/
Автор: Дени Э.
Теги: всеобщая история история история средних веков христианство история христианства гус и гуситские войны
ISBN: 978-5-906518-28-6
Год: 2016
Текст
jfi ;i л Habjpn »^(T< ’ .
««•»<¥ р,..»Ьч<Р<1Л»"« i !
.;xC>tn^arV •t‘P',< V fU
(«•wnxt
П..1Р G*i ••*’• cv
(?1ЙЖ К»зн»» ifcAG *’6 »H«K
. •4хм*<^га\%»иМ^|^
vd’imjvH- ^^''^ •»нмра <h4l
.t.A>_«. <4.u>.« ;•;€< гит*'»’ '*
r- v ~*P
• -—CjvjaG ,.ш/мпл у»иф|< I’1 wr (/ум,
Upimctpu>citM,& 4
ceui TfinTiuat «Wfw
I Vacua t tdfcttUt fwp ft;
________, -i
p"”' '__4^forttfcra.«£wx-ff
face &У- i^wuftt £
- :,-n Hc^dMipn*i‘q>rw<c^K
Hdcfc- f^tHtcpc vcfye г
ПИ(ЙС> vxicqi fe- f?n<
x- -.^jfutmcScqo/^ufSrtci
। - ‘ {oAG-tftfc'^dfMMVHltu •
@ ’aqc (УЧзиГ (upna^'aGl'
; .-?/ । meptpfHmtHCt-ptmc
Iqj^VftW'^-ftfrtn
[ x к »мde 9^6 fcftrOix
: ft
i. — WaiifpiirMr ап5?аЛ
.l(a. ftv3‘5£rtn<tUs
- ^Аф_ Ар>Па('>Плил-1
G&x w v h? • et fiuicfv (еж-1 dg^
ftinc6 frtw M^rhl gv’f ltd.’ он^р
metipd fir fupdiv ft fron <? tm
t*tt tjfii vtnue- et.fvivytv ргж i
put- figvt^qc fiKW frti<
p^HO1p^HQCjflUiftV15f^
sStnt q? < vcfpcwefpFTtHdHC
€ (Я^лг^ ^rtrC«rt‘4'fhfAw
. ftitihc sH0cfc-rpHrtn<F4qwi
Aiwe/tficrcnti hr»H*ltottrfi.T((F
ftftmc tm- f
fi»uuv inAi*»wtpccr^toi-« dtuu
ГУСИТСКИЕ войны
. Эрнест Дени
БРАНДЕНБУРГ
• Кросно %
( ЛУЖИЦАНИЖНЯЯ !
• Котбус
•Жагань
ЛУЖИЦА ВЕРХНЯЯ ; Легница
"*«4- • Бауцен
Глотов •
е нижняя силеЗия
Стинава \
САКСОНИЯ
,rvZtesI Жатецв «Сланы
Хебская.земля
Явор • Вроцлав
Свидница •
>’ ’***♦-Мюнстерберг
/Литомержице '“'(Зембицы) •
® Млада Болеслав Градец • ♦^*
Кралове .^КладскоХ
• (Клодзко)
Раковник Коуржим
ФРАНКОНИЯ
Пльзень
ЧЕХИЯ
• Хрудим С
Часлав V’
МОРАВИЯ
Писек Бехине
Брно
Зноймо
БАВАРИЯ
АВСТРИЯ
_. —., —. мм границы сегодняшней Чешской Республики
............... Границы сегодняшней Словацкой Республики
ЗЕМЛИ ЧЕШСКОЙ короны
И СЛОВАКИЯ
ПОЛЬ
КОРОЛЕ
Олесница
Бжег ♦♦
• ВЕРХНЯЯ СИЛЕЗИЯ
Ополье • 3
_ Ныса
Опава
Оломоуц
Пршеров
Угерске ♦
Градиште /
,• Пресбург
* (Братислава)
I
v
ытом
Освентим (Освенцим)
Тешин
Орава
Нитра
К
Комаром
(Комарно[
В С т В О
Левоча ПТВ
•' Унгвар
(Ужгород)
В Е Н Г Е Р С К-‘‘о‘ Е
• Кошице
О...Р--О Л Е В С Т В О
— Границы земель в XV в.
Эрнест Дени
ГУС
И ГУСИТСКИЕ войны
Издательство «Клио»
Москва
2016
УДК 94(437)
ББК 63.3(4Чех)4
ДЗЗ
Denis, Ernest
Hus et la guerre des hussites
Перевод с французского А. Б. Банькова
Научный редактор P. Ф. Иглесиас-Алонсо
Редактор А. В. Вититинов
Издание подготовлено при поддержке В. М. Шульги и Б. С. Тритенко
Эрнест Дени
Д 33 Гус и гуситские войны. - М., Издательство «Клио», 2016 - 424 с.
ISBN 978-5-906518-28-6
Работа известного французского историка-слависта, университетского препода-
вателя, общественного деятеля, издателя и публициста, основателя и первого пре-
зидента Института славянских исследований Эрнеста Дени (1849-1921) посвящена
истории гусизма и гуситских войн первой половины XV века - сюжетам, памятным
в нашей стране каждому со школьной скамьи, традиционно весьма популярном
среди историков, но до сих пор хранящим немало «белых пятен» и во все времена
вызывавшим оживленные дискуссии и попытки новых интерпретаций.
УДК 94(437)
ББК 63.3(4Чех)4
ISBN 978-5-906518-28-6
© Издательство «Клио», 2016
Предисловие редактора
ПРЕДИСЛОВИЕ РЕДАКТОРА
Предлагаемая вниманию читателя в русском переводе работа извест-
ного французского историка-слависта, университетского преподавателя,
общественного деятеля, издателя и публициста, основателя и первого
президента Института славянских исследований (L’Institut d’etudes
slaves, создан в Париже в 1919 г.) Эрнеста Дени (1849-1921) посвящена
истории гусизма и гуситских войн первой половины XV века - сюжетам,
памятным в нашей стране каждому со школьной скамьи, традиционно
весьма популярным среди историков, но до сих пор хранящим немало
«белых пятен» и во все времена вызывавшим оживленные дискуссии
и попытки новых интерпретаций. И дело здесь не только в неполноте и
противоречивости имеющихся в распоряжении исследователей доку-
ментальных источников, но и в общественной значимости, а в отдель-
ные исторические эпохи даже злободневности связанных с этой темой
проблем. Среди них такие важные и чувствительные к политической
конъюнктуре, как свобода совести, необходимость религиозной толе-
рантности и ее возможные пределы, взаимоотношения больших и малых
этносов и права национальных меньшинств, содержание понятия нации
и ее право на самоопределение, столкновение взаимоисключающих
исторических прав и претензий, право народа на восстание и революци-
онную войну, как и приемлемость уплачиваемой за это жестокой цены,
соотношение в целях и мотивах борьбы национального, религиозного
и социального факторов, жертвенность и фанатизм, сакрализация
насилия или принципиальный отказ от него, допустимость ведения
«священной войны» и ее моральные пределы, сложность богословского
различения догматической истины и ереси, грань между допустимым
идеологическим компромиссом и предательством своих идей и многие
другие. Сложность и неоднозначность ответов на все эти вопросы в нема-
лой мере усугубляется политическими, конфессиональными и нацио-
нальными симпатиями и антипатиями, которые у авторов самых разных
эпох очень часто примешиваются к историческим рассуждениям, хотя
в идеале последние должны бы вестись, как было известно еще в древ-
ности, sine ira et studio («без гнева и пристрастия»).
Исследование Э. Дени «Гус и гуситские войны», вышедшее в Париже
в 1878 г., стало первым в серии трудов, посвященных чешской истории
XV-XVII вв. - главной сфере его научных интересов (наиболее значи-
тельными продолжениями этой монографии стали книги «La Fin de
1’independance boheme» («Конец чешской независимости», 1890) и «La
Boheme depuis la Montagne Blanche» («Чехия после Белогорской битвы»,
1903). Критическое, с опорой на подлинные исторические документы,
изучение истории гусизма и связанных с этим тем началось в первой
половине XIX в., на заре «эпохи национализма» в европейской исто-
рии, и неудивительно, что чешские и немецко-австрийские ученые,
3
Предисловие редактора
ставшие пионерами в этом важном деле, подошли к интерпретации и
оценке далекого прошлого своих народов с различных, иногда прямо
противоположных позиций. Представитель «нейтральной» в отношении
данного спора историографической традиции - в данном случае француз-
ской - мог бы смягчить крайности и перегибы в трудах тех историков,
которые слишком близко к сердцу воспринимали разворачивавшуюся
тогда национально-политическую борьбу между немцами и славянами,
жившими на территории Австрийской (с 1867 г. - Австро-Венгерской)
империи и возглавляемого Пруссией Германского союза (с 1871 г. -
Германской империи). Однако автор этой книги не пожелал занять
в разгоревшейся дискуссии положение беспристрастного стороннего
наблюдателя, кабинетного адепта «чистой» науки. Со всей страстно-
стью галльского темперамента и изяществом присущего ему красно-
речия Э. Дени ворвался в «домашний» спор «срединно-европейских»
историков, решительно встав на сторону чешской (чешско-славянской)
национальной историографии. Он не только сделал попытку подвести
промежуточный итог развернувшейся полемике, оценить силу и убеди-
тельность приводившихся ее участниками аргументов, но и сам привнес
в нее немало интересных и оригинальных соображений и наблюдений,
чаще прибавляя доводы в пользу только одной из сторон этой дискус-
сии, но иногда не соглашаясь с обеими сторонами. Кроме того, целью
Э. Дени, до конца своей жизни искренне симпатизировавшего славян-
скому, и прежде всего чешскому, национальному возрождению*, была
популяризация истории гусизма и религиозно-национальной войны
чехов, мало известной на западе Европы, среди широкой публики, не
только во Франции и других странах с франкоговорящим населением,
но и, учитывая международную роль французского языка в ту эпоху, в
образованных кругах всей Европы и остального мира.
Книга Э. Дени написана ярким и образным языком, ясно выстроена
логически и красноречиво аргументирована, при ее написании автором
были использованы все или почти все известные на то время источники
и исторические труды, имеющие отношение к этой теме, что отражено
в многочисленных подстрочных примечаниях и обширном списке
использованной литературы. Важным положительным фактором стало
хорошее владение автора чешским (как, впрочем, и немецким) языком,
что давало ему обширный доступ к первоисточникам, а также его близкое
знакомство с видными чешскими историками того времени, также как
и с самой Чехией, ее архивами и книжными собраниями, в которых он
проработал не один год. Знаком был французский историк и с русской
историографией гусизма первой половины-середины XIX в., находив-
шейся тогда всецело во власти славянофильских идей, оказавших на
* Э. Дени посчастливилось дожить до появления после Первой мировой войны незави-
симой Чехословакии и других славянских государств, чему он сам немало поспособст-
вовал, к тому же эти молодые страны заявили о своей приверженности демократии и
стратегическому союзу с Францией, что было его давней мечтой.
4
Предисловие редактора
него самого заметное влияние. Однако в замысел автора не входило кро-
потливое и максимально подробное изложение всех известных событий
описываемой им эпохи. Его труд рассчитан не только на коллег-ученых,
но и (и может быть, прежде всего) на широкую читательскую аудиторию,
его стиль намеренно публицистичен, полемически заострен, окрашен
политической злободневностью; местами оратор побеждает в авторе
историка, страстные обличения, моральные и историософские сентен-
ций, ламентации обильно изливаются на целые абзацы и даже стра-
ницы книги, широко используемое в тексте «настоящее историческое»
грамматическое время, стилистически оживляющее повествование, как
будто бы само собой переходит подчас под пером автора в обычное насто-
ящее - ученый труд превращается в прокламацию, историко-политиче-
ский памфлет, чтобы затем вновь вернуться в более академичное русло.
Излишне говорить, что направленность всех этих эмоциональных и,
увы, не всегда справедливых риторических тирад неизменно антигер-
манская, прославянская, прочешская. Автору близка идея славянской
солидарности, он хотел бы, и не скрывает этого, видеть Чехию в составе
и во главе широкой коалиции славянских народов, направленной против
«германизма» и его духовной опоры - католической Церкви (на сим-
патии Э. Дени к гусизму и протестантству должно было повлиять и его
происхождение из семьи старинных южнофранцузских протестантов-
«гугенотов»); он усматривает проявления такой солидарности даже там,
где ее на самом деле нет или же за ней стоит прагматичный и сиюминут-
ный политический расчет, яростно бичует те славянские страны, кото-
рые отказывались следовать этой дорогой ему идее, которую он как будто
хочет протянуть сквозь столетия, внушить людям прошлых времен,
«навязать» ее задним числом всем славянским народам, игнорируя реа-
лии и менталитет той исторической эпохи. Страстная приверженность
автора искусственной исторической концепции «войны рас», навязчи-
вое желание рассматривать славян и германцев на протяжении всей их
истории как исконных и «естественных» врагов и антагонистов време-
нами побуждают его, забывая о принципе историзма, обвинять в «пре-
дательстве» тех славянских правителей и политиков, которые совсем не
были склонны считать себя участниками этой метафизической «вековой
войны» германского и славянского миров, о которой они просто не имели
представления, поскольку мыслили в совсем иных категориях. Глубокая
неприязнь и антипатия автора почти что ко всем проявлениям в истории
Восточной Европы немецкого духа и немецкого влияния, к исторической
роли Германии и «германизма» в целом, его стремление обвинить немцев
во всех мыслимых грехах, представить их всегда и во всем виноватой
стороной и, напротив, всеми силами оправдать их противников местами
просто бьют через край, являя читателю яркие образцы крайне национа-
листического, ксенофобного дискурса в историописании. В этом Э. Дени
сам уподобляется часто и небезосновательно критикуемым им немецким
5
Предисловие редактора
историкам, проявлявшим противоположную крайность. Временами
даже позиция чешских научных авторитетов, обычно горячо поддержи-
ваемая автором, по отдельным вопросам кажется ему слишком «проне-
мецкой» или недостаточно благоприятной для чехов. Трудно избавиться
от впечатления, что, рисуя картины ожесточенной борьбы германцев и
славян в далеком средневековье и намеренно акцентируя внимание на
несправедливости и жестокости немцев, всею душой идентифицируя
свою авторскую позицию с делом их противников, французский ученый
держит перед глазами недавнее национальное унижение, пережитое его
собственными соотечественниками, наголову разбитыми германским
оружием во франко-прусской войне 1870-1871 гг. (в которой самому
Э. Дени довелось принять личное участие) и в итоге лишившимися
спорных территорий Эльзаса и Лотарингии, исторически и этнически
немецких, но с течением времени сросшихся с Францией и дорогих
сердцу каждого французского патриота. Иногда создается впечатление,
что в истории гуситских войн автор заново переживает более близкий
ему франко-германский антагонизм, радуясь успехам врагов Германии
и сокрушаясь об их неудачах, пишет не столько о прошлом, сколько о
настоящем. Идейно-политическую ангажированность Э. Дени, резкость
и пристрастность многих его суждений признавали и некоторые из его
французских коллег. Да и сам он не чурался открытой политической
деятельности, имеющей конечной целью дезинтеграцию имперских
территорий Германии и Австро-Венгрии, не скрывал своего видения
истории как непрерывной и упорной, всего лишь видоизменяющейся со
временем борьбы исконно противостоящих друг другу «наций» и «рас»,
в которой каждое историческое событие прошлого влияет на ее течение в
настоящем и возможный исход в будущем. Именно в такой непримири-
мой борьбе его собственная родина столкнулась с Пруссией и Германией,
и естественного союзника Франции в этом судьбоносном противостоянии
Э. Дени видел в славянских народах Центральной и Восточной Европы.
А это неизбежно делало его интерес и симпатию к последним излишне
политизированными и однобокими. Справедливости ради надо сказать,
что автор книги, вдохновляемый не только идеями служения нации,
но и гуманистическими идеалами своего века, не пытается оправдать
жестокость и насилие как таковые, не воспевает брутальную сторону
войны, не восторгается ей как фактом, часто (хотя далеко не всегда) он
не замалчивает неприглядных действий той из воюющих сторон, кото-
рую сам считает правой.
Принимая во внимание отмеченную тенденциозность, явно проступа-
ющую на многих страницах предлагаемой ныне русскоязычному чита-
телю книги, мы старались представить в редакторских комментариях
некоторые из описываемых событий в ином ракурсе, дать альтернатив-
ные точки зрения и версии наиболее значимых фактов, отметить самые
очевидные примеры предвзятого отношения к источникам, наиболее
6
Предисловие редактора
яркие случаи недопустимой, на наш взгляд, контаминации в тексте
книги истории и политической публицистики. Возможно, некоторые
из редакторских комментариев покажутся слишком резкими в оцен-
ках авторской позиции, слишком снисходительными по отношению к
немецкой стороне конфликта или чрезмерно строгими к гуситам. Но это
обусловлено единственно желанием исправить допущенный в авторском
изложении перекос в противоположную сторону, показать читателю,
что каждая из сторон имела свою «правду», свой список обоснован-
ных обид и свои причины для гнева и мести, точно так же, как и свою
собственную часть вины за религиозную нетерпимость, национальную
ненависть и необоснованную жестокость. Помимо этого, в комментариях
редактора пояснены исторические реалии и особенности авторского
повествовательного языка, которые могут вызвать недоумение или быть
мало знакомы широкому читателю, а также исправлены замеченные
фактические ошибки и неточности. Не все аспекты и проблемы истории
гусизма изложены в книге Э. Дени с одинаковой полнотой, некоторые
важные, по нашему мнению, для понимания логики событий факты
по каким-то причинам не были включены автором в текст книги. Мы
старались отчасти восполнить этот недостаток в редакторских коммента-
риях, но не ставили себе задачи «дописать» книгу по своему разумению;
отбор фактического материала - это во многом субъективный авторский
выбор, подчиненный целям и методике исследования, и другой историк
написал бы другую историю. В поисках иных нарративов, альтернатив-
ных исторических концепций и дополнительных фактов мы отсылаем
читателя к спискам отечественной и зарубежной литературы по данной
теме, которые можно найти, например, в книгах: Мацек Й. Гуситское
революционное движение. М., 1954. С. 225 и след, (не содержит ссылок
на русскоязычные издания); Краткая история Чехословакии. М., 1988.
С. 552 и след.; История Европы. М., 1992. Т. 2: Средневековая Европа.
С. 773-774; Всемирная история. М., 2012. Т. 2: Средневековые цивили-
зации Запада и Востока. С. 867-868; Дворник Ф. Славяне в европейской
истории и цивилизации. М., 2001. С. 260 и след, 705 и след, (нет рус-
скоязычной литературы и изданий, вышедших после 1950-х гг.); New
Cambridge Medieval History. Cambridge, 1998 (reprinted 2006, 2008).
Vol. 7. P. 925-926 (нет литературы на русском языке), а также при ста-
тьях «Гус» и производных от этого имени в «Советской исторической
энциклопедии» (М., 1963. Т. 4), «Католической энциклопедии» (М.,
2002. Т. 1), «Православной энциклопедии» (М., 2006. Т. 13).
За прошедшие с момента появления книги Э. Дени уже без малого
полтора столетия «гуситоведение», конечно же, продвинулось далеко
вперед, пополнилось сотнями новых монографий и статей, и отразить
в комментариях все его достижения не представляется возможным,
да такая попытка была бы и неуместна, ибо она превратила бы книгу
как цельное произведение в искромсанный чужими руками черновик.
7
Предисловие редактора
Издаваемый ныне по-русски исторический труд ценен прежде всего как
памятник историографии своей эпохи, как яркое по стилю, оригиналь-
ное в своей интерпретации исторических событий и наполненное высо-
кой патетикой произведение, написанное в комбинированном жанре
академической истории, научной популяризации и публицистики, по-
знакомиться с которым будет полезно и интересно каждому, кто инте-
ресуется историей переломной в политическом и духовном развитии
Европы, захватывающей и кровавой эпохи гуситской реформации и
«первого акта» европейских религиозных войн.
***
Текст книги приводится по французскому изданию 1878 г. полностью,
за исключением нескольких заключительных приложений (латинского
текста «Четырех пражских статей» и «Пражских компактатов», хроно-
логического перечня чешских правителей и словаря встречающихся в
книге немецких и чешских географических названий), поскольку эта
информация в настоящее время легко доступна как в печатных изданиях,
так и в Интернете, к тому же аналогичные сведения даны в редакторских
примечаниях к соответствующим местам в тексте книги; также опущена
заметка о принятой автором системе транскрипции чешских имен, так
как в переводе используется иной принцип транслитерации с использо-
ванием букв русского алфавита*. Имена собственные, приводимые авто-
ром в их чешской форме, транслитерированы по-русски соответственно
произносительным нормам чешского языка, в косвенных падежах, для
удобства чтения и благозвучия, в переводе они, как правило, склоняются
согласно грамматическим правилам русского языка, при этом корень
слова остается неизменным. Нефранцузские имена собственные, пере-
даваемые автором их французским эквивалентом, даются в произно-
шении, соответствующем родному языку их носителя (например, имя
«Jean» может быть переведено, в зависимости от контекста, как «Ян»,
«Иоганн», «Жан», «Жоан» и т.п.), а имена духовных лиц и географи-
ческие названия приводятся в форме, более соответствующей русской
традиции (например, «Paul», «Vieille-Ville» передаются в таких случаях
как «Павел», «Старе Место» и т.д.). Если речь идет о чехе (славянине
или богемском немце), в скобках обычно приводится и чешская форма
этого имени. Часто употребляемое автором название «Богемия», более
привычное для западного человека того времени, в переводе регулярно
заменяется словом «Чехия» (за исключением прямых цитат и некото-
рых специфических контекстов). Явные опечатки и мелкие неточности
в передаче имен собственных исправлялись нами без дополнительных
оговорок. Восстанавливаемые части сокращений и небольшие дополне-
ния к цитатам и ссылкам взяты в квадратные скобки.
* В этой заметке интерес для нашего читателя представляет лишь указание, что в чешском
языке ударение в слове всегда падает на первый слог, а звуки [л] и [р] могут образовывать
самостоятельные слоги.
8
Предисловие редактора
При переводе учитывались особенности авторской стилистики, син-
таксиса и пунктуации, весьма оригинальные даже для своего времени,
по мере возможности они сохранены и отражены в русском тексте. Сле-
дует также отметить своеобразную манеру цитирования автором книги
исторических источников: в большинстве случаев цитаты представляют
собой более-менее вольный пересказ текста оригинала и не взяты в тексте
книги в кавычки; но даже в закавыченном виде они иногда далеки от
точной передачи (перевода) оригинального текста источника. Все эти
особенности авторского текста оставлены в русском переводе без изме-
нений. Латинские и немецкие цитаты снабжены переводом на русский
язык (переводчик и редактор выражают благодарность С. Степанцову за
ценные консультации в переводе с латыни). Чешские слова и названия
научных публикаций приводятся в современной чешской орфографии.
Все подстрочные ссылки на публикации, а также прилагаемый к книге
список источников и литературы даны в авторской редакции, их части,
приводимые в тексте книги по-французски (в качестве включений в
иноязычный (нефранцузский) текст), переведены на русский язык,
по-русски даются также названия русскоязычных изданий, в оригинале
книги переведенные на французский. Перевод в авторских ссылках
названий чешских печатных изданий на французский язык, необходи-
мый для ориентировки франкоязычного читателя, в русском издании
не учитывается.
9
Введение
ВВЕДЕНИЕ
Греческие традиции в Чехии - Триумф католической Церкви -
Клир в конце XIV в. - Предшественники Я. Гуса - Конрад Вальдгаузер,
Милич, Матвей из Янова, Штатный -Чехи и немцы - Политическое
и социальное положение Чехии в конце XIV в. - Бюргерство - Прага
Евангелие, которым мы располагаем, написал Лютер1, Гус и Иеро-
ним2 оплатили его собственной кровью. И, действительно, гусизм
служит прологом к великой драме, которая разыгралась в Германии в
начале XVI в. Без сомнения и прежде предпринимались многочисленные
попытки восстать против Церкви, но именно тогда в первый раз целый
народ поднялся против Рима и вышел из этой борьбы победителем. В
самом деле, с Гуса начинается революция, которая должна была закон-
читься разрушением единого католицизма. Заканчиваются Средние
века, мы вступаем в новый период истории.
Потребовались столетия, чтобы пролить свет на эту попытку, чьи
последствия были столь значительны для Европы и Чехии. Сколько до
сих пор сохраняется нелепых предубеждений, которые подвергаются
непрестанным атакам ученых, убежденных в исторической истине!
Прежде всего, чехи имели несчастье противостоять писателям, ис-
кусным в деле красноречия: Сильвию3, затем Кошле, Гаеку4 и др. Слог,
которым Эней Сильвий умело украшал самые фантастические рассказы,
явная искренность, с которой он представлял врагов Церкви в самых
мрачных красках, прельстили или ввели в заблуждение самых доверчи-
вых. Поколение за поколением преданно передавали легенды, которые
было тем труднее разрушить, что они восходили к самым ранним вре-
менам. Сверх того гусизм, после мимолетного триумфа, был сокрушен в
самом начале Тридцати летней войны: чудовищная реакция обрушилась
на страну; еретические сочинения разыскивались с не меньшим упор-
ством и яростью, чем сами еретики. Монахи разъезжали по городам и
весям, изымая и сжигая все, что им казалось подозрительным, а под
подозрением была любая книга, написанная по-чешски. Это аутодафе
продолжалось почти два века. Власть не упустила ни малейшей возмож-
ности, чтобы уничтожить саму память об эпохе восстания. Оно оставило
городам лишь их привилегии и те из хартий, которые касались частных
дел; в архивах страны систематически уничтожались любые публичные
акты, переписка, одним словом все, что могло послужить для освещения
истории эпохи восстания и возмущения. То, что избегло разысканий
иезуитов и австрийских чиновников, погибло по невежеству и беспеч-
ности. Для того, кто хочет составить понятие о гуситах, остались лишь
обвинения их противников. Показания свидетелей защиты исчезли: сами
чехи, в конце концов, стали видеть в Жижке, Прокопе Великом, Яне
10
Греческие традиции в Чехии
Желивском и их товарищах лишь фанатиков, опьяневших от крови и гра-
бежей, а в войне XV в. - только яростное и разрушительное неистовство.
Мало-помалу, вокруг этих жгучих вопросов воцарилось молчание,
территория чешского языка с каждым днем сокращалась, медленно
умирала чешская нация, а вместе с ней, казалось, должно было исчез-
нуть и воспоминание о ее национальных героях. Меры, поспешно и
неосмотрительно принятые Иосифом II5, повлекли за собой неожиданную
реакцию. Славяне с верховий Эльбы6 вспомнили, что некогда они бы-
ли народом; группа людей, малая по численности, но большого мужества
и таланта, возродила достоинство древнего языка страны, а создание
кафедры чешского языка в Праге в конце XVIII в. положило начало
литературному и политическому ренессансу Чехии. В ту эпоху, когда
чехи вышли из состояния двухвековой летаргии, они стали искать в
своей истории события, которые принесли им славу, и благодаря инстин-
ктивному чувству, пренебрегая периодами, внешне более блестящими,
они посвятили свои первые труды изучению истории гусизма. Сколько
имен дали они Европе, более достойных того, чтобы привлечь внимание
и заслужить симпатии, чем эти реформаторы XV в.! Тогда повсеместно
были отысканы и опубликованы документы: все то, что по случайности
сохранилось, все то, что избежало инквизиции и подозрительности
чиновников, все это было тщательно прочитано и прокомментировано.
Ученые выезжали за границу и проводили изыскания в библиотеках
Франции, Италии, Германии. Палацкий7, которого сословия назначили
историографом, собрал вокруг себя сплоченную когорту преданных
молодых писателей, число которых росло год от года благодаря притоку
новобранцев. Не только история гуситов была очищена от всех легенд
авторства Гаека, Кошле, Сильвия и других католических писателей, но
удалось проследить, порой день за днем, ход событий, и в любом случае
ясно понять главные идеи Революции, характеры, устремления и идеалы
тех, кто ее направлял. Одновременно с этим важным историческим про-
цессом, происходившим в Чехии, подобные исследования были предпри-
няты в соседних странах. Некоторые немцы, несомненно, не избавились
еще полностью от национальных предубеждений, и пыл религиозной
и политической борьбы искажал непредвзятость не одного писателя.
Но другие, значительно большего числа, снискали уважение, воздавая
должное своим противникам, и по многим пунктам оказали драгоценную
поддержку чешским авторам. Даже те, кто занимались лишь областями
Империи8, начали изучать XV в. и причины Реформы; были обнаружены
и опубликованы документы, и работы, внешне не имеющие отношения к
истории гусизма, по меньшей мере, раскрывали политику и намерения
их врагов. Несмотря на это, еще многие моменты остаются, без сомнения,
неясными: библиотеки отдали еще не все сокровища, заключенные в их
недрах, новые монографии прольют более яркий свет на часть проблем;
прочие же вопросы навсегда останутся неразрешенными, и не все бед-
11
Введение
ствия реакции XVII и XVIII вв. будут восполнены. Но в настоящее вре-
мя и при нынешнем уровне развития науки возможно приняться за об-
щую историю гуситской революции, обнаружить главные причины, ко-
торые ее вызвали, и последствия, которые она имела, вернуть событиям
их истинную сущность. Именно это я попытаюсь сделать теперь. Предла-
гаемое здесь исследование, если я не ошибаюсь, достойно привлечь
внимание не только тех, кто интересуется славянскими народами, но и
всех тех, кто следит с интересом за ходом цивилизации.
Часто случается, что институции предстают в их полном развитии
лишь в тот самый момент, когда начала, на которых они зиждятся, начи-
нают терять свое влияние на человеческий дух; отсюда упадок, всегда
соседствующий с наивысшим подъемом. Церковь и папство никогда не
были так могущественны, как после окончательного разгрома Гоген-
штауфенов, и именно тогда развиваются и распространяются новые
учения и новые интересы, которые, не угрожая еще христианству,
нападают на иерархию и само устройство римской Церкви. Успехи
этой оппозиции были столь быстры, что спустя едва ли пятьдесят лет
после смерти Фридриха II9, энергичность Бонифация VIII10 разбива-
ется о противодействие Филиппа IV11, а сто пятьдесят лет спустя после
триумфа Иннокентия IV12, медленно воздвигавшееся здание начало
трещать по всем швам: со всех сторон желали, требовали и предвидели
полную реформу. В конце XIV в. только один пункт оставался еще
под вопросом: кто начнет атаку? В какой из стран первой разразится
революция?
Постоянные колебания, которые испытывало могущество Церкви,
были вполне правомерны; они - естественное следствие ее двойствен-
ного положения в мире и вне его. Вера людей всегда выражается ося-
заемым и материальным образом: милостыня в изобилии стекалась со
всех сторон, церкви обогащались, клирики становились господами и
руководителями общества. Но привилегии и исключительные права,
которыми был осыпан клир, не замедлили дать ход злоупотреблениям,
которые воспринимались тем более живо, что представление о священ-
нике обычно бывает весьма возвышено. Противоречие между идеалом
и действительностью имеет, в качестве естественного следствия, восста-
ние против Церкви, которая не держит свои обещания, не соответствуя
в своем господстве своим заслугам. Никогда это правило не проявлялось
более явно, чем в Чехии XV в. Гусизм начинается сразу после полной
победы римского курии.
Гус неоднократно говорит, что никогда не изобличали в ереси «на-
стоящего чеха» * и древние чехи с гордостью хвалились своей постоянной
верностью Церкви**. В действительности, папам лишь довольно позд-
но удалось обуздать сопротивление, которое они встретили среди сла-
* Ео quod usque ad praesentem diem nullus Bohemus est inventus pertinax haereticus (Pa-
lacky, docum, p. 189).
** Hdfler, Mag. Johannes Huss, p. 27.
12
Триумф католической Церкви
вян верхней Эльбы. Не латинские миссионеры обратили чехов в хри-
стианство, Мефодий и Кирилл были истинными апостолами страны*, а
греческий обряд оставил более основательный след, чем было принято
считать долгое время. Даже после нашествия венгров, которые разде-
лили славянство на две части и принудили чешских христиан искать
поддержки в Германии, греческие традиции сохранялись, несмотря на
формальные запрещения папы Григория VII**, они полностью не исчезли
еще в начале XIV в. В одном из писем Карла IV13 утверждается, «что есть
в соседних с Богемией странах и в провинциях этого королевства, говоря-
щих на одном и том же языке, много схизматиков и неверных, которые,
если им проповедуют, если им читают или если им излагают священное
Писание по-латыни, не хотят понимать, и которых, таким образом, не
удалось обратить в христианство»***. Если невозможно принять, вслед
за некоторыми русскими историками****, что православная Церковь
продолжала существовать в Чехии наряду с официальной Церковью
вплоть до XV в., то безусловно следует признать, что греческое насле-
дие было достаточно сильным, чтобы поддерживать оппозиционный
по отношению к римской курии дух, и благоприятствовать развитию
ересей, которые часто беспокоили пап. Секты богомилов и вальденсов
неоднократно находили в Чехии многочисленных сторонников*****, и пап-
ские распоряжения, запрещавшие священнические браки и лишавшие
верующих чаши14, встречали здесь сопротивление более горячее, чем в
любой другой стране.
Однако во время правления Карла IV католические обряд и дог-
маты утверждаются окончательно. Избранный на императорский трон
благодаря поддержке клира, он поставил на службу религии глубокую
убежденность и благодарное благочестие. В день своей коронации он
пообещал поддержать «добросовестно и в силу своей власти Священ-
ное Писание, правосудие и церковный мир, ... воздавать епископам и
Божьим церквям все надлежащие им почести, и сохранить им имуще-
ство, которое им было даровано императорами и королями». Будучи
верен своему обещанию, он ни на один день не забывал об интересах
религии. Крайне жестокие кары были введены против еретиков;
повсюду воздвигались великолепные соборы, величественные рели-
гиозные церемонии потрясали народное воображение; недостойным
священнослужителям, а также виновным в симонии, грозили карами
и осуждали; пражское епископство было возведено в ранг архиеписко-
* Чешский князь Борживой был крещен Мефодием в Велеграде (вероятно в 871 г.). Там
уже побывали немецкие миссионеры, которые обошли Чехию и Моравию, но дело хри-
стианизации едва было начато.
** Булла Григория VII (1079 г. или 1080 г.). Hist, persecut.eccles. boh. cap. V
*** Булла Климента VI (Эмая 1346 г.). Pelzel, Urkundenbuch zum ersten Theile des Kaisers
Karl des vierten (P. 90-91).
**** См. особенно Hilf erding, Huss et ses rapports avec 1’eglise orientale (русское название: Гиль-
фердинг А. Ф. Гус. Его отношение к православной церкви. СПб., 1871 - Прим. ред.).
***** грак в 1244 г., 1257 г, во время епископства Яна из Дражиц (1301-1343), в 1381 г. и т.д.
13
Введение
пии*, и чешская Церковь была, таким образом, напрямую подчинена
Риму. Наконец, основание Пражского университета**, число студентов
которого быстро превысило десять тысяч, казалось, окончательно утвер-
дило победу «немецкой Церкви»***, т.е. римского католицизма в Чехии.
Эта победа не должна была продлиться долго, и дело Карла IV обер-
нулось против его собственных намерений. Чтобы поднять авторитет
римской курии, он побуждал Григория XI вернуться в Рим (1377 г.), и
это возвращение понтифика в древнюю столицу христианства привело
к грандиозному скандалу, ослабившему Церковь, к Великой схизме15.
Он намеревался искоренить злоупотребления клира и те, кого он поощ-
рял, в своем опрометчивом рвении и запальчивости возмутили души
и начали войну против установлений и верований Средневековья. По
мнению императора, университет должен был распространять по всему
королевству римско-католическое учение, он же стал очагом револю-
ционных волнений. Вся нация была вовлечена в бурный поток рели-
гиозного восстания, а сын этого короля16, который, надеясь утвердить
непоколебимое господство Церкви, растратил свою жизнь в злополучной
войне против еретиков, которых он не смог ни вернуть, ни победить.
Удивительно столь внезапное превращение Чехии: полный перево-
рот в течение пятидесяти лет! Страна, которая вся целиком припадала
к стопам папства, восстала против него! Столько великолепных соору-
жений и столько разрушений! Столько даров монашеским общинам и
столько разграбленных и разрушенных монастырей! В действитель-
ности, нет противоречия, но есть следствие. Одно вытекает из другого.
Именно потому, что Церковь была столь богата, злоупотребления были
столь велики; именно потому, что вера было столь глубока, негодование
было столь всеобщим, и революция была столь жестокой. Люди позво-
ляли обмануть себя некими чисто случайными фактами: рассматри-
вали возникновение гусизма как результат распространения в стране
нескольких книг английского философа, не задумываясь о том, что в
этом факте есть некая неясность: народ берется за оружие ради какой-то
схоластической проблемы. Уиклиф (Виклиф, отсюда виклифизм) мог и
не писать ничего, но чешская Реформа, тем не менее, подала бы сигнал
к атаке против религиозной средневековой системы, потому что нигде
вера так не портила Церковь, делая ее при этом богаче, а души - более
чувствительными к злоупотреблениям.
С очень давних пор чешский клир, как и клир всех прочих областей
Европы, получал значительные дары; но лишь после того, как он побе-
дил сопротивление язычников и глухое противодействие приверженцев
* Булла от 30 апреля 1344 г. К Пражской архиепископии принадлежали епископства Оло-
моуца и Литомышля
** Булла от 26 января 1347 г. Первые занятия начались сразу же. Основанный в том месте,
где встречаются два мира - немецкий и славянский - Пражский университет стал для
Восточной Европы тем, чем был для Западной Парижский.
*** Выражение Иеронима Пражского, V. der Hardt IV, 758. Ср. также Hilferding, op. cit., р. 34
14
Клир в конце XIV в.
греческой религии, яснее обозначился рост его могущества и его богат-
ства. Милостыня и дары стекались со всех сторон, монастыри и церкви
умножались и украшались. Причты были многочисленными, поскольку
должности становились более прибыльными, а привилегии более привле-
кательными. Гус говорил, что церковники получают четверть или треть
все доходов королевства*. Нам не известно, на чем построен этот подсчет,
но цифры, которые мы знаем, показывают, что, по всей видимости, эта
оценка нисколько не преувеличена. Чехия насчитывала в своем составе
не менее двух тысяч ста восьмидесяти приходов - огромная цифра, так
как в наши дни та же территория включает в себя лишь тысячу девятьсот
одиннадцать приходов**, и большая часть их щедро дотировалась или,
по крайней мере, пользовалась преимуществами, разорительными для
мирян. Было бы слишком долго вдаваться в детали всех владений клира,
но некоторые цифры, относящиеся к пражским церквям, позволят соз-
дать достаточно точное представление о ситуации***. При Карле IV в Праге
было сорок четыре прихода, более двадцати семи часовен; в самом городе
или его предместьях насчитывалось восемнадцать мужских монастырей
и семь женских. Только в одном кафедральном соборе перед гуситскими
войнами было триста церковнослужителей; в Вышеграде - более ста.
Если мы предположим, что в каждом монастыре было двадцать чело-
век, что, конечно, не является чрезмерным, и если мы добавим число
монахов к числу священников из разных приходов, мы придем к цифре
в тысяча сто человек, не считая еще придворных церковнослужителей
или же занятых в королевской канцелярии, профессоров и студентов
университета, нотариусов или адвокатов, которые почти все были свя-
щенниками. Все они катались как сыр в масле, и богатство соответст-
вовало их числу.
Списки, которыми мы располагаем, приводят названия триста двад-
цати девяти городов или деревень, принадлежавших архиепископу, и
эти списки все еще далеко не полные, что заставляет предположить,
что реальное число превышало четыреста. Кадастр известной нам
собственности дает не менее ста сорока одной тысячи арпанов17 земли.
Архиепископство располагало полноценной администрацией, состоя-
щей из подкомория, бургграфа, казначея, маршала, канцлера и т.д. Его
доходы превышали три тысячи серебряных марок, и к этому необходимо
добавить натуральные платежи, барщину, и, наконец, епископаль-
ную десятину. Приор Праги владел пятьюдесятью деревнями, приор
Вышеграда - сорока одним бургом. Десятина и прочие сборы, которые
взимал священник церкви Святого Духа, составляли более пятидесяти
серебряных марок, а этот приход не числился среди самых крупных.
* Op. I, 139. Он возвращается немного дальше к тому же факту: сказав о немецком клире,
столь могущественном и столь богатом, он добавляет: «здесь они уже обладают более чем
четвертой частью имущества».
** Kalousek, De regni Bohemiae mappa historica commentarius, p. 8.
*** О богатствах чешского клира, см. Tomek, Dejepis Prahy (Histoire de Prague. Ill, p. 38-143.
15
Введение
Прага в конце XIV—первой половине XV в.
1. Старый Город (Старе Место)
2. Новый Город (Нове Место)
3. Вышеград
4. Малая Страна
5. Пражский Град
6. Градчаны
7. Обора
8. Страговский монастырь
9. Петршин
10. Карлов мост
11. Стрелецкий остров,
Малая Венеция
(Мале Бенатки)
12. Поречье
13. Вифлеемская часовня
14. Эммаусский монастырь
15. Картузианские ворота
16. Страговские ворота
17. Поречские ворота
18. Остров Штваница
(Штванице), Большая
Венеция (Вельке Бенатки)
19. Горские ворота
20. Конские ворота
21. Свиные ворота
22. Университет (Carolinum)
23. Староместский рынок
24. Еврейский город
Регулярное духовенство18 было не менее богато. Доходы премон-
странтов19 из Страгова20 превышали семьсот серебряных марок, а доходы
бенедиктинцев21 Бржевнова - тысячу; правда, эти два монастыря были
самыми древними и наиболее известными, но Палацкий приводит спи-
16
Клир в конце XIV в.
сок из не менее ста десяти мужских или женских монастырей в Чехии, и
этот перечень все еще далеко не закрыт. Невозможно, чтобы в столь много-
численной церковной корпорации*, обладающей к тому же щедрыми дота-
циями, не появились бы злоупотребления, и, действительно, документы
показывают нам чешский клир в достаточно неблагоприятном свете.
Огромные доходы, связанные с различными церковными должно-
стями, в самом деле возбуждали зависть и будили честолюбие; многие
к тому же становились монахами или священниками, не имея к этому
истинного призвания. Зло могло бы быть если и не полностью предот-
вращено, то, по крайней мере, ограничено, благодаря строгому надзору
вышестоящих властей, но папы, высшая власть в Церкви, сами подавали
пример, поощряя злоупотребления и пользуясь их плодами.
В Риме возник настоящий рынок церковных должностей. За каждую
должность взималась плата согласно доходу, который она приносила:
ради бенефиция в двести флоринов платили сорок, шестьдесят, восемь-
десят флоринов. Никакой доход не казался презренным, и даже викарии
должны были платить один дукат. Так в приходы могли назначаться
слуги, повара, дети семи и пяти лет**.
Назначенные таким образом священники, естественно, преследовали
двойную цель: вернуть свой задаток, увеличив свои доходы, и изба-
виться от всяких забот и обязанностей, связанных со своим служением.
Симония, небрежение и коррупция фигурировали не только в речах
реформаторов, которые этими тремя словами определяли в сжатом виде
состояние чешского клира, но и в официальных документах и заявле-
ниях пражских архиепископов.
Необходимы были деньги - их забирали у верующих. Каноны запре-
щали священникам требовать что-либо в оплату за религиозные обряды -
не все ли равно! Свадьба, крещение, исповедь, погребение становились
для клира неисчерпаемым источником доходов. Один приходской свя-
щенник отказывался служить погребальную службу по бедным до тех
пор, пока один богач, сочувствуя, не согласился заплатить за них***, дру-
гие крестили детей лишь при наличии несколько крестных, поскольку
каждый из них был обязан сделать подарок священнику. Епитимьи
заменялись штрафами, и существовала настоящая тарифная система
штрафов за различные проступки, от мелких прегрешений до престу-
плений. Зло еще больше возросло с появлением индульгенций. Почти
все церкви и монастыри получили от папы разрешение даровать отпу-
щение части грехов за определенную сумму****, барыши делились между
* В речи Матвея Краковского, 1384 г.: Quid miri si multiplicata est iniquitas clericorum ex quo
clerici multiplicati sunt super numerum («что удивительного, если умножилась неумерен-
ная требовательность священников, из-за чего клирики умножились сверх численности»).
** De squaloribus romanae curiae.
*** 1407 г. Епископ жалуется: «quod de sepulturis fidelium excessive exigtur» (поскольку
сверх меры требуют за погребение верующих) (Concilia Pragensia, р. 55).
****Habundabant indulgentiae in Bohemia, quia non fuit claustrum quod indulgentiis papalibus
caruisset. Tunc avaritia sacerdotum nimis dilatabatur. Tunc magni peccatores leniter
17
Введение
монахами или священниками и римской курией. Десятина взималась
с суровостью, неизвестной ранее; никакое имущество, ни один участок
земли не избежал взыскательности церковнослужителей*. Высшие
должностные лица подавали пример: генеральные викарии продавали
освобождение от запретов или наказаний (dispenses); каноники получали
одновременно несколько бенефициев; некоторые пражские каноники
числились в то же время канониками в Брно, Оломоуце, Бреслау. Нико-
лай (Микулаш) Пухник (ум. 1402 г.) из Черниц, которого один нотарий
из консистории назвал nullatenus et omnitenus ecclesiarum canonicus
(«каноник всех церквей и никакой»), уже будучи каноником в Праге и
Оломоуце, получил богатый приход св. Николая (1392 г.), затем обме-
нял его ради двух пребенд22, добился своего назначения настоятелем
прихода в Йемницах в Моравии, при этом он много лет подряд занимал
должность официала23 при архиепископе и даже генерального викария.
Вацлав, который знал его скупость, позволил ему однажды взять столько
золота, сколько он смог бы унести. Николай наполнил карманы одежды
и даже свои большие сапоги так, что когда он захотел уйти, он не смог
двинуться. Король посмеялся над ним, велел отобрать все набранное
золото, и выгнал его**. Не так часто выставляя столь бесстыдно напо-
каз свою скупость, клирики если и были более остроумны и проворны,
чем Пухник, однако не менее его честолюбивы и скупы. Беспрестанно
подстерегая любую благоприятную возможность, они умели ловко
склонять к благотворительности, пробуждать щедрость и извлекать
выгоду из угрызений совести. Не было ни одного закона, который бы
освобождал имущество клира от общих налогов, но особые привилегии
почти всегда избавляли клириков от них; зачастую эти налоги даже
становились новым поводом для извлечения барышей - часть их короли
уступали клиру. Новые грамоты, умножившиеся в это время, освобож-
дали клириков от дорожных пошлин, столь многочисленных и столь
обременительных. Налоги ложились все более тяжким бременем на
народ, и клир, в не меньшей степени, чем дворянство, был ответственен
за его нищету***.
absolvebantur propter pecuniam. Tunc poenitantia solum pecunialis injungebatur, unde
praedones, fures, homicidiae et occulti magni peccatores proniores ad peccata reddebantur
et tunc honor sacerdotum et potestas ecclesiae coepit vilipendi («Индульгенции в Боге-
мии были во множестве, потому что не было монастыря, в котором не было бы папских
индульгенций. Тогда алчность священников чрезвычайно усилилась. Тогда великим
грешникам за деньги спокойно отпускались грехи Тогда налагалось только денежное
покаяние, из-за чего разбойники, воры, убийцы и тайные великие грешники, более бла-
гоприятно настроенные, возвращались к грехам и тогда честь священников и могуще-
ство Церкви начали презираться») (Dobner monum. IV. 138).
* «Клир обложил, мало-помалу, налогами, повинностями и сервитутами все владения
в Чехии и всякую собственность. Отсюда их ненависть к клиру, и они сложат оружие
лишь тогда, когда они полностью освободят свою страну» (Один немецкий автор XV в.,
процитированный Droysen, р. 338).
** Tomek, op.cit., р. 175.
*** Schulze ddjin poroby lidu v Cechah (История крепостничества в Чехии); Osveta, I, p. 501 et s.
18
Клир в конце XIV в.
Священники были слишком заняты доходами, чтобы иметь время
подумать о своих обязанностях. Большинство каноников не жили при
соборах: сами приходские священники путешествовали, тратя свое
жалованье в Праге, а приходом управляли арендаторы. Один священник
мог отслужить мессу, когда ему заблагорассудится, другой не делал этого
в течение семи лет. Жалобы возобновлялись так часто, что невозможно
оспорить тяжесть злоупотреблений. Собор 1366 г. запретил начинать
несколько месс одновременно, оставлять их неоконченными, заме-
нять в воскресенье мессу с песнопениями (grande messe) тихой мессой
(messebasse). Казалось, что священники не сознавали своей вины, если
архиепископ упрекал их - они оправдывались обычаем, устоявшейся
привычкой. Заставить их жить при своих приходах, служить мессу!
Это неслыханное дело. Некоторые даже снимали церковное облачение,
не носили тонзуры. Уставы требовали, чтобы рукоположению предше-
ствовало испытание: генеральный викарий должен был удостовериться,
является ли кандидат по своим познаниям и добродетелям достойным
рукоположения; однако испытание оставалось лишь формальностью,
которую было легко избежать - так, одному священнику запретили
служить до тех пор, пока он не научится читать. Но сколько тех, кого
пощадили или о ком забыли, приходилось на одного наказанного! Впро-
чем, можно было достигнуть самых высоких постов и не будучи руко-
положенным. Нам известны имена каноников, которые не были даже
иподиаконами. Один из них, после того как много лет получал доход с
богатой пребенды, отказался от сутаны, которая все-таки ему немного
мешала, другой получил от Бонифация IX разрешение на женитьбу.
В Средние века предназначением священника было исполнение не
только религиозных задач, но и нравственных: он должен был разрушать
древние суеверия, бороться с дурными привычками, препятствовать раз-
дорам. Но каким влиянием мог обладать невежественный священник,
который видел в своем сане лишь возможность уклониться от неко-
торых обязанностей и доставить себе легкодоступные удовольствия?
Архиепископ Арношт (Эрнест) из Пардубиц говорил, что священники
развращали своих верующих вместо того, чтобы их поучать, и факты
лишь добавляют правоту его словам. В 1379 г. и 1380 г. была предпри-
нята большая проверка и отчеты, которые сохранились, неоспоримо
свидетельствуют о глубоком упадке чешского духовенства. Шестнадцать
из тридцати девяти проверенных священников были уличены в безнрав-
ственности. Варфоломей, священник Тынского храма, держал в сожи-
тельницах жену флейтиста, у нее даже был ключ от дома священника;
более того, Варфоломея многократно видели входящим в сомнительные
дома. Прокоп, приходской священник храма св. Лингарта, обвинялся
в том, что содержал настоящий сераль, приглашал со своими любовни-
цами монахинь и других священников. Прокоп попытался оправдаться:
«ему случалось несколько раз приглашать девицу для увеселения, но
19
Введение
редко, он избегал скандала тем, что делал все тайком, отсылая ее ран-
ним утром; он значительно менее виновен, чем его сосед, священник
Матей, у которого всегда бывают женщины и священники». Другой
был заподозрен в совращении собственной дочери. Священник храма
св. Петра в Поржицах шатался по тавернам, пьянствуя вместе со своей
любовницей, домогаясь и других куртизанок, однако он не был из числа
наихудших; пекарь, призванный в свидетели, рассказал, что он видел,
как в этом приходе сменили друг друга три священника, и этот был луч-
шим из всех. Священник храма св. Иоанна отправился играть в Старый
Город (Старе Место), там оставил все, даже свою одежду, и возвращался
голым к своей любовнице в Вышеград с другого конца Праги. И было
бы несложно умножить подобные примеры. Можно не сомневаться,
пишет М. Томек, у которого мы позаимствовали вышеприведенные
сведения, что среди пражских клириков имелись достойные уважения
и добродетельные люди, но было бы ошибкой полагать, что все те, кто
не были в числе названных, были свободны от всякого прегрешения, и в
любом случае число виновных было столь велико, что бесчестье падало
на весь клир*. Зло было настолько всеобщим, что власти оставались бес-
помощными: сперва речь шла о временном отстранении, понижении в
должности или ограничивались простым выговором. Инспекторы не
обладали ни достаточной энергией, ни достаточной верой, чтобы сурово
наказывать проступки, в которых они и сами бывали нередко грешны;
очень быстро наказания смягчились, скоро они состояли лишь в уплате
очень небольшого штрафа. И именно в самый момент глубокого упадка,
когда монахи и священники являли собой прискорбное зрелище самой
постыдной распущенности, они наиболее дерзко злоупотребляли своей
властью. Отлучения от церкви становились с каждым днем все более
частыми, всякий, кто дерзнул посягнуть на священника или его иму-
щество, тотчас же подвергался самым суровым церковным карам, в то
время как сами церковнослужители избегали суда общей юрисдикции
* Tomek. Р. 245. О вышеприведенных подробностях см. с. 243-245. Я люблю цитировать
Томека в подобном случае, не только потому, что его эрудицией можно справедливо вос-
хищаться, но потому что его непредвзятость не может быть оспорена: Томек действи-
тельно искренний католик. Впрочем, не только в Праге случались похожие факты. Мы
читаем в актах пражских соборов: Clerici in sacris constitute et ecclesiarum parochialium
regimini praesidentes, concubinas publice tenent in domibus et alias in tonsure et habitu
taliter inhoneste se gerunt quod fiant in scandalum plurimorum («Клирики, рукоположен-
ные в сан, и настоятели держат в домах открыто сожительниц и в других случаях при
тонзуре и облачении ведут себя так бесчестно, что ввязываются в многочисленные скан-
далы») (А. 1381, р. 21); (archiepiscopus) mandate clericis cujuscumque status ut concubinas
de domibus ejiciant («(архиепископ) повелевает клирикам какого бы то ни было статуса
изгнать сожительниц из домов») (р. 50); подобные же ордонансы находятся под 1406 г.,
стр. 54-55; 1407 г., стр. 55; затем каждый год вплоть до 1412 г. В монастырях нравы
были не лучше. Приор женского монастыря св. Магдалины был распутником. Поведе-
ние настоятельницы монастыря св. Георгия было столь скандальным, что архиепископ
был вынужден ее сместить; она отказалась подчиниться, и Карл IV был вынужден вме-
шаться. Более двух лет Бржевновский монастырь возмущали распри между монахами и
настоятелем и т.д., и т.п.
20
Клир в конце XIV в.
и безнаказанно бросали вызов самым священным законам. Опасное вла-
дычество, которому вскоре будут угрожать во имя тех самых принципов,
на которых оно было основано! Появятся люди, упоенные добродетелью
посреди всеобщего упадка нравов, полные горячего воодушевления
посреди алчного и скептического клира, и, противопоставив Церкви свои
собственные заявления, потребуют от нее вернуться к первоначальной
чистоте, порвать с миром, вновь обратиться к самим источникам хри-
стианства. Напрасная, несбыточная мечта, которая всегда ускользает
от реформаторов! Поток не поднимется вновь в горы, где он рождается,
прошлое не начнется вновь. Гуситы, как и протестанты, против своей
воли, не зная об этом, были первыми апостолами свободы мысли, а не
реставраторами ослабевших и истощенных идей. Но своей попыткой
исправить злоупотребления и очистить Церковь, они отразили чаяния
всей нации; заинтересованность и совесть, равным образом задетые,
требовали обновления.
Карл IV, король Чехии,
император Священной Римской империи
Карл IV хорошо осознавал опасность. Послушный сын папства, он
служил ему так, как оно хотело, чтобы ему служили, со смирением и
трепетом; люди, которые полагались на его отвагу в деле преобразования
Европы - Кола ди Риенцо, Петрарка - вскоре отвернулись от него. Но,
если он и не решился провести реформу, он был слишком благочестив
и слишком благоразумен для того, чтобы не желать конца скандалам,
которые ранили его совесть и подрывали авторитет, а может быть и
само существование Церкви. В Германии он поощрял и поддерживал
всех тех, кто боролся со злоупотреблениями; в Чехии, где он действовал
21
Введение
более решительно и свободно, его поддержка была обеспечена не только
архиепископу Арношту из Пардубиц, но и наиболее смелым и дерзким
проповедникам. Какой странной казалась щепетильная храбрость этого
государя, вынужденного укрываться за нападавшими, которым было
позволено больше, чем ему, чья искренняя преданность католицизму
способствовала первым атакам авангарда революции!
Если бы человек был способен исторгнуть чешский клир из его испор-
ченного и невежественного состояния, Арношт из Пардубиц сделал бы
это. Равный по духу и знаниям самым известным своим современникам,
он превосходил большинство из них искренностью своей веры и беско-
рыстием своих интересов. Так в самом центре наиболее смутных эпох
появляются люди, которые, будучи верны высшим правилам нравствен-
ности и религии, являются для Церкви одновременно примером чести и
угрозой, своим поведением усиливая несовершенство и проступки про-
чих членов клира. Папство их канонизирует и их боится - за подобными
добродетелями прячется бунт. Арношт из Пардубиц, полный горькой
скорби при виде скандалов, ослаблявших авторитет Церкви, проник-
нутый евангельским учением, казалось, обладал всеми качествами,
чтобы довести до благополучного конца начатое им дело исправления.
Будучи любимцем Карла IV, он был к тому же самостоятелен в своей
диоцезе, подчиняясь лишь римской курии, который был безучастным
свидетелем его попыток и не препятствовал его рвению. Арношт при-
нялся за дело с первых лет своего служения, он хотел дать Чехии нечто
вроде религиозной конституции, он провел кодификацию распоряже-
ний, применявшихся в архиепископстве Майнцском, и постановлений
древних чешских церковных соборов. Регулярно созывались соборы* и
принимались меры по возврату священников к более чистой и достой-
ной жизни, деканы**24 были призваны строго наблюдать за своими под-
чиненными, церковнослужителям, виновным в прелюбодеянии или
симонии, грозило временное отстранение или понижение в должности.
Священники были обязаны заниматься просвещением своих прихожан
и их религиозным развитием***. Но самоотверженность, знания и энергия
архиепископа разбивались о косность и сопротивление его священников.
Большое число постановлений уже само по себе показывает их малую
эффективность: соборы были вынуждены постоянно повторять одни и
те же запреты, напоминать о древних предписаниях. Злоупотребления
были слишком укоренившимися и всеобщими, чтобы один человек одер-
жал над ними верх, сколько бы велик не был его дух, или сколько бы
высоким не было его положение. У Церкви более не было сил реформи-
* Concilia Pragensia, 1353-1413, edites par Hof.
** В Чехии было пятьдесят семь деканов и десять архипресвитеров (Kalousek, mappa his-
torica, ph. 11-14).
*** Священники должны были позаботиться о том, чтобы верующие знали по-латыни и по-
чешски (tarn latine quam barbarice) «Отче наш», «Символ веры», десять больших и шесть
малых молитв.
22
Предшественники Я. Гуса - Конрад Валъдгаузер, Милич, Матвей из Янова, Штатный
ровать саму себя - это хорошо видно по деяниям более поздних соборов в
Пизе, Констанце, Сиене и Базеле. Зло происходило из самого положения
клира, чтобы его победить требовалось уже не реформа, а революция.
Король и архиепископ понимали свое бессилие, они воззвали к народу
против священников, к Евангелию - против иерархии. Они не предпо-
лагали, что вскоре не смогут сдержать это движение, и что помощники,
к которым они обращались, опасны тем, что тотчас оставят позади их
намерения, ополчившись не только против злоупотреблений, но и про-
тив самой Церкви.
Среди многих, кто в конце правления Карла IV и при начале прав-
ления Вацлава готовили великое религиозное движение XV в. и, вос-
пламенив веру, ускорили неизбежный взрыв, было четверо, имевших
преобладающее влияние и заслуживающих особого места: Конрад
Вальдгаузер, Ян Милич из Кромержижа, Матей (Матвей) из Янова и
Томаш Штитный.
То, что первый из предшественников Гуса не был чехом - лишь одна
из наименее любопытных особенностей гуситской революции. Конрад
Вальдгаузер* был австрийцем - получается, что восстание, которое
должно было вскоре угрожать как немецкой нации в Чехии, так и като-
лической Церкви, было подготовлено немцем. Конрад уже снискал, без
сомнения, некую известность своими знаниями и своим красноречием,
когда Карл IV, желая привлечь в Прагу видных проповедников, убедил
его поселиться в Чехии. Смелость и воодушевление Конрада, глубокая
убежденность, заложенная в его пламенных проповедях, его пыл и вооб-
ражение привлекли к нему вскоре многочисленных слушателей. Он про-
поведовал перед студентами, чаще всего на немецком, иногда на латыни.
Наплыв народа был таков, что костел св. Гавела (Галла) вскоре оказался
слишком тесным, и Конрад стал проповедовать под открытым небом, на
площади. Он безжалостно бичевал все пороки, упрекал бюргеров за их
любовь к наживе и роскоши, за их тщеславие, изнеженность и распут-
ство, и чем более жестоки были его упреки, тем более росла и распалялась
толпа, алчущая обвинений и покаяния. Ничто лучше не показывало,
насколько вера была еще глубока и жива: обращения множились, жен-
щины забывали о своих блистающих туалетах, ростовщики возвращали
дурно нажитое имущество, распутники давали обет целомудрия**.
* Его долгое время путали с другим проповедником, Яном из Штекно; отсюда и имя, кото-
рое ему часто несправедливо присваивают: Конрад из Штекно. Ондржей из Брода гово-
рит Гусу: «Если бы вас упрекали только в том, что вы нападаете на клир, никто бы вас не
отлучил от Церкви. Ведь еще до вас Милич, Конрад, Штекно нападали на клир». Кошле
приводит этот отрывок, убирая запятую между Конрадом и Штекно, создавая, таким об-
разом, одну личность из двух. Богуслав Балбин следует Кошле, только вместо того, что-
бы написать, как он, Conradus Stykna, он написал Conradus de Steken. Прочие историки
пошли вслед за ними. Первым, кто обнаружил ошибку, стал Палацкий. Он доказал, что
Конрад был августинцем, в то время как Ян из Штекно был монахом-цистерцианцем.
** Главным источником служит Бенеш из Вайтмюля (Вейтмила): «В 1369 г., в день празд-
ника зачатия Пресвятой Девы Марии, умер известный проповедник брат Конрад, регу-
23
Введение
Конрад желал вернуть к добру не только мирян, но и церковнослу-
жителей, и особенно монахов. Он обличал их принародно, клеймил их
жадность и сластолюбие: «Пусть каждый, - говорил Конрад, - у кого
есть сын или друг, которого он любит и чьего спасения желает, остере-
жется позволять ему вступать в один из этих орденов, где должно жить
открыто, почти регулярно, наперекор правилам; какой путешественник
для переправы через Дунай выберет прогнившее судно, рискуя погиб-
нуть?» Францисканцы и доминиканцы, уже сильно рассерженные на
Конрада, лишавшего их большого числа раскаявшихся, попытались
отомстить и выступить против него перед архиепископом. Неблаго-
разумный гнев! Уже очень давно существовало весьма острое соперни-
чество между белым духовенством и черным. Обвинения, выдвинутые
против Вальдгаузера, должны были бы быть весьма тяжкими, чтобы
заставить Арношта из Пардубиц осудить проповедника, чьим рвением
он восхищался, монаха, который сражался против монахов, его соб-
ственных противников. Все двадцать четыре вожака обвинения ограни-
чились, впрочем, одним фактом: Конрад жестоко и страстно нападает
на нищенствующие ордена; в день суда жалобщики даже не появились,
и Вальдгаузер снова принялся еще более мощно и смело проповедовать.
Когда Конрад в 1364 г. умер25, он оставил последователя, который
должен был продолжить его дело, оказать более глубокое и обширное
влияние на души и стать истинным основателем того брожения, которое
шло по нарастающей вплоть до времени Яна Гуса.
Вальдгаузер обращался лишь к одной части населения, достаточно
незначительной: той, которая говорила по-немецки. Ян Милич из Кромер-
жижа26, его ученик и последователь, проповедовал по-чешски. Именно ко
всей Чехии он обратил свой призыв, весь народ устремился за ним и запол-
нил скинию27. Однако в самом начале возникли некоторые сомнения, мно-
гим эта проповедь на народном языке казалась скандалом, профанацией*.
Но Милич обладал слишком глубокой верой, слишком ясным осознанием
своих сил, чтобы спасовать перед своими первыми неудачами. Вскоре
предубеждения исчезли, слушатели стекались во множестве, и Милич
стал лидером и духовным вождем всего чешского населения Праги. Обла-
дая неуемной энергией, он проповедовал ежедневно, а по воскресеньям
два-три раза, иногда и больше. Его проповеди длились два или три часа,
и при этом внимание слушателей никогда не притуплялось. Необычай-
лярный каноник, ректор церкви св. Девы в Праге. По происхождению он был австрий-
цем, прекрасно образованный и еще более красноречивый, по своем прибытии в Чехию
он увидел, что люди слишком преданны житейским удовольствиям, и своими проповедя-
ми он их исправлял. Подвергаясь поношениям от монахов, он переносил все равнодушно
ради славы Божьей, и умер как добрый христианин».
* «Из-за несоответствия простонародной речи» (Propter incongruentiam vulgaris sermo-
nis) Палацкий и Томек полагали, что здесь идет речь о некоторых нюансах произноше-
ния. У Милича, уроженца Моравии, был моравский акцент. Я бы скорее был располо-
жен считать, вместе с Лехлером, что прежде всего шокировала проповедь по-чешски
(Ср. Lechler, II, Р. 119, n. 1).
24
Предшественники Я. Гуса - Конрад Вальдгаузер, Милич, Матвей из Янова, Штатный
ная память беспрестанно вооружала его речь примерами и текстами, его
пламенное воображение рисовало отвратительными штрихами картину
пороков, которые оскверняли общество, и наказания, уготованные зако-
ренелому грешнику. Вся его жизнь была проповедью, он воздействовал
как своим примером, так и своими речами. «Каждый, кто говорил с ним
или приближался к нему, наделялся любовью, участием, кротостью, и
никто не уходил от него неутешенным. Он во всем был второй Илия. Он
беспрестанно наказывал свое тело постом и покаянием, он умерщвлял
свою плоть. Его рвение к народному благу, его деятельность без перерыва
и передышки много превосходила человеческую природу и телесные
силы. Безостановочно он исповедовал, посещал больных или узников и
обращал равнодушных и грешников*. «Весь город как будто сошел с ума
от святости и добродетели; лихорадка аскетизма, вирус жертвоприноше-
ния носились в воздухе. Более двухсот блудниц, отторгнутых Миличем от
разврата и бесчестия, удалились в Иерусалимский монастырь28, который
был сооружен на руинах пражского квартала «Маленькая Венеция»29,
пользовавшегося дурной славой. «Милостью Иисуса Христа, усилиями
и заслугами Милича Содом вновь обрел свою потерянную славу, Вавилон
вновь сделался Иерусалимом».
Как и Вальдгаузер, с еще большей смелостью и горячностью, Милич
бичевал алчность и разврат священников, их невежество и леность; в
то же время более образованный и воодушевленный, чем его предше-
ственник, вдохновленный умерщвлением плоти и размышлением над
Апокалипсисом, он не раз приводил людей в благоговейный трепет, а
его атаки задевали, помимо клира, саму Церковь. Зрелище злоупотре-
блений, осознание бед, от которых страдал мир, должно было, в самом
деле, вдохнуть в тех, кто избежал заражения, желание вернуться к
первоначальному христианству. Церковь Христа и апостолов - вот в
чем был идеал и спасение, но здесь также таилась опасность. Безус-
ловно, любая мысль о восстании была чужда Миличу, и достаточно было
нескольких слов папы, чтобы заставить его отказаться от своих хили-
астических проповедей. Но он, не осознавая этого, поддавался потоку,
которое увлекает всех реформаторов и превращает их в мятежников.
Сами монахи отказались от обвинения, выдвинутого против Вальдга-
узера; когда они нападали на Милича, они могли попрекать его тем,
что он своими проповедями угрожает папскому авторитету и даже тем,
что он разделяет еретические учения. Милич же говорил, что истина
обретается не папой, не кардиналами, епископами, священниками и
монахами; он настаивал, что христианин, несправедливо отлученный
папой, может найти защиту у императора. Он советовал часто прича-
щаться, и некоторые верующие, введенные в заблуждение его словами,
однажды в ночь Рождества причастились три раза - священники, гово-
рили они, получили внешнее освящение, мы же были освящены изнут-
* Матвей из Янова, цит. по: Jordan. Die Vorlaiifer des Hussitenthums, p. 32.
25
Введение
ри*. Так уже ставились наиболее серьезные, пускай еще трудноразличи-
мые и смутные, но уже будоражащие вопросы о чешской революции, о
границах папской власти, о равенстве мирянина и священника.
Григорий XI счел угрозу достаточно серьезной и заслуживающей
решительного вмешательства, и в первые дни января 1374 г. в Прагу
были доставлены суровые папские буллы. Милич тотчас выехал в Ави-
ньон, где он бы без труда оправдался, но переживания последнего вре-
мени и сама поездка подорвали его силы, в Авиньоне он заболел и умер,
не увидев более Чехии (1374 г.). Однако потрясение, запечатленное в
душах, было слишком глубоким. Зло, от которого страдала Церковь,
с каждым днем становилось все более видимым, а злоупотребления и
скандалы воплотились в только что разразившейся Великой схизме. Два
папы - в Риме и Авиньоне - оспаривали друг у друга христианский мир,
и народы, покинутые своими естественными предводителями, со сму-
той, посеянной в их сознании, с беспокойством слушали громкий голос
апостолов, которые бичевали без стеснения и страха пороки и равноду-
шие. Наиболее смелым, как и наиболее примечательным из новаторов,
которые продолжили дело Милича, был Матвей из Янова30. Матвей про-
поведовал каждый день, но он был скорее писатель, чем оратор, и сочи-
нения, написанные им и объединенные под заголовком «Правила Вет-
хого и Нового Завета», составляют одну из наиболее интересных и сме-
лых книг в религиозной литературе XIV в.
Также как Конрад и Милич, Матвей ставил целью реформу клира,
но будучи более последовательным и ученым, он хотел исправить не
только людей, но и институты, и сами догмы. Источник зла для него -
забвение божественного слова; папы подменили учение Спасителя тыся-
чью человеческих выдумок, которые поглощают внимание верующих
и отвращают души от созерцания высших истин. Необходимо вернуть
в мир закон Искупителя, вернуть Церковь Иисуса Христа в состояние
святости и первоначальной простоты. Оставьте священников повторять
свои бесполезные постановления, обратитесь ко Христу: между Богом и
грешником есть только один единственный посредник: «Вы хотите быть
оправданными и вы полагаете, что достигните этого с помощью трудов,
забот, и вы следуете с мелочным благочестием всем новым церемониям.
Разве Христос не умер за ваши души? В вас нет ничего от Его духа,
вы имеете глаза, но вы ничего не видите. Вы, будучи полны трепета,
исполняете букву закона, но вы ничего не знаете о свободе, об истинной
свободе, которая есть в духе Спасителя... и между тем все Священное
Писание кричит нам о том, что Господь, Распятый есть единственный
Искупитель, что он пострадал ради спасения каждого, верующего в Не-
го; что Он единственный - вся вера, вся мудрость христианина**».
* Обвинения против Милича были опубликованы в: Jordan. Op.cit.
** Jordans, р. 69. Regulae noviet veteris Testamenti, составленныеc 1388 r. no 1392 г., нигде
не приводятся целиком. Некоторые части по ошибке были приписаны Я. Гусу и опубли-
кованы в: Hist, et Monum. Hussii, p. 473-637
26
Предшественники Я. Гуса - Конрад Валъдгаузер, Милич, Матвей из Янова, Штатный
Кажется, что Антихрист господствует, он гордится своим могу-
ществом, притязает быть Церковью, тогда как он - лишь развратное
и развращающее подражание. Истинная Церковь не есть епископы,
кардиналы и священники, но верующие, избранные, простертые перед
Богом. Недолговечна слава злых, близко время, когда христианская
Церковь снова явится во всей своей славе, чистая от всех злоупотребле-
ний и всех излишеств, которые скрывают Божие сияние. Пусть никто
не отступит в этой последней битве. Чтобы победить Антихриста, пусть
воины Иисуса обращаются ко Христу, пусть они испрашивают оружие
в Библии, силы в причастии.
Какой путь пройден со времен Вальдгаузера! Иезуит Богуслав Балбин
еще может видеть в нем настоящего и искреннего католика, но дерзнет
ли он защищать Матвея из Янова? Конрад и Милич - только предшест-
венники, Матвей - реформатор. Он выдвигает две важнейшие идеи про-
тестантизма: Писание - единственное правило веры; Христос - единст-
венный посредник между Богом и людьми. Он не только предощущал эти
идеи в неясном предвидении, он их развил, он извлек из них наиболее
важные выводы: нас спасла благодать, зачем с тех пор внешние обряды,
украшения, сваленные грудой в часовнях, коленопреклонения перед
изображениями, реликвии и чудеса, которые больше служат обогащению
священников, чем пробуждению веры? Церковь Христова - это собрание
предопределенных; что значат тогда сан и титулы? Гус не пойдет дальше,
не раз его совесть пасовала даже перед выводами Матвея. Бесполезно после
этого доискиваться, был ли Матвей первым, кто преподал причащение
под двумя видами*; если бы даже было доказано, что он в этом пункте не
расходился с католическим учением, мы бы, тем не менее, имели право
назвать его отцом утраквизма31. Что такое чаша для мирянина, как не
символ его равенства со священником? И разве это равенство не содер-
жится в новом учении о Церкви, которое представляет Матвей из Янова?
Для того, чтобы быть истинным главой чешской революции, Мат-
вею не хватало лишь внешнего действия. Его трактаты замечательны,
как своим пленительным стилем, так и силой мысли, их читали и ими
восхищались все просвещенные люди, профессора, студенты; однако,
будучи написаны на латыни, эти трактаты не доходили до толпы, той
части народа, которая все же была более готова воспринять новые идеи,
поскольку ее вера была более горячей и бесхитростной, ее воображение
более неудержимо, и поскольку она также много страдала от злоупотре-
блений. То, что Милич начал с помощью проповеди, с помощью книги
продолжил Штатный, он обращался к чехам, к народу, он готовил солдат
для командиров, которых обучил Матвей.
Томаш Штатный родился в 1325 г. или 1326 г. в замке Штитне, рас-
положенном на некотором расстоянии от Жировниц (Зеровитц), в про-
* Ян Рокицана на Базельском соборе утверждал это, его не смогли опровергнуть (Von der
Hardt, III, P. 20) и слова Матвея, кажется, подтверждают это показание.
27
Введение
винции, которая ныне образует округ Табор. Полученное образование,
оказало на его душу воздействие, которое никогда не изгладилось.
Его семья мелкопоместных дворян отвергала все иностранные ново-
введения, сохраняя почитание чешских традиций, национального
языка. Детство Томаша протекало мирно и счастливо, на глазах у его
родителей, его бабушки, «почтенной простосердечной бабушки». Он
учился у миноритов в Индржихув-Градце (Нейгаузе), начало занятий
в университете привело его в Прагу. Чехия жаждала знаний, Штитный
разделял рвение множества студентов, которые стекались в Прагу;
философия, богословие, каноническое право, древние литературы
притягивали одновременно его внимание, однако он всегда охотнее
обращался к религиозной философии. После смерти своего отца он вер-
нулся в замок Штитне, женился в возрасте тридцати лет, но его жена
умерла совсем молодой (между 1364 г. и 1369 г.). Эта потеря погрузила
Томаша в глубокую скорбь, он благочестиво сохранил нежную память
об этой стойкой матери, «которую божественная воля забрала из мира».
Он искал утешения в учебе и отправился в Прагу, в то время, когда там
проповедовал Милич. В том расположении духа, в котором находился
тогда Штитный, речи Милича, должно быть, произвели на него глубокое
впечатление. Он привязывается к проповеднику, становится его почи-
тателем и другом и решает для себя тоже принять участие в реформе
Церкви и общества. Его первые сочинения были написаны до смерти
Милича и он продолжал писать вплоть до того часа, когда Бог «призвал
его к Себе» (около 1400 г.)*». Он очень часто приезжает в Прагу, доста-
точно подолгу там живет. Общность убеждений и взглядов, несомненно,
как и несчастья, которые им грозили, сближали всех тех, кто желал и
предвидел приближение Реформы. В этом круге доблестных и образован-
ных людей Штитный вскоре приобрел серьезное влияние. Но не только
в Праге были известны его сочинения, они также вскоре проникли и в
замки, и в села. Простая, ясная и выразительная форма, свежесть опи-
саний, достаточно редкое в Средневековье чувство природы, живость
и изящество стиля подкупали и удерживали внимание. С подобным
проводником ни одна тропинка не будет утомительной, душа тихо, но
без устали, поднимается к самым высоким суждениям и возвышенным
истинам. Ни один чешский автор не писал с большим разнообразием
и привлекательностью, его стиль всегда лишь прозрачный покров,
который поочередно обнажает одну мысль за другой, то обыденную, то
возвышенную. Но он не только писатель, но и человек; даже для ино-
странца, который всегда с трудом понимает литературные тонкости, нет
более приятного чтения, чем «Шесть книг по общим вопросам религии» **
или «Христианское учение»***. Если бы было позволено сравнить двух
* См. прекрасную биографию Штатного в: Jiredek, Rukov&t k dejinam literatury deske, II. P. 266.
** Knizky cestery о obecnych vecech ktest’anskych. Praha, 1852.
*** Knihy naudenf krest’anskeho. Praha, 1873.
28
Предшественники Я. Гуса - Конрад Вальдгаузер, Милич, Матвей из Янова, Штитный
людей со столь противоположными наклонностями, я бы сказал, что
Штитный, естественно, заставляет вспомнить нашего Монтеня. Здесь
та же сердечность и доброжелательность, та же человечная, щедрая
терпимость, та же доброта души. Чтение и того и другого дарует отдо-
хновение и утешение. Какое найдется лучшее доказательство прогресса
цивилизации в Чехии XV в., как не появление подобного писателя, и
присутствие тех, кто его понимал.
Штитный не более Матвея из Янова мечтал отдалиться от Церкви, к
тому же у него была другая цель и другие читатели. Все, чего он хотел, -
это вернуть людей к добру, заставив их понять истинный смысл религи-
озных предписаний. Он, как и Милич, моралист, но совсем другой силы
мысли, он меньше увлекается, но более смелый, в каждой строчке Штат-
ного можно узнать современника и друга Матвея из Янова. Разве эта не
особая смелость писать богословские трактаты по-чешски? Нововведе-
ние пугающее, хотя все иначе, чем у Милича; здесь перед вами откры-
вается сам догмат. Все покровы сорваны, миряне лицом к лицу созер-
цают святую истину. Все средневековые институции, одна за другой, под-
вергаются нападкам: Милич бросил вызов иерархии, Матвей - догмату,
Штитный боролся с научной системой Церкви (systeme scientifique). Он
так же, как Матвей, видел спасение лишь в возврате к первоначальному
христианству, традиции он противопоставлял Библию. Он так же, как
Матвей, осуждает многочисленные церемонии, проявления наружной
набожности (oeuvres exterieurs), религиозные обряды ограниченного
и бесполезного благочестия: «Писание говорит: без веры невозможно
угодить Богу, поскольку невозможно соорудить дом без основания, кто
желает иметь надежный дом, должен сначала сделать надежное основа-
ние. Если плод созревает, то этим он обязан корню. Сам по себе корень
некрасив, но именно от него идет вся красота плода и дерева. Итак, только
вера способствует спасению. Это основание, корень всего хорошего, ее
красота не бросается в глаза, но без нее нет надежды, без нее нет любви».
Церковные иерархи неоднократно пытались заключить под стражу
Штитного, часто с горечью упрекая его в унижении веры и в содей-
ствии развитию ереси. Но Штитному нечего было бояться их гнева. «С
какой стати я бы стыдился того, что пишу для моих соотечественников
по-чешски, - отвечал им Томаш, - если я сам чех? Вы полагаете, что Бог
больше любит латынь, чем чешский? » «Змеи могут кусаться, - говорил
он еще, - и я подбрасываю поленья в большой костер». Он сам был свиде-
телем первых волнений революции, будучи уже старым, сохранив весь
пыл своей юности. Он принял новое учение об Евхаристии, начавшее
распространяться в университете, и представлял собой утешительное
и возвышенное зрелище безмятежной старости, верной убеждениям
первых лет, для тех молодых, кто, казалось, ждал только сигнала,
чтобы броситься в атаку на Церковь. Часть чешских реформаторов была
смелее, многие оказались более изощренными полемистами и эрудиро-
29
Введение
ванными богословами, но никто не показал такое величие сердца и духа.
Никто не оказал более глубокого влияния на события. Для всей Чехии он
был тем, чем Милич стал для Праги, пробуждая совесть, подготавливая
армию для Яна Гуса.
Матвей из Янова и Штитный были самыми выдающимися пред-
ставителями партии реформ, но рядом с ними теснился легион пропо-
ведников и писателей, имевших в виду ту же цель и боровшихся за то
же дело. Матвей Краковский32, Альберт Энгелыпальк33, Ян из Бора34,
Вацлав Рогле35, Войтех Ранков36, Ян из Штекно37 и ряд других оказали
святому делу помощь своей преданностью и своей образованностью.
Университетские диспуты прививали всем сословиям вкус к богослов-
ским штудиям; закон, налагавший на каждого бакалавра обязанность
в течение двух лет посвятить себя преподаванию, прежде чем претен-
довать на более высокую степень, быстро поднимал уровень обучения
и готовил учеников для реформаторов. С каждым днем росло число их
последователей, их приверженцы посещали церкви, спешили на про-
поведи наиболее суровых проповедников, они искали в обычае частого
причащения новые силы против греха. Напрасно священники, сбитые с
толку пылким благочестием, которое вызывало одновременно и досаду,
и порицание, желали ослабить это устремление к Богу. Однако они
были не уверены в своем деле, и их робкие гонения служили лишь к
разрастанию волнений. Угроза была тем более страшной, что дрожжи
для революции в Чехии имелись. Религиозная реформа должна была
способствовать взрыву, основу для которого уже в течение долгого вре-
мени подготавливали разнообразные причины.
Некоторые писатели желают видеть в религии лишь повод для
гуситского движения, а истинное его содержание - это национальная
рознь или соперничество сословий. Нет ничего более несправедливого:
именно «за свободу слова Божиего» умер Гус и сражались его ученики,
их частичная неудача не меняет характера борьбы, которую они вели.
Но если важно не придавать излишнего значения второстепенным при-
чинам, которые способствовали или изменяли великое движение XV в.,
важно не забывать о них, дающих объяснение большому числу фактов.
Революция XV в. не была только реваншем славян, как утверждают
некоторые историки; но как не увидеть в ней отпечатка той ненави-
сти к немцам, которая была отличительной чертой жизни чешского
народа? Новая вера и чешская национальность смешались, чаша стала
не только религиозным, но и национальным символом, и если доныне
нет ни одного славянина, который бы не произносил с уважением имена
Жижки или Иржи (Георгия) из Подебрад, это потому, что, одержав верх
над Церковью, они победили Германию.
Впрочем, это известный исторический факт: тот период, когда народы
осознают самих себя, отмечен восстаниями против папской власти. После
падения Римской империи папы стали не только наиболее видными
30
Чехи и немцы
представителями цивилизации, но и хранителями европейского един-
ства. Они установили во всем христианском мире централизованную
систему, о которой в Новое время уже ничто не напоминает. Епископы
и священники, все еще достаточно строго подчиненные римской курии,
были обязаны управлять и поддерживать эту огромную империю. Но
мало-помалу проявились различия, образовывались новые языки, начала
появляться литература, развивалось национальное чувство. Первоначаль-
ные усилия этих новых личностей должны были быть направлены против
формального единства и против излишне централизованной системы,
которые были привычны с младенчества, но при этом сдерживали их
развитие. Нигде взрыв не был таким сильным, как в Чехии, потому что
нигде патриотизм не был таким горячим. Когда другие нации восставали
против Рима, они выступали лишь против духовного и нравственного
владычества; чехи же противостояли не отдаленной и идеальной власти,
но враждебной нации, с которой они сражались в течение десяти веков.
То, что было в других странах, сводилось лишь к общим требованием прав
для каждого народа, превратилось здесь в войну двух рас.
«Одним из величайших несчастий Германии, - сказал один современ-
ный писатель, - стало то, что Богемия, сердце Германии38, попала в руки
славян»*. Все же немцы не пренебрегали никакой возможностью, чтобы
исправить эту ошибку судьбы, но им меньше везло в верховьях Эльбы,
чем в нижнем течении реки. Без сомнения, много раз их победоносные
армии заполоняли Чехию, и не один чешский правитель признавал вер-
ховенство имперской власти, но эти периоды слабости чехов были непро-
должительны. Такие поражения никогда не ослабляли мужества чехов
и не истощали их самоотверженности: многовековая борьба закончилась
их окончательной победой. Золотая булла 1356 г., которая оставалась
основным законом германской империи вплоть до момента ее исчезно-
вения, разрешила в пользу Чехии все вопросы, служившие источником
раздоров. Будучи полностью независимой и суверенной, она управляла
собой совершенное свободно, так что никакой иностранный правитель ни
в малейшей степени не обладал законодательной, исполнительной или
судебной властью. Единственный решающий успех, которого, казалось,
достигла Германия, при восшествии на престол святого Вацлава Люк-
сембургской династии, обернулся против нее. Чехия вскоре покорила
иностранных правителей, которых случай привел на королевский трон,
а империя, ослабленная, расстроенная, брошенная своими собственными
вождями, казалось, не имела ни намерения, ни сил продолжать борьбу.
Перемирие продолжалось около века. Каким образом этот долгий
промежуток времени оказался недостаточным для того, чтобы смягчить
рознь и успокоить страсти? Почему победившие чехи, уверенные в том,
что можно не опасаться никакого нового нападения, мало расположен-
ные к новым наступлениям, в то же время не вернулись к более миро-
* Freytag, Bilder aus der deutschen Vergangenheit, I. P. 36.
31
Введение
любивым чувствам? В том-то и дело, что мир был только кажущимся:
Чехии угрожало нашествие медленное, неясное, и оттого более опасное.
По сравнению с этой опасностью нападение, так сказать внешнее, со
стороны императоров, было не более чем незначительная диверсия -
ведь речь теперь шла не об автономии или независимости королевства,
но о существовании самой нации. Немецкие солдаты были отброшены в
беспорядке, но нескончаемые вереницы надвигавшихся переселенцев,
идущие им на смену, были достаточно многочисленны, чтобы сводить
на нет гибель войска. Тут битва шла ежедневно - ни сна, ни отдыха,
обе расы это чувствовали: одна из них должна погибнуть. В этом сопер-
ничестве, когда деревня шла на деревню, крестьянин на крестьянина,
проявлялась та национальная вражда, чью жестокость, и особенно про-
должительность, политические войны не могут объяснить.
Начиная с X и XI вв. Чехия потеряла некоторые из своих передо-
вых позиций, так, например, территорию Хеба (Эгера), который с этого
времени делается немецким, но угроза становится серьезной только с
конца ХП-начала XIII в., когда появляются монастыри и прибывает мно-
жество крестьян, которых монахи приводили вслед за собой. Последние
из Пржемысловичей - Вацлав I (1228-1253), Отакар II (1253-1278) и Вац-
лав II (1283-1305), движимые амбициями или стремлением к получению
выгоды, благоволили созданию колоний в сельской местности, при этом
под их покровительством образуется новый социальный класс бюргеров,
не признававших никакого другого права, кроме немецкого, и ставших
весьма активным элементом онемечивания. В XIV в. чехи были как бы
в осаде, окружены почти со всех сторон немцами. Не только весь край
между Хебом, Кинжвартом и Андельской Горой, но и внутренние скло-
ны Рудных гор, Исполиновых гор и Шумавы были населены иностран-
цами. Области Пржисечниц, Хомутова, Кенигштайна, Хржибски, Ли-
берца, Жацлержа, Броумова были немецкими. К западу линия пре-
рывалась, но немцы образовали большой анклав, который заходил за
Иглаву и достигал города Немецкий Брод. Они занимали в маркграфст-
ве39 оба берега Дыи (Таи) и области Опавы, Оломоуца и Брно. Все города,
в конце концов, стали немецкими, а бюргерство не понимало по-чешски.
Даже там, где еще говорили по-чешски, примешивали иностранные слова,
и казалось, что вскоре чешский язык должен превратиться во что-то
вроде местного говора. Чешский язык оказался «в изгнании в собствен-
ной стране»; те, кто остались верными национальным обычаям, с грустью
предвидели скорый конец их расы. Они считали, что у королей есть чет-
кий план уничтожить славянство, чтобы утвердить господство немцев.
Народ, крестьяне тотчас же догадались, как бы по наитию, об опасно-
сти этого немецкого проникновения, но их разобщенное сопротивление
не имело силы. В тот момент, когда опасность достигла предела, они
нашли союзников и вождей среди сеньоров, у которых угроза их амби-
циям разбудила национальное чувство. Литературное произведение,
32
БРАНДЕНБУРГ
4^ V,./•Кросно
f ЛУЖИЦА НИЖНЯЯ !
”7*5 •Котбус*""**
ПОЛЬСКОЕ
•Глогов*\,^/’
Жагань е НИЖНЯЯ СИЛЕЗИЯ
Ф Олесница
Вроцлав Бжег
• ВЕРХНЯЯ СИЛЕЗИЯ
Ополье • У
u фБытом
Ныса \
’» л Ратибож ♦
1 • Пщина<__
Освентим (Освенцим)
ЛУЖИЦА ВЕРХНЯЯ1) Легница Стинава
"♦♦^•Бауцен
КОРОЛЕВСТВО
САКСОНИЯ 5-\ Г’У Яво₽
\/ *"***^4 Свидница
./литомержице *«^*’”*^
S • Млада Болеслав Градец ДОюнстерберг ,
- Кралове ^кпЛЛем6-е>/
• (Кпсурко)"
• Хрудим С* л Опава
Часлав V* Оломоуц
/•* >**^ • пршеров
ЖаТМ1в •Сланы
Хебскаяземг^Хе^ ^гер| Раковник
Коуржим
ФРАНКОНИЯ
Пльзень
ЧЕХИЯ
Тешин V
МОРАВИЯ
Писек
Бехине
V
БАВАРИЯ
Брно
Зноймо
J
Угерске S
Градиште /
’ /•
Тренчин
Орава
Левоча п^га
СО
съ
С
S
Ci
?:
о
о
Г
5!
5
С
о
5!
АВСТРИЯ
— • — • — Границы сегодняшней Чешской Республики
.. границы сегодняшней Словацкой Республики
Пресбург
(Братислава)
Нитра
в
к
Комаром
(Комарно)
• Кошице • Унгвар (Ужгород)
ЕНГ Е’** Р С К.-'О'*’ Е
Q.--P' ОЛЕВСТВО
Границы земель в XV в.
С
?
о
О)
Б
а
5!
С4
S
с
3
©
©
£
S
5!
Н
5!
С
©
©
©
§
©
Введение
знаменитая хроника Далимила*40, послужило сигналом для подобного
пробуждения патриотизма в душах, и борьба с этого времени возобно-
вилась с такой силой, что, несмотря на восшествие на престол Люксем-
бургской династии, немцы остановились и вскоре сдали свои позиции.
Города, эти крепости иноземного засилья, наводнились славянами: бед-
няки, работный люд говорили по-чешски и отнюдь не собирались терпеть
господство ненавистного племени. За пределами городов высшие слои
населения вернулись к прежним обычаям, и литература свидетельствует
об активизации умов. Век, который начался с Далимила, закончился
Штитным. Но сами эти успехи лишь делали более ощутимыми потери,
которые все еще не были возмещены. Немцы, со своей стороны, не
смирились с поражением. Основание университета, которое привлекло
большое число иностранных студентов, вновь пробудило их надежды.
Их притязания, сдержанные в какой-то момент Карлом IV, проявились
снова. Пагубная гордыня и опасное заблуждение! Чешский народ был
готов к битве. Борьба, развернувшаяся в университете, нашла отклик
по всей стране, и с одного конца королевства до другого вновь раздался
клич, брошенный Далимилом: «Смерть немцам!». Во время гуситских
войн нация взяла реванш за долгие столетия угнетения и вернула почти
целиком Чехию Чехии.
В решительной битве, которая вскоре разразилась, не все классы
выказывали сходные пыл или веру. Если крестьяне и рыцари принесли
для защиты национальной религии самоотверженность, не отступая
ни перед какой жертвой и не давая охладить свой пыл любой неудаче,
то наиболее могущественные и богатые дворяне принесли на службу
гусизма лишь частичную и робкую поддержку. Чем объяснить этот
энтузиазм жителей сельской местности, которых обычно так трудно
подвигнуть? Это влияние мелкопоместного дворянства? Эти колебания
знати? Где источник разногласий, которые мало-помалу усилились
и воспрепятствовали окончательной победе революции? Почему эти
войска, всегда объединявшиеся против иностранцев, разделялись, как
только пропадала внешняя угроза? Дело в том, что наряду с националь-
ными и религиозными, обсуждались и другие вопросы, которые разъ-
единили тех, у кого были единые религия и язык. Не хлебом единым жив
человек, говорит Евангелие, но он не живет и единым словом Божиим:
ненависть, честолюбие, алчность, законное желание свободы и освобож-
дения имели для чешской Реформы, ее зарождения, ее успеха и упадка
тем большее значение, что она осуществлялась, если так можно выра-
зиться, бессознательным образом, безотчетно для сражавшихся. Борьба
дворянства и крестьянства, богатых и бедных - это вечные вопросы,
вокруг которых всегда ведутся споры! Они существуют в глубине всех
народных возмущений, но в зависимости от времени и места принимают
* Составлена между 1308 г. и 1314 г. О Далимиле, см. Jos. Jiricek. Rukovfet’ k dfejinam li-
teratury fieske do konce XVIII veku (Пособие по истории чешской литературы до конца
XVIII века). Praha, 1876.
34
Политическое и социальное положение Чехии в конце XIV в.
различный характер: в Чехии XV в. они маскировались под религиоз-
ные споры. Кто скажет, что надежда наложить руку на богатства клира
или же желание ограничить власть монарха не повлияли на решение
дворянства принять участие в Реформе? Разве крестьяне выказали бы
столько же пыла, вступая под знамена Жижки и Прокопа, если бы они
не ожидали от восстания, вместе с религиозной свободой, политической
независимости*?
Но разве народ не был свободен, говорят некоторые историки? Против
какого порабощения он вынужден был восстать? Возьмите ордонансы
либо административные предписания - где вы найдете следы угнетения?
Свобода и равенство были долгое время отличительными чертами
славянского общества, и законы зачастую напоминают о прежнем
порядке вещей, но теперь это перестало отражать истину: право входило
в противоречие с фактом. Правовед говорил: свобода, сеньор отвечал:
крепостное право. XIV в., - это была мрачная эпоха как в Чехии, так
и во всей Европе. Давление феодализма становилось все более и более
ощутимо, выплаты более тяжелыми, работы на барщине более обре-
менительными. Разве так необходимо появляться сеньору при дворе,
соперничая в роскоши с иноземными дворянами, поддерживая подар-
ками преданность своих слуг и вассалов? Зачем щадить крестьянина?
«Мужик, что ива: чем чаще ее обдирают, тем толще становится кора,
которой она покрыта»**. У кого искать правосудия? Разве сеньор не
является судьей? Даже в тех случаях, которые выходили за пределы
юрисдикции вотчинного суда, крестьянин не ускользал от своего госпо-
дина; только дворяне могли стать скабинами (grands echevins), коррек-
торами провинций (correcteurs des provinces), поправцами (popravci)41.
У кого власть, у того и право, гласит поговорка XIV в. К кому обра-
щаться, говорит Кунеш, когда судья и участник процесса - одно лицо***.
Крепостной более не был хозяином на своем поле. Штатный, кото-
рый так храбро клеймит все злоупотребления, не осмеливается выс-
* Несмотря на ту роль, которую играли в Чехии XV в. национальные и политические вопро-
сы, теперь уже нельзя не признавать преимущественно религиозный характер гуситской
реформы, как захват немецкими правителями церковных имуществ и восстания дворян,
крестьян и анабаптистов не позволяют видеть в реформе Лютера чисто политическое или
социальное дело. Во всех религиозных преобразованиях человеческие страсти играли роль,
но они прятались, они представали в виде догматическом или богословском. Было бы не-
справедливо видеть в этом обстоятельстве малейшее притворство. Это нравственный фено-
мен, подобный тому физиологическому феномену, о котором сообщает Фукидид во время
чумы, охватившей Афины, и который часто отмечают в период эпидемий: исчезают все
болезни и умирают только от чумы. В действительности, прочие болезни не перестают ока-
зывать свое воздействие, но они сопровождаются симптомами преобладающего бедствия.
Так же и во время религиозной лихорадки пристрастие к богословию владычествует над
душами, и все прочие страсти, хотя бы и очень горячие, по видимости смешиваются с ним,
и непредвзятый наблюдатель отмечает его влияние, не упрекая тех, кого они побуждают
действовать, в преднамеренной неискренности.
** Stitny (Vybor, р. 719)
*** Знаменитая диссертация каноника Кунеша (рукопись в библиотеке Праги). Фрагменты
опубликованы Гефлером и Воцелем.
35
Введение
казаться открыто против выморочных имуществ42. Все больше тех,
сообщает поэт-современник эпохи, кто нарушает седьмую заповедь,
присваивают против всякой справедливости имущество, которое им
не принадлежит, и стяжают, таким образом, ад. Закон Карла IV, по
крайней мере, признает за каждым человеком право покинуть землю,
которую он обрабатывает. Эта последняя свобода была вскоре ограни-
чена, сделалась почти призрачной из-за формальностей, которыми она
была окружена, а затем формально оспорена. Начиная с 1380 г. сейм
Моравии запрещает предоставлять убежище любому крестьянину, у
которого нет законного и подписанного свидетельства об освобождении,
и предписывает возвращать беглых их законным владельцам. Итак, с
каждым днем чех чувствовал, что его, мало-помалу, толкают в сторону
рабства, тем более ненавистного, что оно было следствием иностран-
ного влияния: приходилось смиряться перед законностью крепостной
зависимости; но для чеха свобода не только идеал, она также и память,
почти всегда - это право. Разве не совершил бы крепостной крестьянин
попытку в последний раз восстать? Момент был решающим, будет ли он
ждать, пока закон повернется против него, пока начавшийся правовой
переворот будет закончен? Останется ли он глух к призыву реформатора:
«Вначале не было господ, но все люди были равны»*.
Любое восстание было обречено на неизбежное поражение, если бы
народ не нашел союзников и вождей среди самого дворянства. Усили-
лось старинное разделение между сеньорами и рыцарями, лехами (des
leches) и владыками43, и, по мере того, как росли привилегии аристо-
кратии, обозначилось различие, все более четкое и глубокое, между
этими двумя слоями дворянства. Незаметно владыки были сведены
на положение несколько подчиненное, и они с завистью и ненавистью
переносили прерогативы и заносчивость высших должностных лиц
или более богатых собственников. Без сомнения, невозможно четко
выявить в Чехии существование больших рыцарских объединений,
появлявшихся в разное время в Германии и угрожавших привилегиям
высшего дворянства не менее, чем независимость городов. Лишь к концу
гуситских войн соперничество двух слоев феодалов приобрело четкий
характер, реальную форму, борьба велась за право заседать в верховном
суде, но многие факты показывают, что это соперничество существовало
уже на протяжении многих лет. В гражданских войнах при правлении
Вацлава, например, мелкое дворянство приняло сторону короля против
высшей знати. Владыки, будучи ближе к крестьянству, в среде которого
жили, обладая достаточным богатством, чтобы быть влиятельными, но
не столь богатыми, чтобы вызывать зависть, оставаясь невосприимчи-
выми к немецкому влиянию и верными старинным обычаям, неустра-
шимыми и привычными к военному делу, они без колебаний ринулись
в восстание, выдвинув часть из его наиболее решительных вождей.
‘Stitny , Vybor, р. 719
36
Бюргерство
Этот союз крестьян и рыцарей беспокоил знать: не грозит ли это
опасностью в какой-то момент развития революции потерять свои пре-
имущественные права, на завоевания которых у них ушло четыре века?
Не стоит ли им самим посодействовать торжеству своих противников
или же своих соперников? Многие отступили: принимая вначале благо-
склонно Реформу, они покинули ряды ее сторонников, как только смутно
заподозрили ее возможные последствия. Их поддержка Сигизмун-
да имела одну цель: заставить его дорого заплатить за их службу. У
другой части дворянства религиозные убеждения и ненависть к ино-
странцам оказались сильнее страха, впрочем, разве они сами ничего
не выигрывали от потрясения? Развитие феодализма было не менее
губительно для королевской власти, чем для народа, и много раз знать
была на грани осуществления своей мечты - преобразования наслед-
ственной монархии в олигархическую республику. Однако этого было
недостаточно: им было мало подчинить короля могущественному над-
зору сейма, в котором они к тому же преобладали. Им хотелось самим
управлять государством. И они преуспели в этом однажды, во времена
правления Вацлава IV, однако их внутренние распри позволили королю
отвоевать часть своей власти. Может быть они надеялись в начавшемся
движении получить возможность исправить свою частичную неудачу?
В Средние века власть была неразрывно связана с собственностью: раз-
гром монархии мог стать окончательным только тогда, когда она бы лиши-
лась своих наиболее богатых доменов. Сеньоры заложили основу своим
состояниям тем, что захватывали имущество родов (жуп) и семей (задруг);
теперь они стремились его увеличить за счет короны. Они искусно вос-
пользовались беспорядками, которые предшествовали восшествию на
трон Яна Люксембургского, а также слабостью этого правителя. «По
нашему прибытию, - сказал Карл IV, - мы обнаружили страну в таком
состоянии запущенности, что не было ни одного незанятого замка» *. Ему
удалость заставить вернуть большую часть захваченных доменов. Теперь
эту партию следовало переиграть. Разве могла быть лучшая возможность,
чем новая гражданская война? И к тому же, разве королевские замки были
беднее или малочисленное, чем церковные владения, которые собирались
секуляризировать во имя Реформы? Чья совесть могла бы противостоять
надежде навсегда ослабить и разрушить королевскую власть, избавиться
от двух основных врагов, которые еще угрожали знати: клира и бюр-
герства? Опасное решение: сеньоры могли погибнуть в момент своего
торжества, сметенные народной волной, они это чувствовали - революция
не только благоприятствовала их устремлениям, но и угрожала их пре-
имущественному праву. Они доверяли своим союзникам не более, чем
страшились своих врагов, отсюда их нерешительность, их переговоры,
их многочисленные измены, вплоть до того времени, когда поле битвы
осталось за ними, победителями одновременно и короля и плебса.
* Ch. IV. Autobiographic, ch. 8
37
Введение
Итак, в то время как самые разные причины привели к решению
участвовать в Реформе и народ, и знать, еще одно сословие, казалось бы,
должно было оставаться полностью враждебным движению, а именно
бюргерство; действительно, многие причины делали бюргеров естествен-
ными противниками гусизма. Будучи по происхождению, обычаям и
языку немцами, они относились с боязливым недоверием к этому все-
общему возмущению против иностранцев. Пользуясь защитой короля,
они страшились победы сеньоров, с которыми сражались в течение
столетий. Собственные привилегии защищали их от злоупотреблений
и притеснений. Но не испытывали ли они сами, подобно крестьянам,
ту же ожесточенную ненависть к дворянству, объяснимую столетиями
угнетения, не желали ли они разрушения феодального общества, в
котором они смогли найти себе место? Так как богатство их строилось
на ремесле и торговле, они нуждались в порядке и мире и проклинали
зачинщиков ереси, которые порочили за границей доброе имя Чехии,
делая путешествия и прочие сношения с миром затруднительными. Они
мало страдали от злоупотреблений клира, и их вера, возможно, менее
горячая, чем у крестьян, позволяла принимать людей такими, какими
они есть, и священников таковыми, какими они были. Итак, все застав-
ляло предчувствовать противодействие бюргерства, противодействие
грозное! Города, многолюдные, обогатившиеся на торговле и ремесле,
тесно сплоченные воспоминаниями, обычаями и интересами, неодно-
кратно бросали вызов из-за своих стен бессильному гневу дворянства.
Правитель становился верховным господином страны лишь тогда, когда
города признавали его власть, и поэтому союз с ними позволил Вацлаву
дважды отвоевать свою власть. Если города единодушно отвергнут
новые учения, то революция остановится в первые дни, а скорее даже не
начнется. Но серьезные признаки уже указывали на начатки раскола,
который вскоре значительно ослабит бюргерство, сделав наиболее вли-
ятельные города самыми горячими очагами вооруженного восстания.
Немцы не могли полностью закрыть для чехов ворота городов, до-
вольно большое число чехов стекалось сюда и в правление Карла IV, в
большинстве королевских городов славяне составляли значительную
часть населения. Однако в целом они находились в зависимом положе-
нии, были исключены из сферы общественных должностей: управление
коммуной оставалось привилегией наиболее богатых и старинных семей.
Отсюда зависть, соперничество классов, все это усугубляло националь-
ную рознь и ожесточало ее. Речи реформаторов о свободе и равенстве
находили равный отклик как среди работного люда, так и среди кре-
стьян. Сначала борьба разгорелась между бюргерами, противостояв-
шими новаторству, и простыми людьми, полными воодушевления по
отношению к идеям реформаторов; там, где бюргеры одерживали верх,
католицизм сохранял господствующее положение, там же, где побеждал
работный люд, принимались идеи гусизма. Никакие победы не имели
38
Прага
столь важных последствий, как те, которые реформаторы одержали
в Праге.
Достигнув в это время зенита своего величия*, Прага возложила на
алтарь Революции свое огромное политическое и нравственное влияние,
которое крупная столица любой страны оказывает посредством своего
богатства, числом жителей, коммерческим и интеллектуальным весом,
прошлыми заслугами. Присоединение Праги к движению расстроило
партию сопротивления, в самый момент опасности отняв у той ее глав-
ный оплот, на чью поддержку она рассчитывала больше всего.
Между тем многие симптомы должны были бы указывать на опас-
ность отступничества, готовившегося на протяжении столетий. Праге
наскучило быть первой из королевских городов, она стремилась к тому,
чтобы стать истинной столицей всей нации. Хотя она была основана
немецкими переселенцами, и в этот момент еще могла считаться сто-
лицей империи44, однако она уже перестала быть немецким городом;
из ста тысяч ее жителей более двух третей составляли славяне, которые
с раздражением переносили господство иноземных бюргеров, удержи-
вавших в своих руках общественные и административные должности.
Раздражение было особенно велико в Новом Городе (Нове Место), осно-
ванном Карлом IV, где рабочие-чехи были особенно многочисленны, в то
время как Старый Город (Старе Место) оставался убежищем немецких
консервативных бюргеров. Могли бы они остановить всеобщий наци-
ональный порыв и выдержать с определенной долей успеха неравную
борьбу, в которой им противостояла не только вся страна, но и две
пражские коммуны - Нове Место и Мала Страна - и немалое число их
собственных сограждан? Они даже не стали пытаться. Сопротивление
проявилось позднее, и хотя борьба, родившаяся из противостояния
Нового Места и Старого Места, не выделялась в ряду наиболее любо-
пытных эпизодов истории гусизма, ее первоначальный порыв был столь
силен, что он увлек все сердца. Прага, несмотря на свои колебания, до
конца оставалась столицей гусизма, прочие города играли в восстании
достаточно действенную роль, порою становясь столицей одной из фрак-
ций партии, но вся партия никогда не желала никакого другого города,
кроме Праги. В этом проявлялось лишь справедливое чувство благо-
дарности городу, который принес в жертву Реформе свои страхи, свои
обычаи и свои интересы, и тем самым обеспечил торжество Революции.
Когда Чехия гордо вступила в войну против папства, когда увидели,
что она ни во что не ставит верность католицизму, чем она была вплоть
до этого момента так гордилась, что она своими руками разрушает
монастыри и костелы, которые она в течение столетий воздвигала и
обогащала с благочестивым усердием, что она призывает всех к вос-
станию и возмущению, - современников охватили ужас и страх. Они
оказались перед феноменом, который не понимали. Какое безумие
* См. в конце книги: Разъяснения, I, Прага в конце XIV в.
39
Введение
овладело этими людьми? Какие демоны увлекли этих одержимых? Мы
теперь знаем, почему в центре Европы, которую сотрясали первые рас-
каты Реформации, именно небольшой чешский народ подал знак. При-
чин для недовольства и конфликта хватало: вражда славян и немцев,
честолюбие сеньоров, притеснения крестьян, недовольство рыцарства,
соперничество городов, сословий и национальностей - всем этим при-
чинам религиозная Реформа добавила новую движущую силу, более
значительную, чем все прочие. Чехия, обращенная в христианство гре-
ческими апостолами45 и долгое время оставаясь верной восточным обы-
чаям, служившая ареной для различных еретических сект, сохранила в
своем благочестии тайную склонность к оппозиции: ее слишком горячая
вера не отступила перед схизмой. Ревность к католицизму Карла IV была
губительна для Церкви; проповедники, которых он привлекал и которых
он поддерживал, подали сигнал тревоги; весь народ, крайне возбужден-
ный их красноречием и смелостью, имел только одну мысль - Реформа,
которая, как он смутно предвидел, могла принести полное социальное
обновление. В этой религиозной лихорадке смешались и исчезли самые
противоположные желания и самые безотчетные чаяния. Церковь стала
Антихристом, злом, которое надлежало разрушить, и ее падение должно
было стать сигналом к наступлению новой эры.
40
Университет и партия реформы
ПЕРВАЯ ЧАСТЬ
ЯН ГУС
РЕФОРМА И ВОССТАНИЕ
ГЛАВА I.
Пражский университет
Университет и партия реформы - Гус - Уиклиф и философские
дискуссии - Борьба национальностей: немцы покидают университет
Как ни велика была деятельность Конрада Вальдгаузера, Яна Милича
из Кромержижа и Матвея из Янова (хотя клиру и императору подчас вну-
шали страх их смелость и то брожение умов, которое вызывали их пропо-
веди и сочинения), возможно, спокойствие мало-помалу вернулось бы в
души, и жестокий кризис не разразился, несмотря на недовольство раз-
личных сословий и общее беспокойство, если бы не становилась все более
очевидной необходимость религиозной реформы. Все еще продолжалась
Великая схизма, попытки примирения потерпели неудачу, и народы,
будучи неуверенными, среди противоречаших друг другу отлучений и
интердиктов, метались между папами в Риме и папами в Авиньоне, не
понимая, где находится законная власть. Что сталось с Церковью, если
ее высшие сановники, забыв об учении Спасителя, казалось, не имеют
другого желания, как сокрушить своих соперников, и другого стремле-
ния, как свободно распоряжаться огромными богатствами клира? Среди
этих раздоров и бесчисленных проистекавших из них злоупотреблений,
почему бы верующим не искать правды и спасения вне обычных путей,
призвать иных вождей вместо правителей бессильных, либо погиб-
ших от порока, покинувших без угрызений совести своих подданных,
чтобы заботиться о своих мелочных интересах или о своих преступных
страстях? Христианство потеряло своих поводырей, и университеты
были, по общему мнению, призваны временно исполнять обязанности
папства, и они взяли в свои руки дело Реформы, которую понтифики не
могли или не хотели проводить. В то время существовало три наиболее
известных и влиятельных университета - в Оксфорде, Париже и Праге.
Оксфорд был ослаблен преждевременным выступлением Уиклифа, он
стал внушать недоверие и был смутно заподозрен в ереси, к тому же
будучи ограничен в своих действиях отдаленным местоположением и
политическими бедствиями, которые возмущали Англию в конце XIV в.,
университет не мог играть в этот период роль, достойную многочислен-
41
Глава I. Пражский университет
ности его студентов или его литературной активности. Оставались Прага
и Париж. Парижский университет в своей деятельности следовал больше
осторожности и благоразумию, Пражский допускал больше страсти и
смелости. Казалось, что один особенно старался не подвергнуть опас-
ности власть Церкви, с которой были связаны его собственная судьба, а
другой, захваченный горячей убежденностью в реальности злоупотре-
блений и необходимости реформ, не отступил перед идеей революции;
первый в своем противостоянии оставался почтительным, последний не
колебался порвать с Церковью во имя ее преобразования. Если бы было
позволено сравнить эти две корпорации с живыми существами и лично-
стями, то можно было сказать, что Прага обладала пылкостью юности,
подчас опрометчивой, а Париж - осмотрительностью зрелого возраста,
иногда немного робкой и нерешительной. Будучи едины в выборе цели,
которую следует достигнуть, оба университета расходились в средствах
ее достижения. К несчастью, эти чисто внешние расхождения вскоре
обострились достаточно для того, чтобы заставить забыть истинное
единство, что привело к одной из наиболее памятных и наиболее пагуб-
ных в истории битв. Кто знает, не изменил бы полностью ход событий
союз Праги и Парижа, Яна Гуса и Жана Жерсона? Вмешательство
университета придаст новому реформаторскому движению в Чехии
совершенно особый характер и четко отделит его от предшествовавших
этому вмешательству попыток, которыми оно в значительной мере
объясняется.
Выход на сцену университета имел, прежде всего, тот результат,
что реформаторы приобрели вес, которым они иначе никогда бы не
обладали. Как бы ни были велики отвага и воодушевление человека,
они скорее всего останутся бесполезными, если не будут иметь возмож-
ности выхода. Университет предоставил оппозиции базу, он обеспечил
проповедникам многочисленную и преданную аудиторию, которая легко
воодушевлялась, и которая впоследствии рассеялась, чтобы распро-
странить благую весть вплоть до самых отдаленных областей. Они были
уверены, что нашли таких соратников, которые просветят их своими
советами, которые своими разысканиями поддержат их, ободрят их и
окажут помощь, когда придет час испытаний. К тому же вмешательство
университета придало, и это было тогда важно, официальное одобрение
тому, что без такого вмешательства осталось бы только чьей-то личной
попыткой или опрометчивым поступком; оно сообщило этому делу ту
основательность и почти священный характер, кои были заключены в
его решениях. Разве не университеты были тесно связанны с развитием
католического учения? Разве не университеты вновь озаботились опре-
делением истины, выявляя противоречивые и сомнительные вопросы?
Конрад, Милич, Матвей были проповедниками, полными пыла и огня,
писателями красноречивыми и убедительными, но они были людьми,
подверженными, как и все, ошибкам; их последователями стали пред-
42
Университет и партия реформы
ставители вершины научно-философского авторитета Средневековья.
Непозволительно переписывать историю, но, однако, если допустить,
что Гус с самого начала был осужден и отвергнут университетским сооб-
ществом, его быстро бы заставили замолчать, а его дело, не оставив
следа, исчезло бы.
Еще одним последствием позиции, которую занял университет, стало
придание второму периоду Реформы несколько более догматического
характера. Несмотря на все усилия уличить в ереси Гуса и его учеников,
несомненно, что их цель была, прежде всего, практической, а в вопро-
сах вероучения они старались остаться верными учению католической
Церкви. Однако неизбежно люди, которые привнесли в религиозную
борьбу не только самую живую и покорную веру, но и все тонкости схо-
ластических дискуссий, в то же время, безотчетно и против своей воли,
пришли к заключениям, далеким от ортодоксального учения. Мисти-
ки, скорее вдохновленные, чем образованные, пребывающие более в
добродетельном упоении, чем сведущие в канонических науках, могут
нападать на тех, кто злоупотребляет учением, не заботясь о самом уче-
нии; более образованные умы, привычные ко всем приемам рассужде-
ния, добавившие к жажде истины знание научных методов, неизбежно
переходят от дурных последствий к породившим их причинам. Они
начинают как моральные проповедники, а заканчивают как новаторы
в области веры. Тщетно они пытались спастись от потока, который их
увлек, волна одолевала их сопротивление, она несла их, все быстрее,
к бездне. Это хорошо видно на примере Гуса: тщетна была его борьба с
самим собой, когда он отчаянно цеплялся за католические постулаты,
некоторые из его идей, все равно, противоречат самой сути римской
Церкви. Даже на костре он клялся, что не является еретиком, и это
было правдой в определенном смысле, но для будущего было достаточно
извлечь наиболее очевидные последствия из его основных положений.
Враги Реформы пытались увлечь своих противников на этот опас-
ный путь. Не слишком желая упразднить злоупотребления, из которых
они извлекали выгоды, но и бессильные победить реформаторов на их
собственном поле, они стремились скомпрометировать тех в вопросах
веры, с негодованием и страхом разоблачая ереси, которые существовали
лишь в зародыше*, и хотя не верили в это, способствовали растущей
опасности, привлекая к ней внимание. Ловко смешивая философские
споры с богословскими дискуссиями, им удалось опорочить Гуса, напа-
дая на некоторых из его излюбленных авторов. Они привнесли в борьбу
ожесточенность и неистовство, которые нельзя полностью объяснить
важностью вовлеченных интересов, и которые возможно понять, лишь
* Очевидно, что этих начатков было недостаточно ни для осуждения, ни для обвинения
кого-нибудь. Большинство историков совершают, по-моему, очень тяжелую ошибку,
смешивая гусизм и протестантизм. Протестантизм - это развитая и сознательная ересь,
тогда как гусизм - неосознанная и едва различимая схизма (я веду речь о первоначаль-
ном гусизме).
43
Глава I. Пражский университет
учитывая участие университета в этой распре. Не было ничего более
способствующего ожесточению душ, чем эти ежедневные сражения, где
победа была особенно блестящей, а поражение тем более горьким, что их
ежедневными свидетелями становились сами соперники и еще студенты,
а самолюбие и злопамятность рядились в одежды самого благородного,
что есть в мире - в любовь к истине. Сторонники Реформы слишком
часто, в свою очередь, отвечали на клевету оскорблениями и насилием
на несправедливость, но все же они никогда не нападали, придерживаясь
оборонительной тактики; их вождь Гус, впрочем, смог сохранить себя
незапятнанным участием в различных бесчинствах.
К религиозным распрям вскоре добавились политические и нацио-
нальные страсти; употребляя язык эпохи, можно сказать, что они слу-
жили им в качестве substr ас turn46. Разве дворяне, которые следовали
урокам Гуса, Станислава из Знойма, Штепана из Палеча, забыли свое
прежнее соперничество с клиром? Разве желание политического и
гражданского равенства не воспламеняло сердца крестьянских сынов,
которые слышали утверждение, что добродетель является единственным
основанием власти? Наконец, поскольку партия реформ была представ-
лена почти исключительно чехами, а немцы оставались враждебными
новаторам, старые национальные распри облеклись в новую форму, и,
изменившись, вновь воспылали, что было удивительно после периода
видимого затишья. Только вопрос теперь решался уже не на полях сра-
жений, а в университетских аудиториях.
Надежды, которые Карл IV связывал с основанием университета, бы-
ли превзойдены, уже через несколько лет после его создания началось его
неожиданное процветание: время с 1372 г. по 1389 г. являлось эпохой его
наибольшего блеска, он насчитывал одновременно около одиннадцати
тысяч студентов. Основание Краковского (1363 г.), Венского (1366 г.),
Гейдельбергского (1386 г.), Кельнского (1388 г.) и Эрфуртского (1392 г.)
университетов несколько снизило число студентов, но эти университеты
имели долгое время лишь провинциальное значение. Прага оставалась
крупным студенческим центром, где встречались славянский и гер-
манский миры. Интеллектуальная активность отвечала числу студен-
тов. С 1367 г. по 1408 г. факультет искусств47 возвел в звание магистра
восемьсот сорок четыре человека и в звание бакалавра - три тысячи
восемьсот двадцать три*. Было бы справедливо отметить, что только он
один, по видимости, насчитывал такое же значительное число студен-
тов, сколько три других факультета вместе взятые. Эти цифры объяс-
няют, каким образом в делах схизмы Пражский университет, несмотря
на свою молодость, занял место рядом с Парижским.
Устав университета складывался медленно и опирался скорее на
обычай, чем на особый ордонанс. Император Карл IV в своей булле об
основании университета повелел, чтобы преподаватели и студенты поль-
* Tomek. Gesch. der Prager Universitat. P. 38 et sq.
44
Университет и партия реформы
зовались теми же свободами и правами, что и в университетах Парижа
и Болоньи, но обычаи эти двух университетов сильно отличались. В
Париже высшее руководство принадлежало богословам, в Болонье -
юристам. В первом, в действительности, университет образовывали
только преподаватели, а в втором - студенты, профессора же были всего
лишь служащими, получающими жалованье. В самом начале имели
место некоторые неясности и некоторое соперничество. Эти трудности,
в какой-то момент сгладившиеся, вскоре снова проявились, и в 1372 г.
юристы отделились от прочих студентов и образовали собственный уни-
верситет*, чья судьба была отлична от прочих факультетов Пражского
университета. В результате этого разделения университет включал лишь
три факультета - свободных искусств, богословский и медицинский,
каждый из которых образовывал независимую корпорацию, которая
сама управляла своими делами. Факультеты составляли только про-
граммы, а профессорам предоставлялась самая полная свобода. Бака-
лавры, однако, имели некоторые ограничения своей деятельности:
часть предметов были запрещены им для преподавания, и они были
обязаны представлять на просмотр декану лекции магистров Парижа
и Оксфорда, с которыми они хотели бы познакомить своих студентов.
Магистры или доктора выбирали понравившиеся им предметы и были
обязаны лишь добросовестно просматривать иностранные сочинения,
которые они намеревались взять за основу своего преподавания**. Сво-
бода была необходимым добавлением к университетскому образованию,
носившему в Средние века чересчур религиозный характер, и она же
была, без сомнения, одной из главных причин литературной деятель-
ности пражских факультетов.
Единственным общим для университетских факультетов было пра-
вило, что никто не имел права записаться на факультет, если он сначала
не становился членом университета. В составе университета насчиты-
валось четыре «нации»: чехи, саксонцы, баварцы, поляки***. Каждая на-
ция собиралась дважды в год и избирала одного выборщика; эти четыре
выборщика назначали семь других выборщиков, а эти семеро - еще
пятерых, которые и назначали ректора****. Это разделение на четыре нации
утверждало преобладание германского элемента. И действительно,
* Tomek. Id. Р. 26.
** Monum. histor. univers. Prag. (Prague 1830), I. P. 41 et 50.
*** Чешская нация включала в себя Чехию, Моравию и Венгрию. Баварская - Баварию, Ав-
стрию, Швабию, Франконию и рейнские земли. Саксонская - Мейсенскую марку, Тю-
рингию, Данию и Швецию. Польская - Польшу, Литву, Русь.
**** В начале законодательная власть принадлежала всему университету (congregatio univer-
sitatis). Архиепископ Арношт из Пардубиц учредил университетский совет, состоявший
из восьми членов, по два от каждой нации, его задачей была помощь декану и замена
общего собрания в незначительных случаях. Этот совет обычно состоял из магистров, его
полномочия мало-помалу расширялись, и по декрету от 5 ноября 1391 г. все магистры
получили право заседать в нем. Значимость общего собрания уменьшилась и Universitas
magistrorum et scolarium становится Universitas magistrorum, подобно Парижскому
университету. Tomek, р. 13.
45
Глава I. Пражский университет
большинство в польской нации принадлежало силезским немцам, так
что по всем вопросам немцы располагали тремя голосами против единст-
венного голоса чехов. Такое разделение четко соответствовало начальному
этапу развития университета, который должен был стать общеевропей-
ским, а не национальным установлением, однако вскоре он подвергнется
сильному давлению со стороны тех, кого раздражали немецкие притяза-
ния и кого больше задевали не прогрессивные последствия развития уни-
верситета, а та опасность, которой подвергалась чешская национальность.
Первые национальные распри в лоне университета возникли по
поводу назначения в коллегии. Чтобы привлечь и удержать в Праге про-
фессоров и восполнить недостаток средств, уплачиваемых студентами,
императоры или некоторые частные лица, желающие видеть преуспе-
яние новой институции, создавали фундации48, подобные тем, которые
присоединялись к некоторым монастырям, то есть корпорации препо-
давателей, которые жили вместе, получали доход с имуществ, принадле-
жащих дому, и были обязаны в свою очередь читать в университете курс
лекций*. Жизнь в коллегиях складывалась по монастырскому образцу,
их члены сами назначали управляющих (препозитов), и если освобожда-
лось место, то члены коллегии назначали преподавателя, которому оно
должно было достаться. Мы не знаем в точности соотношение числа чехов
и иностранцев в составе этих коллегий, вероятно, Карл IV имел намере-
ние предоставить славянам некоторое преимущество в распределении
этих фондов, но иностранцы не замедлили нарушить первоначальные
предписания и захватить наиболее прибыльные должности**. Чтобы
защитить свое положение от любого внезапного изменения и пользуясь
поддержкой высших должностных лиц университета, они решили, что
если освобождается место, занятое немцем в коллегиях Карла или Вац-
лава, двух наиболее богатых фундациях, то в выборах участвуют только
немецкие профессора, если же речь идет о замещении чеха, участвуют
только чешские профессора (1384 г.). Чешские преподаватели пожалова-
лись канцлеру университета, архиепископу Яну из Енштейна49, который
выступил в их защиту и приказал, под угрозой отлучения, выбирать в
коллегии только чехов, а ректору запретил вводить в статуты какие-либо
изменения, неблагоприятные для чешской нации. Прочие нации зая-
вили протест против власти, которую присвоил себе архиепископ, во имя
привилегий университета, и напомнили, что с самого начала они полу-
чили право выбирать для коллегий тех преподавателей, которые имеют
определенные заслуги: чтобы угодить Богу, не важно быть благородным
по рождению, или чехом по происхождению, но следует быть доброде-
тельным***. Архиепископ в ответ отлучил от Церкви непокорных. В
* Tomek, р. 22.
**См. заявление Иеронима Пражского собору в Констанце (V[on]. der Hardt, IV, р. 757).
Впрочем, слова Иеронима, представляются преувеличенными.
*** Хроника, которая снабжает нас наиболее точными подробностями по этому делу, это Chro-
nicon Universitatis Pragensis, p. 13. Гефлер рассказывает об этих событиях (р. 123-127),
46
Университет и партия реформы
тот момент ректором университета был немец Конрад Зольтов*, кото-
рый привнес в эту ситуацию много пыла, чем обострил ее. Он приказал
приостановить занятия и экзамены, но чехи не подчинились, в универ-
ситет пришли вооруженные студенты, на ректора было совершено
нападение, он был избит группой молодых людей в масках. Достаточно
далекий от двора, покинутый папой, который опасался вызвать недо-
вольство Римского короля50 Вацлава, ректор вскоре был вынужден отка-
заться от борьбы, а немцы подчинились решению третейской комиссии:
десять мест были выделены чехам, одиннадцатое и двенадцатое оста-
вались indifferentes^, т.е. могли быть предоставлены преподавателям
любой нации.
Трудности почти сразу же вновь возникли по поводу двух мест, пред-
назначенных для всех наций. После достаточно долгих переговоров,
о которых нам мало что известно, было решено, что они будут отданы
сначала чеху, а затем два раза подряд иностранцу. Это установление
завершило победу национальной партии. Почти исключительное пре-
обладание в наиболее важных коллегиях придало чехам с этих пор
совершенно особое влияние, и они значительно чаще теперь получали
должности декана и ректора. Это противостояние не осталось без отклика
вне стен университета, напротив, оно живейшим образом возбудило
общественное мнение и новые благотворители университета с этих пор
чрезвычайно заботились об указании, чтобы их фундации были пред-
назначены исключительно для чехов**.
Немецкие профессора неоднократно обращались к королю за заступни-
чеством. Однако Вацлав всегда отклонял их обращения, и такое его пове-
дение принесло ему признательность и преданность чехов. Значительное
но, как всегда, искажая их. Я отклонился по ряду пунктов в деталях от чешских истори-
ков, в частности от Томека. Так, он приписывает чехам наступательную позицию, что
никоим образом не кажется мне оправданным. Поскольку мне придется неоднократно
цитировать хронику Пражского университета, я полагаю полезным дать некоторые све-
дения об этом драгоценном документе. Гефлер опубликовал ее в своих Geschichtschreiber
der hussitischen Bewegung, I, p. 13-47. Самого поверхностного ознакомления достаточно
для подтверждения того факта, что она не является произведением одного писателя:
так, вначале она благосклонна к реформаторам, затем становится крайне враждебной к
Гусу. Итак, это компиляция, содержащая в себе фрагменты крайне неравнозначной цен-
ности. Начиная с 1414 г. это всего лишь воспроизведение другого хрониста - Вавржинца
(Лаврентия) из Бржезовы (Бржезовой), и только для 1416 г., 1419 г. и 1420 г. мы нахо-
дим в ней несколько редких оригинальных подробностей. Возможно, эта компиляция
была составлена незадолго до года покупки единственной известной рукописи (Bibl. de
Vienne, №7650) Венским архиепископом (1540 г.). Единственная по-настоящему инте-
ресная часть - это та, которая охватывает период с1378г. по 1413 г. Она была написана
университетским преподавателем-гуситом, после смерти Вацлава (Palacky. Das Hussi-
tenthum und H. Prof. Hofler. - Friedrich von Bezold. Kbnig Sigmund und die Reichskriege
gegen die Hussiten. [Munchen, 1872-1877.]).
* Конрад Зольтов (Конрад фон Зольтау), профессор богословского факультета, написал
комментарий в виде вопросов к «Книге сентенций» Петра Ломбардского. Он оставил
Прагу в 1387 г., преподавал в Гейдельберге и умер в 1407 г. епископом Фердена.
** Самым значительным из этих учреждений был Collegium nationis bohemicae, основание
которого, безусловно, относится к этой эпохе, хотя мы не знаем ни точного года, ни име-
ни покровителя.
47
Глава I. Пражский университет
число чехов, впрочем, были склонны принять вмешательство мирских
властей в реформу Церкви и надеялись, что Римский король сделает то,
чего не могут или не хотят предпринять главные столпы христианской
веры. Правда, это вмешательство потребовало бы большой осторожности и
сдержанности, а нерешительное и вспыльчивое поведение короля, напро-
тив, лишь умножало трудности и грозило новыми опасностями.
Вацлав IV, король Чехии, император Священной Римской империи.
Гравюра XIX в.
Историки часто несправедливы к Вацлаву IV: немцы по националь-
ности, они не могут простить ему ни его неспособность заставить уважать
империю, ни бедствия, которые он не сумел обуздать. Будучи католи-
ками, они делают его ответственным за распространение ереси. Мало-
помалу сложилась легенда о преступлениях и бесчинствах, которую,
не обсуждая, принимают даже благосклонно настроенные писатели,
а малое число современных ему источников делает порою трудной для
опровержения. Последние исследования, однако, показывают, что не
следует придавать этим обвинениям большой веры: сама истина, впро-
чем, достаточно грустна, чтобы понадобилось изобретать вымышленные
преступления.
Рождение Вацлава (26 февраля 1361 г.) было воспринято Карлом IV
с тем более горячей радостью, что он, достигнув весьма преклонного
возраста, еще не имел сына. От своей первой жены Бланки Валуа у него
было только две дочери. Он потерял ребенка годовалого возраста от своей
второй жены Анны Пфальцской (1350 г.), и прошло почти восемь лет,
48
Университет и партия реформы
прежде чем он женился на Анне фон Швайдниц-Яуэр52, и она произвела
на свет того, кто затем стал императором Вацлавом IV*. Карл исполь-
зовал все возможности для того, чтобы обеспечить ему наследование
своей власти и сделать его достойным тех, впрочем, пугающих почестей,
которые его ожидали. В возрасте двух лет он был торжественно короно-
ван королем Чехии, а в пятнадцать лет был избран Римским королем.
С самого раннего возраста он участвовал в управлении, и ко времени
смерти Карла IV (1378 г.) Вацлав, прекрасно образованный, весьма све-
дущий в латыни, приятный собеседник**, уже имел некоторое знаком-
ство с делами. Крепкого здоровья, любящий физические упражнения,
остроумный и доброжелательный, он унаследовал часть из наиболее
примечательных качеств своего отца: любовь к правосудию, отвращение
к расточительству, весьма глубокое понимание своей ответственности
перед королевским престолом. Ему нравилось смешаться с народом, он
хотел видеть своими собственными глазами, судить самостоятельно: к
несчастию, все эти достоинства умалялись его нерешительностью или
оборачивались против него, поскольку ему недоставало двух самых
необходимых для главы государства качеств - чувство меры и актив-
ность. Его приступы буйства и слабости, равнодушия и деспотизма
приводили к восстаниям и неоднократно стоили ему власти и свободы.
Народ, отдавая дань его намерениям, был привязан к нему, именно
сочувствуя его несчастиям, и всегда сохранял преданность ему, сме-
шанную с почтительной жалостью. Но паны, рассерженные тем, что он
выказывал благосклонность к мелкому дворянству, и клир, ощутивший
угрозу своим преимущественным правам, нашли союзников против него
в его собственной семье. Вацлав простил своему брату и племянникам
их предательство и, казалось, даже забыл о них, но они поразили его в
самое сердце и лишили его и того малого мужества, которым он обладал.
Отец Вацлава, возможно, перенапряг его умственные способности: став
королем, он занимался государственными делами только по обязанности,
и после нескольких дней лихорадочной активности он уступал лени*** и
возвращался к своим обязанностям суверена только из-за угрызений
совести. Возможно, он бы в конце концов победил свою апатию, но нужен
был успех, который бы вознаградил его усилия и поддержал его самоот-
* Lindner. Geschichte des deutschen Reiches vom Ende des vierzehnten Jahrhunderts bis zur
Reformation (Braunschweig, 1875, p. 17).
** «Он был хорошо образован, сообразно (congrue) говоря на латыни». Он был остроумным,
его немного грубоватая веселость иногда выходила за рамки приличия. Конечно, невоз-
можно провести никакое сравнение между Вацлавом и Людовиком XI, однако некие чер-
ты характера чешского короля заставляют вспомнить о короле Франции. Как и Вацлав,
Людовик в начале своего правления не был жестоким: но нам кажется, что его шутки,
остроты и галльское остроумие не всегда были хорошего вкуса. Он стал мрачным и гроз-
ным только после того как его два раза предали и бросили. Только в случае с Людовиком
эти неудачи и заговоры подстегнули его энергию, а Вацлава привели в уныние и застави-
ли все менее интересоваться делами.
*** «Его ум, когда он не пил, был боек, но он был нерадив, ленив и пренебрегал делами свое-
го королевства». Хроника Андрея из Регенсбурга (Eccard, I. р. 2121).
49
Глава I. Пражский университет
верженность. К чему бороться, если борьба не может обеспечить победы?
Если бы он был помещен в обычные условия и если бы его престол не
был столь шаток, он, вероятно, не обманул бы ожиданий, которые зиж-
дились на его доброй воле и его любви к справедливости. Застигнутый
событиями, над которыми он был больше не властен, он признал себя
побежденным и целиком предался своим пристрастиям. Будучи заядлым
охотником*, он проводил дни напролет в бескрайних лесах, окружавших
его замки, превратив свою комнату в псарню. Рассказывали, что его
жена была задушена одной из тех громадных борзых, которых по его
приказу разыскивали по всей Европе. Его поведение никогда не было
очень порядочным: нравы, еще довольно грубые, допускали немало
вольностей; его увлекало нечто вроде страсти к беспорядочности, подчас
он развлекался тем, что рыскал по ночам по улицам Праги** и приста-
вал к прохожим. Казалось, он жаждал скандала больше, чем удоволь-
ствия, и паны больше порицали его за низменность наклонностей, чем
за сами пороки. Время от времени его охватывало нечто вроде стыда,
он пытался вновь взять власть в свои руки, был подвержен приступам
ужасного гнева, и чем более он дорожил своей властью, тем менее был
способен удержать ее***. В конце концов, отчаявшись, преданный своим
братом Сигизмундом, которого он столь любил, окруженный врагами,
недовольный и другими, и собой, он нашел забвение в пьянстве****. В наро-
де говорили, что его пытались отравить, сильнодействующие лекарст-
ва спасли его, но он с тех пор мучился неутолимой жаждой. Теперь бы-
ло два Вацлава: один - серьезный, благожелательный, справедливый,
и другой - бешенный, полный противоречий и капризов. Равнодуш-
ный свидетель религиозной революции, он не сумел ни ее остановить,
ни поддержать и ограничился тем, что отрицал ее. В роковой момент,
когда любая нерешительность была невозможна, он умер так же, как и
жил, от приступа беспредметного гнева. Его власть, которая выдержала
напор двух восстаний, мало-помалу исчезла, и когда он сошел в могилу,
казалось, сама королевская власть в Чехии его в этом опередила. Исто-
рия вряд ли могла сохранить симпатию к этому правителю, жестокому
в своих прихотях и слабому по природе, однако, нельзя не испытывать
жалости и сожаления к человеку, который, в конце концов, был лучше,
чем большинство его современников, и невольно подчиняясь жизнен-
ной ситуации, в которую попал, он сохранил по меньшей мере, вплоть
до последнего дня, любовь к своей стране и своему народу*****.
* Robustus Venator («Могучий охотник»), сказал о нем еще Петрарка.
** Pal. Formelbiicher, II, 34.
*** Как Римский король он был низложен, потому что он ни на что не годился (quia inutilis
erat). Хроника Андрея из Регенсбурга (см. выше).
****Hermann Corner, ар. Eccard, II, col. 1134.
***** Об этом короле рассказывают, что он желал, чтобы воздавалось должное и бедняку и бога-
чу. Он часто переодевался, покупал хлеб, чтобы узнать, не обманывает ли пекарь ни в
качестве, ни в количестве, и делал так же и в отношении прочих торговцев (Contin. de
Pulkava. Dobner, IV, P. 152).
50
Университет и партия реформы
Вацлав был далеко не так благочестив, как его отец: сохранились
непристойные рисунки и надписи, которыми он украсил свою Библию.
Он довольно плохо относился к клиру, раздраженный провалом своих
попыток восстановить единство Церкви, и был крайне решительно
настроен запретить высшим церковным чинам посягать на светскую
власть. Он это ясно показал с первых дней своего правления во время
истории с Бреслау. Архиепископская кафедра в Бреслау (Вроцлаве)
была вакантна с 1376 г. Вацлав желал видеть на ней одного из своих
фаворитов, владетеля Дубы. Капитул предпочел ему Вацлава из Лебуса,
управляющего, назначенного папой. Крайне недовольный этим, король
дождался удобного случая, чтобы отомстить. Капитул имел неосторож-
ность почти в это же время начать распрю с городом. Городской совет
оспорил право каноников продавать пиво и изъял несколько бочек,
присланных одному из них его братом, Робертом из Лигница (Легницы).
Капитул наложил интердикт на город. Вацлав прибыл в июне 1381 г.,
каноники отвергли всякие уступки и оставили в силе интердикт; тогда
король приказал сопровождавшим его чехам разграбить дома и имуще-
ство противной стороны. С некоторыми обошлись дурно, дело тянулось
достаточно долго, и король согласился признать Вацлава из Лебуса лишь
в конце 1382 г.*
Вацлав проявил то же отсутствие гибкости в своих отношениях с чеш-
ским клиром. Ян из Енштейна был архиепископом Праги с 1380 г. Хотя
он блестяще учился в Падуе, Монпелье и Париже, он был избран в архи-
епископы менее всего за свои добродетели или богословские познания,
но из-за благосклонности, которую он завоевал, находясь в окружении
молодого короля и проявив здесь свою страсть к танцам, к игре в кости,
к охоте и свое остроумие на пирах. После своего назначения он продол-
жал вести ту же жизнь, полную удовольствий и роскоши, значительно
больше заботясь о том, чтобы окружить себя пышным двором из знати
и рыцарей, чем о переустройстве своего диоцеза, и значительно больше
гордясь своим успехом при дворе, чем достижениями своей паствы на
дороге спасения. Тяжелая болезнь, которой он заболел, возбудила в нем
некоторые угрызения совести. Внезапная смерть архиепископа Магде-
бургского, который был убит на балу, явилась ему как предупреждение с
небес и довершила его обращение: с этого момента он думал более о том,
как искупить свой беспорядочный образ жизни умерщвлением плоти и
молитвами. Этот второй период его жизни был, впрочем, лишь продол-
жением первого: архиепископ добивался спасения с той же горячностью,
как прежде искал удовольствий, забросив управление своим диоцезом;
нетерпеливый, вспыльчивый, он отыгрывался за собственное смире-
ние, обет которого дал, проявляя неукротимое высокомерие, защищая
права Церкви. Он был вечно в ссоре, вечно в тяжбах: с капитулом своей
*Griinhagen, Konig Wenzel und der Pfaffenkrieg in Breslau (Archiv fur Kunde oster.
Geschichtsquellen, XXXVII, 1867).
51
Глава I. Пражский университет
Церкви, с жителями разных городов, с капитулом Вышеграда и т.д. Без
сомнения, он не во всем был неправ, но своими агрессивными действи-
ями он порочил справедливость самого дела. Власть, которую пытаются
слишком расширить, лишь слабеет*.
Король был сильно оскорблен переменой архиепископа в отноше-
нии себя и рассматривал это как своего рода предательство, он был
также чрезвычайно чувствителен к малейшим несоблюдениям правил,
которые позволяли себе служащие Яна из Енштейна. В свою очередь
придворные, будучи в курсе настроений Вацлава, неоднократно нару-
шали привилегии архиепископа. Последний обращался с достаточно
справедливыми жалобами, но ожесточившийся Вацлав был готов на
все. После ссоры между архиепископом и маршалом королевского двора
Яном Чухом из Засады, Ян из Енштейна был посажен на несколько
дней в тюрьму и лишен титула канцлера. Едва дело было окончено,
как архиепископ отлучил от Церкви подкомория Сигизмунда Гуллера,
который приказал арестовать и казнить трех студентов-богословов**, а
также мешал людям архиепископа арестовать трех евреев, вернувшихся
к своей прежней вере***. Вацлав ничего не сказал, поскольку он только что
добился от Бонифация IX согласия на празднование великого юбилея
в Праге в 1393 г. и не хотел омрачать это торжество ссорой с архиепи-
скопом, но казалось, что последний поставил своей задачей довести его
до крайности.
Долгое время король мечтал основать новое епископство в Кладрубах
(Кладрау), надеясь снабдить его имуществом Кладрубского бенедиктин-
ского монастыря, который должен был быть упразднен после смерти сво-
его аббата. Ян из Енштейна оказал глухое сопротивление этим планам,
уменьшавшим его диоцез. Едва он узнал о смерти прежнего аббата, как
повелел приступить к новым выборам и послал своего генерального вика-
рия Яна из Помука (св. Иоанна Непомука) ввести в должность нового
аббата. Вацлав спешно вернулся в Прагу и, встретившись с архиеписко-
пом, дал волю безумной ярости и приказал арестовать Яна из Енштейна,
Яна из Помука, официала Микулаша Пухника и еще одного пражского
каноника, Вацлава, приора из Мейсена. Вооруженные люди, сопрово-
ждавшие архиепископа, отбили его, все же остальные были отведены в
тюрьму, тотчас допрошены и подвергнуты пытке. Король, еще не вернув-
ший себе самообладание, несколько раз нанес удары, так что пролилась
кровь. Однако он тут же сам испугался содеянного и освободил Пухника
и каноника, которые поклялись не рассказывать о насилии, которому
подверглись. Ян из Помука же слишком пострадал, чтобы можно бы-
* Гефлер (II, Р. 15-17) опубликовал оправдательное письмо архиепископа. Он был вынуж-
ден сделать тяжело признание: «С каждым днем власть уменьшалась».
** Эти студенты еще не приняли священство.
*** Вацлав относился к евреям в целом благосклонно, но вовсе не преуспел в том, чтобы
оградить их от насилия со стороны народа. Хроники часто возвращаются к этому обсто-
ятельству: он был любим только евреями.
52
Университет и партия реформы
jiq его спасти, ему связали руки и ноги и к девяти часам вечера бросили
во Влтаву* (20 марта 1393 г.).
Любопытный факт - эти бесчинства не вызвали почти никакой ре-
акции: чешские хроники, которые упоминают об этом событии, не со-
держат ни слова сострадания к Яну Непомуку, ни слова порицания в
отношении короля. «В этот год, - говорит хронист, - был по приказу
короля Вацлава утоплен под мостом в Праге известный доктор Ян, ви-
карий архиепископа, поскольку он, против воли короля, утвердил в
должности аббата Кладрубского монастыря»**. Это безразличие, хотя
частично, и объясняется непопулярностью архиепископа, основной при-
чиной имеет все более усиливающееся раздражение против клира, его
пороков, злоупотребления властью. «Если ты имеешь какое-либо дело
со священником, - говорит популярная пословица, - тотчас убей его,
без этого у тебя не будет ни минуты покоя». Чешские преподаватели в
университете выказывали особенные спокойствие и беспристрастность,
которые показались бы странными, если бы не была известна их точка
зрения в отношении светской власти. Враги Гуса упрекали его, что он
высказывал лишь насмешки и порицания в отношении жертв королев-
ского гнева. Он возражал, признавая однако, что осуждает поведение
архиепископа***. Это враждебное отношение побудили Яна из Енштейна
оставить борьбу, и он, пав духом, отказался некоторое время спустя от
архиепископской кафедры (1395 г.). Следствием этого конфликта было
то, что стал особенно наглядным упадок влияния Церкви и еще более
упрочился союз короля и чешской фракции в университете.
Тяжкие политические события, которые наполнили последующее деся-
тилетие, отвлекли на некоторое время внимание от религиозных вопросов.
* После битвы у Белой Горы иезуиты желали лишить чехов даже воспоминания об их исто-
рии. Им потребовался святой, который мог заместить Гуса в сердцах жителей и они кано-
низировали Иоанна Непомука (Непомуцкого). Он стал покровителем страны, а статуи Гуса
были переименованы в статуи нового святого. На мосту в Гусинце можно видеть статую
Непомука, которая была поставлена там, чтобы очистить страну, откуда пошла ересь. Еще
несколько лет назад день памяти Непомука был большим церковным праздником в Чехии,
и множество крестьян приходили вознести молитвы к стопам статуи, поставленной посре-
ди моста на том самом месте, где, рассказывают, всплыл на поверхность язык мученика.
Легенда и в самом деле гласит, что Непомук предпочел скорее умереть, чем выдать тайну
исповеди. Последние исследования установили неоспоримо истину, и ни один серьезный
писатель не подвергает более сомнению факты, о которых мы рассказали. (Прекрасная ста-
тья в Herzog, Realencyclopedie, VI, р. 749 подводит итог долгой дискуссии, разгоревшейся
по поводу святого). Придуманный в интересах дела Непомук был вновь заменен на Гуса в
народной памяти. Некоторые паломники приходят еще помолиться его статуе, но их число
быстро сокращается, и возможно, что его почитание может полностью исчезнуть.
** Scriptores rerum Bohemiae. Ill, p. 4
*** Palacky. Docum. Mag. Joh. Huss, p. 165. Палацкий в своем сборнике, который является
образцом добросовестности и критики, впервые опубликовал или переиздал письма Гуса,
показания свидетелей перед собором в Констанце и ответы Гуса, документы, объединен-
ные Петром из Младеновиц и письма или публичные акты, которые относятся к религи-
озным спорам в Чехии с 1403 по 1418 гг. - (Точное название: Palacky. Documenta Mag.
Johannis Huss vitam, doctrinam, causam in Constantiensi concilio actam et controversias de
religione in Bohemia annis 1403-1418 motas illustrantia) (Prague 1869) - Цит.: Pal. Doc.
53
Глава I. Пражский университет
В результате восстаний (1394, 1402-1403 гг.) Вацлав дважды был сверг-
нут с трона и содержался под стражей. В 1400 г. он был смещен немецки-
ми курфюрстами, которые выдвинули на его место Рупрехта Пфальцского,
и между двумя соперниками разразилась война. Несмотря на кажущееся
затишье, установившееся тогда в религиозном движении, смута все же
поспособствовала Реформе: этому содействовало безвластие, дававшее
полную свободу новаторам, а также пробуждение национальной актив-
ности, причина которой заключалась в войнах между Рупрехтом и Вацла-
вом. Патриотические песни раздавались во всех церквях. «О, Царь Небес-
ный, - говорилось в одной из них, - услышь твой чешский народ. Даруй
нам дни процветания»*. Священник Тынского храма, Иоганн Вуртемберк,
пытался запретить эти гимны, но чехи выразили свое несогласие, и священ-
ник был вызван к архиепископу и заключен под стражу. Народ переносил
с возрастающим нетерпением господство немецкого бюргерства и требовал
повсеместного использования чешского языка. Возбуждение возросло еще
больше, когда мейсенцы наводнили королевство и осадили Прагу, ситуация
была тем более тяжелая, что в городе существовала партия, расположенная
к иностранцам. Некоторые преподаватели университета высказывались
в пользу Рупрехта**. Чешские проповедники поддерживали народ своими
проповедями и таким образом внесли свой вклад в разгром мейсенцев.
Торжество Вацлава означало победу чешских преподавателей, но
оно сделало крайне трудным положение в университете сторонников
Рупрехта. Наиболее скомпрометированные покинули город, и число
студентов с этих пор начало сокращаться в чувствительной пропорции. С
иностранцами при этом держались с очень большой настороженностью.
Этим объясняется и то малое участие, которое они приняли в реформатор-
ском движении, руководимым почти исключительно чешской нацией. Не
считая времен Конрада Вальдгаузера, в первые годы правления Вацлава
еще было несколько немецких профессоров, которые работали на Реформу
Церкви. Померанец Матвей Краковский написал книгу о испорченности
римской курии, «Золотое зерцало» Альберта Энгелыпалька было вдох-
новлено схожими мыслями***. Но затем, в тот самый момент, когда чехи
с новым пылом возобновили борьбу против злоупотреблений, немцы
устранились; поскольку они сами были под угрозой, они пошли на союз с
консервативной партией, представленной высшим клиром Праги. Немцы
* Vybor, I, Р. 323
** Pal. Doc.,p. 361
*** Матвей Краковский, померанец, по видимому, жил в Праге с 1367 г. по 1387 г., он умер,
будучи епископом Вормсским. Его произведение «De squaloribus romanae curiae» было
опубликовано в Walchii Monumenta medii aevi, t. 1. В 1384 г. при открытии синода он
произнес пылкую речь, в которой крайне энергично осуждал пороки клира. Гефлер дает
о нем разбор в Magister Huss und der Abzug der deutschen Studenten und Professoren,
p. 129. Альберт Энгелыпальк оставался в Праге до ок. 1400 г. Его сочинение (Aureum
speculum) было опубликовано (1. с. Т.П). Оба профессора были почти единственными
немцами, которые присоединились к группе реформаторов, которая включала в себя
почти всех чешских магистров и докторов.
54
Университет и партия реформы
еще оставались непричастными к суровым предупредительным мерам, с
помощью которых капитул пытался остановить распространение учения
Милича, но они уже заняли осторожную и выжидательную позицию.
Эти робкие попытки подавления, впрочем, лишь способствовали
возбуждению умов, вкус к богословской полемике распространялся
все шире, вопрос о частом причащении становился предметом особенно
жарких споров. Один из наиболее известных богословов эпохи Адальберт
Ранконис (Войтех Ранькув из Ежова), который советовался по этому
вопросу со священником Мартином и кое с кем из своих друзей, отме-
чал, что «об этом предмете толкуется каждый день в проповедях». Двор
интересовался этими учеными баталиями. Однажды в замке Крживо-
клат (Krivoklat) король Вацлав предложил присутствующим докторам
вопрос о чистилище, и он вылился в состязание между архиепископом
и магистром Адальбертом в присутствии большого числа прелатов,
панов и рыцарей*. Праздник посещения Богородицей св. Елизаветы,
введенный в Чехии Яном из Енштейна, также вызвал многочисленные
и пылкие рассуждения. Священник храма св. Мартина в Старом Городе
(Старе Место) Вацлав Рогле порицал индульгенции**. Существовала
целая школа чешских новаторов, представленная Яном Противой (Jan
Protiva z Nove Vsi)***, Яном из Штекно****, Яном из Бора*****, вокруг кото-
рых толпились ученики, которые могли вскоре превзойти своих учите-
лей если не знаниями и талантом, то, по меньшей мере, смелостью тре-
бований. Однако поскольку проповедь почти повсеместно велась по-не-
мецки, чехам не хватало средств для распространения их идей среди на-
рода. Много этому поспособствовало основание Вифлеемской часовни.
Богатый пражский бюргер по имени Ян Кржиж задумал открыть
часовню, предназначенную только для чешской нации, и поскольку он
опасался противодействия клира, который достаточно плохо относился
ко всему, что было вдохновлено идеями Милича, он объединился с рыца-
рем Яном (Ганушем) из Мюльгайма, пользовавшимся благосклонностью
короля и потому способным противостоять любому сопротивлению. И
действительно, они получили разрешение Вацлава и согласие архи-
епископа******. Давно прошло то время, когда считались скандальными
* J. Jiredek; Cas. desk. Mus. 1872.
** «Он называл индульгенции надувательством, но однако не прилюдно, тайком, потому
что опасался фарисеев» Chronicon universitatis pragensis (Hofler I, 14).
*** Протива был позднее проповедником в Вифлеемской часовне: устрашившись смелости
тех, кого он вначале поддерживал, он затем покинул новаторов.
““См. главу III.
***** Ян из Бора составил сочинение против нищенствующих монахов, которое утеряно. Он был
доктором права, что доказывает, что юристы не были чужды исканиям и усилиям фило-
софов. Необходимо добавить имена Петера Ступны, несколько сочинений которого дош-
ли до нас, и некоторых других, которых упоминает Гус: математика Янко, поэта Мику-
лаша из Рахоровиц и др.
****** Историк гуситских войн Зах. Теобальд, который видел Вифлеемскую часовню, говорил,
что она могла вместить три тысячи человек. Она была передана иезуитам после битвы у
Белой Горы, закрыта в 1786 г. и некоторое время спустя разрушена.
55
Глава I. Пражский университет
проповеди Милича по-чешски, теперь сам Милич был превзойден. Не-
прилично, заявляли Кржиж и Ян из Мюльгайма, что чешские пастыри
принуждены проповедовать втайне и блуждать от дома к дому, поэтому
Вифлеемская часовня была предназначена исключительно для пропо-
веди на чешском. Потомки Яна из Мюльгайма могли назначать свя-
щенника, выбрав его из трех имен, предложенных тремя старейшими
магистрами-чехами из Карловой коллегии, после уведомления бурго-
мистра Старого Места. Для занятия должности нужно было быть белым
священником, в его обязанности входила лишь проповедь дважды по
воскресеньям и в праздничные дни*. Принятие решения о том, служить
ли мессу или нет, целиком оставалось на его совести. Был установлен
максимум жалованья, очень незначительного, что было очевидным дока-
зательством того, что основатели разделяли общее мнение о губительном
влиянии богатства. В своем сознании они были далеки от того, чтобы
противопоставлять себя Церкви, но то великое значение, которое они
придавали проповеди слова Божиего, связывало их со школой Милича.
Союз идей Реформы и национальных идей, день ото дня все более очевид-
ный, был в некотором роде воплощен в Вифлеемской церкви, и возможно
допустить, что и иностранные преподаватели, и пражские каноники
испытывали общую неприязнь к новой часовне.
Их противодействие не снизило популярность Вифлеемской часовни**,
красноречие Яна Противы, Яна из Штекно и Штепана из Колина привле-
кало все более многочисленных слушателей, и проповедники чешской
часовни стали истиными руководителями всего славянского населе-
ния Праги. Назначение Яна Гуса вместо Стефана Штепана из Колина
(1402 г.) было событием основополагающей важности: длительный
инкубационный период Реформы закончился и она собиралась вступить
в решающий период.
У подножия живописных и лесистых гор, которые отделяют Чехию
от Баварии, на некотором расстоянии от города Прахатице находится
городок Гусинец, именно в нем родился вождь чешской Реформации, Ян
из Гусинца, Ян Гус***. Удивительно чутье народа! Чехи, столь гордые сво-
ими великими королями и прославленными военачальниками, выбрали
для того, чтобы поместить на вершину своего пантеона, не Карла IV, не
Жижку, не Иржи (Георгия) из Подебрад, а простого проповедника, из
безвестного рода, чья жизнь была наполнена богословскими спорами и
который умер на костре****. Дело в том, что Чехия обязана Яну Гусу тем,
* Во время Адвента и Великого поста он должен был проповедовать только по утрам. См.
об основании Вифлеемской часовни: Monum. univ. Prag. - четырнадцать параграфов от-
носятся к ее созданию. Представляется, что Ян из Мюльгайма был более благожелателен
к партии Реформы, чем Кржиж.
** Доходы вскоре возросли в достаточной мере, чтобы можно было оплатить второго пропо-
ведника: задача была слишком тяжелой для одного человека.
*** Гус по-чешски означает гуся. Гус часто переводил свое имя на латынь как аиса (гусь).
**** Нет никакой связи между почитанием немцами Лютера и чехами Гуса. Немцы, восхва-
ляя своего реформатора, все еще выступают против Церкви, для чехов Гус - выше вся-
56
Гус
что она возвысилась над самой собой: ее история в этот период и благо-
даря ему переплелась с историей человечества. Так, мы видим иногда,
как народ устремляется вперед, и, находясь в авангарде мира, он несет в
своих руках судьбы цивилизации. Не теряя своей индивидуальности, он
становится выразителем всего исторического момента, а затем, утомлен-
ный и сокрушенный этим колоссальным усилием, он вновь погружается
в повседневные заботы, с трудом поспевая за народом, который сменил
его на этом пути. Эти передовые народы выходят из своих славных сра-
жений обессиленными, истерзанными, но они остаются преображен-
ными. Этим почетным правом сосредоточить на себе интерес истории и
проложить новые пути, которое было дано не всем, Чехия обязана Гусу.
В тот момент, когда изнуренное Средневековье не может решиться окон-
чательно иссякнуть, продолжая подавлять человеческую мысль, Гус пер-
вый издает крик свободы, он протестует во имя индивидуальной совести
против тиранической власти обязательной религии, во имя новых иска-
ний против рутины обычая, во имя национальной независимости против
бессильной и гнетущей централизации. Он обретает смерть в конце пред-
принятой им неравной борьбы, но пламя его костра осветило всю Европу,
и его непосредственные ученики, гуситы, еще не были повержены, когда
Германия пришла им на помощь и ниспровергла здание, уже сильно
пошатнувшееся. Побежденный Гус превосходит своих победоносных
преемников, они не прошли через наказания и даже как бы очищение
казни, им не хватает также его сдержанности при нападении и его ува-
жения к власти даже в ходе восстания, его терпимости и кротости. Лютер
был лишь главой протестантизма, Гус желал быть свободным сыном
обновленной Церкви.
Деревня, в которой он родился в 1369 г., была полностью чешской,
но этническая граница была близка. Национальное чувство всегда ста-
новится более пылким, чем ближе к границе, и Гус выучился с ранних
лет любить страстной любовью свою родину и свой язык. Его обвиняли
в ненависти к немцам и даже хотели видеть в этой ненависти одно из
движущих начал его поведения. Несправедливое обвинение, которое
могло быть выдвинуто лишь теми, кто путает патриотизм и ненависть
к соседу. Гус часто отвергал эти клеветнические наветы, распространя-
емые еще при его жизни: «Христос мне свидетель, - говорил он много
раз, - что я предпочту немца, но порядочного человека, чем скверного
чеха, даже если он был бы моим братом»*. Но кто посмел бы упрекнуть
его в том, что он испытывал мучительное негодование при виде угрозы,
которую несло чехам германское проникновение и с которой он пытался
сражаться? «Чехи, - говорил он, - должны быть первыми в Чешском
королевстве, как французы во Французском королевстве, или немцы в
ких партийных разделений и вероисповеданий. Томен, искренний католик, является
горячим поклонником Гуса, и это был не единичный случай, но правило. Как и Жанна
д’Арк во Франции, Гус в Чехии - олицетворение родины.
* Hof. 1,р. 187
57
Глава I. Пражский университет
Германии. Законы, Божия воля, природный инстинкт предписывают,
чтобы они заняли первые места»*. Но в его чувстве патриотизма не было
ничего несправедливого или чрезмерного, он не испытывал к немцам
ни гнева, ни призрения; он не нападал на других, а лишь защищал
свой народ.
Ян Гус. Старинная гравюра
Крестьянский сын, он разделил страдания народа; даже тогда, когда
он стал исповедником королевы, и ему покровительствовал король,
когда его поддерживали самые могущественные паны, он не забывал о
своем простом происхождении. Истинный ученик Христа, он сохранил
особую привязанность к простым людям, к бедным, к невеждам. Уже
когда его отлучили от Церкви и преследовали, он написал трактат о
праве на выморочное имущество и протестовал во имя человеческого
достоинства против притеснения и крепостного состояния. В ссылке
самым большим утешением для него было рвение множества про-
стых и благоговейных людей, которые ждали от него слов об истине
и жизни.
В университете он выделялся уже очень юным, получив степень
бакалавра искусств в 1393 г., бакалавра богословия в 1394 г., магистра
искусств в 1396 г. В 1398 г. он провел свои первые занятия и вскоре
приобрел достаточно солидный авторитет, он был назначен деканом
факультета искусств в 1401 г. и ректором в 1402 г. К этому времени
*Doc. Р. 177
58
Гус
он уже владел всеми познаниями своего века. Однако его знание язы-
ков было очень неполным, как было в обычае того времени, он плохо
знал греческий и древнееврейский, хотя он приводит тут и там мне-
ния раввинов; его латынь не была классической, но он изъяснялся на
этом языке так же правильно, как и на чешском. Он досконально знал
древнюю литературу, а его труды изобилуют цитатами из латинских
поэтов. Гус изучал с тщательной заботой Аристотеля и средневековую
философию, его ум приобрел в этом деле диалектическое мастерство,
которое часто поражало и смущало читателя: он теряется в умножаю-
щихся разделениях, запутанных силлогизмах; иногда бывает потрясен
хитроумностью различений, несерьезностью отговорок, выдвинутых
против тяжких обвинений*. Этим пользовались, чтобы обвинить его во
лжи и лицемерии: поистине странный упрек человеку, который умер,
отказавшись признать то, что считал ложью! Эти его приемы - лишь
примета времени, как и бессвязные образы, повторения и многосло-
вие, которые портят его литературные труды**. Он обладал, кроме того,
научными, юридическими, медицинскими знаниями, его трудов и
диссертаций на чешском языке хватило, чтобы обеспечить ему видное
положение в чешской литературе. Он не только работал над тем, чтобы
очистить чешский язык от имеющихся в нем иностранных слов, но и
установил обоснованные правила орфографии*** и создал литературный
язык, который не зависел от диалектных различий. Никто не знал лучше
него историю Церкви, а его бесчисленные цитаты из Златоуста, Оригена,
Амвросия, Петра Ломбардского, Фомы Аквинского, Бонавентуры и др.
свидетельствуют о его исключительной начитанности. Университеты
были богаты эрудированными богословами, тонкими и образованными
* Так в 1408 г. Гуса обвинили в том, что он сказал «перед всем множеством народа обоего
пола», что любой священник, который требовал деньги за совершение таинств, является
еретиком. Гус ответил, что обвинение - ложное, потому что он «ничего не говорил перед
всем множеством народа, потому что все множество народа не находилось в Праге в тот
день, когда он проповедовал. Он не говорил перед множеством народа в Риме, Иеруса-
лиме, следовательно...» (Doc. Р. 156). Следует отметить, что Гус затем приводит более
серьезные доводы.
** Гефлер опубликовал некоторое число университетских рассуждений Гуса. Однако точно
не установлено, что они все принадлежат ему (см. критику Круммеля в Sybel’s hist.
Zeitschrift, 1867, вып. 1).
*** Во времена Гуса в чешской орфографии царила большая путаница. Чехи пользовались
латинским алфавитом, но в латыни нет знаков, чтобы передать чисто чешские или
славянские звуки, такие как ё, d’, h, г и др. (см. сравнительную таблицу в конце тома).
Их передавали как могли, часто объединяя две или три буквы, каждый поступал по-
своему и результатом этого самоуправства стала крайняя непонятность. Для обозна-
чения долгой гласной ее удваивали, разница между i и у понемногу стиралась. Чтобы
положить конец нарушениям, Гус дополнил латинский алфавит особыми буквами. Он
предложил диакритические знаки, точку для славянских звуков, ударение для долгих
гласных: с, s, z = ё, §, z; а, ё, f и т.д. Он закрепил различие между i, которая должна бы-
ла употребляться после мягких согласных, и у, которая должна была стоять после
твердых согласных. Простота и выгода этой реформы были очевидны, однако она была
принята лишь в XVI в., благодаря усилиям Чешских (Богемских) братьев. С того вре-
мени правила Гуса остаются в чешской орфографии (Tieftrunk, Historic literatury
ёеэкё, I, P. 40).
59
Глава I. Пражский университет
философами, но среди них мало кто может выдержать сравнение с Гусом,
и никто не может его превзойти.
В начальные годы своего обучения Гус не отличался от прочих
юношей: его нравы были чисты, его рвение к труду неустанно, но он не
пренебрегал роскошной одеждой, любил играть в шахматы. Позднее, во
время его отъезда в Констанц, он вспоминал с трогательным смирением
этот первый период своей жизни и увещевал своего ученика Мартина не
позволять прельстить себя, как сам делал прежде, роскошью одежды или
позволять себе гневаться из-за игры*. Он предпочел заниматься фило-
софией и примкнул к реалистской школе, которая господствовала тогда
среди чешских преподавателей пражского университета. Станислав из
Знойма, гласит одна немецкая сатира, породил Петра из Знойма, Петр
из Знойма - Штепана из Палеча, Штепан из Палеча - Яна Гуса; но это
справедливо только для Гуса-философа. Считается, что философские
споры между номиналистами и реалистами оказали большое влияние
как на судьбу, так и на смерть Гуса. В Праге номиналистами были ино-
странные профессора, враждебно относящиеся к Реформе, номиналисты
преобладали также в Париже, где наиболее известными среди них были
Жан Жерсон и Пьер д’Альи. Говорили, что осуждение Гуса - не что иное,
как реванш номиналистов. Такое предположение - безосновательное
оскорбление, брошенное против людей, чистота жизни которых и воз-
вышенность их мыслей должны были бы, как представляется, оградить
их от подобных обвинений. Однако возможно, что философские диспуты
все-таки посеяли в умах людей некоторые семена недоверия, некую
глухую злобу, и в Констанце много раз ставили в упрек Гусу и его другу
Иерониму Пражскому, что они поддерживают воззрения реалистов**.
Гус еще безоговорочно принимал все постулаты Церкви, его пыл-
кое, но немного мрачное воображение было сильно задето историей
мучеников. Он был готов с тех пор все принести в жертву ради спасе-
ния своей души, надеясь обрести это в благочестивых упражнениях,
которые советовали его церковные начальники. В 1393 юбилейный год
он потратил последние четыре гроша на покупку индульгенций, за что
впоследствии себя упрекал: «Пока я был молод духом и разумом, я был
безрассудным, но Бог познакомил меня с Писанием, и я освободился от
этого безумия»***. Но его уже мучили неясные нравственные терзания,
если он и не был знаком с Матвеем из Янова и Штитным, он читал их
сочинения, и это чтение сделало его одним из сторонников Реформы
Церкви.
* Documenta, Р. 474. Это письмо было написано Гусом во время его отъезда на собор. Но
оно должно было быть прочитано только после его смерти.
** Некоторые писатели, кажется, захотели в наше время вновь начать споры номиналистов
и реалистов, и страстно спорили о том, какое учение было более сочувственно к Реформе.
Я полагаю, что история не дает ясного заключения: Уильям Оккам был таким же горячим
врагом иерархии, что и убежденный реалист Уиклиф. Жерсон и д’Альи, враждебно
настроенные по отношению к Гусу, были истинными сторонниками Реформы.
*** Sebrane spisy (Recueil des ecrits de Huss, I, P. 302 et 307).
60
Гус
Это новое направление его ума не менее, чем влияние, которое он
приобрел в университете, и патриотизм, который он проявил во время
осады мейсенцами Праги, определили выбор преподавателей Карловой
коллегии, которые указали на него, когда освободилось место пропо-
ведника в Вифлеемской часовне (1402 г.)*. Это назначение оказало
решающее воздействие на развитие его представлений: должность вме-
няла ему в обязанность посвятить всего себя целиком изучению слова
Божиего, и оставила ему для этого много свободного времени, избавив от
прочих административных или богослужебных забот, которые обычно
обременяли священников. Он начал искать спасения непосредственно
в Писании, и его вера укрепилась и очистилась. Никто более него не
был способен вдохнуть в своих слушателей и возбудить в них страсть
к истине и справедливости: «Исполненное молитв, бдений, постов и
воздержания**» его лицо, исхудалое и бледное от трудов и умерщвле-
ния плоти, поражало души, еще прежде, чем он начинал говорить.
Объем его знаний, проницательность и прямота его ума, логичность
доказательств поражали слушателей меньше, чем горячность Милича
или блеск Конрада, но оставляли более длительное впечатление: его
искренняя убежденность трогала сердца самых строптивых и совесть
наиболее черствых. Суровый к самому себе, но полный сострадания и
расположения к другим, он умел найти слово, которое утешает, и слово,
которое волновало. «Безустанный, он беспрерывно выслушивал испо-
веди, обращал грешников, утешал удрученных, проповедовал и писал***».
Нечувствительный к страху, свободный от всякого духа личной гордыни,
благодаря своему характеру еще более, чем своему красноречию, он
стал вождем чешской реформаторской школы, к ненависти тех, кому
угрожала Реформа.
Его противники были бессильны, пока он нападал на злоупотребле-
ния, они силились очернить его, подведя его мало-помалу к вопросам
вероучения, и опорочить, осудив как еретика одного из его любимых
учителей - Джона Уиклифа****. Все усилия высшего духовенства Праги
* Он был рукоположен в священники в 1400 г.
** Pez, Thesaurus anecdotorum, IV, 2, Р. 462 «Его жизнь была суровой, его поведение без-
упречно и достойно, его бескорыстие было таковым, что он никогда не желал ни бене-
фиция, ни пребенды любого рода». Это свидетельство тем более ценно, что оно исходит
от личного врага Гуса - Стефана из Дола. Впрочем, было бы легко нагромождать дока-
зательства на доказательства сдержанности и нравственных достоинств реформатора.
«Тогда прославился в Праге, первенствуя, Ян Гус... и он обладал проницательным умом,
большим красноречием, нравственным и безупречным поведением и ясными взгляда-
ми». Эней Сильвий Пикколомини.
*** Pierre de Mladenovice, Opp. II, P. 537
**** Джон Уиклиф встал во главе тех, кто выражал протест против чрезмерных выплат, которые
наложила на Англию римская курия, и он мало-помалу пришел к тому, что следует бо-
лее активно сражаться против злоупотреблений Церкви. Вскоре он выступил против рим-
ско-католического учения, которое, говорил он, более не согласуется с тем, что пропо-
ведовал Иисус Христос. На соборе, созванном архиепископом Кентерберийским, в Лон-
доне в 1382 г. 24 статьи, извлеченных из его сочинений, были осуждены как еретические
или ошибочные. Однако самого Уиклифа не преследовали и он мирно умер в 1385 г.
61
Глава I. Пражский университет
и врагов Реформы были направлены на то, чтобы смешать дело Гуса
с делом Уиклифа. Именно как ученик Уиклифа, Гус был отлучен от
Церкви архиепископом Пражским и осужден собором в Констанце.
Его противники извлекли из этого процесса двойную выгоду: умень-
шалось влияние новаторов на чехов, их можно было выставить про-
стыми плагиаторами иностранного философа, что делало практически
неизбежным их осуждение, поскольку уже неоднократно английские
соборы объявляли постулаты Уиклифа еретическими. Кампания велась
с большой ловкостью и упорством: ее заправилы преуспели в обмане
многих своих современников и даже в наше время многие писатели, и
сочувствующие, и враждебные Гусу, видят в чешской революции лишь
попытку следовать идеям английского философа*. Здесь существует
очевидное преувеличение. Без сомнения, Гус и его друзья знали сочине-
ния Уиклифа, изучали их внимательно и с интересом, что объясняется
общностью их стремлений и целей, такое изучение, быть может, при-
близило их к наступлению кризиса, раскрыло чешским проповедникам
некоторые последствия их постулатов, но если оно даже в какой-то мере
повлияло на их действия, не оно было их причиной. Если не знать собы-
тий, которые предвосхитили приход Гуса, то слишком далеко придется
искать причину столь неожиданно разразившихся революционных
событий. Сегодня этот deus ex machina может вновь взойти на небо, и
станет ясно, что иностранное вмешательство не играло никакой роли:
чешская Реформа есть движение глубоко национальное, весь конец XIV
в. наполнен выступлениями предшественников Гуса, даже при жизни
он не был одинок, а стал лишь самым известным представителем целой
школы. Точки его пересечения с Уиклифом уже рассматривались Мат-
веем из Янова; между тем, Гус расходился с английским философом по
большому числу наиболее важных вопросов. Уиклиф был скорее пово-
дом, чем причиной конфликта, который рано или поздно должен был
разгореться между теми, кто хотели покончить со злоупотреблениями
и вернуть Церкви состояние первоначальной чистоты, и теми, кто стре-
мился защитить свои привилегии.
* Почти все хронисты XV в. представляют гусизм как английское заимствование. Так Ни-
дер в своем труде Formicarius («Муравейник») (I.IIL ch. 10 он даже не называет Гуса),
Герман Корнер, Андрей из Регенсбурга в своих хрониках, Майстерлин в своей Нюрн-
бергской хронике и т.д. В наше время, не считая Гефлера, который не является автори-
тетом, следует назвать Лехлера, который в очень хорошем исследовании, опубликован-
ном в 1873 г. (Lechler. Johann von Wiclif und die Vorgeschichte der Reformation, Leipzig),
возможно, позволил себе слишком увлечься восхищением своим героем, которого он
знает в совершенстве, но самое главное, намного лучше, чем Гуса. Берингер (Bohringer.
Die Vorreformatoren) высказался в том же смысле, но с меньшими преувеличениями и не
оспаривая важность дела, совершенного проповедниками, которые предшествовали
Гусу. Палацкий вначале принял идею об английском влиянии, но он совершенно ее оста-
вил после основательной критики, которая исходила от одного из наиболее влиятельных
историков Церкви, Неандера. Круммель (Krummel. Geschichte der bohmischen Reform.
Gotha) следует Неандеру. Факты были неопровержимо установлены Томеком (Tomek.
DSjepis z Prahy, (История Праги), III).
62
Уиклиф и философские дискуссии
THE
NEW TESTAMENT
WITH THE
1 € i3 fl §
ТДгп cwt cf the
OLD LAW
Read in Churches according to thy Life of Sd/iUM}
TadhwJ
Into ENGLISH from the Vulgar Lathi.
By Jihi li'idtj, DD Rccbr cf Lutterwih, i >8o-
r •' «ж
Библия Уиклифа. Первое печатное издание. 1731 г.
Философские книги Уиклифа начали распространяться в Чехии к
концу XIV в. Они доставлялись в Прагу профессорами или студентами,
которые заканчивали свое обучение в Оксфорде. Такие посещения ино-
странных университетов были тогда значительно более частыми, чем
это обыкновенно допускают. В то время, когда книгопечатание еще не
способствовало распространению книг, они оставались необходимым
и единственным способом быть в курсе работ иностранных ученых.
Отношения между Чехией и Англией были, впрочем, довольно регуляр-
ными со времени замужества дочери Карла IV Анны за королем Англии
Ричардом II (1382 г.).
Уиклиф принадлежал к школе реалистов*, его сочинения, есте-
ственно, были благосклонно приняты профессорами Пражского уни-
верситета: они часто становились предметом дискуссий либо занятий;
стокгольмская библиотека до сих пор обладает копиями разных сочине-
ний Уиклифа, написанными рукой самого Гуса в 1398 г. Примечания на
* Червенке принадлежит достаточно неожиданное мнение (Czerwenka. Geschichte der
evangelischen Kirche in Bohmen. Leipzig, 1869), он никоим образом не желает принять,
что Уиклиф и Гус были реалистами. Впрочем, он опирается лишь на ряд умозрительных
заключений, которые далеко не убедительны.
63
Глава I. Пражский университет
полях свидетельствуют о том глубоком восхищении, которое тот испы-
тывал с этого времени к философу из Оксфорда. В то же время он смутно
ощущал опасность такого восхищения: «Боже, дай Уиклифу Царствие
небесное! О Уиклиф, Уиклиф, ты потревожишь не одну голову*».
Споры стали более жаркими, когда один юноша, который впослед-
ствии займет место подле Гуса и разделил и его влияние, и его смерть, Иеро-
ним Пражский, привез из Оксфорда богословские трактаты Уиклифа.
Новые идеи** распространились достаточно быстро, чтобы руководители
бывшей тогда вакантной архиепископской кафедры в Праге сочли необ-
ходимым вмешаться. На это их подвигли иностранные преподаватели
университета, всегда готовые устроить ловушку своим чешским колле-
гам. Магистр из Силезии Иоганн (Ян) Хюбнер выделил из книг Уиклифа
двадцать одни статью, добавил их к двадцати четырем уже осужденным
в Лондоне, и по его требованию капитул созвал внеочередное собрание
университета (1403 г.). Заседание было достаточно бурным: единствен-
ный магистр, кто защищал суть осужденных статей, был Станислав из
Знойма, и он привел в такое негодование многих присутствующих, что
они покинули зал; прочие чехи просто отвечали Хюбнеру, что вменя-
емые в вину статьи не содержатся в книгах Уиклифа; тот сам много-
кратно жаловался, что его осуждают за взгляды, которые он никогда
не высказывал. Чешские преподаватели, впрочем, тотчас догадались
о настоящей цели этих нападок, и они живо отозвались. «Это ложно,
несправедливо, клеветнически, что ты извлек эти статьи из книг, их там
нет», - вскричал Николай (Микулаш) из Литомышля, а Гус, вспомнив о
двух торговцах шафраном, которые были сожжены несколько дней на-
зад за фальсификацию своего товара, объявил, что они менее грешны,
чем те, кто искажает, таким образом, книги***. Большинство собравших-
ся осудили, однако, сорок пять статьей и запретили, под угрозой наказа-
ния за клятвопреступление, преподавать их с кафедры или на занятиях.
Это решение не имело того эффекта, которого от него ожидали, оно
все больше и больше привлекало внимание к учению Уиклифа и не
нанесло никакого ущерба влиянию Гуса и его друзей. Новый архиепи-
скоп Збынек Зайиц, довольно малосведущий в вопросах богословия,
но воодушевленный самыми лучшими намерениями и желающий сле-
довать примеру Арношта из Пардубиц, полностью доверился Гусу,
* Dudik, Schwed. Reise, р. 198 и сл. Вследствие взятия шведами Праги в ходе Тридцатилет-
ней войны, некоторое число книг и чешских манускриптов было вывезено в Стокгольм.
** Ошибочно полагают, что Диалог и Триалог Уиклифа были привезены в Прагу в 1398 г.
И напрасно Лехлер отправляет Иеронима Пражского из Праги в Оксфорд в 1396 г. В
действительности, он получил звание лиценциата искусств в 1398 г., в следующем году
он добился dispensatio biennii, т.е. освобождения от двухлетнего преподавания в средней
школе. Богословские труды Уиклифа были привезены в Прагу только в 1402 г. Это раз-
деление между философскими и богословскими сочинениями Уиклифа крайне важно.
Оно одно объясняет, казалось, противоречивые слова Гуса перед собором. Действитель-
но, сначала он заявил, что не знал книг Уиклифа двенадцатью годами ранее, а в другой
раз сказал, что он их читал в течение более двадцати лет.
*** Doc.,p. 178.
64
Уиклиф и философские дискуссии
назначил его проповедником на синодах и попросил его сообщать ему
устно или письменно обо всех злоупотреблениях, которые ему стали бы
известны*. Гус еще ни по одному вопросу не разошелся с римской Цер-
ковью, но он все более погружался в текст Писания, стараясь очистить
религию от обрядов и суеверий, которые искажали христианскую веру,
и повернуть души к истинному благочестию**. «Первая евангельская
заповедь, - говорил он, - возлюбить Господа Бога всем сердцем твоим
и ближнего своего, как самого себя. Но будет ошибкой полагать, что
скорее заслужишь прощение Божие возведением храмов, чем давая
милостыню бедным». «Лучше дать Богу динарий во время своей жизни,
чем оставить священникам после своей смерти столько золота, чтобы
наполнить все пространство, которое находится между небом и землей;
лучше снести со смирением оскорбление, чем обломать о свою поясницу
столько розог, что из них можно составить истинно густой лес. Тот более
удостаивается награды Бога, кто унижается перед нижайшим перед
собой, чем тот, кто отправляется в паломничество на другой конец
света» ***. Итак, он нападал, по крайней мере, косвенно, на власть священ-
ников, бичевал безжалостно их сластолюбие, их алчность, их желание
господства, протестовал против злоупотреблений при отлучении от
Церкви, торговле индульгенциями, против монахов, «которые, с раз-
решения или без, до сих пор грабят бедный народ и разрушают Церковь
Христову с помощью неизвестных доселе праздников, мнимых чудес,
братств или других выдумок****».
Он желал вернуть этой Церкви ее первоначальную бедность и чис-
тоту. «Спаситель запретил своим апостолам любую земную власть, но
его Божественное слово превратилось в насмешку и небылицу с того
времени, как император Константин, три века спустя после рождества
Иисуса Христа, предоставил папе королевство. И услышали в сей день
голос свыше, который вскричал: «Яд пролился в Церковь Божию...»
Получив богатство, вся Церковь христианская была отравлена и испор-
чена. Откуда происходят войны, отлучения от Церкви, раздоры между
* Письмо Гуса к архиепископу Doc., Р. 3.
** Так он нападал при архиепископе на мнимые чудеса в Вильснаке и его поведение в этих
обстоятельствах достаточно хорошо нам показывает нравственное расположение, в кото-
ром тогда он находился. Распространился слух, что церковь в Вильснаке (или Вюльзена-
ке) в Бранденбурге обладает настоящей кровью Христовой и что там происходят чудеса.
Многие чехи отправлялись туда в паломничество. Збынек поручил комиссии из Гуса и
двух магистров университета произвести разыскания об этих так называемых чудесах.
Им не составило труда доказать что это лишь надувательство. Две слепые женщины
вновь обрели зрение; они признались, что никогда не были слепыми. Исцелился хромой;
его осмотрели: он ходил хуже, чем раньше. Опираясь на заключение комиссии, архие-
пископ запретил под угрозой отлучения отправляться в паломничество в Вильснак. Гус
опубликовал по этому случаю свое сочинение «De omni sanguine Christi glorificato». Он
сражался с мошенничествами и суевериями, но он совершенно не принимал учение Ста-
нислава из Знойма, который отрицал реальное присутствие (Тела и Крови Христовых в
Дарах - Прим. ред.).
*** Sebrane spisy (II, 305, III, 147).
****Речь на синоде в 1405 г.
65
Глава I. Пражский университет
папами, епископами и прочими членами клира? Собаки грызутся за
кость, отнимите у них кость и мир будет восстановлен... В чем причина
симонии, заносчивости священников, их прелюбодеяния? Все проис-
ходит от этого яда».
Эти речи, которые народ, уже давно подготовленный к этому,
выслушивал с воодушевлением, вызвали горячий гнев у клира Праги,
но Гус казался выше всяческих нападок, доверие архиепископа делало
из него истинного предводителя чешской Церкви, он располагал не
только благосклонностью народа, но и поддержкой наиболее богатых и
могущественных панов, расположением королевской семьи, и особенно
королевы Софии, которая выбрала его своим духовником.
Пользуясь его защитой и как бы огражденная им, партия реформа-
торов росла. Преподаватель университета, Штепан из Палеча, который
оставался близким другом Гуса, ученый - астроном и медик Кржиш-
тян (Христиан) из Прахатиц, юный Ян из Есеницы, который принял
руководство движением после того, как Гус был вынужден покинуть
Прагу, и который также принял мученическую смерть за веру, Ян «Кар-
динал» , Ян из Пржибрама, Прокоп из Пльзени, Здислав из Звиржетиц,
Марек из Кралова Градца, Матей из Книна - все они образовали вокруг
проповедника из Вифлеемской часовни сплоченную группу, которая
непрерывно пополнялась новобранцами и против которой тщетно вое-
вали Ондржей (Андрей) из Немецкого Брода, Георгий (Иржи) из Бора,
Ян Илья и Ян (Иоганн) Хюбнер, главные представители антиреформист-
ской партии. Гус, впрочем, в этот момент был далеко не самым смелым
из реформаторов: кипучий Якоубек (Якоб) из Стржибра призывал с кафе-
дры светскую власть повести клир к апостольской бедности*. Станислав
из Знойма, который в 1403 г. поддержал учение Уиклифа, нападал в
трактате о пресуществлении на учение об Евхаристии и утверждал, что
субстанция хлеба и вина не исчезает после освящения**. Неблагоразумие,
достойное сожаления, чем и воспользовались враги Гуса: не осмелив-
шись прямо упрекать его, они напали на его друзей, и, не смирившись
перед своей неудачей 1403 г., возобновили свои обвинения против сто-
ронников Уиклифа.
Однако архиепископ был благосклонен к Гусу, поэтому они обрати-
лись напрямую к римской курии. Папа Иннокентий VII обратил внима-
ние Збынека на еретичность уиклифских идей***. Преемник Иннокентия
Григорий XII вновь вернулся к этому предупреждению; и Збынек,
неспособный принять участие в таких трудных спорах, сначала и мысли
не допускал, что эти буллы могут затрагивать Гуса, и сохранял к нему
все свое расположение****. Но чтобы создать видимость деятельности, он
* Tomek. Gesch. der Prager Univers., p. 62
** Docum.,P. 56.
*** Chron. univ. 1405. Hofler, I, p. 17.
****Союз Гуса и архиепископа оставался неколебимым еще в 1407 г. Крайне горячая речь
Гуса на синоде (18 октября 1407 г.), направленная против клира, получила, однако,
66
Уиклиф и философские дискуссии
позволил противникам Реформы начать гонения против кого-нибудь из
наиболее скомпрометировавших себя чешских преподавателей. Ян из
Штекно выступил против книги Станислава из Знойма о причащении,
и Станислав, впервые проявив слабость характера, которая превратила
пылкого новатора в одного из самых активных врагов Гуса, избежал
угрожавшего ему осуждения, отказавшись от авторства вменяемой ему
в вину книги (1406 г.). Вопрос о причащении всегда был главным пред-
метом обсуждения*; вот почему, когда архиепископ запретил учить и
защищать суждения Уиклифа, он приказал тогда же возвестить народу,
что после освящения гостии «не остается субстанции хлеба, но только
истинное Тело Христово, и что после освящения чаши, не остается
субстанции вина, но только истинная кровь Спасителя**». Гус осудил
решение архиепископа; он опирался на учением Церкви: в гостии дей-
ствительно одновременно находятся тело и кровь Христовы, также как
в чаше находятся кровь и тело Христовы. Но это позиция вызвала раз-
дражение у архиепископа, тем более ощутимое, что он не был достаточно
уверен в своей правоте; и враги Гуса этим воспользовались.
Гус еще пользовался достаточным доверием, чтобы добиваться
свободы людей, посаженных в тюрьму, но ему не удалось спасти Мат-
вея из Книна и Николая из Вельмовиц, прозванного Авраамом. На-
прасно Матвей жаловался, что его вынуждают отречься от того, что
он никогда не говорил, он был вынужден отречься от ереси Уиклифа
(11 мая 1408)***. Авраам, обвиненный в том, что он учил, что право про-
поведовать Евангелие принадлежит не только любым священникам, но
и просто любому человекому, был изгнан из пражского диоцеза. Гус,
который присутствовал при допросе Авраама****, узнал о его приговоре
в тот момент, когда собирался взойти на кафедру, и тотчас написал
архиепископу. Гус еще не потерял надежды реформировать Церковь
с помощью ее руководителей, и он старался отгородить Збынека от
окружавших его советчиков, которые мало-помалу изолировали его
от чехов. Но, несмотря на такое свое желание, Гус не забывал, что он
говорит во имя Бога, Который являет истину и справедливость*****, и его
резкое прямодушие, его немного надменные просьбы, несмотря на
трепет и уважение, которые он испытывал, рассердили архиепископа,
на открытом заседании горячую похвалу доктора Адама, викария архиепископа. Гус
предоставил эту речь архиепископу, который ее одобрил (Docum. р. 157). Jos. Jirefcek
называет 15, а не 18 число.
* Это еще одно доказательство того, что влияние Уиклифа было значительно меньше, чем
это считалось долгое время. Действительно, с самого начала разгорелась борьба вокруг
речей Милича и творений Матвея из Янова и Штитного, тогда как должны были пройти
многие годы, прежде чем были поставлены под вопрос положения католического уче-
ния, оспоренные философом из Оксфорда.
**Docum., р. 432,435.
*** Docum., р. 368
****Id. р. 342 и 184. Здесь намек на вальденсов, доказывающий, по-видимому, что Гус был
знаком с их учением.
*****Docum., р. 3
67
Глава I. Пражский университет
уже мало к нему расположенного. Збынек неожиданно перешел в стан
врагов Гуса. И напрасно «чешская нация» запретила проповедовать
или поддерживать учение Уиклифа, придав ему неверно понятый воз-
мутительно еретический смысл (20 мая 1408 г.), а студентам теперь не
разрешалось чтение Диалога, Триалога и Трактата о причащении. Вы-
казанное подчинение, полное оговорок и ограничений, не слишком
удовлетворило архиепископа, и на синоде 16 июня 1408 г. он приказал
прекратить в проповедях нападки на клир и выдать все книги Уиклифа*.
Воодушевленный новостями из Италии, где арестовали по подозрению в
ереси Станислава из Знойма и Штепана из Палеча, он принял обвинения
против Гуса, которые ему предоставили пражские клирики, и лишил
своего бывшего фаворита обязанностей синодального проповедника. Эта
отставка ознаменовала разрыв между Гусом и архиепископом: вплоть
до этого момента он лишь представлял Реформу, проводимую в рамках
закона; при поддержке своего иерархического начальника он выступал
против злоупотреблений в Церкви, но не против самой Церкви - а теперь
его толкали в стан оппозиции, где он был обречен на героическую битву,
в которой обрел и славу, и смерть.
Жалобы священников, впрочем, ясно показывают, что главной
причиной преследования Гуса стали те страстность и пыл, с которыми
он принялся нападать на злоупотребления. «Произносит, - писали
доносчики, - возмутительные и мерзкие проповеди, которые терзают
благочестивые души, разрушают человеколюбие и делают клир нена-
вистным в глазах народа», они упрекали Гуса за его рассуждения о
том, что любой священник, требующий деньги за церковные таинства,
особенно от бедных, виновен в симонии и ереси, и что сам Гус не желал
бы умереть с таким количеством бенефициев (как он высказался по
поводу смерти одного каноника). Только один из пунктов обвинения
касался восхищения, которое Гус испытывал в отношении Уиклифа: он
заявил с кафедры, что хотел бы, чтобы его душа была там же, где и душа
Уиклифа. Однако конкретно о ересях речи даже не шло: Гус никогда не
отрицал своего абсолютного почитания философа, но доказывает ли это,
что он принимал положения, осужденные Церковью?
Между архиепископом и партией реформаторов произошел уже
полный разрыв, когда обстоятельства схизмы добавили всем деталям
дискуссии новый повод для конфликта и привели университет к рас-
колу, чьи последствия были сколь тяжелыми, столь и неожиданными.
Не существовало другого способа восстановить единство Церкви, чем тот,
с которым согласились короли Франции и Чехии во время своей встречи
в 1398 г.: по-видимому, они старались добиться отречения обоих пап,
с тем, чтобы две коллегии кардиналов, объединившись, приступили
бы тотчас к выборам нового папы, который был бы признан всем хри-
стианским миром. К несчастию, все попытки примирения разбились о
*Id.,p. 188-189,378-9
68
Борьба национальностей: немцы покидают университет
сопротивление пап: с 1398 г. вопрос не продвинулся вперед ни на шаг.
Иннокентий VII, который, казалось, искренне желал восстановить мир
в Церкви, занимал папский престол только два года (1404-1406 гг.). Его
преемник, Григорий XII, взял на себя в момент избрания обязательство
отречься от папского престола, если бы авиньонский папа Бенедикт XIII
захотел последовать его примеру, но переговоры, начатые обоими сопер-
никами, закончились ничем. Бенедикт XIII твердо решил не отказы-
ваться от власти, да и Григорий XII, интриган по натуре, был не более
своего соперника расположен к этому. Кардиналы, отчаявшись одолеть
их сопротивлением, покинули обоих пап и, собравшись, договорились
созвать вселенский собор в Пизе. Они потребовали от всех государей,
и особенно от Римского короля53, для поддержки их дела, отказать в
повиновении и римскому и авиньонскому папам и сохранить нейтра-
литет вплоть до решения собора. Вацлав был особенно заинтересован
в принятии кардиналами решения, и дело было не только в почестях,
которые ему могли причитаться за восстановление единства Церкви.
Он был сильно рассержен на Григория XII, который признал Рупрехта
Пфальцского Римским королем, и начиная с 1407 г. Вацлав запретил
принимать без королевского дозволения высших церковных лиц, назна-
ченных этим папой. Казалось, судьба повернулась лицом к чешскому
королю: Рупрехт потерпел неудачу в Германии54, и Вацлав льстил себя
надеждой легко одержать над ним вверх, если бы собор и новый папа
признали бы его Римским королем. Вот почему он был сильно недово-
лен богословскими распрями, которые могли бросить на его королев-
ство тень подозрения в ереси и оттолкнуть от него кардиналов. Однако
король полагал, что декларации «чешской нации» 1408 г. совершенно
достаточно, и архиепископ по его просьбе заявил, что после проведен-
ного строгого расследования он не нашел в Чехии ни одного еретика*.
Совершенно успокоенный, он возобновил переговоры с кардиналами и
пообещал им оставить Григория XII без поддержки и отправить в Пизу
торжественное посольство**.
Новости из Италии и решение Вацлава безмерно обрадовали партию
реформаторов - казалось, начиналась новая эра: папа, которому под-
чинилась вся Европа, мог бы употребить свою власть для уничтожения
злоупотреблений. В то же время это была национальная победа, верный
залог поражения того самого Рупрехта, союзники которого угрожали
Праге и жестоко опустошили Чехию55. Напротив, все те, кто боролись
с Реформой, члены высшего пражского клира и иноземные профессора
высказались против подобного решения, последствий которого они
страшились, и которое должно было дать их противникам заметное
преимущество. Архиепископ, пойдя у них на поводу, сохранил свое
подчинение Григорию XII. Вацлав попытался воздействовать на него
* Doc., р. 392.
** 2 ноября 1408 г., Doc., р. 343.
69
Глава I. Пражский университет
через университет, для чего ректором Генингом из Бальтенгагена было
созвано общее собрание. Чешские профессора проголосовали за ней-
тралитет56 , но остальные нации были явно настроены против замыслов
Вацлава. Генинг, уверенный в результате и боясь рассердить короля,
закрыл заседание до голосования*. Чехи, несмотря на это, горячо под-
держивали свое мнение, а Гус в своих проповедях неоднократно при-
зывал к нейтралитету. Збынек, попадая во все большую зависимость от
антиреформаторской партии, решился воздействовать на него жестко:
архиепископ временно отстранил всех священников, которые выступали
за нейтралитет, и особенно отметил Гуса. Несмотря на усилия послед-
него оправдаться и заверить всех в своем повиновении Церкви**, запрет
был сохранен.
В университете распря тотчас приняла национальный характер, став
борьбой между чехами, преданными Вацлаву, с одной стороны, и нем-
цами, сторонниками Рупрехта и Григория XII - с другой57. Эти последние
ожидали только случая взять реванш за 1384 и 1390 гг., в то время как
первые хотели укрепить свою победу, лишив своих противников пре-
имуществ, которые давало устройство университета и его деление на
четыре нации. Чехи потребовали пересмотра устава и изменения такого
устройства, что постоянно обеспечивало преимущество иностранцам. До
нас дошел памфлет, посвященный событиям 1409 г., передающий осо-
бый пыл и поразительную энергию, которой отличались чувства чехов***.
Автор, Ян из Есеницы, воодушевлен той же страстью, что и Далимил,
при защите прав своего народа: и действительно, изменились только
время и форма, а вопрос по-прежнему остается открытым: является ли
Чехия владением Германии? Отрекалась ли она от своего суверенитета,
пусть даже и ценой мнимого господства? Разве она не имеет права быть
сама себе хозяйкой, самостоятельно решать свою судьбу?
Бог хотел дать каждому народу свое царство, которое принадлежит
только ему, говорит Ян из Есеницы: в Чехии некогда жили только че-
хи, значит, чехи должны свободно пользоваться своими законами и
правами, как они ими пользовались прежде, а немцы не должны сеять
смуту. Бог поставил во главе народов свой верный народ, так же и король
Чехии должен возвысить свой верный народ, чешскую нацию****, - ей
полагается первое, а не последнее место. Каноническое и гражданское
право находятся в согласии по этому пункту: управление принадлежит
коренному населению, то есть это чешская нация должна править дру-
гими нациями, занимая главенствующее положение. Она может терпеть
* Chron. univ. Prag. (Hof. I, p. 18).
** Письмо архиепископу, конец 1408 г. Doc., р. 5.
*** Он был впервые опубликован Гефлером (II, р. 156-165) и переиздан с большей точностью
Палацким (Documenta, Р. 355-363). Палацкий полагал, что его автор - Ян из Есеницы
и приводит свои доводы, которые кажутся мне очень правдоподобными. Однако Иречек
(Jiredek. Rukovet’ literatury deske) приписывает авторство Гусу.
**** Здесь небольшая путаница в аргументации, поскольку автор имеет в виду два значения
слову «нация»: народ и землячество в университете.
70
Борьба национальностей: немцы покидают университет
прочие нации, но они - не наследники и не владельцы королевства,
они чужаки, рабы. «Нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам»58, -
сказал Христос; сначала стол должен быть накрыт сынам королевства,
а иностранцы должны лишь смиренно принимать крохи, падающие
с пиршественного стола. Разве не таковым было намерение славного
основателя университета, императора Карла? Он хотел, чтобы чехи
приглашали к себе иностранцев, а теперь иностранцы стали хозяевами,
они оказывают чехам уважение в их собственном доме, но при этом
удерживают лучшие доходы и большую часть власти. Беспримерный
скандал! Разве немцы могли бы позволить чехам управлять универси-
тетами Гейдельберга или Вены? Чехи не требуют этого, но с какой стати
немцы должны более их благоденствовать, находясь в Праге? И еще,
немцы могли вначале сослаться на то, что их преподаватели крайне
многочисленны и более знающие, чем чехи: они воспользовались этим,
чтобы разделить университет на свой манер, но разве это повод, чтобы
обречь славян на вечное подчинение? Почему бы не обратить к ним
слова Послания к Галатам: пока сын был юн, он не отличался от раба,
и хотя был господином, он оставался в подчинении у своих служителей
вплоть до времени, установленного отцом59, но когда пришло время, все
должны подчинится ему, он есть сын и наследник по закону Божиему?
Предположим, что вначале чехи были как дети в науке и их незнание
делало их рабами немцев, но «благодаря Богу времена изменились,
чешские профессора превосходят немецких докторов по численности,
эрудиции и учености, они более не рабы, но хозяева и наследники. Дайте
же вы, опекуны, которые искали только своей выгоды, место детям этого
дома, единственным владельцам и пусть они владычествуют во веки
веков, аминь».
Это заключение опирается на неопровержимые факты, и произо-
шедшие изменения дали чехам некое право требовать более значитель-
ной доли в управлении университетом. Если число чешских студен-
тов достигало пока лишь одной пятой от общей численности, то уже
среди профессоров более трети были чехами: на факультете свободных
искусств, самом многочисленном, нам известно сто пятьдесят пять
профессоров с 1384 г. по 1409 г., из них сорок четыре были поляками,
тридцать один - баварцами, двадцать семь - саксонцами и пятьдесят
три - чехами60. Прирост численности чехов увеличивался год от года, а
численное превосходство немцев беспрестанно ослабевало61, но особен-
но они теряли превосходство в интеллектуальной сфере, им нечего было
противопоставить знаменитым именам, которые обеспечили Пражско-
му университету столь славное место в истории XV в.62
Чехи искусно воспользовались ситуацией и недовольством короля
после отказа иностранных «наций» присоединиться к нейтралитету.
Вопрос был достаточно серьезный, чтобы заставить забыть разногла-
сия, возникшие между некоторыми чешскими профессорами. Ян Илья
71
Глава I. Пражский университет
и Ондржей из Брода*, оба настроенные крайне враждебно к Уиклифу,
пошли на сближение с Гусом и попросили его использовать свое влияние
в интересах своего народа. Гус охотно согласился с этим** и обратился к
Николаю (Микулашу) Пражскому, одному из любимцев короля, кото-
рый пообещал ему свою поддержку. Впрочем, представляется, что на
закрытых совещаниях, где принимались решения «чешской нацией»,
точно не фиксировались просьбы, с которыми предполагалось обра-
титься к королю. Чехи, почти не надеясь на успех, были готовы доволь-
ствоваться лишь достижением равенства голосов***.
Чешские профессора знали, что король был очень недоволен их бого-
словскими распрями, слух о которых уже начал распространяться по ту
сторону границ, вот почему они выбрали в качестве своих представите-
лей докторов, вызывавших наименьшее подозрение у Церкви, а именно
Ондржея из Брода и Яна Илью, однако, они сочли необходимым присо-
единить к ним Гуса. Вацлав находился в Кутной Горе, куда к нему при-
было французское посольство и депутация Парижского университета,
которые настаивали, чтобы он подал свой голос в пользу кардиналов.
Король радушно принял выборных представителей от трех иностран-
ных наций университета, пообещав им сохранить все их привилегии
и, напротив, очень сурово обошелся с чехами и особенно с Гусом: «Ты
и твой друг Иероним, - сказал он ему, - виновники беспорядков. Если
те, кто ответственны за это, не наведут порядок, я прикажу вас сжечь»****.
Чехи покинули двор, ничего не добившись, а потерявший надежду
Гус тяжело заболел. Но едва чехи уехали, как советники короля взяли
их дело в свои руки и нашли помощников среди членов посольства,
заинтересованных в том, чтобы обеспечить победу в Праге сторонни-
кам нейтралитета*****.
Это вмешательство оказалось решающим, и Гус был тотчас извещен
об этом внезапном повороте. Когда Ондржей из Брода и Ян Илья пришли
его навестить, он лежал в постели, а они стояли у его ложа печальные и
задумчивые. «Разве это несправедливо, - спросил он их, - если мы сможем
обладать тремя голосами?» «Дай Бог, - ответили оба магистра, - но мы
* Два наиболее доблестных человека в чешской нации, сказал Гефлер
** Doc.,p. 181
*** То есть два голоса против двух голосов иностранцев.
**** Doc. р. 281-282
***** Французское посольство возглавлял (Оноре Боне - Прим, ред.), приор Салона, в диоцезе
Арля. Гус скопировал по просьбе Кржиштяна (Христиана) из Прахатиц сочинение при-
ора, и оно было опубликовано Гефлер (II, 174-187). Оно очень длинно, мало интересно,
исторические детали, которые он приводит, известны из других источников. Вацлав
всегда показывал себя благорасположенным к Франции. Гефлер соорудил позднее на его
основе целый роман (Hofler. Mag. Huss, р. 214): Вацлав встал во главе постыдной вель-
шской (иностраннной, так немцы обозначали иностранцев, преим. французов и итальян-
цев - Прим, ред.) интриги, в которой объединились против Германии романские народы
и славяне. «Если смотреть отстраненно и беспристрастно, это был самый пагубный союз,
который можно себе представить: он стал результатом долгих переговоров, как сказал
император Рупрехт, предпринятых и проведенных полностью в интересах французов и
согласно их точки зрения».
72
Борьба национальностей: немцы покидают университет
не сможем никогда этого добиться». «Только что пришло, - продолжил
он, - послание от короля вместе с письмом для университета, вот его
копия, прочтите его». После того как они его прочитали, их охватила
радость, они почувствовали себя счастливыми: «Я уже почти мертв, -
сказал тогда Гус, - если я не встану на ноги, я прошу вас - трудитесь ради
справедливости и освобождения нашей родины »*. Это письмо было копией
королевского Кутногорского декрета (18 января 1409 г.). Вацлав объявил
несправедливым то, что немецкая нация63 присвоили себе три голоса,
тогда как истинные хозяева королевства обладали только одним, и пове-
лел, чтобы в будущем чехи имели три голоса, а немцы64 только один**65.
На чьей стороне была право в этой университетской распре? Аргу-
менты чехов сводятся в сущности к двум положениям. Булла Карла IV
об основании университета ни словом не упоминает о разделении на
четыре нации; притязания иноземцев на обладание тремя голосами
появились уже в период основания университета и являлись ничем
иным, как прямой узурпацией, не имеющей никаких законных осно-
ваний, это был просто обычай, не являющийся неизменным. К тому же
он противоречил булле Карла IV. И действительно, разве император не
желал, чтобы Пражский университет имел те же права и те же порядки,
что и Парижский, а ведь в Париже подданные обладают тремя голосами,
а иностранцы только одним.
Эти аргументы, бесспорно, лишь частично справедливы. В действи-
тельности, если и истинно то, что булла об основании не говорит о четы-
рех нациях, это разделение тем не менее произошло почти одновременно
с основанием университета, следовательно, оно не является захватом
прав, а лишь простым следствием естественного развития университета,
хотя и достаточно старинным, чтобы иметь силу закона. Пример Париж-
ского университета здесь неубедителен. Действительно, этот универси-
тет был разделен на четыре нации: французов, пикардийцев, нормандцев
и англичан, и хотя французская нация насчитывала столько студентов,
сколько их было в трех других вместе взятых, она, однако, обладала,
* Doc. р. 181
** Doc. р. 347. Документы неоспоримо доказывают тесную связь декрета 18 января и вопро-
са о нейтралитете. «После того как было выслушано посольство по поводу отказа в под-
чинении обоим папам, и когда чехи согласились с этим, а прочие нации держались про-
тивоположного мнения, король Римский и Чешский в тот же день великодушно даровал
[чехам] три голоса, как это было в обычае в Парижском университете» (Chron. Univ.
Prag. Hofl. I, p. 18-19). Ответы Гуса в Констанце не менее точны. 7 июня его обвинили в
том, что его проповеди послужили источником смуты и были причиной «разрушения
университета и изгнания немцев». Он ответил: «что не он был виновником, но поскольку
они не хотели пойти навстречу желанию короля и отказаться от повиновения Григо-
рию XII и принять нейтралитет, король, будучи в своем праве, даровал три голоса чеш-
ской нации», что, впрочем, согласовывается с желанием императора Карла (Documenta,
р. 281-282). Ср. еще рассказ, правда, сильно неполный, в Stafi letopisove (Script, rer.
Bohemic, III, 1408 г. P. 10), который дает довольно точное представление о националь-
ном чувстве: Можно было принять господство немцев в университете, пока чехи не пре-
успели достаточно, чтобы управлять сами собой, но теперь, когда ученики превзошли
своих учителей, справедливо, чтобы чехи управляли в собственной стране.
73
Глава I. Пражский университет
как и они, одним голосом*66. Обоснование королевского декрета необхо-
димо искать не в аргументах узко юридического характера, а в другом.
Так получилось, что в Праге баварская, саксонская и польская нации,
состоявшие исключительно или в подавляющем большинстве из немцев,
объединили свою деятельность и свои интересы до такой степени, что
стали единым целым и, располагая тремя голосами, полностью подавили
чехов67. Документы ничего не говорят о баварцах, поляках или саксон-
цах, а только о немцах. Национальное чувство противилось такому заси-
лию иностранцев, и королевский декрет был встречен во всем королевстве
с благодарным воодушевлением как победа славян68 над иноземцами**.
Естественно, что неожиданный декрет Вацлава вызвал большое раз-
дражение у иностранцев. Они обратились к королю, прося сохранить их
старинные права, и в то же время попытались возбудить общественное
мнение, организовав в Праге большую демонстрацию. Преподаватели
и студенты-немцы клялись покинуть университет, если декрет от
18 января не будет отменен. Они надеялись, что бюргеры Старого Места
вступятся за них, не только из чистой симпатии к немцам, но и по при-
чине своих коммерческих интересов. Но бюргеры, отчасти вовлеченные
в реформационное движение, были бессильны противостоять националь-
ному подъему. В храмах раздавались похвалы королю, освободителю
родины, «Слава Всемогущему Богу, - вскричал Гус, - мы прогнали
немцев, мы достигли цели, которую преследовали, мы - победители»***.
Микулаш из Лобковиц, который участвовал в составлении декрета, при-
обрел популярность, впрочем, сколь внезапную, столь и скоротечную.
Возбуждение было таким, что Вацлаву было бы трудно отказаться от
своего решения, да он не обнаружил ни малейшего желания это сделать.
Нам мало известно о переговорах, которые шли между иностранными
преподавателями и королевским советом, мы знаем только, что Вацлав
им предложил абсолютный паритет: немцы и чехи сменяли бы друг
друга регулярно на всех постах в университете****. Иностранцы не желали
уступать ни одной из своих привилегий и предложили создать отдельный
университет для чехов*****.
Тем временем занятия были прерваны, выборы стали невозможными.
Чтобы положить конец этой безвыходной ситуации, Вацлав назначил
*Ср.: Bulaeus (III, 558, 560, 61, 66, 894). Thurot (De Torganisation de 1’enseignement de
TUniversite de Paris au moyen-age, Paris 1850)
** «Немцы образовывали клику, которая занималась лишь тем, что искала распри с
чехами... К тому же их узколобое противодействие, слепое к любым попыткам Реформы,
делало из них партию мракобесия». Krummel, Hist. Zeitschrift, 1867, р. 27)
*** Doc, Р. 183. Показания Вацлава из Водерад. Возможно, Гус не произносил этих слов. Их
передает один из его врагов, в чьей искренности, по вполне серьезным причинам, можно
справедливо сомневаться, но ясно, что Гус защищал и публично хвалил декрет Вацлава.
(Если даже эта цитата правильно передает слова Гуса, это, пожалуй, единственный пример
резкого антинемецкого выпада с его стороны, к тому же подтверждающий, что под «немца-
ми» он, как и его соратники, имел в виду прежде всего иностранцев. - Прим. ред.).
****Palacky, III, 1. 107
***** Documenta, р. 350
74
Борьба национальностей: немцы покидают университет
ректором 3денека из Лабоуня, а Шимона из Тишнова - деканом бого-
словского факультета. Исполнение этого приказа было поручено Мику-
лашу из Лобковиц. Микулаш созвал всех магистров университета в
Каролинум и сам прибыл со скабинами из Старого Места и несколькими
вооруженными людьми. Он потребовал, что немцы подчинились при-
казам короля, а после их отказа отобрал у старого ректора Генинга из
Бальтенгагена списки, ключи и печать и затем ввел в должность Зденека
и Шимона. Немцы в знак протеста покинули зал (7 мая). Продолжать
далее сопротивление было отныне бесполезно, им оставалось только
исполнить свою клятву. 16 мая они покинули Прагу, двигаясь длинной
вереницей - кто пешком, а кто на лошадях или на повозках. Большин-
ство из этих мигрантов отправилось в Лейпциг, где они основали новый
университет. Этот массовый отъезд король расценил как предательство
и ответил на него двумя декретами, которые утвердили торжество чехов:
он назначил славян на должности, оставшиеся незанятыми в универ-
ситете и коллегиях*, и повелел, чтобы в будущем ректоры и деканы
клялись в верности королю и чешской нации. На первых же выборах,
которые последовали за отъездом немцев, Гус был назначен ректором**.
Последствия декрета 18 января 1409 г. были важны для Германии,
Чехии и реформаторов. Не все студенты отправились в Лейпциг, многие
пошли в Эрфурт, Кельн, Гейдельберг и т.д. и здесь способствовали зарож-
дающемуся преуспеянию этих университетов. Однако ни один из них не
приобрел такого влияния, чтобы их деятельность распространилась на
всю Германию, ни один не снискал той значимости, какую имела Прага
в течение определенного времени, обретя роль научной и литературной
столицы69. Их влияние оставалось локальным, но эта интеллектуаль-
ная децентрализация не только не препятствовала общему развитию
Германии, но стала одной из наиболее серьезных причин ее успехов
(в результате создания в различных местах центров научных трудов и
*Hdfl.,II, р.156
** Крайне затруднительно оценить сколько-нибудь точно число эмигрантов. Павел Жидек
в 1470 г. насчитывал до двадцати шести тысяч и Гефлер подсчитал, что их было, по мень-
шей мере, двадцать тысяч. Некоторые писатели говорят даже о сорока тысячах. Дро-
биш, напротив, пытается доказать, что в 1409 г. в Праге было не более двух с половиной
тысяч студентов и две тысячи, вероятно, покинули университет (Drobisch. Beitrage zur
Statistik der Univ. Leipzig innerhalb der ersten 140 Jahre. - Travaux de la Societe des
sciences de Leipzig, 1849). Абсолютно невозможно принять, что четыре пятых студентов
покинули Чехию. Одних чехов было более пятой части студентов, и поляки остались
почти все (Последнее утверждение опровергает либо вышеизложенные доводы автора
книги о подавляющем преобладании немцев в польской «нации», либо его же попытки
представить этот конфликт как следствие чисто этнического чешско-немецкого антаго-
низма - Прим. ред.). Цифры Дробиша определенно слишком слабы. Он полагал, что в
Праге никогда не было более трех тысяч студентов, что сегодня мы никак не можем ут-
верждать. Томек оценивает число эмигрантов приблизительно в пять тысяч человек и
он согласен с Энеем Сильвием, (Hist. Boh. с.35), который рассказывает, что в первый
день уехали две тысячи студентов и что за ними последовали в следующие дни три тыся-
чи других. Возможно эти цифры немного завышены. Не следует забывать, действи-
тельно, что факультет права, который образовал отдельный университет, не был задет
этими событиями и что ни один из его студентов не покинул город.
75
Глава I. Пражский университет
занятий), и стала одной из наиболее примечательных черт немецкой
цивилизации*. Миновали столетия, прежде чем немцы заметили эти
благоприятные последствия; между тем те, кто покинул Прагу, сохра-
нили в своем сердце жгучую ненависть к Гусу и чехам, распространили
по всему Западу обвинения и самую несправедливую клевету, а своим
гневом побудили крестоносцев, которые несколько лет спустя попыта-
лись воплотить приказы Церкви.
Пражский университет утерял свой европейский характер, кото-
рый хотел ему придать Карл IV. Он стал чисто национальной чешской
институцией. Пытаются доказать, что он с этого времени перестает быть
источником света и исследований, он погружается в обсуждение беспо-
лезных и пустяковых вопросов, и что он никогда более не обретал той
литературной славы, которой университет блистал в XIV в. В этом есть
много несправедливого; пражский университет сохранил свой живой
потенциал, в его стенах происходило становление замечательных людей,
создавались выдающиеся произведения. К несчастью, в наступившую
смутную эпоху исследования прекратились либо, по меньшей мере,
проводились отвлеченные и утомительные обсуждения неких богослов-
ских вопросов. Не забудем, впрочем, что за несколько странной личи-
ной ученых споров в XV в. прятались самые возвышенные и трудные
вопросы, которые не переставали с тех пор волновать мыслителей и
философов. Преобразование Пражского университета не является
единственным примером в истории: прочие университеты подвергались
подобным же изменениям. Такие большие, открытые внешнему миру
корпорации годились лишь для эпохи, когда нации еще не осознавали
себя, но общая вера объединяла на одной скамье сыновей самых разных
народов. По мере того, как рос патриотизм, университеты продолжали
меняться, облекаясь в новую форму; нет ничего удивительного в том, что
именно та страна, где национальное чувство развилось особенно быстро,
оказалась впереди прочих на этом пути.
Гус не играл в борьбе по поводу трех голосов той решающей роли,
как это считалось долгое время, но королевское решение стало боль-
шим торжеством для партии Реформы, и в то время, как она одержала
победу в Праге, собор в Пизе назначил папой Александра V. Значит, он
вскоре достигнет столь долго ожидаемой цели: злоупотребления будут
искоренены, Церковь возродится достойной супругой Христа. Однако
иллюзии были недолговечны. Временный успех Гуса ожесточил его
противников. Борьба отныне должна была вступить в новую стадию;
до сих пор это была лишь дискуссия среди равных, чехов и немцев, реа-
* Возможно, что эта децентрализация станет в достаточно кратком промежутке време-
ни, который невозможно точно определить, не более, чем историческим воспоминани-
ем: политическое единство не останется без влияния на литературную жизнь и это на-
правление выражено уже достаточно, чтобы обеспокоить зарейнских ученных. Однако
это изменение, без сомнения, будет довольно неторопливым, что объясняют старинные
воспоминания, партикуляристские устремления немецкого духа и особенно материаль-
ные условия жизни.
76
Архиепископ Збынек и книги Уиклифа
листов и номиналистов, сторонников и противников Реформы, теперь
номиналисты были изгнаны, реализм единственный господствовал в
университете, новаторы держали власть в своих руках, кто их может
остановить? Церковные власти. Так Гус предстанет сначала перед лицом
архиепископа, затем перед папой и всей Церковью, собравшейся в Кон-
станце. Начнется настоящая битва.
ГЛАВА II.
Гус и римская Церковь
Архиепископ Збынек и книги Уиклифа - Попытки примирения - Гус
и папство - Индульгенции - Гус в изгнании
Декрет 18 января 1409 г. косвенным образом затронул пражского
архиепископа Збынека, предоставив руководство университетом пар-
тии, придерживавшейся нейтралитета. Збынек, однако, упорствовал в
своем сопротивлении, результат которого отныне был предопределен, и
отказался признать Александра V. Король, весьма раздраженный тем,
что встретил новые препятствия в тот момент, когда он надеялся, что
покончил со всяким противодействием, приказал отобрать имущество у
тех священников, которые не подчинятся декретам Пизанского собора:
архиепископ наложил на город Прагу интердикт. Гус и его друзья с го-
рячей радостью восприняли известие о выборе Александра V, они также
сурово осудили поведение архиепископа и не признавали интердикт.
Волнение нарастало: возбужденный зажигательными проповедями,
опасность которых преподаватели распознали слишком поздно, народ
повиновался приказам Вацлава с грозным воодушевлением. Имуще-
ство клириков было разграблено, со многим священниками обошлись
дурно. Церковнослужители более не вызывали уважения, и если какой-
нибудь мирянин пытался вмешаться, его тотчас обирали и выгоняли
из города*. Эти беспорядки, которые были лишь прелюдией более ужас-
ных событий, означали начало нового периода: проповеди из Вифлеем-
ской часовни разнеслись по всей стране, воодушевив сердца, и новаторы
находили сторонников в самых глухих уголках страны и в самых дале-
ких городах**; но более всего они увлекли за собой воспламененную и
страстную толпу в Праге, где ее многочисленное подвижное население
было увлечено старинным соперничеством и наследственной ненави-
стью. Эти новые и горячие ученики вскоре будут играть в Реформации
активную роль, они не раздумывали над тем, каковы могут быть послед-
ствия тех положений, которые выдвигали преподаватели: чтобы вернуть
Церкви ее первоначальную чистоту, они отнимали у священников их
* Compilatio chronologica, цит. по: Hofler. Mag. Huss, р. 289.
** См. письмо Гуса жителям города Лоуны (Doc., р. 10).
77
Глава II. Гус и римская церковь
имущество; чтобы защитить свободу слова Божиего, они оскорбляли
или дурно обращались с представителями власти; это был момент, когда
борьба из области теории перешла в практическую плоскость, когда
действия следовали за словами, когда идеи становились реальностью:
Реформа превращалась в Революцию.
Эта революция не была свободна ни от насилия, ни от несправедли-
вости: много раз доктора отступали в испуге перед бесчинствами иссту-
пленной толпы и не раз они бывали уязвлены в самое сердце сомнениями
и угрызениями совести; и по сей день историк испытывает печаль тогда,
когда, оставив поле безмятежных интеллектуальных исследований, перед
ним раскрывается картина долгих кровавых и слишком часто криминаль-
ных битв. Как приятно было бы видеть тех, кто сражается за свободу и
право, всегда сохраняющими больше умеренности, чем их противники,
и предоставляющими быть жестокими и несправедливыми сторонни-
кам злоупотреблений и неограниченной власти. Неосуществимая мечта!
Человеческая природа остается несовершенной, даже в самых своих
благородных порывах к идеалу; Реформация должна была попытаться, в
противном случае, рискуя остаться лишь бесполезной игрой ума, осуще-
ствив те изменения, которые она считала необходимыми, она была обре-
чена спуститься на землю и запятнать себя грязью и кровью. Счастливы
те, кто подобно Гусу, сумели уберечь себя от этой горячности, остались
милосердными в борьбе и умерли прежде, чем увидели свои надежды
увядшими и свою совесть - угнетаемую непоправимыми несчастиями.
Всеобщее волнение принудило епископа к серьезным размышлени-
ям. Александр V был признан почти всеми европейскими нациями. Збы-
нек смирился. Но архиепископ надолго затаил злобу из-за перенесен-
ного поражения, и решил отомстить Гусу, которого считал ответст-
венным за все. С этого времени он со странным упорством преследо-
вал своего бывшего фаворита; он сам непосредственно вступил в борь-
бу, в которой до этого был лишь пассивным инструментом антирефор-
маторской партии. Новые жалобы были выдвинуты против Гуса (1409 г.)*;
архиепископ принял их благосклонно и приказал тому предстать перед
инквизитором Маржиком (Маврикием) Рвачеком; эти обвинения были
только воспроизведением обвинений, уже представленных архиепи-
скопу в 1408 г. Гуса упрекали за выпады против клира и восхищение
Уиклифом; только один пункт касался вероучения, и Гус протестовал
против слов, которые ему приписывали**. Несмотря на злую волю инк-
визитора и архиепископа, этих жалоб было недостаточно, чтобы осудить
* Docum. р. 164
** Главный автор этого обвинительного акта был Ян Протива, прежний проповедник Виф-
леемской часовни. Будто бы Гус сказал, что священник, находящийся в смертельном
грехе, не может освящать гостию и причащаться. Гус ответил, что все, кто следил за
моими проповедями, знают, что я проповедовал противоположное: я сказал, что плохой
священник освящает [Св. Дары] также хорошо, как и хороший, божественная благодать
действует через плохого, также как и через хорошего священника (Doc., id.). Все книги
Гуса ясно доказывают, что именно так в самом деле он верил и учил.
78
Архиепископ Збынек и книги Уиклифа
проповедника из Вифлеемской часовни, но те нетеряли надежду сра-
зить его не напрямую, а с помощью ряда мер общего характера.
Обстоятельства, однако, были трудные: Александр V, осведомлен-
ный о долгом сопротивлении архиепископа, чувствовал себя несколько
обязанным чешским магистрам. Когда Збынек приказал доставить все
книги Уиклифа в комиссию, которая занималась их исследованием,
пятеро молодых людей отказались подчиниться и подали апелляцию
на это решение в Рим. Папа принял их ходатайство и приказал Збынеку
явиться к нему, чтобы оправдаться. Но папская курия заняла вскоре
совсем другую позицию. Посланники архиепископа, каноник Инох и
францисканец Ярослав, епископ in partibus.70 Сарепты, нашли, как
говорили, неотразимые доводы, и 20 декабря 1409 г. Александр V обя-
зал Збынека создать комиссию из шести членов, которые должны были
исследовать книги Уиклифа и остановить распространение ереси. Было
запрещено проповедовать в любом другом месте, кроме кафедральных
соборов, приходских храмов и монастырских часовен*. Папа заблаго-
временно отменил все апелляции против этой буллы**.
Эта мера вызвала в Чехии глухое недовольство***; казалось она, дей-
ствительно, добавила основательности этим обвинениям в ереси, которые
уже вызвали такое беспокойство у Вацлава, а национальное самолюбие
чехов всячески старалось их избежать. Несмотря на внутреннее убеж-
дение, что они по всем пунктам находятся в согласии с католической
Церковью, чешские магистры чувствовали, что вокруг них растут подо-
зрения, раздражающие тем более, что были расплывчатыми и потому
более трудными для опровержения. Студенты, покинувшие Прагу, тоже
становились обвинителями, рассеянными по всей Германии; раздражен-
ные этой клеветой, постоянно опровергаемой и постоянно повторяемой,
они71 надеялись повернуть общественное мнение с помощью сдержан-
ности и мудрости; самые горячие старались не дать никакого оружия
* Docum., р. 375. Necessarium sit prohiberi, ne per aliquos, etiam si sint super hoc apostolico
vel alio quovis indulto muniti, praedicationes aut sermones ad populam fiant, nisi in
cathedralibus, collegiatis, parochialibus aut monasteriorum eclesiis seu earum cemiteriis
(«Настоятельно пусть будет запрещено, чтобы кто-либо произносил проповеди и речи,
кроме как в кафедральных соборах, коллегиатских [при которых есть коллегии канони-
ков], приходских и монастырских церквях, или кладбищах при них, даже если они бу-
дут сверх этого на это снабжены апостолическим [т.е. папским] или любым другим раз-
решением ...»). Конечно, это была не первая попытка, предпринятая, чтобы остановить
проповеди в Вифлеемской часовне. И действительно, мы знаем, что Кржиж, последний
из оставшихся в живых основателей часовни, просил Григория XII подтвердить преды-
дущие буллы, и эта просьба была, без сомнения, вызвана угрозами, подобными той, ко-
торая только что имела успех. Кржиж получил очень лестную папскую буллу (14 мая
1408 г.), в которой Григорий XII повелел архиепископу освятить Вифлеемскую часовню
от его имени. Однако к тому времени, когда булла прибыла, архиепископ был уже плохо
расположен к Гусу, и он не дал продолжения этому делу.
** Булла датирована 20 декабря; та, в которой папа приказал Збынеку явиться для оп-
равдания в Рим - 8 декабря. Этот внезапный поворот объясняли подарками, которые
привезли Александру V Инох и Ярослав.
*** Булла прибыла в Прагу 9 марта 1410 г. Лехлер называет 1409 г., но это может быть
только опечатка.
79
Глава II. Гус и римская церковь
против самих себя: сам Иероним Пражский, всегда такой вспыльчивый
и порывистый, остерегался всякой несдержанности в речи; во время
большой дискуссии 1410 г. он в своей выразительной речи после жалоб
на несправедливые подозрения в адрес чехов постарался доказать их
тщетность: признав, что он нашел в книгах Уиклифа много неоспоримых
и полезных истин, он открыто провозгласил, что отверг все еретические
суждения, которые можно было здесь усмотреть, и советовал студентам
быть очень осторожными при чтении и изучении этих книг*. И именно в
такой момент архиепископ, совершив нечто вроде предательства, объе-
динился с врагами своего народа и своей властью одобрил все обвине-
ния; он исторгнул у обманутого папы буллу, которая воистину ставила
под подозрение саму Чехию! Несмотря на положение папского декрета,
который заблаговременно отменял все апелляции, Гус тотчас обратился
к отлично осведомленному папе, предъявив предыдущее заявление архи-
епископа, который провозгласил свой диоцез свободным от любой ереси.
Но Збынек, который отныне был уверен в поддержке римской курии,
попросил комиссию, занимающуюся расследованием и изучением этого
дела, скорее завершить свою работу. Результат не вызывал сомнений;
16 июня 1410 г. архиепископ, на основании мнения комиссии, запретил
защищать и преподавать еретические статьи, содержащиеся в книгах
Уиклифа, запретил любую проповедь в частных домах, т.е. в часовнях72,
и принял решение, что книги, которые ему принесли, будут сожжены.
Те, кто отказывался до этого момента принести свои экземпляры книг,
должны были их немедленно доставить под угрозой отлучения**.
Гус, доведенный до крайности, был готов бороться: он добился от
университета, чтобы там дважды высказались против декрета архиепи-
скопа*** и чтобы они попросили короля вмешаться. Итак, Гуса прикры-
ли самые высокие мирские и церковные власти Чехии, и он обратился
к папе со второй апелляцией. Он узнал о смерти Александра V и наде-
ялся, что его преемник, не связанный всеми предыдущими заявлени-
ями, окажется более благосклонным. Он желал придать своему протесту
большую силу, призвав присоединиться своих прихожан из Вифлеем-
ской часовни. Разве не естественно, что он противопоставил клевете
своих противников свидетельство своих постоянных слушателей!
Неоднократно уже делал он их судьями своего поведения, и Гус, мало-
помалу, привык говорить в своих речах о важных событиях, которые
* Дискуссии играли тогда в университетах большую роль: в Праге они проходили регулярно
по воскресеньям. Но самой важной и самой блестящей была ежегодная дискуссия, которая
начиналась 3 января и длилась несколько дней (disputatio de quolibet). Председателя
(quodlibetarius) выбирали заранее за шесть месяцев. В1410 г. им был Матей из Книна. В ней
участвовали пражские советники, посланники герцогов Бургундского и Брабантского. Речь
Иеронима была опубликована Гефлером (Hofler. II, 112): только он приписал ее Гусу и по-
местил ее под 1409 г. Томек доказал, что это произведение Иеронима и что он ее произнес в
1410 г. (Tomek. D ejepis Prahy, Р. 479)
** Docum. р. 379
*** Doc.,p. 386
80
Архиепископ Збынек и книги Уиклифа
интересовали Чехию и Церковь: эта была своего рода трибуна, с которой
голос проповедника звучал по всему королевству. Гус был крайне далек
от того, чтобы видеть в таком поведении что-либо похожее на попытку
мятежа, он был всегда послушным сыном Церкви, он не просил своих
друзей делать выбор между ним и папой, но вместе с ним преклонить
колени перед понтификом, чтобы со всем смирением обнаружить перед
ним западню, которую ему устроил Антихрист. И однако в этом дей-
ствии, которое Гус исполнил со спокойной совестью, с уверенностью
в своей правоте, заключался зародыш революции, возможно, самой
великой из тех, что сотрясали мир. Сам же народ, который, таким
образом, принял сторону простого священника против архиепископа и
папы, на деле присвоил себе право осудить поведение церковных вож-
дей: преграда, которая отделяла клириков от мирян, была преодолена,
если не сломлена; святилище было захвачено. Гус стал, не осознавая
того, пособником и невольным предшественником великого восстания,
которое было готово заменить средневековую олигархию таборитской
демократией.
Собралась горячая толпа, такая же многочисленная, как и тогда,
когда Гус восхвалял декрет 18 января или возбуждал мужество пражан
против мейсенцев. Сперва Гус прочитал папскую буллу. «Ия заявляю, -
добавил он, - и благодарю за это Бога, что я не нашел ни одного еретика
в Чехии. Эти обвинения не более чем ложь!» «Ложь, ложь», - ответили
присутствующие. Затем Гус без обиняков напал на поведение папы, кото-
рый исполнил пророчества, преследуя Евангелие и христианскую веру.
«Я подаю жалобу, - сказал он, заканчивая, - на приговор архиепископа,
я снова подаю жалобу, желаете ли вы меня поддержать? » «Да, да, - отве-
тила толпа, - мы тебя поддержим» *. И действительно, 25 июня в Вифле-
емской часовне была прочитана жалоба Гуса и магистров, бакалавров,
студентов, панов, рыцарей и бюргеров, которые присоединились к нему.
Разумно ли это, спрашивали они, сжигать книги о философии, морали,
математике, физике, в которых разбираются вопросы чисто научные?..
Даже приняв, что книги Уиклифа являются еретическими, должно ли
из-за этого их не читать? Разве изучать заблуждение - не лучший способ
сразиться с ним? Как его опровергнуть, если его не знать? Впрочем, под-
писавшие апелляцию засвидетельствовали свою преданность Церкви, и
заявляли в присутствии всех, что они не поддерживали никакую ересь,
в какой бы книге она не заключалась**. Затем они обсудили запрет на
проповедь в часовнях, напомнили о примере и о словах Христа, который
повелел своим ученикам проповедовать вечную и божественную истину
повсюду, с полной свободой. Именно здесь находился главный пункт
в обсуждении и было очевидно, что Гуса значительно сильнее трогает
декрет, который предписывал закрыть его часовню и прерывал его про-
* Doc., р. 405
** Id.,p. 393.
81
Глава II. Гус и римская церковь
поведи, чем осуждающий книги Уиклифа. Он подвергался нападкам,
было приостановлено дело, которому он посвятил всю свою жизнь: от
него требовали оставить тот народ, который он вел к Богу, ему предпи-
сывали отступничество, предательство. Он решил не соглашаться на это.
Во всем том, что необходимо для спасения, лучше повиноваться Богу,
чем людям*; он предпочитал умереть, чем потерять свою душу.
Архиепископ написал папе, чтобы предотвратить последствия этой
апелляции, обвинил Гуса в пропаганде ереси и просил Иоанна XXIII
вызвать его на суд римской курии и наказать его. Затем он решил пора-
зить умы, подобно удару грома. Несмотря на вмешательство Вацлава,
который еще надеялся избежать открытого разрыва, он привел в испол-
нение приговор следственной комиссии. 16 июля он собрал свой капитул
и большое число священников во дворе архиепископского дворца. Были
принесены книги Уиклифа: их было около двух сотен томов, некоторые
в богатом переплете; их бросили в костер и сожгли под погребальный
звон колоколов и пение священниками Те Deum**. Два дня спустя Збынек
отлучил от Церкви Гуса и всех тех, кто вместе с ним апеллировал к папе.
Эффект от этих мер был совершенно не тот, какого ожидал архие-
пископ: проповедники Реформы уже зашли слишком далеко, чтобы
отступить, все жесткие меры имели только то следствие, что ожесточали
ее сторонников. Уничтожение книг Уиклифа интересовало не только
членов университета: оно было воспринято всем народом как националь-
ная несправедливость. Не было ли это продолжением такого заговора,
против которого тщетно бились чехи и в результате они все станови-
лись подозреваемыми в ереси. «Збынек сжег книги», пелось в песне,
// Збынек зажег огонь, // Чтобы оскорбить чехов. // Горе всем этим
попам без веры»***. В других песнях высмеивалось невежество архиепи-
скопа ABCD73, который сжег книги, не ведая того, что в них написано74.
На улицах были вывешены оскорбительные плакаты. «Большой удача! -
говорили студенты, - ABCD сжег несколько экземпляров книг Уиклифа,
у нас нет недостатка в других: если он вздумает еще их у нас потребовать,
он увидит, как мы его послушаемся. Мы даже его заставим возместить
нам те, которые он взял у нас»****.
Отлучение было поводом для новых насильственных действий: в
метрополийной (metropolitaine) церкви смятение было таковым, что
священник, служивший мессу с песнопениями, и еще четверо из его
окружения, были вынуждены обратиться в бегство. В храме св. Сте-
фана шесть вооруженных человек напали на священника, который
богохульствовал***** и весьма дурно с ним обошлись. Страх был так
велик, что прочие священники отказались провозглашать отлуче-
‘Id., id.
“ Chron. Univers. (Hof. I. p. 21).
Hof. I. p. 622.
““Pez. Thes. anecd., IV, 386
***** To есть> провозглашал отлучение от Церкви.
82
Попытки примирения
ние*. Партия архиепископа ответила на это насилие тем же. Многие,
явно сочувствующие Реформе, были арестованы и избиты**, но боль-
шинство явно оставались на стороне Гуса. Бессильный сдержать толпу,
он держался в стороне от этих бурных демонстраций, апеллируя только
к свободной дискуссии. По его предложению преподаватели универ-
ситета защищали трактаты Уиклифа на публичном собрании: речи
профессоров в этих тяжелых обстоятельствах отличались точностью,
ясностью, исполненные достаточно редкими в это время философски-
ми тонкостями; не один из них, увлеченный дискуссией, с этих пор начал
высказывать подлинно еретические суждения***: неизбежным следствием
этой схватки стало наличие расхождений с противником, которого
склоняли к принятию суждений, прежде немыслимых.
Вацлав не знал, кого слушать, и был крайне нерешителен: тем не
менее, он оставался сторонником безусловной свободы проповеди, был
особенно задет обвинениями в ереси, которые содержались в булле
Александра V, поспешностью и агрессивностью действий архиепи-
скопа. Вот почему он высказался в пользу Гуса; правда, он запретил
петь сатирические песни, высмеивающие Збынека, но при этом повелел
тому возместить ущерб студентам и профессорам, чьи книги он сжег. В
то же время он написал Иоанну XXIII и попросил не подтверждать бул-
лы его предшественника****. Королева, многие из панов, городские совет-
ники обратились к папе с той же просьбой*****. Недовольство Вацлава
возросло при известии, что кардинал Оттон Колонна поздравил архие-
пископа с его решительностью и вызвал на суд перед римской курией
Гуса, чья жалоба была отклонена******. Король ответил резким письмом:
он желал, чтобы папа заставил замолчать обе стороны, но особенно он
хотел, чтобы Гуса избавили от личной явки на суд, ведь это недостойно
королевства «отдавать на милость его врагов столь полезного пропо-
ведника и повергнуть огромное множество людей в уныние»*******. Гус
направил папе такую же просьбу и поручил своему другу Яну из Есе-
ницы представлять его в Болонье: выехать из королевства, полагал он,
это спешить навстречу верной смерти********; конечно, уже тогда он не от-
ступил бы от принесения своей жизни в жертву, но полагал, что не при-
шло время, когда его смерть могла бы послужить торжеству правды.
* Chron. Univ., Hof.,I, p. 21
** Stafi letop., p. 12,13
*** Docum., p. 399. Речь Гуса была опубликована; это, несомненно, одно из наиболее
примечательных его произведений
**** Docum. Р. 410. 16 сентября 1410 г.
***** Docum., р. 411-414
****** Эти буллы прибыли в Прагу в тот момент, когда только что были отправлены письма
короля и королевы
******* Docum., р. 422
******** рлавное соображение, на которое ссылался Гус, была небезопасность дорог. Он был
убежден, что будет предан смерти в тот момент, как въедет в Германию. Это не были
притворные страхи; об этом свидетельствует удивление, которое выказывал Гус с мо-
мента своего отъезда в Констанц по поводу приема, который ему оказывало население.
83
Глава II. Гус и римская церковь
Гус в это время смотрел в будущее с уверенностью: покровительство
короля не только давало защиту при любой личной опасности, но и скло-
няло к его делу множество робких душ и нерешительных умов. Вплоть
до сего момента единственным результатом нападок клира была явно
перед всеми обнаруженная собственная беспомощность: тактика клира
даже обернулась против него самого; обвинив своих противников в том,
что они ученики Уиклифа, они породили ересь, которой ранее не суще-
ствовало: Диалог, Триалог, Рассуждение о Троице читались, комменти-
ровались, обсуждались, восхвалялись: Гуса превзошли по множеству
пунктов, и большое число преподавателей и студентов высказывали
суждения, откровенно противоположные учению Церкви. С 1408 г.
встревоженный приор картузианского монастыря в Доланах, около
Оломоуца, вопиет: «Некоторые магистры, приверженцы Уиклифа, объ-
ехав зарубежные страны, оглашают теперь ужасным воем и пагубными
трубными звуками дворы правителей, университетские залы, дома жите-
лей и даже монастыри и уединенные дома картузианцев»*. Крайности,
в которые впадали некоторые из его учеников, рождали в душе Гуса
печаль и беспокойство, однако они отступали перед благоприятными
новостями, полученными им из-за границы. Представители пражского
архиепископа хотели добиться, чтобы университет Болоньи сжег книги
Уиклифа. Декан богословского факультета Томмазо из Удине созвал
всех магистров из Болоньи, Парижа и Оксфорда, которые находились
в городе. Подавляющее большинство отказалось последовать примеру
Збынека. Обоснование, которое университет выдвинул для своего реше-
ния, придало ему особую значимость; он объявил, что не желает задеть
Пражский университет и повторил большинство доводов Гуса и его дру-
зей**. В Англии все те, кто остался верным памяти Уиклифа, заинтересо-
ванно следили за чешским движением. Старинный товарищ Уиклифа,
Ричард Фитц, написал Гусу письмо, прочитанное перед десятитысячной
аудиторией, в котором он хвалил его за усердие, проявлявшееся до сего
момента в деле истины, и увещевал его не дать себя заморочить козням
Антихриста***. Гус поблагодарил его в замечательном письме:
«Уже, - говорил он, - народ, который шагал во мраке, увидел свет
Иисуса Христа; лучи правды показались тем, кто обитал в мрачных
областях смерти... Узнай, мой дорогой собрат, что уши народа более
*Pez. Thes. anecd. IV.2, р.150. Штепан из Долан (| 1421 г.) заслужил прозвище молота
гуситов. Он был, по меньшей мере, одним из их самых горячих противников. Штепан
был ревностный патриот и потому он оплакивал проникновение ереси, которая запят-
нала славу Чехии, до сего момента незапятнанную. Он написал в 1408 г. Medula tritici,
или Анти-Уиклиф, опубликованный в 1723 г. Пецом (Pez. Thesaurus anecdotorum, IV,
col. 149-360). Наиболее примечательная черта этого труда, который состоит главным
образом из многословных и крайне скучных богословских дискуссий - это в некотором
роде личная ненависть автора к Уиклифу. Временами Штепан призывает его к ответу,
теснит, осыпает бранью. Видно, что он страшится Уиклифа, что свидетельствует об успе-
хе его учения.
** Docum., р. 427
*** Hofler, 11,210-212
84
Гус и папство
не слушают ничего кроме Священного Писания, особенно Евангелие и
Послания; повсюду в поселках, городах, замках или деревнях, повсюду
куда приходит проповедник святой истины, стекаются толпы жителей;
они презирают недостойное священство... Сатана в ярости, то он на
нас клевещет и обвиняет в ереси, то он нам льстит; он умножает огонь
осуждения, носит по соседним диоцезам факел ужасного отлучения, но в
нашей стране он еще не может добраться до моей головы; час не пришел,
Господь не закончил дело, которое он доверил мне и моим братьям, Он
не исторгнул из пасти бегемота всех тех, кто предназначен к спасению.
Вот почему Он даст силу тем, кто проповедует Евангелие... вплоть до того
момента, как они полностью сокрушат голову и члены бегемота. Мы
этого желаем всем сердцем... Ради Него мы должны смиренно претерпеть
смерть... Церковь Христова в Богемии Церкви Христовой в Англии»*.
Это письмо подтверждает жалобы приора из Долан, прежде всего оно
дает нам представление о кротком и смиренном мужестве магистра, о
непоколебимой уверенности, о его забвении себя самого, которое неверо-
ятно помогало ему покорять все сердца и сделало его одной из наиболее
привлекательных фигур в истории.
К несчастью для Гуса эти свидетельства симпатии обеспокоили
римскую курию и внушили недоверие к нему. Не являются ли они, дей-
ствительно, неопровержимым доказательством желания Реформы, что
так волновало всю христианскую Европу? За горячими ожиданиями,
которые царили вокруг заседаний собора в Пизе, последовало горькое
разочарование. Ни одно из злоупотреблений не было изжито: никогда
еще прелаты не были столь алчны, поборы столь тяжелы; мечтали о
единении, а получили одним папой больше; в отличие от Александра V
и Иоанна XXIII, у Бенедикта XIII и Григория XII еще оставались под-
данные, которые тем менее были расположении! к воссоединению, чем
больше выгод те извлекали из схизмы. От собора в Пизе осталось лишь
большое уныние, недоверие к церковным властям, попытки поиска спа-
сения в другом месте, к ожиданию пророка, который придет, подобно
Иисусу, выгнать продавцов из храма.
Иоанн XXIII был слишком проницательным и слишком благоразум-
ным, чтобы не предчувствовать опасность, которая угрожала папству.
История была сурова к нему. У него была судьба всех побежденных -
его недруги единственные обрели возможность говорить; он был как
бы искупительной жертвой за ошибки и прегрешения понтификов,
которые с 1378 г. оспаривали господство над миром. Протестантские
писатели снисходительно повторяли обвинения Теодориха из Ниема,
его секретаря и биографа. Католики не осмеливались выступить против
осуждения собора в Констанце, они пожертвовали малым ради главного.
Возможно, тем не менее, что этот безжалостный приговор был чересчур
суров: папу защищать невозможно, но человек имеет право если не на
* Docum., р. 12-14
85
Глава II. Гус и римская церковь
уважение, то, по меньшей мере, на внимание. Он был надменный, алч-
ный, достаточно невежественный в вопросах веры; тиара для него была
лишь символом власти; чтобы ее захватить, он сумел «заставить молчать
догов», уверенный, что после выборов, он легко заделает дыры в своем
состоянии*. Обладая властью, он пользовался ею беспощадно и злоупо-
треблял ею без угрызений совести. У него не было никакого религиозного
чувства, никакого благочестия**, но ему хватало энергии и ловкости***; его
бурная жизнь дала ему опыт в делах****, научила его разбираться в людях.
Его качества, как и его недостатки, неизбежно противопоставляли его
Гусу. Строгая жизнь реформатора была упреком роскоши и богатству
папского двора; его сопротивление приказам Александра V подрывало
авторитет, который папа так ревниво оберегал.
Чем энергичнее были его действия, чем значительнее его влияние,
чем дальше распространялись его связи, тем более серьезными были
опасности, которыми он угрожал Церкви: Иоанн слишком хорошо
видел, что малейшая искра угрожает воспламенить весь мир, чтобы не
пытаться заглушить первый проблеск пожара. Вот почему, несмотря на
королевские письма, несмотря на усилия посланцев Гуса Яна из Есеницы
и Яна Кардинала, Оттон Колонна, у которого были сверх того и личные
причины ни в чем не отказывать Збынеку, объявил Гуса виновным в
восстании и неподчинении приказу папы, и пустил против него в ход
отлучение (фев. 1411 г.).
Оно было объявлено во всех пражских церквях*****, но папские
прещения75 были такими же недейственными, как епископские: ко-
роль уже неоднократно показывал, что он не собирается позволить
оспаривать свою власть; он снова потребовал от архиепископа возме-
стить убытки тем студентам, книги которых он сжег, а после его отказа
повелел отобрать у него имущество: Збынек отлучил от Церкви тех,
кто исполнил приказы короля, и наложил интердикт на Прагу (2 мая)******.
Вацлав запретил священникам подчиняться архиепископу; некото-
рые священники, устрашенные этим приказом или благосклонно на-
строенные по отношению к Гусу, не соблюдали интердикт, другие бы-
ли лишены своих бенефициев, кого-то даже изгнали из королевства.
Поскольку речь шла о сопротивлении узурпации со стороны клира
или об уменьшении его привилегий, королевская власть была уверена
* Его обвиняли в отравлении Александра V; нет ничего, что имело бы меньше доказательств
и что было бы наименее вероятным.
** In spiritualibus vero nullus omnino atque ineptus («В духовных же делах во всех отноше-
ниях ничтожный и никчемный») Muratori XIX, Р. 927.
*** Vir quidem ingenio ferox et pluris audaciae, quam pontificatis dementia et pietas requirebat
(«Некий муж необузданного нрава и большей дерзости, чем того требовала кротость и
благочестие понтифика») Id. XX, Р. 797.
**** vir rerum gerendarum experiential magis quam litteris aut sanctione clarus («Муж известный
больше опытностью в ведении дел, чем образованностью или святостью») Id. XXI, Р. 103.
***** За исключением церкви св. Бенедикта и церкви св. Михаила, где священником был Кржиш-
тян (Христиан) из Прахатиц.
****** Docum., р. 429
86
Гус и папство
в поддержке дворянства: сейм запретил выносить на епископский суд
любые гражданские дела; те же, кто не подчинился этому запрету, в том
числе церковные судьи, которые стали бы судить гражданское дело,
подверглись бы конфискации имущества. Великолепная возможность
для панов наложить руку на богатства, на которые они зарились столь
давно! Много имущества было отобрано у монастырей и приходских
священников, и дворяне не всегда дожидались особого предлога, чтобы
оправдать свое поведение. Они могли рассчитывать на безнаказанность
и не желали упустить такой приятной возможности обеспечить себе
спасение, радея о Реформе Церкви.
Такое рвение беспокоило архиепископа; недавний пример Яна из
Енштейна позволял предвидеть исход борьбы, в которой король будет
поддержан всей нацией: излишнее упрямство могло привести к разо-
рению всего чешского клира. Ход политических событий внушил
Иоанну XXIII те же мысли: он рассчитывал напугать Гуса и Вацлава,
но было рискованно довести до крайности короля Чехии в тот самый
момент, когда тот вновь стал номинальным главой Германии. В самом
деле, смерть избавила Вацлава от его соперников, сперва от Рупрехта
Пфальцскогов 1410г., затем от Йошта, маркграфа Моравского в 1411 г.
Правда, оставался еще венгерский король Сигизмунд, собственный брат
Вацлава, которого некоторые курфюрсты избрали Римским королем,
но оба правителя примирились в июне 1411 г. и Сигизмунд пообещал
Вацлаву больше не оспаривать у него имперскую корону; он наследует
Вацлаву после его смерти. Итак, чешский король по закону вновь стал
светским главой христианского мира, и положение Иоанна XXIII, уже
очень скомпрометированного, испытало бы серьезную угрозу вследствие
своей явной враждебности. Сигизмунд уже принял сторону Григо-
рия XII, следовало любой ценой избежать того, чтобы Вацлав последовал
его примеру. Иоанн, занятый в гораздо большей степени своими част-
ными интересами, чем общецерковными, понял, что он рискует неза-
медлительно подвергнуть себя опасности, чтобы устранить отдаленную
и сомнительную: он отобрал у Оттона Колонны расследование дела Гуса
и передал его комиссии из трех кардиналов, посоветовав им выиграть
время; в конфиденциальном письме к пражскому архиепископу он
обязал его пойти на необходимые уступки: Збынек пообещал принять
решение третейских судей, назначенных Вацлавом (3 июля 1411 г.)*.
Как побежденный, он был вынужден заплатить военные издержки: без
сомнения, судьи обязались заставить вернуть захваченное имущество и
уважать привилегии клира, но они потребовали взамен очень тяжелых
уступок: архиепископ подчиняется королю, он должен отменить отлу-
чение от Церкви и интердикт и послать папе письмо с извещением, что
в Чехии нет ереси, а просто между клиром и университетом возникли
некоторые трудности, устраненные благодаря вмешательству коро-
* Docum., р. 434
87
Глава II. Гус и римская церковь
ля*. В 1411 г., также как и в 1409 г., борьба закончилась торжеством
реформаторской партии.
Однако враги Гуса устыдили архиепископа за его слабость, и он не
решился выполнить соглашение, которое было настоящим отречением.
Он отказался освободить от интердикта тех священников, не соблюдав-
ших его раньше: только папа, заявил он, имеет право простить подобные
провинности. Штепан Палеч заявил протест: «Тот, кто обладает правом
наложить интердикт, имеет право и его снять, - сказал он, - впрочем,
священники, обвиненные в его несоблюдении, не виновны, архиепископ
сам признал это, сознавшись, что он действовал неблагоразумно» **. Збы-
нек совсем не был убежден этими доводами и под предлогом того, что не
все захваченные имущества еще были возвращены, отказался послать
папе письмо, о котором было договорено. Гус попытался, по крайней
мере, воспользоваться нейтралитетом, на который на некоторое время
вынудили Збынека, и примирительными мерами Иоанна XXIII. Он
написал папе и кардиналам.
«Меня упрекали,- написал он, - в том, что я учил, что субстанция
хлеба остается в гостии и после пресуществления, что священник,
находящийся в смертном грехе, не может приобщаться таинствам,
что миряне не должны платить десятину и имеют право захватывать
имущество клира. Это все неправда. Я не поехал в Рим не из презрения
к папским приказам, но потому что пересечь Германию значило бы
для меня подвергнуться верной смерти. Итак, я умоляю понтифика
освободить меня от появления в Риме лично, и молю его поверить, что
я никогда не переставал быть почтительным и покорным сыном като-
лической Церкви»***. Университет утвердил письмо Гуса и запечатал
его своей печатью. Архиепископ тем временем посовещался с еписко-
пом Литомышля Яном Железным76, одним из самых решительных и
грозных врагов реформаторской партии. Под его влиянием он написал
письмо королю, которое стало настоящим объявлением войны: его честь
и его совесть, писал он, не позволили ему направить папе требуемое
обращение. Заключенное соглашение было нарушено его противни-
ками, ересям учили публично, в Праге его оскорбляли и ему угрожали.
Ему, брошенному Вацлавом, который отказался вмешаться и наказать
эти возмутительные поступки, ничего не остается более, как взывать
о защите к королю Венгрии****. И действительно, Збынек отправился
в путь, но последние события истощили его силы: в Пресбурге77 он
заболел и умер, так и не встретившись с Сигизмундом*****. Эта смерть
вызвала меньше сожалений среди врагов Гуса, чем у партии Рефор-
* Docum., р. 437-440. Возможно, как полагает Лехлер, архиепископ не писал письмо, но
лишь подписал то, что было составлено комиссией.
“ Docum., р. 432
“* Id.,p. 20.
““Docum., р. 443-447.
*““Id.,id
88
Гус и папство
мы*; Гус более других неизменно сохранял о Збынеке благочестивую и
трогательную память. Он забыл о последних годах и преследованиях,
ответственность за которые возлагал на советников, злоупотребивших
слабостью их господина, и вспоминал лишь то доверие, которое тот ему
выказывал вначале. Когда-то Збынек смутно провидел Церковь свобод-
ной от богатства и незапятнанной; это минутное предвидение некоторым
образом освятило его личность и оказалось достаточным, чтобы искупить
все его ошибки.
Смерть Збынека обозначает момент прекращения борьбы. Против-
ники, утомленные битвой с постоянно неясным результатом, казалось,
смирились с тем, что им приходится друг друга терпеть. Кардиналы,
послушные тайным приказаниям Иоанна XXIII, затягивали решение
и позволили установить фигуру умолчания вокруг вопроса, уже слиш-
ком взбудоражившего умы. В Праге еще раздавались время от времени
некоторые необузданные речи**, и в университете достаточно часто
обсуждали положения, извлеченные из книг Уиклифа: однако, мало-
помалу, внимание утомилось созерцать беспрерывно появляющиеся
одни и те же доводы. Медленно воцарилась тишина, глаза оторвались
от последних отблесков пламени, которое, казалось, вот-вот угаснет.
Никто не был более удовлетворен этим успокоением, чем новый
пражский архиепископ. Он сохранял нейтралитет, весьма похожий на
безразличие, который способствовал успокоению страстей. Сигизмунду
не удалось утвердить своего фаворита Яна Железного, епископа Лито-
мышля, и Иоанн XXIII утвердил после некоторых колебаний кандидата
Вацлава - Альбика78. Он был из Моравии, по происхождению немец,
прекрасно образованный, но никогда не занимавшийся богословием79.
Он был женат, и был рукоположен в иподиаконы только в феврале
1412 г., а в священники - в июне. Будучи известным врачом, профессо-
ром в университете, он написал много сочинений, которые принесли ему
достаточно большую известность. Чрезмерно богатый и немного скупой,
он был уже очень стар, потому и не стремился стать архиепископом, а
согласился на это, только чтобы не навлечь на себя гнев Вацлава; более
всего он боялся поставить под угрозу свой покой80. Без сомнения, одним
из соображений, которые повлияли на выбор короля, стало его миролю-
бие: он надеялся, что его бездеятельность восторжествует над страстями
обеих сторон, и действительность, казалось, подтверждала его правоту,
пока одно непредвиденное обстоятельство не разрушило все надежды
на мир. Впрочем, это было легко предвидеть; при том состоянии умов
любая окончательная договоренность была невозможна: перемирие
* Pez, Thes. anecd., IV, pars 2, p. 418. Некоторые хронисты утверждали, что смерть Збы-
нека вызвало отравление. Нет ничего менее доказанного и наиболее невероятного. Эти
слухи об отравлении возникают вновь каждый раз, когда какая-то неожиданная смерть
поражает сердца.
**В ежегодной дискуссии (quodlibet) 1412 г. один из магистров, возможно Якоубек из
Стржибро, заявил, что папа - антихрист.
89
Глава II. Гус и римская церковь
могло продолжаться относительно долго, но при этом постоянно при-
ходилось ожидать какого-либо происшествия, которое повлекло бы за
собой возобновление борьбы. Когда наличествуют два противостоящих
друг другу принципа, всякие попытки примирения бесполезны, они ино-
гда задерживают, но никогда не предотвращают неизбежный конфликт.
Более опасного сторонника, чем неаполитанского короля Ладис-
лава81, у Григория XII не было. Ладислав мечтал подчинить всю Ита-
лию своей власти; Иоанн XXIII, чувствуя себя под угрозой в Риме, был
вынужден найти убежище в Болонье; он отлучил Ладислава от Церкви
и призывал к крестовому походу против него; все властители, прелаты
или верующие, кто обнажит оружие против неаполитанского короля,
заслужили бы таких же индульгенций, как и прежние крестоносцы;
вторая булла жаловала те же милости внесущим вклад в крестовый поход
своими пожертвованиями, и папские легаты отправились раздавать по
всем областям пленарные индульгенции82 и собирать деньги. Они при-
были в Прагу в мае 1412 г. во главе с деканом из Пассау Вацлавом Тимом.
Торговля индульгенциями в 1393 г. повлекла за собой серьезные
злоупотребления, и архиепископ принял некоторые меры, чтобы поме-
шать их возобновлению: он запретил исповедующим устанавливать
твердые сборы с кающихся и продавать им отпущение грехов. Но эти
предписания остались мертворожденными, и Вацлав Тим действовал с
бесстыдством, которое должно было иметь пагубные последствия. В трех
главных храмах Праги были установлены ящики, предназначенные для
сбора денег. Тим отдал на откуп диаконам и священникам* продажу и
установил систему премий, чтобы поощрить их рвение. Деньги начали
стекаться со всех сторон, и Тим уже рассчитывал на превосходную
выручку, когда его рассчеты были сорваны несвоевременным вмеша-
тельством Гуса.
Как проповедник из Вифлеемской часовни, реформатор Церкви, мог
бы молча взирать на то, что было для него кощунством? Его совершенно
естественные протесты привели к возобновлению конфликта. Век спустя
торговля индульгенциями также послужит поводом к распре, которая
приведет к появлению протестантизма. Часто удивляются, почему
такое влияние на судьбы католической Церкви оказывал этот вопрос
об индульгенциях; Лев X, как и Иоанн XXIII, совершенно искреннее
изумлялись по поводу того, как оспаривается право, имевшее весьма
древнее происхождение и которое вследствие медленных превращений
и естественных следствий проистекло из принципа, принятого всеми
христианами**. Начало было положено тем, что кающимся вменили в
* Docum., р. 223.
** «Сокровищница индульгенций, которая принадлежит папе и епископам, составилась из
преизобилующих искупительных заслуг Иисуса Христа. Одной капли крови Богочело-
века было бы достаточно, чтобы искупить тысячи миров. К этому неисчерпаемому фонду
заслуг добавляются угодные Богу и заслуживающие награды по причине их союза с ис-
купительными заслугами Спасителя искупительные заслуги Марии, Матери скорбей, у
90
Индульгенции
обязанность благотворительность, некоторые денежные пожертвования.
Отсюда до продажи индульгенций только один шаг. Вот почему папы не
понимали противодействия, которое вызывало исполнение такой про-
стой прерогативы; они не замечали, что продажа индульгенций как бы
была квинтэссенцией и символом смешения Церкви и Мира, а значит
и той коррупции, которой пытались противодействовать новаторы.
Выступать против продажи индульгенций означало нападать в целом на
устройство средневековой Церкви и начать борьбу в наиболее благопри-
ятных условиях, ведь это злоупотребление было очевидно, бесспорно,
ощутимо для всех, а борение должно было воспламенить множество
сердец, которые остались бы равнодушными к любому другому, чисто
богословскому вопросу.
Штепан Палеч83 был тогда деканом богословского факультета; он
неоднократно порицал поведение Тима: Гус надеялся получить от
него заявление факультета и университета, которое осудило бы тор-
говлю индульгенциями. Но Палеч устрашился последствий подобного
демарша: речь уже шла не о сопротивлении приказам архиепископа -
не слишком, в сущности, опасная смелость при поддержке короля и
университета; теперь следовало порвать со всей Церковью, напрямую
бросить вызов папской власти. Станислав из Знойма84 и Штепан Палеч
уже имели горький опыт - чего стоит неповиновение. В Болонье, где
они защищали дело Гуса перед Иоанном XXIII85, они были брошены в
тюрьму и получили свободу только благодаря вмешательству некоторых
преданных и могущественных защитников. Это испытание ослабило
их мужество, с того времени они проявляли боязливую сдержанность
и ждали лишь случая, чтобы отделиться от партии, связь с которой их
компрометировала. В деле с индульгенциями они высказались против
Гуса и сразу же оказались, благодаря своему ожесточению, во главе
противоположной партии. Они отобрали руководство ею у Яна Ильи и
Георгия (Иржи) из Бора, которые, хотя однажды в 1409 г. и объедини-
лись ненадолго с новаторами, никогда не переставали выступать против
новых учений, и защищали католическое учение скорее настойчиво, чем
с блеском. Их86 неофитский пыл превратил давнишних преподавате-
лей и товарищей Гуса в его злейших врагов и ожесточеннейших обви-
нителей. Но эта неправедная страстность сама себя осудила в глазах
истории: истинные убеждения более уравновешены и их ненависть к
Гусу не была бы ни столь непомерной, ни тем более столь громоглас-
ной, если бы у нее не было другого мотива, кроме интересов веры. Гус
болезненно переживал их уход, но он не терял мужества: он был не из
тех, кого пугает опасность; напротив, опасность его даже привлекала,
он жаждал принести жертву: искушение мученичества было таким, что
он одолевал его с большим трудом.
которой никогда не было грехов, которые надо было искупать, и искупительные заслуги
множества святых, которые пострадали за праведность и пребывали в длительном по-
каянии за малейшее несовершенство» (Cone. Trid. sess. XI, ch. 19).
91
Глава II. Гус и римская церковь
Штепан Палеч и Станислав из Знойма добились решения от бого-
словского факультета о том, что Гусу не подобает судить поведение па-
пы, который обещал индульгенции, и противиться приказам короля,
который разрешил их распространение*. Несмотря на это заявление, Гус
в своих проповедях нападал на торговлю индульгенциями, опубликовал
диссертацию по этому вопросу и объявил публичную дискуссию в уни-
верситете. Афиши были развешены на наиболее оживленных улицах, на
дверях церквей и общественных зданиях. При том состоянии возбуждения
умов нарастание волнения стало бы гибельным последствием этой поле-
мики; вот почему богословский факультет пытался воспрепятствовать
дискуссии. По его просьбе архиепископ потребовал от Гуса и папских
легатов предстать перед ним. «Собираетесь ли вы подчиниться папским,
апостолическим повелениям, - спросил он у магистра. - От всего моего
сердца, - ответил тот. - Хорошо! - вскричали, торжествуя, прелаты. -
Выслушайте меня, - продолжил Гус, - я называю апостолическими пове-
ления апостолов Иисуса Христа и я готов подчиниться папе в той мере,
в какой его повеления согласуются с учением Спасителя, но если они им
противоположны, я не подчинюсь, пусть я и получу уготованный для
меня костер»**. Гус, захваченный ситуацией, сделал решительный шаг;
вплоть до сего момента он противостоял Церкви скорее де-факто, чем на
основании принципа, он не оспаривал ни одну из преподаваемых истин,
не нападал ни на какой фундаментальный догмат; Реформа, которую он
желал, могла быть осуществлена папой. Несомненно, он не подчинился
вызову в суд от лица Иоанна XXIII, но это сопротивление в частностях
никоим образом не предполагало общую идею о восстании: даже его заяв-
ление, что лучше повиноваться Богу, чем людям, было лишь достаточно
расплывчатой формулой, сильно ослабленной от частого употребления,
и вполне совместимой с идеей подчинения, которую он исповедовал. В
любом случае разрыв не был ни полным, ни окончательным. Теперь же,
напротив, он, объявляя, что папа не всегда является единственным пред-
ставителем истины, провозглашал возможную законность восстания.
Впрочем, оценивая значимость высказывания Гуса, следует, однако, воз-
держаться от того, чтобы извлечь из него чрезмерные выводы. С этого дня,
как утверждают, Гус перестал быть католиком: в самом деле, разве обе-
щание повиноваться приказам папы, пока они согласуются с заповедями
Христа, не значит брать на себя право толковать Писание, становиться
судьей вышестоящих решений, разве не означает это, одним словом,
исповедовать протестантское учение, противопоставлять авторитету
ничем не ограниченное исследование? Ничего нет более опасного и более
несправедливого, чем судить людей по исключительным последствиям
их принципов: сколько бы отцов Церкви, начиная с Августина, были бы
изобличены в ереси, если бы мы довели до конечного воплощения те идеи,
* Docum., р. 449.
** Tomek. Ddjepis z Prahy, III, p. 520.
92
Гус в изгнании
которые они представляли*. Несомненно, что суждения Гуса клонились
именно к тому, чтобы сделать из Писания единственное основание веры и
признать за каждым человеком право толковать слова Христа. Чтобы это
доказать, незачем вспоминать Лютера, примера непосредственных уче-
ников Гуса достаточно; табориты, развивая положения учителя, дошли
до заключений, по меньшей мере столь же радикальных, что и суждения
Кальвина или Цвингли. Но нельзя судить, осуждать или хвалить Гуса
за действия, которые он отвергал. Скажут, что они были представлены
в зародыше в его ответе архиепископу; возможно, но никогда он их не
осознавал или, по крайней мере, не принимал **. Оспаривая исключи-
тельное право папы на толкование Священного Писания, или же, что то
же самое, говоря, что в некоторых случаях законно не повиноваться его
приказам, он не отвергал власть Церкви, он только начинал создавать
для себя концепцию Церкви, отличную от той, что была тогда общепри-
нятой. Особенно не следует забывать, что в XV в. управление Церковью
было не столь четко устроено, как позднее; могущество пап если и не было
ограничено, то, по крайней мере, оспаривалось, и протесты Гуса против
абсолютной власти римского понтифика найдут отклик в знаменитых
декретах Констанцского собора.
Богословский факультет сделал последнюю попытку воспрепят-
ствовать дискуссии, он запретил своим бакалаврам принимать в ней
участие, а Гус был бакалавром богословия. Но его это не остановило, и
дискуссия состоялась 17 июня 1412 г.; председателем на ней был ректор
университета Марек из Кралова Градца. Сообразно ли с христианскими
заповедями, спрашивал Гус, и славой Божией, позволяют ли спасение
христианского народа и благо королевства рекомендовать верующим
папские буллы в отношении крестового похода против Ладислава,
короля Неаполитанского, и его приверженцев? Гус говорил первым
и старался доказать, что противно Божественной воле давать деньги
папе на пролитие христианской крови. Многие преподаватели брали
затем слово, чтобы опровергнуть его доводы. Иероним Пражский,
ярый помощник Гуса, первый распространитель книг Уиклифа, отве-
тил длинной и выразительной речью; опьяненный своими собствен-
ными словами, он хотел тотчас же обратиться к городским советникам
с заявлением о том, что индульгенции лишь надувательство и ложь.
* Жерсон, который формально осудил учение Гуса, сказал, не колеблясь: «Конечно, сле-
дует доверять в наибольшей степени Евангелию, чем папе»; он пошел даже дальше:
«Могло бы статься, что кто-либо, не обладая никакой властью (aliquis simplex non auto-
risatus) обладал бы настолько совершенным знанием Св. Писания, что в том, что касает-
ся учения, было бы лучше следовать его мнению, чем мнению папы» (De examination
doctrinarum, Opp. I, p. 11). Разве, из этого следует, что Жерсон был протестантом?
** У нас есть письмо Гуса от того же 1412 г. монахам из Долан, в котором ясно видно его
желание оправдаться перед любым обвинением в ереси и его твердое намерение не отде-
ляться от Церкви: он не подчиняется папе, если повеления того противоречат божествен-
ным заповедям, но он не поддерживает никакого заблуждения, противного Писанию. Он
оказал бы сопротивление не только Уиклифу, но и ангелу, сошедшему с небес, если бы он
проповедовал против истины (Docum., р. 31).
93
Глава II. Гус и римская церковь
Иероним Пражский.
Гравюра Иоганна Бальцера. XIX в.
Большое число студентов, разделяя его чувства и воодушевление, под-
нялись с мест, чтобы следовать за ним*, и ректору с превеликим тру-
дом удалось их успокоить. В конце дискуссии большинство студентов
последовали за Иеронимом; влияние этого страстного магистра видно в
последовавших событиях. 24 июня одним из фаворитов Вацлава, Воком
из Вальд штейна, была организована большая сатирическая процессия:
несколько сотен студентов, вооруженных палками и мечами, сопро-
вождали повозку, заполненную папскими буллами; в повозке стоял
студент, переодетый в куртизанку; он звенел маленькими серебряными
колокольчиками, которые по тогдашней моде были подвешены на его
шее и руках, к его груди были прикреплены папские буллы; осталь-
ные студенты, переодетые в судебных исполнителей, бегали вокруг
повозки, крича во все горло, что они намереваются сжечь прилюдно
письма еретика и плута**. Процессия обошла вокруг дворца архиепи-
* Stafi letop., р. 16.
** Мартин Лупач, лично принимавший участие в процессии, оставил нам ее любопытное
описание (опубликовано Hofler, II, 172). См. также обвинения против короля Вацлава,
представленные на Констанцском соборе (Docum., р. 640). Трудно понять, почему Лупач
помещает эту процессию в 1408 г. Палацкий, кажется, относит ее к августу месяцу, но не
94
Гус в изгнании
скопа, пресекла Старое Место, и буллы были торжественно сожжены
на рынке в Новое Место. Результатом этих дискуссий и демонстраций
стало ослабление нравственного авторитета главы Церкви; они в зна-
чительной мере уменьшили барыши, на которые рассчитывали про-
давцы индульгенций. Проповедники, которые увещевали верующих
спасти свои души, пожертвовав на крестовый поход, освистывались
прерывавшими их студентами. В кружках для пожертвований нахо-
дили сочинения против индульгенций: было бы лучше, говорилось
в одном из них, слушать Гуса, который говорит правду, чем целый
лживый собор прелатов. Враги магистра возрадовались этому прояв-
лению силы: они полагали, что пришло время возобновить обвинения
в ереси*. Штепан Палеч и Станислав из Знойма заставили богословский
факультет осудить сорок пять статей Уиклифа, уже осужденные в 1403 г.
и 1408 г., добавив к ним шесть новых, которые имели отношение к
последним событиям. Еретиком является всякий, чье мнение о таин-
ствах или о церковных властях отлично от учения римско-католической
Церкви. Говорить, что Антихрист, о котором возвещало Евангелие, уже
правит - ересь. Заявлять, что правила, установленные святыми отцами,
и обычаи Церкви не должны соблюдаться, поскольку они не содержатся
в Писании - ересь. Утверждать, что не следует почитать мощи святых -
ересь. Еретиком является всякий, кто учит, что священники не отпу-
скают грехи, а только возвещают кающемуся, что грехи ему прощены;
либо тот, кто оспаривает у папы право призывать верующих на свою
защиту или просить у них денег**.
Богословский факультет представил эти решения королю: Вацлав,
который, несмотря на свою нерешительность, был совсем не враждебен
партии реформаторов, проявил крайнее недовольство недавними бес-
порядками: он больше всего желал, чтобы не нарушался общественный
порядок, а добрая слава королевства не была подпорчена. Вот почему
он принял довольно благосклонно решения факультета. В ходе совеща-
ний, которые проходили в Жебраке между докторами*** и королевскими
советниками, было решено потребовать от архиепископа, капитула и
университета осуждения пятидесяти одной статьи; те, кто отказался
бы подчиниться, должны быть отлучены от Церкви и изгнаны из ко-
ролевства; следовало запретить проповедовать с кафедры тем пропо-
приводит никакого доказательства (Comp. Von der Hardt, IV, 672).
* Книга De Ecclesia (О Церкви), глава XI, содержит в себе очень любопытное заявление
Гуса, прямо раскрывающее замысел его противников: «Священники Христовы пропо-
ведовали против пороков испорченного священства, вот откуда идет раздор: но доктора
хотели, чтобы те, кто так благоветсвуют, обладали еретическими взглядами по поводу
власти над ключами (Речь идет о католической доктрине о праве папы «вязать и разре-
шать», унаследованном от ап. Петра, символически изображаемого с ключами от Цар-
ства Небесного. На этом учении основана в том числе и продажа индульгенций - Прим,
ред.); с Божией помощью они никогда в жизни не смогут это доказать».
** Docum., р. 455
*** Под именем докторов обыкновенно подразумевались профессора богословского фа-
культета.
95
Глава II. Гус и римская церковь
ведникам, которые послужили бы причиной беспорядков. Наконец,
король под страхом смертной казни запретил произносить речи против
индульгенций или нападать на власть понтифика. Однако, без сомне-
ния, он своими угрозами намеревался лишь попугать возмутителей
спокойствия: трудно всерьез воспринимать такие приказы, если Вок из
Вальдштейна, главный организатор большой сатирической процессии,
вообще избежал всякого наказания и даже сохранил расположение
короля. Но те, кто должны были проводить новые аресты, действовали
с суровостью и поспешностью, очень далекими от действительных наме-
рений Вацлава. Городские советники Праги неоднократно вступались
за Гуса и его друзей, они отправили папе письмо, тогда же с тем же
содержанием, что и король с королевой; но они, без сомнения, скорее
подчинились бы спущенным сверху приказам, чем своим собственным
чувствам. В самом деле, городской совет состоял еще почти исключи-
тельно из немцев, и немецкие бюргеры, за редким исключением, сохра-
няли сдержанное и недоверчивое отношение к новаторам. Бюргерство
весьма живо реагировало на то, что оно называло изгнанием немецких
студентов; отъезд тысяч иностранцев вызвал глубокий коммерческий
кризис; приверженность своим интересам, как и традициям, делали
их врагами любой манифестации, которая могла остановить дело либо
отпугнуть капиталы. Впрочем, хотя бюргерство и не могла еще пожало-
ваться на какое-нибудь нападение, даже косвенное, оно чуяло близкую
катастрофу: национальность и достаток главенствующих жителей Праги
также были предметом ненависти со стороны чешского простонаро-
дья. Чешские магистры были крайне далеки от проповеди социальной
войны: но смогли бы они удержать толпу, которая однажды пришла в
возбуждение? Будучи в подобном расположении духа, высший слой
пражского бюргерства и совет, который его довольно точно представлял,
были, конечно, сильно рассержены тем, что им приходится защищать
своих противников, которых они опасались, поэтому они с готовностью
ухватились за возможность отомстить, которую им предоставили новые
указы короля.
Возбуждение было слишком сильным, чтобы оно могло улечься за
один день, просто по королевскому декрету. Так, трое молодых людей
прервали священников, проповедовавших в пользу индульгенций, и
были арестованы и препровождены в тюрьму. В понедельник (а заключе-
ние под стражу пришлось на воскресенье) слух об их аресте разошелся по
городу; Гус и несколько преподавателей тотчас отправились в ратушу, в
сопровождении около двух тысяч студентов. Студенты и несколько про-
фессоров остались снаружи, а Гус и прочие магистры предстали перед
советом, где умоляли членов городского управления оказать милость
юным узникам. Если кто-то и виноват, сказал Гус, то только он один:
он первый выступил против индульгенций, это было единственной
причиной последовавших волнений; он один заслуживает наказания.
96
Гус в изгнании
Члены городского совета, испуганные числом и активностью просите-
лей, пообещали, что делу не будет дан ход; магистры, доверившись их
слову, удалились и разошлись. Гус отправился в Вифлеемскую церковь,
без сомнения, чтобы поблагодарить Бога за милость, которую он полу-
чил. С утра совет повелел через глашатаев собраться всем жителям
Праги, богатым и бедным, на большой площади (ринке)87, которая все
еще была занята любопытствующей и возбужденной толпой; советники
через судебных исполнителей приказали толпе рассеяться, и когда место
почти опустело, они позвали судей и палача, им доставили трех узни-
ков, которых было приказано тотчас же казнить*. Палач тотчас увел
осужденных, и все направились прямо к месту казни; по мере того, как
скорбная процессия двигалась вперед, толпа росла. Рядом находилось
несколько немцев, которые одобряли решительность советников, но они
терялись среди прочих, кто восхвалял истину и мучеников, намеревав-
шихся умереть за нее. Толпа была спокойна, сосредоточена и не выка-
зывала никаких, даже слабых попыток оказать сопротивление казни.
Однако опасались испытывать слишком долго ее терпение; поэтому
еще до прибытия на обычное место казни, процессия остановилась, и
палач совершил первое кровавое крещение чешской Реформы. Некая
женщина тотчас приблизилась и покрыла тела белыми простынями;
казнь едва завершилась, как прибыла многочисленная толпа студен-
тов под предводительством магистра Яна из Ичина88; студенты не были
вооружены, они были очень спокойны, почти радостны; они пришли не
спасать своих братьев, но почтить память свои мучеников. Они запели
«Isti sunt sancti» («Вот святые») и перенесли тела в Вифлеемскую ча-
совню; из окон ратуши советникам была видна процессия, но они не
осмелились противодействовать манифестации**.
Члены городского совета вскоре узнали, что насилие разбивается
об идейность. Немцы называли с этих пор смеха ради Вифлеемскую
часовню «церковью трех святых», но их насмешки не уничтожили
новое освящение, которое получило это прибежище Реформы. Учение,
какой бы действительной ценностью оно не обладало, как бы освящается
жертвой тех, кто умер за него; развитие религии отмечено ее мучени-
ками. Совет предполагал, что суровость его действий поразит сторон-
ников Гуса спасительным ужасом; однако казнь их вовсе не испугала,
а лишь привлекла: вид некоего эшафотного безумства овладел народом
Праги, казалось, что душа Гуса вселилась в каждого из его слушателей;
советники отступили, бессильные перед этим воодушевлением, разум
государственных мужей был обеспокоен подобным исступлением фана-
тиков, для которых смерть лишилась своего жала. В тот момент, когда
* Хронист, который оставил нам детальный и очень любопытный отчет об этом дне, добав-
ляет здесь: «В эту эпоху почти все советники были немцами, стража также были немца-
ми, и там было много жителей немцев» (Stari letop., р. 17).
** Эта казнь состоялась в понедельник 11 июля 1412 г. Трех студентов звали Мартин, Ян и Ста-
шек. Они принадлежали, по всей видимости, к низшим слоям населения (Docum., р. 736).
97
Глава II. Гус и римская церковь
опустился топор, глашатаи кричали народу: «Так погибнут все, кто
совершит такой же проступок!»; со всех сторон поднялся крик: одни кля-
лись, что казненные были невиновны и что их кровь падет на головы их
судей; другие исповедовали свою веру, испытывали на прочность шаткое
правосудие. Судебные чиновники задержали достаточно многих, однако
толпа не оказала никакого сопротивления; можно было подумать, что
она боится противодействовать Божьим повелениям и лишить узников
славной казни и вечного воздаяния, которое их ожидает. Они провели
ночь в тюрьме: советники испытывали сильное беспокойство, отнюдь не
уверенные в настроениях Вацлава, чьи приказы они исполнили и чьи
намерения превзошли, и народа, склонного к крутым и внезапным пово-
ротам. Советники повелели освободить узников: следовало принудить
их принять свободу, поскольку те не желали отказываться от смерти.
Пришлось даже прибегнуть к хитрости, чтобы заставить их выйти
из тюрьмы: им сказали, что их ведут на совет, а когда они оказались
снаружи, за ними закрыли дверь. Еще долго те бродили вокруг башни,
так что даже пришлось прибегнуть к ударам кнута. В последующие
несколько дней ратушу осаждала толпа; тщетно ее рассеивали, тщетно
судебные исполнители бегали по городу и запрещали жителям соби-
раться; каждый день прибывал народ - и разгоряченный, и сдержанный,
полный и жажды мести, и кротости. Противники Гуса объяснили эту
жажду самопожертвования неким колдовством: «Писания Уиклифа так
дороги множеству людей, - сказал Палеч в яростной речи, направленной
против новаторов, - что им приятно умереть за него; вы недавно видели,
с какой радостью и каким мужеством они предавали свои головы мечу
палача. И это явный знак ереси, ведь среди нас с трудом нашелся бы один,
кто умер бы за свою веру, и, может быть, не нашлось бы ни одного»*.
Вацлав одобрил действия советников: «Пусть они казнят тысячи
пражан, если это будет необходимо, - воскликнул он в приступе гнева. -
Если у вас недостаточно палачей, я велю прислать их из-за границы».
Но доктора уже много раз убеждались на собственном печальном опыте
во внезапности перемен королевского настроения: он, без сомнения,
вскоре под влиянием своих фаворитов обратился бы к прямо противо-
положным чувствам; нельзя было более рассчитывать и на архиепи-
скопа, который соблюдал полный нейтралитет и был равнодушен к
дебатам; однако, опасность возрастала ежедневно, народ пылко изучал
Священное Писание, переведенное на чешский язык, и каждый истол-
* Tomek, Ddjepis z Prahy, p. 520. Любопытно отметить, что Гус в своей речи 17 июля ниче-
го не говорит о казни трех молодых людей. Это молчание было для весьма многочислен-
ных слушателей несколько удивительно, и некоторые даже говорили, что советники и
судебные чиновники заткнули ему рот. Но 24 июля он произнес красноречивое похваль-
ное слово трем мученикам (Stafi letop. р. 18). Вероятно, он желал дать время страстям
утихнуть. Он никогда не принимал деятельного участия в народных демонстрациях; он
опасался толпы, осуждал порывистую горячность и насильственные действия Иеронима
Пражского и Яна из Есеницы. Его умеренность даже сделала его в какой-то момент по-
дозрительным для его более горячих друзей.
98
Гус в изгнании
ковывал его по-своему; миряне публично спорили со священниками по
вопросам вероучения и дисциплины, а некоторые даже проповедовали
на собраниях*. Рыцари, богатые и могущественные паны убежденно
поддерживали дело новаторов: наряду с Микулашем из Лобковиц, чья
роль в 1409 г. была так важна, верховный бургграф89 Лацек из Краварж,
который был назначен спустя какое-то время губернатором Моравии90 и
его брат91Петр92, Ченек (Викентий) из Вартемберга, который был бург-
графом после Лацека, паны из Хлума и из Дубы, которые сопровождали
Гуса в Констанц, Индржих (Генрих) Лефл из Лажан, большая часть
советников и фаворитов короля оказывали покровительство проповед-
нику из Вифлеемской часовни, и благодаря их влиянию Реформа насчи-
тывала множество прозелитов в провинциях93, особенно в Моравии, и
даже в некоторых зарубежных странах - Польше94, Руси, Хорватии.
Пражский клир и доктора еще раз обратились к Иоанну XXIII. В
качестве своего представителя они выбрали немецкого священника из
Немецкого Брода - Михаэля де Каузиса; это было человек сомнитель-
ной репутации; одно время он был священником одного из приходов в
Новом Месте, но вскоре ему наскучила эта мирная жизнь. Он обладал
некоторыми специальными познаниями, и король поручил ему внести
ряд улучшений в разработку рудников. После некоторых неудачных
попыток он сбежал с доверенными ему деньгами и нашел убежище в
Риме**. Он был готов на все, чтобы достичь цели; уже давно не утруждая
себя всякого рода щепетильностью, он, находясь на службе у тех, кто
ему доверял, проявлял крайнее бесстыдство, глубокое знание людей и
порядка ведения дел в папской курии и полное небрежение к средствам
достижения цели. Впрочем, Иоанн был всецело расположен действо-
вать решительно против Гуса; он бы скорее простил ему отрицание всех
членов Символа веры, чем дерзость оспаривания его власти, потому он
перенес на него часть своей ненависти к Ладиславу Неаполитанскому.
Рассмотрение тяжбы было изъято у кардинала Бранкаса (Бранкаччо),
который не проявил достаточной решимости, и доверено кардиналу
Пьеру де Сент-Анж, получившему приказ действовать без проволочек.
Папа запретил сторонникам Гуса вновь появляться пред ним: самый
активный из всех - Ян из Есеницы - был отлучен от Церкви, брошен
в тюрьму, и избежал длительного заключения и даже может быть
казни только благодаря содействию нескольких студентов из Болоньи,
сочувствующих Реформе. Пьер де Сент-Анж провозгласил против Гуса
большое (majeure) отлучение 95: если он в кратчайший срок не подчи-
нится повелениям Церкви, оно будет провозглашено с соблюдением
формальностей, под звон колоколов и со всеми обычными церемониями -
запретом всем христианам иметь какие-либо отношения с отлученным,
давать ему еду или питье, принимать его в своем доме; повсюду, где бы
* Cochlee, Hist. Des Hussites, 18.
** Рассказ Петра из Младеновиц. Docum., р. 246.
99
Глава II. Гус и римская церковь
он не был, Божественная служба будет временно прекращаться, дети не
будут получать крещения, мертвых будут погребать без благословения
клира*. Но даже такая суровость не принесла удовлетворения папе;
по мере того, как в Рим доходило все больше точных подробностей о
последних событиях в Праге, росло негодование понтифика. Однако он
отказался вызвать на суд своего трибунала некоторых фаворитов короля,
которых обличал Михаэль де Каузис**. Папа нуждался в Вацлаве и был
слишком ловок, чтобы позволить себя втянуть бессмысленными напад-
ками в открытое противостояние; он предпочитал видеть Вацлава скорее
безразличным, чем врагом. Что же до всего остального, он полностью
удовлетворил пражских клириков и даже предписал всем жителям
задержать Гуса и передать его Пражскому архиепископу или епископу
Литомышля на осуждение и сожжение; Вифлеемскую церковь следовало
стереть с лица земли, сторонников Гуса отлучить, а все те, кто не отре-
кутся от своих заблуждений в течение месяца, предстанут перед судом
папской курии***.
Новость об этих чрезвычайных решениях вызвала в Праге очень
острую реакцию. Гус апеллировал вопреки папе к Иисусу Христу, истин-
ному и единому главе Церкви****, но его враги, ободренные молчанием
Вацлава, воплощали свои замыслы. Интердикт соблюдался с большой
строгостью, все церкви были закрыты, колокола более не звонили, весь
город имел скорбный и траурный вид. Прага разделилась на два лагеря;
чехи высказывались за Гуса, немцы - против него*****. Многочисленная
вооруженная толпа бюргеров-немцев вторглась в Вифлеемскую часовню,
в то время как Гус читал проповедь: они хотели вытащить оттуда пропо-
ведника и разрушить церковь. Твердая позиция слушателей помешала
осуществлению их замысла. На собрании в ратуше подготовили новый
поход против часовни, но всеобщее волнение было таково, что сочли
благоразумным отказаться от него. Конфликт казался неминуемым;
чтобы избежать кровавого столкновения и избавить своих сограждан от
суровости интердикта, Гус смирился с необходимостью покинуть город.
Однако вскоре он почувствовал угрызения совести из-за этого: его жизнь
была в Праге под угрозой; не уступил ли он советам дьявола? Не оста-
вил ли он из страха дело Христово?******. Он вернулся и снова начал пропо-
* Docum., р. 461-464.
** Он открыто выступил и против короля: «Он клеветал не только на королевство, но и на
короля» (Chron. Univ. Hofl. I, p. 20).
*** Chron. Univ. Hofl. I, p. 26.
****Docum., p. 464
***** Очевидно, что речь идет лишь об общем разделении; хватало немцев, которые высказы-
вались в пользу Гуса, и была также часть чехов, которые занимали противоположную
позицию. Эти последние, как представляется, были, однако, очень редки: национальная
честь была на кону; покинуть Гуса - это значило, в некотором роде, признать, что обви-
нения в ереси, бесчестившие страну, были обоснованы.
****** Эти уГрЫзения совести вернутся к нему позже, когда он покинет Прагу по приказу коро-
ля: «Я верю, что я согрешил, когда, последовав желанию короля, перестал проповедо-
вать» (Docum., р. 57).
100
Гус в изгнании
ведовать; интердикт, временно прекращенный, тотчас же возобновился.
Король тогда попросил Гуса на некоторое время удалиться и пообещал
ему ничем не пренебречь, чтобы примирить его с Церковью. Магистр
подчинился; он мало надеялся на переговоры, которые должны были
начаться, он знал очень хорошо своих противников, чтобы рассчитывать
на то, что они выкажут больше умеренности, чем в 1411 г., но он хотел,
по меньшей мере, предоставить Вацлаву несомненное доказательство
своего желания мира и единения (декабрь 1412 г.).
Последовавшие события доказали, что предчувствия Гуса были
весьма обоснованы. В феврале 1413 г. в Праге собрался синод, который
не пришел ни к какому результату. Хотя на короля его провал произвел
сильное впечатление, он, не отказываясь от несбыточного плана о при-
мирении, назначил комиссию, обязанную восстановить в королевстве
мир. Комиссия состояла из архиепископа Альбика, приора96 Зденека из
Лабоуня, вышеградского декана Якуба и ректора университета Кржиш-
тяна (Христиана) из Прахатиц. Комиссия вызвала Петра и Станислава
из Знойма, Яна Илью и Штепана Палеча, наиболее авторитетных вож-
дей антиреформаторской партии, а также Яна из Есеницы, Якоубека
из Стржибро и Шимона из Тишнова, представителей партии новаторов.
Но страсти были слишком накалены и разногласия слишком глубоки,
чтобы можно было прийти к согласию: судьи тщетно проявляли изобре-
тательность, дабы найти достаточно расплывчатые формулы, которые
будут приняты всеми - они в этом не преуспели. Магистр 3денек сначала
спросил у присутствующих, принимают ли те положения и учение рим-
ской Церкви в том, что касается таинств, власти и веры католической;
все ответили утвердительно; тогда доктора добавили, что они подраз-
умевают под римской Церковью такую Церковь, где папа есть глава,
а коллегия кардиналов - тело, а друзья Гуса заявляют, что они подчи-
няются решениям такой римской Церкви, где истиный глава Христос,
глава видимый - папа, во всем том, что они как добрые христиане, обя-
заны принимать. Доктора протестовали против этой оговорки, и после
долгого и запутанного спора судьи прервали переговоры*. Однако нельзя
порицать докторов, отклонивших пояснение, которое в некотором роде
было отрицанием основного положения. Соглашение, основанное на
двусмысленности, не могло бы стать ни серьезным, ни долгим: борьба
возобновилась бы на следующий день. Но король не желал терпеть новую
неудачу; неспособный примирить обе партии, он уничтожил одну из них.
Четверо докторов были сосланы; любой, оказывающий сопротивление
объединению, мог быть подвергнут такому же наказанию (1413 г.)**.
Как бы мало симпатии ни внушали доктора, мы вынуждены признать,
что эта мера короля была актом произвола и тирании, мало способство-
вавшая дальнейшему процветанию университета. Он был обязан своей
* Штепан Палеч написал для своих коллег по богословскому факультету отчет об этом
совещании. Он был опубликован в Palacky, Docum. р. 507-510.
** Docum., р. 510.
101
Глава II. Гус и римская церковь
славой полной свободе дискуссий; теперь ему навязали доктрину, или,
по меньшей мере, запретили ей противостоять. Для реформаторов это
была победа, менее славная и менее безупречная, чем победа 1409 г.,
но равная по важности: в 1409 г. чехи победили немцев; в 1413 г. нова-
торы торжествовали над приверженцами прошлого, люди свободной
Реформы - над защитниками авторитета. Враги Гуса, лишенные своих
вождей, покинутые архиепископом, ощущая опасность, исходившую от
короля, были подавлены и утомлены, они отреклись от всякой скорой
надежды и рассчитывали лишь на случайный успех, которого они не
смогли добиться.
В предыдущих выступлениях против Гуса выделялось три группы
противников: высшее чешское духовенство, богословский факультет и
советники пражского Старого Места. Реформатор вызывал ненависть
священников, заинтересованных в сохранении злоупотреблений;
новатор в вопросах вероучения возбуждал подозрения у авторитетных
представителей католического учения; горячий чешский патриот,
окрыленной народной любовью, пугал немецких бюргеров. Эти три
врага только что нанесли богословскому факультету удар, от которого
он не должен был оправиться, а бездействие архиепископа сделало клир
беспомощным. Альбик, утомленный всеми этими распрями, сменял
свое архиепископское достоинство на хлебное место каноника, но его
преемник - Конрад Вестфалец97, будучи в сильном фаворе при дворе,
руководствовался теми же принципами и стремился лишь к тому, чтобы
удовлетворить обе партии. Победа иоаннитов и виклифитов над маго-
метанами* была дополнена преобразованием совета Старого Места.
Чехи уже имели большинство в пражском Новом Месте и, возможно, в
Малой Стране. Тем более ненавистным было господство немцев для сла-
вян Старого Места. Немцы, чувствуя опасность, старались удержаться
с помощью террора; имели место беззаконные расправы, но они только
раздражали умы. Чтобы избежать гражданской войны, король решил,
что в будущем ему будут предоставлять список из двадцати пяти чехов и
двадцати пяти немцев, из которого он выберет тридцать шесть советни-
ков - восемнадцать чехов и восемнадцать немцев**. Этот закон, впрочем,
соблюдался недолго, и именно с этого времени чехи, как представляется,
имели большинство в совете.
В то время как католики претерпевали эти многочисленные неудачи
и теряли управление Прагой, у новаторов появлялись многочисленные
прозелиты в сельской местности. Ничего более не способствовало привле-
чению крестьян на сторону Реформы, чем изгнание Гуса. И хотя магистр
по требованию короля покинул столицу, он туда часто возвращался и
даже жил там подолгу. Однажды он попробовал возобновить свои про-
* Враги Яна Гуса называли его сторонников иоаннитами или виклифитами. Эти послед-
ние в ответ дали своим противникам прозвище магометан, без сомнения намекая на на-
сильственные средства, которые они применяли. Название «гуситы» появилось позднее.
** Pal., Ill, 1, р. 163; Tomek, Ddjepis z Prahy, III, p. 547
102
Гус в изгнании
поведи в Вифлеемской часовне, но интердикт был тотчас же произнесен
снова, и Гус отказался от своего замысла. Во всяком случае, он продол-
жал поддерживать своими письмами друзей и приверженцев, ободряя их
советами; впрочем, он оставил после себя людей достаточно преданных,
чтобы возложить на них заботу о продолжении своего дела. Якуб из
Стржибро, прозываемый Якоубеком (Jacobellus) из-за своего невысокого
роста, заменил его в Вифлеемской часовне98, но истинным руководите-
лем движения в отсутствие Гуса стал Ян из Есеницы, который уже был
отлучен папой, и чей пыл необходимо было скорее сдерживать, чем воз-
буждать. Рядом с Якоубеком, Яном из Есеницы и старинными друзьями
Гуса - Шимоном (Симоном) из Тишнова, Кржиштяном (Христианом) из
Прахатиц, Прокопом (Прокопием) из Пльзени, Яном из Ичина, Мареком
(Марком) из Кралова Градца, заняли место новые бойцы, такие как Петр
из Младеновиц, Ян из Пржибрама, Ян Рокицана и некоторые другие.
Им было предназначено сыграть важную роль в последующих событиях.
Гус, успокоившись об участи своих старинных приверженцев, начал
проповедовать в сельской местности: разве Спаситель не велел повсюду
распространять слово Божие? В праздничные дни и воскресенья множе-
ство крестьян сходились из разных окрестных мест, чтобы он вдохнов-
лял их этой горячей любовью к истине и праведности (justice), которая
поддерживала его среди всех превратностей и научила смотреть в лицо
смерти без ужаса и смятения. Особенно долго он оставался в замке Кози
Градек, недалеко от места, где позднее будет воздвигнут город Табор; его
долгое пребывание в этом месте помогло создать новый центр, откуда
вышли наиболее пламенные вожди гусизма и наиболее самоотверженные
его солдаты. В жизни Гуса не было более плодотворного периода, чем
период изгнания: он освободился от тысячи забот, которые поглощали
его время в Праге, и потому посвящал сочинительству все время, которое
оставалось от проповеди, его поразительной работоспособности хватало
для самых разнообразных дел. Его общение с крестьянами напоминало
ему детство: несправедливость, свидетелем которой он был, незаконные
поборы, от которых страдали его родители. И в своем трактате О праве
на выморочное имущество он протестовал во имя человеколюбия и
Евангелия против притязаний феодалов: имущество умершего крестья-
нина, не оставившего детей, не должно было возвращаться к сеньору, но
его следовало раздавать бедным. Он работает над очищением чешского
языка от иностранных заимствований, которые нарушали его чистоту,
он предлагает примеры, которые в то же время становятся правилом;
его стиль не обладает силой и красочностью Штитного, но его сочинения
дают образец ясности и простоты. Он исправляет разные части Библии,
которая уже была переведена на чешский; наконец, он суммирует свои
религиозным воззрения в большом трактате О Церкви, в котором можно
найти его окончательную точку зрения по спорным вопросам*.
* См. список произведений Гуса в: JireCek, Rukovfet’ ёевкё literatury, р. 279.
103
Глава II. Гус и римская церковь
При чтении весьма многочисленных трудов, написанных по поводу
Гуса, вызывают удивление расхождения, которые в них встречаются не
только в оценках его учения, но даже в способе понимания и изложения
его идеи: для некоторых писателей он - почти протестант; для других он
всего лишь по нескольким второстепенным вопросам расходится с рим-
ским католицизмом. Эти расхождения можно объяснить двояко: вначале
Гус мог колебаться, его воззрения менялись, поэтому можно прийти к
достаточно разным результатам, в зависимости от того, какое из его произ-
ведений привлекло особое внимание исследователя. Как говорит Лех лер,
он был более человек чувства, чем рассудка*. Он не имел ничего общего с
философом, который, отталкиваясь от некоего принципа, не колеблясь,
делает окончательные выводы; он избегал прямых суждений, делал
противоречивые заключения и среди его оговорок и сомнений подчас
трудно выделить окончательный вывод. К тому же поддавались соблазну
судить скорее по возможным умозаключениям, которые следуют из его
принципов, чем по его собственным делам и словам. В этом нет ничего
удивительного, и это заблуждение тем более естественно, что оно покоится
не на одних только химерических предположениях, но и на событиях,
которые его доктрины повлекли за собой. Если мы хотим хорошо пони-
мать и судить непредвзято дело Гуса, не следует никогда забывать, что он,
прежде всего, и почти исключительно преследовал практическую цель -
реформу Церкви. Перед лицом смерти, когда костер уже горел, он уверял,
что никогда не имел другого намерения, кроме как отвратить людей от
греха**. Он ни в чем не хотел вводить новшества; его многочисленные заяв-
ления, что он католик, покорный Церкви, не только средство защиты: он
принимал католическое учение во всех вопросах догматики; его против-
ники ни разу не уличили его в неверном толковании таинств, причастия,
святых, Девы Марии. Только в двух вопросах, правда, исключительной
важности, он был увлечен своими желаниями реформы к выводам, чре-
ватым ересью. Где христианин должен искать образец своего поведения и
своей веры? В Евангелии. Только оно есть святой источник истины. Уже
до Гуса Матвей из Янова призывал изучать слово Божие; Гус зашел даже
не так далеко, как он, он не стремился толковать Писание иначе, чем это
делали святые отцы и учителя Церкви, он подчинялся всем решениям
церковных властей, прямо или косвенно основанным на Писании, но,
несмотря на эти ограничения и оговорки, из его слов, тем не менее, сле-
дует, что эти решения имеют лишь подчиненную и условную ценность.
Они сами по себе ничто; иные люди, более смелые, закономерно осознают
равенство всех людей перед Писанием. Папы, епископы и священники
своими добродетелями должны были показать себя достойными той вла-
сти, которую Гус признает за ними; но часто случается, что они предаются
греху и предают того Бога, всемогущими защитниками которого они
* Lechler, II, р. 270.
** Docum., р. 323.
104
Иоанн XXIII и Сигизмунд
себя воображают. В этом случае Господь их проклянет и отвергнет, и Гус
приходит, таким образом, к концепции Церкви, подобной концепции св.
Августина. Наряду с католической Церковью существует другая Церковь,
истинная Церковь Христа, единственный глава которой - Спаситель и
членами которой являются только предопределенные к спасению. Про-
чие, каковыми бы ни были их титул и сан, от начала веков осуждены на
вечное проклятие. Очевидно, что из этого нового представления о Церкви,
также как и о подчинении единственно только Писанию, вытекает совер-
шенно естественно отрицание папской, епископской и даже священни-
ческой власти: может случиться, что реальные руководители - папы и
епископы окажутся отверженными; в таком случае, их власть - всего
лишь узурпация, и право каждого священника, каждого человека про-
тивиться приказам ложных пророков и взять в свои руки дело скомпро-
метированной ими религии. Гус не доходит до крайних выводов подобной
теории, их, в свою очередь, подхватят и разовьют табориты; однако он,
по меньшей мере, признает, что короли могут вмешиваться в церков-
ные дела, поскольку они также являются помазанниками Божьими.
Именно к этим двум суждениям сводятся вопросы, по которым Гус
расходится с католицизмом: Евангелие как единственный непогре-
шимый и достаточный источник веры и Церковь как община предо-
пределенных. Эти суждения не содержат в себе ничего, что безусловно
противоречило бы распространенным в эту эпоху воззрениям. Они стали
опасными лишь благодаря той крайней важности, которую увидел в
них чешский проповедник. В сущности, не являясь еретическими, они
становятся таковыми как вследствие развития, которое они получают,
так и вследствие выводов, которые из них извлекают.
1413 г. закончился в Чехии достаточно спокойно: Гус проповедует и
пишет, его противники предаются размышлениям и готовят свои силы для
нового нападения. Именно тогда распространилось известие, что в Кон-
станце вскоре соберется вселенский собор: это тотчас же стало источником
всяческих опасений. Каждый предчувствовал, что собор окажет на чешские
дела решающее влияние, и приготовился извлечь пользу из событий.
Глава III.
Гус и собор
Иоанн XXIII и Сигизмунд - Гус в Констанце - Папа и собор -
Реформа с точки зрения Церкви, Жерсона и французов - Заточение
Гуса, процесс по его делу и его смерть - Иероним Пражский
В течение трех лет Гус противостоял могуществу понтифика: простой
проповедник оказывал сопротивление всей Европе; с одной стороны -
мир, с другой - благочестивая совесть, и, казалось, мир должен был про-
105
Глава III. Гус и собор
играть. Ничто более не обнаруживало упадок папства: источенное злоу-
потреблениями, оно потеряло свою силу, потому что оказалось недостой-
ным выполнять свою задачу. Оставалось единственное средство избежать
распада Церкви: восстановить единство и уничтожить злоупотребления.
Время поджимало, опасность была у ворот, угрожающие признаки воз-
вещали неотвратимый кризис: недовольство проявляли целые страны;
за Гусом стояла вся Чехия. Не увлечет ли он и прочие славянские нации?
Поляков, которых беспрерывные войны с Тевтонским орденом уже
сделали подозрительными? Хорватов и южных славян, среди которых
еще тысячами исчислялись богомилы? В Германии ненависть, которую
внушал священник, была таковой, что одно время опасались всеобщей
резни. Если бы не собор, а затем не отвлекшая умы всеобщая ненависть
к гуситам, то Реформация началась бы на век раньше. Но что, в конце
концов, за дело до всего этого было Григорию XII, Бенедикту XIII и осо-
бенно Иоанну XXIII? Их сократившихся владений были достаточно для
проведения своей политики; их амбиции, их образ мыслей сокращался
одновременно с их землями: бедные властители, которые предпочли
разделение сложению сана!
Иоанн XXIII был целиком погружен в итальянские события, но и
здесь удача изменила ему: неаполитанский король Ладислав изгнал
его из его столицы, лишил светских владений, и папа, бессильный и
отчаявшийся, более года ждал случая взять реванш. Для него наступил
один из тех моментов, когда душа, ослабев, не оказывает более сопро-
тивления; предавшись несчастию, он отдался судьбе. Он был расположен
дорого заплатить за малейшую помощь, венгерский король этим вос-
пользовался. С 1413 г. и вплоть до своей смерти Сигизмунд был главой,
по меньшей мере, номинальным, сопротивления Гусу и его ученикам.
Король Венгрии, вследствие своей женитьбы на Марии, дочери Людо-
вика Великого", предполагаемый наследник короны св. Вацлава100,
он был выбран Римским королем в 1410 г., и его брат уступил ему без
зависти трудную заботу по управлению Германией101. Его владения про-
стирались от Балкан до Балтийского моря и от Карпат до Рейна. Однако
сама по себе эта грандиозность не только не была источником могуще-
ства, но и таила множество опасностей. Сколько врагов! Турки, поляки,
венецианцы, не считая, быть может, самых опасных, его подданных -
венгерских магнатов или немецких вассалов. Даже великий человек
тщетно бы пытался совладать с этими неспокойными амбициями и
сохранить мир среди враждующих рас, а Сигизмунд точно не был гением.
Как и Вацлав, он получил прекрасное образование: знал несколько
языков - латынь, французский, немецкий, венгерский; его слог был
легок, изящен, он сам был почти красноречив. Он мог находчиво ответить,
охотно шутил и выслушивал шутки. Он был приветлив и доброжелате-
лен: скромный и благовоспитанный (humilis et urbanus), эти два слова
встречаются у всех хронистов, писавших о нем. Его непринужденное
106
Иоанн XXIII и Сигизмунд
Сигизмунд I, император Священной Римской империи,
король Венгрии и Чехии. С картины Пизанелло
добродушие не раз удивляло его надменных сотоварищей. Сигизмунд
не чурался бюргеров, сидел с ними за одним столом: в Сиене он был на
погребении жены богатого горожанина, в Аугсбурге стал восприем-
ником сына одного торговца; без сомнения, в этой непринужденности
было много расчета, негоцианты Сиены и Аугсбурга заслуживали, в
самом деле, нескольких льстивых слов; но он сохранял лицо благодаря
хорошему чувству юмора, и его скромность сохраняла достоинство и
величие. Поистине, он выглядел по-королевски: высокий, стройный, с
белокурыми и вьющимися волосами, голубыми глазами, живыми и глу-
боко посажеными, он прельщал всех женщин, все мужчины склонялись
перед ним. Успех у первых он ценил крайне высоко: действительно, он
был большой любитель женщин (yuvaiKocpiXog, написал один греческий
историк*). Эта страсть не угасала до самой смерти. «Даже будучи ста-
рым, - сказал один хронист, крайне снисходительный к нему, да, впро-
чем, и не имевший права выставлять напоказ излишнюю суровость, - он
все еще был склонен к сладострастию, ... и ничего его не очаровывало
более, чем вид красивой женщины» **. Ради них король часто ставил под
угрозу свои интересы, иногда свою честь, но, несмотря на распутство, он
сохранил вплоть до смерти совершенно юношескую силу; лишь за свои
излишества в питье ему пришлось расплатиться подагрой***. Он гордился
* Menke, I, р. 1444.
** Sylvius, De duobus amantibus.
*** Во время своего пребывания в Риме он сказал папе Евгению (IV - Прим, ред.): «Есть
три пункта, по которым, пресвятой отец, мы различаемся, и три пункта, по которым
107
Глава III. Гус и собор
своим телом, охотно выставлял напоказ свою красоту, любил праздники,
турниры, где он превосходил и сокрушал всех соперников.
Именно в этом состояла одна из выдающихся черт его характера: он
был очень тщеславен; он с охотою позволял себя увлечь величествен-
ными проектами, масштабными замыслами, был падок на все, что бле-
стит, но также быстро падал духом, как и загорался начинанием. Нет
ничего более тягостного и скучного, чем хронология истории его прав-
ления: невозможно разобраться в этой бесконечной беготне, всех этих
замыслов, задуманных и тотчас же оставленных, в которых он растрачи-
вал свои силы без пользы для себя и своих подданных. Какой контраст
между двумя братьями: Вацлав, утомленный властью, равнодушный,
рассеянный, и Сигизмунд, который, казалось, беспрестанно опасался,
что делам недостает его энергичности, а завоеваниям - его честолюбия.
Первый - нерешительный и колеблющийся, второй - подвижный в своих
решениях, вносящий в осуществление своих ненадежных замыслов тот
же неутомимый пыл, от Карла IV оба унаследовали только некоторую
любовь к литературе, красоту и физическую силу. Однако эта крайняя
подвижность Сигизмунда порой приводила к тем же последствиям,
что бездеятельность и буйный нрав Вацлава: он был так благочестив,
что скончался в ореоле святости, заслужив то, чтобы быть канонизи-
рованным, но он запятнал свою память недостойной жестокостью и
был ребячески гневлив, вымещая злость на непредвиденных, пускай
и естественных преградах. Он разорял своих подданных поборами и
разрушал сам себя расточительностью; он забывал свои обещания еще
чаще, чем нарушал их, и его неожиданные метаморфозы, воодушевление
и забывчивость, его клятвы и клятвопреступления привели к тому, что
оттолкнули от него всех: король без величия, но втянутый в великие
события, он гнался за славой, а завоевал лишь шумную, но сомнитель-
ную репутацию, - что ж, достойная награда для властителя, который
принял ажиотаж за действие!
После своего избрания102 он подпал на некоторое время под влияние
Фридриха фон Гогенцоллерна, бургграфа Нюрнберга*, и намеревался
исполнить свои замыслы по возрождению Империи**. Но вскоре он
мы похожи: ты встаешь поздно, а я до рассвета; ты пьешь воду, а я вино; ты избегаешь
женщин, я следую за ними. Но ты щедро раздаешь церковные имущества, и я ничего не
берегу для себя; мои ноги не лучше твоих рук; ты теряешь Церковь, я Империю», (neas
Sylvius, Biographie de Sigismond, цит. no: Palacky. Reise nach Italien, p. 113).
* Фридрих фон Гогенцоллерн, бургграф Нюрнберга, ставший позже курфюрстом Бранден-
бурга, был одним из самых примечательных людей своего времени и играл в Империи
значительную роль. Его деятельность осветил Дройзен в знаменитом сочинении (Droy-
sen. Geschichte der preussischen Politik. I, 2e edit Leipzig, 1868). К несчастию, Дройзена
слишком часто охватывает политическая страстность, поэтому он неоднократно припи-
сывает Фридриху мысли и замыслы, которые не засвидетельствованы ни в одном доку-
менте, но которые позволяют писателю представить его сознательным предшественни-
ком сегодняшней Германской империи.
** Эти заботы отражены в письме, которым Сигизмунд принимает корону, предложенную
ему некоторыми курфюрстами: «Хотя мы находим себя, - говорит он, - недостаточ-
108
Иоанн XXIII и Сигизмунд
вернулся к менее возвышенным мыслям, и не появлялся в Германии
три года. Затем, внезапно почувствовав угрызения совести, он задумал
искупить свою нерадивость энергичной деятельностью: добиться призна-
ния своей власти в провинциях прежних королевств Ломбардии, Арля
и Бургундии103, и когда он, таким образом, вернет Священной Римской
империи германского народа ее прежнее великолепие, он отправится на
торжественную коронацию в Аахен. К несчастью, действительность мало
соответствовала этим лучезарным видениям: его путешествие в качестве
суверена было эскападой, принесшей мало славы (1413-1414 гг.)104.
Императорская бедность была еще раз выставлена напоказ: приходилось
вести переговоры с городами, с самыми мелкими сеньорами, продавать
последние королевские привилегии, чтобы добиться клятвы верности,
которую забывали так же быстро, как и давали; герцог Миланский
отказался пустить Сигизмунда в свою столицу. Окончание путешествия
получилось таким же бесславным; королю чуть было не пришлось поки-
нуть Аахен, не будучи коронованным: ни один курфюрст не соблагово-
лил приехать. Позднее он едва не был похищен бандами грабителей,
которых поддерживали нидерландские герцоги. Он находил утешение
от своих злоключений в надежде на крупный реванш: христианский
мир будет обязан ему концом схизмы. Его путешествие в Италию
имело, по крайней мере, тот результат, что он склонил Иоанна XXIII
к созыву собора.
Прелаты, собравшиеся в Пизе105, решили перед окончанием своих
заседаний, что новый собор откроется через пять лет. Но на это нуж-
но было повеление папы, и казалось довольно трудным - убедить Иоан-
на XXIII. Сам Сигизмунд никогда не добился бы этого без Ладислава.
Папа, выгнанный из своей столицы королем Неаполитанским, ощущая
опасность в Болонье, бросился в объятия Сигизмунда: это была его обыч-
ная политика, он спасал настоящее, забывая о будущем. Он покорно
пообещал созвать собор, но предварительно потребовал гарантии: «Все
зависит от места, - писал он своему послу, - я не желаю [для работы
собора такого] города, где повелевает император». Сигизмунд был непре-
клонен, Иоанн уступил - вселенский106 собор должен был открыться в
Констанце 1 ноября 1414 г. Поначалу извещение об этом созыве вызвало
сильное недоверие: в первый раз большое католическое собрание проис-
ходило на землях Империи107, папа на это не согласится; но мало-помалу
новость подтверждалась, больше нельзя было сомневаться в намерениях
Сигизмунда, обещаниях Иоанна XXIII, и сейчас же частные вопросы,
соперничество наций или властителей отошли на второй план перед
но благоразумными, мудрыми и сильными, хотя мы знаем, что мы неспособны нести
бремя Священной Римской империи, которая теперь находится бесславно в состоянии
упадка и слабости, и в которой, как мы убеждены, только сверхчеловеческие силы спо-
собны восстановить порядок, однако же не только выборщики, но и другие сеньоры
укрепили наш дух и мы принимаем [предложение] не ради нашей собственной выгоды,
но ради чести и славы всемогущего Бога и ради всеобщего блага» (Aschbach, I, р. 297).
109
Глава III. Гус и собор
общими интересами всего христианского мира. Франция временно
забыла о борьбе арманьяков и бургундцев108, Германия - соперничество
сеньоров и городов: не вернется ли мир, пропавший на земле, вместе с
единством Церкви? Бог, поражающий так тяжко мир, не простит ли Он
его, если люди бесстрашно наложат руку на злоупотребления? Люди не
спешили отчаиваться: неудача в Пизе была забыта; не задумывались
над тем, что реформировать Церковь придется тем, кто сам нуждается в
подобном реформировании; это было похоже на последний порыв к Богу,
последний акт веры того Средневековья, которое породило крестовые
походы и теперь умирало, охваченное сомнением, сокрушенное этим
последним усилием. Целью собора была Реформа Церкви, начиная с ее
главы и заканчивая ее членами; отсюда три важных положения, которые
должны были привлечь его внимание: В первую очередь, схизма. Необ-
ходимо было положить предел этому скандалу с тремя папами, которые
оспаривали мир и разрывали его, перетягивая каждый в свою сторону.
Затем злоупотребления. Необходимо было закончить то, к чему собор в
Пизе даже не подступал, вернуть клиру его первоначальную бедность
и чистоту, освободить мирян от тяжелого бремени, под которым они
изнемогали. Наконец, ереси. Это было наибольшее зло, проказа, которой
Бог поразил Свою неверную Церковь. Но теперь все христиане109 снова
собрались под одним законом, в поклонении Господу: горе тем, кто про-
должит свое сопротивление и будет протестовать против высочайших
решений Святого Духа110, они окажутся истинными приспешника-
ми Сатаны!
Во время встречи с Сигизмундом в Лоди Иоанн говорил с ним о
смутах в Чехии, о бездеятельности Вацлава, который парализовал дея-
тельность церковных начальников, и просил того вмешаться, чтобы
восстановить авторитет Церкви, так сильно пошатнувшийся. Сигиз-
мунд сразу же задумал вызвать Гуса в Констанц и тотчас же послал к
нему Яна из Хлума и Вацлава из Дубы111: он пообещал устроить для
него заседание собора, перед которым тот свободно защитит свое уче-
ние; если же он не признает себя изобличенным, то свободно вернется
в Прагу*.
* «Король Сигизмунд заявил мне через Индржиха Лефла и других, что он желает до-
биться, чтобы мне уделили достаточно времени на заседании (собора) и, если я не подчи-
нюсь решению (собора), отослать меня назад в полной свободе »(Письмо Гуса, июнь 1415г.,
Pal. Docum. р. 114). Этих слов было достаточно, чтобы доказать ошибку некоторых исто-
риков, которые утверждают, что Сигизмунд не дал Гусу охранное свидетельство. При-
водят, правда, письмо Гуса от 1 сентября 1414 г. (Doc., р. 64): «Я надеюсь, говорит он,
что я не испугаюсь исповедовать Господа нашего Иисуса Христа, и, если нужно, умереть
за Него». Он не высказывал бы, говорят, подобных опасений, если бы имел охранную
грамоту. Но дальше в том же письме читаем: «Я имею намерение смиренно склонить го-
лову, предстать перед Констанцским собором с охранной грамотой Вашего покровитель-
ства». Михаил фон Прист, королевский нотарий, писал Гусу (8 октября 1414 г., Doc.,
р. 533): «В ответ на просьбу об охранной грамоте, которую ты направил нашему господи-
ну королю, я просил Его Величество соблаговолить тебе выдать, наконец, необходимые
для сей цели письма».
110
Гус в Констанце
Это приглашение вызвало живое беспокойство среди друзей Гуса: «Он
выдаст тебя твоим врагам», - говорили они ему. Один из тех, кто привез
ему предложения Сигизмунда, пан Микеш Дивокий, посоветовал ему
втайне не полагаться на обещания короля; но эти опасения не остановили
реформатора, он осознавал опасности, которым подвергался, но считал,
что пришел теперь час исповедовать истину, не следовало отступать
перед костром, поскольку его смерть могла быть полезна делу Божиему.
И впрочем, почему он не сможет увлечь за собой собор? Неужели Иисус
Христос не затронет сердца собравшихся прелатов, как Он затронул
сердце Гуса*? Искренняя вера не бывает без прозелитизма.
Он тотчас приготовился к поездке в Констанц и стремился, прежде
всего, к тому, чтобы очиститься от подозрений в ереси, которые, заранее
предопределяя решение собора, могли помешать ответить на его призыв.
В Праге состоялся экстраординарный синод. Гус объявил с помощью
расклеенных по самым людным улицам афиш, что он готов ответить в
присутствии архиепископа и прелатов всем тем, кто думал упрекнуть
его в какой-то ошибке или каком-либо заблуждении. На следующий
день (26 августа 1414 г.) Ян из Есеницы в сопровождении нескольких
магистров и многочисленных студентов появился перед дверями синода
и от имени Гуса потребовал, чтобы магистру позволили оправдаться
перед этим собранием. Ему ответили, что невозможно предоставить
ему аудиенцию, потому что заседание посвящено обсуждению некоего
королевского предложения. Подождав еще некоторое время, Ян уда-
лился, заставив удостоверить свидетельствами тех, кто его сопровождал,
просьбу Гуса и отказ синода**. Ян из Есеницы добился, по крайней мере,
от пражского инквизитора Николая (Микулаша), епископа Назарет-
ского, формального заявления, которое имело, благодаря личности
свидетеля, особую важность. «Я очень часто общался, - сказал Нико-
лай, - с магистром Гусом, я обсуждал часто с ним религиозные вопросы,
я никогда не усматривал в его учении ни малейшего заблуждения, я
всегда рассматривал его как истинного и искреннего католика». Инк-
визитор, не колеблясь, даже выдал Гусу свидетельство об ортодоксаль-
ности***. Архиепископ Пражский выразился менее определенно: не-
сколько чешских магистров спросили его, но он ограничился ответом,
что ему нечего поставить в упрек Гусу и что его осудил не архиепископ
Праги, но папа.
Противники Гуса не приняли вызов, который им бросили, но они
приготовились тайно к решающей борьбе: они провели что-то вроде
предварительного расследования, собрали свидетельские показания и
необходимые документы, чтобы осудить проповедника из Вифлеемской
*Гус и Иероним «пришли в Констанц, потому что питали большое доверие и желали
увлечь весь собор на защиту права и истины» (AugsburgerChronik des Burkard Zink. In:
Die Chroniken der deutschen Stadte, Bd. 5, Leipzig 1866, p. 63).
** Doc.,p. 240-241.
*** Doc.,p. 242-244.
Ill
Глава III. Гус и собор
часовни. Гус не был в неведении относительно их ухищрений, к нему
в руки даже попало досье, приготовленное против него, после этого он
записал несколько положений для своей защиты: вероломство и неспра-
ведливость его врагов оставили глубокий след отвращения и невольного
страха в его сознании. Вот почему последние дни, которые он провел в
Чехии, были печальны: его доверие было поколеблено, беспокойство
всех его друзей, в конце концов, передалось и ему; самые решительные,
самые смелые были удручены: «Я поеду вслед за тобой, - сказал ему
Иероним Пражский, но прибавил: - если я поеду на собор, то думаю,
что не вернусь с него». Это было всеобщим мнением: «Бог да пребудет
с тобой, - сказал Гусу один сапожник, некий Ондржей Поляк, - мне
кажется, что ты не вернешься»*.
Гус покинул Прагу 11 октября 1414 г. Начало путешествия было
удачным**. В течение нескольких лет имя Гуса в Германии было окружено
молчанием, приближение заседания собора ослабило, если не угасило,
все мотивы старинной ненависти, на великое собрание в Констанце еди-
нодушно возложили заботу о решении всех спорных вопросов. Не было
недостатка в верующих, особенно в Южной Германии, крайне озлоблен-
ных против клира и полных восхищения человеком, который, не коле-
блясь, приносил свою жизнь в жертву ради возрождения Церкви. Во всех
городах, через которые проезжал Гус, он сообщал с помощью афиш, что
едет в Констанц, чтобы дать отчет в своем поведении, и намерен встре-
титься там с теми, кто полагает, что имеет некие основания обвинить
его. Часто магистраты, наиболее богатые бюргеры, а подчас даже свя-
щенники приходили побеседовать с ним и возвращались, пораженные
его воодушевлением, его красноречием и его благочестием. Мало-помалу
мрачные предчувствия, которые охватили магистра перед его отъездом
из Чехии, рассеялись: «Я еще не встретил ни одного врага», - написал он
из Нюрнберга***. Это путешествие освободило его от последних предубеж-
дений; он никогда не ненавидел немцев, но Германия внушала ему страх,
* Docum., р. 110 (В письме Гуса от июня 1415 г.). Оно написано на латыни, но три или четыре
строчки на чешском. Писатели, которые приводят эту знаменитую фразу, приписывают
сапожнику небольшую речь: «Верный и стойкий рыцарь, господин Ян, да вознаградит
тебя не король Венгрии, но Царь Небесный, вечным воздаянием за твою верность». В
действительности, эта фраза принадлежит Гусу и обращена к пану Яну из Хлума.
** Перед своим отъездом Гус написал одному из своих учеников - Мартину - письмо, ко-
торое должно было быть открыто только после его смерти и которое является настоящим
завещанием. Мы уже приводили из него несколько отрывков (См. Docum., р. 74).
*** 20 октября 1414 г. Это крайне интересное письмо дает нам подробный отчет о путеше-
ствии Гуса (Docum., р. 75). Палацкий говорит в этой связи (III, 1, 316, нем. издание):
«Большое внимание, которое выказывал ему народ, удивляло Гуса, слабой стороне ко-
торого было как раз необходимо одобрение. Он хвастался, что его хвалили все те, с кото-
рыми он вступал в дискуссии». Мне кажется, что эти слова немного несправедливы. Если
есть что-то, что поражает в Гусе, то это его скромность, его боязнь придать себе важность,
которой он не обладал. В письмах, которые он написал, будучи в заключении, он часто
возвращается к этому: он вовсе не заблуждается касательно своей роли, он лишь недо-
стойное орудие воли Божией. Это одобрение, которого он искал, он желал не для себя, но
для своего учения; он желал, чтобы им не восхищались, но подражали и следовали.
112
Папа и собор
немного чрезмерный, теперь этот страх исчез. Его патриотизм оставался
столь же деятельным и столь же глубоким, но он более не был столь
недоверчивым; оставляя чехам первое место в своем сердце, Гус при-
дал своим мыслям общечеловеческий характер, достойный личности,
собиравшейся умереть не только за Чехию, но и за весь мир. Ободренный
приемом, который он повсюду встречал, поддержанный сопровождав-
шими его панами, бароном Вацлавом из Дубы и бароном Яном из Хлу-
ма*, к которым позже присоединился Индржих Лаценбок, реформатор
мало беспокоился о задержке, с которой отправляли императорскую
охранную грамоту, и он, не колеблясь, въехал в Констанц (3 ноября) и
даже предстал перед папой Иоанном XXIII, не дожидаясь возвращения
Вацлава из Дубы, который отправился испрашивать у Сигизмунда обе-
щанные письма, и привез их два дня спустя (5 ноября). Гуса приняли
достаточно благосклонно; папа предоставил ему полную свободу пере-
двигаться по городу, попросив его единственно не проповедовать и не
показывать слишком открыто свое присутствие в храмах. Что до осталь-
ного, он пообещал Гусу, что тот будет выслушан собором на открытом
заседании**.
Собор еще не был открыт официально, но в городе уже собралось
много народа: никогда еще не видали такого многочисленного и вну-
шительного собрания; это было не только большое церковное собра-
ние, но также и политический конгресс. Речь шла об исцелении мира,
страдающего от зла: хотя симптомы были различны в разных странах,
но причина повсюду была одна, ее следовало сначала ясно определить;
затем уничтожить. Вот почему все те, кто надеялись иметь некоторое
влияние в этом большом совете христианского мира, все те, кого знание,
положение или могущество сделали членами этого ареопага, встрети-
лись в Констанце. Епископы находились здесь рядом с государями,
все короли, кроме одного, прислали своих послов. На соборе было три
патриарха112, двадцать девять кардиналов, тридцать три архиепископа,
около ста пятидесяти епископов, более ста аббатов и более пятидесяти
приоров; новая власть, которая попыталась в какой-то момент испол-
нять обязанности папства, - университеты, были представлены тремя
сотнями магистров, и одной из примечательных черт этих великих асси-
зов 113 XV в. была та роль, которую играли там доктора. Эта роль была в
* У Яна из Хлума секретарем был Петр из Младеновиц, который оставил нам подробный
отчет о процессе Гуса. Этот отчет содержит очень большое число официальных доку-
ментов, что делает его историческим источником первого порядка. Он был опубликован
Гефлером, и, к счастью, переиздан Палацким.
** Это аудиенция было ему к тому же гарантирована в охранной грамоте Сигизмунда. Эта
охранная грамота совершенно недвусмысленна: Сигизмунд представляет всем магистра
Яна Гуса и повелевает «позволить ему свободно проходить, оставаться, проживать и воз-
вращаться» (Docum., р. 237-238). Вацлав из Дубы оставил Гуса в Нюрнберге 20 октября,
отправившись за письмами Римского короля, которые еще не прибыли; королевский
канцлер, который изготовил охранную грамоту в Шпейере еще 18 октября, вручил ее
Вацлаву, который немедленно выехал, и присоединился к Гусу в Констанце 5 ноября.
113
Глава III. Гус и собор
Констанце значительнее, чем в Пизе, и еще значительнее в Базеле, чем
в Констанце*: по мере того, как зло усиливалось, как неудачи умножа-
лись, обратились к новым силам, призвали резервы, чтобы остановить
продвижение врага. Серьезная уступка, хотя и не осознанная, демокра-
тическому духу, который начал возбуждать Европу! Такое уравновеши-
вание науки и положения в обществе, не было ли оно первым шагом к
Гусу и Реформации?
Эти прелаты, эти посланники привезли с собой слуг, секретарей, сол-
дат. Собрались все, кто доверял своей звезде, своей сообразительности
или своей смелости: как не воспользоваться прекрасной возможностью
получить место или бенефиций? Крайне многочисленны были торговцы,
и магистраты города в какой-то момент оказались перегруженными
и испугались. В некоторые дни в городе было до ста тысяч приезжих,
тридцати тысяч лошадей. Где их размещать? Как их накормить? Особая
проблема - как поддержать порядок среди этих иноземных, а зачастую и
враждебных толп: англичане и французы, поляки и рыцари Тевтонского
ордена, итальянцы и сторонники Реформы, защитники собора и друзья
папы? Многие приехали, не имея определенной цели, из любопытства,
чтобы развлечься, и город, в котором должно было начаться обновление
Церкви, стал настоящим Вавилоном: проходимцы, флейтисты наво-
дняли улицы**. Прелатов, с их роскошными одеяниями, лошадьми в
золотой упряжи, шумной и задиристой свитой, богословские споры зани-
мали меньше, чем пиры и турниры***. В городе было семьсот публичных
женщин, известных властям, не считая прочих****.
Гус был испуган этим столпотворением: «Если бы вы могли видеть
этот собор, который называется пресвятым и непогрешимым, - писал
он своим друзьям в Чехию, - вы бы увидели великую мерзость; шва-
бы114 говорят, что потребуется тридцать лет, чтобы очистить город
Констанц от запятнавших его грехов»*****. Чувствуя себя потерянным
среди этой толпы, он не выходил из дома, где поселился, и готовил свою
защиту; однако больше всего его занимало не собственное спасение и
опровержение клеветы, которая его преследовала, но Реформа Церкви,
ведь мы к тому же располагаем прекрасной речью, которую он хотел
произнести перед собравшимися прелатами******. Несравненное само-
отречение! Гус знал, что он рискует своей жизнью, говоря об этом, он
знал, что ненависть, которую к нему испытывали, не имела другой
*См. Об этом: Friedrich von Raumer. Die Kirchenversammlungen von Pisa, Kostnanz und
Basel, p. 125.
** В Констанце было три сотни уличных акробатов или музыкантов, шесть сот цирюльников.
*** Они сами иногда создавали беспорядок: Пизанский и Майнцский архиепископы затеяли
ссору, от слов они перешли к драке; поскольку у них не было оружия, они попытались
задушить друг друга; многие священники, испугавшись, спаслись бегством через окно
(Muratori XXII, 911).
**** Aschbach II, р. 42. О численности иноземцев в Констанце и о цене на продовольствие, см.
Aschbach (Док. 32).
---Docum., р. 138.
****** Опубликована Гефлером (I, 298-315).
114
Папа и собор
причины, кроме его храбрых атак на клир, и все же он подготовил для
того момента, когда он предстанет перед своими судьями, речь, которая
может усилить негодование, отвратить от него тех сторонников, что у
него были, сделать неизбежным его осуждение. Но что для него зна-
чила смерть? Ему было достаточно засвидетельствовать истину; казнь
стала бы для него наградой, если бы он пострадал за Христа. Говорили,
что Гус умер за независимость мысли, что он был один из первых и
наиболее величественных апостолов свободы совести, и это на самом
деле так; несомненно, что отстаивая, вплоть до костра, право не подчи-
няться решению собора, он в некотором роде сокрушал официальную и
всемирную Церковь, но он едва ли отдавал себе отчет в этом восстании,
не предвидел и не принимал логических последствий своих взглядов.
То, о чем он мечтал, не было ни свободой совести, ни освобождением
умственных сил - эти понятия не существовали в XV в. - но Реформа,
согласно Писанию; ради нее он сражался и пострадал, за нее он отдал
свою жизнь, как залог искренности веры. «Как они далеки, - говорил
он в своей речи, - как далеки они, священники, от цели, которую им
предлагает наш Господь! Они должны быть простыми, смиренными, а
они господствуют над землей, они хотят подчинять знать и королей и
прогибать под свою власть самые высокие персоны. Кто признал бы в
этих прелатах, сопровождаемых рыцарями, разукрашенных золотом
и серебром, учеников бедного Распятого? И любовь! Сколько времени
потребовалось им, чтобы забыть клятву, которую они давали? Настоя-
щие жеребцы, которые ржут при виде кобылы и устремляются за ней,
забывая людей, так же как и Бога. И откуда исходит все это зло? Я боюсь,
я дрожу признаться, но я не дерзаю молчать, я не хочу, чтобы сказали:
«Горе ему! он хранил молчание и его уста запятнаны». Причина, проис-
хождение, источник всякого зла - римская курия, не только потому что
она не исполняет свою миссию, что она не уничтожает грех, как ей следо-
вало бы, но раздача ею доходов (provisions), ее освобождения (dispenses),
ее пожалования отдали Церковь во власть симонии и коррупции». И
он добавил слова, которые кажутся пророческими, если вспомнить о
событиях, которые принесли в Чехию руины и кровь: «Народ погибает,
и мы виновны в его смерти, мы, кто должен был вести его к жизни. И вот,
города лишаются жителей, замки разрушаются, церкви уничтожаются,
монастыри сравниваются с землей».
Кто скажет, какой эффект произвели бы эти слова на собор? Собрав-
шиеся были склонны к воодушевлению: много докторов и даже еписко-
пов желали, впрочем, искренне, Реформы, возможно они получили бы
большинство, возможно они избежали бы этого провала, столь гибель-
ного для Церкви. Но враги Гуса не дремали, они были полны решимости
не допустить столь опасной ситуации.
Гус неоднократно повторял, что самые его ожесточенные против-
ники - его соотечественники: все те, кто уже мерился силами с рефор-
115
Глава III. Гус и собор
матором, были в Констанце, угрожая местью - хищные птицы кружили,
указывая на жертву. Здесь находились епископ Литомышльский Ян
Жлезный, Михаэль из Немецкого Брода, по прозвищу де Каузис, Вац-
лав Тим, которые не простил проповеднику из Вифлеемской часовни
своих финансовых разочарований, наконец, бывший друг Гуса Штепан
Палеч. Станислав из Знойма внезапно скончался в тот момент, когда он
готовился выехать в Констанц. Свидетельства этих обвинителей были
тем более опасны, что собор не мог судить о чешских книгах, которые
составляли важную часть сочинений Гуса, не имелось таких средств,
чтобы проконтролировать показания, которые касались речей, диссер-
таций и писем, написанных на славянском языке. К тому же истцы обла-
дали серьезным влиянием либо благодаря своему статусу, как епископ
Литомышльский, либо благодаря своим связям, как Михаэль де Кау-
зис. Вокруг Гуса, правда, было достаточно много чехов, преданных его
делу, но эти рыцари, эти студенты не обладали властью, сами были под
подозрением, а их приверженность не приносила ему никакой пользы.
Обвинители были заранее уверены в поддержке тех, кто на соборе был
против всякой Реформы; они были крайне многочисленны - почти
все итальянские прелаты, партия Иоанна XXIII. Если бы голосовали
поименно, их было бы достаточно, чтобы составить большинство, но
голосовали по нациям; результат зависел от французской нации, кото-
рую возглавляли кардинал Петр д’Альи и Жан Жерсон.
Хроника Констанцского собора. Заседание
116
Реформа с точки зрения Церкви, Жерсона и французов
Д’Альи, родившийся в Компьене в 1350 г., в Парижском универси-
тете отличался своим искренним благочестием, остроумием и изощрен-
ностью в дискуссиях, а также схоластической эрудицией. Он заслуженно
был назначен канцлером университета; затем, втянутый в события конца
XIV в., он проявил рвение, пытаясь восстановить единство Церкви,
что принесло ему кардинальскую шапку. Замечательный мыслитель,
он поддерживал необходимость реформы Церкви в своих страстных и
смелых произведениях; но создание этих сочинений истощило его силы.
Горячий на словах, он был почти робким в делах, его кротость преврати-
лась в слабость: В 1406 г., во время большой богословской дискуссии в
Парижском университете, он высказался против нейтралитета, и пред-
ложил апеллировать к обоим папам. Он сожалел, что не обладает двумя
волями, чтобы разделить их между ними. Позднее в Констанце, когда
встал вопрос о Реформе, он колебался, прибегал к уверткам и кончил
тем, что внушил определенное недоверие даже своим друзьям; недове-
рие несправедливое: он хотел бы прекратить злоупотребления, но путем
примирения, единодушного соглашения всех заинтересованных сторон.
Жаждущий мира, он был фанатичным приверженцем единства, поэтому
сам Гус, его сопротивление и его дерзость вызывали у него естественное
раздражение.
Совсем другим был характер Жана Жерсона. Жан Шарлье, старший
из двенадцати детей, родился 12 декабря 1363 г. в Жерсоне, деревне
Реймсского диоцеза, на некотором расстоянии от Ретели. Следуя обычаю
своего времени, он взял имя своей деревни. Он отличился в университете
еще в ранней юности и был назначен канцлером благодаря протекции
д’Альи, чьим другом и советчиком он всегда оставался. В Констанце он
проявил себя истинным главой французской нации, а его благочести-
вое рвение, его глубокие знания, порядочность и праведность жизни
обеспечили ему подлинное влияние на прочие нации. Возможно, он не
смог бы помешать осуждению Гуса, но если бы он дал свое согласие, дело
было бы решено. Его поведение в этом скорбном деле было долгое время
необъяснимо: почти все историки Констанцского собора воспроизводят
слова Жерсона, такие же бесстрашные и опасные для католической
Церкви, как и речи Гуса. Итак, почему он высказался против него? И
в особенности, почему он посвятил всю свою деятельность и направил
все свои усилия на осуждение человека, чьи далеко не ортодоксальные
убеждения он разделял? Всему виной одна единственная ошибка. Фон
дер Гардт опубликовал в своем большом сборнике документов, относя-
щихся к Констанцскому собору, знаменитый трактат, который он при-
писал Жерсону: «О средствах объединить и реформировать Церковь»*.
Последующие писатели приняли эту точку зрения на веру, и этот
трактат всегда служил примером для тех, кто пытался получить пред-
ставление о взглядах французского богослова; в нем привыкли видеть
* De modis uniendi ас reform. Eccles. In concil.
117
Глава III. Гус и собор
предшественника Лютера, и один итальянский богослов даже высказал
своеобразную идею поместить в один ряд Жерсона, Лютера, Боссюэ и
Мирабо*. Однако даже поверхностное исследование легко вызвало бы
подозрение; положения «Средств» весьма отличны, в самом деле, от
того, что содержится в прочих сочинениях Жерсона, и в настоящее
время установлено, что фон дер Гардт напрасно приписал ему авторство
книги, которую тот, конечно же, осудил бы**. Жерсону, как и д’Альи,
было свойственно глубокое благочестие и несокрушимая вера, его ум был
ясен и глубок, его воля настойчива и крепка; глубоко уязвленный опас-
ностями, которые угрожали вере, и, понимая необходимость Реформы,
он обладал необходимой энергией, чтобы ее провести, и противостоять
угрозам. Но это был человек умеренный, его ужасали дерзкие речи; он
олицетворял собой Парижский университет, который был слишком
тесно связан с Церковью, чтобы хотеть отделиться от нее, и Францию,
которая слишком была обязана папству, чтобы согласиться на разрыв.
Он без сомнения признавал, что в период кризиса соборы берут на себя
управление и замещают бессильных или недостойных понтификов, но
он в принципе не покушался на папскую власть, и особенно не пони-
мал, кто еще может представлять Церковь, кроме ее клира. Если он
и открывал двери собора для докторов и простых священников, то с
суровой убежденностью осуждал теории Гуса, которые в своих крайних
проявлениях ни много ни мало требовали признания права за каждым
человеком толковать и проповедовать Евангелие. Его суровость по отно-
шению к чешскому реформатору была тем более велика, что поведение
Иоанна XXIII толкало Жерсона почти что к восстанию, вынуждало
его, по меньшей мере, заходить дальше, чем он этого хотел; при этом
он полагал совершенно необходимым продемонстрировать, что он ни за
что не сойдет с законных путей, доказать, бичуя Революцию, что он не
революционер. Гус в его глазах, в самом деле, представлял не Реформу,
но восстание; любая слабость по отношению к нему, полагал Жерсон,
имела бы результатом компрометацию собора и лишение его даже
надежды достичь цели, которая была перед ним поставлена. Он уже
давно увидел в проповедях Вифлеемской часовни зародыш религиозного
и социального потрясения: с 1414 г. он писал архиепископу Пражскому,
увещевая его разрушить ересь, которая кишела в его диоцезе, и сове-
* «Жерсон желал перенести одобрение всеобщего мнения на соборную почву и умиротво-
рить Церковь; Лютер - сделать то же самое с индивидуальной совестью, чтобы ее рефор-
мировать. Боссюэ хотел освободить галликанскую Церковь от того, что он считал избыт-
ком папской власти; Мирабо - освободить новую Европу от старой»; и в другом месте:
«Жерсон и Боссюэ породили две великие эпохи: первый - Лютера, последний - Мира-
бо». Abbate Tosti. Storia del concilio di Costanza (I, p. 72).
** Швабе первым доказал, что «De modis uniendi» не принадлежит Жерсону (Schwabe,
Johannes Gerson, Wurzburg, 1859, S. 483-491). Он приписывает эту диссертацию одному
бенедиктинцу - Андрэ де Рандольфу. Многословная, темная и скучная книга Швабе
примечательна проницательной критикой автора. Это попытка такого обращения к ис-
точнику, которое тогда только началось и которое позже позволит написать серьезную
историю собора в Констанце и славного участия в нем Парижского университета.
118
Реформа с точки зрения Церкви, Жерсона и французов
товал ему прибегнуть, если это необходимо, к помощи светской влас-
ти*. Некоторое время спустя он послал ему статьи, извлеченные из книг
Уиклифа на богословском факультете в Париже и осужденные универси-
тетом**. Яростный противник демократических идей в политике, против
которых он выступал в Париже, во время восстания кабошьенов, он пред-
видел таборитов, с их склонностью к республиканским и социальным
идеям, и он не простил Гусу того, что тот расшатывал и ослаблял власть.
Обвинения, которые он выдвинул на соборе, удивительны с этой точки
зрения: он упрекал реформатора за такие его идеи: никто на самом деле
не может быть папой, сеньором или прелатом, если пребывает в смертном
грехе; подданные и плебеи могут и должны изобличать и открыто осуж-
дать пороки своих начальников; не следует ни уважать, ни подчиняться
прелатам, дворянам или королям, находящимся в смертном грехе или
предопределенным к вечному проклятию praesciti115 ***. Он считал, что
общество не может существовать на подобных принципах. Но возникает
вопрос - почему же он не отделил человека от идеи, не пощадил самого
проповедника, осудив его учение? Дело в том, что для него заблуждение
было свидетельством извращенной воли; ложная мысль становилась
пороком или преступлением и заслуживала такого же наказания****. Итак,
против Гуса будет весь собор: сторонники и противники Реформы объ-
единились против него.
К этой решающей первопричине, которая определила роль Жерсона
и магистров Парижского университета, добавилась ненависть, которую
номиналисты испытывали к реалистам, ненависть, которая, впрочем,
никоим образом не носила характера личной неприязни. Номиналисты
были убеждены, что реалисты неизбежно приходят к заключениям,
отвергнутым Церковью, что они потенциальные еретики и что все их
запирательства ничего не изменят в неизбежности факта.
Как только враги Гуса удостоверились в настроении собора; они не
теряли ни минуты; важно было возбудить дело до прибытия Сигизмун-
* 27 мая 1414 г. Docum., р. 523.
** 24 сентября 1414 г. Id. р. 527.
*** Docum., р. 185.
**** «Первостепенная причина и главный источник всех заблуждений был и есть беспоря-
док в чувствах и испорченность воли» (De sensu litterali S.Scripturae, opp. I, p. 5). Шва-
бе приводит одно соображение, несколько замысловатое, в объяснение той категорич-
ности, с которой Жерсон выступил против Гуса. Он придавал большое значение тому,
чтобы подвигнуть собор осудить цареубийственные теории и память Жана Пети (Жан
Пети (ум. 1411 г.) - французский богослов, профессор Парижского ун-та, выступивший
с оправданием убийства в 1407 г. герцога Людовика Орлеанского, брата короля и одного
из регентов Франции - Прим, ред.), и он желал в некотором роде склонить собрание,
добившись осуждения чешского новатора. Для него это было нечто вроде прецедента,
который станет законом. И действительно, когда повестка дня дошла до дискуссии о сло-
вах Жана Пети, Жерсон напомнил о судьбе Гуса: «Он был менее виновен, - сказал он,-
и, однако, вы обошлись с ним более сурово». Эта фраза - единственное доказательство,
которое приводит Швабе, не кажется мне, однако, достаточной, чтобы поверить в долго
вынашиваемый и одиозный замысел, который сделал бы из казни Гуса простое средство
повлиять на процедуру соборных решений.
119
Глава III. Гус и собор
да, который, возможно, считал бы себя связанным охранной грамотой.
28 ноября Гуса под предлогом совещания завлекли во дворец понти-
фика, арестовали и бросили в тюрьму*. Ян из Хлума заявил протест, и,
поскольку собор вовсе не принял в расчет его жалобы, он обратился с
ними к Сигизмунду. Король сперва был крайне и искренне рассержен
на это задержание, и приказал, чтобы Гуса выпустили на свободу, но
приказы короля были проигнорированы так же, как протесты чехов. По
своем прибытии в Констанц Сигизмунд снова заявил о своем крайнем
недовольстве и даже сделал вид, что хочет покинуть город; в действи-
тельности он хотел лишь соблюсти приличия. Прелаты ему заявили, что
церковное право выше королевского, что они не связаны обещанием,
данным еретику, что собрание распуститься, если оно не будет оста-
ваться свободным под его покровительством: они были уверены, что
Сигизмунд не устоит перед подобным доводом. С этого дня он покинул
Гуса и стал одним из самых ожесточенных преследователей того, кому
он обещал свою защиту, и чьей наибольшей ошибкой было положиться
на слово государя.
Была назначена комиссия из трех членов, чтобы подготовить про-
цесс. Гус, брошенный в смрадный застенок, заболел, и даже опасались
за его жизнь**. Но его враги желали добиться отмщения, и его перевезли
в другую тюрьму; как только он был в нее водворен, началось следствие.
Обвиняемому требовался адвокат, которого ему не предоставили: никому
не позволено, заявляли они, защищать еретика; его лишили даже права
обсудить свидетельские показания. Было очевидно, что его гибель пред-
решена, и исход процесса почти не оставлял сомнений ни у кого, когда
новости из Чехии еще более ухудшили его положение.
В самом деле, стало известно между тем, что друг Гуса, Якоубек, раз-
давал верующим причастие под обоими видами116; все меры, принятые
против Якоубека, остались бесполезными, следовало поразить учителя,
чтобы заставить трепетать учеников.
* Эту ловушку пытались оправдать мнимой попыткой Гуса сбежать, но сейчас доказано
самым несомненным образом, что Райхенталь, единственный хронист, который говорит
об этом бегстве, спутал Гуса и Иеронима Пражского (Ср.: Palacky, Das Hussitenthum und
Prof. Hofler, S. 105). Хефеле утверждал, что Гус нарушил условия, которые папа ему вы-
двинул - он проповедовал и присутствовал на мессе. Но, во-первых, папа ему не запре-
щал слушать мессу, а только мессу с песнопениями, чтобы избежать скандала, и затем
мы знаем, что он не выходил из дома. В какое-то мгновение прошел слух, что он якобы
собирается проповедовать и будет давать по дукату каждому из своих слушателей: из-
лишне добавлять, что это была чистая выдумка.
** Гус был арестован 28 ноября, восемь дней его содержали в доме одного каноника в Кон-
станце. 6 декабря его перевезли в доминиканский монастырь, расположенный на остро-
ве посреди озера, и ему назначили темную, тесную и сырую камеру, в которой он вско-
ре заболел. Несколько дней спустя после бегства Иоанна XXIII Сигизмунд доверил его
страже епископа Констанцского (24 марта), который повелел его перевезти в свой за-
мок Готтлибен, на берегу Рейна, в трех четвертях часа от города. Его доставили в Конс-
танц во время процесса (июнь), и он содержался вплоть до самой смерти в францискан-
ском монастыре.
120
Заточение Гуса, процесс по его делу и его смерть
Однако непредвиденное обстоятельство дало некоторую надежду това-
рищам Гуса. Чтобы положить конец схизме, собор постановил низложить
всех трех пап и выбрать нового. Иоанну XXIII предъявили требование
отречься, он пообещал все, что от него хотели, но сам искал лишь случая
совершить бегство, и 20 марта 1415 г. ему удалось, в самом деле, покинуть
город. Новость об этом побеге вызвала всеобщее волнение: возможно,
собор будет распущен, а Сигизмунд выпустит на свободу Гуса. Тюремные
стражники последовали за папой и передали обвиняемого королевским
солдатам. Чехи ненадолго возрадовались, но Сигизмунд отказался встать
на сторону Гуса и передал его епископу Констанца, который повелел
запереть его в своем замке Готтлибен. Собор воспрял духом; вынужден-
ные выступить против папы, прелаты теперь преследовали ересь с еще
большей суровостью: им следовало наглядно доказать свою верность
Церкви и обозначить рубеж, за который они не собирались переходить.
Вот почему декреты против папства и против новаторов следовали одни
за другими. 30 марта, во время четвертой сессии собор объявил, что
любое лицо, какого бы сословия или сана оно не было, даже папа, обя-
заны повиноваться власти, которую собравшиеся епископы получили
от Святого Духа, а 6 августа, во время пятой сессии, собор дополнил это
заявление знаменитыми статьями, которые недвусмысленно установили
верховенство соборов над папами. В тот же день собор поручил комиссии
представить ему отчет об учении Уиклифа, а 4 мая, опираясь на заклю-
чения своего комитета, повелел сжечь книги оксфордского философа.
Кости Уиклифа, который был князем и главой недавних восстаний против
Церкви, выкопали и выбросили за пределы кладбища. Успокоив совесть
осуждением, которое лишь предваряло осуждение Гуса, прелаты низло-
жили Иоанна XXIII (29 мая) и два дня спустя постановили, что публич-
ный процесс над Гусом начнется 5 июня. Итак, Гус, наконец, получит те
открытые слушания, которых он так долго и тщетно добивался: он был
обязан этим энергичному вмешательству чешских панов.
Новость об аресте и заточении реформатора вызвала сильную скорбь
в Чехии; дворяне неоднократно писали Сигизмунду письма с угрозами.
Они не спасли магистра, но Сигизмунд, желая, по меньшей мере, создать
видимость того, что эти просьбы удовлетворены, позволил обвиняемому
защищать себя публично. Сперва собор высказал некоторые возражения,
однако, поскольку он все-таки был признателен королю за то, что тот
так отважно нарушил свои обещания, и притом приговор был отныне
предопределен, собор смирился, не видя в этой формальности никакой
опасности для себя.
Гус не питал более иллюзий по поводу расположения собрания и
судьбы, которая его ждала. Но если он не надеялся более спасти свою
жизнь, которую он, впрочем, не собирался защищать, он желал воздать
истине должную похвалу. Для этой последней битвы он собрал все свои
знания и все свое красноречие.
121
Глава III. Гус и собор
7 июня1171415 г. собор собрался в рефектории (трапезной) франци-
сканского монастыря. Собрание было весьма многочисленно: начали с
чтения обвинительного акта и свидетельских показаний, затем собира-
лись перейти к голосованию и осудить статьи, приписываемые Гусу; и
лишь затем предполагалось ввести обвиняемого, которому бы не осталось
ничего другого, как смиренно подчиниться принятым решениям. Петр
из Младеновиц тотчас же дал знать об этом Яну из Хлума и Вацлаву из
Дубы, и они добились от Сигизмунда, чтобы тот воспротивился подоб-
ному порядку ведения процесса. Прелаты не дерзнули ослушаться, и
Гуса привели. Ему представили его книги; он признал себя их автором,
и чтение показаний было возобновлено; несколько раз Гус пытался пре-
рвать это чтение, он желал обсудить каждую статью, одну за другой. Но
это предложение вызвало большое смятение. «Достаточно софистики, -
говорили ему одни, - отвечай: да или нет». Другие кричали: «Оставь в
покое отцов Церкви, они здесь ни при чем». Гус единственный оставался
спокоен: «Я полагал, - сказал он, - что на этом соборе будет больше
порядка, пристойности и благорасположения». «Ты был более скромен
в тюрьме», - ответил ему кардинал Жан де Броньи. «Никто тогда не
кричал на меня, - возразил Гус, - а теперь вы все кричите на меня»*.
Наиболее влиятельные вожди собора поняли, что этот спор ни к чему не
приведет, и обсуждение было перенесено на послезавтра.
Заседание 7 июня было более спокойно и серьезно. Сигизмунд уча-
ствовал в нем, а вместе с ним Ян Хлумский, Вацлав из Дубы и Петр из
Младеновиц. Король возвестил, что из зала выгонят всех, кто нарушит
порядок. Сперва обсуждали статью, относящуюся к реальному присут-
ствию118. Гус подтвердил, как он всегда делал ранее, что он не разделяет
учение Уиклифа по этому пункту и не считает, что субстанция хлеба
остается в гостии после пресуществления. Кардинал д’Альп пытался ему
доказать, что его реалистские воззрения неизбежно приводят к выводам
Уиклифа, и некоторые доктора его поддержали. Но один англичанин
заметил, что это обсуждение не имеет отношение к вопросу; очевидно,
сказал он, что учение Гуса о причастии находится в согласии с учением
Церкви. Тогда началась всеобщая схватка: обвиняемого упрекали в его
преклонении перед Уиклифом, в его участии в событиях 1409 г. и воз-
мущениях в Чехии. Он отвечал простым перечислением фактов, при-
знался, что почитает Уиклифа; он не знает, сопричислен ли он к славе
* Томек (Tomek, III, р. 575) помещает это происшествие во второе открытое заседание
(7 июня) и Хефеле (Hefele. Conciliengeschichte. VII, 137) придерживается того же мне-
ния. Я счел нужным присоединиться к мнению Палацкого, признавая, что, однако,
трудно быть абсолютно уверенным. Гус приводит этот диалог в письме от 27 июня, на-
писанного по-чешски. Некоторые немецкие историки усмотрели: «когда я был допро-
шен в первый раз», что устранило бы все сомнения, но этого нет в тексте. Конец письма,
напротив, намекает на заседание 7 июня, а не 5. Молчание Петра из Младеновиц убедило
меня, несмотря на все, отдать предпочтение 5-му июня перед 7-м. Петр присутствовал на
заседание 7 июня, и оставил очень подробный отчет о нем, и вероятно, он не обошел бы
молчанием такую любопытную и характерную черту.
122
Заточение Гуса, процесс по его делу и его смерть
избранных, но он хотел бы, чтобы его душа была там же, где и Уиклифа;
он заявил, что всегда готов, как он уже говорил, оставить свои доктрины,
если ему докажут, что они ложные и ошибочные. Он напомнил, что
прибыл в Констанц по своей доброй воле; если бы он отказался явиться,
никто бы его не смог принудить к этому. Эти слова, которые восприняли
как браваду, вызвали ропот, но Ян из Хлума вмешался: «Я всего лишь
бедный рыцарь, - сказал он, - но я бы мог защищать Гуса в своем замке
в течении целого года. И хватает сеньоров, более могущественных, чем
я, которые защищали бы его так долго, как они бы этого хотели, и, в
случае надобности, против Вацлава и Сигизмунда вместе взятых». Этот
ответ рассердил Сигизмунда; вот почему, когда кардинал д’Альи убеж-
дал Гуса подчиниться решению собора, король воспользовался случаем
открыто оставить магистра. Король сказал, что обещал ему обеспечить
открытое слушание, и он благодарит собор за то, что Гуса выслушали;
теперь тот должен подчиниться. Было бы неправильно рассчитывать
на более долгое покровительство: еретик, каков бы ни был его ранг, не
найдет милости у Римского короля. Заседание было прервано этими
словами и перенесено на завтра.
Хроника Констанцского Собора. Ян Гус
123
Глава III. Гус и собор
Новое заседание началось с чтения тридцати девяти статей, извлечен-
ных из книг Гуса о Уиклифе, и его сочинений против Штепана Палеча
и Станислава из Знойма. Магистр представил несколько соображений,
протестовал против некоторых мнений, в которых его упрекали и кото-
рые он никогда не высказывал: просто некоторые фразы были плохо
поняты; внезапно его оборвали и обсуждение было прекращено. Пьер
д’Альи кардинал Камбре, снова спросил тогда у обвиняемого, желает
ли он подчиниться решению собора; если он желает защищать какие-то
статьи, он будет выслушан еще раз, но он рискует таким образом всту-
пить на опасный путь. Гус ответил, что он лишь просит, чтобы по его
делу было произведено расследование; кардинал же верил лишь пол-
ному подчинению. «Собор требует, - продолжал кардинал, - чтобы ты
исповедал со смирением, что ты заблуждался относительно тех статей,
которые тебе были представлены, чтобы ты от них прилюдно отрекся,
дал торжественную клятву более их не поддерживать, и впредь про-
поведовать и писать противоположное тому, что ты проповедовал и
писал». Гус ответил, что он готов подчиниться собору, что он откажется
от статей, которые он отстаивал, как только ему докажут их еретичность,
но он умоляет своих судей не заставлять его отрекаться от тех учений,
которые никогда ему не принадлежали: его совесть возбраняет ему
подобную ложь. Эта щепетильность, которая является удивительным
доказательство искренности Гуса, не была понята собранием. Сигиз-
мунд обвинил его в упрямстве: «Я готов, - говорит он, - отказаться от
любых заблуждений, и, однако, и однако я их никогда не придерживался».
Кардинал Забарелла, архиепископ Флоренции, пообещал Гусу предо-
ставить формулу отречения, которую он сможет принять без ущерба
для своей совести. Заседание было очень бурным: англичане упрекали
обвиняемого в том, что тот опорочил Оксфордский университет, чехи
вспомнили дело о трех голосах, изгнание католических докторов. Однако
эта героическая борьба одного человека против Церкви поразила неко-
торые умы. Палеч испытал что-то вроде угрызений совести: он счел
нужным заявить, что на требование осуждения Гуса, его толкнула на это
не какая-то личная ненависть, но единственно интересы христианской
веры. Шутовской спектакль! Мошенник Михаэль де Каузис также почув-
ствовал уколы совести, он заговорил о вере христианской, о всеобщем
благе! «Бог нас рассудит», - ответил просто Гус. Архиепископ Рижский
Иоганн Валленрод вывел тогда узника из зала: комедия была окончена,
но трагедия только начиналась.
Собор продолжил заседание: в приговоре никто не сомневался; Сигиз-
мунд, однако, счел необходимым настроить судей против Гуса. Ему каза-
лось недостаточным оставить Гуса на милость его врагов и тем нарушить
свое слово, он почел свою измену еще недостаточно полной: он был из
тех, кому необходимо быть с большинством и всем это показать; впрочем,
отныне он видел в реформаторе личного врага, противника своей власти.
124
Заточение Гуса, процесс по его делу и его смерть
«Если папа, епископ или прелат, - сказал Гус, - пребывают в смертном
грехе, они более не папа, епископ или прелат». Он не оспаривал силу
таинств, совершаемых этими недостойными священниками119, но они
губили свою душу, и он добавил: «К тому же, если король находится в
состоянии смертного греха, он поистине уже не король пред Богом».
Сигизмунд в этот момент беседовал возле оконной ниши с бургграфом
Нюренбергским. Едва Гус закончил свою фразу, как прелаты вскочили
с криком: «Позовите короля, это касается его!» Гуса попросили и он
повторил свои слова; «Никто не без греха», - ответил Сигизмунд. - «Ну
что, Гус, - вскричал тогда кардинал Камбре, - разве тебе не достаточно
поколебать Церковь, неужели ты хочешь еще к тому же приняться за
королей?»*. Сопоставив высказывание Гуса и угрожающие заявления
Яна из Хлума, Сигизмунд ощутил как бы предчувствие тех опасностей,
которые ему сулили новые учения: его трон шатался - костер разрушит
эти революционные теории; смерть проповедника окончательно рас-
сеет принципы, которые вели к разрушению любой власти. Прелаты
подошли к Римскому королю. «Вы слышали, - сказал он им, - ереси, в
которых он сознался, или в которых он был уличен; если он отказыва-
ется отречься от них, пусть он будет сожжен или же поступите с ним со
всей строгостью законов, которые вы знаете. Если он откажется от своих
заблуждений - не давайте никакой веры его словам. Едва вернувшись
в Чехию, он вновь найдет себе сторонников, вновь будет проповедовать
те же заблуждения, и зло станет больше, чем было раньше. Следует
запретить ему всякую проповедь и послать подвергшиеся осуждению
статьи моему брату в Прагу, в Польшу и во все страны, где у него есть
ученики и друзья. Пусть епископы крайне сурово преследуют всех тех,
кто разделяет его учение. Он ясно предвидит их решение, - добавил
он, - он одобряет их суровость и побуждает их не отказываться от нее;
что же касается него самого, то он должен покинуть Констанц, но он
обращает их внимание на того ученика Гуса, которого гнев Божий при-
вел на собор.» «Иероним, - ответили прелаты, - о! Мы с ним покончим
за одно заседание». «Я был еще юн, - сказал король, - когда эта секта
начала распространяться в Чехии, а теперь - каких только успехов
она не одержала?» После этих слов прелаты разошлись. Ян из Хлума и
Петр из Младеновиц, которые, как полагал Сигизмунд, вышли вслед за
Гусом, слышали весь этот разговор; коварство Римского короля стоила
ему Чешского королевства**.
Однако прошло около месяца, прежде чем собор принял окончатель-
ное решение; возможно, поведение магистра произвело некоторое впе-
чатление на его обвинителей. Сам Сигизмунд был в раздумье: он боялся
слишком глубоко ранить чехов; письма панов становились надменными
и угрожающими. Было предпринято несколько попыток убедить Гуса
* Docum., р. 299.
** Это происшествие, освещающее по-новому характер и роль Сигизмунда, известно лишь
по публикации донесения Петра из Младеновиц (см. Docum., р. 314-315).
125
Глава III. Гус и собор
отступить, искали расплывчатые и обобщенные формулировки: вина
в конечном итоге падет не на него, а на собор; но все было бесполезно:
«Среди статей, от которых я должен отказаться, - ответил он, - многие я
никогда не принимал, и моя совесть запрещает мне признавать себя вино-
вным в ошибках, которые я не совершал; другие мне кажутся истинными
и я их буду придерживаться, пока на основании Писания не докажут мое
заблуждение. Я не хочу ввести в искушение людей, которых я вел по пути
правды, и я не хочу подвергнуть опасности спасение моей души». Итак,
Гус почти невольно пришел к провозглашению прав личной совести; он
не признавал за всей Церковью, собравшейся на собор, право навязывать
ему действие, которое он считал дурным; единодушие решения прелатов
не являло истины. Идя навстречу смерти, реформатор поднимался над
самим собой, его душа становилась более благородной и чистой, мысль -
более твердой и откровенной. Он попросил Штепана Палеча быть его
исповедником, но тот отступил перед этой задачей, однако пришел в
тюрьму умолять своего бывшего друга подчиниться. «Что ты будешь
делать, - спросил его Гус, - если тебя обяжут отречься от ересей, кото-
рые ты никогда не исповедовал?» «Поистине, это жестоко,» - ответил
Палеч, разрыдавшись. Гус уже простил ему его обвинения, он простил
и Михаэля де Каузиса, который пришел к нему с оскорблениями и сооб-
щил ему о скорой казни. Однако он оставался просто человеком: порою
он чувствовал жало смерти, и он оплакивал свое прерванное дело, своих
друзей, свою Вифлеемскую часовню, которую он больше не увидит. С его
губ сорвалось несколько горьких слов о Сигизмунде, Жерсоне и соборе.
Римский король пригласил его приехать в Констанц, пообещал ему свою
поддержку, но не только бросил его, но и настроил судей против, ему
не хватило даже благоразумия Пилата: вместо того, чтобы защищать
его, он сделался обвинителем. Что касается собора, то Гуса досадовала
его предвзятость, преднамеренная несправедливость: его душа была
тем более растерзана, что он питал самые высокие упования, что при-
дет момент, когда он сможет увлечь за собой целиком Церковь на путь
благочестия и спасения. И вот теперь собор, избавившись от апостола
Реформы, не думал ни о чем более, как о своих несчастных внутренних
раздорах, о мирских делах и богатстве! Нет ничего более трогательного,
чем эти проявления человечности; много людей умерло за свои убежде-
ния; но вероятно не было более трагической агонии, чем у Гуса; никто
не окружал свое мужество большей простотой, большим смирением в
своей жертвенности. Его знаменитые приступы слабости продолжались
недолго. Бог его утешал, его возвышал; он овладевал собой и его мысль
обращалась всегда к его горячо любимой родине: хранимые Господом
семена, которые он рассеял по Чехии, принесут обильную жатву. Уже
почти по ту сторону могилы, он обращал к соотечественникам свои
последние призывы о праведности и благочестии. Он умолял тех, кто
его слушал, кто доверял ему, держать высоко голову, не робеть перед
126
Заточение Гуса, процесс по его делу и его смерть
опасностями, которые, возможно, приближаются: «Я вас прошу, я вас
заклинаю, - писал он им, - любить Бога, прославлять Его слово, слу-
шать Его и повиноваться Ему; я Вас прошу оставаться верными тому
Писанию, которое я проповедовал согласно Божьему закону и словам
святых. Если кто-то из вас услышал от меня, либо на общественных
собраниях, либо в частных беседах какую-либо фразу или прочитал что-
либо против истины - однако я надеюсь, что мне никогда не случалось
говорить или писать против нее - я вас прошу вовсе не следовать оному.
Если кто-то увидел в моих словах или делах какое-нибудь легкомыслие,
вовсе не подражайте мне в этом, но просите Бога меня простить. Любите,
цените и оказывайте почести добронравным священникам, особенно
тем, которые проповедуют Святое Писание; берегитесь обманщиков,
особенно недостойных священников, они, сказал Господь, волки нена-
сытные, рядящиеся в овец. Будьте справедливыми и благоволящими
к бедным, пусть бюргеры честно ведут свою торговлю, ремесленники
будут аккуратными и добросовестными в своем ремесле. Слуги, слу-
жите верно вашим господам; профессора, живите честно, учите ваших
учеников превыше всего любить Бога, искать в труде славы Божией,
спасения и преуспеяния родины, а не мирских богатств и удовольствий.
Студенты, слушайте ваших профессоров, повинуйтесь им, когда они
увещевают вас во благо... Я вас заклинаю молиться за короля Римского
и Чешского*, за королеву и панов, чтобы Бог милосердия и радости пре-
бывал с ними ныне и всегда**». Стало очевидно, что все усилия потерпели
неудачу перед несгибаемым смирением реформатора; настал момент
покончить с ним.
Двенадцатая сессия собора проходила в кафедральном соборе Кон-
станца в субботу 6 июля (1415 г.), председательствовал на ней кардинал
Жан де Броньи; Сигизмунд присутствовал. Гуса ввели в зал заседаний,
и он коленопреклоненно молился. Один епископ сначала произнес
суровую речь против ереси, затем зачитали краткое изложение дебатов
и статьи, за которые осуждали чешского магистра. Гус протестовал
еще несколько раз против доктрин, которые ему вменяли, он хотел
объяснить некоторые из своих слов. Его прервали: «Ты нам надоел», -
закричал ему флорентийский кардинал, и приказал приставам заста-
вить обвиняемого замолчать. Затем прочитали приговор собора: Гус,
признанный упорствующим еретиком, был осужден к лишению сана
и костру, все книги, которые он написал, должны быть сожжены, его
память проклята, его душа обречена преисподней. Его заставили тотчас
же взойти на возвышение, епископы лишили его всех священнических
облачений, одного за другим, и возложили на голову что-то вроде митры
в локоть высотой; на ней было написано крупными буквами: ересиарх,
и изображены демоны, которые ссорятся из-за души еретика. Итак,
* Достаточно часто под этими словами понимают и Вацлава, и Сигизмунда. Чешская фра-
за относится только к Вацлаву, который всегда носил титул Римского короля.
** Docum., р. 115.
127
Глава III. Гус и собор
осужденный был передан светским властям: идя к месту казни, он мог
видеть, как жгут его книги. В качестве места казни было выбран лужок
между стеной и рвом. Гус не переставал молиться: имперский маршал,
герр фон Паппенгайм, спросил у него еще раз, не желает ли он отречься.
Осужденный ответил то же, что отвечал, будучи обвиняемым: он готов
раскаяться во всех ересях, в которых его убедят с помощью Писания, но
он не может отречься от слов, которые он никогда не говорил. Маршал
приказал тогда палачу исполнять свое дело. Гус был привязан к столбу
за руки и шею, ногами он стоял на вязанке дров и вокруг него были
нагромождены дрова и солома; когда зажгли костер, он запел гимн, но
пламя, раздутое ветром, лизнуло его лицо; было видно еще некоторое
время, как он шевелит головой и губами; несколько мгновений спустя
он был мертв*.
Благочестие Гуса, его героическое и спокойное поведение, простота,
с которой он без боязни ожидал казни и перенес ее, принесли впослед-
ствии победу его делу: наиболее благосклонные к собору и наиболее
суровые к ереси писатели не дерзают оправдать отцов Констанцского
собора, и ограничиваются поисками доводов, которые бы объяснили
осуждение: они приводят смягчающие обстоятельства**. Нет ничего
более справедливого и утешительного для человеческой совести, чем
это единодушное осуждение. Однако необходимо остерегаться всякого
преувеличения: сострадание к жертве не должно делать нас неспра-
ведливыми по отношению к судьям, сами виновные имеют право на
непредвзятость. Вот что слишком часто забывали некоторые писатели,
которые не смогли противиться своим законным симпатиям и опоро-
чили бы свое дело достойной сожаления горячностью, если бы истину
можно было опорочить. Большая часть протестовала во имя прав
совести, а некоторые не побоялись даже заявить о несовместимости с
человеческим обществом такого института (Церкви), который отдает
на казнь людей, единственно виновных в заблуждениях, поставлен-
ных в вину Гусу***. Они не заметили, что обсуждая законность смерт-
ной казни в религиозной сфере, они рассуждали не по существу; они
забыли, что это грубая историческая ошибка - применять в отношении
собора правовые нормы, которые были ему неизвестны. Без сомнения,
есть безусловные принципы справедливости, и история не может и не
должна быть безучастным свидетелем нарушения этих принципов.
Человеческая мысль нашего времени обрушивается на нетерпимость,
она требует для всех права защищать и проповедовать свои воззрения,
* Эта казнь, которая означала начало новой эры и которая будет иметь столь ужасные по-
следствия, прошла почти незамеченной в Констанце. Так, один городской бюргер писал
жителю Франкфурта: «Наш милостивый государь также готовится к отъезду. Знай так-
же, что Гус был сожжен. Посол папы Григория отказался от его имени от папства...». Та-
ким образом, в этом письме, написанном на следующий день после казни (7 июля 1415 г.)
нет ни размышлений, ни подробностей.
** Так у Hefele, Conciliengeschichte, VII, 1, 216 и след.
*** Например, Kolb, Kulturgeschichte, II, р. 303.
128
Заточение Гуса, процесс по его делу и его смерть
она видит в преследовании оскорбление человеческого достоинства,
даже самой религии. Но о тех идеях, которые образуют как бы нрав-
ственный капитал современной цивилизации, люди XV в. еще не имели
представления, и потому непозволительно прибегать к таким понятиям,
осуждая Жерсона, д’Альи и их товарищей. Нравственные законы (не
более чем гражданские) не обладают обратным действием. Даже если
Гус и был еретиком, мы не перестанем восхищаться его мужеством и
его стойкостью, мы объявим, что он выше своих судей, потому что он
явился предтечей, осознанно или нет - не так важно, великого прин-
ципа свободы мысли; мы будем сожалеть об ошибках эпохи, все еще
подвластной варварским предубеждениям тех, кто применил закон;
мы проклянем законодателей, судей же только упрекнем, не обладая
властью клеймить позором за то, что они не смогли опередить свой век.
К несчастию, эти необходимые оговорки нельзя отнести к Сигиз-
мунду и собору - им не избежать осуждения без права подать апелля-
цию. Сигизмунд завлек Гуса в Констанц, обещал и снабдил его охранной
грамотой, а когда Гус положился на его милость, доверяя королевскому
слову, король, вопреки своим обещаниям, своим письмам, отдал его
палачам. Но скажут, что он пытался защитить его, он потребовал, чтобы
его освободили, король отступил только перед угрозой участников собора
разъехаться. Вынужденный выбирать между клятвопреступлением и
разрушением Церкви, он принес в жертву спасению христианства свою
честь. Но история не отдает дань восхищения такого рода самопожертво-
ванию; у нее для правителя, который нарушил свое слово, остается лишь
бесчестье и презрение. До конца Сигизмунд играл все более позорную
роль: он открыто заявил, что не будет защищать еретика, он настроил
судей против Гуса, он их предостерег против неуместного милосердия
и против придуманных потаенных замыслов Гуса, как если бы слово
Гуса не стоило дороже клятвы Сигизмунда! Он предал своего брата,
которого представил как оплот ереси, предал свою страну, которая стала
вызывать подозрение у остальной Европы. Его вероломство заслужи-
вало своего наказания: если король пребывает в смертном грехе - он
более не король. Чехи были готовы подхватить эту доктрину, которую
ложно приписывали Гусу, и показать выродившемуся сыну Карла IV120,
на что способен народ, который сражается за свою веру, свою свободу
и свою честь.
Поведение прелатов было не менее преступно: это был не процесс, а
лишь подобие правосудия. С первого дня у епископов сложилось свое
мнение: перед ними ученик Уиклифа, они с ним обошлись так, как они
обошлись бы с самим его учителем, если бы он предстал перед ними.
Никогда установленный порядок правосудия, пусть даже правосудия
инквизиторов, не нарушался более одиозно. Пусть Гусу отказали в
адвокате; но следствие на процессе было доверено его врагам, к тому
же отнеслись с безусловным доверием к показаниям свидетелей, чье
129
Глава III. Гус и собор
чувство ненависти по отношению к обвиняемому было всем известно, ни
на мгновение не возникла мысль вести состязательный процесс. Отсюда
эти обвинения, столь же смешные, сколь и отвратительные: якобы,
Гус заявлял, что он четвертое лицо Троицы; он не верит в Бога, он не
верит в пресуществление. Даже после самого торжественного отрица-
ния и самых ясных доказательств, те же самые обвинения, мгновение
назад отвергнутые, вновь были повторены и послужили основанием
для осуждения. Была лишь видимость расследования, лишь подобие
обсуждения. Гус представал перед собором четыре раза: первое слу-
шание было очень кратким и бурным; третье и четвертое - были почти
целиком заполнены чтением вменяемых в вину статей и приговора;
только на втором осужденному было позволено объясниться сколько-
нибудь подробно. Он оспорил два пункта: Евхаристию и духовную власть
священников; по этим двум вопросам он доказывал, по свидетельству
его противников, что обвинения, выдвинутые против него, являются
ложными: «Два пункта, - писал он своим друзьям, - уже повержены, я
надеюсь, что таким же образом я установлю мою невиновность по всем
прочим». Ему отказали в слове. Дело в том, что было бы невозможно
осудить его, если сначала не доказать, что он еретик; но его понимание
Церкви как собрания всех предопределенных121 не намного отличается
от положений св. Августина, впрочем, по этому поводу в то время еще не
существовало официального учения. Только по одному важному вопросу
он расходился с собором: в деле реформирования Церкви он рассчитывал
скорее на индивидуальную совесть, озаренную Писанием, чем на цер-
ковные власти. Заслужил ли он за это смерти?! Признали бы законным
его осуждение даже самые суровые, самые кровожадные законы про-
тив ереси? Его казнь стала для тех, кто голосовал за нее, некой мерой
общественного спасения, средством доказать свою верность Церкви, но
история обязана заклеймить позором это судебное убийство, как оно
того заслуживает; и такой приговор должен быть тем более неумоли-
мым, что суровость, проявленная собором во время процесса над Гусом,
представляет собой странный контраст с той благосклонностью, которую
проявили несколько дней спустя в деле Жана Пети.
Участь Гуса достаточно ясно показывала, что ждет его ученика, также
находившегося в тюрьме в Констанце, Иеронима Пражского. Собор наме-
ревался предоставить Чехии второго мученика. Трудно судить сколько-
нибудь точно о характере и образе мыслей Иеронима Пражского; он
ничего не написал*, и единственные сведения, которыми мы располагаем
на его счет, сводятся к нескольким кратким упоминаниям в хрониках
и к обвинительному акту, который выдвинули против него на соборе.
Однако этого достаточно, чтобы крайнее удивиться дружбе, которая свя-
зала его с Яном Гусом. Никогда два характера не были столь различны:
* Кроме нескольких академических рассуждений, отрывки из которых уже были при-
ведены.
130
Иероним Пражский
Хроника Констанцского собора.
Иероним Пражский
Гус - смиренный, воздержанный, неуверенный в собственных силах,
но непоколебимый в своей вере и выносящий, не слабея, самые трудные
испытания; Иероним - горячий, порывистый, алчущий приключений
и подверженный слабоволию; первый был богословом и священником,
второй - воином, иногда почти героическим странствующим рыцарем
истины. Союз этих двух людей был одной из главных причин успеха
нового учения: Гус его создал и освятил, Иероним понес его дальше;
его называли св. Павлом чешской Реформации, и ему действительно,
как и апостолу, были свойственны неустанная деятельность, страсть к
передвижениям, влекущее других пламенное красноречие, восприим-
чивый и широкий ум. В Чехии он бывал только наездами, но не жил там
постоянно; он учился122 в Гейдельберге, в Кельне, в Париже, в Англии;
в тот момент, когда в Праге началась дискуссия о статьях Уиклифа, он
был в Иерусалиме, но каждый тяжелый кризис вновь возвращал его
на огневую точку. Он был рядом с Гусом, когда речь шла о том, чтобы
отдать чехам управление университетом, он выступал вместе с ним
131
Глава III. Гус и собор
против индульгенций; он отказался организовать сатирическую про-
цессию, в ходе которой были сожжены папские буллы, но его близкие
отношения с Воком из Вальдштейна и влияние, которое он оказывал
тогда на студентов, делают, по меньшей мере, весьма вероятным то,
что он знал о процессии и одобрял ее. Он был выходцем из благородной
семьи и привлек на сторону Гуса много рыцарей и панов. Его влияние
на толпу было огромным, она любила его как за его недостатки, так и за
его добрые качества, и его выходки и внезапные приступы гнева никого
не пугали. Обвинительный акт сообщает о насилии, аресте нескольких
священников, разграблении их имущества: многие из этих жалоб, без-
условно, ложны, однако уже то, что можно было помыслить подобную
клевету, по крайней мере, является неким косвенным свидетельством.
Ничего подобного не ставили в упрек Гусу. После истории с индульген-
циями Иероним снова покидает Прагу. В Пеште он был брошен в тюрьму
и обязан был своим освобождением лишь вмешательству нескольких
сеньоров, благосклонных к реформаторским идеям. В Вене он был аре-
стован еще раз: Пражский университет написал венским магистрам
письмо в его защиту, которое не оказало никакого действия, но Иеро-
ниму удалось бежать: он так мало беспокоился об отлучении, наложен-
ном на него, что вовсе забыл о нем и совершенно искренне удивился,
когда прелаты в Констанце напомнили ему об этом. Равнодушный к
своим злоключениям и увлекаемый сразу и миссионерским духом, и
потребностью в перемене мест, он бежал в Польшу и дошел до Руси123;
везде, где он оказывался, католическая Церковь пребывала в испуге от
успеха ереси, в несколько дней он переворачивал вверх дном весь диоцез.
«Он приводил клир и народ, - писал один оторопевший епископ, - к
самому большему возбуждению, какое сохранилось в памяти людской».
Иероним - великий движитель идей: он осознавал общность интересов,
которые должны были сблизить поляков, русских124 и чехов; он хотел
объединить верой тех, кого уже объединяла раса, и противопоставить
немецкой Церкви - славянскую125. Он не испытывал к греческой126
Церкви ни презрения, ни гнева; возможно, он знал, что Чехия была
обращена славянскими и греческими апостолами, что чешская Церковь
достаточно поздно подчинилась римской курии, что в течение столетий
она сражалась против вторжения в страну католической Церкви, кото-
рой оказывало покровительство германское нашествие и которая в свою
очередь покровительствовала ему127. Неужели не было средства против
болезни? Почему было не оживить эти греческие воспоминания, не вру-
чить Чехию естественной религии славян - православию?128*. Сорок лет
спустя гуситы вновь придут к той же мысли129.
* Я полагал бесполезным в предыдущих главах говорить о схожих чертах, которые иногда
обнаруживаются между учением православной Церкви и Гуса; эти черты в действитель-
ности малочисленны и малозначительны. Начиная с правления Карла IV греческие тра-
диции были очень слабы в Чехии (Не совсем ясны причины, побудившие автора отнести
«ослабление» греко-православных традиций в Чехии ко времени Карла IV, достаточно
132
Иероним Пражский
У литовского герцога Витольда130 была та же мечта, что и у Иеронима131:
вот почему Витольд принял его очень благосклонно132, но оба соперничали
в совершаемых ими трудах с целью завоевать сердца православного насе-
ления: в Витебске, в Плескове133 они принимали участие в богослужении,
склонялись перед реликвиями134; обычно невоздержанный на язык, Иеро-
ним заявил во всеуслышание, что учение рутенов135 ничем не хуже учения
римской Церкви; он никогда не считал греков136 в меньшей степени хри-
стианами, чем католиков. Затем, рассеяв по всему северо-востоку Европы
семена, которые взойдут сторицей, вызвав непримиримую ненависть, он
подробно описанному им в предыдущих главах. Эти традиции если и сохранялись какое-
то время в темную и малоизвестную эпоху падения Великоморавской державы и возник-
новения на части ее территории Чешского княжества (кон. IX - пер. пол. X в.), стали,
по всей видимости, далеким воспоминанием еще задолго до XIV в. Популярное в конце
позапрошлого столетия среди многих чешских и русских историков представление о
живом присутствии православной традиции в чешской Церкви, якобы сохраняемой, во-
преки официальным церковным властям, на протяжении многих веков, не находит под-
тверждения в ближайших по времени исторических источниках. Более того, именно к
указанному автором времени относится возобновление, после многовекового перерыва,
официального католического богослужения в Чехии на старославянском языке, причем
король принимал самое деятельное участие в получении разрешения на это от папы Рим-
ского. Специально для этой цели Карлом IV был основан в 1347 г. Эмаусский монастырь
в Праге, заселенный монахами-бенедектинцами, приглашенными из Хорватии, где цер-
ковнославянская книжность на глаголице действительно существовала практически не-
прерывно со времен Кирилла и Мефодия (или близкого к их жизни времени) и славян-
ское богослужение было, в виде исключения, дозволено Римом. - Прим, ред.), и было
необходимо глубокое потрясение основ, чтобы вернуть умы к этому началу чешской
Церкви. Тем не менее Гус несколько раз проявлял заинтересованность православными
верованиями. Когда он сражался с властью папы и кардиналов, он напомнил, что не все
христиане признают их власть, и привел в пример греков. У него было ощущение, что он
сближается с религией славян. Его познания, впрочем, были довольно расплывчаты, он
мог получить справки лишь у нескольких торговцев, достаточно мало осведомленных
в этих богословских вопросах. Иероним имел значительно более четкое представление,
слова обвинительного акта заслуживают того, чтобы их процитировать: «Жители Витеб-
ска в большинстве своем русские или схизматики, но в городе есть францисканский мо-
настырь, монахи которого живут по правилу истинных христиан. Герцог Витольд, брат
польского короля, прибыл в этот город с солдатами и многочисленной свитой, в который
был и Иероним Пражский. Католики и православные вышли в торжественной процес-
сии навстречу герцогу. Иероним пренебрег процессией католиков, но присоединился к
православным и в присутствии четырех или пяти тысяч человек преклонил колена перед
ложными мощами и образами неверных, оставив тем самым веру истинных христиан.
Затем его часто видели, к посрамлению христианской веры, преклоняющим колена пе-
ред этими реликвиями, и он утверждал, что секта рутенов и их религия совершенны.
Он прилагал все усилия, чтобы отвратить государя и его служителей от католического
учения и обратить их всех к греческой Церкви. Он объявил, что схизматики и русские -
хорошие христиане и хвалил их верования. В Плескове он присутствовал на богослуже-
нии в церкви неверных. Чтобы заслужить их благосклонность и доказать всем, что он
разделяет их мнение, он оставил церковное облачение и тонзуру и отпустил волосы и
бороду» (Von der Hardt, IV, 616, 691). Следует заметить относительно тонзуры и бороды,
что Иероним никогда не был рукоположен в священники. Впрочем, обычай брить бороду
у западного клира был в XV в. далеко не всеобщим. Представляется определенным, что
когда Иероним прибыл к польскому двору, он точно носил бороду (Docum., р. 506). Уик-
лифа и Гуса всегда изображают с бородой.
Как мы уже говорили, это влияние восточной Церкви, в общем и целом очень мало за-
метное вначале, стало более значительным, когда национальное чувство подтолкнуло
чехов искать союзников у народов такого же происхождения, что и у них.
133
Глава III. Гус и собор
вернулся в Прагу в тот момент, когда Гус отправлялся в Констанц. «Мы тебя
не покинем», - сказал он ему, и он сдержал свое обещание. Это было опасное
предприятие: недавний пример Кржиштяна из Прахатиц доказывал это.
Тот также пожелал вновь увидеть Гуса; на него донесли и бросили в тюрьму,
с большим трудом, благодаря его большой известности в научных кругах
и усилиям Сигизмунда, удалось спасти его от казни*. Иероним, несмотря
на это предостережение и на совет Гуса**, приезжает в Констанц. Настоя-
тельные просьбы некоторых чехов, которых он здесь нашел, заставили его
немедленно покинуть город, но собор, предупрежденный о его прибытии,
уже приказал его арестовать, он был опознан в Гирсау137 и доставлен в Кон-
станц. Собор даровал ему ранее охранную грамоту, но с таким количеством
оговорок***, что истинные намерения собравшихся не вызывали сомнения.
Юридически положение Иеронима было, впрочем, намного хуже, чем Гуса:
он был арестован в момент бегства, и тем самым был во власти своих врагов.
Первый раз перед собором он предстал 23 мая (1415 г.): заседание было
очень бурным. Затем, казалось, о нем забыли; необходимо было сначала
завершить процесс учителя, чтобы затем избавиться от ученика. Однако
после казни Гуса прелаты начали колебаться, ими овладели сомнения в
справедливости совершаемого ими дела и как бы предчувствие ненависти
и восстаний, к которым вела их суровость, и они попытались избежать
провидения, которое посылало им вторую жертву. Доктора старались в
ходе публичных слушаний или частным порядком получить от Иеронима
Пражского отречение от его взглядов. Иероним не уступал Гусу ни глуби-
ной познаний, ни природной одаренностью духа, но он не обладал такой
же нравственной силой, такой же непобедимой кротостью. Больше трех
месяцев он провел в тюрьме, ослабев от лишений, раздраженный порядком
содержания, который был для него более мучительным, чем для любого
другого. Он жаждал свободы, движения, он боялся этой медленной смерти,
всю горечь которой он испил до дна. Он сам сурово осудил свое слабоду-
шие: возможно, что совесть его даже преувеличила. В действительности
к отречению его подтолкнуло скорее сомнение, чем страдания или страх.
Имеет ли он право противостоять всей Церкви? Не было ли то преступным
* Кржиштян из Прахатиц был арестован по требованию Михаэля де Каузиса и предстал
перед патриархом Константинопольским (Во время работы Констанцского собора ти-
тул латинского (католического) патриарха Константинопольского носил французский
прелат Жан из Рошталье (ум. 1437), управлявший одновременно от имени (анти)папы
Иоанна XXIII епископством Сен-Папуль. После падения Латинской Константинополь-
ской империи и отвоевания Константинополя византийцами в 1261 г. папский престол
продолжал регулярно назначать титулярных патриархов на фактически не существую-
щую кафедру (в Константинополе место латинского вновь занял православный патри-
арх), обычно в качестве знака отличия или поощрения наиболее заслуженным прела-
там. - Прим. ред.). Он был отпущен на свободу 15 марта 1415 г.
** «Скажите доктору Яну из Есеницы, чтобы он ни под каким предлогом не приезжал сюда, и
также магистру Иерониму. Пусть никто из наших не приезжает» (Письмо Гуса, Doc., р. 90).
*** «Дабы воспрепятствовать тому, чтобы к тебе применено было какое-либо насилие, мы
даем тебе полную охранную грамоту, за исключением, однако же, [того, что касается]
правосудия, и насколько это в нашей власти и требуется православной [т.е. католиче-
ской, с точки зрения самих католиков] верой».
134
Иероним Пражский
самомнением считать себя более уверенным в истине, чем столько знаме-
нитых прелатов и ученых докторов? У него не хватило мужества твердо
держаться свидетельства своей совести: отчужденность его пугала. Его
чувствительная душа не закрылась от дружеских слов, сердечных советов.
10 сентября он заявил, что готов отказаться от своих заблуждений, и дей-
ствительно, он отрекся прилюдно на следующий день, на торжественном
заседании собора. Его заявление, достаточно недвусмысленное, содержало,
однако, еще несколько отговорок*. Например, он сказал по поводу осуж-
денных статей Уиклифа: статьи Уиклифа или любого другого автора ему
напомнили, что Гус и его друзья всегда упрекали своих противников в том,
что они осуждают Уиклифа за взгляды, которые тот никогда не имел. Он
отверг тридцать суждений, извлеченных из сочинений Уиклифа, но не все
из них «как еретические или ложные», и далее прибавил, что не собирается
никоим образом отказываться от «святых истин, которые он узнал от своего
старинного друга», и воздает должное его памяти, «поскольку не может не
чтить его». Без сомнения, вызывало жалость это последнее сопротивление
готовой сдаться совести, кроме того, от него вскоре надеялись услышать
более полное отречение. Иероним действительно подчинился (23 сентября
1415 г.). «Я клянусь, - сказал он в заключение, - Святой Троицей и свя-
тыми книгами Писания оставаться всегда верным католическому учению
и заявляю, что всякий, кто напал бы на эту веру, заслуживал бы, как он
сам, так и его заблуждения, вечную анафему. Если я когда-нибудь буду,
от чего да хранит меня Бог, проповедовать или веровать во что-либо про-
тивное этой вере, я обещаю повергнуть себя суровым законам Церкви, и
признаю себя достойным вечного осуждения»**.
Ничто не указывает на то, что у членов собора, которые склонили Иеро-
нима к подписанию этих двух отречений, была какая-то задняя мысль; они
активно хлопотали о решении о его освобождении, но личные враги ученика
Гуса, чешские доктора, заявили протест и даже обвинили кардиналов,
которые руководили первым расследованием, в том, что они позволили
Вацлаву себя подкупить. Кардиналы тотчас же подали в отставку138, и собор
назначил новую комиссию, в которой большинство составляли сторонники
жестких мер. Иероним в то же время начал раскаиваться в своей слабости;
нерешительность собора воскресила всю его совестливость, и он отказался
обратиться к чешскому народу с целью убедить его оставить учения Гуса. Он
не согласился отвечать перед комиссией и потребовал открытого заседания;
* Von der Hardt, I, p. 121.
** Von der Hardt, I, p. 512. Иероним Пражский должен был также заявить, что он не ставит
учение реалистов выше учения номиналистов. Подобные схоластические вопросы на про-
цессе Иеронима играли более важную роль, чем на процессе Гуса. Это объясняется тем,
что Иероним лично участвовал в дискуссиях большинства зарубежных университетов и
нажил себе множество врагов. 23 мая, едва он вошел в зал заседаний, Жерсон взял слово:
«Иероним, красноречивый оратор, ты полагал, что ты ангел небесный; ты смутил универ-
ситет, высказывая в наших школах некоторые ложные положения, особенно касательно
идей и универсалий». Иероним хотел ответить, но доктор из Кельна его перебил: «Когда
ты был в Кельне, ты поддержал ряд ошибочных мнений» (V. Der Hardt,IV, 218).
135
Глава III. Гус и собор
й-fa
age
^hnpif-CCr^xjMegpfrtpB pi
ижа р«ел*^Ь <J 1ли«* л
Ttin Kddtemrwaw^et &
Vaa«vttefi,<:«mcpfpfhc’tiZ?i|Ti.' $
е£<р«&р^*(йй<*дв-&9с^&- Sty
’Rtr-Ccfeken^-CfiM#^
i ^ecrfe-t^Hiifa fotidte
fi<ccthe«fe&nu?
omu<pevefpcz»nd»w>4W
'vf.i -> ixttcp^ ^atfwirtin ’
1Н1с^ирА/а₽ии®АГйЯвлв
tn
<r
'&
^лсацваЬ nJ
itu'$u«(tap &
сдР^<Гч? <vi
#Wf>W’Ww*(£fttm«'Vcfpi Й
ае^мгв fcS^Olx^ ^| M
^4»^CHxrit)<qc(ftxsfefF^ uv £
q? uq^ajpl&^tfuiruv 6 ^y,
G
r-HHUVU VW ,4. <2
c&^A*?ait»4fcrmietth£ <b4 JJ
Й
Я
fhcicfe (см?;
ftia<$ frtu »цгей, jrff huJ wp
»ие apo pt fuptiil- &fttm e tat-&ytufi
<tu tf&i WBte^«^|fe*nxe <wi жу gen9
(Ш;6ди9ф fance W5^
тжгп рЙи fjpe? fga-<£vi^£<pcef aT
бЬтф€рс/^я^»тжа>1€ WJ tnae
я(Э fm а^гсП -тЫ
^t^e^wOf’T^tfprr^tpiV^ajea-
4rwe/tfi<a2rttJ/n>»w^iefl.T»®eKf-tJa
ftfbue
ftri^i»im^Mt^ec(^h<446<awiHm9
ш jSeerworft - G ffaffitp ©“j»f«^e«W Skutf
iRHttotefi«t Г<«<гнср>р mwpccHt^wi
dcwrtt* ?^^>ttfi«varfc^e(xvt^f^<p
ёёт^пгШ <гпя < V(^<mtde#u?e Qrhw
1к>«)<$йтгл|| ivntifo anime vr
ft*y imfb fum^Vvloar
Т»
’ л;
¥
Г
Г
i
<
f
С
Мартиницкая библия. Гус на костре
действительно, он был выслушан на соборе 23 и 26 мая 1416 г. Обвини-
тельное заключение включало не менее ста семи статей. Но Иероним уже
одержал наиболее трудную победу. Он восторжествовал над сомнениями
своей совести и унынием своего разума, мужество вернулось к нему вместе
с физическими силами, решение было им принято, он заключил договор со
смертью, у него не осталось другого желания, как искупить свою слабость
героизмом. Собор не смог безучастно слушать этого пылкого и умелого
оратора, игравшего столь доблестно партию, которую, как он заранее знал,
он проиграл, и где ставкой была его жизнь*.
* «Я, признаюсь, не видел никого, кто на судебном заседании, грозящем смертной казнью,
более бы приблизился к тому красноречию древних, которым мы столь восхищаемся.
Повергает в изумление, когда представишь себе, в каких выражениях, с каким красно-
речием, каким рассуждением, с каким выражением лица отвечал он своим противни-
кам и закончил это судебное заседание. Следует сожалеть, что дух, столь возвышенный
и столь примечательный, посвятил себя защите ереси, если все же обвинения, которыми
его осыпали, были обоснованы» (Docum., р. 624). Это начало знаменитого письма, в ко-
тором Поджо рассказывает о процессе и смерти Иеронима. Будучи крупным мыслителем
и видным писателем, обладая открытым умом, он был глубоко поражен твердостью и
возвышенностью мыслей Иеронима, и его отчет, который часто воспроизводят, является
наиболее полным и наиболее интересным источником, повествующим об этой последней
борьбе мученика, которым мы располагаем.
136
Иероним Пражский
Во время второго заседания он начал перечислять мудрецов - языче-
ских, еврейских, христианских - несправедливо претерпевших смерть;
среди них он поместил Гуса, хвалил его служащее примером поведение,
его глубокое благочестие, его веру в Писание. «Среди всех совершенных
мною с юности грехов, - продолжал он, - ни один так не тяжел для моей
души, ни один не возбуждает более мучительных угрызений совести,
чем тот, который я совершил на этом самом месте, одобрив несправед-
ливый приговор, вынесенный Уиклифу и Яну Гусу, святому мученику,
моему другу и моему учителю». Он упрекал прелатов за то, что они
осудили его не за какие-то ереси, которые он никогда не исповедовал,
но потому что он нападал на пороки клира, надменность епископов
и их пышную роскошь. После этих слов его стали перебивать со всех
сторон: почти все присутствующие вскочили, множились обвинения
и оскорбления, некоторые епископы ему угрожали, в то время как те,
кого покорило его красноречие, опустили печально голову, восхищаясь
его храбростью, оплакивая его смерть, отныне неизбежную. С высоко
поднятой головой он отвечал всем своим противникам и одним словом
принуждал их к молчанию: его хорошо поставленный голос оставался
спокойным и приятным; он ожидал смерти, он ее звал, «словно второй
Катон»139. Иероним, еретик и вероотступник, был осужден на ту же
казнь, которой подвергли его учителя, и он взошел на костер менее чем
через год после Гуса (30 мая 1416 г.). «Гус и Иероним, - говорит Эней
Сильвий, - гордо приняли смерть; они шли на казнь как на пир, на
который их пригласили, и ни одним словом не выдали даже малейшей
слабости. Когда разгорелся костер, они запели псалом, который смогли
прервать только пламя и неистовство огня. Ни один философ не при-
нимал смерть с таким же мужеством, с каким они не боялись костра».
Собор принял тщательные меры предосторожности, чтобы все
останки двух казненных были уничтожены: их одежды были сожжены,
пепел собран и сброшен в Рейн; не осталось более ничего от двух рефор-
маторов, ничего, кроме памяти об их жизни, их писания и речи. Собор
вскоре вынужден был признать, что убийства двух человек недоста-
точно, чтобы сокрушить ересь. От костров Иеронима и Гуса занялся
пожар, который в течение долгих лет опустошал Чехию и Германию.
137
Глава IV. Предвестие войны
ВТОРАЯ ЧАСТЬ
ВОЙНА
ГЛАВА IV.
Предвестие войны
Констанцский собор и Чехия - Утраквисты, радикалы и като-
лики - Сигизмунд и Вацлав - Беспорядки в Праге
Осуждение Гуса и Иеронима Пражского подтвердило, что собор
не принял радикальных мер, которые чехи полагали необходимыми
для Реформы Церкви. Убежденные с этих пор, что цель, которую они
преследовали, не достигнута и что от собора следует ждать спасения
не более, чем от папы, вынужденные выбирать между восстанием и
отказом от принципов, которые были им дороги, они без колебаний
и угрызений совести приняли борьбу, которую им навязали. Послед-
ние годы правления Вацлава - только подготовка к войне, ставшей
отныне неизбежной. С каждым днем заявления чехов становятся более
четкими, их противодействие - более мужественным; разнообразные
элементы, которые вскоре примут участие в Революции, выделяются,
кристаллизуются, следуя выражению Лехлера. Однако король оста-
вался нерешительным и безучастным свидетелем событий, о тяже-
лых последствиях которых он не догадывался до того дня, когда он,
под давлением своего брата, внезапно встал на сторону папы и своим
запоздалым вмешательством ускорил взрыв, которому он и не смог
помешать, и не решился одобрить.
Получив известие об аресте Гуса, Чехия пребывала в великой
скорби и гневе: богатые и бедные, паны и крестьяне, работный люд и
бюргеры, все чехи чувствовали, что прямо задета и уязвлена их честь.
Разве Гус не поехал в Констанц, чтобы представить доказательство вер-
ности Чехии католицизму? И его арестовали, несмотря на обещания
императора, даже не выслушав! С первых дней, таким образом, четко
обозначилось смешение национальных и религиозных вопросов, что
стало одной из наиболее любопытных черт этого восстания. Имели
место некоторые беспорядки, бунтарские выкрики, сборища народа.
Клир был сильно напуган, архиепископ Конрад попросил помощи и
защиты у одного из признанных вождей реформаторской партии, пана
Ченека из Вартенберка140: «Требуется немедленно остановить эти бес-
порядки, - писал ему архиепископ, - в противном случае потребуют-
138
Констанцский собор и Чехия
ся длительные усилия, чтобы их обуздать, и мы не сможем избежать
пролития крови»*.
Но еще более значимым, чем эти насильственные действия наро-
да, стало поведение панов. Первый импульс пришел со стороны тех,
кого привилегии и богатства делали естественными представителя-
ми нации и кто, таким образом, благодаря своей привычке к оружию,
казался, единственным способным победоносно отразить нападение
извне. Некоторые из панов написали Сигизмунду в начале 1415 г.**
Среди подписавших письмо выделялись Лацек из Краварж, генерал-
капитан Моравии, значительному влиянию которого следует при-
писать быстрые успехи ереси в маркграфстве141, и некоторые высшие
должностные лица Чешской короны. Они не просили избавить Гуса
от наказания, если он будет изобличен в заблуждении; они заявили
протест только против его превентивного ареста и требовали для него
открытого слушания. Обращение было исполнено почтения, но неко-
торые надменные слова звучали как прямая угроза. Подробности,
которые прибывали мало-помалу, усилили раздражение: Гус едва
не умер, став жертвой лишений и дурного обращения, его осужде-
ние было предрешено заранее. Легко представить воздействие этих
новостей на такой отважный, горячий, легковозбудимый народ, как
чехи. Время от времени приходили письма реформатора, которые
прочитывались сначала в Вифлеемской часовне, а затем распростра-
нялись по всему королевству; они наполняли все сердца жалостью
и восхищением по отношению к жертвам, ненавистью против пре-
следователей. Моравские и чешские паны собрались в Брно и Праге
(8 и 12 мая 1415 г.)142 и снова написали Сигизмунду; в этих письмах
чувствуется как бы усиление скорби и гнева, протесты в пользу Гуса
более тревожные и как бы более мягкие, жалобы на несправедливость,
с которой с ним обращаются, более горькие. Формальное обращение
и притворное почтение едва прикрывают суровость, с которой паны
осуждают поведение Сигизмунда, и обвинения, которые они выдви-
гают против него. «Нам трудно понять и вынести, - пишут они, - то,
что задевает Твою честь, ведь Ты предполагаемый наследник нашего
королевства***. Если Гус не будет отпущен на свободу, это станет зало-
гом очень большого несчастья для Твоего Величества и всей Чехии...
Нарушение охранной грамоты будет поводом для множества людей
более не полагаться на Твои обещания, о чем уже много говорят »****. Все
эти письма панов написаны на чешском: национальное пробуждение
выражалось в возросшем уважении к языку, по мере того, как рос
патриотизм, документы на чешском становились более многочислен-
ными по мере того, как растет патриотизм.
* Docum., р. 536.
** Id.,p. 534.
*** Docum., р. 548. Письмо моравских панов.
**** Docum., р. 550. Письмо чешских панов.
139
Глава IV. Предвестие войны
Два месяца спустя в Праге узнали об осуждении и казни Гуса; такой
исход дела, пусть и уже ожидаемый в течение долгого времени, вызвал
взрыв негодования: Гус, как говорили, пал жертвой злопамятности
недостойных священников, чьи пороки он разоблачал, и ненависти
немцев, которые хотели своим вердиктом заклеймить позором всю
Чехию целиком; все сердца объединились в сильном желании реванша.
Гус, а вскоре после него Иероним Пражский, почитались как двое
святых, как два мученика чешской Церкви; ради них забыли древних
покровителей страны, их ставили выше апостолов: св. Петр и св. Павел
совершали лишь материальные чудеса, Гус - духовные*; только Стра-
сти Христовы заслуживали сравнения с его страданиями**. Каждый год
6 июля отмечали годовщину его смерти, и почитание, которое окружало
его память, было таковым, что еще в конце XVI в. грозная толпа пре-
следовала аббата Эммаусского монастыря Павла Горского за то, что тот
в этот день заставлял работать на своих виноградниках, как если бы
это был будничный день***. Гусу посвящали церкви и алтари; на улицах
городов и деревень ему воздвигали памятники. И сегодня, проезжая
по Чехии, нередко можно встретить грубо выполненные изображения,
которые представляют, как говорят, Иоанна Непомука: они постоянно
напоминают о старинном культе реформатора и иногда являются ничем
иным, как бывшими статуями еретика, переименованными иезуитами
после Белой Горы143. Впрочем, в этом уважении к памяти Гуса нет ни
малейшего следа идолопоклонничества: чехи даже протестовали долгое
время против наименования «гуситы», которое им дали их противни-
ки****: дело в том, что, несмотря на почтительное отношение к памяти
реформатора, они не желали иметь другого господина, кроме Христа, и
другого закона, кроме Писания. Гус разбудил их спящее сознание, он
отдал свою жизнь за истину, он заслужил вечную признательность, но
он сам отказался бы от неверных учеников, которые ради него забыли
бы истинного и единственного Спасителя. Сожаления чехов были в
некотором роде обезличенными: они оплакивали более отвергнутую
Реформу и униженную Чехию, чем своего возлюбленного проповедника.
Вот почему в их памяти соединились вместе с Гусом не только Иероним,
но и трое юношей, казненных в Праге в 1412 г., и двое студентов, пре-
данных смерти в Оломоуце 29 июня 1415 г.*****
Соборное письмо (26 июля 1415 г.) не успокоило всеобщее раздра-
жение; оно свидетельствовало о некоторой неуверенности: отцы собора
колебались между возможными опасными последствиями, которые
они, однако, еще не очень отчетливо себе представляли, и желанием
сохранить нетронутой свою власть. Сначала казалось, что они просят
*Id.,p. 637.
** Штепан из Долан (Pez. thes. anecd., IV, 2, 251).
*** Lechler, II, p. 285.
**** Штепан из Долан, Письмо к гуситам (Pez. IV, 2, 706).
---Docum., р. 561.
140
Констанцский собор и Чехия
прощения: они сделали все, что в человеческих силах, чтобы вернуть
Гуса144, чтобы спасти его от казни, и только он сам не жалел себя; конечно
же, чехи не знают в точности всех обстоятельств, прелаты же вполне
уверены в их преданности религии, потому утверждают, что как только
они будут лучше осведомлены, то тотчас же заклеймят позором своего
недостойного проповедника. Однако к концу письма тон меняется, оно
заканчивается угрозами: собор сумеет наказать тех, кто будет упорство-
вать в своем заблуждении*. Собор, действительно, отправил в то же время
конфиденциальное письмо Яну из Нового Градца, считавшегося главой
католической партии**, пытаясь организовать силы сопротивления,
которыми он сможет воспользоваться для давления на шляхту и короля;
собор послал в Чехию в качестве легата Яна Железного, епископа Лито-
мышльского, с самыми широкими полномочиями (31 августа 1415 г.)***:
достойное сожаления назначение! Не было тогда более непопулярного
человека в королевстве; чехи рассматривали его как главного виновни-
ка смерти Гуса и как предателя нации, этот выбор был провокацией,
объявлением войны; но где были войска Церкви?
Вожди реформаторской партии созвали шляхту на всеобщий сейм145:
он собрался в Праге 2 сентября 1415 г. Его первым делом стала отправ-
ка в Констанц высокомерной декларации протеста против казни Гуса и
заточения Иеронима****. Затем, 5 сентября, представители шляхты при-
няли участие в создании большой наступательной и оборонительной
лиги*****. Они обязались послать в Констанц делегатов, которые вновь
заявят протесты против смерти Гуса и несправедливых, клеветнических
и позорящих их обвинений, постоянным объектом которых была их
родина, и обещали допустить в своих владениях свободную проповедь
слова Божия. Пастыри, обвиненные в ереси, должны предстать перед
епископским судом диоцеза, и если они будут изобличены в заблужде-
нии, то подвергнутся справедливому наказанию за свои ошибки. Но если
бы епископы захотели наказать священника, не доказав его заблуждение
с помощью Евангелия, паны будут противодействовать такому злоупо-
треблению властью и передадут ректору146, докторам и магистрам бого-
словского факультета Праги заботу об установлении истины согласно
Писанию. Члены лиги будут повиноваться приказам национальных147
епископов до тех пор, пока эти приказы будут основаны на слове Божием,
и подчиняться папе148 во всем том, что не находится в противоречии
с Божьими заповедями149. Лига должна была действовать шесть лет,
управление ею было доверено триумвирату, в который вошли Ченек из
Вартенберка, верховный бургграф Праги, Лацек из Краварж, наместник
* Docum., р. 568.
** Id., р. 572. 23 августа.
*** Id.,p. 574.
**** Docum., р. 580. Она была переведена на чешский, вероятно для того, чтобы распространить
ее среди народа. Чешский текст был опубликован в: Archiv. desky III, р. 187.
***** Docum., р. 590. Оригинал на чешском.
141
Глава IV. Предвестие войны
Моравии, и Бочек из Подебрад150*. Документ, которым мы располагаем,
приводит имена пятидесяти шести приверженцев лиги, среди которых
представители самых знатных и могущественных семей страны: вер-
ховный маршалек Чехии, Гануш из Липы, Генрих (Индржих) Шкопек
из Дубы, Смил из Штернберка, Добеш из Цимбурка и др. Затем про-
ект был пущен по кругу и он собрал, по меньшей мере, подписи четыре-
ста пятьдесят двух панов и рыцарей, уже приложивших свои печати к
письму от 2 сентября. От короля потребовали, чтобы он присоединился
к лиге с тем, чтобы стать ее главой; он отказался, но паны пошли даль-
ше, это были не такие люди, чтобы позволить себя остановить сомнени-
ям в законности дела; за то время, что они боролись с королевской вла-
стью, они успели научиться обходиться без нее.
Эта лига обозначила начало нового периода: в самом деле, вплоть
до этого момента, как бы ни были многочисленны друзья Гуса, они не
образовывали партию, это были лишь отдельные личности без общих
связей; теперь они объединились, выдвинули своих вождей, образо-
вали настоящее государство в государстве: они были еще в согласии с
королем, но если бы дело того потребовало, у них хватило бы сил, чтобы
упразднить его власть и, не прибегая к войне, заменить единовластие
олигархией. Панство, заправлявшее лигой, возобновило, быть может,
не сознавая того, проект, который около десяти лет назад уже пытались
навязать Вацлаву - суверенный государственный совет. Только народ,
который прежде был за короля и против знати, на сей раз принял сторону
последней и выступил против короля, и этот союз придал лиге несокру-
шимую силу. Одновременно со светским правлением группа реформа-
торов взялась и за духовное управление, противопоставив ординарным
священноначальникам университет и поставив решения богословского
факультета выше решений архиепископа. На протяжении всей Рево-
люции университет в самом деле оставался высшей религиозной вла-
стью, по меньшей мере, для подавляющего большинства нации. Итак,
у Реформы были свои вожди и руководители, своя программа - свобода
слова Божия, Св. Писание, которое университет должен был принять
как единственную основу своих решений. Неизбежным следствием
движения был разрыв с римской Церковью, основание национальной
Церкви; это еще не было так ясно видно каждому, но уже прозревалось
самыми отважными или самыми проницательными. Итак, паны зая-
вили, что они будут подчиняться только указаниям своих национальных
епископов и считать недействительными и ничтожными интердикты
и отлучения от Церкви, провозглашенные иноземными прелатами151.
Таким образом, лига подвела итог всем религиозным, национальным
и политическим чаяниям, которые вновь и вновь обнаруживаются на
всех этапах чешской Реформации; ей не хватало только внешнего знака,
символа, и она нашла его в Чаше.
* Дед короля Георгия (Иржи) из Подебрад.
142
Утраквисты, радикалы и католики
Католическая Церковь ввела в обычай причащение только под одним
видом152, сохранив чашу153 лишь для священников, незадолго до описы-
ваемых событий: новый обычай, принятый в некоторый странах с XII в.,
стал более или менее всеобщим только в XIII в. или даже XIV в.* Чехия,
возможно благодаря исподволь удержавшимся греческим традициям,
была, кажется, одной из стран, где утраквистское причащение154 сохра-
нилось дольше других и исчезло только благодаря усилиям архиепис-
копа Арношта Пардубицкого, деятельно поддержанного императором
Карлом IV, и особенно под влиянием иноземных докторов и студентов,
которые содействовали торжеству чисто католических представлений.
Однако некоторые факты доказывают, что даже тогда утраквистское
причащение исчезло не повсюду: в 1390 г. Бонифаций IX позволил его
рудокопам Кутной Горы** и даже в Праге некоторые священники еще
предлагали чашу верующим. Таинство причащения было одним из наи-
более изученных вопросов на лекциях и диспутах Пражского универ-
ситета еще до того, когда появление книг Уиклифа придало полемике
неожиданный интерес***.
Ни один магистр не беспокоился об этом вопросе более, чем Якоубек
из Стржибро (Якобеллус из Миса)155. Бывший ученик Матвея из Янова,
он был другом Гуса, а еще раньше его учителем156 и затрачивал не меньше
пыла, чем тот, стремясь к Реформе Церкви. Его горячая убежденность,
его пламенное и дерзновенное красноречие не раз компрометировали
его перед церковными властями, но и завоевали ему благосклонность
народа. Убежденный, как и почти все чешские магистры, что испор-
ченность Церкви не имеет другой причины, кроме забвения Писания,
и рассматривая Евангелие как единственный и непогрешимый закон,
он вскоре пришел к заключению, что упразднение чаши противно воле
Божией: как сказал св. Иоанн Богослов (II, 53), «если вы не едите плоть
Сына Человеческого, и если вы не пьете Его кровь, вы не будете иметь
в себе жизни»157. В конце 1414 г. он развил это положение в ходе одной
университетской дискуссии, и его речь произвела такое впечатление
на слушателей, что многие потребовали с этого времени причащать
под обоими видами: несколько недель спустя после отъезда Гуса в Кон-
станц чаша предлагалась верующим в нескольких пражских церквях
(конец 1414 г.). Число единомышленников Якоубека быстро росло,
однако не все друзья Гуса одобряли его: проповедник, который заменил
* Ср: Chemnitii examen concilii Tridentini II. 134. Автор допускает, что чаша сохранилась
вплоть до начала XIV в. и что ее запрещение (мирянам. - Прим, ред.) стало законом для
Церкви только во время Констанцского собора.
** Peschek. Gesch. der Gegenreformation in Bohmen, Prague, 1844. См. также о чаше инте-
ресную монографию Шпиттлера: Spittier, Gesch. des Kelchs im Abendmahl (1793) и Gie-
seler, Kirchengeschichte (II).
*** Одна фраза Штитного доказывает всю значимость этих дискуссий: «И вот, мне уже семь-
десят лет и, однако, некоторые магистры еще приводят меня в недоумение, так что я не
могу сказать определенно - остается ли в таинстве Евхаристии субстанция хлеба с Телом
Господа Нашего или же она исчезает».
143
Глава IV. Предвестие войны
магистра в Вифлеемской часовне, высказался против утраквистского
причащения; обратились за этим к Гусу, он сначала колебался: без
сомнения, учение Якоубека действительно основано на Писании*, но
было необходимо действовать осмотрительно, просить собор разреше-
ния вернуться к обычаям первоначальной Церкви. Но что ждать от
собора? На нем158 не отрицалось, что утраквистское причащение было в
обычае у первых христиан, но Церковь имела основания отказать в чаше
верующим159, и все те, кто не подчиняется ее решениям, суть еретики
и с ними должно поступить как с еретиками160. Итак, Гус, от которого
требовалось высказаться в пользу или традиции, или Писания более
не колебался и посоветовал всем своим друзьям последовать примеру
Якоубека. Ожесточенная полемика разразилась по поводу чаши между
друзьями и противниками Гуса: трактаты и ответы следовали один за
другим**, но эти дискуссии лишь ускорили успехи причащения под обо-
ими видами***; несмотря на отдельные протесты, которые оно породило
вначале, все же было принято всеми сторонниками Реформы и стало
одним из главнейших пунктов их программы. Чаша заместила в церквях
крест и вела на борьбу солдат революции. В течение двух веков она была
символом Тынского храма: на городских и дворцовых вратах, на щитах
ваяли, рисовали чаши. Иноземцы насмехались над этим пристрастием:
«Чехи нарисовали столько чаш, - сказал один изготовитель латинских
стихов, - что они, без сомнения, не имеют другого бога, кроме Вакха».
Но эта чаша была для чехов символом всех их чаяний, и ничто не могло
бы это лучше отразить: вернуть чашу верующим означало воплотить
учение Гуса в реальные дела, превратить отвлеченное понятие в действи-
тельность. Проповедник из Вифлеемской часовни учил, что нет другого
главы у Церкви, кроме Христа, другого правила веры - чем Евангелие.
Следует повиноваться священноначальникам в той мере, в которой
их решения основаны на Слове Божием; таким образом, он упразднял
различие между священником и мирянином, на котором покоилась вся
средневековая религиозная система: что еще поможет лучше почувство-
вать равенство людей в Церкви, чем лишение церковнослужителей их
наиболее славной привилегии? Каждый человек - священник, скажет
позже Лютер; чехи показали даже наименее прозорливым, не призна-
* Именно в этом смысле написана его книга о причащении под двумя видами (Якоубек
посвятил этой проблеме несколько работ, именно ему принадлежит наиболее развер-
нутое для своего времени богословское обоснование причащения под обоими видами. -
Прим. ред.).
** Demonstratio per testimonia Scripturae, Patrum atque Doctorum communicationem calicis
in plebe Christiana esse necessariam (V. der Hardt, III, p. 803). Responsio ad demonstratio-
nem, etc ... (id., p. 826). Anonymi theologi epistola ad Jacobellum de Misa contra communio-
nem plebis sub utraque specie (id., p. 338). Andreae Brodae disputatio acad. contra commun.
plebis sub utr. specie (id., p. 392). Vindiciae contra And. Brodam pro communione plebis sub
utraque specie (Von der Hardt, III, p. 416).
*** Tractatus contra haeresim de communione laicorum sub utraque specie. Закончен 20 апреля
141 г. (так в тексте. - Прим. ред.).
144
Утраквисты, радикалы и католики
вая за священником священной прерогативы, из которого вытекали все
прочие161.
Совершенно очевидно, что с первого же дня различные партии не
отдавали себе отчета в последствиях, которыми был чреват принцип
причащения под обоими видами, правда, католические священники,
по меньшей мере, предчувствовали это, и 5 сентября 1415 г., в тот же
день, когда паны заключили союз в Праге, капитул Градчан162 запре-
тил под страхом самых суровых наказаний утраквистское причащение.
Затем, поскольку его приказам не подчинились, капитул провозгласил
интердикт (конец октября). Капитул, таким образом, лишь выполнял
повеление собора, который по наущению Михаэля де Каузиса вновь
подверг Яна из Есеницы отлучению, уже наложенному на него в 1412 г.,
и приказал наложить интердикт на те города, в которых тот будет пре-
бывать. (После отъезда Гуса Ян из Есеницы был вождем новаторов).
Декреты Констанцского собора исполнялись тщательно и сурово: като-
лические священники отказывали в отпущении грехов тем верующим,
которые следовали речам подозрительных проповедников, закры-
вали кладбищенские врата, оскорбляли в своих проповедях чешскую
нацию*. Жители трех городов Праги163 собрались на общее заседание
и пожаловались королю на эти строгости; Вацлав попытался добиться
некоторых уступок, но католики отвергли все его предложения. Народ,
доведенный до крайности, прибег к менее мирным средствам. Воору-
женные ватаги наводнили приходы, монастыри, церкви, в которых
была приостановлена божественная служба: исходя из принципа - кто
отказывается работать, не имеет права на жалованье - толпа изгоняла
священников, которые упорно отказывались совершать религиозные
обряды и заменяла их утраквистскими. Почти все приходы были, таким
образом, заняты сторонниками Реформы, и интердикт стал помехой
только для католиков, которым их совесть запрещала признавать новых
священников, и они были вынуждены отправляться в соседние деревни,
чтобы участвовать в службах. Беспорядки в Праге имели последствия
и в провинции: было захвачено много церковного имущества, и неко-
торые паны, такие, как Оттон из Бергова164, Гинек Крушина из Лих-
тенбурка165 и Генрих (Индржих) из Вартенберка, без зазрения совести
конфисковали собственность деканов и каноников. На монастырь в
Опатовицах напал вооруженный отряд, аббат был замучен до смерти, а
монахи изгнаны.
Собор был извещен об этих беспорядках в то самое время, как были
получены письма сейма от 2 сентября: сведения, отправленные легатом
собора Яном, епископом Литомышльским, не могли оставить никакого
сомнения в опасности этой ситуации. Епископ не отваживался предстать
перед королем без охранной грамоты, и его оставили даже те, кто по своей
должности были естественными защитниками неприкосновенности
* Docum., р. 604.
145
Глава IV. Предвестие войны
католической веры. Епископ Оломоуца166 и Пражский архиепископ не
имели другой заботы, как вывести из-под удара Вацлава, и Конрад даже
отменил по требованию короля интердикт. Участники собора были удив-
лены и сильно рассержены, что их прежние распоряжения были мало
эффективны, и решили удвоить суровость и решительность. Немецкие
прелаты жестко нападали на Пражского архиепископа, обвиняли его
в нерадении, некромантии, алхимии, симонии и распутстве; они не
забыли, что его диоцез долгое время состоял в ведении архиепископа
Майнцского, и с готовностью воспользовались случаем попытаться
отменить буллу, которая освобождала чешскую Церковь167 от надзора
германского курфюрста168. Конрад был вызван на собор*; между тем
протесты капитулов Праги и Вышеграда, готовность, с которую он сам
поспешил избавиться от договора, подписанного им с Вацлавом, и воз-
обновить интердикт, немного смягчили собор. Конрад был избавлен от
личной явки, но за ним продолжали наблюдать, поскольку он вызывал
недоверие; он проявлял все больше нерешительности и тревоги, ока-
завшись между королем и прелатами, равным образом желая угодить
и той и другой стороне.
Еще больше, чем архиепископом, собор был недоволен королем.
Хотя Вацлав никоим образом не участвовал в ходатайствах, которые
направлялись в защиту Гуса или Иеронима, он также ничего не сде-
лал, чтобы помешать этому, соблюдая нейтралитет между еретиками и
Церковью, что рассматривалось в Констанце как предательство. Он был
глубоко задет смертью проповедника, не столько из личной привязан-
ности, которую он к нему питал, или симпатии, которую ему внушали
его идеи, сколько потому, что он усмотрел в казни Гуса подлинное
оскорбление, завуалированную атаку со стороны Сигизмунда. В тече-
ние ряда лет он был сильно недоволен своим братом, которого обвинял
в обмане; единственный из всех европейских католических королей он
не направил посла в Констанц. Отцы собора долгое время надеялись,
что он устанет от своего пассивного сопротивления, но они уже начали
терять иллюзии по этому поводу и теперь склонялись к строгим мерам:
чешские доктора с трудом замяли обвинения, объектом которых не раз
был их суверен, они добились того, чтобы его имя напрямую не затраги-
валось169, но направили гнев епископов против четырехсот пятидесяти
двух панов, которые подписали протест. Им было дано пятьдесят дней,
чтобы приехать и оправдаться перед собором (24 февраля 1416 г.), и
когда установленный срок истек, было решено начать против них про-
цесс, расследование было доверено патриарху Константинопольскому
Иоанну (Жану)170, который отличился своей жестокостью в деле Иеро-
нима. Речь зашла о том, чтобы отобрать их фьефы171 и титулы; намерения
собора со всей очевидностью определялись той суровостью, с которой он
обошелся с Индржихом Лаценбоком172. Индржих прибыл в Констанц
* Docum., р. 646.
146
Утраквисты, радикалы и католики
в мае по поручению Сигизмунда. Он был обвинен в тайных симпатиях
к Гусу, его принудили отречься и пообещать, что он отвезет в Чехию
письмо собора*. Впрочем, епископы очень хорошо отдавали себе отчет в
том, что им противостоит не определенное, большее или меньшее, число
панов, а вся Чехия целиком**, и они теперь намеревались обратиться
ко всем христианским народам с воззванием против восставших. В то
же время они пытались заручиться поддержкой своих сторонников на
месте и, обратившись, в частности, к некоторым католическим панам,
которые организовали свою антилигу173***, настоятельно призывали
их подтвердить свою веру делами.
Но эти воинственные планы имели какие-то шансы на успех лишь
при условии, что их поддержит Сигизмунд: Римский король и пред-
полагаемый наследник чешской короны, он был предназначен и неза-
меним для роли предводителя крестового похода против чехов. Такие
предложения делались ему начиная с 1416 г., Сигизмунд покинул
Констанц 18 июля 1415 г. и отправился в большое путешествие во Фран-
цию и Англию. Но его поход оказался достаточно бесславным, поэтому
посланцы собора, встретившие его в Аахене, нашли его разочарованным
и мало расположенным пускаться в новые авантюры174. Он достаточно
хорошо знал Чехию, чтобы осознавать трудности, которые нужно было
преодолеть, если бы паны и народ высказались против него; вот почему
он выказал себя гораздо более озабоченным тем, как успокоить раз-
дражение, вызванное его поведением по отношению к Гусу, чем давать
чехам повод к новым претензиям к себе. Без сомнения, в своих конфи-
денциальных письмах он одобрял и подбадривал панов-католиков в их
планах по сопротивлению, но в его официальных письмах содержались
советы проявлять крайнюю осмотрительность; он всем проповедовал
согласие, прощение, много раз выказывал сожаление о неблагоразумии
Гуса: «Ах! если бы он пришел ко мне до приезда в Констанц, дело повер-
нулось бы по-другому!» Когда Гус был арестован, его уже невозможно
было спасти; Сигизмунд не повинен в этом, но разве он должен был
принести ему в жертву Церковь? Теперь же собор сильно рассержен, и
следует воздержаться от того, чтобы дать ему повод для новых жалоб.
«Паны, - продолжал он,- знают, какой дух недоброжелательности по
отношению к Чехии охватил соседние народы, им нужен только повод,
чтобы наброситься на нее. Хотят ли они ввергнуть себя в религиозную
войну, в которой они должны будут сражаться со всем христианским
миром? Почему они, мирские люди, ввязались в церковные дела? Это
* Von der Hardt, IV, 796.
** «Дело, которое затронуло все Чешское королевство» (Von der Hardt, IV, 826).
*** В Констанце прошел слух, что Вацлав примкнул к этой католической лиге, что вызва-
ло там большую радость. Скорее всего этот слух, что бы ни говорили об этом почти все
историки, не имеет никакого серьезного основания; действительно, ни один документ
не указывает нам на подобный поступок Вацлава, а ведь требуются более веские доказа-
тельства, подтверждающие факт, так мало гармонирующий с прошлым и будущим по-
ведением короля.
147
Глава IV, Предвестие войны
дело священников - реформировать священников»*. Итак, Сигизмунд
был еще очень далек от того, чтобы возглавить крестовый поход против
своей страны; он отвечал на измышления собора уверениями в предан-
ности, сквозь которые проглядывало твердое намерение не дать себя
скомпрометировать**. Собор, вынужденный ожидать более благопри-
ятного случая, выместил свое раздражение на университете.
Со времен изгнания католических докторов университет весь цели-
ком следовал новому учению175, там одобрили утраквистское прича-
щение*** и несколько раз свидетельствовали об искреннем благочестии
и католическом рвении Гуса. Собор обсуждал вопрос, следует ли отме-
нить привилегии университета, но довольствовался их приостанов-
кой - так немцы взяли реванш за 1409 г.**** Архиепископ не осмелился
торжественно обнародовать декрет собора, он ограничился тем, что не
разрешил ежегодный экзамен на получение магистерской степени; уни-
верситет подчинился и эти экзамены не проводились, но прочие занятия
продолжались: лекции, дискуссии и даже экзамены на получение звания
бакалавра - разрешения на них архиепископа не требовалось*****.
Хотя общественный порядок вплоть до этого времени серьезно не
нарушался, важные признаки возвещали приближение решающего
кризиса. Возбуждение, центр которого сначала находился в Праге, про-
никло в провинцию, и крестьяне начали внимательно следить за собы-
тиями; разделение было повсюду: узы дружбы, семьи не устояли перед
религиозными спорами - брат расставался с братом, и отец с сыном. По
стране распространялись пессимистические пророчества, и смущенные
умы страшились мрачных примет, которые, казалось, возвещают ужас-
ные катастрофы: в день, когда Гус предстал перед собором, случилось
полное солнечное затмение и пришлось совершать мессу при свете -
реальный знак того, что солнце правды Христа померкло в сердцах
большинства прелатов******. В 1416 г. прошел кровавый дождь, а затем
* Париж, 21 марта 1416 г. Docum., р. 609.
** Конец 1416 г. Docum., р. 652.
*** Официальное заявление университета в пользу утраквистского причащения датируется
10 марта 1417 г.; таким образом, оно более позднее по отношению к приостановлению
его привилегий, которое датируется 1416 г. или же самым началом 1417г., однако такая
точка зрения была известна задолго до этого; почти все магистры уже высказывались в
подобном смысле.
****Hof. II, р. 237. В преамбуле декрета вспоминалась слава университета в тот период, когда
в него стекались студенты из всех стран Европы и особенно Германии, и его упадок после
отъезда трех наций, которые не захотели принять несправедливое распределение го-
лосов.
***** Любопытное обстоятельство - факультет права принимал в расчет распоряжения собо-
ра не более, чем другие факультеты, хотя там господствовали совсем другие идеи.
****** Вавржинец (Лаврентий) из Бржезовой. (Hof. I, р. 398). Хроника Вавржинца из Бржезо-
вой была опубликована Гефлером (I, р. 321-527), он является наиболее значительным
историком гуситских войн. Вавржинец происходил из мелкой шляхты и принадлежал к
классу рыцарей. Под 1391 г. реестр университета сообщает нам, что он был магистром сво-
бодных искусств, это доказывает, что в это время ему было около тридцати лет. Он нашел
работу при дворе Вацлава и составлял для него разные сочинения, среди прочих (если мы в
этом доверяем Гаеку) историю знаменитой расы славян и богемцев. О периоде после смерти
148
Утраквисты, радикалы и католики
выпал снег, красный крест сверкал посреди облаков и к вечеру превра-
тился в меч* - поразительный образ религиозной войны, которая вскоре
покроет Чехию развалинами и кровью.
Католики дали сигнал к насилию; значительно менее многочислен-
ные, чем их противники, они надеялись их запугать своей дерзостью;
впрочем, за ними стояла Церковь и Европа: со всех кафедр чешских
городов, оставшихся католическими, лилась клевета на гуситов - рас-
Вацлава сведения, которыми мы располагаем, становятся достаточно неточными: нам
только известно, что он был одним из тех, кто работал над отстранением польского князя
Корибута (Сигизмунд Корибутович (ум. 1435), в западных исторических источниках на-
зываемый также Сигизмунд-Корибут, сын удельного литовско-русского князя Дмитрия-
Корибута Ольгердовича, родного брата польского короля Ягайло, который после смерти
Дмитрия-Корибута стал опекуном осиротевшего племянника. Принимал участие в рядах
польско-литовско-русского войска в сражении против Тевтонского ордена при Грюнвальде
(1410 г.). В1422 г. вел. кн. Витовт (двоюродный дядя Сигизмунда), принявший предложен-
ную гуситами чешскую корону (см. гл. VI), назначил его своим наместником в Чехии. Си-
гизмунд Корибутович с помощью литовского войска смог вытеснить из Чехии армию импе-
ратора-короля Сигизмунда, брата Вацлава. 16 мая 1422 г. Сигизмунд Корибутович вошел в
Прагу и был признан гуситами правителем страны, к большому неудовольствию папы и
императора, прилагавших все усилия, чтобы заставить Витовта и Ягайло отозвать Сигиз-
мунда Корибутовича из Чехии. В 1423 г., по условиям договора между Ягайло и императо-
ром Сигизмундом, Сигизмунд Корибутович покинул Прагу. В 1424 г. чешские послы про-
сили у Витовта позволения короновать королем Чехии самого Сигизмунда Корибутовича,
однако получили отказ. Тогда гуситы обратились с тем же предложением прямо к Сигиз-
мунду, который согласился стать правителем Чехии. В том же году он со своим войском
снова вступил в Прагу и был провозглашен регентом королевства. За это Ягайло конфиско-
вал владения Сигизмунда Корибутовича в Польше, а папа отлучил его от Церкви. Сигиз-
мунд Корибутович успешно сражался против императора Сигизмунда в Моравии, вместе с
Прокопом Голым был военачальником в победной для гуситов битве при Усти-над-Лабой
(1426 г). Вскоре он при поддержке умеренно-аристократической партии вступил в перего-
воры с императором и папой, пытаясь достигнуть компромисса между чашниками и като-
ликами (Вавржинец был горячим противником этого замысла). Узнав о предполагаемом
заговоре, непримиримые гуситы сместили Сигизмунда Корибутовича (апрель 1427 г.), по-
сле чего он был заточен в замке Вальдштейн и через несколько месяцев под охраной выслан
из Чехии (сентябрь). Вскоре Сигизмунд Корибутович начал собирать новую армию. Содей-
ствовал сближению чешских гуситов с Польшей и Литвой. В 1430 г. он захватил Гливице,
намереваясь превратить этот город в центр гусизма в Силезии, но не смог удержать его. В
1431 г. принял участие в победоносной битве с крестоносцами у Домажлиц (Зап. Чехия).
Позднее вернулся в Литву и был убит в войне между двумя претендентами на литовский
великокняжеский престол, сражаясь на стороне князя Свидригайло Ольгердовича, которо-
го поддерживало большинство православных литовских (западнорусских) князей. - Прим,
ред.). Он был еще жив в 1437 г., но без сомнения умер некоторое время спустя. Его повество-
вание начинается с 1414 г., но оно становится по настоящему интересным лишь с 1419 г. и
обрывается внезапно на середине фразы в 1422 г. Возможно, некоторые части были уничто-
жены, но ничто, однако, не позволяет это утверждать. Вавржинец - умеренный утраквист,
вот почему он равным образом относится неодобрительно к крайним течениям, как к като-
ликам, так и таборитам; итак, его сведения следует принимать с некоторой осторожностью;
он не искажает сознательно факты, но, увлекаясь, подает их так, как сам видит. Будучи
достаточно плохо осведомленным о военных походах таборитов, он чрезвычайно подробно
рассказывает о событиях, происходивших в Праге. Он имел под рукой некоторое число пи-
сем и официальных документов, которые вставляет в свое повествование, чем делает его
историческим произведением очень большой значимости (Ср. Palacky, Wiirdigung der
al ten bohmischen Geschichtschreiber, 1829). Hofler, passim. Friedrich von Bezold, Konig
Sigmund und die Reichskriege gegen die Husiten, Munich 1872).
* Chron. Univers. (Hofl. I, p. 35,1, p. 78).
149
Глава IV. Предвестие войны
сказывали, что они причащались в состоянии опьянения, что они пре-
существляли Кровь Христову в котелках и перевозили ее в бутылках или
флягах, что они собирались в винных погребах, чтобы там предаваться
гнусному разгулу*. Эти омерзительные речи вскоре неизбежно привели
к ужасным преступлениям.
Население Кутной Горы176** было почти исключительно немецким:
приходские священники и особенно священник по имени Герман сильно
настраивали против нового учения окрестных рудокопов, людей суровых
и грубых нравов. Еще до отъезда Гуса в Констанц рудокопы напали на
соседнее местечко, сожгли деревню и убили жителей (июль 1414 г.). Люди
в Кутной Горе уже были достаточно возбуждены, когда объявили о прибы-
тии чиновника короля Вацлава, обязанного собрать некоторые средства.
Католики ненавидели этого чиновника, Рацека Кобылу, его упрекали в
том, что он с излишним усердием исполнял королевские приказы, когда
в 1411 г. король приказал захватить имущество архиепископа. Посланцы
короля, извещенные о крайнем раздражении жителей, не решались въе-
хать в город, но наиболее видные бюргеры успокоили их уверениями,
что им не грозит никакая опасность. Однако едва они были определены
на постой в назначенном им месте, как разъяренная толпа осадила дом.
Рудокопы разбили ворота и выкинули в окно Рачека и двенадцать его
сопровождающих. Еще один чиновник, Вацлава, ускользнул от мятеж-
ников и избежал смерти***. Архиепископ Пражский, в действительности,
был сильно недоволен неуемным рвением своих священников, но, боясь
до дрожи задеть собор, был увлекаем своей партией более, чем сам руково-
дил ею; чтобы придать хотя бы видимость удовлетворения подчиненным
ему фанатикам, предпринял некоторые меры: он запретил рукополагать
в священники кандидатов, которые отказались отречься от заблуждений
Уиклифа и высказаться против утраквистского причащения. Некоторые
сельские приходские священники, заподозренные в благосклонности к
новаторам, были отстранены; если бы подобные приказы соблюдались
повсюду, то гуситы сразу бы почувствовали недостаток в священниках и
были бы вынуждены вернуться к католическим обрядам и вере.
* Вавржинец из Бржезовой (Hof 1.1, р. 328).
** Такое отношение Кутной Горы хорошо доказывает важность национального вопроса.
Без этого нельзя объяснить враждебность города, которому Бонифаций IX в конце XIV в.
должен был разрешить причащение под двумя видами.
***Docum., р. 631. Script, rer. Bohem. Ill, p. 22. Палацкий опубликовал в третьем томе
Scriptores rerum bohemicarum несколько чешских кратких анналов, которые были на-
писаны во время гуситских войн или некоторое время спустя, а затем объединены в на-
чале XVI в. Их часто переписывали - Палацкий нашел не менее семнадцати рукописей,
при этом нет ни одной, абсолютно совпадающей по тексту с другими, однако все они явно
имеют один общий источник. Там нет, естественно, никакого общего плана, они оставля-
ют в стороне наиболее любопытные события, приводя в многочисленных подробностях
малозначимые факты. Они, тем не менее, имеют определенную ценность, потому что
для некоторых годов это единственные документы, которыми мы располагаем. Палац-
кий полагает, что авторов скорее всего было восемь; все они - люди весьма ограничен-
ного ума, но, в общем, точны и непредвзяты. Я цитирую их под шифром St. letop. (Stafi
letopisove).
150
Сигизмунд и Вацлав
Утраквисты, которые до сих пор выказывали значительно больше
умеренности, чем их противники, не были настроены, однако, молча
выносить столь прямолинейные нападки; они ответили нападением на
нападение. Ченек из Вартенберка похитил в Немецком Броде епископа
Германа Никопольского, ответственного за назначение священников, и
принудил его рукоположить утраквистских кандидатов*; Герман под-
чинился без особого сопротивления и даже принял приход, который ему
даровал Ченек. В сельской местности многие католические священники
были смещены, значительное число городов и округов не выплачивали
более десятину, и католики без зазрения совести подражали гуситам в
этом деле. Среди всеобщей анархии некоторые дворяне набирали отряды
из числа искателей приключений и опустошали страну. Несколько
экспедиций было предпринято против этих беспокойных дворян, но не
всегда удавалось восстановить порядок. И паны, и рыцари, и мародеры
почувствовали, что приближается их время, и приготовились восполь-
зоваться представившимся случаем.
Вацлав был недоволен, рассержен на обе партии: он хотел бы, чтобы
они жили бок о бок в мире. Однако он пришел к концепции терпимости
вследствие собственной косности; достаточно безразличный к вопро-
сам веры, он мечтал о таком порядке, при котором каждому было бы
позволено следовать культу по своему выбору, и он требовал от като-
ликов и гуситов только не нарушать внешний порядок. Такие взгляды
не слишком понравились собору; новые жалобы были направлены про-
тив короля, и Сигизмунд не утаил от брата, что он не будет колебаться
в выборе между Церковью и им. Мольбы государя, писал он чехам,
просьбы многих панов, горячая любовь к родине, где он появился на свет,
побудили его деятельно хлопотать перед собором, чтобы он не принимал
никаких мер, губительных для Чехии или ее главы. Но с каждым днем
новости, которые он получал, становились все более удручающими.
Христиан преследовали, как во времена Нерона, народ Божий мучили,
как при правлении фараона. Собор был убежден, что столь великие беды
не произошли бы без тайного согласия Вацлава, и был полон решимости
поступить с ним настолько сурово, насколько он этого заслуживал; он
предоставил новую отсрочку, но было решено более не выказывать ника-
кой почтительности: чехи и король должны были отныне позаботиться
более не давать повода своим врагам; иначе они сами будут ответственны
за свои несчастья**. Сигизмунд, безмерно желая добиться от собора
реформы злоупотреблений177, предложил ему в свою очередь союз против
Чехии178. Реформа была единственной частью повестки собора, к кото-
рой собравшиеся в Констанце еще не приступили; они положили конец
схизме, поразили ересь в лице ее наиболее примечательного вождя, но
достигнутые успехи не будут окончательными: схизма реально будет
* Хроника нотария Прокопа (Hofl. I, р. 72).
** Docum., р. 659.
151
Глава IV. Предвестие войны
закончена и восстания будут подавлены только при условии, что будут
удовлетворены законные и горячие требования народа. Собор назначил
комиссию изучить необходимость реформ, и план, составленный ею,
reformatorium, очень длинный и обстоятельный, свидетельствовал об
искренности ее усилий. К несчастью, в Констанце хватало прелатов,
заинтересованных в сохранении прежнего порядка вещей. Не осмели-
ваясь вначале протестовать против воззрений, за которыми стояло рас-
положение народа и поддержка наиболее известных своими знаниями и
добродетелями епископов, они дожидались, пока пресытится рвение и
истощится энергия их противников и в решающий момент возвратились
на сцену с предложением отложить реформы. Они, казалось, были полны
доброй воли: ни у кого сердце не лежало более к очищению Церкви, но
это был важный вопрос, а потому следовало воздержаться от всякой
поспешности, необходимо было длительное и серьезное исследование.
Кардиналы стояли во главе этой партии и перетянули на свою сторону
почти всех итальянских и испанских епископов; они требовали, чтобы
прежде всего приступили к выборам папы. Сигизмунд направил всю
свою энергию на борьбу с этим предложением. Он понимал, что каких бы
обещаний не добились у папы, и даже если он был искренен, всемогущие
придворные будут иметь на него преобладающее влияние и он воспроти-
вится мерам, которые угрожают злоупотреблениям, выгодным римской
курии. Вот почему он счел необходимым выставить напоказ свою предан-
ность Церкви: он надеялся, что его разрыв с братом и своими будущими
подданными тронет собравшихся; его расчеты не оправдались: после
продолжительных и бурных обсуждений Римский король, покинутый
сперва французами, а затем англичанами, должен был подчиниться
решениям большинства. 11 ноября 1417 г. был избран Мартин V, и с
этого момента у него не было другого желания, кроме как освободиться
от собрания, которое провозгласило верховенство соборов над папами. Он
вновь привел благовидные доводы, которые уже выдвигались в пользу
отсрочки реформы: слишком поспешить - значит загубить все дело;
у каждой страны свои обычаи, свои особые интересы, которые будут
затронуты общими мерами; собор продолжается уже четыре года, весьма
опасно оставлять диоцезы слишком на долгий срок без управлении.
Собор, утомленный, уступил и разъехался в апреле 1418 г. Мартин V
договорился о конкордатах с основными нациями, но эти частичные,
неполные установления не принесли никакого серьезного результата;
эти полумеры не остановили распространение зла. Реформа Церкви про-
валилась в Констанце, так же как и в Пизе. Казалось, что собор хотел
оправдать своим поведением недоверие чехов.
Надежды чехов были не меньше обмануты избранием Мартина V,
чем надежды Сигизмунда. Ведь они думали, что будущий папа не ока-
жется под влиянием тех лиц, которых они считали ответственными за
осуждение Гуса и меры, предпринятые против их нации, что он отме-
152
Сигизмунд и Вацлав
нит декреты, которые приняли его предшественники и собор. Однако
Мартин V был тем самым кардиналом Оттоном Колонной, который
отлучил Гуса в 1411 г., и его первые поступки показали, что его чувства
в отношении чехов ни в чем не изменились. Он подтвердил все декреты
собора против ереси, предписал архиепископу Пражскому и епископам
Моравии, Баварии и Саксонии с безжалостной суровостью преследовать
виклифитов, и определил процедуру, которую следует применять против
них. Он послал Вацлаву нечто вроде ультиматума и наметил ему линию
поведения, которой следовало держаться, чтобы избежать осуждения,
что заслуживали его нерешительность и безразличие: король обязуется
уважать святую римскую Церковь и привилегии клира, будет принуж-
дать еретиков к отречению от их заблуждений и неукоснительно карать
тех, кто не подчинится, он накажет мирян - благородных или простолю-
динов - оказывающих поддержку мятежникам или не подчиняющихся
требованию предстать перед собором, наконец, Вацлав пообещает вер-
нуть конфискованные бенефиции их законным владельцам, возвратить
изгнанных священников, убрать из университета опорочивших его
магистров и доставить в римскую курию наиболее виновных среди них:
Яна из Есеницы, Якоубека из Стржибро, Шимона из Тишнова, Шимона
из Рокицаны, Зденека из Лабауна, Кржиштяна из Прахатиц, Яна Кар-
динала, Марека из Кралова Градца, Здислава из Звиржетиц и Михала
из Малевниц. Утраквистское причащение будет поставлено под запрет,
чешские книги Якоубека и Гуса - сожжены; будет категорически запре-
щено проповедовать без позволения епископа и отказывать в повино-
вении церковным судам*. Вацлав, несмотря на свою бездеятельность и
слабость, с ревнивым недоверием защищал прерогативы королевской
власти: грозное предупреждение понтифика привело его в лагерь утрак-
вистов. 9 июня 1418 г. он напомнил о законе, на основании которого
чехи были обязаны представать только перед судами Чехии, и запретил
любому представителю Церкви вызывать какого бы то ни было бюргера
или жителя Старого Места Праги на суд иностранной юрисдикции.
Он запретил под страхом самых суровых наказаний обнародовать или
исполнять решения иностранного суда и обязал пражских магистратов
наблюдать за тем, чтобы его приказы выполнялись. Он был уверен, что
этому подчинятся с воодушевлением: и действительно, утраквисты с
этого момента стали хозяевами города, обладая большинством в город-
ских советах, держали в своих руках школы и главные храмы; высший
слой бюргерства, оставшийся верным католицизму, прежде всего ста-
рался не подвергать опасности свое состояние и избегал всего, что могло
бы пробудить гнев народа, чья ненависть к ним была известна.
В это время город пользовался безусловной религиозной свободой179,
и все те, кого преследовали на их родине, прибывали сюда, чтобы
* Hofl. II, р. 240. Письмо не имеет даты, но оно написано после избрания Мартина V и до
роспуска собора.
153
Глава IV. Предвестие войны
скрыться от гнева римской курии. Петр из Дрездена, бывший магистр
Пражского университета, покинул город в 1409 г. вместе с другими нем-
цами, но он, без сомнения, поддерживал некоторые из чешских180 док-
трин; он был вскоре обвинен в ереси вальденсов и был счастлив просить
убежище в Чехии. За ним последовали другие саксонцы, и Николай из
Дрездена образовал вместе с некоторыми друзьями что-то вроде неболь-
шой немецкой колонии еретиков. Питер Пейн181, магистр Оксфордского
университета, прибыл в 1418 г.182, получив степень магистра Пражского
университета, стал одним из наиболее красноречивых и мужественных
вождей Революции. Некоторое время спустя сорок две семьи вальденсов
приехали в город: изгнанные из своей страны, они искали убежища про-
тив преследований. Если верить в этом Энею Сильвию, они пересекли всю
Германию, а родом были из Бельгики183, куда уже, как видно, проникла
новость о событиях, взволновавших Чехию. Их называли «пикардами»,
это, возможно, искаженное «бегарды»: так именовали секты мистиков,
очень многочисленные тогда на рейнских берегах184. Этих пикардов
очень хорошо приняли, предоставили продовольствие, одежду, их посе-
щала и утешала королева София: она была более искренне, в отличие
от ее мужа, поражена смертью Гуса и благочестиво хранила память о
реформаторе; она была первой среди тех аристократок - как по своему
положению, так и по сердечному расположению, которых он обратил к
делу Реформы Церкви и среди которых отмечали Элишку из Краварж,
вдову пана Индржиха из Розенберка (Рожмберка), Анну из Фримбурка,
имевшую серьезное влияние на умонастроение Вацлава, и Анну из
Мохова, которую ее рвение, энергия и высокий ум сделали объектом
оскорблений и ненависти католических памфлетистов*. Своего рода
увлечение, предметом которого стали пикарды, продлилось недолго:
заметили, что они редко ходят в церковь, не причащаются под двумя
видами, не имеют священника - все их богослужение ограничивалось
чтением определенных книг, написанных на их языке; они приобрели
некоторое число прозелитов и поэтому подверглись недоброжелатель-
ному надзору; испуганные новым отношением населения города, они
в один прекрасный день исчезли из Праги, и следы их затерялись; но
те, кого они обратили, в свою очередь приобрели своих учеников, а их
взгляды оказали влияние на развитие некоторых гуситских сект185.
Утраквисты были столь склонны опасаться пикардов по той причине,
что разномыслие уже дало о себе знать среди гуситов. С этого времени
достаточно четко начали выделяться две партии - умеренная и радикаль-
ная, которые позже получат название пражане или каликстинцы186 и
табориты и которые образуют как бы два полюса чешской Реформации.
* В одной католической сатире ее называют гнусной, лютой, жестокой Иезавелью. Я при-
веду последние строчки, чтобы дать представление о духе и учтивости этих памфлети-
стов: «И так, тебя, жалкую старуху, // Я затолкаю Плутону в зад // Вместе с твоими
валяльщиками шерсти. // Ты - коварная старушонка, // И ты будешь наказана во ве-
ки // Там вместе с демонами» (Pal. Docum., р. 697).
154
Сигизмунд и Вацлав
В1415 г. Кржиштян из Прахатиц написал проповеднику из Пльзени, по
имени Вацлав Коранда, письмо с упреками в том, что тот разделяет пар-
тию реформаторов: «Разве ты забыл, - говорит он ему, - слова Христа,
что всякое царство, разделившееся само в себе, погибнет»187. То, чего не
добились при помощи отлучения от Церкви и интердиктов, теперь совер-
шится в результате этого неблагоразумия. Рвения не достаточно, необ-
ходимы также умеренность и осмотрительность*. Бесполезные советы!
Те, кто начали Революцию, хотели оставаться ее вождями, сдерживать
ее и направлять, но вскоре их превзошли более смелые и горячие души;
теперь они были вынуждены перейти от нападения к обороне, тщетно
пытаясь остановить реку, на которой они разрушили плотины. Утрак-
висты не жалели обвинений для более смелых новаторов, а католики
направляли против них самих. Их насильственные действия, говорили
они, и их дерзость имеют своей целью завоевать расположение народа;
их суровость - лишь притворство, а их аскетизм - лишь видимость;
они проповедуют бедность, но ищут наиболее богатые приходы: если
слушатели остаются глухи к их призыву, если милостыня не стекается
в изобилии в их кошельки, они отправляются на поиски общин более
восприимчивых к слову Божию и... более щедрых. Быть может эти
обвинения, и в самом деле, были справедливы в отношении некоторых
из новых любимцев народа - ни одна партия не может отвечать за всех
своих членов, но это никак не касалось всей группы целиком.
Утраквисты, как и сам Гус, были всегда озабочены тем, чтобы не
впасть в ересь: даже во время восстания они сохраняли нечто вроде
идеальной верности Церкви; но невозможно, чтобы более пылкие и
более последовательные умы не сделали бы правомерных выводов из
постулатов магистра и не восприняли бы полную религиозную свободу,
которой боялись их робкие сотоварищи. Эти изменчивые ученики Гуса,
обладая искренней и глубокой набожностью, основанной на Св. Писа-
нии, мужественно порвали со всей христианской Европой, и будучи
удовлетворенными свидетельствами своей совести, разрушили камень
за камнем все католическое здание, чью великолепную архитектонику
уважали утраквисты (после того как сами разрушили его основание).
Достаточно смелые, чтобы не отступить перед политическими и соци-
альными последствиями своих религиозных доктрин, они нападали на
гражданские законы и обычаи с тою же смелостью, что и на религиоз-
ные установления, и проповедовали народу упразднение феодальных
повинностей и сеньориальных привилегий, отмену классовых разли-
чий и абсолютную свободу. Скоро они повели за собой целую нацию,
чье древнее славянское чувство равенства пробудилось, укрепленное
религиозной страстностью; итак, наконец, настал момент избавиться
от законов, несущих угнетение, привнесенных из страны-врага; сам
Бог призывал своих преданных речами священников к независимости;
* Docum., р. 639.
155
Глава IV. Предвестие войны
горе тем, кто отвергает предложенное Христом: свобода - в этом мире,
спасение - в том. Работный люд, крестьяне, рыцари с воодушевлением
принимали передовое учение*, и наряду с партией консерваторов быстро
сложилась новая партия. Утраквисты всегда считали, что отделились
от католицизма лишь на время и «постоянно питали ложную надежду,
что Церковь признает или, по меньшей мере, будет мириться с прав-
дой и снова откроет для них свои двери, не вынуждая их оставлять
свою веру»**; их главным религиозным авторитетом был богословский
факультет, столицей - Прага, приверженцами - шляхта и бюргерство,
за исключением немцев. Радикалы порвали с римской курией, не думая
о возврате: их единственным авторитетом было Писание; их центром
сперва был Усти188, а затем Табор189; их армией - сельский и городской
люд. Будучи непоколебимы сердцем, также как и мыслью, способ-
ными на любой смелый поступок и на любое самопожертвование, они
работали ради победы своих идей без жалости к своим противникам,
как и к себе самим. Они были уверены в истине и готовы защищать ее
всеми средствами. Они не терзались сомнениями по поводу законности,
у них не было мыслей о примирении или об отступлении. Утраквисты
медлили начинать открытую борьбу с законными властями: они дадут
Революции лишь мучеников, радикалы же взрастили легионы солдат
и спасли страну.
Первым следствием этих разделений было, между тем, ослабление
положения гуситов перед лицом католиков. Вацлав вскоре испугался
своей храбрости: Мартин V не скрывал своего намерения заставить чехов
подчиниться, даже ценой войны; замысел крестового похода, который в
какой-то момент был задуман собором, а затем отвергнут из-за колебаний
Римского короля, был возобновлен и серьезно обсуждался. Сигизмунд
оказывал еще некоторое сопротивление, но было видно, что он готов
уступить: он просил только укрепить его руку. «Вы знаете, - писал он
Вацлаву 4 декабря 1418 г.,- что собор хотел наложить на вас отлучение;
я отвел, посредством молитв и ходатайств, от вас удар, который должен
был вас поразить; но если ересь не будет вскоре побеждена, если власть
Церкви, на которую гнусно напали, не будет восстановлена, я, защищая
вас снова, могу оказаться в опасности быть из-за вас заподозренным в
предательстве христианской религии и лишенным всех титулов; вот
почему я решил более не выступать в вашу защиту и предоставить вас
* Ничего нет более далекого от моей мысли, чем видеть социальную войну там, где была
преимущественно религиозная война; но при этом политические идеи свободы, освобож-
дения, равенства скрыты за религиозными принципами, в которых они как бы находят
оправдание. Передовая партия, впрочем, всегда отличалась ригоризмом, часто избыточ-
ным. Первые шаги, которыми отметили ее существование, отличались крайним аске-
тизмом: в 1418 г. изготовители мешков обязались не играть в кости, кегли, карты, не
отрываться от работы, чтобы пойти выпить; кузнецы обещали скрупулезно соблюдать
воскресные и праздничные дни и т.д., и т.п.
** О cirkevni spravd strany pod oboji vdechach od roku 1415 az [do roku] 1622 (Tomek, dasopis
deskeho musea, 1848).
156
Сигизмунд и Вацлав
справедливой суровости законов»*. Это письмо показывает также, что
союз папы и Римского короля был полным: Мартин V восторжествовал
над последними угрызениями совести Сигизмунда, дав ему понять, что
руководство крестовым походом может быть доверено кому-нибудь дру-
гому, а не ему. Если победоносная армия войдет в Прагу, достанется ли
чешская корона неверному христианину, который отказался принять
крест? Римский король более не колебался и, прежде чем покинуть Кон-
станц, пообещал папе принять все необходимые меры для сокрушения
ереси. Он уехал в сопровождении папского легата, кардинала Джованни
Доминичи, которому Мартин V даровал самые обширные полномочия.
В Линце он принял посланцев Вацлава, которые привезли ему ответ
чешского короля на его последнее письмо**. Вацлав, поставленный в
достаточно затруднительное положение, защищался от всякого обви-
нения в снисхождении к еретикам: он готов всеми силами бороться с
ними, но их нет в королевстве, и он о них ничего не знает. Сигизмунд
возразил, что это довольно странная неосведомленность, в то время,
как вся Европа занимается лишь тем, чтобы привести чехов к истин-
ной вере. Затем он потребовал, чтобы брат отправил послов в Скалицу
в Венгрии190, сам назначил лиц, которые войдут в состав делегации,
и продиктовал предписания, которые они получат. Он проявлял тем
большую властность, что его поддерживали чешские паны-католики.
Самые могущественные из них ранее прибыли в Пассау, чтобы пообе-
щать ему поддержку, а некоторые даже поступили к нему на службу.
Испуганный Вацлав, полагая, что его окружают предатели, смирился
с необходимостью выйти из своей долгой бездеятельности, но ересь сде-
лала такие успехи, что отныне она была почти непобедима. Любое сопро-
тивление могло вызвать лишь еще больше ярости внутри движения.
Вацлав сначала отдал Яну из Есеницы строгое указание покинуть
Прагу, велел вернуть церкви католикам, а священнические усадьбы -
изгнанным священникам. Ему подчинились, по крайней мере, в Праге,
но брожение было очень сильным и казалось, что католики задались
целью еще больше возбудить страсти: они приступили с большой тор-
жественностью к новому освящению храмов и алтарей, отказывали в
отпущении грехов больным, которые не отказывались от чаши, изгоняли
с должностей верующих, заподозренных в склонности к новым идеям.
Все королевство было наводнено памфлетами, сатирами, и мы распола-
гаем достаточным их количеством, чтобы иметь представление об этой
боевой литературе***; почти все они были на латыни, только некоторые
на немецком или чешском, но много, без сомнения, погибло во время
реакции, которая последовала за битвой у Белой Горы; их религиоз-
ная правоверность не помогла им избежать судьбы, уготованной всем
* Docum., р. 682.
** Среди панов, которые находились вместе с Сигизмундом в Линце, был и Вацлав из Дубы,
который оставил партию Гуса.
*** Многие из этих памфлетов были опубликованы Гефлером или в: dasopis desk, museum.
157
Глава IV. Предвестие войны
чешским книгам. Некоторые из этих сатир достаточно длинны: одна,
написанная по-чешски, имеет около пяти сотен строк*; другая - на
латыни - около восьмисот**. Они ясно доказывают, что католики в то
время более не превосходили своих противников умом и знаниями,
как и вежливостью и терпимостью. Невозможно найти чтение более
скучное: все время одни и те же обвинения, эпитеты, те же неумелые
и многословные попытки навязать движению наиболее низменные
мотивы видеть в новаторах лишь обычных грабителей; ни одного слова,
которое привлечет внимание, ни одной строчки, которая останется в
душе***. Лишь только предпринимается попытка дискуссии, как она
тотчас прекращается из-за неопытности писателя или нерешительности
его мысли; он воображает себе, что приводит аргументы, без перерыва
бубня один и тот же упрек, мусоля ту же нелепую клевету. К несчастию,
большая часть утраквистских или таборитских сочинений исчезла, но
те, что уцелели от розысков иезуитов, обнаруживают совсем другую силу
мысли и стиля, разнообразную и основательную подготовку, искрен-
ность и высоту чувств, которые дают читателю отдохновение от пресных
католических обвинений****. Всякий, кто в Чехии отличался талантом
или умом, принимал сторону Реформы.
* Опубликована в: Nebesky, das. desk. mus. 1852.
** Anonymus carminis scriptor hoereticos reprehendit (Анонимный писатель песни порицает
еретиков - лат.), см.: Pal. Documenta, Р. 687-698.
*** Я не включаю в число памфлетов более обширные полемические произведения, которые, за
неимением вдохновения или остроумия, обладают, по меньшей мере, некоторой историче-
ской значимостью. Напр.: Диалог Андрея из Регенсбурга (Hof. I. р. 565-596); Tractatus de
origine Hussitarum (Трактат о происхождении гуситов - лат.) Ондржея из Немецкого Брода
(Hof. II, р. 327-354) и т.д.
**** Вот анализ одной из этих католических чешских сатир, опубликованной в cas. cesk.
Museum 1851: «Святой Вацлав, наш государь, //ты получил власть от Бога, //соизволь
сжалиться над нами, //прогони виклифитов. //Они делают много зла». Автор затем при-
зывает святую Людмилу, святого Прокопия, святого Войтеха, всех святых вообще и про-
сит у них изгнать гуситов и разрушить Вифлеемскую часовню, молит их освободить ко-
ролевство от этих еретиков, которые обходят Писание, когда оно им не подходит, и
которые хотят победить силой, когда не могут победить с помощью разума. Затем он гру-
бо насмехается над новаторами: «Они говорят, что они священники, //и носят длинную
бороду; //они опускают глаза к земле, //еще все они бледны, будучи полны беззакония».
Затем он нападает на Уиклифа, Гуса и перечисляет прегрешения, в которых их упрека-
ет. Они не почитают святых, не чтят образы, раздают причастие под обоими видами и
заставляют причащаться даже детей. Они унижают Евангелие, бесчестят Христа, пре-
давая Его суждению первого встречного. Они крестят в лужах и поют мессу по-чешски.
Почти все сатиры такие же незначительные, в них не заметно даже гнева. Это просто
бесцветное и неубедительное многословие. В другой сатире, написанной в форме письма
Венского университета пражским магистрам: «О омерзительное и пагубное бешенство,
вредоносная и гнусная проказа, если Бог не явится и не сокрушит их, они умножатся
как ярость змей, как яд пресмыкающихся гадюк. О, Христос, Создавший нас Своими
собственными руками, Пожелавший возродиться ради нас всех, сокруши этих еретиков,
этих схизматиков морали, не позволяй этим толстым бешенным псам лаять, не позволяй
этим огромным волкам растерзать сих агнцев». И весь памфлет написан в таком тоне.
Палацкий находит, что неизвестному сочинителю по имени Anonymus carminis scriptor
хватает и остроумия и познаний; он мне показался почти таким же интересным, как и
предшествующие авторы, только еще более многословным. Нам еще придется позаим-
ствовать из этих памфлетов несколько цитат, приведем не откладывая одну эпиграмму,
158
Беспорядки в Праге
Вероятно, даже самое крайнее благоразумие католических священ-
ников не помешало бы неизбежному разрыву, но он был ускорен их
высокомерием и бесчинствами их прихожан. Советы трех пражских
городов были в подавляющем большинстве благосклонны к новаторам;
у утраквистов было тринадцать голосов против пяти в Старом Месте и
еще более значительное соотношение в Новом Месте и Малой Стране.
Магистраты пожаловались королю на поведение восстановленных в
должности священников; Вацлав вызвал к себе на суд коншелов191 и
священников. Бургомистр Старого Места, Ян Рачек, кратко подытожил
жалобы жителей. Присутствовали только некоторые приходские свя-
щенники, они попросили, чтобы им дали время договориться с осталь-
ными их коллегами и перенесли дело на завтра. Высшие должностные
лица короны192, вообще очень расположенные к новым идеям и крайне
задетые поведением священников, которые не подчинились вызову
короля, сначала отклонили их просьбу; однако затем они дали себя убе-
дить и отпустили священников, задержав при этом пражских бюргеров, а
затем отправились к Вацлаву, чтобы получить приказания. После очень
краткого обсуждения они объявили магистратам, что король согласился
предоставить утраквистам храмы Богоматери Снежной и святого Бене-
дикта. Викариям и священникам, изгнанным католиками из своих
храмов, разрешалось служить мессу, где им заблагорассудится, даже в
частных домах. Король наложил строгий запрет на любые беспорядки
и мятежи, а решение всех прочих конфликтных вопросов перенес на
ближайший всеобщий сейм (25 февраля 1419 г.)*.
Этот компромисс никого не устроил, и беспорядки продолжались.
Утраквисты отказались возвратить католическим священникам при-
ходские школы; священники устроили новые в звонницах и подсобных
строениях при церквях. Таким образом, в некоторых приходах могли
оказаться две соперничающие школы; при выходе ученики обменива-
лись оскорблениями, затем дело доходило до драки, вскоре в сражение
вмешивался народ. Однажды на юношей из утраквистской школы при
храме св. Петра напали католики, те ударили в набат. Соседи бросились
на помощь тем, на кого напали, и при их появлении нападавшие броси-
лись бежать. За одним из беглецов на небольшом расстоянии следовал
один из его друзей; полагая, что ему угрожают и совсем растерявшись,
он обернулся, вонзил свой кинжал ему в горло и убил его. Толпа быстро
разрослась, ее ярость обратилась против священников, которых она
сочла виновными в этих драках. Одна женщина начала кидать камни
в дом священника, это послужило сигналом к нападению: приходской
священник, Микулаш, спасся с большим трудом; народ заменил его
наиболее духовную из всех: («Пошлый, черный, робкий и любящий выпить богемец, //
По праву назван богемцем, он как бы бык и мышь (игра слов: Bohemus из bos - бык и
mus - мышь - Прим, ред.): //Бык - из-за питья, а мышь - потому что копит ворован-
ное.» (Hof. I, р. 563).
* Tomek, III, р. 631.
159
Глава IV. Предвестие войны
утраквистом. Вацлав, чтобы припугнуть нарушителей общественного
порядка, приказал арестовать тринадцать человек, но коншелы Нового
Места хлопотали в их пользу и добились их освобождения*. Несколько
дней спустя новая драка окропила кровью церковь св. Михаила: свя-
щенник по имени Сигизмунд и мирянин-утраквист поссорились, и
священник убил мирянина**. 18 июня утраквисты, изгнанные из церкви
св. Николая, вернулись со значительным подкреплением и опустошили
церковь; один священник попытался защитить вход в сакристию (риз-
ницу), его схватили и немедленно казнили***.
Возбуждение распространилось на все королевство: в провинции
немедленным результатом декрета Вацлава, возвращавшего храмы
католическим священникам, было то, что гуситы решили там более не
появляться. Передовая партия, значительно более многочисленная в
сельской местности, чем в столице, рассматривала всякие отношения
с «магометанами» как настоящее безбожие. Впрочем, было необяза-
тельно собираться для поклонения Господу в освященных храмах.
Божественную службу совершали в частных домах, ригах, затем, если
позволяла погода - под открытым небом. Длинные обозы отправлялись в
путь, затем объединялись жители соседних приходов, чтобы послушать
слово Божие и причаститься. Они собирались в поле, в горах, где душа,
поднимаясь над всей земной суетой, воспаряла более свободно к своему
Создателю; преисполненные впечатлениями от библейских текстов, они
давали местам своих собраний наиболее известные названия из Ветхого
Завета - гора Хорив (чеш. Ореб), гора Фавор (чеш. Табор). Самый образ-
цовый порядок царил на этих пустынных собраниях; после проповеди
и причащения они все вместе приступали к братской трапезе, в память
об агапе193 первых христиан и равенства всех людей; перед тем, как
разойтись, они собирали необходимые деньги, чтобы возместить ущерб
тем собственникам, чьи поля они могли вытоптать.
Эти большие собрания были вскоре воспроизведены в Праге: гуситы
двигались длинными вереницами к двум церквям, которые были закре-
плены за ними. Однажды король Вацлав отправился вместе со своим
двором послушать мессу в храме св. Аполлинария, внезапно он был
окружен огромной толпой мужчин и женщин, которые умоляли его
даровать народу свободу причащаться под двумя видами. Мы не знаем,
какой ответ дал король на эту неожиданную просьбу, но он попытался
выместить свой гнев на Микулаше из Гуса, который был организатором
и вождем этой манифестации. Микулаш был арестован и, возможно, он
поплатился бы за свою дерзость жизнью, если бы не вмешательство кон-
шелов Нового Места. Вацлав ограничился тем, что изгнал его из Праги.
Это мера имела следствием только то, что привлекла внимание к рыцарю
Микулашу из Гуса, который стал с этих пор главным вдохновителем
* Хроника нотария Прокопа, Hof., I. 72.
**Id.,id.,p. 73.
*** Университетская хроника, Hof. I, р. 35.
160
Беспорядки в Праге
гуситов194, и замечательные политические и военные таланты которого
вскоре сделали из него настоящего вождя Революции195.
С этого момента Вацлав, испугавшись, резко поменял линию поведе-
ния и со свойственными ему переменчивостью и запальчивостью полно-
стью порвал с гуситами и решил опереться на горстку католиков, которые
еще оставались при дворе. Он начал с того, что назначил в совет Нового
Места людей, известных своей энергичностью и преданностью рим-
ской курии*. Нигде утраквисты не имели более сильных позиций: ведь
если удастся победить их на их собственной территории, то поддержка
немецкого бюргерства, устрашенного, но не побежденного, позволит
легко восстановить порядок в Праге. Новые коншелы принялись задело
без колебаний, они выгнали гуситов из школ и запретили религиозные
процессии. Пражане тогда присоединились к верующим из сельской
местности и приняли многолюдное участие в большом собрании, которое
происходило на горе Табор (22 июля 1419 г.)**, на некотором расстоянии
от города Бехине; там собралось более сорока тысяч человек.
Первые собрания были очень мирными; верующие клялись, что не
отрекутся от чаши, но вопрос о восстании никоим образом не подни-
мался. Они думали о мученичестве, а не о восстании. Но по мере того,
как возрастало число людей, они осознали свою силу и свыклись, мало-
помалу, с идеей защитить оружием свою находящуюся под угрозой
веру. Наиболее влиятельные вожди воспользовались этими таборами***,
чтобы договориться о совместных действиях, и Микулаш из Гуса, чей
авторитет был признан всеми, заставил мало-помалу понять, что уме-
реть без сопротивления было бы проявлением скорее геройства, чем
мастерства196. Шпионы, засланные на эти сходки коншелами Нового
Места, рассказывали даже, что составляется большой заговор и что
заговорщики хотят свергнуть Вацлава и заменить его на Микулаша из
Гуса. Возможно, что это было лишь преувеличением агентов, желающих
приумножить свою значимость; еще не существовало никакой партии,
направленной против короля, желали только заставить его изменить
политику и возможно даже исключить из своего совета католиков, на
место которых могли бы призвать Микулаша из Гуса и некоторых дру-
гих, известных своей преданностью утраквизму.
Но в определенные моменты вожди бывают более сами увлекаемы
событиями, чем руководят ими. Произошел взрыв, более сильный и
быстрый, чем ожидали и, возможно, даже чем желали. Среди наи-
более пламенных вождей гусизма выделялся монах-премонстрант197,
Ян из Желива (Зелау), который бежал из своего монастыря198 и искал
* Anonymus de origine Taborit. (Hof. I, p. 530).
** Именно там был позднее построен город Табор.
*** Табор, по-чешски, лагерь, место сходки. (Этимологическая связь чеш. слова «табор» в
указанном значении с топонимом Табор, образованным от названия библейской горы
Фавор, до сих пор не вполне ясна. Возможно независимое происхождение этих омонимов
из разных языков. - Прим. ред.).
161
Глава IV. Предвестие войны
убежища в Праге, где вскоре завоевал народную любовь199. Мы знаем
довольно мало, чтобы судить о нем, так как располагаем лишь обвине-
ниями, выдвинутыми его противниками. По меньшей мере, конечно,
ему хватало и храбрости, и красноречия; его религиозные убеждения
и его честолюбие не отступили перед насилием, он стал одним из тех,
кто наиболее способствовал тому, что первоначальные идеи аскетизма
и мученичества были заменены идеями сопротивления и войны.
30 июля Ян Желивский решительно выступил против коншелов
Нового Места, затем возглавил процессию, которая должна была пройти
по Праге: предполагалось, что магистраты, которые запретили собрания
народа, попытаются рассеять шествие силой; вот почему все те, кто при-
нял участие в ней, были вооружены мечами, кинжалами и палками.
Участники процессии выломали двери церкви св. Стефана, которые
приходской священник приказал закрыть200, и прибыла к Новоместской
ратуше. Ян Желивский потребовал от коншелов выпустить на свободу
нескольких утраквистов, арестованных в ходе последних религиозных
беспорядков. Коншелы отказались, забаррикадировали двери, и, как
рассказывали, через одно из окон чьей-то неосторожной рукой даже
был брошен камень, разбивший чашу, которую держал священник Ян.
Толпа, взбешенная этой провокацией, кинулась на приступ. Героем дня
стал рыцарь, которому было предназначено стать первым военачаль-
ником восстания, Ян Жижка из Троцнова. Мало-помалу появлялись,
таким образом, будущие руководители движения, которые изменили
его характер. Отныне его будут возглавлять не доктора, но политики
и военные вожди. Нападающие выбили двери ратуши и выкинули
из окна всех, кого схватили - первая дефенестрация201 Праги, менее
известная, чем дефенестрация 1618 г., но чьи последствия были не
менее важными. Те из участников штурма, которые остались стоять на
площади, подхватывали католиков на острия копий и мечей, а остав-
шихся в живых тут же добивали. Тогда погибли десять человек, в том
числе и бургомистр. Народ накинулся с такой яростью на трупы, что
позже оказалось затруднительным опознать жертвы. Все время, что
длилось сражение и резня, Ян ободрял нападавших: чаша, поднятая к
небу, казалась залогом спасения для тех, кто пал, защищая дело Божие,
или безжалостно поражал врагов истины. Как только стало известно о
мятеже, королевский подкоморий прибыл с тремя сотнями всадников,
но тотчас же повернул назад*, то ли потому что был испуган поведением
* О событиях этого дня (22 июля) см.: Хроника Вавржинца из Бржезовой. (Hof. I, р. 340),
Анонима, по происхождению таборита (Script, rer. Boh. Ill, p. 25), Хроника нотария
Прокопа (Hof. I, p. 74). Хроника пражского нотария Прокопа (Hof. I. р. 67-76) - это про-
изведение канцлера Старого Места, которого его католические симпатии заставили по-
кинуть Прагу в 1483 г. Таким образом, он в целом весьма враждебен к гуситам. Его
хроника заканчивается на 1419 г. По-видимому, она была началом более значительного
произведения, затем оставленного. Она не имеет очень большой ценности и по большей
части представляет собой компиляцию Энея Сильвия и Вавржинца из Бржезовой. Одна-
ко иногда автор, кажется, пользуется источниками, которые не дошли до нас.
162
Беспорядки в Праге
народа и счел неблагоразумным вступать в борьбу, то ли потому, что в
тайне симпатизировал гуситам.
Нападение на Новое Место и дефенестрация коншелов не были просто
мятежом, хотя и более ужасным, чем те, которые ему предшествовали
и его подготавливали, это был первый акт революции. Народ лишил
себя всякой возможности к отступлению. Вожди движения не дали ему
времени подумать или испугаться. Возможно, Ян опередил или превзо-
шел их намерения, но час отсрочек прошел; они решительно приняли
руководство восстанием. В ратуше была размещена постоянная охрана,
всех жителей Праги, под страхом изгнания из города или осуждения
на смерть, созвали на общее собрание, куда они должны были прийти
вооруженными. Командование было вручено четырем гетманам (капита-
нам). Король, который, по получении известия о мятеже, сильно разгне-
вался и поклялся, что накажет виновных, отступил. На стороне Праги
были жители соседних городов и крестьяне всего королевства. 2 ав-
густа Вацлав утвердил новых коншелов, выбранных в Новом Месте.
Выборы проходили под давлением передовой партии и обеспечили ей
солидное большинство. Бургомистром стал мясник Петр Кус, и этот
выбор выглядел как оскорбление, брошенное в лицо королю, испытывав-
шему сильную неприязнь к новому бургомистру. Простонародье господ-
ствовало в Праге с этого времени, вплоть до смерти Яна Желивского202.
Эти события ускорили смерть Вацлава: несколько дней спустя после
дефенестрации он был поражен апоплексическим ударом; сначала думали,
что он оправится, но второй удар свел его в могилу (16 августа 1419 г.)*.
* Эней Сильвий говорит, что Вацлав умер, призывая своего брата (гл. 37); прочие докумен-
ты молчат об этом, быть может, здесь лишь один из тех драматических эффектов, которые
столь дороги итальянскому писателю. История Богемии Энея Сильвия долгое время оста-
валась почти единственным источником, из которого черпали информацию последующие
писатели. Вот почему важно понимать, какого доверия заслуживают утверждения автора.
Эней Сильвио Сильвий родился в 1405 г. в маленьком городке Корсиньяно, который обя-
зан ему своим новым именем Пьенца. В восемнадцать лет его послали в университет Сие-
ны, где он оставался вплоть до Констанцского собора (Автор книги допускает описку:
речь, конечно же, идет о Базельско-ферраро-флорентийском соборе 1431-1445 гг. - Прим,
ред.). Как секретарь он сопровождал Доменико Капранику, епископа Фермо, но вскоре
оставил его и занимал ту же должность еще при нескольких прелатах. Он был гуманистом,
с живым и быстрым умом, прекрасным оратором; он писал стихи на итальянском и на ла-
тинском, значительно более тратя время на свои любимые дела или удовольствия, чем на
собор. Легкомысленный, готовый подчиниться самым разнородным влияниям, он отли-
чался беспорядочным поведением, и только ок. 1444 г., перепробовав все удовольствия,
начал вести более размеренную жизнь, став со временем более серьезным человеком.
«Клянусь Геркулесом, - писал он, - в этом обращении мало моей заслуги». Итак, он был
причислен к канцелярии императора Фридриха III, вошел в сношения с некоторыми чеха-
ми, и задумал написать историю их страны. Еще раньше он видел в Базеле гуситских по-
сланцев, и, несмотря на насмешки, которыми он их осыпал позднее, возможно, они произ-
вели на него некоторое впечатление. Некоторые корреспонденты обеспечили его
документами, особенно Ян Тоушек из Пацова, который некоторое время был канцлером
Старого Места в Праге. Его влияние при дворе Фридриха росло, и он более плотно вовле-
кался в переговоры, начатые с Чехией. Он даже предпринял туда поездку (1451 г.), доехал
до Табора, любопытное описание которого он нам оставил, но не стал въезжать в Прагу,
опустошенную чумой. Он знал Олдржиха из Рожмберка, который играл столь значитель-
163
Глава V. Сигизмунд хочет победить Чехию с помощью Чехии
Он сошел со сцены в тот час, когда война стала неизбежной; он умер
вовремя: будучи неспособен принять сторону своего народа против
Церкви, или Церкви против своего народа, он мог быть лишь беспо-
лезным и печальным наблюдателем в противостоянии, ставшим столь
вероятным вследствие его бездействия. Народ сохранил к нему чувство
почтительного и печального расположения, он был признателен Вацлаву
за его благожелательность, за его любовь к справедливости, и, забыв о
его последних днях, помнил только, что, несмотря на свою нерешитель-
ность и слабость, он защищал чехов от иностранцев.
Вацлав не оставил детей. Поэтому корона перешла к Сигизмунду.
Удастся ли тому добиться признания у нации, которую он уже смер-
тельно оскорбил? Преуспеет ли он в том, чтобы заставить принять себя,
или будет навязан? Принесет ли он мир или войну? Реформу или покор-
ность Церкви? Свободу или рабство?
ГЛАВА V.
Сигизмунд хочет победить Чехию с помощью Чехии
Партия войны и партия переговоров - Табор - Военная организа-
ция таборитов - Брно и Бреслау - Первый крестовый поход: осада
Праги и сражение за Вышеград - Гуситы - хозяева Чехии.
В тот момент, когда умер Вацлав, революция была хозяйкой в ко-
ролевстве, но ее победа еще была плохо укоренена и ее можно было
ную роль в гуситских войнах, и который передал ему различные официальные докумен-
ты. Он написал после этого несколько трактатов, которые, казалось, были подготовкой к
его большому труду: рассуждение о происхождении чехов (ныне утеряно); краткую био-
графию Сигизмунда (опубликована в: Palacky, Litterarische Reise nach Italien, Prague,
1838, p. 109-114); наконец, он закончил свою историю летом 1458 г. Он был сразу вслед за
этим избран папой (19 августа 1458 г. - Прим, ред.) и умер в 1464 г. Эней, неоднократно
жаловавшийся на варварство чешских писателей, хотел дополнить критику положитель-
ным образцом и создать прежде всего литературное произведение. Эта задача гуманиста
является главной причиной очень серьезных ошибок, которыми наполнен его труд. К это-
му труду следует обращаться только с крайней осторожностью. Впрочем, начиная с 1421 г.
в его книге почти отсутствуют сведения, достойные доверие, которые не были бы приведе-
ны также и другими хронистами. Эней Сильвий, вследствие популярности его сочинений,
конечно, главный виновник ошибок и легенд, которые были в ходу вплоть до начала XIX в.;
например, кожа Жижки, превратившаяся в барабан (гл. 46), речь Жижки (гл. 44), от на-
чала до конца выдуманная автором, и т.д. История Богемии Сильвия часто перепечатыва-
лась, но почти все издания воспроизводят римское editio princeps (первое издание) 1475 г.
или издание, известное под именем нюрнбергского, хотя оно не имеет обозначения места
издания и даты. Первое является наилучшим. Труд Сильвия был почему-то помещен рим-
ской курией в Индекс запрещенных книг. Прочие разнообразные труды Сильвия, хотя и не
касаются прямо Чехии, дают, однако, некоторые интересные сведения о лицах, участво-
вавших в гуситских войнах; в первую очередь, Комментарии о Базельском соборе. С. Voigt:
Eneas Silvio de Piccolomini, Berlin, 1856-1863, 3 vol.; Voigt, die Briefe Aenea Sylvius Pic-
colomini в: Archiv fiir Kunde oster. Gesch[ichts]quellen, XVI, Vienne, 1856; Palacky W"
urdigung der al ten bohm. Geschichtschreiber, 1829.
164
Партия войны и партия переговоров
поставить под вопрос, если бы удалось объединить все оппозиционные
элементы, скорее разрозненные, чем уничтоженные, воспользоваться
первыми признаками разногласий, которые уже проявились в рефор-
маторской партии и, вероятно, становились бы день ото дня серьез-
нее, запугать робких, перетянуть на свою сторону нерешительных.
Сигизмунд действовал в высшей степени неуклюже: метался между
противоположными решениями, сначала ослаблял католиков несвоев-
ременными переговорами, а уже на следующий день отвращал наиболее
умеренных бесполезными угрозами. Неспособный осознавать ситуацию
и приводить замыслы в исполнение, он думал заменить энергичность
жестокостью, и его беспокойная активность оказалась пагубнее без-
действия Вацлава. С этого времени он стал очень непопулярен; тщетно
заявлял он о своей особой привязанности к Чешскому королевству,
своей милой родине*, тщетно выставлял напоказ то усердие, с которым
старался воспрепятствовать собору и папе принять слишком суровые
меры против своего брата; все знали, чего стоят эти заявления. Разве не
был он главным виновником смерти Гуса и Иеронима и нанесенного в их
лице оскорбления всей нации? Разве не он кричал на всех углах о том,
что не будет колебаться при выборе между приказами римской курии и
интересами своего народа? Разве не он во время своей последней поездки
в Германию вез папского легата, у которого не было другой задачи,
кроме как поднять соседний народ против чехов? Разве не он говорил,
что ожидает с нетерпением момента, чтобы утопить всех виклифитов и
гуситов?** Но даже если недоверие к нему и могло предвещать какое-то
сопротивление, Сигизмунда, возможно, могли бы признать королем,
если бы он отправился в Чехию тотчас же. Но прошло около года, пре-
жде чем он прибыл за своей чешской короной. Однако упреки ему за
это промедление были не совсем справедливы, обстоятельства, вынудив
отложить чешские дела, оказались сильнее его желаний. После того,
как он более шести лет назад покинул Венгрию, интересы империи
требовали его присутствия. Магнаты, уже весьма раздраженные долгим
отсутствием короля и тем, что интересы их родины были принесены в
жертву интересам христианства и Германии, не одобрили бы, если бы
войско, собранное против турок, было использовано против еретиков.
На совете они высказались очень бурно по этому поводу***, и Сигизмунд
не захотел рисковать потерей венгерской короны ради сомнительного
завоевания Чехии. Впрочем, смириться ему было совсем не трудно: он
еще не понимал всего значения и силы гуситского движения, к тому
же самые богатые паны уже прибыли, чтобы принести ему клятву вер-
ности203. София, вдова Вацлава, которую Сигизмунд в какой-то момент
* Pal., Docum., р. 660.
** Pal., Docum., р. 684.
*** Эней Сильвий. Жизнь Сигизмунда (Pal. Ital. Reise, р. 111). Чешские и итальянские со-
ветники высказались за немедленное вторжение в Чехию. Немцы и венгры объявили,
что прежде всего надо помочь Венгрии.
165
Глава V. Сигизмунд хочет победить Чехию с помощью Чехии
опасался увидеть во главе восставших, поспешила изъявить покорность
и молила его повелевать. Он внушил себе, что партия сопротивления,
оставленная обычными предводителями восстаний204, якобы не имеет
ни желания, ни средств поддерживать борьбу. Необходимо было позво-
лить улечься первому возбуждению, выиграть время: ряд расплывчатых
обещаний успокоят толпу, а затем будет достаточно выставить против
гуситов войско, одержавшее победу над турками, чтобы склонить их
к подчинению. Таким образом, можно было избежать необходимости
обратиться за помощью к иноземным войскам, а главное - не принимать
предложение польского короля*, чья неожиданная преданность католи-
ческой вере возбуждала вполне естественное недоверие.
Сигизмунд назначил королеву Софию регентшей и дал ей в помощь
совет, состоящий из панов, во главе с Ченеком из Вартенберка; вся
реальная власть была сосредоточена в его руках; роль, которую он играл
в конце правления Вацлава, известная преданность утраквизму спо-
собствовали его большому влиянию в народе, и знать, удовлетворенная
политикой нового короля и гордая доверием, которое он ей оказал, без
труда поддержала назначенное правительство. Прежняя гуситская лига
была теперь законной хозяйкой положения и обладательницей власти.
Ченек попытался, не нападая на утраквистов, восстановить порядок в
королевстве. К концу правления Вацлава беспорядки имели место не
в одной только Праге, а мятежи, возмущавшие тогда страну, продол-
жились и после его смерти**. Даже в столице храмы были разграблены,
монастыри разрушены, среди прочих - один из наиболее богатых,
картузианский монастырь в Смихове***. Монахи, застигнутые посреди
ночи, были притащены иступленной толпой в ратушу, и коншелы,
* Dlugoss. Hist. Polon. Мы часто будем цитировать этого краковского каноника (|1480 г.),
который приводит весьма интересные подробности касательно отношений Чехии и
Польши, но их следует принимать только после тщательного исследования. (Ян Длу-
гош (1415-1480) был не только краковским каноником, но и видным польским поли-
тиком и дипломатом своей эпохи, писателем и историком, многолетним секретарем и
доверенным лицом влиятельного краковского епископа (с 1423 г.) и кардинала Збигнева
Олесьницкого (ум. 1455), ярого врага гуситов, фактически возглавлявшего правитель-
ство Польши при часто отсутствовавших в стране королях-Ягеллонах и в период меж-
дуцарствий. Длугош сопровождал своего юного воспитанника королевича Владислава,
сына Казимира IV Ягеллончика, в Прагу в 1471 г., когда тот был избран королем Че-
хии, и даже получил предложение занять кафедру пражского архиепископа, которое,
однако, отклонил. Наибольшую известность он получил как автор знаменитой Хроники,
или Анналов, Польского королевства, известной также под именем «Истории Польши»
(Historia Polonica), составленной им на латинском языке на основе богатых докумен-
тальных материалов, к которым он имел широкий доступ, а также более ранних поль-
ских, немецких, чешских и венгерских хроник и русских летописей, в т.ч. не сохранив-
шихся до нашего времени или частично утраченных. «История» Длугоша доведена до
начала 1480 г. Широкая эрудиция и использование уникальных источников придают
ТРУДУ Длугоша исключительную ценность для истории Польши и ее соседей, но в то же
время его сугубая пристрастность и склонность к домыслам и преувеличениям заставля-
ют проявлять к сообщаемым им сведениям крайнюю осторожность. - Прим. ред.).
** В этих беспорядках преобладала большая строгость нравов и мыслей; первой заботой
народа было разрушить повсюду дома терпимости.
*** Ср. Герман Корнер (Eccard, II, col. 1234).
166
Партия войны и партия переговоров
чтобы избежать самых ужасных бедствий, заключили их в тюрьму*.
В Пльзене, Краловом Градце, Жатеце, Лоунах, Клатовах подобные
же сцены наводили ужас на католиков. Образование панского совета
немного успокоило возбуждение, и правительство обрело некий авто-
ритет. Однако личные гарантии казались наиболее прозорливым недо-
статочными, и они искали способа добиться от короля уступок, если не
более обширных, то, по меньшей мере, таких, которые было бы труднее
взять назад. Гуситы обладали большинством в сейме, который собрался
в сентябре 1419 г., и их требования ясно отражали истинное настроение
умов. Естественно, преобладающим был по-прежнему религиозный
вопрос: повсюду будут свободно проповедовать слово Божие, прича-
стие под обоими видами будет разрешено во всех церквях; между тем,
сословия205 все еще проявляли терпимость, от которой гуситы слишком
часто отказывались: каждый будет свободен подчиняться своей совести,
принимать или отвергать католические обычаи; в одной и той же церкви
католики будут получать причастие под одним видом, а каликстинцы -
под обоими; ни один священник не будет назначен на мирскую долж-
ность; самые суровые меры будут приняты против симонии, понимаемой
в самом широком смысле слова. Защищая религиозную свободу, сейм
также хотел защитить честь Чехии. Пусть король напишет папе, про-
тестуя против обвинений в ереси, и тот запретит нападать на память
Гуса и Иеронима Пражского. Но патриотизм сословий не довольство-
вался этими несколько платоническими мерами: иностранцы не будут
допущены к общественным должностям; даже в городах магистраты
будут избираться из чехов, если, по крайней мере, будет возможность
выбора; судебные решения будут выноситься на чешском языке, никого
не будут судить в иноземном суде или вызывать на суд за пределы
королевства. Возбуждение национальных чувств находилось, таким
образом, в тесной связи с ростом религиозного брожения; мы видим в
манифестах и решениях сеймов этот рост патриотизма, становившегося
все более горячим по мере роста или приближения опасности. Несмотря
на политические, религиозные или социальные расхождения, среди
противоречивых желаний и самых противоположных устремлений
оставался один интерес, которому уступали дорогу все прочие - защита
нации, одно дело, возбуждавшее всеобщую самоотверженность - неза-
висимость и честь родины. С этой точки зрения чехи тогда, безусловно,
опередили большинство европейских народов и особенно своих врагов -
немцев. Эти последние выказывали к чехам гораздо меньшую ненависть,
чем та, объектом которой они были сами; но при этом им всегда было
* Письмо одного из картезианцев дает наиболее полные и любопытные подробности раз-
рушения монастыря (Urkundliche Beitrage zur Gech. des Hussitenkrieges in den Jahren
1419-1436. Prague 1872-1873, p. 3-11). Этот сборник, который продолжает Documenta
и который был опубликован со всей добросовестностью и эрудицией, свойственной Па-
лацкому, является отныне необходимым руководством для всякого, кто занимается
историей гуситов.
167
Глава V. Сигизмунд хочет победить Чехию с помощью Чехии
присуще стремление к господству, желание грабежа, захватнический
инстинкт; они выказывали смешение злобы и неудовлетворенной алч-
ности отдельных личностей, но не целого народа, готового сражаться и
умирать за родину.
Наряду с этими общими требованиями, по которым все сословия
были согласны, сейм 1419 г. предъявил королю пожелания, в которых
особенно различимы частные интересы. Дворяне жаловались на чрезмер-
ное расширение права на выморочное имущество: пусть казна, которую
оставил король Вацлав, будет употреблена только в общих интересах
королевства. Насколько можно предположить, паны особенно боялись,
как бы Сигизмунд не поделил эти богатства между своими венгерскими,
немецкими, итальянскими фаворитами, забыв пригласить к дележу
чехов. Города, чье положение было менее прочно, чем у шляхты, тре-
бовали полной амнистии, подтверждения свобод и привилегий страны,
суровых законов против ростовщиков и евреев, которые отбирали у
крестьян то, что у них оставалось от налогов и поборов сеньоров*.
Сигизмунд ответил в весьма общих выражениях: он желает править
как его отец Карл**. Это выражение ему нравилось: уже несколько раз он
пообещал уважать «установления, которые завел его отец, его дед и его
предки »***. Подобная формула ни к чему его не обязывала, а ее расплыв-
чатость успокаивала его совесть. Возможно, в этих словах и присутство-
вала, как скрытый смысл, некая угроза еретикам, которых преследовал
его отец, упрек в том, что был разрушен союз с Церковью, который делал
Чехию счастливой и могущественной. Но паны не были удовлетворены
этими невразумительными ответами. София отправляла послание за
посланием: она поддерживает порядок с большим трудом; ее правительст-
во не имеет никакой опоры, взрыв неминуем. Сигизмунд решился напи-
сать пражской коммуне206 ****. Письмо было опять достаточно расплывча-
тое; он советовал жителям подчиниться регентше, остерегаться новых
бесчинств, уважать церкви и монастыри, позволить вернуться монахам и
бюргерам, которые покинули город. Взамен он только пообещал изучить
по своем прибытии в Чехию, вместе с прелатами, магистрами, священ-
никами и панами, вопрос о причастии под обоими видами. Он очень
надеялся иметь к тому времени в своем распоряжении неоспоримые
доводы, втайне готовил войско и просил имперские города отправить
в Бреслау207 отряды с пушками для предстоящей летней кампании*****.
Сигизмунд в своих выкладках принимал в расчет только две чешские
партии: католиков и гуситов, возглавляемых Ченеком, которые и состав-
ляли то, что можно назвать официальным гусизмом. Католики в это время
* Эти требования сейма сентября 1419 г. были опубликованы в: Archiv Cesky, III,
р. 206-207.
** n. Sylv., гл. 39.
*** Docum., p. 615.
**** ArchiV девку, III, p. 209, конец октября 1419 г.
*****24 сентября 1419 г. Письмо Сигизмунда магистратам Нюрнберга.
168
Партия войны и партия переговоров
оставались хозяевами лишь в нескольких немецких городах или округах;
относительно большое число панов хранили верность римской Церкви, но
рвение и преданность этих дворян оставляли место для всякого подозрения;
их поведение в значительной степени определялось эгоистическими сообра-
жениями, нежели твердыми религиозными убеждениями, они предостав-
ляли Сигизмунду ненадежную и нерешительную поддержку, которую про-
давали весьма дорого. Впрочем, те из панов (бывшие в значительно большем
числе)208, которые с самого начала объявили себя сторонниками Реформы и
которые с первого дня встали во главе новаторов, не более своих противников
были выше личных расчетов: часть из них, без сомнения, сохраняли неколе-
бимую преданность своей новой партии, но большинство пыталось, прежде
всего, извлекать выгоду из обстоятельств. В этом отношении они находили
прекрасное взаимопонимание с католическими панами, и их последующее
поведение как нельзя лучше показывает справедливость упреков современ-
ных писателей. «Паны, - говорит хронист, - договорились поощрять разде-
ления; это может, - говорили паны, - лишь пойти нам на пользу. Если король
действительно примет новое учение и, как одно из важнейших положений,
упразднит церковные имущества, то все имущество клира, конечно, перей-
дет к нам; если он это отвергнет, то будет война, потребуются наши услуги,
мы получим большое вознаграждение, все земли, прилегающие к нашим
замкам, будут в нашем владении, паны и рыцари обогатятся на славу»*.
Эти паны, удивительно расчетливые**, никоим образом не имели наме-
рения быть постоянно в оппозиции к королевской власти: став хозяевами
* Ондржей из Брода, Tractatus de origine Hussitarum (Hof. II, p. 347). Только после долгих
колебаний, я счел необходимым набросать этот скорее верный, чем лестный портрет
чешской знати. И я полностью разошелся, не без некоторого волнения, с Палацким по
столь деликатному вопросу. Существует весьма благоприятное мнение о чешских панах
этой эпохи, но, к несчастью, факты, как мне кажется, никоим образом его не подтверж-
дают. Одно неоспоримо: в конце войны почти все имущество клира и королевской коро-
ны перешло в руки панов - воистину, досадное совпадение для людей столь бескорыст-
ных. «Во все эпохи, - говорит Палацкий (Das Hussitent. und Prof., Hof. p. 138), - во все
исторические моменты и во всех обществах происходят преступления и несправедливо-
сти; наше время само по себе не более избавлено от подобного рода насилия, но чтобы, при
наличии регулярного правительства, целый класс внутри нации отдался безнаказанному
грабежу и воровству, это предположение, которое может быть принято только человеком,
допускающим, не колеблясь, что его противники способны на все». Мне кажется, что ав-
тор здесь немного играет словами: не было ни грабежа, ни кражи, было завладение, захват
имущества, которым незаконно (с точки зрения гуситов и их религиозной доктрины. -
Прим, ред.) владел клир. Я со своей стороны расположен верить, что шляхта была вну-
тренне убеждена в своем праве и даже думала, что угождает Богу, но также позволено
предположить, что они испытывали некоторую радость от того, что так хорошо исполняли
свой долг. В любом случае, остается факт, и он несколько раз повторяется в истории. Не
желая приводить здесь события из истории Франции, я ограничусь напоминанием о не-
мецкой Реформации. Также невозможно принять утверждение, что во время гуситских
войн в Чехии существовало регулярное правительство.
** «Большое влияние священников и большое число монастырей, основанных Карлом и его
отцом Иоанном, были для них как колючка в глазу, и они считали, что если бы Гус пре-
успел в своих начинаниях, они бы владели всем этим» (Meisterlin, Chroniken der deuts-
chen Stadte III, S. 176). He следует, впрочем, забывать, что Майстерлин чрезвычайно су-
ров и несправедлив к гуситам.
169
Глава V. Сигизмунд хочет победить Чехию с помощью Чехии
имуществ, на которые они зарились, они охотно бы согласились на мир,
удовлетворенные некоторыми частичными уступками и ограниченной
религиозной свободой, которая, как они полагали, прекрасно совмещается
с искренним подчинением Церкви. Сигизмунд не упускал из вида это их
внутреннее расположение и надеялся извлечь из него выгоду. Прочими
членами умеренной утраквистской партии были зажиточные бюргеры,
магистры Пражского университета, которые еще меньше, чем паны,
желали разрыва: одни полагали его бесполезным и опасным, другие отвер-
гали его как преступный и разрушительный, они постоянно заявляли о
своей преданности Церкви и своем желании примирения. Это были люди,
готовые на сделку, весьма щепетильные, весьма нерешительные. Король
надеялся их отвлечь, убаюкать расплывчатыми обещаниями, вплоть до
того дня, когда будет слишком поздно сопротивляться, и тогда он станет
хозяином положения; вероятно он этого достиг бы, но помимо этих умерен-
ных была и другая партия, о которой он не знал и которая росла с каждым
днем. Эта партия хотела слишком обширных реформ, чтобы ожидать их от
короля или папы; работный люд, крестьяне, рыцари, проповедники, все
те, кто присоединялся к ним, не обладали ни такой же щепетильностью,
ни такой же нерешительностью, как чистые утраквисты; в своей предан-
ности, более горячей и искренней, они были смелее и прозорливее. Во главе
их стояли вожди, которые с первого дня были убеждены, что любое сбли-
жение между революцией и властью есть нелепость, любые переговоры -
надувательство. Они предоставляли другим выторговывать условия; они
организовывали и готовили войну. Планы Сигизмунда потерпели неудачу
перед лицом их неожиданного сопротивления.
В то время как паны и депутаты от городов совещались в Праге,
подавая свои ходатайства, радикалы продолжали собирать своих при-
верженцев на больших религиозных собраниях. Кажется, что движением
управлял некий постоянный и тайный комитет; впрочем, он выставлял
напоказ самые миролюбивые намерения, приглашал верующих к покор-
ности и смирению: собрания не имели другой цели, кроме как слушать
слово Божие и причащаться под двумя видами*. Но очевидно, что после
этих паломничеств души становились более горячими и сердца - более
мужественными. На собраниях численностью от сорока до пятидесяти
тысяч человек даже у самых робких возникали мысли о сопротивлении
и восстании; власть предержащие это хорошо понимали. София и Ченек
прилагали все усилия, чтобы положить конец этим таборам, но без успеха.
Казалось, нечто вроде лихорадки овладело крестьянами. Образованные
люди того времени не знали, как объяснить этот феномен, и приписывали
его некоему положению звезд**. Если некоторые оптимисты еще питали
иллюзии по поводу ближайших последствий этих паломничеств, сам ход
событий должен был их развеять. Священники, которые проповедовали
* Archivdesky, III, 205-206.
** Вавржинец из Бржезовой (Hof, I. 390).
170
Табор
на этих таборах - Ян Желивский, приходской священник из Пльзеня
Вацлав Коранда, священник из Кралова Градца Амброж (Амвросий),
Ян Немец из Жатца, Маркольд, Чапек и их друзья были скорее вооду-
шевлены, чем умеренны, красноречивы, чем благоразумны. 20 сентября
люди, выслушав воинственную речь Коранды, решили проводить домой
верующих из Праги, которые пришли помолиться с ними. Когда они
вошли в город, уже наступила ночь; их сопровождали крики радости,
звон колоколов, улицы были освещены. Городские магистраты и немцы
были весьма обеспокоены; они боялись, как бы эта толпа, возбужденная
походом, постом, проповедями и криками, не сочла, что настал момент
захватить город или может быть даже воплотить зловещие пророчества,
которые начали распространяться и предвещали разрушение Праги,
нового Вавилона. Зло было не столь велико, как того боялись: лишь
некоторые монастыри были разграблены, хотя крестьяне с необычным
рвением крушили изображения и статуи святых. Их фанатизм вскоре
утомил даже их единомышленников, и коншелы избавились от этих неу-
добных гостей, добившись от королевы209 заключения союза с прелатами,
панами и городами Чехии ради защиты свободы слова Божиего и чести
королевства*. Вожди передовой партии достигли цели, которую они перед
собой ставили, они привели народ к той степени воодушевления, которую
желали, и тот отныне следовал повсюду, куда им угодно было его вести.
Но недостаточно было простой уверенности в его преданности, необходимо
было, чтобы эта преданность могла привести к успеху; необходимо было
превратить разгоряченную, но недисциплинированную толпу в сильную
армию. Микулаш из Гуса и Жижка в этом преуспели.
Уже в последние годы правления Вацлава Микулаш из Гуса и
Жижка, участвуя в наиболее важных событиях, приняли решительное
участие в первых битвах гуситов. Их влияние с этих пор лишь росло;
мало-помалу к ним перешло руководство, и сила обстоятельств в конце
концов превратила двух бедных рыцарей поистине в вершителей судеб
Чехии. Трудно понять характер этих двух человек через напластования
клеветы, которой их наградили враги, а также в отсутствие достаточ-
ного числа документов, но их имя так же неотделимо от религиозной
революции XVI в., как и имена Гуса и Иеронима Пражского. Последние
основали новую веру, первые защитили ее от врагов; их политическое
и военное мастерство способствовало тому, что она просуществовала
достаточно долго, подобно тому, как познания Гуса и Иеронима дали
толчок к ее возникновению.
Микулаш и Жижка были выходцами из мелкого дворянства210, и их
жизнь протекла бы, вероятно, незамеченной и безвестной, если бы не
непредвиденные бедствия, которые выдвинули их сразу же в первые ряды.
Они уже были в достаточно зрелом возрасте, когда начал развиваться
гусизм. О предыдущей жизни Микулаша мы не знаем совершенно ничего.
* Urkund.Beitr., р. 2.
171
Глава V. Сигизмунд хочет победить Чехию с помощью Чехии
МиколашАлеш. Ян Жижка. На основе илл.
к чешскому переводу «Чешской хроники» Э. С. Пикколомини 1510 г.
Жижка родился в Троцнове в округе Будеевиц211 около 1354 г.212* Он
был очень беден и отправился искать удачу за границу: сражался в
рядах поляков против Тевтонского ордена213 и, возможно, там научился
некоторым военным обычаям и правилам стратегии, которыми он столь
искусно пользовался в более позднее время214. Там же он проникся и тем
чувством братства между славянскими народами, которое оставалось во
все время его жизни таким живым и которое было одним из движущих
принципов его политического поведения. В этих кампаниях против
тевтонских рыцарей возросла его ненависть к Германии, которую он
впитал с молоком матери. Округ Будеевиц был одним из тех, где борьба
против германского нашествия215 была наиболее сильной, а рыцари,
* В одном документе 1378 г. Жижка выступает как свидетель, и титулуется как Discretus
vir (разумный муж (лат.). - Прим. ред.). «Это доказывает, - говорит Миллауер в своей
интересной монографии, - что Жижке было тогда, по меньшей мере, двадцать четыре
года, и он, таким образом, родился самое позднее в 1354 г., в 1419 г. ему было шестьдесят
пять лет, и семьдесят в момент смерти (Diplomatische-historische Auf satze iiber ziika von
Trocnov, 1824). Как можно видеть, это лишь предположения, достаточно вероятные, но ни-
коим образом не бесспорные. Что касается меня, я бы предположил, что Жижка был моло-
же. В документе термин discretus vir относится не лично к нему, но к свидетелям в целом.
172
Табор
естественно, вставали во главе национального противодействия ино-
земному бюргерству216. Микулаш, назначенный управителем замка
Гус, стоявшем на некотором расстоянии от Прахатиц, также очутился в
среде, где борьба рас продолжалась без передышки в течение столетий217.
Интересно отметить решающую роль, которую сыграло в восстании
население приграничья: оно дало ему наиболее мужественных пропо-
ведников и самых замечательных вождей. Жижка, который ненавидел
немцев, не очень любил и бюргерство; к тому же долгое время сильное
соперничество разделяло шляхту и города. Рыцарь из Троцнова посто-
янно был в раздоре со своими соседями из Будеевиц. Его опытность в
военном деле завоевала ему уже некоторый авторитет среди дворян его
провинции, и он, без сомнения, стоял во главе небольшой феодальной
лиги, когда напал на город218. Не раз бюргеры могли бы наказать его за
неразумие, если бы за ним не стояла благосклонность короля*. Вацлав
любил окружать себя рыцарями, простыми людьми, - говорили могуще-
ственные и богатые паны. Микулаш из Гуса и Жижка обладали голосом
в совете, и они были там услышаны. Они оказались в числе первых, кто
высказался в пользу Гуса и Реформы, и если не смогли победить без-
деятельность короля и не побудили его принять открыто новое учение,
они, по крайней мере, воспрепятствовали всякому противодействию и
поддерживали Вацлава в его позиции благожелательного нейтралитета,
благодаря чему ересь делала быстрые успехи. Когда король, обеспоко-
енный угрозами Сигизмунда, порвал с утраквистами, те не перестали
поддерживать новаторов и не отступили перед ним, как до этого не
отступили перед Церковью. Микулаш командовал толпой, которая
однажды внезапно окружила испугавшегося Вацлава и вырвала у него
обещание свободы причастия под обоими видами. В другой раз, когда
Вацлав повелел пражанам сдать свое оружие, Жижка привел к нему
вооруженных горожан: «Вот мы с нашим оружием, - сказал он ему, - где
твои враги, давай мы с ними сразимся». С этого дня Микулаш и Жижка
были отлучены от двора, но народ не забыл их храбрость, а эта опала сде-
лала их вожаками. Жижка руководил штурмом ратуши. Микулаш был
вдохновителем и предводителем многолюдных религиозных собраний.
Жижка и Микулаш, чьи судьбы были так тесно связаны при жизни,
после своей смерти обрели совсем различную участь. Микулаш был почти
полностью забыт, и только несколько безвестных авторов сохранили его
имя; еще и в наши дни, после того как современная критика оживила
эту историю, так часто рассказываемую и все-таки неизвестную; он
ничем не привлекал внимание, и любопытство читателей, возбужден-
ное какими-то моментами, вскоре отвращалось от этого неизвестного
героя. Напротив, Жижка стал легендой, которая хотя и исказила его
* Король писал городским властям Будеевиц и обязал их примириться с Жижкой (25 ап-
реля 1409 г.). В другом письме того же года (27 июля), король возвещает коншелам, что
он прощает Жижке бесчинства, в которых тот оказался виновным, и повторяет им при-
каз примириться с ним.
173
Глава V. Сигизмунд хочет победить Чехию с помощью Чехии
поступки, изменила его характер, однако наделила его ужасным и
сверхъестественным величием. Тщетно католики преувеличивали его
насилие и его жестокости, от этого он не переставал быть чем-то вроде
народного полубога, ужасным и благодетельным чудовищем, перед
которым трепещут, но не ненавидят. Чтобы объяснить такое различие,
недостаточно сказать, что Микулаш из Гуса умер слишком рано, еще до
того, как запечатлел неизгладимыми буквами свое имя в сердце народа;
Жижка создал себе неувядаемую популярность тем, что он был сам поис-
тине народом. Он был среднего роста, коренастый; его сильные плечи,
широкая грудь, толстые губы, очень развитая голова невольно вызывали
в памяти ту неудержимость народных масс, благодаря которой, иног-
да, имея недостаток самообладания, не опрокидывают встреченное пре-
пятствие, но уничтожают его. Его коротко стриженные волосы, его чер-
ные и длинные усы на польский манер напоминали облик кондотьера219;
он был одноглазым, и это, не уродуя его, придавало лицу некоторую
странность*. Толпа узнавала себя в нем, он обладал ее величием и ее
недостатками, он разделял ее воодушевление и ее ненависть; казалось, в
нем воплотились все чувства, все мысли, которые бродили в ней неосоз-
нанно. Как и толпа, Жижка был целен в своей любви, готовой на любые
жертвы и на любое упоение, к вере и к родине. Палацкий сказал: «Это
был фанатик»- и действительно, в нем было нечто от фанатика: несо-
крушимая убежденность, непреклонная и безжалостная логика, само-
отвержение и нетерпимость. Только скептик благожелателен ко всем
мнениям, податлив на всякие уступки. Позвольте свободно двигаться
человеку, который полагает, что несет в себе безусловную истину, он
идет не останавливаясь, покрывая свой путь жертвенными убийствами
и почти непроизвольной резней; он жесток без злобы; глаза подняты к
небу, он не замечает, что шагает в крови. О нем ходило немало легенд,
говорили, что какой-то монах обольстил сестру Жижки, и что он хотел
отомстить за ее бесчестие всем священникам и католикам. Эта история
не основана ни на каком действительно бывшем факте: люди, подобные
Жижке, не мстят, они уничтожают врагов того дела, поборниками кото-
рого они являются. Эней Сильвий рассказывает, что Сигизмунд пытался
привлечь на свою сторону рыцаря из Троцнова и предлагал ему управле-
ние Чехией, пост главнокомандующего армией, деньги**; дело в том, что
он его не знал. Жижка не жаждал ни почестей, ни денег; несколько лет
он был истинным главой королевства, и ему даже в голову не приходило
назначить своего брата на какую-нибудь блестящую должность: Ярос-
лав из Троцнова всю свою жизнь оставался мелким дворянином, без-
* Многие историки повторяли, доверившись Энею Сильвию, что Жижка по-чешски означает
одноглазый. Это ошибка. Жижка - собственное имя, достаточно распространенное в Чехии.
(Существует также широко популяризированное мнение, очень хорошо вписывающееся в
романтическую легенду, что Жижка потерял глаз в битве при Грюнвальде, однако время и
место этого происшествия, как и его обстоятельства, остаются неизвестными. - Прим. ред.).
** Hist. Boh., гл. 46.
174
Военная организация таборитов
вестным и не имеющим влияния; пражской общине пришлось назна-
чить пансион тетке того, кто был выше чешского короля. Это полное
бескорыстие оказалось гибельным для революции: ему следовало бы
сказать только слово, подать лишь знак, чтобы добиться диктатуры.
Он пренебрегал властью и, таким образом, упустил возможность объ-
единить в общем порыве все революционные силы и сделать гуситов
навсегда непобедимыми, он хотел остаться просто «братом»; но народ
не понимает полумер, сделок с законом; он не лукавит перед истиной.
Совсем другим был Микулаш из Гуса; «он самый умелый из
всех», - как сказал Вавржинец из Бржезовой: ничто не позволяет нам
сомневаться в искренности его убеждений, но все же он прежде всего
политик; он не обладал ни увлекающим красноречием Жижки, ни, в
особенности, его военным гением, но ему было более свойственно точное
понимание того, что определяет ситуацию - разум, который предвидел,
и настойчивость, которая добивалась цели. Он задумывал план, кото-
рый Жижка выполнял. Он умер слишком рано, чтобы успеть захватить
власть, но он с давних пор возбуждал недоверие: его обвиняли в том, что
он хотел свергнуть Вацлава, чтобы его заменить, и то, что раньше было
клеветой, позже стало злословием. Его смерть стала огромным несча-
стьем для гуситов. Они потеряли в его лице единственного большого
политика, который обладал проницательностью и силой, необходимыми
для того, чтобы руководить движением. Позднее Прокоп Великий отча-
сти вернется к его планам, но это будет уже другое время, и его удиви-
тельные успехи не могли обеспечить ему той власти, какую Микулаш в
самом начале получил безо всяких усилий.
Микулаш и Жижка никогда ничего не ожидали от переговоров, зате-
янных Сигизмундом. С первого дня у них было только одно намерение -
поднять священную войну. Решающая роль естественным образом здесь
перешла к рыцарю из Троцнова. Он располагал значительными силами:
рыцари, которые по большей части принадлежали к передовой партии,
были также превосходными вождями, доблестными и закаленными в
боях; предводители гуситских отрядов - все, за исключением нескольких
проповедников, были дворянами: Ян Бздинка220, Чапек из Сан221, Якоубек
из Вржесовиц222, Пржибик из Кленовы223, Велек из Бржезницы224 - те,
кто победил крестоносцев и наполнил мир молвой о своих подвигах. Но
кто же были солдаты? Крестьяне - храбры, полны воодушевления, но
большинство из них никогда ранее не покидало своих деревень; выстояли
бы они в открытом поле против этой устрашающей, закованной в броню,
конницы немецких князей и венгерских магнатов, которые бросились на
королевство вслед за Сигизмундом? Нечего было и думать о том, чтобы
противопоставить этим всадникам своих всадников; сила обстоятельств
вынуждала Жижку пользоваться войском, состоящим из пехотинцев.
Еще раз подтвердился исторический закон, согласно которому всякому
социальному изменению сопутствует военное: чешская революция, меч-
175
Глава V. Сигизмунд хочет победить Чехию с помощью Чехии
тавшая заменить феодальное общество эгалитарным и демократическим,
создала новую силу, чтобы противостоять средневековой кавалерии. В
борьбе двух армий феодализм был полностью разгромлен. XV век стал
для кавалерии веком глубокого упадка: победы Англии над Францией225,
успехи швейцарцев226, поражение под Никополем227, разгром рыцарей
Тевтонского ордена при Танненберге228 возвестили крушение старой
системы. Чешские революционеры еще более наглядно показали неис-
правимые пороки военной организации предшествующих веков.
Жижка использовал людей, бывших в его распоряжении, а также
довольствовался тем оружием, которое мог достать*. Его немногочис-
ленные всадники были вооружены пальцатом, тяжелым железным
молотом, которым разбивали шлемы229. Его пехотинцы, большинство из
которых были вооружены лишь цепами, имели длинные - от пятнадцати
до восемнадцати футов длиной - палки с наконечниками из заточенного
железа, которые, таким образом, превращались в грубо сделанные пики
(«копи»). Позднее, хотя большинство гуситов сохранили эти палицы,
цепы и копья, многие солдаты были уже вооружены ружьями230. Жижка
в самом деле был первым военным231, который понял важность огне-
стрельного оружия и успешно использовал порох и артиллерию**.
* Сведения, которыми мы располагаем об организации армии Жижки, весьма неполные,
и многие вопросы остаются непроясненными. В нашем распоряжении находится три
собственно военных источника. В первую очередь, военный устав Жижки (fad vojensky
Jana zizky a spojencuv jeho), опубликованный в Vybor z literatury deske, II, p. 271-278.
В этом уставе содержатся весьма любопытные подробности по военной дисциплине, но
почти ничего собственно по тактике. Старинное уложение чешской армии, составлен-
ное в 1413 г. по приказу Вацлава паном Гаеком из Годетина (dasopis desk, mus., 1828).
И, наконец, наставление пана Вацлава Влчека королю Владиславу о том, как распола-
гать пехотинцев, всадников и повозки. В конце XV в. и в начале XVI в. Влчек обладал
значительным военным авторитетом и его трактат предоставляет историку драгоценные
сведения. К этим специальным предписаниям необходимо добавить несколько писем
Сигизмунда, хроники современников и особенно Энея Сильвия, который приводит инте-
ресное для нас описание использования военных повозок, и, наконец, диссертацию иезу-
ита Богуслава Балбина De militia veterum Bohemorum («О войске стародавних богемцев»
(лат.). - Прим. ред.). Современные нам писатели мало затрагивают эти военные вопро-
сы. Наиболее важные работы, в которых исследуется этот вопрос, - это статья Палац-
кого в dasopis desk. mus. (1828), некоторые работы Буриана в Pamatky (1874) и особенно
его «Объяснение старинных выражений военного искусства чехов в XV в.» (Objasndni
zastaralych nazvuv valednem umdni dechuv XV-o stoleti; das. desk. mus. 1836).
k* Чтобы это доказать, достаточно вспомнить многочисленные названия, применявшиеся
к различным видам пушек и ружей. Delo было осадным орудием, ядро которого, обыч-
но железное, весило по меньшей мере шестнадцать фунтов, некоторые стреляли ядрами
в сто фунтов. Srubnice, haufnice, harcovice были полевыми орудиями, из которых стре-
ляли по вражеским войскам или уничтожали легкие полевые сооружения; tarasnice
была небольшим многоствольным орудием, которым гуситы вооружали свои полевые
укрепления. В артиллерии служили регулярные подразделения и специальные офице-
ры. Ружья (т.е. ручные кулеврины. - Прим, ред.) иногда обслуживались двумя людьми
(dvojhak), один нес ствол, другой станок, иногда станка не было и было достаточно од-
ного человека, чтобы ею пользоваться (pulhak), отсюда название rudnice, «мушкет» (от
ruka - «рука»). Эта артиллерия была организована достаточно быстро, поскольку она
сыграла важную роль в самом первом серьезном столкновении, битве на Витковой горе
(14 июля 1420 г. - Прим, ред.), и обеспечила гуситам победу.
176
Военная организация таборитов
Оружие гуситов
Пушки-тарасницы
Армия Жижки, столь отличная от феодальных армий своим воору-
жением и значением пехоты, еще более отличалась от средневековых
войск своей дисциплиной. В Средневековье не существовало армии, по
меньшей мере в том смысле, который мы вкладываем сегодня в это слово;
группа героических всадников устремлялась беспорядочной толпой впе-
ред навстречу приключению, и победа доставалась самому доблестному.
Никакого замысла, никакого общего плана, ряд поединков, а не битва.
В новой армии так более не могло продолжаться: ее силу составляла не
177
Глава V. Сигизмунд хочет победить Чехию с помощью Чехии
столько личная храбрость, сколько сплоченность, навык регулярных
передвижений, - одним словом, дисциплина. Возможно, не существует
примера армии с более жесткой дисциплиной, чем войско Жижки.
Табориты впервые явили миру зрелище, которое ему вновь явят только
пуритане Кромвеля в XVII в.: предельную свободу мысли, соединенную
с безоговорочным подчинением, у каждого была своя роль, свое место;
горе тому, кто забудет это! Все «приверженцы слова Божьего» были
разделены на две группы: одни работали, доставляя припасы армии,
другие воевали. Какой закон регулировал подобное распределение
ролей? Сколько времени солдаты оставались под ружьем? Мы этого не
знаем; мы знаем только, что все - мужчины, женщины, дети - отправ-
лялись в поход, когда выбор падал на их общину или их отряд; поистине
это было племя на марше. Эти женщины, эти дети должны были быть
большой помехой, постоянным источником беспорядка и задержек;
чтобы избежать поражения, необходимо было еще сильнее укрепить
дисциплину; но не раз женщины сражались так же героически, как их
мужья, которых они провожали на встречу с врагом и рядом с которыми
умирали. Один современный хронист сказал, что жены таборитов были
настоящими гиенами поля битвы, и католики их боялись более, чем
регулярных солдат: в их появлении было что-то странное, небывалое,
что поражало воображение. Все табориты, сегодняшние и завтрашние
солдаты, обучались маневрам, перестроениям, маршам: армия была еди-
ным организованным целым, повинующимся малейшему знаку вождя.
Запрещалось покидать лагерь без разрешения военачальников,
капитанов или старших, отделяться на марше, обгонять колонну или
отставать. Отряды не перемешиваются во время движения, но сохраняют
каждый свое место. В армии не должно быть ни распрей, ни криков. Если
кто-нибудь ранит или убьет другого, он будет наказан согласно боже-
ственному закону, невзирая на лица. В армии не будет ни нарушителей
дисциплины, ни грабителей, ни лжецов, ни пьяниц, ни распутников:
игры будут строжайше запрещены, девицы для наслаждения с позором
изгнаны. Нельзя покушаться на имущество жителей страны: никто не
сожжет ни одного дома, не получив на это прямого приказа. Трофеи,
добытые во время битвы, будут общей собственностью и распределят
их старшие: каждому, будь то дворянин или крестьянин, будет грозить
смертная казнь за утаивание трофеев. Смертная казнь грозит также и
тем, кто нарушением порядка или неподчинением опорочит армию.
Итак, у нас перед глазами пример современной армии: неумолимая дис-
циплина, единая для всех; никаких привилегий по происхождению; дво-
ряне и простонародье подчиняются одним и тем же правилам. Преобла-
дающее влияние рыцарей, которое мы отметили выше, никоим образом
не противоречит демократическому характеру гуситской армии; им под-
чинялись не потому что они были дворянами, а потому что их военный
опыт естественным образом возвел их в ранг офицеров; впрочем, боль-
178
Военная организация таборитов
шое число простых рыцарей и даже панов воевали в строю как простые
солдаты, подчиняясь всей строгости закона. Эта дисциплина была тем
более сильна, что она опиралась на личную убежденность: слепое пови-
новение принимали с воодушевлением, таков был идеал, достигнутый
Жижкой. «Если мы будем соблюдать, если мы будем исполнять, если
мы будем осуществлять вышеприведенные спасительные артикулы, -
писал он, - Господь Бог примет нас под Свою святую защиту и придет
нам на помощь; в сражении за Бога необходимо действовать, как подо-
бает достойным людям и христианам, жить в страхе Божием и любви
к ближнему, всегда без колебаний предавать в Его руки наши нужды,
наши чаяния и наши желания и ожидать от Него вечного воздаяния»*.
Итак, крестьяне были вооружены и подчинены дисциплине, но
отнюдь не все трудности были преодолены; передвижения войск оста-
вались очень рискованными; если вражеская кавалерия нападала на
длинные колонны гуситов на марше, немецкие или венгерские сеньоры
без труда рассеивали их, и тогда случалось страшное замешательство,
особенно среди тех, кто был негоден к строевой службе. Жижка, вдох-
новленный, быть может, примерами античности, придал походным
порядкам гуситов очень большую глубину, считая, что так они менее
уязвимы для противника, увеличивая таким образом силу их сопротив-
ления. Затем Жижка придумал защитить свои колоны движущимися
заграждениями; это были знаменитые военные повозки. Их изобрете-
ние приписывается (скорее всего тщетно и без доказательств) Жижке.
Однако эти повозки уже давно использовались в Польше, и даже в Чехии
они появились еще за несколько лет до смерти Вацлава, поскольку Гаек
из Годетина говорит о них в 1413 г. Но Жижка, по меньшей мере, их
сильно усовершенствовал; наряду с обычными повозками, при армии
существовали и специальные**, связанные между собой железными
цепями и обшитые досками, за которыми укрывались стрелки. Если
разбивали лагерь, они образовывали настоящую укрепленную стену, и
лагерные ворота было всегда легко защитить. Если армия выступала,
повозки выстраивались в две, три или четыре колонны, в зависимости от
особенностей местности; в центре кавалерия и тяжелая артиллерия, по
краям пехота; на повозках сидели солдаты, вооруженные мушкетами232:
каждая повозка вмещала около двадцати человек. Фланговые колонны
были длиннее центральных; в случае нападения простым перестроением
они закрывали фронт и тыл войска. Во время битвы всадники, стрелки
и вспомогательные отряды, которые начинали сражение, укрывались
позади повозок и давали себе передышку, если натиск противника был
слишком ожесточенным; возничие владели исключительным мастер-
ством: Бальбин говорит, что они умудрялись быстро образовывать
различные буквы алфавита - О, V, С и т.д. По сигналу военачальника
* Vybor z liter, deske, II, р. 278.
** Представляется, что было пятьдесят военных повозок на тысячу человек; по крайней
мере, такие цифры мы находим в решении сейма 1470 г.
179
Глава V. Сигизмунд хочет победить Чехию с помощью Чехии
они устремлялись в гущу врагов, затем вновь смыкали ряды и отрезали
таким образом часть армии; в других случаях, когда позволял рельеф
местности, они пускали свои повозки на наступающих и давили их. Эти
повозки переняли немцы в ходе последних крестовых походов*, а Сигиз-
мунд, в свою очередь, не раз заботился о том, чтобы добыть искусных
возничих**.
Впрочем, это было не единственное заимствование, сделанное сосед-
ними народами у Чехии: в течение почти двух столетий чехи считались
в Восточной и Центральной Европе наиболее доблестными и опытными
солдатами: «Всякий поляк - шляхтич, - гласила польская поговорка, - а
любой чех - гетман». Польша и Россия сохраняли их тактику еще даже
и в XVII в. Достаточно большое число военных терминов, чье славянское
происхождение несомненно, показывали превосходство, которое пригра-
ничные страны признавали за товарищами и последователями Жижки:
из Haufnice немцы сделали Haufnitze и Haubitze233; длинные щиты
назывались Pafesen234 от славянского pavezy235; гарнизоны - Possatken
от posadky; слово пистолет произошло скорее от чешского pPst’ala,
тростник, камыш236, чем от названия города Пистойя. Чехи снабжали
солдатами всю Восточную Европу, они приняли славное участие в побе-
дах Яноша Хуньяди над турками237, а черный отряд короля Матьяша,
наиболее боеспособное ядро его армии, состоял почти исключительно
из чехов и мораван238.
Вскоре Жижка доказал, что он не менее замечательный тактик, чем
организатор; он никем не был разбит, хотя очень часто противник пре-
восходил его численностью; он продолжал побеждать даже после того,
как полностью ослеп, неизменно одерживая верх над врагом, которого
не мог видеть. Тяжело судить о кампаниях, подробности которых нам
не всегда известны, однако мы можем сказать, что отличительной чер-
той его военного гения был как бы инстинкт, предвидение современной
войны: быстрота перемещений и переходов, изучение местности, выбор
позиций, наиболее благоприятных со стратегической точки зрения,
искусство сосредоточить в определенное время все силы и бросить их
на разрозненного врага, необычайное чутье при выборе решающего
времени и места - таковы были главные его качества, которые мы ясно
себе представляем из темного повествования хронистов: Ян умел побеж-
дать и извлекать выгоду из победы; столь же стойкий в отступлении,
сколь и неудержимый в нападении, он вступал в битву только в нужный
час и умер, имея репутацию не знающего поражения полководца. Он
создал школу; Палацкий справедливо заметил, что слепота ему даже
* Письмо императора Сигизмунда от 14 июля 1430 г.
** Эта обеспокоенность видна в письмах Матьяша Венгерского (Матьяш Хуньяди, иначе
Матвей Корвин, король Венгрии (1458-1490). - Прим. ред.). Он пишет одному австрий-
скому сеньору: «Мы узнали, что у вас находится некий Олдржих, очень умелый в ис-
кусстве управлять повозками на чешский манер. Что касается нас, то мы едва ли можем
найти подобных людей» и т.д.
180
Военная организация таборитов
в этом способствовала: он был вынужден пользоваться глазами своих
подчиненных, чтобы видеть. Так он учил их изучать местность и пред-
угадывать благоприятные обстоятельства; оба Прокопа239 показали,
что они были достойными учениками столь великого учителя; но не
только в Чехии мы находим полководцев, воспитанных его школой,
учившихся на его примере; в конце века героические искатели при-
ключений разнесли повсюду, от Балкан до Северного моря, воспоми-
нания о его уроках; здесь достаточно будет вспомнить того мораванина
Искру, биографию которого написал Эней Сильвий: Искра разбил
Яноша Хуньяди в 1451 г.; и того самого Витовеца, который в 1457 г.
чуть не захватил в плен императора Фридриха240. Военные писатели
предлагали изучать кампании Жижки; у нас есть к тому же одно про-
фессиональное описание, отчет об экспедиции Жижки в Венгрию*,
но, к несчастью, его содержание в некоторых местах небесспорно.
Размышляя об этих удивительных успехах чехов и Жижки, можно
понять восклицание Михаэля, немецкого поэта при дворе Ладислава
Постума241: «Если бы чехи не были разделены между собой, было бы
возможно моему славному государю Ладиславу с их помощью покорить
весь мир, как некогда Александр242 совершил это с армией греков»**.
Приготовления радикалов, которыми они чрезвычайно энергично
занимались, не остались без внимания королевы-регентши, а утрак-
вистские паны, хотя и были весьма недовольны нерешительной пози-
цией Сигизмунда, не меньше королевы казались обеспокоены этим
воинственным настроением народа. София и Ченек приняли меры,
дабы воспрепятствовать новым собраниям, солдаты были размещены
в ключевых пунктах столицы243; регентша, которая не осмеливалась
более рассчитывать на национальные войска, пригласила наемников из
Германии. Но прибытие этих иностранцев и введение чрезвычайных мер
безопасности еще больше возбудили сердца: Ян Желивский и Жижка
воспользовались брожением в массах, чтобы двинуть своих сторонни-
ков244 на Вышеград и занять его (25 октября 1419 г.). Если бы они захва-
тили еще и Градчаны, то стали бы хозяевами столицы. Они рассчитывали
на поддержку крестьян и работного люда из разных областей, которые
должны были собраться в Праге 10 ноября для участия в большой рели-
гиозной процессии245. Паны и королева, предвидя конфликт, пустили
в ход все средства, чтобы воспрепятствовать объявленному сборищу, и
королевские воины напали и легко рассеяли большинство отрядов веру-
ющих, длинными вереницами направлявшихся в столицу246. Однако
на юго-западе, где радикалы были очень многочисленны, борьба была
более ожесточенной. Жители Пльзеня, Клатовых и Домажлиц двину-
лись толпой, присоединяя к себе по пути всех, разделявших их взгляды;
паны, которым было поручено задержать их, не осмелились напасть, но
* Опубликованное в: Script.rer. Bohem., Ill и в: Vybor, II.
** Цит. по: Hermen. Jiredek, les guerriers bohemes au XVe siecle (das. desk, mus., 1859).
181
Глава V. Сигизмунд хочет победить Чехию с помощью Чехии
за несколько часов до этого они напали на менее многочисленный отряд
паломников и перебили их247. Известие об этой резне вызвало в Праге
сильное возбуждение; жители хотели мчаться на помощь своим бра-
тьям; Жижка248 повел их на приступ Малой Страны, занятой войсками
регентши и закрывавшей подступы к Градчанам. В течение пяти дней
(4-9 ноября)* шла ожесточенная битва249. Но королевские войска полу-
чили подкрепление250: несколько городов251 выступили против Праги,
умеренная партия взяла вверх и подписала перемирие с регентшей252;
Вышеградский замок был передан регулярной253 армии254. Весьма недо-
вольный этим Жижка255 покинул город. События позаботились о том,
чтобы вновь привести к нему тех, кто еще верил в мир.
София пообещала свободу проповеди слова Божьего, но Сигизмунд
был мало расположен узаконить это обещание; если бы он захотел, он мог
спровоцировать восстание католиков: фанатизм последних быль ничуть
не меньше, чем гуситский, и они отвечали на собрания массовыми убий-
ствами. Кутна Гора выделялась среди прочих городов; в течение долгого
времени между Прагой и Кутной Горой существовало ожесточенное
соперничество. Уже в правление Вацлава именно рудокопы положили
начало насильственным действиям; проповеди приходских священни-
ков, а может и тайные призывы Сигизмунда вновь пробудили народную
ярость, в какой-то момент стихшую: были сожжены или обезглавлены
все, кого подозревали в ереси. Казни были столь многочисленны, что
палачи не успевали справляться; тогда приговоренных стали сбрасывать
в шахты; только в одну шахту, прозванную рудокопами таборитской,
сбросили тысячу шестьсот жертв**.
На гуситов была организована настоящая охота, за одного мирянина
платили два дуката, за священника - десять. Гонения свирепствовали
по всему королевству: Богуслав из Швамберка, позже обратившийся и
ставший ревностным таборитом, прославился своими актами насилия и
жестокостью; бесчисленные казни обагрили кровью те города и округа,
где католики были в большинстве или обладали властью. Соседи пришли
на помощь чехам в деле истребления, так, Ян Накваса, утраквистский
священник, был выдан паном Рацеком из Яновиц баварцам, которые
его сожгли. Это иностранное вмешательство вызвало в стране гнев более
сильный, чем убийства, совершенные чешскими католиками, но гуситы
не пытались ни отомстить, ни защититься: политика Сигизмунда при-
несла свои плоды; утраквисты, утомленные нескончаемыми перегово-
рами, испуганные дерзостью наиболее энергичного крыла их партии,
бросились в объятия Римского короля.
* Laurent de Brez., р. 343-345. Томек написал очень любопытную монографию о Малой
Стране во время гуситских войн (Pamatky, archeol. IV, р. 133 и 146).
** Laurent de Brez., р. 316. Бецковский говорит (Beckovsky, р. 654): священник Матей
(Матфей) из Градца, бывший декан Кутной Горы, утверждал, что он насчитал в старин-
ных списках пять тысяч четыреста девяносто шесть таборитов, в разное время сброшен-
ных в шахты.
182
Брно и Бреслау
г. Брно. С гравюры 1617 г.
Он не спеша возвращался после кампании против турок, которая, как
кажется, сложилась не слишком счастливо256*. В Брно257, среди своего
многолюдного двора, он принял депутатов от панов и пражан и обошелся
с ними одновременно благожелательно и строго; он повелел им снять
цепи, натянутые поперек улиц, разрушить укрепления, угрожавшие
королевскому замку, защитить монахов и священников; при выполне-
нии этих условий он обещал обойтись с горожанами милостиво. В то же
время он оставил за пражанами право причащаться под двумя видами;
казалось, что тем самым он пообещал им религиозную свободу, если они
признают его власть. После этого он отправился в Бреслау, куда созвал
немецких князей258. Большинство историков упрекали Сигизмунда за
эти проволочки, которые, однако, ему диктовала ситуация: он еще не
располагал никакой реальной силой: если бы он вступил в Чехию, его
престиж, которым он был обязан своей удаленностью от событий, тотчас
же исчез бы, и вскоре бы его власть уважали так же мало, как и власть
Вацлава в последние годы его правления; следовало дать проявиться
внутренней разобщенности, воображению народа, столь же склонного
к отчаянию, как и пылкого в битве. Впрочем, достигнутые результаты
ясно показывали преимущества такой выжидательной политики; Прага
требовала мира, паны высказались в пользу короля, только три города
оставались еще враждебными: Пльзень, Писек и Кралове Градец. Эти
слишком быстрые успехи ввели Сигизмунда в заблуждение; он пове-
рил, что пришло время сбросить маску. Воодушевление, с которым
его принимали по всей Силезии, и особенно в Бреслау, стекавшиеся
немецкие, венгерские, польские и чешские сеньоры создали видимость
* Ашбах в своей истории Сигизмунда (Aschbach, II, гл. 24) говорит о победе венгров, кото-
рые дали отпор туркам и остановили венецианцев, но Фесслер (Fessler, IV, 364) доказал,
что эта победа очень мало достоверна; Сигизмунд, кажется, не переправлялся через Ду-
най во время этой кампании.
183
Глава V. Сигизмунд хочет победить Чехию с помощью Чехии
его неодолимого могущества. Три новых курфюрста прибыли к нему
просить инвеституры, Тевтонский орден и польский король приняли
его посредничество. Осмелятся ли несколько отрядов еретиков сопро-
тивляться королю, перед которым склонилась вся Европа?
Среди властителей, окружавших короля, были и те, кто, однако,
пытались предостеречь его от возможной опасности слишком большой
спешки. Фридрих фон Гогенцоллерн, бывший вплоть до сего момента
вдохновителем политики Сигизмунда, советовал ему проявить крайнюю
осторожность. Он умолял его подождать, пока движение не выдохнется
само по себе, и попытаться заставить признать свою власть, не занима-
ясь религиозными вопросами, а предоставив ближайшему собору право
решения о причастии под обоими видами; таким образом, они заручились
бы преданностью всех умеренных, напуганных предшествующими беспо-
рядками. Его мнение имело тем большую силу, что он очень хорошо знал
ситуацию; после смерти Вацлава он послал в Прагу своего посла, Зекен-
дорфа, который, хотя и не получил у гуситов формальное обязательство,
по крайней мере привез из Чехии обоснованную уверенность, что всеоб-
щее восстание произойдет лишь в том случае, если под угрозой окажется
религиозная свобода. Зекендорф, посланный Фридрихом в Брно, одержал
верх, по крайней мере частично, над «исповедниками и церковнослужите-
лями», которые советовали немедленно разорвать отношения259 и сопро-
тивляться до конца. Эту партию ригористов возглавлял молодой герцог
Австрийский Альбрехт, сам подавший пример, преследуя австрийских
еретиков с беспощадной жестокостью. Среди главных представителей
партии были епископ Пассауский и итальянские прелаты, объединивши-
еся вокруг папского легата, епископа Сполето. Однако впервые король
не прислушался к маркграфу Фридриху и принял сторону епископов.
В 1418 г. ремесленные цеха Бреслау восстали против городского
совета: несколько магистратов были убиты, другие избежали верной
смерти, обратившись в бегство, и победоносные мятежники заменили
их на вождей простонародья. Вацлав признал недействительным новый
совет, но не преследовал его членов. Сигизмунд торжественно объявил,
что городские магистраты обладают властью в силу делегирования
полномочий от монарха и что, следовательно, любое нанесенное им
оскорбление задевает его власть*. Он учредил трибунал, чтобы разы-
скать виновных в мятеже 1418 г.; было вынесено сорок шесть смерт-
ных приговоров, и двадцать три человека казнены (март 1420 г.). Цеха
имели теперь лишь двух представителей в совете, и их привилегии
были ограничены. Эти приговоры предвещали судьбу, ожидавшую
пражских бунтовщиков, значительно более виновных, чем бреславские.
Целая серия мер подкрепила эти первоначальные действия: уже в Брно
утраквистские бургграфы260 были заменены католиками; обнародовали
* Цит. по: С. Griinhagen. Die Hussitenkaempfe der Schlesier, 1420-1435. Breslau, 1872).
Одна из лучших немецких работ по гуситским войнам, беспристрастная и оригинальная.
184
Первый крестовый поход: осада Праги и сражение за Вышеград
крайне суровые указы против ереси и еретиков*; церковное имущество
было обложено налогом, что дало необходимые деньги для организации
и обучения войска; Сигизмунд попросил Мартина V объявить всеобщий
поход против виклифитов**. Крестовый поход был объявлен в Бреслау
12 марта261: отпущение всех грехов обещалось тем, кто поднимет оружие
против гуситов или будет участвовать в войне своими пожертвованиями.
За два дня до этого богатый пражский купец был обвинен в том, что
дурно отзывался о соборе в Констанце и оправдывал Гуса и Иеронима.
Его привязали к лошадиному хвосту, протащили по улицам города, а
потом бросили в костер***. Король ободрял и одобрял чешских католиков,
и манифесты, очень агрессивные по содержанию тысячами распростра-
нялись по королевству. «Нам нет нужды напоминать вам, - писал король
жителям Будеевиц - преступления, которые еретики совершают каждый
день против Христа и Его Церкви, но мы имеем твердое намерение унич-
тожить и полностью искоренить это нечестие и очистить от него наше
королевство». Поэтому он призывал горожан арестовывать всех гуситов,
священников или мирян, которые попадут им в руки, и лишать жизни
и имущества тех, кто не откажется от своих заблуждений****. После этих
королевских писем гонения в Кутной Горе разгорелись с новой силой*****.
В Праге священники, монахи, бюргеры, которые некоторое время коле-
бались, возвращаться ли им в город, исполнились доверия и вернулись в
большом количестве; совет проголосовал за суровые меры, направленные
на их защиту, он запретил выкрики, которыми преследовали католиков,
особенно ненавидимых всеми монахов. Эмигранты262 не скрывали своих
надменных ожиданий и своего желания отомстить. День реванша был
близок, «наконец-то они, погибнут, эти гуситы, эти виклифиты».
Для утраквистов, несмотря на их желание примирения и на общий
упадок духа, было невозможно подчиниться правителю, так открыто
вставшему во главе одной партии и прямо намеревавшемуся отменить
всякую религиозную свободу и наказать всех, кто более или менее был
замешан в произошедших событиях******. Передовая партия снова возгла-
* Вавржинец из Бржезовой (Hof., I, р. 350).
** Urk. Beit., р. 17-20.
*** Вавржинец из Бржезовой, р. 352.
**** 15 марта 1420; Urk.Beit., р. 23.
***** Вавржинец из Бржезовой, р. 349.
****** чешские историки слишком пренебрежительно относились к немецким источникам. Не-
сомненно, что только в последние годы (перед описываемыми событиями. - Прим, ред.)
внимание всей Германии было сосредоточено на чешских событиях, и большая часть со-
чинений свидетельствует о невероятном непонимании ситуации. Однако часть их заключа-
ют в себе подробности, которые одни могут зачастую объяснить непонятные факты или же
факты, оставшиеся в тени. Часть этих хроник была опубликована в замечательном собра-
нии Chroniken der deutschen Staedte: так анналист из Нюрнберга Майстерлин, родившийся
в первое десятилетие XV в., неоднократно воспроизводит Сильвия, хронику скабинов Маг-
дебурга, и особенно хронику Буркарда Цинка из Аугсбурга (t.V) Буркард родился в 1396 г.,
а умер в 1474 г. У него ясно прослеживаются миролюбивые настроения большой части гу-
ситов: «Жители Праги, других городов или дворяне охотно приняли бы Сигизмунда как
своего законного господина, если бы они могли доверять ему и верить, что он не обойдется
185
Глава V. Сигизмунд хочет победить Чехию с помощью Чехии
вила движение, и Ян Желивский вновь обрел влияние. Прага пригото-
вилась к войне, Ченек из Вартенберка перешел на сторону восставших
и передал им Градчаны263, которые господствовали над Малой Страной,
в то время как жители начали осаду Вышеграда; мужчины, женщины,
дети - все работали над возведением укреплений; солдаты из замка
насмехались над их рвением и неопытностью: «Эти рвы вам ничем не
послужат, - говорили они им, - если вы хотите сражаться против вашего
законного короля». Пражане в тот момент, когда они закрыли себе
всякую дорогу к отступлению, обратились ко всем верующим чехам с
манифестом, который является одним из самых примечательных дипло-
матических документов этой эпохи264*.
Никогда, — говорили они, — не хотели мы ничего другого, как
верно повиноваться Божественной воле, следовать христианскому
закону и исполнять повеления Иисуса Христа: но вечный враг всего
доброго265 возбудил против нас Церковь266 и Констанцский собор.
Церковь обходится с нами не как мать, но мачеха, и как самая
жестокая из мачех: ее богохульные уста источают на нас яд клеветы
и ее руки, обагренные кровью, подняли крест против верных уче-
ников Христа. Собор и Церковь267 призвали на эту несправедливую
битву немцев, наших прирожденных врагов: какую причину для
войны имеют они, кроме вечной ненависти, которую они питают к
нашей расе268?. Они хотели бы заставить ее269 испытать в Чехии ту
же судьбу, что и в Мейсене, Пруссии и на Рейне270. Кто не возмутит-
ся этой ненавистью? Где гражданин271, который смог удержать свои
слезы? Они сделали из креста Христова, символа всяческого милосер-
дия и доброты, знак убийства и войны и все это к разорению, позору
и вечной смуте всего королевства. Наши дорогие сограждане272, все
вы, преданные чешской короне, мы молим вас объединиться с нами
против всех тех, кто примет участие в этом нечестивом крестовом
походе: вспомните наших предков, древних чехов, которые всегда
любили свою страну горячей любовью, поднимитесь на защиту нашей
страны против несправедливости и притеснения, с помощью Бога, чье
дело мы поддерживаем, и с помощью нашего патрона св. Вацлава273.
Манифест панов274**, менее пылкий, выражал те же идеи275; пред-
ставляется, что он был написан для иноземцев, и, действительно,
он распространялся в соседних немецких землях276. В первую
очередь он был обращен против Римского короля: «Сигизмунд не
является, — говорили они, — их законным королем, он не был ни
с ними дурно и позволит им придерживаться своей веры; но он не хотел делать этого, он
желал искоренить их суеверие, он не терпел никакой ереси». После рассказа о суровости
короля в Бреслау: «Тогда обитатели Праги подумали о жителях Бреслау, которые были так
сурово наказаны, а между тем, ни в чем не были виновны пред ним, а ведь сами они знали за
собой немалые прегрешения; не обойдется ли он с ними еще более сурово» (р. 88).
* Archivdesky, 212-213.
** Archivdesky, 210-212, 20 апреля 1420 г.
186
Первый крестовый поход: осада Праги и сражение за Вышеград
избран, ни коронован королем277, на деле он жестокий, и одержи-
мый враг королевства278».279 Он и только он клеветал на Чехию,
представляя ее как очаг ереси280; к вечному281 стыду и бесчестию
своего народа, к презрению всякого права и справедливости, он
велел проповедовать крестовый поход против тех, кто добросо-
вестно соблюдал Божественный закон. В Бреслау282 он приказал
сжечь почтенного человека к вечному283 стыду чешской нации284.
Он приказал рудокопам Кутной Горы предать смерти всех утракви-
стов, которых они найдут, и много сотен верующих уже погибли в
шахтах285; он отказался от Бранденбургского маркграфства, заво-
еванного славным императором Карлом большими издержками и
кровью чехов286, он заложил Тевтонскому ордену старую Марку287,
назначил епископом Моравии врага славянской расы288, и т.д. и
т.д., и после каждой жалобы, выдвинутой представителями знати,
появлялось, как мрачный рефрен мести и войны: к позору и бес-
честию чешской нации. Что за чех, — продолжали они, — который
имел бы сердце столь черствое, чтобы вспоминать без ужаса все
эти жестокости? Кто станет отныне сомневаться, что единственная
цель, которую ставит перед собой король, есть позор, бесчестие и
погибель короны, королевства и нации289. Только предатели при-
знали бы теперь Сигизмунда повелителем.
Это обращение к национальному чувству было услышано;
почти все паны высказались в пользу родины и против короля и
послали Сигизмунду объявление войны. Вся страна вооружилась
за несколько дней; затем началось систематическое уничтожение
монастырей, церквей, это был период безудержного вандализма,
в результате чего погибло столько статуй, произведений искус-
ства и книг, потерю которых вечно будет оплакивать история! Ни
в одной стране не было такого числа столь богато украшенных
церквей, столь величественных монастырей, как в Чехии: очень
мало их уцелело во время войны; в некоторых провинциях нельзя
было даже отыскать руины, и ничто не напоминало опечаленному
путешественнику о существовании этих роскошных сооружений,
о которых с гордостью упоминают древние хронисты. Солдаты
Жижки были наиболее ярыми исполнителями этого опустошения:
проникнутые фанатизмом, они воодушевлялись, прежде всего,
ненавистью к роскоши, которая стала одним из признаков испор-
ченности Церкви, презрением к тем идолам, которые отвращали
душу от Всемогущего Бога, Единственного достойного поклонения,
а также воспоминанием тирании священников и монахов; народ
разбил свои цепи, он желал разрушить и само воспоминание об
окаянных годах рабства и нужды; наконец, такой вандализм имел
и военный аспект. Эти сожженные монастыри, очень часто укре-
пленные, являлись еще убежищами и опорными пунктами для
187
Глава V. Сигизмунд хочет победить Чехию с помощью Чехии
врагов новой веры, монахи были еще и шпионами, сообщавшими
крестоносцам о передвижении войск, и проводниками разложе-
ния, проповедующими предательство, сеющими беспокойство и
тревогу в душах; их имущество казалось еще почти неисчерпаемым
сокровищем, которое король мог бы употребить на оплату своих
наемников.
Однако эти меры, направленные на общественное благо, поначалу
оказались для гуситов гибельными; их бесчинства снова обратили уме-
ренных к Сигизмунду*, и переговоры возобновились. Король, пересек-
ший границу с еще довольно малочисленной армией, вошел в Кралове
Градец, который считался одним из оплотов радикализма290. Сигизмунд
был принят с воодушевлением в Кутной Горе; гуситы покидали страну;
все, кто был готов рискнуть своей жизнью ради свободы проповеди слова
Божьего, находились в Праге или в армии Жижки291. Сигизмунд, кото-
рого никто не тревожил, предпринял что-то вроде кругового объезда
чешских земель и вступил в Вышеград, посетив по дороге Стару Болес-
лав, Мельник, Сланый и Карлов Тын. Эта поездка, бывшая с военной
точки зрения праздной прогулкой, имела большое моральное значение;
нерешительные устрашились, а Ченек из Вартенберка, поменяв еще
раз партию (это не будет его последний переход из партии в партию),
сдал королевским войскам замок Градчаны292. Эти многократные изме-
ны довольно плохо согласуются с тем лестным портретом Ченека, ко-
торый нам единодушно рисуют его современники. Он был высокого
роста, выглядел представительным и надменным, обладал красноречием
и мужеством, и его образ охотно представляют как образец совершенного
рыцаря. По правде говоря, среди тогдашних панов постоянство и вер-
ность, как представляется, не были в числе наиболее ценимых добродете-
лей, поэтому в стане гуситов с некоторым удивлением можно обнаружить
дворян, которые несколькими неделями или днями раньше сражались
на стороне Сигизмунда. Я полагаю, что было бы несправедливо объ-
яснять эти внезапные переходы только личной заинтересованностью;
безусловно, паны не были свободны от эгоистических соображений,
но прежде всего они были жертвами ложной ситуации. Приверженцы
наиболее умеренной фракции утраквизма, они испытывали душевный
разлад при мысли о разрыве с Церковью или с королевской властью;
нерешительные и трусливые, они все же смирялись с войной только
после того, как бывали исчерпаны все возможности к примирению; но
первые же предложения мира возвращали их обратно. Неизбежным
следствием их сиюминутного и полного оговорок союза с радикалами
было то, что они ясно увидели глубокие разногласия, разделявшие их
с опрометчивыми новаторами - гораздо более серьезные, чем те паны,
отделяющие их от католиков. Итак, паны постоянно колебались, стре-
* Настроения умеренных нам наглядно показывает рассказ Вавржинца из Бржезовой,
который определяет эти опустошения как зло, причиненное королевству таборитами.
188
Первый крестовый поход: осада Праги и сражение за Вышеград
мясь к несбыточному идеалу: внешне непостоянные, робкие на деле.
Подобные люди не созданы для того, чтобы держаться направления,
задаваемого революционными движениями, здесь требуется меньше
щепетильности и колебаний; не суждено им и снискать восхищения
потомков, которые удостаивают их всего лишь жалости, отчасти сме-
шанной с презрением.
Ченек позаботился о том, чтобы заранее оговорить вопрос о при-
частии под двумя видами, но его измена все равно оказалась тяжелым
ударом для гуситов; если бы Сигизмунд овладел Прагой, для восставших
это стало бы катастрофой, от которой они бы не оправились, и город,
оказавшийся перед угрозой со стороны двух замков, господствовавших
над ним, казалось, не смог бы защищаться. Народ ринулся на Градчаны,
но был отброшен; тогда они напали на Малу Страну293. Мала Страна не
имела крепостной стены со стороны замка, и королевские войска под-
бирались все ближе и ближе к реке294. Жители Старого Места начали
разрушать подряд все дома рядом с Влтавой - оттуда могла исходить
угроза их собственным укреплениям295; они оставили только несколько
сооружений у моста и укрепились там, создав из них первую линию
обороны. Несчастный город, так жестоко опустошенный гуситами, не
меньше пострадал и от солдат Сигизмунда. Гарнизон замка боялся, как
бы восставшие не закрепились на левом берегу реки296, поэтому они
бомбардировали еще стоявшие дома и, совершив несколько вылазок,
подожгли все, что уцелело после пражан. Жители Малой Страны искали
убежище: католики - в замке, гуситы - в старом месте. Город оставался
полностью безлюдным вплоть до дня капитуляции королевского замка297
(7 июня 1421 г.). Часть жителей тогда вернулись, и перед началом 1425 г.
мы снова находим упоминание о городской общине Малой Страны, но
и многих лет оказалось недостаточно, чтобы не осталось следов этого
ужасного разгрома, и она уже никогда не достигнет своего былого про-
цветания*.
Разрушение Малой Страны не возместило поражение, нанесенное
в Градчанах; нападение на Вышеград имело последствия еще более
губительные298: нападавшие были отброшены в беспорядке, и гарнизон,
выйдя из ворот крепости, снес осадные сооружения; эти неудачи сло-
мили мужество пражан, и они послали новое посольство к Сигизмунду.
Посланцы встретили его в Кутной Горе; они просили амнистии и свободы
проповеди слова Божия - на таких условиях горожане откроют свои
ворота; Сигизмунд предпочел войти через пролом: уверенный в успехе,
он отклонил всякие уступки и приказал пражанам выдать оружие его
офицерам - только подчинение даст им право рассчитывать на милосер-
дие. Но королевское милосердие было слишком хорошо известно, чтобы
позволить себе удовлетвориться подобными обещаниями; бюргеры в
ответ на эти предложения призвали в свои ряды Жижку и его товарищей.
* Об этих событиях см. статью, уже процитированную, Томека (Pamatky, IV, 147-148).
189
Глава V. Сигизмунд хочет победить Чехию с помощью Чехии
Армия Жижки была полностью укомплектована; небольшие сраже-
ния, которые она выдержала на Юге и Западе Чехии и из которых она
всегда выходила победительницей, наделили ее боевым опытом и вну-
шили слепое доверие к своему военачальнику. Наконец, войско Жижки
сумело захватить то, чего ему до сих пор недоставало - укрепленное
место, служившее одновременно и базой проведения операций, и арсена-
лом. Сначала Жижка думал о Пльзене, который, благодаря проповедям
Коранды, стал одним из центров, наиболее преданных передовой партии.
Отсюда, вблизи от границы с Баварией, можно было бы следить за Южной
Германией и отбивать все нападения, которые могли бы осуществляться
с той стороны; но Пльзень располагался весьма далеко от Праги, к тому
же значительная часть населения принадлежала к крайне умеренным
гуситам и даже к католикам. Жижка, осажденный в Пльзене, вскоре
осознал, насколько здесь трудно выдерживать нападения извне и вну-
тренние заговоры. Ему нужен был город, который принадлежал бы ему
целиком и без ограничений. Случай предоставил ему то, что он искал.
Хронисты XII в. сообщают нам о городе Градиште, который
имел определенное значение благодаря своему местоположению и
серебряным рудникам. В 1268 г. он был полностью разрушен, а его
владелец и жители переселились в маленький городок Усти299 *, рас-
положенный на расстоянии около часа пути. Фамилия панов из Усти
была очень многочисленной и разделенной на несколько ветвей, она
мало-помалу слабела и разорялась; один из отпрысков этой семьи300
предоставил убежище Гусу, когда тот покинул Прагу301; его женой
была та самая Анна из Мохова, которую католические памфлети-
сты преследовали своими оскорблениями и которую они прозвали
Иезавелью. Пребывание Гуса в замке Кози Градек302 вызвало настоя-
щий переворот в облике округи; из ближних и дальних мест тысячи
слушателей приходили на проповеди Гуса, и нигде, если не считать
Праги и Пльзеня, новое учение не делало таких быстрых успехов; вот
почему нигде скорбь и гнев не были столь сильны при известии о ката-
строфе в Констанце, и почти все дворяне округа подписали протест,
посланный на собор**. В Усти собралась часть наиболее смелых после-
дователей дела Гуса, и здесь образовалось нечто вроде богословской
школы, вскоре ставшей внушать опасения богословскому факультету
Пражского университета. К магистру Ичину, Венеку, Петру Великому,
* Ныне - Старый Табор.
** Эти подробности и сведения, относящиеся к Табору, были сообщены мне во время моей
поездки в этот город в 1873 г. г-ном Колларом, преподавателем реальной гимназии. Кол-
лар - один из тех скромных ученых, которые предоставляют науке неоценимые услу-
ги своей самоотверженностью и своим рвением. Он опубликовал ряд весьма примеча-
тельных статей; я приведу здесь только: «Описание города Табора и его окрестностей»
(Pamatky, 1872) и «Школы в Таборе» (ежегодный отчет реальной гимназии). Эти докла-
ды соответствуют нашим выступлениям на вручении премий, но они, в общем, значи-
тельно оригинальнее и менее скучны. Следует горячо пожелать, чтобы г-н Коллар на-
писал полную историю города Табор, которую никто не знает так хорошо, как он.
190
Первый крестовый поход: осада Праги и сражение за Вышеград
Антошу, Петру из Усти, Пшеничке, Канишу, вышедшим из этой школы,
присоединились некоторые проповедники из Праги, Пльзеня, Кралова
Градца. Население разделилось на три партии: католиков, за которых
был клир и монастыри, достаточно многочисленные и довольно богатые;
умеренных реформаторов и радикалов. Но брат Анны из Мохова захва-
тил город во вред своему племяннику Прокопу, законному наследнику.
Если Прокоп разделял взгляды своего отца, бывшего покровителя Гуса,
то новый пан, напротив, был ревностным католиком, и все утраквисты
были изгнаны из города. Однако новое учение уже пустило слишком
глубокие корни, чтобы их можно было легко выкорчевать: два священ-
ника - Ваничек и Ян из Быдлина, и литейщик колоколов303 Громадна
объединили несколько сотен крестьян, укрыли их в лесу, затем в ночь
с Жирного вторника304 на Пепельную среду305, когда население глубоко
спало, утомленное последними днями карнавала, вошли в город, ворота
в который им открыли несколько друзей, и захватили его без сопро-
тивления. Тотчас же очень большое число гуситов из окрестных земель
потянулись сюда в поисках убежища; но этот город было тяжело защи-
щать, и Громадна предложил оставить его и вернуться в старинный город
Градиште, чьи укрепления незадолго до этого были отремонтированы;
гуситы вошли в него без боя и известили Жижку, который тотчас выслал
им подкрепления; несколько дней спустя он прибыл сам с армией,
которая только что победила католиков у Судомержа306; Градиште стал
с этого времени307 столицей передовой партии. Он получил достаточно
распространенное имя Табор308; отсюда имя «табориты», которым с этого
времени окрестили радикалов.309
г. Табор. Книжная иллюстрация XVII в.
191
Глава V. Сигизмунд хочет победить Чехию с помощью Чехии
Нет ничего более захватывающего на выезде из богатого, но моно-
тонного сельского ландшафта в окрестностях Праги, чем великолеп-
ная панорама города Табора, хранящего героические воспоминания.
Он возвышается на вершине холма, который соединяется с остальной
местностью лишь достаточно узким перешейком; это единственный
путь, которым можно на него напасть; со всех прочих сторон - крутые и
неприступные горные склоны; в глубине лощины журчит ручей и бежит
Лужнице, что служит в качестве естественного непреодолимого рва.
Если пересечь подъемный мост, переброшенный через ров, разделяющий
перешеек, пройти толстые городские стены, под которыми не раз были
разбиты бессильные имперские войска, то можно почувствовать себя
внезапно перенесенным в XVI век. Лишь несколько редких домов XVIII и
XIX в. нарушают эту гармонию; никакой другой чешский город не сохра-
нил, быть может, более нетронутым облик эпохи Ренессанса; впрочем,
только несколько лет спустя после войны Табор стал настоящим городом,
до этого он оставался военным лагерем; сотоварищи Жижки или Про-
копа слишком торопились наброситься на врага, чтобы иметь время на
сооружение себе домов, а палатки и деревянные казармы были вполне
достаточны при их крайнем равнодушии к удобствам. Только после
установления мира сыновья основателей задумались о строительстве
города, ставшего знаменитым еще до своего рождения; но даже и тогда,
рассказывает нам посетивший его Сильвий, он сохранял свой военный
и грозный военный облик. Дома возводились как попало, и в наши дни
тяжело ориентироваться в своеобразном лабиринте этих запутанных
улочек. По мере того, как мы идем дальше, набегают воспоминания:
здесь каменные столы, за которыми священники раздавали причастие
верующим; там - статуэтки тех самых пикардов, которых уничтожила
безжалостная суровость чешских пуритан, и время от времени, через
некоторые просветы взгляд выхватывает широкий горизонт с лугами,
лесами и деревнями, и сердце ищет среди этой мирной зелени места,
отмеченные жертвами мучеников, которые умерли за свою веру, или
героизмом солдат, которые пали, защищая священную землю родины.
Жижка оставил часть своего войска в городе, а с остальными отпра-
вился на помощь пражанам310. Прага уже получила к тому времени
или получит несколько дней спустя подкрепление из Жатца, Лоун и
Сланого 311: от судьбы Праги зависела судьба гусизма, и в Прагу стяги-
вались все сторонники революции. Сигизмунд, наконец, собрал войска,
которые ожидал, и вскоре должны были начаться серьезные операции.
Его силы насчитывали около восьмидесяти тысяч человек*; если в этом
* Сильвий в своем жизнеописании Сигизмунда называет цифру в семьдесят три тысячи
человек, Виндеке - восемьдесят тысяч. Виндеке был очевидцем, и я полагаю, что луч-
ше было бы принять те сведения, которые он приводит, хотя большинство хронистов
оценивают численность армии Римского короля в значительно более высоких цифрах:
Вавржинец - в сто пятьдесят тысяч, продолжатель Бенеша - в сто двадцать пять тысяч,
Фома Эбендорф из Газельбаха, Андрей из Регенсбурга и Пражский нотарий - в сто двад-
192
Первый крестовый поход: осада Праги и сражение за Вышеград
верить хронистам, все нации мира посчитали за честь принять уча-
стие в этой войне против ереси, но ядро армии составляли собственно
подданные Сигизмунда: немцы, венгры и чехи*. Крестоносцы сопро-
вождали свое продвижение ужасными жестокостями: они предавали
смерти не только тех, кто отказывался отречься от чаши, но поголовно
всех чехов. «Если какой-нибудь чех попадал к ним в руки, - говорит
Вавржинец, - и если его тотчас же не освобождали паны, находившиеся
в лагере, они его сжигали без какой-либо жалости как еретика, даже
если он никогда не причащался под двумя видами»**. Война обещала
быть очень жестокой, как любая война рас312. Немногим ранее подобные
гонения поколебали бы мужество; но после того как война началась, они
имели лишь одно следствие: чехи убедились в необходимости победы.
Они теперь сражались не только за торжество своих идей, но за самую
жизнь. «Несомненно, - говорит Гефлер, которого не заподозрят в при-
страстности к гуситам, - что вступление Сигизмунда в Прагу было бы
сигналом к ужасающей реакции.» Пражане понимали это очень хорошо,
и каждый день, приносивший какую-нибудь страшную весть, лишь
укреплял их сопротивление. В Литомержицах семнадцать жителей
были брошены в Эльбу по приказу Сигизмунда***; несколько дней спустя
цать тысяч. Эту последнюю цифру принимает Палацкий, но мы знаем, как все хронисты
склонны преувеличивать численность армий. Самый надежный источник для этого пе-
риода, по моему мнению, - Виндеке, который сопровождал Сигизмунда и мог сверяться
с официальными документами. Монстреле дважды говорит «о крестовом походе против
пражан» (гл. 226 и 258). К несчастию, имена собственные неузнаваемы.
* Обычно эту экспедицию называют первым крестовым походом против гуситов, и дей-
ствительно, благодаря имеющемуся единодушному свидетельству хронистов, невозмож-
но сомневаться, что часть воинов была из Франции, Италии, Швеции, в общем, из всех
христианских (католических. - Прим, ред.) стран. Мне, однако, кажется, что Грюнгаген
был прав, когда заметил, что эти иноземцы составляли скорее незначительную часть во-
йска. Без этого трудно понять, почему мы их больше не находим в продолжение всей экс-
педиции; им не отводят специального места ни в лагере, ни в битве. Напрасно мы будем
останавливаться на высокопарных перечислениях хронистов, представляющих собой,
главным образом, риторические фигуры. Так, установлено, что Вавржинец, реноме ко-
торого, пожалуй, наиболее весомо, воспроизвел чешские стихи, известные как Бауцен-
ская рукопись и не имеющие исторической ценности. Он помещает силезцев среди кре-
стоносцев, и как бы привычны мы не были к странным перемещениям этой эпохи, мы не
понимаем, с какой целью им пришлось бы проделать длинный обходной путь на запад,
чтобы присоединиться к крестоносцам. Даже имперские немцы были не очень многочис-
ленны, за исключением подданных Сигизмунда (т.е. обитателей его непосредственных
владений на территории Германии. - Прим. ред.). Курфюрст Бранденбурга Фридрих Го-
генцоллерн не приехал, что бы ни говорил об этом Палацкий.
** Вавржинец из Бржезовой (Hof., I, р. 375).
*** Рассказывали, что среди осужденных был и зять бургомистра; жена осужденного попыта-
лась его спасти, она не смогла смягчить своего отца и бросилась в реку, чтобы умереть вме-
сте с тем, кого ей не удалось уберечь от наказания. Река вынесла на берег два трупа, еще
державших друг друга в объятиях. В память об этом факте на храме Всех святых поместили
памятную табличку и картину на воротах св. Михаила; оба памятных знака были сняты 8
июля 1623 г. реформационным комиссаром Иржи Михной. Несмотря на эти свидетельства,
рассказ явно носит романтический характер, который вызывает недоверие, особенно если
мы отметим, что Вавржинец и пражская университетская хроника, которые повествуют о
казнях в Литомержицах (Hof., I, р. 44 и 367), не упоминают об этом происшествии.
193
Глава V. Сигизмунд хочет победить Чехию с помощью Чехии
в деревне Арноштовице приходской священник Вацлав и его викарий,
на которых донесли чешские священники, были схвачены солдатами
Альбрехта Австрийского и приведены к герцогу; всю ночь пытались их
склонить к отречению от веры: угрозы, оскорбления, побои - все было
пущено в ход, но все оказалось бесполезно; утром Вацлава и его викария
связали и присоединили к трем крестьянам и четырем детям: самому
старшему было одиннадцать лет, другому - восемь, самому младшему -
семь. «В последний раз, желаете ли вы отречься от ереси? - задали им
снова вопрос, - Скорее претерпеть тысячу смертей, - ответил Вацлав,
прижимая детей к груди». Палач зажег костер и несколько минут спустя
они перестали страдать*. Подобная жестокость, тотчас же становивша-
яся известной в Праге, преувеличенная и перетолкованная народным
воображением, укрепляла мужество, исключая всякую возможность
отступления для восставших. Народ, когда он понимает, что пораже-
ние - это смерть, близок к победе.
Однако королевская армия мало-помалу сосредотачивалась вокруг
столицы313; Сигизмунд еще раз попытался вести переговоры, но было
слишком поздно: отныне только порох имел право голоса. Не приходи-
лось и мечтать овладеть городом, обрекая его на голод: а чем прокормить
осаждающих? Они бы начали голодать задолго до осажденных; легче
было действовать внезапным штурмом. Сигизмунд, будучи хозяином
Градчан и Вышеграда, владел высотами, которые господствовали над
городом с северо-запада и юга; но утраквисты заняли Витков, плато,
крутыми склонами спускающееся к городу и возвышающееся над ним
с северо-востока (Витков Врх )314: если бы их выбили оттуда, кресто-
носцы овладели бы всеми стратегически выгодными позициями и город
оказался бы в весьма сложном положении. Нападение было назначено
на 14 июля315; гарнизоны двух королевских замков совершат вылазку и
попытаются отвлечь внимание пражан от Виткова, куда будет направлен
главный удар крестоносцев**. Королевская армия начала штурм только
в четыре часа пополудни. В то время как комендант Градчан угрожал
Старому Месту, а комендант Вышеграда - Новому, несколько тысяч
всадников взбирались галопом на склоны Виткова. Жижка, понимав-
ший всю значимость этой позиции, возвел там ранее несколько укре-
плений, но они были теперь почти покинуты. Нападавшие без труда
захватили передовые укрепления, но были остановлены башней, кото-
рую героически защищала горстка таборитов: их было двадцать шесть
мужчин, две женщины и одна девушка; эти последние выказывали не
меньшую храбрость. «Бог не отступит перед Антихристом!» - вскри-
чала одна из женщин и предпочла смерть бегству. Жижка, сначала не
уверенный в истинных намерениях врага, вскоре понял опасность и
* Ваврж., Hof., I, р. 375.
** При изучении этой битвы 14 июля вскоре приходишь к убеждению, что атаки из Градчан
и Вышеграда были только хитростью. Единственной целью было взятие Виткова. Не
могло быть и речи об общей атаке на Прагу.
194
Первый крестовый поход: осада Праги и сражение за Вышеград
поспешил на помощь с несколькими людьми316; но слишком уступая в
численности, этот отряд дрогнул; позиция казалось уже потерянной,
когда прибыло новое подкрепление. Его вел священник, который, следуя
обычаю таборитов, нес чашу; за ним теснились несколько лучников и
толпа крестьян, вооруженных своими устрашающими цепами. Они мед-
ленно, но неколебимо, продвигались вперед, устремив взоры на Святые
Тайны, которые были для них одновременно символом их находившейся
под угрозой свободы и их преследуемой религии, символом победы и
спасения317. Они пели тот псалом, который написал сам Жижка и под
звуки которого они обратили в бегство столько немецких армий318: «Вы
Божии солдаты, // И служите Его закону, просите же у Бога помощи, //
И уповайте на Него;// И всегда в конце концов // С Ним вы победите.
// Вот, Господь велит нам не беспокоиться //О том, что в людской вла-
сти. // Он велит нам жертвовать жизнью // Ради любви к ближнему;
// Посему укрепите // Мужеством ваши сердца. // Христос не пре-
зрит ваше страдания. // Сторицею воздаст, как обещал. // Кто отдаст
жизнь за Него, // Будет иметь жизнь вечную.// Блажен тот, // Кто
умер за правду. // Пусть товарищ поможет товарищу. // Бодрствуйте
и крепитесь // Каждый на своем месте. // Испускайте с радостью ваш
боевой клич: // Вперед! На них! Вперед. // Возьмите ваше оружие,
возьмите его, // Возопите: Бог - наш повелитель; // Бейте, убивайте,
не щадите никого»*.
По мере того, как крестьяне поднимались по склону и их песня до-
стигала ушей сражающихся, гуситы приободрялись, а немцы приоста-
навливались. Их охватил ужас: кто эти фанатики, которые устремля-
ются вперед, воспевая песнь, на врагов, в десять раз более многочислен-
ных, и поспешают на смерть как на торжество? Воистину ли Бог с ними?
Крестоносцы отступили в беспорядке, отказавшись от борьбы, побеж-
денные до сражения: это была более не битва, а резня319. Им мешало
тяжелое вооружение, они блуждали среди укреплений, куда их увлек
первый натиск, не оставив времени на разведку. Католики тщетно пыта-
лись спастись бегством: целые отряды терялись в этом отступлении, и,
когда они сочли себя, наконец, спасенными и достигли подножья холма,
начали грохотать пушки Праги, которые обстреливали их фланговым
огнем320. Победители вернулись в город, торжествуя. «Слава Богу, - пели
они, - Дети и старцы, возносите Ему хвалу. Немцы, мейсенцы, венг-
ры, швабы, австрийцы и неверные чехи - всех их Он преисполнил ужа-
са и печали. Малые дети321 обратили их в бегство»**.
* Слова и ноты в: Vybor, II, р. 283. Как правило, все согласны в том, что авторство этой
песни принадлежит Жижке, но однако не существует точного доказательства этого.
** Об этом сражении ср.: Вавржинец (Hof. I, р 378). Витков холм получил с этих пор назва-
ние горы Чаши или Жижковой горы. Это имя он носит и по сей день: Жижков (Наряду с
этими новыми названиями, сохранилось (и сохраняется поныне) название Витков.
Жижковым было названо возникшее впоследствии к югу от горы поселение (с 1881 г. -
город, с 1922 г. - один из районов Праги). - Прим. ред.).
195
Глава V. Сигизмунд хочет победить Чехию с помощью Чехии
Бой на Витковой горе. 1420 г.
Дело 14 июля было в сущности лишь стычкой, но оно имело важные
результаты. Удвоилась вера гуситов: они уже не раз выходили победи-
телями из случайных стычек, но в первый раз они померились силами с
регулярной армией и дали ей отпор, несмотря на численное превосходство
противника и первоначальное замешательство. Уныние крестоносцев
равнялось радости гуситов. Крестоносцы никогда не верили в силу сопро-
тивления этих непрофессиональных солдат, они не ожидали серьезной
войны. Естественной реакцией теперь стало преувеличение силы врага,
которым сначала пренебрегали. Несколькими днями раньше они думали,
что им даже не придется биться за успех; теперь они считали совершенно
невозможным его достичь. Они были приведены в замешательство, как
будто присутствием сверхъестественной силы; военная тактика ерети-
ков расстроила все их ожидания; они спрашивали себя - не стали ли
они жертвами какого-либо колдовства? Впрочем, феодальные армии
никогда не оставались объединенными надолго; в случае, когда они сразу
не одерживали победу, они рассеивались. Многие сеньоры были очень
недовольны и уже жаловались на продолжительность кампании*, их
можно было удержать, лишь платя им, но изыскать средства на жалованье
было тяжело. Припасы также становились редкостью; страна была так
жестоко опустошена, что более не поставляла ничего. Крестьяне прятали
провиант, который им удавалось спасти, переправляли его тайно своим
друзьям-пражанам. Лошади умирали сотнями, и их трупы, оставлен-
ные без погребения, распространяли ужасные миазмы: уже объявились
какие-то болезни и опасались появления чумы**. Эти несчастья порождали
распри и взаимное недоверие. Немцы всегда подозревали чехов, присо-
единившихся к ним, в тайном расположении к еретикам; они раскрыли
* Солдаты из Згоржельца (Герлица) (верхнелужицкий город Згорьелец. - Прим, ред.) жа-
ловались на то, что они смогут вернуться домой лишь в начале августа (Kloss, I, 187).
** Chron. de Magdeb., p. 354.
196
Первый крестовый поход: осада Праги и сражение за Вышеград
свои подозрения, организовав отдельный лагерь*. Можно было подумать,
что они боялись нападения своих союзников. Иноземцы долгое время
не верили в искренность Сигизмунда. Возможно, что короля охватили
своего рода угрызения совести: это его город, его столицу разрушали,
это свое королевство он дал опустошить армии, не подчиняющейся при-
казам**. Эти сожаления, в добавок к поражению на Виткове, побудили
его вернуться к политике переговоров и проволочек, которую он оставил
так опрометчиво. Глубоко убежденный, что победа в настоящий момент
невозможна, он задумал смягчить ужасы войны, которые отвращали
от него сердца его подданных. В этом изменении политики его горячо
поддерживали чешские паны, католики или умеренные утраквисты, и
он доказал, что полон решимости следовать их советам, короновавшись
королем Чехии322, то есть связав себя до некоторой степени с чешской
нацией коронационной клятвой. Два дня спустя немцы покинули лагерь,
счастливые тем, что у них есть предлог для объяснения своего ухода
и переложив на Сигизмунда, пособника и друга еретиков, весь позор
поражения***.
Сигизмунд вскоре понял, что уже слишком поздно ждать возвраще-
ния гуситов: воспоминания о жестокостях немцев были слишком мучи-
тельны, а воодушевление, вызванное недавними победами, слишком
сильным. Табориты и пражане, несмотря на разногласия, которые их
разделяли, перед лицом врага оставались едиными; они приняли общую
программу - потребовали свободы проповеди Слова Божия, причащения
под двумя видами, секуляризации имущества клира и борьбы со всеми
общественными проявлениями греха. Эта программа, которую называют
«Четырьмя пражскими статьями», послужила позднее основой для
Базельских компактатов, но для того, чтобы склонить к их принятию
короля и Церковь, недостаточно было победы на Виткове. Сигизмунд
оставался несколько недель бездеятельным, нерешительным, пытаясь
продолжать кампанию с несколькими тысячами человек, которые у него
оставались; особенно он рассчитывал на поддержку дворянства. Он хотел
* «Герцог Зальцбахский, герцог Вильгельм Мюнхенский, герцог Генрих Ландсгутский
(представители разных ветвей баварского дома Виттельсбахов. - Прим, ред.), многие
другие сеньоры и графы немецкой земли, встали лагерем вместе потому, что они боялись
чехов. И действительно, говорили, что чехи и гуситы согласились между собой и желали
изгнать из страны союзников» (Виндеке).
** Фома Эбендорф из Газельбаха (Pez., Scripotres III, р. 850).
*** Несомненно, что переговоры Сигизмунда и чешских панов ускорили конец экспедиции.
Хронисты единодушны в этом вопросе. Буркард Цинк, (Zink, р. 89): «В то время, когда
там стояла столь сильная армия, тогда прибыли великие паны, которые поддерживали
связь между городом и королем, и говорили ему добрые слова... Итак, король велел сво-
им войскам уходить». Chron. Elwacense(Pez. IV, р. 787): «Rex... obsedit civitatem Pragam,
sed tractatibus in dolo, ut dicebant, hinc inde intreventibus inexpeditus recessit. (Король...
занял город Прагу, но так как отсюда стали вестись хитрые переговоры, отступил ни с
чем (лат.) - Прим. ред.)». Эбендорф из Газельбаха (loco cit.), Магдебургская хроника,
Андрей из Регенсбурга (Hof. I, 576) и особенно Виндеке (гл. 71 и 83). Эней Сильвий в
своей биографии Сигизмунда (Pal., Reise nach Italien, p. Ill): «Чехи советовали королю
отослать князей... видя это, князья отдалялись мало-помалу от него»
197
Глава V. Сигизмунд хочет победить Чехию с помощью Чехии
организовать местное сопротивление, объединить католиков каждого
округа вокруг верного пана, призванного поддерживать порядок323. Но
слишком уж ненадежной была преданность тех, на кого он опирался,
а главное - очень дорогостоящей. Король был вынужден им уступить
почти все владения короны, и королевская власть была так же бедна,
как и в момент смерти Яна324 (1346 г.). Когда он раздал все, чем обладал
сам, он стал отдавать чужое имущество, собственность, расхищенную
у церквей или монастырей, и особенно имущество клира*. Но, в конце
концов, они защищали дело священников, и было бы справедливо, чтобы
последние оплатили расходы на войну**. Трудно оценить размер этих
пожалований с определенной точностью; однако они были, как пред-
ставляется, гораздо значительнее, чем захваченное гуситами имущество:
союзники Церкви внесли большую лепту в ее разорение, чем ее враги.
Сигизмунд очнулся от своей нерешительности благодаря отчаянным
призывам гарнизона Вышеграда, который сильно теснили пражане.
Получив новости, после бесконечных проволочек, он, наконец, отпра-
вился на выручку осажденным. Его армия сильно уменьшилась***, но эти
потери более чем возмещались уходом Жижки и его товарищей, которые
вели войну на юге Чехии. Пражане, на которых одновременно напали
бы с фронта и тыла королевские гарнизоны и армия Сигизмунда, не
выдержали бы удара католиков. Письмо Сигизмунда коменданту Град-
чан попало в руки гуситов и раскрыло его планы. Гарнизон Вышеграда,
исчерпавший почти все ресурсы, дал обязательство сдаться, если ему
не придут на помощь до конца октября: Сигизмунд прибыл под Прагу
31-го, но он ожидал подкреплений из Моравии и перенес атаку на сле-
дующий день. Ранним утром гарнизон, исполняя свое обещание, передал
замок гуситам. Поэтому когда Сигизмунд подал сигнал к нападению,
он был весьма удивлен, увидев, что его никто не поддерживает. В этих
условиях было бы лучше отложить бой, в любом случае Вышеград был
потерян, а они бы без нужды подверглись возможному разгрому, пытаясь
одолеть укрепления утраквистов, поскольку у тех было много времени
для подготовки. Гетман Моравии Индржих из Плумлова325 посоветовал
подождать подкрепления. «Нет, - ответил король, - необходимо, чтобы
эти крестьяне сегодня же склонились передо мной». «Берегитесь, -
ответил Индржих, - мы от них претерпим позор и потери, я боюсь цепов
* Виндеке, который, правда, крайне враждебно настроен к чешским панам, говорит: Das tha-
ten sie alles um der Pfaffen Giiter zu haben, и далее: sie wolten Gut haben. («Все это они делали,
чтобы получить поповское добро... они хотели владеть имуществом» (нем.). - Прим. ред.).
** Естественно, что клир протестовал. Епископ-канцлер отказался приложить имперскую
печать к дарственным, которые были оформлены «против Святой Церкви и чести Импе-
рии». Тогда они были скреплены венгерской печатью.
*** О битве за Вышеград нам рассказывают два разных источника: Виндеке (гл. 83) и Вавр-
жинец из Бржезовой (Hof., I, 420, 422). Сведения в Stafi letopisove (р. 39-41) совершенно
те же, что и у Вавржинца: он говорит, что у Сигизмунда было от шестнадцати до двадца-
ти тысяч человек, но Виндеке сообщает только о четырех тысячах всадников, и это, веро-
ятно, точная цифра.
198
Первый крестовый поход: осада Праги и сражение за Вышеград
этих крестьян». «Вы, мораване, - ответил Сигизмунд, - трусы и пре-
датели». «Что ж, - вскричал Индржих, вскакивая на коня, - мы идем
туда, куда ты не пойдешь»326; чешские и моравские паны устремились
через поля и виноградники, в то время как венгры напали со стороны
дороги. Первый натиск был такой яростный, что пражане оставили свои
позиции и отступили в беспорядке, но пан Крушина327 их вернул; Это
битва Божия, - сказал он им, - а не наша. В то же время один чех начал
кричать: «Враги бегут!». Пражане вновь исполнились мужества, оттеснили
нападавших и преследовали их до самой линии полевых укреплений.
Ни одна битва за все время войны не вызвала такой глубокой печали:
погибших было не очень много328, но они принадлежали к старинным и
наиболее известным семьям королевства и так сняли с себя обвинение в
предательстве, брошенное им в лицо королем. Их героизм должен был
развеять подозрения. Однако вечером, когда Сигизмунд вновь собрал
свою армию, он горько упрекнул чешских панов в том, что по их вине
проиграл битву. Возмущенные дворяне бросились на него и хотели его
убить; лишь появление венгров избавило его от опасности - дело чуть
не дошло до схватки.
Побежденные встретили больше справедливости и жалости со сто-
роны победителей. «Нужно было бы быть безжалостней язычника, -
говорит Вавржинец, - чтобы видеть на полях и виноградниках трупы
тех доблестно павших, и не быть охваченным скорбью. Какой чех, если
он не безумец, увидев эти сильные тела, этих бесстрашных и достойных
воинов, не будет уязвлен в сердце горьким отчаянием». Сигизмунда обви-
няли в предательстве, в том, что он послал на смерть тех, кто называл
его своим королем. «Он не спешит им на помощь, - говорит хронист, -
не хочет помочь. // А ведь мог бы; // Он бросает их на гибель и плен, //
Позволяет убивать их цепами, сокрушать палицами. //Вот так он платит
свои долги». История не знает ничего более трогательного, чем эта скорбь
победителя, который оплакивает свое торжество, и, забыв о преходящих
раздорах, полон жалости к своим разделенным братьям и приберегает
свою ненависть для иноземцев, сеющих распри, извлекающих из них
выгоды, и желающих основать свою власть на гибели обеих сторон.
Сигизмунд оставался еще несколько недель в Чехии; он продвигался
к границе, стараясь избавиться от депутаций городов, принявших его
сторону и опасавшихся теперь мести победителей. Наконец, он при-
нял героическое решение, посоветовал горожанам извлечь возможно
большую пользу из ситуации и без промедления отбыл в Венгрию
(март 1421 г.). Современные хронисты обвинили его в предательстве
католиков и в тайном сочувствии гуситам - смешная клевета, объясня-
емая единственно горячностью и несправедливостью партий. Но разве
оплошность, доведенная до определенной степени, не является сама по
себе предательством? Существовало две линии поведения: примирение
и насилие. Сигизмунд не смог выбрать, переходил от одной к другой,
199
Глава V. Сигизмунд хочет победить Чехию с помощью Чехии
и с такой удивительной несообразностью, что его робкие попытки дать
сражение делали любое соглашение невозможным, а его намерения вести
переговоры срывали его атаки. В стране хватало серьезных элементов
для сопротивления революции; главной силой антиреформаторской
партии было немецкое бюргерство города; король их оставил на произвол
судьбы и бросился в объятия дворянства, доблестного, но имеющего свои
интересы и жадного до любой возможности увеличить свои привилегии,
к тому же связанного с гуситами национальным чувством. Сигизмунд,
будучи таким же неосмотрительным военачальником, как и неблаго-
разумным политиком, не интересовался организацией своего противни-
ка, и его необдуманные атаки, обеспечивая легкий успех, давали то
единственное, чего им еще недоставало - уверенность в самих себе и
вере в своих вождей. Столь же чрезмерно предающийся унынию, сколь
и склонный к иллюзиям, он мог рассчитывать только на помощь Герма-
нии, но борьба против гуситов становилась все трудней. Табориты и пра-
жане действительно воспользовались своими победами, чтобы сломить
последние очаги сопротивления и добиться повсюду признания своей
власти; они сделали из страны огромную крепость и долгие годы могли
укрываться за укреплениями, не боясь бессильной ярости своих врагов.
Жижка и гуситы значительно лучше Сигизмунда осознавали пре-
пятствия, чинимые их господству немецким бюргерством, именно про-
тив него были направлены их первоначальные действия; вскоре после
победы над городами противостоящие им католические паны принуж-
дены были бы сдаться на милость победителя. В некоторых городах, как,
например, в Праге, славянское население было достаточно компактное и
с самого начала увлекло свои коммуны329 на сторону революции, но они
составляли лишь очень незначительное меньшинство; и действительно,
вначале только шесть городов высказались в поддержку Праги: Писек,
Клатовы, Пльзень, Кралове Градец, Доуны и Жатец. В большинстве
этих городов присоединение, несмотря на протесты бюргерства, было
навязано простонародьем, сильным поддержкой окрестных крестьян,
но в части из них богатые снова взяли верх; с 1420 г. Доуны признали
Сигизмунда, и Пльзень после отъезда Жижки был отвоеван для Церкви
и стал с этих пор главной базой католиков на юго-западе.
В остальных городах немцы составляли не просто большинство,
но почти все население; те же, кто находились в окружении сельской
местности, населенной немцами, подчинились лишь дойдя до послед-
ней крайности. 1421 г. стал для них роковым; Жижка начал, сначала
в одиночку, военные действия. Пражане, успокоившись относительно
угрозы реакции, с видимым удовлетворением позволили уйти союзни-
кам, столь же неприятным, сколь и полезным. Тем не менее, их союз
еще не подвергался серьезным испытаниям, но было бы неблагоразумно
отводить войска из города, в то время как Вышеград еще держался. Сна-
чала табориты напали на вождя католиков Южной Чехии Ольдржиха из
200
Первый крестовый поход: осада Праги и сражение за Вышеград
Рожмберка330. Олдржих сначала был благосклонен к гуситам, но вскоре
объединился с королем: его дух стал хромым, как и его тело, - говорили
защитники Табора, которых он осаждал, но был ими разбит. Он не был
великим военным, но хитрым политиком, непорядочным и бессовестным,
и вскоре стал вдохновителем всей королевской партии: у римской курии,
быть может, даже в какой-то момент возникла идея передать ему корону.
Его огромные владения находились во всех областях Южной Чехии; и
сегодня, проезжая по стране, сталкиваешься на каждом шагу с воспо-
минаниями об этом могущественном феодале. Он не долго вел неравную
борьбу: Жижка взял приступом города Водняны и Прахатице, после чего
Рожмберк запросил перемирия и пообещал свободу причастия под обоими
видами. Более прочным оказалось обращение Богуслава из Швамберка331;
осажденный332 и оставленный без помощи короля, он перешел к гуситам
и стал одним из их самых грозных вождей. Жижка соединился тогда333 с
войском, посланным пражанами на подмогу после битвы за Вышеград.
Два объединенных войска осадили Пльзень, пообещавший334 принять
четыре статьи335 и умолять короля о том же. Он увлек за собой соседние
города, которые образовали небольшую конфедерацию под его протекто-
ратом. Гусизм не имел больше врагов на юге Чехии, и Жижка отправился
на север. Хомутов и Бероун были взяты штурмом; Доуны, Сланый, Мель-
ник подчинились336. Только восток оставался в руках католиков; ужас-
ная резня, которая последовала за взятием Ческого Брода, устрашила
последних противников. Коуржим, Колин, Часлав, Хрудим, КутнаГора,
Высоке Мыто, Литомышль и Поличка, если перечислить только самые
известные города, сдались без боя «Богу и пражанам»337. Чехи338 с этого
времени стали полностью хозяевами Чехии339; они задумались уже о том,
чтобы подчинить своему господству и другие земли короны340; слишком
горько они упрекали Сигизмунда в оставлении Марки341 и Бранденбурга,
чтобы самим отказаться от какого-либо из чешские владений. Ни одна
область не была связана с королевством более тесными историческими
и этническими узами, чем Моравия. С самого начала партия Реформы
встречала здесь горячие симпатии, и среди панов, заявивших протест про-
тив осуждения Гуса, мораване, в пропорциональном соотношении, были
по меньшей мере столь же многочисленны, как и чехи. Но энергичность
и настойчивость, с которыми епископ Оломоуца, знаменитый Ян Желез-
ный нападал на ересь, привели к внезапной перемене, и Сигизмунд под-
чинил маркграфство, не встретив здесь серьезного сопротивления. Исто-
рия Моравии во время всего периода гуситских войн столь же запутана,
сколь и печальна. Поскольку обе партии были примерно равны по силам,
ни одна не сумела победить полностью своего соперника, и малейшая
помощь извне склоняла чашу весов на сторону Церкви или Революции;
затем, при первых превратностях судьбы, с приближением вражеской
армии, Моравия без борьбы, без боя принимала иное господство. Пере-
ходя, таким образом, из одного лагеря в другой, подчиняясь случайно-
201
Глава V. Сигизмунд хочет победить Чехию с помощью Чехии
стям войны, она опустошалась с равной беспощадностью венгерскими
войсками, австрийскими и гуситскими. Появление чехов на границе
побудило мораван в этот раз оставить Сигизмунда342. Полное торжество
ереси нашло свое выражение в неожиданном и живо всех поразившем
появлении нового адепта; архиепископ Пражский343, чьи колебания уже
сделали его подозреваемым для Констанцского собора, перешел в стан
победившего утраквизма и принял четыре статьи (21 апреля 1421 г.)*.
Высший представитель католической иерархии королевства, казалось,
тем самым признал бесполезность борьбы и одобрил своим присоедине-
нием восстание чехов.
Завоевание Чехии было совершено не без жестокости и насилия.
Хронисты, рассказывающие об этих великих событиях, рисуют мрачную
картину расправ и убийств, которыми осквернились победители, и они
с безжалостной суровостью осуждают бесчинства таборитов. С тех пор
эти обвинения постоянно повторялись и множились, и казалось, что
память о товарищах Жижки долгое время было невозможно защитить.
Современная критика, без уступок, признает и осуждает насильствен-
ные действия чешских радикалов, но у нее есть право и обязанность
протестовать против слишком сурового осуждения. Добросовестное
исследование фактов доказывает нам не то, что табориты часто вели
себя как варвары и нечестивцы, но что они были ими в меньшей сте-
пени, чем их противники. Они были не лучше своего времени, но они
были лучшими в своем времени. Не они породили войну, но они в ней
вынуждено участвовали; они защищались - без жалости, без оглядок
на гуманности, они принимали неизбежную необходимость схватки, не
более того. Никогда они не убивали без необходимости или без вызова со
стороны противника344. В целом они щадили женщин, детей, уважали
договоры, честно воевали со своим врагом, который, как раз, считал
правом и честью обмануть еретиков. Часть фанатиков среди таборитов,
без сомнения, проповедовали резню и истребление; но гораздо больше
было верных евангельскому духу, защищавших умеренность и велико-
душие345. Некоторые провозглашали неприкосновенность человеческой
жизни, осуждали смертную казнь, и с еще большим основанием - войну.
Бессильные помешать ей, они, по крайне мере, пытались сделать ее
менее жестокой: в войнах, даже справедливых, не следует устраивать
опустошительные набеги, зариться на чужое имущество, но надо иметь
сострадание к бедным людям и всегда помнить заповедь апостола: не
делайте зла в надежде, что из него выйдет добро346. Эти идеи, принятые
позднее всеми богемскими братьями, завоевывали все больше и больше
последователей, что объясняет относительный гуманизм таборитов**347.
* Urkund. Beit., р. 18. Он обещал не признавать более Сигизмунда королем. Как и во всех
официальных документах той эпохи, он, после упоминания чести и славы Божьей, гово-
рит «об общем благе и чести нации».
** См. о жестокостях таборитов Вавржинца из Бржезовой (Hofl., I, р. 399, 408-409 и т.д.) См.,
напротив, об их идеях умеренности и великодушия и их официальные заявления в: Рго-
202
Гуситы - хозяева Чехии
Геттингенский кодекс. Жижка во главе войска
В действительности имело место меньше кровавых расправ, чем
могло бы показаться с первого взгляда*, но зато было бесчисленное
количество изгнаний и грабежей. Таково неизбежное следствие того
характера, который приняла война. Поскольку большинство немцев
осталось католиками, борьба стала войной рас, и в подобной битве не
было другого возможного результата, кроме полного краха одного из
двух противников. Чехи отклоняли любую идею о завоевании348, но они
требовали своего — Чехии для чехов, как Германии для немцев. Почти
повсюду торжество утраквизма влекло за собой исчезновение немецкого
бюргерства: либо бывших горожан изгоняли, а их имущество распре-
делялось между славянами349, либо под давлением обстоятельств этот
иноземный класс, веками хранивший свою национальность, решался
chazka, Miscellaneen der bohm Litter, p. 274-275. Современные историки все больше и
больше отказываются от обвинений в жестокости, бездоказательно выдвигаемых против
товарищей Жижки: укажем хотя бы Бецольда и Грюнгагена, не говоря уже о Палацком.
* Об этих идеях таборитов, см. Prochazka, Miscellaneen der bohm Litter, p. 274-275.
203
Глава V. Сигизмунд хочет победить Чехию с помощью Чехии
отказаться от нее и смиренно слиться с чехами350 - уступка, без сомне-
ния, весьма унизительная, но имевшая, по меньшей мере, то драгоценное
преимущество, что спасала незащищенные теперь богатства. Трудно про-
следить шаг за шагом резкие, либо незаметные трансформации, которые
превращали немецкие города в чешские: много документов исчезло,
другие дремлют еще неузнанные в архивах; однако уже опубликован
ряд монографий и отдельных работ, которые позволяют достаточно ясно
представить результаты этой революции; в общем, источники и моно-
графии подтвердили суждение, высказанное в XVIII в. Пельцелем351:
«гуситские войны ниспровергли монумент, который немцы воздвигали
пять веков для себя и своего языка»*.
В Праге первым ударом, нанесенным по бюргерству, стал декрет
1409 г., который повлек за собой отъезд иноземных студентов; не-
сколькими годами позднее другой декрет Вацлава отобрал у них руко-
водство городскими делами352 и обеспечил чехам большинство в совете.
Многие немцы покинули Прагу, когда после смерти короля утрак-
вистская партия бесспорно утвердила свое господство. 26 июля 1420 г.
магистраты повелели конфисковать имущество эмигрантов**. Более
семидесяти домов в Старом Месте и примерно столько же в Новом были
с тех пор покинуты***. Но это число быстро увеличивалось. Некоторые
горожане, говорит Вавржинец, особенно немцы, были вынуждены
покинуть город, хотя они уже приняли истину и причастие под двумя
видами, или же пообещали это сделать****353. Была учреждена комиссия,
с целью отыскать тех, кто отверг новое учение, их собственность была
конфискована. Некоторые, покидая город, оставили здесь своих жен
и детей, рассчитывая вскоре вернуться вслед за Сигизмундом; затем
власти изгнали женщин, чьи мужья или родители покинули Прагу, а
также тех, в чьей приверженности религии не были уверены. Официаль-
ные документы 1421 и 1422 гг. гласят, что городская община завладела
не менее чем ста пятьюдесятью шестью участками земли, замками,
мельницами; только в Малой Стране она захватила шестьдесят шесть
садов, некогда имущество клира или собственность эмигрантов. К этому
следует добавить строения. Отметим еще, что мы располагаем далеко не
полными списками. Это имущество продавалось за бесценок, отдавалось
работному люду, крестьянам - притом всегда чехам. С тех пор немецкие
имена стали значительно более редкими; вместо фон Ахов, Вальтеров,
Бурггардов мы находим Вальхаржев, Постржигачев, Мокрыносов
и т.д.***** Славяне, обеспокоенные возможной реакцией, не пренебрегали
ничем, чтобы воспрепятствовать контрнаступлению. Суровый запрет
* Pelzel. Gesch. der Deutschen und ihrer Sprache in Bohmen.
** Urk. Beitr., I, p. 44.
*** Вавржинец, c. 367.
**** Там же, c. 370.
***** См. весьма любопытное и интересное, хотя иногда немного несправедливое к чехам, ис-
следование Липперта (Lippert. Die dechisirung der boh. Stadte im XV Jahrh. Mitheil. des
Vereins fur Gesch. der Deutschen in Bohmen, 1867)
204
Гуситы - хозяева Чехии
эмигрантам возвращаться; возвращать их имущество, на них будут
смотреть как на негодяев, предателей, клятвопреступников. Ни один
немец по рождению не сможет жить в городе, за исключением тех, кто
всегда оставался верным истине354. Табориты желали всеобъемлющих
мер, они потребовали упразднить «все языческое и немецкое право» 355.
Однако было решено ограничиться переводом356; чешский постепенно
становится единственным языком в королевстве: в 1430 г. с немецкого
перевели статуты цеха художников, в 1437 г. с латыни - привилегии
Нового Места*.
Почти во всех чешских городах участь немецкого бюргерства была
схожей. Когда приходили утраквисты, католики, почти всегда немец-
кого происхождения, бежали; иногда им предоставляли определенный
срок для продажи имущества; значительно чаще их собственность
конфисковали и распределяли между чехами. Чехи господствовали
во всех советах Праги, которая захватила своего рода гегемонию над
остальными городами, наблюдала за ними и была готова сурово подавить
любую попытку реакции.
Была ли эта революция счастливой для королевства? Вначале ее
следствием стало крайнее замешательство и упадок ремесла и торговли;
прежнее бюргерство имело традиции распорядка в работе как много-
вековое наследие, которые не могли стать немедленным достоянием
неподготовленных собственников: одного богатства было недостаточно,
чтобы образовать сословие бюргерства. Торговые сделки прекратились
почти полностью, население уменьшилось, количество испорченной
монеты357, которую чеканили после разорения Кутной Горы358, возросло
до такой степени, что стало всеобщим несчастием. Но эти временные
страдания не стали излишней платой за полученный грандиозный
результат: спасение чешской национальности. Если бы немецкая
иммиграция, начавшаяся при Пржемысловичах359 и продолжившаяся
при Люксембургах, не была бы прервана, то вполне возможно, что сла-
вяне исчезли бы из долины Верхней Эльбы, как они исчезли из долины
нижней Эльбы360, гуситские войны сделали это поглощение навсегда
невозможным361.
Победив Сигизмунда и крестоносцев, гуситы, несомненные хозяева
королевства, задумались о самоорганизации, об учреждении правитель-
ства. Большой сейм собрался в Чаславе362. Он был очень многочисленен;
не только Моравия, но и Силезия, и Лужица прислали делегатов363.
Сигизмунд, кажется, попросил католиков присутствовать на сейме364;
возможно, он еще надеялся получить с помощью их поддержки боль-
шинство. Он был значительно более сговорчив, чем в Брно или Брес-
лау; письмо, которое его посланники доставили сословиям, было очень
умеренным, почти смиренным: он принимал все условия, был готов
исправить все ошибки, которые мог совершить; чехи в ответ припомнили
* Они были переведены Вавржинцем (См. Jungmann, Historie literatury 6eske).
205
Глава VI. Утрактивисты и табориты
ему все свои жалобы, и на этом не остановились. Поведение участников
сейма показало непоправимую слабость королевской партии*. Все при-
сутствующие участники обязались принять четыре статьи и защищать
их всеми силами; король Венгрии, Сигизмунд, всем своим поведением
показал себя недостойным трона, этот богохульник и смертельный враг,
посягнувший на честь чешской нации, будет считаться лишенным трона.
Правительство было составлено из двадцати членов сейма, выбранных
из различных представленных там групп: пять человек из сословия
рыцарей, пять из сословия панов, двое таборитов, четверо назначен-
ных пражской общиной и четверо другими городами365. Они получили
почти суверенную власть, были обязаны поддерживать общественный
порядок, подавлять бунты, раздоры и беспорядки; для решения рели-
гиозных вопросов они взяли в помощники Яна из Пржибрама и Яна
Желивского366.
Все ожидания Сигизмунда были, таким образом, обмануты; в Чехии
утвердилась своего рода олигархическая республика367; однако, по тре-
бованию мораван, были приняты некоторые оговорки, благоприятные
для короля, но эти чисто формальные уступки не имели никакой силы,
никакой ценности. Ересь победила; у нее был свой духовный вождь -
архиепископ Пражский; свой религиозный центр - университет; свое
правительство - комитет двадцати; своя армия. Победы последующих
лет увеличили ее престиж, но не прибавили реального значения; ее могу-
щество не было никогда столь основательно, ее власть столь неоспорима.
Победив своих самых грозных врагов, немцев и католиков Чехии, она
могла бросить вызов империи, которая готовилась возобновить борьбу,
оставленная своим вождем.
ГЛАВА VI.
Утраквисты и табориты
Крайние партии - Утраквисты и табориты: их религиозные, поли-
тические, социальные принципы - Союз против иноземцев - Жижка и
Ян Желивский
Успех у Вышеграда и на Виткове, уход и подавленность Сигизмунда
обеспечили чехам передышку на несколько месяцев; за это время органи-
зовались и сложились различные гуситские партии, программа которых
отныне будет изменяться только по некоторым частным пунктам. Итак,
наступило благоприятное время, чтобы осмыслить, как изменилась и
какие новые формы могла принять ересь. Мы уже говорили о взглядах
* См. Вавржинец. с. 461-464, ArchivSesky, III, 226-233.
206
Крайние партии
Гуса, и по каким вопросам он расходился с Церковью, теперь посмотрим,
как ученики реформатора толковали его учение, что они добавили, какие
выводы извлекли.
Безусловная свобода, которой пользовались еретики в конце правле-
ния Вацлава, и опасность, которая им угрожала по приходу Сигизмунда,
повлекли за собой чрезмерную активность и создание весьма странных
сект. К несчастию, мы можем судить об этих крайних партиях только
по свидетельствам противников, католиков или умеренных гуситов,
свидетелей очень пристрастных и рассказчиков весьма несведущих.
Однако мы различаем, как мне кажется, среди этого смятения три очень
различные группы - пикарды, николаиты и милленарии.
В какой-то момент начала 1420 г. казалось, что дело чешской Ре-
формации погибло: лишь незначительное число решительных людей,
вопреки всему сохраняющих надежду и доблесть среди всеобщего ужаса,
готовились к решительной борьбе и формировали войско, множество
же других, слишком уверовавших, чтобы помышлять об отступниче-
стве, но слишком восторженных и слишком слабых, чтобы рассчиты-
вать на самих себя, надеялись лишь на чудо, ожидая конец света: Сын
Божий вот-вот должен был явиться, чтобы сокрушить Антихриста и
основать Свое царство на земле. Начиналась новая эра: в Царствии
Господнем не будет больше соблазнов, мерзостей и преступлений, не
будет лжи и вероломства. Там не будет ни чинов, ни титулов, собствен-
ность будет уничтожена, и род человеческий будет навсегда избавлен
от труда, нужды и голода. Не будет больше ни ученых, ни невежд,
никто не будет поучать своего брата, все будут учениками Спасителя
и сияние вечной истины озарит все очи*. Дурные обратятся и забудут
свою злобу**, Библия будет уничтожена и страсти Сына Божьего пре-
кратятся, потому что не будет более нужды в искуплении человече-
ства***. Мечты социалистического и коммунистического толка были
нередки в Средневековье, но ни одна секта, возможно, не создала
настолько радикальную и настолько смелую систему, как чешские
милленарии. Невозможно вообразить более совершенное равенство,
чем равенство этого «Сиона»368, где не только исчезают социальные
разделения, но и различия, присущие самой человеческой природе, не
только привилегии богатства и рождения, но и неравенство душ, умов**** и
даже полов*****.
Эти доктрины очень скоро нашли свое отражение в жизни страны.
Большое число верующих продавали свое имущество за бесценок и при-
ходили искать убежище в пяти городах, которые должны были избежать
мести Божией: это были Пльзень, город солнца, Жатец, Доуны, Сланый
* Вавржинец, с. 401.
** Prochazka, Miscellanen, р. 285.
*** Вавржинец, с. 400.
**** Там же.
***** Prochazka, р. 286.
207
Глава VI. Утрактивисты и табориты
и Клатовы* 369. Крестьяне, охваченные сумрачным воодушевлением,
поджигали свои хижины, прежде чем отправиться в горы или города
Христовы**. Рвались дружеские и семейные узы, отец оставлял своих
детей, жена - мужа. Однако по мере того, как опасность уменьшалась,
души вновь обретали доверие, и вместе с ним покой и умеренность. После
того, как были предприняты, без большого успеха, попытки воплотить
на практике идеи коммунизма, многие вернулись к прежнему образу
жизни и присоединились к менее смелым учениям370.
Упорствовали только несколько сотен фанатиков, которые стре-
мились к крайне смелым выводам из своих верований. Счастливая и
совершенная личность, которую представляли себе милленарии, была
близка к тому, чтобы иметь мало общего с человеком; самые смелые
последователи милленариев лишали его того человеческого, что в нем
оставалось: человек есть Бог, но не только он, а и вся природа вокруг
него***. Христос уже царствует на земле, и тот, в кого Он вселяется, не
может грешить. Наиболее горячими проповедниками этого пантеисти-
ческого учения были священник Петр Каниш, которого ученики назы-
вали Иисусом, сыном Божиим371, и крестьянин Микулаш (Николай),
называемый Моисеем. Отсюда происходит имя николаиты, которым
их обозначают обычно современные им писатели, в то время как исто-
рики последующих эпох чаще пользуются именем адамитов. Скрыва-
ясь от преследований, они нашли убежище на маленьком острове реки
Нежарки372 и попытались воплотить на практике эту систему крайнего
коммунизма: ни собственности, ни семьи, имущество и женщины - все
общее; эта секта, которая отрицала плотскую жизнь, пришла к освяще-
нию разврата****373. Жижка послал против них несколько сотен таборитов,
которые, несмотря на их героическое сопротивление, очистили остров.
Все, кто не погибли во время сражения, были казнены374. Адамиты, чье
число никогда не превышало двух или трех сотен, неожиданно обрели
историческую значимость: их безумные идеи стали приписывать всем
чешским еретикам или, по крайней мере, всем радикальным сектам.
Здесь очевидная и слишком часто осознанная ошибка. Николаиты
* Вавржинец, с. 349-350.
** Там же с. 410.
*** Возможно, они испытали влияние некоей богомильской Церкви, которая, быть может,
втайне сохранялась в течение веков (Многие историки видят в учении и религиозной прак-
тике таборитов отголоски средневековой ереси вальденсов, очаги которой (или близкой к
ней) существовали в XIV - начале XV в. в Чехии (интересно, что основным центром рас-
пространения этой ереси была Южная Чехия, ставшая позднее оплотом таборитов). Неко-
торые современники, в т.ч. Ян Пржибрам и Томас (Фома) Эбендорф из Газельбаха, прямо
называют таборитов вальденсами. Последний утверждал даже, призывая в свидетели Про-
копа из Пльзеня, что и сами табориты признают себя вальденсами. Богомилы придержи-
вались манихейско-дуалистической философии, которая не была свойственна таборитам и
вальденсам, хотя могла оказать на них некоторое влияние. - Прим. ред.). Ср. воззрения,
которые Андрей из Регенсбурга приписывает Уиклифу: Бог должен подчиняться диаволу;
любая религия создана диаволом (Eccard, corpus histor. medii aevi, I, 2142).
****См. подробности, которые невозможно воспроизвести, у Вавржинца и Энея Сильвия. Ср.
также: Фома Эбендорф из Газельбаха (Pez., Script., II, col. 846).
208
Утраквисты и табориты: их религиозные, политические, социальные принципы
увлекли за собой лишь ничтожную часть тех, кто вначале был увле-
чен хилиастическими375 чаяниями. Итак, несправедливо делать всех
милленариев ответственными за подобные эксцессы, однако же осуж-
дению подверглись не только мистики, но и пикарды, стоявшие на
совершенно других принципах376.
Под общим именем пикардов понимают группу еретиков с достаточно
различными взглядами, которых объединяла борьба во имя человече-
ского разума с некоторыми таинствами католической Церкви. Будучи
значительно ближе, чем николаиты, к учению Гуса, они имели гораздо
более длительное влияние на все религиозное движение и дали Рефор-
мации ряд самых героических мучеников, а затем - наиболее заметных
вождей. Их храбрость и их успехи очень быстро стали беспокоить пред-
ставителей официального утраквизма; самых смелых пастырей пресле-
довали и рассеивали, их наиболее известный вождь Мартинек Гу ска был
арестован и сожжен377. Он доказал, уже на костре, что его сердце было не
менее крепко, чем его дух, и его возвышенная смерть вызвала восхище-
ние даже врагов. Ученики оказались достойны учителя: более трех сотен
были убиты или сожжены Жижкой в Клокотах378, ни один не отступил и
не попросил пощады. Эти казни не остановили распространение учения:
всего лишь год спустя после смерти Мартинека, наиболее многочислен-
ная фракция таборитов приняла одно из существеннейших положений
пикардов, сакраментальное присутствие Тела и Крови в Евхаристии379.
Несмотря на убийства, радикальные секты не полностью исчезли
в Чехии. Эней Сильвий сообщает нам, что во время его пребывания в
Таборе380 там еще были николаиты и пикарды. Во время правления Ир-
жи из Подебрад один священник по имени Иероним, отказавшийся от
священства и ставший медиком, учил, что Святой Дух не является тре-
тьим Лицом Святой Троицы; два проповедника, Кржижовский и Страка,
ходили по Чехии, отрицая божественность Христа*. Без сомнения, это
были лишь спорадические проявления, на которые история может не
обращать внимание, но мы еще не раз увидим влияние мистиков или
учеников Гуски; исчезли лишь преувеличенные и абсурдные учения
или, по меньшей мере, несовместимые с общим состоянием цивилизации
и сознания; другие течения, более или менее видоизмененные, были
приняты двумя большими партиями, на которых разделились отныне
гуситы - партией таборитов, или радикальной, и умеренной партией,
или утраквистской.
Почти тотчас же после смерти Гуса два течения проявилось в среде
чехов, принявших Реформу. Одни, безоговорочно осуждая казнь Гуса
и злоупотребления клира, полностью присоединяясь к причастию под
двумя видами, выказывали особую озабоченность тем, чтобы не слишком
отдаляться от католицизма, прямо следуя примеру учителя, который
всегда горячо настаивал на своем подчинении Церкви; другие, менее
*Palacky, III, 2, р. 27, п. 21.
209
Глава VI. Утрактивисты и табориты
боязливые, сделали логические выводы из принципов реформатора,
не беспокоясь о пропасти, все более расширяющейся, которую они соз-
дали между собой и римской Церковью. И те и другие отражали собой
одну из сторон человеческого духа, первые - уважение к традиции и
установленному порядку, другие - независимость мысли и храбрость
суждения. Первые обрели полностью готовую организацию; они при-
знали религиозную и регулирующую власть Пражского университета и
привлекли на свою сторону высшую знать и чешское бюргерство. У вто-
рых было больше трудностей на пути преодоления, но их более горячее
воодушевление торжествовало над всеми препятствиями; они явили на
свет новую столицу и армию и сумели к тому же с редким достоинством
понять ситуацию и принять без колебаний и слабости, ее опасность, ее
нужды. В то время как пражане направляли свою энергию на перего-
воры, поражение которых было очевидно, у таборитов не было другой
мысли, как готовиться к сопротивлению, и они имели право приписать
себе честь достигнутых успехов и спасения революции. Эта политическая
позиция, которую они сохранили до конца, способствовала присоедине-
нию к ним большого числа граждан, очень враждебных радикальным
идеям в области религии и удовлетворенных программой пражан, но
питавших недоверие к умеренным из-за их колебаний и сомнений.
Жижка, например, упрекал утраквистов не за узость программы, но
за робость, с которой они ее защищали; так же обстояло дело со всей
фракцией, которой он руководил и которая образовала после его смерти
умеренную, но в целом очень крепкую группу «сироток»381.
В тот момент, когда Сигизмунд осадил Прагу382, все гуситские силы
объединились против него: позже постарались преобразовать эту сию-
минутную коалицию различных чешских групп в постоянный мир
между ними: после переговоров, длившихся более месяца, табориты
и утраквисты пришли к согласию и приняли четыре пражские статьи,
которые оставались в течение всей войны программой всех чешских
еретиков и которую римская Церковь решилась позднее утвердить,
по меньшей мере, в значительной ее части. «Слово Божие, - говорили
они, - должно быть проповедуемо свободно, таинство причащения
раздаваться под двумя видами всем верующим, не находящимся в
смертном грехе; мирская власть и имущество или собственность, кото-
рую имеет в своем владении клир, вопреки заповеди Христа, в ущерб
своим обязанностям и к великому вреду для мирян, должны быть у них
отняты и священники приведены к жизни апостольской; все смертные
грехи, особенно совершенные публично, и все беспорядки, противные
Божьему закону, в каком бы сословии они не были совершенны, будут
наказаны теми, чьей обязанностью это является, обдуманно и с твер-
достью*». Невозможно недооценить важность требований, которые
формулируют эти четыре статьи. Это момент, совершенно справедливо
* Вавржинец, с. 380-384.
210
Утраквисты и табориты: их религиозные, политические, социальные принципы
заметил Круммель, когда реформаторское движение переходит от ста-
новления к бытию. Вначале, как при немецкой Реформации до 1530 г.,
цель, которую ставили перед собой недовольные, не была ясно видна.
Четыре статьи устранили всякую неопределенность и неясность*. Они
кратко выражают, говорит он далее, все доктрины, к которым позднее
вновь обратятся Лютер и Кальвин. Свободная проповедь Писания - это
человек, освобожденный от опеки Церкви, и ищущий самостоятельно
свою веру в книге жизни и истины. Причастие под двумя видами - это
отвержение всех человеческих установлений и возврат к евангельской
Церкви. Конфискуя имущество клира, гуситы уничтожали разом все
злоупотребления, которые имели общее происхождение в обмирщении
Церкви, а требуя наказания за публичные грехи, они доказывали свою
веру в христианство, которое, как скажет позднее Кальвин, освящает
не только индивида, но и все общество целиком.
Однако несомненно, что не все те, кто сражались за четыре статьи,
замечали и признавали всю их важность. Существует несколько их
редакций и различия, которые там отмечают, чисто формальные по
видимости, тем не менее, имеют очень важное значение. Они доказы-
вают, что если одни намеревались их развивать с истинно протестантской
смелостью, другие их смягчали, и, с помощью ограничений и оговорок,
удерживались если и не в Церкви, то на паперти. Как это бывает почти
всегда, когда хотят согласовать два противоположных принципа, была
достигнута договоренность о словах, а не о идеях, единство держалось
на двойной неопределенности: вот почему оно не было продолжитель-
ным. Некоторое время стороны избегали открытого разрыва, но так и не
достигли недостижимого соглашения. Весьма многочисленные обсуж-
дения постоянно и все яснее определяли пропасть, которая разделяла
две партии и которая будет расширяться с каждым годом.
Это все более явное разделение было неизбежно: одни, охваченные
желанием не разойтись с Церковью, отказывались, не отдавая себе в
том отчета, от некоторых еретических воззрений, которые они вначале
принимали; другие, озабоченные тем, чтобы не отходить от Евангелия
в своем поведении и в своей вере, отвергали некоторые обычаи, которые
они в начале не осуждали. Но это двойное движение, эти внутренние
изменения не прошли бесследно, а стали причиной образования раз-
личных групп внутри двух соперничающих партий. Утраквисты раз-
делились на ультраумеренных, или псевдокатоликов, и на пламенных
каликстинцев: эти последние, возглавляемые Рокицаной, в равной сте-
пени отказывались и выходить за пределы четырех статьей, и забыть о
них; первые, вслед за Яном из Пржибрама и Прокопом из Пльзеня, даже
отказались от некоторых идей Гуса и ограничивали свои пожелания
причащением под двумя видами. В таборитской партии, так же наряду
с официальной церковью, представленной Микулашем из Пельгржи-
* Krummel, Utraq. u. Tabor., p. 38.
211
Глава VI. Утрактивисты и табориты
мова, а позднее - английским доктором Питером Пейном, существовала
часовня более продвинутых383, вдохновлявшаяся скорее воспоминани-
ями о Мартинеке Гуске и ведомая священниками Амброжем (Амвро-
сием) из Кралова Градца, Яном Немцом из Жатца, Маркольдом и рядом
других. Примыкая к таборитам, скорее из политических соображений,
чем из-за общности религиозных взглядов, партия Жижки, которая
позднее получила имя сироток, образовала как бы промежуточную сту-
пень между радикалами и консерваторами, как бы центральный узел
цепи, которая последовательностью звеньев связывала правоверных
католиков с немногими рационалистами и николаитами, пережившими
преследования *.
У утраквистов и таборитов был общий принцип - свободное толкова-
ние Евангелия: и те и другие были мятежниками, они были отлучены,
и вполне справедливо, от католической Церкви, поскольку отвергали
то, что являлось самой основой римской Церкви - ее непогрешимость
в вопросах веры. По этому пункту она никогда не соглашалась ни на
какие уступки, она не могла сделать этого, не отказавшись, не разрушив
свое могущество своими собственными руками. Гуситы, и умеренные, и
радикальные, со своей стороны, были всегда за свободу слова Божия -
одно из их сущностных требований; на совещаниях они всегда устанав-
ливали в качестве правила, что единственно Евангелие будет служить
критерием; они подчинятся, если им покажут на основе Писания, в
чем они ошибаются. Великий манифест, обращенный пражанами ко
всему христианскому миру384 примечателен той ясностью, с которой он
противопоставляет разум авторитету. «Мы вас вызываем на торжествен-
ное обсуждение, - писали они, - но ваши магистры нам отвечают: любая
дискуссия с вами невозможна; не следует подвергать критике решения
собора; будь мы даже разбиты и убеждены вашими доводами, пусть
даже наша совесть вопиет, что следует поверить вашим утверждениям,
все равно мы не дерзнем присоединиться к вам вопреки Церкви. Воис-
тину странно, однако, что собору смертных приписывают бессмертное
свойство не допускать ошибок, что хотят поставить эти решения выше
велений Христа; странно, что, несмотря на призывы вашей совести, вы
готовы скорее присоединиться к Церкви, способной ошибаться, которая
обманывается сама и обманывает других, чем к очевидному разуму,
более неизменному, чем весь Констанцский собор, и более прочному и
мудрому, чем все доктора мира**».
* См. о партиях в Чехии Фому Эбендорфа из Газельбаха (Pez., Script., II, р. 847).
** Urk. Beitr., II, р. 492. Бецольд говорит с полным основанием, что, возможно, это наибо-
лее важное слово, которое было произнесено за всю войну (Zur Gesch. des Husitenthums,
culturhistorische Studien, Munich 1874, p. 9). Эта книга, конечно, одна из наиболее при-
мечательных и беспристрастных, опубликованных в Германии по гуситскому вопросу.
Бецольд первым занялся изучением внутреннего развития гусизма, и привнес в это на-
учный метод и особенный дух умеренности и критики, которые, по справедливости, при-
влекли внимание чешских историков и которые послужат, без сомнения, примером на
будущее для немцев в Чехии.
212
Утраквисты и табориты: их религиозные, политические, социальные принципы
Вскоре стало очевидно, что эту свободу слова Божия, которую табо-
риты и утраквисты в равной степени провозглашали, они понимали не
одинаково. Одни не стремились никоим образом порвать со старинными
обычаями, ни особенно - дать волю частному толкованию, они сохраняли
все то, что не могло бы явно противоречить заповедям Спасителя и отда-
вая, таким образом, большую дань традиции*. Для других Христос был
единственным законодателем, Его закона было достаточно для воинству-
ющей Церкви; они действовали, начиная с чистого листа: на обломках
папской и церковной власти, на развалинах авторитета отцов Церкви,
учителей Церкви и соборов, при этом лишь две вещи оставались для
них неприкосновенными: Библия и человеческая совесть, ее толковав-
шая**. Исходя из общего принципа, табориты и чашники (каликстин-
цы) приходили, таким образом, к весьма противоположным заключе-
ниям и их догматы, их культ, их церковные установления представляли
собой непримиримые различия. Принимать все, что не противоречит
Евангелию, отвергать все, что не содержится в Евангелии, - кажется,
что это всего лишь две формулировки одного и того же положения, и все
же последняя делала таборитов почти протестантами, а первая оставля-
ла утраквистов почти католиками.
Каликстинцы сохранили в действительности всю католическую
догматику, семь таинств, обращение к святым, культ Девы Марии, и
т. д. Даже в том, что касается причастия, их противостояние Риму было
скорее кажущимся, чем реальным, поскольку они признавали, что под
каждым из двух видов присутствуют Тело и Кровь Христовы385. Напро-
тив, табориты сохранили только два таинства: Крещение и Евхаристию,
отрицали действительное присутствие в Святых Тайнах Тела и Крови
Христовых, отвергали чистилище, осуждали молитвы святым***. Во всех
этих вопросах они поразительным образом сближались с деятелями
Реформации; единственный постулат отличает одних от других: учение
об оправдании делами386. Они нашли формальный принцип Реформа-
ции, - говорит Герцог, но они не поняли ее материальной основы. В
какой-то момент они все-таки приближались к августинианской тео-
рии387, но, как и сама католическая Церковь, не отрицая оправдания по
благодати, они особенно настаивали на оправдании делами****. Некоторые
протестантские писатели не без горечи упрекали их в этом: и все же было
* Pal., Docum., р. 677.
** Хроника Пельгржимова (Hof., р. 478). Flaccius Illyricus, confessio Waldensium, passim.
*** Hof., II, p. 647. Balth.Lydius, p. 42 et sq.
**** Круммель допускает, однако, что табориты учили об оправдании верой, и один часто ци-
тируемый отрывок из таборитского исповедания 1441 г., который сообщает Теобальд,
как кажется, подкрепляет его точку зрения: «Из-за прегрешения Адама человек впал в
погибельное состояние, и не может из этого выйти своими собственными силами. Только
заслуги Христа могут спасти человека, только вера оправдывает». Но само уточнение
этих слов лишает их доверия, и все заставляет думать, что это заявление 1441 г., находя-
щееся в очевидном противоречии со всеми прочими документами, было в действитель-
ности составлено только после Реформации.
213
Глава VI. Утрактивисты и табориты
ли таборитское учение менее благоприятным для свободного развития
человечества, чем учение немецких реформаторов?
Догматические различия утраквистов и таборитов имели свое мате-
риальное и чувственное воплощение в различных ритуалах. Утраквисты,
даже более передовые, благочестиво придерживались католических
обрядов; самое большее, что они приняли - это несколько робких изме-
нений, из которых наиболее значимой стала замена чешским языком
латинского при чтении Евангелия и Посланий, а также то, что проповед-
ников обязали бороться с суевериями и злоупотреблениями; но крещение
и причастие были окружены привычными церемониями и великоле-
пием, соблюдались праздники и посты, а монастыри окружены почте-
нием. По всем этим вопросам табориты, напротив, порвали с Римом, и на
это их обрекла угроза впасть в очевидное противоречие с собственными
принципами. Разве может тот, кто отрицает чистилище, признать
заупокойные мессы, подаяния и молитвы за души усопших? Можно ли
поддерживать культ Девы Марии и святых тому, кто не признает другого
«посредника», кроме Сына Божьего388? Разве Писание установило посты
и сам Великий пост389? Разве Бог основал монастыри, эти приюты воров и
дома пропащих девиц?*. Что есть эти пышные обряды, эти великолепные
церкви, эти сосуды из золота и серебра, эти великолепные одежды, разве
Бог не сказал: «Везде где вы соберетесь во Имя Мое, Я буду среди вас390» ?
Сектанты слишком сурово применяли свои пуританские принципы.
В нескольких милях вокруг Табора все церкви были сожжены391. Вавр-
жинец говорит о тридцати восьми мужских монастырях и пяти жен-
ских, которые были разграблены**, и это перечисление очень неполное.
Чаще монахов убивали; некоторые, однако, принимали Революцию, и
хронист со скорбью отмечает, что монахини охотно выбирали свободу
и «вовлекались в прелюбодеяние», то есть выходили замуж392 ***. Впро-
чем, следует воздержаться от того, чтобы судить таборитов по выходкам
некоторых фанатиков; образ мысли их докторов, их вождей и шире и воз-
вышеннее: они не осуждали категорически те римские обряды, которые
сами отвергали как бесполезные и зачастую опасные; они со спокойной
совестью присутствовали на утраквистских или католических мессах****,
и смелость мысли, которую они выказывали, избегая, таким образом,
всякого формального суеверия, более заслуживает внимания, чем дер-
зость их восстания против Церкви.
Пражане были очень обеспокоены и весьма рассержены на своих
неблагоразумных союзников: они искали их повсюду, даже среди своих
врагов-католиков; вот почему они старались избежать полного разрыва,
отказывались рвать узы, еще связывавшие их с Римом, поддерживали
необходимость рукоположения священника епископом. Это создавало
* «Диавол изобрел монахов и нищенствующие ордена» (Meisterlin, р. 173).
** Вавржинец, с. 395.
*** См. о воззрениях таборитов в общем: Hof., II, р. 438 et sq.; Prochazka, р. 282 et sq.
**** Хроника таборитов Hof., II, р. 575.
214
Утраквисты и табориты: их религиозные, политические, социальные принципы
серьезную трудность на практике. Без обращения в утраквизм архиепи-
скопа Пражского Конрада они остались бы без священников. Благодаря
этому неожиданному присоединению они смогли сохранить старую цер-
ковную организацию, пришлось только заменить людей. Священники,
осуществлявшие высшее руководство в церковных делах, принадлежали
поочередно к различным фракциям утраквизма, но какой бы ни была
разница между ними (одни, как Ян Желивский и Якоубек из Стржи-
бро, были почти таборитами, другие, как Ян Пржибрам и Прокоп из
Пльзеня - почти католиками), они всегда осуществляли свою власть от
имени и как представители архиепископа*.
Присоединение Конрада к гусизму оставило таборитов весьма равно-
душными: малодушный или недостойный священник имеет право лишь
на презрение и кару, он более не священник, и это его собственные грехи
лишили его сана**; они продолжали ненавидеть в новообращенном архи-
епископе человека, подверженного симонии, причастного к смерти Гуса
и «самое наихудшее - немца, то есть естественного врага Чехии» ***. Они
все время отказывались признавать его власть. В их глазах священником
можно стать лишь по внутреннему посвящению; рукоположение епи-
скопом или папой не может превратить грешника в служителя Божиего.
Мы никогда не найдем у таборитов ясного выражения той протестант-
ской доктрины, согласно которой каждый человек - священник, но
разница между мирянином и священнослужителем стала у них отныне
чисто номинальной393. Никакие внешние черты не выделяли теперь
клириков: они не только потеряли свое имущество, но и особенное оде-
яние, тонзуру, и, самое главное, исключительное право учить истине, а
также неизгладимый и священный характер, который согласно римско-
католическому учению, сообщает им рукоположение****. Любой человек,
живущий по справедливости и закону Христову, имеет право открыто
учить и проповедовать, даже если епископ или настоятель прихода не
уполномочивали его на это; он даже может и обязан делать это, несмотря
на их запрещение и отлучение, потому что святость жизни и ученость
достаточны для того, чтобы освятить проповедника*****. Все миряне дей-
ствительно считали себя вправе толковать и проповедовать Евангелие:
утраквисты с не меньшим негодованием, чем католики, наблюдали за
тем, как портные и сапожники поднимаются на кафедру и служат мес-
су******, Даже женщины совершали службы и проповедовали: некоторым из
этих проповедниц хватало, как кажется, и красноречия, и эрудиции.
* См. об организации утраквистской Церкви уже процитированную несколько раз статью
Томека (das .desk, mus., 1848).
** Prochazka, p. 282.
*** Хроника таборитов, с. 647.
**** «Таинство, предлагаемое священником, находящимся в состоянии смертного греха, не
имеет никакой ценности» (Prochazka, Miscellanen, р. 282).
***** Hermann Corner, col. 1210.
****** См. в первую очередь Epistola ad Hussitas ven. Stephani Cartusiae... Olomucensis (Pez.,
thes.anecd. IV, col. 505, 518, 533).
215
Глава VI. Утрактивисты и табориты
Одна из них, по всей видимости, имела своих слушателей-прихожан,
выполняя роль главы секты. Она находила страстные слова о злоупотре-
блениях клира, что напоминало некоторые речи Милича и Гуса. Штепан
из Оломоуца приводит ее слова как доказательство замешательства и
слабости еретиков, которые, вопреки Писанию, дошли до того, что стали
звать себе на помощь женщин и детей. Поистине пример малоубедитель-
ный; были и другие проповедники в юбках, они обладали той же горяч-
ностью и тем же красноречием, и в их поддержке была серьезная сила:
женщины-таборитки были не менее ценными помощницами в храме,
чем на поле битвы. Эта еретичка, столь искусная в знании Библии, не
была прежде монахиней, возможно, она вышла из той общины, которой
руководил Гус и которая осталась верной его памяти. Впрочем, Штепан
вовсе не считает ее каким-то исключением; движение за эмансипацию
было достаточно мощным, чтобы иметь сторонников среди утраквистов,
пражские магистраты были однажды возмущены и поставлены в весьма
затруднительное положение бунтом женщин, которые протестовали
против отстранения некоторых священников*.
Эту безусловную свободу толкования и проповеди Писания трудно
сочетать с тем насилием, с каким преследовались крайние секты. Обыч-
ная непоследовательность партий: они начинают с провозглашения
свободы изысканий, а заканчивают желанием навязать всем видение
истины, единственными носителями которой они себя полагают! Итак,
среди таборитов всегда существовала группа, возглавляемая сперва
Жижкой, а после него неизвестными вождями, которая не отступала
ни перед какими средствами, чтобы обеспечить торжество своей веры.
Именно эта группа проявила в отношении хилиастов и пикардов такую
безжалостную суровость, а впоследствии предприняла попытку заво-
евания Германии во имя революции. В последние годы394 «ангелы
истребления»395 не воевали более только ради спасения своей полити-
ческой независимости и религиозной свободы, но добивались мира 396
для вселенской Церкви**, и хотели сложить оружие лишь после того,
как удостоверятся в торжестве «Слова Божия»***397.
Эта фракция таборитов в особенности привлекала внимание истори-
ков, потому что она стояла во главе политического движения, но наряду
с ней источники открывают нам существование еще одной группы, более
многочисленной и более последовательной в своих представлениях о
свободе. Она требует не обращения силой тех, кто еще живет во мраке
невежества и заблуждения, но позволения для нее самой верить в то, что
она находит в Евангелие; она не навязывает спасение другим, если только
ей не мешают добиваться своего спасения. Она одобряет лишь оборони-
тельную войну, старается ее ограничить территорией Чехии, и в качест-
* Вавржинец, I, 481.
** Monum. Concil., I, 437.
*** «Все те, кто не принимает четыре статьи, должны быть сокрушены, убиты, а их имуще-
ство конфисковано».
216
Союз против иноземцев
ве награды за свои победы требует лишь мира398. Каин преследовал Авеля,
а не наоборот, евреи преследовали Христа, а не Христос евреев, невер-
ные нападают на христиан, но христиане не нападают на неверных*399.
Сотоварищи Жижки отказывались от любого примирения, любого дого-
вора, они хотели мира лишь с теми, кто разделял их веру; они вложат
меч в ножны только после того, как закончат свой крестовый поход за
очищение и освобождение**400. Прочие довольствовались малейшим возме-
щением ущерба, принесенного войной и уважали все заблуждения: разве
Господь не запретил предавать смерти даже неисправимых еретиков***.
Даже применительно к самим евреям, этим вечным изгоям Средневеко-
вья, не исключается милосердие: в первые годы гуситы травили их так
же, как и католики: в Праге они были вырезаны народом 401, в Австрии с
них снимали кожу и сжигали на костре по приказу герцога, обвинившего
их в пособничестве новаторам****. Табориты проявляли более гуманные
чувства, обращались с ними мягко, чем приводили в негодование католи-
ков. Такое милосердие было пагубно для евреев в правоверных странах,
оно возбуждало подозрение и служило предлогом к новым убийствам,
но этот признак толерантности, возможно беспримерной в Средневе-
ковье, тем не менее, служит к великой чести таборитов и может заста-
вить задуматься тех, кто желал бы видеть в них лишь шайку убийц***** 402.
Внутри Чехии либеральная таборитская партия403 пыталась, без сомне-
ния, обуздать эксцессы и безумства свободного исследования 404, советовала
не предаваться полету необузданного воображения, не привязываться к
буквальному смыслу того или иного отрывка, но искать общего смысла и
сравнивать тексты. Но эти правила критики были предложены, а не навя-
заны; было даже мало-помалу позволено вернуться в Табор тем, кто был из
него изгнан: Эней Сильвий в своем описании перечисляет адамитов, нико-
лаитов, - как он говорит, представителей всех ересей, появившихся в мире,
начиная с Ария. «Я не знаю, - пишет он, - какое имя дать Табору, если не
имя цитадели или убежища еретиков? Все нечестивое или кощунственное,
все наиболее чудовищное, что можно обнаружить среди христиан, на-
ходит там убежище, пользуется там полной безопасностью; там столь-
ко ересей, сколько людей, и каждый свободен верить во что хочет******»405. Эта
веротерпимость даже смягчала контрасты, нелепые воззрения исчезали,
и, несмотря на все различия, самые противоположные секты уживались
в Таборе в мире и согласии, что и теперь еще ведомы не всем нациям.
Будучи полны снисходительности к заблуждениям разума, табо-
риты были всегда безжалостны к недостаткам и порокам: когда они
пришли на помощь пражанам в 1420 г., то были удивлены и потрясены
*Prochazkap. 167, 168.2цй
** Вавржинец, р. 582.
*** Вавржинец, р. 579. Hermann Corner,, col. 1210.
**** Thomas Ebendorf, col. 851.
---Bezold, p. 33.
****** уже процитированное письмо от 21 августа 1451 г.; и далее: они не объединены одной ве-
рой, но у одних одно мнение, у других - другое.
217
Глава VI. Утрактивисты и табориты
роскошью жителей, их богатыми одеяниями, их греховностью. Они
находили удовольствие в том, чтобы тянуть клещами бюргеров за усы,
обрезали платья их жен, разрушали питейные заведения, публичные
дома. Когда они захватывали город, их первой заботой всегда было
его очищение, запрет на игры, даже самые невинные, сквернословие,
танцы. Их войско, несмотря на большое число женщин, следовавших за
ним, не знало соблазна; дисциплина была не только строгой, она была
наполнена религиозным смыслом. Та же суровость нравов и в самом
Таборе. Одна латинская рукопись перечисляет занятия, дозволенные
или запрещенные верующим, и мы открываем нравственный идеал,
который проповедовали эти пуритане XV в. Запрещались все развле-
чения, игры в кости, карты, шары; запрет вводился на игру на флейте,
барабане, трубе или кифаре, которая может склонить к танцам. Сурово
осуждались занятия шута, колдуна, врача, также как и вора, скупщика
краденного, разбойника или лжесвидетеля. Ростовщичество - пре-
ступление; убийца осуждается Богом, даже если он нанес удар во имя
закона, как палач; любая клятва - грех, пусть ваше да будет да, а ваше
нет будет нет406. Запрет на изготовление роскошной одежды, богатых
тканей, мебели или произведений искусства, служащих только гордости
или тщеславию. Некоторые профессии с формальной стороны подверга-
ются меньшему осуждению, но и они опасны для спасения, так, напри-
мер, взимание разнообразных пошлин и сборов, торговля: торговцы и
купцы обманывают друг друга и живут лишь для того, чтобы стяжать
и преумножать свои богатства; не может быть торговли без обмана
и лжесвидетельства.
Пражане, хотя также преследовали за смертный грех, проводили
свои законы не столь сурово: порой какие-то слишком застарелые обы-
чаи, либо некоторые общественные потребности, хотя они и дурные,
нельзя отменить. Торговля обогатила город - как ее осуждать? Роскошь
пришла вместе с богатством - тяжело в один день отказаться от привычек
всей жизни. Такая уступчивость бюргеров была постоянным предметом
жалоб таборитов; несколько раз они задавались вопросом: почему бы не
разрушить Прагу, этот новый Вавилон. Их останавливал остаток уваже-
ния к городу, ставшему первым пристанищем истины, и особенно страх
ослабить Чехию, отобрать у короны ее наиболее драгоценное сокровище.
Пражане искупали снисхождение ко греху своей суровостью к заблуд-
шим; вначале это касалось только католиков, затем пришла очередь тех,
кто слишком далеко отошел от католицизма. Декреты пражской общины
могли бы быть подписаны и римскими епископами: любой священник,
не согласный с магистрами или священниками-каликстинцами по всем
вопросам догматики и обряда и особенно способа совершать богослуже-
ние, не будет иметь права проповедовать или совершать богослужение;
любой горожанин, уличенный в том, что принимал его, кормил или
заботился, а также оказывал ему какие-нибудь услуги, будет лишен
218
Союз против иноземцев
своей жизни и имущества, как враг Бога и города; решительный запрет
есть мясо по пятницам и праздникам, кроме как в случае крайней необ-
ходимости, под угрозой изгнания из города*. Они создали настоящую
инквизицию; в каждом городе пятьдесят человек, известных своей
ортодоксальностью, разыскивали и следили за пикардами и всеми теми,
кто не подчинялся решениям докторов-утраквистов: они имели право
заключать их в тюрьму и предавать в руки светской власти. Ступив на
этот путь, пражане уже не могли остановиться; они поощряли шпионство
и доносительство, заставляли давать показания против подсудимых,
их жен и детей. Нам не известно число жертв этой еретической инкви-
зиции; утраквистские хронисты охотно распространяются о насилиях,
совершенных таборитами, но забывают нам рассказать о деяниях своей
собственной партии; они едва упоминают о двух-трех казнях, и, скорее
всего, в общем и целом, эффект от декретов был незначителен в боль-
шой мере из-за слишком большого числа виновных. Однако у нас есть
доказательство злоупотреблений, которые влекла за собой эта система;
следовало вернуться к соблюдению закона, изменить такой порядок:
чтобы остановить поток доносов, было решено, что каждый доносчик,
который не сможет доказать свое обвинение, подвергнется наказанию,
которому тот собирался подвергнуть обвиненного.
Та же нетерпимость проявляется и в сочинениях пражских маги-
стров; они скорее осыпают своих противников оскорблениями, чем при-
водят доводы; без сомнения, это недостаток, присущий жанру, богословы
вспыльчивы, еще более вспыльчивы, чем поэты, да и табориты не всегда
являют собой пример отменной учтивости. Если чашники упрекали их
в том, что они приводят доказательства, «которые не достойны памяти,
это бесполезный дым, рассеивающийся от одного слова», то те со своей
стороны называли их фарисеями и гробами побеленными407; в целом,
однако, их тон более спокоен, более умерен, их доказательства более
точны, менее страстны. Эти люди, которых представляют как разнуз-
данных демонов, были в действительности замечательными учеными
и видными философами408. Адамиты и николаиты409 вначале сжигали
книги, разрушали библиотеки, и народ преследовал с равной ненавистью
роскошь духовную и материальную, но их вожди вскоре пресекли эти бес-
чинства: почти все они учились в университете, некоторые из них имели
степень бакалавра или доктора; прежде чем отказаться от традиции, они
ее изучали, знали всех отцов и учителей Церкви и постигли всю науку
своего времени. В Базеле посланцы Табора оказались достойными сопер-
никами утраквиста Рокицаны, и неоднократно собор выказывал свое
восхищение этими отщепенцами. Их излюбленная книга, постоянный
предмет их исследований, была Библия, у них мы уже находим начало
экзегезы410), они всегда очень тщательно разделяют канонические книги
и апокрифические, выражают сомнения в верности латинского перевода
* Archiv desky. I, р. 204-206.
219
Глава VI. Утрактивисты и табориты
Библии св. Иеронимом411 *. Они не освободились от школьных штампов,
и те немногие рассуждения, которые нам знакомы, отталкивают, как и
все схоластические труды, своими изощренными различениями, много-
образием разделений, хитросплетениями и непонятными местами; как
наиболее часто случается, мысль обновилась раньше формы и новые
идеи, дерзкие и глубокие, как бы лишились свежести в той оболочке, в
которую были помещены. Но эти трактаты лишь наименее интересная
часть трудов таборитов, у них был также другой язык, другие приемы;
чтобы их узнать, необходимо вновь отыскать их речи, их популярные
брошюры; некоторые отрывки, даже в тяжеловесных и педантичных
диссертациях, напоминают своим выразительным блеском француз-
ских проповедников XVI в.** Они умели говорить с толпой, стремились
возвысить ее, наставить. Лолларды уже настаивали на необходимо-
сти обучения чтению всех детей; табориты осуществили то, что для
английских еретиков оставалось лишь смутно представимым идеа-
лом***. Сильвий краснел при мысли, что многие итальянские священники
не читали даже Новый Завет, в то время как таборитские женщины
знали всю Библию целиком. Переводы Писания были пересмотрены
и распространены по стране в таком количестве экземпляров, каковое
позволили еще весьма несовершенные возможности книгопечатания.
Ничто не послужило более распространению чешского языка, очище-
нию его от иностранных заимствований, которые были в нем. XV в. не
был столетием великой литературы в Чехии, но он подготовил великую
эпоху. XVI в. - золотой век чешской литературы - особо примечателен
чистотой стиля и совершенством формы; славой своего национального
возрождения страна в значительной степени обязана таборитам.
Одна из четырех пражских статей требовала конфискации имущества
клира: если мы задумаемся о бесчисленном богатстве, движимом или
недвижимом, которое было тогда сосредоточено в его руках, мы без труда
поймем суть беспорядков, последовавших за исполнением этого декрета.
Однако выгоду из него извлекли только богачи и знать; из этой имуще-
ственной массы, неожиданно пущенной в оборот, только самые крохи
достались крестьянам и ремесленникам. Даже приняв, что число тех,
кто тогда прибрал к рукам собственность, было значительно больше, чем
нам сообщают современные источники, мы понимаем, что это было про-
стое перемещение богатства от одного собственника к другому, которое
не могло удовлетворить чаяния даже умеренных гуситов; к несчастью,
политические программы еретиков были не менее противоположны,
чем их религиозные представления, а их распри вели лишь к полному
закабалению народа, который они мечтали освободить.
Умеренные разрывали с государственными традициями так же,
как и с церковными; свои захваты они оправдывали прецедентами; их
* Hof., II, р. 577.
** См. также Hof. II, р. 629.
*** Lechler, II, р. 474.
220
Союз против иноземцев
уважение к обычаю шло так далеко, что они, не колеблясь, искажали
историю, чтобы обосновать свои права; у них были собственные фаль-
шивые декреталии, и их притязания были кратко обобщены в мнимых
«Собеславовых правах»412. Их устремления, впрочем, были достаточно
скромными и не шли дальше того, чтобы заменить королевскую власть
чем-то вроде олигархической республики; только сеймы распоряжаются
короной, но даже после выборов413 они удерживают власть. Каликстинцы
доверили аристократии докторов и магистров руководство душами, а
собранию бюргеров и панов - управление телами. Впрочем, уже давно
знать стремилась осуществить подобный проект, но удивительно то,
что им помогали их старинные враги - бюргеры. Города были пред-
ставлены в сеймах и к ним весьма прислушивались, они полагали, что
работают лишь ради собственного величия. «Собеславовы права» делали
из бургомистра Праги настоящего главу страны; дворянство даже в
какой-то момент забеспокоилось, они упрекали столицу в том, что та
хочет играть роль Венеции*414. Эти опасения длились недолго; города,
обедневшие из-за войны, разобщенные, ослабленные мятежами, были
неспособны остановить узурпацию их прав шляхтой. В конце войны
сеймы, которые должны были представлять средние слои страны,
каликстинцев, умеренных, более не представляли никого кроме высшей
аристократии, которая пренебрежительно оттеснила бывших союз-
ников и оспаривала у них всякое право на раздел захваченного добра.
Табориты не вмешивались в горячую схватку, закончившуюся пора-
жением бюргерства; города и их патрициат вызывали у них не больше
симпатий, чем паны. Мало расположенные довольствоваться робкими
реформами, которые им предлагала утраквистская партия, они мечтали
о радикальном преобразовании общества; они начинали с чистого листа,
и на развалинах феодализма воздвигали новый мир415. По воззрениям
таборитов добродетель и вера являются условиями, необходимыми и
достаточными для всякой власти. Никто, находясь в смертном грехе,
не может быть господином**. Верные осуществляют постоянный надзор
за своими вождями; любая власть выборна и временна, суверенитет не
отчуждаем. Община святых может вернуть себе предоставленные ей
права как только сочтет необходимым. «Народ возвысился в своем вы-
сокомерии, - говорит один современный автор, - так же, как некогда
Люцифер не хотел никому подчиняться, они не хотят подчиниться ни па-
пе, ни королю» ***. Они решили, говорит другой хронист, не иметь ни ко-
роля, ни императора, а сами управлять собой****. Верные не имеют право
отказываться от власти, которую Господь доверил им. «Не позволено вы-
бирать короля, потому что только Бог будет царствовать на земле»*****.
* Hof., II, р. 315.
** Monum., р. 273.
*** Hof., II, р. 337.
**** Ibi fecerunt inter se concilium non habere regem neque Caesarem... sed per se dominari (лат.).
---Proch.,p. 280.
221
Глава VI. Утрактивисты и табориты
Если власть, установленная правильным образом, исчезает, она воз-
вращается народу; только ему надлежит отправлять правосудие,
решать вопросы войны и мира*; если следовать их убеждениям, гово-
рит один католический писатель, не понятно, почему король должен
повелевать крестьянами и ремесленниками, а не подчиняться им**.
Если все люди обладают одними и теми же правами, почему богат-
ства распределены неравномерно? «Имейте веру, - сказал Христос, - и
остальное приложится вам»416; разве Бог не оставил блага земные своим
истинным чадам? Николаиты и адамиты не отступали перед наибо-
лее шокирующими нелепостями, общностью женщин и имущества.
Коммунистическая идея не исчезла вместе с ними. «Никто, - говорит
Вин деке, - не должен обладать ничем, что принадлежит ему лично, но
все имущества должны быть разделены поровну между всеми. Если
для первоначального капитала коммунистических объединений добро-
вольных пожертвований не хватало, разве у них не было обширных
ресурсов в виде национального имущества? Взять имущество другого,
проповедовали их пастыри, не грех, но деяние, угодное Богу. Посему
они отбирали пребенды каноников, бенефиции докторов, приходы свя-
щенников и дома викариев, дома почтенных людей***. Настоящие свиньи
те, кто обращают свои взгляды не к небу, но к земле»****. Эти конфиска-
ции составляют обычный предмет сетования и обвинений католиков.
«Корень всякого зла, - говорит Ондржей из Брода, - есть алчность» *****.
Но они были, возможно, более роковыми для самих грабителей, чем
для обобранных: многие полагали, что революция закончится, когда
они наложат руку на желанную землю или дом и уже перестанут быть
социалистами с того момента, как станут собственниками. «Один
крестьянин беседовал со священником: «- Конечно, это справедливо,
чтобы господа нас больше не угнетали. - А каким способом? - Чтобы
все имущество стало равным. - Понравится ли тебе, если твой слуга
войдет в дом, хозяином которого ты являешься, и захочет стать рав-
ным с тобой? - Конечно, нет. - А почему же так? - Это невозможно;
определенно ты прав, поистине, будет лучше следовать старинному
обычаю и те, кто стоит ниже, продолжали подчиняться тем, кто выше
их» ******. Определенно старинный порядок вещей имел хорошие стороны,
повторили бы вслед за крестьянином нувориши, и их власть была даже
более суровой и безжалостной, чем власть прежних господ. Это отступ-
ничество, слишком частое во время революций, стало смертельным
* Hof., II, р. 482-483.
** Цитату см.: Bezold, р. 48. Вся эта политика таборитов была глубоко и проницательно
изучена ученым автором.
*** Хорошо известно, что все мы признаем порядочными людьми тех, кто на нашей стороне.
**** Ондржей из Брода, Tractatus de origine Hussit (Hof., II, p. 338). Этот трактат, написан-
ный в чрезвычайно враждебном по отношении к еретикам духе, приводит любопытные
детали о социалистических тенденциях таборитов.
---Id.,p. 341.
****** Andre de Ratisbonne, II. I. p. 567.
222
Союз против иноземцев
для таборитов и объясняет их поражение. Но следует воздержаться от
осуждения всей партии целиком, подражая католическим хронистам,
которые полагали, что она состояла лишь из завистников и жаждущих
удовольствий и богатства; основная масса тех, кто сражался и умирал
за свои верования, была уверена, что они продвигают дело Божие, раз-
рушая социальное неравенство и несправедливость. Идея об общности
имущества была широко распространена в Средние века. Христианство
приняло ее и развило, и каждый раз возвращение религиозной мысли
к первоначальной Церкви было отмечено соответствующей попыткой
вернуться к апостольской общности имущества. Некоторые из объе-
динений таборитов продержались достаточно долго; братья работали
вместе, объединяли свой урожай и разделяли его с прочими вооружен-
ными братьями, сражавшимися за истину417. Возможно, воспоминания о
древних славянских традициях благоприятствовали применению новых
теорий: некогда, в те времена, когда немцы еще не наводнили страну,
вся земля была общей418; писатели предшествующих столетий - Козма,
Дал ими л - увековечили память о древней чешской семье. Приверженцы
общности имуществ приводили в защиту своих позиций авторитет импе-
ратора - Карла IV, который в преамбуле к Majestas Carolina419 говорит,
что общность имущества есть естественное право, что только первород-
ный грех повлек образование собственности, породившей затем кражи,
мятежи, грабежи, войны и все прочее зло несчастного человечества*.
Национальные воспоминания420 и религиозные идеи, то есть два дви-
жущих принципа этой эпохи, объединились, чтобы подкрепить учение
таборитов о собственности.
Но каковы бы ни были воодушевление и вера секты, почти невоз-
можно, чтобы все ее приверженцы достигали или удерживались на том
уровне совершенства, которого требовала социалистическая система:
обобществленность имущества влекла за собой безразличие, лень, а
вслед за тем нужду и страдание**. Табориты поняли, что опасно слишком
полагаться на несчастную человеческую природу, и хотя совместные
кассы и ассоциации полностью и не исчезли, подавляющее большинство
партии ограничило свои желания менее радикальными реформами. Они
теперь требовали не отмены собственности, но ее освобождения. Всякое
неравенство среди людей должно было исчезнуть, все должны были стать
братьями, и никто не должен подчиняться другому***. Шляхта, паны и
владыки будут выброшены как сухие сучья, которые вырубают в лесу;
тягло, судебные права феодалов, так тяжело ложащиеся на население,
будут отменены, каждый человек будет свободен и как личность, и как
собственник. «Иди с нами, - говорил таборит, человек из народа, - и у
тебя будет немного богатства и полная свобода****». Дворяне будут подчи-
* Herm. Jiredek, Codex juris Bohem., II, 2, p. 101-105.
** Микулаш из Пельгржимова (Н., IL, р. 486).
*** Stari let., р. 478.
**** Vybor, II, р. 287.
223
Глава VI. Утрактивисты и табориты
няться законным образом назначенным вождям и право по рождению
не повлечет за собой никаких привилегий. «Когда был король, - ска-
зали панам посланцы Базельского собора, стремясь отторгнуть их от
ереси, - вы были господами и вы правили; теперь вы подчинены тирании
нескольких поставленных над вами капитанов421 и вы обязаны постав-
лять припасы и людей по их приказу»*. Мы сегодня достаточно равно-
душны к дворянам, которые опускают благородные приставки к своим
именам и скрывают свои гербы, но XV в., без сомнения, выслушивал с
некоторым удивлением, как Сигизмунд гордится своим происхожде-
нием из народа; «если со стороны отца, - говорил он, - он происходит
из сиятельной фамилии Люксембургов, разве его бабка не имела среди
своих предков земледельца, которого застали идущим за плугом, когда
собирались возвести его на трон?»** 422.
Призывы социалистических проповедников были услышаны в
городах так же, как и в сельской местности: нам неизвестны теорети-
ческие требования мастеровых, подмастерьев и наемных рабочих, но
источники показывают нам, что они были хозяевами пражских советов
в то же время, когда крестьяне взбунтовались423. У Ондржея из Брода,
Андрея из Регенсбурга и прочих католических писателей не достает
слез, чтобы оплакать участь этого благородного города, некогда столицы
империи, царствующей благодаря своим богатствам и цивилизации,
ныне же оставленной на откуп портным, сапожникам и кожевникам 424.
Впрочем, этот получивший волю народ был самым грозным защит-
ником революции, сделавшей их обладателями власти, они создали
ядро таборитского войска, из них вышли наиболее ужасные солдаты
легионов Жижки и Прокопа. «Таково было воодушевление крестьян и
работного люда, - пишет один католический писатель, - что их всегда
ставили в первый ряд***». Их подвиги наполнили Германию ужасом, и
их принципы ошеломили вождей христианского мира. «Это естествен-
ное для человека чувство, - написано в одном письме французских
епископов Базельскому собору, - не желать подчиняться никому и
не любить платить налоги. Чешская ересь с ужасом отвергает всякую
духовную и мирскую власть, уничтожает десятину и все подати, будь то
причитающиеся священникам или мирянам. Если заблуждение Ария,
которое не опиралось ни на какое естественное для человека чувство,
объяло огнем столь большую часть мира, насколько же легче могут
воспламениться сердца этой гуситской теорией, которая проникает в
них благодаря естественным чувствам и смешивается с алчностью»****.
Тот же страх испытывали светские правители и папа. Распространение
революционных идей было остановлено отторжением, которое вызвала
ересь, но не следовало ли опасаться того, что корысть в конце концов
* Mon. Cone., II, р. 424.
** Mon. Concil.,1, р. 508.
*** Hdfl.,II, р. 344.
****Mon. Concil.,II, р. 138.
224
Жижка и Ян Желивский
возьмет верх над верой, что земля одолеет небо? Разгром гуситов - это
не только отомщенная истина и восстановленное единство Церкви, это
и спасенное общество; папа, призывая христиан к крестовому походу,
выступил не только против ереси, но и против «социальной угрозы».
«Твое собственное дело в опасности, - говорил папа каждому прави-
телю»; победа гуситов означает падение всякой правильно устроенной
власти. Буллы понтификов, отчеты их легатов полны подобных воз-
званий против гуситских смутьянов425. «Еретики, - писал польскому
королю один папский нунций, - настолько извращенны и настолько
дерзки, что против всякой справедливости они восстали против Сигиз-
мунда, своего наследственного господина, и подают, таким образом,
наиболее гибельный пример подданным прочих королей и князей.
Большое число еретиков утверждают, что все имущества должны быть
общими, что следует не платить налогов и прогонять вышестоящих:
отсюда полное смятение человеческого общества! Они разрушают огнем
и мечом все божественные и человеческие права; с ними короли и князья
более не уверены в обладании своими королевствами, горожане нахо-
дятся под угрозой в своих городах, собственники - в обладании своем
имуществом» *. Папы и государи не пренебрегали ничем, чтобы привлечь
внимание утраквистских панов к опасности, которой было чревато для
них учение таборитов; Сигизмунд им писал: вы погибните либо с ними,
либо из-за них, а легат умолял их отвергнуть этот чудовищный и адский
союз, это безумное единение дворян с теми, чья единственная цель -
уничтожение дворянства.
Панам и утраквистам в общем и не нужно было ждать подобных
небескорыстных предостережений, чтобы взглянуть с тревогой на эту
демократическую и эгалитарную агитацию. Различие в религиозных
идеях было уже достаточно для того, чтобы сделать весьма трудным,
если не невозможным постоянный и искренний союз двух партий, разъ-
единявших тогда Чехию; противоположность интересов сделала фаталь-
ной необходимостью разрыв, вскоре признанный обеими фракциями. С
самого начала у умеренных и радикалов были свои правительства, свои
вожди, и они самоорганизовывались для борьбы, которую можно было
отложить, но не избежать. Так же как четыре статьи были не более,
чем компромиссом, основанным на двусмысленности, высший совет,
учрежденный Чаславским сеймом, поддерживал иллюзорный мир, его
власть была почти ничтожной, а действительная власть находилась
в руках вождей пражской общины, вокруг которых собирались чаще
всего утраквисты426, и гетманами таборитов427 **. В начале войны 428 неко-
* Pal., Urk. Beitr., I, p. 311. Ср. также письмо папы Сигизмунду от 1422 г.: Наес abomi-
nanda haeresis, post divina violata, humana jura confundit, omnemque statum humanum et
regimen politicum tollit («Эта омерзительная ересь, нарушив божественные, смущает и
человеческие законы и уничтожает всякий человеческий порядок и всякую политиче-
скую форму правления» (лат.). - Прим. ред.).
** Я счел возможным пропустить оребитов, которых историки достаточно часто у помина-
225
Глава VI. Утрактивисты и табориты
торые города после побед гуситов признали себя подданными пражской
общины: обязались не принимать другого короля, кроме того, которого
она примет, отказываться от любого вызова в иностранный суд, при-
нимать коншелов, которых она назначит, - одним словом, признали за
ней все королевские права; достаточно большое число панов последовали
примеру этих городов, и муниципальные власти Праги, таким образом,
превратились в настоящую политическую корпорацию, чья власть была
распространена более или менее широко, в зависимости от того, кому
благоприятствовала судьба - умеренным или радикалам. У таборитов,
в свою очередь, были свои гражданские и военные официальные лица,
свои вожди, которых они назначали сначала распорядителями, затем
правителями, и свои союзные города. Невозможно, да в действитель-
ности и бесполезно было бы следовать за беспрестанно колеблющимися
городами, с чрезвычайной легкостью переходившими от Праги к Табору;
однако представляется, что Писек, Домажлице, Сушице, Прахатице,
Водняны, Гораждевице, Жатец, Доуны, Кралове Градец и Яромерж дер-
жались в целом заодно с таборитами или сиротками, которые, несмотря
на свои религиозные различия, обычно сохраняли свое единство. Они
главенствовали на юго-западе Чехии, тогда как остальное королевство
тяготело к Праге. Впрочем, даже в городах, которые подчинились
каликстинцам, было большое число радикалов, которые в определенный
момент, присоединялись к своим единомышленникам и сражались в их
рядах. Они образовывали то, что называлось таборитскими общинами,
т.е сообщество тех, кто в личном качестве и вне связи с каким-либо
городом причисляли себя к передовой партии.
Один человек задумал помешать братоубийственной войне и объ-
единить в одну связку все чешские силы, этим человеком был Микулаш
из Гуса. По рождению он принадлежал к шляхте, по убеждениям - к
народу. Он был дорог плебсу, которого он первый призвал к оружию,
его принимало бюргерство, которое он защищал на советах у Вацлава,
он был слишком искренен, чтобы не считаться с законными требова-
ниями гуситов, слишком искусен, чтобы поддаться фанатизму край-
них таборитов. Он единственный был достаточно влиятелен, чтобы,
не вызывая подозрений, сдерживать движение, достаточно тверд,
чтобы его продолжать, не заходя слишком далеко. Все глаза были
устремлены на него, когда он неожиданно умер. В самом конце 1420 г.
он выезжал из Праги, когда его лошадь испугалась и, встав на дыбы,
ют с 1420 по 1425 гг. Они собирались вначале на горе, расположенной на некотором рас-
стоянии от города Тржебеховице, в округе Градца (Кралова. - Прим, ред.), которую они
назвали горой Ореб (Хорив). Их духовным руководителем был священник Амброж (Ам-
вросий) из Кралова Градца, а гетманом - пан Гинек из Лихтенбурка (Гинек Крушина
из Лихтенбурка, подробнее см. гл. 4. - Прим. ред.). Собственно говоря, они никогда не
образовывали отдельной партии, но разделяли взгляды умеренной фракции таборитов.
В тот момент, когда политические вопросы приобрели в революции более важное зна-
чение, они разделились: дворяне присоединились к утраквистам, а народ к таборитам.
После 1425 г. они полностью исчезают из виду.
226
Жижка и Ян Желивский
скинула его. Падая, Микулаш сломал ногу; и, когда уже надеялись,
что он оправится, его унесла жестокая астма429. Его смерть стала
для Чехии непоправимым несчастием430. Жижка, который также
мог бы заставить считаться с собой все партии, не понимал ситуа-
цию, презирая почести и могущество; с его смертью благоприятный
момент был упущен, страсти ожесточились, ненависть обострилась,
только оружие должно было решить спор между двумя партиями.
За кем останется победа? Силы казались почти равными: пражане
имели за собой численность и особенно союз со шляхтой, богатой и
привычной к войне; табориты - фанатизм и воодушевление народа,
опьяненного свободой; превосходство их военной организации и гени-
альность военачальника заставили сперва склонить чашу весов на их
сторону, но их быстрый успех привел к гибельному крушению. Ошибка
частично стала результатом самого хода событий, сложившихся обсто-
ятельств - для идей необходима благоприятная среда, чтобы они раз-
вивались и жили, - но основную роль сыграли робость и отступничество
слишком большого числа их вождей. Эти люди, так дерзко порвавшие
с традицией, изменили своим принципам; они проповедовали свободу,
но в результате лишь заменили собой прежних хозяев; они дали народу
сначала надежду, а затем разочарование в обретенной свободе. Поистине
справедливое наказание: они утратили свою силу вместе со своей верой,
и история, видевшая с радостью их рождение, без сожаления приняла их
смерть. Какая для нее важность, тот господин или другой? Свою печаль
и свою жалость она сохраняет для толпы, которая постоянно стремилась
к прежней мечте и, оставшись верной ей до смерти, пала, устремив свой
взгляд на этот идеал, в который более не верили те, кто его ей указал.
Притесняемые на своем поле, загнанные в нужду и отчаяние, крестьяне
искали утешения и убежища в битвах; армия обязана им тем, что сохра-
нила до некоторой степени свое нравственное величие. Несмотря на
разнородные элементы, которые ее наводняли и разлагали, несмотря
на то, что прежние чувства милосердия и братства уже давно уступили
место ненависти и гневу, армия до конца воплощала надежды пусть
выродившейся, но, несомненно, остающейся мужественной и славной
радикальной партии. Когда она, наконец, потерпела поражение при
Липанах431, побежденная скорее не своими врагами, но внутренними
недугами, которые ее разъедали, всякий свет угас и в мире наступила
ночь, как никогда темная и печальная. Горькое пробуждение! Какой еще
приговор мог бы так сурово заклеймить таборитов: в какой-то момент они
имели в своих руках спасение человечества, и они забыли свою миссию!
Избранники Божии заслужили изгнания из рая! И, однако, несмотря
на все, они сохранили, вопреки своим слабостям и несчастьям, неиз-
гладимый знак, которым Бог запечатлевает своих предопределенных.
Всякое сравнение между ними и утраквистами будет несправедливо.
И те и другие скинули ярмо, под которое Церковь согнула христиан-
227
Глава VII. Немецкий брод. Гуситско-польский союз
ство, но последние, робкие и колеблющиеся, не смогли бы защитить
революцию и не дерзнули ее продолжить; они отрицали власть Рима,
но сохраняли его доктрины, принуждали все души склониться перед
предписанной истиной, сохраняли привилегии и злоупотребления; с
другой стороны, табориты предлагали свободный анализ, обучение и
терпимость; в гражданском обществе они противопоставляли бюргер-
ской или феодальной олигархии пражан современный принцип равен-
ства, одним словом, они и есть Реформа, пражане же - одна лишь нере-
шительность432 .
Только по одному пункту эти люди, которых все разделяло, были
едины - любовь к родине, преданность Чешскому королевству. Это
национальное воодушевление всегда их сближало в момент опасности.
Святая, природная, но слишком редкая коалиция! Партии, ненавидящие
врага больше, чем своих собственных сограждан! Они обязаны своим
патриотизмом пятнадцати годам неслыханных побед, героизма и славы;
они отдались взаимной ненависти только тогда, когда не стало всякой
иноземной угрозы. Именно в первые годы нашествие было угрожающим
и разногласия стали бы пагубными. Два человека сумели избежать
любого конфликта и благодаря этому обеспечили торжество чехов: Ян
Желивский и Жижка, которые, возглавляя две фракции каликстинцев
и таборитов, наиболее близкие друг другу, объединили под своим руко-
водством все силы гуситов. Перед лицом Чехии, взявшейся за оружие,
возбужденной живительным дыханием революции, - что же предпримет
Германия, которой Римский король и папа поручили победить ересь433?
ГЛАВА VII.
Немецкий брод. Гуситско-польский союз
Симпатии к гуситам в Германии - Жатец и Немецкий Брод -
Жижка, Витовт и польско-чешский союз - Курфюрст Бранденбурга -
Корибут - Неудача немецких походов.
Германия, получив новости о гуситском мятеже, не испытала ни
большого беспокойства, ни искренней печали. Князья ощутили плохо
скрытое удовлетворение, узнав о восстании, которое должно было
удержать Сигизмунда в его наследственных пределах, а епископы были
близки к тому, чтобы увидеть в этом руку Божию, способную, как пола-
гали они, пробудить остывшую ревность и равнодушные сердца. Эта
горделивая радость была весьма омрачена неудачей Римского короля;
не было желания полной победы, но его разгром превзошел все ожи-
дания. То, что казалось малозначительным возмущением, угрожало
228
Симпатии к гуситам в Германии
стать революцией. Не пересечет ли она границы Чехии? Не окажется
ли Германия перед угрозой распространения заразы? Пример чехов,
вплоть до последнего времени столь верных католической Церкви, был
способен заставить самых больших оптимистов серьезно задуматься.
Беспокойство тем более законное, что спустя всего несколько месяцев
после начала войны гуситы имели почти во всех областях империи своих
сторонников, проповедников и мучеников.
Во время своего пребывания в Вене Иероним Пражский обратил
несколько профессоров университета, и в какой-то момент стали опа-
саться, как бы он не организовал там настоящий центр ереси, откуда
она распространится вдоль всего русла Дуная. Папский легат уже
встречал гуситов в Венгрии, знак тем более знаменательный, что в бас-
сейне рек Дравы и Савы были еще очень многочисленны богомилы. В
соседних с Чехией странах национальные распри препятствовали пока
распространению ереси. Но по мере того как расстояние от границ уве-
личивалось, соперничество рас ослабевало и места становились более
склонными к обращению. В Магдебурге архиепископу донесли о неком
Якове Бремере, пришедшем из Праги, как об очень подозрительном с
точки зрения еретических воззрений, он был отрешен от должности и
сожжен*. Число казней в Баварии и Тюрингии подтверждало опасения
епископов. В Регенсбурге гуситы создали настоящую церковь**. «Шва-
бия, - говорит Нидер, - наводнена такой чудовищной ересью, что я не
осмеливаюсь ее описать из страха осквернить уши невинных. Некоторое
число дворян и крестьян, девушек, мужиков поддались ей***». Синод
Зальцбурга грозил костром священникам, поддержавшим учение чехов.
В Бамберге все жители старше двенадцати лет были обязаны принести
клятву верности римской Церкви и отречься от чешских заблуждений.
Ту же клятву потребовали затем в Регенсбурге, потом во всей Германии
и даже в Швейцарии****.
Демократические взгляды чешских революционеров должны были
помочь принятию их религиозного учения. Ветер восстания, который
задул над Европой в конце XIV в., еще не полностью затих; в империи
разгром городской лиги не закончил борьбу, простонародье продолжало
сопротивление и эгалитарные манифесты таборитов попадали в среду,
находившуюся в сильном брожении. Удастся ли избегнуть всеобщего
пожара? Не должны ли победы чехов научить толпу, что право может
* Герман Корнер в: Eccard, Corpus historic, medii aevi, II, col. 1240; Chroniken der Deutschen
Stadte, VIII, p. 351.
** Chronikon Episcoporum Ratisponensium, ap. (Efele, p. 38. Andreae Ratisbonensis Chroni-
con, Eccard I, p. 2151. Laurent Hochwart, p. 216.
*** Nieder, Formicarius, III, 5.
**** Aschbach, III, p. 48. Из Польши зараза распространилась на Тевтонский орден и великий
магистр счел необходимым призвать городские магистраты к суровой бдительности.
Ересь даже пересекла границы Германии. В Нидерландах волновались виклифиты и
лолларды. Во французских землях - в Женеве, в Лозанне некий брат Батист распростра-
нял гуситское учение и «инквизитор с большим трудом одержал над ним верх, даже с
помощью светских властей» (J. von Muller, Gesch. der Schweiz , III, 2, p. 141).
229
Глава VII. Немецкий брод. Гуситско-польский союз
заменить силу? Князья и курфюрсты поняли, что решение, которое они
приняли - оставить Сигизмунда - опрометчиво, и решили исправить
свою ошибку, встав во главе партии сопротивления.
Но теперь более отчетливо, чем когда-либо ранее, проявились отсут-
ствие единства и беспомощность империи. Германия переживала и более
горестные времена, чем в XV в., но никогда замешательство не было
столь сильно. «Она представляла собой анархическую федерацию кня-
жеств и республик, - говорит Лависс, - Каждый действовал здесь в своих
интересах, и император первым подавал пример»*. Посреди всеобщего
хаоса и разнузданной алчности, всякое общее чувство исчезло: более не
было даже Баварии, Австрии; как же будет существовать Германия?
«Повсюду мы находим иные притязания, другие отношения, другие рас-
при, но повсюду жители вооружаются одни против других. Это время
всеобщей Fehde434 »**. От Рейна до Карпат, от Дуная до Балтики и Черного
моря империя была в огне, и мир был воистину погружен в хаос***. Не-
смотря на постоянные битвы, не существовало никакой серьезной во-
енной силы. Повсюду война и никаких солдат - разве можно назвать этим
именем отряды бюргеров, чья храбрость нуждалась в защите толстых
стен, или ватаги недисциплинированных рыцарей, главным образом
предававших сожжению неукрепленные местечки либо состязавшихся
в поединках, которые чаще всего не имели последствий для куртуазных
противников? Разве не известен заранее результат начавшейся битвы?
Множество мелких государств, не имевших общих интересов и вождей,
без дисциплины и идей противостояли целому народу, взявшемуся за
оружие, хорошо организованному и вооруженному, воодушевленному
горячим патриотизмом, направляемому опытными и искусными пред-
водителями. История Германии времен гуситских войн укладывается в
два слова, из которого одно объясняет другое: разобщенность и бедствие.
Князья вначале выставляли напоказ свое ревностное отношение к
католицизму, несколько сеймов были созваны один за другим, и рейн-
ские курфюрсты435 обязались действовать сообща по всем религиозным
вопросам****436. Но дела мало соотносились со словами. Первые собрания
были очень немногочисленными, а на последующих больше занимались
Римским королем, чем ересью. В начале своего правления он предпри-
нял некоторые попытки стать настоящим правителем, которые встре-
вожили и рассердили курфюрстов; их недоверие подавило его проекты.
Они хотели доказать ему его слабость, сохранить его зависимость от
себя, возможно, они подумывали о его смещении. По меньшей мере,
они глубоко задели его, выбрав в качестве главы крестового похода
Бранденбургского курфюрста437. Фридрих фон Гогенцоллерн более чем
кто-либо другой внес вклад в избрание Сигизмунда Римским королем и
* Lavisse, la marche de Brandebourg, Paris, 1875, p. 95.
** Ranke, Deutsche Geschichte im Zeitalter der Reformation, p. 51, 52.
*** Id.,p. 52.
**** 23 апреля 1421 г. (Urk. Beitr., I, p. 85).
230
Симпатии к гуситам в Германии
был за это вознагражден Бранденбургским курфюршеством (1415 г.)438.
Его честолюбие, скорее возбужденное, чем удовлетворенное этим пер-
вым успехом, не замедлило, однако, озаботить его покровителя. Король
обвинил его в неблагодарности, поставил ему в упрек его отношения с
врагами Венгрии, даже заподозрил его в стремлении к императорскому
трону. Расстроенная дружба вскоре превратилась в глубокую ненависть,
и у Сигизмунда вскоре уже не было другого желания, кроме как наказать
Фридриха за то, что он называл предательством. Разгром гуситов стал
для него лишь второстепенным вопросом. Вражда Римского короля и
одного из наиболее могущественных курфюрстов, к тому же выделявше-
гося своими делами и своей энергией, было одной из существеннейших
причин продолжительной немочи Германии*. Сигизмунд ответил на
решение князей тем, что предоставил им действовать, опираясь только
на свои собственные силы.
Папский легат, кардинал Бранда, развернул активную деятельность;
о крестовом походе проповедовали во всех церквях; проповеди, индуль-
генции, перспектива обогатиться, при этом действуя во имя собственного
спасения, любовь к приключениям вдохновили множество католиков,
и к концу августа 1421 г. на границах Чехии собралось значительное
войско. Крестоносцы, прождав несколько дней Сигизмунда, и убедив-
шись, что он не прибудет439, решились начать кампанию. Обстоятельства
благоприятствовали. Еще раньше мейсенцы440 наголову разгромили
пражан перед Мостом441, и эта неудача, казалось, свидетельствовала об
ослаблении дисциплины, которая составляла силу и даровала победу
восставшим. Самый грозных их предводитель, Жижка, был ранен в лицо
у замка Раби442 и потерял оставшийся глаз443. Католические города,
принявшие ранее четыре статьи, охватило волнение, и успех немцев
мог, без сомнения, вызвать всеобщее восстание против пражан и табо-
ритов. Впрочем, крестоносцы были достаточно многочисленны, чтобы
обойтись без венгров: архиепископы Кельна и Трира, курфюрст Людвиг
Пфальцский прибыли лично; архиепископ Магдебургский, маркграф
Бранденбурга, герцог Саксонский, епископы Бамберга и Вюрцбурга,
города Кельн, Майнц, Франкфурт, Шпеер, Вормс, Базель, Гагенау
(Агно), Аугсбург, Ульм, Констанц, Цюрих, Регенсбург, Нордлинген,
другие города Эльзаса, Швабии и Швейцарии послали свои контингенты;
хронисты единодушно называют цифру в двести тысяч воинов**. Однако
крестоносцы углубились, не без некоторого трепета, в протяженное
ущелье, ведущее от Эгера444 к Кинжварту. В древние времена горы,
окружавшие Чехию, были покрыты густыми лесами; и в наши дни слова,
означающие лес, границу и горы, идентичны в славянских языках445:
* См. о политике Фридриха Бранденбургского книгу Дройзена (Droysen, Preussische Politik).
** Андрей из Регенсбурга говорит о двухсот тридцати тысячах (Chronicon. ар. Eccard,
col. 2149). Et communi aestimatione circa ducenta millia pugnatorum sunt aestimati («И no
общему подсчету насчитали около двухсот тысяч бойцов» (лат.). - Прим, ред.) (Вавржи-
нец, Hof. I, р. 496).
231
Глава VII. Немецкий брод. Гуситско-польский союз
hora, означающая по-чешски гору, в сербском и болгарском имеет зна-
чение леса, немцы называют Чешские горы446 Bbhmer Wald447, а рус-
ские зовут Исполиновы горы чешским лесом 448. Этот пояс девственных
лесов был во все времена одним из лучших оборонительных сооружений
против нашествий, и Пржемысловичи защищали его от вырубки. Однако
мало-помалу их запретительные меры стали соблюдаться менее строго,
в горах возникли деревни, разработка рудников потребовала большого
числа древесины и лесная приграничная зона стремительно сузилась.
В начале XV в. обширные территории были еще, однако, свободны от
рудокопов или крестьян, особенно на юге и юго-западе, где даже сейчас
тянутся настоящие нетронутые леса, а Шумава449 делала любое нападе-
ние трудным и опасным. Три или четыре тропы пересекают ее, но только
две дороги доступны войску: одна из них начиналась от Кама в Баварии,
шла через Фурт и выходила из теснины у Домажлиц; другая - в углу
четырехугольника450, в месте, где понижаются Чешские горы, шла из
Хеба, или Эгера, в Кинжварт. Немецкая армия, сосредоточенная в верх-
ней Франконии и вокруг Хеба, должна была выбрать эту последнюю; но
она была очень длина, весьма узка, над ней нависали горы, она была
рассеченна болотами и перегорожена укреплениями, которые воздви-
гали во все времена чехи у выхода из этих «ворот страны». В некоторых
местах дорога была сложена из бревен, которые было достаточно разо-
брать, чтобы сделать проход невозможным; в других случаях засеки из
деревьев останавливали захватчиков. Специальные и постоянные силы
поддерживали и охраняли эти защитные сооружения. Если бы на немцев
напали в ущелье, их разгром был бы несомненен*. Вдохновляемые лега-
том, князья решились, однако, пуститься наудачу и вступили в Чехию,
и никто на них не напал**451.
Они сошли с коней, чтобы возблагодарить Господа, который вырвал
их из лап верной смерти, и отправились тотчас же к замку Маштев,
который сдался им452. Но после этого успеха они действовали с пагубной
неспешностью: не нашли нужным соединиться с мейсенцами, воевав-
шими на севере, не направились в сторону Пльзеня, который стал бы
для них отправной точкой военных действий и линией отступления;
поскольку они по-прежнему прижимались к горам, малейший неуспех
должен был повлечь развал войска. Наконец, по прошествии двух недель
и взятии нескольких замков и слабо укрепленных местечек, кресто-
носцы осадили Жатец. Это был один из священных для таборитов горо-
дов, один из защитных бастионов; возможно, он бы и открыл свои ворота,
если бы крестоносцы напали на него в первые дни, но теперь обитатели
воспряли духом, затем прибыли капитаны из небольших соседних гар-
* О чешских лесах см. Herm. Jiredek, Das Recht in Bohmen und Mahren; того же автора:
Древние дороги Чехии и Моравии (das. desk. Mus. 1856); Томек, К вопросу о границах
Чехии (Id., 1855).
** Источники по этому крестовому походу - Вавржинец (Hof., I, р. 495-496) и особенно
письма, опубликованные во втором томе Хроник немецких городов.
232
Жатец и Немецкий Брод
низонов, понимавшие, что от судьбы Жатца зависела судьба всей окру-
ги, а в городе было уже от пяти до шести тысяч закаленных в боях сол-
дат. Крестоносцы пошли на приступ и, будучи отброшены с серьезными
потерями, превратили осаду в блокаду. В армии не было ни общего уп-
равления, ни дисциплины, каждый предводитель отряда действовал на
свой лад, выбирал для битвы место, которое ему подходило наилучшим
образом, более всего ища поживы. Эти святые предприятия, начинав-
шиеся во имя защиты религии, слишком часто заканчивались тем, что
становились похожими на разбойничьи набеги. «Каждый преследовал
свою собственную выгоду, - говорит с печалью Буркард Цинк, - и было
мало тех, кто заботился об общем благе». Малые подражали великим,
будучи лишь менее честолюбивыми и довольствовавшимися малым.
Грабеж стал вскоре необходимостью; надо было выживать: эти двести
тысяч человек453 разоряли страну, как тучи саранчи, а затем по мере
того, как истощались ресурсы, были вынуждены разобщить свои силы,
и среди этого беспорядочного бегства исчезали последние остатки дис-
циплины: на жителях вымещали разочарование, усталость, страдания,
голод, который уже начал чувствоваться; гарнизоны взятых городков
были перебиты; крестоносцы жгли деревни, убивали стариков, детей,
насиловали женщин. По большей части жертвы были не виновны ни в
какой ереси: утраквисты нашли убежище в Жатце; убивали всех, кто
не был немцем, кто говорил по-чешски*.
Гуситы ждали, до того как выступить в поход, пока прояснятся
планы крестоносцев: одна армия собиралась в Австрии, а на север Чехии
вторглись силезцы: было бы неблагоразумно оставить без прикрытия
Прагу. Как только они узнали о промедлении Сигизмунда, они устре-
мились на помощь Жатцу. При приближении еретиков немцы сняли
осаду и начали отступать. Освобожденный гарнизон тотчас бросился
их преследовать и убил несколько тысяч из них, остальные рассеялись,
и большое число одиноких и отставших воинов погибли от усталости
и истощения в лесах (октябрь 1421 г.). Курфюрсты возложили на
Сигизмунда ответственность за постыдное поражение, но им не удалось
обмануть общественное мнение. Не следует удивляться бегству курфюр-
стов, - говорили с иронией, - к этому их побудил не страх, но гнев: они
настолько ненавидят гуситов, что даже не захотели встретиться с ними
лицом к лицу.
В тот момент, когда остатки крестоносцев вернулись в Германию,
Сигизмунд, наконец, закончил свои приготовления и вторгся в Мора-
* Was nit deutsch kan oder einem Beheim gleich ist, das werde gefangen, zu Tod geslagen
und verprant («Кто не знает по-немецки или походит на чеха, тот будет схвачен, убит
насмерть и сожжен» (др.-н.-нем.). - Прим, ред.) (Chroniken der deutschen Staedte, II, p.
38). Курфюрсты приказали, чтобы в Чехии убивали всех без исключения, кроме разве
что несмышленых детей (р. 36). Крестоносцы вернулись в Германию, ничего не добив-
шись: doch vorherden se dat Land al umme mit Brande («однако они опустошили в этой
земле все вокруг огнем» (др.-н.-нем.). - Прим, ред.) (Хроника Магдебургских эшевенов,
р. 378).
233
Глава VII. Немецкий брод. Гуситско-польский союз
вию во главе грозной армии454: он только что изгнал турок из Тран-
сильвании и заключил с султаном перемирие на пять лет. Укрепив,
таким образом, свои тылы, он захотел воспользоваться добрым рас-
положением венгров. Он не терял надежду восторжествовать над вос-
ставшими, используя только свои силы455 и поддержку приграничных
государств, особенно заинтересованных в разгроме ереси. Мейсенцы и
силезцы всегда были готовы возобновить свои плодотворные набеги;
Альбрехт Австрийский, более честолюбивый, прежде всего хотел, по
его собственным словам, определить свои «прибыли и убытки». Когда
Сигизмунд безусловно пообещал ему руку своей дочери и оставил ему
все города и крепости, которые он подчинит, герцог почувствовал, как
пробуждается его католический энтузиазм. Римский король имел под
рукой более восьмидесяти тысяч человек, с хорошей дисциплиной и
под командованием умелых начальников, из которых наиболее знаме-
нитым был известный предводитель наемников, Пипа Флорентинец.
Сигизмунд надолго задержался в Моравии, где паны456 вновь принесли
ему клятву верности 457; чтобы избежать возможного противостояния,
он приказал окружить сейм своими солдатами. Шляхта подчинилась
без сопротивления: их утомило господство пражан, их беспокоили
демократические тенденции таборитов, и они удерживали имущество
клира - это было самое существенное. Множество чешских панов после-
довало примеру моравских. Ситуация становилась сложной. Пльзень
отражал все атаки гуситов; как и в 1420 г. сила сопротивления сосре-
доточилась в Таборе и Праге, и как в 1420 г. пражане позвали себе на
выручку отряды таборитов. Вавржинец говорит, что Жижка вступил в
столицу торжественно, как правитель страны*458. Когда боевые повозки
и всадники миновали ворота, предшествуемые священниками, кото-
рые, следуя обычаю, несли Святые Тайны, колокола зазвонили во всю
мощь, процессия утраквистского клира приблизилась и предложила
грозному слепцу освященную гостию; народ испускал крики радости и
раздавал в изобилии съестные припасы воинам Божиим, пришедшим
сразиться за веру и честь нации. Во главе пражского клира все еще
стоял священник Ян 459, и без сомнения, именно он встретил Жижку
и заключил с ним от имени общины наступательный и оборонитель-
ный союз460.
Жижка тотчас же после этого уехал в Кутную Гору и стал там ожи-
дать прибытия Сигизмунда. Император пересек границу Чехии только
в декабре (1421 г.), он приближался медленно и нерешительно, что
уничтожало все те выгоды, которые он мог извлечь из своего численного
превосходства. Мы знаем весьма плохо подробности событий - хроника
Вавржинеца обрывается внезапно в самом начале крестового похода - но
неполные и неясные сообщения, рассеянные у разных писателей, позво-
ляют определенно утверждать, что никогда военный гений гуситского
* Вавржинец, с. 523.
234
Жижка, Витовт и польско-чешский союз
военачальника не был столь велик; он предугадал и использовал все
приемы великих полководцев Нового времени: быстрота передвиже-
ния, сосредоточение войск против рассеянного врага, искусный выбор
поля битвы и решительное применение нового оружия, неусыпная
осмотрительность и искусные военные хитрости, - таковы были глав-
ные характерные признаки этой военной кампании, которой одной
было достаточно, чтобы обеспечить Жижке репутацию первоклассного
военачальника.
Гуситы у пушки. Книжная иллюстрация
21 декабря* Жижка покинул Кутную Гору и направился к Колину.
Едва армия оказалась в чистом поле, как она была атакована венграми,
но чехи тотчас окружили себя боевыми повозками и за этими передвиж-
ными баррикадами отражали все нападения, в то время как артиллерия
наносила королевским войскам серьезный урон. Однако новость о раз-
громе гуситов уже распространилась в Кутной Горе; весьма многочис-
ленные католики с нетерпением ожидали случая сбросить ярмо пражан,
продолжительное пребывание в городе еретиков способствовало про-
буждению горячности; воспользовавшись всеобщим замешательством,
несколько рудокопов открыли королевским войскам одни из ворот
города. Все те, кто были заподозрены в склонности к ереси, были убиты,
пощадили лишь тех горожан, которые смогли показать какую-нибудь
реликвию, упрятанную на время господства пражан. Застигнутые вра-
сплох этой изменой, табориты отступили, ускользнули от вражеской
* Факты об этой кампании Жижки были установлены Палацким III, 2, р. 131-139.
235
Глава VII. Немецкий брод. Гуситско-польский союз
армии, окружавшей их; и, после нового окружения на следующий
день, после кровопролитного ночного боя снова пробили себе проход. Но
они уже утратили базу для ведения своих боевых действий, они были
слишком ослаблены, чтобы выдержать кампанию против врагов, втрое
превосходивших их численностью; Жижка отправился за подкрепле-
нием, а Сигизмунд и не подумал задержать его передвижение; настали
сильные холода, и король встал на зимние квартиры, разместив своих
солдат по деревням, расположенным между Колином и Кутной Горой.
Он приказал быть внимательными с жителями, но его несмелые приказы
не исполнялись, а венгры выказали не меньшую свирепость и не мень-
шую жадность, чем немцы*. Сигизмунд все еще ожидал, полный самых
радостных надежд, непременного эффекта от поражения таборитов и
новых измен, которые оно должно было за собой повлечь, когда утром
6 января Жижка, быстро вернувшись с подкреплением, устремился на
захватчиков, взял приступом деревню Небовид, находившуюся в центре
венгерских линий и, таким образом, разрезал на две части их армию.
Сигизмунд потерял голову** и сбежал из Кутной Горы, предав ее огню,
но гуситы захватили город, потушили пожар и вонзили беглецам меч
в спину. Дорога была устлана трупами жителей, которые побоялись
ждать возвращения союзников, преданных ими, они умирали от холода
и голода. Пипа, истинный предводитель венгерской армии, попытался
остановить таборитов в Габрах: после первого же удара его солдаты раз-
бежались; он занял снова оборону у Немецкого Брода, нужно был дать
Сигизмунду время для бегства. Жижка приказал немедленно атаковать;
деморализованные венгры побросали оружие, многие погибли в давке
в воротах города, еще большее число утонуло в Сазаве. Река была подо
льдом, но он треснул под тяжестью бегущих. На следующий день Жиж-
ке не удалось взять Немецкий Брод, но битва яростно продолжилась
уже через день; жители просили о переговорах, и они уже было нача-
лись, когда несколько солдаты вошли в город и открыли ворота своим
сотоварищам; город был предан огню и утоплен в крови***461. В течение
этих двух дней битвы Сигизмунд продолжал свой путь, а Жижка оста-
новился: достигнутые результаты были достаточно славные, чтобы
удовлетворить гуситов. За четыре дня они в боевом порядке дали три
сражения, взяли два укрепленных города, убили более двенадцати
тысяч врагов, захватили несколько тысяч пленных, знамена, сотни
* Sigismundus, populo hereditario non parcens, magnas in regno Bohemiae edebat vastitates
(«Сигизмунд, не щадя свой наследственный народ, произвел в Богемском королевстве
большие опустошения» (лат.). - Прим. ред.). Туротций, процитированный в: Katona,
Historia critica regum Hungariae, XII, 386.
** Rex terga vertit et... hosti turn res, turn animi ferocitatem reddidit («Король обратился в
бегство... оставил за врагом победу и возбудил у него ярость (имеется в виду - пожарами
и грабежами)» (лат.). - Прим, ред.) (Id. id.).
*** Жижка выказал большую печаль по поводу разрушения Немецкого Брода, уничтожен-
ного, несмотря на начавшиеся переговоры. 26 марта 1423 г. он писал: «Я посылаю в ва-
ши города с тем, чтобы все верные собрались в Немецком Броде, в среду или четверг пос-
ле Пасхи, и чтобы мы покаялись там, где мы согрешили» (Vybor, II, р. 281).
236
Жижка, Витовт и польско-чешский союз
повозок; в этот раз радость победы не была омрачена, как в Вышеграде,
соображением о том, что побежденные были также чехами; это именно
иноземцы, враги гнили на дорогах от Кутной Горы до Моравии. Второй
крестовый поход закончился, как и первый, убедительным пораже-
нием католиков. Жижка мог бы воспользоваться своим успехом, чтобы
заставить признать во всей Чехии власть умеренной части таборитов и
утвердить, таким образом, победу революции, скрепив союз различных
гуситских группировок; но он не понял важность момента и потерял,
таким образом, единственную возможность превратить партию побе-
ды в правящую партию. Однако победносная кампания у Немецкого
Брода не осталась безрезультатной. Вышеград принес гуситам господ-
ство над всею Чехией, Немецкий Брод принес им союз с Польшей.
На протяжении около тридцати лет отношения между Польшей и
Чехией были очень дружественными: союз, заключенный между Вла-
диславом Ягелло462 и Вацлавом в 1395 г., продолжался вплоть до 1409 г.,
и многочисленный отряд чешских рыцарей помог полякам победить
при Танненберге463 рыцарей Тевтонского ордена. Торговые отношения
между двумя странами были очень активными, и большое число юных
поляков учились в Пражском университете. Они распространяли на
своей родине новое учение, и Гус вскоре смог бы там положиться на
преданных учеников*. Иероним жил некоторое время при дворе кузена
Владислава, Витовта, великого князя464 Литовского под сюзерените-
том Польши, и вызвал «в духовенстве и народе большее волнение, чем
когда-либо случалось в этом диоцезе на людской памяти» **. В Констанце
послы Владислава объединились с чехами, протестуя против приговора
и осуждения Гуса, и Сигизмунд выказывал серьезные опасения, видя,
как распространяется ересь в областях над Вислой***. Без противодей-
ствия прелатов и их друзей, - говорит Эшенлоэр, - в Польше было бы
еще труднее добиться послушания христиан и оно встречалось бы еще
реже, чем в Чехии****.
Владислав, бывший язычник, принявший католичество, старался не
давать ни малейшего повода к обвинению в ереси, но не восторжествует
ли политика над его щепетильностью и не приведет ли это к сближению
между ним и гуситами? Сигизмунд, муж Марии Венгерской и наслед-
ник Казимира Великого465, всегда сохранял за собой права на польскую
корону, но особенно не скрывал своего желания присоединить снова к
Венгрии земли к северу и востоку от Карпат, подчинившиеся Витовту 466:
не попытается ли Ягелло оградить себя от возможных притязаний
Римского короля, поддерживая его восставших подданных? Пребывая
почти постоянно в состоянии войны с Тевтонским орденом, не станет
ли он помогать восстанию, которое разобщает силы Германии и мешает
* Docum., р. 30. Michala Wisniewskiego historia literatury polskiej (t. Ill, p. 60).
** Docum., p. 506.
*** Von der Hardt, IV, p. 328.
****11, p. 89.
237
Глава VII. Немецкий брод. Гуситско-польский союз
следить за ее северо-восточной границей? Однако, когда в Польшу при-
было первое посольство гуситов, чтобы предложить Ягелло чешскую
корону, он отказался. Новая попытка чехов уговорить Владислава была
не более удачной467; они обратились тогда к великому князю Литовскому
и встретили у него совсем другой прием.
Витовт, один из самых великих политиков в славянской истории,
понял, что Польша, постоянно испытывая угрозу со стороны Германии,
которая всегда оставалась для нее лишь неверным союзником, сможет
противостоять натиску германской расы на Восток, лишь опираясь на
широкие массы славянства, укрепившиеся в ее тылу*. Главное пре-
пятствие всякому длительному союзу поляков, литовцев и русских
заключалось в религии, во враждебности друг к другу греков и латинян.
Устранить эту антипатию между верующими - единственное, что раз-
деляло народы, объединенные общностью расы и интересов, - означало
навсегда сделать невозможным любое нападение Германии468. Впрочем,
для Витовта вопрос имел и совершенно особое значение: его владения
были очень обширными; к несчастию, объединение его многочисленных
владений было не крепче, чем союз между Литвой и Польшей. Для того,
чтобы сделать эти завоевания окончательными, чтобы превратить в
единое королевство то, что было лишь конгломератом провинций, объ-
единенных только жизнью и победами одного человека, необходимо
было превратить Вильно в религиозную столицу (как она уже была поли-
тической), и учредить национальную Церковь, которая собрала бы всех
северных славян - греков или латинян. Витовт надеялся, что он нашел
средство объединения, которое искал, в гусизме469. Однако, он не был
хозяином положения, он оставался вассалом Польши 470, а Владислав
был в некотором роде его поручителем перед Европой. Отделившись от
него, Витовт стал бы подобен тем татарским предводителям, которые
могли захватывать огромные территории, но были неспособны создать
прочную империю, существующую долгое время. Он постарался выи-
грать время, обратить своего кузена к политике менее благочестивой471
и более национальной, более полезной для самой Церкви, добавлял он,
поскольку она должна будет, в обмен на определенные уступки, прине-
сти ему472 несколько миллионов новых подданных. Эти проекты, весьма
понятные в свете больших успехов чехов в 1420 г. и начале 1421 г.,
возбудили интерес Владислава, и когда чешское посольство вернулось
в Прагу в июне 1421 г., оно привезло с собой польского посланника
Вышека Рачиньского, объявившего, что его господин готов принять
чешскую корону473.
Сближение поляков474 и гуситов вызвало в империи очень сильное
волнение: Сигизмунд и немецкие князья, извещенные об опасности,
поняли, что необходимо любой ценой сорвать планы Витовта. В течение
1421 г. двор Ягелло был ареной жарких дипломатических баталий:
* См. о роле Витовта превосходную историю Польши Каро.
238
Курфюрст Бранденбурга
именно здесь, а не в Праге, должен был, казалось, решиться гуситский
вопрос. Наибольшую угрозу этот славянский союз представлял для кур-
фюрста Бранденбургского; он очень искусно избежал ее, бросился в объ-
ятия Польши, заключив с ней наступательный и оборонительный союз,
и 8 апреля 1421 г. был подписан брачный договор между вторым сыном
Фридриха и дочерью Владислава Ядвигой*475. Это была большая неудача
для Витовта, но это стало и поражением Сигизмунда, страшившегося
польско-бранденбургского союза не меньше, чем союза Витовта и гуси-
тов**. Он не терял надежду, что с поддержкой епископов вернет польс-
кого короля на свою сторону, но, следуя своему обыкновению, догова-
ривался со всеми одновременно, пытаясь обмануть всех. Он попался в
собственную ловушку. При дворе Ягелло уже знали, что Римский король
исподтишка побуждает тевтонских рыцарей вновь начать враждебные
действия, но последний случай рассеял все сомнения. Внезапно стало
известно, что новое чешское посольство вероломно арестовано в Ратибо-
ре 476 ***. «Тотчас же по всей стране поднялся великий шум и смятение;
все говорили, что каково бы ни было желание короля, они хотят осво-
бодить пленников, какого бы кровопролития это ни стоило» ****. «Поля-
ки никогда не оставят чехов, - сказал племянник Владислава Кори-
бут477, - поскольку они говорят на одном языке и сами одной расы »*****478.
Король479 вынужден был уступить этому мнению, и в октябре литовское
посольство прибыло в Прагу, чтобы договориться о предстоящем походе.
Этот поход не состоялся, но трудности на сей раз исходили из самой
Чехии: в действительности, не все получали удовольствие, наблюдая за
планами Витовта; часть тех, кто предлагал корону Владиславу, во главе
с Жижкой, держались тех же политических воззрений, что и великий
князь, было много таких, кто с надеждой ожидал конца господства ради-
калов. Естественно, что эти последние, в принципе настроенные враж-
дебно к королевской власти, с недоверием участвовали в переговорах,
направленных прежде всего против них. Ян Желивский протестовал в
Праге против этих дипломатических интриг, и по его настоянию пред-
ложения Витовта были отвергнуты. Великий князь не дал обескуражить
себя ни недоверием радикалов, ни робостью католиков. Воспользовав-
шись благоприятной обстановкой после побед Жижки, он выдал замуж
за Владислава одну из своих родственниц - Сонку, или Софию480, - и
будучи отныне уверен в короле Польше, приготовился перейти повсюду
в наступление: побудил татар и турок напасть на Венгрию, собрал на
границе с Тевтонским орденом значительную армию и наконец при-
нял корону Чехии, назначив наместником королевства Сигизмунда
* Caro, Liber Cancellariae Stanislai Ciolek, № 2 иЗ.
** Riedel, Codex diplomaticus Brandeburg. II, Haupttheil, B. Ill, p. 393 и далее
*** См. прекрасную монографию Копецки (Kopetzky, Die Gefangennahme der hussitischen
Gesandten in Ratibor. Zeitschrift der schles. Gesch. Vereins, IX, 209).
**** Script, rer. Silesiac. VI, p. 13.
***** Script, rer. Silesiac. p. 10.
239
Глава VII. Немецкий брод. Гуситско-польский союз
Корибута, племянника Владислава. Этот последний призвал к себе всех
тех, кто желал сражаться за чехов, и вступил в Чехию во главе отряда
добровольцев. Радикальная партия только что потеряла своего главу,
священника Яна481; Корибут был признан почти по всей стране. Никогда
ситуация не была настолько тяжелой для Церкви; рядом с Чехией и
Польшей, объединенными и победоносными, Германия482 оставалась
пассивной и разделенной, ей некого было противопоставить Жижке и
Витовту кроме Сигизмунда; она искала вождя, по меньшей мере, более
способного ее защитить. Таланты и положение Фридриха Бранденбург-
ского естественным образом предназначали его для этой роли, и именно
его Нюрнбергский сейм избрал командующим крестовым походом (июль
1422 г.), объявленным на сейме.
Он проявил замечательное умение. Самым простым планом было
направить двойную экспедицию против Польши и Чехии; империя,
находясь под угрозой нападения на юге еретиков и на севере Владис-
лава, должна была прийти на помощь рыцарям Тевтонского ордена и
чехам483. Но этот план был весьма неблагоразумен; он благоприятство-
вал проектам Витовта, принуждая Владислава, все еще пребывающего
в нерешительности, броситься в объятия своего кузена и скрепить пока
еще непрочный славянский союз. Курфюрст Бранденбургский поста-
рался, напротив, полностью развести оба вопроса - польский и чешский,
оставив Ягеллону Тевтонский орден, и избегая всего того, что могло
придать войне характер войны между расами. Приготовив, таким обра-
зом, расторжение славянской коалиции, он задумал организовать две
армии, которыми он должен был командовать. Наряду с крестоносным
войском было решено организовать постоянную оплачиваемую армию,
которая, будучи тщательно набрана и усилена чешскими католиками,
должна была оставаться внутри страны и объединить всех тех, кто при-
нял причастие под двумя видами лишь по принуждению. Впрочем, не
следовало ждать никакой помощи от Сигизмунда; он выказывал самые
воинственные намерения, но был слишком рассержен на Фридриха,
чтобы пожелать внести вклад в его торжество; он весь отдался пере-
говорам, настолько же неумелым, насколько и неудачным, с польским
королем и Тевтонским орденом.
В то время как Германия пыталась объединиться под верховным
руководством Фридриха, Корибут укреплял свою власть в Чехии484;
сейм признал его королем, он причастился под двумя видами и его бла-
горазумие, умеренность и ловкость привлекли на его сторону немало
его противников. Нисколько не разделяя ограниченные идеи и робкое
благочестие своего дяди, но склоняясь скорее к несколько безразлич-
ной терпимости Витовта, он с первого дня догадался, что единственное
средство утвердить свою власть в Чехии - это принять новое учение без
колебаний и оговорок; он не только присоединился к гусизму, но и объ-
явил о своем намерении восстановить в королевстве религиозное един-
240
Корибут
ство, приведя к утраквизму всех тех, кто еще сопротивлялся. Он писал
Олдржиху из Рожмберка485 с увещеваниями «не противопоставлять себя
более Божественному закону и не сражаться с истиной, засвидетель-
ствованной Писанием»*. В то же время он предпринял по соглашению
с пражской общиной ряд суровых мер против общественных грехов486,
запретил распри, игры, танцы и т.д.** Эта твердость примирила с ним и
каликстинцев, и даже умеренных таборитов. Жижка, чей пыл по поводу
союза с поляками несколько охладился, и который все же достаточно
долго колебался, признавать ли ему Корибута***, высказался в его пользу,
и в велеречивом письме призывал всех гуситов подчиниться новому
правителю. «Знайте, господа и братья, - писал он, - что мы487 и братья
из Табора, Домажлиц, Клатова, Сушиц (Шюттенгофена), Писека и про-
чие паны, рыцари и дворяне, как и общины Прахатиц и Гораждевиц,
которые присоединились добровольно к нам и изъявляют нам свое
доверие, мне, Хвалу и Буховецу****, мы приняли его Высочество принца
Сигизмунда как союзника и наместника страны. Мы готовы подчиняться
ему, помогать и верно служить, если это угодно Богу, ради всего того, что
есть благо; мы вас молим, вас всех, забыть гнев, распри, разногласия,
которые вас разделяли во все дни вашей жизни, в минувший год или еще
разделяют вас теперь, чтобы вы смогли прочитать Отче Наш и сказать
со спокойной совестью: прости нам наши прегрешения, как и мы про-
щаем тех, кто нас обидел488. Если вы этого не сделаете, если вы захотите
продолжить ваши распри, вашу ложь, ваши частные союзы, то с помо-
щью Божией и содействием принца, господ коншелов и прочих панов,
рыцарей и дворян, и всех верных общин, мы принудим вас к миру, и мы
накажем виновных, всех до единого. Обещайте нам помощь в этом деле!..
Вы должны чтить ваших начальников, ваших бургомистров, коншелов
и судей; любите друг друга, и так Бог и Его Святая благодать пребудут
с нами и даруют нам успех во всех праведных (justes) начинаниях»*****.
Фанатичные табориты, однако, не слушали увещеваний своего воена-
чальника, да и сам Жижка недолго сохранял такое же настроение.
Каковы бы ни были умеренность и сдержанность Корибута, ситуация
вынуждала его искать союзников среди шляхты и в умеренной пар-
тии******; он должен был принять меры, чтобы восстановить немного поря-
док в стране, он запретил военные набеги, трудился над тем, чтобы пре-
обладание утраквистов в самой Праге стало более прочным, вернул тех,
кто был изгнан во время временного возвышения священника Яна. Итак,
он сумел расширить пределы своей власти, вначале весьма ограничен-
ной: пражская община проголосовала за плату, весьма значительную,
* Archivd., Ill, р. 239
** Id., I, р. 214
*** Windecke, chap. 88
**** Два таборитских предводителя, о которых мы не знаем почти ничего.
---Archive., Ill, р. 239-240
****** «Он был ласков к дворянам и к тем, кто хотел жить спокойно». Aeneas Sylv., с. 44
241
Глава VII. Немецкий брод. Гуситско-польский союз
польским добровольцам489; затем Корибут получил право чеканить
монету, распоряжаться, с некоторыми ограничениями, национальными
имуществами490. Но эти успехи вызвали гнев крайних таборитов; Жижку
возмутило то доверие, которым пользовались некоторые паны и, не раз-
рывая еще открыто с Корибутом, он замкнулся в недоброжелательном
нейтралитете.
Корибут, чтобы поддерживать свое влияние, нуждался в военных
успехах; к несчастию, это был не предводитель армии, а вожак отряда.
Он научился военному делу в Силезии, где война состояла из внезап-
ных налетов, стычек, набегов, и к тому же за ним не стояли табориты,
единственные, кто мог сформировать серьезное войско; его походы,
предпринятые наудачу и плохо проведенные, окончились провалом;
он хотел искупить свои неудачи блестящей победой и осадил Карлов
Тын 491. Этот замок, наиболее укрепленный из тех, что еще занимали
роялисты, был расположен на относительно небольшом расстоянии от
Праги, и был для столицы если не угрозой, то, по меньшей мере, пред-
метом беспокойства. Его падение имело бы не только большое военное,
но еще и моральное значение. Построенный Карлом IV, приказавшим
хранить здесь сокровища короны, замок был как бы святилищем
королевской власти492. Его захват было бы равносилен провозглаше-
нию падения династии Люксембургов. Корибут собрал перед замком
свои лучшие силы и грозную артиллерию493 *. Несмотря на героизм
гарнизона и толщину стен, которые не поколебали крупные орудия
гуситов, ситуация осажденных стала критической, съестные при-
пасы истощились, и католики уже высчитывали день, когда они будут
вынуждены капитулировать; пора было немецкой армии начинать
кампанию.
Как весьма справедливо сказал один историк, второй крестовый
поход потерпел неудачу из-за отсутствия единства в командовании, были
солдаты, но не было военачальника; на этот раз был военачальник, но
не было солдат. Воодушевление уже сильно померкло после плачевного
исхода осады Жатца (1421 г.); впрочем, казалось, что Нюрнбергский
сейм стремился сделать любую организацию войска невозможной. Каж-
дое государство должно было обеспечить два контингента - один для
крестового похода, другой для постоянных военных действий; назна-
чили два места сбора - Нюрнберг и Хеб (Эгер), две даты - 29 сентября и
* Не менее грозную, впрочем, для осаждающих, чем для осажденных, как мы можем ви-
деть из письма капеллана из Карлова Тына, которое приводит Андрей из Регенсбурга в
своем Diarium sexennale: «В то время как гуситы стояли лагерем перед замком вместе с
войском и пятью осадными машинами, они кинули девять тысяч тридцать два камен-
ных ядра, тысячу восемьсот двадцать две бочки, наполненных нечистотами, двадцать
две горящих бочки. Из большого орудия, называемого Пражка, они выстрелили шесть
раз, и тогда оно лопнуло; также и орудие, называемое Ярмир, после семи выстрелов лоп-
нуло на восьмой день после Успения, по Божией воле; также из орудия Рохлицце, или
Быстрое, они выстрелили в сторону источника тридцать два раза, и затем оно взорвалось
по воле Божией».
242
Корибут
19 октября (1422 г.), но отряды перемешались, так что стало невозможно
образовать две армии; списки были составлены с непостижимым легко-
мыслием, самые могущественные государства должны были предоста-
вить лишь незначительные контингенты, например Саксония - двадцать
лучников; прочие были полностью освобождены от этого ценой уплаты
подати Сигизмунду. Когда солдаты к концу осени прибыли, уныние
овладело всеми сердцами; немцы были побеждены еще до того, как они
начали кампанию. Ни один историк494 не оставил нам рассказа об этом
третьем крестовом походе, но Ридель, Бецольд и Палацкий опублико-
вали письма и дипломатические документы, позволяющие проследить
ход событий день за днем. Единственными князьями, которые лично
участвовали в походе, не считая главнокомандующего Фридриха, были
епископы Вюрцбурга и Бамберга; при виде этих недисциплинированных
отрядов, уже утомленных переходами, последние посоветовали немед-
ленно отступить. «Архиепископ Трирский не прибыл, - писал Иоганн
Вюрцбургский, - и мы не видим никого из прирейнских областей; мы
узнали, что король получил деньги от имперских городов и избавил их
от участия в походе. Новости, которые мы получили из Бранденбурга
и от мейсенцев - не лучше; было бы разумнее отказаться от всяких
попыток, чем подвергнуться неизбежному провалу»*. Но кардинал-
легат и Римский король протестовали против всяких проволочек.
Фридрих, также убежденный, что идет к неизбежному поражению,
в случае отступления оказался бы в очень щекотливом положении: у
него были грозные враги, его союз с Польшей возбуждал подозрение
даже у его сторонников, Сигизмунд постоянно обвинял его в нераде-
нии и даже в сговоре с еретиками: кто знает, не дойдет ли он, как тому
советовал некогда герцог Ингольштадта, до того, что отберет у Фри-
дриха Бранденбург? Пусть лучше случится несчастье, чем постыдное
отступление. Он переправился через Шумаву и прибыл в Тахов; с ним
было лишь несколько тысяч солдат, но он рассчитывал на мейсенцев,
воевавших на севере Чехии, и на католических панов. Королевская
партия была еще достаточно сильна на юге и западе, где благодаря под-
креплениям из Пльзеня и Будеевиц Олдржих из Рожмберка, многажды
разбитый, но так и не покоренный, успешно сопротивлялся таборитам;
на севере паны из Штенберка, Плауэна, Бедржих и Гануш из Коловрат
признали в качестве вождя мужественного и искусного Микулаша из
Лобковиц. Но это был неподходящий момент для обращения к панам;
Сигизмунд только что отменил все пожалования, сделанные им ранее,
и этот декрет, хотя и не был исполнен, вызвал у его сторонников
сильнейшее раздражение. Подкрепление из Чехии не прибыло к Фри-
дриху, и он узнал, что маркграф Мейсенский, чье положение было не
менее критично, отступает: у него было только три тысячи лошадей;
Магдебург, Саксония, соседние князья не делали никаких приготовле-
* Riedel, р. 421. 29 сентября 1422 г.
243
Глава VII. Немецкий брод. Гуситско-польский союз
ний*, трудно было найти фураж, и в этих условиях было чрезвычайно
неблагоразумно продвигаться далеко вглубь страны. Курфюрст, однако,
слал гонцов за гонцами маркграфу Мейсенскому, чтобы побудить его
вернуться. «У осаждающих Карлов Тын, - говорил он, - осталось не
более четырех-пяти тысяч человек; они даже отослали свою тяжелую
артиллерию; поэтому, он умоляет, от своего имени и от имени Римского
короля, собрать снова свою армию или, по крайней мере, кавалерию,
и вернуться к Петерсбурку**». Он сам поспешил к Мосту, встретился
с маркграфом, и убедил его двинуть свою армию вперед; но получив
известие, что силезцы, сражавшиеся вместе с ним, разбежались, Виль-
гельм Мейсенский забыл свои обещания и покинул Чехию. Вскоре за
ним последовал епископ Вюрцбургский***, и Фридрих остался только с
отрядами нескольких чешских панов, которые наконец присоедини-
лись к нему.
Стрелки из ручных пищалей и луков
Этот разброд тем более рассердил курфюрста, что решающая атака,
казалось, имела тогда все шансы на успех. Карлов Тын еще держался,
и Корибут, потерявший терпение и обескураженный, увел почти все
гуситское войско на осаду Опочно. Долгое сопротивление Карлова Тына
возродило надежды всех врагов польского правителя. Крайние табо-
риты, которыми командовал неистовый обращенный католик - Богуслав
* Riedel, р. 423
" К северу от Есеницы, в Раковницком округе
*** Riedel, р. 430
244
Корибут
из Швамберка, и которые никогда не признавали Корибута, сочли, что
настал момент вновь взять власть в свои руки. Они быстро направились к
Праге, и, не позволив остановить себя предложениями коншелов Старого
Места, которые не рисковали начать битву, вошли в Новое Место, всегда
остававшееся самым горячим центром демократической партии. Там их
приняли с воодушевлением; они попытались взять Старое Место неожи-
данной атакой, но отступили перед энергичными действиями бюргеров
и поляков. Корибут при известии о дерзкой попытке Богу с лава из Швам-
берка (октябрь 1422 г.) вернулся и принял суровые меры, чтобы избе-
жать в будущем подобных выходок. Наиболее скомпрометировавшие
себя сообщники таборитов сбежали, их имущество было конфисковано,
некоторых арестовали; было объявлено, что все, кто попробует нападать
на Витовта или Корибута, подлежат изгнанию. Радикалы испытали
в последний раз судьбу: толпа освободила таборитов, заключенных в
тюрьму, но мятеж был подавлен, и пятерых виновных осудили и казнили
на месте*.
Эти казни означали окончательный разрыв Корибута и табори-
тов: он более не правил с их помощью, он должен был направить свою
власть против них, при этом он попытался угодить утраквистам. Их
мечтой было примирение с Церковью; как и Витовт, они не желали раз-
рыва с Римом, но хотели основать с его разрешения и под его властью
национальную славянскую Церковь. Курфюрст Бранденбургский, со
своей стороны, никоим образом не был против политики компромисса
и сдержанности; в 1422 г., как и в 1420 г., он полагал, что необходимо
предоставить решение религиозных вопросов собору и что позволение
причащаться под двумя видами было бы не слишком дорогой платой за
мир. Переговоры между Фридрихом и Корибутом начались в Кадани, но,
несмотря на взаимную добрую волю обеих сторон, на исключительную
удачу от того, что сторонники политики примирения находились одно-
временно у власти и в Германии, и в Чехии, переговоры не привели к
успеху. Но, по меньшей мере, они послужили к спасению Карлова Тына,
который заключил с гуситами перемирие на один год.
Таков был единственный результат крестового похода. Фридрих
оставался еще два или три месяца в Чехии, он попытался организовать
«ежедневную» войну. Время от времени из Германии прибывала бес-
порядочная толпа в несколько сотен человек, почти безоружная, кото-
рая убиралась восвояси, спалив несколько деревень и унося какую-то
добычу. Анархия была как никогда сильна в империи; у Фридриха не
было больше денег, истощенная страна не могла далее прокормить его
армию; кроме того, его присутствие было необходимо в его собственных
владениях, он оставил Чехию, и гуситы даже не попытались препят-
ствовать его отходу. Сигизмунд торжествовал по поводу его жалкого
провала, адресуя ему свои прежние упреки в безразличии495; на самом
* Об этих событиях см. StaH letopisove, р. 54-55.
245
Глава VII. Немецкий брод. Гуситско-польский союз
деле, курфюрст сделал все, что было в человеческих силах; если поход
закончился таким жалким образом, вина за это лежала не на нем, а на
императоре и империи. Беспорядок, разобщенность, упадок Германии
были столь велики, что ее даже не смогла взволновать угроза образова-
ния у ее дверей этой большой славянской империи; если она и избегла
подобной огромной опасности, то обязана была этим не собственным
усилиям, но ошибкам своих противников.
Сигизмунд, несмотря на определенные обязательства, данные им
Нюрнбергскому сейму, не принял никакого участия в крестовом походе
1422 г.; в общем и целом он предпочел победу гуситов, нежели курфюр-
ста Бранденбургского; занятый единственно тем, как наказать измену
своего бывшего друга, он совершенно забросил чешские дела ради
решения польского вопроса и сосредоточил все свои усилия на создании
коалиции против Владислава Польского. Он помешал великому маги-
стру Тевтонского ордена ратифицировать Мельнский мир, подписанный
за несколько месяцев до этого496, и искал ему повсюду союзников497; в
начале 1423 г. Римский король, тевтонские рыцари и силезцы заклю-
чили наступательный и оборонительный союз против Владислава. Речь
шла, ни много ни мало, о разделе Польши. Сигизмунд получит Подолию,
Молдавию, Лодомерию - территории, которые некогда принадлежали
Венгрии; силезцы и орден - земли, которые они потеряли. Что каса-
ется остальной части Польши, победители будут владеть ею с общего
согласия*. Посланцы выехали из Бреслау в феврале 1423 г., чтобы обме-
няться ратификационными грамотами. Каково же было их удивление
при известии, что Сигизмунд собирается встретиться с Владиславом.
Они потребовали объяснений, просили короля посвятить их в тайну,
«раскрыть им благую цель»**. Их союзник укрылся за непроницаемой
таинственностью, но факты вскоре проявились с достаточной ясностью.
При королевских дворах Польши и Венгрии произошла подлинная
политическая революция.
Папа и курфюрсты отказались следовать неблагоразумной политике
Сигизмунда. Мартин V был настроен, в случае необходимости, скорее
оставить Тевтонский орден, чем позволить Витовту иметь решающее
влияние на Владислава, и, покинув Римского короля, следовать своим
несбыточным проектам; нужно было, прежде всего, заняться тем, чтобы
передать руководство делами в Польше католической партии, проиграв-
шей в 1421 г. В своих письмах он беспрерывно увещевал архиепископа
Гнезненского и его суффраганов498 вернуть любой ценой великого князя
Литовского на путь истинный***: в часто повторяющихся буллах, кото-
* Script, rer. Silesiac., VI, р. 30-34.
** Script, rer. Silesiac., p. 36.
*** 14 мая 1422 г. Urk. Beit. I, p. 199-202. В другом письме (p. 203): Praelatos insuper Poloniae
non destitimus nostris exhortationibus et praeceptis animare («Кроме того, мы не прекра-
щали своими увещаниями и наставлениями воодушевлять прелатов Польши» (лат.) -
Прим. ред.).
246
Неудача немецких походов
рые он адресовал Владиславу и Витовту, он избегал всего, что могло бы
их задеть; он притворялся, что не сомневается в преданности великого
князя, а только хочет показать ему, какими опасностями полна дорога,
на которую он вступил: это своеобразное средство подчинить еретиков, -
говорил папа, - объединиться с ними; он напоминал Витовту, что его
католицизм насчитывает еще слишком малый срок, и потому его вера
должна быть тем более благоразумна, что неофит постоянно вызывает
недоверие*. При таком искусном руководстве епископам, с помощью
панов, удалость пробудить угрызения совести у Владислава, а Витовт
не направил против них свойственные ему активность и энергию. Экс-
педиция Корибута была богата разочарованиями; поведение таборитов,
осторожность самих утраквистов уязвили великого князя, который
надеялся на большие самопожертвование и воодушевление. Провал пере-
говоров, предпринятых Корибутом и Фридрихом, был для него особенно
тяжел; если бы он продолжил свои отношения с гуситами, он порвал
бы со всем христианским миром, Мартин V не скрывал этого, а угрозы
и мольбы папы не оставили его равнодушным. Итак, он отказался, по
меньшей мере на некоторое время, от своего великого проекта славян-
ской Империи и славянской Церкви; это был решительный момент в
истории гусизма: оставленный Польшей, он не мог более надеяться
увлечь за собой всю Восточную Европу и должен был ограничить свои
желания удержанием одной Чехии; но это был также решительный
момент и в истории Польши. В этот самый час она действительно поры-
вала с православными славянами, своими естественными союзниками,
и тем самым обрекала себя на изоляционистскую политику, которая
неизбежно вела ее к гибели; беспомощная и изолированная, она коле-
балась отныне между Германией, с которой ее разделяло националь-
ное чувство, и восточными славянами, от которых она отгородилась
религией, и ни храбрость ее панов, ни хитроумность некоторых из ее
королей не смогли уберечь от опасности того положения, в которое она
сама себя добровольно поставила499. Конечно, страдания Польши были
достаточно долгими, а ее несчастия достаточно глубокими, чтобы иску-
пить ее ошибки, но несмотря на законное сострадание, которая она вну-
шает, и симпатии, которые ей стяжали героизм и преданность ее детей,
нельзя забывать, что она была главным виновником успехов немцев и
отступления славян. И хорошо будет для Польши, если эти ужасные
уроки прошлого внушат ей в будущем политику менее ограниченную
и более искусную500!
Торжество католической партии и разрыв с гуситами предполагали
сближение между Владиславом и Сигизмундом. Венгерские магнаты
сыграли роль посредников между двумя врагами. Мадьяры испытывали
к Тевтонскому ордену лишь платоническую симпатию, и на обращения
* Письма Мартина V Владиславу (р. 205) и Витовту (р. 206). Письмо Збигнева Олесьницкого
(р. 283).
247
Глава VII. Немецкий брод. Гуситско-польский союз
короля они ответили с трогательным единодушием, что у них нет ника-
кого желания отдавать свои жизни за пруссаков*. Более того, если они и
выказывали желание вернуть земли, отнятые у них Владиславом501, то
очень сдержанно. То беспокойство, которое приносило им чрезмерные
завоевания, было одним из наиболее любопытных моментов в истории
венгров; они были слишком ревностными патриотами, чтобы не бояться
поставить под угрозу свою национальность, открывая свое королевство
иноземным или враждебным расам. Они встретились с польскими
панами (ноябрь 1422 г.) и заложили основу союза между Польшей и
Венгрией; Витовт отозвал Корибута, и наместник покинул Прагу, к вели-
кому удовлетворению ее жителей и своих собственных солдат. Однако
переговоры затягивались. Корибут приостановил свое отступление и от-
нюдь не спешил выполнить повеление Витовта: он упрекал Витовта в
том, что тот поставил его в сомнительное положение и оставил как раз в
тот момент, когда его цель уже была различима. Чехи, со своей стороны,
испытывали что-то вроде угрызений совести из-за их разрыва**: сбли-
жение между гуситами и литовцами не было невозможным. Витовт не
без сожаления отказался от своих первоначальных планов, потому что
русские были всегда очень благожелательны к чехам. Паны ускорили
развязку; Сигизмунд, Владислав и Витовт встретились в Кезмарке502
(март 1423 г.). Римский король отказался поддерживать Тевтонский
орден, а великий князь - гуситов. Он написал им, что у него никогда
не было другого желания, кроме как привести их к Римской Церкви,
и что поскольку его наилучшие намерения потерпели неудачу из-за их
упрямства, ему не остается ничего другого, как предоставить их своей
судьбе. Если Корибут или Гинек, его посол, обещали им что-то другое,
то они вышли за рамки данных им предписаний, и он никоим образом
не связан их заявлениями; он не желал противопоставить себя Святой
Римской Церкви и всему христианскому миру (totius christianitatis
universitati); однако, если они вернутся к лучшим суждениям, он пред-
лагает им свое благожелательное посредничество***. Корибут получил
настоятельный приказ покинуть Чехию, и одно из писем Жижки сооб-
щает нам, что он решился, наконец, подчиниться****503. Епископы полу-
чили в качестве доказательства и одобрения своего торжества введение
ряда суровых мер против ереси. Синод, собравшийся в Ленчице, в пер-
вую очередь занялся гуситами. «Яд пропитал наши провинции, -
говорили прелаты и паны, - чума распространилась по нашей стране,
необходимо остановить зло, пока его распространение не сделалось еще
опаснее». Торговые отношения с чехами были подвергнуты ограничи-
тельным мерам, все поляки, жившие в Чехии, обязаны были вернуться
до Вознесения следующего года; любой человек, прибывший из Чехии,
* Script, rer. Silesiac., VI, р. 37
** Urk.Beit.,p. 287
*** Urk. Beit., p. 288
****Archiv desky, III, 302
248
Неудача немецких походов
будет подвергнут расследованию судом инквизиции и должен будет
доказать правоверность своих воззрений; чешские книги были запре-
щены, студенты и профессора Краковского университета должны были,
принеся торжественную клятву, отречься от воззрений Гуса и Уиклифа.
Часть законов имели своей целью дать некоторое удовлетворение жела-
нию реформы: священникам и монахам напомнили, что они обязаны
носить одеяния своего сословия, а также тонзуру под угрозой лишения
церковных привилегий*; их призывали вести жизнь упорядоченную и
чистую. Эти постановления, если и не сокрушили ересь, то, по меньшей
мере, остановили ее распространение, и с этого времени католицизму в
Польше ничего серьезно не угрожало.
В 1423 г. заканчивается первый этап гусизма, который можно было
назвать периодом становления. Папы в своей борьбе против ереси имели
двух естественных союзников: Сигизмунда, чью власть она разрушила,
и Германию, которой она угрожала распадом, и чьи народы она могла
сподвигнуть на революцию. Сигизмунд попытался победить гуситов,
опираясь на помощь чехов, остававшихся верными католицизму, но
он потерпел постыдный провал. Тогда в борьбу вступили князья импе-
рии, чтобы искупить поражение, которое они приписывали недосмотру
или неспособности короля; однако они не были ни более искусны, ни
более удачливы: их первая попытка окончилась постыдным бегством
двухсот тысяч солдат, которые даже не дерзнули дождаться прибытия
Жижки; их второй поход был прерван, едва начавшись. Германия оста-
валась бессильной, разделенной, поглощенной своими внутренними
войнами, в течение нескольких лет она будет бездеятельным и безраз-
личным свидетелем перипетий драмы, которая разыгрывалась у ее две-
рей504. Со своей стороны гуситы, победители на поле битвы, испытали
серьезное дипломатическое поражение. Бесспорные хозяева Чехии,
они надеялись в какой-то момент привлечь на свою сторону всех славян
севера и образовать в союзе с поляками и русскими505 могущественную и
прочную империю506, но ловкость римской курии, упадок духа Витовта
и особенно изворотливость польских епископов и панов расстроили
их замыслы. Непобедимые на своей территории, они были заточены
в границах своей собственной страны; их дело, которое должно было
бы распространиться по миру, будет истощаться без славы и пользы в
жестоких гражданских войнах, вплоть до того момента, когда новый
вождь попытается принять на себя задачу, которую Микулаш из Гуса,
умерший слишком рано, не смог выполнить, а Жижка не понял и бро-
сил гуситов на Германию. «В 1423 г... начинается многолетний период
внутренних войн в Чехии и Германии»**.
* Michata Wisniewskiego historia literatury polskiej, p. 65, 481, etc.
** Konig Sigmund und die Reichskriege gegen die Hussiten bis zum Ausgang des dritten Krieg-
szugs (Fried, von Bezold, Munich 1872, p. 135). Одна из наиболее примечательных моно-
графий, вышедших по этим вопросам.
249
Глава VIII. Анархия в Чехии
ГЛАВА VIII.
Анархия в Чехии
Власть и смерть Яна Желивского - Разрыв таборитов и пражан -
Кровавый годЖижки, его смерть - Разделение таборитской партии:
сиротки - Анархия и разрушение страны - Демократическая партия
изменяет своим принципам.
Нидер507, известный богослов, веру которого не поколебали уди-
вительные успехи гуситов, считал особым попущением Божиим раз-
дробленность, которой оказались подвержены еретики; одно лишь его
беспокоило: когда верные, - говорил он, - готовят нападение, то заста-
релые враги, подобные Ироду и Пилату, вновь становятся друзьями*.
Факт, замеченный Нидером, отмечают большинство хронистов. Та
же преданность общей родине, беспощадная ненависть к Германии,
пламенное желание отстоять национальную гордость объединяли на
борьбу утраквистов и таборитов, крестьян и дворян, богатых и бедных.
Этот союз придавал силы гуситам и приносил им победы. Однако даже
в первые годы видимого внутреннего спокойствия, отдельные признаки
ясно показывали, что такой союз - не более чем коалиция. Внешняя
угроза была единственным связующим звеном, соединявшим друг с
другом крайне враждебные фракции; как только эта угроза отдалялась,
каждый вновь получал свободу действий, следовал своим особым путем;
отсюда противоречия, насилие, и, наконец, гражданская война. Ни одна
из двух сторон не преуспела в том, чтобы полностью сокрушить своих
противников и сделаться безусловными хозяевами положения; нереши-
тельное большинство зависело от небольшого числа неопределившихся
группировок, без четко сложившихся убеждений, с неясными идеями,
чувствительных в первую очередь к собственным интересам, они препят-
ствовали установлению всякого устойчивого правительства, склоняясь
то вправо, то влево. Эта нестабильность, эти частые перевороты стали
для Чехии и гусизма роковыми; они разрушали и ослабляли нацию,
истощали в безысходных битвах силу Революции. Не зря говорили, под-
ходя с этой точки зрения, что успех первых лет был для чехов настоящим
несчастием. Поражения или, хотя бы, менее решительные победы при-
вели бы, без сомнения, к торжеству самой передовой и наиболее стойкой
партии, единственной способной реализовать все те успехи, которые
чехи были вправе от нее ожидать; уверившись, что Германия вновь не
нападет, пражане более не имели другого желания, как избавиться от
тягостного союза с таборитами; без сомнения, еще случались нередко
временные сближения, коалиции с определенной целью, но это были
лишь краткие перемирия в ходе постоянной войны.
* Nieder, liv. Ill, ch. 10
250
Власть и смерть Яна Желивского
История, естественно, испытывает на себе последствия этого замеша-
тельства и этих раздоров; она уже не представляет ни прежнего интереса,
ни прежнего величия. В этот период почти полностью исчезают сведе-
ния хронистов; Вавржинец останавливается так внезапно, как будто он
отступает перед описанием таких святотатственных битв, при которых и
победа, и поражение наполняют душу одинаковой печалью508; сочинения
прочих писателей весьма неполны, не очень точны, часто непонятны, и
мы продвигаемся вперед часто почти в полной темноте, если бы не кое-
какие дипломатические документы, письма, буллы, декреты, различные
официальные акты, которые избежали воздействия времени или людей.
Прежде чем попытаться исследовать основные этапы совершавшихся
тогда переворотов, как и общий характер событий, необходимо вер-
нуться назад и проследить историю внутренних возмущений, которую
нас вынудила пропустить история второго и третьего крестовых походов.
Когда смерть Микулаша из Гуса лишила чехов их единственного
вождя, который был одновременно достаточно умен, достаточно влия-
телен и достаточно честолюбив, чтобы подчинить все партии своей вла-
сти, только два человека смогли умерить конфликты - вождь таборитов
Жижка и Ян Желивский, священник Ян, руководивший пражской
общиной. Какой партии придерживался этот монах-расстрига? Нельзя
сказать определенно: кажется, он принял почти полностью таборитскую
программу и, однако, мы знаем, что во время управления им столицей
несколько человек, обвиненных в том, что не верили в пресуществле-
ние, были арестованы и сожжены. Их друзья, их сторонники заявили
в час смерти в присутствии палача, что у них «нет никаких сомнений
касательно Тела и Крови нашего Господа Иисуса Христа»*. Возможно,
он примыкал к той фракции таборитов, которая применяла к таинству
Евхаристии абсолютный принцип буквального толкования Писания, и
сохранял в этом вопросе верность католическому учению. Примечательно
то обстоятельство, что вожди передовой партии, и тот и другой, были
несогласны по одному из главных догматов с теми, кем они командовали**.
Впрочем, Ян был, как представляется, значительно смелее, чем Жижка,
в вопросах веры, и стоял значительно дальше его от каликстинцев. Он
разделял ненависть рыцаря из Троцнова к немецкому бюргерству, но в
то время как у Жижки эта ненависть имела прежде всего национальную
основу, у Яна она была скорее социальной. Как и табориты, монах из
Желивского монастыря нашел в Писании осуждение привилегий, при-
знание равенства прав и обязанностей. В Праге, как представляется, не
наблюдалось ни малейшей попытки организовать социалистическую или
* Script.rer. Bohemic., Ill, p. 483
** Несмотря на приведенный выше отрывок и авторитет Палацкого, я не осмеливаюсь, од-
нако, утверждать, что Ян верил в пресуществление. Вавржинец говорит, упоминая кон-
шелов, назначенных под его влиянием: «Некоторых из них, как говорят, подозревали в
ереси пикардов», р. 480, Вавржинец был к тому же хорошо информирован; он, правда,
очень враждебен в отношении Яна.
251
Глава VIII. Анархия в Чехии
коммунистическую общину, но мы видим усилие наделить собственно-
стью и богатством обделенные классы и передать в руки простых людей,
цехов, работного люда управление, до этого момента все еще находивше-
еся, если и не де-юре, то по меньшей мере де-факто, в руках высших слоев
бюргерства. Старе Место, где патрициат был самый богатый и влиятель-
ный и имел глубокие корни, всегда сопротивлялся господству плебса и Ян
сломил его противодействие только после того, как слил воедино Старе
Место и Нове Место и сосредоточил всю власть в руках большого общего
собрания, где ремесленники и работный люд Нового Места парализовали
активность торговцев и рантье Старого Места. Ян был смелым, искренним
в своей преданности революции и любви к бедным и угнетенным, хотя его
политика и не всегда была свободна от личных амбиций; красноречивый
и дерзкий, он обладал огромным влиянием, не имея ни звания, ни четко
очерченных полномочий; его действия сравнивали с действиями трибу-
нов римского народа; но было бы справедливее сравнить его с ораторами
древнегреческих республик, истинными предводителями, чье могуще-
ство, чисто личностное, без четких границ и без законных полномочий,
было настолько же полным, насколько и непостоянным.
Ян был главным разжигателем войны против Сигизмунда; его по-
бедоносная политика в ходе успешной кампании 1420 и 1421 гг. при-
несла ему благосклонность народа; вот почему во время выборов в Праге
в июле 1421 г. большинство получила партия монаха. «Все серьезные и
богатые люди были в замешательстве» *509. Благородный город Прага, -
писал один хронист, - не простонародье правило тобою прежде. Теперь
же граждане, наиболее выделявшиеся своим происхождением, богат-
ством и добродетелям, преданы смерти или изгнаны; портные, сапож-
ники, мастеровые всех мастей наполнили совет, там можно встретить
даже крестьян и иноземцев, пришедших неизвестно откуда**. Ян вместе
с Якоубеком из Стржибро был назначен управляющим клиром, ему при-
надлежал высший религиозный надзор, он заменял робких или ненадеж-
ных приходских священников510и, таким образом, утверждал господство
наиболее пылкой части утраквистов, тогда как коншелы укрепляли свое
положение, распределяя среди своих сторонников имущество священ-
ников и эмигрантов. Однако в Праге имелось и весьма сильное меньшин-
ство, враждебное Яну, и даже в момент его наибольшего могущества во
время последних выборов он не смог помешать избранию нескольких
человек из умеренной партии. Они воспользовались его отсутствием
(он был тогда с армией), чтобы провести решение о посылке делегатов
на сейм в Ческий Брод; выбор этих депутатов был примечателен: это
были Ян из Пржибрама и Прокоп из Пльзеня, два вождя крайне уме-
ренного утраквизма***5П. Сейм, созванный сперва в Ческом Броде, а затем
собравшийся в Кутной Горе, должен был решить, предлагать ли корону
* Вавржинец, р. 480.
** Hof., II, р. 312-313.
*** Вавржинец, р. 494.
252
Разрыв таборитов и пражан
польскому королю512; умеренные были весьма расположены к союзу с
Польшей, тогда как Ян смотрел с крайним недоверием на восстановле-
ние королевской власти. Ему удалось вновь склонить на свою сторону
большинство513: Сигизмунд готовил новую экспедицию, а иноземные
вторжения всегда приводили к тому, что нация сплачивалась вокруг наи-
более храбрых вождей; посольство, посланное Витовтом в Прагу, было
весьма плохо принято, и 14514 октября 1421 г. радикальное большинство
совершило настоящий государственный переворот. Оно назначило вер-
ховным гетманом Праги Яна Гвезду из Вицемилиц515, который получил
диктаторские полномочия: право менять и смещать коншелов всякий
раз, как он счел бы это необходимым; все те, кто выступали против или
не подчинялись, должны были быть изгнаны из города, заключены в
тюрьму или осуждены на смерть*. Умеренные собрались в Вифлеемской
часовне и потребовали, в качестве условия признания нового гетмана,
чтобы он не мог действовать без ведома и одобрения выбранных обыч-
ным путем коншелов516; они были весьма удивлены, когда увидели, что
их требование принято, тем временем Гвезда сместил пять коншелов и
заменил их пятью своими сторонниками. На следующий день спешная
казнь показала всем, что радикалы не отступят ни перед какими сред-
ствами. Одним из тех, кто активнее других способствовал получению
согласия пражан отправить послов в Кутную Гору, был пан Ян Садло.
Когда его жестоко и с ненавистью обвинили на собрании общины, он
захотел оправдаться лично; его не было тогда в городе; он потребовал
охранную грамоту, каковая была ему сразу же дарована, но едва он при-
был в город, как был схвачен и казнен без суда и следствия. Подобная
«беззаконность», хотя и не произвела того ужасного впечатления, на
которое надеялись коншелы, однако способствовала росту возбуждения
и углублению ненависти. Священники, враждебные Яну Желивскому,
нападали в своих публичных обращениях или частных беседах на конше-
лов, которые обременили свои души столь тяжким грехом. Нет никаких
свидетельств того, что Ян принял какое-либо участие в убийстве Садло, и
молчание Вавржинца, его обвинителя, как представляется, указывает на
его невиновность, но он, определенно, поддерживал людей, учредивших
в Праге диктатуру; вскоре он жестоко поплатится за свой преступный
призыв к насилию ради возвышения демократической партии. Невоз-
можно созидать на основе государственного переворота, и самые справед-
ливые дела будут загублены, если не отступают перед несправедливостью
и беззаконием.
Умеренные нашли неожиданных союзников в радикальной фрак-
ции: часть таборитов разошлась с Яном по польскому вопросу, и неко-
торые пражские коншелы высказались, вслед за Жижкой, за избрание
Витовта. Они были достаточно влиятельны, чтобы заменить Гвезду
на явного сторонника союза с Литвой, пана Гашека Островского из
* Вавржинец, р. 497.
253
Глава VIII. Анархия в Чехии
Вальдштейна (февраль 1422 г.), и выборы, прошедшие под давлением
Вальдштейна, принесли большинство в совете города противникам
Яна. Тотчас же начались преследования наиболее запятнавших себя
радикалов, те были лишены имущества и домов, которые заняли, а
победители разделили трофеи. Однако, пока Ян был жив, существовала
постоянная опасность резкого поворота; вот почему его враги решили
от него избавиться.
9 марта 1422 г. его вызвали предстать перед советом под предлогом
обсуждения с ним военных вопросов; свидетельствуя о своем благораспо-
ложении, его торжественно заверили о своем желании мира и согласия.
Ян потребовал прекращения начавшихся преследований и освобождения
арестованных; прощение и всеобщая амнистия могут успокоить души. Во
время этого обсуждения заговорщики послали за палачом и его помощ-
никами; как только они прибыли, их провели в зал и приказали схватить
Яна и часть его друзей. Монах тотчас понял, что он попал в ловушку, и
принял смерть без страха и удивления. Он попросил позволения испо-
ведаться, затем, получив отпущение грехов, призвал присутствовавшего
при этом священника, бывшего одним из его помощников, не предавать
истину. «Дорогой брат, - сказал он ему, - я не выйду живым отсюда, но я
надеюсь, что тебе ничего не сделают; дорогой брат, если Бог придет к тебе
на помощь, попроси священников оставаться верными до самой смерти
толпе, бедному люду». Он указал затем на нескольких друзей, среди кото-
рых он просил разделить свои книги, и пожал руку своему исповеднику:
«Бог тебя защитит, дорогой брат, - сказал он ему еще, - я прошу тебя, от
всего моего сердца, помолись Богу за меня». Потом Ян начал медленно
обходить зал, сложив руки и опустив голову. Конечно же он думал об
этом «бедном люде», который он так любил и которому посвятил свое
последнее слово; он увидел незавершенной революцию, о которой мечтал,
представил сокрушенным дело освобождения, которому он отдался; воз-
можно, вновь явился ему образ Яна Садло, чья кровь требовала отмще-
ния. Ни на мгновение его мужество не ослабло; ни на мгновенье у него
не появилось мысли попытаться смягчить своих судей. Его сотоварищи,
видя его свободно шагающим по залу, подумали, что его освободили, один
из них попросил его вступиться за них. Он сделал ему знак рукой: «Ты
полагаешь, я выйду живым отсюда? Я вас прошу, мои дорогие братья,
покаемся в наших грехах, мы вместе идем к Богу, нашему Господу». Они
исповедались; вслед за тем его позвали заговорщики; он последовал за
ними, не выказав ни гнева, ни жалобы. Он молился: «Отче наш, Кото-
рый на Небе, я благодарю Тебя за мои страдания». Он преклонил колени
перед палачом; «Дорогой брат Ян, - сказал ему тот, - дай мне твои руки,
чтобы я их связал, я ничего не могу делать без этого». Он связал ему руки
за спиной и отрубил ему голову, а затем и девяти его товарищам*. Так погиб
* Этот рассказ - анализ сообщения, записанного священником, поддерживавшим Яна в
последние мгновения его жизни. Он опубликован в Script, rer. Bohem., Ill, p. 480-485.
254
Разрыв таборитов и пражан
один из наиболее примечательных людей чешской революции. История,
дающая так много примеров мужества, выказанного перед лицом смерти,
почти не знает кончины более простой в своем героизме и более трогатель-
ной. Демократическая партия потеряла в лице священника Яна энергичного
и убежденного вождя; вместе с ним была потеряна надежда мирным путем
придти к торжеству радикальных идей, которые составляли силу и честь
революции в самом ее начале, и сохранить союз утраквистов и таборитов517.
Прага вновь стала центром умеренной партии: до сих пор она была столи-
цей гуситов, отныне она становится всего лишь столицей каликстинцев.
В то время как в ратуше разыгрывалась эта драма, по городу распро-
странилось скрытое недовольство; как это обычно случается, поползли
неясные слухи; встревоженная толпа предчувствовала катастрофу, в
некоторых церквях уже ударили в набат. В Новом Месте сформировался
отряд, направившийся в Старое Место. Он разрастался по мере того, как
в него вливались те, кого привлекли шум и набат; на улицах было полно
иноземных солдат, чей вид возбуждал народную ярость. Гашек попы-
тался успокоить толпу, заверив ее, что со священником Яном все благо-
получно, но от него потребовали показать монаха; Гашек растерялся и,
испуганный нерешительностью своих солдат, вскочил на коня и уска-
кал; его люди последовали за ним. Сторонники Яна остались хозяевами
города. Они выломали двери ратуши и обнаружили тело священника.
«При этом зрелище они подняли такой крик, такой шум и такой плач,
что ни один человек не мог бы это изобразить». Кто-то поднял голову
монаха, и вслед за ним разъяренная толпа распространилась по городу.
Везде, где она проходила, женщины и дети начинали рыдать; многие
падали, потеряв сознание, лишившись чувств. На следующий день,
когда погребали казненного, священник Якуб включил текст Писания в
свою речь: «Они погребли Стефана, человека, боящегося Бога»518, и при
этих словах он испустил великий крик скорби; вновь начались рыдания
и плач; многих, полумертвых, пришлось увести из церкви, были и такие,
кто потеряли рассудок. Скорбь толпы вскоре превратилась в гнев, и
тогда начались беспорядки, которые в течение нескольких дней напол-
няли Прагу ужасом и кровью. Несколько коншелов были убиты, дома
умеренных разорены; бандиты, как это бывает во время любых волне-
ний, ринулись в еврейский квартал, разграбили его и зарезали какое-то
число жителей. В этот момент стало казаться, что смерть Яна приведет
к усилению демократической партии, и приведенные в ужас умеренные
не подавали признаков жизни вплоть до мая (1422 г.). Но пока группа
радикалов плыла по течению без программы и руководства, бесчинства
народа вновь объединили всех нерешительных с оппозицией, и 17 мая
Иероним Шрол и Ян Харват, два наиболее влиятельных коншела519,были
низложены, а Корибут был признан городской общиной.
Вначале никто не сопротивлялся его правлению, партии восстанав-
ливали свои силы, а его осмотрительность, его добрая воля завоевывали
255
Глава VIII. Анархия в Чехии
ему мало-помалу новых сторонников. Однако когда он показал свое
намерение править вместе со знатью и попытаться примириться с Римом,
радикалы возобновили борьбу, и, поддержанные на сей раз таборитами,
попытались отвоевать управление городом. Богуслав из Швамберка был
разбит (октябрь 1422 г.); но несколько месяцев спустя Корибута отозвали
из Чехии. Две партии, радикалы и умеренные, утраквисты и табориты,
остались противостоять друг другу, опираясь на собственные силы,
свободные на какое-то время от всякой тревоги по поводу иноземцев.
Жижка, во время своего сближения с Литвой и Корибутом, надеялся
создать славянскую империю, достаточно сильную, чтобы защитить
новую религию от нападок римской Церкви, и королевскую власть,
достаточно независимую от дворянства, чтобы защитить от произвола
феодализма горожан и сельчан. Он понимал трудности в установлении
чешской республики, и к тому же не испытывал никакого чувства враж-
дебности к королевской власти. Бывший советник Вацлава, он полагал,
что Корибут, как и этот последний сюзерен, покажет свою благосклон-
ность к мелкому дворянству и к крестьянам; опыт нескольких месяцев
наглядно показал ему его ошибку: он понял, что примирение с римской
Церковью получится лишь путем отказа от самых принципов гусизма и
что восстановление королевской власти может произойти лишь с помо-
щью дворянства и во имя его. С этого момента он полностью отказался
от всякой мысли о переговорах; все, кто пытался сблизиться с католи-
цизмом, были в его глазах лишь лицемерами, предателями, заслужива-
ющими наказания более сурового, чем явные враги Реформы. Историю
последних лет жизни Жижки (с 1422 по 1423 гг.) можно, таким обра-
зом, кратко описать той борьбой, которую он вел во главе таборитов
против всех тех, кто хотел и искал сделки с врагами. Умеренная пар-
тия, вновь ставшая хозяйкой Праги после краткого периода реакции,
последовавшего за отъездом Корибута, с целью оказания сопротивле-
ния Жижке сблизилась с панами, которые, удовлетворившись своими
захватами, мечтали только о том, чтобы законные власти приняли их,
защитив от нападок радикалов.
Военные действия начались в первые месяцы 1423 г., но были поч-
ти сразу же приостановлены; в то время, когда готова была разразить-
ся братоубийственная война, обе партии почувствовали сомнения и
как бы угрызения совести; они попытались отсрочить момент, когда
«ковчег восстанет против ковчега»520. Такие перемирия, договоры,
религиозные диспуты, всегда бесполезные и постоянно возобновляе-
мые - одна из наиболее характерных черт чешских гражданских войн.
Противники не примирились с разрывом, они хотели избежать такого
удела, который вооружал бы их друг против друга, найти нейтральную
почву, но их принципы были слишком далеки друг от друга, чтобы
допустить сколько-нибудь продолжительное примирение, и каждая
попытка сближения лишь яснее обозначала различия и контрасты.
256
Кровавый год Жижки, его смерть
В тот год (1423) новая опасность, которая грозила чехам, отвлекла
на время внимание от внутренних дел. Сигизмунд, весьма недовольный
поведением немецких курфюрстов, искал союзников на другой стороне,
он задумал победить славян с помощью самих славян, Чехию с помо-
щью Польши. Ему весьма активно помогали римская курия и польские
епископы, и он заключил союз с Владиславом против еретиков. Король
Дании, маркграф Мейсенский, которому Сигизмунд только что вручил
курфюршество Саксонское, Альбрехт Австрийский и Витовт прим-
кнули к лиге; начало военных действий было назначено на 21 июня*.
Подобное наступление могло быть рискованным; силезцы, мейсенцы,
венгры, поляки и австрийцы создали армию более устрашающую, чем
недисциплинированные отряды немецких крестоносцев. Но задуманный
поход даже не был начат. Причины этого провала нам плохо известны, но
одно, без сомнения, было важно - недостаток согласия, который царил
между союзниками. Владислав внушал очень мало доверия Альбрехту
Австрийскому, и если эти опасения были несправедливыми в отноше-
нии польского короля, то поведение Витовта их вполне объясняло. Рус-
ские521 и литовцы не ответили на призывы Владислава**, а их правитель
не выказал никакого пыла по поводу предприятия, на которое он был
вынужден согласиться, но которому едва ли желал успеха522. Он еще
не полностью отказался от своего прежнего проекта польско-чешского
союза и даже отправил в это время в Прагу своего посла. Разумеется, этот
посол Сестреч имел единственную задачу - трудиться на благо и общее
дело всего христианства***523, но такое рвение было так же подозрительно
для Сигизмунда, как и для Мартина V.
Едва в Чехии уверились, что союз Сигизмунда и Владислава не бу-
дет иметь никаких последствий, как возобновились военные действия
между Жижкой и таборитами, с одной стороны, и панами и пражанами - с
другой. Новое перемирие было заключено почти тотчас же, и неутоми-
мый слепец повел своих солдат разорять Моравию и Венгрию****. Пражане
воспользовались его отсутствием, чтобы сблизиться с Сигизмундом:
большой сейм собрался в Праге в ноябре 1423 г.; утраквисты и католики
были весьма многочисленны, но табориты не были представлены. Общее
перемирие было заключено до ноября 1424 г.: пленникам должны были
предоставить свободу и вернуть собственность; однако, если мир не будет
* Urk. Beitr., I., р. 300.
** Urk. Beitr., I., р. 303
*** Script, rer. Silesiac., VI, p. 42
**** Поход Жижки в Венгрию - одна из его лучших кампаний. О ней нам рассказывает оче-
видец (Script, rer. Bohem., Ill, p. 58-61). Венгры отступили перед ним, и завлекли его
мало-помалу вглубь территории, надеясь уморить голодом и уничтожить по частям. Но
он провел отступление, не потеряв ни одного отряда, привел обратно свои боевые повоз-
ки, орудия, добычу. Были отражены все предпринятые врагами атаки. Обескуражен-
ные, они в конце концов оставили преследование; они говорили, что это не человек, но
дьявол. Это была наиболее трудная его операция, - говорит рассказчик, - начиная с того
времени, как Жижка начал сражаться (р. 61).
257
Глава VIII. Анархия в Чехии
подписан до истечения срока перемирия, католики и гуситы возвратили
бы своих пленников и возобновили бы завоевания. На двенадцать панов
была возложена миссия по управлению и замирению страны; все обяза-
лись подчиняться им и приходить на помощь для подавления восстаний;
военные вылазки были запрещены, и панам было поручено обеспечить
безопасность дорог524; большая религиозная конференция должна была
состояться в Брно в Новый год или в четверг третьей недели Великого
поста 1424 г.; католические паны обязались предоставить охранные гра-
моты для утраквистов*. Хотя табориты и не были упомянуты, очевидно,
что постановления сейма были в первую очередь направлены против
них; вот почему, получив известия об этих декретах, Жижка решил
порвать со своими коварными союзниками. В то время, когда он напал
на Сигизмунда в его собственном королевстве, пока он подвергал свою
армию опасности почти неизбежного уничтожения и избежал этого только
благодаря благоразумию, мужеству и энергии, утраквисты помышляли
лишь о переговорах, торгуя истиной. Он вернулся к ним с уязвленным
сердцем, безжалостный; у него было предчувствие своей близкой смерти,
и он желал вывести из борьбы этих вялых людей, «которых Иисус Христос
изрыгнул из своих уст»525. «Ангел уничтожения» еще раз проследовал
по королевству, оставляя за собой широкую, обагренную кровью полосу
разрушений, и в некоторых провинциях народные легенды еще хранят
память о кровавом годе Жижки.
Он уже предал огню и мечу немало городов и деревень, когда его
настигла на берегах Эльбы (Лабы) армия пражан. Он значительно усту-
пал ей в численности, но подкрепление, которое доставили ему паны из
Подебрад526, позволило ему если и не принять сражение, то, по меньшей
мере, организованно отступить. Пражане бросились его преследовать,
но Жижка по дороге соединился с новыми отрядами и остановился на
выгодных позициях у Малешова. Утраквисты прибыли расстроенным
порядком, усталые от долгого марша; они были полностью уверены в
успехе, и не желали переносить победу на следующий день, опасаясь
вновь упустить своего неуловимого противника. Жижка спрятал позади
кавалерии несколько повозок, груженных камнями. В тот момент,
когда пражане пересекали небольшую долину, пролегавшую у под-
ножья холма, занятого армией каликстинцев, кавалерия таборитов
раздалась в стороны и повозки, устремившись на атакующих, смяли их
ряды; частая стрельба искусно расположенной артиллерии увеличила
замешательство, и кавалеристы, воспользовавшись растерянностью и
беспорядком, царившим среди пражан, убили множество из них. Первая
линия, обратившись в бегство, сеяла смятение и страх среди тех, кто
следовал за ней; вскоре беспорядочное отступление стало всеобщим;
на поле сражения осталось несколько тысяч мертвецов527, а Жижка без
всякого затруднения пересек Чехию.
* ArchivCesky, III, 240. Caro, liber Cancellariae Stanislai Ciolek, № IV.
258
Кровавый год Жижки, его смерть
Чтобы противостоять столь грозному противнику, утраквисты нуж-
дались в вожде. Они были весьма сердиты на Сигизмунда: король изъ-
являл большое желание к примирению, обещал необходимые охранные
грамоты к проведению совещания в Брно, но тотчас отвлекался на част-
ные вопросы, которые делали любое обсуждение невозможным: он не
допускал и мысли, что миряне могут участвовать в религиозных диспу-
тах; к чему хорошему приведут такие собрания? - написал он польскому
королю; католики говорят одно, еретики - другое, кто их рассудит?* Он
приписывал гуситам коварные намерения, очень далекие от их идей,
предполагая, что у них нет другого желания, кроме как выиграть время,
остановить приготовления немцев, и полагал, что очень искусно избежал
ловушки, которой на самом деле не было. Он вновь даровал Альбрехту
Австрийскому Моравское маркграфство, торопил силезцев и мейсенцев
вновь начать военные действия; в соседних с Чехией странах с возросшей
жестокостью возобновились преследования еретиков - странный способ
привлечь умы, усмирить волнение. Каликстинцы, несмотря на всю их
добрую волю и миролюбивый настрой, были принуждены отказаться от
всякой надежды на примирение с Сигизмундом, но не оставили замысла
о мире с римской Церковью, и искали другого посредника; совершенно
естественно, что им оказался Сигизмунд Корибут.
Еще со времен краткого разрыва Витовта с гуситами двор польского
короля не переставал быть ареной крайне ожесточенных политических
баталий. Папа и Римский король были согласны по одному пункту:
Германия ничего не сделает против ереси; помощь, которой им недо-
ставало с этой стороны, они попросили у Владислава. Раздор между
Сигизмундом и Фридрихом Бранденбургским, а особенно безразличие
Витовта и нерасположение литовцев помешали этой австро-польско-вен-
герской коалиции все-таки явиться на свет, а утраквисты продолжали
надеяться привлечь на свою сторону Владислава. Нам неизвестны под-
робности переговоров между Польшей и чехами, но мы знаем, что они
были очень интенсивные. «Сколько рвения, сколько усилий мы только
не прикладывали, - писал польский король гуситам, - для примирения
вас с римской Церковью. Сколько мы не приглашали вас либо в письмах,
либо через посланников, вернуться к вере всех христиан; вы можете
подтвердить это, если скажите правду. Мы часто принимали ваших
послов, мы готовы были ходатайствовать за вас перед вашим законным
королем528, если вы откажетесь от ваших заблуждений»**. Утраквисты
просили всего лишь «вернуться к вере всех христиан», за исключением
некоторых изменений, которые не казались им непреодолимым препят-
ствием; взамен они требовали, чтобы Владислав избавил их от власти
Сигизмунда, который определенно был слишком немецким, слишком
нетерпимым, слишком непопулярным; Мартин V и Владислав, в конеч-
* Liber Cancell., № 77
** Liber Cancell., № 1
259
Глава VIII. Анархия в Чехии
ном счете, не были настолько преданны венгерскому королю, чтобы ради
своей приверженности к благу Церкви принести его в жертву общим
интересам. Однако когда в Польшу прибыли депутаты из Праги, чтобы
просить короля снова прислать им Корибута, Владислав испугался,
заколебался и все же отказал. Тогда послы отправились в Вильно, они
получили от Витовта, без сомнения, более доброжелательный ответ, так
что Сигизмунд даже обвинил его в нарушении обязательств и возобнов-
лении интриг с чехами. Витовт протестовал, но тогда же стало известно,
что Корибут вступил в Чехию во главе отряда авантюристов и что его с
ликованием приняли в Праге529.
Ситуация с Корибутом в 1424 г. была совершенно отлична от той,
что была в 1422 г.: тогда он приехал как представитель великого князя
Литовского и на его помощь имел право рассчитывать; он был провоз-
глашен наместником страны на сейме, созванном законным образом; в
1424 г. он уже действовал от своего собственного имени (хотя, вероятно,
и был втайне поощряем Витовтом), солдаты, которых он привел, присо-
единились к его экспедиции добровольно; Корибут также не был признан
всеми гуситами, а оставался вождем только одной партии: он пользовался
среди каликстинцев такой же властью, как Жижка в таборитском лагере;
и подобно тому, как за Жижкой порой следовали не все радикалы, в
самой Праге на его глазах образовалась группа, которая отказывалась
принимать его проекты мира ценой любых и безграничных уступок530.
Вступление Корибута в Чехию имело, по крайней мере, тот счаст-
ливый для чехов результат, что оно сделало невозможным любой союз
Польши и Сигизмунда, поскольку компрометировало и Витовта, и Вла-
дислава. Этот последний был, однако, невиновен; он пришел в отчаяние
от выходки Корибута, оглашая дворы Германии и Европы своими сето-
ваниями и сожалениями: «Наш дух поражен глубокой скорбью, - писал
он герцогу Померанскому, - а душа изнемогает в слезах и рыданиях.
Нам было бы легче вынести нападение врага, но когда оно исходит от
Корибута, на которого мы смотрели как на нашего сына, оно для нас тем
более чувствительно. Я беру в свидетели Того, Кто читает во всех серд-
цах и для Которого ни одна тайна не останется скрытой, что это столь
мерзкое и ужасное деяние было совершено не по нашему совету, ни с
нашего согласия, но без нашего ведома» *. Однако это мало кого убедило.
«Если бы наш польский брат захотел, - говорит Сигизмунд, - чешская
ересь не была бы столь могущественна», а Альбрехт Австрийский с
пренебрежением отослал войска, которые Владислав представил в его
* Liber Cancellariae Stan. Ciotek, № VI (18 и 24 июня 1424 г.). Ср. циркулярное письмо к
немецким курфюрстам: (Dolores nostros quos nobis insperata attulit fatorum invidia cum
singultibus et planctibus vobis heu cogimur depromere et vocibus querularum cordis nostril
vulnus aperire («Мы, увы, вынуждены нашу скорбь, принесенную нам недоброжелатель-
ством судьбы, излить вам с рыданиями и плачем и открыть рану нашего сердца слова-
ми жалоб» (лат.) - Прим, ред.) (№ XII); письмо Римскому королю (№ III); неизвестному
князю (XIV); жене герцога Эрнста Штирийского (XV); и т.д.
260
Кровавый год Жижки, его смерть
распоряжение. Эта кровная обида надолго отбила у Ягеллона всякое
желание выступать на стороне Римского короля.
Ян Рокицана. Гравюра Иоганна Бальцера. XIX в.
Эти благодатные последствия вмешательства Корибута оказались
малозначимыми для таборитов, Жижка же хуже всех воспринял его
приезд. Польский правитель уже не был для него представителем сла-
вянского союза, но человеком, потерпевшим поражение при Карловом
Тыне и вступившим в переговоры в Кадани531; он пошел на сделку и
получил мир ценой отступления от правды и закона Божия. Таборитская
армия, воевавшая на юге Чехии, вернулась форсированным маршем к
Праге и несколько дней спустя осадила город 532. Великий ужас овла-
дел городом: не было войска, способного оказать сопротивление; враг
будет на месте раньше, чем прибудет подкрепление. Жижка поклялся
разрушить «этот современный Вавилон». Пражане попытались рас-
трогать безжалостного вождя и послали к нему посольство, во главе
которого стоял Ян Рокицана. Выбор был удачным: он родился в бедной
семье, жившей в укрепленном местечке Рокицаны, а затем в городе
Пльзене*, и с раннего возраста отличался большим усердием, а также
гибким и живым умом. Поступив в университет во время реформаци-
* Oswaldi Dissertatio inauguralis: De Joh. Rokycana (Altdorf 1718).
261
Глава VIII. Анархия в Чехии
онных волнений, он примкнул к Якоубеку, в 1418 г. стал магистром;
красноречивый, образованный, он вскоре завоевал, несмотря на свою
юность, большой авторитет в народе. Его политическое мастерство, его
проницательность, очарование и вкрадчивость его речи сделали его при-
годным для самых деликатных переговоров. Впрочем, он принадлежал
к той фракции утраквистов, которая была ближе всех к таборитам533;
ревностный защитник чаши, он имел по религиозным вопросам те же
воззрения, что и Жижка, а по политическим хотя и сближался более
с панами, но не оспаривал права нации и не забывал интересы народа.
Склонный, как и все каликстинцы, к переговорам с римской курией,
он намеревался вернуться в лоно Церкви с развернутым знаменем, не
жертвуя при этом ни одним из основных принципов революции. Таким
образом, возможно, он был еще дальше от Корибута, чем радикалы. В
среде таборитов уже стали обнаруживаться некоторые колебания: в
тот момент, когда они подняли руку на столицу страны, город Гуса и
Иеронима, город-триумфатор, который прогнал Сигизмунда, победил
у Вышеграда многочисленную армию и «уничтожил в этой чудесной
войне восемьдесят баронов»*, пробудился патриотизм сектантов; Жижка
уступил, договор был заключен, и он удалился со своими войсками534.
Он снял осаду, будучи глубоко опечаленным и обескураженным: он
впервые отступил; его военная слава, обращавшая в бегство бесчислен-
ные армии, разбилась о фантом, об идею - почтение таборитов к столице
страны. Он совсем не доверял только что подписанному перемирию:
оно продлится столько же, сколько и предыдущие перемирия, - сказал
он. Итак, его назначением оставалась постоянно возрождаемая война,
никогда не приносившая победы! Жижка принял смерть как осво-
бождение. Его сразила чума близ замка Пржибыслав (близ границы с
Моравией), который он осаждал. Перед своей смертью он собрал своих
друзей, призвал их защищать всегда истину и храбро сражаться за нее,
а затем испустил дух (11 октября 1424 г.): «Смерть Жижки вызвала
глубокую скорбь среди его войска, повсюду раздавались лишь сетова-
ния и ропот против судьбы, осудившей на смерть бессмертного чело-
века. Табориты, предав в той местности, где он умер, все огню и мечу,
как бы принеся жертву своим манам535, отдали ему высшие почести».
Он был погребен в Чаславе; более века спустя император Фридрих,
проезжая через этот город, увидел железную плиту, висящую рядом
с могилой. «Решив, что это должна быть могила какого-то героя, он
приказал своим придворным прочитать ему эпитафию. Ни у кого не
хватило храбрости сделать это, и он сам прочел имя Жижки. Фу! Фу, -
сказал император, отступив, - это гнусное животное, умершее уже
целое столетие назад, еще наводит страх на живых. Затем он вышел из
церкви и приказал запрягать, чтобы удалиться на одну милю от города,
дабы устроиться там на ночлег, хотя прежде собирался переночевать в
* Prochazka, Miscell., р. 312
262
Разделение таборитской партии: сиротки
городе» *. Это впечатление ужаса, которое испытал Фридрих, разделяли
и потомки, но к их страху примешивалось восхищение; легендам Силь-
вия и Гаека, принятым безоговорочно последующими писателями, не
удалось заставить чехов забыть славу, которой они обязаны наводящему
ужас слепцу, и «глава общин, страдающих во имя Божие» остается
одним из национальных героев Чехии. Сегодня, когда истина известна
лучше, история, полностью осуждая суровость таборитского вождя и в
особенности сожалея о том, что он не обладал способностями политика
в той же мере, что и военного, склоняется с уважением перед этим гени-
альным фанатиком, чьи успехи спасли страну от жестокой реакции и,
возможно, полного разрушения.
Последствия смерти Жижки проявились сразу же; табориты поте-
ряли в его лице не только непобедимого военачальника, но и предво-
дителя, чье влияние единственно не допускало развала их партии. Их
армия состояла из очень разнородных элементов; одни принимали
учение пикардов, другие отличались от пражанам лишь по нескольким
второстепенным вопросам. Объединенные его руководством - твердым
и разумным, эти различные фракции распались, как только он умер:
рядом с таборитами появились сиротки, образовавшие что-то вроде
третьей партии, они были близки к каликстинцам по своим религиоз-
ным воззрениям и к таборитам - по своим социальным и политическим
представлениям536. У них были свои особые предводители, свои союз-
ники, своя столица - Кралове Градец537. В целом они объединялись с
таборитами, при этом никогда окончательно не порывали со своими
бывшими товарищами по оружию, но силы радикалов были парализо-
ваны колебаниями, разногласиями и недоверием, чем воспользовались
их противники. В эти годы неопределенности и замешательства Корибут
возобновил, уже более открыто, свои переговоры с католической Церко-
вью, и ни сиротки, ни табориты этому не препятствовали; впрочем, они
были не готовы предать свою веру и оставить дело, ради которого они
проливали реки крови - и своей, и своих противников, но в отличие от
своего бывшего вождя, они не имели того же глубокого убеждения, что
любое примирение с Римом невозможно; они надеялись привести в свои
ряды всю Церковь целиком и осветить мир светом, переполнявшим их
сердца. Это стало очевидно, когда они нашли вождя, достойного их и
Жижки - Прокопа Великого. Жижка боролся с партией мира, Прокоп
боролся за мир и только после того, как лично приехал в Базель, понял
всю тщетность своих надежд и вернулся после этого к политике преж-
* George Sand, Jean Zyzka, p. 139. Жорж Санд пользовалась для своей работы только
большим сочинением Ланфана. Поэтому она не смогла избежать весьма многочислен-
ных ошибок. Ее рассказ, тем не менее, заслуживает внимания, потому что она первой из
французских писателей поступила наперекор католическим легендам и поняла, что та-
бориты - это нечто иное, чем отряд варваров, озабоченных лишь желанием сеять вокруг
опустошение и резню. Она приводит из Теобальда различные надписи, которые были вы-
сечены на могиле Жижки. Некоторые из них любопытны, но они созданы значительно
позже окончания войны.
263
Глава VIII. Анархия в Чехии
него военачальника - войне до победного конца. К несчастию, было уже
слишком поздно, и после того, как на него напали сами гуситы, он пал
жертвой иллюзий, которым сам служил поддержкой.
Прокоп Великий, Гравюра XVIII в.
Итак, два года, прошедшие со смерти Жижки вплоть до момента,
когда Прокоп Великий принял главное командование таборитами,
были наполнены рядом двойных действий: с одной стороны, усилиями
(скорее упорными, чем успешными) пражан по ведению переговоров с
католиками, в которых прочие партии участвовали скорее как наблю-
датели, чем участники, и, с другой стороны, даже внутри страны -
разногласиями и схватками различных групп: таборитов и сироток,
крайне умеренных и горячих утраквистов, каликстинцев и таборитов,
гуситов и роялистов; партии, перед угрозой полного распада, пытались
перестроиться, утвердить свою власть в королевстве, установить в свою
пользу «единство закона Божиего». Чехии грозило впасть в такое же
состояние анархии, в каком находилась Германия; нет ни общепри-
знанной власти, ни единой политики. Крайнее смятение чувствовалось
уже в 1423-1424 гг., но тогда Жижка создавал хотя бы некое единство,
придавая общее руководство военным делам; после его смерти война раз-
дробилась, не стало ни многочисленных армий, ни длительных походов,
264
Анархия и разрушение страны
теперь сражались замок против замка, город против города, перемирия
не распространялись на всю страну, и уже редко когда полностью пре-
кращалось бряцание оружием. Даже на время перемирий, принятых сей-
мами, военные действия не приостанавливались, не уважались никакие
законы, не подчинялись никакой власти. Это ужасающая анархия поро-
дила крайнюю нужду; преуспеяние, которое создала в Чехии продолжи-
тельная и славная деятельность Карла IV, еще частично сохранявшееся
во времена панских восстаний против Вацлава и даже в первые военные
года, не пережило внутренних распрей538. Иноземные торговцы, которые
долгое время не обращали внимание на угрозы римской курии, более
не отваживались приезжать в страну, охваченную самыми грубыми
страстями; торговля остановилась совсем, население городов быстро
сокращалось: Кутна Гора была разрушена и рудники заброшены; Прага,
которая, таким образом, лишилась жемчужины своих доходов, правила
теперь лишь обедневшими городами, почти полностью обезлюдившими.
В сельской местности нищета была еще глубже и необъятней. Никакой
безопасности: друзья и враги, немцы и чехи, утраквисты и табориты
жгли деревни, уничтожали урожай, требовали податей. После того,
как крестьяне отдавали свою последнюю монету, внезапно приходили
другие солдаты, обвинявшие их в сделке с врагом, в снабжении его
припасами, и приходилось вновь откупаться, находить деньги; в про-
тивном случае - пожар и смерть. «Бедняки, даже верующие, - говорит
Микулаш из Пельгржимова, - были вынуждены претерпевать большой
ущерб от войск братьев539, потому что их принуждали платить дань
врагам, а братья говорили, что это смертный грех - давать деньги тира-
нам, даже если не было возможности поступить иначе»*. Таборитские
священники протестовали против такого насилия: «Видя, как почти все,
кто считал себя сторонниками закона Божиего, дурно и с удивительной
бесчеловечностью обращаются с окружающим народом, тиранят его как
язычники, требуют исполнения повинностей от всех без изъятия и даже
от верных, не учитывая единство их веры, опасности войны, которым
они еще подвергаются, и угрозу грабежей», священники решили, что
нельзя более требовать эти подати, особенно в областях, открытых для
вторжения**. Но что значили эти декреты для вожаков отрядов? Где
найти ту силу, которая проследит за их исполнением? Власть, которая
защитила бы слабых и безоружных?*** Множество крестьян покинуло
свои хижины, находя прибежище в городах, но нищета преследовала
их и там. Многие умирали. Их охватывало уныние: они понуро бродили
по улицам Праги, обреченные на бездеятельность, затерянные в толпе,
* Hof., II, р. 483
** Id.,p. 483
*** См. душераздирающий список страданий крестьян в инвективе против гуситов (Hof., I,
р. 628). Ср. то, что говорит Хельчицкий в Postilia, р. 149: Множество крестьян и крепостных
не могли оставаться в деревнях по причине бедности и голода. Ведь порой им приходилось
платить трижды и четырежды обеим партиям, а потом армии забирали то, что оставалось.
265
Глава VIII. Анархия в Чехии
им не давали покоя мысли о своих пашнях, деревнях. Кто может, уви-
дев это, забыть столь печальное зрелище, этих сельских тружеников,
оторванных от их работы, от их земли, умирающих без слова жалобы
посреди множества людей, чужих и равнодушных! Многие не смиря-
лись с этой агонией, предпочтя тревоги и ежедневные опасности. Они
возвращаются в свои жилища после целого дня утомительного труда;
внезапно их будит собачий лай: приближаются чужаки; возможно, это
люди, говорящие на том же языке, той же расы, той же веры, но точно
враги; значит, надо спасаться бегством, укрыться в лесу; когда же голод
принуждал, наконец, беглецов выйти из их логова, они находили лишь
руины, опустошение и смерть. Более юные, более сильные и мужествен-
ные присоединялись к сражающимся: рук не хватало, а, следовательно,
и хлеба. Вслед за ужасным летом 1425 г. на население, уже изнуренное
лишениями и тревогами, обрушилась чума и унесла тысячи жизней.
Но более ужасным стало разочарование, смятение умов, сомнение.
Явились пророки и возвестили истинную веру, единственную рели-
гию Христа: но куда податься среди этих споров, этих постоянных
словопрений? Кто скажет, где истина? Где ученики Спасителя? А где
служители Антихриста? Пришли люди, которые возвестили конец
страданий, которые проповедовали избавление и благоденствие. Но вот
революционеры забыли свои обещания, сами мучают народ, они ока-
зались еще безжалостнее, еще ненасытнее, чем прежние хозяева. «Те,
кто некогда кричали, что не следует платить десятину священникам, а
оброк - панам, требуют десятину и оброк. Те, кто кричали, что все иму-
щество должно быть общим, лишают своих сотоварищей всякой доли;
имущество, которое проклинали, пока оно принадлежало католикам,
теперь удерживают как свою собственность и полагают, что освятили
добро, завладев им. Они обещали своим полную свободу пользования
водами, лесами и заповедными угодьями, но вместо этого лишили их
всякой свободы и обратили в неволю; так некогда фараон обращался
с евреями»*. Мы затрагиваем здесь одну из самых важных и наиболее
горестных страниц истории гусизма, мы ощущаем истинную причину
окончательного разгрома таборитов. Предавая идеи, дававшие им силы,
они пали жертвой своего отступничества. Они принесли убеждения в
жертву ближайшим интересам, не осознавая того, что порочат, таким
образом, свое дело и самих себя. Уже в 1426 г. радикальная партия
была в полном разложении: ослабленная религиозными разделениями,
лишенная жизненной силы из-за разорения народа, казалось, что уже
пропал сам смысл ее существования; партия, отрекшаяся или забывшая
о своих принципах, обречена. Росло предательство; все, кто еще не были
до конца разорены, сближались с утраквистами, думали лишь о том,
как договориться, жадные до покорности и покоя, удовлетворенные
малейшими уступками, которыми можно было оправдать свою капиту-
р. 627-628.
266
Демократическая партия изменяет своим принципам
ляцию. Однако даже у этих умеренных, измученных, пресытившихся
еще сохранилось одно чувство - ненависть к Германии, страх перед
Сигизмундом, этим врагом «славянского языка», который разрушил
нечестивыми руками дело своего отца, уступил вслед за Маркой Мора-
вию540, обогащал Саксонию за счет собственной добычи541. Но если они
не желали вести переговоры с Римским королем, разве у них не было
Корибута? Не имея военных успехов, племянник Владислава незаметно
расширил свою власть, увеличил свое могущество: наконец, полагал он,
пришло время осуществить свою мечту, отдать ересь Церкви и получить
взамен королевскую корону. Он был уверен, что за ним пойдут шляхта
и пражане; табориты будут вынуждены принять свершившийся факт;
без сомнения, многие подчинятся без особого уныния и воспримут без
сопротивления исход дела, представлявшийся отныне неизбежным.
В тот самый момент, когда он полагал, что достиг цели, непредвиден-
ное сопротивление спасло гусизм. Несмотря на отдельные измены, основ-
ная масса народа сохраняла в сердце глубокую преданность Револю-
ции542: народ страдал, но не желал отчаиваться, обвинения выдвигались
против людей, но не против идей, за которые сражались и с которым их
связывали пройденные испытания; он желал мира, но при условии, что
за него не придется платить ценой рабства либо ценой отступничества*.
Самыми большими противниками были солдаты, «боевые общины»,
именно они наиболее решительно выступали против любых уступок и
следовательно любой сделки. Впрочем, их воодушевление было не столь
уж достославным, когда торжествовало над бедствиями, вся тяжесть
которых ложилась не на них. В своем фанатизме они связывали оконча-
ние военных действий с возвратом злоупотреблений прежней Церкви,
и следует это признать, их корыстолюбие горевало о потере добычи и
грабежа. Самые противоположные чувства могли обнаруживаться и
пребывать одновременно в человеческой душе: убежденные сектанты
и жадные искатели богатств и приключений, бывшие сотоварищи
Жижки домогались спасения на небе, а здесь на земле - имущества,
которое Бог обещал своим избранным. Корибут, который знал их и
боялся, надеялся победить одних с помощью других, воспользовавшись
их раздорами; действительно, после смерти Жижки их разлад привел к
потере почти всякого влияния; но нашелся тогда человек, объединив-
ший разрозненные силы и сделавший их снова хозяевами положения.
В 1426 г. воссоздается таборитская партия; диспут в Писеке положил
конец религиозной анархии и выработал статьи, касающиеся веры,
принятые всеми радикалами; Прокоп Великий принял командование
армией, место предводителя в ней оставалось свободным после гибели
Богуслава из Швамберка и Яна Гвезды из Вицемилиц543. С этого дня
чешская революция получила защиту от всякого внутреннего или внеш-
него нападения, а Корибут следовал к своему неминуемому поражению.
* Враги гуситов не знали, как объяснить такую стойкость народа (см. сатиру, написанную
после 1432 г., и опубликованную Hof., I, р. 627-628 и Monum. Concil. passim).
267
Глава IX. Прокоп Великий и Корибут
ГЛАВА IX.
Прокоп Великий и Корибут
Поддержка радикальной партии в рядах армии - Победа при Усти-
над-Лабой - Переговоры Корибута - Крайне умеренные и ревностные
утраквисты; Рокицана - Четвертый крестовый поход - Изгнание
Корибута из Чехии.
Одно имя представляет в концентрированном виде историю второго
этапа гуситских войн, это имя - Прокоп Великий544 *. Он принадлежал,
как и Микулаш из Гуса, и Жижка, к мелкому дворянству; но среди его
родственников был богатый пражский торговец, вместе с которым он
объездил большую часть Европы и дошел до Иерусалима545. Вернувшись,
он принял священнический сан, отсюда и его прозвище - Прокоп Голый,
Прокоп Бритый546. Это было время великого религиозного подъема,
сопровождавшего первый крестовый поход. Он примкнул к Мартину
Гуске (Локвису) и чуть было не заплатил жизнью за свои пикардские
убеждения; но преследование не охладило его веру и он оставался верен,
вплоть до последнего дня своей жизни, смелым убеждениям юности. В
первые годы войны его роль была довольно незначительной; его влия-
ние, что бы об этом не говорили хронисты, не превышало влияния боль-
шинства других священников; он был образован, красноречив, горяч в
битве, он не был ни фанатичным, ни нетерпимым; будучи так же стоек
в своих взглядах, как и Жижка, намного превосходил его в смелости
ума и широте взглядов, Прокоп был представителем всего наиболее воз-
вышенного, плодотворного и человечного в деле Реформы**. Его военное
дарование было, возможно, не таким большим, как у первого военачаль-
ника таборитов; он застал великолепную армию, опытную в военном
деле благодаря нескольким годам битв и побед, дисциплинированную
и обладающую грозной артиллерией; по крайней мере, он с замечатель-
ным умением применял то великолепное орудие, которое оставил ему
Жижка. Быстрота его перемещений, верный глаз, его смелость в нападе-
нии и твердость при отступлении позволяют его сравнивать, без ущерба
для того, с победителем на Виткове и при Немецком Броде.
Но Прокоп всегда сражался без охоты, это был победитель, не любив-
ший войны. Цель, которую он преследовал искренне и беспрестанно и
которую предложил вдохновленным, но измученным чехам, был мир; не
та капитуляция, которую утраквисты хотели получить ценой отречения
и покорности, но славный и надежный мир, какого достоин гордый и
* Его называют Прокопом Великим, в отличие от предводителя сироток Прокопа Малого.
Monum., Concil., I, р. 311
** Его красноречие, его остроумие, его чистосердечие производили на всех, кто имел с ним
дело, впечатление неотразимого очарования. «Чем больше я говорю с вами, - сказал ему
кардинал Джулиано, - тем больше мое сердце стремится к вам» (Monum. Concil., I, р. 311).
268
Поддержка радикальной партии в рядах армии
великодушный народ; он не желал выторговывать такой мир, но хотел
завоевать его путем побед. Для этого необходимо было изменить тактику,
перейти от обороны к нападению. Необычайные успехи чехов спасли
гусизм, но ведя чисто оборонительную войну, они не могли вырвать у
католиков серьезные уступки. Прокоп решил принести войну врагам,
преследовать их на их собственной территории, вынудить их своими
походами и опустошениями молить о соглашении. Эта политика была
ему навязана не только разорением и упадком страны, но и ситуацией,
в которой оказались сами партии. Среди их беспорядков и предательств
только армия сохраняла нетронутой первоначальную революционную
веру: спасти Реформу можно было лишь опираясь на эту армию, которая
выдвинулась в первые ряды и отныне не только защищала гусизм, но и
руководила им. Политика, проводимая армией, могла быть только воин-
ственной. И вслед за своим военачальником солдаты Прокопа сначала
имели только одну мысль - завоевать мир с помощью побед.
Какими должны быть основы договора, который следовало заклю-
чить? Здесь мнения разделялись: одни были бы довольны соглашением,
которое гарантировало бы им религиозную свободу и позволило бы
Реформе беспрепятственно распространяться в Чехии; другие, более
горячие головы, мечтали навязать истину всей Церкви, привести ее к
Евангелию*. Прокоп колебался между этими двумя точками зрения,
при этом он был слишком убежден, чтобы не желать распространения
своих взглядов, и слишком просвещен, чтобы хотеть навязать свою
веру другим. По крайней мере по одному вопросу не было никакого
сомнения в его душе: не покупать прощения Церкви с помощью любого
унизительного или опасного соглашения; несогласный ни капитулиро-
вать, ни вести войну до победного конца, он отказался от всякой мысли
о соглашении в тот день, когда понял, что Рим никогда не откажется
от надежды уничтожить ересь. Удивительна судьба военачальника, у
которого не было другой мечты, как покончить с войной, и который
погиб, сражаясь с партией мира!
* Эти противоречия и колебания отражены в таборитских манифестах; в некоторых табо-
риты, как представляется, занимают чисто оборонительную позицию: «Если люди за-
хотят нам навязать безрассудную войну, мы воззовем к нашей помощи - к Богу и Его
истине, мы будем ее поддерживать и защищать до самой смерти». (Monum. Concil., I,
р. 153. Манифесты таборитов немцам). Писецкая декларация (февраль 1426 г.) еще бо-
лее точна: они хотят защищать Чехию против всех иноземцев и безжалостных людей,
угрожающих Богу и вере, но ту войну, которую они ведут ради Писания, они ее претер-
певают, но не ищут; все, кто перестанут их притеснять и обвинять в ереси, кто согласит-
ся со свободой слова Божия, не должны опасаться никакого нападения с их стороны; они
будут молиться за них, чтобы Бог даровал им знание истины (Archiv desky, III, р. 259
и далее). В других декларациях, наоборот, невозможно не признать очевидную тенден-
цию к прозелитизму, сильную страсть к пропаганде; они заявляют, что рассматривают
как священную обязанность распространение истины среди всех наций (Mon. Cone., II,
р. 420) и в другом месте (р. 437): «Мы сражаемся, чтобы добиться мира во вселенской
Церкви». В одном они согласны, они никогда не переставали желать и искать единства
(id., р. 419; Urkund. Beitr., II, р. 228, манифест от 21 января 1431 г.), но они хотят при-
мириться с Церковью, а не подчиниться ей.
269
Глава IX. Прокоп Великий и Корибут
Нам мало известны политические и социальные идеи Прокопа, но
манифесты таборитов и дискуссии Базельского собора доказывают нам,
что в этом он также был пикардом до самой своей смерти. Сильно доса-
дуя на свое поражение, радикалы, однако, никогда не забывали своей
первоначальной программы; только в этот раз они решили порвать с дво-
рянами и бюргерами, которых они считали опасными союзниками и от-
ветственными за свою неудачу, и опереться только на народ с целью
основать народное правительство. Война, полагали они, предоставит не-
обходимые для этого средства: победы армии создадут ей престиж и авто-
ритет, которые необходимы, чтобы установить на нерушимом основа-
нии демократический режим. Конечно, следовало учитывать возмож-
ность яростного противодействия, но «боевые общины» не отказывались
от крайних средств и намеревались с помощью казней и террора навязать
равенство и свободу*. Прокоп, без сомнения, не принимал безоговорочно
революционные проекты, но он, по крайней мере, надеялся, разбив нем-
цев, подавить внутреннюю реакцию, он искал в наступательной войне и
политического освобождения, и признания религиозной свободы.
Прежде всего, следовало защитить гусизм от опасностей, которые гро-
зили ему даже внутри королевства. Годы безвластия, последовавшие за
смертью Жижки, подвергли величайшей опасности успехи реформатор-
ской партии: не только Силезия и Лужицы547 были полностью отделены
от короны, Моравия, которая с пугающим безразличием переходила
от католицизма к утраквизму, казалось, обречена была стать добычей
деятельного и честолюбивого Альбрехта Австрийского. Даже в Чехии,
где гуситы одержали победу в большинстве столкновений, католики и
сторонники королевской власти перевели дух и и провели реорганиза-
цию. Некоторые города, обещавшие принять четыре статьи, отказались
сдержать свои обещания; большое число панов, отныне уверенных, что
у них не отнимут захваченное ими церковное имущество, выказывали
холодность к гусизму, что предвещало близкое отступничество, и вели
переговоры с Олдржихом из Рожмберка или Микулашем из Лобковиц;
Пльзень и Будеевице, хотя часто терпели поражение, так полностью
и не подчинились, и их сопротивление было тем более чувствительно,
что не было возможности послать против них значительные силы,
* Так, некоторые табориты задумали неожиданно напасть на баронов (панов. - Прим,
ред.), вырезать их или отправить в изгнание. Затем следовало созвать сейм, который
проголосует за новое государственное устройство. Они не пощадят даже таборитов, за-
подозренных в умеренности (Mon. Concil., I, 522, 33). Образовывались тайные советы,
которые приняли решение об истреблении всех «не братских групп». «Мы желаем в бу-
дущем тщательно следить за тем, чтобы не было в нашем совете либо на какой-то дру-
гой должности ни дворян, ни других лиц знатного происхождения, чтобы они не могли
нас более обманывать, как делали это вплоть до настоящего времени» (Id., р. 529). Ср.
Bezold (р. 75), Krummel (Utraquisten und Taboriten, p. 82). Сигизмунд писал Олдржиху
из Рожмберка немедленно после сражения при Усти, то есть в тот момент, когда власть
Прокопа признали все радикалы: Всем известно, что цель еретиков избавиться от тебя и
всех прочих панов... объединитесь же, дабы не позволить этой черни постыдно лишить
вас вашего имущества (Archiv. vc., I, 27).
270
Победа при Усти-над-Лабой
лучшие войска были заняты на войне с иностранными правителями.
Хотя не было, по большому счету, крупных нашествий, но саксонцы,
силезцы, австрийцы, баварцы и мейсенцы не переставали совершать
быстрые набеги, они сжигали деревни или городки, опустошали страну,
с завидной настойчивостью используя к своей выгоде раздробленность
Чехии. Среди этих недругов не было врага страшнее, чем маркграф
Мейсенский Фридрих Воинственный, который за несколько лет до
того получил от Римского короля курфюршество Саксонское, и теперь
без лишнего шума расширял мало-помалу свои завоевания на южные
склоны гор 548.
После того, как совещание в Писеке установило некоторое един-
ство среди таборитов, часть армии отправилась на север Чехии, после
кровопролитной битвы захватила Духцов и осадила Усти-над-Лабой.
Испытывая мощный натиск, мейсенский гарнизон запросил о помощи,
и Фридрих Воинственный, бывший тогда в Нюрнберге, где собрался
имперский сейм, попросил немецких правителей прислать ему под-
крепления. Но немецкая медлительность была достаточно известна,
поэтому маркграф рассчитывал на половину поддержки, обещанной
курфюрстами. Его жена, Екатерина, обратилась к соседним владетелям
и городам, и Саксония, Тюрингия и Мейсен выставили армию численно-
стью от семидесяти до восьмидесяти тысяч человек549. Армия осаждаю-
щих, которой командовал Якоубек из Вржесовиц, была слишком слаба,
чтобы выдержать натиск столь многочисленного войска; против врага
объединились пражане, сиротки и табориты. Сигизмунд за несколько
месяцев до этого заключил союз с Мейсеном и Австрией, и поражение
чехов повлекло бы за собой немедленное вторжение австрийцев и силез-
цев. Корибут командовал пражанами, Прокоп Великий - таборитами.
Прежде чем начать сражение, чехи послали парламентеров к немцам с
предложением щадить пленных; мейсенцы с пренебрежением отвергли
их предложение: они не прощают еретиков. Это было воскресенье
(16 июня 1426 г.), гуситы хотели начать битву на следующий день,
чтобы не осквернять день Господень, но католики боялись, как бы чехи
не улизнули, и без промедления напали на них. Их первый натиск был
столь яростен, что они взяли приступом первую линию повозок, но после
этого попали под боковой обстрел вражеской артиллерии, «которая про-
ложила улицы в их рядах»*, и отступили в беспорядке. Гуситы тотчас же
хлынули из-за своих укреплений, прорвали строй уже пошатнувшихся
отрядов, а затем преследовали беглецов на протяжении нескольких
миль. Они никого не щадили. Груды тел покрыли поле битвы, - пишет
хронист, - как снопы пшеницы покрывают поле после жатвы. Более
восемнадцати тысяч немцев погибли в битве или при бегстве550: повозки,
* Андрей из Регенсбурга, Diarium Sexennale, р. 27. Рассказ Андрея значительно менее
полон и точен, чем повествование Stari letop., р. 67-69. Ср. письмо городского совета
Нюрнберга, письмо епископа Бреславского и письмо кардинала-легата Орсини (Urk.
Beit., р. 464 и 469).
271
Глава IX. Прокоп Великий и Корибут
палатки, имущество попали в руки победителей551. Бедные люди, - гово-
рили чехи, - умершие без причастия, поскольку, несмотря на запреты
папы и его интердикты, они нам принесли такую богатую добычу. Тогда
мне пришел на ум, - пишет Андрей из Регенсбурга, - тот отрывок из
святого Августина, где говорится: если кто-нибудь начнет справедливую
войну и одержит победу в открытом поле или с помощью военных хитро-
стей, не посчитают ли эту победу справедливой? К тому же некоторые
говорили, что поражение мейсенцев было справедливым наказанием
от Бога, потому что мейсенцы во время этого похода дурно обращались
с бедным народом, даже католиками, осквернили Теплицкий монас-
тырь*, дурно обошлись с девами Господними и попирали ногами образы
святых и досточтимое Тело нашего Спасителя552.
Прокоп Великий сыграл решающую роль в победе при Усти: табо-
риты полностью доверяли ему и он, награжденный простым титулом
Старец или Руководитель общин,работающих в поле, вплоть до своей
смерти имел бесспорный авторитет у всей радикальной партии. Но для
того, чтобы он смог попытаться осуществить свои планы, было необхо-
димо, чтобы его верховенство признали все гуситы, но уже на следующий
день после победы стали проявляться разногласия. Прокоп советовал
продолжать преследование побежденных и использовать ужас, которым
наполнилась империя после их разгрома, для вторжения в Саксонию;
ведь уже Эрфурт, Йена, Галле, Магдебург полагали, что скоро уви-
дят чехов у своих ворот и принимали меры защиты. Зачем оставлять
немцам время для переформирования и почему не перебросить на ту
сторону границы войска, которые находятся здесь, под рукой? Разве
не будет справедливо и неизбежно, чтобы крестоносцы сами познали
те беды, от которых страдает Чехия? Без сомнения, нашествия всегда
отражались, но вслед за тем - сколько сожженных городов и деревень,
сколько убитых верующих, сколько опустошенных местностей! Будем
ждать, пока голод станет всеобщим? Уже не хватает не только хлеба, но
и соли.** Почему бы не прорубить выходы из этой огромной цитадели,
вокруг которой папские буллы воздвигли суровую блокаду? Радикалы
приняли с воодушевлением эти предложения; с самого начала открытия
враждебных действий они поддерживали необходимость наступления,
и один из их священников - Амброж из Кралова Градца - с 1421 г.
доказывал преимущество этой политики. Но умеренные встретили ропо-
том речь Прокопа; они надеялись, что их оборонительных побед будет
достаточно, чтобы побудить папу пойти на уступки, впрочем, весьма
скромные, которыми они и удовлетворятся, особенно же они опасались,
и не беспричинно, как бы далекие походы и блистательные победы не
обеспечили армии слишком большое влияние; обе партии чуть было не
столкнулись в рукопашную и табориты, покинутые своими союзниками,
* Рядом с Усти-над-Лабой.
** Urk. Beit.,p. 497
272
Переговоры Корибута
довольствовались осадой несколько замков в ожидании, что события
докажут тщетность и опасность переговоров.
В тот самый момент, когда радикалы одолели разлад, ослаблявший
их в течение некоторого времени, обострились разногласия, которые
всегда существовали внутри умеренной партии: те, кто был более пре-
дан Реформе, желали примириться с Римским королем, который в
награду за их покорность поддержит их против Церкви; другие, более
опасавшиеся и королевской, и немецкой реакции, искали точку опоры
в Риме, и, удовлетворенные несколькими формальными уступками,
были готовы исповедать свои заблуждения и молить об отпущении.
Они полагали, что взамен Мартин V оставит Сигизмунда, к которому
он, впрочем, выказывал лишь незначительную симпатию, и отдаст
корону славянину; был назначен и кандидат - Сигизмунд Корибут, и,
естественно, он стоял во главе партии, стремившейся к миру с Римом.
Сначала он позволил пражанам и утраквистам-дворянам вести пере-
говоры с Сигизмундом. И хотя несколько раз обменивались посланиями,
отправляли послов, созывали конференции, венгерский король, свя-
занный своим положением и титулом, держался со все большею сдер-
жанностью, так что его бездеятельность все определеннее давала повод
для подозрения. Испытывая глухое раздражение против Мартина V,
он, однако, старался всеми силами избежать того, чтобы предоставить
новые армии своим врагам. Вот почему, даже тогда, когда он выска-
зывался за мир и принимал гуситских посланцев, он делал оговорки,
думая прежде всего о том, как себя не опорочить, советовался с легатом,
провозглашая повсюду, что не отказывается от мысли вновь призвать
к оружию*. Естественно, что при подобном расположении умов согла-
шение почти не продвигались. Совещания в Брно** оказались безре-
зультатными; переговоры возобновились в декабре 1425 г.: в этот раз
король ограничился ответом, что он готов передать папе требования
чехов***. Дальнейшее упорство после столь многочисленных неудач
становилось бессмысленным, и в 1426 г. сторонники Римского короля
находились в полном отчаянии. Олдржих из Рожмберка, который мало-
помалу стал играть роль местоблюстителя короля в Чехии, начинал
уставать от своей бесполезной преданности, и мечтал лишь о том, как
бы заключить свой собственный мир с еретиками.
Это был тот момент, которого ожидал Корибут. Наученный горь-
ким опытом своей первой неудачи, он старался смирить все страхи и,
скрывая свои амбиции, терпеливо ожидал успеха, к которому он так
неудержимо стремился во время своего последнего похода: усталость и
* Сигизмунд писал королю Польши (февраль 1425 г.): Мы надеемся, что многие из них
будут готовы просить нас о милости. Но тотчас добавляет: Мы оттого не оставим без вни-
мания подготовку к предстоящему походу, и призываем князей, курфюрстов и всю Гер-
манию к нам на помощь против мятежников.
** Сигизмунд позаботился о том, чтобы попросить разрешения легата
*** Archiv desky, I, 24, 25
273
Глава IX. Прокоп Великий и Корибут
разобщенность наконец вручат ему изнуренную Чехию. Он привлек на
свою сторону зажиточные классы тем, что пытался восстановить поря-
док, следил за выпуском качественной монеты; утраквистские паны
признали его власть, католические были готовы присоединиться к нему
по приказу папы. Он счел момент подходящим и обратился к Мартину V
с просьбой о принятии Чехии в лоно Церкви; гусит и революционер по
случаю, он не дорожил Реформой, убежденный, что любое соглашение
будет с радостью принято большинством553. Именно расширение партии,
развивавшейся под его покровительством в Праге, способствовало его
убеждению, что Чехия ослабла и готова к отступничеству. Некоторые
каликстинцы, напуганные образом мыслей таборитов, и прежде всего
озабоченные желанием не отдаляться от католицизма, отступили от
учения Гуса. Во главе этой группы крайне умеренных стояли Прокоп
Пльзеньский и Ян из Пржибрама, и они привлекли на свою сторону в
Праге немало единомышленников. Однако те, кто принял утраквизм
скорее из страха, чем по убеждению, те, в ком желание спокойствия
порой проявлялось даже с яростью и страстью - все они с готовностью
принимали то средство спасения, что им предлагалось. Некоторые уже
начали хулить секуляризацию, называли нечестивцами и святотат-
цами тех, кто не платил десятину или удерживал имущество клира.
Они еще чтили имя и память Гуса, но поносили некоторых из его самых
замечательных учеников, особенно Питера Пейна, одного из наибо-
лее образованных и красноречивых священников сироток, и яростно
нападали на труды иноземца Уиклифа*. Крайне умеренные не только
сохранили почти все обряды и церемонии вселенской Церкви**, но и при-
давали четырем пражским статьям такое толкование, которое лишало
их всякого значения. Они еще, без сомнения, расходились с Римом по
некоторым вопросам - причащались под двумя видами, служили на
чешском некоторую часть мессы, но отказываясь от основополагающей
идеи Реформы - независимость индивидуальной совести***, они отныне
порывали всякую связь с гусизмом554.
Мартин V оценил все преимущества, которые он мог извлечь из нрав-
ственного состояния партии Корибута, и очень благосклонно принял
его послов. Он объявил, что готов дать им аудиенцию, если они упол-
номочены подчиниться его решению****. Владислав и Витовт, однознач-
но настроенные тогда против Сигизмунда*****, поощряли такое доброе
расположение Мартина V. Корибута с не меньшей энергией поддержи-
вали те немногие немцы, что еще оставались в Чехии, да и немцы сосед-
них земель были готовы его поддержать. Сословия Силезии уже создали
в Штрелене555(14 февраля 1427 г.) лигу, чьей первостепенной задачей
*Hdf.,I, 140.
** Prochazka, 324-342, 346-347 и особенно Monum. Concil., р. 741.
*** Prochazka, р. 322.
**** Caro, liber Cancellariae, № 104.
***** Из-за дела мазовецких князей, подстрекаемых Сигизмундом объявить себя независимыми.
274
Крайне умеренные и ревностные утраквисты
было обеспечить ему подкрепление в случае возможного сопротивле-
ния таборитов*.
К несчастию, несмотря на усталость утраквистов, они не примкнули
к партии Прокопа Пльзеньского: подавляющее большинство отвергало
всякую идею об отречении. Наряду со сверхумеренными образовалась
партия пылких каликстинцев, полных решимости, с одной стороны,
не выходить за пределы четырех статей, а с другой - ни от чего в них
не отказываться. Их вождем стал Рокицана, чье влияние не перестава-
ло расти.
Существует несколько, очень разноплановых, суждений о Рокицане:
все историки дружно отдают дань уважения его выдающимся интеллек-
туальным способностям, но если одни видят в нем лишь честолюбца,
который пожертвовал своей партией ради желания стать архиепископом
Праги**; то другие, не отрицая совершенных им ошибок, не ставят под
сомнение его искренность. В общем и целом Рокицана не отступил ни
от одного из главных принципов Реформы, и красноречие, пыл и твер-
дость, которые он поставил на службу своим воззрениям, мужество, с
которым он претерпел гонения и изгнание, самая ненависть, с которой
его преследовали католики, показывают, что утраквисты нашли в нем
достойного их доверия и уважения вождя. В одном он был не прав, пола-
гаясь на свою незаменимость, считая, что только он один способен разом
и помешать реакции, и сдержать радикалов***. Он был, таким образом,
подведен к тому, чтобы смешать свое собственное дело и дело Реформы,
и был твердо уверен, что действует ради победы гусизма, действуя ради
своего собственного величия. Он не принес свою веру в жертву своему
честолюбию, но соединил их так тесно, что невозможно понять, чего он
желал больше: торжества Реформы или своего собственного назначения
на архиепископскую кафедру Праги. Скажут - законное и почетное
честолюбие. Без сомнения. Но и самое чистое честолюбие влечет за собой
немалое число сделок и слабостей. Можно упрекать Рокицану за непони-
мание того, что, отвергая безусловно все, выходящее за рамки букваль-
ного толкования четырех статей, он разрушает дело Гуса, но позволим
спросить себя: не была ли суровость, с которой он высказывался против
радикалов, продиктована желанием понравиться римской курии, сде-
латься приемлемым. Рокицана был искренний патриот, убежденный
священник, но также и глава партии наиболее уступчивых. Hie multis
placuit, placeat tibi, rector Olympi****556, гласила надпись, помещенная на
* Script.rer. Silesiac., p. 51.
** Это мнение мне изложил видный профессор Пражского университета Тонер, столь же
обосновано, сколь и убежденно.
***Surget secta Pigardorum: quis destructor erit horum, aut quis hos ejiciet? («Возникнет
секта пигардов: кто станет ее погубителем, или кто их извергнет?» (лат.) - Прим, ред.)
(Hof., II, р. 834).
****Эту надпись приводит Круммель (Утраквисты и табориты); Круммель, посвятивший Ро-
кицане несколько блестящих страниц, представляется мне немного суровым по отно-
шению к нему.
275
Глава IX. Прокоп Великий и Корибут
его могиле: да, он нравился множеству людей или, по меньшей мере, он
хотел им нравиться; Господин небесный мог забыть его личные расчеты,
чтобы помнить только его ревностность, его веру, его страдания, но
история менее снисходительна; она не числит его среди предателей, но
и не помещает рядом с героями. Ее восхищение полно оговорок. Ищите
правды и справедливости, - говорит Писание, - и все будет вам дано
сверх того 557. Рокицана считал, что правильнее будет немного помочь
провидению; последующие поколения его простят, а свои симпатии они
приберегут для бойцов, если и не доблестнее его, то, по меньшей мере,
более бескорыстных.
Для схватки со сверхумеренными Рокицана, не колеблясь, объ-
единился с радикалами; он привлек к себе остатки бывшей партии Яна
Желивского, и ему удалось, таким образом (благодаря в особенности
Иерониму Шролу, правившему некоторое время после смерти свя-
щенника Яна Прагой) получить уверенность в том, что большинство в
Новом Месте, которому не терпелось взять реванш за свои последние
поражения, будет на его стороне558. Перехваченные письма Корибута не
оставляют никакого сомнения в его намерениях559: в Великий Четверг560
(1427 г.) Рокицана объявил с кафедры о польском заговоре561 и призвал
народ к восстанию. Под набатный звон работные люди стекались с ору-
жием в руках. Корибут, покинутый частью утраквистских панов, был
арестован562 и помещен под арест в Пражский замок563, а потом переве-
зен в Валыптейн564. Ян из Пржибрама, Прокоп Пльзеньский, Петр
из Младеновиц и Кржиштян из Прахатиц были изгнаны из города, а
поляки, сопровождавшие Корибута, покинули Чехию*.
Рокицана надеялся возглавить движение, но тщетно старался он
решительно отмежеваться от таборитов, осудив учения, отрицавшие
реальное присутствие565, падение партии мира сделало радикалов
хозяевами ситуации. Прокоп566, избавленный от своего самого могу-
щественного соперника, отныне имел возможность вернуться к своим
планам наступательной войны, и он увлек за собой всю Чехию. Еще до
падения Корибута совершались опустошительные набеги на Австрию
и Моравию**. Табориты напали на Силезию, чтобы наказать ее за уча-
стие в интригах, которые она одобряла или поддерживала. Несколько
городов были взяты штурмом и разграблены; была собрана весьма
сильная силезская армия, но она не осмеливалась ничего предпри-
нимать против нападавших. В этих войсках, состоящих из неболь-
ших отрядов, без спаянности, без дисциплины, без военачальников,
нехватка организованности лишала солдат всякого мужества. Силезцы
вновь обрели некоторое мужество, только когда гуситы ушли; они про-
двинулись до границы, но потом, когда почувствовали, что враг очень
близок, их снова охватил ужас и они вновь отошли в большой спеш-
* Stafi letop., р. 70-71.
** Hermann Corner, col. 1475.
276
Рокицана
ке*. Табориты были отозваны в Чехию из-за обширных приготовлений
Германии, которую близость опасности, кажется, вывела из оцепенения.
Со времени постыдного провала третьего крестового похода (1422 г.)
Германия, погруженная в свои внутренние войны, не вспоминала о
своих поражениях, о своем унижении и об опасности, угрожавшей ей.
Собирались весьма многочисленные сеймы, папа посылал одно за дру-
гим воззвания, князья отвечали красноречивыми декларациями, но за
словами не следовали дела. Сигизмунд, поглощенный войной с турками,
был безучастен к делам империи, курфюрсты весьма горячо поносили его
бездействие, но и извлекали из этого выгоду, следя за тем, чтобы ничто
не мешало продолжению анархии. «Так, - говорит Виндеке, обрисовав
в общих чертах печальную картину этой алчности и слабоволия, -
недостойные гуситы становились все более и более могущественными
в своей ереси, потому что никто не желал ничего предпринять про-
тив них».
Однако события в Чехии стремительно развивались: победа при
Усти, нашествие таборитов на Австрию, Моравию, Силезию и Лужицы
возвещали усиление ереси. Беспокойство мало-помалу овладевало
душами. В апреле 1427 г. во Франкфурте открылся большой сейм;
Римский король отсутствовал, но ситуация не терпела более ни малей-
шего промедления, и поэтому обсуждения были непродолжительными.
Главными причинами предыдущих бедствий стали недисциплиниро-
ванность солдат и отсутствие единства в командовании; поэтому была
предпринята попытка создать сильную, хорошо вооруженную армию
и укрепить власть ее предводителей. Вместо того чтобы собирать, как
прежде, отряды из различных государств Империи, было решено оста-
вить в стороне территориальное деление; вся Германия должна была
выставить одного солдата от двадцати человек, годных к военной службе.
Из них должны были быть сформированы четыре корпуса567, которые
вторгнутся в Чехию с четырех разных сторон**. Во главе каждого из этих
корпусов стоял главнокомандующий, назначавший заместителей и
офицеров. Были отданы самые суровые приказы, чтобы предотвратить
или наказать любое проявление недисциплинированности: крестоносцы
должны ревностно причащаться, слушать мессу каждый день, испо-
ведоваться по меньшей мере раз в неделю. Ни одна женщина дурного
поведения не будет сопровождать армию; строго запрещаются распри
и игры. Во время передвижений будет соблюдаться безукоризненный
порядок, запрещено рассеиваться по стране в поисках фуража; все
припасы будут оплачиваться, за исключением, однако же, тех случаев,
когда будет невозможно ничего достать даже за плату. Убийство карается
смертью, если только жертва не окажется еретиком или сторонником
ереси. Солдаты могут грабить и сжигать деревни, только получив при-
* Id., id. Script, rer. Lusaticarum (p. 356; Gorlitz, 1839).
** Urk.Beit., [I], p. 501
277
Глава IX. Прокоп Великий и Корибут
каз от своих начальников*. Крестоносцы не ограничились подража-
нием дисциплине чехов, они позаимствовали у них и военную тактику.
Четыре немецких армий должны были взять на вооружение боевые
повозки, пушки и мушкеты**568. Был установлен день начала кампании -
29 июня. На время экспедиции приостанавливались все частные воен-
ные действия.
Одним из тех, кому принадлежит основная честь разработки этих
распоряжений, был кардинал-легат Генрих Винчестерский, чей столь
любопытный портрет оставил нам Шекспир. Его деятельность, автори-
тет, который достался ему благодаря его происхождению из английского
королевского дома и его знаменитым родственникам - он был братом
Генриха IV Английского и дядей герцогов Бедфордского и Глостерского,
правивших Англией и Францией со времени смерти Генриха V - немало
способствовали исполнению франкфуртских декретов. Без сомнения,
некоторые князья569 не подчинились сейму и не остановили свои частные
военные предприятия, но, несмотря на подобную неверность, немецкая
армия, собравшаяся в конце июня и первые дни июля 1427 г., была
весьма сильна, что позволяло надеяться на победу. Много князей уча-
ствовали в ней лично: Иоганн и Генрих, герцоги Баварские, Фридрих,
курфюрст Саксонский570, курфюрст Бранденбургский571, архиепископы
Трирский и Зальцбургский; кардинал Генрих Винчестерский снарядил
тысячу английских лучников572, Франция отправила епископа Безан-
сонского*** 573; один хронист говорит, что немецкая армия насчитывала
восемьдесят тысяч всадников и по меньшей мере столько же пехотин-
цев****, другой оценил ее в двести тысяч человек***** 574.
Начало похода было достаточно удачным; немецкие корпуса, пере-
шедшие границу в разных местах575, овладели несколькими небольшими
городами, соединились и осадили Стржибро576. Стржибро был достаточно
плохо укреплен577; у Пржибика из Кленова, который командовал гар-
низоном, и Петра Змрзлика из Свойшина, бросившегося на помощь при
приближении крестоносцев, имелось едва ли двести солдат, а стены,
которые обстреливала германская артиллерия, грозили обрушением.
Стржибро был единственным городом на юго-западе578, принадлежав-
шим еще гуситам; его падение отдало бы всю эту область во власть
* Windecke, с. 146
** Palacky, Urk. Beitr., I, p. 503-509
*** «И один епископ из Франции» («Und ein Bischoff von Frankreich»), - говорит Нюрнберг-
ская хроника, II, р. 47.
**** BartoSek, р. 154.
*****Herm. Corner, col. 1278. Виндеке, напротив, говорит, что армия была малочисленной:
«Курфюрст Бранденбургский и архиепископ Трирский прибыли в Тахов и оставались в
нем некоторое время, но они получили мало войск от прочих правителей и городов... Их
силы были слишком малочисленные» (гл. 157). Свидетельство Виндеке не может взять
верх над единодушными утверждениями хронистов; он был тогда вдали от театра во-
енных действий, занятый восстанием в Майнце, а, впрочем, его повествование, очень
недоброжелательное по отношению к курфюрстам, имеет своей особой целью показать,
что они действовали не лучше, чем Сигизмунд.
278
Четвертый крестовый поход
католикам, возможно, уже навсегда. План крестоносцев был хорошо
продуман: они вторглись в ту область, где роялисты были наиболее могу-
щественны, а ересь наименее распространена. Несмотря на героическую
доблесть, с которой Пржибик и Змрзлик отражали все атаки, надежды
первых дней вскоре сменились неуверенностью. Приказы Франкфурт-
ского сейма поначалу исполнялись*, но нет ничего опаснее для армии,
особенно неподготовленной, чем осада и бездействие, которое за ней
следует; истощенная страна вскоре перестала поставлять необходимые
припасы и фураж, солдаты добывали все насущное с помощью маро-
дерства; дисциплина недолго удерживалась при таком образе жизни, и
все злоупотребления, которых хотели избежать, возобновились. Хотя
католики пришли в Чехию, чтобы заслужить индульгенции, они не
были нечувствительны к благам мира сего; требуя по меньшей мере
возместить им расходы, они лишь в самом начале ограничивались
только съестными припасами; они грабили дома, отнимали все, что
можно было унести, сжигали остальное. Крестьяне, которые, впро-
чем, в результате этого значительно более жителей городов оказались
подверженными ереси, уходили в глубокий тыл и оставляли вокруг
захватчиков пустыню; юноши создавали маленькие отряды и убивали
грабителей-одиночек; эти внезапные нападения, эти убийства, неудачи
и голод беспокоили и обескураживали немцев. Капитаны вместо того,
чтобы пытаться поддерживать порядок, показывали пример разобщен-
ности и грабежа. «Демон, - говорит Корнер, - предал сердца князей
высокомерию, гордости господства, страсти к расширению свои владе-
ний..., отсюда родились ссоры и трудности, слава Божия и защита веры
должны были пострадать от этого»**.
Итак, в то время как бездействие и недисциплинированность ос-
лабляли немецкую армию, гуситы стягивали свои силы. Ревностные
утраквисты, сиротки и табориты устремились вместе на врага. К сере-
дине июля Прага увидела в своих стенах шествие грозных и отчаян-
ных фанатиков, чью ужасающую храбрость она неоднократно испы-
тывала на собственном горьком опыте: бюргеры Старого Места не без
ужаса открыли свой город этим солдатам, с которыми они столь часто
встречались на поле боя; но души всех объединяла общая ненависть:
не пришлось сожалеть ни о драках, ни о беспорядках. Несколько
таборитских отрядов прошли первыми***, два дня спустя прибыли
сиротки, на следующий день - Прокоп и вся таборитская армия. В
свою очередь пражане выступили 17 июля. 2 августа гуситы подошли
* Ян из Ризенберка писал об этом Ольдржиху из Рожмберка, расхваливая ему хорошее
поведение и порядок в армии.
** Col., 1278
*** Речь идет, без сомнения, о подкреплениях, предоставленных «рабочими общинами», ко-
торые присоединялись к «боевым общинам» только в крайних случаях (Табориты, как
уже отмечалось, делились на профессиональных воинов и тех, кто работал для их про-
питания и снаряжения. - Прим. ред.).
279
Глава IX. Прокоп Великий и Корибут
к Стржибро; но едва немцы узнали о прибытии еретиков, как были
объяты паническим ужасом и разбежались еще до того, как увидели че-
хов579. Беглецы встретили в Тахове кардинала Генриха Винчестерского,
который привел подкрепление. Легат их остановил, умолял их не пре-
давать Бога и Церковь, которая вручила в их руки свое спасении, ука-
зал им на превосходство их сил: гуситов, в действительности, было не
более тридцати тысяч человек; его слова пробудили смелость, и армия
приготовилась к битве. Но едва солдаты увидели, что в отдалении
гуситы начинают атаку, как паника возобновилась; кардинал бросился
навстречу бегущим, просил, угрожал, накинул на себя имперское
знамя - ничего не помогло; вскоре он сам был увлечен неудержимым
потоком. «Немецкая армия, некогда столь доблестная, - писал один
бранденбургский священнослужитель, - или неверна и тайно симпа-
тизирует ереси, или же пришла в постыдный упадок»*. Гуситы, оста-
вив заботу о преследовании крестоносцев крестьянам, которые убили
несколько тысяч, вернулись к Клатовым580. «В городе истощились все
запасы, чтобы прокормить немецкую армию и доставить ей то, в чем
она нуждалась; не хватало оружия, чтобы напасть или защититься, не
хватало даже продовольствия; город был взят еретиками и полностью
разрушен: все живое - люди и животные - были преданы смерти. И
это несчастье произошло из-за честолюбия князей, ведь если бы они
искренне возжелали славы Божией и торжества веры, они бы, без сомне-
ния, выказали бы больше мужества, проявив упорство в столь полезной
экспедиции»**.
Как это происходит после каждой неудачи, союзники обменивались
взаимными обвинениями в причинах общего несчастья. Курфюрста
Саксонского упрекали в том, что он подал пример отступления: он думал
лишь о том, чтобы спасти свою добычу, увести свои повозки. Но самые
резкие выпады были против Фридриха Бранденбургского: рассказы-
вали, что депутаты Праги втайне приходили к нему, даже приводили их
слова: зачем, сказали ему, так опустошать свое собственное королевство?
Мы желаем вас принять в качестве короля, вас и вашего сына. Фридрих,
прельщенный этими обещаниями, притворился больным581 и вернулся
в свои пределы; его уход обескуражил армию***. Однако эти обвинения
были клеветой. Ни один правитель не был более деятельным и энергич-
ным, ведь он находился еще при армии во время разгрома при Тахове,
и он был последним, кто отказался от битвы. Но в эти клеветнических
измышлениях содержалось и некоторое правдоподобие, основанное на
его отношениях с гуситами582.
С самого начала восстания Фридрих был убежден, что насилие не
приведет ни к чему. «Необходимо, - полагал он, - вернуть с помощью
уступок, по меньшей мере, часть восставших». Со времен сейма в Брес-
* Цитата приводится Дройзеном I, р. 346.
** Hermann Corner, col. 1179.
*** Urk. Beit., I, p. 547.
280
Четвертый крестовый поход
лау 1420 г., когда он советовал Сигизмунду не порочить свою корону
неблагоразумной преданностью Церкви583, он никогда окончательно
не прекращал своих переговоров с гуситами, так, например, он их воз-
обновил в тот самый момент, когда вновь собиралась немецкая армия
(июнь 1427 г.)*. Сверхумеренные, скорее озадаченные, чем ослабленные
переворотом, который сверг Корибута, приняли с радостью его пред-
ложения 584 **. Они имели многочисленных сторонников внутри страны***
и надеялись вновь, ценой предательства, получить власть, потерянную
в результате внезапного нападения; удаление таборитов и наиболее
горячих друзей Рокицаны было счастливым случаем, которым следо-
вало как можно быстрее воспользоваться. Они созвали у стен Праги
панов и рыцарей, на которых могли рассчитывать, и им передали пред-
ложения Фридриха. «Но когда лучшие люди страны собрались таким
образом, народ Праги устрашился, что это тайное собрание может быть
направлено против него... Жители схватились за оружие, бросились на
дворян, рыцарей и панов, а также на собственных советников, и убили
около пятисот человек в тот день. Так проект маркграфа, к несчастию,
потерпел неудачу благодаря вмешательству диавола, который внушил
народу эту дурную мысль» ****.
Сверхумеренные надеялись, что им скорее улыбнется удача, если они
обратятся к Корибуту. Ярые утраквисты были в беспокойстве; тщание,
с которым они скрывали место, где держали под стражей Корибута,
это достаточно показывает. Измены указывали на то, что против них
замышляется заговор: Колин разорвал свой союз с Прагой и выбрал
правителем пана Гашека Островского из Вальдштейна, бывшего одним
из наиболее активных предводителей польской партии585. В результате
тайных совещаний вокруг Гашека объединились паны Гинек из Валь-
дштейна586, Ян Смиржицкий, Вилем Костка из Поступиц и некоторые
другие, чье участие в заговоре было тем более опасно, что искренность
их гуситских убеждений была известна всем. Рыхтарж587 Нового Места,
некоторые коншелы обещали им открыть ворота. Однако в последний
момент Костку охватили угрызения совести; как и табориты Жижки,
он не решался святотатственно поднять руку на столицу королевства
и известил втайне одного жителя. Заговорщики, обманутые внешним
спокойствием, которое, казалось, царило в городе, вошли в ворота, кото-
рые им открыли их соучастники (6 сентября 1427 г.); около шестисот
человек пересекли улицы Праги, крича: мир! мир! Удивленная толпа
смотрела на них, не пытаясь остановить, и они дошли, таким образом,
вплоть до ратуши Старого Места. Но их положение вскоре сделалось
опасным; народ, оправившись от первого удивления, приготовился к
битве, закрыл ворота, натянул цепи, воздвиг баррикады. Переворот
* Письмо Фридриха пражанам (25 июня 1427 г.). Urk. Beit., I, р. 516.
** Ответ пражан (5 июля). Urk. В., I. 519.
*** Id.,p. 522.
**** Руфус из Любека, процитированный Дройзеном, I, р. 348
281
Глава IX. Прокоп Великий и Корибут
не удался: речь не шла более о победе, а лишь о том, как избежать яро-
сти толпы. Заговорщики узнали на собственном горьком опыте, что
жители Праги не так миролюбивы, как им это представлялось: почти
все погибли, одни были убиты в сражении, другие утонули, переплывая
Влтаву; некоторые нашли убежище в домах своих родственников или
друзей, но большую часть обнаружили и убили*. Рокицана бросился
в гущу рукопашной схватки, чтобы остановить кровопролитие, и был
достаточно удачлив, избавив несколько пленников от верной смерти.
После победы начались казни; одна девушка дала бежать Смиржицкому,
но наиболее опороченные предводители и заподозренные в заговоре бюр-
геры были казнены. При известии о заговоре табориты вернулись в Прагу
ускоренным маршем, но когда Прокоп прибыл к городу во главе тысячи
всадников и десяти тысяч пехотинцев, порядок уже был восстановлен;
он направил свое войско против Колина, откуда шел заговор, и принудил
его капитулировать. Корибут был отправлен за пределы королевства588.
Мирные проекты курфюрста Бранденбургского и друзей Корибута
нашли в Германии не больше сочувствия, чем в Чехии; Сигизмунд
желал продолжения войны и в таком воинственном настрое его поддер-
живали Альбрехт Австрийский и герцог Саксонский, которые, впро-
чем, не испытывали никаких иллюзий по поводу возможного исхода
военных действий. Альбрехт Австрийский боялся, как бы мирный
договор не отнял у него Моравию, а Фридрих Саксонский льстил себя
надеждой завоевать районы, расположенные на южных склонах Руд-
ных и Лужицких гор. Сигизмунд, поглощенный целиком в этот момент
войной с турками и планами основания великой восточной империи,
еще не терял надежды увидеть, как имперские князья сами, без его
вмешательства, завоюют ему восставших, он не был огорчен войной,
которая держала их в напряжении и мешала им обратить свои силы
против него. Папа, который либо не отдавал себе ясного отчета в про-
исходящем, либо считал, что самые кровавые поражения все же менее
позорны для Церкви, чем один договор, ставящий под сомнение его
суверенную власть, отвергал не менее категорически, чем Сигизмунд,
всякую идею о примирении. Он строго порицал кардинала Винчестер-
ского, который разрешил католическим священникам принять участие
в религиозном диспуте, устроенном гуситами**589. «Мы, воистину, удив-
ляемся, - писал он епископу Оломоуца, - доброте и простоте верных,
не видящих того, чего добиваются еретики. Они лишь желают этими
лживыми дискуссиями отравить сердца верующих своими заблуж-
дениями... Христианская вера, которую не потопили столько бурь,
вызванных гонениями и ересями, достаточно понятна, ее достаточно
растолковали древние отцы Церкви и святые учителя так, что любое
обсуждение было бы бесполезным. Столько святых соборов, столько
* Stari letopisove, р. 73. BartoSek, р. 155-156
** Urk. Beit.,p. 545
282
Вторжения гуситов в Германию
святых канонов, столько свидетельств Писания, которые доказывают
и подтверждают учение Господа нашего Иисуса Христа, что подобные
обсуждения бесполезны, пагубны, они скорее вредят людям, чем при-
носят им пользу»*. «Не утомляй свою мудрость, - писал он в другой раз
кардиналу-легату, - торопи и побуждай немецких князей... даже если от
них не приходится ждать чего-либо великого; торопи также немецких
прелатов, которых это обстоятельство касается в большей степени».
Генрих Винчестерский подчинился, и для подготовки нового похода был
созван новый сейм.
Итак, в конце 1427 г. партия войны победила одновременно и в Гер-
мании, и в Чехии590; разве что Германия собиралась возобновить воен-
ные действия, будучи как никогда прежде обессиленой и разделенной;
Римский король, князья, рыцари провозглашали необходимость кре-
стового похода, но они слишком положились на Провидение и только
от чуда ожидали торжества истины; самые прекрасные решения оста-
вались бесплодными, и не надо было быть особенно проницательным,
чтобы понимать, что причины, уже породившие столь многие неудачи,
вели к новым бедствиям. В Чехии, напротив, анархия была побеждена.
Несмотря на разные умозрительные идеи, разделявшие утраквистов
и таборитов, авторитет Прокопа был признан всеми партиями; изба-
вившись от своего самого опасного соперника, стоя во главе опытной
и преданной армии, он, наконец и в самом деле смог перейти в насту-
пление; первые набеги, прерванные четвертым крестовым походом,
были лишь своего рода подготовкой, запугиванием, предостережением
империи; в 1428 г. начнутся, наконец, те, почти невероятные походы,
которые вырвали у Германии тот протяжный вопль скорби и заставили
ее, изнемогающую, изнуренную и моляющую, преклонить колени перед
еретиками.
ГЛАВА X.
Террор таборитов
Вторжения гуситов в Германию - Переговоры в Пресбурге - Чехи в
Саксонии, Франконии и Силезии - Пятый крестовый поход - Успехи
ереси за рубежом, анархия в Империи, усталость Чехии, всеобщее
желание мира.
Табориты были первыми, кто поняли, что мир необходимо завоевы-
вать в Германии. Между тем как только в королевстве восторжествовала
их точка зрения, они победили сверхумеренных, а их политику под-
держали все фракции гуситов. Не только сиротки, но даже ревностные
* 11 ноября 1427 г. Urk. Beit., р. 555
283
Глава X. Террор таборитов
утраквисты приняли славное участие в систематических набегах и
внесли свой вклад в их победы. При этом табориты оставались основ-
ными вдохновителями и вожаками, постоянным ядром, вокруг которого
сплачивались прочие силы, и именно им следует приписать честь и
ответственность за необычайные и кровавые успехи, которые просла-
вили последние годы гуситских войн. Было бы слишком долго, а иногда
и невозможно - по причине отсутствия или неясности документов - но в
любом случае мало интересно входить во все детали этих набегов, следить
шаг за шагом за действиями этих отрядов, которые появлялись почти
одновременно в Силезии, Австрии, Лужицах, Мейсене, Саксонии, Бава-
рии, Тюрингии, Франконии, а иногда и в более отдаленных областях;
будет достаточно отметить самые важные из этих походов и обрисовать
их общий характер. Один противник гуситов приписал им обширный
план завоеваний. «Как только мы станем полностью хозяевами Чехии, -
вложил он речь в уста таборита, - то будет легко подчинить ближайшие
области, а затем продвинуться постепенно в самые удаленные области»;
«именно так действовали некогда римляне, и они завоевали всемир-
ное господство»*. Однако эти слова не сочетаются с преобладавшей
среди таборитов идеей; если исключить Моравию и Силезию, которые
чехи всегда рассматривали как неотъемлемые части короны, то мы не
находим никакого следа концепции о постоянном завоевании или же
постоянном военном предприятии. Они лишь пересекали Германию,
опустошали ее, ненадолго останавливаясь для взятия городов, при этом
они не стремились занять стратегически важные пункты или замки,
господствовавшие над местностью; их операции - лишь бесконечные
налеты, они хотели устрашить, а не подчинить. Они стремились не к
земному царству, а к Царствию небесному, религиозной свободе; война,
казавшаяся наступательной, была в действительности всегда оборони-
тельной, у них не было другой цели, кроме как заставить Церковь при-
знать их веру, другого идеала, кроме союза, другого стремления, кроме
независимости. Отсюда их исключительная легкость в принятии идеи
переговоров; по возвращении из каждого похода, после каждой победы
они соглашались на новые совещания; их добрая воля давала отпор бес-
примерному вероломству их противников; только доведенные до крайно-
сти, они подчинялись необходимости новых военных действий; они были
принуждены побеждать, и страдания Германии должны были пасть не
на них, а на бездарных и недостойных правителей, которые принесли ее
в жертву своему высокомерному упрямству и своей жажде господства.
Еще до падения Колина** часть таборитов вторглась в Венгрию,
продвинулась вплоть до ворот Пресбурга591 и сожгла его предместья.
В начале 1428 г. главные силы армии пересекли Моравию и в конце
* См. Bezold, р. 76
** Палацкий говорит: немного времени спустя после падения Колина. Но Грюнгаген (р. 130,
прим. 1), как мне кажется, наглядно объясняет, что поход в Венгрию состоялся осенью
1427 г., а не в начале 1428 г. Взятие Колина - 16 декабря 1427 г.
284
Вторжения гуситов в Германию
февраля появились близ Троппау*592. Крупные силезские города - Троп-
пау, Ратибор, Козель, Лигниц, Найсе, Бреслау - не ощущали серьезную
опасность593, но вся область от Троппау до Одера была страшно опусто-
шена: двадцать городков594, большое число деревень было сожжено;
присутствие гуситов не остановило раздора и бедствий, которые волно-
вали край, уменьшенную копию империи. Светские князья, церковные
сеньоры, свободные города имели противоположные интересы, они
ненавидели друг друга, следили друг за другом; некоторые герцоги 595
поддерживали с захватчиками596 сомнительные отношения, говорили
об объединении с ними597; в Верхней Силезии, значительно менее оне-
меченной, сельскую местность с польским населением будоражили
попытки стремления к независимости, и некоторые крестьяне присо-
единились к гуситам против немцев, бывших для них наследственными
врагами. Герцоги Верхней Лужицы598 запросили мира, подчинились
условиям Прокопа; юный герцог Оппельна599, Болко600, вел переговоры
с таборитами 601 и оставался с этих пор их союзником. Эта анархия, эти
измены делают понятными неудачи силезских армий: повсюду, где они
принимали битву, они терпели сокрушительное поражение; они не дер-
зали более приближаться к чехам и ограничивались тем, что наблюдали
за ними издалека, ожидая, что чары рассеются, что произойдет чудо.
«Ваши люди, и особенно ваши дворяне, нас очень удивляют, - писал
польский король Владислав, - во всем мире молва представляет их как
воинственных, опытных в битвах и смелых; как они могли показать себя
столь бездейственными и легкомысленными, когда речь шла о защите
их территории и росте репутации? Имея наилучшие позиции, замки,
города, хорошо укрепленные благодаря месторасположению и благодаря
сооружениям, которыми они окружены, они могли изгнать врага, но
не сумели оказать сопротивление даже сидя за стенами. Позор на наши
головы, когда мы думаем о малодушии этих людей, которые не осме-
лились защищать своих князей и господ и позволили совершить столь
большие опустошения» .** В то время как главные силы гуситов вернулись
в Чехию, не испытывая никакого беспокойства со стороны противника,
и там расположились, осадив несколько замков, отряды численностью в
несколько тысяч человек вторглись в Австрию и Баварию*** и произвели
там такое же опустошение, как и в Силезии, не встретив более серьезного
сопротивления. Силезцы, наученные своими недавними несчастиями,
заключили наступательный и оборонительный союз с саксонскими
князьями, ландграфом Тюрингенским и сеньорами Верхней Лужицы;
но еще не были окончательно оговорены условия, как сиротки снова
вторглись в страну, рассеяли войска, попытавшиеся их остановить, и
сожгли деревни, уцелевшие после их первого набега.
* Поскольку Силезия была почти полностью немецкой, мне показалось более точным
сохранять немецкие географические названия.
** Script, rer. Silesiac., VI, р. 61
*** Urk.Beit., I, p. 626
285
Глава X. Террор таборитов
Германия наблюдала равнодушно за этими нашествиями; уровень ее
упадка был таков, что она уже не ощущала поражавшие ее удары и раны,
через которые капля за каплей сочилась кровь, еще остававшаяся у нее.
Четвертый крестовый поход, как и предшествовавшие ему бедствия, раз-
будив предельный стыд, заставили ненадолго ожить обессиленное хри-
стианство. Следует с небывалым мужеством напрячь все силы в борьбе
с несчастьем, - писал Мартин V, и в какой-то момент даже поверилось,
что из великого зла может выйти благо; сам кардинал Винчестерский
был обманут общим порывом, он снова обрел надежду. 16 ноября 1427 г.
во Франкфурте собрался большой сейм; это было блестящее собрание, в
нем участвовали легат, курфюрсты, самые могущественные светские и
церковные сеньоры. Князья, представители городов, епископы сопер-
ничали в рвении и красноречии. Новейший опыт, который извлекли из
действий императорских армий, становился решающим: необходимо
противопоставить гуситам постоянное и дисциплинированное войско.
Было решено ввести всеобщий налог и направить его на содержание
регулярной армии*. Чехи были не слишком напуганы, и события под-
твердили справедливость их равнодушия. Как только первое возбуж-
дение схлынуло, стали проявляться трудности: большинство князей
отказалось платить, прочие удерживали налог и пользовались им для
своих собственных дел; налог, введенный против гуситов, привел лишь
к тому, что Германия терзала себя своими собственными руками. Заме-
шательство возросло до такой степени, что не сумели использовать даже
те небольшие суммы, которые удалось собрать.
Эти многочисленные неудачи внушили скорее чувство удовлетворе-
ния, чем скорби Сигизмунду - правителю, который, казалось, был наи-
более заинтересован в разгроме ереси: он ненавидел гуситов меньше, чем
курфюрстов, и мечтал создать большую восточную империю. Кровавый
разгром, учиненный ему турками в конце 1428 г., побудил его перенести
свое внимание на Чехию. В его глазах самую большую опасность всегда
представляло польское вмешательство. Имея в союзниках Польшу,
гуситы были бы непобедимы; победив ересь, Владислав получил бы
признательность от папы и корону святого Вацлава, а для Сигизмунда
возвращение чехов к католицизму становилось лишь очень незначитель-
ной компенсацией602 **. Он встретился в Луцке (1428 г.) с Владиславом
и Витовтом, вызвал беспокойство и недоверие у Ягелло и отбыл с убеж-
дением, что некоторое время можно не бояться вторжения поляков в
Чехию***603. Затем он снова заговорил об экспедиции и о крестовом походе.
Он многого ждал от Генриха Винчестерского; кардинал отбыл за
подкреплениями в Англию; дожидаясь его возвращения, Римский
*0 Франкфуртском сейме, см. Андрей из Регенсбурга (Urk. beit., I, р. 563-577), Виндеке
(с. 153-158). Droyesen, Ueber die Reichskriegssteuer vom 1427// Berichteiiber die Verhand-
lungen der K. sachs. Geselschaft der Wissenschaften. Leipzig 1855.
** Liber Cancellariae, № 115,116
*** Cm. Caro, passim
286
Переговоры в Пресбурге
король вел переговоры и отправил Менгарта из Градца послом к Про-
копу, который в это время приближался к Венгрии. Сын убежденного
гусита, Менгарт сражался поочередно и за, и против Реформы; осмот-
рительный, рассудительный, достаточно искренний в своих религи-
озных взглядах, он очень желал увидеть, как в стране возрождается
порядок и мир. Менгарт был как бы тип того утраквистского дворян-
ства, напуганного и нерешительного, которое поддержало Корибута и
заключило Компактаты. Пользуясь расположением Сигизмунда и не
вызывая ненависти у таборитов, он без труда убедил Прокопа приехать
в Пресбург604.
Венгерский двор был тогда весьма представительным; у Римского
короля гостили его зять, герцог Австрийский, герцог Вильгельм Бавар-
ский, несколько силезских князей, чешские и моравские паны, четыре
доктора Парижского университета, венгерские епископы и магнаты.
Прокоп и Питер Пейн, оба были самыми известными членами гусит-
ского посольства. Сигизмунд говорил долго - он так же гордился своим
красноречием, как и красотой - уверял в своей великой любви к родной
стране; разве чехи не сжалились бы над Чехией? Будут ли они постоянно
отказываться вернуться к вере своих отцов? Разве они никогда не слы-
шали голос Церкви, которая раскрывает им свои объятия? Через два
года соберется собор605, почему бы не оставить ему решения по вопросам,
вызывающим сомнение? Этот последний пункт, осторожно упомянутый
Сигизмундом в конце, возбудил недоверие гуситов; несмотря на свое
искреннее желание мира, Прокоп был слишком искушен, чтобы не
понять замысел короля: выиграть время, позволить Германии перевести
дух; вот почему он отверг всякое перемирие606; они, сражаясь, будут
вести переговоры. Чехи не отказывались появиться на соборе и при-
нять истину, которую им подтвердят; но они протестовали даже против
мысли об отказе от своих убеждений и о покорности607. Однако послы
пообещали представить предложения короля на обсуждение всеобщему
сейму, который должен был вскоре собраться*. И действительно, сейм
открылся в Праге (май 1429 г.), и, несмотря на протесты некоторых
утраквистов, таборитское большинство выдвинуло такие условия пере-
мирия и присутствия чехов на соборе, что они должны были повлечь
прекращение переговоров** 608.
Сигизмунд, кажется, даже не ответил на предложения сейма; он ни-
когда не принимал всерьез эти переговоры609; в одном письме, адресо-
ванном польскому королю (30 июля 1429 г.), он с негодованием протес-
товал против слухов о сделке и мире***. Еще до открытия сейма в Праге
он написал епископу Регенсбурга (10 апреля) и маркграфу Бранден-
бургскому (16 апреля), призывая их привести в готовность военные
силы; он сам приедет и выступит во главе крестоносцев. Но в тот мо-
*Urk. Beit., II, р. 22-25,26
** Id., II, р. 51,514
*” Raczynski, cod. diplom. Lithuaniae, 236
287
Глава X. Террор таборитов
мент, когда кардинал Генрих Винчестерский высадился во Фландрии610
во главе пяти тысяч лучников, собранных им против еретиков, он полу-
чил приказ поспешить во Францию на помощь своим соотечественни-
кам, остановленным в разгар своих успехов611. Жанна д’Арк прину-
дила англичан снять осаду с Орлеана и добилась коронации в Реймсе
Карла VII; кардинал-легат был вынужден подчиниться, под угрозой
быть оставленным своими солдатами, и «все католики, ожидавшие
по всей Германии прибытия кардинала, вскоре оказались в глубокой
печали, без помощи и надежды»*. Князья, которые, вероятно, ничего
бы не предприняли и в случае появления Генриха, сетовали, но не дви-
гались с места, и Сигизмунд оставался спокойно в Венгрии, ожидая
разрешения внутреннего кризиса, вызванного в Чехии последними
переговорами.
Переговоры в Пресбурге и сейм 1429 г. вызвали в королевстве жи-
вой отклик: потерпев поражение на сейме, партия мира надеялась взять
реванш в стране. Ян из Пржибрама и большинство прочих сверхумерен-
ных докторов вернулись в город и, будучи под защитой или, по крайней
мере, терпеливо принимаемые Рокицаной, возобновили свои происки.
Кафедры оглашались грозными речами, и проповедники обеих партий,
каликстинцев и таборитов, предсказывали и предвидели близкую граж-
данскую войну. Эти религиозные распри осложнялись старинным сопер-
ничеством Старого и Нового Места Праги. Во время основания Нового
Места Карлом IV бюргеры Старого Места проявляли очень сильное бес-
покойство, и император смог их успокоить, только категорически пообе-
щав уважать все их вольности и привилегии; предосторожность Карла не
помогла, однако, избежать происходивших, постоянно обострявшихся,
многочисленных конфликтов. Жители Старого Места кичились старо-
давностью своих вольностей и стремились навязать новому поселению
своего рода сюзеренитет, который тот переносил с трудом, гордясь сво-
ими быстрыми успехами и числом своих жителей. Сдерживаемая умелой
политикой Вацлава, эта ненависть исчезла в первые годы гуситских
войн: еретики и католики, чехи и немцы сплотились, а национальные
или религиозные конфликты заставили забыть все прочие распри.
Мало-помалу, однако, различные партии объединялись по кварталам,
по городам; и в наши дни можно обнаружить следы подобного деления в
некоторых городах юга Франции, долгое время раздираемых граждан-
ской враждой: наличествуют два лагеря, католики и протестанты, белые
и красные; то же самое было в Праге: богатые бюргеры, обращенные
немцы переселялись из Нового Места в Старое Место и устраняли наи-
* Raynald, а. 1429, 17. Об этом походе Генриха Винчестерского см. Windecke, с. 142 и осо-
бенно Rymer, Foedera, t. IV, pars IV, p. 145 «Petitiones Henrici cardinalis ex parte papae
pro expedit. Cruciatae contra Bohemos». («Просьбы кардинала Генриха от имени папы об
отправлении Крестового похода против богемцев» (лат.) - Прим, ред.) 18 июня... Карди-
налу было позволено проповедовать крестовый поход и набирать войска, однако не без
некоторого колебания и некоторых ограничений (р. 147); французские дела помешали
ему вступить в кампанию.
288
Переговоры в Пресбурге
более пылких фанатиков. В 1429 г. два города вновь взялись за оружие
друг против друга: Старая Прага, аристократическая и бюргерская,
была гуситской, но антирадикальной, она желала мира, тосковала по
временам, когда существовала бойкая торговля, пути сообщения были
безопасными, а ремесло процветало; она следовала за Рокицаной, кото-
рый действительно представлял усредненную точку зрения, не только
благодаря своим взглядам, но и по своему темпераменту, своему неволь-
ному эгоизму, благодаря ощущаемой им необходимости заниматься
одновременно своими собственными делами и делами своей партии. Ново
Место - более суматошное, еще малоопытное, более волнуемое демо-
кратическим воспоминаниям и мечтам, нашло нового Яна Желивского
в некоем Яне Влке, о котором мы ничего не знаем, кроме имени. Оба
города дошли до открытой войны; они были разделены валами, остатки
которых можно видеть до сих пор и на месте которых сегодня проходит
главная улица Праги. После нескольких дней беспорядков и стычек
было заключено соглашение - худой мир, как любой компромисс между
слишком далекими друг от друга партиями или слишком различными
принципами. Священники с их проповедями были главными вино-
вниками конфликта; мир был бы возможен, если бы кто-то со стороны
привел их к согласию; было созвано большое собрание, и Питер Пейн
и Пржибрам дискутировали несколько дней. Красноречие и глубина
знаний оппонентов не могли уже вдохнуть новую жизнь в тысячекратно
повторенные доводы: каждый из них взывал к Писанию, назначенные
третейские судьи не удержались и сами вступили в дебаты. В конце
концов противникам было предписано более не нападать друг на друга,
хранить молчание по сомнительным вопросам*. Молчание - это еще не
мир; к счастью, Прокоп нашел лучший способ примирить противников;
поняв, наконец, что Сигизмунд не собирается вести переговоры, он при-
звал всех гуситов - умеренных и радикалов, утраквистов и таборитов - к
нападению на Германию; прошел почти целый год без дальних походов,
и они собирались наверстать упущенное. Германия еще не до конца убе-
дилась в необходимости мира, и они готовились представить ей новые
доказательства.
Короткая экспедиция была предпринята в Лужицы и Силезию ле-
том 1429 г.; Прокоп вновь стал собирать армию в сентябре. Преды-
дущие набеги истощили соседние страны; чтобы получить добычу
он расширил область проведения кампании, вторгся в края, еще не
затронутые войной; этого требовали и политические соображения:
Германия, в конце концов, смирилась с регулярными опустошениями
Силезии и Лужицы; она принесла эти провинции в жертву, впрочем,
рассматривая их как полуиноземные, едва ли немецкие; славяне уби-
вали славян, и это служило утешением612. Атаки были бы более чувст-
*06 этой дискуссии см.: Микулаш из Пельгржимова (Hof., II, 593-596) и Prochazka,
р. 324-342.
289
Глава X. Террор таборитов
вительными, если бы они направлялись в самое сердце империи - во
Франконию, Тюрингию, Баварию, Саксонию. Гуситы двинулись прямо
на север613, вторглись в Саксонию614; мейсенцы преисполнились доблест-
ного воодушевления, и пожелали их остановить: «А! проклятые еретики,
предавшие веру, - написали они им, - завтра мы побьем вас и отдадим на
корм собакам!» «Собачьи головы, - ответили чехи, - это мы вас побьем
и это вас съедят собаки!» Утро вечера мудренее, и на следующий день,
когда гуситы, отслужив мессу, отправились на битву, они уже не нашли
противника*: мейсенцы в спешке отступили для соединения с большой
армией, которая формировалась севернее615. Чехи двигались вдоль
Эльбы, грабя деревни, сжигая монастыри и монахов, разрушая церкви;
они оставляли в стороне укрепленные города, не напали ни на Дрезден,
ни на Мейсен, но ограничились опустошением их округи и разорением
предместий. В то время когда отдельные отряды достигли ворот Торгау
и даже Магдебурга, основные силы армии направились к северо-западу.
Князья Нижней Германии объединили значительные силы, и сын
Фридриха Бранденбургского Иоганн командовал почти ста тысячью
солдат. Прибыли архиепископ Магдебургский Гюнтер, Вильгельм
Брауншвейгский, ландграф Тюрингенский, епископы Гильдесгайма и
Гальберштадта, множество графов, баронов, рыцарей. Немцы были, по
меньшей мере, в четыре раза многочисленнее, чем чехи, которых было
не более тридцати тысяч, к тому же их численность сокращалась за счет
отрядов, отправляемых в разные стороны, и отставших и брошенных по
пути; грабительская война, такая, какую вели чехи, почти в той же мере
разрушала собственную армию, как и страну, в которую они вторглись.
Достойно удивления, что табориты в течение нескольких лет могли
сопротивляться роковому воздействию своих завоеваний; ничто лучше
не показывает силу военных традиций, установленных Жижкой, и
глубину нравственного чувства, предохранявшего воинов. Иоганн Бран-
денбургский не рискнул воспользоваться своим численным превосход-
ством и опрометчивостью захватчиков, он дал несколько авангардных
боев - достаточно неудачных. «Умелая предосторожность, - говорит
один историк нашего столетия; трусость и предательство, - полагали
современники». Вильгельм Мейсенский, придя в отчаяние от бессилия
Германии, отбыл в Святую Землю616.
Не считаясь, вслед за курфюрстами, с наступлением зимы, «при-
спешники диавола продолжили осуществлять свой гнусный замысел
и привели живший в этих областях верный народ к такому утеснению,
что многие бежали и оставили свои жилища, предав их огню»**. Города
Тюрингии были устрашены, прежде всего самый богатый - Эрфурт, один
* Script, rer. lusatic. I, p. 361.
** Hermann Corner, col. 1296. Ср. хронику Андрея из Регенсбурга (col. 2158): «Богемские
гуситы с большой армией совершали свои жестокости против католиков в Мейсене,
Франконии и Баварии; ужас христиан был таков, что еще задолго до прибытия ерети-
ков, они оставляли даже укрепленные города и замки».
290
Чехи в Саксонии, Франконии и Силезии
из самых видных городов Германии; обитатели соседних городов нашли в
нем убежище; сюда переправили свои ценности, деньги, но в городе уже
почти не было солдат, поскольку он был вынужден отправить свои луч-
шие силы в войско маркграфа. Поэтому он обратился ко всем соседним
городам, умоляя, прося подкреплений. Бесполезные мольбы! Прочие
города были в не меньшем страхе и имели достаточно хлопот с обеспе-
чением своей собственной защиты. Однако чехи не пошли в Тюрингию*,
а повернули к югу; прибыв к Плауэну, они заключили перемирие с
советом, после чего часть из них, снабженная обычными охранными
грамотами, вошла в город. Но толпа возмутилась и расправилась с ними.
Чехи отомстили за своих убитых товарищей; они взяли город штурмом
«как истинно разъяренные безумцы», предали его огню и перебили
всех жителей. Этот ужасный пример довел до предела страх соседних
земель; Франкония была безжалостно опустошена, Гоф и Байорой были
сожжены, а также много других городов, чьи имена нам неизвестны**.
Страх, ужас были всеобщими, никто не знал, когда придет избавление
от этого кошмара, погибло огромное число бедных людей; находили
детей, погибших от голода в материнской утробе; жители Нюрнберга
спасли от верной смерти более четырех тысяч крестьян, чьи дома были
разграблены и которые отныне не имели ни убежища, ни хлеба***. Среди
этих несчастий мужество оставило столь ужасно попираемый народ,
крестьяне, бюргеры, рыцари бежали, оставляя своих жен и детей; и надо
признать, что чехи не обижали их, относились с уважением, даже кор-
мили - редкий пример человечности в войне на уничтожение! Табориты,
которых упрямство их противников заставляло прибегать к жестоким и
безжалостным расправам, в течение долгого времени пытались смягчить
зло, которое они совершали, щадя слабых, методично разрушая лишь
дома священников, церкви, монастыри и дурные места. К несчастию,
мало-помалу дух и душа привыкали к резне и пожарам; всякая жалость
исчезла, утонув в потоках крови, и никакая плотина более не сдержи-
вала опустошительный поток, вышедший из берегов. Воспоминания об
этих набегах чехов сохранялись в Германии вплоть до Тридцатилетней
войны****. В народе говорили, имея в виду какое-то несчастье: Уж лучше
это, чем нашествие гуситов*****.
* См. письма жителей Эрфурта (8 ноября, 23 и 29 декабря 1429 г., 3 февраля 1430 г.), при-
веденные у Густава Шмидта. Если верить хронисту Мартину из Болькенгайма (Script,
rer. Lusatic., р. 362) Эрфурт заплатил за уход гуситов.
** Schmidt, р. 202
*** Windecke, с. 118
****3а двести лет до того, говорит Грюнгаген о Силезии, она была опустошена монголами,
а двести лет спустя - Тридцати летней войной, опустошения гуситов, кажется, были не
ужаснее; было бы несправедливо сравнивать таборитов с варварскими ордами монголов,
которые обрушились на страну, как тучи саранчи, превращая в пустыню все области,
через которые они проходили: армии Тридцати летней войны были более многочислен-
ными, и, оставаясь на более долгий срок в стране, причинили больше зла, чем гуситы,
которым они не уступали ни в жадности, ни в жестокости (р. 278).
***** Lorenz Friese, р. 710.
291
Глава X. Террор таборитов
Вагенбург. Книжная иллюстрация. 1475 г.
Еретики, опустошив Франконию, устремились на Баварию и угрожали
Бамбергу, оставленному большей частью своих жителей; в городе осталось
только простонародье; отряды злоумышленников грабили дома богачей,
священников, каноников, они пили, ели и веселились. Бесчинства, совер-
шенные чернью, создали впечатление - впрочем, несправедливое - что
гуситы взяли город*. Чехи шли на Нюрнберг, у них было двадцать тысяч
всадников или пехотинцев. «Я сам был в Нюрнберге, - говорит Буркард
Цинк, хронист, - и был очень испуган, и весь народ был также напуган и
удручен, как если бы гуситы уже были в городе» **. Нюрнберг - большой и
богатый город, выдержавший нападение не одного императора, убоялся
несколько тысяч гуситов - ничто лучше этого не передает истощение и
слабость Германии; нет никакого бахвальства в словах чешского хрони-
ста: чехи могли бы дойти вплоть до Рейна и подчинить значительную
часть страны***. Курфюрст Бранденбургский понял, что любые попытки
организовать отпор будут бесполезны, и он купил мир; гуситы продали
Бранденбургу, Нюрнбергу, Бамбергу и Баварии перемирие на несколько
месяцев, за которое им заплатили пятьдесят тысяч флоринов****617.
Но война, приостановленная на Западе, возобновилась на Востоке.
Одна чешская армия вторглась в Моравию, другая - в Венгрию, а тре-
тья - в Силезию. Силезцы запросили мира: их посол, князь Фюрстен-
* Burk. Zink., р. 92.
** Id.,p. 93.
*** Stafi letop., p. 79
****Urk. Beit., II, p. 101, 102, 112, 114
292
Чехи в Саксонии, Франконии и Силезии
штайна, молил таборитов сжалиться над этой несчастной провинцией,
связанной с Чехией столь тесными узами; вы сами разрушили эти
связи, ответили ему гуситы; пожалели ли вы нас, когда вторгались в
нашу страну, сжигали наши города? Почему вы требуете от нас больше
милосердия, чем сами выказали в отношении нас? Если наши слова вас
ранят, защищайтесь; мы - здесь, и мы вас ждем, готовьтесь. Все-таки
под конец они согласились на перемирие, при условии, что силезцы
накажут смертные грехи, танцы, игры и изгонят женщин дурного
поведения*. Пуритантский дух первых бойцов за Реформу сохранился
нетронутым среди соратников Прокопа. Силезцы согласились на все, и
перемирие было заключено вплоть до четверга на третьей недели Вели-
кого Поста 1431 г. Впрочем, гуситы сохранили все свои завоевания: из
Нимптша618они угрожали Бреслау и Бригу; из Оттмахау619 - Найссе620; в
Верхней Силезии их союзником был Болко из Оппельна, один из самых
доблестных правителей страны; правый берег Одера занимали поляки,
воевавшие на стороне таборитов: Корибут621, у которого в Гляйвице622
был небольшой двор, Пухала623, командовавший в Кройцбурге624. Еще
несколько лет, и Силезия должна была вновь стать славянской.
Только чудо могло спасти Германию, преданную своими предводите-
лями; в какой-то момент появилась надежда, что это вот-вот произойдет:
в империи получило хождение письмо Жанны д’Арк к гуситам: «Итак,
вы думаете остаться безнаказанными? - писала она чехам. - Разве вы
не знаете, что если Бог не останавливает ваши преступные деяния, то
лишь потому, что он готовит наказание и мучения тем более суровые, чем
дольше вы будете предаваться вашей преступной и кощунственной рас-
пущенности? Воистину, говорю вам это, если бы я не была занята войной
против Англии, я бы уже пошла на вас; но если я узнаю, что вы не рас-
каялись, я, возможно, оставлю англичан, и отправлюсь на войну против
вас, чтобы мечом разрушить, раз у меня нет другого способа, ваше пустое
и упрямое суеверие и исторгнуть либо ваши жизни, либо вашу ересь».
Увы! Два месяца спустя героическая освободительница Франции была
заключена под стражу, и надежды, которые питали немцы, исчезли вме-
сте с ней. Имперская канцелярия, которая, возможно, сочинила письмо
Жанны, и, в любом случае, помогала его распространить**, рассчитывала,
* Script, rer. Lusat., р. 365-366
** Действительно, Палацкий нашел текст этого письма, опубликованного им в Urk. Beitr., в
подлинных реестрах имперских архивов. Оно датировано 23 марта 1430 г. Оно уже было
несколько раз опубликовано, так в Memoirs of Jeanne d’Arc, surnamed la pucelle d’Orleans,
London, 1824; Kautz, de cultibus magicis (2 -e изд., Вена, 1771)ит.д. Жорж Санд приво-
дит это письмо, взяв его у Ланфана, и не сомневается в его подлинности; мне сообщили о
недавнем исследовании одного писателя, точное имя которого я к несчастию не смог най-
ти, который пришел к тем же выводам (подлинность письма признавали и более поздние
исследователи. - Прим. ред.). Что касается меня, то мне кажется безусловно установлен-
ным, что письмо является апокрифом. «Это письмо, - говорит Валлон, - как по стилю, так
и по всему остальному, не имеет ни одной из характерных черт, свойственных Жанне...
Известность Жанны в Германии была очень большой, и очень вероятно, что там и было
сфабриковано это письмо от ее имени» (Wallon, Histoire de Jeanne d’Arc, II, p. 317).
293
Глава X. Террор таборитов
без сомнения, на другие источники помощи, чтобы победить гуситов.
После десятилетнего отсутствия Сигизмунд вновь появился в Германии, и
собравшийся в Нюрнберге торжественный сейм625 (февраль 1431 г.) поста-
новил начать новый крестовый поход. Бедствия последних лет, всеобщие
страдания, папские индульгеции и усилия легата, казалось, пробудили
воодушевление, и незадолго до начала похода Мартин V, сходя в могилу,
унес с собой утешительное сознание, что его неколебимая стойкость,
наконец, повернет колесо фортуны. В его лице Церковь потеряла если
не святого - современники упрекали его в алчности и непотизме, - то,
по крайней мере, предстоятеля рассудительного, искусного, весьма дея-
тельного, стойкого к превратностям судьбы, неподвластного унынию и
сомнению, и который, как никто другой, поддерживал рукой достаточно
крепкой и в то же время легкой если и не мир в душах, то хотя бы порядок
и спокойствие, и сдерживал всегда готовые разразиться восстания. Его
преемник, Евгений IV, превосходя его, возможно, по своим нравственным
качествам, определенно значительно уступал ему в силе духа. Молодой
(ему было тогда сорок семь лет), высокого роста, элегантный и изящный,
он презирал внешний блеск, вел уединенную жизнь, поглощенный сво-
ими упражнениями в благочестии, полный добрых намерений; но намере-
ний недостаточно, чтобы править миром; у него полностью отсутствовал
опыт: он вырос в монастыре и после своего избрания оставался монахом.
Упрямый и слабый, дорожащий своей властью и не способный ее приме-
нить, не понимая ни положения вещей, ни людей, он своими ошибками
внес немалый вклад в дискредитацию Церкви, чье положение уже было
столь угрожающим, и безоглядно пустился в авантюры, в которых ему
суждено было погубить себя, а вместе с собой и папство.
Но в тот момент никто еще не предвидел новые конфликты, всеми
сердцами владела надежда, радость царила при мысли о том, что ересь,
как полагали, уже побеждена, и торжество Церкви несомненно. Более
всех верил в это и был особенно счастлив новый легат - кардинал Джу-
лиано Чезарини; Рим не мог бы выбрать лучшего представителя; он про-
тивопоставил тем, кто попрекал Церковь, зрелище своих добродетелей,
которые вызвали удивление, почти скандал в папской курии; его пламен-
ная убежденность потрясала маловерных, а его энергичность придавала
мужества самым трусливым сердцам. В нем, казалось, соединились все
дарования, которые необходимы руководителю: его одухотворенные и
правильные черты, его благородная осанка, его изящные манеры сразу
же покоряли людей; его безупречное и пылкое красноречие, глубина
познаний, искренность убеждений достойно завершают его образ. Никто
не избежал обаяния, исходящего от его личности, всякий, знавшийся с
ним, сохранял о нем неизгладимое впечатление. Владея увлеченностью
и терпимостью, будучи сторонником Реформы Церкви, сохраняя вер-
ность папе, смелый и осторожный (при этом его осторожность никогда
не вырождалась в слабость, а смелость - в безрассудство), он добавил к
294
Пятый крестовый поход
качествам дипломата и главы партии добродетели истинного ученика
Христа. Если такому человеку не удалось пробудить к жизни Германию,
наделить ее немного своей храбростью и самоотверженностью, увлечь за
собой к победе, то это потому, что всякая надежда на возрождение была
уже потеряна и борьба была невозможна.
Разочарования не заставили себя долго ждать. Джулиано, уже
объехавший империю вслед за другими легатами, и, благодаря этому,
имевший возможность узнать Германию, все же поверил уверениям,
обещаниям, общему порыву. Понемногу правда выплывала наружу, он
испытывал сомнения в искренности князей, говорил с равнодушными и
робкими, которых было немало, начинал предвидеть возможность про-
вала*. По мере того как приближался установленный для сбора армии
срок, его беспокойство росло. Я поздравляю вас, - писал он с печалью
Жоану Пал омару626, - с тем, что вы не разделяете огорчений, что угне-
тают тех, кто пошел в армию. Дурные новости быстро следовали одна за
другой: герцог Бургундский не приедет, герцог Фридрих Австрийский,
пфальцграф627 просят их извинить, собравшиеся силы значительно
меньше той численности, что была определена в Нюрнберге; «Не только
победа сомнительна, - писал Джулиано, - но даже наше вступление в
Чехию находится под вопросом; но все-таки мы не настолько слабы,
чтобы не суметь смело атаковать, если бы не малодушие».**
В то время как крестоносцы не спеша собирались на подступах к
Чехии, не решаясь углубиться в леса, где нашли свою гибель несколько
католических армий628, чехи сосредотачивали войска и организо-
вывали сопротивление. Сигизмунд вновь вернулся к своей тактике,
оказавшейся столь неудачной в Пресбурге, и пригласил гуситов на
переговоры; пока доктора вели дискуссию в Хебе (Эгере), немцы
заканчивали свои приготовления. Гуситы приняли участия в перегово-
рах***, но не упускали при этом из виду передвижения крестоносцев,
* Monum., I, р. 74
** Monum., р. 99
*** Сначала немецкие доктора хотели выиграть время, приводя смешные возражения: чехи
говорили, что они приедут на собор, если туда приедет действительно весь христианский
мир; католики отвечали, что было бы трудно собрать всех христиан, мужчин и женщин,
мирян и священнослужителей, греков и индийцев. Затем дискуссия все-таки стала более
серьезной: как и в Пресбурге, чехи отказались подчиниться собору, но потребовали, что-
бы любое истинное высказывание, подтвержденное Писанием, было принято всеми. На-
против, католики желали сохранить за собором неоспоримость его решений. Мы хотим, -
сказали гуситы, - появиться на соборе «hoc adjecto quod, quidquid ibidem ex scriptura legis
divina aut sanctorum doctorum sententiis in praedicta lege veraciter fundatorum deductum
fuerit et probatum, hoc in eodem concilio acceptetur» («прибавив, что все, что там будет
выведено и доказано из божественного Закона и суждений святых учителей, истинно ос-
нованных на вышеназванном Законе, будет принято на том же соборе» (лат.) - Прим,
ред.). Католики пообещали чехам охранные грамоты, «hoc adjecto quod quidquid ibidem
per idem concilium definitum fuerit hoc (Bohemi volunt et pollicentur) inviolabiliter accep-
tare et servare» («прибавив, что все, что будет там определено тем же собором, то (богемцы
желают и обещают) нерушимо принять и соблюдать» (лат.). - Прим, ред.) (Ср. Urk. Beit.,
II, р. 207-208, письмо Сигизмунда, р. 209-214, декларация утраквистов, р. 221-224).
295
Глава X. Террор таборитов
они отозвали отдельные отряды, действовавшие в Силезии, Лужицах
и Моравии и, явив бесспорное доказательство своих миролюбивых
намерений, в то же время, стремились обеспечить безопасность обо-
роны. Сигизмунд продолжал надеяться, что умеренные разойдутся с
таборитами, но утраквисты выказали себя не менее стойкими и не менее
решительными, чем солдаты Прокопа. Прежде чем пересечь границу,
Джулиано направил гуситам последнее воззвание, наполненное моль-
бами и угрозами; табориты и каликстинцы ответили манифестами, в
изобилии распространявшимися по всей Германии629.
Когда Христос сошел на землю, - говорили пражане, - он дал людям
различные спасительные предписания, среди которых главными явля-
ются четыре: таинство Тела и Крови Христовых - они должны разда-
ваться верующим под обоими видами; слово Божие должно проповедо-
ваться свободно, публично и в согласии с истиной теми, кому дано это
свыше; необходимо отобрать у клира всякую светскую власть; законные
власти должны сурово пресекать общественные и открыто совершенные
грехи*. Мы хотим, чтобы эти истины, которым мы привержены всем серд-
цем, стали известны и другим людям; не отступая перед усталостью и рас-
ходами, мы распространяли в некоторых странах манифесты, в которых
мы оправдывали нашу веру, приводя наиболее веские доказательства,
извлеченные из Писания. Мы всегда готовы участвовать в обсуждении,
но мы никогда не переставали требовать свободное и открытое слуша-
ние, касательно нашей веры. Мы готовы предстать перед собором, если
нам будет позволено изложить на нем нашу веру, и если собор выразит
желание реформировать всю воинствующую Церковь630 - включая и ее
главу и ее членов - согласно евангельским заповедям. От нас хотят, чтобы
мы во всем подчинились решению собора, но мы никогда не смиримся
с тем, чтобы земной суд обладал не подлежащей обжалованию властью
в вопросах, касающихся небесного, мы не признаем иного правила, чем
Писание, иного закона, чем слово Божие. «Мы вас умоляем: судите по
своей совести, по достоинству ли занимают эти епископы место апостолов.
Апостолы шли по миру, одетые в рубище, презираемые, возвещая наро-
дам и нациям вечную истину, которую они засвидетельствовали своей
смертью; епископы, истинные бессловесные псы, заносчивые, одетые
в пурпур и золото, живут себе спокойно в замках и городах, и даже не
соблаговолят выслушать Божественные истины, а если верующие хотят
следовать слову Божию, то они их лишают доброго имени, жизни, имуще-
ства, и не своими собственными руками - ведь им не хочется удаляться
от ложа своих наперсниц - а воздвигая на них окровавленный крест,
возбуждая христиан на убийство истинных христиан. Апостолы, пре-
небрегая земными наслаждениями, украшенные всеми добродетелями,
* Ср. с этими четырьмя утраквистскими статьями текст Германа Корнера, в котором они при-
ведены без оговорок и в чисто таборитском духе: причащение под двумя видами необходимо
для спасения; умножение бенефициев для Церкви подобно смерти; верующие имеют право
подправлять прелатов; свободная проповедь слова Божия дозволена всем (col. 1312).
296
Пятый крестовый поход
следовали за Господом, оставаясь бедными и смиренными; епископы
владеют замками, городами, крепостями, провинциями; корыстолюбцы,
полные пороков, они не за Христом следуют смиренно, но за Сатаной в
гордыни, роскоши, сладострастии. Если они наводнят нашу страну, то
мы возложим наше упование на Бога и отразим силу с помощью силы» *.
Табориты едва ли могли выразиться в своих прокламациях с большей
точностью и с большим гневом.
Тем временем крестоносцы, извещенные своими лазутчиками, что
гуситская армия, собравшаяся около Пльзеня631, разделилась, втор-
глись в Чехию632 и осадили Тахов. Курфюрст Бранденбургский был
по-прежнему их главным предводителем**; он бы охотно отказался от
этой столь опасной, но почетной обязанности, поскольку никоим обра-
зом не доверял своим солдатам и опасался нового позора после стольких
постыдных неудач. Армия Фридриха насчитывала не меньше ста пяти-
десяти тысяч человек633, ее сопровождали четыре тысячи повозок634. В
то же время другое войско направлялось к Жатцу, силезцы вторглись
в северо-восточную Чехию, а Альбрехт Австрийский - в Моравию.
Первые же маневры немецкой армии ясно обнаружили беспокойство и
нерешительность ее командиров. Джулиано хотел немедленно напасть
на Тахов, военачальники же собирались перенести штурм на следую-
щий день, но жители всю ночь ремонтировали укрепления, и наутро,
когда крестоносцы приблизились, они увидели, что город так хорошо
укреплен, а его защитники столь решительны, что сочли благораз-
умным не начинать сражение635. Немцы повернули к городку Брод,
взяли его штурмом и сожгли, все его жители были вырезаны. Брод стал
единственным городом, попавшим в руки захватчиков; в досаде они
опустошали местность, разрушали деревни, вырезали крестьян. Но
и католики не дождались от них милосердия; жадность и жестокость
солдат проявились очень ярко: мужчины и женщины, дети и старики
безжалостно предавались смерти***. Затем крестоносцы вздумали отпра-
виться к Домажлицам (Таусу), но при известии о приближении гуситов
они остановились. 14 августа 1431 г. в три часа пополудни был подан
сигнал, что еретики прибыли; хотя до них было еще около мили, но уже
был слышен шум повозок, и ветер время от времени доносил звуки их
военного гимна. Джулиано поднялся на холм, откуда открывался вид
на все поле боя, в это время маркграф Бранденбургский приказал своим
войскам отойти вверх по склону, немного отступив от занимаемой ими
позиции. Увидев такое перестроение, остальные подумали, что их пре-
дали; безумный страх овладел всеми душами, отряды перемешались,
солдаты побросали оружие и обратились в бегство636. Тщетно пытались
некоторые командиры остановить беспорядочное бегство, их не слушали,
и толпа, в конце концов, увлекла их за собой. Еще большая сутолока
* 21 июля 1421 г. Urk. Beit., II, р. 228-231
** Riedel, cod. diplom., II, 4, p. 116
*** Aen. Sylv., c. 48
297
Глава X. Террор таборитов
образовалась у прохода в горах, который надо было преодолеть: отряды,
охваченные страхом, заблудились и повернули в Чехию, уверенные,
что они попали в Германию. Возницы скидывали с повозок поклажу и
думали только о том, как попасть в первые ряды, чтобы не оказаться в
давке; но, несмотря на эти усилия, мало кому удалось проложить себе
путь в гуще бегущей пехоты. Из четырех тысяч повозок спасли только
триста637; остальные были захвачены победителями, так же как и громад-
ное число ружей, пушек, разнообразного снаряжения. «Слова пророка
Иеремии, - говорит Андрей из Регенсбурга, - исполнились буквально:
рука врага простерлась на все желаемое имущество» *. Кардинал потерял
даже свое красное облачение и папскую буллу, призывавшую христиан
к крестовому походу. Он собрал несколько тысяч человек, пообещав-
ших защищаться и прикрыть отход, но едва они заметили две или три
сотни чешских гонцов, как побросали оружие и разбежались; бегство
немцев не было бы стремительнее, говорит Буркард Цинк, даже если
бы двести тысяч врагов преследовали их по пятам**. Несколько тысяч
крестоносцев было во время бегства убито разведчиками, разосланными
гуситами в разных направлениях: у главных сил чехов было достаточно
хлопот со сбором добычи, они также должны были испытать оставлен-
ные немцами пушки, залпы которых удвоили ужас беглецов. Армия,
которая достигла Жатца, извлекла уроки из этого пагубного разгрома
и спешно отошла, силезцы оставили Чехию, а Альбрехт Австрийский,
который предал Моравию огню и крови, отступил перед таборитами,
пришедшими ускоренным маршем638. Немцы бежали вплоть до Нюрн-
берга, полагая, что гуситы гонятся за ними; их ужас был заразителен,
и жители, ожидавшие каждую минуту увидеть появление врага, ничего
не сделали для защиты города; они были готовы подчиниться самым
жестоким условиям.
Кардинал-легат сначала едва не был убит немцами, обвинявшими его
в том, что он отдал их в руки еретиков; однако когда страсти немного улег-
лись, и особенно когда узнали, что гуситы не покинули пределов Чехии,
начали создавать новые проекты. Сигизмунд созвал во Франкфурте сейм;
знать и рыцари пообещали кардиналу Джулиано вернуться в Чехию в сле-
дующем году, и там или победить, или умереть. Кардинал разговаривал
с ними благожелательно, обещал денежную помощь, но более не доверял
им, будучи убежден отныне, что войной ничего не удастся достичь. «Мы
согрешили пред нашим Господом, - говорил он, - мы сомневались и не
полагались на Него, мы не были покорны и послушны Его гласу, и Он
обрушил на нас Свое проклятье, народ поражен анафемой »***. Необходимо
было вернуть с помощью переговоров эту героическую нацию, которую
так и не смогли победить: все, кто сохранил здравый смысл, единодушно
требовали мира; вплоть до сего момента католики не были искренни в
* Chronique, р. 2161
** Chronique, р. 96
*** Monum., II, р. 28
298
Пятый крестовый поход
своих попытках переговоров, но разгром под Домажлицами разрушил
последние иллюзии, Церковь и империя отныне без обиняков приняли
необходимость переговоров. Речь не шла более только о Чехии; была
поколеблена вся Европа, серьезные признаки указывали на близость
отступничества. Хотя чехи и не произвели никаких завоеваний, но их
идеи, не менее грозные, чем их армия, разошлись широко вокруг.
Алеш. Атака конницы у Домажлиц
На что следует опереться, чтобы разбить мятежников? На импера-
тора? Уже давно понятно и известно, чего стоят его заявления и обе-
щания. С годами его недостатки становились заметнее, а достоинства
исчезали; все время испытывая денежные затруднения, он выставлял
напоказ свою бедность, унижая императорский пурпур, дабы полу-
чить некоторую помощь, впрочем быстро растрачиваемую. Распутство
изнуряло его истощенные силы; беспечный и легкомысленный, он
ожидал от истории изменений к лучшему, хотя был не в состоянии не
только ускорить это, но даже предвидеть с определенной точностью.
Даже теперь, после своих поражений, Сигизмунд находил утешение в
мечтаниях, он думал отныне только о том, как добиться коронования
императором в Италии.
Воззвать вместо императора к империи? Раздробленная, изнуренная
Германия не имела сил даже на то, чтобы остановить опустошительные
набеги нескольких тысяч таборитов. Как это случается со всеми стра-
нами, находящимися в состоянии распада, бедствия множили внутрен-
ние беспорядки; анархия росла вместе с опасностью. Расстройство было
столь глубоким, что ни одно сердце не нашло достаточно мужества,
чтобы заняться восстановлением порядка, ни одна рука не оказалась
достаточно крепкой, чтобы в этом преуспеть. Алчность усиливалась,
сеньоры давали волю своим страстям, эта была всеобщая погоня за
поживой, за которой Сигизмунд безучастно наблюдал, несмотря на
зловещие отблески пожаров, зажженных таборитами. Несчастия были
ужасающими, нравственное сознание - мертво. «Мы идем как овцы без
пастуха, - говорит хронист, - нас поразил гнев Господень».
299
Глава X. Террор таборитов
Возможно, следовало опасаться, что из этой бездны беспорядка и
несчастий раздастся громкий клич, требующий реформы и революции?
Все вожди показали себя неспособными или недостойными; почему не
скинуть с себя их гнет? Старый миропорядок трещит по швам, зачем
колебаться, прежде чем обрушить его одним ударом? Почему бы жизни,
справедливости и миру не быть на стороне гуситов? Разве Бог допустил бы
их неслыханные победы, если бы они не были настоящими носителями
истины? Утраквисты и табориты беспрерывно распространяли новые
манифесты, расходившиеся повсюду. Один из них был вывешен даже
на дверях кафедрального собора в Базеле, где заседал собор. Это было
сочинение Прокопа, и оно произвело в Германии глубокое впечатление.
«Мы обращаемся к вам, - говорили табориты, - королям, князьям,
сеньорам и городам Римской империи, и мы вас призываем согласиться
на переговоры с нами. Вы приведете папу и кардиналов, епископов и
самых ученых докторов, а с нами будут наши магистры; они выслушают
нас, а мы выслушаем их, и никто не будет обязан своим торжеством
насилию или хитрости, но только слову Божию. Если нам докажут, что
мы заблуждаемся, мы покаемся и отдадим воздаяние, как того хочет
закон Христов; но если наши магистры с помощью Священного Писания
докажут, что ваши вожди, епископы и прелаты - еретики, они также
должны будут покаяться. Если их гордыня не позволит им это сделать,
то вы присоединитесь к нам, а мы поможем вам нашими силами изгнать
их из христианской Церкви. Они скажут вам, что не подобает миря-
нам участвовать в подобного рода обсуждениях; но это будет сказано
только из страха потерпеть поражение. Однако если вы отвергнете наше
предложение, то позвольте им самим, по крайней мере, заслужить те
индульгенции, которые они обещали вам; они в них весьма нуждаются.
Пусть они сами возьмутся за оружие! Но они возразят, что не позволено
церковнослужителям сражаться; а разве позволено им проповедовать
войну? Мы не боимся борьбы; если вы желаете ее продолжать - вольно
же вам: Бог нас не оставлял раньше и не оставит впредь, служителей
Господних нельзя победить. Но зачем на нас нападать? Вы боитесь пап-
ского отлучения? Следует трепетать только перед Божьим отлучением.
Нас обвиняют в ереси, потому что мы не верим в чистилище, в Деву
Марию и святых! Но благодаря Богу мы полагаем, что лучше, чем наши
противники, знаем, во что следует верить в этом случае. Нас обвиняют,
что мы не подчиняемся папским приказам! Мы желаем подчиняться ему
только в делах справедливых. Что мы уничтожаем монастыри! Мы и сами
раньше также почитали монахов, но Христос не учреждал ни один из
монашеских орденов. Монахи есть сословие в христианстве бесполезное
и пагубное... Пробудитесь все те, кто так долго спал; не страшитесь гнева
ваших священников, отберите у них то, что является вашим, все то иму-
щество, что не принадлежат им. Если вы хотите отдать его, то существует
достаточное число бедных, которые будут молиться, чтобы вы избавились
300
Успехи ереси за рубежом, анархия в Империи, усталость Чехии, всеобщее желание мира
от ваших грехов. С чего вы взяли, что Бог обращает больше внимания
на молитвы священников, чем прочих людей? Из-за их толстых губ или
красного лица, а может быть из-за их пышных, блестящих одеяний,
из-за их алчности и сладострастия?... Если вам скажут, что мы желаем
лишь убивать мужчин, женщин и детей, то это - большая и грубая ложь.
Только если против нас применяют насилие, мы прибегаем к убийствам.
Тогда, без сомнения, мы защищаем себя, но вина падает на тех, кто затеял
войну; мы со своей стороны желаем, чтобы этим взаимным убийствам
и грабежам настал конец, и чтобы между вами и нами был заключен
твердый, священный и длительный мир»*.
Надзор епископов не мешал крестьянам и горожанам читать и обсуж-
дать эти страстные слова**. Местности, расположенные по соседству с
Чехией, были более других охвачены страхом: чтобы избежать новых
вторжений, жители были готовы на любое вероотступничество. «Необхо-
димо лекарство, и срочно, - писал кардинал Джулиано, - только мысль
о скором соборе удерживает многих и не дает соседним с чехами наро-
дам примириться с еретиками. По общему мнению, чехи не могут быть
побеждены силой оружия» ***. Непомерные страдания сломили дух: «Мы
не знаем, что произойдет, - писали жители Хеба, на следующий день
после бегства из-под Домажлиц, - какая помощь, какое убежище нам
остались? »**** *****. Они видели спасение лишь в заключении мира, и Церкви
стоило большого труда удержать их, вынудив дать обещание подождать
еще несколько месяцев.
Но в более отдаленных краях, чем Франкония, Мейсен и Силезия,
уныние и покорность судьбе уступали место искренней расположен-
ности к ереси, общности идей; впрочем, дело не в том, что обнаружива-
лось много примеров успеха религиозной доктрины гусизма; немецкая
ересь того времени по большей части негативна, для нее характерно
презрительное отношение к клиру, ненависть к священнику. «Только
мы, несчастные немцы, - писал один памфлетист в 1429 г., - позволили
убедить себя, что папа - Бог на земле; было бы лучше верить, что он диа-
вол » . Если это уважение к папе и церковной власти (на которое и жалу-
ется памфлетист) и существовало еще в 1429 г., что мало вероятно, то оно
было весьма быстро забыто. Вместо этого проявилось желание избегнуть
притеснения и произвола Церкви. «Немецкий клир, - говорит кардинал
Джулиано, - пребывает в полном разложении, что объясняет крайнее
раздражение мирян; надо опасаться, если клир не реформируется, как
бы народ не набросился на него по примеру гуситов; существует даже
опасность, что вслед за гуситской ересью могут возникнуть новые******.
Один памфлет 1439 г. предлагает отобрать у священников имущество
* Ноябрь 1431 г. Monum., concil., I, р. 153-170
** Id., II, р. 8
*** Ноябрь 1431 г. Monum. concil., р. 96 и 416.
**** Schmidt, р. 213
*****Monum., II, р. 98
301
Глава X. Террор таборитов
и власть; у папы и кардиналов, епископов и приходских священников
будет твердо установленное жалованье, а прочие доходы будут упразд-
нены; у каноников, «ставших Божьими помещиками», будет отобрано
их имущество; монахини, «знающие мир лучше тех, кто живет в нем, и
занимающиеся тем, чтобы угодить ему, а не соблюсти устав», должны
будут открыть и возглавить школы. Обобрать священников и отстранить
их от всякой светской власти - значит послужить Богу*.
Эта ненависть к клиру, возбуждавшая опасения наиболее проница-
тельных предстоятелей Церкви, соединялась с революционным духом,
возмущавшим города. Ветер восстания дул по всей Германии. В Майнце
цеха взбунтовались против патрицианского сословия, и священники
покинули город. В Льеже горожане, ожесточенные вымогательствами и
привилегиями клира, восстали против него. Аахен сотрясали кровавые
мятежи. Регенсбург, Вюрцбург и Бамберг воевали со своими еписко-
пами**. В Магдебурге жители, опасаясь нападения гуситов, готовились
к осаде и укрепляли город; они попросили архиепископа Гюнтера
позволения провести некоторые оборонительные работы на архиепи-
скопской стороне; Гюнтер, лишь наполовину уверенный в намерениях
жителей, отказал; горожане не остановились на этом, объединившись с
Брауншвейгом, Галле, Любеком, Гальберштадтом и несколькими дру-
гими городами Северной Германии; архиепископ упорствовал, он нанял
наемников, но был разбит и бежал в Базель***. В Штеттине и Ростоке бы-
ли изгнаны прежние городские советы.
Волнения докатились и до сельской местности. В диоцезе Вормса
несколько тысяч крестьян взялись за оружие и, ведомые нескольким
рыцарями, осадили столицу этой земли. Они потребовали, чтобы им
выдали евреев и священников; они желали предать их смерти, потому
что через них «в мир пришло множество соблазнов»**** *****. В рейнских
княжествах создавали лиги; восставшие избрали главу, их знаменем
было изображение Христа или Девы Марии, и они отправлялись куда
глаза глядят ради грабежа. Суровые меры, предпринятые соседними
князьями, наглядно показывают их обеспокоенность. «Они собрались
в Бингене 6 февраля 1432 г. и решили звоном колоколов созвать всех
своих слуг и вассалов и потребовать от них клятвенного обещания вый-
ти из такого рода союзов и выступить против их предводителей. Все,
вступившие в эти союзы, будут повешены; все, кто выкажет намерение
вступить в них, или кто не донесет о том, что узнал, будут наказаны
телесно и имущественно» *****. Но кто мог предвидеть последствия возмож-
ного появления гуситской армии, призывающей к свободе - всех этих
крепостных, к богатству - обездоленных, к мести - угнетенных? Разве
* Reformatio ecclesiastica, опубликована в Goldast: Stat, et rescr. imperial. Francf., II, p. 110
** Herm. Corner, col. 1294; Burk. Zink., p. 92
***H. Corner, col. 1314
**** Письмо Сигизмунда от 17 марта 1432 г.
***** Scaab, rhein. Staedte Bund, I, 459
302
Успехи ереси за рубежом, анархия в Империи, усталость Чехии, всеобщее желание мира
уже не было известно, что отряды силезцев и саксонцев присоедини-
лись к армии Прокопа?*
Обратилась ли Церковь к Европе, призвала ли она народы Франции,
Италии и Испании на помощь изнуренной Германии? Папы несколько
раз пытались это сделать, но их слова терялись среди всеобщего безраз-
личия. Манифесты гуситов следовали повсюду за папскими буллами, их
зачастую выслушивали более внимательно. Они проникли даже в Испа-
нию. В Бургундии народ восстал против сеньоров, сжег оброчные книги
и разрушил замки; «восставшие осмелились заявить, что на всю страну
достаточно двух священников и что дворянство должно трудиться; если
бы эта ересь не была подавлена бальи и сеньорами с помощью казней и
виселиц, она бы распространилась по всей провинции и, объединившись
с богемским заблуждением, увлекла бы множество людей». В Дофинэ
часть народа, обитавшая в глухих горах, разделяла воззрения гуситов;
жители постановили в порядке самообложения собрать деньги и послать
их чехам**. Успехи ереси помешали епископу Арраса прибыть в Базель,
«необходимо, чтобы он смотрел за своей паствой, дабы предохранить ее
от заражения богемской ересью, которая сделала поразительные успехи
в его диоцезе» ***. Ассамблея в Бурже отмечает опасность гуситской про-
паганды и просит, чтобы еретиков пригласили участвовать в публичном
обсуждении, иначе, чего доброго, простые души могут вообразить, что
Церковь отступает перед поединком, и их вера будет поколеблена****.
Более благодатную почву ересь обрела на Востоке; само число опу-
бликованных полемических сочинений и законов, направленных про-
тив гуситов, в Польше показывает, что польские епископы не смогли
полностью искоренить заблуждение*****. В 1439 г. новый архиепископ
Познаньский Анджей Бнинский вынужден был встать во главе войска,
чтобы принудить Абрама, пана Збоншинского, выдать ему гуситских
проповедников, которых приютил в своем замке; эти несчастные мис-
сионеры были сожжены. Австрию почти полностью избавил от заразы
Альбрехт, но Венгрия была серьезно задета: в северных комитатах, насе-
ленных славянами той же расы и языка, что и чехи639, гуситы привлек-
ли на свою сторону тысячи прозелитов******; на юге ересь приняла иную
*Timendum est quod, nisi concilium provideat, omnes isti rustici de Germania tenebunt
partem istorum Bohemorum («Следует бояться того, что, если собор не примет мер, все
эти крестьяне из Германии примут сторону этих богемцев» (лат.). - Прим, ред.) (приво-
дится по: Palcky, III, 3, р. 10).
** Monum., II, р. 138.
*** Monum., р. 150.
**** Monum., II, р. 138.
***** Michala Wiszniewskiego historya literatury polskiej, p. 65-66, 224, 228, 235. Впрочем, воз-
можно, как это заметил Каро, что этот автор немного преувеличивает, но как мне ка-
жется, Каро, в свою очередь, чрезмерно преуменьшает значение гуситского движения
в Польше. «Мы знаем, что эта проклятая чума ереси, - писали Базельскому собору, -
начала распространяться в Польше с большим успехом; архиепископ примас, епископ
Краковский и прочие нас известили об этом» (Monum., II, р. 143).
****** Nieder, Formicarius, III, р. 10
303
Глава X. Террор таборитов
форму: здесь подняли голову богомилы, скорее забытые, чем побежден-
ные; Хорватия, при дунайские области были почти полностью отделены
от римской Церкви640. Крестьяне отказывались платить десятину;
великий инквизитор Иаков насчитал около пятидесяти тысяч патаре-
нов или гуситов641, которых он вернул к католической вере*. В какую бы
сторону мы не обратили взгляд, горизонт набухал грозами: в Германии,
Польше, Венгрии, Франции народы волновались, томимые еще неясной
потребностью независимости и свободы; Рим, подвергшийся неожидан-
ному нападению, терял повсюду почву под ногами. Продолжать войну
в подобных обстоятельствах означало добровольно стремиться к непо-
правимым несчастиям. «Не удивительно, если бы во всем этом присут-
ствовала рука Божия, - говорит Виндеке, видя, как еретики и гуситы
добиваются полного триумфа, - ведь поистине на земле слишком много
злоупотреблений». Оставалось единственное средство предотвратить
эту неминуемую опасность - мир; со всех краев земли несся к папскому
престолу призыв: мир! мир! Следовало пойти на уступки гуситам во всех
вопросах, которые не были бы несовместимы с самим существованием
Церкви, и дать удовлетворение справедливым требованиям верующих
путем Реформы того, что вызывало злоупотребления. Мир посредством
Реформы - это, таким образом, становилось единственной возможностью
спасти папство и католицизм: довольно увиливать, довольно отсрочек.
«Будем ли мы молить еретиков прекратить на время свою пропаганду?
Попросим тех, кого вводит в искушение поведение клира, отказаться
от своего негодования? Дом горит, если хозяин спит, слугам позволено
кричать и будить его»**.
В тот момент, когда Церковь решилась, наконец, вступить в пере-
говоры с еретиками, пойти на эту неслыханную ранее, первостепенной
важности уступку, а именно: вести обсуждение с мятежниками, дого-
вариваться с восставшими подданными; сами чехи, несмотря на свои
успехи, весьма желали вернуться к более упорядоченному образу жизни.
Без сомнения, они постоянно выказывали себя весьма склонными к
примирению, весьма желавшими сложить оружие, но в то же время они
высказывали претензии, которые придавали их готовности (несомненно,
искренней) вести переговоры несколько иронический оттенок. Невоз-
можно было заключить мир, пока табориты оставались бы хозяевами
положения; они требовали от Церкви согласиться с их убеждениями, и
такая неосознанная нетерпимость делала любое соглашение маловеро-
ятным. Но в это самое время умеренная партия начала оправляться и
возввращать себе мало-помалу влияние, утерянное после 1427 г. Роки-
цана отказался следовать политике Корибута, подразумевавшей неуме-
ренные уступки, но он не поддержал и планы Прокопа, впрочем, очень
туманные, касательно дальнейшей пропаганды. Программа Рокицаны,
* Katona, XIII, р. 741, 743, 746
** Monum., II, р. 102 и 105.
304
Успехи ереси за рубежом, анархия в Империи, усталость Чехии, всеобщее желание мира
очень четкая, выражалась словами - свобода в единстве. Программа,
несомненно, достойная такого образованного ума, как у Рокицаны, но ее
нелегко было выполнить, потому что римская курия, несмотря на свои
мирные намерения, с трудом соглашалась на необходимые свободы;
кроме того, существовала опасность, и Рокицана не избежал ее, позволить
мало-помалу склонить себя к чрезмерным уступкам и принести свободу
в жертву единству. Все бывшие сторонники Корибута сплотились вокруг
Рокицаны, решив увлечь его намного дальше, чем он того хотел, и гото-
вые оставить его в нужный момент: опасный союз! Вожди, пытавшиеся
остановить революцию, вскоре стали, вследствие невольного попятного
движения, орудиями реакции. Но за Рокицаной стояли также широко
представленные национальные массы, все, у кого не было формальных
обязательств перед различными партиями, это была колеблющаяся толпа,
робкая, вялая, равнодушная. Громадная сила, бездейственная, но увлека-
ющая за собой. У наций, как и у личностей, бывают периоды мужества и
трусости, воодушевления и слабости, веры и упадка духа. В1431 г. Чехия
испытывала усталость: нация, численностью в три или четыре миллиона
человек, утомилась вести за собой всю Европу. Победы вымотали гуситов
больше, чем неудачи крестоносцев - католиков. Поскольку судьба боль-
ших войн решалась всегда в Чехии, по королевству проходили маршем
сотни тысяч немцев, опустошая его. Добыча, которую привозили табо-
ритские отряды, была слабой компенсацией за эти опустошения; такова
одна из характерных черт войны: она разоряет территорию, подвергшу-
юся вторжению, но при этом не обогащает захватчика. Впрочем, добыча
оставалась в руках солдат или в городах, попадая к крестьянам как к
наиболее пострадавшим лишь косвенным путем и как бы случайно. Едва
ли крохи, которые они подбирали, возмещали зло, причиненное им их
собственными защитниками, целые орды которых безостановочно пере-
двигались по стране, не всегда сдерживаемые железной рукой Прокопа.
Вооруженная часть радикальной партии, «общины битвы», обращались
с простонародьем не мягче, чем бывшие сотоварищи Жижки. Солдаты
Прокопа совершили ту же самую ошибку, что и первые табориты, они под-
ражали рыцарям и парвеню, чье насилие и несправедливость сами столь
справедливо клеймили. Эти новые защитники идей равенства и свободы
охотно откладывали на завтра воплощение своих теорий. В ожидании
этого продолжали собирать оброк, взимать налоги, насколько строго - нам
дает представление одно распоряжение из Табора: «Если вы не платите,
мы вас к этому принудим с помощью Божией и любым способом, в том
числе и огнем»*. Ограбленные врагами, ставшие объектами вымогатель-
ства гуситов, крестьяне больше не возделывали землю, покидали свои
дома; к концу войны большое число деревень опустело. Военная служба
была еще одной причиной разорения деревень: в первые годы все чехи
брались за оружие, чтобы отразить врага, и теперь еще, когда на родную
* Archiv desky, IV, р. 165
305
Глава X. Террор таборитов
землю вторгались иностранные орды, они вновь брались за свои цепы
и палицы и шли против германца. Но они спешили вернуться в свои
деревни; для ведения войны за пределами страны приходилось вербовать
в армию силой, осуществлять своего рода рекрутский набор, бывший тем
более ненавистным, что он оказывался выборочным и несправедливым*.
Прокоп и наиболее разумные таборитские вожди видели зло, но они более
не имели власти, необходимой для его искоренения: в конце концов,
они перестали полностью держать в руках свою армию. Мало-помалу в
ряды гуситов стали вливаться иностранцы, сперва славяне - русские642
и поляки, затем немцы - силезцы, саксонцы, баварцы; во все эпохи вос-
производится один и тот же исторический феномен: нужда, порождаемая
войной, порождает в свою очередь войну, и в какой-то момент ограблен-
ные сами становятся грабителями. Несомненно, Прокоп мог бы найти
среди этих искателей приключений нужных себе рекрутов непобедимой
армии (что сделал позднее Валленштейн), ему было бы намного проще
это осуществить, поскольку ему не противостояли датчане и шведы и над
ним не стоял император. Но Прокоп желал лишь одного - завоевать мир.
Это войско наемников, стекавшееся к нему из разных уголков Европы,
стало для него вскоре скорее опасностью, чем помощью. Эти работники
последнего часа643 приняли гусизм, но возможность причащения под
двумя видами занимала их меньше, чем добыча; настоящие кондотьеры,
они любили войну ради войны и стремились не к торжеству принципа,
но к обогащению. Это они налагали на жителей Богемии самое тяжелое
бремя, обращаясь с королевством как с завоеванной страной. Разве для
того народ столько раз побеждал немцев, чтобы позволить угнетать себя
нескольким немецким ватагам?644
Горячность веры, искренность воззрений, воспоминание о мечтах об
освобождении и счастье, глубокая ненависть к Германии** еще помогали
ремесленникам одолевать упадок духа и апатию. Они не помышляли
отказываться от вольностей, которыми их поманили; партийная про-
грамма долгое время противостояла равнодушию или забывчивости вож-
дей. В этих массах, столь безбожно попираемых и предаваемых, еще жила
если не великая страсть и великая преданность, то, по меньшей мере,
печальное упорство, которое в некоторые моменты и в случае неминуемой
опасности заставило бы еще принести присущие фанатикам жертвы.
Совсем по-другому обстояли дела с дворянством и бюргерством.
«Сейм не управляет армией, но армия сеймом» *** и те, кто попытался бы
противостоять ее приказам, подверглись бы серьезной опасности. Паны
сносили это господство, теряя терпение. Королевские агенты объезжали
Чехию, возбуждали страсти, упрекали знать за слабость. «Когда был
*Hofl.,II, р. 486
** Народ продолжает пребывать в подчинении у таборитов, - говорит посол Базельского со-
бора, - потому что он убежден, что продолжение войны необходимо, чтобы помешать гос-
подству немцев, к которым существует естественная вражда и ненависть (Mon., II, р. 431)
*** Id., р. 594
306
Гуситские посланники в Базеле и легаты собора в Праге
король, - говорили они им, - дворяне властвовали и сами были госпо-
дами; теперь они должны подчиняться гетманам, посылать припасы и
людей, подчиняясь их приказам; никто более не хозяин своего имуще-
ства, справедливость более не соблюдается»*. Эти увещевания оседали в
уже подготовленных умах, и поскольку желание избежать владычества
таборитов становилось все более горячим, росло желание мира с Цер-
ковью. Итак, необходимость установления порядка была достаточно
насущной по всей стране, оба противника равным образом стремились к
окончанию военных действий. Теперь речь шла о том, смогут ли стороны
найти средство примирить два противостоящих принципа, заставить
жить в добром согласии старый и новый мир: именно на Базельский
собор была возложена задача найти компромисс, приемлемый одно-
временно и для еретиков и для Церкви.
ГЛАВА XI.
Переговоры и Компактаты
Гуситские посланники в Базеле и легаты собора в Праге - Разрыв
между радикалами и умеренными: Липаны, смерть Прокопа и пораже-
ние таборитов - Рокицана и Компактаты - Переговоры в Иглаве -
Католическая реакция.
Соборы оказывают крайне благоприятное влияние на внутреннее и
внешнее развитие католицизма, и в значительной мере вносят вклад
в рост папского могущества; тем не менее они всегда внушали папам
некоторое недоверие и как бы некий ужас. Созываемые только в пери-
оды бедствий и кризисов, без ясно установленных прав, они часто несли
с собой не только силу, но и угрозу, и папы были вынуждены иногда
дорого платить за их драгоценную поддержку. В XV в. память о Кон-
станцском соборе делали пап более недоверчивыми, и Мартин V долгое
время отказывался созывать вселенский собор. Тем не менее он был
вынужден уступить общественному давлению, однако почти сразу после
обнародования буллы о созыве собора он умер. Его преемник Евгений IV
* Mon., II, р. 124. Для последних лет гуситских войн одно из наиболее важных справочных
изданий - большая подборка, подготовленная Палацким и Бирком и опубликованная
очень роскошно императорской Венской академией: Monumenta conciliorum generalium
saeculi XV. Concilium Basileense. Первый том (Вена, 1857) содержит шесть различных
произведений: 1. Johannis de Ragusio initium et persecutio Basiliensis concilii (p. 1-131);
2. Johannis de Ragusio tractatus qui modo Bohemi reducti sunt ad unitatem Ecclesiae (p.
133-286): 3. Petri Zatecensis liber diurnus de gestis Bohem. in concilio Basiliensi (p. 287-
357); 4. Aegidii Carlerii liber de legationibus consilii Basiliensis pro reductione Bohem.
(p. 359-700); 5. Thomae Ebendorferi diarium gestorum per legatos concil. Basil, pro reduct.
Boh. (701-783); 6. Johannis de Turonis Regestrum actorum in legationibus a sacro concilio
in Bohemiam (p. 785-867). Три первых произведения изданы Палацким, остальные -
Бирком, который также наблюдал за изданием второго тома, полностью отведенного под
большую историю Базельского собора, оставленную нам Иоанном (Хуаном) из Сеговии.
307
Глава XI. Переговоры и Компактаты
подтвердил декрет Мартина, и Джулиано Чезарини, назначенный пред-
седателем этого собрания, прибыл в Базель в сентябре 1431 г. Не про-
шло и месяца, как отцы собора обратились к гуситам, приглашая их на
переговоры (15 октября).
Соборное послание было очень благожелательным, почти смиренным*.
Оно было обнародовано в Праге в конце года и вызвало там очень сильное
волнение; табориты уже обнаружили множество доказательств своих
мирных намерений, но опыт отношений с Сигизмундом сделал их недовер-
чивыми. Возможно, предложения отцов были новой военной хитростью,
средством остановить их победоносные набеги и позволить Германии
подготовить шестой крестовый поход645? Поведение членов собора оправ-
дывало эти подозрения: в то самое время, когда они выставляли напоказ
свою доброжелательность, они пытались сформировать сопротивление
ереси; их посланники объезжали Европу, проповедовали единство перед
лицом общего врага, препятствовали герцогам Баварским, маркграфу
Бранденбургскому, сеньорам и городам Франконии и Тюрингии, уже
начавшим переговоры с мятежниками, заключить договор с ними**. Наи-
более умеренные среди таборитов не желали, чтобы ими снова манипу-
лировали, кроме того, они были обязаны считаться с радикалами и иска-
телями приключений, отвергавшими всякое соглашение, желавшими,
одни - обратить мир в свою веру, а другие - его ограбить. Каликстинцы,
напротив, приняли с воодушевлением предложения собора. Наконец,
настал момент, когда чехи, не расставаясь ни с одной из завоеванных сво-
бод, вновь займут свое место среди христианских народов; в Праге, в кото-
рой влияние Рокицаны росло день ото дня, действовали многочисленные
агенты знати, напоминавшие горожанам о счастливых временах мира,
порядка, доступной и процветающей торговли. Между каликстинцами
и радикалами, чьи силы находились в состоянии неустойчивого равно-
весия, находились колеблющиеся сиротки; от них зависело, на чью сто-
рону склонится большинство; к таборитам их влекло воспоминание об их
общих опасностях и успехах, а с пражанами их сближали религиозные
представления; в тот момент они были сильно рассержены на Прокопа646:
поход, предпринятый ими в Венгрию, оказался несчастливым, и они при-
писали неудачу уходу таборитского вождя; они сблизились с Рокицаной
и после долгого обсуждения приняли пражское исповедание. Некоторые
из их священников, последовав примеру Питера Пейна, отделились от
них и перешли к таборитам, но основная масса отныне смешивалась с
утраквистами. Это стало для Прокопа серьезным поражением, и стало
казаться, что вот-вот разразится война: если он хотел сохранить свою
власть, то не должен был терпеть измену, а особенно давать время враж-
дебным партиям собраться с силами и привлечь к себе нерешительных;
но он отступил перед возможной ответственностью за разрыв. Впрочем,
* Monum., I, р. 136-137
** Monum., I, р. 138
308
Гуситские посланники в Базеле и легаты собора в Праге
сам Прокоп вовсе не был враждебен идее о соглашении, но требовал лишь
доказательства искренности католиков; на сейме в Праге он дал себя
убедить, и все гуситы договорились послать в Хеб посольство, которое
должно было там встретиться с делегацией собора (февраль 1432 г.).
Миколаш Алеш. Прокоп Великий и Ян Рокицана
во главе гуситского посольства в Базель
Но в то время как партия примирения завоевала позиции в Чехии,
неожиданные трудности возникли из-за папской курии. 12 ноября 1431г.
Евгений IV приказал Джулиано распустить собор. Эта новость вызвала
в Германии настоящее потрясение. В Чехии армия, с глухим ропотом
подчинившаяся решениям пражского сейма, воспользовалась общей рас-
терянностью и приготовилась возобновить военные действия. Никто не
мог сказать, какие последствия имели бы для мира и Церкви роспуск или
перенос собора. К счастью, епископы, более осведомленные об истинном
положении дел, решили продолжить без его одобрения и вопреки ему
начатую работу; опасность была столь велика, что любая дерзость могла
быть оправдана. Джулиано Чезарини без колебаний встал во главе пар-
тии сопротивления, и его энергия увлекла самых робких; каждый день
приносил новости о вновь присоединившихся: все правители Европы,
за исключением Филиппа Бургундского, высказались в пользу Базеля и
против Рима; собор подтвердил решения Констанцского собора о папской
власти, пригрозил низложить Евгения IV и, в ожидании момента, когда
можно будет принудить его отменить буллу от 12 ноября, искал оправда-
ния своей храбрости в своем служении, активно продвигая переговоры
с гуситами. Чехи были весьма рассержены задержками, возникшими в
результате борьбы собора и папы; они полагали, что нашли в этих прово-
лочках доказательство коварства и задних мыслей, в которых подозре-
вали католиков. «Было бы лучше, - говорили они, - вовсе не начинать
столь значительное и столь угодное всем христианам дело, чем вести
его столь вяло и медленно, и отказываться от него, едва начав»*. Отцы
собора проявили большую активность, чтобы успокоить возмущение,
* Monum., I. р. 294
309
Глава XI. Переговоры и Компактаты
предоставили своим легатам самые широкие полномочия, и, наконец, в
Хебе (Эгере) начались предварительные переговоры (май 1432 г.). Среди
гуситских делегатов были Питер Пейн, Рокицана и Прокоп Великий;
среди делегатов собора - Иоганн Нидер, Иоганн из Гайльгаузена и Генрих
Токе, каноник из Магдебурга. Курфюрст Бранденбургский и некоторые
другие князья тоже прибыли в Хеб. Несколько раз послы отчаивались
понять друг друга и собирались разъехаться; наконец, они пришли к
соглашению по одиннадцати пунктам, которые должны были послужить
основой для последующих переговоров. Собор выслушает чехов столько
раз, сколько они об этом попросят. Собор не будет заниматься во время
переговоров никаким иным делом, способным замедлить или воспре-
пятствовать им; по их желанию собрание назначит определенное число
уполномоченных, чтобы совещания проходили в мирном и братском
духе. Им будет отведено почетное место. Им предоставят по их требова-
нию несколько дней на размышление. Они обещают предоставить свои
предложения письменно, и их противники поступят таким же образом.
Никакие эдикт, декрет, булла, приговор об общем или частичном отлуче-
нии не могут ограничить или отменить охранные грамоты, которые они
получат, а также предоставленное им право быть совершенно свободно
выслушанными. Что касается четырех статей, то не будет других судей
и посредников, кроме Божественного закона, примера Христа, учения
апостолов и первоначальной Церкви, а также соборов и учителей Церкви,
действительно опирающихся на Писание. Будет позволено раскрывать и
обличать все злоупотребления. Интердикт не будет наложен на города,
где проживают чехи или через которые они проезжают. Им будет дано
право совершать религиозные службы спокойно и без боязни в тех местах,
где они будут останавливаться. Члены собора приложат все силы к иско-
ренению смертных грехов, особенно в Базеле*.
Соглашение в Хебе вызвало некоторое противодействие, как в Чехии
(среди тех гуситов, которые с недовольством наблюдали за этими пред-
варительными переговорами о мире), так и в Базеле - здесь хватало
прелатов, поставивших на вид обширность уступок, предоставленных
еретикам. И действительно, послы собора полностью отказались от прав
Церкви и признали главный принцип Реформы: если Писание - един-
ственное правило, единственный закон, который является авторитетом,
во что тогда превратится Церковь? Ее отдавали во власть отдельных
бунтовщиков и на откуп всем заблуждениям, свойственным человеку.
Но общее настроение было таково, что эти заявления не нашли большого
отклика; в Базеле, главным образом, занимались тем, что торопили
прибытие чехов. Но прошел весь 1432 г., прежде чем гуситские послы
тронулись в путь; они вновь были охвачены сомнениями, опасаясь новой
ловушки; они послали в Базель двух представителей, чьей обязанностью
было разузнать ситуацию. 10 октября 1432 г. в зал заседаний собора
* Mon., I, р. 220, II, р. 317. Urk. Beitr., II, р. 281-283
310
Гуситские посланники в Базеле и легаты собора в Праге
ввели Микулаша Гумполецкого и Яна из Жатца, они спросили отцов,
одобряют ли те соглашение, принятое в Хебе, а затем объявили о скором
прибытии чехов; гуситы с удовольствием увидели бы на переговорах
Сигизмунда и просили пригласить на них греков*. Католики выказали
себя готовыми к переговорам, пообещали сделать все, что будет в их
власти, чтобы удовлетворить чехов, и только умоляли их не затяги-
вать дольше свой приезд. Успокоенные сведениями, полученными от
Микулаша и Яна, гуситские послы выехали, наконец, в декабре 1432 г.
Посольство возглавляли Вилем Костка из Поступиц и Прокоп Великий;
затем прибыли Ян Рокицана, Питер Пейн, Микулаш из Пельгржимова,
епископ таборитов, Петр Немец из Жатца и Олдржих из Знойма, всего
пятьдесят человек, считая секретарей и слуг. Путешествие прошло без
происшествий: гуситы возбуждали повсюду самое живое любопытство,
но это любопытство было благожелательным. В Шаффгаузене они
взошли на судно, чтобы плыть по Рейну, и прибыли неожиданно 4 января
1433 г. к великому неудовольствию собора, решившего ранее отправить
им навстречу делегацию, чтобы воздать им все почести, полагающиеся
представителям великого народа. Едва они сошли с судна, как весть о их
прибытии распространилась по городу, и тотчас же вокруг них собралась
огромная толпа. «Там даже находились, - сообщает нам Сильвий, быв-
ший, возможно, очевидцем этой сцены, - несколько членов собора, при-
влеченных репутацией столь воинственной нации. Мужчины, женщины,
дети, люди всех возрастов и сословий, ожидая их, заполняли городские
площади, двери, окна и даже крыши. Особенно привлекал взгляды Про-
коп; в толпе говорили, что это именно он столько раз обращал в бегство
армии верных, разрушил столько городов, убил столько тысяч людей,
он был одинаково страшен соотечественникам и врагам, непобедимый
капитан, смелый, неустрашимый и неутомимый»**.
Истекший год не был потерян для собора. К тот моменту, когда он
собирался приступить к обсуждению наиболее важных для христианства
вопросов, уже было сделано все, чтобы утвердить торжество католиче-
ской веры. Были приняты суровые меры (и вновь повторены несколько
раз) против злоупотреблений и соблазнов, которые могли бы задеть
гуситов; танцы, игры в кости были запрещены, было запрещено курти-
занкам выходить на улицы. Нельзя было давать ни малейшего повода
этим антагонистам, настаивавшим, что их религия превосходит все про-
чие: священникам напомнили, что они соль земли и должны подавать
пример во всех добродетелях, им рекомендовали регулярно служить
мессы, быть внимательными в церквях, воздержанными в трапезах,
скромными в одеяниях, сдержанными в отношениях с женщинами***.
На кардинала Джулиано Чезарини возложили обязанность поддер-
живать порядок во время заседаний, препятствовать их насильствен-
* Monum., I, р. 253
** Hist. Boh., с. 49
*** Mon., I, р. 224, 257; II, р. 268
311
Глава XI. Переговоры и Компактаты
ному прерыванию, бурным сценам, беспорядкам, распалявшим души.
Было ясно, что четыре статьи станут главным предметом дискуссии;
заранее были назначены четверо выступающих, и они упражнялись
в красноречии на заседаниях комиссий. Недоброжелательность папы
могла помешать успеху переговоров: как требовать от чехов признания
власти Церкви, если Церковь восстала против себя самой? Разве еретики
не могут ответить на призывы и предупреждения епископов: вы сами
являетесь незаконно собравшимися мятежниками, нарушившими, как и
мы, запреты главы христиан? Следовало утвердить на неколебимом осно-
вании авторитет отцов собора. Ряд энергичных мер испугал Евгения IV и
заставил его вернуться к своим первоначальным решениям. Под угрозой
привлечения к суду он позволил собору продолжить свои заседания и
даже назначил четырех кардиналов руководить его работой (февраль
1433 г.) - первая победа, к ней собрание вскоре добавило другие. К тому
моменту, когда прибыли гуситы, собор достиг вершины своего могу-
щества: число его членов постоянно возрастало, он насчитывал в своих
рядах почти всех тех, чьи знания, таланты или добродетели поставили во
главе Церкви. Французская нация, наиболее многочисленная, наиболее
сплоченная, нашла достойного вождя в лице архиепископа Арльского,
кардинала Луи Алемана647, принесшего на службу реформы обширные
знания, возвышенное красноречие и безукоризненный нрав. Эта фракция
могла рассчитывать на поддержку испанцев, которыми руководил кар-
динал Сервантес, «рассудительный и мирный человек, самый справедли-
вый из тех, кого я знал», - говорит Сильвий648, а также Хуан из Сеговии,
депутат от Саламанкского университета, оставивший нам драгоценную
историю собора649. Английские, немецкие, миланские и неаполитан-
ские епископы голосовали почти во всех случаях так же, как французы
и испанцы. Большинство собора, поддерживаемое всем христианским
миром, превосходило не только числом, но и интеллектуальной, и нрав-
ственной силой входивших в него людей. Победив папство, оно ждало с
уверенностью дискуссий с еретиками. Искренне решив искоренить зло-
употребления, порочившие клир и религию, большинство отцов собора
не сомневалось, что уступки, которые они намеревались сделать, будут
приняты чехами с воодушевлением и будут достаточны для того, чтобы
склонить их привести к послушанию. Эти надежды длились недолго,
и уже первые заседания ясно показали, какая пропасть еще разделяет
соборных реформаторов и чешских повстанцев. Как и в Констанце, две
системы совершенно противоположных взглядов готовились предстать
друг перед другом; только на этот раз против Церкви вышел не простой
проповедник, но вооруженный и победоносный народ.
Уже на первом заседании (10 января 1433 г.) ясно обнаружились рас-
хождения*. Кардинал Джулиано проявил большую сдержанность, пыта-
* Накануне, 9 января архиепископ Лионский пришел навестить чехов вместе с двумя док-
торами Парижского университета. Король Франции, - сказал он им, - не забыл ни услуг,
312
Гуситские посланники в Базеле и легаты собора в Праге
ясь завоевать доброе расположение гуситов, которых он часто посещал;
между ним и Прокопом Великим завязалась даже своего рода дружба,
но по главному вопросу - власти Церкви - кардинал не шел ни на какие
уступки. Его речь на открытии собора хорошо это показала: он торже-
ственно заявил о своем искреннем желании избегать всего, что должно
было по своей сути задеть чехов, умолял их простить всякое резкое слово,
которое у него могло бы вырваться, находил яркие краски, изображая
радость, наполнявшую его при мысли о близкой унии. К несчастью,
выдвинутые им условия делали любое соглашение совершенно невоз-
можным: он хотел, чтобы чехи подчинились безо всяких условий, он
требовал от них броситься к ногам Церкви, которая тотчас же откроет
им свои объятия. «Вне Церкви только тьма и мрак; вне Церкви не может
быть ни истинной веры, ни спасения. Никакое создание на небе или
на земле не может понять книгу веры, святое учение кроме как в лоне
католической Церкви, супруги Агнца. Начало мудрости человека - не
полагаться на свою собственную мудрость, но принять веру своих пред-
ков, которую засвидетельствовали одобрение Господа и чудеса, и ограни-
читься воззрениями тех, кого святость жизни и творимые чудеса сделали
несомненными свидетелями истины. Если каждому будет позволено
излагать или толковать Священное Писание согласно собственному мне-
нию, то более не будет точно установленных фактов, повсюду воцарится
замешательство и хаос». Заключительная часть речи кардинала произ-
вела глубокое впечатление на аудиторию и ее неоднократно прерывали
рыдания. «Поглядите вокруг вас, - сказал он, - повсюду христианские
народы попираются и уничтожаются сарацинами, турками, татарами и
прочими варварами. Разве вы не пожалеете ваших несчастных братьев,
которых тысячами каждый год уводят в рабство. Если бы вы знали, как
завоеватели обращаются со своей добычей: сын разделяется с отцом, муж
с женой, брат с братом. Сколько стенаний, сетований и рыданий! Ах!
Без сомнения, если бы вы присутствовали при этом горестном зрелище,
вы бы отказались от междоусобиц. Но есть и еще большее несчастие!
Многие из пленников, неспособные противостоять тяжелому рабству,
отказываются от католической веры и присоединяются к нечестивому
суеверию Магомета. Сколько королевств, областей, больших и малых
городов каждый день захватываются и опустошаются! Христиане почти
загнаны в малый уголок на Западе. Разве у вас нет жалости к себе самим?
Сколько пролитой крови, битв, войн, убийств, резни, руин, пожаров!
Повсюду опустошенные и обезлюдевшие поля! Сколько несчастий сле-
дует за нашими распрями и еще сколько угрожает впереди. Подобные
обстоятельства должны вызывать не слова, а слезы. Последуйте моему
совету, услышьте мой призыв, и все эти несчастья тотчас исчезнут; новое
оказанных королевству Яном (Иоанном) Слепым, ни брака, связавшего короля Франции
с дочерью чешского короля. Вот почему приказал он своим послам завязать отношения с
чехами и служить им настолько, насколько будет возможно (Mon., I, р. 29). Это была бы
очень любопытная работа - проанализировать отношения Франции и Чехии.
313
Глава XI. Переговоры и Компактаты
солнце покоя и мира взойдет для нас: безграничная радость наполнит
небо и землю, людей и ангелов»*.
После речи Рокицаны, поблагодарившего легата, было решено, что
дискуссия начнется 16-го; расхождения во взглядах с этого момента
начали проявляться и внутри гуситской делегации: табориты, сиротки
и пражане, составлявшие посольство, вынесли из речи Джулиано
совершенно различные впечатления, что объясняется в достаточной
мере противоположностью их учений; утраквисты, как и табориты, не
хотели и слышать речи о покорности, об извинениях; поскольку они
были глубоко убежденны, что никогда не отходили от истинного хри-
стианского учения, для них было недостаточно, чтобы им милостиво
разрешили вернуться в католическую Церковь; но то, что было для
них в сущности лишь предметом гордости и национального самолюбия,
для радикалов стало делом убеждений и принципа. Отсюда исходило
совершенно различное поведение: утраквисты поставили себе целью
завоевать своих противников сдержанностью, в надежде добиться таким
поведением утверждения четырех статей и привилегированного поло-
жения в христианском мире; табориты привнесли в свои отношения с
окружающими фанатичную непреклонность, откровенность, иногда
несколько прямолинейную. Для них не существовало ни возможности
соглашения, ни почетных уступок. Они перевернули понимание отно-
сительной значимости разных группировок, выступая не просителями,
как крайне умеренные, или даже политиками, как чашники, но в каче-
стве апостолов. Вот почему, когда речь зашла о необходимости решить,
кому вручить заботу о защите четырех статей, возникли разногласия.
13 января роли еще не были распределены. Наконец, было достигнуто
соглашение, что Рокицана будет говорить первым - о причащении под
двумя видами; на епископа650 Микулаша, сиротку Олдржиха из Знойма и
Питера Энглиша651 возложили обязанность изложить три прочие статьи:
борьба с общественными грехами, свобода проповеди и лишение клира
мирского имущества.
16 января Матей Ланда из Хлумчан и Питер Пейн выступали пер-
выми. Их речи были своего рода вступлением к общей дискуссии, зама-
скированным ответом на предупреждения Чезарини. Пейн представил
краткое изложение учения Яна Гуса, которое он сравнил с солнечным
светом. Ланда прочел соглашения, принятые в Хебе; тем, кто требовал,
чтобы чехи лишь подчинились собору, они напомнили обещания самого
собора: только Иисус Христос будет судьей между гуситами и католи-
ками. После этого Рокицана взял слово и выступил в защиту причаще-
ния под двумя видами. Его крайне пространное выступление заняло
три заседания и было выслушано с неослабным вниманием. Католики
были удивлены, обнаружив у своих противников столь глубокое зна-
ние Писания, а доктора - столь великое умение вести дискуссию, столь
* Monum., II, р. 299-316
314
Гуситские посланники в Базеле и легаты собора в Праге
отточенное и сдержанное красноречие; эти варвары ни в чем не уступали
наиболее видным представителям Церкви. И в наши дни невозможно
без удивления перечитывать речи чешских ораторов. Без сомнения, это
были все те же схоластические приемы: многократное дробление на раз-
делы, бесконечные повторы, длинноты, тонкости рассуждения смущают
и утомляют читателя, непривычного к богословским контроверсиям; но
если оставить в стороне несовершенство формы, отражающей эпоху, и
если не дать себе охладеть из-за неясных мест, свойственных предмету,
мы будем вынуждены признать и восхититься талантом и эрудицией
гуситских докторов. Их речи без труда выдерживают сравнение с тру-
дами Жерсона, и если сопоставить дискуссии на Базельском соборе и
великие диспуты XVI в., например, известный диспут между Лютером
и Эком, то мы без труда увидим, что чешские реформаторы, по меньшей
мере, не уступают своим последователям. Историков слишком часто вво-
дит в заблуждение пристрастное свидетельство Сильвия; если не углу-
бляться в суть вопроса, вне всякого сомнения, ересь защищали лучше,
чем ортодоксию. Рокицана старался особенно не разжигать страсти; в
течение ряда лет приобретя навык религиозных посольств, он сумел
заставить себя молчаливо слушать недоброжелательно настроенное
собрание и оспоривать, не вызывая ропота, некоторые наиболее рас-
пространенные идеи католиков. Поведение собора ввело в заблуждение
Прокопа: он полагал, что красноречие Рокицаны поколебало умы и что
один последний удар навсегда повергнет суеверия, столь умело извлечен-
ные на свет главой утраквистов*. «Сам Бог призывает вас, приглашает
вас, - обратился он к отцам собора; - не затыкайте ваши уши от истины,
бойтесь, как бы Господь не отвратил Свой лик от вас и не отдал другим
ваше место на небесном пиру»**, но этот призыв был встречен взры-
вами всеобщего смеха. Прелаты искусно изображали восхищение652,
но их убеждения остались непоколебимыми. С этого момента Прокоп
начал терять надежду привлечь на свою сторону собор; он пытался еще
несколько раз отвратить его от «диавольских выдумок»; постоянным
ответом ему на это оставались все те же взрывы смеха. И действительно,
еретик, желающий обратить Церковь - зрелище воистину забавное! Что
может быть комичнее, чем обвиняемый, предлагающий милость своим
судьям, раб, разговаривающий как господин.
Задача Рокицаны была относительно легкой: он рассуждал о дог-
матическом вопросе, весьма щекотливом, но по самой своей природе
неспособном возбудить страсти в той же мере, что и вопросы, касаю-
щиеся конкретных персон. Было почти невозможно требовать борьбы с
* Речь Рокицаны была опубликована в: Martene, VIII, 262-305
** Mon., I, р. 268. Et multa circa hoc dixit persuasive, ut videlicet sacrum Concilium commu-
nionem sub utraque specie acceptaret et probaret, et adduxit etiam ipse aliquas rationes satis
frivolas quas tarn catholici quam ipsi Bohemici deridebant. («И многое на этот счет говорил
убедительно, чтобы святой собор принял причащение под двумя видами и одобрил, и так-
же сам привел некоторые доводы, достаточно легкомысленные, которые высмеяли как
католики, так и сами чехи» (лат.) - Прим. ред.).
315
Глава XI. Переговоры и Компактаты
грехами, возвращения клира к бедности апостольского века без борьбы
со злоупотреблениями. Последующие обсуждения были также весьма
бурными, к тому же Микулаш из Пельгржимова не обладал ни сдер-
жанностью, ни тактичностью Рокицаны; его несколько раз прерывали.
Олдржих из Знойма был менее горячий, но когда дошла очередь до
Питера Пейна, возбуждение удвоилось. Питер был наиболее видной,
после Рокицаны, фигурой среди чехов; возможно, он даже превосходил
утраквистского священника умом и остроумием, но он был объектом
особенной ненависти католиков; его считали отступником и не раз пыта-
лись возбудить недоверие к нему у его единомышленников. Выступления
чехов продолжались с 16 по 28 января. Говорившие от лица собора были
еще более многословны. Иван Стойкович из Рагузы653, который должен
был отвечать Рокицане, говорил восемь дней: он затронул множество
вопросов, не относящихся к дебатам, и его высокомерные и жестокие
слова глубоко задели чехов. Первым протестовал Прокоп: «Ораторы,
поставленные собором, говорил он, не перестают нас оскорблять. Так-то
они держат обещания, данные в Хебе? Это оскорбление - приглашать
нас вступить в Церковь, ведь мы не только никогда из нее не выходили,
но мы хотим привести в нее всех христиан, и вас первых». При этих сло-
вах поднялся сильный шум в собрании; многие прелаты сделали вид,
что громко смеются, но нелегко было отвлечь внимание победителя при
Домажлицах. «Вы требуете, - продолжил он, - чтобы мы просто подчи-
нились вашим решениям; начните с того, чтобы доказать нам истину, и
мы подчинимся, но если она на нашей стороне, то я тоже надеюсь , что
вы ее примете»*. Рокицана присоединился к Прокопу: «Что есть Цер-
ковь, - сказал он; - где она находится? Этот вопрос я не хочу обсуждать
сейчас. Вы говорите, что Церковь на этом соборе: пусть будет так; однако
мы знаем, что сам ваш глава, папа Евгений IV, думает о вас, и какое имя
он вам дает». Джулиано вмешался, попытался успокоить чехов, умолял
их быть терпимыми не менее католиков. Ян Стойкович пробормотал
несколько извинений, но те же попытки давления вновь повторились,
прежде чем он закончил; слово «еретик» беспрестанно слетало с его уст:
Рокицана протестовал, а Костка и Прокоп покинули зал, несмотря на
попытки их удержать, и более здесь не появились, пока Стойкович не
кончил говорить. Прочие уполномоченные, имея перед глазами такой
пример, старались не раздражать чехов, и дискуссия закончилась без
дальнейших происшествий. Такое обилие речей, казалось, не произвело
большего впечатления на гуситов: дискуссии длились больше месяца,
а дело продвинулось не на много дальше, чем в первый день. Членам
собора пришла мысль, что дискуссия будет плодотворнее, если пойдет
в менее многолюдных комитетах, и собор назначил сначала комиссию
из тридцати членов, а затем подкомиссию из восьми. Однако они не
добились большего успеха, и было решено вернуться к обсуждению в
* Monum., I, р. 300
316
Гуситские посланники в Базеле и легаты собора в Праге
общих собраниях. Рокицана и его коллеги потребовали разрешения
ответить на доводы католиков, соглашения в Хебе давали им на это
право, и Джулиано, хотя и был заранее убежден, что эти потоки крас-
норечия изливаются без всякой пользы для кого-либо, не желал сердить
чехов, отказав им в предоставлении слова. Эти возражения были очень
многословны: дискуссия исчерпалась, все доводы за и против были
уже представлены, вряд ли было возможно освежить особо искусным
изложением уже не раз повторенные доводы. Собор устал от бурных
заседаний. Впрочем, чехи не позволили отвлечь свое внимание преры-
вающими их репликами; Рокицана особенно отличался находчивостью
и язвительным умом, не позволяя себя задеть. Доведенный до крайности
Стойкович закричал, что не обязан ему отвечать: я - доктор, а вы лишь
простой магистр. Вы не лучше, чем Иисус Христос, а я не хуже, чем диа-
вол, но Иисус Христос не отказался отвечать диаволу. Карлие, делегат
от Парижского университета, высказался за необходимость смертной
казни: к счастью мы не разделяем ваше воззрение, - вскричал утрак-
вистский священник; - без этого было бы значительно больше пролито
крови, особенно в Праге, где все несчастные служители Божии были
освобождены от наказания. Одного слова, одного меткого высказывания
было достаточно для него, чтобы успокоить бурю, поднятую мужествен-
ной искренностью Прокопа. Кальтайзен, доминиканец и кельнский
инквизитор, обвинил Олдржиха из Знойма в том, что он говорил, что
все нищенствующие ордена произошли от диавола, Олдржих отказы-
вался от этого. «Я сказал это, - вмешался Прокоп, - но не прилюдно, а
двум легатам в частной беседе; ни патриархи, ни пророки, ни Христос,
ни апостолы не основывали монастыри. Христос и апостолы питали бы
отвращение к бездельникам, ядущим не заработанный ими хлеб, тогда
как они, должны были бы работать, будучи такими здоровыми людьми;
так от кого же они должны происходить, если не от диавола!» Можно
представить негодование, которое вызвала подобная хула в собрании,
где было много монахов; но гнев превратился в смех, когда услышали
голос Рокицаны, перекрывающий шум, который кричал Кальтайзену:
«Эй, господин доктор, выберите-ка господина Прокопа своим провинци-
алом»654. Среди этих дискуссий, отточенных возражений, противники
учились лучше узнавать друг друга; много исчезло предубеждений, рас-
таяло предрассудков; некоторые прелаты начали испытывать приязнь
к этим смелым новаторам, которые так же доблестно владели словом,
как и мечом; в день их отъезда можно было видеть одного толстого ита-
льянского епископа, обливающегося потом, с трудом проложившего
себе дорогу через сутолоку, чтобы пожать им руки.
Но это взаимное доброе расположение нисколько не меняло ситуа-
цию: две партии были так же далеки друг от друга, как и в первый день;
стало очевидно, что они не придут к согласию. Чехи спешили возвра-
титься на родину; они были небогаты, и их средства исчерпались. Было
317
Глава XI. Переговоры и Компактаты
решено, что соборная делегация отправится в Прагу, чтобы вести пере-
говоры непосредственно с сословиями. 13 апреля гуситы простились с
собором. Рокицана поблагодарил отцов собора за благожелательность,
которую они выказали чехам, снова попросил их извинить и забыть
некоторые неуместные слова, которые могли вырваться у ораторов, и
пообещал, что церковные легаты будут приняты в Праге с почестями.
Прокоп Великий в последний раз призвал католиков: он поднялся «не
как праведный обвинитель, но как фарисей, считающий себя выше
всех прочих грешников» и начал с нескольких слов самооправдания.
Некоторые считают, - сказал он, - что он замарал кровью свои руки
священника; но никогда он не носил оружия; Да, это правда, что он
командовал во многих битвах армией, но было бы несправедливо упре-
кать его в этом: сколько раз умолял он кардиналов и папу отказаться
от своих замыслов войны и резни и заняться реформой Церкви. Теперь
эта реформа, которую народы призывали с рыданиями и слезами, может
совершиться. Обманет ли собор надежды христианского мира? Он
заклинает его услышать заповеди Господни, позволить свободную пропо-
ведь, причащение под двумя видами, суровое преследование грехов. Не
судите, - сказал Господь, - и не судимы будете. Почему Церковь должна
быть более строгой, чем ее господин?* На следующий день гуситские
депутаты покинули Базель (14 апреля 1433 г.).
Посольство, отправленное собором в Чехию, состояло из десяти чело-
век: епископы Филиберт Кутаисский и Петр Аугсбургский, Жоан Пало-
мар и Эгидий Карлие, которые уже приняли активное участие в дискус-
сиях в Базеле, Эбендорф из Газельбаха, венский каноник, Генрих Токе,
магдебургский каноник, Мартин Беррюэ, декан из Тура, и, наконец,
Иоганн из Гайльгаузена, Фридрих Паршпергер и Александр Шпарур.
Они остановились на некоторое время в Хебе в ожидании своих охран-
ных грамот; их путешествие в Чехию стало настоящим торжеством; за
несколько миль в округе сбегались крестьяне по мере их продвижения. В
Праге бургомистр и коншелы вышли им навстречу, процессия детей пела
гимны, многие зрители горько плакали**. Однако радость была не столь
всеобщей, как можно было бы предположить, глядя на эти процессии.
Нове Место, чрезвычайно взбудораженное, взирало молча и сумрачно
на эти празднества, возвещавшие бывшим товарищам Яна Желив-
ского близкую смену взглядов: столько крови было бесполезно про-
лито? Столько сражений и побед закончились лишь отступничеством!
Бывший проповедник из сироток, Якуб В лк, отличался среди всех своей
горячностью против посланцев демона, желавших совратить чехов
в римскую ересь. В какой-то момент даже стали бояться восстания.
Несмотря на самые категоричные запрещения, Влк продолжал свои
атаки против легатов все время, что они пробыли в Праге***.
* Monum., II, р. 346
** Id., id., р. 418
*** Monum.,1, р. 364-365
318
Гуситские посланники в Базеле и легаты собора в Праге
В действительности, посланцы собора намеревались лишь позна-
комиться с вражеской страной, представить точный отчет о ситуации.
С этой точки зрения недоверие и подозрительность радикалов были
действительно слишком обоснованы. Хотя посланцы знали заранее,
что не все гуситы были согласны между собой, однако они имели доста-
точно смутное представление о природе и значении подобных распрей.
Джулиано уже попытался в Базеле выявить эти разногласия. «У вас
есть противоречия с сиротками? - несколько неожиданно спросил он
однажды у Прокопа, - Да, по некоторым вопросам. - И с пражанами
еще больше?» Прокоп не ответил*. Кардинал предпринял более явную
попытку на общем заседании собора: недостаточно нам, - сказал он
чехам, - прийти к согласию по четырем статьям; необходимо знать
также, нет ли между нами другой причины разлада; и он предложил им
двадцать восемь вопросов: Верят ли они в реальное присутствие? Оста-
ется ли материальная субстанция хлеба и вина в Святых Дарах после
таинства алтаря655? Необходимы ли таинства исповеди, конфирмации,
соборования? Нужно ли уничтожить образы, упразднить посты, отме-
нить обряды и ритуалы вселенской Церкви, разрушить монастыри?
Сохраняют ли прелаты и сеньоры в состоянии смертного греха свою
власть? И т.д. и т.д. По-видимому, озабоченность кардинала была
совершенно естественной; нет ничего проще, чем пытаться очистить
ситуацию от недомолвок и неясностей, которые и без того сделали бы
любой мир непрочным. Но утраквисты и табориты расходились по всем
этим вопросам: они уходили от прямого ответа, ссылались на то, что
еще будет время вернуться к этим трудным вопросам, избегая, таким
образом, разглашения информации, которая бы стала известна собору,
и которую желал получить Джулиано. На легатов была возложена обя-
занность сделать то, что не смог сделать кардинал: выявить и увеличить
число диссидентов, вернуть в лоно Церкви тех, кого будет возможно
просто-напросто склонить к подчинению. Уступки, привезенные ими
гуситам, были смехотворны, они сводились к одному пункту: амнистия.
Было очевидно, что чехи в Праге не примут предложения, отвергнутые
столь резко в Базеле.
В июне 1433 г. собрался весьма многочисленный сейм; Рокицана
кратко обрисовал предшествующие переговоры, и было решено выслу-
шать посланцев собора. 13 июня после речи Филиберта Кутаисского,
переведенной Рокицаной на чешский, Паломар изложил предложе-
ния Церкви: чехи должны отказаться от ереси и подчиниться; затем
они должны будут обратиться к собору, который пойдет на все, чтобы
достойно воздать своим покаявшимся сыновьям. Паломар дал понять,
что будет не очень трудно прийти к взаимопониманию: по меньшей
мере, по трем пунктам учение гуситов лишь по видимости отличается
от воззрений отцов собора; что касается причащения, то удастся найти
* Monum., I, р. 311
319
Глава XI. Переговоры и Компактаты
компромиссное решение. Но эти расплывчатые обещания, эти соблазни-
тельные в будущем свободы, в качестве предварительного условия под-
разумевали отказ от главного принципа Реформы, т.е. безоговорочное
подчинение; это была слишком дорогая плата. «Мы не желаем, чтобы
собор стал нашим судьей, - сказали гуситы в Базеле*; - мы желаем
мира и мы всегда его желали, - ответили они Пал омару, - не мы начали
войну, мы ответили на нее и вынесли ее на своих плечах, впрочем, мы
имеем право с гордостью вспоминать эти битвы: сам созыв собора обязан
нашим победам. Наши победы не сделали нас спесивыми и неуступчи-
выми, но пусть нам не делают оскорбительных предложений! Мы часто
это говорили и повторяем еще раз: мы не покидали Церковь, мы не
обязаны в нее возвращаться. Что касается нашего подчинения собору,
то это было бы отречением от нашего истинного судьи - Писания - выда-
чей нас с головой врагу; только Бог, а не человек, есть судия веры**».
Легаты, однако, привели гуситам серьезное возражение: «Одно
дело, - ответили они, - судья, вершащий правосудие согласно закону,
а другое - закон, следуя которому судят. Мы согласились принять в
качестве закона Писание, деяния Христа, апостолов, первоначальной
Церкви, а также учителей Церкви и соборы, которые действительно
опираются на Евангелие; однако возникают трудности, противоречи-
вые толкования; итак необходим посредник, третейский судья, судья,
который изъясняет и применяет закон. Этим судьей не могут быть ни
чехи, ни их священники - поэтому необходимо следовать примеру про-
чих христиан, подчиниться Церкви и собору***». На этот довод табориты
отвечали также, как позже протестанты: Библия является законом,
личная совесть толкователем, каждый верующий - абсолютный судия
истины; утраквисты, поставленные в весьма затруднительное положе-
ние, избегали всякого прямого ответа, но через эти несовпадения и недо-
молвки ясно проступало одно обстоятельство, а именно - они никогда не
удовлетворятся жалкими уступками, которые им предлагали.
В то время как публичные обсуждения продолжались без результата,
легаты приступили к сбору информации и тайным проискам, которые,
в конце концов, привели к открытому разрыву таборитов и чашников и
победе католицизма. Они проявили в этих интригах настоящий дипло-
матический талант, и речь, в которой они (по своем возвращении в
Базель) представили собору общую картину положения дел, оказывала
большую честь если и не их преданности, то, по меньшей мере, их про-
ницательности и тонкости ума. «Подавляющее большинство населения, -
сообщали они, - привержено утраквистскому причащению, и хотя эта
приверженность, возможно, не слишком глубока у всех тех, кто считает
себя гуситами, но, безусловно, по той или иной причине ни один еретик
не вернется в Церковь, если не будет дано согласие на чашу для мирян».
* Monum., I, р. 331
** Id., II, р. 419-420
*** Monum., II, р. 423
320
Гуситские посланники в Базеле и легаты собора в Праге
Приведя этот главный факт, они ясно разделили три чешские партии:
одни скорее приняли, чем усвоили, утраквизм; они более всего желают
примириться с Церковью и малейшая уступка будет расценена ими как
достаточная. Другие также заявляют о своем подчинении римской курии,
но готовы взяться за оружие против любого, кто попытается отнять у них
чашу656. Третьи стараются лишь изобрести новые предлоги для отделе-
ния от Церкви, и их можно обуздать только силой оружия*. Невозможно
было яснее определить позицию крайне умеренных, каликстинцев и
таборитов: как и во время правления Корибута, умеренные ждали лишь
благоприятного случая, чтобы исповедать свои заблуждения657, в то
время как чашники желали вернуться в Церковь с законно подписан-
ными договорами и получить привилегированное положение. Напротив,
табориты отчаялись переубедить собор или получить от него абсолют-
ную свободу, в которой нуждались, они продолжали лишь сожалеть о
бесполезных и опасных переговорах: их, несколько вяло, поддержали
народные массы, но их главную силу составляла армия, которая, будучи
хозяйкой страны, становилась все более воинственной по мере того, как
в ней усиливался иностранный элемент; к несчастию, то, что составляло
их силу, делало их в то же время слабыми: богатые люди, бюргеры, а
более всего знать, устали от этой военной тирании**. Как только легаты
четко оценили взаимоотношения и влияние партий, они предложили
план, которому следовал собор - без колебаний и отступлений, вплоть до
заключения мира. Крайне умеренные были слишком малочисленными и
слишком непопулярными, чтобы обращаться исключительно к ним, их
содействие было бы ценно позднее, вначале речь шла о том, чтобы заво-
евать каликстинцев. Некоторые пункты, по которым они расходились с
Церковью, были важными, но это не делало невыполнимым любое воз-
можное примирение. Сделанные им уступки были крайне необходимы
для того, чтобы прельстить их покорным поведением; затем, когда союз
укрепится, когда спокойствие вернется в души, мало-помалу можно будет
вернуться к ограничениям, которые уже позаботятся внести, используя
неточности и двусмысленности, которыми будет изобиловать договор, и
так незаметно вернут чехов к общему праву. Некоторые прелаты, более
щепетильные или менее прозорливые, протестовали против крайней
снисходительности, которую проявляли по отношению к гуситам;
Фома Эбендорф сказал, что невозможно, не подвергнув опасности веру,
позволить чехам причащаться под двумя видами***; ему раскрыли план:
чехи народ опасливый, они не хотят входить в церковное стойло; необхо-
димо использовать хитрость, обмануть их ради их собственного блага****.
*Id.,I, р. 388.
** Monum., И, р. 431: народ и паны были не свободны, но угнетаемы; р. 433: они отметили,
что в Чехии господствуют наиболее воинственные, а прочие не осмеливаются высказы-
ваться в пользу желаемого ими мира.
*** Monum., I, р. 723.
**** Id., Oportebat astutia uti et dolo bono («Следовало прибегнуть к хитрости и благому об-
ману» (лат.) - Прим. ред.).
321
Глава XI. Переговоры и Компактаты
Потакают ведь лошади и мулу, пока не наденут на них недоуздок. Как
верить вашим словам? - говорили чехи Генриху Токе, во время пере-
говоров в Хебе; не вы ли учили, что обещание, данное еретику, не явля-
ется обязательством? Легаты заверяли в своей искренности, и пока их
совесть была совершенно спокойна: они не думали нарушить договор,
но рассчитывали убедить чехов отказаться от него не силой, но путем
постоянного и незаметного давления. Выгода Церкви была очевидна,
выгода собора - еще больше: какая победа для него, если он закончит
эту войну, которая опустошает Европу в течение почти двадцати лет,
если он восторжествует над народом, который отразил пять крестовых
походов и насмехался над всеми угрозами Мартина V и Евгения IV!
Чехи были весьма недовольны: легаты находились в Праге почти
пятнадцать дней, но до сих пор не смогли выдвинуть серьезного пред-
ложения. Выходит, они приехали только для того, чтобы вести себя
заносчиво с гуситами и обращаться с ними как с еретиками? Или, в
самом деле, эти переговоры скрывали какую-то тайную миссию? В то
время как шла дискуссия, немецкие войска вновь собрались на границе.
Утверждалось, правда, что они намереваются отправиться на помощь
Тевтонскому ордену; но кто знает, как бы они в последний момент не
развернулись против Чехии; проповедники Нового Места удвоили
свою ярость, и Прокоп, который в первый день пригрозил смертью
всем, кто нападет на легатов, вызывал теперь гнев у радикалов: если
бы у послов, - говорил он, - не было бы охранной грамоты, такой пра-
вильной и такой точной, он бы совершил такое, что ужаснуло бы мир.
В тот момент, когда разрыв казался неизбежным, легаты раскрыли
свои карты и перевели дебаты в другое русло. Вы хотите, чтобы собор
принял четыре статьи, - сказали они; - но необходимо еще, чтобы мы
их знали; дайте нам точную формулировку, признанную всеми вами.
Это простое требование доказывает, что они теперь знали о раздорах,
ослаблявших их противников, о разнообразии верований и чаяний, кото-
рые скрывались под этой общей и расплывчатой программой четырех
статей. Вплоть до сего момента поддерживалось единство, по меньшей
мере, видимое. Как только перешли к частностям, расхождения должны
были проявиться. И действительно, речь, в которой Рокицана излагал
четыре статьи, вызвала бурные протесты определенной части сейма и
вынудила назначить комитет, призванный найти компромисс. Табориты
были на сейме в подавляющем большинстве; легаты не надеялись, что
из работы этого комитета сможет получиться что-то определенное, что
он сможет послужить основой для примирения гуситов и Церкви, но
они продолжили свои интриги за пределами сейма. С первого дня они
нашли ценного помощника в лице Менгарта из Градца, который стал
мало-помалу главой всего дворянства и который был привержен при-
чащению под двумя видами ровно настолько, чтобы не вызывать подо-
зрения у чашников. Он познакомил прелатов с наиболее влиятельными
322
Гуситские посланники в Базеле и легаты собора в Праге
аристократами и рыцарями; они позвали их на своего рода частное
собрание, рассказали им о существующем всеобщем замешательстве,
смятении умов, многочисленных новых сектах, возникающих каждый
день. В Праге, некогда славной своим университетом, вскоре не будет
ни магистров, ни докторов; священников становится все меньше; после
смерти тех, кого рукоположил архиепископ Конрад, чехи останутся в
темноте, без утешения и помощи. Беспорядки в материальной сфере
были не меньше, чем в нравственной; никто не был более хозяином
своего имущества, дворяне, бывшие естественными вождями королев-
ства, должны были подчиниться переменчивой тирании части вожаков
солдат удачи; именно на панов падало бесчестье всей нации, именно на
них лежит обязанность установить мир; по поводу трех статей уже почти
достигнуто соглашение; что же касается причащения, то собор пойдет
на большие уступки; пусть чехи только присоединятся к Церкви, она
не откажет им в свободах, которых они желают*.
Сейм вскоре понял, за чем дело стало: он призвал легатов объяс-
ниться, предъявить свой ультиматум; они ответили категоричным отка-
зом; но они говорили лишь от своего имени, поскольку только собору
принадлежит право принять решение; чехам следует лишь послать
новое посольство, которое изложит собору свои требования**. Прелаты
не доверяли сейму, в котором их противники были в большинстве, они
хотели дождаться, когда их тайные происки принесут свои плоды,
когда шляхта привыкнет к мысли о разрыве с таборитами. Сейм решил,
наконец, послать в Базель трех делегатов***, и 3 июля 1433 г. посланцы
собора простились с сеймом. Несмотря на кажущуюся неудачу, они
заслужили благодарность Церкви: ведь радикалы, бывшие в течение
ряда лет во главе правительства, вышли из переговоров униженными
и ослабленными, а утраквисты, со времени провала Корибута вынуж-
денные перейти к обороне, подняли голову; приближался момент, когда
они снова возглавят движение; это был первый и серьезный успех - ведь
с таборитами не было возможно никакое соглашение, а с утраквистами
мир был возможен. Другой результат, столь же реальный - католики,
наконец, убедились в неотложности решения сложившейся ситуации
и отбросили предубеждения, которые сделали бы неизбежным разрыв,
они поняли, что ничего не достигнут, если не смирятся с некоторыми
уступками. Уверенные в том, что каликстинцы не отрицали в принципе
власть Церкви, они считали бесполезным и невозможным навязать им
немедленно декларацию о подчинении, для них болезненную, они просто
намеревались подвести их к этому не спеша, идя путем, устланным бла-
говолением; с этого времени дело собора стало легким, программа была
намечена: он должен был лишь продолжить политику своих посланцев,
* Monum., I, р. 442; II, р. 433
** Monum., I, р. 709-712
*** Последние заседания были бурными: propinquum erat ad seditionem («на грани восста-
ния» (лат.) - Прим, ред.)
323
Глава XI. Переговоры и Компактаты
увеличивая разлад, и убедить утраквистов удовлетвориться минимумом
привилегий, к тому же достаточно скромных, дабы не опорочить като-
лическое учение, и достаточно неясных, чтобы создать впоследствии
благоприятные условия для их ограничения, и возможно, даже полного
от них отказа.
Посольство, отправленное в Базель пражскими сословиями, не доби-
лось никаких результатов; оно представляло таборитское большинство, а
католики хотели заключить договор отнюдь не с ними. 11 сентября новое
посольство отправилось из Базеля в Чехию; оно состояло из Филиберта
Кутаисского, Жоана Паломара и Мартина Беррюэ. Они столкнулись с
определенными трудностями, получая разрешение на въезд в королев-
ство и, в конце концов, отправились в дорогу, не дождавшись охранных
грамот; они прибыли в Прагу 22 октября, но переговоры начались только
к середине ноября (1433 г.).
Сословия прежде всего потребовали, чтобы им рассказали о предло-
жениях собора: после долгих колебаний легаты уступили, чтобы избе-
жать немедленного разрыва. Четыре статьи были приняты, но с оговор-
ками, значительно снижавшими их значимость, что глубоко возмутило
как утраквистов, так и таборитов. Особенно плохо была встречена статья
о причащении: вопрос причащения детей не был окончательно разрешен;
обычай причащения мирян из чаши был всего лишь допущен, но не
объявлен святым и спасительным; наконец, отцы собора совершенно не
приняли во внимание просьбу чехов, желавших, чтобы чаша была раз-
решена не только в Чехии, но и в Силезии и Польше, и хотевших, чтобы
сам собор повелел чешским католикам принимать чашу. Это требование,
хотя и было из числа самых естественных и законных, показалось пре-
латам смешным; пражане если и не ясно поняли, то, по крайней мере,
догадались о замысле собора; они очень хорошо понимали, что легаты
преследуют только одну цель - постепенно ослабить, разъединить и
подчинить их. Если они примут предложение прелатов, то тем самым
поддержат существование в стране двух враждебных партий, всегда
готовых сцепиться; их неизбежное соперничество станет для собора
ценным поводом вмешаться и нарушить договор в тот момент, когда
обстоятельства покажутся ему благоприятными. Чашники поставили
бы под удар свою свободу, когда бы не потребовали, если не полной неза-
висимости, то, по меньшей мере, автономии, которая стала бы гарантией
выполнения договора и привела бы к созданию национальной Церкви.
К несчастью, если они и видели опасность и способ ее избежать, они не
сумели до конца выполнить план, который был так умело продуман, и
тем самым позволили мало-помалу поставить себя в ложное и опасное
положение.
Легаты начали с того, что успокоили панов, изменив статью, каса-
ющуюся церковного имущества, и пообещав таборитам ходатайство-
вать на соборе (как только мир будет подписан) о том, чтобы им было
324
Гуситские посланники в Базеле и легаты собора в Праге
пожалованы новые свободы, а также устранить затруднения, которые
могли возникнуть. Но все-таки стороны еще были весьма далеки от
соглашения, и легаты решили резко переломить ситуацию; паны спе-
шили покончить с этим делом, в Праге свирепствовала чума, унесшая
более тридцати тысяч жизней. 30 ноября в ходе весьма бурной дискуссии
послы пошли еще на несколько формальных уступок и пообещали, что
на все время переговоров, в ходе которых гуситы должны вернуться к
католицизму, собор будет руководствоваться Хебскими соглашениями.
Заседание было очень бурным, большинство членов уже уехали; самые
влиятельные гуситские священники, главы партии и легаты удалились
в отдельный зал и после нескольких кратких реплик и речи Паломара
пожали друг другу руки в знак примирения; однако было очевидно, что
договором здесь и не пахло: пользуясь замешательством, священники,
побуждаемые панами, заверили в своем искреннем желании объеди-
ниться, высказали надежду, что согласие близко, но они выдвигали
оговорки, настаивали на своих возражениях; прелаты воспользовались
всеобщим смятением и не отказали себе в удовольствии обратить столь
привычную для того времени сцену умиления в формальное обязатель-
ство. Как это очень часто бывает, их поведение было смесью искренности
и двуличия; им было выгодно принять всерьез мимолетное воодушев-
ление, удовлетвориться расплывчатыми формулировками и пренебречь
оговорками, лишавшими эти декларации всякой дипломатической
значимости. Они тотчас же отрядили в Базель Мартина Беррюэ, чтобы
сообщить собору, что на основе Компактатов заключен мир. На самом
деле он был так мало значим, что уже на следующий день трудности
возобновились, а послы покинули Прагу, не закончив свое дело. У каж-
дого посольства была своя задача: первое изучило ситуацию и ослабило
таборитов; второе усилило внутренний разлад среди чехов, настроило
дворян против радикалов, привлекло к Церкви часть предводителей
крайне умеренной партии, которые (как, например Ян из Пржибрама,
Прокоп Пльзеньский и Менгарт из Градца) были удовлетворены уступ-
ками 30 ноября, а также поставило утраквистов в трудное положение.
Задача Церкви состояла отныне в том, чтобы участвовать в разгроме
радикалов, требуя от каликстинцев выполнения их предшествующих
обещаний*.
Очевидно, что табориты не удовлетворятся двусмысленными уступ-
ками собора и не оставят без боя свободу, завоеванную столь дорогой
ценой: в той точке, которую достигли переговоры, стал неизбежен
разрыв - между желающими подчиниться Церкви и оставшимися
верными религиозным и политическим убеждениям, которые были
свойственны первым гуситам658. Утраквистские священники, ревност-
* Эти так называемые Компактаты 1433 г. были опубликованы по латыни и на чешском
в Archiv desky, III, р. 398 и след. Мы располагаем отчетом об этих переговорах Карлие
(Mon., I, р. 498). Но его следует дополнить словами Рокицаны (р. 590) и Мартина Лупача
(р. 456). Мне кажется, что Палацкий преувеличивает роль шляхты в этих переговорах.
325
Глава XI. Переговоры и Компактаты
ные каликстинцы, разрываясь между недоверием, которое им внушал
собор, и своими миролюбивыми чаяниями, сохраняли промежуточное
положение; дворянство удовлетворилось полученными обещаниями
и, будучи исподтишка подстрекаемо легатами, ждало лишь благопри-
ятного случая, чтобы свергнуть иго радикалов. Во время второго сейма
1433 г. многочисленные неофициальные собрания сблизили главных
панов, причем сами эти собрания оглашались грозными словами: «Под
солнцем не было более несчастной нации, чем чехи; они всегда при ору-
жии, но даже победы не избавляли их от угрозы новых войн. Настало
время свергнуть Прокопа; разве они подчинили другие народы лишь для
вящей славы тирана? » Менгарт из Градца, вдохновитель этих собраний,
добился назначения управляющим королевства Алеша из Ризенбурка*,
а в действительности сохранил за собой руководство правительством.
Это была первая попытка отстранить таборитского военачальника, за
ней последовали другие. 4 марта 1434 г. была создана лига моравских
панов - гуситских и католических; в следующем месяце чешские и
моравские бароны, Старе Место Праги и некоторые другие коммуны
образовали конфедерацию, они обязались поддерживать друг друга и
прикладывать все силы к поддержанию порядка в стране. Союзники
приказали вооруженным отрядам прекратить опустошать страну и само-
распуститься. Полная амнистия должна была загладить совершенные
прегрешения, но с неподчинившимися будут поступать как с врагами
нации. Была создана армия, собравшаяся в окрестностях Кутной Горы.
Первое нападение панов было направлено против Нового Места:
они требовали от них вступления в лигу. Жители, не давая никакого
ответа, стали готовиться к сопротивлению, но 6 мая, еще до того, как
укрепления были закончены, армия союзников заняла Старе Место и
битва началась. Мужества и опытности Прокопа было недостаточно,
чтобы уравновесить численное превосходство врага, серьезное сражение
произошло только у ратуши, и защитники сдались, после того как им
пообещали свободный отход. Большое число домов было разграблено,
архивы и привилегии уничтожены. Прокоп, которому удалось скрыться,
призвал себе на помощь радикалов.
К несчастью, на протяжении последних трех лет ряд событий поко-
лебал доверие и ослабил надежность грозной армии таборитов. Чехи
все время отвергали перемирие, которого требовали прелаты, и не
отказывались ради переговоров от своих рискованных набегов. Они
несколько раз вторгались и опустошали Австрию, Силезию и Венгрию
(1431 г.), напали на Бранденбург (1432 г.), а один отряд сироток даже
дошел в 1433 г. до побережья Балтийского моря и угрожал Данцигу659.
Однако, несмотря на эти успехи, признаки разложения в армии стали
очевидны даже для самых непроницательных: железная дисциплина,
составлявшая силу солдат Жижки, ослабла, все большее число искате-
* Arch, ё., III, 412
326
Разрыв между радикалами и умеренными: Липаны, смерть Прокопа и поражение таборитов
лей приключений, привлеченных ранее успехами Прокопа Великого,
Прокопа Малого и прочих гетманов таборитов или сироток, уже не были
приверженцамии религиозного воодушевления и глубокой веры, кото-
рые превращали чешских крестьян в героев, а их алчность навлекла на
них суровые нарекания. Соседние народы мало-помалу приободрились,
привыкали к войне, учась на примерах и ошибках своих завоевателей.
В 1431 г. отряд, вторгшийся в Австрию, был разбит при Быдове (Вайд-
гофене). Сиротки, зашедшие слишком далеко на территорию Венгрии,
были застигнуты врасплох холодом и дождем, на них напала венгерская
армия, и они понесли при отступлении значительные потери. Этот упа-
док военного искусства явно проявился при осаде Пльзеня. Утраквисты
понимали, насколько трудно будет добиться от собора, чтобы он сам
призвал чешских католиков к причащению под двумя видами. Чтобы
добиться образования национальной чешской Церкви, они должны
были сначала подавить всякое сопротивление, и тогда легатам, без
сомнения, пришлось бы признать свершившийся факт. Юго-запад,
который в начале войны был столь глубоко пронизан реформаторскими
идеями, почти полностью возвратился к католицизму. Пльзень был
центром сопротивления, единственный чисто славянский город, отверг-
ший утраквизм; гордый своим многолетними успехами, защищенный
опоясывающим его рядом замков и небольших городков, он мог бы не
подчиниться и приказам собора, если бы тот пожелал навязать ему
чашу; его падение повлекло бы подчинение всего запада, а потому было
принято решение о большом походе. Утраквисты, сиротки и табориты
объединили свои силы, и в июле 1433 г. гуситы появились у стен города.
Эта осада Пльзеня невольно приводит на память знаменитую осаду
Штральзунда императорскими войсками во время Тридцатилетней
войны: как и тогда, участь Церкви зависела от одной крепости. Взятие
Пльзеня обеспечило бы победу гусизма и образование национальной
славянской Церкви, как взятие Штральзунда двумя столетиями позже,
обеспечило бы победу папства. Но как и Штральзунд, Пльзень выстоял.
Собор снабдил его деньгами, паны - припасами. Осада в конце концов
превратилась в блокаду, но предательство и недисциплинированность
расшатали силы еретиков. Такое долгое бездействие оказалось невыно-
симым для искателей приключений; вдобавок страна была истощена,
приходилось предпринимать дальние походы, и несколько раз граби-
тели были захвачены врасплох и разбиты. Доверие между вождями
пошатнулось, сам Прокоп не был уверен в своих людях. Некий Пардус
повел несколько тысяч солдат в Баварию; он подвергся внезапному
нападению, и его обращенное в бегство войско оставило на поле боя три
сотни раненных и более одиннадцати сотен убитых, они были вынуж-
дены бросить и свои повозки и добычу. Когда побежденные вернулись
в лагерь у Пльзеня, они обвинили своего предводителя в предательстве.
Армия взбунтовалась, мятежники арестовали Пардуса и осудили его на
327
Глава XI. Переговоры и Компактаты
смерть; Прокоп заступился за него, но бунтовщики никого не слушали
и один из заправил мятежа - Тварог, возможно тайный эмиссар панов,
ударил священника660 по лицу. Победитель при Домажлицах был брошен
в тюрьму. Солдаты вскоре одумались, бросились к его ногам, умоляли
его вновь принять командование; он отказался и оставил армию. После
его ухода дела пошли все хуже и хуже, осада не продвигалась, жители
получили подкрепление и вновь перешли в наступление. Обеспокоенные
тем, что затевалось в Праге, подстрекаемые священниками, призывав-
шими защитить находящуюся под угрозой веру*, табориты пребывали в
бездействии, будучи неспособными победить и не осмеливаясь признать
свой провал. Получив известие о взятии Нового Места шляхтой, они
решились, наконец, снять осаду. Благодаря Пльзеню чешский католи-
цизм был спасен. Торжественная процессия напоминала об этой великой
победе вплоть до времени правления Иосифа II661, который упразднил
этот праздник как неприятное напоминание о гражданских войнах
в Чехии.
Прокоп шел на битву с душой, полной глубокой печали, он разо-
чаровался в своем деле; мятеж и недисциплинированность его солдат
оставили в его сердце глубокую и неизлечимую рану. Он хотел осно-
вать свободу на душевном трепете, возродить с помощью армии нацию,
и обрел горький опыт, который и после него, увы, были вынуждены
принять столько великодушных и талантливых людей: тирания раз-
рушает, а не созидает, насилие порождает насилие. Он устал от жизни,
он боролся, пока надеялся достичь цели, которую ставил перед собой;
теперь он ждал смерти как освобождения, возможно, как искупления.
Письмо, написанное им Прокопу Малому, чтобы побудить его снять
осаду Пльзеня и выступить против панов, наполнено мрачными пред-
чувствиями: «Было бы лучше умереть, - говорит он, - чем оставлять
без отмщения кровь наших возлюбленных братьев. Прощай в Господе,
утешающим после того, как наказал»**.
Армия Прокопа насчитывала около восемнадцати тысяч человек662:
все города королевства (кроме Праги, Пльзеня и Мельника) высказались
в его пользу663. В этот последний час различия сгладились; остались в
наличии две партии, привилегия и свобода, Революция или Реакция.
Прокоп решил начать сражение с панами близ Кунратиц; они, ожидая
подкрепления, стремились выиграть время и затеяли переговоры.
Табориты требовали, чтобы договор основывался на принципе quo ante
bellum (до наступления военных действий); дворяне согласились,
однако они понимали под этим «до первых гуситских выступлений», а
их противники - до взятия Нового Места. Впрочем, при существующем
* «Священники действовали ночью и днем, они приходили под Пльзень и говорили сол-
датам: воистину ваше благоразумие достойно восхищения. Вот все бароны и все комму-
ны королевства собрались в Праге; они хотят не мира, но взять над вами верх и сжечь;
они собрались, чтобы вас уничтожить» (Urk. Beit., II, 402)
** Urk. Beit., II, p. 411
328
Разрыв между радикалами и умеренными: Липаны, смерть Прокопа и поражение таборитов
положении вещей любое примирение было невозможно. Паны соеди-
нились с католиками запада и юга страны, которых привел Олдржих из
Рожмберка, и они бросились преследовать Прокопа, направившегося на
восток. Две армии встретились около деревень Липаны и Гржибы, между
городами Чески Брод, Коуржим и Планяны. Армию лиги, насчитывав-
шую около двадцати пяти тысяч человек664, возглавлял старый товарищ
Жижки Боржек из Милетинека665. Противники некоторое время стояли
на месте, никто не решался напасть первым; преимущество осталось бы
за тем, кто выманил другого за полевые оборонительные сооружения.
Артиллерия таборитов превосходила артиллерию противника и беспре-
станно беспокоила его; дворяне, у которых не хватало припасов и кото-
рые устали от длительного бездействия, громкими криками требовали
начала сражения. Зачем подобным образом тратить наше время, - гово-
рили они, - и рисковать нашими жизнями без пользы? Славная смерть
предпочтительнее трусливого и жалкого конца. Боржек уступил жела-
нию своих воинов и повел их на приступ (3 1666 мая 1434 г.). После первого
залпа они замедлили шаг и отступили в беспорядке. При этом зрелище
из таборитского лагеря раздался громкий крик: вперед! вперед! враги
бегут, и, оставаясь глухими к советам своих вождей, они устремились
из-за своих повозок, чтобы окончательно обратить в бегство панов. Едва
они вышли за свои укрепления, как дворяне перестроили свои ряды, их
бегство оказалось лишь хитростью. В то же время вторая линия667 отре-
зала таборитов от их повозок и заключила в железный круг: битва была
проиграна. Чапек668 и та часть армии Прокопа, которая не была захва-
чена обходным маневром католиков, разуверились в удаче, и вместо
того, чтобы напасть на дворян, заключив их, таким образом, меж двух
огней, покинули поле битвы. Табориты дорого отдавали свою жизнь.
Битва продолжалась весь день и всю ночь. Дворяне никому не давали
пощады, они собрали едва ли несколько сот пленников, а шестнадцать
тысяч убитых остались на поле битвы669, среди них - Прокоп Великий,
Прокоп Малый и большая часть гетманов. Так исполнилось мрачное
пророчество Сигизмунда: Чехия будет побеждена только Чехией. По-
следнее утешение для этих героев, столь любивших свою страну! Они
пали с честью под ударами своих соотечественников* 67°. Все повоз-
ки, пушки и военные припасы стали добычей победителей: несколько
сотен беглецов, захваченных в плен в последующие дни, были злодейс-
ки сожжены. Победа панов была достаточно полной, чтобы война каза-
лась оконченной, и действительно, несколько дней спустя было подпи-
сано перемирие: коммуны и гетманы таборитов обязались подчиниться
решениям сейма, который должен был собраться в день св. Иоанна.
* «Эта победа может дать представление о том могуществе, которым тогда обладало Богем-
ское королевство; с тем, что столько земель, столько немецких князей не смогли совершить,
чехи, безо всякой помощи, справились сами» (Windecke, с. 196). Я следую в своем описании
битвы рассказу жителей Пльзеня (Pal. Urk. Beit., II, р. 414-415) и Германа Корнера (col.
1338). Рассказ Сильвия очень интересен, очень драматичен, но совершенно фантастичен.
329
Глава XL Переговоры и Компактаты
Венцеслав Черный. Битва у Липан.
Конница умеренных врывается в вагенбург радикалов
Между тем важность битвы при Липанах часто преувеличивали:
табориты даже после своего ужасного разгрома удерживали доста-
точно большое число укрепленных мест в Чехии, Моравии, Силезии и
в Венгрии; не все отряды были истреблены, города еще могли оказать
сопротивление, что позволило бы им объединиться, реорганизоваться
и создать по-прежнему грозную армию. Правда состоит в том, что ради-
кальная партия, лишенная своих самых выдающихся предводителей и
растерявшая свой авторитет, отныне не могла уже оказывать решающего
влияния на события; не следовало бы доводить ее до крайности, но она
должна была отказаться от всякой надежды сохранить руководство
движением.
Радость католиков не замедлила привести к раскаянию тех из побе-
дителей, кто сохранил некоторую веру в Реформу. Все письма католи-
ков, относящиеся к битве при Липанах, переполнены оскорбительной
радости: «Дорогие друзья, - писали жители Пльзеня, - мы возвещаем
вам добрые и радостные новости: все враги нашего собора разбиты и
сокрушены». Гонцы, принесшие Сигизмунду весть об исходе битвы,
оказались непривычно проворны, поскольку они знали, что император
будет счастлив услышать эту новость*; едва собор узнал об этом, он распо-
* Сигизмунд был тогда в Ульме, он написал собору: Hodie hora vesperarum confluxerunt
ad nos nuncii qui in tribus diebus et citius volantissime applicuerunt, apportantes nobis
jocundissima et felicissima nova de victoria nostrorum et conflictu Taboritarum («Сегодня,
в час вечерни, прибыли к нам вестники, которые за три дня и даже быстрее примчались,
330
Рокицана и Компактаты
рядился торжественно воспеть Те Deum671. Внутри страны католическая
партия подняла голову. Еще до битвы при Липанах многие священники
уже проповедовали в церквях католическую веру, множество магистров
университета подчинились Риму; «только шайка разбойников, - гово-
рили католики, - является препятствием к святому примирению*».
Теперь, когда разбойники были разбиты, мир мог быть заключен; но
следуя желанию Церкви, такой мир значительно больше походил на
капитуляцию гусизма, чем на свободное соглашение.
Между тем едва истекли несколько недель, как отцы собора и импе-
ратор поняли, что они, возможно, несколько поспешили с Те Deum;
даже среди победителей при Липанах хватало убежденных гуситов,
сильно рассерженных на легатов и решительно настроенных потре-
бовать от Церкви серьезных уступок. Религиозная реформа, четыре
статьи стали в некоем роде национальным достоянием; горе тому, кто
осмелится их затронуть. Во главе этой партии сопротивления собору
встал Рокицана. В Базеле он выказывал умеренность и сдержанность,
которые навлекли на него подозрение в предательстве; его воображение
было потрясено торжественностью этого великого собрания, где собрался
весь христианский мир. Но с таким сложным характером, как у него,
нередко происходит так, что какое-то одно действие объясняется сразу
нескольким причинами, подчас весьма различными; представляется
вероятным, что его попытались привлечь на свою сторону, пообещав
архиепископскую кафедру в Праге. Слишком умный, чтобы продаться,
он был, несомненно, прельщен этим предложением, столь привлека-
тельным для его честолюбия и полезным для его воззрений; оно давало
ему возможность защитить гусизм от возможной реакции. Вернувшись
в Прагу, он расстался с легатами, подозревая их в желании обмануть
его; он защищал четыре статьи против таборитских перегибов, но он
не отдаст их во власть католиков. Со времен второго посольства он про-
должал проявлять сдержанность: «Разорвать с прелатами, - сказал он
сейму, - очень опасно. Сколько бед может произойти из-за этого: разо-
рение королевства, голод, нехватка священников. С другой стороны,
не меньшая опасность, если мы удовлетворимся простой свободой при-
чащения под двумя видами, если она не будет распространена на всех
жителей королевства. Наша Евхаристия - лучшая, скажут католики,
ну нет, наша - скажут чашники; отсюда разделения в клире и народе.
Бывшие настоятели вернутся в свои приходы, откажут в чаше мирянам,
вынудят их предать свою веру, и все это во имя свободы. Мы уже видели
эту свободу при Вацлаве, и она не продлилась долго, одна партия изгнала
другую. Я признаю свое невежество, и я не знаю, чью сторону принять».
Битва при Липанах вместо того, чтобы склонить его принять некоторые
доставив нам крайне радостные и счастливейшие новости о нашей победе и битве табори-
тов» (лат.) - Прим, ред.)
* Urk. Beit., II, р. 403
331
Глава XI. Переговоры и Компактаты
уступки, напротив, заставила его усилить требования; он избавился от
этой радикальной секты, ее нетерпеливость и неблагоразумие порочили
его и заставляли беспокоиться, и ему более не было нужды со сдержан-
ной силой смирять страхи, порожденные таборитами. В то же время
Рокицана яснее понимал необходимость добиться выгодных условий: он
чувствовал, что гусизм только что утратил один из своих самых грозных
инструментов и отныне значительно больше подвержен козням своих
врагов. Легаты были весьма удивлены и по-настоящему возмущены
поведением Рокицаны, и этот политик, этот умеренный возбуждал не
менее горячую ненависть, чем фанатики, наиболее враждебные Церкви.
Никогда две партии, гуситы и католики, не были, казалось, столь
далеки от того, чтобы услышать друг друга, как после разгрома табо-
ритов: казалось, что всякая надежда на мир потеряна, и переговоры
находились в подвешенном состоянии в течение почти целого года.
Император понял, что настал момент для его вмешательства и добился
от гуситов одной из наиболее важных уступок. Значительным препят-
ствием на пути к миру, камнем преткновения, оставалось требование
еретиков навязать чашу всем жителям королевства: они в действитель-
ности были убеждены, что сосуществование двух исповеданий в Чехии
повлечет столкновения, новые войны, а в достаточно близком буду-
щем - уничтожение их собственных свобод. Но разве не существовало
никакого другого средства предотвратить грозящие опасности, защитить
национальную Церковь от любого вероломства? Может быть, достаточно
добиться независимой организации? С утраквистским архиепископом
никакая реакция будет невозможна, свобода будет тем лучше сохранена,
если она не основана на угнетении меньшинства. Эта идея получила
быстрое распространение в умах, и на этой основе начался совершенно
новый цикл переговоров*.
Тем не менее дискуссии в Брно (июль 1435 г.), казалось, еще не
должны были привести к столь желаемому миру. Легаты стали очень
обидчивыми, обвиняли Рокицану в том, что он их оскорбляет, нападая
на учение Церкви о Евхаристии. Собор приказал своим послам придер-
живаться решений 1433 г.; если гуситы представят какое-либо новое
требование, то от них потребуют выполнить сначала условия Пражского
договора**. Легаты следовали буквально данным им инструкция; на все
замечания они неизменно отвечали: сдержите сначала свои обещания,
подчинитесь Церкви, а затем посмотрим. Можно понять раздражение,
которое вызывали подобные приемы у чехов, поскольку они были уве-
рены, что ничего не обещали, а теперь оказались связанными договором,
который никогда не заключали.
Чем больше легаты демонстрировали отсутствие гибкости, тем больше
Сигизмунд являл кротости и обходительности. Никакое требование его не
* Monum., I, р. 632
** Monum., I, р. 619
332
Рокицана и Компактаты
сердило и не удивляло, его отказы не были ни категоричными, ни оконча-
тельными: только подданные королевства будут иметь право представления
кандидатов на бенефиции и их раздачи; не будет больше вызовов в иностран-
ный суд, причащение под двумя видами будет сохранено, при исключении
католического причащения, повсюду, где оно было введено, сейм изберет
архиепископа и двух епископов; император все принял и все пообещал*.
Переговоры длились три года, так и не закончившись соглашением, утом-
ление от дискуссий и собеседований было не меньшим, чем от битв; утрак-
висты с готовностью воспользовались предоставившейся возможностью;
как только договор будет подписан, полагали они, Церковь удовлетворится
тем, что ее власть признали, и станет более снисходительной; собор, чьи
затруднения были известны, готовился ввязаться в сложную и опасную
борьбу против папства, поэтому он слишком нуждался в Сигизмунде, чтобы
не пойти на все уступки, которые были желательными королю. Некоторые
утраквисты, однако, понимали, что чехи могут вновь оказаться в ложной
ситуации: и действительно, император обещал больше, чем мог бы осу-
ществить. Даже допуская, что он был искренен (а сколько было доводов,
чтобы в этом сомневаться!), он никогда бы не пошел на разрыв с Церковью,
чтобы понравиться еретикам. Гуситы также оказались бы связанными
договором, который оставил бы нерешенными главные вопросы и был бы
постоянной угрозой. Надеясь, по меньшей мере, смягчить эти отрицатель-
ные стороны, они хотели, чтобы обещания Сигизмунда были отражены в
Компактатах, и предложили дополнительную статью к соглашению от
30 ноября 1433 г.: «Договоры с Базельским собором не будут никоим обра-
зом посягать на свободы и привилегии королевства Чешского и маркграф-
ства Моравского». И хотя эта формулировка была достаточно расплывча-
той, все же легаты отвергли статью; стало очевидно, что теперь они желали
разрыва переговоров и стремились только переложить ответственность за
это на своих противников. Так же хорошо, как и чехи, зная непостоянство
и коварность Сигизмунда, они еще больше не доверяли ему, не особо разли-
чая, что было искреннего в его новом поведении, и чуяли ловушку. Будучи
верными устремлениям собора, осторожно подводя бунтовщиков к полному
подчинению, они без рассуждения отвергали все то, что могло бы помешать
контрнаступлению Церкви и сделать окончательным разлад, который они
считали лишь преходящим. Избрание архиепископа народом672 внушало
им отвращение, которое они не скрывали и которое просветило бы чехов,
если бы они не были некоторым образом ослеплены своим лихорадочным
желанием мира. Было весьма вероятно, что главой чешской Церкви будет
никто иной, как Рокицана; с таким человеком любая реакция была бы
невозможна; собор, чтобы добиться иллюзорного послушания, работал
на успех гусизма: никогда с начала восстания католицизм не подвергался
столь большой опасности**. Легаты попытались переубедить императора,
* Июль 1435 г. Urk. Beit., II, р. 446
** Mon.,I, р. 597
333
Глава XI. Переговоры и Компактаты
объяснив ему, что он дал чехам надежды, которые собор не сможет осу-
ществить, что его поведение недостойно его сана (indecens) и приведет
к новым конфликтам*. Сигизмунд оставался непреклонным, обошелся
весьма дурно с послами, объявил Рокицане, что он полон решимости более
не вступаться за католиков; легаты были ошеломлены**. На самом деле,
только они и выиграли от такого поведения императора; чехи вновь испол-
нились доверия и платили за каждое заявление Сигизмунда все новыми
уступками; таким образом, например, они отказались от дополнительной
статьи. Но возникли новые трудности в отношении имущества клира***673.
Паны, не дорожившие утраквистским причащением и прочими религи-
озными идеями, были значительно менее сговорчивы, когда речь шла о
вопросах материальных; самая умеренная и наиболее склонная к заклю-
чению мира партия на этот раз высказалась за прекращение переговоров.
На сейме, собравшемся в 1435 г. для того, чтобы узнать результат пере-
говоров в Брно, партия мира составляла большинство; горячие калик-
стинцы, обеспокоенные и недовольные, все же не осмеливались открыто
противостоять договору. Страна была истощена, польский король пошел
на сближение с Сигизмундом, последние годы перемирия раздражили
и изнурили души людей, чувствовалась усталость, которая казалась
более тягостной, чем в разгар сражений674. Сам Рокицана чувствовал
снижение своей популярности, его обвиняли в том, что он - главное
препятствие объединению675, и он был вынужден рискнуть. Итак, голо-
сование на сейме было благоприятно партии мира. Заслуги Рокицаны
все же были слишком многочисленными, репутация, которую ему при-
несли его красноречие и образованность - слишком устоявшейся, чтобы
можно было помышлять о другой, кроме его, кандидатуре на высокий
пост архиепископа. Затем были избраны епископами Мартин Лупач676 и
Вацлав из Высокого Мыта. Рокицана долгое время отказывался, говорит
Палацкий, который к нему очень расположен, и его сопротивление, ско-
рее всего, было искренним****. Он в действительности был слишком умен,
чтобы понимать, что его избрание никогда не будет утверждено собором
и что он, таким образом, окажется в очень трудной ситуации: слабо под-
держиваемый чехами, совершенно растерявшимися в условиях мира,
которые его сделают ответственным за отказ римской курии соблюдать
условия, заключенных соглашений, Сигизмунд его недолюбливал; Роки-
цана был неспособен сдержать это движение по возвращению к католи-
цизму, которому он сам дал первый толчок, непокорный предводитель
*Id.,p. 670
** Dixit (Imperator) coram aliquibus de concilio mirabilia, quae non sunt scribenda: nam et
aliqui de concilio suo sunt consternati animo, audientes de throno imperiali talia egredi,
quae a nullo sunt dicenda rationaliter. («Сказал (император) в присутствии некоторых со-
ветников странное, что не следует записывать: ведь и некоторые из его советников были
приведены в смущении, услышав таковое, исшедшее от императорского трона, каковое
никто не должен изрекать, будучи разумным» (лат.) - Прим, ред.)
***Monum., II, р. 829
****Pal., III, 3. 191
334
Переговоры в И главе
покоренной Церкви, он предвидел долгие годы испытаний и изгнания,
которыми он искупит свои иллюзии и свои ошибки. Он отказался
принять участие в новых переговорах, начавшихся в городе Штуль-
вайссенбург (Белеград Краловски, Столни) 677 в последние дни 1435 г.
Легаты приехали в таком расположении духа, которое мало способ-
ствовало примирению*: Сигизмунду легко удалось их успокоить: «Этими
договорами, которые он принял скорее по принуждению, чем от чистого
сердца, он намеревался лишь вернуть свое наследие, причем любой
ценой; позднее, когда он будем хозяином своего королевства, он приведет
его к истинной христианской религии»**; не следовало преувеличивать
силу партии Рокицаны. Легаты поняли с полуслова план, который был
по сути их собственным планом, но у них было достаточно оснований,
чтобы не удовлетвориться двусмысленными заявлениями; им стоило
лишь прислушаться к собственной совести, чтобы в точности предста-
вить цену дипломатическим обещаниям. Они потребовали письменное
обязательство; император подписал то, что от него хотели: он никому не
позволит нарушить Компактаты и злоупотребить ими, никто не будет
принужден причащаться под двумя видами, по всем вопросам учения
или дисциплины король предоставит Церкви безусловную свободу, он
не будет оказывать на нее никакого давления, не будет жаловать при-
вилегии, которыми только она имеет право распоряжаться***. Узнав об
этом, чехи тотчас же потребовали свои отъездные грамоты. Альбрехт
Австрийский убедил тогда прелатов удовлетвориться устным и тайным
обещанием Сигизмунда; чехи, которых это происшествие должно было
бы насторожить, сочли достаточным заявить протест против любого
частного соглашения между Сигизмундом и собором.
Легаты желали бы, чтобы торжественная ратификация договора
состоялась в Праге; Сигизмунд счел опасным снова подвергнуть своего
рода глумлению гусизм в самой столице, поэтому была выбрана Иг лава,
чтобы там обменяться окончательными текстами соглашения. Пере-
говоры в последний момент чуть не провалились: пламенные чашники
желали, чтобы утраквистские епископы были утверждены немедленно;
поскольку легаты отказались, чехи уже заговорили об отъезде, но крайне
умеренные смогли преодолеть колебания своих коллег****. Наконец, обмен
ратификационными грамотами был назначен на 5 июля (1436 г.).
«С первыми лучами солнца огромная толпа заполнила главную пло-
щадь и окрестные улицы: роскошно украшенный трон, пышные помо-
сты привлекали все взоры. Как только занялся день, император Герма-
* Monum., р. 678
** Император сказал, что перед богемцами следует употребить изрядное притворство, дабы
он смог вступить на престол, и далее (на нем) пребывать, он надеялся, что все ныне явив-
шееся вновь будет приведено в прежнее доброе состояние.
*** Monum., I. р. 694
769: 20 июня мы узнали, что пражане разделены внутри себя, большинство алкало
мира и желало принять Сигизмунда в качестве короля, прочие стремились теперь же
потребовать утверждения их епископа.
335
Глава XI. Переговоры и Компактаты
нии Сигизмунд678 взошел по ступеням трона. Трое высших сановников
империи, среди которых - герцог Альбрехт Австрийский, несли перед
ним державу, скипетр и меч правосудия. Справа от него сели депутаты
Базельского собора, немного дальше - представители гуситов, правитель
Алеш679, Менгарт из Градца, Рокицана, Лупач и Вацлав из Высокого
Мыта. Напротив можно было видеть императрицу со своими при-
ближенными, а вокруг собрались представители различных сословий
нации - князья и дворяне, бюргеры и крестьяне... Недалеко от трона
императора находились места для императорских нотариев и секрета-
рей, чьей обязанностью было письменно засвидетельствовать все, что
будет происходить»*. Пражский бюргер, Вельвар, передал легатам от
имени чехов Компактаты в той форме, в какой они были приняты в Праге
30 ноября, с небольшими изменениями, сделанными в Брно и Штуль-
вайссенбурге, а также принятое чехами обязательство жить в мире с
прочими христианскими народами. Затем четыре заранее назначенных
священника выступили вперед и пообещали от своего имени и от имени
всех утраквистов преданно подчиняться Церкви. Тогда легаты, в свою
очередь, передали Компактаты гуситам и наказали всем князьям и наро-
дам жить в мире с чехами, более их не оскорблять и не нападать на них,
а обращаться с ними «как с верными христианами и истинными сынами
Церкви». Администратор архиепископства Пражского680 и епископы681
Оломоуца и Литомышля получили приказ повиноваться Компактатам,
допустить причащение под обоими видами для всех утраквистов и руко-
положить гуситских священников. Легаты пообещали к тому же, что
собор позаботится о том, чтобы чаша могла даваться и тем, кто позже
потребует этого, и так будет до скончания веков**. После чтения этих
документов было возвещено, что завтра чехи примирятся с Церковью,
затем епископ Филиберт запел Те Deum и католики отправились на
мессу; чехи совершили богослужение в своих гостиницах682.
Пятнадцать дней спустя Сигизмунд вручил чехам королевские гра-
моты, которые подводили итог политическим завоеваниям гуситов, как
Компактаты подводили итог их религиозным завоеваниям. Император
пообещал уважать Компактаты; не позволять нападать на чехов или
оскорблять их по причине причащения под двумя видами; наказывать
общественные грехи; утраквистские священники будут иметь свободный
доступ ко двору; монахи и монахини вернутся лишь при условии, что
архиепископ им это позволит или коммуны согласятся на это; никто не
будет принужден восстановить церкви, монастыри и замки, разрушенные
во время войны; никого не будут преследовать за деяния, совершенные во
время восстания; корона, реликвии и архивы будут возвращены в Чехию;
свободы, установления и привилегии королевства будут подтверждены
и соблюдены; ни один иноземец не будет допущен к отправлению обще-
* Saint-Rene Taillandier, Boheme et Hongrie, p. 10-11
** Компактаты издавали часто: текст, чешский и латинский, находится в Archiv desky,
398-444. См. в конце книги.
336
Переговоры в И главе
ственных должностей; сейм назначит комитет, обязанный помогать
императору в управлении королевством, и будут приняты меры по обе-
спечению развития и процветания Пражского университета*. 14 августа
правитель Алеш в присутствии легатов, герцога Австрийского и большого
числа панов сложил с себя полномочия, освободил чехов от клятвы вер-
ности, которую они ему принесли, и Сигизмунд был признан королем
Чехии от имени сейма683; только три города не были представлены и не
присягнули на верность королю: Кралове Градец, Колин и Стржибро.
Так, после долгого периода кровавых войн, после пяти лет непрерыв-
ных переговоров был установлен мир: гуситская революция, казалось,
закончилась. Без сомнения, некоторые таборитские гетманы удер-
живали еще какое-то число замков и протестовали против всеобщего
воодушевления, но подобное единичное противостояние не могло быть
более ни длительным, ни серьезным. Призывы крайних партий, кото-
рые породила сама война и которым она придала могущество, более не
находили отклика в стране: подавляющее большинство считало себя
удовлетворенным и было готово вслед за легатами возопить: «Праведно
есть восславить Тебя, Господи! Праведно есть воспевать гимны во славу
имени Твоего, о Царь царей!»
Если мы рассмотрим статьи различных Иглавских договоров, то сра-
зу становится понятна радость, которую они вызвали в Чехии. Война
шла в национальной, политической и религиозной сфере; по всем этим
пунктам чехи получили удовлетворение. Против иноземной иммиграции
они были защищены запретом назначать иноземцев на общественные
должности; несомненно, этого было недостаточно, чтобы устранить
торговцев и ремесленников из Баварии и Саксонии, но ужасная чистка
последних лет, торжество чешского языка, запрет на причащение под
одним видом в утраквистских городах были достаточными гарантиями
против немецкого проникновения.
С политической точки зрения крестьяне и работные люди, поставив-
шие Революции ее наиболее грозных солдат, потерпели слишком сокру-
шительное поражение при Липанах, чтобы их пригласили к разделу
добычи, но паны без всякого стыда извлекли выгоду из ситуации: обога-
тившись на конфискациях имущества клира, они навязали Сигизмунду
конституцию, сама неопределенность и неясность которой позволяли
предвидеть насилие и предугадать все устремления шляхты. Защитой
для городов, также побежденных при Липанах, но вложивших далеко
не все свои силы в эту битву, оставались все еще внушаемый ими страх,
память об их заслугах и особенно сияние и слава Праги: их свободы были
гарантированы и они намеревались разделить с дворянами руководство
сеймом и управление страной. Среди победителей не замедлил вспых-
нуть разлад, но слабость королевской власти была такова, что сами эти
разногласия не помогли отвоевать потерянную ею навсегда власть.
* Archive., Ill, 446-450
337
Глава XI. Переговоры и Компактаты
С религиозной точки зрения завоевания Революции были, возможно,
еще более значительными. Переговоры в Базеле и Иглавские трактаты
ослабили католицизм больше, чем все победы Жижки и Прокопа. В пер-
вый раз Церковь признала, что ее можно победить и сложила оружие;
напрасно она старалась оправдать факты - она подписала капитуляцию.
В Средние века восстания против папства были многочисленными, но
в первый раз мятежники вышли из битвы победителями. Несмотря
на оговорки, введенные в Компактаты, и искусство легатов, изобрет-
ших темные, путаные формулы, чреватые новыми конфликтами, тот
факт, что собор был вынужден утвердить четыре статьи, не стал менее
реальным. Свобода проповеди слова Божия, наказание общественных
грехов, ограничение власти клира, таковы были те великие принципы,
на которых основывалась новая Церковь. Почти за столетие до Реформа-
ции основные идеи протестантизма были если и не приняты со всеми их
последствиями, то, по меньшей мере, предугаданы и навязаны римской
Церкви еретиками. Чаша, которая в течение нескольких столетий возвы-
шалась как славный трофей на главных церквях Праги, стала для всех
символом завоеванной свободы; мирянин освободился от священника,
вера от традиции, Чехия от Рима.
Однако, несмотря на важность этих уступок, несмотря на сияние три-
умфа, те, кто были искренни в своих утраквистских воззрениях, имея
ум проницательный и прозорливый, приняли Компактаты с глубокой
грустью или, по меньшей мере, с настороженным смирением. Все гово-
рили о мире, церкви оглашались гимнами радости и признательности,
а между тем - существовал ли этот мир? Был ли он даже возможен?
Сколько вопросов еще нужно было разрешить! Гуситы допускали детей до
причастия, читали Послания и Евангелие на латыни684, отвергали многие
католические обычаи; по всем этим вопросам не было заключено ника-
кого соглашения. На чем покоилось это примирение, столь желанное,
за которое столь долго сражались? На ряде добровольных упущений, на
обоюдных недомолвках; но разве замалчивать разногласия - это средство
заставить их исчезнуть? У Церкви было тысяча способов разорвать дого-
воры в тот день, когда это ей покажется удобным; что можно будет этому
противопоставить? Обещания Сигизмунда! Они уже были тайно пересмо-
трены; чехи это знали, и, тем не менее, именно на это слово Сигизмунда
они уповали; успокоенные императором они мало-помалу отказались от
всех своих притязаний, обходя молчанием наиболее важные вопросы.
Усталость страны, нетерпение и предательство крайне умеренной партии
делали уязвимыми результаты, достигнутые путем стольких страданий и
крови; легаты исправили ошибки военачальников. Гуситы прямодушно и
честно связали себя обязательствами с врагами, имевшими злой умысел;
они позволили себя обмануть, обмануть, как детей: Церковь не замедлит
воспользоваться тяжкой ошибкой, совершенной ими. Ее план был прост:
строго придерживаясь договора, не обращать никакого внимания на обе-
338
Католическая реакция
щания Сигизмунда. Конечно чехи, склоняемые к миру лишь этими обе-
щаниями, будут протестовать. Тотчас же собор обвинит их в нарушении
своих обязательств. Обязав своих противников, но оставив себе свободу
рук, собор воспользуется их жалобами, чтобы мало-помалу повернуть
вспять, пока папа, остававшийся вне Компактатов*, не вмешается и не
пресечет дебаты, отозвав все привилегии, пожалованные гуситам.
Потребовалось немного времени, чтобы наглядно показать истинную
ценность этого мира, который покоился лишь на недоразумении, все-
общей неопределенности; нежелание и упрямство легатов, вероломство
Сигизмунда, сетования гуситов вскоре привели к новым конфликтам.
Уже на следующий день после великого праздника, во время которого
было провозглашено примирение утраквистов и Церкви, посланцы
собора жаловались на Рокицану, раздававшего причастие под двумя
видами в католической церкви, на Лупача, отнесшего чашу больному.
Еще хуже стало, когда Сигизмунд вернулся в Прагу; он чувствовал
приближение смерти, его мучили угрызения совести685; наибольшим
влиянием на него пользовались в этот момент священники, а средством
спасения, которое во все эпохи предпочитали короли, всегда остава-
лось обращение подданных в истинную веру. Табор и часть таборитов
отказались от битвы, признали короля, но самые убежденные, самые
чистые остались стоять, когда все преклонили колени; существовало
два главных центра сопротивления - Кралове Градец и замок Сион, на
некотором расстоянии от Малешова. Сигизмунд привлек на свою сторону
нескольких бюргеров Градца, и они открыли ему ворота города; Якуб
Тек и Амброж, бывшие вождями и зачинателями восстания686, были
брошены в тюрьму. Замок Сион был захвачен, несмотря на героическую
защиту гарнизона: гетман Рогач687 и пятьдесят два его товарища были
повешены. «Народ погрузился в продолжительную и глубокую скорбь.
Как только заговаривали об этой казни, у людей текли слезы». Итак,
вернулись времена, когда верить в Слово Божие более, чем в повеления
собора, было преступлением, достойным смертной казни!
Но не только крайним партиям угрожала реакция: утраквисты были
отстранены от исполнения общественных должностей, наиболее важ-
ные посты были поделены между католиками и крайне умеренными;
католические обряды были восстановлены во всех церквях;** монахи
* Часто говорили, что Евгений IV утвердил Компактаты, ничего подобного. Знаменитая
булла от 11 марта 1436 г. (Archiv vcesky, III, 441) - одна из самых расплывчатых. Папа
хвалит чехов за их склонность к миру и единству и призывает их пребывать в том же
расположении духа, подчиняться Церкви; «Император попросил нас кое о чем от вашего
лица для спокойствия и чести вашего королевства и вас самих... мы это очень охотно
сделали; в будущем мы готовы дополнительно сделать все, что может быть доброго, по-
лезного и почетного для вас». Невозможно видеть в этих, столь мало определенных обе-
щаниях, формальное утверждение Компактатов.
** «Собор был извещен письмами императора, что в последнее воскресенье перед Рожде-
ством чехи установили кресты в городе Праге, поставили образы в церквях и кропиль-
ницы перед входом; на Сретение они несли свечи, не осталось других разногласий,
кроме как по поводу Евхаристии» (Monum., II, р. 342). Мартин Турский возносил ве-
339
Глава XI. Переговоры и Компактаты
и монахини возвращались во множестве, отстраивались монастыри; в
некоторых коммунах католические священники возвращали себе свои
бывшие приходы и изгоняли утраквистских священнослужителей.
Рокицана не только не был утвержден в сане архиепископа, но угрозы
и дурные действия, направленные против него, вынудили его покинуть
Прагу, а король выбрал администратором архиепископии, т.е. местоблю-
стителем чешской Церкви, Кржиштяна из Прахатиц, бывшего другом
Гуса, но уже давно отдалившегося от гуситов688. Питер Пейн вынужден
был обратиться в бегство и укрыться в маленькой деревне; в Кутной Горе
чехам пришлось отдать одну из церквей католикам; утраквистские свя-
щенники не получали рукоположения, а новые приходские священники
отказывали мирянам в чаше. Осуществились, и даже в большем объеме,
все страхи Рокицаны; даже самые недоверчивые никогда не могли себе
представить, что реакция может быть столь быстрой и столь жестокой.
Католики сияли: «столица уже полностью поменяла свой вид, это новый
народ, истинная религия вернулась, короли, князья и христианские
народы поздравляли Сигизмунда с тем, что он вернул себе королевство,
и его имя славилось всей Церковью»*.
Даже у сторонников Пржибрама возникло беспокойство по поводу
этого бесстыдного нарушения договоров в Игл аве, но их протесты бы-
ли услышаны не более, чем жалобы пламенных чашников. В Базель
послали самого Яна Пржибрама и Прокопа Пльзеньского: нельзя было
выбрать двух более умеренных человек, более склонных к любым уступ-
кам, а услуги, оказанные уже ими Церкви, роль, которую они сыграли
в заключении мира, могли принести им благосклонность собора; они
предъявили девять требований: причащение под двумя видами будет
даровано всем чехам и мораванам; собор объявит, что это не просто
веротерпимость, дозволение, пожалованное, чтобы избежать больших
бед; чешская Церковь получит архиепископа и двух епископов, достой-
ных доверия нации; будут, наконец, посланы буллы, обещанные чехам,
чтобы снять с них всякое подозрение в ереси; дети будут допускаться до
причащения; Евангелие и Послания должны читаться по-чешски; Праж-
ский университет будет защищен; злоупотребления будут уничтожены
и общественные грехи наказаны. По всем вопросам собор ответил безус-
ловным отказом, и Пржибрам, доведенный до крайности, ответил отцам
собора угрозой возобновить войну; он напомнил о победах, которые Бог
даровал гуситским войскам; теперь, как и до Компактатов, чехи готовы
личайшие хвалы императору, который выказывал себя всегда благорасположенным к
Церкви и желающим восстановить единство веры, «настолько, что когда священники
противились принятию католических обрядов, он объявил, что не желает оставаться в
еретическом королевстве, но тотчас же оставит трон. (Мартин) говорил тогда же, что все
чехи искренне раскаиваются в своих прошлых бесчинствах, исповедуют со скорбью свои
заблуждение по поводу причащения и удивляются, что были так всецело введены в за-
блуждение... уже воссоздано несколько монастырей; только в один день более трехсот
богемцев причастились под одним видом» (Id. р. 493).
* Aen. Sylv., с. 53
340
Католическая реакция
с оружием в руках ответить (ferrea responsa darent) всем, кто обвинял их
в том, что они не являются истинными служителями Христа. Если это
будет нужно, они защитят свои убеждения тысячами смертей*. Вот так
закончились переговоры между гуситами и Церковью: менее чем через
два года после Компактатов крайне умеренная партия была настолько
ожесточена непорядочностью католиков и силой реакции, что предре-
кала и желала нового восстания.
Католики вскоре осознали, что они слишком торопят события, слиш-
ком рано сорвав покров тайны со своего плана, и своим нетерпением
подвергли опасности свой успех. Без сомнения, нация крайне устала,
и нельзя было не воспользоваться этой усталостью, чтобы мало-помалу
добиться отмены привилегий, зафиксированных в Компактатах:
уступки, которых добилась нация, в сущности, были слишком обреме-
нены оговорками и ограничениями, чтобы народ особенно дорожил ими;
поскольку массы подчас больше озабочены символом, чем действитель-
ностью, и постоянно слыша, что причащение под одним видом так же
спасительно и так же полноценно, как и утраквистское причащение, они
должны были в конце концов прийти к отказу от чаши. Легаты ошиблись
лишь в том, что не дали событиям развиваться своим ходом: двадцать лет
войн, побед и страданий слишком глубоко укоренили новые идеи, так
что быстрое обращение было невозможно. Силовые действия Сигизмунда
и суровость собора привели к совершенно противоположному, нежели
ожидалось, результату: пробудилось недоверие, возродились партии,
католическая реакция привела лишь к укреплению гусизма: Церковь
потеряла Чехию в тот момент, когда она считала себя победительницей,
потому что не смогла удовлетвориться уже достигнутыми большими
успехами и подождать, когда еретики сами падут к ее ногам. Восстание
было неотвратимо, когда смерть спасла Сигизмунда от унижения быть
снова изгнанным из своего королевства (1437 г.)689. Почти все люди,
сыгравшие большую роль в Революции, уходят со сцены примерно в это
же время: табориты потеряли своих военачальников, самых заметных
своих священников; их епископ Микулаш из Пельгржимова покидает
поле битвы, усталый и павший духом, а несколько лет спустя он будет
вынужден отказаться от принципов, которые защищал до последнего
времени; утраты прочих партий были не менее тяжелы: Костка из
Поступиц был убит690; Кржиштян из Прахатиц, Амброж из Кралова
Градца, Якуб Влк умерли от чумы691; Корибут, присоединившийся к
Свидригайло и выступавший во главе литовской армии, был взят в плен
и утоплен (1435 г.)692. Рокицана был обречен на долгие годы бездействия
и изгнания. Новое поколение вступило на жизненное поприще и вместе с
собой принесло новые интересы, чувства и принципы; период собственно
гуситских войн был закончен.
* Monum., II, р. 1066-1071
341
Заключение
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Национальная чешская Церковь: ее борьба с Римом, ее величие и
упадок - Чешские братья - Влияние гусизма на немецкую Реформацию -
Утраквисты и лютеране - Политические последствия Революции:
торжество знати - Господство чешской национальности
Компактаты не уничтожили ересь; породив непрочный и уже скоро
нарушенный мир, они противопоставили Церковь и Революцию. Гусизм
еще долго удерживался в Чехии и в течение почти двух веков определял
судьбы королевства.
Иржи из Подебрад
Вскоре после заключения Базельского мира ситуация находилась
под угрозой. План Церкви был очевиден: воспользовавшись нетерпе-
нием и неблагоразумием еретиков, она постепенно загоняла их в тупик;
близок был день, когда они проснутся узниками папства, пораженные
тем, что скованы по рукам и ногам оковами, казалось уже разбитыми.
На этот раз героических сражений было недостаточно, чтобы обратить
в бегство противника, речь шла о каждодневном противостоянии. У
Церкви в стране были преданные союзники - католики, опиравшиеся
на укрепленные для войны места и составлявшие все еще треть насе-
ления693. Если бы не появился вождь, объединивший гуситские силы,
придавший им общий импульс, победа папства была бы предрешена.
342
Национальная чешская Церковь: ее борьба с Римом, ее величие и упадок
Чехия нашла сначала такого вождя в лице Птачека из Пиркштейна694,
затем в Иржи из Подебрад695. С ними Реформа вступила в новый период:
отныне принципы были уже обозначены, теперь речь шла об их защите;
руководство перешло от священников к политикам.
Первой потребностью было объединение: крайне умеренные уже рас-
каивались в своем пацифистском рвении, их терзали угрызения совести
оттого, что они отдали Чехию ее беспощадным врагам, предали истину;
Птачек весьма искусно воспользовался этим поворотом: Пржибрам, Про-
коп Пльзеньский и Рокицана заключили мир, и в 1442 г. к кардиналу
Джулиано Чезарини было отправлено посольство с требованиями соблю-
дать Иглавские соглашения, которое состояло из крайне умеренных и
пламенных чашников; это единство поддерживалось и впредь, и с этого
момента все утраквисты, собственно говоря, образовали единую партию.
Разногласия пражан и таборитов были более значительными, но
последние, побежденные и понесшие большие потери, не имели более ни
достаточно силы, ни достаточно энергии, чтобы оказать сопротивление
своим противникам, ставшим во главе правительства и поддержанным
самыми богатыми и меньше всех задетыми войной классами. В 1443 г.
они обещали подчиниться решению генерального сейма. Они отказались
от борьбы, приняли в качестве судей тех самых утраквистов, которые
должны были, конечно, составить большинство в сейме. После беспо-
лезного совещания в Кутной Горе, торжественное собрание открылось
в Праге в январе 1444 г. Дискуссия была длительной и серьезной, и
табориты выразительно и с достоинством почтили свое поражение, но
результат был заранее ясен. Была назначена комиссия для исследования
символов веры обеих сект. Она высказалась в пользу Рокицаны, и сейм
утвердил ее отчет; утраквистское исповедание утверждало реальное при-
сутствие и осуждало заблуждения пикардов и таборитов по поводу семи
таинств, чистилища, призывания святых, постов, исповеди и т.д. Эта
торжественная декларация 1444 г. означала конец таборитов, которые
после битвы при Липанах все-таки еще существовали как религиозная
партия: именно на этом моменте заканчивается хроника их историка -
епископа Микулаша696 *, и мало-помалу, без войн и преследования,
отдельные лица и целые таборитские коммуны переходят в утраквизм.
Смерть Птачека (1444 г.)697 и последовавшая анархия не остановили про-
цесс исчезновения радикальных сект, и Иржи из Подебрад достаточно
было лишь подать знак, чтобы пресечь последние очаги сопротивления.
Табор отказался признать его, когда он был назначен правителем страны,
и Писек, Жатец, Лоуны, а также некоторые другие города примкнули к
этому восстанию. 23 августа 1452 г. Подебрад появился со своей армией
перед Табором, а шесть дней спустя неприступная крепость открыла
свои ворота. Питер Пейн, Мартин Лупач, Микулаш из Пельгржимова
и Коран да пообещали подчиниться Рокицане. Чтобы лишить восстание
* Именно это хроника дает нам наиболее драгоценные сведения по переговорам 1443 и 1444 г.
343
Заключение
его вождей, Иржи удержал в качестве пленников Микулаша и Коран-
ду; в Таборе были введены утраквистские обряды, и таборитская пар-
тия навсегда исчезла с исторической арены, однако идеи ее не умерли и
таборитское учение было подхвачено и развито чешскими братьями698.
Никогда ранее единство гуситов не было таким крепким; это более не
была сиюминутная коалиция фракций, разделенных своими стремле-
ниями и воззрениями, это был окончательный союз, синтез: утраквисты
заставили всю реформаторскую Чехию принять свою программу и образо-
вали из всей партии компактное и недоступное для нападения единство. В
то самое время, когда таким образом формировалась оппозиция, Церковь
раскрыла свой план: настало время, думала она, нанести решающий удар.
В Риме Кальтайзен, один из послов Базельского собора, потребовал отказ
от чаши как условие утверждения Рокицаны в сане Пражского архиепи-
скопа; в Праге кардинал Карвахаль предпочитал не упоминать о причаще-
нии под двумя видами, а когда его спросили, собирается ли папская курия
соблюдать Компактаты, он был очень удивлен: Компактаты? Что имеют в
виду под этим? В чем они состоят? Вскоре он убедился, что у чехов память
лучше, чем у пап: возбуждение в народе было таково, что он испугался, что
положение посла не будет ему достаточной защитой, и он тайно покинул
город, при этом увез в своем багаже оригинал текста Иглавских соглаше-
ний, так что потребовалось послать за ним несколько сот солдат, чтобы его
отобрать. Этот провал не обескуражил курию, и Николай V699 назначил
ответственными за возвращение гуситов к истинной вере трех мужей,
известных своими заслугами: Николая Кузанского, Иоанна Капистрана
и Энея Сильвия Пикколомини. Но эрудиция и высота духа Николая, про-
ницательность и политический опыт Сильвия, красноречие Капистрана
потерпели неудачу перед стойкой убежденностью чехов. Единственным
результатом этих попыток было исчезновение любых двусмысленностей;
гуситам осталось лишь два решения: подчиниться или защищаться. Их
выбор был несомненен.
Между естественными притязаниями римского двора и требовани-
ями гуситов не существовало никакого промежуточного решения; разве
возможен продолжительный мир между двумя противоположными
принципами? Лучшее свидетельство того, что конфликта невозможно
было избежать - характеры обоих вождей, возобновивших военные
действия. В один и тот же год (1458 г.) Иржи из Подебрад был избран
королем Чехии, а Эней Сильвий - папой. Ни один из них не был фанати-
ком, склонным к насильственным действиям: Пий II, пока он был еще
Энеем Сильвием, вел весьма бурную жизнь; он участвовал в главных
событиях своей эпохи, был большим любителем древней литературы,
посреди приключений своей юности и интриг зрелого возраста он смог
научиться терпимости и снисходительности. Иржи из Подебрад, скорее
доблестный солдат и решительный дипломат, чем богослов и философ,
дорожил своей властью более, чем теми или иными вероучительными
344
Чешские братья
статьями, и его благородный и великодушный характер, его широкие
и возвышенные взгляды уберегли его от религиозных страстей своего
времени. Он горячо желал примирить Чехию с папством и не щадил сил,
чтобы завоевать доверие Пия II; последний, со своей стороны, казалось,
был склонен идти на соглашение, что позволило бы ему объединить все
силы Европы против турок и отвоевать у них Константинополь. И тем
не менее эти два человека оказались вовлеченными в бескомпромиссную
и беспощадную войну. Ряд обстоятельств обязывал к этому: Сильвий,
став папой, принял на себя моральное обязательство защищать като-
лицизм, уничтожать бунтовщиков, восстановить то единство христи-
анского мира, которое было разрушено гусизмом. Он не мог позволить
себе утвердить договор, который, подобно Компактатам, вместо того,
чтобы привести восставших под ярмо привычной власти, выдал бы
законное разрешение восстанию, признал бы его, даровал бы ему право
на существование. С другой стороны, Иржи из Подебрад, несмотря на
искренность его миролюбивых попыток, не имел ни права, ни возмож-
ности отказаться от Базельского договора: он был королем гуситов, он им
обещал помощь и защиту, как они ему обещали верность. Он попытался
препятствовать любому новому разрыву, обуздать передовые секты,
выходящие за рамки Компактатов; если бы он пошел дальше, если бы
он выступил против утраквистов - был бы он свергнут? Король и папа
были затянуты самим ходом событий, более сильным, чем любая личная
воля: после нескольких лет безрезультатных переговоров и посольств
Пий II начал открытую борьбу и 31 марта 1462 г. торжественно отменил
Компактаты. Участие мирян в причащении под двумя видами запреща-
лось под страхом отлучения, Иржи будет признан королем Святым Пре-
столом, только если он обязуется исторгнуть ересь в своем государстве
и подчиниться апостолическим приказам.
Подебрад без колебаний принял и героически вынес противостояние,
хотя он сделал все, чтобы его избежать*. Несмотря на отступничество
панов, все коалиции разбивались о мужество гуситских армий и искус-
ность их вождя. Только преждевременная смерть Подебрада в 1471 г.
помешала чехам законно утвердить свою победу, но папы, обескуражен-
ные столькими бесплодными усилиями, с этого времени вели войну лишь
небольшими силами, надеясь лишь на время и случай.
После смерти Подебрада сейм избрал королем сына Казимира Польс-
кого Владислава Ягеллона. Он был предан римской курии, но утракви-
сты уже были достаточно сильны, чтобы не опасаться никакой попытки
реакции. Новый король был противником насильственных действий,
терпимым - вследствие собственной слабости, впрочем, ему приходи-
лось опираться на еретиков, чтобы сражаться с венграми700; между тем
он захотел доказать искренность своей католической веры, попытался
вновь образовать крайне умеренную партию и предпринял переговоры
* См. уже цитированную книгу: Saint-Rene Taillandier, Boheme et Hongrie.
345
Заключение
с Александром VI701. Сначала страна безразлично наблюдала за этими
беспомощными интригами, но как только Компактаты были поставлены
под вопрос, грозное возбуждение сразу показало, что чехи на самом деле
полны решимости не позволить отобрать свои завоевания. Ужасный
мятеж разразился в Праге (24 сентября 1483 г.)*; сейм, собравшийся в
Час л аве, высказался в пользу восставших и пообещал им подкрепление;
в какой-то момент казалось, что вскоре вновь начнутся религиозные
войны. Владислав остановился, и мир был подписан на сейме в Кутной
Горе в 1485 г.: он должен был продлится тридцать два года; Компактаты
тщательно соблюдались, и католики хлопотали перед папой, чтобы
добиться их утверждения**. Этот памятный сейм знаменует окончание
битв утраквизма и католицизма в Чехии; две конфессии существовали
отныне если и не в полном согласии, то по меньшей мере в мире. Сейм
1512 г. преобразовал перемирие 1485 г. в вечный союз и провозгласил
безусловное равенство двух религий702; со смертью Владислава в 1516 г.
управление страной было на деле передано шести директорам - трем
католикам и трем утраквистам.
Такая религиозная терпимость, по мысли гуситов, была лишь сред-
ством подготовить создание национальной Церкви, которая объединит
всех обитателей страны. В конце XV в. новые учения сделали такие
успехи, что надежда обратить тех, кто еще сопротивлялся, не представ-
лялась неправдоподобной. Движение к объединению, казалось, должно
было даже ускориться. Однако эти ожидания не оправдались, и в момент
смерти Владислава, когда торжество Реформы казалось особенно проч-
ным, она начала сдавать свои позиции.
Эта остановка и этот упадок стали следствием самих утраквистских
учений. Между католицизмом и утраквизмом стояло нечто большее, чем
расхождения в частностях; даже вопрос о причащении не был главным
пунктом дискуссии; настоящим предметом спора была власть Церкви. И
действительно, в то время как католическое учение делало папу высшим
судией и верховным учителем в вопросах веры, еретики инстинктивно,
но по необходимости, пришли к свободному исследованию703. Но боль-
шой непоследовательностью и великим несчастием чешской Реформы
было то, что утраквисты так никогда и не смогли себе уяснить, что
именно следовало из их принципов или, по меньшей мере, старались
этого не видеть. Они не отказались от абсолютной независимости704
даже после того, как всякая надежда на примирение исчезла. Отсюда
недомолвки и робость, ставшие для них гибельными. Чувство ужаса,
которое им внушало всякое нововведение, распространилось так далеко,
что они мало-помалу оставили все то, что позаимствовали у радикалов***.
Идея индивидуального поиска и личной веры, составлявшие величие и
* Palacky, V, 1,249-275
** Archiv desky, IV, 512-516; V, 418-427.
*** У них все происходило, говорит Гиндели, как и у католиков, у них был лишь один лиш-
ний святой (т.е. Ян Гус. - Прим. ред.). Gindely, Gesch. der bohmischen Bruder, I, p. 159.
346
Влияние гусизма на немецкую Реформацию
силу Революции, все более и более забывалась, чаша для мирян отныне
являлась лишь символом, лишенным значения, утраквизм, изменивший
своим началам, становился всего лишь непоследовательным католициз-
мом. Новая религия обрекла себя, таким образом, на быструю потерю
привлекательности и притяжения, и материальные последствия того,
что справедливо назвали самоубийством, не заставили себя долго ждать:
присоединения сократились, обращения прекратились: выбирая между
двумя католицизмами, чего ради присоединяться к тому из них, что
осужден освященной веками властью?
О близком разложении говорили и прочие признаки. Столетие
гражданских раздоров подорвало всякое мужество, истощило весь пыл.
Страна вышла из великих гуситских войн, покрытая славой и ранами;
нищета была всеобщей, сотни деревень были сожжены, города были раз-
рушены и обезлюдили. Нация жаждала только одного - покоя. Завоева-
ние религиозной свободы стоило слишком дорого, оно уже не приносило
пользы. Люди оставались верны утраквизму по традиции, в последнем
патриотическом порыве, но остывшая вера была не способна ни на про-
зелитизм, ни на жертвенность. Нигде эта усталость, это вырождение не
были более заметны, чем среди самого клира. Злоупотребления, послу-
жившие причиной восстания, распространились снова; реформаторы
в свою очередь нуждались в реформировании. Гусизм умирал посреди
своего торжества, он вышел из битвы непобежденным, но обессильным.
Статуя была еще величественной, но она стояла на глиняных ногах,
любой слабый толчок мог ее опрокинуть. Новые воины, преемники
таборитов, заменили утраквизм в борьбе против Рима, а тем временем
готовилась немецкая Реформация, которой предстояло преобразовать
и оживить его.
Компактаты, даже понятые в самом широком смысле, не могли
удовлетворить тех чехов, которые не принимали другого закона, кроме
прямых заповедей Евангелия. Наиболее ярые из бывших таборитов
отказались следовать за своими священниками и подчиниться им и
рассеялись по стране, чтобы отвратить верных от всякого компромисса
с Антихристом. Правление Ладислава Постума705 было, таким образом,
отмечено появлением большого числа сект, очень отличавшихся друг
от друга, но все они были антагонистами миру, заключенному в Иглаве,
который в их глазах был не более, чем сущим отречением. Большин-
ство из этих сект были недолговечными и исчезли во время правления
Подебрада, или точнее преобразились и растворились в большом рели-
гиозном объединении, известном как Братья закона Христова, Чешское
единство706.
Души терзало глубокое уныние. К чему привели подвиги и победы
товарищей Прокопа и Жижки? Разве народ стал более счастлив? богаче?
свободнее? Там, где потерпели неудачу «общины битвы», кто из людей
мог бы преуспеть? Во многих душах возникло неприятие грубой силы,
347
Заключение
насилия и войны. Общее убеждение сблизило людей, разделенных глу-
боким несходством в доктринальных вопросах: необходимость мира,
осуждение любых насильственных средств. С начала войны писатель
Петр Хельчицкий* протестовал против всякой мысли о вооруженном
сопротивлении и имел мужество проповедовать подчинение сразу после
битвы при Вышеграде. Отчаявшись быть услышанным партиями, опья-
ненными победами и кровью, он удалился в свою деревню Хельчице, и
там, окруженный несколькими друзьями, размышляя, сочиняя, ожи-
дал, что Бог затронет сердца своих заблудших служителей. Это была
душа нежная и благочестивая, полная веры, воодушевления и мило-
сердия. Нельзя было его узнать и не полюбить. Рокицана испытывал к
нему глубокую и искреннюю привязанность, делавшую честь и тому и
другому. Ему нравилось читать своим самым близким ученикам Сеть
истинной веры, написанную Хельчицким в 1450 г. и подводившую итог
его размышлениям.
Статуя Яна Жижки в г. Табор
Как и табориты, Хельчицкий верил, что Евангелие является един-
ственным непогрешимым руководством христианина и отбрасывал все
человеческие измышления, отвращающие душу от поклонения Спа-
сителю, но он отличался от них тем, что придавал особую значимость
вопросам практической морали. Аскетизм чешских пуритан был лишь
одним из следствий их религиозной системы; для Хельчицкого и его
* О Хельчицком см. серию выразительных статей Schulze в Osv6ta, Prague, 1875 и особенно
Jiredek (Rukov6t, р. 285-292)
348
Влияние гусизма на немецкую Реформацию
учеников нравственность была отправным пунктом, даже сущностью
их учения. Возлюбить Бога всем сердцем своим и всею душою своею
и ближнего своего, как самого себя707 - вот единственные насущные
законы, истина и спасение. Господь полон милосердия и сострадания,
он спросит у тех, кто предстанет пред Ним, не во что они верили, но что
они сделали. Устав от нескончаемых богословских дискуссий, чехи в
конце Реформации вернулись к отправному пункту: Революция была
порождена всеобщим желанием нравственного улучшения. Хельчицкий
возрождал дело Милича, Матея из Янова и Гуса708.
Это поклонение Богу, это милосердие, что открывают Небо, нельзя
навязать силой, любовь не внушается приказом; вот почему Хельчиц-
кий осуждает в самой категоричной манере всякое насилие и всякую
тиранию.
Испорченность нашла дорогу в Церковь в тот день, когда та обрати-
лась к светской власти. Необходимо, чтобы она вновь вернулась к своей
небесной миссии, избавилась от своей власти, имущества, от тысяч
нитей, привязывающих ее к земным делам. Пусть ничто в храме не
напоминает о бренном мире, пусть верующий не оскверняет свои руки
и душу отправлением мирской власти, которую Иисус всегда обличал.
Ученики Рокицаны, задетые за живое чтением трудов Хельчицкого,
вскоре установили с ним связь и создали небольшую церковь сначала в
Хельчице, а затем в Кунвальде; оттуда учение чешских братьев распро-
странилось по всему королевству, а вскоре даже в Моравии, Силезии,
Бранденбурге и Польше.* Некоторые гонения, впрочем, достаточно бес-
кровные, не остановили успешное распространение учения братьев; со
времени правления Владислава у них было большинство в Моравском
сейме и Гиндели оценивает число их общин к концу XVI в. в триста-четы-
реста. В то же время они начали расходиться с учителем по некоторым
вопросам слишком жестких правил, их вера избавлялась от всего, что
еще напоминало о сектантстве; их добродетель, всегда искренняя и глу-
бокая, становится кроткой и доброжелательной: история, быть может,
не знает зрелища более трогательного, чем эти сообщества, идущие в
течение столетий рука об руку и не допускающие мысли о восстании
или даже гневном слове.
В силу относительной малозначимости, которую Единство придавало
учению, оно никоим образом не препятствовало иным мнениям; готовое
принять истину, откуда бы она не пришла, оно интересовалось любыми
попытками христиан, стремившихся искоренить злоупотребления и
приблизиться к первоначальной Церкви. Братья желали иметь скорее
друзей и помощников, чем учеников, и они считали таковыми всех, кто
* О чешских братьях или союзе братьев см. книгу: Gindely, Gesch. der Bohmischen Bruder.
Однако следует пользоваться этим трудом только с известной осторожностью, и весьма
вероятно, что Гиндели, один из самых видных чешских историков, внес бы достаточно
большие изменения в эту книгу, написанную в юности. Часто чешских братьев называ-
ют моравскими братьями, но это имя не засвидетельствовано ни в одном источнике.
349
Заключение
боролся за правое дело. Поэтому нетрудно понять, с каким волнением
и вниманием они следили за великой борьбой Лютера против римской
Церкви.
Несмотря на собственно национальный характер чешской Реформа-
ции, учение гуситов нашло единомышленников в значительной части
Европы, и те опасения, которые внушили Базельскому собору ереси,
начинавшие наводнять Европу, были одной из главных причин при-
нятого на соборе мира. После Иглавского договора эти угрожающие
Церкви взгляды не исчезли полностью и «тут и там мы обнаруживаем
на германской почве факты, свидетельствующие о стойкости симпатий к
гуситам и некой готовности принять чешские воззрения»*. К несчастью,
чехи, ставя себе единственной целью создание национальной Церкви,
отдалили от себя народы иного происхождения. Впрочем, утраквизму,
неспособному обратить чешских католиков, не следовало стремиться
преобразить соседние народы. Но если прямое влияние гусизма быстро
ослабевало, то революционное брожение, постепенно завоевывавшее
пространство вплоть до Балтики и Рейна, пережило ересь, в узком
смысле слова. Чешские войны впервые показали миру, что Церковь
можно победить; этот урок не был забыт. Кто знает, смог бы Лютер столь
быстро привлечь на свою сторону народы и найти князей, начавших
его защищать, если бы торжество мятежников XV в. не придало людям
мужества? Если мы примем, что учение гуситов было полностью забыто,
что не является безусловно верным, то, по меньшей мере, не были забыты
их победа и их смелость. К тому же они нанесли последний удар импе-
раторской власти, обнажив ее бессилие: они снесли все до основания, и
на расчищенном месте мог возникнуть новый мир. С этой точки зрения
не будет никакого преувеличения сказать вместе с Круммелем: «Чеш-
ская Церковь с самого начала была и осталась Церковью мучеников, но
кровь мучеников - семя Церкви: без Гуса не было бы Лютера, без Кон-
станца - Вормса709, без Хеба и Базеля - Шпеера и Аугсбурга»710**. «Все
мы - гуситы, не сознавая этого, - писал сам Лютер, который, будучи
более великодушен и искренен, чем его слишком пылкие поклонники,
отдавал, таким образом, должное заслугам работников первого часа»711.
Итак, чехи могли без стеснения обратиться к немецким лютеранам, они
были уверены, что остаются их заимодавцами. Чешская Реформация
умирала истощенная, протестантизм ей придал силу и вернул молодость,
но этой силой, этой жизнью, которые он ей передал, протестантизм был
в значительной мере обязан чешской Реформе.
Влияние лютеранских доктрин по-разному проявилось в Единстве и
у утраквистов. Братья почти сразу ощутили результат от событий в Вит-
тенберге712, оставив очень быстро большую часть воззрений, по которым
они расходились с протестантами, но не смешавшись с ними; Единство
* Lechler II, р. 489. Он приводит краткое, очень любопытное изложение фактов, относя-
щихся к пропаганде гусизма в Германии.
** Krummel, Utraq. u. Tabor, p. 244
350
Утраквисты и лютеране
сохранило независимость своей жизни, свое отдельное существование,
свою автономию; ничто лучше не доказывает его жизнеспособность: оно
восторжествовало над притягательной силой лютеранства, как и над
католическими или утраквистскими гонениями. Оно выстояло, пройдя
через века подавления, за время которых исчез и утраквизм, и чеш-
ская Реформация, и оказалось, таким образом, единственной, наряду с
вальденсами, оппозиционной сектой, сохранившейся от Средневековья
вплоть до наших дней и сумевшей, изменяясь, оставаться самою собой.
Напротив, утраквизм не без борьбы выдержал влияние протеста-
нтизма: хотя большая часть лютеранских доктрин содержалась в заро-
дыше в четырех пражских статьях, чашники были далеки от того,
чтобы их принять; вот почему те из чехов, кто был удовлетворен своей
ограниченной свободой и выродившейся реформой, выказывали вполне
искреннее удивление и настоящее негодование, когда им раскрывали
естественные последствия их собственных принципов. Раскол, возник-
ший в Чехии с началом гуситских войн и навсегда ушедший в прошлое,
как полагали, с подчинением таборитов, возник вновь: одни, будучи во
власти навязчивой идеи не слишком удаляться от католического учения,
бросились к Риму, чтобы не дать себя увлечь протестантизму; другие с
радостью ухватились за представившуюся им возможность порвать с
национальной Церковью, вскоре ставшей столь же косной и антилибе-
ральной, как и римская Церковь. Союз утраквистов и лютеран, таким
образом, осуществился только среди раздоров и насилий; сама борьба,
которую сторонникам прогресса пришлось выдержать против право-
верных утраквистов, отняла у них всякую возможность выговорить
себе некоторые ограничения по отношению к лютеранству и навязать
свои условия; они не удовлетворились (как братья) тем, чтобы взять за
образец Аугсбургское исповедание, они его приняли почти без всяких
изменений и принесли индивидуальность чешской Реформы в жертву
желанию освободиться от пут, которыми их сковывала официальная
ересь; они не только перестали быть утраквистами, что было необходимо,
но и перестали быть гуситами, чтобы стать лютеранами.
Быстрота, с которой осуществилось это превращение, наглядно пока-
зывает несостоятельность утраквизма: все те, в ком не угас еще всякий
дух свободы, ждали лишь подходящего момента, чтобы отделиться от
Церкви, которая не соответствовала своему предназначению и, будучи
столь же неспособной порвать с Римом, как и подчиниться ему, исто-
щила свои силы в погоне за несколькими бесплодными уступками. С
1520 г. протестанты представляли значительную часть сейма713; в 1523 г.
они составляли большинство. В 1524 г. сейм отменил католические
обряды; администратор714 Цагера предложил разрешить священникам
жениться, и собрание отвергло его просьбу лишь из страха опорочить
победу неблагоразумной поспешностью. В 1546 г. сейм категорически
оспорил авторитет Предания и власть ключей715 и объявил, что признает
351
Заключение
в качестве правила своей веры Писание, а не Компактаты. Утраквизм
существовал отныне только как название, он стал для новаторов лишь
препятствием. Это хорошо видно после битвы при Мюльберге в 1547 г.716
Именно опираясь на официальный гусизм Фердинанд Австрийский717
надеялся победить Реформацию в Чехии, разумеется, ему было бы не
трудно затем примирить римскую и чешскую Церкви, что означало бы
восстановление власти Святого Престола. В действительности утракви-
стов в то время разделял с католиками один единственный пункт: при-
чащение под двумя видами, но Тридентский собор только что позволил,
чтобы чаша раздавалась верующим в диоцезах Зальцбурга, Пассау,
Майнца и Праги718. С этого времени ничто не препятствовало возвра-
щению утраквистов в лоно Церкви. Вот только самих утраквистов уже
не существовало.
Меры, предпринятые Фердинандом, не остановили распространение
протестантизма; восшествие на престол Максимилиана II719 ускорило его
торжество. Исповедание, за которое сейм проголосовал в 1575 г., было
непосредственно вдохновлено Аугсбургским исповеданием и было при-
нято двумя третями населения. Начиная с этого момента, окончательно
конституируется евангелическая720 чешская Церковь: только она, а уже
не утраквизм, участвовала в религиозной борьбе, предшествовавшей и
подготавливавшей Тридцатилетнюю войну721.
Агония гусизма, однако, продолжалась еще около полстолетия;
оставленный мало-помалу почти всеми своими последователями, све-
денный к нескольким отдельным часовням, опозоренный беспорядками
и ссорами своих последних священников, он угас без шума, незаметно
в первые годы XVII в. У некоторых католических панов еще были во
владениях утраквистские священники; на сейме 1609 г. было принято
решение, что в будущем будет позволено заместить их католическими
священниками. Печальный конец Церкви, знавший дни славы, она была
обречена на бессилие и смерть в тот день, когда умеренная фракция взяла
на себя исключительное руководство движением. Как незаконченное
и непоследовательное восстание, утраквизм Компактатов должен был
быть потоплен поднимающейся волной более смелых и плодотворных
идей. По крайней мере, он смог облегчить распространение протестан-
тизма, став мостом, как сказал один красноречивый писатель, перебро-
шенным между Чехией и Германией. Он хотел быть компромиссом; но
оказался лишь переходной ступенью.
Колебания и робость гуситов не позволили Реформе добиться всех
тех последствий, которые можно было от нее ожидать, с религиозной
точки зрения; в области политических установлений их бесчинства и
необдуманные поступки, их метания от насильственных действий к
слабости имели еще более пагубные результаты. Единственное сословие,
извлекшее пользу из Революции - шляхта, которой удалось завершить
и добиться признания своих продолжительных захватов. В какой-то
352
Утраквисты и лютеране
момент ей стала угрожать радикальная партия, но шляхта сокрушила
при Липанах единственного противника, способного ее остановить,
отныне она стала хозяйкой положения. В XVI в. феодализм, восторже-
ствовавший над народом и королевской властью, по-хозяйски утвер-
дился на земле свободной Чехии.
На какую силу должны были опираться короли в своей попытке
противостоять ему? Владения короны были захвачены, замки, освобож-
денные с большим трудом Карлом IV, были отчуждены, и сам Карл IV не
смог бы их отвоевать: паны приняли меры предосторожности. В Иглав-
ском договоре Сигизмунд пообещал не отбирать имущество, находивше-
еся в их владении*, и эти условия были повторены в большинстве после-
дующих хартий**. Право на выморочное имущество могло бы, возможно,
позволить королям восстановить их домен, но паны его упорядочили,
ограничили и закончили его отменой***. Монарх даже конфискованным
имуществом распоряжался только с согласия совета панов. Королевская
власть была лишена, таким образом, своих самых важных доходов,
были поколеблены сами принципы ее могущества, она потеряла под-
держку своих естественных союзников, тех, кто мог бы помочь ей если
и не победить, то, по меньшей мере, замедлить ее разгром: клир исчез
как политическая институция, его собственность была конфискована,
не пощадили даже те его корпорации, которые высказались в пользу
Реформации; упадок торговли, прекращение некогда столь активных
связей с соседними странами, изгнание немцев и внезапное выдвижение
в первые ряды низших сословий нанесли непоправимый ущерб могуще-
ству и благосостоянию городов. Впрочем, города, не пользуясь доверием
крестьян, которых они покинули, обремененные иноземными традици-
ями, от которых они не могли полностью отказаться, они придержива-
лись союза с панами из-за общности их веры и предпочли феодальные
злоупотребления опасностям католической реакции. Без союзников,
без денег и без солдат, подвергаясь беспрестанным атакам, государи722
попытались спасти часть своих прерогатив, затем, устав от бесполезной
борьбы, надеялись найти спасение в непредвиденной катастрофе, они,
казалось, смирились со своим поражением и удовлетворились тем, что
были отныне почетными президентами олигархической республики.
Сеймы распоряжались короной, выбирали короля «актом своей
доброй и свободной воли, в силу вольностей королевства»****. Пока сосло-
* Archiv desky, III, 447-448
** Так в хартии Владислава (21 марта 1509 г., статья X), в патенте Фердинанда 1(15 декабря
1526 г.) и т.д.
*** VSehrd, ed. Herm Jiredek, p. 388. Сейм 1497 г.
**** Сомнения, выражаемые по поводу выборного характера чешской короны в эту эпоху, про-
исходят единственно из искажения смысла, сделанного при переводе одного чешского
юридического термина. Dedictivi сначала имело лишь значение «собственность», а впо-
следствии получило значение «наследство». В чешских документах heres (наследник
(лат.). - Прим, ред.) употребляется вместо possessor (владелец (лат.). - Прим, ред.), here-
ditas (наследство (лат.). - Прим, ред.) вместо proprietas (собственность (лат.). - Прим.
353
Заключение
вия не признали, не приняли короля, его власть оставалась юридически
ничтожной, каковы бы ни были его родственные связи с последними
монархами. Родство еще не давало титула, а было лишь простым обо-
значением723 *. Король был связан настоящим взаимообязывающим
контрактом; он подписывал электоральную капитуляцию724, которая
гарантировала привилегии различных сословий, и любой захват вла-
сти имел бы следствием освобождение подданных от клятвы верности.
Во все эпохи и во всех странах история дает многочисленные примеры
восстаний знати, поднимавшейся против злоупотреблений властью пра-
вителями, но в политическом устройстве Чехии в XVI в. эти восстания
были предусмотрены и обоснованы; они являлись не только фактом, но
и правом.
После выборов короли могли бы забыть свои обещания, нарушить
клятвы, попытаться устроить государственный переворот: однако сеймы
держали их в постоянной зависимости: только они голосовали за налоги
и они пользовались своим финансовым всемогуществом, чтобы беспре-
станно расширять свои полномочия. Их полномочия распространились
на широкий спектр вопросов, по которым ранее только короли имели
право высказываться: раздел и управление феодальным имуществом,
назначение и судопроизводство государственного совета, рудники,
поборы с евреев725 и т.д. Декреты короля подлежали исполнению лишь
после утверждения сеймами; они потребовали и получили законода-
тельную инициативу, сначала в форме просьбы, а затем и резолюции. В
какой-то момент они даже постановили, что решения большинства будут
заноситься в архивы, Земские доски726, и приниматься как законы, даже
помимо короля (1547 г.).
Не удовлетворившись присвоением себе законодательной власти,
сеймы все время посягали на исполнительную власть, вынуждали
чиновников давать клятву сейму и королевству, оспаривали у короля
право смещать высшие должностные лица, и, в конце концов, даже
потребовали, чтобы подобные назначения производились согласно
списку, представленному сеймом (1611 г.). Это стало последним актом
и как бы завершением постепенной трансформации, совершившейся
в ходе гуситских войн. Король, избираемый сеймом, связанный элек-
торальными капитуляциями, лишенный не только права издавать
законы, но даже права сменять служащих, надзиравших за тем, чтобы
они исполнялись, сделался всего лишь не несущим ответственности и
бессильным президентом совета министров, которых он не выбирал по
ред.). Словарь Du Cange приводит в качестве синонима к hereditalis (наследственный
(лат.). - Прим, ред.) proprius (собственный (лат.). - Прим, ред.) и к hereditagium (наслед-
ство (лат.). - Прим, ред.), possessio (владение (лат.). - Прим. ред.). См. Jiredek, Slovanske
pravo vdechach, I, p. 155 и Kalousek, deske statni pravo, p. 179-181
* Это то, что Мартан называет смешанной монархией: «Мы называем также смешанной
монархией такую, в которой самый близкий наследник нуждается в признании нацией,
для того чтобы принять бразды правления». Martens, Precis du droit des gens moderne de
I’Europe. I, 3, 26
354
Политические последствия Революции: торжество знати
своей воле, которых он не мог сместить и которые являлись покорными
представителями большинства в сейме.
Такое изменение политического устройства Чехии, утверждали неко-
торые, в сущности, не было нововведением, тем более, что оно ни в чем
не противоречило духу древнего славянского мироустройства и гусизма.
Гнев, вызванный введением немецких обычаев, и желание вернуться к
древнему национальному праву не были, в самом деле, чужды Револю-
ции; разве прежде князья не бывали окружены главами семейств, без
совета с которыми не принимали никакого важного решения и которые
могли даже их сместить?
Но появилось, по меньшей мере, одно нововведение, одно из самых
поразительных и противоречащих духу Реформы и желаниям новаторов.
Могущество, отнятое у королевской власти, перешло не к нации в лице
ее предводителей, но к закрытой касте, дорожащей своими привилеги-
ями, которая, расширяя их за счет монарха, имела в виду лишь свои
частные привилегии, а не общее благо727. Сейм представлял не народ, но
чешских феодалов. Старинные князья были первыми среди равных, и
так же как и кметы, их советники, основывали свою власть на доверии
племен; государство было лишь большой семьей728. В XIV в. отношения
государя и сейма были, возможно, такими же, как у Пржемысловичей
и их кметов, но на кого опирался парламент? На народ? Конечно, нет;
но на несколько сотен семей, гордящихся своими предками, которые
допускали в свои ряды лишь отдельных избранных. В этом, если не
в расширении полномочий сейма, и состояло новшество, новшество,
пагубное для Чехии и самой аристократии.
Неравенство и привилегии проникают повсюду; сословия разоб-
щаются все глубже, почти непреодолимые барьеры отделяют пана от
рыцаря, порядочного человека от крестьянина; устанавливаются титулы,
учреждается церемониальный этикет. В отношениях между членами
семьи влияние феодальных идей становится все более и более ощутимым.
Воспоминания о старинных установлениях, касающихся собственности,
были еще слишком живы, чтобы было признано право первородства,
и потребовалось формирование нового дворянства, чтобы смириться с
учреждением субституции и майората729, но старший в семье, брат, муж
начинают утрачивать свое равноправие. Замужняя женщина находится
«в плену» мужа; братья распоряжаются своими сестрами, выдают их
замуж, «отдают в монастырь»*. Какой контраст с учением таборитов!
Они провозгласили равенство всех людей, выступили против сословных,
имущественных и врожденных привилегий, требовали эмансипации
женщины, открыли перед ней Библию и позволили ей подняться по
ступеням церковной кафедры730, а каких-то пятьдесят лет спустя люди,
ставшие благодаря им могущественными победителями, подняли так
* См. любопытную работу Воцеля, о положении женщины согласно древнему чешскому
праву (Vocel, Gesells. der Wissenschaften, Sitzb. 1861). См. также Kniha Tovaftovska,
ред. Brandl, Introd. p. XXVI и гл. 163
355
Заключение
высоко, как никогда, социальные барьеры, умножили различия и
титулы, сделали из женщины рабыню мужа, из сестры - рабыню брата,
и требовали как необходимо условие любого участия в отправлении
государственной власти - приверженность тем иностранным идеям*,
против которых столь энергично выступали гуситы731.
Первыми, кому удалось заставить ляхов732 считаться с собой и тем
самым добиться участия в управлении, стали владыки, рыцари733. Они
были на достаточно плохом счету734, часто не вызывая доверия, они
неоднократно предавали дело шляхты, сначала в правление Вацлава,
затем в последнюю войну. Владыки обратились к самым далеким от
католицизма доктринам и еще сохраняли отношения с остатками табо-
ритской партии. Само недоверие, которое они внушали, оказало им
услугу. О них было известно, что они решительно настроены не отступать
перед крайними средствами: как только они посчитали, что политика
панов им угрожает, они пошли на союз с городами и создали вместе с
ними грозную лигу**; было бы опасно оставить подобных предводителей
недовольными: следовало бы привлечь их на свою сторону, превратить
бывших вожаков радикалов в защитников феодализма. Их не только
перестали лишать права представительства в сейме, но открыли для
них двери высшего суда, что способствовало появлению некоторого
политического влияния. Тем не менее паны не обращались с ними как
с совершенно равными, оставляя им роль своего рода второй палаты,
всегда удерживали большинство в Верховном суде - двенадцать мест
из двадцати735. Это были хотя и младшие, но братья, и доля, которую
им предоставляли, была достаточно хороша, чтобы ручаться за их пре-
данность.
Города были не столь счастливы, как рыцари; потребовались долгие
годы борьбы, чтобы двери сейма приоткрылись для них. Какое у них,
в самом деле, было право быть принятыми в ряды олигархии, правив-
шей тогда Чехией! За исключением нескольких городов Юга и Запада,
все они приняли участие в Революции; Прага оправдала мужеством
своих солдат, не меньше, чем ученостью своих докторов и священ-
ников, звание королевы городов, которое она гордо носила. В конце
войны внутренний переворот бросил ее в объятия умеренной партии,
и ей посчастливилось оказаться на стороне победителей. Назначенная
столицей чешской национальной Церкви, она имела, по ее мнению,
некоторое право на уважительное обращение со стороны короля, кото-
рый ее не одолел, и со стороны панов, которым она помогла победить.
Она очень быстро узнала, чего стоит союз с дворянами: она надеялась
ввести несколько горожан в Верховный суд, но ее просьба даже не была
рассмотрена. Обнадеженные этим своим первым успехом, ляхи тотчас
оспорили у депутатов от городов право участвовать в национальных
* Дворяне не меньше стремились быть защитниками национального права. См. совершенно
справедливые рассуждения в: Bezold, Zur Gesch. des Hussitentums, p. 105
** 1487 r. Stari letopisove, p. 240
356
Политические последствия Революции: торжество знати
сеймах. Королевские города, - говорили они, - основаны правителями
на своих землях; они - их собственность, их имущество. На каком осно-
вании они будут посредниками между королем и страной? Их господа
вольны жаловать им привилегии, но при условии, что те не намерены
использовать их против остальной нации*. Это был для горожан вопрос
жизни и смерти; если точка зрения панов одолеет, они утратят всякую
законность существования736, их привилегии и вольности оставят их в
жалком и униженном положении; дворяне были свободны по праву и
по природе, а горожане - по дозволению и по милости**.
Их интересы находились под не меньшей угрозой, чем их политиче-
ские свободы; в определенных случаях горожан судил Верховный суд;
какую гарантию непредвзятости мог им предоставить суд, состоящий
из одних дворян? Понадобился декрет, который предоставил бюргерам
возможность свидетельствовать (1497 г.). Имущество бюргеров более
не записывалось в Земские доски, а поскольку только на этих записях
зиждилось юридическое обоснование, они постоянно порождали раз-
личные затруднения и тяжбы, где их противники были одновременно
и судьями, и участниками. Их привилегии беспрерывно нарушались:
дворяне создавали новые рынки, подвергали товары, пересекающие их
владения, немыслимым пошлинам, драли три шкуры с путешественни-
ков. Торговля замерла, население быстро уменьшалось. Не один человек
с отчаянием повторял слова магистра Шимона из Тишнова: «О народ
неблагоразумный и безрассудный! Открой глаза, посмотри на опустоше-
ние, которое есть дело твоих рук... Трижды горе тебе, который сам создал
все это зло, который в яростном бешенстве обратился сам против себя!»
После долгих и кровавых битв города, которым благоприятствовали
внешние обстоятельства, добились между тем удовлетворения по некото-
рым вопросам; их депутаты образовали третье сословие. Но вхождение
бюргерства в сейм нисколько не изменило олигархического характера
политического устройства; стало лишь одним привилегированным
сословием больше. Ничто лучше не показывает победу феодализма,
чем это отступничество городов, чьи стремления, после столь про-
должительных битв против шляхты, не шли дальше того, чтобы быть
ею принятыми. Изменения, происходящие в это время во внутреннем
городском управлении, блестяще показывают это забвение прежних
принципов. В коммуне, также как и в государстве, власть переходит от
всех к некоторым, от народа к все более узкой прослойке аристократии.
Бургомистры, судьи, коншелы хотят видеть себя полностью независи-
мыми от остального населения, развитие цехов и суровость их статутов
ограничивали свободу труда и вскоре учредили исключительную и
* «Все города принадлежат королевской казне и являются более зависимыми, чем паны
и рыцари, являющиеся свободными (См. три документа в Archiv desky, V, р. 389-398,
которые проливают яркий свет на притязания дворян).
** «Города не имели сами по себе никакого права и были обречены оставаться в кругу,
который им очертили сверху» (Palacky V, 1, р. 244)
357
Заключение
придирчивую кампанию мастеров. Реакция, последовавшая за битвой
при Мюльберге (1547 г.), нанесла последний удар по муниципальным
свободам; привилегии королевских городов были упразднены или
ограничены, требовалось непременное согласие короля для созыва гене-
ральной ассамблеи. Высшие слои бюргерства выиграли от этих ограни-
чений больше, чем королевская власть: реакция прошла, но свобода не
вернулась. Городская аристократия оказалась определенно достойной
войти в сейм.
Если союзники панов потратили столько труда, чтобы заставить
уважать свои права, какова могла быть участь жителей сельской мест-
ности, проигравших при Липанах? Вся тяжесть зависимости вновь пала
на них, и они долго еще искупали свою попытку обрести независимость
и вызванный ими однажды страх. Наиболее решительные и энергичные
еще сражались на границах; другие, разоряемые в течение двадцати
лет либо дружественными, либо враждебными армиями, обязанные
платить всем партиям непосильные налоги, были более не в состоянии
продолжать сопротивление. Утомленные, а еще более павшие духом, они
были подготовлены к закрепощению. Некоторые старинные товарищи
Прокопа попытались, однако, вновь возродить мужество: повстанче-
ские отряды продвигались по стране, но эти усилия партии, бывшей в
отчаянном положении, легко подавлялись, а суровые меры, которые
они вызывали, ускорили полное закрепощение земледельцев. Бывают
в истории окаянные эпохи, когда все способствует успехам тирании -
апатия одних, энергия и восстания других!
До войны свобода переставала быть фактом, но она еще оставалась
правом; в конце XV в. шляхта заставила законодательно одобрить все
свои захваты. Земледельцы, эмфитевты737 были лишь арендаторами,
несущими оброк и барщину по усмотрению барина; хозяин произвольно
увеличивает оброк, накладывает новые барщинные отработки*, бес-
прерывно вмешивается в дела крестьянина, может даже в некоторых
случаях лишить его собственности**. Многие не ждали, пока их изго-
нят, не смирялись с участью арендаторов на своих собственных землях
и оставляли имущество, дохода с которого едва хватало для уплаты
налогов. В документах конца XV в. постоянно встречаются сообщения
о покинутой или пустой деревне. Чтобы остановить бегство из деревень,
разорявшее дворян, последние решительно наступали на единственную
еще остававшуюся у крестьян свободу - личную. В 1453 г. начало фор-
мироваться право сыска беглых; в 1472 г., 1474 г. и 1479 г. был провоз-
глашен запрет крестьянам переходить от одного господина к другому.
Декрет 1487 г. наконец дает право панам возвращать своих крестьян
отовсюду, где они их найдут, и наказывать штрафом от десяти до двад-
цати марок любого, кто будет принимать или предоставит защиту бегле-
* VSehred, II, ch. IV
** Naudeni statedneho rytife рапа Jana Dobrenskeho (passim)
358
Господство чешской национальности
цу*.738 В XVI в. крепостная зависимость есть обычное положение крестья-
нина, два факта это наглядно доказывают: во-первых, многочисленные
грамоты об освобождении, ни одного подобного примера мы не находим
в предшествующие столетия, во-вторых, знаменитый декрет 1531 г.,
запрещающий господину под любым предлогом удерживать человека,
желающего посвятить себя учению**. Как и в Западной Европе, в Средние
века, Церковь оставалась единственным убежищем, где крепостной мог
избежать тирании господ.
Дворяне, однако, испытывали некоторые угрызения совести, пользу-
ясь всеми правами, которые им пожаловали сеймы. Они слишком ясно
осознавали свои истинные интересы, чтобы не понимать, что слишком
обременительные налоги и слишком жесткая крепостная зависимость
угнетают дух их крестьян, отвращают их от труда и делают бедными
господ, разоряя их подданных. Среди них насчитывается немало сто-
ронников Единства, и влияние доктрины братьев чувствуется в Регла-
ментах, которые проникнуты настоящим духом доброжелательности и
великодушия. Эта сдержанность и эта умеренность вдохнули мужество
в крестьян, общий рост зажиточности позволял более легко выносить
налоговое бремя, и накануне Тридцатилетней войны739 положение сель-
ских жителей было безусловно лучше, чем веком раньше. К несчастью,
это временное и как бы случайное процветание ничего не изменило в
правовом положении крепостного; смягчение нравов, религиозные идеи,
умственное развитие шляхты, естественная симпатия, которую порож-
дала между всеми жителями общность веры, расы и языка, уменьшала
требования одних и смягчала злобу других; но если фактически кре-
стьянин был не более несчастлив в конце XVI в., чем в начале XV в., то в
правовом отношении он спустился от свободы к зависимости. Он зависел
от каприза хозяина, у него не было важнейшего условия всякого насто-
ящего прогресса - безопасности. Стоит лишь разразиться революции,
а иностранцам и католикам присвоить себе владения бывших господ, и
новые хозяева найдут в давно уже принятых законах все способы под-
чинить своих крепостных самой отвратительной тирании. Железный
век740 для Чехии начался только после битвы при Белой Горе741, но он
подготавливается и объясняется предшествующей эпохой; наступившее
разорение проистекает из того самого благосостояния, которое было
лишь терпимо.
Итак, не следует обманываться некоторыми поверхностными фак-
тами. В XVI в. в Чехии не было более ни короля, ни народа, а только
господа и крепостные. Опасное торжество! Знать вскоре узнала это
на своем печальном опыте. Чтобы завоевать еще несколько исключи-
тельных прав, она подавила основную массу народа. На кого она будет
опираться, когда вновь придут дни опасностей и испытаний? Радикалы
* Palacky, V, 1, р. 270. Script, rer. Bohem., Ill, p. 109
** Palacky, Gedenkblaetter, Prague 1874, p. 100
359
Заключение
потерпели неудачу, став жертвой своих ошибок; паны не были ни более
благоразумными, ни счастливыми: они искупили в изгнании или на
эшафоте свои амбиции и несправедливость и должны были увлечь за
собой в своем падении саму чешскую нацию.
Но никто тогда не предвидел ужасных последствий Тридцати-
летней войны, никто не предполагал, что славянская нация в Чехии
должна будет выдержать борьбу за свое существование. Ее господство
казалось столь надежно упроченным, столь повсеместно признанным!
Сеймы сделали все, чтобы вывести из-под любого удара независимость
и автономию королевства, чтобы защитить народ и чешский язык от
германского нашествия. Сильное национальное чувство у панов было,
в действительности, не слабее, чем у радикалов: эти честолюбцы также
были патриотами. Века торжества феодализма были для страны эпохой
безопасности и славы, история должна быть признательна за это людям,
находившимся у власти.
Все усилия императоров подчинить своей власти славян верхней
Эльбы провалились, и золотая булла Карла IV подтвердила и утвер-
дила неудачу немецких притязаний742. Однако смешение в одном лице
противоречащих друг другу качеств курфюрста и независимого короля,
и особенно объединение Чехии и империи под властью династии Люк-
сембургов, еще вызывали в Праге некоторое беспокойство. Гуситские
войны резко разорвали эти слишком тесные узы743. Позднее, с ростом
неурядиц, политические и религиозные бедствия слишком сильно
подорвали Германию, чтобы Чехия должна была опасаться попытки
реванша. Впрочем, воспоминания о таборитах, тот ужас, который после
их побед распространился вплоть до Рейна и Дуная - этого вполне было
достаточно, чтобы умерить у многих приступы гнева и успокоить не
одно честолюбивое намерение. Короли, поддержанные сеймами, не
позволяли юридически оспаривать свою безусловную независимость,
как не приняли бы и фактического вмешательства Римских королей
в свои дела; императоры отказались от чисто номинального сюзерени-
тета, и Германия смирилась с отпадением Чехии, как ранее - с потерей
Италии и Польши* 744.
Казалось, она даже не особенно затаила злобу за свое поражение.
«Одним из наиболее печальных последствий Революции XV в., - говорит
Палацкий, - была неприязнь, с которой повсеместно сталкивались чехи:
без сомнения, клир, чье господство было поставлено под угрозу Гусом и
его учениками, действительно сильно постарался заботился изобразить
своих противников в самых черных красках, и толпа, в конце концов,
стала видеть в еретиках лишь разнузданных демонов. Свидетельство
страха, смешанного с ужасом, который внушали гуситские отряды, мы
находим в названии «богемцы», которое дали цыганам, оказавшимся
впервые во Францию около 1427 г., в тот момент, когда страх и йена-
* Естественно, отпадение существовало только с точки зрения Германии.
360
Господство чешской национальности
висть, вызванные Революцией были особенно сильны745». Однако не
следует делать из этого единичного факта слишком общие заключения,
и мне кажется, что высказывание Палацкого несколько преувеличено.
Великие события XVI в. вскоре поглотили всеобщее внимание, и у
Церкви хватало прочих врагов, чтобы немного позабыть о своих ста-
ринных противниках. В империи национальные распри сохраняли свой
накал только в некоторых областях - Силезии, Лужицах, там, где шла
ежедневная борьба. Даже общности веры было недостаточно, чтобы вос-
торжествовать над этой ненавистью, которая пережила торжество про-
тестантизма746. Но остальная Германия не принимала никакого участия
в борьбе и не выказывала к ней интереса. Она была слишком ослаблена,
слишком поглощена своими собственными распрями, чтобы заниматься
тем, что происходило на ее границах: национальное чувство пробудилось
в ней слишком поздно. Она столь мало тогда осознавала себя, что чуть
было не приняла славянина в качестве императора, и вопрос об избра-
нии Иржи из Подебрад Римским королем стоял очень серьезно. Если
бы у этого проекта было продолжение, то сопротивление бы исходило
из Праги, а не из Франкфурта747.
Дело в том, что Чехия все еще не чувствовала себя защищенной от
любой угрозы; императоры были принуждены мало-помалу отказы-
ваться от своих мнимых прав748, приведенная в расстройство Германия
была не в состоянии предпринять наступательные действия, а политиче-
ская борьба никогда чехов особенно не беспокоила749. То, что возбуждало
их страхи, было мирное и постоянное проникновение тысяч ремесленни-
ков и крестьян, основывавших города, заселявших сельскую местность и
изгонявших оттуда прежних обитателей750. Революция XV в. резко пре-
рвала проникновение иноземцев и спасла славянскую национальность,
но какой бы насильственной она не была, она не изгнала всех чужаков и
не смогла стереть все следы старинной германской оккупации. В горо-
дах, которые почти все были построены или переустроены иноземцами,
особенно сохранялись обычаи, заложенные еще до войны. Разве не могли
эти воспоминания, эти традиции способствовать немецкой реакции?
Славяне достаточно знали своих соседей, чтобы понимать, что те не под-
дадутся отчаянию в результате поражения, каким бы тяжелым оно ни
было. Немецкая эмиграция подобна наводнению, которое невозможно
совсем остановить; особые обстоятельства заставят их отвернуться от
той или иной страны, но как только порядок восстановлен, река вновь
устремляет свой неиссякаемый поток, драгоценный, но несколько
обременительный. События оправдывали страхи чешских патриотов:
сила, которая влекла немцев в Чехию, была тем более ощутимой, что
Польша и Венгрия были для них закрыты751, и поскольку эта была
единственная страна, которая пользовалась почти абсолютной свобо-
дой совести. К счастью, опыт предшествующих столетий не был забыт
чехами, и они не позволили подвергнуть опасности свои завоевания
361
Заключение
XV в. Их иногда обвиняют в том, что они проявили себя слишком тира-
ническими и нетерпимыми; нет ничего более несправедливого: суровые
меры предосторожности, принятые ими, были навязаны им ситуацией.
Чехия, окруженная почти со всех сторон иной, враждебной расой, была
страной, почти всегда находящейся в осаде752; ее гарнизон был более или
менее удачлив в битве, раз за разом теряя и вновь захватывая передо-
вые позиции, но она оставалась хозяйкой цитадели; на доверенном ей
почетном посту она высоко и крепко держала вверенное ей знамя; сами
осаждающие не осмелились бы упрекнуть ее в том, что она так защищала
себя - без страсти, но и без слабости, без бесполезного насилия, но и без
компромиссов.
Чехи не отвергали иностранцев, но позволяли окончательно обо-
сноваться только тем, кто соглашался сделаться славянином, выучить
язык страны: немцу было позволено покупать или принимать собствен-
ность, если только тот объявлял, что у него нет другого потомственного
сеньора, кроме коронованного чешского короля, и что он подчиняется
ему, как все прочие граждане*. Чешский язык становится официальным
языком, и никто не мог пользоваться в судах немецким или латинским
языком, если не получал специального разрешения судей**. При при-
ближении Тридцатилетней войны сейм 1611г. напомнил эти различные
распоряжения и постановил, что все иноземцы, принятые до сего дня в
королевство, будут обязаны обучить чешскому своих детей***.
Справедливо, - говорили на сеймах, - чтобы сыны нации имели
преимущество перед иноземцами, и они приняли меры предосторож-
ности, чтобы власть всегда оставалась в руках славян. Все грамоты,
предложенные для подписания королям, содержат положение, согласно
которому те обязуются никогда не принимать иноземца на государствен-
ную службу****. Немцы не могли ни заседать в сейме, ни участвовать в
городском управлении***** 753.
Достаточно привести одну цифру, чтобы показать последствия этой
непреклонной и благоразумной политики: накануне Тридцатилетней
войны немцы составляли уже едва ли десятую часть населения королев-
ства, в наши дни они составляют немногим более трети754.
Законы, превратившие чешский язык в официальный язык страны,
не встретили никакого противодействия, поскольку они лишь утверж-
дали уже произошедшие изменения. Паны более не понимали иной
язык******; в школах латынь почти повсюду была заменена чешским и
* Archiv desky, IV, 517
** Закон от 1547 г.
*** Ср.: Gindely, Gesch. des dreissigjaehrigen Krieges, I, p. 117-122
**** Иглавский договор (1436 г. Archiv ё. Ill, p. 448). Грамота Альбрехта Австрийского (Id.,
р. 460). Грамота Владислава, 1471 г. (А. ё. IV, р. 453), в 1509 г., 1526 г. и т.д.
***** Vybor, II, р. 315, 326
****** КогдаФридрихШпослалСильвиянасеймвБенешов,тотпроизнесвесьмапримечательную
речь на латыни, заставившую всех плакать. Однако очень скоро выяснилось, что почти
никто ее не понял и канцлер был вынужден ее перевести.
362
Господство чешской национальности
воодушевление было столь сильным, что его не остановило и Возрожде-
ние755. Чехи, изучая древних авторов, искали лишь средство придать
национальному наречию больше гибкости, точности и изящества.
«Для меня было бы не более затруднительно, чем для других, писать
по-латыни, - говорит Вшегрд756, - но я не забываю, что я чех; я хочу
знать латынь, но говорить и писать по-чешски». Все писатели XV и
XVI вв. имели в сердце ту же любовь к национальному языку. Никогда
форма не была столь тщательно отделана, стиль столь чист, и с этой
точки зрения не будет никакого преувеличения назвать Возрождение
золотым веком чешской литературы. Это великое литературное движе-
ние исходит прямо из революции XV в. Они связаны не только общим
порывом, который испытали души, и вызванными этим дискуссиями,
а также новыми идеями, привнесенными в мир, но и прямым воздей-
ствием, которое оказали на язык и стиль вожди Реформы. Мы имеем в
виду труды Гуса и Штитного; братья богемского Единства поддержи-
вали непрерывную активность полемистов и писателей: говорили, что
сколько братьев, столько и авторов. Почти все видные прозаики того
века вышли из их рядов: Ян Августа, Ян Благослав, Карел Жеротин,
и прежде всего знаменитый Комениус -Амос Коменский757. Кралиц-
кая Библия (1579 г.) окончательно устанавливает языковые нормы,
она была принята даже иезуитами как канон чешского языка. Еще и
в наше время, говорит Палацкий, сам преподаватель и ученик богем-
ских братьев, эта Библия представляет предмет постоянного изучения
теми, кто хочет писать правильно. Потребовался бы целый том, чтобы
написать краткую историю этой великой литературной эпохи; чтобы
дать представление об активности умов, достаточно будет напомнить,
что число известных чешских сочинений, написанных с начала XVI в.
до Тридцати летней войны, оценивается не менее чем в полторы тысячи,
а кто определит число сочинений, пропавших посреди ужасной бури,
когда чуть не погибло самое имя Чехии!
Эти литературные успехи усилили внимание и восхищение соседних
народов и внесли свой вклад в дело поддержания нравственного превос-
ходства, которое табориты своими победами обеспечили чехам среди
славян758. Не только русские и поляки сохранили вплоть до середины
XVII в. военные установления Жижки, но чехи снабжали солдатами,
а часто и военачальниками все народы Восточной Европы, а их язык
был принят как язык дипломатии всеми северными славянами* 759. В
Польше увлечение чешским было таковым, что возбуждало беспокойство
некоторых патриотов**. Но и самые пламенные защитники польского
не оспаривали красоту чешского. В России чешский был столь же рас-
пространен, и Петр Великий был довольным, что может беседовать
по-славянски с панами Праги760.
*Cas.desk. mus. 1831. Jungmann, hist, literaturydeske, p. 55
** Dvorzanin Polsky, опубликованный в Варшаве в сборнике польских авторов, 1828 г.
363
Заключение
Статуя Яна Гуса в Праге
Однако, уже в эту эпоху всякая литературная активность прекраща-
ется; то, что породила одна революция, другая разрушила. «Дворяне и
бюргеры пренебрегали старинным языком страны; кто желал учиться
или принять ученый вид, учился на латыни: народ следовал примеру
свыше; он не мог забыть полностью чешский, но примешивал к нему
множество иностранных слов, и испорченный слог делает почти непо-
нятными сегодня редкие сочинения этой печальной эпохи»*.
Таким образом, с какой бы стороны не взглянуть, как бы ни изучать
религиозные или политические последствия гусизма, или определять
влияние, которое он оказал на язык и литературу, мы всегда видим, как
вздымается кровавое воспоминание о Белой Горе. Горизонт внезапно
закрывается этим препятствием: католицизм берет реванш.
Душу тогда наполняет уныние и печаль: ведь столько усилий должны
были остаться бесполезными! Столько благородной крови пролилось зря,
не сделав плодородной почву, ею политую! Было бы лучше, если бы Гус
не покидал Церкви? Зачем чехи не склонили голову, не отреклись без-
ропотно от учений, осужденных папами? Что осталось от их гигантских
усилий? Руины, поверженные здания, сожженные монастыри, рассеян-
ные библиотеки, прерванная торговля, необработанные и брошенные
поля, победоносный феодализм и порабощенные крестьяне, искаженный
утраквизм, изменивший своим истокам, и мертворожденная реформа,
нация, стонущая под деспотизмом немецкой монархии.
* Palacky, Gedenkblaetter, р. 31
364
Господство чешской национальности
Увы! Одно из проявлений неотвратимости истории - то, что великие
завоевания покупаются долгими страданиями и ужасными катастро-
фами. Без сомнения, Революция XV в. выполнила не все обещания,
которые можно было предвидеть, она оказалась запятнанной преступ-
ным насилием и пагубными жестокостями: но, несмотря на все, она,
тем не менее, стала одним из наиболее любопытных и плодотворных
опытов нового времени, и именно к ней привело чехов их патриотическое
чувство, когда в начале нашего века они начали с нее восстанавливать
свое прошлое.761
Нации, как и отдельные личности, имеют обязанности, узкие по
отношению к себе, и широкие по отношению к человечеству. Они
должны защищать по справедливости, без ненависти, но с неукротимой
энергией свою находящуюся под угрозой индивидуальность, охранять
ее от оскорбления, бороться против умаления или поглощения. Затем
необходимо, чтобы нации стремились внести свой вклад (насколько это
в их силах) в общий прогресс и развитие.
Чешские славяне могли быть поглощены немецкой иммиграцией;
гуситские войны остановили нашествие, спасли чешский язык от порчи
и забвения, внедрили так глубоко в души любовь к родине, что двухве-
ковая буря не вырвала ее.
Чехи, свободный народ-победитель, доказали, что они имеют право
на существование, встав во главе Европы; изнуренное Средневековье
упорно не хотело уходить, чехи нанесли ему смертельный удар. Они
противопоставили права совести авторитету, они первыми издали клич
свободы, который передавался с тех пор из столетия в столетие. В то
время они были цивилизованным народом. Если бы народы Европы
были когда-нибудь призваны предстать перед судом истории, если бы
они должны были вспомнить, что именно они привнесли в общий ход
событий, не один из них (пусть даже самые гордящиеся своим могу-
ществом) заколебался бы, возможно, прежде чем дать ответ: Франция
предъявила бы Крестовые походы и Революцию, Италия говорила бы
о Ренессансе, Испания - об открытом Новом Свете, Россия рассказала
бы о долгой борьбе с восточными варварами, побежденными и преобра-
женными, Англия - о колонизации Америки; на этом собрании Чехия
имела бы право претендовать на славное место, а Гус предстал бы перед
ним раньше Лютера.
Пусть эти слишком несовершенные страницы освежат слишком по-
блекшее воспоминание об этих бессмертных заслугах, и пусть они будут
восприняты чехами как свидетельство горячей симпатии, которой,
безусловно, пользуются во Франции потомки первых победоносных
защитников Свободы.
365
Пояснения
ПОЯСНЕНИЯ
Прага в конце XIV в.
Прага, X. Шеделъ, ксилография 1493 г.
Характерная черта чешского географического положения - это ее
целостность*. И действительно, она со всех сторон замкнута горными
цепями, которые на границе с Германией (на севере, западе и юге) воз-
носят свои вершины, покрытые пихтами, на высоту от тысячи до тысячи
шестисот метров, и понижаясь к востоку, как бы облегчают взаимоотно-
шения чехов и мораван, однако образуют длинный ряд холмов и плато,
достаточно высоких, чтобы ясно обозначить водораздел между Черным и
Северным морем. От этого горного пояса отходят отроги и боковые цепи,
чья высота быстро понижается, и которые, в конце концов, исчезают
перед центральной равниной. Все водные потоки, чьи истоки находятся
в этих горах, спускаются к этой равнине, и Эльба (по-чешски Лаба) несет
их к Северному морю через узкую теснину, зажатую между Рудными
и Лужицкими горами. Однако не Эльба самая важная река страны, но
Влтава (Мольдау), которая, благодаря как направлению своего тече-
ния, так и не меньше - объему своих вод, должна рассматриваться как
важнейший водный поток. Стекая со склонов Шумавы, она пересекает
всю Чехию в меридиональном направлении и впадает в Эльбу на севере.
В центре страны, в месте схождения всех дорог, был воздвигнут город
Прага, на Влтаве, которая уже вобрала в себя Бероунку, принесшую
ей воды с юго-запада, немного ранее ее слияния с Эльбой, собирающей
потоки, спускающиеся с восточных и северных гор. Никакой другой
город, расположенный на континенте, не обладает столь превосходным
местоположением, и путешественник, наблюдавший с Вышеграда или
Градчан эту великолепную панораму, уже не может ее забыть. Справа
* См. превосходную карту Прохазки. Досадно, что автор не выпустил чешские издания.
366
Пояснения
обрывается крутыми склонами к Влтаве Вышеград; город762 растека-
ется по равнине по обоим берегам реки и продолжается амфитеатром
на холмах, окружающих ее почти со всех сторон. На северо-востоке воз-
вышается Витков, прославленный победой Жижки, и носящий с этого
времени имя великого гетмана гуситов; на северо-западе холм Градчан
понижается к Влтаве и господствует над прибрежными землями, там,
где река вытекает из города, подобно тому, как Вышеград господствует
над местом ее вступления в город. Совсем рядом с Градчанами, к югу,
холм Петржин спускается к городу рядом уступов, а с другой стороны
наступает на «проклятую равнину» Белой Горы. С давних пор чехов
впечатлили военные преимущества позиций Вышеграда и Градчан.
Одна легенда, имеющая, как представляется, под собой историческое
основание, приписывает Либуше763 основание Пражского замка764. Но
истинными основателями города, сделавшими из него коммуну, были
немцы. Большая европейская торговля использовала две главные
дороги: одна - с запада на восток, от Парижа до Кракова и Киева, дру-
гая - с юга на север, от Венеции до Балтики; эти две дороги пересекались
в Праге, ее географическое положение предназначило, таким образом,
стать не только центром всей чешской торговли, но и огромным пере-
валочным пунктом между Западом и Востоком, государствами Севера
и Италией. Иноземные торговцы прибывали сюда с давних пор и щедро
одаривались Пржемысловичами разными послаблениями и привиле-
гиями (1101, 1174, 1178 гг. и т.д.), они основали здесь город, который
быстро рос. Успехи централизации и королевской власти также благо-
приятствовали развитию Праги, которая и к концу XIV в. насчитывала
не менее ста тысяч жителей.
В этот момент своей истории агломерация, которую называют общим
именем Прага, насчитывала три королевских коммуны765, замок и город
Градчаны766, подчиненные бургграфу Праги, замок и город Вышеград, и,
наконец, несколько деревень*. Одним из первых действий Карла по его
восшествии на престол было возведение на месте древнего замка767 коро-
левского дворца по образцу Лувра. Рядом с жилищем короля, внутри
укреплений замка, должен был быть воздвигнут собор, который до сих
пор не закончен768. По соседству с собором были построены монастыри
и несколько дворцов знати рядом с королевскими апартаментами.
С запада к замку примыкал небольшой город Градчаны. Население
его составляли в основном знать и рыцари, каноники и священники.
Уже тогда город обладал этой атмосферой печальной торжественности и
меланхолического спокойствия, которую он сохранил вплоть до наших
дней. Ремесленники, которые вначале составляли значительную часть
населения, были мало-помалу вытеснены оттуда и поселились к западу,
в местечке Погоржелец.
* Я отсылаю раз и навсегда к книге Томека (Tomek. Dejepis z Prahy, II). Томек во всем, что
касается топографии города, дает абсолютно законченный рассказ, и я могу лишь кра-
тко его пересказать.
367
Пояснения
Немного к югу от Погоржельца возвышался один из самых богатых
и знаменитых монастырей Чехии - Страговский монастырь. Ему же
принадлежал склон холма, спускающийся к речной долине, засажен-
ный виноградниками и садами, покрывавшими гребень Петржина и
доходившими до самой Влтавы.
Мала Страна (Кляйнзайте) у подножья замка*, которую также назы-
вали Новым городом, сохранила, как и Градчаны, свои древние стены
и отличалась как внешне, так и юридически от соседних сооружений.
Вся она была расположена на левом берегу реки, чья территория, почти
до моста, была занята архиепископскими садами; шедшая далее улица,
которая вела на запад и поднималась к площади, была самой оживленной
в городе; севернее находился дворец архиепископа, один из наиболее
примечательных памятников древней Праги.
Два берега Влтавы были соединены великолепным каменным мос-
том769, его сооружение началось при Карле IV в 1357 г. и было закончено
лишь при его преемнике. По нему попадали в наиболее заселенный и
богатый город - Старе Место (Альтштадт). Узкие и извилистые улицы
напоминают, что он создавался поэтапно, по мере постепенного и мед-
ленного появления новых переселенцев, что происходило в силу обсто-
ятельств, а не по королевскому декрету. Он был еще и центром самой
оживленной торговли; особенно большое оживление было на большой
площади, на ней самой и поблизости были расположены наиболее из-
вестные здания: Ратуша**, «радостная обитель или Гостиный двор»,
который был как бы колыбелью всего этого процветания***, и Тынская
церковь770, столь знаменитая в истории Чехии****.
Старе Место со всех сторон, где оно не имело выхода к реке, было
окружено Новым Местом, его защитные стены шли от Влтавы у под-
ножия Вышеграда и выходили к Влтаве у Поржича. Построенное
Карлом IV, оно являло своими прямыми и упорядоченными улицами,
широкими площадями разительный контраст со старым городом, и еще
в наши дни, несмотря на снесенные крепостные стены, разделявшие
Старую и Новую Прагу, путешественник без труда отличает творение
императора от творения времени. На одной из наиболее обширных пло-
щадей, Karlovo namesti771, располагалась Ратуша, где началось гуситское
восстание.
* Менши Место или Нове Место под Градем; в настоящее время Мала Страна (Кляйнзайте).
** Ратуша была вначале частным зданием; в 1338 г. его купили коншелы за счет коммуны.
*** С самых давних пор в Праге, как и во всех главных торговых городах Европы, находился
своего рода базар (Туп, otynvenve misto, место окруженное тыном), где иноземцы скла-
дывали свои товары и где они жили. Там взимались таможенные пошлины (Ungelt от
нем. уст. Ungeld, «пошлина, мыто». - Прим, ред.); (народ еще обозначает этим именем
Унгельт группу домов, составлявших часть Тына). Ср.: Prague historique en 25 gravures
avec texte par Zap (Prague, 1864).
****Cp.: Zap, Peglise du Tyn avec planches в: Pamatky, I, p. 10 и сл. С 1310 г. Тынский храм
считался первенствующим в Старом Месте. Божественная служба совершалась там
только по-немецки. Немецкий был заменен чешским в 1415 г.
368
Пояснения
На юге над Новым Местом господствовал замок Вышеграда. Нет
ничего более печального ныне как Вышеградский холм, обращенный в
австрийскую цитадель, которая не защищает город, а угрожает ему772;
более не осталось ни следа от церквей, дворцов773, исчезли даже разва-
лины, но народ сохранил воспоминание о старинном золотом престоле
Вышеграда. Монастыри, церкви соперничали в богатстве и великолепии,
особенно во время правления Карла IV, в то время как вдали взгляд
останавливался на полях, покрытых садами и виноградниками, обра-
зовывавшими вокруг столицы пояс из зелени и цветов.
Невозможно точно определить численность населения Праги в конце
XIV в., но можно по крайней мере дать приблизительные цифры. Число
домов, по которым приводятся достаточно полные сведения, возросло до
четырех тысяч ста, из которых тысяча триста двадцать четыре были в
Старом Месте*, две тысячи двадцать семь в Новом Месте, сто девяносто
шесть в Малой Стране. Остальные находились в Градчанах, Вышеграде,
в пригородах или деревнях, которые, как Погоржелец и Писек, были
включены во внешний пояс укреплений. Дома были, определенно,
меньше, чем в наше время, но и квартиры (logement) были также
меньше, а их население - больше. Итак, не будет преувеличением при-
нять среднее население дома за двадцать один человек**, что в целом дает
около восьмидесяти шести тысяч человек. Если учесть текучесть населе-
ния, иноземных торговцев, студентов, дворян, временно проживающих
в Праге время от времени и приводящих с собой весьма многочисленную
свиту, мы легко приходим к ста тысячам жителей. Согласно этим под-
счетам Новое Место было значительно более населено, чем Старое (сорок
две тысячи пятьсот человек против двадцати семи тысяч восемьсот),
но равновесие, без сомнения, восстанавливалось за счет непостоянного
населения, вероятно, гораздо более многочисленного в Старом Месте,
чем в Новом.
Хотя Прага и была основана немецкими переселенцами, она более
не была немецким городом. Источники не позволяют нам точно опре-
делить рост числа чехов, но они это неопровержимо показывают. Среди
двух тысяч известных нам имен обитателей города тысяча четыреста
шестнадцать - чешских, и только шестьсот девяноста три - немецких;
чешское население, таким образом, было в два раза более многочислен-
ным. Это соотношение, однако, еще слишком благосклонно к немцам;
на деле в общественных или частных документах главным образом упо-
минаются лица богатые и влиятельные, а относительное число немцев
было значительно больше в верхних слоях бюргерства, чем в прочих.
Соотношение национальностей отличалось в разных кварталах: ино-
странные имена исчезают почти полностью в Малой Стране, и чехи,
таким образом, отвоевывают левый берег реки, откуда их изгнал Ота-
* В это число входили сто двадцать еврейских домов.
** Меньше половины от современного.
369
Пояснения
кар II774. Славяне были значительно более многочисленными в Новом
Месте, чем в Старом, которое оставалось излюбленным местом пребыва-
ния немцев. Вот почему в то время, как в Новом Месте мы располагаем,
начиная с первых годов XV в., достаточно большим числом документов
на чешском, в Старом Месте общественные акты, решения советов ком-
муны, цеховые статуты написаны иногда по-латыни, чаще всего - на
немецком, но никогда - по-чешски*. Впрочем, власть и богатство были
еще сосредоточены в руках немцев; они были самыми богатыми собствен-
никами и все общественные должности были закреплены за ними. Чеш-
ское население отнюдь не сносило терпеливо это господство и несколько
раз ясно показывало свою враждебность и свой гнев, принимая сторону
шляхты против бюргерства: естественно, что патриотическое чувство
было более горячим в Новом Месте.
Антагонизм двух городов был не менее чувствителен с точки зрения
политической. Главного магистрата коммун назначал король, им был
судья, Richter775, он возглавлял городской совет и отправлял правосудие
с помощью определенного числа заседателей. Члены совета (эшевены,
присяжные, кметы, коншелы) назначались королем согласно списку,
представленному ему членами, чьи полномочия истекли. Их число
варьировалось от двенадцати до двадцати четырех. Поскольку судья
часто был занят в суде, был создан пост бургомистра, который, как
кажется, занимали поочередно присяжные. В сложных обстоятельствах
к присяжным присоединялось некоторое число богатых или влиятель-
ных горожан, старейшин. Но наряду со старейшинами мы видим со
времени правления Карла IV общее собрание коммуны, пытавшееся
сосредоточить всю власть и угрожавшее не менее прерогативам ста-
ринных семей, чем правам королевской власти. Соперничество и раз-
доры среди предводителей бюргерства благоприятствовали успехам их
противников. В Новом Месте торжество общего собрания имело своим
естественным следствием победу демократической партии. В Старом
Месте, напротив, простолюдины никогда не достигали такой же степени
могущества, даже после победы чехов и изгнания немцев. Консерватив-
ная и умеренная партия оставалась, в общем, во главе дел. Народ здесь
был обязан своими редкими и кратковременными триумфами лишь
поддержке Нового Места.
* Ср. Tomek, II, passim
370
Примечания редактора
ПРИМЕЧАНИЯ РЕДАКТОРА
1 Автор, очевидно, имеет в виду перевод библейских текстов на немецкий язык.
2 Иероним Пражский.
3 Эней Сильвио Пикколомини, 1405-1464 гг., папа римский Пий II с 1458 г.
4 Вацлав Гаек из Либочан (ум. 1553 г.) чешский священник и хронист, при-
верженец умеренного гусизма, затем перешедший в католичество, автор «Чешской
хроники» (1541 г.), написанной с прокатолических позиций и ставшей впослед-
ствии известной своей тенденциозностью и обилием недостоверных сведений. Этот
труд Гаека стал на многие десятилетия практически единственной доступной и
разрешенной книгой по истории Чехии на чешском языке, что, наряду с занима-
тельностью и живостью изложения, обусловило ее популярность как в Чехии, так
и (в немецком переводе) в Германии.
5 Император Австрии.
6 Чехи, чешское название этой реки - Лаба.
7 Франтишек Палацкий (1798-1876 гг.), известный чешский ученый и об-
щественный деятель, политик, историк и археограф, один из отцов чешского на-
ционального возрождения и основоположников национальной чешской истори-
ографии, основатель первого научного журнала на чешском языке, активный
публикатор источников по истории Чехии и Моравии, с 1838 г. исполнял должность
земского историографа (Landeshistoriograph) при сословном собрании Богемии
(Чехии), в то время одной из земель Австрийской империи.
8 Автор имеет в виду, очевидно, территории Священной Римской империи за
пределами Чехии.
9 Император Священной Римской империи (1212-1250 гг.) из династии Гоген-
штауфенов, противник папства.
10 Папа в 1294-1303 гг.
11 Король Франции в 1285-1314 гг.
12 Папа в 1243-1254 гг.
13 Император Свящ. Римской империи и король Чехии в 1346-1378 гг.
14 Имеется в виду запрет на причащение вином мирян.
15 Раскол Римско-католической Церкви, продолжавшийся с 1378 по 1417 гг.
16 Вацлав IV (Венцель), император в 1378-1400 гг., король Чехии в 1378-1419 гг.
17 Старинная фр. мера площади, составлявшая примерно 3420 кв. м.
18 Духовенство, объединенное в конгрегации по типу монашеских и проживав-
шее в клуатрах (замкнутых четырехугольных пристройках с внутренним двориком)
при соборах.
19 Орден регулярных соборных каноников.
20 Район Праги.
21 Монашеский орден.
22 Пребенда - какой-либо источник дохода, жалуемый духовным лицам.
23 Чиновник, уполномоченный вершить суд от имени епископа
24 Диоцезы в католической Церкви делились на деканаты, возглавляемые
деканами или архипресвитерами.
25 Ошибка, он умер в 1369 г., как верно сказано в авторском примечании.
26 Ян Милич (Иоанн Милиций) из Кромержижа (чеш. Jan Milic z Kromerize,
ок. 1320-1325-1374 гг.), чешский священник и проповедник, один из предшествен-
ников Яна Гуса, при Карле IV служил в Имперской канцелярии, в 1362 г. получил
место каноника в Пражском капитуле, от которого отказался в следующем году,
сделавшись бедным проповедником по примеру апостолов. Произносил проповеди
для народа на чешском (впервые в истории) и немецком языках. Призывал к пока-
янию и очищению Церкви, проповедуя скорый приход Христа и Царство Божие.
371
Примечания редактора
После неудачной попытки читать свои проповеди в Риме вернулся в Прагу (1369 г.),
где продолжал свою деятельность до 1374 г.
27 Собрания, здесь подразумевается место, где совершается богослужение Творцу.
28 Чеш. Novy Jeruzalem,
29 Чеш. Benatky.
30 Матей (Матвей) из Янова (чеш. Matej z Janova, между 1350 и 1355-1393 гг.),
ученик и последователь Яна Милича. Учился в Пражском и Парижском универси-
тетах. В 1380 г. получил степень магистра богословия. По возвращении на родину
после поездки в Рим в 1381 г. становится каноником в Праге и посвящает себя
богословским занятиям. Проповедовал и писал в основном на латыни. В своих
проповедях Матей осуждал богатство и властолюбие Церкви, выступал против
монашества, почитания икон и мощей, призывал к ежедневному причащению,
высказывался за доступ мирян к евхаристической чаше. В1388 г. из-за конфликта
с пражской Консисторией был переведен приходским священником в провинци-
альный городок Велика Вес. В 1389 г. он предстал перед архиепископским судом
по обвинению в ереси и был вынужден отречься от своего учения о причащении и
поклонении образам и святым. Его сочинения широко использовались гуситами.
31 От лат. utraque, доктрина, отстаивавшая причащение мирян под обоими
видами, т.е. хлебом и вином.
32 Матвей Краковский (ок. 1335-1410 гг.), богослов и дипломат, происходил из
немецкого бюргерства г. Кракова в Польше, в 1357 г. получил степень магистра в
Пражском университете, в котором также занимал должность декана факультета
свободных искусств, позднее стал профессором богословия и известным пражским
проповедником, ок. 1382 г. по поручению университета отстаивал церковную
реформу перед папой. В 1395 г. стал профессором, а в 1396 г. - ректором Гейдель-
бергского университета. В это же время Матвей становится советником курфюр-
ста Пфальцского, а затем его сына, императора Рупрехта Пфальцского, от имени
которого неоднократно выступал с дипломатическими миссиями. С1404 г. епископ
Вормсский. Был императорским послом на Пизанском соборе 1409 г. Автор много-
численных богословских трудов.
33 Альберт Энгелыпальк (Albert Engelschalk, ок. 1353-пос. 1403 гг.), богослов
и церковный писатель. Родом из баварского Штраубинга, учился, а затем препо-
давал в Пражском университете на теологическом факультете, дважды избирался
его деканом. Магистр богословия. В1392 г. был избран ректором. В1403 г. покинул
Прагу и стал профессором Венского университета.
34 Ян из Бора, доктор права в Пражском университете, автор сочинения против
нищенствующих монахов.
35 Вацлав Рогле (чеш. Vaclav Rohle), настоятель костела св. Мартина в Старом
Месте (Прага), в 1393 г. осудил продажу индульгенций в Праге.
36 Войтех-Адальберт Ранькув (Ранков) из Ежова (чеш. Vojtech Rankuv zJezova,
nam.Adalbertus Ranconis de Ericinio, ok. 1320 -1388 гг.), чешский богослов, учился
в Париже, где получил степень магистра свободных искусств (1346 г.), профессор,
с 1355 г. ректор Парижского университета. В 1366 г. вернулся в Прагу, где стал
каноником и участвовал в схоластическо-богословских спорах. Высланный Кар-
лом IV из Чехии, возвратился в Париж, где был признан доктором богословия. В
1375 г. вновь вернулся в Чехию, занимался преподаванием и проповедовал. Резко
критиковал пороки духовенства, выступал против универсалистских притязаний
папства и за реформы в Церкви, что привело его в 1386 г. к разрыву с Пражским
архиепископом Яном из Енштейна. Поддерживал тесные связи с Конрадом Валь-
дгаузером и Яном Ми личем.
37 Ян из Штекно (чеш. Jan ze Stekna, ум. после 1405 г.), монах-цистерцианец,
профессор Пражского университета (1373 г.), бакалавр, затем магистр теологии,
372
Примечания редактора
капеллан Вифлеемской капеллы, проповедовавший в Вышеграде (Прага) и обли-
чавший безнравственность и злоупотребления клира. В 1403 г. выступил против
учения Уиклифа.
38 В античном понимании этого слова.
39 Моравии.
40 Далимилова хроника (чеш. Dalimilova kronika) - рифмованная хроника нач.
XIV в., первая историческая хроника на чешском языке, характеризуется отчет-
ливым патриотическим и антигерманским настроем.
41 Назначавшиеся королем местные судебные исполнители, имевшие также
полицейскую власть.
42 Вероятно, имеется в виду «право мертвой руки», согласно которому сеньор
имел право на часть имущества умершего крестьянина, бывшее одним из наиболее
тяжких атрибутов личной зависимости.
43 Чешское дворянство (шляхта) состояло из двух различных и взаимообо-
собленных слоев: панов и владык, или рыцарства, из которых первые занимали
господствующие позиции. В дальнейшем переводе обычное авторское обозначение
высшего сословия чешской аристократии (les seigneurs) переводится более аутен-
тичным термином «паны».
44 Карл IV намеревался сделать Прагу постоянной резиденцией императоров
Священной Римской империи, какой она в основном оставалась при императорах
Люксембургской династии, бывших в то же время королями Чехии.
45 Византийцами - св. равноапостольными Кириллом и Мефодием и их учени-
ками, греко-православными равноапостольными миссионерами.
46 Подложки.
47 В средневековых университетах факультеты искусств, получившие свое
название по изучавшимся там «семи свободным искусствам», служили подго-
товительной ступенью к обучению на трех главных факультетах: богословском,
юридическом и медицинском.
48 Денежное обеспечение, вложение, фонд, созданный для какой-то церковно-
благотворительной цели, также учреждение, существующее на эти средства.
49 Архиепископ Пражский в 1379-1396 гг.
50 Избранного, но еще не коронованного папой императора.
51 Вне национального деления.
52 Княжне Свидницко-Яворской, наследнице этих двух силезских княжеств.
53 Рупрехта Пфальцского.
54 Речь идет о поражении Рупрехта в борьбе с коалицией немецких князей и
городов в 1406 г.
55 Имеется в виду мейсенский поход против Чехии в 1401 г. (см. выше).
56 Неподчинение ни одному из соперничавших пап и вынесение вопроса о пре-
кращении схизмы на предстоящий собор.
57 Религиозный и политический конфликты, раздиравшие в эти годы Пражский
университет, не были в своей основе «национальными», но различие в преимуще-
ственном этническом составе враждующих партий, осложненное давним соперниче-
ством университетских «наций», сыграло важную роль в раннем формировании чеш-
ского национального сознания, особенно обострившегося в период Гуситских войн.
58Мтф. 15:26.
59 Парафраз Гал. 4:1-2.
60 Несмотря на явные симпатии к чехам и влияние на него чешской историогра-
фии, автор занимает осторожную позицию в оценке численного состава чешской
«нации» в университете, опираясь на известные в его время источники и не разделяя
крайнего мнения о численном преобладании там чехов уже на рубеже XIV-XV вв.
Хотя последнее представление получило в дальнейшем широкое распространение
373
Примечания редактора
среди историков, новейшие исследования вполне подтвердили правильность стати-
стических данных, приводимых Э. Дени. Далее автор справедливо выделяет чисто
политические причины принятия Кутногорского декрета королем Вацлавом, искав-
шим союза чешско-реформационной партии и Пражского университета в сложной
международной и внутричешской борьбе вокруг созыва Пизанского собора 1409 г.
61 Дальнейшее изучение этой проблемы показало, что в 1405-1408 гг. доля
чешских студентов, несмотря на устойчивый абсолютный прирост, даже заметно
сократилась из-за интенсивного притока в эти годы студентов и преподавателей
из-за границы.
62 Огромная часть немецких профессоров добровольно или вынужденно поки-
нула университет после Кутногорского декрета 1409 г. и в ходе Гуситских войн, что
вообще отражало массовый исход немцев из Чехии в этот исторический период. В
предыдущем и в начале этого столетия немцы занимали видное место в интеллек-
туальной жизни Чехии, как на стороне реформаторов, так и особенно в числе их
противников. Нужно также отметить, что автор, следуя модернизаторской анти-
немецкой тенденции чешских историков, писавших в духе национально-романти-
ческой школы Ф. Палацкого, систематически смешивает приезжих профессоров из
других земель Германии и чешских немцев, которых нельзя считать иностранцами
по представлениям того времени, а также нарочито противопоставляет Чехию
Германии, хотя вассальная зависимость первой от второй для эпохи высокого
и позднего Средневековья не подлежит никакому сомнению, что особенно ярко
подтверждается участием чешского короля в коллегии курфюрстов, избиравших
короля Германии (обычно именуемого в эту эпоху Римским королем) в качестве
будущего (и фактического) императора. Ту же тенденцию автор обнаруживает, при-
водя только чешские названия городов и игнорируя их немецкие аналоги, несмотря
на этнический состав и обстоятельства возникновения многих из этих городов.
63 Лат. natio, в смысле «народ», «этнос».
64 Точнее, иностранцы.
65 Формулировки Кутногорского декрета не оставляют сомнений в том, что он
был направлен не против немцев как таковых, а против «иноземцев и пришельцев»,
не имеющих «никаких гражданских прав в Богемском королевстве». Ян из Есеницы
в одном из своих писем поясняет, что король даровал три голоса «жителям своего
королевства». О том же говорил в своей речи 1416 г. Иероним Пражский. Вообще
вопрос о генезисе и сущности раннего чешского национализма весьма сложен и до
сих пор не имеет однозначных трактовок. Безусловно, общее национально-патри-
отическое возбуждение «истинных чехов» против «немцев»-иноземцев не могло
не затронуть в большей или меньшей мере и немецкое население самого Чешского
королевства, что еще более усугублялось последующими религиозными распрями,
в ходе которых чешские немцы в своей массе отвергли гусизм, распространявшийся
почти исключительно среди этнических чехов, «чешского языка».
66 Иными словами, устройство Парижского и Пражского университетов было
формально идентичным, хотя этнически противоположным по причине различного
состава каждой «нации»: три из четырех «наций» Сорбонны были франкоязычны,
три из четырех «наций» Карлова университета - преимущественно германоязычны.
67 Чешская и польская «нации» включали как этнических немцев, так и славян.
68 Точнее, чешских подданных.
69 Значение каждого из перечисленных университетов имело широкий регио-
нальный и, в разной мере, межрегиональный и интернациональный характер, что
вполне сопоставимо с Пражским университетом, принимая во внимание сравни-
тельно небольшие размеры Чехии. Уникальность Карлова университета состояла
не в широте, а в глубине и интенсивности его влияния на все чешское общество.
70 На миссионерской территории, где еще нет постоянной церковной иерархии.
374
Примечания редактора
71 Чешские магистры.
72 В часовнях, принадлежащих частным лицам, как Вифлеемская часовня.
73 Так пренебрежительно его окрестили за малограмотность, мол, знает только
алфавит.
74 По-чешски эта песенка звучала так: «Zbynek biskup abeceda spalil knihy, a
neveda, co je v nich napsano».
75 Меры, наказания.
76 Ян Железный (Иоанн Пражский), по рождению Ян Буцек (из Буц(е)ка, de
Висса) (ум. 1430 г.), происходил из пражской патрицианской семьи, еп. Литомышль-
ский (1388-1418 гг.) и Оломоуцкий (1418-1430 гг.), яростный противник гуситов,
в 1421 г., после принятия архиеп. Пражским гуситского исповедания, назначен
папой администратором (местоблюстителем) Пражской архиепископской кафедры,
принимал участие в антигуситских походах имп. Сигизмунда, умер в Венгрии.
77 Совр. Братислава.
78 Сигизмунд Альбик (нем. Siegmund Albich von Neustadt, чеш. ZikmundAlbik
z Unicova, ум. 1427), личный врач короля Вацлава, архиепископ Пражский в
1411-1412 гг., формально вступил в должность в 1412 г., в конце того же года сло-
жил полномочия, получив почетный титул епископа Кесарийского.
79 Альбик получил степень доктора медицины в Праге и доктора гражданского
и канонического права в Падуе.
80 Вацлаву, что более важно, пришлось преодолеть еще и сопротивление праж-
ского капитула, что, принимая также во внимание отмеченные особенности био-
графии Альбика, делало данное назначение канонически весьма уязвимым.
81 Владислав (Ладислав) I, король Неаполя в 1386-1414 гг., из Анжуйской ди-
настии.
82 Лат. Indulgentia plenaria - вид индульгенции, полностью освобождающий
душу от всех духовных последствий («наказаний») за совершенные человеком
грехи.
83 Штепан из Палеча, или (менее точно) Штепан Палеч (ум. ок. 1423 г.) - чеш-
ский богослов, магистр свободных искусств (1391 г.) и магистр богословия (1411г.)
Карлова университета в Праге, ректор университета в 1400-1401 гг., декан бого-
словского факультета (1412 г.), каноник в Пражском Граде (1413 г.). Один из ярких
представителей предгуситского реформаторства, близкий к Яну Гусу, от которого,
однако, отходит в 1412 г. На Констанцском соборе 1414-1418 гг. выступил против
Гуса и его учения. С 1418 г. профессор Краковского ун-та.
84 Станислав из Знойма (ум. 1414 г.) - чешский философ, проповедник и бого-
слов, один из учителей и единомышленников Яна Гуса, впоследствии его непри-
миримый противник. Учился в Пражском университете, где получил степень
магистра свободных искусств (1388 г.) и позднее стал профессором богословия, в
1404-1405 гг. исполнял должность ректора. Первоначально примыкал к кружку
последователей Дж. Уиклифа и отстаивал его учение о пресуществлении, чем
навлек на себя обвинение в ереси (1405 г.) и несколько месяцев провел под арестом
в Болонье (1408 г.), после чего отказался от своих заблуждений. В1412 г. опублико-
вал трактат против некоторых положений Уиклифа, впоследствии доработанный и
расширенный. В1413 г. выслан королем из Праги. Умер по дороге на Констанцский
собор, где собирался выступить против Гуса.
85 Ошибка в тексте, следует читать: перед Григорием XII.
86 Станислава и Штепана.
87 Rynek, rynk (от нем. Ring) - старочешское наименование площади.
88 Ян из Ичина (ум. после 1423 г.), чешский церковный реформатор, магистр
свободных искусств Пражского ун-та, сподвижник Я. Гуса, после гибели которого
примкнул к таборитам.
375
Примечания редактора
89 Верховный бургграф (чеш. nejvyssi purkrabi), назначавшийся королем из
числа чешских панов, был комендантом Пражского Града (королевской резиден-
ции) и исполнял ряд других военных, судебных и адм.-фин. функций, будучи по
своей значимости важнейшим государственным чиновником и вторым лицом в
Чехии после короля.
90 Лацек стал земским гетманом (наместником) Моравии после перехода Мо-
равского маркграфтсва в руки Вацлава IV в 1411 г.
91 Кузен.
92 Петр из Краварж стал земским гетманом Моравии после смерти Лацека в 1416 г.
93 В окраинных землях Чешской короны.
94 В Великом княжестве Литовском и Русском, и в Галицкой (Червоной) Руси,
перешедшей к концу XIV в. под власть Польши, в том и другом случае почти исклю-
чительно среди местных католиков (поляков и литовцев).
95 Согласно каноническому праву, совершенное исключение из церкви или боль-
шое отлучение (лат. excommunicatio omnimoda sive major) заключается в том, что член
церкви за тяжкое церковное преступление, явное и доказанное, совершенно лиша-
ется церковного общения, т.е. права участия в любых церковных богослужениях, в
совершении таинств и церковных обрядов, а также права на отпевание и погребение
на освященном кладбище. С человеком, подвергшимся полному отлучению, ни один
верный (т.е. член Церкви) не должен иметь никакого религиозного общения (напр.,
совместных молитв), а духовным лицам запрещается вступать с ним даже в частное
общение. Большое отлучение в канонических источниках называется также анафемой.
96 Пробста.
97 Конрад фон Фехта (ок. 1370-1431 гг.), выходец из патрицианской фамилии
города Бремен в Вестфалии (Зап. Саксонии), один из наиболее преданных сторон-
ников Вацлава IV, благодаря которому занимал высокие придворные и церковные
должности в Германии и Чехии. В конце 1412 г. назначен королем администратором
Пражского архидиоцеза, в феврале 1413 г. утвержден Иоанном XXIII в качестве
Пражского архиепископа, не будучи, видимо, до 1416 г. даже рукоположен в свя-
щенники. В гуситских распрях занимал поначалу примирительную позицию, но
затем встал на сторону католической партии, что не помешало ему после поражения
последней примкнуть к умеренному гусизму, сохранив архиепископскую власть
и титул. В 1425 г. был официально объявлен папой лишенным кафедры, однако
продолжал исполнять обязанности предстоятеля фактически независимой чешской
гуситской Церкви.
98 Якуб (Якоубек) из Стржибро (чеш. Jakoubek ze Stribra), известный также как
Иаков Богемский и Якобеллус (ум. 1429 г.) - известный чешский гуситский про-
поведник и писатель. Учился, а затем преподавал в Карловом ун-те, где получил
степень магистра (1397 г.). Принял сан священника (1402 г.) и в 1407 г. получил
приход св. Михаила в Старом Месте (Прага). В1414 г. впервые предложил мирянам
Св. Дары (причастие) под обоими видами (в учении Гуса этот аспект не имел большого
значения, хотя незадолго до смерти он одобрил такую форму причащения). Участво-
вал в дебатах Констанцского собора на стороне Гуса, после казни которого занял его
место проповедника в Вифлеемской часовне; примыкал к «левому» крылу умерен-
ных гуситов (утраквистов), был активным участником внутригуситской полемики.
99 Лайош (Людовик) I Великий (1326-1382 гг.), король Венгрии в 1342-
1382 гг., последний представитель венгерской ветви Анжуйской династии.
100 Т.е. Чешской короны, как следующий по старшинству сын Карла IV и млад-
ший брат бездетного Вацлава IV
101 Отношения двух братьев никогда не были простыми и осложнялись взаим-
ным соперничеством, интригами и междоусобными войнами, сопровождавшими
борьбу за раздел и передел обширной центральноевропейской «империи» Люксем-
376
Примечания редактора
бургов между различными ветвями этого дома. В это политическое соперничество
вплетались перипетии церковной реформы, связанной с борьбой враждующих пап,
соборным движением и деятельностью Я. Гуса, что еще более усложняло общую
картину. Компромисс между братьями в вопросе об обладании Германской коро-
ной, на которую Вацлав сохранял формальные претензии после своего низложения
курфюрстами, был значительно облегчен тем, что Вацлав сознавал свою непопу-
лярность в Германии и тщетность своих усилий занять императорский престол.
102 Римским королем.
103 Главные составные части Священной Римской империи, наряду с Германией,
Папским государством и Чехией-Богемией.
104 Тем не менее, Сигизмунд обновил в ходе этого объезда своих номинальных
владений старинный обычай имперской коронации в Аахене (1414 г.).
105 На собор 1409 г.
106 С точки зрения католической Церкви.
107 Т.е. на территории Германии, подвластной императору, а не папе.
108 Речь идет об ожесточенной феодальной войне во Французском королевстве,
происходившей на фоне Столетней войны с Анлией.
109 Т.е. католики.
110 Т.е. боговдохновенных соборных постановлений.
111 Упомянутые выше чешские паны, симпатизировавшие Гусу.
112 Речь идет о католических патриархах.
113 Ассизы - в средневековой Франции и государствах крестоносцев на Востоке,
собрание духовных и светских феодалов для решения важнейших вопросов; автор
фигурально применяет этот образ к церковным соборам.
114 Т.е. местные жители.
115 «Предузнанным» (лат.), т.е. свидетельствующим своим нечестием о своей
непоправимой богоотверженности.
116 Хлеба и вина.
117 Автор, вероятно, по недосмотру, проставил в тексте дату «7 июня», хотя из
текста этого пассажа и из примечания к нему (см. ниже) явно следует, что первое
судебное заседание собора имело место 5 июня.
118 Тела и Крови в Св. Дарах.
119 Хотя в обвинениях собора и папы Гусу выдвигалось именно это.
120 В тексте ошибочно «Карла VI».
121 К спасению.
122 И читал лекции.
1231413 г.
124 Православных жителей литовско-русского гос-ва.
125 Такую широкую программу деятельности Иеронима можно только предпола-
гать, однако среди обвинений, предъявленных ему на Констанцском соборе, действи-
тельно упоминалось, что он якобы уговаривал вел. кн. Литовского Витовта перейти
в православие (см. ниже). Известно также, что во время пребывания в Кракове он
произносил проповеди, вызывавшие большой интерес у поляков. Трудно сказать,
насколько серьезно рассчитывал Иероним на успех своей миссионерских усилий на
востоке Европы и были ли задачи распространения реформаторских идей их глав-
ной целью. Также неясно, как далеко зашел пражский магистр в своем, бесспорно,
искреннем увлечении православием и как надеялся совместить свои богословские
воззрения с богословием и практикой православной Церкви. Можно предполагать,
что его поездка по западнорусским землям имела скорее ознакомительный характер
и преследовала цель глубже узнать и понять восточно-христианскую церковную тра-
дицию, мало известную в католической Европе, и найти в ней новые подтверждения
правоты идей чешских реформаторов. Остается плохо освещенным и важный вопрос
377
Примечания редактора
о том, разделял ли сам Гус энтузиазм Иеронима в отношении православной Церкви.
Трагическая гибель обоих реформаторов прервала их поиски в этом направлении.
126 Православной.
127 Великая Моравия, в которой разворачивалась просветительская деятель-
ность свв. Кирилла и Мефодия, находилась под юрисдикцией Римской Церкви (т.е.
Римского папы как «патриарха Запада») и, как полагают некоторые исследователи,
придерживались во время своего служения там западного литургического обряда
(догматического расхождения между Западом и Востоком христианского мира тогда
еще не существовало); их разногласия с немецким духовенством касались лишь
допустимости богослужения на славянском языке, в борьбе за которое «солунские
братья» пользовались поддержкой папского престола. «Католизация» Чехии про-
исходила постепенно, по мере догматического и организационного обособления
Западной (Римской) Церкви, лояльность которой Чехия все время сохраняла, от
Восточной (Византийской), одним из последствий чего стало вытеснение славянской
церковной службы латинской. Таким образом, исторически некорректно говорить
о «проникновении в страну католической Церкви», в отличие от действительно
происходившей на протяжении веков (преимущественно мирной!) немецкой
колонизации и действительно имевшей место существенной доли немцев среди
чешского духовенства.
128 Тезис о православии как «естественной» религии всех славян позаимствован
автором из историографической тенденции, питаемой идеями панславизма, и в
конечном итоге исходит из искусственного противопоставления «православия» свв.
славянских учителей Кирилла и Мефодия «неправославию» немецкой и вообще
западной Церкви той эпохи (см. следующую сноску и комментарий к ней). Вообще
степень близости гусизма и православия не следует преувеличивать. Первоначаль-
ный оптимизм гуситов в этом отношении во многом объясняется их глубокой при-
верженностью причащению под обоими видами. Известие о том, что эта традиция
по-прежнему жива в христианской Церкви, сохраняющей апостольское преемство,
наполняло гуситов живейшей радостью и поначалу заслоняло все различия. Более
поздние и детальные впечатления гуситов от общения с православными намного более
сдержанны, о чем свидетельствуют и неудачи всех попыток церковного объединения.
129 В 1452 г. чешские гуситы-чашники отправили посольство на христианский
Восток и попытались (без видимого успеха) установить постоянное церковное обще-
ние с православным Константинопольским патриархатом.
130 Витовт (Витольд) (ум. 1430 г.), великий князь (в западноевропейском сло-
воупотребелении того времени - герцог) Литовский в 1392-1430 гг. из династии
Гедиминовичей, двоюродный брат, вассал и соперник великого князя Литовского и
(с 1386 г.) польского короля Ягайло (Ягелло). Приняв во второй половине 1380-х гг.,
вместе со всей литовской знатью и большей частью народа, католическое крещение,
Витовт, тем не менее, ревностно оберегал самостоятельность Великого княжества
Литовского и Русского), противясь полному поглощению его Польшей, что делало
православных князей и бояр и, в значительной мере, православную Церковь в
западнорусских землях, составлявших большую часть литовско-русского гос-ва,
естественными союзниками Витовта.
131 Создание лит.-чеш. полит, союза, направленного против общих врагов-
немцев.
132 Иероним прибыл в Великое кн-во в 1413 г., вместе с Витовтом посетил
Витебск, а затем отбыл во Псков, также находившийся в сфере литовского влияния.
133 Старинное название Пскова.
134 Витовт действительно старался снискать симпатии своих православных под-
данных, однако его участие, вместе с Иеронимом, в православном богослужении,
поклонении русским иконам и мощам - это домысел автора.
378
Примечания редактора
135 Обычное в западноевропейской средневековой традиции наименование пред-
ставителей древнерусского (супер)этноса, позднее употреблялось главным образом
применительно к жителям западно- и южнорусских земель, предкам украинцев и
белорусов.
136 Т.е. православных.
137 Гирсау (Хирсау, Хирзау, Хиршау) - населенный пункт в нынешней земле
Баден-Вюртемберг, в нескольких десятках км к северу от Констанца, место распо-
ложения знаменитого в Средние века и раннее Новое время одноименного аббатства.
138 Сложили с себя обязанности членов следственной комиссии.
139 Марк Порций Катон Младший (95 г. до н. э.-46 г. до н. э.), видный полити-
ческий деятель позднереспубликанского Рима и эпохи гражданских войн, фило-
соф-стоик, противник Цезаря. Покончил жизнь самоубийством во время осады
Цезарем Утики. Имя Катона стало символом преданности республиканским убеж-
дениям, самопожертвования и бесстрашия перед лицом смерти.
140 Ченек (Винценц, Викентий) из Вартенберка (Вартенберга) (ум. 1425 г.)
принадлежал к знатному чешскому роду Вартенберков (Вартемберков), был при-
дворным короля Вацлава, в 1414-20 гг. занимал наивысшую в Чехии (после короля)
должность верховного бургграфа (пуркрабия), один из главных сторонников и
покровителей Я. Гуса. В начале Гуситских войн был предводителем чашников
(умеренных гуситов), но в 1420 г. перешел на сторону Сигизмунда и сдал ему Праж-
ский Град. В дальнейшем принимал участие в крестовых походах против гуситов.
141 Лацек из Краварж (Краваржей) (ум. 1416 г.), представитель влиятельного
панского рода из Моравии, с 1411 г. земский гетман (гауптман) маркграфства
Моравии, одной из вассальных земель Чешской короны.
142 Соответственно.
143 Битва у Белой Горы (8 ноября 1620 г.) - одно из важнейших событий чешской
истории. В этот день войска Католической лиги, за которыми стоял император, он
же недавно низложенный король Чехии, Фердинанд II Габсбург, разбили чешское
войско, державшее сторону курфюрста Пфальцского Фридриха V, немецкого про-
тестантского князя, избранного в 1619 г. восставшими чешскими сословиями новым
королем Чехии. Поражение чехов в этом сражении вскоре привело к капитуляции
их армии, бегству из страны Фридриха Пфальцского и жестокому усмирению
восставших. Белогорская битва знаменовала окончательное поражение чешского
протестантизма и одновременно конец независимости Чехии, на три столетия
попавшей под власть австрийских Габсбургов.
144 В лоно Церкви.
145 В нем участовали паны и рыцари Чехии и Моравии.
146 Университета.
147 Чешских и моравских.
148 Будущему.
149 Тем самым лига фактически отвергала власть Констанцского собора над
Церковью Чешских земель.
150 Бочек II (Старший) из Подебрад (ум. 1417 г.) принадлежал к подебрадской
ветви старейшего моравского рода панов из Кунштата. Занимал высокие должности
при дворе Карла IV и Вацлава IV, принимал участие в мятеже против последнего под
руководством моравского маркграфа Йошта, но в 1402 г. примирился с королем и
получил от него должность верховного писаря Чехии и председателя королевского
надворного суда. В результате умелой династической политики значительно рас-
ширил свои владения в Моравии.
151 Т.е. Констанцским собором.
152 Имеется ввиду причащение мирян только хлебом.
153 Причащение еще и вином.
379
Примечания редактора
154 Sub utraque specie - под обоими видами (лат.).
155 Мис (Mies) - нем. название чешского города Стржибро; Якобеллус (Jacobellus,
уменып. от Jacobus) - лат. эквивалент чеш. имени Якоубек.
156 Из грамматического построения фразы не совсем ясно, кто именно был чьим
учителем, Якоубек родился на несколько лет позже Гуса, бакалаврами и маги-
страми они стали почти одновременно, мне не удалось найти подтверждение тому,
что один из них был учеником другого. Возможно, автор имеет в виду духовное
наставничество.
157 «Я - хлеб живый, сшедший с небес: ядущий хлеб сей будет жить вовек... если
не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в
себе жизни.» Ин. 6:51, 53.
158 На соборе.
159 Мирянам.
160 Согласно официальному католическому учению, окончательно установлен-
ному Тридентским собором 1545-63 гг., Тело и Кровь Христовы, как и Сам Христос,
незримо и нераздельно, во всей полноте пребывают как в освященном для причастия
вине, так и в хлебе, иное же толкование пресуществления ведет к теологическому
конфузу «раздвоения» вечно живого Христа и соблазну для верных.
161 Гуситы, в отличие от некоторых более поздних протестантских деноминаций,
не отрицали особую роль священства в Церкви, но предъявляли священнослужителям
более строгие требования, соблюдение которых удостоверяло, по их мнению, принад-
лежность к истинной Церкви « избранных », отпадение от которой лишало священника
дарованной ему Богом благодати, или, выражаясь более точно, доказывало, что он ей
в действительности и не обладал. Автор переоценивает значение формы причастия
для института священства как отделенного от мирян церковного чина. Православ-
ная Церковь, например, никогда не отказывавшая мирянам в чаше, тем не менее,
придерживается особых прерогатив священства не менее строго, чем католическая.
162 Градчаны - один из четырех средневековых городов (вместе со Старым и
Новым Местом и Малой Страной), давших начало современной Праге. Градчаны
примыкали к Пражскому Граду (королевскому замку) и, так же, как и он, нахо-
дились под властью верховного бургграфа (пуркрабия).
163 Ими были Старе Место, Нове Место и Мала Страна; Градчаны долгое время
считались отдельным от Праги городом.
164 Ота (Оттон) IV Младший из Бергова (1399-1452 гг.), принадлежавший к
чешскому панскому роду немецкого происхождения, «прославился» своим уча-
стием в разграблении Опатовицкого монастыря, затем стал одним из злейших
врагов гуситов.
165 Гинек (Гинко) IV Крушина из Лихтенбурка (Лихтембурка) (ок. 1392-
1454 гг.), уроженец одного из древнейших чешских панских родов, осмеливав-
шийся вести феодальную войну за спорные владения с самой королевой Чехии;
в 1420 г. был одним из командующих гуситскими войсками, разбившими армию
короля Сигизмунда при Вышеграде, в 1421 г. возглавил покорение гуситами Вост.
Чехии; в 1420-23 гг. был военным лидером оребитов - гуситского движения в Вост.
Чехии, названного по имени горы Ореб близ Кралова Градца, ставшей центром
религиозного движения, близкого таборитскому; со временем все более отдаляясь
от таборитов и Жижки, в 1428 г. перешел на сторону Сигизмунда; был известен
своей враждой с церковными феодалами.
166 Вацлав Кралик из Буржениц (ум. 1416 г.).
167 Точнее Пражский диоцез.
168 Архиепископ Майнцский был одним из семи курфюрстов (князей, уполно-
моченных выбирать будущего императора) Свящ. Рим. Империи.
169 Обвинениями в ереси.
380
Примечания редактора
170 См. наше прим, к сноске на стр. 105.
171 Другое название - лены: условные владения феодалов.
172 Индржих Лацембок (Лаценбок) был одним из чешских панов.
173 Союз католической шляхты был создан 1 октября 1415 г. в принадлежав-
шем архиепископу Пражскому Чешском Броде, его возглавил пан Ян III Млад-
ший из Градца (ум. 1420 г.), представитель знатного южночешского рода, рези-
денцией которого был Индржихув (или Новый) Градец, расположенный недалеко
от Табора.
174 Одной из главных целей Сигизмунда во время его длительной поездки было
добиться отречения соперничавших в борьбе за власть над Церковью пап, в чем он
тогда не преуспел.
175 После изгнания немецких преподавателей и студентов часть пражских
профессоров по-прежнему придерживалась католической ортодоксии.
176 Нем. название - Куттенберг.
177 Конечно же, имеется в виду их искоренение.
178 Автор, не скрывающий своих симпатий к гусизму, постоянно отождествляет
гуситов и Чехию в целом, как бы вынося за скобки наличие значительного немецко-
католического меньшинства и собственно чехов, сохранивших верность Риму.
Однако не стоит забывать, что одной из важнейших причин поражения гусизма и
последующего краха независимой чешской государственности была неспособность
чехов сложиться в единую нацию, ярким выражением чего стала целая череда рели-
гиозных расколов и внутренних распрей, показавшая несостоятельность ранней,
религиозно-мессианской, формы чешского национализма. Изгнание иностранцев
из Чехии ознаменовало не конец, а лишь начало ожесточенных гражданско-религи-
озных войн, в которых иностранное вмешательство было лишь одним из эпизодов.
179 Только для противников римского католицизма, да и то далеко не всех - см.
ниже эпизод с пикардами.
180 Гуситских.
181 Был известен в Англии также как Питер Фрейнг, а в Чехии - как Петр (или
Мистр) Энглиш.
182 Возможно, в 1417 г. или даже 1415 г.
183 Бельгика - античное название страны, которая примерно соответствует терри-
тории нынешней Бельгии, а в Средние века именовалась Южными Нидерландами.
184 Существует также предположение, что они происходили из Пикардии, обла-
сти на северо-востоке Франции, по соседству с современной Бельгией.
185 Во время Гуситских войн пикардами называли наиболее крайнее течение
таборитов, в свою очередь представлявших радикальное крыло гуситов.
186 Чеш. Kalisnici, от лат. calix — чаша, в русскоязычной литературе обычно
именуются чашниками или утраквистами (в более узком значении этого слова).
187 Лк. 11, 17.
188 Городок Сезимово Усти, недалеко от горы Табор, позднее также называемый
Старым Табором.
189 Город Табор, основанный на хорошо защищенном месте к северу от Усти
(см. главу V).
190 Ныне территория Словакии, вблизи границы с Чехией.
191 Городских советников.
192 Председательствовавшие в суде.
193 Агапа, или вечеря братской любви - совместная трапеза в раннехристианских
общинах, которая часто составляла единое целое с богослужением и причащением.
194 Их более радикальной части.
195 Микулаш из Пистного, более известный как Микулаш из Гуса (ум. 1420 г.), про-
исходил из низшей шляхты (рыцарства) Чехии, находился на королевской службе, в
381
Примечания редактора
1399 г. был назначен бургграфом (пуркрабием) крепости-бурга (града) Гус (совпадение
этого названия с фамилией великого реформатора случайно: оба омонима происходят
от чеш. hus - «гусь») и впоследствии сменил прежнее родовое имя на новое, включив
в него название своего нового владения. После 1417 г. получил должность бургграфа
Прахатиц. Высланный из Праги в 1419 г., он отправился в Бехиньский округ, где
стал готовить вооруженное восстание в защиту гусизма. Был одним из организаторов
знаменитого религиозно-политического собрания на горе Табор в июле того же года
(см. ниже). Вскоре после смерти короля Вацлава (август) вернулся в столицу, где при-
нимал участие в гуситском восстании против королевы Софии осенью 1419 г. Оставив
после заключения ноябрьского перемирия Прагу, Микулаш отправился в Пльзень,
а затем в Табор, где был избран одним из четырех гетманов таборитов (1420 г.), в том
же году участвовал в обороне Табора и Праги. В конце года вновь покинул Прагу из-за
разногласий с утраквистами и вскоре погиб в результате несчастного случая.
196 Таборитское движение с самого начала носило выраженный хилиастический
характер, т.е. воспринималось его участниками как уход истинных христиан,
ожидающих скорого наступления тысячелетнего царствия Божьего, от греховного
мира и Церкви, попавших под власть Антихриста (слугами которого эти люди
считали официальные церковные и светские власти). Лишь после нескольких
месяцев напряженного ожидания второго пришествия Христа и связанных с этим
рассуждений, сомнений и дискуссий среди участников «табора» сформировалась
новая тактика активных действий (подробнее см. главу V). Преимущественно кре-
стьянско-плебейский состав таборитского движения вскоре привел к существенным
социально-политическим и доктринальным разногласиям между таборитами и
бюргерско-аристократической частью гуситов («пражанами»). Только после этого
табориты становятся самостоятельным течением внутри гусизма. Отметим также,
что название «утраквисты», или «чашники», закрепившееся за умеренными гуси-
тами, по существу вполне приложимо и к таборитам.
197 А также священник.
198 Желивского монастыря близ г. Пельгржимова в Чехии.
199 Ян Желивский стал в Праге священником гуситской церкви Девы Марии
Снежной (1418 г.), превратив ее своими радикальными проповедями в центр кон-
солидации и революционизирования городских низов, был наиболее близким к
таборитам представителем пражского духовенства.
200 Возвращение гуситам церкви св. Стефана в Новом Месте было одной из целей
этого шествия, после захвата церкви и разгрома дома священника последователи
Яна Желивского причастились в храме из чаши.
201 Дефенестрация - от лат. defenestrare, «выбрасывать из окна».
202 Умер в марте 1422 г.
203 Как новому королю Чехии.
204 А именно наиболее могущественными панами, которые не раз восставали
против Вацлава.
205 Сословное собрание, сейм.
206 Городской общине в лице ее избранных представителей.
207 Бреслау - немецкое название Вроцлава, одного из главных городов Силезии,
в то время одной из земель Чешской короны со смешанным польско-немецким насе-
лением. Силезские князья из польского дома Пястов и силезская знать, будучи уже
сильно германизированными и сохранив в подавляющем большинстве верность като-
личеству, составляли важную опору Сигизмунда в его борьбе с гуситской Чехией.
208 Вопрос о численном преобладании гуситской или же католической шляхты
долгое время вызывал споры исследователей. Современная историография скло-
няется к выводу, что большая часть чешского и моравского дворянства, особенно
высшего, сохранила верность католичеству.
382
Примечания редактора
209 Вдовствующей.
210 Земан, или рыцарей.
211 Ныне город Ческе Будеевице на юге Чехии.
212 В настоящее время его рождения предположительно датируется временем
ок. 1360 г.
213 В битве при Грюнвальде 1410 г.
214 Жижка успел также принять участие в Столетней войне между Англией и
Францией, отличившись в битве при Азенкуре в 1415 г. Карьера воина-наемника
была обычной для обедневших и обделенных наследством рыцарей по всей Европе.
Нет достоверных свидетельств того, что Жижка руководствовался при этом идеями
славянской солидарности или еще какими-либо убеждениями.
215 Проникновения немцев в страну.
216 Город Будеевице (нем. Будвайс), как и многие другие чешские города, был
основан в рамках традиционной королевской политики привлечения в страну немец-
ких колонистов-бюргеров, селившихся в Чехии и получавших от короля привилегии
на занятия ремеслом, горным делом и торговлей, а также городское самоуправление.
Такая политика не была исключением для восточноевропейских стран, значительно
отстававших по уровню развития городской жизни. Населенные преимущественно
немцами, процветающие города были важным источником доходов для королевской
казны и опорными пунктами королевской власти в противостоянии с чешскими
феодальными магнатами (многие из которых также имели немецкие корни).
217 Автор книги придерживается модного в его время представления об извечной
и непримиримой борьбе наций и «рас» (под этим словом тогда обычно понимали
исторически сложившийся, устойчивый национально-культурный тип, а не био-
лого-антропологическую расу) как одной из основных движущих сил истории и ее
магистральной канве. Это было тем более характерно для общественной мысли конца
XIX в. во Франции, которая тяжело переживала унизительный разгром в Франко-
прусской (фактически же франко-германской) войне 1870-71 гг., оживившей давний
французско-немецкий антагонизм и породившей среди французов волну яростной
ненависти к Германии и немцам, подпитываемой жаждой военного реванша. Эти
настроения, кстати сказать, толкнули Францию и ее правителей к поиску союзников
на другом конце Европы, в лице России и славянских народов, находившихся под
властью Германии и Австро-Венгрии, которые также воспринимались многими как
«естественные» и «вековые» враги «германизма». Вольно или невольно, француз-
ский историк проецирует дух современной ему эпохи в описываемое им прошлое, в
результате отдельные страницы книги приобретают вид яростного политического
памфлета, произносимого как бы от имени и чехов, и французов. Как уже приходилось
отмечать выше, автор вообще крайне драматизирует немецко-чешские противоречия,
игнорируя как мирные отношения между двумя народами, уживавшимися бок о бок
в течение многих веков, так и значительный вклад немецкого этноса и германской
культуры в экономическое, политическое и культурное развитие Чехии. Не будем
забывать и о том, что на данном этапе религиозная вражда в Чехии все более явственно
принимала облик гражданской войны между самими чехами, осложненной идеоло-
гией интернационального крестового похода против чешских еретиков, в котором,
однако же, принимали участие и многие чехи-католики, не говоря уже о жителях
других «земель Чешской короны», во главе со своим законным королем Сигизмундом.
218 Не исключено, что Жижка некоторое время был предводителем отряда
рыцарей-разбойников, которые в изобилии водились в те времена вокруг богатых
городов и на больших дорогах.
219 Кондотьер - предводитель наемной дружины в позднесредневековых и
ренессансных городах Северной Италии; в более широком смысле - наемный воин,
солдат удачи.
383
Примечания редактора
220 Ян Гвезда из Вицемилиц, по прозвищу Бздинка, один из известных гусит-
ских военачальников.
221 Ян Чапек из Сан (ум. после 1445 гг.), один из предводителей сироток (как
назывались приверженцы Жижки после его смерти), командовал их войсками в
нескольких битвах и походах.
222 Якоубек из Вржесовиц (ум. после 1461г.), один из предводителей гуситских
войск, избранный после смерти Жижки гетманом таборитов.
223 Пржибик из Кленовы, или Кленового (ум. 1465 г.), командир гуситов, в
1434 г. вернулся в католичество и перешел на сторону Сигизмунда.
224 Велек Коуделник из Бржезницы (ум. 1430 г.), гуситский полководец, погиб-
ший в битве с армией Сигизмунда при Трнаве (Надьсомбате).
225 Успехи англичан в Столетней войне во многом были обусловлены превос-
ходством дисциплинированной и хорошо обученной пехоты, особенно лучников,
над не признающей правильного строя рыцарской конницей.
226 Победы отрядов Швейцарского Союза, состоявших из крестьян и горожан,
над рыцарскими войсками Габсбургов и бургундцев в XIII-XV вв.
227 В битве под Никополем в 1396 г. армия рыцарей-крестоносцев из разных
стран Европы потерпела сокрушительное поражение от османских войск, пови-
новавшихся строгой дисциплине и располагавших хорошо обученными пешими
отрядами янычарской пехоты и лучников.
228 Битва при Танненберге - принятое в немецкой традиции название бит-
вы при Грюнвальде 1410 г., в которой значительную роль сыграли городские
ополчения.
229 Чешский пальцат - это перистая или усеянная шипами булава, ставшая
одним из символов гусизма. Яна Жижку часто изображали с таким оружием в руках.
230 Чернопороховое ружье - ранняя разновидность ручного огнестрельного
оружия. В первой половине XV в. использовалась самая примитивная его фор-
ма - ручная кулеврина (пищаль), тип легкой портативной пушки, дальняя пред-
шественница аркебузы, мушкета и ружья.
231 В Чехии.
232 Мушкеты, как уже отмечалось, появились значительно позднее, автор
называет этим словом более примитивные виды ручного огнестрельного оружия.
233 Отсюда же рус. «гаубица» и старорус. «гауфница, гафуница».
234 Совр. нем. Pavese, мн. ч. Pavesen.
235 Само чеш. paveza (мн. ч. pavezy) может быть более ранним заимствованием.
В настоящее время происхождение павезы связывают с польско-балтийско-запад-
норусским регионом, а само название обычно производят от имени итальянского
города Павии, славившейся производством таких щитов. Классическая форма
павезы возникла во время Гуситских войн и в XV в. широко распространилась по
Европе.
236 Точнее род дудки, сделанной из толстого древенистого стебля, ср. древнерус.
пищаль, также изначально обозначавшее духовой музыкальный инструмент.
237 Янош Хуньяди (Иоанн Корвин) (ум. 1456 г.), венгерский государственный
деятель и полководец, воевода Трансильвании, прославившийся своими победами
над турками-османами, отец короля Венгрии Матьяша Хуньяди (ум. 1490 г.).
238 «Черный легион», также именуемый «Черным полком» или «войском»,
был создан Матьяшем Хуньяди во второй половине XV в. в качестве регулярной
и постоянной венгерской армии, сотоявшей из вольнонаемных солдат-профес-
сионалов, преимущественно иностранцев (поначалу только чешских гуситов, затем
также немцев, поляков, сербов и др.). Большое значении придавалось тщательной
выучке пехоты и более широкому применению ею ручного огнестрельного оружия
усовершенствованных типов. Эта тактика, основы которой были заложены Жиж-
384
Примечания редактора
кой и другими полководцами-гуситами, почти полностью лишила традиционную
рыцарскую конницу ее преимуществ над пехотой и способствовала блестящим
победам короля Матьяша, в т.ч. в чешских землях.
239 Прокоп Великий (Голый) (ум. 1434 г.) и Прокоп Малый (ум. 1434 г.), выда-
ющиеся военачальники таборитов, погибшие в битве при Липанах.
240 Ян Искра из Брандыса (ум. ок. 1469 г.) - моравский дворянин, в молодости
служил наемником в разных европейских странах, затем участвовал в Гуситских
войнах, после поражения таборитов у Липан в 1434 г. перешел на службу к королю
Сигизмунду, принимал активное участие в гражданских войнах в Венгрии после
пресечения Люксембургской династии и закончил жизнь одним из венгерских
магнатов. Перенес в Венгрию военную тактику таборитов.
241 Ладислав Постум (Погробек, Посмертный) (1440-1457 г.), последний пред-
ставитель Альбертинской линии Габсбургов, сын герцога Австрии и короля Гер-
мании, Чехии и Венгрии Альбрехта II и Елизаветы (Эржбеты) Люксембургской,
дочери императора Сигизмунда, родившийся через четыре месяца после смерти
отца и сразу же провозглашенный герцогом Австрии и королем Чехии и Венгрии
(фактически за него правили регенты).
242 Македонский.
243 17 октября наемные отряды регентши и панов заняли только левобережную
часть Праги и Градчаны.
244 Жителей Нового Места.
245 По поводу праздника св. Людмилы.
246 Это было заранее согласованное вооруженное паломничество сторонников
идей радикальных проповедников-хилиастов со всей Чехии, с вероятной целью
овладения Прагой.
247 Многие также попали в плен.
248 Вместе с Микулашем из Гуса.
249 В ходе боев войска регентши и панского союза покинули Малу Страну и
укрылись в Градчанах в ожидании приступа, а сама королева покинула крепость.
250 Подкрепление пришло и к восставшим, когда 6 ноября уцелевшие отряды
таборитов наконец вошли в Прагу.
251А также многие паны и рыцари.
252 И Ченеком.
253 Королевской.
254 В обмен на обещание королевы, архиепископа и панов взять под свою защиту
утраквистское причастие и обеспечить «свободу слова Божия».
255 Как и Микулаш из Гуса, а также другие табориты, всего около ста человек.
256 Сигизмунд, скорее всего, прервал свой поход, узнав о беспорядках и боях в
Праге и других чешских городах.
257 Куда Сигизмунд прибыл в середине декабря 1419 г.
258 В Бреслау в январе 1420 г. был созван имперский сейм (рейхстаг) Священной
Римской империи, в котором участвовали и представители чешских земель. На этом
съезде император заручился согласием на участие в походе со стороны имперских
князей и городов.
259 С гуситами.
260 Назначаемые правители королевских замков и их округов.
261 Папская булла была издана еще 1 марта и 17 марта 1420 г. торжественно
оглашена во Вроцлаве легатом Св. Престола Фердинандом, епископом Луго.
262 Имеются ввиду жители, ранее покинувшие Прагу.
263 17 апреля 1420 г., Ченек занимал в это время должность верховного бург-
графа (пуркрабия) Пражского Града, главной цитадели Праги, и как таковой владел
примыкающим к его стенам городом Градчанами.
385
Примечания редактора
264 Документ датирован 3 апреля 1420 г.; далее автор книги прибегает к своему
излюбленному методу пересказа, которым он обычно заменяет точное цитирование
источников.
265 Дьявол.
266 В тексте манифеста - «папу».
267 В оригинале - «собор с папой».
268 В тексте манифеста - «всегда злы на наш язык». Слово «язык», издавна
используемое в славянских языках в значении «народ, этнос», в эпоху Гуситских
войн и непосредственно предшествовавшие им годы приобрело в чешском языке
особое и устойчивое значение термина, объединяющего всех людей, говорящих
по-чешски. Именно таким образом идеологи раннего, «языкового» чешского наци-
онализма пытались отгородиться от всех прочих подданных Чешской короны, и
в первую очередь немцев, отстаивая право «истинных чехов» управлять своей
исконной землей (а также, как вскоре увидим, и другими коронными землями
современного им Чешского королевства). Передавая чеш. «yazik» словом «race»
(«раса»), автор книги не только модернизирует текст своего источника, но и, скорее
всего, пытается (что заметно и в других главах книги) «приблизить» национализм
чешских гуситов к наиболее общепринятой в его время форме национализма, осно-
ванной на понятии нации-государства, а не нации-этноса. При этом немцы-поддан-
ные чешского короля, в полном соответствии с тогдашним правом и уже не в первом
поколении живущие в королевстве, без объяснений признаются, согласно авторской
концепции, «иностранцами» и чуть ли не завоевателями, практически ничем не
отличающимися от чужеземцев-крестоносцев, «естественными врагами» чехов,
которых последние в любую минуту могут «справедливо» подвергнуть изгнанию.
269 В тексте оригинала - снова «язык».
270 Мейсен (Мейсенская марка) - ядро германского княжества Верхняя Саксо-
ния, основанная на землях полабских славян (предков нынешних лужицких сор-
бов (лужичан), небольшого народа, живущего на территории Германии); Пруссия
(позднее Восточная Пруссия) в XIII - первой четверти XVI вв. была владением
Тевтонского ордена, созданным на землях покоренного балтского народа пруссов;
вероятно, авторы документа имеют в виду захват Орденом части польско-кашуб-
ских земель. Впервые о расселении славян вплоть до Рейна (или даже Рима) сооб-
щает чешская Далимилова хроника (нач. XIV в.), однако это уникальное известие
является слишком поздним и противоречивым, чтобы ему можно было безусловно
доверять. Что касается Рейна, то поселения там славян исторически не засвиде-
тельствованы; в ходе великого славянского расселения в раннем Средневековье
самые западные их отряды отмечены в верховьях Майна, восточного притока
Рейна, но осевшие там славяне были немногочисленны и скоро совершенно асси-
милировались в немецком этническом окружении. Чехи, этнос которых сложился
в верховьях Эльбы (Лабы), тоже могут быть отнесены к полабским славянам (хотя
это и не принято в научных трудах). Во всяком случае, их близкое родство с сер-
бами несомненно. Средневековые чехи, помнившие о судьбе своих более северных
соплеменников, имели основания опасаться, что вслед за приходом к власти в
Чехии германской (Люксембургской) династии, при преобладании этнических
немцев в чешском бюргерстве и прогрессирующей культурной германизации дво-
рянства, особенно высшего, их родине грозит в скором времени превращение в одно
из немецких государств, утрата чешского национального облика и постепенное
растворение в германской стихии, с сохранением реликтов славянского языка и
культуры лишь в низших слоях народа, как это произошло в упомянутых выше
землях. Эти опасения, наряду с давними традициями государственности и развитым
самосознанием чехов, обусловили небывало ранний и мощный всплеск чешского
национализма в XV в., принявшего гусизм в качестве национального знамени.
386
Примечания редактора
Идеи богоизбранности и «святости» чешского народа и верности своей «нации»
теснейшим образом переплетены в гуситском движении с чисто религиозными
доктринами и преданностью Христу и св. Писанию.
271 Снова недопустимая модернизация старинного текста; в оригинале: «Кто
взглянет на это и не прослезится? »
272 В тексте документа - «друзья».
273 Св. Вацлав традиционно считается покровителем Чехии.
274 Приведенный автором документ был издан Ченеком от имени не только
панов, но также рыцарей, пражан и жителей других городов.
275 Примечательно, что в этом манифесте акцент на понятии «чешский язык»
смягчен благодаря прибавлению к этой фразе еще двух однородных членов пред-
ложения: «корона» и «королевство».
276 Этот манифест известен в трех вариантах, два из которых были написаны
по-немецки, однако его чешская версия от 20 апреля ясно адресована жителям
Чешского королевства и Моравского маркграфства.
277 Чехии.
278 «И языка чешского».
279 Процедура избрания короля тогда еще не стала обычаем в Чехии, тогда как
коронация Сигизмунда, естественного и законного наследника бездетного Вац-
лава, во всех наследственных землях Люксембургов была отложена именно из-за
враждебности или недоверия к нему пражан и всех чехов-гуситов; следует к тому
же иметь в виду, что Сигизмунд, посетив к тому времени Брно и Бреслау (Вроц-
лав), уже фактически вступил во владение Моравией и Силезией, и был признан
тамошними вассалами короны св. Вацлава в качестве короля Чехии, сразу же на
его сторону встал и ландфогт (наместник) Нижних Лужиц (Нидерлаузица). Таким
образом, три (а возможно и четыре) из пяти тогдашних земель Чешской короны к
этому времени определенно признавали его власть. Кроме того, остается открытым
вопрос, не присягнули ли ему ранее и прибывшие в Брно чешские гуситы; в таком
случае теперь они разрывали свою вассальную присягу.
280 Непонятно, почему в авторском пересказе манифеста говорится «только
он» - в тексте документа такого ограничения нет. В ереси обвиняли гуситов многие
духовные и светские лица всей Европы, в том числе и некоторые чехи, о чем сам
автор упоминал выше (естественно, с точки зрения самих гуситов, их учение не
было ересью, но так не считал остальной католический мир).
281 В тексте документа: «великому».
282 Чеш. название Вратислав.
283 В тексте документа: «великому».
284 Еще одна «подмена понятий», в тексте оригинала читаем: «чешского языка»
(см. выше).
285 Скорее всего, Сигизмунд не отдавал такого приказа.
286 Бранденбург был куплен Карлом IV в 1373 г. у последнего маркграфа-кур-
фюрста из династии Виттельсбахов Оттона V, после чего местный сейм (ландтаг)
провозгласил «вечную унию» Бранденбурга и приобретенных Карлом несколькими
годами ранее Нижних Лужиц (Нидерлаузица) с Чешским (Богемским) королев-
ством. Этой покупке предшествовал военный поход Карла IV в Бранденбург. Впо-
следствии Бранденбург передавался в виде лена младшим членам династии Люк-
сембургов. В1411 г. Сигизмунд передал управление маркграфством своему вассалу
и сподвижнику, бургграфу Нюрнбергскому Фридриху VI из рода Гогенцоллернов,
а в 1415 г. пожаловал ему наследственный титул маркграфа и курфюрста Бранден-
бургского. Таким образом Бранденбург вышел из состава земель Чешской короны.
287 В 1402 г. Сигизмунд заложил Ноймарк (Новую Марку), часть Бранденбург-
ского маркграфства к востоку от Одера, Тевтонскому ордену, который в 1429 г. при-
387
Примечания редактора
обрел ее в полную собственность. «Старой» она названа, видимо, как территория,
потерянная еще раньше отчуждения самого Бранденбурга.
288 В оригинале: «чешского языка». В 1416 г. на выборах нового епископа Оло-
моуцкого в Моравии произошел раскол: часть соборного капитула поддержала при-
ближенного короля Вацлава, вышеградского каноника Алеша из Бржези, симпати-
зировавшего гуситам, другая же часть выбрала на епископскую кафедру яростного
врага гусизма, епископа Литомышльского Яна Железного. Король и архиепископ
Пражский поддержали первую кандидатуру, и при помощи местных гуситов Алеш
был возведен на кафедру, а его противники изгнаны из города. Однако Констанцский
собор отказался утвердить это избрание как неканоническое и в том же году назна-
чил администратором диоцеза Яна Железного, что в свою очередь не было признано
королем и послушным ему архиепископом. В 1418 г. папа Мартин V утвердил Яна
Железного в сане епископа Оломоуцкого, одновременно переведя Алеша на кафедру
Яна в Литомышль, благодаря чему между обеими сторонами был достигнут компро-
мисс. Как видим, оломоуцкая «епископская распря» имела место еще при жизни
Вацлава, и император Сигизмунд мог иметь к ней отношение лишь как «спонсор»
Констанцского собора и покровитель нового папы и самого Яна Железного.
289 «Языка».
290 Королевские войска и крестоносцы перешли чешскую границу со стороны
Силезии в конце апреля 1420 г. и заняли Кралове Градец в первых числах мая.
291 Войска таборитов во главе с Жижкой и Микулашем из Гуса находились в
это время на западе и юге Чехии и еще не вступали в соприкосновение с армией
Сигизмунда, наступавшей с востока.
292 Градчаны, собственно, были не замком, а городом при замке Пражский Град;
судя по этому и некоторым другим упоминаниям, автор книги иногда смешивает
Пражский Град и Градчаны. Оба эти пункта были сданы 7 мая.
293 Город Мала Страна примыкал к Пражскому Граду и Градчанам с юга.
294 Влтаве.
295 Город Старе Место располагался на противопол, правом берегу Влтавы,
напротив Малой Страны.
296 В Малой Стране.
297 Пражского Града.
298 Вышеград - древняя крепость на правом берегу Влтавы, выше по течению
от Нового Места, перестроенная Карлом IV, южное предместье Праги.
299 Сезимово Усти.
300 Ян Сезима из Усти.
301 Гус провел в Усти некоторое время в 1414 г.
302 Кози Градек находился рядом с Градиштем и Устьем, Гус жил, проповедовал
и писал свои труды в этом замке в 1413-1414 гг.
303 Автор так перевел латинское слово campanator, однако в исторических ис-
следованиях под этим термином чаще понимается звонарь.
304 Последний день «карнавала» (аналога русской масленицы) на Западе.
305 День начала Великого поста у католиков; т.е. в ночь с 20 на 21 февраля 1420 г.
306 По пути из Пльзеня в Градиште.
307 30 марта 1420 г.
308 Автор преувеличивает распространенность этого названия, видимо, путая
имя собственное с нарицательным, применяемым в чешском языке для обозначения
любого лагеря, а для данной эпохи - для обощающего названия тех гор, на кото-
рых собирались толпы верующих. Собственно Табором называлась прежде всего
гора в Южной Чехии, одно из мест массовых религиозных собраний (см. главу IV).
Недалеко от этой горы и в память о ней был основан город Табор. Позднее возник
Малый Табор в Моравии, просуществовавший недолго.
388
Примечания редактора
309 Все описанные в этой интерлюдии события происходили до упомянутых
выше боев в Праге.
310 Табориты вошли в Прагу 22 мая.
311 Города, лежащие к северо-западу от Праги и игравшие ведущую роль в союзе
гуситских городов и шляхты Северо-Западной Чехии, который принимал активное
участие в чешской политике 1420, 30-х годов.
312 Французский историк, как уже отмечалось выше, в духе своего времени часто
употребляет слово «раса» в значении, близком понятию «нация».
313 В это время ею были взяты города Сланый, Лоуны, Мельник и другие насе-
ленные пункты вокруг Праги, осада которой началась в июне.
314 Гора св. Вита представляет собой высокий вытянутый с запада на восток
холм, поросший лесом; называя его не вполне корректно словом «плато», автор
имеет в виду его сглаженную поверхность. Сейчас на Виткове стоит грандиозная
конная статуя Яна Жижки и расположен мемориал.
315 1420 г.
316 Отряд, приведенный Жижкой, состоял из нескольких десятков «стрельцов»,
вооруженных огнестрельным оружием.
317 В гуситской Церкви чаша отчасти заменила крест в качестве главного рели-
гиозного символа.
318 Имеются в виду победы, одержанные таборитами ранее над небольшими
отрядами католиков.
319 В разгар боя с отрядом Жижки рыцари были внезапно атакованы со стороны
расположенных на южном склоне холма виноградников. Лишенные особенностями
местности почти всех преимуществ своего численного превосходства, всадники
смешались и начали тесниться и давить друг друга, ибо их отступлению мешали
обрывистые склоны горы.
320 Потери крестоносцев составили несколько сотен человек.
321 Т.е. дети Божьи, «верные» чехи, последователи евангельской истины.
322 28 июля 1420 г. в Пражском Граде.
323 Такие региональные объединения верной королю шлехты и городов назы-
вались, по немецкому образцу, ландфридами (блюстителями «земского мира»), во
главе каждого из них был поставлен гетман (чеш. hejtman, нем. Hauptmann, лат.
capitaneus) из числа лояльных Сигизмунду местных панов.
324 Короля Иоанна Люксембургского.
325 После смерти в 1411 г. бездетного маркграфа Йошта Люксембургского Мора-
вия перешла под непосредственную власть чешского короля, однако сохранила
все права отдельной земли с собственными властными институтами. В отсутствие
особого маркграфа высшим должностным лицом Моравии был земский гетман,
назначаемый из числа моравских панов.
326 В словах оскорбленного пана слышится намек на то, что Сигизмунд, не отли-
чавшийся храбростью, никогда сам не принимал участия в сражениях, что было в
то время еще редкостью для правителей.
327 Гинек Крушина из Лихтенбурка (см. главу IV), выбранный командующим
гуситов в этой битве.
328 Вавржинец пишет о 500 погибших; среди них были как католики, так и
утраквисты, стоявшие на стороне короля.
329 Городскую общину как самоуправляемый организм.
330 Олдржих II из Рожмберка (Розенберка) (1403-1462 гг.) - глава (номинально
с 1412 г., фактически с 1418 г.) могущественного панского рода Рожмберков,
владевшего обширными землями, городами и замками в Южной Чехии, один из
главных участников гуситских войн, названный чешскими католиками «столпом
королевства». Его родители были последователями Гуса, как и ставший в 1412 г. его
389
Примечания редактора
опекуном Ченек из Вартемберка. Однако размах народной войны таборитов побудил
его вернуться в католичество и перейти на сторону Сигизмунда. При его дворе в Крум-
лове нашли убежище многие изгнанные из Праги видные католики. Одновременно
Олдржих предпринял рекатолизацию своих владений, изгоняя и преследуя всех гуси-
тов и в первую очередь таборитов. В первой половине 1420 г. его войска безуспешно
осаждали Табор, находившийся в близком соседстве с землями Рожмберков. В сен-
тябре он был назначен королем одним из гетманов Южной Чехии. После поражения
Сигизмунда под Прагой (июль 1420 г.) многие поместья и замки Олдржиха были
разорены или захвачены таборитами. 18 ноября 1420 г., после захвата таборитами
городов Прахатице и Водняны, он был вынужден заключить с ними перемирие и
принять «Четыре пражские статьи». В июне 1421 г. участвовал в Чаславском сейме,
низложившем короля Сигизмунда, и был включен (как один из двух католических
панов) в созданное на сейме временное правительство Чехии из двадцати человек.
Однако с началом второго крестового похода против гуситов в августе 1421 г. вновь
принял сторону Сигизмунда. Возобновившаяся затем война Олдржиха с таборитами
продолжалась (с перерывами) до 1435 г., почти разорив его. В1431 г. упоминается как
верховный бургграф королевства (эту должность ранее занимал его отец). Назначен-
ный в 1434 г. официальным представителем Сигизмунда и католической партии на
переговорах с чашниками, способствовал заключению в 1436 г. мира между королем
и умеренными гуситами. В1437 г. вошел в регентский совет, обеспечивший передачу
власти после смерти Сигизмунда его преемнику Альбрехту Габсбургу. Последний
назначил его одним из двух земских гетманов (наместников) Чешского королевства
на время своего отсутствия в Чехии. В период обострившейся борьбы за власть после
смерти Альбрехта (1439 г.) Олдржих был фактическим главой чешских католиков
и главным противником Иржи из Подебрад, однако не смог помешать его приходу
к власти. Благодаря присоединению обширных церковных земель, пожалованиям
и узурпациям он расширил владения своего рода в беспрецедентных масштабах.
331 Богуслав из Швамберка (ум. 1425 г.) принадлежал к одному из знатнейших
панских родов Чехии, владевшему обширными землями на западе страны. Попав
в плен к таборитам (январь 1421 г.), вскоре присоединился к ним и стал позднее
одним из таборитских гетманов. Погиб в бою.
332 Войском Жижки.
333 Февраль 1421 г.
334 В марте 1421 г.
335 «Четыре пражские статьи» (см. выше); договор был заключен со всем
пльзеньским ландфридом.
336 Март-апрель 1421 г.
337 Можно еще добавить капитуляцию после многомесячной осады королевского
гарнизона Градчан в мае 1421 г. Все эти победы на севере и востоке Чехии, как и
ранее на западе, были достигнуты совместными усилиями таборитов и пражан. По
условиям договоров покорившиеся гуситам города принимали «Четыре статьи», а
все несогласные должны были покинуть город (вследствие этого этнический состав
городов сильно изменился в пользу чехов). Королевские полномочия в этих городах
временно переходили к властям Праги (подробнее см. главу VI).
338 Т.е. гуситы.
339 В руках католиков оставались лишь город Пльзень, несколько других городов
и некоторое количество замков, разбросанных по всей Чехии.
340 Т.е. Моравию, Силезию и обе Лужицы, составлявшие вместе с Чехией т.н.
земли Чешской короны.
341 Ноймарка (см. выше).
342 Между чехами и мораванами было заключено перемирие, а спорные вопросы
отложены до совместного сейма, назначенного на июнь (см. ниже). Возникшее с
390
Примечания редактора
приближением гуситской армии таборитское движение в самой Моравии было
вскоре подавлено.
343 Конрад из Вехты (фон Фехта) (см. главу II).
344 Пределы такой «необходимости», естественно, определялась самими та-
боритами.
345 Вопрос о численном соотношении сторонников «умеренности» и «истре-
бления» остается предметом более или менее субъективной оценки, поскольку
источники не содержат точных данных; однако они дают основания полагать, что
стремление к расправе над «грешниками» (а эта категория, как всегда в подобных
случаях, толковалась религиозными фанатиками очень широко) было массовым
явлением, лишь отчасти сдерживаемым некоторыми из предводителей таборитов.
346 Ср. Поел, к Рим. 3:8.
347 «Богемские братья», также «моравские братья», «чешские братья», «герн-
гутеры» (самоназвание - Unitas Frat rum, «единство братьев» (лат.), позднее Морав-
ская Церковь) - позднегуситская секта, распространявшая свое учение во второй
половине XV-XVI вв. в чешских, немецких и польских землях и существующая
по сей день. Отличительной чертой их учения стало строгое неприятие насилия
в любой его форме. Являясь, безусловно, развитием идей некоторых гуситских
проповедников, религиозная философия «чешских братьев» значительно отлича-
лась от идеологии таборитов эпохи Гуситских войн и была своего рода реакцией
на военное поражение сторонников насильственного и беспощадного водворения
«царства Божьего» на земле. Утверждение автора о гуманизме таборитов, пусть
даже относительном, оставим на суд читателя.
348 Последовавшие вскоре события показали, что завоевательные идеи были
отнюдь не чужды гуситам. Поднимая на щит свободу и права своего «языка», они
совсем не отказывались от традиционных феодальных понятий сюзеренитета и
верховной власти и, как уже было отмечено самим автором, стремились подчинить
все «земли Чешской короны», включая и те, где ни чехи, ни гуситы не составляли
большинства населения, и даже упрекали Сигизмунда в потере короной св. Вацлава
немецкого (хотя и славянского в прошлом) Бранденбурга.
349 Чехами.
350 Это означало прежде всего принятие утраквизма.
351 Франтишек Мартин Пельцль, более известный как Франц Мартин Пельцель
(1734-1801 гг.) - чешский историк, филолог-славист и общественный деятель,
профессор чешского языка и литературы Карлова университета в Праге, писавший
свои труды по-немецки.
352 В Праге.
353 Этот пример хорошо демонстрирует этническую подоплеку гуситского дви-
жения, зачастую бравшую верх над декларируемыми религиозными постулатами.
354 Т.е. гуситскому учению.
355 Радикалы приравнивали католиков, т.е. главным образом немцев, к языч-
никам.
356 Переводом записей этих прав с немецкого на чешский.
357 Монеты с дешевыми примесями или уменьшенного веса.
358 Кутногорские рудники были главным источником серебра в стране.
359 Древняя чешская княжеская, позднее королевская династия, угасшая в 1306 г.
360 Строго говоря, из бассейна Средней и Нижней Эльбы исчезли не славяне как
таковые, а славянский язык, маргинализированный и со временем почти полностью
вытесненный под напором немецкой иммиграции и официальной немецкоязычной
культуры. Многие генетические потомки полабских славян по-прежнему живут
в Германии, давно утратив свой древний язык и считая себя немцами. Подобная
этническая ассимиляция хорошо известна в истории самых разных стран и народов.
391
Примечания редактора
361 Верно оценивая значение Гуситских войн в исторической перспективе и с
точки зрения его современников, гордых своей чешской идентичностью, автор
не задается вопросом, как много чехов-современников описываемых событий не
считали такую плату «излишней» и насколько они были готовы претерпевать «эти
преходящие страдания» (растянувшиеся, кстати сказать, на несколько десятиле-
тий) ради права своих далеких потомков говорить по-чешски. О шовинистском
отношении автора книги к богемским немцам и их праву жить на своей новой
родине уже говорилось выше.
362 Чаславский сейм проходил в начале июня 1421 г.
363 Власти Силезии и Лужицы (Лузации) отказались участвовать в этом сейме,
поэтому его постановления имели юридическую силу только для Чехии и Моравии.
364 Приглашение на сейм представителям всех земель Чешской короны, без
различия религии, было направлено от имени Пражского архиепископа, панов и
пражских коншелов.
365 Этот совет «земских владаржей» должен был управлять Чехией до избрания
нового короля. В его состав вошли, среди прочих, Ченек из Вартемберка, Олдржих
из Рожмберка, Гинек Крушина и Ян Жижка.
366 Ян из Пржибрама (Ян Пржибрам) (ок. 1387-1448 гг.) - утраквистский
религиозный деятель, идеолог умеренных гуситов, ученик Матвея из Янова,
бакалавр (1409 г.) и магистр свободных искусств (1413 г.) Карлова университета
в Праге. После смерти Гуса стал главным выразителем идей «пражских маги-
стров» (наиболее умеренной части гуситов). В 1421 г. назначен Чаславским сей-
мом (вместе с Яном Желивским) советником временного правительства Чехии
по религиозным вопросам, но уже в конце того же года отстранен от этой долж-
ности из-за разногласий с Яном Желивским, близким к таборитам. Решительно
выступал против таборитов и вел с ними энергичную полемику, как устно, так и
письменно. После приглашения на чешский престол князя Сигизмунда Корибу-
товича (1424 г.) пытался при поддержке последнего примирить гуситов с папой,
а после изгнания литовского князя (1427 г.) был вынужден покинуть Прагу. В
1426 г. он выдвинул компромиссную доктрину, признававшую учение Уиклифа
ересью и одновременно отстаивавшую правоверие Гуса как верного католика,
что вызвало возражения многих пражских магистров, видевших явную связь
между учением Гуса и Уиклифа. В 1429 г. вернулся в Прагу. В 1433 г., уже в сане
священника, отправился в числе чешских представителей на Базельский собор
и участвовал в заключении компромиссных Базельских компактатов. В 1439 г.
был избран вместе с Прокопом из Пльзеня администратором чешского гуситского
духовенства.
367 Конечно, понятие «республика» применимо здесь очень условно.
368 Сионом называлась библейская гора, на которой был основан Иерусалим
и на которой многими ожидалось второе пришествие Христа. В данном случае
«Сионом» именуется гора Табор, на которой ждали сошествия Христа чешские
милленарии (хилиасты).
369 Таборитские проповедники, на свой лад толкуя ветхозаветных пророков,
убеждали людей, что от грядущего вскоре гнева Божия на погрязший в грехах мир
спасутся лишь пять праведных городов, при этом Пльзень, который они, очевидно,
воспринимали как столицу грядущего тысячелетнего Царства, назывался ими
«городом солнца» (эти события относятся к 1419 г.).
370 Табориты, ожидавшие скорого конца света, сознательно воспроизводили
известное им по Библии устройство раннехристианских общин, с их равенством
и братством всех верующих и добровольным обобществлением имуществ. Именно
такой святой образ жизни, по их мнению, должна была вести Церковь «последних
времен», чтобы чистой и непорочной предстать перед Небесным Женихом - вер-
392
Примечания редактора
нувшимся на землю Христом. Скепсис французского историка, сочувствующего
националистическим идеям, по поводу этих опытов христианского «коммунизма»
ярко контрастирует с его страстным восхищением перед национальным аспектом
гусизма. С другой стороны, именно социальная сторона таборитского движения
наиболее воодушевляла марксистских, в т.ч. советских, исследователей гусизма.
Бесспорно здесь одно: попытки создания эгалитарного евангельского общества
продолжались относительно недолго и через некоторое время были оставлены даже
в самом Таборе.
371 Петр Каниш, один из предводителей пикардов, был казнен в Клокотах (см.
ниже.) и, возможно, почитался адамитами как воплощение Христа.
372 Нежарка - небольшой приток р. Лужницы, над которой стоит г. Табор.
373 Адамиты верили, что Царствие Божие уже наступило, пришествие Христа
состоялось незримо, «в Святом Духе», и Христос обитает теперь в каждом верующем
и даже в неодушевленной природе. Поэтому они стремились реализовать образы
«тысячелетнего Царства», известные из Библии и отчасти домысленные на той же
основе ими самими (отсутствие собственности и брака, замена Писания и писаного
закона Законом Бога, запечатленном в сердцах людей, стирание различия между
праздничными и будними днями, грани между творением и Творцом, между духом
и плотью (что неверно было бы называть «отрицанием плоти»), безгрешная нагота,
подобная Адаму и Еве в райском саду и т.д.). Конечно же, их враги особо выделяли
нарушение ими половых запретов и норм традиционного брака. Возможно, их
«разврат» проистекал из их веры в освящение Святым Духом в «новом творении»
всех элементов природы и материального бытия, что делало излишними для «детей
Божиих» формальные запреты.
374 Конец 1421 г.
375 Хилиазм - то же, что милленаризм.
376 Определяя степень близости между сектами пикардов и адамитов, историки
расходятся в своих оценках от их полного отождествления до решительного раз-
деления, включая различные промежуточные гипотезы.
377 Август 1421 г.
378 Апрель 1421 г.
379 Доктрина сакраментального (таинственного, нематериального) присутствия
Тела и Крови Христа в евхаристическом причастии противостоит католическому
учению о реальном (вещественном) их присутствии в Святых Дарах, якобы изме-
няющих в таинстве пресуществления саму свою субстанцию (вещественную сущ-
ность), оставаясь по видимости хлебом и вином лишь в акциденции (привходящих
свойствах, как бы скрывающих реальную субстанцию Тела и Крови).
380 В 1451 г.
381 Далее это слово, как и в авторском тексте, будет писаться без кавычек.
382 В июне 1420 г.
383 В этом предложении автор использует слова «церковь» и «часовня» в каче-
стве метафор.
384 От 8 февраля 1421 г.
385 Такая трактовка таинства Евхаристии очень близка католическому бого-
словию.
386 Протестанты XVI в. отстаивали принцип оправдания верой, даруемой по
благодати Бога предызбранным ко спасению, тогда как гуситы отрицали, что одной
веры достаточно для спасения, не разделяя таким образом доктрины абсолютного
предопределения.
387 Основоположники современного протестантизма основывали свое уче-
ние о предопределении на трудах блаж. Августина (ум. 430 г.), одного из отцов
вселенской Церкви.
393
Примечания редактора
388 Табориты отвергали поклонение любым религиозные изображениям, в т.ч.
распятию и иконам Христа.
389 Табориты отрицали божественное установление лишь регулярных, фор-
мально привязанных к календарю постов, но, по примеру Библии, держали пост в
особых обстоятельствах, требующих усиленного духовного напряжения.
390 Ср. Мф. 18:20.
391 Вавржинец сообщает, что табориты жгли и разрушали церкви по всему
королевству и изгоняли священников, обвиняемых во владении имуществом,
приравниваемом ими к симонии. В то же время он утверждает, что в окрестностях
таборитских центров все храмы были покинуты духовенством, но продолжали
стоять. Из этих несколько противоречивых утверждений можно сделать вывод, что
табориты по преимуществу изгоняли священников, отказывающихся принять их
учение, а физическое уничтожение церквей представляло собой скорее эксцессы,
связанные с военными действиями или же акциями наиболее фанатичных при-
верженцев радикального гусизма. Однако уничтожение икон, статуй, церковных
росписей и других предметов культа, отвергаемых таборитами, было, очевидно,
намного более распространенным явлением.
392 Нарушая свой обет безбрачия.
393 Согласно их учению, каждый, кто чувствует по благодати внутреннее при-
звание к священству и располагает доверием своей общины благодаря христиан-
скому образу жизни, может без излишних формальностей, обрядов и таинств стать
священником.
394 Гуситских войн.
395 Радикальные табориты считали себя ангелами возмездия, посланными Богом
истребить с лица земли всех «злых» и «нечестивых».
396 Через вооруженную победу.
397 Уже один этот пример опровергает все утверждения автора о веротерпимости
ранних таборитов. Цитируемый им чуть ниже в этой же связи Бецольд приводит в
указанном там труде самый ранний пример сознательной толерантности таборитов
лишь под 1431 г., не отрицая их крайнего религиозного фанатизма и жестоких пре-
следований инакомыслящих в предшествующий период. Правда, Дени, как и неко-
торые другие историки, выделяет «фракцию» Жижки из остального таборитского
лагеря, приписывая последнему более мягкую идеологию, однако сам вынужден
признать бесспорное военно-политическое лидерство одноглазого гетмана в Таборе
и исходящих оттуда акциях.
398 По логике автора получается, что «во главе политического движения», то
бишь завоевательных войн, своеобразных гуситских крестовых походов, приво-
дивших в ужас чуть ли не пол-Европы, стояла некая не очень многочисленная
«фракционная группа» Жижки и его преемников, извратившая высокие идеалы
гусизма, тогда как основная масса таборитов, верная означенным идеалам, миро-
любивая и толерантная, либо стояла в стороне от этих заграничных походов, либо
принимала в них участие по неведению или принуждению. Какое бы из этих объ-
яснений ни предпочел автор, ему было бы трудно согласовать такую концепцию с
показаниями исторических источников.
399 Эта цитата раннехристианского времени вряд ли применима к эпохе Средне-
вековья, из которой вышло (и в которой во многом осталось) гуситское движение
в самых разных его формах, однако это высказывание и подобные ему должны
были оказывать сильное влияние на часть таборитских проповедников, искав-
ших образцы для подражания в раннем христианстве, и побуждать их к большей
веротерпимости.
400 Снова автор книги создает у читателя впечатление, что в «крестовых похо-
дах» таборитов участвовала лишь сравнительно небольшая «дружина» Жижки,
394
Примечания редактора
подобная, видимо, отрядам норманнских викингов раннего Средневековья, а не
та массовая «народная армия», для описания и прославления которой сам автор и
многие другие историки не жалели слов.
401В пражских погромах 1422 г. участвовала городская беднота, группировав-
шаяся вокруг радикального проповедника Яна Желивского, т.е. и социальный
состав, и идеология участников антиеврейских акций были близки к таборитам,
а не пражским чашникам.
402 Бецольд в указанном здесь сочинении говорит об относительной терпимости
к евреям всех гуситов, а не только таборитов (хотя и выделяет последних в этом
отношении). Впрочем, подобная терпимость, перемежаемая вспышками гонений
и расправ, была вообще свойственна Средневековью и раннему Новому времени,
независимо от конфессии, и объяснялась как большой материальной заинтересован-
ностью сильных мира в еврейских займах, так и полной религиозной «инакостью»
иудеев, что выводило их за рамки вероучительных раздоров среди христиан и, как
правило, защищало от насильственного приведения к «истинной вере», в отличие
от христианских еретиков. Гуситы могли намеренно щадить евреев в захваченных
городах, чтобы заручиться их поддержкой, важной для финансирования войны.
Во всяком случае, примеры большей терпимости гуситов и в частности таборитов к
евреям, нежели к католикам, безусловно раздутые их врагами в целях пропаганды,
никак не могут служить доказательством «милосердия» и «гуманности» таборитов,
как и их веротерпимости вообще.
403 Замечательный пример модернизации французским гуситологом истори-
ческих реалий эпохи.
404 Св. Писания.
405 Отметим, что данное описание Табора относится ко времени много позже
окончания Гуситских войн (1436 г.) и разгрома воинствующих таборитов (1434 г.),
когда остатки этого движения переживали сложный период переосмысления своих
религиозных и социальных доктрин, эволюционируя в сторону большей терпимости
и пацифизма (ср. пассаж о «богемских братьях» в конце главы V).
406 Парафраз: «Но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от
лукавого» (Мф. 5:37).
407 «Гробы окрашенные» (Мф. 23:27).
408 Учеными и философами были, разумеется, не те же самые люди, кто вел
себя подобно «разнузданным демонам» (что верно и для их противников), однако
те и другие принадлежали к одному лагерю и первые зачастую обнаруживали свое
моральное соучастие в злодеяниях крайней пристрастностью и нетерпимостью,
проявляемой ими в интеллектуальных трудах и высказываниях.
409 По смыслу высказывания, скорее имеются в виду вообще последователи
радикально-плебейского направления в таборитстве; собственно адамиты и нико-
лаиты не отмечены в такого рода действиях, хотя, судя по тому, что известно об
этих сектах, могли их совершать.
410 Систематического толкования священных текстов.
411 Перевод св. Иеронима (ум. 420 г.) - «Вульгата» - считался католической
Церковью каноническим и единственно допустимым.
412 Сборник прав и привилегий середины XV в., приписываемый чешскому
князю Собеславу.
413 Короля.
414 Здесь в смысле: стать независимым городом-государством, олигархической
республикой.
415 Таковы были, по крайней мере, первоначальные чаяния таборитской бедноты
и примкнувших к ней энтузиастов из имущих классов, но уже в 1421 г., с жестокой
расправой Жижки над отколовшимися милленаристскими сектами, ликвидацией
395
Примечания редактора
в Таборе обязательной общности имущества и денег, а также доктринальным
оформлением единой таборитской Церкви, первоначальный «революционный» дух
движения начинает угасать, все более ограничиваясь чисто религиозной сферой.
416 Скорее всего, это контаминация нескольких цитат. Ср. Мф.:6:33; Мф. 17:20;
Мк. 11:23.
417 Таково было первоначальное устройство Табора, делившегося приблизи-
тельно пополам на воинов и людей, занятых производительным трудом.
418 Крайне упрощенное представление, заимствованное автором из умозритель-
ной славянофильской теории передельно-уравнительной общины, якобы исконно
и неизменно свойственной всем славянским народам, тогда как начала феодализма
и частной собственности всегда привносились им извне, из чуждого им западного
мира.
419 Кодекс законов, представленный Карлом IV в 1350 г. на рассмотрение чеш-
ского сейма, но не получивший его одобрения.
420 К ним следует отнести прежде всего воспоминания не о давно ушедшем в
прошлое коллективном владении всей общинной землей, а о свободном крестьян-
ском землевладении, бывшем еще на памяти живших тогда людей и стремительно
исчезавшем с ростом феодальных отношений, переходя под власть светских и
церковных сеньоров.
421 Выборных гетманов.
422 Старинное чешское предание утверждает, что основателем первой княжеской
династии в Чехии был Пржемысл Пахарь - простой земледелец, на которого указала
чехам их предводительница и предсказательница Либуша как на их нового князя
и своего будущего супруга. Посланные в указанное Либушей место старейшины
увидели Пржемысла пашущим свое поле и по характерной окраске двух его волов
узнали в нем своего нареченного князя. Эта династическая легенда, несколько
необычная для феодальной эпохи, тем не менее всегда была предметом гордости и
почитания чешских князей и королей, как Пржемысловичей, так и их потомков
по женской линии Люксембургов.
423 Представители пражских городских низов доминировали в советах Нового
и (менее прочно) Старого Места Праги в 1319-1322 гг.
424 Католические писатели оплакивали не только крушение векового фео-
дального и церковного порядка, почти полностью сметенного революционными
выступлениями крестьян, ремесленников и городского плебса, но и жестокие и
непоправимые разрушения культурных ценностей и церковных святынь, причи-
ненные яростью восставшего народа против церквей, монастырей, богатых домов
и замков, а также его ненавистью к роскоши и всем ее атрибутам и его неприми-
римым иконоборчеством.
425 Если бы папство было так сильно озабочено социальной стороной гуситской
революции, оно скорее бы заключило мир с чашниками (каликстинцами), не
посягавшими на основы существующего государственного порядка и общественных
отношений, тем более что те всегда были готовы к компромиссу и сами страшились
радикальных выступлений низов. Наверное, здесь мы имеем дело с тем довольно
частым в истории явлением, когда желание сохранить чистоту идеологии и боязнь
того, что малейшие уступки вызовут крушение всей поддерживаемой ею системы,
берут верх над практическим расчетом. Живописание гуситской смуты и ее ужа-
сающих последствий скорее служило целям мобилизации католического мира на
борьбу с самой этой ересью.
426 Утраквисты (чашники) имели наибольшее влияние в патрицианско-ма-
гистерском Старом Месте, тогда как более демократическое по составу населения
Новое Место в это время находилось в руках близкой таборитам плебейской партии
во главе с Яном Желивским. В конце июня 1421 г. новоместский плебс под руко-
396
Примечания редактора
водством Яна Желивского вновь произвел переворот и овладел обеими главными
частями Праги, в которой Желивский вскоре приобрел практически неограничен-
ную власть (см. главу VIII).
427 Вскоре после основания Табора табориты избрали себе четырех гетманов
(капитанов), которые объединяли в своих руках военное предводительство и общее
руководство общиной. Формально все четверо были равны, но первым среди них
считался Микулаш из Гуса, наиболее опытный и заслуженный в то время табо-
ритский вождь. После его смерти в конце 1420 г. первенство в коллегии гетманов
перешло к Яну Жижке.
428 1420-начало 1421 г.
429 Обстоятельства этого инцидента и смерти Микулаша не совсем ясны; сам
он покинул Прагу, так как считал, что его жизни угрожает опасность, и поклялся
никогда не возвращаться туда, но, получив тяжелое увечье, все же был отвезен
обратно в город, где вскоре умер от «астмы» (внутреннего воспаления?).
430 Вавржинец из Бржезовой пишет, что смерть Микулаша была по-разному
воспринята пражанами: люди, сочувствовавшие таборитам, горевали, другие же,
наоборот, радовались и благодарили Бога, что избавились наконец «от злокознен-
ного человека, который, опираясь на свой ум, не только не содействовал миру и
милосердию, но все время непрестанно порождал раздоры, ненависть и вражду
между партиями» (гл. 76). Конечно, оценки всякого яркого политика противо-
речивы, но представляется все же, что Микулаш, отличаясь принципиальной
прямотой и горячо возражая даже против таких компромиссов с чашниками, на
какие был согласен Жижка, не смог бы стать объединяющей силой в межфрак-
ционной борьбе. Напротив, после его тяжелого ранения переговоры пошли более
гладко, и вряд ли стало совпадением, что уже на следующий день после его смерти
посольство с предложением короны польскому королю - до этого главный камень
преткновения в политической дискуссии - отправилось в путь. Историки, сочув-
ствующие радикальному направлению в гусизме, считают, что в лице Микулаша
мог состояться союз таборитского крестьянства и пражской бедноты, что придало
бы революционному движению новые силы и сокрушило дворянско-бюргерскую
оппозицию. Но это не гарантировало от новых распрей и могло значительно попол-
нить «партию» Сигизмунда как раз за счет тех, кто обладал влиянием, деньгами
и воинскими навыками.
431 1434 г.
432 Этот замечательный пассаж представляет собой своего рода авторский
манифест историка и гражданина и как нельзя лучше раскрывает его симпатии и
пристрастия, которые читатель уже мог заметить и оценить. Не станем распростра-
няться о «наивномидеализме», «забеганиивперед», «игнорированииобъективных
предпосылок» и пр. В конце концов, не секрет, что историк, говоря о прошлом,
обращается к своему времени и мечтает о будущем.
433 В очередной раз сложная коалиция антигуситских сил Европы, в которой
приняла участие и значительная часть чехов, сводится к простому и удобному
для авторской концепции, но неточному и вводящему в заблуждение понятию
«Германия».
434 Распря, междоусобица.
435 Архиепископы Майнцский, Трирский и Кельнский и пфальцграф Рейнский.
436 Прежде всего в борьбе с ересью.
437 На съезде князей в мае крестовый поход был назначен на конец августа.
438 См. главу V.
439 Император снова был занят войной с турками.
440 Вместе с католическими панами северной Чехии.
441 Город в северо-западной Чехии.
397
Примечания редактора
442 В юго-западной Чехии.
443 Июнь 1421 г.
444 Иначе называемого Хебом.
445 Так же и по-немецки.
446 Чеш. Cesky les.
447 Точнее Bohmischer Wald, рус. Чешский Лес.
448 Вероятно, автор слышал или видел это русское словосочетание примени-
тельно к Исполиновым горам в нарицательном значении.
449 Горный массив на юго-западе Чехии.
450 Карта Чехии имеет вид неправильного четырехугольника.
451 Беспрепятственное продвижение немцев объясняется прокатолическими
симпатиями западных регионов Чехии и значителным немецким населением, осо-
бенно в Эгере-Хебе, который представлял собой немецкую территорию, отданную
в залог чешским королям еще в XIII в.
452 2 сентября.
453 Данная цифра выглядит сильно преувеличенной.
454 Начало ноября.
455 Жителей венгерских земель, а также лояльных ему чехов и мораван.
456 И весь моравский сейм.
457 А также отреклись от Четырех пражских статей
458 1 декабря.
459 Желивский.
460 Очевидно, во время недельного пребывания Жижки в Праге было заключено
соглашение, предоставлявшее ему верховное командование всеми силами гуситов.
461 После этого разгрома таборитами Немецкий Брод опустел на несколько лет.
462 Польское имя Ягайло (см. главу III).
463 Грюнвальде.
464 Автор называет Витовта на западный манер великим герцогом Витольдом,
но в переводе используется более привычная русскоязычному читателю форма его
имени и титула.
465 Казимир III Великий (1310-1370 гг.), король Польши, последний предста-
витель династии Пястов. Преемником Казимира стал его племянник (сын сестры),
король Венгрии Людовик (Лайош) I Великий (1326-1382 гг.), объединивший
таким образом польскую и венгерскую корону. Перед смертью Людовик завещал
оба королевства своей старшей дочери Марии, однако польская шляхта настояла
на том, чтобы корона Польши была передана младшей дочери Людовика Ядвиге
(1384 г.), вышедшей замуж (1386 г.) за великого князя Литовского Ягайло, который
принял по этому случаю крещение и имя Владислав, после чего был коронован как
король Польши Владислав II Ягелло. Сигизмунд, благодаря браку с Марией (1385
г.) унаследовавший Венгерское королевство, не забывал и о правах своей жены на
польский престол.
466 Речь идет о землях т.н. Малой, или Червонной Руси: Галиции (Галичины),
Волыни и Подолии, власть над которыми долгое время оспаривали между собой
Польша, Венгрия и Литва. К концу XIV в. Галиция окончательно перешла под
власть Польши, Волынь была закреплена за Литвой, а Подолия затем была поде-
лена между ними. Таким образом, из всего «русского наследства» королю Венгрии
остался один лишь громкий титул «короля Галиции и Лодомерии».
467 Два чешских посольства к Ягайло были отправлены в июле и декабре
1420 г. и оба раза вели также переговоры с Витовтом, которые затем продолжались
большую часть 1421 г.
468 Слишком смелое заявление в духе исторической концепции Э. Дени о «борьбе
рас» как определяющем и всеобъемлющем принципе, который почти полностью
398
Примечания редактора
исключает другие, не менее важные факторы социальной и межгосударственной
консолидации или, наоборот, конфронтации. Единство веры не мешало упорной и
длительной борьбе православных великих княжеств Литовского (в котором языч-
никами, а затем католиками были только верховные правители и небольшая часть
знати) и Московского, или же Московского и Тверского, православных Болгарии
и Сербии, католических Польши и Чехии, и эти примеры можно продолжать. С
другой стороны, мы видим, какие глубокие расколы и взаимное ожесточение могут
возникать внутри одного государства и народа по религиозным причинам.
469 Эти предполагаемые мотивы, подвигнувшие Витовта вмешаться в Гуситские
войны, являются реконструкцией автора, не находящей серьезной поддержки в
источниках, которые для этого времени вообще весьма скудны. Выдвигались и
другие объяснения чешской политики Витовта.
470 Польша и Литва были объединены в единое политическое целое согласно
Кревской унии 1385 г., однако условия и порядок реализации ее статей вызывали
различное толкование у польской и литовской правящей элиты, что привело к
продолжительной борьбе между двумя государствами (или частями одного), не раз
ставившей под вопрос самое существование унии и приводившей к ее многократ-
ному перезаключению. В рассматриваемое время великий князь Витовт находился
в зените своего политического влияния и успехов и был близок к тому, чтобы стать
совершенно независимым от Польши и своего кузена Ягайло-Владислава.
471 Т.е. преданной католицизму.
472 Владиславу Ягелло.
473 Формально В. Рачиньский был, очевидно, посланником объединенного
Польско-Литовского государства, но фактически в первую очередь представлял
Витовта, об официальном согласии которого стать королем Чехии он и заявил.
474 Вернее литовцев: Ягайло, если и дал, в конце концов, свое согласие на при-
нятие чешской короны Витовтом, официально дистанцировался от этого шага,
не желая портить отношения с Римом и ультракатолической «партией» внутри
Польши.
475 Этот династический союз был заключен, как было принято в те времена,
родителями за своих еще малолетних детей, поэтому договор предусматривал
официальное заключение брака только в 1427 г., когда жениху исполнится
14 лет (невеста была на пять лет старше).
476 Сентябрь 1421 г.; Ратибор - город в Силезии (ноль. Рацибуж, чеш. Ра-
тиборж).
477 Сигизмунд Корибут, часто именуемый в источниках, и почти всегда в этой
книге, просто Корибутом (о нем см. прим, к главе IV).
478 «Нации», происхождения. К сожалению, не только пересказ автором
исторических первоисточников, но и взятые им в кавычки цитаты очень часто не
отличаются точным соответствием тексту оригинала.
479 Польши.
480 Февраль 1422 г.
481 Желивского, убитого в марте 1422 г.
482 Автор, верный своей идее, снова отождествляет антигуситскую коалицию с
Германией, очень кстати забыв на этот раз упомянуть в числе союзников Польши
Бранденбург. Союзником Чехии была Литва, чья политика уже очень заметно
расходилась с польской.
483 Так в тексте.
484 И Моравии (весна 1422 г.).
485 Как вождю чешских католиков.
486 Под общественными, или публичными, грехами подразумевались грехи,
совершаемые в общественных местах, вне узкого домашнего круга, и представ-
399
Примечания редактора
ляющие опасность не только для спасения души самого согрешающего, но и для
окружающих его людей, семьи и социума в целом. Прежде всего к таковым отно-
сились богохульство, пьянство, азартные игры, содержание и посещение притонов,
драки, публичное сквернословие и другие виды демонстративного нарушения
христианской морали.
487 Гетманы таборитов.
488 Мф. 6:12, Лк. 11:4.
489 Наемным воинам Корибута.
490 Коронными и «земскими».
491 Иначе Карлштейн.
492 Большинство этих сокровищ и королевских регалий были еще в 1420 г.
вывезены Сигизмундом в Венгрию.
493 Огнестрельная артиллерия того времени была еще довольно примитивной и
ненадежной, большее значение имело использование катапульты.
494 Из числа современников событий.
495 К делу Церкви.
496 Мир с Польшей и Литвой на оз. Мельно был заключен Тевтонским орде-
ном 27 сентября 1422 г.
497 Для продолжения войны.
498 Епископов, находившихся под его юрисдикцией.
499 Трудно понять, с какими именно православными славянами порывала
Польша в этот момент и почему один из бесчисленных поворотов в средневековой
восточноевропейской дипломатии должен был привести (спустя примерно три с
половиной столетия!) к таким фатальным последствиям. Польша находилась в
это время на подъеме, она была близка к полному разгрому и подчинению своего
давнего врага - Тевтонского ордена и не теряла из виду другую доминанту своей
внешней политики - полную реализацию унии с русско-литовским государством
на собственных условиях. Достигнув обеих этих целей, уже в следующем столетии
Речь Посполитая стала одним из крупнейших и сильнейших государств Централь-
ной и Восточной Европы, так что и речи быть не могло о какой-то «политике изоля-
ции» или «беспомощности». Все эти утверждения перебрасывают нас в совершенно
другую эпоху - упадка Речи Посполитой, до которой было еще очень далеко. И
если объединение с огромным Великим княжеством Литовским, действительно
восточнославянским и православным по преимуществу государством, не предот-
вратило падения Польши, то почему спас бы ее союз с маленькой Чехией? С другой
стороны, Польша в эту эпоху не имела особой причины бояться «Германии», того
самого конгломерата фактически независимых владений, полное бессилие которого
в эту эпоху сам автор только что так красочно живописал. Однако еще важнее то,
что чешское «предприятие» было делом Витовта, а не Ягайло, и его успех усилил
бы в первую очередь первого из них, уже подумывавшего о возложении на себя
королевской короны и полном разрыве унии с Польшей. Поэтому ничто бы так не
способствовало действительному ослаблению и изоляции Польши, как реализация
литовско-чешского объединения.
500 Этот фрагмент ярко демонстрирует сильное влияние на автора исторической
концепции русских славянофилов, со всей ее умозрительностью и идеологической
предвзятостью, при весьма смутном представлении о реальных взаимоотношениях
Польши и Литвы в эту историческую эпоху.
501 Галицко-Волынскую Русь.
502 Нем. название словацкого города Кежмарок (венг. Кешмарк) на территории
Венгерского королевства.
503 Корибут покинул пределы Чехии лишь в конце декабря 1422 г. или в самом
начале 1423 г.
400
Примечания редактора
504 Автор, как обычно, использует слово Германия в этническом значении,
исключая из этого понятия Чехию и Моравию. Однако оба эти государства были не
только составной частью Священной Римской империи, но и официально входили
в состав Германского королевства на правах его вассальных владений.
505 Русско-литовским государством.
506 Образование и распад таких «империй», т.е. различных комбинаций госу-
дарств, соединенных личной унией в лице правящего монарха, было нередким
явлением в Центрально-Восточной Европе XIV-XVI вв. (польско-чешская уния
при последних Пржемысловичах, «империи» Анжуйцев и Люксембургов, поль-
ско-литовско-западнорусское объединение и пр.). Эти амальгамы, хотя и отражали
определенные объединительные и надгосударствнные тенденции, появившиеся в
данном регионе, не обладали необходимой прочностью и долговечностью. К тому
же, как уже отмечалось, одновременное объединение Чехии с Литвой и с Польшей
вряд ли оказалось бы устойчивым.
507 Йоганнес Нидер (ок. 1380-1438 гг.), немецкий теолог и проповедник, монах-
доминиканец, магистр богословия Венского университета, сторонник церковной
реформы в вероисповедном единении с Римом, участник Констанцского и Базель-
ского соборов, а также переговоров с гуситами.
508 Хроника Вавржинца из Бржезовой обрывается неожиданно посреди опи-
сания событий второго крестового похода. Причины этого неизвестны. Весь труд
Вавржинца несет на себе печать несомненного пристрастия к чашникам и край-
ней неприязни к их противникам, как немцам и католикам, так и таборитам.
509 Эти выборы были проведены, как пишет Вавржинец, в нарушение принятого
порядка и вопреки городским привилегиям (королевским жалованным грамотам),
через два дня после инспирированного Яном Желивским восстания городских низов
(30 июня), в результате которого все коншелы (советники) Старого и Нового Места
были смещены и власть в Праге перешла в руки избранных собравшейся толпой
(по примеру таборитов) четырех гетманов. В Праге была установлена плебейская
диктатура, и оба ее города (Мала Страна по-прежнему лежала в развалинах) стали
единой общиной с общим советом.
510 Одним из первых решений новой городской власти было лишение прихода
настоятеля и священников, не желавших придерживаться таборитского обряда
(отказа от особого облачения духовенства, служения мессы по-чешски и пр.).
511 Август 1421 г.; Ян Желивский выступал против участия пражан в сейме
вместе с панами, которых он называл неверными и предателями.
512 По непонятной причине автор опять говорит о польском короле, тогда как
у Вавржинца определенно сказано, что сейм постановил отправить посольство
с просьбой принять чешскую корону к великому князю Витовту. О судьбе этого
посольства см. заключительную часть главы VII.
513 В пражской общине.
514 Следует читать 19.
515 Ян Гвезда (Бздинка) был мелким рыцарем (земаном), служившим пражской
общине, и приверженцем Яна Желивского.
516 Имеется ввиду действующих на то время.
517 Ян был яростным противником союза пражского плебса с умеренными утрак-
вистами (чашниками-каликстинцами), о чем свидетельствуют и приведенные выше
факты. Скорее можно говорить о союзе с таборитами пражского простонародья,
признанным вождем которого был Желивский. Однако и этот союз после гибели
Микулаша из Гуса был мало вероятен: Жижка не был склонен к радикальным
идеям и стремился к компромиссу со шлехтой и бюргерстовом. Во всяком случае,
табориты не пришли на помощь Яну и его сторонникам.
518 Ср. Деян.8:2.
401
Примечания редактора
519 Из числа избранных восставшим народом после убийства Яна.
520 Ковчегом символически называлась чаша со Св. Дарами, которую священ-
ники обеих партий несли перед идущим в бой войском.
521 Здесь, как и в других местах книги, под русскими подразумевается русское
население Великого княжества Литовского.
522 Проблемы с набором армии были и в Польше.
523 Католицизма.
524 Такое соглашение было разновидностью распростаненного в то время в
германских землях ландфрида (земского мира), автономного от королевской и
императорской власти союза дворянства и городов какой-то земли или региона с
обязательством коллективного поддержания мира, законности и порядка на дан-
ной территории. В отличие от предшествовавших краевых ландфридов, этот мир
должен был охватить всю Чехию.
525 Аллюзия на Откр. 7:16.
526 Паны из Подебрад были в числе наиболее стойких приверженцев Жижки
среди чешской знати, но в 1426 г. перешли на сторону чашников.
527 Потери чашников и католиков в этом сражении оцениваются в тысячу с
лишним человек.
528 Сигизмундом.
529 29-го числа.
530 То, что Корибут и его соратники были готовы идти на такого рода уступки,
представляет собой гипотезу, часто оспариваемую в историографии.
531 См. выше.
532 Сентябрь 1424 г.
533 Вернее к окружению Жижки, представлявшему наиболее консервативную
часть Табора.
534 14 сентября; договор предусматривал возобновление союза утраквистов и
таборитов и их совместный поход в Моравию, который начался в конце сентября
и продолжился уже после смерти Жижки под предводительством Сигизмунда
Корибутовича.
535 Маны - древнеримские духи-покровители рода, здесь слово употреблено в
переносном значении.
536 «Сиротки» были близки к чашникам и по другим вопросам, с таборитами
их сближала главным образом приверженность более решительной и воинственной
тактике для достижения своих целей.
537 В их состав влились и бывшие оребиты, центром влияния которых и был
Кралове Градец.
538 В современных исследованиях процветание Чехии при Карле IV ставится под
серьезное сомнение, напротив, именно в его правление уже обозначились те симптомы
глубокого внутреннего кризиса и перенапряжения, которые превратили позднее
споры вокруг учения Гуса во всеобщее восстание и жестокую войну. Тем не менее,
полтора с лишним десятилетия ожесточенных гражданских войн и внешних втор-
жений, крестьянских и городских восстаний и разрушительного религиозного фана-
тизма в немалой степени обусловили глубокий упадок страны в последующую эпоху.
539 Таборитов.
540 В 1423 г. Сигизмунд передал Моравское маркграфство в лен своему зятю и
предполагаемому наследнику Альбрехту Австрийскому, недавно женившемуся на
его единственной дочери.
541 Часть своих военных трофеев Сигизмунд передал своему союзнику, марк-
графу Мейсенскому и курфюрсту Саксонскому.
542 Разумеется, автор основывает это утверждение на собственных представле-
ниях и симпатиях. Трудно судить при нынешнем состоянии источников, насколько
402
Примечания редактора
большая часть чехов сохраняла приверженность различным течениям гусизма (как,
впрочем, и о том, насколько велика была изначально доля гуситов в различных
слоях общества).
543 1425 г.
544 Или Большой.
545 Пражским купцом был его отец, а его воспитателем - дядя по матери, при-
надлежавший к рыцарскому сословию.
546 Чеш. Prokop Holy, лат. Procopius Rasus - от выбритой на голове священни-
ческой тонзуры.
547 Силезия и Лужицы (Лузация) фактически перестали подчиняться Праге с
конца 1419-начала 1420 гг., когда эти земли Чешской короны признали власть
Сигизмунда.
548 На территории северной Чехии.
549 Некоторые историки называют значительно меньшую цифру; оценка числен-
ности сражающихся армий представляет собой одну из наиболее сложных проблем
средневековой военной истории, вследствие противоречивости и ненадежности
данных.
550 Хотя эта цифра в свете новых исследований представляется завышенной,
битва при Усти стала наиболее кровопролитной для противников гуситов за все
время Гуситских войн.
551 Сразу же после битвы был захвачен и сам город Усти, подвергшийся беспо-
щадному разгрому и затем три года пролежавший в развалинах.
552 Немцы называли этот монастырь еретическим, так как он поддерживал
мирные отношения с гуситами.
553 Насколько в действительности литовский князь был предан гусизму и как
далеко он был готов пойти в своих уступках Риму, остается предметом дискуссии
среди историков. Многое зависит здесь от оценки радикальности взглядов самого
Гуса, которые также не имеют общепринятого толкования.
554 С этой идеей, как мы уже видели, порвали еще раньше почти все течения в
гусизме, стремясь разработать общеобязательную догматику и обрядность и пресле-
дуя несогласных в своей среде. Главной причиной этого было то, что полная свобода
индивидуального толкования Библии в еще далеко не секуляризованном обще-
стве, стремившемся обосновать свое существование и свои законы религиозными
идеями, последовательное применение данного принципа было чревато полной
атомизацией, анархией и распадом общественных связей, а также бесконечными
религиозными распрями и войнами.
555 Немецкое название польского города Стшелин в Силезии.
556 Этот человек многим понравился, пусть же понравится и тебе, ректор Олим-
пий (лат.).
557 Парафраз Мф. 6:33.
558 В свержении Корибута приняли участие также некоторые из его прибли-
женных.
559 Содержание этих писем, к сожалению, остается неизвестным, как и многие
другие обстоятельства переворота.
560 1 7 апреля.
561 О заговоре Сигизмунда Корибута и его сторонников, цели которого по сей
день остаются неясны, а само его наличие подвергается серьезному сомнению.
562 Восставшие, вождей которых ряд исследователей считают инициатора-
ми заговора против князя, захватили его врасплох, не встретив никакого сопро-
тивления.
563 Пражский Град.
564 Замок Вальд штейн (Вальдштын) на севере Чехии.
403
Примечания редактора
565 Тела и Крови Христа в причастии.
566 Великий.
567 Под этим более поздним термином автор имеет в виду самостоятельно дей-
ствующее крупное военное соединение.
568 Немцы «забыли» позаимствовать лишь главное преимущество таборитов:
прекрасно выученное и дисциплинированное регулярное пешее войско с его «сред-
невековыми броневиками» - знаменитыми боевыми повозками Жижки, искусство
управления которыми было намного важнее их конструкции.
569 Как и города.
570 Курфюрст Фридрих I (ум. 1428 г.) не принимал участия в этом походе из-за
болезни, саксонское войско возглавил его 15-летний сын и наследник герцог Фри-
дрих (II).
571 Также Фридрих.
572 Кардинал-епископ Генри Бофор со своими лучниками вступил на чешскую
территорию только в начале августа и не принял участия в осаде Стржибро; с опоз-
данием прибыли и некоторые другие отряды крестоносцев.
573 Предстоятель Безансонского диоцеза именовался архиепископом, а не епи-
скопом, к тому же Безансон и его архиепископство находились в Средние века в
составе Священной Римской империи, а не Франции.
574 Как уже отмечалось, определение численности средневековых армий
представляет серьезную проблему. Задача, как обычно, осложняется разницей
между числом предполагавшихся и действительно выступивших в поход отрядов,
дезертирством наемников, наличием большого числа отставших и опоздавших к
общему выступлению контингентов, не всегда ясно различаются современниками
действительные бойцы и многочисленная прислуга обоза, собственно рыцари и их
слуги и оруженосцы, трудно подсчитать выбывших из строя по болезни (едва ли не
основная масса потерь вплоть до новейшего времени, особенно при осадах), играет
роль и склонность хронистов к преувеличениям и магии «круглых» чисел и т. п.
Э. Дени, как и другие прогуситские авторы, имеет обыкновение приводить или
отстаивать наиболее лестные для гуситов цифры. Между тем, на недостаточную
силу войска крестоносцев, помимо упомянутого автором в примечании Эбергарда
Виндеке, близкого ко двору императора Сигизмунда, указывает в своем письме
от 20 июля и один из капитанов-участников похода. Кроме того, если бы Виндеке
желал, как предполагает автор книги, опорочить немецких князей, показав их
военную несостоятельность, он скорее бы преувеличил, нежели преуменьшил, силу
их войск. В современном исследовании (Smahel F. Husitska revoluce. Т.З. Kronika
valecnych let. Praha, 1996) численность армии крестоносцев и их союзников опре-
деляется примерно в 20 тыс. воинов, что (очень приблизительно) соответствует
численности объединенного войска гуситов.
575 Вместо четырех в поход выступило только три войска, вошедшие в Чехию с
северо-запада, запада и юго-запада, к тому же вскоре между ними возникли серьез-
ные разногласия по поводу плана военных действий.
576 Гор. Стржибро был захвачен гуситами в сентябре 1426 г.
577 Однако прекрасно защищен своим географическим расположением.
578 Вернее на западе (Чехии).
579 Не до конца ясно из имеющихся источников, что именно послужило при-
чиной всеобщей паники среди немецкой пехоты. Возможно, этому способствовал
приказ военачальников крестоносцев сжечь палатки перед намеченным наутро
боем, что вызвало непредсказуемую реакцию солдат. С другой стороны, кавалерия
сохранила порядок и, оставшись без поддержки пехоты, организованно отступила
к Тахову, где, однако же, распри между вождями крестоносцев вспыхнули с новой
силой. Нельзя сбрасывать со счетов и то обстоятельство, что многим немцам,
404
Примечания редактора
особенно из простого народа, гуситы внушали почти суеверный ужас, будучи
воспринимаемы как орудия то ли Бога, то ли Сатаны, посланные в наказание за
грехи мира.
580 После бегства крестоносцев, за которыми последовало множество чехов-
католиков, спасавшихся от наступавших гуситов, войско Прокопа Великого
осадило Тахов, который капитулировал 14 августа. Кроме того, часть кавалерии
гуситов, вопреки утверждению автора, была послана преследовать отступающих
в беспорядке крестоносцев, многие из которых были настигнуты и убиты в леси-
стых горных теснинах на границе Чехии и Баварии. Шедшие по пятам за немцами
гуситские отряды были остановлены уже на территории Баварии.
581В своих письмах периода осады Стржибро Фридрих действительно жалуется
на серьезную болезнь и говорит, что ему советовали удалиться на время в Тахов.
582 Если даже эти обвинения и были клеветой (что весьма вероятно), поведение
Фридриха, который должен был стать главным предводителем крестоносцев,
выглядит крайне двусмысленным (см. далее).
583 Римский король не был столь ревностным слугой Церкви, как это может
показаться, и сам был не прочь достичь выгодного компромисса с гуситами.
584 Фридрих предлагал свое дружественное посредничество в заключении мира.
585 Т.е. партии сторонников Сигизмунда-Корибута, вообще весьма сильной
среди дворянства и в городах.
586 Колыптейна.
587 Рыхтарж (рихтер, судья) был представителем королевской власти в неко-
торых чешских городах, в других городах Чехии и Моравии ему соответствовала
должность шолтыса или фойта.
588 9 сентября.
589 Этот диспут все же состоялся в Жебраке 29 декабря 1427 г. Католическими
депутатами для участия в нем были утверждены два чешских священника, бывшие
утраквисты, что значительно упростило взаимопонимание сторон.
590 Заметим при этом, что и партия мира, как показали такие события, как
попытка переворота в Праге в пользу Корибута, дипломатические маневры Фри-
дриха Бранденбургского и религиозная конференция в Жебраке, была уже в это
время довольно сильна.
591 Ныне Братислава.
592 Ныне Опава в чешской Силезии.
593 Если не считать таковой несколько кратковременных попыток штурма этих
городов.
594 Среди этих «городков» были и довольно значительные в масштабах Силезии
города, в первую очередь г. Бриг (Бжег), важный торговый центр на Одере и сильная
крепость, который был взят гуситами без сопротивления.
595 Правившие различными частями Силезии измельчавшие польские князья
Пясты носили немецкий титул герцогов Силезии (с добавлением названия соот-
ветствующего удела).
596 Гуситами.
597 Как правило, изъявившие покорность силезские герцоги обязывались
выплачивать гуситам денежные субсидии и не участвовать в военных действиях
против них.
598 Верхняя Лужица (Оберлаузиц) в эту эпоху была маркграфством под номи-
нальной властью Сигизмунда, фактически же управлялась союзом шести ее круп-
нейших городов. В указанное время эта земля не имела каких-либо герцогов или
князей. Скорее всего, автор имел в виду Верхнюю Силезию, на что указывает и весь
окружающий контекст.
599 Ныне Ополе в Верхней Силезии.
405
Примечания редактора
600 Болко (Болеслав), сын герцога Оппельнского (князя Опольского), обучался в
Пражском университете, где должен был испытать сильное влияние идей гусизма.
601 В этих походах под командованием Прокопа Великого участвовали так-
же сиротки и чашники.
602 За утрату им чешской короны.
603 Большой конгресс монархов в г. Луцк, принадлежавшем Великому княже-
ству Литовскому, в котором приняли участие многие государи Восточной и Цен-
тральной Европы или их полномочные представители, состоялся в январе 1429 г.
Одним из главных вопросов этого съезда стало предоставление Витовту королевской
короны, что вызвало острые разногласия между Польшей и Сигизмундом.
604 Апрель 1429 г.
605 Открытие очередного вселенского собора католической Церкви в Базеле
было намечено на 1431 г.
606 Гуситские послы получили от представителей чешского сейма наказ о заклю-
чении перемирия лишь с Сигизмундом и Альбрехтом, при условии окончательного
очищения ими Чехии и Моравии от своих гарнизонов, однако Римский король
добивался общего перемирия всех противоборствующих сторон.
607 Более того, послы гуситов предложили самому Сигизмунду принять их
веру, угрожая в противном случае принести ее всему христианскому миру на ост-
рие меча.
608 В числе выдвинутых сеймом условий вызывает особый интерес требование,
чтобы на предстоящем соборе были представлены не только католики и гуситы,
но и другие Церкви, принимающие причащение под обоими видами, в частности
православные и армяно-григориане, т.е. чтобы собор был и в самом деле вселенским,
с равным правом всех сторон излагать свои вероучения.
609 Сам автор выше обратил внимание на то, что длительное всеобщее пере-
мирие было крайне необходимо в то время именно католикам, однако Сигизмунд,
вероятно, не испытывал особых иллюзий о возможности его заключения на при-
емлемых для себя условиях.
610 Июль 1429 г.
611 Имеются в виду известные события Столетней войны.
612 Этот пассаж может служить занимательной иллюстрацией соотношения в
труде Э. Дени между заявляемым историческим «фактом» и авторской «филосо-
фией истории ». Как мы помним, когда автору требовалось, в угоду своей концепции,
представить гуситскую реформу и связанное с ней религиозное противостояние как
борьбу между «исконными врагами», чехами (славянами) и немцами, он охотно
изображал Силезию почти полностью онемеченной (см., например, гл. I); пытаясь
затем объяснить, с теми же видами, некоторую поддержку, оказанную гуситам в
Силезии, он неожиданно вспоминает о все еще сохранявшемся там значительном
славянском меньшинстве (см. выше); и вот, наконец, когда перед нашим автором
встала новая задача - обосновать с точки зрения той же «войны рас» равнодушие
Германии к судьбе Силезии - эта самая область вдруг становится всего лишь «полу-
иноземной», даже «едва ли немецкой» (!); мало того, как бы спеша завершить
великолепный мысленный кульбит, французский гуситовед тут же раскрывает
перед глазами читателя, все с той же живостью и убежденностью, как в той же
самой Силезии, оказывается, «славяне убивали славян»! Конечно, каждое из этих
описаний содержит свою долю истины, однако последняя всякий раз оборачива-
ется к читателю нужной автору стороной, изящно скрывая свои неудобные или
несвоевременные черты.
613 Начало декабря.
614 Имеется в виду Верхняя Саксония, ядро которой составляла Мейсенская
марка.
406
Примечания редактора
615 У Лейпцига, под командованием молодого курфюрста Саксонского Фри-
дриха II.
616 Вильгельм III Храбрый (1425-1481 гг.), младший сын курфюрста Саксон-
ского и маркграфа Мейскенского Фридриха I Воинственного, посетил Святую Землю
в 1461 г., что трудно соотнести с описываемыми здесь событиями (как и его возраст
к 1429 г.). Вильгельм II Богатый, брат Фридриха I, умер еще в 1425 г. Очевидно,
автор спутал Вильгельма Мейсенского с вышеупомянутым герцогом Вильгельмом I
Брауншвейг-Люнебургским (ок. 1395-1482 гг.), который действительно совершил
паломничество в Палестину ок. 1430 г.
617 Чешская армия вернулась в Прагу с богатой добычей в феврале 1430 г.
618 Ныне Немча в Нижней Силезии.
619 Ныне Отмухув.
620 Ныне Ныса.
621 Сигизмунд Корибут, бывший правитель Чехии.
622 Ныне Гливице.
623 Добеслав Пухала, польский шляхтич.
624 Ныне Ключборк.
625 Рейхстаг.
626 Жоан де Паломар - известный каталонский юрист, специалист по канони-
ческому праву, архидиакон и викарий Барселонского епископа (1430 г.), затем
капеллан папы Евгения IV, один из заместителей кардинала Чезарини в первые
месяцы работы Базельского собора, активный участник соборных прений и пере-
говоров с гуситами.
627 Рейнский.
628 Немецко-католические силы, подверженные своим обычным изъянам,
собирались близ баварско-чешской границы крайне медленно и неохотно, многие
города открыто саботировали решение последнего рейхстага, князья изыскивали
любой предлог для отказа от участия в походе или шли на войну нехотя. В итоге
собравшееся войско оказалось далеко не столь многочисленным, как ожидалось,
и таким же, как прежде, разношерстным и разрозненным.
629 Июль 1431г.
630 Под воинствующей Церковью часто понималась вообще земная Церковь, в
отличие от «торжествующей» Церкви небесной.
631 Попытка гуситов, пользуясь случаем, покорить эту главную католическую
твердыню Чехии в очередной раз закончилась неудачей.
632 1 августа.
633 Вероятно, здесь описка или опечатка, чешские источники (единственные
дающие информацию на сей счет) говорят о примерно 130 тыс. Некоторые позд-
нейшие исследователи оценивали силы крестоносцев приблизительно в 100 тыс.,
предлагались и другие цифры. Во всяком случае, крестоносцы должны были зна-
чительно превосходить численность гуситов.
634 По другим сведениям, 9 тыс.
635 Крестоносцы потеряли под этим второстепенным городом целую неделю.
636 Как и во время предыдущего похода, крестоносцы проиграли сражение еще
до его начала из-за элементарной неспособности совершать перестроение большой
массы войск, плохой выучки и низкой морали солдат, а также неумелого коман-
дования.
637 Эти цифры также разнятся.
638 По соглашению с Прокопом Великим Альбрехт удержал за собой важнейшие
моравские города.
639 Словаками.
640 Правда там, в отличие от Чехии, еретикам не удалось захватить власть.
407
Примечания редактора
641 Ересь патаренов существовала в Северной Италии в XI-XII вв., однако
употребление автором XV в. этого термина, как и имени гуситов, не стоит пони-
мать буквально. Дело в том, что средневековые теологи и священнослужители,
столкнувшись в своей повседневной практике с какой-то неизвестной ранее в
данном регионе формой неортодоксальных учений, старались отождествить ее с
какой-то уже определенной и осужденной ересью (так, например, гуситов имено-
вали виклифитами, радикальных таборитов - арианами и т.п.). Однако подобное
отождествление могло производиться по ряду более-менее произвольно выбранных
признаков, не обязательно означавших действительную идентичность конкретного
«образца» и выбранного для идентификации «эталона», тем паче прямое влияние
более ранней ереси или ее физическое перемещение в новый ареал, тем более что
все средневековые «народные» (и отчасти «ученые») ереси имели много общего.
Нельзя также забывать о тенденциозности и личной заинтересованности офици-
альных «ересиологов» и инквизиторов, как и о известных методах получения ими
свидетельских показаний.
642 Жители литовско-русского государства.
643 См. причту в Мф. 20:1-16.
644 Еще одна красноречивая «проговорка» автора: только что весьма достоверно
описанное им интернациональное сообщество наемников, с очень значительной
долей в нем славян, сразу же превращается в «немецкие ватаги» (в тексте книги
дословно - «орды»), как только в дело вступает любимая идеологема Э. Дени -
борьба извечных врагов, германцев и славян, и угнетение одних другими.
645 Который так и не состоялся.
646 Великого.
647 Луи Алеман (ок. 1390-1450 гг.), архиепископ Арльский (1423 г.), кар-
динал (1426 г.), один из лидеров концилиаристов (сторонников примата собора
над властью папы) на Базельском соборе, в 1439 г. инициировал низложение па-
пы Евгения IV и избрание на его место Феликса V, за что подвергся отлучению, в
1449 г. примирился с Римом.
648 Хуан де Сервантес (ок. 1382-1453 гг.) - испанский священник и правовед,
магистр богословия и доктор права университета Саламанки, папский референ-
дарий (1420 г.), каноник Бургосского капитула (1423 г.), архидиакон Талаверы
(1430 г.), кардинал (1426 г.), на соборе в Сиене (1423-24 гг.) отстаивал приоритет
папской власти от соборных притязаний, в Базеле поначалу примыкал к соборной
партии, но в 1435 г. примирился с папой и был назначен его представителем на
соборе, тщетно пытаясь достичь компромисса между отцами собора и курией, после
1437 г. занимал различные епископские кафедры в Испании и Италии.
649 Хуан из Сеговии (ок. 1395-1458 гг.) - испанский клирик и богослов, близ-
кий к гуманистам, каноник соборного капитула Толедо, профессор богословия
Саламанкского ун-та, папский референдарий (1427 г.), ревностный сторонник
концилиаризма, автор «Всеобщей истории Базельского собора» (ок. 1450 г.).
650 Таборитов.
651 Прозвище Питера Пейна.
652 Речью Рокицаны.
653 Иван (Иоанн) Стойкович из Рагузы (Дубровника) (ок. 1395-1443 гг.) - монах-
доминиканец, видный ученый-богослов, гуманист, магистр теологии Парижского
университета (1420 г.), профессор Болонского университета, участник соборов в
Констанце, Сиене и Базеле, сторонник реформы Церкви в согласии с католиче-
ской доктриной, приверженец концилиаризма и примирения с гуситами, актив-
ный участник переговоров об унии с православной Церковью, в 1438 г. назначен
Базельским собором, от имени которого неоднократно исполнял дипломатические
миссии, титулярным епископом Аргосским, в 1439 г. участвовал в низложении
408
Примечания редактора
папы Евгения IV и поставлении собором нового папы Феликса V, который затем
возвел его в достоинство кардинала.
654 Провинциал - высшее должностное лицо монашеского ордена в одной из
его провинций.
655 Пресуществления.
656 Иными словами, их подчинение Риму было абстрактным и лишенным вся-
кого реального смысла, пока католическая Церковь не признавала чашу для мирян.
657 Как уже отмечалось в этой связи, требование чаши, ставшей сакральным
символом гусизма, было общим для всех гуситских фракций и не похоже, чтобы
даже самые умеренные из них были когда-либо готовы отказаться от этого фунда-
ментального условия (речь, конечно же, идет о вождях и идеологах гуситов, а не
о неустойчивых или лицемерных конформистах в их рядах, готовых менять веру
в зависимости от обстоятельств). Степень приверженности чаше простого народа,
измученного войной и вызванным ею экономическим упадком, также не была
постоянной величиной, и легаты собора, безусловно, давали свою оценку лишь
на основании виденного и слышанного ими самими во время своего посольства,
маршрут и круг общения которого определяли гуситы.
658 Мы уже видели, что гуситское движение (или, точнее, национально-рефор-
мационное движение в Чехии, разбуженное проповедью и в особенности казнью
Я. Гуса) с самого начала не было однородным ни социально, ни идеологически;
разные его течения развивали те или иные из идей Гуса, оставляя в тени другие его
мысли и высказывания, к тому же дополняли их собственными интерпретациями
и положениями более радикальных ересей. Кроме того, само «учение» Гуса не
поддается однозначному определению, поскольку его взгляды эволюционировали,
искажались при передаче через «третьи руки», и сам он не всегда мог высказывать
их открыто и прямо, прибегая к разного рода тактическим уловкам и умолчаниям.
Достаточно сказать, что историки так и не пришли к единому мнению, какое же из
направлений гусизма вернее всего отражало собственные воззрения Гуса.
659 Ныне Гданьск.
660 Прокопа Великого.
661 Император Священной Римской империи в 1765-1790 гг., атакже эрцгерцог
Австрийский, король Чехии и Венгрии и пр. в 1780-1790 гг., яркий представитель
политики просвещенного абсолютизма, вступивший из-за своих реформ в конфликт
с католической Церковью.
662 Согласно одному из современных исследованиий, ок. 11 тыс. (Cornej Р.
Lipanska krizovatka : priciny, prubeh a historicky vyznam jedne bitvy. Praha, 1992.
S. 180-181).
663 К войску таборитов примкнули и сиротки во главе с Прокопом Малым.
664 Современник описываемых событий, Бартошек из Драгониц, чья хрони-
ка является главным и практически единственным нарративным источником по
истории Гуситских войн после внезапного окончания истории Вавржинца из Брже-
зовой, определял численность этой армии (если его сообщение было верно истол-
ковано историками) примерно в 19 тыс. По современным оценкам, она составляла
ок. 13-14 тыс. человек (Cornej Р. Lipanska krizovatka : priciny, prubeh a historicky
vyznam jedne bitvy. Praha, 1992. S. 180-181).
665 Возглавлял старый товарищ Жижки Боржек из Милетинека (Дивиш Бор-
жек из Милетинека (ум. 1438 г.) - обедневший чешский дворянин, примкнувший
к гуситскому движению сразу после казни Гуса; принимал активное участие в
Гуситских войнах, сначала сражался на стороне таборитов, позднее перешел в
лагерь умеренных; в 1427 г. участвовал в колинском заговоре (см. главу IX), после
его провала руководил обороной Колина от войск Прокопа Великого. Впоследствии,
как и многие другие утраквисты, сблизился с католиками. В результате военных
409
Примечания редактора
захватов и последующих пожалований от императора Сигизмунда стал одним из
крупнейших землевладельцев в Восточной Чехии.
666 30.
667 Тяжелая дворянская конница.
668 Ян Чапек из Сан (см. прим, к главе V) командовал в этой битве конницей
таборитов и сироток.
669 По современной оценке, потери с обеих сторон не превышали 2 тыс. человек
(Cornej Р. Op. cit. S. 191).
670 Победе коалиции умеренных гуситов и католиков немало способствова-
ло умелое использование ими таборитской тактики - передвижение пехоты под
прикрытием укрепленных боевых повозок, ложное отступление и внезапная ата-
ка кавалерии, решающая исход битвы.
671 Те Deum laudamus («Тебя, Бога, хвалим» (лат.)) - благодарственный като-
лический гимн.
672 Сословиями, представленными на сейме.
673 Имущество церквей, капитулов и монастырей, секуляризованного, секве-
строванного, занятого под каким-либо предлогом во время гражданских войн и
удерживаемого светскими владельцами.
674 К сожалению, трудно установить с точностью, многим ли чехам эти несколь-
ко лет перемирия после полутора десятилетий бесконечных войн и анархии показа-
лись и в самом деле «более тягостными», чем время славных революционных битв.
675 Унии гуситов и католиков.
676 Мартин Лупач (ум. 1468 г.) - гуситский богослов и писатель. Учился в Праж-
ском университете, где стал последователем идей Я. Гуса и своего учителя Якоу-
бека из Стржибро. В 1421-1452 гг. гуситский проповедник и священник в г. Хру-
дим, затем в г. Клатовы. Первоначально примыкал к радикальному крылу, но со
временем стал более умеренным. Был одним из гуситских послов на Базельском
соборе. В 1435 г. избран одним из двух суффраганов гуситского архиепископа
Пражского. К концу жизни присоединился к общине «чешских братьев». Автор
богословских и полемических сочинений, религиозных песнопений, один из пере-
водчиков Нового Завета на чешский.
677 Автор приводит немецкое и два славянских названия венгерского города
Секешфехервар, которые представляют собой перевод его имени - «стольный
белый город» (венг.).
678 Сигизмунд был коронован в Риме императорской короной Священной Рим-
ской империи в 1433 г.
679 Алеш из Ризенбурка (Рижмбурка), избранный в 1433 г. главой временного
земского правительства Чехии (см. выше).
680 После принятия в 1421 г. архиепископом Конрадом фон Фехтой «Четырех
пражских статей» и фактического отпадения Пражского архидиоцеза от католи-
ческой Церкви номинальным главой чешской и моравской католической иерархии
был назначаемый папой апостолический администратор.
681 Католические.
682 Иглава оставалась на протяжении Гуситских войн католическим городом.
683 Это признание состоялось еще 25 июля.
684 На чешском.
685 Сигизмунд был известен достаточно скандальной личной жизнью.
686 Гуситского движения в этом городе и регионе.
687 Ян Рогач из Дубы (ум. 1437 г.), обедневший представитель рода панов из
Дубы, после начала религиозных войн в Чехии примкнул к Я. Жижке, с которым
позднее породнился, воевал под знаменами таборитов, был одним из их гетманов,
после смерти Жижки стал одним из предводителей сироток. В битве при Липанах
410
Примечания редактора
(1434 г.) попал в плен, но был вскоре отпущен по ходатайству части панов. Возгла-
вил сопротивление реставрации Сигизмунда, опираясь на построенную им в годы
Гуситских войн небольшую крепость (град) Сион. Казнен в Праге.
688 Апрель 1437 г.
689 9 декабря.
690 Вилем Костка из Поступиц погиб при обороне Кралова Градца в 1436 г.
691 Во время эпидемии 1439 г.
692 См. наше прим, к гл.IV
693 Автор почему-то отнес разделяемую им количественную оценку католи-
ческого населения Чехии в рассматриваемую эпоху в самый конец книги, в ее
«Заключение», хотя эта декларация сама по себе была бы принципиально важной
для многих предыдущих его утверждений, посылок и выводов. Выше уже отме-
чалось, что даже приблизительную долю католиков и гуситов в Чехии на какой
бы то ни было момент времени вычислить крайне сложно, и неудивительно, что
мнения последующих историков по этому поводу кардинально разошлись. Даже
простое утверждение, что той или иной конфессии принадлежало большинство
населения (или какой-то социальной группы), выглядело бы чересчур смелым.
Приводившиеся показания современников о всеобщем и единодушном принятии
населением гусизма и точно таком же радостном возвращении его в католицизм
не могут служить доказательством из-за их предвзятости или локальной ограни-
ченности, или просто приверженности их авторов общепринятым описательным
стереотипам. Автор книги ранее настаивал (трудно судить, следует ли это понимать
более или менее фигурально в каждом отдельном случае), что гусизм приняли
то ли буквально все этнические чехи (чешская «нация», «народ», «раса»), то ли
безусловно подавляющее их большинство. И хотя приводимые время от времени
самим историком факты заставили бы внимательного читателя усомниться в этом
утверждении, именно оно определяло общий дух повествования на протяжении
всей книги. В этой связи очень любопытно узнать под занавес нашей истории, что
после всех войн, религиозных преследований и этнических чисток (т.е. за вычетом
огромной части богемских немцев) католики в Чехии составляли (по мнению автора)
«все еще треть населения» (!).
694 Гинек Птачек из Пиркштейна (ум. 1444 г.) принадлежал к боковой ветви
знатного рода панов из Липы. Во время Гуситских войн занимал важные земские
должности, участвовал в битве при Липанах на стороне умеренных гуситов. После
смерти императора Сигизмунда возглавил группировку знати, отказавшуюся при-
знать чешским королем зятя и наследника Сигизмунда Альбрехта Австрийского
и выдвинувшую своим кандидатом на престол будущего великого князя Литов-
ского и короля Польши Казимира Ягеллончика, брата польского короля, однако
эта попытка потерпела неудачу. После смерти Альбрехта (1439 г.) возглавил вос-
точно-чешский ландфрид (земский союз по поддержанию внутреннего мира), став
признанным главой утраквистов в фактически начавшееся новое бескоролевье
(единственный сын и наследник Альбрехта родился уже после смерти отца и не
имел в Чехии достаточной опоры).
695 Иржи (Георгий, Юрий) из Подебрад, или Иржи Подебрад (1420-1471 гг.) -
представитель одного из важнейших панских родов, вместе со своим опекуном
Гинеком Птачеком из Пиркштейна участвовал в битве при Липанах (1434 г.) и
последующих гражданских войнах, а после его смерти возглавил чешских утракви-
стов (чашников), боровшихся с католической партией и Римским королем (с 1452 г.
императором) Фридрихом III Габсбургом за контроль над малолетним наследником
чешской короны Ладиславом Посмертным (1440-1457 гг.), сыном Альбрехта. В
451 г. был избран на сейме регентом королевства (земским справцей), что было
вскоре признано Фридрихом III. После избрания и коронации Ладислава коро-
411
Примечания редактора
лем Чехии (1453 г.) правил от его имени. В 1458 г. Иржи был избран сеймом на
опустевший чешский престол, который занимал до своей смерти, сумев возродить
престиж и значение королевской власти в стране. Он был первым и единственным
гуситом на чешском престоле.
696 Из Пельгржимова.
697 Август.
698 См. наше примечание к гл.
699 Папа Римский с 1447 по 1455 г.
700 Соперником Владислава в борьбе за чешскую корону был кандидат католи-
ческой партии, король Венгрии Матьяш Хуньяди (Матвей Корвин); в 1479 г. между
ними был заключен мир, по которому Чехия оставалась Владиславу, но Моравия,
Силезия и Лужицы отходили под власть Матьяша. После смерти последнего (1490 г.)
Владислав восстановил историческое единство «земель Чешской короны», а также
стал королем Венгрии.
701 Папа Римский в 1492-1503 гг.; судя по контексту, автор, возможно, имеет
в виду более ранние переговоры с одним из его предшественников.
702 Это был первый в Европе случай законодательного признания на госу-
дарственном уровне равноправия (пока лишь двух) вероисповеданий и права вы-
бора веры.
703 Св. Писания.
704 От Рима.
705 Посмертного, см. выше.
706 Точнее Братское единство (чеш. Jednotabratrska, лат. Unitas Fratrum), или
просто чешские (богемские) братья - см. наше примечание к главе V.
707 Ср.: Мф 22:37, 39.
708 Идея отказа от насилия даже во имя веры была определенно высказана
именно Хельчицким и другими основателями чешских братьев, она была выстра-
дана ужасами «священной» войны, на глазах этих людей неуклонно деградировав-
шей в порочном круге взаимной жестокости.
709 На Вормсском рейхстаге 1521 г. М. Лютер, получивший охранную грамоту
от императора Карла V, изложил свое учение перед представителями сословий
империи и, в отличие от Я. Гуса, покинул город целым и невредимым, что дало
импульс широкой проповеди Реформации в Германии.
710 Шпейерский (Шпеерский) рейхстаг 1526 г. положил начало политике веро-
терпимости в империи, окончательно закрепленной Аугсбургским религиозным
миром 1555 г.
711 См. притчу: Мф. 20:1-16.
712 В 1517 г. Мартин Лютер, тогда мало известный профессор Виттенбергского
университета, прибил к дверям городской церкви свои «95 тезисов» против цер-
ковных злоупотреблений. Это событие считается отправной точкой Реформации
в Германии.
713 Чешского.
714 Администратор оставался долгое время главой утраквистского духовенства
в Чехии, поскольку Рим отказывался назначить в Прагу архиепископа-гусита.
715 Т.е. верховный авторитет папы над Церковью.
716 В битве при Мюльберге император Карл V одержал решающую победу над
войсками протестантского Шмалькальденского союза.
717 Младший брат и фактический соправитель императора Карла V.
718 Тридентский вселенский собор, один из важнейших в формировании католи-
ческого вероучения и, в частности, учения о Евхаристии, работал в 1545-1563 гг.
719 Император Священной Римской империи в 1564-1576 гг., сын Фердинанда I.
720 Лютеранская.
412
Примечания редактора
721 1618-1648 гг.
722 Короли Чехии из династии Габсбургов.
723 Дезигнацией (назначением) на право обладания верховной властью.
724 Предвыборный документ, содержавший перечисление (главы, «капитулы»)
обязанностей и прав короля и сословий.
725 Имеется ввиду право взимания особых сборов с иудейского населения.
726 Сборники судебных актов, сеймовых постановлений, сословных привилегий
и прочих официальных документов Чешского королевства.
727 Автор несколько утрирует замкнутость и олигархический характер чешской
«сеймовой монархии», ведь в сейме были представлены те же сословия, что и в
выборных представительных органах других европейских стран, только власть
сейма по сравнению с королевской была чрезвычайно сильна. Кроме того, он
противопоставляет средневековой сословной «демократии» власть всей нации не
в лице ее представителей, но в лице неких ее предводителей (ses chefs), что вряд ли
сделало бы сейм более демократичным.
728 Автор кратко излагает сильно упрощенную и идеализированную модель
ранней чешской государственности, заимствованную у национальной чешской
историографии первой половины-середины XIX в., отдавшей дань романтическо-
фольклорной традиции своей эпохи.
729 Ограничение права наследования земли старшим сыном, вместо традицион-
ного ее раздела между сыновьями.
730 Т.е. проповедовать.
731 Гуситы, вернее их наиболее радикальная часть, выступали против греха,
неправды и неравенства во всяком их виде, страстно желая скорого наступления
«царства Божия» на земле, и, при всей неприязни их к немцам, никогда не делили
нарушения «Божеского закона» на иностранные и «свои». Однако французский
историк не менее страстно пытается объяснить все беды Чехии влиянием немцев.
732 «Ляхами» представителей сеймовой олигархии именовали по аналогии с
польской шляхетской «демократией», служившей им своего рода образцом.
733 Второй по степени знатности разряд шляхты.
734 В глазах панства.
735 Обособленное положение низшего и высшего дворянства было типичным
явлением для большинства европейских стран.
736 Т.е. право влиять на законодательство.
737 Термин греко-римского права, означавший держателя земли на правах бес-
срочной аренды; здесь - зависимый крестьянин, обязанный за право пользования
своим наделом уплатой оброка и несением повинностей в пользу феодала-землев-
ладельца.
738 Здесь идет речь о т.н. «втором издании» крепостничества, характерном для
всех стран Восточной Европы «к востоку от Эльбы».
739 Начало XVII в.
740 См. наше примечание к главе IV.
741В античной мифологии - самый горький для человека период истории, про-
тивопоставляемый ушедшему безвозвратно «золотому веку».
742 Золотая булла 1356 г., принятая рейхстагом Священной Римской империи
и утвержденная императором Карлом IV, подтверждала исключительные приви-
легии семи имперских курфюрстов, ставя императорскую власть в зависимость от
коллегии князей-выборщиков, ставших в некотором роде соправителями кайзера.
Закрепив наследственные полномочия курфюрста за чешским королем, булла
поставила его в ряд наиболее могущественных и фактически независимых импер-
ских князей, однако она же закрепляла статус Чехии как составной части империи,
которая постепенно была фактически сведена к понятию Германия.
413
Примечания редактора
743 Фактическую династическую унию Чехии и империи.
744 Эти замечания, содержащие сами по себе много справедливого, сильно обе-
сцениваются тем обстоятельством, что с 1556 г. (а де-факто с 1527 г.) чешская корона
практически непрерывно находилась в руках Габсбургов, бывших одновременно
кайзерами «Священной римской империи германской нации». По одной этой при-
чине о фактическом отделении Богемии от империи, по примеру Италии, Арелата,
Нидерландов и (еще ранее) Польши, не могло быть и речи. Ее широкая автономия
была близка к полунезависимому статусу прочих курфюршеств.
745 От этого прозвища, полученного цыганами во Франции, происходит слово
«богема», означавшее изначально анархический и беспорядочный образ жиз-
ни. Можно вспомнить еще, что феодальная смута во Франции в 1440 г. получила
прозрачное название «прагерия».
746 Речь идет о национальных противоречиях между немцами и славянами в
Силезии и Лузации (Лужицах). Эти области оставались преимущественно като-
лическими в эпоху Гуситских войн, а в XVI-XVIII вв. были обращены немецкими
правителями в протестантство. Однако относительная легкость, с которой местные
славяне принимали религию своих господ и вообще ассимилировались с немцами,
как и слабая поддержка там гусизма, говорят о меньшей остроте национального
вопроса в этих землях.
747 Во Франкфурте проходили выборы Римского короля (короля Германии).
748 Автор, как мы уже могли неоднократно убедиться, стоит на той точке зрения,
что всякая власть Германии и империи над Чехией была от начала и до конца бес-
почвенной узурпацией. Это мнение мало исторично и обусловлено политическими
пристрастиями Э. Дени.
749 Трудно сказать, как мог бы автор совместить это неожиданное заявление с
остальной частью своего труда.
750 Даже в характеристике мирной немецкой колонизации Чехии, происходив-
шей в течение многих веков по инициативе чешских королей, нуждавшихся в ней
ради основания городов, широкой разработки полезных ископаемых и заселения
пустующих земель, Э. Дени не может удержаться от антинемецких выпадов. Хотя
конфликты новоприбывших бюргеров с местными жителями были вполне возможны,
основанные немцами города в силу объективных причин привлекали большое число
местного славянского населения, которое уже в начале XV в. составляло значительную
долю горожан и даже получило определенный доступ к городскому самоуправлению.
751 Немецкая колонизация в этих странах, сходная по своим мотивам и формам
с Чехией, была также очень значительна и играла большую роль в их истории.
752 Разумеется, это выражение следует понимать скорее фигурально, в свете
общей историософской концепции автора. В положение, действительно близкое
осадному, Чехия пришла с началом Гуситских войн, сделавших ее врагами всех
ее соседей.
753 Автор снова смешивает, сознательно или по недосмотру, две совершенно
разные категории: иностранцев, под которыми понимались подданные чужеземных
государей, и постоянно живущих в Чехии немцев, подданных чешского короля.
754 Эта сентенция указывает на изменения в иммиграционной политике властей
Богемии после окончательного поражения гусизма и чешской независимости в ходе
Тридцатилетней войны 1618-1648 гг.
755 Эпоха Возрождения характеризовалась повышенным интересом к класси-
ческим языкам и образованию.
756 Викторин Корнел из Вшегрд (ок. 1460-1520 гг.) - чешский ученый-гума-
нист, правовед, писатель и переводчик, магистр и декан Пражского университета.
757 Ян Амос Коменский (1592-1670 гг.) - выдающийся чешский писатель-гума-
нист и просветитель, основоположник новой европейской педагогики.
414
Примечания редактора
758 Это явное преувеличение, влияние чешского языка и литературы распро-
странялось почти исключительно среди соседних западнославянских народов,
находившихся под политическим или религиозным воздействием Чехии.
759 В XV-XVI вв. чешский использовался в качестве языка межгосударственных
сношений (наряду с другими языками) в Польше, Литве и землях Чешской короны.
760 Тезис о распространении в допетровской или послепетровской России
(Московском государстве) чешского языка можно оставить без обсуждения ввиду
его очевидной безосновательности (не случайно автор обходится здесь, в отличие
от двух предыдущих примеров, без ссылки на свой источник). До Петра западных
славян отделял от России религиозный и культурный барьер, преодолеть который
в некотором отношении удавалось лишь польскому влиянию. Чешский язык мог
звучать лишь в немногих изолированных от русского общества поселениях слу-
жилых иностранцев или на гостиных и посольских дворах, да еще, быть может,
в местах содержания военнопленных (чешские отряды были нередкими в поль-
ско-литовских войсках). Интересно, что в летописании Северо-Восточной Руси
взбудоражившие всю Европу события чешской Реформации и Гуситских войн не
нашли никакого отклика, а в западнорусском («литовско-русском») летописании
получила отражение лишь очень краткая и отрицательная оценка гусизма, заим-
ствованная из католических источников. При этом ни идея славянской солидар-
ности, ни визиты Иеронима Пражского в Витебск и Псков, ни симпатии гуситов к
православию, ни чешские похождения Сигизмунда Корибутовича никак не были
отмечены православными летописцами. Неудивительно, что и русская книж-
ность XV-XVII вв. обошла молчанием идеи чешских реформаторов, ведь эти идеи
в глазах православных писателей (если они вообще были им знакомы) были всего
лишь разновидностью «латинской» ереси. При Петре Великом число чехов (как и
прочих иностранцев) на русской службе возросло, но чешский язык не стал после
этого более популярным среди русских. Тот факт, что Петр нашел в «немецкой»
Праге и других императорских городах людей, способных кое-как объясниться с
ним «по-славянски», совсем не говорит о знании им чешского, поскольку обычным
способом прямого общения чехов и русских (известным и ранее) было использование
каждым из собеседников своего родного языка.
761 Реставрация исторической репутации гусизма и прославление его заслуг
перед Чехией и Европой, очищение истории Гуситских войн от старых мифов (и
одновременное создание новых) были ключевыми моментами идеологии чешского
национального возрождения, прошедшего в конце XVIII-начале XX вв. путь от
изучения и пропаганды национального языка, истории и культуры до воинствую-
щего антинемецкого шовинизма и политического сепаратизма (при сохранении,
разумеется, более умеренных течений). На всех этих этапах и во всех чешских
общественно-политических кругах Гус, Жижка, Прокоп, героические битвы чехов
с немцами оставались священными национальными символами, которые претер-
певали реинтерпретацию соответственно предлагаемой политической повестке (эта
традиция была продолжена и в межвоенной, и в коммунистической Чехословакии).
Э. Дени сам был ярким проводником и пропагандистом чешской национальной
идеологии во Франции.
762 Прага.
763 См. наше примечание к главе VI.
764 Града.
765 Городских общины.
766 В понятие Градчаны часто включался и Пражский Град.
767 В Пражском Граде.
768 Собор св. Вита, строительство которого началось в 1344 г., был возведен к
концу XIV в. лишь частично; более того, он стал одним из самых замечательных
415
Примечания редактора
в истории «долгостроев»: его сооружение (которое шло с долгими перерывами и
частичными переделками уже построенного) растянулось на без малого шесть веков
и было окончательно завершено только в 1929 г.! Это однако, не мешало собору
функционировать по своему прямому назначению.
769 Новый, ныне Карлов, мост.
770 Церковь Девы Марии перед Тыном, Тынский храм.
771 Карлова площадь (чеш.).
772 Конечно, лишь с точки зрения тех, кто считал австрийские власти враже-
скими.
773 Значительные разрушения в Вышеграде были произведены при его взятия
гуситами в 1420 г. (см. главу V), после чего он использовался преимущественно
как крепость.
774 Пржемысл Отакар II - король Чехии в 1253-1278 гг.
775 По-чешски rychtar, рыхтарж.
416
Библиография
БИБЛИОГРАФИЯ
I. - ПЕРВОИСТОЧНИКИ И ДОКУМЕНТЫ
А. - СБОРНИКИ
1. Edm. Martene et Urs. Durande, Veterum scriptor um et monumentorum
historicorum, dogmaticorum, moraliumamplissimacollectio. -Paris, 1733.
2. Mansi, Conciliorum nova et amplissima collectio. - Florent., 1757,
особенно тт. XXVIII-XXXI.
3. Hermann von der Hardt, Concilii Constantiensis libri IV. - Frankfurt;
Leipzig, 1695-1699.
4. Historia et monumenta Joh. Huss atque Hieronymi, 2 vol. in-f., -
Nurnberg, 1558 и 1715.
5. Erben, Husovyceske sebrane spisy. - Prague, 1865-1868, 3 vol.
6. Palacky, Documenta mag. Johannis Huss vitam, doctrinam, causam
in Constantiensi concilio actam et controversias de religione in Bohemia
anno 1403-1418 motas illustrantia. - Pragae, 1866, in-8.
7. Palacky, Urkundliche Beitrge zur Geschichte des Hussitenkrieges, in
den Jahren 1419-1436. - Prag, 1-й том 1872, 2-й том 1873, in-8.
8. Palacky. Archivceskycili stare pisemne pamatkyceske i moravske z
archivuv domacich i cizich; 6 vol. in-4. Первые четыре тома появились в
Праге с 1830 по 1840; остальные — начиная с 1866.
9. Palacky, Litterarische Reise nach Italien. - Prag, 1838, in-4. Он
содержит краткую биографию Сигизмунда, написанную Энеем Сильвием
и Tractatus de longaevo schismate.
10. Palacky, Birk, Monumenta conciliorum generalium seculi XV.
Concilium Basileense. - Vienne, 1857, 2.vol. in-f.
11. Palacky, Stafi letopisove cesti od roku 1378 az 1527, в Scriptores
rerum bohemicarum, t. III. - Prague, 1829, in-8.
12. Palacky, Urkundliche Beitrge zur Geschichte Bohmens und seiner
Nachbarlnder im Zeitalter Georgs von Podebrad, 1450-1471, в: Fontes
rerum Austriacarum, t. XX. - Vienne, I860, in-8.
13. Hof ler, Geschichtschreiber der hussitischen Bewegung in Bohmen. -
Wien, 1856-1866. 3 vol. in-8, в: Fontes rerum austriacarum, часть первая,
t. II, VI и VII.
14. Hofler, Concilia Pragensia, 1353-1413, в: Abhandlungen der
Konigl. bohmischen Gesellschaft der Wissenschaften. V. Folge, B. 12.
15. Hofler, Urkunden zur Beleuchtung der Geschichte Bohmens und des
deutschen Reiches im XV. Jahrhundert, в: Abhandl. der K. Boh. Ges. der
Wissenschafen. - Prag, 1865.
16. Vybor z literaturyceske od Erbena; - Praha, 1845, 2 vol. in-8,
417
Библиография
17. Prochazka, Miscellaneen der bohmischen und mhrischen Littera-
tur. - Prag, 1784, in-8.
18. Chroniken der deutschen Stdte, (особенно, t. Ill, Sigismond
Meisterlin; t. V, Burkard Zink, Аугсбургская хроника; t. VII, Хроника
скабинов Магдебурга).
19. Griinhagen, Geschichtsquellen des Hussitenkrieges, (в: Scriptores
rerum Silesiacarum, t. VI), - Breslau, 1871; in-4.
20. Pez, Thesaurus anecdotorumnovissimus. - Augsburg, 1723,4 vol. in-f.
21. Codex diplomaticus Saxoni regi, II Haupttheil, Band Ш.
22. Riedel, Codex diplomaticus Brandeburgensis, II Haupttheil, B. Ill
et IV.
23. Liber cancellari Stanislai Ciolek. - Ein Formelbuch der polnisehen
Konigskanzlei aus der Zeit der Hussitischen Bewegung; herausgegeben von
Dr. J. Caro. - B: Archiv fur osterreichische Geschichte, Первая часть. -
Wien, 1874; Вторая часть, 1871, in-8.
24. Flaccius Illyricus, Confessio Waldensium de plerisque nunc
contro versis dogmatibus, ante CXXXIV annos contra claudicantes Hussitas
scripta. - Basel, 1568.
В. - ОТДЕЛЬНЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ
25. neas Sylvius Piccolomini, Historia Bohemi. - Rome, 1475 и
Nuremberg (без даты). Впоследствии часто переиздавалась
26. ne Sylvii opera qu exstant omnia. - Basile, 1551, in-f.
27. Eberhardi Windeckii vita Imperatoris Sigismundi, apud Mencke,
Scriptores rerum Germanicarum, prcipue Saxonicarum.
28. Bartossii de Drahonicz chronicon ab anno 1419 usque 1444, apud
Dobner, Monumenta historica, I.
29. Thom Ebendorferi de Haselbach chronicon libris V comprehensum,
apud Pez, Script, rerum Austriacarum, IL - Leipzig, 1725, in-f.
30. Andre Ratisbonensis chronicon, ap. Eccard, Corpus historicum
medii vi, I.
31. Andre Ratisbonensis diarium sexennale, ap. (Efele, Script, rerum
Boicarum, I, 1763, in-f.
32. Малая хроника Клостернойбурга, с 1322 по 1428, в: Archiv fur
Kundeosterr. Gesch. Quellen. VII, p. 227.
33. Hermanni Corneri, ord. prdicatorum, chronica novella usque ad
annum 1435 deducta, ap. Eccard, Corpus medii vi, II.
34. Martin de Bolkenhain, Die Hussitenkriege in Schlesien und der
Lausitz, apud Script, rer. Lusaticarum. - Gbrlitz, 1839.
35. Nieder, Formicarius, seu dialogus ad vitam christianam exemplo
conditionum formic incitativus.
36. Tomy z Stitneho Knihy nauceni Kfestanskeho; издана Vrtatko. - Pra-
gue, 1873, in-8.
418
Библиография
37. Petr Chelcicky. Sit’ viry prave neb vrse ta о niz mluvil Pan Jeziz ve
cteni svatem;. - Напечатал Dubanek Chval, 1520.
38. Kniha Tovacovska aneb Pana Ctibora z Cimburka a z Tovacova Pamet
obyceju, fadu, zvyklosti starodavnych a rizeni prava zemskeho v Mar.
Mor[avskiem]. - Kriticke vydanc, jez uiinil V. Brandl; - Brno, 1868. in-8.
39. M. Victorina z Vsehrd о pravich zemeceske Knihy desatery; Пре-
красное издание Герменегильда Иречека. - Praha, 1874, in-8.
II. - БОЛЕЕ ПОЗДНИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ
А. - ИСТОРИЯ ЧЕХИИ И ГУСИТОВ
1.-С XVI по XVIII вв.
40. Martin Kuthen de Sprimsbebg, Kronika о zalozeni zeme ceske a
prvnich obyvatelich, tudiz Knizatech a Kralich i jejichcinech a pfibezich,
velmi kratce z mnohych kronikafuv sebrana;. - Praha, 1539; 2-e ed. 1587;
3-eed., 1817, in-f.
41. Vaclav HajeK de Libocan, Kronika ceska;. - Praha, 1547.
42. Cochlus, Histori Hussitarum libri XII operose collecti e variis et
antiquis tam Bohemorum, tam aliorum codicibus nunquam excussis, 1549,
ap. Sc. Victorem, prope Moguntiam, in-f.
43. Zach. Theobald, Bellum Hussitarum. - Frankfurt, 1621.
44. Goldasti commentarii de regni Bohemi juribus ac privilegiis. -1627.
45. Bohuslav Balbin, Epitome histori rerum Bohemicarum. - Prague,
1677. Miscellanea historica regni Bohemi. - Prague, 1679.
46. Dubravius, Historia Bohemica. - 1687, in-f.
47. Lenfant, Histoire du concile de Constance. - Amsterdam, 1714, in-f.
48. Lenfant, Histoire de la guerre des Hussites et du concile de Bale.
49. Pelzel, Lebensgeschichte des romischen und bohmischen Konigs
Wenceslaus. - Prag, 1788, 2 vol. gr. in-8.
50. Pelzel, Geschichte der Deutschen und ihrer Sprache in Bohmen; (в:
Abhandl. der Gesellschaft der Wissenschaften). - Prag, 1789-1790.
2,-XIX в.
51. Palacky, Dejiny naroduceskeho. - Praha, 5 vol., in-8. (Я постоянно
ссылаюсь на последнее издание, чешское или немецкое).
52. Palacky, Gedenkbltter, Auswahl von Denkschriften, Aufstzen und
Briefen aus den letzten fiinfzig Jahren. - Prag, 1874. in-8. (Различные,
очень интересные сочинения).
53. Tomek, Deje zemeceske, - Praha, 1843. Переиздано в 1863 под
заголовком: Deje Kralovstviceskeho; in-12.
419
Библиография
54. Тошек, Geschichte der Prager Universitt. - Prag, 1849, in-8.
55. Tomek, Dejepis mestaPrahy; 3 vol. 1855-1875, gr. in-8. - (Вплоть
до смерти Вацлава IV).
56. Joseph Aschbach, Geschichte Kaiser Sigmund’s, 4 vol. in-8. -
Frankfurt, 1838.
57. Krummel, Geschichte der bohmischen Reformation im XV. Jahrhun-
dert. - Gotha, 1866, in-8.
58. Bohringer, Die Vorreformatoren des vierzenhten und fiinfzehnten
Jahrhunderts. - Zurich, 1858, in-8.
59. Czerwenka, Geschichte der evangelischen Kirche in Bohmen. -
Bielefeld; Leipzig, 1869, 2 vol. in-8.
60. Lechler, Johann von Wiclif und die Vorgeschichte der Reformation. -
Leipzig, 1873, 2 vol. in-8.
61. Новиков E. П. Православие у чехов // Чтения в Обществе истории
и древностей российских. 1848. № 9. С. 1-96.
62. Надлер В.К. Причины и первые проявления оппозиции католи-
цизму в Чехии и Западной Европе в XIV и начале XV в. Харьков, 1864.
63. Jordan, Vorlaiifer des Hussitenthums. - Leipzig. 1849, in-8.
64. Emile de Bonnechose, Jean Huss et le concile de Constance. - Paris,
1860, 2 vol. in-12.
65. Helfert, Huss und Hieronymus. - Prag, 1853.
66. E.H. Gillett, The life and times of John Huss or the bohemian
Reformation of the XVth Century. - Boston, 1864, 2 vol. in-8.
67. Friedrich, Die Lehre des Johannes Huss. - Regensburg, 1848.
68. Berger, Johannes Huss und Konig Sigmund. - Augsburg, 1872.
69. Henke, Johannes Huss en het concilie van Constanz. - Leyden, 1872.
70. Hilferding, Hus, jeho ponTer k pravoslavne cirkvi. Я не смог достать
русский оригинал, и потому воспользовался чешским переводом. -
Praha, 1871.
71. Hofler, Magister Johannes Huss und der Abzug der deutschen
Professoren und Studenten aus Prag, 1409. - Prag, 1864. in-8.
72. Bezold, Zur Geschichte des Hussitenthums. Kulturhistorische Stu-
dien. - Munchen, 1873, in-8.
73. Bezold, Konig Sigmund und die Reichskriege gegen die Hussiten bis
zum Ausgang des dritten Kreuzzugs. - Munchen, 1872, in-8.
74. Krummel, Utraquisten und Taboriten. - Gotha, 1871, in-8.
75. Colmar Griinhagen, Hussitenkmpfe der Schlesier. (1420-1435). -
Breslau, 1872, in-8.
76. G. Schmidt, Beitrge zur Geschichte der Hussitenkriege aus den
Jahren 1427-1431. (в Forschungen zur deutschen Geschichte, 1866).
77. Millauer, Diplomatische historische Aufstze uber Johan zizka von
Trocnov. - Prag, 1824, in-8.
78. Pelzel, Sigismund Korybut, (в Abhandl. der k. bohmischen
Gesellschaft der Wissenschaften. - Prag, 1876, in-4).
420
Библиография
79. George Sand, Jean Zyska. - Paris, 1862, in-12.
80. George Sand, Procope le Grand. (A la suite des compagnons du tour
de France), 2 vol. in-12. - Paris, 1869.
81. Saint-Rene Taillandier, Boheme et Hongrie. - Paris, 1869.
82. Lippert, Die Cechisirung der Bohmischen Stdte im XV. Jahrhundert
(в: Mittheilungen des Vereins fur Gesch. der Deutschen in Bohmen), 1867.
83. Tomaschek, Recht und Verfassung der Markgrafschaft Mhren im
XV Jahrhundert. - Brunn, 1863, in-8.
В. - РАЗНООБРАЗНЫЕ СОЧИНЕНИЯ,
В КОТОРЫХ ЗАТРАГИВАЮТСЯ ГУС И ГУСИТЫ
84. Pamatky archologicke i mistopisne. - Red. Karel Vladislav Zap-
Praha, 1854-1860, in-4. Название было в это время изменено: Pamatky,
casopis musea Kralovstviceskeho pro dejepis, hlavnecesky.
85. Casopisceskeho museum. - Praha, in-8, c 1827 г. Особенно см. сле-
дующие года: 1828, 1830, 1831, 1836, 1848, 1849, 1850, 1855 и 1859.
86. Osveta, Listy pro rozhled v umeni, vede i politice.
87. Friedrich von Hellwald, Kulturgeschichte in ihrer naturlichen
Entwicklung bis zur Gegenwart. —Augsburg, 1875, gr. in-8.
88. Hallam, View of the states of Europe during the middle ages (t. IL).
89. Scherr, Deutsche Kultur- und Sittengeschichte. - 5-e ed. Leipzig,
1873, in-8.
90. Neander, Allgemeine Geschichte der christlichen Religion und
Kirche, (оконченное и опубликованное Schneider’oM в 1852). 4-e ed.,
1865, 9 vol. in-8.
91. Hefele, Conciliengeschichte nach den Quellen bearbeitet, 1855-
1867. 7 vol. in-8; особенно t. VII.
92. Wessenberg, Grosse Kirchenversammlungen des XV und XVI
Jahrhunderts. - Konstanz, 1840.
93. Von Raumer, die Kirchenversammlungen von Pisa, Kostnitz
und Basel.
94. Ullmann, Reformatoren vor der Reformation, vornehmlich in
Deutschland und den Niederlanden. 2 vol. in-8. 2-e ed. - Gotha, 1866.
95. Johann Baptist Schwab, Johannes Gerson, Professor der Theologie
und Kanzler der Universitt Paris. - Wurzburg, 1859, gr. in-8.
96. Dieckhoff, Die Waldenser im Mittelatter. - Gottingen, 1851.
97. Gindely, Geschichte der bohmischen Bruder. - Prag, 1857, 2 vol.
gr. in-8.
98. Gindely, Geschichte des dreissigjhrigen Krieges, T. I. - Prag, 1848.
99. Leop. Ranke, Deutschte Geschichte im Zeitalter der Reformation. -
4-e ed., 1867, 6 vol.
100. Karl Hagen, Deutschlands litterarische and Religiose Verhltnisse
im Reformationszeitalter. - Erlangen, 1841.
421
Библиография
101. Alzog, Beitrag zur Geschichte der religidsen Volksbildung,
besonders in Siid-Deutschland. - Freiburg, 1874.
102. Lichnovsky, Geschichte des Hauses Habsburg. B. V-VII. - Wien,
1841-1844, in-8.
103. Fessler, Geschichte von Ungarn: (с добавлениями Ernest Klei-
n’a). - Leipzig, 1867 и след, годы, in-8.
104. Johannes Voigt, Geschichte Preussens von den Itesten Zeiten bis
zum Untergange der Herrschaft des Deutschen Ordens. - В. VII, Konigs-
berg, 1836, in-8.
105. Caro, Geschichte Polens. B. III. u. IV. - Gotha, 1873-1875, in-8.
106. Gust. Droysen, Geschichte der Preussischen Politik. Erster Theil:
die Griindung, 2-e ed. - Leipzig, 1868, gr. in-8.
107. Droysen, liber die Reichskriegssteuer von 1427, в: Berichte liber
die Verhandlungen der k[dniglichen] schsischen Gesellschaft der Wissens-
chaften, 1855.
108. Droysen, Eberard Windecke. — Ibid., 1857.
109. Voigt, Enea Silvio de Piccolomini als Papst Pius II und sein
Zeitalter. - Berlin, 1862-1863, 3 vol. in-8.
110. Ochs, Geschichte der Stadt und Landschaft. - Basel, 1849, B. III.
111. Herm. Jirecek, Zaklady zemskeho zfizeni v koruna Kralovstvi
ceskeho za Karla IV; - Praha, 1872, in-8.
112. Kalousek,ceske statni pravo;. - Praha, 1871, in-8.
113. Kalousek, De regni Bohemia mappa historica commentarius. -
Pragae, 1876, in-4.
114. Jaromir J. Hanel, О vlivu prava nemeckeho vcechach a na Mora-
ve; - Praha, 1874, in-8.
115. Vocel, О staroceskem dedictvem pravu; в: Abhandlungen der
k[dniglichen] bdhm[ischen] Gesellschaft der Wissenschaf ten, 1861, vol. XL
116. Karl von Czornig, Ethnographie der osterreichischen Monarchie.
Mit einer ethnographischen Karte in vier Bittern. - Wien, 1855-1857, 3
vol. gr. in-4.
117. Миркович М.Ф., Этнографическая карта славянских народнос-
тей. - СПб., 1874.
118. Josef Jungmann, Historie literaturyceske; - Praha, 1825, in-4.
119. Tieftrunk, Historie literaturyceske. - 1-я часть, Praha, 1874; 2-я
часть, 1876, in-8.
120. Jos. Jirecek, Rukovet к dejinam literaturyceske do Копсе XVIII ve-
ku v spusobe slovnikazivotopisneho i knihoslovneho; - Praha, 1875-1876,
in-8.
121. Dobrovsky, Geschichte der bohmischen Sprache und Item
litteratur. - Prag, 1838, in-4.
122. Alfred Bougeault, Histoire des litteratures etrangeres, t. II. -
Paris, 1876, gr. in-8.
123. Michala Wisniewskiego historija literatury polskiej; t. III. -
Krakow, 1841, in-8.
422
СОДЕРЖАНИЕ
ПРЕДИСЛОВИЕ РЕДАКТОРА..............................3
ВВЕДЕНИЕ.............................................10
ПЕРВАЯ ЧАСТЬ. Ян Гус. Реформа и восстание............41
Глава I. Пражский университет.....................41
Глава II. Гус и римская Церковь...................77
Глава III. Гус и собор...........................105
ВТОРАЯ ЧАСТЬ. Война.................................138
Глава IV. Предвестие войны.......................138
Глава V. Сигизмунд хочет победить Чехию
с помощью Чехии..................................164
Глава VI. Утраквисты и табориты..................206
Глава VII. Немецкий брод. Гуситско-польский союз.228
Глава VIII. Анархия в Чехии......................250
Глава IX. Прокоп Великий и Корибут...............268
Глава X. Террор таборитов........................283
Глава XI. Переговоры и Компактаты................307
ЗАКЛЮЧЕНИЕ..........................................342
ПОЯСНЕНИЯ. Прага в конце XIV в......................366
ПРИМЕЧАНИЯ РЕДАКТОРА................................371
БИБЛИОГРАФИЯ........................................417
Эрнест Дени
(Denis, Ernest)
ГУС И ГУСИТЫ
Перевод с французского А. Б. Банькова
Научный редактор Р. Ф. Иглесиас-Алонсо
Редактор А. В. Вититинов
Корректор О.В.Епикова
Дизайн-верстка М. В. Таранова
Издание подготовлено при поддержке В. М. Шульги и Б. С. Тритенко
Подписано в печать 20.08.2016. Формат 70x100/16.
Бумага офсетная. Печать офсетная. Гарнитура SchoolBookAC.
Усл. печ. л. 29,2. Тираж 500 экз.
www.kliobooks.ru
Типография «Рада Реклама»
125284, г. Москва, Ленинградский пр-т, д. 27
Чешские славяне шогли быть
ПОГЛОЩЕНЫ НЕШЕЦКОЙ ИШШИГРАЦИЕЙ;
ГУСИТСКИЕ ВОЙНЫ ОСТАНОВИЛИ
НАШЕСТВИЕ, СПАСЛИ ЧЕШСКИЙ JI3HK ОТ
ПОРЧИ И ЗАБВЕНИЯ, ВНЕДРИЛИ ТАК
ГЛУБОКО В ДУШИ ЛЮБОВЬ К РОДИНЕ,
ЧТО ДВУХВЕКОВАЯ Бу^Я НЕ ВЫРВАЛА ЕЕ*