Западная Европа. 1917-й - Кирова К.

Автор: Кирова К.

Теги: западная европа революция в россии серия страны и народы февральская революция управление народными массами в западной европы

Год: 1977

Похожие

Страны и народы. Зарубежная Европа. Западная Европа

Страны и народы. Зарубежная Европа. Общий обзор. Северная Европа

Страны и народы. Зарубежная Европа. Восточная Европа

Страны и народы. Зарубежная Европа. Южная Европа

Текст

Н.Э. КИРОВА
ЗАПАДНАЯ ЕВРОПА.
1917И
ИЗДАТЕЛЬСТВО-НАУКА-

АКАДЕМИЯ НАУК ССС1»
Серия «Страны и народы»
К. Э. КИРОВА
ЗАПАДНАЯ ЕВРОПА.
1917-й
ФЕВРАЛЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В РОССИИ
И КРИЗИС БУРЖУАЗНЫХ МЕТОДОВ
УПРАВЛЕНИЯ НАРОДНЫМИ МАССАМИ
В АНГЛИИ, ФРАНЦИИ, ИТАЛИИ
ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА»
МОСКВА 1977

1917 год — год ожесточенной борьбы трудящихся
на фронтах классовых битв. Грандиозная стачка ма-
шиностроителей в Англии, стачки в тылу и восстания
в действующей армии во Франции, стихийные народ-
ные волнения и антивоенное восстание туринского
пролетариата в Италии знаменовали крах той поли-
тики «национального единения», которую проводили
в период первой мировой войны правительства этих
стран. Автор дает картину жизни стран Западной
Европы в 1917 г., он вводит читателя в самую гущу
драматических коллизий этого бурного года, просле-
живает влияние революционных событий в России на
борьбу классов и партий западноевропейских стран.
К. Э. Кирова — кандидат исторических наук, ав-
тор научных монографий «Революционное движение
в Италии в 1914—1917 гг.» (М., 1962), «Русская рево-
люция и Италия (март—ноябрь 1917 г.)» (М., 1968),
«Итальянская экспансия в Восточном Средиземно-
морье (в начале XX в.)» (М., 1973) и ряда статей.
Ответственный редактор
доктор исторических наук
В. М. ДАЛИН
Издательство «Наука», 1977 г.

ВВЕДЕНИЕ
Первая мировая война была не только ожесточенным
столкновением огромных масс вооруженных людей на по-
лях сражений. В. И. Ленин уже в декабре 1914 г. писал,
что эта война означает «величайший исторический кри-
зис, начало новой эпохи. Как всякий кризис, война
обострила глубоко таившиеся противоречия и вывела их
наружу, разорвав все лицемерные покровы, отбросив все
условности, разрушив гнилые или успевшие подгнить ав-
торитеты» 1.
Революционный кризис, порожденный империалисти-
ческой войной, был сложен и многообразен, он стал на-
чальным этапом общего кризиса капитализма.
Уже в 1915 г. в некоторых воюющих странах произо-
шли стихийные вспышки народных волнений, которые
В. И. Ленин тогда же охарактеризовал как первые на-
чатки, или зачатки, пролетарской революции2. В том же
1915 г. Ленин констатировал возникновение революцион-
ной ситуации в воюющей Европе 3.
Конечно, это не была еще та зрелая революционная
ситуация, которая перерастает в революцию так же не-
избежно, как вода выливается из переполненного сосуда.
Революционная ситуация 1915 г. была экономическим и
политическим кризисом, созданным войной4, и для того,
чтобы перерасти в ситуацию, непосредственно приводя-
щую к революции, ей предстояло еще пройти сложный
путь развития. Она могла пройти его быстрей или мед-
ленней в зависимости от конкретных условий и особенно-
стей исторического развития той или иной страны, и она
могла — опять-таки в зависимости от этих условий и осо-
бенностей — привести или не привести к революции.
В. И. Ленин неоднократно подчеркивал это, указывая,
что «не всякая революционная ситуация приводит к ре-
волюции» 5, что «таких революций не бывает... чтобы
3

можно было наперед сказать, когда именно революция
вспыхнет» 6, что «мы не можем знать, произойдет ли пер-
вая «решающая» битва пролетариата с буржуазией через
четыре года или через два или через десять и более
лет...» 7
Фактический ход событий общеизвестен. В 1914—
1916 гг. «революция стояла на очереди... таясь в недрах
войны...»8 В воюющих странах еще царило, за отдель-
ными исключениями, внешнее спокойствие. Но в 1917 г.
революционная волна, вздымаясь все выше, достигла
своей кульминационной точки в России, где произошли
Февральская и Великая Октябрьская социалистическая
революции. Уже в 1918 г. вспыхнули революции в Цен-
тральной Европе — в Германии и Австро-Венгрии, потом
запылал Восток.
В странах Западной Европы назревание революцион-
ного кризиса шло медленней, а в 1917 г. в некоторых из
них и вовсе не вышло из начальной стадии. Но и в этих
странах бурный 1917 год, еще более обострив социально-
экономические противоречия, привел к тому, что кризис-
ные процессы выступили на поверхность едва ли не во
всех областях экономической, культурной, общественной
жизни.
Было бы несерьезно пытаться в небольшой научно-
популярной книге охарактеризовать их все. Мы хотели бы
на примере трех стран Западной Европы — Англии, Фран-
ции и Италии — показать размах и характер народных
выступлений, прокатившихся по странам Западной Ев-
ропы в бурном 1917 г., и те сомнения, колебания раз-
брод, те дискуссии и напряженную борьбу, которые эти
выступления, произойдя в разгар империалистической
войны, вызвали в правящих классах этих стран. Речь
пойдет, таким образом, о важнейшей из проблем «вну-
треннего фронта», которые властно выдвинулись в ту пору
на авансцену политической и социальной жизни едва ли
не всех воюющих стран Европы.
Д. Ллойд Джордж, возглавлявший в 1917 г. правитель-
ство Англии, признал позднее, что эти проблемы были
«самыми деликатными и, вероятно, самыми опасными» 9
из всех вопросов, которые его правительству (как, доба-
вим, и правительствам других стран) приходилось решать.
«... Буржуазия во всех странах, — писал еще в 1910 г.
В. И. Ленин, — неизбежно вырабатывает две системы
4

управления, два метода борьбы за свои интересы и отстаи-
вания своего господства, причем эти два метода то сме-
няют друг друга, то переплетаются вместе в различных
сочетаниях. Это, во-первых, метод насилия, метод отказа
от всяких уступок рабочему движению, метод поддержки
всех старых и отживших учреждений, метод непримири-
мого отрицания реформ. Такова сущность консервативной
политики... Второй метод — метод «либерализма», шагов
в сторону развития политических прав, в сторону реформ,
уступок и т. д.» 10
Развязывая первую мировую войну, правящие классы
европейских стран пытались использовать оба метода —
консервативный и либеральный — одновременно. Для на-
родов этих стран война с первых ее дней ознаменовалась
применением многочисленных мер насилия: зажимом по-
литических свобод, введением военных законов, особенно
жестоких по отношению к рабочим, общим резким обост-
рением начавшегося еще в предвоенные годы кризиса
буржуазной демократии.
Тем не менее правительства большинства воюющих
стран Европы выдвинули, вступая в войну, лозунг «нацио-
нального (французы говорили «священного») единения»
всех классов и партий в борьбе с врагом. Суть политики
«национального единения» состояла в попытке ведущей
войну буржуазии сплотить вокруг себя под знаменем
«войны до победы» широкие слои населения. Правящие
круги каждой из воюющих стран надеялись избежать та-
ким образом возникновения в и без того очень труд-
ных условиях мировой войны второго, внутреннего,
фронта классовых битв и помочь правящим классам своей
страны победить в империалистической войне. Достиже-
ние подобной цели требовало, как полагали западноевро-
пейские политики, известных уступок народным массам,
больших обещаний, мелких реформ, опоры на шовинисти-
ческую верхушку социал-демократических партий и проф-
союзов. Однако нельзя было опираться на социалистиче-
скую партию, предварительно эту партию запретив;
нельзя было опираться на профессиональные союзы, сде-
лав работу профсоюзов полностью невозможной, и т. п.
Политика «национального единения» была политикой
своеобразного военного либерализма. Проведение ее тре-
бовало сохранения в воюющей стране какого-то мини-
мума политических свобод. Пресс войны, подминая под
5

себя эти свободы, не уничтожал их до конца. Между
ним — этим прессом — и каждодневной действитель-
ностью оставалась, образно выражаясь, некая щелочка.
И в этих условиях и следовало проводить политику «на-
ционального единения» со всеми ее либеральными манев-
рами и лавированием. Делать это было нелегко, и не слу-
чайно проводниками этой политики в странах Западной
Европы стали виднейшие либералы: Д. Ллойд Джордж и
У. Черчилль в Англии, В. Орландо в Италии.
В первые два с половиной года войны, пока экономи-
ческое и военное истощение Англии, Франции, Италии
еще не достигло критической точки, политика «националь-
ного единения» приносила, казалось, свои плоды и ее
поддерживали не только либеральные, но и умеренно кон-
сервативные группы правящих классов западноевропей-
ских стран. Но весна—осень 1917 г. стали во всех вою-
ющих странах Западной Европы периодом наступления
народных масс на фронтах внутренних, классовых битв.
Каков был характер этого «наступления»? В чем были
его сила и его слабость? Оказались ли действенными ста-
рые, испытанные правящими классами этих стран методы
управления народными массами в обстановке, чрезвы-
чайно усложнившейся после марта 1917 г.? Какие новые
формы, методы управления пытались они в этих новых,
усложнившихся условиях найти?.. Мы должны попы-
таться ответить на эти вопросы, если мы хотим понять,
какова была международная обстановка, в которой прои-
зошла Великая Октябрьская социалистическая революция.
Мы будем говорить в этой книге о странах Западной
Европы не потому, что те же вопросы не вставали
в 1917 г. перед державами Центральной Европы. Нет, они
вставали, и весьма остро, но Англия, Франция, Италия
были парламентскими странами, обладавшими определен-
ной суммой демократических традиций. В постановке и
разрешении правящими классами этих стран проблемы
управления народными массами данное обстоятельство
сыграло немалую роль. В странах Центральной Европы, и
в первую очередь в Германии, та же проблема ставилась,
а главное, решалась иначе.

Глава 1
АНГЛИЯ
В XIX—начале XX в. Англия была одной из наиболее
«свободных» (в кавычках в силу относительности бур-
жуазных свобод вообще) стран мира. Это была страна
наиболее полной буржуазной демократии, со старыми и
устойчивыми парламентскими традициями, с наиболее
полной в Европе свободой слова, печати, собраний, страна,
капиталисты которой, как писал В. И. Ленин, «веками
научились управлять народом без насилия» 1.
В годы первой мировой войны в Англии лихорадоч-
ными темпами росла военная промышленность, увеличи-
вались концентрация и централизация капитала, фанта-
стических размеров достигли прибыли военных заводчиков
и фабрикантов. В то же время для гражданских, не свя-
занных с военными поставками, отраслей производства не
хватало рабочих рук, импортного сырья. Многие тек-
стильные, обувные, пищевые и другие предприятия умень-
шали объем работы.
Государство, все активнее вмешиваясь в экономиче-
скую жизнь страны, сосредоточивало в своих руках кон-
троль над железными дорогами и работавшими на войну
отраслями производства. Оно строило и новые, государ-
ственные, фабрики и заводы. В Англии, как и в большин-
стве воюющих стран, монополистический капитализм
перерастал в капитализм государственно-монополисти-
ческий 2.
В 1917 г. это перерастание шло быстро. Именно в этом
году был установлен государственный контроль над уголь-
ной промышленностью, судоходством, милитаризация
труда распространялась на все новые отрасли текстильной
промышленности, машиностроения.
На предприятиях, выполнявших заказы военного ве-
домства, в 1917 г. работало около 2 млн. человек, действо-
вали новые, военного времени, законы. Стачки были за-
7

прещены, многие добытые десятилетиями борьбы права
тред-юнионов — отменены. Рабочие не имели права сво-
бодного перехода с одного предприятия на другое, так же
как не имели права не выходить (пусть даже всего не-
сколько дней) на работу. Они работали по 10—12 часов
в сутки, нередко без выходных, и подлежали за наруше-
ние военных правил и законов суду специально создан-
ных трибуналов.
Была ограничена свобода слова и собраний, введена
цензура печати. Весной 1916 г. был издан закон о всеоб-
щей воинской повинности, до тех пор в Англии отсутст-
вовавшей.
С затяжкой войны внутренние трудности на Британ-
ских островах обострялись, все чаще бастовали рабочие.
Весной 1916 г. вспыхнуло и было жестоко подавлено на-
ционально-освободительное восстание в Ирландии. К концу
этого года английской правящей верхушке стало ясно, что
победа над Германией требует не только чрезвычайных
усилий на фронте, но и еще большего, чем ранее, напря-
жения и концентрации всех сил в тылу.
Именно тогда главой английского правительства стал
Ллойд Джордж. Об этом человеке В. И. Ленин в 1916 г.
писал так: «Первоклассный буржуазный делец и полити-
ческий пройдоха, популярный оратор, умеющий говорить
какие-угодно, даже ррреволюционные речи перед рабочей
аудиторией, способный проводить изрядные подачки по-
слушным рабочим в виде социальных реформ (страхование
и т. п.), Ллойд Джордж служит буржуазии великолепно
и служит ей именно среди рабочих, проводит ее влияние
именно в пролетариате, там, где всего нужнее и всего
труднее морально подчинить себе массы» 3.
В 1914—1918 гг. Ллойд Джордж был ярым сторонни-
ком «войны до победы». Неудивительно, что в трудные
годы мировой войны английская буржуазия, призвала
«политического пройдоху» к власти.
В декабре 1916 г. Ллойд Джордж возглавил многолюд-
ный коалиционный кабинет, в который вошли представи-
тели всех трех основных партий Англии: либеральной,
консервативной и лейбористской. Тогда же, в нарушение
многих парламентских правил и традиций, был создан и
особый Военный кабинет из четырех человек — предста-
вителей тех же трех партий. Его возглавил тот же Ллойд
Джордж.
8

Отодвинув на задний план и кабинет министров и пар-
ламент, Военный кабинет стал заниматься не только во-
просами, непосредственно связанными с ведением войны,
но и наиболее важными вопросами внутренней политики.
Это мало напоминало порядки «свободной» Англии до-
военных лет. И все-таки по сравнению со многими дру-
гими воюющими странами Англия и в 1914—1918 гг. оста-
валась страной, в которой политический режим был отно-
сительно (очень относительно, конечно) более мягок,
уничтожение войной буржуазных политических свобод
зашло менее далеко, чем в других воюющих странах.
Свободу печати правительство ограничило, но предва-
рительной цензуры (как в других воюющих странах) не
ввело, и Англия была едва ли не единственной из вою-
ющих стран, газеты которой выходили без белых пятен
цензурных изъятий.
Это же следует сказать об английском антирабочем
законодательстве военных лет. Английские трибуналы
карали рабочего за прогул денежным штрафом, а за само-
вольный переход с одного военизированного предприятия
на другое — шестью неделями вынужденной безрабо-
тицы*. Это было тяжело и унизительно, и английские
пролетарии упорно против этого боролись. Но в Италии,
например, неявка на работу и самовольная перемена места
работы влекли за собой значительно более тяжелое нака-
зание—тюремное заключение сроком от нескольких ме-
сяцев до года.
Кормили Англию в годы войны ее заморские колонии.
К декабрю 1916 г. цены на основные продукты питания
в стране выросли на 200%, а реальная зарплата рабочих —
всего на 120%. Все же продукты в стране были, и массо-
вого голода население не знало.
В феврале 1917 г., когда Германия объявила «тоталь-
ную» подводную войну, завозить на Британские острова
продукты из-за моря стало трудно и над страной нависла
* Уходя со старого места работы, рабочий должен был получить
от прежнего нанимателя и вручить новому специальное «сви-
детельство о проживании». Если он уходил самовольно (и сле-
довательно, не получив свидетельства), то должен был шесть
недель ожидать, пока суд вынесет решение о выдаче ему нового
свидетельства, предъявив которое он сможет поступить наконец
на новое предприятие (см.: Ллойд Джордж Д. Военные мемуары,
т. IV. М., 1935, с. 150).
9

угроза голода. Правительство, а по его указанию и буржу-
азная пресса начали шумную кампанию за добровольное
ограничение потребления. «Ешьте меньше картофеля!
Ешьте меньше хлеба! Ешьте еще меньше хлеба!» —кри-
чали газеты.
Весной 1917 г. на улицах английских городов затемно
выстраивались длинные, на несколько кварталов, с тру-
дом регулируемые полицией очереди женщин и подрост-
ков. Стояли за хлебом, картофелем, сахаром, маргари-
ном. Сахара многие рабочие семьи не видели по многу
дней и даже недель, картофель превратился в лакомство,
и когда на одной из ферм было объявлено о продаже кар-
тофеля, туда уже к 6 часам утра приехало на автобусах
не менее 600 покупательниц.
«Все эти дни, — вспоминает лейборист Дж. Клайнс,
бывший весной 1917 г. заместителем министра продоволь-
ствия, — изможденные женщины и девочки с бледными
(от недоедания! — К. К.) лицами ждали с трогательным
терпением во все более длинных очередях перед бакалей-
ными и мясными лавками... нередко лишь для того, чтобы
услышать, что сахар, чай или мясо уже проданы, и устало
побрести к другой очереди, перед другой лавкой, тоже,
возможно, лишь для того, чтобы получить такой же ответ
и вернуться домой с пустыми руками» 4.
Изможденные женщины и бледные девочки были да-
леко не всегда столь терпеливы и покорны, как это пред-
ставлялось автору мемуаров. Их очереди становились все
беспокойней, недовольство росло, в «благополучной» Анг-
лии дело доходило подчас до погромов продовольственных
магазинов и угольных складов*.
Все-таки и в 1917 г. продовольственное положение
в Англии было лучше, чем в той же Италии, где летом
1917 г. без хлеба по неделям оставались целые провин-
ции, не говоря уже о Германии, где царил в то время
подлинный голод.
* Так, в Глазго в мае 1917 г. 400 женщин захватили грузовик
с картофелем («The Daily Chronicle», 1917, 30 may; «Pall-Mali
Gazette», 1917, 29 May). В июле 1917 г. пережил неприятные
минуты некий владелец мясной лавки в Лондоне, продававший
мясо дороже установленной правительством цены. Перед его
лавкой собралось около 300 возмущенных женщин, и некоторые
из них пытались силой ворваться в нее («The Morning Post»,
1917, 26 Jul.).
10

Все это сказалось на настроении и борьбе английских
рабочих. Англию потрясли в годы первой мировой войны
крупнейшие стачки в промышленности. Среди ее населе-
ния, как и среди населения других воюющих стран, нара-
стали глухое недовольство, тяга к миру. Англия не знала,
однако, ни таких массовых солдатских бунтов, какие про-
изошли в 1917 г. во Франции, ни такого массового кипе-
ния антивоенных страстей и антивоенных выступлений,
какие знала в 1917 г. Италия.
Социальные противоречия в Англии были относительно
менее обострены, чем в других странах. Она оставалась
с точки зрения своих союзников и по военным, конечно,
меркам страной относительно благополучной. И все же
бурный 1917-й вплотную поставил перед правящими клас-
сами этой «благополучной» страны проблему методов
управления народными массами, проблему сдерживания
народных масс.
I
Как ни подорван был к началу 1917 г. международный
престиж русского самодержания5, все же Россия не раз
за годы войны отвлекала на себя главные силы против-
ника. Неудивительно, что обострение социальных проти-
воречий в России уже с зимы 1916/17 г. привлекало к себе
пристальное внимание правящих классов Англии (как и
других стран Антанты). Получению известия о сверже-
нии Николая II в Лондоне, как и в Париже, и в Риме,
предшествовали дни затаенной тревоги и опасений пра-
вящих кругов. В редакциях газет и в кулуарах парла-
мента циркулировали тщательно скрываемые от населения
слухи о событиях в России. Но 15 марта * 1917 г. известие
о революции в России опубликовали английские газеты,
а 16 марта лидер палаты общин консерватор А. Бонар Лоу
повторил, выступая в палате, версию нового русского ми-
нистра иностранных дел П. Н. Милюкова о том, что сверже-
ние самодержавия было вызвано неспособностью царского
правительства вести войну со все возрастающей энер-
гией 6. Большинство английских газет подхватило эту вер-
сию русских событий и принялось прилежно ее развивать,
Все даты в книге даются по новому стилю.
11

а консервативная «Морнинг пост» и вовсе нашла, что рус-
ская революция — это революция, направленная против
«немецкого засилья и влияния» 7.
Часть либеральной прессы заняла, однако, другую по-
зицию, и газета «Манчестер гардиан», еще более чем
смутно представлявшая себе, что, собственно, произошло
в России, заявила 16 марта, будто русский царь был
свергнут потому, что он «стремился задушить требование
свободы» и отказался провести необходимые реформы.
«Русская революция — это революция парламентская и
либеральная», — уверял на следующий день либеральный
еженедельник «Нейшн».
Но как ни толкуй, насильственное свержение «закон-
ной» власти Романовых встревожило английских буржуа
чрезвычайно. Боялись потерять союзника и боялись, что
в трудных условиях затянувшейся войны русский пример
окажется заразительным. Уже в 20-х числах марта
1917 г. по Лондону поползли смутные слухи о возмож-
ности революции в Англии. А 1 апреля 1917 г. либераль-
ный «Нью-стейтсмен» писал даже, что Лондон «полон раз-
говоров о трех революциях»: русской (которая произо-
шла), немецкой (на которую английские правящие классы
надеялись) и английской (которой они боялись).
У страха глаза велики. И консервативно настроенные
публицисты с нескрываемой злобой писали о людях, кото-
рым «ударила в голову русская революция» и которые
«готовы следовать за русскими, как стадо овец».
«Это очень печально, что рабочие говорят о революции
и поют революционную песню «Красный флаг», в то время
как им следует петь псалмы... Будет очень жаль, если
в разгар великой войны люди скажут: «Мы хотим в этой
стране (в Англии. —К. К.) революции по русскому об-
разцу»»,— вздыхал с трибуны палаты общин один из ее
членов 8.
Либералы, оценивавшие (или делавшие вид, что оце-
нивают) положение более спокойно, не скрывали все же
своей озабоченности тем, что рабочие, «распаленные рус-
ской революцией», могут «потребовать слишком много» 9.
Они всячески старались поэтому противопоставить «кро-
вавой» и «анархической» революции в России некую осо-
бую, английскую, революцию, которая произойдет то ли
в результате тех реформ, какие намерено провести пра-
вительство Ллойд Джорджа, то ли в результате «братского
12

сотрудничества» между рабочими и капиталистами, кото-
рое, как они уверяли, установится после войны.
Стремясь нейтрализовать революционизирующее воз-
действие русских событий на английских рабочих, либе-
ралы схватились за свое излюбленное оружие — обещания
и призывы к разного рода реформам. Возражения консер-
ваторов, заявлявших, что «сейчас не время даже для са-
мых мудрых реформ. Сейчас время для войны и по-
беды» 10, парировались либералами ссылкой на пример
России (революцию в которой старались в этом случае
представить простой суммой реформ).
Особенно «большую прессу» имели проекты трех ре-
форм, намечавшихся в то время в Англии: парламентской,
народного образования и здравоохранения. Либеральные
газеты из месяца в месяц твердили об этих реформах,
всячески подчеркивая, какие неисчислимые блага они при-
несут народу. Старательно выхолащивая самый термин
«революция», газеты писали о революции парламентской,
медицинской, школьной и т. п.
Судьба всех трех проектов поучительна.
Парламентская реформа должна была уничтожить не-
которые, еще сохранявшиеся в английском избирательном
праве пережитки средневековья и, главное, дать право
голоса женщинам. Внося этот последний пункт в билль
(проект закона) о реформе, либералы приняли «предо-
хранительные меры»: женщины должны были получить
право голоса не с 21 года (как мужчины), а лишь
с 30 лет. Для них вводился дополнительный ценз — так
называемая «деловая квалификация» самой женщины или
ее мужа. Предполагалось, что таким образом право голоса
получат не работницы военных заводов (обычно молодые,
незамужние и нередко «бунтарски» настроенные), а «поч-
тенные матери семейств, имеющие жизненный опыт и
устойчивые взгляды».
Все же старой торийской гвардии предоставление
права голоса женщинам казалось опасным. Тори заявляли,
что женщины «склонны прислушиваться к аргументам
агитаторов», что они «истеричны, сентиментальны» и «по-
требуют проведения законов, вызывающих серьезные воз-
ражения». «Некоторые думают, что, дав право голоса жен-
щинам, они покончат с волнениями. Наоборот, волнения
тогда только и начнутся!» Других смущали антивоенные
настроения жен и матерей: «Как отнесутся они к следую-
13

щей войне, если нам придется ее вести? Со своим темпе-
раментом они будут против!»
Обсуждение проекта избирательной реформы началось
в парламенте в мае 1917 г. Но бурные споры между либе-
ралами и консерваторами вспыхивали едва ли не по каж-
дой статье проекта. Обсуждение затягивалось. Поздней
осенью 1917 г. парламентская реформа, о которой весной
говорили, что она вот-вот станет законом, все еще деба-
тировалась палатой общин.
Судьба проектов реформ народного образования и
здравоохранения оказалась еще горше.
Англия издавна являлась страной жестокой эксплуата-
ции детского труда. На ее текстильных фабриках и в до-
военные годы работали десятки тысяч подростков.
Во время войны случаи применения детского труда уча-
стились. В военной и гражданской промышленности, на
шахтах, в сельском хозяйстве было занято теперь до
600 тыс. ребят 11.
«Сейчас в больших городах, — читаем мы в «Квотерли
ревю», — детей эксплуатируют самым постыдным обра-
зом. С 5 утра и пока не настанет время идти в школу
работают маленькие разносчики молока и продавцы га-
зет. ..» Днем на производстве «наиболее почтенные
фирмы, не колеблясь, ставят детей на работы, явно пре-
вышающие их силы: тяжелые корзины с бельем поручают
переносить маленьким группам детей 8—9 лет или даже
еще моложе. Детям, которым около 12 лет, приказывают
перевозить уголь в тяжелых ручных тележках». И это —
не исключительные случаи, ибо неквалифицированная ра-
бота, которую должны были делать взрослые, «является
сейчас уделом маленьких рабов» 12.
Создавшееся положение было тревожным даже с точки
зрения правящих классов. Предприниматели жаловались
на плохую дисциплину работавших на предприятиях маль-
чишек и подумывали о том, чтобы заменить их более спо-
койными девочками. Либеральная пресса указывала, что
после войны Англии предстоит жестокая экономическая
борьба с ее конкурентами. Ей нужны будут новые, высо-
коквалифицированные рабочие. Существующая же си-
стема начального образования таких рабочих дать не
сможет.
По проекту реформы, разработанному весной 1917 г.
министром народного образования А. Фишером, обучение
14

в школе детей становилось до 14 лет обязательным. Для
молодых рабочих от 14 до 18 лет предполагалось открыть
специальные дневные, а не вечерние, как раньше, школы.
Предполагалось, что ученики будут посещать их два раза
в неделю, отработав на производстве «всего» половину
рабочего дня без каких-либо вычетов из зарплаты.
Брать на работу детей до 12 лет предпринимателям
категорически запрещалось. Работа подростков от 12 до
14 лет в свободное от занятий время строго регламенти-
ровалась.
Проект Фишера не уничтожал, как мы видим, возмож-
ность фабричной эксплуатации детского труда, а лишь
несколько ее ограничивал, однако и этого оказалось до-
статочно для того, чтобы он столкнулся с оппозицией
фабрикантов (открытой и скрытой). Проект, разработан-
ный весной 1917 г., в результате различных проволочек
Фишер смог внести в палату лишь в августе.
Но и после этого дело не сдвинулось с мертвой точки.
В письме одного из руководящих работников Нацио-
нальной ассоциации образования, опубликованном 18 ав-
густа в «Вестминстер газет», прямо говорилось, что «во-
прос упирается в «да» или «нет» кучки богатых фабри-
кантов Ланкашира и Йоркшира» (т. е. основных текстиль-
ных районов Англии). Фабриканты, очевидно, сказали
«нет», ибо проект, о котором так много писали и спорили,
не был в палате даже поставлен на обсуждение.
И, наконец, — реформа здравоохранения. В Англии не
существовало учреждения, которое бы в централизованном
порядке руководило деятельностью различных меди-
цинских организаций. Вопросами здравоохранения зани-
мались добрых полдюжины правительственных департа-
ментов и министерств и великое множество («целый лаби-
ринт», как писал корреспондент «Вестминстер газет»)
разного рода местных правительственных и общественных
комитетов и служб. В одном только Лондоне их насчиты-
валось около 60, а во всей стране — более 3 тыс. Их пол-
номочия перекрещивались, и они соперничали и конфлик-
товали друг с другом.
В апреле 1917 г., в английскую «весну реформ», ми-
нистр внутренних дел лорд Т. Рондда заявил посетившей
его делегации медиков, что правительство «серьезно рас-
сматривает» вопрос о создании министерства здравоохране-
ния. Либеральная пресса подняла по этому поводу та-
15

кую же восторженную шумиху, как по поводу парламент-
ской реформы и реформы начального образования. Статьи,
интервью, приветствия печатались не один месяц.
Однако местные организации опасались, что центра-
лизация работы лишит их кредитов, влияния, прав. Их за-
кулисное сопротивление реформе не ослабевало, и в ок-
тябре 1917 г. Ллойд Джордж заявил очередной депутации
медиков, что вопрос о реформе органов здравоохранения
в настоящее время поставить на практическую почву
нельзя. Билль о создании министерства здравоохранения
не был в палату даже внесен.
Так поздней осенью 1917 г. окончательно выяснилось,
что план «великих реформ» провалился.
Однако еще до осени, еще весной 1917 г., стало ясно,
что обещанные реформы (даже если они и будут осущест-
влены) не способны отвлечь английские народные массы
от классовой борьбы и нейтрализовать воздействие на
них русских событий.
II
Впечатление, произведенное свержением русского само-
державия на английский пролетариат, было огромно.
Об этом свидетельствуют самые различные люди.
И. М. Майский, будущий советский посол в Англии,
в 1917 г. политэмигрант в Лондоне, вспоминал, что весть
о революции в Петрограде упала в среду английского на-
рода, «подобно сверкающему метеору» 13.
Глава английского правительства Ллойд Джордж пи-
сал, что «российское потрясение нарушило душевное рав-
новесие рабочих. Мы чувствовали это и на угольных
шахтах и на военных заводах» 14. «Толчок, данный в Пет-
рограде, передался всем заводам и шахтам и вызвал нерв-
ное беспокойство, затруднявшее набор в армию и снабже-
ние фронта» 15.
Следует, однако, сказать, что это «нервное беспокой-
ство» в Англии было несколько иным, чем в других стра-
нах Антанты.
В сознании широких масс воздействия извне обычно
преломляются сквозь призму их собственных задач и
стремлений. В Англии военная разруха еще не достигла
к 1917 г. таких угрожающих размеров, как на континенте,
16

где вопрос о продолжении войны или заключении мира
был уже для народов «вопросом номер один» и где рус-
ская революция была воспринята ими как «революция
мира» и залог скорого окончания войны. Экономическое
положение английских народных масс, даже с учетом тя-
гостных последствий подводной войны, было сравнительно
менее тяжелым, и большинство английских рабочих,
тоскуя о мире, еще верило буржуазной пропаганде о не-
обходимости «войны до победы». Но они болезненно вос-
принимали военные законы и военный режим на пред-
приятиях. Они не верили обещанию правительства восста-
новить по окончании войны их урезанные и отмененные
профсоюзные права, и большинство рабочих восприняли
толкование русских событий как борьбу за политические
свободы, которое им услужливо подсовывали либеральные,
а за ними и лейбористские ораторы и пресса. Так, 2 ап-
реля 1917 г. на массовом митинге в честь русской револю-
ции в Лондоне лейборист Дж. Ленсбери, приветствуя свер-
жение русского самодержавия, заявил, что Англия также
должна теперь «очистить свое крыльцо». Лейборист
Р. Смайли внес резолюцию, призывавшую английское пра-
вительство последовать русскому примеру и установить
в стране свободу труда, свободу слова, печати и т. п. Мно-
готысячная аудитория, состоявшая в значительной сте-
пени из рабочих, встретила слова Ленсбери и резолюцию
Смайли «с бурным энтузиазмом». Так было и на многих
других рабочих собраниях и митингах той поры.
Но английские рабочие, поняв происшедший в России
переворот как победу русского народа в борьбе за демо-
кратические свободы, захотели последовать «русскому об-
разцу», и это привело к результатам, либералами и лейбо-
ристами не предвиденным и для них нежелательным.
Весна 1917 г. стала в Англии весной стачек. Вызван-
ные лишениями и страданиями военных лет, эти стачки
были проникнуты тем духом «непокорности и недоволь-
ства», какой породила у английских рабочих революция
в России.
Уже первая из этих стачек — в Барроу повлекла за
собой действия правительства, вызвавшие порицание ли-
бералов. Она началась 21 марта, когда рабочие одного из
машиностроительных заводов Барроу прекратили работу
в знак протеста против снижения сдельных расценок.
Вскоре стачка охватила соседние предприятия, а к концу
17

марта бастовало уже 10 тыс. человек — едва ли не все
машиностроительные заводы района. А так как забасто-
вавшие предприятия были тесно связаны с другими, смеж-
ными, то остановились и те.
Английские «верхи» пытались уговорить стачечни-
ков. Министр труда лейборист Дж. Ходж телеграфировал
им, что он «огорчен» забастовкой и просит их вернуться на
работу1б. В телеграмме первого лорда адмиралтейства
Э. Карсона говорилось: «Английские матросы верят, что
рабочие будут вместе с ними сражаться против общего
врага». Лидеры тред-юнионов, в которые входили стачеч-
ники (стачка была «дикой» и руководили ею шопстю-
арды*), лично отправились в Барроу и «всячески стара-
лись убедить рабочих выйти на работу» 17. Они распро-
страняли на фабриках листовки с этим призывом, высту-
пали с ним на рабочих митингах и т. п., но безрезуль-
татно.
Тогда министр вооружения К. Аддисон, дав рабочим
24 часа сроку, пригрозил, что, если стачка будет продол-
жаться, он станет действовать согласно Закону об охране
королевства. По этому закону рядовые забастовщики
в военной промышленности облагались денежным штра-
фом, а руководителям стачки грозило различной длитель-
ности, вплоть до пожизненного, тюремное заключение.
Угроза подействовала, и рабочие вернулись на пред-
приятия.
Стачка в Барроу с первого дня вызвала дружное по-
рицание английской буржуазной прессы. Консервативные
газеты называли ее «стачкой предателей» и «стачкой про-
тив Англии», а либеральные писали о «тревоге и отвра-
щении», которые вызывает «упорство рабочих».
Реакция газет на угрозу Аддисона оказалась, однако,
различной. Умеренно консервативная «Таймс» заявила
* Комитеты шопстюардов (цеховых и фабричных старост) на-
чали возникать на английских предприятиях в первые годы
XX в. В 1917 г. они работали уже на большинстве фабрик и
заводов. Летом 1917 г. образовался общенациональный их ко-
митет. Рабочие выбирали шопстюардов из своей среды, помимо
официальных тред-юнионов, и поскольку последние поддержи-
вали мероприятия правительства, рабочие видели в шопстюардах
своих настоящих и единственных представителей. В 1917 г.
многие шопстюарды находились под влиянием левых социа-
листов и были настроены революционно.
18

3 апреля 1917 г., что «твердая позиция» — это «единствен-
ная позиция, какую может занять правительство, если
оно действительно хочет управлять». Но либеральная
«Вестминстер газет» потребовала 7 апреля «тщательного
расследования всех обстоятельств, кульминацией которых
явилась стачка».
«Рабочие вернулись на работу с чувством недовольства,
столь же острым, как и то, что было у них ранее. Ни ми-
стера Ходжа, министра труда, ни правительство в целом
нельзя поздравить с таким результатом», — предупреж-
дала правительство редакционная передовая либеральной
«Манчестер гардиан» 18.
Весь апрель в политических кругах Лондона ходили
упорные слухи о новой стачке на военных заводах, на
этот раз в Южном Ланкашире, а 4 мая представитель
министерства вооружения публично признал в парла-
менте, что эта стачка идет.
А между тем как раз в эти дни правительство решило
наконец провести вызывавшее у него немалые опасения
мероприятие — установить новый, более жесткий порядок
выдачи брони рабочим военной промышленности, в ре-
зультате чего не одна сотня тысяч рабочих должна была
быть «освобождена» для фронта. Предполагалось, что их
места займут рабочие гражданской промышленности, по-
чему-либо для фронта непригодные, на места же этих
последних примут малоквалифицированных рабочих и
женщин. На английском профсоюзном жаргоне это имено-
валось характерным словечком «разводнение». Для рабо-
чих, находившихся в армии, «разводнение» означало, что,
вернувшись с фронта домой (если им, конечно, суждено
будет вернуться), они увидят свои места на производстве
занятыми новичками. Английских машиностроителей эта
перспектива не устраивала, тем более что сектантски
ревнивое отношение к «конкурентам» еще отнюдь не
было ими изжито.
Зная, что набор в армию и «разводнение» ненавистны
рабочим, английское правительство не раз уже отклады-
вало сроки их проведения в жизнь. 7 мая было последним
таким сроком. Готовясь к нему, руководители министер-
ства вооружения не один день провели в совещаниях
с руководителями крупнейшего тред-юниона английских
машиностроителей (А. С. Е — Амальгамированное обще-
ство машиностроителей), добиваясь их согласия на ново-
19

введения. 6-го вечером они договорились, и руководители
тред-юниона спешно отправили в промышленные центры
телеграммы о том, что соглашение достигнуто и стачки
быть не должно 19.
Но стачка вспыхнула. Она распространялась, как
огонь по сухой траве, и к десятым числам мая в разных
концах страны бастовало уже 200, а по некоторым дан-
ным, 250 тыс. человек. Шла знаменитая майская стачка
английских машиностроителей, повлекшая за собой оста-
новку множества военных предприятий, серьезно затор-
мозившая производство оружия и боеприпасов20.
Конечно, правящие классы, торопясь ее прекратить,
обрушили на забастовщиков усиленную дозу демагогии.
Ходж и Аддисон, руководящие работники различных
департаментов и ведомств, либеральные и консервативные
члены парламента, лидеры тред-юнионов и их агенты, на-
воднившие районы, охваченные стачкой, без конца высту-
пали на рабочих митингах, призывая забастовщиков вер-
нуться на работу. Полосы буржуазных газет пестрели
аналогичными призывами различных правительственных
и общественных комитетов и лиг. Выпускались листовки,
организовывались шовинистические митинги. Ораторы
клеймили позором стачки в военной промышленности,
оставляющие безоружными «наших парней в окопах», и
требовали послать всех забастовщиков на фронт. Консер-
вативная пресса называла бастовавших рабочих не иначе
как предателями. Либеральная была сдержаннее в выра-
жениях, все более настойчиво подсказывая правительству
свои методы разрешения конфликта. «Немного больше
свободы и немного больше доверия... вот что нужно,
чтобы успокоить волнения, которые при нынешнем поло-
жении вещей становятся с каждым днем все серьез-
ней», — заявляла редакционная передовая «Манчестер
гардиан»21. «Правительство совершило ошибку, угро-
жая», — писала эта газета два дня спустя, когда Аддисон,
не умея совладать с положением, обратился к забастов-
щикам с той же, что и в дни Барроу, угрозой — ввести
в действие Закон об охране королевства.
«Ошибки, допущенные правительством, должны быть
исправлены, опасения рабочих рассеяны», — вторила
«Манчестер гардиан» другой видный орган либералов —
газета «Дейли ньюс» 22. Утверждения консерваторов о том,
что в стачке участвует лишь «подбиваемая смутьянами»
20

и боящаяся призыва молодежь, представлялись либера-
лам дезориентирующими и потому опасными. «В стачку
втянуты сливки английского рабочего класса, люди... ко-
торые потеряли на войне сыновей и братьев и чьи сы-
новья и братья сражаются и сейчас... Почему они ба-
стуют? Дело правительства — завоевать их симпатии и
доверие», — утверждала «Дейли ньюс» 23.
Почему они бастуют?
Конечно, было бы неправильно пытаться однозначно
ответить на этот вопрос либеральной газеты. Подавляю-
щее большинство забастовщиков еще не шло в своих тре-
бованиях далее отмены «свидетельств о проживании» и
«разводнения». Но были и такие, которые видели в этом
лишь начало. «Некоторые горячие головы вообразили, что
наступил «великий день» и что ненавистные им капита-
листы. .. будут сметены наступающей революцией. Рус-
ская революция нарушила душевное равновесие этих мо-
лодых преобразователей социальной и промышленной
жизни», — невесело иронизировала близкая к правитель-
ству газета «Шеффилдский курьер» 24.
Стачка усиливала антивоенные и антиправительствен-
ные настроения ее участников, и это тем более побуждало
правящие круги стремиться как можно быстрее с ней по-
кончить.
Между тем угроза Аддисона не подействовала. Стачка
продолжалась, и 15 мая в Лондоне собралась националь-
ная конференция шопстюардов, руководивших стачкой.
Аддисон отказался встретиться с делегацией, которую
конференция к нему направила. Он заявил, что согласен
вести переговоры лишь с «законными» представителями
рабочих, а шопстюардов примет только в том случае,
если их «введут» к нему руководители А. С. Е.25
В политических и журналистских кругах этот ответ
Аддисона шопстюардам вызвал бурные споры. «Дейли
ньюс» сочла его «неудовлетворительным и странным»26,
консервативная пресса его безоговорочно одобрила, и
даже «Таймс», позиция которой по ряду вопросов рабо-
чего движения приближалась в то время к либеральной,
заметила, что министр не мог не ответить шопстюардам
отказом, ибо «принять их — значило бросить на произвол
судьбы руководителей А. С. Е.» 27.
В палате общин дискуссия о том, надо ли вести пере-
говоры с шопстюардами, проходила бурно, и один из ее
21

участников назвал отказ от этих переговоров «прусским
методом руководства» 28.
«Что за смысл договариваться с официальными лиде-
рами тред-юнионов, если рабочие не желают признавать
их своими руководителями! Это все равно, что вести пере-
говоры с русским царем, а не с существующим русским
правительством!»— восклицал либерал У. Прингл29.
Но консерватор лорд Э. Монтэгю считал, что действовать
помимо тред-юнионов «было бы в высшей степени небла-
годарно» 30. А Аддисон, отстаивая свою точку зрения, зая-
вил, что переговоры с шопстюардами нанесли бы удар
«в самое сердце профсоюзного движения». Это открыло бы
прямой путь к «анархии в промышленности», и он, Ад-
дисон, отказывается по нему пойти31.
Столь пылкая защита рабочих профсоюзов членом ан-
глийского буржуазного правительства не должна удив-
лять. Лидеры тред-юнионов, большинство их во всяком
случае, были в годы войны верной опорой английской бур-
жуазии, Аддисона в частности, и нам еще придется го-
ворить о тревоге, которую вызывало у английских буржуа
падение их авторитета.
Между тем шопстюарды попробовали адресоваться
в А. С. Е., но там их, как сообщала «Таймс», встретили
«без особой сердечности» 32. Дни шли, переговоры не начи-
нались, стачка продолжалась, и 18 мая правительство, те-
ряя терпение, рискнуло привести угрозу в исполнение.
В тот день в Лондоне полиция произвела налет на поме-
щение, в котором заседала национальная конференция
шопстюардов. В крупнейших промышленных центрах
страны: Манчестере, Шеффилде, Ковентри, Ливерпуле
и др. были арестованы семь местных лидеров заба-
стовки. Ожидались и другие аресты.
Часть предпринимателей была, можно полагать, этим
довольна. Во всяком случае депутация манчестерских фаб-
рикантов и заводчиков еще 8 мая явилась к Аддисону на-
стаивать на «энергичных мерах» 33 по отношению к руко-
водителям забастовки.
Либеральная пресса выступила против арестов. Аре-
сты — это «еще один шаг по опасному пути
(т. е. по пути принуждения. — К. К.), на который всту-
пило правительство», — заявила 19 мая «Дейли ньюс».
«Насилие бесполезно, — писала еще 17 мая «Манчестер
гардиан»,— немногие лидеры могут быть арестованы и
22

высланы... Невозможно с помощью уголовных санкций
подавить движение, в котором участвуют массы».
Определилось дальнейшее, однако, не высказываниями
либералов, а реакцией на аресты в промышленных цент-
рах страны.
Если подойти к событиям с мерками других стран, то
нельзя не признать, что арест семи человек (которых тут же
предложили освободить под залог) ничего сверхобыч-
ного собой не представлял. Во Франции военные трибу-
налы выносили весной и летом 1917 г. жестокие при-
говоры «бунтовавшим» солдатам. В Италии карабинеры что
ни день разгоняли антивоенные демонстрации женщин и
подростков и арестовывали их участников. Да и в самой
Англии томилось в то время в тюрьмах немало убежден-
ных противников войны.
Но все же Англия как-никак была страной конститу-
ционных свобод (пусть даже ограниченных). Рабочие, осо-
бенно такие высококвалифицированные, как машинострои-
тели, знали свои законные права — неприкосновенность
личности, свобода слова, собраний. Аресты руководителей
стачки, обыски в квартирах арестованных и в помещении
конференции шопстюардов их потрясли.
Корреспонденты буржуазных газет сообщали о «все-
общем возмущении» и гневе в Вулвиче, о том, что весть
об арестах была воспринята «как удар грома» в Ковентри,
что она вызвала большую горечь в Манчестере, и т. д.,
и т. п.
Уже утром 19 мая в ряде промышленных центров
прошли митинги протеста (по-английски их название осо-
бенно выразительно: «meetings of indignation» — «митинги
негодования»). В Манчестере стачечный комитет высту-
пил с заявлением о том, что преследования сделают заба-
стовщиков еще упорней. В Барроу и Ковентри рабочие
за день-два до того вернулись было на работу. Узнав об
арестах, они вновь забастовали в Барроу; в Ковентри они
потребовали от правительства немедленно освободить аре-
стованных и постановили забастовать, если это не будет
сделано.
Как сказал корреспонденту «Дейли кроникл» один из
местных профсоюзных лидеров: «Арест сделал семерых
героями в глазах рабочих» 34. «Это идиотизм, это прусские
методы. Они лишь укрепят наше решение не сдаваться»,—
говорил корреспонденту той же газеты один из руководя-
23

щих шопстюардов Вулвича35. «Положение в районах
стачки, — писала другая, отнюдь не либеральная газета,—
становится все более угрожающим. Правительство аре-
стами, по-видимому, лишь подлило масла в огонь. Рабочие
вряд ли уступят насилию» 36.
Действия правительства возмутили не только забастов-
щиков, но и низовой, профсоюзный и партийный (лейбо-
ристский) актив, который еще накануне выступал против
стачки. «Симпатии тред-юнионистов, ранее относившихся
к забастовке с неприязнью, ныне изменились», — конста-
тировал в номере от 19 мая один из корреспондентов ли-
беральной «Дейли кроникл».
«Мы увидели, что жизненно важный принцип нахо-
дится под угрозой, свобода личности уничтожена... Я осу-
ждаю действия правительства. Мы считаем, что они в выс-
шей степени неблагоразумны и несвоевременны», — при-
водила «Дейли экспресс» отзыв председателя Комитета
А. С. Е. в Ковентри. «Общественное мнение, — писала
эта газета уже от собственного имени, — было повсюду
возбуждено. Лидеры, которые ранее выступали против
стачки, выражали теперь намерение поддержать заба-
стовщиков» 37.
Уже первые сообщения о реакции рабочих на аресты
оказались так выразительны, а настроение в стране стало
так тревожно, что Ллойд Джордж, находившийся в про-
винции (решение об арестах правительство приняло в его
отсутствие), спешно прервал свою поездку и 19 мая, в пер-
вой половине дня, возвратился в Лондон. В тот же день
в «высоких сферах» состоялись два совещания. На первом
из них, в министерстве вооружения, смогла наконец из-
ложить министру претензии бастовавших рабочих деле-
гация шопстюардов. Ее «представили» Аддисону руково-
дители А. С. Е., вынужденные, таким образом, факти-
чески признать лидеров «дикой» забастовки.
Один из членов делегации рассказывал назавтра кор-
респонденту «Рейнольдс ньюспейпер», что он и его то-
варищи резко критиковали «самодержавные» методы ра-
боты правительственных ведомств и министерств. Адди-
сон и его помощники (раз уж им пришлось встретиться
с шопстюардами) задавали им множество вопросов и даже
пропустили время второго завтрака38 (что для каждого
добропорядочного английского джентльмена является, как
известно, нарушением всех канонов).
24

Второе, решающее, заседание открылось вскоре после
первого на Даунинг-стрит (где находилась резиденция
правительства) под председательством Ллойд Джорджа.
На это заседание шопстюардов уже не допустили. От имени
рабочих на нем выступили лидеры А. С. Е. На этом засе-
дании правительство обязалось освободить арестованных
и не допустить в дальнейшем преследования руководите-
лей и участников забастовки. Оно обязалось также внима-
тельно отнестись к требованиям забастовщиков, пере-
смотреть, в частности, некоторые особенно ненавистные
рабочим статьи военного законодательства.
20 мая забастовщики начали возвращаться на работу,
и «Дейли экспресс» с удовлетворением констатировала,
что соглашение между правительством и шопстюардами
«достигнуто как раз вовремя, чтобы предупредить серь-
езные последствия арестов» 39.
Возвращение рабочих на предприятия шло, однако, не
столь гладко, как правящим кругам хотелось. В Вулвиче
и Бристоле рабочие митинги, принимая решение о пре-
кращении забастовки, постановили возобновить ее, если
правительство их обманет и арестованные не будут осво-
бождены. В Ливерпуле и Барроу рабочие высказались за
продолжение забастовки вплоть до освобождения аресто-
ванных, а в Болтоне — до тех пор, пока правительство не
вернет рабочим военной промышленности право свободно
менять место работы.
Рабочие Шеффилда сочли необходимым послать
в Лондон на суд специальную делегацию: они не верили
не только обещаниям правительства, но и тем отчетам
о процессе, которые появятся в газетах. В Манчестере на
митинге была принята резолюция, выражавшая «возму-
щение» обращением с рабочими «в этой стране» (т. е.
в Англии).
23 июня на суде над арестованными руководителями
забастовки представитель короны отказался от предъявлен-
ного им ранее обвинения, и суд оправдал всех семерых.
Рабочие, присутствовавшие в зале, встретили такое реше-
ние суда аплодисментами и пением «Красного флага».
Лишь после этого последние отряды забастовщиков вер-
нулись на работу.
Отказ правительства от репрессий по отношению к ба-
стовавшим машиностроителям не означал его отказа от
репрессий по отношению к забастовщикам в принципе.
25

В последующие месяцы 1917 г. власти не раз объявляли
незаконными небольшие (относительно, конечно) заба-
стовки, в которых участвовало несколько сот и даже не-
сколько тысяч человек.
Не отличалось в ряде случаев особой мягкостью и
обращение с бастовавшими рабочими. Так, в Перте про-
тив них был брошен отряд полицейских. В Ольдхейме по-
лицейские, хотя дело и происходило поздней осенью, ока-
тили группу бастовавших подростков холодной водой из
брандспойта и т. п.
И все же после стачки машиностроителей в правитель-
ственных методах управления наметился, как мы увидим
явный сдвиг в сторону либерализма.
III
Произойди забастовка, подобная забастовке машинострои-
телей, в разгар империалистической войны в какой-либо
иной стране, хотя бы во Франции, ее всячески постара-
лись бы поскорее забыть или по крайней мере сделать
вид, что забыли. Английская буржуазия была для этого
слишком гибка и слишком, мы бы сказали, умудрена
предшествующим опытом лавирования в классовой
борьбе.
Попытки проанализировать причины и продумать
уроки рабочих выступлений стали предприниматься
в Англии уже после стачки в Барроу, а еще более настой-
чиво поздней весной и летом 1917 г.
То, что окончание стачки машиностроителей не означало
«примирения с рабочими», англичане понимали. «Пусть
никто не думает, что с возвращением машиностроителей
на работу все стало «ол-райт», — предупреждала такая
обычно спокойная газета, как «Таймс». — Если при-
чины их раздражения не будут устранены, рабочие снова
сорвутся с цепи»40. «Дейли ньюс», «Дейли экспресс» и
другие консервативные и либеральные органы печати
в более или менее схожих выражениях говорили о том же.
Что надо сделать, чтобы не допустить, по выражению
«Дейли ньюс», «рецидивов болезни» 41, вызывало бурные
споры.
Проблема «сдерживания» рабочих упиралась, одним
своим концом во всяком случае, в вопрос о тред-юнионах.
26

Уже стачка в Барроу вплотную поставила этот вопрос
перед правящей верхушкой. Лидеры тред-юнионов (если
не все, то подавляющее большинство их) были в годы
войны лучшими помощниками правительства. Оно согла-
совывало с ними все наиболее тяжелые для рабочих меро-
приятия, и они брали на себя задачу примирить рабочих
с этими мероприятиями. Именно таким путем правитель-
ство добилось после начала войны «перемирия» в про-
мышленности, и именно с руководителями тред-юнионов
заключило оно в 1915 г. соглашение об отказе профсою-
зов на время войны от многих своих прав и привилегий.
И это не говоря уже о том, что многие лидеры тред-юнио-
нов стали в войну «по совместительству» также и прави-
тельственными чиновниками. Но в 1917 г. испытанное
оружие дало осечку. Весенние стачки машиностроителей
прошли под руководством шопстюардов и вопреки воле
официальных лидеров тред-юнионов!
Буржуазная пресса забила тревогу. «Чем более тес-
ными и интимными становятся отношения лидеров с на-
нимателями и с правительственными учреждениями, тем
шире зияет брешь между ними всеми и рабочими»,—
с горечью констатировал либеральный «Экономист»42.
«Вестминстер газет» квалифицировала безразличие рабо-
чих к мнению руководителей тред-юнионов как «один из
наиболее тревожных симптомов» 43. «Дейли ньюс» призы-
вала правительство не рассчитывать на то, что «доста-
точно сговориться за столом конференции с профсоюзными
вождями, не учитывая мнения рабочих на тысячах фаб-
рик и заводов» 44 и т. п.
«Когда человек оставляет работу на заводе, чтобы за-
нять официальное положение в тред-юнионе, он нередко
отрывается от своего предприятия. Надев черный сюртук,
он становится в позу лица, облеченного властью, и начи-
нает заботиться о своем авторитете. Он становится членом
нового класса — служащих и не поддерживает контакта
со своими братьями-рабочими», — поучала и порицала
«Дейли экспресс» профсоюзных бонз45.
Либеральные газеты склонялись к легализации движе-
ния шопстюардов и к дальнейшей опоре правительства на
них, а не на «устаревшие» тред-юнионы.
Конечно, подобная смена ориентации не представля-
лась им простым делом: «Это не так легко — сказать, что
требуются новые советчики; но пока они не будут най-
27

дены, рабочие волнения будут периодически возобнов-
ляться»,—утверждала «Манчестер гардиан». Поняв, что
среди шопстюардов есть различные течения и группы, эта
газета в редакционной передовой звала правительство
вступить в контакты с теми из них, которые «стремятся
призвать рабочих к пониманию их положения». «Тред-
юнионам, — заявляла газета, — необходимо завоевать шоп-
стюардов, иначе шопстюарды завоюют их» 4б.
Парламентский секретарь министерства вооружения
Ф. Дж. Килоуэй был согласен: «Я не вижу причин, по-
чему шопстюарды не могут быть включены в систему фаб-
ричных комитетов (действовавших на военных предприя-
тиях.—К. К.), —заявил он 6 ноября в палате общин.—
У них нет рогов на голове, и они очень похожи на других
рабочих...»47
Совету либералов последовали, и в конце 1917 г. дви-
жение шопстюардов было, как известно, официально при-
знано английским правительством и тред-юнионами.
«Завоевать» шопстюардов либеральной буржуазии
все же не удалось. Они сохранили свой революционный
дух, и в 1920 г., когда возникла Коммунистическая партия
Великобритании (КПВ), большая часть их вступила в ее
ряды. Из среды шопстюардов вышли и основатели КПВ:
Г. Поллит, У. Галлахер и др.
В 1917 г. дело было, однако, не в одних только тред-
юнионах. Все лето и осень того года английские буржуаз-
ные газеты всех партий и направлений одну за другой
помещали статьи о настроениях, жалобах, требованиях
рабочих.
Наиболее крупные газеты, такие, как «Таймс»,
«Манчестер гардиан», «Морнинг пост» и др., печатали
на эти темы серии статей — из номера в номер. Консерва-
тивная пресса толковала выступление машиностроителей
как результат агитации некой таинственной кучки под-
стрекателей, действовавших по немецкой указке и на не-
мецкие средства. Ссылаясь на «ужасную судьбу России»,
она звала к «бдительности», дабы та же судьба не по-
стигла Англию.
Либералы отвергали подобное толкование событий.
Они выдвигали на первый план внутренние причины ра-
бочих волнений и предлагали правительству «полностью
пересмотреть свою политику по отношению к рабочим» 48
и предупреждать забастовки, устранив их причины.
28

«Чтобы уменьшить нынешние волнения, — писала
«Манчестер гардиан», — надо вернуть рабочим свободу
так быстро и настолько полно, насколько это возможно.
Первое, что требуется, — это свобода печати и дискуссий;
второе — отмена Закона об охране королевства в той его
части, где он наказывает рабочего за перемену места
работы; третье — отказ от бесполезного запрета стачек.
Он смешон, ибо рабочие все равно бастуют» 49.
Ллойд Джордж, на какие бы «самодержавные» — как
говорили его политические противники — меры ни толкала
его война, был и оставался либералом и не мог с подоб-
ными утверждениями не согласиться. В начале июня
1917 г., выступая в палате общин, он признал правоту тех,
кто считает, что окончание стачки машиностроителей
«создало удобную позицию для пересмотра всей рабочей
политики», и объявил о предстоящей организации специ-
альных комиссий для расследования причин рабочих вол-
нений 50.
Комиссии были сформированы и разъехались по окру-
гам к середине июня. Напутствуя их, Ллойд Джордж
сказал, что обследование должно быть быстрым и объек-
тивным, ибо правительство хочет знать правду. Он, од-
нако, тут же, точно предупреждая, добавил: «... Нам нет
нужды создавать теории и прибегать к объяснениям» —
необходимы факты51.
Комиссии представили свои доклады правительству
уже через пять недель. После опубликования они ожив-
ленно обсуждались в печати. На первое место среди при-
чин рабочих волнений в докладах выдвигалась дорого-
визна, на второе — ограничение личной свободы и права
рабочих военной промышленности менять место работы,
на третье — отсутствие у рабочих доверия к правитель-
ству и лидерам тред-юнионов, не раз нарушавшим за годы
войны данные рабочим обещания. В докладах говорилось
о физическом и нервном переутомлении рабочих военной
промышленности (большинство их работало по 70—80 ча-
сов в неделю, как правило без выходных дней), об их недо-
вольстве новым порядком выдачи брони, а также о необ-
ходимости без задержек рассматривать жалобы рабочих
и т. п.
Были в докладах и отдельные указания на остроту
классовых противоречий и рост антивоенных настроений
в стране. Так в докладе Комиссии по Южному Уэльсу
29

указывалось на «жестокий антагонизм между рабочими
и их нанимателями» 52.
Доклад Комиссии по Йоркширу призывал правитель-
ство «рассеять необоснованные утверждения, будто воен-
ные цели союзников продиктованы жадностью и стремле-
нием к захватам» 53.
О влиянии на рабочих революционных событий в Рос-
сии в докладах, судя по газетным сообщениям, вовсе не
упоминалось или упоминалось вскользь. Эта «фигура
умолчания» была тем более красноречива, что в материа-
лах, на которых основывались, составляя свои доклады,
члены комиссий, ссылки на влияние русских событий име-
лись.
Так, в заявлении, сделанном членам комиссии депута-
цией от Манчестерской рабочей партии, особо отмечалось,
что русская революция усилила недовольство рабочих,
«разбудив их демократические инстинкты» 54.
Ряд конкретных рекомендаций комиссий правитель-
ство реализовало уте в конце июля—августе 1917 г.: оно
устранило, в частности, некоторые раздражавшие рабо-
чих, но выгодные промышленникам, неполадки в сдель-
ной оплате труда на военных заводах. Разрабатывались —
и, понятно, широко рекламировались в печати — планы
жилищного строительства после войны, а там, где в этом
была особая нужда, скажем в Барроу, — и во время войны.
Вводились — и еще более широко рекламировались в пе-
чати — очередные меры по борьбе с дороговизной.
Еще в конце мая 1917 г., непосредственно после окон-
чания стачки машиностроителей, начались переговоры Ад-
дисона с руководителями тред-юнионов машиностроите-
лей и различных организаций предпринимателей. Речь
шла об изъятии из проекта дополнений к изданному
в 1915 г. Закону о военном производстве (обсуждение
этого проекта палатой было пока приостановлено) нена-
вистных рабочим пунктов о «разводнении» на частных
предприятиях и о «свидетельствах о проживании». Адди-
сон соглашался на отмену «свидетельств», но «разводне-
ние» объявил обязательным, и переговоры зашли в тупик.
В июле 1917 г. руководство А. С. Е. поставило вопрос
о «разводнении» на голосование членов союза. Министер-
ство вооружения, надеясь убедить рабочих голосовать
«за», организовало в промышленных центрах серию ми-
тингов, на которых выступали Аддисон и его ближайшие
30

помощники. Но это привело лишь к нашумевшему скан-
далу в Вулвиче.
Надо сказать, что враждебный прием рабочими митин-
гами членов правительства не был в 1917 г. новостью
в Англии. Еще в апреле этого года министра пенсий лей-
бориста Дж. Барнса его избиратели встретили в Глазго
свистом и возгласами «Долой!». Они кричали: «Иуда!»,
«Изменник!», «Тебе хорошо с двумя тысячами фунтов
зарплаты в год!», а когда министр рискнул заговорить
о новом наборе в армию, это вызвало у аудитории взрыв
гнева и она запела «Красный флаг» 55.
Невеселые минуты пережил в начале июля и Килоуэй,
выступая перед машиностроителями Манчестера. Ауди-
тория скандировала: «Нет!», когда он старался доказать
необходимость «разводнения», а когда Килоуэй сказал ра-
бочим, что «плывет с ними в одной лодке», те встретили
его слова смехом. «Грабеж!» — иронически крикнули не-
задачливому оратору из зала, когда он стал говорить о вы-
соких налогах, которыми правительство облагает завод-
чиков и судовладельцев.
Можно привести и другие примеры. Так, «Морнинг
пост» сообщала о серии больших митингов, «созванных
в связи с последней стачкой (очевидно, со стачкой маши-
ностроителей. — К. К..)» в промышленных центрах Север-
ной Англии. На этих митингах ссылки на обязательства
и обещания правительства были встречены рабочими «бу-
рей насмешек» и «одно только упоминание имен лейбори-
стских министров вызывало враждебную реакцию» 56.
Однако прием, оказанный представителям власти
в Вулвиче, превзошел по своей враждебности все, про-
исходившее ранее. Здесь встретили «в штыки» не только
министра, но и начальника генерального штаба У. Р. Ро-
бертсона.
Дело было так. 13 августа Робертсон, Аддисон и Ки-
лоуэй отправились выступать перед 2 тыс. машинострои-
телей Вулвича. Но едва они взошли на трибуну, как ра-
бочие запели «Красный флаг», раздались враждебные
возгласы и свист. Организаторам собрания кое-как уда-
лось восстановить «порядок». Но когда Робертсон начал
от имени «наших парней в окопах» призывать рабочих
избегать конфликтов с администрацией, поднялся страш-
ный шум. Пресловутый «престиж армии» не спас Ро-
бертсона от гнева рабочих. Они кричали: «Убийца!» —и
31

Робертсон тщетно пытался доказать аудитории, что «мир
не может быть заключен ни с того ни с сего на основании
статьи в вечерней газете». В конце концов ему пришлось
уйти с трибуны (и с митинга). Аддисон и Килоуэй оста-
лись и услышали еще немало свистков, гневных выкри-
ков, упреков в нечестности и т. п. Рабочие кричали: «При-
знайте шопстюардов!» — и Аддисон был вынужден при-
гласить местный комитет шопстюардов в президиум; кри-
чали: «Нет!», «Мы не хотим!»— когда он решался заго-
ворить о «разводнении»; кричали: «Не читайте нам но-
таций!» — когда он осмелился выразить аудитории свое
неодобрение57. Кричали, вероятно, и многое другое, сооб-
щить о чем так и не позволила военная цензура.
«Это самый скандальный митинг, на котором я когда-
либо присутствовал»,— записал Аддисон в своем днев-
нике 58.
Свистопляска цензуры началась, едва только митинг
успел окончиться. Она убедительно свидетельствовала
о растерянности в политических кругах.
Лондонское агентство новостей разослало редакциям
столичных газет отчет о митинге уже 13 июля в 10 часов
вечера. Вслед за этим редакции получили указание не
упоминать в отчете имени Робертсона, а несколько позд-
нее, но в ту же ночь на 14 августа, последовал запрет
писать о митинге вообще.
На следующее утро стало известно, что о митинге пи-
сать все же можно, и редакции газет получили новый,
«отредактированный», текст отчета. Он так разительно
отличался от первого, что редакции некоторых газет
предпочли его не печатать. «Публикация подобного от-
чета выглядела бы гротеском для тех, кто присутствовал
на митинге, и ввела бы в заблуждение тех, кто на нем не
был», — пояснила читателям «Таймс» 59.
Только через несколько дней, после того как слухи
о «скандале в Вулвиче», разрастаясь, уже серьезно встре-
вожили общественное мнение и после того как с запросом
об этом «скандале» выступили в парламенте два его
члена, цензурные ограничения были сняты и более или
менее близкие к истине отчеты о митинге появились
в прессе.
Вскоре стало известно, что при голосовании членов
А. С. Е. по вопросу о «разводнении» большинство полу-
чили противники последнего.
32

На карьеру Аддисона все это оказало решающее влия-
ние. В политических кругах Лондона уже после стачки
машиностроителей начали говорить о неизбежной его от-
ставке. 17 июля 1917 г. министром вооружения стал Уин-
стон Черчилль.
Его переговоры с машиностроителями были организо-
ваны с большим размахом. На конференции, которые он
в ходе этих переговоров созвал, съезжались по 300—
400 делегатов из различных районов страны. Уговорить
машиностроителей примириться с «разводнением» Чер-
чилль, как и Аддисон, не смог. Но у него хватило сме-
лости, потерпев неудачу, сделать то, на что Аддисон не
решился: в августе 1917 г. он внес в палату общин новый,
исправленный, билль о «дополнениях» к Акту о производ-
стве вооружения. В этом билле имелся пункт об отмене
«свидетельств о проживании» (они были фактически от-
менены в октябре 1917 г.) и отсутствовал пункт о введе-
нии «разводнения» на частных предприятиях60. Либе-
ралы, присутствовавшие на заседании палаты, окружили
Черчилля, приветствуя его уступки рабочим, и он, как
писала «Дейли кроникл», «с явным удовольствием выслу-
шивал комплименты» 61. На рабочих эти уступки также
произвели благоприятное впечатление.
IV
Мы говорили, что большая часть английских рабочих
вслед за их лидерами увидела в русской революции
победу в борьбе за политические свободы. Однако какая-то
часть английских трудящихся восприняла события
в России с точки зрения в первую очередь антивоенной.
Члены левого, антивоенного, крыла Независимой ра-
бочей партии и особенно члены Британской социалисти-
ческой партии (БСП) с первых дней свержения русского
самодержавия подчеркивали, что революционные массы
России хотят мира62. И наиболее решительно и антиво-
енно настроенные английские рабочие уже в марте 1917 г.
связали в своем сознании слово «Россия» со словом
«мир».
Особенно отчетливо это проявилось в Глазго — одном
из крупнейших центров рабочего движения на Британ-
ских островах. Здесь уже с весны 1917 г. проходили ра-
33

бочие митинги, на которых возглас «Да здравствует мир!»
сливался с возгласом «Да здравствует русская револю-
ция!»
Либералы — и местные, шотландские, и лондонские —
прибегали ко всяческим уловкам, чтобы держать «в узде»
рабочих Глазго. В конце июня 1917 г. в город приехал
Ллойд Джордж. Он должен был получить звание и диплом
почетного гражданина Глазго, пожалованные ему мест-
ными властями. В Сент-Эндрю-холле — лучшем в городе
зале — состоялось по этому поводу торжественное собра-
ние, на котором присутствовала вся городская знать.
Оно еще не успело начаться, когда двухтысячная ко-
лонна рабочих подошла к зданию и устроила на площади
перед ним митинг протеста. Когда Ллойд Джордж подъ-
ехал к Сент-Эндрю-холлу, этот рабочий митинг был в раз-
гаре и на его трибуне гордо реял красный флаг. Многие
из тех, кто находился в тот момент на площади, — кто
с тревогой, а кто и с надеждой — ждали, что сделает глава
правительства. Однако В. И. Ленин не случайно писал
о Ллойд Джордже как о специалисте «по части одура-
чивания масс» 63. Старый лис снял цилиндр и поклонился
красному флагу.
Но и в других городах Великобритании число рабочих,
видевших в революционных событиях в России протест
против империалистической войны, росло с углублением
русской революции и по мере того, как английская пресса
все чаще писала о русских революционерах как о людях,
стремящихся к «позорному» (т. е. компромиссному) миру.
Это приводило к быстрому росту популярности русской
революции у антивоенно настроенной части английского
пролетариата.
«Когда революция произошла, ее не приветствовали
с таким энтузиазмом, как теперь, — говорил в начале
июня корреспонденту «Дейли экспресс» один из проф-
союзных деятелей Лидса. — Почему? Да потому, что анг-
лийские газеты писали тогда, что единственная цель рево-
люции — это добиться более энергичного ведения войны» 64.
С именем В. И. Ленина и с партией большевиков анг-
лийские рабочие — противники войны — свою борьбу за
мир в то время еще не связывали, но в Англии, где не
только либералы и консерваторы, но и лейбористы не-
устанно звали к «войне до победы», даже и меньшевист-
ская формула русского мира, т. е. заключенного буржуаз-
34

ным правительством мира без аннексий и контрибуций,
представлялась рабочим передовой и нередко навлекала
на ее сторонников преследования властей.
Взгляды этой части английского пролетариата выра-
зило движение английских Советов рабочих и солдатских
депутатов. Решение об их создании принял в начале июня
1917 г. конвент в Лидсе, созванный левым, антивоенным,
меньшинством английских рабочих организаций65.
Цели Советов депутатов конвент в Лидсе точно не оп-
ределил, и часть лидеров движения была склонна перво-
начально видеть в них орудие пролетарской революции
в Англии. Так, 14 июня 1917 г. орган Британской социа-
листической партии газета «Колл» опубликовала статью
члена БСП Тома Квелча, много сделавшего для органи-
зации английского движения советов. Статья называлась
«Готовься действовать». «Час социальной революции бли-
зок. Мы не имеем права потерпеть неудачу. Вся Европа
скоро последует примеру России», — говорилось в статье.
О том, что английские Советы депутатов должны стать
«орудием социальной революции», Т. Квелч писал
в «Колл» и неделю спустя66.
У английских правителей подобные заявления еще
более усиливали страх перед «революцией по русскому
образцу». Председатель одного из крупных английских
тред-юнионов Вилли Торн рассказывает об аудиенции,
полученной им летом 1917 г. у английского короля.
Георг V спросил профсоюзного босса, «не выйдет ли чего
плохого из Лидской конференции и ее решений (т. е.
из решения о создании Советов рабочих и солдатских де-
путатов. — К. К.)». Профсоюзный лидер заверил своего со-
беседника, что «в этой стране (т. е. в Англии.— К. К.)
никогда не будет насильственной революции». «И это, —
пишет он, — казалось, успокоило короля» 67.
Однако время шло. Радужные надежды на близкую
революцию в Англии, которые март 1917 г. породил у не-
которых английских социалистов, поблекли. Те, кто вы-
ступал за ограничение задач движения, брали верх, и
27 июля в сообщении Временного комитета Советов рабо-
чих и солдатских депутатов, опубликованном за подписью
того же Квелча, речь шла уже лишь о том, что Советы
депутатов должны побудить английское правительство
«принять формулу мира Временного правительства Рос-
сии». Английский народ, говорилось в сообщении, хочет
85

мира без аннексий и контрибуций. Он хочет «освобо-
диться от военной тирании и покончить с циничными хи-
щениями спекулянтов продовольствием» 68.
В конце июля—первой половине августа должны
были, по плану Временного комитета, собраться 13 рай-
онных конференций Советов депутатов: в Лондоне, Ман-
честере, Ньюкасле, Глазго и других городах Англии.
Предполагалось, что конференции изберут по одному
депутату во Временный совет движения, который превра-
тится в результате в постоянный, а также примут резолю-
ции, текст которых заранее подготовил Временный коми-
тет. В резолюциях содержалось приветствие революцион-
ной России, выдвигалось требование мира без аннексий
и контрибуций.
Движение Советов рабочих и солдатских депутатов
было движением антивоенного меньшинства английского
пролетариата и непосредственной угрозы для правящих
классов не представляло, но его базой являлось то смут-
ное недовольство войной, то стремление к миру, которые
все шире распространялись в Англии. Это движение но-
сило русское имя. Оно притягивало к себе, как писала
«Таймс», «все недовольные элементы»69 и пыталось спло-
тить их вокруг «русской формулы мира». И уже это одно
делало его опасным для правящих классов. Их опасения
еще более усиливались оттого, что движению за создание
Советов сопутствовали летом 1917 г. антивоенные выступ-
ления рабочих в различных городах Англии. Так,
1 июля 1917 г. в Лондоне и Манчестере состоялись, не-
смотря на полицейский запрет, массовые демонстрации
солидарности с русскими рабочими, требовавшие мира.
8 июля на многолюдном митинге близ Глазго ораторы
разоблачали «происки российских и британских империа-
листов» и т. п.
Консерваторы, встревоженные тем, что организаторы
Советов «кипятят свой горшок на русском очаге», еще
в дни Лидса требовали от правительства «решительных
действий», т. е. запрета движения.
«Лишь самые невежественные журналисты могут на-
стаивать на запрете Лидской конференции и на репрессиях
против ее лидеров, — возражал им тогда либеральный
«Нейшн». — Не будь русской революции, этим путем еще
можно было пойти. Сегодня... мысли рабочих перестали
быть мыслями их правителей. Помешайте свободному вы-
36

ражению этих мыслей, и Россия перестанет быть единст-
венной в Европе страной революции»70.
Нащупывая свой путь борьбы с движением, либералы
противопоставляли Советам депутатов пресловутую анг-
лийскую демократию. Решение о создании в Англии Со-
ветов депутатов «грозит уничтожить наши парламентские
традиции... У нас есть конституция, парламент, прави-
тельственная система», — заявляла «Дейли ньюс» 71.
Ллойд Джордж подытожил эти «теоретические ро-
зыски», заявив, что «английские Советы депутатов — это
палата общин» 72.
Но движение жило. С созывом районных конференций
оно должно было вступить, как писала «Таймс», в «свою
вторую фазу»73, т. е. в фазу практической организации
Советов на местах. Буржуа были обеспокоены, и теперь
уже не только консервативные, но и некоторые либераль-
ные органы печати заявляли, что создания Советов депу-
татов в Англии допустить нельзя.
Судя по ряду данных, политические круги особенно
тревожил тот факт, что в Советы должны войти также и
солдатские депутаты. Тревога не была необоснованной.
Можно привести много свидетельств того, насколько
сильны были в 1917 г. антивоенные настроения в изму-
ченной войной английской армии. Так, английский свя-
щенник, который вел в то время беседы с солдатами, пи-
шет, что «их ненависть к войне и ко всей военной машине
была горька свыше всякой меры. Это была почти всеоб-
щая жалоба, что с ними обращаются скорее как со ско-
том, чем как с людьми... «Never more» (т. е. ни-
когда больше не воевать. — К. К.) было требованием
солдат» 74.
Рассказ о характерной для того времени сценке мы на-
ходим и в дневнике одного из репортеров «Таймс»: 14 сен-
тября 1917 г. два специальных поезда прибыли с двух
противоположных сторон на одну и ту же платформу Лон-
донского вокзала. В одном поезде были пленные немцы,
привезенные прямо с поля сражения, — грязные, оборван-
ные, небритые. Второй поезд вез английских «томми»
(солдат) — чистеньких, подтянутых, гладко выбритых, по
всей видимости ехавших на фронт впервые.
«Враги, бойцы! Как они должны были ненавидеть
друг друга!» — пишет репортер. Но нет. Их общая несча-
стливая судьба породила у них чувство товарищества.
37

«Они начали брататься. Немцы улыбались, приветственно
махали руками и кричали: «Kamarad! (товарищ). Томми...
выходили из своих вагонов, чтобы кинуть немцам не
бомбы и гранаты, а пачки табаку и шоколаду... Эта сти-
хийная демонстрация, — заключает автор, — свидетельст-
вует об отсутствии личной ненависти между рядовыми
бойцами... Они убивают друг друга на полях сражения
по приказу государственных деятелей и командиров, но
их естественное желание — быть друзьями» 75.
Впечатление, произведенное на английских солдат
Февральской революцией в России, было огромно, и анг-
лийские политические деятели опасались, что участие анг-
лийских солдат в Советах приведет к «разложению» ар-
мии, плохо скажется на ходе военных действий и усилит
угрозу «революции по русскому образцу». «Почему они
(организаторы английских Советов. — К. К.) так стара-
ются втянуть в свое движение солдат? Да потому, что ни
одна революция — ни в Англии, ни в других странах — не
будет успешна, если армия не выступит на ее стороне.
Русская революция — это солдатская революция, будь это
не так, она никогда не победила бы», —говорил в палате
общин уже знакомый нам Вилли Торн7б.
В начале августа представитель правительства заявил
в палате общин, что солдатам запрещается не только быть
членами Советов депутатов, но и присутствовать на их
митингах и заседаниях.
На официальный запрет всего движения Советов пра-
вительство, однако, не шло, и сторонникам «решительных
мер» приходилось в этом вопросе действовать на свой страх
и риск (впрочем, и страх, и риск эти были, как мы уви-
дим, не так уж велики).
Срыв и разгром антивоенных митингов нельзя назвать
новинкой в «свободной» Англии. В годы войны это слу-
чалось на Британских островах не раз. Шовинистические
иллюзии английской толпы, еще остававшейся и в 1917 г.
в лагере сторонников «войны до победы», делали их воз-
можными.
Техника «разгона» была проста. Где-нибудь по сосед-
ству с антивоенным митингом созывался «патриотиче-
ский». Ораторы, на нем выступавшие (обычно члены
какой-либо из многочисленных в Англии в те годы шовини-
стических лиг), призывали собравшихся постоять «за на-
ших павших» или «за наших парней в окопах». Распалив
38

толпу, они вели ее разгонять антимилитаристов. Полиция
им обычно не мешала.
Британская национальная рабочая лига, созданная
в 1914 г. специально для борьбы с антивоенными настрое-
ниями и выступлениями рабочих, подталкивала правя-
щие классы на этот испытанный путь еще в дни Лидса.
Ее руководители публично заявляли тогда, что «на-
стало время заговорить массам», и даже выражали готов-
ность «пойти в промышленные центры поднимать на-
род» 77 (что это на их языке значило, мы вскоре увидим).
Летом 1917 г. подготовка к разгону районных конфе-
ренций Советов депутатов шла в Англии почти открыто.
Руководители Британской рабочей лиги со страниц
«Таймс» и других консервативных газет звали народ «ска-
зать свое слово», а «Дейли экспресс» — газета, одним из
владельцев которой являлся лидер палаты общин консер-
ватор Бонар Лоу, — из номера в номер поливала грязью
движение английских Советов, которые «хотят привести
Англию к такому же хаосу и развалу, какие царят в Рос-
сии».
Либералы отмалчивались. Они продолжали отмалчи-
ваться и тогда, когда один из наиболее реакционных чле-
нов палаты общин майор Р. Хунт потребовал от прави-
тельства запрета намеченной на 28 июля конференции
Советов депутатов в Лондоне. Парламентский секретарь
министерства внутренних дел многозначительно ответил
ретивому майору, что для запрета конференции оснований
пока нет, но что правительство «бдит» и полиция — на
страже 78.
Назавтра стало известно, что администрация лондон-
ского Мемориал-холла, в котором должна была состояться
конференция, взяла назад свое на это согласие. Организа-
торам конференции удалось в последний момент снять
новое помещение. Они благоразумно отказались сообщить
репортерам его адрес, но редакция «Дейли экспресс» все-
таки узнала, что конференция состоится в одной из боль-
ших лондонских церквей — Бразерхуд-чёрч, и 28 июля
опубликовала не только точный адрес этой церкви, но и
номера автобусов, на которых к ней можно подъехать,
а также время начала заседания79. «Сегодня в 3 часа дня
рядом с вами состоится митинг прогерманцев... — гласил
анонимный циркуляр, расклеенный 28 июля в пивных
8 районе Бразерхуд-чёрч. — Будьте в Уитмер-род (откуда
39

до церкви 15—20 минут ходу. — К. К.) в 2 часа 30 минут.
Будьте готовы. Солдаты и другие пойдут к церкви пока-
зать этим изменникам, что они о них думают. Вспомните
последний воздушный налет на Лондон и подымай-
тесь!» 80
Не полагаясь на одно только «печатное слово», орга-
низаторы кампании созвали, как то и делалось обычно
в подобных случаях, на 2 часа дня неподалеку от Бразер-
худ-чёрч шовинистический митинг. Разжигая толпу, они
с трибуны этого митинга призывали разогнать противни-
ков войны81.
К 3 часам дня на площади перед церковью собрались,
почуяв сенсацию, журналисты и фоторепортеры. Приехал
в автомобиле и почетный секретарь Британской рабочей
лиги Виктор Фишер. Погромщики направились к церкви
двумя колоннами, по нескольку сот человек в каждой.
Они несли английский флаг и пели «Правь, Британия» и
«Боже, храни короля)). Во главе обеих процессий шли де-
сятка два солдат британской армии — англичан, австра-
лийцев, новозеландцев. «Идемте, мальчики, мы им пока-
жем, чего мы хотим здесь, в Англии», — подбадривали
солдаты остальных участников процессий.
Начался штурм церкви. Многотысячная, все возрастав-
шая толпа на площади перед зданием (по одним данным
там было 4, а по другим — 8 тыс. человек) поддерживала
штурмовавших «патриотическими» возгласами и кидала
камни в церковные окна. Массивные церковные двери, за-
баррикадированные изнутри депутатами конференции, не
выдержали в конце концов напора. Погромщики ворвались
внутрь. В церковном зале, где собрались делегаты конфе-
ренции (среди них было много женщин), кто-то скоман-
довал: «Не двигайтесь! Сохраняйте спокойствие!» Его по-
слушались, и большинство делегатов недвижно и без-
молвно оставались на своих местах («Манчестер гардиан»
писала позднее, что спокойствие делегатов их спасло).
Лишь несколько человек, не выдержав, вступили в руко-
пашную схватку с налетчиками, да кто-то истошно кричал
с галереи: «Подлецы! Подлецы! Подлецы!»
Завладев помещением, «патриоты» открыли в нем свой
митинг и приняли резолюцию о «войне до победы». Когда
они наконец убрались из церкви, в ней оказалось разбито
и уничтожено все, что только можно было разбить и
уничтожить: напрочь снесен алтарь, поломана мебель,
40

выломаны из стен осветительная аппаратура и даже
трубы водопровода, разбиты часы. Пол был устлан гу-
стым слоем осколков оконного стекла и сбитой со стен
штукатуркой.
Пока налетчики бесчинствовали в церкви, полиция
бездействовала. Но когда митинг «патриотов» закончился
и налетчики разошлись, полицейские проявили наконец
активность и предложили делегатам конференции также
покинуть здание. Разъяренная толпа, все еще бушевав-
шая на площади перед церковью, встретила делегатов кри-
ками и свистом. Их толкали, награждали тумаками, сры-
вали с женщин шляпки, за ними гнались. Некоторым де-
легатам удалось укрыться в соседних с церковью садах,
других полицейские усадили в проезжавшие через пло-
щадь омнибусы и такси. Толпа продолжала их преследо-
вать и стащила нескольких человек с трамвая. Многие де-
легаты получили в итоге телесные повреждения. Троих
из них (юношу, женщину и старика) карета скорой по-
мощи увезла в больницу.
Прошел не один час прежде, чем порядок на площади
перед церковью был восстановлен82.
О поведении полиции во время налета в последующие
дни немало спорили в Лондоне. Власти уверяли, что по-
лиция сделала «все, что могла», но что две сотни поли-
цейских, бывшие во время налета в церкви и около нее, не
в силах были справиться с погромщиками. Многие, од-
нако, считали бездействие полиции преднамеренным. Они
ссылались при этом на рассказы очевидцев и на снимок,
сделанный фотографом «Дейли ньюс» (он не увидел света,
но о нем много говорили в те дни в Лондоне): пять здоро-
венных лондонских «бобби» (полицейских) мирно взирают
на то, как погромщик, размахивая креслом, точно тара-
ном, старается высадить толстое стекло в одной из дверей
здания.
В августе состоялся суд над тремя (всего тремя!) аре-
стованными полицией участниками погрома. «Если бы
мне не обещали выпивку, я бы там не был!» — заявил
один из подсудимых.
Судья, рассматривавший дело, квалифицировал срыв
антивоенного митинга как «серьезное нарушение закона».
Все же он заявил, что не будет наказывать обвиняемых
и что «те, кто сдал зал для такого митинга, должны были
ожидать беспорядки» 83.
41

Судили и одного из участников конференции — за
«употребление оскорбительных выражений». На суде он
показал, что не был делегатом конференции — его послали
на нее товарищи «только послушать». «Идите и скажите
вашим товарищам, чтобы они вас на такие глупые митинги
больше не посылали», — отпустил его судья84.
Судьба остальных районных конференций Советов раз-
лична. 28 июля состоялись и выполнили намеченную для
них программу конференции в Норвиче, Бристоле, Лей-
стерсе. В Ньюкасле и Суонси (28 и 29 июля) шовинисты
сорвали конференции. В Суонси, в частности, дошло до
форменного побоища между налетчиками и делегатами.
В ход пошли стулья, зонтики, палки. Делегатов вытеснили
из зала. Одному из них выбили зубы, другого ранили в го-
лову и т. д. В здании были разбиты стекла, разломана
мебель.
В Глазго вождь шотландских рабочих социалист
Джон Маклин на следующий день после погрома Бразер-
худ-чёрч призвал рабочих собраться 11 августа «сотнями
и тысячами» вокруг здания, где в этот день должна была
произойти местная конференция Советов, и «показать под-
земным силам капитализма, что шотландцы готовы защи-
щать те немногие остатки политических свобод, которые
пощадила война»85. Его призыв услышали, и 8 августа
«Морнинг пост» сообщила, что в городе создан большой
отряд рабочих-охранников, чтобы «встретить на конфе-
ренции, если это понадобится, непрошеных гостей».
Но 10 августа стало известно, что власти Глазго,
с санкции правительства, запретили конференцию. Запрет
мотивировался желанием избежать беспорядков и был
представлен публике как «полицейская, а отнюдь не ад-
министративная мера» 86.
Были запрещены и районные конференции в Бирмин-
геме и Лидсе. Но зато в Манчестере и Соутхемптоне орга-
низаторам конференций удалось «обмануть» своих пресле-
дователей. Соблюдая глубочайшую тайну, они изменили
не только официальную дату созыва, но и города, в кото-
рых конференции должны были состояться. Они и собра-
лись и прошли: Соутхемптонская — в Портсмуте, а Ман-
честерская — в Стокпорте (с опозданием против первона-
чально намеченной даты на несколько дней). Правда,
в Стокпорте к зданию конференции все же приехали пе-
ред самым ее началом переодетые в штатское офицеры и
42

руководящие работники Британской рабочей лиги. Они
написали мелом на мостовой перед зданием: «Здесь со-
стоится митинг изменников» — и открыли «свой» митинг
на соседнем углу. Но у них, как сообщала «Манчестер
гардиан», «уже не было времени организовать свои
силы» 87.
Погромы и налеты практиковались в Англии и осенью
1917 г. Громили и срывали не только конференции и ми-
тинги Советов депутатов, но «заодно» и рядовые митинги,
организованные различными антивоенными организа-
циями. С августа по ноябрь 1917 г. такие митинги были
сорваны в Манчестере, Олдхеме, Беркли, Уайт-Хейвене,
Бредхерсте, Лейстере, Суонси, некоторых других промыш-
ленных городах Англии и прежде всего в Лондоне.
В столице особенно отчетливо проявлялся организован-
ный характер погромов. «Дейли экспресс» продолжала ис-
правно сообщать своим читателям о дне и часе антивоен-
ных митингов. Закулисные организаторы «народного
гнева» выпускали листовки с призывами «постоять за на-
ших парней в окопах» и бороться «против грязных прогер-
манцев». Такие листовки, изданные без указания автора
и типографии, с текстом, лишь слегка видоизменяемым
от случая к случаю, в тысячах экземпляров распростра-
нялись в различных районах Лондона.
«Нарушение права публичных собраний достигло кри-
тической стадии. Сейчас для нас практически невозможно
арендовать зал для митинга... а наши митинги на откры-
том воздухе срываются джинго—хулиганами*... Мрачная
кампания ведется против всех социалистических антиво-
енных собраний...»— так писала 20 сентября 1917 г.
«Колл».
«Правители этой страны (Англии. — К. К.) имитируют
методы царя, — утверждал еще ранее Том Квелч. —
В своих усилиях задушить свободное выражение мнений
они опираются на черные сотни. Боясь дискуссий, боясь
распространения знаний, боясь растущего желания мира,
они используют темные силы продажных наемников ре-
акции и наиболее угнетенных и невежественных рабо-
чих» 88.
* Джингоисты (сокращенно джинго) —- так называли на заре
XX в., в годы англо-бурской войны, воинствующих английских
шовинистов, требовавших «беспощадного» разгрома бурских
республик и громивших антивоенные митинги и собрания.
43

Скажем заодно, что нарушение английской реакцией
конституционной легальности и законов не ограничилось
в 1917 г. разгромом движения Советов и разгоном анти-
военных митингов и собраний. Летом 1917 г. Рамзей Макдональдс, числившийся тогда в левых и пацифистах, соби-
рался отправиться в Петроград, а оттуда в Стокгольм, на
проектировавшуюся конференцию социалистов обоих враж-
дующих блоков. Но социал-шовинистическое руководство
тред-юниона моряков (при молчаливом попустительстве
правительства) подбило экипаж судна, на котором Макдо-
нальду предстояло отплыть, не выходить в море. И он был
вынужден остаться в Англии.
Разгром движения Советов попирал основные прин-
ципы либерализма: такие, как неприкосновенность лич-
ности, свобода слова, собраний. Это должно было, каза-
лось, вызвать у либералов взрыв возмущения, протеста.
Возмущаться они и действительно возмущались, но в их
протестах отразилось характерное для английского либе-
рализма сочетание принципиальности с трезвым расчетом.
Либералов шокировали уличные бесчинства шовини-
стов. «Англичанин, относящийся с уважением к доброму
имени своей страны, — писала 30 июля 1917 г. в своей
передовой «Дейли ньюс», — узнает с отвращением об ор-
ганизованном нападении на митинг так называемых ра-
бочих и солдатских Советов... Мы отнюдь не симпатизи-
руем непосредственным целям движения за Советы... —
торопилась оговориться газета, — но разве наше прави-
тельство так слабо, что не может поддержать порядок и
благопристойность на улицах Лондона?» Оно должно по-
казать за границей и в Англии, что «война не превра-
тила всю английскую нацию в истериков и хулиганов.
Оно должно расследовать происхождение этого злосчаст-
ного дела».
О том, что дебош, учиненный в лондонской церкви,
«противоречит британским принципам и ему не должно
быть позволено повториться», писала 30 июля и «Дейли
кроникл». Наказания виновных за нападение на конфе-
ренцию Советов депутатов требовал и «Нью-стейтсмен».
«Ни один разумный человек, — читаем мы в этом либе-
ральном журнале, — не думает, что движение можно по-
давить, разбивая головы и стекла... Оставляя подобные
постыдные мятежи безнаказанными, можно лишь умно-
жить их и подорвать традиционную английскую веру
44

в свободу слова»89. Протестовали против погрома в Бра-
зерхуд-чёрч и другие либеральные газеты, в частности
«Манчестер гардиан».
В палате общин либерал Ченселлор (его избиратель-
ный округ находился по соседству с Бразерхуд-чёрч) под-
робно рассказал своим коллегам, как было организовано
«стихийное» нападение на церковь. «Чем вы сможете
объяснить лишение их (т. е. противников войны. —
К. К.) возможности выражать свое мнение, пресекая их
митинги? Какое впечатление произведет это на общест-
венное мнение? Эффект будет один: о митингах, о которых,
оставь мы их в покое, узнали бы лишь дюжины и сотни
человек, узнают тысячи и миллионы» 90.
Этими первыми протестами дело, однако, и ограничи-
лось. В недели и месяцы, последовавшие за разгромом Бра-
зерхуд-чёрч, реакционная пресса, не боясь повториться,
твердила, что английские Советы депутатов (как, впро-
чем, и русские) созданы немецкими шпионами на немец-
кие деньги и что они стремятся привести Англию к та-
кому же «краху», к какому уже привели Россию. Публи-
ковавшиеся в «Морнинг пост» письма читателей (какова
газета, таковы и ее читатели!) требовали запрета митин-
гов и конференций английских Советов и всего вообще
антивоенного движения в стране. «Свобода мнений здесь
ни при чем. Свобода — это возможность делать то, что
правильно», — безапелляционно заявлял, выдвигая эти
требования, некий генерал-лейтенант в отставке Фрезер91.
Либеральная пресса, осудив погромщиков и отмеже-
вавшись от организаторов погромов, предпочитала в даль-
нейшем сообщать о срывах конференций Советов и о на-
силиях над участниками этих конференций лишь в по-
рядке информации. Конечно, нет правила без исключения:
«Дейли ньюс» вернулась к этому вопросу 8 октября, зая-
вив, что «погромы митингов Советов депутатов ставят под
угрозу традиционные британские свободы», а «Манчестер
гардиан» посвятила этой теме 13 августа еще одну пере-
довую, в которой говорилось, что английское правитель-
ство «не так слабо, чтобы нуждаться в узурпации его
функций толпой» (т. е. оно может справиться с движением
Советов и без помощи толпы).
Все это были, однако, лишь перепевы ранее сказан-
ного, весьма к тому же немногочисленные. Широкой кам-
пании протеста либералы в прессе и в парламенте не под-
45

няли. Требование судебного расследования событий
в Бразерхуд-чёрч, промелькнув 30 июля в некоторых ли-
беральных изданиях, не было подхвачено даже и самими
этими изданиями, не говоря уже об остальных. Громилы,
оставаясь безнаказанными, распоясывались все больше.
А между тем либералы умели, даже и в войну, быть на-
стойчивыми, когда их «задевало за живое». Вопрос о за-
прете вывоза за границу «Нейшн», еженедельника, в ко-
тором многие либеральные парламентарии видели в 1917 г.
свой орган, подымался ими в палате с весны и по осень
1917 г. (пока этот запрет не был отменен), не менее
10 раз.
С преследованием движения Советов вышло по-иному.
Принципиально осудив погромы, либералы предоставили
в дальнейшем событиям развиваться своим чередом. Что же
касается движения Советов, то оно не сдавалось. Пресле-
дуемые, как писал Том Квелч, «темными силами реак-
ции», Советы принуждены были перейти в «свободной»
Англии на полулегальное положение, и могли лишь де-
кларировать свои цели и планы массовой борьбы. Однако
и эти словесные декларации, время от времени появляв-
шиеся в «Колл», тревожили реакционеров.
«Рабочие и солдатские Советы, заимствовавшие свои
цели у русских Советов, вновь поднимают голову», — била
в набат 27 октября 1917 г. «Дейли экспресс». Она с сожа-
лением добавляла при этом, что местопребывание руково-
дящего Комитета Советов депутатов открыть не удалось.
V
После свержения русского царизма военная активность
России, как и опасались ее западноевропейские союзники,
стала падать. Французское командование после весенних
волнений во французской армии (о них ниже) длительное
время не предпринимало крупных наступлений, а США,
объявив 8 апреля 1917 г. войну Германии, должны были,
как предполагалось, перебросить основную массу своих
войск в Европу лишь к 1918 г. Так получилось, что ле-
том 1917 г. на Англию пала главная тяжесть войны на
Западном фронте. Английская армия не была к этому го-
това, Да к тому же ее военачальники занимались другими
делами: они торопились захватить некоторые, давно уже
46

привлекавшие английских империалистов, районы Ближ-
него Востока.
В начале июля 1917 г., когда русское командование,
действуя под нажимом союзников, перешло в наступле-
ние, ни англичане, ни французы русских не поддержали.
Лишь 31 июля, уже после провала наступления Керен-
ского, английский фельдмаршал Д. Хейг двинул свои войска
в наступление на северном участке Западного фронта, и
английские солдаты стали десятками тысяч гибнуть под
градом немецких снарядов в болотах Пешанделя (Флан-
дрия). Момент для наступления был выбран неудачно.
Прорвать немецкий фронт, на что рассчитывал Хейг, не
удавалось, но он, не считаясь с этим, упорно вводил в бой
все новые воинские части. Так продолжалось не один
месяц.
В начале декабря, когда английское наступление на-
конец прекратилось, стало ясно, что оно «закончилось про-
валом во всех намеченных пунктах» 92.
Английской армии оно стоило потери 400 тыс. солдат
убитыми и ранеными. Сказать это народу английские гене-
ралы и правители не решались. Все долгие месяцы крова-
вых битв во Фландрии от рядовых англичан тщательно
скрывали правду о положении на фронте. «Победы пре-
увеличивались, — пишет Ллойд Джордж, — потери пре-
уменьшались. .. Каждый намек на успех усиленно разду-
вался. Общественное мнение... день за днем усыплялось
тенденциозными сообщениями о выигранных битвах и ус-
пехах» 93.
И все это время, как ни плохи были дела на фронте,
положение в тылу не переставало тревожить правящие
классы Англии.
По мере того как адмиралтейство организовывало кон-
воирование торговых флотилий военными судами, немец-
кие подводные лодки представляли для англичан все
меньшую опасность. Однако летом 1917 г. продовольст-
венное положение страны оставалось трудным, очереди
у продовольственных лавок сохранялись, и «Дейли экс-
пресс» демагогически требовала повесить для примера
хотя бы одного спекулянта продовольствием на решетке
Трафальгарского дворца.
Правительство пыталось за счет дотаций оптовикам
снизить цены на основные продукты питания, но цены
после кратковременного снижения снова ползли вверх.
47

С приближением осени, а затем зимы усталость насе-
ления от войны сказывалась все сильнее. Буржуазная
пресса жаловалась на растущие в обществе апатию, не-
верие в возможность одержать решительную победу.
«Простые люди, — писала социалистическая «Уиллес-
ден колл», — хотят слушать о мире. Их лица светлеют
при одном только упоминании о нем»94. Корреспондент
«Нейшн» был такого же мнения. «Вдали от Лондона, —
отмечал он, — я нашел провинцию усталой от войны...
Они (жители провинции. — К. К.) не демонстрируют, они
покоряются, но их голос — за мир»95.
Как обычно в военные времена, распространялись слухи
о неких таинственных, предвещающих скорый мир знаме-
ниях.
Все графство Эссекс обошел рассказ об ангелах, не-
сущих свиток, на котором огненными письменами было
начертано слово «мир». Они разворачивали этот свиток
то над одной старинной церковью, то над другой и исче-
зали так же таинственно, как появлялись.
Правящие круги попытались противопоставить всеоб-
щей апатии, усталости, росту антивоенных настроений
широкую пропагандистскую кампанию, организованную
так называемым Национальным комитетом по пропаганде
военных целей. Во главе Комитета стоял Ллойд Джордж.
Его заместителями являлись Дж. Асквит, А. Бонар Лоу и
Дж. Барнс. Комитет возник летом 1917 г., и его создание
было «хотя бы отчасти, — как осторожно отмечала 27 июля
«Манчестер гардиан»,— вызвано русской революцией и
новыми идеями о целях войны».
Комитет действовал с размахом: организовал в стране
сотни местных комитетов, выпускал брошюры, памфлеты,
листовки, созывал в крупных промышленных центрах, осо-
бенно в центрах военного производства, многочисленные
митинги, на которых видные члены правительства, ми-
нистры пытались объяснить рабочим, почему Англия
вступила в войну и, главное, почему ей необходимо войну
продолжать96. Конечно, они на все лады доказывали, что
цели Англии в войне отнюдь не империалистические и
продиктованы исключительно желанием способствовать
«победе справедливости и правды». «Сейчас не время го-
ворить о мире. Сейчас надо говорить об английском могу-
ществе, долге и воле к победе!»—убеждал свою аудито-
рию на одном из таких митингов Уинстон Черчилль97.
48

Однако собирать рабочих на митинги было нелегко,
а ораторам, на них выступавшим, как признавала 26 сен-
тября «Морнинг пост», приходилось «преодолевать господ-
ствующее (у аудитории. — К. К.) чувство недоверия».
Иногда рабочие пытались сорвать эти шовинистические ми-
тинги. Так, в частности, произошло с митингом, созванным
в Понтипуле, на котором выступал финансовый секретарь
правительства Т. Дж. Макнамара. В другом английском
городке У. Брейс, помощник государственного секретаря по
внутренним делам, встретился на митинге по вопросу о во-
енных целях с «пацифистской оппозицией» рабочих98.
Что же касается выпускаемых комитетом брошюр и
памфлетов, то, как признала та же «Морнинг пост», «ра-
бочий люд не читает... литературу этого сорта» ".
Антивоенные настроения росли, количество демонстра-
ций в пользу мира все увеличивалось, и в конце октяб-
ря—начале ноября 1917 г. правящей верхушке лишь
после многих треволнений удалось отвести от себя угрозу
антивоенной стачки шахтеров Южного Уэльса.
Шахтерский Южный Уэльс английские политические
круги считали в 1917 г. «неблагополучным» районом.
Здесь были сильны антивоенные настроения, было, как
сообщали газеты, много оппозиционно и даже бунтарски
настроенной шахтерской молодежи, вспыхивали многочис-
ленные забастовки.
Осенью 1917 г. Федерация шахтеров Южного Уэльса
отказалась помочь властям провести набор шахтеров в ар-
мию и поставила перед своими членами на референдум
вопрос о всеобщей стачке протеста в случае, если набор
этот состоится. В недели, предшествовавшие референдуму,
власти направили в Южный Уэльс наиболее опытных про-
пагандистов войны. Туда поехали члены парламента, ге-
нералы. Руководство Федерации шахтеров Южного Уэльса
отступило и призвало шахтеров голосовать против стачки.
Сторонников последней обвиняли в предательстве, измене.
В этих условиях более половины шахтеров вовсе не при-
няли участия в голосовании: из 217 тыс. голосовали лишь
100 тыс., из них 78 тыс. высказались против стачки и
лишь 22 тыс. — за нее.
Вопрос о стачке отпал, но до спокойствия в этом рай-
оне было далеко. «Уже самый факт голосования по та-
кому вопросу, как набор в армию, является выигрышем
для пацифистов. Каков бы ни был для них исход голо-
49

сования, они будут ободрены», — писала 30 сентября
1917 г., накануне референдума, «Таймс».
И все же, хотя летом и осенью 1917 г. в Англии росло
количество забастовок, в которых участвовало по тысяче
и даже по нескольку тысяч человек, таких грандиозных
выступлений пролетариата, как майская стачка машино-
строителей, страна в это время уже не знала. Правящей
верхушке удавалось с помощью разного рода мер, в зна-
чительной степени либеральных, а также с помощью
профсоюзных боссов их предотвращать. Что же каса-
ется стремления народных масс к миру, то оно, как спра-
ведливо указывал корреспондент «Нейшн», еще не свиде-
тельствовало об их готовности «демонстрировать», т. е. ак-
тивно бороться за мир. Однако английских буржуа бес-
покоили не только факты, но и процессы и настроения,
подспудно зревшие в умах и душах английского пролета-
риата, и атмосфера тревоги, порожденная в Англии стач-
кой машиностроителей, сохранялась и летом, и осенью
1917 г. Поиски методов управления, способных нейтрали-
зовать революционизирующее воздействие «русского при-
мера» и помешать повторению майских событий, продол-
жались.
Всемерно одобряя уступки, которые Аддисон и Чер-
чилль делали машиностроителям, либералы указывали,
что «этого мало», что «нужно сделать больше» и т. п.
В статьях и речах, в которых содержались подобные
утверждения, встречались указания на то, что «запрет
стачек — это ошибка» 100, ибо он лишает рабочих возмож-
ности законно выявить свое недовольство. Стране
нужна свобода слова, печати, иначе она «придет
к краху» 101.
Ограничение политических свобод, читаем мы в июль-
ском номере «Квотерли ревю», создает в стране «атмо-
сферу репрессий», а это очень опасно. «Экстремистские
доктрины, которые нашли бы мало поддержки в условиях
свободной дискуссии, становятся всесильными, когда их
загоняют в подполье».
Требования либералов сводились к возможно более
полной отмене военных ограничений и запретов. Некото-
рые либералы открыто указывали на это, говоря, что «ог-
раничения ведут к беспорядкам». «Деспотическое управ-
ление на фабриках не способно побудить работать воз-
можно лучше. Оно множит акты мелкой тирании... и
50

в значительной степени ответственно за рабочие волне-
ния»,—читаем мы в октябрьском номере «Контемпорари
ревю».
В этом, как и в ряде других вопросов, мнения либералов
совпадали с мнениями многих лейбористов. Либеральная
«Дейли ньюс» предоставила 25 июля на своих страницах
место статье лейбориста У. Андерсона, утверждавшего, что
Закон о военном производстве не только не успокоил, но
даже усилил рабочие волнения. «Свобода и промышленная
демократия не могут не приносить свои трудности во
время войны, — писал Андерсон. — Но свобода одержи-
вает победу там, где принуждение постигает неудача».
Следует, однако, сказать — подобные требования вы-
двигались в то время либералами, что называется, «с лен-
цой». Кризис либеральных идей, порожденный войной, от-
разился и на споре о методах управления. Значительная
часть английских либералов, отходя от принципов либера-
лизма, и сама признавала необходимость военных ограни-
чений разного рода «свобод». Их позиция по отношению
к правительству была позицией не критики, а поддержки.
Характерным образчиком подобной позиции может слу-
жить редакционная передовая «Дейли кроникл» от 27 ав-
густа 1917 г. Перечисляя, что сделано и что не сделано,
дабы устранить причины рабочих волнений, автор статьи
признавал: «Устранены еще не все причины законного
недовольства». Это не мешало ему, однако, утверждать,
что Англия «счастлива», имея правительство, «которое не
откладывает проведение реформ».
«Атакующей стороной» в споре о методах управления
выступали теперь сторонники «сильной власти». Их зна-
меносец, газета «Морнинг пост», все лето и осень резко
критиковала «нерешительность, колебания и робость»
английского правительства, которое «боится собственной
тени... и пытается примирить там, где надо приказы-
вать» 102.
Уступки Аддисона (а затем и Черчилля) машинострои-
телям вызвали у редакции «Морнинг пост» нескрываемое
раздражение. Она называла их «безумными уступками»
и возмущалась тем, что уголовные кары, предусмотренные
Законом об охране королевства, налагаются «недостаточно
энергично».
«Робкой» и «либеральной» политике правительства
«Морнинг пост» и ее единомышленники демагогически
51

противопоставляли «волю нации», которая якобы «готова
признать необходимую дисциплину» и «устала от руково-
дителей, которые не умеют руководить». Английский ра-
бочий, если верить этой газете, жаждал «твердого и
уверенного руководства», ибо он «сначала англичанин,
а затем уже член тред-юниона» 103.
Критика газетой либеральной политики «полумер и
уступок» встречала безусловное одобрение части англий-
ских фабрикантов и заводчиков. В некоторых докладах
обследовательских комиссий особо отмечались жалобы
нанимателей на «колеблющуюся и неуверенную» поли-
тику правительства в рабочем вопросе. «Сегодня раздают
обещания, завтра грозят... Стачки объявлены незакон-
ными, но многие из них не повлекли за собой уголовных
кар...» 104
Требование «твердой» рабочей политики шло рука об
руку с требованием репрессий по отношению к противни-
кам войны. Расстрел Керенским июльской демонстрации
петроградского пролетариата и позднейшие его контррево-
люционные высказывания и мероприятия воспринимались
английскими реакционерами как своего рода руководство
к действию. В опубликованных в «Морнинг пост» письмах
читателей выражались «удивление» и «возмущение» тем,
что власти не запрещают деятельность антивоенных орга-
низаций и «позволяют прогерманцам вести свою ядовитую
пропаганду в то время, как в России правительство аре-
стовывает и заключает в тюрьму своих ленинистов» 105.
25—29 сентября «Таймс» выступила с серией статей,
озаглавленных «Фермент революции». Автор их, остав-
шийся анонимным, находился, как сообщала редакция,
в тесном контакте с деятелями английского рабочего дви-
жения. Суть его статей сводилась к тому, что в Англии
существует революционное движение, непосредственная
цель которого — низвержение английского капитализма.
«Апостолы» этого движения — интеллигентная молодежь
из хорошо оплачиваемой прослойки рабочих. Его рядовые
участники — едва ли не все английские рабочие. Подстре-
каемые «вождями», они требуют прибавки за прибавкой.
Им ее дают, ибо иначе они бастуют. «Успех поощряет ап-
петит. Каждая новая уступка становится отправным пунк-
том для предъявления новых претензий. Требования ра-
стут как снежный ком, и рабочие сами не знают, куда их
ведут... Стачка за стачкой, удар за ударом, пока капита-
52

лизм не будет разрушен ... К чему это приводит — мы
можем видеть сегодня в России. Если мы не проявим муд-
рость, мы увидим это завтра у нас». Автор статей утвер-
ждал также, что праву рабочих на стачки правительство
и предприниматели должны противопоставить свое право
на подавление стачек. Военный кабинет, заключал он, не
проявил должной твердости и идет к катастрофе. Его ре-
шительные действия (если он пойдет на них) будут под-
держаны общественным мнением.
Статьи о наличии в Англии революционного движения,
цель которого — низвергнуть капиталистический строй,
опубликованные в такой авторитетной газете, как «Таймс»,
привлекли всеобщее внимание. Судя по некоторым дан-
ным, они встревожили даже членов Военного кабинета 106.
Отклики на «Фермент революции» появились не только
в столичной, но и в провинциальной прессе. Сторонники
«твердой политики» безоговорочно одобряли все утверж-
дения анонимного автора. Возражения либералов носили
не столько принципиальный, сколько практический харак-
тер. Они утверждали, что автор «Фермента революции»
преувеличивает опасность и что в Англии не хватит «анар-
хистов» (т. е. революционеров) «даже на то, чтобы запол-
нить концертный зал» 107. Некоторые противопоставляли
«прусским методам» управления, к которым призывал
автор статей в «Таймс», либеральные реформы Черчилля.
В споре о методах управления, разгоревшемся вокруг
«Фермента революции», приняли участие не только про-
фессиональные политики и публицисты. Редакция «Таймс»
в течение всего октября публиковала многочисленные
письма рядовых читателей газеты с откликами на эти
статьи. Один из авторов писем советовал правительству
«набраться храбрости» и решиться наконец на «политику
твердых мер». Другой предлагал правительству устано-
вить максимальный уровень зарплаты рабочих. Когда этот
уровень будет достигнут, стачки окажутся бессмыслен-
ными, так как поднять заработную плату выше установ-
ленного лимита все равно будет нельзя. Количество стачек
резко сократится.
В некоторых высказываниях читателей явственно зву-
чал призыв к разгрому народных выступлений.
Опубликовала «Таймс» и несколько писем читателей,
несогласных с автором «Фермента революции». В одном
из них говорилось, что анонимный этот автор «немножко
53

подслеповат», если думает, что строгие меры правитель-
ства могут остановить революционное движение. «В Рос-
сии этого не произошло» 108.
Спор о методах управления перерастал в другой спор,
также немало в то время английское общественное мнение
волновавший, — в спор о демократии.
Империалистическая война, приводя к зажиму демо-
кратических свобод в воюющих странах, наталкивала наи-
более реакционную часть европейской буржуазии на мысль
о возможности и в мирное время укрепить свою власть,
сохранив военные, диктаторские методы управления.
В этом смысле первая мировая война уже одним тем, что
она шла, готовила почву для фашизма. Февральская рево-
люция в России — не столько само свержение самодержа-
вия, сколько последующее углубление революции, в кото-
ром многие западноевропейские буржуа видели результат
«чрезмерной демократизации», — еще более усиливали
антидемократические настроения в их среде.
Эта общая тенденция проявилась и в Англии, хотя
и в значительно меньшей степени, чем в странах, где со-
циальные противоречия были острее, а приверженность
буржуазии к демократическим и парламентским тради-
циям слабее.
Война способствовала падению роли и престижа бри-
танского парламента, и английские либералы были этим
весьма встревожены. Они много и горько писали о том,
что парламент стал «агентом правительства, вместо того
чтобы быть его хозяином» 109 и т. п. В свете революцион-
ных событий в России и рабочих выступлений в самой
Англии «правление без парламента» и растущее безраз-
личие к парламенту населения представлялись либералам
особенно опасными: ведь это английскую парламентскую
систему противопоставляли они русской революции. Они
громко жаловались поэтому на происшедший в Англии
«развод» между исполнительной и законодательной вла-
стью и на все лады доказывали неправоту тех «мужчин
и женщин», которые «высмеивают палату общин как из-
жившее себя и оторванное от жизни учреждение» 110.
«Мы стали регистраторами действий правительства и
орудием для поставки ему необходимых средств. Время ли
сейчас, когда авторитет правительства ставится под вопрос,
когда дух революции витает повсюду, время ли сейчас,
подходящий ли момент сейчас лишать представительные
54

учреждения их законных функций, уменьшая их автори-
тет в глазах народа?!» — восклицал в палате общин ли-
берал Коллинз 111.
Англия была страной прочных и давних парламентских
традиций, и как бы ни упал в этой стране авторитет пар-
ламента в годы войны, но партии, которая отрицала бы бур-
жуазную демократию и парламентские формы правления,
в Англии в эти годы не возникло. А исконный противник
либералов — партия консерваторов также была парламент-
ской партией, и ее члены не раз заявляли о своей верно-
сти парламентским традициям.
«Я чувствую, что престиж палаты не тот, каким он
был... Я считаю такое положение вещей трагическим...
Палата общин — это вместилище высшей политической
власти в стране. Нельзя преувеличить беды, которые, как
я думаю, грозят... Англии от постепенного упадка пре-
стижа палаты», — говорил консерватор лорд Сесил112.
И все-таки именно здесь, на крайнем правом фланге
английского торизма, велся в Англии в 1917 г. подкоп под
демократию. Попытка переоценить демократические цен-
ности явственно видна, в частности, на страницах «Мор-
нинг пост». Уже ранней весной 1917 г. эта газета не огра-
ничивалась призывами к «решительным мерам» в борьбе
с забастовочным движением. В ее редакционных передо-
вых встречались неоднократно выпады против демократи-
ческого метода правления, как такового. Газета протесто-
вала против стремления «политиканов» рассматривать
демократию как «некий божественный институт» и под-
черкивала, что демократия — это всего лишь «форма прав-
ления» и о ней, «как обо всякой форме правления, следует
судить по ее результатам113.
Подобного рода теоретические «откровения» сопровож-
дались обычно на страницах «Морнинг пост» ссылками на
Россию и по мере углубления русской революции звучали
все категоричнее и резче. «Истина в том, что демократия
находится под судом... Россия вступила на путь демокра-
тии, но это не принесло ей добра», — уверяла эта газета
8 июня.
После июльского кризиса в Петрограде и провала на-
ступления Керенского «Морнинг пост» высказалась против
демократической формы правления еще более решительно.
«Если быть совершенно откровенными, то мы не думаем,
что в этом воюющем мире могут сохраниться свобода и
55

демократия... Свобода, мы смеем сказать, находится при
последнем издыхании, а от демократии после ее злосчаст-
ного провала в России осталось... лишь мокрое место.
Прекрасные теории демократии похожи на бумажный зон-
тик: он защищает от солнца в хорошую погоду, но от него
мало проку среди ливней и ураганов войны».
Утверждениями о непригодности демократического об-
раза правления во время войны «Морнинг пост», однако,
не ограничивалась. «Деятельный и патриотический деспо-
тизм. .. может быть отличной формой правления, и многие
люди в глубине души предпочтут его бездеятельной демо-
кратии», — уже безотносительно к военному времени
утверждал автор цитированной выше передовой. «Демо-
кратия, — заявляла та же газета 9 октября 1917 г. — это
такая форма правления, от какой историки и мудрецы не
учат нас ожидать ничего хорошего. У нее репутация не-
устойчивой, близорукой, тиранической, склонной к кор-
рупции, а подчас и безумной и приводящей страну на
грань самоубийства». После этих «теоретических открове-
ний» автор передовой выливал очередное ведро помоев на
«русскую демократию» и на Ленина.
Выпады против буржуазно-демократической формы
правления встречались в 1917 г., хотя и в меньшем коли-
честве, и в некоторых других английских газетах и в «тол-
стых» журналах. Выходили на эту тему брошюры, вспыхи-
вали споры. «Парламент безнадежно прогнил. Его корни —
это сухая труха, а его ветви — сырая труха», — писал,
например, в своей книге «По следам войны» бывший ре-
дактор «Сатурдей ревю» X. Ходж.
У некоторых английских политических деятелей тяже-
лые времена порождали смутные помыслы о диктаторе
уже не только в России, но и в самой Англии — будь то
монарх или «лицо, наделенное особыми полномочиями».
Высказывались подобные мысли осторожно и обычно мас-
кировались историческими параллелями. «Мы прибли-
жаемся к положению, которое было в Афинах, когда
к власти пришел Перикл, — читаем мы в редакционной
передовой консервативного «Стейтист». — Вспомним: он
фактически контролировал демократию и правил Афи-
нами. Возможно, что и у нас человек, не принадлежащий
к новейшим организациям (очевидно, к рабочим органи-
зациям.— К. К.), придет к власти и будет фактически
руководить правительством страны» 114.
56

Сторонником «чего-то вроде диктатуры военного коман-
дования» объявил себя, выступая перед журналистами,
и газетный магнат лорд А. Ч. Нортклифф 115. В защиту
«деятельного и патриотического деспотизма», который
«может быть отличной формой правления», выступила,
как мы уже знаем, 8 июня и «Морнинг пост».
Предпринимались также попытки найти новое, более
безопасное для буржуа толкование самого понятия «демо-
кратия». Эта последняя тенденция явственно сказалась,
в частности, в письмах в «Таймс» руководителя одного из
колледжей Оксфорда — Кейза.
Сей ученый муж боялся революционизирующего влия-
ния русских событий на английский народ не меньше,
если не больше рядового английского лавочника. В своем
первом письме в «Таймс», написанном в начале июня под
явным впечатлением стачки машиностроителей, он сокру-
шенно говорил о том, что его соотечественники сейчас «до
известной степени одобряют революцию» в России, не
задумываясь над тем, что «революция — это заразная бо-
лезнь, которая может пересечь Ла-Манш». Но так как
Кейз все-таки был ученым человеком, то он попытался
подвести под свои опасения «теоретическую базу»: 2 тыс.
лет назад, заявлял он, философы понимали под демокра-
тией правление, основанное на общей воле и общем благе.
Но в XIX—XX вв. под демократией стали понимать прав-
ление большинства, а это опасно для меньшинства, кото-
рому грозит быть угнетенным и даже погубленным в де-
мократической стране. Революция, совершенная в ущерб
интересам меньшинства, должна быть поэтому признана
незаконной116.
Три месяца спустя мистер Кейз разразился новым
письмом в редакцию «Таймс». В этом письме он утвер-
ждал, что неограниченный суверенитет народа имеет тен-
денцию перерастать в деспотию или даже в анархию, «по-
добную той, какая сейчас царит в России». С этой точки
зрения Кейзу казалось, что даже призыв В. Вильсона к по-
слевоенной демократизации Европы «не нужен, опасен и
отдает французской революцией 1789 г.» И он с умиле-
нием вспоминал о том, как Англия в конце XVIII в. ре-
шительно воспротивилась «французской демократической
пропаганде в Европе» и как она, победив в войнах с Фран-
цией, «вступила в период долгого мира, беспрецедентного
счастья и процветания». «Почему не последовать такому
57

хорошему примеру?» — вопрошал Кейз, имея в виду уже
не французскую, конечно, а русскую революцию117.
Критикуя Вильсона, который был в то время кумиром
либеральных буржуа всей Европы, и слишком уж вольно
обращаясь с историей, Кейз, что называется, «хватил че-
рез край». Читатели «Таймс» не замедлили на это отреа-
гировать. Уже 7 сентября редакция «Таймс» опубликовала
два письма читателей, дававших отпор Кейзу. Автор од-
ного из них возмущался тем, что Кейз критикует «вели-
кого президента», который «осмелился в настоящий кри-
тический момент подать свой голос в пользу широко
распространенных надежд» (т. е. надежд на послевоенную
демократизацию Европы). Автор второго письма напомнил
ученому руководителю колледжа, что после 1815 г. насту-
пил период наиболее жестокой эксплуатации детского
труда в Англии и период деятельности Священного союза
и удушения свободы народов в Европе.
Тезис о «новом понимании» демократии возражений,
однако, не встретил. Да Кейз и не был одинок, высказы-
вая его. Заботу о «правах меньшинства» мы легко можем
обнаружить в письменных и устных высказываниях
английских консерваторов и даже либералов в 1917 г.
«В войну, а возможно, и в мирное время нельзя идти
вперед, бесконечно дебатируя и не навязывая мнения
меньшинства — большинству» (т. е. мнения буржуа —
пролетариату. — К. К.),— писал 19 сентября 1917 г.
реакционная «Морнинг пост». «Подлинная демократия
не означает осуществления абсолютной воли большин-
ства, это — осуществление общей воли» (курсив наш. —
К. К.), — утверждал три дня спустя либеральный
«Нейшн». Герцог Сельборн выразил в палате лордов эту
мысль, разделявшуюся многими его «братьями по классу»,
наиболее четко. «Как бы нужны ни были рабочие, они
никогда не станут более чем частью нации... Интересы
целого должны всегда превалировать над интересами его
части», — утверждал он в ноябре 1917 г.118
Все это не случайно.
Тезис о демократии как о правлении большинства был
приемлем для английских политических деятелей XIX—
первых лет XX в., конечно, не потому, что они не знали
арифметики и не понимали, что буржуа и помещики сами
по себе большинства английской нации отнюдь не состав-
ляют. Тезис о правлении большинства базировался в их
58

представлении на скрытом расчете на то, что правящие
классы ведут и будут вести за собой (непосредственно или
с помощью профсоюзных лидеров) английский пролета-
риат и это позволит им и впредь выдавать свои желания
за волю большинства.
Бурный 1917 год делал подобные расчеты все более
шаткими, и английские правящие классы, пока еще в лице
отдельных своих представителей, все острее ощущая себя
меньшинством, заговорили о правах последнего.
Было бы ошибочно пытаться связать отдельные вы-
пады против демократии, так же как и попытки пересмот-
реть само понятие демократии, в некую единую и цельную
систему взглядов. До создания такой системы в Англии
в 1917 г. дело еще не дошло. Однако и отдельные «парти-
занские» нападки на традиционную для этой страны ли-
берально-демократическую идеологию и фразеологию не
лишены значения. Вкупе с разгромом митингов англий-
ских Советов рабочих и солдатских депутатов они приоб-
ретают весьма выразительное звучание. К этому вопросу
мы еще вернемся.
К проблемам послевоенной реконструкции (т. е. к про-
блемам перевода экономической и политической жизни
страны на «мирные рельсы») английская пресса в 1917 г.
привлекала внимание своих читателей неоднократно. Га-
зеты были полны рассуждений на тему о том, что «мир
может прийти к нам так же неожиданно, как и война, и,
если он застанет нас неподготовленными, мы окажемся
в трудном политическом и экономическом положении119.
Конечно, в усиленном подчеркивании проблем завтраш-
него дня содержался немалый элемент расчета. «Вестмин-
стер газет» открыто признавала это, когда писала 7 ок-
тября, что «иметь разумное представление о завтрашнем
дне и поощрять национальные дебаты о нем — это лучший
способ удерживать все классы и партии объединенными
вокруг задач войны».
Не следует, однако, забывать, что послевоенная пере-
стройка действительно сулила правящим классам множе-
ство забот и что послевоенные проблемы уже в 1917 г.
тревожили их и на самом деле немало.
Признав под давлением обстоятельств необходимость
ограничить политические свободы в годы войны, либералы
59

горестно вздыхали о своем отказе «от дорогих им поли-
тических принципов» и всячески подчеркивали временный,
преходящий характер этого отказа.
Тезис о том, что конституционные свободы в Англии
должны быть во всей их полноте восстановлены «назавтра
после заключения мира», был в годы войны чем-то вроде
официального кредо английского либерализма. Повторяли
его либералы часто и настойчиво. За категоричностью ут-
верждений крылись между тем неуверенность, углубляю-
щийся кризис либеральных идей. Уже одна только обна-
ружившаяся в войну непригодность либерального метода
управления в чистом его виде для достижения победы
явилась серьезным ударом по либеральным доктринам,
породила у либералов ощущение неполноценности этих
доктрин.
Это сказывалось на постановке ими многих вопросов.
Так, вмешательство государства в экономическую жизнь
страны (характерное для военных лет) противоречило
принципу «свободы предпринимательства» и порождало
бурные протесты многих либералов, превозносивших пре-
словутую английскую «индивидуальную инициативу»,
на которой, как они уверяли, основывалась сила и слава
Англии.
Но успехи, достигнутые английской военной промыш-
ленностью под контролем государства, казались столь
разительными, что далеко не все либералы решались не
задумываясь этот военный опыт отвергнуть.
«Некоторым кажется, — полемизировала с привержен-
цами «свободной инициативы» либеральная «Пел-Мел га-
зет»,— что наше правительство после войны должно бу-
дет позволить частным лицам вести свои дела, как они
того захотят... Но прошлое не возвращается. Мы не
можем пойти назад, даже если бы мы того захотели, и
не должны желать этого, даже если бы мы могли» 120.
Но если жизнь заставляла многих либералов согла-
ситься с тем, что «вернуться к старому существованию»
невозможно, и если некоторые из них и действительно
были готовы «обменять старую ложку на новую», то
отказ от убеждений, составлявших самую суть либераль-
ной доктрины и, что называется, впитавшихся в кровь,
был все же делом не простым. Переход экономики на
рельсы государственного капитализма, пусть даже только
на время войны, воспринимался многими, если не всеми ли-
60

бералами весьма болезненно. «Мы так склонны мыслить
понятиями XIX—первых лет XX столетия, смотреть на
экономическую организацию общества в том виде, в ка-
ком она сложилась, как на нечто постоянное... почти
как на закон природы, что нам очень трудно — боль-
шинству из нас во всяком случае — найти в себе доста-
точно воображения или доброй воли, чтобы посмотреть
в лицо проблемам, возникшим в новых условиях и тре-
бующим новых методов для своего решения», — призна-
вал в мае 1917 г. один из лидеров либералов Асквит121.
Возможность беспрепятственно вернуться «назавтра
после заключения мира» к довоенным политическим по-
рядкам также вызывала у либералов немалые сомпения.
В либеральной прессе нет-нет да и проскальзывали го-
рестные признания в том, что «сломанные традиции бы-
вает нелегко возродить».
Однако на первом месте среди проблем завтрашнего
дня стояли не столько экономические вопросы, сколько
уже знакомые нам проблемы «сдерживания» народных
масс и наилучших методов управления ими (уже после
войны).
Наиболее реакционные группы консерваторов, втайне
надеясь, что правящим классам удастся укрепить свою
власть, сохранив и после заключения мира законы во-
енных лет, предпочитали до поры до времени на эту
тему не распространяться. Либералы, чувствуя, что их
старые приемы управления массами окажутся в после-
военное время недостаточно эффективными, ощупью ис-
кали новые. Они обращались к своим соотечественникам
с призывом «одержать не только военную, но и духов-
ную победу», «выдвинуть новые, свежие идеи» и взды-
хали о людях «с более широкими взглядами, чем люди
старых политических партий». «Война идей, которая
предстоит нам, будет столь же иссушающей, столь же
разрушительной, как и война армий», — мрачно предре-
кал 13 сентября 1917 г. «Нейшн».
Но речь шла не только о поиске идей. Как, например,
быть с восстановлением целого комплекса довоенных
прав и «привилегий» тред-юнионов: от запрета «развод-
нения» до запрета предпринимателю брать на работу
не членов профсоюза? Рабочие завоевали их в упорной
борьбе с предпринимателями и очень ими дорожили.
Но в 1915 г. правительство добилось от руководителей
61

тред-юнионов (а те — от рядовых своих членов) согласия
на отмену на время войны всех этих профсоюзных «воль-
ностей и прав». Оно громогласно и торжественно обе-
щало тогда восстановить их «назавтра после заключения
мира». Подсчитано, что члены английского правитель-
ства только в 1915—1916 гг. выступали с официальными
заверениями в том, что права тред-юнионов будут пол-
ностью восстановлены сразу после окончания войны, не
менее 12 раз 122.
Конечно, английские фабриканты и заводчики не были
все на одно лицо. В либеральной прессе 1917 г. не раз
встречается характерное деление предпринимателей на
«хороших» и «плохих»: «Хорошие» смотрят «поверх
своего баланса», т. е. интересуются не только непосред-
ственной выгодой, используют на своих предприятиях
в поисках дружеских отношений с рабочими либераль-
ные методы. «Плохие» не понимают велений времени.
Они видят в рабочем род «сырья для промышленности»
и хотят отмены всех законов, ограничивающих их само-
властие на предприятии. Поэтому они недовольны «ко-
леблющейся и неуверенной» политикой правительства и
требуют неуклонного проведения в жизнь запрета стачек.
Либералы, порицая вторых, всячески популяризиро-
вали опыт первых*.
Однако восстанавливать довоенные права тред-юнио-
нов английские предприниматели — и «плохие», и «хо-
рошие» — одинаково не хотели. «Ни один из 20 тыс. на-
нимателей, которые перестроили работу на своих пред-
приятиях и... обязались, что это только на время войны,
не имеет ни малейшего намерения восстановить на пред-
* Комиссия по обследованию причин рабочих волнений в север-
ных графствах Англии особо отметила показания Г. В. Стюарта,
технического директора одной из промышленных компаний,
о том, как он улаживает споры с рабочими. Он зовет людей
к себе в контору, и они все спокойно усаживаются за стол.
«Я с симпатией выслушиваю рабочих, смотрю на дело с их
точки зрения и представляю себе, какое было бы мое мнение
по данному вопросу, будь я рабочим. Потом я показываю им,
как обстоит дело с точки зрения нашей компании, и мы об-
суждаем обе стороны вопроса в дружеском тоне». Редакция
«Манчестер гардиан» перепечатала 2 июля этот рассказ дирек-
тора, подчеркнув, что он говорит с рабочими «как друг и со-
ветчик» и что его опыт учит «эффективно и быстро разрешать
рабочие конфликты».
62

приятии довоенные условия работы... Идти назад не-
возможно. Предприниматели откажутся это сделать. Пра-
вительство не сможет их заставить», — заявлял либераль-
ный «Нью-стейтсмен». Журнал этот утверждал далее,
что предприниматели (очевидно, «плохие») приватным
образом заявили правительству, что ему следует нару-
шить данное рабочим обещание и встретить лицом к лицу
тот «великий шум и гневный взрыв стачек», какие не-
сомненно последуют. Они, наниматели, писал «Нью-
стейтсмен», «не хотят отказаться от самовластия, кото-
рого они достигли, и заявляют, что намерены даже его
усилить...» 123
Английское правительство уже ее раз за годы войны
не выполняло данные рабочим обещания. Казалось бы,
еще один обман не должен был его смущать. Но в 1917 г.
потеря доверия рабочих и без того уже серьезно трево-
жила английские политические круги. «Это опасная так-
тика — невыполнение взятых на себя обязательств. Она
неизбежно порождает критику и подозрения», — преду-
преждала «Дейли ньюс» 124.
Дискуссия о том, как же быть с отмененными «при-
вилегиями» профсоюзов, шла в английской прессе в те-
чение почти всего 1917 г. Все ее участники соглашались
с тем, что с рабочими «привилегиями» надо покончить.
Но и консерваторы, склонявшиеся к тому, чтобы «рубить
сплеча», и либералы, звавшие правительство «проявить
такт» и «прийти к новому соглашению с рабочими», бо-
лее чем смутно представляли себе, как можно при этом
сохранить хотя бы видимость достоинства и уважение
рабочих. И это еще более усиливало ту «неуверенность
в будущем» 125, которую и без того после марта 1917 г.
испытывали правящие классы Англии.
А что произойдет когда «мальчики» вернутся с фронта
и потребуют работы? В Англии в это время военная про-
мышленность будет, сокращаясь, выбрасывать на мосто-
вую все новые сотни тысяч рабочих. Не объединятся ли
тогда демобилизованные солдаты с безработными и ус-
тоит ли под их ударами обветшавшее здание английского
капитализма?
Газеты писали о том, что в окопах зреет стремление
к новой жизни и что «те, кто вернется... выдвинут тре-
бование свободы, родившееся еще ранее и усиленное рус-
ской революцией»126. Буржуа были встревожены, и
63

мысль о «революции по русскому образцу», которая со-
вершится после войны, преследовала многих из тех,
у кого хватало хладнокровия не верить в немедленную
революцию в Англии.
Поиски методов и путей, которые отвели бы от анг-
лийских правящих классов революционную угрозу, и со-
ставляли основное содержание тех споров о периоде ре-
конструкции, какие шли в 1917 г. в Англии.
Призыв к сотрудничеству труда и капитала не был,
конечно, буржуазным изобретением 1917 г. Он издавна
служил излюбленным приемом буржуазных политиков.
Но в 1917 г. общая обстановка в Европе оказалась столь
тревожной и напряженной, что во многих странах
(и в Англии, в частности) буржуа с особым пылом ухва-
тились за эту реакционную утопию. И когда директор ору-
жейной компании в Бирмингеме заявил на ежегодном
собрании акционеров, что называется в своей среде: «Бла-
гополучие нашей компании будет непосредственно зави-
сеть от сотрудничества капитала и труда» 127, это была
уже не столько демагогия, сколько горестная констатация
невозможности без подобного союза продолжать эксплуа-
тировать рабочих.
Точно так же нельзя считать демагогией заявление
«Нейшн», что, «если не будет сделано организованной
попытки установить лучшие отношения между капиталом
и трудом, нас ждет крах» 128.
«Сотрудничества» надо было добиться, и отсюда сверх-
обычная частота и настойчивость призывов к нему. «Вы
не можете прочесть ни одной статьи об индустриальных
проблемах, — писала 10 июля «Вестминстер газет», — без
того, чтобы не натолкнуться на призыв к сотрудничеству
труда и капитала». Высказывания о том, что интересы
труда и капитала идентичны, что «труд и капитал
должны действовать сообща», «отношения между трудом
и капиталом надо улучшить», встречаются постоянно.
Писались на эту тему статьи, читались доклады. Не-
которые руководители промышленных фирм становились
членами Национального союза предпринимателей и лиц
наемного труда. Союз этот возник в декабре 1916 г., и
входили в него в качестве представителей рабочих неко-
торые лидеры тред-юнионов. Весной 1917 г. Союз, испу-
ганный русской революцией, организовал в Бирмингеме,
Ньюкасле, Суонси и других промышленных центрах се-
64

рию митингов, на которых рабочих и капиталистов призы-
вали к «братской дружбе».
На необходимости, добиваясь «сотрудничества», улуч-
шить материальное положение рабочих сходились не
только либеральные, но и многие консервативные журна-
листы. Все они наперебой обещали рабочим по окончании
войны более высокую заработную плату, более короткий
рабочий день, лучшие жилища. «Вестминстер газет», на-
пример, опубликовала большую (она шла в трех номерах)
статью о том, в каких мрачных, закопченных домах живут
шахтеры Южного Уэльса сейчас и какими веселыми, пол-
ными зелени и солнечного света станут шахтерские по-
селки после войны.
В этих обещаниях была демагогия, но была также и
осознанная необходимость пойти на реальные уступки ра-
бочим, чтобы «внезапный шторм не уничтожил старый по-
рядок вещей».
Политические деятели, публицисты убеждали рядового
буржуа раскошелиться. Они писали, что чрезмерное уд-
линение рабочего дня снижает производительность труда,
что условия работы на фабриках должны быть улучшены
не только в интересах рабочих, но и в интересах промыш-
ленников. Некоторые из них, точно предвосхищая аргу-
менты «века потребления», подчеркивали, что, чем больше
рабочий зарабатывает, тем больше он тратит.
Доводы и соображения экономического порядка пере-
межались политическими, и «Ивнинг стандарт», напри-
мер, доказывала желательность предоставить рабочим ак-
ции предприятия, на котором они работают. «От этого, —
утверждала газета, — стабильность нашей системы только
возрастет».
«Стейтист» также готов был видеть наилучший выход
из положения в том, чтобы сделать рабочего акционером
предприятия и тем ввести его «в чарующий круг капита-
листов». «В этом не будет ничего революционного, — пояс-
няла редакция журнала. — Дать возможность какому-то
количеству рабочих, у которых хороший характер ... стать
держателями акций — это лучший вид консерватизма» 129.
Голоса самих промышленников звучали в этом полити-
ко-публицистическом хоре сравнительно редко. Все же мы
знаем, что в уставе Федерации британской промышлен-
ности, в которую входили многие английские монополисты,
признавалась необходимость наладить связь «между рабо-
65

тодателями и рабочими, чтобы установить между ними дру-
жественные отношения... и предупреждать стачки».
А лорд Ливверхольм выступил с заявлением о том, что
экономически целесообразно установить для рабочих после
войны 6-часовой рабочий день. Это произвело сенсацию,
поскольку почтенный лорд был одним из крупнейших анг-
лийских заводчиков и именно как таковой получил свое
звание пэра. С его легкой руки вопрос о 6-часовом рабо-
чем дне обсуждался в газетах и тред-юнионистских кругах
и попал даже, отвлекая рабочих от более реальных задач,
в программу некоторых рабочих организаций.
Либералам одного только улучшения материального
положения рабочих казалось, однако, в создавшейся обста-
новке недостаточно. Уже с мая—июня 1917 г. либеральная
пресса писала о новых, возникших под влиянием русской
революции стремлениях рабочих.
«В старое время разногласия с рабочими сводились
к вопросу о заработной плате, продолжительности рабо-
чего дня и улучшении условий труда. Это была проблема
„хлеба с маслом"». Сейчас рабочее движение вышло за
рамки этой проблемы. «Они (рабочие. — К. К.) хотят те-
перь быть хозяевами своей судьбы, получить свою долю
в управлении производством», — утверждала 27 июня
«Манчестер гардиан».
«В рабочем классе сейчас зреет новый дух, вызванный
частично революцией, которую внесла в жизнь рабочих
война, частично — влиянием революции в России, — чи-
таем мы в «Нейшн».— До войны рабочие считали себя
частью промышленной системы... Жестокая школа окопов
научила солдат желать большего. Русская революция рас-
пространила это желание в тылу» 130.
Мемуары и письма той поры подобные высказывания
газет подтверждают. «В этой лихорадочной атмосфере
(т. е. в атмосфере, созданной рабочими выступлениями и
известием о революции в России. — К. К.), — вспоминает
современник, — у тысяч наемных рабочих появился новый
взгляд на вещи... Они мечтали о новой обстановке, может
быть о новом режиме на предприятиях. Им мерещилось
новое устройство общества. Рабочий контроль должен был
стать его главной целью и результатом» 131.
Требование рабочего контроля действительно выдвига-
лось в то время под воздействием событий в России некото-
рыми рабочими организациями, в частности шопстюардами.
66

Испуганными буржуа оно воспринималось как угроза
немедленного уничтожения всего класса капиталистов.
«Со времени русской революции, — читаем мы
в письме другого современника, — наш честный запутав-
шийся рабочий склонен думать... что эта революция все
изменила, что рабочий класс теперь на вершине и что
дело идет к тому, что богачей больше не будет» 132. А уже
знакомый нам Дж. Клайнс, выступая перед студентами
Оксфорда, говорил, что рабочие ныне вовсе не так по-
слушны, как 20 лет назад. У них появилась «склонность
к самоутверждению» и к тому, чтобы «смотреть своему
нанимателю в лицо» более открыто, чем раньше 133.
Ответом на новые требования рабочих должно было
стать, по мнению многих либералов, предоставление им
не только большей доли в прибылях, но и больших прав
в управлении производством.
Речь шла о том, чтобы дать рабочим возможность «бо-
лее непосредственно контролировать условия их работы»,
выдвигать их на административно-технические посты на
предприятиях и т. п.
«Чем шире рабочие будут привлечены к управлению
производством, тем ближе они станут к точке зрения пред-
принимателей»,— раскрывала 25 сентября расчеты сто-
ронников «промышленной демократии» «Пел-Мел газет».
Конкретной формой сотрудничества труда и капитала,
по мысли либералов, должны были стать объединенные
комитеты рабочих и предпринимателей.
В начале июня тред-юнион строителей вступил в пе-
реговоры с федерацией нанимателей о создании Нацио-
нального парламента строителей, который состоял бы на-
половину из представителей предпринимателей и наполо-
вину из рабочих. Рассматривать этот парламент должен
был меры для предупреждения безработицы, вопросы
о введении технических усовершенствований, лучшем ис-
пользовании опыта и знаний рабочих. «Главное даже не
то, что они (члены парламента. — К. К.) будут делать,
а тот принцип, который лежит в основе всего плана. Это —
возможность дружеского и длительного общения рабочих
и их руководителей», — писала 19 июня, приветствуя Пар-
ламент строителей, «Вестминстер газет».
Еще до этого, весной 1917 г., возглавленный либералом
Уитли парламентский подкомитет по вопросам послевоен-
ных отношений между рабочими и нанимателями принял
67

решение о желательности создать (после войны, а еще
лучше — во время нее) объединенные комитеты рабочих и
промышленников в каждой «организованной» отрасли про-
мышленности (т. е. в таких ее отраслях, где рабочие объ-
единены в тред-юнионы и где можно, следовательно, рас-
считывать на то, что лидеры последних войдут в комитеты
в качестве представителей рабочих). Предполагалось, что
в каждой такой отрасли промышленности станут действо-
вать объединенные комитеты трех степеней — фабричные,
районные и национальный. Принудительного характера
их постановления иметь не будут, главная их задача —
предупреждать возможные разногласия между рабочими
и фабрикантами. Комитеты Уитли (как их стали назы-
вать) займутся рассмотрением вопросов, связанных с улуч-
шением производственного процесса, с техническим обу-
чением рабочих и т. п. Разбирательство трудовых кон-
фликтов в их задачу не войдет: ведь как-никак, а коми-
теты Уитли должны наполовину состоять из представите-
лей рабочих!
Доклад «попал в точку». Комиссии по обследованию
причин рабочих волнений внесли пожелание о создании
объединенных комитетов в список своих рекомендаций
правительству, а правительство разослало экземпляры до-
клада доброй сотне рабочих тред-юнионов и ассоциаций
промышленников, прося их сообщить свое мнение.
Ответы пришли не сразу. И все время, пока судьба
предложения Уитли оставалась неясной, не прекращалось
его обсуждение в печати.
Даже «Морнинг пост», рьяно призывавшая к «твердой
власти», но отнюдь не чуждая социальной демагогии,
одобрила идею объединенных комитетов. Что же касается
либеральной прессы, то она и вовсе заговорила о «про-
мышленном самоуправлении», «новой эре в промышлен-
ности», уверяла, что комитеты «возместят рабочим жертвы,
которые те понесли в войну», и т. п.
За демагогической трескотней крылись, однако, плохо
маскируемые опасения: удастся ли выиграть игру, бросив
на стол эту карту? Станут ли объединенные комитеты же-
ланной формой сотрудничества труда и капитала? Помо-
гут ли они английской буржуазии без смертельных потерь
пройти через бури и грозы периода реконструкции?
Большинство либералов верило или делало вид, что ве-
рит в подобный исход, а «Экономист» в редакционной не-
68

редовой уверял даже, что комитеты Уитли спасут Англию
от «промышленного хаоса» 134. Произойдет это, поясняла
редакция журнала, не сразу. Первоначально наниматель
и представители рабочих «будут рычать друг на друга и
кусать друг друга, как сторожевые псы». Но со временем
рабочие научатся понимать, что «наниматель — не обяза-
тельно расхититель их мозгов и мускулов».
Однако не все либеральные органы печати были на-
строены столь оптимистично. «Дейли ньюс», приветствуя
предложение Уитли, осторожно замечала все же, что для
подлинной гармонии между рабочими и их хозяевами,
«нужно нечто большее, чем бумажная конституция» 135.
Некоторые либералы, понимая непримиримый харак-
тер разногласий между рабочими и хозяевами, пытались
все же отыскать нечто, их объединяющее, способное сде-
лать работу комитетов успешной. «В вопросах заработной
платы и продолжительности рабочего дня интересы пред-
принимателей и рабочих будут расходиться всегда, но и
те и другие равно заинтересованы в процветании своей
отрасли промышленности, в рынках сбыта и сырья, во
внедрении в промышленность достижений науки и в росте
выпуска продукции», — писал в «Вестминстер газет»
Э. Бенн. «Если труд и капитал представляют конфликтую-
щие интересы, это еще не значит, что они не могут рабо-
тать совместно, — уверял тот же автор в письме в «Нью-
стейтсмен». — Если весь этот народ (т. е. представители
рабочих и хозяев. — К. К.) соберется обсудить дела, в ко-
торых их интересы идентичны, то есть надежда, что дру-
гие вопросы, в которых их интересы расходятся, также бу-
дут обсуждаться с меньшей горячностью и с большей на-
деждой на успех» 136.
Ставка на личные контакты вообще играла немалую
роль в расчетах либералов. Любопытна в этом отношении
статья «Волнения в промышленности», опубликованная
в октябрьской книжке «Фортнайтли ревю» за 1917 г. Ав-
тор статьи заявлял, что, имей он власть, потребовал бы,
чтобы на каждой фабрике представители капитала и труда
по меньшей мере раз в неделю завтракали вместе и после
завтрака, за сигарой и стаканом доброго портвейна, обсу-
ждали свои дела, а также обязательно читали Вебб*.
* Сидней и Беатриса Вебб — экономисты и общественные дея-
тели, теоретики английского тред-юнионизма. Оценивая их труды,
69

В. И. Ленин характеризовал супругов Вебб как основательных
ученых и основательных оппортунистов (Ленин В. И. Полн.
собр. соч., т. 6, с. 61).
«Они сделали бы, таким образом, большой шаг на пути
к партнерству и взаимной симпатии, от которых зависит
будущность Англии». Проблема объединенных комитетов
также решалась автором статьи очень просто. Рабочие и
администрация предприятий, уверял он, найдут много тем,
по которым можно немедленно прийти к соглашению. Все,
что нужно, — это свести их вместе. Статья понравилась.
Выдержки из нее перепечатали многие либеральные га-
зеты.
Либералы торопили с организацией комитетов. «Если
наниматели и рабочие будут мудры и благоразумны, они
не станут ждать. Они встретятся без задержки», — писала
12 августа «Дейли ньюс». Члены правительства придер-
живались в общем такого же мнения, и 25 августа «Дейли
ньюс» удовлетворенно сообщила, что Черчилль намерен
создать еще до разрешения вопроса в принципе фабрич-
ные комитеты из предпринимателей и рабочих на всех
предприятиях военной промышленности. Он рассчитывает
уничтожить таким образом раздражение и недовольство
рабочих, комментировала газета.
В конце октября 1917 г. Военный кабинет, суммировав
ответы, полученные от заинтересованных организаций,
принял предложение Уитли. В циркуляре, который ми-
нистр труда направил вслед за этим ассоциациям предпри-
нимателей и исполнительным органам тред-юнионов, го-
ворилось, что объединенные комитеты будут признаны
официальными консультативными органами правитель-
ства по всем вопросам, касающимся данной отрасли про-
мышленности, и что правительство заинтересовано в их
скорейшем создании.
Уже одно то, что за организацию объединенных коми-
тетов ратовали буржуа, должно было побудить рабочих
отнестись к ним с подозрением. «Колл» имела более чем
достаточно оснований не поверить, что в этих комитетах
«капиталистический волк» оставит свои хищнические за-
машки» 137.
Ряд рабочих организаций, в том числе многие коми-
теты шопстюардов, высказались против комитетов Уитли.
70

Однако комитеты Уитли могли стать орудием одурма-
нивания масс, если бы представители рабочих слепо шли
в них за либеральными буржуа, но могли стать и плацдар-
мом борьбы рабочих за подлинную промышленную демо-
кратию, проводи в них рабочие свою, классовую, поли-
тику. «Бумажная конституция», рекомендованная Уитли,
могла повлечь за собой при должном поведении членов ра-
бочих комитетов необходимость новых уступок со сто-
роны буржуа. Оружие было обоюдоострым, и отнюдь не
случайно поэтому Федерация британской промышлен-
ности (одно из крупнейших в стране объединений пред-
принимателей) считала, что объединенные комитеты на
предприятиях (т. е. там, где на них будет сильнее сказы-
ваться влияние рабочих) могут стать «опасными» и
должны быть разрешены лишь в порядке эксперимента 138.
В конце 1917— в 1918 г., а также в первые послевоен-
ные годы в Англии появилось 73 объединенных комитета.
Ллойд Джордж писал: они «оказали нам (т. е. правящим
классам Англии.— К. К.) ценнейшие услуги» в период
реконструкции. Но так как оружие было обоюдоострым,
то, по словам того же Ллойд Джорджа, «в некоторых от-
раслях промышленности... эта система благоприятных ре-
зультатов не дала» 139.
* * *
Февральская революция в России, произведя глубочай-
шее впечатление на народные массы Англии и способст-
вуя обострению классовых противоречий в стране, вы-
звала взлет активности английских либералов, всячески
стремившихся это впечатление нейтрализовать, противо-
речия сгладить. Широко разрекламированный план либе-
ральных реформ не был в 1917 г. осуществлен. Но после
майской стачки машиностроителей либералы потребовали
от правительства отказа от метода принуждения и пере-
хода к политике «предупреждения стачек». Ллойд
Джордж, смущенный гневной реакцией рабочих на арест
руководителей забастовки, с этим требованием либералов
в основном согласился.
Руководимое им правительство не отказалось пол-
ностью от метода принуждения и продолжало при случае
объявлять стачки незаконными, однако после мая 1917 г.
оно уже не делало более попыток реализовать свои угрозы
71

и политика английского правительства в целом дала крен
в сторону либерализма.
Был ликвидирован ряд причин рабочего недовольства,
в частности увеличены пенсии семьям военнослужащих,
устранены неполадки в начислении сдельной оплаты,
весьма рабочих раздражавшие. Рабочие военной промыш-
ленности получили право свободно переходить с одного
предприятия на другое. Правительство отказалось, во вся-
ком случае на время, от намерения узаконить «разводне-
ние» на предприятиях гражданской промышленности.
Эти меры вовсе не носили иллюзорного характера.
Они были проведены, хотя неполадки в системе сдельной
оплаты были выгодны капиталистам, а «свидетельства
о проживании» и «разводнение» представлялись важными
для бесперебойной работы военной промышленности и
для «высвобождения» рабочих для фронта.
Либеральные мероприятия английского правительства
произвели благоприятное впечатление на рабочих. С июня
и по ноябрь 1917 г. в Англии не произошло более круп-
ных выступлений пролетариата (таких, как стачка маши-
ностроителей), хотя они подчас и назревали. Предупреж-
дать их английской правящей верхушке удавалось в зна-
чительной мере благодаря указанным выше либерального
типа уступкам, а также благодаря помощи лидеров тред-
юнионов.
Одновременно с непосредственным «сдерживанием» ра-
бочих в английской буржуазной прессе и в парламенте
шел спор о методах управления в период войны и в пе-
риод мира. Часть либералов «поднимала на щит» требо-
вание возврата к «свободному труду» довоенных лет. Они
звали к отмене запрета стачек и доказывали бесполез-
ность и опасность принуждения. Опасаясь, что после
войны их обычные приемы управления могут оказаться
неэффективными, либералы возлагали особые надежды на
достижение «сотрудничества труда и капитала» и призы-
вали промышленников этого сотрудничества достичь, при-
влекая рабочих, конечно в весьма ограниченных масшта-
бах, к управлению производством.
И в это же время (в конце лета—осенью 1917 г.) наи-
более реакционные группы английского общества органи-
зовали, рассчитывая таким путем укрепить власть экс-
плуататорских классов, разгром движения английских
Советов рабочих и солдатских депутатов (одинаково и
72

консерваторам и либералам ненавистного). В наиболее
реакционных органах прессы множились выпады против
буржуазно-демократического и парламентского методов
управления.
Неоднократно в 1917 г. возникали и объявляли о своем
намерении работать «в соответствии с новыми принци-
пами и на новых началах» и, конечно же, проявлять
«большее понимание точки зрения рабочего класса» но-
вые политические партии. Не имея ни сильных покрови-
телей, ни достаточных средств, ни четкой программы, они
исчезали, как мыльные пузыри, чуть ли не назавтра
после своего возникновения.

Глава 2
ФРАНЦИЯ
Осенью 1914 г. немецкие войска оккупировали 10 богатей-
ших департаментов Франции и шли к Парижу. После
битвы на Марне французы остановили их наступление,
но отвоевать занятые врагом департаменты не смогли.
В 1917 г. немцы, как и осенью 1914 г., находились в 80 км
от столицы. Линия фронта в течение всех лет войны пере-
секала территорию Франции.
В этих условиях война требовала от Франции макси-
мальной мобилизации всех сил и ресурсов, она уносила
у нее больше, чем у других стран, человеческих жизней.
20% всего населения (в деревнях — более 60% всех взрос-
лых мужчин) было в годы войны мобилизовано. Более
миллиона французских солдат к весне 1917 г. погибло и
пропало без вести.
Франция, как писал Ллойд Джордж, «истекала
кровью». Она еще «держалась на ногах... но временами
уже покачивалась» 1.
Экономика страны пришла в упадок. Оккупированные
немцами северные департаменты были богатейшими во
Франции. В канун войны они давали 60% всего француз-
ского чугуна и стали, почти половину угля, 20% пше-
ницы, более половины сахарной свеклы. В первые два
года войны потеря продукции этих департаментов еще
как-то компенсировалась усиленным экспортом из Англии
и Америки. Работа гражданской промышленности сокра-
щалась, но военные предприятия создавались заново (или
расширялись по заказу правительства, а нередко и на его
средства) в Южной и Юго-Восточной Франции, в част-
ности в бассейне Луары, в Сент-Этьене. Рабочих туда сво-
зили из окрестных городов и деревень. Они жили в от-
рыве от семей, в переполненных фабричных казармах, ба-
раках, питались всухомятку. С затяжкой войны они все
более открыто выражали свое недовольство.
74

Со второй половины 1916 г. в странах Антанты остро
стала сказываться нехватка морского транспорта, а с на-
чалом 1917 г., с объявлением Германией «тотальной» под-
водной войны, ввоз заморских товаров во Францию и
вовсе затруднился. Промышленность, даже военная, все
более страдала от нехватки топлива и некоторых видов
сырья.
Недостаток рабочих ощущался даже острее, чем недо-
статок угля и металла. Он лимитировал, в частности, рост
авиапромышленности, в которой было чрезвычайно заин-
тересовано военное командование2. От нехватки рабочей
силы задыхалось сельское хозяйство, которое правитель-
ство тщетно пыталось спасти, посылая на сельскохозяй-
ственные работы школьников, заставляя солдат обрабаты-
вать заброшенные земли.
Свою внутреннюю политику французское правительство
с первых дней войны проводило под лозунгом «священ-
ного единения». Это не помешало ему в тревожные дни
августа 1914 г. издать закон, объявлявший всю страну
на осадном положении. Железные дороги, почта, телеграф,
полиция контролировались военным командованием.
Военные власти получили право обыскивать дома частных
лиц, изымать оружие, запрещать собрания. Был рас-
пущен без указания срока созыва парламент, введена же-
сточайшая цензура печати.
От газет требовалось «публиковать все, что может раз-
жечь национальное чувство в стране», и умалчивать обо
всем, что может страну «встревожить и взволновать»3.
Правительство покорно выполняло указания военного
командования, и во Франции— не только в департаментах,
объявленных военной зоной, но и в глубоком тылу —
установилась фактически диктатура военных.
Рабочее законодательство, завоеванное пролетариатом
десятилетиями упорной борьбы, считалось если не юриди-
чески, то фактически аннулированным войной, и предпри-
ниматели пользовались этим, чтобы снижать жалованье
рабочим. «Нет больше прав у рабочих, нет законов о зара-
ботной плате, есть только война», — заявил военный ми-
нистр А. Мильеран делегации металлистов, выразившей
протест против невыносимо тяжелых условий труда4.
Когда война приняла позиционный характер и воен-
ная угроза, нависшая над Францией, несколько ослабела,
страна начала постепенно возвращаться к конституцион-
75

ному образу управления, но медленно, наталкиваясь на
сопротивление реакционных сил — так что остатки
«исключительного режима» первых месяцев войны даже
на последнем ее этапе во Франции сохранялись.
Парламент с 1915 г. собирался регулярно, но военные
власти сдавали свои позиции в управлении страной весьма
неохотно. Правда, осенью 1915 г. они кое-как примири-
лись с тем, что «штатское» министерство внутренних дел
взяло охрану общественного порядка в стране в свои
руки, но закон об осадном положении и в 1917 г. отменен
не был. И хотя наиболее суровые его статьи не проводи-
лись в жизнь, но возможность того, что они будут в жизнь
проведены, как дамоклов меч висела над народными мас-
сами Франции.
По мере того как в стране все острее сказывалась не-
хватка рабочей силы, номинальная заработная плата ра-
бочих военных предприятий росла, но реальная их зар-
плата неизменно оставалась ниже довоенной. Об отмене
войной рабочего законодательства предприниматели
в 1915—1917 гг. говорить избегали, но 400 тыс. женщин,
занятых в военной промышленности, и в 1917 г. работали
наравне с мужчинами по 10—12 часов в сутки, часто без
выходных, часто по ночам. Столько же примерно солдат,
откомандированных из армии для работы на военных за-
водах, могли быть за любую провинность, и прежде всего
за участие в стачке, возвращены на фронт или отданы под
суд военного трибунала.
Границы, в которых должна была во Франции прово-
диться политика «священного единения», оказались, как
видим, достаточно узкими. Но политика эта была правя-
щим классам нужна, и она проводилась. Ярым поборни-
ком ее являлся министр внутренних дел радикал-социа-
лист Луи Мальви.
Характеристики и оценки, даваемые Мальви современ-
никами и историками, противоречивы. Его называют и
крупным и средней руки государственным деятелем. Го-
ворят о нем как о «славном парне», которому Совет ми-
нистров, зная его любезность и такт, поручал улаживать
самые щекотливые вопросы. И говорят о нем (его полити-
ческие противники) как о холодном интригане, умело про-
водившем несколько политических интриг одновременно.
Единственное, что не вызывает у знавших Мальви со-
мнения, — его приверженность либеральному методу
76

управлений. В годы первой мировой войны Мальви ста-
рался, как он пишет в своей книге, дать Франции «макси-
мум свободы, совместимой с интересами национальной
обороны» 5, и прибегать «к насилию и жестоким мерам,
лишь исчерпав предварительно все другие способы воз-
действия» 6.
Практически это значило, что Мальви разрешал рабо-
чие собрания, если они носили «строго корпоративный»
(т. е. неполитический, неантивоенный) характер, и что он
лишь «в крайних случаях» давал своим сотрудникам санк-
цию на обыски в помещениях синдикатов (профсоюзов)
и на аресты профсоюзных лидеров. Он предпочитал доби-
ваться договоренности с ними.
Конечно, мягкость режима, установленного Мальви, не
следует преувеличивать. В стране в бытность его минист-
ром внутренних дел были проведены сотни обысков, аре-
стов, многие и многие противники войны брошены
в тюрьмы. Политика «священного единения» не мешала
Мальви насаждать на крупных предприятиях — под видом
рабочих — агентов охранки, так же как не помешала ему
предписать префектам обращаться к военным властям во
всех случаях, когда задуманная рабочими демонстрация
или стачка представлялись им опасными для обществен-
ного порядка, а уговорить организаторов рабочего выступ-
ления отказаться от своих планов не удалось. И все же
режим Мальви был мягче, чем если бы министр выдвигал
на первый план «политику насилия», мягче, в частности,
чем в Германии и Австро-Венгрии.
Стоит привести отзыв Ромена Роллана: «Ни Бриан, ни
Рибо, — писал он 18 июня 1917 г., — не дошли еще до
такого наглого самоуправства, до какого дошел граф
Штюргк*. Мы, благодарение богу, еще не видели у себя
служащего... приговоренного к смерти за перепечатку
и распространение антивоенных стихов (уже опублико-
* К. Штюргк —глава австро-венгерского правительства в 1911—-
1916 гг. В октябре 1916 г. он был убит социалистом Ф. Адле-
ром за отказ восстановить права австрийского парламента
(рейхсрата), распущенного 25 июля 1914 г. на неопределенное
время. Правящие классы Австро-Венгрии использовали убий-
ство Штюргка как повод для новых репрессий. В этой обста-
новке и стало возможным то, о чем рассказал Ромен Роллан.
77

ванных в газетах), как это произошло в мае 1917 г.
с Карлом Лангером из Фрейвальдена» 7.
В военной промышленности, в которой в 1917 г. было
занято более полутора миллиона рабочих, рука об руку
с Мальви и «в духе Мальви» действовал министр воору-
жения социалист А. Тома. Он способствовал организации
на военных предприятиях потребительских кооперати-
вов, рабочих столовых и т. п. При министерстве вооруже-
ния появились комиссии: жилищная, продовольственная,
условий труда. В них наряду с хозяевами входили также
и представители рабочих синдикатов (профсоюзов).
Все это были не бог весть какие нововведения, но
Тома не стеснялся на их основании говорить о некоем
«военном социализме», который он якобы вводит на пред-
приятиях.
Его демагогия имела успех у отсталых рабочих и
у многих буржуа. Ш. Моррас — лидер французского «ин-
тегрального национализма», монархист и один из самых
реакционных политических деятелей Третьей респуб-
лики— не скрывал своей симпатии к «социалисту».
Он особенно ценил Тома за то, что «ни идея классовой
борьбы, ни утопия социального равенства не ограничи-
вают его горизонта» 8.
В феврале 1917 г. Тома издал циркуляр об учрежде-
нии на больших военных заводах института делегатов
ателье (цехов). Предполагалось, что делегаты станут свя-
зующим звеном между рабочими и хозяевами и помогут
последним предупреждать стачки.
Скажем, забегая вперед, что Тома начал усиленно на-
саждать делегатов цехов на предприятиях летом 1917 г.,
по возвращении из России, куда он ездил уговаривать
русских рабочих продолжать войну. Очевидно, он рассчи-
тывал теперь посредством этой пародии на рабочее само-
управление нейтрализовать революционизирующее влия-
ние русских событий на французских рабочих. В цирку-
лярах, им изданных, заботливо предусматривались меры,
призванные «обезвредить» делегатов. Так, первоначально
предполагалось, что делегаты станут выбираться рабо-
чими по указанию хозяев или даже назначаться хозяе-
вами. Когда это вызвало протесты рабочих, Тома дал им
право свободного выбора делегатов. Но вскоре после этого
он издал новый циркуляр, в котором говорилось, что если
делегат будет «злоупотреблять своим авторитетом» и во-
78

обще «действовать вразрез со своей ролью примирителя» 9,
то даже чин делегата не спасет его от отправки на фронт.
Однако рабочие не мирились с подобными установле-
ниями. Они стремились превратить делегатов в подлинных
выразителей своих интересов. Хозяева, напуганные собы-
тиями в России, видели в делегатах ателье чуть ли не
подобие членов «русских Советов». Вокруг института, за-
думанного как орган «социального примирения», разгоре-
лась отчаянная борьба.
Лила воду на мельницу Мальви и оборонческая про-
паганда французского правительства, прессы (в том числе
и социалистической «Юманите»). Оккупация части фран-
цузской территории немцами позволяла им всем представ-
лять французскую буржуазию — одну из застрельщиц
мировой войны — невинной жертвой агрессии: «мы обо-
роняемся», «на нас напали», «мы боремся за освобожде-
ние нашей территории». Моррас и вовсе заявил, что Фран-
ция «борется за свою независимость» 10.
В первые годы войны, пока военное истощение Фран-
ции и порожденная войной экономическая разруха еще
не успели полностью сказаться, народные массы верили
буржуазной пропаганде. Они были настроены оборон-
чески, и политика «священного единения» приносила бур-
жуазии свои плоды. Стачки происходили редко, а те,
что происходили, представляли собой мелкие, непродолжи-
тельные, строго локализованные конфликты. Во Франции
царило внешнее спокойствие.
Но в январе—феврале 1917 г. прошли упорные и дли-
тельные стачки на военных предприятиях. Одна из них,
в Роанне, в которой участвовало более 6 тыс. человек,
сопровождалась демонстрациями против войны. Она «при-
няла характер мятежа» 11.
Весна 1917 г. была запоздалой и холодной. В ряде ком-
мун, в частности в промышленных коммунах Верхней
Саонны, не хватало хлеба. В очередях за продуктами и
топливом, затемно выстраивавшихся на улицах француз-
ских городов, раздавались мятежные возгласы, над голо-
вами торговцев, как писала газета «Тан», «сгущались
тучи» народного гнева 12. Начались погромы продовольст-
венных лавок и угольных складов.
79

I
В первые дни после свержения русского самодержавия во
Франции, как и в других странах Антанты, была пущена
в оборот (она продержалась недолго, события не замед-
лили ее опровергнуть) правительственная версия о том,
что революция в России совершена ради более энергич-
ного ведения войны. Усиленно муссировалось также срав-
нение русских событий с французской революцией конца
XVIII в.*
Империалистическая война, продолжения которой
французские буржуа ожидали от русского пролетариата,
приравнивалась ими к освободительным войнам француз-
ского Конвента.
Французское правительство, палата депутатов, сенат,
руководящие органы политических партий (в том числе
и. социалистической) выступали с цветистыми привет-
ствиями Временному правительству и «благородной рус-
ской Думе». За их славословиями крылась, однако, тревога:
не возьмут ли в России верх силы, выступающие против
войны? Тревога росла, и, как писала газета «Эвр», каж-
дое утро французы, разворачивая свою газету, спраши-
вали себя: «Что же в конце концов из всего этого (т. е. из
русской революции. — К. К.) получится?»13
Правящие круги боялись заключения Россией сепа-
ратного мира. Боялись революционизирующего воздей-
ствия русских событий на французский народ, и некото-
рые, как и в Англии, пытались бороться с этим воздей-
ствием, противопоставив революции реформу. «У нас нет
более во Франции Бастилии, которые надо разрушить
(т. е. нам не нужна революция. — К. К.), но нам пред-
стоит осуществить большую программу реформ». Их «тре-
буют обстоятельства», читаем мы в «Информасьон»14.
Все же голоса сторонников буржуазно-демократиче-
ских реформ звучали во Франции весной 1917 г. слабее,
чем в Англии, или, как увидим, в Италии. Возможно, их
заглушала цензура.
Уже со второй половины марта 1917 г. рабочие собра-
ния начали принимать восторженные резолюции, привет-
* В парижском «свете» возникла даже игра в параллели: Николай
Романов — Канет, его жена — Мария-Антуапетта, Распутин —
Калиостро и т. п.
80

ствовавшие «торжество революционной борьбы в Рос-
сии» 15.
1 апреля 1917 г. в Париже состоялся большой митинг
в честь русской революции — едва ли не первый массо-
вый митинг во французской столице с начала войны. За-
думанный его организаторами, руководителями буржуаз-
ной Лиги прав человека, как «патриотическая демонстра-
ция», он должен был обратиться к русским рабочим с при-
зывом продолжать войну. Митинг всячески заранее рек-
ламировали, о нем сообщали газеты и т. д. Пришли на
него 5 тыс. (по некоторым данным, 6 тыс.) человек. Среди
них были русские эмигранты, французские солдаты, бур-
жуа, много кадровых парижских рабочих. С трибуны вы-
ступал «цвет» французского и международного социал-
шовинизма: Э. Вандервельде, Л. Жуо. Но «патриотической
демонстрации» не вышло. В ответ на воинственные речи
аудитория требовала мира, улюлюкала, свистела, кри-
чала: «Да здравствует русская революция!», «Долой
войну!» 16
К широким массам французского народа понимание
русских событий как «революции мира» и как стимула
к борьбе за мир пришло несколько позднее, после краха
надежд, связанных с наступлением генерала Р. Нивелля.
Готовя в первые месяцы 1917 г. это наступление, фран-
цузский главнокомандующий не скупился на обещания.
Он предрекал молниеносный прорыв немецкого фронта,
освобождение оккупированных врагом департаментов, мир
победоносный и скорый. На фронте командиры получили
приказ «разогреть» свои усталые войска перспективой
близкой победы. Они говорили солдатам, что те врежутся
во вражеские части, как «нож в масло» 17. В тылу даже
глава правительства А. Рибо счел возможным, выступая
в палате депутатов, намекнуть на близкую победу: «Я на-
деюсь, я не могу ничего предсказывать, но я надеюсь, что
наши усилия приведут, наконец, к окончанию этой ужас-
ной войны» 18.
Истомленная войной страна впитывала в себя подоб-
ные заявления и обещания, как иссохшая земля воду.
В Париже, в провинции ждали близящегося победного
конца войны. Но, начавшись 16 апреля 1917 г., наступле-
ние генерала Р. Нивелля уже через час закончилось
провалом. Как известно, оно принесло гибель многим де-
сяткам тысяч французских солдат.
81

Для живших радостной надеждой французской армии
и тыла это было большой силы моральным шоком. «Все
сияние лазури не сделает светлее эти дни. Неудача по-
следнего наступления и разочарование в нем давит ужас-
ным грузом на страну», — писал 3 мая 1917 г. известный
французский писатель А. Жид19. «Тревожные события
держат нас за горло. Я запретил себе говорить об этом,
но я не могу думать ни о чем другом», — занес он в свой
дневник двумя днями раньше.
Теперь путь для понимания широчайшими массами
французов необходимости борьбы за мир был в значитель-
ной мере расчищен. Ответом французского народа на со-
бытия во Франции и в России стали стихийно вспыхнув-
шие * стачки в тылу и восстания во французской армии
в мае—июне 1917 г.
* Французская социалистическая партия заняла, как известно,
с началом первой мировой войны социал-шовинистическую пози-
цию и ее лидеры вошли в правительство. Однако уже в 1915 г.
в партии начала нарастать оппозиция социал-шовинизму лиде-
ров. К концу 1916 г. в ее рядах было около трети всех членов
партии, осенью 1917 г. — уже около половины. Но француз-
ская оппозиция социал-шовинизму распадалась на различные
течения, группы. Первую скрипку в ней играли центристы.
Критикуя политику социал-шовинистов на словах, они поддер-
живали ее на деле. Наиболее левые позиции занимал основан-
ный в 1916 г. Комитет по восстановлению международных
связей (КВМС). В него вошли те группы социалистов, которые
остались верны принципу классовой борьбы, а также лучшие
представители синдикального (профсоюзного) движения.
К комитету примыкала и группа по-боевому настроенных ин-
теллигентов: А. Барбюс — автор знаменитого романа о солдат-
ской жизни «Огонь», молодые литераторы Р. Лефевр и Поль
Вайян-Кутюрье. КВМС был связан с работавшей в Париже
группой эмигрантов-большевиков. Он выступал против под-
держки социал-шовинистами военных кредитов и против их
участия во французских буржуазных правительствах военных
лет. В конце 1916 г. Комитет опубликовал ряд нелегальных
листовок и брошюр, разоблачавших захватнические цели импе-
риалистов, а весной 1917 г. представитель комитета Лорио пере-
шел нелегально франко-швейцарскую границу для встречи
с В. И. Лениным, жившим тогда в Женеве. По возвращении
Лорио в Париж КВМС издал листовку, в которой призывал
французских рабочих и социалистов превратить «русскую ре-
волюцию во всемирную». Однако широких связей с массами
у КВМС не было. Его члены составляли узкую пропаганди-
стскую группу и направить, возглавить события, о которых
пойдет речь ниже, не смогли.
82

II
Массовые выступления французских солдат начались
17 апреля 1917 г., т. е. назавтра после «бойни Нивелля».
В последующие недели они шли учащаясь, и с 28 мая
по 7 июня 1917 г. во французских воинских частях вспы-
хивало в среднем по 7 восстаний в день, а 2 июня их про-
изошло 17. Со второй декады июня кривая солдатских
восстаний пошла вниз, и в конце 1917—начале 1918 г.
они вовсе прекратились.
В общей сложности количество солдатских выступле-
ний достигло 250. Две трети всех французских воинских
частей оказались в большей или меньшей степени втя-
нутыми в солдатское движение протеста. Не менее 40 тыс.
(а по другим данным, и все 100 тыс.) солдат активно
участвовали в нем20.
Солдатские мятежи вызвал сложный комплекс причин:
усталость солдат после трех лет войны, тяжелейшие усло-
вия окопного быта, крах надежд на скорое заключение
мира (в случае удачи наступления генерала Нивелля)
и т. п. Воздействие на бунтовщиков «русского примера»
(как событий в самой России, так и восстания русских
частей во Франции) не вызывает сомнений и подтвержда-
ется многочисленными свидетельствами современников и
документами эпохи. «Усталость, задержка отпусков, — пе-
речислял Г. Эрве, социалист в прошлом и ярый шовинист
в настоящем *, причины солдатского недовольства, — все
это ничего бы не значило без этой дьявольской русской ре-
волюции. .. Я получал письма от храбрых ребят с фронта.
Они серьезно полагали, что надо во Франции сделать
революцию, как в России. Комитет рабочих и солдат! Эти
слова имели для них магическое значение» 21.
* Густав Эрве — первоначально анархист, затем социалист, вы-
ступил в 1906 г. с полуанархистской, мелкобуржуазной по сути
концепцией борьбы с войной путем объявления всеобщей
стачки и восстания в момент мобилизации без учета не
только характера войны, но и общей ситуации в стране. Эта
левацкая «теория» не помешала, однако, Эрве занять в годы
первой мировой войны шовинистическую и проимпериалистиче-
скую позицию. Издаваемую им газету «Ля гьерр сосиаль»
(«Социальная война») Эрве после 1 августа 1914 г. переимено-
вал в «Виктуар» («Победа»).
83

В окопах циркулировали листы с подписями в пользу
создания французских комитетов рабочих и солдат.
В письмах солдат с фронта говорилось, что «русские ука-
зывают путь, которым надо следовать». Генерал Франше
д' Эспере признавал в частном письме, что русская рево-
люция служит солдатам образцом, а П. Пенлеве, описывая
восстание, которое он считал типичным, писал, что одни
его участники, бунтуя, ругают своих командиров, дру-
гие — восхваляют идеи русской революции и пример рус-
ских солдат.
Большинство солдатских выступлений длились день-
два, а то и несколько часов. Некоторые затягивались на
четыре-пять дней, на неделю. Чаще всего бунтовщики
отказывались идти на передовую и участвовать в наступ-
лении. Но нередко солдаты выдвигали политические тре-
бования, поднимали красное знамя и пели «Интерна-
ционал».
В страшную для правительства Франции первую не-
делю июня политический, антивоенный характер солдат-
ских мятежей проявился с особой силой. В эти дни сол-
даты, бунтуя, кричали не только «Долой войну!», по и
«Да здравствует русская революция!». Они собирались на
сходки, избирали по образцу русских комитетов рабочих
и солдат свои солдатские комитеты и вступали в контакт
с другими восставшими частями.
Именно в первые дни июня солдаты предприняли из-
вестную попытку пойти на Париж и заставить правитель-
ство заключить мир. Их остановили, двинув против них
кавалерию.
Одновременно с восстаниями в действующих частях
проходили антивоенные выступления солдат-отпускников
в поездах и на вокзалах. Освободившись на несколько
дней от офицерского надзора, солдаты чувствовали себя
вырвавшимися на свободу. Они били стекла вагонных
окон, ломали вагонное оборудование, кричали: «Да здрав-
ствует мир! Да здравствует Россия!» Справиться с ними
офицерам было нелегко: солдаты освобождали своих това-
рищей, если полиция решалась тех арестовать, нападали
на жандармов, и дело доходило подчас до кровопролития.
Так, цензор П. Оллар вспоминает: «Серьезные волнения,
приведшие к человеческим жертвам, произошли 10 июня
на вокзале Сен-Жермен де Фос. Эти новости цензура за-
держивает, но они просачиваются» 22. Волнения отпускни-
84

ков вспыхнули в 119 поездах и на 130 вокзалах, в том
числе и особенно на парижских23.
Подавление солдатских выступлений связано с именем
А. Ф. Петена. 29 апреля 1917 г. он был назначен началь-
ником генерального штаба, а 15 мая — главнокомандую-
щим французской армией. Выступая вскоре после этого
перед членами французского правительства, он заявил, что
для «успокоения» армии надо преподать примеры жесто-
ких расправ в каждом взбунтовавшемся полку и что
«первое впечатление террора необходимо» 24.
Имеется достаточно данных о том, какими способами
маршал Петен создавал «впечатление террора». Восстав-
ших солдат полагалось предавать суду военного трибу-
нала. Но нередко их расстреливали (без всякого суда) на
месте. Были и случаи децимирования (т. е. расстрела
каждого десятого) восставших воинских частей. Иногда
командир честным словом гарантировал «бунтовщикам»
жизнь. Они сдавались, и их казнили. Бывало и так, что
командир «усмиренной» части, не имея возможности рас-
правиться с полком или всей ротой, сам «назначал» за-
чинщиков из числа неугодных ему солдат. «Вот этот, —
говорил он, — этот, этот и этот».
1 июня Петен явочным порядком запретил предвари-
тельное расследование дел, рассматривавшихся военными
трибуналами. В последующие дни было ограничено, а для
присужденных к смерти и вовсе отменено право апелля-
ции к высшей судебной инстанции. Президент француз-
ской республики отказался в пользу Петена от принадле-
жавшего ему по конституции права помилования приго-
воренных к смертной казни.
Военные трибуналы решали теперь судьбу «бунтовщи-
ков», не собрав о них предварительных данных, без сви-
детелей, без документов. Командиры воинских частей, при
которых трибуналы работали, всячески «нажимали» на их
членов, требуя вынесения суровых приговоров. Смертные
приговоры должны были приводиться в исполнение не-
медленно по получении телеграфной санкции Петена. Да-
моклов меч навис и над теми офицерами, которые не
проявляли, по мнению главнокомандующего, должного
пыла в репрессиях. «Есть офицеры, — писал Петен 8 июня
1917 г. в циркуляре, адресованном командирам француз-
ской армии, — которые скрывают от своих начальников
признаки дурного настроения, царящего в их полках.
85

Другие не проявляют, респрессируя, должной инициативы
и энергии». Между тем «инерция равносильна соуча-
стию» — и генерал-аншеф решил «наложить на малодуш-
ных все необходимые санкции. Он, наоборот, поддержит
своим авторитетом всех тех, кто проявит силу и энергию
в репрессиях» 25.
Действовать одним только методом террора, и тем бо-
лее долго, было, однако, опасно. Это грозило всеобщим
взрывом. Военный министр Пенлеве, соглашаясь под на-
жимом Петена со всеми основными его требованиями,
«умолял» в то же время главнокомандующего быть уме-
ренным26. Даже такой заядлый сторонник «твердого
курса», как Р. Пуанкаре, просил Петена проявлять гуман-
ность, «дабы не поселить в душах солдат уныние и
злобу» 27.
Петен и сам не мог этого не понимать. Соединение мер
устрашения с мелкими поблажками и уступками солда-
там составляло основу его концепции «успокоения»
армии. 2 июня, в разгар солдатских восстаний и кровавого
их подавления, он распорядился, чтобы командующие
корпусами лично следили за подготовкой поваров для
походных кухонь, 9 июня потребовал от министра про-
довольствия увеличить отпуск свежих овощей для армии.
Были улучшены бытовые условия для отводимых с пере-
довой на отдых воинских частей, спешно даны индиви-
дуальные отпуска тем солдатам, которые их своевременно
не получили.
Для солдат, уезжающих в отпуск, теперь формирова-
лись скорые поезда, открывались на перевалочных пунк-
тах столовые, табачные киоски. Были призваны на по-
мощь благотворительные учреждения, и светские дамы
с очаровательной улыбкой протягивали утомленным от-
пускникам даровую чашку кофе. Одновременно на боль-
шие вокзалы были введены усиленные отряды полиции
и жандармов, были арестованы многие «подозрительные
штатские».
С конца июня антивоенные выступления солдат-от-
пускников стали происходить реже. В июле они вовсе
прекратились.
Движение пошло на спад. Но правящая верхушка
остро чувствовала неполноту и непрочность достигнутого
«замирения». Пункаре находил, что в армии затишье, но
она напоминает «воду, которая спит»28. А. Ферри, вид-
86

ный член палаты депутатов, посетивший летом 1917 г.
многие воинские части, считал, что в армии «огонь таится
под пеплом» 29.
Петен признавал (в строго приватной беседе), что,
хотя ему и удалось, как он полагал, улучшить моральное
состояние армии, оно «может снова быстро измениться» 30.
Теперь, когда были «преподаны устрашающие при-
меры», Петен охотно множил либеральные мероприятия
и охотно выступал в роли «доброго отца» своих подчинен-
ных. Он чуть ли не ежедневно посещал ту или иную воин-
скую часть, беседовал с офицерами, а иногда и с солдатами,
награждал орденами одних, одаривал табачком других.
Во второй половине июня, когда волна солдатских
выступлений спала, в армии было восстановлено во всей
полноте право апелляции, президент республики вернул
себе право помилования солдат, приговоренных к смертной
казни. Однако даже и поздней осенью 1917 г. система
французского военного «правосудия» не была еще сво-
бодна от «исключительных мер» весны и лета.
«Это недопустимо, чтобы защитник солдата, представ-
шего перед судом военного трибунала, назначался проку-
рором. Это беззаконие и это недопустимо, чтобы этому за-
щитнику не давали времени даже на то, чтобы посмот-
реть досье, и чтобы он не имел возможности общаться
с обвиняемым, но таков режим в настоящее время», — го-
ворил в палате депутатов республиканец-социалист Поль-
Менье31.
Вопрос о России занимал в петеновской схеме «успо-
коения» армии особое место. Генерал-аншеф утверждал,
что едва ли не главной причиной солдатских волнений
явилось то, что французская пресса слишком много пи-
сала о русской революции. Она должна была освещать
русские события «avec discretion» — «с умеренностью», и
ей вовсе не следовало доводить до сведения французских
солдат, что в Петрограде создан Совет рабочих и солдат-
ских депутатов, что в частях русской армии работают сол-
датские комитеты и что русские солдаты не должны более
отдавать честь офицерам32. Петен хотел, чтобы военная
цензура — и без того чрезвычайно суровая во Франции —
действовала еще строже и печать прекратила «разговоры
о России».
В политических кругах не все (даже сторонники Пе-
тена) с этим соглашались. Эрве, например, предпочитал
87

спекулировать на симпатии французских солдат к русской
революции. От наших пуалю (солдатиков) «можно еще
многого добиться, несмотря на их усталость, — заявлял
он. — Надо только сказать им, что судьба русской сво-
боды зависит частично от них» 33 (ибо нельзя позволить
немцам разгромить Россию).
Однако Пенлеве, в чьих руках находилась цензура,
отступал перед натиском Петена. В июне 1917 г. цензоры
получили приказ запретить газетам писать, пусть даже
не одобряя, о братаниях на русско-германском фронте34.
В августе русский военный атташе в Париже А. А. Иг-
натьев констатировал, что за последнее время «военная
цензура часто не решается пропускать наши официальные
сообщения, боясь неблагоприятного впечатления, которое
они производят на страну, и в частности на армию...
Военные критики, политические деятели стали избегать
упоминания о России» 35.
Полностью прекратить в печати «разговоры о России»
Петену, однако, не удалось, и он был этим весьма недо-
волен.
Известно, что французскому правительству (и фран-
цузскому командованию) долгое время удавалось держать
восстания в армии в тайне. Весной и ранним летом
1917 г. о них не знали ни немцы, ни союзники францу-
зов — англичане. Русский поверенный в делах в Париже
М. М. Севастопуло в разгар солдатских выступлений сооб-
щал в Петроград, что «под влиянием событий в России
в последнее время наблюдаются отдельные случаи броже-
ния и мятежей в некоторых французских воинских частях
(курсив наш. — К. К.)» 36.
От французского общественного мнения полностью
скрыть солдатские выступления все же не удалось. Поли-
тические и журналистские круги Парижа о том, что про-
исходит на фронте и какими методами Петен восстанав-
ливает там «порядок», в той или иной мере знали. Часть
их пыталась против этих методов протестовать. Либераль-
ная струя пробивала себе путь даже и в таком болезнен-
ном для правящих классов вопросе, как восстания
в армии.
Немолодой уже парижский адвокат Поль-Менье, кото-
рому суждено было вскоре стать жертвой развязанных
88

Ж. Клемансо * репрессий, в течение всей войны выступал
защитником рядовых солдат французской армии. Он вел
их дела в апелляционном суде, боролся в палате депутатов,
как ее член, за демократизацию военного судопроизвод-
ства и за то, чтобы «дать равные гарантии (правосудия.—
К. К.) всем обвиняемым, каков бы ни был их чин и ранг
в военной иерархии» 37. Он неустанно протестовал также
в палате депутатов и эзоповским языком в печати против
«незаконных, несправедливых и опасных репрессий», по-
средством которых военные власти усмиряли солдатские
восстания38.
Поль-Менье не был одинок в своей борьбе за правосу-
дие. В палате депутатов его выступления проходили под
одобрительные возгласы и аплодисменты на скамьях ле-
вой**. Вернуться к «режиму законности» в работе воен-
ной юстиции здесь звали, выступая, некоторые радикал-
социалисты и социалисты. Военная цензура не пропускала
в печать протесты против творившихся при подавлении
солдатских мятежей жестокостей и беззаконий, но такие
* Жоржу Клемансо в 1917 г. было 76 лет. В ранней молодости,
(в 60-х годах XIX в.), когда Франция еще была империей, он
участвовал в республиканском движении, в 1871 г., в дни
Парижской Коммуны, пытался «примирить» коммунаров с вер-
сальцами. В 80-х годах был лидером буржуазных радикалов и
выдвинул широковещательный план демократических реформ.
В 90-х годах XIX в. Клемансо активно защищал Дрейфуса —
офицера французского генерального штаба, еврея по нацио-
нальности, которого французская черносотенная военщина
ложно обвинила в измене. И все же жизненный путь Клемансо
шел вправо. После поражения Франции в войне с Пруссией
в 1870 г. он многие десятилетия ратовал за «войну-реванш»
с Германией и громил в своих устных выступлениях и статьях
французское правительство за недостаточно активную подго-
товку этой войны. Он добился отставки нескольких кабинетов
министров, и его прозвали «тигром» и «ниспровергателем ми-
нистерств». Самому Клемансо удалось до первой мировой войны
возглавлять правительство Франции лишь один раз — в 1906—-
1909 гг. В эти годы в стране происходили крупные выступле-
ния рабочих и крестьян. Правительство Клемансо подавляло их
безжалостно и жестоко. В 1914—1918 гг. Клемансо ратовал за
войну до полного разгрома Германии, а после Великой Ок-
тябрьской социалистической революции стал наряду с Ллойд
Джорджем одним из вдохновителей и организаторов интервен-
ции в революционную Россию.
** Т. е. на скамьях, на которых сидели депутаты левых партий
палаты — радикал-социалистов и социалистов.
89

протесты имели место. Так, 15 июня цензор вычеркнул из
макета очередного номера «Журналь дю пепль» слова
о том, что при проведении репрессий «снисходительность
должна взять верх над понятной нервозностью». 3 июля
цензура запретила газетам публиковать сообщение бур-
жуазной Лиги прав человека, просившей военного ми-
нистра восстановить во всей его полноте право осужден-
ного на апелляцию39, и т. п.
Когда спад солдатских восстаний стал явным, предло-
жения, имевшие целью «смягчить войну для солдат» (и
таким путем избежать повторения солдатских волнений),
посыпались как из рога изобилия. Авторами их теперь
бывали подчас и консерваторы и ярые реакционеры.
Газеты всех направлений из номера в номер пропаган-
дировали мероприятия, составлявшие основу петеновских
«реформ». В «Аксьон Франсе» III. Моррас требовал для
французских солдат их «доли» добычи, которая будет за-
хвачена у побежденного врага. В «Виктуар» Эрве распро-
странялся о том, что солдат надо вкусно кормить, предо-
ставлять им вовремя отпуска и т. п.
Любопытная статья об армии появилась 31 июля и
в такой сугубо шовинистической и милитаристской газете,
как «Журналь». Она была озаглавлена «Книги солдату».
Автор ее утверждал, что солдатам надо давать читать «ве-
селые книжки», а также книги по истории. Из последних
он узнает, что люди воюют друг с другом испокон веков,
и часто в условиях более тяжелых, чем нынешние. В биб-
лиотеках воинских частей должны быть также книги по
естественной истории и много популярных книг по астро-
номии, ибо звезды «учат спокойствию», а естественная
история — скромности (так как звери даже не подозре-
вают о наших страданиях).
В палате депутатов представители самых различных
партий и групп наперебой выступали теперь с предложе-
ниями об облегчении солдатского быта. Они предлагали
увеличить отпуск, полагающийся солдату каждые четыре
месяца, с 7 до 12, нет, лучше до 15, до 30 дней, предла-
гали выплачивать отпускникам по два франка в каждый
день отпуска, предлагали награждать орденами всех, кто
провел три, даже два года в окопах, награждать ими всех
раненых солдат, всех убитых солдат (посмертно). Выдви-
гались и различные проекты помощи демобилизованным
солдатам после войны.
90

Был внесен в палату проект закона об уголовных
санкциях за попытку оказать давление на членов воен-
ных трибуналов, целых два проекта о введении в состав
военных трибуналов, кроме офицеров, также и солдат,
дабы бунтовщиков впредь судили не только офицеры,
но и лица, равные им по рангу.
Авторы некоторых из этих проектов откровенно гово-
рили о руководивших ими побуждениях. «Если вы не
дадите солдаткам то, на что они имеют право, — береги-
тесь! Завтра они возьмут это сами!»—предупреждал
своих коллег депутат, внесший предложение об увеличе-
нии пособия семьям мобилизованных.
Далеко не все эти проекты и предложения принима-
лись, и не все даже обсуждались палатой. Большинство
из них так и оставалось лежать в недрах парламентских
канцелярий. Те немногие, что рассматривались и прини-
мались палатой, нередко задерживались сенатом. Кое-что
в придачу к мероприятиям Петена правительство и парла-
мент все же сделали. Были увеличены не до 30 или 15,
но все же до 10 дней солдатские отпуска, было увеличено
пособие семьям военнослужащих и обещано по два
франка в день отпускникам, был принят закон о вклю-
чении представителей солдат в военные трибуналы.
Но и сторонники жестких мер не складывали оружия.
В июне 1917 г. депутат Бребан внес в палату проект за-
кона об ужесточении судебных санкций за дезертирство.
Дезертировали из армии в то время многие, и на ули-
цах Парижа и других городов разыгрывались при их по-
имке бурные сцены, причем уличная толпа оказывалась
обычно на стороне дезертиров. Проект Бребана был, од-
нако, так суров, что его автор и сам предупреждал па-
лату: закон, который он предлагает, — это «обоюдо-
острое оружие» и пользоваться им надо осторожно. Проект
встретил сопротивление части депутатов. Палата его тем
не менее приняла.
В октябре 1917 г. в палате вспыхнул характерный спор
между сторонниками и противниками жестких мер. Речь
шла о предоставлении амнистии осужденным за различ-
ные «преступления» солдатам. «После трех лет войны
надо проявить великодушие. Это поднимет боевой дух сол-
дат», — убеждал палату социалист А. Жобер. Однако Пен-
леве смущало положение в России. «Великие примеры вот
уже несколько месяцев показывают нам, что происходит
91

в армии, в которой ослабела дисциплина», — ответил он
Жоберу. «Излишние репрессии приводят к тому же», —
возразил ему радикал-социалист Тисье 40.
Все же предложение об амнистии палата не приняла.
III
Стачки в тылу вспыхнули одновременно с восстаниями
в армии. Они начались в Париже в промышленности жен-
ской одежды. В начале войны хозяева, уверяя, что война
продлится два-три месяца, наполовину сократили заработ-
ную плату работниц. В 1917 г. последние все еще полу-
чали урезанный, половинный оклад. Их положение было
трагично, и весной 1917 г., когда русская революция
«пробудила женщин от летаргического сна»41, парижские
портнихи, вышивальщицы, корсетницы, цветочницы, кру-
жевницы поднялись на борьбу.
15 мая забастовали 250 швей модной парижской
фирмы «Дженни». К ним тотчас присоединились их то-
варки из других фирм. Забастовщицы требовали повыше-
ния заработной платы и английской рабочей недели *.
18 мая в Париже бастовало уже 3,5 тыс. работниц42.
Они устраивали шумные сборища в помещении биржи
труда и демонстрировали на Парижских бульварах.
В первые дни демонстрации проходили в основном спо-
койно. «Они молодые... смеются, поют. Огромное количе-
ство полицейских обеспечивает порядок», — занес в свой
дневник очевидец. «Бесконечные процессии смеющихся
женщин», — писал он несколько дней спустя43.
Парижская пресса первоначально не принимала или
не хотела принимать забастовщиц всерьез. Большинство
газет — от социалистической «Юманите» до консерватив-
ной «Тан» — писали о «маленьких ручках» и «милых за-
бастовщицах, таких грациозных, с букетиками цветов
у корсажа», а газета Клемансо озаглавила одну из своих
корреспонденции о стачках «Мими Понсон бастует».
* Т. е. такой, когда рабочий день в субботу наполовину урезан,
а заработная плата за него выплачивается хозяином пол-
ностью.
92

В этом благодушном хоре раздавались, однако, и пре-
дупреждающие голоса. «Не следует обманываться празд-
ничным видом забастовщиц, кокетливых, украшенных
цветами, полных молодости и веселья, которые шагают по
Парижу, распевая, как Гавроши...», за ними — «бесчис-
ленная армия работниц иглы, получающих жалкую зара-
ботную плату, плохо питающихся, живущих в плохих
жилищах», — заявлял Эрве44.
В напряженной обстановке тех дней даже и такие, ка-
залось бы, «веселые» стачки, как стачки парижских мо-
дисток, легко могли стать искрой, брошенной в порох. Пра-
вительство этого опасалось, и Мальви уже 16 мая собрал
в своем кабинете представителей забастовщиц и хозяев.
Лавируя и уговаривая, он пытался добиться их примире-
ния. Это удалось ему лишь после ряда таких собраний и
лишь после того, как он 22 мая внес в палату проект за-
кона о введении английской рабочей недели для женщин,
занятых в швейной промышленности. Но к этому моменту
забастовки распространились уже и на пищевую промыш-
ленность и на сферу услуг.
Бастовали официантки парижских ресторанчиков и за-
кусочных, сотрудницы банков и даже некоторых прави-
тельственных учреждений. Забастовки захватывали одну
за другой многочисленные отрасли народного хозяйства,
в которых в войну работали женщины, заменяя ушедших
на фронт мужчин. В кабинетах министра внутренних дел,
министра труда, министра общественных работ одна деле-
гация забастовщиц сменяла другую. Мальви и его коллеги
с утра до ночи только и делали, что убеждали, уговари-
вали, примиряли. Владельцы некоторых крупных фирм
(в частности, старинной парфюмерной фирмы «Коти»)
занимали непримиримую позицию. Большинство хозяев,
напуганных бурным взрывом забастовочного движения,
шли на уступки. Бывало и так, что растерянные хозяева
удовлетворяли требования своих рабочих и работниц еще
раньше, чем те успевали забастовать. Мальви удалось,
в частности, склонив хозяев к уступкам, предупредить
некоторые крупные, особенно опасные для правящей вер-
хушки стачки — железнодорожников, шахтеров. Он, не
скрывая, этим гордился.
Но не успевали Мальви и его коллеги «восстановить
мир» в одной отрасли промышленности, как в стачечную
борьбу вступала другая. 23 мая «Тан» констатировала,
93

что в Париже бастует 12 тыс. человек, 27 мая она писала
уже о 20 тыс., 31 мая — о 22 тыс. В дальнейшем число
забастовщиц продолжало расти. «Когда же мы покончим
со стачками? Вместо одной закончившейся возникает
10 новых!» — в нетерпении восклицали репортеры париж-
ских газет.
В третьей декаде мая начал меняться и характер дви-
жения. Теперь бастовали и мужчины, в том числе рабо-
тавшие на военных заводах. В демонстрациях участвовали
и нередко возглавляли их солдаты-отпускники.
Демонстрантки уже не довольствовались тем, что пи-
кетировали, как в первые дни стачек, помещения круп-
ных фирм. Они громили продуктовые лавки, кидали
камни в зеркальные витрины больших магазинов, пыта-
лись ворваться в них. Случалось, что хозяева, едва зави-
дев приближающуюся колонну забастовщиц, спешно
опускали металлические жалюзи витрин.
Иногда женщины шумной толпой шли к зданию пар-
ламента и встречали там насмешливыми репликами про-
ходивших депутатов.
Движение принимало характер политического и анти-
военного. Демонстрантки, бушевавшие на парижских ули-
цах и площадях, кричали: «Да здравствует мир!», «До-
лой войну!», «Верните наших мужей из окопов!».
Ромен Роллан занес в свой дневник рассказ очевидца
об одной из таких демонстраций. Тысяча женщин, собрав-
шись на площади, скандировала: «Нам не только хлеб
нужен! Мы хотим мира! Хотим возвращения солдат!» Ре-
дактора «Юманите» П. Реноделя, который пытался «успо-
коить» забастовщиц, они изругали. Офицера, протестовав-
шего против антивоенных возгласов, — прогнали45.
Полиция разгоняла демонстранток. Они собирались
вновь. В Париже, как писал английский посол во Фран-
ции лорд Ф. Л. Берти, царил «дух беспокойства» 46.
Антивоенный характер стачек пугал правящие круги
не только сам по себе, но и в силу того воздействия, ко-
торое стачки в тылу оказывали на восстания в армии.
В окопы вести о стачках приходили преувеличенными,
часто искаженными. Многие солдаты, бунтуя, кричали,
что «надо идти на помощь женщинам, ибо в Париже ре-
волюция». Другие, прослышав о столкновениях забастов-
щиц с полицией и войсками, кричали: «Наших жен уби-
вают!»
94

Газеты кинулись увещевать забастовщиц. Они вся-
чески старались вернуть движению его первоначальный,
экономический, характер.
28 мая газета Клемансо напечатала заметку, озаглав-
ленную «Письмо к Мими Понсон». Ее автор заявлял, что
видел «Мими» во главе демонстрации. Ее ноги были
в пыли, волосы растрепаны. Ей это не шло. «Не давайте
себя подбивать на манифестации! Они недостойны вашего
прекрасного сердца. Не кричите, не пойте!» Кончалось
письмо тем, что автор предлагал «Мими Понсон» вместо
того, чтобы участвовать в демонстрациях, поехать за го-
род, «в цветущие поля и леса» 47.
«Нужно ли бастовать, когда имеешь хорошую профес-
сию? Можно добиться удовлетворения своих требований,
и не отправляясь петь на улицах», — уговаривал назавтра
забастовщиц Клемансо *. «Разве нужно переворачивать
фиакры, чтобы добиться прибавки?» — вторила ему
1 июня «Эвр».
Но движение продолжало, нарастать, и «примиритель-
ные методы» Мальви начинали казаться все большему
числу политических деятелей, журналистов недостаточно
эффективными и энергичными. Они заявляли теперь, что
наступил «час санкций», и выражали недовольство тем,
что у «лидеров не хватает храбрости их применить». Не-
которые органы правой прессы писали, что «уличные
шествия в Париже пора запретить», а другие резко кри-
тиковали «политику инерции», проводимую, как они ут-
верждали, правительством, и в частности Мальви.
В программу «решительных действий» — ее поддержи-
вали теперь все консервативные и реакционные группы
французского общества — входили запрет левых газет,
арест левых лидеров, запрет рабочих демонстраций, а если
у полиции для этого не хватит сил, то посылка на борьбу
с забастовщицами воинских частей. «Ни ропот, ни вы-
крики, ни рабочие выступления не могут быть терпимы
перед лицом врага — Франция не нуждается ни в стач-
ках, ни в шествиях», — заявлял Моррас48.
* Забастовщицы пели множество различных куплетов. Париж-
ский корреспондент итальянской «Аванти» сохранил для нас
их песню об английской рабочей неделе: «Надо, чтобы каждую
субботу мы были свободны после обеда. Если хозяевам это не
нравится —тем хуже для них. Они могут в свое удовольствие
вопить сколько захотят» («Avanti», 1917, 31 mai).
95

26 мая к Мальви явилась группа парламентариев —
депутатов департамента Сена. Они требовали от министра
«действовать быстро и энергично». Однако Мальви,
чуть ли не ежедневно совещавшийся с профсоюзными ли-
дерами, в частности с секретарем Всеобщей конфедерации
труда Жуо, рассчитывал, что они помогут ему сдержать
движение, не прибегая к резким мерам. Профсоюзные
боссы, захватывая контроль над стихийно возникавшими
забастовками, действительно прилагали всяческие усилия
к тому, чтобы сдержать движение. Поэтому депутатам
Сены Мальви ответил, что его метод и без «разрыва с ра-
бочим классом» приведет к прекращению стачек и де-
монстраций, в то время как репрессии «могут привести
лишь к катастрофе» 49.
Вечером того же дня Мальви выступил на созванном
Рибо правительственном совещании. Он сказал, что берет
на себя ответственность за дальнейшее развитие событий,
и пригрозил подать в отставку, если призыв к репрессиям
будет правительством одобрен50. «Сейчас возможны две
политики, — говорил он неделю спустя на собрании пар-
ламентской группы радикал-социалистов, — политика ре-
прессий и политика доверия рабочим и их представите-
лям». Он, Мальви, решительно за вторую, ибо это «наи-
более верный способ поддержать порядок... и достичь
соглашения между рабочими и хозяевами» 51.
Группа единодушно приняла резолюцию, одобрявшую
действия Мальви, а Рибо на совещании 27 мая реши-
тельно встал на его сторону.
Все же некоторый сдвиг вправо в политике Мальви
в конце мая произошел. В «сообщении», разосланном им
27 мая редакциям газет, Мальви писал, что намерен со-
хранить нетронутыми профсоюзные свободы, но что, «ока-
завшись перед лицом манифестаций, чуждых чисто кор-
поративному движению (т. е. антивоенных. — К. К.), он
примет меры, необходимые для сохранения порядка». По-
сле этого полиция начала с удвоенным пылом разгонять
манифестации. На улицах Парижа стали происходить
многочисленные инциденты, подчас кровавые, множились
аресты.
Вот, например, что пишет консервативная «Фигаро»
о действиях парижской полиции 30 мая 1917 г. В тот день
демонстрантки прикололи к своим платьям красные
ленты, что придало их манифестациям «вид, которого они
96

еще не имели». Несмотря на «рекомендованную ей сни-
сходительность», полиции пришлось «вмешаться». Она
рассеяла колонну из 300 забастовщиц, «чье поведение и
возгласы не могли быть терпимы», на одной улице, ко-
лонну из 200 забастовщиц, которые шли с красным зна-
менем, — на другой, колонну тоже из 200 забастов-
щиц, которые отправились снимать с работы своих то-
варок, еще работавших, — на третьей, и колонну из 300
забастовщиц неизвестно за что — на четвертой улице Па-
рижа. Кроме этого, полиция рассеивала группы забастов-
щиц на бульварах и производила аресты. Сколько человек
оказалось арестованными 30 мая, мы не знаем, но на сле-
дующий день, ничем особым не выделявшийся, в Париже
было арестовано более 40 демонстранток и демонстрантов.
Суды, военные и гражданские, ежедневно рассматри-
вали их дела. Они присуждали к нескольким неделям, а то
и к месяцам тюрьмы. Солдаты, примкнувшие к забастов-
щицам, получали за аналогичные «преступления» не-
сколько лет тюремного заключения.
Такова была, например, участь канонира А. Брис-
сона. 30 мая, проездом попав в Париж и узнав, что в го-
роде манифестации, он оставил свой отряд и, явившись на
Бульвары, встал во главе группы манифестанток, а затем
ворвался вместе с ними во двор фабрики, где они рабо-
тали, и кричал, что надо убить патрона. Это стоило ему
трех лет тюрьмы.
К трем и пяти годам тюрьмы были приговорены сол-
даты Розе и Тесье. Они участвовали 29 мая в манифеста-
ции забастовщиц перед биржей труда и, как сказано
в газетном отчете, «подстрекали работниц к стачке, непо-
слушанию и насилию».
Солдатам-отпускникам, жившим до войны в провин-
ции, был затруднен въезд в столицу. По всему Парижу
были расклеены афиши военного командования, сообщав-
шие, что отпускники «в своих собственных интересах» не
должны участвовать в демонстрациях женщин.
В провинцию стачки перекинулись в конце мая. В на-
чале июня они шли уже в Лионе, Марселе, Бордо, Гре-
нобле, Лиможе, Амьене, Руане, Нанси, Монбризоне,
Авиньоне и других больших и малых городах Франции.
Здесь многое происходило «по парижскому образцу». За-
бастовочное движение охватило сначала женщин, затем
мужчин. Забастовки сопровождались демонстрациями, не-
97

редко бурными. Бастующие, как и в Париже, громили
продуктовые лавки, кидали камни в витрины магазинов,
переворачивали фиакры, кричали: «Да здравствует мир!
Долой войну!» Так было, в частности, в Марселе, где ба-
стовали докеры морского порта и где полиция, «усми-
ряя», арестовала 200 человек. Город патрулировали, ох-
раняя «порядок», отряды жандармов.
В Тьере народ разгромил помещение субпрефектуры,
в Орийаке — помещение жандармерии. В Бийянкуре за-
бастовщицы, восклицая «Долой войну!», бросали в жан-
дармов кирпичи. Жандармы стреляли в безоружную
толпу.
Подобные вспышки кровавых волнений не носили во
Франции массового характера и не были для нее ти-
пичны (хотя назревание революционного кризиса и за-
шло в это время во Франции дальше, чем в Англии). Они
составляли, однако, по выражению современника, «„зад-
ний план" этого лета, мрачного, как зима» 52.
Мальви, предоставляя полиции и жандармам бороться
с «эксцессами», требовал от префектов по отношению
к стачечному движению в целом той же политики «по-
средничества и примирения», какую он проводил в Па-
риже.
Большинство префектов следовало его указаниям. Они,
как и их шеф, собирали в своих кабинетах представителей
хозяев и рабочих, упрашивали, примиряли. Некоторые,
боясь революции (а ее тогда боялись во Франции многие
чиновники, как и многие буржуа), бомбардировали Па-
риж просьбами о присылке войска. Но в Париже не ре-
шались «рвать с рабочими» да и не имели достаточно во-
инских частей для рассылки их по провинциям. Поэтому
префекту Луары прислали из Парижа вместо просимых
им солдат двух... «умелых» чиновников. Они связались
с руководителями местных профсоюзов и в короткий срок
организовали в департаменте, в частности в Сент-Этьене,
сеть рабочих общежитий и кооперативных столовых, что
несколько разрядило царившее в городе напряжение. Это
было вполне в стиле Мальви, и он с удовольствием вспо-
минает об этом эпизоде в своей книге53.
Однако стремление решать конфликты миром прекрасно
уживалось в Париже с подготовкой к «военным дейст-
виям» на внутреннем фронте. В начале июня редактор
«Юманите» социал-шовинист Ренодель огласил на засе-
98

дании палаты депутатов инструкцию, датированную
30 мая и разосланную от имени Пенлеве военным губерна-
торам Парижа, Лиона, а также командующим воен-
ными, округами всей Северной Франции. Инструкция
предписывала им разработать план мероприятий, ко-
торые они должны будут провести в жизнь
«в некоторых случаях», т. е. в случаях особо серьезных
забастовок, нарушений общественного порядка и т. п. Для
этого требовалось взять на учет все воинские части в ок-
руге, а так как их было мало и не все они были надежны,
то и солдат-отпускников, отставных военных и даже ра-
неных, находившихся в госпиталях, а также заводы,
шахты, порты и т. п., которые предстоит занять войскам
в случае рабочих выступлений.
Оглашенная на секретном заседании палаты, эта ин-
струкция вызвала форменный скандал: выкрики социа-
листов о подготовке правительством гражданской войны,
одобрительные реплики по адресу Пенлеве на скамьях
центра и правой54.
Волна стачек начала спадать с середины июня после
того, как палата депутатов 29 мая и сенат 9 июня
в спешном порядке приняли закон об английской рабочей
неделе, а многие категории работниц добились прибавки
заработной платы.
Всего в мае—июне 1917 г. во Франции прошло
375 забастовок. В них участвовало 185 тыс. человек. Из
них около 100 тыс. (80 тыс. женщин и 20 тыс. мужчин) --
в Париже и его окрестностях.
IV
Май—июнь 1917 г. стали для французских правящих
классов периодом чрезвычайной тревоги. Восстания в ар-
мии в разгар мировой войны повергли политические круги
в ужас. «Вы не можете себе представить, что это озна-
чало для нас, знавших все, что происходило час за ча-
сом. .. И речи не могло быть ни о правде, ни о справедли-
вости. Надо было любой ценой беспощадно подавлять сол-
датские мятежи, прежде чем они не охватили всю
армию!.. Надо было любой ценой поддерживать командо-
вание, скрывать его ошибки, оберегать его престиж» 55.
Роже Мартен дю Гар, писатель, с большой чуткостью
показавший в своем романе общественные настроения во
Франции 1914—1918 гг., имел все основания вложить эти
99

слова в уста одного из своих персонажей — крупного ди-
пломата, бывшего в курсе всей «тайной истории» тех лет.
Ведь признавался же один из ближайших сотрудников Пе-
тена — генерал Серриньи в том, что им владело в дни вос-
станий «сознание бессилия» 56. Говорил же Пенлеве в на-
чале июня 1917 г. на секретном заседании палаты, что по-
следние недели «были самыми тяжелыми в его жизни» 57.
А к восстаниям на фронте, как мы знаем, присо-
единились стачки в тылу, экономический кризис, события
в России. Эти последние вызывали во французских поли-
тических кругах тревогу уже не только своим воздейст-
вием на военную активность союзной страны, но, как пи-
сал русский поверенный в делах во Франции Севастопуло,
и «ввиду несомненного влияния русского демократиче-
ского движения на массы французского рабочего
класса» 58. Тревожило правителей Франции и положение
в провинции.
Известный французский историк П. Ренувен, изучав-
ший донесения префектов за 1917 г., пишет, что лишь
10 из них сообщали в мае — июне того года об «удовлет-
ворительном состоянии умов» в своих департаментах:
5 префектов отмечали, что моральное состояние населе-
ния «посредственное», многие указывали на различные
симптомы подавленного состояния. В 10 департаментах
население было «возбуждено». Префекты Верхней Га-
ронны и Воклюза отмечали, что население их департамен-
тов хочет «мира любой ценой», а префект Жиронды —что
«слово «революция» у всех на устах» 59.
Многим французским политическим деятелям (не го-
воря уже о рядовых буржуа) казалось в те дни, что во
Франции началась революция, что их страна «на краю
пропасти», «идет к катастрофе» и т. п.60 Но в июле 1917 г.
волна народных выступлений шла на убыль. «Весеннее
наступление» французских трудящихся было отбито пра-
вящими классами с помощью комбинированных мер тер-
рора, уговоров и поблажек, напряжение в стране не-
сколько ослабело и обсуждение уроков минувшей весны
началось во французском парламенте и в печати в обста-
новке относительно спокойной. Строго говоря, об обсужде-
нии здесь можно писать лишь условно, ибо упоминаний
о восстаниях в армии военная цензура в печать по-преж-
нему не пропускала, о стачках позволяла писать не всё
и не всегда. Однако отдельные высказывания, даже
100

статьи по рабочему вопросу сквозь цензуру пробивались.
Суммируя их, мы можем составить себе представление
о позиции и доводах сторонников двух путей «разрешения
рабочей проблемы».
Приверженцами либеральной рабочей политики высту-
пали радикал-социалисты, некоторые более мелкие партии
и группы, а также социалисты. Все они звали к «свя-
щенному единению» труда и капитала (столь нужному
в войну буржуазии), заявляли, что хозяева должны, не
дожидаясь, пока вспыхнут стачки, по своей инициативе
делать «законные уступки» рабочим61, и уверяли, что
«опасных конфликтов нынешнего лета можно было избе-
жать с помощью предварительных переговоров и согла-
шений» 62 .
Подобные взгляды разделялись, по крайней мере тео-
ретически, не только политическими деятелями и журна-
листами, но и многими промышленниками. В докладе ад-
министративного совета Федерации французских промыш-
ленников и коммерсантов говорилось, что Федерация эта
стремится «разумными взаимными уступками... избежать
повторения конфликтов, которые... вредны рабочим так же,
как и промышленникам», и надеется таким путем до-
биться установления «социального мира». Доклад этот,
как сказано в «Тан», был единогласно одобрен на общем
собрании членов Федерации *.
Конкретные способы достижения «социального мира»
рекомендовались различные: от создания объединений хо-
зяев и рабочей «элиты» до традиционных для буржуазии
различных стран попыток привлечь рабочих к участию
в прибылях.
Еще в начале апреля 1917 г. палата депутатов при-
няла закон, согласно которому акционерным обществам
разрешалось выпускать специальные акции для рабочих.
«В течение 50 лет мы жили под игом марксистской докт-
рины, уверявшей, что хозяин жиреет на поте рабочих, и
не видели, что интересы хозяина и рабочего не ущемляют
* Теоретические эти соображения не мешали французским про-
мышленникам жесточайшим образом эксплуатировать своих
рабочих. В конце июня 1917 г. радикал-социалист Шассинг
писал в меморандуме палате депутатов о многих владельцах
фабрик, которые отказываются признать условия и тарифы,
принятые за последние два месяца синдикальными палатами.
На одну фирму, которая принимает конвенцию, выгодную для
рабочих, приходится пять фирм, которые от этого уклоняются.
101

друг друга», — писали тогда сторонники «социального
примирения» 63.
Однако акционерные общества не торопились восполь-
зоваться данным им разрешением, и 26 июня член «рес-
публиканской левой» Л. Дешан внес в палату проект
закона, по которому участие рабочих в прибылях станови-
лось обязательным для всех государственных предприя-
тий. «Будь это так, уже сегодня, — писал Дешан
в «Виктуар», — мы не имели бы недавних стачек»64.
Тенденция к подкупу, к коррупции, которая лежала
в основе проектов об участии рабочих в прибылях, явст-
венно сказалась и в ходе обсуждения в сенате 21 июня
1917 г. закона о предоставлении рабочим синдикатам пол-
ноты прав юридического лица. Практически речь шла
о предоставлении им права неограниченного владения не-
движимым имуществом. «Владение недвижимой собствен-
ностью, — утверждали сторонники закона, — сделает
французские синдикаты и их членов умеренней и «спо-
койней». Они поймут, что «управление собственностью
имеет одновременно свои трудности и свое величие»65.
Они станут собственниками сами.
Закон был принят.
Приверженцами «твердой политики» и «решительных
действий» являлись члены парламентской правой, боль-
шинство членов центра и даже какая-то часть радикалов.
В сенате их взгляды поддерживало большинство, а вне
парламента — влиятельные консервативные газеты, такие,
как «Тан» и «Фигаро». Их крайне правый фланг зани-
мали монархисты. Из-за кулис в их духе действовало во-
енное командование во главе с Петеном.
Чисто экономические требования забастовщиков осо-
бого внимания сторонников «твердой власти» не привле-
кали. Конечно, и здесь не обходилось без отдельных выпа-
дов консервативной прессы. Редактор «Фигаро» А. Капю
звал, например, своих единомышленников «сказать
рабочим, что буржуа страдают от дороговизны так же, как
и они, и что пора дискуссий на социальные темы уже про-
шла или еще не наступила» 66. Некоторый ропот вызвало
и обсуждение в сенате закона об английской рабочей не-
деле. Сенаторы заявляли, что проект этот внесен в па-
лату «под воздействием улицы» и что правительство не
должно вмешиваться в регламентацию труда. Но, возра-
жая против закона об английской рабочей неделе, сена-
102

торы заранее знали, что они его примут: уж слишком
грозными казались им раздававшиеся на улицах фран-
цузских городов возгласы: «Долой войну!» «Этот проект
закона архиплох, но это не помешает мне его принять»,—
говорил один сенатор. «Те, кто выступает против вас, те
будут голосовать за вас», — обращался к членам прави-
тельства другой67.
Закон об английской рабочей неделе сенат действи-
тельно принял без каких-либо изменений и добавлений.
Но если правые и готовы были примириться с грошо-
вой прибавкой к заработной плате, которой добились вес-
ной 1917 г. работницы, и даже на худой конец с некото-
рым сокращением их рабочего дня, то с политическим,
антивоенным характером рабочих выступлений они при-
мириться не хотели. Он их тревожил и возмущал чрезвы-
чайно. А так как рабочее движение во Франции все более
приобретало именно такой, антивоенный, характер, то пра-
вые яростно обрушились на рабочие организации, митинги,
собрания, стачки.
Практические требования правых по борьбе с рабочим
движением представляли собой целую шкалу оттенков.
Все они резко критиковали «инерцию» правительства и
призывали «ударить без промедления по пропагандистам
мира». Более умеренные считали, что для этого доста-
точно решительного применения уже существующих за-
конов. Более крайние звали к изданию новых, особо суро-
вых. Одни заявляли, что стачки, даже и в гражданской
промышленности, следует запретить. Другие требовали,
чтобы мобилизованным рабочим военных предприятий
платили не больше, чем солдатам на фронте. Наиболее
оголтелые настаивали на роспуске рабочих синдикатов,
бирж труда, на аресте их лидеров. А так как подобные
требования, идя вразрез с политикой «священного едине-
ния», наталкивались на противодействие Мальви и так
как Мальви не смог удержать стачечное движение мая-
июня 1917 г. в рамках чисто экономических требований,
то нападки на либерального министра внутренних дел не
прекращались.
Тот факт, что Мальви был близок с одним из лидеров
радикал-социалистов Ж. Кайо, в котором видели в то время
главу французского буржуазного пацифизма, делал эти
нападки еще ожесточенней. Велись они широким фрон-
том, исходили от газет, сенаторов, депутатов. «Это непо-
103

стижимо, что правительство не препятствует пацифист-
ской пропаганде в час, когда моральное состояние страны
так нуждается в укреплении! — восклицал Эрве. — Чего
ждут, почему не запрещают газеты и брошюры, которые
творят это дело измены? Скажут — свобода?.. А что это
такое — свобода? До конца войны мы не знаем ничего,
кроме общественного спасения!»68.
О том, что «безнаказанность поощряет антивоенную
пропаганду», писал в «Фигаро» и один из ведущих со-
трудников этой газеты Полиб (Ж. Рейнах). Как и боль-
шинство сторонников «завинчивания гаек», он видел при-
чину антивоенных настроений масс не в их усталости от
навязанной им войны и в отвращении к ней, а в некоем
таинственном «заговоре пацифистов». В его изображении
вся беда была в том, что «одержимым (т. е. противникам
войны) позволяют заражать фабрики своими речами,
окопы — своими писаниями... Надо с этим покончить спо-
собом наиболее решительным и быстрым. Энергичного
взмаха метлой — пусть даже это будет грубовато — ока-
жется достаточно», — заявлял Полиб69. «Мы обязаны гос-
подину Мальви печальными днями, которые мы не хотим
пережить вновь», — утверждал Клемансо70.
К публичному нажиму «штатской» реакции присоеди-
нялся скрытый от общественного мнения нажим реакци-
онной военщины во главе с Петеном. Восстания в армии
обострили отношения между штатскими и военными вла-
стями. Военное командование видело основную причину
солдатских волнений в «тлетворном» воздействии тыла и
некоем таинственном заговоре пацифистов. Еще Нивелль
в феврале 1917 г., в бытность свою главнокомандующим,
обратился к Мальви с письмом, полным жалоб на то, что
с тыла на фронт приходят пацифистские листовки, кото-
рые «сеют сомнения в успехе нашего дела», что на солдат
«плохо влияют» известия о стачках в тылу и т. п. Он тре-
бовал, чтобы антивоенная литература (на деле крайне не-
многочисленная) энергично конфисковывалась, рабочие
собрания (пусть даже корпоративные) запрещались,
«С. Фор, Мерргейм, Юбер и дюжина других агитаторов»
были взяты под арест71.
Мальви отвечал уклончиво. В мае 1917 г., когда во
главе французских армий встал Петен, нападки генераль-
ного штаба на либерального министра внутренних дел
возобновились с новой силой.
104

Взаимная неприязнь Петена и Мальви коренилась в глу-
боком различии их взглядов. Петен, 30 лет спустя сотруд-
ничавший с фашистскими оккупантами, уже в годы пер-
вой мировой войны был известен как ярый консерватор и
противник парламентского управления. Во Франции
«слишком много парламентариев, министров, комитетов».
Для управления страной было бы, вероятно, достаточно
трех человек — триумвирата, говорил он в доверительной
беседе летом 1917 г.72
В 1917 г. Петен, по его собственному признанию,
стремился «добиться для всей страны режима, аналогич-
ного тому, какой он ввел в армии». Он не раз доказывал
членам французского правительства, что, хотя подобный
режим «и может претить политическим деятелям, при-
вязанным к принципам свободы и демократии», он все же
необходим 73.
В апреле 1917 г., когда на заседании Совета минист-
ров дебатировался вопрос о назначении Петена главно-
командующим, Мальви был против. Он, как свидетельст-
вуют современники, опасался возможных попыток Петена
установить в стране военную диктатуру. Так, Рибо запи-
сал в своем дневнике 26 апреля 1917 г., что Мальви про-
тив назначения Петена, «которое он считает опасным» 74.
А. Ферри объяснял сопротивление Мальви назначению
Петена тем, что «Мальви пугал призрак военной дикта-
туры» 75. О том, что Мальви опасается «реакционных тен-
денций» генерала, сообщал в Петроград и русский посол
во Франции А. П. Извольский 76. Петен, со своей стороны,
видел в либеральном министре внутренних дел «творца
беспорядков». «Этот Мальви ... Петен решил, если он
встретит его на заседании Совета министров, не подавать
ему руки. Он надеется, что Клемансо его (Мальви. —
К. К.) прогонит», — записал А. Бордо (близкий к Петену)
в конце августа 1917 г. слова главнокомандующего77.
Но весной 1917 г. до открытого разрыва между Пете-
ном и Мальви еще не дошло, и Петен бомбардировал ли-
берального министра письмами о необходимости энергич-
ной борьбы с пацифистской пропагандой. В наиболее кри-
тический период солдатских восстаний он писал ему
чуть ли не каждые два дня: 22, 25, 29, 30 мая, 2 июня...
Требовал Петен в общем того же, что и Нивелль и штат-
ские реакционеры: роспуска «опасных комитетов и синди-
105

катов», обысков, арестов, запрета рабочих собраний, де-
монстраций.
Однако добиться этого от Мальви не удавалось, и Пе-
тен в раздражении просил Пенлеве воздействовать на ми-
нистра внутренних дел, которому свойственна «непрости-
тельная склонность французов уважать индивидуальные
свободы» 78.
Генерал-аншеф не гнушался интриг. Так, одному из
своих адъютантов — Эрбийону он поручил почаще напо-
минать Пуанкаре о намерении солдат пойти на Париж и
«скинуть правительство в воду». Он рассчитывал, запугав
таким образом президента, толкнуть его на «энергичные
действия».
«Я отправился бить в набат, — рассказывает Эр-
бийон, — к президенту (республики. — К. К.) Ж. Кам-
бону, к начальнику Сюрте женераль (охранки. — К. К.),
к Мильерану...» Однако, с сожалением добавляет он, в ты-
лу «не проявляли решимости приложить раскаленное же-
лезо к ране. Я называл имена зачинщиков, а мне отвечали,
что их арест приведет к революции. Ее удается пока избе-
гать благодаря благоразумной и мягкой политике. И они
не хотят менять свой метод» 79.
Не желая «менять метод», Мальви в то же время от-
нюдь не отказывался от сотрудничества с Петеном. Либе-
ральный министр не был «несгибаемым». Он оказал, в ча-
стности, немалую услугу военному командованию, напра-
вив по его просьбе в разгар восстаний в воинские части
переодетых агентов охранки наблюдать за настроениями
солдат 80.
Под давлением правых политический режим в стране
становился более жестким, и один швейцарский журнал
нашел даже, что Мальви кончит тем, что рано или поздно
«превратится в жандарма» 81.
Но министр, уступая, не заходил далее определенной
черты. Так, он «напомнил» префектам, что рабочие со-
брания должны носить строго корпоративный характер82,
и после этого полиция стала подчас запрещать не только
митинги в честь русской революции, но и общеобразова-
тельные собрания, вроде вечера памяти В. Гюго. Однако
Мальви упорно отказывался запретить, как того требовало
военное командование, все рабочие собрания, так же как
отказывался распустить рабочие организации (Всеобщую
106

конфедерацию труда, биржи труда, рабочие синдикаты и
т. п.) и арестовать Мерргейма.
Председатель федерации металлистов А. Мерргейм
стоял в начале войны на левых позициях. После Циммер-
вальдской конференции он повернул вправо83. Все же и
в 1917 г. он был одним из немногих лидеров рабочих син-
дикатов, не связанных с Мальви, и либерализм Мальви
не мешал ему чинить этому несговорчивому профсоюзному
деятелю всяческие препятствия. Мерргейму затрудняли
выступления перед рабочими. 13 мая 1917 г. собрание ме-
таллистов Лиона приняло резолюцию протеста против за-
прета Мерргейму объехать с докладами промышленные
центры страны. Три дня спустя в Фермини профсоюзное
собрание с участием Мерргейма было распущено, а сам
он отведен жандармами в полицию. Местная биржа труда
также выразила протест. Вообще рабочие протесты мно-
жились, и 18 июня «Юманите» констатировала, что фран-
цузские металлурги протестуют против покушений властей
на право собраний.
Мерргейм был популярен среди металлистов, и аре-
стовать его — значило пойти на разрыв с влиятельным
отрядом французского пролетариата. Вопрос о том, сле-
дует ли это сделать, вызвал, по выражению Пенлеве, «ве-
ликий спор» между членами правительственного коми-
тета84. В конце концов мнение Мальви, категорически
возражавшего против ареста Мерргейма, взяло верх.
Раздраженный тем, что ему не удается толкнуть
Мальви на путь массовых репрессий и добиться «быстрого
и радикального» искоренения антивоенной пропаганды
в стране (на деле отнюдь не такой значительной, как ему
представлялось), Петен все решительней брал курс на
прямое вмешательство военных в жизнь тыла. Вырази-
тельной иллюстрацией подобного вмешательства могут
служить события в Вилене и Ньевре, где командующие
округами установили в дни стачек пулеметы (в арсенале
Вилена) и куда завезли огнестрельное оружие (на пред-
приятия Ньевра).
Мальви и его префекты поспешили выступить в роли
примирителей, и кровопролития в обоих случаях удалось
избежать.
От министра внутренних дел Петен теперь требовал
информации о деятельности антивоенных организаций и
о рабочих собраниях в Париже и провинции с указанием
107

имен ораторов и подробным изложением всех выступле-
ний. Петен требовал пересылать ему экземпляры всех за-
хваченных в тылу антивоенных листовок, докладывать обо
всех циркулирующих в тылу слухах и т. п. «Командова-
ние должно следить за выступлениями против войны и
предупреждать их. Я настаиваю на том, чтобы получить
для этого возможность», — писал он Пенлеве85.
Мальви, к которому это требование в первую очередь
относилось, оставался верен своей тактике. Он не отка-
зывал командарму в информации, но и всячески зажимал
ее. Отступая и маневрируя, он упорно пытался сохранить
незыблемыми основные устои политики «священного еди-
нения» с ее ставкой на «дружбу» с рабочими и опорой на
шовинистическую верхушку рабочего движения. А это
в условиях резкого обострения социальных противоречий,
какое принес с собой 1917 год, представлялось француз-
ской реакции (военной и штатской) и неэффективным, и
опасным.
В результате от либерального министра внутренних
дел отходили даже и те умеренно консервативные круги,
которые поддерживали его прежде. «Мы открыто заяв-
ляем, что принадлежим к тем, кто в 1914 г. одобрял по-
литику г. Мальви, но теперь положение изменилось... и
это неизбежно должно привести к переменам в нашей
внутренней политике», — писал редактор «Фигаро»
Капю86.
22 июля 1917 г. против Мальви выступил в сенате
Клемансо87. Изложение принципиальной сущности во-
проса не было сильной стороной «тигра». «Он обладал ра-
зящим талантом полемиста... — писал о Клемансо Рибо. —
Когда он старался произнести большую речь, насыщенную
политическими идеями и доктринами, он оказывался не-
достойным самого себя, но его импровизированные реп-
лики бывали чаще всего блестящи и его слова уязвляли,
как застревающие в ране стрелы» 88.
Так это произошло и 22 июля. Четырехчасовая речь
Клемансо была, как он сам признал, «un peu decousu» (не-
много бессвязна), так что он в конце концов предложил
слушателям самим реконструировать картину целого. Пе-
рескакивая с одного вопроса на другой, Клемансо свалил
в кучу все: факты, намеки, личные выпады, остроты. Вы-
падов против буржуазной демократии его речь не содер-
жала, и он даже подчеркнул «достоинства парламента-
108

ризма». Однако он яростно обрушился на «антипатриоти-
ческие анархистские элементы», которые, если верить ему,
проникли в мае — июне 1917 г. в среду забастовщиков, и
на Мальви, который, как он стремился доказать, этим эле-
ментам потворствовал. Говорил Клемансо о «бошах», ко-
торые, пользуясь попустительством Мальви, свободно раз-
гуливают по Парижу, о пораженцах и агентах врага,
с которыми Мальви обещает бороться, но не борется,
о префектах, которых Мальви якобы «связывает по ру-
кам и ногам», мешая им производить обыски и арестовы-
вать дезертиров. «Во всем, что касается бережного обра-
щения с антипатриотами и охраны их от закона, также
как и в своем сочувствии немцам и австрийцам, министер-
ство, руководимое Мальви, еще долго не будет иметь рав-
ного»,— утверждал оратор. «Ваш друг Альмерейда»,—
то и дело повторял он, обращаясь к Мальви и намекая на
дружеские отношения, якобы связывавшие Мальви с по-
дозреваемым в шпионаже редактором пацифистской га-
зеты «Бонне руж» В. Альмерейдой.
«Когда вы наведете порядок на фабриках? Мы должны
навести порядок в тылу!» — взывал Клемансо к аудито-
рии. Он был не прочь навести этот «порядок» с помощью
военных. Подхватывая требование Петена, Клемансо на-
стаивал на предоставлении министерством внутренних дел
военному командованию сведений о рабочем движении.
«Когда командующий военным округом узнаёт о достой-
ных сожаления фактах, он действует сам и предупреждает
генеральный штаб о том, чтобы тот принял срочные
меры»,— заявлял Клемансо. «Русский пример» огорчал
его, но реакционные мероприятия Керенского его утешали
и представлялись достойными подражания. «Глава рус-
ского правительства, которого вы, возможно, не сочтете
либеральным, выполнит свой долг. Он издал проклама-
цию, в которой заявил, что будет арестовывать и бросать
в тюрьму всех, кто не станет уважать законы» *. Эти по-
следние слова Клемансо вызвали в аудитории, как ска-
зано в стенографическом отчете, «живые аплодисменты».
Вообще шум в зале все четыре часа, что Клемансо был на
* Клемансо вернулся к этой теме в одной из своих статей. Рус-
ское правительство, писал он, «с прекрасным пылом идет по
пути репрессий против антипатриотизма. Я его всячески одоб-
ряю. Надо, чтобы мы оказались не менее тверды» («L' Homme
enchaine», 1917, 31 juill.).
109

трибуне, стоял невероятный. Сенаторы смеялись, возму-
щались, подавали одобрительные или протестующие реп-
лики (первых было больше, ибо сенат был в большинстве
своем настроен консервативно).
Мальви, как и обычно, отвечал на речь Клемансо ло-
гично и сдержанно. «Я считаю, что политика, которую
я проводил в течение трех лет, — это хорошая политика,
единственная, которая может привести нас к победе. И я
не изменю ее, что бы ни произошло, — заявил он под одо-
брительные возгласы слева. — Я думал и думаю, что,
если мы хотим поддержать внутренний мир, столь необ-
ходимый для войны до победы, мы должны проводить по-
литику священного единения во всей ее полноте... Это
легко — подавлять, запрещать, обыскивать, арестовы-
вать. .. Гораздо труднее, а возможно, и похвальнее не
только наказывать, но и предупреждать. Убеждение тре-
бует больше времени и сил, чем репрессии» 89.
Политика «священного единения», которую так упорно
отстаивал Мальви, не исключала применения репрессий.
Мальви лишь стремился по возможности уменьшить их
число. Он торопился лишний раз продемонстрировать это
в своей речи, заявив что дал указание полиции пресекать
«с крайней суровостью» действительно серьезную анти-
военную пропаганду. Он перечислил также некоторые
конкретные случаи обысков и арестов, проведенных
полицией за годы войны, в частности весной и летом
1917 г., и некоторые приговоры, вынесенные судами за
это время.
Так, к шести месяцам и году тюрьмы были, как он
указал, приговорены авторы нелегальной листовки «До-
бьемся мира!», к трем-четырем месяцам тюрьмы — авторы
листовки, озаглавленной «Уголь или мир», к двум меся-
цам — авторы прокламации «Мир без аннексий и контри-
буций!». Распространявшиеся в Париже в разгар весен-
них стачек 1917 г. крохотные листовки, на которых было
написано лишь несколько слов: «Женщины хотят мира и
прав. Довольно убивать» — стоили их авторам трех меся-
цев тюремного заключения.
«Этого недостаточно, это ничто, чтобы бороться с ан-
тивоенным движением!» — крикнул ему Клемансо. «Вы
упрекаете меня в том, что я не приношу вам достаточно
голов?» — спросил его Мальви. «Я упрекаю вас в том, что
вы изменили родине!» — ответил «тигр» 90.
110

После 22 июля яростные атаки на Мальви в газете
Клемансо предпринимались ежедневно. Националистиче-
ская пресса с готовностью их подхватывала, и один из
идеологов французского национализма и реакции монар-
хист М. Баррес требовал от правительства Рибо «прожечь
огнем рану, в которой гнездятся змеи» 91.
В последних числах августа Мальви, не выдержав раз-
вязанной против него травли, подал в отставку. Она была
принята и повлекла за собой отставку всего кабинета
Рибо. Клемансо и его «команда» этим, однако, не удо-
вольствовались. «Надо уничтожить всю систему сомни-
тельных компромиссов. Отставка Мальви — ничто, если
сохраняется система Мальви», — писал Клемансо92.
Борьба за искоренение «мальвизма» * проходила во
Франции осенью 1917 г. в обстановке все более нарастаю-
щего в политических кругах возбуждения.
Еще в середине мая 1917 г. агенты Сюрте женераль
задержали на границе возвращавшегося из Швейцария
администратора пацифистской газеты «Бонне руж» Дю-
валя. При обыске у него нашли чек, выданный немецко-
швейцарским банком. В начале августа следствие по делу
о чеке привело к аресту главного редактора «Бонне руж»
Виго Альмерейды. Заключенный в одиночную камеру па-
рижской тюрьмы, он через несколько дней был найден
в ней мертвым. Полиции не удалось установить, покончил
ли Альмерейда с собой, или его убили таинственные со-
общники во избежание разоблачений.
С этих сенсационных событий и началась серия пре-
словутых французских политических скандалов 1917 г.
К делу «Бонне руж» скоро прибавилось дело Турмеля,
дело Дезуша и Ленуара, дело международного авантю-
риста Боло Паши. Разоблачение следовало за разоблаче-
нием. И скоро в дела о шпионаже оказались замешаны —
с основанием или без него — журналисты, депутаты, сена-
торы, крупные чиновники; пала тень на Кайо. 5 ноября
был арестован лишь незадолго до того вынужденный пра-
выми подать в отставку бывший руководитель Сюрте
женераль Леймари. Он был личным другом Мальви, и его,
* Мы находим этот термин в записных книжках Барреса,
в записи, помеченной «весна 1917 г.» (Barres M. Mes cachiers. P.,
1963, p. 771).
111

метя в Мальви, обвинили в том, что он недостаточно энер-
гично вел дело Дюваля.
Громкие дела об измене и суды над изменниками и
шпионами проходили в годы первой мировой войны и
в Англии, и в Италии, однако они нигде не оказали та-
кого потрясающего воздействия на общественное мнение,
как во Франции.
Стремилась ли французская реакция, раздувая поли-
тические скандалы, использовать их для борьбы против
республиканского строя во Франции (так утверждали
республиканцы), надеялась ли она утопить в этом мут-
ном потоке антивоенное движение народных масс (вернее
всего, она стремилась и к тому и к другому), но только
шумиху вокруг скандалов она подняла чрезвычайную.
«Аксьон Франсе», «Эко де Пари», «Л'ом аншене», «Вик-
туар», поддержанные правой прессой провинции, из но-
мера в номер нагнетали в стране атмосферу подозрений,
недоверия, страха. Они намекали на не раскрытые еще
дела, требовали «найти соучастников», «найдя, ударить».
Они настаивали на жестоких репрессиях, на «поголовной
чистке», доказывали, что дела о шпионаже — это лишь
фрагменты единого грандиозного заговора. Его еще пред-
стоит раскрыть, и с его помощью Германия хочет при-
вести Францию в такое же состояние, в каком находится
Россия93.
«Мы видели, что удалось немецкой пропаганде сде-
лать с русской армией... Мы надеемся, что наше прави-
тельство помешает немецкой пропаганде превратить Фран-
цию во вторую Россию!» — взывал Эрве94.
Раздувая дело о шпионаже до размеров «неслыхан-
ного политического скандала», французская реакция
в то же время старательно уподобляла стремление
к миру... шпионажу. Она всячески уверяла, что антиво-
енная пропаганда — это «дитя анархии и измены» и что
шпион — это не только тот, кто получает деньги от Гер-
мании, но и тот, кто распространяет ложные (т. е. рас-
ходящиеся с официальными) известия, кто «лишает ра-
зума работниц на фабриках, солдат в окопах...» 95
Все это создавало в стране, как писал Ромен Роллан,
гнетущую обстановку «морального террора».
«Воздух в Европе становится все более непригоден
для дыхания, — с горечью констатировал он осенью
1917 г. — Нигде он не удушлив так, как во Франции,
112

Подлая тактика состоит в том, что стараются смешивать
взяточничество, мошенничество, измену с простым и чест-
ным пацифизмом» 96.
Ромен Роллан находился в годы войны в Швейцарии.
Однако непосредственные участники и очевидцы событий
свидетельствуют о том же. «Мы живем в горячечной ат-
мосфере подозрений, доносов... Повсюду — в ресторанах,
в метро, в окопах — только и говорят, что о скандале — се-
годняшнем или завтрашнем», — писала «Пейи». «Скандалы
повсюду. Не знаешь, с кем можно позавтракать, кому
можно пожать руку», — жаловался в письме А. Ферри97.
Нагнетаемая реакцией атмосфера всеобщей истерии и
подозрений казалась опасной даже умеренно консерватив-
ным кругам. «Страну нельзя привести к победе, доводя ее
до галлюцинаций», — предупреждала «Тан»98.
И вот в этой атмосфере лихорадочного возбуждения,
слухов, подозрений, угроз французская реакция и начала
свой решительный натиск на Мальви и на те методы уп-
равления народными массами, какие были связаны с его
именем во Франции в годы первой мировой войны.
В последних числах сентября 1917 г. один из ближай-
ших приспешников Морраса — монархист Л. Доде обра-
тился с письмом к президенту республики Пуанкаре. Под-
хватывая и развивая обвинение в измене, которое Кле-
мансо 22 июля 1917 г. бросил Мальви, Доде обвинил
отставного министра в том, что тот в течение трех лет вы-
давал врагу дипломатические и военные секреты Фран-
ции (выдал, в частности, план наступления Нивелля в ап-
реле 1917 г.), организовал с целью добиться победы Гер-
мании восстания во французской армии в мае—июне
1917 г."
Письмо, это, ставшее известным Мальви, было 4 сен-
тября прочитано по его настоянию тогдашним главой
французского правительства Пенлеве в палате депутатов.
Оно произвело здесь впечатление разорвавшейся бомбы.
Шесть с лишним часов — пока шло заседание — в зале
не затихали крики, угрозы, взаимные оскорбления членов
левых и правых групп парламента. Мальви пытался вновь
изложить основы своего метода, левые — звали к защите
республики, правые — вопили об измене. Шум в зале
стоял такой, что в нем тонули слова ораторов. Видны были
лишь красные от натуги лица, раскрытые в крике рты,
поднятые, как для удара, кулаки,
113

В последующие недели бурные вспышки политиче-
ских страстей, вызванные обвинениями Доде, происхо-
дили в палате не раз. Травля Мальви реакционной прес-
сой (немедленно эти обвинения подхватившей) станови-
лась все более разнузданной и наглой.
Мальви апеллировал к своим товарищам по партии.
В середине октября он выступил на заседании парламент-
ской группы радикал-социалистов. По словам корреспон-
дента «Юманите», Мальви был бледен выступая, у него
был измученный вид глубоко страдающего человека.
Он сказал, что оставался верен программе радикалов и
что, вмешиваясь в ход рабочих конфликтов, хотел до-
биться установления социального мира. Группа устроила
ему овацию 100. Однако, как отметил в своем дневнике
лорд Берти, группа радикал-социалистов — «это не палата
и тем более не сенат, где тигр, пожирающий людей (т. е.
Клемансо, — К. К.), поджидает свою жертву»101.
Травля продолжалась и 27 ноября, когда у власти уже
стоял кабинет Клемансо. Мальви, не видя иной возмож-
ности восстановить свое доброе имя, обратился к палате
с горячей просьбой предать его верховному суду сената.
«Я вас прошу, я вас умоляю...»
Суд над ним состоялся в 1918 г. в обстановке утвер-
дившейся во Франции клемансистской реакции. Сенат от-
верг обвинение Мальви в государственной измене, но осу-
дил его метод управления, признав виновным в том, что
он «неправильно понял, не выполнил и предал свои обя-
занности и совершил, таким образом, должностное пре-
ступление». Мальви был приговорен к пяти годам изгна-
ния. «Он осужден не за отдельные поступки, но за всю
свою политику», — комментировал Клемансо этот при-
говор сената 102.
Борьба вокруг Мальви — его действий, даже его лич-
ности — важный, но не единственный аспект спора о ме-
тодах управления народными массами, который шел
в 1917 г. в правящих кругах Франции и вышел далеко за
пределы обычных разногласий между либералами и кон-
серваторами (как бы ни называлась официально та пар-
тия, в которую они входили).
От утверждения консерваторов, что «во время войны
должны торжествовать идеи дисциплины, порядка, сле-
114

пого послушания», был один только шаг до стремления
к сильной личной власти и даже к военной диктатуре.
Многие правые политические деятели, журналисты этот
шаг в 1917 г. сделали. «Волевая личность с деспотиче-
скими замашками оказала бы нам большую помощь в ны-
нешних обстоятельствах», — писал Капю 19 марта 1917 г.,
испуганный свержением самодержавия в России.
После кровавого подавления Временным правитель-
ством июльской демонстрации петроградского пролета-
риата французские правые увидели образец для подра-
жания в Керенском, а когда надежды на то, что он
сумеет помешать углублению русской революции и обес-
печить активное участие России в войне, оказались лож-
ными, отдали свои симпатии Корнилову.
В дни похода Корнилова на Петроград французские
представители в России, действуя рука об руку с англий-
скими, делали все от них зависевшее, чтобы обеспечить
успех генерала. Французская консервативная пресса от-
крыто выражала ему сочувствие.
Играло тут роль не одно только положение в России.
«Проявлению симпатий к Корнилову (в дни его похода
на Петроград. — К. К.) способствовало то обстоятельство,
что в самой Франции ныне наблюдается... стремление
к усилению власти», — сообщал в русское министерство
иностранных дел 4 сентября 1917 г. Севастопуло 103. О том,
что «пример Корнилова соблазняет некоторых людей во
Франции», говорил 18 сентября 1917 г. в палате депута-
тов Жобер104.
В вопросе о том, кто должен стать кандидатом в дик-
таторы во Франции, единства у правых не было. Одни на-
зывали Клемансо, другие — генерала Ж. Жоффра и ис-
кусственно раздували с этой целью его угасавшую популяр-
ность. «Мы придем, и очень скоро, к тому же положению,
как в России, если только не найдут человека с железным
кулаком... Многие считают, что он должен быть воен-
ным», — записал 9 июня 1917 г. в своем дневнике сотруд-
ник французского министерства иностранных дел 105.
Стремление к установлению сильной личной власти и
даже диктатуры шло рука об руку с нападками на пар-
ламентскую систему управления.
Консерваторы всех сортов и оттенков дружно твердили,
что попытки парламентского контроля над действиями
исполнительной власти ослабляют последнюю, что необ-
115

ходимость присутствовать на заседаниях палаты отнимает
у членов правительства слишком много времени, что
депутаты, «чье место в окопах», «преследуют» министров
бесконечными запросами и это мешает успешному веде-
нию войны.
«Как изучать, размышлять, действовать, если внима-
ние главы правительства и министров без конца отвле-
кают Бурбонский дворец (где работала палата депута-
тов.—К. К.), его заседания, его комиссии, происходящие
в нем инциденты, плетущиеся в нем интриги?!» — патети-
чески восклицала «Тан» 106.
Националисты в своей критике парламента шли еще
дальше, и Ш. Моррас утверждал, что парламент — это
«очаг внутренних трудностей» и «постоянный фактор
разъединения и конфликтов» 107. Как таковой, он должен
быть распущен.
О националистах в этой связи следует сказать особо.
Рост их влияния во Франции в 1917 г. был результатом
войны и обострения внутренних противоречий в стране,
с одной стороны, и ответом какой-то части французской
буржуазии на революцию в России — с другой.
«Реакционная партия, — писал летом 1917 г. А. Бар-
бюс, — предстает сейчас в новом обличье национализма.
Все ошибки, все ужасные и опасные ошибки павших ре-
жимов и исчерпавших себя верований вновь возрожда-
ются под этим названием... Национализм, — заключал
он, — это милитаризм и война» 108.
Национализм был также отрицанием основных прин-
ципов буржуазной демократии.
Еще до войны французские «интегральные национа-
листы» и их сторонники выступили страстными пропо-
ведниками монархизма, противниками буржуазно-демо-
кратических институтов. Войну они восприняли как под-
тверждение правильности своих убеждений. С войной
«человеческая личность исчезла». «„Король-индивидуум"
призван к анонимной жертве... это опрокидывает все
ценности демократии»,— писал в апреле 1915 г. Ж. Бен-
виль 109.
Он с удовлетворением констатировал полтора с лиш-
ним года спустя, что в Европе наступили «сумерки ли-
берализма» и погребены основные принципы habeas cor-
pus (закон, гарантирующий личные свободы англичан).
«Это не вызывает ни возмущения, ни удивления... — пи-
116

сал он. — Мы повсюду присутствуем при усилении идеи
государства и принципа власти» 110.
Ш. Моррас, сам того не желая, вскрыл в одной из
своих статей классовый смысл и суть подобных «философ-
ских» высказываний. «Страна, которая не имеет более
Бастилии, чтобы ее разрушить, короля и его приближен-
ных, чтобы их гильотинировать (т. е. страна, уже пере-
жившая буржуазную революцию и стоящая перед проле-
тарской революцией. — К. К.), должна быть осмотрительна
в применении принципов... которые ведут к ниспровер-
жению и уравнению. В разгар войны нет ничего опаснее.
Мы рискуем потерять все» 111.
Страх перед буржуазной демократией, которая пред-
ставлялась ему ведущей «к ниспровержению и уравне-
нию», побуждал лидера французских националистов в те-
чение всей войны доказывать на страницах своей газеты
преимущество монархического строя перед республикан-
ским. Пользуясь явной благосклонностью военной цен-
зуры, Моррас возлагал на республиканский строй ответ-
ственность за все неудачи, постигшие Францию в войне.
Трудные времена, переживаемые страной, порождали
у него надежду на возможность реставрации королевской
власти. «Будущее Франции... я вижу в монархии, тради-
ционной и наследственной, антипарламентской и децен-
трализованной», — безапелляционно «предрекал» он в но-
ябре 1917 г.112
Выходя за узкие пределы Националистской лиги,
подобные «идеи» распространялись и среди какой-то
части французской интеллигенции. Любопытно, что Гон-
куровскую премию в 1917 г. получило мало кому в на-
стоящее время известное произведение А. Мальэрба «Le
flamme au poing» («Пламя в кулаке»). Книга эта «пере-
оценивала ценности» и говорила о том, что война возрож-
дает Францию, порабощенную демократией 113.
Подобные высказывания Морраса и его единомышлен-
ников, равно как и процесс переоценки демократических
ценностей какой-то частью французских буржуа и ин-
теллигентов, еще не свидетельствовали, конечно, о готов-
ности основных групп французской буржуазии пол-
ностью отказаться от буржуазно-демократических мето-
дов управления страной. Еще менее свидетельствовали
они о готовности народных масс Франции с подобным
отказом примириться. Однако этот рост националистиче-
117

ских и антидемократических настроений во Франции
1917 г. будет правильно сравнить с трещиной в здании.
Не заделанная вовремя, она грозит расшириться и при-
вести к обвалу.
В 1917 г. французские сторонники буржуазной демо-
кратии не сумели противопоставить доводам своих против-
ников единую и четкую программу действий. Они рато-
вали за усиление парламентского контроля и утверждали,
что уничтожить парламент было бы безумием. Они вы-
ступали в защиту республиканского строя и подчас пре-
увеличивали непосредственную опасность, грозившую ему
от происков правых*. Летом 1917 г. была создана даже
Республиканская лига, ставившая своей задачей «воспро-
тивиться цезаристским проискам» реакции. Среди членов
Лиги были депутаты парламента (в основном радикал-
социалисты), а также некоторые известные писатели,
в частности А. Франс и А. Барбюс. В ее программных
документах содержался призыв прекратить «бесполезные
избиения» (т. е. войну). Этого оказалось достаточно,
чтобы правительство немедленно заняло враждебную по-
зицию по отношению к Лиге. В значительную обществен-
ную силу Лига вырасти не смогла.
Однако, защищая демократические порядки, их сто-
ронники в стране — многие из них во всяком случае —
видели, что «осуществление подлинной демократии нахо-
дится в разящем противоречии с потребностями войны» 114.
Они видели и дефекты буржуазного парламентаризма, и
падение авторитета парламента в массах, какие особенно
четко выявила война и какие всячески подчеркивали их
политические противники.
«Публика строга к парламенту. Она спрашивает себя,
как это можно — не заниматься ничем, кроме политиче-
ских интриг, когда на карту поставлены такие важные
вопросы. Мелкие торговцы и буржуа, чьи разговоры я
слышу в метро, суровы по отношению к этим господам из
Бурбонского дворца», — писал Эрбийон 115.
* Так, например, демократическая «Пейи», которую многие со-
временники считали органом Кайо, вышла летом 1917 г. с призы-
вом, имитировавшим революционные воззвания времен Француз-
ской буржуазной революции конца XVIII в.: «Граждане, поды-
майтесь, республика в опасности!»
118

В сложных условиях войны, обострения социальных
противоречий во Франции, углубления революции в Рос-
сии падение авторитета и роли парламента представля-
лось его французским сторонникам весьма опасным. От-
сюда их многочисленные проекты парламентской ре-
формы: объединить палату депутатов и сенат в единую
«национальную ассамблею», упростить парламентскую
процедуру и т. п. Авторы этих проектов рассчитывали
таким образом сделать парламент способным «решитель-
ными мерами преодолевать кризисы, которые могут раз-
разиться под воздействием непредвиденных обстоя-
тельств» 116, т. е. в первую очередь бороться с угрозой ре-
волюции.
Реформа работы парламента требовала, однако, пере-
смотра соответствующих статей конституции. Парламент-
ское большинство (хотя и состоявшее из сторонников
парламента) опасалось, что это приведет к взрыву поли-
тических и социальных страстей. Обсуждение проектов
парламентской реформы было отложено до конца войны.
Отсутствие в буржуазно-демократическом лагере еди-
ной и четкой программы действий особенно явственно
сказалось в вопросе о «правительстве войны».
Французские кабинеты министров 1914—1917 гг. не
были стабильны. Трудность задач, поставленных перед
ними войной, усугублялась характерной для Франции
времен Третьей республики неустанной борьбой множе-
ства мелких парламентских партий, групп и группок. Все
это подмывало почву под очередным кабинетом минист-
ров. Только за восемь месяцев (с марта по ноябрь) 1917 г.
министерские кризисы произошли во Франции 3 раза.
Мальви был, кстати говоря, единственным, кто при всех
сменах кабинетов сохранял пост министра внутренних
дел почти всю войну (с 1913 и по осень 1917 г.). Это лиш-
ний раз показывает, что политика, которую он проводил,
не была только его личной политикой.
Сторонников буржуазной демократии смущала сла-
бость военных правительств. В их газетах словечки о том,
что «у нас есть кабинет министров, но нет правитель-
ства», «нам нужно правительство, которое правит», и
т. п., можно было встретить не менее часто, чем в газе-
тах крайне правых.
Но какого же правительства демократические партии
(в первую очередь радикал-социалисты) и группы хо-
119

тели? У них не было единого и четкого суждения об этом.
Внутри каждой партии и группы имелись политические
деятели, готовые поступиться на время войны своими
демократическими убеждениями и склониться к выдви-
гаемому некоторыми правыми требованию создания «во-
енного комитета», и были те, кто, наоборот, утверждал,
что «демократической войной» против немецкого империа-
лизма может руководить лишь «демократическое прави-
тельство войны», тесно связанное с парламентом.
Но сколько-нибудь конкретную программу действий та-
кого правительства они наметить не могли. Показательна
в этом отношении речь в палате депутатов видного члена
партии радикал-социалистов Оганьера (18 сентября
1917 г.). Он рассуждал о «новых людях» и «новом духе»,
произносил общие фразы о республиканском режиме, ко-
торый должен быть «режимом справедливости и права»,
и выдвинул лишь одно-единственное конкретное требо-
вание к «демократическому правительству войны» (если
оно возникнет) —восстановить свободу печати117.
Неспособность дать сколько-нибудь четкую характери-
стику и программу правительства, к созданию которого
они призывали, была лишь одним из проявлений внут-
ренней сумятицы, разброда в либеральном лагере. Фран-
цузским радикал-социалистам, как и английским либера-
лам, как и всем вообще приверженцам либерализма, было
свойственно в 1917 г. ощущение непрочности окружаю-
щего мира и они с тревогой писали о «новом социальном ук-
ладе», который «рождается в огромном горниле войны» 118.
«В России вспыхнула революция, совершенная рабо-
чим классом... Во Франции идет движение менее ярост-
ное, но аналогичное. Уже не раз на стенах воздвигнутого
буржуазией здания появлялись трещины и нам казалось,
что мы видим, как оно качается», — читаем мы в «Эвр» 119.
Как и их английских, и итальянских коллег, француз-
ских поборников политических свобод преследовала мысль
о том, что идеи, исповедуемые ими, «не оказывают бо-
лее влияния на массы. Солдаты перестали быть чувстви-
тельными к воинственной риторике литераторов... Кре-
стьяне и рабочие не удовлетворяются более традицион-
ным образом родины» 120. В растерянности они снова и
снова констатировали, что «старые догмы терпят крах»,
старые принципы «опрокинуты и не заменены новыми».
«Реально только производство материальных ценностей.
№

Все остальное — это туман. Туман — старые принципы...
Туман и принципы завтрашнего дня. Прошлого уже нет.
Будущего еще нет. Мы живем в неизвестности, полной
мрака» 121. Это из письма той поры.
V
Осенью 1917 г. выяснилось, что урожай в этом году да-
леко не полностью удовлетворит потребность страны
в хлебе. В палате депутатов ораторы заговорили «о гро-
зящей катастрофе», газеты стали звать французов «поко-
риться неизбежному» 122, т. е. голоду. Один депутат пред-
ложил даже выпекать хлеб с примесью... целлюлозы.
Указание примешивать к муке до 20% картофеля ми-
нистр продовольствия Виолле дал префектам еще в ав-
густе 1917 г. Он ссылался при этом на рецепт, составлен-
ный неким аббатом еще в 1786 г.123
Поздней осенью 1917 г. без хлеба действительно по
нескольку дней оставались многие городские и сельские
районы страны. Его нехватка еще острее, чем раньше,
ощущалась в рабочих кварталах Парижа. Здесь, как и
в провинции, множились вызванные этим бурные инци-
денты 124. Военное и экономическое истощение страны
сказывалось все сильнее, стачки на военных предприя-
тиях происходили все чаще, и 8 октября 1917 г. министр
снабжения Л. Люшер заявил (на строго секретном заседа-
нии, конечно), что без финансовой, экономической, воен-
ной помощи Англии Франция войну продолжать не смо-
жет 125.
В народных массах росла жажда мира, готовность за
него бороться. Во Французской объединенной социалисти-
ческой партии увеличивался удельный вес и усиливалось
влияние ее левого, антивоенного, крыла. Рядовые члены
партии все настойчивее проявляли недовольство социал-
шовинистической позицией лидеров, и в сентябре 1917 г.,
когда формировался кабинет Пенлеве, лидеры партии
сочли благоразумным впервые за все годы войны отка-
заться войти в правительство. Они тут же, однако, пообе-
щали последнему свою поддержку, так что их фактический
союз с ведущей войну буржуазией нарушен не был.
Антивоенные настроения охватывали и все более ши-
рокие круги французской интеллигенции. «Война —
121

войне», — гласил девиз Республиканской ассоциации быв-
ших фронтовиков (АРАК), созданной 2 ноября 1917 г.
А. Барбюсом, П. Вайян-Кутюрье и Р. Лефевром.
Голоса в пользу мира раздавались теперь и в палате
депутатов, и в буржуазной прессе. Даже в газетах, изве-
стных своей «воинственностью», таких, как «Виктуар»,
появлялись отдельные статьи, намекавшие на возмож-
ность заключения «выгодного» и «почетного» мира в ре-
зультате переговоров.
Однако курс на «войну до победы» французскими пра-
вящими классами был взят. Во внутренней политике это
означало курс на дальнейшее «завинчивание гаек».
В сентябре 1917 г. в Парижском районе и в самом
Париже забастовало 50 тыс. рабочих авиационной про-
мышленности. Они были недовольны установленным для
них тарифом. Стачка проходила бурно, грозила расши-
риться. Власти добились ее прекращения, предъявив ра-
бочим ультиматум: если они через 24 часа не выйдут на
работу, молодые забастовщики будут посланы на фронт,
пожилые — должны будут работать по любым предло-
женным им расценкам, «хоть за 5 су в день», как писала
«Эвр» 126. Стачка прекратилась.
У французских шовинистов она вызвала взрыв клас-
совой ненависти. «Фигаро» потребовала от рабочих срав-
нивать свои заработки не с прибылями капиталистов,
а с заработками солдат на фронте 127. «Тан» писала, что
стачки на военных предприятиях — это измена128. «На-
ция не может терпеть подобные стачки, не подавляя их
безжалостно». «Обостряясь, они грозят привести Фран-
цию в такое же положение, в каком находится эта бед-
ная Россия!» — вопил Эрве 129.
Считая, что правительство все еще недостаточно «энер-
гично», правые звали своих единомышленников объеди-
ниться и «создать большую национальную партию» 130.
«Наступил тот час, когда люди, на это уполномоченные,
должны выразить волю консервативной Франции... и ска-
зать тем, кто возьмет власть, какими, по их мнению, спо-
собами надо направить к победе усилия нации», — писал
Баррес 131.
Уже с конца мая 1917 г. в парижских политических
кругах пошли толки о возможности сформирования каби-
нета Клемансо. За «тигра» были сторонники «решитель-
ных действий» — правые партии и партии парламентского
122

центра, против него — приверженцы «демократического
метода управления»: радикал-социалисты, социалисты.
В парламенте они имели большинство. Но численное со-
отношение, как известно, не всегда определяет исход
борьбы. Да с течением времени начало изменяться и оно.
Французские буржуа устали от страхов. Они боялись
революции во Франции и революции в России. Боялись
народных выступлений, которые принесет с собой мир.
Боялись военного поражения Франции и боялись, что
французские солдаты, прогнав немцев, пойдут на снедае-
мый внутренними распрями Париж. Страх перед возоб-
новлением солдатских мятежей не оставлял их с мая—
июня 1917 г. ни на минуту. Они боялись войны и боялись
мира,
Клемансо во французских политических кругах не лю-
били и опять-таки боялись. Его считали саркастичным,
взбалмошным и неуживчивым. Но с именем Клемансо
буржуа связывали надежду на твердую власть, на «войну
до победы». И Клемансо как-никак, был «своим челове-
ком», парламентарием, неоднократно заявлявшим о вер-
ности основным принципам французской конституции.
Его методы управления представлялись многим слишком
жесткими, но поздней осенью 1917 г., когда политика
«священного единения» потерпела неудачу, а Мальви ока-
зался скомпрометированным происками реакции, значи-
тельная часть недавних противников Клемансо готова
была увидеть в нем и в его жестких методах защиту от
революционной угрозы.
«Все, даже Клемансо, только не Советы!» — истериче-
ски восклицал Эрве, лично Клемансо не любивший132.
Однако в сентябре 1917 г., когда отставка Мальви по-
влекла за собой отставку всего кабинета Рибо, «час Кле-
мансо» еще не пробил. Он не пробил и в октябре 1917 г.,
когда вновь сформированный кабинет Пенлеве висел на
волоске, вот-вот готовом оборваться. Многие противники
Пенлеве вотировали ему тогда доверие, опасаясь, что от-
ставка Пенлеве расчистит путь для прихода Клемансо
к власти.
Но 9 ноября 1917 г. во французских газетах появи-
лось сообщение о победе «восстания максималистов» (как
буржуа называли большевиков) в Петрограде. И 13 но-
ября Пуанкаре, пригласив Клемансо в Елисейский дво-
рец, поручил ему сформировать правительство.
123

* * *
Весной 1917 г. стачки во французском тылу и восста-
ния в действующей армии проходили одновременно. Они
поставили французскую правящую верхушку в исключи-
тельно трудное положение. Они заставили многих фран-
цузских политических деятелей думать, что революция
во Франции «уже началась».
Однако французское командование сумело подавить
стихийные и некоординированные солдатские выступле-
ния с помощью системы мероприятий, в которой жест-
кие меры устрашения сочетались с частичными рефор-
мами, улучшением солдатского быта и т. п. Борьба с за-
бастовочным движением в тылу выпала на долю министра
внутренних дел радикал-социалиста Мальви. Политика,
им проводимая, была политикой «священного единения».
Сам он определял ее как «политику доверия» ко всем слоям
французского общества: от крайне правых групп буржуа-
зии до пролетариата. Практически это означало, что ми-
нистр предпочитал договоренность с шовинистическими
лидерами рабочего движения открытому насилию (отнюдь
не отказываясь в случае нужды от последнего).
Со стачечной волной мая—июня 1917 г. Мальви бо-
ролся своими обычными методами. Он выступал посред-
ником между рабочими и их хозяевами, лавировал, уго-
варивал, примирял, внес даже в парламент проект закона
об английской рабочей неделе (который парламент
в спешном порядке принял). Мальви удалось добиться
полюбовного прекращения многих стачек и предупредить
возникновение некоторых крупных забастовок. Он не су-
мел, однако, помешать рабочим выступлениям принять
антивоенный характер, так же как не сумел помешать
дальнейшему росту антивоенных настроений в стране.
Борьба по вопросу о методах управления, шедшая во
французских правящих кругах летом и осенью 1917 г.,
была по сути борьбой из-за тех немногих буржуазно-демо-
кратических учреждений и прав, которые еще пощадила
во Франции война. Сохранить ли их? Уничтожить? Мно-
гие сторонники «сильной власти» и «решительных дейст-
вий» выступали в поддержку последнего. Они требовали
от правительства и от французских политических деяте-
лей перестать петь «вместе с комитетами, Советами и
правительством Петрограда гимн демократии»133. Тре-
124

бовали ареста рабочих лидеров, роспуска рабочих орга-
низаций, запрета всех рабочих собраний. Попытки Вре-
менного правительства во главе с Керенским установить
в России летом и осенью 1917 г. свою диктатуру служили
для французской реакции примером и образцом для
подражания.
Борьба между сторонниками «завинчивания гаек» и
приверженцами либеральных концепций осложнялась во
Франции серией политических скандалов (реакция их раз-
дувала и использовала в своих интересах). Эта борьба
привела в конечном счете к отставке, а затем и к осужде-
нию Мальви и к приходу к власти кабинета Клемансо,
поддержанного не только консерваторами, но и наиболее
реакционными группами и партиями.
Ратуя за «жесткие методы» во внутренней политике и
дальнейшее «завинчивание гаек» во французском тылу,
Клемансо не отказывался в то же время (во всяком слу-
чае официально) от буржуазно-демократического, парла-
ментского метода управления государством.

Глава 3
ИТАЛИЯ
В общей цепи стран четвертного союза * Италия была
самым слабым (после России) звеном. Экономически от-
сталая, отягощенная феодальными пережитками, она и
до войны не могла сама прокормить свое население (20—
25% потребляемого в стране зерна ввозилось из-за гра-
ницы, главным образом из России), не имела своего про-
мышленного топлива, многих видов сырья. С войной ее
потребность в заморском ввозе еще более возросла, а воз-
можность получать товары из Европы сократилась. Зерно
теперь приходилось привозить из-за океана (в основном
из Америки), а для этого не хватало судов.
Участие в мировой войне было непосильным для Ита-
лии, и она очень скоро попала на буксир к своим более бо-
гатым западным союзникам, в первую очередь к Англии,
которая давала ей займы, снабжала ее промышленным
сырьем и углем, перевозила на своих судах ее грузы. Де-
лала это Англия (которой и самой приходилось в войну
нелегко) малыми дозами —так, чтобы Италии «ни жить,
ни умереть». Страна оказалась посаженной на голодный
паек.
Это не значит, однако, что итальянская промышлен-
ность в годы войны не развивалась. Война предъявляла
свои требования. Ей нужно было все больше орудий, бое-
припасов, и в Италии, как и в других странах, возникали
(получая от правительства в централизованном порядке
дефицитное топливо, сырье, нередко и на его средства)
все новые оружейные, авиастроительные, моторострои-
тельные и другие военные фабрики и заводы, усиливалась
концентрация капитала **, завершалось — с опозданием
* Так после присоединения к ней Италии стали называть
Антанту.
** Русский военный атташе в Италии О. К. Энкель сообщал в мае
1916 г. в Петроград, что «итальянская промышленность в ре-
126

зультате военных заказов находится в состоянии непрерывной
эволюции: образуются новые финансовые группы, крупные
заводы при посредстве банков и правительства скупают более
мелкие, увеличивая иногда в несколько раз их производство.
Финансовые комбинации зачастую выходят из коммерческих
рамок и получают общеэкономическое и политическое значе-
ние» (Центральный государственный военно-исторический ар-
хив, ф. 2000, оп. II, д. 2130, л. 283).
по сравнению с передовыми капиталистическими стра-
нами — перерастание «свободного» итальянского капита-
лизма в империализм. Предприятия гражданской промыш-
ленности, лишенные помощи «сверху», не выдерживали
военных трудностей и во множестве прекращали работу.
Процесс «сжатия» (сворачивания) гражданской промыш-
ленности был опять-таки свойствен в те годы всем вою-
ющим странам. В Италии он шел особенно быстрыми
темпами, разорял многих фабрикантов.
Политический режим в Италии после ее вступления
в войну был более суров, чем в Англии и Франции. Пра-
вительство, получив чрезвычайные полномочия, издавало
законы помимо парламента. Последний собирался редко
и в основном лишь для утверждения временного бюджета
(срок действия которого к моменту его рассмотрения пар-
ламентом обычно бывал уже на исходе). Военной цензуре
подлежала не только информация о войне, но и данные
о рабочем движении и антивоенных выступлениях народ-
ных масс. Любая организация, если власти сочтут ее опас-
ной, могла быть немедленно распущена, ее помещение
могло быть обыскано и заперто, ее бумаги — конфиско-
ваны.
Уличные шествия, демонстрации были запрещены,
открытые, т. е. доступные для всех желающих, собрания —
тоже.
Предприятия, связанные с военными поставками, были
милитаризованы. На каждом таком предприятии находи-
лись представители военного командования, следившие за
соблюдением рабочими чрезвычайно жесткого внутреннего
режима. За малейшее нарушение этого режима рабочие
(в том числе женщины и подростки) карались штрафами,
заключением в карцер, тюрьму. Например, в апреле 1917 г.
был присужден к четырем месяцам тюрьмы рабочий од-
ного из милитаризованных предприятий Турина, который
отказался выполнить порученную ему работу. В тот же
127

день перед судом предстал рабочий другого туринского
предприятия, который вместе со своими товарищами пы-
тался протестовать против несправедливо налагаемых на
них штрафов. Он также был присужден к четырем меся-
цам тюрьмы.
За более серьезные проступки рабочие подлежали суду
военного трибунала по военным законам. Так, за «само-
вольный» (без разрешения властей) переход с одного
милитаризованного предприятия на другое им «причита-
лось» от двух до шести месяцев тюрьмы; за «самовольное»
(пусть всего на несколько дней) прекращение работы на
милитаризованном предприятии — от двух месяцев до
года. Рабочие, имевшие бронь, и тем более солдаты, от-
командированные из армии для работы в промышленно-
сти, могли быть за любой проступок и без всякого про-
ступка отправлены на фронт. Стачки были запрещены.
Вокруг стен милитаризованного предприятия, а подчас и
внутри его дежурили, «охраняя порядок», отряды воору-
женных солдат и карабинеров (жандармов).
Круг милитаризованных фабрик и заводов все более
расширялся, и в 1917 г. в их число входили едва ли не все
предприятия тяжелой и добывающей промышленности,
многие текстильные, обувные, стекольные, консервные и
другие, вплоть до предприятий по производству марме-
лада.
К концу года общее количество рабочих милитаризо-
ванных предприятий составляло около 700 тыс. (в том
числе 160 тыс. женщин и 45 тыс. подростков).
И все же, как ни суров был в Италии военный режим,
какой-то минимум политических свобод в стране сохра-
нялся. Парламент мог отказать правительству в доверии
и этим вызвать его отставку. Военная цензура нередко
«взрывалась» изнутри накалом политических и социаль-
ных страстей. Читая между строк, из итальянских газет
удавалось почерпнуть много больше сведений, чем из
французских.
Итальянская социалистическая партия (ИСП) зани-
мала в войну антивоенную позицию, и многие ее члены
были в годы войны арестованы и высланы в отдаленные
районы страны, многие социалистические клубы и другие
рабочие организации — распущены, многие провинциаль-
ные социалистические газеты — закрыты. Но партия в це-
лом запрещена не была, и ее центральный орган — газета
128

«Аванти», редактируемая Дж. М. Серрати* и группиро-
вавшая вокруг себя наиболее последовательных и убеж-
денных антимилитаристов, продолжала выходить, хотя
нередко испещренная белыми пятнами цензурных изъ-
ятий. Публичные собрания были запрещены, но закры-
тые — разрешались. И если в далекой Апуании профсоюз-
пая деятельность в годы войны пошла на спад, или
вовсе отсутствовала1, а в маленьком пьемонтском городке
Фоссано рабочие, боясь лишиться брони и попасть на
фронт, собирались на свои собрания «в домах товарищей,
ночью, как заговорщики» 2, то в таких крупных промыш-
ленных центрах, как Турин, квестуре (полиции) приходи-
лось смотреть сквозь пальцы на закрытые рабочие со-
брания, где произносились антивоенные речи и раздава-
лись возгласы «Долой войну!».
И как ни суров был военный режим милитаризованных
предприятий, кары за его нарушение обрушивались в ос-
новном на одиночек. На массовые репрессии по отноше-
нию к рабочим власти вплоть до августа 1917 г. обычно
не решались**.
Некоторая возможность проводить политику «нацио-
нального единения» существовала, таким образом, и
в Италии. Проводником ее в 1917 г. был Витторио Эм-
мануэле Орландо.
Профессор, создатель итальянской школы государст-
венного права, положивший в основу своих правовых кон-
цепций тезис о том, что современное ему государство ба-
зируется на «принципе свободы», Орландо являлся
в первое десятилетие XX в. одним из ведущих деятелей
итальянского либерализма и неоднократно занимал пост
* Дж. М. Серрати — видный деятель итальянского рабочего дви-
жения, решительный противник мировой войны и участия
в ней Италии, в 1917 г. — один из лидеров левого, наиболее
антивоенно настроенного, крыла Итальянской социалистиче-
ской партии.
** Так, летом 1917 г. в Турине произошел взрыв на пороховой
фабрике. Погибли три человека. Рабочие других милитаризо-
ванных предприятий заявили о своем намерении участвовать
в похоронах, назначенных на рабочее время. Им это запре-
тили. Но когда все рабочие милитаризованных предприятий
района, где произошел взрыв, оставив работу, отправились на
похороны и превратили их в грандиозную манифестацию про-
тив войны, власти их за это наказать не посмели.
129

министра в либеральных кабинетах Дж. Джолитти*. Вы-
ступив в 1914—1915 гг. за участие Италии в войпе на
стороне Антанты и став в 1916 г. министром внутренних
дел в «национальном кабинете» ** П. Бозелли, Орландо
стремился проводить в Италии политику, аналогичную
той, какую Мальви проводил во Франции.
Антивоенная позиция ИСП делала, однако, положение
Орландо очень сложным, ибо он мог рассчитывать на со-
действие не всей социалистической партии, а лишь ее
правого крыла. Это крыло, возглавленное Ф. Турати и
К. Тревесом, скрыто, а подчас и открыто оборонческое,
всячески тормозило антивоенную борьбу левых социали-
стов и итальянских народных масс в целом.
А так как Турати и его единомышленники еще пользо-
вались в те годы определенным влиянием в ИСП (в их
руках находилась социалистическая фракция парламента
и им принадлежали руководящие посты в итальянских
профсоюзах), то ставка на «молчаливый союз» с ними
играла во внутренней политике Орландо важную роль и
в значительной мере ее определяла. А это в свою очередь
определяло политику Орландо по отношению к выступав-
шей против войны Итальянской социалистической партии.
«Турати и Тревес стремятся сдержать и сделать невоз-
можными эксцессы Кароти и его товарищей (т. е. левых
социалистов. — К. К.). Но если запретить ИСП, их умиро-
творяющее воздействие на партию (т. е. их призывы
к легальной борьбе. — К. К.) станет невозможным», — от-
кровенничал Орландо в строго конфиденциальной беседе3.
«Политика, которую я проводил, — писал позднее Ор-
ландо, — давала государству достаточную возможность
* Дж. Джолитти — лидер итальянского либерализма начала XX в.
Будучи с 1903 г. и с небольшими перерывами до весны 1914 г.
главой итальянского правительства, он провел через парла-
мент ряд реформ, в частности закон о почти всеобщем изби-
рательном праве. Годы его правления известны в итальянской
истории как «эра итальянского либерализма», или «эра Джо-
литти». После начала мировой войны Джолитти выступил за
сохранение Италией нейтралитета. Он опасался, что участие
в войне приведет страну к революции. По его мнению, Ита-
лия смогла бы в сложившейся международной обстановке
добиться территориальных приобретений в результате дипло-
матических переворотов, без опасностей и риска войны.
** Кабинет называли так потому, что в него входили представи-
тели всех партий, поддерживавших войну, т. е. якобы всей
нации.
130

для вмешательства и репрессий. Если эта политика не до-
ходила до запрета политической партии, открыто высту-
павшей против войны (т. е. ИСП. — К. К.)... то это про-
исходило не от фетишистского уважения к принципу
свободы... а из соображений пользы» 4, ибо чрезмерные
репрессии, преследования или насилия могли вызвать
реакцию, вредную для государства.
Политика Орландо пользовалась поддержкой не всех
правящих кругов страны. Эти последние еще в период
нейтралитета Италии (т. е. с августа 1914 по май 1915 г.)
раскололись на сторонников сохранения нейтралитета
(«нейтралистов») во главе с Джолитти и на сторонников
выступления на стороне Антанты («интервентистов»).
После того как Италия в войну вступила, нейтралисты
заявили, что они «склоняются перед свершившимся фак-
том». Сложилось парадоксальное положение, при котором
скрытые противники войны поддерживали войну и палата
депутатов, в которой большинство принадлежало нейтра-
листам, аплодировала милитаристским речам и принимала
милитаристские резолюции. Старый спор, однако, не был
окончен (и даже старые названия — «нейтралисты», «ин-
тервентисты» — в последующие годы войны в итальянской
прессе и публицистике сохранились, хотя сами нейтра-
листы и предпочитали теперь называть себя интервенти-
стами). Меняя свое конкретное содержание, но в конечном
итоге неизменно сводясь к вопросу о скорейшем оконча-
нии или продолжении войны, этот спор вспыхивал
в 1915—1918 гг. в итальянских политических кругах вновь
и вновь. Одним из его аспектов был спор о внутренней
политике. Интервентисты, стремясь к «войне до победы»
(и следовательно, к дальнейшей затяжке войны), считали
для этого необходимым возможно крепче «взнуздать» на-
родные массы. С обострением внутреннего кризиса в стране
проводимая Орландо политика «национального единения»,
представлялась им все менее нужной и эффективной. Наи-
более рьяными противниками этой политики были, как
мы увидим, интервентисты-экстремисты (в основном на-
ционалисты и руководимые Б. Муссолини * «фаши» —
* Б. Муссолини осенью 1914 г., после того как он стал ратовать
за вступление Италии в войну на стороне Антанты, был исклю-
чен из Итальянской социалистической партии. В значитель-
ной степени на средства французских и итальянских монопо-
131

листов он начал издавать газету «Пополо д'Италиа», в которой
утверждал, что война равнозначна революции, и поливал
грязью своих недавних товарищей — социалистов.
союзы). Их отдельные выпады против либерального мини-
стра внутренних дел начались уже в 1916 г.
Нейтралисты — в основном либералы (джолиттианцы)
и часть католиков — хотели скорейшего окончания войны
и мира путем переговоров. Жесткие меры, к которым звали
интервентисты, представлялись им ненужными и опас-
ными.
Весной 1917 г, внутреннее положение Италии уже
было весьма напряженным. Военные монополии процве-
тали, но уродливая однобокость экономики военных лет
сказывалась с особой силой. Процесс «сжатия» граждан-
ской промышленности шел форсированными темпами: что
ни день закрывались все новые цементные, стеклодувные,
бумажные, парфюмерные, кондитерские и другие фабрики
и заводы. Владельцы еще работавших предприятий граж-
данской промышленности жили в каждодневном ожидании
банкротства. В стране возрождалась исчезнувшая было
в первые годы войны безработица.
Переход с закрывающихся предприятий гражданской
промышленности в военную был для рабочего делом не
простым. Ведь он требовал перемены профессии, иногда
и места жительства. В Италии 1917 г. это приводило
к существованию районов массовой безработицы наряду
с районами, в которых не хватало рабочей силы. В одном
и том же городе строители и печатники оставались без
работы, в то время как военные заводы испытывали по-
требность в сверловщиках и токарях.
Работа, даже военных предприятий, принимала ли-
хорадочный, «астматический», как выразился один италь-
янский промышленник, характер. Им все чаще недоста-
вало то дефицитного топлива, то сырья.
Продовольственное положение страны становилось все
более трудным. Немецкие подводные лодки топили ко-
рабли с зерном, направлявшиеся в итальянские порты,
а в самой Италии около половины всех взрослых мужчин,
занятых в сельском хозяйстве, были мобилизованы. Мно-
гие крестьяне ушли в поисках заработка на военные за-
воды в город, во многих деревнях оставались только жен-
щины, дети и старики. Немало земель — на юге Италии
132

до 30% всех посевных площадей — осталось в 1917 г. не-
обработанными. Урожаи, и до войны невысокие, падали
все ниже.
На местах теперь отсутствовали даже минимально не-
обходимые запасы муки. Достаточно было любого перебоя
в работе железнодорожного транспорта, а они случались
каждодневно, чтобы без муки и хлеба оказывались города
и провинции. Но и тогда, когда все шло «нормально», жи-
телям даже больших городов приходилось по многу часов
простаивать в очередях за хлебом, мясом, сахаром, ово-
щами. Не было топлива, и жены рабочих тщетно обходили
квартал за кварталом в надежде купить ведро угля или
связку щепок. У продовольственных лавок и угольных
складов скоплялись гневные толпы народа.
В отдаленных от «жизненных центров» местечках и
городках положение было еще хуже. Здесь дело доходило
порой до настоящего голода.
Вступая в 1915 г. в войну, правящие круги Италии
обещали народу (а в значительной степени и верили в это
сами), что победа будет легкой, война — короткой. Но война
все затягивалась, жить становилось все трудней, и нена-
висть итальянского народа к войне, ярко проявившаяся
уже в период нейтралитета, вспыхнула с новой силой.
Еще зимой 1915/16 г. начались погромы продовольст-
венных лавок и магазинов. Следующей зимой (1916/17 г.)
во многих городах Италии прошли антивоенные демон-
страции, вспыхнули народные волнения.
К весне 1917 г. народные выступления участились.
По улицам итальянских городов и деревень — на юге и
на севере страны, на западе и на востоке ее — что ни день
проходили, демонстрируя, шумные толпы истомленных
войной женщин и подростков. Они шли, выкрикивая:
«Да здравствует мир!», «Верните наших мужей и отцов
из окопов!», прорываясь сквозь полицейские кордоны,
нередко вступая в рукопашные схватки с карабинерами и
полицией. Страна изнемогала от военной усталости, лише-
ний, и вопрос о заключении мира был для ее населения
вопросом «номер один».
133

I
Весть о свержении русского самодержавия итальянские
трудящиеся восприняли восторженно и бурно5.
Русскую революцию они с первого дня поняли как «ре-
волюцию мира», революцию в первую очередь антивоен-
ную. Ежедневно, чуть ли не ежечасно, ожидая выхода
революционной страны из войны, итальянские рабочие и
крестьяне страстно желали добиться того же у себя на
родине.
Отсюда лозунг «Сделать, как в России!», уже в марте
1917 г. родившийся в промышленной столице Италии —
Турине. В ту пору лозунг этот еще не имел четкого со-
циального содержания и являлся лозунгом в основном
антивоенным. И уже в 20-х числах марта в Турине
произошла первая, еще очень неумелая попытка его реа-
лизовать. Стихийно возникшие рабочие демонстрации на-
правлялись в те дни к помещению туринской палаты
труда, требуя «сделать, как в России», т. е. добиваться
конца войны. До объявления всеобщей антивоенной заба-
стовки в крупнейшем индустриальном центре страны оста-
вался «один шаг» 6.
Правым социалистам Турина удалось уговорить демон-
странтов вернуться на предприятия, но лозунг «Сде-
лать, как в России!» подхватили рабочие других промыш-
ленных центров *. Антивоенные выступления в стране
участились. Жажда мира, особенно нетерпеливая теперь,
когда конец страданий казался близким, с новой силой
охватила трудовую Италию.
Угроза потери России в качестве военного союзника
тревожила, как мы видели, и англичан, и французов. Для
итальянских правящих классов эта угроза была особенно
страшна. Ведь Италия, объявив войну всем державам
центрального блока, вела военные действия практически
только против Австро-Венгрии, с которой, кроме нее, бо-
ролась практически только одна Россия. Русско-австрий-
ский и итало-австрийский фронты взаимозависели. Они
делили между собой австрийские силы и оказывались
* По свидетельству Орландо, выступления «на политической
(т. е. антивоенной. — К. К.) почве» произошли в марте 1917 г.
также и в Лигурии и были, как и в Турине, «обузданы» пра-
выми социалистами (Malagodi О. Conversazioni della guerra,
vol. I. Milano—Napoli, 1960, p. 114).
134

как бы двумя концами одного рычага. Ослабление рус-
ского натиска на Австро-Венгрию влекло за собой усиле-
ние австрийского натиска на Италию, и наоборот. В 1915—
1916 гг. русская армия принимала на себя основную тя-
жесть австрийских ударов и это позволяло итальянцам
не только вести войну на территории врага, но и неодно-
кратно переходить в наступление.
Многочисленные итальянские наступления были стра-
тегически бесплодны. Они уносили сотни тысяч солдат-
ских жизней и приносили Италии, как правило, лишь не-
сколько километров каменистой почвы. Наступления эти
имели, однако, для итальянской правящей верхушки осо-
бое значение: подымая праздничную шумиху вокруг каж-
дого завоеванного населенного пункта, итальянские пра-
вители надеялись разжечь шовинистические инстинкты
народных масс.
А ранней весной 1917 г. множились к тому же при-
знаки готовящегося австро-германского наступления на
Италию (оно состоялось позднее), и мысль о том, что его
придется встретить один на один с врагом, не рассчитывая
на помощь России, тревожила итальянских политических
деятелей, генералов, журналистов чрезвычайно. Итальян-
ские буржуазные пацифисты не замедлили сделать из этого
свои выводы.
Еще зимой 1917 г. их представитель, некий Карбоне,
завязал с австро-венгерским послом в Швейцарии фон
Ромбергом неофициальные переговоры на тему о сепарат-
ном мире Италии с Австро-Венгрией. Переговоры продви-
гались медленно и к весне 1917 г. еще находились в на-
чальной стадии. Но после свержения русского самодержа-
вия темпы ускорились, и в 20-х числах марта
Карбоне явился к фон Ромбергу с вполне конкретным
предложением — заключить мир на условии передачи Ита-
лии Трентино и Триеста и предоставления ей преоблада-
ния в Истрии. Он торопил с ответом и уверял, что, если
соглашение будет достигнуто, мирный договор Италии
с Австро-Венгрией может быть заключен в течение двух
недель.
Итальянское предложение обсуждалось 25 марта на
совещании министра иностранных дел Австро-Венгрии
О. Чернина с немецким канцлером Т. Бетман-Гольвегом.
Оно было отвергнуто после того, как Чернин передал своему
собеседнику слова австрийского императора о том, что тот
135

готов скорее «провалиться сквозь землю», чем отдать
итальянцам хотя бы один квадратный метр «своей» земли.
Однако в апреле 1917 г. Карбоне вновь явился в авст-
рийское и немецкое посольства в Швейцарии, предлагая
заключить сепаратный мир и требуя для Италии на этот
раз уже только Аквилеи и тех провинций Трентино, кото-
рые населены в основном итальянцами. Мотивировал он
это предложение боязнью революции в Италии. Итальян-
ский министр иностранных дел С. Соннино (убежденный
сторонник «войны до победы»), по словам посредника,
о нем не знал, а сделано оно было с согласия большой
политической партии, возглавленной Джолитти, и исхо-
дило от короля. Но Австро-Венгрия отвергла и это пред-
ложение.
Интервентисты, не менее джолиттианцев встревожен-
ные русской революцией, выступали все же за «войну до
победы». Революционизирующее воздействие русских со-
бытий на итальянские народные массы представлялось им
поэтому особенно опасным. Уже 19 марта группа видных
интервентистов явилась к Орландо. Они потребовали от
министра внутренних дел запрета провинциальных социа-
листических еженедельников и даже «Аванти», если эта
газета и впредь сохранит свой «бунтовщический» харак-
тер, запрета всех (в том числе закрытых) рабочих собра-
ний. Как сообщала «Аванти», они настаивали также на
«суровых мерах» по отношению к тем, кто, пусть даже
в частной беседе, выскажется против войны. «Наша
смерть» иронически озаглавила «Аванти» 20 марта сооб-
щение о демарше интервентистов.
Орландо отверг эти требования, и большая часть ин-
тервентистских групп, еще стоя на конституционной плат-
форме, их также не поддержала.
Надо сказать, что даже наиболее рьяные экстремисты
отнюдь не стремились бороться с антивоенными настрое-
ниями масс с помощью одних только «зажимов» и за-
претов.
Всю весну, лето и осень 1917 г. лидеры интервентистов
и всевозможные интервентистские лиги, союзы, собрания,
съезды и т. п. выступали с непрестанными призывами
пропагандировать войну в массах. Они принимали резо-
люции о том, чтобы «всеми средствами убедить народ
в необходимости продолжать войну до победы», указы-
136

вали, что события в России «заставляют объяснять мас-
сам. .. причины и цели этой ужасной войны». Как из рога
изобилия сыпались заверения в намерении вести пропа-
ганду войны «в каждом городе, каждой деревне», в тылу
и на фронте, среди солдат, студентов, рабочих.
Далеко не все подобные намерения и решения прово-
дились в жизнь. Во многих провинциях для систематиче-
ской пропаганды в народе у интервентистов не хватало
ни сил, ни средств. Но и там, где они имелись, перед
организаторами и вдохновителями кампании (не говоря
уже о рядовых пропагандистах) неизменно вставал во-
прос: что именно надо рабочим и крестьянам говорить и
какими именно доводами следует их в необходимости
«войны до победы» убеждать?
Кризис идей, постигший в войну правящие классы
большинства европейских стран и усиленный в 1917 г.
революцией в России, сказывался в Италии очень остро.
Итальянских политических деятелей, журналистов, будь
они нейтралистами или интервентистами (и особенно тех
из них, кто был достаточно чуток, чтобы уловить настрое-
ния масс), не оставляло ощущение зыбкости, непрочности
окружающего мира, сознание краха старых устоев, док-
трин. «Сколько предвидений, считавшихся неопровержи-
мыми, сколько людских расчетов было опрокинуто и раз-
венчано войной... Дипломатические соглашения, труды
терпеливых социологов... все это рухнуло в один мо-
мент. .. Что будет завтра с человечеством, пережившим
ужасный катаклизм, который его потряс?»—читаем мы
в католической «Оссерваторе романо» 7. «Куда мы идем?
К каким неведомым берегам влечет нас трагическая судьба
старой Европы?.. Мы находимся перед лицом двух ужас-
ных сил — войны, с одной стороны, желания обновить
мир — с другой!» — восклицал корреспондент «Секоло»8.
А редакционная передовая этой интервентистской газеты
горестно констатировала, что «вчерашние идеи больше не
служат, новые находятся в состоянии брожения и полны
противоречий». Всюду «клокочет жизнь, которую старые
формулы не в силах более сдержать» 9.
Понимая, что в массах «зреют новые мысли и чув-
ства» 10, итальянские интервентисты напряженно искали
идею, которая помогла бы им повести за собой массы.
Самым простым, казалось, было перенять если не все, то
хотя бы отдельные идеи русской революции. Один из ли-
137

деров социал-реформистов А. Беренини действительно уже
в марте 1917 г. призывал своих единомышленников ска-
зать бойцам в окопах, что итальянцы сражаются за «те же
цели, ради которых свергла царское иго Россия» 11.
Аргументация «от России» широкого применения в ин-
тервентистской прессе, однако, не получила. По мере уг-
лубления русской революции призыв следовать ее идеа-
лам представлялся милитаристам все более опасным и
они предпочитали от него воздерживаться.
Пытались интервентисты представить войну и как
«оборону отечества» и «необходимость». «Когда вы да-
дите понять итальянскому народу, что война необхо-
дима и что тот, кто участвует в ней, борется не только за
свою страну, но и за собственное существование, тогда
вы сможете с большим успехом вести войну», — внушал
в июле 1917 г. в Монтечиторио (где заседала палата депу-
татов) своим коллегам депутат Э. Чикотти.
Однако несостоятельность подобных «теорий» броса-
лась в глаза. Ведь Италия вступила в войну не потому,
что на нее кто-то напал, и итальянские войска к тому же
вплоть до конца октября 1917 г. стояли на территории
врага.
Найти «идею» не удавалось, и пропаганда войны
в массах шла в рамках той вчерашней фразеологии и тех
вчерашних идей, которые, как признавали сами интервен-
тисты, «больше не служили». Изнемогающих от военного
бремени людей звали к стойкости и жертвам, уверяли их,
что справедливый и длительный мир возможен лишь после
победы и что война с Германией и Австро-Венгрией — это
война за демократию (как говорили одни) или война за
величие и славу Италии (как уверяли другие) и т. п.
Никакого успеха подобная пропаганда на третьем году
мировой войны не имела и иметь не могла.
Отвращение к набившим оскомину призывам явственно
сказывалось не только в тылу, но и на фронте. Военные
капелланы, хорошо знавшие свою паству, озабоченно от-
мечали летом 1917 г., что солдаты встречают свистом
и ропотом патриотические речи12. Что солдаты «не
любят, когда им говорят о славе, бессмертии и жертвах» 13,
вспоминает и другой современник.
Для воздействия на массы оставался, однако, хорошо
знакомый буржуа путь демагогического лавирования и
частичных реформ.
138

Узнав о свержении самодержавия в России, по этому
пути в Италии устремились многие: и те, кто действи-
тельно хотел разного рода преобразований (их было мень-
шинство), и те, кто видел в реформах средство увлечь
за собой массы (их было большинство).
Уже в 20-х числах марта члены итальянского
парламента начали вносить в палату проекты различных
реформ. «В России возникла демократическая республика,
которой предстоит повлиять на настроение других наро-
дов. Англия, учитывая это, обязуется дать право голоса
женщинам. Час парламентского правления пробил и для
Германии. Нельзя думать, что Италия сможет одна за-
стыть в традиционных рамках своего существования», —
приветствовала эти проекты 21 апреля 1917 г. «демократи-
ческая» «Секоло».
Правда, не все итальянские газеты (и их корреспон-
денты) обосновывали необходимость реформ столь «возвы-
шенно». «Итальянские политические партии, — читаем мы
в близкой к правительству «Джорнале д'Италиа», — упо-
доблялись в прошлом страусу. Они закрывали глаза на
опасные симптомы, и в результате у них вырывали
силой то, чего они не хотели отдать добровольно». Но
война поставила на повестку дня проблемы, которые му-
чили человечество веками, и тот, кто не хочет участво-
вать в их разрешении, тот «непредусмотрителен и глуп...
и его захлестнет поток (народного гнева. — К. К.)»14.
В середине апреля в Риме собрался общенациональный
конгресс партии социал-реформистов *. Он был созван,
если не юридически, то фактически, с целью выработать
программу действий, которая явилась бы ответом на обост-
рение внутреннего кризиса в стране и нейтрализовала ре-
волюционизирующее влияние русских событий на народ-
ные массы Италии.
Конгресс был пышный, многолюдный. В его работе
участвовали члены палаты депутатов, сенаторы, министры.
* Партия социал-реформистов была основана Л. Биссолати и
И. Бономи в 1912 г. после исключения их и их единомышлен-
ников из Итальянской социалистической партии. Исключены
они были за поддержку развязанной итальянским правитель-
ством колониальной войны с Турцией. В 1914 г. социал-рефор-
мисты наряду с республиканцами, радикалами, а затем и с на-
ционалистами стали инициаторами и застрельщиками вступле-
ния Италии в мировую войну на стороне Антанты.
139

Политические круги уделяли ему большое внимание. Га-
зеты различных направлений печатали о нем подробные
отчеты. Конгресс подчеркнул «уважение партии к свободе
личности», а лидер социал-реформистов Биссолати под-
твердил, выступая, верность партии принципу борьбы за
реформы. «Путь, нами избранный еще до войны, был пря-
мым путем, методы — надежными» 15.
На конгрессе и действительно были выдвинуты
проекты самых различных реформ — от перестройки всего
государственного аппарата до уменьшения количества
вагонов первого класса (и соответственно увеличения ко-
личества вагонов третьего класса) в пассажирских
поездах.
Гвоздем конгресса социал-реформистов да, пожалуй, и
всей кампании «за реформы» стало, однако, предложение
А. Драго. «Конгресс, — говорилось в разработанном им
проекте резолюции, — призывает правительство внести
в парламент проект закона о всеобщей экспроприации
земли и ее недр» 16.
Проект был принят конгрессом и произвел сенсацию.
В политических кругах Рима заговорили об «аграрном
коммунизме» и «социальной революции» 17.
Драго поспешил успокоить встревоженных буржуа.
Уже 18 апреля в «Джорнале д'Италиа» появилось его ин-
тервью, в котором он заявлял, что «не надо преувеличи-
вать значение внесенного им предложения. Аналогичные
проекты выдвигались уже десятки лет назад». «Не бой-
тесь слов, о синьоры! Издайте аграрный закон или по
крайней мере заверьте (курсив наш. — К. К.), что вы
его издадите!» — восклицал Драго некоторое время спустя,
выступая в палате депутатов 18.
Но «синьоры» боялись слов и еще не решались захо-
дить в своих обещаниях народу так далеко, как предлагал
социал-реформист. Уже одно только обсуждение вопроса
о насильственной экспроприации земли у помещиков пред-
ставлялось многим из них опасным, а содержавшееся
в проекте Драго положение о коллективной обработке
экспроприированных земель крестьянами и вовсе приво-
дило их в ужас. Они опасались, что «коллективизм поро-
дит в массах чрезмерные желания».
Бозелли, отвечая Драго, перечислил мероприятия, ко-
торые правительство намерено провести в пользу «сель-
ских жителей»: страхование крестьян от несчастных слу-
140

чаев на сельскохозяйственных работах, открытие спе-
циальных аграрных школ для детей крестьян и т. п.
Земли крестьянам он даже и не обещал 19.
С нашумевшим проектом Драго на этом было покон-
чено. Однако крестьяне, остро страдавшие от безземелья,
составляли основную массу итальянских солдат, и необхо-
димость что-то сделать или по крайней мере что-то пообе-
щать крестьянам представлялась «синьорам» обязатель-
ной.
И различные, более или менее смелые, проекты
реформ в пользу крестьян не переставали появляться и
обсуждаться в Италии.
Не прекращалось обсуждение других, самых разно-
образных проектов реформ, не связанных непосредственно
с сельским хозяйством; финансовой, налоговой, универси-
тетской, школьной, законодательной и т. п. Оно шло всю
весну, лето и осень 1917 г. в печати, в обеих палатах пар-
ламента, на съездах и заседаниях буржуазных партий и
самых различных буржуазных союзов, лиг, обществ. По-
литические деятели, адвокаты, журналисты, профессора,
даже члены правительства выступали в столице и в про-
винции с публичными докладами о предлагаемых ими
преобразованиях.
Призывы к реформам раздавались едва ли не из всех
секторов итальянского общества. Туринские промышлен-
ники, боявшиеся, что в городе вспыхнут рабочие волнения,
призывали правительство предупредить их изданием зако-
нов в пользу рабочих. В палате депутатов ораторы звали
правительство разработать план социальных и экономиче-
ских мероприятий «в соответствии с духом времени»20.
Национальный конгресс интервентистов прокламировал
необходимость политики, которая убедила бы пролетариат
в том, что война «ускорит триумф социальной справед-
ливости» 21.
На то, что с помощью реформ (или обещаний реформ)
удастся ослабить классовые противоречия и антивоенные
настроения в Италии, надеялись не только сторонники, но
и противники политики «национального единения». Орган
националистов, архиреакционная газета «Идеа национале»
ратовала за реформы с не меньшим азартом, чем близкая
к социал-реформистам «Секоло». Проект закона об обяза-
тельном страховании рабочих от болезней был разработан
Центральным комитетом Ассоциации националистов и
141

внесен в парламент по его поручению националистом Фе-
дерцони.
«Мы присутствуем при интересном превращении, — го-
ворил на заседании палаты депутатов левый католик
Дж. М. Лонджинотти. — Самые завзятые скептики, даже
те, кто был до вчерашнего дня противником реформ, отно-
сятся к ним нынче менее сурово, и можно даже сказать,
что сенат хочет опередить на пути реформ палату и пар-
ламентская правая хочет идти впереди левой... Самые раз-
личные люди верят в реформы, видя в них... не только
средство выдержать войну, но и необходимое условие спо-
койствия и плодотворной реконструкции после войны»22.
Большинство сторонников реформ — и старых и ново-
явленных — откладывало их проведение в жизнь на
послевоенный период, полагая, очевидно, что пока хватит
и обещаний. Некоторые, считая, что это не так, призывали
правительство немедленно провести социальные реформы,
которые «дадут народу почувствовать, что он ведет свою
войну (т. е. что война идет в его интересах. — К. К.)».
Конечно, в Италии в 1917 г. были и противники ре-
форм— (где их нет!). Писал же автор одной статьи
в «Экономиста д'Италиа», что реформы «ведут к анархии
и даже к гражданской войне» 23. Подобные заявления де-
лались все же редко. Голоса противников реформ тонули
в громком хоре их сторонников.
Призывы к реформам перемежались призывами к бла-
готворительности. И вот уже «сам» Бозелли жертвует от
щедрот своих 2 тыс. лир в пользу сирот войны, а акцио-
нерное общество «Ансальдо», получающее бешеные при-
были, выполняя военные заказы, выделяет 150 тыс. лир
в помощь нуждающимся семьям солдат. И буржуазная
пресса воздает им за это хвалу.
II
Жизнь страны шла тем временем своим чередом. За бес-
покойным мартом последовал не менее беспокойный
апрель. Множились антивоенные демонстрации женщин и
подростков, вспыхивали стачки на предприятиях граждан-
ской и даже военной промышленности.
После свержения русского самодержавия полицейские
преследования антимилитаристов в Италии усилились.
Итальянская полиция все чаще накладывала вето на рабо-
142

чие собрания, чинила всевозможные, обычные и необыч-
ные, препятствия работе деятелей левого крыла Итальян-
ской социалистической партии. Так, левой социалистке
Эльвире Цокка, приехавшей из Турина в Алессандрию,
чтобы выступить на закрытом собрании женщин, не раз-
решили даже выйти в город. Ее продержали несколько ча-
сов на вокзале, после чего усадили в поезд и отправили
обратно в Турин.
В политических кругах с тревогой ожидали праздно-
вания рабочими дня международной солидарности трудя-
щихся 1 Мая, и многие «специалисты по пессимизму» 24,
как невесело иронизировала интервентистская газета
«Мессаджеро», предсказывали народные волнения и беспо-
рядки. Другие и вовсе верили, что на 1 мая в Италии
«назначена революция». А в Ватикане в ожидании рево-
люции уже распорядились убрать в безопасное место
драгоценности римских церквей.
Правительство, стремясь успокоить массы, приурочило
к 1 мая вступление в силу давно уже подготовлявшегося
закона об обязательном страховании рабочих милитари-
зованных предприятий и постановлений о прибавке на
дороговизну (весьма, впрочем, незначительной) для рабо-
чих военных (непосредственно от правительства завися-
щих) предприятий. Рабочим милитаризованных предприя-
тий предусмотрительно разрешили не выходить 1 мая на
работу.
Квестура приняла свои меры. В Турине, где настроение
рабочих было особенно боевым, закрытое первомайское
собрание в Народном доме, намеченное социалистами на
1 мая, префект приравнял к открытому и на этом основа-
нии запретил. Боясь, как бы оно все же не состоялось,
полиция в ночь на 1 мая заперла все входы в здание и
выходы из него. Утром 1 мая Народный дом окружили
карабинеры, солдаты, полиция. Отряды кавалеристов гар-
цевали на площади, разгоняя народ и стремясь предотвра-
тить уличную демонстрацию. Все же на площади собра-
лось несколько сот (по данным «Аванти», несколько
тысяч) человек. Тогда полиция стала разгонять толпу и
хватать первых попавшихся. В тот день в Турине было
арестовано 30 человек. Судили их, надо полагать для
большей эффективности «примера», уже 2 мая и при-
суждали, как правило, к 20—40 дням тюрьмы. Впрочем,
один из лидеров туринских левых социалистов Ф. Барбе-
143

рис получил 50 дней тюрьмы только за то, что находился
на площади перед Народным домом и, «очевидно», был
готов произнести речь.
Повышенные меры предосторожности полиция приняла
и в других городах. В казармах и общественных зданиях
Рима весь день 1 мая в состоянии боевой готовности де-
журили воинские части, в Милане, Алессандрии, Ливорно,
Палермо были выставлены у зданий, где проходили перво-
майские собрания рабочих (а подчас и патрулировали
улицы), усиленные отряды полицейских и карабинеров.
И все же празднование рабочими 1 Мая 1917 г. было
в Италии торжественным и ярким и прошло под возгласы:
«Да здравствует русская революция!», «Долой войну!».
А в некоторых местностях — Эмилии, Калабрии и осо-
бенно в Ломбардии — царившее в стране напряжение про-
рвалось в этот день вспышками народных волнений.
В течение почти всей первой недели мая по улицам
Милана и других городов и деревень Ломбардии прохо-
дили с возгласами «Да здравствует мир!» бурные демон-
страции женщин и подростков. Разъяренные толпы го-
родской и деревенской бедноты громили продовольствен-
ные лавки, били стекла в окнах правительственных зда-
ний и домов богачей, портили трамвайные пути, вступали
в рукопашные схватки с полицией. По меткому выраже-
нию редактора интервентистской «Коррьере делла сера»
Л. Альбертини, то была «серия маленьких пожаров».
Укрощенные в одном месте, они тут же вспыхивали
в другом25.
Интервентистские организации Милана настаивали на
том, чтобы против бунтовщиков были приняты «реши-
тельные меры», префект просил Орландо объявить город
на осадном положении. Не получив на это санкции, ми-
ланские власти не решились «провоцировать массы» ре-
прессиями: полиция избегала массовых арестов, а войска
занимали сравнительно пассивную позицию и избегали
стрелять в народ. Но 3 мая на предприятиях Милана,
в том числе и милитаризованных, встал вопрос о всеоб-
щей стачке солидарности с бунтующими женщинами.
Префект кинулся за помощью к Турати.
«Я начал действовать, — рассказывал позднее Турати
начальнику кабинета министров внутренних дел и своему
личному другу Камилло Коррадини. — Сговорился
с джунтой (т. е. с руководителями миланского муници-
144

палитета. — К. К.), повидался с членами комитета (со-
циалистической секции. — К. К.), собрал руководителей
рабочих лиг и произнес перед ними проповедь» 2б.
Лидеру правых социалистов удалось добиться отказа
миланской палаты труда от всеобщей стачки. Орландо и
его либеральный метод, казалось, торжествовали. Но по-
ложение в городе оставалось тревожным, призывы к все-
общей стачке на предприятиях не прекращались. Власти,
писала даже и 9 мая «Секоло», «держатся наготове».
Суды над участниками первомайских выступлений
в Ломбардии и других местностях Италии начались сразу
после 1 мая и шли всю весну, лето и осень 1917 г. Подсу-
димыми были в основном женщины и подростки. Судили
их за участие в первомайских демонстрациях (там, где
они, несмотря на запрет, все же состоялись), за пение
антивоенных куплетов. В Ломбардии и других местно-
стях, где произошли в тот день взрывы народных волне-
ний, — еще и за то, что они громили лавки, кидали камни
в полицейских, ругали их, сопротивлялись им при аресте
и т. п.
Приговаривали подсудимых к нескольким неделям,
а то и нескольким месяцам тюремного заключения. Карло
Песси — сапожник по профессии и синдик Новы (ма-
ленькой коммуны близ Милана), который 1 мая 1917 г.
призывал крестьян не отдавать властям реквизирован-
ный скот, а также, если верить газетным отчетам, звал
их к «немедленной социальной революции», — был при-
сужден к 10 годам тюремного заключения.
В дни первомайских волнений интервентистские га-
зеты Милана упрямо твердили, что в городе «все спо-
койно». Не успели волнения затихнуть, как те же газеты
выступили с обвинениями по адресу Орландо, который
своей «снисходительностью и терпимостью» к саботажни-
кам якобы сделал возможными недавние события.
Во второй декаде мая резолюции, требовавшие от Ор-
ландо «энергичной политики, способной обеспечить спо-
койствие на внутреннем фронте», приняли (теми или
иными словами это требование формулируя) едва ли не
все интервентистские организации, партии и группы Ми-
лана. Они заявляли, что нужна беспощадная борьба «не
только с внешними, но и с внутренними врагами», что
внутренние враги — это «не только шпионы на жало-
ванье у Германии, но и все те, кто выступает против
145

войны», все те, кто «стремится усилить, а не ослабить
естественное недовольство бедняков лишениями и жерт-
вами войны».
«Итальянское правительство должно быть правитель-
ством тех, кто за войну. Во всех остальных надо видеть
врагов и в случае нужды обращаться с ними, как с вра-
гами», — писал Муссолини27. В его газете «Пополо
д'Италиа» требования «сильной власти» перемежались
угрозами «выйти на улицу» и «повторить майские дни
1915 г.».
В мае 1915 г. уличные демонстрации и буйства, орга-
низованные интервентистами под лозунгом вступления
в войну на стороне Антанты, помогли правящей верхушке
подавить сопротивление джолиттианской оппозиции
войне. Они вынудили, в частности, итальянский парла-
мент, депутаты которого в подавляющем большинстве
были настроены нейтралистски, санкционировать вступ-
ление Италии в войну.
Призыв «повторить майские дни» был поэтому призы-
вом к отказу от конституционных методов борьбы,
к уличным буйствам и насилию.
К требованиям интервентистов Милана — города,
ставшего ареной первомайских волнений, — присоедини-
лись интервентисты Рима, Турина, Генуи, Флоренции.
Встревоженные ростом народной активности, инвервенти-
стские организации различных городов делали попытки
столковаться между собой и выработать общую линию по-
ведения. Они решили, в частности, вручить Бозелли от
имени отдельных городов мемуары— «памятные записки»,
которые отразили бы позицию и требования интервентистов.
Как и многие интервентистские документы тех дней,
мемуары сбрасывали со счетов подлинные причины на-
родного возмущения войной. Антивоенные выступления
масс они пытались представить всего лишь результатом
«беспрепятственной, длительной и лживой» пропаганды
пацифистов.
Первомайские волнения, говорилось в миланском ме-
муаре, пронеслись над Ломбардией, как «вихрь безумия».
В ходе их слово «мир», написанное на знамени бунту-
ющих женщин, стало «словом измены». Документ, при
составлении которого первую скрипку играли экстре-
мисты, требовал от правительства «проявить патриотиче-
скую ярость против тех, кто саботирует, пусть даже
146

только словесно, войну». В нем содержалось немало
низкопробной демагогии, вроде призыва расстрелять всех
спекулянтов продовольствием, по были и требования, вы-
ражавшие подлинную программу «сторонников жестких
мер» и «войны до победы»: интернирование всех находя-
щихся в Италии подданных вражеских стран, изгнание
из государственного аппарата всех «скрытых нейтрали-
стов», изгнание их из храмов (это было направлено про-
тив нейтралистски настроенной части итальянского духо-
венства) и вообще борьба «всеми средствами и без жа-
лости» со всеми противниками войны.
Авторы мемуара не призывали к отставке кабинета
Бозелли и даже обещали ему свою поддержку, если он
примет их требования. Они выражали, однако, сомнение
в том, что «правительство, сформированное парламентом,
может соответствовать требованиям войны» и призывали
к созданию внутри правительства или вместо правитель-
ства Военного комитета из «немногих решительных лю-
дей». Эти люди сконцентрируют в своих руках управле-
ние «всей военной машиной на внутреннем фронте» и бу-
дут решать встающие перед ними задачи быстро и «через
голову медлительной государственной бюрократии».
В районы, граничившие с фронтом, и в районы, произво-
дившие боеприпасы и снаряжение, такие, как Ломбар-
дия, следовало, по мнению интервентистов, направить
военных комиссаров, наделенных чрезвычайными полно-
мочиями и тесно связанных с Военным комитетом.
Так выглядела схема «правительства войны» — отходя
от правительства парламентского типа, оно приближа-
лось к правительству открытой буржуазной диктатуры
и должно было, по расчетам экстремистов, удержать
в узде народные массы.
Связав свои надежды с мемуарами, организаторы
кампании всячески стремились придать этим документам
хотя бы видимость народной санкции. Римский мемуар
(по содержанию аналогичный миланскому) был прочи-
тан «народу», т. е. участникам интервентистской демон-
страции, с вершин Кампидольо, миланский — со ступеней
собора св. Павла. После этого заранее подготовленная
«стихийная» интервентистская демонстрация проводила
делегацию, увозившую мемуар в Рим, до вокзала.
В последних числах мая делегации интервентистов
Милана, Рима и Генуи передали свои мемуары Бозелли
10*
147

и получили вежливый отказ выполнить их требования.
Миланской, в частности, делегации председатель Совета
министров сказал, что он, если это понадобится, примет,
конечно, «энергичные меры», но что он и его правитель-
ство действовали и будут действовать впредь «в границах
общественных свобод, совместимых с войной». Что же
касается вопроса о Военном комитете, то его может ре-
шить лишь парламент, «который является представите-
лем нации» 28.
Услышав столь неутешительный ответ, интервентисты
все же не стали добиваться отставки Бозелли. Они опа-
сались, что на смену кабинету Бозелли придет кабинет
«еще менее решительный» или даже скрыто нейтралист-
ский. При господствовавших в то время в стране и в па-
лате нейтралистских настроениях это представлялось им
весьма вероятным.
Грозить же повторением майских дней 1915 г. было,
конечно, легче, чем действительно их повторить в изны-
вающей от тягот войны Италии 1917 г.
Вот почему один из лидеров экстремистов Дж. Пиро-
лини, выступая после визита к Бозелли на большой,
с участием представителей других городов, ассамблее ин-
тервентистов Рима, только и сумел, что предоставить
своим сторонникам свободу действий: «Я вас не призы-
ваю выйти на улицу, и я не призываю вас сидеть, запер-
шись в своих домах. Делайте то, что вам подскажет ваша
совесть». На «улицу», как и следовало ожидать, не вы-
шел никто.
Если настроения и выступления народных масс инте-
ресовали итальянские правящие классы в 1917 г. в пер-
вую очередь с точки зрения отношения народа к войне,
то это не значит, конечно, что резко усилившаяся с весны
1917 г. экономическая борьба итальянских трудящихся
не вызывала неприязненной реакции правящих кругов.
Даже орган Ватикана, христианнейший «Оссерваторе
романо», не смог скрыть раздражения «чрезмерными тре-
бованиями» рабочих (т. е. их требованиями прибавки
на все растущую дороговизну). «Всякий день,— читаем
в редакционной статье ватиканского официоза, — мы ока-
зываемся перед лицом указа (так и написано на русский
манер «ukase».—К. К.) какой-либо палаты труда, кото-
148

рая предупреждает смиренную и покорную публику, что
с такого-то дня и вплоть до нового ее указа вознагражде-
ние каменщиков, батраков и вообще наемных рабочих
увеличивается с 50 до 60, с 60 до 65 или с 65 до 70 чен-
тезимо в час... Можно Подумать, что руководители этой
палаты труда имеют дело с публикой, которая состоит
из дураков и идиотов и с которой можно говорить язы-
ком диктата». За этим гневным выпадом следовало рас-
суждение о том, что высокая заработная плата, разоряя
предпринимателя, приводит в конце концов к сокраще-
нию производства. Правительство должно положить пре-
дел «поступательному маршу» рабочей зарплаты. Это
будет в конечном счете выгодно самим рабочим, интересы
которых «тесно связаны с интересами всех других клас-
сов общества» 29.
Назавтра, 1 августа, газета заявила, что, поговорив
о тех случаях, когда заработная плата рабочих «чрез-
мерна», она хочет теперь поговорить о тех случаях, когда
эта заработная плата недостаточна.
Вторая статья о рабочей зарплате была короткой и
бесцветной. Подчеркнув, что католическая церковь еще
в XIX в. выдвинула требование «справедливой заработ-
ной платы», автор статьи желал успеха тем ученым,
которые после войны займутся {{исследованием вопроса
(курсив наш. — К. К.)» о том, какой же эта «справедли-
вая заработная плата» должна быть.
Но если «Оссерваторе романо» возмущали «непомер-
ные претензии» каменщиков и батраков, то правительст-
венные круги, равно как и крупных промышленников,
в первую очередь тревожила возрастающая активность
рабочих больших военизированных предприятий.
В 1915--1916 гг. эта активность была скована навис-
шей над занятыми на них рабочими угрозой суда
военного трибунала или отправки на фронт. Но после
свержения русского самодержавия лед тронулся, и ца-
рившее на милитаризованных предприятиях глухое не-
довольство стало все чаще вырываться наружу. Участи-
лась хотя и разрешенная властями, но отнюдь ни им,
ни промышленникам нежелательная подача профсою-
зами мемуаров с изложением экономических требований
рабочих милитаризованных предприятий. В мае 1917 г.
ближайшие помощники Орландо с сожалением констати-
ровали, что в Турине рабочие находятся в состоянии
149

с трудом сдерживаемого «кипения». «То и дело встают
вопросы труда и зарплаты» 30.
Вспыхивали, несмотря на запрет, короткие стачки
на милитаризованных предприятиях.
В Турине и Лигурии профсоюзные бонзы с трудом
и лишь с помощью сложных маневров удерживали метал-
листов от объявления общегородских стачек протеста
против каторжных условий труда.
«Обязанности и дисциплина рабочих» — так была оза-
главлена редакционная статья, опубликованная 28 мая
в «Трибуне» — газете, значительная часть акций которой
принадлежала крупным металлургическим компаниям
Лигурии. В статье говорилось, что редакция «Трибуны»
после длительного выжидания считает своим долгом об-
ратить внимание правительства на «некоторые эпизоды,
все чаще происходящие на милитаризованных предприя-
тиях». Весь мир — одна большая деревня, гласила пере-
довая, и мы не удивимся, если окажется, что «некоторое
беспокойство и некоторые чрезмерные претензии, кото-
рые предъявляются в промышленных центрах Англии,
Франции и Германии, имеют место также и в Италии.
Неизбежно встает вопрос о методе, каким власти — как
военные, так и гражданские — могут, как они считают,
этим претензиям и беспокойству противостоять... Мы, —
заявляла газета, — не против политики умеренности и
убеждения с тем, однако, условием, чтобы они не вы-
рождались в терпимость, создающую впечатление сла-
бости». Передовая утверждала далее, что всякое прояв-
ление терпимости по отношению к рабочим милитаризо-
ванных предприятий, которые «позволяют себе участво-
вать в рабочих выступлениях и стачках», было бы серьез-
ной виной и серьезной ошибкой, и требовала отправлять
всех этих рабочих на фронт.
К положению вещей, которое весной и летом созда-
лось во многих центрах военной промышленности, «Три-
буна» вернулась осенью 1917 г. (уже после восстания
в Турине). Руководство милитаризованными предприя-
тиями проявляло, если верить этой газете, «излишние
терпение и снисходительность». Оно стремилось достичь
компромисса, даже если требования рабочих не имели
никакого основания, и в результате «вопросы заработной
платы, дисциплины и т. д. вставали во множестве один
за другим» 31.
150

Экстремисты разделяли стремление «Трибуны» сде-
лать еще более жестким режим на предприятиях. В мае
1917 г. они потребовали заменить молодых офицеров, ко-
торым обычно поручалось наблюдение за дисциплиной
на милитаризованных фабриках и заводах, старыми кад-
ровыми офицерами, искалеченными или раненными на
фронте. Они опасались, что молодые выпускники уско-
ренных офицерских школ и курсов (происходившие в ос-
новном из средней и мелкой буржуазии) недостаточно
строги с рабочими, и рассчитывали, что кадровые офи-
церы, пострадавшие на фронте, будут жестче. Речь шла,
таким образом, о дальнейшем «завинчивании гаек» на
предприятиях.
III
Летом 1917 г. экономическое положение в Италии стано-
вилось все тяжелее. Хлеба теперь остро не хватало
в больших городах и не бывало по неделям в отдаленных
провинциях.
В стране множились стихийные вспышки народных
волнений, обострялись социальные противоречия, росло
возмущение колоссальными военными прибылями завод-
чиков и фабрикантов. Буржуазная пресса, пытаясь это
возмущение погасить, взывала к благоразумию буржуа.
«Тот, кто разбогател на войне, должен осторожно поль-
зоваться своим новым богатством... Мы говорим о пыш-
ности, роскоши, мотовстве, с какими некоторые из этих
нуворишей простодушно демонстрируют свои неожидан-
ные доходы», — сокрушалась «Коррьере делла сера» 32.
Экономические трудности, рост антивоенного и ста-
чечного движения, углубление русской революции, остав-
лявшее все менее надежд на «русский заслон» в борьбе
с Австро-Венгрией, — все это стало для итальянских пра-
вящих кругов постоянным источником беспокойства и
страха. «Тот, кто прожил эти дни в Риме, вращаясь в по-
литических кругах столицы, кто слышал разговоры в ко-
ридорах Монтечиторио, в кафе, на площадях, в железно-
дорожных и трамвайных вагонах, тот помнит настроение
скептицизма, обескураженности и безнадежности, кото-
рое охватило на все сто процентов нашу буржуазию и
преданных патриотов», — писал позднее Серрати33.
151

Многие его современники могли бы, будь они только
честны, под этими словами Серрати подписаться. Ведь
считал же один из «капитанов» итальянской промышлен-
ности Пио Перроне, что Италия «на краю пропасти, ибо
ей не хватает стали»34, думал с трепетом о том, «что
произойдет, если придется из-за отсутствия топлива и
сырья закрыть большие фабрики и выбросить на улицу
сотни тысяч рабочих» 35, один из крупнейших политиче-
ских деятелей страны Ф. Нитти.
Паника охватывала в первую очередь интервентистов.
Они боялись революции, боялись «преждевременного
мира», который не принесет желанных для итальянского
империализма завоеваний, и судорожно метались в поис-
ках выхода из тупика. Упорно ища этот выход в «завин-
чивании гаек», они сделали в первой половине июня
отчаянную попытку добиться «внепарламентского кри-
зиса», т. е. отставки кабинета Бозелли, и создания пра-
вительства «железного кулака» в момент, когда палата
распущена и, следовательно, повлиять на формирование
нового кабинета не сможет.
Они предприняли для этого сложные маневры, кото-
рые длились не одну неделю. И все это время в итальян-
ской прессе, на заседаниях буржуазных обществ и лиг,
даже на заседаниях Совета министров, шли нескончае-
мые споры о «методах и критериях» внутренней поли-
тики.
Положение правительства было трудным. Минутами
казалось, что оно вот-вот падет. Но оно устояло. Внепар-
ламентского кризиса не произошло. А в 20-х чис-
лах июня собралась палата. Она тут же объявила свои
ближайшие заседания секретными. И это резко изменило
распределение света и тени на «политической карте»
страны.
Конечно, споры о методах проведения внутренней по-
литики продолжались и на секретных заседаниях палаты.
Одни ораторы заявляли, что «надо усилить преследова-
ния» и что «всю страну следует рассматривать, как воен-
ную зону»36-37. Другие, наоборот, восхваляли политику
Орландо и утверждали, что сейчас «нужна рука в бархат-
ной, а не в железной перчатке» 38.
Главное было, однако, не в этом.
Депутаты, скованные на открытых заседаниях стро-
жайшей самоцензурой, получили наконец возможность
152

говорить и держаться свободно. Результаты оказались
поразительными. Парламентское большинство, скрыто
враждебное войне, подняло свой голос. Оно устроило
овацию в честь Джолитти (отсутствовавшего на сессии).
И оно устроило овацию Орландо после его речи, в кото-
рой он жаловался на нападки интервентистов.
Орландо принадлежал к интервентистам, но его внут-
ренняя политика была по своим методам либеральной,
джолиттианской политикой. Это навлекло на него нападки
интервентистов и сделало его «своим человеком» для
джолиттианцев. Кроме того, последние рассчитывали (и,
возможно, не без оснований), что Орландо не станет
«упорствовать» и a priori отказываться от мирных пере-
говоров, буде представится возможность. Неудивительно,
что во время выступления Орландо на секретном заседа-
нии либеральное большинство палаты то и дело преры-
вало оратора бурными аплодисментами, а когда он кон-
чил говорить, его кинулись обнимать и целовать наиболее
старые и авторитетные члены парламента. У кресла Ор-
ландо выстроилась длинная очередь депутатов, пожелав-
ших его поздравить и пожать ему руку. Успех был мно-
гозначителен, и об Орландо сразу заговорили как о буду-
щем председателе Совета министров. Джолиттианцы
торжествовали. Среди интервентистов царила неуверен-
ность.
Газеты, близкие к правительству и поддерживав-
шие его, еще более эту неуверенность усиливали, вся-
чески подчеркивая, что отставка кабинета Бозелли
была бы «прыжком в неизвестность» 39.
В конце июня в Монтечиторио начались собрания
парламентских фракций и групп, призванные выяснить
их позицию в момент голосования временного бюджета,
которое играло роль голосования вотума доверия прави-
тельству. Собрания проходили весьма бурно. Определе-
ние позиции откладывалось их участниками со дня на
день.
«Мы спорим каждый день об одних и тех же вопросах
и каждый день произносим речи, которые похожи одна
на другую и не дают ничего нового по сравнению с тем,
что мы уже знаем, — говорил корреспонденту «Джорнале
д'Италиа» один из участников такого совещания. —
Истина в том, что мы дезориентированы и никто из нас
не знает, что надо делать» 40.
153

31 июня палата большинством голосов вотировала
доверие кабинету Бозелли. Спор между сторонниками и
противниками политики «национального единения» этим
решен, однако, не был. Положение правительства оста-
валось шатким.
«Кризис миновал и кризис назревает... Вчерашнее
голосование — это лишь вдыхание больным кислорода.
Оно должно дать время для выбора наследников»,—
занес 1 июля в свой дневник хорошо осведомленный со-
временник41.
Попытки экстремистов свалить кабинет Бозелли
были у всех на виду. Их деятельность, скрытая от глаз
широкой публики, была связана с личностью генерала
Л. Кадорны, главнокомандующего итальянскими вой-
сками.
Более чем посредственный военачальник, так и не су-
мевший за годы войны одержать ни одной стратегически
важной победы, Кадорна был ярым сторонником «поли-
тики кулака». В итальянской армии он установил исклю-
чительно, даже и по военным временам, жесткий режим
и превратил ее, по определению одного из депутатов
итальянского парламента, в подлинное «царство тер-
рора».
Солдат жесточайшим образом карали за самые
незначительные проступки. Участников солдатских бун-
тов (а бунты эти вспыхивали в итальянской армии начи-
ная с 1915 г.) расстреливали по приговору суда и без
него, часто по жребию, иногда децимируя «бунтующие»
части. Кадорна узаконил эти варварские казни.
Офицеры, писал он в 1916 г. в циркуляре командо-
вания, «могут и должны» расстреливать защитников кол-
лективных преступлений, выбирая их по жребию из
числа тех, кто вызывает наибольшие нарекания. «От этой
обязанности не может уклониться никто...» 42
И все-таки установить в армии железную дисциплину
Кадорне не удалось. А весной 1917 г. вести из России
«произвели на простые души солдат «губительное», —
как находил командующий одной из итальянских армий,
герцог Аоста, — воздействие. Они породили у солдат ил-
люзию (?!!—К. К.), что воля масс может взять верх
над волей командования» 43. Кривая солдатских выступ-
154

лений резко пошла вверх. Кадорна, по свидетельству его
адъютанта, был этим «взбешен» 44.
Виня во всем идущую из тыла антивоенную пропа-
ганду, он писал в июне 1917 г. Бозелли, что репрессии,
проводимые в военной зоне, теряют свою эффективность,
если им не соответствуют аналогичные действия, с «энер-
гией и твердостью проводимые на всей территории госу-
дарства». Он протестовал против «терпимости», с какой
в Италии дают безнаказанно распространяться «наиболее
извращенным теориям внутренних врагов (т. е. социали-
стов.— К. К.)», и требовал от правительства репрессий,
применяемых «без ограничений со всей силой и энер-
гией» 45.
На заседании Совета министров, на котором обсужда-
лись эти требования Кадорны, Орландо указал главкому,
что было бы «опасным упрощенчеством» объяснять такое
сложное явление, как настроение армии, одним только
влиянием антивоенной пропаганды46. Он упорно укло-
нялся от проведения в жизнь мер, которых требовал Ка-
дорна (в частности, от роспуска ИСП), и отношения
между ним и верховным командованием становились все
более напряженными.
И этот генерал, стремившийся установить во всей
Италии такой же жестокий режим, какой он ввел в армии,
стал признанным вождем и кумиром итальянских ин-
тервентистов. Они его называли гениальным и «более ве-
ликим, чем Наполеон», устраивали овации при одном
только упоминании его имени, посылали ему восторжен-
ные приветствия и телеграммы.
Кадорна, которому занимаемое им официальное поло-
жение не позволяло открыто вмешиваться в политиче-
скую жизнь страны, пользовался этими телеграммами
как средством воздействия на настроение тыла. Отвечая
своим поклонникам, он внушал, что «слабость» является
изменой не только на передовой, звал к борьбе «против
внешних и внутренних врагов» и т. д.
Интервентистские газеты и в первую очередь муссоли-
ниевская «Пополо д'Италиа», печатали откровения Ка-
дорны огромными буквами на всей первой полосе номера,
призывали своих единомышленников сделать их извест-
ными в каждом городе, каждой коммуне, распространить
по всей стране.
155

Взаимными приветствиями дело, однако, не ограничи-
лось. В июне 1917 г. Муссолини и его ближайшие сорат-
ники Пиролини и О. Динале отправились в ставку для
переговоров с Кадорной. Речь шла ни более ни менее, как
об организации подлинного государственного переворота
с участием войск. Переворот предполагалось провести
«без заботы о соблюдении конституционных норм» и ре-
зультатом его должна была явиться смена правитель-
ства 47.
Переговоры об этом велись не одну неделю, и Мус-
солини и К0 ездили в ставку не один раз. Все это время
на интервентистских собраниях раздавались угрозы «об-
ратиться к народу, к улице», выступить против внутрен-
ней политики Орландо «во главе всех, кто умеет дейст-
вовать», и т. п.
Кончилось все это ничем. Кадорна, первоначально со-
гласившийся участвовать в путче, в июне 1917 г., исходя
из личных соображений, от этого отказался. Восхваление
Кадорны интервентистами, равно как попытки экстре-
мистов передать власть в стране военным, однако, не
прекратилось. Эти попытки предпринимались, очевидно,
вплоть до разгрома итальянских войск у Капоретто
в конце октября 1917 г. Во всяком случае, в декабре того
года (т. е. уже после смещения Кадорны) один депутат
рассказывал на секретном заседании палаты о «планах
поставить во главе правительства генерала, отличного,
но подчиненного Кадорне.
Трагедия Италии (т. е. разгром итальянских войск
у Капоретто. — К. К.) положила конец ведущим к смуте
планам» 48-49.
Явилось ли это результатом воинственных призывов
экстремистской прессы, или какие-то сведения о заку-
лисных интригах экстремистов просочились в итальян-
ские политические круги, но многие в Италии серьезно
опасались в 1917 г. установления военной диктатуры, а де-
путат Де Феличе Джиуфрида назвал даже позднее «под-
линным чудом»50 то, что Кадорна не стал диктатором
Италии.
Он ошибался. Италия 1917 г. не стала еще Италией
20-х годов XX в., и подавляющее большинство итальян-
ских буржуа и политических деятелей еще были в 1917 г.
за сохранение парламентской формы правления. И даже
156

среди многих более умеренных сторонников «сильной
власти» интриги Муссолини и его друзей встречали
осуждение и отпор.
«Эти люди не отдают себе отчета в реальном положе-
нии вещей. Они не понимают, что, если не действовать
с осторожностью, можно вызвать катастрофу. Если эти
одержимые войной выйдут на улицу... в Италии мо-
жет произойти то же, что произошло в России», — го-
ворил в частной беседе лидер социал-реформистов Бис-
солати51.
Против тех, кто мечтал «об абсурдных государствен-
ных переворотах», выступила интервентистская «Кор-
рьере делла сера». Приватные советы «сохранять спокой-
ствие» дабы не вызвать антивоенного взрыва в стране52,
давал экстремистам и А. Саландра * — политический дея-
тель, имя которого неразрывно связано с вступлением
Италии в войну (а многие связывали его имя также и
с организацией «майских дней» 1915 г.).
Не склонялась в то время к диктатуре и основная
масса итальянских промышленников и монополистов. По-
казательна в этом отношении программа, принятая
в июне 1917 г. Ассоциацией итальянских акционерных
обществ — одним из ведущих объединений итальянских
промышленников, в руководящие органы которого вхо-
дили многие «киты» итальянской индустрии.
В программе было много дешевой демагогии, вроде
призыва «отбросить предрассудки о роковом противоре-
чии интересов нашего класса (буржуазии. — К. К.) и
трудящихся классов», и был призыв объяснить рабочим,
что «интересы этих двух классов идентичны». В ней
утверждалось (и это уже не являлось одной только де-
магогией) , что итальянские промышленники заинтере-
сованы в проведении в жизнь социальных реформ, улуч-
шающих жизнь рабочего, и должны «стать во главе
движения за реформы, основанного на сотрудничестве
классов». «Так шаг за шагом, — говорилось в про-
грамме, — мы будем уменьшать расстояние — моральное,
* А. Саландра был главой итальянского правительства, подписав-
шего союзный договор (так называемый Лондонский пакт) со
странами Антанты и объявившего 23 мая 1915 г. войну Австро-
Венгрии.
157

умственное, психологическое — между двумя клас-
сами» 53.
При всем демагогическом характере документа, ко-
торый в значительной степени инспирировали национа-
листы, программа эта все же свидетельствовала о том,
что члены Ассоциации в 1917 г. еще хотели строить свои
отношения с рабочими на основе привычного метода боль-
ших обещаний и мелких уступок, а не открытого при-
менения силы.
После Туринского восстания (о нем ниже) реакцион-
ные настроения среди промышленников усилились, в их
среде начали раздаваться требования сохранить установ-
ленный на милитаризованных предприятиях режим и на
какое-то время после войны. Идея эта не получила, од-
нако, поддержки большинства. Как писала 9 сентября
1917 г. «Оссерваторе романо», «не только рабочие отне-
сутся после войны к подобному режиму без всякой сим-
патии», но и «общественное мнение затруднит поддержа-
ние такой дисциплины».
Уже в октябре 1917 г. джолиттианская «Стампа»
четко сформулировала позицию либеральной буржуазии
в вопросе о взаимоотношениях промышленников и ра-
бочих.
Для хорошей работы предприятия, утверждала редак-
ционная передовая этой газеты, необходимо, чтобы «про-
мышленник признал права рабочего, а рабочий — права
промышленника». Опыт показывает, что, чем более обра-
зован и лучше оплачивается рабочий, тем устойчивей со-
циальный мир на предприятиях. «Промышленный про-
гресс требует как своей предпосылки политической сво-
боды, специального образования, уважения к достоинству
капитала и труда» 54.
Столкновение двух различных взглядов на методы
управления массами особенно резко проявилось в Турине.
С затяжкой войны в этом городе скоплялось все больше
«горючего материала», и префект Турина — Вердинуа еще
осенью 1916 г. безуспешно ставил перед Орландо вопрос
о роспуске туринской секции ИСП (в которой было много
левых, по-боевому настроенных социалистов) и городской
палаты труда. В марте 1917 г., после попытки туринских
158

рабочих «сделать, как в России», тот же префект и столь
же безуспешно обратился к Орландо с просьбой объявить
город на осадном положении.
Летом 1917 г. обстановка в Турине становилась все
тревожней. И префект вновь и вновь призывал Орландо
ввести в городе осадное положение.
Но Орландо боялся репрессиями «спровоцировать
массы». Он рассчитывал в случае, если положение еще
больше обострится, на помощь правых социалистов.
22 августа, после того как в городе в течение почти
трех недель остро не хватало хлеба, вконец перепуганный
префект сообщил Орландо, что в Турине объявлена все-
общая стачка и вот-вот начнется вооруженная борьба.
Орландо немедленно распорядился поддерживать связь
с правыми социалистами и профсоюзными лидерами Ту-
рина. Но к этому моменту секретарь туринской палаты
груда уже был арестован (превентивная мера), Народ-
ный дом Турина уже заняли войска, в рабочих пред-
местьях уже строились первые баррикады, раздавались
первые выстрелы, слышались возгласы «Долой войну!».
И хотя хлеб в булочных теперь был (его спешно испекли
из муки, отпущенной городу по просьбе Орландо военным
командованием), антивоенное восстание туринского про-
летариата началось.
Вспыхнув стихийно, оно захватило все слои туринского
пролетариата — от задыхающихся под гнетом каторжной
военной дисциплины кадровых рабочих больших милита-
ризованных предприятий до женщин и подростков, впер-
вые втянутых в производственную жизнь войной.
Полиция и карабинеры не смогли одолеть повстанцев,
и 23 августа утром Вердинуа, действуя в обход Орландо,
отправился к командующему Туринским военным окру-
гом с просьбой взять «восстановление порядка» в городе
в свои руки. Прошел какой-нибудь час, и войска двину-
лись против рабочих.
Повстанцы не сдавались. Они опоясали рабочие пред-
местья сплошным кольцом баррикад, захватили воинские
склады, перерезали телеграфные провода. На головы
солдат падала сброшенная с крыш черепица, лился кру-
той кипяток. Броневики, направленные против повстан-
цев, попадали в вырытые рабочими волчьи ямы. Имея
лишь ружья и гранаты, рабочие стойко выдерживали на-
159

тиск до зубов вооруженного врага. Но военные власти
действовали «по-военному». Они спешно ввели в восстав-
ший город дополнительные воинские части. В повстанцев
стреляли из пулеметов. Против них двинули пехоту, ка-
валерию, танки.
26 августа в Турине бросили за решетку руководите-
лей социалистической секции города, руководителей ее
левой фракции, многих лидеров местного профсоюзного
движения. Количество арестованных рабочих уже 25 ав-
густа превысило тысячу человек.
На пятый день борьбы восстание было, как писал
английский посол в Риме, подавлено «сильной рукой» 55.
Однако либеральные приемы Орландо окончательно
отброшены не были. Его дипломатия сыграла немалую
роль в локализации восстания. Боясь, что оно переки-
нется на другие промышленные центры, власти окружили
мятежный город глухой стеной молчания. В дни боев
прекратилось почтовое и телеграфное сообщение с Ту-
рином. Военная цензура не пропускала в печать и намека
на происходившие там события. Но полностью засекретить
восстание было невозможно, и Орландо вновь обратился
за помощью к правым социалистам.
Едва только в Турине начались бои, как ближайший
помощник министра К. Коррадини телеграфировал пре-
фекту Милана о необходимости спешно связаться с Ту-
рати и Тревесом: пусть они прямо или косвенно вмеша-
ются в ход событий. «Настаивайте, как только сможете,
чтобы они помогли нам избежать всеобщей стачки (со-
лидарности с туринским пролетариатом. —К. К.)»,—
вновь телеграфировал Коррадини префекту Милана день
спустя56.
Всеобщей стачки в Милане не произошло, хотя милан-
ских рабочих, как показал позднее на «Туринском про-
цессе» секретарь миланской федерации труда Коломбино,
и «потрясли» события в Турине. Их убедили, однако, что
надо «оставаться спокойными», так как эти события «не
имеют политического значения» 57. А ведь Милан был вто-
рым (после Турина) промышленным центром страны, и от
позиции, занятой миланским пролетариатом, зависело
многое!
160

IV
В дни, когда в Турине шли бои, в правящих кругах ца-
рила тревога, на бирже падал курс ценных бумаг. Когда
восстание было подавлено, в Риме поняли, что общенацио-
нального пожара на сей раз удалось избежать. Но злоба,
вызванная у итальянских буржуа тем, что «эти канальи»
осмелились взяться за оружие, страх буржуа перед тем,
что в Турине и после подавления восстания «огонь таится
под пеплом», не проходили долго. В течение почти всей
осени 1917 г. вопрос о том, как сделать, чтобы туринские
события больше не повторились, приковывал к себе при-
стальное внимание политических кругов страны.
Лишь в конце октября впечатление от восстания в Ту-
рине было вытеснено еще более тяжелым для правящих
классов событием — разгромом итальянских войск у Ка-
поретто.
Как сделать, чтобы туринские события больше не
повторились, если женам рабочих приходится выстаивать
по 10 часов в очереди ради куска черного хлеба *, а на-
родные волнения все чаще вспыхивают в различных кон-
цах страны? Итальянские буржуа с перепугу нередко ви-
дели в этих вспышках «второй Турин». «К несчастью, ту-
ринские события повторились и в других местностях...
Бесполезно затыкать уши, закрывать глаза... это истина.
Подобные случаи произошли и в моем избирательном
округе»,— говорил на заседании палаты джолиттианец
Д. Нуволони58.
Нападки сторонников «решительных мер» на внутрен-
нюю политику Орландо становились все яростнее, споры
о методах внутренней политики на заседаниях Совета
министров, в буржуазной прессе, во всевозможных
буржуазных обществах и клубах разгорелись с новой
силой.
Экстремисты обвиняли Орландо в том, что «политика
полумер» привела к туринским событиям59. Они заявляли,
* «Зрелище стариков, женщин, детей, оборванных, босых, тол-
пящихся долгими часами на тротуарах в ожидании хле-
ба, — неприлично. Этого не должно быть», — заявляла «Три-
буна».
161

что эти события показали, «как распространен в Италии
дух возмущения», и требовали создания правительства,
которое сумело бы любой ценой этот мятежный дух пода-
вить. Они настаивали на коренном пересмотре всех «кри-
териев и методов» внутренней политики и на жестоких
репрессиях по отношению к противникам войны. Они при-
зывали своих соотечественников «не забывать об ужасном
примере России» 60 и, цитируя угрозы Керенского по ад-
ресу большевиков, предлагали Орландо «поучиться у Ке-
ренского, как надо управлять страной»61. А возможные
обвинения в реакционности отводили от себя на том осно-
вании, что «никто, по крайней мере на Западе, не назы-
вал реакционером Керенского и других русских социали-
стов, когда они утопили в крови июльское выступление
ленинистов» 62.
В борьбу экстремистов за «смену методов и людей»
скоро включились и более умеренные группы интервенти-
стов.
Туринское восстание побудило многих из тех, кто
ранее поддерживал Орландо, примкнуть к экстремистам.
И вот уже «Джорнале д'Италиа» пишет 8 сентября об
«ошибочном методе» министра внутренних дел, а «Три-
буна» утверждает в тот же день, что «метод, который был
удовлетворителен до вчерашнего дня, теряет право на су-
ществование в изменившихся условиях» 63.
Критики Орландо обвиняли его в том, что он, делая
ставку на содействие правых социалистов, не учел пере-
мен, происшедших под влиянием русской революции
в Итальянской социалистической партии.
Действительно, в позиции ИСП в 1917 г. многое изме-
нилось. После вступления Италии в войну на стороне Ан-
танты официальный лозунг партии звучал так: «Не под-
держивать войну и не саботировать ее». Отказ от «сабо-
тажа войны» не означал отказа от антивоенной пропа-
ганды, и итальянские социалисты немало сделали, чтобы
объяснить массам империалистический характер войны.
А с осени 1915 г., когда ИСП присоединилась к решениям
Циммервальдской конференции, официальным кредо пар-
тии стал циммервальдский призыв к «нажиму» на «свое»
(буржуазное) правительство с целью заставить его заклю-
чить мир.
В партии, однако, не было единства. Ее правое крыло
занимало, как мы уже говорили, скрыто, а подчас и от-
162

крыто оборонческие позиции. Боясь, что антивоенные вы-
ступления масс ухудшат военное положение Италии, ли-
деры правых социалистов всячески помогали Орландо эти
выступления сдерживать.
Но за годы войны и особенно после марта 1917 г. влия-
ние правых в партии значительно упало, а все больший
удельный вес и значение приобретало ее левое крыло,
страстно стремившееся не только разоблачать империали-
стический характер войны, но и «что-то делать» в борьбе
за мир.
Еще далекие от того, чтобы понять и принять
ленинскую концепцию борьбы с империалистической вой-
ной, итальянские левые социалисты неизменно подчерки-
вали свое глубокое уважение и любовь к В. И. Ленину,
который уже весной и летом 1917 г. стал для них (как и
для итальянского народа в целом) символом активной, ре-
волюционной борьбы за мир. В дни пребывания в Италии
делегации возглавленного меньшевиками и эсерами Пет-
роградского Совета рабочих и солдатских депутатов это
проявилось особенно ярко.
Делегация приехала в Италию (она побывала до того
в Англии и Франции), чтобы договориться с итальян-
скими социалистами об их участии в намечавшейся мень-
шевиками и эсерами Стокгольмской конференции социа-
листов стран Антанты и Германии.
Делегация эта (как одно время и сама Стокгольм-
ская конференция) пользовалась покровительством Вре-
менного правительства, и именно этим объясняется тот
факт, что итальянские власти, хотя и не сразу и неохотно,
все же не только дали делегатам визы на въезд, но и раз-
решили Итальянской социалистической партии организо-
вать поездку делегатов по стране и даже уличные ми-
тинги и демонстрации в их честь. И вот тут-то и прои-
зошло неожиданное.
В составе делегации не было большевиков. В нее вхо-
дили меньшевики, бундовец, эсер. Но итальянские рабочие
(и многие левые социалисты в том числе) плохо разбира-
лись летом 1917 г. в борьбе партий в далекой России. Они
увидели в делегатах «посланцев русских Советов», «деле-
гатов мира» и встретили их восторженными возгласами
«Evviva Lenin!». В течение нескольких дней эти возгласы
гремели на улицах итальянских городов, которые посе-
щала делегация.
163

«Мы проехали весь полуостров от Рима до Бардонек-
кио, — писал позднее Серрати, сопровождавший делегатов
в их поездке по Центральной и Северной Италии, — под
несмолкающие крики: «Да здравствует Ленин! Долой
войну!» Единый цвет этих бушующих дней был красный
цвет.
Рим, Флоренция, Болонья, Равенна, Милан, Новара,
Турин встретили представителей русских Советов как
посланцев мира» 64. Уже после отъезда делегатов, сопро-
вождавшегося на пограничной станции все тем же нена-
вистным для них возгласом «Да здравствует Ленин!»,
Серрати попытался выяснить, почему Ленин так популя-
рен в Италии. И пришел к выводу: «Благодаря клевете
его противников»65. Аналогично разрешил этот вопрос
много лет спустя член Центрального Комитета Итальян-
ской компартии, в 1917 г. молодой туринский рабочий-со-
циалист М. Монтаньяна. «Вести из России, — вспоминал
он, — приходили неясные, искаженные, противоречивые.
Если верить газетам (речь идет о буржуазных газетах. —
К. К.), весь русский народ хотел войны до победы, за
исключением небольшой группы экстремистов, которые
звались, кто его знает почему, «большевиками»... Почти
все мы, социалисты (Монтаньяна имеет в виду рядовых
социалистов Турина, большинство которых стояло тогда на
левых позициях. — К. К.), и с нами громадное большин-
ство рабочих были с Лениным, с большевиками. Мы не
знали их доктрины и идеологии... но мы были с ними
потому, что они выступали против продолжения войны и,
возможно, еще потому, что на них нападали, их оскорб-
ляли все сторонники войны, все буржуа Италии» 66.
В сентябре 1917 г. полиция перехватила подпольный
циркуляр объединявшей итальянских левых социалистов
«революционной фракции». Итальянская буржуазная
пресса опубликовала его как «разоблачающий социали-
стов» документ. В циркуляре не было ленинского тезиса
о превращении империалистической войны в граждан-
скую, а сама борьба пролетариев за мир мыслилась как
их революционный нажим на буржуазное правительство,
который и вынудит последнее заключить мир. Лишь после
заключения мира, по мысли авторов циркуляра, должна
начаться борьба пролетариата за власть. Но документ
этот ярко отражал напряженное ожидание революцион-
ного взрыва, в котором жили в то время итальянские ле-
164

вые социалисты. Он утверждал, что партия не может
отрицать и тем более порицать выступления масс, кото-
рые «являются, возможно, предвестниками событий не
менее грандиозных, чем в России». В нем говорилось
также о насилии как орудии, с помощью которого проис-
ходит историческое развитие, и утверждалось право про-
летариата на установление всей диктатуры «в интересах
не только одного класса, но всего человечества» 67.
Для интервентистов (и особенно для экстремистов)
всего этого было достаточно, чтобы объявить итальянских
левых социалистов — ленинцами, Итальянскую социали-
стическую партию — ленинской партией, а Туринское вос-
стание — делом рук ленинистов. «Орландо думает, что
имеет перед собой умеренный социализм, с которым
можно спорить и договариваться, между тем как итальян-
ский социализм идет к ленинизму» 68-69.
Газеты, менее склонные к преувеличению, говорили
о том же в выражениях более осторожных. Орландо «дол-
жен был заметить, что за последнее время создалось
положение иное, чем то, какого он надеялся добиться
своим мягким и умиротворяющим методом. Под влиянием
русских событий наши милые социалисты, предоставляя
некоторым из своих парламентских лидеров свободу про-
износить фразы почти патриотические и культивировать
контакты с правительством... стремятся взбунтовать
массы против установленных порядков», — заявляла
«Джорнале д'Италиа» 70.
Критикуя политику Орландо и кабинет Бозелли (за то,
что он поддерживает ее), экстремисты открыто порывали
с официально провозглашенным итальянской буржуазией
лозунгом «национального единения». Они требовали про-
водить политику, которая не «гонялась бы за миражем на-
ционального единства», и создать правительство «единой
партии — партии решительных сторонников войны». Это
правительство они нередко называли Военным комитетом
и противопоставляли не только правительству «нацио-
нального единения», но и парламентскому правительству
вообще. Входить в него должно было «несколько решитель-
ных людей», тесно связанных с военным командованием,
и вовсе не обязательно членов парламента. «Нынче речь
идет не о том, чтобы найти министра в коридорах Мон-
течиторио. Речь идет о том, чтобы найти человека, пусть
и не члена парламента, который управлял бы по добрым
165

законам войны», — писала 9 сентября «Идеа национале»
о желательном для нее заместителе Орландо на посту ми-
нистра внутренних дел.
Но умеренные интервентисты не решались открыто
порвать с принципом «национального единения». Они
опасались, что это обострит борьбу партий в парламенте
и, главное, борьбу масс вне его. Поэтому они хотели,
чтобы Военный комитет был создан внутри правительства
«национального единения» и из его членов.
В защиту политики Орландо выступили нейтралисты:
джолиттианцы и часть католиков. В годы войны, когда слово
«нейтралист» стало в Италии бранным, а милитаристская
и шовинистическая фразеология превратилась в обяза-
тельный атрибут каждого публичного выступления, бур-
жуазные пацифисты предпочитали не высказывать своего
мнения. Спор о критериях и методах внутренней поли-
тики был, однако, слишком важен, чтобы они могли долго
оставаться в стороне от него.
Грубый натиск на народные массы (на который интер-
вентисты возлагали большие надежды) представлялся им
опасным, а Орландо — идущим в своей «примирительной»
политике (на самом деле не такой уж мягкой) по пра-
вильному пути. «Орландо олицетворяет собой защиту по-
литического равновесия и социальных реформ. Мы не
знаем, кто, кроме него, мог бы поддержать социальный
мир в Италии. За него — четыре пятых палаты и девять
десятых страны», — читаем мы в нейтралистской «Мат-
тино». Внутренняя политика Орландо—«это единствен-
ная политика, возможная в стране, привыкшей к свободе
и терпимости... какой является Италия», — писала
«Стампа». Газета требовала, чтобы Орландо «энергично
отверг» претензии экстремистов, и называла внутреннюю
политику, за которую ратовали экстремисты, «политикой
безумия», способной привести нацию «к конвульсиям
(т. е. к революции!! — К. К.)» 7I.
«В связи с событиями в Турине, — заявляла «Стампа»
6 сентября 1917 г., — некоторые газеты объявили о крахе
внутренней политики, которая проводилась до сих пор, и
потребовали «натянуть удила»... Никто, мы думаем, не
станет отрицать, что синьор Протопопов, последний цар-
ский министр внутренних дел, был человеком «сильной
руки». Он расставил пулеметы на крышах домов, самые
суровые приказы были отданы войскам и полиции. Поря-
166

док следовало поддержать любой ценой, и полиция стре-
ляла с крыш и из окон по населению Петрограда. Каковы
были в России последствия политики синьора Протопо-
пова, известно всем».
Конечно, буржуазные нейтралисты отнюдь не считали
нужным (как уверяли их противники — интервентисты)
в бездействии глядеть на рост социалистических настрое-
ний в массах. Они только полагали, что «с проникновением
ложных идей, — как писала «Стампа», — значительно
легче бороться, дав им полную свободу проявляться при
свете дня» 72.
Интервентистам, даже умеренным, подобный образ
действий казался чересчур рискованным: «Утверждают,
что надо оставить клапаны открытыми... и что лучше
дать говорить. Но забывают, что инфекция накапливается
и может распространиться» 73.
Споры о политике Орландо с логической неизбеж-
ностью перерастали в более широкую дискуссию о парла-
менте, политических свободах, демократии.
Резкая критика и отрицание демократии и парламент-
ского управления не были новостью для Италии. С этих
позиций еще до войны выступали в Италии националисты.
В годы войны они утверждали, что «парламент... неиз-
бежно слабеет и исчезает, когда на карту поставлены
судьбы нации»74. Националисты звали итальянцев очи-
ститься от «демократической отравы» и «покончить
с огромной иллюзией и огромным обманом, будто власть
и суверенитет могут принадлежать низшим классам».
«Власть принадлежит нации и осуществляется всегда
сверху промышленной буржуазией», — писал лидер на-
ционалистов Э. Коррадини75.
Чтобы помочь итальянской буржуазии «покончить с де-
мократическими иллюзиями», «Идеа национале» высту-
пила в 1917 г. с серией статей, призванных «пробудить
политическое сознание» буржуа и внушить им «правиль-
ное понимание их роли в жизни нации». Газета требовала
восстановить «право творцов истории и цивилизации
(т. е. буржуа! — К. К.)» и тщилась доказать, что промыш-
ленник — это «не эксплуататор, но вождь общества на его
пути к прогрессу»76.
Можно привести не один пример, показывающий, что
идеи националистов находили в годы войны отклик
в среде итальянских политических деятелей и интеллиген-
167

ции. «Я хотел бы, чтобы итальянская буржуазия обрела
силы воздать должное самой себе и произнести энергич-
ные слова... «Подлинный трудящийся класс — это мы»», —
писал известный итальянский историк Б. Кроче77.
Автор статьи в «Коррьере делла сера», укрывшийся
под псевдонимом Юниус, находил, что «правительство
всегда выражает волю меньшинства, волю одного только
политического класса, класса-избранника, который один
только имеет силу и способность руководить страной» 78.
«Либерализм, демократизм, конституционализм... — это
всего лишь слова, звучащие фальшиво», — заявлял Муссо-
лини. Он утверждал, что «парламент сковывает силы
страны», и его полемика с противниками чрезмерного
«завинчивания гаек» носила подчеркнуто антипарламент-
ский характер. «Парламент стар. Мы отказываемся соби-
раться под его знаменем», — заявлял он в августе 1917 г.79
Более умеренные группы интервентистов и тем более
либералы-нейтралисты ратовали за парламент. В итальян-
ской публицистике тех лет и в стенограммах заседаний
итальянского парламента можно найти немало их выска-
зываний о парламенте как о надежном защитнике прав
граждан, общественных свобод и т. п. Наиболее четкий и
ясный ответ на вопрос, зачем был нужен итальянским
буржуа в 1917 г. парламент, мы находим, однако, в редак-
ционной передовой полуофициозной «Джорнале д'Италиа»
от 16 октября 1917 г. «Парламент, — гласила передо-
вая, — есть и будет основой существующих институтов.
Тот, кто захочет править без него, тот придет к режиму
клубов и Советов. Россия учит».
Политика Орландо тем временем ощутимо изменилась.
Министр не был не чувствителен к натиску интервенти-
стов. Да он и сам считал, что после Туринского восста-
ния следует внести «поправки» в правительственный курс.
Выступая 13 сентября на заседании Совета министров,
Орландо дал, как сообщала «Джорнале д'Италиа», «новые
и важные заверения» о намечаемых им переменах во
внутренней политике80.
Через день-два после этого были объявлены военной
зоной провинции Пьемонт, Лигурия и Алессандрия. Они
отнюдь не граничили с фронтом, но первые две являлись
крупнейшими центрами военной промышленности, а на
территории третьей находился важнейший в Северной
Италии железнодорожный узел. Еще через несколько дней
168

участь северных провинций постигла и совсем уже дале-
кие от фронта южные провинции — Мессину и Реджо-Ка-
лабрию, ставшие ареной народных волнений.
В провинциях, объявленных военной зоной, забота
о сохранении «общественного порядка» перешла в руки
военных властей; деятельность печати, рабочих организа-
ций, клубов полностью зависела от военного командова-
ния. Малейшее нарушение его распоряжений каралось
военными трибуналами по всей строгости военных за-
конов.
В провинциях, не включенных в военную зону, с на-
чала октября вступил в силу декрет, по которому каж-
дый, совершивший или только намеревавшийся совершить
поступок, который подействовал или только мог подей-
ствовать «угнетающе» на общественное настроение, под-
лежал суду и тюремному заключению на срок до
10 лет.
Поздней осенью 1917 г. атмосфера в стране станови-
лась все более удушливой. Шли массовые обыски, аресты.
Людей, как сообщал русский посол в Италии М. Н. Гирс,
бросали в тюрьму даже не за участие в антивоенной де-
монстрации, а просто за «неосмотрительно вырвавшееся
проклятие войне» 81. Экстремисты, не довольствуясь этим,
звали население к взаимной слежке и самосуду. «Все ли
джентльмены в Италии? Не предает ли кто-нибудь? Каж-
дый на своем пути, каждый в своем кругу» должен
«предупреждать, парализовать, карать за все, что может
быть вредно воюющей нации», — гласил манифест руко-
водимых Муссолини интервентистских «фаши» 82.
«Национальный кабинет» Бозелли доживал последние
дни. Правительство, которое, как отметил Гирс, «не
сумело ни предупредить, ни вовремя остановить» 83 (т. е.
подавить, не дав ему разгореться) рабочее восстание
в крупнейшем промышленном центре страны, не могло
рассчитывать на доверие парламента. Оно теряло под-
держку джолиттианского большинства, и на него, не до-
вольствуясь «коррективами» Орландо, яростно нападали
интервентисты.
В течение полутора месяцев после Туринского восста-
ния Бозелли удавалось избегать отставки своего кабинета
благодаря тому, что палата в это время находилась в оче-
редном отпуске, а он упорно пресекал все маневры интер-
вентистов в пользу внепарламентского кризиса.
169

Но в середине октября палата собралась, и теперь уже
всем стало ясно, что падение кабинета Бозелли неиз-
бежно. Проблема сводилась лишь к тому, каким будет тот
новый кабинет, которому предстоит его заменить.
Джолиттианцы прочили в председатели Совета минист-
ров Орландо. Они имели большинство в палате и явно не
собирались на сей раз интервентистам уступать. У послед-
них к тому же не было человека, которого они могли бы
по его политическому весу и популярности в стране про-
тивопоставить Орландо. Их возможные кандидаты в пред-
седатели Совета министров отпали один за другим. Сон-
нино — потому, что он категорически отказывался занять
этот пост. Саландра — потому, что он был главой прави-
тельства, при котором Италия вступила в войну. Возглав-
ленный им кабинет министров встретил бы непримиримую
оппозицию в парламенте (в июне 1917 г. на секретном
заседании палаты парламентское большинство устроило
Саландре враждебную демонстрацию — ему кричали:
«Убийца, долой!»).
Интервентистам пришлось поневоле смириться с тем,
что будущий кабинет возглавит Орландо. Утешало их
лишь одно: Орландо все-таки интервентист. В качестве
председателя Совета министров он будет более полезен
(или менее вреден), чем на посту министра внутренних
дел. Для этого поста, как они теперь говорили, у Орландо
не хватает «ни темперамента, ни энергии».
На пост министра внутренних дел интервентисты про-
чили «своего человека», лидера партии социал-реформи-
стов Биссолати. Он, боясь «провоцировать массы», еще
летом 1917 г. был настроен относительно умеренно, но
Туринское восстание побудило его присоединиться к эк-
стремистам. «Я не хочу Советов в Италии» — так объяс-
нял он перемену в своей позиции84.
В то же время часть экстремистов (наиболее авантю-
ристически настроенная) продолжала, как мы уже знаем,
свои интриги с Кадорной (или с ближайшим его окруже-
нием) и рассчитывала передать власть если не самому
Кадорне, то близкому к нему генералу. Слухи о намере-
нии «послать прочь палату и установить военное прави-
тельство» широко распространились по стране. По словам
Джолитти, им верила осенью 1917 г. «вся Италия».
Именно с этими слухами, опять-таки по словам Джолитти,
было связано образование Парламентского союза85.
170

Однако расскажем по порядку. Союз защиты прав пар-
ламента, или Парламентский союз, как его сокращенно
называли, — межпартийная группировка, возникшая
в Монтечиторио в первых числах октября 1917 г. «Ниже-
подписавшиеся депутаты, — говорилось в программном ма-
нифесте Союза, — убеждены, что решение продовольствен-
ного вопроса и вопросов, связанных с национальной обо-
роной, может быть достигнуто лишь при тесном сотруд-
ничестве правительства и парламента, который является
гарантом политических свобод и выразителем суверенной
воли нации. Они убеждены также... что самый суровый
парламентский контроль должен осуществляться во всех
делах и над всеми расходами, обусловленными войной» 86.
Основное ядро членов Парламентского союза составили
джолиттианцы. К ним примкнули и многие католики, и
даже многие умеренные интервентисты.
В начале октября, когда Союз еще только возник и
число его членов не превышало 47, интервентистская
пресса отнеслась к нему иронически. Но к середине ме-
сяца число членов Союза перевалило за 100, и в стране
начали раздаваться голоса в его поддержку. Ирония сме-
нилась озабоченностью, и «Коррьере делла сера» при-
звала интервентистов «крепить ряды» 87.
В середине октября, когда палата наконец собралась,
сторонники и противники парламентского метода управ-
ления встали друг против друга лагерями. Обстановка
в Монтечиторио была чрезвычайно напряжена: воздух был
точно насыщен электричеством, что ни час возникали бур-
ные инциденты, вспыхивали парламентские скандалы.
Правительство Бозелли оказалось между двух огней, и
это сделало его положение и вовсе безнадежным.
20 октября в палате выступил с большой программной
речью один из крупнейших итальянских политических
деятелей Ф. Нитти. В этой речи он пытался доказать, что
революция, возможная в России, «технически невозможна
в Италии». Он звал правительство к сотрудничеству с пар-
ламентом и заявлял, что никогда не думал присоеди-
няться к какой-либо критике по адресу Орландо, «который
всегда стремился устранять, а не обострять противоре-
чия». «Я рассматриваю всякие помыслы о реакции как
бесполезные и безумные... Поверьте, о синьоры, что не
насилием и не взаимными подозрениями порождается до-
верие!» — восклицал Нитти88.
171

Окончив речь, он вышел в перерыве в коридор и столк-
нулся там с Орландо. Они обнялись. Депутаты, заполнив-
шие коридор, долго аплодировали этому объятию, которое,
как отметила назавтра «Аванти», «имело недвусмыслен-
ное политическое значение».
Орландо выступил в Монтечиторио три дня спустя
с речью, которая была одновременно и гимном либера-
лизму и — отдавал он себе в этом отчет или нет — призна-
нием несостоятельности либерализма.
Туринские события, заявил оратор, не означают про-
вала «политики свободы». Они лишь «естественный и ло-
гичный» просчет этой политики. Ибо «кто может пове-
рить, что политика свободы не переживает своих печаль-
ных часов. Кто может подумать, что политика свободы
гарантирует от народных выступлений? Кто знает ту
форму и ту систему управления, которая от этих событий
гарантирует?»
Таково признание несостоятельности либерализма.
А вот и гимн ему: «Ничто не изменилось, ничто не может
измениться в тех критериях, которыми я руководство-
вался в своей внутренней политике... Эти критерии выра-
жены в формуле такой простой, что она может даже пока-
заться упрощенческой. Эта формула такова: поддержи-
вать силу и авторитет государства, необходимые для того,
чтобы вести войну. ..ивтоже время сохранять во всей
их полноте наши конституционные свободы», — под бур-
ные аплодисменты палаты заявил Орландо89.
Эта речь принесла Орландо не меньший успех, чем
речь на секретном заседании палаты в июне 1917 г.
Снова овации, восторженные поздравления единомышлен-
ников. Однако интервентисты не замедлили восстать про-
тив утверждения о необходимости сохранять в войну всю
полноту конституционных свобод, так же как не замед-
лили отметить противоречие между речью Орландо и его
делами.
«Орландо вчера говорил довольно хорошо, потому что он
вообще говорит хорошо», — заявил республиканец С. Бар-
цилаи, но «мало смысла рассуждать во время войны о сво-
боде, если у нас свобода печати ограничена цензурой, сво-
бода собраний декретом, запрещающим их публичность,
свобода стачек — угрозой отправки на фронт» 90.
Римский корреспондент «Секоло» нашел, что «гово-
рить во время войны о свободе так, как мы говорим в мир-
172

ное время, — значит впадать в риторику «дурного
тона»»91-92. «Это справедливо, это серьезно, это даже
прекрасно, что свобода мирного времени серьезно ограни-
чена в войну»,— вещала «Идеа национале»93.
Кабинет Бозелли пал 26 октября, когда австро-герман-
ские войска уже прорвали итальянский фронт у Капо-
ретто. Правда, военное командование еще скрывало это, и
в Риме даже крупнейшие политические деятели не знали
о поражении.
Новый кабинет формировался в дни, когда 2-я, самая
крупная, итальянская армия едва ли не полностью распа-
лась, и ее солдаты, бросая ружья, с возгласами «Да здрав-
ствует мир!» уходили с фронта в тыл. Это ставило под
угрозу окружения остальные — 1, 3 и 4-ю — итальянские
армии, и 28 октября Кадорна отдал им приказ об отступ-
лении. После этого по дорогам, уводящим от фронта, дви-
гались уже более миллиона военных и около 500 тыс. бе-
женцев. Беженцы тащили с собой свой скарб, уводили
своих коз, коров и еще более увеличивали общую сумя-
тицу и неразбериху. Лишь 9 ноября итальянскому коман-
дованию удалось остановить солдат и стабилизировать ли-
нию фронта на берегу реки Пьяве.
С 24 октября по 9 ноября 1917 г. итальянцы потеряли
10 тыс. человек убитыми, 30 тыс. ранеными, 265 тыс.
пленными и 350 тыс. ушедшими в глубь страны. Армия
потеряла также 3152 пушки, 3020 пулеметов, 1732 мор-
тиры, 300 тыс. ружей (считая ружья, находившиеся на
оставленных врагу складах, и не считая тех ружей, что
солдаты бросили, отступая). Были оставлены врагу воин-
ские склады продовольствия (их содержимое, впрочем,
в значительной мере расхватали уходившие с фронта
итальянские солдаты), 4 млн. центнеров зерна, 5 тыс. го-
лов скота. Враг занял территорию провинций Удине и
Беллуно, часть территории провинций Тревизо, Венето и
Виченца, а также почти все земли, завоеванные италь-
янской армией за два с половиной года войны — всего
около 14 тыс. км2 94.
Как ни трагично было положение на фронте, страх
перед революцией, которая, казалось, вот-вот вспыхнет
в потерпевшей поражение стране, терзал итальянских
буржуа и помещиков не меньше, чем страх перед нашест-
вием врага.
Именно этим страхом объясняется тот факт, что спор
173

о методах управления народными массами не прекратился
в Италии даже и в те, трагические для нее, дни.
Экстремисты, едва только прошло оцепенение, охватив-
шее политические круги при известии о поражении, еще
с большей настойчивостью, чем раньше, призывали со-
здать «правительство войны», которое сумело бы пресечь
пацифистскую пропаганду, повинную, как они теперь
уверяли, в разгроме итальянских войск. По свидетельству
одного из лидеров социал-реформистов, Бономи, они тре-
бовали «чего-то вроде Конвента и террора, которые спасли
Францию в 1793 г.»95 (конечно, вкладывая в эти понятия
свое, отнюдь не революционное, содержание).
Но парламентскому большинству Орландо и его «по-
литика примирения» казались, наоборот, особенно нуж-
ными сейчас, когда в страну вторгся враг. Умеренные
интервентисты также считали необходимым «восстано-
вить единство нации». И Орландо стал в результате гла-
вой и министром внутренних дел кабинета, сформирован-
ного 30 октября 1917 г. Ф. Нитти занял в этом кабинете
пост министра казначейства. В целом новый кабинет
имел по сравнению с кабинетом Бозелли «более четко
выраженный либеральный характер» 96.
Но экстремисты не унимались, и 7 ноября Муссолини
потребовал в «Пополо д'Италиа» гражданской мобилиза-
ции всех мужчин и женщин в возрасте от 16 до 50 лет.
«Пусть нас не оставляет уважение к свободе личности...
отбросим этот фетиш... вся нация должна быть милита-
ризована», — призывал он два дня спустя.
Этот призыв Муссолини был опубликован в газете
«Пополо д'Италиа» 9 ноября 1917 г. одновременно с ко-
роткой заметкой, гласившей, что «Керенский низложен.
Максималисты (т. е. большевики. — К. К.) — хозяева
Петрограда».
Назавтра «Пополо д'Италиа» потребовала объявить во-
енной зоной всю Северную Италию, 11 ноября эта газета
вышла с редакционной передовой, озаглавленной «Вперед,
микадо!», и звала Японию к интервенции в революци-
онную Россию.
Реакция во внутренней и внешней политике шла, как
это и бывает обычно, рука об руку.
174

* * *
Экономически отсталая и слабая Италия переживала
военные трудности и лишения особенно тяжело. Социаль-
ные противоречия здесь были более обострены, назрева-
ние революционного кризиса шло быстрее, чем в Англии
или во Франции. В 1917 г. происходили массовые народ-
ные выступления в Ломбардии и вспыхнуло антивоенное
восстание в Турине. Множились рабочие забастовки.
В разных концах полуострова возникали народные вол-
нения. Антивоенные демонстрации женщин и подростков
проходили каждодневно и повсеместно. Политика «нацио-
нального единения» не смогла помешать бурному взлету
антивоенного движения в стране. Но большинство италь-
янских политических деятелей (как и большинство рядо-
вых буржуа) еще не хотели в то время расставаться
с привычным конституционным и парламентским мето-
дом управления народными массами. Они опасались по-
литики авантюр, к которой толкали их Муссолини и К0.
Поэтому экстремистов постигла неудача в их борьбе за
правительство военной диктатуры. И все же либеральные
убеждения итальянских буржуа не оставались незыбле-
мыми.
На фоне резкого обострения внутреннего кризиса
в стране и революции в России (так итальянские пра-
вящие классы пугавшей) непрестанные нападки Муссо-
лини и его единомышленников на буржуазную демокра-
тию и парламент не проходили бесследно. Они форси-
ровали кризис буржуазно-демократической идеологии,
порожденный войной, еще более усиливали сумятицу
и растерянность в сознании итальянских буржуа. Многие
из тех, кто в 1917 г. был еще против открытой военной
диктатуры, уже не верили более в незыблемость буржу-
азно-демократических институтов, доктрин.
Пожалуй, наиболее ясно это выразил известный италь-
янский журналист Растиньяк. «Все доктрины — от само-
державия до демократии, — писал он, — потеряли ныне
право руководить людьми, ибо потеряли право проклами-
ровать свою непогрешимость, ибо их предвидения оказа-
лись при испытании лживыми и пустыми... Кто из
немецких милитаристов или из английских, французских,
итальянских демократов решится нынче сказать: „То, что
я утверждал вчера, — это истина, и она будет лежать
в основе управления людьми еще и завтра"?»
175

Растиньяк отвечал на поставленный им самим воп-
рос. .. уклонившись от ответа на него. «Будущее будет
таким, каким будет. Мы будем после войны спорить о док-
тринах и о необходимости новых форм управления
людьми» 97.
Бурный 1917 год толкал итальянских буржуа на по-
иски таких форм и методов управления, которые укре-
пили бы их власть. Он сыграл в развитии этого процесса
немалую роль. Однако в Италии, так же как во Франции
и Англии, развивался одновременно и другой первосте-
пенной важности процесс — революционизирование на-
родных масс и сближение с ними лучшей части итальян-
ской мелкой буржуазии и интеллигенции.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Читатель обратил уже, наверное, внимание на однотип-
ность, порой даже сюжетное сходство событий и процес-
сов, связанных в 1917 г. с проблемой управления народ-
ными массами, в Англии, Франции, Италии. Различия
в развитии этих процессов объясняются конкретными осо-
бенностями каждой страны. Их однотипность свидетель-
ствует о коренном, органическом их характере.
Народные выступления, происшедшие в 1917 г. в этих
трех странах, были в основном выступлениями антивоен-
ными. Это не мешало им во многом отличаться друг от
друга.
В Англии, где политический режим и военные законы
были несколько мягче, чем на континенте, во главе заба-
стовочной борьбы встали рабочие крупных военных пред-
приятий. Их лейбористские и профсоюзные лидеры пере-
шли на сторону правительства, но рабочие выдвинули из
своей среды новых руководителей, шопстюардов, которые
и возглавили крупнейшую стачку английских машино-
строителей в мае 1917 г.
Нельзя, однако, не отметить, что участники этой
стачки протестовали, бастуя, не против самой войны, а
против принесенного войной ограничения их прав и сво-
бод, против вставшей перед ними угрозы лишения брони
и отправки на фронт. И хотя даже и эти их требования
свидетельствуют о нарастающих среди английского про-
летариата антивоенных настроениях, все же политическая
ограниченность и узость требований забастовщиков облег-
чали английским правящим классам возможность «полю-
бовного разрешения» конфликта.
Во Франции и особенно в Италии политический режим
был в годы первой мировой войны более жёсток, чем
в Англии, активность рабочих военных и военизирован-
ных предприятий была скована угрозой предания воен-
177

ному суду, заключения в тюрьму, посылки на фронт.
И хотя в 1917 г. забастовки на военных предприятиях
этих стран и происходят, несмотря на запреты и кары,
все чаще, а в «промышленной столице» Италии, Турине,
вспыхивает в августе этого года антивоенное восстание
рабочих, все же на авансцене политической, антивоенной
борьбы здесь еще находятся подчас женщины и даже
подростки (а во Франции также и вчерашние кресть-
яне — солдаты). Их выступления лишены единого коор-
динирующего центра, руководства. Они разрозненны и
стихийны. Во Франции это приводит к тому, что в частях
действующей армии вспыхивает весной и летом 1917 г.
более 200 изолированных солдатских восстаний вместо
одного общевойскового. Выступления солдат на фронте
и стачки в тылу, происходя одновременно, не сливаются
в единый поток народной борьбы, а остаются изолирован-
ными и отрезанными друг от друга.
Даже в Италии, где революционный потенциал на-
родных масс особенно велик и где социалистическая пар-
тия занимает антивоенную позицию, народные выступле-
ния лишены связующего центра и руководства, ибо
правые социалисты всячески стараются народные массы
сдержать, а левые — еще только ищут свой путь борьбы.
И в результате туринское восстание, которое могло бы
послужить в Италии началом превращения империали-
стической войны в гражданскую, остается изолированным
и терпит неудачу, множество «мелких пожаров» народ-
ной борьбы, вспыхивающих в разных концах страны, так
и не сливаются в один большой пожар, выступления масс
даже в 1917 г. находятся на стадии «начатков», или «за-
чатков», пролетарской революции.
Отсутствие партии нового типа, которая могла бы
объединить, прояснить, направить к единой революцион-
ной цели борьбу народа, сказывается в 1917 г. и в Анг-
лии, и во Франции, и в Италии чрезвычайно остро.
И все-таки даже и такие — ограниченные в своих
целях, как в Англии, стихийные, некоординированные,
как во Франции и Италии, — народные выступления,
происходя в разгар империалистической войны, на фоне
нарастающего стремления широчайших слоев населения
к миру — представляют собой для правящих классов серь-
езную опасность, вызывают у них величайшую тревогу.
Эта опасность и эта тревога еще увеличиваются от того,
178

что на многих, если не на всех народных выступлениях
той поры лежит отсвет русской революции, «русского
примера».
Мы помним: у страха глаза велики и многим англий-
ским, французским, итальянским буржуа кажется весной
1917 г., что революция в их стране неизбежна, что она
вот-вот начнется, уже началась.
Как, какими средствами, каким из двух испытанных
методов управления пытаются правящие классы Англии,
Франции, Италии с вставшей перед ними революционной
угрозой бороться?
В Англии буржуазно-демократические традиции были
особенно устойчивы и крепки, а буржуазия была наибо-
лее гибка и искушена в искусстве социального лавиро-
вания и либеральных уступок. И когда в ходе майской
стачки машиностроителей стало ясно, что меры принуж-
дения лишь обостряют социальные противоречия в стране,
английские правящие круги и английское правительство
немедленно переменили тактику. Принятые репрессивные
меры были отменены, арестованные — освобождены, шоп-
стюарды — допущены к столу переговоров. В последую-
щие месяцы английское правительство, стремясь избе-
жать повторения майских событий, пошло на значитель-
ные уступки: в частности, разрешило свободно переходить
рабочим военной промышленности с одного предприятия
на другое. Этот крен в сторону либерализма не помешал,
однако, английским реакционерам, действуя при явном
попустительстве властей и при совершенно не доста-
точном противодействии либералов, беспощадно разгро-
мить особенно пугавшее буржуа движение английских
Советов рабочих и солдатских депутатов.
Во Франции и Италии события развиваются иначе.
Здесь летом и особенно осенью 1917 г. происходит зна-
чительное ужесточение политического режима.
Французская буржуазия не была так гибка и склонна
к социальному маневрированию, как английская. В XIX в.
ей не раз приходилось «огнем и мечом» подавлять на-
правленные против ее господства восстания пролетариата,
и она не раз искала защиты от собственного народа «под
крылышком» императора или короля. Этот исторический
опыт побуждал наиболее консервативные и реакционные
группы французских правящих классов стремиться к при-
менению силы и к установлению военной диктатуры
179

в стране и в бурном 1917 г. Но у широких масс фран-
цузских буржуа был и другой исторический опыт и дру-
гие традиции. После Парижской Коммуны 1871 г. стало
ясно, что французские рабочие ни короля, ни императора
больше не потерпят и что наиболее пригодной формой для
сохранения господства над ними буржуа является респуб-
лика. Тогда французская буржуазия, еще недавно в ос-
новном монархическая, стала республиканской. По выра-
жению В. И. Ленина, она была французским пролета-
риатом «переделана в республиканскую, перевоспитана,
переобучена, перерождена»1.
В годы первой мировой войны республиканские убеж-
дения, уже прочно укоренившиеся в сознании француз-
ских буржуа, вступали в противоречие со стремлением
консервативных кругов к «сильной власти». И поэтому
поздней осенью 1917 г. — после того как Петен железом
и кровью (не пренебрегая, впрочем, и мелкими уступками
солдатам) подавил восстания в действующей армии, а
Мальви справился с помощью социального лавирования
со стачками в тылу (но был вслед за тем скомпроме-
тирован реакцией), поздней осенью 1917 г. к власти во
Франции пришел кабинет Клемансо. Диктаторская сущ-
ность его правления обеспечивала ему поддержку правых
вплоть до самых махровых реакционеров и монархистов,
а неоднократные заявления Клемансо о его верности
республике и конституции делали его приемлемым для
широких масс французских буржуа, в том числе и для
многих радикал-социалистов.
В Италии социальные противоречия были особенно
обострены, накал антивоенной борьбы — чрезвычайно
ярок. Правительство было слишком слабо, чтобы силой
подавлять вспыхивавшие во всех концах страны народ-
ные волнения. Министр внутренних дел Орландо, ма-
неврируя и опираясь на правых социалистов, проводил
политику «национального единения», аналогичную той,
которую Мальви проводил во Франции.
В дни первомайских событий в Милане войска, чтобы
не провоцировать массы, избегали стрелять в народ. Пра-
вые социалисты во главе с Турати помогли властям избе-
жать стачки миланского пролетариата, и стихийные,
неорганизованные выступления ломбардской бедноты
постепенно прекратились. Они вспыхивали, однако,
в других районах страны вновь и вновь. В августе 1917 г.
180

антивоенное восстание в Турине вплотную поставило,
как мы уже говорили, правящие классы Италии перед
угрозой перерастания империалистической войны в войну
гражданскую. Для подавления этого восстания италь-
янское правительство мобилизовало все силы. Против
повстанцев были двинуты кавалерия, нехота, танки. Вос-
ставших рабочих расстреливали из пулеметов.
Но если обострение социальных противоречий в стране
было особенно велико, то запас буржуазно-демократи-
ческих традиций был у нее по сравнению с Англией
и Францией наименьшим. Вплоть до 1860 г. страна была
раздроблена на несколько мелких государств, в которых —
за одним только исключением — господствовали полуфео-
дальные, абсолютистские порядки. В 1860 г., после своего
объединения, Италия стала парламентской конституци-
онной монархией. Но и после этого, в течение ряда деся-
тилетий, итальянское правительство отвечало на выступ-
ления полных стихийной революционности народных
масс жестокими репрессиями, изданием «исключительных
законов», зажимом политических свобод. Лишь с 1900 по
1914 г. длилась коротенькая (как северная весна) «эра
итальянского либерализма», когда был проведен ряд бур-
жуазно-демократических реформ. Однако и либералам
не удалось смягчить остроту социальных противоречий
в стране и в самый канун империалистической войны,
в знаменитую «красную неделю» июня 1914 г. италь-
янское королевство потряс такой взрыв народного возму-
щения, какого оно до той поры еще не знало. Сторонники
«политики силы» подняли голову и в мае 1915 г., доби-
ваясь вступления Италии в мировую войну, открыто при-
звали своих последователей к нарушению буржуазной
законности и конституционных норм. А летом и осенью
1917 г. итальянские экстремисты во главе с Муссолини
не только публично заявляли, что свобода, равенство,
демократия — это «слова, звучащие фальшиво», но и де-
лали практически попытку установить в стране прави-
тельство военной диктатуры или «на худой конец»
правительство, приближающееся к военной диктатуре.
Однако в 1917 г. час итальянского фашизма еще не
пробил. Большинство итальянских политических деяте-
лей, как и итальянских промышленников и аграриев,
еще было против отказа от ставших привычными парла-
ментских методов управления. Требования Муссолини и
181

К0 еще казались им чрезмерными и опасными. Опреде-
ленное значение имел и тот факт, что крупного полити-
ческого деятеля, который сформировал бы в Италии
кабинет, аналогичный кабинету Клемансо (т. е. дикта-
торский по сути и конституционный по форме), у италь-
янских экстремистов в 1917 г. не было, и они, не скры-
вая, об этом жалели. Да к тому же политика Орландо,
хотя он не шел на выполнение всех требований экстре-
мистов, становилась все жестче. Он как бы совмещал
Мальви и Клемансо в одном лице. Так вот и получилось,
что в то время как во Франции борьба по вопросу о ме-
тодах управления завершилась осенью 1917 г. победой
сторонников дальнейшего «завинчивания гаек», в Италии,
которой оставалось каких-нибудь пять лет до фашизма, эта
борьба привела к образованию кабинета либерала
Орландо.
Подводя итоги этой борьбы в Англии, Франции, Ита-
лии, следует подчеркнуть, что либералы, отстаивая свое
кредо, доказывая, что надо дать говорить недовольным
и т. п., сами переживали жестокий кризис идей. Они
видели, что старые верования, убеждения терпят крах,
и не умели найти новые, более жизнеспособные. Они
выступали в защиту парламента и конституционных сво-
бод и не могли не понимать, что свободы эти находятся
в противоречии с жестокой практикой войны. Боялись
революции в России и революции в собственной стране
и не знали, что им противопоставить.
В Англии, где либерализм пустил особо глубокие
корни и где буржуазия была наиболее опытна и гибка,
либералам удалось нащупать некоторые новые приемы
управления народными массами. Во Франции и Италии
либералы (к какой-бы партии они формально не при-
надлежали) беспомощно барахтались в кругу старых
формул, старых доктрин.
Следует также отметить, что в ходе дискуссии ссылки
на «русский пример» не сходили с газетных полос и то
и дело звучали в речах ораторов. Февральская револю-
ция в России была сложна и многопланова, и если либе-
ралы видели в падении дома Романовых доказательство
того, что политика «сильной руки» не в силах предупре-
дить революцию, то консерваторы с нескрываемым удо-
вольствием цитировали — после июльских событий в Пе-
трограде — контрреволюционные заявления и приказы
182

Керенского, с жаром призывали своих последователей и
свои правительства учиться у Керенского «расправляться
с ленинистами» и т. п. Это происходило и в Англии, и во
Франции, и в Италии.
Борьба по вопросу о методах управления народными
массами, разгоревшаяся в 1917 г. в странах Западной
Европы, наглядно свидетельствовала о неблагополучии
в положении правящих классов этих государств. Эта
борьба интересна, однако, не только своими непосред-
ственными результатами. В ходе ее проявилась и некая
важная для будущего тенденция. Правящие классы боль-
шинства европейских стран в течение многих десятиле-
тий, а в Англии даже и столетий, осуществляли свое
господство над народными массами в рамках ими же
установленных и признанных конституций. Именно
в этих рамках происходила борьба (а иногда и сотруд-
ничество) сторонников либерального и консервативного
методов управления. Взаимозаменяемость этих методов
была, так сказать, «запрограммирована», и смена их
сама по себе о кризисе верхов еще не говорила. Но
дискуссии 1917 г. не были простой борьбой либералов
и консерваторов. Мы видели, что под воздействием войны
в правящих классах воюющих стран (даже таких парла-
ментских, какими были Англия, Франция и Италия)
возникла тенденция к принципиально иному, антипарла-
ментскому и антиконституционному, методу управления.
Эта тенденция была существенной чертой характерного
для периода первой мировой войны, для 1917 г. в част-
ности, кризиса буржуазной демократии. В истории запад-
ноевропейских стран она сыграла роль своеобразной пси-
хологической подготовки фашизма. Последний не су-
мел бы увлечь за собой сколько-нибудь значительные
группы буржуа, не будь они хотя бы отчасти подго-
товлены к нему войной вообще, нападками сторонников
военной диктатуры на буржуазную демократию, в част-
ности.
В 1917 г. тенденция к переоценке буржуазно-демо-
кратических ценностей сказывалась в разных странах
с разной силой. В Англии, классической стране буржу-
азного парламентаризма, голоса, отрицавшие буржуаз-
ную демократию, раздавались сравнительно редко (но
все же раздавались), во Франции и особенно в Италии
они звучали настойчивей и чаще. Вот эти «поиски но-
183

вого» (а по существу старого), эта нарастающая склон-
ность к отказу от традиционных парламентских учреж-
дений и норм наглядно свидетельствовали не только о
провале не сумевшей предупредить антивоенные выступ-
ления народов политики «национального единения», но
и о назревающем в странах Западной Европы общем
кризисе буржуазных методов управления народными мас-
сами, общем кризисе «верхов». В то же время в этих
странах нарастали возмущение и гнев народных масс,
шло сближение наиболее прогрессивных групп мелкой
буржуазии и интеллигенции с пролетариатом, заклады-
вались основы послевоенного революционного подъема.
Эти тенденции общественного развития Западной Европы
явственно сказывались уже в марте—октябре 1917 г., им
предстояло еще более углубиться и усилиться под воз-
действием Великой Октябрьской социалистической рево-
люции.

ПРИМЕЧАНИЯ
Введение
1 Ленин В. И. Полн. собр. соч.,
т. 26, с. 102-103.
2 См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч.,
т. 27, с. 113.
3 См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч.,
т. 26, с. 219, 284, 325; т. 27, с. 66,
111.
4 См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч.,
т. 26, с. 219.
5 Там же, с. 21 в.
6 Ленин В. И. Полн. собр. соч.,
т. 30, с. 347.
7 Ленин В. И. Полн. собр. соч.,
т. 27, с. 56.
8 Ленин В. И. Полн. собр. соч.,
т. 30, с. 14.
9 Ллойд Джордж Д. Военные ме-
муары, т. IV. М., 1935, с. 135.
10 Ленин В. И. Соч., т. 20, с, 67.
Глава 1. Англия
1 Ленин В. И. Полн. себр. соч.,
т. 31, с.356.
» См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч.,
т. 54, с. 485.
• Ленин В. И. Полн. собр. соч.,
т. 30, с. 176.
• Clynes R. Memoirs 1869—1924. L.,
1937, p. 200.
• См. об этом: Игнатьев А. В.
Внешняя политика Временного
правительства. М., 1974, с. 9—11.
• Parliamentary Debate. House of
Commons (Official Report), Ses-
sion 1917 (далее — House of Com-
mons), vol. 2, p. 1421.
» «The Morning Post», 1917, 16 Mar,
• House of Commons, vol. 7, p. 1149.
1 «The Manchester Guardian», 1917,
27 Jun.
10 House of Commons, vol. 4, p. 2198.
" Ibid., vol. 8, p. 798.
»* «The Quarterly Review», 1917,
Oct., p. 459.
18 Майский Я. М. Путешествие
в прошлое. Воспоминания. М.,
1960, с. 267.
14 Ллойд Джордж Д. Указ. соч.,
т. IV, с. 149.
1л Там же, с. ill.
1в «The Morning Post», 1917, 22 Mar.
17 «The Times», 1917, 3 Apr.
18 «The Manchester Guardian», 1917,
4 Apr.
18 «The Times», 1917, 7 May.
20 Об этой стачке, как и вообще о ра-
бочем движении в Англии в 1917г.,
см.: Карлинер М. М. Рабочее
движение в Англии в годы первой
мировой войны. М., 1961.
21 «The Manchester Guardian», 1917,
12 May.
22 «The Daily News», 1917, 15 May.
22 Ibid.
24 Цит. по: Sheffield Shopstewards,
L., 1960, p. 13.
25 «The Times», 1917, 17 May.
28 «The Daily News», 1917, 18 May.
27 «The Times», 1917, 18 May.
28 House of Commons, vol. 4, p. 1595,
28 Ibid., p. 1918.
80 Ibid., p. 1916.
" Ibid., p. 1911.
82 «The Times», 1917, 18 May.
88 Addison Ch. Four and a Half Years.
A Personal Diary from June 1914
.to January 1919, vol. II. L., 1934,
p. 377.
8* «The Daily Chronicle», 1917,
19 May.
85 Ibid.
88 «The Daily Express», 1917, 19 May.

87 Ibid., 21 May.
я «The Reynolds Newspaper», 1917,
20 May.
»• «The Daily Express», 1917, 21 May*
40 «The Times», 1917, 22 May.
41 «The Daily News», 1917, 21 May.
42 «The Economist», 1917, 19 May.
*э «The Westminster Gazette», 1917,
14 May.
" «The Daily'News», 1917, 21 May.
48 «The Daily Express», 1917, 23 May.
4e «The Manchester Guardian», 1917,
14 May.
*7 House of Commons, vol. 9, p. 2091.
41 «The Westminster Gazette», 1917,
21 Apr.
4* «The Manchester Guardian», 1917,
26 May.
*° House of Commons, vol. 4, p. 1675.
** «The Manchester Guardian», 1917,
13 Jun.
и «The Morning Post», 1917, 2 Aug.
»• «The Daily Express», 1917% 1 Aug,
** «The Manchester Guardian», 1917,
6 Jul.
w «The Daily Express», 1917, 13 Apr.,
см. также: «The Daily News»,
«The Times», 1917, 12 Apr.
66 «The" Morning Post», 1917, 2 Aug.
*7 См.: «The Daily Express», 1917,
19, 20, 21 Jul.; «The Reynolds
Newspaper», 1917, 22 Jul.
" Addison Ch. Op. cit., vol. II,
p. 407.
•• «The Times», 1917, 16 Jul.
•° House of Commons, vol. 8, p. 1301—
1303.
" «The Daily Chronicle», 1917,
16 Aug.
и См.: «The Call», 1917, 22 Apr.
•• Ленин В. И. Полн. собр. соч.,
т. 22, с. 39.
•* «The Dally Express», 1917, 2 Jun.
•* О Лидском конвенте, равно
как и о движении английских Со-
ветов рабочих и солдатских депу_
татов, см. подробнее: Bilnger S.
Die sociaUstieche Antikriegsbewe-
gung In Grossbritanien. 1914—
1917. В., 1967, p. 157—169; Hap-
линер M. M. Укав, соч., с. 268—277.
" «The Call», 1917, 21 Jun.
47 Thorne W. My Life's Battles. L.,
а. п., р. 195.
e» «The Willesden Call», 1917, 27 Jun,
'• «The Times», 1917, 18 Jun.
70 «The Nation», 1917, 9 Jun.
71 «The Daily News», 1917, 10 Jun.
72 «The Times», 1917, 6 Aug.
7» Ibid., 25 Jul.
74 Hocking Silas K. My Book of Me-
mory. L., 1923, p. 278.
" MacDonach M. In London during
the Great War. The Diary of
a Journalist. L., 1935, p. 211.
7* House of Commons, vol. 8, p. 1552.
77 «The Morning Post», 1917, 30 May,
5 Jun.
7e House of Commons, vol. 7, p. 1430—
1431.
19 «The Daily Express», 1917, 28 Jul.
•o «The Call», 1917, 28 Jul.
11 См.: House of Commons, vol. 7,
p. 1785.
м Сцену погрома в Бразерхуд-чёрч
живописали едва ли не все лон-
донские газеты. См., в частности:
«The Morning Post», «The Daily
Chronicle», «The Daily Express»,
1917, 30 Jul.; Snowden Ph. An
Autobiography, vol. 1. ,L., 1934,
p. 456—457.
•• «The Times», 1917, 22 Aug,
•« Ibid., 31 Aug.
•» «The Call», 1917, 2 Aug.
ee «The Daily Chronicle», 1917,
11 Aug.
87 «The Manchester Guardian», 1917,
13 Aug.
" «The Call», 1917, 2 Aug.
■• «The New Statesman», 1917,
4 Aug., p. 411.
90 House of Commons, vol. 7, p. 1688.
•* «The Morning Post», 1917, 1 Aug#
99 Ллойд Джордж Д. Указ. соч.,
т. IV, с. 323.
•• Там же, т. IV, с. 316—319.
и «The Willesden Call», 1917, 7 Oct.
03 «The Nation», 1917, 25 Aug.
•• См.: «The Morning Post», 1917,
30 Jul.
•' Ibid., 4 Oct.
88 «The Daily Express», 1917, 29 Oct.
•• «The Morning Post», 1917, 26 Sept.
100 «The Quarterly Review», 1917,
Jul., p. 210.
»o* «The Pall-Mall Gazette», 1917,
26 Jun.

|M «The Morning Post», 1917, 20 Jun.
IM Ibid., 14 Aug.
10* Ibid., 1 Aug.
10* Ibid., 22 Aug,
*•• См.: Webbe B. Diaries, 1912—1924.
L., 1952, p. 96.
lf" «The Nation», 1917, 29 Sept,
10• «The Times», 1917, 12 Oct.
,0» «The Nation», 1917, 14 Mar.
110 «The Reynolds Newspaper», 1917,
1 Jul.
111 House of Commons, vol. 6,
p. 1495—1496.
»« Ibid., p. 1178—1180.
'" «The Morning Post», 1917, 7 Jun.
"« «The Statist», 1917, 27 Oct., p, 689.
m Beaverbrook. Man and Power
(1917—1918). N. Y., 1956, p. 115.
ue «The Times», 1917, 11 Jun.
>17 Ibid., 5 Sept.
11 e Great Britain. Parliamentary De-
bats, 5th Ser. House of Lords.
Official Report 1917, vol. Ill,
p. 950.
"■ «The Manchester Guardian», 1917,
8 Jul.
1:0 «The Pall-Mall Gazette», 1917,
28 Jul.
121 House of Commons, vol. 4, p. 2680.
122 См.: Иарлинер М. М. Указ. соч.,
с. 288.
"8 «The New Statesman», 1917,
21 Apr., p. 55.
"« «The Daily News», 1917, 27 Aug.
'" «The New Statesman», 1917,
31 Mar.
x2* «The Manchester Guardian», 1917,
8 Jul.
"7 «The Economist», 1917, 13 Oct.
12e «The Nation», 1917, 1 Sept.
li9 «The Statist», 1917, 20 Oct., p. 647.
140 «The Nation», 1917, 25 Aug.
131 Hobson S. G. Pilgrim to the Left.
Memoirs of a Modern Revolutio-
nist, p. 193.
132 The Anvil of War. Letters between
P. Olivier and His Brother, 1914—
1918. L., 1936, p. 209.
1И «The Times», «The Morning Post»,
1917, 6 Jul.
m «The Economist», 1917, 3 Nov.,
p. 112.
"8 «The Daily News», 1917, 25 Jun.
136 nThe Westminster Gazette», 1917,
10 Jul.; «The New Statesman»,
1917, 21 Jul., p. 373.
»" «The Call», 1917, 5 Jul.
118 См.: «The Manchester Guardian»,
1917, 22 Aug.
»•" Ллойд Джордж Д. Указ. соч.!
т. IV, с. 155.
Глава 2. Франция
*■ Ллойд Джордж Д. Указ. соч.,
т. III. М., 1935, с. 292.
* См.: Laurent M. Nos gouvernements
de guerre. P., 1920, p. 178.
* Messimy. Mes souvenirs. P., 1937,
p. 419.
* Parel J. Le mouvement ouvrier
francais. Sindlcalisme et sociallsme
1914—1940, t. 2. P., 1970, p. 71.
* Malvy L. J. Mon crime. P., 1921,
p. 107.
* Annales de la Chambre des deputes.
XI legislature, session ordinaire de
1917 (далее — Chambre), t. uni-
quet p. 2, p. 2683,
* Rolland R. Journal des annees
de guerre 1914—1919. P., 1952,
p. 1236.
* Maurras Ch. Le chefs socialistes
pendant la guerre. P., 1918, p. 304—
305.
* «Le populaire du centre», 1917,
11 sept.
10 Maurras Ch. Op. clt., p. 269—270.
" Pedroncini G. Les mutinerles de
1917. P., 1967, p. 44.
" «Le Temps», 1917. 27 mai.
»• «L'Oeuvre», 1917, 23 mat.
'* «L'Information», 1917, 31 mars.
16 Об откликах французских народ-
ных масс на Февральскую револю-
цию в России см.: Иоффе А. Е.
Русско-французские отношения
в 1917. М., 1958.
«• «L'Humanite», 1917, 24, 29,
31 mars, 2 avr.; «Le Populaire de
Paris», 1917, 2—15 avr.
lT Carre H. Les grandes heures du
general Petain. 1917 et la crise du
morale. Documents, etudes, temoig-
nages. P., 1952, p. 38.
«• Chambre, t. unique, p. 1, p. 780

18 Gide A. Journal. France, 1948,
p. 625—626.
18 См.: Pedroncini G. Op, cit.,
p. 62—64, 307—308.
« *La Victoire», 1917. 25 Juln.
M Berger M.% Allard P. Les secrets de
le censure pendant la guerre. P.#
1932, p. 178.
18 Les armees franchises dans la grande
guerre (далее — A. P. G. G.),
t. V, vol. 2, p. 194.
24 Poincari R. Au service de la France.
Neuf ane6s de souvenirs, t. IX.
L'annee trouble, 1917. P., 1932,
p. 161.
" A. F. G. G., t. V, vol. 2, annexes,
vol. 1, p. 766—767.
28 См.: Herbillon. Du general en chef
au gouvernement, vol. 2. P., 1930,
p. 102.
27 Poincare R. Op. cit., t. IX, p. 161.
" Ibid., p. 171.
28 Ferry A. La guerre vue d'en bas
et d'en hout. P., 1920, p. 103.
80 Bordeaux H. Histoire d'un vie,
t. VI. L'annee te"n6breuse. P.,
1959, p. 179.
81 Chambre, t. unique, p. 2, p. 2664.
82 Petain H. La crise morale et mili-
taire de 1917. P., 1966, p. 107.
83 «La Victoire», 1917, 26 Juill.
84 См.: Berger M., Allard P. Op. cit.,
p. 178, 192.
86 Архив внешней политики России
(далее — АВПР), ф. Посольство
в Париже, оп. 524, д. 3496, л. 38.
88 АВПР, ф. Канцелярия 1917 г.,
д. 71, ч. 1, л. 439.
87 Chambre, t. unique, p. 3, p. 2821.
88 Chambre des d6putes, XI legi-
slature, session de 1917. Comite"
secret du 29. VI 1917 (далее —
Chambre, Comlte secret), p. 380;
см. также: «L'Oeuvre», 1917,
25 mal.
88 Berger M.t Allard P. Op. cit.,
p. 182.
40 Chambre, I. unique, p. 2, p. 2662.
41 «Ce qu'il faut dire», 1917, 2 Juin.
42 «Le Temps», 1917, 16 mal.
43 Corday M. The Paris Front. An
Unpublished Diary, 1914—1918.
L., 1933, p. 253, 254.
*4 «La Victoire», 1917, 25 mai.
" См.: Rolland R. Op. cit , p. 1217—
1218.
48 Bertie. The Diary 1914—1918,
vol. 2. L., 1924, p. 130.
4' «L'Homme enchalne», 1917, 28 mal.
48 Maurras Ch. Op. cit., p. 244.
48 Malvy L. J. Op. cit., p. 77.
80 Ibid., p. 79.
81 «Le Temps», 1917, 5 Juln.
82 Berger M., Allard P. Op. cit.,
p. 210.
88 См.: Malvy L. J. Op. Cit., p. 80—81;
см. также: Painlevi P. Comment
J'ai nomme Foche et Petain. P.,
1924, p. 162; Chambre, Comite
secret, p. 374.
84 Chambre, Comite" secret, p. 373—
374.
88 Мартен дю Гар Роже. Семья Тибо,
т. 3. М., 1959, с. 355.
88 Serrigny. Trente ans avec Petain.
P., 1959, p. 146—147.
87 Chambre, Comite secret, p. 374.
88 АВПР, ф. Канцелярия, 1917 г.,
д. 71, ч. I, л. 441.
88 Renouvin P. L'opinion publlque
en France pendant la guerre 1914—
1918. —«Revue d'histoire diplo-
matique», 1970, oct. — dec, p. 324.
80 См.: Ferry A. Les carnets secret
(1914—1918). P., 1957, p. 177—
178; Chambre, Comite secret,
p. 321—322; Ribot A. Journal
et correspondance lnedits (191,4—
19,22). P., 1936, p. 155.
81 «L'Informatlon», 1917, 29 Juin.
82 Ibid., 11 aout.
88 «Mercure de France», t. 120, 1917,
mars—avr., p. 714.
84 «La Victoire», 1917, 18 Juill.
85 Annales du Senat. Debate parle-
mentaires, session ordinaire de
1917, t. LXXXVIII (далее — Se-
nat), p. 685—697.
88 «Le Figaro», 1917, 22 Juill.
87 S6nat, p. 611—622.
88 «La Victoire», 1917, 24 Juin.
88 «Le Figaro», 1917, 25 Juin.
70 «L'Homme enchalne», 1917,
17 Juin.
71 A. F. G. G., t. V, vol. 2, annexes,
vol. 1, p. 26—29.
72 Bordeaux H. Op. cit., t. VI, p. 59.
78 Petain H. Op. Cit., p. 109.

H Ribot A. Op. cit., p. 82.
75 Ferry A. Les carnets. . ., p. 175.
78 АВПР, ф. Канцелярия, 1917 г.,
д. 71, ч. 1, л. 362.
57 Bordeaux II. Op. cit., t. VI, p. 179.
78 Petain H. Op. cit., p. 131.
7t Herbillon. Op. cit., vol. 2, p. 97.
80 См.: Berger M., Allard P. Op. cit ,
p. 278.
81 «La Nation» (Geneve), 1917,
28 Juill.—9 aout.
82 См.: Рогпсагё R. Op. cit., t. IX,
p. 169.
•» О Мерргейме 1914—1916 гг. см.:
Далин В. М. Альфонс Мерргейм
и его конфиденциальная пере-
писка. — В кн.: Люди и идеи.
М., 1970, с. 203—297.
84 Painleve P. Op. cit., p. 160.
88 A. F. G. G., t. V, vol. 2, annexes
vol. 2, p. 52—53.
88 «Le Figaro», 1917, 25 aout.
87 См.: Senat, p. 864—877.
88 Ribot A. Lettres a un ami (Souvenirs
de ma vie politique). P., 1924,
p. 151.
88 Senat, p. 877—882.
80 Ibid., p. 877—878.
81 ВаггЫ М. Chronique de la Grande
Guerre, t. X. P., 1936, p. 63.
•2 «L'Homme enchalne», 1917,
30 aout.
83 См.: Barres M. Op. cit., t. X,
p. 138—140.
84 «La Victoire», 1917, 4 sept.
86 «Le Journal», 1917, 13 sept.
88 Rolland H. Op. cit., p. 1313—1314.
87 Ferry A. Les Carnets. . ., p. 189.
•8 «Le Temps», 1917, 20 sept.
88 Chambre, t. 1, p. 2, p. 2681.
100 «L'Humanite», 1917, 18 oct.
*01 Bertie. Op. cit., vol. 2, p. 185.
102 Clemenceau G. Grandeurs et miseres
d'une victoire. P., 1930, p. 324,
108 АВПР, ф. Канцелярия, 1917 г.,
д. 71, ч. 2, л. 813.
104 Chambre, t. unique, p. 2, p. 2414.
105 Morand P. Journal d'un attache
d'ambassade 1916—1917. P., 1949,
p. 287.
108 «Le Temps», 1917, 20 oct.
»07 Maurrai Ch. Op. cit., p. 227.
108 «Le Populaire», 1917, 28 mai—
10 Juin,
»<>• Bainville J. Journal 1901—1918.
P., 1949, p. 162.
118 Ibid., p. 184.
111 Maurra$ Ch. Op. cit., p. 256.
иг цИТш по: «Le Correspondent»,
1917, 10 nov., p. 570.
118 Ti&on Braun M. La crise de
l'humanlsme. T. 2. (1914—1937).
P., 1967, p. 74.
114 «Le Correspondent», 1917, 10 Juill,
p. 184.
1,6 Herbillon. Op. cit., p. 33.
118 Chambre, t. LXXXXI, p. 1, p. 831.
i17 Chambre, t. unique, p. 2, p. 2420—
2425.
118 «L'Oeuvre», 1917, 15 aout.
118 Ibid., 20 sept.
120 Ibid., 15 aout.
121 Chateaubriant A. de. Lettres
des annees de guerre 1914—
1918. P., 1952, p. 192.
>" Chambre, t. 1, p. 2, p. 2435.
128 «Le Populaire du centre», 1917,
20 aoQt.
124 Chambre, t. unique, p. 2,. p. 2607.
125 Ribot A. Journal. ... p. 232.
128 «L'Oeuvre», 1917, 28 sept.
127 «Le Figaro», 1917, 28 sept.
128 «Le Temps», 1917, 28 sept.
128 «La Victoire», 1917, 29 sept.
180 «L'Echo de Paris», 1917, 19 sept.
181 Barres M. Op. cit., t. X, p. 234—
2.35.
132 «La Victoire», 1917, 12-13 sept.
133 Maurras Ch. Op.cit, p. 240.
Глава З. Италия
1 См.: Bernieri A. 50 anni di lotte
operaie in Apuania. Massa Carrara,
1952, p. 74.
2 Germanetto G. Memorie di un bar-
biere. R., 1949, p. 99.
8 Malagodi O. Conversazioni dell a
guerra, vol. 1. Milano—Napoli,
1960, p. 95.
4 Olando V. E. Memorie (1915-1919).
Milano, 1960, p. 512, 513.
6 Об этом подробнее см.: Кирова К. Э.
Русская революция и Италия.
М., 1968.
8 Spriano P. Torino operaia nella
grande guerra (1914—1918). Torino,
1960, p. 208.

' «L'Osservatore romano», 1917,
24 apr.
8 «II Secolo», 1917, 27 apr.
B Ibid., 24 magg.
10 Ibid., 12 magg.
11 Atti del parlamento italiano. Ca-
mera dei deputati. Sessione 1913—
1917 (далее — Atti), vol. XII,
p. 13514.
12 См.: Melograni P. Sforia polltica
della grande guerra (1915—1918).
Bari, 1969, p. 385—386.
18 Soleri M. Memorie. Torino, 1949,
p. 64.
14 «II Giornale d'ltalia», 1917, 18 apr.
15 «L'ldea nazlonale», 1917, 17 apr.
Ie «II Secolo», 1917, 17 apr.
17 «II Giornale d'ltalia», 1917, 18 apr.
18 Atti, vol. XIII, p. 14297—14305.
18 Ibid., p. 14370.
20 Ibid., p. 14325.
81 «II Secolo», 1917, 2 lugl.
28 Atti, vol. XIII, p. 14148.
28 «L'Economista d'ltalia», 1917,
21 lugl.
14 «I] Messaggero», 1917, 1 giugno.
85 Albertini L. Epistolarlo, 1911 —
1926, vol. 2. Verona, 1968, p. 715.
88 Цит. по: De Rosa G. Glolitti e Ц
fascismo. R., 1957, p. 57—58.
87 «II Popolo d'ltalia», 1917, 15 magg.
88 «L'ldea nazlonale», 1917, 30 magg.
28 «L'Osservatore romano», 1917,
31 lugl.
30 Malagodi 0. Op. clt., vol. 1, p. 124.
81 «La Tribuna», 1917, 13 sett.
88 «Corriere della sera», 1917, 29 lugl.
83 Ceppamu Дж. М. Руководство
для безупречного каторжника.
М.—Л., 1929, с. 44—45.
84 Цит. по: Monticone A. Nitti e la
grande guerra (1914—1918). Ml-
lano, 1961, p. 370.
85 Ibid., p. 378.
88-87 Comltati segretl sulla condotta
della guerra (giugno—dicembre
1917). R., 1967, p. 75, 101.
88 Ibid., p. 36.
88 «II Giornale d'ltalia», 1917,
30 giugno.
40 Ibid., 26 giugno.
« Martini F. Diario, 1914—1918.
Italia, 1966. p. 943.
42 Cadorna L. Paglne polemiche. —
Cernusco sul Naviglio, 1950, p. 94.
48 Цит. по: Melograni P. Op. cit.,
p. 304.
44 Gatti A. Caporetto. Dal diario dl
guerra inedito (maggio—dicembre
1917). Bologna, 1964, p. 84.
46 Cadorna L. Op. cit., p. 33—38.
48 Comltati segretl. . ., p. 215—216.
47 Dinale O. Quarant' anni di coll о qui
con Lul. Milano, 1962, p. 87. См.
также: Felice Renzo de. Mussolini
11 rlvoluzionario (1888—1920). To-
rino, 1965, p. 350.
4848 Comltati segreti. . ., p. 185.
89 Ibid., p. 180.
ex Malagodi O. Op. cit., vol. I, p. 141.
88 См.: Salandra A. II Diario. Milano,
1969, p. 136.
88 «La Tribuna», 1917, 22 lugl.
64 «La Stampa», 1917, 9 ott.
85 Rodd G. R. Social and Diplomatic
Memories. Third Series, 1902—
1919. L., 1925, p. 337.
58 De Rosa G. Op. cit., p. 46—47.
67 «Avanti», 1918, 24 ag.
58 Atti, vol. XIV, p. 14706.
88 «II Secolo», 1917, 6 sett.
88 «II Popolo d'ltalia», 1917, 14 sett,
81 Ibid.
88 Ibid., 7 sett.
88 «La Tribuna», 1917, 8 sett.
84 Ceppamu Дж. М. Указ. соч., с. 41.
86 «Avanti», 1917, 20 ag.
88 Montagnana M. Ricordi di un ope-
raio torinese, vol. 1. R., 1949, p. 67.
87 «Corriere della sera», 1917, 20 sett.
es-«» Ibid>> з sett>
78 «II Giornale d'ltalia», 1917, 9 sett.
71 «La Stampa», 1917, 26 giugno.
78 Ibid., 5 giugno.
78 «11 Giornale d'ltalia», 1917, 9 sett.
74 «L'ldea nazionale», 1917, 13 magg.
78 Ibid., 20 sett.
78 Ibid., 26 apr., 29 apr.
7r «11 Giornale d'ltalia», 1917, 17 sett;
перепечатано в кн.: Сгосе В.
L'ltalia dal 1914 al 1918. Pagine
eulla guerra. Bari, 1945, p. 216.
78 «Corriere della sera», 1917, 25 sett.
78 «II Popolo d'ltalia», 1917, 29 mar.,
25 ag. 20 sett, и др.
8 о «II Giornale d'ltalia», 1917, 14 sett.
81 Архив внешней политики России

(далее — АВПР), ф. Канцелярия,
1917 г., д. 35, л. 530.
м «II Popolo d'ltalia», 1917, 9 sett.
" АВПР, ф. Канцелярия, 1917 г.,
д. 35, л. 462.
14 Malagodi О. Op. cit., vol. 1, p. 164.
88 Ibid., p. 238.
•• «La Stampa», 1917, 8 ott.
•7 «Corriere della sera», 1917, 19 ott,
" Atti, vol. XIV, p. 14787—14800,
■• Ibid., p. 14898—14905.
8e Ibid., p. 14984.
•*-»» «II Popolo d'ltalia», 1917, 25 ott.
•• «L'Idea nazjonale», 1917, 25 ott.
** О событиях у Капоретто см. под-
робнее: Кирова К. Э. Революцион-
ное движение в Италии в 1914—
1917 гг. М., 1962.
•s Bonomi J. La Politica italiana
da porta Pia a Vittorio Veneto
(1870—1918). Torino, 1946, p. 419.
•• Rodd G. R. Op. clt., p. 343.
91 «La Tribuna», 1917, 29 apr.
Заключение
1 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 21,
с. 84.

ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение 3
Глава 1. Англия . . . , 7
Глава 2. Франция 74
Глава 3. Италия 126
Заключение 177
Примечания 185
Кира Эммануиловна Кирова
ЗАПАДНАЯ ЕВРОПА, 1917-й
Утверждено к печати редколлегией
серии научно-популярных изданий
Академии наук СССР
Редактор Н. В. Шевелева
Художник В. Хромилин
Художественный редактор В. Г. Ефимов
Технический редактор А. М. Сатарова
Корректор И. С. Княжицкая
Сдано в набор 3/VI 1977 г. Подписано к печати 23/XI
1977 г. Формат 84 х 1081/32. Бумага №2. Усл. печ. л. 10,03.
Уч.-изд. л. 10,6. Тираж 23300. Т-20809. Тип. зак. 451.
Цена 70 коп.
Издательство «Наука»
117485, Москва, В-485, Профсоюзная ул., д. 94-а
1-я тип. издательства «Наука»
199034, Ленинград, В-34, 9 линия, д. 12

КОВАЛЬ Б. И. Свет Октяб-
ря над Латинской Амери-
кой. 9,8 л. 80 к.
В книге рассказывается о вли-
янии Великой Октябрьской
социалистической революции
на политическую жизнь Ла-
тинской Америки. Читатель
узнает, как под воздействием
идей Октября развернулась
борьба за создание коммуни-
стических партий в странах
Латинской Америки, об общих
и специфических чертах за-
рождения коммунистического
движения в разных странах
континента.