Текст
1
то
ПОКУДА
РАСТУТ ТРАВЫ
ПОД ПОЛЯРНЫМИ
СОЗВЕЗДИЯМИ
ПОКУДА
РАСТУТ ТРАВЫ...
Антология мифов,
традиционной
и современной поэзии,
легенд индейцев и эскимосов
США и Канады
Якутское
книжное
издательство
1988
82.33(7США + Кан)-6
П 48
Общественная редакционная коллегия
серии «Под полярными созвездиями»:
Г. И. Ломидзе — председатель,
Ю. И. Бурыкин, В. В. Дементьев,
А. В. Ващенко, В. П. Зыков, Д. В. Кириллин,
Н. К. Кирюхин, А. А. Пошатаева,
В. М. Санги, В. И. Селиванов, Ю. С. Рытхэу,
Г. Г. Ходжер, Л. Н. Шапкин, Ю. Н. Шесталов
Составитель А. В. Ващенко
П48 Покуда растут травы. Антология мифов, тради-
ционной и современной поэзии, легенд индейцев и
эскимосов США и Канады./Вступ. статья и коммен-
тарии А. В. Ващенко; Худож. И. А. Тульчинский.—
Якутск: Кн. изд-во, 1988.—400 с., ил./Серия «Под по-
лярными созвездиями».
В пер.: 2 р. 10 к. 100 000 экз.
В книгу вошли предания и мифы, современная и традиционная поэзия индейцев
и эскимосов США и Канады, отражающие прошлое и настоящее аборигенов Амери-
ки, их взгляды на происхождение и устройство мира,
4703030600—068 32—88
U1O7 ОО
Оформление. Вступ. статья
© Якутское книжное издательство, 1988.
СТОЙКОЕ СЛОВО
НАРОДА
«Покуда травы растут и реки текут в море»,— этой традиционной фи-
гурой речи сопровождались многие договоры между индейцами, корен-
ными обитателями Северной Америки, и европейцами, пришедшими
жить на их землю. Этой фразой скреплялась нерушимость договора о
дружбе и суверенности прав индейцев на владение землей. И верно: что
может точнее передать вид долговечности изменчивым человеческим
намерениям и устремлениям, нежели самые естественные и неистребимые
проявления природной жизни — реки и травы? На самом деле такие дого-
воры, заключенные «на вечные времена», редко оставались в силе спустя
даже несколько лет. Но если для белых поселенцев, выражавших нужды
крепнущего буржуазного строя, это являлось результатом довольно реа-
листического расчета, то для аборигенов нарушение такого до-
говора было равнозначно тому, как если бы реки потекли вспять или трава
перестала появляться с каждой новой весной. В природе черпали корен-
ные обитатели земли пример для подражания, навыки выживания в суро-
вых условиях, моральные нормы, образное выражение всего, что опреде-
ляло их духовный мир.
Отдавая дань простоте и меткости аборигенного слова, американский
писатель-философ Генри Торо начинает образом травы и реки одну из
своих книг. У него символ этот служит обозначению различного отноше-
ния к миру у белых и индейцев:
«Маскетаквид или река Травянистых Почв ... получила другое, хотя
и родственное наименование Конкорд (Согласие — А. В.), от первых по-
селенцев, осевших на ее берегах, чья жизнь здесь, казалось, началась под
знаком мира и гармонии. Она пребудет рекою Травянистых Почв до тех
пор, покуда травы растут и воды бегут здесь; но останется рекою Согла-
5
сия лишь до тех пор, пока люди будут вести мирную жизнь на ее бере-
гах».
История коренных народов Америки — реальная и духовная — это
во многом история людей, неотделимо связанных с землей экономически-
ми и нравственными узами. И еще — это история насильственного оттор-
жения человека от земли вследствие столкновения двух этнических
общностей, двух культурных традиций, двух экономических формаций.
Индейцы и эскимосы, с одной стороны, и американские поселенцы — с
другой — находились на резко различных историко-культурных, мировоз-
зренческих позициях, что фатально сужало возможности взаимопонима-
ния и взаимодействия между ними. Постепенно менялось в пользу амери-
канцев соотношение численное, военное, техническое. С XVII по XIX
века среда обитания, область аборигенных владений неуклонно сокра-
щается под напором завоевателей. Сокращаются жизненные ресурсы,
увядает уклад жизни, самые основы культуры племен. И тем поразитель-
нее, что там, где, казалось бы, ничто традиционно-самобытное выжить
уже не могло, оно как раз удержалось: народная память, образность
и вся картина мировидения сохранялись в художественном слове.
Эта книга представляет собой первую попытку показать роль устно-
го слова в становлении литературы коренных народов Америки. Рост
переводов и публикаций современных индейских авторов по всему миру
приводит к необходимости представить хотя бы в нескольких наиболее
характерных примерах весь путь их словесности от мифа к литературе. Та-
кой подход может стать как бы первым знакомством широкого читателя
с этим необычным материалом и одновременно продемонстрирует важ-
ность устного художественного слова на всех этапах развития абориген-
ной словесности Северной Америки.
Итак, перед читателем первый сборник индейского фольклора в рус-
ском переводе, претендующий на известную репрезентативность и полно-
ту. Впервые здесь широко представлены поэзия и ораторская проза корен-
ных обитателей Северной Америки. Вместе с тем, необходимо отметить,
что акцент при составлении был сделан на тё регионы и культуры, которые
наиболее близки соответствующим нашим охотничьим и рыболовецким,
кочевым и оседлым культурам Сибири, Крайнего Севера и Дальнего
Востока. Важно было также показать дальнейший путь взаимосвязи
фольклора и литературы, приведший к возникновению самобытных явле-
ний современной литературы коренных американцев.
В соответствии с задачей книга делится на четыре раздела, отра-
жающие основные этапы художественной истории коренных жителей
материка.
Первый из них касается древнейшего, доевропейского, периода раз-
вития и посвящен устному народному творчеству. Здесь представлены
преимущественно мифы и песенная поэзия. Вместе с тем, мы должны
помнить, что у индейских племен существрвала развитая традиция ора-
6
юрского искусства — прежде всего обрядового характера. Хотя до нас
дошло очень мало образцов традиционных речей — в основном мы знаем
их в передаче из вторых рук и в фрагментах — все они позволяют гово-
рить о большой самобытности этой сферы народного творчества. Об этом
свидетельствуют, например, вкрапления, вошедшие в ирокезское преда-
ние о том, как был установлен Великий Мир — там, где приводится речь
вождей-основателей, особенно Деганавиды и Хайонваты.
Но, конечно, первейшей областью художественного выражения або-
ригенного сознания в этот период были многообразные мифы. Прежде
всего мифы о Первотворении — о происхождении мира и первых людей.
В фантастической форме они объясняли истоки современного положения
вещей: откуда пришла в мир смерть, отчего племена различаются между
собой, как появилась первая земля. Время Первотворения составляет са-
мую древнюю из мифологических эпох, за которой следует эпоха переуст-
ройства мира. Иногда обе они тесно переплетены в сюжетах. В пору миро-
устройства мифологические герои — нередко божественные близнецы,
как у ирокезов, или лукавые хитрецы Манабозо и Ворон — приводят мир
в порядок. Иногда мифы о них объединяются в циклы, порой довольно
пространные. Таковы мифы о Манабозо и Глускэпе, или эскимосский
цикл о Вороне, тлинкитские предания о Великом Вороне, Йеле — сюжет,
приводимый в разных русских записях XIX века. Кстати сказать, зару-
бежные (американские) сборники индейско-эскимосского фольклора
практически не приводят русских записей, таким образом как бы отка-
зывая нашим соотечественникам в истории освоения земель северо-
американского континента — что, конечно, неправомерно.
Героями ранних мифов являются звери и люди, наделенные необык-
новенными свойствами. Так, например, герой оджибвеев Манабозо мог
принимать любой облик, а в имени его скрыто значение «Великий заяц».
Животные обычно воспринимаются в индейских мифах как старшие муд-
рые братья человека. Именно они добывают ему огонь, сообщают
различные навыки, средства пропитания. У эскимосов эта роль отведена
Ворону, который, как и Манабозо, однако, способен на различные хитрос-
ти и коварства, а нередко и на поразительную глупость и хвастовство:
тогда он служит предметом насмешек аудитории. У тихоокеанских племен
аналогичными персонажами являются почти повсеместно распростра-
ненные хитрецы Ворон, Сойка, у множества племен Северной
Америки мудрость с простоватостью сочетает Койот. Многим полез-
ным качествам можно научиться у животных, считали индейцы и эскимо-
сы — хотя бы тому, как выжить в суровые северные зимы (миф о бес-
страшном Селезне-Шингебиссе, который не покорился Северному ветру,
несущему с собой голод и холод, и победил его). В сущности, эта сказка
как раз выражает суть аборигенного слова: ведь Шингебисс напевает
песню, в которой дает понять своему противнику, что тот не в силах одо-
леть его потому, что Шингебисс приходится ему родичем, «собратом»,
7
а родичей не трогают! Происходит как бы породнение, ведущее к овладе-
нию неуправляемой силой природы. И происходит это именно благодаря
волшебству слова.
Немало легенд североамериканских индейцев посвящено странстви-
ям племен в поисках изобильных земель, ставших впоследствии их
постоянной родиной — например, мифы хопи. Таков сюжет из эпической
хроники племени делаваров «Валламолум», где в деталях сообщается
о потопе, о новых землях, пройденных племенем, о войнах и засухах, и,
наконец, о появлении белых людей. Такие мифы и предания составляют
примечательную особенность фольклора североамериканских индейцев,
сильно его обогащая. Важное место в повествовательном фольклоре
отводилось и сакральным мифам. Таковы, например, предания шайенов
об их культурном герое Добром Талисмане или миф сиу-дакотов о Бе-
лой Бизонихе, от которой отсчитывают они собственную духовную исто-
рию.
А вот неповторимо самобытное ирокезское предание об основании
Великого мира — то есть о союзе пяти племен — уникально по харак-
теру, ему нет аналогий в фольклоре других индейских племен. В нем
соединились в нерасторжимом единстве несколько мифологических
пластов, очень ярко очерчены образы главных героев— вождей Дегана-
виды и Хайонваты, и все пронизывает пафос ненависти к войне и разоб-
щению людей между собой. Такое предание могло возникнуть только
на стадии перехода от варварства, чисто племенного мышления к общ-
ности нескольких племен.
Мифы и сказки рассказывают и о встречах с фантастическими
чудовищами, о сверхъестественных происшествиях и превращениях.
К наиболее известным из них относятся «Девушка, выданная за духа»,
«Синяя родинка», «Человек-карибу».
Особо нужно коснуться вопроса о том, кто представляет в нашей
книге эти аборигенные предания, кто записал их, пересказал для нас.
Нужно сказать, что это были люди выдающиеся, сами увлеченные
сказками, которые слышали из уст индейских и эскимосских сказителей.
Сказка о Шингебиссе записана Генри Рау Скулкрафтом, первым амери-
канским этнографом-самоучкой, который был женат на индианке и дол-
го жил в среде индейцев; историю о брошенных детях и девушке, вы-
данной за духа записал другой этнограф-любитель Эдвард Кертис,
посетивший многие племена и оставивший двадцать томов записей
и фотографий... Иногда мы знаем точно и имена индейских сказочни-
ков — например, Нангелих в эскимосской сказке об острове Нуниваке
или Голодный Лось, поведавший Натали Кертис сказку шайенов о
происхождении кукурузы и пеммикана. И, конечно, не следует забывать
наших соотечественников, русских людей, которые тоже приняли учас-
тие в освоении дикого края, близко сходились с местными жителями и
записывали их предания и обычаи. К числу таких относятся Кирил
8
Хлебников, Л. Загоскин, И. Вениаминов. Но важно, что во всех случаях
перед нами — урок огромной любви к людям, понимание человека и вос-
хищение его творчеством, свобода от всяческих расовых предрассудков
Песенная поэзия индейцев и эскимосов — не менее значительная
сфера искусства слова. Она была также связана с обрядами. Но если
мифы и сказки можно было рассказывать только в определенное время
года (обычно зимой, когда сказки не отвлекают от работ по подготовке
к новому урожаю, когда спят злые духи), то песня была с человеком
всегда, сопровождая его от колыбели до могилы, это видишь, знакомясь
с песнями на рождение ребенка, охотничьими, воинскими, любовными и
рабочими, связанными с урожаем, вплоть до «песен смерти», отражав-
ших презрение воина к опасности. Песни служили талисманом, их мож-
но было выменять, они имели своих владельцев, нуждам которых слу-
жили. Редкостным видом были эскимосские «песни под барабан», «песни-
дразнилки», состязания в насмешливом остроумии.
Ранний фольклор коренных обитателей Северной Америки суров по
духу и полон драматизма, но в нем все же легко различимы и мотивы
восхищения величием и неисчерпаемостью Великой Тайны окружающе-
го мира, приятие жизненной правды и приспособление к ней. Нужно
лишь внимательнее читать эти непривычные для нас и далекие предания,
и поэтические строки, чтобы уловить глубоко родственный современнику
общечеловеческий смысл.
Мифы и сказки, песни и ораторская проза коренных народов Аме-
рики отражают общую черту: формирование целостного образа мира —
и человека в нем — в сознании людей. Сказитель, рассказчик прежде
всего решал нелегкую проблему называния явлений и предметов; при-
суждение же имени, в индейском понимании, побуждает сам предмет
или явление к жизни. В одном из мифов — о происхождении племени
кайова — говорится, что индейцы вышли в нынешний мир из предыдуще-
го, нижнего, через полый древесный ствол. «Они огляделись вокруг, им
стало радостно от того, что их окружает столько разных вещей. Они на-
звали себя квуда, «выходящие в мир». В сущности же, художественное
слово аборигенов на этой ранней стадии их истории отражает удиви-
тельный опыт людей, «вступающих в мир».
С появлением европейцев в Северной Америке мир аборигенов пре-
терпел серьезные перемены. Но важно помнить, что период с XVII до
конца XIX вв., связанный с отвоеванием континента у его коренных
обитателей, отмечен не только трагедией аборигенов, но и сложным
диалогом, которым они повели с европейскими поселенцами.
Конечно, устное слово по-прежнему сохраняет свою роль. Нужно
было как-то объяснить себе появление белых людей на своей земле, и
целый пласт мифов выполнил эту задачу («Пророчество пчелы», «Пер-
вый корабль» и другие). Вооруженные конфликты с индейцами, так
называемые «индейские войны» продемонстрировали военное дарование
9
индейцев, воинскую доблесть и военные обычаи; и до сих пор немногие
отдают себе отчет в том, что знаменитая индейская трубка, ставшая
расхожей метафорой мира, являлась в такой же мере символом войны,
ибо ее воскуривали перед отправлением в военный поход, испрашивая
разрешение духов, выражая согласие присоединиться к отряду. О раз-
работанном кодексе воина говорят многочисленные воинские песни
индейцев степей, принадлежащие разнообразным военным братствам,
объединявшим самых уважаемых и бесстрашных воинов племени: в них
воспеваются жажда подвигов, презрение к смерти, своего рода само-
восхваление перед лицом любого противника.
В условиях усиливающихся политических, военных и религиозных
контактов сильно возросла роль риторики; меняется ее характер. В сре-
де индейцев выделяется ряд незаурядных ораторов, и таковыми по пра-
ву считаются Текумсе, Сагоевата (вообще целый ряд ораторов-ироке-
зов), Сиэтл, Сидящий Бык и многие другие. В речах, обращенных к
европейцам, разворачивается спор: сравнение индейских культурных
ценностей с европейскими (американскими) на стадии становления
капитализма. Сопоставляются вопросы естественного воспитания на
природе и книжного (религиозного), принципов веры (язычество и
христианство), разность экономики, целый спектр проблем, связанных
с войной и миром, и уступкой земли. Может быть, наиболее интересным
сегодня является выраженная в риторике индейцев картина взглядов
на природу, своего рода естественная натурфилософия, и утверждение
неразрывной связи человека с ней, как аргумент за то, что индейский
традиционный уклад не может быть изменен по воле завоевателей. Тради-
ционные фигуры речи, употребляемые оратором, заимствуются из мира
природы («пока травы растут и реки текут в море», росток противо-
поставляется дереву), а система терминов родства (в обращениях:
братья, отец, дети) становится социальной категорией.
До нас дошли сотни индейских речей, знакомство с которыми спо-
собно взволновать самого широкого читателя, ибо с ним говорят о че-
ловеческом естестве, делятся бедами и несправедливостями, горькими
воспоминаниями о днях былой славы и могущества, взывают к правде
и сочувствию, горюют о настоящем, тревожатся за будущее. Мастерство
индейской риторики восхищало знаменитых американцев — Бенджа-
мина Франклина и Томаса Джефферсона, создателей американской
конституции, писателей и поэтов У. Г. Симмса и У. Уитмена, оно пода-
рило много творческих удач Ф. Куперу и Г. У. Лонгфелло, создателю
«Песни о Гайавате».
Сложно складывается в этот период судьба целого ряда представи-
телей аборигенной культуры. Они занимают роль культурных посредни-
ков между индейцами и европейцами, язычеством и буржуазной циви-
лизацией. Многие из них принимают христианство, словно подчиняясь
давлению обстоятельств, но характерно, что в рамках «белого» общест -
10
ва эти люди — во многом уже метисированные индейцы — выбирают
позицию служения своему народу, поднимают голос в защиту прав
соплеменников, ставят своей задачей рассказать о них белым американ-
цам на страницах книг. Так естественно возникает индейская историо-
графия, и с начала XIX века до его конца предпринимаются попытки
написания «истории» того или иного племени. Этих авторов мы вправе
назвать первыми историками своего народа. Таковы могиканин Хендрик
Аупамут, оджибвеи Джордж Копуэй, Уильям Уоррен и Петер Джонс,
ирокезы Дэйвид Кьюзик и Элайас Джонсон, вейандот Питер Кларк,
Конечно, многое в этих «историях» еще наивно, поверхностно, познава-
тельная и научная их ценность неравнозначна, а многое обусловлено
ассимиляторской позицией и оценкой автора-христианина. Но главное
в них — стремление осмыслить и сохранить суть своей культуры, понять
ее на первоначальном уровне, уловить самобытность — и тут мы сталки-
ваемся порой с передачей уникальных сведений, редких преданий, обы-
чаев, а подчас и неповторимостью языка рассказчика, У. Эйпса, в част-
ности, явственно различимо стремление защитить свое наследие от лжи
и предрассудков, которыми обросло оно в обществе «белых людей».
Другой жанр, родившийся в результате европейско-индейской
(позднее и эскимосской) конфронтации, а также культурных контак-
тов — это художественная автобиография. Обычно это повествование,
еще не написанное, а надиктованное индейским вождем американскому
журналисту, этнографу или чиновнику и интересно оно соединением
судьбы индивида и племени, индивидуального и коллективного начал.
Такая автобиография содержит обоснование позиции автора, поднявше-
го оружие на европейцев (Вождь Джозеф, Черный Ястреб, Джерони-
мо и др.). Это нередко правдивый и реалистичный рассказ об отчаян-
но безвыходном положении племени, картина трогательная — там,
где речь идет о последовательных попытках сохранения мира с белыми.
Порой горькая повесть о жизни прорывается подлинным криком души,
как в анонимной автобиографии «Вырванные с корнем», которая цели-
ком пропитана мучительными раздумьями, поисками пути в будущее,
решением проблемы выживания народа. С особой силой отразилось это
в рассказе вождя Джозефа о знаменитом отступлении его племени по
территории четырех американских штатов, к канадской границе. В сущ-
ности, напряжение двух полюсов, столкновение крайностей, выраженное
двумя укладами жизни («День и ночь не могут жить вместе»,— сказано
в речи вождя Сиэтла), составляет характерную черту всей аборигенной
словесности этого периода.
Рубеж веков и первое десятилетие XX столетия оказались для
аборигенных культур этапом безвременья. После прекращения воору-
женных столкновений и физического истребления индейцев, встал воп-
рос их вхождения в американскую жизнь, в развитое индустриальное
капиталистическое общество. Вхождения этого, однако, не произошло.
11
Вместо этого индейцам были выделены небольшие, обычно считавшиеся
бросовыми, клочки земли, получившие название резерваций, где индей-
цы и эскимосы должны были пройти постепенно свою стадию «плавиль-
ного котла», в котором формируется американец — через систему при-
нудительного англоязычного образования, ассимиляцию. Был наложен
запрет на любые проявления народной культуры и искусства, на обы-
чаи, самоуправление. Численность американских индейцев в это время
резко сократилось — до 220 000 человек, в связи с чем они и получили
прозвище «исчезающих американцев». И вправду, казалось, что наста-
ли дни «Последнего из могикан», а правительство было готово заявить
о ликвидации «индейской проблемы».
Однако в глубине индейского общества обозначились явления,
показавшие, что дело обстоит иначе. В среде индейцев, получивших
образование, и вошедших в американское общество (таких были едини-
цы), возник ряд авторов, которых можно назвать первыми индейскими
литераторами. Каждый из них мучительно приходит к своему творчест-
ву, видит себя едва ли не последним представителем народной культу-
ры, закат которой прозревает в ближайшем будущем. Пожалуй, больше
всего их пришло из племени сиу: таковы Охайеза, Мато Нажин, Гертруда
Боннин и быть может, неизвестный автор, скрывшийся за псевдонимом
«Иктоми». Несмотря на свое метисированное происхождение, каждый
из этих авторов сознает себя индейцем, направляет свои силы на борь-
бу с ассимиляцией, на отстаивание ценностей своей культуры, которая
уже однозначно понимается им как общеамериканское достояние.
В этом смысле особенно силен пафос Мато Нажина. Конечно, индей-
ское происхождение Маленького Бизона вызывает массу вопросов, как
и нелегка попытка разобраться, что именно сочинено автором или
записано с чужих слов, а что действительно пережито. Но несомненно,
что многие из описанных им событий были в ту пору достоянием широ-
кой общественности (как эпизод с гибелью Сильного Голоса, вызвав-
ший значительный резонанс); к тому же автор стремился продолжить
жанр индейской автобиографии, и хотел, чтобы в нем видели индей-
ца — и это в тяжелейшую пору гонений на все индейское...
Любопытно, что в это же время к общему голосу защиты индей-
ской самобытности присоединяются и канадские индейские авторы.
Сейчас, конечно, достоверно известно, что Серая Сова, долгое время
считавшийся индейским писателем, был на самом деле англичанином...
Но он считал себя индейцем, был принят в племя оджибвеев — и сам
по себе феномен таких «белых индейцев» настолько важен, что от него
невозможно отмахнуться.
Стихи его современницы, ирокезки Э. Полин Джонсон быстро за-
звучали перед международной аудиторией, и сама она стала со време-
нем в ряд самобытнейших явлений всей канадской литературы. Без
преувеличения можно сказать, что она отдала свою жизнь делу про-
12
славления индейских предков. Под ее пером, как и у ее современников,
движение за самобытность индейской культуры уже начинает прини-
мать вид борьбы за гражданское равноправие, против расовых предрас-
судков. Стиль этих литераторов — неповторимый, ищущий, говорящий о
процессе выработки собственной поэтики. Об этом красноречиво свиде-
тельствуют новеллы Охайезы и Джонсон, эссе Боннин, публицистика
Мато Нажина Эти литераторы начинают осознанно искать опоры в на-
родном опыте, в силе и возможностях образного слова. Но лишь одному
из них удалось дожить до 1960-х годов, отметивших начало нового эта-
па в судьбе аборигенов. Это был Джон Джозеф Мэтьюз, чей путь к
этническому самосознанию был долог и сложен; и пусть не все нити
удалось связать воедино, своей жизнью и творчеством он соединил эпо-
ху «исчезающих американцев» с эпохой «Великого Пробуждения» этни-
ческих меньшинств США—Канады.
Заключительный раздел книги представляет читателю современ-
ную поэзию американских индейцев, уже существующую в русских
переводах. Индейская поэзия сегодня — наиболее активная часть их
литературы, постоянно вызывающая приток молодых сил, пришедших
практически из всех регионов страны. Предложенная поэтическая
подборка дает представление не только о многообразии авторских инди-
видуальностей и поэтических традиций, но и позволяет судить о том, что
важная роль устного народного слова не утрачивается, а лишь видоиз-
меняется, вступая в новый этап. Теперь за ним стоит уже целая система
художественных средств.
Конечно, нужно помнить о том, что многие индейские поэты уже не
знают своего языка. Хотя тут же приходится отмечать, что это не всегда
справедливо: например, Рэй Янгбиэр долгое время писал на индейском
и переводил на английский, как и некоторые другие, и даже в тех случа-
ях, когда язык уже отошел в прошлое, какие-то его основополагающие
модели, понятия, особенности присутствуют в «этнической памяти» поэта.
Конечно, по всему строю современной поэзии индейцев, словно
тяжелым утюгом, прошлись многочисленные новомодные течения и
школы, формотворческие концепции, традиции, связанные с модернист-
ской ориентацией. Недаром говоря об индейских поэтах, критики порой
вспоминают то о сюрреализме, то об имажинизме. Но часто подобные
ассоциации говорят лишь о слабом знакомстве критики с традициями
устнопоэтического слова аборигенов, ’ с народными песнями. Потому
что наряду с теми силами, которые разобщают европейских и индей-
ских поэтов, растворяя их в массе американских собратьев, за ними
стоят и мощные силы, сплачивающие их друг с другом идейно и эсте-
тически.
Прежде всего это, безусловно, чувство горечи, порожденное истори-
ческими утратами, понесенными коренным населением Америки, а порой
и гнев, обращенный на тех, кто сегодня продолжает поощрять изоля-
13
цию расовую и экономическую, подавлять этническое самоопределение
индейцев, подрывает экономическую основу их жизни. Трудностям вы-
живания, голоду и нищете в резервациях посвящено немало стихов
Джеймса Уэлча, Джеральда Визенора, Рэя Янгбиэра. Подобный на-
строй — весьма точная примета индейской поэзии, точка отсчета поэти-
ческих медитаций, идущих от трагедии народного прошлого.
Другую такую точку отсчета сообщает индейскому поэту природа.
Природа, как бы породившая человека, подсказывает ему ныне целую
систему общественных связей, которые дают немало оснований учиться
у нее. Это — программная тема в поэзии и всей литературе коренных
американцев. Природа подает пример равенства, подлинной демокра-
тии — в философском, социальном смысле слова; примеры естественной
обусловленности процессов жизни, эстетических форм и идей, поражаю-
щих мудрой простотой завершенности. На ее стороне — уроки коллекти-
визма, такого, который обеспечивает не подавление естества, а раскры-
тие его, не покорение природы, а слияние, тактичное взаимодействие
с ней. Отсюда анимализм и пейзажность, особая «зрительность» и
монументальность, казалось бы, на первый взгляд незначительных
предметов окружающего, в которых индейский поэт способен прозреть
глубинный смысл. Таковы «Можжевельник» Н. Расселла, «Медведь»
Момадэя, «Ткачи снежных нитей» Уэлча. Вся совокупность этих иней
обуславливает мифологизм видения поэта, чувство сыновней привязан-
ности к природе, вызывает гимн в честь созидательной силы творения:
«Матерь словотворящая утром» Янгбиэра. «Песнь восторга Тсоай-Та-
ли» Момадэя и другие. Наоборот, разрыв с природой, с коллективом
(общиной, своей деревней, племенем), с народной традицией предстает
высшим несчастьем для индейского поэта, порождает отчаяние одино-
чества, опасность произвола, потерю пути, хаос жизни, мало отличаю-
щейся от духовной и физической смерти. Подобный настрой проры-
вается нередко у Рэя Янгбиэра («Я тронул озябшей рукой...»), у Уэлча
(«Проверяя мертвых») и у многих их современников.
И все же самая мощная идея, питающая литературное творчество
индейцев и эскимосов сегодня, заключена в утверждении, что слово
обладает преобразующей мощью, созидающей и разрушающей магией.
Апелляция к магической силе слов связана у индейских поэтов с на-
следием устного творчества, с заклинанием и «вещей песней». Совре-
менный индейский поэт видит себя своего рода магом, шаманом, способ-
ным в художественных образах прозреть будущее, воскресить величие
прошлого, отвести беду от народа в настоящем. Преобразовательная,
активная роль художественного слова, его связь с народной традицией,
придает (там, где эта связь особенно тесна) заряд оптимизма, веру в
стойкую силу народа, его способность к выживанию, в богатство его
творческих возможностей. Голос современного поэта — важное под-
спорье в общей борьбе аборигенных народов США и Канады за свое
14
культурное выживание, потому что именно поэт способен ощутить жи-
вую связь с народным наследием. Вот как говорит об этом талантливая
индейская поэтесса Лесли М. Силко:
— Я вам расскажу кое-что о сказках.
В них — не только одно развлечение.
Не обманитесь.
В них — все, что нам ведомо,
Все, чем мы отразить способны
Недуги и гибель.
(.....)
Их зло велико,
а не сладит со сказкой!
И вот потому-то они стремятся
Прежде всего уничтожить сказки,
Чтоб они спутались и позабылись.
Им бы это было по вкусу,
Им бы такое пришлось по нраву,
Ведь мы бы остались тогда беззащитны.
И наконец, еще одна черта, связывающая художественное слово
индейского поэта с природой. На протяжении многих веков зависевшие
от природы индейские и эскимосские общины научились и бережному
с ней обращению; воспитание хозяйского, чуткого к ней отношения со-
ставляет живую и важную традицию аборигенов Америки, которая
так актуально звучит в сегодняшнем мире. Вся экологическая пробле-
матика, завладевшая в последние десятилетия обществом, для абориге-
нов Америки оборачивалась вопросом жизни и смерти еще тогда, когда
атомная бомба, бактериологическое и химическое оружие, да и просто
бездумное наступление на природу, ее одностороннее понимание как
«ресурсов», еще принадлежало отдаленному будущему. В этом — боль-
шой урок аборигенной словесности, которая напоминает всему челове-
честву о том, что оно сможет свободно творить свой духовный мир и
устраивать мир повседневный лишь до тех пор, пока растут травы...
А. ВАЩЕНКО
I
ВСТУПАЮЩИЕ
В МИР
о том, как появились
ГУРОНЫ И ИРОКЕЗЫ
В самом начале на свете не было ничего, кро-
ме воды — кроме широкого-широкого моря. И единст-
венными живыми существами в мире были тогда живот-
ные, обитавшие в нем.
Однажды сошла вниз Небожительница. Две гагары,
летавшие над водой, увидели, как она спускается вниз,
и поспешили к ней. И подставили гагары Небесной Жен-
щине свои спины, чтобы она могла отдохнуть. Так они
спасли ее от гибели в волнах.
Пока она отдыхала, они громкими криками сзывали
остальных животных, прося их помощи. Известно — крик
гагары слышен далеко, так что обитатели моря собрались
очень быстро.
Как только Великая Черепаха узнала причину, по ко-
торой созвали Совет Животных, она вышла вперед и ска-
зала гагарам: «Посадите Небесную Женщину на мою
широкую спину». Гагары так и сделали, и Совет стал ре-
шать, как спасти Небожительницу. Все решили, что ее
место на Земле, и Великая Черепаха приказала каждому
из обитателей моря нырнуть на самое дно и принести
немного земли.
Бобр и Нутрия, Нырок и Гагара — все пытались это
сделать. Некоторые так долго находились под водой, что
выныривали уже мертвыми. Великая Черепаха загляды-
вала в их клювы и рты, но там не было даже следов зем-
ли. Последней была Жаба. Нескоро она вынырнула, да
вынырнула мертвой, но во рту ее Великая Черепаха на-
шла немного земли, которую и отдала Небесной Жен-
щине.
18
Взяла Небожительница землю и бережно разложила
ее на панцире Великой Черепахи. Так появилась на свете
Суша. Она начала расти и превратилась в большую стра-
ну, где' было достаточно места для разных деревьев и
растений. Вся эта страна появилась на спине Великой
Черепахи, и так оно и есть и по сей день — Великая Чере-
паха до сих пор держит Землю на своей спине.
Прошло некоторое время, и у Небесной Женщины
родились двое близнецов, которые, впрочем, были очень
разные. Даже до рождения, в утробе матери они дрались
и спорили.
Однажды мать услышала, как один из них говорит,
что хочет родиться обычным способом, а другой злобно
отвечает, что появится на свет иначе — и он родился из
ее бока и убил ее.
Ее похоронили в Земле. Из ее головы выросла тыква,
из тела — пшеница, а из рук и ног — фасоль.
Близнецы не были обычными людьми — они были
сверхъестественными существами. Они должны бы^и
подготовить Землю к появлению человека, но когда они
выросли, то различия их характеров стали видны во всем,
что бы они ни делали. Понимая, что вместе они жить
не могут, они разошлись в разные стороны, и каждый
взял себе половину Земли.
Первым делом должны они были сотворить животных.
Злой Брат, чье имя значило «Похожий-На-Кремень»,
создал свирепых и ужасных на вид зверей, чтобы запу-
гать и истребить род человеческий. Он сотворил змей,
леопардов, волков, медведей — всех огромного разме-
ра — и огромных москитов, величиной с индюка. И еще
создал он огромную Жабу, которая выпила всю пресную
воду на Земле.
В это же время Добрый Брат сотворил безопасных
и полезных для человека животных — собаку, оленя, ло-
ся, бизона и множество птиц, среди которых была Куро-
патка. К удивлению Доброго Брата, Куропатка сразу же
поднялась в воздух и полетела в страну Злого Брата.
«Куда ты летишь?»—спросил Добрый Брат. «Я лечу
искать воду,— отвечала Куропатка,— здесь ее нет, но я
слышала, что во владениях Похожего-На-Кремень ее
много».
Добрый Брат последовал за Куропаткой, и вскоре они
достигли земли Злого Брата. Их встретили гигантские
змеи, свирепые твари и огромные насекомые, которых
19
создал Злой Брат. Добрый Брат победил их всех. Он не
мог их уничтожить, но он уменьшил их и сделал не таки-
ми свирепыми, чтобы люди имели возможность с ними
справиться. Затем он отправился к огромной Жабе, убил
ее, и вода вернулась во все земли — так появились реки.
Добрый Брат хотел, чтобы каждая река имела два тече-
ния— в ту и другую сторону. «Тогда люди всегда смогут
плыть вниз по течению,— объяснил он. «Это будет не
очень хорошо,— сказал Злой Брат,— надо же им хоть не-
много потрудиться». И он оставил в реках только одно
течение. А чтобы сделать плаванье на каноэ еще тяжелее
и опаснее, он разбросал по рекам стремнины, водопады
и водовороты.
Однажды Доброму Брату во сне явился дух его мате-
ри и предупредил, что Злой Брат хочет предательски
убить его. Увидев, что не будет конца их ссорам, близне-
цы решили устроить поединок, победитель которого стал
бы Властелином всего мира. Кроме того, каждый должен
был сказать, каким оружием можно было его убить.
«Меня можно убить, лишь избив до смерти мешком
пшеницы или фасоли»,— сказал Добрый Брат. «А ме-
ня,— сказал Злой Брат,— можно убить лишь рогом оленя
или другого животного». Сошлись они на месте поединка,
и Злой Брат начал битву. Он ударил брата мешком пше-
ницы и фасоли, повалил его на землю и бил до тех пор,
пока тот не умер. Но тут явился дух матери и оживил
Доброго Брата, вернув ему его силу. Он схватил олений
рог, догнал Злого Брата и убил его. После смерти Злой
Брат явился к Доброму и сказал: «Я ухожу на далекий
Запад. Теперь все люди после смерти будут уходить на
Запад».
И до тех пор, пока на нашу землю не пришли христи-
анские миссионеры, души всех умерших индейцев ухо-
дили на Запад и оставались жить там.
* * *
Через много веков после сотворения мира, растений
и животных Небесный Творец решил создать людей, что-
бы они жили на земле и пользовались всем тем, что он
уже создал. Люди должны были быть сильнее, храбрее и
прекраснее всех, кого он создал раньше. По воле Небес-
ного Творца прародителями лучших племен из самой се-
редины Великого Острова, с Великих Камней стали
шесть пар людей.
20
Первую пару он поселил около Большой Реки; их де-
ти и внуки известны теперь как Могауки. Второй паре он
приказал жить около Большого Камня; их потомки стали
Онайдами. Слово «Онайда» значит «стоящий камень».
Третья пара осталась жить на горе, которая называлась
Онондага; их потомки известны как Онондаги.
Четвертая пара поселилась у длинного озера, из воды
которого поднималась гора. Имя их рода значит «Боль-
шая трубка», и называются они Кайюги. Пятая пара рас-
положилась на южном берегу другого озера. Имя их ро-
да значит «Владеющий дверью», и теперь они известны
как Сенеки.
Шестая пара — предки Тускарор, была послана Не-
бесным Творцом в земли, лежащие далеко к югу, от по-
луденного солнца; шли они до тех пор, пока не достигли
берега Большой Воды и устья реки. Эта река сейчас зо-
вется Роаноук. Им было приказано поселиться на ее бе-
регах. Небесный Творец прожил с ними немного времени
и Научил их пользоваться луком и стрелами. Обучил он
их и другим полезным ремеслам и искусствам — вот поче-
му Тускароры считают себя людьми, избранными Бо-
гом.
Но и Онондаги тоже считают себя избранниками
Творца, потому что им поручил Он хранить Костер Со-
вета. И у всех остальных — Могауков, Онайдов, Кайюгов
и Сенеков тоже найдется немало причин, чтобы считать
себя избранниками Бога.
Когда шесть пар первопредков жили еще в самом
сердце Великого Острова, нее они говорили на одном
языке. Когда они разделились и поселились далеко друг
от друга, то каждое из племен стало говорить на своем
языке, который, однако, напоминал ирокезский. Разница
была не настолько велика, чтобы люди разных племен не
смогли бы понять друг друга. Много лет спустя, когда
потомки двенадцати прародителей жили уже большими
племенами, некоторые из них поселились там, где жили
медведи, и стали называться родом Медведя. Другие
жили там, где водились Бобры, и потому звались родом
Бобра. Родам Оленя, Волка, Черепахи и Угря их имена
достались по той же причине. Правда, у рода Черепахи
получилась история посложнее.
Однажды было такое жаркое лето, что водоем, в кото-'
ром жили черепахи, пересох. Тогда черепахи решили по-
искать другое место для жилья и отправились в путь.
21
Самая толстая черепаха, чтобы облегчить себе дорогу,
сняла панцирь. Так она и шла без панциря до тех пор,
пока не превратилась в человека — предка рода Чере-
пахи.
ОТКУДА ПОШЕЛ
МИР МОДОКОВ
Кумуш, Старец Старейших, сошел вместе с
дочкой в Подземный мир духов. Это был прекрасный
мир, и вела к нему длинная и крутая дорога. И там было
много духов — так же много, как звезд на небе или волос
в шерсти всех животных на свете.
И вот, когда наступила ночь, духи собрались на
огромной равнине, чтобы петь и плясать. А когда настал
день, они вернулись в свое жилище, легли и обратились
в сухие кости.
Шесть дней и шесть ночей провел Кумуш в земле ду-
хов, а потом стал скучать по солнцу. И решил он вер-
нуться в Верхний мир, на землю, захватив с собою не-
скольких духов. Этими духами он решил заселить мир.
И вот с большой корзиной в руке пошел он по жили-
щу духов и стал выбирать кости, чтобы захватить с со-
бой. Одни кости, думал он, подойдут для одного племени,
другие будут в самый раз для другого.
Наполйив свою корзину, Кумуш привязал ее на спину
и тронулся в путь по крутой горной дороге, что вела в
Верхний мир. У самой вершины он поскользнулся, осту-
пился, и корзина его упала на землю. Тут кости снова
стали духами. С криками и песнями побежали они об-
ратно в свое жилище, в царство духов, и там снова пре-
вратились в кости.
И во второй раз Кумуш наполнил корзину костями
и снова отправился в Верхний мир. И снова он по-
скользнулся, а духи с криками и песнями вернулись в
Подземный мир. И в третий раз он наполнил корзину
костями. На этот раз он сердито сказал им:
— Это вам кажется только, что вы хотели бы тут
остаться. А когда вы увидите мою землю, где светит
солнце, вы ни за что не захотите сюда вернуться. А там,
22
наверху, людей нет, и я знаю, что мне без них будет сно-
ва тоскливо.
И в третий раз Кумуш стал подниматься по крутой
и скользкой дороге с корзиной на спине. Когда он дошел
до края Верхнего мира, он бросил корзину перед собой
на ровную землю.
— Индейские кости!—закричал он.
Потом он открыл крышку корзины и разобрал кости
для разных племен индейцев, которых он хотел поселить
в разных местах. И, бросая их, он называл имена.
— Вы будете племенем шаста,— сказал, бросая кости
он к востоку.— Вы будете храбрые воины... Вы тоже бу-
дете храбрые воины,— сказал он индейцам племени реки
Пит и племени Теплых Ручьев.
А костям, что он бросил неподалеку от себя к северу,
он сказал:
— А вы будете индейцами племени кламат. Испугать
вас будет не труднее, чем женщин. Вы не будете хороши-
ми воинами.
Последние кости, что он бросил, превратились в
индейцев племени модок. Им он сказал так:
— Вы будете самыми храбрыми. Вы будете моим
избранным народом. И хотя вы будете маленьким племе-
нем, а врагов ваших будет много, но вы победите всех,
кто пойдет против вас. И вы замените меня, когда я
умру. Так говорю я, Кумуш.
Й всем народам, созданным из костей духов, Кумуш
сказал:
— Вы должны послать в горы по нескольку мужчин.
И пусть они научатся быть храбрыми или быть мудрыми,
пусть просят силы или мудрости. И если будут просить,
то обретут силу и мудрость, чтобы помочь и себе и всем
нам.
Потом Кумуш сказал, какую им есть птицу и какую
рыбу. И когда называл он этих птиц и рыб, они появля-
лись в реках и озерах, в лесах и на равнинах. Назвал он
коренья, и ягоды, и растения, чтобы люди их ели. И они
возникали по одному его слову или желанию.
И разделил он труд меж людьми своим законом.
— Пусть мужчины ловят рыбу, и охотятся, и воюют.
А женщины пусть приносят дрова и воду, собирают яго-
ды, и копают коренья, и готовят еду для семьи. Вот закон
мой.
Так Кумуш закончил дела свои в Верхнем мире и за-
23
кончил его сотворение. И тогда со своею дочерью он по-
шел туда, где восходит солнце, на восточный край света.
И он шел по дороге солнца, пока не добрался до середи-
ны неба.
Там он построил дом для себя и своей дочери. Там
они и живут.
О СОТВОРЕНИИ
ПЛЕМЕНИ ПИКУНИ
(Бл экфит)
Это было в давние-давние времена. Злые духи
наслали из Верхнего Света в Нижний Свет большую во-
ду, и залила она землю краснокожих. Все живое ушло
под воду. Спасся только старый На-Пи-Ва, сидевший
вместе со своей женой На-По-Ос на плоту. Спаслись эти
двое да еще проворные земные твари, те, которые успели
взобраться на плот.
И вот решил На-Пи-Ва создать из песчинок остров.
И создал. Но вода размывала песок, и тогда задумал
На-Пи-Ва достать из-под воды комочек земли, чтобы по-
садить на острове деревья и травы.
Послал он за землей выдру. Нырнула выдра с восхо-
дом солнца, а на Закате всплыла мертвой. И ни на шерс-
ти ее, ни в лапах, ни на зубах не было ни крупинки зем-
ли. Послал тогда На-Пи-Ва бобра. Нырнул бобер в глу-
бину, и не было его два солнца. Всплыл и он потом мерт-
вым, но и на нем не нашел На-Пи-Ва ни пылинки земли.
Нырок оставался под водой три солнца, но тоже не при-
нес ни крупинки земли.
Задумался На-Пи-Ва: кого же ему послать? Отпра-
вил, наконец, за землей мускусную крысу. Стремительно
ринулась она в воду и пропала на целых четыре солнца.
А когда всплыла она мертвой, увидел На-Пи-Ва, что
крепко-накрепко сжата ее лапка. На-Пи-Ва разжал ко-
готки и с одного из них снял крупицу земли, той самой,
что была так нужна всему живому.
Так и встал в безбрежной пучине вод огромный цвету-
щий остров, и сам создатель его не знал, сколь он велик.
Позвал На-Пи-Ва молодую лису, велел обежать эту зем-
лю. Стрелой понеслась лиса по острову, но успела соста-
24
риться и умереть, прежде чем обежала создание своего
хозяина. И тогда Человек, гордый делом рук своих, ре-
шил обойти землю сам. Он пошел вместе с женой, и дол-
го шли они по прекрасной, освещенной солнцем земле.
Над ними шелестели березы, шумели по приказу Вла-
дыки Ветров клены, рассказывая о своем сладком осве-
жающем соке. Над головой Человека парили орлы, а но-
ги его утопали в зеленой душистой траве.
— Велика и прекрасна наша земля,— сказала На-
По-Ос, очарованная красотой острова.— Но чего-то ей не
хватает. Посмотри, мы ведь совсем одни, и это так груст-
но... Сотвори людей, пусть радуются вместе с нами.
— Что ж, ты, наверно, права,— задумчиво кивнул
На-Пи-Ва.— Я сотворю людей, но обещай, что ты не бу-
дешь мешать мне, обещай, что мое слово будет первым.
— Хорошо,— согласилась На-По-Ос.— А мое—по-
следним.
На-Пи-Ва обвел взором ручьи и деревья, взглянул на
птиц, летящих под облаками, полюбовался светом и
тенью, подаренными солнцем, и начал:
— Эти новые люди будут из дерева и расти будут,
как растут деревья.
— Нет,— тут же возразила На-По-Ос.— Они будут из
плоти и крови и станут жить и плодиться как звери.
— Хорошо,— важно кивнул На-Пи-Ва.— А лица у
них пусть будут квадратными. На самом верху — один
глаз, пониже второй, потом рот, один его конец наверху,
другой внизу, и с обеих сторон носа — по уху.
— Нет, нет!—закричала На-По-Ос.— Лица у людей
будут круглыми, два глаза — рядом, и рот — один конец
к одному уху, другой — ко второму, а уши — по обеим
сторонам головы, чтоб слышать, как приближается враг.
А то как же они приложат ухо к земле: ведь нос их тогда
вонзится в песок!
Задумался На-Пи-Ва. Но что он мог возразить своей
мудрой жене?
И На-Пи-Ва опять согласился.
— Мужчины будут есть, пить, жить со своими жена-
ми и играть со своими детьми,— сказал он потом, но же-
на опять его перебила:
— Подумай, На-Пи-Ва,— сказала она.— Хорошо ли
это? Женщинам надоест, если мужчины будут все время
рядом, а мужчинам надоест ничего не делать. Нет! Рано
утром мужчины должны уходить на охоту и возвращать-
25
ся в типи1 только с заходом солнца. А женщины должны
весь день собирать орехи и ягоды, выкапывать лесные
коренья, готовить пищу, выделывать шкуры и шить одеж-
ду в ожидании суровой зимы. Да мало ли дел может най-
ти женщина, чтоб быть счастливой? А когда солнце,
устав греть и светить, начнет клониться к западу, женщи-
ны с радостью будут приветствовать возвращающихся
с добычей мужчин.
Вздохнул На-Пи-Ва и согласился:
— Пусть будет так, как ты сказала, жена. И пусть
люди будут бессмертны.
Но и тут На-По-Ос не согласилась с мужем:
— Люди должны умирать, иначе им не хватит ни
земли, ни пищи.
— Хватит!—возразил На-Пи-Ва.— Мой остров ве-
лик, и нет ему ни конца, ни края.
— И все равно он станет мал, если люди будут жить
вечно,— не соглашалась На-По-Ос.
Долго спорили муж и жена, наконец На-Пи-Ва не
выдержал.
— Вот что, жена,— сказал он.— Давай сделаем так:
я брошу в реку этот кусок дерева. Если он не утонет, я
умру на четыре дня, а потом снова вернусь к жизни.
И так будет со всеми людьми.
— Ну нет,— засмеялась На-По-Ос.— Дай-ка лучше я
брошу камень. Если он не утонет, будет по-твоему, если
же пойдет ко дну, люди будут умирать навсегда.
Она бросила в воду камень, и он тут же пошел ко
дну.
— Видишь?—торжествующе сказала На-По-Ос.—
Люди будут смертны и потому будут беречь друг друга.
Вот так и появились на Земле люди. И у На-По-Ос
тоже родилась дочь. Она была добрая и красивая, и все
ее очень любили. Девочка подросла и уже помогала ма-
тери по хозяйству, как вдруг настигла ее жестокая
смерть.
Горе матери было безмерно. Как могла она желать
смерти людям, смерти навсегда? В великом смятении
бросилась она к мужу:
— Давай сделаем по-другому! Нельзя, чтобы люди
умирали навечно!
Грустно покачал головой старый На-Пи-Ва и сказал:
1 Типи — индейская переносная палатка из бизоньих шкур.
26
— Будет так, как мы решили, На-По-Ос. Люди будут
жить и любить друг друга, ходить на охоту и рожать
детей, купаться в прозрачных реках и любоваться моим
прекрасным островом. Но они будут умирать. Навсегда.
О ТОМ, КАК НАРОД ХОПИ
ОБРЕЛ РОДИНУ
(X оп и)
Говорят, что индейцы хопи — древнейшее пле-
мя Америки. Раньше, намного раньше других людей по-
явился на свет этот народ и поселился там, где живет
по сей день,— на Юго-Западе США. Вот как это случи-
лось.
В незапамятные времена Тайова, отец Вселенной,
создал Первый Мир и поселил в нем людей. Им жилось
так легко и привольно, что скоро люди забыли о своем
благородном призвании. Низкие помыслы овладели ими,
и начались раздоры и войны. И, видя несовершенство
Первого Мира, Тайова потряс землю и уничтожил ее
в огне. Потом он создал Второй- Мир, но и в нем люди
не сумели жить как им следует. И снова Тайова уничто-
жил землю в огне и создал Третий, а потом Четвертый,
последний мир, в котором и живут теперь хопи.
На пороге Четвертого Мира Тайова обратился к лю-
дям и сказал:
— Этот мир не так красив и удобен для жизни, как
первые. В нем есть высокие горы и болотистые низины,
зной и стужа, красота и уродство, скудость и изобилие.
Вы сможете выбирать, и от вашего выбора зависит, суме-
ете ли вы воплотить то, что заложено в вас мною, вашим
Отцом.
Не бродите по миру бесцельно в поисках своего при-
станища. Пусть каждое племя совершит четыре долгих
странствия на все четыре стороны света, а потом пусть
племена встретятся у истоков пути. И тогда им откроется
смысл этих странствий.
Тайова покинул людей, а люди отправились в далекие
странствия: на север, на юг, на восток и на запад.
И центр огромного перекрестья их путешествий стал тем
краем, где живет сейчас племя хопи.
27
Много испытаний выпало на долю путешественников,
много стойкости и мужества проявили они. Те, которые
шли на север, взбираясь на высокую гору, взяли с собой
двух кузнечиков Маху. Маху умели создавать тепло и
грели людей в их долгом трудном пути. И еще играли
им на своих маленьких флейтах. И вот, наконец, люди
дошли до вершины и увидели на вершине Орла. Вышел
вперед один из Маху и спросил от имени людей у Орла:
— Давно ты живешь здесь?
— Да,— ответил Орел.— Я живу здесь с самого
сотворения Четвертого Мира.
— Мы проделали большой путь,— продолжал Ма-
ху.— Позволь нам жить вместе с тобой.
— Сначала я должен испытать вас,— сказал Орел,—
есть ли в вас сила и мужество. Приблизьтесь!
И оба Маху подошли к Орлу.
— Сейчас я воткну тебе в глаз стрелу,— сказал Орел
одному из них.— И если ты не закроешь глаз, те, кто
идет за тобой, смогут остаться.
И он внезапно приблизил стрелу к самому глазу Ма-
ху, но тот не зажмурился, не моргнул даже. И Орел ска-
зал:
— Вижу, что есть в вас сила и мужество. Но посмот-
рим, выдержите ли вы второе испытание. Оно потруднее
первого.
— Мы готовы,— сказали оба Маху.
Орел достал лук, натянул тетиву и пустил стрелу пря-
мо в одного из них. Но пронзенный стрелой Маху под-
нял флейту и заиграл тихую, нежную песню.
— В вас больше мужества, чем я думал,— сказал
Орел, снова натянул тетиву и выстрелил во второго
Маху.
Но и второй Маху поднял флейту и заиграл, и мело-
дия была так прекрасна, что оба Маху исцелились, и их
пронзенные стрелами тела стали такими же, как прежде.
И тогда Орел позволил людям занять его землю и ска-
зал им:
— Вы люди большой силы, но вы всего лишь люди.
Я же воплощаю величие духа, у меня есть власть над Не-
бом. Я могу донести ваши молитвы к Тайове, отцу Все-
ленной, и разрешаю вам брать для этого мои перья.
И люди стали делать талисманы из перьев Орла и
поклоняться кузнечику Маху. Они назвали его Горбатым
Флейтистом: ведь в своем горбе он носит семена цветов и
28
растений, а стрекотание его, так похожее на пение ма-
ленькой флейты, дарит тепло и уют. И если у индейцев
болен ребенок, они поют над ним песни, зная, что слад-
кая власть музыки может его исцелить.
В честь обоих Маху хопи назвали два своих рода: род
Синей и Серой флейты, и, где бы ни странствовали хопи,
везде на скалах оставляли они изображения духа Коко-
пели — духа кузнечика Маху.
Не менее тяжким был путь тех, кто пошел на юг. Род
Барсука — так назвали себя эти люди в честь своего
покровителя, который научил их лечить недуги и показал
целебные травы. Всю эту мудрость передал Барсук ста-
рейшине рода Салави.
Шло время. Род Барсука быстро рос, вожди стали
соперничать между собой, а Салави становился все не-
мощнее. И вот настал час, когда он сказал:
— Мы завершили странствие к четырем пределам
земли. Пришло время остановиться и ждать знака Тайо-
вы. Он подскажет нам, что делать дальше.
Люди выбрали красивый каньон с огромной пещерой
на склоне и. стали строить в ней жилища, хранилища
для початков кукурузы и возводить тайные святилища.
Но раздоры между людьми все продолжались. И тогда
вдруг перестали идти дожди и падать снег, засохли стеб-
ли кукурузы и убежали прочь дикие звери. Голод пришел
в селение. И снова старый Салави собрал весь свой род.
— Ваши раздоры принесли нам несчастье,— сказал
он.— Мы должны уйти отсюда. Идите разными путями,
в разные стороны. Сам я слишком слаб, чтоб вести вас.
Но выслушайте мою последнюю волю. Возвращайтесь
ровно через четыре года, возвращайтесь и ищите мои
следы — у ручьев, в домах и святилищах. Если в ссорах
была и моя вина, вы не найдете ни меня, ни моих остан-
ков, ни памяти обо мне. Если же сердце мое было чис-
тым, вы найдете знак, который подскажет вам, как жить
дальше.
Люди покинули свои жилища и разошлись в разные
стороны, а через назначенное время вернулись. И что
же? У входа в селение снова бежал пересохший четыре
года назад ручей, а рядом стояла елочка — ей тоже
исполнилось ровно четыре года. Это Салави оставил сво-
ему роду знак, ибо сердце его было чистым, а дух вели-
ким. В свой смертный час спустился он к ручью и принял
облик ели. С тех пор в роду Барсука прекратились раздо-
29
ры: люди поняли, что им не прожить без поддержки друг
друга.
Так странствовали по земле люди. В этих долгих
странствиях одни племена забыли наказ Тайовы, другие
остановились, не совершив всех четырех странствий, и
потеряли былую силу и мужество. Но те, кто упорно шел
вперед, поняли наконец великое значение этих странст-
вий: очищение человека от низких помыслов.
МИФ О СОТВОРЕНИИ МИРА
(Осе й дж и)
В далеком прошлом осейджи жили на небе.
Они захотели узнать, откуда они родом, и пошли к солн-
цу. Солнце сказало им, что они его дети. Тогда они по-
шли дальше и пришли к луне. Луна сказала им, что это
она их родила, а отцом их было солнце. Она велела им
покинуть их жилище, спуститься на землю и жить там.
Они пришли на землю и увидели, что та покрыта водой.
Они уже не могли вернуться и стали плакать, но никто не
ответил им. Они летали по воздуху и искали духа, кото-
рый бы им помог, но никого не нашли. С ними были жи-
вотные, и самым лучшим и достойным был лось. Он
ободрял всех, и они попросили его помочь им. Лось прыг-
нул в воду и поплыл. Потом он стал призывать ветры и
они прилетели со всех сторон и дули до тех пор, пока вся
вода не поднялась вверх, превратясь в туман.
Сначала появились горы и люди поселились на них,
но там ничего не росло и им нечего было есть. Потом во-
да опустилась еще ниже и показалась земля. Когда это
произошло, лось стал радостно кататься по земле, остав-
ляя на ней свою шерсть. Из этой шерсти выросли бобы,
кукуруза, картофель и дикая репа, а потом все травы
и деревья.
МАНАБОЗО, УМНЫЙ ПРОСТАК
(Оджибве)
У него много имен. Одни называют его Вина-
боджо, другие — Ванабозо, Мичабу, чаще же всего —
Манабозо*. О нем трудно сказать что-либо определенное,
30
потому что, когда дело касается Манабозо, он всегда
оказывается не тем, за кого вы его принимаете. Всегда
загадочный и переменчивый, он бывает порой жестоким,
но чаще он добр. Манабозо хитер и безрассуден, умен и
глуп. Одно можно сказать точно: с ним постоянно проис-
ходят удивительные приключения. Говорят, что тот, кто
хотел бы прослушать все истории о Манабозо, должен
дожить до глубокой старости. Вот некоторые из них.
Манабозо был сыном Западного Ветра, а прабабкой
его была Луна. Он появился на свет раньше самых пер-
вых людей, раньше животных и растений. Потому-то все
они называют его Старшим оратом.
Это Манабозо хитростью добыл людям огонь. Превра-
тившись в кролика, он проник в дом Солнца и своими
ужимками и прыжками заставил его улыбнуться. Лучис-
тая улыбка Солнца коснулась кусочка трута, спрятанного
у кролика за спиной, и разгорелась жарким пламенем,
едва не спалившим бедного Манабозо, пока он, спасаясь
от гнева Солнца, бежал изо всех сил к своему дому.
Это Манабозо учил людей охоте и земледелию. Он
изобрел письмо на скалах и бересте, и показал людям,
как раскрашивать лицо, выходя на тропу войны. Он на-
учил их лечить болезни, показав травы, обладающие це-
лебной силой.
Нередко, странствуя по земле, он попадал в такие
переделки, из которых выбирался с большим трудом.
Однажды идя берегом реки, он заметил под водою
множество ярких ягод. Недолго думая, Манабозо ныр-
нул за ними и изо всех сил ударился головою о дно. Ог-
лушенный, он пролежал на дне довольно долго, а когда
пришел в себя и вынырнул, то увидел, что ягоды свисают
с кустов прямо над водой...
В другой раз, бродя вдоль русла ручья, Манабозо
наткнулся на выводок молодых тетеревят.
— Братья,— спросил он,— как вас зовут?
— Тетеревята,— отвечали они.
— Но все на свете имеет два имени,— сказал Мана-
бозо.
— Каково ваше второе имя?
— Нас зовут еще Те-Кто-Внезапно-Пугает-Людей.
— Ха! Кого же вы можете испугать?—спросил Мана-
бозо.
— Вы слишком малы для этого.
Он принялся дразнить их, и скоро тетеревята ужасно
31
разозлились. А Манабозо пошел дальше. Когда к детям
вернулась мать, обиженные тетеревята рассказали ей о
Манабозо.
— Это мы еще посмотрим,— сказала им мать.
Она отправилась в путь и собрала всех тетеревят в
округе.
— Манабозо идет вдоль ручья,— сказала она им,—
и скоро будет пытаться перейти на тот берег. Он будет
прыгать три раза. На четвертый, когда он окажется в
воздухе, вылетайте все сразу!
Тетеревята тихонько разошлись и попрятались в ука-
занном месте. Вскоре показался Манабозо. Приблизив-
шись, он трижды заглядывал в широкий поток и трижды
собирался прыгнуть, но боялся.
— Честное слово,— воскликнул Манабозо,— если бы
на том берегу стояла красивая девушка, я прыгнул бы
с первого раза.
Но на четвертый раз он все-таки прыгнул. И как толь-
ко ноги его оказались в воздухе, все тетеревята, крича и
хлопая крыльями, внезапно выпорхнули из своих укры-
тий. Они так перепугали Манабозо, что он свалился в
воду.
— Можем испугать! Можем испугать! Можем испу-
гать!— кричали ему тетеревята, улетая прочь.
Выбравшись на берег и просохнув, Манабозо почувст-
вовал голод. Но ему пришлось еще долго идти, прежде
чем он вышел к большому озеру.
Здесь Манабозо заметил длинную песчаную косу,
которая выдавалась далеко в воду, и множество птиц.
Манабозо решил попировать. У него была с собой сумка
с амулетами. Зайдя в кусты, он повесил сумку на дерево,
заготовил много древесной коры, свернул ее в трубку и
взвалил на спину. Потом он возвратился на берег и стал
медленно прохаживаться на виду у птиц, притворяясь,
что не замечает их. Однако некоторые лебеди и утки
узнали Манабозо, и, испугавшись, отплыли от берега.
Один из лебедей крикнул:
— Эй, Манабозо, что ты надумал?
Манабозо ответил:
— Я надумал петь. Видите, у меня с собой все мои
песни. Они записаны на коре.— И он пригласил птиц.—
Идите сюда, братья мои, и давайте вместе петь и пля-
сать.
Птицы согласились и, возвратясь на Pieper, все
32
отошли подальше от воды на открытое место, где можно
было плясать всем сразу.
Манабозо снял со спины свой груз и расстелил кору
на земле; затем достал свои чудесные палочки и сказал
птицам:
— Теперь пляшите все вокруг меня, пока я буду бить
в барабан, пойте как можно громче и держите глаза за-
крытыми. У того, кто первым откроет их, глаза навсегда
останутся воспаленными и красными.
Манабозо стал отбивать ритм по коре, а птицы, за-
крыв глаза, принялись кружить вокруг него и петь. Про-
должая одной рукой отбивать ритм, Манабозо внезапно
схватил Лебедя за шею, и свернул ее; но птица успела
вскрикнуть, и Манабозо заметил:
— Вот-вот, верно, братья мои, пойте погромче.
Вскоре пал жертвой еще один Лебедь, а за ним и Гусь
и так далее; постепенно число птиц сильно сократилось.
Тогда Чомга решилась открыть глаза, чтобы посмот-
реть, отчего пение стало гораздо тише, чем прежде. Уви-
дев Манабозо и груду жертв, она закричала:
— Манабозо убивает нас! Манабозо убивает нас! —
и сразу же бросилась к воде, а оставшиеся птицы за ней.
Поскольку Чомга была плохим бегуном, Манабозо
скоро догнал ее и сказал:
— Убивать тебя я не буду, но отныне у тебя всегда
будут красные глаза, и ты станешь посмешищем для всех
птиц.— И тут он так поддал птицу ногой, что оторвал ей
хвост, а сама она отлетела далеко в озеро.
Вот почему у Чомги красные глаза и до сих пор нет
хвоста.
Как-то раз Манабозо очень повезло на охоте. Он убил
огромного медведя и решил устроить большой пир. Мед-
ведь был очень жирный. Манабозо развел огонь и стал
жарить мясо. Наконец все было готово. И тут Манабозо
услышал, как два дерева, раскачиваясь на ветру, со скри-
пом трутся друг о друга. Манабозо решил прекратить
это, взобрался на одно из деревьев, но в том месте, где
была щель между деревьями, он застрял.
Вот появился первый гость (это был Бобр). Он увидел
на дереве Манабозо и радостно закричал остальным:
— Скорее сюда! Угощайтесь все! Манабозо попался
и не сможет нам помешать.
Тут показались и другие звери. Бобр выбирал себе
самые жирные куски и весь перемазался. Так же вела се-
2 Покуда растут травы 33
бя и Выдра, и от того у них обоих до сих пор осталось
много жира на всем теле и особенно на животе. Вскоре
все мелкие зверьки, подобравшись поближе, добыли для
себя жиру. Последним на пир явился Кролик. Он подо-
брал остатки — их хватило как раз на затылок и низ жи-
вота — и потому у Кролика остался жир только в этих
местах.
Насытившись, звери удалились, и тогда-то бедный
Манабозо, наконец освободился. Он оглядел место пир-
шества и обнаружил, что, хотя череп медвежий был уже
весь обглодан, внутри еще осталось чуть-чуть мозга. Но
Манабозо, как ни старался, не мог до него добраться.
Тогда он решил превратиться в муравья, чтобы забрать-
ся внутрь и поесть, потому что там осталось еды как раз
с муравьиную долю. Он так и сделал, а когда с едой было
покончено, вновь принял свой прежний облик, но голова
его осталась внутри медвежьего черепа. Он мог идти, но
ничего не видел и не знал, где находится. Тогда Мана-
бозо прикоснулся к ближнему дереву и спросил: «Кто
ты?» Оно ответило: «Кедр». Манабрзо пошел дальше,
продолжая спрашивать все деревья, которые попадались
ему на пути. Так он узнал, что подходит к берегу озера.
Только одно дерево не сразу отозвалось на вопрос, но вот
и оно сказало: «Я, Сесегандак, ель». Тогда Манабозо
понял, что находится у воды. Не зная, велико ли озеро,
он пустился вплавь. Случилось так, что в это время по
озеру плыл всей семьей индеец оджибве, и Манабозо
услышал, как кто-то крикнул: «Эй! Вон плывет медведь!»
Манабозо испугался, услышав о медведе, и поплыл быст-
рее. Наконец он выбрался из воды и, поскользнувшись
на мокрой скале, раскачал медвежий череп, и тот свалил-
ся у него с головы. Тогда оджибве вскричал: «Это не
медведь! Это Манабозо!» Теперь-то уж Манабозо мог ви-
деть, поэтому он поспешно побежал прочь. В этот день
ему не хотелось связываться еще и с людьми.
Не правда ли, жизнь у Манабозо была очень инте-
ресной? Говорят, что он прожил тысячу лет, а затем по-
гиб в последней битве со Злом. А еще говорят, что он по-
кинул привычные места и, захватив с собой свою бабку
Нокомис, отплыл в сторону заходящего солнца. Где-то
далеко в той стороне, на уединенном островке, он живет
и сейчас.
Рассказывают, что прошло не так уж много времени,
и шестеро человек пожелали отправиться на поиски
34
Манабозо, чтобы попросить у него исполнения своих же-
ланий. Они не знали, где живет Манабозо, но были уве-
рены, что тот, кто упорно ищет, найдет его. Отправив-
шись в путь весною, они искали Манабозо до лета сле-
дующего года и лишь тогда обнаружили в лесу тропку,
помеченную зарубками на деревьях. Идя по ней, путники
вышли к реке, а затем — к широкому озеру, на котором
виднелся остров. Они заметили, что над островком вьет-
ся дымок. Люди переправились на остров, и, углубив-
шись в него, вскоре увидели большой вигвам. Но они не
осмелились зайти внутрь, а остались снаружи, выслав
одного на разведку.
Человек подошел поближе и услышал, как чей-то го-
лос произнес:
— Что же, брат моего отца, входи, раз пришел пови-
дать меня. Не стой на месте.
Человек позвал своих спутников, и все вошли в виг-
вам, неся с собой подарки для Манабозо. Когда Мана-
бозо приветствовал их и все расселись, воцарилось мол-
чание.
У входа в вигвам торчал старый пень, поросший
мхом. Вдруг из него раздался голос:
— Что же ты не поговоришь с родным дядей? Когда
мы жили на земле, мы обычно разговаривали со своими
родственниками!—То был голос бабки Манабозо Ноко-
мис.
Манабозо ответил:
— Я просто задумался. Но уж если следовать обыча-
ям тех мест, откуда они пришли, надо накормить их.—
И Манабозо достал старую-старую сумку, в которой он
обычно носил припасы: там были кости медведя, оленя и
других животных. Он запустил руку и вытащил наугад
кость медвежьей ноги. Манабозо бросил ее оземь, и она
превратилась в медведя. Это был жирный медведь, но
очень-очень слабый, и Манабозо предложил людям убить
его. Так они и сделали, и, приготовив мясо, разделили
еду с хозяином. Свои просьбы гости решили отложить
до следующего дня.
Утром они вновь пришли к Манабозо, а он сказал им:
— Вы явились просить моей помощи. Я сделаю для
вас все, что смогу.
Первый из гостей сказал:
— Я пришел, чтобы просить у тебя вечной жизни.
Манабозо встряхнул его хорошенько, бросил в угол, и
35
он превратился в большой черный камень. Манабозо
сказал:
— Ты просил вечной жизни. Что же, так ты, пожалуй,
проживешь до конца света.
Второй человек сказал:
— Я пришел просить у тебя постоянной удачи в охо-
те, сделай так, чтобы у меня ни в чем не было нужды.
Манабозо подумал и превратил его в лисицу, приба-
вив:
— Теперь ты всегда будешь ловок и удачлив.
Остальные же, увидев, какая судьба постигла их то-
варищей, испугались. Они решили все вместе пожелать
чего-нибудь одного. Поэтому они попросили Манабозо
даровать их талисманам целительную силу.
Манабозо положил немного целебных снадобий в ко-
жаные мешочки, передал каждому и сказал:
— Двое из вас пожелали слишком много, поэтому и
обрекли себя на поражение. Но вам я и вправду дам воз-
можности добиться успеха. Эти талисманы надо расходо-
вать бережливо: когда они кончатся, исчезнет и ваша
сила. Но я пошлю с вами мою дочь. Не прикасайтесь к
ней, пока не возвратитесь домой. После этого один из вас
сможет взять ее в жены. Она поможет вам сохранить чу-
десную силу талисманов. Если же вы сделаете иначе,
дочь моя вернется ко мне, а талисманы ваши потеряют
силу.
И вот люди отправились в обратный путь. Они пере-
плывали реки, делали переходы по суше; дочь Манабозо
готовила им еду на привалах, а ночевала в стороне. Две
ночи прошли спокойно, а на третью мужчины заспорили
о том, кто станем мужем девушки. Наконец один сказал:
— Наверное, она сама уже сделала выбор. Я тихонь-
ко пойду и спрошу у нее.
Вскоре он вернулся, не получив ответа. Тогда другой
сказал, что нужно попробовать еще раз: пусть она ска-
жет свое слово. Он сам отправился к ней, но никого не
нашел. Дочь Манабозо исчезла. Люди очень горевали:
они поняли, что совершили большую ошибку. Им было
жаль, что талисманы их потеряли силу и они не смогут
помочь своему народу.
Теперь вы видите, что Манабозо не погиб. Он жив и
не исчезнет, пока стоит этот мир. Только он не хочет по-
казываться людям, потому что, как и мир, он уже очень
состарился.
36
как появился
ОСТРОВ НУНИВАК
— Кто знает, откуда он прилетел?—сказал
старый и мудрый Нангелих.— Знаем только, что был тот
Ворон старый, много повидал и многое знал. И вот
однажды гулял он по берегу, там, у Сен-Мишеля, что на
острове Нельсон, и увидел у мыса плавучий островок.
Видно, приглянулся он ему. Взвалил он этот кусок земли
на плечи, отнес в сторонку, а чтоб не унесло, привязал
к шесту веревкой из корней.
На следующий день пришел и сам на себя удивился:
— Зачем мне эта прокисшая лепешка?—перерезал
веревку, оттолкнул остров от берега и ушел.
Остров долго носило по морю, он был слишком мал,
чтобы устоять под ветром, да еще, наверное, нравилось
ему бродяжить по свету, но только однажды повстречал-
ся ему другой странник побольше, и решили они пере-
дохнуть вместе.
Увидел их Ворон — с острова Нельсон новая земля
вся как на ладони видна — и сказал:
— Будете вы островом Нунивак,— и полетел туда.
Новый остров был просторен и уже не напоминал про-
кисшую лепешку, только был слишком плоский.
— Что за остров без горы,— сказал Ворон и прита-
щил гору на Нунивак. Но когда он опускал гору на ост-
ров, та упала на бок, а Ворон подумал: «Ничего, и так
сойдет».— И не стал поднимать гору.
Так до сих пор и лежит гора на Нуниваке на боку, и
виднеются на ней две полосы вечных снегов, там, где про-
ходили ремни, которыми Ворон привязывал гору к пле-
чам, чтоб не упала.
Отдохнув, Ворон опять оглядел остров:
— Чего-то все-таки не хватает.
Но тут подул южный ветер и нанес на южную сторону
горы землю, а с севера сдул в море камни, и там появи-
лись бухты и мысы.
— Совсем другое дело!—обрадовался Ворон и
пригласил в гости Великую Норку.
— Этот остров я назвал Нунивак. Если хочешь, живи
здесь.
— Мне очень здесь нравится, и я с удовольствием
37
приму твое приглашение. А моим подарком будет гора
на южной стороне. И чтобы всем здесь жилось хорошо,
пусть будет так: каждый, кто взойдет на мою гору и спус-
тится с нее, станет снова молодым.
От Великой Норки появились на острове маленькие
норки, на которых мы сейчас охотимся.
Потом Ворон построил большой дом и поселился в
нем со знакомым Моржом. Морж все время проводил
в море и ловил рыбу для всех гостей Ворона.
Однажды, когда Ворон прилетел на материк, его уви-
дела любопытная большая Мышь и стала просить:
— Возьми меня с собой на свой остров, все говорят о
нем, а я даже не видела его никогда.
Ворон перенес Мышь на остров, и та побежала на го-
ру, чтобы все рассмотреть и рассказать подружкам. Она
так долго лежала на горе, чтобы ничего не упустить и все
запомнить, что там и сегодня видна на вершине вмятина
от ее тела и хвоста.
Как-то раз Ворон решил дать поручение маленьким
птичкам-овсянкам.
— Я приказываю вам,— сказал он,— гнать на мой
остров всю рыбу и всех зверей, кого только встретите.
За это я буду вас охранять: на Нуниваке вы сможете
жить без опаски.
Птички послушались, и вскоре Нунивак стал самым
богатым островом в море, столько тут появилось рыбы и
всякого зверя.
ЧЕЛОВЕК-КАРИБУ
Жил-был охотник. Была у него жена и двое
маленьких сыновей. Вместе с ними жила мать жены —
теща, женщина злая и сварливая. Ночью стоило только
охотнику заснуть, как теща наговаривала на него жене,
что и охотник он плохой и что среди всех эскимосов их
племени он самый глупый и бестолковый.
Хотя жена и старалась не прислушиваться к злым
словам старухи, жизни в их доме не было.
И вот однажды несчастный охотник решил уйти из
дома в тундру. Прежде чем уйти, он привел в порядок се-
ти, капканы, гарпуны, луки и стрелы, лодку — все, что
может пригодиться его сыновьям, когда они подрастут и
смогут охотиться. На прощание он взял со своих друзей
38
обещание, что они воспитают его сыновей по обычаям их
племени. А когда со всем было покончено, охотник сказал
жене, что навсегда уходит в тундру. Жена расплакалась,
но сколько она ни плакала, решения своего он не изме-
нил. На прощание он обнял жену, поцеловал ее й детей и
ушел.
Далеко ушел он от родного селения и, когда оказался
один среди снежной тундры, мрачные мысли стали прихо-
дить ему в голову.
«Как ужасна судьба человека, живущего на зем-
ле...»— думал он, бесцельно шагая по северной пустыне.
Вдруг он заметил стаю гаг. Птицы лакомились ягода-
ми и зернами, при этом они так весело кричали и щебе-
тали, что казались довольными своей жизнью.
«Вот бы мне стать гагой!—грустно подумал эскимос.
— Наверно, я был бы счастлив*»
Долго он смотрел на птиц. И чем дольше смотрел на
них, тем сильнее ему хотелось стать гагой. А когда они
вспорхнули и словно белое облако взлетели в небо, он
бросился за ними, боясь потерять их из виду. Он надеял-
ся, что, когда он подойдет к ним поближе, они его пожа-
леют, примут его и он станет такой же птицей, как и они,
и полетит вместе с ними на край света. Но всякий раз,
когда он приближался к стае, птицы расправляли крылья
и улетали.
Наступил вечер, птицы пролетели над холмом и ис-
чезли.
Охотник шел-шел и вдруг увидел маленькое селение,
прилепившееся к склону холма, на который он взобрался.
Уставший и голодный, он решил здесь переночевать и на-
правился прямо к общему дому— казги. В доме было
много мужчин и женщин. Как только охотник вошел в
дом, ему навстречу встал высокий мужчина, по виду
вождь селения, и сказал:
— Зачем ты, чужестранец, весь день преследовал
нас?
Тогда охотник догадался, что находится среди гаг,
превратившихся в людей.
— О!—ответил он.— У меня одно-единственное же-
лание — я хочу стать такой же птицей, как вы.
— Какое странное желание!—удивился вождь.—
Жизнь гаг не так уж прекрасна. Конечно, наши перья
греют нас, в тундре полно еды, но мы всегда в постоян-
ной тревоге. Со всех сторон нас окружают опасности.
39
На нас нападают хищные птицы, за нами охотится чело-
век. Не стоит превращаться тебе в гагу...
Охотник и вправду не подумал о всех опасностях,
о которых сказал ему вождь селения.
Люди накормили и напоили его. А когда настало вре-
мя ложиться спать, они дали ему для подстилки шкуру
белого оленя и шкуру бурого оленя, чтобы укрыться.
Охотник сразу уснул и спал до утра, пока его не разбу-
дили первые лучи солнца.
Селение и все его жители исчезли.
Он стал искать шкуру бурого оленя, но на ее месте
нашел лишь перо коричневой гаги. Тогда он стал искать
шкуру белого оленя, но вместо нее нашел перо белой га-
ги. Охотник понял, что его постелью были перья птиц,
которые согревали его всю ночь.
Встал охотник и опять побрел по тундре. Встретил
он зайцев, резвившихся у березы. Он долго смотрел, как
они щипали свежую траву, пробивающуюся сквозь снег
у корней деревьев.
«Вот бы мне стать зайцем!— подумал охотник.— Пой-
ду-ка я за ними! Может, они пожалеют меня, примут к
себе, и стану я таким же веселым зайцем...»
Подошел он к ним, и как только зайцы заметили его,
их как ветром сдуло. Он шел за ними, пока у него хвати-
ло сил. Стоило только ему приблизиться к зайцам, как
они сразу убегали от него.
Между тем два зайца отстали от остальных. Они ку-
выркались и прыгали перед охотником, как бы поддраз-
нивая его. Стало смеркаться, зайцы добежали до холма
и исчезли. Охотник поднялся на вершину холма и увидел
перед собой глубокую лощину, а в середине виднелось
одинокое иглу1. Он подошел к нему, открыл дверь и уви-
дел двух стариков, которые собирались ложиться спать.
Добрые люди гостеприимно приняли его, накормили, а
когда он заканчивал ужин, старики спросили его:
— Ты зачем весь день шел за нами?
Охотник рассказал им о своих несчастьях и под конец
сознался, что завидует беззаботной жизни зайцев и что
хочет стать зайцем.
— Ты ошибаешься,— сказал один старик.— Даже
если ты станешь зайцем, счастливым ты не будешь!
У нас бывают трудные дни. Хищные птицы с неба следят
1 Иглу—куполообразное жилище, построенное из снежных плит.
40
за нами, кидаются на нас, хватают нас своими когтями
и уносят в свои гнезда... а там съедают... Лисы и волки
постоянно угрожают нам. Норки, даже хорьки крадут
наших детей. Нет, нет, и не думай стать зайцем!
Слова доброго старика убедили охотника, и он вскоре
заснул в мягком спальном мешке, который ему дали ста-
рики.
Ранним утром его разбудили первые лучи солнца.
Он открыл глаза, и увидал, что старики исчезли, исчез
и спальный мешок, а сам он лежит на голой доске.
Опять побрел он по тундре и вскоре заметил стаю
оленей-карибу, которые мирно щипали лишайники на бе-
регу озера. Он подошел к ним поближе и залюбовался
красивыми сильными животными.
«Вот бы мне стать карибу... Как бы я был счаст-
лив!..»
Он пошел за стадом карибу, как недавно шел за га-
гами, за зайцами. Он шел за ними, бежал, перепрыгивая
через камни. Олени иногда останавливались, как бы под-
жидая его, но стоило ему лишь приблизиться к ним, как
они убегали прочь.
Весь день до самого вечера он пытался догнать оле-
ней. Наступили сумерки. Олени поднялись на высокий
холм и исчезли. Из последних сил, падая от голода и
усталости, несчастный охотник взобрался на холм и у его
подножия увидел большое селение — несколько иглу, рас-
положенных вокруг общего дома. Он добрался до него,
вошел и увидал там толпу людей, среди которых выде-
лялся один — высокий, сильный, красивый. Когда охот-
ник вошел в дом, вождь делил еду. Увидев гостя, он
пригласил его к ужину. А когда был съеден последний
кусок, хозяин казги спросил охотника:
— Ты зачем преследовал нас весь день, без лука, без
стрел, без копья?
— Я не хотел убивать вас!—воскликнул охотник.—
Я хочу быть оленем-карибу, таким, как вы, я хочу жить
вместе с вами в вашем стаде.
— Но почему же ты, человек, хочешь стать оленем?
И тогда охотник рассказал своим новым друзьям о
своих горестях, а когда он закончил свой рассказ, они
пожалели его и решили принять в свое стадо.
Утром, как только взошло солнце, охотник проснулся.
Селение исчезло. Его окружали сотни оленей. Копытами
они разгребали снег в поисках мха и травы. Охотник
41
оглядел себя с ног до головы. О чудо! Он превратился
в карибу! Впервые за многие годы он почувствовал себя
счастливым. Копытом он стал раскапывать снег, а под
снегом были нежные молодые ростки лишайника. Он ел
целый день и чувствовал, как у него прибывают силы, но
тем не менее он оставался худым. Это стало беспокоить
его, и он обратился к вожаку стада:
— Я целый день ем, но чем больше ем, тем больше
худею.
— Это потому, что ты еще не привык к нашей еде,—
ответил ему вожак.— Послушай меня: когда ты жуешь
мох, постарайся представить себе, что ты ешь рыбу или
еще что-нибудь, что ты любил, когда был человеком.
Охотник послушался совета вожака и скоро стал здо-
ровым и сильным.
Все шло хорошо, кроме тех дней, когда стаду прихо-
дилось внезапно сниматься со старого места и быстро
перебираться на другое. Тогда олени мчались, как ветер,
а олень-охотник не поспевал за ними. Как ни старался,
он не мог бегать по тундре так же быстро, как другие
олени.
Однажды, когда волки гнались за стадом, вожак уви-
дел, как несчастный олень-охотник, задыхаясь, пытается
бежать с ним в ногу. Вожак оглянулся и спросил его:
— Почему ты не поспеваешь за нами?
— Наверно, потому, что я стараюсь смотреть себе под
ноги, чтобы не споткнуться.
— Глупый ты, глупый! Не гляди ты себе под ноги.
Когда олень бежит, он смотрит только вдаль... только
вдаль и видит лишь горизонт...
На следующий день волки опять напали на стадо.
Олень-охотник поднял высоко вверх голову и побежал
вперед, глядя вдаль, видя перед собой только горизонт.
Теперь он мчался так же быстро, как и его новые друзья!
Олени полюбили новичка, и однажды вожак подозвал
его и сказал:
— Я хочу объяснить тебе, что на свете бывают охот-
ники белые и охотники черные. Черные охотники — наши
враги. Мы стараемся не встречаться с ними. Они убива-
ют нас лишь ради удовольствия, им не нужно наше мясо,
они его не едят, а оставляют прямо в тундре. Ты можешь
увидеть их издали — они появляются на горизонте, как
черные силуэты. А если ты наступишь на их след, то по-
чувствуешь, как тебе в ступню вонзятся тысячи иголок.
42
Другие охотники белые — они чистые, как капли воды, и
их следы ничем не пахнут. Они убивают зверя лишь для
еды, и у них не пропадает ни один кусок мяса. Мы ста-
раемся помогать белым охотникам.
Несколько дней спустя вожак стада увидел черный
силуэт охотника, стоящего на самой вершине холма. Оле-
ни-карибу бросились бежать. Они мчались большими
скачками. Олень-охотник впервые наступил на след чер-
ного охотника, и он сразу почувствовал, как тысячи иго-
лок вонзились ему в ноги. Долго пришлось стаду бежать
по тундре, а когда опасность миновала, олени снова ста-
ли спокойно щипать нежные ростки лишайника.
Вскоре олени заметили белого охотника. Вожак вы-
брал двух молоденьких оленят и приказал им пастись
в стороне от остальных оленей. Оленята беспрекословно
подчинились ему и отстали от стада. Теперь белый охот-
ник мог спокойно подойти к ним.
Олень-охотник, поняв все, очень огорчился, ему было
жаль молодых оленят. А вечером вожак сказал ему:
— Не грусти. Так было нужно.
Прошло много лет. Олень-охотник стал старым опыт-
ным оленем, но не забыл о том, что когда-то был челове-
ком, он постоянно вспоминал о той жизни. Старуха, вер-
но, уже умерла... жена вышла замуж... а сыновья? Они
стали уже взрослыми мужчинами, смелыми охотниками,
думал он.
Ему захотелось увидеть свое иглу. Днем и ночью он
думал об этом. Однажды он рассказал обо всем своему
верному другу-вожаку. Как ни любил он своих новых
братьев, его тянуло повидать сыновей, жену... И он ушел.
Простился с оленями и ушел туда, где когда-то был его
дом и семья.
Чем ближе были человеческие жилища, тем чаще на
его пути попадались ловушки, капканы. Нюх старого
оленя помог ему обойти их. Но когда он завидел свое
родное иглу и подумал о предстоящей встрече, он бросил-
ся вперед. Он бежал, высоко подняв голову, не глядя,
куда ступает его нога... и угодил в капкан.
Неподвижно лежал он на снегу и ждал, что будет.
Вдруг появились двое юношей. Когда они увидели
оленя, попавшего в капкан, они радостно закричали. Это
был победный клич. Они с ножом в руках приблизились
к нему, но вдруг олень-карибу заговорил с ними челове-
ческим языком. От удивления юноши застыли на месте.
43
— Освободите меня из капкана и снимите с меня
скальп,— попросил их олень.
Юноши не верили своим ушам и в нерешительности
смотрели друг на друга.
— Прошу вас, послушайтесь меня — скальпируйте
меня!—молил олень-карибу.
Юноши послушались его, и едва они начали снимать
скальп с оленя, как увидели под его рогами человеческое
лицо. Юноши выронили острые ножи, а из шкуры оленя
вылез человек. Это был высокий, сильный старик.
— Отведите меня в ваше иглу,— сказал он юношам.
Юноши подчинились.
Втроем вошли они в дом. Жена сразу узнала стари-
ка — ведь она так долго ждала его. Старуха-теща давно
умерла, а двое юношей были его сыновья.
А потом... Потом охотник был счастлив, что снова
стал человеком, а легенда о нем еще долго жила среди
эскимосов, да и поныне живет.
НАНУК
Однажды в иглу у одной эскимосской женщи-
ны родились два мальчика-близнеца. Назвали их Нану-
ками. Были они очень некрасивыми. Посмотрела на них
женщина и заплакала, запричитала.
— Какие же они уроды! Ай-ай-ай! Нет, никогда не
смогу я привыкнуть к ним, не смогу полюбить их! Ах, я
бедная! Ах, я несчастная!
— Не отчаивайся, не горюй!—уговаривал ее муж.—
Смотри, какие они зато сильные! Вырастут малыши и
станут хорошими охотниками. Вот увидишь!
Но женщина продолжала плакать. И действительно,
мальчики не были похожи на других детей — лица их
были покрыты густыми волосами, а из-под волос только
поблескивали маленькие глазки. Молодая женщина отка-
залась кормить детей и выбросила их за дверь прямо в
снег.
Один очутился посреди Ледовитого океана и превра-
тился в Нанука-белого медведя. Второй остался среди
болот тундры и превратился в Нанука-черного мед-
ведя.
Хотя с тех пор прошло много лет, считается, что мед-
веди и эскимосы — братья.
44
Однажды охотник Улуксак шел по следу зверя и вы-
шел на лед. Не успел он сообразить, где находится, как
услышал страшный грохот и увидел, что лед раскололся
и его льдину несет от берега в открытое море. Носило его
льдину по морю несколько дней и ночей. Улуксак съел
последний кусок вяленого мяса и, чтобы хоть как-нибудь
утолить голод, начал жевать свои мокасины. И вдруг из
ледяной расщелины появилась голова огромного белого
медведя. Улуксак испугался, что зверь бросится на него,
и закричал:
— Пощади меня!
И, о чудо! Нанук-белый медведь проворчал ему что-
то в ответ, вылез на льдину и растянулся у самых ног
Улуксака, стараясь согреть его своим телом.
— Не бойся, Улуксак, я тебе лишь добра желаю.
Я друг твой!
Нанук ловил рыбу, кормил Улуксака, и они прожили
несколько счастливых дней. Вскоре ветер переменился
и погнал льдину в сторону берега, туда, где находилось
эскимосское селение. Настало время прощаться, Улуксак
сказал Нануку:
— Дорогой брат, подари мне что-нибудь на память о
нашей встрече. Ведь из эскимосов никто не поверит мне,
что мы встретились с тобой...
— Да, Улуксак, ты, пожалуй, прав! Нужно поду-
мать...
Наконец Нанук оторвал от своих лап длинный кусок
кожи.
— На, возьми на память! Будешь этим шнурком под-
вязывать мокасины.
В этот же миг льдина коснулась прибрежного песка и
Улуксак прыгнул на землю.
— Прощай, Нанук!
— Прощай, Улуксак!
Весь поселок выбежал встречать Улуксака. А вечером
он стал рассказывать родным и друзьям о том, что с ним
приключилось, но ему не верили. Тогда он отвязал шну-
рок — подарок Нанука — и показал его охотникам. Никто
из эскимосов не видал до сих пор такого крепкого шнур-
ка. Долго рассматривали они его, да так и не смогли
понять, из чего и как он сделан.
С тех пор история о белом медведе Нануке и охотни-
45
ке Улуксаке известна каждому, кто жил или побывал на
Аляске.
СЕВЕРНЫЙ ПРИЗРАК
До появления белых людей на Аляске эскимо-
сы жили совсем не так, как сейчас живут. В те далекие
времена, едва мальчик становился юношей, а это насту-
пало в четырнадцать-пятнадцать лет, он покидал свою
семью и переходил жить в большой общий дом, который
назывался казги. Казги был как бы школой, где ребята
изучали законы и обычаи своего народа. Сюда по вече-
рам приходили взрослые мужчины, чтобы вместе обсу-
дить разные события, чтобы поделить добычу, раздать
оружие. Юноши слушали взрослых, учились у них вла-
деть охотничьим ружьем, охотники рассказывали им ста-
ринные эскимосские легенды. Потом взрослые уходили,
а юноши до самой ночи танцевали и веселились.
Когда взрослые были в селении, воспитание мальчи-
ков шло своим чередом. Но когда взрослые неделями
охотились на моржей, тогда их сыновья частенько совер-
шали дурные поступки.
Так однажды случилось в далеком селении Кинген.
Все мужчины ушли на охоту, а мальчики остались
в казги одни. Среди них оказался один, у которого на уме
были всегда злые шутки.
Мимо казги проходила девушка. Мальчишки начали
дразнить ее, стали бросать в нее снег. Девушка от обиды
расплакалась, и, прибежав домой, рассказала обо всем
своей бабушке, у которой жила. Узнав о случившемся,
старая женщина решила наказать обидчиков.
Смотрясь в плошку с китовым жиром, как в зеркало,
она раскрасила себе лицо и стала страшной и безобраз-
ной
— Ну как, можно меня испугаться?—спросила она
плачущую внучку.
— Да нет,— ответила внучка.— Мальчишки только
посмеются над тобой.
Тогда старуха посыпала голову пеплом, а шею и
грудь вымазала сажей.
— А теперь?
— Нет, нет! Этих мальчишек ничем не испугаешь...
Что только ни придумывала старуха, чтобы напугать
46
мальчишек, на все внучка ей говорила, что это совсем не
страшно.
Тогда старуха наточила нож и нанесла себе глубокую
рану. Кровь потекла ручьем... Она измазалась кровью и
опять спросила внучку.
— Ну, а теперь?
— Ой! Да. Теперь на самом деле можно тебя испу-
гаться.
Наступила ночь. Старуха подошла к казги, когда ве-
селье там было в полном разгаре. Мальчики пели и пля-
сали. Среди них был один самый маленький, он жил
здесь постоянно, потому что был сиротой. Звали его Аме-
цук. Он один не обижал девушку. Амецук открыл дверь
казги в тот момент, когда старуха подошла к дому. Он не
мог понять, что за чудище стоит перед ним. В ужасе он
закричал своим товарищам:
— Замолчите! Перестаньте петь! Посмотрите, какое
страшилище пришло к нам.
Но мальчики лишь рассмеялись и запели еще громче:
— Аме-цук— об-ман-щик! Аме-цук по-шел-вон!
Амецук вышел на улицу и опять лицом к лицу столк-
нулся со старухой. Дрожа от страха, он заорал:
— Да замолчите же вы! Я видел Дьявола! Дьявол
бродит вокруг дома. Он ходит ца четвереньках, глаза у
него на плечах... Лицо в крови...
Но ребята пуще прежнего стали смеяться над Аме-
цуком и продолжали петь свои песни.
Старуха уже перешагнула порог дома. Амецук забил-
ся в угол и, чтобы не кричать, засунул пальцы в рот. Он
до крови искусал их и, чтобы успокоить боль, засунул
пальцы в трещину между ледяными глыбами, из которых
были сложены стены иглу. Вдруг глыбы осели, сомкну-
лись и сжали пальцы Амецука, да так, что он не мог вы-
тащить их. Сколько ни пытался, мальчик так и не смог
освободить руки и остался стоять у стены, как прико-
ванный.
А тем временем призрак медленно вошел в комнату.
При виде его мальчишки застыли от ужаса, они не могли
даже кричать и только взглядом следили за страшным
призраком. А призрак, передвигаясь на четвереньках,
стал кружить по иглу. Какая-то неведомая сила застави-
ла мальчиков стать на четвереньки и повторять за при-
зраком все его движения. Только Амецук остался стоять
у стены...
47
Старуха сделала три круга по иглу и направилась к
двери — мальчики за ней.
Она повела их по тундре, потом они взобрались на
высокую гору и исчезли... Полярная ночь как бы погло-
тила их.
На следующее утро охотники вернулись в селение.
Проходя мимо казги, они закричали:
— Эй, молодцы, что это вас не слышно? Вы что, за-
были об утренних танцах?
Услышав голоса охотников, Амецук позвал их:
— На помощь! Сюда!
Охотники вошли в иглу и увидели несчастного маль-
чика. Они разломали стены и освободили Амецука.
— Где все остальные?
— Призрак увел их всех в тундру.
Как только в селении узнали о случившемся, всех
охватило горе. Женщины плакали, старики рвали на себе
одежды, а мужчины посмотрели на землю и увидели сле-
ды... Они пошли по следам. Шли долго, и следы привели
их на высокую гору. На вершине ее они нашли мертвые
тела своих сыновей.
Мороз сделал свое дело — они примерзли к земле.
Эскимосы попытались оторвать их от земли, но на-
прасно: стоило им лишь дотронуться до них, как тела
превращались в скалы и утесы.
Эти скалы пересекают весь полуостров Сьюорд. Каж-
дый, кт© путешествует по этой стране, видит эти скалы —
печальная память о том, как жестоко были наказаны сы-
новья охотников Кингена.
ШИНГЕБИСС
И СЕВЕРНЫЙ ВЕТЕР
(Оджибве)
Жил-поживал селезень, Шингебисс, один-оди-
нешенек в своей хижине на берегу глубокой озерной бух-
ты. Он не улетал на юг даже в самые суровые зимы. Во-
да превращалась в лед — а у Шингебисса всегда было
запасено четыре полена дров: ими он поддерживал огонь
в очаге. Одного полена хватало как раз на месяц, и по-
скольку зимние холода стояли в течение четырех месяцев,
дров было достаточно, чтобы продержаться до весны.
Шингебисс был стойким и бесстрашным воином. Он
48
никого не боялся. Он выходил наружу даже в самые сту-
деные дни, отыскивал места, где сквозь лед прорастал
тростник, и, выдирая его клювом, нырял в полынью за
рыбой. Вот почему, в то время как другим приходилось
голодать, он легко в изобилии добывал себе пищу, и что
ни день, возвращался домой, волоча по льду большие
связки рыбы.
Проведал об этом Кабебоникка, дух Северного ветра.
Он был очень раздосадован, завидев такую стойкость и
удачу. Шингебисс словно не замечал злейших порывов
ветра, которые Кабебоникка гнал с северо-запада. «Что
за удивительное создание,— сказал себе дух,— оно не
боится стужи и выглядит счастливым и довольным, буд-
то в разгар лета. Сейчас я одолею его». И Кабебоникка
задул вдесятеро сильнее, завьюжил так, что стало про-
сто невозможно высунуться наружу. Но очаг Шингебис-
са не погас, а сам он по-прежнему был лишь в тонком
кожаном пояске, и видно было, как в самые морозные
дни в поисках тростника он обыскивает берега и носит
домой улов.
«Что ж, пойду и сам навещу его»,— решил тогда Ка-
бебоникка, глядя как Шингебисс тащит очередной улов.
И в ту же ночь Дух Северного Ветра подобрался к входу
в хижину Шингебисса. Тот как раз жарил рыбу и распе-
вал песни.
Кабебоникка стал за дверью и прислушался, а Шин-
гебисс в это время напевал:
Кабебоникка, недж инини!
Кабебоникка, недж инини!
Что означает: «Дух севера, ты всего лишь мой со-
брат». На самом же деле он хотел сказать следующее:
Дух ветров, тебе я рад,
Ты всего лишь мой собрат.
Сколько холодом ни вей,
Шингебисс тебя сильней.
Самый страшный вихрь гони —
Шингебисс тебе сродни.
Вечно бодрый, как ни злись —
Кто вольней, чем Шингебисс?
Охотник знал, что Кабебоникка стоит за дверью, он
чувствовал его студеное дыхание, но с полным спокойст-
вием продолжал петь. Тогда Кабебоникка вошел внутрь
и уселся напротив. Но Шингебисс даже не поднял глаз,
49
словно перед ним никого не было. Поднявшись, словно,
был один в хижине, Шингебисс взял кочергу и только
чуть подтолкнул полено в огонь; пламя вспыхнуло ярче,
а хозяин, усевшись снова, повторил: «Ты всего лишь мой
собрат!»
И вот уже по щекам Кабебоникки заструились слезы.
Они текли все сильнее и сильнее. Наконец, он сказал
себе: «Больше мне не выдержать — надо выйти наружу».
Так он и сделал, покинув дом Шингебисса с его песнями.
После этого Кабебоникка решил заморозить все по-
лыньи и нарастить лед, чтобы Шингебисс не мог больше
добывать рыбу. Напрасно! Шингебисс с величайшим
упорством вырывал все новые стебли камыша и по-
прежнему нырял за рыбой. В конце концов Кабебоникка
сдался. «Шингебиссу, наверное, помогает какой-нибудь
могучий дух,— сказал он себе.— Я не в силах ни заморо-
зить его, ни уморить голодом. Он поразительное сущест-
во— придется оставить его в покое». С тех пор они жи-
вут вместе не ссорясь — Шингебисс и Северный ветер.
СЕДНА И ЧАЙКА ГЛУПЫШ
(Эскимосский миф)
Из плоти своей сотворила Седна тюленей и
рыбу. Но она еще и правительница Адливуна — подзем-
ного царства мертвых.
* * *
Когда-то в древние времена жил на пустынном берегу
моря один инунг1 со своей дочерью Седной. Его жена
умерла давным-давно, и он с дочерью вел тихую спокой-
ную жизнь. Седна росла — взрослела и превратилась в
красивую девушку. Многие юноши-инуиты из окрестных
мест добивались ее руки, но никто не мог покорить ее гор-
дого сердца.
По весне, когда тронулся первый лед, закружил над
льдами Глупыш и стал заманчивой песней сватать Седну.
«Пойдем со мной,— пелось в этой песне,— пойдем в птичью
страну, где никто не голодает, где стоит мой чум, сделан-
1 Инунг, инуиты — так эскимосы называли своих соплеменников.
50
ный из лучших звериных шкур. Отдыхать ты будешь на
мягком меху медвежьих шкур. Братья мои Глупыши будут
приносить тебе все, что пожелает твое сердце; их перья
оденут тебя; светильник твой всегда будет полон масла, а
котел — мяса».
Не смогла Седна устоять против этих уговоров, и умча-
лись они вместе с Глупышом через безбрежное море.
Когда же после тяжелого и долгого пути достигли они
страны Глупышей, увидела Седна, что супруг бесстыдно
обманул ее. Не было ее новое жилье сделано из прекрасных
звериных шкур, было оно покрыто жалкой рыбьей кожей,
дырявой настолько, что через отверстия свободно проника-
ли ветер и снег. Постель ее была покрыта не мягкими
оленьими кожами, а жесткой моржовой шкурой, и доволь-
ствоваться она должна была мелкой рыбешкой, которую
птицы приносили ей.
Поняла Седна, что упустила свое счастье, отвергнув
из-за глупой своей гордости ухаживание инуитских юно-
шей. И зазвучала ее песня-плач: «Айя, о мой отец, если бы
знал ты, как я несчастна, ты пришел бы ко мне и мы умча-
лись обратно через море в твоей быстрой лодке. Птицы
на меня чужестранку смотрят неласково, холодные ветры
гудят вокруг моего ложа, и я всегда голодна. Айя, приди и
забери меня обратно домой».
Прошел год, и когда теплые ветры вновь подули над
морем, отправился отец навестить свою Седну. Радостно
встретила его дочь и умолила взять ее обратно домой.
Инунг, узнав о всех оскорблениях, которые перенесла его
дочь, согласился на побег. Он убил Глупыша, посадил Сед-
ну в лодку, и они быстро покинули страну, принесшую его
дочери так много печали и слез.
Когда остальные Глупыши вернулись домой и увидели,
что товарищ их мертв, а жена его исчезла, они бросились
на поиски беглецов. В большом горе кричали они весь
день, оплакивая своего убитого товарища.
Летать им пришлось недолго. Вскоре настигли они лод-
ку беглецов и подняли страшную бурю. Море поднялось
огромными волнами^ жизнь беглецов висела на волоске.
Видя, что гибель неминуема, отец решился принести в
жертву птицам свою дочь и швырнул Седну за борт. Мерт-
вой хваткой вцепилась она в борт лодки. Тогда жестоко-
сердный отец взял нож и отрубил Седне кончики пальцев.
Упали они в море и превратились в китов, а ногти — в кито-
вый ус. Еще крепче ухватилась Седна за борт лодки, но и
51
вторые суставы ее пальцев упали в море под ударами ост-
рого ножа и превратились в маленьких тюленей — это бы-
ли кольчатые нерпы. В последний раз взмахнул отец ножом
и обрубки ее пальцев превратились в огромных тюленей —
это были морские зайцы.
Тем временем Глупыши решили, что Седна утонула, и
буря стихла. Тогда отец позволил Седне снова сесть в лод-
ку. И затаила Седна смертельную ненависть против отца
и поклялась жестоко отомстить ему. После того, как до-
стигли они берега, лег отец спать, а Седна кликнула своих
собак и приказала им отгрызть у спящего ноги и руки.
И проклял отец себя, свою дочь и собак, которые искале-
чили его. А потом разверзлась земля и поглотила отца,
дочь, их чум и собак. С тех пор и живут они в стране
Адливун, а Седна — владычица ее.
Кирил ХЛЕБНИКОВ*
ПОНЯТИЕ КОЛОШ
О ВЫСШЕМ СУЩЕСТВЕ,
О СОЗДАНИИ МИРА
И ЧЕЛОВЕКА И О ЗЛЫХ
ДУХАХ
Китх-угин-си, первобытный житель земли, имел
сестру и рожденных от нее детей истреблял для того, чтобы
не размножить племя людей. Кроме него, были еще другие
жители на земле, над коими он имел власть и за преступле-
ния наказывал потопом, но не мог истребить всех, потому
что люди спасались на плотах и лодках к вершинам высо-
ких гор, кои вода не покрывала; там привязывали свои
суда к камням канатами и удерживались. Плоты и канаты
сохраняются на вершинах гор до сего времени.
Сестра Китх-угин-си, наскучив терпеть обиды от брата,
решилась бежать; ушла далеко на морской берег и там из
древесной коры построила себе хижину. В ясный день вы-
шла она на берег, увидела играющих на море китов, и, не
зная, кто таковы сии животные, начала кричать им, чтобы
подошли к ее жилищу и дали ей корму, потому что терпит
голод. Киты, не отвечая ей ничего, скрылись; но к вечеру
того же дня приходит к хижине статный мужчина и спра-
шивает, почему она здесь одна и терпит голод? Она рас-
52
сказала, что брат не давал воспитать ей детей своих и что,
сожалея об их участи, принуждена бежать и подверглась
голоду. Пришедший мужчина послал одного из людей
/калгу/ на лайду, велел принести маленький круглый ка-
мешек, который положил на огонь и раскалившийся дал
ей съесть. Когда она исполнила, то он сказал, что после
сего родит сына, которого никто не убьет, и сам скрылся
в неизвестном направлении.
Вскоре затем она почувствовала себя беременной и
родила сына Элькх. Воспитывая его, каждое утро купала
в морской воде, и когда он начал вырастать, то сделала
стрелку и показала ему употребление, как бить оною птиц.
Ходивши по лесам, он много настрелял колибри, из шкур
коих его мать сшила себе одежду. В один раз увидал он в
лесу нечто белое на дереве, стрелял и убил большую пти-
цу; снял с нее шкуру, надел на себя и, рассматривая
крылья, понимал, что с помощью оных птица могла летать
в воздухе; вместе с таковым рассуждением он сказал: как
бы я был рад, если бы мог летать так, как птица. С сим сло-
вом поднялся на воздух, но, не умея управлять крыльями,
скрылся за облака и там почувствуй тягость, сказал с рас-
каянием: лучше бы мне быть с матерью! и после сих слов
вдруг явился при ее хижине.
Прожив несколько времени вместе, мать рассказала
ему поступки Китх-угин-си, как он истреблял детей ее и
почему они здесь находятся. Молодой человек, чувствуя
свои силы, просился у матери, чтобы отпустила его
отомстить своему дяде. Мать не позволяла, утверждая,
что он не возвратится к ней живой; но наконец, по неоступ-
ным просьбам дала ему согласие, и он отправился. При-
шедши в хижину дяди своего, не застал его дома; люди
/калги/ отвечали, что уехал. Старик сей, выезжая из дома,
жену свою из ревности запирал в большой сундук и его
подвешивал посредине хижины. Молодой гость спросил,
что в нем хранится, и когда сказали, что жена его дяди,
то он, несмотря на упорство людей, сломал крышку и ее
выпустил. Через несколько дней увидели едущий с моря
бат, в котором (был) Китх-угин-си; в тот раз жену его по-
садили в сундук и опять подвесили.
Китх-угин-си, подъехав к берегу, узнал, что в его доме
есть перемена и, вышедши из бата, спросил: кто снимал
сундук? Люди его с трепетом отвечали, что это был его пле-
мянник, которого они не имели силы удержать. Старик,
пришедши домой, собрал всех живущих людей в свою хи-
53
жину и повелел водам подняться и потопить всех, не быв-
ших с ним. Племянник его сидел на верху хижины, он имел
на себе птичью шкуру и не боялся угроз своего дяди и не-
медленно водам велел отступить. После сего, сошедши
вниз, запер отовсюду хижину крепко, чтобы не могли из
оной освободиться, приказал водам подняться, а сам на
крыльях птицы полетел на небо. Долгое время он летал,
но наконец, обессилев, упал на землю и больно зашибся о
камень. Это было причиной, что люди после его начали
чувствовать болезненные припадки. Долго лежал недви-
жим на том месте, как в одно утро, заснувши крепко, слы-
шит голос: иди, тебя призывают! Просыпаясь, не видит
никого и, думая, что это мечта, вновь засыпает. Но голос
повторяет другой раз те же слова. Он проснулся и, не нахо-
дя никого, собрал силы и пошел к морскому берегу. На мо-
ре увидел он плавающих бобров и размышлял: неужели
сии морские звери меня призывали? Плавающий бобр от-
вечал ему: «Садись на меня, я довезу тебя, куда призы-
вают!»—«Ты утопишь меня?»—спросил Элькх. «Зажми
глаза и садись, ничего не опасаясь!»—отвечал ему бобр.
Повинуясь призывному голосу, он садится на бобра и плыл
довольно долгое время; после бобр сказал ему: «Открой
глаза и смотри!» Взглянувши, увидел он берег и на нем
множество людей. Бобр сказал ему: «Поди и там найдешь
мать и дядю своего». Вышедши на берег, он увидел мать и
дядю, которые ему обрадовались, хотели угостить его, но
он ничего не мог есть. Дядя его собрал к себе всех людей,
которые там находились; из числа сих гостей один имел два
брюха и ел очень много. Элькх спросил его, отчего так с
ним сделалось? Двубрюхий не хотел сначала сказывать;
но по просьбе Элькха признался, что в один раз увидел
он ворона, который имел болезнь и велел скоблить кожу у
одной лапы под суставом, и он делал сие до тех пор, пока
потекла из нее вода. После сего излечения ворон получил
способность производить всех животных, а двубрюхому
велел съесть соскобленную с ноги кожу, отчего тот сделал-
ся прожорливым.
Элькх через сие ознакомился с вороном и получил от не-
го право быть родоначальником колош.
54
СЫН ВЕЛИКОГО ВОЛКА
(Тлингитский миф)
Однажды голод пришел к людям и погибли от
него многие. Жил в одном селении мальчик, хотя и малень-
кий, но настоящий охотник — всюду ходил с луком и стре-
лами. Однажды во время охоты наткнулся он на маленько-
го, похожего на собаку зверька и спрятал его под свое
одеяло-накидку. Принес его домой, и мать вымыла зверь-
ка. Затем мальчик взял красную краску, которая осталась
в доме после смерти его дяди, и обрызгал ею щенка. Крепко
прилипла краска к морде и шерсти маленького пса. Когда
же стал мальчик брать его с собой в лес на охоту, оказался
пес хорошим помощником — ловил самых разных птиц.
Мальчик относил пойманную дичь домой, и там готовили
из нее еду в горшке. А мальчик мыл и чистил пса и еще гу-
ще мазал краской его ноги и голову, чтобы во время охоты
лучше видеть его.
Однажды, следуя за псом, мальчик увидел, что тот
убил небольшого горного барана. Возвратившись домой,
мальчик отдал псу жирную часть туши. Добывая таким
образом мясо, мальчик все лучше заботился о матери и
своих друзьях. Но он так и не знал собака ли это на самом
деле.
В следующий раз во время охоты им повстречалось
большое стадо баранов, и мальчик послал пса прямо на
них. Пес перегрыз всех баранов, и мальчик оставил для не-
го лучшего, а остальных освежевал. Добытая псом добыча
спасла жизнь многим товарищам мальчика.
Однажды пришел муж сестры мальчика и сказал:
«Я хочу одолжить твоего пса. Он творит великие дела».
И мальчик вывел пса из домика, который он сделал для
него, накрасил ему краской морду и ноги и сказал своему
зятю: «Когда убьешь первое животное, быстро отрежь и
отдай ему лучшую часть—я всегда так делал». И муж
сестры забрал щенка с собой. Во время охоты встретилось
им баранье стадо; пес бросился в самую его гущу и стал
убивать баранов, бросая наземь одного за другим. Однако
когда муж сестры освежевал первую тушу, он вынул толь-
ко внутренности и бросил их в морду псу, говоря при этом:
«Собаки всегда едят потроха, а не лучшие куски мяса».
Щенок, не притронувшись к брошенным внутренностям,
с воем побежал прочь, прямо по горному ущелью.
55
Когда муж сестры принес добычу домой, мальчик спро-
сил его: «Где щенок?» И зять сказал ему: «Он убежал от
меня». Таков был его ответ. Тогда владелец собаки позвал
сестру и спросил ее: «Скажи мне честно, что твой муж сде-
лал со щенком? Ведь я сначала не хотел отпускать щенка,
потому что знал, что другие могут причинить ему какое-
либо зло». И отвечала ему сестра: «Он бросил щенку
потроха, чтобы тот ел их. Потому щенок и убежал».
Сильно загрустил мальчик по маленькому зверьку и ре-
шил пойти искать его. Муж сестры показал место в ущелье,
где пропал пес, и парень пошел в указанном ему направле-
нии. Наконец, набрел он на следы щенка и увидел следы
красной краски, которой он покрасил его.
А надо сказать, что зверек был не псом, а сыном
Великого Волка — вожака волчьей стаи; сын вожака был
послан, чтобы помочь мальчику, и так как человек покра-
сил красным его голову и ноги, волка и узнают с тех пор по
красному цвету на лапах и вокруг пасти.
Долго шел мальчик по следу и, наконец, пришел к озе-
ру, на противоположном берегу которого раскинулось
большое селение. Оттуда доносился сильный шум — там
пели и веселились люди. Озеро было очень большим, маль-
чик стал думать, как бы перебраться через него. И тут он
заметил дым, что струился из-под его ног. Вдруг распахну-
лась дверь и его позвали войти. В том месте жила старуш-.
ка по прозвищу «Женщина, Которой Все Интересно». Она
спросила мальчика: «Внучек, зачем ты пришел сюда?»—
и получила такой ответ: «Я ищу молодого пса, который был
моим помощником. Он потерялся и я пришел узнать, куда
он делся». И тогда старуха ему сказала: «На том берегу
живут люди из племени этого пса. Да и не пес это, а сын
вожака волчьей стаи. Там, где шум — селение его отца».
И старушка научила его, что делать дальше.
Удивился мальчик и сказал самому себе: «Как же я
переберусь на тот берег?» Но старушка отвечала ему:
«Мое маленькое каноэ как раз рядом». И сказал он опять
самому себе: «Оно может перевернуться подо мной». Тогда
старушка отвечала ему: «Бери, бери. Только перед тем, как
сесть, потряси его и оно станет большим», и продолжила:
«Сядешь в лодку — ложись на дно, вытянись, но не греби.
Вместо этого пожелай оказаться в том месте, куда тебе
надо попасть».
Сделал мальчик все, как ему велели, и очутился на дру-
гом берегу. Вышел он на сушу, сделал каноэ маленьким,
56
положил его в карман и, затерявшись среди играющих
мальчишек, стал присматриваться. Играли мальчишки с
круглым вертящимся предметом, который они называли
«радуга». Один из них и направил мальчика в дальний ко-
нец селения к дому, где жил Великий Волк — вожак волчь-
ей стаи. Перед домом горел «вечерний костер», такой же,
как жгли люди в старые времена, и, пробравшись, сквозь
толпу народа, парень увидел совсем близко своего волчон-
ка, игравшего перед отцом.
И сказал вожак стаи: «Среди нас тот, кто похож на че-
ловека. Это видно по лицу его». Подбежал волчонок прямо
к мальчику, обнюхал и сразу же узнал. И сказал тогда
мальчику вожак волчьей стаи: «Ты нравишься мне. Я по-
слал сына жить среди вас, потому что твои родичи и друзья
голодали, и я рад, что в поисках его ты пришел сюда».
И еще он продолжил: «Не могу я отпустить сына обратно с
тобой, но помогу тебе чем-нибудь другим». Вожак был
счастлив, что мальчик раскрасил краской его сына, кото-
рый стал иметь облик человека, а не волка.
Потом вожак сказал: «Принесите перо ястреба, которое
висит на стене — это будет ему вместо моего сына». И на-
учил он мальчика, что делать с этим пером. «Если ты встре-
тишь медведя,— сказал вожак,— направь перо прямо на
него— оно вылетит у тебя из рук». Дал он ему также вещь,
похожую на одеяло-накидку, и объяснил при этом: «Одна
его сторона лечит болезни. Накроешь им больного — он и
выздоровеет. Если же тебя кто-то ненавидит, то накрой его
второй стороной одеяла — это убьет его. А если родичи его
согласятся заплатить за исцеление — оживи его той, пер-
вой стороной».
И еще сказал ему вожак: «Видел ли ты, чем играли
мальчики? Эта вещь тоже принадлежит мне. Если ее видят
вечером, значит будет плохая погода, если же утром —
хорошая». Так говорил вожак мальчику.
Затем ему что-то положили в рот и сказали: «Возьми,
ибо путь твой долог». Ведь путь его сюда продолжался поч-
ти два года, а ему показалось, что всего две ночи.
Когда же подходил он к своему селению, повстречался
ему медведь. Направил он, как его учили, перо на медведя,
и вдруг полетело оно и ударило медведя прямо в сердце.
Еще ближе подошел мальчик к своему селению и увидел
стадо баранов на горе. Направил он перо в их сторону, а
когда подошел, то увидел, что все они мертвы. Освежевал
мальчик баранов и нашел перо в сердце последнего из них.
57
Взял он немного мяса для себя, а остальное спрятал.
Придя в селение, он никого там не нашел. Все кругом
было разрушено. Опечаленный, взял мальчик одеяло и
стал покрывать его первой стороной лежащие тела. И все
они ожили. После этого позвал он всех людей на охоту,
но перо спрятал, чтобы люди не докучали, как было рань-
ше. Когда же набрели они на большое стадо баранов,
пустил он в них свое перо да так быстро, что люди ничего не
успели заметить. Затем он подбежал, быстро осмотрел всех
убитых животных и, найдя перо, быстро вынул его. Все его
друзья очень удивились тому, что произошло. После их
возвращения с охоты домой приходили и те, кто не были
близкими друзьями мальчика, и приносили за мясо плату.
У людей, которых после долгих лет смерти мальчик
вернул к жизни, были запавшие остановившиеся глаза, и
они еще долго не могли прийти в себя.
После этого пошел он в селение, где все люди жили
хорошо, и убил нескольких своим одеялом. Потом он по-
шел к остальным жителям этого селения и спросил: «Как
поживают ваши друзья? Они мертвы?» «Да»,— последо-
вал ответ. «Я знаю средство, как исцелить их»,— сказал
он и, взяв одеяло, вернул их к жизни.
Этот человек обошел много мест, творя такие же дела,
и стал очень знаменитым. Если кто-нибудь болел, то при-
ходили за ним и платили ему за лечение. Потому он и
стал самым богатым человеком своего времени.
ГРОМ-ПТИЦА и кит
Когда-то давным-давно, больше двух челове-
ческих жизней назад, в страну квилиутов пришли тяже-
лые времена. Много дней бушевала буря. Ливни, град,
снег и дожди со снегом обрушивались на землю. Градины
были такие крупные, что многих людей поубивало. Дру-
гим квилиутам пришлось перебраться из своих прибреж-
ных деревень в большую прерию, которая была самым
высоким местом в их стране.
Люди отощали и ослабели от голода. Град побил па-
поротники, камасы1 и ягоды. А в океане бушевали бури,
и туда тоже рыбаки не могли выйти на ловлю рыбы.
1 Камасы — съедобное растение.
58
И вот вскоре люди поели всю траву и все корни в прери-
ях. И не осталось больше никакой еды. Малые дети уми-
рали от голода, и даже самые храбрые и сильные из их
отцов ничего не могли поделать. Они воззвали о помощи
к Великому Духу, но помощь не приходила.
Наконец великий вождь квилиутов созвал свой народ.
Вождь был старый и мудрый. В молодости он был самым
храбрым из воинов, самым быстрым из бегунов и самым
свирепым из индейцев этого свирепого племени.
— Успокойся, народ мой,— сказал великий вождь лю-
дям.— Мы снова взовем к Великому Духу о помощи.
И если помощь не придет, мы будем знать, что Его воля
повелевает нам умереть. И если воля Его не велит нам
больше жить, мы умрем храбро, как всегда умирали
храбрые квилиуты. Так давайте же поговорим с Великим
Духом.
И тогда ослабевшие и голодные люди уселись в мол-
чании, а вождь их беседовал с Великим Духом, который
уже много веков с благосклонностью взирал на квилиу-
тов.
Закончив свою молитву, вождь обернулся к народу:
— А теперь мы будем ждать воли того, что мудр и
всемогущ.
И народ ждал. Все молчали. И вокруг них были лишь
мрак и молчание. Но вскоре послышался страшный гром
и молнии прорезали мрак. Потом гром раздался снова.
Низкий раскатистый гром, словно биение гигантских
крыльев, донесся с той стороны, где садилось солнце.
И, обратив свои взоры к небу над океаном, люди увиде-
ли, что огромное существо, похожее на птицу, прибли-
жается к ним.
Такого огромного существа, как эта птица, они еще
никогда не видели. Крылья ее от края до края были
вдвое больше, чем две военные пироги. И клюв у нее был
огромный, крючковатый, а глаза сверкали, как пламя.
И люди увидели, что в когтях она держит Кита-велика-
на— живого Кита-великана!
Молча смотрели они, как Гром-птица — ибо каждый
из них так называл про себя эту птицу — осторожно
спустила Кита перед ними на землю. А потом она взмыла
высоко в небо и с прощальным криком умчалась к гро-
мам и молниям, откуда она явилась. Вероятно, она поле-
тела на свой насест в угодьях Великого Духа.
Гром-птица и Кит спасли квилиутов от голодной
59
смерти. И люди знали, что Великий Дух услышал их мо-
литву. И по сей день помнят они о том, как прилетела
Гром-птица и как кончились долгие дни голода и уми-
ранья. А вокруг деревни в прериях лежат большие круг-
лые камни, и старики говорят, что это и есть окаменев-
шие градины той давней бури.
ДОБРЫЙ охотник
Сказка североамериканских индейцев
(Ирокезы)
Жил-был один молодой охотник. Все звери
очень любили его за доброту. Никогда он не стрелял в
оленя, если видел, что тот переплывает бурную реку. Не
трогал он лань с детенышем, не нападал на дичь врасплох
или на зверя, уставшего от погони. Хищному зверю и
птице он всегда оставлял кусочек оленьего мяса. Снимет
шкуру с убитой дичи и скажет:
— Эй, плотоядные! Это вам!
Непременно оставит медведю немного меда, а воро-
ну — кукурузных початков с поля. Потроха убитой дичи
охотник бросал в озеро или в ручей — для рыб и другой
живности.
Как-то раз случилась с охотником беда. Отстал он от
своих товарищей, и тут напали на него индейцы
враждебного племени чероков. Они расправились с ним
и сняли скальп.
Когда враги ушли, первым из зверей почуял челове-
чью кровь волк. Он подошел, сразу же узнал доброго
охотника и громко завыл, подзывая других зверей, а сам
тем временем принялся лизать его рану. Вскоре все звери
собрались вокруг и стали оплакивать погибшего друга.
Бережно ощупал лапами тело охотника медведь и
сказал:
— В груди еще сохранилось тепло!
Тут подоспели и птицы. Пока медведь лапами согре-
вал человека, все стали держать совет: как же оживить
доброго охотника? Только один голос раздался против —
голос грифа-стервятника:
— Давайте лучше подождем, пока он дозреет, и
съедим его!
60
Но звери решили приготовить чудесное лекарство, в
которое каждый из них вложит по искорке жизни — по
кусочку своего ума и души. Так и сделали. Й получилась
на редкость крепкая смесь, и было ее так мало, что она
вся поместилась в скорлупке ореха, а внешне напоминала
каплю воды.
И тут сова сказала:
— Живому человеку нужен скальп. Кто пойдет за
скальпом охотника?
Завязался жаркий спор. Оказалось, не всякий зверь
годится на это. Думали, думали и наконец решили, что
тут нужна ловкая и умная птица. Говорят, сначала хоте-
ли выбрать орла. Ирокезы считают его очень благород-
ной птицей, ведь, говорят, он носит на спине чашу с ро-
сой и в дождливые дни проливает ее на землю туманом.
Потом выбрали было колибри — за то, что она быстро
летает и почти невидима. Но в конце концов решили вы-
брать Великого ворона, Гагагову.
Ворон полетел в деревню чероков и скоро увидел
скальп охотника. Он был натянут на обруч и висел над
дымоходом вигвама. Ворон камнем кинулся вниз и схва-
тил скальп. Чероки заметили его, стали стрелять из лу-
ков, но ворон взмыл так высоко, что стрелы не причини-
ли ему вреда.
Ворон принес скальп на совет зверей, и все решили,
что кожа слишком высохла — человек не сможет носить
ее. Тогда орел пролил на нее несколько капелек росы. Ко-
жа стала мягкой и прочно приросла к голове охотника.
Тут ему дали отведать удивительного лекарства, и
охотник почувствовал, что к нему возвращается жизнь.
Лежа с закрытыми глазами, он заметил вдруг, что пони-
мает язык птиц и зверей. Ему послышалась чудесная
песня, и казалось, он тут же запоминает ее слово в слово.
Звери в ней просят охотника передать всем его товари-
щам, чтобы они тоже напевали эту песню всякий раз,
как им понадобится помощь.
Охотник спросил, как приготовлять лекарство, и звери
ответили, что позже откроют кому-нибудь этот важный
секрет.
И вот медведь поставил охотника на ноги. Но когда
тот открыл глаза, вокруг уже никого не было: видно бы-
ло только много-много разных звериных следов.
Добрый охотник отправился в путь, возвратился в
Племя и рассказал людям о том, что случилось с ним.
61
синяя РОДИНКА*
Сказка североамериканских индейцев
(Черноногие)
Как-то раз идет молодой индеец и видит: увя-
зает в болоте бизониха. Решил Синяя Родинка ей помочь.
Взял он длинную палку и стал выталкивать ею бизониху.
Вскочила бизониха на ноги и убежала прочь. А юноша
вернулся домой.
К весне родились у всех бизоних детеныши. Родился
бизоненок и у той, что спаслась из болота. Очень хоте-
лось малышу поиграть с другими бизонятами. Но те от-
талкивали его рожками и приговаривали:
— Ты человечий сын!
Рассказал бизоненок об этом матери. Она и отвечает:
— Ну что же, если так, пойдем искать твоего отца.
Отправились они в путь. Шли долго-долго и в конце
концов набрели на индейскую деревню. Тут бизоненок
обернулся человеком и побежал играть с деревенскими
детьми. Наиграются дети и бегут по своим домам, а бизо-
ненок всегда убегал в лес, и никто в деревне не мог по-
нять, кто же он такой.
Призадумались индейцы и велели детям повыспросить
у новичка, чей он сын. Вот они и спрашивают бизоненка:
— Зачем ты пришел в нашу деревню?
— Я ищу своего отца,— ответил он.
Посовещались между собой индейцы и решили: пусть
мальчик пройдет по деревне. Может, и найдет своего
отца. Так и сделали. Стал мальчик ходить от дома к до-
му, из семьи в семью, но так и не нашел своего отца. Тог-
да собрали всех юношей. Оглядел их мальчик и восклик-
нул:
— Вот мой отец!—и сел рядом с Синей Родинкой.
Тот был очень удивлен. «Как же так? Ведь у меня
нет семьи»,— думал он.
А у юноши на одной щеке была синяя родинка. При-
глядевшись к мальчику, увидел он такую же родинку у
него. Юноша не верил своим глазам.
Вывел мальчик юношу за деревню и сказал:
— Наконец-то я нашел тебя! Мама просила отвести
тебя к ней. Как увидит она нас, тут же бросится на тебя,
62
но ты не беги прочь. Сразу хватай бизониху за рога.
Только вошли они в лес, как, откуда ни возьмись, по-
явилась бизониха и бросилась на юношу. Но едва Синяя
Родинка схватил ее за рога, она превратилась в прекрас-
ную женщину и сказала:
— Отпусти меня, пожалуйста. Ведь ты помог мне
когда-то выбраться из трясины. Этот мальчик — твой
сын. И на щеке у него твоя родинка.
— Ну что же, давайте жить вместе,— сказал юноша.
Так у Синей Родинки появилась семья.
Молодая жена предостерегала мужа:
— Если мы поссоримся, обещай, что никогда не бро-
сишь в меня золой из костра, не коснешься ничем ост-
рым. Иначе быть беде!
Муж обещал.
Было у Синей Родинки два любимца, ворон и соро-
ка*. Они очень полюбили бизоненка, а он — их. Где бы ни
бегал мальчик, где бы ни играл, они всегда садились ему
на плечи.
Мать и отец Синей Родинки тоже полюбили малыша.
Старик часто катал его на спине, а с ним — ворона и
сороку. Так прожили они долго, и все было хорошо.
Но как-то раз поссорились муж с женой, и рассердил-
ся Синяя Родинка: выхватил из очага головню и кинулся
на жену. Тотчас же она опрометью бросилась вон из па-
латки, прихватив сына.
Синяя Родинка выбежал следом, умоляя их остано-
виться. Но было поздно: его жена и сын снова стали
бизонами. Почуяли их деревенские собаки, подняли лай и
погнали прочь, пока бизоны совсем не скрылись из глаз.
Сильно горевали дед с бабкой. Очень скучали они по
внуку. А ворон с сорокой тревожно летали вокруг, разыс-
кивая бизоненка среди индейских детей. Наконец мать
Синей Родинки сказала сыну:
— Плохо ты поступил с моим внучком! Ведь жена
предупреждала тебя: она была не простая женщина!
— Да, я во всем виноват,— ответил сын.— Пойду их
искать. Если я не вернусь, пошли за мной следом моих
любимцев, ворона и сороку. Пусть отыщут хоть кусочек
моего тела. Положи его ко мне на кровать и прикрой
чем-нибудь. Потом набей трубку, раскури и скажи: «Си-
няя Родинка, вот дым для тебя!»*
И Синяя Родинка ушел. Много времени прошло,
прежде чем набрел он на огромное стадо бизонов. Бро-
63
дил он, бродил среди них, а потом заметил, что одна
бизониха с бизоненком сидят в сторонке. «Ох, верно это
и есть моя жена с сыном»,— подумал юноша.
Подкрался Синяя Родинка к месту бизоньего водопоя,
вырыл яму и спрятался в ней. Он терпеливо ждал часа,
когда бизоны пойдут на водопой. Вот утолили жажду
взрослые бизоны, и начали пить бизонята. Когда напился
последний, Синяя Родинка увидел, что остались только
бизониха с сыном. Тут он вскочил и схватил бизоненка.
И верно, это был его сын! Он тоже обрадовался встрече.
— Пойду позову мать,— решил бизоненок.
Когда бизониха спустилась к ним, Синяя Родинка
сказал ей:
— Я пришел забрать вас с собой.
Бизониха ответила:
— Нужно сначала спросить позволения у хозяина
стада. Если он разрешит, мы уйдем вместе. Ах, зачем ты
обидел нас! Ведь, мы, бизоны, так боимся огня и острых
ножей...
Бизоненок, сын Синей Родинки, пошел к вожаку стада
и спросил:
— Можно нам с матерью вернуться к отцу?
А потом вернулся к Синей Родинке и говорит:
— Хозяин требует, чтобы мы дождались бизоньей
пляски. Если во время бизоньей пляски ты четырежды
сможешь отличить меня от других бизонят, нас отпустят
домой.
И вот собрались бизоны на пляску. Сын Синей Родин-
ки тайком сказал отцу:
— Во время первого танца у меня будет хвост колеч-
ком — по нему ты и узнаешь меня. Во второй раз я стану
припадать на одну ногу. В третий раз у меня будут опу-
щенные уши. А в четвертый раз я закрою глаза.
Три раза Синяя Родинка отгадывал своего сына. А на
четвертый раз закрыли глаза сразу все бизонята, и он
ошибся. Тотчас все стадо набросилось на Синюю Родин-
ку и растоптало его. Когда бизоны решили, что с ним
покончено, они разбрелись кто куда. Давно ушел из дому
Синяя Родинка, и старуха мать решила пустить по следу
его любимцев, ворона и сороку. Они полетели и вскоре
вернулись с крошечным кусочком его тела. Старуха бе-
режно положила его на кровать сына и прикрыла шку-
рой. Потом вышла из палатки, раскурила трубку и про-
молвила:
64
— Синяя Родинка, вот дым для тебя! Синяя Родинка,
вот дым для тебя!
И едва она произнесла это в четвертый раз*, Синяя
Родинка вышел из палатки живой и невредимый.
СТАРАЯ-ПРЕСТАРАЯ СКАЗКА*
Сказка североамериканских индейцев
(Шайены)
Как-то в стародавние времена раскинуло пле-
мя шайенов свой лагерь. По обычаю, поставили палатки
в круг, а в середине дети затеяли игры. Но игр не получи-
лось: люди давно уже голодали, и во всем лагере не было
ни крошки еды.
И тут вызвались людям помочь два могучих ведуна.
На первом ведуне была бизонья накидка. На другом —
точно такая же. Поглядели они друг на друга, удивились,
что одеты совсем одинаково! Лица раскрашены одинако-
во, перья на уборах вьются одинаково...
Первый ведун сказал:
— Не держишь ли ты на меня зла? Зачем подража-
ешь моему наряду? Ты что, смеешься надо мной?
Другой ответил:
— По-моему, это ты смеешься надо мной! Кто научил
тебя вырядиться так?
А первый ведун объясняет:
— Мне привиделось во сне, будто я отправился к
чистому, прозрачному ручью, что течет вблизи нашего
лагеря, и там, в ручье, я и проведал про это платье.
Второй сказал:
— Ия отправился к ручью, который увидел во сне, и
там проведал про свое платье!
Они жарко заспорили, а потом решили:
— Пойдем к ручью вместе и посмотрим, у кого из
нас больше прав носить этот наряд.
Они пошли к ручью, а все люди следом за ними.
У ручья один ведун с вызовом спросил другого:
— Посмеешь ли ты войти в ручей?
Другой ответил:
— Я-то посмею! А ты?
3 Покуда растут травы
65
Они вместе вошли в ручей, заходили в воду все глуб-
же и глубже, а потом погрузились на самое дно.
Там, на дне, ведуны увидели старуху, которая жила в
этом ручье. Старуха спросила их:
— Зачем пришли?
Оба ведуна были очень голодны, поэтому они отве-
тили:
— В нашем племени нечего есть. Помоги нам!
Тогда старуха дала каждому по миске с едой; одну
миску она наполнила кукурузой, а другую — пеммиканом.
Ведуны возвратились к своему племени и отдали еду
людям. Каждый наелся досыта — все племя, до самого
малого ребенка. Но сколько ни ели из мисок, они так и
оставались полными.
Эту старую-престарую сказку часто рассказывают
шайены. Они хорошо помнят, откуда в их племени появи-
лась привычная еда — кукуруза и пеммикан.
КОЙОТ И ЖЕНЩИНА-СОВА
Сказка североамериканских индейцев
( В и ш р а м )
Как-то раз выбежал койот к океану. Было это
в том месте, где впадает в него река Колумбия. Там-то
и жила женщина-сова. Это была злая ведьма, которая
много лет подряд губила попавших к ней в плен людей.
Она привязывала человека к колыбельке и пускала ее по
воде во мглу, приговаривая:
— Уходи навсегда!
Когда колыбелька возвращалась, на ней лежали уже
только человечьи кости, потому что на пути своем колы-
белька проплывала мимо такого раскаленного, жаркого
места, что ни один человек не мог там выжить.
Койот увидел на берегу толпу несчастных: каждого из
них ждала печальная участь. Несчастным пленникам
очень хотелось убежать от злой старухи, но колдовство
ее лишало их силы.
Койот смешался с толпой и, последив немного за жен-
щиной-совой, сказал людям:
— Испытаю теперь я свою судьбу! Мне кажется, я
скоро вернусь обратно!
66
Его привязали к колыбели, и еще до того, как он
скрылся в тумане, старуха проговорила:
— Уходи навсегда!
Но люди дружно закричали:
— Возвращайся к нам!
Время тянулось долго, но вот дозорные различили
колыбельку. Она мало-помалу подплывала все ближе,
ближе... Сильно тревожились люди, не случилось ли чего-
нибудь с койотом. Но едва Колыбелька коснулась берега,
все увидели, что койот цел и невредим.
Теперь предстояло решить, кто же сильнее — сова или
койот? Старуху тоже привязали к колыбели и отправили
во мглу. А койот и все люди громко закричали:
— Уходи навсегда!
Колыбелька возвратилась, и на ней белели только
кости колдуньи.
Очень радовались люди, что избавились от злой вол-
шебницы. Они стали упрашивать койота остаться с ними.
Даже пообещали ему в жены красивую девушку... Но
койот отказался:
— Нет, не нужно мне жены. Побегу-ка я дальше
берегом реки...
ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ЛЮБИЛ
СЛУШАТЬ
ПЕНИЕ ЛЯГУШЕК
(М е н о м и н и)
Жил-был человек, которого Вождь всех лягу-
шек и жаб одарил Великим Откровением. Как известно,
весной, когда лягушки и жабы просыпаются после зим-
ней спячки, они начинают петь и шуметь, причем гораздо
громче, чем в остальное время года. И вот вошло в при-
вычку этого человека слушать первых весенних лягушек.
Он так полюбил их песни, что даже пытался какую-
нибудь выучить. Он долго простаивал около луж, болот и
озер, а однажды ночью даже лег на землю, чтобы лучше
расслышать лягушечье пение.
И утром, когда он встал, лягушки заговорили с ним:
«Мы вовсе не веселы, мы в большой печали, Ты, кажется,
любишь наше пение, но это — плачи, и причина их вот в
67
чем: ранней весной, когда оживает первая лягушка, мы
плачем о мертвых, потому что многие из нас так и не
просыпаются от зимнего сна. А теперь и ты заплачешь
от того же!»
И правда, на следующую весну жена и дети этого
человека померли, да и сам он тоже, а все потому, что
чересчур любил слушать лягушек»
ЖЕРТВА НИАГАРЕ
(Сенека)
Давным-давно лесные индейцы каждый год со-
бирались у Ниагары, чтобы принести жертву духу, жив-
шему в водопаде.
Жертву везли в белом каноэ, украшенном цветами и
спелыми фруктами. Это была обычно самая красивая
девушка племени, достигшая брачного возраста. Счита-
лось большой честью быть избранницей духа, и даже са-
ми девушки были обычно этому раДы.
Однажды жертвой духа водопада выбрали единствен-
ную дочь вождя Сенеков. Ее отец был храбрейшим среди
соотечественников, мать же была убита в битве с вражес-
ким племенем. Их красавица-дочь была единственной
радостью вождя; не было на свете другого существа,
способного вызвать улыбку на его непроницаемом лице.
Когда вождь узнал, что его дочь избрана жертвой,
ни один мускул не дрогнул на его лице. Никак не показал
он, какая буря разразилась в его душе.
Пришло время церемонии. Весь день вдоль берега ре-
ки пели, плясали и играли люди — день этот считался
большим торжеством. Когда настал вечер, люди собра-
лись возле водопада, чтобы лучше рассмотреть белое
каноэ. Оно уже было украшено цветами и наполнено да-
рами духу водопада. Луна взошла, осветив мягким се-
ребристым светом водяную пыль и туман над водой. Шу-
мел только водопад, люди молчали. Умолкли звуки песен
и музыки. Все тихо и торжественно глядели на реку. Из
тени деревьев, росших на берегу, выскользнуло белое ка-
ноэ и тихо поплыло к пропасти. Все зналщ что спасения
из водопада нет, но девушка спокойно и твердо направи-
ла лодку в самую середину потока. Люди разом потеря-
68
ли свое спокойствие, стали кричать и плакать, а кое-где
раздавались крики восхищения мужеством девушки.
Вдруг общее внимание привлекло второе каноэ, тоже
белое, быстро плывущее к водопаду. Оно догоняло пер-
вое, и люди на берегу узнали человека, сидевшего в нем.
Это был их вождь, отец девушки.
Несколькими сильными гребками он поравнял свое
каноэ с каноэ дочери. Отец и дочь взглянули друг на дру-
га и бок о бок поплыли к пропасти. Они вместе отправи-
лись к духу Ниагары.
Говорят, что они стали добрыми духами водопада:
девушка — повелительницей тумана, а вождь — хозяином
потока. Отныне в их доме, глубоко под водой, как музы-
ка, звучит для них рев водопада.
ДЫМЯЩИЕСЯ ГОРЫ
НА РЕКЕ ГОРТОН
(Эскимосский миф)
Когда мир был молодым, люди никогда не
оставались одинокими — их всегда окружали духи. Эти
духи были очень похожи на людей, да они и были людь-
ми, только невидимыми. Наши глаза не могли их видеть,
а уши слышать.
Когда люди из далеких северных стран во время сво-
их путешествий разбивали стоянки, прежде всего они на-
чинали строить свои снежные дома. И тогда они видели,
как вокруг сугробов начинали двигаться большие глыбы
снега, переносимые чьими-то невидимыми руками. Эти
же невидимые руки выкладывали из этих глыб стены
снежного дома, и он, казалось, рос сам собой. Иногда
лишь можно было заметить блеск медного ножа — и это
все.
Они были умные, эти духи. Они не обижались, когда
люди приходили в их дома, которые ничем не отличались
от обычных. Все их вещи были невидимыми, но люди мог-
ли торговать с духами, причем очень выгодно. Если кто-
нибудь хотел что-то купить, все, что от него требова-
лось— это указать на эту вещь и показать, что он за нее
даст. Если дух соглашался на торговлю, предмет подни-
мался в воздух и двигался к человеку. Если дух не согла-
шался, то предмет оставался на своем месте.
69
Так что первые люди никогда не оставались одино-
кими— все равно жили они в селении или же были в
пути. Вокруг них всегда находились маленькие, молчали-
вые, невидимые духи.
Но однажды во время одной из стоянок один человек
выхватил нож и воскликнул: «Зачем нам нужны эти су-
щества, следующие за нами по пятам?» С этими словами
он бросил свой нож в направлении одного из снежных
домов. Никто не услышал ни звука, но все увидели, что
нож окрасился кровью.
С этого времени люди никогда больше не замечали
присутствия духов. Никогда больше не видели они чудес-
ной картины, как строится сам собою снежный дом около
их стоянки. Навсегда они потеряли своих молчаливых,
невидимых спутников. Духи ушли в горы. Там они оста-
лись жить, скрываясь от тех, кто оскорбил и ранил их
чувства.
Поэтому до сих пор около реки Гортон над горами
поднимается дымок. Это дым волшебного огня, на кото-
ром духи готовят себе пищу.
ОТЧЕГО ЛОСОСЬ ЗАХОДИТ
В ВОДЫ СКВОМИШЕЙ
(Сказка индейцев сквомишей)
Давным-давно, когда еще звери и люди боль-
ше походили друг на друга, жили-были четверо братьев.
Странствовали они по свету и творили добрые дела. Ча-
ще всего они плавали в лодке. И лодка эта была не
простая: на самом деле младший из братьев принимал
облик суденышка.
Однажды приплыли братья к племени сквомишей.
Вождь сквомишей уговорил братьев погостить в его селе-
нии подольше. Зная о волшебной силе братьев, он попро-
сил их: «Помогите пригнать к нашему берегу лососиное
племя! Ведь нам частенько не хватает пищи. Мы знаем,
как хороши на вкус лососи, но они никогда не заходят в
наши воды».
— Нужно договориться с лососиным племенем,—
отвечал старший из братьев,— если б только отыскать
край, где оно живет! Придется нам расспросить об этом
Снукума, солнце.
70
Но нелегко было подобраться к солнцу поближе, что-
бы расспросить его! Было оно лукавым, хитрым создани-
ем, и редко спускалось с неба. Братья поняли, что им
придется применить свои чары. После долгих размышле-
ний они превратили младшего брата в лосося и привяза-
ли к берегу рыболовной леской. Играя и резвясь в воде,
лосось привлек внимание Снукума. Но прежде чем
спуститься, солнце тоже прибегло к чарам: трое братьев
погрузились в глубокий сон. Потом в облике орла Снукум
спустился с неба, схватил лосося и, оборвав бечеву, уле-
тал прочь.
Трое братьев, проснувшись, снова прибегли к чарам.
Они превратили третьего брата в кита и привязали к бе-
регу. Теперь они взяли веревку куда прочнее прежней.
И опять солнце усыпило братьев, и спустилось с неба
в обличье орла. Глубоко погрузив когти в китовую тушу,
солнце попыталось взлететь, но на этот раз бечева не
поддалась. Снова и снова рвалось солнце, но не в силах
было порвать ее, не могло оно и вырвать когти из кито-
вой туши.
Пока Солнце боролось, братья очнулись от сна. Они
подтащили кита к берегу вместе с добычей и сказали
Снукуму:
— Напрасно стараешься, друг! Без нашей помощи тебе
не вырваться, а мы не поможем, если ты не выполнишь
нашей просьбы.
Поняв, что его перехитрили, Орел-солнце перестал
бороться с китом.
— Чего вы хотите от меня?— спросил он.
— Ты озираешь с вышины весь мир, расскажи нам,
где живет племя лососей,— сказал старший брат.
— Лососиный край лежит далеко на западе,— отве-
чало солнце.— Если хотите навестить их, вам следует за-
пастись сильными колдовскими чарами! Тогда вас ждет
удача!
Освободили братья Орла-солнце,и тот взмыл в небеса.
Собрав множество лекарственных трав и наготовив чу-
десных снадобий, братья сказали сквомишам:
— Готовьте лодки к дальнему плаванию. Завтра на
рассвете мы отправляемся в гости к лососиному племени.
Наутро все они отплыли на запад. Они гребли много
дней, и наконец приблизились к острову. Но подойти к
берегу им не удалось из-за обширного слоя плавучей зо-
лы. Один из юношей-сквомишей попытался пройти
71
по ней, но провалился и утонул. Огибая эту золу на вес-
лах, сквомиши приблизились к другой стороне острова.
Там они увидели что-то похожее на деревню. Над ней
поднимался к небу разноцветный дым.
.— Похоже, что этот-то край мы и ищем,— сказали
братья.— Солнце поведало нам, что здесь-то и живут лЮ-
ди-лососи.
И вот гребцы причалили лодки к берегу, который был
здесь очень широким и гладким. Все направились к де;
ревне, а четверо братьев несли с собой все колдовские
снадобья. Часть их они подарили вождю деревни, Речно-
му Лососю, и тот по-дружески принял своих гостей.
В ручье за деревней у Речного Лосося стояла рыбная
ловушка. Скоро вождь приказал четверым соплеменни-
кам, двум мальчикам и двум девочкам, войти в воду и
подняться вверх по ручью к ловушке. Повинуясь прика-
зу, они натянули поверх головы одеяла и вошли в море.
И едва только вода достигла их лиц, как они преврати-
лись в лососей. Лососи прыгали и резвились в воде, как
всегда, когда заходят в реки, и постепенно проделали
весь путь к ловушке.
Когда настало время угощения, вождь Речной Лосось
повелел своим людям вынуть из ловушки четырех рыб,
которые там окажутся, почистить и зажарить. Когда это
было исполнено, и рыба зажарилась, хозяин пригласил
гостей на пир.
— Угощайтесь, сколько пожелаете,—сказал он,—
только не выбрасывайте костей. Не забудьте их тщатель-
но собрать и отложить в сторонку. Не сломайте ни одной
косточки, пусть и самой маленькой!
Сквомиши и четверо братьев с радостью приняли
приглашение и от души угостились жареным лососем, и
только удивлялись — отчего это им надо сохранять
кости?
Когда с едой было покончено, несколько юношей из
лососиной деревни тщательно собрали кучки костей,
оставленных гостями, отнесли на берег и выбросили в мо-
ре. А через несколько минут те четверо, что прежде скры-
лись под водой, присоединились к остальным. Так про-
должалось четыре дня: вождь лососей радушно угощал
своих гостей.
Наконец, одного из сквомишей одолело любопытст-
во — откуда такая забота о костях? И вот, на четвертый
день он тайком отобрал и спрятал несколько косточек.
72
После еды, как обычно, все кости были собраны и броше-
ны в море. Тотчас же четверо молодых людей вышли из
воды. Только один из них, как заметили гости, прикрывал
лицо руками.
Подойдя к Речному Лососю, юноша сказал: «Видно,
собрали не все кости. У меня не хватает щек и носа».
Обратившись к гостям, вождь спросил:
— Не отложил ли кто-нибудь из вас лососиных кос-
тей? Нескольких не хватает!—И он указал на лицо
юноши.
Испугавшись, сквомишский юноша, утаивший кости,
предъявил их, притворившись, будто только что нашел на
земле. Теперь все гости окончательно уверились, что их
хозяева и правда из лососиного племени.
Вскоре показалась огромная стая чаек; они летали
над чем-то у берега.
— Ступай посмотреть, что там такое,— приказал
вождь одному из юношей. Тот вскоре вернулся и доло-
жил, что это — тело сквомишского юноши, того самого,
что утонул, пытаясь пройти по золе. Когда тело достави-
ли на берег, оказалось, что у него нет глаз. Четверо
братьев своими чарами оживили юношу, но не могли
возвратить ему зрение.
— Помоги нам,— обратились они к лососиному вож-
дю. Тот согласился, и предложил сначала пару глаз от
красного лосося, но они оказались слишком маленькими.
Потом он предложил кетовые глаза — те были, правда,
побольше, но тоже не подошли. Тогда вождь выбрал гла-
за Большого лосося, и эти оказались в самый раз. Затем
старший брат обратился к вождю с просьбой:
— Мы пришли к тебе, вождь Речной Лосось, по важ-
ному делу. Мы просим тебя позволить лососиному племе-
ни навещать племя сквомишей, заходить в их ручьи.
Друзья наши бедны, и часто в их жилищах гостит голод.
Мы будем всегда благодарны, если твой народ время
от времени станет навещать их!
— Я выполню вашу просьбу,— ответил вождь лосо-
сей,— но с одним условием: после каждой еды сквомиши
должны возвращать все кости обратно з воду, так же как
и мы. Если они будут бережно обращаться с ними, мое
племя сможет возвращаться домой после визитов к ва-
шим берегам.
— Мы обещаем,— сказали четверо братьев.
— Мы обещаем,— подтвердили все сквомиши.
73
Они стали готовиться в обратный путь — через воды,
в сторону восхода солнца.
Когда они покидали страну лососей, вождь сказал:
— Я стану посылать к вам речных лососей в самом
начале сезона. За ними я пошлю красного лосося, потом
кету, потом Большого лосося, а напоследок горбушу.
И с тех давних пор разные виды лосося, в этом са-
мом порядке заходят в воды племени сквомишей — в мо-
ре, в протоки и в ручьи. И в былые дни, до прихода
белых людей, индейцы всегда следили за тем, чтобы
каждая лососиная косточка была возвращена воде.
И. ВЕНИАМИНОВ*
ПРЕДАНИЯ И СКАЗКИ
АЛЕУТОВ
ПРЕДАНИЯ
1. Алеуты говорят, что в старину погоды были
яснее и теплее, ветры умереннее и тише; последнее под-
тверждают даже русские, старовояжные.
2. Говорят, что предки их произошли и первоначально
жили в западной стороне, на какой-то большой земле,
называвшейся также Аляхсха, т. е. материк; и где не бы-
ло ни бурь, ни зимы, но всегдашнее благорастворение
воздуха, и жили мирно и спокойно; но вражды и потом
междуусобия заставили их подвигаться далее и далее к
востоку; и наконец они придвинулись к самому краю.
Но и здесь не могли оставаться они долго в мире, их тес-
нили другие народы, и потому они должны были искать
убежища на островах, и потом, перебираясь с острова на
остров, они заселились на здешних островах.
3. Прежде, нежели начались у них здесь вражды и
междуусобия, они имели обыкновения, побуждаясь сла-
вою странствовать (агулаган) на восток и запад для
узнания других народов и их обычаев и показать себя,
и одним из таковых странствователей (агуланан) удалось
достигнуть до севернейшего мыса Америки, который они
назвали Кигадитиган камга, т. е., северная голова, и ко-
торые по возвращении своем на родину рассказывали,
74
что там все ледяное: и произведения земли, и жилища
людей, и самые люди, которые боятся тепла столько же,
как мы полюсных морозов; и в солнцестоянии они не вы-
ходят из жилищ своих, боясь растаять. Потом цель тако-
вых путешествий мало-помалу изменилась и вместо узна-
вания обычаев они начали ездить для торговли, а по-
том — для грабежа и разбоя, т. е. воеваться.
4. Алеуты считают своими родниками Кенайцев, Чу-
гач, Якутатцев и Колошей. В подтверждение сего они
рассказывают, что какой-то знаменитый алеут — отец
многочисленного семейства, по необходимости должен
был удалиться с своего селения, бывшего на Уналашке.
В одно лето он, собравши всех своих домочадцев и род-
ников, отправился в нескольких байдарах по северную
сторону Аляски, с намерением попутешествовать (агула-
ган) и поискать лучших и богатых мест. Он с своими
родовичами в то же лето достиг одного селения аглегмю-
тов и остановился тут; но аглегмюты приняли их не как
гостей, а как неприятелей и сделав на них нападение,
прогнали от себя. Алеуты, не находя удобным или воз-
можным поселиться близ моря, пошли вверх по какой-то
большой реке и выбрав там удобное место, поселились
навсегда. Произошедшее от них потомство, смешиваясь с
туземцами, размножилось; но с умножением его в нем
мало-помалу изменились прежние их обычаи, и особенно
оттого, что они занимались более войною, чем промыслом
зверей. По происшествии многого времени между по-
томством коренных уналашкинцев и происшедшими от
них креолами или мулатами по одному случаю произо-
шла вражда, а потом и междуусобие. Селение их было
расположено по обе стороны реки, одна половина против
другой. Они имели обычай вместо забавы и для навыка
делать друг на друга примерные нападения и сражения,
стреляя друг в друга стрелками без наконечников, но в
одно из таковых примерных сражений кто-то пустил
стрелку с наконечником и попал своему неприятелю в
глаз; и сражение тотчас из примерного сделалось настоя-
щим; но так как число креолов было гораздо более, по-
тому уналашкинцы принуждены были оставить это место
и идти далее к востоку, и наконец также по какой-то ре-
ке вышли в Кенайский залив, где и поселились навсегда;
и нынешние кенайцы суть потомки их. Оставшиеся же от
них креолы по времени умножились еще более и также по
причине вражды и несогласий начали раздвигаться к се-
75
веро-востоку, и впоследствии были родоначальниками
Чугач, Якутатцев и Колош.
5. Алеуты говорят, что в прежние времена предки их,
делая глубокие ямы для убежищ от нечаянных нападений
неприятеля, иногда находили кости и даже остовы вели-
канов-людей, которых они называли шуганан или итан-
гих тайягун, 'т. е., первые люди и которые, по их мнению,
жили до потопа. Таковые кости или скелеты находились
по большей части под третьим слоем земли и почти всег-
да еще не потерявшие природных соков; и от того, лишь
только отрывали хотя одну из таковых костей, то тотчас
воздух заражался ужасным зловонием; и потому их не-
возможно было держать на открытом воздухе. Этим они
доказывали, что был когда-то великий потоп, и что до по-
топа все люди были таковой величины...
6. Говорят, что в их стороне (о прочих не знают) было
также большое наводнение в наказание за преступление
праотеческих обычаев и преданий; туннухтагум малга-
кангин умлихсик алякук аканак, т. е. за грехи наши вы-
ступало море.
7. В прежние времена, по всей гряде здешних остро-
вов, берега моря, в заливах и бухтах, были гораздо более
углублены внутрь островов... И говорят, что деды нынеш-
них алеутов, в молодости своей слыхали от своих дедов
как самовидцев, что они на возвышенных местах и часто
в большом расстоянии от моря находили признаки преж-
них жилищ, как-то: китовые ребра и огромнее лесины, а
от этих мест к морю также находили камешки, обвязан-
ные нитями из китовых усов, какие обыкновенно привя-
зываются к удам для ловли рыбы. По таким признакам
алеуты догадывались, что некогда те возвышенные места,
где находились остатки жилищ, были берегами моря, а
где находили камешки от уд, там было море. Но все это
было гораздо после бывшего потопа.
8. В рассуждении огнедышащих гор алеуты рассказы^
вают в своей сказке, что будто бы когда-то все огнеды-
шащие горы, какие только находились на Уналашке и
Умнаке, между собою заспорили о первенстве в количест-
ве внутреннего их огня; и после продолжительного спора,
где никто из них не хотел уступать своим противникам,
вздумали решить его на деле; и тотчас между ними
открылось общее ужаснейшее сражение, продолжавшее-
ся беспрерывно несколько дней, где они вместо стрел ки-
дали друг в друга огнем и каменьями; но меньшие сопки
76
не могли устоять против больших, и видя свое бессилие
они с досады лопнули и погасли навсегда. И наконец,
остались только две сопки: одна на Уналашке, Макушин-
ская (аяк), а другая на Умнаке, Речешная (исмак). Они,
одержав победу над всеми соперницами, вступили между
собою в единоборство, ужаснейшее и весьма губительное
для всего их окружающего. Огонь, каменья, пепел были
ими бросаемы в таком количестве, что от них истребились
все животные, обитавшие близ них, и воздух сделался тя-
жел. Но Умнакская сопка наконец не могла устодть про-
тив своей соперницы и видя свою неминуемую гибель,
собрала все свои силы, надулась, лопнула и совсем по-
гасла. Макушинская же сопка, оставшись победитель-
ницею и нисколько не поврежденною, и не видя никаких
неприятелей вблизи себя, успокоилась и поныне почивает,
дымясь немного.
СКАЗКИ
Число сказок алеутских чрезвычайно велико — так,
что каждое селение имеет свои сказки. Сказки их заклю-
чают в себе или сказания о подвигах и деяниях их пред-
ков, более или менее точные и украшаемые воображе-
нием рассказчиков, или какие-либо вымыслы или нечто
вроде миф, как например, сказание о сражении огнеды-
шащих гор. И есть также сказки, сочиняемые в осмеяние
причуд или слабостей их собратьев, например, ревности к
женам, неудальства или вялости женоподобной, и проч.
И потому сказки алеутов могут почесться очертанием
их нрава, обычаев и образа жизни.
Итак, сказки алеутов можно разделить на три ряда,
т. е. повествовательные, баснословные и сатирические.
Для того, чтобы дать понятие о тех и других, я здесь
представлю три сказки, каждую в своем роде, во многих
местах стараясь удерживать самый образ выражения их,
и везде соблюдая точный смысл сказок.
СКАЗКА ПЕРВАЯ
Некто из могущественных и славных родоначальников
алеутских, житель селения адус (что после называлось
Егорьевским), находившегося на северовосточной сторо-
77
не острова Умнакатоэн, по имени Агиталигак, наскучив
своими обыкновенными делами, какие он мог произво-
дить около своего места и в кругу своих собратий, взду-
мал прославить себя и род свой каким-нибудь славным
и достопамятным делом, в чужих краях. Поставя для се-
бя это непременною целью он, впрочем не открывая ни-
кому самого намерения, заблаговременно, т. е. еще во
время зимы начал вызывать охотников быть участниками
в его предприятии; и так как он был славен и могу-
ществец, то к нему собралось великое воинство (алихл
тук), которое состояло единственно из его родников
(сган), т. е. родственников как с его стороны, так и жен
его. И когда наступило время удобнейшее для предприя-
тия похода, то тотчас они, взяв с собою жен и детей, от-
правились в путь на восток, в байдарах. Во время проез-
да их мимо Уналашки к ним присоединилось еще мно-
жество людей, тоже дальних родственников предводите-
ля, так что наконец Тоэн Агиталигак имел удовольствие
видеть себя предводителем и главою великого воинства и
огромнейшего флота (игилом икьямахча), с которым он
двинулся далее на восток от Уналашки, направляя путь
свой по южную сторону полуострова Аляксы.
Не доехав несколько до острова Кадьяка, Агитали-
гак нашел две большие бухты, называемые по-туземному
одна кигагик мадгик, а другая тугим икихтак, которые
по его мнению, оказались весьма соответствующими его
предположениям; и он решился остаться здесь навсегда;
и потому, разделив свое воинство на две половины,
приказал каждой из них селиться в означенных бухтах.
Таким образом, пришельцы сии поселились здесь,
составив два большие селения (одно из них, западное,
было резиденциею Тоэна) и находя тут достаточные сред-
ства к своему пропитанию, они начали жить мирно и
размножаться. Между ними был положен клятвенный
уговор, под угрозою смерти: ни зачем не переезжать на
сторону друг друга, кроме как в гости, без особенного
позволения Тоэна. Занятие их состояло только в промыс-
лах морских и земляных зверей. В таком состоянии они
прожили.три года, не отлучаясь никуда далеко от своих
мест и не видя ниоткуда со стороны никаких нападений,
ни неприятностей.
Через три года их пришествия случилось, что жители
восточного селения вздумали послать две байдары, с пол-
ным числом гребцов, для собирания леса и именно в за-
78
падную бухту, составлявшую непосредственные владения
их Тоэна, и где у него было собрано много лесу. Послан-
ные уже одним приездом, своим нарушили клятвенный
уговор их с соседями: не переезжать на чужую сторону.
Но они кроме того, вопреки особенному приказанию и за^
прету Тоэна, взяли готовый лес, искололи его как им было
удобнее для погрузки и только за темнотою ночи не успели
отправиться обратно, и остались ночевать, не опасаясь
какого-либо нападения ниоткуда, потому что внешних
врагов они не имели, а от соседей своих, как родствен-
Яйков и своих, они не ожидали никаких неприятностей,
и потому не приняли никаких предосторожностей.
Агиталигак как-то узнал, что в его владениях нахо-
дятся чужие люди, послал осведомиться, что они там де-
лают. Посланные возвратились и сказали, что лес, кото-
рый по его приказанию был собран и изготовлен, весь
исколот и приготовлен к погрузке в чужие байдары. Тоэн
тотчас же послал часть своей команды и приказал смер-
тию наказать нарушителей уговора и хищников. По-
сланные в точности исполнили приказание своего повели-
теля и не оставили ни одного в живых из приехавших
на байдарах.
Тоэн Агиталигак имел у себя сына по имени Тайягук
Каюлинах, который уже был женат, и (по древнему обы-
чаю алеутов) на дочери одного из жителей соседствую-
щего селения. И так как молодая жена его после заму-
жества своего должна была жить несколько времени у
отца своего, и ей не пришло время переселиться в дом
мужа, то Каюлинах мог посещать и посещать жену свою,
когда хотел и часто проживал у ней несколько дней.
Вскоре после описанного происшествия в западной
бухте, Каюлинах стал проситься у отца своего по-преж-
нему съездить посетить жену свою, которая была уже
беременна и скоро должна была сделать его отцом (и тем
вполне утвердить их брак и дать ему право увезти ее к
тебе домой). Но отец его, зная, что поступок его с сосе-
дом не может остаться без отмщения, долго не хотел от-
пускать его, опасаясь, чтобы мщение их не выместилось
на нем, единственном его наследнике. Наконец, уступив
убедительным просьбам любимого своего сына, отпустил
его, но с таким условием, чтобы он через 10 дней непре-
менно возвратился домой; а если же он к этому времени
не приедет, то он будет считать его убитым в отмщение
за его поступок.
79
Каюлинах тотчас отправился к своей жене, один, без
всяких провожатых. По приезде своем в селение, где жи-
ла его жена, он был встречен уже не по-прежнему: вме-
сто того, чтобы выйти на пристань всем или по крайней
мере многим, к нему вышли только три брата жены его,
которые тот же час сказали ему, что в их селении уже
известен бессовестный поступок отца его с людьми их
селения, и что уже делается совет: как и чем
отомстить ему; и советовали ему, что если его сегодня
или завтра под каким-либо видом будут звать в общее
собрание, то чтобы он отнюдь не ходил туда; иначе не
избежать ему смерти. Каюлинах не совсем внимал их
словам и советам; ему было не до того; он спешил к сво-
ей возлюбленной, которая родила ему сына — наслед-
ника. Жена его также рассказала ему о составляющихся
советах, и упрашивала не ходить к ним; но он пренебрег
также и ее советами и предостережениями, думая, что
никто не посмеет тронуть его, как сына могуществен-
нейшего и славного Тоэна; и притом он думал, что так
как все селение ему в близком родстве или по его матери
или по его жене, то и некого ему опасаться; но вышло
совсем не по его расчету.
На другой х день приезда Каюлинаха в селение его в
самом деле приглашают на совет, собравшийся в поле за
селением. Он, получив такое приглашение, тотчас оделся
в лучшее свое нарядное платье, т. е. надел на себя парку,
шапку и проч, и, несмотря на слезные убеждения милой
жены своей, пошел, куда его зовут. Выйдя из дома, где
он был, он остановился на улице и обращая глаза свои
во все стороны сказал: «сей свет никогда не помрачится,
и ему не будет конца; сей ветер никогда не перестанет
совсем дуть и с свирепостию действовать на людей и жи-
вотных (потом, глядя на горы и холмы); и также сии вы-
сокие красы земли (танам анугнасаясингин) никогда не
изменятся; но всем людям и всем прочим животным при-
дет конец и все умрут; и я тоже когда-нибудь должен бу-
ду умереть; и что же мне теперь бояться смерти слав-
ной?» Сказавши это, он тотчас пошел прямо в круг соб-
равшихся и сел посредине. Помолчав немного и не видя
никакого ни вопроса, ни привета со стороны присутст-
вующих, он сказал им: «Вот я пришел к вам; зачем вы
меня звали?» Ему отвечают: «Что мы знали, что ты, по
родству своему, приедешь к нам, и ждали тебя; и призва-
ли тебя сюда ни за чем другим, как только узнать от тебя
во
о поехавших отсюда в вашу сторону наших двух байдар-
ках; не слыхал ли ты что об них? И не видал ли кто-ни-
будь из ваших, куда они поехали? И ежели они живы,
то им давно уже время воротиться; потому что им ниот-
куда и ни от кого нельзя встретить опасности в этой сто-
роне, обитаемой только одним нашим племенем. И так
ты скажи нам правду, все, что ты знаешь об них». Тогда
он сказал: «Да! Я видел ваши байдары с людьмй, и
ьзнаю, что с ними сделалось: но вам будет стыдно за
столько воинов мстить на мне, на одном худеньком маль-
чике». Ему говорят: «Мы не думаем мстить тебе за них,
и не думаем тебе делать худое; ты только скажи нам пря-
мо; сам ты видел их убитыми, скажи нам правду». Он им
на это отвечал то же, что и прежде.
Тогда все бывшие в собрании рассердились на него
и озлобились; и один из них, бывший прежде невольни-
ком отца Каюлинахова, сказал: «Что же вам толковать с
ним и щадить его к своей досаде? Видите, он только на-
смехается над вами: лучше надобно с ним что-нибудь
сделать». На слова сего невольника один из родных дя-
дей Каюлинаха сказал собранию: «Делайте вы с ним, что
хотите». Тогда все дали решительное согласие убить его.
Исполнить же приговор хотелось всякому из них лич-
но, одному и без помощи других; потому что Каюлинах
был один из сильных мужчин; и потому убить такого ге-
роя всякий считал славным делом. Но дорого заплатили
те, которые думали единоборством одолеть его; Каюли-
нах первого, который бросился на него, не допустил до
себя, схватил его, поднял на воздух и свернул ему голову
руками и отбросил от себя; таким образом он лишил
жизни семерых своих неприятелей и поединщиков, кото-
рые были один другого сильнее. Тогда алеуты, видя что
если оставить его единоборствовать, то он по одиночке
всем отвертит головы — бросились на него все со стрела-
ми; и невольник, первый подавший голос убить Каюлина-
ха, первый вонзил ему стрелу в сердце; и тот пал мертв.
Тогда ближайшие родственники убитого, т. е. дяди и
двоюродные братья, с плачем взяли его тело, сделали
богатую зыбку, украсив ее разными нарядами и вещами,
положили в нее и повесили его в ней под байдарою. Же-
на Каюлинаха неутешно плакала об нем.
По прошествии десятидневного условленного срока
отец Каюлинаха, видя, что сын его не возвращается, тот-
час пустился в путь один в то селение, куда он уехал:
81
и приехав туда ночью, взошел в юрту, где жила его не*
вестка, которая в темноте ночи, сидя, горько плакала о
своем муже. Тоэн Агиталигак тотчас узнал, что плачу-
щая женщина есть именно его невестка, и подойдя к ней
тихонько стал спрашивать: что твой муж Тайягух Каюли-
нах жив ли? Она, услышав такой вопрос и от незнакомо-
го ей мужчины, с горестью и досадою говорит ему: что ты
еще насмехаешься надо мною, и к печали моей прибав-
ляешь еще печаль; разве ты не видел, что ныне случи*
лось с моим мужем; и не с ними ли же и ты был? Тогда
свекор ее и говорит ей: молчи, тише; я отец твоего мужа
Агиталигак; я приехал проведать сына моего, жив ли он;
иди покажи мне тело сына моего. Невестка повела его
туда, где висело тело ее мужа. И они оба долго плакали
тут. Наконец свекор говорит своей невестке: ты никому
не сказывай, что я был здесь у тебя; я скоро приду сюда
опять и отомщу за смерть сына моего кровию моих родст-
венников. Сказав это, он тотчас уехал. Приехав домой на
следующее утро, он призвал к себе своего племянника
(сына сестры своей) и всех своих людей, и посадя его
прямо перед собою лицом к лицу, так близко, что когда
он стал говорить, то слюны брызгали и летели ему в ли-
цо; и дыша злобою и мщением ужасным, стал говорить
ему: «Алгихтаях! (так назывался его племянник) ты
охотник и жаден до войны и до крови человеческой; и я
тебя до сих пор удерживал; но теперь даю тебе полную
волю; отмсти смерть своего двоюродного брата; брат
твой и мой сын убит в том селении его родственниками;
готовься на войну воевать с своим племенем». Сказав
сие, тотчас же дал приказание вооружаться и как можно
скорее быть готовыми к походу.
Приказание его было исполнено, и раздраженный
отец немедленно отправился с своим полком (алихтук).
И подъехав к селению своих врагов и родственников,
напал нечаянно и весьма удачно атаковал всех жителей
в их юртах; и истребил их всех без исключения; и из це-
лого огромнейшего селения не осталось ни одной души в
живых, кроме невестки его и внука, которых он взял с
собою, также и тело своего сына, и отправился домой.
Приехав домой, он сделал большие поминки по своем
сыне: т. е. приказал выставить для жителей все жизнен-
ные припасы, какие у него только были, и все, кто только
находились в селении, невозбранно приходили и ели
сколько угодно; а отец плакал над своим сыном. Угоще-
82
ние это продолжалось три дня; и по окончании его Тоэн
приказал тело сына своего повесить в его юрте в той же
самой зыбке, в которой он был положен сначала; и объя-
вил всем, чтобы с тех пор никогда и никто не бил в бубны
и не веселился в знак его безутешной печали. Ни время,
ни охота, ни слезы — ничто не могло утешить и облегчить
его горькой печали. Он думал найти облегчение в убийст-
ве невольников; и потому приказал развести большой
огонь, и когда он разгорелся, то он начал бросать в него
своих невольников. Но это средство было также бессиль-
но. Наконец он решился оставить место нового своего
селения, а с тем вместе и все свои планы и намерения
прославить себя в чужих странах, и возвратиться на
место своей родины; и в наступившее лето он собрал всех
своих родственников, составлявших его подчиненных,
оставшихся в живых и поехал обратно туда, откуда при-
ехал, в свой знаменитый поход, оставя все свои заведе-
ния, юрты и проч. Приехав домой, еще более стал горе-
вать и плакать о своем горе и своем бесславии.
И так вместо того, чтобы совершить какое-либо до-
стопамятное и славное дело и прославить себя и род
свой, он только обессилил себя, почти истребив весь род
свой, и вместо славы и радости привез домой бесславие,
печаль, горесть и слезы, которые не оставляли его до са-
мой его кончины.
СКАЗКА ВТОРАЯ
Некто из бойких алеутов был чрезвычайный охотник
до игрушек, т. е. до вечеринок (их обыкновенных увесе-
лений). И во время их любил наряжаться в разные личи-
ны и плясать. В одно время он вздумал сделать игрушку,
знаменитейшую и на удивление всем. И для того приго-
товления его к тому были особенно хлопотливы и продол-
жительны. Когда было все готово, то он поехал пригла-
шать гостей из других семей; приехали гости и, по обыкно-
вению, поместились на берегу, в сделанных ими походных
шалашах (ихсун). Нетерпеливый хозяин в тот же вечер хо-
тел начать игрушку; и когда наступило время для игрушки,
он послал жену свою принести личины, а сам начал, петь
сочиненные им для сего особые песни, играя, т. е., ударяя
83
в бубен. Уже проходит довольно вечера, а гости его к нему
не собираются и жена его не несет ему личины. Он пождет-
пождет их, и опять начнет петь и играть на своих бубнах.
Таким образом, он в жару и упоении своей страсти к удо-
вольствиям, всю ночь пропел и проиграл, и совершенно
один; и под конец совсем забыл все, и потому ему не при-
шло в голову узнать о причине, почему нейдут к нему гости,
и жена его не несет ему личины. Но наступившее утро выве-
ло его из самозабвения и открыло ему всю истину. Когда
уже совсем сделалось светло, он выходит на улицу и что же
он видит? Гости его все уехали домой; и к ужасному его
посрамлению сделали еще другое: они увезли с собою и его
молодую жену. Несчастный вечеринщик тотчас сорвал с
себя все наряды и украшения, которые были на нем, и
оделся в самое худое платье, и три дня не ел ни крошки
и не пил ни капли воды. На третий день сказали ему, что
приехали две байдарки из того селения, из которого у не-
го были гости; он велел позвать к себе приезжих, поса-
дил их и приказал угощать чем мог; и когда они начали
есть, то и сам хозяин начал с ними есть и пить. Во время
стола он рассказал гостям своим о случившемся с ним
несчастии и горе, и потом спросил их: не знают ли они,
или не слыхали ли от кого, на которое селение и куда
увезли его жену? Гости сказали ему: что жена его нахо-
дится в их селении и уже замужем, живет в самой боль-
шой юрте, расположившись на самой середине, всегда
одета в самую нарядную парку и всегда убрана, т. е. с
раскрашенным лицом; и среди дня сидит при огне и шьет
своему новому мужу камлейку из сивучьих кишок. Не-
счастный хозяин поблагодарив своих гостей за такую
весть, отпустил их. На завтрашний день он поехал туда,
где была его жена, и нашел ее точно в том самом месте и
положении, как ему описывали приезжие. В это время
все мужчины сего селения разъехались за промыслом
зверей. Он тотчас, не говоря ни слова, взял свою жену
за большую ее косу, вытащил на улицу, снял с нее на-
рядное платье, оставя ее в природном костюме, и тем же
способом препроводил ее до своей байдарки. Привезя же-
ну свою домой, он привязал ее на улице у входа в свой
дом, оставя ее в последнем костюме. В таком ее положе-
нии, он, продержав ее три сутки, втащил ее в свою юрту
и снова заключил ее в кладовую конурку на 7 дней, и
также в природном костюме; а сам сел у входа в кладо-
вую. Таким образом, он просидел семь дней без всякой
84
пищи и питья, не давая ничего для утоления голода и
жажды и своей половине. По прошествии этого времени
он поехал в море за промыслом зверей, и уезжая сказал
своей матери, чтобы она в отсутствие его обм^ыла жену
его, одела и накормила. Возвратившись вечером с про-
мысла, он, вошел домой и к жене своей с таким лицом и
видом, как бы ничего между ними не бывало; и стал
жить с нею в мире и согласии как и прежде; но только
страсть свою к игрушкам возненавидел совершенно и
сделался осторожнее на счет жены своей.
Сказка эта сочинена на счет тех, которые, будучи са-
ми причиною непослушания и неверности жен своих,
между тем жалуются на них.
СКАЗКА ТРЕТЬЯ
На южной стороне острова Уналашки, против нынеш-
него Черновского селения, было некогда селение, назы-
ваемое Игагак. В селении том был некто из знаменитых
алеутов, у которого были только двое детей: сын и дочь.
Сын был уже совершенным промышленником, ловким и
удалым, а дочь лишь только вступала в совершенный
возраст. Отец и мать их и все родственники не могли
нарадоваться, смотря на молодых людей, и они считали
себя счастливыми родителями; но ужасное и неслыханное
ни прежде ни после происшествие вдруг разрушило все
счастие их.
Девушка, находясь в первый раз в известном очисти-
тельном положении (по древнему обычаю алеутов и мно-
гих нынешних американцев), была отделена в особую не-
большую юрту, куда к ней никто не мог ходить кроме ее
служанки. В это же время и брат ее стал уходить по но-
чам за промыслом урилов. Спустя несколько времени
после заключения девушки в ее затворничестве к ней
стал ходить, по ночам и когда уже не было огня, какой-то
молодой человек и страстно убеждал ее к исполнению
его желания; но девушка, боясь посрамить своих родите-
лей, отнюдь не соглашалась на то. Но наконец молодой
человек, не могши достигнуть своей цели волею, употре-
бил насилие. Оскорбленная девушка такою дерзостию МО’
лодого человека, вздумала наказать и наказала его за
свое бесчестие самым жестоким и бесчестным для него
образом. Когда молодой человек, по совершению своего
85
намерения, стал возвращаться домой и вылезать из ее
жилища, то она, при выходе его перерезала ему жилы
под коленями у обеих ног его; и несчастный юноша со
стоном пополз от нее.
Назавтра родители девушки посылают ей сказать, что
любимый брат ее, в сию ночь ходивший по обыкновению
за промыслом урилов, упал на острые каменья и перере-
зал у себя жилы у ног и сей час помер. Такая ужасная
весть поразила девушку и привела в какое-то исступле*
ние. Она тотчас приказала своей служанке одевать себя
в самый лучший наряд, т. е. надевать на шею ожерелье,
зарукавья на руки, серьги в уши и привески в нос (из
лучших суклей) и проч., и нарумянить (раскрасить) ще-
ки; потом надела на себя самую лучшую нарядную пар-
ку (чугах), украшенную ремешками из китовых шкур,
Топорковыми носами и проч. Одевшись таким образом,
она, парку свою, которая на ней была (и которая обык-
новенно шьется наподобие длинной рубашки без разреза
впереди), спереди разодрала от воротника до подола;
и тотчас пошла в сопровождении своей служанки, в об-
щую юрту, где лежал брат ее. Войдя туда, она увидела,
что брат ее действительно умер и лежит впереди юрты на
полу, родители и родственники его плачут и рыдают
ужасно. Но она вместо того, чтобы также плакать и ры-
дать, запела песню самым веселым тоном: «Брат мой,
вставай, вставай смотреть на ту, для которой ты лишал-
ся сна». Поя сию песню, она подходила к телу брата
своего размахивая полами разорванной своей парки и
тем обнажая наготы свои. И когда она таким образом
подошла к телу брата своего, то пальцы на ногах его
пошевелились. Она тотчас отошла от него в заднюю сто-
рону юрты и оттуда опять пошла к нему, поя ту же пес-
ню и так же размахивая паркою; и когда она подошла к
брату во второй раз, на лице у него заиграл румянец.
При третьем же разе, когда подошла она к брату, то он
тотчас вскочил и бросился обнимать сестру свою; но она
побежала от него прочь и выскочила вон из юрты, он —
за нею, а за ними — и родители и родственники выбежа-
ли с тем, чтобы поймать его. Таким образом, девушка
бежала впереди, за нею оживший брат, а за ними те, но
никто не достиг своей цели. Наконец девушка добежала
до утесистого края берега и, не имея возможности убе-
жать от ужасных объятий своего брата и чтобы не дать
себя на посрамление в виду всех родных своих, броси-
86
лась с-утесу в море, а за нею и брат ее. И тотчас скры-
лись в волнах моря. Несчастные родители, прибежав ту-
да, увидели одни только колыхающиеся волны, означаю-
щие место, где погибли их дети. И долго они смотрели
туда, не сводя глаз и как бы ожидая; не выйдут ли их
дети из воды. И они, точно, спустя, несколько времени
вышли на поверхность моря и даже живыми, но только
уж не людьми, а бобрами; и пошли прочь от земли один
на восток, а другой на запад. Несчастные родители,
емотря вслед им, плакали и говорили: «Дети вы, дети
наши, для того ли мы воспитывали и возрастили вас,
чтобы вы посрамили нас своим преступлением и чтобы
сделались дикими зверями? Мы надеялись, что вы будете
кормить, покоить и радовать нас и проч.».
Таким образом родители плакали об них во всю
жизнь свою; и с тех пор появились в море морские
бобры.
РВАНАЯ ЩЕКА
(Черноногие)
Жил некогда один человек, и была у него дочь
красавица. Многие юноши хотели взять ее в жены, но на
все предложения она только качала головой и говорила,
что не собирается выходить замуж.
— Одумайся,— говорил ей отец,— посмотри: многие
из женихов богаты, красивы и храбры.
— А на что мне муж?—отвечала девушка.— Отец и
мать заботятся обо мне. У нас хороший вигвам, много
теплой и красивой одежды из кожи и мехов, сумки для
дичи никогда не пустуют. О чем же еще беспокоиться?
Вскоре после этого разговора род Ворона устроил
большой праздник. Каждый юноша старался перещего-
лять другого в раскраске лица и тела, в богатстве укра-
шений, в ловкости и в искусстве танца. И вновь многие
из них сделали предложения девушке, но она отказала
всем. Отказала она и Быкам, и Лисицам, и воинам из
других родов приглашенным на праздник.
Тогда отец ее рассердился и сказал:
— Как же так? Самые лучшие воины сватались к те-
бе, и всем ты отказала.
— Выслушай меня, отец,— отвечала девушка.—
87
Солнце запретило мне выходить замуж. Оно сказало мне
так: «Ты принадлежишь мне. Будь послушна, и я награ-
жу тебя счастьем и долголетием. Но остерегайся нару-
шить мой приказ».
— Ах, вот оно что!—воскликнул Отец.— Воля Того,
Кто Над Нами, должна быть исполнена.— И больше об
этом он не заводил разговора.
Жил в том же племени бедный юноша-сирота. Не бы-
ло у него ни родственников, ни своего дома. Сегодня он
ночевал-в одном вигваме, завтра в другом. Носил ста-
рую и рваную одежду, а вместо мокасин — какие-то об-
носки. И хотя он был строен и силен, лицо его портил
длинный шрам на левой щеке. Так его и звали — Рва-
ная Щека.
Однажды, вскоре после праздника, несколько кичли-
вых юношей, повстречав человека со шрамом, стали на-
смехаться над ним:
— Почему бы и тебе не посвататься к этой девушке?
Парень ты богатый, и собой красавец!
Рваная Щека посмотрел на них без улыбки и спокой-
но сказал:
— Ваша правда. Пойду попытаюсь.
Насмешники приняли его слова за шутку. А Рваная
Щека спустился к реке, к тому месту^ где женщины бра-
ли воду, и стал ждать. Когда же та, кого он дожидался,
пришла к реке, он приблизился к ней и сказал:
— Постой, девушка, мне нужно поговорить с тобой.
Поговорить не тайком, не в сумерках, а среди ясного
дня — здесь, где Солнце может все слышать и видеть.
— Говори же,— сказала девушка.
— Долго я смотрел на тебя. Видел, как ты отказыва-
ла всем женихам — богатым, красивым и храбрым. Се-
годня они смеялись надо мной. Почему бы и тебе, гово-
рили, не посвататься к ней? Я беден. Нет у меня ни дома,
ни еды, ни одежды. Нет у меня родственников: все они
давно умерли. И все же я прошу: пожалей меня, будь
моей женой.
Смутилась девушка. Долго она молчала, потупив
взор и носком мокасина разглаживала траву. А потом
сказала так:
— Это правда, что я отказала многим. Они богаты,
а ты беден. Но это не важно. Мой отец даст тебе собак,
моя мать устроит нам жилище, мои родичи дадут нам
одежды и меха. Я согласна стать твоей женой.
88
Обрадовался юноша, протянул было руки к девушке,
чтобы обнять и поцеловать ее, но она отстранилась и до-
бавила:
— Подожди. Солнце запретило мне выходить замуж.
Оно обещало мне счастье и долголетие, если я буду по-
слушна его воле. Отправляйся к Солнцу и скажи: «Та, с
которой ты говорил, была послушна тебе. Она не совер-
шила ничего дурного. Но теперь она хочет выйти замуж.
Позволь же мне взять ее в жены». И пусть Солнце сни-
мет с тебя этот шрам. Это будет для меня знаком, что
оно согласно и не в обиде на нас. Но если Солнце отка-
жет в просьбе или ты не сможешь найти дорогу к его
становью, тогда не возвращайся ко мне.
— Ах!—воскликнул Рваная Щека.— Сперва твои
слова были, как светлый день, теперь — как ночь. Мое
сердце убито. Где он — дом Солнца? Как я найду дорогу
туда, где не бывал еще ни один из людей?
— Запасись мужеством,— ответила девушка, и на
этом они расстались.
Долго сидел Рваная Щека на берегу реки, горюя и
размышляя, что же теперь делать. Наконец он поднялся
и пошел к одной старой женщине, которая всегда была
добра к нему.
— Я ухожу,—сказал он.— Сделай милость, помоги-
мне снарядиться в дорогу.
— Далеко ли ты идешь? И в какую сторону отсюда?
— Сам не знаю,— отвечал юноша.— Но путь будет
долгим. Больше ничего не могу тебе сказать.
Пожалела его старуха. Сшила ему в дорогу семь пар
мокасин, собрала в кожаный мешок еду — пеммикан,
вяленое мясо и сало.
И Рваная Щека отправился в путь. Добравшись до
вершины хребта, окаймлявшего долину, посмотрел он в
последний раз вниз, на становье Воронов, и печалью за-
тмилось его сердце.
— Помоги мне, Солнце!— воскликнул он, обратив ли-
цо к небу, и зашагал вперед — сам не зная куда.
Много дней он провел в пути, много оставил за спи-
ной лесов и рек, миновал и высокие горы, и широкие пре-
рии. Похудел его мешок с едой, да и сам он исхудал в
дороге. Порой удавалось ему добывать пропитание охо-
той, а если не попадалось никакой дичи, он собирал яго-
ды, выкапывал съедобные коренья — и тем кормился.
Так он шел и шел и пришел к волчьему логову.
89
— Ха!—удивился Волк.— Что ты делаешь в этих
краях, вдали от человечьего жилья?
— Я ищу дом Солнца,— отвечал Рваная Щека.—
Мне нужно поговорить с ним.
— Много я скитался по прериям, по лесам и по го-
рам,— проворчал Волк,— но нигде не попадалось мне
жилище Солнца. Разве что Медведь знает — он мудрее
меня.
На следующий день Рваная Щека снова пустился в
путь. Шел он и шел и к вечеру пришел к медвежьей бер-
логе.
— Что ты делаешь здесь, вдали от человечьего
жилья?— прорычал Медведь.
— Ищу дом Солнца. Может быть, ты, о мудрый
Медведь, подскажешь мне, где его искать?
— Подсказал бы, если бы только знал. Много я
странствовал по горам и глухим чащобам, но нигде не
встречал его жилища. Разве что Барсук знает — он, По-
лосатый, много чего знает и ведает.
На следующий день пришел Рваная Щека к барсучь-
ей норе.
— Эй, полосатый братец, выходи.
— Что тебе нужно, брат мой?— отозвался Барсук,
выглядывая из норы.
— Я ищу дом Солнца. Я должен поговорить с ним.
— Дом Солнца?— переспросил Барсук.— Нет, так
далеко я не забирался. Но ты не горюй. Вон там, в со-
сновом бору, живет Росомаха. Она рыщет повсюду и все
вынюхивает, что творится на свете. Может быть, она знает.
Пришел Рваная Щека в густой бор. Искал, искал —
нет нигде Росомахи. Присел он на поваленное дерево и
говорит сам себе:
— Кончилась у меня еда, мокасины сносились, вид-
но, суждено мне сгинуть в этой чаще.
Вдруг прямо над ним раздался голос:
— О чем горюешь, брат мой?
Поднял глаза юноша, видит — сидит на дереве Росо-
маха.
— Послушай меня, о мудрая Росомаха! Та, которую
я люблю, принадлежит Солнцу. Не знаешь ли ты, где
его дом и как мне добраться туда?
— Знаю,— отвечала Росомаха.— Сейчас уже поздно.
Но на рассвете я укажу тебе дорогу к Большой Воде.
Там, за ней, на другом берегу и живет Солнце.
90
Рано утром они пустились в путь. Росомаха показала
юноше тропу, которая вскоре привела его к Большой
Воде. Поглядел вдаль Рваная Щека, и сердце его сжа-
лось от тоски и страха. Никогда в жизни он не видел
такой безбрежной воды, таких огромных и шумных волн.
«Не переплыть мне этой Большой Воды,— подумал он.—
Значит, нет для меня пути ни вперед, ни назад. Пусть
же я умру здесь, на этом берегу».
Но едва он успел так подумать, как вдруг боль-
шой белый лебедь опустился прямо перед ним и спро-
сил:
— Откуда ты, юноша? И что ты делаешь здесь, на
краю света?
— Я пришел сюда умереть,— отвечал Рваная Ще-
ка.— Та, которую я люблю, принадлежит Солнцу. Я шел
много дней, чтобы просить его позволения жениться на
ней. Но теперь путь мой окончен. Я не могу перебраться
через Большую Воду и вернуться домой тоже не могу.
Остается одно—умереть.
— Нет, не говори так,— взмахнул крылом лебедь.—
Я перенесу тебя через море. Садись ко мне на спину.
Рваная Щека послушался лебедя, сел к нему на спи-
ну, и они полетели. Страшен был этот путь над кипящи-
ми волнами, ибо глубока Большая Вода и населена
огромными зверями и злыми демонами, готовыми схва-
тить любого чужака и утянуть вглубь, в бездонную пу-
чину. Но лебедь благополучно перенес юношу на другой
берег.
— Иди по этой тропе,— сказал он на прощание.—
Она приведет тебя к жилищу Солнца.
Рваная Щека пошел по утоптанной тропе и вскоре
наткнулся на замечательные вещи, разбросанные по зем-
ле. Это были воинские доспехи — щит, лук и колчан со
стрелами. В жизни своей не видел Рваная Щека такого
великолепия! Однако он не позволил себе даже прикос-
нуться к прекрасным вещам, лишь поглядел и двинулся
дальше. Спустя некоторое время повстречался ему на
тропе молодой воин. Он был длинноволос и строен, его
одежда была сшита из какой-то невиданной кожи, а
мокасины украшены цветными тесемками и перьями.
— Видел ли ты оружие, лежащее на земле?
— Да, видел,— ответил Рваная Щека.
— Трогал ли ты это оружие?
— Нет. Я подумал, что тот, кто оставил эти вещи, сам
91
вернется и заберет их. И потому я не стал ничего тро-
гать.
— Ты не заришься на чужое,— заметил прекрасный
юноша.— Как твое имя и куда ты идешь? — И, получив
ответ, сказал:
— Меня зовут Утренняя Звезда. Я — сын Солнца.
Пойдем, я провожу тебя к нашему жилищу. Отца дома
нет, но к вечеру он вернется...
Высокий вигвам Солнца украшали изображения дико-
винных. зверей и птиц. На деревянном треножнике у вхо-
да висело оружие Солнца и его боевые доспехи. Внутри
вигвам сидела женщина в светлых одеждах. Это была
Луна, жена Солнца и мать Утренней Звезды. Она привет-
ливо заговорила с гостем, предложила ему еды, и когда
он поел, спросила:
— Что привело тебя сюда, где не бывал еще никто
из людей?
Рваная Щека рассказал ей свою историю, и Луна
обещала ему свою помощь и покровительство.
Между тем свечерело и наступил час, когда Солнце
возвращается домой. Луна спрятала гостя в углу, под
грудой одежды. Но утаиться от Солнца было невоз-
можно.
— Здесь кто-то чужой! — услышал Рваная Щека его
слова.
Пришлось Рваной Щеке выбираться из своего убе-
жища.
— Это мой друг,— сказал Утренняя Звезда.— Он
пришел издалека, из земли людей.
Благосклонный взор Солнца обратился на гостя.
— Мы рады твоему приходу. Можешь оставаться у
нас, сколько пожелаешь. Моему сыну порой бывает оди-
ноко. Ему нужен друг.
На следующий день, когда юноши собрались на охоту,
Луна сказала гостю:
— Запомни одно. Можете охотиться, где хотите,
только держитесь подальше от Большой Воды. Там, на
берегу, живут птицы с длинными острыми клювами. Эти
птицы убивают всякого, кто приблизится к ним. У меня
было много сыновей, но почти все они погибли от клювов
этих страшных птиц. Утренняя Звезда — мой последний
сын. Не позволяй же ему подходить к берегу!
Много дней провел Рваная Щека в жилище Солнца,
92
и каждый день они с Утренней Звездой ходили на охоту.
И вот однажды они случайно оказались невдалеке от бе-
рега и увидели огромных птиц, парящих над водой.
— Пойдем поохотимся на них,— предложил Утренняя
Звезда.
— О, нет! Это опасные птицы, они могут убить нас.
Но Утренняя Звезда не послушался. С воинственным
криком он побежал к берегу, и Рваная Щека поневоле
бросился следом. Длинноклювые птицы налетели хищной
и шумной стаей, но Рваная Щека выступил вперед и
перебил их всех своим острым копьем, так что ни одной
не осталось в живых.
Когда они вернулись домой и показали Луне отруб-
ленные головы птиц, она расплакалась от радости, при-
жимая к себе обоих юношей.
— Сын мой!—воскликнула она.— Мы с мужем ни-
когда не забудем, от какой беды ты нас избавил.
По возвращении Солнца Луна тут же все ему рас-
сказала.
— Сын мой!—просияв от радости, воскликнуло
Солнце.— Мы с женой навсегда твои должники! Скажи,
не могу ли я тебе чем-нибудь помочь? Нет ли у тебя ка-
кого желания?
— Есть,— ответил Рваная Щека,— и помочь мне мо-
жешь только ты. Я хочу жениться на одной девушке из
нашего племени, и она дала мне согласие, но оказалось,
что она принадлежит тебе и не может выйти замуж без
твоего позволения.
— Это правда. Я наблюдал за этой девушкой и знаю,
что она была мне послушна и не совершила ничего дур-
ного. Теперь я дарю ее тебе. Обоих вас и всех ваших де-
тей награжу я счастьем и долголетием. Скоро ты отпра-
вишься назад, к своей невесте. Запомни же то, что я
тебе расскажу.
— Я,— продолжало Солнце,— владыка и повелитель
всего мира. Все, что есть на свете, принадлежит мне.
Я сотворил землю и все реки, горы, леса и прерии.
Я сотворил и людей, и зверей. Я никогда не умру. Прав-
да, зимою я делаюсь дряхлым и слабым, но каждую вес-
ну сила и молодость возвращаются ко мне.
— Знаешь ли ты,— спросило Солнце,— кто из живот-
ных мудрее всех? Это ворон! Он везде находит себе пищу
и никогда не остается голодным. А какое животное лю-
дям следует почитать больше всех? Бизона, ибо он мой
93
любимец и сотворен для людей, чтобы давать им кров и
пищу. А какие из растений священны? Те, что дают
съедобные ягоды. Теперь идем со мной, я покажу мир!
И Солнце вместе с юношей подошли к самому краю
неба. Они поглядели вниз и увидели весь мир. Он был
круглый, плоский и со всех сторон круто обрывался вниз.
Рваная Щека вновь услышал голос Солнца:
— Когда у женщины заболеет или занеможет муж,
она должна построить Дом для врачевания, посвящен-
ный мне. Если это добродетельная женщина, я помогу
ей и исцелю ее мужа. Но если женщина не добродетельна
или лжива, я буду разгневан. Дом же для врачевания —
парильню — нужно построить так. Сперва выкопать яму,
круглую как земля. А потом возвести над ней стены и
крышу парильни из ста деревянных жердей — выпуклую
как небесный купол. Одну половину крыши следует по-
красить в красный, солнечный цвет, а другую в черный,
это цвет ночи.
Подробно объяснив юноше, как устроить Дом для
врачевания и лечить в нем людей, Солнце коснулось его
щеки своей рукой, и шрам тотчас исчез. И еще он полу-
чил от Солнца два вороновых пера:
— Это будет знак твоей невесте, что я разрешаю те-
бе жениться на ней. Пусть отныне эти перья носит вся-
кий, кто познал искусство врачевания.
Вскоре Рваная Щека собрался домой. Солнце и
Утренняя Звезда богато одарили его на прощание. Доб-
рая Луна напоследок расцеловала его и заплакала: так
жаль ей было отпускать его! Самой короткой дорогой
пошел юноша назад, к людям. Это была Волчья Тропа,
теперь ее еще называют Млечным Путем. По ней Рваная
Щека быстро добрался до дому.
На земле в это время стояла на редкость жаркая по-
года. Шкуры на вигвамах были подняты, люди прята-
лись в тени. Вождь рода Воронов велел своей жене
приготовить еду и питье, и каждый, кто хотел, заходил
к нему поболтать и выкурить трубку. Один из гостей рас-
сказал вождю, что на склоне холма, неподалеку от селе-
ния, на самом солнцепеке сидит и отдыхает какой-то
пришлый человек.
— Скорей зовите его сюда!—распорядился вождь.—
Он, должно быть, проголодался и ослабел от жары.
Несколько юношей тотчас побежали туда, где сидел
незнакомец, закутанный в дорожную одежду.
94
— Разве тебе не жарко?— спросили они.— Идем с
нами, сам вождь приглашает тебя подкрепиться и отдох-
нуть в его вигваме.— Тут незнакомец поднялся на ноги
и сбросил свою дорожную накидку. Юноши из племени
Воронов пораскрывали рты от удивления: никогда и ни
на ком не видели они такой богато украшенной одежды,
и никто в их краях не умел делать такое прекрасное ору-
жие! Но самое удивительное было то, что перед ними
стоял их старый знакомый — Рваная Щека, только шра-
ма у него на лице как не бывало. Всей гурьбой помча-
лись они в селение собирать народ.
— Рваная Щека!—кричали они на бегу.— Рваная
Щека вернулся! Он теперь богатый, красивый и шрама
у него больше нет!
Навстречу им отовсюду спешили люди.
— Кто дал тебе эту одежду?— спрашивали одни.
— Откуда у тебя такой лук и щит?—завидовали дру-
гие.
Но он никому не отвечал. Только когда подошла его
невеста, он снял с головы два вороновых пера и протянул
их ей со словами:
— Всемогущее Солнце посылает тебе вот это — в
знак согласия.
Девушка несказанно обрадовалась возвращению сво-
его жениха. Вскоре они поженились и, помня наказ вели-
кого Солнца, построили первый на земле Дом для враче-
вания. Солнце же и в самом деле подарило им долгую и
счастливую жизнь. Много лет прожили они вместе, в
окружении детей, а потом и внуков, и ни разу даже не
захворали. А когда наконец пришел их час, тени их вмес-
те откочевали к Песчаным Холмам.
Лаврентий ЗАГОСКИН*
пляски эскимосов квихпака
и кускоквима
Пляски туземцев Квихпака и Кускоквина во-
все различествуют от поморских в духе и действиях. Пляс-
ки первых — собственно, передача в мимических представ-
лениях явлений духов тунгакам1 при каких-нибудь случаях
частной их жизни, и как дух является в образе зверя,
1 Тунгак—шаман (на языке эскимосов квихпагмютов).
95
птицы, человека или в другом каком фантастическом ви-
де, то вместе с пляской тунгак представляет и его личину
или маску. Слова песни — описание в известном размере
явления или беседы тунгака с духом. Каждую пляску
в первый раз выполняет в кажиме1 сочинитель, а потом
она переходит вместе с личиной в общее достояние. Пес-
ни поются теми, которые дают вечеринку, напев одина-
ков с приморским.
Представления выполняются мужчинами нагишом,
потому что все искусство их пляски состоит в выказании
проворства, легкости и быстроты; по одной или по паре
женщин с каждой стороны плясуна, окаймляют картину.
Движения последних всегда плавны, исключая обыкно-
венных частных вечеринок, в которых старушки позволя-
ют себе различные вольности.
Пляшущие женщины одеты и обвешаны бисерами,
колокольчиками; медными обрезками и тому подобными
украшениями; на парадных представлениях, то есть тех,
на которые съезжаются гости с окрестных селений, жен-
щины одеваются в прозрачные камлеи, в руки берут раз-
личных видов разные из дерева фигуры, украшенные
перьями или длинною оленьей шерстью: эти фигуры слу-
жат им для придания большого эффекта и соразмерения
своих движений.
Сколько бы ни было действующих лиц, все они быва-
ют в масках; впрочем воображение тунгаков не создает
представлений более как из трех персон. Если дают вече-
ринку женщины, то одеваются в мужское платье и тогда
пляшут в масках. У квихпакцев и кускоквимцев есть
своего рода паяцы, или шуты. В интермедиях между
представлениями они отпускают разные шуточки, под-
смеиваются над плясунами, зрителями и часто довольно
неблагопристойно, но у каждого народа свои понятия
о любезности.
Для яснейшего ознакомления читателей с туземной
пляской расскажем содержание некоторых их представ-
лений.
В кажиме 10 сажен в квадрате; по всем трем ярусам
лавок и по полу, исключая передней стороны, оставлен-
ной для действующих лиц, сидит народ. Мужчины —
одни совершенно нагие, другие без парок — занимают
лавки, женщины скучились на полу, со многими из них
1 Кажим — общественное здание или «мужской дом», существо-
вавший традиционно в каждом селении.
96
грудные дети. Жарко и душно. Два жирника на аван-
сцене, то есть по углам передней стороны ямы огнища,
и четыре в разных местах кажима тускло разливают свет
на пеструю толпу зрителей; с нижней лавки передней сто-
роны спущены травяные рогожки, отделяющие гарде-
робную актеров. Четверо тунгаков сидят на этой лавке,
держа в зубах бубны в 21 /2 фута в диаметре; два ста-
рика в оборванных парках с замаранными лицами по
временам появляются на сцене, дразнят друг друга и
подсмеиваются над зрителями, что те понапрасну собра-
лись смотреть новую пляску, которую они, старики, укра-
ли у сочинителя. Это вместо увертюры.
Но вот открылся светлый люк, и по ремню опустился
быстро, можно сказать мгновенно, плясун, легким скач-
ком он очутился на сцене; две пары женщин обстали
его по сторонам; на нем личина, изображающая фан-
тастическую голову ворона; вот он заскакал по сцене, за-
кричал по-вороньи; бубны забили свой мерный такт; пев-
цы затянули песню. Плясун представляет то ворона, при-
седая и скача по-птичьему, то известные действия чело-
века, которому во всем неудача. Содержание пляски вы-
ражается словами песни, которых сущность заключается
в следующем: «Жил тунгак на своей заимке и голодал,
и приметил он, что куда бы он ни пошел, везде сопутст-
вует ему и становится помехою ворон; пойдет ли на до-
бычу за оленями, ворон откуда ни возьмется закаркает,
встревожит оленей и не допустит скрасть их в меру поле-
та стрелки; поставит ли петли на ушканов или куропаток,
ворон спутает, сорвет их; опустит ли в озеро морду на
рыбу-имагнат, и тут ворон находит способы повредить
ему. «Кто ты?»,— наконец, восклицает тунгак. Дух в об-
разе ворона, усмехаясь, отвечает: «Горькая твоя доля».
Таким образом, в этой пляске представляется в мимике
охота за оленями, ловля ушканов, куропаток, рыбы и бе-
седа тунгака с вороном.
За пляской следует антракт: семья плясуна в память
своих родных одаривает гостей различными запасениями
или какими-либо вещами; в последнем случае наблюдает-
ся, чтоб число раздаваемых вещей было или двадцать
или дважды двадцать, мы считаем по-туземному, и так
далее; притом раздаватель до самого момента дележа
старается сколько возможно скрыть от всех присутствую-
щих то, чем он намерен дарить. Положим, что мужчина
расположился одарить своих гостей подошвами; перед
4 Покуда растут травы 97
глазами зрителей он представляет байдарку, вырезывает
из нее двадцать, сорок или шестьдесят пар подошв и в
то же время рассказывает, каким образом байдарка бы-
ла приобретена, долго ли на ней ездил, благополучно
ли производил ловлю, выхваляет доброту лавтака и про-
чее. Если одаривает женщина, например, мешками из
рыбьих шкур, то же число двадцать или сорок она сши-
вает между собою, растягивает их во всю ширину кажи-
ма, объясняет труды и время, употребленные ею на вы-
морозку шкур, на шитье, на приобретение различных
украшений, наконец, на тайну производства своей рабо-
ты. Если раздаются провизии, то всего чаще передают
их из рук в руки. В обыкновенных игрушках раздача по-
дарков зависит от воли раздавателя, и предпочтением
никто не обижается.
Обратимся снова к представлениям. Вот три человека
выскочили из-под лавки; один из них с собачьим рылом,
на четвереньках, с загнутою рукою вместо хвоста, как
будто тянет нарту; второй в весьма правильной маске
человека показывает, что толкает нарту сзади; третий —
в личине с лишком 3 фут величины, изображающей урод-
ливое человеческое лицо на лягушачьем рыле, окружен-
ное ореолом из орлиных перьев, представляет духа.
Содержание пляски и песни следующие. Идет тун-
гак с своей одиночки на зимники; собака его тяглая
кормленая, вдруг чего-то пугается, поджимает под себя
хвост, визжит; тунгак осматривает ее, не занозила ли
она ногу, не трет ли ей где алык; напрасно: собака
не трогается с места; нечаянно поднимает он голову и ви-
дит духа. «Что тебе?»— вопрошает тунгак. «Не ходи,—
отвечает дух,— на твоем жилье повальная болезнь, люди
умирают скоропостижно». «Что же»,— возражает тун-
гак,— если мне умереть этой болезнью, то я умру, где
бы я ни был, а на жилье у меня жена, дети и прах моих
родственников...»
Мы здесь представили два образца туземной пляски,
но есть такие, которые невозможно передать, иначе как
перекладывая следующие к ним песни из слова в слово.
Для нас, по незнанию обстоятельно языка, это было бы
сочинением, чего мы себе не дозволяем. Эти пляски выра-
жают прошения, обеты, знаки благодарности, изъявляе-
мые духам, или видения, представляющиеся тунгакам.
На Кускоквиме мы видели пляску новокрещенных, кото-
рой содержание было благодарность тяте, так зовут ту-
98
земцы управляющего редутом Колмакова, С. Лукина, за
озарение их светом христианства, за прекращение между
ними несогласий и за услуги, которые он оказывает им.
продавая по сходным ценам табак, котлы и другие това-
ры, и признаемся, что считаем мимику квихпакцев и
кускоквимцев доведенною до замечательной степени со-
вершенства. Личина вырезывается также с большим
искусством; красят их цимолитом, болюсом, кровавиком
и фосфорокислым железом; некоторые украшаются
перьями.
КАК ЛЮДИ
НАУЧИЛИСЬ ВЕСЕЛИТЬСЯ
(Эскимосы Аляски)
Было время, когда люди не умели веселиться.
Вся их жизнь состояла из работы, еды и сна. Один день
был похож на другой. Они работали, потом спали, и сно-
ва просыпались, чтобы работать. И мозги их тупели от
скуки.
В то стародавнее время жил неподалеку от моря охот-
ник с женой, и было у них три сына. Крепкие и выносли-
вые смолоду, они обещали стать такими же умелыми
охотниками, как отец. Родители гордились ими и верили,
что на старости лет сыновья не оставят их без куска
мяса.
Но случилось так, что старший сын ушел на охоту и
не вернулся. А спустя недолгое время и средний сын
исчез так же бесследно. Поиски были безуспешны. И чем
больше горевали отец с матерью о старших сыновьях,
тем больше тревожились они о младшем, который к тому
времени подрос и стал ходить вместе с отцом на охоту.
Звали его Териак, что по-эскимосски значит Горностай.
Териаку очень нравилось охотиться на карибу — север-
ных оленей. А отец его больше любил добывать тюленей
и других морских животных.
Охотники не могут вечно жить в страхе и тревоге.
Пришло время, когда отец разрешил Териаку в одиночку
уходить в тундру. Сам же он уплывал на каяке охотиться
в море.
И вот однажды, преследуя оленя, Териак заметил над
99
собой кружащегося орла. Вытащил стрелу охотник, но
орел внезапно полетел вниз, опустился на землю, сбросил
сверкающие одежды из орлиных перьев и превратился
в юношу с острым и властным взглядом.
— Это я убил твоих братьев,— сказал он.— Я убью
и тебя, если ты не пообещаешь мне устроить праздник
с пением, когда вернешься домой.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь. Что такое
праздник и что такое пение?
— Обещаешь или нет?— грозно переспросил юноша.
— Обещаю. Но объясни мне, что значат эти слова.
— Ты пойдешь со мной к моей матери-орлице и она
научит тебя тому, чего ты не понимаешь. Твои братья
отвергли дары песен и веселья, они не захотели ничему
учиться, и за это я убил их. Пойдем со мной, и как толь-
ко ты выучишься складывать из слов песни и петь, как
только ты научишься плясать и веселиться, ты будешь
свободен и сможешь отправиться домой.
Юноша-орел махнул рукой и повел Териака вглубь
материка. Они прошли несколько долин и ущелий и стали
карабкаться в гору. Вскоре они поднялись так высоко,
что вся широкая равнина с кочующими по ней стадами
карибу открылась им, как на ладони. Они приблизились
уже к вершине горы, как вдруг до них донеслись тяже-
лые, громкие удары, будто кто-то огромным молотом бил
по скале.
— Слышишь?—спросил Орел.
— Слышу,— откликнулся Териак.— Что за странные
звуки? У меня в ушах гудит от этого грохота.
— Это бьется сердце моей матери-орлицы.
Они приблизились к орлиному жилищу, стоящему на
самом гребне скалы.
— Подожди здесь. Я должен предупредить мать,—
сказал Орел и вошел в дом. Через минуту он снова
появился и пригласил Териака войти.
В большой комнате на ложе, убранном звериными
шкурами, сидела мать-орлица. Выглядела она дряхлой,
печальной и усталой. Сын почтительно приблизился и
обратился к ней с такими словами:
— Этот человек обещал устроить праздник с пением
и музыкой, как только вернется домой. Но он говорит,
что люди не умеют складывать песни, они даже не зна-
ют, как бить в барабан и плясать. Матушка, люди совсем
не умеют веселиться!
100
Старая мать заметно оживилась при этих словах.
Глаза ее блеснули и она произнесла:
— Прежде всего, нужно построить праздничный дом,
в котором может собраться сразу много людей.
Оба юноши тотчас принялись за работу. Они построи-
ли кагсе — праздничный дом, который должен быть выше
и просторней, чем обычные дома.
Потом орлица научила их складывать слова и тянуть
их так протяжно и плавно, чтобы получилась песня. Она
сделала для них барабан и научила выбивать на нем
ритм. И показала, как нужно плясать под музыку.
Когда Териак научился всему этому, она сказала:
— Прежде, чем приглашать людей на праздник, нуж-
но построить праздничный дом, сложить песни новые и
заготовить много вкусной еды. Ведь тех, кто придет на
праздник, следует хорошо угостить.
— Но кого же я смогу пригласить? Мы живем вдале-
ке от других людей и никого не знаем.
— Люди одиноки оттого, что не умеют веселиться,—
сказала мать-орлица. Приготовь все, как я тебе веле-
ла. Потом пойди и поищи людей. Всех, кого встретишь,
приглашай к себе на праздник. Увидишь: соберется мно-
го народу.
Так сказала мать-орлица Териаку и напоследок доба-
вила:
— Всякий дар требует ответного дара. Хоть я и орли-
ца, но я еще и старая женщина, и обыкновенные женские
занятия мне не чужды. Подари мне на прощание нитки
из сухожилий для моего рукоделья. Хоть это и слабый
подарок, но я буду рада.
Териак поначалу смутился. Откуда ему было взять
нитки — так далеко от своего дома? Но вдруг он вспом-
нил, что наконечники его стрел привязаны к древкам
нитками из сухожилий. Он достал свои стрелы, размотал
нитки и подарил старой орлице.
. После этого юноша-орел вновь облачился в свои
одежды из сверкающих перьев. Он велел Териаку садить-
ся к нему на спину и держаться как можно крепче. Они
взмыли над горою и полетели так быстро, что ветер за-
свистел в ушах и глаза Териака от страха сами закры-
лись. Но это продолжалось лишь несколько мгновений.
Когда шум ветра стих, и Териак снова открыл глаза, он
увидел, что орел доставил его к тому самому месту, где
они встретились.
101
Там они сердечно распрощались и Териак поспешил
домой. Он рассказал родителям свои приключения и за-
кончил так:
— Люди одиноки. Они не знают радости, потому что
не умеют веселиться. Но старая орлица наделила меня
даром радости, и я обязан разделить этот дар между
людьми.
Отец с матерью выслушали его с удивлением, недо-
верчиво качая головами. Ведь людям, чьи сердца никогда
не знали веселья, трудно вообразить, что такое восторг и
радость. Но старики не осмелились возражать. Они уже
потеряли двух сыновей и понимали, что могут лишиться
и последнего, если не послушают приказа орлицы.
Праздничный дом, большой и просторный, был по-
строен, и кладовая — наполнена запасами еды. Отец с сы-
ном складывали песни, подбирая приятные, радостные
слова, они описывали в песнях самые примечательные и
интересные события своей жизни. Из шкур карибу, натя-
нутых на деревянный каркас, они сделали барабаны и
учились плясать под их мерный стук, кружась и прыгая
и выделывая всякие забавные движения руками и нога-
ми. Разгорячась душой и телом, они испытывали неведо-
мую прежде радость. Часто по вечерам они теперь рас-
сказывали друг другу разные истории, смеялись и шути-
ли — вместо того, чтобы сидеть и клевать носом от скуки.
Когда все приготовления были закончены, Териак от-
правился приглашать гостей на праздник. К своему удив-
лению он обнаружил, что они совсем не одиноки на этом
пустынном берегу. У веселых людей всегда находятся
друзья. Тут и там попадались ему диковинного вида лю-
ди, одетые в меха разных зверей — волков, рыжих ли-
сиц, чернобурых лисиц, росомах и рысей. Всех Териак
звал на праздник, и все охотно следовали за ним.
Праздник удался на славу. Каждый спел свою песню.
Было много разговоров, смеха, шума, беззаботного ве-
селья. Гости угощались, дарили друг другу припасы и ме-
ха, знакомились и дружились. Всю ночь продолжались
пир и пляски. А поутру гости всей толпой вывалились
наружу, пали на четвереньки и разбежались во все сто-
роны. Ведь это были не люди, а волки, росомахи, рыси,
рыжие и чернобурые лисицы — все звери, которых при-
слала орлица, чтобы Териаку не пришлось долго искать
гостей. Так велика власть радости, что может даже лес-
ного зверя превратить в человека.
102
‘ Не случайно, что звери, которые всегда были беспеч-
нее людей, стали первыми гостями человека в его празд-
ничном доме.
Вскоре после этого Териак снова встретился на охоте
с юношей-орлом и был приглашен им в орлиное жилище,
ибо старая мать-орлица хотела еще раз посмотреть на
человека, устроившего на земле первый праздник. Она
вышла к ним навстречу из своего орлиного дома на вер-
шине утеса — и что же? Дряхлость ее исчезла и она сно-
ва превратилась в молодую, полную сил, орлицу.
Ибо когда люди веселятся, орлы молодеют.
* * *
Эту легенду рассказывают старики в Кангланеке —
стране, лежащей в лесистых верховьях реки Колвилл.
Вот, говорят они, каким удивительным и необыкновен-
ным образом обрели люди дар веселья и радости. Орла
же называют с тех пор священным покровителем пения,
плясок и праздников.
МИФ О БЕЛОЙ БИЗОНИХЕ
(С и у-т ет о н ы)
Много поколений назад, когда дакоты еще жи-
ли у озера, далеко на востоке, случилась необычайно
суровая зима. Глубокий снег покрыл землю и реки про-
мерзли до самого дна. Каждый день слышался громкий
треск деревьев, когда мороз вгрызался в их стволы, и
ночью груды шкур и пылающий в типи огонь едва согре-
вали стынущую в жилах кровь. Исчезла дичь, и когда
испытав все тяжести зимней охоты, мужчины возвраща-
лись с пустыми руками, вопли голодных женщин и детей
сливались со стоном леса. Когда наступила запоздалая
весна, было решено покинуть землю, на которую с такой
силой обрушился гнев Вазийи, Духа Севера, и поискать
лучшую землю в той стороне, где заходит солнце и где
правят Духи Ветра, живущие там испокон века.
Типи и меховая одежда — вот все, что они собрали в
дорогу, а в нагруженные волокуши впрягли тех немно-
гих собак, что еще не были съедены. Вперед выслали
двух юношей. Трудно было найти более непохожих лю-
103
дей, ибо один из них был храбр, самоотвержен, беско-
рыстен и добр, а душа другого была черна и полна чувст-
венных и порочных желаний.
Двигаясь налегке, разведчики скоро далеко обогнали
с трудом передвигавшийся усталый отряд — изможден-
ных мужчин, женщин, согнувшихся под тяжестью покла-
жи, обычно перевозимой собаками, беспорядочно рассы-
павшихся детей и нескольких тощих собак, из последних
сил тянущих перегруженные волокуши. К концу дня юно-
ши убили оленя, и решив, что к ночи их племя придет сю-,
да, оставили его там, где он упал, и пошли было дальше,
как вдруг одного из них что-то заставило оглянуться.
Что за чудное зрелище предстало перед ними! В тумане,
поднимавшемся над невысоким холмом, появилось очер-
тание женщины. Пока они взирали на него с изумлением,
туман медленно рассеялся и юноши увидели прекрасную
молодую девушку. На ней была лишь юбка из шалфея и
браслеты на руках и ногах. Левой рукой она прижимала
к себе узелок из красной бизоньей кожи, за спиной у нее
висел колчан и в левой же руке она держала пучок ди-
ких трав. Юношу, носившего зло в своем сердце, сразу
же охватило желание овладеть этой прекрасной женщи-
ной, однако его спутник попытался удержать его, говоря,
что она, наверное, вакан (священная) и вестница Вели-
кой Тайны.
«Нет, нет!» — вскричал первый юноша. «Она не свя-
щенная, она обыкновенная женщина, такая же, как дру-
гие, и она будет моей!»
С этими словами он устремился к женщине, которая
тотчас же сказала ему, что она священна. Когда же он
приблизился, она сурово приказала ему остановиться,
потому что он носил зло в своем сердце и был недостоин
подходить к священным дарам, которые она держала.
Но юноша не остановился и тогда женщина отступила,
положила на землю свою ношу и подошла к нему. И вто-
рой юноша увидел, как внезапно опустился туман и оку-
тал таинственную женщину и его попутчика. Потом по-
слышался жуткий звук, как будто шипели и трещали тыся-
чи разъяренных гремучих змей. Пораженный ужасом, юно-
ша уже хотел бежать от этого страшного места, как.вдруг
туман рассеялся столь же быстро, как и появился, и он
увидел белые кости своего бывшего товарища и прекрас-
ную девушку, спокойно стоящую рядом. Она ласково за-
говорила с юношей, убеждая его не бояться, потому что
104
на него пал выбор и он станет жрецом своего племени.
«Многое должна я передать твоему народу»,— сказа-
ла она.' «Сейчас иди туда, где остановились твои люди,
и вели им приготовиться к моему приходу. Сделайте
большой крут из зеленых ветвей и оставьте проход с
восточной стороны. В центре поставьте типи и застелите
пол шалфеем. Утром я приду».
Преисполненный благоговения, юноша поспешил на-
зад и передал своему народу повеление священной жен-
щины. Все ее приказания были почтительно исполнены,
ибо разве это не послание Великой Тайны? Утром,
собравшись внутри круга из ветвей, люди ждали с вели-
ким упованием, когда вестница тайны появится в прохо-
де, оставленном с восточной стороны. Вдруг, повинуясь
какой-то неведомой силе, все повернулись в противопо-
ложную сторону и вот, она стоит перед ними!
Войдя в типи в сопровождении самых справедливых
и достойных мужчин племени, выбранных юношей,
предназначенным ею для совершения священного обряда,
женщина развязала узелок из красной бизоньей кожи и
показала всем его содержимое: табак, перо пятнистого
орла, шкурку красноголового дятла, моток бизоньей шер-
сти, несколько связок душистых трав и, самое главное,
трубку из красного камня с вырезанным на ней изобра-
жением бизона. Женщина поведала, что она вестница
Великой Тайны, посланная дать им закон и научить их
поклонению, чтобы они стали великим и могущественным
народом.
За четыре дня, что провела с ними женщина в типи,
она научила их, какие обычаи следует соблюдать: как
человек, который почувствует в себе вакан, должен будет
пойти в горы и поститься много дней, и тогда ему будут
являться видения и духи ниспошлют ему силу; как нака-
зывать тех, кто носит зло в своем сердце и посягает на
права своего брата; как наставлять девушек, достигших
зрелости, и как лечить больных. Она научила их, как
поклоняться Великой Тайне. Каждое лето невинная де-
вушка идет в лес и срубает там прямое дерево. Это дере-
во гприносят в деревню и устраивают вокруг него пляску
солнца. Но перед этим все девственницы должны дотро-
нуться до ствола, чтобы торжественно заявить о своей
чистоте. Если же такое утверждение ложно, и какой-ни-
будь юноша скажет об этом, девушку с позором изгоняют
с церемонии. Юноша, желающий успеха в военных и лю-
105
бовных делах, должен нарисовать скалу и дать клятву,
что он посвящает предстоящую пляску Великой Тайне.
Тогда всякий раз, когда он увидит эту скалу, она будет
напоминать ему о данной клятве.
Потом она научила их пяти главным обрядам, кото-
рые они должны будут соблюдать. Это Песнь о приемных
родителях, Пляска Солнца, Мольба о видении, Песнь о
бизоне и Хранитель духов. Священную трубку она вручи-
ла избранному ею юноше, предупредив его при этом, что
вынимать ее можно только в случае крайней нужды. Из
колчана за спиной она вынула шесть луков и шесть стрел
и раздала их стольким же юношам, известным своей
храбростью, гостеприимством и правдивостью. Она по-
велела, чтобы после ее ухода юноши взошли с этим ору-
жием на вершину холма, где они найдут стадо из шести-
сот бизонов и всех их они должны будут убить. В середи-
не стада они увидят шестерых мужчин-духов. Их они то-
же должны будут убить, отрезать им уши, и прикрепить
их к чубуку священной трубки. Ее последние слова были
такими:
«Пока вы верите в эту трубку и поклоняетесь Тайне,
как я научила вас, вы будете жить в благополучии. У вас
будет много еды, число ваше будет приумножаться и вы
станете могучим народом. Но как только вы перестанете
поклоняться трубке, ваш народ исчезнет».
С этими словами она покинула типи и пошла по про-
ходу в ту сторону, где восходит солнце. Вдруг она исчез-
ла, а когда люди бросились за ней, они увидели только
белую бизониху, бегущую по прерии.
ДУХ кукурузы
(Скид и п ау н и)
По прерии шел человек. Он пришел на место
бывшей стоянки и услышал женский плач. Человек подо-
шел туда, откуда доносился плач, но никого не увидел и
был удивлен этим. Вернувшись домой, он лег спать и
ночью ему приснился сон. Во сне он увидел женщину и
вот что она ему сказала:
«Это я стояла там, где ты услышал плач, и я рада,
что ты искал меня. Я хочу помочь тебе найти и увидеть
меня. После захода солнца, как только стемнеет, приходи
106
туда, где ты слышал плач. Я буду там, ты сможешь уви-
деть меня и расскажу тебе о том, чего ты не знаешь и не
видел».
Когда человек проснулся, он стал думать о женщине,
которую увидит вечером. Так он сидел и смотрел вдаль
до самого захода солнца. Он видел, как вернулись в де-
ревню женщины, и как только солнце зашло и стало тем-
неть, он пошел туда, где услышал плач. Когда он пришел
туда, то больше не услышал плача, а увидел женщину.
Она сказала ему: «Посмотри на меня, это я плакала
здесь». Человек посмотрел на женщину и увидел, что она
красива. Женщина снова заговорила: «Юноша, меня
бросили здесь люди, когда шли охотиться на бизонов.
С тех пор я все время плачу...» Потом женщина сказала:
«Посмотри, что лежит у меня под ногами». Человек по-
смотрел и увидел там кукурузное зерно, все в мелких пят-
нышках. «Подними это зерно,— продолжала женщина,—
и всегда носи меня с собой. Я дух Матери-Вечерней Звез-
ды, которая наполняет кукурузу молоком. Люди едят эти
зерна и они поддерживают в них жизнь. Такое же молоко
носят в своей груди женщины. Носи меня в своем колча-
не и мой дух всегда будет с тобой».
Человек поднял зерно и женщина исчезла. Возвра-
щаясь домой, человек крепко прижимал к себе зерно.
Дома он положил кукурузное зерно в узелок и узелок
стал священным.
Юноша стал великим воином. Однажды он сказал:
«В нашем племени есть одна красивая девушка, которая
мне нравится». Ночью во сне ему явилась женщина-зерно
и сказала: «Не женись еще два года. Только после того,
как дух мой придет к тебе и ты сможешь понять меня,
должен ты жениться. Пусть твоя мать положит меня в
большой ком земли. Когда из него вырастет стебель и на
нем появится початок, не ешь его, а сохрани. Весной
пусть твоя мать снова посадит зерна и тогда осенью будет
хороший урожай и ты увидишь, как приумножилась
кукуруза». Юноша сделал все так, как она сказала.
Когда наступила весна, его мать положила зерно в боль-
шой ком земли. Из него вырос стебель, на котором было
много зерен. Мать сохранила их до будущей весны и по-
садила много кукурузы.
>07
ОТКУДА ПОШЛИ БОЛЕЗНИ
И ЛЕКАРСТВА
(Чероки)
В стародавние времена все звери и птицы, ры-
бы и растения жили с людьми в мире и дружбе. Тогда
они еще обладали даром речи. Но мало-помалу людей
становилось все больше и больше, и бедным зверям
оставалось места все меньше и меньше. Им приходи-
лось и того хуже: люди придумали лук со стрелами, ножи
и копья, рыболовные снасти, и принялись истреблять
зверей. Тех, кто побольше — на шкуры и мясо, а тех кто
помельче, лягушек и червей, и вовсе топтали ногами без
разбора. Вот тогда-то звери и призадумались, как им
спастись.
Сначала созвали совет медведи вместе со своим вож-
дем. Медведи решили объявить войну человеку. «Чем
воюют с нами люди?»—спросили они друг друга. «Луком
да стрелами»,— вскричали все. «А что, если мы ответим
им тем же?» Изготовили лук со стрелами. Но только пер-
вый же медведь попытался натянуть лук, как запутался
в тетиве когтями и не смог пустить стрелу в цель. «Надо
обрезать когти»,— предложил кто-то. Но медвежий
вождь воспротивился. «Длинные когти нам нужны, что-
бы лазить по деревьям, без когтей мы умрем с голоду.
Видно, человечье оружие нам не годится». Так ничего и
не решив, медведи разбрелись по чащобам.
Договорись они между собой, мы бы по сей день
воевали с одними только медведями: а так—охотники
теперь даже не спрашивают разрешения у них, когда
отправляются на охоту.
Потом держали совет олени во главе со своим вождем
Олененком. Тех охотников, кто убивает оленей без разбо-
ра и не просит у них прощения, олени решили наказать,
поражая ревматизмом.
Так они и заявили индейцам. И теперь, как только охот-
ник убьет оленя, вождь Олененок, невидимый и быстрый
как ветер, тут же оказывается на месте и спрашивает, не
слыхал ли олень от охотника слова прощения. Если
да — Олененок тотчас уходит, если же нет — он идет по
следу охотника, проникает к нему в хижину и насылает
на него ревматизм. Вот почему ни один стоящий охотник
не убьет оленя, не попросив у него прощения.
108
За оленями сошлись на совет рыбы и пресмыкаю-
щиеся, у которых накопилось немало обид на людей. Они
решили послать им сны: в них змеи обовьются вокруг
людей и станут их душить, или сны о сырой и тухлой ры-
бе— чтобы отбить у людей аппетит и уморить голодом.
Вот почему нам до сих пор снятся змеи и рыба.
Наконец, собрали совет птицы, насекомые и мелкие
зверьки. Своим вождем они избрали Гусеницу. Каждый
должен был сказать свое слово: виновен человек или не
виновен. Если да — предать его смерти.
Первой дали слово лягушке. «Если не остановить че-
ловека,— заквакала она,— он всех нас сживет со света!
Поглядите-ка, как он отделал меня ногами, и все из-за
того, что я, видите ли, нехороша на вид. Вся спина у ме-
ня от этого в синяках!» И она показала всем пятнышки
у себя на шкурке.
Потом выступила маленькая птичка. Она сказала, что
вина человека очевидна: раз он нанизывает диких птичек
на вертел и поджаривает на костре. Все поддержали ее.
И только бурундук осмелился сказать доброе слово о
человеке, который не обижал его — оттого, что уж очень
он был мал. Но это так рассердило всех, что они наброси-
лись на бедного бурундука и исполосовали его когтями.
Следы этих царапин он носит на своей спине и по сей
день.
Тут зверьки стали придумывать болезни — все новые
и новые, и навыдумывали столько, что если бы у них в
конце концов не иссякла фантазия, дни человека были бы
сочтены. Гусеница слушала, и предложения зверей нрави-
лись ей все больше и больше. «Вот спасибо,— прогово-
рила она,— а то эти противные людишки стали уж больно
круглыми да толстыми, ступают куда попало и вечно пре-
следуют меня». Она прямо задрожала от радости, не
удержалась и упала на спину, а подняться уже не смогла
и только извивалась всем телом; так гусеницы ведут се-
бя и сегодня.
А вот растения остались людям друзьями. Услыхав,
что задумали звери, они порешили расстроить эти злые
планы. Каждое дерево, кустик или травка, вплоть до са-
мых последних былинок и мхов, договорились между
собой, что найдут способ исцелить любую болезнь, и каж-
дый сказал: «Я приду на помощь человеку, едва он позо-
вет меня в час нужды».
Вот так и появились на свете лекарства. Ведь каждое
109
растение хоть чем-нибудь да полезно, и способно отвести
зло, посеянное мстительными зверями. Даже сорняки на
что-нибудь годятся, и нам надо только догадаться, на что
именно. И теперь, если случается, что доктор не знает,
какое лекарство прописать больному, духи растений под-
сказывают ему на ухо.
ПОКИНУТЫЕ ДЕТИ
Сказка индейцев степей
Однажды маленький мальчик и его сестричка
играли далеко от селения, а когда вернулись, нашли
только тлеющие угли на кострище. Люди еще едва видне-
лись вдали, но уходили все дальше и дальше. Когда же
дети кинулись им вдогонку, то заметили один из шестов
для типи, оброненный их родителями. «Мама,— закрича-
ли они.— Наш шест упал!» Но родители все шли и шли,
нарочно позабыв о них. Издалека донесся лишь их еле
слышный отклик: «Все равно, вы не мои дети!»
Девочка все останавливалась, чтобы помочь малень-
кому братику, который еще не мог долго и быстро идти,
и вскоре они совсем отстали. Она отвела братика в гус-
тые заросли, устроила ему постельку из веток и оставила
там отдыхать, а сама за это время нарезала кустарника
и соорудила шалашик. И зажили они в этом шалаше, а
ели ягоды и корешки, которые собирала девочка-мать.
Так минуло много весен, дети подросли.
Однажды, когда девочка выглянула из их маленького
жилища, то увидела целое стадо оленей-вапити, и воск-
ликнула: «Братец, посмотри,— олени! Как много!»
Мальчик сидел, склонив голову и потупя взор. Он
уже повзрослел и чувствовал неловкость, оставаясь с
сестрой в шалаше наедине. Не поднимая глаз, он отве-
тил: «Сестра, не к добру будет, если я на них посмотрю».
Но она не отступилась. Тогда мальчик поднял голову,
посмотрел на оленей, и те упали замертво.
Девочка освежевала и разделала туши, а мясо отнес-
ла в шалаш. Глядя на гору кусков мяса, она сказала:
«Хочу, чтобы это мясо высушилось». И не успела она
договорить, как в нем не осталось и капли влаги. Затем
она подняла шкуру и, встряхнув ее перед собой, сказала:
«Хочу, чтобы эти шкуры задубились»,— и это исполни-
110
лось. Тогда она разложила несколько из них на полу и
тихонько проговорила: «Хочу, чтобы они сшились в обо-
лочку для типи». И вот уже перед ней чудесное большое
покрытие вместо разбросанных шкур. Ближе к вечеру
поблизости появилось стадо бизонов, и девочка крикну-
ла: «Братец! Посмотри — бизоны!»
«Зачем мне на них смотреть?»— недовольно отозвался
тот. Но она настаивала, а когда брат наконец поднял го-
лову, и бизоны тоже упали замертво. Сестра освежевала
их и принесла бизоньи шкуры в шалаш, где расстелила
часть из них и сказала: «Хочу, чтобы эти шкуры продуби-
лись и сшились в красивую одежду». В мгновенье ока так
и сталось. Тем же заклинанием она обратилась к остав-
шимся шкурам и те превратились в одеяния из мягкой
замши, украшенные орнаментом. Теперь, когда у нее бы-
ло все необходимое, девочка поставила типи и устрои-
ла в нем все как надо.
Однажды, увидав пролетавшего мимо ворона, девочка
обратилась к нему со словами: «Ворон, возьми этот ку-
сок бизоньего жира и полети на стоянку моего племени,
а когда будешь пролетать над ней, то оброни его на са-
мой середине и проговори: «На старой стоянке вдоволь
еды!»
Ворон забрал жир и полетел к далекой стоянке. Там
он застал молодых охотников за стрельбой по обручу и,
сбросив свою ношу, прокаркал: «На старой стоянке вдо-
воль еды!» Так случилось, что в это время люди голода-
ли, и лишь только слова ворона долетели до ушей вождя,
он послал нескольких молодых охотников посмотреть, что
там можно найти на самом деле. Разведчики пустились
в путь. Там, где прежде была стоянка, они увидали кра-
сивое жилище из оленьих шкур, на перекладинах вокруг
него много сушеного мяса, и бизонов, пасущихся на со-
седних холмах. Когда вождь услышал их рассказ, тотчас
же велел огласить решение разбирать типи и сниматься
с места.
Новый лагерь был устроен поблизости от типи из
оленьих шкур, и тогда отец и мать девочки поняли, что
это типи их дочери. Они отправились к ней, выкликая:
«Дочка, дочка моя!» Но в ответ услышали: «Не подходи-
те! Ты не мой отец, а ты не моя мать. Ведь когда я на-
шла наш шест от типи и просила вас не покидать меня,
вы ушли, говоря при этом, что я не ваша дочь!»
Однако со временем она как будто простила их и, по-
111
звав всех к себе, раздала людям множество вареных би-
зоньих языков. Своих родителей она попросила сесть ря-
дом с собой. Между тем брат ее все сидел с опущенной
головой.
И вдруг девочка воскликнула: «Брат мой, посмотри
на этих людей. Это они покинули нас!».
Она повторила свои слова еще дважды, но мальчик не
поднимал глаз. И только на четвертый раз он медленно
поднял голову, обвел всех взглядом, и люди повалились
бездыханными.
Тогда девочка сказала: «Пусть несколько мужчин и
женщин оживут, чтобы племя мое снова жило, но пусть
их души изменятся. Пусть люди станут лучше, чем они
были». И в тот же миг некоторые из них ожили, племя
стало расти и множиться, а сердца людей стали добрыми.
ДЕВУШКА.
ВЫДАННАЯ ЗА ДУХА
Сказка индейцев тихоокеанского побережья
Некогда, в старые времена, на берегу морского
залива жил один богатый человек и было у него три
дочери.
Этот человек был вождем племени и прославился сво-
им богатством и силой воли, но не меньше его дом был
славен красотой дочерей, в особенности же старшей из
них. Из ближних поселений и издалека стекались к вож-
дю родители и родичи юношей в надежде, что тот согла-
сится выдать за них одну из своих дочерей. Но вождь
оставался глух даже к обещаниям поднести самые рос-
кошные дары. Он был счастлив в кругу своей семьи. Что
же касается денег, то больше, чем имел, ему не требова-
лось.
Вновь и вновь он отвечал отказом, пока не пробудил
ненависть и недобрые мысли жителей всех окрестных
поселений. Уже открыто все стали желать, чтобы упрямо-
го вождя постигло несчастье. И вот однажды, когда он
отказал сватавшим его старшую дочь, те с досады стали
угрожать ему прямо и, между прочим, пожелали, чтобы
с выкупом к несговорчивому отцу нагрянули духи и
увезли девушку в страну мертвых.
Старый вождь не придал никакого значения их сло-
112
вам. Но спустя некоторое время ночью со стороны моря
послышались голоса многих людей, распевавших разве-
селые песни. Они становились все ближе и отчетливее,
и тут вождь, его жена и дочери увидели приближаю-
щиеся к ним каноэ, полные людей — свадебный поезд
жениха.
Когда те высадились на берег и высказали свое на-
мерение, то их оказалось так много, а дары они привезли
с собой столь богатые, что вождю уже никак нельзя было
отказать, и не медля долее он дал свое согласие на брак
старшей дочери и красивого, богато одетого молодого
человека.
Свадебная церемония длилась почти всю ночь, но еще
задолго до рассвета гости вместе с невестой отплыли
от берега и скрылись на своих каноэ в темноте, распевая
ликующие песни. Они направились в открытое море, куда
так и продолжали грести, пока их голоса не стихли со-
всем. Куда они плыли, кем в точности были — так никто
и не узнал, но почему-то ни у вождя, ни у его близких
в душе не пробудилось никаких дурных предчувствий.
Свадебные гости гребли все дальше и дальше, пока
перед ними не встала из моря мрачная таинственная зем-
ля. Тогда они быстро подплыли к берегу, вытащили из
воды каноэ и разошлись по сторонам. Хотя день еще не
наступил, девушка обнаружила, что может без труда
разглядеть все вокруг. Повсюду люди занимались игрой:
кто бросал кости, кто деревянные кружочки, некоторые
перебрасывали палками битку, а другие старались по-
пасть из лука в бегущий обруч. Радость переполня-
ла их.
Девушка последовала за мужем в большой дом, где
он жил со многими другими соплеменниками. На высту-
пе, опоясывающем большой зал, притянувшись друг к
дружке, спали дети, множество детей. Часть дома, куда
отвел ее муж, была отгорожена широкими камышовыми
плетенками. Мягкие коврики и несколько одеял покрыва-
ли постель. Муж сказал, что настала пора спать. Дейст-
вительно, после переполненной волнениями ночи и долго-
го пути она была рада отдохнуть.
Когда молодая женщина проснулась, солнце подня-
лось уже высоко, но кругом стояла полная тишина —
ни единого звука не раздалось навстречу. Ей показалось
это странным, тем более что вчера вокруг были толпы
людей, и она повернулась к мужу,' чья голова лежала у
из
нее на плече. К ужасу своему она глянула прямо в
пустые глазницы усмехающегося черепа. То, что было
красивым юношей, превратилось теперь в скелет.
Стараясь не сдвинуть руку с места, она приподнялась
на локте и огляделась. Вместо спящих детей теперь беле-
ли в ряд кости. Не снится ли ей все это? Постель, казав-
шаяся так богато убранной, теперь была грязной, истлев-
шей и висела лохмотьями. Весь большой дом почернел от
копоти и едва держался от ветхости. Только та одежда,
что была на молодой женщине, осталась прежней.
И тут наконец она поняла, что попала под власть тем-
ных сил и начала думать, как выбраться отсюда. Она
боялась посмотреть снова на то, что было ее мужем,
страшилась и потревожить его. Но все же надо было бе-
жать. Медленно-медленно она вытянула руку из-под че-
репа, и он, скатившись с ее локтя, упал на одеяло и по-
вернулся на бок.
Она встала, быстро оделась, и начала пробираться
между скелетами и ветхой утварью. А когда добралась
до выхода, за порогом ее глазам предстала новая жут-
кая картина. Всюду взгляд натыкался на бесчисленные
скелеты, разбросанные группами. Кости, кости, кости —
и вверх и вниз по побережью, в самых разных позах,
будто продолжали участвовать в разнообразных играх,
за которыми утро застало людей.
Но плеск волн внушил молодой женщине надежду.
Она сядет в каноэ, поплывет прочь от берега и в конце
концов отыщет свой дом. Земля была столь густо усеяна
костями, что время от времени ей приходилось отодви-
гать их ногой, чтобы не ступать прямо по ним. За линией
прибоя, где кончалась полоса гальки, она различала но-
сы каноэ. Туда осторожно и направила свой путь.
Но, увы, от лодок остались лишь изъеденные непого-
дой, поросшие мхом дырявые остовы. Одну за другой она
столкнула их в воду, но все каноэ потонули у нее на гла-
зах. Поддавшись отчаянию, она упала на прибрежную
гальку и горько зарыдала.
Слезы облегчили душу. Молодая женщина умылась,
вытерла лицо и огляделась вокруг внимательнее. На
далеком мысу курился дымок. С новой надеждой она ста-
ла пробираться туда. Повсюду лежали мертвые кости.
Но мысль, что человеческая жизнь еще теплилась в этом
навевающем ужас месте, что вскоре она сможет обрести
участие, ободряла, убыстряла ее шаги. Теперь она уже не
114
так бережно ступала меж костей и порой довольно реши-
тельно отодвигала их в сторону.
Тем не менее, вперед удавалось продвигаться не так
быстро, как хотелось, да и расстояние оказалось боль-
шим, чем виделось. Когда она добралась до места, солн-
це уже опустилось довольно низко. У костра сидела спи-
ной к ней маленькая старушка и плела волосяные снас-
ти. Старшая дочь вождя остановилась в замешательстве,
не зная что сказать. «Подойди ближе, дочка»,— молвила
старушка не оборачиваясь.—«Это тебя, значит, привезли
они вчера».
Старая женщина была Вещей Совой. Заговорив, она
не прервала работы, потому что ничуть не удивилась.
Принадлежа как стране духов, так и земным просторам,
Вещая Сова могла по желанию посещать их поперемен-
но и знала обо всем, что происходило в обоих мирах.
Она уверила дочь вождя, что ей нечего тут страшиться
и что никто не причинит ей вреда.
«Ты недоумеваешь,— сказала старушка.— Не знаешь,
где очутилась и что тебе делать. Это страна духов. Сюда
попадают те, кто умирает на земле. Когда тебя привез-
ли, на земле была ночь, а это та пора, когда духи бод-
рствуют. С восходом солнца они засыпают. Ночью у них
тела настоящие; а днем все лежат костьми. И тебе
надо только ложиться и вставать в одно с ними время,
тогда все у тебя наладится. Беда в том, что ты просну-
лась слишком рано. Надо было спать. Все те люди, чьи
скелеты ты видела, с заходом солнца снова задвигаются.
Лучше подожди тут со мной до той поры».
И молодая женщина провела остаток вечера с Вещей
Совой, узнав от нее многое о племени, куда ее выдали
замуж. Едва солнце опустилось за горизонт и тени сгус-
тились, издалека послышались слабые отголоски, пере-
росшие в хор поющих и радостных голосов. Но вскоре
духи обнаружили пропажу привезенной вчера невесты.
И зная, что днем собеседником ее может ci зть только Ве-
щая Сова, все устремились на мыс. Некоторые в ярости
размахивали руками.
Как вскоре стало ясно дочери вождя, их гнев был вы-
зван теми ранами, которые она нанесла многим по дороге
от селения к жилищу Вещей Совы. Каждая смещенная
кость приносила серьезное увечье, а тот дух, чей скелет
она отодвигала в сторону, погибал окончательно. Вокруг
собралась угрожающая толпа. Раздавались выкрики:
115
вина ее не только в том, что покалечено огромное число
народа, но и в том, что бездумно уничтожены многие
прекрасные каноэ, унесенные отливом. А хуже всего, что
она едва не убила собственного мужа, чуть не свернув
ему голову.
В ответ на все выкрики и угрозы духов Вещая Сова
отчитала их за то, что девушке не объяснили куда она
попала и не рассказали, что она должна делать, чтобы
жить среди них. Утихнув, разгневанные духи ушли, и дочь
вождя отправилась за ними. По дороге они миновали
группу людей, пытавшихся помочь раненым. Некоторым
помощь уже не требовалась. У кого были вывихнуты но-
ги, у кого — смещены ребра, разъяты суставы рук, а не-
которые остались без ног. Мужа она нашла оправляю-
щимся после нанесенного ею увечья, едва не ставшего
смертельным. С тех пор дочь вождя старалась быть осто-
рожной и следовать советам Вещей Совы.
Время текло счастливо, и в один прекрасный день
молодая женщина родила мальчика, чем была очень гор-
да. Но духов беспокоило появление ребенка — ни духа,
ни человека. Они настояли, чтобы отвезти мать с младен-
цем домой на землю и те, кто был среди сватов, вновь
снарядили каноэ и отправились в путь.
Когда они достигли родного побережья ее племени,
было темно, но родители услышали пение издалека и
разожгли огромный костер, осветивший весь дом. Ра-
дость их при виде дочери с младенцем была велика. «Чу-
десный ребенок, хороший мальчик»,— говорили крутом,
передавая его с рук на руки. Затем люди из племени ду-
хов наказали матери мальчика, чтобы та при свете дня
ни в коем случае не распеленывала и не отвязывала его
от перено.колыбельки, иначе он превратится в духа
и должен будет вернуться в страну духов. Предупредив
об этом, духи молча удалились.
Одиннадцать дней дочь вождя неоступно следила за
своим малышом. Каждый день она только ненадолго от-
лучалась в лес, за сухим мхом и кедровой корой, которую
теребила и подстилала мальчику в колыбельку. На две-
надцатый день она задержалась дольше обычного, и ее
мать, желая разглядеть, не отличается ли этот привезен-
ный из страны духов младенец от других детей, распеле-
нала его.
Под одеяльцем она увидела маленький скелетик и,
пораженная, с отвращением выбросила кости и колы-
116
бельку из дому. В ту же минуту мать мальчика забеспо-
коилась. Почуяв, что с ее ребенком отряслась какая-то
беда, она поспешила домой. Там, при виде разбросанных
под ярким солнцем косточек и выброшенной колыбельки,
она впала в ярость и горько стала упрекать свою мать.
Ведь потерпеть бы еще один только день, и она с мальчи-
ком счастливо зажила бы на земле.
А теперь с наступлением темноты за ней и ребенком
вернулись духи. Прежде чем уплыть с ними, молодая
мать сказала родителям, что еще раз вернется к родному
берегу, но остаться тут сможет всего на день, ибо они
сами отвергли ее.
Как и обещала, она вернулась однажды ночью со
многими другими духами — вместе с ними пела, не сходя
на берег, и вскоре уплыла прочь. Больше ни ее, ни сына
никто уже не видел. Они теперь навсегда стали духами.
Ни одному живому существу с тех пор не удалось
побывать в стране духов, и неизвестно, что поделывают
или о чем говорят духи между собой. Ни одному, кроме
Вещей Совы, что по-прежнему летает туда и обратно на
землю, когда пожелает. Но нам, людям, она не показы-
вается больше в человечьем обличьи, не говорит она и на
человечьем языке, хотя порой в ночи можно услышать ее
крики или увидеть промелькнувшую в дыму над очагом
тень.
СВЯЩЕННЫЙ КУРГАН
НАНИ ВАИЙЯ
(Чоктавы и чикасавы)
Давным-давно предки чоктавов и чикасавов
жили в далекой земле северо-запада. Они промышляли
охотой на лесную дичь, а деревни строили на речных тер-
расах, где наводнения не могли застигнуть их врасплох.
Так они жили многие-многие годы, и были счастливы.
* Но пришло время, когда костры, разожженные ими,
иссякли, и они не могли больше оставаться в прежних
местах. Пришлось им искать себе новую родину.
Вожди собрали людей на общий совет. Четыре дня
все вместе судили да рядили, но о том, куда идти, так и
не могли договориться. Ясно было только, что пришла
пора уходить.
117
— Кто поведет нас?—спрашивали юноши.— Чтобы
отыскать новую землю, нам понадобятся могучие пред-
водители.
— Должен быть кто-то один, но в то же время нужно,
чтобы были в нем двое,— сказал глубокий старик, глав-
ный шаман.— И еще нам нужно точно знать, в какую
сторону идти, даже если мы потеряем своего предводи-
теля.
— Но кто же те двое, что будут равны друг другу,
и ни один ни в чем не будет превосходить другого?—
спрашивали юноши.
— Это будут братья-близнецы,— сказал шаман.—
Пусть два брата, Чахта и Чикаса, выйдут вперед и ста-
нут нашими предводителями, ибо они сильны, и каждый
из них во всем равен другому.
Чахта и Чикаса вышли на середину круга советни-
ков.
— Мы здесь, отец,— сказали они старику.
— Люди призвали вас,— сказал им шаман.— Вы
двое, составляющие единство, и поведете их в новую зем-
лю. Смело идите вперед, ибо меня не будет рядом, некому
будет помочь советами. Я помогу вам, чем смогу, но не
пойду с вами.
— Как же ты поможешь нам, отец?
— Ступайте в лес и срубите молодое деревце,— велел
старый шаман.— Срубите ствол каменного дерева, пусть
он будет высоким и мощным, но легким и стройным. Сни-
мите кору, обрубите ветви и принесите сюда.
Братья отправились в лес, отыскали нужное дерево,
срубили его своими каменными ножами, отнесли в лагерь
и положили перед стариком.
— Принеси мне мои краски,— велел старик жене, и
та принесла мешочки из оленьей кожи с разными краска-
ми. Пока муж наставлял ее, жена смешивала краску
с водой. Потом она взяла две раковины, наполнила одну
красной, другую белой краской, и подала мужу. Медлен-
но поднялся старик на ноги и тщательно нанес на шест
сверху донизу красные и белые полосы.
— Красный цвет означает войну, белый — мир,—
сказал старый шаман.— Помните: не выходите на тропу
войны, если можете заключить мир; но если сражения
не избежать, деритесь так, чтобы кровь лилась рекой.
А теперь положите меня на землю.
Его желание было исполнено.
118
— Поставьте шест посреди деревни,— повелел старый
шаман.— Поглядите, в какую сторону он наклонился?
— Он наклонился к востоку, отец,— отвечали
братья-близнецы.
— Хорошо, ступайте за шестом,— проговорил старик,
закрыл глаза и умер. Братья накрыли его тело циновкой,
а сверху насыпали курган.
Утром, когда люди проснулись, шест по-прежнему
указывал на восток. Все женщины уложили свои горшки
и корзины, а мужчины разобрали оружие. Близнецы вы-
дернули шест, и все люди двинулись вдоль русла реки
на восток в поисках нового дома.
То было долгое странствие. Люди шли много месяцев,
потом лет. Рождались дети, старики вымирали. Но ни-
когда люди не бросали дорогих останков: кости умер-
ших предков они уносили с собой, и говорили: «В костях
живет душа человека, ведь кости сохраняются много
дольше тела».
Но вот люди вышли к большой реке — величайшей из
всех какие они видели. Люди стояли на берегу и диви-
лись: «Видно, это и есть наша родина»,— говорили не-
которые.
— Задержимся здесь хоть немного,— просили жен-
щины.— Тут славная глина, мы наделаем много новых
горшков и сложим в них наше дорогое бремя, кости пред-
ков.
— Мы устали,— плакали дети.
Наконец, братья согласились задержаться на некото-
рое время у реки.
Священный шест стоял все время в центре лагеря, и
теперь он клонился к юго-востоку. Никогда он не вы-
прямлялся, и люди поняли, что им предстоит еще долгий
путь.
Сначала они с великим трудом переправились через
реку. До того люди еще не знали лодок, а переплыть реку
было невозможно — так она была широка. Наконец,
братья-близнецы нашли сухой древесный ствол. При по-
мощи огня и каменных топоров они выдолбили его, сде-
лав первую чоктавскую лодку-долбленку.
Потом люди пошли вдоль русла, и оттого, что было
оно так велико, они прозвали реку Миса Сипокни; на их
языке это означало «За пределами времен», ибо река бы-
ла столь велика, что ее истоки и устье были одинаково
скрыты от них.
119
И каждый день, утром и вечером, они справлялись с
путеводным шестом, и тот указывал им дорогу. Однажды
утром он указал на восход солнца, и люди покинули ре-
ку, прозванную ими «За пределами времен».
Но вот как-то раз братья, проснувшись, как обычно,
взглянули на шест. Он стоял вертикально, и они поняли,
что достигли конца своего странствия. Оглядевшись, они
увидели, что стоят на берегу реки, в удобном месте для
выращивания кукурузы и для постройки селения. Но
позади них вздымался крутой холм, так что места для
всех не хватало.
— Видно, теперь нам предстоит расстаться,— сказал
Чикаса своему брату.— Здесь недостаточно земли, чтобы
прокормить всех.
— Боюсь, что это так, и нам придется распрощать-
ся,— согласился Чахта. Слезы брызнули у него из глаз,
а на сердце была тяжесть.— Кто из нас должен уйти?
— Спросим у шеста,— предложил Чикаса, и оба бра-
та установили священный шест между собой. Шест на-
клонился в сторону Чикасы.
— Значит, идти мне,— сказал Чикаса.— Шест указы-
вает на север, туда мы и отправимся.
На это брат ответил: «Здесь мы пребудем», и .эти
слова стали с тех пор крылатыми. Он поглядел на Чикасу
и сказал:
— По крайней мере, оставьте с нами дорогие всем
кости.
— Где мы положим их? — спросил Чикаса, а Чахта
ответил:
— Схороним их в этом холме. В этом священном кур-
гане, в знак того, что мы всегда будем братьями.
Собрались люди, и все вместе разрыли холм, а после
кости погребли в его недрах.
— Взгляните на этот великий курган,— сказали
они.— Он укрывает наших любимых и близких. Это сим-
вол нашего братства! Место Изобильного Кургана, Нани
Ваийя, станет нашим домом навеки.
Вот как случилось, что священное место чоктавов
и чикасавов находится у Нани Ваийя, в штате Миссиси-
пи. Там состоялся и их последний великий совет, прежде
чем они вновь покатились на запад, под напором белых
поселенцев и солдат, на индейскую территорию, к западу
от Миссисипи — реки, прозванной ими «За пределами
времен».
120
МЕДВЕДЬ
И ЕГО ЖЕНА ИНДИАНКА
(Хайда)
Квис-ан-квидас и Кинд-а-вус— так звали юно-
шу и девушку из моей родной деревни. Она была до-
черью одного из вождей племени, он — сыном простого
человека. Оба были одного возраста, с детства они вмес-
те играли, и их привязанность друг к другу с годами
переросла в такую сильную любовь, что, казалось, каж-
дый живет только для другого. Они любили друг друга,
хотя знали, что никогда не станут мужем и женой, пото-
му что оба были рождены под тотемом Ворона, а по зако-
нам племени Хайда мать дает ребенку имя и знак тоте-
ма — Ворона, Орла, Лягушки или Медведя. Взрослый
юноша волен брать себе жену из любого тотема, кроме
своего собственного.
Пока юноша и девушка любили друг друга, время
бежало незаметно. Жизнь казалась им прекрасным
сном — от которого они очнулись, когда их родители ска-
зали, что пришло время вступить в брак. Видя, что все
увещевания остаются без ответа, родители решили раз-
лучить их. Их запирали дома, но им удавалось ускольз-
нуть и встречаться за деревней. Они убежали в лес, пред-*
почитая жить в диких горах, нежели быть разлученными.
В уединенной лесистой долине, в тени развесистой ели,-
возле быстрого потока построили они свою хижину. Бро-
дя по лесу в поисках пищи, они очень опасались встре-
тить кого-нибудь из своих родичей.
Так вот они и жили, до тех пор, пока удлинившиеся
ночи и дождливые дни не напомнили им о зиме. Квис-
ан-квидас решил наведаться домой. Кинд-а-вус предпоч-
ла остаться в одиночестве в лесу, чем попасться на глаза
разъяренным родителям. Юноша обещал вернуться на
закате четвертого дня.
Когда юноша пришел домой, родители встретили его,
спросили о судьбе девушки и о том, как они жили со вре-
мени своего побега. Он все им рассказал и когда они
услышали о том, как они живут и что девушка стала его
женой, они пришли в великую ярость. Они сказали, что
он никогда не вернется назад, ибо они посадят его под
замок до тех пор, пока Кинд-а-вус не вернется за ним.
Когда Квис-ан-квидас понял, что не сможет вырвать-
121
ся, он стал умолять людей отпустить его, потому что без
него Кинд-а-вус никогда не придет домой, но люди даже
не шелохнулись в ответ на его просьбу. Наконец, ему
удалось бежать, и он быстрее ветра помчался домой,
боясь, что с женой что-нибудь случилось.
Когда он пришел на то место, где они расстались,
то по следам на мягкой земле понял, что она пошла к хи-
жине. Однако, подойдя к дому, он не услышал ни звука
и не увидел ни одного ее следа. Когда он вошел внутрь
хижины, он в ужасе понял, что она не приходила сюда с
тех пор, как он ушел. Где же она? Может, она заблуди-
лась? В надежде найти ее, он обыскал всю хижину,
пробежал вверх и вниз по течению реки, рыскал по
лесу, крича: «Кинд-а-вус, Кинд-а-вус, где ты? Кинд-а-
вус, я твой Квис-ан-квидас. Слышишь ли ты меня, Кинд-
а-вус?» Но лишь эхо отвечало на его крики: «Кинд-а-
вус...»
Так прошло несколько дней, и он вернулся домой, го-
рюя по своей любимой и негодуя на родственников, ко-
торых он обвинял в своей беде. Он попросил о помощи
жителей своей деревни. Многие согласились, и среди
них оба отца — один, волнующийся за судьбу дочери,
и другой, чувствующий свою вину перед сыном.
Ранним утром третьего дня поисков Квис-ан-квидас
послал своих помощников последний раз, чтобы они по-
пытались найти ее живой или мертвой. На этот раз они
искали ее десять дней, но не нашли ничего, кроме пло-
щадки, на которой были видны следы борьбы.
Недели уступили место месяцам, месяцы — годам, и
Кинд-а-вус, казалось, была забыта. О ней редко вспоми-
нали, да и то только как о девушке, которая потерялась,
да так и не нашлась. Только ее муж никогда не забывал
о ней и верил, что она до сих пор жива. Он делал все, что
было в его силах, чтобы найти ее. Потерпев очередную
неудачу, он решил обратиться к шаману-скаге, которого
люди считали ясновидцем.
Скага спросил Квис-ан-квидаса, нет ли у него клочка
одежды его жены. Тот подал ему лоскут ее платья, скага
сжал лоскут в руке и забормотал: «Я вижу молодую жен-
щину, лежащую на земле... Она кажется спящей... Это
Кинд-а-вус... Что-то большое приближается к ней... Это
огромный медведь... Он хватает ее... Она пытается вы-
рваться, но не может... Он уносит ее куда-то далеко-дале-
ко... Я вижу озеро. На берегу его — высокая сосна... Там
122
живут Кинд-а-вус с медведем... Я вижу двух детей, маль-
чиков, которых она родила от медведя... Если ты пой-
дешь на то озеро и найдешь то дерево, ты увидишь их
всех!»
Квис-ан-квидас не терял времени и не стал дожидать-
ся людей, посланных скагой, которые нашли и озеро, и
дерево. Он сам пошел туда, и они вместе стали решать,
что им лучше всего предпринять. Было решено, что Квис-
ан-квидас позовет жену по имени, а затем приставит к
дереву лестницу. После того, как он несколько раз ее ок-
ликнул, она спросила: «Кто ты и откуда ты пришел?»
«Я Квис-ан-квидас,— сказал тот,— я искал тебя столько
лет и наконец нашел. Пойдешь ли ты со мной?» «Я не
могу пойти с тобой, пока не вернется домой мой муж, Ве-
ликий Медведь»,— ответила Кинд-а-вус. Во время этого
разговора она спустилась к людям — те схватили ее и
унесли домой.
Ее родители были очень рады обрести свое потерян-
ное дитя, а Квис-ан-квидас — свою потерянную любовь.
Хотя она была дома, и все были ей рады, она волнова-
лась о своих детях и хотела вернуться к ним. Такого ее
друзья не могли ей позволить и вызвались сами пойти и
принести ей детей. Она ответила, что отец не отпустит их.
«Но,— сказала она,— есть один способ, как забрать их».
Она рассказала, что Медведь сложил песню для нее, и
если ее друзья подойдут к дереву и споют ее песню, Вели-
кий Медведь сделает для них все, что они пожелают.
Выучив песню, люди отправились к дереву и запели.
Услыхав пение, Медведь вылез, думая, что это вернулась
Кинд-а-вус. Но увидев, что там ее нет, он полез обратно
и отказался отдать детей. Тогда люди пригрозили взять
их силой, и он, наконец, согласился отпустить их к ма-
тери.
Кинд-а-вус рассказала, как она попала к медведю.
После того, как она рассталась с Квис-ан-квидасом и
возвращалась домой, она почувствовала сильную уста-
лость и прилегла в тени. Там ее нашел медведь, схватил
и потащил в свое жилище. Вход в его дом был высоко
над землей, но у него была лестница, по которой он мог
легко взбираться на дерево. Нескольких своих слуг он
послал собрать мох, чтобы сделать для нее мягкое ложе.
Она очень печалилась, что никто не приходит ее искать,
и видя ее отчаяние, Медведь делал все, что мог — лишь
бы развеселить ее. Так прошли годы, но ни любимый,
123
ни родичи так и не пришли, и она привыкла к дому Мед-
ведя. К тому времени, как люди нашли ее, она потеряла
всякую надежду на возвращение. Медведь старался сде-
лать ее жизнь лучше и приятнее. Он сочинил песню, кото-
рая до сих пор известна среди детишек племени Хайда
как Песнь Медведей. Я ее слышал много раз. В 1888 году
старый вождь дал мне слова этой песни: «Я взял в жены
красивую девушку из племени Хайда. Я надеюсь, ее ро-
дичи не придут и не отберут ее у меня. Я буду с нею
очень добр. Я буду приносить ей ягоды с холмов, коренья
из долин. Я буду делать все, чтоб ей было хорошо. Для
нее я сочинил эту Песнь, для нее я пою эту Песнь».
Это Песнь Медведей, и кто ее споет, будет иметь хоро-
ших друзей. Многие научились этой песне от Кинд-а-вус,
которая не вернулась к медведю, а так и осталась с
людьми, помня о тех страданиях, которые перенесли они
с Квис-ан-квидасом.
Что же касается двух ее сыновей, Су-гаота и Кун-во-
та, то они выросли очень разными. Су-гаот остался с
людьми, а Кун-вот вернулся к отцу и всю жизнь прожил
среди медведей. Су-гаот, женившись на девушке из
родственного племени, стал отцом прекрасной дочери-.
А все добро, которое они нажили, помогло прожить не
одному поколению их рода.
Маленький ручей, около которого находилось первое
жилище Квис-ан-квидаса и Кинд-а-вус, стал бурной ре-
кой, в волнах которой резвится горбуша. Эта река и по
сей день принадлежит роду и кормит его.
ЛЕСНЫЕ ЛЮДОЕДЫ
(Кв акиутл ь)
Рассказывают, жил как-то вождь. Не раз гово-
рил он сыновьям, чтобы те остерегались, завидев в горах
ярко окрашенный дым. И вот как-то раз собрались сы-
новья вождя на охоту, пострелять горных коз.
«Возьмите с собой масла, клочок шерсти горной козы,
расческу и гладкий камешек,— сказала им бабушка.—
Если великан-людоед погонится за вами, бросьте эти ве-
щи у него на пути, и вы будете в безопасности». Так учи-
ла она юношей, и каждый из них взял по одной из этих
вещей.
Только перевалили они за гребень прибрежных гор,
124
как завидели яркий дым, который поднимался над лесом
и стлался по долине.
— Видно, там-то и есть жилье великанов-людоедов,—
сказал один из сыновей вождя.
— Да,— отвечал другой.— Не поглядеть ли нам на
этих страшилищ?—сказал третий. И все вместе отправи-
лись, несмотря на строгое предупреждение своего отца.
Спускаясь с горы, младший брат сильно порезал ногу,
но скоро забыл о пустяковой царапине, хотя ранка силь-
но кровоточила.
Когда братья приблизились, они увидели, что дым
поднимается над грубой хижиной, стоявшей в самой ча-
ще леса.
— Будем начеку,— сказал старший перед тем, как
войти в мрачное жилище. У огня сидела огромная жен-
щина, с большим младенцем на руках. Великанша при-
стально глядела на них. И тут младший брат заметил,
что великанша разглядывает кровь у него на ноге.
— Набери-ка крови с ноги для моего дитяти,— проры-
чала она.
Взяв небольшую палочку, младший брат соскреб не-
много крови с ноги и передал женщине. Едва та отдала
палку младенцу, как он жадно схватил ее и всю выли-
зал. Тут братья поняли, что находятся в доме великанов-
людоедов, Дсонокв. Стали думать, как им спастись.
Придумали они показать свое искусство в стрельбе
из лука, а целились в замочную скважину. Один за дру-
гим выбежали братья из дома, будто бы за стрелами, и
тут же исчезали в лесу.
Тотчас женщина бросилась за ними вдогонку. Свис-
том стала она подзывать своего мужа. Услыхали братья
громкий посвист Дсоноквы и кинулись к перевалу, за
которым стояла их деревня.
— Людоед настигает нас, — закричал старший из
братьев. Тут он вспомнил о гладком камешке, который
дала ему бабка. Бросил он его в великана — глядь!
Встала перед ним крутая гора, и тому пришлось на нее
взбираться.
Но скоро братья опять услышали за спиной треск
ветвей и посвист Дсоноквы. «Плесну-ка я на тропу ба-
бушкиным маслом»,— сказал брат помладше. Тотчас же
разлилось широкое озеро, и людоеду пришлось обходить
его. Когда братьям оставалось всего полпути до отцов-
ского дома, Дсоноква опять стал их настигать.
125
— Видно, пора мне бросить деревянный гребень,—
сказал третий брат, и едва гребень ударился о землю,
как превратился в густые заросли дикого шиповника.
На бегу братья слышали, как Дсоноква продирается
сквозь них и яростно свищет. Наконец, благодаря своей
страшной силе великан все-таки освободился, и когда
братья приблизились к деревне, он почти настиг их.
— Брошу-ка я шерсть горной козы,— вскричал самый
младший из братьев, и едва он сделал это, как ревущий
и свистящий людоед оказался в густом тумане, так что
братьям вновь удалось ускользнуть. Приблизившись к
дому, они увидели отца, который вышел встречать их.
— Отец, за нами гонится Дсоноква!—вскричал стар-
ший брат.
— Обвяжите дом веревками из волокон кедра, и он
не сможет войти!—велел вождь. Едва это было сделано,
отец с сыновьями вошли в дом и захлопнули дверь перед
самым носом у людоеда. Будучи не в силах пробиться
сквозь крепкую кедровую веревку. Дсоноква взобрался
на крышу и стал прыгать по ней. Вскоре одна из досок
подалась под весом великана, и он просунул голову
внутрь.
— Приходи утром, Дсоноква,— крикнул ему вождь.—
И приводи всю семью! Обещаю тебе знатное угощение!
Дсоноква ушел. Отец с сыновьями починили крышу.
Потом по его приказу они вырыли глубокую яму у само-
го очага и сверху закрыли ее планками.
— Я приглашу Дсонокв сесть на планки,— сказал
вождь. Затем он велел разложить внутренности четырех
собак, а туши спрятал.
— Теперь наложите камней в очаг, чтобы они раска-
лились докрасна к тому времени, когда явятся гости,—
приказал вождь. После этого домочадцы пошли спать.
Около полудня воздух наполнился свистом.
— Людоеды идут!—закричал слуга. Накинув на пле-
чи самый нарядный плащ из шерсти горных коз, вождь
вышел встречать гостей. Приглашая семейство людоедов,
вождь усадил их на планки у очага.
— Я приготовил вам угощение,— сказал вождь, ука-
зывая на собачьи внутренности; рядом, словно мертвые,
лежали тела четырех его сыновей.— Но прежде чем на-
чать пир, вам нужно выслушать одну историю. Я беру
в руки свой ораторский посох, и поведаю вам историю
своего рода.
126
По обычаю, вождь выделял самые важные места рас-
сказа, постукивая об пол ораторским посохом. И вскоре
все семейство людоедов охватил глубокий сон.
— Пора!—вскричал вождь. Четверо сыновей вскочи-
ли и рванули планки в стороны — так быстро, что все
семейство людоедов свалилось в яму. Тотчас же домо-
чадцы стали сбрасывать вниз раскаленные камни, а сы-
новья лили на людоедов кипяток.
Но перед тем, как людоеды все погибли, из глубины
раздался голос:
— И все равно я всегда буду пить вашу кровь!
— Это мы еще посмотрим,— сказал вождь. И когда
гости сгорели дотла, он вместе с сыновьями развеял их
пепел на четыре стороны света. Но странное дело! Едва
пепел взвился в воздух, как превратился в тысячи мос-
китов, которые сразу же набросились на людей. И индей-
цам послышался смех людоеда: «И все равно всегда я
буду пить вашу кровь!»
Так оно и повелось с тех пор.
ВАКИАШ
И ПЕРВЫЙ ТОТЕМНЫЙ СТОЛБ
(Квакиутль)
Вождя Вакиаша прозвали в честь реки, потому
что был он очень щедр, и обильные дары текли из его
рук, словно поток речной рыбы.
Как-то раз собралось племя на пляски. А у Вакиаша
на душе было тяжело, потому что у всех вождей было
много прекрасных танцев, а у Вакиаша — и вовсе ника-
кого. Тогда он подумал: «Пойду-ка я в горы, поститься.
Может быть, танец придет ко мне».
Вакиаш приготовил все, что нужно, и отправился в
горы. Там он оставался, постясь и купаясь, три дня. На
утро четвертого он так ослаб, что лег на спину и заснул.
И вот он почувствовал, будто кто-то сидит у него на гру-
ди. Проснулся Вакиаш, видит: это маленькая зеленая
лягушка.
— Лежи тихо,— сказала ему лягушка,— потому что
ты находишься на спине у ворона, который пронесет нас
с тобой вокруг света. После этого ты найдешь то, что
ищешь.
Захлопав крыльями, ворон поднялся в небо и летел
127
четыре дня. За это время Вакиаш повидал много всякой
всячины. Когда они уже пустились в обратный путь, он
заметил дом с красивым тотемным столбом спереди. Из-
нутри дома доносились звуки пения. Очень понравились
Вакиашу эти удивительные вещи, и ему захотелось взять
их с собой.
Лягушка разгадала мысли Вакиаша и велела ворону
спуститься. Когда он уселся на землю, лягушка приказа-
ла вождю спрятаться за дверью дома.
— Оставайся здесь, пока не начнут пляску,— сказала
она.— Потом врывайся в комнату.
В доме жили разные звери, они принимали вид людей
только на время плясок. Вот и сейчас, они собрались
начать пляску, только у них ничего не получалось,— ни
танцы, ни пение. Один из них сказал:
— Тут что-то не так; должно быть, поблизости какой-
то чужак, он насылает на нас порчу.
А звериный вождь сказал:
— Пусть та, что проворнее пламени, обежит вокруг
дома и проверит, в чем дело.
Вызвалась маленькая мышка:
— Я ведь могу пролезть всюду, в любой короб, и кто
бы там ни прятался, я отыщу его! — Она натянула свою
серую шкурку и из прекрасной женщины снова стала
мышкой.
Только мышка выскочила наружу, Вакиаш тут же
схватил ее и сказал:
— О, мой дружок, у меня есть для тебя подарок! —
И он дал ей кусочек сала горной козы. Очень обрадова-
лась мышка и решила помочь Вакиашу.
— Чего ты хочешь?—спросила она.
Вакиаш поведал ей, что ему нужны и тотемный столб,
и дом, и песни, и пляски, связанные с ними. Мышка отве-
тила:
— Подожди меня здесь.
Вакиаш остался, а мышь вошла в дом и рассказала
плясунам:
— Всюду я побывала, всюду искала, нет ли где чело-
века, но никого не нашла.
Вождь имел облик человека, но на самом деле это
был бобр. Он сказал:
.— Начнем опять пляску!
Трижды начинали они пляску и трижды ничего не
могли поделать. Каждый раз они посылали мышку на
128
разведку. Но та только болтала с Вакиашем, а возвра-
тившись, говорила, что вокруг никого нет. В последний
раз она сказала Вакиашу:
— Приготовься! Когда начнут пляску, врывайся в
дом!
Когда мышь снова заявила зверям, что вокруг никого
нет, они начали пляску. И тут Вакиаш вошел внутрь —
и сразу же все танцоры понурили головы от стыда —
ведь человек застал их в облике людей, а они были зве-
рями.
Плясуны молчали, а мышка говорит:
— Не станем терять времени. Спросим, что нужно
нашему другу!
Звери подняли головы, и вождь спросил Вакиаша
о его нужде. Вакиаш рассказал, что ему очень хотелось
иметь свой танец — ведь у него нет совсем никакого.
А еще ему хотелось получить дом и красивый тотемный
столб, такой, как снаружи. Хотя он и не высказал эти
желания, мышка сразу разгадала и передала танцорам.
А вождь сказал:
— Пусть наш друг сядет рядом. Мы покажем ему
все наши пляски, а он выберет такую, какую захочет.
И начались пляски!.. Долго длились они, и были одна
другой лучше. Танцоры надевали самые разные маски и
двигали ими. Когда все закончилось, вождь спросил у
Вакиаша, какой танец ему больше всего понравился.
Больше всего полюбилась Вакиашу маска духа Эхо и
маска Маленького Человечка, который бродит по дому,
со всеми заговаривает и сердится. Не успел Вакиаш по-
думать об этом, как мышка уже пересказала его жела-
ние вождю. Звери обучили Вакиаша всем своим пляскам,
а вождь сказал, что он может взять с собой столько тан-
цев и плясок, сколько пожелает, а с ними дом и тотемный
столб. Все это отправится с ним домой, но Вакиаш смо-
жет попользоваться им только один раз — во время своей
пляски, которой обучит всех. С такими словами вождь
взял и скатал дом в свиток, сложил его внутрь головного
убора одного из плясунов и отдал Вакиашу, прибавив:
— Когда вернешься домой, брось свиток на землю.
Он развернется и дом будет стоять, как стоял. Тут и на-
чинай танец.
Вакиаш отправился туда, где ждал его ворон, и тот
отнес его в горы, откуда он начал свой путь. Перед тем,
как они прибыли на место, Вакиаш опять заснул, а когда
5 Покуда растут травы 129
проснулся, ворона с лягушкой уже не было, а был он со-
всем один.
Когда Вакиаш пришел домой, была ночь. Вынул он из
маски свиток, бросил на землю. Глядь — появился дом с
тотемным столбом! Кит, нарисованный на стенке дома,
выпускал фонтан воды; звери, вырезанные на столбе, го-
ворили каждый по-своему, а маски внутри дома испусти-
ли громкий крик.
Соплеменники Вакиаша сразу же проснулись и сбе-
жались поглядеть, что произошло. От них Вакиаш узнал,
что отсутствовал он не четыре дня — его не было четыре
года. Все вошли в новый дом, и Вакиаш взялся за танец.
Он обучил людей песням, и они пели, пока сам он пля-
сал. Потом явилась маска Эхо, и все, что люди говорили,
она повторяла, меняя положение губ маски. Едва только
танец кончился, дом пропал: он вернулся к своим хозяе-
вам — зверям. И все вожди были посрамлены, потому что
у Вакиаша был теперь самый лучший танец.
Потом Вакиаш выстроил деревянный дом и поставил
перед ним прекрасный тотемный столб, а когда он был
закончен, люди сложили о нем песню. Столб этот был
самым первым в племени квакиутлей. Из-за его вышины
все называли его Калакуйувиш, Держатель Неба. Еще
говорили, будто столб, издает скрип — оттого, что небес-
ный свод так тяжек. И Вакиаш, гордый таким тотемом-
гербом, взял в честь него имя Держатель Неба.
ПРЕДАНИЕ О ДЕГАНАВИДЕ
И ХАЙОНВАТЕ И О ТОМ,
КАК БЫЛ УСТАНОВЛЕН
ВЕЛИКИЙ МИР
(Ирокезы)
Много лет назад к северу от прекрасного озера
Онтарио, в земле индейцев гуронов, стоял лесной город
Ка-ха-на-ен. Жила в нем старуха с дочерью. Однажды
во сне девушке привиделось, что у нее родится сын по
имени Деганавида. Он сделается великим человеком, в
странствиях повидает многие племена и установит среди
них Великое Древо Мира. В скором времени девушка ро-
дила мальчика. Мать ее рассердилась, думая, что дочь
скрывает имя отца ребенка. «От ребенка надо избавить-
130
ся,— решила она.— Бросим его в воду». Трижды мать
и бабка пытались погубить младенца, но наутро чудесное
дитя вновь возвращалось на колени к матери. Тогда баб-
ка сказала: «Возьми его и воспитай, ибо он станет вели-
ким. Его нельзя уничтожить, как правду, и рожден он
чудесным образом — не от человека».
Но когда Деганавида вырос и возмужал, гуроны воз-
ненавидели его за благородство облика и доброту ума,
за честность и искренность. Сердца их ожесточились про-
тив человека, который не поклонялся войне, как они. Не
желая слушать призывов Деганавиды к миру, они заста-
вили его покинуть свой народ. Так Деганавида отправил-
ся в изгнание.
...В те далекие времена не было мира и в землях
ирокезского племени онондага. Между семьями и родами
шла кровная вражда. Ночной порой никто не смел выйти
из дома, боясь вражеского томагавка. Племена бились
друг с другом долго и беспощадно. Солнце, двигаясь
по небу, с восхода до заката видело одну бесконечную
битву. А люди, побеждая в схватке, смотрели на Солнце
и думали, что оно благославляет войну и придает силы
воинам.
В то же время онондага знали, что на самом деле все
зло происходит от могучего и злого волшебника по имени
Атотархо. Он жил к югу от селения онондага; домом ему
служила болотная трясина, а подстилкой — болотный
тростник. Тело Атотархо скручивалось в семь узлов, а на
голове шевелились змеи — злые мысли Атотархо. Это
чудовище было людоедом, и могучим заклинателем. Ато-
тархо губил людей без счета, сам же оставался неуязви-
мым. Долго онондага боялись его и подчинялись всем
безумным требованиям колдуна. Но однажды пришло
время, когда у народа не стало сил терпеть.
В доме мудрого вождя Хайонваты собрался совет
племени. Уже долгое время искал Хайонвата способ
очистить разум Атотархо от черных мыслей, распрямить
его злобное, скрюченное тело. Й было решено на совете
отправиться к жилищу людоеда всем племенем с двух
сторон: по воде и по суше.
Но тщетно! Трижды пытались люди приблизиться к
Атотархо, и трижды хитрый и злой колдун брал верх.
В первый раз, заметив лодки, он крикнул зычным голо-
сом: «Скорее вставайте! Близится буря!» Гребцы быстро
вскочили, лодки опрокинулись, и все, кто сидел в них,
131
утонули. В другой раз, увидев людей, Атотархо разбро-
сал у них на пути красивые перья птицы Хагок, и все
бросились их подбирать, позабыв о своей цели. Когда же
люди отправились в путь в третий раз, среди них уже не
было единства, и поражение их было неизбежным.
И вот в хижине одного прорицателя вновь был создан
совет вождей. Прорицатель сказал: «Я увидел священ-
ный сон и понял, что победить Атотархо сможет незнако-
мый нам человек. Он явится сюда, пройдя с севера на
восток. Хайонвата встретится с ним в земле Мохауков
или Кремней, и вдвоем они восторжествуют над злом.
Но для этого Хайонвата должен уйти от своего народа».
Вожди поверили словам пророка и не желали больше
слушать призывов Хайонваты к единству в борьбе.
Семь дочерей было у Хайонваты. Все знали, как силь-
но он к ним привязан, как любит их и гордится ими. Лю-
ди были уверены, что, пока дочери живы, вождь не от-
правится в путь. Но, случись им погибнуть, глубокое горе
смогло бы разорвать все узы, соединяющие его с племе-
нем. И тогда, став свободным, он сможет уйти — считали
люди,— чтобы в думах о благе народа забыть собствен-
ное горе.
Заговорщики-вожди решили использовать власть вол-
шебства. Они обратились за помощью к Озино, знамени-
тому шаману. И вот через три дня первая дочь неожи-
данно заболела и умерла. Хайонвата был безутешен. Он
сидел одиноко, уронив голову на руки, но никто не подо-
шел, чтобы утешить его.
По воле злого Озино погибли и шесть остальных доче-
рей вождя. Горе Хайонваты достигло предела. Теперь
уже никто не смел приблизиться к нему, ибо муки его
были ужасны. Ничто не могло успокоить его, потому что
разум вождя затмился мыслями о тяжком горе. И вот
Хайонвата вскричал:
«Я отправляюсь в изгнание, я похороню себя в лесах,
я сделаюсь лесным странником». И небо раскололось
от отчаяния Хайонваты и отозвалось ударами грома.
Люди поняли, что вождь решил покинуть их и отправить-
ся в другие земли.
Хайонвата двинулся к югу и шел так три дня. По до-
роге встречал он деревья и рощи и всем давал названия.
Однажды он расположился на отдых в роще из деревьев-
хикори. Увидев заросли тростника, он сделал из него три
нитки волшебных бус — вампума — и сказал:
132
«Как поступлю я, если найду человека, равного мне в
моей печали? Я утешу его, ибо покрыт он ночью и окутан
тьмой. Я произнесу слова сострадания, и нитки станут
словами, с которыми я обращусь к нему».
Он отправился дальше, повернул на восток и вскоре
увидел на пути своем озеро, а на нем огромную стаю
уток.
«Если я и вправду велик,— сказал себе Хайонвата,—
я сейчас узнаю об этом». И все утки внезапно поднялись
в воздух, удерживая воду на крыльях. Переходя обмелев-
шее озеро, Хайонвата поднял со дна много красных и
белых раковин и составил из них красные и белые нити
вампума.
Утром седьмого дня Хайонвата повернул на юг. На
лесной поляне увидел он хижину и нашел в ней приют.
Здесь он поставил два столба с перекладиной, развесил
на пей нитки вампума и сказал:
«Люди хвастают в пылу спора тем, что хотят совер-
шить, и никогда не держат слова. Но если бы я нашел
человека в глубоком горе, я снял бы нитки со столба и
обратил их в слова утешения; они рассеяли бы тьму,
скрывающую его. Воистину я сделал бы так».
Он приходил в разные селения и всюду повторял эти
таинственные слова. Собирался совет, и вожди никак не
могли истолковать смысла этих слов. Но вот на восем-
надцатую ночь с юга явился бегун. Он сообщил о знаме-
нитом мудреце — Деганавиде, что идет с юга, из страны
Мохауков. «Мы знаем,— сказал он,— что навстречу ему с
севера движется другой великий человек. Когда они сой-
дутся в стране Кремней, они установят Великий Мир».
Выслушав посланца, вожди выделили для сопровожде-
ния Хайонваты почетную стражу и проводили его в путь.
Долго шли они и на двадцать третий день прибыли
в страну Кремней; два человека провели Хайонвату к
Деганавиде. Увидев вождя, Деганавида поднялся и ска-
зал: «Младший брат мой, кажется мне, ты страдаешь в
глубоком горе. Вождь своего народа, ты странствуешь
в одиночестве. Останься жить здесь со мною, и я стану
зеркалом твоей печали для жителей этих мест». Так
Хайонвата нашел человека, заметившего его печаль, и
остался. Деганавида отправился в свою хижину и вдруг
услышал голос Хайонваты:
«Все бесполезно, ибо люди хвастают в минуту спора,
но не держат слова. Случись с ними беда, я снял бы
133
нитки раковин со столба, и обратился бы с речью, и уте-
шил их, ибо блуждают они в глубокой тьме». Услышав
это, Деганавида вошел в дом и сказал: «Младший брат
мой, глазам моим стало ясно, что печаль твоя должна
быть снята. Велики были гнев твой и боль твоя. Я попы-
таюсь снять с тебя печаль, чтобы разум твой отдохнул.
Младший брат мой, я возьму для этого восемь ниток
драгоценного вампума, ибо в речи моей будет восемь
частей».
И он снял первую нитку со столба и держал в руках в
течение своей речи. Постепенно он брал по одной нитке и
в знак подкрепления своих слов вручал Хайонвате.
И слова его с тех пор укоренились среди ирокезов, полу-
чив название «Восьми Утешений».
«Ныне с сочувствием возлагаю я руки на слезы твои.
Ныне стираю я слезы с лица твоего белой оленьей шку-
рой сострадания. С миром в душе отныне ты будешь
смотреть вокруг, вновь наслаждаясь светом дня. Отныне
вновь увидишь ты ясно все происходящее на земле, по-
всюду, где простираются творения рук Владыки Всех
Вещей...»
«И я еще скажу, брат мой, ты страждешь в глубокой
тьме. Я отыщу горизонт для тебя, и ты не увидишь ни об-
лачка. Заставлю я солнце сиять над тобою, и ты будешь
следить за его закатом. Ныне надеюсь я — ты увидишь
еще счастливые дни. Так говорю я и так совершаю».
«И еще скажу я, брат мой: ныне освобожу от глухоты
слух твой и от спазм горло твое, ибо горе сжимало его.
И дам воды, чтобы смыть ею заботы твои. Надеюсь я, что
разум твой обретет радость. Так говорю я и так совер-
шаю».
«И еще скажу я, брат мой: разжигая огонь, я застав-
лю его вновь запылать. Отныне сможешь ты быть среди
людей и продолжать свое дело и труды свои для народа.
Так говорю я и так совершаю...»
От живительной речи Деганавиды исцелился разум
Хайонваты, и он воскликнул: «Теперь я сравнялся с то-
бою». И ответил Деганавида: «Брат мой младший, разум
твой просветлел, и ты сделался высоким судьей; поэтому
установим же законы и создадим порядок Великого Ми-
ра, чтобы его властью прекратить войну и грабеж среди
братьев и принести мир и тишину».
Решение это стало решением совета вождей, и были
посланы вестники во владения онондага и онеида, кайюга
134
и сенека. Возвратившись, они возвестили о согласии этих
народов вступить в союз.
На совете вождей Мохауков Деганавида обратился к
народу и сказал: «Мы обрели теперь согласие пяти наро-
дов. Следующий шаг наш — найти и обезвредить Атотар-
хо. Именно он всегда разрушал наши мечты о создании
Великого Мира. Отныне будем мы искать дым над его
хижиной».
Вожди стали готовиться к походу. И тут Хайонвата
вынул из сумки волшебный вампум и показал народу.
В изумлении смотрели все на удивительный талисман.
«Отныне всегда будем мы использовать вампум в наших
советах, вспоминая твое имя: Хайонвата, «Нашедший
Вампум»,— сказал Деганавида,— с его помощью сможем
мы распрямить тело и очистить помыслы Атотархо».
Деганавида обучил людей Гимну в честь Мира и дру-
гим магическим песням; люди исполнились силы и жела-
ния принести мир в селение онондага.
И вот все двинулись в путь, а впереди шел певец,
громко распевая Гимн. Так они прибыли в страну онон-
дага и вскоре достигли жилища Атотархо. Певец вышел
вперед и запел Гимн Мира, чтобы очистить помыслы Ато-
тархо. Он знал, что, если хоть один раз голос его пре-
рвется, сила уйдет из песни, и скрюченное тело Атотархо
не распрямится. И вдруг певец замолчал. Спешно был
назначен другой, но и он тоже запнулся...
Тогда сам Деганавида запел одну за другой священ-
ные песни у дома Атотархо. Голос его звучал все громче
и громче. «Эта песня принадлежит тебе,— пел Деганави-
да,— она зовется: «Вместе с тобою я улучшаю Землю...»
Заканчивая песню, он протянул Атотархо нить волшеб-
ного вампума. Вот он коснулся рукою скрюченных ног
чудовища, и они сделались человеческими ногами. С по-
мощью другой нитки вампума Деганавида распрямил
скрюченные руки Атотархо и очистил его волосы от змей.
Шесть песен спел Деганавида, и вот Атотархо распря-
мился, а разум его просветлел. И сказал Деганавида:
«Воистину Мы устранили великое препятствие и отныне
в самом деле можем учредить Великий Мир.
Теперь в присутствии многих я слагаю с вас прежние
одежды и имена и даю вам более великие. Главы ваши я
венчаю оленьими рогами в знак власти и нарекаю вас
именем Благородных. В терпении и согласии вы должны
жить, трудясь на благо народа и будущих поколений по
135
законам Великого Мира. Тот же, кого вы знали под име-
нем Атотархо, или «Того-Чей-Дом-Преграждает-Тропу»,
будет отныне хранителем очага вашего совета, миротвор-
цем всех споров и разногласий».
И, заканчивая свои труды на земле, обратился Дега-
навида к вождям Лиги с такими словами:
«О вожди! Костер Великого Мира должен теперь за-
жечься для всех народов земли. Вместе мы возьмемся
за руки и образуем круг, столь прочный, что и падающе-
му дереву не поколебать его... Мы скажем им: «У нас
теперь одна душа, одна голова и один язык, ибо народы
мира имеют общий разум». Пусть никто не сможет ска-
зать более: «Вот лежат тела убитых на войне!» О, вожди!
Думайте не о себе и не о поколении своем, но о тех еще
не рожденных, чьи лица уже пробиваются из земли...»
«У меня не будет преемника,— сказал он на проща-
ние,— ибо никому не под силу повторить сделанное мною.
И потому имя мое да не будет упомянуто в советах. Дело
ныне завершено, и потому нет нужды во мне ни одному
человеку. Я удаляюсь туда, куда никто не может следо-
вать за мною». И, пройдя по земле ирокезов из конца в
конец, вышел Деганавида к озеру Онондага. Там, войдя
в ослепительно белую лодку, он уплыл в сторону заката.
Рассказывают, что Хайонвата остался жить со своим
народом и долго еще осуществлял заветы Деганавиды.
Благодаря ему законы и история Лиги были изображены
на нитках вампума и сохранены навечно. И до сих пор
Благородные, оберегая заветы основателей Великого
Мира, среди других первым выкликают на советах имя
Хайонваты.
ПЕСЕННАЯ ПОЭЗИЯ
ПЕСНЯ О ХОРОШЕЙ ПОГОДЕ
Когда поутру выхожу я в море,
Радость во мне поет.
Когда и светло и спокойно море,
Радость во мне поет!
Когда мой каяк все быстрее мчится,
Радость во мне поет!
Когда без единого облачка небо,
Радость во мне поет!
Пусть для меня этот день погожий
136
Будет счастливей всех,
Пусть в этот день и моя охота
Будет удачней всех!
Пусть после охоты моя добыча
Будет богаче всех,
И пусть моя песня завтра, на празднике,
Будет красивей всех!
ПЕСНЯ О ПЛОХОЙ ПОГОДЕ
Я песню победную думал запеть,
Держал наготове гарпун,
Был солнечный день для охоты хорош,
И ждал я добычи большой!
Хайя-а-а!.. Хайя-а-а!.. Добычи большой!
Добычи большой!
Но тучи сгустились, и ветер завыл,
И мокрый посыпался снег,
Мой легкий каяк, остроносый каяк,
Назад я спешу повернуть!
Хайя-а-а!.. Хайя-а-а!.. Спешу повернуть!
Спешу повернуть!
В такую погоду домой торопись —
Вернуться бы только живым!
Не я буду песню победную петь,
А северный ветер споет!
Хайя-а-а!.. Хайя-а-а!.. Ветер споет!..
Ветер споет!..
НА ЧТО МОИ ПАЛЬЦЫ ПОХОЖИ?
Песня женщины за шитьем
Эм-мэ-э!.. На что мои пальцы
За этой работой похожи?
Они ловчей, проворней
Когтей летучей мыши!
Эм-мэ-э!.. На что мои пальцы
За этой работой похожи?
Они сильней и тверже
Клешней большого краба!
137
САВДАЛАТ И ПАЛАНГИТ
Два парня дразнят друг друга
Савдал ат:
Ты что нарядился, как будто на свадьбу,—
Покрась еще волосы в желтый цвет!
Эй, девушки, вы на него не смотрите —
Скучнее парня на свете нет!
Двух слов сказать и то не умеет.
Открой-ка рот, дорогой Палангит:
Язык у тебя как вареная рыба,
Понять невозможно, о чем говорит!
Палангит:
А помнишь, как встретились мы недавно,
Плывя в каяках мимо черных скал?
Помнишь, как ты закричал и заплакал,
Когда нас ветер большой нагнал?
Тебе я из жалости бросил веревку.
Добраться до бухты тебе помог.
Ха-ха, Савдалат, ты был очень напуган —
Признайся хотя бы теперь, дружок!
КОГДА БЫЛ СОЗДАН МИР
(Виннебаго)
Он был неплох, наш мир,
когда был создан!
Тогда старушку — землю
устилал
всю целиком — от края и до края —
ковер зеленый,
и душистый воздух
вдыхать хотелось...
138
ВПРАВДУ ЛИ
(П о у н и)
Дайте в бою отведать мне,
Дайте отведать, вправду ли
Я на свете живу?
Эй, Боги, всюду живущие,
Дайте отведать, вправду ли
Я на свете живу?
ОГРОМНОЕ МОРЕ
Эскимосская песня
Огромное море
швыряет меня,
Несет меня, словно былинку река.
Земля и мо1учего шторма рука
Кидают меня,
Несут на волне,
И радостно все всколыхнулось во мне.
ЭСКИМОССКАЯ ПЕСНЯ
И снова я вспоминаю
О том небольшом происшествии,
Когда меня в легком каяке
Ветер погнал от берега,
Я решил, что погиб.
Мне было страшно
И горько,
Ведь я хотел еще многое
В жизни своей совершить.
И понял я, что хочу
Сильнее всего на свете
Жить, чтоб увидеть когда-нибудь —
Дома иль на чужбине —
Великого дня рожденье
И свет, заливающий мир.
139
ЗАГОВОРЫ ко СНУ
(Кроу)
1
Весной, когда мы лежим на свежей траве под молодыми
вишнями, согретые мягким, ласковым солнцем, кажется
нам, что это сон... Разве не так?
2
Осенью, когда мы лежим, прячась от ветерка где-нибудь
в укрытии и слушаем шорохи трав, трущихся друг о дру-
га, на нас нападает дремота... Разве не так?
3
Днем, когда мы лежим, грея пятки, а моросящий дождь
несмело барабанит по вигваму, мы засыпаем... Разве не
так?
4
Ночью, когда мы лежим, внимая ветру, шуршащему меж
побелевших деревьев, мы сами не знаем, как мы засыпа-
ем, но мы засыпаем... Разве не так?
5
Найдя поляну в гуще соснового леса, мы устраиваем
там свой лагерь. По-прежнему дует ветер, и мы, совсем
обессилев, лежим и слушаем лесные шорохи до тех пор,
пока не засыпаем...
С ТОБОЮ МЫ ПОЙДЕМ
(В и н т у н)
В заоблачную высь с тобою мы пойдем,
По Млечному Пути с тобою мы пойдем,
По тропке меж цветов с тобою мы пойдем,
Срывая по пути цветы, с тобой пойдем.
140
ЛЮБОВНАЯ ПЕСНЯ ЮНОШИ
(К в а к и утл ь)
Когда я ем, мне есть не дает
мысль о тебе, любимая.
Когда я сплю, я вижу во сне
только тебя, любимая.
Когда я болею, болен я
тобою одной, любимая.
Что бы ни делал я, всюду
со мной боль о тебе, любимая.
ВЕЩИЕ ПЕСНИ ШАМАНСКОГО СОЮЗА
МИДЕВИВИН
I
Сила металла
вошла в наконечник моей стрелы.
Теперь, дух,
я могу тебя убить.
Сила железа
вошла в наконечник моей стрелы.
II
Посреди моря,
на огромных пространствах моря
стою я.
III
Что я могу
тебе обещать?
Что небо станет прозрачным и чистым.
Вот что я могу тебе обещать.
ВЕЩАЯ ПЕСНЯ
(Оджибве)
Падает снег...
Так что же я пою?
14!
ЗВУК УГАСАЕТ
(Оджибве)
Звук угасает—
Один из пяти звуков
свободы.
Звук угасает —
Один из пяти звуков.
ОХОТНИЧЬИ ПЕСНИ
(Дакота)
I
Зверя убил я — я издал победный клич.
Зверя убил я — я издал победный клич.
Северного бизона убил я — я издал победный
клич.
Зверя убил я — я издал победный клич.
II
Дети,
Привяжите покрепче седло.
Полдня
Мне предстоит убивать.
ГРОМ ПРОИЗНЕС НЕГРОМКО
(П о у н и)
Любимая, все хорошо! —
Гром произнес негромко.—
Любимая, все хорошо!
С МОРЯ ДУЕТ ВЕТЕР
(П а п а г о)
Я вдыхаю прибрежный воздух — он пахнет морем.
С моря дует ветер, застилающий землю.
142
Я вдыхаю прибрежный воздух — он пахнет морем.
С моря плывут тучи, и льется дождь на землю.
ВОДОМЕРКА И ТЕНИ
(Ю м а)
По воде
Шагает водомерка
И тени вечера
За собою тянет.
ПЕСНИ В САДУ ДОМАШНЕГО БОГА*
(Навахо)
I
Священное маисовое зернышко,
За одну ночь ты, синее, вырастешь,
За одну ночь над землей поднимешься
В саду Домашнего Бога.
Священное маисовое зернышко,
За один день ты, белое, вызреешь,
За один день над землей поднимешься,
Во всей своей красе поднимешься.
2
Темная туча, расти, расти.
Синий маис, расти, расти.
Капля-росинка, расти, расти.
Синий маис, расти, расти.
Темное небо, расти, расти.
Белый маис, расти, расти.
Капля-росинка, расти, расти.
Белый маис, расти, расти.
3
Вот что он пьет, вот что он пьет —
Темную тучу,
143
Каплю-росинку
Синий маис
Пьет-выпивает.
Вот что он пьет, вот что он пьет —
Темное небо,
Каплю-росинку
Белый маис
Пьет-выпивает.
4
Есть у нас высокий маис и бобы,
Есть теперь корешки у нас и бобы,
Длинные листья есть у нас и бобы,
Есть роса теперь у нас и бобы,
Кисти есть теперь у нас и бобы,
Есть пыльца теперь у нас и бобы,
Есть и шелк теперь у нас, и бобы,
Есть теперь и зерно у нас, и бобы.
5
Там, на востоке,
Белая фасоль
И высокий маис
Озарены белой молнией.
Слышишь? Приближается дождь!
Звенит песня синей птицы.
Там, на востоке,
Белые бобы
И огромные кабачки
Освещены семицветной радугой.
Слышишь? Приближается дождь!
Звенит песня синей птицы.
6
Течет, журчит по маису вода.
Я слышу это журчание.
Вокруг корней бурлит вода.
Я слышу это бурление.
Вокруг стеблей бурлит вода.
Я слышу это бурление.
Упав со стеблей, кипит вода.
Я слышу это кипение.
144
7
Маис поднялся. Из темных туч
капает вода: кап, кап.
Льется дождь. С листьев маиса
капает вода: кап, кап.
Льется дождь. С высоких растений
капает вода: кап, кап.
Маис поднялся. Из недр тумана
капает вода: кап, кап.
8
С древних времен я выращиваю,
Со дня сотворенья выращиваю,
Маис на полях выращиваю,
Корни его выращиваю,
Листья его выращиваю,
Росу на листьях выращиваю,
Кисти его выращиваю,
Пыльцу его я выращиваю,
Шелк его я выращиваю,
Зерна его выращиваю.
С древних времен я выращиваю,
Со дня сотворенья выращиваю,
Тыквы на грядках выращиваю,
Семечки их выращиваю,
Льющийся шелк выращиваю,
Пыльцу золотую выращиваю,
Кисти их я выращиваю,
Росу на листьях выращиваю,
Листья их я выращиваю,
Корни их я выращиваю.
9
Мне выходить на сбор кукурузы?
Вам собирать урожай или мне?
Мне собирать урожай или вам?
Вам или мне? Мне или вам?
Мне выходить на сбор кабачков?
Вам снимать кабачки или мне?
Мне снимать кабачки или вам?
Вам или мне? Мне или вам?
145
ВОЕННАЯ ПЕСНЬ
(Сиу)
Прочь с дороги!
Иду я,
Избранник духов —
Этой земли
Хозяин!
ЧТО ГОВОРЯТ воины,
ЧТОБЫ ОДОЛЕТЬ ВРАГА
(Чероки)
Эй! Ты! Слушай!
Мы уже занесли над ним красную палицу.
Скоро его душа покинет тело.
Его душа уйдет под землю, где черные палицы
станут двигаться, как биты в игре, чтобы никогда
его душа не вышла из-под земли. Да будет так!
Враг никогда не поднимется и не поднимет палицу,
Да будет так!
Там, под землей, черная палица и черный туман
вместе сошлись над врагом.
Врагу не уйти никогда. Да будет так!
Но и там, на нижнем небе, душа врага не найдет
себе места.
Наши души не покинут нас никогда. Да будет так!
Скоро мы отправим их на верхнее небо, где
пребудут они в мире.
Ты защищал себя красной палицей.
Врагу не поразить наши души. Да будет так!
Наши души навеки останутся там, в верхнем мире,
Наши души издадут красный боевой клич и защитят
себя.
Они никогда не станут синими. Да не случится иначе!
ЧТОБЫ ПРИВОРОЖИТЬ ЖЕНЩИНУ
(Чероки)
Эй! Послушай! Сделай так, чтобы ей было одиноко,
Чтобы глаза ее поблекли. Чтобы глядели они на
146
меня одного. Разве душа ее может от тебя укрыться?
Пусть она тоскует обо мне и днем, и ночью. Пусть
она бродит, не находя себе места, и никого к себе
не подпускает. О Черный Паук! Поймай ее душу
в свою паутину, не выпускай никогда. Кто она?
Та, с которой нам вместе идти. Она моя!
ИЗ ПЕСЕН ДУХОВ
(В и н т у н)
ХАУ (РЫЖАЯ ЛИСА)
По гребню восточной горы я иду.
По белой дороге я, Хау, к земле прижимаясь, иду.
Я, Хау, иду по дороге и звезды зову.
ПОЛЯРНАЯ ЗВЕЗДА
Над кругом земным, который ты видишь,
Над россыпью звезд в небесах безбрежных —
Мои волосы вьются всюду.
ПЕСНЯ ДУХА КОРОСТО
(Хопи)
Белые бабочки
Над цветущим полем маиса,
Украшенные пыльцою,
Порхают в сверкающей выси.
Синие бабочки
Над цветущей фасолью нежной,
Украшенные пыльцою,
Порхают в дали безбрежной.
Над цветущим маисом,
Над нежным маисом
Дикие пчелы жужжат!
Над цветущей фасолью,
Над нежной фасолью
Дикие пчелы жужжат!
147
Над вашим маисовым полем
Висит грозовая туча.
Над вашим маисовым полем
Весь день не проходит ливень.
ПЕСНЯ ДУХА ПЧЕЛЫ
(X о п и)
Цветущие девушки
На маисовом поле,
Поле в цветах веселых,
Грядки цветущей фасоли.
Листья сверкают после дождя.
Синие облака плывут в отдаленье.
Взгляни скорей!
Над маисовым цветом
Желтые бабочки
Вьются, играя.
А над цветущей фасолью
Синие бабочки
Вьются, играя.
ЗАЩИТНАЯ ПЕСНЯ
Поют, отправляясь на битву
(Навахо)
I
Я, Истребитель Чудовищ, буду ныне людям защитой.
Я людей защищу от чудовищ и волшебного их оружья.
Вниз спустившийся с горной вершины,
Я людей защищу от чудовищ и волшебного их оружья,
Я по древней тропе идущий,
Я людей защищу от чудовищ и волшебного их оружья.
II
Я, Рожденный Водою, буду ныне людям защитой.
Я людей защищу от чудовищ и волшебного их оружья.
148
Вниз спустившийся с горным потоком,
Я людей защищу от чудовищ и волшебного их оружья.
Я по древней тропе идущий,
Я людей защищу от чудовищ и волшебного их оружья.
III
Я, от Грома Рожденный, буду ныне людям защитой.
Вниз сошедший с небесной вершины,
Я людей защищу от чудовищ и волшебного их оружья.
Я по древней тропе идущий,
Я людей защищу от чудовищ и волшебного их оружья.
IV
Я, Альтсодониглехи, буду ныне людям защитой.
Я людей защищу от чудовищ и волшебного их оружья.
Вниз сошедшая с дальних вершин,
Я людей защищу от чудовищ и волшебного их оружья.
Я по древней тропе идущая,
Я людей защищу от чудовищ и волшебного их оружья.
ОБРЯДОВАЯ ПЕСНЯ
(Омаха)
Эй, старик, ака!
Утес, ака!
Старик, ака!
Эй! Научил я людей как детей, ака
Послушанью, ака
Старик, ака
Эй!
Эй, утес, ты стоишь недвижим
И вовеки пребудешь таким, ака
Где скрестились пути летящих ветров,
Где сшибаются ветры, стоишь ты, ака
Старик, ака
Эй! Ты зарос низкорослой травой.
Так стоишь ты, как будто готов уступить
Людям-детям жилище свое, ака
На плечах твоих птичий помет, ака
Украшают перья пушистых птиц!
Твою голову, древний утес, ака
149
Скоро снова ты станешь сильным, ака
Эй, старик! Ты — вода, ака
Ты вода, что сюда притекла, ака
Из давно забытых времен, ака
Эй! Стоишь ты, обласкан детьми, ака
Хоть им тайн своих не открыл ты, они
Прикоснуться жаждут к тебе, ака
Эй, поднявшийся над землей, ака
Вознесенный к небу утес, ака
Ты — огромный, могучий зверь, ака
Ты всегда защищаешь нас, ака
Позволяю, сказал ты, детям своим
Почитать меня и любить, ака
Эй, построивший дом для нас, ака
Ты, стоящий над нами, детьми,
К нам сутулые плечи свои наклонив,
Ты, воистину, вечен, ака
Вот как будут мне дети мои
Говорить, сказал ты, ака
Уберут они пряди со лба твоего
Пряди белых твоих волос, ака
Ту траву, те волосы, что растут
На твоей голове, утес, ака
О, лесные тропы, что изберут
Для себя твои дети, ака
От любой опасности на пути
Твои дети сумеют спастись, ака
Убегут от нее. И смогут дожить
До поры, когда плечи согнутся их
Под тяжелой ношей годов, ака.
И уже по легкой тропе пойдут
Как и в прежние годы шли, утес,
К твоему подножью, ака
А придут твои дети к тебе для того,
Чтобы силу твою в себя впитать,
Наш старик почтенный, ака.
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
(Квакиутль)
Раз мужчиной я родился, буду я ходить на зверя, о отец!
Йа-ха-ха-ха.
150
Раз мужчиной я родился, с гарпуномя выйду в море, о отец!
Йа-ха-ха-ха.
Раз мужчиной я родился, я себе построю лодку, о отец!
Йа-ха-ха-ха.
Раз мужчиной я родился, буду я хороший плотник, о отец!
Йа-ха-ха-ха.
Раз мужчиной я родился, буду я мастеровым, о отец!
Йа-ха-ха-ха.
Пусть все это будет, о отец!
Йа-ха-ха-ха.
ПЕСНЯ РОДИТЕЛЕЙ,
КОТОРЫЕ ХОТЯТ РАЗБУДИТЬ СЫНА
(Квак и утл ь)
Не спи, твое весло упало в воду и копье.
Не спи, вокруг летает воронье!
ПЕСНЯ РОДИТЕЛЕЙ,
КОТОРЫЕ ХОТЯТ РАЗБУДИТЬ ДОЧЬ
(Квакиутль)
Не спи, упал гарпун твой в воду и корзинка.
Проснись! Уже идет отлив, пора на берег моря!
ПЕСНЯ К ПЛЕЯДАМ
(П о у н и)
Смотри, как восходят они, восходят
Оттуда, где встретилось небо с землей,
Плеяды!
Они поднимаются в небо и нас научают,
Куда нам идти, как нам вместе держаться,
Плеяды!
У вас мы хотим научиться единству!
151
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ РЕБЕНКА ВСЕЛЕННОЙ
(Омаха)
Эй, Солнце, Звезды и Луна, все вы, кто в небесах вершит
движенье,
Я вас прошу меня услышать!
Отныне среди вас жизнь новая себя явила,
И я на то согласья вашего молю!
Пусть будет ровною его тропа, что приведет его к вершине
первого холма!
Эй, Ветры, Облака, Дожди, Туманы, все вы, кто в воздухе
вершит движенье,
Я вас прошу меня услышать!
Отныне среди вас жизнь новая себя явила,
И я на то согласья вашего молю!
Пусть будет ровною его тропа, что приведет его к вершине
холма второго!
Эй, Горы и Долины, Реки и Озера, Деревья и Трава, все вы,
кто существует на Земле
Я вас прошу меня услышать!
Отныне среди вас жизнь новая себя явила,
И я на то согласья вашего молю!
Пусть будет ровною тропа, что приведет его к вершине
третьего холма1
Эй, Птицы, крупные и малые, кто в воздухе летает,
Эй, Звери, крупные и малые, кто в чащах обитает,
Эй, Насекомые, кто ползает в траве и под землей,
Я вас прошу меня услышать!
Отныне среди вас жизнь новая себя явила,
И я на то согласья вашего молю’
Пусть будет ровною тропа, что приведет его к вершине
холма четвертого!
Эй, все, кто есть на небе, в воздухе и на земле,
Я вас прошу меня услышать!
Отныне среди вас жизнь новая себя явила,
И я на то согласья вашего молю — у всех!
Пусть будет ровною его тропа, тогда он сможет
проделать путь по четырем холмам!
152
ЛЮБОВНАЯ ПЕСНЯ
(Вабанаки)
Поглядывай на реку, поглядывай почаще,
Особенно весною, когда там ледоход;
Ведь ты меня увидишь, плывущего в каноэ,
Гляди на реку чаще, смотри же вновь и вновь.
ПЕСНЯ СЕЯТЕЛЯ
(Осейдж)
Ступнёй я сделал на земле волшебный отпечаток,
Ступнёй я сделал отпечаток, чтоб сквозь него ростки
стремились ввысь.
Ступнёй я сделал отпечаток, чтоб сквозь пего
ростки листов
стремились вширь.
Ступнёй я сделал отпечаток, чтоб на ветру листва над ним
кружилась.
Ступнёй я сделал отпечаток, чтобы от тяжести над ним
клонилися початки.
Ступнёй я сделал отпечаток, чтобы над ним я стебель
преломил, снимая урожай.
Ступнёй я сделал отпечаток, чтобы над ним цветы увяли.
Ступнёй я сделал отпечаток, чтоб вился над жильем моим
дымок.
Ступнёй я сделал отпечаток, чтоб в доме было угощенье.
Ступнёй я сделал отпечаток, чтоб жить при свете дня.
ОХОТНИЧЬЯ ПЕСНЯ
(Чокто)
Пойди и сделай мне толокна, мы выступаем в поход.
Пойди и зашей одежду мою, мы выступаем в поход.
Я мимо прошел, а ты сидела в слезах.
Ты сидела, забыв о работе, и мотыга твоя ржавела.
153
НЕБО СТАНОВИТСЯ ЧИЩЕ*
(Оджибве)
Истинно,
Небо становится чище,
Когда барабан мой
Стучит для меня.
Истинно,
Волны становятся тише,
Когда барабан мой
Стучит для меня.
ШУМ СЕЛЕНИЯ
(Оджибве)
Замедлю движенье —
И шум селения
Сл ышу.
ВЕСЕННЯЯ ПЕСНЯ
(О дж и б ве)
Лишь вглядятся глаза мои в прерии —
Сквозь весну проступает лето.
ПЕСНЯ ГРОМА
(Оджибве)
Порою
Мне становится жаль себя,
Несомого ветром
По шири небес.
НЕБО ОТРАЗИТ
(Оджибве)
Отразится эхом,
Докатившись до неба,
Ритм моего барабана.
154
ПЕСНЯ ДЕРЕВЬЕВ
(Оджибве)
Ветер —
Вот кого
Мы боимся.
ПРИБЛИЖЕНИЕ БУРИ
(Оджибве)
С середины небес
Их обитатель
Мчится со свистом.
МОЯ МУЗЫКА
(Одж иб ве)
Моя музыка
Слышна
И на небе.
ЛЮБОВНЫЕ ЧАРЫ ДЕВУШКИ
(Оджибве)
Навстречу речам твоим
Лепестками цветка
Раскрываюсь.
Перед моей красой
Не устоять никому.
Ни в середине земли,
Ни на окраинах,
Ни под землей.
ИДУ
(Оджибве)
К чьему-то жилищу иду,
Спешу к чьему-то дому.
155
К жилищу любимой иду,
Спешу во тьме к ее дому.
Зимней холодной ночью
i\ /Жилищу любимой иду.
Сквозь непроглядную темень
К любимой своей иду.
ДВЕ ПЕСНИ СИЙЯКА,
ЯВЛЕННЫЕ ЕМУ ВО СНЕ
(С и у-т е т о н)
I
Скитальцу ночному
Ветер в лицо нипочем
Скитальцу ночному
Уханье сов нипочем.
Скитальцу рассветному
Ветер в лицо нипочем
Скитальцу рассветному
Грай воронья нипочем.
II
На резком ветру
На свистящем ветру
Я стою
На запад текущем
Свистящем ветру
Я стою.
ПЕСНЯ СТРЕЛЫ
(Оджибве)
Алый —
Любимый цвет
Моего наконечника.
156
ПЕСНЯ ВОИНА ПО ИМЕНИ БАБОЧКА
(О дж и б в е)
Удар грядущего дня
Готов принять я
Стоя.
ПЕСНЯ СМЕРТИ НАМЕБИНЕСА
(Оджибве)
Запах смерти,
Я чую запах смерти,
Он сгущается перед телом моим.
Я ОТПРАВЛЯЮСЬ В ПУТЬ
Эскимосские песни
Я отправляюсь в путь,
И мышцы ног моих жестки,
Как сухожилия на голенях
оленя молодого.
Я отправляюсь в путь,
И мышцы ног моих жестки,
Как сухожилия на голенях
у зайца молодого.
Я не собьюсь с дороги —
не во тьму,
А к свету дня я выбираю путь.
ВЕЛИКОЕ МОРЕ...
Великое море
Уносит меня по волнам,
Как сорной травы пучок
уносит большая река,
Земля и веленье погоды
Меня направляют,
Несомый их властью,
Я чую, как радость
Мое существо наполняет.
157
Я МОЛОД БЫЛ...
Я молод был,
И всякий новый день
Сулил мне новизну,
А каждый вечер
Заканчивался отблеском
Грядущего рассвета.
Я УЙДУ ДАЛЕКО, ДАЛЕКО...
Я уйду далеко, далеко
За высокие эти холмы,
В те края, где лишь птицы живут,
В ту далекую дальнюю даль.
Две скалы закрывают мне путь,
Две тяжелых и острых скалы,
Раздвигаясь, сдвигаются вновь,
Словно чья-то могучая пасть.
Не объехать их, не обойти —
Между ними дорога лежит,
По которой уходят в страну
За высокой грядою холмов,
В птичий край.
Два медведя закрыли мне путь
И друг с другом затеяли бой,
Закрывая собою проход.
Все равно я сумею пройти
И уйду в ту страну за холмы,
В птичий край.
ПЕСНЬ МЕРТВОГО,
ПРИГРЕЗИВШАЯСЯ ЖИВОМУ
Я полон радости,
Когда мирно заря розовеет
На небесах.
158
Я полон радости,
Когда солнце медленно всходит
На небесах.
Но я все равно задыхаюсь от страха
Перед жадными полчищами червей;
Они прогрызают себе дорогу
Сквозь мои ключицы,
Сквозь мои глазницы.
Я лежу тут и вспоминаю,
Как душил меня ужас,
Когда меня захоронили
В снежной хижине на берегу озера.
Блок снега придавил меня,
И было непостижимо,
Как теперь моей душе пробиться сквозь снег,
Чтобы улететь в страну игр.
Снежная дверь не давала мне покоя,
Но стало еще страшнее,
Когда свежий лед затрещал от мороза
И от холода стали с грохотом трескаться
Небеса.
Славно было жить
Зимой,
Но было ли мне зимой до веселья?
Нет! Ведь я так волновался
Из-за кожи для обуви и шкур для одежды.
Хватит ли их нам для всех?
Да, я так волновался.
Славно было жить
Летом,
Но было ли мне летом до веселья?
Нет! Ведь я так волновался
Из-за шкур для жилища
Да, я так волновался.
Славно было жить,
Стоя над лункой для рыбной ловли,
Продолбленной во льду.
Но было ли мне радостно стоять над этой лункой?
159
Нет! Ведь я так волновался
Не зная, клюнет ли рыба
На мой крохотный крючок.
Славно было жить,
Танцуя в хижине для плясок.
Но был ли я счастлив, танцуя там?
Нет! Ведь я так волновался,
Не зная, смогу ли вспомнить
Песню, которую должен был спеть.
Да, я так волновался.
Славно было жить...
Ныне я полон радости:
Ведь рассвет снова и снова
Осветляет ночное небо
И солнце встает
На небесах.
ПЕСНЯ СВЯЩЕННЫХ ЖИЛИЩ
(Навахо)
О, тот дом вдали,
Дом благословенный!
Где восходит солнце,
Дом стоит построен,
Дом благословенный.
Дом Хастиейалти,
Дом восхода солнца,
Дом благословенный.
Из первого луча зари
Дом стоит построен,
Дом благословенный.
Из белого отборного маиса
Дом стоит построен,
Дом благословенный.
Из вышитых одежд и шкур
Дом стоит построен,
Дом благословенный.
160
Из смеси Чистых Вод Земли
Дом стоит построен,
Дом благословенный.
Из пыльцы священной
Дом стоит построен,
Дом благословенный.
Вынесет он все,
Дом его счастливый,
Дом восхода солнца,
Дом благословенный.
О, тот дом вдали,
Дом благословенный!
Где восходит солнце,
Дом стоит построен,
Дом благословенный.
Дом Хастиейалти,
Дом восхода солнца,
Дом благословенный.
Из лучей заката
Дом стоит построен,
Дом благословенный.
Из желтого маиса
Дом стоит построен,
Дом благословенный.
Он из самоцветов и из перламутра,
Дом стоит построен,
Дом благословенный.
Из Малых Вод Земли
Дом стоит построен,
Дом благословенный.
Из пыльцы священной
Дом стоит построен,
Дом благословенный.
6 Покуда растут травы
161
Вынесет он все,
Дом его счастливый,
Дом восхода солнца,
Дом благословенный.
О, тот дом вдали,
Дом благословенный!
ОХОТНИЧЬЯ ПЕСНЯ
(Навахо)
Олень идет на мое пенье,
Олень идет, заслышав песню,
Олень идет на мое пенье.
А я — смотри!—я черный дрозд,
Которого олень так любит.
Олень идет на мое пенье.
Спускается с Горы он Черной,
Спускается с ее вершины,
Вниз по тропинке он спешит,
Олень идет на мое пенье.
Сквозь заросли дерев цветущих,
По травам и цветам ступая,
Олень идет на мое пенье.
Он с лепестков росу сбивает,
Идет, подходит он все ближе,
Олень идет на мое пенье.
Пыльцой цветочною осыпан,
Идет, подходит он все ближе,
Олень идет на мое пенье.
Передней левою ногою,
Испуганно ударив оземь,
Уйти он хочет прочь, но все же
Идет, идет на мое пенье.
162
Моя добыча! Я благословлен —
Удачлива моя охота.
Олень идет на мое пенье.
Олень идет на мое пенье,
Олень идет на мое пенье.
Олень идет на мое пенье.
НАЧАЛЬНАЯ МОЛИТВА
СОЛНЕЧНОЙ ПЛЯСКИ
(С и у-т ет о н)
Праотец!
К тебе возношу свой голос,
Услышь меня!
Сквозь миры
К тебе возношу свой голос,
Услышь меня!
Праотец!
Я буду жить.
Это сказал я.
ДВЕ ПЕСНИ ВООДУШЕВЛЕНИЯ
(С иу-тетон)
I. Песня войны
Воины,
Вы отступили.
Но даже орел умирает.
II. Песня в совете вождей
Други,
В жизни пришлось мне
Несладко.
Не убоявшись невзгод,
Я и доныне
Живу.
163
ЛЮБОВНАЯ ПЕСНЯ •
(Виннебаго)
На кого ни взгляну ненароком,
От любви он разум теряет;
Только молвлю кому-то словечко,
От любви он разум теряет;
Лишь кому-то шепну в ухо жарко,
От любви он разум теряет;
Все мужчины, кто женщин любит,
Мне подвластны, подвластны,
Мой друг;
Лишь коснусь я рукой кого-то,
От любви он разум теряет.
ДВЕ ПЕСНИ ДОЖДЯ
(П а п а г о)
I
На Западе поет Великий Океан,
Чьи волны чередою движутся ко мне.
А в небесах, над ними, облака.
И даже здесь я слышу дальний звук,
То подо мной дрожит земля, и слышу я
Глубинный гул.
II
На Вершине Вечнозеленой Горы туча поет,
На вершине Вечнозеленой Горы туча застыла,
Там, льется дождь и гром грохочет,
Здесь льется дождь,
И под горой колышется маис,
По усикам початков капли дождевые,
Не удержавшись, скатываются вниз.
164
МОЛИТВА
(Хавасупаи)
Солнце, мой родич могучий,
Яви нам себя,
Сотворяя добро.
Дай мне сил для работы —
Ведь ждут меня поле и сад,
Где я должен мотыжить, садить, поливать.
А потом уходи на закат.
Мы уснем, и во сне меня зло не коснется.
Сон мой прерви на рассвете
И проходи многократно
Той же небесной дорогой,
Нам принося благодать.
Сделай, чтоб я таким был всегда,
Таким, как теперь.
ПЕСНЯ ПРОТИВ ТУЧ
(П а п а г о)
На окраине мира
Набирает силу солнечный луч,
Поднимаясь все выше.
Там зарождается день,
Чей свет одолеет тьму.
ДВЕ ЛЮБОВНЫЕ ПЕСНИ
(Апаче чирикауа)
I
Дева, нежные речи твои
Я, конечно, запомню,
Буду помнить я только тебя
И плеск твоих ласковых слов.
165
II
Быть с тобою могли мы
под кровом единым,
Но ты испугалась.
А ведь ночью могли мы
отправиться вместе в наш дом,
Но ты испугалась!
ПЕСНЯ ПОГИБШЕГО ОТ ЛЮБВИ
(Квакиутль)
Твое сердце жестоко со мной, дорогая,
ха-ха-йе-йа-ха-ха!
Ты обрекаешь на муки меня, дорогая,
ха-ха-йе-йа-ха-ха!
Раз мне уже не дождаться тебя, дорогая,
ха-ха-йе-йа-ха-ха!
Буду лить слезы в твою только честь, дорогая,
ха-ха-йе-йа-ха-ха!
В нижний мир ухожу
слезы лить о тебе, дорогая.
ПЕСНЯ РАДОСТИ
(Эскимосы иглулик)
А-йа-я, а-йа-я-я!
Страна вокруг жилища моего
Становится прекрасней,
Когда увидеть выпадает
Издалека пришедших лица,
Кого я прежде не встречала!
И все становится прекрасней,
И все становится прекрасней,
И жизнь полна благодаренья —
Из-за гостей становится мой дом
Велик.
А-йа-я, а-йа-Я-я!
166
ВАЛЛАМОЛУМ
ИЛИ КРАСНЫЙ ПЕРЕЧЕНЬ*,
(Эпическая хроника делаваров)
Песнь первая
Вначале еще на земле все водою было,
Повсюду туманы клубились и в них пребывал Дух Великий
Вначале вечный, незримый, повсюду пребывал Дух Великий
Сотворил земли многие и небеса.
Сотворил солнце, луну, звезды,
Все их сотворил и вращаться заставил.
Его замыслом ветры задули, прояснилось вокруг, спали
воды.
Белый создал остров, и остался он впредь.
Потом сотворил Дух Великий духов,
Существ бессмертных, душой наделенных. После
Юношу создал, человечьего деда.
Дал нам первую мать, мать всем человекам.
Даровал рыб, черепах даровал, даровал птиц, зверей
даровал.
А злой Дух сотворил злых существ, рыб огромных,
Создал оводов, создал москитов.
Еще все творенья мирно дружили,
Воистину счастливы с духами жили.
Шли юноши, первые мужи, вслед женам,
Шли в поисках ягод, пищи начальной.
Всем было радостно, всем беззаботно, всем счастливо.
Но тайком по земле Змей Великий, Змей мощный,
Змей злобный
Стал беды творить, разруху творить, и злые дела повсюду
возникли.
Пришли бури, пришли недуги, погибель —
Вот как оно было в первоземле, с той стороны вод
приливных.
II
«ДЕНЬ И НОЧЬ
НЕ МОГУТ
ЖИТЬ ВМЕСТЕ.
.»
ПИТЕР КЛАРК
ПРОРОЧЕСТВО ПЧЕЛЫ*
Многие племена Северной Америки хранят пре-
дания о том, что появление белых людей на континенте бы-
ло задолго предсказано предками индейцев. Старейшины
ирокезов предсказывали, например, появление большой
белоглазой змеи, которая, двигаясь с востока на запад,
станет поглощать индейскую землю.
Индейцы хопи с юго-запада думали иначе. Из поколе-
ния в поколение передавали они пророчество об «Утерян-
ном белом брате». Хопи считали, что двум добрым брать-
ям-близнецам, защитникам людей, после сотворения мира
пришлось расстаться, и белый брат, Пахаана, отправился
на восток и переплыл Большую воду. Он должен вернуться,
а когда это произойдет, оба брата поделятся опытом и при-
несут мир и счастье в селение хопи. Потому-то первых
испанцев, появившихся на юго-западе, хопи поначалу
встретили как братьев...
Гуроны или вейандоты верили старинному предсказа-
нию пчелы. Его пересказал для нас Питер Кларк, первый
историк племени вейандотов.
Однажды летним днем несколько индейцев-вейандотов
отдыхали в тени деревьев на берегу ручья, как вдруг один
из стариков горестно воскликнул: «Ох-хо-хо! Взгляните-
ка!». И он указал на странное насекомое, которое с жуж-
жаньем кружилось над дикими цветами совсем рядом.
— Должно быть, белый человек уже близко! Это стран-
ное существо, что вы видите, было занесено белым челове-
ком с той стороны Большой воды. Недалеко то время, когда
и сам он явится, чтобы отобрать всю землю у красно-
170
кожего. Подобно белому человеку, это странное сущест-
во воплощает быстро растущее и вечно неугомонное племя,
к которому принадлежат белые».
Насекомым, привлекшим их внимание, была пчела.
«Итак, вы сами видите,— заключил старый вейандот,—
все, что было предсказано нашими отцами, теперь сбы-
вается...»
С жужжанием пчела покружилась над ними и исчезла
в лесу.
ПЕРВЫЙ КОРАБЛЬ
(Кл атсоп)
Одна старая женщина из селения племени клат-
сопов, что в устье Большой реки, оплакивала смерть своего
сына. Целый год она горевала и плакала. И вот однажды,
осушив свои слезы, она отправилась вдоль берега, где ей
часто приходилось гулять в прежние, счастливые дни.
Возвращаясь в деревню, она увидела какой-то стран-
ный предмет, торчавший в воде неподалеку от берега. Сна-
чала она думала, что это кит. Подойдя поближе, она раз-
глядела, что из него торчат два еловых дерева.
— Это не кит,— сказала она про себя.— Это чудовище.
Когда она подошла еще ближе к странному предмету,
стоявшему у берега, она увидела, что снаружи он покрыт
медью и что к елям привязаны веревки. Потом из этого
странного предмета вышел медведь и остановился. Он был
похож на медведя, но лицо у него было человеческое.
— О, сын мой умер,— запричитала старуха,— а теперь
еще странный предмет, о котором нам пророчили, подошел
к нашему берегу!
И старуха пошла в деревню, плача и причитая. Люди,
слыша ее плач, говорили друг другу: «Старая женщина
плачет. Кто-нибудь обидел ее, должно быть».
И мужчины, схватив луки и стрелы, побежали узнать,
что случилось.
— Слушайте!—сказал один старец.
И они услышали, как причитает старая женщина:
«О, сын мой умер, а теперь еще странный предмет, о ко-
тором нам пророчили, подошел к нашему берегу!»
И люди бросились ей навстречу. «Что это? Где оно?»—
спрашивали они.
171
— Ах, предмет, о котором мы слышали в сказках, ле-
жит вон там.— И она показала к югу от деревни, в сторону
океана.— Там, на нем два медведя. А может, они и люди.
Надо разобраться.
И тогда индейцы побежали к предмету, стоявшему у
берега. Два существа, стоявшие на нем, держали в руках
медные чайники. Когда клатсопы подошли к воде, сущест-
ва эти, приставив ко рту руки, стали просить у них воды.
Два индейца бросились прочь от берега, спрятались за
бревном, а потом, посидев там немного, снова побежали
на берег. Один из них вскарабкался на странный предмет
и проник внутрь него. Внутри он огляделся. Он увидел, что
там полным-полно всяких ящиков и коробок, и он нашел
там связку медных пуговиц.
А когда он вышел наружу, чтобы позвать с собой своих
сородичей, он обнаружил, что они уже подожгли странный
предмет. Он спрыгнул вниз и присоединился к индейцам
и двум странным существам, стоявшим на берегу.
Странный предмет пылал, словно жир. И все пылало
вокруг, кроме железа, латуни и меди. И клатсопы подобра-
ли все кусочки металла. Потом они отвели двух странных
людей к своему вождю.
— Я хочу оставить одного из этих людей у себя,— ска-
зал вождь.
А вскоре люди, жившие к северу от реки, услышали
о странных людях и странном предмете и пришли в дерев-
ню клатсопов. И племя уиллапа пришло из-за реки, а пле-
мена чехейлис и каулиц — с севера, и даже индейцы племе-
ни квинолт пришли с побережья. Туда собрались и племе-
на, жившие по реке,— кликитат и другие, жившие еще
дальше.
Клатсопы продали им железо, латунь и медь. За один
гвоздь они брали оленью шкуру. А за длинное ожерелье
из раковин давали несколько гвоздей.
Раньше никто из индейцев никогда не видел ни железа,
ни латуни. И клатсопы разбогатели, продавая металл
другим племенам.
Два вождя клатсопов оставили у себя людей, приплыв-
ших на корабле. Один из них остался в деревне клатсо-
пов, а другой — в деревне, расположенной на самом мысе.
172
ВЕЛИЧАНИЕ ВОИНОВ КРОУ
ПЕРЕД БИТВОЙ
Речь глашатая:
— О Кроу в отчаянии! Бросайте дела свои! По-
спешите! Со всех сторон нас враг окружает. Таков конец
ваш: ничто ведь не вечно... Деревья с корнями — и их ждет
паденье. У вас нет корней — ноги ваши тщетно ищут
на земле опоры...
(Выводит воина на середину)
— О Кроу в отчаянии! Вот ваш заступник! Играющим
Головой его прозвали. Не боится он смерти, не знает по-
гибели. Только в первой же схватке его храбрость погубит.
Достояние ваше посеченным ляжет...
(Выводит другого воина)
— Глядите! Кличут его Умереть Готовый! Кроу в от-
чаянии, вот вам поборник! Быть может, завтра с врагом вы
сойдетесь, и он в их ряды навечно вонзится...
(Выводит еще воина)
— О Кроу в отчаянии! Вот ваш заступник! Двойным
Ликом его прозвали. Мощное древо! Ваша опора! Тяжким
стволом он ляжет против теченья — а вы, словно щепки,
за ним держитесь. Едва только враг устремится за вами —
Лик Двойной прикроет вас грудью. Он вам добрым щитом
послужит...
Кроу в отчаянии! Ваш заступник!
ВОИНСКИЕ ПЕСНИ СТЕПНЫХ
ПЛЕМЕН
ПЕСНЯ ВОИНА ИЗ БОЕВОГО БРАТСТВА
ЛИСОВ (Сиу)
Я воин-Лис,
Я рожден умереть,
Где битва злее?
Где опасностей больше?
Все невозможное
Мне по силам!
173
ПЕСНЯ ВОИНА ПЛЕМЕНИ КРОУ
Вечны
Только земля и небо.
Плохо
Стариком умереть.
Ничего не бойся!
ПЕСНЯ ВОИНА ИЗ БОЕВОГО
БРАТСТВА ХЕТАШКА (Омаха)
Я исчезну
И быть перестану,
А земля,
По которой скитаюсь
Не переменится!
ПЕСНЯ СМЕРТИ ВОИНА КАЙОВА
ИЗ БРАТСТВА КАИТСЕНКО
О небо, ты живешь вечно
— а мы, Каитсенко, живем умирая!
О земля, ты живешь вечно
— а мы, Каитсенко, живем умирая!
ПЕСНЯ МАТЕРИ,
ПРЕДОСТЕГЕРАЮЩЕЙ СЫНА*
Сын мой, сын мой, берегись!
Не ходи на пляску к ним!
Из мужей, что копья держат,
Жив не выйдет ни один!
ПЕСНЯ
ОТЧАЯВШЕГОСЯ ВОРОНА
(Когда возлюбленная предала его)
(Тихоокеанское побережье)
Имея власть над смертью,
как было бы легко
174
умереть с женщиной-волчицей.
Как было бы хорошо!
ЧЕЛОВЕК, У КОТОРОГО
НЕ ВСЕ В ПОРЯДКЕ
(Тихоокеанское побережье)
(О принцессе Тхом)
Даже из дома крепких напитков
может уйти человек,
но от тебя не уйдешь,
женщина-Ворон.
ПЕСНЯ О ЯСНОЙ ПОГОДЕ
(Сиу-тетон)
Пусть поднимется выше солнце,
пусть зальет
сиянием землю!
Пусть луна поднимется выше,
пусть зальет
сиянием землю!
ПЕСНЯ ВОИНА I
(Омаха)
Я пришел и уйду навсегда,
Но земля, по которой скитаюсь,
Останется после меня
И пребудет навеки.
ПЕСНЯ ВОИНА II
(Омаха)
Смерти не избежать никому,
Не обойти, не объехать.
Те старики, что с ней повстречались,
175
Места достигнув,
где их она поджидала,
Не указали пути, как ее обмануть.
Ей не заглянешь в лицо.
ПЕСНЯ СМЕРТИ
(П а п а г о)
В великую ночь уйдет мое сердце.
Гудящая тьма на меня навалилась.
В великую ночь уйдет мое сердце.
ПЕСНЯ СРАЖЕННОГО ВОИНА
ИЗ БОЕВОГО БРАТСТВА ЛИСОВ
(Дакота)
Лис, я пока еще Лис,
Но быть им осталось немного,
И скоро Лиса не будет.
ПЕСНЯ-ПЛЯСКА БОЕВОГО
БРАТСТВА ЛИСОВ
Эй, охотники,
Все вы бежали,
И только Лис не бежал,
Там он, смотрите, лежит!
Эй, вы бежали,
А он там, смотрите, лежит!
ПЕСНЯ МОЛОДОГО ВОИНА,
УМИРАЮЩЕГО ОТ РАН
(Ш а й е н)
Нет,
Я боюсь только
Стать стариком беззубым!
176
УТРЕННЯЯ ПЕСНЯ
(Ш а й е н)
Он, отец наш,
Явил мне милость свою.
Мирно иду по дороге прямой.
ПЕСНЯ МОЛОДОЙ ЖЕНЫ
(Кайова)
Лентяи да трусы дома сидят —
Идти на большую войну боятся.
Лентяи да трусы, когда захотят,
С женами могут своими ласкаться.
А мой любимый ушел в поход —
Не скоро, наверно, теперь возвратится.
Ах, милый мой, за тобою вслед
Душа моя мчится тревожной птицей!
РОСТОК и ДЕРЕВО
(Речь вождя Сагоеваты)*
Мы знали вас поначалу слабым ростком, кото-
рому нужно было лишь немного земли, чтобы выжить.
Мы дали вам ее; и потом, когда мы могли бы растоптать
вас,— мы напоили вас и защитили; а теперь вы выросли
в могучее дерево, чья вершина достигает облаков, а вет-
ви простираются над всею землею; тогда как мы, которые
были высокой сосной в лесу, стали слабым ростком и
нуждаемся в вашей защите, в вашей постоянной заботе
о нас.
Впервые придя сюда когда-то, вы жались к нашим
коленям и называли нас отцами; мы взяли вас за руку и
нарекли братьями. Вы переросли нас, и мы не можем уже
достать до вашей руки; но мы хотим, прижавшись к ва-
шим коленям, назваться вашими детьми или вашими
верными друзьями.
177
РЕЧЬ ВОЖДЯ ТЕКУМСЕ*
Где ныне пекоты? Где наррагансеты, могикане,
поканокеты и множество других могучих племен нашего
народа? Они исчезли с лица земли под натиском алчнос-
ти и гнета белого человека, как исчезает снег под лучами
летнего солнца. Тщетно надеясь защитить свои древние
владения собственными силами, они погибли в битвах с
бледнолицыми. Взгляните на их некогда цветущие зем-
ли— что же вы видите? Ничего, кроме опустошения,
сотворенного бледнолицыми, не встречает ваш взор. То
же самое постигнет и вас... Скоро мощные деревья ваших
лесов, в тени густых ветвей которых вы играли в детстве
и соревновались в юности, деревья, которые и сейчас да-
ют отдых уставшим ногам после неудачной охоты, эти де-
ревья свалят, чтобы огородить землю, которую белые
захватчики смеют называть своей. Скоро их широкие до-
роги пройдут по могилам ваших отцов, и места, где они
покоятся, навеки обесчестят. Недалеко то время, когда
наш народ уничтожат, если мы все не объединимся про-
тив общего врага. Не думайте... что, оставаясь глухими
и равнодушными к общей опасности, вы сможете избе-
жать участи, которая ждет всех. И скоро ваши люди
уподобятся облетающим листьям и рассеянным по небу
облакам под губительным дыханием белых. И вас тоже
сгонят с родных земель и исконных владений, как ветер
сметает листву перед зимними бурями.
Не спите... воображая себя в безопасности, и не пи-
тайте призрачных надежд. Наши обширные владения
быстро ускользают из наших рук. С каждым годом блед-
нолицые захватчики делаются все жаднее, напористей,
жестче и невыносимее. Каждый год между ними и нашим
народом возникают конфликты, а когда проливается
кровь, виновны мы или нет, нам приходится расплачи-
ваться жизнями наших лучших вождей и уступать
бледнолицым все больше нашей земли. До появления
среди нас бледнолицых мы наслаждались счастьем неог-
раниченной свободы, мы не знали, что такое богатство и
гнет. А теперь? Нужда и угнетение выпали нам на долю.
Разве не контролируют нас во всем? Разве можем мы
свободно отправляться, куда хотим? Разве изо дня в день
у нас не отнимают последние крохи нашей исконной сво-
боды? Разве не бьют и не пинают они нас, как своих
178
чернокожих? Не за горами время, когда они станут при-
вязывать нас к столбу и сечь плетьми и принудят нас ра-
ботать на своих полях, как заставляют чернокожих. Надо
ли нам этого дожидаться и не лучше ли умереть в бою,
дабы не подвергаться такому позору?
Разве не видим мы уже много лет, каковы их намере-
ния, и разве не достаточно ясны их дальнейшие устремле-
ния? Разве не приблизилось время, когда нас прогонят
с наших ухоженных земель и от могил наших предков?
Разве не перепашут вскоре кости наших умерших и не
превратят их могилы в поля? Надо ли спокойно ждать,
пока врагов станет так много, что мы уже не сможем
дать им, насильникам, отпор? Станем ли мы ждать, пока
нас уничтожат, даже не попытавшись вступить в бой, как
подобает нашему народу? Неужели мы без борьбы отда-
дим наши жилища, нашу страну, завещанную нам Вели-
ким Духом, могилы предков и все, что для нас дорого и
свято? Я знаю, что вместе со мной вы крикнете: «Никог-
да! Никогда!..»
И если среди вас найдется хоть один безумец, которо-
му не понять, как сильны проникшие к нам бледнолицые,
пусть содрогнется он перед лицом грядущих бед, которые
поразят нас всех, ибо своей преступной безучастностью
он помогает нашим общим врагам добиться покорения
родной страны. Поэтому прислушайтесь к голосу долга,
чести, родины, над которой нависла опасность. Давайте
сплотимся в одно тело с единым сердцем и станем до
последнего воина сражаться за нашу землю, наши дома,
нашу свободу и могилы наших отцов.
РЕЧЬ СИДЯЩЕГО БЫКА*
Когда я был мальчиком, мир принадлежал
сиу; солнце вставало и садилось на их земле; десять ты-
сяч мужчин посылали они в бой. Где теперь эти воины?
Кто их убил? Где наши земли? Кто владеет ими?
Кто из белых может сказать, что я украл у него зем-
лю и хотя бы самую малую толику денег? И все же они
утверждают, что я вор. Была ли хоть одна белая женщи-
на, попавшая ко мне в плен, обесчещена? И все же они
говорят, что я — плохой индеец. Кто из белых хоть раз
видел меня пьяным? Кто хоть раз, придя ко мне голод-
ным, уходил ненакормленным? Кто хоть раз видел, что я
179
бью своих жен или браню своих детей? Какой закон я
нарушил? Разве преступление — любить близких? Не-
ужели я плох оттого, что кожа у меня красная? Потому,
что я сиу; потому, что я был рожден там, где жил мой
отец; потому, что я готов умереть за свой народ и свою
страну?
РЕЧЬ ВОЖДЯ ИРОКЕЗОВ,
ПРОЗВАННОГО ГАРАНГУЛОЙ
Йонондио!1 Я и все мои воины приветствуем
тебя. Переводчик закончил твою речь и я начинаю свою.
Мои слова спешат достигнуть твоих ушей. Слушай
же их.
Йонондио! Покидая Квебек, ты, наверное, думал, что
солнце сожгло все леса, преграждающие путь в нашу
страну французам, или что юзера вышли из берегов и во-
да окружила наши селения, так что мы не можем поки-
нуть их. Да, наверное ты мечтал об этом, и желание уви-
деть это чудо заставило тебя проделать такой длинный
путь. Ну, что ж, сейчас ты видишь, что обманулся. Я и
мои воины пришли сюда, чтобы показать, что еще живы
сенеки, каюги, онондаги, онайды и могауки. Они благода-
рят тебя за то, что ты возвратил им трубку мира, кото-
рую они вручили твоему предшественнику. Твое счастье,
что был заключен мир и закопан топор войны, много раз
обагренный кровью французов.
Слушай же, Йонондио! Я не сплю. Мои глаза откры-
ты. Солнце посылает мне свой свет и я вижу большого
военачальника, который привел с собой много солдат и
говорит неправду. Он говорит, что пришел на озеро толь-
ко для того, чтобы раскурить великую трубку мира с
онондагами. Но Гарангула видит, что это не так, и если
бы болезнь не лишила французов силы, они стали бы
убивать нас. Я вижу, как мечется Йонондио в лагере
среди больных, чьи жизни спас Великий Дух, наслав на
них болезни.
Слушай же, Йонондио! Когда твои посланцы пришли
к нам, женщины взяли палицы, дети и старики двинулись
1 Так в Союзе Пяти Племен всегда называли канадского губерна-
тора.
180
к вашему лагерю с луками и стрелами, и нашим воинам
пришлось остановить их и отобрать у них оружие. Так
это было, и я говорю вам об этом.
Слушай же, Йонондио! Мы грабили только тех фран-
цузов, которые несли ружья, порох и пули твитви и
чиктагикам, потому что это оружие могло стоить нам
жизни. В этом мы следуем примеру иезуитов, которые
разбивают все бочонки с ромом, попадающие к нам, что-
бы пьяные индейцы не убили их. У наших воинов не хва-
тит бобровых шкур, чтобы заплатить за все оружие, кото-
рое они забрали, и наши старики не боятся войны. Этот
пояс подтвердит мои слова.
Мы привели англичан на наши озера, чтобы они тор-
говали с утавами и кватогами, а адирондаки привели к
нам французов, чтобы вести торговлю, которую англича-
не считали своей. Мы рождены свободными. Мы не под-
чиняемся ни Йонондио, ни Корлеару1. Мы можем ходить,
куда угодно, приводить с собой, кого угодно, и покупать
и продавать, что угодно. Если бы ваши союзники были
вашими рабами, то тогда вы могли бы приказывать им
принимать только ваших людей. Этот пояс подтвердит
мои слова.
Мы убиваем твитви и чиктагиков, потому что они
вырвали с корнем деревья мира, которые отмечали грани-
цы нашей земли. Они охотились на бобров на нашей
земле. Они нарушали обычаи индейцев, ибо не оставляли
в живых ни одного бобра — они убивали и самцов и са-
мок. Они призвали злых духов на свою землю, чтобы те
помогали им в их дурных замыслах против нас. Мы вино-
ваты меньше, чем англичане и французы, захватившие
страну индейцев и изгнавшие их с их собственной земли.
Этот пояс подтвердит мои слова.
Слушай же, Йонондио! Я говорю от имени всех Пяти
Племен. Вот что отвечают они вам. Слушай внимательно,
что скажут они. Сенеки, каюги, онондаги, онейды и
могауки говорят, что когда они зарыли боевой топор в
Кандаракуи, прямо посередине форта, то посадили на
этом месте дерево мира, чтобы бережно сохранять его.
Этот форт, бывший убежищем для солдат, мог бы стать
местом, где встречаются торгующие, и вместо оружия и
военного снаряжения там бы хранились шкурки бобров
и всякие товары.
1 Так индейцы называли губернатора Нью-Йорка.
181
Слушай же, Йонондио! Смотри, чтобы солдаты, кото-
рых здесь так много сейчас, не затоптали дерево мира,
посаженное в маленьком форте. Будет большим несчасть-
ем, если ты остановишь его рост сейчас, когда оно так хо-
рошо укоренилось, и не дашь ему раскинуть ветви над
твоей и нашей землей. От имени Пяти Племен я заверяю
тебя, что ваши воины исполнят пляску мира под его вет-
вями. Спокойно будут сидеть они на своих циновках и не
начнут войну до тех пор, пока их братья Йонондио или
Корлеар не нападут на землю, которая была дана нашим
предкам Великим Духом.
Вот этот пояс подтвердит мои слова, а этот — полно-
мочия, данные мне Союзом Пяти Племен.
РЕЧЬ ВОЖДЯ ДЕЛАВАРОВ
ХОПОКАНА
Отец, (произнеся это, он замолчал, и, повер-
нувшись к слушателям с видом, преисполненным значе-
ния и сарказма, продолжал, понизив голос). Я сказал
ОТЕЦ, хотя не знаю, ПОЧЕМУ должен ЕГО так назы-
вать. Только французов называли мы отцами, а англича-
не всегда были для нас лишь БРАТЬЯМИ. Но раз уж
вместе со всем другим нам было навязано и это обраще-
ние, я вынужден к нему прибегнуть и потому говорю:
(при этом он остановил свой взгляд на командующем).
Отец, некоторое время назад ты вложил мне в руки бое-
вой топор со словами: «Возьми его и испробуй на голо-
вах моих врагов, Длинных Ножей, а потом дай мне
знать, достаточно ли он хорош и остер». Отец, когда ты
вручал мне оружие, у меня не было ни повода, ни жела-
ния идти войной на людей, не сделавших мне ничего пло-
хого. Но, повинуясь тебе, называющему себя моим отцом,
а меня — своим сыном, я принял этот топор, хорошо
сознавая, что если я ослушаюсь тебя, ты лишишь меня
вещей, без которых я не смогу существовать и найти ко-
торые можно лишь в доме моего отца. Ты, может быть,
считаешь меня глупцом из-за того, что я рискую своей
жизнью ради дела, которое не сулит мне решительно ни-
чего, ибо это твое дело, а не мое. Это ты должен воевать
с Длинными Ножами, вы затеяли спор между собой и вы
сами должны его решить. Ты не должен принуждать сво-
182
их детей, индейцев, подвергать себя опасности ради тво-
его дела. Отец, у тебя на совести уже много погублен-
ных жизней! Племена претерпели многие лишения, их
могущество ослабело, дети потеряли родителей и братьев,
жены — мужей! Неизвестно, сколько еще погибнет, пока
не закончится твоя война! Отец, я уже говорил, что ты,
наверное, считаешь меня глупцом, потому что я, не рас-
суждая, бросился на твоего врага! Не обманывай себя,
отец. Не думай, что мне не хватает разума понять, что
вскоре ты можешь заключить мир с Длинными Ножами,
хотя сейчас и уверяешь меня, что ваша вражда будет
длиться вечно. Отец, ты говоришь, что любишь своих де-
тей — индейцев. Ты часто повторяешь им это, к своей вы-
годе, ибо ты хочешь, чтобы они служили тебе. Но, отец,
кто из нас поверит, что ты любишь людей с другим цве-
том кожи больше, чем своих белых братьев? Отец, слу-
шай внимательно, что я скажу тебе. Ты натравливаешь
меня на своего врага, как собаку на дичь, но бросившись
на него со смертоносным оружием, которое ты дал мне,
я могу случайно оглянуться, и что же я увижу? Возмож-
но, я увижу, как мой отец пожимает руки Длинным Но-
жам, да-да, тем самым людям, которых сейчас он зовет
своими врагами. Потом я увижу, как он смеется надо
мной из-за того, что я имел глупость выполнять его при-
казы. И все же я рискую своей жизнью ради него! Отец,
запомни, что я сказал. А теперь посмотри, что было сде-
лано тем топором, что ты дал мне. (С этими словами он
подает командующему палку со скальпом). Я испытал
твой топор, как ты мне велел, и убедился, что он остер.
И все же я не сделал всего, что мог сделать. Нет, не сде-
лал. Сердце мое не выдержало. Я почувствовал жалость
к твоему врагу. Беззащитные женщины и дети ни в чем
не виноваты, и я пощадил их. Пленников я посадил в
большое каноэ и отправил к тебе. Через несколько дней
ты получишь их и убедишься, что цвет кожи у них такой
же, как у тебя. Отец, я надеюсь, ты не истребишь того,
что я пощадил. Со мной они погибнут от голода и лише-
ний, а у тебя есть средства их поддержать. Воин беден и
erQ жилище пусто, но твой дом, отец, всегда полон. Твой
дом полон еды и теплоты. Сильный человек всегда бла-
городен. Я надеюсь, что ты внемлешь моим словам.
183
ПРОЩАЛЬНАЯ РЕЧЬ ЧЕРНОГО
ЯСТРЕБА
Ты взял меня в плен со всеми моими воинами.
Я глубоко опечален, ибо если и не смог победить тебя, то
все же надеялся продержаться дольше и увеличить твои
потери перед тем, как сдамся. Я старался завлечь тебя в
засаду, но твой новый генерал знает, как надо вести вой-
ну с индейцами. Прежний твой генерал не был столь
умен. Когда я понял, что индейский способ ведения вой-
ны не годится для тебя, я решил встретиться с тобой в
ближнем бою. Я дрался отчаянно, но твои ружья были
хорошо нацелены. Пули летали, как птицы в воздухе, и
свистели над ухом, как ветер в траве зимой. Мои воины
падали вокруг меня и не было им спасенья. Я видел, что
настал мой черный день. Утром солнце вставало в тума-
не, а вечером садилось в черную тучу, пылая, как огнен-
ный шар. В последний раз светило оно Черному Ястребу.
Сердце его мертво и уже не бьется в груди. Он пленник
белых людей и они могут сделать с ним, что хотят. Но он
перенесет все мучения и не испугается смерти. Черный
Ястреб — индёец и не может быть трусом.
Он не сделал ничего постыдного для индейца. Он
сражался за свой народ, за женщин и детей, против белых
людей, которые год за годом обманывали их и забирали
их земли. Вы знаете, почему мы ведем войну. Все белые
люди знают об этом. Они должны стыдиться. Белые лю-
ди презирают индейцев и выгоняют их из их домов. Но
индейцы не обманщики. Белые люди ненавидят индейцев
и дурно говорят о них. Но индейцы не лгут и не крадут.
Они очень честны.
Если индеец поступит дурно, как белый человек, он не
сможет больше жить в своем племени — он будет убит и
брошен на съедение волкам. Белые люди — плохие учи-
теля, у них лживый вид и вероломные поступки. Они
улыбаются бедным индейцам, чтобы одурачить их, они
жмут им руки, чтобы завоевать их доверие, напоить их
допьяна, обмануть их и надругаться над их женами. ^1ы
просили их оставить нас в покое и держаться от нас
подальше, но они преследуют нас и преграждают нам до-
рогу, они извиваются вокруг нас, как змеи. Они отрав-
ляют нас своим прикосновением. Опасности постоянно
подстерегают нас. Мы становимся такими же, как они —
184
лжецами и лицемерами, лентяями и болтунами, бездель-
никами и мошенниками.
Мы молились Великому Духу. Мы призывали своего
отца. Его советы укрепили нас и вселили в нас надежду.
Но ничто уже не могло помочь нам. Дела становились
все хуже. В лесах больше не было оленей, исчезли бобры
и опоссумы. Засуха лишила нас пищи и наши женщины
и дети голодали. Тогда мы созвали великий совет и раз-
вели большой костер. Дух наших отцов пришел к нам
и повелел отомстить за все обиды, или умереть. Каждый
мог говорить перед этим костром. Огонь согревал нас.
Мы издали боевой клич и вырыли из земли свои томо-
гавки. Сердце Черного Ястреба переполняла гордость,
когда он вел своих воинов на битву. Он доволен. Он от-
правится в страну духов с легким сердцем. Отец встретит
его там похвалой.
Черный Ястреб — настоящий индеец и не будет пла-
кать, как женщина. Он любит свою жену, своих детей
и друзей. Но он не думает о себе. Он думает о своем на-
роде— индейцах. Он оплакивает их судьбу. Много не-
счастий ожидает их. Белые люди снимают с них скальпы,
но страшнее то, что они развращают их души. Пусть с
людей моего племени не снимут скальпов, но через не-
сколько лет они станут похожими на белых людей и им
нельзя будет доверять. И как это принято у белых людей,
они станут держать в индейских селениях множество на-
чальников, чтобы они следили за индейцами и поддержи-
вали среди них порядок.
Прощай, мой народ! Черный Ястреб хотел спасти тебя
и отомстить за твои обиды. Он испил крови белых людей.
Но он стал их пленником и не может выполнить задуман-
ное. Конец его наступает, он бессилен продолжить свое
дело. Солнце его зашло и больше уже не взойдет. Про-
щай, Черный Ястреб!
РЕЧЬ ВОЖДЯ КОЧИСА
(Апачи)
Солнце опаляло меня и я был, как в огне.
Кровь моя кипела, но когда я пришел в эту долину и
испил из этих вод и омылся в них, они охладили меня.
Сейчас, когда я обрел спокойствие, я протягиваю вам ру-
185
ку, чтобы жить с вами в мире. Я говорю прямо и не хочу
обманывать или быть обманутым. Я хочу прочного и дол-
гого мира. Когда Господь сотворил мир, он дал одну по-
ловину белым людям, а другую — апачам. Почему же они
сошлись вместе? Слушайте же меня, солнце и луна, зем-
ля, вода и воздух, птицы и звери и еще не рожденные де-
ти, и возрадуйтесь моим словам.
Белые люди давно ищут меня. И вот я здесь. Чего же
они хотят от меня? Они долго преследовали меня, видимо
они считают меня хорошей добычей. Если они ценят меня
так дорого, почему бы им не предупреждать каждый мой
шаг и жест. Я не Господь бог! По его воле койоты выхо-
дят ночью разорять и убивать. Я не могу видеть их в тем-
ноте. Я больше не вождь апачей, я потерял свое богатст-
во, я всего лишь бедный человек. Мир не всегда был та-
ким. Я не могу повелевать зверями, и даже если захотел
бы этого, они не подчинились бы мне. Господь сотворил
нас иными, чем вы. Мы были рождены, как звери, в су-
хой траве, а не на мягких постелях, как это принято у
вас. Поэтому мы и ведем себя, как звери — выходим
ночью, и разоряем, и крадем. Если бы у меня было все
то, чем владеете вы, я бы не поступал так, ибо у меня
не было бы нужды поступать так. Да, есть индейцы, кото-
рые убивают и грабят. Я больше не имею над ними влас-
ти, иначе они не делали бы этого. Мои воины были убиты
в Соноре, и все же я пришел сюда, потому что так пове-
лел мне Господь. Он сказал, что надо жить в мире — и
вот я здесь. Я бродил по земле за тучами и ветром, когда
Господь явился мне и повелел прийти сюда и жить в ми-
ре со всеми. Он сказал, что мир был создан для всех нас.
Как же может быть иначе? Когда я был молод, я прошел
всю эту землю с востока на запад и видел везде только
апачей. Через много лет я пошел снова и увидел других
людей, которые пришли, чтобы забрать себе эту землю.
Как же это может быть? Почему апачи хотят умереть,
почему носят жизнь свою на кончиках своих ногтей? Они
бродят среди холмов и равнин и ждут, когда упадут на
них небеса. В прошлом апачи были великим народом;
сейчас ничего не осталось от их величия, потому-то и хо-
тят они умереть и носят жизнь свою на кончиках своих
ногтей. Многие были убиты в сражениях. Говорите откро-
венно, чтобы слова наши достигали наших сердец, по-
добно солнечному свету. Скажите мне, если Дева Мария
ходила по всей земле, почему она ни разу не зашла в
186
вигвам апача? Почему мы никогда не видели и не слы-
шали ее?
У меня нет ни отца, ни матери. Я один в этом мире,
Никому нет дела до Кочиса. Вот почему жизнь не имеет
для меня цены и пусть скалы обрушатся на меня и погре-
бут меня под собой. Будь у меня отец и мать, как у вас,
я не покинул бы их и они не покинули бы меня. Когда я
бродил по земле, все хотели видеть Кочиса. И вот он
здесь, вы видите и слышите его, но разве вы рады ему?
Если это так, скажите об этом. Говорите же, американцы
и мексиканцы, я не хочу ничего скрывать от вас и вы не
должны ничего скрывать от меня. Я не буду лгать вам,
будьте же и вы правдивы со мною. Я хочу жить в этих
горах, я не хочу идти в Туларосу. Это долгий путь. Там
живут злые духи и мухи выедают глаза лошадей. Я испил
из этих вод, они охладили меня и я не хочу уходить от-
сюда.
Элайас ДЖОНСОН
СТАРИННАЯ КАМЕННАЯ
КРЕПОСТЬ КИЕНУКА
О туземных укреплениях и о строителях укреп-
лений в западной части штата Нью-Йорк писали уже не
раз. Упоминалось о насыпях, канавах и валах, и о прочих
примечательных сооружениях, воздвигнутых во имя обо-
роны или безопасности. И все же своеобразие таких пост-
роек нигде не проявились столь разительно, как в при-
чудливой древней крепости Киенука.
Слово это означает укрепление или форт, хотя под-
линное наименование этого места было Гастройеа, что
значит «обложенный корой»; название является мета-
форой и относится к свежеснятой скользкой коре вязов,
которой был устлан весь пол укрепления; так что, когда
одинокий путник или путники входили внутрь, им следо-
вало быть осмотрительными, и подчиняться законам,
действовавшим внутри укрепления, иначе они могли «ос-
кользнуться» и подвергнуться уничтожению.
Крепость Киенука располагалась в четырех милях
восточнее залива, что примыкает к теснинам Ниагары,
неподалеку от Льюистона, на естественном откосе того
возвышения, где стоит резервация Тускарора, в месте,
187
известном ныне под названием Старой Лесопильни. Со
старинной крепостью Киенука связано любопытное пре-
дание.
В пору создания Союза племен ирокезов, из племени
сквокихавов (дальняя ветвь сенеков) была выбрана де-
вушка, на которую возложили миссию Царицы-Миротво-
рицы. Ее поселили в этой крепости для того, чтобы она
неукоснительно служила делу мира, и присвоили ей офи-
циальный титул Гекеасосы.
Крепость была поставлена Сенеками совместно со
сквокихавами, и высилась с северной стороны над гря-
дой отвесных скал, примерно в восемь-десять футов высо-
той, а с востока, юга и запада был вырыт ров глубиною
в четыре-пять футов. В нем поместили стволы деревьев,
поставив их вертикально и как можно теснее, так что
они поднялись на 10—12 футов, заключая собой прост-
ранство в 100 на 250 метров. Дом Миротворицы стоял в
центре этого пространства, а прилежащие дома распола-
гались в два ряда перед ним, причем тропа между ними
вела к ее дому; с каждого края крепости находилось по
входу, которые внутри соединялись тропой, что шла к до-
му Миротворицы.
Затем из племени сквокихавов было отобрано необхо-
димое число воинов, сильнейших телом, быстрейших в
беге и искуснейших в делах войны, они поселились в этой
крепости, расположившись в прилежащих домах, чтобы
поддерживать порядок и следить за исполнением законов
и правил. Их снабдили всем необходимым для жизни, в
том числе и вооружением.
Чтобы яснее представить себе законы и порядки, ца-
рившие в этом прибежище мира, следует заметить, что в
те времена между всеми племенами континента велись
войны и раздоры, племя шло на племя, подобно хищным
рыбам, где сильнейшие одолевают слабейших. Воин, ко-
торый мог похвастать в военных плясках наибольшим
числом вражеских скальпов, становился почетнейшим
и заслуженнейшим человеком, и потому в поисках славы
и признания постоянно составлялись отряды для походов
на какое-нибудь племя. В такое-то время формировалась
конфедерация ирокезских племен, и островок мира в кре^
пости Киенука был предназначен, быть может, для того,
чтобы смягчать волнения и вражду между лесными пле-
менами.
По непреложным законам, ни одно ирокезское племя
188
или племена ни при каких условиях не могли воевать с
другими племенами союза, и точно так же ирокезы не
могли нападать ни на одно чужое племя без согласия
Миротворицы. Крепость Киенука должна была навечно
пребывать в священной неприкосновенности, ибо она
являлась островком мира, и было строжайше запрещено
проливать кровь в ее пределах. Все казни, предрешенные
Миротворицей, проводились за пределами крепости.
И любой, кто входил в нее, за исключением хранителей
Киенуки, должен был передвигаться внутри крепости не
быстрее, чем простым шагом. А сама Миротворица в лю?
бое время дня и ночи была обязана иметь в готовности
еду — согласно принятому выражению, «постоянно дер-
жать подвешенным котелок с кукурузой»— для всех бег-
лецов в округе, спасавшихся от погони. Едва только нога
беглеца, независимо от племенной принадлежности, сту-
пала за порог крепости, сам он был в безопасности.
Миротворица сразу же провожала его или их и усажива-
ла в одном конце своего дома, вытянутого с востока на
запад. На каждом конце его было по входу, а в центре —
что-то вроде комнаты с перегородкой — занавесью из
оленьих шкур. И когда появлялся преследователь, она
точно так же провожала его в противоположный конец
дома. Затем она подавала еду каждой из враждебных
сторон. По окончании трапезы Миротворица свертывала
занавес, так что каждая из сторон могла видеть против-
ника; и едва они заканчивали трапезу, в мире выходили
и отправлялись по домам. Нерушимым законом было
правило: после того, как беглец попадал в крепость и вы-
ходил из нее, его противник не имел права злоумышлять
против него без согласия Миротворицы, а в случае ослу-
шания ирокезы требовали выдачи нарушителя тем племе-
нем, к которому он принадлежал, и ослушника казнили.
Если же племя решалось укрывать ослушника, оно обре-
кало себя на войну против всех ирокезов.
Теперь несколько слов о том, кто такие были сквоки-
хавы, кагуа и эри. По этому поводу высказывалось мно-
жество различных мнений. Все три племени говорили на
общем языке и принадлежали к единому народу — отда-
ленной ветви племени сенеков, и говорили на том же язы-
ке, с самыми небольшими различиями. Все три первона-
чально именовались сквокихавами. Со временем они
размножились и усилились. Их поселения теперь про-
стирались от берегов озера Онтарио, по Ниагаре вверх
189
до озера Эри, вплоть до места под тем же названием,
и к востоку до реки Генези.
Одно из поселений этого народа, расположенное по
соседству с нынешним Северным Эвансом, к югу от
г. Буффало, находилось в месте, названном ими Кагуа-
кой. Они, и все окрестные сквокихавы получили поэтому
название кагуа; а тех, что жили дальше по берегам озе-
ра Эри, стали именовать Дикими Котами или Эри — по
названию озера. Все это поможет лучше понять смысл
моей истории.
Однажды кагуа вызвали племя сенеков, проживавших
на восточном берегу Генези, на состязание по игре в
индейский мяч; сенеки с готовностью приняли вызов и
назначили день состязания. Последовал поединок, кото-
рый был очень напряженным, но сенеки в конце концов
вышли победителями. Тотчас же кагуа вызвали сенеков
на состязание в беге; сенеки приняли и этот вызов. Каж-
дое племя выбрало проворнейших бегунов, они тут же
ринулись вперед, и в результате сенеки вновь с честью
вышли из этого состязания. Кагуа, униженные двойным
поражением, вызвали сенеков в третий раз — на состяза-
ние в борьбе, и поставили условием, что из каждого пле-
мени будут избраны по одному судье, а борцы будут
иметь по боевой палице, и проигравший примет смерть
от руки победителя, и так будет повторено трижды.
Даже на таких условиях сенеки приняли вызов, и в
новом состязании они также вышли победителями. На
этом соперничество закончилось, и племена расстались.
Поражение сильно отдалило сквокихавов от сенеков;
весть о нем, конечно же, дошла до Миротворицы, кото-
рая, будучи по рождению из племени сквокихавов, также
затаила к сенекам недоброе чувство, хотя была избрана
на свой пост всеми ирокезами.
Вскоре после того, во время разведывательного похо-
да сенеков за Ниагару, к массасаугам, на обратном
пути ночью им пришлось спасаться от погони массасау-
гов. Случилось это поблизости от «островка мира», Кие-
нуки. Когда обе стороны вступили в крепость, и раздели-
ли трапезу, все мирно улеглись переночевать, как предпи-
сывал обычай. Но в забытьи и безмолвии полночного
сна массасауги стали испытывать коварство Миротвори-
цы, склоняя ее к тому, чтобы перебить сенеков. Посколь-
ку чувства ее не лежали к ним, она в конце концов под-
далась на уговоры массасаугов, и с ее согласия им уда-
190
лось осуществить свой замысел. Число перебитых сенеков
осталось неизвестным. Они были погребены к юго-западу
от дома Миротворицы, под холмиком, который еще не-
сколько лет назад можно было различить, пока он не был
распахан.
Нарушение законов Миротворицей, допустившей
кровопролитие в священной крепости, тревожило совесть
сквокихавов; этому содействовало и отчуждение из-за
поражения, испытанного ими перед тем в состязаниях
с сенеками.
Тайну какое-то время удавалось сохранять. За это вре-
мя сквокихавы добивались согласия Миротворицы на то,
чтобы истребить всех сенеков, захватив их врасплох.
«Ибо,— говорили они,— когда те проведают о резне, они
тотчас же начнут войну против нас». И вновь им удалось
уговорить Миротворицу, и та осудила племя сенеков на
уничтожение.
Случилось так, что один из воинов-сенеков был женат
на женщине из племени сквокихавов и жил с ними. Когда
он услыхал, что Миротворица отдала сенеков на произ-
вол сквокихавам, он решил отправиться в место под
названием Танайеа, что лежит к востоку от реки Генези,
в землях сенеков, на реке Сенека, где жил верховный
вождь племени по имени Онеагаретагва, и передать
почтенному сахему весть о последнем решении Миротво-
рицы. Чтобы сделать это, не навлекая на себя подозре-
ния у семьи и соседей, он сообщил им, будто отправляет-
ся далеко на охоту к берегам Онтарио, предупредив, что
его не будет дома два-три дня. Рано поутру этот воин
отправился в свой далекий поход. Он вышел из дома,
расположенного по соседству с крепостью Киенука, и
двинулся на север, к озеру Онтарио, где держал свой
челнок для охоты и рыбной ловли. Воин сел в него и по-
греб к востоку, к устью реки Освего, вверх по течению,
вплоть до р. Сенека, потом вверх по ней до самых поселе-
ний сенеков. Здесь он оставил свой челнок и отправился
к Танайеа, а достигнув его, прошел прямо к вигваму са-
хема. Глубокой ночью он вывел вождя наружу. Там он
передал сахему известия о резне и о решении Миротво-
рицы об истреблении племени сенеков. Он попросил вож-
дя сохранить тайну о том, как было получено это извес-
тие. Затем воин тем же путем тронулся в обратный путь
и возвратился домой.
Рано утром почтенный сахем встал и издал боевой
191
клич, разнося весть о резне и неотвратимости войны, при-
зывая воинов объединиться и готовиться к бою. Вскоре
собралось все племя. Вождь пересказал вести, получен-
ные ночью, и добавил, что слышал, как отряд их воинов
был вырезан в крепости Киенука, и что Миротворица
повелела сквокихавам уничтожить всех сенеков. Затем он
назначил четырех воинов, лучших бегунов, отправиться
и проследить за крепостью и поселением, и выведать,
есть ли вести о приготовлениях к войне, и при первых же
признаках этого отрядить одного из воинов с сообщени-
ем, а прочим продолжать наблюдения и также сообщать
об увиденном.
Четыре доблестных воина проделали весь путь до
поселения у Киенуки. Там нашли они только стариков
свыше шестидесяти пяти лет и подростков моложе четыр-
надцати. В пути они встретили двух мальчиков, собирав-
ших палочки для костра. Один из воинов спросил млад-
шего мальчика о том, где его отец. Малыш, гордый вни-
манием, ответил: «Пошел воевать». Прежде чем старший
мальчик успел отвлечь его внимание, слово было сказано,.
Воины сочли это важной вестью и тут же отправили до-
мой гонца.
Как только тот сообщил эту новость Онеагаретагве,
вождь сразу же снарядил бегунов к другим племенам
союза ирокезов, чтобы уведомить их об угрозе, нависшей
над племенем сенеков, и об осквернении священной кре-
пости.
Трое оставшихся лазутчиков двинулись дальше, к
поселению у Гилл-крик, что выше Ниагарского водопада,
и там нашли ту же картину: дома остались только дети и
старики. Там они опять спросили местного мальчика, где
его отец, и тот ответил: «В Кагуаке», то есть в поселе-
нии, лежащем на юг от Буффало. Лазутчики не побоя-
лись ночной порой проникнуть и туда. В Кагуаке они
нашли толпу народа, и все принимали участие в военных
плясках. Лазутчики легко смешались с толпой, ибо речь
их не отличалась от речи сквокихавов, и приняли участие
в пляске. Они заметили, что время от времени те потря-
сали головой медведя, и ударяя ее палицей, восклицали:
«Так-то поразим мы и голову Онеагаретагвы». Военный
же вождь сквокихавов возгласил, что войско выступит
утром, а на третий день голова Онеагаретагвы будет
вздернута на кол. Тут лазутчики отправили домой второ-
го воина с вестями, и тот скрытно отделился от толпы
192
перед самым рассветом. Двое оставшихся продолжали
беседовать и болтать в толпе, словно принадлежали к то-
му же племени.
Наутро торжественное шествие началось: сквокихавы
двинулись по тропе к месту будущей резни. В первых
рядах встали опытнейшие воины, затем — старейшие,
после них — юноши старше четырнадцати лет, а замыка-
ли шествие самые сильные из женщин. Так двигались
они до самой ночи, а потом, приготовив место для пля-
сок, повторили то же действие, что и предыдущей ночью.
Третий лазутчик-сенека покинул плясунов на рассвете,
чтобы передать дома новости и подготовить сенеков к
приближению врага. Еще день и ночь шествие чередова-
лось с плясками и похвальбой сквокихавов о великих де-
лах, которые предстоит им совершить. За два часа до
рассвета последний лазутчик отправился домой, дабы
уведомить сенеков о том, как далеко отстоит враг от
поселения сенеков.
Прослушав сообщение этого воина, Онеагаретагва
с величественным видом, подобавшим вождю сенеков,
поднялся и сказал: «Сначала, мои дорогие друзья, вожди
и сахемы нашего благородного племени, я в нескольких
словах напомню вам прошлое; быть может, это будет в
последний раз. Сколько раз сидели мы вместе у костров
совета! Я приветствую всех с добрым чувством, которое
всегда брало верх в наших помыслах обо всем, что каса-
лось благополучия и счастья племени, в частности, вас,
наши сестры, и нашего потомства. Не забывали мы и
тех, кто еще не родился, ибо в них видели мы будущее
нашего племени. Разве племена ирокезов не уважали ва-
ших советов у великого костра Лиги — а ныне, на рас-
свете, нас ждет истребление! Но если такова воля Вели-
кого Духа, мы не спасемся от нее бегством. Что до вас,
сестры — разве не были мы всегда предупредительны к
вам и не желали во всем удачи? И разве, как не раз
бывало, не обнимали мы вас, ограждая от бед? Ныне мы
вверяемся Великому Духу, нашему заступнику. О благо-
родные воины, на кого взирает совет, ища исполнения
своих повелений! Передавая вам тяготы и потрясения
войны, разве после нее не возвращаем мы вам мир,
отмеряя по справедливости, и в заботах ратных разве
не нашептываем мы вам на ухо слова утешения? Ведь
всегда помещали мы вас у самого своего сердца. В вас
заключена мощь племени, к вам взываем мы, жаждая
7 Покуда растут травы
193
безопасности. Вы видите, что племя наше отдано на ра-
зор врагу, и ожидаем ныне нападения врасплох. Но если
Великий Дух с нами, мы одолеем врага. Заступник наш
умножит силу наших луков, нацелит стрелы, придаст
мощь руке, направит удары и обратит врагов в бегство.
Затем, дорогие сородичи, не должно допустить, чтобы
кровь наша пролилась в наших собственных пределах, и
не годится телам врагов пятнать границы селения. Нам
следует выйти навстречу и встретить врага. И если суж-
дено нам погибнуть, пусть кровь сенеков прольется на
грудь матери-земли, и солнце в небесах узрит, что мъ
умираем, защищая своих жен, дочерей и дома — все, лю
безное Великому Духу.
Сенеки выступили в путь, и через некоторое время
сошлись с врагом. Это произошло после полудня, и завя
залась отчаянная битва. Туча стрел с кремневыми нако-
нечниками, напитанными ядом, стояла в воздухе, до са-
мого вечера, когда прозвучал особый клич, означавший
сигнал к передышке. Вожди обеих сторон сошлись, чтобы
обсудить условия ночного отдыха, и решили разойтись
на некоторое расстояние, а утром возобновить битву.
На следующее утро битва началась с удвоенной си-
лой, и длилась почти до полудня, когда вновь раздался
сигнал к передышке. Тут Онеагаретагва сказал вождям
сквокихавов: «Пока мы отдыхаем, не устроить ли нам
состязание в борьбе между племенами? И пусть у каждо-
го участника будет на поясе по палице, и тот, кто будет
побежден, умрет от руки победителя». Сквокихавы при-
няли вызов. Состоялся ряд поединков, из которых Сене-
ки вышли победителями, а несколько самых умелых вои-
нов враждебного племени нашли жестокую смерть.
И вновь начали они сражение. На этот раз сенеки
придержали часть воинов, и каждому дали по связке кед-
ровых волокон для взятия пленных. Они залегли в тылу,
а битва стала еще ожесточенней. Наконец, сошлись
врукопашную, пустив в ход палицы. Сквокихавы призва-
ли было запасной отряд, и на фланге сенеков появились
внезапно женщины, заработавшие палицами — это за-
ставило сенеков на миг смешаться. В конце концов, одна-
ко и они, кликнув запасные силы, в отчаянной схватке
заставили врага отступить.
Сенеки стали брать пленных. Они связывали им руки
за спиной, привязывая к деревьям, и так взяли многих,
особенно женщин. Сквокихавы сражались, сбившись в
194
группы, постепенно отходя, до самого вечера, пока вне-
запно, повернувшись спиной к противнику, не обратились
в бегство...
На следующее утро сенеки, отобрав среди воинов луч-
ших бегунов, опытнейших в военном деле, направили их
на истребление противников^ начиная с поселения у Кие-
нуки до всех прочих поселений дальше на юг. Прибыв к
крепости, сенеки нашли ее разобранной, а поселение поки-
нутым. Тропа, оставленная сквокихавами, указывала на
юг. Завоеватели дошли по ней до следующего поселения,
расположенного выше Ниагарского водопада, но и оно бы-
ло покинуто. То же самое открылось их взорам и в посе-
лении Эри. Преследователи вышли затем к реке Аллегени,
поднялись по ней и через время обнаружили следы лаге-
ря противника и постройки лодок. По кострам было вид-
но, что они отплыли тем же утром вниз по реке. Тут сене-
ки прекратили погоню и возвратились в свою землю,
славной победой увенчав свои суровые испытания и под-
виги.
На великом совете племени сенеков воины поведали
о добытой славе, и о полном сокрушении врага. После
этого был устроен великий пир, и все смогли вновь выку-
рить трубку мира и осесть дома, и племя сенеков вновь
воссияло, словно одна из ярчайших звезд небесных, сре-
ди племен ирокезов.
О племени сквокихавов с тех пор больше никто ничего
не слышал, вплоть до сего дня. Говорят, будто они отпра-
вились далеко на запад и сменили свое имя; но это всего
лишь предположение. Те, кто был взят Сенеками в плен, и
посейчас живут в различных поселениях сенеков, особен-
но в резервации Каттараугус.
Вот так сенеки завладели обширными землями. Преж-
де они обитали в области, лежащей к востоку от реки
Генези, а теперь присоединили и владения сквокихавов,
от озера Онтарио по р. Ниагара и озеру Эри до границы
с Пенсильванией.
Должность Гекеасосы в форте Киенука в течение не-
скольких столетий не восстанавливалась ирокезами: (сене-
ки утверждают, что около 600 лет минуло с тех пор, как
она покинула крепость,) они решили, что женщина
является слабой половиной рода человеческого, и нера-
зумно возлагать столь большую власть на слабый пол.
Кроме того^они не видели вокруг никого достойного высо-
кой чести, подобавшей Гекеасосе.
195
И только лет двадцать пять назад, в 1878 г., из посе-
ления Тонаванда племени сенеков была выбрана девушка
по имени Кэролайн Паркер, сестра Эли Паркера, прежде
находившегося при штабе генерала Гранта, суперинтен-
данта по делам индейцев. Ей и была доверена высокая
роль Гекеасосы. Ныне она замужем за известным сахе-
мом тускароров, мистером Джоном Маунт Плезантом,
человеком значительного достатка. Дом ее стоит в двух
милях к юго-западу от древней крепости Киенука, в ре-
зервации тускароров. Двери своего гостеприимного
жилья она держала всегда открытыми не только для
ирокезов, но и для прохожих любого племени, в том
числе и белых. Образно говоря, она постоянно «поддер-
живала подогретым» котелок с кукурузой, и готова была
утолить голод каждого, кто бы ни ступил на ее порог.
Хендрик АУПАМУТ
ИСТОРИЯ ПЛЕМЕНИ
МАХИКАННУК
...Много лет назад случился среди них голод,
который вынудил племя рассеяться по диким краям в
поисках пропитания; из-за этого они в конце концов
отступились от прежних обычаев и утратили былую
жизнь. Пока продвигались они с запада на восток, встре-
чали на своем пути немало больших вод, но ни в одной
из них вода не текла и не бурлила так, как Махиканнук;
так было до тех пор, пока не вышли они к Гудзону. Тут они
сказали друг другу: «Эта река похожа на Махиканнук,
нашу родину». А когда они увидели, что дичь в этой зем-
ле обильна, порешили разжечь здесь свой костер и под-
весить над ним котелок, из которого бы они сами и дети
их могли в будущем черпать пищу. И реку Гудзон они
нарекли Махиканнук...
Они не истребляли дичи больше, чем было нужно,
ибо не знали нужды добывать зверей на продажу, как
повелось после появления на этом острове Чакотуков,
белых людей. Поэтому дичь никогда не оскудевала.
Иногда они охотились в течение всего года; но обычно
время охоты делилось на две части. Осенью они добыва-
196
ли оленя, медведя, бобра, выдру, енота, куницу на одеж-
ду, а мясо высушивали впрок. В начале марта выходили
охотиться на лосей в Зеленых Горах, где эти звери оста-
вались на зимовку. Тут они вновь начинали добычу боб-
ров, едва только вскроются реки, водоемы и ручьи; но
обычно старались не задерживаться на одном месте
дольше двух месяцев.
Поскольку наши предки не знали такого количества
болезней, как при белых людях, они в какой-то мере
процветали — перед тем как начался их упадок. От на-
ших отцов мы слыхали, что племя Махиканнук могло
тогда выставить по тревоге до тысячи воинов. Кроме лу-
ка и стрел, им служили оружием палица и копье из кости
и рога, и кремневый нож на большой рукояти. Еще носи-
ли они колчан, обычно из шкуры выдры, а в нем — до со-
рока-пятидесяти стрел; в битве они пользовались щита-
ми из зеленой кожи, уложенной в два-три слоя. Кожа
высушивалась так сильно, что самая острая стрела не
пробивала такой щит. Носили они и хпе-тоон или нагруд-
ник из той же кожи.
Прежде считалось, что племя Махиканнук обладает
лучшими воинами, оно слыло непобедимым среди других
племен, что до сих пор признается западными племенами;
ибо часть наших соплеменников до сей поры проживала
почти в каждом из этих племен, и в союзе с ними участ-
вовала в их войнах...
Но наши прадеды отличались и миролюбием, и пото-
му имели союзников даже среди отдаленнейших племен;
согласно древнему обычаю, многие из этих племен обнов-
ляли договоры, заключенные нашими и их предками. Де-
лалось это при помощи поясов и ниток вампума. Некото-
рые из этих ниток и поясов хранятся у нас и по сей
день...
И согласно древнему договору наших предков, племя
Делаваров считается нашими Дедами. А племя Шауни,
когда оно подвергалось опасности нападения, посылало
гонцов за помощью к Махиканнукам. Тогда наши праде-
ды выступали посредниками между Шауни и другими
племенами и защищали их. Они воистину вызволяли
Шауни из пасти врагов. Поэтому Шауни именовали
Махиканнуков своими Старшими Братьями и клялись по-
виноваться им, что и признают доныне; и они остаются
нашими младшими братьями, вверенными заботам дедов
своих, Делаваров.
197
Племя Миами, прежде враждовавшее с нами, было
побеждено и вынуждено заключить мир; а когда мир был
установлен, Миами вошли в договор с нами и разожгли
свой очаг в Кекиоке, в верховьях реки Миами, впадаю-
щей в озеро Эри. Там они пожелали жить и находятся
под покровительством нашим, как внуки под покрови-
тельством дедов. Но поскольку прадеды наши не желали
превосходства над собратьями, и не притесняли ни одно
из племен, они из дружбы предоставили Миами в тех
местах земельные угодья, памятуя, что может настать по-
ра, когда дети наши почему-либо захотят придти и посе-
литься там. С тех пор наш тамошний удел сохраняется
и до сего дня, а договор постоянно обновляется, и часть
нашего племени проживает в тех землях. Вот почему
Миами являются нашими внуками и поныне, так же как
их союзники — оттава, чиппева, миссисауга, потаватоми
и другие... Все эти племена всегда признавали наш дру-
жественный союз, и где бы не встречали представителей
нашего племени, они называют их своими Дедами...
Во времена наших предков племенем управлял вер-
ховный вождь, как и в других племенах, избранный
соплеменниками. На него уповали как на блюстителя
общего блага, и повиновались ему, доколе он вел себя
сообразно своему сану. И пост этот был наследственным
по материнской линии... То есть, когда вождь умирал, не
один из его сыновей, а один из племянников назначался
преемником своего дяди.
Вождь имел при себе советников, и одного Героя, и
одного Сову, и Посланника или Гонца, а прочие муж-
чины именовались юношами или воинами.
В лице вождя соплеменники видели великое древо,
под сенью которого располагается все племя. Его долгом
было заботиться о благе своих соплеменников днем и
ночью, стремясь к миру и счастью... Вождь должен быть
миролюбивым, и не вести военных дел. Временами он
навещает жилища людей, напоминая, что хозяева долж-
ны жить в покое и согласии.
В ведении вождя находится Мноти, сумка мира. Она
изготовляется из тростника, особенно крепкого и долго-
вечного; из него делают волокна, из которых, окрасив их
в различные цвета, сплетают сумку. В ней хранят все
пояса и нитки вампума, полученные от союзных племен.
Сумка всегда должна храниться в жилище вождя как
наследство от предшественников. Еще вождь хранит
198
Трубку Мира из твердого красного камня, на длинном
чубуке...
Звание Советников не имеет наследственной силы, они
избираются, поэтому только мудрецы удостаиваются этой
роли. Их именуют вождями. Их долг — служить вождю
племени добрым советом и побуждать юношей на добрые
дела.
Звание Моквопо, Героя, приобретается только личны-
ми достоинствами: особой доблестью в битвах, великой
храбростью и прозорливостью. В мирное время Герои
заседают вместе с вождями и советниками, подтверждая
их решения, но не оспаривая их; за это Герой пользуется
особым уважением соплеменников. Но едва только гул
войны донесется до их слуха, они собирают общий Совет,
и если принимается решение вступить в битву, вождь и
Советники передают власть Герою, убеждая его быть
храбрым и прозорливым, и заботиться о молодых вои-
нах. А едва только принимается предложение о мире,
как Герой передает полномочия вождю и Советникам,
которые, по обычаю, «разрывают тетиву лука», «хоронят
боевую палицу», и посредством специального обряда
«утирают слезы и кровь, и очищают от крови ложе, и
разгоняют тучи», чтобы люди вновь могли встретить доб-
рые мирные дни.
Звание Совы также приобретается личными достоин-
ствами. Этому человеку надо иметь хорошую память,
быть оратором и обладать громким голосом. От сидит ря-
дом с вождем и громким голосом объявляет племени его
приказы. Утром он поднимается с рассветом. Сначала
он воспроизводит крик Совы, затем криком пробуждает
соплеменников, напоминая им об их дневных обязан-
ностях.
Обязанностью Гонца является доставлять послания и
передавать вести; он всегда готов отправиться в путь.
А когда люди идут на совет в другое поселение, Гонец
уведомляет вождей этой деревни о том, в какое именно
время прибудут его вожди. При заключении договора
с другим племенем Гонец обязан разжигать трубку вож-
дя. И это должен быть человек надежный, ибо если он
изречет ложь, то лишится своего наряда из перьев.
Наше племя разделялось на три клана или меньших
племени: Медведя, Волка и Черепахи. Каждому из них
наши предки придавали свое значение. Прежде счита-
лось, что племя Медведя главенствовало над двумя дру-
199
гими, и имело право наследственного выбора вождя. Но
все три всегда жили одной семьей.
Со смертью вождя все горевали, полагая, будто «свет
их померк и все скрылось в тучах», и оплакивали его до
тех пор пока не назначался новый преемник; это дела-
лось с согласия и одобрения всего племени. Но никто
другой не мог наследовать власть, кроме племянника
умершего вождя.
В таких случаях мудрейший из советников выступает
вперед и, когда все пребывают в готовности, обращается
ко всему племени с речью:
— Внимайте, друзья мои — деды, дядья, братья, пле-
мянники! Слушайте, мои женщины — бабки, матери,
сестры! И вы, дети, также слушайте меня со вниманием.
По воле Великого мудрого доброго Духа наше мощное
древо пало на землю, и великая тьма простерлась над
очагами на многие дни: и от этого остались мы здесь
сиротами. По обычаю наших предков, с помощью Вели-
кого Духа я ныне увожу тучи, нависшие над нашим оча-
гом. (Здесь он передает нить вампума).
— Слушайте дальше: я ныне приподнимаю ваши го-
ловы, опущенные горестно книзу, и утираю слезы с лица,
дабы вы обрели ясность зрения, и освобождаю слух, сни-
мая тяжесть с вашего сердца, чтобы вы могли внимать
всему с отчетливостью.
И при этом он вновь передает нить вампума.
Уильям ЭЙПС*
ИЗ «ПОХВАЛЫ
КОРОЛЮ ФИЛИПУ»
В великой битве при Покассете вождь Филип
лично руководил сражением. Как раз тогда он вместе со
своим отрядом оказался посреди большой то'пи. Он от-
ступил туда со всем войском, в поисках избавления от
пилигримов-пуритан, которые настигали его по пятам, и
число их было так велико, что они полагали, будто
участь Филипа уже решена. Пилигримы окружили боло-
то, рассчитывая уничтожить его вместе с отрядом. Но на
краю болота Филип тайно расставил людей, чтобы те
заманили врага в засаду; с ними и завязали бой пили-
гримы. Люди Филипа отходили, а белые преследовали их
до тех пор, пока все не оказались в окружении у Филипа
200
и были почти полностью уничтожены. Тут для них наста-
ло печальное время, и хотя пилигримы получили подкреп-
ление, они подали сигнал к отступлению, полагая, что
Филипу вырваться уже невозможно. Все же, зная, что
сил у него еще достаточно, ибо в битве он потерял всего
нескольких воинов, пилигримы решили запереть его в
болоте и уморить голодом. Положение, в котором оказал-
ся Филип, было достаточно затруднительным: к болоту
вел лишь один путь, а впереди лежала река, по которой
следовало спуститься миль на семь. Стража, расставлен-
ная пилигримами вокруг болота, несла караул в течение
тринадцати дней, и это дало Филипу возможность под-
готовить лодки и обеспечить отступление; в них он и
ускользнул по реке Коннектикут, потеряв при этом всего
четырнадцать человек. Шаг этот можно сравнить разве
только с форсированием армией Вашингтона реки Де-
лавэр. Пожалуй, Филип даже превзошел американского
полководца. Ибо если к услугам Вашингтона были все
знания, какие только способны предоставить наука и
опыт, необходимые приспособления для защиты и инстру-
менты для постройки плотов и прочих средств переправы,
то Филип не имел ничего — и все же сумел осуществить
свой замысел с не меньшим успехом.
Теперь, овладев тыловыми поселениями Массачусетса,
Филип легко разрушал городок за городком. Попытка вы-
слать подкрепление из тридцати шести солдат на помощь
гарнизону, оставленному пуританами в Нортфилде, при-
вела к тому, что двадцать было убито и один попал в
плен. Одновременно Филипу удалось обойти их, отрезав
путь к отступлению, и отобрать все боеприпасы.
Примерно в августе индейцы захватили совсем моло-
дого паренька, четырнадцати лет, муками которого на-
меревались было потешиться на следующий день. Но, по
словам пилигримов, «Господь смягчил сердце красноко-
жих, и те отпустили его». Приблизительно тогда же бе-
лые пленили одинокого старика из числа людей Фили-
па, и из-за того, что тот не пожелал стать предателем,
указав место, где скрывается Филип, пилигримы пригово-
рили его к смерти. Он был казнен путем отсечения сна-
чала рук, затем головы. Остается только удивляться, от-
чего Господь не смягчил сердец пилигримов и не предот-
вратил этого злодеяния, как то было в случае с индей-
цами.
Но нам известно и о другом низком и черном деле,
201
совершенном потомками пилигримов — а именно, о пле-
нении в ходе битвы сына и жены Филипа, вместе со мно-
жеством воинов — битвы, в которой индейцы потеряли
около ста тридцати человек убитыми и ранеными. Это
случилось в августе 1676 года. Но самым постыдным дея-
нием был захват десятилетнего сына Филипа, которого
увезли далеко от отца с матерью и продали в рабство.
Я пишу это и с трудом сдерживаю свои чувства при мыс-
ли, что люди, называющие себя христианами, способны
вести себя столь возмутительно, столь жестоко, столь
низко пасть в глазах индейцев. Даже сейчас у меня нет
сомнений в том, что любой хоть сколько-нибудь благо-
родный человек осудит поведение этих лжехристиан.
И уж конечно, никто кроме тех, кто сочувствует пили-
гримам, не станет праздновать день их-высадки в Амери-
ке— двадцать второе декабря.
В конце концов сил у Филипа осталось совсем уж
мало, поскольку многих из его соратников белым уда-
лось склонить обманом на свою сторону или уничтожить;
таким образом, его теперь было легко окружить. Вот по-
чему двенадцатого августа капитан Черч сумел обложить
болото, где расположился лагерем Филип со своими
людьми, и застать их врасплох. Без сомнения, их привел
индеец, которого либо заставили силой, либо посулами
вынудили стать предателем. Затем Черч расставил засло-
ны таким образом, что Филипу выбраться было невоз-
можно, иначе как только попав под пули. Сомнительно
все же, чтобы его удалось схватить, не будь нападение
совершено врасплох; но именно так все и случилось.
Горестным оказалось то утро для бедных индейцев, поте-
рявших столь великого человека. Пробираясь из болота,
Филип был убит наповал выстрелом какого-то индейца.
И все же я даже рад такому обороту дела, ибо это
лишило пилигримов возможности подвергнуть его пытке.
И отнюдь не ружье белого человека удостоилось чести
поразить подлинно достойного мужа, каким был Филип.
Место, где он пал, было очень вязким. При вести о своей
удаче пилигримы испустили троекратный вопль радости.
Затем Черч приказал вытащить его тело из топи, причем
один из добросердных христиан при этом воскликнул:
«Что за грязное зрелище он собой являет!» До нас до-
шли и слова Черча, который сказал: «Точно так же, как
Филип оставил тела многих пилигримов на земле без
погребения, его тело не будет предано земле».
202
После этого капитан Черч приказал разрубить его на
части. Согласно приказу, Филип был четвертован и под-
вешен на четырех деревьях; голова и одна рука его были
отданы индейцу, застрелившему его, чтобы тот мог по-
хваляться своим трофеем. И зрелище это настолько обра-
довало пилигримов, что они платили за показ деньги,
так что индейцу удалось скопить значительную сумму.
После этого голова Филипа была отправлена в Плимут
и выставлена на виселице на целых двадцать лет, а ру-
ка в Бостон, где ее показывали публично, к всеобщему
ликованию, а искалеченному телу было отказано в успо-
коении.
Я испытываю гордость и удовлетворение оттого, что
подобное зло не было свойственно индейцам, которые
никогда не подвешивали белых военачальников. Добавлю
еще к сказанному знаменитую речь доктора Инкриса
Мэзера. Он говорит, что в продолжение всей кровавой
войны смиренные отцы долго и упорно напрягали свои
силы вместе с Господом, молясь, дабы он благословил
их оружие и передал врагов в их руки. Доктор заканчи-
вает так: «И они, пилигримы, не перестали взывать к
Господу против Филипа до тех пор, пока не вымолили пу-
лю ему в сердце». Если так принято у них молиться —
о пуле в человеческом сердце — то я не желал бы, чтобы
они молились за меня; но просил бы всячески избавить
меня от подобной милости.
Джордж КОПУЭЙ*
ЯЗЫК и ПИСЬМО ОДЖИБВЕЕВ
На индейской земле имеются места для хране-
ния священных записей. Эти записи наносятся с одной
стороны на свитки коры или на деревянные дощечки,
которые вынимают для проверки раз в пятнадцать лет, и
заменяют попорченные дощечки новыми.
У оджибве существуют три таких хранилища близ
озера Верхнего. Десять мудрейших и наиболее почитае-
мых представителей племени проживают поблизости, яв-
ляясь назначенными хранителями этих святынь.
Между каждым вскрытием хранилища проходит пят-
надцать лет; по истечении этого срока, если кто-либо
из хранителей умер, ему выбирают преемника весною то-
го же года, и все они, примерно в августе, созываются
203
для наблюдения за вскрытием тайников. После вскрытия
все сведения о записях передаются вновь посвященным;
реликвии передаются им на обозрение.
Затем таблички тщательно осматривают, и те, что
подверглись порче, отделяют от остальных. Изготавлива-
ется точная копия, которая занимает их место. Старую
табличку мудрецы делят между собой поровну. Она очень
высоко ценится из-за того, что находилась в хранилище;
это — священная реликвия; каждое волокно ее считается
талисманом, и тот, кто воспользуется ею, приобщается
к мудрости. Считается, что она приносит удачу в любом
деле, где бы ни была применена.
Подобные же записи делаются на плоских слоистых
камнях, на меди, свинце и коре берез.
Записи оджибве наполнены двойным смыслом. Иерог-
лифические символы предметов обеспечивают переход
предания от одного поколения к другому. В большей
мере это относится к их религии, которая и сама основа-
на на преданиях. Больше всего распространено рисуноч-
ное письмо, которое используется в полной мере для
записи их знахарских и охотничьих песен.
Считается, что в этих записях передано все, что Вели-
кий Дух даровал индейцам после потопа. С помощью
старейшин записи распространялись с тех пор по другим
областям страны. В них заключен и свод нравственных
заповедей, который индейцы именуют «тропой, проложен-
ной Великим Духом». Они верят, что тех, кто следует
этому своду, ожидает долгая и благополучная жизнь.
В записях содержатся некоторые эмблемы, передающие
древние формы верований и правила посвящения для че-
тырех жрецов, которые только и могут их толковать. Там
представлено и то, как счастливо жил человек в своем
вигваме, пока не явилась в мир смерть; и тропа, которой
он тогда следовал, послужила примером для наших сов-
ременников.
За время своих путешествий по владениям моего пле-
мени я узнал о многих фактах, касающихся священных
хранилищ,— таких, о которых не ведает большинство
братьев моих.
Так, вождь Лосиный Хвост поведал весною 1836 г. дя-
де моему, Джону Таунчи с Райс-лейк, кое-что об одном
из хранилищ, расположенном близ Круглого озера.
Он рассказал, как пятью годами ранее его избрали
одним из хранителей, и как они долго выбирали скры-
204
тое место для тайника; там они вскопали землю на пят-
надцать футов. В середину они поместили большой полый
ствол, с одного конца замазанный смолою. В открытый
конец, обращенный кверху, были вложены записи — пос-
ле того, как их завернули в гусиный или лебяжий пух;
он заменяется при каждом вскрытии тайника. Этими
перьями впоследствии пользуются на войне, считая, что
они приобретают защитную силу. На стоянках, близ каж-
дого места, где проводились военные пляски, часто
остается немного этих перьев...
Рисуночные изображения использовались у оджибве
до приобщения их к европейским обычаям. После того,
как это случилось, они в значительной мере забросили
свою переписку с другими племенами, кроме самых необ-
ходимых посланий, и сделались очень осторожными,
сообщая белым сведения о своих религиозных веровани-
ях, поскольку те высмеивали их. Для некоторых из нас
это оказалось особенно пагубным и привело к большому
злу. Во-первых, было утаено много важных преданий,
которые, будь они доступны исследователям, очень по-
могли бы классификации всех индейских преданий по их
происхождению и культуре... И во-вторых, насмешки над
верой и обрядами, в зависимости прямо пропорциональ-
ной числу нанесенных оскорблений, настроили индейцев
против христианского образования.
Часто полагают, будто мы не способны сохранить пре-
дание или его устную форму дольше одного столетия.
Но у нас сохраняется предание о потопе; о происхожде-
нии знахарских верований индейцев, полученных из-за
появления на свет болезней после ослушания женщины.
Откуда же у нас эти предания, отраженные в рисуночном
письме и передававшиеся от одного поколения другому?
И как давно после потопа?
Когда Уильям Пенн прибыл на реку Делавэр, извес-
тие об этом было послано на запад с делаварским тузем-
цем, и подобные же послания были направлены к племе-
нам шауни в Сандуски, на озеро Эри, а от них — к од-
жибве на Верхнее и Гурон.
В период войн тот же способ практиковался Понтиа-
ком в воззваниях к индейцам Мичигана, к гуронам и к
западным индейцам прерий. Сами индейцы считают, что
эти нитки бус не могут содержать лживых историй, ибо
человеку, несущему их, невозможно изменить или доба-
вить что-либо во время его пути.
205
Вождь ДЖОЗЕФ*
ВЗГЛЯД ИНДЕЙЦА
НА ИНДЕЙСКИЕ ДЕЛА
Друзья мои, меня просили открыть вам свое
сердце. Я рад случаю сделать это. Мне хочется, чтобы
белые люди поняли мой народ. Некоторые думают, что
индейцы подобны диким зверям. Это большая ошибка.
Я расскажу вам о своем народе, и вы сами сможете су-
дить о нем. Верю, что многих бед и кровопролития можно
было бы избежать, если бы мы смелее приоткрывали друг
другу наши сердца.
Я расскажу вам на свой лад о том, как смотрит на
мир индеец. У белого человека есть много слов, чтобы
выразить его взгляд на мир, но чтобы высказать правду,
много слов не нужно. То, о чем я поведу речь, идет от са-
мого сердца и будет сказано прямым языком. А-кум-
кин-и-ма-ме-хут, Великий Дух, видит меня и слышит.
Меня зовут Инмут Туялатлат, Раскат Грома в Горах.
Я вождь одной из ветвей индейцев чутепалов, или непер-
сов, «проткнутых носов». Я родился в восточном Орегоне
тридцать восемь зим тому назад. До меня вождем непер-
сов был мой отец. Еще в юности от миссионера Сполдин-
га он получил имя Джозеф. Мой отец умер несколько
лет назад и оставил на земле добрую славу. Он многому
научил меня на благо моему народу.
Наши отцы оставили нам законы, которым научились
от своих отцов. Это были добрые законы: они учили нас
относиться к людям так же, как они относятся к нам; то-
му, что никогда не следует нарушать условий договора;
что позорно лгать, что позорно уводить жену у другого
человека или брать вещи, не заплатив за них. В это я ве-
рю, и весь мой народ тоже.
Мы не знали о том, что кроме индейцев, существуют
другие народы. Но вот около ста зим тому назад в нашу
страну впервые пришли люди с белыми лицами. Они при-
несли с собой много товаров в обмен на меха и шкуры.
Они принесли кремневые ружья, которых боялись жен-
щины и дети. Наши люди не знали, как разговаривать
с пришельцами, но пользовались знаками, понятными для
всех. То были французы, а нас они прозвали «проткнуты-
ми носами», за то, что мы носили кольца в носу для укра-
шения. И хотя теперь очень немногие носят их, нас по-
прежнему называют неперсами.
206
Первых белых американцев, что пришли на нашу зем-
лю, звали Льюис и Кларк. Они тоже принесли много та-
кого, чего мы никогда не видели. Они были честны с на-
ми, и неперсы устроили великий праздник в знак своей
дружбы к ним.
Мы были богаты лошадьми и давали их белым столь-
ко, сколько им было нужно, а взамен получали ружья и
табак. Неперсы позволили Льюису и Кларку пройти по
нашим землям и никогда не вели войн с белыми людьми.
Неперсы всегда гордились дружбой с ними.
Когда отец мой был еще молод, в наши земли явился
преподобный мистер Сполдинг и стал учить нас духовным
законам. Он завоевал наши сердца, потому что говорил
добрые вещи. Но тогда он еще умалчивал о том, что бе-
лые хотят поселиться на наших землях.
И вот двадцать лет тому назад к нам пришли новые
белые, стали строить дома и заводить фермы. Сначала
наши люди не жаловались. Мы думали: если жить в ми-
ре, места хватит на всех,— и охотно учились у белых
многим полезным вещам. Но скоро мы увидели, что бе-
лые люди быстро богатеют и жадно стремятся завладеть
всем, что есть у индейцев. Мой отец был первым, кто раз-
глядел козни белых людей и стал предостерегать племя
от торговли с ними. Он не доверял тем, кто думал только
о том, чтобы делать деньги. Я был тогда мальчишкой, но
хорошо помню осторожность отца. Его глаза были самы-
ми зоркими во всем нашем племени.
Потом явился белый чиновник, губернатор Стивенс,
и пригласил всех неперсов на совет для заключения дого-
вора. Когда совет начался, он раскрыл нам свое сердце.
Он сказал, что в нашей стране стало очень много белых
людей и что придет еще больше, потому он хочет разме-
тить землю так, чтобы индейцам можно было жить от-
дельно от белых. Если мы хотим мира, сказал он, нужно,
чтобы все стали жить только на отведенной им земле.
Мой отец представлял свою ветвь племени и отказался
иметь дело с белыми, потому что хотел остаться свобод-
ным человеком. Он говорил, что никто из людей не владе-
ет всем миром и нельзя продать то, чем не владеешь.
Мистер Сполдинг взял моего отца за руку и сказал:
— Подойдите и подпишите договор.
Отец оттолкнул его и ответил:
— Для чего вы просите меня променять на подпись
мою страну? Ваше дело — говорить с нами о духовных
207
делах, а не упрашивать нас отказаться от своей земли.
Губернатор Стивенс стал уговаривать отца подписать
договор, но тот не соглашался.
— Я не стану подписывать вашу бумагу,— сказал
он,— мы с вами взрослые люди и вольны в своих поступ-
ках. У меня нет иного дома, кроме этого, и его я не отдам
никому. Ведь мой народ останется бездомным! Уберите
свою бумагу. Я не дотронусь до нее.
Отец покинул совет. Некоторые вожди других ветвей
неперсов все же подписали договор, и губернатор Сти-
венс раздал им в подарок одеяла. Мой отец убеждал
своих людей не брать подарков от белых.
— Потому что,— говорил он,— потом они скажут,
будто мы взяли плату за свою землю.
С тех пор четыре ветви неперсов каждый год получа-
ют от Соединенных Штатов паек. Отца много раз призы-
вали на советы, и все очень хотели заставить его подпи-
сать договор, но он был тверд, как скала, и не хотел про-
менять свой дом на подпись.
Через восемь лет (в 1863 г.) собрался еще один совет
для обсуждения того же договора. Один вождь, по имени
Законник, который был самым говорливым, встал во гла-
ве совета и продал белым почти всю страну неперсов.
Моего отца не было при этом. Законник действовал без
всяких полномочий от нашей ветви и не имел права про-
давать земли, примыкающие к Уаллове, Долине Вьющих-
ся Вод. Они всегда принадлежали соплеменникам моего
отца, и другие индейцы никогда не сомневались в наших
правах.
Чтобы пояснить пришельцам, какой именно землей мы
владеем, отец окружил ее изгородью и сказал:
— Белые люди могут занимать земли снаружи. Внут-
ри этих пределов — родина моего народа. Здесь могилы
наших отцов, и мы никогда их не предадим.
Мы по-прежнему мирно жили на своей земле. Но во-
семь лет назад белые люди стали проникать на нашу тер-
риторию. Мы просили их не творить столь большой не-
справедливости, но они не желали покинуть наших вла-
дений, и от этого у многих моих соплеменников закипела
кровь. Тогда белые обернули дело так, будто мы выходим
на тропу войны.
Правительство Соединенных Штатов опять стало на-
стаивать на том, чтобы мы созвали совет для заключения
договора. К тому времени отец мой уже состарился и
208
ослеп. Он не мог больше выступать от имени своего наро-
да. Как раз тогда я и занял место отца. На новом совете
я произнес свою первую речь, обращаясь к белым людям,
и к правительственному агенту, который проводил совет:
— Я не хотел являться сюда и пришел только затем,
чтобы предотвратить кровопролитие. Белые люди не
имеют право находиться здесь: мы никогда не принимали
подарков от правительства. Ни Законник, ни кто-либо
другой не имел права продавать эту землю. Она доста-
лась нам от наших отцов, и мы будем защищать ее до тех
пор, пока хоть капля индейской крови будет согревать
сердца наших мужчин.
После совета агент уехал, и на некоторое время мы
опять зажили спокойно.
Вскоре после того мой отец послал за мной. Я увидел,
что он умирает. Я взял его руки в свои, и он сказал мне:
— Сын мой, тело мое возвращается к матери-земле,
и скоро дух мой увидится с Великим Духом. Когда меня
не станет, подумай о своей стране. Ты — вождь этих лю-
дей, и они ждут, что ты поведешь их за собой. Помни
всегда, что отец твой никогда не торговал этой землей.
Будь глух к голосу любого, кто станет упрашивать тебя
подписать договор о продаже родного дома. Еще не-
сколько лет — и белые люди окружат нас со всех сторон.
Их взгляды прикованы к этой земле. Сын мой, не забудь
моих предсмертных слов. Эта земля хранит тело твоего
отца. Никогда не торгуй костями своего отца и своей ма-
тери.
Я сжал руку отца и сказал, что буду защищать его
могилу своей жизнью. Отец улыбнулся и ушел в страну
духов. Я похоронил его в прекрасной Долине Вьющихся
Вод и люблю эту землю больше всего остального в мире.
Человек, способный предать могилу отца своего, хуже
дикого зверя.
Опять некоторое время нам жилось спокойно, но так
не могло долго продолжаться. В горах, окружающих зем-
лю Вьющихся Вод, белые обнаружили золото. Они то и
дело угоняли у нас лошадей, а мы не могли вернуть их —
ведь мы были всего только индейцами. Белые люди обма-
нывали друг друга: одни угоняли наш скот, другие стави-
ли на него клеймо, чтобы мы не могли потребовать его
обратно. У нас не было друзей, которые взялись бы за-
щищать нас перед законом. Мне показалось, что некото-
рые белые в Уаллове поступали так нарочно, чтобы вы-
209
звать войну. Они знали, что у нас не хватит сил для
борьбы с ними. Я приложил немало усилий, чтобы избег-
нуть бед и кровопролития. Мы уступили белым часть на-
ших земель, думая, что после этого сможем жить в мире.
Мы ошиблись: белые люди никак не оставляли нас в по-
кое. Не раз могли мы отомстить им за все несправедли-
вости, но не делали этого. И не наша вина, что сохра-
нить мир не удалось.
Я думаю, что старый договор был неверно составлен.
Если когда-либо земля нам принадлежала, то мы владе-
ем ею и сейчас, ведь мы никому не продавали ее. Предпо-
ложим, белый человек придет ко мне и скажет: «Джозеф,
мне нравятся твои лошади, и я хочу их купить». Я отве-
чу: «Нет, лошади нужны мне самому, я не продам их».
Тогда он пойдет к моему соседу и скажет: «У Джозефа
есть хорошие лошади. Я хочу купить их, но он не прода-
ет». А мой сосед ответит: «Плати деньги, я продам тебе
лошадей Джозефа». Тут белый придет ко мне и скажет:
«Джозеф, я купил твоих лошадей, отдай их мне». Так и
наша земля: если она и была когда-нибудь продана пра-
вительству, то случилось это именно так.
С тех пор, как белые пришли к Уаллове, они и те не-
персы, что согласились на договор, постоянно нам угро-
жали. Наши молодые воины горячились, и мне стоило
больших трудов удерживать их от опрометчивых дейст-
вий. Тяжелый груз лег мне на плечи с самого детства!
С тех пор я узнал, что нас всего лишь горстка, а белых
людей тьма, что нам не удержать своих прав, живя ря-
дом с ними. Мы были как олени, а они — как медведи
гризли. У нас была маленькая страна, у них — огромная.
Нам хотелось сохранить все в мире так, как сотворил Ве-
ликий Дух. Они же хотят переделать реки и горы.
Так, под угрозой, жили мы из года в год, но с нами
никто не вел открытой войны, пока не явился генерал Хо-
вард. Он сказал нам, что назначен военным вождем всей
этой страны.
— За мной стоит множество солдат,— сказал он,—
я приведу их сюда, и тогда мы поговорим. Я не допущу,
чтобы белые люди смеялись надо мной. Эта земля при-
надлежит государству, и я намерен заставить вас отпра-
виться в резервацию.
Я стал убеждать его не приводить солдат в страну не-
персов. У него в форте Лапуаи и так уже стоял целый
дом, набитый солдатами.
210
Следующей весной генерал Ховард выслал гонцов и
созвал всех индейцев на большой совет. Я сказал генера-
лу Ховарду:
— Я бывал уже на многих советах, но мудрее не стал.
Пусть мы во многом различны, но все мы рождены жен-
щиной, и изменить природу никто не в силах. Мы таковы,
какими сотворил нас Великий Дух; почему же дети одной
матери и одного отца должны ссориться, почему один
должен обманывать другого? Я не думаю, чтобы Вели-
кий Дух дал право одному народу решать, что должен
делать другой.
Генерал Ховард ответил:
— Ты что же, отрицаешь мою власть? Ты что же, со-
бираешься диктовать мне свою волю?
Тут один из моих вождей, Тухулхулсуит, встал и ска-
зал генералу Ховарду:
— Великий Дух создал мир таким, как он есть, и от-
вел нам в нем свой удел. Я не понимаю, кто дал вам пра-
во говорить, чтобы мы не жили там, где он поместил нас?
Генерал Ховард потерял терпение:
— Замолчи! Я не желаю больше слушать такие раз-
говоры! По закону вам следует идти в резервацию, и я
намерен вас заставить сделать это, вы же продолжаете
противиться. Если вы не пойдете, я возьму дело в свои
руки и заставлю вас поплатиться за непослушание.
Тухулхулсуит ответил:
— Кто ты такой, что требуешь высказаться, а потом
говоришь, чтобы я молчал? Ты что, Великий Дух? Ты со-
здал мир? Ты сотворил солнце? Ты сотворил реки, чтобы
мы могли утолять жажду? Разве ты заставил расти тра-
вы? Разве ты создал все это, что говоришь с нами, как с
малыми детьми?
Генерал Ховард ответил:
— Ты дерзкий малый, и я посажу тебя на гауптвах-
ту,— и приказал солдатам арестовать его.
Тухулхулсуит не сопротивлялся. Он сказал Ховарду:
— Я высказал все, что лежит у меня на сердце. Мне
нечего скрывать. Я выступил от имени своей страны. Ме-
ня можно арестовать, но нельзя переделать или заста-
вить отказаться от своих слов.
Солдаты выступили вперед и схватили моего друга, и
отвели на гауптвахту. Среди моих людей послышался
ропот; все они размышляли, стоит ли оставлять такой
поступок без последствий. Я убедил их подчиниться.
211
Я знал, что если мы окажем сопротивление, все белые
вместе с генералом Ховардом умрут на месте, а нас по-
том обвинят в вероломстве. Если бы я промолчал, гене-
рал Ховард уже никогда бы не отдал ни одного неспра-
ведливого приказа против моих людей. Тухулхулсуит
томился в плену пять дней, прежде чем его освободили.
На следующий день на совете генерал Ховард сердито
заявил, что дает моим людям тридцать дней, чтобы вер-
нуться домой, сосчитать весь скот и перебраться в резер-
вацию.
— Если вас не будет там к исходу этого срока, я буду
считать, что вы ищете смуты, и направлю солдат, чтобы
отвести вас силой.
Я сказал:
— Войны можно избежать. Я не хочу войны. Мой на-
род всегда дружил с белыми людьми. Но зачем так спе-
шить? Я не могу приготовиться к переезду за тридцать
дней. Скот наш на пастбищах, а вода в реке Снейк силь-
но поднялась. Подождем до осени, когда ее уровень спа-
дет. Нам нужно время, чтобы собрать урожай и сделать
запасы на зиму.
Генерал Ховард отказался дать мне больший срок.
Я уверен, что он сразу же стал готовиться к войне.
И я сказал в сердце своем: «Ради сохранения мира я
отдам свою землю. Я отдам могилу своего отца. Отдам
все, чтобы руки моего народа оказались неповинными в
крови белых людей».
Вернувшись домой, я нашел свой народ в большом
волнении из-за того, что солдаты уже прибыли в долину
Уалловы. Мы собрали совет и решили переезжать немед-
ленно, чтобы избежать кровопролития. Мы согнали весь
скот, какой смогли, и попытались двинуться в путь. Мно-
жество неперсов в это время находилось на великом со-
вете в Скалистом Каньоне. Там раздавалось много речей
в пользу войны, и все сильно волновались. Был там один
молодой воин, отца которого пять лет назад убили белые.
Этот человек горел жаждой мести.
Я ушел с совета, чтобы поохотиться и добыть мяса
для своей семьи. И в это время пришла весть, что тот
юноша вместе с другими разгоряченными воинами уехал
и они убили четверых белых. Он поскакал к месту сове-
та и закричал:
— Что вы сидите, словно женщины? Война уже нача-
лась!
212
Я сильно горевал. Все тут же свернули свои палатки,
кроме меня и моего брата. Я узнал, что мои молодые
воины тайком скупают патроны. Я услыхал, что Тухул-
хулсуит, оскорбленный несправедливым арестом, стал со-
бирать военный отряд. И тогда я понял, что война неиз-
бежна.
Мы откочевали к ручью Белых Птиц и стали лагерем,
надеясь согнать остатки скота, но солдаты атаковали
нас, и разыгралась первая битва. У нас было в то время
шестьдесят воинов, а солдат сотня. Схватка длилась все-
го несколько минут. Солдаты отступили на двенадцать
миль, потеряв тридцать три человека убитыми и семерых
ранеными. Когда сражаются индейцы, они стреляют
только наверняка, солдаты же палили наудачу. Никто
из них не был оскальпирован. Мы не считали нужным ни
скальпировать, ни добивать раненых. Солдаты же обычно
добивали раненых индейцев, оставшихся на поле боя.
Спустя семь дней после первой битвы в страну непер-
сов прибыл генерал Ховард и привел еще семьсот сол-
дат. Война теперь шла всерьез. Мы перешли реку Лосо-
ся, надеясь, что Ховард последует за нами, и не ошиб-
лись. Он так и сделал. Мы вклинились между ним и его
обозом и отрезали его на целых три дня. Когда он вы-
слал две роты на прорыв, мы атаковали их и убили офи-
цера, двух скаутов и десятерых солдат.
Потом мы отошли, а на следующий день битва возоб-
новилась. К этому времени генерал Ховард обнаружил,
что мы у него в тылу. Через пять дней он напал на нас
с тремястами пятьюдесятью солдатами и поселенцами.
У нас было двести пятьдесят воинов. Бой шел весь день и
ночь. Мы потеряли четверых, а некоторые получили раны.
У Ховарда погибло девять человек и было ранено шесть-
десят.
Мы собирались мирно пройти в край бизонов и потом
уже решать вопрос о том, как нам вернуться в свою зем-
лю. С такими мыслями мы двигались четыре дня. Наде-
ясь, что все беды уже позади, мы остановились и стали
заготовлять новые шесты для палаток. Тут мы увидели
троих белых, которые прошли мимо нашего лагеря. Мы
думали, что мир уже заключен, и не стали их трогать.
Мы и не подозревали, что это были шпионы.
В ту же ночь солдаты окружили наш лагерь. На рас-
свете один из моих людей вышел проверить лошадей.
Солдаты увидели его, застрелили словно койота. У них
213
был теперь другой военный вождь, его звали Гиббон.
Он набросился на нас, пока многие из моих людей еще
спали. Бой был жестоким. Несколько воинов зашли в об-
ход и напали на солдат с тыла. В этой битве мы лиши-
лись почти всех наших палаток, но в конце концов все-
таки отбросили генерала Гиббона.
Видя, что он не в состоянии одолеть нас, генерал Гиб-
бон отправил солдат в лагерь за пушками, но мои воины
перехватили их вместе со всеми боеприпасами. Мы повре-
дили пушки, унесли порох и пули, и задержались только
затем, чтобы похоронить убитых.
В битве с Гиббоном мы потеряли полсотни женщин и
детей и тридцать воинов. Сами неперсы никогда не вою-
ют с женщинами и детьми: нам много раз предоставлял-
ся такой случай, но это подлое и трусливое дело.
Быстро, как могли, мы отступали в край бизонов. Че-
рез шесть дней генерал Ховард приблизился к нам, и мы
напали на него, захватив почти всех его лошадей и му-
лов. Потом мы двинулись дальше, к бассейну реки
Йеллоустон.
По дороге нам попались белый человек и две жен-
щины. Мы задержали их, но отпустили через три дня.
Обращались с ними хорошо, женщин никто не тронул.
Пусть скажут мне солдаты Ховарда, так ли обращались
они с женщинами неперсов, что попали в их руки?
Целых девять дней мы не знали, где находится Хо-
вард, но тут на нас напал еще один военный вождь, гене-
рал Стерджис. Мы держали его на расстоянии, оставив
несколько человек для прикрытия, пока не вывели из-
под огня всех женщин, детей и скот.
Прошло еще несколько дней; мы ничего не слышали
ни о Ховарде, ни о Гиббоне, ни о Стерджисе, которых
отбили одного за другим. Мы уже стали чувствовать се-
бя в безопасности, но тут на нас двинулось новое войско
под командованием генерала Майлза. Это была уже чет-
вертая военная сила, с которой мы имели дело за шесть-
десят дней пути.
Мы и не подозревали об отряде Майлза, так что он
напал на нас почти врасплох, разрезав наш стан надвое
и захватив почти всех лошадей. Около семидесяти чело-
век, в том числе и я, были отрезаны. Моя двенадцати-
летняя дочь оказалась вместе со мной. Я дал ей веревку,
велел поймать лошадь и догонять тех, кто успел бежать.
С тех пор я ее не видел, но слышал, что она жива.
214
Я вспомнил о своей жене и детях, окруженных солда-
тами, и решил пробиться к ним или умереть. Громко взы-
вая к Великому Духу, который правит на небе, я ринулся
безоружный сквозь цепи солдат. Мне казалось, что вин-
товки глядят на меня отовсюду — спереди и сзади. Под
выстрелами одежда моя была разорвана в клочья, ло-
шадь ранена, но сам я остался невредим. Когда я до-
брался до палатки, жена протянула мне ружье со сло-
вами:
— Вот тебе ружье. Дерись!
Солдаты все время вели огонь. Шестеро моих людей
пали вокруг меня. Десять солдат ворвались в наш лагерь
и захватили две палатки, но тут же трое из них были
убиты. Я кликнул воинов, чтобы отбить атаку. Мы стре-
ляли почти в упор, стоя в двадцати шагах друг от друга,
и отогнали солдат к их позициям, захватив оружие.
На следующий день генерал Майлз послал в мой ла-
герь гонца с белым флагом. Мой друг, Желтый Бык, вы-
шел говорить с ним. Он услышал, что генерал Майлз не
желает напрасной битвы и предлагает мне сдаться. Друг
мой возвратился в лагерь. Обдумав предложение Майл-
за, я решил не заключать с ним соглашения, и бой возоб-
новился.
Я очень боялся за свой народ. Я знал, что мы нахо-
димся близко к земле короля Джорджа (Канаде), к лаге-
рю вождя Сидящего Быка, и думал, что быть может,
неперсы, прорвавшись туда, подоспеют назад с подмогой.
У моих людей не было единого мнения о предложении
Майлза сдаться. Мы могли бы уйти от гор Беар-По, если
бы согласились бросить раненых, стариков и детей. Но
нам было трудно пойти на это: никогда еще не слышали
мы, чтобы раненый индеец выжил в плену у белых. Я не
мог больше выносить страдания женщин и раненых. Ге-
нерал Майлз обещал, что нам можно будет возвратиться
на наши собственные земли, сохранив то, что осталось от
наших табунов. Мне подумалось, что мы еще можем на-
чать все сначала. Я поверил генералу Майлзу, иначе так
и не сдался бы. Но я не виню его за то, что случилось
потом. Я верю, что если бы он смог, то сдержал бы свое
слово. Я слышал, будто его обвиняли в том, что он дал
нам опрометчивое обещание. Но в то время он и не
мог договориться со мной на иных условиях.
На пятый день я отправился к генералу Майлзу, от-
дал ему свое ружье и сказал:
215
— Заметьте, где стоит ныне солнце: в этот миг я
прекращаю борьбу навсегда.
Моему народу был нужен отдых — мы хотели мира.
Мне сказали, что нас доставят на Танг-ривер, но по-
том был получен приказ двигаться дальше. Так попали
мы в форт Ливенуорт. Здесь нас разместили у реки, в
болотистых низинах. Прежде мы всегда жили в землях,
климат которых был хорош для здоровья, а здесь люди
стали болеть и умирать, и мы хоронили их вдали от род-
ной земли. Нельзя передать, как страдал я за свой народ,
пока мы оставались там. Мне казалось, что Великий Дух
отвернулся от нас и не видит, что происходит с его наро-
дом.
А потом нам сообщили, что всех погонят еще дальше.
Нам было приказано сесть в вагоны. К тому времени,
когда мы прибыли в Бакстер-Спрингс, умерли еще трое
моих соплеменников. Лучше бы им погибнуть среди гор,
с оружием в руках!
К нам приезжало много белых вождей-законников, и
все они говорили, что наши земли на Уаллове полностью
заняты, что, даже возвратившись назад, я не смогу жить
в мире, что закон против моих юношей, начавших войну,
и что правительство не сможет нас защитить. Эти речи
тяжким камнем ложились мне на сердце.
В конце концов я получил разрешение отправиться в
Вашингтон, взяв с собой Желтого Быка и нашего пере-
водчика. В столице я, казалось, пожимал руки друзей,
но многих вещей, о которых я спрашивал, никто из них
не смог мне объяснить. Я не могу понять, отчего прави-
тельство посылает к нам военного вождя, такого, как ге-
нерал Майлз, а затем нарушает данное им слово. В та-
ком правительстве, должно быть, не все в порядке. Я не
могу понять, отчего многим вождям белых позволено го-
ворить вразнобой и давать столько разных обещаний.
Я виделся с Великим Отцом Президентом, с вождями
внутренних дел и многими вождями-конгрессменами, и
все говорили мне, что они мои друзья и что я добьюсь
справедливости. Но хотя уста их повторяли это, для мо-
его народа ничего не делалось. Я слышал одни речи, бес-
конечные речи — и только. Добрыми речами не заменить
мою землю, теперь наводненную белыми людьми. Ими не
защитить могилу моего отца. Они не оплатят угнанных
лошадей и скот. Добрые речи не вернут мне детей. Доб-
рые речи не прибавят здоровья моим людям, не защитят
216
их от смерти. Добрые речи не вернут моему народу дом,
где бы жил он в мире и заботился сам о себе. Я устал
от речей, которые ни к чему не приводят. Слишком мно-
го было слов на устах у людей, которые не имели права
произносить их. Слишком много лжи пролегло между
индейцем и белым.
Если привязать коня к столбу, можно ли ждать, что
он нагуляет силу? Если загнать индейца на малый кло-
чок земли, сможет ли он жить в довольстве?
Когда я думаю о нашем нынешнем положении, на
сердце у меня тяжело. Я вижу, что к представителям
моего народа относятся как к разбойникам, их гонят
отовсюду или убивают, словно зверей.
Я понимаю: народ мой должен стать другим. Мы не
можем сохранить своих прав, оставшись такими, как
есть. И просим мы только равного права на жизнь. Мы
хотим, чтобы в нас признали людей. Мы хотим, чтобы
закон был один для всех.
Дайте мне жить вольным человеком, кочевать и се-
литься по своей воле, по своей воле работать и торго-
вать, самому выбирать себе наставников, следовать вере
отцов, свободно говорить, думать и действовать от собст-
венного имени — и я подчинюсь любому закону, а если
нет — понесу наказание.
Когда белые люди станут относиться к индейцам, как
к самим себе, не будет больше войн. Мы все будем рав-
ны — братья одного отца, сыновья одной матери, с одним
небом над нами и одной страной вокруг нас, с единой
властью для всех. Тогда Великий Дух, что царит вверху,
улыбнется этой земле и пошлет добрые дожди, чтобы
омыть капли крови, пролитые руками братьев. Этой же-
ланной поры индейский народ ждет и молит о ней.
Я надеюсь, что стоны раненых мужчин и женщин не
будут больше достигать слуха Великого Небесного Вож-
дя и что все люди станут когда-нибудь одним народом.
Так говорю я, Инмут Туялатлат, от имени своего на-
рода.
вождь ОРЛИНОЕ крыло
ОБ ИНДЕЙСКИХ НАЗВАНИЯХ*
Братья мои, об индейцах должны вечно пом-
нить в этой стране. Мы дали имена многим прекрасным
вещам, которые всегда будут говорить нашим языком.
217
О нас будут смеяться струи Миннехахи, словно наш об-
раз, просверкает полноводная Сенека, и Миссисипи будет
изливать наши горести. Широкая Айова, стремительная
Дакота и плодородный Мичиган прошепчут наши имена
солнцу, которое целует их. Ревущая Ниагара, вздыхаю-
щий Иллинойс, звенящий Делавэр будут петь неумолчно
нашу Предсмертную Песню. Возможно ли, чтобы вы и
дети ваши слушали ее без замирания сердца? Мы повин-
ны только в одном грехе — у нас было то, чего так жа-
ждали белые. Мы ушли в сторону заходящего солнца;
мы отдали дом свой белому человеку.
Братья мои, легенды моего народа рассказывают, что
некий вождь, ведя остатки своих людей, переправился
через большую реку и, воткнув в землю опорный шест
для типи, воскликнул: «А-ла-ба-ма!» На нашем языке это
означает: «Здесь мы отдохнем!» Но он не предвидел бу-
дущего. Пришли белые: он и его народ не смогли остать-
ся там; их оттеснили и в мрачном болоте они были втоп-
таны в грязь и убиты. Слово, что так печально он произ-
нес, дало название одному из штатов белых людей. Под
звездами, что теперь улыбаются нам, нет места, где бы
мог индеец поставить ногу, и вздохнуть: «А-ла-ба-ма!»
Может быть, Великий Дух и дарует нам такое место.
Но боюсь, что это будет только в его стране.
РЕЧЬ ВОЖДЯ СИЭТЛА*
Далекое небо, что с незапамятных времен про-
ливало слезы сострадания над моим народом и казалось
нам постоянным, изменчиво. Сегодня оно ясно — а завт-
ра, быть может, оно скроется в тучах. Мои слова — как
звезды, они всегда неизменны.
О чем бы ни говорил Сиэтл — великий вождь, в
Вашингтоне можно полагаться на его слова, как на воз-
вращения солнца и времен года. Мы слышали, что Боль-
шой вождь из Вашингтона шлет нам знаки дружбы и
расположения. Он поступает по-доброму, потому что мы
знаем, как мало ему надобности в нашей ответной
дружбе.
Его народ многочислен. Он — как трава, что покрыва-
ет широкие прерии. Мой народ мал. Он похож на разбро-
санные бурей по равнине стволы деревьев. Было время,
когда народ наш покрывал землю так же, как волны мор-
218
ские под ветром скрывают окрашенное раковинами дно.
Но слишком давно время это минуло вместе с величием
племен, которое стало теперь лишь мучительным воспо-
минанием...
Бог ваш чужой для нас. Он любит ваш народ и нена-
видит мой. Нежно простирает он сильные ограждающие
руки вокруг белого человека и ведет его за руку, словно
отец дитя. Но он покинул краснокожих детей — если они
и вправду его дети. Великий Дух тоже как будто покинул
нас. Ваш бог делает белых людей с каждым днем силь-
нее. Скоро они заполнят всю страну. Наш народ слабеет,
словно быстро уходящий прилив, который никогда не
вернется. Бог белого человека не любит наш народ, иначе
он защитил бы его. Тех, кому неоткуда ждать помощи,
называют сиротами. Как же можем мы быть братьями?
Мы — два разных народа с различными происхожде-
нием и судьбами. У нас мало общего...
День и ночь не могут жить вместе. Краснокожий
всегда бежал с приближением белого, как бежит поутру
от раннего солнца туман. Однако предложение ваше ка-
жется мне справедливым; я думаю, что народ мой примет
его и отправится в резервацию, которую вы ему отводите.
Тогда сможем мы мирно жить порознь.
Неважно, где проведем мы остатки своих дней. Их бу-
дет не так много. Еще несколько лун, несколько зим —
и ни одного из потомков могучих властелинов, что когда-
то бродили по этой просторной земле и жили в счастли-
вых домах, охраняемые Великим Духом, не останется,
чтобы оплакивать могилы народа, некогда более сильного
и жизнерадостного, чем ваш. Но почему должен я опла-
кивать безвременную судьбу моего народа? Племя сменя-
ет племя, народ сменяет народ, как волна сменяет вол-
ну. В этом — закон природы, и сожаление бесполезно.
Пора вашего упадка может быть далека, но она неиз-
бежно наступит: ибо даже белый человек, чей Бог нисхо-
дит и говорит с ним, как с другом, не может быть исклю-
чением из общей судьбы. В конце концов, мы сможем
стать братьями. Увидим...
Каждая пядь этой земли священна в восприятии мо-
его народа. Склон каждого холма, каждая долина, рав-
нина и роща освящены печальным или счастливым собы-
тием давно минувших дней. Самая пыль, по которой вы
теперь ступаете, приятнее нашим ногам, чем вашим, по-
тому что она пропитана кровью предков, и наши чуткие
219
ноги восприимчивы к родственному прикосновению. Да-
же малые дети, лишь краткий миг наслаждавшиеся
жизнью, не могут не полюбить места этих сумрачных
уединений, и приветствуют по вечерам призрачные воз-
вращения духов.
И когда исчезнет последний краснокожий, а память о
моем народе превратится в миф среди белых людей, эти
берега будут заполнять невидимые призраки моего наро-
да, и когда дети ваших детей будут думать, что они од-
ни — в поле, торговой лавке, в магазине, на дороге или в
молчании лесных чащ, они не будут одни... По ночам,
когда улицы ваших городов и сел безмолвны и пустынны
на вид, на них будут толпиться возвратившиеся хозяева,
что некогда населяли и до сих пор любят эту прекрасную
землю. Белый Человек никогда не будет одинок...
Пусть он будет добр и справедлив к моему народу,
ибо мертвые не бессильны. Мертвые, сказал я? Смерти
нет, есть только смена миров.
ПЛЕМЯ, УШЕДШЕЕ
ПОД ВОДУ
(Сказка индейцев кайова)
Рассказывают, что как-то раз один юноша вы-
шел из своей деревни поохотиться. Ему удалось убить
жирного оленя и освежевать тушу. Собираясь в обрат-
ный путь, нагруженный мясом юноша встретил странного
незнакомца.
Взглянув на него пристальнее, охотник испугался:
губы незнакомца совсем распухли, глаза полностью
скрывались под вздувшейся кожей, тело покрывали гной-
ные язвы. Ужасный запах стоял вокруг него.
— Кто ты?!—вскричал охотник.— Откуда идешь и
куда направляешься?
— Меня зовут Оспа,— отвечал зловещий пришелец, и
запах его дыхания был еще удушливее, чем запах те-
ла.— Иду я с востока, где живут белые люди. А отправ-
ляюсь на запад, ищу индейцев. Вот уйдешь ты отсюда,
а я двинусь следом за тобой и приду в твою деревню.
— Зачем ты делаешь это?— воскликнул охотник в
ужасе.— Ведь индейцы ничем не обидели тебя! Если уж
на то пошло — они не обижали и белых людей — раньше
220
они о них никогда и не слыхали. За что же ты несешь
зло индейцам?
— И все равно я приду,— отвечал Оспа.— Так суж-
дено. Я пойду за тобой в деревню и наделю всех своей
болезнью, потому что так тому и быть.
— Не делай этого! Сжалься!—взмолился охотник.—
Там живут добрые люди! Пожалей их, не трогай! Ведь
мы не сделали тебе ничего дурного.
Долго стоял Оспа в раздумье. Наконец, он сказал:
— Хорошо. Я сжалюсь над тобой. Забирай с собой
семью и стольких друзей, сколько сможешь. Хочешь —
забирай и весь лагерь. Если он пойдет за тобой... Всем
им будет хорошо. Тебе дано увести их в безопасное
место. Ступай, собирайся, а потом уходи прочь!
Вернулся охотник в деревню, послал за глашатаем и
велел ему скликать народ. Когда все собрались, юноша
объявил им:
— Пришла беда. Что-то страшное случится с нами.
Идет болезнь, которая может истребить всех. Но мне
предложено увести семью и друзей от этой беды. Идите
за мной, и вы останетесь в живых.
Но он был еще совсем юношей, не водившим воинов
в поход, и люди дивились, что он говорит так уверенно.
Сначала они слушали его, потом стали смеяться.
— Неправда все это,— говорили старики.— Ничего
нам не будет. Не тратьте времени на этого болтуна. Все
будет хорошо!
— Я послан предупредить вас,— убеждал охотник.—
Беда настигнет всех, кто не пойдет со мной.
Но люди только посмеивались, и отказывались ему
верить. А старики сказали, что юноша просто отчаянный
лгун.
— Ведь он не совершил ничего такого, что заставило
бы нас поверить ему,— говорили они.
И в конце концов охотник сдался.
— Оставайтесь, если хотите, я же повинуюсь своей
судьбе.
Той же ночью, пока деревня спала, охотник с семьей
встал и сложил пожитки. Он сделал это, хотя и знал, что
утром, когда все проснутся, его будут называть трусом.
Покинув деревню, семья охотника двинулась на запад
по травам Великих равнин. Они все шли, шли и шли.
Наконец, прибыли к большому водоему. Он был глубо-
ким, чистым и голубым, хотя казался недружелюбно бур-
221
ным. Говорят люди, что этот водоем и сейчас находится
где-то в той стороне, на западе.
Какой бы дух ни вел за собой охотника, он заставил
его вместе с семьей уйти под воду. И больше о них никто
ничего не слыхал долго-долго. А все, кто остался в дерев-
не, погибли, едва только Оспа дохнул на них своим ужас-
ным дыханием.
Много лет спустя ехали как-то двое юношей — не на
охоту и не на войну — может, ехали свататься или просто
поглядеть на свет.
Ехали они, ехали и добрались до глубокого и голубо-
го, бурного на вид водоема. С востока юноши заметили
след, уходящий в воду — как будто в этом месте волочил-
ся по земле каркас палатки. Удивились они, перешли
вдоль озера на западную сторону и поглядели, нет ли
там следа от палатки, выходящего из вод. Следа не было.
— Что же, темнеет,— сказал тот, что постарше.—
Пошли спать, продолжим поиски завтра. Если люди эти
вошли в воду, они, конечно, и вышли из нее. Они, должно
быть, где-то поблизости. Ведь это свежие следы — зна-
чит, мы увидим их завтра.
Юноши поели сушеного мяса, запили озерной водой,
потом завернулись в бизоньи шкуры и улеглись спать
там же, на западном берегу озера.
Была ясная, тихая ночь. Когда звезды особенно ярко
высыпали на небе, старший из братьев проснулся и по-
тряс друга за плечо.
— Слушай!—прошептал он.— Скажи, ты ничего не
слышишь?
Оба прислушались и услыхали какой-то шум. Доно-
сился стук барабана и звуки пения, идущие со дна
озера.
— Кто это?—спросил юноша помладше.
Старший задумался. Потом он припомнил, как его дед
рассказывал о людях, ушедших из деревни перед прихо-
дом Оспы.
— Это те люди, что ушли тогда,— ответил он.—
Должно быть, они живут теперь там, под водой, всей де-
ревней.
— Утром мы встретимся с ними,— сказал другой
юноша.
— Да,— согласился первый,— утром мы найдем их
и вместе возвратимся домой.
Но наутро, когда юноши тщательно осмотрели берега,
222
они по-прежнему обнаружили только один след, ведущий
к воде. Вдоль него они дошли до самого края, а потом,
испугавшись, вернулись.
— Пошли домой,— сказал старший юноша.— Послу-
шаем, что скажут старики.
— Верно,— согласился другой, и они отправились в
обратный путь, в свою деревню.
Все, кто знал их, вышли встречать юношей, и внима-
тельно выслушали их рассказ.
— Идемте все туда,— сказал вождь племени.— По-
пробуем отыскать наших братьев, что ушли под воду.
И все отправились следом за юношами.
Когда индейцы достигли озера, то рассеялись по бере-
гу, всюду внимательно ища следов. Но все равно все
возвращались к тому месту, на восточном берегу, где у
вод обрывались следы от шестов палаток. И даже самые
искусные следопыты не могли отыскать места, где путни-
ки вышли из озера.
— Как же повидать нам своих братьев?—спросил
вождь у старейшины.— Как нам добраться до них, как
поведать, что мы здесь, с ними?
А старики качали головами, горевали и отвечали вож-
дю:
— Никак нам не соединиться с ними — только силой
волшебства. Сильное нужно волшебство, чтобы уйти под
воду и суметь там выжить. Без этого все мы утонем!
И снова возвращались все горестно к тому месту, где
у воды прерывался след тех людей. Если люди вслуши-
вались тихой ночной порой в окружающую темноту, они
слышали барабаны и пенье; говор мужчин и женский
смех, и лепет играющих детей — там, в потонувшей дерев-
не, на дне озера.
И еще спустя много лет с тех пор кайова-апачи на-
вещали это озеро. А вернувшись домой, заводили пляску
в память ушедших, и пели песню юноши, который увел
за собой деревню, чтобы жить под водой:
Опасно жить
В этом мире индейцам!
Идем же, народ мой,
Я поведу к спасению.
Там, там, под водою —
Край заповедный!
Особое место,
Путь к избавлению...
223
ЦИКЛ ПЕСЕН
«ПЛЯСКИ ДУХОВ»*
(Племена степей)
I
Дети мои,
Вначале, когда мне понравились
Белые люди,
Я дал вкусить им плодов,
Я дал вкусить им плодов.
II
Сжалься, Отец, надо мной,
Я плачу от жажды.
Все, что было, ушло,
И мне нечего есть.
III
Отец сойдет к нам,
И земля содрогнется.
Поднимутся все.
Пора простирать ваши руки!
IV
Ворон — эхейе!
Я видел, как он полетел
На Землю, на Землю.
Он дал нам новую жизнь,
Он сжалился над нами.
V
Я облетаю границы Земли.
Длинными перьями крыльев
Я обрастаю в полете.
VI
Йехе! Дети мои —
Дети мои.
224
Мы их ввергли в отчаянье.
Белые — это безумцы!
VII
Мы снова будем жить,
Мы снова будем жить.
ОТЕЦ МОЙ
НЕ ПРИЗНАЛ МЕНЯ
(Арапахо)
Отец мой не признал меня,
Отец мой не признал меня,
Когда увидел он меня,
Когда увидел он меня,
Сказал: ты ворона отродье!
Сказал: ты ворона отродье!
ПЕСНЯ НЕУДАЧИ
(С и у-т ето н)
Волком
Считал я себя,
Но ухают совы,
И ночь
Мне страшна.
8 Покуда растут травы
I
Ill
«ИСЧЕЗАЮЩИЕ
АМЕРИКАНЦЫ»?
Сильвестер ЛОНГ* (Маленький Бизон)
ВОЖДЬ БОЛЬШОЙ КОТЕЛ
Несколькими днями позже к нам присоединил-
ся еще один отряд нашего племени. Вождем этой группы
был Ниокскатос. Наша группа снова приближалась к
подножию Скалистых гор: далеко на западе вставали
покрытые вечным снегом вершины, знакомые нам по
прежним переходам.
Однажды днем Белый Волк, ехавший впереди всех,
подал рукой знак остановиться. Впереди, в долине вид-
нелся большой лагерь индейцев.
Наскоро созванное совещание вождей и старейших
воинов решило соблюдать все меры предосторожности:
тут могли оказаться Вороны, с которыми всегда следо-
вало быть начеку. По рисункам на вигвамах трудно было
издали распознать, какое это племя.
Белый Волк, уже немного оправившийся от контузии,
выехал на вершину холма и с помощью условных знаков
осведомился о названии племени. Из лагеря ответили:
«Гро-Вантры (название это было дано еще французами и
означало «большие животы») и северные Ассинибойны».
Это были отряды двух друживших между собою
племен; они разбили здесь общий лагерь. На встреч-
ный вопрос Белый Волк ответил: «Черные Стопы».
Но Ассинибойнов это не удовлетворило. Они спросили:
«Какая именно группа Черных Стоп?»
В этом была вся суть. Племя Черных Стоп делилось
на четыре ответвления, а те — на отдельные группы. Одной
из таких групп были мы, возглавляемые Шествующей
Душой. Некоторые ответвления Черных Стоп с давнего
времени вели войну с Ассинибойнами и с Гро-Вантрами.
228
Несмотря на то, что общее стремление к миру востор-
жествовало в прериях, вражда между отдельными племе-
нами все же продолжалась.
Перед Белым Волком встала трудная задача: в нашей
группе были члены всех четырех ответвлений Черных
Стоп. Но недаром этот жрец носил мудрую голову на
плечах. Его ответ был достоин славы большого диплома-
та: он слез с коня и показал знак племени Кри, затем
отошел на несколько шагов и сделал знак племени Куте-
най, а потом соединил оба знака, представляя нас как бы
живущими между указанными племенами. На это из ла-
геря ответили, что с такими Черными Стопами они еще
никогда не встречались и потому мы для них не враги.
Затем пригласили нас в гости.
Мы спустились в долину. Прежде чем наши воины
слезли с коней, один из старших вождей Ассинибойнов
быстрым шагом подошел к ним и стал рассматривать
знаки на щитах, привязанных к седлам. Потом он
приблизился к нашему вождю, и, протягивая ему руку,
сказал:
— Кажется мне, что мы не враги. Я осмотрел все зна-
ки на ваших щитах, но не припоминаю, чтобы мы когда-
либо встречали их в битве...
— Когда-то индейцы воевали между собой по любому
поводу, а то и без всякого повода,— уклончиво ответил
Шествующая Душа,— но теперь это время миновало.
— Миновало, хаук1!—подтвердил Ассинибойн.
Когда наши люди поставили вигвамы в той же доли-
не, вожди, жрецы и выдающиеся воины трех племен
сошлись на большое совещание. Была выкурена «трубка
мира». Чтобы отметить радостный день, решено было
устроить большое пиршество, а затем исполнить танец,
называемый «Пережитое». Собственно, это был не танец,
а скорее рассказ воинов о наиболее интересных приклю-
чениях, причем герои событий сами разыгрывали их пе-
ред собравшимися.
Вполне понятно, что нас, детей, больше всего радова-
ло самое зрелище танца и то, что в числе его участников
будут воины громкой славы и неустрашимого мужества.
Наше внимание, смешанное с чувством преклонения,
прежде всего привлекал к себе Большой Котел, прослав-
ленный вождь Ассинибойнов. Он уже тогда был в
1 Индейское подтверждение: «Я сказал!»
229
преклонном возрасте, но жил еще долго и умер только в
1923 году, имея сто семь лет от роду.
Но в первые часы совместной стоянки гораздо больше
внимания обратила на себя одна девушка, имя которой
было Добрая Лоша. Она принадлежала к племени
Ассинибойнов и славилась в прериях своей красотой.
Несколько лет назад воины одной из групп Черных Стоп
напали на лагерь, где находилась Добрая Лоша, и во
время боя нанесли ей несколько ран, оставив девушку
на поле сражения. Она выздоровела и по-прежнему была
красива. Теперь она впервые столкнулась с некоторыми
нашими воинами, принимавшими участие в памятном на-
падении. Они сразу узнали ее и теперь стыдились совер-
шенного поступка. Заметив Добрую Лошу, они сразу же
подошли к ней. Воины приветствовали девушку подняти-
ем правой руки и словами, какими у нас встречают самых
близких друзей. Добрая Лоша без обиды смотрела на
воинов. Она только спросила, есть ли среди них тот, кто
ее ранил.
— Как он выглядел?—спросил вождь Ниокскатос.
— Это был статный, сильный воин!—весело ответила
девушка.
— А что бы ты сделала с ним сейчас?—допытывался
Ниокскатос.
— Обняла бы за шею и прижала к груди!—со сме-
хом сказала Добрая Лоша.
Ни один воин не отозвался на эти слова. Если бы ви-
новник был здесь, он сгорел бы со стыда.
Совсем иначе, явно враждебно, держалась старшая
сестра Доброй Лоши. Она резко отвернулась и пошла
к своему вигваму. Найдя большой нож, женщина начала
точить его, бормоча под нос проклятия и ругательства.
Некоторые Ассинибойны услышали это и попытались
смягчить ее гнев, но тщетно. Когда Добрая Лоша верну-
лась в свой вигвам, сестра подала ей нож и приказала:
— Возьми и испытай его на твоих врагах!
Добрая Лоша привязала нож к поясу и вернулась к
нашим воинам. О ноже она забыла и возобновила пре-
рванный дружеский разговор.
Впоследствии Добрая Лоша вышла замуж за одного
из наших вождей. Она и поныне живет вблизи Синталу-
та, в Саскачеване.
Для нас, ребят, многолюдный лагерь трех племен был
настоящим раем. Вигвамы раскинулись на площади в
230
квадратный километр. Сверкая всеми цветами радуги,
они были разрисованы родовыми знаками их обитателей.
Среди этих вигвамов мы забавлялись, охотно играя с чу-
жими мальчишками и, хотя нам нередко приходилось
разговаривать знаками (наши языки были различны),
ничто не омрачало нашей радости, и дружбы.
Естественно, что всего охотнее мы играли с нашими
новыми друзьями в войну: ведь мы постоянно слышали
рассказы о сражениях, которые наши отцы вели между
собой. Однако родители строго-настрого запретили нам
эти игры, боясь, что из забавы легко могла возникнуть
между нами настоящая драка. Матери сидели у вигва-
мов и внимательно следили за нами, но это было излиш-
ней предосторожностью; с новыми товарищами мы под-
ружились с первого же дня, и между нами царило пол-
ное согласие.
Взрослые тоже предавались веселью. В прериях это
была историческая встреча: впервые так ярко прояви-
лись согласие и дружба между племенами. Воины возве-
ли в центре становища огромный вигвам, который мог
вместить почти всех, кто находился здесь. Тут и должен
был состояться танец «Пережитое».
В полдень мы ели пеммикан — любимое блюдо индей-
цев. Это кушанье никто не мог приготовить вкуснее, чем
Ассинибойны. Пеммикан — главная пища индейцев в
зимнее время — это сушеное и растертое в муку мясо би-
зона. Приправленный ягодами растения саскатун, пемми-
кан был для нас лучшим лакомством на свете.
После раннего ужина все направились к большому
вигваму. Для участия в танце «Пережитое» каждое пле-
мя выделило по пять самых прославленных воинов. Ког-
да эти пятнадцать героев входили в вигвам, они являли
собою великолепное зрелище. Воины шли обнаженные,
в одних набедренных повязках, с украшениями из орли-
ных перьев на голове. У каждого были ярко окрашены
шрамы прежних ран. Поэтому они казались свежими,
только что полученными в бою.
Это была группа лучших воинов. Мы видели мужест-
венных обладателей «трех перьев», «четырех перьев», ге-
роев с полным «военным венцом», обыкновенно сидев-
ших рядом с вождями и жрецами. Три пера носил на
голове воин, уничтоживший трех врагов, а тот, кто одо-
лел больше четырех, имел право носить известное всему
миру украшение из орлиных перьев.
231
Сидя близко к воинам, мы, ребята, буквально пожи-
рали их глазами и шепотом обсуждали, который из них
самый замечательный герой. Индейцы всегда брали детей
на подобные зрелища, чтобы ребята учились следовать
примеру отцов.
Вождь по имени Большой Котел, самый прославлен-
ный в этом почетном собрании, должен был первым поде-
литься своими боевыми воспоминаниями. Никогда не за-
буду я полный достоинства облик этого героя, одержав-
шего столько великолепных побед! Некогда он принадле-
жал к числу самых грозных воинов. Лицо его было не-
обычайно одухотворенным и благородным, что в моих
глазах выделяло Большого Котла из ряда других вож-
дей. Он был очень скромен: о своих боевых делах всегда
рассказывал с большой сдержанностью.
Великий вождь Ассинибойнов славился в прериях
и как непобедимый бегун. Мы не раз слышали от наших
родителей о его дерзкой проделке, когда он оставил в ду-
раках целый отряд наших воинов. Теперь сам герой дол-
жен был поведать нам историю этого события.
Танец начался. Большой Котел встал и вбил в землю
свое копье, на котором висели старые скальпы. Держась
правой рукой за столб, подпиравший крышу вигвама, он
обратился к Черным Стопам, а один из Ассинибойнов,
бегло говоривший на разных диалектах, переводил его
слова на наш язык.
— Расскажу вам, как в поле я одолел вас быстротой
моих ног. Хотите ли, Черные Стопы?
— Хотим, хотим!—хором подтвердили наши воины.
— Хаук!.. Много больших солнц назад я был еще мо-
лодым вождем, и было мне тогда двадцать две зимы.
Я вел небольшой отряд товарищей против вас, Черные
Стопы. Мы хотели отомстить за ваше прежнее нападение
на наш лагерь. Перейдя Молочную реку в Монтане, мы
заметили в прерии какое-то непонятное движение. Нель-
зя было разобраться — то ли это антилопы, то ли бизоны
или, может быть, обманчивая игра испарений в утреннем
воздухе. Я велел моим людям остановиться. Сам же я
подкрался ближе и выглянул из-за холма, но тотчас при-
ник к земле и подал знак: впереди враг! Люди племени
Черных Стоп танцевали возле убитых бизонов. Мои вои-
ны, должно быть, плохо меня поняли или не хотели слу-
шаться,— они вели себя легкомысленно, как дети, и гром-
ко разговаривали. Я решил вернуться.
232
Один из наших воинов был рассудительным юношей.
Он говорил другим, что я, вождь, пожалуй, не приму
боя: нас слишком мало. «Вот глупости!—кричал второй,
известный забияка.— Если так, то давай сразу ударим
по врагу, пока Большой Котел не вернулся!» Я был уже
возле них, когда они заметили меня. Приказав молчать,
я сказал: «Нас всего восемь, а их около ста. Битва эта —
верная смерть. Не хочу брать на душу грех за вашу ги-
бель!» Но забияка вызывающе заметил: «Зачем же ты
привел нас сюда? Разве не для того, чтобы сражаться?
А теперь у тебя не хватает смелости, да?» В бешенстве
я ответил ему: «Нет, смелости хватит!.. Хорошо же, по-
вернемся лицом к врагу. На всякий случай приготовь-
тесь к битве. Но главное я беру на себя. Хаук!» Забияка
умолк. Воинам своим я велел ждать в укрытии, пока не
подам знак. У меня была озорная мысль: я решил приме-
нить военную хитрость и использовать свои быстрые
ноги... Вспоминаете?
Большой Котел обратился к двум воинам из числа
Ассинибойнов. Те подтвердили:
— Помним, хаук!
— Итак, я сбросил с себя одежду и побежал приги-
баясь,— продолжал вождь Ассинибойнов.— Долго проби-
рался я по впадинам и котловинам: мне хотелось ошело-
мить противника своим появлением у него в тылу. Но что
случилось тем временем? Вы, Черные Стопы, заметили
наш маленький отряд и приготовились к бою... Помните
это, Черные Стопы?
— Помним! Хаук, хаук!—ответило несколько голо-
сов.
— Вы сели на коней и помчались в сторону нашей
группы. И тут я подумал: «У меня в отряде одни неопыт-
ные молокососы». Они даже не заметили, что вы окру-
жаете их. Вы имели большой численный перевес. Ясно
было, что вы поголовно уничтожите моих воинов. Тогда
я выскочил на вершину холма и закричал во весь голос.
Вы остановились ошеломленные: у вас в тылу тоже был
враг. Но я тут же исчез. Я стремительно помчался на
другой холм, немножко изменил свой наряд и показался
снова. Было видно, что беспокойство ваше возрастает.
Вы все еще стояли в нерешительности на месте, не зная,
что делать, куда ударить сначала — вперед или назад.
А я тем временем снова исчез. Ноги мои не бездельнича-
ли: я появился на третьем холме. Так у вас создалось
233
впечатление, что вашу группу окружают большие силы
врага. Вы отказались от атаки на моих воинов и поспеш-
но отступили... Так мои ноги одержали победу над вами!
Мы не собирались охотиться, но все-таки добыли мясо
нескольких бизонов, убитых вами. Кроме того, наши жиз-
ни были спасены. Я вернулся к моим воинам. Они позд-
равляли меня с победой и благодарили за спасение. «Бла-
годарите не меня — благодарите его»,— ответил я, пока-
зывая на забияку. Воины удивились, а я добавил: «Ведь
это его длинный язык спас вас. Если бы не этот крикун, я
остался бы вместе с вами и мы погибли бы все». Молодой
воин с того дня излечился от хвастовства... Вот и весь
мой рассказ. Я, Большой Котел, заверяю вас, Черные
Стопы: мы теперь с вами друзья. И дружба наша — как
свет солнца, как вода в Миссури — не иссякнет никогда.
Помните: Большой Котел слова своего никогда не нару-
шал. Хаук!
— Хаук, хаук, хаук!—кричали наши воины, а вместе
с ними и мы, ребята.
Тихие удары бубна, сопровождавшие повествование
вождя Ассинибойнов, вдруг превратились в бешеный
темп танца. Большой Котел и несколько его воинов при-
нялись изображать в сценах рассказанное только что
событие. Мы жадно следили за каждым движением тан-
цоров.
Кончив танец, Большой Котел остановился перед
вождями Черных Стоп, подозвал переводчика и сказал:
— Старею! Не знаю, сойдутся ли наши тропы в дру-
гой раз... Мы скоро расстанемся. Но перед этим хочу
рассказать вам, как один из ваших вождей спас мне
жизнь. Без его помощи я теперь не был бы среди вас.
Не вижу его здесь. Поэтому прошу вас, Черные Стопы:
как только вернетесь в свои края, повторите ему то, что
скажу сейчас... Мне было тогда двадцать шесть зим.
Я не был еще достаточно рассудительным. Вместе со
своим братом Номпа Винчеста и несколькими товарища-
ми я начал тогда поход против вас, Черные Стопы. У вас
было много коней, и нам хотелось отобрать их. Вблизи
Молочной реки мы наткнулись на один из ваших лагерей.
Наступила ночь. Мы отправились на разведку вместе с
братом. Ползли по траве, стараясь найти загон, где вы
держите животных. Вдруг одна из лошадей сорвалась с
места и помчалась прямо на нас. Через минуту показался
гнавшийся за лошадью рослый воин. В темноте он не мог
234
нас заметить. Коня он не поймал, но с ходу налетел на
брата. Тот лежал в нескольких шагах от меня. Ваш воин
был незаурядным силачом — он быстро справился с бра-
том. Я не успел прийти на помощь.
Воин ваш повел пленника в лагерь. Я прокрался за
ними и видел, как оба вошли в большой вигвам. Я был
в отчаянии. В голове вертелась только одна мысль: выру-
чить брата. Но как? У входа в вигвам стоял тот же рос-
лый воин. Он опирался на копье. Я обезумел. Смело по-
дойдя к воину, я спросил его о брате. Ни слова не гово-
ря, гигант схватил меня и втащил в вигвам. Там горел
очаг. Я увидел брата и какую-то женщину—видимо,
жену гиганта. Воин велел ей поджарить для нас кусок
мяса. А мы уже семь дней почти ничего не ели и набро-
сились на мясо, как голодные волки. Воин сочувственно
смотрел на нас. Потом пришли еще два воина и повели
нас в другой вигвам, где совещались старейшины. Види-
мо, старейшины были очень возбуждены происшедшим.
Ко мне подошел молодой воин, знавший язык Ассини-
бойнов. Он сказал: «В последние дни у нас украдено
много коней, и вскоре вы будете преданы смерти. По все-
му племени уже оповещено, что пойманы два грабителя».
Потом все покинули вигвам, уведя с собой только
брата. Я остался один. На площади собирался народ.
Слышно было, как раздражены и озлоблены люди. На-
ступал наш последний час... Я огляделся — рядом с кост-
ром лежало ружье, видимо забытое кем-то из старейшин.
Я подполз к ружью. Оно было не заряжено, но в углу
я нашел рог с порохом и мешочек с пулями. Я решил до-
рого продать свою жизнь, лихорадочно зарядил ружье
и уже собирался выскочить на двор. Внезапно меня, как
клещами, схватили две пары рук. Я был обезоружен.
Разъяренная толпа хотела убить меня на месте. Два вои-
на, продолжавшие крепко держать мои руки, еле отби-
лись от наседавших людей. Потом они бегом направи-
лись за пределы лагеря.
Там уже ожидал гигант, накормивший нас. Возле не-
го, связанный, лежал мой брат. Гигант, наверно, был ве-
ликим вождем Черных Стоп. Он что-то говорил мне, но я
не понимал его языка. Потом он разрезал связывавшие
брата путы. Он указал нам на двух коней, приготовлен-
ных поблизости, и велел скакать как можно быстрее. Мы
были свободны. С минуту я еще слышал, как вождь-ги-
гант могучим голосом приказывал своим людям сохра-
235
нять спокойствие — они хотели преследовать нас. Было
темно, ночь еще не кончилась. Не веря своему счастью,
мы мчались сломя голову: впереди был родной дом и
свобода...
Позднее события той ночи казались мне бредом боль-
ного человека. Но это не был бред. Лучше всего об
этом свидетельствовали два хороших коня, отданных нам
вождем Черных Стоп. Для меня навсегда осталось загад-
кой, почему он тогда даровал нам жизнь...
Вот весь мой рассказ...
Большой Котел дружелюбным взглядом окинул ста-
рейшин Черных Стоп и добавил:
— Я уже стар. Если тот вождь жив, прошу — повто-
рите ему мои слова. Добавьте еще: мы были врагами,
но каждый раз, участвуя в танце Солнца, я просил не-
видимые силы быть милостивыми к нему... На этом я кон-
чаю, Черные Стопы. Я сказал, что хотел. Хаук!
Когда Большой Котел сел, поднялся один из наших
вождей, Ниокскатос. Он сказал, обращаясь к Ассини-
бойну:
— Вождь, даровавший тебе жизнь, был мой отец. Мы
тогда были еще детьми, но хорошо знаем об этом случае
от отца. Ясно припоминаю эту ночь. Могу сказать тебе
сегодня, чему ты обязан жизнью. Собственной отваге и
доблести! Ты не оставил брата в беде, потом решил
биться до конца, хотя тебе и грозила верная смерть.
Отец хотел испытать твою храбрость: это он оставил
ружье в вигваме. Он решил, что жалко губить твою мо-
лодую жизнь. У нас, Черных Стоп, есть священное пра-
вило: каждый воин должен любой ценой спасать своего
товарища, если ему грозит опасность. Ты это сделал,
храбрый воин и великий вождь всех Ассинибойнов. По-
этому мой отец и подарил тебе жизнь.
Ниокскатос шепотом сказал что-то другим вождям
Черных Стоп и снова обратился к Большому Котлу:
Если бы жив был мой отец, то я знаю, что он пере-
дал бы тебе свое имя. Это великий почет в нашем племе-
ни. У тебя есть сын. Позволь нам передать ему имя
Ниокскатоса.
— Хаук, хаук, хаук!..— радостно закричали все при-
сутствовавшие Ассинибойны.
Собравшиеся понимали значительность момента. Та-
кой обмен именами великого вождя между племенами
236
был самым убедительным доказательством дружбы. Вои-
ны были растроганы.
На закате своей вольной жизни в прериях индейцы
начали постигать эти важные и разумные дела...
ЗЛОЙ МИССИОНЕР и
ДОБРАЯ КНИГА
В форте Бентон постоянно жил пастор-миссио-
нер. Он выразил желание посетить наш лагерь. Мы
любезно пригласили его. Во всей округе мы были единст-
венным независимым племенем, еще не упрятанным в
резервации. Поэтому пастор, видимо, решил разузнать по-
подробнее об этих «диких язычниках», как злобно имено-
вали нас американцы в Бентоне. Пастор заявил, что со-
бирается рассказать нам о Великом Духе белых людей.
Желая почтить его приход в лагерь, все взрослые по-
праздничному раскрасили себе лица и надели лучшие
наряды, а жрец Кинасы достал свой обрядовый бубен.
Как только миссионер показался на горизонте, жрец на-
чал бить в «там-там»1 и затянул ритуальную мелодию,
стараясь как можно торжественнее встретить уважаемо-
го гостя.
Вождь Шествующая Душа и все старейшины вышли
миссионеру навстречу, подали ему руки и проводили к
нашему жрецу. Нас неприятно поразило, что пастора
сопровождал все тот же метис, который был переводчи-
ком в штабе коменданта Уистлера.
Едва прекратились удары там-тама, как пастор тут
же принялся упрекать нас в том, что мы «бродим в по-
темках ложной веры» и что невидимые силы, которые
якобы представляет наш жрец,— это лишь языческий вы-
мысел. После этого он указал на наши лица:
— Не желал бы я так мазаться и вам не советую.
Откажитесь от раскраски лиц ваших, уничтожьте колдов-
ские бубны свои. Есть единый бог на небе, и о нем будет
к вам слово мое...
Индейцы никогда не перебивают того, кто говорит,—
таково наше правило вежливости. Мы стояли вокруг
миссионера и слушали. А он все говорил, не переставая,
1 Здесь: ударный музыкальный инструмент неопределенной высоты
звука — индейск.
237
о боге белых людей. Он напомнил, что индейцы должны
отложить оружие в сторону, исправиться и жить в согла-
сии с белыми, которые вскоре прибудут в этот край.
Когда наконец миссионер закончил свою речь, вперед
вышел наш вождь и обратился к нему:
— Почему ты говорил, что мы должны исправиться?..
Мы не дурные люди. Может быть, в ваших вигвамах есть
такие, но у нас нет. Мы не занимаемся грабежом, разве
только отбиваем коней, которых у нас украли плохие лю-
ди. Мы ненавидим ложь и окружаем заботой стариков и
слабых, неимущих людей. Нам не нужно всего того, о
чем ты тут говорил.
— Но необходимо,— крикнул миссионер,— чтобы вы
верили в единого бога, как мы!
— Мы так и делаем. Мы, индейцы, чтим того же са-
мого бога, что и вы, только другими молитвами. Если
бог, или Великий Дух, создал мир, то он дал нам, индей-
цам, свой способ прославлять его, а вам, белым, дал
иной. Поэтому вы несколько другие люди и живете иначе,
чем мы. Пусть каждый из нас, индеец или белый, хранит
свою собственную веру, ибо и та, и другая ведут к одной
цели. В нас не вызывают отвращения ваши обряды —
наоборот, мы уважаем их. Видимо, они подходят вам.
— Но ваш Великий Дух совсем не тот, которому мо-
лимся мы!—гневно возразил миссионер.
— В таком случае, существует два бога,— спокойно
сказал вождь.— Ваш бог создал вам землю за Большой
Водой, дал вам для жилья дома из дерева и камня и
быстрые телеги для езды, а наш бог отвел нам место
здесь, в прериях, дал нам вигвамы-типи и бизонов, чтобы
мы могли питаться. Но вы, белые, видно, не любите вашу
землю, и приходите сюда отбирать нашу. Раз вы сейчас
так поступаете, то как мы можем знать, что произошло
бы после нашей смерти, если бы мы пошли за вашим бо-
гом? Может быть, там, в Краю Вечной Охоты, вы отни-
мете у нас все, что останется у индейцев?
— Но индеец должен научиться истинной молитве и
стать добрым христианином...— уклончиво сказал мис-
сионер.
Тогда выступил из рядов старый воин и спросил:
Скажи нам: все ли белые являются христианами?
Да, почти все,— ответил миссионер.
- А эти купцы, из форта, тоже христиане?
- Да
238
— А шериф?
— Разумеется, он тоже.
— Благодарю тебя. Я все слышал. Хаук!— И старый
воин, не произнеся больше ни слова, вернулся на место.
По толпе пронесся смех. Когда миссионер спросил,
в чем дело, наш вождь рассказал, как нагло и бесчестно
купцы обманули вчера наших людей. Пастор притворно
поднял к небу глаза и заломил руки.
— Увы, среди нас есть много грешников!—печально
сказал он.— Они отдалились от бога и заблуждаются...
Их ожидает вечная кара, если они не вернутся на путь
добродетели. Но бог наш милосерден и даже великому
грешнику может отпустить его вину, если только тот рас-
кается.
— Скажи, белый жрец, а комендант Железный Ку-
лак— на тропе добродетели или нет?—спросил кто-то из
толпы.
— Наш всемогущий бог окружает вождей особой
милостью и лаской...— торжественно заявил пастор.
На этом беседа закончилась. На прощанье пастор по-
жал всем старейшинам руки, а ребят оделил конфетами.
Вождь Шествующая Душа поблагодарил его за посеще-
ние и за то, что он удостоил нас беседы.
Когда на следующий день я снова отправился в посе-
лок, то чуть не столкнулся на углу с белым мальчиком,
которому два дня назад подарил игрушечную лодку.
Мальчик шел с матерью. Он сразу узнал меня. Мы те-
перь знали, что это сын жестокого коменданта форта
Бентон — майора Уистлера, и поэтому отнеслись к нему
и его матери сдержанно. Но мальчик обрадовался, уви-
дев меня; он подошел, подал мне руки, и, протягивая,
какую-то книжку, сказал:
— Это тебе.
Он говорил по-английски, но я понял, что значат его
слова. Потом, показав на себя, он добавил:
— Фред.
Это было его имя. Я пальцем ударил себя в грудь и
тоже представился по-английски:
— Литтл Буффало.
Мой дядя Раскатистый Гром научил меня этим сло-
вам, которые по-английски означают: Маленький Бизон.
Желая порадовать мальчика еще большим знанием анг-
лийского языка, я добавил:
— Блэк Фут (Черные Стопы).
239
На что белый мальчик ответил:
— Америкэн...— После минутного молчания Фред
произнес:—Литтл Буффало—май фрэнд!
Я не знал последнего слова, но кивком головы выра-
зил согласие. Позже дядя пояснил мне, что слово
«фрэнд» значит «друг».
Белая женщина с привлекательным лицом, мать Фре-
да, подала мне продолговатый пакет, завернутый в крас-
ную бумагу, после чего они простились с нами. Я не мог
понять, почему эта прекрасная женщина стала женой
Железного Кулака. Должно быть, подобные странные
браки были в обычае среди белых людей... Держа в од-
ной руке пакет, а в другой книжку, полученную от Фреда,
я возвращался к родителям гордый, как посол, привозя-
щий славу и дары из чужого государства.
Способ выражать мысли с помощью рисунков был не
чужд индейцам. Наши вигвамы всегда были украшены
различными рисунками — они имели особое значение для
всех, кто мог их разобрать. Некоторые прославленные
воины изображали самые знаменитые свои битвы на
березовой коре или на выделанной добела коже. Это бы-
ли четкие силуэты всадников, бизонов, белых людей, по-
гибших врагов, солнца, луны.
Книжка, которую подарил мне Фред, была анг-
лийским букварем. Никто из наших, даже Раскатистый
Гром, не умел читать. Зато мы с увлечением рассматри-
вали прекрасные иллюстрации. Различные сцены из
американской жизни, представлявшей для нас какую-то
непостижимую и грозную тайну, внезапно предстали пе-
ред нами со всей яркостью. И как волнующе правдива
была для нас каждая такая сцена! Вот девочка в саду
перед домом; вот мальчик, стряхивающий с дерева ябло-
ки; собачка, а рядом котенок, лакающий молоко; даль-
ше— собака на привязи; внутренность дома с причудли-
вой мебелью; вот странное сооружение с какой-то чудо-
вищной трубой, извергающей дым; вот огромные машины;
а там железные мосты, мчащиеся поезда, необыкновенно
высокие дома на переполненной людьми улице;
запряженной лошадьми омнибус, а перед ним бегущий
что есть силы мальчик. И малыш, удирающий от лоша-
дей, делал все эти далекие чуждые образы более близ-
кими нам. Но вершиной того, что мы увидели в книге,
были мчавшиеся на конях индейцы в уборах из орлиных
перьев.
240
Никогда в наш вигвам не набивалось столько народу.
Дети вместе со мной рассматривали книгу. Приходили
и взрослые; они с моими родителями обсуждали каждую
деталь рисунков. Раскатистый Гром мог объяснить мно-
гое из изображенного в книге и этим немало помог нам.
Пришел даже вождь Шествующая Душа. Он вниматель-
но пересмотрел страницу за страницей; а еще вниматель-
нее глядел жрец Кинасы. Все говорили о книжке и обо
мне, словно я был каким-то героем.
Книжка навела всех, кто умел думать, на разговоры
об американцах. Длинные Ножи становились на пути на-
шей прежней свободной жизни. Мы уже знали, что в не-
далеком будущем американцы совсем покорят нас.
И всех мучила мысль: каков он, этот народ? Ведь невоз-
можно же, чтобы все американцы были такими же, как
купцы из форта Бентон или комендант Железный Кулак.
И еще: какими в действительности окажутся они и встре-
тимся ли мы когда-нибудь с более справедливыми амери-
канцами?
Вечером к нам пришли несколько старых воинов. Они
очень серьезно беседовали с отцом об американцах.
Это были чудесные минуты моего детства. Прикорнув
в углу вигвама на теплой бизоньей шкуре, я прислуши-
вался к речам опытных воинов.
Беседа затянулась до поздней ночи. Когда гости ухо-
дили, я уже спал. Сквозь сон я почувствовал, как мать
заботливо подложила мне под голову подаренную Фре-
дом книжку. Так всю ночь я и проспал на английском
букваре.
СМЕРТЬ СИЛЬНОГО ГОЛОСА
Вождь Шествующая Душа оказался прав:
кончились дни нашей охоты и свободы. Белые поселенцы,
как саранча, из месяца в месяц захватывали наши земли.
Двигаясь на север, мы пересекали прекрасные родные
долины и потоки, но, вместо того, чтобы, как прежде,
найти там отдых, мы встречали на берегах рек толпы спе-
сивых и самонадеянных колонистов. Люди эти опутали
самые плодородные наши земли заграждениями из колю-
чей проволоки и, едва завидев нас, хватались за оружие.
Запальчивая и порывистая наша молодежь рвалась в
бой, ей не терпелось начать войну и отомстить. Старые
воины с трудом сдерживали молодых, так как были
241
убеждены, что ничто уже не сможет изменить ход собы-
тий в прериях, а искать спасения в оружии значило лишь
рисковать полным истреблением племени.
Во время похода старшие собирались каждый вечер
у костров, обсуждали вопросы войны и мира, свободы
и подневольной жизни в резервации. Мы, ребята, забира-
лись на ближайший холм и размышляли о своей судьбе.
С наступлением ночи холод давал себя знать, мы усажи-
вались потеснее и грели друг друга своими телами.
— Родители воспитывали нас воинами, учили быть
достойными наших предков...— рассуждали ребята по-
старше.— Неужели все это впустую? Неужели мы долж-
ны стать пленниками белого человека?
Возвратившись с холма, мы спрашивали наших отцов,
будет ли война.
— Нет!— с яростью отвечали они.— Будем есть мясо
коров!
Осенью канадские власти выделили нам резервацию
к северу от Молочной реки. Мы должны были отправить-
ся туда и жить там, как звери в клетке: нам запретили
переступать строго установленные границы резервации.
Голод заставил нас принять эти жестокие условия. За
прошедшее лето мы мало добыли зверя, которого распу-
гали пришельцы, а в резервации нам обещали выдать
продовольствие — коровье мясо.
Из опыта других племен наши родители уже знали,
чего можно ожидать от жизни в резервации, но все-таки
они не предполагали, что принудительное бездействие мо-
жет превратиться в такой страшный кошмар. Прежняя
жизнь свободного индейца состояла из длинной цепи
увлекательных приключений, постоянных неожидан-
ностей, трудной борьбы за существование, а тут внезапно
исчезли все эти возбудители жизненной энергии. На дол-
гие годы краснокожего человека придавило томительное
прозябание, тоска и мертвящая скука. Мир его представ-
лений рухнул, все словно пошатнулось, затянулось зло-
вещей мглой.
Нас настойчиво толкали на «тропу белого человека»,
но это еще более усиливало нашу отрешенность. Белые
миссионеры были щедры на бесконечные нравоучения о
боге белых людей, они выражали подчеркнутое отвраще-
ние не только к нашей вере, но и ко всем нашим при-
вычкам и обычаям, которые были нам так дороги и не-
разрывно связаны со всей нашей жизнью. Миссионеры
242
унижали нас на каждом шагу, а с опытными, заслужен-
ными воинами, великую жизненную мудрость которых мы
хорошо знали, они поступали как с несмышлеными ребя-
тами.
Наш бог, если подводить его под европейские поня-
тия, жил в прериях и лесах, где мы знали каждую тропу.
Мы верили, что он окружает нас всюду, что он — душа
деревьев, животных, зверей, озер, рек и гор. Кто из нас
хотел приблизиться к Великому Духу, тот выходил в пре-
рию или к реке и там оказывался в непосредственной
близости к нему. Теперь мы начали говорить о новом бо-
ге, но никто не мог твердо указать, где именно он нахо-
дится. Новый бог, говорили нам, велит якобы платить
добром за любое зло. Значит ли это, что мы должны лю-
бить белых захватчиков, которые безжалостно сгоняют
нас с наших же земель? Или делиться с ними порохом
и пулями, когда они из-за протянутых колючих загражде-
ний предательски стреляют в нас?
Нас всячески унижали. Приказали остричь длинные
волосы — гордость каждого воина. Велели переодеться
в европейское платье, в котором индеец выглядит смеш-
но, как чучело. Запретили раскрашивать лицо.
Почти в самом начале нашей жизни в резервации
открылась школа. В наших глазах она тоже стала симво-
лом власти белого захватчика и потому была встречена
недоброжелательно не только родителями, но и детьми.
В нас прежде всего говорило чувство сопротивления.
Однако отдельные люди нашего племени уже давно нача-
ли понимать, что знания необходимы человеку.
Среди своих ровесников я был исключением: я не мог
дождаться, когда меня пошлют в школу. Она не внушала
мне никакого отвращения, наоборот, я испытывал ра-
достное волнение. О причинах этого легко было догадать-
ся: букварь, подаренный мне Фредом, вызывал во мне
лихорадочную жажду знания. Я часто рассматривал ярко
раскрашенные картинки из жизни белого человека, и все
сильнее хотелось мне узнать побольше о далеком и неве-
домом мире белых. Вот уже несколько лет я жил под
влиянием этой волнующей книги.
В миссионерской школе нашей резервации мне повез-
ло. Я был понятливым, учительница постоянно отмечала
меня. Через несколько месяцев я уже говорил по-англий-
ски, кое-что читал, а букварь Фреда знал наизусть. Кро-
ме чтения, письма и арифметики, нас, мальчиков, учили
243
еще обрабатывать землю. Мужчины нашего племени ни-
когда не стали бы копаться в земле — это была исключи-
тельно женская работа. И как стыдились мы теперь своих
лопат! Когда кто-нибудь из взрослых воинов проходил
мимо школьного огорода и заставал нас за этой рабо-
той, мы были готовы провалиться сквозь землю.
...Минуло два года ученья в подготовительной школе.
Однажды агент нашей резервации получил предписание
выслать в Карлисль, штат Пенсильвания, двух способных
учеников. Там была школа повышенного типа, с интерна-
том для индейских детей всех племен. Выбор пал на ме-
ня. Второго мальчика пока не нашли.
— Ты хочешь ехать и продолжать учиться?—спро-
сил меня агент в присутствии моих родителей.
Выезд в Карлисль означал разлуку с ними на не-
сколько лет.
— Хотел бы...— ответил я,— но вместе с братом
Сильным Голосом.
Это было невозможно, хотя бы уже потому, что Силь-
ный Голос не собирался покидать родной край. Брат рос
крепким юношей. В нашем племени мало было таких
прекрасных наездников и стрелков, как он, но к ученью
его не тянуло.
Я уехал. Вдалеке от своего племени, живя за несколь-
ко тысяч километров от него, я на долгое время потерял
всякую связь со своими родными и сильно тосковал.
Во время моего отсутствия на наше племя обруши-
лись новые тяжкие удары судьбы. Но лишь много, много
позже узнал я о событиях, трагическим героем которых
стал мой брат Сильный Голос. Мне уже было пятнадцать
лет, и я успешно окончил несколько классов, когда
пришла эта весть.
Королевский конный корпус полиции в Канаде аресто-
вал брата за то, что он самовольно подстрелил вола. Жи-
вотное было собственностью властей, но Сильный Голос
об этом не знал. Он был уверен, что вол был в числе ско-
та, выделенного нашей семье на питание.
Брата заковали в кандалы и привели на полицейский
пост в Дьюк-Лейке, в нынешней провинции Саскачеван.
Комендант поста, капрал Диксон, желая нагнать на
арестованного побольше страху, заявил ему: «За убийст-
во вола ты будешь повешен». Молодой индеец ужаснулся
до глубины души, но он не потерял мужества и решил за-
щищать свою жизнь до последнего дыхания.
244
На ночь узника приковали к большому железному
ядру и оставили в дежурной комнате. Брат лег на пол,
закутался в одеяло и притворился спящим. В этом же
помещении до полуночи дежурил капрал Диксон, потом
его сменил помощник. Полицейский дремал и нес де-
журство спустя рукава. Сильный Голос зорко следил за
ним из-под одеяла, и, когда полицейский положил голову
на стол, юноша поднял ядро, потихоньку подполз к столу
и ключом осторожно открыл замок, запиравший кандалы.
Он выскользнул из комнаты — и был таков!
Почти не отдыхая, он пробежал свыше двадцати
километров, перед рассветом добрался до родного лагеря
и вошел в вигвам родителей.
— Конная полиция сказала мне вчера,— заявил он
отцу,— что меня хотят повесить за убийство вола. Ни-
когда они меня не повесят! Прежде чем погибнуть, я бу-
ду сражаться!
Отец дал ему двух коней и карабин с большим запа-
сом пороха и пуль. Взяв с собой юную жену, брат
помчался на север.
Спустя час явилась погоня — полицейские. Канадская
конная полиция отличается прежде всего настойчивостью
в преследовании своих жертв, почему-либо признанных
преступниками. Вахмистр Кольбрук и некий метис-раз-
ведчик, находившийся на службе у полиции, отыскали
следы беглеца и, как пиявки, присосались к ним.
После нескольких дней погони преследователи услы-
шали в дикой, безлюдной местности отголосок далекого
выстрела. Пришпорив коней, они спустя несколько минут
увидели на поляне индейца, поднимавшего из травы
подстреленную лесную куропатку. Невдалеке молодая
индианка держала двух коней. Кольбрук обрадованно за-
хохотал: «Зверь попался в западню!» Прежде чем Силь-
ный Голос подбежал бы к коню, он получил бы пулю.
Уверенные в себе, вахмистр и его спутник открыто
выехали на поляну. Сильный Голос мгновенно оценил
положение и не тронулся с места. Стоя с карабином в
руках, он ждал преследователей. Они приблизились на
тридцать шагов.
— Стойте, а то буду стрелять!—предупредил брат.
— Посмотрим, братец!—захохотал вахмистр и над-
менно двинулся вперед.
— Ни шага дальше!—крикнул еще раз Сильный Го-
лос.
245
Преследователи не послушались. Тогда юноша мол-
ниеносно вскинул карабин и, не целясь, выстрелил.
С пробитой головой вахмистр свалился с коня.
— А тебя я только отмечу!—крикнул Сильный Голос
метису, и, прежде чем тот успел повернуть коня, пуля
раздробила ему локоть.— Если ты еще раз попадешься
мне, я застрелю тебя!— крикнул брат вдогонку полицей-
скому прихвостню, удиравшему бешеным галопом.
Сильный Голос славился как первый стрелок во всей
нашей группе, и карабин у него был многозарядный.
Смерть вахмистра Кольбрука взбудораживала умы
всего Запада. Конная полиция пришла в ярость и орга-
низовала облаву на индейского юношу. Но он был хитрее
всех вахмистров и их разведчиков. Несмотря на то, что
за его голову было назначено большое денежное воз-
награждение, охота не принесла успеха: след Сильного
Голоса затерялся в безбрежных лесах Севера.
Нашего отца арестовали и только спустя долгое вре-
мя выпустили на свободу. Когда охота за Сильным Голо-
сом кончилась ничем, вигвам отца взяли под тайное
наблюдение, подослав к нам наемных шпионов. Поли-
цейские полагали, что сыновняя любовь когда-нибудь
приведет брата в родной вигвам.
Расчеты эти оправдались. После двух лет бесполезных
поисков конная полиция получила сообщение, что беглец
появился вблизи родного лагеря. Это было тогда, когда
брат привез к родителям свою жену с ребенком, родив-
шимся в лесах.
Узнав об этом, комендант полиции в Дьюк-Лейк не-
медленно выслал в лагерь Черных Стоп двух полицей-
ских и метиса-разведчика, по имени Венне. Однажды,
обшаривая округу, все трое остановились закурить у ка-
ких-то зарослей. Конь Венне тревожно раздувал ноздри
и становился на дыбы, его трудно было успокоить. В кус-
тах послышался подозрительный шорох, и сразу же отту-
да грянул выстрел. Венне, раненный в грудь, пошатнулся
в седле, но его спутники поспешили на помощь и, забрав
раненого с собой, галопом умчались в сторону.
Из зарослей вышли трое молодых индейцев: Сильный
Голос и еще двое юношей; они, по индейскому обычаю,
присоединились к товарищу, чтобы не оставить его одно-
го в отчаянной борьбе и сражаться вместе с ним до са-
мой смерти. В метиса стрелял один из этих юношей; он
плохо прицелился и только ранил шпика. Сильный Голос
246
передал в лагерь, что метису, как предателю индейского
народа, не избежать заслуженной кары. Венне так испу-
гался этой угрозы, что немедленно забрал семью и бежал
из Канады в отдаленные места Аляски.
После этой стычки Сильный Голос на короткое время
вернулся в лагерь, чтобы проститься с родителями и же-
ной. Ему надоело скитаться по лесам; он больше не хотел
скрываться и принял решение — дать последний бой
преследователям.
Появление Сильного Голоса в резервации вызвало
большой переполох во всей округе. На следующую ночь
из Принс-Альберта, окружной комендатуры Королевской
конной полиции, в погоню за братом отправился отряд
из двенадцати конных полицейских под командованием
ротмистра Аллана.
Погоня была удачной. Уже вскоре полицейские заме-
тили в горах Миннехина три темные точки, двигавшие-
ся по склону. Сначала преследователи подумали, что это
антилопы, но, подъехав ближе, узнали трех разыскивае-
мых индейцев. Юноши шли пешком. Настигнутые конны-
ми, юноши не собирались бежать; они приготовились
к бою и ждали приближения врага.
Отряд еще не успел подъехать на расстояние верного
выстрела, как Сильный Голос выстрелил дважды. Одна
пуля раздробила ротмистру плечо, вторая угодила в бед-
ро вахмистру Рабену. Остальные полицейские, ошелом-
ленные меткостью стрельбы и перепуганные, останови-
лись и стали подбирать раненых. Тем временем Силь-
ный Голос и его друзья отступили к лесочку, растуще-
му на ближнем холме.
Командование отрядом принял на себя капрал Хок-
кин. Но он не посмел напасть на отважных юношей, а
разослал гонцов с просьбой о подкреплении. В тот же
день к нему прибыли полицейские с поста Дьюк-Лейк и
из окружной комендатуры в Принс-Альберте. Явились
также несколько штатских — искателей приключений.
В шесть часов вечера капрал Хоккин во главе девяти
добровольцев двинулся в атаку на лесок. Юноши засели
на опушке. Прижатые к земле метким огнем, атакующие
не смогли приблйзиться к индейцам. В самом начале ата-
ки пал сам капрал, смертельно раненный в грудь. Завяза-
лась ожесточенная перестрелка. Меткие нули Сильного
Голоса принесли смерть еще.двум противникам, со сторо-
ны же обороняющихся погиб Топиан, наш далекий род-
247
ственник, а сам Сильный Голос был ранен в ногу. Атака
захлебнулась, полицейские вынуждены были поспешно
отступить. Сильный Голос успел за время перестрелки
убить четырех полицейских и четверых ранить. Бессмыс-
ленная угроза капрала Диксона насчет виселицы вызва-
ла такое кровопролитие.
Наступила ночь. Полицейские пытались поджечь ле-
сок, но брат отогнал их выстрелами. Ночью прибыли но-
вые подкрепления. Весь лесок был окружен кольцом
осаждающих. Путь к отступлению индейцам был отрезан.
Той же ночью в городе Регина, столице северо-запад-
ной территории Канады, в главном штабе конной поли-
ции, происходил торжественный бал по случаю отъезда
в Лондон делегации на празднества в честь королевы
Виктории. В разгар бала оркестр вдруг перестал играть
веселый вальс и перешел на государственный гимн
«Боже, храни королеву». Изумленные гости стали пере-
глядываться. Когда гимн кончился, командующий поли-
цией полковник Герхимер заявил присутствующим, что
высылка делегации откладывается — из округа получены
тревожные сведения. Полковник приказал всем присутст-
вующим на балу военным приготовиться к немедленному
выступлению в глубь страны.
Первый отряд под командованием полковника Мак-
Доннела выехал еще до полуночи, взяв с собой два
скорострельных полевых орудия. Второй отряд во главе
с полковником Гагноном выступил утром из Принс-Аль-
берта. К этим силам Королевской конной полиции при-
соединились сотни штатских добровольцев, каждый со
своим охотничьим ружьем. Из Дьюк-Лейка вышла рота
людей, вооруженных кирками для рытья окопов.
Главный штаб конной полиции приказал не предпри-
нимать прямых атак на лесок, чтобы — как было сказано
в приказе — избежать дальнейшего кровопролития. Мо-
лодых индейцев должна была издалека обезвредить
артиллерия.
Утром того же дня из леска послышался голос моего
брата. Юноша обратился к окружившим лесок вооружен-
ным людям:
— Нас ждет сегодня трудный день новой битвы.
У нас нечего есть. Мы голодны. У вас же вдоволь про-
довольствия. Бросьте нам немного!
Слова эти отражали лучшие традиции индейской вой-
ны. Можно было яростно сражаться и убивать врага в
248
открытом честном бою, но одновременно требовалось и
сохранять к нему человеческое отношение. Призыв брата,
разумеется, был гласом вопиющего в пустыне. Слова его
привели в изумление конных полицейских — им и во сне
не снилось проявлять по отношению к индейцам какое-
либо сочувствие или послабление.
Пролетавшая ворона села на вершину одного из де-
ревьев в осажденном лесочке. Раздался выстрел, и птица
упала на землю.
— Ну и стрелок! Ни одной пули не выпустит зря!—
говорили между собой полицейские, все больше
утверждаясь в мысли, что им не следует здесь рисковать
своей жизнью.
Тем временем нашего отца снова арестовали. Честная
и добрая наша мать прибежала к окруженному леску,
когда ее сын уже вступил в свой последний бой. Поли-
ция не подпустила ее к самому лесу, она поднялась на
взгорье. Сильный Голос мог оттуда услышать ее. Она на-
поминала ему героические дела отца и нашего деда Рез-
вого Медведя, призывала сына погибнуть, как подобает
мужчине и неустрашимому воину.
Мать кричала ему:
— Не падай духом, сын! Сражайся до самого конца!
Полицейские силой пытались заставить ее уйти, но
она не хотела покинуть сына, пока он еще оставался в
живых.
В течение всего этого дня прибывали все новые под-
крепления. Отряды солдат были поставлены под общее
командование штаба Королевской конной полиции. К ве-
черу уже свыше тысячи вооруженных людей окружали
маленький лесок.
Тела трех убитых полицейских все еще лежали вбли-
зи позиции индейских юношей. Один из осаждающих
вдруг передал командованию отряда сообщение, что кап-
рал Хоккин еще жив: глядя в бинокль, он якобы заметил
движение руки. Находившийся тут же врач Стюарт не-
медленно вызвался спасти раненого. Это было очень
опасное дело. Однако врач на легкой бричке вскачь под-
летел к Хоккину, быстро взвалил тело в кузов и вернулся
обратно. Ни одного выстрела не раздалось из леска.
Сильный Голос лично знал врача Стюарта, и хотел пока-
зать, что уважает его за смелый поступок. Впрочем,
самоотверженный шаг Стюарта оказался бесполезным.
Хоккин давно уже был мертв.
249
К вечеру прибыли артиллерийские орудия. В шесть
часов загремели первые залпы. После пристрелки к тому
месту, где находились молодые индейцы, было по-
слано несколько десятков снарядов. Когда огонь прекра-
тился, все были убеждены, что от осажденных остались
одни клочья. Свыше тысячи вояк ждали, затаив дыха-
ние... И тут из леска раздался отчетливый, насмешли-
вый голос моего брата:
— Плохая стрельба! Вы должны стрелять лучше!
Наступила темнота. Командование решило возобно-
вить артиллерийский обстрел на следующий день. Вокруг
леска воцарилась тишина. В ту ночь никто из находив-
шихся здесь не сомкнул глаз. Все бодрствовали; всех
одолевали угрюмые мысли. Многие понимали, какую
жалкую роль они играют в этом позорном деле. То, что
против трех индейских юношей были сосредоточены такие
внушительные военные силы, отнюдь не венчало лаврами
участников облавы, а, наоборот, выставляло их на всеоб-
щее осмеяние. А тем временем, несмотря на разительное
неравенство сил, индейцы все еще держались!
С полуночи и до рассвета моя мать пела для Сильно-
го Голоса печальную и грозную песнь смерти, а из леска
вторил ей звучный голос моего брата. К утру он умолк.
То была лебединая песнь юноши: больше уже никто не
услышал его.
В шесть часов утра оба орудия начали свою смерто-
носную работу. Они били подряд шесть часов, до самого
полудня. Не дождь, а сущий ливень металла обрушился
на лесок! В полдень отряд добровольцев, состоявший
из одних штатских, двинулся к лесу—по приказу свыше
командование не рисковало жизнью личного состава Ко-
ролевской конной полиции; считалось, что полиция и так
уже понесла большие потери. Думали ли люди, направ-
лявшиеся к леску, что Сильный Голос бессмертен, что он
может еще оказаться живым после такой бешеной кано-
нады? Осторожность их оказалась излишней: Сильный
Голос был мертв; тело его в семи местах было пробито
осколками шрапнели. Из двух его товарищей Топиан по-
гиб два дня назад, а второй юноша лежал тяжело ранен-
ный, без сознания.
В злосчастный лесок набилось столько людей, что
невозможно было подступиться к телам. Что чувствовали
эти, с позволения сказать, «победители» при виде юно-
шей, старшему из которых было девятнадцать, а младше-
250
му всего пятнадцать лет? О чем говорили тела трех юно-
шей, павших с таким мужеством, о каком могли только
мечтать самые выдающиеся воины нашего племени?..
Один из полицейских чинов Королевской конной
полиции подошел к моему брату и совершил омерзитель-
ный поступок — он выстрелил в голову трупа!
В то время, когда происходили эти события, я нахо-
дился в школе, в далекой Пенсильвании. Весть о гибели
брата дошла до меня с опозданием, через много недель
вместе с новостью, что отца опять выпустили из тюрьмы.
С братом нас связывала не только сильная любовь —
я видел в нем пример для подражания, он был моим то-
варищем в общих наших детских переживаниях. Беспо-
щадная судьба словно разгневалась на меня — от рук
белых людей я потерял три дорогих существа: Косма-
того Орленка, потом верного Пононку, а теперь —
брата...
Я понимал, что потери эти невозместимы, но не утра-
тил душевного равновесия. Смерть брата нанесла мне
неожиданный и жестокий удар, она ввергла меня на вре-
мя в отчаяние, но впереди были школьные занятия, кото-
рые требовали сосредоточенности, и я довольно скоро
пришел в себя. Нет, я уже не чувствовал ни прежней
ненависти к белым людям, ни обиды, ни горечи.
В день трагической смерти Сильного Голоса мне было
тринадцать лет. Уже тогда я понимал, что погиб он из-за
незнания, из-за отсталости. Будь он хоть немного обучен
грамоте, будь он лучше знаком с законами белого чело-
века,— он бы знал, что канадские власти не могли пове-
сить его за проступок с волом, который он совершил не-
сознательно. Школа с каждым месяцем укрепляла мою
мысль о том, что знания всемогущи. Когда-то умение
владеть луком, стрелять из мушкета, выслеживать зверя
было решающим в нашей жизни. Ныне, после того как
прерии были захвачены белым человеком, все это оказа-
лось устаревшим: главным оружием в нашей борьбе за
существование становилось просвещение. Просвещение в
условиях наших резерваций было для нас единственным
щитом от гибели. Чем скорее индейцы поймут суть проис-
шедших перемен и превосходство просвещения, тем ско-
рее сумеют они защитить себя от окончательного вырож-
дения.
В это тяжелое для племени и для моей семьи время я
наметил себе путь в жизни: я решил во что бы то ни ста-
251
ло добыть как можно больше знаний, чтобы позже по-
святить свою жизнь распространению просвещения среди
людей племени Черных Стоп.
Чарльз А. ИСТМЕН (Охайеза)*
МАХПИА ТО
Много-много лет тому назад большая орда
племени Сиу раскинула летом лагерь в. долине реки
Чейенны. В те времена пони обыкновенно привязывали
по ночам внутри кольца палаток; дело в том, что когда
индейцы находились во вражеской области, то с обеих
сторон не считалось грехом красть лошадей при всяком
удобном случае. С заходом солнца юноши и девушки
возвращались в лагерь, набрав свежей травы, которая
большими пучками красиво свешивалась с их седел.
Эти поездки за свежей травой вошли в обычай и
пользовались большой любовью среди молодежи, так как
в это время было очень удобно встречаться и заводить
более тесное знакомство.
Махпиа То — Голубое Небо — хорошенькая дочь вож-
дя, надела свое лучшее кожаное платье, расшитое олень-
ими зубами, положила под седло своему пегому пони
вышитое бусами одеяло и отправилась со своей подругой
за травой. Вскоре их обогнали два молодых воина; юно-
ши натянули одеяла на голову, и девушки могли видеть
только верхнюю часть их лиц, которые они раскрасили
и сделали неузнаваемыми. Из-под одеял торчали орлиные
перья. У одного из них был лук со стрелами, у другого
на руке висел топор.
— Ах, хе, хун, хе!— поздоровался один из юношей.
Скромные девушки ничего не ответили, но резвые по-
ни стали на дыбы, прижали уши и стали, пофыркивая,
тянуться к лошадям юношей.
— Ваши животные приветствуют нас,— продолжал
юноша.
Девушки многозначительно переглянулись.
Тогда Матоска — Белый Медведь — решительно подъ-
ехал к Махпиа То.
— Послушай, я не покажусь тебе слишком дерзким,
если снова заговорю о своей любви к тебе?— прошептал
он ей.— Быть может, ты дашь мне понять, если не сло-
252
вом, то взором или каким-нибудь поступком, что я тебе
не люб.
Он смолк, выжидая действия, какое произвела его
речь, но девушки имеют право молчать столько, сколько
им заблагорассудится, и этим молчанием они часто ис-
пытывают терпение юношей.
— До сих пор я не ухаживал ни за одной девушкой:
мне хотелось сначала заслужить украшение из орлиных
перьев, но ты покорила мое сердце. По временам мне
кажется, что мы двое — совсем, совсем одни на всем све-
те. При тебе же я не чувствую никакого одиночества.
Девушка продолжала молчать. Она все думала и ду-
мала. Не похож ли мужчина на северный ветер, прият-
ный только летом? Она боялась, что придет время, когда
только в ней одной будет гореть огонь любви. Вот почему
она молчала. Матоска подождал еще несколько минут и
затем молча и тихо отъехал от нее. Он с достоинством
переносил свое поражение.
Молодежь, вернувшаяся в лагерь, внесла в него боль-
шое оживление. Ночь стояла ясная и тихая. Развели ве-
черний огонь, и каждая палатка напоминала огромный
китайский фонарь. На две мили в окружности раскину-
лось блестящее кольцо палаток, примыкая к лесистому
речному берегу и обширной прерии. Вдали вырисовыва-
лись Черные горы, а дикая Чейенна мелодично журчала
в вечерней тиши. Индейцы, довольные и радостные, сиде-
ли за вечерней едой, а в перерывах между смехом и ве-
селой болтовней слышалось чавканье и жевание пасших-
ся коней.
Вдруг пронзительный боевой крик нарушил вечернюю
тишину. Шайка индейцев — Воронов беспорядочной мас-
сой напала на лагерь. Сиу быстро и храбро бросились
отражать нападение, и при бледном лунном свете завяза-
лась отчаянная схватка.
Матери, жены и сестры громко кричали, побуждая
мужчин сражаться изо всех сил и показывая этим, что
женщины не теряют присутствия духа при внезапных
вражеских нападениях.
Когда утреннее солнце позолотило своими лучами
лагерь, оно осветило много слез, счастливых слез, так
как храбрые воины пали в честном бою — конец, которо-
го желает себе всякий индеец. Среди павших был также
Четан Гитика — Храбрый Сокол—брат Махпиа То.
Через несколько дней лагерь перенесли в холмистую
253
местность вверх по Чейенне; на старой стоянке остались
только разукрашенные намогильные палатки павших. Пе-
ред снятием лагеря была построена большая палатка
для старейшин племени, и в ней они раздавали награды
храбрейшим воинам. Им торжественно вручали завоеван-
ные в бою орлиные перья.
— Первая награда,— сказал старейшина,— принад-
лежит Четану, павшему в бою. Храбро ринувшись впе-
ред, он заставил Воронов отступить и убил их вождя.
— Хо, хо! Конечно, конечно!—закричали все.
— Вторая награда принадлежит Матоске,— продол-
жал старейшина.
— Хун, хун, хе!— прервал его один из присутство-
вавших.— Это я, Хинханкага Дуга,— Красная Сова,—
дал сейчас же после Четана второй ку1 вождю.
Это было уже прямым вызовом.
— Воины, бывшие при этом свидетелями, присужда-
ют честь этого ку Матоске,— настаивал старейшина.
Хинханкага был храбрым юношей и соперником Ма-
тоски не на одном только поле битвы: они оба ухажи-
вали за красивейшей девушкой племени. Он вместе с
Четаном защищал ее дом и теперь надеялся на ее благо-
склонность. И вдруг высокая честь выпала на долю его
соперника!
Подавленный неудачей, с глубокой печалью и недо-
вольством на лице, Хинханкага вернулся в свою палатку,
и его поведение не понравилось старейшинам. Матоска,
наоборот, не проронил ни одного слова, и этим поднял
свою репутацию в их глазах. Но хуже всего было то, что
все это видела и слышала Махпиа То, которая стояла
тут же с «сироткой-лошадью»— боевым конем ее покой-
ного брата. Согласно обычаю, Танигита-Колибри (так
звали прекрасное животное) была разукрашена всеми
знаками отличия ее покойного хозяина, и девушка води-
ла ее по лагерю под гром восторженных боевых криков
воинов.
Хинханкага не мог успокоиться; он ушел в горы мо-
литься и поститься. На другой день, к вечеру, он вернул-
ся в лагерь. Вдруг за холмом он увидел Матоску и Мах-
пиа То. Они встретились впервые после поездки за зеле-
ной травой; эта встреча произошла совершенно случай-
1 «Ку»—этим французским словом обозначается индейское поня-
тие «подвиг», «победа», «удача»
254
но, так как сестра Четана глубоко скорбела о своем пав-
шем брате. Юноша воспользовался этой встречей, чтобы
повторить свое предложение; девушка ответила ему, что
подумает,— и больше не сказала ни слова.
Однажды ночью трижды прогремел барабан старей-
шин. Затем раздался боевой клич. Все знали, что это
означает — Сиу решили отомстить Воронам.
Тревожно забилось сердечко Махпиа То при этом
внезапном кличе. Впервые в жизни почувствовала она
какой-то необъяснимый страх: она любила, но еще не
сознавала этого.
Через несколько дней воины достигли гор Биг-Хорн;
они послали лазутчиков, которые, вернувшись, рассказа-
ли им, что Воронов очень много. Сотни лошадей, как буй-
воловое стадо, покрывали долину,— говорили они. Было
решено напасть на неприятеля на рассвете. Буйным пол-
чищем бросились Сиу на вражеский лагерь; часть войска
стала угонять лошадей, а главное его ядро сражалось
с врагами.
Враг не был застигнут врасплох, и он знал, как сра-
жаются Сиу. Загорелась борьба не на жизнь, а на
смерть. Палица подымалась на палицу, смертельный
свист стрел пронизывал воздух. Сиу были отбиты, и Во-
роны яростно преследовали их.
Хинханкага и Матоска были в первых рядах; после
поражения Сиу, они, на удивленье врагам, остались в
арьергарде и прикрывали отступление горсти храбрецов.
Вдруг Ворон-индеец замахивается своим копьем на
Матоску — тот хочет защититься луком с лошади, но
(о, ужас!) тетива лопается, и Матоска оказывается
безоружным. В тот же миг конь его заржал и грохнулся
на землю, увлекая за собою всадника.
Только один Хинханкага видел все это; он пришпо-
рил коня и стал нагонять войско, оставив Матоску на
поле битвы. Матоска встал, и отбросив в сторону кол-
чан, ожидал нападения ринувшихся на него врагов.
Сиу заметили, как он упал. В одно мгновенье он был
окружен врагами и затем скрылся из виду.
Преследование постепенно приостановилось; через не-
которое время Сиу могли удержаться на холме, чтобы
собрать свои силы. Последним пришел Хинханкага; всем
бросилось в глаза, что он был не такой, как всегда.
— Ну, рассказывай нам,— обратились к нему.— Что
сказал напоследок Матоска?
255
Молча спешился Хинханкага и застрелил коня — сво-
его верного друга. Затем он вонзил себе нож в сердце.
— Он не мог перенести нашего поражения!—воск-
ликнули Сиу.
В глубоком унынии и подавленные неожиданным кон-
цом военного набега, Сиу вернулись к себе в лагерь. Они
потеряли несколько лучших и отважнейших воинов. Весь
лагерь был охвачен глубокой печалью, но самой несчаст-
ной была Махпиа То.
Она сидела у себя в палатке, проливая в одиночестве
горькие слезы,— ведь никто не знал, что и она имела пра-
во печалиться. Ей почему-то казалось, что с ее любимым
приключилось только несчастье и что он не погиб.
— Я должна увидеть его, я должна знать, жив он или
умер,— сказала она про себя.
И вот, на другой день к вечеру, когда в лагере еще
не улеглось вчерашнее возбуждение и царила еще глубо-
кая печаль, Махпиа То, по обыкновению, поехала на сво-
ем любимом пони на водопой. Но никто не видел, как она
вернулась в лагерь. Она поскакала к укромному месту,
где заранее спрятала два мешка с съестными припасами,
пару мокасинов и принадлежности для шитья. При ней
не было никакого другого оружия, кроме ножа и малень-
кого топора. Она очень хорошо знала местность между
Черными горами и Биг-Хорном, и знала, также, что эта
область была опасна для воинов, а тем более для жен-
щины! Она решила ехать только ночью, а днем скрывать-
ся; таким образом, она надеялась избежать грозивших
ей со всех сторон опасностей. А ночью она смело ехала
по следам вернувшихся домой воинов.
С ней побежала ее собака Аупайна, и девушке было
приятно, что ее верный друг при ней. Она не позволяла
ему лаять на животных, поражавших его незнакомым ви-
дом, если только они первые не нападали на него; когда
девушка спала, пес сторожил и охранял ее. Пес оправ-
дал ее надежды.
И вот они благополучно достигли области Пороховой
реки, в нынешнем штате Монтана. На пути им не раз
попадались стада буйволов. Животные как будто понима-
ли, что Махпиа То — безоружная женщина, и считали
как бы ниже своего достоинства убегать при виде нее.
Несколько раз она видела совсем свежие следы всадни-
ков, но, к счастью, ни разу не наткнулась на индейцев
вражеских племен.
256
Наконец, Махпиа То добралась до водораздела меж-
ду Языковой рекой и рекой Биг-Хорн. О, как забилось
вдруг ее сердечко! Она сама испугалась своей решимос-
ти! Здесь она была в своем раннем детстве, и казалось,
что эта полоска земли шлет ей привет из тех далеких
счастливых дней.
Время подходило к рассвету; луна уже зашла, было
еще совсем темно, но глаза девушки привыкли к темноте.
Как только совсем рассвело, она спряталась в углубле-
ниях высохшего речного ложа, поросшего травой и скры-
того деревьями. Она привязала к дереву пони, отдыхала
до вечера, а затем отправилась к полю битвы и к лагерю
Воронов-индейцев.
Вскоре она наткнулась на трупы людей и лошадей.
Вот лежит белый боевой конь Матоски со стрелой Сиу
в боку! Это стрела Хинханкаги! Значит, здесь было
предательство! Но Хинханкага умер, и своею смертью он
искупил преступление. Трупа Матоски, ее любимого, она
не нашла. Неужели этот храбрейший из Сиу попал в плен
к врагам?
«Он не сдался бы, даже если бы у него осталась все-
го одна стрела! Даже если бы у него порвалась тетива,
он смело взглянул бы в глаза смерти»,— думала де-
вушка.
Был вечер. Она была уже у самого лагеря Воронов.
Махпиа То убрала волосы и оделась так, как индианки
племени Воронов, а из запасной одежды сделала паке-
тик, похожий на тщательно укутанного грудного ребен-
ка. В лагере пели и плясали, все еще торжествуя победу
над Сиу. Под покровом темноты, девушка незаметно
прокралась в лагерь; она бродила между палатками,
тихо напевая колыбельную песню Сиу и отыскивая по-
всюду своего милого.
Наконец она добралась до палатки старейшин. Но
что это такое? Ей показалось, что в полумраке, у огня
сидит ее милый; да, да, это он в праздничном наряде
индейцев-Воронов сидел в палатке старейшин.
— Как! он жив, он жив!—волнуясь и радуясь, про-
шептала девушка.— Но что же делать дальше?— Она
подползла еще ближе к палатке, но один из индейцев
сейчас же узнал в ней врага.
— Уах, уах! Епсарака! Епсарака! Сиу!— громко про-
неслось по лагерю.
В один миг индейцы окружили девушку, и пленницей
947
9 Покуда растут травы
она стояла среди них. Но ее взгляд был мужествен: она
знала, что ее милый жив.
Привели переводчика — помесь Сиу и Ворона.
— Юная красавица племени Сиу,— обратился к ней
вождь,— скажи, как ты попала к нам сюда без всякой
охраны и зачем?
— Я пришла сюда потому,— ответила Махпиа То,—
что твои воины убили моего брата и взяли в плен моего
возлюбленного. Ради него я рискнула своей жизнью и
честью.
— Хо, хо! Ты храбрейшая из женщин, которых я
когда-либо видел! Твой милый попал нам в плен; его пре-
дал индеец Сиу, который застрелил сзади его коня. Он
бесстрашно стоял перед нами. Но не это спасло ему
жизнь. Он очень похож на моего сына, недавно павшего
в бою, и потому я усыновил его.
Храбрая девушка покорила сердце доброго вождя;
через некоторое время он разрешил ей вернуться на ро-
дину вместе с Матоской, и оба они уехали туда, щедро
одаренные подарками. Ее имя с благодарностью вспоми-
нают Сну и Вороны, так как вскоре после ее подвига был
заключен мирный договор между этими двумя племена-
ми, и они жили в мире около тридцати лет.
ВЕРНОСТЬ ДЛИННОУХОГО
Лет сорок тому назад, индейцы Сиу из племе-
ни Ункпапа устроили празднество и танцы в честь лета,
в области Тзин-Хилз, находившейся выше Большого Оди-
нокого Дерева, на Пороховой реке, в нынешнем штате
Монтана. Стояла середина лета, и краснокожие чувство-
вали себя прекрасно. Желто-зеленые луга, тянувшиеся по
обеим сторонам Пороховой реки, были усеяны дикими
цветами, а хлопчатобумажные деревья,— род диких топо-
лей,— были покрыты богатой листвой. Деревня, легко
переезжавшая с места на место, состояла из большого
кольца белых палаток. На западе, на фоне темно-синего
неба вырисовывалась Биг-Хорн-Моунтэн, а вдали, к юго-
востоку, тянулись Блек-Хильз.
Индейцы вполне насладились летними удовольствия-
ми, свято соблюдая при этом старые нравы и обычаи.
Но вот лагерь снялся с места и разделился на три части:
258
каждая из них отправилась в поиски области, удобной
для охоты.
Одна часть отправилась на запад, в область Языковой
реки, другая — по притоку Пороховой реки, в южном на-
правлении, а третья только переменила место, чтобы
перевести лошадей на новое пастбище, и четыре дня
оставалась вблизи старого лагеря.
Группе индейцев, направившейся к западу, предстоя-
ло совершить опасное путешествие, так как ей надо было
пересечь область воинственных индейцев-Воронов.
На третий день, на восходе солнца, вестник возвестил,
что настало время двинуться в поход.
Индейцы закусили тонко нарезанным буйволовым мя-
сом, и женщины, болтая и волнуясь, упаковывали
последние пожитки. Уйко,— Красивая Женщина,— жена
вождя Шункаски — Белого Пса, раздавшая много по-
дарков на торжестве, устроенном в честь ее мальчиков-
близнецов, отдала одного из своих пони бедной старуш-
ке, так как у той ночью издох ее большой пес, ее един-
ственное вьючное животное.
Поэтому пришлось изменить груз других животных.
Кроткий, как ягненок, серый мул Уйко; по кличке Нак-
па — Длинноухий,— которому была предназначена честь
нести на спине близнецов вождя, получил теперь более
тяжелый груз. Детские колыбельки, разукрашенные бога-
той вышивкой, были подвешены по обеим сторонам седла
двухлетнего пегого пони Уйко.
Убранство детей, как первенцев, отличалось роскошью
и богатством: даже седло и уздечки лошади были пышно
разукрашены.
Караван уже двинулся в путь, и все пони шли за сво-
им предводителем; Уйко навьючивала на спину Накпы
бесформенный груз из горшков и другой домашней ут-
вари.
— Ну, пошел! Покажи, что ты умеешь носить и этот
груз! Пошел!—закричала Уйко, ударив Длинноухого
уздечкой из конского волоса. Но животное не двинулось
с места.
Накпа угрюмо и недовольно осмотрел свой груз, пере-
ступил раза два с ноги на ногу и, громко заржав, сделал
прыжок в воздухе; затем он понесся среди толпы зевак,
бешено закружился и, при громком крике и визге жен-
щин и детей, лае собак и воинственном реве мужчин,
стал сбрасывать с себя груз, выкидывая одну вещь за
259
другой. Наконец, он отделался и от травуа1 с одеялом
для палатки, и, тяжело дыша, остановился без всякого
груза.
— Жаль на него стрелу тратить, а то я всадил бы ему
одну в сердце,— недовольно проворчал Шункаска. Но
жена вождя вступилась за мула.
— Нет, нет, я понимаю, в чем дело: он хочет везти
свой собственный груз; он хочет везти детей, и мне не
следовало их брать от него.
Уйко подошла к Накпе; мул искоса недоверчиво по-
смотрел на нее.
— Накпа, что с тобой?—спросила женщина, ласково
погладив мула по морде.— Ты ведь сильнее и крепче
других, и поэтому ты должен был бы везти более тяже-
лый груз. Ну, пойдем сюда, я опять навьючу на тебя тво-
их любимцев.— С этими словами она повела Накпу к по-
ни, спокойно стоявшему с детьми.
Накпа прижал уши, бросая на пони враждебные
взгляды. Тем временем Шункаска собирал пригодные
остатки разбросанной домашней утвари. Спящих ребят
осторожно сняли с пони и взвалили на деревянное сед-
ло Накпы, покрытое тюфяком. Часть оставшейся домаш-
ней утвари разложили на других вьючных животных, и
порядок был восстановлен.
— Ну, пошел, Накпа! Вышло по-твоему! Смотри, бе-
реги моих деток, будь добр к ним,— шептала молодая
мать.
— Знаешь, Уйко,— строго заметил Шункаска,— ты с
Накпой одного поля ягода: оба вы своенравные. Не дове-
ряю я Длинноухому: не следовало бы тебе поручать ему
детей.
Жена ничего не ответила. Она знала характер мужа,
и знала также, что хотя он и ворчал иногда на нее, но
никогда не вмешивался в ее домашние дела.
Шункаска уехал, вмешавшись в толпу предводителей
каравана и предоставив заботы о домашнем хозяйстве
своей жене. До утреннего происшествия Накпа был всег-
да надежным и верным животным. И теперь, добившись
своего, он был очень доволен своей хозяйкой и покорно
исполнял ее приказания.
Через несколько часов индейцам пришлось пересечь
Травуа — волокуша для перевозки поклажи в степях.
260
водораздел Пороховой реки и одного из ее притоков. От-
сюда река поворачивала к северу, сверкая множеством
голубых излучин и скрываясь затем в предгорьях Биг-
Хорна. Брод был глубокий и очень бурный. Сиу шли по
тесному ущелью и вышли к скалистой террасе.
— Ху, ху!— раздался вдруг впереди каравана тре-
вожный крик, от которого кровь замерла в жилах. Это не
был незнакомый крик! Все индейцы знали его очень хоро-
шо! Он означал смерть и, в лучшем случае, яростный
бой или поспешное отступление.
Охваченные страхом и ужасом, индианки обратились
в бегство, сохраняя, однако, при этом полное самообла-
дание. Еще можно было скрыться. Уйко осмотрела Нак-
пу с ее драгоценным грузом, убедилась, все ли в порядке,
и затем поймала своего лучшего пони. Она знала, что
происходит, она знала, что в то время, как ее муж сра-
жается, она с детьми должна скрыться в надежное
место.
Как только она вскочила в седло, около нее раздался
боевой крик. Их окружили! Уйко инстинктивно сорвала с
пони мужа его колчан со стрелами. Но — о, ужас! Воро-
ны были уже совсем близко! Пони нельзя было уже удер-
жать никакими силами, и страшные крики и вой женщин
и детей потрясали воздух.
С быстротой молнии Уйко бросилась к детям, но Нак-
па скрылся из виду.
Обезумев от отчаяния за судьбу своих детей, Уйко
забыла, что она слабая женщина, стала отважно защи-
щаться.
Обе стороны храбро дрались до наступления темноты.
Затем Вороны отступили, а Сиу стали хоронить павших.
При нападении Воронов, Накпа сразу почуял опас-
ность и, увлекая детей, врезался в толпу наступавших
врагов. Он бешено помчался по дороге, ведшей к старо-
му лагерю. Сиу были в пути уже около трех дней, про-
ехав за это время миль сорок.
— Смотрите, смотрите,— закричал индеец-Ворон,—
вон бежит мул с двумя маленькими детьми!
Никто не обратил внимания на этот возглас, и индеец
пустил стрелу в мула, которая попала в его седло.
— Лассо! Лассо!—снова закричал он. Но Накпа был
ловким и быстрым животным; он увертывался то напра-
во, то налево, и стрелы, посланные ему вдогонку, не до-
стигали цели. Он увлекал свой невинный груз вниз по
261
ущелью и по обширной прерии, поросшей серо-зелеными
кустами шалфея.
— Ху, ху!—закричал другой Ворон.— Смотрите, вон
несется вестник за подкреплением; вон он спускается в
долину, а теперь подъезжает к реке!
Это был Накпа. Прижав уши, он несся все быстрее и
быстрее, стараясь добраться до реки; он понимал, что
только перейдя брод, он окажется в полной безопасности
от преследования врагов.
Наконец, Накпа добрался до берега. Но он не бросил-
ся утолять жажду, а стал тщательно исследовать воду
передними ногами, после чего осторожно побрел по бро-
ду. Переплывая реку, он все время держал настороже
свои толстые уши, чтобы не упустить ни малейшего
подозрительного звука. Выйдя на берег, он отряхнулся,
стряхнув, тем самым, воду с колыбелек детей, и побежал
дальше.
Вскоре один ребенок заплакал, а за ним, конечно, и
другой. Тут Накпа растерялся; он не знал, что ему де-
лать, и громко заржал; его ржанье на несколько минут
успокоило детей. Но им хотелось есть, и потому они сно-
ва заорали, да так громко, что полевые вороны и сороки
с удивлением внимали их плачу.
Накпа добежал до ручья, впадавшего в Пороховую
реку, неподалеку от старого лагеря. Он не хотел здесь
останавливаться. Вдруг он сделал такой резкий прыжок
в сторону, что дети чуть не выпали из своих мешков: по
обеим сторонам его откуда-то выросло по серому волку,
которые, тихо ворча, скалили белые зубы.
Никогда еще в своей скромной жизни Накпа не нахо-
дился в таком безвыходном положении, как теперь. Более
крупный волк шел на него спереди, а другой собирался
напасть сзади. Но волки ошиблись в своих расчетах.
Накпа с такой силой ударил передними и задними копы-
тами, что более крупный волк отскочил, хромая, с разби-
тым бедром, а второму он нанес в пасть такую глубокую
рану, что у того пропала всякая охота к нападению.
Вдали показался верхом на лошади индеец-охотник,
но Накпа не остановился. Он мчался дальше через гус-
тые, высокие заросли прибрежной травы. Малютки, по-
плакав, крепко заснули от истощения. К закату солнца
Накпа добежал до лагеря, где царило сильное волнение;
мул был замечен уже издали, и дети и собаки громко
возвещали его возвращение.
262
— Ху, ху! Накпа Уйко с близнецами снова здесь!
Ху, ху!—кричали мужчины.— Токи! Токи!—кричали
женщины.
Прибежала сестра Уйко, находившаяся в лагере, и
сняла малюток с тихо ржавшего Накпы. Визиун — Жел-
тая Женщина — и еще другая молодая мать нежно при-
ложили малюток к груди и накормили их.
— Угх! Смотрите, стрела Воронов в седле! Был бой,
бой!—воскликнул один из воинов.
— Спойте «Песнь Храброго Сердца» Длинноухому:
он один убежал со своим грузом, он достоин носить орли-
ные перья! Посмотрите: у него стрела в седле и поранена
шея; должно быть, стрела задела его задние ноги! Нет,
это волчьи зубы! Накпа преодолел много опасностей и
спас жизнь двум детям вождя. Придет время, и они отом-
стят Воронам за этот день!
Так говорил старейшина, обращаясь к быстро собрав-
шейся толпе индейцев. Появилась Визиун, неся орлиное
перо и немного белой краски. Юноши тщательно отскреб-
ли грязь с Накпы, и так как у него были раны, то раскра-
шенные красным перья укрепили на гриве. Наружные
части передних и задних ног они покрыли красной крас-
кой — признание его отважного бега. Затем вестник об-
вел Накпу, под гром хвалебных песен о храбрости мула,
вокруг лагеря, в пределах кольца палаток. Народ стоял
у палаток и внимательно слушал. Дакоты радуются, ког-
да верность и отвага находят признание и восхваляются
всенародно.
На следующий день появились всадники с печальной
вестью о происшедшем бое и о понесенных Сиу потерях.
К вечеру приехала и Уйко. Лицо ее распухло от слез, а в
знак траура она коротко отрезала свои прекрасные воло-
сы; одежда ее была покрыта кровью и пылью. Шункаска
пал в битве, и она думала, что ее дети попали в плен Во-
ронам. При въезде в лагерь она запела хвалебную песнь
в честь своего храброго мужа. Подойдя к палатке своей
сестры, она увидела Накпу, разукрашенного знаками от-
личия. А навстречу ей вышла Визиун с двумя ее мальчи-
ками на руках.
— Митчинкшипи! Митчинкшипи! Мои сыночки! Мои
сыночки!—вот все, что могла произнести бедная мать,
падая без чувств с седла.
Упрямый Длинноухий не обманул ее доверия.
263
ДЕВУШКА-ВОИН.
Старый Анпету Шотошу — Серый День — в
продолжение многих лет был самым лучшим рассказчи-
ком и знатоком истории своего племени. От него я узнал
о Девушке-воине. В старые времена женщины редко при-
нимали участие в войне. Бывало, правда, что иногда сра-
жалась молодая девушка, последняя в своем роду, или
вдова, потерявшая своего любимого супруга в бою. Такое
участие женщин сильно поднимало мужество и энергию
мужчин.
— Много-много лет тому назад,— так рассказывал
старик,— племена Ункпапа и Пабакса разбили общий
лагерь на широкой равнине к востоку от Священного
Озера. Была средина лета, и мы все были счастливы,
так как пищи было вдоволь: неисчислимые стада буйво-
лов паслись на равнине.
Палатки были разбиты двумя большими кругами, и
все были в ожидании летних празднеств. Каждый день
устраивались игры в мяч, танцы и другие увеселения
и продолжались они до самой ночи... Увы! где они, эти
прекрасные празднества старых времен!—печально взды-
хал старик.
Старшего вождя племени Ункпапа звали Тамако-
че — Его Страна. Он был добрым воином и охотником,
великодушным, и гостеприимным хозяином, и народ его
очень любил. Все три сына его погибли в бою, ибо отец
их был так честолюбив и так побуждал их к геройским
поступкам, что они пренебрегали всякой опасностью и за
это поплатились своей жизнью.
После смерти сыновей, единственной радостью и гор-
достью Тамакоче осталась его красавица-дочь Мана-
тах.
Много раз приходилось ей слышать от отца, когда
они оставались вдвоем в палатке, о геройских подвигах
ее братьев. Бывало, что она танцевала под его боевые
песни, и еще ребенком полюбила войну. Девушка слави-
лась своей красотой и скромностью, а также умом, и слух
о ней достиг даже соседних племен. Но не хотелось ей
выходить замуж. Хотелось ей доказать отцу, что у ней,
девушки, сердце воина. И хотелось ей посетить могилы
братьев, т. е. отправиться в страну врагов.
Важнейшим событием в совместном лагере двух пле-
мен был Праздник Девушек, который дала Макатах.
264
Праздничные одежды молодых девушек изготовлялись
тогда из белой оленьей кожи и богато украшались пест-
рыми вышивками, мехом, вампумом и красной краской.
Много красавиц было на этом празднестве среди моло-
дых девушек, но всех краше и миловиднее была дочь
Тамакоче.
Несколько видных воинов пробовали ухаживать за
ней; двух из них старый вождь с удовольствием назвал
бы своими зятьями, но Макатах дала обет духам своих
братьев отправиться в страну Воронов. До этого она не
хотела выходить замуж.
Ху Дута,— Красный Рог,— самый доблестный из
воинов, испробовал все, чтобы покорить ее сердце. Он
приносил ей ценные подарки и даже пытался использо-
вать положение своего отца-вождя, чтобы получить от
нее благоприятный ответ. Девушка оставалась, однако,
равнодушной, хотя отец ее, по-видимому, желал этого
союза.
Среди ее поклонников был и Уамбли Чкиула — Ма-
лый Орел. Это был сирота, бедняк, без роду и племени
и без всяких боевых отличий. И так он мало выдавался,
чт.о никто не обращал на него никакого внимания. Но,
по-видимому, он нравился Макатах, хотя открыто она ни-
чем не показывала своего расположения.
Однажды племя Пабакса решило напасть на Воро-
нов, живших в устье Красной реки, притока Ассинибуана.
Макатах сейчас же спросила своих двоюродных братьев,
кто из них идет в поход.
— Трое идут,— ответили они.
— Возьмите меня с собою!—попросила девушка.—
У меня хороший конь, и я не буду вам помехой во время
сражения. Я просто прошу, как родственница, как девуш-
ка вашего покровительства в лагере.
— Если дядя Тамакоче позволит, пойдем; мы будем
гордиться тем, что ты с нами, а ты будешь побуждать
нас к храбрым поступкам,— ответили юноши.
Тогда девушка пошла к отцу просить разрешения.
— Я хочу,— сказала она,— увидеть могилы братьев;
я возьму с собой их боевые головные уборы и оружие и,
по обычаю, накануне сражения, отдам их другим. Давно
я собиралась это сделать,— теперь пора.
В то время вождь был уже преклонных лет. Он сидел
одиноко в своей палатке и вспоминал дни своей юности,
когда он был выдающимся, всеми уважаемым воином.
265
Молча выслушал он свою дочь, набил трубку, покурил и,
наконец, ответил со слезами в глазах:
— Дочь моя, я старый человек: мне не справиться с
моим сердцем, мне не удержаться от слез. Мои три сына,
на которых я возлагал такие надежды, погибли; ты одна
осталась у меня, ты — опора моей старости; ты храбрая,
такая же храбрая, как твои братья. Боюсь я, что ты
уйдешь и назад не вернешься; и все же, я не могу отка-
зать тебе в разрешении.
Затем старик запел боевую песнь.
— Что случилось?—спрашивали входившие в палат-
ку вождя индейцы. Вождь отвечал, что несколько юно-
шей добровольно отправляются в поход, и что с ними
пойдет дочь их вождя.
Поклонники Макатах, конечно, пользовались каждым
удобным случаем, чтобы ехать рядом с ней. По ночам
она ставила свою небольшую палатку у костров ее двою-
родных братьев и безбоязненно ложилась там спать.
Внимательные к ней юноши приносили ей утром и вече-
ром свежего мяса, но об ухаживании или любви во время
боевого похода не могло быть и речи. Они относились к
ней все чисто по-братски.
Через два дня, когда таборы обоих племен встрети-
лись в долине, вестник возвестил, что Макатах тоже при-
мет участие в походе. Этим хотели возбудить честолю-
бие и храбрость в воинах обоих племен, в особенности же
в юных воинах, еще малоопытных в военных делах. Кое-
кто из более пожилых воинов не одобрял участия девуш-
ки в этом предприятии.
— Она так же честолюбива, как и храбра,— говорили
они между собой.— Она наверняка попадет в беду, юно-
ши в отчаянии бросятся к ней на помощь, и за это кое-
кто поплатится жизнью.
Но они очень любили Макатах и ее отца и не хотели
протестовать громко.
На третий день, посланные разведчики вернулись с
известием, что Вороны, как это и предполагалось, раскину-
ли лагерь у слияния Миссури с Красной рекой. Там было
все племя Воронов с тысячами прекрасных лошадей.
Великое волнение охватило лагерь Сиу, и предводите-
ли немедленно собрались на совещание. Было решено на-
пасть на врагов на другой день утром, на восходе солнца.
Затем предводители постановили, что Макатах, как в
честь своего отца, так и за свое мужество, поведет с са-
266
мого начала нападение, но как только Сиу встретятся с
врагом лицом к лицу, она должна будет отступить. У Ма-
натах был один из лучших коней, и она не имела ни ма-
лейшего намерения отступать; но она этого, конечно, ни-
кому не сказала.
Накануне битвы каждый воин пел свою боевую песнь
и, по обычаю старых времен, объявлял об особенном аму-
лете своего рода, якобы охранявшем и защищавшем его
и его родичей в сражении. Юноши старались превзойти
один другого, рассказывая о тех подвигах, которые они
совершат на следующий день. Среди этих хвастунов
громко раздавался голос Ху Дуты. Все знали его за тще-
славного, но все же храброго человека. Уамбли, находив-
шийся в кучке молодежи, вел себя очень тихо и скромно,
как подобает новичку. И вдруг громкий разговор обор-
вался.
— Тише! Тише!—прошептали в толпе.— Смотрите,
вон девушка-воин.
И взоры всех обратились на Макатах, которая одним
только лассо управляла своим буланым боевым конем.
Она прямо сидела на седле, богато украшенном бах-
ромой и роскошными вышивками; на ней была ее лучшая
одежда, а на голове убор отца из орлиных перьев. В ру-
ках она держала два головных убора своих братьев, уса-
женные орлиными перьями. Согласно обычаю, она объ-
ехала, распевая песнь, вокруг лагеря и затем, отыскав
одного молодого воина, дала ему в знак особо почетного
отличия, первый убор, который она держала в правой ру-
ке. Потом она подъехала к другому воину и отдала ему
другой убор. Макатах была действительно прекрасна, и
глядя на нее, даже у стариков разгорелась кровь.
На рассвете оба табора Сиу были готовы к нападе-
нию. Сиу ехали на своих лучших лошадях. Обнаженные
туловища мужчин были раскрашены так, как это принято
у индейцев, отправляющихся в поход. На боку висели
полные колчаны и каждый всадник держал наготове ду-
бовый лук.
Юноша, обладавший самым лучшим голосом, должен
был дать знак к нападению — один продолжительный
резкий крик. Это было подражание крику серого волка,
который, прежде чем броситься на врага, издает продол-
жительный вой.
— У-у-у-у!—раздалось, наконец, в лагере.
Когда этот крик смолк, пятьсот мощных мужских го-
267
лосов откликнулись на него, и в ту же минуту Макатах
ринулась на своем гордом буланом коне в долину с быст-
ротой стрелы, пущенной из лука. Это было величествен-
ное зрелище,— я никогда больше не видал ничего подоб-
ного.
Глаза старика загорелись при этих словах, и его
согнутые члены снова выпрямились.
— Белая оленья одежда девушки,— продолжал он,—
была украшена оленьими зубами и хвостиками горно-
стая. Ее длинные черные волосы и убор из орлиных перь-
ев развевались на ветру. В одной руке она держала
длинную палку для ку*, украшенную орлиными перьями.
Она неслась так впереди всех.
Когда наши воины подъехали к вражескому лагерю,
в ясном утреннем воздухе раздались боевые призывы
мужчин и полные ужаса и страха крики женщин и детей.
Мы бросились в нападение на широкой равнине, и Воро-
ны с криком ринулись отбивать нас. Они не остались в
долгу за наше неожиданное нападение, и так как они
значительно превосходили нас численно, то стали сильно
напирать на нас.
Завязался бой, упорный и тяжелый. К вечеру враг
сам перешел в нападение. Многие из наших совершенно
обессилели. Нам пришлось отступить с большим уроном.
Воины племени Пабакса удирали, как женщины, но зато
воины Тамакоче храбро сражались, пока не выбились из
сил.
Макатах не отставала от своих. «Назад! Назад!»—
кричали ей, но она не обращала внимания на эти крики.
У нее не было никакого оружия, кроме длинной палки
для ку, но, хваля и воодушевляя мужчин, она толкала
их на геройские и смелые подвиги.
Скоро Вороны стали теснить Сиу с такой силой, что
последним пришлось оставить поле битвы. Макатах тоже
хотела уехать со своими, но ее конь сильно устал, и она
начала отставать. Почти все ее поклонники быстро про-
скакали мимо нее, стараясь спасти собственную жизнь.
Лишь немногие остались драться, чтобы прикрывать от-
ступавшее войско. Ху Дута поравнялся с девушкой. Его
конь еще не устал, и он мог бы посадить ее к себе на сед-
ло, но, проносясь мимо Макатах, он даже не взглянул.
Макатах не сказала ни слова и только посмотрела
ему вслед. А ведь этот человек сильнее всех клялся ей в
любви! Неужели ей суждено умереть?
268
Следом за ним подъехал Уамбли. Он был цел и невре-
дим и радостно улыбался ей.
— Садись на моего коня, а я останусь и буду драться
еще!—закричал он ей.
Макатах посмотрела на него и отрицательно покачала
головой, но он соскочил с седла, посадил девушку на
своего коня и дал ему такого пинка, что тот во весь опор
понесся к лагерю Сиу. Затем он взял усталого буланого
под уздцы и вернулся к воевавшим товарищам.
Сиу привели свежих верховых коней, вернулись на по-
ле битвы и на закате солнца одержали победу над вра-
гом. Уамбли был одним из первых смельчаков, которые
пронеслись по лагерю Воронов, наводя ужас и страх.
Потом рассказывали, что в сражении Уамбли совсем
преобразился: никто бы не узнал в нем прежнего скром-
ного и робкого юношу.
После этой битвы великой, воинственное племя Воро-
нов было оттеснено с Миссури. Оно нашло себе новую
родину на Йеллоустонской реке, в горах Биг-Хорн. Но
много наших пало в этой битве, и среди них был и
Уамбли.
Зашло солнце. Сиу собрались вокруг костра, расска-
зывая о геройских подвигах и восхваляя павших храбре-
цов. Затем они затянули песни в честь умерших. Скорбь
и печаль о потерях смешались с радостью одержанной
победы.
— Тише! Слушайте!—Пение и плач внезапно стиха-
ют в обоих лагерях, и слышен только один голос — жен-
ский. Появляется Макатах, в одежде без всяких украше-
ний, с коротко подрезанной бахромой; она босая, волосы
ее тоже обрезаны, так же коротко подрезаны и хвост, и
грива ее лошади.
Макатах печалится, как вдова.
Громко плача, она объявляет всем, что она вдова
Уамбли, хотя никогда не была повенчана с ним.
— Он своей жизнью спас честь моего рода и мою
жизнь,— сказала она.— Вот это был настоящий муж-
чина!
— И это было верно!—прибавил старик.
— Хо! Хо!—кричали старые воины, а молодые —
поклонники Макатах — изумленно посматривали.
Девушка-воин дожила до глубокой старости, но оста-
лась верна своему обету. Она не вышла замуж, и все
знали ее только под именем вдовы Уамбли.
269
ВОСПОМИНАНИЯ
О СИДЯЩЕМ БЫКЕ
Нелегко охарактеризовать Сидящего Быка, из
всех вождей Сиу наиболее известного американскому
народу. Лишь немногим имя его незнакомо; но еще
меньше тех, кто привык связывать его с чем-либо боль-
шим, чем обычное упоминание о кровожадном дикаре.
Лучше всего сказать, что человек этот был при жизни за-
гадкой. Он не был импульсивным,— но не был и флег-
матичным. Он был более всего серьезен, когда казалось,
что он шутил. Он прекрасно владел даром сарказма, и
немногие пользовались им более искусно, чем он.
Его отец был одним из самых известных людей ветви
Ункпапа в племени Сиу. Его гибель примечательна. Од-
нажды, когда на Ункпапа напал большой военный отряд
Кроу, отец Сидящего Быка прыгнул на вражеского
военачальника с ножом. В рукопашном бою такого рода
мы награждаем победителя боевым убором из свисаю-
щих до земли перьев. Подобный поединок означает вер-
ную смерть одного из противников. В данном случае оба
воина нанесли смертельный удар; Прыгающий Бизон,
отец Сидящего Быка, упал с седла и умер через несколь-
ко мгновений. Его противник позже скончался от ран.
Детство Сидящего Быка было, по-видимому, счастли-
вым. К тому времени уже давно вышли из употребления,
собачьи волокуши и его отец владел множеством лоша-
дей различной масти. О Сидящем Быке в шутку говори-
ли, что его ноги изогнуты, словно ребра тех пони, на кото-
рых он постоянно ездил с детства. У него было и другое
общеизвестное прозвище, которое очень ему шло: «Хан-
кешни», что значит «увалень»—от его неспособности
быстро бегать, или, вероятнее, оттого что он редко появ-
лялся пешком. В ребячьих играх он имел обыкновение
играть роль «старика», но это не значит, что он не был
храбрым и энергичным.
Рассказывают, что как-то раз после охоты на бизонов
подростки развлекались, подражая охоте взрослых, с мо-
лодыми телками, которые остались одни, забытые в поле.
Большой телок яростно напал на Сидящего Быка, и ло-
шадь его сбросила всадника, но ловкий юноша схватил
быка за оба уха, и боролся до тех пор, пока не оттеснил
телка в сидячее положение. Юноши вскричали: «Он побе-
270
дил теленка бизонов! Он заставил его сесть!» Этот слу-
чай и послужил причиной возникновения его имени — Си-
дящий Бык.
Было бы ошибкой считать, что Сидящему Быку, или
какому-либо другому индейскому воину, была свойствен-
на наклонность к убийству. Правда, туземные войны ста-
новились все более свирепыми и жестокими с появлением
белых торговцев и приобретением ружей, ножей и виски.
И все же война по-прежнему рассматривалась в боль-
шинстве случаев, как род игры, предпринятой в целях
воспитания мужества у индейских юношей.
Именно степень риска, а не число убитых, приносила
славу воину, который должен был оплакивать врага, чью
жизнь он отнял, в течение тридцати дней, с лицом, окра-
шенным черной краской, с распущенными волосами. Хотя
военная добыча была открыта для всех, она не распрост-
ранялась на территорию врага; не было и стремления
сокрушить другой народ и поработить его. Делом чести
считалось обходиться с пленником по-братски.
Распространившееся суждение о природной злобности
и мстительности индейца совершенно противоречит его
образу мысли и воспитанию. Мстительные наклонности
индейца были усугублены белым человеком. Вовсе не
«естественный» индеец стал враждебным и коварным:
не Массасойт, но Король Филип; не Аттакуллакулла,
но Уэзерфорд; не Вабашо, но Маленький Ворон; не Пры-
гающий Бизон, но Сидящий Бык! Эти люди подняли ру-
ку на белого человека, тогда как их отцы простирали
к нему свои, наполненные дарами.
Вспомним, что существовали советы, выносившие ре-
шения в соответствии с высочайшим идеалом челове-
ческой справедливости еще до того, как на этом конти-
ненте возникли города; прежде чем мосты пересекли
Миссисипи; прежде чем можно было даже мечтать о сети
железных дорог! Существовали первобытные общества
на тех самых местах, где стоят ныне Чикаго и Нью-
Йорк, в которых люди были подобны детям — неповинны
в тех злодеяниях, что совершаются там теперь днем и
ночью. Истинную мораль легче сохранить, не теряя связи
с простой жизнью. Следует признать, что любая нация,
будучи покоренной, деморализуется.
Рассмотрим с этой точки зрения карьеру Сидящего
Быка. Мы говорим, что он был необразован: это верно в
той мере, в какой имеется в виду книжное образование;
271
но он не был необразованным, если рассматривать его с
точки зрения его народа.
Конечно, он не извлекал знаний из книг. Но книги пред-
ставляли собой, в лучшем случае, лишь косвенную
информацию, из вторых рук. Все, чему он учился, он
проверял на себе и использовал знания в ежедневной
практике. Внешне он был довольно невыразителен и не
приковывал к себе взгляда, но, заговорив, он, казалось,
захватывал слушателей все больше и больше. Он был
упорен, скор в способности охватить ситуацию и не скло-
нен менять принятые решения.
Он не был подозрителен до тех пор, пока его к тому не
вынуждали. Все враждебные черты его характера неот-
вратимо усиливались событиями его поздней карьеры.
История Сидящего Быка неоднократно пересказыва-
лась газетчиками и армейскими офицерами; но я не
встречал ни одного рассказа о нем, который был бы впол-
не верен. Я виделся с ним лично в 1884 году, а после его
смерти внимательно изучал детали его жизни с родствен-
никами и современниками. Часто упоминалось, будто он
был от рождения трусом, а не воином. Судите сами об
этом из эпизода, который впервые принес ему славу сре-
ди собственного племени, когда ему было примерно два-
дцать восемь лет.
Во время атаки на отряд индейцев Кроу, один из
врагов, после того как его товарищи бежали, занял пози-
цию в глубоком рву, из которого, казалось, его невоз-
можно было выбить.
Попытки нескольких воинов стоили им жизни, но они
не могли позволить врагу в дальнейшем похваляться
этим.
«За мной!»—сказал Сидящий Бык и бросился впе-
ред. Он подскакал к краю рва и ударил врага своим
военным жезлом, заставляя его выстрелить в нападаю-
щего— и при этом попасть под пули остальных.
Но Кроу только ткнул (пустым) ружьем ему в лицо и
вновь пригнулся в укрытии. Тогда Сидящий Бык остано-
вился; он увидел, что никто не следует за ним, а также
решил, что у врага не осталось больше патронов. Он на-
рочно подъехал к барьеру и перебросил через него свое
ружье. Затем он вернулся к своим спутникам и высказал
им все, что он думает о них.
— Теперь,— сказал он, я вооружил его, потому что
272
не хочу видеть, как храбрый человек умирает безоруж-
ным. Я снова ударю его своим жезлом, чтобы добыть
первое перо; кто добудет второе?
Он вновь возглавил атаку, и на этот раз все последо-
вали за ним. Сидящий Бык был жестоко ранен из собст-
венного ружья врагом, который был убит теми, кто ехал
за ним. То был подвиг, которого, насколько я знаю, не
совершил ни один воин.
Вторым поступком, который сделал его широко из-
вестным, был захват в плен юноши в битве с ассинибой-
нами. Он подарил ему жизнь и принял в качестве своего
брата. Юноша по имени Хоухэй был сильно предан Сидя-
щему Быку и в дальнейшем способствовал приумноже-
нию его славы.
Сидящий Бык был прирожденным дипломатом, искус-
ным оратором, и в зрелом возрасте перестал выходить
на тропу войны, для того, чтобы сделаться советником
своего народа. С этих пор человек, спасенный им, пред-
ставлял его во всех важнейших битвах, и по случаю каж-
дого храброго дела провозглашал: «Я, юноша Сидящего
Быка, совершаю это в его честь!»
У него остался племянник, сильно на него похожий,
который также представлял его лично на поле боя; и до
тех пор, пока живы представители его рода, они считают
этого человека, Одного Быка, своим вождем.
В дни юности Сидящего Быка еще не было помыслов
о конфликтах с белыми. Он был знаком с многими из пер-
вых торговцев: Пикотом, Тото, Примо, Ларпентёром, и
другими, и любил их в те дни, как и большинство из его
народа. Все ранние хроники доказывают дружественное
расположение к белым со стороны Сиу, и около полутора
столетий основной доход крупных меховых компаний
приходился на торговлю с ними. Столкновения начались
не ранее середины прошлого века, при внезапной опас-
ности, угрожавшей самому существованию Сиу. Однако
к этому времени многие из старых вождей уже были
развращены виски и другими пороками, занесенными бе-
лыми, и вокруг фортов и торговых пунктов в Сиу Сити,
Сент-Поле и Тайенне царила общая деморализация. Пья-
ницы и бездельники были готовы продать все, что имели,
чтобы заслужить расположение торговца. Люди более
стойкого разряда держались настороженно. Они ничего
не хотели получать от белых, кроме томагавков, ножей и
273
ружей. Они категорически отказывались уступить свою
землю; что же касается остальных — те желали лишь,
чтобы белые оставили их в покое и не вмешивались в их
жизнь и обычаи — но это было уже не за горами.
Однако вовсе не Ункпапа— та группа Сиу, к которой
принадлежал Сидящий Бык,— первой подняла оружие
против белых; и так случилось не потому, что они меньше
входили с ними в контакт: они жили на естественном тор-
говом пути — реке Миссури.
Еще в 1854 году у групп Огаллала и Брюле были
стычки с солдатами у форта Ларами; а затем в 1857 го-
ду Инкпадута вырезали несколько семей поселенцев у
Спирит Лэйк, Айова. Наконец, в 1862 году Сиу Минессо-
ты, претерпевшие много несправедливостей, поднялись и
истребили много жителей, а затем бежали в земли
Ункпапа и воззвали к ним за помощью, убеждая их в
том, что все индейцы должны объединиться в борьбе про-
тив захватчиков.
Эти события в упор поставили перед Сидящим Быком
вопрос, который полностью еще не созрел в его уме; но,
убедившись в справедливости их дела, летом 1863 года
он объединился с беглецами, и с этого времени стал
признанным предводителем индейцев.
В 1865 и 1866 годах он встречался с канадским мети-
сом Луи Риэлем, зачинщиком двух восстаний, который
перешел границу в поисках убежища; и действительно,
он приютил тогда ряд беглецов от правосудия. Его бе-
седы с ними, особенно с французскими метисами, напол-
нили его предубеждением к американцам, и повлияли на
то, что коварные Сиу стали решительными врагами бе-
лых... Однажды он заметил, что «когда мы хотим произ-
вести какое-то впечатление на бледнолицых», мы должны
«надевать их собственную маску».
Сидящий Бык участвовал в атаке на Форт Фил Кер-
ни и в последующих военных действиях; но он искренне
встретил договор 1868 года, и вскоре после его подписа-
ния посетил Вашингтон с Красным Облаком и Крапча-
тым Хвостом; по этому случаю трое выдающихся вождей
пользовались большим вниманием и были приглашены на
обед к президенту Гранту и другим высоким лицам.
Он решил, что жизнь белого человека, какой он ее
увидел, не годится для его народа, но надеялся, что,
строго соблюдая условия договора, удастся сохранить
районы Биг Хорн и Блэк Хиллз в качестве постоянных
274
охотничьих владений. Когда там было обнаружено золо-
то, и золотоискатели безнаказанно совершили свой
исторический бросок через равнины к запретному раю,
его вера в честь белых исчезла навсегда, и он занял свой
последний и наиболее решительный рубеж в защите сво-
его родного дома и своего народа. Его горькая и в то же
время философски обоснованная неприязнь к завоевате-
лям хорошо отражена в речи, произнесенной перед упо-
мянутым ранее индейским Советом на Паудер-Ривер.
Я вкратце приведу ее в том виде, как она была переска-
зана мне очевидцами:
«Взгляните, друзья мои, пришла весна; земля радост-
но приняла объятия солнца, и вскоре мы увидим резуль-
таты этой любви! Проснулись каждое семя, и жизнь всех
зверей. Именно в этом —та же мистическая сила, что да-
ла жизнь и нам, и потому мы даруем нашим соседям, да-
же соседям — животным, то же право — как и мы, насе-
лять эту обширную землю.
Но выслушайте меня, друзья! Мы должны теперь
иметь дело с другим народом — малочисленным и сла-
бым, когда наши предки впервые встретились с ним, а
ныне — великим и могущественным. Как ни странно, они
стремятся обрабатывать землю, а страсть к собствен-
ности — их болезнь. Эти люди установили много правил,
которые могут нарушаться богатыми людьми, а бедными
нет! У них есть религия, которую бедные исповедуют, а
богатые нет! Они отбирают даже крохи у бедных и сла-
бых, чтобы поддержать богатых и тех, кто всем заправ-
ляет. Они требуют мать нашу — Землю — в свое владе-
ние, хотят оградить ее от своих соседей и испортить лицо
ее своими жилищами и отбросами. Они вынуждают ее
плодоносить не по сезону, а по истощению — принимать
лекарства, чтобы плодоносить вновь. А это — свято-
татство.
Эта нация подобна потоку весной; он выходит из
берегов и уничтожает всех, кто стоит на его пути. Мы не
можем жить рядом. Всего семь лет назад заключили мы
договор, по которому страна бизонов навсегда остава-
лась за нами. Теперь они угрожают отнять у нас и это.
Братья мои, покоримся ли мы? Или скажем им: «Снача-
ла убейте, прежде чем завладеть моей родиной?»
Сидящий Бык чувствовал так же, как говорил, и имел
смелость отстаивать свои слова. Неистовая Лошадь вы-
вел его войска на поле битвы; что же до него — он напра-
275
вил свою энергию на государственные дела, и своей лич-
ной волей и воинственностью много способствовал тому,
чтобы защитники держались вместе.
Можно со всей уверенностью сказать, что Сидящий
Бык никогда не убивал ни женщин, ни детей. Он был
справедливым бойцом, и хотя в позднем возрасте не по-
казал себя в битвах, он являлся мозгом сопротивления
Сиу. Его называют иногда шаманом и прорицателем.
Строго говоря, он не был ни тем, ни другим; к тому же
историки белых часто смешивают оба понятия. Шаман —
это доктор и целитель; а прорицатель — это активный
военный пророк, который направляет боевой отряд
согласно своему вещему сну или пророчеству. То, что бе-
лые называют «магическими заклинаниями военного
времени»—тоже неверное представление. Каждый воин
несет с собой связку священных предметов — талисма-
нов, которые, как он считает, оберегают одного лишь
владельца, но не могут никак повлиять на успех и благо-
получие отряда в целом. Никто не способен силой закли-
наний решить исход битвы, хотя и говорили, что Сидя-
щий Бык делал это при Литтл-Биг-Хорн.
Когда Кастер и Рено атаковали лагерь с обеих сто-
рон, вождь был застигнут врасплох. Деревня оказалась
под угрозой уничтожения, и женщин с детьми необходи-
мо было обезопасить. Подобно остальным мужчинам
его возраста, Сидящий Бык собрал свою семью для бег-
ства, а затем присоединился к воинам, отражавшим сол-
дат Рено.
Таким образом, он не участвовал в знаменитой атаке
на Кастера, однако его голос, воодушевляющий воинов,
был слышен в течение всего дня.
После гибели Кастера на протяжении осени 1876 года
солдаты охотились за Сидящим Быком по всей области
Йеллоустона. Несомненно, под его диктовку переводчи-
ком метисом было написано следующее примечательное
письмо, посланное полковнику Отису сразу после дерзкой
атаки на его обоз:
«Я хочу знать; что ты делаешь на этой дороге. Ты
распугиваешь всех бизонов. Я хочу охотиться здесь.
Я хочу, чтобы ты ушел отсюда. Если же нет—я буду
снова сражаться. Оставь все, что ты принес с собой, и
уходи.
Я твой друг. Я имею в виду всю провизию и немного
пороха. Отвечай как можно скорее!»
276
Отис, однако, остался на месте и соединился с полков-
ником Майлзом, который следовал за Сидящим Быком
с четырьмя сотнями солдат. Он упредил его, наконец,
у Кедрового Ручья, близ Йеллоустона, и оба сошлись
между рядами воинов для переговоров.
Армейский рапорт свидетельствует: «Сидящий Бык
хотел мира на своих условиях». На самом же деле он не
хотел ничего иного, кроме того, что было обещано индей-
цам по договору 1868 года: полного права владения их
последними охотничьими угодьями. Правительство не со-
биралось теперь удовлетворить это требование, потому
что уже было решено заключить всех индейцев под воен-
ным контролем в различные резервации.
Поскольку два столь противоположных требования
примирить было невозможно, мятежников гоняли повсю-
ду от жилья к жилью еще несколько лет, пока они нако-
нец не нашли пристанища по ту сторону границы — в Ка-
наде, на которую Сидящий Бык возлагал последние на-
дежды на справедливость и свободу для своего народа.
Там к нему время от времени присоединялись группы
недовольных из резерваций, гонимые голодом и плохим
обращением на поиски нового дома. Но и сюда за ними
последовали комиссионеры Соединенных Штатов, воз-
главляемые генералом Терри, который пытался склонить
вождя к возвращению, обещая изобилие продуктов и
хорошие условия жизни. Между тем изгнанники были хо-
рошо осведомлены о жалком состоянии «хороших индей-
цев» в резервациях. Сначала вождь совсем отказался от
встречи с ним, и согласился на нее лишь после беседы
с Майором Уолшем из Канадской конной полиции. При
этом Сидящий Бык обронил характерную фразу: «Если у
вас есть хоть один честный человек в Вашингтоне, при-
шлите его, и я буду говорить с ним».
Сидящего Быка не тронули красивые обещания; но
когда он обнаружил, что его люди обрели одну лишь сво-
боду по эту сторону границы — и ничего более, что Канад-
ское правительство предоставляет им убежище, но не про-
питание; что бизоны почти все истреблены, а его голодаю-
щие соплеменники уже начинают покидать его, он вы-
нужден наконец в 1881 году явиться в форт Бафорд, Се-
верная Дакота, с кучкой голодных, бездомных и павших
духом беглецов. В конечном счете именно голод, а не
военная сила, заставила его сдаться.
Несмотря на приглашение вернуться, посланное ему
277
ранее от имени «Великого Отца» из Вашингтона, его сра-
зу бросили в военную тюрьму, а затем передали полков-
нику Коуди («Баффаго Биллу»), для рекламы его «Шоу
о Диком Западе». После нескольких лет странствия со
знаменитым балаганщиком, лишь усиливших у Сидящего
Быка сознание собственной слабости, а также силы бело-
го человека, смещенный и униженный вождь тихо
устроился со своими людьми в агентстве Стэндинг Рок в
Северной Дакоте, где его род занял район Грэнд Ривер
и занялся разведением скота и лошадей. Они добились
известных успехов — во всяком случае, гораздо боль-
ших, чем те подхалимы и бездельники из среды индейцев,
которые добром встретили миссионеров и скоро сдела-
лись прихожанами церкви.
Когда комиссии 1888 и 1889 годов прибыли для пере-
говоров с Сиу о дальнейших земельных уступках и об
урезывании их резерваций, почти все воспротивились
соглашению на любых условиях. Однако правдами и не-
правдами количество подписей, достаточное для проведе-
ния дальнейших мероприятий, было получено; говорили,
что многие из них принадлежат женщинам и так назы-
ваемым «мужчинам-скво», не имевшим право распоря-
жаться землей.
Одновременно был урезан и провиант, и повсюду
распространились нужда и недовольство. Неистовая Ло-
шадь был давно мертв; Крапчатый Хвост пал от руки
соплеменника; Красное Облако сделался слабым стари-
ком, и недовольные Сиу вновь обратились к Сидящему
Быку в поисках лидера.
В этот критический момент произошла необыкновен-
ная вещь. Индеец-полукровка в Неваде распространил
новость о том, что на утесах Скалистых Гор ему явился
мессия, облаченный в заячьи шкуры, и передал посла-
ние краснокожему народу. Послание состояло в том, что
поскольку первое пришествие бога было напрасным, раз
белые люди усомнились и оскорбили его, прибив к крес-
ту и поправ его учение, он пришел снова, сжалившись
над индейцами. Он провозгласил, что заставит землю
сотрясаться и сбросить города белых, уничтожив их; что
бизоны вернутся и земля навсегда станет принадлеж-
ностью краснокожих! Эти события совершатся в течение
двух лет; а за это время индейцы должны приготовиться
к его приходу с помощью ритуалов и плясок, которые он
предписал.
278
Удивительное известие распространилось как пожар и
встретило горячее сочувствие у страдающих и растерян-
ных людей. Проповеди христианских миссионеров при-
учили их верить в мессию, а предписанный церемониал
больше соответствовал их традициям, чем малопримеча-
тельная церковная служба. Вожди многих племен посла-
ли делегатов к индейскому пророку; от имени Сиу к не-
му отправились Короткий Бык, Дерущийся Медведь и
другие, а по возвращении все они сразу провозгласили
начало плясок.
Первое время делались попытки сохранить все в сек-
рете, но вскоре пляски распространились слишком широ-
ко и это серьезно встревожило агентов по индейским
делам, и всех тех, кто был готов подозревать враждеб-
ный заговор под этим религиозным энтузиазмом. В сущ-
ности же о восстании не было и мысли; пляски были до-
статочно безобидными; патетичной была лишь отчаянная
надежда индейцев на жалостливого Спасителя, который
ошеломит угнетателей и вернет золотой век.
Когда индейцы отказались прекратить «Пляску Духа»
по приказу властей, растущие подозрение и тревога
сконцентрировались вокруг Сидящего Быка, который ни-
когда не был податливым по характеру, и решено было
организовать его арест. По специальному предписанию
майора Маклафлина, агента в Стэндинг Рок, сорок чело-
век из его индейской полиции было послано к дому Сидя-
щего Быка на Грэнд Ривер, чтобы взять его под стражу.
Сопровождаемые на расстоянии подразделением амери-
канских войск для подкрепления на случай волнений,
эти полицейские из числа моих соплеменников, записав-
шиеся на службу к белым, доказали уже не раз свою
храбрость и преданность долгу. Они вошли в хижину на
рассвете, подняли вождя из глубокого сна, помогли
одеться и вывели без сопротивления наружу; но когда
он вышел в сером рассветном сумраке этим декабрьским
утром 1890 года, и обнаружил свою хижину в окруже-
нии вооруженных людей, увидев, что его уводят навстре-
чу неизвестной судьбе, он воскликнул громко:
— Меня взяли; чем вы ответите на это?
Из соседних домов стали выскакивать люди, и через
несколько минут полисмены сами были окружены воз-
бужденной и быстро растущей толпой. Тщетно увещевали
они толпу; Сидящий Бык в крайнем волнении вновь воз-
звал к своим людям. Его приемный брат, плененный асси-
279
нибойн, чью жизнь вождь спас столько лет назад, выст-
релил первым. Этим выстрелом был убит лейтенант
Бычья Голова, державший Сидящего Быка за руки.
Последовала короткая, но острая схватка, в которой Си-
дящий Бык, шестеро из его защитников и шестеро индей-
ских полисменов были убиты, и много других ранено.
Молодой сын вождя, Нога Ворона, и его преданный по-
братим умерли вместе с ним. Когда все было кончено, и
охваченные ужасом люди бежали, сломя голову, через
реку, на гребне высокого холма показались солдаты и
стали стрелять из пушек системы Хочкисс в покидаемый
лагерь.
Так закончилась жизнь прирожденного стратега вы-
дающихся способностей и храбрости, Великий вождь был
похоронен без почестей за кладбищем у казарм, и в тече-
нии нескольких лет могила его была отмечена только
доской в головах. Недавно какие-то женщины воздвигли
там небольшую пирамиду из камней в знак памяти и ува-
жения.
СИТКАЛА-ША*.
ДРЕВНИЕ ИНДЕЙСКИЕ
ЛЕГЕНДЫ
Легенды эти — память некогда девственного
прошлого нашей страны. Им и еще множеству иных так
любили внимать маленькие черноволосые аборигены у
ночного костра.
Для них персонифицированные силы природы и про-
чие духи разыгрывали свои истории в огромном мире,
чьим центром был костер посреди вигвама.
Дело в том, что коварный хитрец Иктоми, плетущий
свои сети, Проглот Ийя и Старик Двуликий — не совсем
вымышленные персонажи.
Маленьким индейцам открывались и другие миры, на-
селенные чудесными существами, где жили Звездные
Люди, Пришедшие с Неба, Громовые Птицы, Мечущие
из Глаз Молнии и таинственные Духи Деревьев и Цветов.
Мне поведали эти легенды старики из племени дакота
у костров под открытым небом родной земли. В Северной
и Южной Дакоте нередко приходилось слышать одни и те
же легенды из уст нового рассказчика.
280
Распознать уже слышанную не составляло труда, но
при передаче из уст в уста менялись подробности. Часто
один вариант помогал восстановить пропущенную в дру-
гом важную черту. А теперь уже мой черед попытаться
пересадить живой дух легенд — вместе с корнем — на
почву английского языка, ибо Америка за последние не-
сколько веков обрела второй язык.
Древние легенды Америки в той же мере достояние
голубоглазых ее маленьких патриотов, как и черноволо-
сых потомков коренных жителей. И когда настанет им
время сравняться по росту с умудренными жизнью взрос-
лыми людьми, пусть не утеряют они интереса к индейско-
му фольклору, чье изучение так явственно говорит о на-
шем родстве с остальным человечеством и недвусмыс-
ленно указывает на всеобщее великое братство — так
властно зачаровывает он видимой безыскусностью взгля-
да на жизнь из-под полога типи! Если верно утвержде-
ние, что многое зависит от «глаз очевидца», то искрен-
ность верований аборигенов Америки, пусть даже осно-
ванная лишь на оптическом обмане, требует к себе не-
которого уважения.
Так или иначе, сердцем они сродни всем остальным
народам.
ВСТУПЛЕНИЕ
Иктоми — дух паука. Одет обычно в коричне-
вые оленьи лосины с длинной бахромой по бокам, а на
ногах у него маленькие шитые бисером мокасины. Длин-
ные черные волосы свои он разделяет на прямой пробор
и обвивает ярко-красными лентами. Перевитые таким
образом пряди открывают смуглые уши и спадают затем
на грудь.
Узкое лицо свое он даже раскрашивает красным и
желтым, а вокруг глаз обводит большие черные круги.
Одевается он и в куртку из оленьей кожи с ярким узором
из прочно пришитых бусинок. Как у настоящего воина
племени дакота. А по сути различные узоры на теле да на
одежде — лучшее, что в нем есть (если вообще одежду
можно считать частью живого существа, будь то человек
или дух).
Иктоми — коварный хитрец. Вечно плетет кому-то се-
281
ти. Всегда предпочитает употребить уловку, нежели до-
быть что-нибудь честной охотой. И стоит только какому-
то простаку попасться в ловушку, он тут как тут — хохо-
чет во весь рот.
Ему и в голову не приходит, что кто-то может быть
умнее его. Поэтому высокомерие частенько подводит
Иктоми, а более бесхитростные, но здравомыслящие ока-
зываются в выигрыше.
Бедняга Иктоми не может удержаться от проказ. Бес-
конечные уловки мешают ему завести друзей. Никто не
приходит ему на помощь в беде. Никто не любит его по-
настоящему. Тех, кто подходит полюбоваться на краси-
вую расшитую куртку и длинные лосины с бахромой,
вскоре отталкивают спесивые речи и бессердечный смех
Иктоми...
ОДЕЯЛО иктоми
Одиноко сидел Иктоми в своем типи. Солнце
стояло над западным краем земли всего на одну ладонь.
— Эти проклятые серые волки! Съели всех моих чу-
десных жирных уточек!—бормотал он, раскачиваясь из
стороны в сторону, не уставая поминать ненасытных вол-
ков недобрым словом. Наконец Иктоми кончил раскачи-
ваться и застыл как каменный идол.
— О! Отправлюсь-ка я к праотцу Иньяну и попрошу
его послать мне еды!— воскликнул он.
Тут же Иктоми выскочил из типи и со свисающим с
плеча одеялом поспешил прямо к огромному камню на
склоне холма.
В почтительном полуприседе, но чуть не бегом, он
достиг изваяния и упал на него, раскинув руки.
— Сжалься надо мной, праотец* Я хочу есть. Я голо-
даю! Пошли мне еду. Великий предок, пошли мне мяса! —
возопил он, оглаживая лицо каменного изваяния.
Слова молитв могут достигать ушей Всемогущего
Великого Духа, сотворившего деревья и травы, самыми
разными путями. Чаще всего старались все же обратить-
ся к Иньяну, изваянному из большого валуна. Он был
праотцом, ибо стоял на холме много-много лет. Более ты-
сячи раз видел он, как прерия меняла снежно-белое
одеяло на ярко-зеленый наряд.
А он по-прежнему стоял на вечном холме, над кото-
282
рым сменились мириады лун, и выслушивал просьбы
индейских воинов. Еще не найдена была волшебная стре-
ла, а он уже стоял на своем месте.
Пока Иктоми рыдал и взывал к праотцу, небо на за-
паде зарделось как сияющее лицо. Вечерняя заря залила-
мягким светом огромный серый камень и одинокую фи-
гурку возле него. Это Великий Дух улыбался праотцу и
его блудному сыну.
Мольба была услышана. Иктоми знал это.
— А теперь, дедушка, прими мой скромный дар, боль-
ше у меня ничего нет,— с этими словами Иктоми укутал
изношенным одеялом холодные плечи Иньяна. Затем под
счастливой улыбкой закатного неба Иктоми зашагал
вниз по тропинке, петляющей по оврагу, заросшему кус-
тарником. Не успел он углубиться в заросли на несколько
шагов, как увидел прямо перед собой недавно забитого
оленя:
— Вот каков ответ красного закатного неба!— вос-
кликнул Иктоми, воздев вверх руки.
Вытащив из-за пояса длинный острый нож, вырезал
Иктоми большие куски отборного мяса из туши. Затем
воткнул в землю несколько заостренных ивовых прутьев
вокруг заранее сложенного костра. На этих прутиках он
и собирался зажарить мясо.
А пока он быстро тер одна о другую две длинные па-
лочки, чтобы разжечь огонь, солнце скатилось с запад-
ного края неба. Опустились сумерки. Иктоми почувство-
вал как холодный ночной ветерок пробежал по его голой
шее и плечам. «Уф!»—передернулся он, вытирая нож о
траву. Потом убрал нож в расшитые бисером ножны у
пояса, выпрямился и огляделся кругом. Дрожь снова
пробежала по телу Иктоми.
— Уф! Замерз. Вот бы теперь мое одеяло!— шептал
он, скача вокруг кучи сухого хвороста и воткнутых торч-
ком прутьев. Вдруг Иктоми остановился и уронил руки.
— Старик праотец холода не чувствует, не то что я.
И мое старое одеяло ему вовсе не так необходимо. Не на-
до было отдавать ему одеяло. О! Думаю надо сбегать
и забрать одеяло обратно!—сказал он, с вызовом выпя-
тив длинный подбородок к большому серому камню.
Под теплыми лучами солнца Иктоми не испытывал
нужды в одеяле и расстаться с ненужной вещью было
очень просто. Но холодный ночной ветер совершенно
заморозил былую пылкую жертвенность.
283
Так, стуча зубами от холода, Иктоми взбежал на
холм и приблизился к священному изваянию Иньяна.
Ухватив ветхое одеяло за угол, Иктоми резко сдернул
его.
— Верни мне одеяло, о праотец! Тебе в нем нет нуж-
ды. А у меня — большая!
Так поступать не годилось, но Иктоми все же сделал
это, ибо его уму не хватало мудрости. Плотно закутав-
шись в одеяло, он поспешно спустился с холма.
Вскоре показался край оврага. Молодой месяц едва
приподнялся над горизонтом на юге-западе как сверкаю-
щий натянутый лук.
В его бледном свете Иктоми застыл посреди кустов
как привидение. Костер по-прежнему не горел. Вокруг
все так же торчали прутья. Но куда девался олень, чье
теплое мясо он только что держал в собственных руках?
Исчез. Только сухие ребра торчали как гигантские паль-
цы из разверстой могилы. Иктоми встревожился. Нако-
нец он нагнулся и, взявшись за одно из них, покачал.
Ребра попадали друг на друга с громким стуком. Иктоми
отдернул руку и удивленно отскочил прочь. Хотя теперь
он кутался в одеяло, зубы Иктоми стучали пуще прежне-
го. Но несообразительность его и бесчувствие удивят те-
бя, мой маленький читатель: Иктоми вовсе не пожалел,
что забрал обратно свое одеяло, напротив, он горестно
воскликнул:
— Хин-хин-хин! Если бы я только съел мясо, прежде
чем отправиться за своим одеялом!
Но щедрая рука помощи больше не протянулась ему
навстречу. Иктоми лил себялюбивые слезы. Великий Дух
никогда не снисходит к ним.
ТАНЦЫ В ЧЕРЕПЕ БИЗОНА
Над прерией стояла ночь. Высоко в небе ярко
мигали звезды красными и желтыми огоньками. Месяц
только народился. Он мелькнул серебристой полоской
среди звезд и вскоре опустился за горизонт.
На земле же было темным-темно. Но в прериях есть и
такие существа, кому хорошо и в темноте. Они собирают-
ся посреди черных равнин и веселятся при звездах.
А когда заслышат чуткими своими ушами чьи-то шаги,
284
то кидаются прочь, чтобы укрыться в глубоких ночных
тенях. Там, мнится, никакая опасность им уже не
страшна.
И вот одной очень темной ночью со дна заросшего ле-
сом сухого русла поднялись два огненных шарика и за-
скользили вперед. Глубже и глубже в просторы прерий
проникали они. И становились все больше и ярче. Темно-
та скрывала тело существа с этими огненными глазами.
А они безостановочно скользили дальше, держась чуть
выше верхушек трав. Должно быть, то крался на мягких
лапах дикий кот. Медленно, но неотвратимо ужасные
глаза приближались к самому сердцу прерии.
Там, в старом бизоньем черепе, шел веселый пир с тан-
цами! Мышки-полевки пели и танцевали в кружок под
звуки крошечного барабана. Они смеялись и болтали
друг с дружкой под громкие веселые рулады лучших пев-
цов.
В центре своего страшного танцевального дома они
разожгли небольшой костер. Свет струился изо всех от-
верстий и щелочек в черепе бизона.
В полночной прерии свет притягивал к себе. Но мыши
так развеселились, что даже не услышали удивленных
возгласов «кинш-кинш» птиц, потревоженных непривыч-
ным светом.
Невдалеке собралась стая волков: боясь подойти бли-
же к этому костру в ночи, они тянули морды к небу и
зловеще выли. Но даже волчий вой не встревожил мы-
шей внутри сияющего черепа бизона.
Они — эти смешные пушистые создания — пировали
и плясали, пели и беззаботно смеялись.
Все ярче и свирепее горели, все ближе и стремитель-
нее придвигались глаза к черепу бизона. А мыши, и не
подозревая, о страшных глазах, грызли себе сушеные
корешки и оленину. Певцы затянули новую песню. Бара-
банщики вторили им, покачивая в такт головами. Мыши
скакали вокруг костра на задних лапах. Одни перекину-
ли хвосты через переднюю лапку, иные же гордо волочи-
ли хвост за собой.
О, как близко уже эти круглые желтые глаза! Почти
над самой землей они, казалось, ползут к черепу бизона.
И вдруг прыгают прямо в глазницы старого черепа.
— Дух бизона!—в ужасе кричит перепуганная мышь,
выскакивая из черепа через дыру с другой стороны.
— Кот! Кот!—вопят другие мыши, кидаясь врассып-
285
ную к остальным лазейкам. Бесшумно они растворяются
в темноте.
КРОЛИК МАНШТИН
Манштин был доблестным воином, но очень
добросердечным. Однажды, натянув лосины и топнув
обутой в мокасин ногой, он сказал своей бабушке на про-
щание:
— Берегись Иктоми! Не давай заманить себя в хитро-
умную ловушку. А я надолго отправляюсь охотиться на
север.
Манштин предостерег этими словами старую согбен-
ную крольчиху, которая воспитывала его с младенчества,
и отправился в путь. Едва перевалив высокие холмы,
он услышал пронзительный детский крик.
— Ай-яй-яй!—неодобрительно воскликнул Манштин,
навостряя длинные уши.— Не иначе, это работа жесто-
кого Двуликого! Бессовестный трус! Он радуется страда-
ниям беззащитных!
Бормоча что-то под нос, Манштин взобрался на
последний холм, и тут, прямо перед ним в лощине пред-
стало страшное чудовище с двумя лицами — одним спе-
реди и другим сзади!
Одет этот темнокожий великан был только в набед-
ренную повязку из шкур диких котов. Со злобным блес-
ком в глазах он поглядывал на черноволосого малыша,
которого сжимал мощной рукой. Двуликий насмешливо
напевал колыбельную матерей-индианок «Аа-боо, аа-
боо!» и при этом хлестал голенькое тельце ребенка колю-
чей веткой шиповника.
Манштин быстро запрыгнул за большой куст шалфея
на вершине холма. Затем натянул луг, тренькнула тети-
ва. Стрела вонзилась чуть выше уха Двуликого. Она
была отравленной, и великан упал замертво. Тогда
Манштин взял малыша и поспешил прочь из этой лощи-
ны. Вскоре он подошел к типи, откуда слышался громкий
плач. Это было как раз типи похищенного ребенка, где
теперь горевали его родители.
Добрый Манштин возвратил ребенка в трепетные
руки матери. Внезапно в глазах обоих дакотов отразился
ужас. Они испугались: вдруг Двуликий принял новое
286
обличье, чтобы мучить их. Кролик понял их страх и ска-
зал:
— Я Манштин, Доброе Сердце, знаменитый охотник.
Я ваш друг, не бойтесь.
А ночью случилось чудо. Когда отец и мать уснули,
Манштин взял малютку. Бережно, но крепко наступив на
носочки мальчика, он тянул спящего ребенка за ручки
вверх, пока тот не сравнялся с ним ростом. Указательным
пальцем наметил Манштин ему щель на верхней губе, а
когда наутро отец и мать проснулись, они не могли отли-
чить собственного сына от Манштина—настолько храб-
рецы походили друг на друга.
— Впредь мы друзья и помощники друг другу в бе-
де,— произнес Манштин, махнув на прощание правой ру-
кой.— Земля теперь наш общий слух, она донесет другу
из любого далека самый тихий зов!
— Хо! Да будет так,— ответил новоиспеченный чело-
век.
Расставшись с другом, Манштин не мешкая двинулся
дальше на север. Неожиданно он оказался перед широ-
ким ручьем. Его зоркие глаза сразу приметили сыромят-
ную веревку, закрепленную у самой воды, и уходящую
к стоящей поодаль круглостенной хижине. Вдоль веревки
тянулась глубокая протоптанная канавка.
— Хун-хэ!—удивленно воскликнул Манштин, при-
сматриваясь к свежим следам, отпечатавшимся на влаж-
ном берегу ручья.— Следы человека! Значит в той хижи-
не живет слепой и по веревке каждый день ходит за во-
дой,— догадался Манштин: он знал, какие у людей порой
бывают хитроумные затеи. Тут же его взгляд устремился
к жилищу отшельника, и любопытство — вот уж, поисти-
не, настоящий поводок слепца — потянуло его туда.
Манштин осторожно приподнял входной полог и сту-
пил внутрь. Там на земле сидел трясущийся беззубый
слепой старец. Однако, он был не глухим — сразу почуял,
что кто-то вошел.
— Хау, внучек,— зашамкал он, ибо по годам годился
в деды любому.— Привет тебе. Я слеп, поэтому, умоляю,
назови свое имя.
— Дедушка, меня зовут Манштин,— отвечал кролик,
с любопытством озираясь и разглядывая внутреннее
убранство вигвама.— Скажи, а чем это так туго набиты
все эти сумки из оленьей кожи, расставленные по сте-
нам?— спросил он.
287
— Сушеным бизоньим мясом и олениной, внучек. Это
чудесные сумки, которые никогда не пустеют. Я слеп и
не могу ходить на охоту, поэтому добрый Создатель нис-
послал мне эти волшебные сумки, полные отборнейшей
снеди.
Затем сгорбленный старец тронул веревку, которая
лежала справа от него:
— Эта приводит меня к ручью, где я могу утолить
жажду, а эта,— повернулся он налево,— ведет меня в лес
и там я наощупь набираю хворост для очага.
— Как бы я хотел жить в такой роскоши, дедушка!
Привалился бы спиной к шесту, скрестил ноги и покури-
вал бы сладкую ивовую кору до конца своих дней,—
вздохнул Манштин.
— Что ты, внучек, глаза — вот твое настоящее сокро-
вище, без них ты стал бы несчастлив,— сказал в ответ
старик.
— Дедушка, чтобы поменяться с тобой местами, я от-
дал бы оба своих глаза.
— Хау! Будь по-твоему. Встань. Вынь свои глаза и
дай их мне. А тут теперь ты хозяин.
Манштин тотчас вынул глаза, а старик их вставил
себе! Тут на радостях старик выскочил наружу, глядя
по сторонам молодыми глазами, а слепой кролик набил
трубку, лениво привалился к шесту и погрузился в прият-
ные раздумья. Казалось, чего лучшего еще желать: кури
себе ивовую кору, да ешь из волшебных сумок, но бла-
женство длилось недолго.
Манштин захотел пить, но воды в хижине не было.
Ухватившись за одну из сыромятных веревок, он отпра-
вился к ручью утолить жажду. Манштин был молод и
не хотел медленно тащиться по тропинке старика. Его
переполняло веселье — уже много лун ему не доводилось
пробовать такой чудесной еды. Самоуверенно скакал он
вдоль старой веревки, подергивая ее время от времени,
пока вдруг она не выскользнула из рук, и тут Манштин
кувыркнулся прямо в воду.
Он бешено замолотил руками по воде. Несколько раз
безуспешно пытался Манштин выбраться на скользкий
берег, пока наконец не наткнулся на старую веху и глу-
боко выбитую тропку. Измученный и расстроенный эда-
кой незадачей, с большими предосторожностями он дота-
щился на четвереньках до своего вигвама.
Манштин сидел у холодного очага, дрожащий и мок-
288
рый, и стучал зубами. Солнце село, потянуло ночной
прохладой, а в вигваме хвороста не оказалось.
— Ну, ладно,— приободрил себя Манштин и храбро
взялся за другую веревку.— Пойду за хворостом!—ска-
зал он и отправился по сыромятной веревке в лес. Вско-
ре он споткнулся о щедро рассыпанные сухие ивовые
прутья. Он кинулся обеими руками собирать хворост в
расстеленное на земле одеяло. Манштин вообще был
очень проворен.
Набрав большую кучу, он связал вместе два противо-
положных конца одеяла и закинул вязанку за спину. Но,
увы, забывшись он упустил конец веревки и теперь
заблудился!
Тут он застонал. А потом насторожил свои большие
чуткие уши в надежде уловить звук приближающихся
шагов. Но кругом никого не было. Даже ночных птиц
было не слыхать, совсем некому было придти на помощь.
Тогда Манштин смело двинулся вперед наугад.
Очень быстро он застрял в чащобе. Тут Манштин
бросил вязанку и принялся сетовать, что напрасно рас-
стался с глазами.
— О, мой друг, ты нужен мне. Старец из Дуба унес
мои глаза, и я пропадаю в лесу,— кричал он, припав к
земле.
И только затихли его слова, как на краю леса послы-
шались чьи-то голоса. Все ближе и громче слышались
они: один ясный и звонкий, а другой дрожащий стар-
ческий голос.
Они принадлежали другу Манштина, наделенному
слухом Земли, и старцу из Дуба.
— Вот, Манштин, возьми обратно свои глаза,— ска-
зал старик.— Я знал, что ты не задержишься в моем жи-
лище, но хотел преподать тебе урок. С радостью я глядел
вокруг твоими глазами, пускал в дело твои лук и стрелы,
но все же я стар и немощен, поэтому мне больше по душе
сидеть в типи подле волшебных сумок.
За беседой вернулись они к хижине, и старец забрал-
ся в свой вигвам, который очень часто маленькие индей-
ские девочки и мальчики по ошибке принимают просто
за старый дуб.
А счастливый Манштин, вновь обретя свои ясные гла-
за, отправился охотиться в северную страну.
10 Покуда раст\т травы
289
СЕМЕРО ВОЯК
Отправились однажды семеро воевать: Уголек,
Огонь, Пузырь, Кузнечик, Стрекоза, Ерш и Черепаха.
Шли они, шли, возбужденно переговариваясь, размахи-
вая кулаками, но вдруг подул ветер и Уголек потух.
— Хо!—воскликнули остальные,— этому не под силу
было воевать!
Вшестером двинулись они дальше и прибавили шагу.
Спустились в глубокую долину, Огонь шел впереди всех
до самой реки. А там — шш-чу!— погас.
— Хо! И этот тоже не мог воевать!—сказали остав-
шиеся пятеро и припустили вперед еще быстрее. Дошли
до густого леса. Начали через него пробираться, а Пу-
зырь презрительно фыркнул и сказал:
— Нам, братья, следовало бы подняться всем по-
выше.
С этими словами он устремился к верхушкам деревь-
ев, но наткнулся на колючий дурман. Тут Пузырь и лоп-
нул!
— Поглядите!—вырвалось у четверки,— и этот не
смог воевать!
Все же оставшиеся не повернули назад. Вчетвером
отважно шли они на войну. Впереди скакал Кузнечик
с двоюродным своим братом Стрекозой. Дошли они до
болота, настоящей бездонной трясины. Когда двинулись
через него вброд, задние ноги Кузнечика завязли в грязи
и оторвались! Заполз он на бревнышко и заплакал:
— Видите, братья, дальше идти не могу!
Слезы полились из глаз Стрекозы. Его пытались успо-
коить, но безуспешно — очень любил он своего двоюрод-
ного братца. Горе и громкие рыдания бурно сотрясли те-
ло Стрекозы. А при попытке прочистить красный распух-
ший нос он так сильно дунул, что голова слетела с то-
ненькой шеи и упала в траву.
— Ну вот,— сказал Ерш, хлеща себя хвостом от не-
терпения,— они были совсем негодными воинами! А те-
перь— вперед, на войну!
Так Ерш с Черепахой пришли к большой стоянке, где
в круг стояли типи людей.
— Хо!— воскликнули жители селения,— Что это за
мелюзга? Чего им надо?
Наши вояки были без оружия, к тому же вовсе не-
290
видны собой, поэтому люди обманулись насчет их на-
мерений.
Ерш выступил глашатаем. Пропуская часть слов, он
выговорил:
— Шу... хи пи!
— Что, что он сказал?—стали переспрашивать друг
у друга мужские и женские голоса собравшихся вокруг
людей.
Ерш повторил:
— Шу... хи пи!
Все люди, и стар, и млад, приставили ладонь к уху,
чтобы лучше слышать. Но снова так и не разобрали, что
там бормотала эта рыба!
И тут из толпы выступил старый хитрец Иктоми.
— Эй, послушайте!—злорадно потирая руки крикнул
он (ведь если где-то зреет какая беда, Иктоми всегда тут
как тут).— Вот что говорит Ерш: «Зуйя унхипи!» Мы
пришли сражаться.
— У у!—с сожалением протянули сразу помрачнев-
шие люди.— Давайте убьем этих двух глупцов. Ничего
они нам не сделают! Просто не понимают, что говорят.
Разведем огонь и сварим их обоих!
— Если попытаетесь нас сварить, будет беда,— ска-
зал Ерш.
— Хо-хо-хо!—расхохотались жители селения.— По-
глядим.
Разожгли они костер.
— Никогда не был я так разъярен!—сказал Ерш,
и услышал тихий ответ Черепахи: «Мы погибнем».
Две сильные руки подняли Ерша и собирались опус-
тить в кипящую воду, но тот успел дунуть в нее изо всех
сил: «Уишш?» Во все стороны брызнул кипяток, пар об-
жег собравшихся вокруг костра людей, кинулся им в гла-
за. Крича от боли, разбежались они от костра.
— Что станем делать с этими ужасными существа-
ми?— спрашивали они. И кто-то крикнул: «Давайте отне-
сем их в илистое озеро и утопим!»
И все кинулись к озеру. Бросили они Ерша с Черепа-
хой в озеро. Черепаха доплыл под водой до самого цент-
ра, там вынырнул, помахал толпе на берегу и крикнул:
— Тут я и живу!
А Ерш так резво плавал из стороны в сторону, что
спинной плавник пенил воду.
— Эге-гей!—радостно вопил он.— Тут я и живу!
291
— Что мы наделали — в испуге застыли люди.— Это
нас погубит.
Тогда мудрый вождь сказал:
— Придет Проглот Ийя и выпьет озеро!
За Ийей послали. Проглот Ийя целый день пил воду
озера, пока живот его не раздулся с гору величиной.
А Ерш с Черепахой зарылись в ил. Ийя сказал:
— Их во мне нет.
Услышав эти слова, люди заплакали в голос.
Забредшего в озеро Иктоми Ийя проглотил вместе
с водой как мошку. Стоял Иктоми в брюхе великана и
смотрел вверх, запрокинув голову. Поверхность прогло-
ченного озера внутри Ийи колыхалась где-то высоко, поч-
ти касаясь неба.
— Тогда я выйду тут,— сказал Иктоми, потянувшись
рукой к выгнутой стенке брюха Ийи. Он проткнул ее но-
жом, вода хлынула наружу и затопила все селение.
Когда вода вошла в свои прежние берега, Ерш с
Черепахой выбрались из озера. Раскрасили себя как
победителей и вернулись домой, громко распевая побед-
ные песни.
Мато НАЖИН*.
Из книги
«ЗЕМЛЯ ПЯТНИСТОГО ОРЛА»
Пернатый, закутанный в одеяло образ индейца
стал символом американского континента. Облик его на
протяжении веков ваяла и отливала та же рука, что
сформировала горы, леса и равнины, и начертала русла
рек.
Американский индеец плоть от плоти этой земли —
будь то область лесов, степей, пуэбло или плато. Он
гармонично вписывается в пейзаж, ибо рука, сотворив-
шая континент, создала и человека под стать природе.
Он рос когда-то так же естественно, как дикий подсол-
нух; он был неотъемлемой частью окружающего так же,
как и бизоны.
Обладая сложением под стать природе, индеец развил
такие же навыки — искусства, которые называют сегодня
американскими. И тело его обрело душу, оформленную
и отлитую все той же гармоничной рукой творца. Из ин-
292
дейского подхода к бытию происходит великая свобо-
да— сильная и безраздельная любовь к природе, уваже-
ние к любой жизни, насущная вера в Высшую Силу, и
принципы истины, чести, щедрости, равенства и братства,
как руководства во всех земных связях.
Овладев присущей ему философией и ремеслами,
именно через них аборигенный человек запечатлел свою
самобытность, вписал себя в историю и самый дух этой
страны, слил воедино землю и человека.
Собственной жизнью — борьбой, поражениями, раз-
думьями, наблюдениями, взлетами вдохновения, победа-
ми — он создал нестираемое свидетельство, которое мож-
но, как это часто бывает, игнорировать, но никогда нель-
зя уничтожить бесследно.
Белый человек не понимает индейца, потому что не
понимает Америки. Он слишком далеко отстоит от фор-
мирующих ее процессов. Корни древа его жизни не врос-
ли еще в скалы и почву. Белого человека по-прежнему
терзают первобытные страхи; в его сознании все еще
живы опасности пограничья, покуда не все твердыни сда-
лись его всепроникающей поступи и вопрошающему
взгляду. Он дрожит еще, вспоминая утраты, понесенные
дедами в жгучих пустынях, на неприступных вершинах
Европейский пришелец по-прежнему новичок и чужак.
И по-прежнему ненавидит он человека, оспорившего его
путь через континент.
Но в индейце дух земли по-прежнему жив, и так бу-
дет до тех пор, пока другие люди смогут возвыситься
до восприятия ее ритмов. Рождаясь и рождая, человек
сам должен быть принадлежностью чего-то большего.
Тело его должно формироваться из праха и костей его
прадедов.
Задуманная белыми «переделка» индейца и хаос, воз-
никший в ее результате,— всего лишь плоды нарушения
белыми важнейшего духовного закона. Давление, кото-
рое легло на аборигенов с той поры, как прекратились
вооруженные столкновения, попытки навязать конфор-
мизм обычаев и навыков породили среди индейцев реак-
цию более разрушительную, чем войны, и ущерб понес-
ли не только индейцы, но и белое население. Тирания, ту-
пость и близорукость привели к положению, которое име-
нуют теперь «индейской проблемой».
Я настаиваю на том, что не существует никакой
индейской проблемы — на взгляд самих индейцев... Каж-
293
дая проблема, существующая сегодня в связи с корен-
ным населением, возникла из-за образа мышления бело-
го человека, который не способен — по крайней мере, не
склонен — искать понимания и стремиться приспособить-
ся к новому, существенному для него окружению, в ко-
торое он так недавно вступил...
ЖИВОЙ ДУХ ИНДЕЙЦА —
ИСКУССТВО
Индейцы поддерживали свое бытие и духовное
здоровье посредством песен, магии, обряда, пляски, сим-
волов, ораторского дара, декоративного искусства, реме-
сел и сказок...
Стоит только заговорить об индейской поэзии—и вы
сталкиваетесь с непониманием, с недоуменными взгляда-
ми. А ведь индейцы любили поэзию и в эту сферу само-
выражения вкладывали свои глубочайшие чувства. Лишь
немногих пытливых и талантливых ученых она сумела
заинтересовать, но и они дали в своих книгах немало
переводов, которые помогают постичь характер и оце-
нить качество индейской поэзии...
А как нуждается индеец в пляске! Именно таким спо-
собом выражал он преданность невидимой силе и общал-
ся с ней, сохраняя неповторимость племенной принад-
лежности. Когда сердце индейца-дакоты наполнялось
возвышенными чувствами, он пускался в пляс. Когда он
чувствовал благосклонное тепло солнечных лучей, он на-
чинал танец. Когда кровь его горячил успех охоты или
погони, он выражал его в пляске. Когда сердце его пере-
полнялось жалостью к сироте, одинокому старику-отцу
или горюющей матери, он выражал ее в пляске. Все ра-
дости и переживания, благодарность и признательность,
которые он испытывал в жизни — в том числе к высшей
силе, правящей миром, и все свои надежды на лучшую
жизнь он воплотил в одной пляске— Солнечной Пляске...
Когда индеец забудет музыку своих предков, когда
звук там-тама перестанет быть слышен, и шумный джаз
заглушит мелодию флейты, он станет мертвым индейцем.
Когда память о его героях перестанет жить в устах и он
променяет прекрасный белый наряд из кожи бизона на
фабричный костюм, он погибнет. Когда у него будет от-
нято все, что принадлежало ему, все, что он почерпнул из
294
природы, что обрел из вечных источников, он воистину
превратится в мертвого индейца. Дух его исчезнет, и хо-
тя он будет бродить по многолюдным улицам городов,
он воистину будет мертв!
Но все это не должно пропасть, все это должно жить
для того, чтобы Америка стала просвещенной и переста-
ла рассматривать творения аборигенов любого племе-
ни— легенды, керамику, пляски, плетение, песни и поэ-
зию как курьез, а аборигенных художников как экзотику.
Ибо кто, как не человек, плоть от плоти этой земли, смо-
жет сложить ее песню, историю, сказку? Кто, как не че-
ловек, родственный праху под своими ногами, сможет
придать ему очертания, форму и претворить в неумираю-
щую керамическую форму? Кто, как не человек, полный
любви к тростнику, растущему у тихих заводей, к влаж-
ным корням деревьев и кустарников, сможет избавить их
от безвременной смерти и с почти сверхчеловеческим
терпением превратить в долговечные образы прекрасно-
го—в бессмертное искусство!
Э. Полин ДЖОНСОН (Текайонваке)
СТИХИ ИЗ СБОРНИКА
«КРЕМЕНЬ И ПЕРО»
СТАРАЯ ИНДИАНКА
Пройдя поселок у лесной дороги,
В прозрачной предосенней тишине,
Насилу волоча босые ноги,
Бредет она по высохшей стерне.
Согнулись плечи от нужды и боли,
Глаза, не подымаясь, смотрят вниз,
Но день за днем она выходит в поле
Лущить тугой темнеющий маис.
А в памяти живет иное время:
Владел землей, врагу не покорясь,
Ее народ, теперь забытый всеми,
Как стебли эти, втоптанные в грязь.
295
ОРЛИНЫЙ вождь
На пустынных просторах прерий
не жалели они лошадей,—
Не уйдет теперь от расправы
краснокожий лживый злодей,
На восток в поселок индейский
он бежал и чуть не исчез
За рекой, где на многие мили
тополиный тянется лес.
Принять его за другого?
Никогда! Слыхали везде
О грозе поселенцев белых,
о крутом Орлином вожде,
Всю равнину он держит в страхе,
жжет и грабит который год.
Налетает, подобно вихрю,
разоряет, уводит скот,
Но не зря на просторах прерий
не жалели они лошадей;
Пойман, выслежен, загнан в угол
краснокожий вор и злодей.
Подступили с тылу к вигвамам:
«Мы нашли тебя наконец!
Бьет без промаха, без осечки
благородный английский свинец».
Но пустой оказалась берлога—
хитрый зверь избежал западни,
В приумолкшем индейском поселке
только женщины были одни.
«Хватит прятаться, пес краснокожий,
мы сразиться хотим с тобой!
Ты привык воровать ночами —
как мужчина выйди на бой!»
И в ответ из лесов тополиных
боевой послышался крик,
На опушку походкой шаткой
безоружный вышел старик,
С тех далеких первых набегов
пролетело полсотни лет:
Ненавидимый Вождь Орлиный
превратился в живой скелет,
Под морщинистой дряблой кожей
своенравный угас огонь —
296
В безразличных глазница,х голод
и усталость от вечных погонь.
На врагов взглянул исподлобья,
зарычал, как затравленный зверь;
«Молодым не боялся я смерти,
не боюсь ее и теперь!»—
И слова прозвучали гордо
на старинном наречье кри,—
Постоять за себя умеют
краснокожие дикари.
«Ненавистников бледнолицых
перебью я по одному...»
Но, увы, повторить угрозу
залп ружейный не дал ему,
Грудь худую пробил навылет
смертоносный свинцовый дождь,
И на землю упал убитым
одряхлевший Орлиный Вождь.
Бледнолицые поселенцы
громкогласный издали крик
И, как бесы, ринулись к месту,
где недвижный лежал старик:
«Бросьте тело его шакалам,
раскромсайте на сто частей,
Он от наших убитых братьев
не оставил бы и костей!»—
Кровожадно ножи блеснули
над простертым вождем, как вдруг
От надсадного женского крика
замер лес занесенных рук,—
Дочь вождя им путь преградила,
палачей кляня без конца,
И набросила одеяло
на поверженный труп отца,
И слова прозвучали гордо
на старинном наречье кри:
«Отдавать врагам своих мертвых
не приучены дикари,
Кто дерзнет прикоснуться к телу
пусть сначала убьет меня!»
Проклял ведьму главарь бледнолицых,
и назад повернул коня.
Чертыхались всадники, зная,
не добиться им ничего,
297
Если женщина в исступленье,
если в гневе индейская скво,
А несчастная закричала,
справедливой злобы полна,
О неправдах, что с самого детства,
претерпела от белых она:
«Убирайтесь отсюда, трусы,
или нет у вас больше стыда?
Вы убили душу, но тело
не отдам я вам никогда!
Вы травили его, как зверя,
был он страшен, покуда жив,
Вы его называли вором,
корки хлеба его лишив,
Вы народ мой обворовали,
дичь и пастбища отобрав,
Вы несли нам чуждую веру
вместо древних исконных прав,
Вы за нашу землю платили
преступлением и грехом,
Рассуждая лишь о хорошем,
помышляя лишь о плохом.
Что нам ваша Священная Книга?—
мы ее не поймем вовек,
Но нетрудно понять, как вором
может честный стать человек.
Убирайтесь! Мы знаем сами,
что такое вера и честь.
Рассуждать о боге не станешь,
если в доме нечего есть.
Возвратите нам нашу землю,
наши пастбища и стада,
Возвратите леса и реки,
что индейскими были всегда,
Возвратите нам мир и пищу,
над страной возвратите власть
И вините проклятый голод,
что заставил индейца красть!»
ИРОКЕЗСКАЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ
На покой уходит солнце, спать пора тебе, птенец!
До утра усни, птенец!
298
У костра усни, птенец.
Мама ждет, когда же глазки ты закроешь наконец,
Смотришь сонно ты, птенец,
Запеленатый птенец.
Кто свернулся в колыбельке под дубовой веткой низкой?
Кто следит за сизым дымом, не пугаясь ночи близкой? —
Это мой неугомонный кареглазый сорванец,—
В теплом гнездышке пуховом спи спокойно, мой птенец!
Кареглазый мой малыш, ты усни, а я спою,
Отдохни, а я спою,—
Дни и ночи я пою,
В колыбельке я качаю крошку смуглую мою,
Крошку сонную мою,
Несмышленую мою:
«Не кричат кулик и цапля, сойки спрятались по гнездам,
И сова в дупло вернулась, путь домой найдя по звездам,
Где-то тявкает лисица, хоронясь в лесном краю»,—
В колыбельке я качаю крошку смуглую мою.
СОБАЧЬИ УПРЯЖКИ
В долгой полярной ночи,
Обезголосев от лая,
Яростно, в клочья стирая ремни,
Ветру навстречу несутся они:
Злобная, дикая стая.
Чуть серебрятся в ночи
Шкуры медведя и рыси,—
Все, что добыли капкан и свинец,—
Рядом с енотом бобер и песец,
Мех соболиный и лисий.
Мчится в полярной ночи
Поезд, груженный пушниной,
Быстрые нарты не вязнут в снегу,
Зычно погонщик кричит на бегу,
Глухо скрипят мокасины
Долог в полярной ночи
Путь от зимовья к зимовью,
Путь, что известен им тысячи лет,—
299
Волчьим нутром они чувствуют след,
Волчьей звериною кровью.
РОСОМАХА
«История правдива, сэр, могу уверить вас,
Там, на Гудзоне, о таком я сам слыхал не раз,—
Охотник трубку раскурил и начал свой рассказ:
Об этом случае давно не вспоминаю я,
Хотя годами от тоски мне не было житья,
Годами снились снежные таежные края.
Что — глухомань? Еще бы, сэр! Там белый человек
В диковинку, как сносный мех, когда растает снег,—
Зимовья да индейские вигвамы возле рек.
Индейцы? Неплохой народ, будь только сам не лжив.
Бок о бок с ними столько зим, нелегких зим прожив,
Я ни на грош не обеднел и вот, извольте, жив!
Но я давно бы гнил в земле, могу уверить вас,
Когда б индейский вождь меня от гибели не спас,
Я Росомахой звал его — о нем пойдет рассказ.
Удачным выпал для меня год шестьдесят восьмой,
Немало я добыл бобров той давнею зимой
И только в паводок решил отправиться домой.
Капканы ставил я, бродя по тающему льду,
И ночь меня в глухом логу застигла на беду,
Прислушался, похолодев, и понял: пропаду!
В лесу зловещий этот звук я слышал не впервой,
К реке тотчас меня погнал волков голодных вой,
И замер я на берегу, от страха чуть живой.
Под утро реку переплыл я на обломке льда,
Но за день вздыбился поток — от льдины ни следа:
Лишь крошево и темная, бурлящая вода.
Как зверь затравленный, мечусь над гиблой крутизной:
И слева смерть, и справа смерть, и смерть передо мной,—
Поток ревущий впереди и волки за спиной.
300
И оклик слышу вдруг: «Садись скорее на коня!
Боятся волки росомах — ты сам учил меня.
Не для индейского вождя такая западня!»
Как трус последний, через миг я был уже в седле,
Я ускакал, а он один остался на скале,
И страшен был мне волчий вой и гул реки во мгле.
Как убежал, как спасся он, и сам я не пойму,
Но бог свидетель, это так, болтать мне ни к чему,
Назавтра вижу, к дому он шагает моему.
Как прежде, цел и невредим, пришел он за конем,
Согласен с вами, дикари хитрее с каждым днем,
И все ж напрасно всех подряд индейцев мы клянем.
Они не воры и не псы — болтать мне не резон,
Еще раз повторите, сэр, я вышвырну вас вон! —
Я деньги предлагал ему — не взял ни цента он.
Дальнейшее передо мной встает, как наяву,
И странно мне, что он мертвец, а я еще живу,—
Нет! краснокожего вовек я псом не назову!
Той самой осенью узнал от поселенцев я,
Что много белых забрело к нам в дикие края
И я подумал: среди них, должно быть, есть друзья.
К ним в лагерь я спешил, мой бог, что рассказали мне! —
«Индейцы с томагавками, пешком и на коне,
Пришли в раскраске боевой, готовые к войне.
Но наши парни дали залп и вновь курки взвели,
Все стихло,— лишь один дикарь так и не встал с земли,
Тут стали трусы причитать, что с миром к нам пришли.
Что англичане по пути порастеряли кладь,
И храбрый краснокожий вождь решил ее собрать
И в лагерь к белым привезти — он все хотел отдать!
Конечно, жаль, что вышло так, что умер он и все ж
Иное дело, если вдруг ты белого убьешь,
А этим краснокожим псам цена всего-то грош».
301
Я крикнул: «Псов таких, как вы, я не встречал нигде!»
И побежал туда, где вождь лежал лицом к воде,
И Росомаху я узнал в застреленном вожде».
ПЕСНЯ МОЕГО ВЕСЛА
Из-за высоких скалистых преддверий,
Ветер западный, ветер прерий,
Дуй-задувай!
Парус мой тонкий не забывай,
Белый-белый,
Вот он поник, ослабелый,
Где-то за далью поголубелой
Ветер скитается в горном краю,
Не вспоминая про лодку мою.
Парус долой — он мне больше не нужен!
Ветер ленивый со мною не дружен.
Западный ветер, усни,
Там, где трава, где одни
Степи, степи,
Где средь волнистых великолепий
Тянутся синие горные цепи,
Голову сонную спрячь под крыло.
Тихо мое напевает весло.
Ровно гребет кормовое весло,
В небе смеющемся солнце взошло,
Ярко-ярко,
Светит нежарко,
Влажных ветвей раздвигается арка.
Лодку быстрее вода понесла,
Стали расчетливей взмахи весла,
Всплески, всплески,
В утреннем блеске
Берег крутой в невысоком подлеске.
В каменном русле, бурлива, узка,
Вниз, разъярясь, устремилась река,
Круто-круто,
Вспенена, вздута,
Волны в борта ударяются люто.
Прерван порогами путь на восток,
Заклокотал, изогнулся поток,
302
Дыбом, дыбом,
Хлещет по глыбам,
По каменистым грохочет изгибам.
Без передышки работай, весло,
Как бы нас в щепки не разнесло!
Резче, резче,
Стонут зловеще,
Волны, зажатые в горные клещи.
Острые камни давно позади,
Радужных брызг затухают дожди,
Пена, пена!
И постепенно
Воды текут широко и степенно.
Над крутизною, в объятиях сна
Ветками — крыльями машет сосна,
Стая, стая! —
К небу взлетая,
Всюду разносится песня простая.
IV.
МЕЧТА
О ВОЗРОЖДЕНИИ
Дьюк РЕДБЭРД*
ВОЗЖИГАНИЕ ТАБАКА
Над табаком, объятым огнем,
Поднимается вверх дым —
Синий и серый дым —
Врачующий, колдовской.
Дух дыма могуч.
Сюжет этот стар, как мир.
Вьется кольцами дым,
Я слышу в нем звук — звук
Барабанов на ближних холмах,
И бизоньих копыт на промерзшей земле,
И врачующей песни гудящих ветров.
Эти ветры не прилетали сюда
Уже много лун и солнц.
Уже много лет солнечный свет
Не освещал краснокожих детей.
Я в дыме ищу виденье,
Ибо мне старики говорили
О виденьях, не видных глазу,
Но горевших в умах воспаленных
Наших воинов,
Тех, что боролись,
Но врага победить не сумели.
Жаждет тело мое колдовства,
Но глаза мои мутны от виски.
Мозг загублен мой — сердце загнано.
Горько мне оттого,
Что горящий табак
Не сумел мне прибавить сил.
306
ПРОСТИ МЕНЯ
Если порою дела мои причиняли тебе боль
Если порою слова мои становились пустыми
и неискренними
Если порою руки мои лаская тебя оставались холодными
Если порою сердце мое предавая переставало биться
Прости меня
Но не за трусость мою и слабость
И не за гордыню мою ждущую чтобы ей потакали
И не за спину мою склонную склоняться
И не за сердце мое давным-давно разбитое
Прости меня
А за солнечное тепло согревавшее наши души
За аромат цветов которые мы срывали
За отраженье лунного сияния на замерших наших телах
За всплески тысяч рек которые мы переплыли.
ДАЛЕКАЯ ОДИНОКАЯ
ДУША МОЯ
Как часто глядел я в зеркало это
Пытаясь понять что вижу я
Ибо только плоть моя в нем отражалась
А не душа моя.
Я не могу смотреть без волненья
В зеркало в два его измеренья
Я все еще жду что наступит мгновенье
Когда воскликну я
Глядите — вот она одинокая
И далекая душа моя.
Мне разум твердит что скорее надо
Разбить кусок стекла чернозадый —
В нем и тень души не доступна взгляду
Ибо скрыта во мне душа моя.
И хоть глаз не спускаю я с глуби зеркальной
Но знаю я
Что видна в ней только дразнящая маска
За которой прячется и таится
Одинокая душа моя.
307
СТАРУШКА
Низко согнувшись, неподвижно и молчаливо
Стоит на поле старушка.
Какие мысли прячутся
В ее печальных черных глазах,
Не вспоминавших о влажных лезвиях горестных слез
с тех пор, как голодные спазмы греха
И несбывшиеся надежды растаяли в промельнувших
годах.
На каком языке
Говорит поток сознания?
На языке звуков, слов или тумана,
Населенного неясными образами прошлого,
которые угаснут, как только драгоценное дыхание жизни
Покинет ее навсегда.
Не осталось у старушки
Времени жить,
Не осталось времени — верить
И вести пустые, никчемные разговоры...
Как приблизилась ты к земле!
Как низко ты согнулась!
Ты отбрасываешь длинную тень,
Словно одинокий камень
На пустынном горизонте.
Солнце твоей юности, когда-то яркое,
Теперь догорает у тебя за спиной,
И лучи его высвечивают
Лишь твой образ на голой земле.
Вскоре ты уйдешь из моего сознания,
Твоя душа ускользнет от меня
И исчезнет во мгле.
Старушка, я тебя знаю.
Я знаю, что эта голая пустыня,
На которой я стою,
Прежде была лесом.
А ты, старушка,
Была молодой и прекрасной,
Страстной и сильной.
Все было у тебя тогда:
Любовь, изобилие,
308
Свобода и покровительство богов.
Березы кричали тебе: «Возьми нашу кору,
Чтобы могла ты уснуть в наших объятиях».
Огромные звери лесные
Сбрасывали с себя мех и говорили:
«Пусть наше тепло станет твоим теплом,
Сшей себе подушку из нашего меха».
А птицы слетали к твоим ногам,
дарили тебе самые красивые свои перья,
И просили тебя эти перья надеть.
Ведь ты была их ребенком,
Их смуглым золотым ребенком,
Который пел их песни
И танцевал их танцы.
Нет, в глазах твоих нет слез,
Но тело твое согнулось под бременем
Скорби и грузом предательства
Тех людей, тех слабых, беззащитных душ,
Кого обнимала ты своими золотыми руками,
Кого любила ты своим золотым сердцем,
Кого целовала ты своими золотыми губами,
Вот, старушка, какой была твоя юность.
А теперь ты согнулась так низко!
Где они теперь?
Вырубив твой любимый лес,
Убив твоих лесных братьев,
Вырвав крылья у твоих пестрых птиц
И сравняв твои горы с землей,
Они бросали тебя, отняв у тебя все,
Кроме боли, страдания и голода.
О чем ты думаешь,
Какое последнее слово скажешь,
Уступая свою душу вечности?
Осталось ли у тебя то единственное слово,
Которое ты могла бы взять с собой
В последнее твое
Загробное прибежище —
Осталось ли у тебя слово
«Любовь»?
309
н. скотт МОМАДЭЙ*
МЫ С ЗЕМЛЕЙ ПОДАРИЛИ
ТЕБЕ БИРЮЗУ
Мы с землей подарили тебе бирюзу*
когда ты бродила и пела
Мы жили в доме моем и смеялись
и слушали старые сказки
Сова закричала и ты заболела
Мы встретимся вновь на Черной Горе.
Я принесу на посев кукурузы
и мы разожжем костер
Дети к груди твоей припадут
Ты исцелишь мое сердце
Я часто произношу твое имя
Его повторяет камыш у реки.
В доме брата сегодня гости
я буду им петь песни
Нет речей у нас о тебе
но песни наши печальны
Когда Лунная Дева уйдет к тебе
Я по белой дороге пойду за ней
Люди сошлись поплясать у Чинле*
возле семи ильмов1
Твой ткацкий станок там творил красу
Люди там до рассвета
будут есть барашка и пить кофе
Ни тебя ни меня с ними не будет
Я видел, как ворон у Красной Скалы
стоял на одной ноге
Он черен был как твой черный волос
Медлительны годы жизни
Я прискачу на самом быстром коне
Ты услышишь грохот подков
1 Ильмы — вязы.
ЗЮ
ПЕСНЬ ВОСТОРГА
ТСОАЙ-ТАЛИ*
Я перышко, я плыву в ясном небе
Я синий конь, я скачу по прерии
Я рыбка, я вьюсь, блистая в воде
Я тень, я бегу за ребенком
Я свет вечерний, свеченье лугов
Я орел, я играю с бурей
Я гроздь разноцветных бус
Я отдаленнейшая звезда
Я прохлада рассвета
Я рев дождя
Я сверкание наста
Я дорожка луны на заводи
Я пламя, четырехцветное пламя*
Я олень, я скрываюсь в сумерках
Я поле сумаха и хлебного корня
Я в зимней выси косяк гусей
Я голод юного волка
Я сон обо всем, что я перечислил.
Ты видишь, я жив, я жив,
Я связан добром с землей
Я связан добром с богами
Я связан добром с красотой
Я связан добром с дочерью Тсен-Тайнте*
Ты видишь, я жив, я жив.
ВИД ПРЕРИЙ, № 2
Я видел, старый индеец
На Седловинной Горе
Пил и мечтал о выпивке
И иссиня-черном коне
Помню коня моего, он скакал
Помню коня моего.
Помню коня моего, он скакал,
Помню коня моего.
Помню коня моего, он плясал
Помню коня моего,
311
Помню коня моего, он плясал
Помню коня моего.
Помню коня моего, он дышал
Помню коня моего
Помню коня моего, он дышал
Помню коня моего.
Помню коня моего, он встал
Помню коня моего
Помню коня моего, он встал
Помню коня моего
Помню коня моего, он дрожал
Помню коня моего
Помню коня моего, он дрожал
Помню коня моего
Помню коня моего, он хворал
Помню коня моего
Помню коня моего, он хворал
Помню коня моего
Помню коня моего, он пал
Помню коня моего
Помню коня моего, он пал
Помню коня моего
Конь — одно
Индеец — другое
Старый конь — значит старый
Старый индеец — печальный
Я видел, старый индеец
На Седловинной Горе
Пил и мечтал о выпивке
И иссиня-черном коне
Помню коня моего, он скакал,
Помню коня моего
Помню коня моего, он плясал
Помню коня моего
Помню коня моего, он дышал
312
Помню коня моего
Помню коня моего, он встал
Помню коня моего
Помню коня моего, он дрожал
Помню коня моего
Помню коня моего, он хворал
Помню коня моего
Помню коня моего, он пал
Помню коня моего
Помню коня иссиня-черного
Помню коня иссиня-черного
Помню коня моего
Помню коня моего
Помню
Помню
СРАВНЕНИЕ
Что мы сказали друг другу
что теперь мы точно олени
идем друг за другом
головы подняты
уши насторожены
глаза пристальны
копыта всегда ступают на твердую землю
а в ногах затаилось бегство
МЕДВЕДЬ
Чей взор таков,
что, пав на стену листьев
и расколов
ее на сонмы бликов,
вдруг различит
того, кто сонный, старый
был с нею слит
всей силою усталой.
кто встал немой,
лишенный измерений
313
перед тобой
в движенье без движений.
Он еле жив
убрался из капкана,
загривок крив,
нога — сплошная рана.
Он тут — и вдруг
меж, листьев исчезает;
стервятник круг
над рощею срезает.
ИСТОРИЯ ХОРОШО
СДЕЛАННОГО ЩИТА
На рассвете, перед своей смертью, орел
широко облетает небо кругами, приближаясь
все время к земле, к месту первотворенья.
Ветра нет, но в B-оздухе гул. Он подобен
ветру—но он не ветер, он много сильнее.
ЧЕТЫРЕ СУЖДЕНИЯ
О ЛЮБВИ И БРАКЕ Джудит и Ричардсону Морзе
по случаю их венчанья
I.
Прежде я думал о вас дважды —
вы были врозь.
Теперь я подумал о вас раз
и навсегда.
2.
Я хочу вам добра:
чтобы в вас была цепкость дикого винограда,
чтобы вы были чалым и гнедой заката,
чтобы вы были соколом и соколиной тенью,
чтобы состарились вместе в лчобви и благодаренье,
я хочу вам добра.
.334
3.
Не спешите, влюбленные.
Когда луна уплывает на запад,
звезды расскажут вашу историю.
4.
В облаченье вождя —
в мокасинах,
с барабаном
и опахалом из перьев орлиных —
в облаченье вождя
вообразите меня,
вообразите, что я пою и пляшу
на вашей свадьбе.
ЦВЕТА НОЧИ*
1. Белый*
Сын старика был убит далеко, в прериях Льяно Эстака-
до. Узнав об этом, старик отправился в путь и собрал
кости сына. После старик повсюду водил за собою черно-
го охотничьего коня с костями сына в седле. И всякому
встречному он говорил: «Теперь мой сын — из одних
костей. Видишь, кости его отшлифовались и блестят, как
стекло, при солнце и при луне. Видишь, какой у меня
красивый сын?»
2. Желтый
Мальчик утонул в реке возле рощи из тридцати двух пла-
кучих ив. Лунный свет лежал на воде, как дорожка, и
переливался матовым золотом. Мальчик смотрел так дол-
го, что оказался во власти лунного света. Он запел пес-
ню, какой никогда не слыхал; в тот миг он впервые ее
услыхал в своем сердце, и голос его поплыл вместе с пес-
ней, точно рассветная тучка. Голос его влился в полосу
лунного света и повлек мальчика за собой. Какое-то вре-
мя он продвигался по лунной тропинке и пел. Он рабо-
тал ногами и руками, и тело его покачивалось на быстри-
не. Его взгляд скользил по лунной дорожке, пересекал
315
огромную ночь и завладевал луной. Там, где дорожка
упиралась в тени дальнего берега, из реки выплыл боль-
шой черный пес, он дрожал и отряхивался. Всю ночь
стоял он в волнах травы и выл на луну, сзывая ее на
землю.
3. Коричневый
В ночь перед наводнением все черепахи ушли в горы. От-
куда они узнали про наводнение? Один мальчик взял
черепаху в руки и долго всматривался в нее. Он запом-
нил лицо черепахи, но так и не понял, откуда она хоть
что-нибудь узнает.
4. Красный
Один мужчина добыл могущественный бальзам. С по-
мощью этого бальзама он сотворил из листьев сумаха
женщину и жил с ней какое-то время. Глаза ее сияли,
а тело лоснилось, как речной камешек. Но мужчина оби-
дел ее, и его бальзам потерял силу. Вихрь унес женщину
ввысь и изорвал ее в клочья. От нее ничего не осталось,
кроме тысяч сухих листьев, рассеявшихся по прерии.
5. Зеленый
Девушка ночью проснулась и взглянула на луг в лунном
свете. Казалось, на нем стоит дерево, но это только каза-
лось; на нем стоял разветвляющийся столб дыма, но это
только казалось; на самом деле, там было дерево.
6. Синий
Вечером на стоянке вдруг появился мальчик. Никто ни-
когда его не видел. Он был приятный на вид и говорил
благозвучно, хотя никто не понял ни слова. Удивительно,
он ничего не боялся, точно был дома среди своих. Он рез-
вился среди незнакомых людей, а наутро исчез так же
внезапно, как появился. Люди обеспокоились. Но кому-то
пришло в голову, что мальчика не было вовсе, и все об-
легченно вздохнули. «Как мы можем считать, что он
был? — рассудил мудрый старик.— Ведь он не сказал ни
слова, которое мы бы поняли и запомнили. То, что мы
316
видели, если мы что-нибудь видели, наверно, был пес с
соседней стоянки или же медвежонок с горы».
7. Багровый
Один человек без причины убил бизона — он просто хо-
тел обагрить руки кровью. Бизон был большой, благо-
родный, старый, он много лет выдыхал жизнь из ноздрей.
На пороге ночи, горюя, сошлись пристыженные люди.
Вд^ли на западе они видели спину и горб большого бизо-
на— он умирал на краю света. Они видели, как его
яркая кровь вытекала в небо, как она высыхала, темнела
и под конец покрывалась светлыми перистыми облач-
ками.
8. Черный
У одной женщины были прекрасные длинные густые чер-
ные волосы. Она закуталась ими, как шалью, и отгороди-
ла себя от всего света, так что ее не могла отыскать даже
Старость. Иногда эта женщина прокрадывается на соб-
ранья мужчин и подпевает самым священным песням.
Она присутствует на них тенью — эту тень не колеблет
пламя костра.
ФОРМЫ ЗЕМЛИ В АБИКВУ*
Джорджии О’Киф
Я вспоминаю нашу первую встречу
Среди причудливых форм земли в Абикву
И другие встречи, последовавшие за первой —
Легкое переплетенье историй,
Поздние трапезы, сыр и вино.
И вокруг нас столько прекрасных предметов
Четкой нагой красоты — как кость.
Именно, кость: змеиность в сути костей,
Черепа коров и овец;
И прекрасные гладкие камни
На подоконнике в зимнем нерезком свете.
Я на ощупь попробовал солнце на этих камнях —
Блеклое, дальнее, зимнее солнце —
Об этом я, кажется, вам не сказал,
Но, конечно же, вы догадались.
Тогда, в те самые дни
317
Я принес вам коричневый камешек —
Его описали кончики ваших пальцев,
И вы сразу поняли: он прекрасен,
И зная формы земли в Абикву,
Вы поняли, камешек говорил:
Время объемлет и поглощает
Красоту многоликую и отчужденную
В сумерках, в самый канун холодов.
ЭРНЕСТО МАЭСТАС ОБУЧАЕТ
ИНОСЕНСИЮ СААВЕДРА
АКТЕРСКОМУ РЕМЕСЛУ
— Видишь ли, ты — слепая,
тебе, ах, не по себе,
ты медлишь выйти.
Ты не смеешься,
и ты не веришь
в яркий октябрь на Канхилоне
и на Тьерра Амарилья.
Когда ты плачешь,
мрак приближается,
мрак —
как нож у твоих глаз.
— Да, учитель, я вижу;
ночь поглотила меня навеки,
и слезы мои непрозрачны,
они из обсидиана1,
что будет, учитель,
если я не заплачу?
— Иносенсия, будет все то же,
потому что ты — слепая.
Видишь ли, в этой роли
нельзя не заплакать.
1 Обсидиан — вулканическое стекло.
318
Дуэйн НИАТУМ*
ИНДИАН РОК,
ОСТРОВ БЕЙНБРИДЖ,
ВАШИНГТОН
Посвящается Мэри Рэндлетт
Когда твои пальцы трогают оспины
На моем лице и ты покидаешь вигвам
Терпения, а после постигаешь уклад
Песка и кедра, тотема и рыболовной снасти,
Цветка и устрицы,
Чаек, ныряющих неглубоко,
Зеленых путешествий лосося
И времени, истощающего пору
Красногрудого дятла,
Когда ты неподвижна, как журавль
В камыше, и дышишь, словно прилив,—
Тогда я нараспев рассказываю легенду,
Которая поможет тебе услышать плеск весел,
Гремящие кости и говорливые маски
Мертвых предков, пляшущих на тех же дюнах.
Когда длиннолистные дожди студят
Твои кости в утренней непогоде,
Изменяют твою дорогу к дому,
Твой путь в город на автомобиле —
Тогда я заканчиваю мой напев китобоя.
Оставляю тебя одну, согнутую, как травинка.
ВОСХОД ЛУНЫ
КРАСНЫХ КЕДРОВ*
Филипу и Энн Маккрейкенам
Из дружелюбия и медленного оттока крови
Я останавливаюсь поглядеть, как Солнце
Отдает свои утренние имена петроглифам
Копья, капкана и барабана.
Дождь тянет хоровые нити по лососиному ритуалу,
Льет во все стороны ветра — а ветер
Зовет Деда в Нтайа-улше*, приветствуя
Деревенский лишайник, раковины,
Плетенки с ягодами и водой. Дети
Полумесяцем окружили Старейшин,
Врезающих свои жизни в тотемный сон.
Мой сын убежал куда-то —
Может быть, ищет Птицу Грома*,
Радужное великолепие оленей,
Текущих, как полосы света, по изгибу тропы.
Или, может быть, он учится падать,
Давать в своем сердце место ужасу и боли,
Отдыхать медведем в ухе метели.
Как его прапрадед Ниатум, он верит
В смешливость голубой сойки.
Легенды о долгих погружениях кита-убийцы
Приведут его в затемненные папоротником поля,
А тысячелетняя элегия реки Элвах — к Весне.
Его дар слепца может
Обратить эти корни в напев или танец.
Милая моя женщина, хранительница стихотворения,
Плавает, как водяной жук,—
Точь-в-точь раскрытый веер солнечного света.
Скоро я буду лежать с ней
В таинственном мягком чертоге ив.
2
При свете Совы; мы держимся за руки с костром.
Луна топорщит перья
Над небом Хо-хад-хун*.
Танцуя в честь Семи Братьев,
Барабаны становятся тихими, как речные птицы,
И мы видим, как Первые Люди покидают
Могилы под гниющей белой пихтой.
Старейшины поднимаются в приветствии первыми,
Давно уже клалламы не слышали такого
Плача:
«Че-чако> Ан-на-ду! Ан-на-ду!
Мокс-пу. Мокс-пу»*.
320
УЛИЧНЫЙ МАЛЬЧИШКА
Я стою у окна, распахнутого
На полынное поле — на калифорнийский пейзаж
К северо-востоку от Сан-Франциско.
Я приникаю к земле, к ее щиту тишины,
Солнце вплавляет мои тринадцать лет в холм.
В белом дыхании сумерек
Гудят насекомые, ползающие по стеклу
Окна. Полевой жаворонок
Заливается на ограде,
Отделяя меня от остальных мальчишек —
Холодных извергов, играющих в пинг-понг
И карты, пока не заперли на ночь.
Когда этот новый дом мой перестанет дразнить
Мою память, как и мое прозвище Индеец Джо,
Данное мне братьями —
Черными, чиканос и другими,
Угрюмыми, как это одиночество,— я шагну
Из окна в темноту,
К своей душе, вьющей гнездо у стены.
СТИХИ ДЛЯ ТЕХ,
КОГО ОБЪЕДИНИЛО
ВУНДЕД-НИ*
Трава прячет детей в земляной чаше сверчка.
Эти легенды просты, около полудня
Ветер бродит по степям, как койот.
Ничто не движется в этих холмах, только черви,
Прорывающие свои песни в завтра. Под черным
Крылом сумерек, завывая, одержимые красным
И желтым, мы танцуем, призывая луну.
Начинаем поиск утраченного выхода из раны.
Каждый шаг вплавляет новый цвет в вены.
Пока женщины плачут по раздавленным
В розе голосам паука, юнцы
И старцы заявляют права на свои шрамы.
Отчаянье предлагает детям, бегущим в ночи,
Сладкую пыльцу с могил изгнанных мечтателей.
11 Покуда растут травы
321
ЭЛЕГИЯ вождю СИЛТУ*
Белый никогда не останется один.
Пусть он будет справедлив и добр
к моему
Народу, ибо мертвые не бессильны...
Униженный горем,
Ты стоишь на краю убывающего леса,
Твое лицо выдублено солеными ветрами
Пролива*,
Священных островов твоих предков, и вот
Ты запеваешь о твоей восьмидесятой слепнущей луне.
Духи-хранители
Ноют, как волынщики в потоке белых,
Текущем с восточного побережья
Ты слышишь, как смерть зовет тебя сгореть —
Одного — в пламени черного солнца.
Волны кораблей и фургонов сломали твои стрелы,
Проломили твой щит, заставили смолкнуть
В твоем сердце орла, давно умерщвленного
Их взглядами, вопящими о золоте Аляски.
И, однако, словно барабанный бой
Плясунов-Дувамишей, твои оставшиеся племена
Снова медленно обживают частицу своей земли,
Превращая горе народа в малую радость,—
Так бывает, когда наблюдаешь за дремлющим
Журавлем, который тает, как тень тростинки.
ЛУНА ЛЯГУШКИ*
1
Мы узнаем от лягушки,
Лежащей, словно луна, среди водорослей,
Что Черный Лось* мертв,
Будто опрокинутая полетом гагары,
Река потеряла на заре голос.
2
Тихо плывя под деревьями
Над белой землей Пааха-Сапы*,
Его дух танцует на черных ветрах,
Как стебель травы.
322
3
Когда я смогу спать в бурных водах
Моей крови, я проведу много времен года,
Скитаясь по этим холмам, по-волчьи входя
В огненные ворота радуги,
Примечая, как Старейшина дакотов бросает пыльцу*
Орлу, и снег в моих глазах растает.
ЛУНА ЕЖЕВИКИ
Три стихотворения — о желании тишины
1
Далеко от гниющего города,
В самой глуби нашего вымокшего леса,
Я становлюсь на колени,
Чтобы выпить воды тахомы1, и слышу,
Как лисица учит Ворона путешествию по рекам.
2
Тонкий звон вьется у моего лица,
Москит предпочитает плясать,
Нежели оборвать свою одинокую летнюю нить.
3
Скоро я буду отдыхать как ствол
Упавшего кедра, как обнаженный друг
Луны, слуга полакли2.
ДРУЗЬЯМ, ЖИВУЩИМ
НА РЕКЕ УОЛЛА-УОЛЛА
Дейлу, Кэти и Шоне
Да, мы видели, как войны бушуют в моей голове.
Повсюду я ношу разбитые щиты ветра и вечно
1 Вода тахомы — т. е. вода горных ручьев.
2 Полакли (чинук) — ночь, мрак.
323
Боюсь закрыть глаза — глядите, опять этот взрыв
И все же, достигнув вашего дома, я захотел
Воззвать к горам. И луна Глубокого Снега
В волнистой ели чуть не довела меня до слез —
То был бы плач слепого волка. Я нищий, сбежавший
Из кошмара,— что поделаешь. Эти дети в Азии —
Их глаза, волосы, губы зеркально отражают
Глаза и губы моего сына. Их лица знакомы, их
Красные глаза белы, как глаза Шоны, вашей
Дивной дочери. Вот я и здесь — прошу милосердия.
Долгие-долгие годы я докапываюсь до корней
И слышу песни, уличающие меня в трусости,—
Песни, превращающие волка из моего сна в камень,
Но он уже научился избегать моих зубов-стрел.
Друзья, я хочу видеть, как идя домой, совершает
Прыжки форель, держать ваши руки, заглядывать
Вместе со звездами в золотую ветвь реки, все это
Доступно, ведь ваша хижина—Клалламский
Длинный Дом, гнездящийся в самом каньоне.
Потом нараспев я призывал духов из-за радужных
Вееров, озаренных красным пламенем луны.
Если бы это пламя могло сиять и над городом.
Порой я чувствую, что моя родина во мне рушится.
И скоро увидят, как я, спотыкаясь, бреду
По безымянной улице, совсем пропавший без песен,
Без молчания Старейшего Стряхивателя Пепла.
Это след охотника, выслеживающего мою юность?
Или еще один офицер отдает приказ войскам,
Идущим сквозь мой сон в атаку? Почему женщины
В поле бегут от меня? Мое желание—ветер
Четырех сторон света, замирающий ради них.
Должен ли я ради веры в мой любимый Сиэтл
Бесстрашно целовать груди Смерти?
О, не надо бояться моего разума, который,
Пятясь, зигзагами падает на милую землю.
Это потому только, что вы любите реку, лосося
И звезды, я пою вам всю ночь и шагаю
Сквозь грязь к Ворону и Деду, обитающим
Внутри меня, уравновешиваю свою радость горем —
Снится, что сова летает в отсветах пламени,
Прижимаюсь к папоротнику и мху, чувствую
Их росу на губах. Давайте носиться кругами
324
По долине, пока Уолла-Уолла* не высмеет наши страхи.
И наваждения. Пусть Оборотень*, барабанщик крови,
Не издевается над моими мертвыми Я,
Которые бредут враскачку домой.
ЛЕСЧИ, ВОЖДЬ ПЛЕМЕНИ НИСКУАЛЛИ
Он проснулся от странного сна —
Птица Грома рыдала о нем из метели,
Окружив его, женщины нискуалли
Уходили к реке, танцевали под горькие всхлипы.
Он пылал на поляне смолистее красного кедра,
Нагоняя ладонями пламя на белых,
Что явились присвоить долину
Для своих поросят и гусей.
Прочерк волчьих следов исчезает в сугробах.
Он молчит, вспоминая о женах и детях.
Чуть мерцая в рассветном огне, его вера
Все крепчает и водит по лесу солдат,
Как олень, отоспавшийся в черном бурьяне.
Он сегодня для них лишь потеха:
Судьба, словно кол, ему всажена в глотку.
Но ведь смерть приведет его прямо к вигваму отца,
Сквозь горящую радугой дверь. За решеткой
Лишь его утомленное тело. Он больше не ест,
Он молчит. И петля для него наготове.
МЛАДШИЙ БРАТ ГЛАВНОЙ ЛУНЫ
Засыпаю в лисьей ночи,
В распевающем зеркале мрака.
Набираюсь решимости снова найти в себе силы,
Рассказать о своих пораженьях лугам,
По которым бредет мое детство, срывая
Вишни; женщины на берегу
Жарят рыбу, и дедушка спел свою песню оленю.
Мое сердце покатится в центр ожерелья
Из огней, оцепивших поселок, где белая ель
Спит под грузом семи одеял превращенья.
И тогда я уйду из Вороньей пещеры.
325
КОГДА ПРИХОДИТ
ЖЕЛТОЛИСТАЯ ЛУНА
1
Ночь синя как абстракция или
Как девятый приход Желтолистой луны.
От приречных ракит на поля пролетают вороны,
Замедляя течение жизни до сложности нового мрака.
Ропот мух вызывает Мечтателя к двери;
Вот они, межпланетные духи, блуждают по сетке.
Перейдя на веранду, я больше уже не уверен, что гости
Выясняют .свою родословную. Я им даю
Воду, мед — вместе с краткой сонатою Баха.
Но не больше того. Отобедав,
Я за чтением осознаю: пустота
Лишь вливается в русло другой, и она
Зелена и кричаща, как водоросль моря.
Свет охряных оттенков бродяжит по комнате и
Предлагает глазам отдохнуть
Вместе с теми, кто слеп, кто безгласен, кто сломлен.
2
Это белый павлин за окном говорит, что продлится
Тишина одиночества у переменчивых солнц,
Словно те чужаки за стеной
Взяли жизнь под замок, чтобы музыка онемела.
И, с трудом одолев ширину своей комнаты,
Я начинаю понимать свое место в пейзаже.
Ветер носит секреты: их дрозд, будто желуди, сыплет.
С кашлем бледная тень отступает.
Обретенье упорства и ритма, смиренности тростника —
Вот что желтым земным созерцаньем пугало называет.
И, вступив в этот круг, я пою у тотема
Давних предков; я пою, прежде чем попросить,
Чтоб любимая вышла на желтые листья
Улиц — просто собрать их резьбу,
Прежде чем новолуние даст мне уйти.
326
Уильям Джей СМИТ
ОСТРОВА
Из всех островов, плывущих на север и на юг,
на запад и на восток,
запоминаются не острова, не их блуждающий уют
и вызывают не они восторг...
И не земля, мгновенная в касаньях листьев,
не континенты плоти, что чувствами открыты,
которые плывут сквозь бесконечность в лицах
и растворяются в умах, в их темных фосфоритах.
Не острова. Не даже то, что меньше их,
до той поры, пока твердь твердью остается,
пока на тихую лагуну не набредешь
в сомнениях своих,
на землю, что тебе в прозрении дается:
и волны — это облака, блуждающие в звездах,
и небо — это море, качающее звездный остов.
Здесь выражено высшее — вздох моря, моря воздух.
Поэтому ты выбираешь этот остров.
И даже если твердь на нем голодна и нища,
и человек с него ни соли, ни песка
для пользы не сотрет,
его ты будешь всей жизнью защищать...
Здесь и умрешь. И смерть твоя травою прорастет.
ДЕРЕВО ПУТЕШЕСТВЕННИКА
Оно называется так потому, что в месте прикреп-
ления стебля листа к ветке у него есть полость.
Из нее, как говорят, берут питьевую воду путешест-
венники. Ствол дерева путешественника похожа на
ствол пальмы — он достигает 30 футов высоты.
Листья его на длинном стебле, громадные, весло-
образные, напоминают гигантский веер, края их из-
резаны ветрами.
Томас Эверетт. «Деревья мира».
I
Однажды днем, прозрачным до того, что взгляд
за горизонт совсем забросить можно,
327
ты медленно вздымаешься на крыльях, готовых
затронуть край времен,
взлетаешь в памяти своей или в мечте —
и зданий кубы золотистые
по берегам зеленым рассыпаются,
иль это падают во бронзовую реку
огромные обломки янтаря
с оборванного ожерелья великанши;
в такой вот день, попозже, на закате,
ты начинаешь путешествие свое.
Ты будешь странствовать,
отщелкивая серии моментов,
мгновений миновавших и которых
ты никогда не сможешь возвратить,
а все же удержишь их, оставишь
за собой все время озаряемую сцену—
свет солнца, воду тростниковую пятнающий,
пока трава, растущая в зеленой глубине,
не окружит тебя нежданно, как ивняк
на берегу песчаном в середине лета,
и все, что волновалось там, внутри,
все вот — снаружи.
Мир распахнется весь перед тобой, и ты пройдешь
в метельном вихре,
в снегу, напоминающем тот снег,
что черную скалу всю облепил
и вниз нагнул толстенных сосен ветви,
пройдешь вдоль стылых фьордов
и отдохнешь на голубой воде,
и призмы льда, плывя, тебя минуют
и растворятся в море потеплевшем.
Ты наконец пересечешь и море, нос судна твоего
разрежет воду —
как будто шелк на части разрывают,
и фосфором вода за кораблем
до самых звезд наполнится: огромный крест
висит над головой на смявшейся сутане юга,
стада дельфинов провожают тебя между лохматых
и горбатых островов.
Свет слева скачет в небесах,
пульсируя то розовым, то красным,то бордовым,
328
как будто это лепестки гигантской розы,
в безумии бросающей их вниз потоком,
с гор, по склонам:
вулкан заговорил, рев лавы заглушает ветры,
тень лавы сеет пыль на волны, на лицо,
вот-вот взорвется ночь пульсирующим
розовым огнем, и судно
во тьме морских течений, как червь, извивами
вплывает в похожее на розу сердце мира.
II
Через коралловый белый проход, который
не шире, чем тело твое,
ты попадаешь в последнюю гавань, лагуну атолла,
вглядываясь в космос, око земли,
вдруг видишь в прозрачных глубинах атолла
гирлянды замерзшие —
то путники мертвые, замысли их несовершенные.
Кружатся поблизости рыбки в полосках и пятнах.
А тысячи птиц, фрегатов и крачек,
виясь и кружась, ведут тебя к берегу —
к тропинке сквозь папоротник,
мимо лиан, обвивающих всякую гниль,
к поляне, где на зеленом холме,
похожем на опухоль,
с отверстием, темною пастью, хватающей ветер,
стоит низкий дом.
III
На уровне плеча, с листвой на длинных ножках,
лопаточками распластавшись в два ряда
в изрезанный ветрами гигантский сизый веер —
как головной убор из перьев индюка
на голове вождя чероки,—
вздымается, сияя белым светом,
дерево путешественника,
ствол впаян в землю равнодушно-безразличную,
то пляшет многорукий Шива —
живое, живо! —
создатель, разрушитель и божественный танцор,
дикарь, которого боятся даже боги,
они, его желая разглядеть, сгибают ноги
329
пред тайным древом, деревом путешественника.
Ветвь обломи, стебель согни, из пустоты глотни,
чистая студеная вода в тебя польется,
словно из глубокого воздушного кольца.
Ветвь обломил — видение спугнул,
и снова мальчишкой в малюсенькой лодке
с ладошки ты жадными пьешь глотками
горной воды чистоту.
А после порог перейди, вступи в темный дом.
Ты будешь желанен. Я жду тебя. Я буду там.
МАЛЕНЬКИЙ ЕНОТ
Увидел маленький Енот
Падучей звездочки полет
И загадал желание:
«Хочу я стать
Бараном,
Вараном,
Тараканом,
Тритоном,
Питоном
Или Хамелеоном.
Пусть стану я
Фламинго
Или собакой Динго,
Омаром,
Кальмаром,
Пятнистым Ягуаром,
Медузой,
Воблой,
Камбалой,
Гадюкой (но не очень злой!),
Чижом,
Ежом,
Ужом,
Моржом,
Козой
(А то и Стрекозой!),
Хоть Плавунцом, в конце концов
(Люблю я вкусных Плавунцов!),
Хотя бы Бегемотом —
330
Но только
Не Енотом!
Сойдут и Кит, и Кот, и Крот!
Вот все мое желание»,—
Закончил Маленький Енот
И
Перевел дыхание.
В ответ Падучая Звезда
Сказала: «Что за ерунда?
Твое желание, мой друг,
Мне показалось странным:
С какой же это стати вдруг
Еноту стать Бараном?
Чем плох, по-твоему, Енот?
По-моему, наоборот:
Он — умное животное
И очень чистоплотное!..
Вот я — я как-никак звезда!
А видишь сам,
Лечу сюда,
Лечу с космических высот,
Сюда, к земным болотам,
В надежде — лет через пятьсот
(Конечно, если повезет!) —
Стать
Маленьким Енотом!»
ПОЛЕТ ОДНОГЛАЗОЙ ЛЕТУЧЕЙ МЫШИ
У ночи — мильоны глаз,
Один — у летучей мыши.
На солнце в закатный час
Летит она из-под крыши.
На солнце в закатный час,
В закатный вечерний дым;
Ночь мигает мильоном глаз,
Летучая мышь — одним.
Перепончатые, черны
Крылья, и в черноте
Спицы торчат, видны,
Как в старом зонте.
331
Крыш островерхих ряд,
Кладбища, зелень'крон,
Мышь летит, и гудки гудят,
И плывет колокольный звон.
И прожектором свод распорот,
Мышь летит, а внизу вот-вот
Пригород вцепится в город,
Город предместья сжует.
Мышь летит, пока на защипке
Не повиснет луна,
Кот не прыгнет на улицу гибкий
Из подвального окна.
Мышь летучая в ночь летит,
Чтобы выполнить тьмы наказ.
Ночь мильонами глаз глядит,
Мышь смыкает единственный глаз.
ЕСЛИ БЫ У МЕНЯ БЫЛА ЛОДКА
Найти бы мне лодку,
Какую угодно —
Челнок ли, вельбот,
Корыто ли, плот,
Да хоть сковородку,
Плыла б лишь,
Как лодка.
Найти бы мне лодку,
Какую угодно —
Гондолу, шаланду,
Не тонет, и ладно,
Китайский сампан
Или катамаран —
Согласен
Со всем.
А ЗНАЕШЬ, ЗАЧЕМ?
Найти бы мне лодку,
И к лодке бы снасть
332
Купить, одолжить бы,
А нет, так украсть,
И пусть меня
Ветер несет
И вода...
А ЗНАЕШЬ, КУДА?
Поплыть бы в фелуке,
Античной галере,
На шхуне,
На шлюпке,
По крайней уж мере
В шкафу,
На комоде,
На створке,
На дверке,
На крышке стола,
На дырявой фанерке,
На пне,
На полене,
На палке,
На щепке,
В пустом коробке,
На негодной прищепке,
Ну словом,
Держался бы лишь на плаву
Ковчег мой,
А я уж на нем
Доплыву.
Найти бы мне лодку,
Какую угодно,
А лучше б буксирный
Взять катер всесильный,
Чтоб шли караваном
За ним из тумана
С поклажей тяжелой
баржа
за баржою,
баржа
за баржою,
баржа
за баржою
333
Сквозь бури
и тьму.
А ЗНАЕШЬ , К КОМУ?
Найти бы мне лодку,
Какую угодно,
Но лучше б притом
Большую, как дом,
С геранью в окошках
И ласковой кошкой,
С крыльцом и верандой,
С прирученной пандой,
С аллеей, а рядом
С беседкой и садом,
С зеленой травой.
А ВСЕ ДЛЯ КОГО?
А может быть, лучше,
Чтоб сам я построил
Индейскую
Легкую
Лодку
Каноэ?
И ЗНАЕШЬ, ЗАЧЕМ?
Чтоб плыть посреди
Голубой пустоты,
Пока б не нашелся
Тот остров, где ты
Жила до сих пор
И не знала, что я
Ищу тебя,
Островитянка моя.
И я бы спросил:
«Ты поедешь со мною
В моем замечательном
Быстром каноэ?»
И ждал бы, что скажешь,
А ты бы тогда,
334
Помедлив,
Тихонько
Ответила:
«Да».
И ты бы со мною
Вокруг поплыла
Чудесного острова,
Где ты росла,
Я знак бы из лодки
Давал морякам,
Паромщикам,
Лодочникам,
Рыбакам,
И каждой посудине,
Всем до одной,
Махал и кричал,
Чтобы плыли за мной.
Луна бы всходила
Из теплых морей,
Я был бы твоим,
Ты была бы моей
Всю жизнь,
Окажись она
Долгой,
Короткой...
Была б только лодка!
Была б только лодка!
Джеральд ВИЗЕНОР*
СЕМЕЙНАЯ ФОТОГРАФИЯ
меж деревьев
мой отец был елью*
в двадцать три
он оставил Белую землю
изменил предкам
и перебрался в город
подвыпив он любил поболтать
помечтать о будущем
335
в полночь брел ссутулясь
по заваленной окурками мостовой
вот так он жил
в двадцать три
он стоял на мосту Николлет*
под порывами ветра
вместе с выцветшими стариками
в линялых шинелях
стучали костыли
ветер трепал пустые рукава гимнастерок
война тогда всех слишком сравняла
вернула им веру и милосердие
здесь не было чиновников резерваций
которые продавая землю
норовят вас обмерить на двадцать акров
от прошлого у него остались лишь фотографии
здесь не было католических священников
суливших подачку за конфирмацию
в городе
отец был иммигрантом
развешивал на улицах бумажные гирлянды
белил потолки для профсоюзного босса
подравнивал газоны в парке Сен-Луи*
по ночам рассказывал любовницам о том
что я у него метис
в его комнатах царил страшный холод
история оказалась слишком тесной
его полуправда не помещалась в ней
осыпаясь как струпья с прокаженного
на фотографии улыбаясь
отец обнимает меня
тогда еще молодую ель
полубелого
полуиммигранта
ушедшего в город и не сумевшего выиграть в лотерее.
336
ИНДЕЙЦЫ В ГАСРИ*
мимо театра Гасри
хромая бредет раненый индеец
не умеющий отдавать честь
светловолосые дети за багровым занавесом
вновь строят на сцене
укрепления и баррикады
репетируют вопли Сэнд-Крика
пятьсот убитых на мистической прибрежной сцене
вешают не тех людей
за то что они подняли не те флаги
на сцене вновь
Вундед-Ни
берег Бемиджи
цветные накладывают на себя руки
когда театральные представления оканчиваются
статистов ждут новые роли в горах
СТАРУХИ АНИШИНАБЕ*
по лугу не спеша идут старухи
дородные и важные как клевер
их животы покачиваются в такт шагам
ветер ласково треплет их платья
цветы склонившись слушают их песни
вещие песни
беззубой старины
как удивительно легко касаются они земли
своими узловатыми руками
шрамы резервации
бледнеют с возрастом
священная земля не забывает
ни об одном цветке
12 Покуда растут травы
337
их внуки
неуклюже бегут за ними
ловят губами дождь
и распевают песни
о том, что все к лучшему
ЗНАМЯ ЕЕ ДУШИ
ей двести семьдесят
по летоисчислению анишинабе
и ей нечего надеть зимой
она учила английский
в промозглом храме чужих святынь
гнула спину на чужих по крови
ее юные смуглые ноги
стыли в дырявых казенных башмаках
и для белых солдат
она была девушкой-скво
ее угощали выпивкой
над жизнью ее надругались
по ее безымянной груди
проходила кавалерия
судьба швырнула ее на дно
неведомого мира
когда солдаты один за другим
сваливались под стойку
в душе у нее
взвивалось священное знамя родного народа
воскресала надежда
что дети ее возвратятся домой
ТИРАНИЯ мотыльков
нынешней ночью мотыльки
без устали плетут свое кружево
338
вокруг лампы
им никогда не понять
что это не свет моей жизни.
они так суетливы как бедолаги крестьяне
чьи поля стали полями сражений
мелькают их крылышки
отбрасывают тени на книгу
моей нынешней ночи
только выключив свет
ты увидишь вдали подлинный свет
ведущий тебя вперед.
ХОККУ
Восходит луна.
Мой юный отец мне явился
Шагая по тучам.
В свете луны
Моя тень, как гость незнакомый.
Первопуток.
В морозный день
Дыханье коня, как дым паровоза
На крутом подъеме.
День за днем у пруда
Вода смывает наши следы.
Память о друге.
ИЗ СБОРНИКА «МАЦУСИМА»*
Пересчитай
Острова Мацусимы и рассветные волны.
Потом воротись домой.
должно быть, звук его флейты
не дал мухам спуститься на тело
мертвого карпа
339
град звенит
школьным колокольчиком
раза два за лето
птицы с птенцами
пьют воду из букв высеченных
на надгробьях
теплый ливень
листья беззвучно решают
кроссворды лета
прыгая с ветки на ветку
белки приуныли у поворота автострады
воля подневольных
как поэты мухи
гудя в воздухе чертят слова
опять потянуло гнилью
* * *
мы листья
сбитые летней грозой
все бунтуем
воскресное утро
старики ковыляют в белых башмаках
гуси бегут к воде
зимний дождь
магнолия стала неузнаваема
за ночь
запах нафталина
старуха на скамейке в парке
царства зимы
Джеймс УЭЛЧ*
РОЖДЕСТВО В МОКАСИН-ФЛЭТ
Рождество наступает привычно: волхвы
не явились, свечи взяты в кредит (плохи цены
на телят), пьяный сон кинул воинов на пол,
жулик-ветер унес вместе с дымом остатки тепла.
340
По дырявым хибарам дружки затаились и ждут,
пялясь в пластик окошек, подвоза товаров,
Чарли Черная Птица — до церкви и бара ему
двадцать миль —
добывает огонь, ударяя кресалом по кремню.
Пьянь выходит наружу сливать радиаторы для опохмела,
а вожди лижут снег и сулят перемены,
хоть подавленный смех распирает им ребра.
Лось завел свои игры в далеком лесу.
Вон гадалка готовит для трубки брикетный табак,
окликает метели по имени и объявляет
(без часов) пятый час пополудни, плюясь в телевизор.
Детвора лезет к ней на колени и просит рассказов —
что-нибудь, но про честь и про страсть,
и про воинов, что возвращаются с мясом и песней,
про ночную, возникшую кратким виденьем, звезду.
Чарли Черная Птица разжег свой огонь. А снаружи
тридцать ниже нуля.
ЧЕЛОВЕК ИЗ ВАШИНГТОНА
Большинство принимали конец без мучений.
Оттесненные с нищенским скарбом
в угол плоского мира,
мы всего и просили, что дров
да бизоньего меха — прикрыться от стужи.
И приехал усохший сморчок
со слезящимися глазами,
и пошел говорить... Обещал,
что отныне все будет, как прежде,
что теперь договоры подпишут и всем —
детям, женам, мужчинам — назначат прививки
против мира, который нас не замечает,
мира денег, посулов и хворей.
ВЫЖИВАНИЕ
День-деньской ледяной нескончаемый дождь
прорезал вместо солнца кедровое небо,
что висело в ту позднюю осень. Как стадо,
мы обстали пузатую печку, пряча дрожь.
341
Согревались рассказами. Черная Птица,
оживая при мысли о доме, сказал:
«А в те дни, когда солнце легко забиралось мне в кости,
я частенько мечтал, как разделаться с этой землей».
Мы следили круженье орлов над полями.
«Дочка старого повара, тощая девка, за пару бутылок
кока-колы, бывало, разденется и нагишом
нам готовит жаркое в палатке по воскресеньям...»
Воробьи разлетались по черным кустам.
Ночью чуть соскользнула луна, повисела
черным диском секунду — достаточно, чтобы
густо-темные твари разрыли у нас в тайнике
припасенное мясо. Да, выжить и вправду непросто.
А ПОСЛЕДНИЙ СВЯЩЕННИК ДАЖЕ
НЕ ПОПРОЩАЛСЯ
Цена прегрешенья — ссылка сюда,
где горная цепь переходит в индейский поселок.
Здесь даже священник по розовой церкви развесил
презренье и ненависть к черной работе.
А я собирался отпраздновать: детям — конфеты,
и новую ненависть — взрослым.
Священник исчез. Из его комнаты
разило смесью ладана и виски. Святые глядели с укором.
Косясь, богородица хмуро сказала —
священника больше не будет.
В поселке твердят — он держался упорнее прочих.
Ведь кладбище пусто, старухи, похоже, бессмертны,
а дети...
Они норовят из реки
крючком подхватить его старую шляпу.
СЧИТАЯ ОБЛАКА
Путь неблизок, а дождик так стар,
что, пока ты не заговоришь,
мои кости не хрустнут.
Путь неблизок: под ветер,
342
до внезапного вымаха туч,
от которого ты каменеешь — но нет,
не на север, и нет, дважды нет,
распроклятому зеркалу.
Я когда-то любил эту жирную землю,
так вошедшую в кровь,
что от этой любви
даже волосы почернели. Сегодня
так студено, что солнце могло б
стать мне другом. И дочери нынче
называют меня своим сыном, поскольку
солнце вместе с пшеницей настроены против меня.
Он был добр и приветлив с друзьями.
Он не знал
цветов прошлого — дней,
когда смирная рыба
танцевала, просясь к нему в руки.
Нет, танцор не сумел бы тебя обучить
ни закату, ни просто тебе показать,
как умеет река превращаться в вино.
Я уже позабыл,
чем заполнены дни, но, наверно,
это просто — считать облака
и потягивать пиво с друзьями.
Ты уходишь, и ритмы глупеют
в костях у меня.
«Нет» спешит раствориться в слезах
и в дожде — ив кислотном дожде дочерей,
заблудившихся в мексиканских просторах.
ДЕНЬ, КОГДА ВЗЯЛИ ВЕРХ ДЕТИ
...И хоть небо сияло, в тот день выпал снег.
Детвора повалила наружу. А матери вспомнили, что,
по писанию, мир будет пожран пожаром.
Снег летел, на дороги, откосы, деревья.
Он летел на влюбленных, сплетенных в объятии
на постели, на задних сиденьях новеньких «бьюиков»
где-то там, в неоглядных зеленых полях.
343
И еще он так мстительно падал
на политиков, что обещали нам мир в наше время.
И священники, променявшие рясу на смазливеньких жен,
проходили, чисты и громозки, под мокрым светилом.
Ребятишки забили весь город, лепили
снежных баб, приносили потертые шляпы, морковки,
снизки пуговиц, уголь — украсить нелепые глыбы,
дать им жизнь, сделав собственным отраженьем.
ТКАЧИ СНЕЖНЫХ НИТЕЙ
Могу тебе сказать, что все в порядке.
Уж год, как птицы улетели к югу.
Пока вернулся лишь один чирок,
покинув мать, храним ее любовью.
Покланяйся друзьям. Скажи, что тут
перед моею дверью дохнут волки:
зима их гонит из мясных краев.
Ты передай: недавно я представил,
как ваши пауки мусолят нити
и норовят заткать их крепью день. Вдобавок
вся паутина полнилась словами.
Их смысл кружил и бился на ветру.
ПРОНИЦАТЕЛЬНЫЙ СКАЗИТЕЛЬ
Я прошел по осенним лесовьям, ища
ветер, ищущий пламя. Солнце в лиственнице,
сосна вместе с пихтой твердили — забудь
о друзьях, не нашедшихся раньше.
Небеса неоглядны в краю, утонувшем
в преданиях, недотепы индейцы умнеют
в могилах. Горластые облака
грудой сдвинулись к нижнему пику. Я пел
о невзгодах на севере. Спящие ласки
утащили из песни значения слов.
И повсюду грохотал только ритм.
Солнце шло у меня под ногами. Я стал
статуей, ищущей старых друзей на ветру,
ищущем пламя и горы, чтоб биться о них головой.
344
ПРОВЕРЯЯ МЕРТВЫХ
Мы свалили зеленое дерево,
ища мои кости.
При виде койота
день попятился на полшага, и пришлось
вспотрошить и того, и другого. Так наши ножи
стали ложем недолгой расправы.
Я услышал — старик Девять Трубок сказал:
«Это он, я его узнаю».
И когда мы уже уходили,
поднялась из моей погребальной укладки*
женщина в синей, как ночь, одежде
и, огладив ладонями бедра, запела
о далекой, похожей на эту, стране.
Ланс ХЕНСОН
МЫ — НАРОД
легко мелькают дни над старыми холмами
я прохожу вдоль мокасинных троп
заросших сорняками ржою банок
перед закатом на лесной поляне
жду песню закипающего ветра
здесь как всегда
исчезло расстоянье
между названьем моего народа
и выкриком совы
и осторожным
бобровьим плеском
да мы народ родившийся под символами что
встают из праха чтоб коснуться нас
проходят через тело кедров где
уснули деды
шепчут нам о чем они мечтали
РАССВЕТ В ЯНВАРЕ
конец протяжного безмолвия
как имя
345
которое в конце концов приходит
я знал тебя всегда
а между тем зима
поет при наступлении
рассвета
я слушаю как малое дитя
звучание далекой лютни
эта песня
туманна словно отраженье
давно затихнувшего
голоса
который
что-то шепчет
ХОЛОД
все что осталось от лета
упрятано в воспоминаньях
ворон
а когда мы уснем то их тени
заберут нас к себе
мы уходим вместе
с остывающим пеплом
наших собственных тел
мы сидим на холодной горе
посреди одиноких волков
НАШ ДЫМ УШЕЛ
ПО ЧЕТЫРЕМ ДОРОГАМ
наш дым ушел по четырем дорогам
он призывает нас
и братья улыбаются в слезах
похоже мы не свидимся опять
орел огня
чьи крылья пахнут кедром
луна безмолвия которой
дано хранить священное зерно
346
даруйте силу
чтобы мы могли
достойно встретить завтра
Роберта ХИЛЛ*
ПАДАЮЩАЯ ЛУНА
Достань до стрел слетающего света. В этом храме
пел человек. Луна, припав к нему
всей щедростью лучей, слегка коснулась лиц
его народа — глаз, темнее крови,
рук, сохранявших теплоту жилища.
Тут кедры пьют прозрачный воздух.
Лишь руины достались нам, идущим за дождем
туда, где тени
слушают друг друга.
А здесь кирпичной кладкой повторяли белесое
кольцо луны.
Когда она, свистя, как оленуха,
взошла в спокойном блеске,
кое-кто спустился в логова, в глубины волчьих ям
с их чистотой
покинутого крова.
Что там еще? Лишь ненависть да прах.
А ниже кромки мира
земля линяет с легкостью молитвы.
Но наши маски и того стариннее.
Цистерны студят прерию, пройдя
семь миль от Поркъюпайна. И в громах
цветут сполохи всплесками комет.
Мальчишка скорчился в грязи. Он прикасался к солнцу.
Оно в нем дышит жестокостью огня. Подобно снегу,
валились миннеконжу—искрящийся народ воды.
И смерть, как пепел, будет петь им в уши.
Недвижность набирает рост.
Из глубины шуршащего огня —
шуршанье крыл. Когда поющий ястреб
умрет, то в горе у меня взорвется вена,
в беспамятстве дремоты вздрогнут сны.
Достань до стрел крепчающего света.
Как скорлупа ракушек,
347
блещут кости
среди зеленых трав солончака.
И тонкая луна над соснами взмывает,
ни в чем пустое поле не виня.
Я вижу след заплаканной березы,
проложенный листвою на ветру.
Из мари кличут совы.
Чем я отмечу эту боль? Мы живы
огнем заката. И в попону пыли колотит дождь.
Каньоны, встретясь, как всегда,
скрывают и плоть, и кровь.
Над чернотой воды взмывают духи, пляшут,
как куропатки в пересохшем устье. Верь
далеким льдам, напористости шторма.
Норман РАССЕЛЛ*.
МОЖЖЕВЕЛЬНИК
можжевельник зашелся смехом
можжевельник зашелся криком
можжевельник раскинул руки
и сказал
я силен
я прекрасен
я смел
я умен
я высок
это я забираюсь на самые кручи
возвышаюсь над пихтой и елью
выживаю в любые морозы
самым первым приветствую солнце
это я накормил столько птиц
можжевельник сказал мне присядь
под единственной тенью на этих утесах
можжевельник сказал отдохни подо мной
и постигнешь извечную тайну познанья.
348
Рей ЯНГБИЭР*
РАДУЖНЫЕ ВИДЕНИЯ
Дальние поезда вызванивают время
в холодном осколке радуги
как орлы одиноки
мы прижались друг к другу
молча мечтая о тепле очага
все мы видения нашей
участи в человеческом мире
мы топчемся в тесной коробке
отступаясь от скрежета наших
когтей скребущих иней на камне,
мы обращались к людям и бормотали
что-то о девочке той говорившей
что может она задержать дыханье
навечно и знает что думает дрозд
черный мечтая о днях когда можно
в прыгалки будет играть на дороге,
однажды бурными реками лет
я был принесен туда где медведи
в клетках нам пели бесконечную песню
о чистом щите без наших
радужных видений:
носите лишь то что мы видим в вас
щит приколите булавкой на сердце
и нож горчайший вас минет.
в сиянии лета:
землей исполняется жизнь и смерть
дом стоит неокрашен.
мы стоим на мосту
сотворенном богами из холодных камней
из подводных.
мы радугу вновь обретаем,
мы ходим вблизи от молний
и наши сердца представляются нам
полыхающими деревами.
а за стенами нашей коробки
сияет на севере славой
алый сполох и невежество наше
его питает.
349
я возвращаюсь в детство
не знаю имен знакомых,
ни разницы между нами,
ни что нас объединяет,
вдребезги то что когда-то было
нашим.
косточка человечья.
в самый раз чтобы лечь
на рельсы железной дороги.
я хорошо понимаю
каково им было на долгих
на скользких путях возвращенья
скалясь на звезды.
вся штука тут в поездах
в пьянстве и в будущности индейца
терять которому нечего.
МАТЕРЬ СЛОВОТВОРЯЩАЯ УТРОМ
...и в деревах затонувших
на дне водополья звучит
моя любовь к земле.
и набухают зачатья.
я мыслю о том что дни
растут обращая меня
к почве, и птицы на крыше
кличут обращая деревья
к солнцу, и по затылку земли
я иду. вспоминаю: сказали
что не должно железом ранить
кожу ее. по лицу проторены
тропы и шаг за шагом
единое чувство: будто
знаемый всеми знаешь
матерь словотворящую утром
как тепла воспаренья, она
снег распыляет в глубоких
долах коих произрастанье
350
целебно и собирает птиц
воспевать дарованье это.
вызывая из-под одеяла всхолмлений
песни дыма и подкрепление жизни.
ЧЕТЫРЕ ПЕСНИ ЖИЗНИ
1) Юноша
синий дождь
тихо каплет в душе
ничего не теряя
никому не давая понять
что
мне холодно
в этой земле
распевающей странные песни
которых
я не мог услыхать от людей
неспособных
творить
или помнить
свои
сбереженные песни
2) Старик в одиночестве
Я помню
песни
моего народа
я никому
не расскажу
что помню
эти песни
видно
мне выпало
хранить их
вечно в тайне
они мои
они умрут со мной
351
3) Тот, кто понял
я нынче утром
пел
о жарком солнце
о скупой луне
и предложил
себя
земле
и всем богам
чтобы снова
научили
как мне
жить
нелегкой
жизнью
нашего
былого
4) Тот, кто приблизился
вот время
грусти
среди
этой ночи
объятием
утешающей меня,
и вот я сам
который
постигает
как быть
мужчиной
принимая жизнь
святые песни предков
чтобы
они любили
и вели меня
* * *
Я тронул озябшей рукой
нежную шею оленя
и вспомнил о жилах удильных
в реке
352
и о приманке замерзшей
в конце октября
и что мне сказала
мать:
у тебя никогда не будет
ничего своего коль скоро
спирт над тобой хозяин
ты потихоньку растратишь
последние крохи
что от тебя остались.
ведь давно разрознилось племя
и на себя уже Не похоже,
кто же из наших создан
самим создателем нашим.
остатки и одиночки.
вроде тебя
и других на этих машинах
а эти машины опасны
тем кто ездит и тем кто ходит
и ведь ведать не ведают
как ты маешься в жизни.
А вот деньги всегда полезны,
неважно зачем и откуда явились
от них я думаю
вреда не будет.
мокрые пальцы застыли
и я с трудом заряжаю
барабан
моего револьвера.
холодный воздух скользит
вниз по сосновым стволам,
но ко мне благосклонна
изменчивая луна.
обычно она уходит.
и я размышляю о том,
353
что разделяет людские
жизни.
и вижу: как будто
треугольники от луны
отделяются накрывая
тех кто себя считают
отличными от прочих.
порой это просто
семья, порою неразбериха
зависимости, обещаний.
опять не кличет сова,
и хотя мне совсем неохота
даже думать о ней.
и стоит мне только
нарушить эти границы,
как смутится луна
и станут огромны рты
на сумрачных лицах людей.
Я вижу себя и сову
сову и ее клич,
клич который мне слышен.
ВЬЕТНАМСКАЯ ПОЭМА*
мне будет всегда не хватать
ощущения конца недели.
где-то зонтик
на свалке на юге
Вьетнама, он за конфетку
вертолет под собою
спрячет.
франко здесь должен жить
в сердце парня, я много
слышал о нем. и я был
таким же из пулемета
строча по людям угрязшим
по пояс в коричневых пятнах
топей, но дом где мы пили вино
из рыбьих сосудов вино
354
нам отомстил, стреляя
мы знали что они умирают
захлебываясь в крови
ближних своих, иные из нас
семьи свои вспоминали.
греется в нашей плоти
кактус, а дом в котором
друг его резался в карты
убил его брата, а мы
видели это сквозь дверь,
бежал я и стало дыханье
песней, но этого бога
я удержать не смог, и осталась
только скала о которой
я слышал и временами
это кажется правдой, слова
стали моими снами, они
шарики риса на наших глазах
жуют и я слышу их разговоры
рядом, эскадрильи летели
у-образно напоминая
диких уток над нашим холмом
где однажды раскрылись жилы
и кровь я о дерево вытер,
сидя там я все вижу.
слышу: близко, а назавтра
их отрубленные пальцы
пояс мой украшают, с братишкой
мы по уткам стреляли когда
хоронили кого-то из наших
на холме где и наше место.
он однако лет на двенадцать
был старше нас. в эту пору
шла клубника что впрочем
не имеет значенья, пестрея
молодые наряды выходят
из тумана, и дом говорит
ртом и разумом ювелира,
красный песок налип
на ботинки его. о нем
что мы помним? я помню
осенью мы с ним прощались
в воскресенье, он был худощав,
пороховые ожоги пятнали
355
половину лица, ночь в апреле,
я соскреб со спины его грязи
для жертвы, а дети
выросли алкашами.
С ОТВРАЩЕНИЕМ И В ОТВЕТ
НА «ИНДЕЙСКИЕ», СТИШКИ,
НАПИСАННЫЕ БЕЛЫМИ И НАПЕЧАТАННЫЕ
В ЖУРНАЛЕ, КОТОРЫЙ ОТВЕРГАЕТ МЕНЯ
вы знаете мы бы не прочь
стать с предками в ряд
быть самими собой
и не ползать по этим
ничтожным и скользким
мирам на которых
мы удерживаемся едва
не зная чему учиться
а что укрывать
под личиной
наших уклончивых отговорок
от этих лгущих друг другу
и нам будто нам известно
все
про дневной свет
а мы бы не прочь:
следуя нашим привычкам
вернуться к пирам осенним
лисиц
и зная заклятья и силу
и священность людских испытаний
не умирать ежегодно
от оспы
сплошь и рядом
смиренно
подобно следам четырех копыт
на дороге наших странствий
что на месте застыли
вот уж лет шестьдесят
поневоле
в зимнем благословенье богов
наши кони
замерзшими легкими дышат
356
а когда-то носили пожитки наши
и домочадцев в краях лесистых
восточной айовы где были охоты
своя у каждой
семьи покуда
племя ходило по рекам в которых
дочери наши и жены от кровей
смывались не предвидя того
что в будущем станут
наши жизни подобны
их мертворожденным детям
а то бы:
саламандрой лишенные
дара и слуха и слова
по обряду
натерли бы тело пеплом
наши сыны немые и мы бы
из холстов им воздвигли парильню
и водоросли сжигая
и топляки речные
и дух от гусей и оленей
и шипение трав волшебных
на раскаленных камнях
обратили бы их с молитвой
в оборотней и невидимок
призрак женской руки
протянулся бы из окошка
в дом совета
и взял бы из наших рук
тайнописную книгу
открывающую посйященным
способы переселенья
в дух и тело
индюшки
и хожденья ночного
над границей кедрового дыма
в ожиданье начала волхвова’нЬя иного
чтобы мы воплощались
в самых разных
животных мира
не замечая различий поскольку
все они равнозначны
повторению сна в котором
357
все живущие сплошь и рядом
озаряют рогов сияньем
дальние дали
богов
чтобы мы очищались обрядом
освобождаясь от самообмана
постигли некую точку
где мы не просто люди
сидящие и читающие
чужие стихи выходящие
запросто и без разбора
в отличье от нашего трудного слова
которое нас уносит
за все пределы
чтобы сюда вернувшись
мы написали о том
что никому не известно
и никому не подвластно.
СЛУШАЮЩИЙ УТЕС
все глубже ночная синь
нашептывает нам
на ухо мысли
об утесе который
там над туманом,
мы сами как волшебство
и я крылами дышу
раскачивая дым
втягиваемый в тела
внизу над рекою день
быстротечен и чист,
он поглощает смысл
луны и людей убивших
четырех снегирей
что спали в соснах,
мы не считали славой
тело покрытое флагом
покуда отец однажды
нас всех не созвал
на подмогу, он о причине
не спрашивал ибо знал
эти цвета, и земля
358
слыша их размышленья
им всегда отвечала
издалека: вы дома,
утром покуда она
к завтраку мыла картошку
я вдруг ощутил себя
малой частицей того
что прекрасно и однако не знает
пути своего, утес
первым вкушает пищу
слов обращенных предкам
чтобы они пришли
к нам когда падает дождь
и мы ничего не слышим.
Фрэнк ДЖЕЙМС*
РЕЧЬ, НЕ ПРОИЗНЕСЕННАЯ
В ПЛИМУТЕ,
ШТАТ МАССАЧУЗЕТС, 1970
Я обращаюсь к вам, как человек, как индеец
племени вампаноауг. Мне есть, чем гордиться. Я горжусь
своим происхождением, я горжусь тем, чего я достиг,
направляемый строгими отеческими наставлениями (ты
просто должен преуспеть, ведь в маленьком мирке Кейп
Кода ты человек с другим цветом кожи). Я порождение
нищеты и дискриминации — этих двух социально-эконо-
мических недугов. Мы с моими братьями и сестрами су-
мели преодолеть все трудности и в какой-то степени за-
служить уважение нашей общины. Мы, конечно, прежде
всего индейцы, но нас называют «уважаемыми гражда-
нами». Возможно, порой мы держимся высокомерно, но
нас вынуждает к этому само общество.
Сейчас, когда я стою здесь, противоречивые чувства
переполняют меня. У вас сегодня торжество — вы отме-
чаете годовщину появления белого человека в Америке.
Настало время оглянуться назад и поразмыслить. С тя-
желым сердцем обращаю я свой взор в прошлое, на
судьбу своего народа.
Еще до того, как английские колонисты поселились
в Америке, белые первопроходцы имели обыкновение вы-
возить захваченных индейцев в Европу и продавать их
359
там в,рабство по^ 220 шиллингов за голову. Не прошло
и четырех дней с того момента, как колонисты высади-
лись на Кейп Коде, как они уже ограбили могилы моих
предков и похитили кукурузу, пшеницу и бобы. Морт
упоминает о поисковом отряде из шестнадцати человек —
они забрали у индейцев их зимний запас провизии — все,
что смогли унести.
Массасойт, великий вождь вампаноагов, знал об
этом и все же он и его народ радушно встретили посе-
ленцев Плимутской колонии. Вероятно, он поступил так,
потому что его племя было истощено эпидемией, а может
быть, наступление суровой зимы заставило его смирить?
ся с происшедшим. Наверное Массасойт совершил боль-
шую ошибку. Мы, вампаноаги, встретили белых людей с
распростертыми объятиями, но сознавая, что это начало
конца и через 50 лет племя вампаноагов фактически пре-
кратит свое существование.
Что же произошло за эти короткие 50 лет? Что проис-
ходило в последующие 300 лет? История дает нам мно-
жество свидетельств жестокости и нарушенных обеща-
ний — все это порождалось борьбой за земельную собст-
венность. Мы признавали необходимость границ, но ни-
когда прежде мы не знали заборов и каменных стен. Нам
было непонятно стремление белого человека измерять
свое достоинство количеством принадлежащей ему земли.
Пуритане, появившиеся десять лет спустя, обращались
с вампаноагами еще более безжалостно, спасая души
так называемых дикарей. Суровые даже со своими едино-
верцами; индейцев они зажимали в каменных тисках и
вешали, словно это были «ведьмы».
А потом год за. годом индейцы теряли свои земли, а
взамен получали резервации, где им отныне предстояло
жить. Индейцам, лишенным их былого могущества, оста-
валось лишь смотреть, как белый человек забирает их
землю и использует ее для своего обогащения. Этого ин-
дейцы были не в силах понять, ибо для них земля всегда
была источником жизни, где можно растить урожай, охо-
титься и отдыхать. Ее нельзя подвергать опустошению.
Белый человек стремился приручить дикаря и обратить
его в христианскую веру. Первые поселенцы убеждали
индейцев, что если те не будут подчиняться им, они
выроют из земли и нашлют на них страшные болезни.
Белые люди использовали мореходные знания и опыт
индейцев, но дозволяли им быть лишь матросами и ни-
360
когда — капитанами. В обществе белых людей индейцев
всегда считали людьми второго сорта.
Действительно ли исчезли вампаноаги? До сих пор в
этом вопросе нет ясности. Мы знаем, что эпидемия унес-
ла жизни многих индейцев—некоторые из вампаноагов
двинулись на запад и объединились с чероки и шайена-
ми. Они были вынуждены покинуть свою землю. Часть
из них ушла на север, в Канаду. Многие вампаноаги,
чтобы выжить, отказались от индейских традиций и пере-
няли образ жизни белых людей. Некоторые даже скры-
вают свое индейское происхождение по причинам со-
циального или экономического характера.
Что же случилось с теми, кто предпочел остаться и
жить среди первых поселенцев? Какое существование они
вели, став цивилизованными людьми? Действительно,,
жизнь тогда не была такой сложной, как сейчас, но их
привычное существование было нарушено. Честность,
доверие, участие, гордость переплелись с политикой в их
повседневной жизни. Теперь их называли хитрыми, ко-
варными, жадными и грязными.
История хочет заставить нас поверить, что индейцы
были дикарями, невежественными варварами. Та исто-
рия, которая была написана организованными послуш-
ными людьми, изображает нас неорганизованными и не-
управляемыми существами. Встретились две совершенно
разные культуры. Одни считали, что жизнью следует
управлять, другие верили, что жизнь создана для радос-
ти, ибо так велят законы природы. Помните, что индеец
такое же человеческое существо, как и белый. Он чувст-
вует боль и обиду и старается себя защитить, мечтает,
переживает трагедии и неудачи, страдает от одиночества,
плачет и смеется. И часто не находит понимания.
Присутствие индейца и поныне повергает белого чело-
века в беспокойство и он тщетно пытается найти объяс-
нение этой загадке. Возможно, это следствие того образа
индейца, который создал для себя белый человек. «Ди-
кость» индейцев явила свою обратную сторону. Здесь
нет ничего загадочного — это просто страх. Страх, кото-
рый внушает индейский характер!
Высоко на холме против знаменитого Плимут Рока
воздвигнута статуя нашего великого вождя Массасойта.
Много лет стоит он здесь в молчании. Мы, потомки вели-
кого вождя, стали молчаливым народом. Стремление
выжить в этом материалистическом мире белого человека <
36 г
сделало нас молчаливыми. Сегодня я и многие мои сопле-
менники хотим смотреть правде в глаза. Да, мы индейцы!
Хотя время и уничтожило нашу культуру и наш язык
почти мертв, сами вампаноаги все еще ходят по земле
Массачусетса. Да, мы разобщены и растеряны. Мы уже
давно перестали быть единым народом. На наши земли
пришли завоеватели. Мы боролись, чтобы отстоять свою
землю столь же ожесточенно, сколь это делали белые
люди, чтобы эту землю у нас отнять. Мы были покорены
и вплоть до недавнего времени жили в Соединенных
Штатах на положении военнопленных и тюремных
заключенных.
Но дух наш еще жив. Вчера мы ходили лесными тро-
пами и песчаными дорогами. Сегодня мы передвигаемся
по асфальтированным шоссе. Мы объединяемся. Мы жи-
вем не в вигвамах, а в ваших бетонных убежищах. Мы
высоко держим голову и уже недалек тот час, когда мы
рассчитаемся за все обиды, которые мы позволили нанес-
ти нам.
Мы потеряли свою страну. Наша земля попала в руки
агрессоров. Мы позволили белому человеку поставить
нас на колени. Прошлого не вернешь, но сегодня мы бо-
ремся за более человечную Америку, где есть место
индейцам, где единство человека и природы обретает
свое былое значение и где господствуют исконные индей-
ские понятия истины, чести и братства.
Сегодня белые люди отмечают свой праздник. Вампа-
ноаги примут участие в этом празднике, расценивая его,
как начало новой жизни. Для колонистов прибытие в
Америку тоже было началом новой жизни. А сейчас, 350
лет спустя, наступает время, когда должна решиться
судьба исконных американцев — американских индейцев.
Вампаноаги и все другие индейцы уже не те, что были
раньше. Сейчас мы имеем опыт 350-летнего существова-
ния среди белых людей. Мы можем говорить на их языке.
Мы можем мыслить, как мыслит белый человек. Мы мо-
жем, наряду с ним, претендовать на получение высоко-
оплачиваемой работы. Нас услышали и к нам прислуши-
ваются сегодня. И важно то, что при этом мы сумели
сохранить свой дух, свою уникальную культуру, мы по-
прежнему полны решимости остаться индейцами. Мы
тверды в своих намерениях и наше присутствие здесь
является живым подтверждением того, что наступает
время, когда американские индейцы, и в частности, вам-
362
паноаги, смогут наконец вернуть себе то положение в
стране, которое принадлежит им по праву.
TEXAHETOPEHC* (Арен Аквекс)
ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ШНУРКОВ
ЛИЛОВОГО ВАМПУМА —
ТЕМ, КТО ПИШЕТ
ОБ ИНДЕЙЦАХ
В руках у нас — четырнадцать шнурков лило-
вого вампума. Один за другим мы передаем их вам —
авторам многих учебников американской истории: писа-
телям, кропающим дешевые, лживые, насквозь фальши-
вые сенсационные романы, и прочим писателям, благода-
ря которым молодые американцы получают искаженное
представление о нашем народе, красной расе Америки;
вам, создателям многих ковбойско-индейских фильмов и
телевизионных программ; нарушителям договоров, кото-
рые с наслаждением грабят индейские народы и попира-
ют священные договоры, возводя на индейских землях
плотины; и тем гражданам этой страны, нашей страны,
которые склонны возвеличивать славу своих предков,
замешивая ее на крови нашего древнего народа.
Первым шнурком вампума мы рассеиваем туман, за-
стилающий ваши глаза и мешающий вам ясно видеть,
чтобы вы узрели истину о нашем народе.
Вторым шнурком вампума мы сметаем опутавшую ва-
ши умы паутину, ту сеть, которая мешает вам относиться
к нашему народу справедливо.
Третьим шнурком вампума мы очищаем ваши сердца
от мести, себялюбия и несправедливости, чтобы вместо
ненависти в них поселилась любовь.
Четвертым шнурком вампума мы смываем с ваших
рук кровь нашего народа, чтобы вы могли ощутить
рукопожатие истинной дружбы.
Пятым шнурком вампума мы пригибаем ваши черес-
чур высоко поднятые головы, очищаем ваши души от
чрезмерного самодовольства и любования собой, из-за
которых вы ходите по земле, не замечая людей с темным
цветом кожи.
Шестым шнурком вампума мы снимаем ваши наряды
363
из золота, серебра и алчности, чтобы вы могли облачить-
ся в одежды из щедрости, гостеприимства и человеч-
ности.
Седьмым шнурком вампума мы удаляем грязь, заку-
порившую вам уши, чтобы вы могли услышать подлин-
ную историю нашего народа.
Восьмым шнурком вампума мы выпрямляем ваши
искривленные языки, чтобы с этих пор вы говорили об
индейском народе правду.
Девятым шнурком вампума мы отгоняем темные тучи,
застилающие солнце, чтобы его лучи очистили ваши мыс-
ли, чтобы вы смотрели вперед и видели Америку, а не
оборачивались в сторону Европы.
Десятым шнурком вампума мы отбрасываем с вашей
дороги камни и валежник, чтобы вы шли прямо, как пер-
вые американцы, чье имя вы осквернили и чью страну
захватили.
Одиннадцатым шнурком вампума мы забираем из
ваших рук орудия уничтожения: винтовки, бомбы,
«огненную воду», болезни — и вкладываем в них трубку
мира и дружбы, чтобы вы сеяли братскую любовь, а не
злую ненависть и несправедливость.
Двенадцатым шнурком вампума мы строим вам новый
дом, в котором, много окон, но, нет зеркал, чтобы в эти
окна вы увидели жизнь и стремления ваших ближайших
соседей, американских индейцев.
Тринадцатым шнурком вампума мы сносим стену,
воздвигнутую вами из стали и камня вокруг ДРЕВА МИ-
РА, чтобы вы могли укрыться под его ветвями.
Четырнадцатым шнурком вампума мы освобождаем
из курятника плененного вами орла, чтобы эта благо-
родная птица вновь парила в небе над Америкой.
Так я говорю. Те-ха-не-то-ренс.
ОСТРОВ ЧЕРЕПАХИ
Съезд единства
североамериканских индейцев
В то время как в часы пик автомашины про-
должали устраивать заторы на улицах городов и загряз-
нять выхлопными газами воздух, четыре ветра, как и
раньше, следовали законам Великого Духа.
364
И в то время как бульдозеры продолжали терзать
Матерь-Землю, а лесорубы продолжали валить леса,
природа, как и раньше, следовала законам Великого
Духа,
и в то время как поперек рек воздвигались плотины
и не пускали плывущую нереститься рыбу, рыба, как и
раньше, стремилась следовать велениям и законам Вели-
кого Духа,
и в то время как заводы и фабрики вносили свою до-
лю в отравление наших вод, воздуха и земли, уничтожая
все творения Великим Духом,
и в то время как люди продолжали лелеять безумные
мечты о власти и богатстве ценой жизни других, своих
же братьев, что против законов Великого Духа,
и в то время как солнце сжигало листья деревьев и
желтило траву на Великих равнинах и заставляло мелеть
многие озера и реки на всем протяжении Острова Чере-
пахи, этого континента Великого Духа,
в июле месяце, в то время как люди искали спасения
от летнего зноя в прохладных водах;
апачи, чейенны, хопи, сиу, майаны, пуйаллапы и
нискуалли
вместе, как орел и небо,
тулалипы, эскимосы, уматиллы, помо, кламаты, керда-
лены и кинолты,
дети Великого Духа, мы собрались, как четыре ветра,
уолла-уолла, шошоны, блэкфуты, паюты, потаватами,
мохауки и ламби,
мы собрались вместе, как братья и сестры, как вся
неделимая природа,
питтривер, сасуопы, чероки, маклешуты, сноквалми,
якима и тускарора,
чтобы образовать кольцо, обруч, священный круг всех
индейских народов.
Индейцы племен саук и фокс, омаха, мескалеро, пима,
онондага, айова, нутка, сэлиш, куечан, пуэбло, хупа, вин-
тун, алгонкин, сенека и кри,
мы собрались, чтобы слушать и говорить,
пусап, ламми, тлингет, пенобскот, команчи, монтане и
стиллигвамиш,
там, в далеком краю северо-запада, на берегах Боль-
ших Вод, мы встретились как гости народа тулалип.
В Длинном Доме тулалипов мы держали совет,
365
кайова, уорм спринго, канадские блэкфуты и кри, са-
миш, чиппева, дуомиш и шауни,
держали совет, чтобы слушать старейшин наших
многочисленных племен,
чтобы слушать пророчества хранителей нашей муд-
рости и подтвердить то многое, что связывает нас,
мы, люди, живущие на этой земле, истинные дети
нашей Матери-Земли, потому что мы и есть эта земля,
мы встретились для того, чтобы узнать и глубже осве-
тить трудности, которые стоят перед нашим народом.
Нашу Матерь-Землю губят и оскверняют, и Великий
Дух гневается на такое расточительство и жадность.
И мы встретились не оплакивать день сегодняшний и
день вчерашний, а решить, как сделать, чтобы наши дети
жили лучше нас,
мы встретились, как хранители Острова Черепахи,
этого континента Великого Духа, чтобы обновить нашу
силу и мужество перед лицом зла, которое заключает в
себе нынешний день, нынешний век.
Н. СКОТТ МОМАДЭЙ.
СЛОВОМ СОТВОРЕН ЧЕЛОВЕК
Я хотел бы связать здесь воедино несколько
разных идей и попутно уточнить характер взаимоотноше-
ния между словом и жизнью. Мне представляется, что в
известном смысле все мы сотворены из слов, что самая
суть нашего бытия заключена в слове. Слово — стихия
нашего мышления, наших мечтаний и поступков, нашей
повседневной жизни. Мы не можем существовать без
нравственных понятий, имеющих словесное выражение.
На одном из наших обсуждений ставился вопрос: что
являет собой американский индеец?
Ответ однозначен: «индеец»— это представление дан-
ного конкретного человека о себе самом, притом
представление нравственного порядка, ибо им опреде-
ляется отношение человека к другим людям и окружаю-
щему миру в целом. И чтобы представление это, эта идея
были полностью поняты, они должны обрести словесное
выражение.
Вот мне и хочется высказать некоторые мысли и о
нравственных идеях, которыми мы руководствуемся, и о
словах, их выражающих. Мне хочется, кроме того, выска-
заться о таких предметах, как экология, устная повество-
366
вательная традиция, воображение. Для начала позволь-
те мне рассказать одну историю.
...Однажды вечером произошло нечто странное. Я уже
написал большую часть книги «Путь к Горе Дождей»—
по сути дела, всю книгу, кроме эпилога. В тот вечер я
изложил еще одно старинное предание индейцев племени
кайова и составил комментарий к книге — исторический
и автобиографический. Вымотан я был до предела. Ру-
копись лежала передо мной, освещенная лампой. Пусть
небольшая, но готовая, точнее — почти готовая. Я уже
сочинил второе из двух стихотворений, обрамляющих
книгу. В общем, по сути дела, сказал все, что задумал.
Но все-таки мне не хватало какого-то существенного
«предпоследнего» куска. И я снова стал писать...
«13 ноября 1833 года в холодный предутренний час
вдруг словно бы наступил конец света. Безмолвие ночи
внезапно оборвалось. Небо то и дело озарялось вспыш-
ками, столь яркими, что от них проснулись люди. Начал-
ся небывалый звездопад, обильный, словно ливень. Неко-
торые звезды сверкали ярче Венеры, а одна, по преда-
нию, была величиной с Луну!» Дальше я стал писать о
том, что этот вот ливень метеоров над Северной Амери-
кой, этот звездопад, со времени которого прошло 136 лет,
был одним из самых ранних событий, занесенных в ка-
лендари племени кайова. Этот феномен так поразил вооб-
ражение кайова, что они вспоминают о нем до сих пор.
Он оставил зарубку в народной памяти.
«Живая память народа,— писал я,— и устная повест-
вовательная традиция, на ней основанная, раз и навсегда
слились для меня воедино в лице сказительницы
Ко-сан».
Я решил, что пришло время написать наконец-то об
этой старой женщине. Ко-сан принадлежит к числу са-
мых достойных людей, каких я встречал на своем веку.
Однажды июльским днем в Оклахоме она сказывала и
пела для меня, и это был сон, мечта. Когда я родился,
она уже была старухой; она была взрослой, когда появи-
лись на свет мои дед и бабка.
...Ко-сан сидела неподвижно, обхватив ладонями пле-
чи. Невозможно было представить себе, что такая уйма
годов — целое столетие — может так спрессоваться и
дать столь чистый концентрат человеческой сущности.
Голос ее дрожал, но не пресекся ни разу. Песни ее бы-
ли печальны. Прихотливая фантазия, горячая любовь к
367
родной речи, радость воспоминания — все это светилось
в ее единственном глазу. Она свободно вызывала в па-
мяти прошлое, отчетливо помнила все события своей дол-
гой жизни. Могла мысленно увидеть себя прелестной
юной девушкой, диковатой и полной жизни. Могла пред-
ставить себе Пляску Солнца:
«Вот древняя-древняя старуха тащит что-то на спине.
Юноши вышли посмотреть, что же она несет. Оказа-
лось—полную корзину песчаной земли. Этой землей на-
до посыпать место, где будет исполняться Пляска Солн-
ца. В руке у старухи — покалка. Вот она повернулась к
югу, вытянула губы, словно для поцелуя, потом запела:
Мы нанесли земли
Настало время для игры.
Хоть я стара, мне по-прежнему любо играть.
То было начало Пляски Солнца...»
К этому времени я вновь целиком погрузился в рабо-
ту. Я уносился мыслью из своей комнаты и из своего вре-
мени, возвращался в тот июльский день, в Оклахому, к
Ко-сан. Мы с нею весело смеялись; у меня было такое
чувство, что я знал ее всю свою жизнь — и всю ее
жизнь. Мне так не хотелось отпускать ее! Но надо было
заканчивать книгу, и я без особой охоты стал дописывать
последние фразы:
«Все это — и еще многое — был поиск, странствие к
Горе Дождей. Быть может, Ко-сан уже нет в живых. Мне
думается, временами в вечерней тишине она погружалась
в дрему и спрашивала себя — кто же я такая? Воплоща-
лась ли она в своих видениях в ту старую женщину, что
приносила священную землю для Пляски Солнца, в ту
древнюю старуху, которой, несмотря на столь почтенный
возраст, по-прежнему любо было играть? И видела ли
она мысленно звездопад — хоть иногда?»
Некоторое время я сидел за столом, глядя на эти
строки и пытаясь одолеть пустоту, вошедшую в мою
грудь. Только что написанные слова казались мне чем-то
нереальным. Неужели они что-то значат? Неужели в них
вообще есть какой-то смысл? В полном отчаянии я стал
торопливо вновь и вновь перечитывать последние абзацы.
Взгляд мой упал на имя «Ко-сан». И мне вдруг показа-
лось, что все написанное связано с этим именем. Оно
словно вдохнуло в строки живую душу. Совершенно не-
ожиданно я ощутил магическую силу слов и имен. «Ко-
сан,— позвал я и вновь повторил:—Ко-сан».
368
И тут эта древняя старуха, одноглазая Ко-сан, вышла
из сотворивших ее слов и предстала передо мною на
исписанной странице. Я был потрясен. И все же это было
закономерно, иначе и быть не могло.
«А я как раз пишу о тебе,— сказал я запинаясь.—
Я думал — ты уж прости,— я думал, может быть, ты
уже... Ну в общем...»
«Нет,— услыхал я в ответ, и мне почудилось, что она
хмыкнула:—Ты вообразил меня очень точно, вот я и яви-
лась. Ты вообразил меня мечтающей, вот я и грежу. Мне
грезится звездопад».
«Но ведь все это только игра моего воображения,—
возразил я.— Все это происходит у меня в голове. На
самом деле тебя здесь нет».
Я чувствовал — это звучит ужасно грубо, но ничего не
мог с собою поделать. Впрочем, она как будто поняла
меня:
«Думай, что говоришь, внук мой. Ты представил себе,
что я здесь, в этой комнате, да? Это уже кое-что. Вот ви-
дишь— в воображении твоем я существую, притом — во
всей полноте бытия, я жива. Правда, это лишь одна из
форм бытия, но, пожалуй, самая лучшая. Если здесь, в
комнате, нет меня, внук мой, то уж наверняка нет и
тебя».
«Мне кажется, я тебя понимаю. Открой мне, бабушка,
сколько тебе лет?»
«Сама не знаю. Порою мне кажется — нет на земле
старухи древнее меня. Ты ведь знаешь, что люди племени
кайова вышли на свет из старого полого ствола. До чего
же они ясно предстают перед моим мысленным взо-
ром — и как они были одеты, и как возликовали, увидев
вокруг себя прекрасный мир. Не иначе как я тогда была
с ними. Не иначе как участвовала в давнем переселении
кайова с верховий Йеллоустона на Южные равнины, к
реке Биг-Хорн; видела я и красные стены каньона Пало-
Дуро. Я была с теми, чье становище находилось у подно-
жия гор Уичито, когда начался звездопад».
«Значит, ты и впрямь очень стара,— согласился я.—
Сколько же ты повидала на своем веку!»
«Да, пожалуй, что так»,— сказала она. Затем, мед-
ленно повернувшись кругом, кивнула и вновь обратилась
в слова, те слова, что я только что написал. И опять
я остался один в комнате...
Мне кажется, человек хоть раз в жизни должен со-
13 Покуда растут травы 369
средоточиться на мысли о родной земле, память о кото-
рой живет в нем. Пусть всецело предастся мысленному
созерцанию этой земли — определенного ее куска, где
протекла какая-то часть его жизни. Пусть поглядит на
нее со всех возможных точек. Пусть подивится ее красо-
те, поразмыслит с ней. Пусть представит себе, как зимой
и весною, летом и осенью касается ее пальцами, при-
слушивается к звучащим на ней голосам. Пусть увидит
мысленным взором все обитающие здесь живые сущест-
ва, ощутит легчайшие дуновения ветра. Пусть вызовет
в памяти своей сияние дня, все краски утренней зари и
вечерней.
...Горы Уичито поднимаются над Южными равнинами
длинной изогнутой грядой, идущей с востока на запад.
Горы эти — краснозем и острые скалы, причем скалы не
красные и не синие, а какого-то странного смешанного
цвета: так оперение некоторых птиц отливает то красным,
то синим. Горы Уичито не столь высоки и могучи, как
горы Дальнего Запада, и в окружающий ландшафт
вписываются по-иному. Их нельзя представить себе от-
дельно от равнины. Если подумать о них отвлеченно, они
перестанут казаться горами... Смотреть на горы с равни-
ны — одно, а на равнину с гор — совсем другое. Я стоял
на вершине горы Скотт и смотрел вниз на равнину, зани-
мающую весь окоем. Порывистый ветер налетает на гор-
ные склоны, и временами его можно слышать — он шу-
мит, словно река в ущелье.
В давние времена здесь шла бойкая торговля. Лет сто
назад кайова и команчи отправлялись от гор Уичито во
все стороны на поиски приключений и амулетов, коней и
заложников. Порою они пропадали годами, но неизменно
возвращались, ибо родная земля крепко держала их.
Это священное место, и даже сейчас есть в нем некая
первозданность. Антилопы и олени, лонгхорны и бизоны
пасутся в лугах или — ближе к горам — прячутся в те-
нистых рощах. Именно здесь, считают кайова, появился
на свет первый бизон.
К северо-западу от гор Уичито виден поросший тра-
вой желтый холм. Он получил название Горы Дождей.
На западной его стороне сохранились развалины старой
школы, куда моя бабушка (в ту пору девочка-дичок с ко-
сами) бегала — в одеяле-накидке — учить английские
слова, обозначающие предметы и цифры. Там она и по-
хоронена...
370
Твое по сути имя — имя камня.
Смятенный смертью ум живет в тени
Неведомого наименованья,
В котором здесь твое я слышу имя.
Багрово, как охотница-луна,
Светило утра скачет по равнине;
Гора горит; к полудню тишина
Уже в тени, хранящей это имя
В непроходимой мертвой плоти камня.
Мне интересно вот что: человек изо дня в день видит
определенный пейзаж, и увиденное каким-то образом
входит ему в плоть и в кровь. Ведь в процессе жизни
именно это и происходит. Ни один человек не может
существовать в полном отрыве от родной земли. Такая
изоляция немыслима. Рано или поздно мы должны опре-
делить свои отношения с окружающим миром — я имею
в виду главным образом мир физический; и не только
с таким, как он ощущается нами непосредственно, вот
в эту минуту, но и таким, каким он открывается нам —
куда более достоверно — в длительной смене лет и вре-
мен года. Притом отношения эти должны основываться
на категориях нравственности. Полагаю, у нас нет иного
пути, если мы хотим осознать и сохранить свою челове-
ческую сущность, ибо она, эта сущность, должна нахо-
дить выражение не только в практической идее сохране-
ния жизни на земле, но и в этической. И это особенно
важно именно сейчас, и именно у нас на родине. Нам,
американцам, более чем когда-либо—и в большой мере,
чем мы это сами сознаем,— необходимо понять, кто мы и
что по отношению к земле и небу. Я говорю прежде всего
о самом акте воображения и об этической основе нашего
отношения к американской земле.
В 1970 году, без сомнения, довольно трудно предста-
вить себе, какой была природа Америки, скажем в 1900
году. Это нынешнее столетие страна наша только и дела-
ла, что отрекалась от пасторального идеала, который
был столь ощутим в искусстве и литературе XIX века.
Одно из последствий технической революции в том и
заключается, что нас отрывают от родной почвы. По-мо-
ему, мы теряем ориентацию, у нас произошло некое
психологическое смещение во времени и в пространстве.
Мы можем точно знать, где находится ближайший мага-
зин самообслуживания и сколько осталось до перерыва,
во время которого можно будет перекусить, но едва ли
кто-нибудь из нас знает свое положение относительно
371
звезд или помнит, сколько осталось до ближайшего
солнцестояния. Ощущение естественного порядка стало
у нас ненадежным и смутным. Не тронутых цивилизацией
мест остается меньше и меньше; точно так же и сфера
инстинктивного в нас сокращается — в той самой пропор-
ции, в какой мы утрачиваем подлинное о ней представле-
ние. И все же я считаю, что мы в силах сформулировать
этическую основу своего отношения к земле — понятие о
том, какое значение она имеет и должна иметь в нашей
повседневной жизни. Более того, найти такую формули-
ровку представляется мне совершенно необходимым.
Создается впечатление, по крайней мере на первый
взгляд, что этичное отношение к родной земле — нечто
совершенно несвойственное большинству американцев, а
может быть, чувство к ней еще только дремлет в них.
Очень многие из нас относятся к родной земле безраз-
лично. В силу некоторых особенностей моего жизненного
опыта мне трудно понять, как подобное безразличие мог-
ло возникнуть.
...Ко-сан точно помнила, где родилась моя бабушка.
«Вот тут»,— говорила она и указывала на комель высо-
кого дерева, а дерево это ничем не отличалось от сотни
других, росших в низине на берегу реки Уошито. Сам я
не видел никаких признаков того, что хоть один человек
когда-нибудь здесь побывал, произнес хоть единое слово
или хотя бы коснулся ствола кончиками пальцев. А вот
Ко-сан сумела воскресить в своей памяти даже новорож-
денную. Вероятно, она припомнила и голос моей бабуш-
ки— долго и сосредоточенно вслушивалась в себя, пока
наконец его не услыхала. В роще стоял неподвижный
тяжкий зной. Мне подумалось, что сюда-то, к стволу,
наверно, сходятся духи.
Благодаря силе народной памяти Ко-сан могла вызы-
вать в своем воображении тот давний звездопад. Для нее
не существовало разницы между ее собственным опытом
и общенародным (а в равной мере — между преданиями
и историческими фактами). И ее личный, и общенарод-
ный опыт вошли в ее память как нечто единое, и то была
память родной земли. Родная земля, которую она видела
изо дня в день целых сто лет, как бы и была общим
знаменателем всего того, что она знала или когда-либо
могла узнать—а знание ее было глубинным. Всеми
своими корнями она была связана с родной землей, из
ее глубин черпала силы, и сил этих хватало на то, чтобы
372
встречать все неожиданности и противостоять стихии
хаоса. Это также помогло ей находить объяснение раз-
нообразным явлениям, в том числе и таинственным. Вот
и звездопад 1833 года не был для Ко-сан случайным, ни-
как и ни с чем не связанным. Страшный световой ливень
в ночном небе должен был закрепиться в народной памя-
ти, и Ко-сан немало тому способствовала, вызывая его
в своем воображении, а затем передавая словами то,
что представлялось ее мысленному взору. Для этой цели
ей надо было привести звездопад в соответствие со своим
пониманием вселенной. А когда она рассказывала, на-
пример, о Пляске Солнца, то повествование это выража-
ло ее связь с жизнью земли, с солнцем и луной.
Сама Ко-сан и ее народ всегда служили нам приме-
ром глубокого уважительного, этичного отношения к зем-
ле. Нам бы следовало у них поучиться. Безусловно, в нас
самих такие чувства к природе, к земле пока только
дремлют, и на мой взгляд — самое время его активизиро-
вать. Мы, американцы, должны вновь научиться восприни-
мать землю и воздух в аспекте этическом. Мы должны
относиться к природе этично или же погибнуть — иного
выбора нет.
В наше время экология, пожалуй, важнейшая из
наук. Мне думается, ни в одной области индеец не может
служить таким авторитетом, как в этой. Если есть какое-
нибудь качество, воистину выделяющее его среди других
народов, то это уважение к природе и забота о ней.
Но вернемся к вопросу об устном повествовании.
«Не иначе как я вместе с другими людьми своего пле-
мени участвовала в давнем переселении с верховий реки
Йеллоустон в Южные равнины: ведь я видела и антило-
пу, что резвилась в высокой траве на берегу реки Биг-
Хорн, и дремучие леса на горах Блэк-Хиллс. Видела
однажды и красные стены каньона Пало-Дуро. Я была
с теми, чье становище находилось у подножия гор Уичи-
то, когда начался звездный ливень...»
«Ты и впрямь стара,— сказал я.— Сколько же ты пог
видала на своем веку!»
«Да, пожалуй, что так»,— ответила Ко-сан. Затем, мед-
ленно повернувшись кругом, кивнула и вновь обратилась
в слова — в те слова, что я только что написал. И опять
я остался один в комнате...
Кто же такой сказитель? И о ком говорится в преда-
нии? Что можно извлечь из тьмы и силой воображения
373
претворить в бытие? Что можно увидеть мысленным взо-
ром и поведать другим? Что происходит, когда я или
кто-то другой применяем такую силу, как речь, чтобы
воздействовать на неведомое?
Вот те вопросы, которые интересуют меня.
В глубине души я твердо убежден: мы существуем
лишь в той мере, в какой можем увидеть себя мысленным
взором. Нам лучший удел — хотя бы вообразить себе со
всею возможной полнотой, кто мы и что — именно это мы
и являем собою. Величайшей трагедией для нас было бы
так никогда и не получить никакого представления о са-
мих себе.
Слово письменное — это зафиксированная речь. Что-
бы серьезно подойти к вопросу о сути речи и литературы,
нам прежде всего следует понять сущность устной тради-
ции. Я хочу предложить кое-какие определения, которые
могут быть нам полезны, и с этой целью позволю себе
поставить несколько кардинальных вопросов и дать на
них гипотетические ответы.
1) Что такое устная традиция?
Устная традиция — это процесс, с помощью которого
мифы, легенды, предания и вся сумма народного знания
формулируются, передаются от одного к другому и сохра-
няются в языке с помощью слова устного — в противо-
вес слову письменному. Иначе говоря, устная тради-
ция — совокупность всех этих элементов.
2) Каково взаимоотношение между искусством и
действительностью в рамках устной традиции?
Изучая вопрос об устной традиции в этом контексте,
мы должны учитывать, что она предполагает несколько
специфический подход к искусству и действительности.
Важно, например, то, что искусство... имеет, в частности,
и устную форму, а тут первостепенную роль играют такие
факторы, как запоминание текста, интонация, модуляция
голоса, точность речи, ее краткость, ритм, темп и дра-
матическая насыщенность. Далее: мифы, легенды и вся
сумма народного знания — в соответствии с тем содержа-
нием, которое мы вкладываем в эти понятия,— предпола-
гают свой особый порядок действительности. И здесь
важна не столько степень точности, с которой воссоздает-
ся действительность, сколько воплощение в устное по-
вествование тех картин, что встают перед мысленным
взором сказителя.
3) Что такое слова? Что такое речь?
374
Для наших целей достаточны такие определения: сло-
ва — это доступные слуху звуки, систему которых чело-
век выработал для того, чтобы передать другим людям
свои мысли и выражать свои чувства. Речь — это средст-
во, с помощью которого слова используются для форму-
лирования определенного смысла и оказания эмоцио-
нального воздействия.
4) Какова природа устного повествования? Каковы
его цели и возможности?
Устное повествование — акт воображения, творческий
акт, с помощью которого человек стремится осуществить
свою способность изумляться, постигать суть вещей,
восхищаться. Это также акт, посредством которого чело-
век вкладывает свое «я» в определенные идеи и тем са-
мым сохраняет его. Повествуя о чем-то, человек стремит-
ся осмыслить свой собственный жизненный опыт, каков
бы этот опыт ни был. Таким образом, возможности устно-
го повествования полностью определяются той мерой, в
какой человек способен осмыслить свой опыт.
5) Какова связь между тем, что человек являет со-
бою, и тем, что он говорит? Иными словами, между тем,
что он являет собою на самом деле.
Связь эта—довольно нечеткая и вместе с тем —
сложная. Вообще говоря, человек наиболее полно
осуществляет свое бытие в слове, и только в нем. Бытие
человека — это идея, представление его о самом себе.
Человек может обрести себя лишь в том случае, если он
воплощается в идею, в представление о самом себе, а
идея эта облекается в слова. В данном контексте это
означает, что наиболее полного воплощения своей
гуманистической сущности человек достигает в литерату-
ре, а литература — это искусство и продукт воображе-
ния (термин «литература» я употребляю здесь в широ-
чайшем его смысле). Безусловно, это нравственный
аспект вопроса, но ведь литература сама по себе есть
нравственная позиция и словесное выражение нравствен-
ных понятий.
А теперь вернемся к звездопаду. И позвольте мне
сейчас рассмотреть это событие под другим углом, с не-
сколько иной точки зрения.
В ту позднюю осень 1833 года кайова расположились
становищем на Элм-Форк, рукаве Ред-Ривер, к западу от
гор Уичито. В предшествующее лето они потерпели жес-
токое поражение в схватке с оседжами. Тай-ме, священ-
375
ный фетиш Пляски Солнца и самый мощный амулет пле-
мени, был у них похищен. Никогда еще за время их дол-
гого переселения с севера, за всю эволюцию их прерий-
ной культуры кайова не были так близки к отчаянию.
Утрата Тай-ме оказалась для них тяжелой психической
травмой. Как мы уже знаем, в холодный предутренний
час 13 ноября 1833 года над Северной Америкой начался
звездный ливень. Кайова, разбуженные мертвенным све-
том падающих звезд, выбегали из своих жилищ, ужаса-
ясь внезапному наступлению призрачного дня.
Я уже отмечал, что событие это одним из первых бы-
ло занесено в календари племени кайова и навсегда оста-
лось в народной памяти. Тот мертвенный свет в ночном
ноябрьском небе имел для них символическое значение.
Ибо с наступлением подлинного дня в истории кайова
начался новый — и тяжкий — период: последняя из
существовавших дотоле культур Северной Америки стала
угасать. Через четыре года после звездного ливня кайова
подписали свой первый договор с правительством; за
последующие двадцать лет четыре сильных эпидемии
оспы и азиатской холеры уменьшили их численность бо-
лее чем наполовину; лет через тридцать после звездопада
у них были отняты табуны, а бизоны, на которых они
охотились,— перебиты.
Видите, что получается, когда воображение накла-
дывается на историческое событие? Так возникает преда-
ние. Событие приобретает особый, глубинный смысл. Ког-
да потрясенные люди племени кайова оправились от
испуга, они вообразили, что звездопад имел символи-
ческое значение для всей их жизни, что он предрек им
горькую участь. Отныне страшное это воспоминание бы-
ло для них неразрывно связано с представлением о самих
себе. Они как бы «присвоили» его, воссоздали мысленно,
претворили в представление о самих себе — короче гово-
ря, заново вообразили его.
Только благодаря этому смогли они вынести все, что
обрушилось на них в дальнейшем. Не было такого пора-
жения, такого унижения, таких страданий, которых они
не могли бы снести, ибо в каждом из них усматривали
определенный смысл. Они могли сказать себе: «Да, это
неизбежно должно было произойти в свой черед. Сущест-
вовавший в мире порядок нарушился, тут сомнений быть
не может. Ведь даже звезды сорвались со своих мест».
Итак, они вообразили, что во всяком событии заключен
376
свой особый смысл — быть может, это не так уж много,
но то была их единственная опора.
Один из самых моих любимых авторов Исак Динесен
говорит: «Все печали можно пережить, если написать о
них историю или такую историю рассказать».
Года четыре тому назад меня заинтересовала пробле-
ма «устной традиции» в том ее аспекте, в каком термин
этот употребляется для обозначения всей сокровищницы
долитературного повествовательного искусства в абори-
генских культурах Северной Америки. Особенно же я
стал задумываться над тем, каким образом мифы, ле-
генды и вся сумма народного знания обретают ту зрелую
форму выражения, которую мы именуем «литературой».
Ибо, на мой взгляд, литература — конечный продукт
определенного эволюционного процесса и так называемая
«устная традиция»— прежде всего одна из стадий этого
процесса, стадия необходимая, а быть может, и исходная.
Я начал поиски материала — чисто устного, однород-
ного и в то же время широко отражающего систему
культурных ценностей народа. Тут у меня было опреде-
ленное преимущество; ведь я сам американский индеец
и многие годы прожил в индейских резервациях Юго-
Запада. С тех пор как я научился воспринимать себя
самого и выражать свои мысли с помощью речи, я слы-
шал предания кайова, чьим потомком являюсь.
Три столетия тому назад кайова жили в горах непода-
леку от истоков реки Йеллоустон (сейчас это западная
часть штата Монтана). В конце XVII века началось их
длительное переселение на юг и восток. Кайова прошли
вдоль нынешней границы между Монтаной и Вайомингом
к горам Блэк-Хиллс, затем двинулись дальше на юг,
вдоль восточных склонов Скалистых гор и вышли к горам
Уичито, лежащим в чаще Южных равнин (ныне — юго-
западная Оклахома).
Я вновь упоминаю об этом давнем пути, проделанном
кайова, ибо в известном смысле он оказался решающим
для народного сознания и изменил представление кайова
о самих себе. Длительность их миграции исчисляется
многими поколениями, а проделанный ими путь — многи-
ми сотнями миль. В начале его кайова были отчаявшими-
ся, разобщенными людьми, обреченными на унизитель-
ную повседневную борьбу за существование. К концу его
они стали сообществом воинов, охотников на бизонов.
Во время долгого своего пути они сели на коней, перед
377
ними открылась ширь равнин, они обрели власть над
этими пространствами. В союзе с команчами кайова
около ста лет были хозяевами Южных равнин.
Это переселение и новый золотой век, к которому оно
привело, нашли отражение в преданиях кайова и всей их
культуре. Несколько лет тому назад я повторил их путь
и когда пришел к его концу, то побеседовал со стариками
и узнал от них много интересного: были тут сведения о
прошлом и поучения, факты и вымысел, причем все — в
виде устных рассказов, все ценно и значимо само по се-
бе. Я взял переводы нескольких преданий о миграции
кайова и расположил их так, чтобы по ним можно было
как-то проследить и хронологическую последовательность
событий на всем протяжении пути, и сам путь — в смысле
чисто географическом. Этот вот сборничек, а поначалу
то был всего-навсего сборник преданий, был выпущен
под названием «Странствие Тай-ме» так называемым
«роскошным» изданием, тиражом в сто набранных вруч-
ную экземпляров.
Позднее сборничек этот, дополненный иллюстрациями
и комментариями, вышел уже в обычном издании под на-
званием «Путь к Горе Дождей». Книга эта в известном
смысле экспериментальная, принцип повествования тща-
тельно продуман, и я хотел бы сказать о нем несколько
слов. Затем я, с вашего позволения, сошлюсь на текст,
чтобы показать, как в нем этот принцип реализуется.
А под конец мне хотелось бы подробно прокомментиро-
вать одно из преданий.
В книге отчетливо просматриваются три элемента:
мифологический, исторический, личный. Сперва дается
перевод предания, затем следует комментарий двоякого
рода: один — исторический, другой — личный, связанный
с воспоминаниями автора. Хотелось бы думать, что с по-
мощью этих элементов, вместе взятых, можно наиболее
убедительно доказать всю значимость устной традиции.
Для повествования такого типа особенно удобный
жанр — путешествие. А «Путь к Горе Дождей» и есть
рассказ о путешествии насыщенный смыслом.
А теперь обратимся непосредственно к тексту.
Предания племени кайова, включенные в «Путь к Го-
ре Дождей», составляют нечто вроде литературной хро-
ники. В известном смысле каждое из них — веха на зна-
менитом пути племени кайова с верховий реки Йеллоус-
тон к реке Уошито. Мы узнаем из них, что, когда людям
378
племени кайова открылась ширь Великих равнин, они
преобразились внутренне, в них проснулись стремление
к поиску, жажда открытий. Хотя некоторые из этих пре-
даний восходят ко временам очень отдаленным, записаны
они только сейчас. Одно из них имеет для меня особенно
важное значение. Когда я был ребенком, отец рассказы-
вал мне предание о стрелоделателе, повторял его час-
тенько, потому что оно очень мне полюбилось, и то, как
мне его сказывали,— одно из самых первых моих воспо-
минаний. Вот это предание:
«Если стрела сделана искусно, на ней остаются следы
зубов. По ним-то и можно определить, хорошо ли она
сработана. Кайова делали стрелы превосходно. Они
выпрямляли стрелу зубами, потом прикладывали ее к лу-
ку, чтобы проверить, прямая ли она.
Жил-был один стрелоделатель. Как-то вечером он си-
дел с женою в своем типи и выпрямлял стрелы при свете
огня. В шве, который скреплял две из шкур, покрываю-
щих типи, остался небольшой зазор, и стрелоделатель
увидел в него чьи-то глаза: какой-то человек загляды-
вал внутрь типи. Стрелоделатель не прекратил работы,
только сказал жене: «Там кто-то есть снаружи. Но ты
не пугайся. Будем с тобой разговаривать как ни в чем не
бывало, словно толкуем о самых обыденных делах».
Он взял стрелу и выпрямил ее зубами, потом, как по-
ложено, приложил к луку и стал прицеливаться, поводя
луком то в одну сторону, то в другую. И при этом гово-
рил, словно бы обращаясь к жене. А говорил он так:
«Я знаю, ты там, снаружи, я чувствую на себе твой
взгляд. Если ты человек из племени кайова, то поймешь
мои слова и назовешь свое имя».
Но ответа не было, и стрелоделатель вновь стал це-
литься, поводя луком то в одну сторону, то в другую. На-
конец он прицелился туда, где стоял враг, пустил стрелу,
и она поразила пришельца в самое сердце.
До сих пор предание о стрелоделателе было известно
лишь очень немногим, оно было непрочным звеном в той
самой древней речевой стихии, которую мы именуем уст-
ной традицией,— звеном непрочным, ибо сама эта тради-
ция непрочна. Сколько бы раз ни рассказывалось преда-
ние, от полного забвения его неизменно отделяет лишь
срок жизни одного поколения. Но потому-то его и храни-
ли так бережно. Не будет преувеличением сказать, что
оно выражает смысл человеческого бытия. Вот мы и до-
379
шли до сути интересующей нас проблемы. Ведь преда-
ние о стрел одел ателе есть также связущее звено между
речью и литературой...
Предание это — замечательное, целостное, исполнен-
ное внутренней красоты, точное и по замыслу, и по его
воплощению. Над ним стоит задуматься, мы узнаем из
него нечто важное, оно помогает постигать глубинный
смысл вещей... В конечном итоге предание это — об уст-
ном слове. В сущности, между самим процессом устного
повествования и тем, что сказывают, нет разницы. Суть
предания не столько в том, как именно стрел одел атель
поступает, сколько в том, что он говорит, точнее, в том,
что он вообще осмеливается заговорить. Самое важное
здесь вот что: стрел одел атель говорит и тем самым ста-
вит под угрозу свою жизнь. Именно эта сторона преда-
ния для меня всегда интереснее, ибо здесь устное слово
самореализуется в полной мере... Наше восприятие уст-
ного слова очень обострено, и мы сознаем, что есть в при-
роде речи нечто опасное и в то же время притягатель-
ное. «Если ты человек из племени кайова, то поймешь
мои слова и назовешь свое имя»... Есть крайняя степень
риска в этом простом обращении, которое заключает в
себе одновременно и вопрос, и мольбу. В его условной
форме— нечто трогательно-деликатное. Именно в этот
миг стрел одел атель полностью реализует себя в речи;
реальность эта непрочна, положение его опасно, и он сам
понимает это не хуже, чем мы. Из незамысловатого этого
происшествия мы узнаем все, что определяет и самого
стрелоделателя как личность, и его судьбу, а в равной
степени — нас самих и нашу собственную судьбу. Стрело-
делатель решается заговорить, ибо у него нет другого
выхода: слова, речь — вместилище его знания и жизнен-
ного опыта, они дают ему единственную возможность
уцелеть. Он инстинктивно отбирает самые существенные
слова, делая это с превеликой осторожностью и чест-
ностью. «Давай с тобой разговаривать как ни в чем не
бывало, словно толкуем о самых обыденных делах»,—
говорит он жене. А страшного неведомого пришельца
просит всего-навсего назвать свое имя, то есть подать
простейший знак того, что он понят: ему нужно, чтобы в
ответе пришельца был некий — самый минимальный —
смысл. Но ответа нет, и стрелоделателю открывается
то, что не было ему ведомо раньше: перед ним враг, и
сейчас он получил над незнакомцем перевес. Это он пони-
380
мает отчетливо, и такая уверенность сама по себе дает
срелоделателю решающее преимущество над врагом, ко-
торое он полностью использует. Замысел его — такой
рискованный, требующий безоглядной смелости — осу-
ществляется успешно.
Предание это очень значительно само по себе. Оно
отличается от других преданий тем, что в нем с особой
отчетливостью показано, каким образом слово вопло-
щается в смысл. Оно также наводит на мысль о том, что
слова несут в себе риск и ответственность. Этим оно как
бы стремится подтвердить свою значимость. Оно как бы
говорит нам, что в сфере слов все сопряжено с риском.
Возможно, это и в самом деле так; не исключено, что
истина эта лежит в основе всей литературы.
Стрел одел атель — прежде всего человек, сотворенный
словом. Он обретает наиболее полное бытие в слове, он
родом из слова, и будущее его — в слове. Иного мира ему
не дано. Но это мир ограниченной реальности и неограни-
ченных возможностей...
Из предания явствует, что стрелоделатель одинок,
насторожен. Нам ясно также, что, оказавшись перед ли-
цом страшной опасности, он встречает ее единственно
возможным для него образом. У меня лично это не вызы-
вает сомнений, и, я полагаю, есть тут нечто такое, что
прямо указывает на обусловленность нашего собствен-
ного литературного опыта и чего не следует оставлять
без внимания. Под конец мне хотелось бы отметить еще
одну важную особенность человека, сотворенного сло-
вом. Ведь сказитель безымянен, о нем вообще не говорит-
ся, и в этом заключена своеобразная ирония. Правда, с
одной стороны, мы знаем о нем очень мало — лишь то,
что он как-то трансформировался в образ стрелоделате-
ля. Но с другой стороны, больше нам ничего и не надо
о нем знать. Он поведал нам о том, что его бытие — в
слове, и показал, с каким смертельным риском это сопря-
жено. У нас, естественно, возникает мысль, что сказитель
и стрелоделатель — один и тот же человек и что благода-
ря силе устного слова он не только уцелел, но и намного
пережил других людей. Как мы только что отметили,
лишь слова, речь позволяют стрел одел ателю выжить.
И вот над чем особенно стоит поразмыслить: ведь стрело-
делатель пережил бесчисленное множество поколений —
он жив и поныне.
КОММЕНТАРИИ
I. ВСТУПАЮЩИЕ В МИР
Великий Мир или Великая Лига, Великий Закон — варианты наи-
менования союза пяти ирокезских племен, проживавших на территории
штата Нью-Йорк (сенека, кайюга, онайда, онондага и могаук (каниен-
га), к которым позднее добавилось шестое племя, тускарора. Преда-
ние о создании Великой Лиги известно во множестве вариантов и восхо-
дит, как считается, к доевропейской епохе. Здесь см. «О том, как появи-
лись гуроны и ирокезы», «Предание о Деганавиде и Хайонавате и о том,
как был установлен Великий мир» (Стр. 18, 130.)
Мифы о Манабозо, хитроумном и простоватом персонаже, вы-
ступающем под различными именами у разных племен и принимающем
то вид зверя, то человека, широко распространены у племен алгонкин-
ской семьи, проживавших в основном на востоке Северной Америки,
в области лесов и озер. У племен оджибве, кри и потаватоми мифы о
Манабозо формируются в обширные циклы, несколько различные в
частностях, (стр. 30.)
Кирил Хлебников (1784—1838), служащий русско-американской
торговой компании, оставил немало записей о нравах и обычаях индей-
цев северо-западного побережья, особенно тлинкитов. Данное предание
перепечатывается по книге: Русская Америка в «Записках» Кирила
Хлебникова. Ново-Архангельск. Сост. С. Г. Федоровой. Отв. ред.
В. А. Александров. М., Наука, 1985, с. 76—78.
Сюжет о Синей Родинке широко распространен у племен степных
индейцев под общим названием «Жены-бизонихи».
К стр. 63. Было у Синей Родинки два любимца, ворон и сорока —
Ворон и сорока являются постоянными спутниками бизонов, поэтому в
382
сказке они выступают как бы посредниками между животными и
людьми.
К ср. 63. вот дым для тебя!—Табак и воскурение табака обычно
служили у индейцев распространенным жертвоприношением духам во
время молитв, при колдовстве и др.
К стр. 65. едва она произнесла это в четвертый раз...— «Четыре»
является магическим числом у большинства индейских племен Север-
ной Америки. Четырехкратный повтор действия, по четырем сторонам
света, согласно представлениям индейцев, был способен обеспечить вы-
полнение желаемого.
К стр. 65. В основе сюжета сказки положен миф шайенов о двух
культурных героях, принесших в племя чудесные реликвии и постоянные
источники пропитания. По видимому, отражают соединение двух типов
хозяйствования — земледельческого и охотничьего — в рамках одного
племени.
Вениаминов (Попов) Иван Евсеевич (Иннокентий, 1797—1879) —
выдающийся русский этнограф и деятель русской православной церкви.
Сын пономаря иркутской епархии, с 1823 по 1838 гг. священник на
Алеутских островах и Аляске. Будучи человеком гуманным и широко
образованным, много сил отдал просвещению алеутов и распростране-
нию среди них различных ремесел. Составил грамматику алеутского
яыка. Автор ряда научных работ. С 1840 по 1867 гг.— епископ камчат-
ский, курильский и алеутский, позднее — митрополит московский. Пуб-
ликуемые сказки алеутов и предания тлинкитов взяты из сочинения
«Записки об островах Уналашкинского отдела» (1840). (стр. 74).
К стр. 78. Тойон, тоен, тоэн — родовой старшина; термин этот, широко
распространенный в Сибири, перешел в Русскую Америку, где тойонами
именовались вожди алеутов и тлинкитов.
К стр. 85. Урил, агаюк — алеутские наименования некоторых видов
морских птиц.
Пляски туземцев Квихпака и Кускоквима — описание обрядовых
плясок эскимосов с рек Квихпак и Кускоквим на северо-западном по-
бережье Америки принадлежит русскому исследователю Лаврентию
Загоскину (1808—1890). Фрагмент заимствован из книги «Путешествия
и исследования лейтенанта Лаврентия Загоскина в русской Америке в
1842—1844 гг. М., Государственное издательство географической лите-
ратуры, 1956, сс. 228—230.. (Стр. 95).
Песни в саду домашнего бога. Домашний Бог или Хастсехоган,
Хастиехоган — у племени навахо является одним из верховных божеств,
йеи. Покровитель жилищ и земледелия, связан с западной стороной све-
та. (См. Песни священных жилищ). (Стр. 143).
Небо становится чище, «Шум селения», «Небо отразит», «Моя му-
зыка»— стихотворения-песни, исполнявшиеся членами тайного знахар-
383
ского союза Мидевивин, распространенного у многих алгонкинских
племен (оджибве, меномини, кри и других). (Стр. 154.)
Красный Перечень (Валл а мол ум) представляет собой эпическую
хронику племени ленни-ленапов, известных под именем делаваров. До
нас дошло 5 песен, в которых последовательно излагаются история
происхождения мира и «Золотой век» первых людей (Песнь I), едино-
борство первых людей с Великим змеем и возникший в результате потоп
(Песть II), странствие ленапов, в том числе переход по льду какого-то
водоема (Песнь III), завоевания новых земель у таллигевов (мифиче-
ское племя, Песнь IV) и перечень вождей, обрывающийся известием
о появлении белых людей (Песнь V). «Валламолум» всего содержит
136 стихов, каждому из которых соответствует по одной пиктограмме.
Памятник был обнаружен около 1820 г. американским ученым-естество-
испытателем К. Рафинеском. Впоследствии неоднократно переводится
с делавэрского на английский язык. (Стр. 167.)
II. ДЕНЬ И НОЧЬ НЕ МОГУТ ЖИТЬ ВМЕСТЕ
Пророчество пчелы — текст принадлежит индейскому историку из
племени гуронов-вейандотов Питеру Кларку, автору книги «Происхож-
дение и легендарная история вейандотов» (1870). (Стр. 170).
Песня о матери, предостерегающей сына — поется воинами соот-
ветствующего боевого братства и служит его прославлению. Другими
словами, членство в этом братстве — не для трусов или малых детей,
но для испытанных воинов. (Стр. 174).
Сагоевата (Красная Куртка), 1758—1830 — выдающийся оратор из
племени ирокезов (сенека). Начал с поддержки англичан, но в период
американской буржуазной революции пересмотрел свою позицию и
перешел на сторону американцев. За ораторское мастерство получил
прозвище «среброустного» и удостоился памятной медали от Дж. Ва-
шингтона. Впоследствии стал стойким поборником индейских обычаев
и политических прав, противником христианизации индейцев. (Стр. 177).
Текумсе (1768—1813) — известный вождь из племени шауни, попы-
тавшийся объединить массу индейских племен с целью отражения
экспансии США на индейские территории. С той же целью заключил
союз с англичанами. Участвовал в ряде битв с регулярной армией
США. Известен как один из наиболее значительных индейских орато-
ров. 6 ноября в битве при Типпекано, происходившей в отсутствие Те-
кумсе, его индейское войско было рассеяно американским военачальни-
ком Генри Гаррисоном, будущим президентом США. В битве при Темзе
5 октября 1813 г. Текумсе пал на поле боя. Приведен отрывок из речи
Текумсе, обращенный к племенам юго-востока, чоктавам и чикасавам,
384
куда он отправился в 1811 г. для того, чтобы убедить их присоединиться
к всеиндейскому движению против белых. (Стр. 178.) k
Сидящий Бык — (Татанка Йотанка, 1834—1890) — вождь и шаман
из племени сиу хункпапа, известный своей храбростью и пророческим
даром. Пользовался большим влиянием на индейцев. Был последова-
тельным противником вторжения американцев на землю степных пле-
мен, принимал участие в ряде военных кампаний и предсказал пораже-
ние американского генерала Джорджа Армстронга Кастера при Литтл-
Бигхорне 25 июля 1876 г. Преследуемый американской армией, бежал
в Канаду в 1881, позднее сдался властям. Во время распространения
религиозно-мессианского движения среди индейцев, так называемой
«Пляски духов», был арестован по подозрению в подготовке восстания
в резервации сиу Стэндинг Рок, и 15 декабря 1890 г. застрелен индей-
ским полицейским. Был выдающимся оратором. (Стр. 179.)
Элайас Джонсон — Вождь из племени тускарора, один из ранних
историков ирокезов. История о каменной крепости Киенука взята из
книги Джонсона «Легенды, предания и законы Шести Племен ирокезов
и история племени тускарора» (1881). (Стр. 187.)
Хендрик Аупамут (1757—1830) — образованный индеец из племени
могикан, автор двух сочинений: «Описание посольской миссии к индей-
цам запада» (ок. 1791) и «Истории индейцев Махиконнук» (ок. 1790),
от которой до нас дошел лишь фрагмент, скопированный миссионером.
Приводится часть этого второго сочинения. (Стр. 196.)
Уильям Эйпс (1798—?) —миссионер и автор из племени пикво-
дов, потомок вождя вампаноа Короля Филипа (Метакома), в 1829 г.
по принятии христианства стал стойким защитником индейских прав и
одним из первых индейских историков. Ему принадлежит автобиогра-
фия «Сын леса» (1829), а в числе других сочинений-памфлет «Похвала
Королю Филипу», насыщенная гневными нападками на религиозную
нетерпимость и фанатизм. После публичного чтения «Похвалы» в
Бостоне, в 1836 г., следы Эйпса теряются. (Стр. 200.)
Джордж Копуэй (Кагегагабо, 1818 — ок. 1863) —вождь, миссио-
нер, автор из племени оджибве. В 1830 г. принял христианство и полу-
чил некоторое образование в одном из колледжей. Копуэй — один из
первых индейских историков, поэт и общественный деятель, выступав-
ший не раз по проблемам индейских прав и индейской культуры. Одно
время был близко знаком с Лонгфелло в период написания им «Песни
о Гайавате». Наиболее известное произведение Копуэя—«Легендарная
история и характерные очерки племени оджибве» (1850), из которой и
приводится данный отрывок. Из других книг важны «Воспоминания о
лесной жизни» (1851) и «Заметки о людях и городах Европы» (1851)
(Стр. 203.)
Вождь Джозеф (Младший, ок. 1832—1904) или Инмут Туялакект
385
(Туялатлат), Раскат Грома в Горах —вождь племени неперсов. Был
известен последовательно миролюбивой политикой в отношении к бе-
лым. Однако когда их вторжение в исконные владения неперсов сдела-
лось невыносимым, Джозеф возглавил знаменитый марш-отступление
соплеменников по территории четырех штатов в сторону Канадской
границы. Он дважды пересекал Скалистые горы, прошел почти 1500
миль, провел 18 сражений с различными воинскими соединениями США.
Джозеф сдался 5 октября 1877 г. после ожесточенного обстрела своего
лагеря артиллерийской батареей. Публикуемая речь произнесена Джозе-
фом во время его визита в Вашингтон, перед аудиторией конгрессменов
и других официальных лиц в январе 1879 г. и выдержана в духе индей-
ской автобиографии (исповеди). (Стр. 206.)
Вождь Орлиное Крыло об индейских названиях — фрагмент
заимствован из анонимного сочинения в форме индейской автобиогра-
фии под названием «Вырванные с корнем. История индейского вождя,
рассказанная им самим». (1881). Как видно из фрагмента, автор этой
книги придает свой, критический, пафос мифу о миграции индейцев
чоктавов. Их предводитель придя на территорию юго-востока, произнес
фразу: «Здесь мы остаемся», а не «Здесь мы отдохнем», и звучит она
по-другому на языке чоктавов. Алабама (штат) названа в честь индей-
ского племени алибаму или алабама, также участвовавшего в этой
миграции. (Стр. 217.)
Сиэтл (Силт, Сиилх, 1788—1866) — вождь племени сквомиш и ду-
вамиш с побережья Тихого океана, в честь которого назван город
Сиэтл, штат Вашингтон. Известен своим дружелюбием к белым посе-
ленцам. Настоящая речь широко известна и была будто бы произнесена
при заключении договора в 1855 г. в Порт-Эллиотте, по которому мест-
ные племена согласились переселиться в отведенную им правительст-
вом резервацию. (Стр. 218.)
Пляска духов — религиозно-мессианское движение, распространив-
шееся среди степных индейцев в последней четверти XIX века. Объеди-
нило последователей пророка Вовоки, который учил начать одновремен-
но по всему континенту пляску в сопровождении определенных песен,
с использованием определенных нарядов и т. д. Все это должно было
привести к обновлению земли, оживлению всех умерших и убитых чле-
нов племени, возвращению истребленных бизонов и к исчезновению бе-
лых людей. В песнях пляски духов ностальгические мотивы чередуются
с видениями обновленной земли и мистическими переживаниями (образ
Отца: Христа, пророка, Создателя мира). Движение пляски духов соче-
тает христианские и языческие верования. В ряде мест было жестоко
подавлено американскими войсками. (Стр. 224.)
386
Ш «ИСЧЕЗАЮЩИЕ АМЕРИКАНЦЫ»
«Вождь Большой Котел», «Злой миссионер и добрая книга» и
«Смерть Сильного Голоса»— главы из автобиографического произведе-
ния Маленького Бизона (Сильвестер Лонг, ок 1893—1932), под назва-
нием «Длинное Копье» (1928). Лонг был смешанного этнического
происхождения и выдавал себя за индейца племени черноногих, кото-
рыми был усыновлен. Ему принадлежит ряд статей по вопросам исто-
рии индейцев. Покончил жизнь самоубийством. Автобиография Лонга
была переведена на русский язык с польского: Арк. Фидлер, «Малень-
кий Бизон», М., Детгиз, в авторизованном переводе Немчинского,
1957 г. (Стр. 228.)
Охайеза (Чарльз Александер Истмен, 1858—1939) происходил из
племени сиу. Один из первых индейских литераторов, врач по образова-
нию. Ему принадлежит ряд автобиографических книг («Индейское
детство», 1902, русский перевод: «Юношеские воспоминания индейца
из племени сиу», Ленинград, Государственное издательство, 1925, пер.
С. Кублицкой-Пиоттух), и др. Охайеза — автор сборников рассказов:
«Краснокожие охотники и племя зверей» (1904), «Былые дни индейцев»
(1907), «Вечера в вигваме» (сказки индейцев сиу, 1909), «Душа индей-
ца» (1911) и т. д.
Рассказы «Махпиа То», «Верность Длинноухого» и «Девушка-
воин» взяты из книги новелл «Былые дни индейцев» (1907, русский
перевод «Старинные индейские рассказы». Ленинград, Государственное
издательство, 1925, пер. С. Кублицкой-Пиоттух.)
Очерк «Воспоминания о Сидящем Быке», написанный не без неко-
торых исторических вольностей, связанных с авторским восприятием
событий, интересен «индейской» точкой зрения живого свидетеля-совре-
менника и дает представление о незаурядной личности вождя и шамана
сиу. Взят из книги биографических очерков «Индейские герои и великие
вожди» (1918). (Стр. 252.)
Боннин Гертруда Симмонс (Ситкала-Ша), Красная Птица (1875—
1938). Литератор, преподаватель в индейских школах, музыкант и об-
щественный деятель из племени сиу-дакотов, борец за права индейцев.
Основала и участвовала в работе ряда известных общественных органи-
заций, поддерживавших движение за индейское самоопределение. Автор
эссе, книг индейских легенд и рассказов: «Древние индейские легенды»
(1901) и «Индейские рассказы» (1921). Приведенные переводы сделаны
по первой книге, представляющей собой обработку народных легенд
сиу. (Стр. 280.)
Мато Нажин (Стоящий Медведь, 1868—194?) — вождь из племени
сиу, автор ряда книг, посвященных индейцам степей. На русском языке
издана автобиография «Мой народ сиу» (1928, русское издание: Моло-
387
дая Гвардия, 1964, в сокращенном переводе Аллы Макаровой).
Программной и наиболее известной книгой Мато Нажина является
«Земля Пятнистого Орла» (1933), посвященная воссозданию культуры
индейцев степей на примере сиу и защите соплеменников. Из нее
и приводится данный отрывок. (Стр. 292.)
Э. Полин Джонсон (Текайонваке, Двойной Вампум, 1861 — 1913) —
канадская индейская писательница. По отцу — дочь вождя могауков,
по матери — англичанка, дальняя родственница писателя Уильяма Ди-
на Хоуэллса. Образование получила в основном самостоятельно; рано
начала писать стихи. Впоследствии неоднократно выступала с публич-
ными чтениями своей поэзии, появляясь на сцене в индейском наряде.
Известна своей позицией в защиту индейских прав. Наибольший успех
в Англии, США и Канаде имели стихотворения «Песнь моего весла»,
«Ирокезская колыбельная», «Росомаха», «Рабочая пчела» и ряд других.
Эти стихи вошли в большой сборник избранной поэзии Джонсон под
названием «Кремень и перо» (1912). Тяжело заболев, Джонсон пере-
ехала с востока Канады на Тихоокеанское побережье в г. Ванкувер.
Здесь ею были написаны книги новелл «Легенды Ванкувера» (1911),
«Шагганаппи» (1913) и «Мокасинных дел мастер» (1913). Последние
две книги вышли посмертно. (Стр. 295.)
IV. МЕЧТА О ВОЗРОЖДЕНИИ.
Дьюк Редбэрд (р. 1939) канадский индейский поэт из племени
оджибве. Автор поэтического сборника «Свет любви и Красное вино»
(1981). Приводимые стихи взяты из подборки, опубликованной в кни-
ге Вобагешига, «Единственный хороший индеец...» (1970). (Стр. 306.)
Н. Скотт Момадэй (род. 1934 г.) — романист, поэт, эссеист, осново-
положник современной литературы «коренных американцев». Родился
в г. Лоутон, штат Оклахома. По отцу — из племени кайова, по мате-
ри — чероки. Детство провел в ряде индейских резерваций юго-запада
(навахо, апаче, химес). Посещал так называемую «индейскую школу»,
где преподавание было англизировано. В 1958 г. окончил университет
в Нью-Мексико; докторскую степень получил в Стэнфорде, Калифор-
ния. Писательскую известность приобрел с выходом в свет романа
«Дом, из рассвета сотворенный» (1968), через год удостоенного премии
Пулитцера. Неоднократно переиздававшийся, роман был переведен на
немецкий, французский и польский языки. Русский перевод вышел в изда-
тельстве «Прогресс» в 1978 г.
Раннее произведение, «Странствие Тай-ме» (1965), было перерабо-
тано Момадэем и вышло в 1969 г. в виде повести «Путь к Горе Дож-
дей». Книга представляет собой попытку воссоздания на реальной и
фольклорной основе истории племени кайова.
388
К поэзии Момадэй обращается с начала 1970 гг. Его первый сбор-
ник «Косяк гусей и другие стихотворения» (1974), был позднее допол-
нен новыми стихами и вышел под названием «Танцор с погремушкой».
В своих стихах Момадэй наследует многообразные традиции: народных
индейских песен (например, навахо и племен прерий), формалисти-
ческих школ начала XX в. (имажинизм), Эмили Дикинсон и Ф. Г. Такер-
мана, поэта, которому посвятил специальную работу.
Писатель посещал Советский Союз (в 1974 и 1977 гг.) участвовал
в международных форумах писателей. В последние годы занимается
преподавательской деятельностью (в Стэнфорде, затем Аризонском
университете), снимает фильмы по истории и искусству индейцев, ухо-
дит в живопись и графику. (Стр. 310)
К стр. 310. Бирюза — священный камень у индейцев юго-запада
США (навахо и пуэбло), идет на изготовление высокохудожественных
ювелирных украшений. Воплощает божество Ахсоннутли, Женщину
Вечных Смен, дочь Земли и Неба.
К стр. 310. Чинле — городок в США (штат Аризона). Речь идет о
ярмарочных плясках у индейцев юго-запада.
К стр. 311. Тсоай-Тали (Юноша Каменного Древа) — индейское
имя Момадэя, полученное им в память о поездке к горе Дьяволова
Башня или Каменное Древо, если иметь в виду индейское название.
Находится в штате Вайоминг.
К стр. 311. Четырехцветное пламя.— Четыре — магическое число у
индейцев Северной Америки, символ целостности мира в единстве четы-
рех сторон света, а отсюда — целостности каждого природного, естест-
венного явления или предмета. Четырехкратный повтор действия или
высказывания способствует достижению магического эффекта.
К стр. 311. Тсен-Тайнте — Белая Лошадь, известный вождь кайова,
предок Момадэя по отцу.
Цвета ночи Цикл стихотворений в прозе воспроизводит ряд «ве-
щих снов», образов и картин, навеянных легендами кайова и природой
прерий (стр. 315).
К стр. 315. Белый.— Здесь использована реальная история храбрей-
шего из воинов-кайова, старика-вождя Сетангия (Сатанка) и его сына
К стр. 317. Абикву— городок на юго-востоке США в штате Нью-
Мексико. Стихотворение посвящено известной американской художнице
Джорджии О’Кифф (1887), много лет прожившей в тех краях.
Дуэйн Ниатум (род. в 1933 г.) поэт из племени клаллам. Родился
и провел детство в г Сиэтл, штат Вашингтон. Отслужив два года (в Япо-
нии), Ниатум окончил Вашингтонский университет; ученую степень
получил в университете Джона Хопкинса. До 1971 г. стихи поэта
выходили под именем Мак-Гиннис, затем он взял имя своего пра-
деда. Неоднократно публиковался в «Чикаго ревью», «Нортвест
389
ревью» и других литературных журналах и антологиях. Ниатуму при-
надлежат поэтические сборники: «После смерти старейшины клалла-
мов» (1970), «Восход Луны в Месяц Красных Кедров» (1974), «Обна-
жение корней» (1977) и «Песни для Жнеца Снов» (1981). Он был со-
ставителем удачной антологии современной поэзии индейцев «Храните-
ли Круга Снов» (1975).
Племя клалламов, к которому принадлежит поэт (языковая семья
сэлиш; самоназвание означает «сильные люди») — народ китобоев,
рыбаков и резчиков по дереву; их призрачный и гротескный мир, полный
духов и неожиданных превращений. (Стр. 319)
К стр. 319. Восход Луны Красных Кедров — Стихотворение посвя-
щено индейскому художнику и скульптору Филипу Маккрейкену, дру-
гу поэта.
К стр. 320. Н’гайа-улш (Селение Белой Пихты) — клалламское
название одного из старых индейских поселений, ныне город Джейм-
стаун.
К стр. 320. Птица Грома— мифологический предок, тотем ряда ин-
дейских племен Тихоокеанского побережья.
К стр. 320. Хо-хад-ун (с яз нискуалли) — горы Олимпийские в шта-
те Вашингтон.
К стр. 320. Чечако (чинук) — пришельцы, здесь — чужестранцы,
белые люди. Аннаду мокс пу — «идите ложитесь и взрывайтесь».
К стр. 321. Вундед-Ни (в оригинале Канкпе Опи, название на языке
сиу). Наименование местечка в штате Южная Дакота, где в 1890 г
артиллерией 7-го кавалерийского эскадрона США было расстреляно
около 300 безоружных индейцев сиу, в том числе женщины и дети.
В 1973 г. на том же месте состоялось вооруженное выступление сиу,
потребовавших от местных властей и правительства США признания
за индейцами гражданских прав и улучшения бедственного положения
резерваций.
К стр. 322. Силт, (Сиилх (1788—1866) — вождь племен сквомиш и
дувамиш с побережья Тихого океана, в честь которого назван город
Сиэтл, штат Вашингтон. Известен своим дружеским отношением к
белым поселенцам. Эпиграфом взяты слова из знаменитой речи Сиэтла,
произнесенной в 1855 г., при заключении договора, по которому мест-
ные племена соглашались переселиться в отведенную для них прави-
тельством США резервацию.
К стр. 322. Пролив — имеется в виду Пьюджет-Саунд, глубокий за-
лив на побережье которого расположен город Сиэтл.
К стр. 322. Луна Лягушки — Поэт использует образные названия
из народного календаря: Луна Лягушки означает месяц апрель (у пле-
мени ассинибойнов). Точно так же Желтолистая Луна-сентябрь, Луна
390
Ежевики-август. Это стихотворение, как ряд других, входит в цикл
«Легенды Лун».
К стр. 322. Черный Лось (1863—1950) или Эхака Сапа — мудрец
и шаман из племени сиу оглала, народный подвижник и заступник,
автор мемуарных книг «Говорит Черный Лось» (1932, продиктована
поэту Д. Г. Нейхардту) и «Священная Трубка» (1953, продиктована
этнографу Дж. Э. Брауну).
К стр. 322 Пааха Сапа (сиу) — Черная Земля, священное наиме-
нование прерий и местности Блэк Холле, мифологической прародины
сиу-дакотов.
К стр. 323. Пыльца (точнее, кукурузная мука) — атрибут жертво-
приношения богам у ряда индейских племен
К стр. 323. Уолла-Уолла — название реки в штатах Вашингтон и
Орегон, а также индейского племени, проживавшего по ее берегам.
К стр. 325. Оборотень, далее Обманщик — то есть мифологический
хитрец, Сойка, Ворон или Койот.
Уильям Джей Смит (1918) —известный американский поэт
и переводчик, отдаленно связанный происхождением с племенем чероки.
Родился на Юге США; во время Второй мировой войны служил на
флоте. Автор многих сборников поэзии, в том числе — стихов для де-
тей: «Стихотворения» (1947), «Праздник в ночи» (1950), «Консервная
банка и другие стихотворения» (1966), «Если бы у меня была лод-
ка» (1967), «Мистер Смит ерундит» (1968), «Новые и избранные сти-
хи» (1971), «Дерево путешественника» (1980). Переводил советскую
поэзию на английский язык. Неоднократно бывал в Советском Союзе
(1978, 1981, 1988 гг.). Публикуемые стихи взяты из сборника «Что за
поезд придет?» М., «Радуга», 1982 г. (стр. 327)
Джеральд Визенор (род. в 1934)—поэт, журналист, прозаик из
племени оджибве. Родился в резервации Белая Земля, штат Миннесота.
Писать и публиковаться начал с 60-х годов. С одной стороны, на поэзию
Визенора оказала влияние японская средневековая традиция (в част-
ности, жанр хокку) — во время прохождения военной службы в Японии
Визенор получил возможность близко узнать и полюбить эту страну.
В результате возникли сборники трехстиший: «Семнадцать чириканий»
(1964), «Пустые качели» (1967), и более поздние, например, «Мацу-
сима» (1980).
Вторая традиция восходит к народным магическим песням, оджиб-
ве, так называемым «вещим песням». У оджибве они лаконичны, зри-
тельно-образны и полны скрытого мистического смысла. Визенор
предпринял попытку интерпретации и перевода этой поэзии в сборнике
«Анишинабе нагамон» («Песни народа», 1965, впоследствии переиз-
дан) и составил сборник мифов, «Анишинабе адисокан» (1970). Затем
391
был создан документальный репортаж о современниках — в книге очер-
ков «Вечное небо» (1972), посвященный жизни в резервации. Очерки
постепенно переросли в книги новелл, сатирико-бытописательных, фан-
тастическо-бурлескных, составивших сборники «Словострелы» (1978) и
«Ныряльщики за землей» (1981). Роман в том же духе, «Тьма в мед-
вежьем сердце Сент-Луиса», вышел в 1978 г. За ним последовала доку-
ментально-историческая книга, «Народ по имени чиппева» (1984). Визе-
нор ведет курсы по индейской литературе в Миннесотском и Калифор-
нийском (Беркли) университетах (стр. 335).
К стр. 335. «Мой отец был елью.. » — Визенор восприимчив к тоте-
мам деревьев, часто использует их в своем творчестве (кедр, ель и Др.),
считал, что его род связан кровными узами с определенными породами
деревьев.
К стр. 336. Мост на о-ве Николлет, Сен-Луи парк и др.,— географи-
ческие названия и реалии в штате Миннесота в окрестностях г. Сент-
Пол.
К стр. 337. Индейцы в Гасри,— Визенор объединяет в идее общей
исторической несправедливости, причиненной индейцам, два разных со-
бытия, иронически их соединяя и обыгрывая: эпизод во время истреб-
ления становища шайенов при Сэнд-Крик, которое произошло несмотря
на то, что вождь шайенов значился в числе друзей американцев и
даже поднял перед атакующей кавалерией США американский флаг.
Второе событие — восстание в 1862 г. в Миннесоте индейцев сиу, дове-
денных до отчаяния голодом под бюрократической «опекой» американ-
ского правительства. После подавления восстания 38 человек были при-
говорены к казни через повешение.
К стр. 337. Анишинабе, нишнабе — «первые люди», самоназвание од-
жибве. Анишинабе Нагамон — т. е. народные песни. Визенор дает
собственную поэтическую версию «вещих песен», впервые переведенных
с оджибвейского в 1910-х годах известным фольклористом Франсес
Денсмор.
К стр. 337. Бемиджи — городок и озеро на севере штата Минне-
сота.
К стр. 339. Мацусима или Сосновые острова — место на Тихоокеан-
ском побережье Японии близ г. Сендай, в 200 милях от Токио. Своим
воспоминаниям, связанным с этой местностью, и японским поэтам сред-
невековья и посвящает Визенор сборник» «Мацусима». В предисловии
он признается в том, что видит сходство японских стихов хокку с
«вещими песнями» оджибве.
Джеймс Уэлч (род. в 1940 г.) — поэт и романист. Происходит из
племени блэкфит (черноногих) и гро-вантров. Родился в г. Браунинг,
штат Монтана, посещал школы в индейских резервациях Блэкфит и
Форт Белнап в г. Миннеаполис, штата Миннесота. Окончил Монтан-
392
ский университет; какое-то время работал лесным пожарным и разно-
рабочим. «Литературная известность пришла к Уэлчу-поэту с публикаци-
ей сборника стихов «По сорока акрам Эрсбоя» (1971), то есть, поездка
верхом по сорока акрам земли, приобретенной у семейства Эрсбоев —
обычный надел, передаваемый индейскому фермеру. В переиздании
1974 г. сборник был расширен. Стихи Уэлча представлены в антологиях
индейской поэзии и поэтических журналах, в том числе «Харпере»,
«Поэтри», «Нью-Йоркер».
Первый роман Уэлча, «Зима в крови моей» (1974), переведенный
на немецкий язык, посвящен проблемам современного индейского фер-
мерства и суровой жизни в резервациях. Те же проблемы продолжил
и роман «Смерть Джима Доуни» (1979). Исторический роман «Обма-
нувший кроу» вышел в 1986 г. (стр. 340).
К стр. 345. Из моей погребальной укладки — священный узел с
личными амулетами, часто погребаемый вместе с умершим владельцем.
Ланс Хенсон (род. в 1944) — поэт, происходящий из племени шайе-
нов. Родился в городке Калюмет, штат Оклахома. Служил во флоте.
Закончил Колледж свободных искусств в г. Чикаша, Оклахома (1972).
В том же году вышла первая книга его стихов, «Хранитель стрел: стихи
для индейцев-шайенов». Стихи Хенсона неоднократно публиковались
в литературных журналах и антологиях поэзии американских индей-
цев. Поэт пишет о себе: «Мне интересна сущность легендарного бытия
истинного уроженца Америки, я хотел бы выразить то, во что он верит,
то, как он мыслит, его духовную связь с современной жизнью его род-
ной земли».
Среди других поэтических сборников Хенсона —«Дай тьме на-
званье» (1976), «Мистаа» (1977), «В черном тумане» (1982) и т. д.
Публикуемые стихи взяты из первых двух сборников. Хенсон наследует
в них традиции религиозной и светской поэзии шайенов. (Стр. 345).
Роберта Хилл (род. в 1947 г.) — поэт, по происхождению из племе-
ни висконсинских онайда. Родилась в г. Барабу, штат Висконсин. Окон-
чила факультет психологии Висконсинского университета, затем отделе-
ние изящных искусств университета в Монтане. Живет и преподает
в резервации Роузбад, штат Южная Дакота. Стихи Хилл долгое время
печатались только в журналах и антологиях. В 1983 г. вышел первый
поэтический сборник «Звездное одеяло».
Особый настрой поэзии Хилл — усложненность, ритмика размыш-
ления, тонкая романтика — раскрывают одного из самобытнейших поэ-
тов-индейцев ее поколения. Стихи взяты из антологии «Хранители Кру-
га Вещих Снов» (1975). (Стр. 347).
Норман Расселл (род в 1921 г ) — поэт из индейского племени
чероки. Также ученый-ботаник, преподаватель. Его перу принадлежат
не только сборники оригинальной поэзии, но и научные труды. Увлечен-
393
ность естественными науками придает особый, осязаемо-«природный»
колорит стихам Расселла.
Самый первый поэтический сборник Расселла, «В зоопарке», был
опубликован в 1969 г., в 1980 г. вышла небольшая книжка его избран-
ных произведений: «Размышления индейца: мой путь» Настоящее сти-
хотворение взято из антологии произведений современных индейских
поэтов «Набирайте мощь!» (1974). (Стр. 348)
Рэй Янгбиэр (род. в 1950 г.) Янгбиэр, т. е.» Молодой Медведь,
в соответствии с индейской традицией значащих имен — поэт из племе-
ни саук и фоксов, ныне именуемого, согласно древнему самоназванию,
мескуаки. Родился в г. Тама, штат Айова. Стихи пишет с 1966 г., пере-
водя с мескуаки на английский. Поэзия Янгбиэра широко представлена
в различных антологиях и журналах. В предисловии к первому своему
сборнику, в который вошла основная часть написанного Янгбиэром,
автор поясняет: «Здесь нет ни прозрений, ни предвидений, просто сло-
весные эксперименты». На деле, однако, стихи сборника «Зима Сала-
мандры» (1980) отражают интуитивный дар прозрений, мистический
мир представлений индейских соплеменников, сходный с мировосприя-
тием оджибве, родственных мескуаки по языку. Упоминаемые в стихах
Янгбиэра звери (сова, барсук, саламандра) — на самом деле духи, то
добрые, то злые. (Стр. 349).
К стр. 354. Вьетнамская поэма.— Перед читателем бред солдата,
индейского ветерана, прошедшего через вьетнамскую войну. Чувство
вины, которое он испытывает, и внутренней потерянности из-за совер-
шенного в Индокитае усугубляется у героя мыслью о генетическом род-
стве с пра-азиатами и с тревогой за судьбы резервационных земель
индейцев США.
Фрэнк Вамсутта Джеймс — современный индейский политический
лидер в движении за самоопределение. Происходит из племени вампа-
ноа, по некоторым источникам — потомок известного вождя Короля
Филипа, (стр. 359)
Теханеторенс (Арен Акуэкс, Рэй Фадден) — Самодеятельный исто-
рик и «традиционалист» из племени могауков, автор ряда брошюр,
книг и памфлетов по истории, фольклору и современному положению
ирокезов. В приведенном памфлете использует приемы традиционной
риторики (стр. 363).
СОДЕРЖАНИЕ
А. Ващенко. Стойкое слово народа.......................5
I. ВСТУПАЮЩИЕ В МИР
О том, как появились гуроны и ирокезы. Перевод А. Налепина 18
Откуда пошел мир модоков. Перевод И. Грачева 22
О сотворении племени пикуни. Перевод М. Шиманской . . 24
О том, как народ хопи обрел родину. Перевод А. Ващенко 27
Миф о сотворении мира. Перевод И. Ноздриной .... 30
Манабозо, умный простак. Перевод А. Ващенко .... 30
Как появился остров Нунивак. Перевод Б. Щедриной . . 37
Человек-карибу. Перевод Т. Каминской .................38
Нанук. Перевод Т. Каминской...........................44
Северный призрак. Перевод Т. Каминской................46
Шингебисс и Северный ветер. Перевод А. Ващенко ... 48
Седна и чайка-глупыш. Перевод А. Налепина .... 50
К. Хлебников. Понятие колош о высшем существе, о созда-
нии мира и человека и о злых духах....................52
Сын Великого Волка. Перевод А. Налепина...............55
Гром-птица и Кит. Перевод И. Грачева..................58
Добрый охотник. Перевод А. Ващенко....................60
Синяя Родинка. Перевод А. Ващенко.....................62
Старая-престарая сказка. Перевод А. Ващенко . . . 65
Койот и женщина-сова. Перевод А. Ващенко . . . . 66
Человек, который любил слушать пение лягушек. Перевод
А. Налепина...........................................67
Жертва Ниагаре. Перевод А. Налепина...................68
Дымящиеся горы на реке Гортон. Перевод А. Налепина . . 69
Отчего лосось заходит в воды сквомишей. Перевод
А. Ващенко............................................70
И. Вениаминов. Предания и сказки алеутов . . . . 74
Рваная Щека. Перевод Г. Кружкова......................87
Л. Загоскин. Пляски эскимосов Квихпака и Кускоквима . 95
Как люди научились веселиться. Перевод Г. Кружкова . . 99
Миф о белой бизонихе. Перевод Н. Ноздриной . . . . ЮЗ
395
Дух кукурузы. Перевод И. Ноздриной . .106
Откуда пошли болезни и лекарства. Перевод А Ващенко 108
Покинутые дети. Перевод Л. Михайловой . НО
Девушка, выданная за духа. Перевод Л Михайловой 112
Священный курган Нани Ваийя. Перевод А. Ващенко . 117
Медведь и его жена — индианка. Перевод А. Налепина 121
Лесные людоеды. Перевод А. Ващенко........................127
Вакиаш и первый тотемный столб. Перевод А. Ващенко . 130
Предание о Деганавиде и Хайонвате и о том, как был уста-
новлен Великий Мир. Перевод А. Ващенко..................
Песенная поэзия
Песня о хорошей погоде Перевод С. Северцева . . 136
Песня о плохой погоде. Перевод С. Северцева . . . 137
На что мои пальцы похожи. Перевод С. Северцева 137
Савдалат и Палангит. Перевод С. Северцева . . . 138
Когда был создан мир. Перевод Виктора Лунина . . 138
Вправду ли. Перевод Виктора Лунина..................139
Эскимосская песня. Перевод В. Лунина ... .139
Заговоры ко сну. Перевод В. Лунина..................140
С тобою мы пойдем. Перевод В. Лунина . 140
Любовная песня юноши. Перевод В Лунина 141
Вещие песни шаманского союза Мидевивин. Переводы
В. Лунина......................................... 141
Вещая песня. Перевод В. Лунина......................141
Звук угасает. Перевод В. Лунина . . . 142
Охотничьи песни. Перевод В. Лунина..................142
Гром произнес негромко. Перевод В. Лунина . . . 142
С моря дует ветер. Перевод В. Лунина .... 142
Водомерка и тени. Перевод В. Лунина.................143
Песни в саду Домашнего Бога. Перевод В. Лунина 143
Военная песнь. Перевод В. Лунина....................146
Что говорят воины, чтобы одолеть врага. Перевод
В. Лунина ... ............. 146
Чтобы приворожить женщину. Перевод В. Лунина 146
Из песен духов. Перевод В. Лунина .... 147
Песня духа Коросто. Перевод В. Лунина .... 147
Песня духа пчелы. Перевод В. Лунина . . .148
Защитная песня. Перевод В. Лунина...............148
Обрядовая песня. Перевод В. Лунина ... .149
Колыбельная. Перевод М. Акчурина . . 150
Песня родителей, которые хотят разбудить сына. Пере-
вод М, Акчурина . . ............. 151
Песня родителей, которые хотят разбудить дочь. Пере-
вод М. Акчурина . . . . ... .151
Песня к плеядам. Перевод М. Акчурина 151
Представление ребенка Вселенной. Перевод М. Акчу-
рина................................................152
Любовная песня. Перевод М. Акчурина . 153
Песня сеятеля. Перевод М. Акчурина . . 153
Охотничья песня. Перевод М. Акчурина . . . 153
Небо становится чище. Перевод М. Акчурина 154
Шум селения. Перевод М Акчурина...............154
Весенняя песня, Перевод М. Акчурина.................154
Песня грома. Перевод М. Акчурина...............154
Небо отразит. Перевод М. Акчурина...............154
396
Песня деревьев. Перевод М. Акчурина...............155
Приближение бури. Перевод М. Акчурина . . 155
Моя музыка. Перевод М. Акчурина...................155
Любовные чары девушки. Перевод М. Акчурина 155
Иду. Перевод М. Акчурина......................... 155
Две песни Сийяка, явленные ему во сне. Перевод
М. Акчурина.......................................156
Песня стрелы. Перевод М. Акчурина 156
Я отправляюсь в путь. Перевод М. Акчурина . . 157
Великое море... Перевод М. Акчурина . . 157
Я молод был... Перевод М. Акчурина .... 158
Я уйду далеко-далеко. Перевод М. Акчурина . . 158
Песнь мертвого, пригрезившаяся живому. Перевод
М. Акчурина...................................... 15з
Песня священных жилищ. Перевод М. Акчурина 160
Охотничья песня. Перевод М. Акчурина ... 162
Начальная молитва Солнечной Плйски. Перевод
М. Акчурина.......................................163
Две песни воодушевления. Перевод М. Акчурина . . 163
Любовная песня. Перевод М. Акчурина...............164
Две песни дождя. Перевод М. Акчурина .... 164
Молитва. Перевод М. Акчурина......................165
Песня против туч. Перевод М Акчурина..............165
Две любовные песни. Перевод М. Акчурина .... 165
Песня погибшего от любви. Перевод М. Акчурина . . 166
Песня радости. Перевод Л/. Акчурина...............166
Валламолум или Красный Перечень (Эпическая хроника
делаваров) Перевод А. В. Ващенко..................167
II. «ДЕНЬ И НОЧЬ НЕ МОГУТ ЖИТЬ ВМЕСТЕ. .»
Питер Кларк. Пророчество пчелы Перевод А. Ващенко 170
Первый корабль. Перевод И. Грачева..................... 171
Величание воинов кроу перед битвой. Перевод А. Ващенко 173
Воинские песни степных племен. Переводы А. Ващенко 173
Песня отчаявшегося Ворона. Перевод В. Лунина . . 174
Человек, у которого не все в порядке. Перевод В. Лунина 175
Песня о ясной погоде. Перевод В. Лунина................ 175
Песня воина I. Перевод М. Акчурина......................175
Песня воина II. Перевод М. Акчурина.....................175
Песня смерти. Перевод М. Акчурина...................... 176
Песня сраженного воина из боевого братства Лисов. Перевод
М. Акчурина.............................................176
Песня-пляска боевого братства Лисов. Перевод М. Акчурина
Песня молодого воина, умирающего от ран. Перевод
М. Акчурина............................................ 176
Утренняя песня. Перевод М. Акчурина.................... 177
Песня молодой жены. Перевод С. Северцева . ... 177
Росток и дерево. (Речь вождя Сагоеваты). Перевод
А. Ващенко.................... • • .....................J^7
Речь вождя Текумсе. Перевод Н. Высоцкой.................178
Речь Сидящего Быка. Перевод Н. Высоцкой .... 179
Речь вождя ирокезов, прозванного Гарангулой. Перевод
Н. Ноздриной.......................................... .180
397
Речь вождя делаваров Хопокана. Перевод Н. Ноздри-
ной . . ...................................... 182
Прощальная речь Черного Ястреба. Перевод И. Ноздри-
ной . . .......................................184
Речь вождя Кочиса. Перевод Н. Ноздриной..............185
Э. Джонсон. Старинная каменная крепость Киенука. Пере-
вод А. Ващенко.......................................187
X. Аупамут. История племени Махиконнук. Перевод
А. Ващенко...........................................196
У. Эй пс. Из «Похвалы королю Филипу». Перевод
А. Ващенко...........................................200
Д. Коп у эй. Язык и письмо оджибвеев Перевод А. Ва-
щенко ...............................................203
Вождь Джозеф. Взгляд индейца на индейские дела.
Перевод А. Ващенко . 206
Вождь Орлиное Крыло об индейских названиях. Перевод
А. Ващенко...........................................217
Речь вождя Сиэтла. Перевод А. Ващенко................218
Племя, ушедшее под воду. Перевод А. Ващенко..........220
Цикл песен «Пляски духов». Перевод М. Акчурина .... 224
Отец мой не признал меня. Перевод М. Акчурина . . . 225
Песня неудачи. Перевод М. Акчурина...................225
III. «ИСЧЕЗАЮЩИЕ АМЕРИКАНЦЫ?»
С. Лонг.
Вождь Большой Котел . . 228
Злой миссионер и добрая книга.............. 237
Смерть Сильного Голоса......................241
Ч. А. И с т м е н.
Махпиа То...................................252
Верность Длинноухого . 258
Девушка-воин . . 264
Воспоминания о Сидящем Быке. Перевод А. Ващенко . . . 270
С и т к а л а-Ш а. Древние индейские легенды. Перевод
Л. Михайловой.......................................280
Вступление . . . ..................281
Одеяло Иктоми...............................182
Танцы в черепе бизона.......................284
Кролик Манштин..............................286
Семеро вояк................................ 290
Мато Нажин. Из книги «Земля Пятнистого Орла» . . 292
Живой дух индейца-искусство. Перевод А. Ва-
щенко ...............................................294
Э. Полин Джонсон. Стихи из сборника «Кремень и перо».
Переводы Р. Дубровкина...............................295
IV. МЕЧТА О ВОЗРОЖДЕНИИ
Д. Редбэрд. Возжигание табака.......................306
Прости меня . . ..................307
Далекая одинокая душа моя.................307
Старушка. Переводы В. Лунина................308
398
Н. Скотт. Момадэй. Мы с землей подарили тебе би-
рюзу . . . .................310
Песнь восторга Тсоай-Тали.....................311
Вид прерий № 2................................311
Сравнение . . . ....................313
Медведь . . . ........................313
История хорошо сделанного щита . . . .314
Четыре суждения о любви и браке...............314
Цвета ночи . . ........................315
Формы земли в Абикву..........................317
Эрнесто Маэстос обучает Иносенсию Сааведра
актерскому ремеслу. Переводы А. Сергеева . . . 318
Д. Ниатум. Индиан Рок, остров Бэйнбридж, Вашинг-
тон . . . 319
Восход луны красных кедров....................319
Уличный мальчишка . 321
Стихи для тех, кого объединило Вундед-Ни . . 321
Элегия вождю Силту........................322
Луна лягушки . . ....................322
Луна ежевики . . ....................323
Друзьям, живущим на реке Уолла-Уолла. Пере-
воды П. Грушко................................323
Лесчи, вождь племени Нискуалли............325
Младший брат главной луны...............325
Когда приходит желтолистая луна. Переводы
Г. Русакова...................................326
У. Д. См и т. Острова. Перевод А. Ткаченко............2>27
Дерево путешественника. Перевод Л. Васильевой . 327
Маленький енот. Перевод’ Б. Заходера .... 330
Полет одноглазой мыши. Перевод А. Кушнера . . 331
Если бы у меня была лодка. Перевод Б. Хлебникова 332
Д. Визенор. Семейная фотография....................... 335
Индейцы в Гасри...............................337
Старухи анишинабе . . .........337
Знамя ее души.................................338
Тирания мотыльков. Переводы Д. Веденяпина 338
Хокку.........................................339
Из сборника «Мацусима». Переводы В. Орла . . 339
«Мы листья...» Перевод Д. Веденяпина . . . 340
Д. Уэлч, Рождество в Макасин-Флэт......................340
Человек из Вашингтона.........................341
Выживание . . . ....................341
А последний священник даже не попрощался . 342
Считая облака . . ....................342
День, когда взяли верх дети...................343
Ткачи снежных нитей...........................344
Проницательный сказитель . 344
Проверяя мертвых. Переводы Г. Русакова . . . 345
Л. Хенсон. Мы — народ..................................345
Рассвет в январе..............................345
Холод . . ........................346
Наш дым ушел по четырем дорогам. Переводы 346
Г. Русакова...................................346
399
Р. X и л л. Падающая луна. Перевод Г. Русакова .... 347
Н. Р а с с ел л. Можжевельник. Перевод Г Русакова .... 343
Р. Янгбиэр, Радужные видения..........................349
Матерь словотворящая утром.....................350
Четыре песни жизни.............................351
«Я тронул озябшей рукой».......................352
Вьетнамская поэма..............................354
С отвращением и в ответ на «индейские» стишки,
написанные белыми и напечатанные в журнале,
который отвергает меня.........................356
Слушающий утес. Переводы В. Тихомирова . . 358
Ф. Джеймс. Речь, не произнесенная в Плимуте, штат
Массачусетс, 1970. Перевод Н. Ноздриной................359
Теханеторенс. Четырнадцать шнурков лилового вампу-
ма — тем, кто пишет об индейцах. Перевод М. За-
гота...................................................363
Остров Черепахи. Перевод М. Затога.....................364
Н. Скотт Момадэй. Словом сотворен человек. Перевод
С. Митиной.............................................366
Комментарии............................................382
ПОКУДА РАСТУТ ТРАВЫ...
Антология мифов, традиционной и современной поэзии,
легенд индейцев и эскимосов США и Канады
Зав. редакцией В. Т. Сивцев
Редактор Е. В. Гусева
Художник И. А. Тульчинский
Художественный редактор С. С. Скрябин
Технический редактор М. Т. Егорова
Корректоры А. Д. Попова, А. М. Семенова
ИБ № 1903
Сдано в набор 08 02 88 Подписано в печать 01 08.88 Формат 84 X 1О8‘/з2 Бумага тип № 1
Гарнитура литературная. Печать высокая Усл п л 21,21. Усл кр -отт, 25.84 Уч -изд
л 21,53 Тираж 100 000 экз Заказ № 2045 Цена 2 р. 10 к.
Якутское книжное издательство
677892, г Якутск, ул Орджоникидзе, 31
Калининский ордена Трудового Красного Знамени полиграфкомбинат детской лите-
ратуры им 50-летия СССР Росглавполиграфпрома Госкомиздата РСФСР 170040, Калинин,
проспект 50-летия Октября, 46.
Сканирование - Беспалов, Николаева
DjVu-кодирование - Беспалов
2 р. 10 к.
Книги серии
«Под полярными созвездиями»
издаются в Якутском,
Восточно-Сибирском,
Красноярском,
Средне-Уральском и
Хабаровском издательствах
Якутск * 1988
ПОКУДА
РАСТУТ ТРАВЫ