике кружек , ты стал знаменитостью и
призером. Шутка ли завоевать золотой венок. Платон похвастаться этим
не может. (Примирительно). Ладно, не будем больше ссориться,
Платон. Но раз ты вспомнил Еврипида, то позволь мне тоже у него
позаимствовать:
68

367 г. до н.э.
Хотя б малейший знак имели мы, но верный,
Чтобы друга от недруга и лживые слова от
Истинных мы сразу отличали.
Два голоса пускай бы человек
Имел — один, особенный для правды,
Другой — какой угодно.
Какой другой знак надобен, если перед нашими глазами факт
неприкрытой измены? Рядом с ним бледнеют любые слова. Но я тебя
слишком высоко ценю, Платон, чтобы прислушиваться к дворцовым
наветам. (Торжественно). Священный долг гостеприимства служит
тебе надежной защитой, и пока я жив, ни один волос не упадет
с твоей драгоценной головы. Прошу тебя, Платон, ради нашей общей
возлюбленной, философии, не насилуй обстоятельств. Я допускаю,
что твои доводы в пользу Диона обоснованы, но необходимо время,
чтобы мне убедиться самому и успокоить народ, которому мы служим.
Я постараюсь сделать все, что в моих силах. Прощай. (Уходит).
Ксенократ (с мрачной иронией). Судя по тому, как хорошо
Дионисий усвоил приемы придворного лицемерия, он семимильными
шагами превращается в полноценного тиранчика.

Глава 6
367-366 гг. до и. э.
Дионисий сменяет гнев на милость,
но не возвращает Дыона и препятствует
отъезду Платона.
Возобновление занятый с Дыонысыем.
Дыонисыы пытается привлечь Платона
к государственной службе. Отъезо
Платона

Прошло несколько недель со дня изгнания Диона. Дионисий
подвергался непрерывным атакам со стороны родных. Теща Аристо-
маха преследовала его повсюду как фурия. Даже жена Софросина,
всегда покорная и бессловесная, стала донимать Дионисия просьбами
о смягчении Дионовой участи: она дорожила отношениями с матерью
и сестрой Аретой — женой Диона, а также с самим Платоном,
который был с нею всегда серьезен и обходителен и не принимал,
как многие, за мужнину тень. Умилостивить Дионисия не составило
большого труда. Он не был ни недобрым, ни мстительным человеком
и в глубине его души проснулось раскаяние. Кроме
злосчастного письма, которое при желании могло трактоваться неоднозначно,
не было обнаружено никаких других доказательств Дионовой
вины. Вслед изгнаннику были отправлены два корабля, нагруженных
многочисленными подарками от друзей и родных, а также
разнообразной домашней утварью и рабами. В дополнение к этому,
Дионисий обязался ежемесячно присылать Диону доходы с его
имения. Он объявил во всеуслышание, что прощает Диона после того,
как разобрался в подлинных мотивах его действий, но оставляет
его за пределами страны как своего посла по особым поручениям
в Греции. Ход Дионисия был прозрачен и никого не мог обмануть,
но видимость была соблюдена.
«Нужно подождать, пока остынут страсти, — говорил
Дионисий Платону. — Придет время, и я пущу назад твоего любимца.
Сейчас слишком многие не доверяют Диону и предостерегают меня,
а свойственная ему заносчивость укрепляет подозрения». В словах
Дионисия была доля правды. Народ Сиракуз толковал события
72

367—366 гг. до н. э.
по-своему. С течением времени все большее число людей
начинало думать, что нет дыма без огня, и Дион действительно затевал
переворот, собираясь пригласить на помощь карфагенян. Точки
зрения разделились лишь относительно целей Диона. Те, кто хотя
бы шапочно был знаком с Дионом, допускали мысль о том, что
в намерениях заговорщика было покончить с тиранией и
приблизить государственный строй Сиракуз к народной или олигархической
демократии. Преобладало же циничное мнение толпы, что Дион
жаждал власти и собирался разделаться с Дионисием. Был пущен
слух (знакомый почерк Филиста и его команды!), что приезд
Платона являлся одним из важных звеньев заговора: Платону, мол,
была доверена роль провокатора, которому поручалось, парализовав
волю Дионисия, расчистить дорогу для Диона: уговорить Дионисия
распустить десятитысячную дворцовую охрану и объявить о переделе
собственности в пользу беднейших слоев населения и о
восстановлении греческих коммун за пределами Сиракуз. Шептались также
о том, что под влиянием Платона правитель раздумывает над тем,
чтобы добровольно променять пост диктатора на духовные радости
ученичества в Платоновой Академии. Из уст в уста передавалась
ядовитая фраза: «Полвека назад гигантской афинской армаде
не удалось сокрушить Сиракузы — теперь это оказалось под
силу одному афинскому старцу». Конечно, осведомленные люди
знали цену всем этим россказням, но надменный и властный характер
Диона, его нетерпимость к коррупции, расхитительству и дворцовой
распущенности были бельмом на глазу у придворных растратчиков,
казнокрадов, взяточников, вымогателей, кутил и развратников,
лизоблюдов и попрошаек. Им приход Диона к власти внушал страх. Они
пугали Дионисия призраком заговора, сеяли среди богачей и
наемников панику и смущали покой мелких лавочников и ремесленников
перспективой надвигающегося кровавого переворота. Вокруг
Платона стала вырастать стена враждебности. Его дальнейшее пребывание
в Сицилии могло лишь еще больше повредить Диону, не говоря
73

Глава 6
уж о том, что в отсутствие Диона угасла надежда на какие-либо
государственные реформы. Платон объявил тирану о желании уехать.
Дионисий уклонился от ответа.
Между тем, перечеркнуть случившееся было невозможно.
Как бы раньше ни относились друг к другу дядя и сводный
племянник, теперь, по злому умыслу рока и людей, их разделили мутные
потоки кажущихся и реальных несправедливостей и взаимных
обвинений. Никакой игрой в забывчивость, никакими примирительными
демаршами нельзя было поправить положение: выбор лежал между
тихим тлением плохо скрытой недоброжелательности и открытой
враждой. Все понимали на чьей стороне симпатии Платона. Дион
был известная и популярная фигура в Греции. Верная союзница си-
ракузских правителей Спарта, очень избирательная в выборе друзей,
дала ему свое гражданство, невзирая на риск вызвать неудовольствие
официальных Сиракуз. Он был принят с почетом в домах именитых
граждан во влиятельных греческих полисах. Присутствие Платона
рядом с изгнанником могло многократно усилить негативный эффект
Дионисиевой мстительности. С другой стороны, поспешный
отъезд Платона сам по себе был бы ударом по заботливо взращиваемой
Дионисием репутации всеэлиннского мецената — ведь Платону
отводилась роль самой яркой звезды в созвездии приглашенных во
дворец знаменитостей. Таким образом, с какого боку ни посмотреть,
отпускать Платона не следовало. Из опасения, что философ
попытается самостоятельно предпринять шаги к бегству, под благовидным
предлогом заботы об его ученых занятиях его поселили во флигеле
акрополя. Выход из флигеля строго охранялся, так что любая попытка
Платона из него выбраться была бы немедленно пресечена.
Не изменяя привычке прогуливаться в утренние и вечерние
часы, Платон кружил по аллеям сада, примыкавшего к задней стене
флигеля, и старался заглушить тревогу беседами с Ксенократом. Во
время одной из таких прогулок в саду появился Дионисий. У него был
вид раскаявшегося в проказах мальчишки. Дионисий сказал, что для
74

367—366 гг. до н. э.
облегчения участи Диона и его скорейшего возвращения на родину
приняты все мыслимые меры и что Платон мог бы существенно
способствовать окончательному успеху дела (надо уладить некоторые
формальности), если бы, играя роль посредника, остался в Сицилии.
Далее тиран робко попросил Платона возобновить с ним занятия.
Платон уступил. Вскоре он понял, что совершил ошибку, но время
для отъезда было упущено — наступили зимние месяцы, когда
мореплавание прекращалось из-за непогоды: море становилось бурным,
ветер и волны могли снести корабль далеко в сторону от курса или
перевернуть его. Оставалось ждать весны.
* * *
Занятия с Дионисием носили эпизодический характер. Иногда
он не появлялся в учебной комнате по несколько недель. У него было
обыкновение приходить на урок не подготовившись, несмотря на то,
что Платон настаивал на важности самостоятельной работы. Редкие
занятия, которые все же происходили, превращались в мучение для
обоих. Дионисий отличался неусидчивостью, неровностью
настроения, порывистостью и безмерным самолюбием. Убедить его в том,
что не существует царской дороги к знанию, было невозможно. Он
торопился схватить мысль, забегал вперед, пренебрегал частностями,
а потому терял главное; рвался к финишной ленте, минуя участки,
которые требовали терпения и продолжительных усилий; больше
заботился о форме выражения, чем о существе; неизменно искал
похвалы, мрачнел, если не получал ее в избытке, и обижался, когда,
по его мнению, его непочтительно поправляли. На все это
накладывались тяжелые приступы ревности: Дионисию казалось, что Платон
не перестает сравнивать его с Дионом не в его пользу. Он чутко искал
в словах Платона косвенных намеков, относящихся к изгнаннику.
Похвала от Платона истолковывалась им как унизительная подачка
на фоне восхвалений, щедро расточаемых Диону, а замечание — как
75

Глава 6
упрек, удостоверяющий его провал рядом с неприкосновенным
эталоном. Не раз Дионисий открыто бросал Платону обвинение в том,
что у него на уме только дела его любимца, а о нем, его преданном
ученике, он думает меньше всего. Особо острая вспышка Диониси-
ева гнева произошла в конце последнего занятия, когда Дионисий
в очередной раз пытался убедить Платона разделить с ним бремя
государственного правления.
* * *
Сцена 6
Откровенный разговор
Небольшая комната во флигеле, где живет Платон. В центре комнаты ложе,
на котором растянулся Дионисий. После ложа низенький столик с
папирусными свитками. Один из них развернут. Рядом птичье перо и бронзовый
пузырек с чернилами. Платон сидит в кресле напротив Дионисия.
Платон (продолжая начатый разговор). Мне не
пристало делить с тобою власть, как ты просишь, по многим причинам,
частью — из-за моих привычек и характера, частью — из-за
внешних обстоятельств, в том числе тех, которые возникли недавно. В
молодости задор и нетерпение толкали меня к участию в
государственных делах. Приглядевшись, я увидел, что правители и демагоги
в большинстве своем бесстыдные обманщики и воры, а народ ведет
себя как тупое животное, понимающее только язык палки и пряника.
Особенно потрясла меня несправедливость, учиненная над
Сократом. Не было на земле лучшего человека и вряд ли будет. Его убили
за правду. После того как мне заткнули рот в народном собрании,
где я пытался выступить в его защиту, меня свалила нервная
лихорадка. Мне не хотелось жить в мире, где торжествует ложь и злоба.
Против воли меня спасли от смерти. Слабость помешала мне быть
рядом с великим человеком в его последний час. Я не мог дольше

367—366 гг. до н. э.
оставаться в Афинах и уехал в Мегару, а потом отправился
странствовать. Мне довелось убедиться, что все человеческие общества,
несмотря на разнообразие форм, страдают от губительных пороков.
Отчаяние охватило меня. Я распростился с мыслью о так
называемой политической деятельности — кроме омерзения, она у меня
ничего не вызывала — и решил уйти в затворничество, посвятить
оставшуюся жизнь чистому исследованию. Образцом для
подражания я избрал того, кто, видя что все остальные преисполнились
беззаконием, доволен, если проживет здешнюю жизнь чистым
от неправды и нечестивых дел и при исходе жизни отойдет
радостно и кротко, уповая на лучшее.
Так продолжалось около десяти лет. Божьим промыслом и,
главным образом, попечением Эрота, споспешествующего моему
стремлению к знанию и мудрости, мне открылось, что окончательная победа
принадлежит не злу, а любви к прекрасному, рождающей благо для
богов и людей. Делом моей жизни стали размышления о красоте
и благе. Я попытался представить человеческое общество, в котором
идея народного блага воплощалась бы наиболее полно, и пришел
к поучительным выводам. О некоторых из них я тебе рассказывал.
Маловеры считают описанное мною государство далеким от
реальности, но мне кажется, что приближение к идеалу возможно, если
по счастливому стечению обстоятельств у власти окажется человек,
искренне почитающий справедливость. К нему я бы без колебаний
присоединился, будь то хоть на краю света. Таким правителем видел
тебя Дион и, следуя его совету, я здесь.
Дионисий (болезненно воспринимая последнюю фразу).
Ты хочешь сказать, что не будь Диона, ты бы не приехал ко мне,
хотя об этом просил Архит, да и я умолял тебя в каждом письме. Но
хватит об этом. Меня больше беспокоит твое разочарование во мне,
которое ты плохо маскируешь. Признаюсь, мне также пришлось
спуститься с облаков, когда в мудреце, каким по общему убеждению
ты являешься, я увидел непоследовательность, свойственную про-
77

Глава 6
стому люду. Я принес с собой копию твоего письма Архиту. Он
передал мне его задолго до твоего приезда, чтобы поднять мой дух
и познакомить с высоким строем твоих мыслей. (Берет со
столика и разворачивает один из свитков). Ты, верно, легко узнаешь
эти строки. (Читает). «...Любой из нас не принадлежит самому
себе: на одну часть нашего существа рассчитывает отечество,
на другую — родители, на третью — наши друзья; многое нужно
уделить обстоятельствам, захватывающим нашу жизнь. Ко-
гда отечество призывает заняться его делами, было бы странно
не послушаться его призыва, ведь в таком случае надо освободить
место и предоставить поле действия дурным людям, которые
не с самыми добрыми намерениями приступают к общественным
делам». Ну что ты на это скажешь?
Платон. Я не всегда хорошо помню свои слова, но мои
мысли всегда при мне, и я от них не отрекаюсь. В письме речь
идет об отечестве, где есть круг друзей или единомышленников,
чья верность испытана временем. В Сиракузах я чужой, к тому же
афинянин и друг Диона, заподозренного тобой в предательстве.
Что, кроме враждебности, может вызвать такой человек, занявший
правительственный пост, да еще сразу после изгнания Диона, так
сказать использовавший его поверженное тело как ступеньку для
подъема? Тень от моей репутации, какой бы успешной ни была моя
деятельность, падет на тебя. (Вопросительно смотрит на Дионисия
и видит, что натыкается на глухую стену. Продолжает, но без
прежней энергии в голосе). На твоих губах усмешка. Ты думаешь,
я стараюсь найти предлог, чтобы отделаться от твоего предложения.
Но ты разберись в моих доводах непредубежденно. В них нет
ничего надуманного. Вместо того, чтобы звать меня в правительство,
найди мне приложение там, где от меня будет польза. В молодости,
да и много позднее, я неоднократно видел подтверждение того,
что не обладаю натурой подлинного политического вождя. Ведь
хорошему политику нужно быть последовательным и изворотливым,
78

367—366 гг. до н.э.
твердым и уступчивым, уметь подавлять сомнения и их взвешивать,
быть внимательным к мелочам и не упускать главного. Боги отказали
мне в сочетании этих качеств, но наделили даром размышления
и выражения идей. Вот это-то, Дионисий, пусть сослужит тебе
и твоим землякам добрую службу, хотя нет у меня ни прежних
сил, ни былой работоспособности. И помни, что твой отец, собрав
всю Сицилию в один город и будучи слишком хитрым, чтобы
кому-нибудь доверять, с трудом удерживал власть: он был
беден друзьями и верными товарищами, а ведь ничего не может
служить лучшим признаком достоинства или порядочности
человека, чем наличие у него или отсутствие верных людей.
Дионисий (от волнения у него на скулах ходят
желваки). Ты снова крутишься вокруг Диона и тебя с этого не сбить. Ты
говоришь обиняками и думаешь, я настолько туп, что ничего не
понимаю? У меня немало друзей. Вот увидишь, я прекрасно обойдусь без
Диона. А твои доводы против предложения присоединиться к моему
правительству гроша ломаного не стоят. Здесь я повелеваю и никто
не смеет мне перечить. Не считаешь ли ты, что я не смогу тебя
защитить, если потребуется? Все дело в том, что у тебя на уме один
Дион. Он тебя околдовал, а я для тебя существовал и существую
лишь как средство его прославить. Ведь будь он здесь, ты, вероятно,
говорил бы по-другому. Что я не прав?
Платон не произносит ни слова. На глазах Дионисия показываются слезы.
Он с силой стучит кулаком по изголовью ложа как капризный и избалованный
ребенок, который не может добиться исполнения своей прихоти.
Дионисий. Ну что ты молчишь?
Платон (спокойно). Я могу лишь повторить то, что говорил
тебе не раз, но боюсь раздражить тебя еще больше, ибо по своей ли
воле или по наговору тех, кому ты доверился, ты закрыл уши для
моих слов.
79

Глава 6
Дионисий (в его голосе звучат жалобные нотки).
Хорошо, говори что хочешь. Со мной происходит что-то странное. Слушая
тебя, я готов во всем с тобой согласиться, а оставшись наедине,
думаю, что ты меня провел и твоя единственная цель — добиться того,
чего желает Дион.
Платон. Я уважаю Диона — это правда. Но главное в нашей
дружбе — общность мыслей, от которых никто из нас не
отступится в угоду обстоятельствам или людям. А мысли эти вот какие.
Сицилии, равно как любому другому государству, не годится
быть под властью деспотов. Она должна управляться
законами, оберегающими справедливость, а не наживу и богатство,
к которым толкает вожделение. Существуют три вещи: душа,
тело и деньги, поэтому в законах должно выше всего ставится
совершенство души, на втором — совершенство тела, так как
оно стоит ниже души, и на третьем и последнем — почтение
к богатству, ведь оно слуга и души и тела. Утверждение, что
только богатые счастливы, само по себе неудачно. Это глупое
мнение женщин и детей и те, кто его придерживается, сами
становятся женщинами. Власть же деспота одинаково
нехороша как для поработителей, так и порабощенных — для них
самих, их детей, внуков и правнуков. Деспотизм вообще гибелен:
это свойство душ мелких и несвободных — жадно
стремиться к выгодам подобного рода власти, это свойство людей вовсе
не ведающих того, что такое божественное и человеческое благо
и справедливость в настоящем и будущем. И в этом я сначала
пытался убедить Диона, а потом тебя. Мы с Дионом надеялись,
что под влиянием наших с тобой бесед у тебя возникнет стремление
к прекрасному и благому, и что без избиений и казней, без всех этих
совершавшихся зол можно будет устроить по всей стране
счастливую и справедливую жизнь. После этого человек ли, или бог или
некая судьба при твоем содействии изгнали Диона, и ты остался
один. Могла ли у нас с тобой образоваться общность мыслей
80

367—366 гг. до н.э.
по поводу управления государством, если ты погубил разумного
советника и остался окруженный многими негодными людьми?
Если я вижу, что ты не правитель, и лишь думаешь, что
властвуешь, а на самом деле находишься под властью подобных
людей? В таких обстоятельствах что мне делать? Разве лишь
то, что я поневоле и делаю: не касаться вовсе государственных
дел, остерегаясь навлечь на себя клевету завистников; вас же,
тебя и Диона, хотя вы находитесь в отдалении друг от друга
и имеете разные убеждения, стараться сделать по возможности
близкими друзьями. Ты сам свидетель, что от этого намерения
я не отказываюсь.
Дионисий (растрогавшись и стыдясь этого, низко
склоняет голову, последние слова произносит едва слышно). Платон,
мне кажется, что я мог бы горы свернуть, правь ты со мной
рядом. Мне страшно остаться без тебя, как кораблю — без рулевого
во время бури. Ты прав, тут не обошлось без вмешательства злого
рока, который повязал меня по рукам и ногам. Молись со мной,
чтобы боги дали мне силы устроить возвращение Диона, а я принесу
жертву Зевсу Филиасу , чтобы он не лишил меня твоей дружбы.
Это самое драгоценное, что у меня есть.
* * *
Этот разговор между учителем и учеником состоялся в первые
дни наступающей весны за неделю до внезапного отбытия Дионисия
на луканский фронт (в южной Италии). Затяжная война с лукански-
ми племенами измотала сиракузян и истощила казну. Потребовалось
срочное присутствие верховного главнокомандующего, чтобы решить,
продолжать ли наступление на луканцев или заключить с ними
перемирие. На следующий день после отъезда Дионисия из Сиракуз
на пороге Платоновых покоев появился посыльный из опустевшего
дворца. Он принес весть, что в Малой гавани Платона ожидает
трирема, снаряженная к отплытию в Афины.

Глава 7
366-361 гг. до н. э.
Дион — номинальный посол
Сиракуз в Греции.
Дипломатические маневры Платона.
Новое приглашение Платону от Дионисия.
После тяжелой внутренней борьбы
Платон принимает приглашение
Дионисия

Прошло еще семь лет, в течение которых Дионисий прилагал
старания к тому, чтобы не прерывались тонкие нити, связывающие
его с Дионом и Платоном. В своих посланиях он заявлял о
готовности восстановить Диона в правах и заверял, что это только дело
времени. Перед всей Грецией разыгрывался спектакль, в котором
Диону отводилась роль «почетного посла по специальным
поручениям» (сиракузские остряки называли его «корабельным истуканом»,
наподобие деревянных фигур на корме корабля). Диону
действительно пришлось выполнить ряд мелких дипломатических заданий
Дионисия в Спарте и Афинах, но не больше. Любовь к философии
Дионисий демонстративно подчеркивал денежными
пожертвованиями на нужды Академии и на устройство хорегий от имени ее членов
и при этом смиренно просил Платона быть посредником. Отношения
с Дионисием тяготили Платона, но опасаясь повредить Диону, он
покорно выполнял просьбы диктатора: торговался, покупая
выдающиеся произведения искусства для украшения сиракузского дворца
(среди них знаменитую статую Аполлона скульптора Леохареса),
передавал по назначению щедрые подарки, выступал агентом
сиракузского правителя в различного рода денежных операциях и пр.
Однако Платон меньше всего помышлял о новой поездке и личной
встрече с Дионисием. И вот в 361 г. до н. э. Платон снова на пути
в Сицилию. Как это могло случиться после всего того, что
произошло с ним в Сиракузах и оставило столь тяжкие воспоминания?
Оглядываясь на прошлое (в 353 г. до н. э., т.е. спустя восемь лет
после описываемых событий) Платон так поведал об этом Дионовым
друзьям (в письмах III и VII):
84

366—361 гг. до н.э.
«...он (Дионисий) послал за мной [по-видимому, речь идет о
362 — начале 361 гг. до н. э.], Диона же просил подождать еще
год, меня же настойчиво просил приехать во что бы то ни стало.
Дион требовал, чтобы я плыл и умолял об этом так как слухи
пошли из Сиицлии, будто Дионисий снова охвачен страстью
к философии; из-за этого Дион настойчиво просил не
отказываться от приглашения. Я-то знал, что в отношении философии
у молодых людей часто бывают такие порывы, однако мне тогда
казалось более безопасным самым решительным образом
отказать и Диону и Дионисию. Я вызвал неудовольствие у них обоих,
ответив, что я уже старик и что ничего из того, о чем мы
договаривались, не сделано... Дионисию же я особенно подчеркивал,
что он не сумеет противодействовать моим клеветникам и тем,
кто захочет разжечь между нами вражду: ведь я раньше видел
и вижу теперь, что огромные, чрезмерные состояния как частных
лии,, так и монархов почти всегда, чем они больше, тем большее
число клеветников воспитывают и добавляют к удовольствиям
позорный вред; это зло — хуже которого не рождает обогащение
и возможность других злоупотреблений...»
Далее в письме Платон обращается к событиям,
предшествовавшим его приезду в Сиракузы в 361 г. до н. э.:
«...к Дионисию приезжал Архит (когда я уезжал [имеется
в виду отъезд из Сиракуз в 367 г. до н. э.], прежде чем отплыть,
я их познакомил и установил дружеские отношения между Архи-
том и тарентинцами, с одной стороны, и Дионисием с другой);
были в Сиракузах и другие, слыхавшие о Дионе, и среди них
такие, что были напичканы случайно услышанными
философскими положениями. Мне показалось, что они пытались вести
с Дионисием рассуждения на эти темы, считая, что Дионисий
прослушал все, что мною было продумано. Дионисий же вообще
не бездарен в смысле познания, а к тому же удивительно
честолюбив: ему, конечно, нравилось то, что они говорили, и было бы
85

Глава 7
очень стыдно, если бы оказалось, что он ничего не усвоил из моего
учения за то время, что я у него гостил. Поэтому его охватило
желание выслушать все это основательно, а вместе с тем его
побуждало и честолюбие. А почему он не слушал во время первого
у него пребывания, я изложил только что выше .
Поскольку я счастливо спасся на родину [здесь опять имеется
в виду визит к Дионисию Младшему в 367—366 гг. до н. э.], то,
когда он стал снова меня приглашать [ок. 362 г. до н. э.], я, как
уже сказал, отказался. Мне кажется, что у Дионисия особенно
заговорило самолюбие: как бы не показалось иным, что я
отношусь с презрением к его дарованиям, а также к его образу жизни,
поскольку я это испытал на себе, и поэтому, возмущенный не
желаю к нему приехать. И вот Дионисий в третий раз за мной
посылает [в 361 г. до н. э.], прислав, чтобы облегчить мне поездку
триеру и Архидема — одного из товарищей Лрхита, которого,
как он считал, я ставил в Сицилии выше других. Прислал он
за мной и других сицилийских знакомых. Все они в один голос
сообщали мне, что Дионисий целиком отдался философии. Кроме
того, он прислал мне длинное письмо, зная, как я расположен
к Диону и зная желание Диона, чтобы я плыл и прибыл в
Сиракузы. Ведь на этом и было построено его письмо, начинавшееся
так: „Дионисий Платону шлет привет*' Потом шли обычные
любезности. А затем на первом месте стояло следующее: „Если,
послушавшись сейчас меня, ты прибудешь в Сицилию, то прежде
всего для тебя все дела Диона будут устроены так, как ты
сам того пожелаешь. Твои пожелания, я знаю, будут умеренны,
и я на все это согласен. В противном случае относительно Ди-
оновых дел ничего не будет сделано, как ты хочешь — ни что
касается всего остального, ни что касается его лично".
Вот как он сказал, передавать же все остальное, было бы
долго, да и некстати. Пришли и другие письма — от Архита
и тарентинцев — восхвалявшие любовь Дионисия к философии,
86

366—361 гг. до н.э.
в них сообщалось, что если я не прибуду, то их дружеские
отношения с Дионисием устроенные мной и имеющие большое значение
для их политических дел, окажутся под большим сомнением;
друзья из Сицилии и Италии тащили меня к себе, друзья в Афинах
вместе с просьбами попросту как бы выталкивали меня вон, и
снова, как и раньше, у меня возникло то же соображение, а именно,
что нельзя предать Диона и тарентинских друзей. Кроме того,
мне показалось, что нет ничего удивительного в том, что
одаренный молодой человек, раньше пропускавший мимо ушей беседы
по важным вопросам, возымел вдруг стремление к совершенной
жизни. Нужно, считал я, все это хорошенько взвесить, чтобы
понять каково настоящее положение дел, и ни в коем случае
не навлечь на себя справедливый упрек в предательстве и великий
стыд, если меня укорят в том, что я действительно
послужил причиной чьих-то больших неприятностей. Спрятавшись
за подобными рассуждениями, я отправился в путь с немалыми
опасениями и естественно, пророча себе все самое худшее. И вот
когда я прибыл, то, прямо по пословице: „Третье возлияние —
богу спасителю , пришлось мне спастись и на этот раз...»

Глава 8
361 г. до н. э.
Платон проводит ночь на триреме,
плывущей в Сыцылыю и вспоминает
разговор с учениками перед отъездом.
Корабль огибает Пелопоннес, делает
короткую остановку на Керкире
и пересекает Ионическое море.
Перед глазами Платона встают картины
его двух предыдущих визитов в Сицилию

Настала ночь. Платон лежал на толстой медвежьей шкуре
(подарок почитателя из Фессалии), расстеленной на верхней палубе
в оконечности кормы, под теплым шерстяным покрывалом,
которым его заботливо укрыл Архидем. От пронизывающего ветра его
и Спевсиппа, спящего мертвым сном в его ногах, защищал фальшборт,
особенно высокий в кормовой части судна. Душевная горечь, не
оставлявшая Платона последние дни, притупилась. Мысли неторопливо
текли под мерный скрежет весел в уключинах, негромкое гудение моря
и неожиданные удары по борту неведомо откуда накатывавших валов.
Платон смотрел на звезды и думал о том, что человеку невозможно
достичь той гармонии и покоя, которые так органично присущи
космосу. Совсем недавно ему казалось, что он одержал окончательную
победу над злыми демонами1, угрожавшими его духовному
равновесию, и полностью подчинил душу руководству разума (в то же время
защитив от его насилия). И вот — по прихоти обстоятельств его вера
в свою стойкость перед искушениями, посылаемыми судьбой,
поколебалась. Унизительная игра в прятки с собой окончилась тем, что
его опять соблазнила надежда (она наивно выразилась в речах
Спевсиппа) и, заглушив внутренний голос (прозвучавший в брюзжании
Ксенократа), он поднялся на борт триремы, присланной Дионисием.
Догадывались ли о его внутреннем разладе друзья, прожившие с ним
бок о бок несколько десятилетий? Он восстановил в памяти разговор
в Академии перед отъездом. Все, кроме Ксенократа, провожали его
словно на подвиг, к славе которого они причастны.
* * *

361 г. до н. э.
Сцена 7
Разговор в Академии
Просторная и светлая экседра в здании Платоновой Академии. Вдоль
стены полукружьем тянется каменная скамья, предназначенная для учеников.
В центре экседры невысокий подиум. На нем стул с высокой спинкой
и подножьем и ложе, на котором лектор отдыхает в перерывах. Платон,
обычно, ведет занятия сидя. Сейчас он лежит на ложе в позе беседующего
на симпозиуме. Напротив него на скамье сидят, тесно сбившись: Спевсипп,
Ксенократ, посланник Дионисия Архидем, Тимонид, друг Диона, только что
прибывший с письмом от него. На некотором расстоянии от них на той же
скамье, расставив ноги, сидит толстяк Гераклид — слушатель Академии
и приближенный Платона. Он вытирает пот со лба и щек краем гиматия .
Все возбуждены разговором, который, по-видимому, начался давно.
Гераклид (единственный, кто старается держаться со
спокойной солидностью). Платон, ты выбиваешь почву из-под ног
Исократа и его команды. Они перестанут посмеиваться над нашими
студентами и говорить, что у тебя голова в облаках и твоими теориями
сапоги не сошьешь.
Платон (у него улыбаются только глаза , когда он
обращается к Гераклиду). Это верно — сапоги шить не по нашей части,
но мы в Академии пытаемся разобраться в том, что происходит в уме
сапожника, шьющего сапоги, и почему из его рук выходят сапоги,
а не, например, конская шлея. Я уважаю Исократа, но у нас разные
цели. Его школа выпускает первоклассных стратегов ,
администраторов и ораторов, искусных в текущих делах. В Академии же зреет
ум философов, стремящихся познать вечное бытие, а не то, что
возникает и гибнет.
Гераклид. Ты сам дал образец приложения философии
к устройству государства. Это значит ты спустился с высот
теории к текущим задачам жизни.
Платон. Нет, Гераклид. Если ты имеешь в виду мой
скромный труд — то я поступил как раз наоборот: поднял задачи жизни
91

Глава 8
до высот теории. Я описал идеальное государство, хотя не отрицаю
возможности его осуществления на земле, если люди перестанут
противиться истине.
А р х и д е м. Тебе успешней, чем кому-нибудь другому, удается
победить это сопротивление, Платон.
Платон. Ты знаешь, Архидем, как я отношусь к лести. А что
это лесть, доказывается моими провалами в Сицилии.
Архидем. Ты не справедлив к себе, Платон, и я тебе не льщу.
Тебя окружают друзья и ученики, готовые засвидетельствовать это.
Что же касается сиракузян, то, не считая множества твоих и Ди-
она доброжелателей, сам Дионисий оказался во власти твоих идей.
Он горько пожалел о своем безрассудстве. Ему стыдно вспомнить
о том, как он обращался с тобой. «Мое природная вспыльчивость
приносит мне много горя, — признался он как-то мне. — Я был
ослеплен гневом и разочарованием, а враги Диона подливали масло
в огонь». Возбуждение из-за письма Диона, потоки клеветы,
хлынувшие на него и тебя, подстрекательство со стороны злопыхателей
и завистников, ждавших своего часа, чтобы воспользоваться
неопытностью молодости, — все вместе тогда свалилось на Дионисия .
Немудрено, что он растерялся. Во время недавней встречи со мной
и Архитом Дионисий только и повторял, что его сокровеннейшая
мечта — искупить вину перед тобой. Он с головой ушел в
философские занятия, несмотря на то, что сотни негодяев кружат вокруг него
и зорко высматривают в нем признаки малодушия. Не говорит ли
эта стойкость о серьезности его намерений? Сейчас он как никогда
нуждается в мудром руководстве такого человека как ты. Поверь
мне и Архиту: Дионисий будет как воск в твоих руках. Он жаждет
твоих советов и наставничества. Я уверен, что через твое, Платон,
посредство Сиракузы получат, наконец, разумного правителя. Вот
подлинные слова нынешнего Дионисия перед моим отплытием:
«Архидем, я даю тебе самую быструю трирему и лучших гребцов моего
флота и крепко надеюсь, что ты привезешь Платона как можно

361 г. до н.э.
скорее. Передай ему, что от него зависит спасение мое и Диона
и будущее Сицилии».
Платон. Не хочется мне выливать на тебя ушат холодной
воды, Архидем, но не видишь ли в этих словах нетерпение капризного
ребенка, который хочет заполучить новую игрушку?
Ксенократ (с обычной для него мрачной размеренностью
и твердостью, несмотря на плохо скрытое волнение).
Дионисий — дрянь. Единственное, в чем ему следует отдать должное,
это актерский талант. Иначе не объяснить, как этот мелкий ти-
ранчик сумел вас всех провести, а, особенно, одного из мудрейших
людей на земле — Архита. Можно ли поверить, что
малообразованный властолюбец, с детства соревнующийся в обжорстве и разврате
с гнуснейшими подонками на земле, сумел в свои почти тридцать лет
переродиться в мученика совести, алчущего знания и справедливости?
Совершенно ясно, что Дионисия гложет ненасытное честолюбие, как
когда-то его покойного батюшку — живодера и солдафона,
подвизавшегося на литературном поприще. Ничтожеству на сиракузском
троне не дают покоя лавры Гиерона, к которому он без всякого
основания примазывается в потомки. Вот он и лезет из кожи вон,
чтобы украсить свой двор знаменитостями. Берегись, Платон, не
попадись в ловушку. Будет поздно, когда эта грязная скотина сменит
лицемерное уважение на немилость и причинит тебе зло.
Спевсипп. Поистине, Ксенократ, я бы тебе прописал в
качестве лекарства против угрюмства и брюзгливости слушать
флейтисток, развлекаться с гетерами и посещать комедии. Прошло
почти семь лет, с тех пор, как вы с Платоном были в Сиракузах, а ты
все кипишь, хотя пора бы и поостыть. Платона засыпают письмами
и рассказами живые свидетели, видевшие и беседовавшие с
Дионисием. Неужто ты не признаешь тот очевидный факт, что человек
меняется под действием времени, опыта, размышлений и общения
с хорошими людьми?
93

Глава 8
Ксенократ (Спевсиппу язвительно). Твоя правда. По
слухам Дионисий так изменился после нашего отъезда, что его
не признает родная матушка Дорида. У него обрюзгло и пожелтело
лицо, поредели волосы и отвисло брюхо. Чтобы этого добиться, он,
как ты верно говоришь, усиленно «общался с хорошими людьми»,
закатывая в их обществе кутежи по три месяца кряду. Рассказывают
еще, что на пирушках его диктаторское величество не дозволялось
ни под каким видом беспокоить государственными делами. В деле
воспитания переделывать труднее, чем начинать с нуля, так что
более подходящего воспитанника, чем Дионисий, и представить
невозможно — ведь среди правителей вряд ли найдешь столь
необремененную заботами правления голову.
А р х и д е м. Перестань злобствовать, Ксенократ. Тебе,
по-видимому, неизвестно, что примерно с год назад с Дионисием
произошла перемена. Да, это верно, после отъезда Платона он вначале
уступил искушениям. Но ведь мы знаем немало людей высокой
добродетели, которые отдали дань соблазнам молодости. Дионисий
перебесился и его лучшая сторона взяла верх. Он с отвращением
вспоминает о том времени, когда предавался плотским утехам.
Именно поэтому его нынешняя тяга к философии не прихоть непостоянного
и испорченного мальчишки, а осознанная потребность зрелого мужа.
Платон. Я присоединяюсь к Архидему и Спевсиппу. Ты
переборщил, Ксенократ. Вспомни, кем был Диоген и кем стал,
будучи уже немолодым человеком. Да что далеко ходить? Сколько
людей родилось заново в руках повитухи Сократа? Я бы лично
так и остался плохим поэтом. Конечно, Дионисий мог измениться
к лучшему. От Архита и Архидема наверняка не укрылось бы его
притворство.
Спевсипп (опережает Ксенократа, который хочет
возразить). Всю эту ночь напролет мы говорили с Архидемом и его
спутниками о Дионисии и настроении людей в Сиракузах. У тебя,
Платон, и у Диона там появилось немало преданных друзей. Я у бе-
94

361 г. до н.э.
дился в том, что Дионисий стал другим человеком. Выбор у тех, кто
любит тебя, Платон, не легок. Отпустить тебя в Сицилию значит
лишиться общения с тобой, твоего совета и руководства. Только
мы, твои соратники и ученики, можем оценить тяжесть этой потери.
Я также отдаю отчет в том, что ты будешь вынужден на время
прервать то, в чем ты видишь назначение свыше — исследование
природы и человека. Но на другой чаше весов сиракузский народ
и его судьба. Боги дают тебе шанс доказать истинность твоего учения
и явить миру образец для подражания.
Платон. Ну, племянничек, тебя занесло. Язык твой — враг
твой. Не берешь ли ты тайно уроки краснобайства у верного ученика
Горгия — Исократа? Даже если моя миссия окажется успешной,
она не принесет тех великолепных плодов, которые тебе
примечтались. Я вижу свою задачу гораздо скромней. Надеюсь, что Архидем
не обманулся в своих суждениях. Можно попытаться воздействовать
на Дионисия, развивая в нем стремление к благу. Важнейшим же
делом я считаю восстановление его отношений с Дионом и
возвращение Диона в Сицилию. Дионисию необходимы верные и честные
сподвижники, как Дион и его единомышленники, чтобы поддержать
его в справедливом и благотворном правлении.
Ксенократ. Ой, Платон, чувствую я, как охотно ты
поддаешься самообману. Твой могучий разум замолкает перед склонностями
души. Взгляни правде в глаза — ты надеешься вылепить из глины
храмовую статую. Изменить натуру Дионисия — задача непосильная
даже для тебя. В своих сочинениях ты перечислял качества успешного
правителя. Позволь, я напомню: это правдивость, справедливость,
рассудительность, мужество, мудрость, благородство, великодушие
и многое другое. Что может быть дальше от этого, чем характер
Дионисия?
Платон. Ты вот что упускаешь, Ксенократ. Дионисий от
природы наделен незаурядными способностями. У него отличная память,
он понятлив и быстро соображает. Что касается честолюбия, то
95

Глава 8
этот, по общему мнению, порок предстает совсем в ином свете, если
побуждает к совершенствованию. Допустим на момент, то, что
говорилось о Дионисии, правда, что его по-настоящему захватила любовь
к философии и влечет лучшая жизнь. Не станем ли мы корить себя
за упущенную возможность, не явившись на зов человека, в руках
которого немалая власть? А что если он действительно способен
повести своих подданных к благосостоянию, а государство — к
процветанию? Но, повторяю, главным для меня остаются дела Диона.
Какие у тебя новости, Тимонид?
Тимонид. Я расстался с Дионом всего лишь три дня назад.
Ты знаешь, Платон, как страдал он все эти годы в изгнании, как
близок был к отчаянию. Не в его характере прибегать к насилию,
но терпение его на исходе. В последнее время он впервые стал
склоняться к тому, что считает крайним выходом — добыть
свободу Сицилии силой. Ты прочел его письмо и мне почти нечего
к этому добавить. Ему претит кровопролитие. Его убеждения
образовались под твоим влиянием. Но ставкой является справедливость,
не говоря уж о чести и достоинстве его и его семьи, находящейся
в руках деспота. Он целиком солидарен с Архидемом и Архитом —
трудно представить более благоприятный момент для налаживания
отношений с Дионисием. Это последний шанс уладить дело миром.
Послом же доброй воли можешь быть только ты. Никому другому
Дионисий не доверяет.
Платон. Мне дорог Дион. Даже если бы не было других
доводов, которые Архидем изложил с такой убедительностью, я бы
подчинился одной Дионовой просьбе во имя нашей дружбы.
Отвернуться, когда ему требуется помощь — было бы предательством.
Меня, конечно, огорчают его колебания. Насилие ни при каких
обстоятельствах никогда ничего не решало. Он должен это хорошо
знать. (После короткой паузы). Итак, я еду.
96

361 г. до н.э.
Спевсипп (восторженно). Я уверен, что ты сумеешь
сделать то, что не удалось многотысячному афинскому войску и завоюешь
Сиракузы.
Платон (строго смотрит на Спевсипп а). Ты совсем
ребенок. Философия не пошла тебе впрок. Зря я оторвал тебя
от коллекционирования травок для гербария.
Гераклид. Спевсиппа трудно винить. Мы все восхищены
тобой, Платон, как бы ты ни ругал нас. Никогда и ни перед кем
не стояла столь грандиозная цель, которая... (Осекается, встретив
укоряющий взгляд Платона).
Платон (обращаясь ко всем). Во время моего отсутствия
меня будет замещать Гераклид. Думаю, все согласятся, что лучшего
схоларха нам не сыскать. В ближайшие дни я передам ему
финансовые отчеты Академии и административные дела. (С п е в с и п-
пу). Ты же, племянник, готовься в дорогу. В Сицилии богатая
флора. (Спевсипп подпрыгивает от неожиданности). Составь
список самого необходимого, что надо взять с собой. Теперь я
попрощаюсь с вами, друзья. Мне надо отдохнуть и собраться с мыслями.
Встретимся завтра.
Все уходят.
Платон (глядя вслед ушедшим). Живительно, как они
радуются. Словно малые дети. Громы и молнии мечет один Ксенократ.
Его слова мне как нож острый. Что если он прав? (Погруженный
в задумчивость, медленно уходит вслед за всеми).
* * *
На третий день плавания трирема с Платоном и Спевсиппом
на борту, обогнув Пелопоннес, пристала к Керкире. По приказу
Архидема двух занемогших гребцов ссадили на острове, наняли им
замену из керкирцев, запаслись вином, пшеничными лепешками,
рыбой, сыром и луком и отбыли на утро следующего дня. Впереди
97

Глава 8
лежал самый опасный участок пути — через открытое Ионическое
море. В зимнее время оно было непроходимо из-за ураганов и сильных
волн, и сейчас летом его нельзя было назвать спокойным из-за
жестоких этезийских ветров : два нижних ряда гребцов захлестывало
волной, и они не могли грести без угрозы переломать весла. Лишь
верхний ряд гребцов с небольшим успехом продвигал трирему вперед.
По счастью переход завершился без происшествий, заняв около
полусуток. На горизонте в лучах заходящего солнца появился мыс
Япигии. По прямой до Тарента было немногим больше 500 стадий
и, если бы на то была Платонова воля, он бы завернул в этот
незабвенный город, чтобы встретиться с его правителем Архитом,
одним из самых дорогих его сердцу людей. Но надо было двигаться
дальше. Оставалось пересечь Тарентинский залив и затем спокойно
плыть в виду берега, не опасаясь крутых валов и шквальных порывов
ветра. Платона захватили воспоминания о том времени, когда его
жизнь впервые роковым образом пересеклась с судьбой Сицилии. Он
стал перебирать подробности двух злополучных визитов в Сиракузы.
Ему казалось (так было и раньше), что память сослужит ему
добрую службу, наведя на разгадку сицилийских неудач. Внешние
обстоятельства упрямо складывались против него, и ничего не было
легче, чем взвалить на них ответственность за прошлые провалы.
Однако, было ли это игрой беспечной Тихе или непреклонная
Ананке грозила ему пальцем, — разобрать он не мог.

Глава 9
361 г. до н. э.
Прибытие Платона в Сиракузы.
Испытание Дионисия.
Аудиенция во дворце.
Дионисий нарушает свое обещание.
Бегство Гераклида.
Ссора Дионисия с Платоном и переселение
Платона в район военных казарм

Весной 361 г. до н. э. Платон в третий раз сошел на сицилийский
берег. Хотя за неделю до отплытия Платон послал через Спарту
с гонцом депешу, в которой просил диктатора отменить официальную
церемонию встречи, Дионисий решил пренебречь просьбой Платона,
как проявлением ложной скромности. Он считал, что пышностью
приема укрепляет репутацию могущественного и щедрого правителя,
и не мог упустить случая показать всем, что ценит философию в лице
ее знаменитого представителя. Гостям из Афин пришлось вынести
торжество, проведенное по полному чину: парадный марш гоплитов,
проезд по городу в сопровождении почетного эскорта пельтастов,
затянувшийся за полночь пир во дворце с музыкантами и танцорами
и пр. Затем Спевсиппа увел к себе домой Архидем, предложивший
молодому человеку поселиться у него. Платону же был предоставлен
в распоряжение просто и изящно убранный коттедж посреди сада
при акрополе. Следующий день Платон отдыхал в обществе
Спевсиппа, который с утра присоединился к нему. У Архидема Спевсипп
успел познакомиться с группой тайных приверженцев Диона. По их
словам недовольство Дионисием возросло, и многие сиракузяне
видели в приезде Платона верный знак скорого возвращения опального
царедворца и повод для надежды на обуздание диктатора либо путем
прямого давления на него, либо посредством насильственного
переворота. Худшие опасения Платона оправдывались: с места в карьер
он оказался замешанным в политические передряги. Спустя еще день
состоялась его встреча с Дионисием, который прибыл к Платону для
занятий в сопровождении отряда вооруженной охраны.

361 г. до н.э.
Сцена 8
Испытание Дионисия
Из письма VII: «Итак, когда я туда [в Сиракузы] прибыл,
я решил, что прежде всего мне надо убедиться в том,
действительно ли Дионисий охвачен как пламенем жаждой философии
или же напрасно все эти толки распространились в Афинах»
В центре поляны, примыкающей к коттеджу, фонтан в кольце лавровых
деревьев. Рядом с фонтаном в тени деревьев два ложа, на которых устроились
Платон и Дионисий. Возле лож на низких столах блюда с тертым козьим
сыром, маслинами, луком-пореем, горохом, бобами, жареными буковыми
орехами, сушеными смоквами и миртовыми ягодами (Дионисий
распорядился, чтобы к столу были поданы простые кушанья, любимые Платоном).
Собеседников обслуживают несколько юных, красивых жгучей италийской
красотой рабов и рабынь: позади лож юноши машут опахалами, девушки
наполняют чаши вином из кувшинов.
Платон. Дошло до меня Дионисий, что все эти годы, как мы
не виделись, ты, не жалея труда и времени, занимался философией
и весьма усовершенствовался в ее познании. Никакая другая новость
не могла бы быть для меня более приятной, чем сообщение об успехах
такого блестящего молодого человека, каким я тебя всегда считал.
Дионисий (серьезно и торжественно, с оттенком
самодовольства). Ты очень добр, Платон. Если мне кое-что удалось
в философии, то этим я обязан тебе. Возможно, тебе показалось, что
в прошлом я недостаточно оценил наши занятия только потому, что
к моему прискорбию известные события омрачили наши отношения.
Но огонь, который ты зажег во мне, с тех пор не угасал. Никогда
раньше я не ощущал столь сильного желания приобщиться к учению
твоему и твоих товарищей. Прослышав о моей любви к
мудрости, многие прославленные в Элладе философы и софисты прибыли
в Сиракузы и нашли здесь радушие и гостеприимство. Не скрою,
беседы с ними, их поддержка и одобрение помогли мне овладеть
101

Глава 9
искусством диалектики и продвинуться по пути к истине. Я горжусь
результатами своих трудов и горю нетерпением поделиться с тобой.
Платон. Узнаю моего Дионисия по неукротимому стремлению
к знанию. С чего начнем?
Дионисий. Давай поговорим об идеях сущности вещей. Не
буду утверждать, что это целиком и полностью мои мысли, к ним
меня подтолкнули исследования мегарцев, да и твои рассуждения,
но мне удалось их развить. Главный тезис состоит в том, что идеи
пребывают в природе как бы в виде образцов, прочие же вещи
сходны с ними и суть их подобия, сама же причастность вещей
идеям заключается не в чем ином как только в уподоблении им .
Платон. Очень хорошее начало, Дионисий. Мне и моим
друзьям в Академии этот взгляд близок. Но скажи пожалуйста,
вся идея — хотя она и едина — целиком находится в каждой
из многих вещей или как-то иначе?
Дионисий (категорично), А что ей мешает там находится?
Платон. Славно, Дионисий. Получается так, что единая
и тождественная идея дерева будет сразу находиться во
множестве отдельных деревьев. Как же будет обстоять дело с
целостностью этой идеи, не отделится ли она от себя?
Дионисий (колеблясь). Хм. Пожалуй.
Платон. Ну, а что если мы вообразим, что идея как
парусина прикрывает множество вещей к ней причастных. Тогда над
каждой отдельной вещью будет находиться только часть всей
парусины, разве не так?
Дионисий. Так.
Платон. Возьмем идею справедливости. Если каждая вещь
воспримет часть идеи справедливости, то есть ту часть,
которая расположена над нею, то в любой вещи будет меньше
справедливости, чем в самой справедливости и, следовательно,
мы не в праве будем называть ее подлинно справедливой. Таким
102

361 г. до н.э.
образом, как же можно говорить о приобщении вещи к идее, коль
скоро она не может приобщиться ни к целой идее, ни к ее части?
Дионисий. Клянусь Зевсом, теперь я вижу, что над этим
надо еще поразмыслить.
Платон. Пойдем дальше, если тебе охота и ты не устал.
Дионисий. Да что ты. Сегодняшний день я целиком
посвящаю нашим занятиям. Во дворце меня замещает Филист. Я приказал
ему нас не беспокоить.
Платон. Скажи мне, не правда ли, что когда мы утверждаем,
что знаем нечто о повелителях и их подданных, мы всегда
подразумеваем определенных повелителей и определенных поданных. Похоже,
что для нас сама по себе идея повелевания вообще над подданными
вообще пуста как порожний сосуд. То же самое присуще знанию
в целом: наше знание — это знание отдельных вещей, знание же
вообще или само по себе, которое образуется знанием идей самих
по себе, не является нашим знанием. Например, то, что мы
обозначаем словом красота, вытекает из восприятия красивых вещей. Это
не красота сама по себе, а представление, в котором не содержится
ничего большего, чем в самих вещах. Поэтому для нас
непознаваемы ни прекрасное само по себе, ни доброе, ни все то, что мы
допускаем в качестве самостоятельно существующих идей.
Дионисий (озадаченный). Кажется так.
Платон. Но обрати внимание на еще более удивительное
обстоятельство.
Дионисий (настороженно). Какое же?
Платон. Признаешь ты или нет, если существует какой-
то род знания сам по себе, то он гораздо совершеннее нашего
знания? Не так ли дело обстоит с красотою и всем прочим?
Дионисий. Да.
Платон. Теперь держись, Дионисий. Посмотри, какой
получается странный, а для слабонервных опасный вывод. Ведь если что-
нибудь причастно знанию вообще, знанию самому по себе, то ты.
103

Глава 9
наверно, признаешь, что никто не обладает этим совершенным
знанием в большей степени, чем бог?
Дионисий. Ого куда ты метишь.
Платон. Итак, поскольку мы согласились, что идеи сами
по себе принадлежат к высшему роду знания, а, значит, составляют
знание богов, то выходит, что господство богов на нас не
распространяется и их знание никогда не познает ни нас, ни вообще
ничего, относящегося к нашему миру. Как мы нашей властью
не властвуем над богами и нашим знанием ничего божественного
не познаем, так на том же основании и они, хоть и боги, над нами
не господа и дел человеческих не знают. Или нам придется
допустить, что человек обладает способностью познания, уподобляющей
его богам?
Дионисий (начинает сердиться). Ты сбиваешь меня с
толку, Платон. Я должен подумать, как выбраться из твоих
хитросплетений. Но вывод твой совершенно ложный: ведь ты отвергаешь
всесилие и всезнание богов, для которых мы не более чем пылинки.
Платон. Оставим пока разговор о хитросплетениях и пройдем
еще шажок-другой. В качестве небольшого отвлечения я утверждаю,
что оценка моего вывода как ложного ошибочна, так как ложных
суждений не бывает.
Дионисий. Вот тебе и на. Этого ты мне не докажешь,
несмотря на все твои фокусы.
Платон. Доказать это проще простого. Скажи мне, не правда
ли, что относительно каждой вещи мы можем говорить, что либо мы
ее знаем, либо не знаем.
Дионисий. Само собой разумеется.
Платон. Значит тот, кто вынес суждение, вынес его либо
о том, что он знает, либо о том, что он не знает.
Дионисий. Как головы не ломай, а другой альтернативы,
видимо, не придумаешь.
104

361 г. до н.э.
Платон. И невозможно знающему не знать, что он знает,
равно, как незнающему — знать, что не знает.
Дионисий. К чему ты клонишь?
Платон. А вот к чему. Тот, кто составил ложное суждение,
по-видимому, принимает нечто ему известное не за то, что оно
есть, а за что-то другое из того, что он знает и таким образом,
зная и то и другое, он не знает ни того, ни другого.
Дионисий. Как это возможно?
Платон. Представь себе другой случай, когда то, что он
не знает, он считает чем-то другим из того, что он не знает,
и все же принимает это двойное неизвестное за то, что он знает.
Дионисий. Нелепее и вообразить нельзя.
Платон. Следовательно, приходится признать, что коль
скоро, мы либо знаем, либо не знаем, ложное суждение невозможно.
Дионисий (иронически). Прими дань моего восхищения,
Платон. Как вижу уроки софистов не прошли для тебя даром.
Платон. Ты прав, я многому научился у софистов. Их вклад
в искусство рассуждения неоспорим. Софизмов не надо чураться —
это пена мысли и подлинные друзья философии без труда сдувают
ее. Я же преследую другую цель, о чем скажу в свое время.
А сейчас посвятим несколько минут той идее, которую уже затронули.
Я имею в виду справедливость. Наверно, Дионисий, ты не раз
размышлял об этом. Ведь ты бы не смог и мгновение управлять
своими согражданами, если бы не выработал правильной точки
зрения на справедливость. На твоем посту без этого и шагу нельзя
ступить. Поэтому тебе как специалисту будет несложно дать ее
определение.
Дионисий. Справедливость? Ну это определить совсем
нетрудно. Каждый ребенок тебе скажет. Я опасаюсь подвоха с твоей
стороны и поэтому буду избегать общих понятий, а лучше перечислю
наиболее очевидные примеры справедливых поступков: например,
справедливо делать добро другу, а зло врагу.
105

Глава 9
Платон. Я бы хотел услышать от тебя более широкое
определение, так как безусловно ты не думаешь, что справедливость этим
исчерпывается. Однако, пусть будет по-твоему: займемся частным
определением. Выходит, что справедливому человеку свойственно
приносить вред кое-кому из людей.
Дионисий. Само собой разумеется: надо вредить плохим
людям и нашим врагам.
Платон. А кони, если им нанести вред, становятся лучше
или хуже?
Дионисий (сбитый с толку). Хуже.
Платон. Хуже в качестве коней?
Дионисий. Что за ерунду ты спрашиваешь.
Платон. И собаки, если им нанести вред, теряют свои
качества собак?
Дионисий (словно загипнотизированный). Согласен.
Платон. Но справедливость разве не подлинно
человеческое качество?
Дионисий. Безусловно.
Платон. И те из людей, кому нанесен вред, обычно
озлобляются и становятся несправедливыми?
Дионисий. Естественно.
Платон. А разве могут музыканты посредством музыки
сделать кого-нибудь немузыкальными?
Дионисий. Охота тебе задавать дурацкие вопросы.
Платон. А наездники могут посредством езды отучить
ездить?
Дионисий. Не пойму, ты шутишь что ли?
Платон. А справедливые люди могут ли посредством
справедливости сделать кого-то несправедливыми? Или вообще
могут ли хорошие люди посредством своих достоинств сделать
других плохими?
106

361 г. до н.э.
Дионисий. Считай, что не могут. Ведь если не ответить как
ты хочешь, ты не успокоишься.
Платон. Ведь охлаждать, я думаю, свойство не теплоты,
а того, что ей противоположно.
Дионисий. Ясное дело.
Платон. И увлажнять свойство не сухости, а ей
противоположного.
Дионисий (насмешливо). А убелять свойство не черного,
а ему противоположного.
Платон (невозмутимо продолжает). Между тем
справедливый — это хороший человек.
Дионисии. Ты не брезгуешь ни тавтологиями, ни
банальностями.
Платон. Значит, не дело справедливого человека
вредить — ни другу, ни кому-либо иному; это дело того, кто
ему противоположен, то есть человека несправедливого.
Дионисий (саркастически). Что и требовалась доказать.
Поздравляю.
Платон. Поэтому, если кто-нибудь станет утверждать,
что воздавать каждому должное справедливо, и будет понимать
это так, что справедливый человек должен приносить врагам
вред, а друзьям пользу, то мы уличим его в ошибке.
Дионисий (раздраженно). Платон, ты загоняешь меня в
угол и как индюк самодовольно пыжишься. Я знаю, что ты не прав.
Мне приходилось, если не встречать, то слышать о людях, в
справедливости которых еще никто не усомнился. Так вот, они награждали
друзей и не щадили врагов — как же ты умудряешься оспаривать эту
очевидную как солнце истину? Только нагромождением софизмов.
А ведь раньше ты ругал их авторов почем зря.
Платон. Неужто ты не видишь в моих рассуждениях ничего,
кроме суемудрия и пустой риторики? Я же размышлял над этим всю
жизнь. Как ты считаешь, стоило ли до глубоких седин ломать голову
107

Глава 9
над тем, что заслуживает разве что словесного трюкачества? Если
я тебя и утомил, то лишь с той целью, которую, по примеру Сократа,
сравнивавшего себя с повитухой, преследую с молодости, — помочь
рождению истины или, как говорил Сократ, «принять роды души».
Дионисий. О какой истине ты говоришь, Платон?
Истина — это свет, ясность. Ты же меня запутал так, что то, что было
как дважды два четыре, словно туманом заволокло. Разве таким
должно быть обучение? Исследования в Академии прославили тебя,
но ты, сдается, растерял педагогический дар.
Платон. Наверно, я слишком поторопился. Меня
пришпоривает желание разделить с тобой трепет перед многообразием
и сложностью философских задач. Я хочу, чтобы тебя, как и меня
когда-то, раз и навсегда заворожила бесконечность, где, чуть
сойдешь с натоптанного края, нет ни дороги, ни указателей. Кто, кроме
упрямцев, чью любовь к истине не сокрушают ни разочарование,
ни усталость, рискнет ступить на эту неизведанную территорию?
Дионисий. У нас не получается тот разговор, на который
я рассчитывал. Я полагал, что ты заинтересуешься моими познаниями,
приобретенными за годы разлуки, и оценишь мои размышления
о сущности вещей. Вместо этого ты таранишь меня всей мощью
своего интеллекта, а потом добиваешь пышнословием о бесконечности
и героических упрямцах. Как после этого не устыдиться собственного
ничтожества?
Платон. Не ты один, Дионисий, ощущаешь свое ничтожество
перед величием философии. Мне это свойственно в высшей степени.
Когда я занимаюсь исследованием, на меня часто находит такое
чувство, что я окончательно ослеп и утратил даже то знание,
которое имел прежде. Я думаю, что подобные чувства свойственны
тем, кто одержим страстью к познанию. Ты изрядно изучил
арифметику, геометрию и астрономию. Как говорит Ксенократ, тебе есть
за что ухватить философию. Да и в диалектике ты не новичок. Мне
остается напомнить то, о чем я говорил в прошлый приезд: поиск
108

361 г. до н. э.
истины невозможен без острой восприимчивости, хорошей памяти
и крепкого ума. Но эти способности безвозвратно губятся леностью
и распущенностью. Для поддержания гигиены ума и души
требуется, во-первых, мужество — чтобы противостоять давлению извне
и не отклоняться от выбранного пути, во-вторых, сила характера —
чтобы идти до конца в выводах, в-третьих, честность — чтобы
признать ошибки и невольное подражательство.
Дионисий. Ты решил меня отчитать как мальчишку,
Платон? Не приехал ли ты с целью отвадить меня от философии?
Не выполняешь ли ты поручение своего друга Диона, который
ни в чем не терпит соперников? Ему ты небось не читал такой
проповеди. В твоих словах сквозит либо презрение, либо равнодушие
ко мне — не знаю, чего больше — как бы ты не прикрывался
благожелательностью. Подумай об этом. Потом мы продолжим разговор,
а сейчас я должен идти. Прощай. (Сердито поднимается с ложа
и уходит в сопровождении охранников).
Платон (один, сокрушенно). Его отец был прав, назвав
меня выжившим из ума стариком. В очередной раз я соблазнился
несбыточной мечтой. Мне повезло выпестовать всходы в
оплодотворенных богами душах подобно Дионовой, но я не могу садовничать
на голых камнях.
* * *
Сцена 9
Прием во дворце
Малый приемный зал во дворце Дионисия. На встречу с правителем
приглашены сливки придворной интеллектуальной элиты. Присутствуют:
философ Аристипп, ученик Сократа Эсхин, астроном Геликон. Должны
подойти Платон и Филист. Все ждут появления Дионисия.
Эсхин. Вы слышали, какой подарок Дионисий приготовил для
Платона? Книгу Филолая пифагорейца из Кротона, того самого, что
109

Глава 9
бежал в Фивы. Говорят, хозяин сторговал ее за кругленькую сумму
в пятьдесят мин. Здорово, а? Мне за все сократовы сочинения такого
не предлагали.
Аристипп. Твои сократовы сочинения на вкус слишком
пресны. Откуда они у тебя, разбойник?
Эсхин (багровеет). Ну, ты это брось. Всем известно, что
Сократ был ко мне привязан. «Только Эсхин по-настоящему ценит
меня», — говаривал он. Кому как не мне Ксантиппа могла передать
его записи, которые он вел тайно от всех. Это были черновики.
Кое-что я подредактировал и вставил в свои диалоги.
Аристипп. Насчет редактирования придется тебе поверить,
ведь ты и сейчас поправляешь Сократа. Все слышали, и я в том числе,
как говорил он, посмеиваясь: «Только колбасников сын и умеет
уважать меня». Ладно, Эсхин, каждый зарабатывает как может.
Я лично не собираюсь тебя уличать в чем бы то ни было.
Эсхин. Уж не считаешь ли ты, что наглость Платона
заслуживает похвалы? Он безнаказанно пользуется именем Сократа,
заталкивает его во все свои сочинения, вкладывает в его уста
несусветную чушь собственного производства, и его не осуждают, а,
наоборот, прославляют по всей Элладе. Ни для кого ни секрет, что
сам Сократ, прослушав его писания, воскликнул: «Клянусь,
Гераклом! Сколько же навыдумывал на меня этот юней,». Но Платону
все сходит с рук. Дионисий из кожи лезет вон, чтобы залучить
его ко двору, оказывает ему неслыханное доверие — насколько мне
известно, его единственного впускают во дворец без обыска — а
ныне хозяин собирается одарить его драгоценнейшим манускриптом.
А чем ты разжился от Дионисия? Денежными подачками от случая
к случаю?
Аристипп. Это потому, что мне нужнее деньги, а
Платону — книги. Да и ты, Эсхин, предпочел бы книге денежный
эквивалент.
но

361 г. до н.э.
Э с х и н. Я беден как храмовая крыса, Аристипп. Ты это
знаешь. И охота тебе выпендриваться за гроши. Ты и так купаешься
в роскоши, а тебе все мало. Чтобы выслужиться перед Дионисием,
ты пускаешься во все тяжкие: рассказывают, что однажды (это было
в прошлый приезд Платона) он приказал тебе и Платону одеть
красные хитоны и танцевать. Платон, как приличествует человеку
с достоинством, отказался, а ты не раздумывая пустился в пляс.
Я лично этого не видел, но могу легко поверить — ведь это
так на тебя похоже: на моих глазах ты однажды бросился в ноги
Дионисию, моля о пощаде для своего приятеля, а когда над тобой
стали смеяться, ты сказал: «Не я виноват, а Дионисий, у которого
уши на ногах растут». Дионисий тогда рассердился и плюнул
на тебя, а ты покорно стерпел. Разве не так?
Аристипп. Ты смешон, Эсхин. Подумай-ка, рыбаки
подставляют себя брызгам моря чтобы поймать мелкую рыбешку.
Я ли не стерплю брызг слюны, собираясь поймать большую
рыбу? Но надо все же признать, что нам, философам, зарабатывать
хлеб труднее, чем поэтам или, например, астрономам, вроде
Геликона, который одним метким ударом загарпунил столько, сколько мы
не вытанцуем за годы. (Обращаясь к Геликону). Ты еще не спустил
талант серебра, которым наградил тебя Дионисий за твой
провидческий дар, мой друг?
Геликон (смущенно). Как ты можешь так думать,
Аристипп. Часть денег я послал Евдоксу, ведь у него я научился
искусству астрономических расчетов, а остальное собираюсь
употребить на дальнейшие исследования. Я счастлив, что мое предсказание
солнечного затмения так впечатлило Дионисия, и горжусь тем, что
защитил честь своей науки, ведь для непосвященных она до сих
пор кажется чем-то вроде магии — мало найдется людей, которые
не путают астрологию с астрономией.
Аристипп. Твой успех заразителен, Геликон. Мне тоже
загорелось выступить в роли предсказателя и защитить честь той области
m

Глава 9
знаний, где я считаюсь экспертом, — знания человека. (Геликон
и Э с хин с нетерпением смотрят на Аристиппа. Л рис-
типп с комической торжественностью возглашает).
Слушайте: «Предрекаю, что в скором времени Платон и Дионисий
станут врагами».
Входит Платон. Он явно взволнован.
Платон. Здравствуйте, друзья. Дионисий еще не выходил?
Мне он позарез нужен.
Аристипп. Придется набраться терпения, Платон.
Дионисий поздно просыпается, а потом долго нежится в кровати, да
и туалет его занимает изрядное время. А пока побеседуй с нами.
Как мы слышали, ты приехал, чтобы позаниматься с Дионисием
философией и помирить его с Дионом?
Платон. Молю богов, чтобы это удалось.
Э с х и н. Скажи, какую плату ты собираешься брать с ученика?
До меня дошло, что Дионисий готов платить тебе столько, сколько
ты пожелаешь.
Платон. Меня связывает с Дионисием долгая дружба. Я буду
более, чем вознагражден, если помогу ему усовершенствоваться
в философии, а, следовательно, и в моральном отношении.
Э с х и н. Не знаю, отстает ли Дионисий по философской части,
но в практических вопросах он непревзойденный дока. Ему удается
сэкономить даже на похвальных качествах. Он может позволить себе
быть щедрым, не опасаясь, что щедрость его разорит: нам, которые
просят много, он дает мало, а тебе, Платон, который не берет
ничего, предлагает много.
Аристипп. Замолчи, Эсхин. Жадность и зависть тебя
погубят. Вот что я хотел спросить, Платон: по твоим словам выходит,
что Дионисию далеко до того, чтобы быть хорошим человеком, раз
он так сильно нуждается в усовершенствовании, что даже вызвал
112

361 г. до н.э.
тебя из дальних краев, насмотри на твой почтенный возраст. Или
я не прав?
Платон {хмурясь). Разумный человек совершенствуется до
самой смерти.
Аристипп. Совершенствуется сам или с помощью учителей?
Платон. Обучение и личный пример — два орудия учителя.
Аристипп. Как бы ни были хороши орудия, они бесполезны,
если материал трухлявый. Ты как будто забыл, что писал в своих
сочинениях. У меня же отличная память. Хочешь процитирую? «Нет
добродетели ни от природы, ни от учения и, если она кому-
нибудь достается, то по божественному уделу, помимо разума».
Обстоятельства и страсти ослепляют даже такого человека, как ты.
Входит Филист. Держится надменно как лакей, близкий к высотам власти.
Ф и л и с т {саркастично). Рад видеть в сборе цвет эллинской
мысли. Наш повелитель появится с минуты на минуту. Первоначально
Дионисий собирался выслушать ваши нужды и обсудить программу
учебных занятий. Но затем его планы переменились. {Значительно).
Уверен, что вы не будете разочарованы.
Платон (Ф и листу). Доложи Дионисию, что у меня к
нему срочное дело.
Филист {неторопливым и поучающим тоном). Я передам
твою просьбу, Платон, но помни, что не годится проявлять нетерпение
перед лицом правителя Сицилии. Ему одному принадлежит право
назначать сроки для каких бы то ни было дел.
Аристипп {обращаясь к Ф и ли с ту). Ты имеешь в виду
власть и силу, а не право.
Филист. Где власть, там и право. Вижу, вижу, как вы
напряглись словно голодные собаки, почуявшие мясо. Сейчас вы разорвете
меня на части за мое философское невежество, закидаете меня
силлогизмами, дефинициями, различениями и прочей
спекулятивной чепухой, которая годится для губошлепов из ваших академий,
113

Глава 9
но не для трезво мыслящих людей. Я зубы проел в так называемых
коридорах власти и знаю, что говорю. Небось, философы толкутся
в прихожих властителей, а не наоборот.
Аристипп. Что это доказывает? Подумай, Филист, ведь
врач идет к тяжело больному, а не больной к врачу.
Геликон (с улыбкой). Поостерегись, Филист, как бы твой
повелитель не приказал тебе подучиться в наших академиях.
Филист. Страшнее наказания трудно представить. Но я
человек пуганый. Отец моего повелителя был одним из великих творцов
истории. Несмотря на верную службу ему, я потерпел от него
несправедливость. Казалось бы, я должен озлобиться и примкнуть к лагерю
реформаторов, которые так дороги сердцу Платона. Наоборот, это
меня закалило. Однажды незадолго до кончины Дионисий Старший,
измученный борьбой с врагами, в приступе малодушия сказал мне:
«Филист, не могу больше, устал, приготовь коней, хочу бежать
отсюда и прожить остаток лет в забытой богами и людьми
фессалийской деревушке». Знаете, что я ему ответил? «Не бежать
нужно, не коня запасать для бегства, а держаться у власти,
пока не потащат за ноги» . Мои убеждения с тех пор ни на йоту
не изменились. Сильная власть — лучший рецепт от недуга
бесчинства и анархии. Душа и ум Дионисия — вот мое поле борьбы с вами,
господа интеллектуалы, особенно с тобой, Платон.
Платон (устало). Что ж, по всей видимости, на этом поле
тебе удалось меня одолеть, Филист.
Аристипп, Эсхин и Геликон с удивлением смотрят на Платона. Появляются
стражники и становятся по бокам центральной двери, ведущей в
дворцовые покои. Дверь распахивается и энергичной походкой входит Дионисий.
Он свеж и бодр. Все склоняются в поклоне.
Дионисий (торжественно). Здравствовать вам и
радоваться, ученые мужи, слава и гордость Эллады. Благодарю вас
за ваше присутствие — оно делает честь нашему двору и всей эллин-
114

361 г. до н. э.
ской Сицилии. Я неоднократно выражал вам свою благодарность.
Сегодня я хочу подкрепить ее скромными подарками, которые вы
безусловно заслужили. Начнем с тебя, Эсхин. Ты прекрасно
отобразил своеобычность Сократова нрава в отношениях с женщинами
и любовниками в диалогах «Аспазия» и «Алкивиад». Пойди в казну
и получи награду за свой редкий талант.
Эсхин низко кланяется, целует руку Дионисию и уходит.
Дионисий (продолжает). Геликон, тебе я дарю виллу
на высотах Аркадины. Там ты сможешь устроить домашнюю
обсерваторию. Нам известно, что ты мечтаешь об этом.
Геликон обомлевает от радости. Дионисий поощрительно треплет его по плечу.
Дионисий (продолжает). Для тебя, Аристипп, есть
подарок, который тебе наверняка придется по вкусу.
Дионисий хлопает в ладоши. Открывается небольшая боковая дверца и в залу
впархивает тройка ослепительно красивых девушек — гетер . Они смущены
и жмутся друг к дружке.
Дионисий. Вот, Аристипп. Из этих прекраснейших
созданий ты можешь выбрать любую, которая тебе больше приглянется.
Аристипп подходит к ним, всматривается, треплет каждую по щеке, затем
становится в середину кружка, обхватывает всех троих обеими руками
за тонкие талии и под журчащий девичий смех тащит к выходу из зала.
Аристипп (запрокидывая голову, бросает громко на
ходу). Парису пришлось плохо за то, что он отдал предпочтение
одной из трех.
Дионисий в восторге от проделки Аристиппа. Все присутствующие в зале,
даже стражники, смеются вместе с Дионисием.
Дионисий. На этого проказника от философии невозможно
сердиться. Без него в Сиракузах стало бы скучно. В то же время

Глава 9
в его учении содержится немало глубоких мыслей о наслаждении
как конечном благе. Ты знаком с этим учением, Платон? Что ты
думаешь о нем?
Платон. Я знаю Аристиппа как доброго и отзывчивого
человека. Он не так безнравствен как его учение.
Ф и л и с т. Обратный случай — это ты, Платон. Ты делаешь
вид, что хорошо представляешь, что нужно людям, чтобы жить
нравственно и справедливо, а между тем, ни разу, это я доподлинно
знаю, не поднялся с места в афинском народном собрании и ни слова
не произнес, хотя никто не запрещал тебе советовать своему народу
самое лучшее.
Платон (пожимает плечами). Я слишком поздно родился
для своей страны и застал народ постаревшим и в добавок
приученным делать многое, несоответствующее моим мнениям.
Я охотно бы как родному отцу, помог ему, если бы не считал, что
напрасно подвергаю себя опасности без всякой надежды на успех.
Ф и л и с т. Поэтому-то ты решил поэкспериментировать в
другом месте.
Дионисий. Хватит, Филист, подпускать шпильки. Платон
наш гость. Для тебя, Платон, я приготовил то, чем ты бредил еще
семь лет назад. Я купил тебе труд Филолая.
Платон (его редко кто-нибудь видел таким
взволнованным, видимо, его обуревают противоречивые чувства). Это
поистине царский подарок, Дионисий. Дай мне возможность с тобой
объясниться и рассказать, что у меня на душе и почему я не могу
радоваться твоему подарку так, как бы мне этого хотелось — с
чистым сердцем.
Дионисий знаком отсылает от себя Филиста, который уходит со злорадной
ухмылкой.
Платон (продолжает). Выслушай меня спокойно и
постарайся понять. Я приехал сюда по твоей просьбе, выполняя долг
116

361 г. до н.э.
перед Дионом. Мне всегда казалось, что благородные натуры не
могут долго находится в распре — сродство душ и целей их непременно
сблизит. Я надеялся, что вам обоим принесу пользу, ускорив
ваше примирение. И впрямь, поначалу все как-будто налаживалось.
Что же произошло? Мне только что стало известно, что ты вдруг
не разрешил управляющим посылать деньги Диону, хотя раньше
позволял ему распоряжаться своим имуществом и получать с него
проценты.
Дионисий (внезапно сменив выражение дружелюбия на
ледяную холодность). По закону имущество изгнанника
принадлежит его семье, точнее его малолетнему сыну Гиппарину, а я его
опекун.
Платон (опешив и постепенно приходя в себя). Сдается,
Дионисий, ты отрезаешь все пути к нашей дружбе. Ты, верно,
понимаешь, что после того, что случилось, мне невозможно здесь
оставаться.
Дионисий (смягчаясь). Но я также не вижу необходимости
спешить с отъездом. Как другу Диона тебе надо бы серьезно
подумать, не принесешь ли ты ему вреда торопливым поступком.
Платон. Самый тягчайший вред уже принесен, и я бессилен
что-либо поправить. В этих обстоятельствах мне остается
позаботиться о своем достоинстве.
Дионисий. Ну, Платон, ты преувеличиваешь. Я впервые
вижу тебя столь раздраженным. Где прославленная невозмутимость —
спутница философов? (Пауза). Я не перестаю удивляться, Платон,
видя твою преданность тому, кого ты упорно считаешь
единомышленником и другом. Я верю в твою честность, но неужели мудрость
не исцеляет от доверчивости. Чего стоит мудрец, который не
может быть мудрым для самого себя? Подумай, легко ли такому
человеку, как Дион, с тяжелым и властным характером, нетерпимому
в суждениях, прямолинейному сухарю, деспоту в семье, подчиниться
кому бы то ни было и искренне желать чего-нибудь, кроме власти?
117

Глава 9
Конечно, нет. А если он говорит иначе, значит лжет. В угоду тебе
я не буду делать крайних выводов, но скрытный и умный
самолюбец, запятнавший себя серьезным проступком, не может не вызвать
опасения, не во зло ли он употребит свои деньги.
Платон. Ты знаешь мою точку зрения о Дионе. Ныне она
отлична от твоей, а когда-то у нас не было разлада. Не поддаешься ли
ты нашептываниям Дионовых недругов? Так или иначе, я готов
повторить все сначала. Меня это не утомляет. Наоборот, я всегда
ставил своей главной целью возродить доверие между вами, полагаясь
при этом на могущественного помощника — время. Я предвидел,
что это будет не просто, но надеялся на поддержку богов и твою,
Дионисий, добрую волю и беспристрастность. Сейчас речь идет
о другом. Ты лишаешь изгнанника средств к существованию. Ты
отказываешься от моей помощи. Ты не ждешь, чтобы время показало,
кто из нас прав, а открыто торопишься к вражде.
Дионисий. Хорошо, пусть Дион и Дионовы дела
перестанут быть яблоком раздора между мной и тобой. Ради тебя я вот
что сделаю для Диона. Я требую, чтобы он жил в Пелопоннесе,
взяв свое имущество, и не как изгнанник, а как человек, которому
можно будет вернуться сюда, когда, после совместного
обсуждения, я и вы, его друзья, все найдем это возможным. Но возможно
это будет лишь в том случае, если он не злоумышляет
против меня, а поручителями в этом будете ты и твои близкие,
а также живущие здесь друзья Диона. Он же, в свою очередь,
пусть даст твердое обещание перед всеми. Деньги, которые он
возьмет, пусть находятся в Пелопоннесе и в Афинах в руках
тех людей, которым он найдет нужным их поручить; проценты
пусть получает Дион, но основным капиталом он не имеет право
распоряжаться без вашего согласия. Я не очень полагаюсь на то,
что он справедливо воспользуется этими деньгами по
отношению ко мне — ведь сумма получается немалая. В тебе и твоих
близких я более уверен. Смотри же, нравятся ли тебе мои предло-
118

361 г. до н. э.
жения и если да, то останься на этих условиях еще год, а весной
уезжай, взяв с собой эти деньги. Я убежден, что Дион будет
тебе благодарен, если ты сделаешь это в его интересах.
Платон. Все это так для меня неожиданно, Дионисий.
Дионисий. Ты стал брюзглив и несговорчив, Платон. Твой
характер изменился то ли из-за возраста, то ли под влиянием
лжедрузей. От кого мы всегда слышали призывы к мягкому образу
действий и благоразумию?
Платон. Именно благоразумию.
Дионисий (раздражаясь). Этому надо положить конец. В
своем желании тебе угодить я веду себя как размазня и отступаю
от правильных решений. Чистое наваждение. Вот мое последнее
слово — нельзя поступать несправедливо по отношению к Дионову сыну
и не выделить его долю. Поскольку не более половины состояния
должно принадлежать отцу, мы продаем имущество Диона, половину
выручки оставляем Гиппарину, а другую ты отвезешь в Афины.
Платон. У меня голова идет кругом от быстроты, с которой
ты меняешь курс. Прошу тебя, повремени немного, напишем вместе
письмо Диону и спросим удовлетворяет ли его это и, если нет и он
хочет и требует чего-то другого, пусть напишет об этом как
можно скорее, а ты до тех пор не производи никаких изменений
в его положении.
Дионисий (резко). Мое решение окончательно. Если
хочешь, сообщи об этом Диону, но это все равно ничего не изменит.
(Уходит).
* * *
Из письма VII: «Тотчас после разговора, пустившись во все
тяжкие, Дионисий стал распродавать все имущество Диона, где,
как и кому хотел, мне же об этом теперь вообще не говорил
ни слова; конечно, я в равной мере не беседовал с ним больше
119

Глава 9
о делах Диона, так как был убежден, что из этого ничего
не выйдет.
Вот в какой степени было тогда оказано содействие
философии и моим друзьям. После этого так мы и жили, я и Дионисий,
я — глядя по сторонам подобно птице, жаждущей улететь,
а он — придумывая разные хитрости, чтобы меня запугать
и не дать ничего из имущества Диона. Однако всей Сицилии
мы говорили, что мы друзья. Но вот Дионисий, вопреки обычаю
отца, попытался посадить на более низкое жалование
старейших наемников. Разгневанные воины собрались вместе и заявили,
что этого не допустят. Он попытался заставить их
подчиниться, закрыв ворота акрополя, но они тотчас же осадили
стены, затянув какой-то варварский воинственный гимн.
Дионисий до смерти перепугался, пошел на все уступки, собравшимся
под стенами пельтастам дал еще больше, чем они требовали.
Тогда быстро распространился слух, что во всем виноват Гераклид.
Услыхав об этом Гераклид незаметно исчез. Дионисий пытался
его схватить, но не зная как это устроить, вызвал Феодота
в дворцовый сад; случайно и я там гулял».
* * *
Ни для кого не было секретом, что полководец Дионисия
Гераклид симпатизировал Диону и не одобрял его высылку. Ожидая козней
со стороны Дионовых друзей, Дионисий легко поверил донесению,
что Гераклида видели в казармах наемников и что он возбуждал их
к мятежу. За Гераклидом послали с требованием явиться во дворец.
Гераклид же, прослышав об обвинениях, предусмотрительно скрылся
в сиракузских кварталах у знакомых. Тогда Дионисий вызвал к себе
жену Гераклида Тесту (она приходилась тетей Дионисию) и его дядю
Феодота, вырастившего Гераклида после смерти отца.
* * *
120

361 г. до н. э.
Сцена 10
В саду при акрополе
На лужайке в дворцовом саду группа из трех человек: Дионисий, Феодот
и Теста. Феодот в чем-то горячо убеждает Дионисия, который слушает его
молча, отводя глаза. Рядом с Феодотом Теста. Феодот кончает говорить
и умоляюще смотрит на Дионисия.
Дионисий (ничего не отвечает Ф еод о ту и
обращается к Тесте). Ты-то знаешь все, дражайшая тетушка, не
отпирайся. Правда ли то, что твой муженек посягал на нашу безопасность?
Бежит тот, в ком совесть нечиста. Быть может, ты даже помогла ему
бежать?
Теста. Ты слишком низко меня ставишь, Дионисий. Неужто
ты думаешь, что зная о бегстве мужа, я не предпочла бы скорее
стать женой беглеца, чем быть тетей тирана? Не такая уж
я скверная и малодушная, чтобы не разделить с ним его участи. Нет,
я ничего не знала до сегодняшнего утра. Не трогай сейчас Гераклида.
Позволь ему оправдаться перед тобой.
Дионисий. Хотелось бы поверить в твою честность.
Теста. Знай, я не упускаю случая быть честной. Тебе,
наверно, известны слова поэта :
Я женщина, и если бы могла быть честной
не реже, чем нечестной, почла б себя счастливой.
Дионисий пристально смотрит на Тесту, та выдерживает взгляд. Из аллеи
появляется Платон (в это время дня он, обычно, выходит на прогулку).
Встреча с Дионисием и его собеседниками для него неожиданна. Он старается
незаметно обойти группу. Феодот бросается ему наперерез, хватает за руку
и тянет к Дионисию. Видя возбуждение Феодота, Платон покоряется.
Феодот. Платон, я вот убеждаю Дионисия, что если
смогу привести сюда Гераклида для переговоров относительно
возводимых на него обвинений и тут будет решено, что ему

Глава 9
не следует жить в Сицилии, пусть он, согласно моему
предложению, взяв жену и сына, отплывет в Пелопоннес и живет
там, не замышляя плохого против Дионисия и пользуясь
своим состоянием. Я и раньше посылал за ним, пошлю и теперь
и, может он послушается. Перед Дионисием же я настаиваю
и прошу, если кто-нибудь встретит Гераклида в деревне или
здесь в городе, чтобы с ним ничего не случилось плохого, лишь бы
он покинул страну, пока Дионисий не изменит своего решения.
Не кажется ли тебе мое предложение справедливым?
Платон утвердительно кивает.
Ф е о д о т (обращаясь к Дионисию). Ты согласен на это?
Дионисий. Я соглашаюсь на то, что если Гераклид будет
в твоем доме, он не потерпит ничего плохого и данное обещание
не будет нарушено.
Феодот прощается и уходит вместе с Тестой.
Дионисий (смотрит пристально на Платона).
Похоже на то, Платон, что ты рвешься заступиться за Диона и Гераклида.
Их интересы тебе дороже, чем мои. А мне казалось, что еще недавно,
вдохновляя меня на восстановление греческих городов в Сицилии, ты
принимал мои дела близко к сердцу и не считал их незначительными.
Платон. Я это хорошо помню и продолжаю считать
наилучшим. Однако, Дионисий, только ли это я тебе советовал или,
кроме того, что-то другое?
Дионисий (натянуто улыбаясь). Насколько мне не
изменяет память, ты мне советовал делать все это обучившись или
не делать вовсе.
Платон. Что ж! Значит, у тебя отличная память.
Дионисий (ядовито с недобрым смешком). Но, Платон,
ты не пояснил, чему обучиться. Я по наивности сперва подумал
о геометрии. Ведь ты называешь ее «орудием души». Лишь потом
122

361 г. до н. э.
мне пришло в голову, что ты имеешь в виду совсем другое. Уж
не науку ли коварства, например? У меня достоверные сведения, что
твой ученик и племянничек Спевсипп в этом преуспел. Да будет
тебе известно, что он стакнулся с заговорщиками, злоумышляющими
против законной власти. На твоем месте я бы...
Дионисий не успевает закончить фразу, как вбегает Феодот.
Феодот (взволновано, запыхавшись). Дионисий, у ворот
дворца я встретил начальника стражи Тисия. Он крикнул мне: «Эй,
старик, я только-что послал своих молодцов поохотиться за твоим
племянничком. Не горюй, скоро свидитесь». (Выжидательно
смотрит на Дионисия. Дионисий молчит.) Наверно, Тисий не знает
о твоем обещании. Пошли скорей за ним, чтобы вернуть пельтастов.
Они повсюду рыщут в поисках Гераклида. Если его схватят, он этого
не потерпит и станет защищаться. Его могут убить... (Дионисий
молчит, отвернувшись от Феодота. Феодот протягивает руки
к Дионисию). Дионисий, ты же дал слово. (Опускается на колени,
со слезами ловит руку Дионисия). Прошу, не делай зла Гераклиду.
Мои два сына погибли, спасая жизнь твоему отцу. Гераклид
единственный, кто у меня остался. Поверь старику — он не виноват.
Пусть гнев богов падет на меня, если это не так. (Плачет).
Платон. Будь спокоен, Феодот. Дионисий не будет делать
что-либо вопреки своему обещанию.
Дионисий (злобно). Тебе-то я ничего не пообещал.
Платон (твердо). Клянусь богами, ты обещал то, о чем
просит Феодот: что ты ничего не сделаешь Гераклиду.
(Поворачивается и уходит).
* * *
Из письма VII: «...После этого Дионисий стал выслеживать
Гераклида, а Феодот, отправив к Гераклиду гонцов, дал ему совет
123

Глава 9
бежать. Тогда Дионисий, послав Тисия и пелътпастпов, велел его
преследовать; но Гераклид, говорят, опередил его на небольшую
часть дня, успев бежать в пределы карфагенских владений.
Теперь старое намерение Дионисия не отдавать деньги Ди-
она, казалось, получило веское основание: это была питаемая
ко мне вражда, и прежде всего он выслал меня из акрополя под
предлогом, что в саду, где я жил, женщины должны справлять
десятидневный праздник с жертвоприношениями. Он велел мне
все это время жить за пределами акрополя у Архидема. Пока
я там пребывал, Феодот, посылая за мной, часто негодовал
на то, что произошло, и ругал Дионисия. Когда тот услыхал,
что я бываю у Феодота, он сделал из этого новый предлог для
разрыва со мной, который был родным братом первого. Послав
кого-то, он спросил меня, действительно ли я бываю у
Феодота, когда он меня приглашает. „Конечно", — ответил я. Тогда
посланный сказал мне: „Так вот, он велел тебе передать, что
ты очень плохо делаешь, предпочитая ему Диона и Дионовых
друзей". Вот что мне было сказано, и больше уже он не
приглашал меня к себе во дворец под предлогом, будто ему стало ясно,
что я друг Феодота и Гераклида, а ему враг. Да он уже не мог
думать, что я хорошо к нему отношусь, так как деньги Диона
окончательно канули в воду. После этого я жил вне акрополя
у наемных солдат».

лава
10
361 г. до н. э.
Платон в казармах.
последнее поручение Сиевсипиу.
Архит присылает за Платоном трирему.
Платон покиоает Сиракузы

Бегство Гераклида усилило страхи Дионисия. Его стало
преследовать видение могущественного триумвирата (из Диона, Гераклида
и Платона), который угрожает его власти. Из трех врагов один
Платон находился в пределах достижимости. Чтобы не замарать свою
репутацию, тиран (по предложению Филиста) решил разделаться
с философом чужими руками, переселив его в район казарм, где
квартировали наемники. Солдаты давно косо посматривали на
учителя из Афин, поверив слухам, что тот уговаривает своего ученика —
их командира и нанимателя — сократить численность охраны и
даже вообще от них отказаться. Попытка Дионисия понизить им
жалованье также приписывалась наущениям Платона.
* * *
Сцена И
Платон в казармах
Комната в казармах. Платон сидит у окна за небольшим пюпитром и пишет.
Вбегает Спевсипп. Он вне себя.
Спевсипп (в крайнем возбуждении). Я только что встретил
Фокиона и Симмия, помнишь тех двух афинян-строителей, что
наняты Дионисием для укрепления акрополя, и от них узнал, что
против тебя готовится заговор.
Платон. Ты вряд ли можешь удивить меня, племянник. У
Дионисия был какой-то расчет, когда он сначала выселил меня из
акрополя, а после того, как я принял приглашение поселиться у Архидема,
126

361 г. до н.э.
послал к нему экипаж с тремя мрачными верзилами. Без лишних
разговоров они сгребли меня, мой скарб и книги и в мгновение ока,
под жалким предлогом безопасности, перебросили сюда в общество
наемников. Наш гостеприимный хозяин оказался не столь уж
благодушен. В одну из последних встреч, как обычно гневаясь на меня
из-за того, что я, по его словам, предаю его из-за Диона, он зловеще
произнес: «Помни, Платон, на злобу и любовь вдвойне я отвечаю» .
Я привык пропускать такого рода декламацию мимо ушей, зная
его пристрастие к позе — он считает это необходимым атрибутом
царского величия — но тут меня мороз пробрал по коже.
Спевсипп (продолжает в прежнем возбуждении).
Приятель Симмия, галл, признался, что его товарищи вчера сговаривались
разделаться с тобой при удобном случае. Они убеждены, что ты
подбивал Дионисия уволить охрану и снизить им жалование.
Нетрудно догадаться, кто распускает эти слухи. Я уверен, что Дионисий
об этом не знает. Надо его скорей предупредить — как ни недоволен
он тобой, не желает же он твоей смерти — это было бы с его
стороны чудовищно.
Платон. Ты ребенок, Спевсипп. Впрочем, зачем я тебя корю.
Ведь я сам такой. От меня как человека вдумчивого не скрыто, что
есть скверные люди. Однако, какова сила их дикости, мерзости
и жестокости, я порой не вижу. Я не говорю о Дионисии, а о тех,
кто отравил его душу. Придется покориться обстоятельствам, ждать
наихудшего и надеяться на лучшее.
Снаружи раздаются грубые голоса галлов.
Платон (кивает в сторону, откуда доносятся звуки).
Всю ночь напролет я прислушивался к этому варварскому языку.
Он ласкает слух, когда на нем уговаривают женщину. Жаль, что
им пользуются для ссор и угроз. (Задумывается). Послушай,
мой милый, как рассуждал Сократ в предсмертные часы: «Те,
кто подлинно предан философии, заняты, по сути вещей только
127

Глава 10
одним — умиранием и смертью... было бы, разумеется, нелепо всю
жизнь стремиться к одной цели, а потом, когда она оказывается
рядом, негодовать на то, в чем так долго и с таким рвением
упражнялся». Если ты согласен с этим, у тебя не должно быть
причин для уныния.
Спевсипп. Сократ был осужден афинском судом, которому
он добровольно подчинился. А ты — невинная жертва обманутых
убийц. По счастью, у входа дежурят два стража Дионисия. Они
не впустят наемников.
Платон. Неужто ты думаешь, что стражники с ними не в
сговоре? Я слышал, как они по-приятельски беседовали.
Спевсипп. Меня возмущает, что ты так беспечно настроен
перед лицом опасности и спокойно позволяешь прирезать себя как
барана. Я пробьюсь во дворец к Дионисию и расскажу ему обо всем.
Ему будет стыдно перед всей Элладой, если он допустит, чтобы тебя
хоть пальцем тронули. (Убегает).
Платон (один, листает книгу, разговаривая с собой).
Бедняга Спевсипп, никак не может взять в толк, насколько бесполезны
его хлопоты. У Фелиста я как кость в глотке. Он задумал
дьявольский план и умело манипулирует Дионисием. Мне нужно собраться
с духом и услать племянника от греха подальше. Кто как не он
передаст мое письмо в Академию. Грустно, конечно, расставаться
с милыми друзьями. Я мечтал обсудить с ними проект
совершенного государственного устройства. Справедливое общество должно
быть скреплено системой твердых законов — вот моя главная идея.
Мыслимо ли что-либо другое, что сдержало бы разлив человеческого
своеволия, эгоизма и безрассудства? Интересно, что бы на это
сказал ворчун Ксенократа. Ну, а этот сосунок-жеребенок Аристотель
наверняка нашел бы повод меня брыкнуть — у него на все свое
мнение. (Углубляется в себя. Раздумчиво продолжает после
небольшой паузы). Пора подвести последнюю черту, дорогой Платон.
Ты прожил завидную жизнь. Тебе выпала удача родиться в Греции
128

361 г. до н. э.
свободным человеком и быть современником и учеником Сократа. Ты
был счастлив в друзьях. Тебе не стыдно перед Дионом. Боги не
попустили, чтобы ты изменил дружбе. Тебе также удалось... Стоп.
Попридержи коней, любезный. Подсчитывать плюсы ты мастер.
А как насчет минусов? Только голову в песок не прячь. Твоя
гневливость доставила тебе немало огорчений — это во-первых. Во-
вторых... Да что там размениваться — во-вторых, в-третьих...
Самонадеянность разума — вот твой самый непростительный порок.
Несбыточные надежды не переставали кружить тебе голову. Когда
друзья выталкивали тебя в Сицилию, не желал ли ты в глубине души
их уговоров? И не станешь же отрицать, что старательно отводил
глаза от хорошо знакомого предостережения:
Нет хитростей каких бы допытаться
Ты не сумел, упорный человек.
Десятками ты их считаешь тысяч.
Непостижимым для тебя одно лишь
Умение осталось: научить
Безумца здраво действовать и мыслить.
За этими строчками стоит горький опыт. Должно быть, Ев-
рипиду пришлось несладко в обществе царя Архелая . (Снова
задумывается). Любовь к великому поэту роднит меня с сираку-
зянами. Рассказывают, что за одну его продекламированную строфу
они освобождали из каменоломен афинских пленников, захваченных
во время несчастного сицилийского похода . Дионисий не предложил
мне откупиться подобным же образом. (Усмехается). По-видимому,
в Сицилии сильно упал спрос на стихи.
Отвлекается, прислушиваясь к угрожающим крикам за стеной. Они звучат
с новой силой. Платон подходит к сундуку, стоящему у стены и достает
из него свиток.
Платон. Быть может, слова Сократа укрепят меня. Его речь
в суде я когда-то знал наизусть (Разворачивает свиток). Боюсь за-

Глава 10
пнуться, лучше прочитаю. (Находит нужное место). «Ведь
бояться смерти, афиняне — это не что иное, как приписывать себе
мудрость, которой не обладаешь, то есть возомнить, что знаешь,
чего не знаешь. Ведь никто не знает, что такое смерть, но даже
того, не есть ли она для человека величайшее из благ, между тем
ее боятся, словно знают, что она — величайшее из зол...
Смерть — это одно из двух: либо умереть значит стать
ничем, так как умерший ничего не чувствует, либо, если
верить преданиям, это какая-то перемена для души, переселение
из здешних мест в другое место. Если ничего не чувствуешь, то
это все равно, что сон, когда спишь так, что ничего не видишь
во сне; тогда смерть — удивительное приобретение.
По-моему, если кому-нибудь предстояло выбрать ту ночь, в которую
он спал так крепко, что даже не видел снов, и сравнить эту
ночь с остальными ночами и днями своей жизни и, подумавши,
сказать, сколько дней и ночей прожил он в своей жизни лучше
и приятней, чем ту ночь, — то я думаю, не только простой
человек, но и великий и,арь нашел бы, что таких ночей было
у него наперечет по сравнению с другими днями и ночами.
Следовательно, если смерть такова, я, что касается меня, назову ее
приобретением, потому что таким образом все время покажется
не дольше одной ночи.
С другой стороны, если смерть есть как бы переселение
в другое место и верно предание, что там находятся все умершие,
то есть ли что-нибудь лучше этого, мои судьи?... А чего бы
не дал всякий из нас за то, чтобы быть с Орфеем, Мусеем,
Гесиодом, Гомером! Да я готов умереть много раз, если это все
правда: для кого другого, а для меня было бы восхитительно
вести там беседы...»
Вбегает Спевсипп.

361 г. до н. э.
Спевсипп (срывающимся голосом). Платон, меня не
допустили во дворец, хотя я настаивал, что послан тобою к Дионисию,
и вытолкали взашей. Там же у дворцовых ворот я узнал о последней
выходке Дионисия: он насильно развел Арету с Дионом и выдал ее
замуж за своего холуя Тимократа. На обратном пути мне попалась
группа галлов. Они замолчали при моем приближении и кидали
злобные взгляды. Здесь нельзя больше оставаться. Мы должны
ночью бежать к Архидему, там нам помогут друзья Диона. Я их всех
хорошо знаю. Их много и они все выступят в твою защиту. Нелепо
сидеть сложа руки и подставлять горло под нож.
Платон. Успокойся, дружок. Ты потерял голову и не можешь
рассуждать здраво. Неужто ты не понимаешь, что Дионисий
закусил удила и теперь его не остановишь. Он сознательно наносит
оскорбления Диону и мне, а значит, открыто объявляет нас своими
врагами. Сомневаюсь, что нам удастся бежать — ничего не
будет легче, чем прикончить нас по дороге. Дионисий это наверняка
предусмотрел. Ему также не составит труда разделаться со мной
у Архидема, которому придется пострадать за мое укрытие, как,
впрочем, и остальным сиракузским друзьям Диона, если тебе удастся
их привести. Это будет просто бессмысленная бойня.
Спевсипп (плача). Так что же делать, дядюшка. Я остаюсь
с тобой и буду защищать тебя до конца.
Платон. Это делает тебе честь, мой друг. Но смысла в этом
мало. Вот что я надумал. Дионисий вряд ли захочет ссорится с Ар-
хитом, своим военным союзником в Италии. Я напишу ему записку,
а ты немедленно отправишься в гавань и пошлешь ее с первым
отплывающим кораблем. Предупреди корабельщиков, что Архит
щедро заплатит за их службу. Затем ты идешь к Архидему и ждешь,
а сюда больше не кажешь носа. Будем надеяться, что наемники
не успеют пролить кровь до прибытия помощи от Архита. Если же
судьба решит иначе, то так тому и быть. Передай эти письма
товарищам по Академии, а тебе самому препоручаю ее дела. Прими их
131

Глава 10
от пузатого Гераклида, который сейчас меня замещает. Обязанности
схоларха утомительны, он при его тучности долго не протянет, а в
тебе молодом и здоровом я уверен. Завещание мое ты найдешь в моих
покоях в Академии. Очень тебя прошу позаботься о приданом для
своих двоюродных сестер, моих племянниц, когда придет время их
выдать замуж, и отпусти на волю рабыню Артемиду. Деньги мои три
мины — возьми на нужды Академии. Да, вспомнил: три мины мне
должен Евклид каменотес. И еще, по примеру моего друга Сократа,
не забудь отдать Асклепию петуха .
Платон обнимает Спевсиппа и выпроваживает его. Тот с плачем уходит.
* * *
Через три дня после отправки письма к Архиту в сиракузской
гавани бросил якорь тридцативесельный корабль из Тарента под
командованием Ламиска. Дионисию была вручена срочная депеша
от Архита:
«Архит Дионисию желает доброго здоровья. Мы все, любя
Платона, посылаем к тебе Ламиска и Фотида с товарищами,
чтобы увести его от тебя по нашему соглашению. Мы советуем
тебе припомнить, с какой настойчивостью ты нас всех убеждал
устроить его приезд и обещал позаботиться о его безопасности
здесь и на обратном пути, равно как и о многом другом. Припомни
также, что прибытие его ты почитал за честь, что ты любил
его потом как никого другого. И поэтому, если у вас что не
заладилось, останься человеком и верни его нам невредимого. Этим
ты сделаешь справедливое дело и обяжешь нас благодарностью».
Дионосий опомнился. Он дорожил своей репутацией в
греческом мире. Убийство Платона, известного всей Элладе, могло сильно
ему повредить. Кроме того, его связывало специальное соглашение
с Тарентом о военной помощи на полях Италии. Ему пришлось
смирить свой гнев и жажду мщения. В честь Платона был дан
132

361 г. до н. э.
прощальный пир во дворце. Аристипп произнес похвальную речь,
адресованную Платону, а Филист с фальшиво сладким выражением
лица (он задыхался от бессильной злобы) выразил Платону
благодарность от правителя Сиракуз и его сограждан. Дионисий старался
не смотреть в сторону преданного им гостя. В течение всего пира
он держался на расстоянии от Платона и подошел к нему лишь
в самом конце торжества, чтобы с нервной усмешкой спросить:
«Что ж, Платой, по возвращении ты верно много всяких ужасов
расскажешь обо мне своим друзьям-философам?»
«Помилуй, вряд ли Академия способна ощутить такую
нехватку в темах для разговора, чтобы кто-нибудь стал
вспоминать о тебе», — спокойно ответил Платон.
На следующее утро Платон с Спевсиппом взошли на корабль
из Тарента и отплыли из Сиракуз, чтобы больше никогда туда
не возвращаться.

Заключение
После короткой остановки в Таренте Платон отправился дальше
в Олимпию, ибо там находился Дион, прибывший на олимпийские
состязания. Платон понимал, что его рассказ о поведении и
поступках Дионисия приведет Диона в неистовство и побудит его
к решительным действиям. Платон как будто держал ключ от
ящика Пандоры , и сердце его сжималось при мысли о неминуемых
последствиях, предотвратить которые он был не в состоянии.
Выслушав рассказ Платона о событиях в Сиракузах, Дион, не мешкая,
приступил к сколачиванию отряда для высадки в Сицилии. Он и его
сподвижники попытались привлечь Платона на свою сторону, но тот
ответил отказом и добавил: «Однако я буду заодно с вами, если
вы, нуждаясь во взаимной дружбе, пожелаете сделать что-то
хорошее. Но пока вы желаете зла, скликайте на это других».
Позднее Платон послал письмо друзьям Диона с увещеванием:
«Помните, что все не так легко — сделав другим зло, самому
не избежать в свою очередь того же самого». Рассуждая в том же
письме о разумном человеке, Платон писал: «...совершать же
насилие над родиной в виде государственного переворота он [т. е.
разумный человек] не должен, если перемена к лучшему не может
совершиться без изгнания и истребления людей; ему нужно,
сохраняя спокойствие, молиться о благе для себя самого и для
государства».
Дион не послушался своего наставника. Во главе горстки
преданных ему людей он высадился в Сицилии (357 г. до н. э.) прошел
с героическими боями до Сиракуз и, овладев городом, загнал
диктатора в акрополь. Однако удержать власть ему не удалось. Вскоре,
134

Заключение
запачканный кровью бывшего друга Гераклида, он был убит другим
своим другом, предавшем его во имя той же власти (354 г. до н. э.).
Последние годы перед смертью Платон, устрашась
безмерных глубин человеческой иррациональности, работал над сочинением
«Законы». Он всегда отводил законам важное место в общественном
устройстве. С годами картины своекорыстного произвола и
повсеместно чинимых несправедливостей ожесточили его. Он пришел
к неутешительному заключению, что взывать к разуму
бесполезно — человек слишком ничтожен и беспомощен перед страстями.
Единственный способ выправить несовершенство человеческой
природы — подчинить ее жестко обуживающей свободу законодательной
регламентации, подкрепленной верой в богов . Умер Платон с пером
в руке в 347 г. до н. э., когда ему исполнился 81 год.

Персоналии
Анникерид (из Кирены) (конец V в. до н. э. — начало IV в.
до н. э.), житель Кирены (города на средиземноморском
побережье Африки), купец, прожигатель жизни, друг многих философов.
В Кирене слушал лекции Аристиппа. Познакомился с Платоном
во время его посещения Кирены, где тот жил в доме геометра Фео-
дора. По пути на состязание колесниц в Элиде Анникерид завернул
на Эгину, чтобы утрясти кое-какие коммерческие дела, в те дни,
когда туда прибыл корабль с плененным Платоном. Это был
прославивший его «миг удачи». Он получил счастливую возможность
оказать Платону и всему миру услугу, выкупив Платона за 30 мин.
Ученики Платона пытались вернуть Анникериду эти деньги, но он
отказался их принять. Тогда по решению Платона собранные
деньги пошли на покупку Академовой рощи вблизи Афин. Так была
основана знаменитая школа Платона — Академия.
Арета, жена Диона. Ее первый муж Феарид, брат Дионисия
Старшего, умер вскоре после свадьбы. Молодая и красивая вдова
вышла замуж за Диона. В период ссылки Диона ему в наказание
Дионисий Младший выдал ее против воли замуж за начальника
наемников Тимократа. Эта была последняя капля, переполнившая
чашу оскорблений, нанесенных тираном Диону. К сожалению, счастье
Ареты, освобожденной в 357 г. до н. э. вместе с сиракузянами
от тирана, было недолгим. Ей пришлось вскоре потерять мужа
и не намного пережить его: под ложным предлогом безопасности ее
предательски заманили на корабль и утопили вместе с детьми Диона
и ее матерью Аристомахой по пути в Грецию.

Персоналии
Аристомаха, одна из жен Дионисия Старшего (вторая —
Дорида — была из Локр Италийских, ее сыном был Дионисий Младший),
дочь богача Гиппарина, сестра Диона. После гибели Диона в 354 г.
до н. э., вместе с Аретой, своей дочерью, и ее новорожденным
ребенком, якобы из соображений безопасности, была отправлена
в материковую Грецию. По дороге их всех утопили по приказу
временщика Гикетия, бывшего друга и сподвижника Диона.
Аристипп (первая половина IV в. до н. э.), философ из Кирены,
любитель роскоши, вина, женщин и прочих чувственных удовольствий.
По натуре Аристипп был уживчивый, обходительный, незлобивый
и щедрый человек. Во главу своей философской системы он поставил
наслаждение — но это был не низкопробный и бездумный разгул,
которому предавался Дионисиевый двор. Аристипп считал, что
наслаждение следует извлекать из любых представившихся обстоятельств,
и что надо мудро приспосабливаться к изменившимся условиям
и укрощать желания, когда они не исполнимы. Приглашенный
Дионисием Младшим, он быстро сделался украшением его двора. Его
шутки, розыгрыши и остроты веселили Дионисиеву камарилью. Ему
прощали ядовитость его реплик. Благодаря благодушию он почти не имел
при дворе врагов. Его находчивость и остроумие составляли контраст
с тяжеловесной основательностью Платона. Это ярко проявилось
в ответах того и другого на один и тот же вопрос: «зачем ты прибыл
ко мне?», заданный Дионисием Старшим Платону, а спустя двадцать
с лишним лет его сыном — Аристиппу. В словах Платона прозвучала
торжественная серьезность: «Чтобы найти совершенного
человека». Последствия завязавшегося обмена репликами было таковы, что
оскорбленный диктатор решил убить Платона. Ответ же Аристиппа
был следующий: «За мудростью я иду к Сократу, за деньгами
к Дионисию». Диктатор рассмеялся и щедро одарил философа.
Когда Аристиппа спросили, зачем он тратит деньги на
образование своего малоспособного сына, он сказал: «Во всяком случае
137

Персоналии
в театре он не будет сидеть как камень на камне» (в античном
театре скамейки были каменными). Спрошенный об отличии
философов от остальных людей, он ответил: «Если уничтожить законы,
мы будем жить по-прежнему». Он осуждал людей за то, что при
покупке они проверяют, хорошо ли звенит посуда, и не заботятся,
хорош ли человек, с которым они знакомятся. Аристипп воспитал
свою дочь в презрении ко всяким излишествам и, умирая, передал
ей управление философской школой, основанной им в Кирене.
Аристотель (384—322 гг. до н. э.), знаменитый философ, поступил
в Академию 17-летним юношей и оставался там до смерти Платона.
Он выступал с критикой платоновского учения об идеях и положил
основание научному подходу к изучению природы.
Аристофан (450—385 гг. до н. э.), великой греческий комедиограф.
В комедии «Облака» вывел в смешном виде Сократа.
Архелай, македонский царь в 413—399 гг. до н. э., покровитель
греческих поэтов и художников: Еврипида, Агафона, Зевксида.
Архит (ок. 400—365 гг. до н. э.), пифагореец, друг Платона,
крупный математик, автор арифметической и геометрической прогрессий
и решения задачи об удвоении куба. Будучи правителем Тарен-
та (Тараса), города в Великой Греции (расположенного на южном
побережье Италии), проявил себя как способный стратег и политик.
Последнее посещение Платоном Сицилии могло бы кончиться
трагически, если бы Архит не вырвал его из рук Дионисия. Впрочем,
Архит также немало поспособствовал тому, чтобы Платон попал
в эти руки. По-видимому, как и Платон, Архит до конца своих
дней не смог изжить идеалистического взгляда на людей и верил
в силу убеждения и морального воспитания. Такой подход нельзя
охарактеризовать лучше, чем это сделал сам Платон: «Человек
честный и вдумчивый вообще то не может ошибаться относительно
духовных качеств нечестных людей. Однако, какова сила их
дикости, мерзости и ненасытности — этого не всем дано увидеть».
138

Персоналии
Архидем, друг Архита (тоже пифагореец) и Спевсиппа, житель
Сиракуз. У него в доме останавливался Спевсипп. Позднее Дионисий
Младший переселил к нему Платона, прежде чем отправить его
в район казарм, где жили наемники. Архидем по просьбе Дионосия
в 361 г. до н. э. прибыл на военной триреме в Афины, чтобы забрать
Платона в его последнее путешествие в Сицилию.
Бакхилид (конец VI в. до н. э. — 450 г. до н. э.), лирический
поэт, племянник Симонида. Автор пеанов, од, дифирамбов, гимнов,
походных и девичьих песен. Работал при сицилийском дворе Гиерона.
Геликон, ученик Евдокса, астроном, предсказал солнечное затмение
13 мая 361 г. до н. э. Это научное достижение так поразило Дионисия
Младшего, что он раскошелился на целый талант в награду ученому.
Гелон (540—478 гг. до н. э.), тиран Гелы, а позднее Сиракуз. В
его правление Сиракузы сделались могущественным государством -
полисом. Вместе с тираном Аграгаса Тиероном он победил огромную
армию карфагенян под командованием Гамилькара в битве при Гимере
в 480 г. до н. э.
Гераклид (Сиракузский) (первая половина IV в. до н. э.), с
ранней молодости проявил себя способным военачальником и занимал
должность командира конницы у Дионисия Старшего. У
Дионисия Младшего стал адмиралом флота (по тем временам весьма
значительного, состоящего из 400 триер). На высоты придворной
государственной карьеры поднялся почти одновременно с Дионом,
был с ним дружен и поначалу помогал ему во время похода на
Сиракузы. Потом между ними пробежала черная кошка. Это, наверно,
должно было случиться рано или поздно, ибо Гераклид был человеком
независимым и гордым. Он терпел Дионисия Младшего как
династического правителя, носившего имя знаменитого отца, но, оказавшись
сам вблизи пирога власти, не мог остаться к нему равнодушным
и вступил в свару с Дионом. В сиракузской ассамблее Гераклид воз-
139

Персоналии
главил народную партию, противопоставившую себя партии Диона,
и при молчаливом одобрении последнего был убит.
Гераклид (Понтийский) (первая половина IV в. до н. э.), богатый
человек в Афинах, слушатель пифагорейцев, позднее поступил в
Академию и стал почитателем Платона, имел прозвище «толстое пузо».
Гермократ (ум. в 407 г. до н. э.), сиракузский полководец,
организовал оборону Сиракуз во время злополучной «афинской экспедиции»
415 г., до н. э. Позднее был отправлен с флотом на помощь Спарте
и потерпел поражение. Его дочь вышла замуж за офицера его армии,
будущего тирана Дионисия Старшего.
Гиерон, тиран Сиракуз в 478—466 гг. до н. э. Одержал
решительную победу над этрусками. Окружил себя поэтами и философами.
Его победы в олимпийских и пифийских играх прославил Пиндар
в своих одах.
Горгий (483—376 гг. до н. э.), оратор, родом из сицилийского
города Леонтины, прославился риторическими украшениями своих
речей.
Дионисий Старший, правитель Сиракуз в 405—367 гг. до н. э.,
сиракузянин, сын гончара, рослый, физически сильный, рыжий,
веснушчатый, отличился храбростью в войсках полководца Гермокра-
та. С его приходом к власти завершился пятидесятилетний период
демократии в Сиракузах, установившейся после правления
династии Дейноменидов. Объявив себя защитником отечества, Дионисий
не брезговал никакими средствами, чтобы достигнуть власти. Подкуп,
обман, провокации, убийство соперников, грабежи храмов,
святотатство, предательство и прочие нечистоплотные или подлые приемы
его не смущали. Одновременно его личные качества: храбрость,
простецкая манера обращения с народом, различные популистские
акции (например, он вместе с простым людом работал рядовым
каменщиком на строительстве оборонительной стены вокруг Сиракуз),
ораторское искусство — располагали к нему сиракузян. Став главой
140

Персоналии
государства, он сочетал беспощадную жестокость к врагам с
демонстративным великодушием к ним. К друзьям же был безмерно щедр.
В начале правления Дионисий был настолько уверен в своем
могуществе, что мог позволить себе бросить вызов общественному мнению
и в нарушение всех традиционных норм морали иметь одновременно
двух жен.
Авторитет Дионисия поднялся особенно высоко в результате его
успехов на военном поприще. Он показал себя блестящим
организатором армии и военачальником. Его многоплеменное войско наемников
имело самую совершенную военную технику своего времени:
осадные башни с перекидными мостами, тараны, катапульты и т. п. Ряд
военно-технических нововведений появился благодаря его поддержке
и поощрению. Дипломатические успехи Дионисия также были
значительны. Он заключил союзы со столь отдаленными народами как
луканы (внутри Италии) и галлы. Это облегчило ему покорение или
превращение в данников многих областей Италии. В самой Сицилии
он разделался с независимыми греческими полисами, дважды отбивал
извечных врагов Сиракуз — карфагенян — от стен родного города,
осадил их неприступную крепость Мотью и в конце концов потеснил
карфагенян к западу. Во время его правления война с Карфагеном
шла с переменным успехом и закончилась договором о разделении
сфер влияния. На том этапе это был лучший выход.
Дионисия Старшего многие любили и многие ненавидели. О
степени ненависти к нему можно судить по ответу граждан италийского
города Региума, у которых он попросил посватать ему в жены одну
из местных девушек: «Тебе парой была бы только дочь палача,
но у нас его нету». К концу жизни у Дионисия развилась
параноидальная подозрительность. Он расправился со своими подданными
по самому нелепому поводу (по его приказу был казнен человек,
признавшийся в перехваченном письме, что он видел во сне покушение
на жизнь тирана). Был установлен порядок, при котором всех, кто
141

Персоналии
шел к нему на прием, раздевали и обыскивали на предмет наличия
оружия. Его друзья и родные не составляли исключения.
Вдобавок к полководческим и политическим амбициям,
Дионисий Старший имел еще и литературные. Он сослал в каменоломни
поэта Поликсена за неуважительный отзыв о своих стихах.
(Впрочем, спустя короткое время он вернул его, прочел ему свои новые
стихи и услышал в ответ: «Верни меня в каменоломни».) Несколько
раз Дионисий представлял на театральные конкурсы свои трагедии
и неизменно проваливался. Наконец, на второстепенном состязании
в Линее, счастье ему улыбнулось — он завоевал первый приз за
трагедию «Выкуп Гектора». За сим последовала праздничная попойка,
закончившаяся инсультом. Приспешники Филиста устроили так, что
к полупарализованному Дионисию допустили только одного врача,
бывшего с ними в сговоре. Тот дал больному «снотворное», и к утру
больной скончался.
Дионисий Младший (Дионисий II Сиракузский), тиран Сиракуз
в 367—344 гг. до н.э., сын Дионисия Старшего. Самовлюбленный,
малодушный и неуверенный в себе молодой человек, но, по словам
Платона, не без способностей. Непостоянство и капризность
Дионисия Младшего переданы в портрете правителя в диалоге Платона
«Государство», по-видимому, сделанном с оглядкой на сиракузского
тирана: «Изо дня в день такой человек живет, угождая первому,
налетевшему на него желанию: то он пьянствует под звуки
флейт, то пьет одну только воду и изнуряет себя, то
увлекается телесными упражнениями, а бывает нападает на него лень,
и тогда ни для чего у него нет охоты. Порой он проводит время
в беседах, которые кажутся ему философскими. Часто занимают
его общественные дела: внезапно он вскакивает и что придется
ему в это время сказать, то он и выполняет. Увлечется он
людьми военными — туда его и несет, а если дельцами, то
тогда в эту сторону. В его жизни нет порядка, в ней не царит
142

Персоналии
необходимость: приятной вольной и блаженной называет он эту
жизнь и так все время ею и пользуется».
Роковым событием в жизни Дионисия стала ссора с его дядей
Дионом, которого он заподозрил в измене и выслал из Сицилии.
Четырнадцать лет между ними тихо тлела вражда на расстоянии,
пока, наконец, после очередного оскорбления со стороны племянника,
Дион не вспыхнул и не решил силой восстановить попранные
права. С момента высадки Диона с небольшим отрядом приверженцев
на берег Сицилии началась агония борьбы Дионисия за сохранение
власти. После нескольких лет отсиживания в сиракузском акрополе,
попытки властвовать на родине его матери Дориды — Локрах
Италийских и последних судорог возобновившегося правления в
Сиракузах, Дионисий согласился на предложение «освободителя Сицилии»
Тимолента отправиться в почетную ссылку в материковый Коринф —
город-основатель Сиракуз (в 345 г. до н. э.). Там Дионисий окончил
жизнь, поддерживая убогое существование заработком учителя
математики. Среди коринфян нашлось немало желающих повеселиться
за его счет. Один насмешник спросил Дионисия, чему он научился
у Платона. «Переносить повороты судьбы, как это делаю я», —
с достоинством ответил бывший диктатор. Так в эти годы тяжких
испытаний Дионисию пригодились уроки его ученых наставников
(Евдокса, Аристиппа и Платона среди прочих).
Дион (ум. в 354 г. до н. э.), сын сиракузского богача и
влиятельного человека Гиппарина, брат Аристомахи, дядя Дионисия
Младшего. Отличался непоказным благородством и умом. Однако
такая черта как надменность, которую Платон мягко охарактеризовал
как «меньшую, чем подобает, услужливость», помешала Диону
стать настоящим лидером в борьбе против диктатуры. Вероятно,
он сам колебался в выборе между различными формами правления
и отдавал предпочтение аристократической олигархии или даже
«просвещенной» диктатуре, видя себя ее политическим главой. Поэтому
143

Персоналии
современники, относясь к Диону с уважением, не очень охотно стано-
вились под его знамена, когда дело дошло до военной конфронтации
с Дионисием Младшим. Последняя поездка Платона в Сиракузы,
как посла доброй воли и посредника в переговорах между дядей
и племянником, завершилась окончательным их разрывом. Дион стал
готовиться к походу на Сицилию. Ему удалось привлечь не более
800 человек, из них преобладающее большинство не было ни его
земляками, ни друзьями, а наемниками, оплаченными его деньгами.
Среди ближайших соратников Диона был некто Каллип, у которого
он купил дом, свою основную резиденцию в Греции, и дружба с
которым была скреплена совместным участием в священных обрядах
Элевсинских мистерий.
Со своим отрядом Дион высадился на юге Сицилии, совершил
молниеносный бросок к Сиракузам, обрастая по пути
недоброжелателями Дионисия, и после серии боев овладел Сиракузами,
загнав тирана в неприступный акрополь на острове Ортигия.
Вначале сиракузяне поддержали Диона. Однако на заседаниях народной
ассамблеи Дион проявил себя как негибкий политик. Его
непопулистское поведение и надменно величавая манера держаться усилили
подозрения насчет диктаторских устремлений. Сильный удар по
репутации Диона нанесло попустительство, если не прямое содействие,
убийству военачальника Гераклида. Последний поначалу выступал
как помощник Диона, а позднее стал проявлять собственные
политические амбиции и в конце концов разругался в пух и прах
со своим предводителем. Во время одного из приемов во дворце
Каллип, задумавший сам изведать прелести диктаторства, поразил
Диона мечом. Как отмечает Плутарх, удивительно то, что никто
из присутствующих на этом приеме — а среди них были те, кто
считался другом Диона, — не вступился в его защиту. Каллип
добился своего: он объявил себя диктатором, а Сиракузы получили
очередного «халифа на час».
144

Персоналии
Диоген (400—325 гг. до н. э.), философ-киник, прибывший в Афины
из Синода, города на Черном море. Был состоятельным человеком,
оставившим все ради философии.
Исократ (436—338 гг. до н. э.), знаменитый ритор, основатель
первой афинской школы, в которой ввел лекционный стиль занятий.
Среди его учеников было немало лиц, прославившихся участием
в политической жизни Греции. Это был человек, через всю жизнь
которого красной нитью прошло служение одной
общественно-политической идее. Несмотря на то, что Исократ подсмеивался над
политическими теориями Платона — уж слишком они казались ему
далекими от жизни — между ним и Платоном существует отчетливая
параллель: как Платон с неослабевающим упорством и с неугасаю -
щей надеждой пытался воплотить в жизнь идеал философа-царя, так
и Исократ до конца своих дней стремился к освобождению
греческих малоазиатских городов от вассальной зависимости от Персии
и призывал всех греков к объединению во имя разгрома персидского
царства. При этом он делал ставку на македонского царя Филиппа
II, как на главу антиперсидской коалиции. Его расчет провалился:
Филипп предпочел завладеть более легкой добычей, самой Грецией,
и нанес решающее поражение объединенным греческим силам при
Херонее. Исократ не выдержал крушения надежд и покончил с собой.
Ксенократ (ок. 395—314 гг. до н. э.), ученик Платона по Академии
беспредельно ему преданный. Отличался мрачностью и серьезностью.
В молодости служил простым солдатом и проявил недюжинную
храбрость в сражениях. Притчей во языцах была его свобода от
плотских желаний и неподкупность. Первое было засвидетельствовано
красивейшей женщиной Эллады Фриной, которая не смогла его
соблазнить, проведя с ним ночь под одним покрывалом. «Это истукан,
а не мужчина», — отозвалась о нем она, второе — отцом
Александра Македонского царем Филиппом, пригласившего Ксенократа
в качестве советника при разработке свода законов.
145

Персоналии
Клисфен, тиран Пелопонесского города Сикион в период 600—
575 гг. до н. э., когда Сикион достиг вершины торгового и военного
могущества.
Периандр, тиран Коринфа в 625—585 гг. до н. э. Был чрезвычайно
жесток. Уничтожал всех, кто угрожал его власти. При нем Коринф
достиг высот могущества и славы.
Перикл (495—429 гг. до н. э.), выдающийся политический
деятель Афин. При нем Афины достигли небывалого расцвета, как
культурный и политический центр Эллады.
Пиндар (518—446 гг. до н.э.), автор од, прославлявших
победителей на Олимпйских, Пифийских, Истмийских и Немейских играх.
В 476 г. до н. э. прибыл в Сицилию и написал несколько од в честь
Гиерона.
Писистрат, тиран Афин (546—527 гг. до н. э.). При нем были
надежно установлены продовольственные коммуникации с хлебными
районами Черного моря. Он поощрял промышленность и торговлю,
покровительствовал искусствам, подготовив вступление Афин в
полосу достижений, навсегда закрепивших уникальное место Греции
в истории человеческой цивилизации.
Поликрат, тиран о-ва Самос (540—523 гг. до н. э.). Покровитель
искусств. Вел многочисленные строительные работы по укреплению
обороны и расширению торговли. Прославился мудрой внешней
политикой.
Поллид, спартанский посол в Сиракузах в 387 г. до н. э. Дионисий
Старший поручил ему продать на Эгине в рабство Платона или
убить его по дороге. В качестве спартанского полководца он потерпел
поражение от афинского стратега Хабрия, а немного позднее утонул
при Гелике вместе с большей частью спартанского флота во время
сильного волнения на море при землетрясении.
146

Персоналии
Платон, прославленный философ, родился в 428/427 г. до н. э.
у Аристона и Перктионы. По материнской и отцовской линиям
Платон (Платон — прозвище, настоящее имя философа — Ари-
стокл) принадлежал к афинской знати: род Перктионы восходит
к законодателю Солону, а Аристона — к легендарному афинскому
царю Кодру. Среди родственников Платона было много видных
политических деятелей, а дядя Хармид был ближайшим помощником
жестокого тирана Крития во время правления Тридцати. В молодости
Платон писал стихи и успешно участвовал в олимпийских
состязаниях. Его жизнь переломилась после встречи с Сократом. Он забросил
поэзию и примкнул к кругу Сократовых учеников. Одно из
сильнейших впечатлений, потрясших его до основания, была смерть Сократа
от рук его несправедливых обвинителей. В течение более десятка
лет Платон много путешествовал по всему тогда известному миру,
набираясь знаний у тех, с кем его сталкивали маршрут и судьба.
В 387 г. до н. э. он первый раз посетил Сицилию. Это посещение
стало вехой в его жизни. В следующем году Платон основал
знаменитую школу Академии в пригороде Афин. Два других визита
Платона в Сицилию состоялись в 367 и 361 гг. до н. э. Умер Платон
в 347 г. до н. э. В это время его слава гремела по всей Элладе. Его
называли «божественным». В течение многих веков студенты
Академии и почитатели Платона ежегодно отмечали день его рождения
7 таргелиона (21 мая).
Идеи Платона изложены им в более чем 30 сохранившихся
диалогах. Известное определение западной философии как «комментария
к сочинениям Платона» не является преувеличением.
Симонид (557/556—468/467 гг. до н. э.), лирический и
элегический поэт, родом с острова Хиос, автор дифирамбов, элегий, гимнов,
энкомий. Особенно прославился эпитафиями (эпиграммами) на
памятниках и надгробных камнях. С 476 г. до н. э. до конца своей
жизни жил при дворе Гиерона.
147

Персоналии
Сократ (464—399 гг. до н. э.), знаменитый философ. Его
деятельность знаменует поворотный момент в истории философии. Он
первый «свел философию с небес» (по выражению Цицерона),
разработав философскую проблематику, в фокусе которой находился
человек. Центром его интересов была этика. Почти все философские
школы античности основаны учениками Сократа. Среди них самый
выдающийся Платон. Сократ не оставил после себя ни одной
написанной строки. Он вел беседы и диспуты на улицах и площадях
Афин. Его метод постижения мира и человека — эристический,
т. е. такой, при котором идеи проясняются в споре. Поэтому Сократ
часто называл себе акушером, помогающим рождению истины. Его
взгляды дошли до последующих поколений, главным образом, через
сочинения Платона и Ксенофонта.
Сократ отличался выдающимся гражданским мужеством и с
опасностью для жизни шел наперекор как мнению толпы, так и воле
правителей во имя справедливости. Афинская демократия
расправилась с ним, обвинив в развращении молодежи и непочтении к богам.
В 399 г. до н. э. афинский суд присудил его к смерти. Сократ выпил
чашу с ядом, встретив смерть так же достойно, как жил.
Софрон, автор драматических сценок из обыденной жизни —
мимов, родом из Сиракуз, жил в V в. до н. э.
Софросина, старшая из дочерей Аристомахи, жена Дионисия
Младшего, покорное существо, безропотно сносившее капризы и
непостоянство властительного мужа. Родила ему сына Аполлократа. В
последние дни тирании Аполлократ помогал отцу защищать акрополь.
Спевсипп (ок. 398—334 гг. до н. э.), племянник Платона, сын его
сестры Потоны, крупный, атлетический, жизнерадостный и
красивый человек. Любитель острой шутки. Судя по его вспыльчивому
характеру и наклонности к удовольствиям, ему меньше всего пристало
быть философом, но влияние дяди пересилило. Поначалу
пристрастился к изучению растений, а потом поднялся до высот философских
148

Персоналии
абстракций. Платон поручил ему управление Академией после
своей смерти. Спевсипп успешно справлялся с обязанностями схоларха
в течение восьми лет. Его преемником стал Ксенократ. Говорят,
что последние дни Спевсипп сильно мучился от тяжелой болезни
и покончил жизнь самоубийством.
Стесихор, лирический поэт, работал в первой половине VI в.
до н. э., происходил из греко-сицилийского города Гимеры. Он был
первой литературной знаменитостью древней Греции.
Теэтет (415/414—369 гг. до н. э.), философ, астроном и математик,
ученик Феодора Киренского и Сократа.
Тимонид с острова Левкас, военный корреспондент Спевсиппа,
друг Диона, принявший участие в его походе против Дионисия.
Филист (ок. 430—356 гг. до н. э.), главный виновник раздора
между Дионисием Младшим и Дионом, недоброжелатель Платона,
придворный историк и политический деятель, богач, принадлежал
по происхождению к аристократической верхушке Сиракуз.
Выдвинулся как клеврет Дионисия Старшего, от него же и пострадал,
женившись без его ведома на его сестре (по другой версии —
наказание Филиста было следствием его дружбы с братом
Дионисия Лептином, которого Дионисий заподозрил в злоумышлениях).
После смерти Дионисия Старшего Филист служил его сыну,
вернувшему его из ссылки. Филист решительно возненавидел Платона
и Диона за приписываемые им попытки реформировать тиранию.
Хотя действиями Фелиста руководила также личная выгода, главной
пружиной злобного отношения к реформаторам были идейные
соображения: Филист был убежденный сторонник сильного единоличного
правления. Для осуществления своих целей он прибегал к любым
средствам, вплоть до самых неэтичных. Позднее в коринфском
изгнании Дионисий признавался, что его преследование Платона
инспирировалось клеветническими измышлениями Филиста.
149

Персоналии
После десанта Диона в Сицилии Филист продолжал
поддерживать своего прежнего господина. Во время короткого правления
Дионисия в Локрах Италийских он был послан во главе Дионисиева
флота к Сиракузам, потерпел поражение от Гераклида и был жестоко
казнен сиракузянами.
Фелист был неплохим историком. Во время ссылки он
написал многотомный труд «История Сицилии». Цицерон называл его
«маленьким Фукидидом».
Филолай (род. ок. 470 г. до н. э.), знаменитый пифагореец, автор
изречения: «тело — могила души».
Хабрий, афинский полководец, обвинялся в 366 г. до н. э. в сдаче
г. Оропа фиванцам. Ему угрожала смерть. Платон отправился вместе
с ним в акрополь, чтобы защитить его. В ответ на предупреждение,
что он рискует жизнью, Платон ответил: «Я встречался с
опасностями, сражаясь за отечество. Не отступлю и теперь, отстаивая долг
дружбы».
Евдокс (ок. 400-350 гг. до н. э.), крупный математик и
астроном, слушатель Академии, неоднократно бывал в Сиракузах, дружил
с Аристиппом. Знаменит открытием пропорций и моделью
универсума в виде системы концентрических сфер. Во время второго визита
Платона в Сиракузы замещал его на посту схоларха.
Еврипид (485—406 гг. до н. э.), один из величайших драматургов
древней Греции, был другом Анаксагора и Сократа. В 408 г. до н. э.
почти 80-летний Еврипид покидает Афины и уезжает в Македонию
по приглашению царя Архелая.
Эмпедокл (495—430 гг. до н. э.), философ, родился в сицилийском
городе Аграгас (современный Агригент).
Эсхил (525/524—456/455 гг. до н. э.), знаменитый
древнегреческий драматург, родился в Элезии. Приехал в Сиракузы и написал
несколько пьес для сиракузского тирана Гиерона. Умер в Геле.
150

Персоналии
Эпихарм, сиракузянин, драматург, автор первых комедий,
поставленных в 400-х гг. до н. э.
Эсхин из Сфетта (ум. ок. 350 г. до н. э.), афинянин, сын
колбасника, ученик Сократа, не отходивший от него ни на шаг. После
смерти Сократа придумал способ обогатиться на близости к нему.
Чтобы придать видимость авторитетности своим бледным писаниям,
распустил слух, что в них включены записи подлинных разговоров
Сократа, якобы переданные ему Ксантиппой, женой великого
учителя. С несколькими диалогами собственного сочинения он прибыл
в Сиракузы и преподнес их в подарок диктатору, от которого получил
щедрое вознаграждение.

Примечания
Глава 1
1. В афинском календаре годы отсчитывались от первой олимпиады,
состоявшейся в 776 г. до н. э., четырехгодичный интервалами, называемыми
Олимпиадами, с указанием порядкового номера года внутри
соответствующего интервала.
2. Тиран — один из титулов древнегреческого диктатора.
3. Ойкумена — «населенная вселенная», границы которой, по
представлениям древних греков, совпадали с границами всего эллинского мира.
4. Трирема или триера — военный корабль с тремя рядами гребцов.
5. Вышний Зевс (Зевс Эпакриос) — один из эпитетов Зевса.
6. Стадия — мера длины, равная примерно 180 метрам.
7. Стоя — портик для прогулок.
8. Гимнасий — древнегреческая школа.
9. Палестра — спортивная школа для обучения борьбе и боксу.
10. Акрополь — крепость в центре древнегреческого города.
11. Галлы — население древней Франции.
12. Сикелы — туземное население Сицилии.
13. Компанийцы — население древней Компаньи, области на западном
побережье Италии.
14. К концу жизни стареющий Дионисий Старший превратился в
законченного маньяка, одержимого смертельным страхом. Перечисляя
параноидальные выходки диктатора, современники упоминали, что он
спал во внутренних покоях дворца, на золотом одре, окруженном рвом
с водой, через который был переброшен подъемный мостик.
Укладываясь на ночь, он собственноручно его поднимал. Ухаживать за своей
152

Примечания
жесткой рыжей бородой Дионисий разрешил только дочерям. Они
допускались к нему, как и все прочие, после тщательного обыска. Им
запрещалось пользоваться бритвенным ножом, поэтому они осторожно
подпаливали волосы отца раскаленной ореховой скорлупой.
15. Великой Грецией, или Грецией Магна, называлась южная часть Италии,
заселенная греческими колонистами.
16. У Дионисия есть основания так говорить. Его первая жена, дочь
полководца Гермократа, была замучена разбушевавшейся толпой. Это
зверство черни прочно засело в его памяти и, возможно, послужило
одним из внутренних оправданий его жестокостей.
17. Дионисий цитирует Софокла («Филоктет»).
18. Эфоры — представители верховной власти в Спарте.
19. Великие Боги — покровители мореплавания.
20. Софист — гастролирующий философ; слово часто употреблялось с
презрительным оттенком, характеризуя шарлатанствующего краснобая.
21. Лакония — область на юге Пелопоннеса, где находился город Спарта.
22. Зевс Сотер (Спаситель) — одно из прозвищ Зевса.
23. Мина — денежная единица, наряду с талантом, драхмой и оболом.
1 талант = 60 мин = 6 000 драхм.
Глава 2
1. Пирей — морская гавань Афин.
2. Аякс — мифический герой, сын Зевса и речной нимфы Эгины.
Глава 3
1. Полис — город-государство.
2. Диалог — излюбленная Платоном литературная форма. Платон часто
излагал свои идеи в виде беседы между несколькими участниками,
главный из которых Сократ.
3. Платон рассказывает о периоде правления тридцати олигархов,
захвативших на несколько лет власть в Афинах в конце V в. до н. э.
153

Примечания
Глава 4
1. Стратег-автократор — титул верховного главнокомандующего.
Глава 5
1. Гоплиты — тяжеловооруженные пехотинцы.
2. Киник — последователь киническои философской школы,
проповедующей пренебрежение к жизненным благам.
3. Экседра — полукруглая комната, в такой комнате проходили занятия
в Платоновой Академии.
4. Мусический — относящийся к искусству и философии.
5. «Иногда и добрый Платон дремлет» ("quandoque bonus dormitat et
Plato") — так позднейшие поколения снисходительно отзывались о
Платоновых промахах.
6. Пельтасты — легковооруженная пехота, использовалась также для
охраны.
7. Праздник кружек — один из дней праздничного фестиваля,
посвященного богу Дионису.
Глава 6
1. Поход армии и флота Афин («афинская экспедиция») в Сицилию
с грабительской целью состоялся в 415 г. до н. э. Он закончился
сокрушительным разгромом афинской армии и флота, а уцелевшие
афиняне были проданы в рабство и отправлены в каменоломни Сицилии.
2. Зевс Филиас — имя Зевса в роли покровителя дружбы.
Глава 7
1. Хорегия — драматическое представление с участием хора; его
организация была обязательной общественной повинностью в древних Афинах,
поочередно выполняемой состоятельными гражданами.
2. Вот та часть письма о визите к Диону Младшему в 367—366 гг. до н. э.,
на которую ссылается Платон (см. гл.5 и 6):

Примечания
«Когда я прибыл туда (мне не стоит очень распространяться),
я нашел все окружение Дионисия зараженным политическими
раздорами и клеветой перед тираном по адресу Диона. Конечно, насколько
мог я его защищал, но я был способен сделать очень немного, и
приблизительно на четвертом месяце после моего прибытия Дионисий
изгнал Диона под предлогом, что тот злоумышляет против него
и стремится к тирании, — изгнал с бесчестьем, погрузив на
маленькое судно. После этого все мы, друзья Диона, боялись, как бы
Дионисий не обратил своего гнева на кого-то еще под предлогом,
будто он соучаствовал в Дионовом заговоре. А относительно меня
уже распространилась молва в Сиракузах, что Дионисий дал приказ
меня казнить как виновного во всем том что случилось. Заметив,
что все мы находимся в таком настроении, боясь сам, как бы из-
за нашего страха не произошло чего-нибудь еще более худшего, он
стал нас всех милостиво принимать и особенно обращался ко мне,
убеждал быть спокойным и всячески просил остаться: если бы
я бежал от него, ему от этого не было бы ничего хорошего; зато
было бы хорошо, если бы я остался; поэтому он усиленно делал
вид, что просит меня об этом. А мы ведь знаем, что просьбы
тиранов смешаны с принуждением. И вот он придумал, как
помешать отплытию, уведя меня в акрополь и поселив там, откуда
ни один кормчий не мог бы меня увезти против воли Дионисия;
это можно было бы сделать лишь в том случае, если бы он сам
поручил ему увезти меня, послав к нему человека с таким приказом.
Любой купец, любой начальник пограничных дорог — каждый из них,
кто увидел бы меня уходящим одного без охраны, — схватил бы
меня и быстро снова привел к Дионисию, тем более, что уже опять
распространился противоположный прежнему слух, будто бы
Дионисий удивительно как любит и уважает Платона. А что было
на самом деле? Нужно сказать правду. С течением времени он все
более и более выражал ко мне свое расположение; чем больше при
встречах со мной он узнавал мой образ мыслей и мой характер,
тем сильней он хотел, что бы я хвалил его усерднее, чем Диона,
и чтобы я лишь его отличал как друга, а не Диона, и в этом
отношении он проявлял страшную ревность; а вступить на тот
155

Примечания
путь, каким это лучше всего могло бы осуществиться, если бы
это вообще могло быть, а именно учиться и слушать мои беседы
по философии, стать ко мне ближе и иметь со мной постоянное
общение он опасался, страшась злоречья клеветников, внушавших
ему, что я могу как-нибудь связать его по рукам и ногам и
таким образом Дион может достичь своей цели. Я все это переносил,
твердо держась того намерения, с которым сюда и прибыл, а именно,
чтобы он почувствовал желание жить жизнью философа, но его
противодействие победило».
3. Пословица, эквивалентная «бог троицу любит».
Глава 8
1. Демоны — по представлениям древних греков, духи, являющиеся
посредниками между богами и людьми и влияющие на человеческие
дела. Бывают как злые, так и добрые.
2. Гиматий — верхняя одежда, род плаща.
3. Серьезное и даже хмурое выражение лица Платона было притчей
во языцах. Как говорит Диоген Лаэртский, никто не видел, чтобы
он смеялся в голос, а один из современных комедиографов написал
о нем следующие строчки: «Ах, Платон, Платон, / Ведь только ты
и знаешь, что угрюмиться / И брови гнуть, улиткам наподобие».
4. Стратег — генерал, главнокомандующий.
5. Имеются в виду события, произошедшие во время посещения Платоном
и Ксенократом Сиракуз в 367 г. до н. э., т. е. за семь лет до разговора,
описанного в сцене 7. О них подробно рассказано в гл. 5 и 6.
6. Схоларх — руководитель школы.
7. Этезийские ветры — летние ветры северо-западного направления.
8. Тихе — богиня случая.
9. Ананке — божество необходимости, дочь Хроноса (Времени).
Глава 9
1. Во времена Платона под диалектикой понималось искусство
рассуждения.

Примечания
2. Это одно из основных положений философии Платона: объекты
материального мира являются воплощением абстрактных нематериальных идей.
3. Эти слова сиракузяне припомнили Филисту в его посмертный час, когда
проволокли за ноги его обезображенный труп по улицам Сиракуз.
4. Гетера — куртизанка древних Афин.
5. Парис — троянский царевич. По мифу Троянская война началась из-за
гнева отверженных богинь Геры и Афины, которым Парис предпочел
Афродиту.
6. Имеется в виду Еврипид.
7. Дионисий опасается (и, как потом оказалось, не без оснований), что,
обладая значительным капиталом, Дион сможет профинансировать
враждебную против него акцию.
Глава 10
1. В академическом издании «Сочинений» Платона (М., 1970) эта фраза
передана так: «На злобу я двумя, а на любовь двойною отвечаю».
2. Аристотель поступил в Академию Платона в 367 г. до н. э. В 361 г.
до н. э. ему было 23 года.
3. Платон вспоминает цитату из Еврипида, прибывшего в столицу
Македонии Пелла по приглашению царя Архелая.
4. См. прим. 1 к гл. 6.
5. Асклепий — бог врачевания, ему проносили жертву в благодарность
за избавление от недугов; в контексте Платоновой фразы смерть
рассматривается как избавление от земных невзгод. (Платон повторяет
знаменитые слова Сократа в конце диалога «Федон».)
Заключение
1. Пандора — первая женщина, созданная Зевсом. Она открыла
врученную ей шкатулку, содержащую все человеческие беды.
2. В «Государстве» Платон писал: «...закон ставит своей целью не
благоденствие одного какого-нибудь слоя населения, но благо всего
государства. То убеждением, то силой обеспечивает он
сплоченность всех граждан, делая так, что они были друг другу взаимно
157

Примечания
полезны в той мере, в какой они вообще могут быть полезны для
всего общества». С годами позиция Платона ужесточалась. Вот к чему
привела абсолютизация закона в его последнем сочинении —
«Законах»: «Самое главное здесь следующее: никто никогда не должен
оставаться без начальника — ни мужчина ни женщина. Ни в
серьезных занятиях, ни в играх никто не должен приучать себя
действовать по собственному усмотрению; нет, всегда — на войне
и в мирное время — надо жить с постоянной оглядкой на начальника
и следовать его указаниям. Даже в самых незначительных мелочах
надо ими руководствоваться, например, по первому его приказанию
останавливаться на месте, идти вперед, приступать к
упражнениям, умываться, питаться и пробуждаться ночью для несения
охраны и исполнения поручений... Словом, пусть человеческая душа
приобретет навык совершенно не уметь делать что-либо отдельно
от других людей и даже не понимать, как это возможно... Надо
начальствовать над другими и самому быть у них под началом.
А безначалие должно быть изъято из жизни всех людей...»

Основные источники
Платон. Сочинения. Т. 1—3. М.: Мысль, 1970.
Письма Платона. Диалоги: Менон, Парменид, Теэтет, Федон,
Апология Сократа, Государство.
Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых
философов. М.: Мысль, 1979.
Еврипид. Пьесы. М.,1960.
Плутарх. Параллельные жизнеописания. М.: Изд. Академии наук,
1975.
Лосев А.Ф., Тахо-годи A.A. Платон и Аристотель. М.: Молодая
гвардия, 1993.
Levy C.R. Plato in Sicily. L.: Faber and Faber, 1956.
Lintott A. W. Violence, Civil Strife and Rebellion in Classical City.
Baltimore, Md.: Jonn Hopkins Univ. Press, 1981.
Sacks D.A. Dictionary of the Ancient Greek World. N. Y.; Oxford:
Oxford Univ. Press, 1995.