Вопросы философии 1960 № 5

A.А. Зворыкин – Материально-техническая база коммунизма
Академик А.И. Берг – О некоторых проблемах кибернетики
Б.М. Кедров – Опыт методологического анализа научных открытий
B.С. Семенов – О классах и классовой борьбе в современных капиталистических странах
ДИСКУССИИ И ОБСУЖДЕНИЯ
Г.В. Колшанский – В чем различие знаковых систем
Н.П. Костин – О свободном времени при коммунизме
Н.Т. Абрамова, Э.П. Андреев – Работа философских семинаров Академии наук СССР
В.В. Дмитриев – По поводу философского «опровержения» концепции мирного сосуществования
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
Н.П. Аникеев – «Артхашастра» как. идеологический памятник древней Индии
М.П. Баскин – Критика философии ницшеанства
М.Н. Пеунова – Злобные вымыслы вместо науки
КОРОТКО О КНИГАХ
Э.А. Баллер – М.Г. Шестаков. Борьба В.И. Ленина против идеалистической социологии народничества
И.М. Рогов – Г.В. Осипов. Техника и общественный прогресс
Теги: журнал вопросы философии
ISBN: 0042-8744
Год: 1960
Похожие
Гулаг. Идеология и экономика подневольного труда в XX веке
Журнал "Вопросы философии" №2 1960 г
Вопросы философии 2020 № 8
Unit 1. Diplomacy and International Relations
Текст
                    АКАДЕМИЯ НАУК СССР
ИНСТИТУТ ФИЛОСОФИИ
ВОПРОСЫ
ФИЛОСОФИИ
XIV ГОД ИЗДАНИЯ
ЖУРНАЛ ВЫХОДИТ ЕЖЕМЕСЯЧНО
1960

Ленин и наука
Академик А. В. ТОПЧИЕВ
Ленин-ученый поражает нас исключительной силой и
многогранностью своего гения. Проблемы социологии, экономики, философии,
литературы и искусства, истории общества и общественной мысли,
международных отношений, вопросы техники и естествознания и т. д.— все
привлекает этот всеобъемлющий ум. Все, чего бы он ни касался,
обогащалось новым содержанием, новыми идеями. Казалось, Ленин обладал
каким-то особым чутьем, находя истину всегда, о чем бы он ни
размышлял. Поэтому труды Ленина служат живительным источником идей
для ученых множества самых различных специальностей — идет ли речь
о проблемах диалектики или о проблемах социалистического реализма
в литературе, о проблемах современной физики «элементарных» частиц
или физиологии органов чувств.
Ленин — великий продолжатель дела Маркса. Ленинизм — это
марксизм эпохи империализма и пролетарских революций, перехода от
капитализма к социализму, построения коммунизма. Марксизм и
ленинизм неразрывны. Они представляют единое учение о самых глубоких
законах общественного развития. Учение Маркса — Ленина дает ответы на
великие вопросы нашей эпохи, освещает путь в будущее, вооружает
человечество теоретическим обоснованием того пути, по которому идет и
будет развиваться общество.
Способность предвидеть будущее — одна из самых существенных
сторон марксизма-ленинизма. На протяжении истории не было ни одной
философской, социологической или исторической теории, которая
оказалась бы способной предвидеть будущее.
Марксизм-ленинизм всесилен своим научным предвидением. Это
дало возможность Марксу предсказать крушение капитализма и
рождение социализма за сотню лет вперед. Это же научное предвидение дало
возможность Ленину предсказать неизбежность социалистической
революции в России еще тогда, когда только начали складываться первые
рабочие кружки. Марксизм-ленинизм открывает дорогу в будущее.
Буржуазии дороги в будущее закрыты. Будущее целиком
принадлежит коммунизму.
Окончательная победа социализма в СССР, открывшая великие
перспективы перехода к полному коммунистическому обществу в нашей
стране и других социалистических странах,— это триумф марксистско-
ленинской теории научного коммунизма, высшее утверждение могучей
силы научного предвидения.
Научные труды В. И. Ленина составили эпоху в области
общественных наук; они имели и имеют чрезвычайно важное значение и для
развития естествознания. Известно, что начало XX столетия
ознаменовалось, как писал Ленин, «новейшей революцией в естествознании».
Именно В. И. Ленину принадлежит заслуга в диалектико-материалисти-

4
А. В. ТОПЧИЕВ
ческом истолковании этой революции, философском обобщении
новейших открытий естествознания.
В. И. Ленин дал марксистский ответ на все главные
мировоззренческие вопросы, возникшие в связи с революцией в естествознании, подверг
всесторонней критике так называемый «физический идеализм» и
спекуляции философского идеализма на новейших естественнонаучных
открытиях, показал, что успехи естествознания расширяют наши
представления о материи как объективной реальности, углубляют знания о ней.
Для всей современной науки необычайно важны положения
Ленина о всеобщей закономерности явлений природы и общества, о
«могущественном токе», идущем от естествознания к обществоведению. Идею
естественного закона в общественной науке, как писал Ленин,
«...подкреплял, подкрепляет и делает неизбежной...» именно ток от
естествознания к обществоведению (см. Соч., т. 20, стр. 177).
В эпоху заката капитализма буржуазные ученые, борясь против
науки, обосновывающей закономерность крушения капитализма,
вступили на путь отрицания законов. Они изгоняют законы из науки ради
протаскивания религии. «Отчаяние в возможности научно разбирать
настоящее, отказ от науки, стремление наплевать на всякие обобщения,
спрятаться от всяких «законов» исторического развития, загородить
лес — деревьями, вот классовый смысл... модного буржуазного
скептицизма...»,— говорил Ленин (там же, стр. 179).
Марксизм-ленинизм сближает науки о природе с науками об
обществе. Эту сторону марксизма особенно сильно подчеркивал Ленин.
«Могущественный ток», о котором говорил Ленин, имеет
двусторонний характер. Этот ток идет также от философии к естествознанию.
Ленин учит, что без солидного философского обоснования никакие
естественные науки, никакой материализм не могут выдержать борьбы
против натиска буржуазных идей и восстановления буржуазного
миросозерцания. Блестящим образцом могучего воздействия
научно-философского мировоззрения на естествознание является гениальный труд
Ленина «Материализм и эмпириокритицизм».
В. И. Ленин глубоко и творчески разработал фундаментальные
положения марксизма, о коммунистическом преобразовании общества и
роли науки в строительстве коммунизма, обосновал принципы развития
науки в социалистическом обществе.
В чем же состоят ленинские принципы развития науки?
Прежде всего — необходимость подлинно научной,
методологической мировоззренческой
основы—философии диалектического материализма. Советская
наука зиждется на последовательном проведении теории и метода
диалектического материализма во всех областях знания.
Диалектический материализм Маркса, развитый Лениным, оказал
огромное влияние на все отрасли советской науки, неразрывно связал
ее с практикой социалистической жизни, принес ученым непоколебимую
уверенность в могуществе человеческого разума, в его способности
познать объективную реальность. Он дал советским ученым острейшее
оружие в борьбе со всякими лженаучными теориями, тянущими науку
в болото поповщины, идеализма.
Ленинизм вооружает ученых неугасимым оптимизмом, верой в то,
что в мире нет вещей непознаваемых. Ленинизм учит, что человеческое
мышление не знает границ, оно неисчерпаемо, познание столь же
бесконечно, сколь и внешний мир, материя. «Познание,— говорит Ленин,— есть
вечное, бесконечное приближение мышления к объекту» (Соч., т. 38,
стр. 186). Гениальная мысль о «бесконечности материи вглубь»
подтверждена открытиями передовой науки в последние десятилетия.
Гений Ленина, как яркий маяк, освещает ученым путь обобщений и выво-

ЛЕНИН И НАУКА
5
дов из исследуемого материала, открывает захватывающие перспективы
расцвета науки.
Диалектический материализм— чудодейственный ключ к
замечательным открытиям во всех областях знания; он дал в руки ученых
замечательное оружие научного исследования природы и общества. Вот
ленинский наказ работникам науки: «Чтобы действительно знать
предмет, надо охватить, изучить все его стороны, все связи и
«опосредствования». Мы никогда не достигнем этого полностью, но требование
всесторонности предостережет нас от ошибок и от омертвения. Это во-1-х.
Во-2-х, диалектическая логика требует, чтобы брать предмет в его
развитии, «самодвижении»... изменении... В-З-х, вся человеческая практика
должна войти в полное «определение» предмета и как критерий истины
и как практический определитель связи предмета с тем, что нужно
человеку. В-4-х, диалектическая логика учит, что «абстрактной истины
нет, истина всегда конкретна...» (Соч., т. 32, стр. 72).
В. И. Ленин указал основные пути развития естествознания. Теперь,
когда прошло пятьдесят с лишним лет, отделяющих нас от появления
«Материализма и эмпириокритицизма», мы видим, что мысли,
высказанные Лениным, не утратили своего значения. Его философские идеи
являются источником, вооружающим ученых на творческое решение
проблем естествознания. Атомная физика, занявшая одно из
центральных мест в науке, развивается по тем путям, которые научно
предначертал великий Ленин.
Наука в социалистическом обществе опередила науку буржуазных
стран в некоторых важнейших областях. Развитие естественных наук
происходит у нас такими бурными темпами, каких не знала история
естествознания. Это, безусловно, результат победы социалистического
строя, созданного по плану Ленина, результат могучего влияния
великих идей Ленина на развитие нашей науки.
Весьма плодотворным для советской науки явился ленинский
принцип освоения и критической переработки
культурного и научного наследия прошлого.
Ленин многократно напоминал, что успешным и плодотворным
социалистическое строительство может быть только тогда, когда народ
по-хозяйски, вдумчиво и рачительно отнесется к своему историческому
опыту, бережно сохранит и критически использует все завоевания
техники, науки, культуры, накопленные предшествующими поколениями.
В. И. Ленин безжалостно бичевал упрощенцев и вульгаризаторов,
которые, прикрываясь показной, псевдореволюционной фразой,
отрицали культурную преемственность поколений, отказывались от
культурного наследства, призывали порвать с классическими завоеваниями
науки и -создать заново «пролетарскую математику», «пролетарскую
физику» и т. п.
Обозревая историю советской науки, борьбу Коммунистической
партии за ее развитие, мы восхищаемся теоретическим гением
В. И. Ленина и отдаем дань глубокой благодарности ему и ленинской
партии за то, что они поставили на службу коммунизму все
достижения мировой науки, вывели науку нашей социалистической Родины на
почетное место в мире.
Основополагающим принципом науки в социалистическом
обществе является ее глубокая народность. Советская наука —
это прежде всего наука, служащая интересам народа; в этом ее
главная особенность и важнейшая черта.
После победы Октябрьской социалистической революции великий
Владимир Ильич Ленин провозгласил: «Раньше весь человеческий ум,
весь его гений творил только для того, чтобы дать одним все блага
техники и культуры, а других лишить самого необходимого — просвещения и

6
А. В. ТОПЧИЕВ
развития. Теперь же все чудеса техники, все завоевания культуры
станут общенародным достоянием...» (Соч., т. 26, стр. 436).
Только Великая Октябрьская социалистическая революция открыла
дорогу научному гению народа. Советские ученые вправе гордиться
тем, что наша Родина — первая в мире страна, в которой все
достижения науки и техники поставлены на службу народу, на службу
освобожденному труду.
Марксизм-ленинизм учит, что история человечества есть не что
иное, как история творческого труда, который всегда был предметом
эксплуатации со стороны собственников средств производства.
Несмотря на выпавшие на долю трудящихся неимоверные страдания, они
создали мир чудес. В результате победы Октябрьской революции
происходит процесс соединения науки и народа. Из привилегии избранных
одиночек, «аристократов духа», наука становится всенародным
достоянием, из тиши «академических храмов» она вливается в бурную жизнь
советского общества. Наука стала принадлежать народу целиком и
полностью. Она заключила с народом тесный, неразрывный союз.
В народности советской науки, в ее служении коммунистическому
творчеству народных масс воплотился мудрый ленинский принцип
единства теории и практики. Ленин требовал, чтобы
«наука у нас не оставалась мертвой буквой или модной фразой», чтобы
«наука действительно входила в плоть и кровь, превращалась в
составной элемент быта вполне и настоящим образом». После победы
Октября Ленин писал: «...наступил именно тот исторический момент,
когда теория превращается в практику, оживляется практикой,
исправляется практикой, проверяется практикой...» (там же,
стр. 373—374).
Положение Ленина о том, что практика представляет собой
неисчерпаемый источник познания, критерий истинности и достоверности
знания, стало руководством к действию марксистско-ленинских партий.
«Каждый практический вопрос социалистического строительства,—
говорит Никита Сергеевич Хрущев,— является одновременно и
вопросом теоретическим, имеющим прямое отношение к творческому
развитию марксизма-ленинизма. Одно от другого отрывать нельзя. Теория
без практики — это пустоцвет» (Н. С. Хрущев «К победе в мирном
соревновании с капитализмом», 1959, стр. 339).
Связь науки и практической деятельности, единство теории и
практики являются путеводной звездой советской науки. Открытия науки
непосредственно применяются в заводских цехах, на колхозных полях.
Деятельность ученых получает поддержку тысяч и тысяч
передовиков— новаторов производства, а передовые рабочие и колхозники,
применяя на практике достижения ученых, в свою очередь,
способствуют развитию науки и нередко прокладывают новые пути в науке и
технике.
Движущей силой всего общественного развития при социализме и
переходе к коммунизму, в том числе и в науке, является коллективный
труд. Этот коллективный труд формирует нового человека, порождает
новое сознание, новую психику, новую, коммунистическую мораль.
В. И. Ленин обосновал принцип коллективизма
советской науки, всемерно способствующий объединению ученых,
изобретателей и инженеров для совместной работы над важнейшими
проблемами науки и техники. Жизнь показала ленинскую правоту и в этом
вопросе. Решение серьезных научно-технических задач в современных
условиях под силу только большим научным коллективам, объединяющим
ученых различных специальностей.
Одним из величайших преимуществ советской науки является
возможность ее планомерного развития, без которого наука не могла бы
идти в ногу с потребностями страны.

ЛЕНИН И НАУКА
7
Вопросы планового развития науки издавна занимали умы
передовых ученых. Так, Д. И. Менделеев, заботясь о процветании
отечественной промышленности и науки, восставал против анархии,
бесплановости научной работы. «Здание науки,—говорил он,—требует не только
материала, но и плана, воздвигается трудом, необходимым как для
заготовки материала, так и для кладки его, для выработки самого плана,
для гармонического сочетания частей, для указания путей, где может
быть добыт наиполезнейший материал» («Основы химии», т. 1,
1934, стр. 9).
Но лишь в условиях социалистического строя, освободившего
науку от капиталистической анархии, стало возможным ее
планомерное развитие.
Благодаря плановому развитию, введенному в советскую науку
Лениным и ленинской партией, наука стала верным другом и
помощником народа в его постоянной борьбе за создание изобилия
материальных и духовных благ, за победу коммунизма.
Новаторство в науке — одна из характернейших черт
ленинизма. Великий Ленин, Центральный Комитет нашей партии дают
ярчайшие примеры смелой борьбы за новое, борьбы против догматизма
и начетничества, против косности и рутины.
Важное значение приобрел разработанный В. И. Лениным
принцип интернационализма новой, передовой науки.
Этот принцип находит свое выражение не только в создании широкой
сети учебных и научных учреждений во всех союзных республиках и
национальных автономных областях, не только в тесном сотрудничестве
ученых социалистических стран и расширении международного
научного сотрудничества, но и в направлении советской науки на благо
всего человечества.
В. И. Ленин неоднократно подчеркивал принцип гуманизма
советской науки» Наука при социализме служит делу мира.
Мирные цели советской науки —одно из ярчайших проявлений ее
гуманизма, принципиальных ее преимуществ перед наукой буржуазного
мира.
Благодаря ленинским принципам мира между народами и
основанной на них международной политике великой советской
социалистической державы на незыблемый научный фундамент была поставлена
такая сфера человеческой деятельности, как международные
отношения. Ленин открыл возможность и необходимость длительного
сосуществования и мирного сотрудничества государств с различным
социальным устройством, показал преступность агрессий и
империалистических войн. Основной и ведущий принцип советской внешней политики,
по Ленину,-—это принцип пролетарского интернационализма, политика
мира между народами.
Ленин предсказал неминуемый крах позорной системы
колониализма и выход на мировую арену народов колониального Востока. Он
научно обосновал необходимость тесного сотрудничества между
национально-освободительным движением этих народов и международной
борьбой пролетариата за социализм, доказал возможность
некапиталистического развития ранее отсталых стран к социализму.
Следуя великим ленинским заветам, Советский Союз неустанно
борется за мирное сосуществование государств, за всеобщее
разоружение, за экономическое, научное и культурное сотрудничество между
народами. Успехи советской науки являются могучим орудием в его
борьбе за мир и неотразимым доводом в пользу мирного
сосуществования народов и государств. Так, американская газета «Нью-Йорк
уорлд энд Сан» назвала советские искусственные спутники
«вращающейся рекламой мирного сосуществования».
Неуклонно следуя ленинским принципам, советские ученые все-

8
А В. ТОПЧИЕВ
мерно развивают международное научное сотрудничество. Самую
горячую, самую сердечную поддержку оказывают и будут оказывать
советские ученые инициативной, смелой миролюбивой внешней полигике
Коммунистической партии и Советского государства, кипучей,
неутомимой деятельности Никиты Сергеевича Хрущева, направленной на
избавление человечества от угрозы войны, на укрепление мира.
Советские ученые вместе с передовыми учеными других стран и
народов активно участвуют в священной борьбе за дружбу и
сотрудничество народов, за разоружение и мир.
Отличительные черты и особенности советской науки,
развивающейся под бессмертным знаменем ленинизма, органически связаны с
природой социалистического общества. Вся деятельность советских
ученых посвящена делу строительства коммунизма, осуществлению
великих ленинских идей. Поэтому так грандиозны масштаб и диапазон
исследований в советской науке» Широкий размах научных
исследований, многогранность, глубина и оригинальность решений научных
проблем являются неотъемлемой чертой советской науки наших дней.
• • «
Советские ученые знают, что Ленину наука в нашей стране обязана
своим вторым рождением. Ленину и Коммунистической партии Академия
наук и советская наука обязаны всем, что двигает их вперед и
привело к невиданному расцвету.
Великий Ленин выдвинул тезис о процветании науки, о создании
условий, необходимых для ее прогресса, в качестве программного
положения.
Еще в,условиях гражданской войны, в условиях разрухи и голода
партия большевиков записала в своей программе, принятой VIII съездом
РКП (б) по докладу В. И. Ленина: «Советская власть уже приняла целый
ряд мер, направленных к развитию науки и ее сближению с
производством: создание целой сети новых научно-прикладных институтов,
лабораторий, испытательных станций, опытных производств по проверке
новых технических методов, усовершенствований и изобретений, учет и
организация всех научных сил и средств и т. д. РКП, поддерживая все
эти меры, стремится к дальнейшему их развитию и созданию наиболее
благоприятных условий научной работы в ее связи с поднятием
производительных сил страны» («КПСС в резолюциях и решениях съездов,
конференций и пленумов ЦК», ч. 1, изд. седьмое, 1953, стр. 423—424).
Эти программные положения нашей партии стали законом развития
науки в советском обществе.
Все планы экономического и культурного развития страны строились
партией на основе новейших достижений науки. Таким был знаменитый
план ГОЭЛРО, положивший начало построению новой,
социалистической экономики. Такими были планы индустриализации страны и
коллективизации сельского хозяйства. Такова программа создания
материально-технической базы коммунизма, программа развернутого строительства
коммунизма.
С первых же дней революции Советская власть, партия большевиков
окружили Академию наук и ученых вниманием и заботой.
Великий Ленин сумел найти правильную линию в деле сближения
Академии наук с Советской властью. Он с особой теплотой относился
к ученым нашей страны. По свидетельству А. М. Горького, Ленин, узнав
о согласии вице-президента Академии академика В. А. Стеклова
сотрудничать с Советским правительством, сказал: «Вот так, одного за
другим, мы перетянем всех русских и европейских архимедов, тогда мир,
хочет не хочет, а перевернется!»
В тяжелые годы гражданской войны и интервенции Владимир Ильич
проявляет исключительную заботу об Академии наук и о бытовых нуж-

ЛЕНИН И НАУКА
9
дах ученых. Он вникает во все детали работы научных институтов,
помогает разрешать не только большие, принципиальные вопросы, но и
частные задачи. Так, в 1918 году, несмотря на крайние затруднения в
снабжении бумагой и печатании книг, Совет Народных Комиссаров по
инициативе Ленина принимает меры, обеспечивающие издание работ
Академии наук.
Хорошо известно, какое внимание Ленин оказывал И. П. Павлову
и изданию его научных трудов. В январе 1921 года выходит декрет,
подписанный Лениным, о всемерном улучшении условий работы академика
Павлова.
Научные силы, сосредоточенные в Академии, стали привлекаться к
решению народнохозяйственных задач уже в 1918 году. В январе
Народный комиссариат просвещения препроводил на имя непременного
секретаря Академии несколько тезисов из задач, выдвинутых Народным
комиссариатом и изложенных в записке «Мобилизация науки». Для
Академии наук отводилась большая область исследований народонаселения
России с точки зрения хозяйственной, экономической, технической и
политической. В Академии наук для обсуждения этого предложения была
избрана комиссия с обширным составом, куда вошли академики Крылов,
Шахматов, Лаппо-Данилевский,* Дьяков, Марр, Стеклов, Курнаков,
Андрусов и др.; содержание составленного ими ответа было оглашено
на экстраординарном общем собрании 19 февраля 1918 года. В не»м
говорилось:
«Академия всегда готова, по требованию жизни и государства,
приняться за посильную научную и теоретическую разработку отдельных
задач, выдвигаемых нуждами государственного строительства, являясь
при этом организующим и привлекающим ученые силы страны центром».
Ответив согласием работать на пользу Родины, Академия наук
не нашла или, вернее сказать, не могла еще в то время найти конкретных
форм этой работы. Направление и формы работы Академии в новых
условиях были определены В. И. Лениным в знаменитом «Наброске плана
научно-технических работ». В этом плане, составленном в апреле 1918
года, Академии отводилось обширное поле деятельности по разработке
мер реорганизации промышленности и экономического подъема страны.
В. И. Ленин сумел разглядеть в таком замкнутом учреждении,
каким была до революции императорская Академия наук, подлинных
людей науки, глубоко преданных своему делу и Родине. Уже в первые
годы Советской власти академик А. Н. Крылов выполнял ответственные
поручения по заказам за границей локомотивов и строительству
кораблей, академик П. П. Лазарев — по изучению Курской магнитной
аномалии, академик А. Е. Ферсман — по изучению природных богатств
Кольского полуострова.
С именем В. И. Ленина связан не только план ГОЭЛРО, но и ряд
других крупнейших научно-технических начинаний: исследование
Курской магнитной аномалии, механизация добычи торфа, исследование в
области радиотелефонии и радиофикации страны, использование
горючих сланцев и сапропелей, конструирование тепловозов, изготовление
химически чистых реактивов, освоение богатств Карабугаза, орошение
Муганских степей, разведка ухтинской нефти, применение новейшего
оборудования в нефтяной промышленности, помощь Пулковской
обсерватории, организация ряда научно-технических учреждений и институтов
и т. д., и т. д.
Академия наук, ставшая с 1925 года Академией наук Союза
Советских Социалистических Республик и в 1934 году переведенная в Москву,
превратилась в высший орган советской науки.
Можно привести несколько цифр, которые наглядно показывают, как
под руководством Коммунистической партии, в условиях социализма
расцветает наука. За годы Советской власти число сотрудников Акаде-

10
А. В. ТОПЧИЕВ
мии наук возросло более чем в 200 раз, бюджет — почти в тысячу раз,
выпуск научных изданий увеличился с 627 авторских листов в 1917 году
до 37 тысяч авторских листов в 1960 году.
Раньше в России все научные учреждения были сосредоточены в
двух-трех центрах. В настоящее время в стране, кроме Академии наук
Союза ССР,-имеется 13 академий наук союзных республик, имеется
Сибирское отделение и 11 филиалов Академии наук СССР и ряд научно-
исследовательских отраслевых академий и институтов. Широкую сеть
институтов и лабораторий имеют промышленность, транспорт и сельское
хозяйство.
В 1917 году, перед Октябрьской революцией, в состав Российской
Академии наук входили 1 институт, 5 лабораторий, 7 музеев и 13
станций. В Академии состояло 45 действительных членов и 50
членов-корреспондентов, а во всех ее учреждениях работало 109 научных сотрудников
и 179 научно-вспомогательных и других работников.
Только за последние годы — с 1951 по 1959-й — число научных
работников Академии увеличилось на 14 тысяч человек.
В Академии наук за 42 года создано свыше 125 крупных научных
институтов и большое число других учреждений. Только с 1951 года
в Академии наук было создано свыше 60 новых институтов и
самостоятельных лабораторий.
История Академии наук и академий наук союзных республик — это
яркие страницы, повествующие о внимании Ленина, Коммунистической
партии и Советского правительства к вопросам развития науки и
культуры в СССР.
В высших учебных заведениях СССР обучается почти в четыре раза
больше студентов, чем в Англии, Франции, Федеративной Республике
Германии и Италии, вместе взятых. Ежегодно у нас выпускается
инженеров в три раза больше, чем в США. Если в 1939 году на тысячу
жителей приходилось 6 человек с законченным высшим образованием и 77
человек со средним образованием, то в 1959 году соответственно—18 и
263 человека. Оценивая эти замечательные факты, Н. С. Хрущев говорил
в январе этого года на сессии Верховного Совета СССР: «Широкая
система бесплатного народного образования от начальной до высшей
школы, возможная только в социалистических условиях, является в нашей
стране хорошей базой технического прогресса и расцвета науки,
достижениями которой законно гордится советский народ» («Правда» от 15
января 1960 года),
♦ « *
Развиваясь по пути, начертанному Лениным, базируясь на идейной
основе марксизма-ленинизма, под руководством Коммунистической
партии и Советского правительства, наша наука внесла большой вклад в
разработку фундаментальных теоретических проблем и в технический
прогресс народного хозяйства страны.
Наиболее ярким проявлением достижений советской науки и
техники явился запуск искусственных спутников Земли и космических ракет.
Большими достижениями ознаменовалось развитие советской науки
и в другом важнейшем научно-техническом направлении современности—
в деле мирного использования атомной энергии. Существенных успехов
добились ученые в решении проблемы управления термоядерными
реакциями.
Ленин неустанно подчеркивал, что коммунизм можно построить
только на базе новейших научно-технических достижений, на основе
сплошной электрификации всей страны. Ленинский план
электрификации подразумевает проникновение электричества во все сферы
деятельности человека: автоматическое управление производством и обра-

ЛЕНИН И НАУКА
11
ботка земли в сельском хозяйстве, мгновенная связь на тысячи
километров по проводам и без проводов, использование электричества в быту
каждой семьи и т. д. И сейчас, в век быстродействующих
электронно-счетных машин, телевидения и телемеханики, комплексного автоматического
управления целыми производствами, электровозов и электротеплоходов,
нельзя не почувствовать и не осознать глубину и мощь ленинского гения,
увидевшего в электричестве одну из основных сил экономического
преобразования общества на его пути к коммунизму.
Одной из центральных проблем во всем плане электрификации
страны, естественно, является проблема источников энергии. И мы видим на
протяжении всей истории нашего государства, как ленинская партия во
главе с ее Центральным Комитетом постоянно заботилась и заботится
об опережающем развитии энергетики. За годы Советской власти
производство электроэнергии уже увеличилось в сто с лишним раз.
Развивая мудрый ленинский план коммунистического строительства,
создания материально-технической базы коммунизма и
коммунистического воспитания масс, XXI съезд Коммунистической партии Советского
Союза начертал новую грандиозную программу быстрого развития
советской науки.
Съезд выразил уверенность, что «советские ученые, проникшие в
тайну атома, термоядерных реакций, создавшие искусственные спутники
Земли и искусственную планету Солнечной системы, обогатят нашу
науку еще более великими открытиями и достижениями».
Ведущее место в естествознании занимают физические науки, от
успешного развития которых зависит движение вперед смежных наук и
народного хозяйства.
Основное внимание в области физических исследований в настоящее
время будет сосредоточено на решении главной задачи современности—
управления термоядерными реакциями.
Эту проблему можно решить, только познав основные
закономерности внутриядерных движений, природу внутриядерных сил, а также
изучив характер явлений, протекающих в плазме при температурах в сотни
миллионов градусов и давлениях в миллионы атмосфер.
Текущее семилетие явится решающим этапом в осуществлении
сплошной электрификации нашей страны. В 1965 году будет
произведено около 550 миллиардов киловатт-часов электроэнергии против 1,9
миллиарда в 1913 году. Близко осуществление мечты В. И. Ленина об
объединении энергетических систем в единую сеть страны.
Богатейшие возможности в энергетике получает наша страна в
связи с перспективой широкого использования природного газа,
потенциальные запасы которого огромны.
Широко известна забота В. И. Ленина о развитии радио в нашей
стране. Он мечтал о тех временах, когда по радио можно передавать по
всей стране газету без бумаги и без расстояний. Мечта Ленина
осуществилась — радио широко вошло в нашу жизнь. Огромны успехи
радиотехники и электроники. -
Дальнейшее интенсивное развитие вычислительных, управляющих,
информационных и переводческих машин, создание
самонастраивающихся автоматических систем, способных поддерживать
наивыгоднейший режим, поднимают автоматизацию на еще более высокую ступень.
Открываются широкие возможности построения на основе новых
технических средств полностью автоматизированных предприятий,
автоматического управления на больших расстояниях объединенными
энергосистемами, нефтегазопроводами, ирригационными системами и т. д.
Современная химия создает новые типы материалов: синтетические
волокна, пластические массы и каучук — на основе химической
переработки нефти и каменноугольной смолы. Есть все основания ожидать
постепенной замены во все большем масштабе природного шелка, меха,

12
а. в. топчиев
шерсти и кожи более дешевыми и более ценными по свойствам
синтетическими материалами.
Заманчивые перспективы открываются в деле овладения
физико-химическими процессами жизни, что приведет к настоящей революции в
науке и технике. В биологии оно откроет мощные средства воздействия на
животные и растительные организмы, что обеспечит резкое повышение
продуктивности животноводства и растениеводства, создаст новые
возможности для медицины. В химической промышленности оно откроет
пути того простого и совершенного синтеза, который протекает в живой
клетке с изумительной скоростью.
Раскрытие физико-химических основ важнейших жизненных
процессов создаст условия для сознательного воздействия на процессы
жизнедеятельности в организме, позволит успешно вести борьбу с болезнями,
в основе которых лежит нарушение обмена, откроет новые возможности
профилактики и лечения злокачественных опухолей, заболеваний
сердечно-сосудистой, нервной системы, вирусных болезней. Направляя
обмен веществ микроорганизмов в нужную сторону, стимулируя
накопление полезных веществ, можно будет воспользоваться «синтетическими
фабрикатами» микроорганизмов для быстрого получения важных для
народного хозяйства органических веществ, вплоть до белка,
искусственный синтез которого пока недоступен.
На очереди — задача разработки теории действия веществ высокой
физиологической активности как необходимой основы для наиболее
эффективного управления жизнедеятельностью растений при помощи
химических препаратов.
В наброске плана научно-технических работ В. И. Ленин обратил
особое внимание Академии наук на необходимость систематического
изучения естественных производительных сил России.
За годы Советской власти во много крат повысилась геологическая
изученность нашей страны и выявлены крупнейшие месторождения
полезных ископаемых, что явилось большим вкладом в развитие народного
хозяйства.
Перспективы современной науки и техники таковы, что они могут
обеспечить самую высокую степень благосостояния всех людей на
земном шаре.
Основой развития общественных наук является всепобеждающая
марксистско-ленинская теория, разработанная в гениальных трудах
классиков марксизма и творчески развиваемая в решениях и документах
КПСС и коммунистических партий зарубежных стран, в работах
деятелей мирового коммунистического движения. «Как сама жизнь,— говорил
товарищ Н. С. Хрущев,— беспредельна в своем прогрессивном
движении, в своих многообразных проявлениях, так безгранична в своем
развитии и обогащении новым опытом и новыми положениями марксистско-
ленинская теория». За годы Советской власти общественные науки
обогатились новыми теоретическими положениями, выводами,
обобщениями.
В процессе великих социалистических преобразований были
разработаны основы экономической теории социализма, была создана новая
отрасль экономической науки — планирование народного хозяйства,
основы которой были заложены в плане ГОЭЛРО; экономическая
наука оказала помощь в экономическом обосновании
народнохозяйственных планов, в создании схемы баланса народного хозяйства страны
и т. п. Наука о государстве и праве сыграла значительную роль в
разработке законодательства СССР, в борьбе за ленинские принципы в
международных отношениях и международном праве. Способствуя
осуществлению ленинской национальной политики, советская
языковедческая наука провела значительную работу по созданию грамматик и
словарей народов СССР, в том числе для пятидесяти народностей, которые;

ЛЕНИН И НАУКА
13
не имели до Великой Октябрьской социалистической революции своей
письменности. Значительных успехов достигли советская историческая и
философская науки, литературоведение и искусствоведение, этнография
и археология. Созданы или завершаются обобщающие труды по
всемирной истории, истории СССР, по истории отдельных народов СССР и
зарубежных стран, по истории философской мысли народов СССР и всего
человечества, по истории русской и мировой литературы и искусства.
XX и XXI съезды Коммунистической партии Советского Союза
открыли новую историческую полосу в развитии марксистско-ленинской
общественной науки. «В области общественных наук,— говорится в
решении XXI съезда партии,— ...стоит задача творческого обобщения опыта
хозяйственного и культурного строительства и исследования новых
вопросов, выдвигаемых жизнью. Необходимо глубоко изучать
закономерности перехода к коммунизму, всесторонне анализировать важнейшие
процессы, происходящие в капиталистическом мире, разоблачать
буржуазную идеологию, бороться за чистоту марксистско-ленинской
теории». (Внеочередной XXI съезд Коммунистической партии Советского
Союза. Стенографический отчет, 1954, стр. 442—443).
В период развернутого коммунистического строительства основные
усилия экономистов, философов, историков, правовиков,
литературоведов, языковедов и других ученых будут сосредоточены прежде всего на
исследовании всех сторон жизни социалистического общества в СССР и
других странах мировой социалистической системы, на раскрытии
закономерностей перехода от социализма к коммунизму.
Советская экономическая наука призвана активно разрабатывать
проблемы создания материально-технической базы коммунизма.
Философская наука должна смело разрабатывать
материалистическую диалектику на основе опыта современного общественного
развития и обобщения достижений естествознания и других наук, исследовать
на богатом материале современной жизни новые процессы и
закономерности в развитии общества и его культуры, изучать и помогать партии
решать актуальные проблемы этики, эстетики, атеизма,
коммунистического воспитания народа.
В области правовых наук особое внимание должно быть
сосредоточено на разработке вопросов, езязанных с процессом развития
хозяйственных и культурных функций социалистического государства.
Дальнейшее развитие должны получить вопросы международного
права, связанные с обеспечением прочного мира и развитием
сотрудничества между народами.
Главные усилия исторической науки должны быть обращены на
исследование проблем истории Великой Октябрьской социалистической
революции, социалистического и коммунистического строительства в
СССР, истории Великой Отечественной войны, историй международного
рабочего коммунистического движения, возникновения и развития
мировой социалистической системы, истории международных отношений
современности. Одной из важнейших задач является исследование истории
национально-освободительного движения народов против колониализма.
В литературоведении должны быть разработаны важнейшие
марксистско-ленинские принципы развития литературы социалистического
реализма.
Успехи естественных наук в нашу эпоху со всей остротой ставят
вопрос о философских обобщениях достижений современного
естествознания. И здесь снова встает задача, поставленная Лениным, о тесном
союзе философов и естествоиспытателей-материалистов.
Чрезвычайно важной задачей всех отраслей науки является
активная, наступательная борьба против современной буржуазной идеологии,
реформизма и ревизионизма по всем линиям научных исследований и

14
À. В. ТОПЧИЕВ
создание трудов, раскрывающих превосходство марксистско-ленинской
науки, вред буржуазного мировоззрения и его пережитков.
Преимущества советской науки теперь часто вынуждена признавать
и капиталистическая печать.
Общепризнанные успехи и грандиозные перспективы советской
науки полностью подтверждают величие ленинской программы развития
науки.
Развивающаяся на почве огромных научно-технических достижений
современности советская наука может достигнуть и достигнет таких
высот, которые будут означать настоящую революцию в естествознании
и технике, достойную созидаемого коммунистического общества.
Сейчас мы видим воочию, как претворяются в жизнь мудрые
ленинские предначертания. Наша страна с большим превышением выполнила
план первого года семилетки. Каждый день приносит отрадные вести о
новых успехах в дальнейшем развитии народного хозяйства, науки и
культуры.
В жизни нашей страны благотворно сказываются результаты по-
ленински мудрых и смелых мероприятий, проведенных нашей партией за
последние годы.
Огромным достижениям Советского государства в области
коммунистического строительства соответствуют и блестящие успехи его
ленинской внешней политики. Поездки главы Советского правительства
товарища Н. С. Хрущева в США, в страны Азии, во Францию явились
событиями всемирно-исторического значения, открыли новый, важнейший
этап в благородной борьбе Советского Союза за мир, привели к
смягчению международной напряженности.
Под великим ленинским знаменем, под водительством партии
Ленина советский народ, народ-творец, народ-созидатель, осуществляет
величественную программу построения коммунизма.
Под знаменем Ленина, под руководством коммунистических и
рабочих партий победоносно идут к социализму страны народной
демократии.
Все новые отряды трудящихся капиталистических стран, убеждаясь
в великой правоте ленинского учения, становятся под знамена
коммунизма. Рушится позорная система колониализма, все большее число
народов колониальных стран обретает национальную независимость.
Неуклонно развивается коммунистическое движение во всем мире.
Все это является величайшим триумфом ленинских идей.

Проблемы развития исторической
науки
(В связи с выходом в свет «Истории КПСС»)
Богат и разнообразен опыт КПСС. Коммунистическая партия
руководила героической борьбой рабочего класса России в трех революциях,
впервые в истории человечества добилась свержения эксплуататорских
классов и установления диктатуры пролетариата. Под ее руководством
советский народ проложил новые пути исторического развития —
построил социализм и в настоящее время строит коммунистическое общество,
указывая всем народам путь к светлому будущему.
Научное обобщение опыта Коммунистической партии имеет огромное
значение для более глубокого понимания закономерностей общественного
развития, для воспитания коммунистов в духе ленинской партийности,
беззаветного служения народу, высокой принципиальности и идейности,
в духе непримиримости к врагам партии, к противникам коммунизма, для
повышения уровня сознательности народа.
Обобщенная характеристика закономерностей становления и
развития коммунистической формации, всестороннее изучение конкретного
действия этих законов в условиях коммунистического строительства в
СССР облегчает всем братским народам, всем марксистско-ленинским
партиям стран народной демократии строительство социализма.
Партия всегда придавала большое значение глубокому изучению и
научному обобщению своего опыта. В Постановлении Центрального
Комитета КПСС «О задачах партийной пропаганды в современных
условиях» подчеркивается, что «в период развернутого строительства
коммунистического общества в нашей стране идеологическая работа партии
и особенно ее решающая область — партийная пропаганда
приобретает исключительно важное значение». В настоящее время назрела
острая необходимость повышения уровня историко-партийных
исследований. На XX съезде КПСС были подвергнуты критике недостатки в
историко-партийной науке и поставлена задача создать новый
популярный учебник по истории КПСС.
За истекшее время советскими историками проделана большая и
плодотворная работа. Вышел ряд монографий, значительное количество
статей и брошюр, написанных на основе изучения фактов и документов,
решений съездов партии, конференций, пленумов ЦК, издан новый учебник
по истории КПСС1.
1 История Коммунистической партии Советского Союза. Госполитиздат. 1959.
744 стр. Авторский коллектив учебника: Б. Н. Пономарев, член-корреспондент
Академии наук СССР (руководитель); И. М. Волков, профессор; М. С. Волин, кандидат
исторических наук; В. С. Зайцев, кандидат исторических наук; А. П. Кучкин, доктор
исторических наук; И. И. Минц, академик; Л. А. Слепов, кандидат экономических наук;
А. И. Соболев, кандидат философских наук; А. А. Тимофеевский, кандидат
исторических наук; В. М. Хвостов, член-корреспондент Академии наук СССР; Н. И. Шатагин,
доктор исторических наук.

16
ПРОБЛЕМЫ РАЗВИТИЯ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ
I
Выход в свет нового учебника является значительным событием в
идейной жизни КПСС, шагом вперед в разработке основных проблем
истории партии, в развитии общественных наук. Новая книга носит не
только популярно-учебный, но и научно-исследовательский характер. В ней
дано научно обоснованное изложение более чем полувекового, поистине
героического пути, пройденного Коммунистической партией Советского
Союза, равного которому не знает ни одна политическая партия в мире.
В учебнике дана научная оценка всех важнейших фактов ее истории, по-
новому решен ряд принципиальных, методологических вопросов истори-
ко-партийной науки.
Авторы учебника проделали плодотворную работу по уточнению
периодизации истории партии. Периодизация, принятая в учебнике, более
точно, чем в других историко-партийных работах, отражает
объективный исторический процесс, этапы развития и деятельность партии.
В основу периодизации дооктябрьского этапа деятельности КПСС и
первых лет Советской власти положены ленинские указания, данные им
в книге «Детская болезнь «левизны» в коммунизме». Периодизация
истории КПСС в последующие годы, вплоть до наших дней дана на основе
анализа исторических этапов ее развития в полном соответствии с
имеющимися партийными документами.
В учебнике в отличие от «Краткого курса» выделяется период
1883—1894 годов, который рассматривается в специальной главе,
называющейся «Начало рабочего движения и распространение марксизма в
России» (1883—1894 годы). Такое уточнение периодизации является
правильным, так как весь процесс создания партии более тесно связывается
с новым этапом в развитии российского освободительного движения — с
появлением на исторической арене рабочего класса. В эти годы марксизм
начал быстро распространяться в России и одержал блестящую победу
в борьбе с народничеством. Тогда же начал свою революционную
деятельность В. И. Ленин.
Вторая глава учебника охватывает период 1894—1904 годов и
называется «Борьба за создание марксистской партии в России. Образование
РСДРП. Возникновение большевизма». Достоинство такой периодизации
состоит в том, что она позволяет более глубоко раскрыть значение
борьбы В. И. Ленина с народничеством, «легальными марксистами»,
экономистами для выработки организационных, идеологических, теоретических
принципов большевизма, ярко показать роль В. И. Ленина в создании
марксистской партии нового типа в России.
Вполне оправданным является уточнение хронологических рамок
этапов развития партии в годы реакции (1907—1910 вместо 1908—1912) и
в годы нового революционного подъема (1910—1914 вместо 1912—1914).
Принципиальное значение имеет выделение специальной главы
«Борьба партии за развитие социалистической революции и упрочение
Советской власти» (октябрь 1917 года— 1918 год). Именно в эти годы
партия развернула поистине гигантскую работу по созданию на новых
социалистических основах экономики, культуры и быта, по строительству
нового государственного аппарата. В предшествующей литературе эта
деятельность партии рассматривалась бегло, поэтому процесс развития
социалистической революции, ее углубления раскрывался не полностью.
В особую главу выделен период, охватывающий 1929—1932 годы,
когда партия развернула наступление социализма по всему фронту и
добилась создания колхозного строя.
Следующая глава — «Борьба партии за завершение
социалистической реконструкции народного хозяйства. Победа социализма в СССР»
(1933—1937 годы)—посвящена раскрытию великого исторического
значения построения социализма в СССР. Деятельность партии в период с
1938 года до наших дней рассматривается в пяти главах, хронологиче-

ПРОБЛЕМЫ РАЗВИТИЯ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ
17
ские рамки которых самостоятельно определены авторами учебника на
основании партийных документов.
В учебнике решены некоторые важные методологические проблемы
развития историко-партийной Науки.
Как известно, работы по истории партии, вышедшие в 20—30-х годах,
имели.крупные недостатки идейного и методологического порядка, в них
большое место занимал описательный, фактографический материал и
мало давалось обобщений. В некоторых работах много внимания уделялось
отдельным личностям, приводились значительные биографические
материалы. Однако идейная жизнь партии и другие стороны ее деятельности
освещались неполно.
В книге «История ВКЩб). Краткий курс» было дано.изложение
истории партии на основе развития основных идей марксизма-ленинизма,
и это значительно повысило теоретический уровень историко-партийной
науки. Многие проблемы истории партии получили в «Кратком курсе»
глубокое и всестороннее освещение. Некоторые положения, выдвинутые
и обоснованные в нем, являются завоеванием исторической науки и не
теряют своего значения. Вместе с тем «Краткий курс» страдает рядом
пороков методологического порядка — отдельными субъективистскими
трактовками, схематизмом в изложении вопросов теории,— содержит
фактические ошибки и даже извращения, порожденные культом личности.
Следует отметить также, что некоторые стороны деятельности партии в этом
учебнике не получили необходимого правильного освещения.
Допущенные в «Кратком курсе» ошибки и извращения усугублялись тем, что все
положения этой книги рассматривались как вершина марксистской
мысли, а оценки исторических фактов и событий как окончательные. Это
питало догматизм и задерживало развитие исторической науки.
В новом учебнике сделана весьма удачная и плодотворная попытка
осветить все стороны жизни партии в органическом единстве: ее
внутреннюю |жизнь и руководство революционным преобразованием общества—г
раскрыть все формы и сферы ее деятельности. При таком изложении
партия предстает перед читателем как целостный и многогранный социальный
организм, играющий качественно новую роль в общественной жизни по
сравнению со всякими немарксистскими партиями.
В учебнике показано, как эта новая историческая роль партии,
обусловленная законами становления и развития коммунистической
формации, повышением значения субъективных факторов в эпоху
коммунизма проявляется в хозяйственно-экономической, политической, духовной
областях общественной жизни.
В книге весь исторический путь, пройденный КПСС, разделен на два
существенно отличных периода: дореволюционный, когда все усилия
партии были направлены на свержение власти помещиков и капиталистов,
и послереволюционный, когда во всем величии развернулась
созидательная деятельность партии, руководящей строительством и укреплением
первого в мире социалистического государства. Главное внимание в книге
уделено обобщению опыта партии в послереволюционный период.
Известно, что в большинстве работ по истории КПСС, вышедших в
конце 30-х и в 40-х годах, богатейший опыт преобразующей деятельности
партии освещался неполно. Многие авторы ограничивались
преимущественно рассмотрением вопросов внутрипартийной борьбы, очень мало
интересовались организаторской и другими сторонами деятельности партии.
В новом учебнике в основном преодолен этот недостаток.
Рассматривая закономерности исторического процесса, авторы
учебника убедительно показали, что разгром троцкистов, бухаринцев, зиновь-
евцев, анархо-синдикалистов, буржуазных националистов представляет
собою необходимую объективную предпосылку успеха
социалистического строительства з условиях, когда существуют несоциалистические

16
ПРОБЛЕМЫ РАЗВИТИЯ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ
классы. Преодоление внутрипартийных противоречий и борьба за
укрепление единства партии есть закон ее поступательного развития.
Но этд сторона в истории партии не является единственной.
Важнейшее значение деятельности КПСС в послереволюционный период состоит
в том, что она, возглавив советский народ, проложила новые пути
исторического развития, обогатила человечество опытом организации жизни
на социалистической основе. Ныне она ведет советский народ к
коммунизму. В учебнике дается глубокий анализ сложной и многогранной
деятельности партии по созданию новых, социалистических производственных
отношений, их укреплению и развитию, углублению и совершенствованию
социалистического демократизма, коммунистическому воспитанию
трудящихся и расширению влияния марксистско-ленинской идеологии. Большее
внимание, чем в предшествующих работах, уделяется организаторской
деятельности партии в массах.
Изложение истории КПСС как целостного и многостороннего
процесса ее развития, органически соединяющего внутрипартийную жизнь
на различных этапах и революционно-преобразующую деятельность во
всех ее формах,— обогащение этих форм по мере продвижения
советского народа к коммунизму является важным достижением историко-пар-
тийной науки.
Весь процесс создания, развития и укрепления партии, ее работа по
подготовке и проведению революции и руководящая деятельность в эпоху
социализма рассматриваются в книге в полном соответствии с законами
исторического развития, с учетом изменения объективной
действительности и влияния субъективных факторов.
Возникновение, укрепление и развитие партии излагаются в учебнике
как закономерный процесс, неразрывно связанный с деятельностью
народных масс и их гегемона — пролетариата. В нем показана историческая
необходимость возникновения партии нового типа в эпоху империализма,
когда пролетарская революция была поставлена в порядок дня, дается
ответ на вопрос, почему именно Россия является родиной такой партии.
Освещая богатый и многогранный путь, пройденный КПСС, авторы
учебника строго придерживались принципа историзма, последовательно
проводя его на всех этапах исследования. Принципы историзма в
изучении общественных явлений — огромное завоевание марксистской науки —
требуют всестороннего и объективного изложения исторических событий,
правильного освещения фактов, вскрытия глубоких тенденций
общественного движения, правдивого показа успехов и неудач, побед и поражений,
благоприятных обстоятельств и реальных трудностей. Принцип историзма
гласит, что историю нельзя ни улучшать, ни ухудшать; он несовместим
с игрой в фактики, с выпячиванием одних фактов и игнорированием
других, а требует видеть совокупность всех фактов, логику и тенденции их
развития.
Как известно, требование историзма не всегда соблюдалось. Под
влиянием культа личности Сталина было написано немало работ, в
которых исторические факты группировались и оценивались не с
объективных позиций. Некоторые факты в таких книгах абсолютизировались,
другие вовсе предавались забвению, а третьи извращались.
Нарушение принципа историзма сказалось также и в том, что многие
работы по истории партии создавались без рассмотрения реальных
исторических процессов, без изучения архивных и других материалов; они
представляли собою сборники цитат с весьма обширными
комментариями, в которых давался полный простор авторской фантазии, имелись
возможности для неправильной оценки и даже искажения фактов. В таких
работах, по существу, умалялась роль народных масс и руководящее
значение партии, недооценивалась деятельность широкого круга
исторических личностей, а преувеличивалось значение какой-нибудь одной
исторической личности, Партия подвергла суровой критике такой подход к

ПРОБЛЕМЫ РАЗВИТИЯ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ
19
изучению ее истории, восстановила марксистско-ленинские принципы
исследования. И это оказало благотворное влияние на развитие истори-
ко-партийной науки. В новом учебнике весь процесс становления и
укрепления партии, ее многогранной преобразующей деятельности авторы
освещают, исходя из реальных исторических фактов, взятых в их
совокупности, в связи с социальными, экономическими, политическими и
идеологическими причинами, объективными и субъективными
обстоятельствами. Учебник написан на основе работ В. И. Ленина, решений
съездов партии, конференций, пленумов ЦК, архивных документов.
Поэтому положения, выдвигаемые в книге, являются убедительными и
научно обоснованными.
Строгое соблюдение принципа историзма позволило авторам дать
правдивое освещение и принципиальную ленинскую оценку всех основных
фактов истории КПСС. В учебнике ярко, на основе анализа объективных
процессов раскрывается решающая роль В. И. Ленина в создании и
укреплении партии, огромное историческое значение деятельности его
соратников и учеников, показана преемственность революционного движения в
России, значение первых марксистских кружков для создания партии
рабочего класса.
Авторы книги весьма убедительно показали, что огромную роль в
подготовке к созданию партии большевиков сыграли «Союз борьбы за
освобождение рабочего класса», газета «Искра», профессиональные
революционеры, группировавшиеся вокруг В. И. Ленина. Тем самым было
преодолено бытовавшее среди историков во время культа личности
Сталина неправильное мнение, будто существовало два центра образования
партии большевиков: петербургский и закавказский.
В новом учебнике на основании фактов правильно освещается вопрос
о времени возникновения партии большевиков.
В «Кратком курсе» говорится, что «Пражская конференция положила
начало партии нового типа, партии ленинизма, большевистской партии»
(стр. 139). Такое утверждение противоречит действительности и
расходится с указанием В. И. Ленина о том, что большевизм как течение
политической мысли и как политическая партия существует с 1903 года.
В новом учебнике показано, что партия большевиков существовала с
1903 года и что она всегда сохраняла свою самостоятельность (даже
тогда, когда формально она находилась в одной организации с
меньшевиками). Партия большевиков имела свои программные, организационные,
тактические установки и последовательно проводила их в жизнь. Она
руководила массовым движением рабочих в революции 1905—1907 годов.
Восстанавливая на основе ленинского указания действительную дату
создания партии, авторы вместе с тем правильно показывают большое
историческое значение Пражской конференции.
В учебнике правдиво и интересно раскрывается великая эпопея
подготовки и проведения Октябрьской революции: всесторонне освещается
роль В. И. Ленина как вождя революций, дается верная оценка позиции
И. В. Сталина в решении стратегических вопросов после Февральской
революции 1917 года. В соответствии с фактами характеризуется работа
VI съ'езда и роль отдельных лидеров в его проведении и т. д.
Строго соблюдая принцип историзма, авторы учебника вносят много
нового в освещение деятельности партии в годы гражданской войны, в
период восстановления народного хозяйства, в эпоху строительства
социализма.
В книге ликвидированы извращения и неправильные оценки ряда
событий, дается правдивое и содержательное изложение исторических
фактов.
Необходимо также отметить еще одно важное методологическое
достоинство нового учебника. Книга отличается творческим освещением

20
ПРОБЛЕМЫ РАЗВИТИЯ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ
истории КПСС и способствует укреплению связи между историко-пар-
тийной наукой и практикой коммунистического строительства.
Некоторые вопросы теории в «Кратком курсе» и ряде других работ
были изложены упрощенно и схематично. В печати уже неоднократно
указывалось, что разработка идеологических, организационных,
тактических и теоретических основ партии в «Кратком курсе» связывалась толь-'
ко с каким-либо отдельным произведением В. И. Ленина, причем
изложение этих основ давалось вне развития истории КПСС Некоторые же
теоретические проблемы, например, теория социалистической революции
и теория социалистического государства, рассматривались как
законченные. Все это, естественно, питало догматизм и тормозило дальнейшее
творческое развитие марксизма-ленинизма.
В новом учебнике на богатом фактическом материале раскрывается
сущность политики пролетарского интернационализма, которую КПСС
последовательно проводила на всех этапах своей деятельности, и
специфические черты этой политики в годы первой империалистической войны,
во время гражданской войны, в период строительства социализма, во
время второй мировой войны и в современных условиях.
Вышедшая книга рассматривает все теоретические вопросы в
развитии.,Она знакомит читателей с огромной теоретической деятельностью
Ленина, поднявшего марксизм на новую, высшую ступень. В ней
показана теоретическая мощь партии, ее неутомимая работа по творческой
разработке и обогащению всех важнейших сторон марксизма-ленинизма.
Изложение истории партии доведено до наших дней, что имеет
большое методологическое значение, так как еще теснее связывает теорию с
практикой. Авторам удалось найти такой подход к освещению
современного периода, при котором сочетаются научное исследование
свершившихся событий с активным вторжением в современную действительность.
Вместе с тем следует отметить, что авторам учебника необходимо еще
раз продумать логику освещения теоретической деятельности партии;
хотелось бы видеть в учебнике тесную связь новых теоретических
положений с предшествующими, раскрытие того, как эти новые положения
обогащают, углубляют и развивают марксистско-ленинскую теорию.
Например, можно было бы показать более тесную связь между ленинскими
идеями строительства социализма, высказанными в 1917—1918 годах, и
планом построения социализма, разработанным Лениным в 1922 —
1923 годах.
Весь процесс становления и развития КПСС в новом учебнике
рассматривается в неразрывной связи с мировым коммунистическим
движением. С одной стороны, показывается освоение марксистами нашей
страны опыта мирового рабочего движения, его творческое использование.
А с другой стороны, раскрывается непрерывный рост влияния КПСС на
международное рабочее движение и огромное историческое значение той
борьбы, которую вели В. И. Ленин, вся партия большевиков против
реформизма на мировой арене. Неугасимая революционность большевиков,
их непримиримость ко всякого рода соглашательству сыграли
немаловажную роль в образовании коммунистических партий в Европе и на других
континентах.
Необходимо отметить, что авторы обогатили историко-партийную
науку, изложив развитие форм связей КПСС с другими партиями в
зависимости от конкретно-исторических условий. Создание мировой
социалистической системы обусловило и новое содержание в международной
деятельности КПСС (активная передача своего опыта братским
коммунистическим и рабочим партиям, помощь этим партиям и образование
новых форм международных связей).
Таковы основные методологические проблемы, поставленные и
решенные в новом учебнике. Шаг вперед, сделанный историко-партийнои
наукой в процессе создания нового учебника, позволяет предъявить 6q-

ПРОБЛЕМЫ РАЗВИТИЯ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ
21
лее повышенные требования к историко-партийной литературе,
выпускаемой различными издательствами. В последнее время появилось
много статей, брошюр, монографий, диссертаций, творчески
разрабатывающих историю КПСС. Эти работы оснащены большим фактическим
материалом, содержат серьезную аргументацию. Но нельзя закрывать глаза
на то, что догматизм еще не преодолен до конца. Еще печатаются статьи
и брошюры, написанные без глубокого знания и изучения материалов
и фактов. Еще не преодолен догматизм и в пропагандистской и
преподавательской практике. В настоящее время особенно остро стоит
следующая задача: обеспечить сочетание единой партийной оценки всех
коренных вопросов истории партии с многообразным подходом к изложению,
с истинным мастерством подачи материала.
II
Авторам учебника удалось решить весьма важную задачу, стоящую
перед историком вообще и историком партии в особенности,— показать
взаимоотношения трудящихся масс, рабочего класса, партии,
руководителей на различных этапах революционного движения.
Взаимная связь между этими силами не является произвольной. Это
не случайная комбинация, зависящая от настроения и желания отдельных
людей или групп людей. Между ними складываются строго определенные,
обусловленные объективными законами взаимоотношения.
«Марксизм,— указывал В. И. Ленин,— отличается от всех других
социалистических теорий замечательным соединением полной научной трез-
зости в анализе объективного положения вещей и объективного хода
эволюции с самым решительным признанием значения революционной
энергии, революционного творчества, революционной инициативы масс,— а
также, конечно, отдельных личностей, групп, организаций, партий,
умеющих нащупать и реализовать связь с теми или иными классами»
(Соч., т. 13, стр. 21—22). •
Во всех исторических событиях и революционных переворотах
решающая роль принадлежит народным массам. В современных условиях их
руководителем является рабочий класс.
Борьбой классов, деятельностью партии руководят вожди,
выдающиеся политические деятели. «Ни один класс в истории,— писал Ленин,— не
достигал господства, если он не выдвигал своих политических вождей,
своих передовых представителей, способных организовать движение и
руководить им. И русский рабочий класс показал уже, что он способен
выдвигать таких людей» (Соч., т. 4, стр. 345).
Марксизм-ленинизм признает большую роль исторических личностей.
Обобщая опыт народных масс, руководители компартий видят глубже и
дальше рядовых участников движения, яснее представляют его
перспективы, точнее указывают исторические цели и средства их достижения. От
теоретической мудрости лидеров, их организаторского таланта и энергии
во многом зависит размах народного движения и его результаты.
Перед авторским коллективом стояла очень трудная и сложная
задача показать взаимодействие этих общественных сил в движении и
развитии. Это является важным вопросом историко-партийной науки.
Нужно также учесть, что под влиянием культа личности в
литературу проникли и получили довольно широкое распространение
неправильные, немарксистские, субъективно-идеалистические воззрения на
взаимоотношения народных масс, партии и руководителей. В некоторых
работах недооценивалась роль народных масс, принижалась руководящая и
направляющая деятельность партии, игнорировалась коллективная
деятельность политических руководителей, а отдельной личности
приписывалось значение всемогущего творца.
В учебнике «История КПСС» эти недостатки преодолены. В полном,

22
ПРОБЛЕМЫ РАЗВИТИЯ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ
соответствии с принципами исторического материализма «в основе
использования большого фактического материала подробно освещается роль
народных масс в революционном преобразовании общества.
На страницах книги шаг за шагом раскрывается исполинская мощь
рабочего класса, руководимого партией, внесшей в рабочее движение
сознательность и организованность.
Убедительно, научно обоснованно освещается в учебнике рост
руководящей роли партии в процессе социалистического и коммунистического
строительства, что является выражением новых закономерностей
общественного развития, свидетельствующих о повышении роли субъективного
фактора в общественном развитии в период перерастания социализма в
коммунизм. В книге показано значение неутомимой политической,
теоретической и организаторской работы выдающихся личностей — создателей
и руководителей партии большевиков.
Раскрывая решающую роль народных масс в строительстве
социализма, значение руководства партии, авторы конкретно-исторически
показывают роль отдельных личностей.
В полном соответствии с партийными документами новый учебник
оценивает значение деятельности И. В. Сталина в истории
Коммунистической партии, правильно вскрывает объективные причины и
субъективные обстоятельства, способствовавшие возникновению культа личности,
его отрицательные последствия в различных областях общественной
жизни СССР и на различных этапах его развития. Деятельность Сталина
носила исторически противоречивый характер. С одной стороны, Сталин
имеет крупные заслуги в борьбе за укрепление партии и Советского
государства, в строительстве социализма, в развитии и обогащении
марксистско-ленинской теории. Благодаря этому он завоевал любовь и уважение
масс. Эта сторона деятельности Сталина является исторически
прогрессивной, она содействовала ускорению общественного развития. С другой
стороны, Сталин, особенно в последние годы своей жизни, допускал в
своей работе ряд грубых ошибок и извращений, которые наносили
серьезный ущерб делу партии, делу народа, тормозили развитие
советского общества.
Характеризуя значение партийной критики культа личности, авторы
учебника подчеркивают, что существо этой критики «состояло в
устранении вредных последствий этого культа и в укреплении тем самым
позиций социализма, а не в огульном отрицании положительной роли И. В.
Сталина в жизни партии и страны. Под руководством Коммунистической
партии и ее Центрального Комитета, ведущую роль в котором играл
И. В. Сталин, Советский Союз достиг в своем развитии огромных
всемирно-исторических успехов. И. В. Сталин сделал много полезного для
Советской страны, для КПСС, для всего международного рабочего
движения» (стр. 645).
На основе партийных документов в учебнике показано, что ошибки,
недостатки, порожденные культом личности, причинившие большой ущерб
советскому обществу, не могли изменить и не изменили глубоко
демократического, подлинно народного характера советского строя. Политика,
проводимая партией, была правильной, она выражала интересы народа.
Учебник рисует яркую картину того, как на каждом этапе партия
укрепляла связь с массами, учила массы и училась у них, активно
поддерживая каждое проявление творческой инициативы в борьбе за
построение социализма. И в этом самый глубокий источник ее революционной
силы, организаторской мощи и преобразующего значения.
Вместе с тем необходимо отметить, что развитие форм
организаторской работы партии в массах, методы вовлечения все более широких
слоев населения в борьбу за коммунизм показываются недостаточно. Эта
сторона деятельности партии еще недостаточно обобщена.

ПРОБЛЕМЫ РАЗВИТИЯ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ
23
III
Одна из самых характерных особенностей развития советского
общества — сознательное руководство историческими процессами.
Качественно новый этап в истории человечества связан с
революционно-преобразующей деятельностью рабочего класса, имеющего
сознательный и организованный авангард в лице марксистско-ленинской
партии. Особенность этого этапа, начинающегося с установления диктатуры
пролетариата, состоит в том, что рабочий класс в лице своего авангарда
все глубже и глубже познает сущность объективных общественных
законов, их требования и шаг за шагом овладевает этими законами,
постепенно расширяя сферу целенаправленного, сознательного руководства.
История КПСС — это история того, как партия познавала основные
закономерности общественного развития, проникала в глубокие
социально-экономические процессы, раскрывала конкретно-историческую форму
их проявления и мобилизовывала массы на разрешение коренных задач,
поставленных ходом истории.
В эпоху зарождения и развития коммунистической формации
складывается важная объективная закономерность общественного развития —
возрастание руководящей роли КПСС по мере продвижения советского
общества к коммунизму.
Авторы учебника анализируют и освещают этот процесс усиления
руководящей роли партии на основе изучения и обобщения большого
фактического материала, а также учета особенностей деятельности партии на
различных этапах борьбы: Октябрьская социалистическая революция,
гражданская война, годы восстановления народного хозяйства, период
борьбы за индустриализацию страны и коллективизацию сельского хозяй«
ства, годы укрепления социализма, Великой Отечественной войны.
Возрастание роли партии в общественном развитии показано конкретно, в
связи с крупными социально-экономическими преобразованиями, что
создает все более широкие возможности для овладения законами и их
использования.
Большое внимание уделено в книге освещению роли партии в
послевоенные годы, когда её руководящее значение еще более возросло. Книга
знакомит читателей с успехами КПСС и трудящихся в восстановлении и
дальнейшем развитии народного хозяйства, освещает могучий порыв
народного энтузиазма и широкое развитие творческой инициативы масс,
поднявших из руин и пепла заводы и фабрики, колхозы и совхозы,
умноживших общественное богатство страны. Показывается также
идеологическая деятельность партии в эти годы, ее борьба с безыдейностью,
объективизмом, космополитизмом и другими проявлениями буржуазной
идеологии, за развитие литературы и искусства. «Вопросы развития советской
литературы и искусства,— говорится в книге,— стали рассматриваться как
общегосударственное, общенародное дело. В процессе обсуждения
вопросов идеологии еще теснее сблизились работники науки и искусства и
трудящиеся массы, возрос интерес народа к вопросам культуры и науки,
усилилось его воздействие на процесс художественного творчества»
(стр. 607).
Успехи партии и советского народа в деле восстановления народного
хозяйства после войны поистине грандиозны. Но в этот период имелись
существенные недостатки, порожденные культом личности Сталина.
В стране были отстающие колхозы, районы и даже целые области.
Влияние культа личности сказывалось и в промышленности, и в политической
области, и в сфере идеологии, создавались трудности в развитии
творческой инициативы масс. Особенно тяжелыми были эти последствия в
сельском хозяйстве.
Характеризуя все стороны жизни партии в эти годы, авторы
вплотную подводят читателя к пониманию острой необходимости серьезных
изменений в экономической и политической жизни страны.

24
ПРОБЛЕМЫ РАЗВИТИЯ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ
В книге дано научное обобщение той борьбы, которую развернула
партия под руководством ЦК по инициативе Н. С. Хрущева против
культа личности и ликвидации его последствий во всех областях жизни,
за улучшение методов партийного руководства. В деятельности партии
произошел крутой поворот, который стал особенно заметным после
XX съезда КПСС. Сущность этого поворота заключалась в
восстановлении ленинских принципов партийного руководства и хозяйствования, в*
их творческом применении к новому этапу развития советского общества.
Партия ликвидировала нарушения внутрипартийной демократии,
осуществила перестройку партийной работы на основе принципов
демократического централизма, коллективности руководства, критики и
самокритики, перестроила и улучшила методы и стиль руководства, восстановила
и закрепила свойственное ей органическое единство теоретической и
практической деятельности, нарушенное в период культа личности. Дальнейшее
развитие получила и советская демократия: возросла роль местных
Советов в политической и хозяйственной жизни страны, расширились права
союзных республик, были исправлены ошибки в национальном вопросе
и навсегда покончено с нарушениями социалистической законности.
Огромное значение имело восстановление и дальнейшее развитие
материальной заинтересованности колхозников и колхозов в увеличении
производства сельскохозяйственной продукции, а также изменения в
руководстве промышленностью. Выполняя решения XX съезда, партия
всемерно способствует росту инициативы народных масс.
Раскольническая группа Маленкова, Кагановича, Молотова, Булга-
нина, Шепилова пыталась противодействовать ленинскому курсу XX
съезда КПСС во внутренней и внешней политике и ставила своей задачей
изменение политической линии партии, срыв ее мероприятий. Ее
участники были сектантами и догматиками, прибегавшими к интриганским
методам борьбы и устроившими заговор против партии. Они были отброшены
в сторону от основной дороги истории. Разгром антипартийной группы
укрепил единство партии.
В результате мероприятий, проведенных партией накануне и после
XX съезда КПСС, боеспособность партии повысилась, осуществляемое ею
руководство стало более эффективным и квалифицированным. Связь ее
с массами сделалась более тесной.
Свою умноженную силу партия направила на ускорение темпов
развития промышленности и сельского хозяйства, технического прогресса, на
дальнейшее повышение материального благосостояния и культурного
уровня народа.
В результате правильной, ленинской политики КПСС и достигнутых
под ее руководством колоссальных достижений в экономическом и
культурном строительстве советский народ вступил в новую полосу
исторического развития, которую XXI съезд КПСС определил как период
развернутого строительства коммунистического общества. В настоящее
время происходит процесс перерастания социализма в коммунизм, в ходе
которого руководящая роль партии еще более возрастает.
Книга дает ясное представление об источниках роста руководящей
роли партии, о событиях, отражающих расширение сферы и масштабов
ее преобразующей деятельности.
Партия есть самая организованная и закаленная, самая сознательная
и активная, самая дисциплинированная и боеспособная часть советского
народа, и потому она является его политическим вождем, организатором,
руководителем и воспитателем. Только партия своей неутомимой
организаторской работой может сплотить массы, обеспечить единство воли
и единство действий всего народа, добиться активного участия всех
граждан в решении общественных дел, поднять их на новые исторические
подвиги.
По мере продвижения к коммунизму возрастает значение сознатель-

ПРОБЛЕМЫ РАЗВИТИЯ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ
29
ного руководства экономическими процессами и общественными отно-
шениями. Только Коммунистическая партия, которая правильно
понимает требования экономических законов и выражает их в своей
политике, непрерывно обобщает опыт созидательной деятельности масс,
направляет развитие экономических отношений на коммунистической
основе, своевременно определяет тенденции развития народного хозяйства и
намечает пути преодоления возникающих противоречий; только она
располагает необходимыми знаниями и опытом, чтобы соответственно росту
производства и изменениям в производственных отношениях изменять и
совершенствовать принципы хозяйствования, способы управления
производством. Под руководством ЦК партии проведены крупные
экономические и политические мероприятия: перестройка управления
промышленностью и строительством, укрепление колхозного строя, изменение
форм производственной и экономической связи между городом и
деревней, усовершенствование принципов планирования, расширение внутри-
колхозной демократии, прав профсоюзов в управлении производством,
что имеет неоценимое теоретическое и политическое значение. Эти
мероприятия представляют собою вклад в теорию научного коммунизма,
расширяют и обогащают формы непосредственного участия масс в
управлении обществом и производством.
Строительство коммунизма неразрывно связано с научным
определением путей и перспектив общественного развития. Партия вооружена
теорией марксизма-ленинизма, знает законы общественного развития,
непрерывно развивает и обогащает теорию на основе обобщения опыта
масс, поэтому она может указать народу конкретные пути постепенного
перехода от социализма к коммунизму и помочь ему выработать формы
экономической, политической, идеологической организации общества на
коммунистических началах.
В учебнике излагается величественная программа строительства
коммунизма, разработанная XXI съездом КПСС. В этой программе дана
научно обоснованная разработка таких коренных проблем
современности, как пути, сроки и методы создания материально-технической базы
коммунизма, перспективы развития общенародной и
колхозно-кооперативной собственности и их слияние в единую коммунистическую
собственность, основные тенденции развития политической надстройки и
культурной жизни в процессе перерастания социализма в коммунизм.
Программа, намеченная XXI съездом КПСС, есть исторический
документ партии, советского народа и всего человечества. В нем указаны
пути к светлому будущему не только рабочих и крестьян нашей страны,
но и всех народов. Этот волнующий документ свидетельствует о
высокой политической зрелости партии, о ее теоретической мудрости,
неиссякаемой творческой силе.
* * *
В начале XX столетия, на заре революционного рабочего движения
в России, В. И. Ленин писал: «Дайте нам организацию
революционеров— и мы перевернем Россию». Пророческие слова Ильича сбылись.
Организация революционеров, поддержанная народом, действительно
перевернула страну. За короткий исторический срок под руководством
КПСС Россия совершила скачок от феодально-капиталистических
отношений к социалистическим, от жесточайшей политической диктатуры
крепостников и буржуазии к подлинному народовластию, от
бескультурья к расцвету науки, литературы, искусства, от лучины, косы и
дубинушки к электрическим гигантам, к технике высоких скоростей, атомной
энергетике, искусственным спутникам и космическим ракетам. Таков
кратко исторический путь, пройденный партией и освещенный в книге
«История КПСС».

Материально-техническая база
коммунизма
А. А. ЗВОРЫКИН
XXI съезд КПСС поставил перед общественными науками задачу
создания трудов, обобщающих закономерности общественного развития
и практику социалистического строительства. Съезд подчеркнул
необходимость разрабатывать проблемы, связанные с постепенным переходом
к коммунизму. В свете этого приобретает большое значение разработка
вопроса о создании материально-технической базы коммунизма.
Как известно, в резолюции съезда создание
материально-технической базы коммунизма рассматривается как одна из главных задач
всего периода развернутого строительства коммунистического общества.
В учении марксизма-ленинизма проблема материальной и
технической базы общества получила глубокое теоретическое обоснование.
Работы основоположников марксизма-ленинизма дают ясное понимание
как содержания материально-технической базы, так и ее значения в
развитии человеческого общества.
Как Маркс, так и Ленин, анализируя развитие человеческого
общества, не раз говорили о технической базе. Под технической базой Маркс
подразумевал средства труда. Анализируя переход от феодального
общества к капиталистическому, Маркс прослеживает развитие
технической базы. Он говорит, что технической базой мануфактуры было
ремесло и что капитализм создал свою техническую базу в виде машинного
производства.
Маркс одновременно в ряде мест говорил и о материальной базе,
рассматривая ее как характерный для того или иного периода способ
производства. Так, материальной базой первой стадии развития
капитализма было 'мануфактурное производство. Рассматривая машинное
производство как материальную базу капитализма после победы
капиталистических отношений, Маркс подчеркивал, что это машинное
производство первоначально возникло на несоответствующем материальном
базисе.
О материальном базисе Маркс говорил в знаменитом примечании
к 13-й главе I тома «Капитала», посвященном значению технологии в
развитии производительных сил общества. Он подчеркивал здесь
необходимость изучения истории технологии. Говоря о производительных
органах растений и животных, Маркс писал: «Не заслуживает ли такого
же внимания история образования производительных
органов^общественного человека, история этого материального базиса каждой особой
общественной организации?»
Особенно широко охарактеризовал содержание и роль технической
и материальной базы Ленин, говоря о строительстве социализма. Ленин
различал крупное машинное производство и его техническую основу.
В докладе на VIII Всероссийском съезде Советов Ленин дал свою
классическую формулировку: «Коммунизм*—это есть Советская власть плюс
электрификация всей страны». Электрификация для Ленина была
качественной характеристикой новой, передовой техники. «Только тогда, ко-.

МАТЕРИАЛЬНО-ТЕХНИЧЕСКАЯ БАЗА КОММУНИЗМА 27
гда страна будет электрифицирована, когда под промышленность,
сельское хозяйство и транспорт будет подведена техническая база
современной крупной промышленности, только тогда мы победим окончательно»
(Соч., т. 31, стр. 484). В этом же докладе Ленин говорил о том, что
внутренний враг «держится на мелком хозяйстве и чтобы подорвать его,
есть одно средство — перевести хозяйство страны, в том числе и
земледелие, на новую техническую базу, на техническую базу современного
крупного производства. Такой базой является только электричество»
(там же).
Одновременно Ленин в ряде работ говорил и о материальной базе,
материальной основе, подразумевая под ней совокупное производство.
В докладе на II Всероссийском съезде профессиональных союзов
Ленин говорил о том, что социализм строится исходя из материальной
базы крупного капиталистического производства: «...Строя социализм
именно из этой материальной базы, из того крупного производства, иго
которого ложилось на нас...» (Соч., т. 28, стр. 399—400). В другом своем
выступлении Ленин подчеркивал, что «единственной материальной
основой социализма может быть крупная машинная промышленность,
способная реорганизовать и земледелие» (Соч., т. 32, стр. 434).
XXI съезд КПСС указал, что материально-техническая база
коммунизма -^-основа для мощного развития производства. Новый мощный
подъем экономики, создание изобилия могут быть достигнуты только на
основе материально-технической базы коммунизма. Но этого мало.
Создание материально-технической базы коммунизма и развитие на
этой новой основе социалистического производства будут вносить
глубочайшие изменения в характер труда. «По мере дальнейшего развития
социалистического производства на новой материально-технической
основе, все более тесного соединения обучения с трудом,— говорил на
XXI съезде тов. Хрущев,— будет происходить постепенное стирание
существенных различий между умственным и физическим трудом». Труд
будет все больше превращаться в первейшую жизненную потребность,
труд сделается источником радости и наслаждения здорового,
всесторонне развитого человека.
Было бы, однако, ошибочным полагать, что перестройка характера
труда и все социальные последствия создания материально-технической
базы коммунизма и развития социалистического производства
произойдут автоматически. Партия поставила задачу осуществления огромной
учебной и воспитательной работы. Для перехода к коммунизму
необходима не только развитая материально-техническая база, но и
дальнейшее совершенствование производственных отношений и высокий
уровень сознательности всех граждан общества. Чем выше
сознательность миллионных масс, тем успешнее будут выполняться планы
коммунистического строительства.
XXI съезд КПСС в своих решениях по контрольным цифрам
развития народного хозяйства указал, что материально-техническая база
коммунизма будет создана в течение ближайших 15 лет. В период 1959—
1965 годов должен быть сделан решающий шаг в создании этой базы.
При разработке проблем, касающихся характера
материально-технической базы коммунизма, которую предстоит создать на протяжении
15 лет, встречаются некоторые трудности, так как развитие средств
производства базируется не только на достигнутом уровне науки и
техники, но и на исследованиях, не вышедших из стен лабораторий, на новых
видах техники, проходящих стадию экспериментальной,
полупромышленной и промышленной проверки.
С другой стороны, разработка проблем материально-технической
базы коммунизма должна исходить из того, что новые, более эффективные
научно-технические средства, качественно характеризующие
материально-техническую базу коммунизма, хотя и приобретут решающую роль,

28
А. А. ЗВОРЫКИН
но не будут являться единственными, так как будут в тех или иных
областях сохраняться средства производства, физически и морально не
устаревшие, а также разнообразие условий применения средств
производства не создаст предпосылок для повсеместного применения
наиболее передовых принципов и идей (например, самонастраивающихся
автоматических систем).
Все сказанное определяет направление теоретических исследований,
связанных с созданием материально-технической базы коммунизма.
Здесь можно наметить следующие задачи:
1. Исследование содержания материально-технической базы
социализма и коммунизма и особенностей ее создания.
2. Исследование важнейшей составляющей материально-технической
базы коммунизма — технической базы, связанное с анализом
перспектив и возможностей современной техники: электрификации,
автоматизации, электроники, двигателей внутреннего сгорания, техники
получения и преобразования природного сырья, производства синтетических
материалов.
3. Исследование путей совершенствования технологии как
решающего условия для внедрения автоматизации (внедрение новых
принципов и идей в технологию, специализация, массовость, ш^очность,
непрерывность, интенсивность, унификация и стандартизация оборудования в
целом и элементов этого оборудования, стандартизация выпускаемой
продукции, преодоление «жесткости» механических систем и т. д.).
4. Исследование совокупного производственного аппарата в целом
и в отдельных сферах производства (концентрация, комбинирование,
кооперирование).
5. Исследование роли науки в создании материально-технической
базы коммунизма: место науки, организационные формы науки,
основные направления и возможности науки, открывающие новые
перспективы для развития материально-технической базы коммунизма.
6. Исследование путей создания материально-технической базы
коммунизма, закономерностей процесса перехода от
материально-технической базы социализма к материально-технической базе коммунизма,
а также значения новой техники, реконструкции, модернизации
оборудования для строительства материально-технической базы коммунизма и
проблемы подготовки новых кадров, улучшения организации
производства и планирования.
7. Исследование влияния материально-технической базы
коммунизма, подъема социалистического производства и совершенствования
производственных отношений на изменение характера труда и содержание
труда, на стирание существенных различий между умственным и
физическим трудом, между трудом в городе и деревне.
8. Экономические и социальные последствия создания
материально-технической базы коммунизма, роста производительных сил и роста
экономики.
Простое перечисление указанных аспектов, связанных с разработкой
материально-технической базы коммунизма, показывает сложность
проблемы, необходимость кооперирования сил представителей
гуманитарных, естественных и технических наук для глубокой теоретической и
практической разработки этой проблемы. Ниже мы попытаемся дать
более развернутую характеристику некоторым перечисленным проблемам.
Исходя из сказанного выше, коротко материально-техническую
базу можно определить как совокупность средств производства,
характерных для каждой общественно-экономической формации или этапов этой
формации (количественная, качественная и структурная
характеристика производственного аппарата).

МАТЕРИАЛЬНО-ТЕХНИЧЕСКАЯ БАЗА КОММУНИЗМА 29
Материально-техническая база — основное условие для повышения
производительной силы труда. Маркс писал, что «производительная
сила труда определяется многосложными обстоятельствами, между
прочим средней степенью искусства рабочего, уровнем развития науки и
степенью ее технологического применения, общественной комбинацией
производственного процесса, размерами и эффективностью средств
производства и, наконец, природными условиями» («Капитал», т. I,
1955, стр. 46).
При рассмотрении всех перечисленных факторов видно, что часть их
образует производственный аппарат, часть характеризует человека (как
элемент производительных сил, приводящий в действие
производственный аппарат), часть — природные условия производства.
Пользуясь перечисленными понятиями, можно сказать, что
материально-техническая база характеризуется:
1) размерами и эффективностью средств производства;
2) уровнем развития науки и степенью ее технологического
применения;
3) общественной комбинацией производственного процесса.
Материально-техническая база — понятие более широкое, чем
средства производства, поскольку она включает не только качественную, но
и количественную характеристику средств производства, а также и
общественную комбинацию производственного процесса в целом, находящую
свое вещественное выражение в той или иной организации
производственного процесса как в рамках предприятия, так и в рамках всего
совокупного производственного аппарата.
Материально-техническая база — понятие более узкое, чем
производительные силы, поскольку из элементов производительных сил —
1) средств труда, 2) предметов труда, 3) человека с его трудовыми
навыками, умениями и знаниями (наукой) —материально-техническая
база включает только средства и предметы труда в вышеуказанном
широком смысле слова и вещественные средства науки на стадии
превращения их в элемент производства.
В свете этого материально-техническую базу можно рассматривать
как вещественные элементы производительных сил.
Материально-техническая база, естественно, отличается от
экономической базы общества, которая представляет совокупность
производственных отношений данного общества, или, как Ленин говорил,
совокупность материальных отношений, складывающихся в процессе
производства.
Значение отдельных элементов материально-технической базы —
средств труда, предметов труда, средств науки.— а также характера их
взаимодействия и совокупной их структуры меняется на разных этапах
развития этой базы, но как в прошлом, так и сейчас и в будущем
средства производства, техника являются ведущими, поскольку средства
труда в производственном процессе обеспечивают человеку не только
создание благ, но и постоянное воспроизводство самой
материально-технической базы, к тому же на более высокой основе.
Развитие материально-технической базы осуществляется в
неразрывной связи с важнейшим элементом производительных сил — самим,
производителем, который был, есть и остается основным условием
функционирования материально-технической базы и от которого
зависит возможность ее создания и эффективного использования.
Соотношение и формы связи материально-технической базы с производителем
постоянно меняются, но на всех этапах человек остается главнейшим
элементом производительных сил.
О решающей роли человека сейчас приходится говорить особо, так
как совершенствование электронных вычислительных машин, развитие
теории этих машин привели к тому, что отдельные сторонники киберне-

30
А. А. ЗВОРЫКИН
тики выдвинули идею о возможности создания «машин умнее своего
создателя» и показали принципиальный путь создания автоматов,
воспроизводящих себе подобные автоматы. Нет сомнения в том, что в будущем
информационно-логические машины, осуществляющие операции с
недоступной для человека быстротой, обладающие большим объемом
«машинной памяти», будут способны накапливать опыт, обучаться
производить логические выводы, выводить новые математические теоремы,
делать многое лучше и быстрее человека, но в конечном счете только
человек будет определять их дальнейшее совершенствование.
Материально-техническая база, характеризуя отношение человека к
природе, формы и способы использования вещества и энергии,
неразрывно связана с производственными отношениями, в рамках которых
она развивается, поэтому понять процесс создания, характер и
содержание материально-технической базы для отдельных
социально-экономических формаций и для отдельных этапов этих формаций можно
только с учетом характера производственных отношений.
Большой теоретический интерес представляет вопрос о механизме
создания материально-технической базы в свете закона об обязательном
соответствии производственных отношений характеру производительных
сил. Как известно! в силу этого закона сначала развиваются
производительные силы, а в рамках их — в первую очередь орудия производства.
Это развитие приходит в противоречие с существующими
производственными отношениями, что и вызывает перестройку этих отношений в
соответствии с новыми производительными силами и открывает простор
развитию этих сил.
Казалось бы, что в свете этого закона, в недрах старого
производства вначале должна создаваться новая материально-техническая база,
которая связана с развитием орудий производства. Затем должна
происходить перестройка экономической базы и соответствующих надстроек.
На самом деле процесс идет гораздо сложнее. Маркс прослеживает это
при анализе перехода от феодализма к капитализму (см. его рукопись,
представляющую собой 6-ю главу (раздел) I тома «Капитала» в
первоначальной редакции, озаглавленную «Результаты непосредственного
процесса производства». Архив Маркса и Энгельса, т. II (VII), 1933,
стр. 175—177).
В этих рукописях Маркс устанавливает не только необходимость
существования для возникновения капитализма определенной
исторической ступени и формы общественного производства, но и показывает, во-
первых, внутренние этапы создания нового уровня и нового
общественного типа производства, во-вторых, диалектику этого перехода. На
первом этапе развития производительные силы вступают в противоречие со
старыми производственными отношениями, опираясь не на новую, а на
старую материально-техническую базу ремесла и обеспечивая в связи с
этим, как пишет Маркс, «формальное подчинение труда капиталу».
Капитализм в этих условиях существует как уклад в недрах феодализма.
Формальное подчинение труда возникающим силам капитализма в своем
внутреннем движении приводит к созданию новой
материально-технической базы, являющейся реальным условием для укрепления и
развития капиталистического способа производства. Наступает, как говорит
Маркс, экономическая революция, которая приводит к «реальному
подчинению труда капиталу», с другой стороны, порождает условия для
возникновения нового, уже социалистического способа производства,
который может устранить противоречивую форму развития
капиталистической формации и создать материально-техническую базу новой
формации.
Социализм в отличие от капитализма не возникает как уклад в
недрах капитализма, хотя, как пишет Маркс, при капитализме уже
порождаются условия для возникновения социализма. Какие же это условия?

МАТЕРИАЛЬНО-ТЕХНИЧЕСКАЯ БАЗА КОММУНИЗМА 31
Это прежде всего новые производительные силы, вступающие в
противоречие с существующими производственными отношениями, и новый
общественный класс — пролетариат, призванный обеспечить переход к
новому общественному строю. Но каким же должен быть уровень
производительных сил, позволяющий ставить вопрос о переходе к новому
общественному строю? Меньшевики в 1917 году, формально понимая
марксистские законы развития общества, утверждали, что «Россия не
достигла такой высоты развития производительных сил, при которой
возможен социализм». Уже в свете рассмотренной выше диалектики
развития производительных сил и производственных отношений видно,
как далеки были меньшевики от понимания марксизма. Ленин в статье
«О нашей революции», опубликованной в 1923 году по поводу записок
Н. Суханова, зло издевался над таким пониманием перехода от
капитализма к социализму, требуя учитывать при решении этого вопроса
конкретные исторические условия страны, переходящей к социализму
(см. Соч., т. 33, стр. 434—439).
Ленин показал, что нельзя было абсолютизировать вопрос о
материальных и социальных условиях. Исходя из обстановки,
сложившейся в России, Ленин выдвинул идею .взятия власти рабочим классом и дал
решение вопросов, связанных с созданием материально-технической
базы социализма на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя.
Разработав план электрификации страны, осуществления политики
индустриализации и коллективизации сельского хозяйства, программу
культурной революции, Ленин определил путь создания материального
и технического базиса социализма, построения социализма в СССР.
Мысли Ленина замечательны и в другом аспекте. Анализируя
различные условия перехода к социализму, Ленин показал, что учение
марксизма, верное для всех условий переходного от капитализма к
социализму периода, требует учета конкретной специфики каждой страны. Это
положение сыграло и играет в настоящее время огромную роль в борьбе
против всяческих ревизионистских выступлений.
Материально-техническая база социализма реализует не только
возможности материально-технической базы капитализма, но имеет и свое
качество, связанное с тем, что средства производства, превращаясь из
средств эксплуатации в средства, обеспечивающие работу на себя,
открывают более широкие возможности использования современной науки
и техники; меняется и характер пропорций совокупного
производственного аппарата, что отражает не только уровень и степень использования
современной науки и техники, но и характер социалистических
отношений, а также те новые отношения к средствам труда, которые возникают
у производителей, превратившихся в хозяев средств производства, в
хозяев своей жизни.
Материально-техническая база коммунизма неразрывно связана с
материально-технической базой социализма, так как вырастает из этой
последней. В своем докладе на XXI съезде КПСС тов. Хрущев
подчеркивал, что при всем отличии коммунизма от социалистической стадии
между ними нет какой-то стены, отделяющей эти фазы общественного
развития. Коммунизм вырастает из социализма, является его прямым
продолжением. Эту мысль важно подчеркнуть при рассмотрении
процесса перехода от материально-технической базы социализма к
материально-технической базе коммунизма. В процессе создания
материально-технической базы коммунизма реализуются в полной мере возможности
материально-технической базы социализма (только на этой стадии
машинное производство делается действительно всеобщей формой
производства) и создается качественно новая материально-техническая база
коммунизма.
Материально-техническая база коммунизма отличается от матери-
альжьтехнической базы социализма: 1) источниками своего возникнове-

32
А А, ЗВОРЫКИН
ния, 2) научно-техническим содержанием, 3) новым материальным
выражением пропорций общественного труда, 4) характером и
содержанием труда, 5) эффективностью труда.
Материально-техническая база социализма вырастает на основе
материальных и социальных предпосылок, созданных в недрах
капиталистического строя. Материально-техническая база коммунизма создается
на собственной основе, характеризующейся высоким уровнем развития
науки и техники, достигнутым в условиях социализма; она опирается
на господствующие социалистические производственные отношения, на
научно-технические и рабочие кадры, выросшие в условиях социализма.
* * *
Чем же будет характеризоваться материально-техническая база
коммунизма со стороны ее научно-технического содержания? Одни
говорят, что важнейшим качественным признаком будет широкое
распространение синтетических материалов, что новая
научно-техническая революция, определяющая научно-техническое содержание
материально-технической базы коммунизма, связана с глубочайшими
изменениями в предметах труда. Другие говорят, что научно-техническое
содержание материально-технической базы коммунизма будет определяться
использованием ядериой, а в дальнейшем термоядерной энергии и что
именно это будет характеризовать материально-техническую базу ком:
мунизма.
Как ни важны изменения, которые будут происходить в области
использования новых источников энергии и создания новых материалов,
но и для материально-технической базы коммунизма в силе остается
положение Маркса о решающей роли орудий производства, о том, что
общественные эпохи различаются не тем, что производится, а тем, как
производится, какими средствами труда. Сама реализация новых
возможностей в части использования новых энергетических источников и новых
материалов может быть осуществлена только через совершенствование
средств труда.
Материально-техническая база коммунизма будет
характеризоваться прежде всего созданием автоматической системы машин как для энер
гетических целей, так и для механической и химической технологии и
других сфер и отраслей народного хозяйства и превращением этой
автоматической системы машин во всеобщую форму производства.
Машинизация обеспечила переход инструмента из рук рабочего к
машине, что было связано с созданием рабочих машин, но функции
контроля, регулирования и управления оставались в руках человека.
Автоматизация освобождает человека от непосредственного участия в
производственном процессе, сохраняя за ним функции наблюдения за
работой машин.
Переход к автоматическому управлению был вызван всем ходом
развития машин. Увеличение скорости и точности действия машин,
усложнение выполняемых ими процессов делает переход к
автоматизации объективной необходимостью.
Если анализировать развитие автоматических машин, то можно
увидеть путь их совершенствования, хотя результаты логического
рассмотрения развития не полностью совпадают с исторической его
последовательностью.
Первыми автоматами, получившими распространение., были
автоматы с жесткой системой управления, так называемые циклические. Затем
получают распространение автоматы с гибкой системой управления —
рефлекторные автоматы, в которых осуществляется непрерывный
контроль производственного процесса, переработка данных контроля, дача
команд управления. Следующим этапом были автоматы с применением

МАТЕРИАЛЬНО-ТЕХНИЧЕСКАЯ БАЗА КОММУНИЗМА
33
счетно-решающих устройств, обеспечивающие выбор оптимальных
условий работы.
Развитие автоматизации изменило саму машину. Был осуществлен
переход от трехзвенных (рабочая машина, передача, двигатель) к четы-
рехзвенным машинам и системам машин.
Четвертое звено, представляющее электрическое, электронное,
пневматическое или гидравлическое устройство, обеспечивает передачу
контрольной информации и команд с любой скоростью, в любых
направлениях, обеспечивает дистанционное управление и согласование работы
целых автоматических комплексов.
Было бы неправильно предполагать, что материально-техническая
база коммунизма по крайней мере на протяжении ближайших 15—
20 лет будет характеризоваться применением какого-нибудь одного
типа автомата, поскольку каждый из этих типов совершенствуется и
получает распространение, исходя из особенностей технологии. Но
безусловно, что устойчивой тенденцией будет являться переход ко все более
совершенным видам автоматов, осуществляющих не только соблюдение
заданного режима, но и самонастройку, то есть выбор наивыгоднейших
режимов работы. Уже сейчас в порядке опытных работ созданы
автоматы, способные сами формировать свою программу и видоизменять
ее при изменении условий работы. При налаживании изготовления
нового продукта автомат вначале ведет процесс, не обеспечивая
получения лучших результатов. Специальное анализирующее устройство
отбрасывает программы, ухудшающие продукцию, и выбирает те, которые
обеспечивают получение продукции высокого качества. Эти и
подобные опыты показывают перспективу создания автоматов, способных
вырабатывать оптимальную, наиболее эффективную программу для
сложных процессов.
Совершенствование автоматических машин связано с постоянным
расширением автоматизации контроля, регулирования и управления.
Вначале автоматизация охватывает отдельные машины, затем системы
машин по главным операциям и процессам. В процессе строительства
материально-технической базы коммунизма будет осуществляться
полная автоматизация технологических процессов, цехов и предприятий,
а со временем, как указывал тов. Хрущев, перевод всей
промышленности на автоматизированное производство и управление
производственными процессами.
Ведущую роль в развитии автоматизации призвано сыграть
машиностроение. Во-первых, машиностроение все в больших размерах будет
выпускать все более совершенные средства автоматизации; во-вторых,
автоматизация будет приводить к изменению структурных схем машин,
к изменению способов подведения энергии и материалов к машинам.
Будет ускоряться процесс объединения отдельных машин в системы машин
в различных областях промышленности.
Необходимость при автоматизации точного знания программы
управления существующими технологическими процессами, а также
необходимость создания самонастраивающихся систем потребует более
детального изучения физико-химической стороны процесса, заставит искать
необходимые математические описания для хода процессов,
количественных, физических и структурных связей.
Главную роль в создании материально-технической базы играет
электрификация. Глубокие выводы о том, что электрификация есть
техническая основа социализма и коммунизма, Ленин сделал на основании
изучения вопроса о применении электричества еще в конце прошлого
века; Предугадывая революционную роль электричества в техническом
перевооружении народного хозяйства, Ленин еще в 1901 году писал: «В
настоящее время признаки грядущего технического переворота намечаются
уже яснее» (Соч., т, 5, стр. 123). В статье «Одна из великих побед тех-

34
А. А. ЗВОРЫКИН
ники», написанной в 1913 году, Ленин пророчески говорил:
«Электрификация всех фабрик и железных дорог сделает условия труда более
гигиеничными, избавит миллионы рабочих от дыма, пыли и грязи, ускорит
превращение грязных отвратительных мастерских в чистые, светлые,
достойные человека лаборатории. Электрическое освещение и
электрическое отопление каждого дома избавят миллионы «домашних рабынь»
от необходимости убивать три четверти жизни в смрадной кухне» (Соч.,
т. 19, стр. 42).
Но Ленин со всей силой подчеркивал, что техника сама по себе не
решает всех указанных вопросов, что полное использование
возможностей науки и техники в интересах человека может быть достигнуто
только при замене капитализма новым общественным строем. После
революции Ленин в «Наброске плана научно-технических работ» дал
основные указания для составления плана реорганизации промышленности и
экономического подъема России, подчеркнул, что особое внимание
должно быть обращено на электрификацию промышленности, транспорта и
применение электричества в земледелии. План электрификации, план
создания технической базы социализма и коммунизма Ленин
рассматривал как вторую программу партии.
Все современное развитие электротехники показало глубокую
правоту Ленина. Электричество является основой автоматической системы
машин. Без электричества не может быть такой системы. Наше время —
время растущего значения электричества, применяемого в качестве
двигательной силы и агента технологического процесса
(электротермические, электрохимические процессы, сварка и др.). Еще Ленин
подчеркивал удобство применения электричества, говоря о большой его
делимости, возможности достаточно легкой передачи на очень большие
расстояния, возможности обеспечения с его помощью более правильного и
ровного хода машин. Электричество может бесконечно дробиться,
преобразовываться, сливаться с технологией, обеспечивая ее
совершенствование.
При создании материально-технической базы коммунизма, как
известно, намечается огромный рост выработки электроэнергии, рост
мощности энергетических систем и напряжения линии электропередач,
дальнейшая автоматизация всех элементов энергетических систем.
Выработка электроэнергии возрастет с 264 млрд. квт/часов в 1959 году до
полутораста млрд. в 1975-м и до 2 300 млрд. ивт/часов в 1980 году.
При строительстве материально-технической базы коммунизма в
ближайшие 15—20 лет будет осуществлена сплошная электрификация
всех отраслей народного хозяйства. Вопрос о переходе к подвижным
электрическим машинам (подвижные машины будут продолжать играть
большую роль не только при использовании для транспортных целей, но
и в сельском хозяйстве, строительстве и других областях) будет решен
в зависимости от создания достаточно эффективных и емких
аккумуляторов для подвижных машин. Высказывается предположение, что
через 15—20 лет значительная часть городского транспорта будет
использовать подвижные аккумуляторные машины. Это определит и значение,
которое сохранят двигатели внутреннего сгорания самостоятельно или
в комбинации с электрическими двигателями, причем поршневые
двигатели внутреннего сгорания будут вытесняться турбинными. Глубокие
усовершенствования будут достигнуты в части турбореактивных и
реактивных двигателей для самолетов и ракет.
В настоящий момент определение точного соотношения типов
электростанций по роду используемой первичной энергии, которые будут
существовать к 1975—1980 годам, затруднено в связи с тем, что многие
технические вопросы еще разрабатываются, но уже сейчас
большинство исследователей считает, что атомные электростанции будут играть
существенную роль.

МАТЕРИАЛЬНО-ТЕХНИЧЕСКАЯ БАЗА КОММУНИЗМА
35
Значение атомных электростанций, действие которых основано на
реакциях расщепления ядер, возрастет, хотя и здесь многое зависит от
успешного решения ряда вопросов, резко повышающих экономичность
таких станций (переход и получение пара в реакторе, развитие
реакторов на быстрых нейтронах и т. д.).
Через 15—20 лет, возможно, повысится роль гидростанций за счет
уменьшения числа тепловых, работающих на нефти и газе, так как нево-
зобновляемые и относительно ограниченные запасы нефти и газа будут
приобретать все большее значение как сырье химической
промышленности, а в области строительства гидростанций будут достигнуты более
высокие темпы и повышена экономичность этих станций. Сейчас трудно •
предсказать значение для энергетики таких опытов, как
непосредственное преобразование света в электрическую энергию. Все предстоящее
пятнадцатилетие будет проходить под знаком огромного возрастания
спроса на электроэнергию, что, по-видимому, определит интенсивное
использование всех энергетических ресурсов одновременно.
Современные гидроэлектростанции строятся только
автоматизированными, причем степень автоматизации их непрерывно возрастает,
охватывая все части (электрическую и гидротехническую). Тепловые
станции также в значительной степени автоматизированы. Системы
автоматизации электрической части этих станций примерно те же, что и у
гидроэлектростанций. Тепловая часть автоматизирована в настоящее время
меньше, но в ближайшие годы следует ожидать комплексной
автоматизации тепловой части станций. Это значительно легче для станций,
питаемых жидким и газообразным топливом.
Процесс объединения отдельных энергосистем в единую
энергетическую систему возможен лишь при широком использовании
автоматического управления и защиты на станциях и подстанциях, при широком
применении средств телемеханики для диспетчерского управления.
Следует ожидать в ближайшее время создания быстродействующих
вычислительно-управляющих машин, определяющих наиболее выгодные
режимы работы энергосистемы в каждый заданный период времени и
управляющих через посредство телемеханических устройств всеми
отдельными частями единой энергосистемы.
Решающее значение для материально-технической базы коммунизма
играет электроника, использование электронных и ионных потоков в
вакууме и полупроводниках. Создание на этих принципах
быстродействующих, надежных в эксплуатации усилителей и реле как раз и обусловило
возможность автоматического управления и управления на расстоянии.
Электроника позволяет регистрировать все разнообразные
технические параметры, осуществлять усиление сигналов, преобразовывать их
и обеспечивать автоматизацию управления.
Особенно большие перспективы имеет развитие электронно-счетных
машин, совершенствующихся по линии быстроты счета, увеличения
емкости запоминающих устройств, портативности и приспособляемости к
различным условиям их применения.
Успех автоматизации и степень ее распространения будут зависеть
и от совершенствования средств автоматизации. Уже сейчас наметился
разрыв между требованиями современной передовой технологии и
техническим уровнем автоматических средств. Повышение механических
(давлений скоростей), тепловых (температур и тепловых мощностей) и
электрических (напряжений, мощностей) параметров в новых
технологических процессах и быстротечность их изменения вызывают потребность
в новых типах датчиков, усилителей и исполнительных механизмов,
отличающихся быстротой реакции, более высокими пределами и точностью
восприятия и преобразования, постоянством характеристик и
надежностью действия.
Можно ожидать, что значение вакуумных электронных приборов,

36
А. А. ЗВОРЫКИН
несмотря на их совершенствование, будет падать и они будут уступать
место полупроводниковым приборам, имеющим ряд преимуществ перед
вакуумными. В предстоящее 20-летие практически будут созданы и
получат распространение приборы, использующие взаимодействие
электромагнитных полей и внутренней энергии молекул,— молекулярные
усилители и генераторы, приборы, использующие взаимодействие
электромагнитных полей и спинов свободных электронов, так называемые атомные
спиновые усилители и генераторы.
Развитие электронных устройств, электронных машин возможно
только на базе совершенствования производства этих устройств и машин.
Все многообразие этих машин будет создаваться из стандартных
унифицированных узлов. Использование последних достижений физики, химии,
радиотехники, как показывают специалисты, позволит создать
высоконадежные микросхемы автоматики, содержащие десятки, сотни и даже
тысячи элементов в кубических сантиметрах и приближающиеся в какой-то
мере к строению нервной ткани живых организмов.
Совершенствование средств труда на базе открытий современной
науки позволит коренным образом изменить методы получения
естественных материалов, предназначенных для промышленного,
сельскохозяйственного и личного использования. В орбиту промышленного
производства будут вовлечены почти все элементы периодической системы
Менделеева» добыча всех видов минерального сырья будет осуществляться
на полностью автоматизированных предприятиях, методы
механического разрушения и перемещения будут заменяться гидравлическими, ряд
минералов будет переводиться в недрах в растворы.
Получение продуктов сельского хозяйства облегчится и удешевится
не только благодаря механизации и автоматизации разведения
сельскохозяйственных растений и животных, но и благодаря все более
растущему воздействию на условия произрастания растений и выведения
животных (управление погодой, орошение, применение химических
веществ для борьбы с сорняками и вредителями, ростовых веществ и т. д.).
Еще более характерен для материально-технической базы
коммунизма процесс преобразования природных и создания новых синтетических
материалов.
Новые технологические процессы, более глубокое понимание
природы твердого тела, новые методы изучения металлов и сплавов открывают
возможность получать всю гамму металлов и сплавов, отвечающих
потребностям современной техники.
Полимерные материалы (пластмассы, синтетический каучук,
искусственные и синтетические волокна) глубочайшим образом изменят всю
структуру потребляемых промышленных и непромышленных материалов.
Сейчас трудно дать количественную оценку изменениям в структуре
минеральных, сельскохозяйственных и синтетических материалов. Из всех
материалов промышленного и непромышленного потребления особенно
будет повышаться удельный вес синтетических материалов за счет более
быстрого роста их производства. Одновременно будет относительно
понижаться удельный вес металлов и сельскохозяйственных материалов,
идущих для промышленного потребления. В группе металлов будет
повышаться удельный вес легких металлов и в первую очередь
алюминия, в группе сельскохозяйственных материалов будет повышаться роль
продуктов промышленного назначения. Развитие синтетических
материалов будет вносить свой корректив в баланс минеральных ресурсов.
По-прежнему основой органического синтеза будут являться
углеводороды газа и нефти. Но наряду с этим все большее распространение
будут получать кремнийорганические соединения, кремнийорганические
полимеры, минеральная сырьевая база которых практически
неисчерпаема.
Исключительно важное значение для материально-технической базы

МАТЕРИАЛЬНО-ТЕХНИЧЕСКАЯ БАЗА КОММУНИЗМА
37
коммунизма будет иметь совершенствование технологии. Быстрое
развитие технической науки позволит практически использовать новые
принципы и идеи, выдвинутые физиками и химиками. Одной из серьезных
ошибок, допускаемых при практическом осуществлении автоматизации и
оценке путей ее развития, является игнорирование необходимости
совершенствования технологии.
Совершенствование технологии в ряде случаев открывает такие
возможности для повышения производительной силы труда, которые никакая
автоматизация, осуществляемая применительно к существующей
технологии, не может дать. Более того, автоматизация производства,
привязанная к старой технологии, в ряде случаев вызывает значительные
капитальные вложения и в очень небольшой степени повышает
производительность, а себестоимость иногда не только не снижается, а даже
увеличивается.
Простое перечисление технологических процессов, осваиваемых
сейчас (а это только начало), показывает те возможности, которые
открываются перед производственным процессом в части совершенствования
технологии. Тут и интенсификация процессов при помощи кислорода,
использование природного газа, освоение таких новых методов, как обжиг
в кипящем слое, применение ультразвука, применение сверхвысоких
температур и давлений, использование радиоактивных излучений и т. д.
В машиностроении можно назвать переход к точному литью, к методам
пластической деформации металла, периодический прокат и многое
другое.
При всем разнообразии возможностей, которые открываются по
линии совершенствования технологии, здесь имеются некоторые
генеральные направления, без реализации которых немыслимо построение
материально-технической базы коммунизма.
Это прежде всего специализация. Тов. Хрущев подчеркивал в одном
из своих выступлений, что мы живем в век специализации.
Действительно, вне специализации немыслимо себе представить развитие почти всех
сфер и отраслей производства. Специализация является основой
развития предприятий промышленности. Вне специализации нельзя себе
представить также и развитие сельского хозяйства, строительства. За*
предстоящие 15—20 лет необходимо проделать огромную работу по
специализации. Сейчас в нашей стране некоторое распространение получила
лишь предметная специализация. Хуже обстоит дело с агрегатной,
узловой, подетальной специализацией.
Специализация создает предпосылки для перехода к массовости,
поточности, непрерывности, интенсивности производства. Каждая из
перечисленных проблем требует своего самостоятельного исследования,
каждая несет огромные возможности для совершенствования технологии.
Непременным условием новой технологии независимо от конкретных форм
ее проявления и сфер применения является унификация и стандартизация
оборудования, а также выпускаемой продукции.
Одним из серьезных противоречий, порожденных всем ходом
развития технической базы, является тот факт, что переход к сложной системе
машин, в которой все отдельные агрегаты взаимно увязаны, приводит
к возрастанию «жесткости» системы, к своеобразному ее склеротирова-
нию. Это является одной из причин, затрудняющих переход к
производству все более совершенных машин и изделий. Но современные наука и
техника дают возможность не только создавать сложные автоматические
системы машин, но и строить их таким образом, чтобы они были
пригодны для приспособления к новым требованиям производства. При
разработке проблем построения материально-технической базы коммунизма
эта сторона вопроса также требует своего самостоятельного
исследования.

38
А. А. ЗВОРЫКИН
Материально-техническая база коммунизма будет
характеризоваться новой, более совершенной комбинацией общественного производства.
Свои экономические преимущества, видимо, сохранит на
протяжении 15—20 лет и концентрация производства. Создание крупных
специализированных предприятий позволяет наиболее эффективно
использовать совершенное оборудование, иметь лучшую организацию
производства, лучше использовать средства науки в производстве.
Наряду с концентрацией будет расти и комбинирование,
позволяющее осуществлять комплексную обработку сырья, обеспечивать наиболее
рациональные формы производства сложных изделий и сокращать
производственный цикл. Важнейшим моментом будет растущее
комбинирование и кооперирование сельскохозяйственного и промышленного
производства в условиях превращения сельскохозяйственного
производства в разновидность индустриального. Произойдет дальнейший рост
кооперирования в рамках отдельных экономических районов и
упорядочение кооперирования между отдельными районами и странами,
вытекающие из устойчивых преимуществ широкого общественного
разделения труда.
* * *
Характеризуя материально-техническую базу коммунизма,
необходимо остановиться особо на роли науки. Уже Маркс, говоря о машинном
производстве, подчеркивал, что это производство по своей природе может
базироваться и развиваться только на научной основе. Смотря вперед,
Маркс пророчески говорил о превращении науки в решающую
производительную силу. «Создание материально-технической базы коммунизма,—
говорил тов. Хрущев на XXI съезде КПСС,— требует расцвета науки,
активного участия ученых в решении проблем, связанных с дальнейшим
всесторонним развитием производительных сил нашей страны».
Значение науки для создания материально-технической базы
коммунизма повышается и в связи с тем, что создание такой базы происходит
в условиях, когда все развитие науки вплотную поставило человечество
перед новой научно-технической революцией.
В решениях XXI съезда КПСС подчеркивается зависимость техники
от науки и прежде всего от достижений основных направлений
физической науки. Успехи вычислительной математики, указывается там, имеют
непосредственную связь с развитием автоматики. Теоретические
исследования по химии способствуют разработке новых, усовершенствованных
технологических процессов и созданию синтетических материалов со
свойствами, удовлетворяющими запросы современной техники.
Исследования в области технических наук призваны обеспечить резкие
качественные сдвиги в эффективном использовании орудий труда, сырья,
материалов, топлива и электроэнергии, в повышении производительности
труда, снижении себестоимости и улучшении качества продукции при
одновременном повышении культуры и безопасности труда.
В свете всего этого роль материальных средств науки (лабораторий,
научно-исследовательских центров, экспериментальных цехов, проектных
конструкторских бюро) на предприятиях и во всем производственном
аппарате резко повысится. Наука все в большей степени будет определять
успехи производства. Наука, обгоняя технику, будет создавать новые
перспективы для производства. Примером этого является ядерная энергетика,
изотопы, исследования в области термоядерной энергии, повышение
прочности и других свойств металлов и сплавов на основе достижений физики
твердого тела, новые приборы для радиотехники, электронно-счетных
машин и автоматики, новые термо- и фотоэлементы, практическое
освоение ультразвука. Примером, определяющим опережающее развитие
науки, является химия, которая открыла законы химической связи и пути
синтеза химических соединений и стоит на грани новых открытие свя-

МАТЕРИАЛЬНО-ТЕХНИЧЕСКАЯ ВАЗА КОММУНИЗМА
39
занных не только с процессами создания все новых синтетических
материалов, но и с раскрытием закономерностей образования простейших
видов живого вещества.
Показателем степени повышения роли науки в ближайшие 15—20
лет явится возрастание удельного веса затрат на науку, дальнейший
рост числа лиц, занятых в области науки, а также изменение
распределения средств науки между ее отдельными организациями. Прежде всего
резко возрастет в науке удельный вес проектных организаций,
лабораторий, конструкторских бюро, экспериментальных цехов на предприятиях.
Значение особых отдельных конструкторских бюро, видимо, будет
уменьшаться, поскольку они в своей работе все больше будут ориентироваться
на предприятия и на институты, имеющие свою мощную
экспериментальную базу, или превращаться в постоянные проблемные научные центры
с собственной базой.
Узкоотраслевые научно-исследовательские институты будут
преобразовываться в комплексные, занятые решением тех или иных крупных
проблем. В процессе обсуждения вопроса о путях развития науки
высказываются соображения о целесообразности перестройки
машиностроительных институтов по технологическому, а не отраслевому признаку.
Возрастет роль головных отраслевых и межотраслевых институтов,
координирующих научно-исследовательскую работу в той или иной области
техники. Повысится роль опытных производств в виде цехов или
самостоятельных опытных предприятий, связанных с теми или иными
научными центрами.
Технические институты Академии наук все больше будут заниматься
общими инженерными проблемами межотраслевого характера.
Значительно возрастет роль научно-исследовательских центров, занятых
исследованиями в области физической, химической и биологической наук,
причем будет происходить их дальнейшая дифференциация, сообразно
развитию науки и возникновению новых проблем на том или ином ее участке.
Разработка проблем материально-технической базы коммунизма
будет неполной, если не остановиться на путях создания этой базы.
В этом отношении важно подчеркнуть прежде всего положение,
высказанное тов. Хрущевым на XXI съезде КПСС, о том, что переход от
социалистической стадии развития к высшей фазе — это закономерный
исторический процесс, который нельзя произвольно нарушить или
обойти. С этим переходом нельзя торопиться и поспешно вводить то, что еще
не созрело, что, как говорил тов. Хрущев, привело бы к извращениям и к
компрометации нашего дела. Например, было бы абсурдным на основе
того, что будущее принадлежит атомным электростанциям, перейти
сейчас на их преимущественное развитие за счет других электростанций
или на основе того, что будущее принадлежит синтетическим
материалам, было бы неправильно сейчас же взять курс на свертывание
производства растительных волокон и т. д. Но одновременно при создании
материально-технической базы коммунизма нельзя и задерживаться на
достигнутом, так как это привело бы к застою.
Ускорение технического прогресса является основным звеном в
решении задачи создания материально-технической базы коммунизма.
Новая техника уже в текущем семилетии обеспечивает половину всего роста
производительности труда.
Исключительно важную роль играет реконструкция существующей
производственной базы. Капиталовложения в реконструкцию и
расширение предприятий окупаются в 2—2,5 раза быстрее, чем вложения на
новое строительство. Недаром в этом семилетии в черной металлургии
на реконструкцию и расширение предприятий направляется 67%, а в
цветной металлургии — около 60% капиталовложений. Реконструкция,

40
А. А. ЗВОРЫКИН
расширение и техническое перевооружение предприятий химической
промышленности позволят к концу семилетки получить на действующих
заводах дополнительно продукции на 6 миллиардов рублей в год, причем
будет сэкономлено 3 миллиарда рублей капиталовложений за счет того,
что будет осуществляться реконструкция, а не соответствующее новое
строительство.
Огромное значение для технического прогресса наряду с созданием
новой техники будет иметь модернизация. На XXI съезде КПСС
подчеркивалось, что производительность металлорежущих станков за счет
модернизации повышается на 20—30%, а в отдельных случаях — вдвое при
относительно небольших затратах. За семилетие было намечено
модернизировать 400 тысяч станков. Если производительность этих станков
повысится только на 25%, экономический эффект от этой модернизации
составит 10 миллиардов рублей при затратах 2,8 миллиарда рублей.
Экономические, социальные последствия создания
материально-технической базы будут огромны: материально-техническая база
коммунизма приведет к росту производительных сил и росту богатства, будет
осуществляться переход к единой коммунистической форме собственности.
Время, затрачиваемое трудящимися на занятие в сфере
производительного труда, будет сокращаться, а время для образования,
творческой деятельности будет расти, содержание и характер труда коренным
образом изменятся—труд сделается подлинно творческим. Развитие
науки и техники будет оказывать всестороннее влияние на все стороны
жизни человека коммунистического общества. Все это будет
происходить в обстановке перехода к воплощению в жизнь формулы коммунизма
«от каждого по способностям, каждому по потребностям».

Воспитание нравственных
убеждений, чувств и привычек
Л. М. АРХАНГЕЛЬСКИЙ (Свердловск)
Период, начавшийся XXI съездом нашей партии, характеризуется
углублением воспитательной работы среди всех слоев трудящихся.
Замечательное движение советских людей, проходящее под лозунгом «жить и
трудиться по-коммунистически», быстрое и массовое распространение
почина В. Гагановой, как и многие другие факты, свидетельствует о
неуклонном росте коммунистической сознательности и моральной
ответственности советских людей.
Одним из важнейших аспектов работы по воспитанию
коммунистической морали является проблема формирования нравственных убеждений,
нравственных чувств и привычек у советских людей. В постановлении ЦК
КПСС «О задачах партийной пропаганды в современных условиях»
указывается, в частности, что «идейно-воспитательная работа среди
молодежи должна помогать ей правильно понимать общественные явления,
превращать принципы коммунистической морали в глубокие личные
убеждения, прививать нетерпимость к проявлениям буржуазной идеологии,
-аполитичности, обывательщине» («Правда» от 10 января 1960 г.).
В настоящей статье мы ставим целью проанализировать природу
нравственной убежденности, связь нравственных убеждений с
нравственными чувствами и привычками под углом зрения объективных и
субъективных факторов их формирования в советском социалистическом
обществе.
Борьба за коммунизм — основа воспитания
нравственной убежденности советских людей
Вопрос о путях формирования нравственных убеждений предполагает
прежде всего выяснение самого понятия «нравственная убежденность».
Мораль в классовом обществе всегда классова. Сущность морали
того или иного класса выражается в ее основных принципах.
Принципы морали обобщают существенные, коренные особенности
нравственных отношений, складывающиеся в среде определенного класса
или общества в целом. Они, следовательно, воплощают в себе наиболее
общие черты классовой морали. В то же время моральные принципы не
существуют вне сознания отдельных людей. Но между общими
требованиями морали, ее принципами и нравственным сознанием каждого
отдельного человека нет полного тождества. Отдельные люди в своем
поведении в большей или меньшей степени руководствуются нравственными
принципами своего класса (общества), а нередко вступают и в
противоречие с ними. Это объясняется историческими условиями, в которых
живут и действуют люди, уровнем развития их классового самосознания,
характером воспитания и т. д. Здесь проявляется известная
диалектическая закономерность: общее существует лишь в отдельном, но всякое
отдельное неполно входит в общее.

42
л. м. архангельский
О любой морали можно сказать, что она тем более жизненна, чем в
большей степени ее принципы являются одновременно и личными
убеждениями отдельных людей, внутренними стимулами (мотивами) их
поведения. Нравственные убеждения и представляют собою осознание
отдельными людьми принципов той или иной классовой морали. В то же
время убежденность предполагает уверенность в правоте и
необходимости норм и принципов данной морали.
Нравственные убеждения неотделимы от мировоззрения людей, их
взглядов, интересов, которые формируются под воздействием условий
материальной жизни классов, социальных прослоек и групп, а также под
воздействием определенных общественных учреждений: государства, школы,
общественного мнения, искусства, религии и т. д.
Первое связано с процессом отражения общественного бытия в
сознании людей, второе — со стремлением господствующих классов
превратить свою идеологию, свои классовые интересы в убеждения отдельных
людей, заставить их практически следовать интересам господствующего
класса. Поэтому в классовом обществе процесс отражения бытия в
нравственном сознании людей всегда опосредуется классовыми интересами,
классовым по своему характеру воспитанием.
В эксплуататорском обществе воздействие общества на личность
происходит в условиях резкого антагонистического конфликта между
интересами господствующих классов и большинства трудящихся. Буржуазия
стремится привить всем людям свою лицемерную индивидуалистическую
мораль, стараясь укрепить этим господство частной собственности и
эксплуатации. Но условия существования пролетариата таковы, что они,
как говорил Ф. Энгельс, учат его сплачиваться и подыматься на борьбу
с эксплуатацией.
Формирование нравственных убеждений, элементов новой,
коммунистической морали, начинается, таким образом, в среде пролетариата уже
в капиталистическом обществе, что является одним из важнейших
факторов подготовки социалистической революции. Великая Октябрьская
социалистическая революция доказала не только силу политической
идеологии пролетариата, но и могущество принципов коммунистической
морали, нравственных убеждений революционного рабочего класса,
вдохновлявших его на беспримерный героизм, мужество и самопожертвование в
борьбе за свободу.
После социалистической революции потребовался определенный
исторический период, прежде чем принципы новой, пролетарской морали
стали достоянием большинства членов советского общества. Над$ было
преодолеть мелкобуржуазные взгляды и настроения,
частнособственнические тенденции, стремление непролетарских и полупролетарских слоев
населения уклониться от общественных обязанностей, превратить их в
честных тружеников-коллективистов, умеющих сознательно подчинять
свое поведение требованиям трудовой дисциплины. В ходе строительства
социализма, под влиянием воспитательной работы, проводимой партией в
массах, принципы передовой морали прочно вошли в сознание
большинства советских людей, стали их личными нравственными убеждениями.
Теперь, когда советское общество вступило в период развернутого
строительства коммунизма, воспитание трудящихся в духе
коммунистической морали приобрело особенно важное значение. Сегодня речь идет
о том, чтобы навсегда ликвидировать пережитки капитализма в сознании
отдельных членов нашего общества, превратить каждого советского
гражданина в активного и убежденного строителя коммунизма. Партия в своей
воспитательной работе стремится к тому, чтобы принципы
коммунистической морали пронизывали все стороны жизни и деятельности советских
людей, стали основными мотивами их поведения как в общественной
жизни, так и в быту.
В этом свете вопрос о воспитании нравственных убеждений пред-

ВОСПИТАНИЕ НРАВСТВЕННЫХ УБЕЖДЕНИЯ, ЧУВСТВ И ПРИВЫЧЕК 43
ставляется очень сложной и многогранной проблемой, которая включает
в себя задачи воспитания всех членов нашего общества в духе
коммунистического отношения к труду, советского патриотизма и пролетарского
интернационализма, коллективизма и подлинного гуманизма. Если взять
все эти задачи в наиболее общем виде, то они сводятся к воспитанию
преданности делу коммунизма, общественным интересам.
Преданность делу коммунизма, общественным интересам является
основным движущим стимулом деятельности советских людей и в то же
время главной задачей нравственного воспитания. В свое время
Ф. Энгельс писал: «И если даже теперь цивилизация научила людей
видеть свой интерес в поддержании общественного порядка, общественной
безопасности, общественного интереса и делать таким образом полицию,
администрацию и юстицию по возможности излишними, то насколько
больше будет это иметь место в таком обществе, в котором общность
интересов возведена в основной принцип, в котором
общественный интерес уже не отличается от интереса каждого отдельного
лица!» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 2, стр. 538. Разрядка
моя.— Л. А.)
Враги и критики марксизма стремятся представить дело так, будто
бы «общий интерес, о котором говорит марксизм, не является моральным
понятием и не может быть таковым, потому что сама мораль
растворяется в политике или технике» (Antolint V. «La doctrina marxista general».
Madrid, 1956, стр. 56). Это старое, избитое буржуазное обвинение
марксизма в отрицании морали и нравственных стимулов построено на песке.
Коренные общественные интересы, которыми руководствуются советские
люди в своей деятельности, приобретают могучую моральную силу,
являются вдохновляющим стимулом в труде и повседневной жизни
большинства членов советского общества.
Какими же путями осуществляется у нас воспитание новых
нравственных убеждений, приобщение масс к общим интересам строительства
коммунизма?
Превращение общественных идеалов в основной стимул поведения
людей обеспечивается прежде всего самими материальными основами
социализма, ибо в самой его экономической структуре воплощено единство
общественного и личного интереса. Экономическое развитие нашей
страны, построение материально-технической базы коммунизма вызывает
неуклонное повышение материального благосостояния советских людей
и создает исключительно благоприятные условия для осуществления
задач коммунистического воспитания. Успешное решение хозяйственных и
культурных задач в нашей стране убеждает миллионы трудящихся в
правоте и жизненности коммунистической идеологии, делает их
убежденными сторонниками коммунистической морали.
Важным фактором воспитания является вовлечение широких масс в
активное строительство коммунизма. Труд в социалистическом обществе
позволяет раскрыть конкретную связь личного интереса с общественным,
развивает заботу советского человека не о себе лично, не о наживе и
выгоде, а об обществе в целом и его пользе. Интересные факты,
подтверждающие это положение, приводились в выступлениях рабочих на слете
бригадиров и членов бригад коммунистического труда в г. Ревде,
Свердловской области. Бригадир плотников управления «Уралтяжтрубстрой»
Т. И. Болтачев рассказал, как в ходе соревнования у рабочих развивается
коммунистическое отношение к труду, сознательная забота об
общественном добре. «Для нас теперь не безразлично, какие материалы и сколько,
их идет на опалубку или возведение лесов. По-хозяйски подходим к
этому, стараемся прибить, скажем, доску так, чтобы она и надежно была
прикреплена и не один раз использовалась. А гвозди? Раньше,
признаться, расходовали их, сколько вздумается. Бывало, там, где можно было
ограничиться двумя, вбивали пять. А как начали соревноваться за ком-

44
Л. М. АРХАНГЕЛЬСКИЙ
мунистическое звание, кто-то из нас (сейчас не вспомнишь, кто) подал
мысль: гвозди, бывшие в употреблении, вновь пускать в ход. В результате
только за лето сэкономлено свыше 500 килограммов гвоздей». Члены
бригады тов. Болтачева стали лучше трудиться — повысили выполнение
норм со 120 до 145 процентов, начали учиться без отрыва от производства.
В ходе соревнования за лучшие трудовые успехи у рабочих
расширяются представления о коллективизме и товарищеской взаимопомощи.
Так, в смене мастера конверторного передела Среднеуральского
медеплавильного завода рабочие раньше думали только о показателях своей
смены и меньше всего заботились о создании условий для следующей
смены. Теперь смена Угарова подготовляет условия для своих
сменщиков, облегчая им работу и способствуя ускоренному получению меди.
Так не только в большом, но и в малом проявляется рост сознательности
рядовых советских людей, их забота об интересах общества.
В борьбе за коммунизм на конкретных делах воспитываются
бескорыстные моральные стимулы труда советских людей, составляющие
существенную сторону их нравственных убеждений. В прошлом году на
предприятиях Свердловской области широко распространилась
инициатива уралмашевцев по созданию общественных конструкторских бюро,
которые мобилизуют и максимально используют творческие возможности
рабочих и ИТР. Создание таких бюро — дело бескорыстное в
буквальном смысле этого слова. А чтобы представить, насколько
массовым стало это движение, достаточно сказать, что в Свердловской
области за короткий срок создано 369 подобных групп.
Воспитание людей в труде бывает успешным, когда оно сочетается с
идеологической работой, с разъяснением основ марксистско-ленинской
теории, которая помогает проникнуть в сущность явлений, осознать
необходимость следовать требованиям коммунистической морали. Как
показывает жизнь, идеи коммунизма приобретают тем большую действенность,
чем в более конкретной форме они доводятся до сознания трудящихся.
Интересен в этом отношении опыт проведения политинформаций в смене
Героя Социалистического Труда И. И. Чурсинова на Первоуральском
новотрубном заводе. Ежедневно на оперативке мастер отводит время для
сообщений о важнейших событиях в стране, дает им политическую
оценку, рассказывает о решениях партии и правительства. В результате общие
задачи всегда удается связать с конкретными задачами завода и цеха, а
собственные дела рассмотреть в свете общесоюзных задач.
Формирование нравственных убеждений находится под воздействием
всех сторон коммунистического воспитания, а не одной какой-либо его
стороны. В этой связи рассмотрим следующий факт.
Мы пытались сравнить, какие изменения в поведении рабочих
произошли за последние десять лет в листопрокатном цехе старейшего на
Урале Верх-Исетского завода. Эти, казалось бы, неуловимые изменения,
как известно, нельзя выразить в процентах, но они наглядно проявляются
в таких фактах, как изменение тематики производственных совещаний,
оперативок, рабочих собраний. Так, например, если раньше в цехе
проводились доклады о трудовой дисциплине, в которых приходилось
разъяснять элементарные требования, если раньше прогулы и опоздания были
большим злом в работе цеха — в смену обычно не выходило 5—6
человек,— то в последние годы произошло резкое падение опозданий и
прогулов, они стали редким исключением и обсуждаются лишь как
чрезвычайные случаи на оперативках.
Под влиянием роста объективных потребностей и разъяснительной
работы изменилось отношение к общеобразовательной и специальной
учебе. Раньше рабочих для поступления в вечернюю школу, техникум
приходилось агитировать, доказывать им пользу овладения знаниями. Теперь
всякая надобность в этом отпала, рабочие сами просят принять их
в школы, количество обучающихся без отрыва от производства воз-

ВОСПИТАНИЕ НРАВСТВЕННЫХ УБЕЖДЕНИЙ, ЧУВСТВ И ПРИВЫЧЕК 45
росло в три раза. Характерная черта нравственного облика рабочих в
современных условиях состоит в их постоянном и массовом участии в
бесплатных общественно-полезных делах: в таких, например, как
строительство пионерского лагеря, участие в благоустройстве завода и поселка, в
работе дружины по охране общественного порядка.
Заметно выросло сознание отдельных рабочих цеха. Вот один из
многих примеров. Рабочий Р. после окончания школы ФЗО в 1947 году пять
раз менял место работы, имел судимость за мелкое хулиганство.
В 1955 году он пришел на работу в листопрокатный цех. Теперь Р.—
передовой вальцовщик, учится на курсах мастеров, активно участвует в
работе заводского комитета профсоюза, читает много художественной
литературы. Два с половиной года назад ему доверили руководство
отстающей бригадой, которая вскоре вышла в число передовых, а теперь
участвует в соревновании за звание коммунистической.
Изучение подобных явлений на материалах листопрокатного цеха
Верх-Исетского металлургического завода приводит к выводу, что на рост
сознания рабочих оказывают непосредственное влияние: во-первых, сам
социалистический труд и рабочий коллектив, сила положительного
примера, социалистическое соревнование, материальная и моральная
заинтересованность в результатах труда; во-вторых, ежедневное обсуждение
конкретных результатов работы смены на оперативках, летучках и
производственных совещаниях, обсуждение работы и поведения отдельных
рабочих с применением соответствующих поощрений или наказаний,
систематическое использование с этой же целью наглядной агитации, стенной
печати; в-третьих, регулярное проведение лекций, бесед на общественно-
политические, общенаучные и морально-этические темы.
О характере духовных запросов, потребностях рабочих цеха, их
интересах, о некоторых путях их формирования можно, в частности, судить по
проведенной нами в цехе анкете. Из тысячи человек опрошенных все
регулярно читают газеты, посещают кино, большинство является
читателями библиотек. На вопрос: «Какие фильмы вам больше всего
понравились?» — получены ответы, показывающие, что это лучшие советские
патриотические кинокартины («Коммунист», «Хождение по мукам»,
«Тихий Дон» и др.). Анализ подобных фактов подтверждает, что
нравственное воспитание не есть замкнутое в себе некое «моральное
самоусовершенствование», а это неотъемлемая часть или сторона всей системы
коммунистического воспитания.
Конечно, существуют и специфические средства и формы воспитания
нравственных убеждений. Такими средствами являются прежде всего
моральная оценка поведения и взглядов отдельных людей, сила наглядного
примера, моральное поощрение и т. д. Особое значение в этом плане
приобретает общественное осуждение взглядов и убеждений, несовместимых
с принципами нашей морали. На том же Верх-Исетском заводе
помощник машиниста Н. одно время занялся распространением вредных
взглядов о якобы ненужности семьи при социализме, о необходимости
«свободы» личных отношений. Кстати, сам Н. оставил жену с ребенком,
проявлял халатность в работе, недостойно вел себя в нерабочее время. Когда Н.
предстал перед судом общественности завода, выяснилось, насколько
чужды его поведение и взгляды убеждениям советского рабочего класса,
его интересам. Принципиальные и страстные выступления рабочих,
осудивших Н., явились хорошей школой воспитания не только для одного Н.,
но и для многих присутствующих на суде.
Нравственные убеждения и нравственные чувства
Нравственные убеждения имеют тем большую глубину и
действенность, чем теснее они связаны с нравственным чувством. Передовой
советский человек движим в своей деятельности не только идеями патриотизма

46
Л. М. АРХАНГЕЛЬСКИЙ
и коллективизма, но и соответствующими им чувствами. Нравственное
убеждение не может существовать как абстрактное, отвлеченное понятие,
атрибут «чистого» разума.
Подчеркивая необходимую связь нравственных убеждений с
нравственным чувством, мы, однако, далеки от их полного и абсолютного
отождествления. Рациональная сторона нравственного сознания находит
в чувствах свою эмоциональную, психологическую основу. Чувства же, в
свою очередь, во многом обретают общественное содержание и тенденции
развития в идеологической, классовой стороне сознания. И то и другое
имеет в конечном счете общий объективный источник — общественное
бытие людей, реальный образ их жизни. Однако идеологическая и
эмоциональная стороны нравственных убеждений имеют каждая свои
особые, специфические законы формирования, а характер конкретного
взаимодействия того и другого меняется rça различных этапах развития
индивидуального нравственного сознания.
Чувства — это те устойчивые отношения личности к общественной
жизни, которые выражаются в непосредственной эмоциональной реакции.
Развитая многовековой социальной жизнью потребность в общении с
другими людьми находит выражение в чувстве любви к близким, семье,
родине, привязанности к друзьям, чувстве национальной гордости и
классовой солидарности. Нравственные чувства, таким образом, как высшие
виды человеческих чувств, выделяются своей социальной
направленностью (их содержанием всегда являются отношения между людьми,
отношения личности и общества), более или менее четкой осознанностью,
значительной интенсивностью и продолжительностью эмоциональной
реакции.
Человеческая деятельность сопровождается нравственным подъемом,
воодушевленностью либо негодованием в связи с реакцией на
отрицательные поступки или события, сочувствием и нежностью по отношению к
другим людям, ненавистью к классовым врагам. К этому надо добавить, что
человек не остается равнодушным не только к поступкам других людей,
но и к собственному поведению.
Возможность эмоционального воздействия на сознание человека
использовали в прошлом, а в ряде стран и в настоящем различного рода
духовные наставники в сутанах и рясах, защитники буржуазии и т. д.
Современное буржуазное общество, разжигая военную истерию,
национальную и расовую вражду, гипертрофируя самые низменные,
эротические инстинкты, определенным образом воздействует на психику
человека. Американский буржуазный автор Л. Гурко в книге «Кризис
американского духа» с правом очевидца и горьким сожалением пишет:
«...Нас увлекают в поток бездумного ощущения, растворенного в
чувственных фантазиях, погруженного в острый мимолетный экстаз
быстротечного настоящего... Ум и интеллектуальное развитие принижаются
также восхвалением тела, действия и инстинкта» (Л. Гурко «Кризис
американского духа», М. 1958, стр. 52—53). Не случайной в этой связи
является тенденция современной буржуазной этики, направленная на
отрыв чувства от убеждений, представляющая чувства единственными
стимулами поведения.
В противоположность буржуазному социалистическое бытие создает
основу для гармонического развития здоровых, подлинно человеческих
чувств, открывает возможности для их естественного развития. Чувства
людей, строящих коммунизм, имеют своим источником творческий,
созидательный труд, жизнь, раскрывающую светлые горизонты каждому, кто
идет по ней как творец коммунистического счастья для всех. Советский
человек не аскет, презирающий чувственные переживания, не ходячее
рассудочное существо, совершающее поступки согласно раз и навсегда
предопределенной регламентации. Сила и жизненность коммунистической

ВОСПИТАНИЕ НРАВСТВЕННЫХ УБЕЖДЕНИЯ, ЧУВСТВ И ПРИВЫЧЕК 47
морали заключаются в том, что ее принципы все более становятся плотью
и кровью большинства советских людей, их чувствами.
Воспитание чувств в этой связи представляется одной из сложных и
важных задач, которая, однако, не может решаться в отрыве от
формирования у людей высоких нравственных идеалов, понятий и целей. В самом
деле, чувство гуманности, например, взятое само по себе, в отрыве от
идеологического содержания, может вызвать примирительное отношение
к классовому врагу, притупить бдительность и т. д. Эмоциональная жизнь
человека есть одно из условий, которые возбуждают интерес к
окружающему, определяют страстное, активное вторжение человека в жизнь.
Однако само содержание нравственного чувства всегда находится под
влиянием идеологии. При этом нельзя не видеть своеобразной диалектики
развития нравственных чувств в их взаимодействии с нравственными
убеждениями человека.
В самом деле, задолго до того, как человек узнает о существовании
принципов и норм морали, он уже приобретает целую гамму
нравственных чувств и потребностей, без которых невозможна его социальная
жизнь. Такие нравственные чувства, как любовь или неприязнь к людям,
товарищество, дружба или замкнутость, отчужденность и т. п.,
прививаются уже в самом раннем возрасте, причем так же незаметно, как
усваиваются, например, язык своего народа или общечеловеческая логика
мышления. Разъяснение принципов и норм господствующей в обществе
морали падает обычно уже на определенным образом подготовленную
почву. Последнее оказывается результатом не только отражения
непосредственных условий развития ребенка в семье, но и влияния улицы,
детских учреждений, школы, литературы и искусства. Только становясь
старше, человек сознательно обращается к целому ряду нравственных
вопросов. У юности жгучий интерес к проблемам счастья, смысла и цели
жизни, дружбы и любви, и здесь, как никогда, необходим умный и тонкий
советчик, учитель жизни, умеющий без морализирования, не навязчизо, а
просто, по-человечески объяснить то, что кажется молодежи
первоочередным, первостепенным в жизни. Вот почему необходима самая широкая,
разнообразная популярная литература по проблемам нравственности,
учитывающая потребности различных возрастов, необходимы диспуты,
вечера вопросов и ответов по вопросам нравственности и т. д. К
сожалению, это все еще недостаточно используется в системе нравственного
воспитания. А ведь ясно, что если юноша или девушка не получат
своевременно правильный ответ на интересующие их вопросы в семье, школе
и т. д., они могут составить ложное представление о них под влиянием
других факторов.
Нравственное воспитание не может не учитывать и возможных
противоречий между чувствами и убеждениями человека. Жизнь дает немало
фактов, показывающих, как под влиянием непосредственного чувства
люди иногда впадают в настроение пессимизма и отчаяния, в то время как
разум требует собранности воли и сознательных усилий, направленных
на «обуздание чувств». Бывает и так, что слишком горячие и пылкие
чувства требуется охладить, привести в норму, чтобы поступать, исходя
из учета реальной обстановки.
Главным и определяющим мотивом поведения советского
человека является его высокая идейность и сознательность. Характерно, что
наиболее сильные чувства, воодушевляющие его на героические дела и
поступки, рождаются под влиянием ясной цели, конкретных задач и
сознания необходимости того или иного поступка. Именно здесь кроются
истоки душевного подъема и вдохновенной борьбы и труда советских людей
на целине, стройках Урала и Сибири, шахтах Донбасса и Кузбасса и т. д.
Сознательное следование нравственным идеалам нашего общества
становится для отдельных людей предпосылкой их самовоспитания,
которое в условиях советского общества не имеет ничего общего с буржуаз-

48
л. м. архангельский
ным принципом замкнутого в себе нравственного
самоусовершенствования. Самовоспитание в советском обществе предполагает предъявление
повышенных требований человека к самому себе, вытекающих из
осознания своих общественных обязанностей, своего места в строительстве
коммунизма.
Подчеркивая приоритет разума над нравственным чувством, не
следует в то же время забывать и о том, что успех в работе по воспитанию
коммунистической нравственности неизменно сопутствует тем, кто умело
сочетает идеологическую работу с применением живых и разнообразных
форм работы с людьми, с заботой об организации быта и отдыха
советских людей. Как много порою может дать для воспитания, например,
чувства патриотизма хорошо организованное торжественное вручение
советского паспорта достигшим совершеннолетия молодым людям.
Коллективные дни рождения, комсомольские свадьбы, шефство старших над
молодежью — все, что вносит в воспитательную работу
доброжелательность и теплоту, будит товарищескую близость и доверие друг к другу,—
все это является действенным средством воспитания высоких
нравственных чувств и взглядов.
Роль привычки в развитии нравственного сознания личности.
Теперь обратим внимание на другую особенность нравственного
сознания личности. Человек в своей практической деятельности не
обращается каждый раз к анализу мотивов своих поступков. Внимание
человека сосредоточивается обычно на предмете его деятельности, на
конкретной цели поступка, а не на самоанализе нравственных чувств и
понятий. Нравственные представления, мотивы и взгляды не представляют,
как правило, самоцели в поведении человека. Они лишь сопровождают,
особым образом окрашивают человеческую деятельность,
проявляют себя в действии. При этом сознательный момент необходимо
переходит в привычку поступать определенным образом в каждом
конкретном случае.
Превращение определенного образа поведения в привычку
освобождает человека от постоянного самоконтроля, разгружает сознание от
лишней и ненужной работы. «Самое важное, что нам предстоит,— говорил
А. С. Макаренко,— это накопление традиций коммунистического
поведения. Мы иногда злоупотребляем словом «сознательный». Наше поведение
должно быть сознательным поведением человека бесклассового общества,
но это вовсе не значит, что в вопросах поведения мы всегда должны
апеллировать к сознанию. Это было бы слишком убыточной нагрузкой на
сознание. Настоящая широкая этическая норма становится действительной
только тогда, когда ее «сознательный» период переходит в период
общего опыта, традиции, привычки, когда эта норма начинает действовать
быстро и точно, поддержанная сложившимся общественным мнением и
вкусом» (А. С. M а к а р е <н к о «О коммунистическом воспитании», Баку,
1953, стр. 92).
Иногда приходится сталкиваться с вопросом: включается ли
воспитание элементарных навыков человеческого поведения в задачу
коммунистического воспитания?
Коммунистическая мораль возникает не на голом месте. Являясь
порождением новых исторических условий, она в то же время не
отрицает необходимости усвоения личностью таких веками известных
простейших требований, как честность, элементарная
дисциплинированность и т. д. Соблюдение правил человеческого общежития
предполагает превращение их в привычку, в нравственный навык. Более того, в
социалистическом обществе выработка таких навыков становится
необходимой предпосылкой нравственного развития каждого советского
человека.
Очень часто судьба большого дела находится в непосредственной за-

ВОСПИТАНИЕ НРАВСТВЕННЫХ УБЕЖДЕНИИ, ЧУВСТВ И ПРИВЫЧЕК 49
висимости от характера элементарных навыков поведения человека.
В самом деле, человек, который лишен элементарной честности, лишается
и общественного доверия; пристрастие к алкоголю разрушает порою
самые хорошие намерения некоторых людей. Приведем такой пример. На
Верх-Исетском металлургическом заводе мастер Б. взял на себя
ответственные обязательства по организации борьбы за повышение
производительности труда в своей смене, повышение культурно-технического уровня
рабочих и т. д. Вскоре появились первые успехи и достижения. Но после
того, как Б. был несколько раз замечен на производстве в нетрезвом виде,
его авторитет был подорван, утеряно положительное влияние на
коллектив, а в силу этого Б. трудно стало выполнять роль руководителя смены.
Со своим обязательством он не справился.
Воспитание элементарных навыков общежития начинается еще до
того, как человек знакомится с содержанием принципов нашей морали,
и, кстати говоря, теснейшим образом связано с выработкой внешней
культуры поведения, с развитием таких индивидуальных качеств, как
точность и аккуратность в делах, уважение и внимание к людям.
Однако, взятые сами по себе, навыки внешней культуры и
элементарные навыки общежития еще не определяют формирования нового
человека, готового на бескорыстный поступок, самоотверженное дело,
подвиг. Приведем такой характерный в этом отношении пример. В одну из
свердловских школ в восьмой класс был принят ученик О. До этого он
воспитывался за рубежом, в одном из буржуазных учебных заведений.
Новичок был исключительно аккуратен не только в отношении к учебе,
но и в соблюдении общеобязательных норм поведения. Когда же ему
предложили помочь отстающим в учебе ученикам, нарисовать заголовок
для стенгазеты, О., не смущаясь, потребовал денежное вознаграждение
за не предусмотренные программой дела. Ему были чужды требования
бескорыстной, товарищеской взаимопомощи и коллективизма.
Не следует ко всем элементарным привычкам подходить одинаково.
Привычки консервативны по своей природе. Особенно это относится к
тем отрицательным привычкам, которые достались нам в наследство
от старого общества. Одна из задач воспитательной работы поэтому
состоит в том, чтобы ломать и устранять устаревшие привычки, такие, как
эгоизм, косность, угодничество перед начальством, пристрастие к
алкоголю, распущенность в быту и т. п. В. И. Ленин указывал, что победа
«над этими привычками, которые проклятый капитализм оставил в
наследство рабочему и крестьянину», по своему значению не менее важна,
чем победа над буржуазией (ом. В. И. Ленин, Соч., т. 29, стр. 379).
Строительство коммунистического общества порождает ряд
принципиально новых привычек и навыков. Это прежде всего привычка к
общественно полезному труду. «В силу материальной заинтересованности,
в результате роста сознательности, в силу привычки труд становится
жизненной потребностью миллионов трудящихся социалистического
общества»,— говорил Н. С. Хрущев на XXI съезде КПСС (Н. С. Хрущев
«О контрольных цифрах развития народного хозяйства СССР на
1959—1965 годы», стр. 116). Коммунистическое осознание необходимости
труда в интересах всего общества переходит в привычку трудиться без
расчета на вознаграждение. Развитие таких новых привычек происходит
под прямым влиянием коммунистических убеждений. Привычки
становятся одной из форм реализации убеждений в поведении человека. Однако
убеждение после этого не исчезает, оно только укрепляется наличием
соответствующих привычек. В то же время надо иметь в виду, что не всегда
человек может действовать по привычке. От него часто требуется глубокое
понимание конкретных условий и умение правильно применить к этим
условиям нравственные принципы и нормы.
Основой формирования нравственных навыков и привычек
является практика, ибо только в результате многократного повторения опреде-

50
Л. М. АРХАНГЕЛЬСКИЙ
ленного образа поведения последний закрепляется з качестве
определенного навыка.
Огромное значение для воспитания новых чувств и привычек имеет
широкое привлечение всех поколений нашего общества к различным
формам советской жизни. Участвуя в трудовой и общественной
деятельности, советский человек овладевает новыми, коммунистическими идеями,
у него вырабатываются и закрепляются навыки коммунистического
поведения.
Очень важное значение приобретает в настоящее время
организованная борьба общественности с нарушителями общественного порядка.
Под воздействием народных дружин, товарищеских судов, печати и т. д.
укрепляется требовательность отдельных людей к своему поведению не
только на производстве, но и в быту. Характерно, что в результате
подобных мер преступность в Свердловской области сократилась на 25
процентов, а в крупных промышленных центрах — Свердловске, Нижнем
Тагиле, Каменск-Уральском — она уменьшилась на треть.
Состоявшийся в феврале сего года VII пленум ЦК ВЛКСМ обратил внимание на
важность организации досуга молодежи и подростков во дворах и на
улицах, где молодые люди проводят большую часть своего времени.
Беспризорность, как известно, никогда не способствовала выработке
положительных навыков поведения. В нашей стране ликвидирована
беспризорность как общественное явление. Однако в отдельных случаях
стихийное влияние улицы, способствующее появлению отрицательных
навыков поведения, еще не преодолено. Поэтому очень ценен почин
московских и горьковских комсомольцев, организовавших советы по работе
среди молодежи по месту их жительства. На Урале уже не первый год
в этом направлении работают женщины-общественницы. В городе
Каменск-Уральском создано несколько детских клубов, которые
охватывают около 2,5 тысячи детей. В них проводятся сборы, игры, работают
кружки, есть комната для внеклассной работы с детьми. Вся работа
осуществляется силами энтузиасток-домохозяек. Такие же клубы и детские
комнаты созданы и в других городах Урала.
С развитием социалистического общества будет все более
ограничиваться стихийность в формировании нравственных навыков отдельных
людей. Этому будет способствовать проводимая партией перестройка
работы общеобразовательной школы, организация школ продленного
дня с введением должности воспитателя, расширение сети
школ-интернатов, которые к концу семилетки охватят 21,2 миллиона детей,
расширение сети пионерских лагерей, усиление воспитательной работы в
школе и общественных организациях.
♦ « *
Воспитание нравственных убеждений, нравственных чувств и
привычек не является тремя обособленными друг от друга процессами. Это
стороны единого нравственного воспитания, требующего большой
конкретности в подходе в каждом отдельном случае, осуществляемого в
самых различных формах и различныхми средствами, что представляет
собою предмет специального исследования.

О некоторых проблемах
кибернетики
Академик А. И. БЕРГ
Определение кибернетики как науки
В настоящее время еще не существует общепринятого однозначного
определения термина «кибернетика». Однако мы полагаем, что многим
спорам о предмете и сферах применения кибернетики можно положить
конец, если принять ее определение как науки о законах управления
сложными динамическими системами. Такие динамические системы существуют
в своеобразной форме как в живой природе, так и в человеческом
обществе. Это системы, способные изменять свое состояние и образованные
из множества более простых, взаимосвязанных и взаимодействующих
между собой элементарных систем или элементов. Состояние сложной
динамической системы в целом, как и отдельных ее элементов,
характеризуется значением одного или нескольких параметров, меняющихся
по различным закономерностям. Переход сложной динамической системы
из одного состояния в другое называется процессом. Перевод системы из
одного состояния в другое путем воздействия на ее параметры называется
управлением.
Следует различать три основные области управления. Первая
область — управление системами машин, производственньгми процессами
и вообще процессами, имеющими место при целенаправленном
воздействии человека на вещество природы. Вторая область — управление
организованной деятельностью людских коллективов, решающих ту или
иную задачу. Примерами могут служить коллективы и организации,
осуществляющие военные, финансовые, кредитные, страховые, торговые,
транспортные и другие операции. Третья область — управление
процессами, происходящими в жцвых организмах. Сюда относятся
высокоцелесообразные физиологические, биохимические и биофизические процессы,
связанные с жизнедеятельностью организма и направленные на его
сохранение в изменяющихся условиях существования.
Во всех указанных случаях имеют место сложные динамические
системы, в которых происходят самопроизвольно или же принудительно
осуществляются процессы управления. То общее, что имеется в
процессах или операциях управления в этих областях, и составляет предмет
кибернетики. Сами же эти области выступают как сферы применения
кибернетики. Таким образом, задачей кибернетики является изучение
процессов управления в сложных динамических системах для
повышения эффективности человеческой деятельности. Кибернетика базируется
на достижениях ряда отраслей современной науки и техники и, в свою
очередь, благотворно влияет на их развитие.
Во всех сложных динамических системах управление
осуществляется путем получения, сохранения и переработки информации. Любое
управление начинается со сбора информации о ходе того или иного
процесса. Эта информация преобразуется в удобный для передачи по
каналам связи вид и поступает в управляющий орган (например,
человеческий мозг или автомат). Используя определенные правила и воаможно-

52
Л. И. БЕРГ
сти, управляющий орган перерабатывает полученную информацию в
соответствии с поставленными задачами и целями. Таким образом
вырабатывается команда управления, которая и передается в иефлнительные
механизмы или органы. По такой схеме осуществляется любой вид
управления. Понятие информации является одним из основных в
кибернетике, а теория информации занимает существенное место в комплексе
кибернетических дисциплин,
Главные направления развития
Практически методами кибернетики человечество пользовалось
издавна. Во всех случаях, когда имел место какой-либо сложный
развивающийся процесс и требовалось им управлять для достижения определенной
цели в заданное время, люди пользовались методами, именуемыми в наше
время кибернетическими.
На протяжении многих десятилетий делались попытки решить
организационными и техническими средствами задачу управления, однако
с наибольшей остротой вопрос об управлении встал именно в наше
время. По мере усложнения производственно-технических процессов,
роста взаимодействия множества людей, участвующих в хозяйственной,
политической и военной деятельности, вовлечения в нее большого
количества материальных средств и энергетических ресурсов стали все чаще
возникать противоречия между потребностями улучшения управления,
которое в этих условиях должно было становиться все более и более
оперативным, точным, основанным на достаточной и своевременно
поступающей информации, и реальными возможностями такого
улучшения при применявшихся организационных формах и технических
средствах.
Для управления сложными динамическими процессами необходимо
не только видеть конечную цель, но и знать причинную связь внутри
отдельных элементарных процессов, образующих сложный процесс, а
также связь между этими процессами. Необходимо понимание связи между
явлениями в целом. Для этой цели приходится привлекать сложный
аппарат современной математики, в частности статистические методы и
теорию вероятностей. Развитие этих разделов математики, а также общей
теории связи, теории информации, теории ошибок, математической
логики и других дисциплин, большие достижения современной науки
вообще — все это позволило поставить вопросы об управлении по-новому,
сделать их предметом особой научной дисциплины. Решающую роль в
этом деле сыграло широкое и интенсивное развитие новейшей техники и
прежде всего электроники — электронной автоматики и электронных
вычислительных машин. Было время, когда отсутствие достаточно
эффективных технических средств тормозило развитие и повышение
качества управления. Теперь эти средства имеются, и их целесообразное
использование для повышения качества управления становится
основной задачей. Именно поэтому в минувшем десятилетии, отвечая на
вызванные самой жизнью потребности, зародилось и начало развиваться
новое учение об управлении — кибернетика.
Инициатором выделения кибернетики в отдельную дисциплину
явился американский математик Норберт Винер. Заслуга Винера состоит в
том, что он усмотрел общие закономерности, лежащие в основе
управления различными сложными динамическими системами, относящимися
к разным областям человеческой деятельности и живой природы,
поставил вопрос об изучении этих закономерностей и использовании их для
решения практических задач.
Говоря о кибернетике, следует отметить, что она ознаменовала собой
обобщение и взаимодействие на новой основе целого ряда уже ранее
существовавших отраслей науки: физиологии высшей нервной деятельно-

О НЕКОТОРЫХ ПРОБЛЕМАХ КИБЕРНЕТИКИ
53
сти, теории автоматического регулирования, теории информации, общей
теории связи, статистики, математической логики и др. Кибернетика
сблизила между собой различные ветви науки, объединила их,
стимулировала их развитие. Она дала новые методы и открыла новый подход к
весьма важным вопросам.
Винер упоминает ряд ученых, и среди них наших соотечественников,
внесших значительный вклад в разработку идей кибернетики: У. Гиббса,
И. П. Павлова, А. Н. Колмогорова, К. Шеннона. Справедливости ради
следует вспомнить заслуги русской и советской школ математиков и
инженеров, своими трудами создавших базу для науки об общих
принципах управления « многое сделавших раньше Винера. Мы имеем в виду
почетного члена Петербургской Академии наук И. А. Вышнеградского,
одного из основоположников теории автоматического регулирования,
академика А. М. Ляпунова, создавшего строгую теорию устойчивости
равновесия и движения механических систем, академика А. А.
Андронова, решившего ряд «важнейших задач но теории автоматического
регулирования, талантливого советского ученого Б. В. Булгакова и многих
других.
В настоящее время значительный коллектив советских ученых с
успехом работает в области кибернетики, теории информации, общей
теории связи, теории управления и регулирования, теории автоматизации,
а также над разработкой и созданием современных электронных
вычислительных, управляющих, информационных и специализированных
машин. В разработку проблем кибернетики начинают ©ключаться
экономисты, биологи, физиологи, психологи, логики. Мы имеем
многочисленные молодые кадры, отлично подготовленные для работы «в области
кибернетики. Сейчас необходимо принять все меры к укреплению нашей
советской школы кибернетики и к более широкому внедрению передовых
методов управления в народное хозяйство страны. Именно в
социалистическом обществе, ведущем плановое хозяйство, обеспечиваются
исключительно благоприятные условия для полного использования на
благо народа всех преимуществ, которые открывает кибернетика,
базирующаяся на электронике управления.
Кибернетику можно разделить на три основных раздела, выделив в
ней три главных направления исследования: теоретическую, техническую
и прикладную кибернетику.
Теоретическая (или абстрактная) (кибернетика включает в себя
философские вопросы кибернетики, а также ее математические и
логические основания.
Техническая кибернетика имеет дело с конкретными техническими
средствами и системами средств, применяемыми в управляющих
устройствах.
Прикладная кибернетика занимается приложением теоретических
основ и технических средств кибернетики к решению задач управления з
различных областях человеческой деятельности (производство,
энергоснабжение, транспорт, связь). Область практического применения
кибернетики непрерывно расширяется. В настоящее время изучаются
возможности ее применения в экономике и в планировании деятельности
отдельных отраслей народного хозяйства: финансирования, снабжения, учета,
статистики и др. Обработка огромного опыта медицинского обслуживания
населения с помощью современных электронных машин откроет новые
перспективы перед советским здравоохранением. Уже получены первые
многообещающие практические результаты в области диагностики.
Конечно, вышеприведенное деление несколько условно и резких
границ между названными областями кибернетики провести нельзя, тем не
менее основные тенденции развития кибернетики при такой
классификации выделяются достаточно отчетливо. Такова участь любой
классификации. При этом в теоретической кибернетике можно выделить и конкрет-

54
А. И. БЕРГ
ные, практические задачи, а в технической кибернетике есть своя
теоретическая часть, точно так же, как она имеется и в любой области
практического применения кибернетики.
Кибернетика и философия
Как это порой бывает, многие полезные мысли, идеи и обобщения,
изложенные Н. Винером в его книге «Кибернетика, или управление и
связь в животном и машине» (вышедшей в США в 1948 году и
переведенной у нас только в 1958 году), были преподнесены с неясных, а иногда и
с ошибочных идейно-философских позиций. Вокруг идей Винера
поднялась нездоровая шумиха. Западная пресса много потрудилась, чтобы
опошлить и представить в искаженном виде весьма глубокие и ценные
соображения автора «Кибернетики». Все это вызвало настороженность и
недоверие к ней со стороны некоторой части советской интеллигенции.
Правда, к сожалению, период становления разумного отношения к
кибернетике настолько затянулся, что это нанесло нашей науке и технике
несомненный ущерб. Из этого следует извлечь соответствующий урок, так
как можно ожидать, что и в будущем многие достойные внимания и
полезные идеи будут проникать к нам в подобных же идеологических
декорациях.
В настоящее время увлечения и крайности, присущие и не в меру
горячим приверженцам кибернетики и ее недоброжелателям и
противникам, постепенно изживаются, и все становится на свое место. Абсолютно
бесперспективны и безнадежны как скептицизм в оценке кибернетики,
так и попытки некоторых увлекающихся ученых, инженеров и
литераторов представить кибернетику в качестве эквивалента философской
теории и распространить ее влияние на все области знания.
Конечно, кибернетика имеет свои философские проблемы, как имеют
их математика, физика, биология, но глубоко ошибочно рассматривать
кибернетику как некую философскую теорию, могущую заменить собой
диалектический материализм. Диалектико-материалистическая
философия — это наука о наиболее общих законах развития природы,
человеческого общества и мышления. Главная особенность философии состоит в
том, что она представляет собой мировоззрение. Мировоззрение ставит
перед собой задачу дать людям общий взгляд на окружающий их мир,
ответить на вопросы: что же представляет собой этот мир; существует ли
он вечно или же он возник тем или иным образом; остается ли он
неизменным или же постоянно развивается и изменяется; какое место
занимает в нем человек и человеческое общество? Вопрос об отношении
человеческого сознания к бытию, духа к материи, о том, что является
первичным, изначальным — окружающая природа, материя или же мышление,
дух, разум, идея,— является основным вопросом философии как
мировоззрения. Все это хорошо известные истины, однако уже из этой общей
характеристики философии очевидно, насколько отличается от нее,
несоизмерима с ней кибернетика и по объекту изучения, и по стоящим перед
ней задачам, и по широте обобщений. И хотя кибернетика занимается
изучением сложных развивающихся процессов, она исследует их только
с точки зрения механизма управления. Ее не интересуют происходящие
при этом энергетические соотношения, экономическая, эстетическая,
общественная сторона явлений. Взаимосвязи управляющих и управляемых
систем в кибернетике изучаются лишь в той мере, в какой они допускают
формальное выражение средствами математики и логики. При этом ста-
зится задача выработать рекомендации по наилучшим приемам и методам
управления для быстрейшего достижения поставленной цели.
Таким образом, хотя кибернетика и базируется на широких
обобщениях, справедливых для всех управляющих систем, она имеет
несоизмеримо более узкую* чем философия, научную базу. Кибернетика не имеет

О НЕКОТОРЫХ ПРОБЛЕМАХ КИБЕРНЕТИКИ
55
никаких оснований претендовать на замену или подмену собой
материалистической философии. Сама постановка вопроса в этом плане
совершенно неправомерна. Диалектический материализм изучает все
процессы развития во всем их многообразии, с самых общих позиций теории
познания. Кибернетика же изучает прежде всего утилитарную сторону
процессов управления с целью повышения эффективности деятельности
человека в этой области.
Правда, кибернетика сложилась как наука, осуществляющая синтез
целого ряда научных дисциплин. Возникновение новых наук на стыках
между различными отраслями знания составляет, быть может, одну из
характернейших особенностей современного научного развития. Так
возникли биофизика, биохимия, физическая химия, радиационная химия и
многие другие дисциплины, в известном смысле объединяющие предметы
разных наук. По-видимому, кибернетика не является в этом отношений
исключением. Своеобразие здесь состоит в том, что кибернетика возникла
на стыке, казалось бы, довольно разнородных наук: математики,
инженерных и биологических дисциплин. Характер такого синтеза, безусловно,
должен заинтересовать теорию познания диалектического материализма.
Философские вопросы кибернетики встают в связи с выяснением
места этой дисциплины в системе наук о природе и обществе и роли
современной техники в ее развитии, а также выяснением той роли, которую
призвана сыграть кибернетика в развитии современной науки и техники,
в строительству коммунистического общества. К философским вопросам
также относятся некоторые методологические проблемы, в частности
связанные с применением в кибернетике методов математики и логики, с
одной стороны, экспериментальных методов — с другой; диалектико-ма-
териалистический анализ сущности ее фундаментальных понятий, таких,
например, как понятия «управляющая система», «информация», и
других, критика идеалистических извращений в области кибернетики,
развитие которой в действительности происходит в соответствии с
принципами диалектического материализма; философские выводы из этого
развития, в частности касающиеся соотношения причинности и
целесообразности, случайности и необходимости, энтропии и организованности и
других достаточно общих категорий.
Некоторые черты нашего технического развития
Всемерное развитие и внедрение новой техники на основе
максимального использования всех завоеваний и достижений человеческих
знаний приобретают особое значение в предстоящем семилетии —
важнейшем этапе на пути решения основной экономической задачи СССР.
В экономическом соревновании двух систем — социалистической и
капиталистической — победит та, которая в конечном счете возглавит
мировой, в частности научно-технический, прогресс. Июньский Пленум ЦК
КПСС 1959 года конкретизировал задачи, поставленные XXI съездом
КПСС в области создания материально-технической базы коммунизма,
в области внедрения в народное хозяйство новой техники, и нацелил
внимание партийных и советских организаций на скорейшую ликвидацию
всех препятствий, мешающих техническому прогрессу. Значительную
роль в борьбе за технический прогресс, за дальнейшее повышение
производительности труда призвана сыграть наука.
Основным средством технического прогресса являются
комплексная механизация и автоматизация производственных процессов. Вместе
с тем повышение производительности и улучшение условий труда не
могут быть достигнуты только механизацией и автоматизацией
производственных процессов. Успешная механизация и автоматизация
производства предполагает реализацию ряда факторов, совокупность которых
также характеризует уровень технического прогресса. Н. С. Хрущев не-

56
А. И. БЕРГ
однократно отмечал, что на первом месте стоит человек, на которого при
появлении новой техники ложится высокая ответственность за ее.
использование. Любые технические усовершенствования принесут пользу
только в том случае, если ими управляют квалифицированные люди, которые
знают, чего они хотят, люди подготовленные, добросовестные, умные,
способные обеспечить необходимые условия для успешной работы их
предприятия.
Роль автоматизации сводится к частичной замене человеческого
труда, но конечный эффект от применения новой техники и автоматизации
зависит от того, насколько умело человек ее использует. Даже
кибернетика, ставя своей задачей повышение эффективности деятельности
человека в тех случаях, когда ему необходимо осуществлять управление,
отнюдь не исключает человека с его знаниями, способностями,
фантазией, переживаниями и побуждениями. Пользуясь методами кибернетики и
средствами электронной автоматики, он получает возможность лучше
управлять. Человек создает и направляет новую технику на решение
нужных ему задач тем путем и теми средствами, которые он выбирает
по своему усмотрению. Однако при этом роль человека меняется: он
тратит меньше физических сил и во все большей мере управляет процессами,
выполняемыми системами механизмов и автоматов. Новая техника
повышает эффективность человеческой деятельности, механизмы и
автоматы служат человеку, а не он им. К сожалению, при исследовании и
оценке социальных последствий автоматизации некоторые социологи и
экономисты недостаточно учитывают это обстоятельство. Наши социологи не
взяли еще на себя труд создания капитальных и очень нужных сейчас
работ по определению наиболее выгодных путей развития советской
экономики в новых условиях перехода от социализма к коммунизму.
Итак, на сложном и трудном пути научного и технического
прогресса на первом месте стоит человек. Именно человек должен решить
организационный вопрос. Правильной расстановкой людей и целесообразной
организацией работы можно добиться многого и без технической
революции. Никакая новая техника и автоматизация не в состоянии помочь, если
они попадают в руки безграмотных и недобросовестных людей,
работающих к тому же в условиях плохой организации. Поэтому на второе место
следует поставить организацию работы.
На третьем месте стоит технология процесса. Новую технику с
должным эффектом можно использовать только при наличии продуманной и
целесообразной технологии производства. Новая техника сама может
существенно улучшить технологию. При этом организация производства и
технология тесно связаны между собой.
Четвертое место занимает механизация труда. Новая техника
несовместима с применением тяжелого и непроизводительного ручного,
немеханизированного труда. Еще в 1920 году, в условиях послевоенной
разрухи, В. И. Ленин, придавая большое значение торфу в смягчении
острейшего топливного голода, не считал возможным широко развернуть
добычу торфа из-за крайне тяжелых условий труда на торфоразработках.
В своем докладе на VIII Всероссийском съезде Советов В. И. Ленин
говорил: «...Мы имеем необъятные богатства торфа. Но мы не можем их
использовать потому, что мы не можем посылать людей на эту каторжную
работу... При капиталистическом государстве люди шли туда работать
из-за голода, а при социалистическом государстве на эти каторжные
работы мы посылать не можем... Нужно всюду больше вводить машин,
переходить к применению машинной техники воз*можно шире» (Соч., т. 31,
стр. 478). В соответствии с гуманными и благородными целями нашей
партии, решениями XXI съезда КПСС и июньского Пленума ЦК КПСС
ликвидация тяжелого ручного труда в промышленности, строительстве, на
транспорте и в сельском хозяйстве на базе комплексной механизации
производственных процессов является важнейшей задачей.

О НЕКОТОРЫХ ПРОБЛЕМАХ КИБЕРНЕТИКИ
57
Всякая механизация труда, использование машин в любом
производственном процессе немыслимы без соответствующих источников энергии.
Поэтому следующим звеном цепи факторов, обусловливающих
технический прогресс, является энерговооруженность труда. При этом особое
значение приобретает электровооруженность. Н. С. Хрущев
неоднократно подчеркивал важность этого обстоятельства, в частности в своем
выступлении на Всесоюзном совещании по энергетическому строительству
28 ноября 1959 года. «Без электрификации нет механизации и
автоматизации производства. А без механизации и автоматизации не будет роста
производительности труда. Поэтому для того, чтобы повысить
механизацию работ и поднять производительность труда, нужно в еще более
широких масштабах осуществлять электрификацию. Нужно
электрифицировать и механизировать все отрасли народного хозяйства. Это будет
обеспечивать непрерывный рост производительности труда с тем, чтобы в
кратчайшие сроки догнать и перегнать наиболее развитые
капиталистические страны по этому важному показателю».
Таким образом, за сложной последовательностью — культура труда,
организация, технология, механизация, энерговооруженность — следует
новое звено — автоматизация труда. При наличии разрыва в этой цепи,
недостаточной реализации предшествующих факторов автоматизация не
поможет. Успешное осуществление автоматизации предполагает высокую
культуру труда, совершенную организацию и технологию производства,
высокий уровень механизации и энерговооруженности. В этой связи
необходимо рассматривать автоматизацию как высшую ступень механизации,
помня, что развитие последней до уровня комплексной должно не столько
сопровождать автоматизацию, сколько предшествовать ей, и что
осуществление комплексной механизации производственных процессов в
различных отраслях народного хозяйства продолжает оставаться
первоочередной задачей.
Комплексная механизация и автоматизация производственных
процессов— ключ к решению коренных проблем дальнейшего развития
экономики нашей страны и задач семилетнего плана: максимального
выигрыша времени в соревновании с капитализмом, мощного подъема
производства, роста производительности труда и жизненного уровня народа.
Только при внедрении комплексной механизации и автоматизации
возможно развитие наиболее прогргссивных и новых отраслей производства,
в частности химического, производства атомной энергии, электроники,
сверхвысоких напряжений и других, требующих быстродействия, особой
точности и не допускающих непосредственного участия человека в
производственном процессе. В еще большей степени это относится к отраслям
\С вредными и опасными для жизни условиями труда.
Внедрение автоматизации играет решающую роль потому, что она,
являясь выражением наиболее прогрессивной организации производства,
требует и соответствующего ей высокого уровня развития всего
комплекса новейшей техники. В не меньшей степени внедрение
автоматизации на самой новейшей технической и организационной основе
необходимо и потому, что в условиях социализма она несет с собой коренное
улучшение условий и изменение характера труда работающих,
способствует стиранию различий между физическим и умственным трудом и
кардинально меняет понятие о профессиях. На смену рабочему у станка
к автоматическим устройствам, станкам и поточным линиям приходят
инженеры и техники, а к управлению наиболее сложными производствен-
, ными процессами привлекаются и ученые. Роль человека в
автоматизированном производстве, в руководстве и управлении всеми сферами
деятельности резко возрастает. Станок с программным управлением будет
.работать тем лучше и эффективнее, чем логичнее и квалифицированнее
он получит задание от человека. Создавая условия для повышения
культурно технического уровня рабочего, автоматизация вместе с тем требует

5*
a. и. верг
от него высокой квалификации, серьезных знаний математики,
электроники, физики, механики, экономики.
Механизация и автоматизация не временное и случайное явление,
а естественное и закономерное развитие техники и производства
сегодняшнего дня. Они характеризуют технический уровень страны,
обеспечивают экономию общественного труда, а следовательно, и снижение
себестоимости продукции.
Автоматизация позволяет рассматривать производственные процессы
как целостные, единые поточные системы, начиная с введения сырья и
кончая полной обработкой изделия. Не следует забывать, что
автоматизировать можно только высокосовершенный технологический процесс, что
устаревшую технологию, устаревшие станки и технику автоматизировать
не имеет смысла. Автоматизация, «пришлепнутая» к старой технологии,
не дает эффекта. Такая автоматизация никому не нужна, она ненадежна.
К большому сожалению, кое-где находятся люди, которые этого не
понимают, и приходится тратить много сил и средств на борьбу с подобной
практикой. В порыве энтузиазма такие «кустари от автоматизации»
сочетают новые технологические средства со старыми техническими приемами.
ЦК партии неоднократно указывал на недопустимость и порочность
такого «внедрения» автоматизации.
Автоматизация может быть построена на базе применения
механических, пневматических, гидравлических, магнитных, электрических и
электронных приборов. Последние обладают исключительно высокой
чувствительностью, безынерционностью, приспособляемостью к разным
условиям работы, допускают усиление сигналов, дистанционный сбор и
передачу информации и др. Электронная автоматика стоит в конце
вышеописанной цепи факторов технического прогресса и замыкает ее. Это
обстоятельство необходимо особо учитывать, имея в виду возможность
и перспективы использования электронной автоматики. Грубая ошибка
считать, что можно с успехом применять приборы, средства и методы
электронной автоматики без предварительного тщательного анализа и
обеспечения для такой автоматизации всех необходимых условий.
Особое значение в наше время приобретает новая отрасль
электронной автоматики — электронные вычислительные и управляющие
машины. Условия, в которых эти машины могут принести пользу, еще
более сложны, чем условия применения обычной электронной
автоматики. Управляющая машина предъявляет особо строгие требования к
качеству технологии и организации производства. Вместе с тем при хорошей
организации и высоком уровне технологии именно электронные
управляющие устройства могут дать наибольший производственный и
экономический эффект. Они могут, в частности, работать по такой программе, при
которой производственный процесс непрерывно обеспечивает решение
поставленной задачи наивыгоднейшим образом. Другими словами, эти
устройства сами могут находить и поддерживать оптимальный режим
того или иного процесса. В этом отношении они могут сделать больше,
чем любые другие средства электронной автоматики, и даже больше,
чем человек.
В настоящее время перед нами открывается широкая возможность
применения быстродействующих электронных машин для решения одной
из существеннейших организационных задач — задачи управления.
Конечно, речь идет не об управлении простейшими процессами. В
практической деятельности мы часто встречаемся с достаточно сложными
развивающимися явлениями, представляющими собой сочетание многих
взаимосвязанных более простых процессов. Во всех таких случаях, когда
может быть определена конкретная цель развития процесса, возникает
проблема управления. Ее решение далеко не тривиально. Кибернетика
как наука об управлении сложными динамическими системами впервые
позволяет поставить эту проблему в ее общем виде на научную основу,

О НЕКОТОРЫХ ПРОБЛЕМАХ КИБЕРНЕТИКИ
59
сформулировать ее на языке точной науки. В отличие от существовавших
ранее стихийно-эмпирических способов решения задачи управления в
настоящее время имеется возможность найти строго научные методы ее
решения.
Важная задача технической кибернетики
Современное развитие ставит перед кибернетикой множество
разнообразных задач, требующих своего решения. По постановлению
президиума АН СССР в 1959 году при Академии наук создан Научный совет
по кибернетике. В настоящее время совет подготовил обширные
рекомендации по основным проблемам кибернетики, направлению и
координации научно-исследовательских работ, ведущихся в СССР в этой области.
Из всей совокупности первостепенных задач кибернетики нам здесь
хочется обратить внимание на одну, решение которой стоит в самой
непосредственной связи с успехами внедрения автоматизации в народное хозяйство
страны. Я имею в виду проблему надежности управления.
Дело в том, что по мере усложнения техники и применения в той
или иной системе все большего количества взаимосвязанных деталей и
узлов возникает серьезнейший вопрос о надежности работы такой
системы в целом. Вообще говоря, это относится ко всем отраслям новой
техники, но особенно остро (и понятно, почему) вопрос о надежности встает
в случаях применения средств электронной автоматики, в частности
электронных управляющих машин. Действительно, при решении некоторых
проблем электронные вычислительные машины осуществляют до десяти
миллионов умножений, а общее число элементарных актов выражается
числом порядка 10 ,0. Если в силу технической неисправности какой-либо
элементарный акт выполнен незерно, например, где-нибудь не передан
импульс, то может оказаться неверным и конечный результат.
Предупредить же все возможные неисправности в системе, состоящей из
десятков или даже сотен тысяч рабочих элементов и миллионов контактов,
спаек, соединений,— задача исключительно трудная. Поэтому надежность
автоматической системы должна быть изучена особенно тщательно. Наши
современные трудности по внедрению автоматизации в производство
вызваны не только тем, что имеется еще отставание в механизации, а для
автоматизации не хватает приборов, аппаратуры и средств, но и тем, что
имеющиеся приборы и средства сами по себе недостаточно надежны в
работе и их нельзя применять в ответственных операциях.
Сложные производственные процессы обслуживаются
высококвалифицированными рабочими и техниками, мастерами своего дела,
имеющими большой опыт. Они быстро реагируют на меняющуюся обстановку и
почти автоматически находят правильное решение з.адачи управления
производственным процессом. Эти люди работают очень надежно, на
них в большинстве случаев можно положиться. Однако такие общие
характеристики оказываются весьма неопределенными и совершенно
недостаточными, когда возникает вопрос о замене квалифицированных
рабочих в функции управления производством автоматами. Автоматы должны
работать не только быстрее и точнее, чем человек, но и надежнее его.
Представив себе сложный производственный процесс, управляемый
ненадежными автоматами. Очевидно, что Есе производственные и
экономические выгоды, извлекаемые от применения таких автоматов, пока они
работали надежно и исправно, могут мгновенно исчезнуть, как только
автомат выйдет из строя. И если искаженную в процессе передачи
телеграмму и телефонограмму можно повторить несколько раз, то ошибочно
переданную или выполненную команду управления во многих случаях
повторять уже не придется. В результате могут быть не только простои,
потеря времени и порча материалов, но и тяжелые аварии с
человеческими жертвами и большими убытками для народного хозяйства. Со-

60
А. И. БЕРГ
вершенно ясно, что автомат должен работать по меньшей мере не
менее надежно, а во многих случаях более надежно, чем человек, которого
он заменил.
Чтобы сравнивать надежность работы автомата с надежностью
работы человека, надо выявить некоторую меру этой надежности, изучить
случаи, причины и условия, в которых человек начинает работать
ненадежно, определить допустимую степень ненадежности в его работе. Надо
сказать*, что надежность работы человека в различных условиях, в разной
производственной обстановке и при р^личной степени утомления
изучается у нас совершенно недостаточно. Автор, несмотря на предпринятые
поиски, не сумел собрать такой материал. А ведь в нашей стране
работает более ста тысяч стрелочников на железной дороге, десятки тысяч
телефонисток обслуживают междугородные и ручные городские
телефонные станции, значительная часть канцелярских работников, по
существу, выполняет довольно простые, повторяющиеся счетные операции,
сотни тысяч водителей управляют машинами, масса врачей ставит
диагноз. Сколько ошибок при этом делается, какова их вероятность и
во что это нам обходится? В настоящее время мы не располагаем
такими данными.
Мы поставили перед собой задачу повышения производительности
труда и даже планируем такое повышение. Это действительно одна из
важнейших проблем. Поэтому производительность труда изучается, хотя
и весьма несовершенными методами. Почему же не изучается надежность
работы человека? Социологи, психологи, экономисты могли бы с большой
пользой и для себя и для дела заняться этой проблемой. Абсолютно
надежных механизмов, тем более автоматов, не бывает. Следовательно,
всегда приходится идти на известный компромисс. Где границы
допустимого риска? Очевидно, не располагая данными о надежности работы
человека, мы не в состоянии определить допустимой надежности работы
автомата.
Создавая электронные машины, человек учится у природы так же,
как он учился у нее, создавая орудия физического труда. Однако мозг
бесконечно сложнее рук и ног, и его моделирование еще делает лишь
свои первые шаги. Пока еще мозг по многим своим характеристикам
является для нас недостижимым идеалом. Одна из них — его
способность надежно работать, с большими резервами, с ничтожной затратой
энергии при крайне небольших габаритах и весе. В небольшом объеме
мозга сосредоточена система, состоящая из 10—15 миллиардов
сверхминиатюрных, легких и надежно работающих клеток-нейронов,
расходующих миллиардные доли ватта на один нейрон. Даже наши мечты
о сверхминиатюризации элементов управляющих машин весьма далеки
от того, чего достигла природа за много миллионов лет в ходе
естественного отбора и борьбы за существование.
В мозгу нет клеток, подобных отдельным конденсаторам, индуктивно-
стям и сопротивлениям, нет вакуума. Мозг состоит из сложных
органических белковых веществ, образующих нервную ткань. Мозг потребляет
кислорода в 20 раз больше, чем ткани мышц (на единицу веса). Основным
источником энергии для мозговой ткани являются углеводы, в частности
глюкоза, которой она потребляет в 2 раза больше, чем мышцы. В коре
больших полушарий головного мозга, имеющей у человека толщину
всего в 2—5 мм, сосредоточены основные центры высшей нервной
деятельности, в ней протекают физиологические процессы — возбуждение и
торможение. Эти процессы связаны с существованием биотоков, которые
можно обнаружить, усилить и анализировать. Хотя наши сведения о
структуре, составе и функциях мозга на сегодняшний день еще весьма
и весьма недостаточны и во многом являются догадками, уже то, что мы
знаем, заставляет поражаться целесообразности его устройства.

О НЕКОТОРЫХ ПРОБЛЕМАХ КИБЕРНЕТИКИ
61
И все же мозг работает медленно, и это »не устраивает человека*
Мозг обладает недостаточной памятью и способен забывать нужное. Его
работа нарушается при переутомлении и недостатке питания. Он очень
хрупок, совершенно не выдерживает сотрясений и ударов, подвержен
различным патологическим изменениям. Перелагая простейшие функции
мозга на электронные машины, человек тем самым «исправляет»
некоторые его недостатки. Главное, чего при этом добиваются,— это
быстродействие. Однако по сравнению с мозгом существующие машины имеют
значительный недостаток: они работают ненадежно, зачастую требуя
многократной проверки операций.
Возникает мысль: нельзя ли промоделировать структуру мозга,
конечно, лишь в какой-то ее части, в каком-то определенном отношении?
Нельзя ли, например, в технике пользоваться элементами систем,
одновременно обладающими емкостью, индуктивностью и сопротивлением и
меняющими эти параметры в соответствии с необходимостью? Может
быть, удастся вообще обойтись без отдельных элементов? Может быть,
можно использовать монолитные блоки материалов, каждый из которых
будет выполнять определенную функцию узла радиоэлектронной
аппаратуры? Надо сказать, что такая область электроники — молекулярная
электроника, или молетроника,— уже получает некоторое развитие.
Молекулярная электроника ставит задачу создания такой молекулярной
структуры веществ, которая обеспечивала бы свойства, необходимые для
управления потоком заряженных частиц с целью достижения заданных
результатов. Для этого используют сверхчистые кристаллы
полупроводников, обрабатываемые так, чтобы они содержали в небольшом
количестве нужные химические примеси и структурные аномалии. В качестве
емкостей, индуктивностей, сопротивлений здесь функционируют
электронные спины, поля и т. д.
Некоторые иностранные фирмы ведут значительные работы в этом
направлении. Созданы функциональные узлы аппаратуры в форме
монолитных германиевых блоков — легкий телеметрический усилитель объемов
в 0,015 смз, использующий всего один элемент вместо четырнадцати в
обычном усилителе на транзисторах, создан генератор с частотой
повторения импульсов в пределах от 10 до 100 кгц и длительностью импульсов
до 1 мк/сек. Осаждением, травлением и диффузией созданы диод,
транзистор, сопротивление и емкость из одного куска кремния. Такими методами
создания «монолитных схем» уже изготовлены мультивибратор и
гетеродин с фазовым сдвигом.
Подобного рода работы находятся еще в начальной стадии, но они
заслуживают самого пристального внимания, так как ставят своей целью
повышение надежности работы системы, снижение потерь от рассеивания
энергии и увеличение количества функциональных узлов на единицу
объема (что позволит значительно сократить габариты). Я не
останавливаюсь на других работах и идеях в области микроминиатюризации,
замечу, однако, что они могут открыть новую эру в радиоэлектронике.
Исследования в этом направлении нам необходимо расширить
безотлагательно, заручившись поддержкой самых квалифицированных
химиков, металлургов, физиков, кристаллографов, радистов и технологов.
В связи с этим, в частности, необходимо значительно улучшить и
двинуть вперед работу в области полупроводников.
Задача повышения надежности работы автоматов имеет несколько
аспектов, и решения здесь ищут в различных направлениях, как путем
усовершенствования применяемых технических средств, создания более
надежных элементов, так и путем улучшения организации составных
частей машин. В частности, электронные лампы и трубки вытесняются
транзисторами и ферритами, так как машины на ферритовых элементах
значительно надежнее. Например, в опытной универсальной цифровой
машине лаборатории электромоделирования АН СССР среднемесячный

62
А. И. БЕРГ
выход из строя элементов составляет 0,1% от общего их числа против
6% в других машинах.
Принципиальное значение имеет результат Дж. фон Неймана,
показавшего возможность построения надежного автомата из ненадежных
элементов посредством лучшей организации его частей. Нейман
исследовал, каким образом нужно организовать определенные органы
переключения, обладающие некоторой постоянной вероятностью ошибки,
чтобы из них можно было синтезировать надежно работающий автомат.
Комплексом такого рода вопросов в настоящее время занимается недавно
возникшая на базе математической логики абстрактная теория автоматов.
Из результатов, полученных здесь за последнее время, укажем на работу
математиков МГУ, синтезировавших релейно-контактную схему без
дублирующих элементов, действие которой не нарушается при коротком
замыкании.
В заключение еще раз подчеркнем, что проблема обеспечения
высокой надежности работы автоматической аппаратуры вырастает в
проблему первостепенной государственной важности. Без ее разрешения не
могут быть достигнуты сколько-нибудь серьезные успехи в развитии
автоматизации.
Для отыскания новых методов повышения надежности работы
аппаратуры, в частности решения задачи ее миниатюризации, необходимо
приступить к развертыванию поисковых, перспективных
научно-исследовательских работ, объединив усилия различных специалистов путем
создания при одном из крупных предприятий научно-исследовательского
института по надежности. Необходимо также, чтобы Госпланы планировали
повышение надежности, как они уже планируют повышение
производительности труда и внедрение новой техники.

Опыт методологического анализа
научных открытий*
Б. М. КЕДРОВ
На длинном тернистом пути человеческого познания к атомам и
звездам и овладению их законами важное место занимает открытие
спектрального анализа. Это великое открытие было сделано сто лет назад
(в апреле 1860 года). Решающая роль в этом деле по праву
принадлежит двум выдающимся немецким естествоиспытателям — Роберту Бун-
зену и Густаву Кирхгофу. Названное открытие проложило путь
одновременно и в область атомного мира, позволив по оптическим свойствам
атомов судить об их внутреннем строении, и в область мира небесных тел,
химический состав вещества которых впервые был установлен именно с
помощью спектрального анализа. Все это привело к невиданному дотоле
расширению области научного познания как в сторону исследования
микрообъектов природы, так и в сторону изучения ее макрообъектов. Но
самым замечательным было то, что в своем развитии оба эти направления
исследований оказались взаимно связанными между собой: проникновение
науки в область макрокосмоса явилось прямым следствием более
глубокого ее проникновения в область микрокосмоса. Словом, это было одно
из самых смелых достижений науки, позволивших человеческому разуму
проникать в глубь вещества Земли и космоса, познавать его свойства,
его состав, его законы.
Отсюда протягивается прямая нить к длинному ряду позднейших
открытий и изобретений, которые давали возможность не только познавать
мир атомов и мир космических тел, но и овладевать тем и другим шаг за
шагом. Поэтому столетие спектрального анализа приобретает в
настоящее время особо важное значение. В этом открытии мы видим один из
отдаленных провозвестников современных грандиозных успехов
естествознания, выражающихся прежде всего в овладении атомной энергией, в
запуске советских спутников и лунников, а также в других научных и
технических достижениях.
На примере истории спектрального анализа мы попытаемся
проследить некоторые общие черты всякого выдающегося научного открытия,
его внутреннюю диалектику.
При этом, говоря о научных открытиях, мы будем иметь в виду
прежде всего открытия, носящие характер теоретического обобщения, как это
имеет место в случае создания какой-либо естественнонаучной теории
или открытия нового закона природы.
Открытие как скачок в научном развитии
Как известно, ни одно более или менее крупное открытие, не говоря
уже о великих открытиях естествознания, не осуществляется совершенно
внезапно, без длительной подготовки. Оно всегда имеет своих предше-
* К столетию спектрального анализа.

64
Б. М. КЕДРОВ
ственников, и притом тем больше, чем крупнее само открытие и чем шире
та область явлений природы, на которую оно распространяется.
Мышление, а следовательно, и наука, как и все в мире, развивается
диалектически: сначала постепенно накапливаются необходимые предпосылки
для того, чтобы можно было сделать решающий шаг в раскрытии новой
истины, а затем, когда предпосылки уже налицо, само развитие
научной мысли необходимым образом подводит вплотную к данному
открытию. Последнее нередко состоит в том, что положения и мысли,
выдвинутые до тех пор в виде отдельных догадок и разрозненных
эмпирических наблюдений и фактов, как бы синтезируются, сливаясь в единое,
цельное обобщение, в котором отражена новая истина в ее относительно
завершенной для данного уровня развития науки форме. В эту вновь
раскрытую и познанную истину в качестве ее моментов оказываются
включенными те разрозненные факты и мысли, которые выдвигались
раньше в виде догадок и приближений к данному открытию.
Это значит, что научное открытие совершается более или менее
резким и внезапным скачком, представляющим собой перерыв
предшествующего сравнительно медленного и постепенного развития научной мысли,
которая приближалась к открытию, подготавливала его, а затем как бы
одним ударом, быстрым и крутым поворотом совершила его. При этом в
самый момент совершения научного открытия творческая мысль ученого
достигает высокого напряжения, когда часы и дни по своим результатам
нередко равны месяцам и годам «спокойной» работы ученых в период
эволюционной подготовки открытия, постепенного накопления отдельных,
пока еще не связанных между собой эмпирических данных, фактов и
наблюдений.
Понять научное открытие как скачок — это значит найти
объективный критерий для определения его действительной истории, его значения,
для оценки роли различных ученых в его подготовке и его
осуществлении. Такой научный подход прямо противоположен поверхностному,
формальному подходу, при котором анализ действительного содержания
открытия подменяется зачастую указанием формального признака
календарной даты, свидетельствующей якобы о том, что автором открытия
должен считаться не его действительный автор, а тот, кто раньше других
выдвинул сходную идею в виде некоторой догадки о новой истине.
Другими словами, научный вопрос о том, кто сделал данное открытие,
подменяется вопросом о том, кто первый высказал мысль, хотя и сходную с
позднее сделанным открытием, но не сыгравшую решающей, а иногда даже
вообще какой-либо заметной роли в развитии данной отрасли знания.
Открытие спектрального анализа совершилось диалектически: в
течение сравнительно короткого срока путем скачка в научном развитии
было завершено то, что накапливалось в физике и химии постепенно,
многими годами и десятилетиями.
Зарождение спектрального анализа можно отнести к последней
четверти XVII века, когда Ньютон показал, что белый солнечный свет
слагается из лучей различного цвета и различной преломляемости. В 1802
году Уолластон сделал открытие, носившее характер случайного, чисто
эмпирического наблюдения. Он заметил, что если вместо круглого отверстия
воспользоваться Узкой щелью в экране и через нее пропустить солнечный
свет, то (после прохождения через соответствующую призму) этот свет
не даст сплошного, непрерывного спектра; спектр получится
пересеченным какими-то черными линиями. Будучи узким эмпириком, Уолластон
не искал причин этого факта и не задумывался над его объяснением. К
тому же он полагал, что обнаруженные им линии не являются
постоянными Ъ что они изменяются в зависимости от того, какая выбрана призма и
какой яркостью обладает свет. Поэтому он не придал особого значения
обнаруженному им явлению.
Начиная с 1814 года темные линии в солнечном спектре подробно из-

ОПЫТ МЕТОДОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА НАУЧНЫХ ОТКРЫТИИ 65
учал немецкий ученый Фраунгофер. Почти у всех пламен, которыми
пользовался Фраунгофер, он обнаружил в одном и том же месте их
спектров отчетливую желтую линию. На этом же точно месте и в солнечном
спектре он нашел темную линию. Множество таких же и более узких или
слабых темных линий было им отмечено в других местах солнечного
спектра. Восемь наиболее резких линий он обозначил латинскими буквами от
А до Н, причем темная линия, соответствующая упомянутой желтой
линии, получила букву D. Всего было им изучено более 500 темных линий и
определено их точное положение в солнечном спектре. Эти темные линии
с тех пор называются фраунгоферовыми.
Затем Фраунгофер исследовал спектры различных звезд и планет, а
также Луны. Его работы явились непосредственной предпосылкой
открытия спектрального анализа. Не случайно на его могиле были написаны
слова: «Он приблизил к нам звезды». Однако дальше собирания фактов,
дальше чистой эмпирии Фраунгофер все же не пошел.
Позднее многочисленные ученые XIX века с разных сторон
постепенно приближались к разбираемому открытию. Однако это пока были
лишь предпосылки, отдельные элементы будущего открытия или же его
разрозненные составные части, не связанные еще между собой. Это были
факты, не обобщенные в единое представление, которое охватывало бы
не только отдельные явления, например явление тождества натриевой
линии с линией D, но все вещества вообще и прежде всего все химические
элементы. Пока развитие научной мысли не достигло такой ступени,
подлинного открытия не могло быть совершено, хотя его элементы были
уже налицо.
Таким образом, накопление эмпирических данных в качестве
фундамента будущего спектрального анализа шло постепенно и медленно. Оно
осуществлялось не одним и не двумя, а очень многими учеными в самых
разных странах. Если за исходный пункт научного развития, приведшего
к данному открытию, принять первое наблюдение Уолластоном
прерывности солнечного спектра, то есть наличия в нем темных линий (1802), то
получится, что постепенное, эволюционное развитие научной мысли
продолжалось около 57 лет. Затем в течение всего нескольких месяцев
(с октября 1859 по апрель 1860 года) Бунзен и Кирхгоф сделали
решающий шаг: опираясь на всю сумму ранее установленных фактов, они
довели до логического конца ранее выдвинутые идеи своих предшественников,
сделали научное открытие.
При этом в момент скачка, то есть во время самого научного
открытия, изменился существенным образом не только темп развития научной
мысли, но и самый ее характер. Если в период эволюционной подготовки
открытия внимание исследователей было обращено главным образом на
собирание новых эмпирических данных о внешнем виде спектров земных
веществ и небесных тел, на накопление фактического материала, то в
момент совершения скачка внимание ученых, сделавших это открытие,
сосредоточивалось на том, чтобы привести уже накопленные ранее
факты во взаимную связь, найти их теоретическое объяснение, раскрыть
сущность известных и уже достаточно хорошо изученных явлений.
В самом деле, предшествующее научное развитие подвело ученых в
конце 50-х годов XIX века к необходимости ответить на два вопроса: во-
первых, постоянны ли "линии спектра у каждого определенного вещества,
в частности химического элемента, а если они постоянны, то чем это
объясняется? Во-вторых, имеется ли связь между темными и светлыми
линиями в спектрах, то есть между лучеиспускательной и поглотительной
способностью вещества, а если имеется, то каков ее характер и чем она
обусловлена?
По сути дела, эти вопросы в неявной форме, а иногда и более или
менее отчетливо возникали перед предшественниками Бунзека и
Кирхгофа. Но никогда до 1859 года эти вопросы не формулировались достаточ-

66
Б. М. КЕДРОВ
но определенно, а главное, в их общем виде, а не применительно только
к отдельным случаям (например, по отношению только к линиям D и
натрия). Естественно, что ответы на эти вопросы не могли быть даны до
того, как сами вопросы были ясно поставлены перед учеными развитием
науки.
Как уже отмечалось выше, открытие спектрального анализа
первоначально не состояло в открытии каких-либо новых эмпирических
данных. В конце 50-х годов XIX века фактов было накоплено уже так много,
что для совершения открытия, о котором идет речь, вовсе не требовалось
найти еще что-либо новое в области непосредственных
экспериментальных наблюдений. Нужно было лишь привести в связь уже накопленное
ранее в результате эмпирических исследований, развить до логического
завершения выдвинутые ранее догадки и мысли и выявить в возможно
более полном и последовательном виде отчасти уже подмеченную и
ожидаемую зависимость.
Научное открытие теоретического характера осуществляется тогда,
когда в результате предшествующего эволюционного развития научной
мысли данное теоретическое обобщение становится не только
возможным, но и необходимым, то есть когда количественное накопление
эмпирического материала уже не может происходить дальше без того, чтобы
весь этот материал не был приведен во внутреннюю связь путем открытия
лежащего в его основе научного закона. Теоретическое обобщение,
выливающееся в открытие нового закона природы или в создание новой
научной теории, представляет собой качественное изменение в самом
процессе научного развития, коренной поворот в этом развитии, смену самого
подхода к изучаемому объекту. До тех пор объект рассматривался чисто
эмпирически или по преимуществу эмпирически, как некоторое
непосредственно данное явление природы; в момент же открытия закона тот же
объект стал рассматриваться по преимуществу с качественно новой
стороны или в качественно новом разрезе, а именно с точки зрения
обнаружения сущности, скрытой за изученными уже ранее явлениями.
Следовательно, качественный скачок в рассматриваемых случаях
состоит в переходе научной мысли от явлений к сущности, которая
раскрывается как связь этих явлений. Это не значит, конечно, что поиски
сущности начинаются лишь в момент научного открытия или что
эмпирическое исследование вообще прекращается в этот момент. Догадки о
сущности изучаемых явлений, попытки проникнуть в нее еще до того, как это
проникновение стало уже возможным и необходимым, имеют место, как
правило, на более ранних этапах научного развития. Но действительное
проникновение в сущность явлений при помощи теоретического мышления
совершается лишь в момент осуществления данного теоретического
обобщения, а не в период его подготовки.
Точно так же, как правило, после совершения теоретического
обобщения, а иногда и в самый момент его совершения ученый прибегает к
экспериментальной проверке того, что было им найдено теоретическим
путем, с тем, чтобы подтвердить на опыте вывод, полученный
теоретически. Так поступали Лавуазье, Дальтон, Р. Майер, Менделеев и многие
другие естествоиспытатели. Однако в самый момент теоретического
обобщения эмпирическое исследование приобретает подчиненный характер,
уступая решающую роль теоретическому, логическому исследованию,
которое осуществляется при помощи мышления, но не наблюдения или
опыта 1.
Анализируя с этой стороны историю тех или иных научных открытий,
можно установить следующее: предшественником научного открытия
1 Конечно, открытие'в науке может носить чисто эмпирический характер, однако
обычно такое открытие только тогда оказывает влияние на развитие научной мысли,
когда оно получает теоретическое объяснение, и лишь постольку, поскольку значительны
вытекающие из него теоретические выводы.

ODbIT МЕТОДОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА НАУЧНЫХ ОТКРЫТИИ 67
оказывается тот, кто не располагал еще достаточным исходным
эмпирическим материалом, то есть достаточным количеством фактов, для того,
чтобы иметь возможность сделать соответствующее теоретическое
обобщение, а потому мог выдвигать лишь догадки, содержавшие более или
менее смутные намеки на истину; или же тот, кто хотя и приблизился к
данному открытию, но не сумел решительно и смело подняться на новую,
качественно более высокую ступень научного исследования, не смог
отказаться от узкоэмпирического подхода и прибегнуть в полной мере к
теоретическому мышлению,— следовательно, тот, кто хотя и приблизился
вплотную к открытию, но оставался еще под господствующим влиянием
эмпирического метода мышления.
Для того, чтобы совершить научное открытие, надо владеть
фактами, как говорил Менделеев, а не быть их рабом, слепо следующим за
эмпирическими данными, неспособным критически разобраться в том,
что является действительно фактом, а что ошибкой или ложным
выводом.
В случае открытия спектрального анализа эта диалектическая
взаимосвязь теоретического и экспериментального исследования выступила
особенно отчетливо. Историк физики Розенбергер указывает, что
до Кирхгофа и Бунзена было сделано много усердных наблюдений над
спектрами, но эти «наблюдения имели своей целью преимущественно
фактическую сторону дела; связи между световыми явлениями и
структурой тел, излучающих свет, они касались лишь мимоходом, считая, что эта
проблема представляет второстепенный интерес. Напротив, Кирхгоф и
Бунзен, не открывая никаких новых явлений (по крайней мере вначале),
выяснили связь между явлениями, установили закон, лежащий в основе
всего разнообразия последних, и этим, обратно, столь благотворно
повлияли на опытную физику, что новыми явлениями стали заниматься уже
не только отдельные работники, и не одни только физики, но также и
химики и астрономы, обогащая науку поразительными результатами»
(Ф. Розенбергер «История физики», т. III, вып. 2, 1936, стр. 325).
Говоря о том, что научное открытие предполагает выяснение связи
между различными явлениями или даже различными областями явлений
природы, мы имеем в виду раскрытие связи не только между излучением
и поглощением света, но и между областью оптики и областью учения
о веществе. До тех пор обе эти области науки развивались одна
независимо от другой. Свет трактовался в первой половине и середине XIX века
как непрерывный (волнообразный) процесс, совершающийся в мировом
эфире; вещество же — как материя, обладающая прерывистым,
дискретным (атомистическим) строением. Свет стал считаться после открытия
закона сохранения и превращения энергии видом движения (энергии), а
вещества, считались видами материи.
Вплоть до открытия спектрального анализа обе названные области
науки оставались резко обособленными между собой, хотя открытие
превращения энергии уже поставило вопрос о том, что между химизмом
(химической формой движения) и физическими формами движения, в
том числе и лучистой, должна существовать определенная связь и
взаимопереход.
Открытие спектрального анализа, как и всякое открытие
теоретического характера, предполагало, во-первых, осуществление особого рода
взаимодействия между теоретическим исследованием (обобщением) и
экспериментальным исследованием (фактами) ; во-вторых, осуществление
связи физического исследования (изучения света) с химическим
исследованием (изучением состава вещества). Легко понять, почему это
открытие было реализовано именно двумя учеными, и именно такими,
какими были Кирхгоф и Бунзен. Первый из них был физиком,
причем не только экспериментатором, но и теоретиком. Второй был
химиком-экспериментатором, причем узким экспериментатором, настолько уз-

68
Б. М. КЕДРОВ
ким, что, по сути дела, он отвергал многие крупные теоретические
обобщения своего времени, например периодический закон. В одиночку ни
тот, ни другой не смогли бы сделать такого открытия, каким явился
спектральный анализ, тем более, что физическая химия, сочетающая
в себе физику и химию, в то время еще отсутствовала в современном ее
понимании.
Содружество ученых такого именно профиля способствовало не
только открытию спектрального анализа, но и его практической проверке и
подтверждению его результатов, а также его быстрому признанию со
стороны химиков-аналитиков, которые до тех пор считали, что состав
какого-нибудь вещества можно устанавливать только путем препаративного
выделения и взвешивания его химически составных частей. Это была
главная причина того, почему раньше никому из химиков-аналитиков не
приходила в голову мысль, что о химическом составе анализируемого
вещества можно судить по спектральным линиям, наблюдавшимся
физиками-оптиками.
Для того, чтобы преодолеть консерватизм химиков-эмпириков и
убедить их в возможности определять химический состав не только с
помощью привычных для них методов весового или объемного химического
анализа, но и на основании наблюдения чисто физических свойств
вещества, необходимо было произвести в сознании химиков подлинную
революцию. Такая революция была осуществлена благодаря открытию
спектрального анализа и практическому подтверждению истинности его
результатов.
Научное открытие как процесс
Открытие спектрального анализа Кирхгофом и Бунзеном имело свое
непосредственное начало, развитие и завершение. Это показывает, что и
в науке, как в ттрироде и обществе, скачок представляет собой не
мгновенный акт, лишенный исторической продолжительности, а процесс,
развивающийся во времени.
Публикация работ Бунзена и Кирхгофа по спектральному анализу
началась с того, что в октябре 1859 года Кирхгоф напечатал небольшую
статью «О фраунгоферовых линиях». В результате этого была выяснена
причина появления темной линии D в спектре. Для того, чтобы открытие
было доведено до конца, требовалось установить данную зависимость не
только для натрия или какого-либо другого отдельного вещества, а для
всех веществ вообще. Только в этом случае могла бы идти речь об
открытии нового закона природы, лежащего в основе данного круга явлений и
объясняющего не только отдельный факт, касающийся спектра натрия,
или какую-то группу фактов, но всю их совокупность, составляющую
эмпирическую основу спектрального анализа. В этом направлении и
развивалась мысль Кирхгофа и Бунзена непосредственно после
опубликования первой статьи Кирхгофа.
В декабре 1859 года Кирхгоф опубликовал вторую статью — «О связи
между излучением и поглощением света и теплоты». В статье был
сформулирован физический закон, выражающий зависимость между двумя
рядами оптических явлений — излучением света и теплоты и их
поглощением. Этот закон, носящий имя Кирхгофа, гласит: всякое тело
способно поглощать как раз те лучи, которые оно испускает при той же самой
температуре.
Можно было бы думать, что поскольку новый физический закон
открыт и сформулирован, то тем самым данное открытие уже завершено,
доведено до своего логического заключения. Однако это не так. Открытие
спектрального анализа состояло вовсе не в констатации зависимости
между отмеченными двумя оптическими явлениями — излучением и
поглощением света. Это была лишь необходимая теоретическая предпосылка

ОПЫТ МЕТОДОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА НАУЧНЫХ ОТКРЫТИЯ 69
для того, чтобы спектральный анализ мог быть действительно создан.
Само же открытие этого последнего предполагало создание
систематически разработанного способа установления химического состава
вещества по его спектру, причем теоретической основой для разработки
такого способа анализа служил открытый Кирхгофом закон.
Если в законе Кирхгофа главным моментом служило раскрытие
связи между явлениями поглощения и испускания света (и тепла), то при
создании спектрального анализа в качестве главного момента должно
было выступить признание, что характер спектра зависит исключительно
от испускающих свет химических элементов.
Это последнее положение мало подчеркивалось Кирхгофом и Бунзе-
ном на первых этапах совершаемого ими открытия (октябрь — декабрь
1859 года). В эти месяцы речь шла о том, чтобы разработать
теоретические предпосылки для создания спектрального анализа, то есть об
установлении связи между двумя известными уже оптическими
явлениями — поглощением и излучением света. На первых этапах открытия даже
самим авторам его казалось, что главным является именно открытый
Кирхгофом закон, который и дал возможность применить спектральный
анализ к изучению химического состава Солнца и звезд.
Положение же об исключительной зависимости спектров от
излучающих свет элементов, на котором, в сущности, непосредственно
основывалось применение данного открытия к анализу химического состава
вещества, то есть на котором строился самый спектральный анализ,
рассматривалось авторами открытия почти как нечто совершенно очевидное, а
потому не требующее особого разъяснения и подчеркивания. Между тем
суть открытия заключалась именно в этом положении. Оно означало, что
каждый химический элемент обладает своим особым, специфическим для
него оптическим спектром, по которому можно обнаружить со всей
точностью присутствие данного элемента в любой системе веществ как в
свободном состоянии, так и во всех химических соединениях данного
элемента.
Открытие закона Кирхгофа имело значение прежде всего для
физики (оптики). Второе положение связывало физику с химией, преломляясь
через призму специфических задач химии вообще, неорганической и
аналитической химии в частности. На решение этих задач было направлено
внимание Бунзена и Кирхгофа в последующие месяцы после появления
второй^ статьи Кирхгофа, то есть с начала 1860 года. Тогда-то и было
совершено данное открытие в собственном смысле слова.
Первые месяцы 1860 года были посвящены Бунзеном и Кирхгофом
непосредственной разработке спектрального анализа. Итоги работы были
подведены в апреле. 1860 года и опубликованы в июне 1860 года в 110-м
томе «Анналов Поггендорфа». Итоговая совместная статья Бунзена и
Кирхгофа называлась «Химический анализ с помощью спектральных
наблюдений»; она датирована апрелем 1860 года. Это и следует считать
собственно датой открытия спектрального анализа.
Основная мысль этой статьи заключалась в признании и обобщении
того факта, что каждому химическому элементу, то есть каждому
особому виду атомов, свойствен строго определенный спектр, по
обнаружению которого можно заключать о присутствии в данном веществе
соответствующего элемента. Заметим, что и раньше мысль о
принадлежности элементам, то есть атомам, определенных свойств уже неоднократно
приводила к крупным достижениям в химии и физике. В дальнейшем
еще не раз история науки подтверждала тот факт, что наиболее важным
и существенным моментом делаемых открытий в области учения о
веществе было выяснение того, что те или иные свойства вещества прюнад-
лежат-самим атомам или что между свойствами атомов имеется
определенная зависимость. Например, есть нечто общее между историей
открытия радия >и других радиоактивных элементов и историей1 открытия

70
Б. М. КЕДРОВ
новых химических элементов с помощью спектрального анализа: и в том
и в другом случае руководящей идеей служила мысль о
принадлежности самим атомам определенного физического
свойства радиоактивности в одном случае, оптического
спектра — в другом.
Кирхгоф и Бунзен показали, что спектральные линии обязаны своим
происхождением не состоянию вещества, не характеру соединения, не
температурным условиям, в которых они возникают, но исключительно
атомам, то есть химическим элементам, которым они присущи. Иначе
говоря, спектральные линии оказались твердо установленным свойством
химических элементов. Поскольку же они отличны у каждого элемента,
они могут быть приняты за надежный аналитический признак, по
которому можно уверенно судить о присутствии или отсутствии в
исследуемом веществе данного элемента, спектр которого заранее установлен.
При этом можно открывать такие ничтожные количества элемента, какие
не мог бы обнаружить никакой химический реактив, и к тому же
открывать их несравненно быстрее, проще, а главное, достовернее, чем в
случае обычного химического анализа. Например, как показали авторы, уже
одна трехмиллионная часть миллиграмма хлористого натрия дает
достаточно резкую желтую линию, по которой можно твердо заключить о
присутствии натрия. Позднее в электрической дуге они смогли обнаружить
даже одну сорокамиллионную долю миллиграмма лития.
К статье 1860 года было приложено описание солнечного спектра и
спектров изученных металлов. Кроме того, была приложена схема
первого спектроскопа (пока еще без масштаба), которым пользовались Бун-
зей и Кирхгоф. Он состоял из двух подзорных трубок, направленных под
углом к находящейся между ними призме, наполненной сероуглеродом.
В 1861 году авторы добавили к своему спектроскопу третью трубку со
шкалой (масштабом) для более точного определения положения
наблюдаемых линий.
В статье 1860 года указывались основные направления для
практического применения спектрального анализа, во-первых, при изучении
космоса, во-вторых, при изучении земных тел.
В первом направлении шли дальнейшие работы главным образом
Кирхгофа, исследовавшего спектры небесных тел, во втором —
дальнейшие исследования Бунзена. Однако тесный контакт между обоими
учеными продолжал осуществляться.
Что касается второго направления исследований, то в статье 1860
года подчеркивалось следующее весьма важное обстоятельство:
поскольку каждый элемент обладает специфическим, только ему присущим
спектром, который не повторяется у других элементов, то мы можем
обнаруживать присутствие не только уже известных элементов (по знакомым
нам спектральным линиям, которые им присущи), но и неизвестных, не
открытых еще элементов, если в спектре исследуемого вещества
обнаружатся какие-либо новые линии, которых не дает ни один из известных
элементов. Другими словами, Бунзен и Кирхгоф показали, что в
спектральном анализе заключено мощное средство обнаружения еще
неизвестных, не познанных человеком вещей и явлений — средство для
перехода от известного к неизвестному. Это и легло в основу практической
проверки истинности сделанного открытия.
В той же статье 1860 года при помощи своего нового метода
исследования авторы показали, что, кроме трех ранее открытых щелочных
металлов (лития, натрия и калия), должен существовать четвертый,
неизвестный еще щелочной металл, дающий спектр с голубыми линиями.
Линии эти напоминают в общих чертах спектр калия, содержащий синие
линии, но не совпадают с ним, равно как со спектром любого другого
элемента. Поэтому оставалось заключить, что обнаруженные голубые ли-

ОПЫТ МЕТОДОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА НАУЧНЫХ ОТКРЫТИИ 7]
нии принадлежат какому-то новому, еще неизвестному элементу,
сходному с калием.
Указанные голубые линии обнаруживались у составных частей
минерала лепидолита, а также — воды Дюркгеймовского источника. Бун-
зен, как отличный химик, в том же 1860 году сумел выделить из этих
веществ препаративным путем (после обработки громадного количества
воды из исследуемого источника, а также упомянутого минерала)
небольшое количество хлористой соли нового металла, который как раз и давал
замеченную, ранее неизвестную голубую линию. На этом основании Бун-
зен назвал новый металл цезием (от латинского слова caesius, что значит
«небесно-голубой»).
Выделяя соль цезия, Бунзен этим же способом обнаружил
присутствие в тех же веществах еще одного неизвестного ранее щелочного
металла, дающего красную линию в спектре. Хлористая соль этого
металла была получена Бунзеном в следующем, 1861 году. Соответственно
своему спектру этот новый металл был назван рубидием (от латинского
слова rubidus — «темно-красный»).
Так блестяще подтвердилась на практике применимость
спектрального анализа к изучению земных веществ, в частности к открытию
новых, ранее неизвестных химических элементов.
Вскоре за тем новые открытия в химии подтвердили еще раз
могущество нового метода познания вещества. Идя по стопам Бунзена и
Кирхгофа, Крукс в процессе проведения спектральных исследований
(1861) обнаружил яркую зеленую линию неизвестного еще элемента.
Новый металл получил название таллия (от греческого t)éXX6ç — «зеленая
ветвь»). Позднее Рейх и Рихтер тем же способом открыли в саксонских
цинковых рудах новый элемент, дающий синюю (вернее,
фиолетово-розовую) линию в спектре. Новый элемент был назван индием (по цвету синей
краски индиго).
В течение всего трех лет, прошедших после сделанного открытия,
была блестяще доказана полная применимость спектрального анализа
к познанию земных веществ. Это значит, что самой практикой в
необычайно короткий срок была подтверждена истинность сделанного
открытия и продемонстрирована его громадная познавательная сила.
Таким образом, три даты, три исторические вехи отмечают
важнейшие этапы данного открытия: октябрь 1859, декабрь 1859, апрель
1860 года. Они символизируют собой главные ступени, которые за
полгода прешла научная мысль Бунзена и Кирхгофа по пути к открытию
истины, овладению ею и дальнейшей ее проверке и применению на
практике1.
История подготовки и создания спектрального анализа может
служить подтверждением ленинского положения: «От живого созерцания
к абстрактному мышлению и от него к практике — таков диалектический
путь познания истины, познания объективной реальности» (Соч., т. 38,
стр. 161). Отмечая диалектический характер перехода от ощущения
к мысли, Ленин пояснял, что диалектический переход отличается от
недиалектического «Скачком. Противоречивостью. Перерывом постепенности»
(там же, стр. 279). Открытие спектрального анализа совершилось таким
именно скачком, то есть перерывом постепенности предшествующего
1 Основные работы Кирхгофа и Бунзена, касающиеся спектрального анализа и
его непосредственной подготовки, вышли в серии В. Оствальда «Классики точных наук»
(Ostwald's Klassiker) на немецком языке в виде двух выпусков: №72. Г. Кирхгоф и
Р. Бунзен «Химический анализ с помощью спектральных наблюдений» (1860) в извле-
цении Вильгельма Оствальда и № 100. Г. Кирхгоф «Излучение и поглощение», куда
вошли две работы 1859 года и работа о соотношении между лучеиспускательной и
поглотительной способностью тел для тепла и света (1860—1862) в извлечениях Макса
Планка. Было бы весьма полезно, чтобы в связи со столетием спектрального анализа
эти работы были изданы в переводе на русский язык в серии «Классики науки»,
выпускаемой Академией наук СССР, причем не в извлечениях, а полностью.

72
Б. М. КЕДРОВ
научного развития, когда от длительного накопления эмпирических
данных ученые сразу перешли к их теоретическому обобщению с помощью
абстрактного мышления, а затем к практической проверке полученного
результата.
Философское значение сделанного открытия в связи с дальнейшим
развитием науки
Определяя научное открытие как скачок в развитии научного
познания, мы подчеркиваем не только то, что всякое крупное открытие
завершает собой предшествующее постепенное развитие научмой мысли,
которое его подготовляло, но и то, что такого рода открытие начинает
собой новый этап научного развития в качестве его исходного пункта.
Для того, чтобы понять, каким образом это осуществилось в истории
открытия спектрального анализа, необходимо рассмотреть значение
сделанного открытия не только со специальной, естественнонаучной
(физической и химической) точки зрения, но и с более широкой, философской,
теоретико-познавательной стороны.
Как уже говорилось выше, открытие спектрального анализа явилось
доказательством мощи человеческого познания, его безграничных
возможностей, не ограниченных пространственными рамками нашей планеты,
с одной стороны, и микроскопическими количествами вещества,
подвергаемого исследованию с целью выяснения его химического состава —
с другой.
Особенно сильное впечатление на современников произвело открытие
возможности определять совершенно безошибочно химический состав
Солнца и звезд, находящихся на громадном расстоянии от Земли, причем
определять его при помощи чисто физического (а не обычного
химического) метода анализа. Еще в 30—40-х годах XIX века известный философ-
агностик Огюст Конт, родоначальник модного с тех пор позитивизма,
выдвинул положение о том, что возможности человеческого познания
строго ограничены и что, в частности, наука никогда не сможет
установить химический состав звезд и Солнца. Конт фактически, хотя и неявно,
исходил при этом из предположения, что человечество навеки будет
ограничено одной-единственной возможностью определять химический состав
тел лишь приемами весового или объемного химического,
препаративного анализа, при котором необходимо взять пробу вещества и
воздействовать на нее соответствующими химическими реагентами. Разумеется,
таким путем человек не мог бы проанализировать химический состав
Солнца.
Но Конт не допускал мысли, что может быть найден какой-либо иной
способ анализа. Молчаливо исключая такую возможность, Конт поступал
не только как агностик, но вместе с тем и как метафизик, который
ограничивает возможности человеческого познания тем, что метафизически
абсолютизирует достигнутую в данный момент ступень познания, ступень
разработки научных методов исследования. Здесь, как и везде,
агностицизм оказался в неразрывной связи с метафизическим подходом к
изучению природы, с одеревенелостью, односторонностью взглядов на
изучаемый предмет.
Конт умер в 1857 году, а всего через три года после его смерти
естествоиспытатели Бунзен и Кирхгоф на практике опровергли сомнение
философа-позитивиста в могуществе научного познания, разоблачили на
деле его проповедь ограниченности и бессилия человеческого разума в той
части, которая касалась исследования состава небесных тел.
Это замечательный пример того, что плоха я философия, над
которой всегда смеялись Маркс, Энгельс и Ленин, ничем не может помочь
естествознанию. Более того, этот пример показывает, что подобная
философия разоружает естествознание перед лицом задач, которые встают
перед ним в ходе его развития и требуют своего решения. Если бы естество-

ОПЫТ МЕТОДОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА НАУЧНЫХ ОТКРЫТИЯ 73
испытатели Бунзен и Кирхгоф прислушивались к голосу таких философов,
как Конт, то они никогда бы не создали спектрального анализа, так как
самую задачу — попытаться найти способ определения химического
состава небесных тел — они должны были бы априори считать фантастической,
лишенной смысла. К счастью, они действовали не как
философы-позитивисты, а как естествоиспытатели, стихийно стоящие на
материалистических позициях, то есть на таких позициях, которые не только не
ограничивают принципиально возможности научного исследования, но зовут и
толкают ученых к постановке и решению самых смелых, самых, казалось
бы, необычайных задач познания природы.
Философ-агностик возводит мнимую преграду на пути научного
познания и пытается философски доказать принципиальную
невозможность ее преодоления. Напротив, философ-материалист, а также
естествоиспытатель, не зараженный философскими предрассудками
«образованного» общества капиталистических стран, в том числе агностицизмом,
отбрасывает все такого рода искусственно возведенные преграды и
указывает науке путь к познанию истины, как бы сложна и трудна ни была
задача достижения этой истины. Жалкому лепету о мнимом
бессилии науки, скептическим сомнениям в ее могуществе, агностическим
шатаниям мысли материализм и естествознание противопоставляют
научный оптимизм, твердо обоснованную уверенность в безграничных
возможностях научного познания. Именно такая уверенность и
руководила на деле Бунзеном и Кирхгофом в их научной работе, завершившейся
таким выдающимся открытием, как создание спектрального анализа.
Сами того не подозревая, они своими работами давали ответ не
только на конкретные физические и химические вопросы, но и на вопросы
философского, теоретико-познавательного характера. Открытие
спектрального анализа способствовало не только утверждению нового
специального, весьма точного метода исследования вещества, но и разрушало
агностическую концепцию, которая была выдвинута на более низкой
ступени научного развития и философски закрепляла эту ступень на все
времена как якобы исчерпавшую собой все, на что способна наука.
Отсюда следует, что для того, чтобы ставить и решать на деле
философские вопросы, вовсе не обязательно на каждом шагу оперировать
философской терминологией (Бунзен и Кирхгоф, не будучи
профессионалами-философами, вообще к ней не прибегали). Но речь сейчас идет вовсе
не о терминах, а о том, что естествоиспытателям необходимо
осознавать философское значение делаемых естественнонаучных открытий,
давать им правильное, материалистическое истолкование, уметь их
философски обобщать. А для этого уже недостаточно быть просто
естествоиспытателем, стихийно стоящим на позициях материализма, а нужно
быть сознательным материалистом, способным не только давать
фактический материал для философских обобщений, но и делать самому
такие обобщения (кстати сказать, именно этого особенно недоставало
Ьунзену).
Агностицизм Конта и его скептический взгляд на будущее развитие
науки опирался на распространенное в то время течение узкого
эмпиризма в естествознании вообще, в химии в особенности. Эмпирически
мыслящий ученый, отрицающий роль теоретического мышления, естественно,
ограничивает себя тем уровнем науки, на котором он сам находится, и не
способен увидеть более отдаленные перспективы научного развития.
В этом отношении он похож на крота: как и крот, он видит только то, что
находится непосредственно перед ним. У таких ученых агностицизм Конта
находил для себя питательную среду. Более того, для некоторых из них
даже экспериментальное подтверждение новых взглядов, которые
противоречат их собственным убеждениям, не является доказательством их
правильности. В лучшем случае эти взгляды рассматриваются ими как
простое предположение, как гипотеза, но не больше. Догматически веря в

74
Б. М. КЕДРОВ
непогрешимость своих собственных воззрений, ограниченные мыслители
не допускают даже мысли о том, что эти воззрения могут оказаться
неправильными или что они могут быть опровергнуты при помощи опыта,
практики. О таких горе-мыслителях Ф- Энгельс писал: «Для того, кто
отрицает причинность, всякий закон природы есть гипотеза, и в том
числе также и химический анализ небесных тел посредством
призматического спектра. Что за плоское мышление у тех, кто не идет дальше
этого!» («Диалектика природы», 1955, стр. 184).
Здесь содержится не только критика агностицизма, скептицизма и
узкого эмпиризма, но вместе с тем дается принципиальная оценка
спектрального анализа как способа исследования, опирающегося на
определенный закон природы.
Дальнейший прогресс физики и химии все с большей силой на
практике опровергал агностические шатания, сохранявшиеся еще кое-где
среди естествоиспытателей, не говоря уже о буржуазных философах, которые
продолжали тем настойчивее пропагандировать эту тлетворную
философию, чем решительнее она опровергалась развитием науки.
Между тем последователи Конта из числа позитивистов более
поздней формации пытались на рубеже XIX и XX веков выдать Кирхгофа за
своего сторонника, искажая его взгляды и замалчивая тот факт, что
своими научными открытиями Кирхгоф как раз опроверг агностические
утверждения Конта. Мах объявил Кирхгофа махистом, приписав ему
субъективно-идеалистические воззрения. Спиритуалист Уорд поставил
Кирхгофа в один ряд с махистом Пуанкаре. Эти попытки превратить
материалиста в идеалиста разоблачил В. И. Ленин в книге «Материализм и
эмпириокритицизм». Он привел из книги Маха «Познание и заблуждение»
следующее рассуждение: «Полное и простейшее описание Кирхгофа
(1874), экономическое изображение фактического (Мах 1872),
«согласование мышления с бытием и согласование процессов мысли друг с другом»
(Грассман 1844),— все это,—утверждал Мах,— выражает, с
небольшими вариациями, ту же самую мысль». Вслед за тем Ленин разоблачает
этот трюк Маха: «Ну, разве же это не образец путаницы? — пишет
Ленин.— «Экономия мысли», из которой Мах в 1872 году выводил
существование одних только ощущений (точка зрения, которую он сам
впоследствии должен был признать идеалистической), приравнивается к
чисто материалистическому изречению математика Грассмана о
необходимости согласовать мышление с бытием! приравнивается к
простейшему описанию (объективной реальности, в существовании которой
Кирхгоф и не думал сомневаться!)» (Соч., т. 14, стр. 158).
Считая Кирхгофа материалистом, Ленин приводит свидетельство
А. Рея о том, что по пути «механизма» («т. е. материализма»,— поясняет
Ленин) идут многие современные физики, и среди них Кирхгоф (см. там
же, стр. 251).
Спектральный анализ сильно укрепил позиции материализма в
момент своего открытия; он продолжал их укреплять все сильнее и сильнее
по мере своего дальнейшего развития. При изучении земных веществ
спектральный анализ сыграл особенно важную роль, когда химики
занялись так называемыми редкими землями (70—80-е годы XIX века). Дело
в том, что эти «земли» представляют собой химические соединения очень
сходных между собою химических элементов, которые весьма трудно
поддаются разделению и идентификации с помощью чисто химических
способов исследования. Но, как и все элементы, каждый из них имеет свой
специфический спектр; именно этим и руководствовались химики,
занимавшиеся изучением редких земель.
Аналогично этому в 90-х годах XIX века спектральным путем
открывались и исследовались инертные газы английскими химиками Рам-
заем и Траверсом, поскольку в силу своей химической
недеятельности, эти газы не могли быть изучены с помощью химических реакций. Од-

ОПЫТ МЕТОДОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА НАУЧНЫХ ОТКРЫТИИ 75
нако каждый из этих газов обладал специфически отличным спектром,
подобно любому химическому элементу.
Познавательное значение спектрального анализа выступило с
исключительной силой весьма своеобразно в истории предсказания Д. И.
Менделеевым неизвестных еще элементов на основании периодического
закона и их последующего экспериментального открытия. Первым из
числа таких предсказанных элементов был открыт галлий. Так как этот
элемент оказывался полным аналогом следующих за ним в той же
системе индия и таллия, то Менделеев высказал замечательное
предположение, что его открытие произойдет таким же путем, каким были
найдены оба названных элемента, то есть при помощи спектрального
анализа.
Это предвидение блестяще оправдалось: в 1875 году Лекок де Буабод-
ран спектральным путем обнаружил новый элемент, который он выделил
затем химически и назвал галлием.
Отправным пунктом этого предвидения Менделееву служили не
только уверенность »в справедливости периодического закона, но и знание
истинности и исключительной точности спектрального анализа, а также
истории его создания, разработки и применения. Если Бунзен и Кирхгоф
случайно наткнулись на цезий и рубидий, Крукс на таллий, а Рихтер и
Рейх на индий, то можно считать некоторой закономерностью, что именно
спектральный анализ позволяет раньше и точнее других способов
исследования обнаруживать присутствие исключительно малых количеств
летучих веществ, которые вследствие их редкости не могли быть до тех пор
обнаружены обычными химическими способами. На эту закономерность з
познании вещества Менделеев и опирался, высказывая предположение,
что и галий может быть открыт столь же случайным путем при помощи
именно спектрального анализа.
Что касается изучения спектров небесных тел, то сначала дело
ограничивалось доказательством того, что на Солнце и звездах имеются те
ж е вещества, что и на Земле. Однако уже вскоре возник вопрос: не
встречаются ли и там какие-то новые, еще неизвестные на Земле
химические элементы, дающие свой особый спектр? На эту мысль
наталкивало ученых само открытие при помощи спектрального анализа новых
элементов среди земных веществ.
В 1868 году во время полного солнечного затмения астрономы
Жансен и Локьер наблюдали солнечный спектр, особенно спектр
от протуберанцев; при этом оказалось, что спектр солнечной короны дает
• постоянную желтую линию, находящуюся недалеко от линии натрия, но
не совпадающую с ней и .не принадлежащую ни одному до тех пор изве»
стному веществу. Локьер приписал эту линию новому химическому
элементу, который, по-видимому, существует на Солнце, но пока еще не
был обнаружен на Земле. Это был гелий (от греческого yeMoç —
Солнце). Спустя 27 лет он был обнаружен на Земле. Так и при изучении не*
бесных тел стали возможны предвидения, которые делались до тех пор
с помощью спектрального анализа при исследовании земных веществ.
В итоге в этом отношении обнаружилось единство путей и средств
познания вещества как на Земле, так и в космосе.
Такое единство явлений и методов исследования составляет
самую существенную черту, характеризующую открытие спектрального
анализа и его последующую разработку. Это единство нашло прямое и яркое
отражение в рождении новой науки — астрофизики (ее не вполне
точно именуют иногда астрохимией). Астрофизика благодаря
спектральному анализу, то есть применению физического метода к изучению
астрономических явлений, связала собой две дотоле разобщенные отрасли
естествознания и этим способствовала установлению идеи единства мира
внутри всей науки о природе. В дальнейшем спектральный анализ дал
возможность астрофизике выяснять такие вопросы, о которых нельзя было даже

76
Б. М. КЕДРОВ
догадаться в тот момент, когда Бунзен и Кирхгоф делали свое открытие.
На основании спектральных данных удалось определять свойства и
состояние атмосферы звезды (ее плотность, примерную величину ее
давления); температуру поверхности звезды; абсолютную яркость звезды,
откуда выводится и расстояние звезды от солнечной системы; физическую
структуру звезды; направление движения звезды (от нас или к нам) и т. д.
В более широкой перспективе создание спектрального анализа вело к
созданию физической химии; в ней связьшались воедино две
важнейшие отрасли естествознания — химия и физика, которые до тех пор
развивались обособленно друг от друга. Это значит, что открытие,
сделанное Бунзеном и Кирхгофом, способствовало установлению идеи единства
мира внутри всего неорганического естествознания.
Иногда сущность спектрального анализа видят в том, что это есть
исследование вещества на расстоянии (см., например, книгу
В. Г. Фридмана «Свет и материя». М. 1912, стр. 90). Несомненно, что
спектральный анализ открывает возможность определять химический
состав удаленных от наблюдателя тел, но все же не это является в
нем главным и решающим; это скорее следствие,* вытекающее из более
глубоких его особенностей. Последние же состоят в раскрытии
единства физических и химических сторон вещества, единства и
взаимообусловленности физических свойств вещества и его
химического состава.
Принципиально новое, что было внесено в изучение вещества при
помощи спектрального анализа, заключалось в возможности определять
химический состав вещества на основании измерения его ф и з и~
ческих свойств. Дальнейшее научное развитие пошло в
направлении поисков более быстрых, точных и удобных способов определения
химического состава вещества без его препаративной обработки
химическими способами, то есть без его анализа (разделения на части) в
строгом смысле слова. Короче говоря, речь шла об исследовании всей
системы веществ, взятой как нечто целое, не расчлененное на части. Это
достигалось неизменно каждый раз, когда, идя по проложенному
Бунзеном и Кирхгофом пути, ученые выводили заключение о химическом
составе вещества на основании измерения физического свойства
суммарной системы веществ, не подвергнутой химическому анализу.
Раскрывая связь и взаимозависимость между отдельными
физическими свойствами вещества и его химическим составом, ученые,
оперировавшие, подобно Кирхгофу и Бунзену, физическими методами, подготовляли
почву для открытия общей связи между всеми физическими и
химическими свойствами как функциями атомного веса (массы) элементов. Такое
открытие было сделано Менделеевым *.
Когда хотят охарактеризовать наиболее важный результат,
достигнутый при помощи спектрального анализа в познавательном отношении,
то обычно говорят, что благодаря его открытию удалось доказать
единство материи во всей Вселенной. Лауэ, например, писал в своей
«Истории физики»: «...Было доказано в общем виде, что материя вне нашей
планеты состоит из тех же химических элементов, что и на Земле. До тех
1 Заметим, что очень интересной темой истарико-научного и философского
исследования могло бы быть выяснение истории и логики первого крупного научного
открытия, сделанного Менделеевым в Гейдельберге, причем как раз в те самые годы,
когда был открыт спектральный анализ. Речь идет о критической температуре
(«температуре абсолютного кипения»). Вообще важно проследить не только историю
отдельных научных открытий, но и их связь и взаимные влияния одних на другие.
Иногда такая связь на первый взгляд кажется случайной. В действительности же за
случайностью здесь скрывается определенная закономерность научного развития. Такого
рода исследования дали бы неисчерпаемый материал для разработки философских
вопросов, ибо они с особенной силой раскрывают единство диалектики и логики
научного познания и вместе с тем их нераздельную связь с вопросами теории познания
ма!ериализма.

ОПЫТ МЕТОДОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА НАУЧНЫХ ОТКРЫТИЙ 77
пор это можно было предполагать только на основе анализа метеоритов»
(М. 1956, стр. 146).
То же подчеркивают и химики (см., например, книгу Б. Н. Мен
шутки на «Химия и пути ее развития». М. 1937, стр. 217). Это совершенно
верно. Более того, здесь доказывается не просто единство мира, а
то, что это единство мира заключено именно в его
материальности. Все вещи и явления природы едины потому, что все они
образованы материей, которая в своем развитии, проходя различные
качественные ступени, порождает все тела природы и все формы своего движения.
Если подойти к вопросу с такой стороны, то есть с точки зрения
развития материи, то легко обнаружить, что доказательство единства
вещества для Солнца и окружающих его планет является вместе с тем
доказательством и общности их происхождения. Согласно космогонической
гипотезе Канта — Лапласа, которая господствовала в XIX веке, следует,
что Солнце и планеты нашей системы произошли из одного и того же
туманного шара, а потому должны по своему химическому составу быть
едиными. Таким образом, установление единства химического состава
вело непосредственно к подтверждению единства происхождения
изучаемых объектов природы.
Еще более глубокую трактовку этой проблемы дал Д. И. Менделеев
в «Лекциях по теоретической химии» (1886—1887), подходя к ней с ясно
сформулированных философских материалистических позиций;
развивая эту мысль дальше, он связывал вопрос о единстве вещества во
Вселенной с вопросом о единстве самих химических элементов.
В 1895 году, при переиздании своего «Фарадеевского чтения»,
Менделеев подчеркнул связь между развитием спектрального анализа и
периодическим законом (см. Д. И. Менделеев «Периодический закон».
1958, стр. 231. Примечание). Это было выражением более общей связи
явлений природы, которая вытекала из раскрываемого единства
вещества макро- и микрокосмоса. Собственно говоря, спектральный анализ
основывается на признании такого именно единства мира в его
громаднейшем и в его мельчайшем проявлении, то есть в области космических тел
и в области атомов. Суть дела заключалась в том, что по оптическим
свойствам атомов (их способности излучать и поглощать свет
определенной окраски) делались заключения о химическом составе небесных
тел. Иначе говоря, свойства микрообъектов давали ключ к познанию
свойств макрообъектов.
Открытие спектрального анализа дало нить к более полному и
глубокому исследованию единства мира, показывая еще и еще раз, что оно
заключено в материальности мира, что существует не только простая
общность химического состава Земли и небесных тел, но и единство
космического и атомного миров. Это хорошо выразил В. Герц: «Исследование
раскаленных газов спектральным аппаратом позволило перенести
область работы химиков с земли на весь небесный свод и вместе с тем дало
методику для самого тонкого исследования мира атомов, так что наука
получила, благодаря этому открытию, неограниченную по величине и по
значению область работы» («Очерк истории развития основных
воззрений химии». Л. 1924, стр. 98).
Уже сам по себе характер оптического спектра наводил на
представление о химическом атоме как о некоторой колебательной системе.
Единство макро- и микрокосмоса особенно ясно выступило в XX веке
в связи с разработкой Н. Бором модели атома. В сборнике своих работ
«Три статьи о спектрах и строении атома» (М. 1923, стр. 9) Бор
показывает, каким образом он пришел «к представлениям о строении атомов,
объясняющим в основных чертах спектральные и химические свойства
элементов, проявляющиеся в периодической системе». Модель атома
родилась в XX веке в результате грандиозного теоретического синтеза,
опирающегося, с одной стороны, на данные о спектрах элементов, а с дру-

73
. Б. М. КЕДРОВ
гой — на менделеевскую периодическую систему элементов.
Спектральный анализ, послуживший в XIX веке делу проникновения в недра
небесных тел, помог в XX веке проникнуть в глубь атомов.
Модель Бора, как известно, опиралась на великие открытия физики,
сделанные на рубеже XIX и XX веков: открытие электрона Дж. Томсо-
ном, л:-лучей Рентгеном, атомного ядра Э. Резерфордом, создание теории
квантов М. Планком, введение понятия фотона А. Эйнштейном и другие
достижения физики того времени. Многие из этих открытий, подобно
спектральному анализу, подводили к раскрытию единства вещества и света —
того единства, в котором с исключительной четкостью и глубиной
находит свое подтверждение положение материализма о том, что единство
мира заключено в его материальности. Разбирая с точки зрения
квантовой теории самый «механизм» излучения и поглощения света атомом
(точнее сказать, электронами, составляющими атомную оболочку), Бор
открыл путь к выяснению внутренней структуры электронной оболочки
атома. Эта линия научных исследований была продолжена в нашей
стране Д. Рождественским и его школой, в Германии — А. Зоммерфельдом и
другими физиками.
Великое открытие, сделанное Планком в 1900 году и положившее
начало квантовой теории, »вилось также развитием той линии научных
исследований, которую наметили Бунзен и в особенности Кирхгоф. Кирхгоф
показал, что в замкнутом пустом пространстве, в котором
поддерживается постоянная температура (при его непроницаемости для излучения),
устанавливается универсальное излучение так называемого «черного
тела»; это излучение оказывается зависимым только от температуры, но не
от характера стенок сосуда. Исследование законов этого излучения и
привело Планка к обнаружению прерывистой, «квантовой» природы
излучения. Дискретный характер строения материи, который до тех пор
обнаруживался исключительно в области явлений, связанных с
веществом, неожиданным образом обнаружился и в области световых
явлений. Таким образом, продолжение линий работ Кирхгофа и Бунзена
привело к раскрытию еще более глубокого единства между веществом и
светом, обнаруживающегося в общности строения того и другого объекта
природы. Это их единство раскрылось дальше после создания квантовой
механики в 20-х годах XX века, когда, в свою очередь, было установлено,
что вещество, подобно свету, обладает волновым, следовательно,
непрерывным характером. К раскрытию того же единства вещества и света
с несколько иной стороны подводили замечательные исследования
П. Н. Лебедева, который экспериментально открыл и измерил световое
давление (1899—1900).
* * *
Мы рассмотрели лишь некоторые, но далеко не все достижения
физики и химии, которые так или иначе, прямо или косвенно оказывались
связанными с открытием спектрального анализа и его физическим
обоснованием. Все это показывает, что великое открытие, столетие которого
ныне отмечается, лежало на магистральной линии, которая вела науки
(физику, химию, астрономию) от разобщения между собой к их
взаимосвязи и взаимопроникновению, от разрыва между учениями о макро- и
микрокосмосе к их слиянию, от обособленных представлений о
веществе и свете к раскрытию их глубокого и нераздельного единства.
Этим объясняется то обстоятельство, что создание спектрального
анализа представляет интерес не только для естествоиспытателей, но и
для философов как одно из самых важных научных открытий,
философское обобщение которых дает богатый материал для разработки
марксистской диалектики.

Жизненность и плодотворность
идей дарвинизма
Академик Е. Н. ПАВЛОВСКИЙ (Ленинград)
Столетие с момента опубликования основного классического труда
Чарлза Дарвина «Происхождение видов путем естественного отбора»,
вышедшего в свет 24 ноября 1859 года, было широко отмечено
советской общественностью. Это было сделано не только в связи с
постановлением Советского комитета защиты мира, но и потому, что учение
Ч. Дарвина нашло себе вторую родину в России и мощно развивается
в нашей стране, непрерывно поднимаясь на более высокую ступень.
Литература по дарвинизму быстро растет, освещая с различных
сторон мировоззрение основателя этого учения. Все же целесообразно еще
раз рассмотреть процесс формирования мировоззрения Чарлза Дарвина
как ученого крупнейшего масштаба и те узловые пункты его творчества,
которые привели к созданию теории эволюции, именуемой дарвинизмом.
Ценнейшим источником в этом отношении является его автобиография,
которая весьма самокритична и представляет собой образец
самоанализа; она и названа «Воспоминания о развитии моего ума и характера
(Автобиография)». Издана эта книга в СССР в 1957 году под
редакцией С. Л. Соболя, с его вступительной статьей и комментариями; в
Англии она издана внучкой Ч. Дарвина Н. Барло в 1958 году с
дополнительными материалами.
Известно, что у Ч. Дарвина «отчетливо развился вкус к
естественной истории и особенно к собиранию коллекций», когда он поступил в
школу для приходящих учеников; стремление к коллекционированию
перешло в страсть. В школе он учился, может быть, ниже среднего уровня, но
его природная склонность брала верх, и его отец — известный врач —
однажды глубоко огорчил своего сына, сказав ему: «Ты ни о чем не
думаешь, кроме охоты, собак и ловли крыс; ты опозоришь себя и всю
нашу семью». В этом прогнозе отец Дарвина, как мы знаем, сильно
ошибся. Жизненный путь Ч. Дарвина был довольно извилистым, пока он
не вступил на ведущую дорогу. По желанию отца он поехал в
Эдинбург, чтобы получить медицинское образование, но и здесь брало верх
его влечение к познанию природы. Он экскурсировал с профессором
зоологии Грантом и, еще будучи студентом, сделал две научные работы.
Убедившись в безнадежности медицинской карьеры для своего сына, отец
круто повернул «руль жизни» Ч. Дарвина и предложил ему стать
священником. Для получения требуемого образования будущий ученый
переехал в Кембридж, где и поступил в университет.
В это время у него не было сомнений в буквальной истине слов
библии, но его поражала нелогичность веры в то, что фактически не
поддается пониманию. Он сам писал, что никогда не был таким
дураком, чтобы чувствовать и говорить: верю, потому что это невероятно *.
1 Вспомним для контраста тезис идеолога христианства II века Тертуллиана:
«Верю, потому что это абсурдно».

80
E. H. ПАВЛОВСКИЙ
Тем не менее у Дарвина не было никакого желания оспаривать ту или
иную религиозную догму. В процессе подготовки к духовной карьере он
тщательно изучал сочинения ведущего теолога его времени Пейли.
Логика «Натуральной теологии» Пейли доставляла Ч. Дарвину такое же
удовольствие, как и изучение «Начал» древнегреческого математика
Эвклида, но все богословские предпосылки Пейли он принимал на веру,
«очарованный и убежденный длинной цепью доказательств»
(Автобиография, стр. 75).
В период учебы в университете для Ч. Дарвина наибольшее
значение имели частые экскурсии с профессором ботаники Генслоу, который
читал лекции в самой природе. Эти экскурсии были «восхитительны».
Позднее Ч. Дарвин участвовал в экскурсиях с геологом Седжвиком.
Генслоу был широко эрудированным ученым; будучи глубоко
религиозным, он впоследствии стал священником.
В Кембридже Дарвин прочитал книгу знаменитого географа
Гумбольдта «Личное повествование», полную красочных описаний природы,
и сочинения астронома Гершеля «Введение в изучение естествознания».
Эти книги вселили в Ч. Дарвина непреодолимое стремление сделать
что-либо полезное для науки о природе.
Перспектива духовной карьеры для Ч. Дарвина отпала сама собой.
Наступил основной «узел» жизни Ч. Дарвина. Перед ним открылась
возможность участвовать в качестве натуралиста в экспедиции на
корабле «Бигль», который отправлялся к берегам Южной Америки для
океанографических работ и съемки ее берегов, но ехать надо было без
всякого вознаграждения. Материально Ч. Дарвин зависел от своего отца,
который счел это путешествие «диким планом» и бесполезным для его
сына занятием. Ч. Дарвин был готов примириться с провалом своих
надежд, но, к счастью для него и для науки, вмешательство его дяди
Веджвуда спасло положение, и с согласия отца молодой
путешественник вступил на палубу корабля, что и определило его дальнейшую
«жизнь и дела».
Отправляясь в плавание, он не имел оснований
сомневаться в постоянстве видов ив отношении религии
был вполне ортодоксален; недаром он взял с собою в путешествие
«Потерянный рай» Мильтона. Другая книга — первый том «Основ геологии»
Лайелля — принесла Дарвину великую пользу. В геологии
главенствовала тогда теория катастроф Кювье (всемирный потоп, землетрясения,
извержения вулканов и т. п.). Лайелль же доказывал, что главнейшей
причиной изменений «лика» Земли являлись повседневные, не уловимые для
глаза, ничтожные изменения земной поверхности, которые
суммировались в течение множества лет. Восприятие этой идеи Лайелля помогло
Дарвину разобраться в характере изменчивости видовых признаков
животных.
Во время путешествия Дарвин работал с величайшим напряжением
сил, страстно стремясь «добавить несколько новых фактов к тому
великому множеству их, которым владеет естествознание». Ч. Дарвин, как
никто другой, был подготовлен к изучению природы тропических и иных
стран. Особенно сказался его опыт наблюдений, приобретенный в
многочисленных (в течение долгого времени проводившихся ежедневно)
экскурсиях с ботаником Генслоу, зоологом Грантом и геологом Седжвиком.
Он научился «читать книгу» неорганической и органической природы по
разделам и геологии, и ботаники, и зоологии. Правда, дифференциация
этих наук в первой трети XIX столетия не была еще очень дробной, но
для охвата основной их сущности требовались не только великое
трудолюбие, но и большой, проникновенный ум.
Основными методами научной деятельности Дарвина были
наблюдения и опыт, направляемые методами индукции и обобщения; в
построении своих заключений он пользовался в меру необходимости и дедук-

ЖИЗНЕННОСТЬ И ПЛОДОТВОРНОСТЬ ИДЕИ ДАРВИНИЗМА 81
цией. Он высоко ценил синтез этих методологических приемов в науке
и не без огорчения замечал, что «лишь весьма немногие натуралисты
интересуются чем-либо, кроме простых описаний видов». При всех случаях
он настоятельно советовал натуралистам не останавливаться на простых
наблюдениях и описаниях добываемых фактов, но делать на их
основании возможные выводы; в то же время он высказывался против
легковесных умозрительных построений, которые не обосновывались реальными
и достоверными фактами.
Уже работа во время самого путешествия поколебала уверенность
Дарвина в правильности библейских сказаний о сотворении Земли и всех
видов растений и животных. Для сомнений в этом было много
оснований: открытие мира ископаемых животных, в известной степени сходных
с современной фауной, смена флоры и фауны по мере продвижения с
севера на юг и т. п.
На Галапагосских островах Дарвин встретил оригинальные виды
птиц, пресмыкающихся и растений, не существующие нигде в других
местах. Все они носили «американский отпечаток», большинство их имело
на разных островах этого архипелага свои видные отличия при
чрезвычайно близком родстве. Все это можно было объяснить тем, что
животные архипелага являлись потомками переселенцев из Южной Америки
и что обитатели различных островов произошли от общих предков,
постепенно изменяясь в последующих поколениях; но для Дарвина
«долгое время оставалось загадкой, каким же образом могли появиться
необходимые степени изменения, и это, по всей вероятности, осталось бы (для
него) нерешенным, если бы (он) не изучил наши, домашние породы и
не составил бы себе верной идеи о всей силе подбора».
С необычайным трудолюбием Дарвин принялся за скрупулезное
изучение домашних животных и культурных растений Англии, где велась
большая селекционная работа по выведению различных пород овец,
лошадей, собак, голубей и других животных. Немалое значение имела
любительская работа клубного характера по выведению различных пород и
форм животных и растений, не имеющих экономического значения.
Изучая литературные материалы, имея частый контакт с
коннозаводчиками, с селекционерами, используя племенные книги, ставя опыты по
выведению пород голубей, Дарвин освоил всю практическую «механику»
выведения пород животных с заранее поставленной целью качественного
их преобразования. В основе такой работы лежало умение подмечать
наличие зачатков желательных признаков у отдельных особей. Проводился
отбор лучших производителей и спаривание их. В полученном потомстве
селекционер снова производил отбор лучших особей для спаривания, и
так шаг за шагом, до получения оссгбей с явно выраженными признаками,
ради которых и производился настойчивый искусственный отбор.
Никто из других ученых не использовал в такой степени
практический опыт селекционеров, как Ч. Дарвин, понявший, что условия
формирования новых пород должны быть принципиально общими и для
животных и для растений. Дипломированные ученые его времени часто
пренебрегали практикой, не считались с ней.
Дарвин напряженно думал о том, что же происходит в природе в
процессе изменения видов диких животных и растений, на которых ни в
какой степени не распространялось влияние человека. Идея
изменяемости видов глубоко захватывала Дарвина, и эта проблема стала его
«преследовать»; он понимал, что необходимо найти научное объяснение
поражавшей его превосходной приспособленности организмов к условиям их
жизни, но не удовлетворяться косвенными доказательствами
действительной изменчивости видов. Дальнейшая работа Дарвина основывалась на
его ведущем методе: добывание фактов, имеющих «хотя бы
малейшее отношение к изменению животных и растений в культурных уело-

82 ,
E. H. ПАВЛОВСКИЙ
виях и в природе», и последующее обоснование возможных выводов из
этих фактов.
В июле 1837 года Ч. Дарвин начал вести свои знаменитые записные
книжки, в которые вносил мысли об изменяемости видов, работая
индуктивным методом, без предвзятой теории; для него долго «оставалось
тайной, каким образом отбор мог быть применен к организмам, живущим в
естественных условиях».
В октябре 1838 года Ч. Дарвин случайно и, как он писал, ради
развлечения прочитал книгу Мальтуса «О народонаселении». Исходными
предпосылками ее являются следующие утверждения: 1) все живые
существа стремятся размножаться быстрее, чем это допускается
находящимся в их распоряжении количеством пищи; 2) если нет каких-либо
особых препятствий, то численность народонаселения будто бы удваивается
каждые 25 лет; другими словами, она возрастает в геометрической
прогрессии; 3) средства существования при наиболее благоприятных
условиях применения человеческого труда никогда не могут возрасти быстрее,
чем в арифметической прогрессии. Такой разрыв ведет к безработице,
к бедности, как к якобы закономерным и неизбежным явлениям
социальной жизни. Отсюда практический вывод: общая система законодательства
о бедных (пособия, увеличение заработной платы и др.) покоится на
ложном основании и, следовательно, несмотря на свои благие цели, вредна (1)
для общих интересов государства.
Практический выход из этого якобы безнадежного положения
следующий: необходимо воздерживаться от брака до тех пор, когда бедняк
сможет содержать свою семью. Отступление от этого является грехом
перед богом и установленным им естественным законом (!). Виновного
в таком нарушении «божественных установок» следует оставлять без
помощи общественного или государственного характера. Мальтус далее
клевещет: сам народ является главнейшим виновником своих страданий.
Мятежная толпа есть следствие излишка населения, она есть злейший
враг свободы (!).
Когда Ч. Дарвин прочитал книгу Мальтуса, его, как ему казалось,
мгновенно осенила мысль о естественном отборе и он получил теорию,
над Kofopoft следовало работать. Сущность теории заключалась в том, что
вследствие борьбы за существование в природе происходит естественный
отбор производителей, что с течением времени приводит к изменяемости
видов.
Этот вывод Дарвина о значительности результатов, к которым
привело его знакомство с книгой Мальтуса, свидетельствует, что в данном
случае он изменил своему методу самоанализа. Анализ содержания
записных книжек Ч. Дарвина, сделанный С. Соболем, показал, что автор их
пришел к представлению о борьбе за существование до того, как им
была прочтена книга Мальтуса.
Еще ранее сын Ч. Дарвина Френсис Дарвин писал: «Я вряд ли могу
сомневаться в том, что при его (Чарлза Дарвина.— Е. Я.) знакомстве
с взаимозависимостью организмов с тиранией условий (внешней среды.—
£. П.) его* опыт и без помощи Мальтуса выкристаллизовался бы в
«теорию, с которой можно работать».
И. И. Мечников говорил, что Дарвин сильно ошибается, считая свое
учение распространением мальтусова закона на животное и растительное
царство. А сам этот «закон» противоречит действительности: организмы,
служащие пищей для других организмов, также размножаются в
геометрической прогрессии. Общие опасности и препятствия в жизни не
возбуждают борьбы между особями одного и того же вида, но «заставляют
их соединяться вместе в одно общество лля того, чтобы совокупными,
более надежными силами дать отпор представившимся препятствиям».
Утверждение Мальтуса об арифметической прогрессии увеличения
продуктов питания, как о чем-то качественно постоянном, снимаемом

ЖИЗНЕННОСТЬ И ПЛОДОТВОРНОСТЬ ИДЕЙ ДАРВИНИЗМА 83
с одного и того же участка земли, является чисто механическим. Оно
опровергается особенно успехами советской агробиологии. На поднятие
урожая влияют способы обработки почвы, формы внесения удобрений,
не говоря уже о химическом их составе; квадратно-гнездовой способ
посева, раздельная уборка урожая, предварительная закалка или
обработка семян, увлажнение почвы и многие другие мероприятия дают и
будут давать повышение продуктивности на одном и том же участке
земли без всякого опасения истощения почвы. Огромное значение имеет
селекционное повышение калорийности пищевых продуктов, зоогигиени-
ческое содержание домашних животных, направленное воспитание их со
дня появления на свет и многое другое.
Вернемся к 1838 году, когда Дарвин получил «теорию, с которой
можно работать». Прошло целых четыре года, когда он «разрешил себе
удовольствие» записать карандашом очень короткое резюме своей теории
и ее доказательств. Потребовалось еще два года, чтобы расширить
резюме до очерка объемом в 230 страниц, и еще четырнадцать лет, чтобы
под давлением ботаника Гукера и Лайелля начать в 1854 году писать
свой классический труд «Происхождение видов».
Дарвин был чрезвычайно требователен к себе в отношении
теоретических выводов из собираемых им надежных фактов. Лишь редчайшее
совпадение обстоятельств явилось толчком к тому, что под
настоятельным влиянием ближайших друзей Дарвин написал сжатое изложение
своей теории, которое было опубликовано в 1858 году в трудах Линнеев-
ского общества в Лондоне.
Хотя указанные обстоятельства общеизвестны, все же следует
остановиться на некоторых деталях. Современником Ч. Дарвина был
А. Р. Уоллес — землемер и архитектор по специальности, ставший
натуралистом, который отправился с Бетсом в экспедицию на Амазонку. Все
его богатые коллекции погибли при пожаре на корабле, с которым они
были отправлены в Англию. С 1854 года Уоллес начал работать на
Малайском архипелаге, где пробыл восемь лет. Во время этих работ у него
возникли идеи эволюционного характера, и в феврале 1855 года, находясь
в Сараваке, на острове Борнео, он написал статью «О законе,
управляющем появлением новых видов», в которой утверждал, что новые виды
происходят от старых. Следующие три года Уоллес размышлял о том,
как же могут происходить изменения видов. Работая на одном из
островов Молуккского архипелага, Уоллес перенес тяжелый приступ малярии,
и во время этого приступа, как он сам писал, его «вдруг осенила мысль
о выживании наиболее приспособленных», и в тот же вечер он набросал
вчерне сложившуюся теорию. В два последующих дня, по вечерам, она
была изложена полностью и с ближайшей почтой отправлена в Англию
Ч. Дарвину.
Дальнейшее известно: по настоянию друзей, знавших, что он уже
двадцать лет работает над своей теорией эволюции, Дарвин написал
сжатое изложение ее. Оно и было напечатано в том же выпуске трудов Лин-
неевского общества, где публиковалась статья Уоллеса. Дарвин был
вынужден закончить свой основной труд «Происхождение видов» в виде
книги, которая вышла в свет в ноябре 1859 года.
В речи на XV международном зоологическом конгрессе в Лондоне
(1958) на тему «Возникновение дарвинизма» Дж. Гексли утверждал,
что если бы не приступ лихорадки и темпераментное стремление
Уодлеса немедленно запечатлеть свою теорию, то «Происхождение
видов» Дарвина не вышло бы в 1859 году; Дарвин в своем неудержимом
стремлении сделать книгу такой законченной, как только он мог,
воздерживался бы от ее опубликования, может быть, еще пять или
десять лет.
Приоритет остался за Дарвином без какого-либо конфликта.
В 1870 году Уоллес опубликовал книгу «Естественный отбор». С Дар-

84
E. H. ПАВЛОВСКИЙ
вином у него было существенное расхождение по вопросу о
происхождении человека. Уоллес полагал, что в процессе эволюции человека
действовали какие-то другие силы, а не естественный отбор. В этом и сказались
идеалистические взгляды Уоллеса, который верил в спиритуализм и
написал книгу «Чудеса и современный спиритуализм»; в ней он изложил
якобы экспериментальные основания спиритуализма, не связанные с
христианством, так как он задолго до этого отрекся от всякой веры.
Дарвин до конца жизни целенаправленно работал над разными
сторонами своего материалистического учения об эволюции. Уоллес,
переживший Дарвина, полностью принял установки учения Вейсмана, что и
отразил в своей книге «Дарвинизм». Уоллес написал несколько книг на
разные темы публицистического характера, что несравнимо с
целенаправленной деятельностью Дарвина.
Ч. Дарвин еще при жизни убедился в признании своего учения об
эволюции; он приобрел ряд верных сторонников, но были и скептики и
ожесточенные противники не только из числа церковников, но и среди
реакционно настроенных ученых. Потребовалось бы много места, чтобы
бегло рассмотреть разные варианты учения об эволюции, которые
выдвигались современниками Дарвина и особенно после его смерти. Но
следует сразу же признать как неоспоримый факт, что никто из ученых
не достиг той широты эрудиции и такого совершенства в отношении опыта
работы в природе, как Дарвин.
Теория мутаций де Фриза противопоставлялась представлениям
Дарвина, который в основу изменчивости видов ставил самые разнообразные,
мелкие изменения признаков; они закреплялись естественным отбором,
если давали какое-либо преимущество своим обладателям в процессе
борьбы за существование.
Следовательно, естественный отбор, по Дарвину, продвигается
«короткими, медленными шагами». Поэтому он утверждал, что выражение
«природа не делает скачков», впервые высказанное философом
Лейбницем, «все более и более подтверждается по мере расширения наших
знаний». Это высказывание Дарвина противоречит диалектико-материали-
стическому представлению о развитии, но его нельзя принимать буквально:
ведь Дарвин видел обоснование эволюционного процесса в появлении
мелких, но наследственных изменений! Чем же эти мелкие изменения
отличаются по существу от ступенчатых мутаций? Ничем. Поэтому Плате
и другие зоологи правы, говоря, что мутация — это только новое
название для давно известного явления.
Процесс видообразования, как правило, не сводится лишь к одному-
единственному скачку; он является следствием последовательного
накопления малых количественных изменений, которые подвергаются
естественному отбору, смотря по степени качественного, адаптивного своего
значения для организма. Следовательно, учение о мутациях по своему
объективному содержанию является лишь уточнением положений Дарвина
о характере изменчивости признаков эволюционного значения. В. И.
Ленин писал: «...Жизнь и развитие в природе включают в себя и медленную
эволюцию и быстрые скачки, перерывы постепенности» (Соч., т. 16,
стр. 319).
Основной чертой дарвиновского учения о происхождении видов
является теория естественного отбора. Она не только подвергалась критике,
но и вовсе отвергалась некоторыми натуралистами. Враждебно был
принят «момент случайности», в силу которого в процессе естественного
отбора возникают удивительные приспособления организмов.
- Дриш, глава виталистов, считал дарвинизм теорией случая, строящей
дома путем бросания камней. О. Гертвиг своей книге «Происхождение
организмов» дал подзаголовок «К опровержению дарвиновской теории
случая посредством естественного отбора».
Упрек в том, что теория Дарвина отвергает естественные законы или

ЖИЗНЕННОСТЬ И ПЛОДОТВОРНОСТЬ ИДЕЯ ДАРВИНИЗМА 85
якобы даже препятствует (!) их познанию, делается совершенно
необоснованно. Неужели более научными являются надуманные «объяснения»
возникновения признаков «внутренним чувством», «наследственной
памятью», ортогенезом, номогенезом и другими гипотезами?
Дарвин считался с трудностью причинного объяснения эволюции, тем
не менее он видел в эволюции действие причинных закономерностей.
Недаром К. Тимирязев писал, что «...дарвинизм дал в первый раз
механическое объяснение совершенства, целесообразности организмов, разумея под
механическим объяснением обыкновенное каузальное, в отличие от
телеологического».
«Все эти прекрасно построенные формы,— говорил Дарвин,— столь
различные одна от другой и так сложно одна от другой зависящие, были
созданы благодаря законам, еще и теперь действующим вокруг нас. Эти
законы, в самом общем смысле,— рост и воспроизведение,
наследственность, почти необходимо вытекающая из воспроизведения, изменчивость,
зависящая от прямого и косвенного действия жизненных условий, или от
упражнения или неупражнения, прогрессия размножения, столь высокая,
что она ведет к борьбе за жизнь и к ее последствию — естественному
отбору, влекущему за собою расхождение признаков и вымирание
несовершенных форм».
Действительное положение дела сформулировал иенский профессор
Плате, сменивший на кафедре Геккеля, говоря, что «обвинять дарвинизм
в ненаучности, так как он стоит под знаком случая, значит извращать
его в основе».
Разъяснение этих вопросов дал диалектический материализм,
который рассматривает случайность как объективный факт природы и
признает ее внутреннюю связь с необходимостью. Энгельс говорил, что «дар-
винова теория является практическим доказательством гегелевской
концепции о внутренней связи между необходимостью и случайностью»
(«Диалектика природы». 1949, стр. 248).
Классики марксизма высоко ценили учение Дарвина. О
«Происхождении видов» Маркс писал Энгельсу: «...Эта книга дает естественно-
историческую основу нашим взглядам» (К. Маркс и Ф. Энгельс.
Соч., т. XXII, стр. 551). В книге «Что такое «друзья народа» и как они
воюют против социал-демократов?» В. И. Ленин указывал: «Как Дарвин
положил конец воззрению на виды животных и растений, как на ничем
не связанные, случайные, «богом созданные» и неизменяемые, и впервые
поставил биологию на вполне научную почву, установив изменяемость
видов и преемственность между ними,— так и Маркс положил конец
воззрению на общество, как на механический агрегат индивидов,
допускающий всякие изменения по*воле начальства (или, все равно, по воле
общества и правительства), возникающий и изменяющийся случайно, и
впервые поставил социологию на научную почву, установив понятие
общественно-экономической формации, как совокупности данных
производственных отношений, установив, что развитие таких формаций есть
естественно-исторический процесс» (Соч., т. 1, стр. 124—125).
В речи на могиле Маркса Энгельс говорил: «Подобно тому как
Дарвин открыл закон развития органического мира, так Маркс открыл закон
развития человеческой истории...». Существенным недостатком воззрений
Дарвина, по мнению Маркса, Энгельса и Ленина, являлось
некритическое восприятие и перенос на природные отношения взглядов Мальтуса
на перенаселение. Маркс отмечал черты мальтузианства в учении
Дарвина.
Резко критиковал положение Дарвина о борьбе за существование и
Энгельс: «Все дарвиново учение о борьбе за существование является
просто-напросто перенесением из общества в область живой природы
гоббсова учения о bellum omnium contra omnes [войне всех против всех]
и буржуазного экономического учения о конкуренции, а также мальтусов-

86
E. H. ПАВЛОВСКИЙ
ской теории народонаселения. Проделав этот фокус (безусловная
правомерность которого — в особенности, что касается мальтусовского
учения— еще очень спорна), очень легко потом опять перенести эти учения
из истории природы обратно в историю общества; и весьма наивно
было бы утверждать, будто тем самым эти утверждения доказаны в
качестве вечных естественных законов общества» (Ф. Энгельс
«Диалектика природы», стр. 249).
Это опасение Энгельса оправдалось без промедления.
Неправомерность перенесения представления о борьбе за
существование в природе на человеческое общество привела к биологизации
социальных явлений. Этим был открыт путь к развитию
социал-дарвинизма. Так, Геккель, говоря об «аристократизме» учения Дарвина,
утверждал, что «лишь ничтожное привилегированное меньшинство
способно поддерживать свое существование и процветать; огромная масса
должна голодать и погибнуть в нищете. Выживание наиболее
приспособленных равносильно триумфу лучших».
В дальнейшем Конклин утверждал, что безработица и нищета
трудящихся в странах капитализма выгодно (!) отразятся на биологических
свойствах расы; в результате голодания вымрут неприспособленные и
слабые, но останутся наиболее сильные и одаренные. Как известно, при
безработице никакого «отбора» не существует, за воротами фабрик и
заводов остаются и одаренные и середняки. Дальнейшим этапом
трансформации социал-дарвинизма явились нацизм и национал-фашизм.
В биологии появилось учение о наследственном веществе (Вейсман),
локализованном в хромосомах половых клеток, не поддающемся влиянию
факторов внешней среды и определяющем особенности данной особи.
Это реакционное учение привело к идее подразделения человеческих рас
на избранные, якобы от природы являющиеся «высшими» по своим
качествам, и «низшие», предназначенные для эксплуатации. Фашизм ввел
в практику косвенное или прямое истребление «неполноценных» и
«лишних» людей в целях «улучшения расы», а на деле в целях чисто
политических. Во время второй мировой войны были устроены фашистские
фабрики смерти для массового уничтожения военнопленных и захваченного
мирного населения.
Мог ли Дарвин предполагать, что его учение будет так искажено и
примет такие чудовищные формы, как социал-дарвинизм, нацизм и
фашизм? Личные отношения и воззрения Дарвина на человека были
совершенно чужды суждениям социал-дарвинистов.
Вот какие мысли против рабства, классового и колонизаторского
угнетения людей записал Дарвин уже во время своего знаменитого
путешествия вокруг света: «Нередко пытались ослабить ужас
рабства,сравнивая положение рабов с положением наших неимущих сограждан; если
нищета наших бедняков является следствием не естественных законов,
а нашего государственного строя, то великий грех лежит и на нас.
Семьи разрушают отнимают жен и детей и продают их, как скотов,
первому встречному. И такие дела делаются и защищаются людьми,
которые исповедуют, что надо любить ближнего как самого себя, веруют
в бога и молятся: «да будет воля его исполнена на земле». Кровь кипит
в жилах и сердце сжимается, когда подумаю, что мы, англичане, и
потомки наши американцы, с их вечными хвастливыми возгласами о
свободе, причинили и причиняют людям столько зла... Я убежден, что в конце
концов рабы захватят власть в свои руки... Я сужу об этом, исходя из
очевидных умственных способностей, которые чрезмерно
недооцениваются... Я надеюсь, что наступит день, когда они предъявят требования на
собственные права».
Этот ожидаемый Дарвином день настал: народы Среднего Востока и
«Черного материка» предъявляют свои права, и некоторые из них уже

ЖИЗНЕННОСТЬ И ПЛОДОТВОРНОСТЬ ИДЕЙ ДАРВИНИЗМА 87
получили права на самостоятельное существование, культурное и
экономическое развитие.
Много лет спустя Дарвин в письме к своему американскому
последователю Аза Грею снова возвратился к вопросу о рабстве, говоря: «Как
хотелось бы мне дожить до уничтожения рабства — этого величайшего
проклятия на земле». Взгляды историка Карлейля, в главах которого сила
равняется праву, Дарвин считал возмутительными.
* * *
В России учение Дарвина о происхождении видов путем
естественного отбора не замедлило привлечь внимание русских натуралистов и
широких кругов интеллигенции. Оно было сочувственно встречено
Писаревым. Благоприятным совпадением было то, что основной труд Дарвина
появился в канун шестидесятых годов, ознаменовавшихся в России
подъемом революционно-демократических идей.
Публицист-шестидесятник М. А. Антонович опубликовал в
девяностых годах ряд статей, посвященных учению Дарвина. Антонович
подчеркивал, что оно пало в России на почву, благодарную для восприятия
естественнонаучных теорий, «обнимавших область, более или менее
возвышавшуюся над частными узкими специальностями. Теория Дарвина
вполне соответствовала духу времени... и русские ученые отнеслись к
новой теории весьма сочувственно и встретили ее, как желанную и до
некоторой степени давно ожидаемую ими гостью».
Распространение идей и содержания нового учения шло двумя
путями: через университетские кафедры и периодическую печать.
Петербургский зоолог С. С. Куторга увлекательно излагал теорию Дарвина
первокурсникам, в числе которых был студент К. А. Тимирязев, ставший
впоследствии ее пропагандистом и защитником. В том же университете
учение Дарвина излагалось на лекциях ботаники профессором А. Н.
Бекетовым, который стал известен Дарвину; мне пришлось видеть в
Ленинграде книги Дарвина, присланные Бекетову «от автора».
С критическим изложением учения Дарвина выступали и ученые и
публицисты в «толстых» журналах — «Библиотека для чтения»,
«Современник», «Отечественные записки». В 1864 году вышел первый перевод
«Происхождения видов», выполненный московским профессором Рачин-
ским. Но «против Дарвина стали восставать с большим или с меньшим
ожесточением невежды»; те, кто предусмотрительно руководствовался
расчетом на благоразумную политику, считали своим долгом, по словам
Антоновича, «непременно лягнуть Дарвина». «Русский вестник» особо
специализировался на перепечатке злостных английских нападок на
Дарвина. К антидарвинистам переметнулся и Страхов, забыв свое
первоначальное восторженное отношение к учению Дарвина.
Однако ряды дарвинистов росли. Уже через год после выхода в свет
«Происхождения видов» молодой врач, питомец кафедры зоологии,
ботаники и минералогии академика Ф. Ф. Брандта в Медико-хирургической
академии в Петербурге Э. К. Брандт выдвинул в своей диссертации
«О зубной системе землероек» тезис, который гласил: учение о
происхождении видов путем постепенного изменения (так называемая теория
Дарвина) есть единственная рациональная теория.
Огромную роль в пропаганде и развитии дарвинизма сыграл К. А.
Тимирязев. Его труды, в которых дается мастерское, общедоступное
изложение учения Дарвина, переиздаются и ныне. Острейший публицист и
крупнейший ученый, он являлся ведущим поборником дарвинизма.
Авторитет и влияние его были очень велики. Это и вызвало донос на него
черносотенного князя Мещерского, ехидно писавшего, что в Петровской
сельскохозяйственной (ныне Тимирязевской) академии профессор
Тимирязев «на казенный счет ниспровергает господа бога».
К. А. Тимирязев был участником юбилейных дней Дарвина в Кем-

88
E. H. ПАВЛОВСКИЙ
бридже, где ему была присуждена почетная степень доктора. Ему
посчастливилось лично познакомиться с Дарвином и вести с ним беседу
при посещении дома Дарвина в Дауне.
Дарвин с особым удовольствием отметил, что в лице русских
молодых ученых он нашел горячих сторонников своего учения. Чаще всего он
останавливался на имени Владимира Ковалевского, палеонтологические
работы которого и выводы из них Дарвин особенно ценил.
В России учение Дарвина получило сильнейшее подкрепление в
работах наших выдающихся эмбриологов И. И. Мечникова, А. О.
Ковалевского, В. В. Заленского. Первые два укрепили дарвиновскую теорию
единства происхождения всего животного мира, привлекая эмбриологический
материал и доказывая, что в отношении всех многоклеточных
животных— от губок до позвоночных — можно проследить основное единство
хода развития. В ногу с ними шли зоологи и морфологи: академик
П. П. Сушки« и М. А. Мензбир. Академик А. Н. Северцов создал свое
морфологическое учение об эволюции также на дарвиновской основе.
Профессора зоологии В. М. Шимкевич и Н. А. Холодковский были
популяризаторами учения об эволюции. И. И. Мечников дал капитальный
разбор учений об эволюции.
Академик К. М. Бэр в 1860 году писал Гексли, что он очень
интересуется идеями Дарвина: «...Я высказывал такие же идеи о
трансформизме типов или происхождении видов, как Дарвин. Но я основывался
только на зоогеографической географии... решительно не зная, что
Дарвин занимался этим предметом».
И. П. Павлов в своих работах стоял на дарвиновской точке зрения.
Уже в 1909 году он имел полное основание утверждать, что «на чисто
объективном, естественнонаучном основании вырабатываются законы
сложной нервной деятельности и постепенно раскрываются ее
таинственные механизмы... Вся жизнь, от простейших до сложнейших организмов,
включая, конечно, и человека, есть длинный ряд все усложняющихся до
высочайшей степени уравновешиваний внешней среды».
Академик Л. А. Орбели основал новый Институт эволюционной
физиологии АН СССР имени И. М. Сеченова.
Семидесятые и восьмидесятые годы ознаменовались не только
рядом побед эволюционного учения, но и деятельностью антидарвинистов.
Открытый выпад против дарвинизма в России был сделан в 1885 году
Данилевским, выпустившим первый том своего «критического»
исследования дарвинизма, в котором он самоуверенно заявлял, что под
напором его критики «здание теории естественного отбора превратилось в
бессвязную кучу мусора»; он не допускал возможности, чтобы масса
случайностей могла произвести удивительнейшую целесообразность.
В природе нет никаких следов эволюционного процесса, утверждал он,
и т. п. Данилевский разделял взгляды автогенетического характера о
том, что двигателем органической целеустремленности развития
является некая «разумная причина».
В критике дарвинизма далеко пошел московский профессор-зоолог
Тихомиров, за которым в науке значилось существенное открытие
искусственного партеногенеза. Тихомиров не допускал мысли о происхождении
человека от приматов по одному тому, что такое признание вовсе
освободило бы человека от ответственности за его поступки перед...
божеством. В журнале «Вера и церковь» Тихомиров поместил статью под
заглавием «Вина науки», где писал, что «в лице дарвинизма наука подняла
оружие против христианства. В этом ее тягчайшая вина».
Из русских социологов вопрос о значении дарвинизма для этой
науки рассматривал М. Ковалевский. Общим его заключением является
утверждение, что «ни один из крупных представителей социологической
мысли нашего времени не избежал влияния Дарвина».

ЖИЗНЕННОСТЬ И ПЛОДОТВОРНОСТЬ ИДЕИ ДАРВИНИЗМА 89
* * *
Конец XIX века и особенно девятисотые годы — это начало
империализма, то есть эпохи загнивания капитализма. Изживавшие себя
производственные отношения капитализма становились препятствием для
дальнейшего развития производительных сил. Политическая ситуация
отражалась на мировоззрении буржуазных ученых.
Начиная с 1900 года антидарвинисты получили подкрепление со
стороны генетиков, противопоставлявших дарвинизму менделизм и
пытавшихся ликвидировать теорию отбора, изображая эволюцию
органических форм лишь как результат скрещиваний. Казалось бы на первый
взгляд,, что генетика — наука об изменчивости и наследственности — по
самым объектам и целям изучения должна была способствовать
дальнейшему развитию дарвинизма. Однако, возникнув в период расцвета
в науке идеалистических тенденций, генетика с самого начала пошла по
антидарвинистскому пути. Наиболее ярко это выразилось в работах Бэт-
сона и Лотси.
К. Тимирязев острым пером талантливого публициста-ученого
писал: «Бэтсон, не будучи в состоянии сам придумать что-либо более
плодотворное, с жаром ухватился за повторение опытов, лежащих в основе
законов, открытых Менделем, совсем не понимая, что менделизм
составляет только маленький эпизод в необъятном море, называемом
дарвинизмом, к тому же эпизод, не оставшийся неизвестным Дарвину, как это
было превосходно разъяснено Уоллесом. Но это не мешает Бэтсону и его
поклонникам с «трубными звуками» провозглашать, что менделизм так
же важен, если не важнее дарвинизма».
Еще дальше пошел генетик Пеннет, утверждавший, что менделизм
в комбинации с работами Бэтсона и де Фриза можно считать вехой,
отмечающей конец (!) дарвиновской эры и начало менделевской эры в
эволюционной теории. Шведский генетик Г. Нильсон открыто призывал
вернуться к воззрениям Линнея и Кювье о постоянстве видоз, ибо, по
его мнению, дарвиновское учение об эволюции оказалось
нежизнеспособным.
Учение Вейсмана о локализации наследственного вещества в
хромосомах, законы Менделя о комбинативной изменчивости и теория
мутаций де Фриза легли во взаимном сочетании в основу корпускулярной
генетики, главой которой явился Морган. Сторонники этого направления
возникновение признаков в развивающемся организме целиком
связывают с наличием в наследственном веществе соответственных генов, их
взаимодействием, их положением в хромосомах. Генам приписывают
появление гениальных людей, их влияние сказывается якобы на ходе
истории, на возникновении у людей потребности в религиозных
верованиях и т. п.
Корпускулярной генетикой отрицается огромное значение
социальных факторов, от которых в конечном результате зависит формирование
человека как члена общества. Отрицание возможности
воспитательного влияния на особь приводит корпускулярных генетиков к
представлению о фатальности, безнадежности воздействия на будущность
индивидуума и даже целых групп людей.
С корпускулярной генетикой тесно сомкнулась евгеника—
реакционная наука об «улучшении человеческого рода». Наименование этой
науки было введено двоюродным братом Ч. Дарвина Гальтоном, неправо
мерно и ошибочно перенесшим данные по генетике и по выведению п*о-
род животных на человеческое общество. В основе евгеники лежит
антинаучное представление о якобы природном, извечном и
наследственном неравенстве человеческих рас.
В гитлеровской Германии был проведен в действие закон о
последовательном уничтожении «лишней» части людей и «расово
неполноценных элементов общества» путем принудительной стерилизации. Фигу-

90
E. H. ПАВЛОВСКИЙ
рировал такой тезис: они могут не умирать, но вымереть они должны.
Во время второй мировой войны нацисты под предлогом в
действительности несуществующего расового превосходства в условиях
невероятной жестокости бессмысленно и хладнокровно убили, по-видимому,
больше людей, чем во время всех, вместе взятых гражданских и
религиозных столкновений за все время человеческой истории. И все это
делалось под прикрытием идей «биологической теории» (см. Д. Б е р н а л
«Наука в истории общества», 1956).
Современные расисты (Дарлингтон, Сеймур и др.) цинично
рекомендуют скотоводческие методы «облагораживания» человеческой расы,
унижающие достоинство женщины как человека.
В советское время наши социал-гигиенисты Н. А. Семашко, А. В.
Мольков и особенно 3. П. Соловьев вели энергичную борьбу против ев-
генистов, и в СССР евгеника не получила развития. В блестящей статье
3. П. Соловьева «Несколько слов о разведении породы человека»
(«Избранные произведения», 1956) дан глубокий марксистский анализ
корней евгеники; она разоблачена как мнимая научная теория,
используемая буржуазией как оружие реакционной политики.
Учение о наследственности имеет очень большое практическое
значение. Наследственность является функцией организма как целого.
' При половом размножении половые клетки, развившиеся в организмах
обоих полов, являются единственным материальным звеном, которое
связывает родителей с их потомством. Имеются веские примеры,
которые доказывают локализацию наследственных зачатков в течение
некоторого времени не в хромосомах, а в протоплазме. Большое значение в
передаче наследственных признаков имеет вегетативная гибридизация,
или, как ее назвал Бербанк, соковая наследственность, которая никак не
связывается с хромосомами половых клеток. Вегетативная
гибридизация разработана на растительных объектах; аналоги ее по отношению
к животным можно видеть в опытах по замене куриного белка в
развивающемся яйце белком другой породы; у вылупляющегося цыпленка
в процессе его развития можно видеть появление в оперении некоторых
особенностей, присущих той породе, белком которой был заменен белок
породы, подвергшейся такому эксперименту.
С хромосом, как с части организма, не снимается полностью их
причастность к передаче или к некоторому изменению наследственных
свойств. Все сказанное относится к частным проявлениям
наследственности, в общем зависящей от организма как целого. А раз так, то и
различные воздействия на организм могут и должны отражаться на
его наследственности.
Чем же характеризуется последнее десятилетие в отношении
распространения идей дарвинизма? Можно и теперь еще столкнуться с
уверениями, что никакой эволюции вообще не было, что все виды животных
и растений созданы богом в течение шести дней творения, согласно
сказаниям библии, что человек был создан «по образу и подобию бо-
жию», что причиною земных перемен были мировые катастрофы,
причем самым «научно достоверным» доказательством таких катастроф
является библейское повествование о «всемирном потопе».
Для сторонников таких воззрений библия является буквальным
словом божьим. И они не смущаются даже тем, что в библии приводятся
два различных рассказа о сотворении мира. Это, в сущности, не ново,
так как Ч. Дарвин, говоря о массе отзывов о главном труде его жизни,
отметил, что на древнееврейском языке появился очерк о
«Происхождении видов», доказывающий, что его теория содержится в Ветхом завете!
По вопросу об эволюции счел нужным взять слово папа римский
Пий XII, обратившийся с речью к участникам первого симпозиума по
медицинской генетике. Не отрицая огулом эволюцию, он говорил о ней
как о возможности, как о неподтвержденной гипотезе. Данные корпу-

ЖИЗНЕННОСТЬ И ПЛОДОТВОРНОСТЬ ИДЕИ ДАРВИНИЗМА 91
скулярной генетики он считал твердыми достижениями науки и отрицал
«вопреки противоположному мнению русских генетиков» наследование
приобретенных признаков.
Дело дошло до того, что церковники так или иначе должны были
высказаться о дарвинизме, но отнюдь уже не в духе издевательства,
который сквозил в выступлениях епископа-математика Вильберфорса на
известном Оксфордском диспуте.
Каково же было истинное отношение самого Дарвина к религии?
В своей автобиографии он писал: «...в конце концов я стал совершенно
неверующим» (Автобиография, стр. 99). Но он не сделался
воинствующим атеистом. Причины этого были, по-видимому, внутренние: он не
хотел вносить какого-либо разлада в отношения с женой, которая была
глубоко религиозна и принимала только общепризнанные взгляды.
Ч. Дарвин отходил от религии постепенно. И хотя тайна начала всех
вещей оставалась неразрешенной для Дарвина, последовательность от-
хождения его от веры была абсолютной. Он проявил
материалистический подход к объяснению умственных способностей человека,
рассматривая их не как душу, а как результат эволюционного развития
головного мозга. Мозговые полушария человека есть «седалище нашего
сознания и воли», прямо говорил Дарвин. С этими его взглядами
полностью перекликалось учение о рефлексах головного мозга И. М. Сеченова.
Тщетны были изощрения клерикалов, упрямо стремившихся
доказать, что Дарвин будто бы оставался религиозным человеком. И
совершенно несостоятельны жалкие попытки утверждать, что дарвинизм и
религия дополняют друг друга.
Русские дарвинисты воспринимали теорию Дарвина не как
неприкосновенную догму, а как живое учение, нуждавшееся в дальнейшем
развитии, очищении от всего слабого и неверного. Особенно быстро
пошло развитие дарвинизма в Советском Союзе. Основаны кафедры
дарвинизма в университетах, организовано широкое преподавание
дарвинизма в школах, вся исследовательская деятельность научных и научно-
практических учреждений имеет дарвинистскую направленность.
Особенно отразилось развитие дарвинизма на творческой научной
работе. Новые пути были раскрыты замечательным преобразователем
природы И. В. Мичуриным, создавшим после долгих поисков
разработанными им методами новые формы плодовых, ягодных и других
растений. Применение им отдаленной гибридизации сочеталось с
направленным воспитанием сеянцев.
Великая Октябрьская революция принесла признание его
крупнейших заслуг обществом и государством. К нему приезжал М. И.
Калинин, чтобы на месте ознакомиться с проводимыми работами. Его
питомник был сделан государственным учреждением. Все это пришло на
склоне дней И. В. Мичурина, но он успел сделать много нового и в
советское время. После смерти И. В. Мичурина дело его продолжает
развиваться с большим размахом.
Великие практические достижения И. В. Мичурина широко
известны. Поэтому ограничимся здесь напоминанием о теоретических основах
его методов селекции. Мичурин широко применял скрещивание пород,
произрастающих в географически удаленных друг от друга районах, в
сочетании с искусственным опылением сеянцев при их первом цветении.
Мичуриным доказана разнокачественность частей растения, поэтому
глазки для прививк« брались с соответственным расчетом. Он
применял способы «расшатывания» наследственности, разработал
эффективные методы половой и вегетативной гибридизации, создал теорию
доминирования признаков у гибридов, обосновал принципы подбора
родительских пар для гибридизации. Использовав метод ментора для
сближения при отдаленной гибридизации различных пород, он доказал,
что организм и необходимые для его жизни условия находятся в нераз-

92
E. H. ПАВЛОВСКИЙ
рывном единстве. При изменении этих условий, если они будут
ассимилированы организмом, наступают изменения его наследственности.
Вегетативная гибридизация приводит к созданию наследственно стойких
форм. Огромное значение имеет воспитание выводимых пород. Все это в
гармоничном сочетании обеспечивает направленное изменение
наследственности растений, приводящее к созданию новых форм организмов
по принципам мичуринской генетики. Последняя с успехом применяется
с необходимыми модификациями и в животноводстве.
В теоретическом отношении высоко выросла мичуринская биология.
Практические результаты мичуринской генетики находят свое
отражение в успехах агробиологии, достигаемых на обширнейших
пространствах колхозных и совхозных полей под руководством ведущих
агробиологических научных учреждений и при рациональной инициативе,
проявляемой выдающимися работниками земледелия».
Сравним судьбу знаменитого американского селекционера Л.
Бербанка (Калифорния). Он работал чистейшим методом искусственного
отбора и достиг совершенства в приложении учения Дарвина, в
создании новых форм плодовых, ягодных и других растений. Вот пример
масштаба его работ: в процессе гибридизации и отбора ежевики он сжег
на одном костре 65 тысяч гибридных экземпляров ежевики и для
дальнейшей работы оставил лишь шесть лучших экземпляров. Требовалось
немало и времени: так, Бербанк потратил 15 лет работы, чтобы вывести
кактус без шипов. В отличие от Мичурина он не заботился о
направленном воспитании гибридов, что в руках русского ученого было важным
прогрессивным методом работы по выведению новых пород растений.
Бербанк действовал как одиночка в стране жестокой конкуренции,
считающейся там двигателем «прогресса». После его смерти в США не
нашлось ни правительственного учреждения, ни одного миллиардера,
которые поддержали бы его питомники и способствовали дальнейшему
развитию дела. Все было распродано с молотка. Остались его сочинения,
изданные в 12 томах. Бербанк, по-видимому, не оставил после себя и
достойного преемника-ученика.
Будучи истинным дарвинистом, Бербанк осмелился выступить
против церковников и мракобесов в защиту учителя Скопса в связи с
известным «обезьяньим процессом» в Дейтоне (штат Теннесси). Сам
Бербанк подвергся жестокой травле, что ускорило его смерть.
Направленность его работ хорошо охарактеризовал К. А. Тимирязев, говоря, что
«ни одной из модных теорий мутации или менделизма, с которых, если
послушать некоторых наших селекционистов, только и началась
селекция, он не принимал во внимание». Сам же Бербанк давал мудрый совет
селекционерам: сперва прочтите Дарвина, потом современных
менделистов, а затем "опять вернитесь к Дарвину.
Учение Ч. Дарвина касается происхождения видов от ранее
существовавших видов, то есть от цельных, уже сформировавшихся
организмов. Но организмы являются совокупностью органов, тканей, клеток и
жидкостей. Естественно, возникла задача глубже анализировать
явления изменчивости составных частей организма и значение их в процессе
развития адаптации организма. Такие исследования начаты в Институте
цитологии АН СССР. Подробнее об этом см. в моей статье «О процессах
адаптации организма к новым условиям существования в свободной и
паразитарной жизни» («Журнал общей биологии», т. XX, № 5, 1959).
При ретроспективном рассмотрении эволюции живого не миновать
вопроса о появлении первичных организмов на Земле и о зарождении
самой живой материи на фоне эволюции Земли как планеты Солнечной
системы. Считают, что жизнь на ней возникла примерно около двух
миллиардов лет тому назад, а все предшествовавшее время формирование
Земли было абиогенным. Переход от одного из этих периодов эволюции

ЖИЗНЕННОСТЬ И ПЛОДОТВОРНОСТЬ ИДЕЙ ДАРВИНИЗМА 93
к другому был весьма постепенным. Представления о происхождении
жизни на Земле разработаны биохимической теорией академика А. И.
Опарина, сочувственно встреченной и развитой в деталях многими
зарубежными и нашими учеными. Отсылаю интересующихся к книге
А. И. Опарина «Возникновение жизни на Земле» (1957) и к «Трудам
Международного симпозиума по возникновению жизни» (1959).
В связи с наступлением атомного века обостряется вопрос об
опасных для человека, животных и растений радиоактивных изменениях
общей для населения Земли внешней среды — атмосферы, гидросферы и
почвы.
При испытаниях атомного и термоядерного оружия в стратосферу
выбрасывается радиоактивный стронций и радиоактивный пепел,
вызывающие тяжелые поражения и даже смерть людей. Властно
выдвигается вопрос о патологических изменениях наследственности,
возникающих у людей под влиянием ядерного излучения.
Живые доказательства налицо. Обследование населения,
уцелевшего после атомной бомбежки Хиросимы и Нагасаки американскими
самолетами, проводившееся в течение восьми лет, показало, что
количество заболеваний злокачественным белокровием (лейкемия)
увеличилось. Доказаны также случаи внутриутробной смерти плода,
врожденных уродств, исключающих возможность существования ребенка,
отсталости в умственном развитии детей, рожденных матерями, перенесшими
лучевую болезнь, и др.
В этом аспекте возникает общий вопрос о будущности
человечества. Поэтому величайшей заботой всех прогрессивных людей является
сохранение мира на Земле, поэтому Советское правительство
настойчиво и последовательно добивается прекращения испытаний атомного и
термоядерного оружия и всеобщего разоружения по конкретному
плану, развернутому Н. С. Хрущевым на Генеральной Ассамблее
Организации Объединенных Наций в 1959 году.
Столетнее существование дарвинизма показало его полную
жизненность и плодотворность. В Советском Союзе он был поднят на
высшую ступень мичуринским учением.

Естествознание и религия
Олоф КЛОР (ГДР)
Одной из характерных черт нашего века является исключительно
большое влияние успехов науки на сознание и деятельность людей.
Чудеса современной техники — самолеты, радио, телевидение, атомные
реакторы, полупроводники, космические ракеты, автоматы — возникли на
осно-ве достижений естествознания. В странах социализма общественные
науки являются теоретической основой экономических, политических и
культурных преобразований. Диалектический и исторический
материализм, научная философия марксизма-ленинизма, базируется на прочной
основе естественных и общественных наук и явля ется решающей
духовной силой, преобразующей мир.
Непрерывно возрастает влияние науки на сознание людей не только
в социалистических, но и в капиталистических странах. Однако в
последних существуют неразрешимые и все обостряющиеся противоречия между
бурным развитием науки и интересами господствующих классов. Одно из
них — это противоречие между прогрессом науки и исторически
изжившими себя капиталистическими производственными отношениями. Ведущим
мотивом применения научных открытий являются не гуманные идеалы
науки, не благо народов, не мир и благосостояние всех людей, а
своекорыстные интересы буржуазии. Тем самым могучее средство
общественного прогресса превращается в угрозу для трудящихся масс
капиталистических стран, в угрозу для всего человечества.
Другим противоречием является противоречие между прогрессом
науки и религиозно-идеалистической идеологией. Идеализм по всем
коренным вопросам противоположен науке. Хотя буржуазия и использует
достижения естественных наук в интересах извлечения прибыли и для
своих антинародных, милитаристских устремлений, ее идеалистическое
мировоззрение противоположно естественнонаучному познанию.
1. Наука и религия непримиримы
Народные массы ежедневно в процессе обучения, труда, через прессу
и радиовещание в той или иной мере знакомятся с достижениями науки и
техники; в то же время они испытывают на себе влияние идеалистического
мировоззрения со стороны церкви и официальной пропаганды. В силу
этого идеологи буржуазии пытались и пытаются затушевать противоречие
между наукой и идеалистическим мировоззрением (религией). Они
утверждают, что наука и религия образуют гармоническое единство,
стремясь тем самым протащить в науку религиозно-идеалистическое
мировоззрение и облегчить возможность ее использования в антинародных
целях.
Вследствие этого необходимо разобраться в вопросе об отношении
науки и религии, знания и веры.
Когда в восьмидесятых — девяностых годах прошлого столетия в
Западной Европе начал все более укрепляться союз буржуазии и церкви,

ЕСТЕСТВОЗНАНИЕ И РЕЛИГИЯ
95
последняя оказалась перед необходимостью отразить наступление
естествознания на основы христианской -веры. В частности, в конце XIX века
усилились попытки католической церкви привести в «соответствие» с
религиозными догматами веры данные бурно развивающегося
естествознания. Для достижения этой цели католическая церковь предприняла
следующие меры:
1) Для теоретической защиты основ религиозного вероучения была
возрождена схоластическая философия, в особенности томизм. В
католической теологии и философии усилились попытки «научного»
обоснования теологических положений с использованием фактов из области науки.
2) Церковники стали больше говорить о науке, пытаясь таким чисто
внешним образом создать впечатление, будто церковь не отвергает науку.
В отличие от времен «отцов церкви» и схоластики, когда наука зачастую
отвергалась с порога, ныне церковь избегает нападок на науку в целом,
ополчаясь главным образом против тех данных науки, которые
непосредственно опровергают церковные догматы. Презрительное,
пренебрежительное отношение к науке в целом выглядело бы абсурдным в глазах многих
ученых и простых верующих. Чтобы скрыть свою действительную
противоположность науке, церковь стремится показать, что «она полна заботы
о развитии науки. Распространяются утверждения, будто по самой
«природе вещей» не может быть противоречия между верой и естествознанием.
3) Некоторые деятели католической церкви, в особенности члены
монашеских орденов (в конце XIX века к ним относились Васман, Муккер-
ман и другие), занялись изучением естествознания, чтобы иметь
возможность «со знанием дела» фальсифицировать научные данные в духе
католической церкви и использовать их в интересах религии.
4) В пределах влияния церкви, и прежде всего внутри самой церкви,
усилилась регламентация того, какие научные данные могут быть
приняты, а какие должны быть отвергнуты; это имело своей целью сохранить
роль католической церкви как сплоченного духовного фронта.
Все эти меры были предприняты церковью уже в XIX веке в целях
противодействия растущему влиянию естествознания. Они усилились в
XX веке, ибо на рубеже столетия буржуазия в развитых
капиталистических странах вступила в стадию империализма и союз между
капитализмом и церковью в Западной Европе усилился и углубился. Образовался
единый реакционный фронт буржуазии и реакционной церкви против
всего прогрессивного.
В наше время буржуазия, как и церковь, заинтересована в том, чтобы
затушевать противоречие между наукой и религией, и поэтому все более
усиливаются стремления церкви использовать науку в своих целях.
Разумеется, все эти меры не могут привести к какому бы то ни было
действительному согласию между теологией и наукой, и впечатление
такого согласия они могут произвести лишь на легковерных. Эти чисто
внешние изменения никак не затрагивают существа отношений веры и науки
в католической теологии.
В плане рассматриваемой нами проблемы католическая теология до
сегодняшнего дня настаивает на следующем основном тезисе:
человеческое знание (наука) должно принципиально и
безусловно подчиняться христианской вере в бога.
Это относится и к философии. «Христианская философия никогда не
противоречит ясно сформулированной вере христианской церкви...
Христианская философия должна строиться под сознательно воспринятым
влиянием христианской веры» — так на современный лад формулируют
Гилсон и Бёнер положение о философии как служанке теологии
(Е. Gi 1 son und Ph. Böhner «Geschichte der christlichen» Philosophie»,
Paderborn, 1952, Bd. I, S. 2).
Отсюда следует, что всякие научные данные, которые противоречат
«истинам веры», должны быть отвергнуты как ложные. В этом смысле

96
Олоф КЛОР
показательно следующее положение из энциклики «Humani Generis»
(1950) папы Пия XII:
«Истины, которые в благочестивых поисках откроет человеческий
разум, не могут противоречить уже открытой истине; бог, эта высшая
истина, создал человеческий разум и руководит им, но не таким образом,
чтобы истине, добытой в благочестивом стремлении, он ежедневно
противопоставлял новые данные...».
Научные данные должны быть поставлены на службу вере и теологии,
чтобы сделать веру «более разумной». Результаты естественнонаучных
исследований должны, следовательно, «доказывать» правильность
католического учения, о чем говорил, например, папа Пий XII в своей речи
«Доказательства бытия бога в свете современного естествознания»,
произнесенной перед папской Академией наук 22 ноября 1951 года.
Современная евангелическая теология в отличие от
католической в своем стремлении замаскировать противоречие между наукой и
религиозными догматами пошла по иному пути. Она утверждает (и в этом
она права), что наука и религия не имеют никакого отношения друг к
другу, что их не надо смешивать, так как они лежат в совершенно различных
областях. Но из этого положения евангелическая теология делает
ложный вывод о том, что наука не может иметь суждений о религии, так же
как и религия — о вопросах науки. Каждая из них, по утверждению
евангелических теологов, представляет собой законный способ познания,
причем наука познает природу, религия же говорит о божественных вещах и
об отношениях между богом и человеком. При этом утверждается, что
религия — это проявление высшей деятельности человека, поскольку она
направлена на спасение его души.
Таким образом, евангелическая теология избегает вступать в спор
между религией и естествознанием, как бы предчувствуя, что она
потерпит поражение в этом споре. Но это, конечно, не решение проблемы, ибо
нейьзя решить проблему, утверждая, что она не существует. Однако в
церковной практике евангелическая церковь едва ли руководствуется этим
«изящным» решением, ибо библия говорит и о природных вещах, да и сам
человек является в определенном отношении природным существом. И во
всех случаях, когда религиозные представления сталкиваются с данными
науки (например, в вопросах о вселенной, жизни, человеке), в практике
евангелической церкви вера ставится выше результатов естествознания,
ибо церковь поддерживает догматы веры, противоречащие науке.
Настойчивые уверения евангелических теологов о том, что они отнюдь не
оспаривают научных данных, представляют собой лишь поверхностную
маскировку непримиримых противоречий между наукой и религией.
2. Знание и вера
Высшим законом христианства является непреложная вера в
существование всемогущего бога, в божественное откровение, возвещенное
однажды роду человеческому устами Иисуса Христа, вера в абсолютную
и высшую истину этого откровения.
«Верую» христианства — это безоговорочное и слепое принятие
божественного откровения. «Вера есть сверхъестественный акт, благодаря
которому мы признаем авторитет божественной воли с помощью истины,
возвещенной по милости бога» (М. Premm «Katholische
Glaubenskunde», Wien, 1958, Bd. I, S. 326).
Эта слепая вера в откровение, в бога не нуждается в научном
обосновании; ее последний аргумент гласит: «я верую». Вопрос о том, следует ли
разъяснять эту веру при помощи так называемых разумных оснований,
имеет в принципе совершенно второстепенное значение.
С точки зрения научно мыслящего человеческого разума, слепая вера
неприемлема, ибо она, во-первых, является недостоверной, будучи чистой

ЕСТЕСТВОЗНАНИЕ И РЕЛИГИЯ
97
спекуляцией; во-вторых, являясь верой в сверхъестественные сущности,
она носит иррациональный и агностический характер; в-третьих, она
непригодна для совершенствования человеческой жизни.
Религиозная вера по самой своей сути никогда не может быть
достоверной. Ее содержание относится к сверхъестественным сущностям; но
так как эти сверхъестественные сущности противостоят человеку, который
располагает естественными средствами познания, приспособленными
только к естественным процессам, то познание сверхъестественных
сущностей (даже если бы они существовали!) принципиально невозможно.
Поэтому все попытки достигнуть познания предполагаемых
сверхъестественных сил средствами разума и науки заранее обречены на крушение.
Может возникнуть вопрос: не существуют ли наряду со средствами
научного познания еще и другие средства, способные привести к
достоверным результатам? Теология (например, евангелическая) говорит о
достоверности веры. Но то, что религиозные люди часто искренне
принимают за достоверность, в действительности является всего лишь
субъективным заблуждением. Оно сводится к ложному отражению
действительности, ставшему возможным благодаря религиозному воспитанию
и влиянию церкви; оно всегда представляет собою лишь привычку,
внушенную ложными воззрениями.
Самым убедительным аргументом против так называемой
«достоверности» веры является тот факт, что человек может верить во все, даже в
бессмыслицу, и что в религиозном отношении как прежде, так и в
настоящее время предметом веры является чрезвычайно большое число самых
разнообразных представлений, хотя они зачастую прямо противоречат
церковным догматам веры.
Претензия одного религиозного направления быть «единственным
дающим блаженство» является неосновательной, ибо эта претензия
данного направления по отношению к другим не может быть научно доказана
и является опять-таки делом веры. Тот факт, что некоторые религиозные
течения — христианство, ислам, буддизм — достигли большего влияния в
определенных частях света, не может служить доказательством
истинности этих религий или их большей последовательности с точки зрения
разума; объяснение этого факта связано с вопросом о светской власти.
Распространение католицизма в Европе было возможно лишь благодаря
тесной связи государства и церкви. Церковь, служа государству в
качестве идеологического и организационного инструмента власти для
поддержания классового господства, в то же время пользовалась
максимальной государственной поддержкой и благодаря этому имела большие
возможности для своего распространения; кроме того, католическая церковь
в Западной Европе в течение многих столетий использовалась
государством для борьбы против «неверия» и различного рода ересей.
Теория и практика показывают, что христианство не в состоянии
доказать, например, исламу, что воззрения этой мировой религии являются
ложными. Более того, католическая теология не в состоянии убедить
евангелическую, что та заблуждается, и наоборот. Обе они, как и все другие
религии, могут пользоваться исключительно аргументами веры, а
последние всегда в равной мере основательны, или, говоря точнее, одинаково
неосновательны.
Согласно современной католической догматике, акту веры «должно
предшествовать осознание того, что бог действительно возвестил данную
истину... Это знание всегда должно опираться на объективные внешние
основания и быть получено при помощи разума. Но это знание не
относится к внутреннему специфическому мотиву веры» (там же, S. 422,
423). Для католического догматика М. Према таким «объективным»
основанием, которое предполагает существование бога и его откровение»
является, например, чудо. «Чудеса могут иметь своим творцом только

90
Олоф КЛОР
бога. Они поэтому представляют собой самое достоверное
доказательство...» (там же, S. 434).
Наука, которая как раз и занимается «объективными внешними
основами» вне веры, утверждает, что не существует ни одного факта, ни одной
познанной закономерности, которые даже с ничтожной степенью
вероятности свидетельствовали бы о существовании бога и его откровении.
С точки зрения науки, не существовало и не существует никаких чудес,
включая и «центральное чудо» воскресения Иисуса Христа; они
невозможны, потому что противоречат законам природы. Поэтому так
называемые чудеса, примитивная вера в которые живет и до наших дней, ни в
коей мере не могут служить доказательством существования «верховного
существа» (см. Oloî К1 о h г «Naturwissenschaft, Religion und Kirche»,
Berlin, 1958, S. 92—108).
Согласно утверждению М. Према, вере должно предшествовать
объективное знание; наука же считает, что религиозная вера не может быть
научно доказана. Тот факт, что она все же существует, свидетельствует
о том, что всякая вера с необходимостью является бездоказательным
принятием каких-либо догм. Чтобы избежать этого последовательного
вывода, католическая догматика нашла другой выход, утверждая, что акт
познания человек не может осуществить своими силами: для этого
необходима якобы милость божья. Осуществление же такого акта
божественной милости опять-таки предполагает, что бог существует и что он может
совершить этот акт. Но и эти положения совершенно спекулятивны и
бездоказательны.
Вера, наконец, является иррациональной, ибо все, что человек
признает действительным при помощи рационального познания, есть знание,
а не вера. То же, что не может быть познано, должно быть предметом
веры. «Объекты» веры поэтому не рациональны, а иррациональны.
Поскольку вера замыкается в себе и не может дать никакого знания о
своем предмете (так называемое знание в католической философии носит
мнимый характер), то она по своей сущности является агностической, то
есть ограничивает деятельность человеческого разума.
В научном мировоззрении вопрос об отношении знания и веры не
имеет места. Единственно реальными являются отношения между
объективными процессами, происходящими в природе и обществе, с одной
стороны, и знанием людей об этих процессах — с другой. В науке не
существует никакого знания о предметах веры и никакой слепой веры.
Поэтому невозможно никакое согласие между религиозной верой и наукой. Все
попытки церкви привести их в согласие с самого начала обречены на
провал и могут быть расценены лишь как маневр теологов, имеющий своей
целью противостоять влиянию науки и ввести в заблуждение массы
верующих.
3. Естествоиспытатели и религия
Церковь в своей пропаганде часто ссылается на факт существования
«религиозных естествоиспытателей». Написаны целые книги, в которых
собраны религиозные высказывания естествоиспытателей \ и почти
каждая статья или книга так называемого «свободного мира», в которой идет
речь о религии и вопросах науки, в виде доказательства ссылается на
религиозных естествоиспытателей. У евангелических теологов это
встречается почти так же часто, как и у католических (см. «Die Natur als Wunder
Gottes». Herausgegeben von W. Dennert, Bonn, 1950, 5 Auflage). С
большим усердием они стараются доказать, что естествознание и вера вполне
примиримы и гармонически дополняют друг друга.
'Например, Ernst Bräutigam «Wissen und Glaube in der Naturforschung»,
Paderborn, 1928; Hubert Muschalek «Gottesbekenntnisse moderner Naturforscher»,
Berlin, 1954, 2 Auflage.

ЕСТЕСТВОЗНАНИЕ И РЕЛИГИЯ
99
Глубокий анализ показывает, что здесь мы имеем дело с фикцией,
при которой желаемое принимается за действительное. Дело в том, что у
ученых-естественников вера и знание обычно относятся к различным
предметам. В своей специальной области, где он имеет дело со знанием,
ученый является атеистом, то есть обходится без религии. Поэтому
религиозная вера многих естествоиспытателей не связана со специальными
научными данными, ибо последние никогда не могут привести с
необходимостью к религиозной вере. В этом смысле Ф. Энгельс писал в своей
работе «Диалектика природы»: «С богом никто не обращается хуже, чем
верующие в него естествоиспытатели» (Ф. Энгельс «Диалектика
природы», 1955, стр. 158). Это показывает всю беспочвенность аргументов
теологов, утверждающих, будто бы именно специальные научные
открытия приводят естествоиспытателей к религиозной вере и что отсюда и
проистекает гармоническая связь естествознания и религии.
Таким образом, причины религиозной веры многих современных
естествоиспытателей следует искать не в самой пауке, а в областях, лежащих
вне науки. Эти причины многообразны и в каждом отдельном случае
различны. Главные из них лежат в характере воспитания, в семейных
традициях, и условиях общественной среды, окружающей ученого.
Большинство известных естествоиспытателей, верующих в бога,—
таких, как фон Вайцзекер, Гейзенберг и другие,— стали
религиозными благодаря воспитанию уже в юношеском возрасте, то есть в то время,
когда они еще не были учеными. Следовательно, не через науку они
пришли к религии, а, напротив, вопреки религии сделались
естествоиспытателями. Еще и теперь можно наблюдать, как зачастую молодым людям
в ГДР бывает трудно освободиться от религиозного влияния семьи и
церкви, чтобы прийти к научному мировоззрению, тем более что при этом они
нередко сталкиваются с сильным противодействием со стороны глубоко
верующих родных и близких.
Привитые в юности религиозные взгляды (а ведь несколько
десятилетий назад религия преподавалась в каждой школе) соответствуют
господствующей в обществе идеологии или же вступают с нею в конфликт.
Что касается часто цитируемых религиозных естествоиспытателей, то в
важнейшие периоды их жизни религиозная идеология, внушенная им
воспитанием, соответствовала господствующей буржуазной идеологии;
это задерживало процесс преодоления религиозной идеологии, к
которому могли побудить ученых их исследования в специальных научных
областях. Господствующая* в буржуазном обществе
религиозно-идеалистическая идеология способствует сохранению религиозных традиций в
среде интеллигенции, освободиться от которых может лишь часть людей
умственного труда. В буржуазном классовом обществе ученый не может
выступить как атеист (или сторонник научного мировоззрения
диалектического и исторического материализма), не подвергаясь нападкам и
преследованиям. Достаточно напомнить о борьбе церкви против Геккеля,
Тимирязева и других ученых.
Решающая роль общественных отношений и воспитания очень
явственно видна на примере современной Германии. В Западной Германии
господствуют клерикально-религиозные взгляды. Поэтому там среди
студентов-естественников очень много верующих. В ГДР, напротив,
господствующей идеологией является научная философия марксизма. Это
позволяет молодым студентам гораздо легче порвать с религиозной
идеологией, которая была внушена многим из них семейным воспитанием.
Поэтому число действительно религиозных студентов среди
естественников и представителей родственных специальностей относительно очень
невелико. В условиях буржуазного общества ученому-естественнику
вообще очень трудно овладеть марксистской философией, так как диа-
лектико-материалистическая литература почти не появляется на
книжных рынках, а в университетах либо вообще умалчивают о марксист-

100
Олоф K/10f>
ской философии, либо преподносят ее в фальсифицированном виде.
Студентам читаются курсы более или менее откровенной идеалистически-
религиозной философии. В Западной Германии, например, на
университетских кафедрах нет ни одного философа, который бы открыто
признавал себя приверженцем атеизма, не говоря уже о диалектическом
материализме. В ГДР же студенты обстоятельно изучают марксистскую
философию.
Таким образом, при капитализме ученые лишены возможности
познакомиться с мировоззрением, которое помогло бы им ориентироваться
в общественной жизни, у них отсутствует научное понимание законов
развития общества, они не знают научно обоснованных норм морали. Но
так как люди, живущие в обществе, нуждаются в определенных
нормах поведения, то буржуазные ученые прибегали и прибегают к
господствующему учению христианства. В этом смысле показательны слова
Макса Планка: «Наука нужна человеку для познания, а религия —
для поведения» (Max Planck «Religion und Naturwissenschaft», in
«Vorträge und Erinnerungen», Stuttgart, 1949, S. 332). Здесь,
следовательно, религия рассматривается в конечном счете в качестве морали,
а не в качестве мировоззрения, основанного на научном познании.
До тех пор, пока сохраняются социальные корни религии, среди
естествоиспытателей будут существовать люди, верующие в бога. Влияние
господствующей идеалистическо-религиозной идеологии на
ученых-естественников, конечно, становится тем сильнее, чем шире она
распространяется в стране при помощи государственных и иных средств
пропаганды. Воспитание, традиции, существующие в обществе обычаи,
душевные заботы и печали, беспомощность перед «судьбой» из-за незнания
общественных закономерностей, обращение к религиозной морали в
силу ее всеобщего распространения, незнание морали марксизма и
особенно классовое положение интеллигенции в капиталистическом обществе —
таковы причины того, что многие люди, достаточно образованные в
естественнонаучном отношении, являются религиозными.
Все это объясняет, каким образом наука и религия, в конечном
счете абсолютно противоположные друг другу, могут уживаться в головах
многих естествоиспытателей. Конечно, подобное «сосуществование» лишь
при поверхностном рассмотрении может производить впечатление
«гармонии»; в действительности речь идет о непоследовательности
мышления, которая препятствует развитию научного познания. Существует
лишь фиктивная, но не истинная гармония между наукой и верой.
Поэтому ссылки церкви на «религиозных естествоиспытателей» как на
пример совместимости естествознания и религии являются совершенно
неосновательными. Последовательное мышление не может длительное время
оставаться в состоянии подобной раздвоенности; оно в конце концов
должно прийти к определенному решению. Научное мышление
несовместимо ни с какой религией, так же, как религиозная картина мира не
имеет никакого отношения к научному воззрению на природу.
Только после ликвидации социальных корней религии в
социалистическом и коммунистическом обществе исчезает такое явление, как
«религиозные естествоиспытатели». В социалистических странах этот процесс
уже развивается в полную силу; ускорению его способствует действенная
пропаганда диалектического и исторического материализма. С
распространением марксистского мировоззрения как решающей духовной силы
современности в социалистических, а отчасти и в капиталистических
странах все большее число естествоиспытателей становится
сторонниками научного мировоззрения, в котором нет никаких противоречий между
специальными научными данными и общими мировоззренческими
принципами. Молодые естествоиспытатели в социалистических странах в
своей подавляющей части уже не являются верующими людьми и объявляют
себя сторонниками диалектического и исторического материализма.

ЕСТЕСТВОЗНАНИЕ И РЕЛИГИЯ
101
4. Роль биологии с католической и марксистской точек зрения
Католическая церковь рассматривает данные биологии, как и всех
других наук, лишь как средство укрепить католическую веру и повысить
авторитет церкви. С точки зрения католических биологов, философов и
теологов, речь идет не о том, чтобы познать сущность жизни и
использовать это знание в общественных интересах. Биологические
исследования и их результаты берутся прежде всего под следующим углом
зрения: можно ли представить эти результаты таким образом, чтобы их
могла использовать католическая церковь? Следовательно, речь идет не
об открытии объективной истины, а об интерпретации объективных
научных данных в духе заранее поставленной цели, которая не соответствует
их действительному содержанию.
Исходя из такого метода, католицизм выдвинул положение о том,
что результаты биологических исследований должны быть отвергнуты,
если они противоречат «истинам откровения» (см. энциклику папы
Пия XII «Humani Generis», 1950).
В соответствии с этой целью, вытекающей из догматов веры,
католические биологические исследования и философско-теологическая
интерпретация данных биологии подчинены следующим главным задачам:
а) подтвердить телеологическое доказательство бытия бога в
области живой природы;
б) защитить католическое учение о ступенях бытия, представив
жизнь в качестве особой ступени бытия и убедив верующих, что жизнь
сотворена богом;
в) «доказать» при помощи псевдобиологических и философских
аргументов особое положение человека и особенно его души, чтобы
представить человека в качестве божественного творения и тем самым
спасти центральный догмат христианской религии.
Для каждого научно мыслящего человека очевидно, что получить
такие «результаты» можно лишь путем насилия над биологией. Однако
католическая церковь располагает во многих странах такой властью, что
она имеет возможность распространять фальсифицированную биологию
среди широких кругов населения (причем не только среди католиков)
при помощи проповедей, речей, брошюр, радиопередач и книг. Тем самым
эта фальсификация, сама по себе не заслуживающая внимания ученых
(ибо с научной точки зрения ее беспочвенность очевидна), становится
опасной для человеческой цивилизации: ведь эти положения
используются церковью в качестве основы многих далеко идущих выводов,
в том числе и политического характера. Поэтому так важна борьба
против этой католической фальсификации и столь необходима пропаганда
достижений биологии и их научно-философская интерпретация.
Понимание роли биологии марксистской философией не имеет
ничего общего с католической версией.
Биология является такой же наукой, как и все другие, и как
таковая имеет свои задачи, выполняет свои функции в человеческом
обществе. Если в рамках католического мировоззрения внимание обращается
только на определенную биологическую проблематику, то для
марксистского мировоззрения представляет интерес вся совокупность
биологических проблем.
Достижения биологии являются результатом борьбы человека с
живой природой и выражением жизненно необходимого для общества
стремления к господству над природой. Если первой целью научного
исследования является познание закономерностей жизни, то
конечной целью всегда является применение и использование этих
объективных знаний для блага человечества. Это не отменяется и тем
фактом, что в классовом обществе* где господствующие классы
властвуют над наукой, большая часть научных достижений используется не для

102
Олоф клор
блага всего общества, а в эгоистических интересах ничтожного
меньшинства. Конечно, полностью только при социализме биология
целеустремленно и планомерно используется для блага всего общества.
Таким образом, в рамках марксистского мировоззрения цель
биологических исследований определяется не заранее установленными
догматами, как это делает католическая церковь, а объективным
исследованием функций науки в человеческом обществе. Поэтому и требования,
предъявляемые обществом к биологической науке, соразмеряются не с
какими бы то ни было религиозными догматами, а со степенью
возможного использования достижений биологии. Необходимой предпосылкой
применимости этих достижений в практике общественной жизни (в
сельском хозяйстве, медицине, фармацевтической промышленности и т. д.)
является их истинность, их соответствие реальным закономерностям
жизни растений, животных и человека. Поэтому утверждения католических
теологов, касающиеся биологических проблем, должны быть оценены и
проверены прежде всего с этой стороны, ибо лишь при условии
отражения биологической наукой реальных жизненных процессов возможно
успешное использование научных знаний для блага человека, тогда как
ложные теоретические взгляды на практике обречены на провал.
Для католической церкви интерпретация биологических данных
направлена на то, чтобы верующие более «сознательно» почитали господа
бога; следовательно, целью ее является отношение бога и человека,
которое в действительности не существует. В социалистическом же обществе
исследование живой природы служит исключительно человеку и
направлено на удовлетворение его потребностей.
Таким образом, решающее значение для марксистской философии
имеет вся совокупность биологических проблем. Но для научной
картины мира приобретают особую важность определенные комплексные
проблемы.
Важность биологической проблематики для научной картины мира
вытекает из степени общности проблем. Важнейшими из них являются
следующие проблемы: возникновение жизни, сущность жизни, развитие
живой природы от ее возникновения до человека, конкретизация
применительно к явлениям жизни таких, например, философских категорий,
как развитие, целесообразность, закономерность и случайность. Эта
проблематика в известной мере совпадает с кругом биологических
вопросов, которыми занимается католическая философия. Это объясняется
тем, что живые существа представляют собою реальные объекты,
которые церковь не может игнорировать, хотя в вопросах веры она и
предается безудержной спекуляции. Реальным объектам соответствует и
реальная общая проблематика, которая должна находить свое отражение
также и в католической философии, поскольку речь идет о жизни как
биологическом явлении. Задача состоит в том, чтобы показать полную
противоположность католического и марксистского мировоззрения как в
постановке теоретических проблем биологии, так и в понимании цели их
исследования.
Достижения биологической науки неопровержимо доказывают
несостоятельность католического воззрения. Они опровергают
телеологическое доказательство бытия бога, учение о сотворении жизни и
божественной жизненной силе, идею о сотворении человека богом и
идеалистическую спекуляцию об осЪбой, божественной душе человека. В то же
время они приносят все новые доказательства истинности диалектико-
материалистического подхода к решению проблем возникновения жизни,
развития органического мира, развития человека и его духовной
деятельности, проблем причинности, закономерности и случайности.

Специфика художественного
метода
Крысто ГОРАНОВ (Болгария)
В работах марксистских теоретиков неоднократно подчеркивалась
связь между методом художественного и научного творчества.
Неоднократно доказывалось, что метод не просто путь к достижению истины
(такое определение можно встретить и у идеалистов самых разных
направлений, поскольку истина понимается ими не как адекватное
отражение действительности, метод же рассматривается как имманентно
присущий субъекту), а отражение основных закономерностей объективного
мира в сознании человека, идеальная проекция объективного
материального единства мира. Поскольку это так, метод является мощным
средством познания духовного «объективизирования субъективного»,
используемым для того, чтобы изменять действительность в нужном для
человека направлении. Лишь рассматривая метод как отражение, мы можем
с успехом бороться с идеализмом в науке вообще и, в частности, в
эстетике.
Однако нередко можно встретить возражения против этих
положений, воскрешающие тезис Канта, который гласит, что метод свойствен
науке, но не искусству, что в этом отношении аналогия между наукой
и искусством принципиально невозможна. Поэтому нам представляется
важным всесторонне логически обосновать необходимость и
центральную роль метода в процессе художественного творчества.
Проблема метода связана с вопросом об активности и
относительной самостоятельности сознания. Сравнивая «творчество» пчелы и
творчество архитектора, Маркс подчеркивал, что труд архитектора
невозможен без предварительного плана в голове, без наличия осознанной
цели, возникающей на основе учета человеческих потребностей, с
одной стороны, и законов материала, законов той области деятельности,
которую человек изменяет и подчиняет себе,— с другой. Идеальный план,
которому следует человек в своей практической деятельности, конкретен,
неповторим для каждого данного случая. Но все бесчисленные планы-
образы, планы-предвидения, обгоняющие ход объективных явлений,
имеют что-то общее между собой. Это общее, проявляясь в конкретно-
исторических формах, сохраняет свою принципиальную основу. Корень
общности человеческого сознания — в материальном единстве 1мира. Мир
един в своей материальности, и это выражается в самых общих законах
основных форм движения материи, в глубоком структурном единстве
мира, в его великом диалектическом безначальном и бесконечном
круговороте. Сознание—высший продукт развития материи, высшее
проявление единства мира, в котором материя «сама себя сознает». И именно
потому, что сознание является высшим выражением «природы
природного целого» (Дицген), оно способно, подчиняясь всеобщим
диалектическим законам действительности, правильно отражать ее различные
стороны по своим, имеющим объективные предпосылки в материальном
мире, но относительно самостоятельным, специфическим законам. Спе-

104
Ирысте ГОРАН01
цифика законов сознания связана с активностью и целенаправленностью
человеческой практики. Специфические законы сознания, лежащие в
основе конкретных планов-предвидений, и составляют сущность
творческого метода. Являясь формой мышления, метод вместе с тем есть
отражение действительности, направляющее активность сознания на
целесообразное изменение мира, то есть на действие по законам данной
формы человеческой практики. Поэтому метод зависит, с одной стороны, от
предмета, источника отражения, а с другой—от цели той или иной
человеческой деятельности. Таким образом, марксистское понимание
метода, как нам представляется, охватывает обе эти стороны в их
противоречивом единстве.
В процессе практики человек мыслит, строит планы и действует в
значительной степени стихийно, в силу объективной необходимости.
Слово «стихийно» мы употребляем не в смысле «бессознательно» (человек
всегда сознает свои действия и цели, другой вопрос: насколько
правильно сознает), а в том смысле, что у человека отсутствует знание
законов, по которым он мыслит и активно воздействует на мир. Стихийное
сознание неизбежно ограничено определенным стереотипом
(возникающим главным образом в силу более или менее жесткого
разделения труда) и очень редко приводит к нужным результатам вне его
границ. Стихийное сознание не охватывает движения и взаимопереходов и,
таким образом, объективно создает основание для метафизического
образа мышления. «Апология стихийности» по своей природе глубоко
метафизична. Говоря об «апологии стихийности», нужно иметь в виду не
стихийное корректирование сознания практикой, а идеалистическую
абсолютизацию бессознательности, мистической предопределенности
творческого процесса.
Правильно действовать на основе данных сознания — это еще не
значит знать законы метода, -благодаря которым были достигнуты эти
данные. Не менее верно и обратное. Я могу прекрасно знать принципы
метода Ньютона или Дарвина. Но это не значит, что я в какой-либо
мере равен этим ученым. Почему? Их сила в конкретном богатстве
отражения действительности, в особом историческом этапе развития
науки, в возможностях субъекта, которые реализуются при определенных
исторических условиях, в творческом применении научного метода.
Стихийное развитие науки может вести к произволу, голый же метод — лишь
схема принципов, формальная и мертвая. Поэтому в применении
метода к явлениям действительности, к практике, в его неразрывной связи
с теорией и экспериментом состоит его жизненность и сила.
И в этом отношении нет принципиального различия между научным
и художественным методами.
В чем объективная основа ^научного метода? Она кроется во
всеобщих диалектических законах материального единства мира, в формах
движения, в структурной закономерности материи. Отсюда два типа
научных методов: философский и частнонаучный. В процессе их применения
возникает ряд технологических и формально-логических методик.
Именно материальное единство мира и практическая деятельность
человека обусловливают необходимость научного метода (даже когда он
применяется стихийно). Научные методы—лишь отражение законов
движения материи, ее структуры; в силу классовых потребностей и целей они
могут допускать преувеличение, абсолютизацию тех или иных сторон
действительности. Позитивистский отказ от научного философского
метода, как показал еще Энгельс, и есть следование ложному методу, методу
реакционной философии.
Все это так, могут сказать нам те, кто отрицает существование
художественного метода, но при чем же здесь художественный метод? Нельзя
механически переносить особенности научного познания на искусство.
Искусство —- явление специфическое.

специфика Художественного метода
Ю5
Верно, нельзя отождествлять науку с искусством, нельзя зачеркнуть
их специфику. Вопрос состоит в том, как правильно понимать эту
специфику, раскрывая ее объективное содержание.
Вокруг этого вопроса уже много веков идет спор между
представителями различных точек зрения. Несмотря на кажущееся разнообразие
этих точек зрения, они четко выражают две тенденции. Представители
одной тенденции стремятся объяснить специфику искусства и науки,
рассматривая их как отражение разных сторон действительности, как формы
познания, обслуживающие особые потребности человека. Представители
этой тенденции подчеркивают, что действительность является общей,
единой основой как науки, так и искусства, несмотря на то, что и наука
и искусство имеют свои специфические области приложения и свои
особые задачи. Эта тенденция ясно обозначена у Аристотеля, ее развивали
Дидро, Лессинг, русские революционные дехмократы.
Другая тенденция состоит в стремлении оторвать искусство от
объективной действительности и противопоставить его науке. Эта тенденция
была выражена в древневосточных мистических философиях, путь ей
расчищал Платон, который, однако, не противопоставлял искусство
философии и отстаивал, хоть и в идеалистическом духе, теорию
подражания. Законченный вид и последовательное изложение эта тенденция
получила в эстетической теории Канта. По Канту, наука и искусство
абсолютно противоположны, так же как противоположны научный метод и
художественное творчество. Метод науки, говорит Кант, можно наглядно
изложить, можно научиться его применять, тогда как метод
художественного творчества бессознателен и передать можно только его результаты.
Процесс художественного творчества недоступен для познания, он
непередаваем. «Так, вполне можно изучить все, что Ньютон изложил в своем
бессмертном труде о принципах философии,— сколько бы ума и
вдумчивости это не потребовало,— но нельзя научиться вдохновенно творить,
как бы ни были точны все предписания для поэзии и как бы превосходны
ни были для этого образцы. Причина этого заключается в том, что
Ньютон все свои шаги, которые он должен был сделать от первых
элементов геометрии до самих великих и глубоких открытий, мог сделать
совершенно наглядными — не только для себя самого, но и для каждого
другого, и определить их для последователей; —но никакой Гомер не мог
показать Виланду, каким образом находятся и соединяются в его голове
полные фантазии и мысли идеи—именно потому, что он и сам не знал
этого и, следовательно, не мог научить этому никого другого. Итак, в
научной области величайший изобретатель отличается от жалкого
подражателя и ученика только по степени, тогда как от того, кого природа
одарила способностью к изящным искусствам, подражатель отличается
специфически» (Э. Кант «Критика способности суждения»,
стр. 180—181).
Ход рассуждений Канта, по существу, ведет к отрицанию в науке
момента творчества на том основании, что присущий науке метод можно
изложить и научиться его применять. Кант обходит вопрос об отличии
логической формулировки метода исследования от объективных
корней метода и от его конкретного применения. Знать метод
Ньютона еще не значит быть Ньютоном. Метод сам по себе не индивидуальное
достояние Ньютона, он выражает то общее, что было характерно для
науки того времени. Но применение метода в творчестве Ньютона к
конкретной сфере его научных интересов было единственно и неповторимо.
В этом смысле Ньютон или Дарвин так же неповторимы, как Гомер или
Гете. Если кто-либо не слепо подражает методу Дарвина, а творчески
применяет и развивает его в новых условиях, то это уже будет не
Дарвин. Пользуясь научным методом Дарвина, Тимирязев, Мичурин,
Лысенко и другие биологи не стали Дарвинами или его подражателями, во-
первых, потому, что гениальный английский ученый как законченный

1UÖ
Крыето ГОРАНОВ
выразитель эволюционизма XIX века — неповторимый индивидуум, и,
во-вторых, потому, что творческий дарвинизм и теоретически и
практически есть явЛение качественно новое, возникшее не как подражательство,
а как отражение новых практических потребностей. Следовательно,
знание научного метода не исключает, а, наоборот, требует его творческого
применения. Иначе научный метод как высшая форма предвидения
теряет свое содержание и смысл.
Как бы ни были различны научное и художественное творчество по
своим материалам, результатам и целям, и то и другое остается
творчеством, то есть открытием законов действительности с целью ее
изменения, или непосредственно ее активным изменением по определенным
специфическим законам. Поэтому, оставаясь качественно различными,
научный и художественный методы одинаково необходимы. Допустить
противное — значит отрицать единую природу сознания как отражения
«природы природного целого» и в конечном счете не признавать
материального единства мира. Логика диалектико-материалистического
монизма неизбежно приводит к признанию принципиальной необходимости
творческого метода как в науке, так и в искусстве.
В связи с принятием этого исходного положения возникает проблема
специфики научного » художественного методов, основывающаяся на
многообразии материального мира. Но раскрытие специфики возможно
только тогда, когда в качестве исходного принципа принимается материальное
единство мира. В противном случае даже самые добрые намерения не
могут предохранить нас от подводных камней кантианской логики.
Искусство отражает действительность во всех ее разнообразных
формах. Однако не все в мире одинаково важно и интересно для искусства
и даже не все доступно ему. Северное сияние нередко являлось объектом
поэтического вдохновения. Но одно дело — белые ночи, мягкий свет,
отраженный Невой, очаровывающий человека, другое дело —
электромагнитные процессы, образующие северное сияние. В первом случае явление
берется в его отношении к человеку, в плане его непосредственного
эмоционального восприятия, во втором раскрывается его структура,
природная сущность. Сферу искусства представляют не структура, не
физические и химические свойства явлений действительности, а свойства,
проявляющиеся в их отношении к человеку. Мир в искусстве предстает в тех
чертах, которые воспринимаются человеком непосредственно
эмоционально. Художник передает бурное море, нигде при этом не изображая
человека. Но его не интересуют физические процессы, создающие бурю,
те процессы, которые представляют материал для исследования ученого.
Художник стремится передать величие морской стихии, страх перед ней
одинокого человека, его волнение перед неизведанным, создать
ассоциации с человеческой жизнью и т. д. Все это художник передает путем
сочетания красок, светотени, изображения движения. Одну сторону
явления он подчеркивает, другую, наоборот, совсем опускает. Он стремится
не к фотографическому изображению, а к отражению того глубокого
значения, которое имеет это явление для человека. Ведь величие, страх,
волнение, глубина переживаний — это меры значения для человека тех или
иных объективных явлений.
Когда мы говорим, что мир познается искусством через
эмоциональную непосредственность человека, через реальные
отношения явлений к человеческой жизни, это не означает, что мы имеем в
виду нечто единичное или чувственное (ощущение, восприятие, единичное
представление). Эмоция приобретает в искусстве художественное
значение только в том случае, когда она выражает «общезначимое в
человеческой жизни» (Чернышевский). ^«Эмоциональная непосредственность»
включает в себя и взаимодействие*со средой, жизненные обстоятельства.
«Эмоциональная непосредственность» свойственна не только индивиду, но
также и коллективу, иногда даже в большей степени, чем индивиду. «Эмо-

СПЕЦИФИКА ХУДОЖЕСТВЕННОГО МЕТОДА
107
циональная непосредственность», формирующаяся в зависимости от места
человека в мире, его отношения к среде, к обстоятельствам, и является
объективной основой художественного метода. Поэтому художественный
метод предполагает прежде всего целостное отношение человека к миру,
которое складывается из единства того, что Горький называл
«мироощущением», «мировосприятием» и «миропониманием». Роль ощущения в
искусстве исключительно велика в силу специфических средств искусства.
Одно и то же явление по-разному воспринимается различными людьми,
обладающими различными индивидуальными вкусами. Но если взять
большой период индивидуального художественного творчества или
истории искусства, можно найти среди кажущегося произвола
художественных ощущений общую тенденцию:- художник ощущает мир в соответствии
со своим общим миропониманием. Так, например, аристократу приятен
красный цвет королевской мантии, но он приходит в негодование, когда
видит красное знамя восставших рабочих. Цвет, таким образом,
воспринимается в зависимости от его общественного назначения. В основе более
упорядоченного, но опять-таки очень индивидуального восприятия всегда
лежит более или менее ясное миропонимание окружающих явлений с
точки зрения определенного уровня общественно-исторической практики,
определенного класса. Миропонимание может быть правильным, научным,
но может быть и иллюзорным, ложным; важно, что в основе целостного
отношения к жизни всегда лежит определенное миропонимание, более или
менее ясное мировоззрение. Все эти элементы находятся в теснейшем
переплетении, постоянно друг на друга воздействуют, но в .этом
равноправном союзе роль ведущего выполняет мировоззрение. Оно вносит
именно то качество целостности, которое является определяющим для
всякого художественного метода. Мировоззрение складывается не только
из того, что художник почерпнул в книгах по философии, научных
сочинениях, школьных учебниках и т. д. Мировоззрение художника
формируется прежде всего в процессе его жизни и определяется его
непосредственным участием в общественной борьбе, в защите тех или иных
классовых интересов и идеалов. Поэтому очень важно, чтобы художник
не просто знал жизнь; некоторые знания он может приобрести чисто
книжным путем; важно, чтобы он практически участвовал в ее изменении,
то есть чтобы он познавал жизнь не теоретически, а практически,
активно вторгаясь в нее.
Реальное место человека в мире, в практической жизни определяет
те исторические границы, в которых формируется данный
художественный метод. Но характер художественного метода зависит и от характера
объекта изображения. Если окружающая художника среда, из которой
он черпает свои темы и сюжеты, угнетаема, пассивна (рабы, крестьянство
и т. д.), и если сам художник целиком сливается с ней, то и метод его
будет пассивным. Когда действительность обгоняет сознание художника,
наступает застой в искусстве. Но природа искусства требует, чтобы было
наоборот,— только тогда искусство выполняет свои общественные
функции.
Таким образом, художественный метод формируется объектом
изображения и сознанием художника, которое, в свою очередь, является
результатом его.практической жизни и влияния других форм сознания, а
также художественных традиций.
Художественный метод не умозрительная идеологическая
конструкция, он всегда и прежде всего есть отношение художника к
действительности, поэтому в конечном счете он определяется общественной жизнью,
предметом искусства.
, Поэтому недостаточно определение метода как совокупности
принципов изображения действительности. Принципы изображения могут
диктоваться жизнью, способствовать правдивому ее изображению, но могут
конструироваться и умозрительно, в отрыве от жизни.

108
Крыстр ГОРАНОВ
Когда марксисты говорят о принципах художественного метода, они
имеют в виду не умозрительную идеологическую схему, а отношение
художника к жизни в целом, его практически-оценочную точку зрения,
конкретно реализованную в соответствии с законами данного искусства.
. Проблема художественного метода занимала всегда важное место в
эстетике. Несмотря на то, что ни Аристотель, ни Лессинг, ни Гегель, ни
классики марксизма не употребляли термина «художественный метод»
и впервые этот термин начал употребляться в 20-е годы нашего века,
неразвитое содержание этого понятия мы находим уже в работах
Аристотеля; оно развивалось в трудах Леонардо да Винчи, Лессинга, Дидро,
Гегеля, Белинского, Чернышевского, Маркса, Энгельса и Ленина. Термин
«метод» заимствован у науки, однако это не означает, что научный и
художественный методы тождественны. Понятие «художественный метод»
раскрывает специфический характер исторических законов искусства как
законов объективных, а не установленных индивидуальным произволом.
Это понятие фиксирует особенности отражения действительности в
искусстве, специфику творческого процесса и художественного познания.
Художественный метод как отношение художника к
действительности, как подход к ней с определенных идейно-мировоззренческих позиций
и с определенной исторической и индивидуально-творческой мерой
является отражением в сознании художника, с одной стороны, законов
объективной человеческой жизни, а с другой стороны, законов исторически
определенного взаимодействия между другими формами общественного
сознания и искусством. Являясь центральным понятием
марксистско-ленинской эстетики, художественный метод. помогает нам выяснить
отношение между стихийностью и сознательностью, между мировоззрением
и фантазией в творческом процессе.
Научный и художественный методы имеют ряд общих черт: оба они
являются способом отражения действительности, критерием того и
другого является практика, оба ведут к раскрытию истины об объективном
мире, и тот и другой предполагают творческую активность субъекта. Но
есть между ними и коренное различие.
Наука ищет общее, повторяющееся, чтобы предвидеть и управлять
практически единичными явлениями; искусство отражает богатство жизни
через чувственную неповторимость содержательных характеров, страстей,
мыслей, переживаний, действий. Функции его многообразны, но всегда
состоят в эмоциональном воздействии на человека. Поэтому роль
абстракции и чувственности в научном и художественном отражении
действительности различна, различна и природа научного и художественного
обобщения.
Субъективный характер отбора жизненных фактов, «точек зрения»,
оценок и приговоров над действительностью в искусстве гораздо сильнее,
чем в науке. Искусство только тогда и является искусством, когда
многосторонняя объективная сущность человеческих судеб раскрывается в нем
во всем ее конкретном жизненном богатстве.
Анализ сочетания повторимого, общезначимого (типического) и
неповторимого (индивидуального), которое искусство дает в формах самой
жизни,— путь к пониманию гносеологических корней стихийности в
творческом процессе.
Общая сущность искусства проявляется только в разнообразных его
видах: в музыке, литературе, изобразительном искусстве и т. д. А это
разнообразие несет в себе объективную необходимость классификации.
Существуют различные принципы классификации искусства:
исторический (направления, школы и т. д.), формальный, стилистический,
языковый и т. д. Нас интересует в данном случае эстетический принцип
классификации.. Этот принцип, определяемый природой искусства, дол-

СПЕЦИФИКА ХУДОЖЕСТВЕННОГО МЕТОДА 10U
жен соответствовать общим закономерностям его относительно
самостоятельного исторического развития. В чем же он состоит?
Теоретическим основанием эстетического принципа классификации
является наличие объективных исторических закономерностей развития
искусства. История эстетики свидетельствует о многократных попытках
сформулировать эти принципы. Один из таких принципов, который
можно назвать историческим, ярче всего сформулирован Гегелем в его
классификации форм (типов) искусства: символической, классической и
романтической. Другой принцип нашел свое выражение в антиномиях
Канта, которым посвящена его «Критика способности суждения», и, с иных
философских позиций, в «Лаокооне» Лессинга.
Преодолевая идеализм и логический схематизм гегелевской
классификации общих форм искусства, мы обнаруживаем, что в ее основе
лежит историческая эволюция основных типов художественного
мышления. Глубокое историческое чутье Гегеля вызывало, как известно,
восхищение классиков марксизма.
Не можем ли мы рассматривать «общие формы искусства» как
исторические типы художественного мышления? И существуют ли
исторические типы художественного мышления? Художественный метод не
стиль или направление в искусстве. Художественный метод — целостный
художественный подход к действительности, проявляющийся в
различных стилях и направлениях. Стиль — преимущественно
искусствоведческая категория, а направление — преимущественно историко-искус-
ствоведческая категория, в то время как метод — более широкое
эстетическое понятие. Нам кажется, что в своем определении «общих форм
искусства» Гегель уловил некоторые существенные черты различных
типов художественного мышления, каждый из которых представляет собой
относительно самостоятельные периоды развития художественного
метода. Выше мы рассмотрели в общих чертах мировоззренческую основу
художественного метода. Мировоззрение формируется как
непосредственно общественными отношениями, так и различными формами
общественного сознания: религией, политикой, наукой и т. д., в свою
очередь, оказывающими влияние как на характер связей искусства с
действительностью, так и на характер художественного обобщения. Исходя
из этого, под «типом художественного мышления» мы понимаем особый
характер направленности и связи искусства с действительностью.
Так, направленность и отношения искусства с действительностью в
античной Греции в известном смысле определялись мифологией,
которая, по выражению К- Маркса, составляла почву и арсенал античного
искусства.
Можно полагать, что первобытный человек имел один тип
художественного мышления, органически связанный со всей системой его
представлений и деятельности. Раннее рабовладельческое общество —
египетское, индийское, китайское — со свойственной ему »мифологией,
по-видимому, определило характерные черты других типов художественного
мышления. Греческое искусство — продукт нового этапа развития
эстетического освоения мира человеком. Средние века, как нам
представляется, порождают свою форму художественных обобщений, связанную с
христианской религией, с одной стороны, и с движением народных низов, с
другой стороны.
В эпоху Возрождения оформляется (раньше всего в Италии) новый
тип мышления, существенные черты которого были свойственны как Ми-
келанджело и Леонардо да Винчи, так и Сервантесу и Шекспиру.
Классовые противоречия развитого буржуазного общества усложняют
влияние различных форм общественного сознания на искусство, в котором
находит отражение мировоззрение различных классов и групп. Во
второй половине XIX века существовало несколько типов художественного
мышления, стремящихся в той или иной форме к правдивому изобра-

no
Крысто ГОРАМОВ
жению действительности; существовали и методы, которые, хотя и
сохраняли внешнюю связь с явлениями действительности, в принципе отказы*
вались от жизненной правды.
В современном буржуазном искусстве существуют методы,
требующие «деформации» действительности и «дереализации» искусства.
Таким образом, история искусств дает нам основание для классификации
искусства по двум основным линиям его развития. Много возражений
было высказано на дискуссии, проходившей в 1957 году, относительно
теории двух основных методов развития искусства и литературы —
реалистического и антиреалистического. Нам представляется, что эти
возражения, справедливые в частностях, были несостоятельны по существу.
Участники дискуссии не разграничили трех значений термина «реализм»,
хотя и связанных, но различных по содержанию. Взятый из арсенала
философии термин «реализм» в первой половине XIX века применялся
сначала для обозначения отдельных литературных школ и
направлений. Как бы ни были различны эти школы и направления, в них
имелись общие черты, раскрытые в известном высказывании Энгельса
(реализм предполагает, кроме верности деталей, типические характеры в
типических обстоятельствах), определяющие реалистический тип
художественного мышления. Но рассматриваемый в этом плане реализм —
только одна из исторических ступеней правдивого отражения
действительности. Однако из истории известно, что в искусстве, в зависимости от
форм и ступеней социальных противоречий, всегда действовали две
противоположные тенденции: тенденция к познанию действительности и ее
правдивому изображению и тенденция к бегству от жизни, принижения
и даже отрицания познавательной и социально-воспитательной природы
искусства. Первая тенденция составляет ту основную линию, которую мы
за отсутствием более точного термина называем реалистической. Эта
тенденция выражает подлинную сущность искусства. Другая тенденция,
которая активизируется обычно в эпохи общественного застоя и реакции,
извращающая природу искусства, может быть названа
нереалистической. Исключая «абстрактное искусство», антиреалистическая
тенденция в искусстве обычно не обнаруживала себя в полном пренебрежении
формами жизни, в произвольной их деформации. Обычно она проявлялась
в преувеличении значения субъективного фактора, в раздувании одних
сторон действительности в ущерб объективному отражению жизни.
Так, например, преувеличивая роль света и цвета, вырывая их из
объективных связей с человеческой жизнью, некоторые
нереалистические школы живописи отрывали искусство от жизни. Основная
тенденция этих школ враждебна реализму. То же самое можно сказать об этих
тенденциях и в области литературы, музыки, театра и других искусств.
Историко-эстетический принцип классификации, сообразно типам
художественного мышления, как нам представляется, заслуживает
внимания марксистов — теоретиков искусства. На основе
марксистско-ленинского исследования типов художественного мышления можно
раскрыть общие закономерности исторического взаимодействия содержания
и формы художественного образа. Такое исследование будет
способствовать раскрытию сущности искусства и разъяснению многих сложных
вопросов эстетики.
Но, проводя принцип историзма, следует остерегаться увлечения
систематизацией и описанием фактов искусства в отрыве от глубоких
теоретических обобщений. В ходе дискуссии о реализме некоторые
товарищи с таким увлечением говорили об особенностях, неповторимости
отдельных исторических направлений литературы, что забыли или начали
отрицать ведущие тенденции в поступательном развитии искусства,
называя их «типологическими формами». А другие, признавая на словах
поступательное художественное развитие, направили весь свой
полемический пыл на отрицание существования антиреалистической (в выше-

СПЕЦИФИКА ХУДОЖЕСТВЕННОГО МЕТОДА
111
указанном смысле) тенденции, на доказательство того, что якобы все
направления имели свою художественную правду, в зависимости от
конкретных исторических условий. Последнее утверждение, логически
доведенное до конца, приводит к отрицанию поступательного развития и
является релятивистским. Действительно, существование различных
направлений в искусстве имеет свое историческое объяснение, однако их
объективное значение не равноценно, так же как и их значение для
поступательного процесса развития искусства. Были и есть направления,
тормозящие это развитие, с ними боролись и борются представители
прогрессивных направлений.
Когда болгарский марксист акад. Т. Павлов выступает против этой
релятивистской точки зрения, он возражает не против признания
художественного значения различных школ и направлений в истории
литературы, имеющих различные художественные методы, стилевые и прочие
особенности, не против признания того, что художественная правда
реализуется в различные эпохи в конкретно-исторических формах
искусства, хотя и с различной глубиной. Он возражает против того, что под
сомнение ставятся две основные тенденции в истории искусства. Умение
видеть эти основные тенденции, условно называемые «реалистическая
и антиреалистическая»,— не механическое перенесение философских
линий материализма и идеализма в искусство, а отражение закономерного
характера его относительной самостоятельности.
Вопрос о двух основных тенденциях в искусстве имеет, на наш взгляд,
принципиальное значение для марксизма. При разработке этого вопроса
так же опасна абстрактность, антиисторический догматизм, как и
релятивистски понятый историзм, при котором преувеличивается
неповторимое, специфическое и недооцениваются общие закономерности
относительно самостоятельного развития искусства.

О классах и классовой борьбе
в современных капиталистических
странах
В. С. СЕМЕНОВ
В докладе Н. С. Хрущева на XXI съезде КПСС подчеркивается
необходимость «всесторонне анализировать важнейшие процессы,
происходящие в капиталистическом мире, разоблачать буржуазную идеологию,
бороться за чистоту марксистско-ленинской теории» («Материалы
внеочередного XXI съезда КПСС», Госполитиздат, 1959, стр. 52).
В последние годы в буржуазной, реформистской и ревизионистской
литературе большое распространение получили всевозможные лжетеории,
приукрашивающие современный капитализм.
Буржуазные и реформистские идеологи во всеуслышание говорят
об изменении природы современного капитализма, о превращении его
в «гуманное общество», в общество «среднего класса».
Насколько далеки от правды подобные утверждения буржуазной
науки, показывают факты самой капиталистической действительности.
1. Некоторые изменения в социальной структуре современного
капитализма
Совершающийся в последние десятилетия процесс изменения
социальной структуры капиталистического общества обусловлен
объективными экономическими законами развития капитализма. Он явился прежде
всего следствием того, что примерно в конце XIX века
домонополистический капитализм в ведущих капиталистических странах перерос в
монополистический капитализм — империализм, а после окончания первой
мировой войны в этих странах стал интенсивно развиваться
государственно-монополистический капитализм.
Перерастание капитализма в монополистический и особенно
государственно-монополистический капитализм обусловило ряд новых явлений
в социальной структуре капиталистического общества. Буржуазные
социологи и реформисты, спекулируя на этих новых явлениях, пытаются
доказать, что социальная структура капитализма коренным образом
изменилась и что исчезли присущие ей антагонистические противоречия.
Фальсификаторы марксизма клеветнически утверждают, что
изменения в социальной структуре капитализма являются неожиданными для
марксизма, и марксизм, как якобы застывшее учение XIX века,
совершенно не пригоден для объяснения тенденций развития современного
капитализма.
Они игнорируют тот факт, что марксизм впервые научно раскрыл
общие тенденции развития капитализма и его структуры на всем
протяжении капиталистической общественно-экономической формации, а
также то, что марксизм, являясь живым, творческим учением, объясняет
проявления общих закономерностей и тенденций в конкретных и сложных
исторических условиях.
Буржуазные и реформистские «критики» марксизма в последнее
время часто заявляют о том, что история будто бы опровергла предсказа-

О КЛАССАХ И- КЛАССОВОЙ БОРЬБЕ
из
яия основоположников марксизма относительно развития социальной
структуры капитализма. Маркс и Энгельс, утверждают они, якобы
говорили о том» что капиталистическое общество в процессе своего развития
должно все более и более распадаться только на два класса —
буржуазию и пролетариат,— в результате чего, кроме них, не будет никаких
других классов. Этого не произошло, заявляют с победоносным видом
буржуазные, и реформистские идеологи. Современное капиталистическое
общество не оказалось разделенным только на буржуазию и пролетариат,
но в нем вырос новый,'«средний класс». Таким образом, учение Маркса и
Энгельса оказалось якобы «опровергнутым».
В подтверждение своего вывода буржуазные социологи и
реформисты обычно ссылаются на известное положение из «Манифеста
Коммунистической партии»: «В предшествующие исторические эпохи мы
находим почти повсюду полное расчленение общества на различные
сословия,— целую лестницу различных общественных положений...
Вышедшее из недр погибшего феодального общества современное буржуазное
общество не уничтожило классовых противоречий. Оно только поставило
новые классы, новые условия угнетения и новые формы борьбы на место
старых.
Наша эпоха, эпоха буржуазии, отличается, однако, тем, что она
упростила классовые противоречия: общество все более и более
раскалывается на два большие враждебные лагеря, на два большие, стоящие
друг против друга, класса — буржуазию и пролетариат» (К. Маркс
и Ф. Энгельс. Соч.; т. 4, стр. 424—425).
Разве из данного положения Маркса и Энгельса вытекает вывод,
что эпоха буржуазии настолько упростила социальную структуру
капитализма, что в ней не осталось никаких классов, кроме буржуазии и
пролетариата? Нет, не вытекает.
Маркс и Энгельс говорили о том, что эпоха буржуазии упростила
«классовые противоречия», а не классовую структуру. Раньше, в
рабовладельческом и феодальном обществе, классовые противоречия
проявлялись в более сложной форме. В капиталистическом же обществе
классовая борьба сконцентрировалась вокруг двух основных классов —
буржуазии и пролетариата.
Что касается социальной структуры, то капитализм делает ее,
несомненно, более четкой, освобождая общество от сословных наслоений.
Однако в результате этого социальная структура капитализма не
упрощается до наличия только двух классов. Недаром в отмеченной работе
Маркс и Энгельс указывали на тенденцию образования внутри
капитализма «новой мелкой буржуазии», слоев служащих и интеллигенции
(см. там же, стр. 435, 450). Если бы буржуазные и реформистские
«критики» марксизма внимательнее читали «Манифест Коммунистической
партии», то они не могли бы не обнаружить всех этих положений.
Гениальность Маркса и Энгельса как раз в том и состоит, что в
период главным образом домонополистического капитализма они уже по
первым чертам монополистического капитализма сумели научно верно
предсказать тенденцию развития социальной структуры в новых
условиях — монополистического и государственно-монополистического
капитализма.
Процессы развития империализма глубоко исследованы В. И.
Лениным. Он подчеркивал, что «вопрос об империализме не только один из
самых существенных, но, можно сказать, самый существенный вопрос в
той области экономической науки, которая разрабатывает изменение
форм капитализма в новейшее время» (В. И. Лени«. Соч., т. 22,
стр. 90). В многочисленных ленинских работах об империализме
содержится объяснение самых новейших явлений в жизни капиталистического
общества, показаны тенденции развития классов и классовой борьбы на
современном этапе.

114
В. С. СЕМЕНОВ
Марксизм-ленинизм придает первостепенное значение тенденциям
развития двух основных классов капиталистического общества —
буржуазии и пролетариата.
В период империализма, то есть примерно -в последние 80 лет,
удельный вес буржуазии в населении капиталистических стран сокращается.
Это обусловлено процессом непрерывной концентрации и обобществления
производства при капитализме, в результате чего большое число мелких,
средних и даже крупных немонополистических капиталистов не
выдерживает ожесточенной конкуренции и разоряется. На эту тенденцию
развития буржуазии указывал, в частности, Ф. Энгельс (см. «Анти-Дюринг»,
1948, стр. 141).
Например, в занятом населении США удельный вес буржуазии,
мелкой буржуазии, управляющих и должностных лиц (число двух последних
постоянно растет) изменялся следующим образом (в %):
1870 г.
30
1910 г.
23
1950 г.
15,9
(J. А. Kahl «The American Class Structure», N; Y. 1957, p. 67).
Сам класс буржуазии составляет в этой доле примерно лишь десятую,
а то и меньшую часть, то есть его удельный вес уменьшился
приблизительно с 3% в 1870 году до 1,6% в 1950 году.
В Англии в 1851 году предприниматели, использующие наемный
труд, составляли 8,1% занятого населения; через сто лет, в 1951 году,
согласно данным переписи,—всего 2% (см. «Marxism Today» № 3,
1958, p. 75).
Во Франции в 1954 году промышленники и крупные торговцы, то есть
городская буржуазия, составляли всего 1,37% самодеятельного населения
(см. «Economie et Politique» № 26, 1956, pp. 60—62).
Уменьшение удельного веса буржуазии в социальной структуре
капиталистического общества не значит, однако, что уменьшается сила и
могущество класса капиталистов, как это пытаются представить
буржуазные социологи и реформисты. Наоборот, чем выше концентрация,
монополизация средств производства, тем сильнее оказываются позиции
небольшой кучки монополистической буржуазии.
В. И. Ленин показал, что самой характерной чертой современного
капитализма является сосредоточение ключевых экономических позиций
в руках незначительной кучки монополистов. «...Превращение
конкуренции в монополию представляет из себя одно из важнейших явлений —
если не важнейшее — в экономике новейшего капитализма...» (Соч., т. 22,
стр. 185).
В ходе развития империализма внутри буржуазии происходит
процесс расслоения: на одной стороне оказываются монополисты, на другой-
мелкие, средние и крупные немонополистические капиталисты.
Монополистическая буржуазия появилась еще в конце XIX века, но особенно
быстро она начала расти в XX веке. Так, в США миллионеров и миллиар1
деров в 1861 году было всего 3 человека, в 1897 — 3 800, в 1914 — более
6 500, в 1929 — свыше 40 тысяч.
Монополистическая буржуазия постепенно захватывает в свои руки
основные позиции в экономике и политике капиталистических стран.
В США 135 корпораций производят примерно 45% всей промышленной
продукции. Так, например, 75% производства автомашин сосредоточено
на предприятиях четырех фирм, 82% производства сигарет сосредоточено
на четырех крупных предприятиях. Это означает, что данные отрасли

О КЛАССАХ И КЛАССОВОЙ БОРЬБЕ
115
полностью находятся в руках монополий. От 1 000 до 1 500 монополий
США, Англии, Франции, Западной Германии и других стран
империализма контролируют почти половину всего производства
капиталистического мира. Монополисты и финансисты разных стран заключают между
собой союзы, создавая международные картели и монополии.
С развитием империализма монополистическая буржуазия начинает
все более противостоять мелким, средним и отчасти крупным
немонополистическим капиталистам, безжалостно разоряя и поглощая их.
В США за 20 лет (1909—1929 годы) число владельцев предприятий в
обрабатывающей промышленности сократилось на 116 тысяч человек, а в
горной — на 20 тысяч человек. Число немонополистических крупных ферм
с товарной продукцией в 5—10 тысяч долларов в год уменьшилось с
721 тысячи в 1950 году до 707 тысяч в 1954 году (см. журнал «Мировая
экономика и международные отношения» № 4 за 1958 год, стр. 123).
Внутри класса буржуазии отношения между владельцами монополий
и немонополистическими капиталистами принимают форму господства
первых над вторыми. В книге «Империализм, как высшая стадия
капитализма» В. И. Ленин указывал: «Отношения господства и связанного
с ним насилия — вот что типично для «новейшей фазы в развитии
капитализма», вот что с неизбежностью должно было проистечь и проистекло
из образования всесильных экономических монополий» (Соч., т. 22,
стр. 195).
Экономическое положение немонополистической буржуазии
становится все более неустойчивым, все более неравномерно распределяются
прибыли между ней и монополистической буржуазией. Денежный
капитал, подчеркивал В. И. Ленин, делает «этот перевес горстки крупнейших
предприятий еще более подавляющим и притом в самом буквальном
значении слова, т. е. миллионы мелких, средних и даже части крупных
«хозяев» оказываются на деле в полном порабощении у нескольких сотен
миллионеров — финансистов... Перед нами — удушение монополистами
тех, кто не подчиняется монополии, ее гнету, ее произволу» (там же,
стр. 185, 194). Понятно, что в результате подобного «отношения»
монополистической буржуазии к немонополистической в ведущих
капиталистических странах усиливаются противоречия между ними.
Неуклонно уменьшается по своей численности и примыкающий к
буржуазии класс крупных землевладельцев (помещиков). В современных
условиях общественного развития они в основной своей массе
обуржуазились.
В настоящее время в деревне, как и в городе, господствуют
всесильные капиталистические корпорации и монополии. Безраздельно
господствуют они в сельском хозяйстве США. В тех же странах Европы, где
еще существуют остатки феодальных производственных отношений,
заодно с капиталистическими монополистами выступают крупные
землевладельцы, живущие за счет ренты, и помещики, применяющие
полукапиталистические и докапиталистические формы эксплуатации труда.
В Италии 502 владельца латифундий концентрируют в своих руках
900 тысяч гектаров земли. В Западной Германии в 1946 году в земле
Шлезвиг-Гольштейн пять графов и дворян владели от 5 тысяч до 6,5
тысячи гектаров каждый, а 939 юнкеров имели свыше 100 гектаров земли
каждый. В Ганновере в руках дворян находилось 191 350 гектаров, или
12% всей пахотной земли. В Вестфалии 94 дворянина-землевладельца
располагали свыше 79 315 гектарами земли (см. Ю. Кучинский
«Положение рабочего класса в Западной Германии (1945—1956 гг.)», 1957,
стр. 273).
В современном сельском хозяйстве капиталистических стран позиции
крупных корпораций и монополий, а также обуржуазившихся крупных
землевладельцев постоянно усиливаются.
Тенденция развития рабочего класса в эпоху империализма носит

116
В. С. СЕМЕНОВ
сложный характер. Это обусловлено прежде всего тем, что сам
пролетариат неоднороден. Он включает в себя собственно рабочий класс —
городской, промышленный пролетариат, ядром которого являются
фабрично-заводские рабочие, и сельскохозяйственный пролетариат. Условия
жизни и труда промышленных и сельских рабочих не одинаковы, различны и
тенденции их развития.
Сельскохозяйственный пролетариат в условиях империализма
неуклонно сокращается по численности. Этот процесс происходит по мере
освоения капиталистическим производством все новых земель, по мере
интенсификации сельского хозяйства. В отличие от промышленности, где
в процессе ее развития создаются новые предприятия, требующие новых
рабочих, в сельском хозяйстве «новых» земель не создается, и поэтому
выброшенные из хозяйств рабочие не могут найти работы и
отправляются в города.
Общей тенденцией развития промышленного пролетариата, в отличие
от сельскохозяйственных рабочих, является его абсолютный и
относительный рост в социальной структуре капитализма. Именно на эту тенденцию
указывали Маркс и Энгельс в «Манифесте Коммунистической партии».
Однако и в данном случае эту тенденцию нельзя понимать упрощенно.
Она складывается из ряда различных и порой противоположных линий
развития, сочетание которых и определяет в конечном счете процесс
изменения удельного веса пролетариата в социальной структуре той или иной
капиталистической страны.
С одной стороны, чем больше развиваются производительные силы
и чем выше производительность труда рабочих, тем меньшим становится
их число в занятом населении. «По мере того как промышленность
становится производительнее... количество рабочих по отношению к продукту
уменьшается...» (К. Маркс «Теории прибавочной стоимости», ч. 1, 1955,
стр. 187). Эта тенденция проявляется по мере автоматизации
капиталистического производства.
С другой стороны, изменение доли пролетариата в социальной
структуре капиталистического общества происходит под влиянием
противоположной тенденции. Маркс указывает на особенность капиталистического
производства, состоящую в том, что значительная часть получаемой
капиталистами прибыли обращается ими в капитал, в новые предприятия и
машины, которые «снова дают занятие большему числу людей, чем было
занято до их введения, так что масса «производительных рабочих» снова
увеличивается и прежняя диспропорция опять восстанавливается»
(там же, стр. 201). Круговорот расширенного воспроизводства,
втягивание рабочих во все новые отрасли производства, новые предприятия
и т. д. обусловливают рост численности пролетариата и по отношению ко
всему населению общества.
Поэтому даже автоматизация производства при капитализме не
обязательно приводит к уменьшению доли рабочего класса в населении.
Автоматизация увеличивает потребность в квалифицированных специалистах
по эксплуатации машин, в разного рода наладчиках, электротехниках и
других специалистах.
Наконец, к этим двум тенденциям надо добавить третье
обстоятельство, состоящее в том, что класс промышленных рабочих постоянно
пополняется за счет разорения мелкой городской и сельской буржуазии —
мелких и средних крестьян, городских товаропроизводителей, мелких
торговцев, кустарей, ремесленников.
Сочетание всех этих трех факторов и определяет общую тенденцию
изменения удельного веса промышленного пролетариата и всего рабочего
класса в социальной структуре той или иной страны.
В большинстве высокоразвитых капиталистических стран,
характеризующихся большим круговоротом расширенного воспроизводства,
удельный вес городского, промышленного пролетариата в социальной структу-

О КЛАССАХ И КЛАССОВОЙ БОРЬБЕ
117
ре за последние десятилетия постоянно возрастал. За.счет резкого
уменьшения численности сельскохозяйственных рабочих удельный вес рабочего
класса в целом в этих странах несколько уменьшился.
В США удельный вес промышленного пролетариата за последние
80 лет возрос более чем в полтора раза, а сельскохозяйственных
рабочих—сократился в 7 раз, в результате чего удельный вес всего
пролетариата в занятом населении несколько уменьшился. Ниже приводим
данные, выраженные в процентах.
Промышленный пролета-
Сельскохозяйственный
пролетариат ....
Весь рабочий класс . .
1870 г.
28,0
29,0
57,0
1910 г.
41,1
14,5
55,6
1950 г.
43,8
4,3
48,1
О росте удельного веса промышленного пролетариата США в занятом
населении свидетельствуют также данные известного американского
соииолога и экономиста Дж. Ландберга (в %):
1870 г. 1880 г. 1890 г. 1900 г. 1910 г. 1920 г. 1930 г 1940 г. 1950 г.
26,6 30,4 32,4 35,3 38,2 42,4 37,9 39,3 42,9
В Англии, по данным переписи населения, в 1951 году весь рабочий
класс (с безработными) составлял 55% занятого населения, в том числе
городской пролетариат — 51,3% (см. С. Ааронович «Британский
монополистический капитал», 1956, стр. 152—153).
В отдельных же капиталистических странах, не отличающихся
большим круговоротом расширенного воспроизводства, уменьшился удельный
вес в населении не только всего рабочего класса в целом, но и городских,
промышленных рабочих. Так, в Австрии с 1937 по 1956 год удельный вес
рабочих (с учетом безработных) среди лиц наемного труда уменьшился
с 75 до 69,8% (см. журнал «Мировая экономика и международные
отношения» № 4 за 1958 год, стр. 67). В Швейцарии с 1900 по 1950 год доля
рабочих в самодеятельном населении сократилась с 60,5 до 53%.
Анализируя эти данные о численности и удельном весе рабочих в
занятом населении, следует иметь в виду, что чаще всего в них не
учитываются безработные, составляющие в ряде стран несколько миллионов
человек (в США, например, их более 5 млн.). Кроме того, не учитываются
семьи рабочих. Поэтому вместе с безработными и членами семей рабочий
класс в капиталистических странах составляет ныне больше половины
населения.
Рассматривая тенденции изменения удельного, веса пролетариата
в социальной структуре капитализма, необходимо всегда помнить
ленинское указание о том, что сила пролетариата «в историческом движении
неизмеримо более, чем его доля в общей массе населения» (В. И. Л е н и н.
Соч., т. 3, стр. 9). На вопрос о том, от чего вообще зависит сила класса,
Ленин отвечал: «1) от численности; 2) от роли в экономике страны;
3) от связи с массой трудящихся; 4) от его организованности»
(«Ленинский сборник» XI, 1929, стр. 391). Поэтому рост силы рабочего класса
зависит не столько от роста его численности, сколько от увеличения его

118
В. С. СЕМЕНОВ
роли в экономике страны, от усиления его связей с массами трудящихся»
от роста его организованности.
Придавая первостепенное значение развитию основных при
капитализме классов — буржуазии и пролетариата, марксизм вовсе не
ограничивает этими двумя классами социальную структуру современного общества.
Именно Маркс, Энгельс и Ленин указывали на существование в
капиталистическом обществе средних слоев, занимающих промежуточное
положение между буржуазией и пролетариатом (см. К. Маркс «Капитал»,
т. III, 1955, стр. 899; В. И. Лени н. Соч., т. 21, стр. 42—43).
Средние слои в капиталистическом обществе включают в себя мелкую
буржуазию города и деревни, служащих и интеллигенцию, слуг и
деклассированные элементы.
Буржуазные социологи и реформисты лицемерно утверждают, будто
основоположники марксизма-ленинизма «не заметили» в социальной
структуре капитализма средних слоев и не предполагали их увеличения
с развитием капитализма. В действительности они не раз указывали на
тенденции роста в социальной структуре большинства высокоразвитых
стран средних слоев, и прежде всего прослоек служащих и интеллигенции.
Это не раз подчеркивал в своих работах и В. И. Ленин: «Капитализм во
всех областях народного труда повышает с особенной быстротой число
служаш.их, предъявляет все больший спрос на интеллигенцию» (Соч., т. 4,
стр. 183).
Факты капиталистической действительности за последние десятилетия
полностью подтверждают положения марксизма о тенденциях развития
средних слоев при капитализме и не оставляют камня на камне от
утверждений буржуазной науки и реформизма о якобы «колоссальном» и
«безудержном» росте «среднего класса». (Подробней о взглядах марксизма на
средние слои и тенденциях их развития при капитализме см. статью «Миф
о «средних классах» и капиталистическая действительность», журнал
«Вопросы философии» № 5 за 1957 год.)
За последние десятилетия удельный вес средних слоев в социальной
структуре большинства высокоразвитых капиталистических стран в целом
увеличился, но ненамного. &то же время в ряде стран за 80 лет (с 1870
по 1950 год) доля средних слоев в населении совсем не изменилась и
даже сократилась.
В США среди работающего населения удельный вес мелкой
буржуазии, служащих и интеллигенции составлял (в %):
1870 г.
47,2
1910 г.
43,2
1950 г.
43,5
1954 г.
44,1
(см. «Transactions of the Third World Congress of Sociology», vol.
Ill, p. 70).
Как видно из этих данных, в течение XX века удельный вес средних
слоев в США возрастал. Однако по сравнению с концом XIX века он
уменьшился.
В Англии в 1881 году процентная доля средних слоев в занятом
населении составляла 39, а в 1951 году— 42,7. Во Франции в 1954 году
средние слои (без мелкой буржуазии деревни) составляли 37%
самодеятельного населения.
Очень большие изменения за последние десятилетия произошли
внутри самих средних слоев.
В период домонополистического и в первые десятилетия
монополистического капитализма основную массу средних слоев составляла
мелкая буржуазия города и деревни. Это так называемые «старые» средние

О КЛАССАХ Ю КЛАССОВОЙ БОРЬБЕ
119
слои. В то же время число служащих и интеллигенции («новые» средние
слои) было незначительно.
За прошедшие 80 лет развития капитализма соотношение прослоек
внутри средних слоев коренным образом изменилось. Основное место в
составе средних слоев большинства высокоразвитых капиталистических
стран стали занимать служащие и интеллигенция, и совсем
незначительное — мелкая буржуазия города и деревни. Лишь в ряде стран, где
сильны мелкобуржуазные элементы (например, во Франции), доля мелкой
буржуазии в средних слоях осталась значительной (до 50%).
В США соотношение между «старыми» и «новыми» средними слоями
в работающем населении изменилось за 80 лет следующим
образом (в %):
Мелкая
буржуазия
города и деревни
Служащие и
интеллигенция
1870 г.
38,5
7,7
1910 г.
26,0
17,2
1950 г.
13,3
30,2
1954 г.
11,9
32,2
Следовательно, если в 1870 году соотношение мелкой буржуазии
и служащих, интеллигенции было 5 : 1, то в 1954 году положение
кардинально изменилось: соотношение стало 1 : 3.
В Англии в 1841 году мелкие предприниматели, не пользующиеся
наемным трудом, составляли 7% занятого населения, а служащие и
интеллигенция— 20%. В 1951 году они соответственно составляли 4,96 и
37,79%. Во Франции в 1954 году соотношение этих двух частей средних
слоев было приблизительно 1:1.
Таким образом, основные изменения, происшедшие в социальной
структуре капитализма за последние десятилетия, состоят в следующем:
во-первых, произошло расслоение внутри класса буржуазии, из него
выделился могущественный слой монополистической буржуазии,
занимающей господствующее положение в экономике и политике
капиталистических стран; во-вторых, в большинстве стран заметно увеличился
удельный вес промышленного пролетариата, хотя за счет резкого уменьшения
численности сельскохозяйственных рабочих несколько уменьшился
удельный вес всего .рабочего класса. Но сила и мощь рабочего класса в
капиталистическом обществе неуклонно возрастает. В-третьих, в течение
XX века в большинстве высокоразвитых стран капитализма несколько
увеличился удельный вес средних слоев, причем внутри них очень сильно
возросло число служащих и интеллигенции и намного уменьшилось число
мелкой буржуазии города и деревни.
Эти наиболее общие тенденции развития социальной структуры
капиталистического общества, как мы видели, по-разному модифицируются в
конкретных условиях различных капиталистических стран. Несмотря на
разнообразие форм своего проявления, они неумолимо действуют в
странах высокоразвитого капитализма. Изменения, которые происходят в
современной социальной структуре капитализма, ведут к обострению
классовых противоречий, расширяют социальную базу борьбы за демократию
и социализм.
Как показывают факты капиталистической действительности,
изменения в социальной структуре капитализма лишь подтверждают
истинность положений марксизма-ленинизма и раскрывают беспочвенность и
антинаучность современных буржуазных теорий об изменении сущности
капитализма, о превращении его в «бесклассовое общество».

120
в. с. Семенов
2. О тенденциях и особенностях классовой борьбы на современном этапе
Развитие современного капитализма характеризуется обострением
всех его основных противоречий и прежде всего главного противоречия
капиталистического общества — между общественным характером
производства и частной формой присвоения,— что ведет к усилению
классовой борьбы в странах капитализма.
Если бы современный капитализм стал действительно «народным» и
«гуманным», как это лицемерно заявляют буржуазные идеологи и
реформисты, то трудящиеся вряд ли вели бы столь упорную и ожесточённую
классовую борьбу в странах капитала. Все обостряющаяся классовая
борьба разбивает в прах вымыслы буржуазных идеологов и
реформистов об изменении социальной природы капитализма.
Усилению классовой борьбы в странах капитализма способствует
рост организованности рабочего класса, выражающийся в укреплении
экономических и политических организаций трудящихся, в создании
многочисленных массовых организаций (сторонников мира, женщин,
молодежи, студентов и т. д.).
Профсоюзы в 1876 году объединяли в капиталистическом мире около
2 миллионов трудящихся. Через 80 лет, в 1955 году, они охватывали уже
более 90 миллионов трудящихся. Таким образом, число членов
профсоюзов увеличилось за этот период в 45 раз.
Коммунистические и рабочие партии — партии нового тина —
возникли в главных капиталистических странах в первые десятилетия XX века.
Всего в начале XX века в мире насчитывалось не более 400 тысяч
коммунистов. За сравнительно короткий исторический период — 40 лет —
коммунистические и рабочие партии выросли в огромную политическую
силу. Ныне они объединяют свыше 33 миллионов человек. Только в
капиталистических странах коммунистические партии насчитывают в
настоящее время 4,5 миллиона членов, тогда как накануне второй мировой
войны их насчитывалось всего 1,5 миллиона. Число же компартий в
странах капитализма выросло за этот период с 58 до 71.
Рост численности и влияния коммунистических и рабочих партий,
левых профсоюзных организаций трудящихся приводит к тому, что
руководство политическим и экономическим движением трудящихся в
капиталистическом мире все больше переходит от правых социалистических и
социал-демократических партий и правых профсоюзов к коммунистическим
и рабочим партиям. Во Франции, Италии, Японии и других странах
коммунистические и рабочие партии возглавляют политическую,
экономическую и идеологическую борьбу огромных масс трудящихся.
За последние десятилетия в капиталистическом мире в огромной
степени возросло забастовочное движение, о чем свидетельствуют
следующие данные (по шести капиталистическим странам. См. стр. 121).
Как видно, число забастовок по сравнению с последним десятилетием
XIX века выросло в главных капиталистических странах к настоящему
времени в 3—5 раз, количество вовлеченных в них рабочих — в 3—7 и
даже 13 раз (Франция). Особенно заметен рост забастовочной борьбы в
ведущих капиталистических странах в послевоенный период. По
сравнению с предвоенным десятилетием число забастовок увеличилось в 2 и
более раз (в Италии — почти в 50 раз), во столько же раз увеличилось и
количество участвующих в них рабочих.
Конечно, развитие экономической, политической и идеологической
борьбы не шло только по возрастающей прямой. В ней были периоды и
отливов и приливов, обусловленные рядом объективных и субъективных
причин. Тем не менее для всех форм классовой борьбы в условиях
империализма характерна тенденция усиления.
Экономическая борьба трудящихся капиталистических стран в
послевоенный период отличается настойчивостью и упорством, большой дли-

О КЛАССАХ И КЛАССОВОЙ БОРЬБЕ
121
Число забастовок
Страны
США
Англия . . . .
Германия ^ . . .
Всего по шести
странам
1890 - 1899 гг.
1406
777
421
нет данных
щ
"
2 604
Среднее за период
1921 - 1930 гг.
нет данных
600
нет данных
2 232
нет данных
359
3 191
1936 - 1940 гг.
2 961
937
12201
нет данных
451
6282
5 791
1947 - 1951 гг.
4059
1593
2047
8913.4
13713
682
10 643
1952 - 1956 гг .
4364
2102
2020
1 1194
2154
631
12 390
тельностью забастовок (2—10 месяцев и более), ростом солидарности
между трудящимися разных слоев и разных районов страны, взаимной
поддержкой между рабочими, крестьянами и фермерами. В последние
годы рабочие стали применять в борьбе с предпринимателями внезапные,
«сидячие» забастовки, «забастовки наоборот». Последние получили
распространение в Италии с 1951 года и заключаются в том, что
промышленные и сельскохозяйственные рабочие вопреки намерению хозяев закрыть
предприятия продолжают работать и сами продают выпускаемую
продукцию или заставляют власти платить им за проделанную работу.
Характерной особенностью развития экономической борьбы
пролетариата в современных условиях капитализма является процесс
перерастания чисто экономических форм борьбы в формы экономическо-политиче-
ские и политические. Ленин указывал, что, «добиваясь улучшения
условий жизни, рабочий класс поднимается вместе с тем и морально, и
умственно, и политически, становится более способным осуществлять свои
великие освободительные цели» (Соч., т. 18, стр. 68). Так, например, от
чисто экономического требования к администрации своего предприятия
повысить заработную плату рабочие переходят к политическому
требованию к правительству и законодательным органам гарантировать
минимум зарплаты для всех рабочих данной отрасли или страны. От
экономической борьбы за сокращение рабочего дня на отдельных
предприятиях трудящиеся переходят к политическим требованиям —
законодательным путем установить определенные рамки рабочего дня, максимум
рабочей недели и др.
В послевоенный период политическая борьба рабочих наиболее
сильно развивалась во Фраеции, Италии и ряде других стран. Политическая
борьба в этих странах направлена на разрешение как
внутриполитических, так. и внешнеполитических проблем. Во Франции и Италии
трудящиеся борются за улучшение своего экономического и социального
положения, против закабаления этих стран американскими монополистами.
Во Франции, Италии, Японии и других странах рабочий класс вел борьбу
против милитаризации и военных приготовлений, против строительства
американских военных баз и засилья американской военщины. Под
руководством коммунистических партий трудящиеся капиталистических стран
развернули массовую борьбу за мир, против военных приготовлений
агрессивных кругов империалистических государств, за мирное
сосуществование двух систем. Политическая борьба осуществлялась в форме
1 Данные за один 1938 год.
2 Данные за один 1937 год.
3 Данные за один 1949 год.
4 Дано не число забастовок, а количество предприятий в Западной Германии
охваченных забастовками. ■ .

122
В. С. СЕМЕНОВ
демонстраций, митингов, политических забастовок, сбора подписей,
участия в общенациональных и местных выборах.
Политическая борьба рабочего класса в то же время была
значительно слабее в США, Западной Германии, Англии, ряде скандинавских
стран, где классовое сознание многих трудящихся еще недостаточно и где
в силу объективных и субъективных причин (запрещения компартии, как,
например, в Западной Германии, преследования коммунистов в США
и т. д.) нет сильных и многочисленных коммунистических и рабочих
партий. В ряде стран, и прежде всего в США, характеризующихся
относительным благополучием в экономике, лидеры социал-демократии и
профсоюзов спекулируют на этих фактах и распространяют теории о
ненужности классовой борьбы и необходимости политики «классового
сотрудничества». Как отмечается в Декларации совещания представителей
коммунистических и рабочих партий социалистических стран, «временная
конъюнктура поддерживает реформистские иллюзии среди части рабочих
капиталистических стран» («Документы Совещаний представителей
коммунистических и рабочих партий», 1957, стр. 7). Тем самым
правосоциалистическим лидерам и правым профсоюзным руководителям удается пока
удерживать за собой руководство в рабочем движении США и некоторых
других капиталистических стран.
Однако подобное положение, естественно, не может продолжаться
долго.
В последние годы зарубежные коммунистические партии особое
внимание уделяют идеологической борьбе со всевозможными ревизионистами,
пытающимися исказить марксизм. В Италии, Франции, США, Англии и
других капиталистических странах появились острые, убедительные
работы теоретиков-марксистов, не оставляющие камня на камне от
«теоретических» построений современных ревизионистов.
Общей тенденцией развития политической, экономической и
идеологической классовой борьбы в условиях современного империализма
является закономерность, указанная Марксом и Энгельсом в «Манифесте
Коммунистической партии». Это тенденция все большего обострения
социальных противоречий при капитализме.
В каком именно направлении происходит развитие обостряющихся
классовых противоречий в последние годы? Каковы особенности
развития классовой борьбы в условиях современных стран капитализма?
Вокруг каких проблем концентрируется эта борьба, что выступает в ней
на первый план?
С одной стороны, как мы видели, намного возросли сила и
могущество монополистической буржуазии, которая стала хозяином всех
основных позиций в экономике и политике капиталистических держав,
противопоставила себя не только рабочим и всем трудящимся, но и мелким,
средним и крупным немонополистическим капиталистам в городе и деревне.
С другой стороны, ухудшилось положение некогда
привилегированных слоев служащих и интеллигенции, оно приблизилось к положению
рабочих. Как отмечает французский марксист Р. Делиль, «возникает связь
между заработной платой рабочих и жалованьем средних слоев, которая
создает между ними, в определенной мере, настоящую солидарность. Без
сомнения, осознание этих изменений происходит не сразу, однако оно
все-таки происходит (хотя и не без противоречий), о чем свидетельствует
развитие профсоюзного движения в этом секторе» («Economie et
politique», 1956. № 28, p. 64).
Одновременно все более ухудшается положение мелких
производителей и торговцев. В затруднительном положении оказались и
немонополистические капиталисты, не имеющие возможности конкурировать с
монополиями. В докладе »а IX съезде Итальянской компартии Пальмиро
Тольятти отмечал: «Во всех капиталистических странах обострился
процесс концентрации производства и капитала. В промышленности домини-

О КЛАССАХ И КЛАССОВОЙ БОРЬБЕ
123
руют крупные монополии, которые все более усиливаются и стремятся
руководить всей экономической жизнью, в то время как мелкие и
средние предприятия поставлены в условия ограничений, они исчезают или
переживают глубокий кризис. В сельском хозяйстве большая часть
мелких и средних хозяйств разоряется или, чтобы сохранить свое
существование, вынуждена, хотя бы и частично, переходить на формы
производственной ассоциации» (журнал «Коммунист» № 3 за 1960 г., стр. 111).
Эти направления в развитии социальной структуры высокоразвитых
капиталистических стран обусловили дальнейшее обострение классовых
противоречий в этих странах.
Непрерывно увеличивающая свою силу и могущество
монополистическая буржуазия капиталистических стран предприняла за последние
годы новое наступление на права и свободы трудящихся. Усиление
реакции и фашистских тенденций — вот политическая линия
монополистической буржуазии.
Наступление монополий на права различные слоев трудящихся,
ухудшение положения как трудящихся, так и мелких и средних
предпринимателей создали не только объективную возможность, но и
объективную необходимость совместного, объединенного отпора
монополистической буржуазии со стороны рабочего класса, всех трудящихся, мелких
и средних капиталистов. Подобно тому, как на заре своего
существования буржуазия в целом породила людей, которые направили против
нее оружие — рабочих, пролетариев,— так и в наши дни
монополистическая буржуазия, став общенациональным врагом, создала себе
противника в виде объединенных сил всех трудящихся, мелких и средних
капиталистов.
Ныне объективная обстановка в большинстве капиталистических
стран такова, что на повестке дня борьбы рабочего класса стоят наряду
с социалистическими демократические задачи, задачи борьбы за
демократию. Нельзя пассивно ждать революционной ситуации в то время,
когда монополии, реакция и фашизм душат демократию,— надо
обуздать их.
Вот почему зарубежные коммунистические партии ставят ныне в
качестве первоочередных задач классовой борьбы: 1) отпор наступлению
монополий, реакции и фашизма, ограничение всевластия монополий,
проведение демократических мероприятий; 2) создание в борьбе с
монополиями объединенного фронта всех слоев трудящихся: рабочего класса,
мелкой буржуазии города и деревни, служащих и интеллигенции, а также
испытывающих гнет монополий мелких, средних и частично крупных
немонополистических буржуа; 3) в процессе борьбы с властью
монополий и создания широкого антимонополистического фронта провести
мероприятия, способствующие продвижению к социализму, изменить
соотношение сил между трудящимися массами и эксплуататорскими классами в
пользу первых.
В обращении коммунистических партий Европы ко всем трудящимся
и демократам европейских стран 25 ноября 1959 года говорится, что
ограничение власти монополий может быть достигнуто «путем
национализации некоторых монополизированных секторов промышленности и
демократизации органов управления общественными секторами экономики;
путем развития инициативы и участия трудящихся во всех областях
экономической жизни; путем демократического контроля над
капиталовложениями в промышленности и сельском хозяйстве; путем осуществления
аграрных реформ и защиты мелкой крестьянской собственности, а также
других мелких и средних производителей от засилья монополий» (газета
«Правда» от 3 декабря 1959 года).
Все мероприятия по ограничению власти монополий носят не
социалистический, а демократический характер. Они не устраняют
эксплуатации человека человеком. Тем не менее подобные мероприятия против мо-

124
В. С СЕМЕНОВ
нсйтолий способствуют продвижению к новому общественному строю —
социализму.
Демократические преобразования в капиталистическом обществе,
осуществляющиеся в ходе борьбы с монополиями и фашизмом, являются
необходимой предпосылкой дальнейших социалистических преобразований,
осуществляющихся уже после прихода рабочих к власти и уничтожения
эксплуатации человека человеком.
Решающее значение в борьбе с монополиями имеет создание
объединенного фронта всех антимонополистических сил.
Особое значение для пролетариата в современных условиях
приобретает борьба за средние слои, составляющие, как мы видели, до 50
процентов всего работоспособного населения. Это мелкие и средние
трудящиеся крестьяне, городские ремесленники и мелкие торговцы, служащие
и интеллигенция. Как отмечает французский марксист Ф. Николон,
«вопрос о том, кто — пролетариат или буржуазия — сможет в конце концов
увлечь за собой промежуточные слои, является одним из самых важных
вопросов, поставленных перед революционной партией» («Проблемы
мира и социализма» № 4 за 1959 год, стр. 56). Морис ТсТрез на XV съезде
Французской коммунистической партии подчеркнул необходимость
союза со средними слоями общества: «Во что бы то ни стало единый фронт
рабочего класса, во что бы то ни стало объединение рабочего класса и
средних слоев — таков лозунг коммунистической партии» (Газета
«сПравда» от 25 июня 1959 г.).
Немалое значение имеет вовлечение в борьбу с монополистами и
отдельных групп буржуазии, не принадлежащих к средним слоям —
мелких и средних капиталистов города, крупных крестьян, сельских буржуа,
кулаков, крупных фермеров. Как показывает опыт итальянской и других
Компартий, эти немонополистические слои буржуазии все активнее
включаются в демократическую борьбу рабочего класса с монополистической
буржуазией.
Тенденция исторического развития складывается ныне таким
образом, что все более и более увеличивается численный состав союзников
пролетариата и все более уменьшается численность союзников и
прислужников монополистической буржуазии.
Это создает объективную основу для объединения вокруг рабочего
класса самых широких слоев населения капиталистических стран в
борьбе с монополистической буржуазией.
Коммунистические и рабочие партии зарубежных стран ведут
настойчивую и последовательную борьбу за претворение этих объективных
предпосылок в действительность. Большое значение в этом имеет борьба за
единство рабочего класса.
Опыт истории показывает, что раскол рабочего класса выгоден его
врагам и наносит большой вред трудящимся. Коммунистические партии
капиталистических стран за послевоенный период не раз обращались к
руководству социал-демократических и правых социалистических партий
с призывом объединиться по ряду актуальных вопросов, и прежде всего
по вопросам борьбы за мир, за отпор наступающей реакции, за
гражданские права и интересы трудящихся. Отказ лидеров социал-демократии
идти на такое сотрудничество не только наносит вред интересам рабочего
движения, но и приводит к ослаблению позиции самой
социал-демократии. Численность этих партий сокращается, падают тиражи их печатных
органов, уменьшается число избирателей, голосующих за
социал-демократов.
Верные своей политике сплочения всех прогрессивных сил,
европейские коммунистические партии обратились ко всем трудящимся и
демократам Европы с призывом к единству рабочего класса и народных масс
в борьбе за мир, за защиту и обновление демократии, за благосостояние
трудящихся. В боевом призыве коммунистов Европы говорится: «...Раскол

О КЛАССАХ И КЛАССОВОЙ БОРЬБЕ
125
рабочих и демократических сил всегда шел на пользу реакции и
позволял ей добиваться успехов. И, напротив, каждый раз, когда эти силы
достигали своего единства, народные массы одерживали победы, а силы
социальной и политической реакции были вынуждены отступать.
Сейчас, как никогда, необходимо объединение всех сил народа...
Сейчас we время уступать реакционным силам, сейчас время
рабочего и демократического единства».
* * *
Современное капиталистическое общество характеризуется все
большей поляризацией сил в социальной структуре и обострением классовых
антагонизмов, все большим расхождением интересов всех трудящихся и
немонополистической буржуазии с интересами кучки монополистических
владельцев капитала. Те глубокие и неразрешимые противоречия, которые
вскрыл в современном капитализме Ленин в своей гениальной книге
сИмпериализм, как высшая стадия капитализма», еще более обнажились
в наши дни. Рабочий класс вместе со своими естественными союзниками
составляет подавляющую часть населения капиталистических стран; он
становится все более организованным, расширяет и углубляет связи со
всеми трудящимися. Поэтому в современных условиях, когда наметилось
ослабление международной напряженности, роль рабочего класса, его
политических партий и профсоюзов неуклонно возрастает. Перед рабочим
классом и его партиями стоят задачи обуздания сил сторонников
«холодной войны», прекращения гонки вооружений, наступления монополий и
внутренней реакции.
Классовая борьба рабочих и всех трудящихся, единство в этой борьбе
коммунистов, социалистов, членов профсоюзов и других организаций
смогли бы активно содействовать полной ликвидации «холодной войны»,
освобождению народов от тяжелого бремени военных налогов, обузданию
милитаристских кругов и монополистической буржуазии, улучшению
жизненных условий трудящихся, расширению демократических свобод.
Все это открыло бы реальные перспективы для осуществления
социалистических идеалов рабочего класса капиталистических стран.

ДИСКУССИИ И ОБСУЖДЕНИЯ
В чем различие знаковых систем?'
Г. В. КОЛШАНСКИЙ
Из проблемных вопросов общей теории языка, требующих
философского анализа, в настоящее время самым актуальным, бесспорно,
является вопрос о сущности лингвистического знака. В связи с тем, что в
последнее время в математической науке прежде всего, а затем и в ряде
смежных наук с нею сильное развитие получили формально-обобщающие
направления исследований высокой абстракции, затрагивающие анализ
закономерностей искусственных и естественных систем, то и язык
оказался втянутым в этот мощный поток как объект изучения в
формальных науках (математическая логика, теория множеств, теория
информации, статистика и др.).
Работы Рассела, Уайтхеда (В. Russell, A. Whitehead «Prinzipia
mathematical») и Фреге (G. Frege «Grundgesetze der Arithmetik») в
области математики и логики и специальные исследования последних
десятилетий, посвященные теории знака и значения, начиная с Кассирера
(Cassirer «Die Philosophie der symbolischen Formen»), Виттгенштейна
(L. Wittgenstein «Tractatus logioo-philosophicus») и кончая Моррисом
(С. Morris «Foundations of the Theory of Signs»), Огденом, Ричардоом
(С. Ogden, I. Richards «The Meaning of Meaning»), Карнапом (R. Car-
nap «Logische Syntax der Sprache») и др., создали базу, на которой —
первоначально преимущественно в зарубежной науке — стала строиться
формальная наука о языке, подготовленная к этому еще Ф. де Соссю-
ром (F. de Saussure «Cours de linguistique générale»), его
интерпретацией языка как системы знаков. К тому же развитие кибернетики
потребовало и от языкознания формальной обработки языка в целях
осуществления машинного перевода. Эти три важнейшие предпосылки и
подвели языкознание к необходимости пересмотреть многие положения о языке
и привести свои определения в некоторое соответствие с уровнем
развития точных наук.
Однако этот обычный и естественный для науки путь развития
затронул в настоящее время самую сущность языкознания, а именно
определение природы его предмета — языка. И если в западной науке этот
процесс поисков новых путей в языкознании идет в самых различных
конкретных направлениях, например у структуралистов-дескриптиви-
стов, глоссематиков (см. L. Bloomfield «Language», Z. Harris «Methods in
structural Linguistics», L. Hjelmslev «Prolegomena to a Theory of
Language», B. Bloch, G. Trager «Outline of Linguistic Analysis» и др.), то все же
теоретическим фундаментом в целом остается какая-либо разновидность
философии вроде гуссерлианства или неопозитивизма. Это прямо
признают и сами лингвисты, например, Ельмслев, Хансен (см. Sprang-
Hanssen «Recent Theories of the nature of the language Sign», 1954,
стр. 17).
* К обсуждению проблемы о природе языкового знака.

ДИСКУССИИ И ОБСУЖДЕНИЯ
127
Для советского языкознания принципиально важно поэтому увидеть
за лесом интересных и плодотворных вопросов современной
интерпретации языковых явлений коренные проблемы, решение которых с позиций
диалектического материализма может дать действительно верную
ориентацию для теоретической и практической, вплоть до прикладной, сторон
языкознания. Поэтому нет более насущной дискуссии для общего
языкознания, чем дискуссия о природе языкового знака, начатая статьей
А. Волкова и И. Хабарова («Вопросы философии» № 11, 1959), ибо
выяснение понятия лингвистического знака затрагивает определение
характера самой науки, ее содержание и методы анализа.
Нам кажется, что в указанной статье, начинающей дискуссию,
основательно аргументированной и в основном приемлемой, имеется ряд
положений, рассмотрение которых не доведено до конца. Авторы статьи
убедительно вскрывают специфику языкового знака как явления
одновременно материального и идеального, но, на наш взгляд, логически
неоправданно безоговорочно вводят лингвистический знак в общую
систему знаков по общему признаку материальности и наличия формы
и содержания у всех знаков любой категории. Правда, авторы говорят
о специфичности и об «ограниченности содержания неязыкового знака»
(стр. 84), но тем не менее они усматривают прямые общие черты
«природы» языкового и неязыкового знаков и дают, таким образом,
повод для сравнения их в одном плане. В этом и следует разобраться.
Можно ли значимый элемент языка, например слово, ставить в одно
и то же отношение по признаку наличия содержания и формы (хотя и
специфичному в данном случае) с другим знаком, взятым из
неязыковой сферы? Как известно, язык и его основные, относительно
самостоятельные элементы — слово и предложение — являются
непосредственной действительностью мышления, не «выразителем» мыслительных
операций или результатов мыслительной деятельности, а самой
материальной стороной мышления человека. Элементы языка — это не формы,
соты, заполняемые понятийным содержанием.
Языковые явления нельзя рассматривать оторванно, искусственно
изолировать от их «идеальной» стороны, так как они в
действительности живут только в ткани единства языка — мышления1. Нельзя,
например, рассматривать слова русского языка «стол», «театр»,
«строить», совершенно оторвав их от соответствующих значений, ибо
в таком случае от них остался бы лишь физический комплекс звуков,
условно имеющий некоторое отношение к языку. Этот акт невозможно
психологически представить для случаев натурального языка. В
искусственном образовании, например комплексах «умбракул» или «фатифу»,
это явление легко изобразить наглядно. При любом, даже «научном»
анализе этих комплексов с установлением класса (существительное),
рода, числа и т. д. не удается эти случаи включить, скажем, в русский
язык, потому что они ничего не значат, не имеют никакого объектного
содержания и квалифицируются как внеязыковые явления или как
некоторая морфологическая модель для реальных слов, но не как сами слова.
Аналогично обстоит дело и с чисто знаковыми фразами, например
«глокая куздра бодланула бокренка» (Щерба); «Piraten karulieren
elatisch» (Карнап), «The ventions crapests pouted raditally» (Черри). Это
не языковые фразы, а лишь формальные модели для грамматической
структуры предложения. Здесь можно различать
знаки-существительные, знаки-глаголы и т. д., но здесь нет слов, выступающих в
качестве членов предложения, как нет и самого предложения, а есть лишь
модель, имитирующая главным образом одну сторону грамматики — син-
1 В данном случае нет никакой необходимости указывать на различие понятия
и значения и касаться проблемы отношения значения и понятия, выражаемых в слове,
так как при всех вариантах эти явления будут относиться к «идеальной» стороне
языковых знаков.

126
ДИСКУССИИ И ОБСУЖДЕНИЯ
таксис. Попытка содержательной интерпретации этой модели
возвращает нас к реальному языку с его семантикой, модель же остается в
стороне как внешний аналог.
Данные модели изображают в основном структуру предложения:
атрибут + подлежащее — сказуемое -|- объект (или обстоятельство) или
в буквенных символах: AS—VO, где знаки, выступая в качестве
метаязыка, имеют приписываемую им значимость (ценность) не как свое
непосредственное содержание (как реальное слово), а как опосредствован-,
ное, интерпретируемое средствами реального языка. Эти символы
—знаки второго уровня, знаки метаязыка, и по своей природе они не должны,
следовательно, отождествляться с явлениями реального языка.
Неправомерно разделять на части языковые явления, когда речь
идет об их сущности, а сущность их есть единство мыслительной и
формальной сторон.
Нельзя называть языком только саму материальную оболочку
мышления — звуковую форму, ибо существование звуковой формы в дачном
случае определяется не физической способностью человека издавать
звуки, а необходимостью материализованного выражения мышления.
Произнесение звуков и или бу, та, или какр, бива, или обрут, дере-
во, редево и т. д. не есть еще языковая деятельность субъекта. Простой
ряд звуков не образует ни слов, ни выражений. Ни один элемент
подобного ряда не может быть здесь, естественно, выделен по какому-либо
другому признаку, кроме определенной акустической характеристики.
Так что же лишает нас возможности усматривать в этом звукотворче-
стве явления языка? Здесь нет именно того, что превращает звук в
язык,— содержания, мышления. Как только звукотворчество человека
стало «мыслительным», звук стал выразителем мышления,
звукотворчество стало языковой деятельностью, а сами звуки приобрели свое
новое качество, стали элементами языка — словами, высказываниями
(здесь речь не идет о фонемах, слогах и т. д.). Значит, по своей природе
язык — это безусловное единство материальной и идеальной стороны,
или, по выражению Шмидта (G. Schmidt «Vom Wesen der Aussage».
1956), это totos, внутренне целое.
Но если это целое, язык—мышление, представляет собою
неразрывное единство по своему происхождению и по своей природе, то
возможен ли какой-либо анализ этого явления, основанный на
абсолютном разделении (не различении!) этого единства? Ответ может быть
только отрицательным. Если признак наличия понятийного содержания
(сравни: редево, дерево) делает определенный звуковой комплекс словом,
то при анализе или определении этого явления нельзя полностью
абстрагироваться от данного признака или игнорировать его. Существенным
признаком слова поэтому надо признать его понятийное содержание,
данное в нем таким образом, каким не может быть дано любое содержание
любому неязыковому знаку. Характеристика языковых явлений (слова,
предложения) всегда должна сопровождаться указанием на их
содержательную сторону, а язык в целом должен поэтому рассматриваться как
единство содержательной и формальной сторон.
Практически языкознание и пользуется термином «язык» для
обозначения содержательных элементов языка (слова, предложения), и
можно предполагать, что только условное употребление этого термина в
целях отграничения языковедческой науки от других (логики,
психологии, физиологии) создает иллюзию, будто языкознание квалифицирует
объект своего изучения — язык — как только форму. На самом же деле
и сам язык весь «пропитан» значением, мышлением и его изучение
целиком «семантично».
Если бы можно было отделить язык как только звуковую сторону,
то он превратился бы в акустический континуум. Так, ряд «петрвче-
рауехалвмоскву» не мог бы быть расчленен в этом случае на какие-либо

ДИСКУССИИ И ОБСУЖДЕНИЯ
129
определенные, значимые элементы, и группа «paye» «халвм», «вчера»
были бы одинаково правомерно выделенными отрезками этого ряда. И
только вторая сторона — «идеальная», скрывающаяся за звуковыми
комплексами этого ряда, дает основания видеть в нем фразу: «Петр вчера
уехал в Москву». Не преднамеренное «вкладывание» содержания в
данные комплексы делает их словами, а их изначальное качество, данное
до действия некоторого говорящего субъекта. Слово не получает понятия
извне, оно его собственная сторона.
Вот почему необходимо всегда, как нам кажется, отдавать отчет в
том, что выделение языковых явлений как таковых заранее
предопределяет и квалификацию их как единства материальной и идеальной
сторон. Поэтому-то не может быть оправдана попытка подвести под
понятие «язык» только одну сторону его — форму (здесь была бы налицо и
простая логическая ошибка в рассуждении!).
Но такая постановка вопроса обязывает признать, что возможность
подхода к языковым явлениям как к знаку будет всегда ограничена
одним условием — неотделимостью, неразрывностью значения и формы,
что не допускает и даже запрещает какую-либо операцию сознательного
приписывания языковому знаку значения (в плане генезиса языка). Здесь
лежит водораздел между языковым знаком и любым другим знаком,
существенный признак которого — наличие значения — привносится в
него и существует поэтому только на языковом фундаменте как на своей
первичной основе (например, значение любого знака-указателя
фиксируется первоначально словеоно, скажем, знак «опасно для жизни»).
Последовательность рассуждения заставляет поэтому признать, что
любое языковое явление как знак может быть только элементом
изначального единства языка и мышления. С гносеологической точки зрения
язык не может относиться к действительности отдельно со стороны
содержания (как бы со стороны мышления) и со стороны формы (как бы
со своей знаковой стороны)1. Такой треугольник (нечто вроде
семантического треугольника Огдена)
Значение
Знак Объект
отражает действительные связи только неязыкового знака, так как
языковая форма не относится к объекту без того, чтобы одновременно не
относилась к нему и ее «идеальная» сторона.
Отношения, представленные в схеме Огдена, образуют
действительно треугольник, поскольку в каждый угол треугольника на равных
основаниях выносятся знак, значение и объект, в то время как знак и его
значение в применении к языку не могли бы занять эти места
раздельно. Для Огдена такое распределение было логично и в отношении языка,
ибо его психологическая трактовка языковых знаков как физических
стимулов, вызывающих у слушающего какое-либо представление или
действие, обусловливала разделение знака и значения. В этом случае
«языковой» стимул приравнивался к любому сигналу, реакция на который
и определялась как само значение этого сигнала. Между тем реакция
субъекта, его действия при получении сигнала есть внешнее, вторичное по
отношению к самому сигналу, поэтому и связи между тремя вершинами
треугольника выглядят здесь как взаимные связи между звуковым
сигналом— знаком (symbol), представлением — реакцией на этот знак
субъекта (reference thoughts) и объектом, к которому относится или на который
направлено это представление (referent).
Однако логичная с точки зрения общей теории Огдена схема языка
распадается, когда необходимо объяснить возможность появления
представления (значения) у слушающего при условии, что в самом сигнале
1 В данном случае речь идет не об аспектах изучения языка, а о языке как
таковом.

m
дискуссии и обсуждения
оно не содержится. Здесь возникает вопрос о «понимании» сигнала, о
появлении определенной ответной реакции на сигнал у человека в
условиях, когда сигнал определен только как звук. Ясно, что этот вопрос
может быть решен либо таким путем, что этот сигнал будет«рассматри-
ваться как раздражитель — знак на уровне первой сигнальной системы,
либо таким образом, что этот сигнал будет квалифицироваться не как
простой раздражитель, а как особое явление, включающее в себя и
«значащую» сторону, другими словами — как языковое явление.
Если даже представить язык как нечто отчужденное от субъекта, то
все равно он будет выступать по отношению к объекту не как чистый
звук, не как природное явление, а как результат человеческой языковой
•деятельности. Нельзя поэтому рассматривать языковой факт в его
отношении к объекту только как форму или только как значение.
Неразрывное единство этих сторон запрещает как раз подобный подход к анализу
языка.
Ложным будет предположение, что слово «дом» может стоять особо
как физический звук в отношении к действительному дому. Но
одинаково ложным будет и предположение о том, что «извлеченное» из этого
слова понятие «дом» может существовать и нечто обозначать без этого
знака. Это отношение может быть только между двумя «объектами»:
субъективным образом, отражающим действительность и существующим
как единство языка и «мышления, и объектом внешнего мира.
Нам кажется, что так следует понимать неразрывное единство
языка и мышления. Это единство отнюдь не превращается в тождество
вследствие такого характера «неразрывности», оно допускает и вариации
языковой формы (ибо каждый данный раз в конкретном выражении это
единство все равно сохраняется), и «условность» формы языка (в
смысле ее происхождения), и относительную самостоятельность ее (развитие
форм языка как таковых), и обособленное изучение языка в разных
науках (например, звукового состава как акустического факта в физике).
Но строго соблюдаемый принцип «неразрывного единства языка и
мышления» не допускает одного — изображения одной из сторон этого
единства в качестве самостоятельного явления, абсолютизации какой-либо
одной стороны.
«Значение» или «содержание» неязыкового знака, или символа, их
«билатеральность» — вторичного происхождения. Если в языковом
явлении единство материальной и идеальной сторон дано
непосредственно, стихийно, то во всех других случаях об этом единстве можно
говорить только как об опосредствованном акте, где «идеальная» сторона
представляет собою зафиксированное с помощью языка некоторое
содержание. Например, знак «красный свет светофора» означает запрет
движения, или знак ini означает Чикаго, in2—Нью-Йорк (Карнап) и т. д.
Это относится как к простым знакам, так в равной мере и к самой
сложной композиции символов-знаков любой науки, где выраженная в
символах формула независимо от количества последующих
преобразований всегда первоначально задается как словесная задача, а в итоге
расшифровывается также словесно (например, при обычной
содержательной интерпретации формулы).
Содержание любого неязыкового знака описательно задается с
помощью языка и действительно только при условии расшифровки его
средствами языка. Неязыковые знаки, образно говоря, есть дело рук
человеческих, как удачно выразились авторы упомянутой статьи,—
результат «рационального действия субъекта» («Вопросы философии» А6 11,
1959, стр. 84).
Установленные Моррисом (С. Morris «Foundations of the Theory of
Signs») три типа операций со знаками — синтаксические правила
(отношения между знаками), семантические правила (отношения между
знаками и обозначаемыми вещами — десигнатами) и прагматические пра-

ДИСКУССИИ И ОБСУЖДЕНИЯ
131
вила (отношения между знаками и теми, кто ими пользуется) — со всей
очевидностью иллюстрируют то положение, что >в универсальных
формальных системах знаков объектом исследования являются очищенные от
всякой языковой «плоти» знаки или, вернее, объектом является «язык»,
определяемый как словарь — набор знаков и правила их употребления.
Способом изучения формальной структуры этого языка может быть только
«синтаксический» анализ, другими словами — исчисление (R. С а г m a p
«Logische Syntax der Sprache», 1934, S. 4).
Надо еще раз подчеркнуть, что такой аспект рассмотрения языка
(язык в данном случае — синоним для названия любой формальной
системы) совершенно правомерен, но в полном объеме только для этих
систем. Возможность же подведения реального языка под законы этих
систем, то есть содержательная интерпретация формальных моделей,
как раз и упирается в принципиально разный характер объектов этих
систем — знаков вообще и семантических единиц реальных языков.
Видимо, в данном случае остается в силе общий закон о границах
абстрагирования какой-либо стороны объекта. Если в некоторых
пределах можно выделить только формальную сторону языка (например,
составление морфологических парадигм, символических схем синтаксиса
и т. д.), то такое выделение может быть действительным до тех границ,
в которых слово остается специфически целостным образованием, а не
превращается в комплекс звуков, то есть когда значение языкового факта
не рассматривается совершенно отдельно и независимо от языкового
знака. Этими границами в принципе и определяются в языкознании
плодотворность формализации языковых явлений и моделирование их в целом
или какой-либо одной части. Подобных моделей может существовать
много, но все они вместе могут отобразить только отдельные стороны
языка в пределах разрешенной абстракции, но не самую сущность
языка в целом.
Если бы значение и форма жили в языке раздельно (своеобразный
«дуализм души и тела» (см. С. Cherry «On Human Communication»,
1957, p. 115) и если бы значение действительно можно было каким-либо
образом отнять у языкового знака, то тогда можно было бы строить
формально-знаковые модели, имеющие непосредственное отношение к
натуральйым языкам.
Выходит, что обобщенные характеристики языкового и неязыкового
знака, как и сами понятия систем «языка», имеющих в качестве своих
элементов языковые и неязыковые знаки, строятся на широкой
аналогии объектов неродственной природы, объектов, лежащих на двух
разных уровнях. Такая аналогия может быть только самой универсальной,
а поэтому и отдаленной. Целесообразность применения аналогии ка»к
средства познания предмета ограничена одним важным условием —
наличием родственных существенных признаков. Вряд ли это условие
полностью соблюдается в аналогии языковых знаков со всеми другими знаками,
например, по признаку материальности. Материален кодовый знак,
материален языковый знак, материален, скажем, металл и т. д. Этот
универсальный критерий должен сопровождаться затем указанием
специфики качества каждого объекта, а это вернет исследование вновь к
установлению особого характера языкового и неязыкового знака. Как
ни важно для некоторых наук (например, теории информации)
обособление некоторой определенной системы знаков, все равно при анализе
системы языковых знаков разграничительная линия пройдет по оси —
языковые и неязыковые знаки. Отношение лингвистических символов
(знаков) к нелингвистическим (даже при признании знакового
характера языка) есть вообще фундаментальная проблема языкознания
(см. W. U г b a n «Language and Reality», 1939, p. 401). Естественно, что
резкое отграничение этих областей разделяет соответственно и науки и
методы исследования.

132
ДИСКУССИИ И ОБСУЖДЕНИЯ
Построение любой формальной системы знаков с однозначно
предписанным содержанием весьма плодотворно для математической
обработки в области, например, теории информации и для создания на этой
основе кибернетических устройств. Однако содержательная
интерпретация формальных моделей языка, основанных на предпосылке полной
общности неязыковых и языковых знаков, всегда неизбежно приводит
к необходимости чисто эмпирического составления таблиц соответствий
с учетом неохваченной в этих моделях семантической стороны. (Вот
почему и Карнап строго различает чистую семантику — для формальных
систем и описательную, эмпирическую — для реальных языков.) Об
этом свидетельствуют опыт создания алгоритмов языков для машинного
перевода (см. сборник «Машинный перевод», 1957, и публикации в
«Вопросах языкознания»: № 5, 1956; № 4, 1957; № 2, 1958) и
пока безуспешные попытки «формализовать» значение в языке или
вообще игнорировать значащую сторону языка (см., например,
Г. Глисон «Введение в дескриптивную лингвистику». М. 1959).
В связи с этим можно только согласиться с замечанием Хансена о том,
что «проблема идентификации выражений в связи со значением в
обычном языке не может быть решена на базе формального языка в
моноплановой системе. В формальных языках этой проблемы не существует,
здесь же ее исключить нельзя» («Recent Theories of the nature of the
language Sign», p. 45).
Формальные модели языка могут представить в виде некоторой
правильной системы только преднамеренно выделенную, а следовательно,
ограниченную область языка, заранее классифицированную
эмпирическим путе*м с учетом значения его элементов, другими словами, область,
условно при вторичной обработке приравненную к некоей неязыковой
знаковой системе. Это важная сторона для современной кибернетики,
однако подобный анализ не вскрывает еще самой природы языкового
знака.
Вообще перспективы любого моделирования и кибернетической
проверки мыслительных операций человека даже при условии
колоссальных технических возможностей (например, создания запоминающих
устройств из криотронов емкостью несколько миллиардов ячеек в одном
кубическом сантиметре) вряд ли могут простираться далее создания
механизмов с гигантскими скоростями операций только для некоторых
элементарных областей человеческой деятельности, выделенных и
описанных самим человеком (счетно-решающих устройств, информационных
машин, «играющих» машин и др.) (см. С. Анисимов, А.
Висло б о к о в «Некоторые философские вопросы кибернетики».
«Коммунист» № 2, 1960).
Именно «идеальная», значащая сторона языка и ставит известный
предел формализации языковой системы знаков.
Четкое и последовательное отграничение языковых явлений от
неязыковых является весьма плодотворным для языкознания, ибо
теоретически допускаемая универсальная аналогия в науках может иметь
лишь вспомогательное значение. Абстракция в мире количественных
величин безгранична и прогрессивна, ибо ее объект, по существу,
однороден, абстракция же в мире неповторимых качественных величин, а
таковыми являются язык и его элементы — знаки, правомерна только до
уровня, где не ликвидируется эта качественность (для языка — все
формально-семантические единицы). Поэтому и возможность переноса
категорий формально-знаковой системы на реальный язык предельно ограничена
и условна. Это признает, например, такой видный семантик, как Ульман.
«Ни Карнап, ни Моррис, ни Кожибский,— пишет он,— не внесли никакого
заметного вклада в лингвистическую семантику» (см. «Semantics at the
Cross-Roads»).
В этом же плане нам хотелось бы заметить2 что сравнение языковых

ДИСКУССИИ И ОБСУЖДЕНИЯ
133
и неязыковых знаков как средств общения и признание на этой основе
«социального характера» неязыковых знаков (см. «Вопросы философии»
№ 11, 1959, стр. 85) также построено на чрезвычайно широкой базе и
на затушевывании принципиального отличия языка как действительности
общественного сознания от всех других средств общения, выражающих
какую-либо коммуникацию уже опосредствованным путем, через язык.
Если не учитывать этого обстоятельства, то легко можно и любые
другие технические явления (например, почтовые отправления в виде
писем) считать в таком же плане социальным явлением (письмо есть
средство общения, и в нем выражена мысль!). Очевидно, что «социальность»
почты лежит совсем в другой сфере.
Раскрытие природы языкового знака как непосредственного
единства материальной и идеальной сторон предельно ограничивает
возможность аналогии с неязыковыми знаками как явлениями вторичного,
опосредствованного характера и делает тем самым установление общих
черт с неязыковыми явлениями только особым методическим приемом.
Резкое отграничение языковых явлений от неязыковых знаков не
позволяет безоговорочно включать и языкознание в общую науку о
знаках — семиотику, этот «органон и инструмент для всех наук», по
выражению Морриса, так как объектом семиотики является знак с его
семантической характеристикой, устанавливаемой лишь с помощью
реального языка, тогда как в языке семантика дана как первичное,
непосредственное.
Языкознание могло бы, по всей вероятности, обойтись и своими
старыми, традиционными терминами, но если уж пользоваться словом
«знак», то необходимо употреблять его в строго определенном значении —
как языковый семантический знак.
С этой стороны нам бы хотелось сделать еще одно замечание к
разбираемой статье по поводу того, что отнесение к разряду знаков
одновременно фонемы, морфемы, слова и предложения не согласуется с
трактовкой самого знака. В самом деле, очевидно, что фонема не имеет
содержания в таком смысле, в каком имеет его слово. Фонемы а, о и т. д.
являются частью слова и несут только смцслоразличительную функцию
в составе слова, а поэтому фонемы как таковые не могут составлять
содержательной части языка.
Фонемы образуют ряд, получаемый в результате разложения
полного элемента, и их значение исчерпывается их функцией как части этого
элемента. Этот вид «значения» не равен «значению» слова, и сами эти
единицы не могут поэтому быть объединены одним термином. Что
касается морфем — аффиксов, то следовало бы различать здесь
словообразовательные (суффиксы, префиксы) и словоизменительные (флексии)
морфемы, которые по своей семантической функции также различны.
Словоизменительные морфемы не содержат в себе непосредственного
отношения к какому-либо объекту вне сферы синтаксиса и чаще всего
причисляются в языковедении к частям слова, где обозначаемым становится
их собственная функция. Словообразовательные же морфемы (суффиксы,
как, например, -ость, -ние, -ик и т. д.), по мнению некоторых лингвистов,
могут содержать в себе значение — хотя и предельно абстрактное —
некоторого качества (-ость, например, в значении субстанционального
качества) или, по мнению других, должны рассматриваться как часть
слова, получающая свое значение только вместе с корнезой морфемой.
Следовательно, на морфемы также распространяется положение о
несамостоятельности их в формальном и семантическом плане, и пока нет
оснований рассматривать их как полноценные единицы системы языка,
в которых в одном и том же логическом отношении можно различать
материальную и идеальную сторону (см. Г. Г лис он «Введение в
дескриптивную лингвистику», стр. 91, 124).
Только слово и предложение входят в систему языка как основные

134
ДИСКУССИИ И ОБСУЖДЕНИЯ
формально-семантические строительные элементы. Как с семантической
стороны к словам, словосочетаниям и предложениям применим принцип
отношения их содержания к объективной действительности, так и с
формальной стороны они самостоятельны, хотя и взаимозависимы.
Целесообразно поэтому относить к одному разряду языковых знаков
(элементов) слово, словосочетание, предложение, где «материально-
идеальные» отношения строятся в плане значение — объект, а также
фонемы и морфемы-аффиксы, где эти отношения даны в плане значение —
функция.
Итак, выделение специфических сторон основных языковых
элементов (слова, словосочетания, предложения) в плане выражения (формы)
и содержания (значения) и установление характера соотношения этих
сторон как неразрывного первичного непосредственного единства дают
основание отграничивать языковые явления от общей системы знаков как
особую предметную область.
Общие свойства знаков как конвенциональных пометок и как
«средств общения вне зависимости от применяемого материала»
(R.Ca map «Introduction to Semantics and formalisation of Logic»,
1959, p. 3) в приложении к языковой системе обнаруживаются в виде
результатов отдаленной аналогии, ибо по своему существенному
признаку— характеру связи значения и формы — языковые и неязыковые знаки
выступают как явления разных планов, разного уровня.
Терминологический вопрос — обозначение языка как системы
знаков— должен решаться на основе выяснения целесообразности
исследования некоторых закономерностей функционирования языка с помощью
создания формально-логических моделей на базе универсальных
теорий знаков (теория информации, теория множеств и др.), но при этом
надо иметь в виду, что как сам характер моделирования, так и характер
интерпретации моделей для реальных языков всегда будет заранее
определен существенной предпосылкой — разной природой связи выражения
и содержания у неязыковых и языковых знаков, разной
коммуникативной ролью их в обществе-
В связи с тем, что вопрос о природе знака стал актуальным в
настоящее время не только для языкознания, но и для других наук (теории
информации, математической логики и т. д.), возникает необходимость
рассмотреть эту проблему во многих аспектах, например:
общетеоретическое определение знака, разграничение языкового и неязыкового знака,
отношение значения к форме знака, структурная классификация знаков,
различение знаков и символов, определение правил функционирования
знаков в разных областях науки (в математике, химии, кодировании
и т. д.), характеристика знаков в гносеологическом плане и др.
В качестве общего вывода по обсуждаемому вопросу следует
указать на необходимость принципиального разграничения в философском и
прежде всего в гносеологическом плане в общем понятии знака явлений
языкового и неязыкового порядка и таким образом отграничения области
лингвистического изучения как самобытной и качественно особой сферы,
как специфического общественного явления.

ДЛЯ ИЗУЧАЮЩИХ
ФИЛОСОФИЮ
ОТ РЕДАКЦИИ.
Начиная с этого номера редакция будет периодически
публиковать на страницах нашего журнала серию материалов
для изучающих философию. Эти материалы (консультации
по отдельным проблемам философии, ответы на вопросы,
сообщения о работе философских семинаров и кружков, письма
в редакцию и т. п.) предназначаются для широких кругов
читателей, овладевающих философскими знаниями в кружках и
семинарах сети партийного просвещения, а также для
самостоятельно изучающих философию. Создание раздела «Для
изучающих философию» является откликом редакции на
пожелания читателей. Редакция просит читателей и в
дальнейшем своими критическими замечаниями способствовать
улучшению качества материалов, публикуемых в настоящем
разделе.
Консультация
Марксистская философия
как метод научного познания
П. В. КОПНИН (Киев)
Важнейшей составной частью ленинского философского наследства
является глубокая разработка Лениным положений о марксистской
философии как методе научного познания. Основоположники марксизма-
ленинизма придавали огромное значение развитию и совершенствованию
философского метода, его применению к объяснению самых различных
областей науки и обществен/ной практики. Ф. Энгельс показал, что
диалектика является методом, соответствующим современной науке вообще,
естествознанию в частности. Дальнейшее развитие науки не только
доказало правильность этого положения, но и способствовало развитию и
конкретизации самого философского метода познания явлений природы,
общества и человеческого мышления. Выдающаяся роль в этом
принадлежит В. И. Ленину, идеи которого выдержали проверку временем,
подтверждены огромным опытом общественного движения — становления
новой общественно-экономической формации, бурного развития науки.
Марксистская философия как метод научного познания доказала
свою жизненность не только тем, что правильно объяснила новые
явления в действительности и в науке, но и тем, что определила пути
дальнейшего развития научного познания, закономерности движения
общества к коммунизму.
Враги диалектики, видя торжество ее принципов, хотят во что бы
то ни стало скомпрометировать марксистскую философию как метод
научного познания. Это стремление присуще католикам Веттеру и Бохен-
скому, прагматисту Хуку и ревизионисту Лефевру. Всех их объединяет
настойчивое желание доказать, что марксистская философия как метод
не отвечает требованиям современной науки, что она якобы устарела.

136
п. в. копнин
Мысль о том, что материалистическую диалектику ни в какой мере
нельзя считать научным методом познания, составляет лейтмотив
писаний закоренелого врага марксизма Сиднея Хука. «Диалектический
метод,— пишет он,— может претендовать на значимость и ценность лишь
тогда, когда его понимают как синоним научного метода, и поэтому нет
надобности вообще говорить о диалектическом методе» (Hook Sidney
«Dialectical Materialism and Scientific Method». A special Supplement to
the Bulletin of the Committee on Science and freedom. Manchester.
1955, p. 27).
Достойного конкурента Хук имеет в лице иезуита Веттера.
Последний обвиняет современных сторонников диалектического материализма
в воскрешении натурфилософии. В Советском Союзе занимаются
философскими вопросами естествознания, и это, по мнению Веттера, является
свидетельством того, что советские философы отошли от Энгельса,
который отвергал натурфилософию. Неотомист Веттер полагает, что
существует только два пути: или схоластическая онтологическая система в
духе Фомы Аквинского, или позитивистская философия; иного пути в
философии он не видит. И поскольку Энгельс подверг критике
философское системотворчество, построенное на умозрении, Сеттер зачислил его
в лагерь позитивистов.
Враги марксизма потому так изощряются в критике марксистской
философии как метода познания, что они не в силах противопоставить ей
что-либо конструктивное, соответствующее требованиям современной
науки. В идейной борьбе с различными направлениями буржуазной
философии победил марксизм, его метод научного познания. В этом
сражении за материалистическую диалектику решающую роль сыграли
философские труды В. И. Ленина.
Ленинские идеи о материалистической диалектике как науке дают
четкое решение вопроса об объективных основах философского метода
познания, о его отношении к научному мировоззрению. Стремясь
опровергнуть диалектический материализм, наши критики усматривают его
«уязвимое» место в том, что законы его являются одновременно и
законами научного метода познания и законами самого бытия. «Если
утверждать,— пишет Хук,— что диалектика является теорией научного метода,
тогда ее «законы» были бы не законами природы, но правилами
действительно научной процедуры» (цит. соч., стр. 24).
Однако то, что нашим противникам представляется слабостью
марксистской философии, в действительности является ее силой. Мысль
Ф. Энгельса, что законы мышления по своему содержанию совпадают с
законами бытия, что метод является аналогом действительных процессов,
совершающихся в природе и обществе, по-новому ставит вопрос о
характере научного философского метода. Эта мысль послужила исходным
пунктом в развитии Лениным идеи о совпадении в марксизме
диалектики, логики и теории познания, которая является центральной для
понимания особенностей марксистской философии как метода научного
познания.
Ленинская идея совпадения диалектики, логики и теории познания
имеет значение для решения не только отдельных проблем марксистской
философии, скажем, гносеологии или логики, а всех коренных вопросов
нашей философии; ее необходимо последовательно проводить во всех
философских исследованиях. В данном случае мы рассмотрим ее
значение для понимания объективных оонов марксистского философского
метода.
Положение о совпадении диалектики, логики и теории познания
является закономерным результатом длительного развития философии.

МАРКСИСТСКАЯ ФИЛОСОФИЯ КАК МЕТОД ПОЗНАНИЯ
137
Только после того, как на материалистической основе была развита эта
идея, философия определила свой собственный предмет и свое место в
общей системе научного знания. Основу этой идеи составляет
положение, что марксистская диалектика как наука вскрывает наиболее общие
законы развития явлений объективного мира, которые одновременно
являются законами развития человеческого познания, мышления. Законы
объективного мира после того, как они познаны, становятся законами
функционирования мышления. Марксистская философия является
методом мышления, ведущим к достижению новых научных результатов,
потому что она вскрывает объективные закономерности движения самого
предмета. Научный метод мышления должен направлять нашу мысль,
сообразуясь с природой самого предмета. Если движение мышления
пойдет путем, противоречащим законам объективного мира, то оно не
сможет схватить и понять эти законы.
Хук, как и многие буржуазные философы, исходит из отрыва
законов мышления от законов природы и общества. Для него законы
мышления — это только правила определенной научной процедуры, обработки
фактов, не связанные со знанием объективных законов природы и
общества. В таком случае научный метод теряет свое объективное
содержание, превращается в чисто субъективные манипуляции, целью которых
является активное преобразование неопределенного материала или «^у-
бого существования» во что-то определенное. Это «грубое существование»
обрабатывается в соответствии с целями, обусловливаемыми только
потребностями субъекта.
В действительности же всякий научный метод мышления, включая
всевозможные правила научной процедуры, основывается на познании
законов природы и общества. Обрабатывать факты действительности,
упорядочивать их в процессе мышления необходимо на оонове знания
природы этих фактов, наиболее общих закономерностей их движения. Не
только ни одна научная процедура, но ни один прибор не может строиться
без учета природы того объекта, который исследуется с помощью этого
прибора.
Метод мышления возникает на базе обобщения результатов
познания предмета, его закономерностей, знание которых используется как
орудие его дальнейшего познания. Вот почему В. И. Ленин выдвигал в
качестве первейшей задачи глубокое изучение, обобщение истории
познания: «Продолжение дела Гегеля и Маркса должно состоять в
диалектической обработке истории человеческой мысли, науки и техники»
(«Философские тетради», 1947, стр. 122).
Универсальность и необходимость методологических положений
марксистской философии вытекают из того обстоятельства, что они
основаны на знании наиболее общих законов развития, присущих каж*
дому предмету, каждому объекту. Исследователь должен следовать
диалектике не потому, что это кем-то предписано свыше, а потому, что этого
требует сам объект исследования, который раскрывает свою природу
только тому, кто процесс исследования, метод изучения основывает на
знании объективных закономерностей. Означает ли это, что якобы
согласно марксизму логика, законы мышления являются частью физики,
частью законов природы, как это изображают противники диалектики?
Совпадение по содержанию законов движения объекта с законами
движения мышления еще не дает основания для такого утверждения.
Отношение между логикой и физикой, между законами мышления и
законами природы не совпадает с отношением части и целого. Законы
природы, открываемые физической наукой, конечно, отличаются от
законов мышления, изучаемых логикой. Законы природы существуют
объективно, независимо от человеческого мышления, в то время как законы
функционирования мышления связаны с деятельностью человека и его
мозгом. Но любой закон природы, как только мы его познали, приобре-

ide
л. в. колнин
тает логическое значение. Он используется человеком в дальнейшем
процессе движения нашего знания, в построении определенных научных
процедур, в конструировании приборов для изучения различных процессов
природы и т. д. Например, закон сохранения энергии отражает процессы,
происходящие в самой действительности (а не в мышлении людей); он
не является непосредственным отражением закономерностей движения
познания. Но как только наука познала этот закон, он приобрел
логическое значение, стал орудием движения нашего мышления. Строя
физические теории, мы проверяем их истинность, в частности, тем, что
устанавливаем их соответствие с данным законом. Так, например, в свое
время физики столкнулись с явлением, которое они не могли сразу
объяснить,— с непрерывным характером спектра бета-частиц (в процессе
радиоактивного бета-распада каждый радиоактивный изотоп излучает
электроны не какой-то определенной энергии, а целый набор, спектр
электронов различных энергий — от нуля до некоторого предельного
значения). Объясняя это явление, Бор выдвинул гипотезу, согласно которой
электрон не всегда излучает всю энергию, образующуюся в результате
радиоактивного превращения, часть энергии может бесследно исчезать.
Эта гипотеза несостоятельна (наука впоследствии это убедительно
показала) прежде всего потому, что она противоречит -закону сохранения
энергии, содержание которого в данном случае выступает орудием
проверки выдвигаемых наукой теоретических построений, методом научно-
теоретического мышления.
Логика как наука занимается изучением законов мышления, а не
природы, но законы функционирования нашего мышления она не должна
отрывать от законов природы и общества. Мышление не есть движение
чисто субъективных представлений о предмете, а есть постижение его
объективной природы, поэтому оно должно направляться таким методом
мышления, который сам основан на знании объективных закономерностей,
определяющих движение предмета. Какое-либо научное положение
выступает в качестве метода построения теории, критерия проверки ее
научной состоятельности не в силу своей определенной формальной
структуры, а прежде всего как утверждение, имеющее объективное содержание.
Понятия и теории науки приобретают свое методологическое значение в
силу того, что в них отражены объективные закономерности. Даже так
называемое «формальное содержание» логических форм основано на
отражении чрезвычайно общих отношений, существующих в объективном
мире. Эффективность или неэффективность какой-либо научной теории
как метода получения новых научных результатов определяется тем, что
она отражает и как отражает, насколько глубоко, всесторонне и
адекватно.
В этом отношении философский метод принципиально не отличается
от методов частных наук, все они основаны на отражении определенных
законов объективного мира; различие выступает тогда, когда
устанавливается специфика в характере законов, на которых основан философский
метод, с одной стороны, и методы частных наук — с другой.
Недостаточно просто сказать, что марксистская философия изучает
и законы объективного мира и законы мышления, ибо простое «и — и»
может породить представление, что марксистская философия изучает как
бы два параллельных ряда законов — бытия и мышления, а потому в ней
можно выделить онтологию со своими законами и гносеологию (логику)
с присущими ей законами.
Марксистская философия не разделяется на онтологию и
гносеологию; ее законы охватывают как область бытия, так и область
мышления. Изучая бытие, вскрывая законы объективного мира, она раскрывает
их методологическое значение, роль в познании и практической
деятельности. И, наоборот, изучая процесс мышления, закономерности его
движения, диалектический материализм выявляет объективное содер-

МАРКСИСТСКАЯ ФИЛОСОФИЯ КАК МЕТОД ПОЗНАНИЯ 139
жание законов и форм мышления (что и как в объективном мире они
отражают).
Когда рассматривается отношение принципов, законов марксистской
философии к явлениям материального мира, выясняется их объективное
содержание, тогда они выступают как знание о самом бытии. Когда же
определяется роль этих принципов и законов в процессе мышления и
практической деятельности, они выступают как метод достижения новых
результатов. Поэтому законы диалектики и отражают объективный мир
и определяют наше отношение к явлениям действительности в процессе
познания и практического действия. Эта последняя сторона в законах
мышления (способ изучения явлений действительности) определяется их
объективным содержанием (тем, что и как они отражают). Марксистская
философия как наука о наиболее общих законах всякого движения,
обращенная к субъективной деятельности человека, становится методом,
орудием движения мышления, приобретает методологическое значение. До
какой степени точности и глубины философия отражает объективные
законы, в такой степени точен, глубок и совершенен метод научного
познания. Насколько всеобщи познанные закономерности, настолько
универсален и метод познания, основанный на них.
Вся марксистская философия в целом (а не отдельные ее положения
и законы) выстуоает как метод и теория познания. Иногда приходится
сталкиваться с мнением, согласно которому методологическая функция
приписывается только некоторым законам и категориям марксистской
философии. При этом не раскрывается со всей четкостью значение
исторического материализма, его законов и категорий как способа достижения
новых знаний о явлениях общественной жизни. Обычно в курсе
исторического материализма излагается только мировоззренческое содержание его
положений и слабо показывается значение исторического материализма в
создании научных теорий, понятий о различных явлениях общественной
жизни. Например, у нас нет исследований о методологическом значении
понятия «общественно-экономическая формация» и других категорий
исторического материализма.
Обычно исторический материализм определяется как
распространение диалектического материализма на объяснение явлений общественной
жизни. Это определение правильно, но, как всякая дефиниция,
односторонне. Им ограничиться нельзя, ибо в нем освещена только одна
сторона — то, что исторический материализм невозможен без диалектического.
Но ведь и без материалистического понимания истории не могут быть
поняты глубоко и всесторонне принципы, законы и категории самой
материалистической диалектики как метода научного познания. Например,
чтобы вскрыть сущность и закономерности развития мышления,
необходимо определить его место в развитии общества, рассмотреть само
познание как общественно-исторический процесс, включить
общественно-историческую практику в историю познания. А все это возможно только на
основе принципов материалистического понимания истории.
Исторический материализм необходим не только для познания явлений
общественной жизни, он сохраняет свое методологическое значение и для
познания вообще, саму природу нельзя понять вне ее отношения к
обществу.
Таким образом, диалектический я исторический материализм
являются не двумя отдельными философскими науками, одна из которых
отражает общие законы природы и служит методом их познания, а
другая отражает общие законы общества и является методом их познания.
Существует единая наука — диалектический и исторический
материализм, которая вскрывает законы развития природы, общества и
человеческого мышления.
Ленинская идея о совпадении диалектики, логики и теории
познания является исходной в определении отношения марксистской филосо-

140
П. В. КОПНИН
фии к другим наукам, философского метода познания к методам,
вырабатываемым специальными науками. Марксистская философия не
является по отношению к естествознанию (натурфилософией, она не может
подменять отдельные отрасли научного знания в решении специальных
вопросов и не претендует на это. Задача философии состоит в том, чтобы
выработать и совершенствовать научное мировоззрение. С этой целью
она обобщает опыт развития всех наук и общественной практики. Союз
естествознания и философии покоится не на том, что философия решает
вопросы за естествознание и исправляет ошибки естествоиспытателей,
когда они вторгаются в область философии, а специалисты различных
отраслей естественнонаучного знания походя решают философские
проблемы и исправляют естественнонаучные ошибки философов. Конечно,
в практике философам приходится исправлять некоторые философские
ошибки естествоиспытателей, а последним — естественнонаучные
ошибки философов. Но представим себе, что естествоиспытатели глубоко
освоят марксистское мировоззрение и в своих трудах не будут допускать
философских ошибок (к этому мы все стремимся), а философы будут
абсолютно точны в оперировании естественнонаучным материалом (это
тоже наша цель). Можем ли мы считать, что тогда необходимость в
союзе между естествоиспытателями и философами-марксистами отпадет?
Наоборот, только тогда этот союз выступит в своем истинном виде и не
будет искажен привходящими случайностями. Этот союз основан на
том, что каждый решает задачи, стоящие перед его наукой, опираясь на
достижения других областей знания (естествознание — на достижения
философии, а философия — на достижения естествознания).
Диалектический и исторический материализм обобщает новейшие
достижения естествознания с целью полного, точного и глубокого
познания законов, являющихся предметом его изучения. Естествоиспытатель
усваивает выработанные философией законы и категории и применяет
их как метод в познании того предмета, изучением которого он
занимается. Этот метод необходим естествоиспытателю не только для того,
чтобы не совершать философских ошибок в своих рассуждениях, но
главным образом для успешного движения в познании своего предмета;
он входит как составная часть © ткань научного исследования ученого, в
арсенал средств, которые приводят последнего к новым результатам в
познании. Естественнику нетрудно принять это мировоззрение, он даже
стихийно склонен к нему, ибо оно является не чем-то внешним по отношению
к науке, а ее результатом, но не одной какой-либо области научного
знания, а всей истории процесса познания и практического
переустройства мира.
Законы философского метода проявляются и выступают в той или
иной форме во всех частных методиках и научных процедурах,
которыми ученый пользуется при исследовании своего предмета. Они там
практически реализованы, но не всегда осознаются самим ученым. Неумение
сознательно пользоваться ими приводит к заблуждениям в обработке
фактов и построении теории, к тому, что мысль ученого часто идет по
неправильному пути, зигзагом, он тратит огромные усилия на решение
таких проблем, которые научной философией уже давно решены.
Например, современный физик, стоящий на позициях диалектического
материализма, не будет понапрасну тратить усилия в направлении индетер-
министского решения проблем, поднимаемых квантовой механикой.
Трудности, с которыми он сталкивается, будут иными, чем у физика,
стоящего на индетерминистских позициях. В то время, когда последний
будет искать решения вопроса там, гле его вообще найти нельзя, поиски
первого увенчаются успехом, ибо им взято верное направление. Так,
многие зарубежные физики после безуспешных попыток найти решение
проблем квантовой механики в индетерминистском направлении
вернулись к истолкованию этих проблем в духе детерминизма. Но если бы

МАРКСИСТСКАЯ ФИЛОСОФИЯ КАК МЕТОД ПОЗНАНИЯ
141
они сознательно стояли на позициях диалектического материализма, им
не пришлось бы проделывать этот сложный путь, включающий в себя
отклонения от истины.
Значение марксистской философии как метода научного познания
заключается в том, что она определяет научный путь, на1пра!вление
решения проблем. Философия не отвечает однозначно на вопрос, какое
толкование квантовой механики является правильным: связанное с
признанием квантовых ансамблей или квантовых состояний или же еще какое-
либо. Это задача чисто физическая, и решается она физическими
методами, но диалектический материализм со всей строгостью и
определенностью доказывает, что только детерминистский путь ее решения
является научным. Ответ этот базируется не только на длительной истории
развития самой физики, но и всего познания, всей практики человечества в
целом. Чтобы философия как научный метод могла активно
воздействовать на развитие различных отраслей науки, она должна непрерывно
совершенствоваться, обогащаться новым знанием об объективных
законах движения явлений, которое составляет ее фундамент, основу. Так,
например, развитие физики, в частности квантовой механики, поставило
перед философами много проблем чисто философского характера, а
именно углубления понятия причинности и детерминизма в плане
выяснения отношения причинности и вероятности, динамических и
статистических закономерностей, необходимости более точного и глубокого
решения вопросов о характере современной научной теории и
закономерностях ее развития, о специфическом проявлении практики как критерия
истины в различных областях научного знания, о более глубоком
понимании категорий отношения, взаимодействия и т. д. Таких проблем, которые
ставит современная физика перед философией, очень много. Их ставит
не только физика, но все отрасли научного знания. Философы призваны
удовлетворять эту потребность.
Современные позитивисты полагают, что естествоиспытатели сами
могут решить эти вопросы. Так, например, Рейхенбах писал, что
техническое знание достаточно широко развилось, чтобы сделать возможным
ответ на философские вопросы, не прибегая к помощи философской
системы (см. Hans Reichenbach «Der Ursprung der
wissenschaftlichen Philosophie». «Physikalische Blätter» № 4, 1958, SS. 153—157).
Но в действительности этого сделать нельзя, ибо законы и категории
философии возникают, развиваются на базе обобщения всей истории
познания и практики. Ни одна естественная наука не занимается такого
рода обобщениями, не является теорией всего человеческого знания.
Новые философские положения возникают в результате обобщения
достижений естественных и общественных наук. Если философия
оторвется от практики развития научного знания, она перестанет быть
эффективным методом познания.
Таким образом, союз естествознания и философии, укрепление и
развитие которого является ленинским философским завещанием,
базируется на том, что философия вырабатывает всеобщий метод познания
и практического переустройства мира, а обобщение достижений
естествознания необходимо для развития и совершенствования этого метода.
* * *
Сидней Хук, критикуя диалектический материализм, пишет: «...Не
дело для какой-либо теории научного метода претендовать на то, что
она является одновременно методом открытия и методом
доказательства, как.это утверждают приверженцы диалектики» (цит. соч., стр. 24).
Мысль о том, что один и тот же философский метод не может быть
одновременно способом открытия и способом доказательства,
характерна для многих течений современной буржуазной философии. Эта

142
п. в. копнин
мысль в конечном счете исходит из признания, что формальная логика
является единственной наукой о доказательстве, что аппарат
формальной логики, законы и формы ее — единственное логическое средство
доказательства. Абсолютизация теории и метода доказательства,
выработанных формальной логикой, ведет к метафизике, к забвению роли
диалектики в процессе доказательства научного знания.
Конечно, формальная логика изучает существенные стороны
процесса доказательства, в особенности в выявлении его логической
структуры, и недооценивать значение формальной логики и ее учения о
доказательстве нельзя. То, что делает формальная логика, не делает ни
одна другая наука, в том числе и марксистская философия, которая
призвана не заменить формальную логику в учении о доказательстве, а
пойти дальше, дать то, чего последняя дать не может.
Современные позитивисты считают, что формальная логика
является методом доказательства, а частные методики — методом
обнаружения новых результатов. Дри этом метод доказательства и метод
познания у них взаимоисключают друг друга, и (никакого другого общего
метода познания и доказательства не существует. Но такое разделение
метода достижения новых результатов и способа доказательства
неверно, оно покоится на непонимании объективных основ метода
доказательства и его связи с движением к истине.
Важное положение относительно взаимоотношения метода
исследования и метода доказательства заключается в следующих словах Ф.
Энгельса: «О полном непонимании природы диалектики свидетельствует
уже тот факт, что г. Дюринг считает ее каким-то инструментом простого
доказывания, подобно тому как при ограниченном понимании можно
было бы считать подобным инструментом формальную логику или
элементарную математику. Даже формальная логика представляет прежде
всего метод для отыскания новых результатов, для перехода от
известного к неизвестному; то же самое, только в гораздо более высоком
смысле, представляет собой диалектика...» («Анти-Дюринг», 1957,
стр. 126—127).
Как явствует из этого высказывания, марксисты в свое время
сталкивались с такими критиками диалектики, которые противопоставляли
метод исследования методу доказательства, сводя диалектику к
простому доказыванию известных положений. Охотников представить
диалектику, ее законы и категории как способ подбора фактов, примеров,
иллюстраций для доказательства какого-либо заранее известного
положения было очень много как за рубежом, так и в России; их разоблачил
еще Ленин в книге «Что такое «друзья народа» и как они воюют
против социал-демократов?».
Связь между способами открытия истины и ее доказательства не
случайна, она покоится на той же идее совпадения по содержанию
законов мышления с законами бытия. Процесс доказательства истины
является подчиненным моментом процесса ее достижения, неразрывно
связан с ним. Чтобы доказать истинность какого-либо теоретического
построения, необходимо вскрыть путь, по которому наша мысль шла к нему,
проанализировать фактический материал, законы и способы его
обработки, метод построения теории.
Процесс обнаружения истины включает в себя и ее доказательство,
и, наоборот, процесс доказательства теории выступает одновременно как
ее развитие, дополнение, конкретизация. Например, понятие условных
рефлексов в теории Павлова имело методологическое значение для
изучения высшей нервной деятельности, для объяснения нервных процессов.
С помощью этого понятия Павлов вскрывал закономерности высшей
нервной деятельности. Но понятие условных рефлексов служило Павлову
и орудием доказательства, к нему он прибегал для установления
истинности или ложности того или иного теоретического построения. Так, с по-

МАРКСИСТСКАЯ ФИЛОСОФИЯ КАК МЕТОД ПОЗНАНИЯ 143
мощью условных рефлексов Павлов опровергал утверждение Келера, что
животные обдумывают свои поступки, и доказывал истинность другого
теоретического положения — об отсутствии у собаки осмысления
действительности.
Веяний «научный эксперимент содержит в себе это единство
обнаружения нового и доказательства или опровержения какого-либо
теоретического построения. Неверно утверждение, что эксперимент — это
только оружие доказательства истинности теории или только средство
обнаружения новых явлений, построения новых гипотез. Выдвигая какое-либо
"новое теоретическое построение, мы одновременно что-то старое
опровергаем и что-то новое доказываем. Процесс доказательства не имеет
никакой иной цели, кроме установления объективиой истинности. В своей
работе «Империализм, как высшая стадия капитализма» Ленин
высказывает ряд положений, характеризующих сущность империализма.
Доказательством истинности этих положений служит реальный путь
исследования Лениным новых явлений, характерных для империализма,
обобщение их на основе марксистской философии, которая выступает в
данном случае и методом исследования и методом доказательства.
Формальная логика ограничена и как метод познания и как орудие
доказательства. На основе ее законов и форм можно установить
соответствие или несоответствие одного суждения другим суждениям, то есть
формальная логика служит орудием доказательства правильности
суждений, но не их объективной истинности. Как наука о доказательстве,
формальная логика вырабатывает критерии, по которым можно судить,
следует или не следует с необходимостью какое-либо суждение из
системы других суждений. Эти критерии имеют значение в построении теории,
в ее доказательстве. Если теория включает в себя такие логические
противоречия, которые по законам формальной логики недопустимы, то
она не может претендовать на объективную истинность и научность. Но
выполнение всех требований формальной логики не может служить
доказательством объективной истинности теоретического построения.
Поэтому логический аппарат формальной логики как орудие
доказательства выполняет только одну необходимую функцию — проверяет
научное знание со стороны его формальной правильности.
Марксистская философия с ее логическим арсеналом служит
орудием доказательства объективной истинности знания. Она выработала
метод обнаружения истины и ее доказательства, рассматривая
установление формальной правильности только как момент в движении к истине
и в ее доказательстве. Сущность этого метода в общих чертах
определена В. И. Лениным в работе «Еще раз о профсоюзах»: «Чтобы
действительно знать предмет, надо охватить, изучить все его стороны, все
связи и «опосредования». Мы никогда не достигнем этого полностью, но
требование всесторонности предостережет нас от ошибок и от
омертвения. Это ВО-1-Х. Во-2-х, диалектическая логика требует, чтобы брать
предмет в его развитии, «самодвижении» (как говорит иногда Гегель),
изменении... В-З-х, вся человеческая практика должна войти в полное
«определение» предмета и как критерий истины и как практический
определитель связи предмета с тем, что нужно человеку. В-4-х,
диалектическая логика учит, что «абстрактной истины нет, истина всегда
конкретна» (Соч., т. 32, стр. 72).
Здесь В. И. Ленин характеризует диалектику и как метод познания
и как орудие доказательства. Рассмотрение предмета в его
самодвижении, со всеми его связями — ©то не только путь достижения истины, но и
доказательства ее. Особое значение в доказательстве имеет практика,
вне которой вообще нельзя решить вопроса об истинности или ложности
какого-либо теоретического построения. Единство теории и практики —
важнейшее методологическое положение марксистской философии,
которое служит руководящей нитью в исследовании предмета и в установ-

144
IVB- КОПНИН
лении истинности добытого знания. Как известно, научное положение
считается доказанным, если оно выведено логическим путем из других
положений, истинность которых была ранее установлена. Но нельзя
решить вопроса об истинности какого-либо научного положения, которое
служит аргументом в доказательстве, или о правильности самого
логического выведения, если не выйти за пределы мышления в область
практической деятельности. Объективно ли содержание нашего мышления,
имеем ли мы дело с реальными свойствами предмета, или же мышление
впало в иллюзию, движется в области субъективных представлений,
оторванных от постижения свойств, закономерностей, присущих
объективному миру? На эти вопросы нельзя получить научного ответа, не
обращаясь к практике, к изучению результатов практического
переустройства действительности на основе познанных закономерностей.
Учение о доказательстве, игнорирующее роль практики в процессе
установления объективной истинности мышления, не может быть
научным, ибо практике принадлежит решающая роль в доказательстве.
Диалектика, определяя путь познания истины, вместе с тем устанавливает
способ и средства доказательства истинности знания путем признания
определяющей роли практики как основы познания и критерия его
истинности.
* * *
Марксистская философия, основанная Марксом и Энгельсом и
развитая дальше В. И. Лениным, существует более ста лет. За этот период
времени сошли с исторической арены многие философские школы и
направления, рекламировавшие себя как последнее достижение научной
мысли. Но они ничего «е дали для развития науки и практической
деятельности людей. Марксистская философия ие только не была
опровергнута ходом развития науки и общественной жизни, как это
предсказывали ее враги, но еще больше окрепла и развилась, обогатилась новыми
положениями, сделавшими наше мировоззрение более полным и
глубоким. Развитие науки подтвердило, что только материалистическая
диалектика является методом мышления, который соответствует
современному уровню развития научного знания, в состоянии дать
объяснение сложнейших явлений, открываемых современной наукой. Каждый
шаг развития науки подтверждает правильность мысли Ленина, что,
«идя по пути марксовой теории, мы будем приближаться к объективной
истине все больше и больше (никогда не исчерпывая ее); идя же по
всякому другому пути, мы не можем придти ни к чему, кроме путаницы
и лжи» (Соч., т. 14, стр. 130).
Изучение метода марксизма-ленинизма и овладение им имеют не
только теоретическое, но и практическое значение. Диалектический
метод составляет часть марксистского мировоззрения, неразрывно
связанного с революционной практикой пролетариата и его партии.
Коммунистическая партия Советского Союза и ее ленинский
Центральный Комитет проводят научную политику, основанную на диалек-
тико-материалистическом анализе действительности. Умелое применение
диалектики, ее положения о необходимости конкретного анализа
конкретной ситуации всегда помогало партии правильно определять
стратегическую линию и намечать тактические пути и средства ее
претворения в жизнь. Наша партия в борьбе за пролетарскую революцию и
победу социализма шла по дороге, не проторенной историей. Но поскольку
она руководствовалась научным мировоззрением, правильным
философским методом, соответствующим объективным законам развития
природы и общества, она успешно справилась с задачей, поставленной перед
ней историей, и указала всем странам путь к коммунизму.

Ответы на вопросы
О свободном времени
при коммунизме
Н. П. КОСТИН
В речи, произнесенной в Кишиневе при вручении ордена Ленина
Молдавской ССР, Н. С. Хрущев привел очень интересный факт.
Председатель колхоза имени Мичурина тов. Плахотный, хороший и опытный
руководитель, не вводит квадратно-гнездовой способ при обработке
кукурузы и подсолнечника. Довод председателя состоит в том, что в
колхозе много рабочей силы, людей надо занять делом и поэтому можно
сохранить ручной труд на этих участках колхозного производства. Товарищ
Н. С. Хрущев ярко и убедительно показал несостоятельность этого
довода. Партия, говорил он, добивается механизации процессов
сельскохозяйственных работ для того, чтобы облегчить труд человека, поднять его
производительность.
«Самое дорогое, что есть на свете,— сказал Н. С. Хрущев,— это
человек и его труд. Разумное применение, приложение этого труда с тем,
чтобы было создано больше продукции для блага народа при
меньшей затрате сил — вот наша цель».
Поэтому, отметил Н. С. Хрущев, нельзя представлять дело таким
образом, что при коммунизме, когда люди будут работать три-четыре
часа, а может быть, и меньше, их будут заставлять перетаскивать камни
с одного места на другое — лишь бы они не сидели без дела.
В связи с этим возникает вопрос о том, как же будет использоваться
свободное время в коммунистическом обществе.
Иногда приходится сталкиваться с неправильным представлением
об условиях жизни, трудовой деятельности и работе людей при
коммунизме. Высказывается, в частности, мнение, что при коммунизме люди
будут заняты главным образом развлечениями, увеселениями, что
именно на это они будут расходовать почти все свободное время.
Действительно ли будет так? Попробуем кратко ответить на этот
вопрос.
Сокращение рабочего дня является одним из программных
положений марксизма-ленинизма. О необходимости сокращения рабочего дня
по мере развития коммунистического общества говорили Маркс, Энгельс
и Ленин. Как известно, при капитализме продолжительность рабочего
дня определяется соотношением сил в борьбе между рабочим классом и
капиталистами. На заре промышленной революции, то есть к концу
XVIII века, рабочий день в капиталистических странах достигал 16—
17 часов в сутки. Даже детей заставляли работать по 12—14 часов.
Но -организованные выступления рабочих вынудили буржуазные
государства пойти на законодательное ограничение рабочего дня.
Капиталисты всегда сопротивлялись и продолжают сопротивляться
любой попытке сократить рабочий день, ибо это сокращение, во-первых,
наносит удар по их прибылям, а во-вторых, высвобождает у рабочих
время и силы для решения своих классовых задач.

146
H. П. КОСТИН
При социализме проблема рабочего дня ставится на принципиально
иную основу. Здесь нет капиталистов. Социалистическое государство
заинтересовано в облегчении труда работников, в создании необходимых
условий для их физического и духовного расцвета. Оно тем самым
заинтересовано в сокращении рабочего дня.
В наброске проекта программы, написанном В. И. Лениным к
VII съезду РКП (б), говорится о том, что необходимо организовать
соревнование «для неуклонного повышения организованности, дисциплины,
производительности труда* для перехода к высшей технике, для экономии
труда и продуктов, для постепенного сокращения рабочего дня до
6 часов в сутки...» (В. И. Ленин. Соч., т. 27, стр. 132). В работе
«Очередные задачи Советской власти» Ленин еще раз подчеркивает
неразрывную связь интересов социалистического государства с интересами
трудящихся. «Социалистическое государство,— пишет Ленин,— может
возникнуть лишь как сеть производительно-потребительских коммун,
добросовестно учитывающих свое производство и потребление,
экономящих труд, повышающих неуклонно его производительность и
достигающих этим возможности понижать рабочий день до семи, до шести
часов в сутки и еще менее» (там же, стр. 226).
В соответствии с этими положениями строится практическая
деятельность нашего социалистического государства. Один из первых декретов
Советской власти устанавливал 8-часовой рабочий день. Успехи страны
в области экономического строительства и повышения
производительности труда позволили нам перейти накануне второй мировой войны к
7-часовому рабочему дню и шестидневной рабочей неделе. И лишь
угроза войны, нависшая над нашей Родиной, заставила вернуться к
8-часовому рабочему дню и семидневной неделе.
Однако Коммунистическая партия Советского Союза постоянно
имела в виду сокращение рабочего дня. Семилетний план является
убедительным свидетельством этому. В I960 году будет завершен перевод
рабочих и служащих на семичасовой рабочий день, а рабочих ведущих
профессий в угольной и горнорудной промышленности, занятых на
подземных работах,— на 6-часовой рабочий день. В 1962 году рабочие и
служащие с 7-часовым рабочим днем будут переведены на 40-часовую
рабочую неделю.
С 1964 года намечается переход рабочих и служащих на 35-часовую
рабочую неделю, а рабочих, занятых на подземных работах и в
производствах с вредными условиями труда,— на 30-часовую рабочую неделю.
Это значит, что при одном выходном дне в неделю продолжительность
рабочего дня будет равняться 5 или 6 часам, в зависимости от
характера работы. Или же можно ввести 5-дневную рабочую неделю при
6—7-часовом рабочем дне с двумя выходными днями.
При этом семилетний план предусматривает, что переход на
сокращенный рабочий день у нас будет осуществляться без уменьшения
заработной платы. Более того, заработная плата рабочих и служащих
будет неуклонно повышаться.
Все эти факты говорят о том, что к концу семилетки в Советском
Союзе будет самый короткий рабочий день и самая короткая рабочая
неделя. Но семилетка — это лишь один из этапов нашего движения к
коммунизму. Выполнение 15-летней программы позволит нашему
государству еще более значительно сократить рабочий день, а в последующие
годы общество изыщет новые возможности в этом отношении.
* * *
Чем же руководствуется наше государство, когда оно определяет
сроки и масштабы сокращения рабочего дня? Произвольно ли,
например, определены в семилетнем плане сроки завершения перехода всех
рабочих и служащих на 7-часовой рабочий день, на 40- часовую рабочую

О СВОБОДНОМ ВРЕМЕНИ ПРИ КОММУНИЗМЕ
147
неделю? Произвольно ли определена дата начала постепенного
перевода трудящихся на 30—35-часовую рабочую неделю, то есть 1964 год?
Конечно, нет. Следует иметь в виду, что сокращение рабочего дня
подчинено определенным закономерностям. Наше государство не может в
настоящее время сократить рабочий день, скажем, до четырех часов.
Такое сокращение значительно уменьшило бы количество выпускаемой
нашими предприятиями продукции, что, в свою очередь, снизило бы
экономический потенциал Советского Союза и уровень благосостояния
трудящихся. Очевидно, что такое сокращение рабочего дня в современных
условиях пришло бы в противоречие с основной целью социалистического
общества, требующей неуклонного повышения материального и
культурного уровня народа. Значит, государство не может произвольно сокращать
рабочий день. Оно должно исходить из объективных, то есть не
зависящих от воли и желания людей, факторов и в соответствии с ними решить
вопрос: через какие промежутки времени и насколько можно сократить
рабочий день? Очевидно, сокращение рабочего дня должно
осуществляться с таким расчетом, чтобы не приостанавливался рост общественного
производства. Более того, и при сокращении рабочего дня производство
долж-но неуклонно расширяться, чтобы обеспечивать растущие
потребности людей.
Возможно ли это? Да, возможно. Такое расширение производства
достигается прежде всего за счет повышения производительности труда
путем внедрения в производство новой техники и технологии, новых
научных достижений, улучшения организации труда и повышения
квалификации работников. Значит, сокращение рабочего дня всецело зависит от
уровня развития производительных сил, от темпов роста
производительности труда и всего общественного производства в целом.
Вот что говорил по этому поводу В. И. Ленин в 1912 году. Откликаясь
на открытие знаменитого английского химика Рамсея, предложившего
добывать газ непосредственно из каменноугольных пластов, В. И. Ленин
указывал, что это открытие при капитализме не улучшит положения
миллионов горнорабочих, занятых добыванием угля. Оно приведет к
массовой безработице, громадному росту нищеты, сделает рабочих еще более
бесправными. Иначе изобретения подобного рода будут использоваться
при социализме. «При социализме применение способа Рамсея,
«освобождая» труд миллионов горнорабочих и т. д., позволит сразу сократить для
всех рабочий день с 8 часов, к примеру, до 7, а то и меньше.
«Электрификация» всех фабрик и железных дорог сделает условия труда более
гигиеничными, избавит миллионы рабочих от дыма, пыли и грязи, ускорит
превращение грязных отвратительных мастерских в чистые, светлые,
достойные человека лаборатории. Электрическое освещение и электрическое
отопление каждого дома избавят миллионы «домашних рабынь» от
необходимости убивать три четверти жизни в смрадной кухне» (Соч., т. 19,
стр. 42).
Значит, при социализме, чем выше уровень развития
производительных сил, чем выше производительность труда, тем большая имеется
возможность для сокращения рабочего дня.
Значит, между уровнем развития производительных сил и
свободным временем имеется прямая связь и зависимость. Вот почему в
коммунистическом обществе об уровне развития производительных сил
общества будут судить именно по свободному времени. «Мерилом богатства,—
говорит Маркс,— будет уже не рабочее время, а свободное время» («Из
неопубликованных рукописей К. Маркса». Журнал «Большевик» № 11 —
12 за 1939 год, стр. 64).
:}: ф :{:
Каким же образом будет использоваться свободное время при
коммунизме? Какое влияние оно будет оказывать на людей и на производ-

148
H. П. КОСТИН
ство? Конечно, дать исчерпывающий ответ на этот вопрос невозможно.
Жизнь всегда оказывается более сложной, чем любое теоретическое
рассуждение. Тем более в настоящее время, когда мы являемся свидетелями
значительного ускорения развития в области техники и социальных
преобразований. Поэтому наши суждения об условиях жизни людей при
коммунизме имеют относительный характер.
Вместе с тем, опираясь на марксистско-ленинскую теорию, которая
в основных чертах определила характер производства и
производственных отношений при коммунизме, мы имеем возможность высказать
некоторые суждения об условиях жизни людей при коммунизме. В данном,
случае делается попытка составить представление о том, как будет
использоваться свободное время при коммунизме.
Как известно, коммунизм ставит целью обеспечить всестороннее
развитие личности. Сокращение рабочего дня облегчает труд, освобождает
большое количество умственной и физической энергии человека,
создает тем самым предпосылки ддя расцвета личности.
В связи с этим необходимо отметить еще один чрезвычайно важный
момент: сокращение рабочего дня само по себе еще не ведет к
облегчению труда, не всегда экономит умственную и физическую энергию
человека. Например, в некоторых капиталистических странах
законодательно утвержден 8-часовой рабочий день. Но жажда наживы толкнула
предпринимателей к поискам обходных путей, которые заставили
рабочего отдавать больше сил, не удлиняя при этом рабочий день. С этой
целью капиталисты стали повышать интенсивность труда.
Конечно, труд при всех условиях должен иметь определенную
разумную интенсивность. Но человеческий организм имеет свои физические
пределы. Человек имеет ограниченный запас сил и энергии, в процессе
труда он утомляется, нуждается в отдыхе для восстановления
израсходованных сил. Капиталисты не считаются с этими особенностями
человеческого организма. Они знают, что на смену потерявшему силы
человеку могут прийти новые рабочие, особенно из числа безработных,
которых можно заставить работать на любых условиях. Поэтому
капиталисты идут по пути самой безудержной интенсификации труда,
рассчитанной на полное истощение сил человека. Рабочего заставляют
расходовать в течение 8 часов столько сил и энергии, сколько он израсходовал
бы за 12—14 часов работы при нормальных условиях, то есть при
нормальном уровне интенсивности труда. Именно чрезмерная
интенсификация приводит к тому, что многие рабочие на капиталистических
предприятиях к 40-летнему возрасту полностью теряют работоспособность и
выбрасываются с производства.
При социализме подобное явление исключено. Социалистическое
общество действительно стремится к максимальному облегчению труда, к
экономному расходованию сил и энергии человека. Этому, в частности,
и способствует сокращение рабочего дня.
Сокращение рабочего дня будет освобождать у человека большое
количество сил и энергии. И эти сэкономленные силы люди будут
направлять прежде всего на совершенствование своих знаний в самых
различных областях. Они будут изучать науки, производство, заниматься
изобретательством и рационализацией. По поводу этого обстоятельства не
может быть двух мнений, и вот почему.
До тех пор, пока существует человечество, люди .будут развивать и
совершенствовать производство, ибо только в этом случае они смогут
существовать, продолжать свой род, повышать уровень жизни.
При этом следует иметь в виду, что потребности людей в
материальных и духовных благах постоянно возрастают. Значит, и производство
этих благ должно постоянно расти, подниматься на все более высокий
уровень. Приобретение же знаний, опыта помогает людям
совершенствовать производство.

О СВОБОДНОМ ВРЕМЕНИ ПРИ КОММУНИЗМЕ
149
Проблемы производительности и облегчения труда,
совершенствования его организации будут находиться в центре внимания
коммунистического общества. Как известно, при коммунизме, когда он превратится
в единую, всеохватывающую систему, не будет государства, не будет
органов принуждения. Однако было бы неправильно предполагать
что общество откажется от организованного использования труда.
«Некоторые,—говорил Н. С. Хрущев на XXI съезде КПСС,—вульгарно
представляют себе коммунистическое общество, как бесформенную и
неорганизованную, анархическую массу людей. Нет, это будет
высокоорганизованное и слаженное содружество людей труда. Для того, чтобы управлять
машинами, каждый должен будет в определенное время и в
установленном порядке выполнять свои трудовые функции и общественные
обязанности».
Планирование производства не только сохранится при коммунизме,
но будет еще более четким и всеобъемлющим.
Для осуществления нормальной жизнедеятельности производства
всегда будет требоваться определенное количество труда. Исходя из
потребностей производства, общество, по-видимому, будет определять и
рабочее время и рабочее место каждого работника. Конечно, при этом
будут учитываться его способности и желания, но не следует забывать и о
том, что при коммунизме каждый трудящийся на первое место будет
ставить общественные интересы, даже если они не всегда будут совпадать
с его желаниями.
Труд членов коммунистического общества будет творческим, а
значит, и высокопроизводительным. Человеку будет свойственно без
принуждения работать по своим способностям, а способности людей при
коммунизме будут несравненно выше, чем в настоящее время.
В условиях коммунистического общества характер труда коренным
образом изменяется. Труд становится свободным, человек приобретает
возможность работать на себя и на общество в целом. Ликвидируются
паразитические классы, у трудящихся появляется чувство гордости за
свой труд, за свой вклад в общее дело. Общество принимает
действенные меры к облегчению труда, к созданию каждому работающему
наиболее благоприятных условий на производстве. Постепенная ликвидация
тяжелого физического труда, сокращение рабочего времени приведут к
полному исчезновению неприязни к труду. Труд будет доставлять радость
и удовлетворение.
Значительная доля свободного времени будет посвящаться
накоплению знаний, изучению производства, изобретательству,
рационализации. Свободное время явится могучим фактором повышения
производительности труда, роста и совершенствования коммунистического
производства.
Часть времени люди будут отдавать выполнению своих
общественных обязанностей. При коммунизме все стороны жизнедеятельности
общества будут направляться общественными органами. Для того, чтобы
справиться с этой гигантской задачей, к управлению обществом придется
привлечь всех его членов.
При социализме, говорил В. И. Ленин, «впервые в истории
цивилизованных обществ масса населения поднимется до самостоятельного
участия не только в голосованиях и выборах, но и в повседневном
управлении» (Соч., т. 25, стр. 458). Возможность такого участия всех в
управлении, обществом обеспечивается, во-первых, тем, что каждый член
общества будет располагать достаточными для этого опытом и знаниями, а
во-вторых, наличием достаточного свободного времени. «Социализм,—
писал В. И. Ленин,— сократит рабочий день, поднимет массы к новой
жизни, поставит большинство «населения в условия, позволяющие всем
без изъятия выполнять «государственные функции»... (там же, стр. 459)-
Однако свободное время при коммунизме будет использоваться не

150
N. П. КОСТИМ
только для изучения производства, техники, технологии, теоретических и
прикладных наук, для управления общественными делами. Оно будет
использовано также для занятий искусством, литературой, спортом
и др.
В. И. Ленин говорил о том, что коммунистом можно стать, лишь
овладев всей суммой знаний, накопленных человечеством.
Вопрос об овладении высотами человеческой культуры имеет
большое значение уже в наши дни. В нашей стране наблюдается огромная
тяга трудящихся и особенно молодежи к самодеятельности, театру, кино.
В самых различных уголках страны возникают университеты культуры.
О любви к литературе свидетельствует тот факт, что Советский Союз
намного опередил все другие страны мира по выпуску литературы.
В 1959 году тираж выпущенных книг достиг астрономической цифры,
значительно перевалив за миллиард экземпляров. Наше радио и
телевидение широко популяризируют классическую музыку, новые театральные
постановки, выступления кружков самодеятельности.
Можно без преувеличения сказать, что именно советская культура
и искусство являются прямыми наследниками и продолжателями
лучших традиций, созданных человечеством в этих областях общественной
жизни.
Большое развитие получат при коммунизме самые разнообразные
виды спорта. Как известно, физическая нагрузка для человеческого
организма совершенно необходима. Без гимнастики, без спорта не может
быть и речи о нормальном физическом развитии людей. Спорт будет
давать необходимую физическую нагрузку организму и обеспечивать
тем самым его нормальное развитие. Особенно большое развитие
получит туризм, ибо это одновременно спорт и отдых, возможность
многое узнать, увидеть и укрепить свои силы. Поэтому в будущем,
по-видимому, каждый здоровый человек будет в какой-то мере туристом.
Но было бы неправильно думать, что изучение производства, наук,
литературы, искусства, занятия спортом и выполнение общественных
поручений будут занимать все свободное время. У людей останется
достаточно времени и для развлечений.
Свободное время при коммунизме будет использоваться
чрезвычайно эффективно, будет давать возможность человеку всесторонне
развивать свои способности.
Накопление дополнительных знаний и опыта, изучение искусств,
занятия спортом и здоровый отдых будут благотворно влиять на
каждого члена коммунистического общества, будут повышать его
творческие возможности, его работоспособность и энергию.
«Свободное время,— пишет Маркс,— являющееся как временем
досуга, так и временем для осуществления более возвышенной
деятельности, конечно, превращает того, кто им располагает, в иного субъекта, и
как иной субъект он и ©ступает в непосредственный процесс
производства» («Из неопубликованных рукописей К. Маркса». Журнал
«Большевик» J* 11—12 за 1939 год, стр. 65).
Проблема использования свободного времени уже в настоящее
время встала как одна из важных практических проблем. Она неразрывно
связана с той воспитательной работой, которую ведут
Коммунистическая партия, профсоюзы, комсомол. Трудящимся и особенно
подрастающему поколению необходимо подсказывать правильные, наиболее
разумные формы использования свободного времени. И не только
подсказывать, но и обеспечивать возможность такого использования.
Общественность все более активно должна заниматься организацией досуга
трудящихся и молодежи. Там, где это дело пускается на самотек,
возможны всякого рода неприятности. Мы не должны забывать о
живучести пережитков капитализма, о проникновении по некоторым каналам
в нашу среду растленной буржуазной идеологии.

О СВОВОДНОМ ВРЕМЕНИ ПРИ КОММУНИЗМЕ 151
Подавляющее большинство нашей молодежи самоотверженно
трудится и умеет хорошо использовать свободное от работы время.
Миллионы юношей и девушек учатся в вечерних и заочных учебных заведениях,
миллионы занимаются в коллективах самодеятельности. В больших и
малых городах, в колхозах и совхозах молодежь занимается спортом,
участвует в работе самых разнообразных кружков — литературных,
технических, рукодельных. Если у человека имеется желание, он всегда сумеет
найти для себя приятное и в то же время полезное занятие.
Однако, к сожалению, встречаются и другие примеры. Есть у нас
незначительное число молодых людей, которые имеют слишком много
свободного времени (а порой и вообще не заняты общественно полезным
трудом) и неправильно это время используют. Весь смысл их жизяи часто
сводится к танцам, посещению ресторанов, попойкам. А отсюда один шаг
и до преступления. Это, конечно, плесень на теле нашего жизнерадостного
и здорового общества, но плесень досадная и свидетельствующая о том,
что мы еще не все успеваем делать <в области воспитания. А наше
продвижение к коммунизму требует от нас воспитания высоких моральных
качеств у всех советских людей без исключения. Вот почему разумное
использование свободного времени, организация досуга — это очень
серьезное дело, которое должно быть в центре внимания всей советской
общественности.

Опыт изучения философии
Работа философских семинаров
Академии наук СССР
Н. Т. АБРАМОВА, Э. П. АНДРЕЕВ
Ленин постоянно подчеркивал
необходимость союза философии и естествознания
и плодотворность этого союза как для
естествознания, так и для философии. Этот союз
в -нашей стране послужил основой
выдающихся достижений советской науки.
Рассмотрению дальнейшего укрепления
союза философии и естествознания в свете
выполнения постановления Президиума
Академии наук СССР от 21 августа
1959 года о включении работы
философских семинаров в план работы научных
учреждений было посвящено совещание
руководителей, членов бюро и консультантов
философских семинаров, существующих
в научных учреждениях АН СССР.
Открывая совещание, Б. Ф. С е м к о в
отметил, что работа философских
семинаров за последние годы улучшилась, но
в ней имеются еще недостатки. Занятия
многих семинаров проводятся еще
несистематически, возникают трудности и при
составлении планов работы. Необходимо
усилить философскую направленность работы
семинаров, повысить активность
слушателей, проводить занятия систематически по
плану, разработанному в соответствии
с профилем научного учреждения.
С докладом «Перспективный план по
проблеме «Диалектический материализм и
современное естествознание» как основа
работы философских семинаров» выступил
академик АН УССР М. Э. Омельянов-
с к и й.
Докладчик остановился на значении
I Всесоюзного совещания по философским
вопросам естествознания, сыгравшего
положительную роль в развитии философии
и укреплении союза между философией и
естествознанием. Весь ход развития
философии и естественных наук в настоящее
время требует глубокой разработки
философских проблем естествознания, прочного
союза науки и философии,
ученых-философов и ученых-естествоиспытателей.
Необходимо философски осмыслить
проблемы, возникающие в современной
физике, изучающей атом, ядро атома,
«элементарные» частицы. Все более важное
значение приобретают проблемы
соотношения пространства, времени и материи,
проблема реальности и закономерности в
физике. Философские исследования в этом
направлении должны сыграть тем большую
роль, что сами естественнонаучные
проблемы еще не вполне выяснены.
Изучение микромира в настоящее время
тесно переплетается с изучением
космических процессов. Философское освещение
достижений современной астрономии имеет
важное значение, ибо оно во многом
поможет пролить свет на нерешенные
проблемы физики микро- и макромира.
Новые философские проблемы
выдвинуты развитием кибернетики, к ним прежде
всего относится проблема методов аналогии
и моделирования, так как эти методы в
последнее время получают все большее
распространение в естествознании и технике.
Развитие современной биологии и
родственных ей наук выдвигает необходимость
более глубокого изучения проблемы
происхождения и сущности жизни, соотношения
форм движения материи, соотношения
между внутренним и внешним, живым и
неживым и многих других философских
вопросов.
Далее докладчик остановился на
недостатках, имеющихся в работе по
философским проблемам естествознания. Еще очень
мало выпускается трудов, посвященных
философскому осмыслению актуальных
вопросов современного естествознания. Очень
редко ученые-естествоиспытатели
выступают с философским анализом своих
исследований. Наши философы и
естествоиспытатели слишком мало уделяют
внимания критике различных течений
современного идеализма в естествознании.
Недостаточно учитывается тот факт, что чем
больше побед одерживает социализм, тем
активнее выступают за рубежом
враждебные марксизму-ленинизму
идеологические течения.

ОПЫТ ИЗУЧЕНИЯ ФИЛОСОФИИ
153
Интересы развития естественных наук и
диалектического материализма требуют
глубокого и тщательного изучения
ленинского философского наследства, активной
борьбы против идеализма и метафизики в
естествознании и повседневной творческой
совместной работы философов и
естествоиспытателей.
Далее М. Э. Омельяновский отметил, что
в течение 1959 года Комиссия Отделения
экономических, философских и правовых
наук в составе видных советских физиков,
биологов и философов разработала проект
перспективного плана научных работ по
проблеме «Диалектический материализм и
современное естествознание». Этот план
предполагает создание в ближайшие годы
силами философов и естествоиспытателей
многотомного энциклопедического труда по
философским вопросам современного
естествознания. Такой труд предположительно
будет состоять из следующих томов:
Том I. Раздел I. «Диалектический
материализм и философские проблемы
современного естествознания». Раздел II.
«Диалектический материализм и
физико-математические науки».
Том II. «Диалектический материализм и
химические науки».
Том III. «Диалектический материализм и
биологические науки».
Том IV. «Диалектический материализм и
физиология».
В области разработки философских
проблем отдельных наук следует особо
выделить философские вопросы
физико-математических наук, которые составляют
фундамент современного естествознания.
Физика оказывает влияние на все
отрасли естествознания, включая и биологию.
Биология, в свою очередь, объединяет
весьма обширный и разветвленный
комплекс наук, и развитие биологии является
необходимой теоретической предпосылкой
для развития медицинских и
сельскохозяйственных наук.
В области философских вопросов
физико-математических наук
необходимы исследования следующих проблем:
1) философские вопросы физики
«элементарных» частиц;
2) философские проблемы кибернетики;
3) философские вопросы современной
астрономии;
4) проблема реальности в современной
физике;
5) пространство и время в микро- и
макромире;
6) проблема детерминизма в
современной физике:
7) место и роль математической логики
в развитии современного естествознания;
8) конечное и бесконечное в физике и
астрономии;
9) динамические и статистические
закономерности в современной физике;
10) проблема прерывности и
непрерывности в квантовой физике;
11) критика современного
«физического» идеализма.
В области философских вопросов
современной биологии представляют
интерес следующие проблемы:
1) философские вопросы современной
генетики;
2) борьба материализма и идеализма
в современной биологии;
3) вопрос о происхождении и сущности
жизни;
4) соотношение внутренних и внешних
факторов в процессе органической
эволюции;
5) проблема целостности в биологии;
6) проблема детерминизма в
современной биологии;
7) проблема соотношения
физиологического и психологического;
8) критика антидарвинизма в
современной биологии.
Далее докладчик сообщает, что
докладная записка с перспективным планом была
разослана в научные учреждения и
сейчас уже получены ответы от большинства
учреждений и крупных ученых с
конкретными замечаниями и дополнениями к плану.
Все замечания и пожелания будут
рассмотрены и учтены при окончательном
утверждении плана, которое состоится на
сессии Научно-координационного совета по
философским вопросам естествознания.
Затем докладчик остановился на работе
философских семинаров. Рассмотрение
планов семинаров 27 институтов АН СССР
показало, что они соответствуют в целом
тематике перспективного плана. Главная
трудность при определении тематики
заключается в установлении философского
аспекта. Здесь допускаются две крайности:
в одном случае обсуждение темы
переходит в узкоспециальную в рамках данной
науки дискуссию, причем не учитывается
философский аспект естественнонаучной
проблематики; в другом случае, наоборот,
ставятся чересчур общие философские
проблемы, не учитывающие специфики
конкретной науки.
В заключение М. Э. Омельяновский
призвал слушателей всемерно улучшать
работу философских семинаров, цель которых
заключается в том, чтобы укреплять союз
философии и естествознания.
С докладом о работе философских
семинаров Физического института АН СССР
выступил Г. Б. Ж д а н о в. Он указал на
необходимость для научных кадров быть
вооруженными философией
диалектического материализма. Причем речь должна идти
не просто об использовании тех или других

154
H. T. АБРАМОВА, Э. П. АНДРЕЕВ
положений диалектического материализма,
но и об извлечении новых философских
выводов из анализа и обобщения научных
открытий в тесном содружестве и контакте
с .работниками философского фронта.
Семинары, сказал докладчик, могут играть
значительную роль в осуществлении этой
задачи, и мы придаем большое значение их
работе.
Задачей семинаров является изучение
важнейших философских проблем физики и
смежных с ней наук. В Физическом
институте АН СССР существует два тила
семинаров: общеинститутский и семинары
лабораторий и отделав (их шесть).
Руководителями атих семинаров являются
тт. Б. М. Вул, В, Л. Гинзбург, А. А.
Коломенский, Н. Ф. Нелипа, В. Я. Файнберг.
Нужно признать положительным фактом,
что в ряде случаев в работе семинаров
принимали участие старшие научные
сотрудники Института философии Г. А.
Свечников и Н. Ф. Овчинников.
На занятиях семинаров обсуждались
в основном философские вопросы квантовой
механики и теории относительности.
Докладчик отмечает, что в результате
многократного обсуждения на семинарах проблем
квантовой механики в институте
выработалась по этим вопросам более или менее
единая точка зрения, близкая к концепции
академика В. А. Фока.
В заключение Г. Б. Жданов остановился
на необходимости усиления контакта
между философами и физиками.
С докладом о работе философского
семинара в Институте биохимии выступил
Г. А. Д е б о р и н.
Семинар в институте существует
с 1955 года. Руководителем семинара
является академик А. И. Опарин. В работе
семинара принимают участие 30 человек.
На семинаре в этом году обсуждались две
проблемы: 1) проблема белка; 2) роль
биохимии в познании биологической формы
движения материи. По первой проблеме
обсуждались вопросы, касающиеся
специфики белка, современных представлений о
структуре белка, обмена в белке, и другие
Г. А. Деборин отметил, что среди
философов и естественников существуют
разногласия по вопросу о подходе к проблеме белка
с методологических философских позиций.
По второй проблеме намечено для
разработки шесть тем:
1) Физическая форма движения материи
и ее значение в познании биохимических
закономерностей.
2) Условия перехода физической формы
движения в химическую.
3) Химическая форма движения
материи и ее значение в познании
биохимических закономерностей.
4) Возникновение биохимических
закономерностей в результате развития
физической и химической форм движения
материи в живом теле.
5) Ошибочность сведения высших форм
движения материи к низшим и низших
к высшим.
6) Биологическая форма движения
материи и пути ее познания на основе
достижений современной физики, химии и
биологии.
Г. А. Деборин отметил тот полояиитель-
ный факт, что ученые Института биохимии,
помимо работы в семинаре, выступали
в печати со статьями по философским
вопросам биологии, принимали участие в
работе I Всесоюзного совещания по
философским вопросам естествознания.
Выступивший в прениях К. Н. Ш е в-
ч е н к о (Институт механики АН СССР)
рассказал о планах работы философского
семинара института и призвал философов
включиться в разработку методологических
вопросов механики.
Ю. П. Трусов (Институт геохимии
и аналитической химии имени В. И.
Вернадского) рассказал о работе семинара и внес
предложение печатать тезисы докладов,
которые ставятся на семинарах, и рассылать
их по смежным институтам.
Б. Н. Аникеев (кафедра философии)
полагает, что руководителям и участникам
семинаров необходимо обращать внимание
на метод решения поставленных проблем.
Он отмечает, что крупные ученые редко
выступают по наболевшим вопросам своей
специальности в большой аудитории.
И. И. Презент (Институт генетики)
говорил о значении союза философии и
естествознания и предложил включить
работу семинаров в план научных работ
институтов АН СССР с тем, чтобы увеличить
ответственность руководителей институтов
за работу философского семинара.
Участники совещания в своих
выступлениях призывали активизировать работу
философских семинаров научных
учреждений АН СССР. В свете постановления
ЦК КПСС от 9 января 1960 года «О
задачах партийной пропаганды в современных
условиях» эта задача приобретает особую
важность и актуальность.

ФИЛОСОФСКИЕ ЗАМЕТКИ
И ПИСЬМА
По поводу философского «опровержениях
концепции мирного сосуществования
В приложении к западногерманскому
еженедельнику «Дас парламент» от 15 июля
1959 года опубликована статья
Густава А. Веттера «Советская концепция
мирного сосуществования».
Тема статьи не нова. В последнее
время в капиталистическом мире появилось
бесчисленное множество заявлений,
содержащих критику концепции мирного
сосуществования двух систем.
Большинство ниспровергателей этой
ленинской идеи ведет атаку с позиций
практической политики, с позиций
определенных экономических интересов.
«Новизна» статьи Г. Веттера в том, что она
претендует на философское
«опровержение» концепции мирного сосуществования.
Как «скромно» говорит г-н Веттер,
«разъяснением этого вопроса он окажет ценную
услугу тем, кто несет бремя
ответственности за политические решения». Именно
с этой стороны статья может представшъ
интерес для советских читателей.
Вряд ли есть необходимость
объясняться с Г. Веттером относительно его метода
одностороннего, произвольного, а иногда и
прямо искаженного цитирования
произведений Ленина, Сталина и ряда других
авторов. В данном случае нет особого
смысла полемизировать с автором по тем
вопросам марксистско-ленинской теории,
которые попутно затронуты в статье. Мне
хотелось бы ограничиться лишь
рассмотрением принципиальных положений
работы, относящихся к вопросу о мирном
сосуществовании социализма и капитализма.
Свою задачу Г. Веттер видит в том,
чтобы ответить на вопрос: «Вытекает ли на
деле из ленинизма вывод о возможности
сосуществования, как неизбежный вывод?».
Ответ он дает неутешительный:
«Принцип мирного сосуществовалия не являет*
ся, к сожалению, необходимым выводом
из марксистско-ленинской доктрины».
Больше того, «ссылки на Ленина скорее
делают это предложение подозрительным».
Ощего же закралось подозрение в
пугливую душу г-на Веттера? Каким образом
пришел он к своему поразительному
выводу?
В начале его статьи излагается позиция
КПСС в вопросе о мирном
сосуществовании. Эта часть написана в манере
«беспристрастного» изложения цитат и
фактов, скрепленных «пояснениями» самого
г-на Веттера. Кроме ленинских
произведений, на помощь привлекаются Большая
Советская Энциклопедия, учебник
«Основы марксистской философии», работы
советских авторов А. Леонтьева, А. М.
Ковалева, Н. В. Тропкина.
Однако «беспристрастности» в этой
части статьи ровно столько, сколько
требуется для того, чтобы заронить столь
нужное автору семя «подозрений» в
голову несведущего читателя и подготовить его
ко второй, центральной части статьи, в
которой дается «критика».
Чтоб показать, как это делается,
достаточно одного примера.
Г-н Веттер перечисляет приводимые в
советской литературе факторы, которые
делают политику мирного сосуществовалия
реальным, возможным делом. Это, «во-
первых, сила и могущество
социалистических государств; во-вторых, рост
революционного движения в капиталистических
странах и растущее сочувствие
социализму со стороны трудящихся всех стран;
в-третьих, усиление освободительного
движения в колониях и зависимых странах
против империализма; в-четвертых,
обострение противоречий между
капиталистическими страдами».
Действительно, все это —
существенные условия, которые коренным образом
изменили соотношение сил на мировой
арене в пользу социализма.
Но, разумеется, изменение в
соотношении сил способствует сохранению мира
лишь в том случае, когда общественная
система, в пользу которой произошло это
изменение, действительно стремится к ми-
РУ.
Возможности упрочения мира появились
только потому, что соотношение сил изме-

156
ФИЛОСОФСКИЕ ЗАМЕТКИ И ПИСЬМА
вилось в ^пользу миролюбивой по своей
внутренней сущности социалистической
общественной системы. Страны, в которых
уничтожены эксплуатация человека
человеком и социальный гнет, не будут и на
международной арене выступать эа
эксплуатацию одних государств и народов
другими. В Советском Союзе и в других
социалистических странах нет классов или
групп, которые были бы заинтересованы
в порабощении других народов,
следовательно, нет социальной базы для агрессии,
для захватнических войн.
Но надраено было бы искать хотя бы
упоминание об этом решающем
обстоятельстве в сочинении г-на Веттера.
Он приводит факторы, изменившие
международное положение в пользу
социализма, и даже не полемизирует насчет их
содержания. Он не согласен только с
одним: с миролюбием социалистических
государств. На этот счет Веттер
придерживается прямо противоположного мнения. А
потому и факторы, которые он перечисляет
в статье, должны, по его замыслу,
доказать, что позиции мира не только не
улучшились, но, наоборот, значительно
ухудшились в связи с усилением социалистической
системы!
Впрочем, несколько ниже Веттер
приводит цитату из статьи А. Ковалева, в
которой говорится о том, что с точки зрения
интересов социализма и всего
человечества мирная перспектива окончательной
победы социализма несравненно более
выгодна, нежели победа, достигнутая в
результате кровопролитной войны, что война
затрудняет экономический прогресс
социализма, что в условиях мира социализму
легче раскрывать свои преимущества перед
капитализмом.
Но и эта цитата, как видим, приводится
с таким расчетом, чтоб показать, что дело
не в объективном миролюбивом характере
социализма, а лишь в тактическом
интересе, в выгодности мира для социализма.
Между тем в советской литературе ясно
показано, что социализм в силу своей
классовой природы не может иметь ничего
общего с агрессивной войной, что только с
победой социализма человечество навсегда
избавится от военной угрозы. Ничего этого
«не заметил» Г. Веттер.
«Не заметил» он в работах В. И. Ленина
и в статьях советских исследователей и
кардинального положения о том, что
империализм в силу самого характера этой
общественной системы закономерно
порождает войны и что, до тех пор пока
существует империализм, сохраняется
экономическая угроза войн. Ныне коммунисты
заявляют, что война не является более
неизбежной, что появилась реальная
возможность навсегда устранить войны из жизни
общества; эта небывалая в истории
возможность возникла вопреки воле
империалистов и лишь потому, что силы,
противостоящие империализму, растут так быстро,
что вынуждают империалистов к отказу от
агрессии. Эти элементарнейшие, и вместе
с тем основополагающие положения
марксизма-ленинизма, подробнейшим образом
раскрытые в марксистской литературе,
казалось бы, должны быть известны нашему
критику, коль скоро он взялся
опровергать учение ленинизма о войне.
Но г-н Веттер умудрился обойти и эту
важнейшую часть марксистско-ленинской
теории о войнах в современную эпоху. Лишь
в одном месте он вскользь говорит о том,
что «советская идеология видит, правда,
известную угрозу мирному
сосуществованию в том факте, что уже одно только
существование социалистических стран
противоречит интересам капитализма. Именно
благодаря социалистической революции
сократилась сфера деятельности капитала,
из-за чего капитализм экономически
оказался в очень затруднительном
положении».
Действительно, враждебность
буржуазных кругов к социалистическим странам со
времени их возникновения служила
постоянной угрозой мирному
сосуществованию двух систем и не раз приводила к
вооруженным нападениям на СССР и другие
социалистические страны. Об этом знает
каждый школьник, и г-н Веттер
достаточно проницателен, чтобы и на этот раз
уклониться от полемики. Ненависть
капиталистов к социалистическим странам
является и сегодня одной из самых главных
причин международной напряженности.
Однако дело этим отнюдь не
исчерпывается.
В те времена, когда социалистических
стран еще не существовало, а господство
империализма распространялось на весь
мир,— в те безвозвратно ушедшие времена
войны следовали одна за другой. Первая
мировая война началась, когда не было ни
одного социалистического государства.
Причины этих войн не были связаны с
существованием социалистических государств.
Очевидно, их следует искать в
природе безраздельно господствовавшего тогда
на земном шаре империализма.
Но просить г-на Веттера
проанализировать этот факт — значило бы желать
слишком многого. У него совсем другая
цель.
Он во что бы то ни стало хочет
доказать, что не капитализм, а социализм
стремится к войне. Поэтому он «опускает» из
статьи все те положения марксизма,
которые вскрывают объективные классовые
причины войн.
Таким маневром он пытается облегчить
свою задачу, поставленную во второй ча-

ФИЛОСОФСКИЕ ЗАМЕТКИ И ПИСЬМА
157
сти статьи: показать, что угроза миру
заложена... в самих принципах ленинизма.
Характерная особенность выступления
г-на Веттера состоит в том, что хотя оно
посвящено «опровержению » ленинской
•политики мирного сосуществования, в нем
нет ни одного, буквально ни одного,
упоминания о многочисленных ленинских
высказываниях по этому вопросу, сделанных
после Октябрьской революции, когда
проблема сосуществования из области теории
перешла в сферу политики, в сферу
конкретной практики.
Одно из двух. Или г-н Веттер незнаком
с этими высказываниями, или он знал
о них, но предпочел обойти их молчанием.
Судя по первой части статьи, можно
подумать, что г-н Веттер и на этот раз
предпочел прибегнуть к знакомой ему тактике
умолчания. В полемике, конечно,
прибегают и к такой тактике. Вряд ли, однако,
она помогает объективному доказательству,
на которое претендует автор.
Отказываясь оспаривать ленинские
положения по существу, г-н Веттер
предпочитает действовать в обход, изыскивая
противоречия между концепцией мирного
сосуществования и ленинской теорией
социалистической революции.
Первым объектом «критики»
оказывается открытый Лениным закон
неравномерности развития капиталистических
стран в эпоху империализма. Г-н Веттер
приходит к заключению, что этому закону
«присущ слишком воинственный, даже
агрессивный тон».
Почему? Потому что «смысл этого
закона как раз в том, что цепь
капиталистических стран насильственно
разрывается в слабом звене, после чего может
быть сломан весь фронт».
Г-ну Веттеру очень не нравится
применение насилия с целью свержения
капитализма. К этому пункту он то и дело
возвращается в ходе своих рассуждений.
Насильственный характер
социалистической революции, по его мнению, является
угрозой мирному сосуществованию.
Но как же быть, если старый,
отживший свой век общественный строй силой
пытается предотвратить объективно
неизбежное становление нового,
прогрессивного строя? Каким образом в этом случае
новые общественные силы могут утвердить
свое право на жизнь? Очевидно, только
применив силу против силы,
только ответив насилием на насилие. Никакого
другого пути в этом случае нет.
Или, может быть, г-н Веттер предпочел
бы, чтобы идущие к социализму народы
отказались от применения силы против
эксплуататоров, в то время как защитники
старого буржуазного строя, применяя все
возможные методы насилия, пытались бы
не допустить победы социализма?
Коммунисты предпочли бы мирный путь
перехода к социализму. Такую возможность
предвидели еще основоположники
научного социализма — Маркс и Энгельс.
Продолжатель их дела В. И. Ленин не исключал
возможности мирного перехода власти в
руки рабочих и крестьян России в 1917
году, когда в неимоверно тяжелых условиях,
в ходе мировой войны, наш народ первым
прокладывал путь к социализму. Г-н
Веттер не может не знать о знаменитых
«Апрельских тезисах» Ленина, которые
ориентировали партию на мирный переход
власти в руки Советов. Но Веттер не
упоминает и об этой известной всему миру
ленинской работе.
Если до сих пор переход власти в руки
рабочего класса обычно осуществлялся
немирным путем, то лишь потому, что
эксплуататорские классы не хотели
добровольно уходить со сцены и с помощью оружия
пытались затормозить неизбежный ход
исторического развития.
Тем не менее марксисты и сегодня
считают возможным мирный, без
вооруженного восстания и гражданской войны,
переход к социализму, например, путем
завоевания прочного большинства в парламенте.
Этот вывод XX съезда Коммунистической
партии Советского Союза, одобренный
коммунистами всех стран, был сделан на
основе марксизма-ленинизма, примененного к
новым историческим условиям.
Но допустим даже, что мирный переход
к социализму в той или иной стране, в
силу вооруженного сопротивления
эксплуататорских классов, стал невозможен.
Должна ли такая ситуация, сложившаяся
внутри капиталистического государства,
означать непременный конец мирного
сосуществования двух систем? Должна ли
социалистическая революция в каком-либо
буржуазном государстве привести к
военному столкновению двух систем?
Здесь мы подходим к центральному
пункту рассуждений г-на Веттера. Какова
будет, спрашивает он, позиция Советского
Союза, если в той или иной стране
начнется социалистическая революция?
Ограничится ли СССР «спокойным выжиданием»
или же вмешается вооруженными силами
во внутренние дела страны, где началась
революция, чтобы тажм путем ускорить
ее победу? Г-н Веттер явно встревожен
последней перспективой, которую он
считает наиболее вероятной. В подтверждение
своих догадок он приводит целую серию
аргументов.
Прежде всего, у г-на Веттера возникают
мрачные предчувствия в связи с тем, что в
отличие от пацифистов, отвергающих
всякие войны, коммунисты являются
сторонниками справедливых войн. Ленинское
учение о войне, пишет он, «насквозь
пронизано воинственным, агрессивным отноше-

158
ФИЛОСОФСКИЕ ЗАМЕТКИ И ПИСЬМА
нием к буржуазому миру». Где уж тут
говорить о мирном сосуществовании!
Хотя в статье и приводятся выдержки
из ленинских произведений, а также из
других марксистских работ, в которых ясно
говорится о том, что именно понимают
марксисты под справедливыми войнами,
г-н Веттер явно не желает понять, о чем
идет речь.
В самом деле, приводимые им цитаты
из работы В. И. Ленина «Военная
программа пролетарской революции», из
«Краткого курса истории ВКП(б)»,
«Политического словаря» и учебника по историческому
материализму, совершенно ясно
раскрывают положение марксизма о том, что
справедливые войны могут быть трех видов.
Во-первых, война, ведущаяся с целью
защиты народа от внешнего нападения. Но
ведь такая война есть священное право
любого народа. Признание за каждым
народом права на оборону от агрессии является
фундаментальным принципом
международного права. Что же удивительного в том,
что и коммунисты считают своим
священным долгом соблюдать этот принцип?
Во-вторых, война народов колоний и
зависимых стран за освобождение от гнета
империалистов. Коммунисты, выступающие
против эксплуатации человека человеком,
естественно, выступают против
порабощения одних народов другими. Если
империалистическая держава силой пытается
удержать свое господство над целым
народом, то у последнего не остается другого
выхода, как взяться за оружие.
Так поступали в свое время Соединенные
Штаты и некоторые другие, ныне
развитые капиталистические страны.
Обязательно ли должна война за
национальное освобождение народа из-под гнета
империалистической метрополии перерасти
в широкий международный конфликт? Нет,
не обязательно. Такого конфликта может и
не быть, если правящие круги
империалистических держав проявят минимум
здравого смысла и откажутся от исторически
обреченной политики насилия над волей
других народов. К этому призывают сейчас
и многие дальновидные деятели
буржуазного мцра. Если же такой конфликт
произойдет, то, во всяком случае, не по вине
социалистических стран, у которых нет
колоний.
Наконец, третьим видом справедливой
войны является война за освобождение
народа от рабства капитализма, то есть
гражданская война народа против
эксплуататоров. О такого рода войнах уже
говорилось. Можно лишь добавить, что
пролетариат не представляет в этом отношении
исключения в истории. Разве буржуазия в то
время, когда она была идущим к власти
прогрессивным классом, не действовала
подобным же образом? Ведь история ее
прихода к руководству в ряде стран,
начиная с революции в Нидерландах и в Англии,
есть история целого ряда вооруженных
выступлений, революций против
отжившего феодального строя.
Все дело в том, чтобы внутренние,
имеющие объективный характер противоречия
решались внутренними силами каждой
страны, без вмешательства извне. Тогда
•внутренний конфликт не перерастет в
международный, мировой конфликт.
Предвидя такую постановку вопроса,
Веттер выдвигает «главный» аргумент.
«Но,— говорит он,— разве с точки зрения
ленинской теории недопустимо, что
пролетариат одной, уже социалистической
страны выступит в качестве союзника в
борьбе пролетариата другой, еще не
социалистической страны?»
Вооруженное вмешательство
социалистических стран в начавшуюся
социалистическую революцию в буржуазных странах
Веттер считает главной угрозой для
мирного сосуществования.
Вряд ли нужно говорить, что народы
социалистических стран всей душой будут
на стороне поднявшегося против
эксплуататоров рабочего класса. Пролетарский
интернационализм, возникший на базе
единства целей рабочих всех стран, является
нерушимой заповедью для каждого
марксиста. Но что такое пролетарский
интернационализм? Это совместная борьба рабочих
всех стран за свои интересы. В наше время
насущной потребностью всех рабочих и
всех трудящихся является обеспечение
мира на основе мирного сосуществования.
Совместная борьба рабочих за мир
является самым ярким проявлением
пролетарского интернационализма.
Это ни в какой мере не противоречит
борьбе рабочего класса за социализм.
Наоборот, лишь в обстановке прочного мира
социалистический строй наиболее полно
может доказать своо бесспорное
преимущество перед капитализмом.
По мере продвижения социалистических
стран к коммунизму все больше будет
возрастать их притягательная сила для
людей труда в капиталистическом мире.
А строительство коммунистического
общества может осуществляться лишь в
условиях мира.
Веттер боится вооруженного
выступления социалистических государств в
поддержку народных революций в других
странах. Во Советский Союз первым
предложил капиталистическим странам
наилучшую гарантию против такого рода
опасений, конечно, на взаимных началах. Эта
гарантия — всеобщее и полное
разоружение. Его осуществление могло бы
полностью рассеять страхи г-на Веттера и его
единомышленников, поскольку при
достижении всеобщего разоружения станет не-

ФИЛОСОФСКИЕ ЗАМЕТКИ И ПИСЬМА
159
возможным вооруженное вмешательство
одних стран в дела других стран.
Однако буржуазные политические
деятели очень неохотно идут навстречу
советским предложениям. Курс на полное
всеобщее разоружение, который только и
может привести к ликвидации материальной
основы войн, не вызывает воодушевления
в правящих кругах Запада. Не потому ли,
что там еще не оставили надежд на
поворот исторического развития в нужном им
направлении с помощью силы, и ищут для
этого подходящий момент?
Советское государство неоднократно
выдвигало предложения о всеобщем и полном
разоружении. И первым, кто выдвинул это
предложение, был В. И. Ленин. Именно по
его указанию Советское правительство
поручило своей делегации на Генуэзской
конференции в 1922 году внести
предложение о всеобщем и полном разоружении
с целью создания надежной,
гарантированной основы для мирного сосуществования
двух систем. Но западные державы
отвергли ленинское предложение и
впоследствии отклоняли его всякий раз, когда оно
выдвигалось Советским правительством.
Это факт бесспорный и общеизвестный.
Если оценить его с объективных позиций,
то нельзя не прийти к выводу, что не
Советский Союз, а западные державы
препятствуют созданию наиболее надежной
гарантии принципа мирного
сосуществования.
Советский Союз решительно настаивает
на принципе невмешательства во
внутренние дела других государств. Вскоре после
Октябрьской революции Советское
правительство аннулировало все
неравноправные договоры,. заключенные царским
правительством с другими странами, в том
числе со странами Востока, договоры,
которые позволяли России вмешиваться в
дела других государств.
Принцип невмешательства во
внутренние дела других стран и сегодня является
основой, краеугольным камнем политики
мирного сосуществования. Но его
соблюдение обязательно для всех стран, а не
только для социалистических государств.
Времена, когда империалисты могли
безнаказанно вмешиваться в дела других
народов и диктовать им свою волю, навсегда
ушли в прошлое. Между тем многие
единомышленники господина Веттера довольно
откровенно заявляют, что этот принцип
обязателен лишь для социалистических
государств. Что же касается некоторых
буржуазных правительств, то они
рассматривают интервенцию с целью подавления
народных движений против реакции,
возникающих в той или иной стране, прямо-
таки как свое «естественное» право.
В развернувшейся сейчас на буржуазном
Западе острой дискуссии по вопросу о
мирном сосуществовании проблема создания
легальных возможностей для интервенции
с целью сохранения капитализма занимает
одно из центральных мест. Достаточно
напомнить о бесчисленных проектах
создания некоего наднационального органа
для «принудительного соблюдения
международного права», создания
международных «полицейских» сил и других
проектах.
Статья Г. Веттера, содержащая
рассуждения о возможности вооруженного
вмешательства СССР в дела других стран,
призвана, по-видимому, помочь
обоснованию подобного рода замыслов.
Хотя «доказательства» непримиримой
противоречивости концепции мирного
сосуществования и теории
социалистической революции занимают главное место
в статье, автор ими не ограничивается.
Мирное сосуществование находится, с
его точки зрения, в непримиримом
противоречии с марксистской диалектикой и с
- «основным характером» ленинизма.
Антагонистические противоречия,
рассуждает Г. Веттер, разрешаются, согласно
марксистской диалектике, насильственным
путем. А противоречия между
социалистическими и капиталистическими
государствами — это противоречия
антагонистические. Следовательно, преодоление этого
противоречия возможно лишь
насильственным путем и, очевидно, путем военного
столкновения, что строго соответствует
диалектике!
Господину Веттеру следовало бы раньше
изучить, а потом критиковать
диалектику. Одно из положений диалектики,
между прочим, гласит, что абстрактных истин
нет, что истина всегда конкретна.
Противоречие между двумя мировыми
системами — социалистической и
капиталистической — носит антагонистический,
непримиримый характер. Но для
разрешения этого противоречия отнюдь не
обязательна война.
Дело в том, что одна из сторон этого
противоречия — капиталистическая
система — сама содержит в себе непримиримое
внутреннее противоречие: между
буржуазией и пролетариатом, между
общественным характером производства и частным
способом присвоения. Законы развития
самого капитализма обусловливают
неизбежность ликвидации этой системы и замены
ее другой, более прогрессивной,
социалистической системой.
Таким образом, одна из сторон
противоречия — социализм и капитализм,— а
именно капиталистическая система,
исчезает в силу законов собственного развития.
И для этого не требуется войны между
двумя системами.
«Выжидательная позиция» в эпоху
мирного сосуществования, как твердо убе-

160
ФИЛОСОФСКИЕ ЗАМЕТКИ И ПИСЬМА
здея Г. Веттер, «противоречит самому
характеру ленинизма».
Отрадно слышать, когда буржуазный
философ признает боевой, активный,
наступательный характер
марксизма-ленинизма, который определяется тем, что
марксизм есть идеология наиболее
революционного в истории рабочего класса. Но и тут
г-н Веттер не может (или не хочет)
обойтись без путаницы.
Марксизму-ленинизму всегда было
органически чуждо «спокойное ожидание»
крупнейших исторических событий. Мирное
сосуществование, которое предлагают
социалистически« страны, отнюдь не означает
какого-то пассивного примирения
социализма с капитализмом. Мирное
сосуществование есть форма классовой борьбы в эпоху
перехода человечества от капитализма к
социализму. Она имеет ту особенность, что
ведется не военными, а исключительно
мирными средствами. Важнейшим
преимуществом социализма является сила
примера, его успех в мирном соревновании с
капитализмом.
Чем дальше и чем скорее народы
социалистических стран будут продвигаться по
пути коммунизма, тем наглядней станет
для всего человечества преимущество
этого пути развития.
Спор между капитализмом и
социализмом имеет реальную возможность быть
решенным не войной, а мирным
соревнованием, достижением более высокого уровня
жизни, наиболее полным раскрытием всех
возхможностей человека. Не «спокойное
выжидание», а активная борьба за скорейшее
построение коммунизма в своих странах —
вот единственно возможная политика
социалистических стран в период мирного
сосуществования двух систем.
В заключение статьи Г. Веттер
заверяет, что сказанное им не означает, будто
«Советский Союз вынашивает в настоящее
время действительно агрессивные
намерения», что в его статье «не решается
вопрос, должен'ли Запад принять
советское предложение о сосуществовании или
нет».
«Поэтому,— пишет Веттер,—-мы уже
сейчас решительно отклоняем обвинение,
которое предположительно будет
выдвинуто против наших высказываний с
коммунистической стороны, что мы тем самым
выступаем в защиту холодной или даже
горячей войны».
Вряд ли есть особая необходимость
обсуждать субъективные намерения, которые
побудили господина Веттера написать эту
статью. Нельзя, однако, не отметить, что
своей статьей г-н Веттер не помогает тем,
кто действительно хочет достижения
прочного взаимопонимания между всеми
народами. А без такого взаимопонимания не
может быть и прочного мирного
сосуществования.
В. В. ДМИТРИЕВ

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
«Артхашастра» как идеологический памятник
древней Индии
(К выходу в свет русского издания «Артхашастры, или науки политики», перевод с
санскрита. Издание подготовил В. //. Кальянов. М.-Л., АН СССР, 1959, 793 стр.)
В последнее время внимание мировой
общественности все чаще привлекает
вопрос о взаимоотношении культур Востока
и Запада. Основное содержание этой
проблемы сводится в конечном счете к тому,
как относятся друг к другу культурные
традиции народов Востока и Запада, в чем
их сходство и различие, какой вклад в
мировую цивилизацию вносит каждая из
них. Особый интерес в этой связи
вызывает индийская культура. Последнее
объясняется ее самобытностью, ее
многовековой историей, а также той важной ролью,
которую стала играть Индия в современной
международной жизни.
Вполне понятно, что для понимания
культурных традиций различных наролов
и для взаимного обмена культурными
ценностями серьезное значение имеет
непосредственное знакомство с
основными памятниками духовной культуры. Это
обращение к источникам приобретает
особую важность также и потому, что работы
буржуазных ученых зачастую дают
искаженное представление о ходе духовного
развития народов Востока, носят"
умозрительно-спекулятивный характер,
базируются на произвольном толковании источников,
на игнорировании фактов, противоречащих
предвзятой точке зрения.
В послевоенные годы советский читатель
получил переводы ряда памятников
духовной культуры и идеологии древней и
средневековой Индии: «Рамаяны» Тулсидаса и
ряда важных частей «Махабхараты» («Ади-
парва», «Бхагавад Гита» и другие).
В конце 1959 года в серии
«Литературных памятников» вышел русский перевод
с санскрита выдающегося произведения
древнеиндийской
общественно-политической мысли «Артхашастры». В этом
переводе, начатом еще в 30-х годах,
принимал участие ряд видных советских
индологов: С. Ф. Ольденбург, Ф. И. Щербат-
ской, Е. Е. Обермиллер, А. И. Востриков,
Б. В. Семичев, В. И. Кальянов. Последний
подготовил всю книгу к изданию и написал
к ней послесловие
историко-филологического характера. Второе послесловие
написано И. П. Байковым. Научное
редактирование всего текста выполнено академиком
В. В. Струве и профессором Б. А. Лариным.
В отличие от других основных
памятников индийской идеологии «Артхашастра»
стала известна ученому миру сравнительно
недавно: она была обнаружена лишь в
начале XX века в одной из библиотек Май-
сора крупным индийским санскритологом
Р. Шамашастри; он же осуществил первое
издание этого памятника и его первый
перевод на английский язык, выдержавший
пять изданий.
Многие исследователи считают, что
«Артхашастра» была написана министром
царя Чандрагупты из династии Маурьев
Каутильей (IV в. до н. э.); некоторые
относят ее к более позднему времени (иногда
даже к IV в. н. э.). Независимо от
датировки этого памятника большинство
сходится на том, что «Артхашастра» отражает
условия сохранившего остатки
рабовладения раннефеодального общества, в котором
царь считался верховным собственником
земли.
«Артхашастра» представляет собой
нормативный трактат о том, как должен царь
управлять своим государством, чтобы оно
было могущественным и процветающим и
могло бы не только противостоять натиску
враждебных государств, но и подчинить
их своей власти. Здесь рассматривается
весьма широкий круг вопросов:
взаимоотношение светских наук (философии,
экономики и политики) и религии, воспитание
характера царя, его поведение и образ
жизни, обязанности многочисленных
должностных лиц в государстве, порядок
судопроизводства, меры для охраны
общественного порядка, использование шпионов для
выявления настроений в стране и для
сбора сведений о соседних государствах,
взаимоотношение с соседними государствами,
подготовка и ведение войн и т. п.
«Артхашастра» предполагает деление общества на

162
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
касты (варны) и социальное неравенство,
сохранение которого признается
важнейшей ^ обязанностью царя. Монархический
строй считается наиболее приемлемым,
хотя упоминаются и республиканские
государства древней Индии. «Артхашастра»
является, таким образом, ценным
источником для изучения истории древней Индии,
ее социально-экономического строя и
общественных отношений. Важность этого
источника определяется еще и тем, что он
дает светское, а не религиозное
изображение общества. Это широко признанный
факт1.
Трактат Каутильи давно стал
предметом исторического и историко-экономиче-
ского исследования, однако его значение
для истории философии по сию пору
исчерпывающим образом не выяснено.
Начиная с прошлого века большинство
буржуазных исследователей, ссылаясь на
почти полное отсутствие светских
памятников в духовном наследии древней Индии,
усиленно старалось обосновать взгляд,
будто индийская культура развивалась под
определяющим воздействием религии,
идеализма и мистицизма, составлявших якобы
самую характерную черту индийской
цивилизации и обусловивших преимущественный
интерес индийских мыслителей к вопросам
внутреннего, «опиритуального» бытия
человека, их извечное пренебрежение к
нерелигиозным учениям и игнорирование ими
реальных проблем практической мирской
жизни (подробнее об этом см. «Об
историографии индийской философии»,
«Вопросы философии» № 2 за 1957 год).
«Артхашастра», как правило,
игнорируется буржуазными исследователями
индийской философии, а если (что
встречается довольно редко) и попадает в их поле
зрения, то либо рассматривается как
исключение из общего правила, либо подвер-'
гается произвольной субъективистской
интерпретации. С полным правом можно
сказать, что при подобном обращении с «Арт-
хашастрой» нельзя восстановить
объективную картину философской и общественно-
политической мысли древней Индии.
«Артхашастра» представляет собой, по-
видимому, один из главных, если не един-
1 Так, исследователь индийской науки
В. Е. Кларк писал в 1938 году:
«Обнаружение в 1909 г. «Артхашастры» открыло
совершенно новый мир жизни и мысли
древней Индии, отличной от того, который
представлен религиозной и философской
литературой Вед. Изображение древнеиндийской
цивилизации, основывающееся целиком на
этой религиозной литературе, так же
неверно, как и изображение раннеевропейской
цивилизации, которое бы целиком
базировалось на писаниях отцов церкви» («The
Legacy of India». Ed by Garratt, Oxford, 1938,
p. 340).
ственный из дошедших до нас источников,
дающих не только светскую, но, что
гораздо важнее, довольно трезвую для того
времени и глубоко рационалистическую
трактовку ряда существенных явлений
общественной жизни. Крупный исследователь
социальной истории древней Индии А. С. Ал-
текар сравнивает «Артхашастру» с
грамматикой Панини: оба эти памятника были
составлены, по его словам, с таким
совершенством, что даже многие последующие
поколения не могли их развить дальше или
хотя бы улучшить (см. A. S. А11 e k a r
«State and Government in Ancient India» Bana-
ras, 1949, p. 7)2.
В самом деле, в подавляющей массе
источников по общественно-политическим и
правовым воззрениям (литература дхарма-
шастры и нитишастры: кодексы Ману,
Яджнявалкьи Баудхаяны, Нарады и др.)
хотя и рассматривается большинство
вопросов, затрагиваемых в «Артхашастре»,*но
освещаются они здесь значительно слабее,
менее обстоятельно и конкретно, не говоря
уже о том, что преимущественное внимание
уделяется при этом
религиозно-нравственным проблемам и религиозной идеологии,
нормы которой, по мнению авторов этих
произведений, призваны регулировать и
направлять все стороны социальной
деятельности человека и государства. Автор
«Артхашастры», напротив, исходит из
решающей роли, говоря современным
языком экономических и
социально-политических факторов, составляющих оонову
общественной жизни. В заключительной главе
«Артхашастры» говорится, что только
материальные блага, ценности, богатства —
«артха»3 (отсюда и название всего
трактата) «обеспечивают человеческое существо-
2 Это не означает, что «Артхашастра»
является каким-то исключением в духовной
культуре Индии или стоит в ней особняком.
Сам Каутилья постоянно ссылается в своей
книге на работы целого ряда мыслителей,
которых он считает своими учителями и
предшественниками. В духе «Артхашастры»
написан ряд произведений («Нитисара» Ка-
мандакия, «Шукранити», «Артхашастра»
Брихаспати и другие), относящихся к более
позднему периоду, хотя они, несомненно,
менее значительны. Упоминание о науке
Артхашастры содержится во многих
религиозных, философских и литературных
сочинениях. В некоторых южноиндийских
надписях IX—X вв. н. э. наиболее опытные
цари называются «воплощениями
Каутильи», хорошо изучившими его науку.
3 В санскритской литературе слово
«артха» (artha) имеет два близких по
смыслу значения: это либо материальные блага,
богатства, условия существования, либо же
средства, мероприятия, необходимые для
создания могущественного государства и
управления им. Каутилья употребляет это
слово в обоих значениях.

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
163
вание...* Ценностью (артха) является
населенная людьми земля» (XV. 180.1; стр. 492
рецензируемого издания). Рассматривая в
другом месте (1.3.7; стр. 22) соотношение
между тремя традиционными для
индийской идеологии ценностями!* или целями
жизни: благочестием, религиозностью
(дхарма), чувственными наслаждениями,
любовью (кама) и материальным
благосостоянием, богатством (артха),— Каутилья
призывает соблюдать здесь разумную меру,
держаться в рамках «золотой середины»,
ибо «одно из трех... чрезмерно чтимое,
вредит себе и двум другим».
В то же время Каутилья напоминает,
что главенствующая роль принадлежит
материальным благам, богатству (артха),
ибо на нем основаны благочестие и любовь.
Автор «Артхашастры» разделяет трезвые,
реалистические воззрения, полагая, что
только хозяйственная деятельность
общества, экономика (варта)2 является
источником как материальных богатств, так и
могущества государства: «Учение о
земледелии, о скотоводстве, о торговле
составляет учение о хозяйстве. Оно приносит
пользу доставлением зерна, скота, золота,
лесного товара и обязательного труда.
При помощи его царь подчиняет себе
сторонников и врагов через казну и войско»
(I, 1. 4; стр. 19). Главная задача
«Артхашастры», как уже говорилось, состоит в
том, чтобы выявить и обосновать те
средства, с помощью которых царь может
приобрести, сохранить и увеличить свои
богатства и свою власть. Для этого он
должен, по мнению Каутильи, овладеть
четырьмя науками: философией, Ведами, наукой о
хозяйстве и искусством государственного
управления. Принципиально важно, как
рассматривается в «Артхашастре»,
соотношение между этими науками, какова,
иными словами, мировоззренческая •
позиция ее автора. «Артхашастра»
провозглашает науку (вернее — «искусство»)
государственного управления наиболее важ—
ной, определяющей понимание и
использование всех других наук: «То, что
обеспечивает сохранение и благополучие
философии, троицы вед и учения о хозяйстве,
есть жезл (данда), управление им есть
1 Санскритский оригинал этой фразы
(manushyanam vrittiartha) допускает
более сильный перевод: «Люди существуют,
производя материальные блага».
2 Интересно отметить, что термин «варта»
(varta), употребляемый Каутильей для
обозначения науки о хозяйстве,
этимологически обозначает также средства
существования и занятия, профессию вайшьев:
земледелие, скотоводство и торговлю.
Производный от того же корня термин «вритти»
(vritti) означает вообще всякую активную
деятельность человека.
наука о государственном управлении
(нити), она — средство для обладания тем,
чем не обладали, для сохранения
приобретенного, для увеличения сохраненного, и
она распределяет среди достойных
приращенное добро» (1.1.4; стр. 19). Из
дальнейшего описания существа государственного
искусства следует, что его необходимейшим
элементом является «правильное»
принуждение подданных 3.
В центре внимания Каутильи находятся
вопросы светской власти. На первый
взгляд, этому рациональному подходу к
проблемам государственного управления
противоречит признание и, более того,
высокая оценка Каутильей религии, причем
в ее традиционно-ортодоксальной форме
«троицы Вед». Автор «Артхашастры»
считает также религиозную добродетель,
благочестие (дхарму) одной из главных целей
человеческой жизни и полагает, что
соблюдение «дхармы» «ведет на небо и к
вечности» (I. 1. 3; стр. 18).
Можно привести еще целый ряд
примеров, свидетельствующих о том, что
Каутилья отводит религии важную роль в
общественной и прежде всего
нравственной жизни. Основываясь на этом факте,
многие буржуазные ученые пытаются
включить «Артхашастру» в число
ортодоксально-религиозных источников. Так,
например, В. П. Варма заявляет, что он
«категорически отвергает точку зрения,
будто Каутилья возвысил «Артхашастру» до
положения независимой науки: Каутилья
приемлет все основные принципы
индуистское теологии, и в этом смысле он не
поднял политики до положения независимой
науки» (V. P. Varma «Studies in Hindu
Political Thought and its Metaphysical
Foundations». Banaras, 1954, p. 73).
Конечно, было бы по меньшей мере наивно
ожидать от трактата подобного рода
игнорирования религии. Однако проблема не в
том, признает ли Каутилья религию, а в
том, какую роль и место он отводит ей в
общественной жизни. Выше уже
отмечалось, что он ставит религию в зависимость
от политики. И это (довольно редкое для
древнего мира) обстоятельство означает,
что Каутилья не признает за религией той
роли, которую она сама себе приписывала,
его не интересует, так сказать, иллюзорное
самосознание религии, ее притязание быть
руководством к достижению вечного
блаженства. В «Артхашастре» религии
отведена та функция, которую она на деле
выполняла в тогдашнем обществе,— функция
3 Примечательно, что само понятие
искусства государственного управления
«данданити» (dandaniti) указывает на его
насильственный характер («данда»
означает «палка, жезл, скипетр, наказание»).

164
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
оправдания и поддержания существующего
строя и свойственного ему социального
неравенства. Определяя место Вед среди
других наук (философии, науки о
хозяйстве и государственном управлении),
Каутилья заявляет: «...закон (вернее было
бы «предписания».— А. Н.) троицы вед
полезен тем, чго устанавливает свои
законы для каждой из четырех каст и для
каждой из четырех ступеней жизни» (I. 1.3;
стр. 17). При этом обязанности,
предписываемые каждой касте (брахманам,
кшатриям, вайшьям и шудрам) и каждой
«ступени жизни» (ученикам, домохозяевам,
удалившимся в лес и странствующим
отшельникам), не отличаются от тех,
которые содержатся в религиозных трактатах.
Каутилья настаивает также на соблюдении
и таких общих для всех каст религиозных
добродетелей, как ненасилие, правдивость,
чистота, независтливость, незлобивость,
прощение и терпение. Каутилья настойчиво
внушает царю, что только следование всем
этим заповедям и прежде всего выполнение
каждым человеком своих кастовых
обязанностей гарантирует устойчивость
государства; в противном случае «мир погибает
от смешения каст» (там же, стр. 18).
Иными словами, автор «Артхашастры» отдает
себе ясный отчет в том, что задача
религии заключается прежде всего в
поддержании идеологическими средствами
существующего социального строя в его
специфической для Индии кастовой форме, в
укреплении светской власти: «Власть
кшатриев, укрепляемая брахманством,
получающая совет советников, непобедима и
побеждает на вечность, вооруженная в
соответствии с науками» (I. 5.9; стр. 25).
Все содержание «Артхашастры»
свидетельствует о том, что религия
рассматривается Каутильей преимущественно с
утилитарной точки зрения, меньше всего
предполагающей стремление к спасению души и
к небесному блаженству. Основу этого
произведения составляют такие предписания,
которые не только исключают серьезное
отношение к религиозным заповедям, но
просто не принимают их в расчет. В самом
деле, как иначе можно совместить такие
религиозные нормы, как ненасилие,
правдивость, всепрощение, терпение и т. п., с
рекомендуемыми Каутильей методами
государственного управления: обманом,
хитростью, применением тайных средств для
устранения политических противников
(подкупа, клеветы, отравления, убийства),
использованием наемных убийц,
проституток, шпионов из брахманов, и т. д., и т. п.
Недаром среди современных исследователей
«Артхашастры» довольно популярна
характеристика Каутильи как «индийского
Макиавелли». Ясно, что для
«Артхашастры» главное значение имеет практика
социально-политической жизни, а не
абстрактные (но зато важные для
идеологической обработки сознания широких
масс) принципы религии.
Каутилья *чужд всякого благоговения
перед священнослужителями: «Артха-
шастра» допускает использование лиц
духовного звания в качестве шпионов,
провокаторов и осведомителей царя (см.,
например, I. 6.10—1. 11.15; стр. 27—35).
Именно этим объясняется забота Каутильи
о покровительстве служителям религии и
их материальном благополучии; они
единственное сословие, которое должно быть
освобождено от налогов: «Он (царь.—
А. Н.) должен дать жрецам, наставникам,
домашним жрецам и ученым брахманам
положенные брахманству земли, свободные
от взысканий и налогов и приносящие
соответствующий (доход)» (II. 19.1;
стр. 53). Думается, что все эти
обстоятельства дают крайне мало оснований для
зачисления «Артхашастры» в разряд
«теологических» произведений.
Весьма важное значение для выяснения
теоретических позиций «Артхашастры»
имеет анализ ее отношения к философии.
Известно, что почти во всех философских
школах Индии (за исключением, может
быть, школы чарваков-локаятиков)
философия считается наукой о том, как с
помощью знания общих принципов бытия
добиться освобождения души от
обременяющих ее оков эмпирического
существования и обрести вечное блаженство.
Принципиально по-иному относится к философии
автор «Артхашастры». Философия
трактуется в этом произведении как
самостоятельная наука, не подчиненная другим
формам идеологии (и прежде всего
религии); более того, «Артхашастра»
провозглашает философию самой важной из наук.
По мнению автора «Артхашастры»,
философия непосредственно связана с
практической жизнью и призвана давать ответы
на ее запросы. «Философия всегда
считается светильником для всех наук, средством
для свершения всякого дела, опорою всех
установлений» (I. 1.2; стр. 17). И,
наконец, философия для «Артхашастры» не
«наука всех наук», не вместилище всех
сведений о мироустройстве, а главным
образом методологическая дисциплина,
которой следует руководствоваться в различных
сферах человеческой деятельности.
Философия выполняет свое назначение благодаря
тому, что вскрывает в исследуемых ею
явлениях общественной действительности их
противоречивую сущность, обнаруживает
их противоположные стороны *. Выявление
1 На это существенное обстоятельство
обращает внимание в своем послесловии к
«Артхашастре» И. П. Банков (см, стр. 539).

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
16fi
противоречий составляет необходимое
условие для успешных действий человека в
практической жизни: «Философия тем, что
исследует при помощи логических
доказательств: в учении о трех ведах —
законное и незаконное *, в учении о хозяйстве —
пользу и вред, в учении о государственном
управлении — верную и неверную
политику, и исследует при этом сильные и
слабые стороны этих наук, приносит пользу
людям, укрепляет дух в бедствии и в
счастии и дает умение рассуждать, говорить и
действовать» (I. 1.2; стр. 17)2.
Примечательно, что для обозначения самого
понятия «философия» в «Артхашастре»
употребляется не традиционный термин «дар-
шана» с оттенком — «видение, прозрение»,
а термин «анвикшаки» (anvikshaki),
имеющий смысл «искусство рассуждения,
доказательство, логика».
Какие же системы рассматриваются
«Артхашастрой» в качестве философских?
По мнению Каутильи, лишь три из
известных в те времена философских школ могли
быть названы философскими,—это санкхья,
йога и локаята (см. I. 1.2). Сам Каутилья
никак не обосновывает своего выбора;
отсутствует в «Артхашастре» и сколько-
нибудь полная характеристика этих
систем. Между тем само это выделение
заслуживает пристального внимания. Оно
важно для анализа теоретических посылок
«Артхашастры», ее места и роли в
развитии философской мысли Индии.
Показательно, что никто из современных
исследователей не проявил интереса к
такому на первый взгляд курьезному и
необычному факту, как объединение в одну
группу атеистического материализма ло-
каятиков и учений санкхьи и йоги,
считающихся ортодоксально-религиозными.
1 Нам представляется, что здесь
выражение cdharmadharmau» более удачно можно
было бы перевести как «праведное и
неправедное» или «благочестивое и
неблагочестивое», ибо понятие «dharma» употребляется
в «Артхашастре» преимущественно в смысле
выполнения общественных обязанностей,
норм, предписываемых религией.
2 Несмотря на некоторую громоздкость
конструкции и тяжеловесность этой фразы,
она гораздо адекватнее передает смысл
санскритского оригинала, чем, например,
перевод Р. Шамашастри: «Праведные и
неправедные поступки познаются из трех вед,
польза и вред — из учения о хозяйстве,
подходящие и неподходящие средства, равно
как сила и слабость,— из учения о
государственном управлении» («Kautilya's Arthas-
hastra». Тг. by. Shamasastri, 1951, p. 6).
В переводе Р. Шамашастри эта фраза,
излагающая цель наук, фактически выпадает
из контекста данного отрывка,
посвященного характеристике одной лишь
философии.
Индийская традиция (по крайней мере те
ее представители, свидетельство которых
признается наиболее авторитетным в
современных исследованиях) изображала
материализм локаятиков в крайне
неприглядном виде, как грубое учение, видевшее цель
человеческой жизни в чувственных
наслаждениях, в удовлетворении низменных,
эгоистических побуждений человека,
учение, совершенно игнорировавшее всякие
духовные устремления, в том числе и
творческую, обобщающую деятельность разума.
Яркий пример подобной трактовки
материализма чарваков-локаятиков — «Сарва-
даршана-самграха » Мадхавачарьи,
содержащая наиболее подробное и в то же время
наиболее извращенное описание этой
школы и противопоставляющая ее всем
остальным системам индийской философии. Во
многих современных изложениях индийской
философии материализм
чарваков-локаятиков (умышленно или неумышленно)
представляется как некое курьезное и не
характерное для индийской философии
явление, противоречащее основному
направлению ее развития. Поэтому-то признание
материализма локаяты автором такого
важного памятника духовной культуры Индии,
как «Артхашастра», дает основание либо
для предположения о наличии
разновидности материализма, отличного от
изображенного Мадхавачарьей, либо же для сомнения
в объективности последнего. «Артхашастра»
опровергает оба основных обвинения,
извечно выдвигаемые против материализма
локаяты. Во-первых, из характеристики
философии Каутильей следует, что локаята
(причисленная им к школам подлинной
философии) не только не отвергала
рациональную ступень познания в пользу
чувственной, но по самому своему существу
являлась наукой о рациональном
исследовании действительности. Во-вторых, ни из
буквального текста, ни из всего духа
«Артхашастры» нисколько не следует,
чтобы локаята признавала так часто
приписываемое ей стремление к чувственным
наслаждениям в качестве единственного
идеала жизни. Нетрудно понять, что
именно привлекло Каутилыо в локаяте.
Материализм этого учения, его направленность
на практическую жизнь во многом
созвучны идеям «Артхашастры». Кроме того,
имеется ряд свидетельств (например,
драма Кришна Мишры «Прабоддхачандро-
дайя»), доказывающих, что школа локаяты,
отвергая богов и религиозных кумиров,
единственным своим авторитетом
признавала земного владыку — царя. Эта же драма
говорит, что материалисты (локаята)
считали учения о политике и хозяйстве
единственными науками (см. U. M i s h г а
«History of Indian Philosophy». Vol. I,
Allahabad, 1957, p. 207).

166
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
Поэтому не лишено оснований
предположение крупного итальянского индолога
Д. Туччи, что в какой-то период школа ло-
каяты, или локаяташастра, и артхашастра
были очень близки друг другу и даже
считались в древней Индии одной и той же
наукой. Но со временем (из-за того ли,
что артхашастра признала необходимость
религии в государственной жизни, из-за
того ли, что локаята стала в открытую
оппозицию к религии) их пути начали
расходиться. Однако еще в течение
длительного времени сохранялась идейная общность
этих учений (см. D. Chattopadhyaya
«Lokayata. A. Study in Ancient Indian
Materialism». Delhi, 1959, pp. 14—15).
Уместно напомнить, что индийская
традиция считает основоположником локаяты
мифического мудреца Брихаспати, которого
Каутилья признает если не основателем, то
по крайней мере виднейшим авторитетом
развиваемой в «Артхашастре»
политической науки. «Артхашастра» открывается
торжественным обращением наряду с Шу-
крой и к Брихаспати, что может
указывать на признание его Каутильей одним из
своих предшественников \ Не следует
игнорировать также и тот фадт, что как
локаята, так и «Артхашастра» не называют
1 В этой связи представляется
возможным дать объяснение обращения Каутильи
к Шукре и Брихаспати, несколько отличное
от объяснения, предлагаемого В. И. Калья-
новым, полагающим, что обращение
Каутильи к Шукре, считающемуся в
индийской мифологии наставником демонов-
асуров, и к Брихаспати — наставнику
богов— символизирует тот факт, что
Каутилья «как бы отдает должное и заслугам
своих идейных противников, стремясь
путем выяснения противоречивых суждений
установить истину» (стр. 561).
В. И. Кальянов проводит аналогию
с признанием «Артхашастрой»
материализма локаятиков наряду с ортодоксальными
системами санкхьи и йоги, что должно
подтверждать, по его мнению, стремление
Каутильи исходить из противоречащих
друг другу источников для выяснения
истины. Но такая постановка вопроса не
может не вызвать возражения хотя бы уже
потому, что в индийской традиции вряд ли
можно указать хотя бы одного автора,
который бы возводил свое учение к
противостоящим друг другу авторитетам.
Вернее всего предположить, что Шукра и
Брихаспати являются для Каутильи
родственными по своему духу авторитетами, к
которым он (в полном согласии с индийской
традицией) возводит свое учение. Это
предположение может быть подкреплено и тем
обстоятельством, что во многих индийских
источниках демонам-асурам приписываются
материалистические взгляды локаятиков
(см., например, Майтраяни Упанишада,
VII. 10, Чхандогья Упанишада, VIII. 7—8;
Шантипарва, XII. 1.120 и далее; Вишну
Пурана, III. 18.14—26).
в числе основных целей жизни главного
религиозного принципа «мокши»
(освобождение души) и провозглашают основными
идеалами «артху» и «каму» (правда,
«Артхашастра» добавляет к ним
зависящую от богатства «дхарму», то есть
предписания религии). Следует также обратить
внимание и на довольно близкое сходство
внешних судеб «Артхашастры» и локаята-
шастры (хотя, разумеется, это не может
служить неопровержимым
доказательством их идейного родства). Подобно
источникам локаяты, «Артхашастра» очень
редко упоминается в других духовных
памятниках Индии, а если и упоминается,
то, как правило, неодобрительно. В ее
адрес направлены те же злобные обвинения
в низости, безнравственности, цинизме,
расчетливости и т. п., которые обычно
предъявлялись локаятикам 2. Так,
например, в религиозной драме «Еадамбари»
знаменитого поэта средневековья Бана (VII в.
н. э.) учение Каутильи изображается
следующим образом: «Существует ли
что-нибудь святое для тех, кто избрал своим
руководством науку Каутильи с ее
бессердечными наставлениями и жестокостью? Чьими
учителями являются безжалостные жрецы,
погрязшие в колдовстве? Чьи помыслы
всегда устремлены к богине богатства, oi
которого отказываются тысячи царей» (цит.
по «Kautilya's Arthashastra». Tr. by
R. Shamashastry, p. X). Следует сказать,
что трезвая расчетливость и циничная
откровенность, с которой Каутилья обсуждает
различные, в том числе и не совсем
чистоплотные приемы борьбы с противниками
государственной власти (за что на него
так гневно обрушивается Бана), меньше
всего могут быть поставлены ему в вину,
ибо эти приемы были обычным явлением на
политической арене Индии в течение всей
ее многовековой истории. Каутилья просто
исходил из существующей практики
борьбы за власть между различными
группировками в государстве, не прикрывая
своих рассуждений ханжеским религиозным
морализированием. Всячески стремясь к
укреплению положения царя, рекомендуя
ему самые разнообразные меры для
сокрушения своих врагов, Каутилья в то же
время обязывает его заботиться о
благосостоянии своих подданных, ибо в их
счастье и процветании заключается и
собственное счастье государя. «Польза для
2 Возможно, подобное отношение к
«Артхашастре» и явилось причиной того, что это
направление общественной мысли
представлено так слабо в индийской литературе.
Предположение Алтекара, будто отсутствие
других аналогичных памятников
объясняется совершенством и полнотой
«Артхашастры», выглядит в этой связи довольно
сомнительным.

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
167
царя — не то, что ему приятно, но что
приятно подданным — в том польза царю»
(1.16. 19, стр. 46). Согласно
сохранившимся сведениям, локаята также
предписывает правителю не допускать
несправедливости по отношению к своим подданным
(вряд ли нужно говорить при этом, ято
идеал доброго, справедливого и заботящего-»
с я о благе своих подданных царя так и
остался в предписаниях теоретиков, не
получив практического воплощения). Следует
отметить, однако, что, анализируя идейные
позиции локаяты и артхашастры, можно
установить существенное различие и даже
противоположность их социальной
программы. «Артхашастра» — яркое
выражение интересов правящей верхушки
древнеиндийских государств, локаята же,
напротив, в какой-то мере соответствует
запросам трудящихся масс.
У нас нет возможности подробно
разбирать вопрос о роли и месте двух других
философий — санкхьи и йоги — в учении
Каутильи. Однако вряд ли можно
согласиться с утверждением В. И. Кальянова,
будто объединение санкхьи и локаяты в
одну группу подлинно философских учений
следует объяснять стремлением Еаутильи
учитывать противоположные мнения по
одному и тому же предмету. Правильнее было
бы предположить, что, напротив, эти две
системы представлялись Каутилье
родственными. Ведь санкхья, как это
справедливо отмечает В. И. Кальянов в другом
месте (см. стр. 563), издревле считалась
в Индии представительницей философского
рационализма, так что в этом она нисколько
не противоречит ни локаяте, ни всему духу
«Артхашастры». Действительно, санкхья и
локаята имеют много общего. Прежде всего
как локаята, так и санкхья (в чем можно
убедиться при более тщательном анализе)
обнаруживают материалистический подход
к решению основных философских проблем
(см. об этом статью Н. П. Аникеева
«Материализм и атеизм системы санкхья
раннего средневековья» в «Вестнике МГУ.
Серия философии, экономики и права»
№ 1, 1958). Многие мыслители древней
Индии открыто говорили об идейном
родстве санкхьи и локаяты. уТак, Шанкара
критиковал санкхью с тех же позиций, что
и локаяту, а иногда прямо говорил об их
общности (см. Sankara «Vedanta-sutra-
bhashya». II. 2.. 2.).
Авторы «Сутра-кританга-сутра»
неоднократно приравнивали санкхью к локаяте,
имея в виду тождество Э1их учений в
трактовке взаимоотношения материи и сознания
(см. «Sutra-kritanga-sutra». I. 1. 11—13,
И.1.21—23). Более глубокие корни
идейной и социальной общности санкхьи и
локаяты убедительно показывает Д. П. Чатто-
падхьяя в своей недавно вышедшей книге
об индийском материализме (см.
D. Chattopadhyaya «Lokayata».
Delhi, 1959, pp. 359—459). Эти учения
сходятся в решении многих вопросов
онтологии и гносеологии. При этом, однако,
санкхья признает существование
независимой от тела души и освобождение ее
(мокша) от иллюзорной обремененности
эмпирическим бытием. Локаята же
категорически отвергает это. Видел ли Каутилья
это расхождение? По-видимому, оно мало
интересовало его, так как не затрагивало
проблематики, существенной для
«Артхашастры». Правильнее предположить, что
для Каутильи была важна общность этих
учений в подходе к
действительности. С другой стороны, санкхья могла
привлечь Ваутилью и тем, что
представляла собой наиболее
рационалистическую систему из всех считающихся
религиозными (ведь религия признается
Каутильей). Не исключено также, что речь
идет в данном случае об одной из
разновидностей санкхьи, не признававшей
существования души, независимой от тела.
К. С. Сатчидананда Мурти обнаруживает
намеки на такое учение даже в «Махабха-
рате» (см. К. С. S. Murthy «Evolution of
Philosophy in India». Waltair, 1952).
Наконец, наиболее вероятная причина
подобного объединения заключается в том,
что онтология санкхьи служила
теоретической основой системы йоги, объявленной
Каутильей третьей составной частью
философии.
Правда, йога является самым ярким
выражением индийского религиозного
мистицизма и иррационализма. Свою задачу она
видела в том, чтобы отыскать способы
«обуздания мысли», средства отвлечения
от всякого конкретно-эмпирического
содержания, сосредоточения «очищенной»
мысли на самой себе и погружения в
глубокий транс, обеспечивающий якобы
приобщение индивидуального человеческого духа
к абсолютному духу, богу. Йога
разработала довольно сложные позы, способы
контроля за дыханием, самовнушения и т. п.,
по видимости, освобождающие сознание
от бремени мирских оков. Все это,
несомненно, трудно совмещается с
основной устремленностью «Артхашастры»,
устремленностью к земной жизни. Но все
дело как раз в том, что йога, упоминаемая
в «Артхашастре», носит существенно иной
характер. Каутилья посвящает целых две
главы (1.3. 6—7), названных «Победа над
чувствами», тому, как царь должен владеть
своими страстями и эмоциями, не давать
им воли и подчинять их более важным
интересам сохранения государственной
власти. В противном случае, предостерегает
Каутилья, «царь... не обуздывающий своих
чувств, немедленно гибнет, хотя бы он был

168
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
владыкой четырех стран света» (1.3.6;
стр. 21). В индийской традиции всегда
считалось, что управление человеческими
чувствами, желаниями и страстями и
контроль над ними входят в компетенцию
только йоги.
Это свидетельствует о том, что в
«Артхашастре» йога рассматривается как
практическое средство воспитания
характера, самоконтроля и удержания
человеческих страстей в разумных, не выходящих
за общепринятые нормы границах; йогиче-
ская практика служит в «Артхашастре» не
«обузданию» мысли и подавлению
естественных для человека желаний и эмоций,
а избавлению от таких порочных наклон-
лостей, как гнев, алчность, тщеславие,
высокомерие, похоть и т. д., приверженность
к которым привела многих могущественных
и славных царей к гибели (см. 1.3.6;
стр. 21). Поэтому-то Каутилья считает, что
физическая и нравственная
самодисциплина является необходимым условием успеха
в жизни. В. И. Кальянов справедливо
указывает (см. стр. 566, примеч. 3), что йога
могла быть привлечена Каутильей только с
этой целью. Иными словами, йога в
«Артхашастре» имеет мало общего с
общеизвестной мистической йогой. Возможно, это
свидетельствует о существовании школы йогов,
занимавшейся исключительно вопросами
воспитания.
Таким образом, анализ роли и места
философии в «Артхашастре» показывает, что
Каутилья, во-первых, связывает
философию с жизнью, считает философию
важнейшим и необходимым условием
политической практики. Это свое назначение
философия осуществляет благодаря тому, что,
вскрывая противоречивую природу
явлений, служит методологическим руководством
в практической деятельности. Во-вторых,
Каутилья полагает, что только философия,
свободная от религиозных устремлений,
способна справиться со своими задачами.
И, в-третьих, философия, признанная в
«Артхашастре», в значительной своей части
связана с материалистическими
древнеиндийскими учениями.
«Артхашастра» дает ценные сведения по
другим мировоззренческим вопросам, на чем
мы можем остановиться лишь коротко.
Интересно понимание Каутильей места
точных наук в общей совокупности знания.
Прямая их характеристика у Каутильи
отсутствует. Однако, рассматривая
отдельные отрасли хозяйства, торговли и
государственного управления (земледелие,
скотоводство, металлургию, эксплуатацию
земных недр, военную технику, врачевание
и т. д.), Каутилья указывает, что от лиц,
ведающих этими отраслями, требуется
обстоятельная и довольно глубокая
подготовленность к выполнению своих
обязанностей, подготовленность, предполагающая
весьма высокий уровень развития
химических, физических, медицинских,
биологических, метеорологических и т. п. знаний
(см., например, II. 30—31; стр. 81—91).
Это свидетельствует о том, что для
Каутильи объективное содержание
естественнонаучных знаний неотделимо от их
практического применения, прикладного
значения. В то же время Каутилья
высказывает полное пренебрежение к тем
знаниям, которые совершенно бесполезны в
жизни, например, к астрологии: «У
неразумного, спрашивающего звезды, выгода
пройдет мимо; сама выгода есть звезда для
выгоды, а что сделают звезды?» (IX. 142.4;
стр. 399). В то же время Каутилья
разделяет целый ряд предрассудков и суеверий
своей эпохи, например, веру в колдовство.
Интересно также и представление Каутильи
о происхождении государства. Он говорит,
что первоначально общество находилось в
состоянии разброда, страдало от взаимной
вражды людей (см. 1.9.13; стр. 32). Чтобы
избавиться от этого хаоса, люди,
договорившись между собой, решили призвать
Ману в качестве царя, который бы
управлял ими, соблюдая закон и справедливость.
Взамен этого люди должны были отдавать
ему % часть своих доходов с земли и 7ю
часть доходов с торговли. Эта версия о
происхождении государства является
довольно распространенной в индийской
традиции.
Каково же значение «Артхашастры»
как идеологического памятника? Какое
место занимает он в духовной культуре
Индии и всего человечества? Прежде всего
«Артхашастра» опровергает весьма
распространенное мнение, будто Индия испокон
веков была занята поисками духовной
субстанции бытия и пренебрегала вопросами
практической земной жизни, в результате
чего оказалась якобы на задворках
мировой цивилизации и была завоевана
европейцами.
Анализ «Артхашастры» показывает, что
в Индии велась серьезная разработка
вопросов общественной действительности,
опиравшаяся на требования и запросы
практической жизни. Причем глубина и
всесторонность «Артхашастры» в
трактовке вопросов политической практики едва
ли была превзойдена не только в древней
Индии, но и во всем древнем мире1.
1 Никак нельзя согласиться с
утверждением В. П. Варма, будто, «несмотря на
глубокие философские и психологические
исследования, в области собственно
политического мышления древние индийцы не дали
сколько-нибудь выдающейся работы» (V. Р. V а г-
m a «Studies in Hindu Political Thought and
its Metaphysical Foundation», Banaras, 1954,
p. 216J.

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
169
«Артхашастра» — один из выдающихся
памятников духовной культуры Индии —
свидетельствует о наличии в этой стране
плодотворной антирелигиозной традиции в
освещении общественной жизни, что само
по себе уже является крупным
достижением 1.
. Наконец, огромное значение
«Артхашастры» в том, что она открыто утверждает
необходимость руководствоваться в подходе
к явлениям общественной действительности
философским мировоззрением2 и, что
весьма показательно, считает наиболее
плодотворным рационалистический и
материалистический (или весьма близкий к ним)
подход к действительности.
1 В этой связи хочется еще раз отметить
тенденциозность и предвзятость взглядов,
согласно которым основная заслуга Индии
перед мировой цивилизацией состояла в ее
религиозном подходе к действительности.
«...Мы находим,— пишет, например, В. П.
Варма,— что в индусском мышлении
имеется фундаментальная духовная и моральная
тенденция, которая величественна своим
провозглашением священного характера
человеческой индивидуальности. Это
подчеркивание духовности и моральности в
политической мысли индусов является
величайшим вкладом в мировую политическую
мысль» (там Же, стр. .217).
2 Опять же следует подчеркнуть
бездоказательность и необоснованность часто
делаемых утверждений, будто практическая
направленность «Артхашастры» исключает
признание ею руководящей роли теории,
будто она представляет собой не что иное,
как свод конкретных эмпирических правил
администрирования.
15 января 1960 года в докладе на
IV сессий Верховного Совета СССР пятого
созыва Н. С. Хрущев специально отметил,
что «в Западной Германии за последнее
время все определеннее выявляются
тенденции обелить и чуть ли даже не
реабилитировать кровавый гитлеровский режим».
Не последнюю роль в этих попытках
играют западногерманские философы.
Они подымают на щит старых
идеологов германского экспансионизма типа
Шпенглера, Чемберлена или Аммона,
но особое внимание уделяют апологии
Ницше. Не случайно Отто Гротеволь
в своих выступлениях, посвященных
разоблачению нацизма, указывает, что
основные положения философии Ницше превра-
Несколько слов о русском переводе
«Артхашастры».
В переводе «Артхашастры» принимали
участие крупнейшие представители
отечественной индологии, авторитет которых
очень высок как в Советском Союзе, так и
за его пределами. Советским
санскритологам пришлось преодолеть огромные
трудности, и они с честью справились со своей
задачей. Специалисты еще сделают
филологический и лингвистический анализ
перевода «Артхашастры» на русский язык, но
уже сейчас можно сказать, что он
является крупным научным вкладом в советскую
индологию. Правда, в переводе немало
мест, которые могли бы быть сделаны
лучше, многие фразы громоздки и не всегда
адекватно передают смысл санскритского
оригинала. Перевод и толкование
отдельных терминов вызывают возражения,
например, такое важное понятие, как
«дхарма», далеко не соответствует русскому
«закону»; не совсем удачно переводить «арт-
ха» как «ценности».
Однако все это нисколько не умаляет
значения русского перевода
«Артхашастры». Советская общественность
получила хороший подарок, который поможет
ей ознакомиться с одним из выдающихся
памятников духовной культуры 'Индии,
оказавшим огромное влияние на развитие ее
общественной мысли; он поможет нам
лучше понять современную культуру этой
великой страны. Выход в свет русского
перевода «Артхашастры» — важный вклад в
укрепление дружбы между индийским и
советским народами.
Н. П. АНИКЕЕВ
тились в социально-политические понятия,
вызвавшие страшные последствия в
экономической и политической областях.
Гротеволь рассматривает ницшеанство как
«философию фашистского рейха» (см.
0. Grotewohl «Deutsche Kulturpolitik».
Dresden, 1952).
Среди современных западногерманских
пропагандистов ницшеанства первенство
принадлежит экзистенциалистам. Так, Карл
Ясперс написал о ницшеанстве ряд
специальных монографий. Еще в 1936 году
увидела свет работа Ясперса «Ницше.
Введение в понимание его
философствования». В 1952 году, уже после разгрома
фашизма, Ясперс снова опубликовал
апологетическую книгу о Ницше под названием
Критика философии ницшеанства
С. Ф. ОДУ ЕВ. Реакционная сущность ницшеанства. Издательство ВПШ и АОН при
ЦК КПСС. М. 1959, 261 стр.

170
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
«Ницше и христианство». Открыто
поддерживает Ницше и другой лидер германского
экзистенциализма, Мартин Хейдеггер.
Среди реакционных германских психологов
в качестве явного ницшеанца выступает
директор института психологии
Мюнхенского университета профессор Филипп
Лерш.
Но было бы ошибкой видеть среди
сторонников Ницше только западногерманских
буржуазных философов, психологов и
социологов; Ницше поддерживают в США,
Франции, Англии и других странах
капиталистического лагеря, поддерживают в
первую очередь те, кто стремится помочь
возрождению германского фашизма и
милитаризма, кто ставит ставку на союз с
реваншистскими элементами. Так, особый
интерес к ницшеанству проявляет бывший
американский президент, «теоретик»
американского индивидуализма, престарелый
Герберт Гувер, который еще в 1938 году
получил «всемирную» известность за
попытку установить дружеский контакт
с Гитлером. В 1942 году Гувер
опубликовал пресловутую книгу «Проблемы
прочного мира», в которой в самый разгар
войны с гитлеровской Германией
высказывался за сохранение военного
потенциала немецких империалистов. Не
удивительно, что Гувер видит в Ницше идейного
сторонника контакта между американскими и
германскими империалистами. Аналогичные
позиции занимает профессор Гарвардского
университета в США Дж. Морган,
опубликовавший специальную книгу о Ницше под
заглавием «Как думает Ницше».
Ницше — это не вчерашний противник,
ницшеанство не пройденная ступень в
реакционной философии и социологии. Борьба
с ницшеанством остается прямой партийной
задачей философов-марксистов.
Нельзя не приветствовать в связи с этим
выпуск Академией общественных наук при
ЦК КПСС монографии С. Ф. Одуева
«Реакционная сущность ницшеанства». Ведь мы
не имеем до сих пор сколько-нибудь
обстоятельных работ на эту тему. Книжка
Б. Бернадинера «Философия Ницше и
фашизм» (1934), в свое время
сыгравшая полезную роль, в значительной
степени устарела. Потеряли свою
актуальность и статьи о Ницше,
опубликованные в журнале «Под знаменем
марксизма» в № 5 за 1938 год и № 8—9 за
1942 год. Ценнейшие исследования В. П и-
к a «Unsere kulturpolitische Sendung».
Berlin, 1946, и 0. Гротеволя
«Deutsche Kulturpolitik», 1952, на русский язык
не (переведены. Поэтому разбираемая нами
работа, по сути дела, впервые дает
систематическую критику и философских, в
первую очередь гносеологических, взглядов
Ницше, и его реакционной социологической
концепции, и его «теории» морали.
Наконец, и это особенно существенно, С. Ф. Оду-'
ев вскрывает антидемократизм Ницше, его
расистские и космополитические установки
и культ войны в ницшеанстве. Книга
С. Ф. Одуева написана на основе большого
материала. В частности, в ней широко
использовано многотомное лейпцигское
издание Ницше на немецком языке и его
многочисленные переводы на русском
языке. Для изучения биографии Ницше
С. Ф. Одуев взял за основу фактические
сведения из книги Е. Forste r-N i е t z-
sche. «Das Leben Fr. Nietzsche» (Bd. I,
Leipzig, 1895; Bd. II, 1897). Автор не
ограничился анализом произведений самого
Ницше; он привлек для критики обширную
буржуазную литературу о Ницше, как
старую, так и новую. Им тщательно изучены
и раскритикованы дореволюционные
монографии, вышедшие в России, вроде
работы С. Левицкого «Сверхчеловек Ницше и
человек Христа», 1901 г.; Е. Трубецкого
«Философия Ницше», 1904 г.; Л. Шестова
«Добро и зло в учении гр. Толстого и
Фр. Ницше», 1907 г., и др., современные
работы немецких экзистенциалистов, в том
числе совершенно не освещенные в
советской печати книги Г. Пфейля,
произведения англо-американских реакционных
философов и социологов Г. Рейберна, Р.
Барка и пр. Не менее широко представлена
в разбираемом труде литература, имеющая
косвенное отношение к Ницше, но так или
иначе испытавшая на себе его влияние.
Мы считаем, что С. Ф. Одуев вполне прав,
поставив вопрос о Ницше и ницшеанстве
на фоне общего разоблачения современной
буржуазной идеологии как идеологии
антигуманизма и крайне эгоцентрического
субъективизма.
Особенно удовлетворяют разделы книги,
посвященные критике апологии
ницшеанства в современной буржуазной философии, а
также главы о расизме и космополитизме
и о культе войны. С. Ф. Одуев решительно
выступает против довольно
распространенных попыток видеть в Ницше философа-
одиночку, мелкобуржуазного публициста и
поэта, протестующего против некоторых
пороков буржуазной демократии. На такой
позиции стоял в свое время А. В.
Луначарский в книге «Мещанство и
индивидуализм» (Госиздат, 1923). Явно
недооценивал реакционность Ницше известный
литературовед П. С. Коган, автор
многочисленных трудов по истории литературы.
С. Ф. Одуев обстоятельно и убедительно
показывает, что Ницше от начала и до
конца реакционер, который «с обнаженной
откровенностью и цинизмом выразил мысли
и устремления поднимающейся
монополистической буржуазии» (см. стр. 7).
Современных буржуазных философов

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
171
привлекает в Ницше острая постановка
самых жгучих вопросов буржуазной
политики и прежде всего вопроса об
идейно-теоретическом перевооружении буржуазии в
эпоху империализма. Никто с большей
страстностью, чем Ницше, не выступал
так открыто против социализма и
демократии, никто не поддерживал с такой
энергией захватнические войны в интересах
финансового капитала. Ницше лишь
кажется «одиночкой». На деле за Ницше
следуют довольно многочисленные^
представители реакционной буржуазной
профессуры, продажные журналисты желтой
прессы, незадачливые литераторы из
декадентского лагеря. С. Ф. Одуев
справедливо квалифицирует Ницше как
основателя «философии жизни». Явным
последователем Ницше является А. Лихтенберже,
автор небезызвестной книги «Философия
Ницше». Наконец — ив этом несомненная
заслуга автора — в рецензируемой книге
устанавливается глубокая идейная связь
между ницшеанством и неокантианством.
На первый взгляд может показаться, что
неокантианцы, обычно щеголявшие своим
«либерализмом», должны отрицательно
относиться к откровенным высказываниям
Ницше о замене буржуазного демократизма
воинствующим аристократизмом. На самом
деле они в первую очередь увидели
в Ницше агностика, противника самого
понятия «объективная истина», врага
материализма. Они оценили в ницшеанстве
реакцию на революционное движение
пролетариата, на социализм и коммунизм.
Поэтому мелкие «разногласия» не помешали
наиболее дальновидным сторонникам
неокантианства признать в Ницше своего
самого надежного союзника. Именно в этом
смысл апологии ницшеанства в работе
неокантианца Ганса Файгингера. С
признанием Нщше выступил и такой
«ортодоксальный» неокантианец, как Генрих Рик-
керт.
Подводя итоги влиянию Ницше на
реакционную идеологию конца XIX — первой
половины XX столетия, С. Ф. Одуев пишет:
«Ницшеанство можно и должно
рассматривать не только как систему взглядов
Ницше, но и значительно шире — как
мировоззрение, принимаемое и разделяемое
в той или иной мере всей
империалистической философией» (стр. 30).
Обстоятельно изложено в книге и
подвергнуто острой критике учение Ницше об
иерархии. В нем С. Ф. Одуев видит
наиболее характерную особенность «социальной
философии» ницшеанства, утверждающей
право ничтожного привилегированного
меньшинства на господство над
широчайшими народными массами. Ницше
представляет себе будущее общество как
кастовое общество, в котором низшая каста —
это трудящиеся, сведенные к положению
бесправных рабов, по античной
терминологии, «говорящих орудий». Далее следует
вторая каста — защитников
эксплуататорского порядка: чиновников, полицейских,
попов и т. д. И, наконец, над всей этой
пирамидой возвышается высшая,
привилегированная каста аристократов,
осуществляющая свою диктатуру над народом.
Нетрудно убедиться в том, что общество
«будущего», так восхваляемое Ницше и его
последователями, специально
противопоставляется социализму и коммунизму.
Ницшеанцы хотят не просто увековечить власть
монополистов; они абсолютизируют эту
власть. Они не только «мечтают» о
разгроме пролетарского движения; их задача
сделать пролетариев безропотными
исполнителями предначертаний высшей власти.
В этой связи Ницше решительно осуждает
социалистическую идеологию
пролетариата, предпочитая ей идеологию покорности
и самоограничения для миллионов и
эгоцентризма для «класса господ».
Было время, когда индивидуализм в
известной степени совпадал с гуманизмом.
Ницшеанство представляет собой
разновидность антигуманизма. В книге Одуева
аргументированно показано, что
антигуманизм вообще свойствен
империалистической идеологии. Только пролетариат
является подлинным носителем
гуманистических идеалов, борцом за освобождение
человека от всех видов материального и
морального угнетения.
Много внимания уделяет С. Ф. Одуев
разоблачению расизма и космополитизма
ницшеанцев. Здесь особенно важной
является мысль автора о том, что расизм и
космополитизм органически между собою
связаны. Выступая против национального
суверенитета, Ницше вместе с тем хотел
бы, чтобы все страны отказались от своих
прав... в пользу германского
империализма. Современные американские
последователи Ницше ориентируются на войны,
которые должны привести к гегемонии
Уолл-стрита. «Ницше,— как отмечает
С. Ф. Одуев,— создал, если можно так
выразиться, образец для апологии
захватнических войн, расставил вехи, по которым
ориентируются современные апостолы
войны» (стр. 244).
Ницшеанство, заключает автор,
является наиболее ярким свидетельством
глубокого упадка современной буржуазной
философии. Идеологи умирающего класса,
призванные оправдать и освятить
авантюристическую политику отживающего
свой век капитализма, окончательно
порывают с прогрессивными традициями
философской и общественной мысли прошлого.
На место научного анализа объективной
действительности ставится миф, на место

172
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
разума — инстинкт и интуиция, на место
диалектики — софистика, на место
культуры — варварство, на место социологии—
биологическая мистика. Эти «признаки
регресса и вырождения, общие для всех
реакционных философских течений эпохи
империализма, впервые отчетливо, ясно и
зримо обнаруживаются в ницшеашггве»
(стр. 256).
Мы рекомендуем книгу С. Ф. Одуева как
ценное пособие по критике современной
буржуазной философии и социологии. Она
написана хорошим, живым языком и,
несмотря на свой специальный характер,
доступна широким кругам читателей.
К недостаткам книги относится
отсутствие специального раздела, посвященного
разоблачению эстетических взглядов
Ницше, а ведь Ницше традиционно еще и до
сих пор считают в зарубежной печати
«выдающимся» писателем, художником и
эстетиком. Ницшеанский сверхчеловек до . сих
пор продолжает оставаться любимым героем
Голливуда, наиболее распространенным
персонажем так называемой колониальной
литературы, посвященной апологии
«культурной, миссии» европейцев-завоевателей.
Вызывает сомнение утверждение автора
о том, что с марксизмом Ницше, «видимо,
не был знаком» (стр. 75). Верно, что
подавляющая часть исследователей
ницшеанства, в том числе и исследователей-мар-
Исследование Г. А. Курсанова
специально посвящено критическому анализу
гносеологических взглядов прагматистов. Этот
вопрос рассмотрен автором многосторонне,
исследован ряд проблем, слабо
освещавшихся в литературе, например вопрос о мнимом
научном базисе гносеологии прагматизма
(глава V), о закономерностях процесса
познания, о природе научных понятий
(глава VI).
Ценным качеством работы Г. А.
Курсанова является развернутый анализ
гносеологических корней прагматизма. Автор
показывает, как именно прагматисты
используют для обоснования своей
идеалистической концепции некоторые действительные
черты, грани сложного процесса
человеческого познания.
Положительно оценивая в целом работу
Г. А. Курсанова, надо отметить вместе с
тем и неравноценность отдельных глав
книги.
Наиболее удачными являются
центральные ее разделы (II, III, IV главы),
ксистов, пришла к выводу, что Ницше
не читал и не хотел читать произведения
Маркса и Энгельса, но нам думается,
правильнее говорить о нежелании Ницше
цитировать классиков марксизма, о
сознательном замалчивании
марксистской литературы — прием, до сих пор
распространенный среди многих
представителей буржуазной идеологии. Как отмечает
и С. Ф. Одуев, Ницше знал, что социализм
теоретически основан на материализме
и диалектике, а это, в свою очередь,
означает, что Ницше был осведомлен о
марксизме, ибо утопический социализм не мог
иметь диалектико-материалистического
базиса.
Не совсем ясно поставлен в работе
вопрос об историко-философских корнях
ницшеанства. С одной стороны, автор видит, и,
на наш взгляд, справедливо видит, в Ницше
продолжателя линии Беркли и Юма, то
есть линии субъективного идеализма;
с другой стороны, он считает Ницше
продолжателем Шеллинга. Но ведь Шеллинг,
как известно, был не субъективным, а
объективным идеалистом.
Отмеченные нами недостатки и спорные
места в труде С. Ф. Одуева ничуть не
колеблют общей положительной оценки его
исследования.
М. П. БАСКИН
слабо написаны вводная, I и
заключительная, VII, главы.
В главе I — «Исторические корни и
источники гносеологии прагматизма» — Г. А.
Курсанов прослеживает идейные влияния
на прагматизм, в частности, важное для
понимания современного прагматизма
сближение его с семантической философией.
Однако обилие имен и сопоставлений
литературных источников препятствует
отделению главного от второстепенного и в
некоторых случаях мешает читателю
понять, где излагаются взгляды самих
прагматистов, а где дается их интерпретация.
Неубедительно охарактеризованы
социальные корни прагматизма. Осталось
также невыясненным место прагматизма среди
других направлений буржуазной
идеалистической философии в США. В результате
завершающий главу вывод, что
«философия прагматизма является наиболее
реакционной по своей классовой партийной
роли...» (стр. 27), не вполне подготовлен
приведенным материалом.
Новый труд по критике прагматизма
Г. А. КУРСАНОВ. Гносеология современного прагматизма. М. Соцэкгиз. 1958, 194 стр.

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
173
Справедливо определяя прагматизм как
разновидность субъективного идеализма
(глава II), автор в то же время избегает
упрощенной трактовки решения прагма-^
тистами основного вопроса философии.
Книга Г. А. Курсанова содержит
материал, показывающий, что представители
прагматизма охотно говорят о
действительности и нередко афишируют свое признание
внешнего мира. В этих целях Дьюи вводит
понятие «грубых существований» как
первичной «руды», из которой затем субъект
как бы выкраивает вещи, а английский
прагматист Шиллер включает в свою
систему термин, котором древние греки
обозначали материю (5**|). Г. А. Курсанов
верно оценивает такое признание
действительности как формальное, так как
за пределами сознания признается
существование только неопределенного,
бесформенного «нечто», все же конкретное
содержание мира оказывается
сконструированным субъектом, его волей и мыслью.
«Грубое существование»,
«неопределенная действительность» и т. п. — это
понятия, с помощью которых прагматисты,
чтобы избежать угрозы солипсизма, как бы
«растягивают» субъективное сознание,
стремятся вывести человеческие, ощущения
и понятия за пределы самого человека,
субъекта, и тем самым создают видимость
объективности своей концепции, а это
особенно важно для идеалистов в
современных условиях борьбы партий в
философии.
Как известно, прагматизм переносит
центр тяжести на вопросы опытной,
практической проверки теоретических
концепций, фальсифицируя при этом диалектико-
материалистическую трактовку практики.
Г. А. Курсанов правильно характеризует
прагматистское понимание практики как
субъективизм в сочетании с элементами
вульгарного материализма. Субъективно-
идеалистический характер «практики» в
философии прагматизма проистекает
прежде всего из того, что прагматисты
отрицают объективную реальность, независимое
от человека бытие мира. Вследствие этого
практика у них не изменяет
действительность, а как бы творит ее из
бесформенного «нечто», поскольку предмет познания
создается^ согласно прагматистской
гносеологии, в самом процессе познания.
Поэтому результат подобного «созидательного
акта» определяется не свойствами
объективной действительности, существование
которой отрицается, а целиком и полностью
произволом субъекта.
К сожалению, анализ этого
идеалистического «творчества» прагматистов не
получил должного развития в последующей
критике прагматизма. В конце III главы
Г. А. Курсанов в тезисной форме
фиксирует противоположность прагматистской и
марксистской трактовок практики. Как
можно видеть, в центре внимания автора
оказалось положение, что прагматизм
сводит практику к субъективной,
индивидуалистической деятельности человека, в то
время как диалектический материализм
рассматривает практику в качестве
общественно-исторической деятельности (см.
стр. 71—74, а также 90—91).
Противопоставление понимания практики как
субъективной и как общественной деятельности
заслонило в работе Г. А. Курсанова
противоположность между материалистическим
и идеалистическим пониманием практики.
Субъективистская трактовка практики
прагматистами не первичный фжт, а
логическое следствие отрицания ими
объективной реальности, материи. В то же
время признанием объективной реальности
прежде всего и определяется марксистское
понимание практики как
общественно-исторической материальной деятельности, как
объективного критерия истины и т. п.
Для понимания и критики основных идей
прагматистской философии большое
значение имеет выяснение соотношения в ней
теории и практики.
Верной является данная в главе IV
критическая оценка эклектической трактовки
практики у прагматистов, которые охотно
включают в понятие практики и
теоретическую деятельность. Автор совершенно
прав,' заявляя, что если «включить в
практику всю деятельность человека, тогда не
только будет нарушен гносеологический
аспект всей проблемы, но будет
невозможно раскрыть роль практики как основы и
движущей силы развития познания, как
цели познания и как критерия истинности
наших знаний» (стр. 97).
Однако в работе Г. А. Курсанова
недостаточно раскрыт весь смысл и следствия
этого спутывания теории и практики
прагматизмом. Между тем эти следствия важны
для понимания сущности прагматизма и
специфики современного философского
идеализма. Смешение, спутывание теории и
практики представляют собой одну из
распространенных ныне попыток создания
«средгней линии» в философии и
гносеологии. В этих целях прагматисты
эклектически объединяют в понятии «практика» и
отдельные вульгаризаторски
истолкованные аспекты материальной деятельности и
теоретическое познание.
Важно отметить также, что спутывание
теории и практики ведет в прагматизме, к
поглощению, растворению теоретической
мысли в «практике», становящейся
подобием инстинктивной деятельности
животных. Такое понимание практики в конце
концов отражает положение современной
империалистической буржуазии, практиче-

174
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
ски-политическая деятельность которой не
может строиться на научном познании
закономерностей и тенденций общественного
развития; напротив, она рассчитана на то,
чтобы добиться- «успеха» вопреки этим
законам, вопреки истине. Если в XVII — XVIII
веках идеалисты обычно выводили
практику за пределы теории познания, то в
настоящее время за пределами гносеологии
нередко оказывается у них именно
рациональная теоретическая мысль.
В книге Г. А. Курганова справедливо
уделяется внимание критике довольно
распространенных сейчас в буржуазной и
ревизионистской литературе попыток
«сблизить» марксизм и прагматизм как
философские системы, равно признающие примат
практики. Особенно упорно
«сопоставляются» идеи Маркса и Дьюи. Нет сомнения,
что более тщательный анализ проблемы
соотношения теории и практики значительно
усилил бы аргументацию автора, так как
именно в этом пункте раскрывается вся
глубина противоположности
диалектического материализма и прагматизма.
Интересный материал содержит V
глава — «Иррационализм и мнимый научный
базис гносеологии прагматизма»,— в
особенности первая часть главы, где
вскрываются иррационалистические тенденции в
прагматизме.
Иррационалистическое поветрие
охватило сейчас все основные направления
философского идеализма, но сторонники
позитивизма, в их числе и прагматисты, как
правило, протаскивают иррационалистические
идеи завуалированно, отрекаясь от них
публично. Г. А. Курсанов в целом успешно
справился с задачей разоблачения этой
маскировки; в работе, в частности, показана
несостоятельность попыток лидера
американского прагматизма Дьюи выдать себя за
поборника разума.
Недостаток этого раздела состоит в
слишком расширительном толковании понятия
иррационализма и антиинтеллектуализма.
В некоторых случаях оцениваются в
качестве антиинтеллектуалистских тезисы,
которые на самом деле являются выражением
эмпиризма или сенсуализма. В результате
в работе не учтена дистанция, отделяющая
прагматизм от типично иррационалистиче-
ских направлений вроде экзистенциализма.
Второй раздел главы — о мнимом
научном базисе прагматизма — находится как-
то не на своем месте. Речь идет здесь
главным образом о попытках прагматистов
использовать в своих целях данные
биологической науки. Этот вопрос важен для
предыдущих глав работы, прежде всего для
оценки прагматистских концепций истины
и практики, и в какой-то мере, хотя и
недостаточно, он уже поднимался автором.
В этой же главе подобный материал
выглядит как повторение. Разбросанность
«биологического» материала по нескольким
разделам явилась существенной причиной
известной рыхлости композиционной
структуры книги. Между прочим, то же самое
можно сказать об оценке философии
Бэкона, к которой автор без достаточных
оснований возвращается несколько раз.
Существенные недостатки имеются в VII,
заключительной главе книги —
«Гносеологические основы социально-политических
идей прагматизма».
Основной недостаток главы в слабой
обоснованности, а иногда и
бездоказательности ряда положений. Если в других
разделах книги каждый тезис, как правило,
подкрепляется конкретным материалом,
ссылками на источники, то в данной главе
этот принцип выдерживается далеко не
всегда.
Так, очень важными для оценки
прагматизма являются указания автора, что
английский прагматист Шиллер — сторонник
господства в обществе «сверхчеловека»,
представителя «высшей» биологической
расы (стр. 167), или, что Дьюи выступал
против национального суверенитета
народов (стр. 174). Разумеется, эти тезисы
следовало бы подкрепить соответствующими
ссылками на источники. Имеются случаи
использования аналогий в качестве
доказательства (стр. 167, 168). Конечно,
реакционность мировоззрения прагматизма
достаточно известна, но это обстоятельство
отнюдь не снимает задачи тщательного
научного обоснования каждого критического
тезиса.
В то же время в главе содержатся и
хорошо аргументированные выводы. Особый
интерес вызывает анализ связи
прагматизма с религией. Автор показывает, каким
образом свойственное прагматизму
признание религиозной веры логически вытекает
из его гносеологии, в частности из
«инструментальной» концепции истины. Следовало
бы только отметить связь религиозных идей
прагматизма с протестантской теологией.
Наконец, надо указать на наличие в
книге ряда фактических ошибок и неточностей.
Прежде всего автор неточно переводит
термин «experience» (опыт) как
«эксперимент». Конечно, в определенном контексте
термины «опыт» и «эксперимент» могут
оказаться очень близкими по значению, но
это бывает далеко не всегда. В ряде случа-
, ев взгляды прагматистов излагаются Г. А.
Курсановым неточно, а его критические
замечания иногда идут мимо цели. Так,
представляются просто непонятными
рассуждения автора на стр. 57—59, 60, где речь
идет о «вещах эксперимента» и
«экспериментирующих предметах» и т. п. На стр. 59
название книги Дьюи «Experience and
Nature» неточ-но переведено как «Эксперимент

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
175
и природа». (Впрочем, на стр. 7 дается
и правильный перевод — «Опыт и
природа».)
На стр. 6 об «Очерках по теории
логики» говорится как о книге Дьюи, в
действительности же это сборник статей
различных авторов. Одна и та же книга
Шиллера на стр. 6 названа «Исследования о
гуманизме», а на стр. 99 — «Очерки
гуманизма». Без должных оснований праг-
История русской философской и
общественно-политической мысли привлекает
все большее внимание широких кругов
трудящихся и прогрессивной
интеллигенции всего мира как идейная история
страны, в которой впервые в истории строится
коммунистическое общество. Но наряду с
объективными учеными, которые стремятся
в своих трудах дать действительную
картину развития философской мысли и
революционного движения России, выступает
масса наемных писак, откровенных или
завуалированных врагов, которые под видом
объективного освещения истории злобно
клевещут на русский народ, используя эту
клевету как средство борьбы против
советского народа, против марксизма-ленинизма.
Излюбленным приемом таких
«исследователей» является фальсификация
действительных фактов, искажение идейных и
революционных традиций советского народа.
В мутном потоке реакционной
литературы имеются книги белоэмигрантов —
«веховцев» — Бердяева, Булгакова, Лосского,
Зеньковского, Яковенко, Шпета, сочинения
буржуазных авторов, вроде Хаэра, Томп-
кинса, Шульца, Веттера. Последние, как
правило, опираются на веховскую
литературу, заимствуя у нее идеи и способ
аргументации.
К числу таких «трудов» принадлежит и
вышедший в 1956 году первый том книги
профессора Кельнского университета
Петера Шейберта «От Бакунина к Ленину.
История русской революционной
идеологии». Книга Шейберта не отличается ни
оригинальностью концепции, ни новизной
аргументации; может быть, данный автор
превзошел своих коллег только в том, что,
не прикрываясь мнимым объективизмом, не
скрывая своей враждебности к советскому
народу, его революционному и идейному
прошлому, он чаще, чем его коллеги,
разражается бранью по адресу выдающихся
представителей русской революционной
мысли.
В первом томе книги дается ложное
освещение взглядов Чаадаева, Бакунина,
Белинского, Герцена, Огарева, петрашевцев.
Наибольшее фальсификации подверглись
матизм характеризуется как «официальная
философская доктрина в Соединенных
Штатах Америки» (стр. 6).
Подобные упущения — результат не^
брежности как автора, так и философской
редакции Соцэкгиза, подготовившей книгу
к печати.
Г. Д. СУЛЬЖЕНКО,
В. В. КУКШАНОВ
(Свердловск)
взгляды представителей
революционно-демократической идеологии.
Во введении П. Шейберт всячески
восхваляет веховско-белоэмигрантские книги,
считая только их заслуживающими внимания.
Автор не случайно так высоко ценит
исследования веховцев-белоэмигрантов. Еще
в начале XX века они выступили единым
фронтом против
революционно-демократической идеологии, материалистических
традиций в истории русской философии. В
настоящее время их работы находятся на
вооружении сторонников «холодной войны».
К ним-то и примыкает автор данной книги.
Пренебрежением к русской культуре, к
философским и общественно-политическим
традициям пронизана вся книга Шейберта.
Автор стремится доказать, что вся идейная
и политическая жизнь русских зависела от
западных авторитетов, формировалась по
образцам Запада, причем западные теории
усваивались якобы очень поверхностно и
извращенно.
Эту зависимость, вернее подчиненность
русской духовной жизни европейской,
Шейберт старается раскрыть на примерах
анализа воззрений русских мыслителей от
Чаадаева до Бакунина. Все они, по его
мнению, только пересказывали те или иные
теории западных философов.
Но фальсификация истории русской
философии преследует и другую цель —
противопоставить Запад и Восток, то есть СССР
и Западную Европу. С этой целью он
выдвигает схему, согласно которой в
шестидесятые годы «поповские сыны», «нигилисты»
порвали со всякими традициями и стали
отрицать европейскую культуру. «Отрицать
наряду с русским порядком все европейские
традиции — так понимала самоутверждение
эта жалкая толпа» (стр. 15). Вот отсюда-то,
по Шейберту, и идет отрицание русскими
западной культуры, пропасть между
Востоком и Западом.
Объективный анализ идейной истории
России со всей очевидностью показывает,
во-первых, что русская философия и
общественно-политическая мысль всегда
отличались самостоятельностью и
оригинальностью, и, во-вторых, что русские никогда не
Злобные вымыслы вместо науки
P. SCHEIBERT. Von Bakunin zu Lenin. Geschichte der russischen revolutionären
Ideologien 1840—1895. Bd 1, Leiden, Brill, 1956, XII, S. 344.

176
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
отворачивались от достижений Запада,
критически их воспринимая и оценивая. И в
этом нет никакого противоречия.
Что же касается ' шестидесятников,
которые, по утверждению автора, отрицали
русские порядки и западные традиции, то здесь
налицо грубая фальсификация.
Действительно, шестидесятники, прежде всего
Чернышевский, Добролюбов, выступали против
прогнивших самодержавно-крепостнических
порядков, защищали интересы народных
масс, боролись за революционное
преобразование общества. Они отвергали также
реакционные традиции Запада, которые
увековечивали рабство народа, душили свободу,
вместе с тем они с глубоким интересом
следили за прогрессивными достижениями
Европы как в сфере общественной жизни, так
и в развитии социально-политической и
философской мысли. На Западе как в XIX
столетии, так и в наше время имелись и
имеются различные традиции. Автор не захотел
объективно разобраться в том, какие
традиции отвергались русскими
революционерами, какие подхватывались и развивались.
Автор использует и такой столь широко
применяемый враждебными писателями
прием, как обвинение представителей
революционно-демократического направления в
религиозности; желая изменить мир, они
якобы проповедовали «религию прогресса».
Таким образом, стремление преобразовать
мир на новых социальных началах, столь
характерное для лучших представителей
России (Радищева, декабристов,
революционных демократов), их революционная
борьба изображается как утопизм или, что еще
удивительнее, как религиозность.
Преобразование жизни в Советском Союзе,
строительство коммунизма также
рассматривается автором не как реальное явление,
базирующееся на знании законов истории,
а как осуществление фантастических
планов, вытекающих из «религии прогресса».
Борьба против
революционно-демократической идеологии XIX века облекается
автором в особую форму: вопреки истории он
стремится представить это направление
аполитичным, оторванным от
действительных запросов и задач той эпохи.
В действительности же
революционно-демократическая идеология явилась
выражением исторических задач той эпохи, когда
все вопросы сводились к борьбе с
крепостничеством и его порождениями. Она была
выражением интересов революционного
крестьянства и всех трудящихся,
боровшихся за свое освобождение. Революционные
демократы полагали, что крестьянская
революция не только покончит с царизмом
и угнетением, но и послужит началом
социалистического преобразования общества.
В изображении Шейберта Герцен —
одиночка, не оказавший значительного
влияния ча современников. Он не обладал
«точными и безусловными знаниями», «силой
воли», «был последней аполитичной
личностью», «не оставил после себя никакого
учения» (стр. 98). •
Фальсифицируя факты, Шейберт
утверждал, что всей деятельностью Герцена
руководило чувство личной неполноправности
как незаконнорожденного. Не имея
твердого положения в обществе, Герцен стремился
в мыслях переделать жизнь, представить ее
такой, чтобы в ней он мог занять
надлежащее место. С другой стороны, Герцен, по
утверждению Шейберта,— типичный
дворянин-помещик, живущий за счет крестьян;
он? как и большинство дворянских
писателей, не только не решался освободить
крестьян, но и обходил молчанием вопрос о том,
что помещики жили за счет крестьян, что
и обусловило, по словам Шейберта,
«своеобразную чахоточную бесплотность этой
великой эпохи - русской интеллигенции»
(стр. 99).
Причислив Герцена к либералам
(западникам), автор с этих позиций освещает всю
его деятельность и социально-политические
воззрения. Как помещик-либерал, Герцен не
понимал настоящего положения
крестьянства, утверждает Шейберт, «отношение
дворянского писателя к своему народу было
романтичным», «он наблюдал его через окно
своего кабинета» (стр. 117). Это говорится
о Герцене 40-х годов, когда он создал
такие произведения, как «Кто виноват?»,
«Доктор Крупов», «Сорока-воровка», в
которых разоблачал порядки и отношения,
порожденные крепостничеством! <
Огарев изображается П. Шейбертом как
«скептик, который колебался между
якобинством и либерализмом, и мистик, который
от каждого личного взлета ожидал
полнейшего обновления мира...» (стр. 227). Автор
стремится убедить читателей, что
деятельность Огарева не имела общественного
значения и социальной основы. В
действительности же Огарев выступал решительным
сторонником революционного свержения
самодержавия и крепостничества, одним из
организаторов «Земли и воли». Он не только
теоретически обосновывал необходимость
крестьянской революции, но вместе с
многочисленными единомышленниками встал на
путь практической подготовки ее.
Шейберт примыкает к веховской оценке,
вернее, фальсификации Белинского.
Особому искажению подвергается его письмо к
Гоголю, в котором он выступил как
революционный демократ, выразитель
интересов крестьянства, враг крепостничества и
самодержавия.
По Шейберту же выходит, что письмо не
имело политического содержания, ибо в нем
речь шла «в первую очередь о внутренней
свободе человека» (стр. 210). И хотя
Белинский говорил о тяжелом положении
крестьян, но он якобы надеялся на освобождение
крестьян царем, считая это наилучшим
выходом.
В целях дискредитации
революционно-демократической идеологии Шейберт, не
считаясь с историческими фактами, дает
превратное освещение причин освобождения
крестьян и роли идеологов различных
классов в борьбе, разгоревшейся вокруг
реформы: не необходимость экономического
развития, не крестьянские бунты, которые
угрожали разрастись в крестьянскую
революцию, а «нравственный долг» заставил якобы
дворян пойти на освобождение крестьян. По
словам Шейберта, освобождение крестьян
«понималось скорее как нравственный долг»,
чем «как экономическая необходимость»

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
177
(стр. 14). Среди помещиков-крепостников
имелись люди, которые были готовы пойти
на существенные жертвы.., на подрыв основ
своего существования* (стр. 14). Но
правительство подавляло благородную
инициативу дворян 8 подготовительных комитетах
и тем самым допустило к обсуждению
этого вопроса людей, не имеющих прямого
отношения к нему. «Таким образом это
великое дело было оставлено на произвол
агитации людей безответственных» (стр. 14).
Искажением истории было бы изображать
ее так, как это делает П. Шейберт.
Позицию правительства и дворянства как класса
выразил царь, заявив, что лучше
освободить крестьян «сверху», чем ждать, когда
они освободят себя «снизу». Несмотря на
различные мнения и противоречия среди
отдельных групп дворянства, речь шла
лишь о мере и форме уступок.
Крестьянская реформа, проведенная царем,
максимально охраняла интересы помещиков и с
необыкновенной тяжестью обрушилась на
крестьянство.
Книга П. Шейберта направлена против
материалистических традиций в русской
философии. Именно поэтому главную свою
задачу П. Шейберт видит в том, чтобы
фальсифицировать воззрения Герцена, Огарева,
Белинского, Чернышевского и других,
приписать им элементы мистики, теологии
и т. п. При этом он подчеркивает
незначительность и неоригинальность
философских теорий русских мыслителей, отыскивает
те западноевропейские образцы, которым
якобы подражали русские. Так; отмечая
влияние Гегеля и Шеллинга на Герцена,
он заключает, что «по сути дела Герцен
всегда оставался ближе к Шеллингу»
(стр. 124).
Принижая и упрощая философскую
концепцию Герцена, автор все же не смог
полностью отрицать ее материалистический
характер. В его освещении «Письма об
изучении природы» — лишь «неудачная
попытка» объяснить «мировые тенденции» в
философии «с позиций фактологии» и утвердить
себя как «образованного мыслителя».
Герцен пытался «продолжить гегелевские идеи»,
но был захвачен концепцией, основанной
на «чистых фактах», и т. д. Автор обходит
вопрос по существу, что за принцип
всеобщего развития выдвигал Герцен и в чем
коренное отличие этого принципа от
гегелевского.
В «Письмах об изучении природы»
Герцен в отличие от Гегеля выступил
убежденным материалистом и атеистом (хотя в
этом произведении порой и сохранялась
еще идеалистическая терминология).
Материалистически решая основной вопрос
философии о соотношении природы, бытия и
мышления, духа, о познаваемости мира, о
соотношении логического и исторического,
Герцен подверг критике метафизический
взгляд на природу, утверждал принцип
развития, изменения, смены одних форм
другими. Герцен один из первых мыслителей,
пытавшихся соединить материализм с
диалектическим методом.
Специальная глава посвящена
рассмотрению отношения русских мыслителей к
Гегелю и его влияния на русскую мысль. Но
что читатель найдет в ней? Прежде всего
заявление о том, что русскими была
воспринята гегелевская концепция философии
истории, и особенно та ее часть, где говорится
о праве молодых народов. О Гегеле много
спорили, но «едва ли можно было
насчитать дюжину настоящих читателей Гегеля»
(95), «фактическое знание Гегеля было
ничтожно» (95).
Стремясь принизить и затушевать
материалистическую традицию, автор
изображает материализм 60-х годов как
вульгарный. Фальсифицируя историю развития
философской мысли, он заявляет, что для
«русской интеллигенции философский век
закончился в середине 40-х годов». Что же
было потом? Выступление на общественную
арену «поповских сынов» и последовавшее
резкое понижение культуры вообще и
философской в частности. Шестидесятники
утверждали, что «ничто не имеет значения,
кроме голых* фактов, и что при вскрытии
трупов они нигде не наталкивались на
многохваленую душу» (стр. 15). Но
«нигилисты» скоро сами себя изжили, ибо
«отрицание было направлено в пустоту», к научной
жизни они не имели никакого отношения,
«популяризирующие демагоги ничего не
понимали» в ней и т. д. (стр. 15).
Все это относится к направлению 60-х
годов, самым ярким представителем которого
был Н. Г. Чернышевский, с которого, по
мнению автора, и наступает «теологический
момент русского радикализма в новой
оболочке—новый вид бегства в веру в
науку, и поскольку наука не может сразу
предоставить всего желаемого — в
заговорщицкую деятельность» (стр. 344).
Обвинение представителей
материалистического направления 60-х годов в том, что
они придерживались
вульгарно-материалистических воззрений, выдвигалось их
противниками век назад. Среди них самым
яростным был Юркевич, который обвинял
Чернышевского в том, что тот якобы
упрощенно рассматривал умственную деятельность
человека, отождествлял физиологические и
психологические процессы. Еще в то время
Чернышевский и его последователи
блистательно опровергли эти обвинения и вместе
с тем подвергли критике идеалистические
построения Юркевича. Отвергая
идеалистический взгляд на сознание как на
самодеятельность души, не связанной с телом, они
показали связь психологических процессов
с физиологическими, используя в этих
целях учение Сеченова о рефлексах
головного мозга. Вместе с тем они видели глубокую
разницу между этими процессами, не
отождествляли материальный субстрат
сознания с самим сознанием В соответствии с
научными данными той эпохи (и
современности) они правильно защищали тот взгляд,
что^отя психические процессы и возникают
на основе физиологических, но не сводятся
к ним.
Представители материалистической
философии чутко откликались на достижения
естественных наук, не только
популяризировали, но и использовали их для
философских обобщений. В итоге философский
материализм приобрел прочную
естественнонаучную базу.

178
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
Совершенно не выдерживает критики
стремление автора изобразить связь
философских теорий с естественнонаучными
достижениями как создание особой, «новой
религии». Шестидесятники были уверены, что
популяризация достижений естествознания
способствует формированию правильного
мировоззрения, но это не означает, будто
они верили, что наука разрешит все
социальные'трудности. Они стояли на позициях
классовой борьбы и полагали, что не путем
просвещения и не путем заговора, а только
при участии широких масс можно
произвести изменения социально-политического
строя. Недаром Ленин говорил, что от
произведений Чернышевского веет духом
классовой борьбы.
Автор задался целью не просто написать
историю революционного движения,
философской и общественной мысли в России, а
проследить, на какой основе возник
ленинизм, какая почва была для восприятия
марксизма.
От Бакунина, по мнению автора, ведут
нити к Ленину. Об этом красноречиво
говорит само название книги. Трудно пока го-
оротко о книгах
Книга М. Г. Шестакова представляет
собой расширенное издание работы,
вышедшей в 1951 году. Ода выгодно
отличается от первого издания и по своей
архитектонике и по своему научному
содержанию. Автор дает теперь более
систематическую и более полную критику
субъективистской социолотии и, что особенно
ценно, доводит ее до наших дней, подвергая
критике субъективистские тендеиции
современной буржуазной социолотии и
ревизионизма.
Борьбу Ленина против идеалистической
социологии народничества автор
справедливо рассматривает в широком историческом
плане. Это не только борьба с
субъективистской социологией революционных
народников 70-х годов и либеральных
народников 90-х годов, но и с народнической
идеологией эсерав, народных социалистов,
трудовиков в годы первой русской революции
и столыпинской реакции, борьба с
эсеровщиной и анархизмом в период подготовки и
проведения Октябрьской революции, с
различными проявлениями народнической
идеологии в Коммунистической партии в
послеоктябрьский период.
В первой главе книги М. Г. Шестакова
дается обстоятельный анализ исторических
корней и теоретических истоков
возникновения народничества в России, его
классовой сущности и причин эволюции. Автор
ворить, какое освещение получат Ленин и
ленинизм в последнем томе, но здесь мы
должны внести ясность в вопрос о<5
отношении марксизма к анархизму, теоретиком
которого был Бакунин. Мелкобуржуазный
революционер, основоположник анархизма,
Бакунин не понял марксизма как
идеологии пролетариата. Маркс, Энгельс,
впоследствии Плеханов, Ленин резко критиковали
анархизм как мелкобуржуазное течение. Не
анархическое направление, а революционно-
демократическое идейно и политически
подготовляло почву для восприятия и победы
марксизма в России. Поэтому стремление
автора провести единую нить от Бакунина
к Ленину является преднамеренной
фальсификацией истории.
Подобные книги сеют лишь рознь и
непонимание между народами, поддерживают
дух «холодной войны». Но они не могут
погасить интереса передовых
представителей интеллигенции и широких масс на
Западе к жизни и культуре советского
народа, к его истории.
М. Н. ПЕУНОВА
показывает, что еще Маркс и Энгельс, как
первые критики народничества, выявили
коренную противоположность марксизма и
народнической идеологии. Он специально
останавливается на заслугах Плеханова в
критике народничества и вместе с тем
устанавливает недостаточность ее. В книге
показано, что Ленин в отличие от Плеханова
выдвигает принцип: не только сравнение и
противопоставление идей марксизма и
народничества, но и выявление социально-
экономических причин возникновения
народничества, его распространения и
эволюции. Именно анализ экономических
сдвигов, происходивших в русской деревне
после реформы 1861 года, дал Ленину
возможность вскрыть двойственную природу
народничества и выявить истинные
причины регрессивной эволюции его программ.
Центральное место в работе М. Г.
Шестакова вполне закономерно занимает вопрос
о ленинской критике народнического
субъективно-идеалистического и
метафизического понимания истории (2-я глава), о
защите и развитии Лениным марксистского
учения о демократии и социализме в борьбе с
народниками (3-я глава). Здесь внимание
читателя привлекает очень серьезная и
интересная постановка вопроса о творческом
развитии Лениным в ходе борьбы с
народничеством материалистического понимания
истории, об огромном теоретическом и
М. Г. ШЕСТАКОВ. Борьба В. И. Ленина против идеалистической социологии
народничества. М. Соцэкгиз. 1959, 217 стр.

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
179
практическом значении идей, высказанных
Лениным в процессе полемики для
понимания ряда коренных проблем современности.
М. Г. Шестаков отмечает, что
гносеологической основой провозглашаемого
народниками субъективного метода в
социологии является субъективный идеализм
и агностицизм. Противопоставляя ему ди-
алектико-материалистический метод
марксистско-ленинской социологии, автор
анализирует некоторые черты субъективного
метода: его эклектизм, индетерминизм,
волюнтаризм. В этой связи автор
справедливо подчеркивает, что ленинская критика
субъективистской социологии в высшей
степени актуальна и имеет огромное
значение для борьбы с различными школками
современной буржуазной социологии.
В книге показано, что Ленин развенчал
народничество не только теоретически, но
и политически. Установив, что крупное
капиталистическое производство не только не
противоречит так называемому «народному
строю», апологетами которого выступали
народники, а является прямым и
непосредственным продолжением его, Ленин выявил
теснейшую связь между взглядами
идеологов либерального народничества и
интересами мелкой буржуазии, установил, что
политическое лакейство «друзей народа»,
превратившихся на практике в «трусливых
реакционных романтиков», вытекает из
социальных корней народничества.
В адрес автора могут быть высказаны
и некоторые пожелания. Так, например,
В течение последних двух лет советские
ученые (прежде всего философы и
экономисты) стали понемногу восполнять пробел
в области исследования проблем
взаимосвязи техники, науки и общественного
прогресса. Появились работы С. Г. Струмилина
« Экономические проблемы автоматизации
производства» (М., Госполитиздат, 1957),
В. Ельмеева «Марксизм-ленинизм о роли
науки в развитии производительных сил
социалистического общества» (Л., 1959)
и др. Вышли в свет научно-популярные
книги, в которых подвергаются критике
некоторые современные буржуазные
социологические теории по вопросам
значения техники в социальной жизни.
Дальнейшим шагом в исследовании этих
важных вопросов является монография
Г. В. Осипова «Техника и общественный
прогресс».
Книга Г. В. Осипова посвящена
критическому анализу современных буржуазных,
реформистских и ревизионистских социо-
хотя в начале книги и уделяется
некоторое внимание раэбору вопроса о месте
анархистских взглядов в идеологии
народничества, о роли Бакунина, как одного из
основоположников русского народничества,
в дальнейшем изложении М. Г. Шестаков
почти не упоминает об анархизме как
своеобразной разновидности
субъективно-идеалистической социологии.
Бросается в глаза известная
непропорциональность в распределении материала:
критика народничества 90-х годов дана
глубоко, обстоятельно, так сказать, «на
большом дыхании», а критика
народнической идеологии в ее новых проявлениях
(эсеры и другие народнические группы в
России, народнические течения за
рубежом) — лишь общими штрихами.
Говоря об эклектизме народников,
пожалуй, следовало бы вместе с тем отметить и
их приверженность к софистическим
приемам в борьбе против марксизма. Явно
софистический характер, например, носит
обвинение в копировании Марксом «триады»
Гегеля, выдвинутое Михайловским.
В книге встречаются и отдельные
неудачные формулировки.
Однако в целом работа М. Г. Шестако-
ва — нужное, полезное исследование,
которое читается с большим интересом.
Несомненным достоинством работы является,
кроме того, ее ясный, доступный для
широкого круга читателей язык.
Э. А. БАЛЛЕР
логических теорий по вопросам значения
техники в общественной жизни людей.
Значительное место в книге уделено
изучению закономерностей зарождения и
развития техники, взаимосвязи техники и
общественного прогресса.
В историческом очерке «От шелльского
рубила до пульта управления (глава I)
автор описывает развитие орудий и средств
труда, а также формы организации
производства от первобытной эпохи до
современного общества. В этом очерке автор,
опираясь на марксистские исследования,
довольно подробно останавливается на
возникновении первых орудий труда, переходе от
«универсального» первобытного орудия
труда к специализированному орудию,
развитии машинной индустрии,
использовании атомной и термоядерной энергии,
автоматизации производства и темпах
технического прогресса. Приведенный Г. В.
Осиновым материал убедительно показывает
бурное вторжение техники в производственную
Г. В. ОСИПОВ. Техника и общественный прогресс. Критический очерк современных
реформистских и ревизионистских социологических теорий. Изд. АН СССР. М. 1959,
262 стр.

180
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
жизнь человеческого общества, ведущее к
перестройке производства и социальным
изменениям, которые ставят человека в
новые отношения с природой и обществом.
Несомненной заслугой автора является
обстоятельная критика буржуазных
определений техники и источников ее развития.
Г. В. Осипов показывает, что соотношение
науки и производительных сил не
исчерпывается тем, что они только противостоят
одна другой как духовное и материальное;
между ними существует прямая
зависимость. Наука и техника диалектически
связаны друг с другом.
Автор обстоятельно и убедительно
разоблачает миф об обществе «технократов»,
показывает связь буржуазных
«технократических» теорий с современным
реформизмом и ревизионизмом (главы V и VI).
Во-первых, пишет Г. В. Осипов,
«технократическая» идеология направлена против
социалистической революции. Во-вторых,
если капиталисты «перестали» быть
частными собственниками, то вопрос о
классовой борьбе заменяется лозунгом
«общности интересов всех граждан», что означает
затушевывание классовой
противоположности между пролетариатом и буржуазией:
Наконец, «технократическая» идеология
направлена на оправдание политики
государственно-монополистического
капитализма, который правые социалисты
отождествляют с социализмом. Все это
подтверждает, что «технократические» теории
являются идеологией
государственно-монополистического капитализма.
Ряд буржуазных социологов пытается
представить технику как фактор,
обусловливающий необходимость борьбы за мировое
господство и создание единого «мирового
правительства». По их мнению, благодаря
достижениям современной техники мир
За последние годы в ряде городов
Советского Союза среди научных работников
получила распространение такая форма
творческого овладения
марксистско-ленинской философией, как методологические
семинары по наиболее важным
теоретическим вопросам специальных областей
естествознания. Опубликование наиболее
интересных докладов и выступлений на
подобного рода методологических семинарах
(а в работе таких семинаров нередко
принимают участие крупные ученые)
представляло бы несомненный интерес для
широкого круга специалистов и для
преподавателей философии.
Весьма примечательным в этом
отношении является пример со сборником «Неко-
стал единым, уничтожена отдаленность,
которая оправдывала сепаратные суверенные
правительства, намного «сокращена
величина Земли». Основываясь на
«техническом единстве» мира, они требуют и его
политического единства, выражением
которого должно быть мировое государство во
главе с мировым правительством. Наконец,
буржуазные социологи считают, что с
развитием техники и особенно с открытием
атомной бомбы задача объединения
национальных государств в «мировое
государство» будто бы значительно облегчилась,
поскольку технический прогресс и
атомная бомба давно уже «уничтожили»
национальный суверенитет и превратили его в
анахронизм. Автор показывает, что
«атомная социология» служит политике
экспансионизма и агрессии (глава VII). Различи
ные буржуазные теории, фетишизирующие
роль техники в истории общественного
развития и провозглашающие необходимость
борьбы за мировое господство, имеют своей
целью обман трудящихся.
В теориях большинства буржуазных
философов и экономистов отражается
бессилие и беспомощность капиталистического
общества в решении ряда общественных
проблем, вызванных к жизни техническим
прогрессом. Г. В. Осипов справедливо
утверждает, что «выступать за
общественный прогресс в современных условиях —
значит бороться за социализм» (стр. 201).
К сожалению, автор на этом важном
положении останавливается кратко, только в
заключении.
Книга Г. В. Осииова способствует более
глубокому изучению проблемы взаимосвязи
техники, науки и общественного прогресса
в период развернутого строительства
коммунистического общества.
И. М. РОГОВ
торые философские вопросы теоретической
медицины» под редакцией
члена-корреспондента Академии медицинских наук
Д. А. Бирюкова.
Изданный сравнительно небольшим
тиражом (2 тысячи экземпляров), сборник
разошелся вскоре после его опубликования.
И это не случайно, ибо потребность в
такого рода литературе очень велика.
В сборнике опубликовано девять статей,
посвященных в основном следующим
темам: проблеме сознания, освещению
диалектических категорий на примерах
специальных проблем патологии, биохимии,
микробиологии и, наконец, вопросу о
формировании материалистического
мировоззрения И. П. Павлова и об участии уче-
Некоторые философские вопросы теоретической медицины. Труды Института
экспериментальной медицины. Ленинград. 1958.

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
181
ных в общественном ггроизводстве (на
примере Л. Пастера и К. А. Тимирязева).
Остановимся кратко на анализе
некоторых статей сборника.
Весьма интересна и оригинальна
постановка теоретических вопросов в статье
В. Ф. Сержантова «Об основных
аспектах проблемы материи и сознания и
их связи с физиологией». Автор
показывает, что в проблеме материи и сознания
имеются три основных аспекта: 1)
психофизиологический, 2) эволюционно-истори-
ческий, 3) гносеологический.
Статья И. В. Данилова «О некоторых
подходах к изучению физиологических
механизмов сознания» посвящена критике
ненаучных взглядов на природу сознания,
получивших распространение в зарубежной
литературе.
Большой интерес представляет статья
Д. Н. Меницкого «Кибернетика и
некоторые вопросы физиологии нервной
системы».
В основном в статье ставятся и в
какой-то степени рассматриваются три
вопроса: 1) информация и передача
раздражений, 2) саморегуляция и обратные
связи, 3) моделирование физиологических
процессов. Решая первый вопрос, автор
указывает на тождество и различие между
информацией и энергией. Однако автор
говорит больше о тождестве между
информацией и энергией и очень мало об их
различии.
Статья С.А. Нейфаха, посвященная
проблеме белка в биологии и медицине,
в целом, несомненно, представляет
значительный интерес не только для медиков и
биологов, но и для философов. Некоторым
недостатком статьи является то, что за
большим фактическим материалом,
собранным ее автором, в ней иногда
теряются обобщения и тем самым затемняется
философская направленность статьи.
Статья П. Н. В е с е л к и н а «К
вопросу о диалектико-материалистическом
понимании причинности в этиологии»
представляет собою, как мы считаем, удачную
попытку применения диалектически
понимаемой категории причинности в
рассмотрении вопроса о роли этиологических
факторов при изучении патологических
процессов.
В других статьях, опубликованных в
сборнике, также ставятся философские
проблемы и содержатся попытки их
позитивного решения. Сборник в целом
представляет интерес не только для специалистов,
но и для широкого круга читателей.
А. В. КУРБЫШЕВ,
А. С. МАМЗИН,
А. Н. ЧУЛКОВ (Ленинград)

BRIEF SUMMARIES OF MAIN ARTICLES
ACADEMICIAN A. V. TOPCHIYEV. Lenin and Science.
The article deals with the Leninist principles characteristic of the Science of
Socialist society, viz: — the genuinely scientific, methodological and ideological
basis of science, namely, the philosophy of dialectical materialism; the principle of
assimilating and critically treating the cultural and scientific heritage of the past;
the profoundly people's character of Soviet science; the principle of the unity
between theory and practice; the principle of collectivism: innovation in science; the
principle of internationalism and humanism.
A detailed description is given of the exceptionally great part played by Lenin
in developing the Academy of Sciences of the USSR and of the whole of Soviet
science, and there are outlined the principal tasks facing Soviet science in the period
of the full-scale construction of Communism in our country.
A. A. ZVORYKIN. The Material and Technical Base of Communism.
The point is emphasised that the theoretical treatment of problems relating to
the material and technical base of Communism is of decisive importance, inasmuch
as the creation of that base is one of the chief tasks of the entire period of the full-
scale construction of Communism. According to the author, the material and technical
base is characterised by the scale and effectivity of the means of production, the level
of scientific development and the degree of the technological application of science
and social combination of the process of production. In the light of the law according
to which the relations of production must unfailingly correspond to the character of
the productive forces the author examines the mechanism wherewith the material
and technical base is created. A description is then given of the scientific-technical
content of the material and technical base of Communism, and of the problems to be
solved in connection with the creation of that base. The author deals particularly
with the role of science as a most important factor of the material and technical base
of Communism, and with the possible directions in which it will develop. The article
ends with an examination of the ways of creating the material and technical base of
Communism.
Problems of the Development of Historical Science.
The article is devoted to some theoretical problems of historical science in
connection with the publication of the new textbook on the history of the Communist
Party of the Soviet Union. The article shows that the new book is not only of a
popular-textbook character, but is also a work of scientific research. In the textbook
a scientific assessment is given of all the paramount facts of the Party's history, and
a number of problems of principle (periodisation of the Party's history, consistent
operation of the principle of historism, etc.) are solved in a new way.
L. M. ARKHANGELSKY (Sverdlovsk). The Inculcation of Moral Convictions,
Feelings and Habns
Moral convictions are the recognition by individuals of the norms and principles
of specific class morality, and the transformation of the demands arising out of these
norms and principles into internal stimuli (motives) of activity and daily conduct.
For most people, an exploiting society cannot ensure unity between principles and
personal convictions. The moral convictions of Soviet people are a constituent part
or aspect of man's general convictions, and of their world outlook and interests. The
ideological basis of Communist moral convictions is unity between social and
individual interests, while their objective basis is the battle to build Communism in
Soviet society.

SUMMARIES
183
Moral convictions presume indissoluble connection with the moral feelings that
become the emotional basis of conviction. Although moral feelings are relatively
independent in their development, their content depends on the character of the
individual's convictions. The inculcation of moral feelings is effected in close
connection with ideological training.
Moral notions, motives and views in man's behaviour are not an end in
themselves. They manifest themselves in action. The conscious element of convictions
becomes the habit of behaving in accordance with the norms and principles of morals.
V. S. SEMENOV. About Classes and the Class Struggle in Contemporary Capitalist
Society
A definite process of change in the social structure has been taking place in the
capitalist countries during the twentieth century.
An analysis of the situation over the past eighty years, and particularly in the
post-war period, convincingly proves that the general trend of the development of the
social structure of capitalist society confirms the truth of the conclusions drawn by
Marx, Engels and Lenin regarding the lines and tendencies of the development of
classes and social strata under capitalism.
The changes in the social structure of capitalism in recent decades boil down in
the main to the following: 1) there has been a decline in the proportion of the
bourgeois class to the total population. A numerically small, but powerful stratum of
monopolist bourgeoisie has emerged from the bourgeois class. 2) In the highly
developed capitalist countries a process is taking place whereby the population of
the industrial, urban proletariat in the social structure is growing; at the same time
there is a considerable decline in the number of agricultural workers. Because of this
the proportion constituted by the entire working class in the social structure of the
capitalist countries has somewhat declined. Nevertheless, it constitutes today between
45 and 55% of the occupied population of the capitalist countries. In most of the
highly developed countries there has been a slight increase of the proportion of
members of the middle strata in the social structure. Within these middle strata, there
has been a considerable decline in the percentage of the urban and rural petty
bourgeoisie, and a big increase in the percentage of office workers and intellectuals.
The changes In the social structure of contemporary capitalism are conditioned
by the objective laws of its development. They introduce no changes in the very
nature of contemporary capitalism, in its exploiting, anti-people's character. Hence •
they do not lead to the weakening or the "disappearance" of the class struggle, but
to its constant aggravation and intensification. The contemporary capitalist
bourgeoisie not only oppress the working class. They have become the enemy of the
widest strata in the capitalist countries.
Academician A. I. BERG. Some Problems of Cibernetics
Cibernetics is the science of the laws of governing the complex dynamic systems
that exist in a peculiar specific form both in machines, in organic nature and in
human society. A distinction must be made between three main spheres of
government, viz.:—government of processes that take place when man influences a natural
object in a definitely desired way; government of the organised activity of human
collectives engaged in solving some specific problem; government of processes that
take place in living organisms. One of the basic concepts of cibernetics is that of
information inasmuch as government is effected by securing, retaining and
processing information. In cibernetics one may distinguish problems of theoretical, technical
and applied cibernetics. In the article it is emphasised that particularly favourable
conditions for the practical utilisation of cibernetics are created in the socialist
society, where the economy is conducted in planned fashion. The problem of the
relation of cibernetics to philosophy is touched on, and some of its philosophical
problems are enumerated.
A highly important problem of technical cibernetics is that of securing reliable
government. Improved reliability is sought for by way both of the technical
improvement of separate elements, and of the better organisation of the constituent
parts of the automatic machine as a whole. In this connection, in particular, tho
problems of modelling the structure of the brain are discussed in the light of the
perspectives opened up by molecular electronics.
B. M. KEDROV. An Experiment in the Methodological Analysis of Scientific
Discoveries
(Using the example of the history of the spectral analysis)
In this article some general features of every outstanding scientific discovery
are examined. 1) A discovery is treated as a leap in scientific development that

184
SUMMARIES
crowns the preceding gradual, evolutionary development of scientific thought. It is
shown that at the time of the leap (discovery), the very character of scientific activity
also undergoes a fundamental change. In the period of evolutionary preparation, the
collection of empirical data prevails, whereas at the time of the leap the scientists'
attention Is concentrated on bringing the previously accumulated factual material
into connection, on theoretically explaining and generalising It, on disclosing the
essence of the already studied phenomena. From the cognative angle the essence of
the leap (discovery) consists in the transition from phenomena to essence, from the
empirical to the abstract theoretical. 2) A scientific discovery (leap) is regarded as a
process that has its own development, definite duration and trend, and not as a single
act, a sudden event. The discovery of the spectral analysis included the following:
the immediate beginning (October 1859 Kirchhoff "About Fraunhoferlc lines"), the
elaboration of general theoretical physical principles (December 1859, Kirchhoff
"About the radiation and absorption of light and heat"), Kirchhoff's law and the
discovery in the proper sense of the term (April 1860, Bunsen und Kirchhoff about
yChemical analysis with the aid of spectral observations"). The essence of the
discovery consisted in the proof that atoms themselves have a definite physical
quality (optical spectre). At that time, too, this theoretical conclusion underwent its
first experimental test and was confirmed in practice (discovery of caesium with the
aid of the new method of analysis). There were many such confirmations
subsequently. 3) The discovery (leap) is shown both as the consummation of preceding
development of thought and as the beginning of its new stage, a beginning that creates the
basis for further scientific progress. Spectral analysis led simultaneously both into
the heart of the Cosmos and into the heart of the atom; revealed the material unity
of the world as the community of the chemical composition of the Earth and heavenly
bodies, and also established a link between theories of substance and light, between
chemistry and physics. Its philosophical significance also consists in the fact that it
dealt a blow to Comtism and agnosticism in general (Comte altogether ruled out the
possibility of ever learning the chemical composition of the Sun and the stars). The
long series of outstanding achievements in the sphere of knowing and mastering the
macro- and microcosm starts from spectral analysis.
Academician V. N. PAVLOVSKY. The Vitality and Fruitfulness of the Ideas
of Darwinism
Material indicating how Charles Darwin's world outlook took shape is given
briefly in this article.
The relation between Darwinism, the theory of mutations, Mendelism and
corpuscular genetics is dealt with; and a criticism is given of Social-darwinism, of
attempts to reconcile the theory of evolution and religious notions.
An analysis is made of the development of Darwinism in the USSR, particularly
of the new principles contained in the works of I. V. Michurin regarding the creation
of hybrid forms of plants without the participation of chromosomes, etc.
OLOF KLOHR (G.D.R.). Natural Science and Religion
No world outlook, including religion, can now ignore the basic problems ot
natural science. The traditional scepticism and rejection of natural science by the
Christian, and particularly the Catholic Church, can no longer be openly proclaimed.
That is why Christian theologists and philosophers now try to mislead believers
by using pseudo-scientific arguments, in an attempt to create an appearance of
harmony between natural science and religion. In this regard they frequently refer
to the fact that many natural-scientists are religious. However, knowledge and faith,
natural science and religion are irreconcilable by their very nature, for faith never
contains genuine authenticity, since it cannot be proved scientifically. Science, on the
other hand, is based on what can be proved.
The well established data of natural science rule out belief in God, in
supernatural forces, in miracles. The scientific knowledge of the Universe, life,
development and man runs directly counter to the assertions of religion. That is why the
religious outlook of many natural-scientists is based on social causes and not on their
scientific viev/s. The fact that science and religion exist side by side in the mind of
the individual natural-scientist always, therefore, testifies to inconsistency of thought,
and the ostensible harmony between natural science and religion is based on
subjective misunderstanding.
KRISTO GORANOV (Bulgaria). The Specific Features ot the Artistic Method
The definition of method as the sum-total of the principles of portraying reality
is inadequate. Method is the reflection of the objective laws of the objective world
in the mind of man and is therefore a means of changing reality in the direction he
needs. The problem of method is connected with the problem of the relative

SUMMARIES 165
independence of the mind. The specific features of the laws of the mind arise out of
the activity and purposefulness of human activity. There is no difference in principle
between the artistic and the scientific methods of creative work. The specific
character of the scientific and the artistic methods is based on the multiformity of
the material world. Art comes to know the world through man's "emotional
ingenuity", by singling out the significant in human life.
The emotional ingenuity of man formed by social and historical practice is the
objective basis of the artistic method. In artistic creative work method requires an
integral attitude by man to the world, clarity of world-outlook. But method depends
on the object of portrayal, too. Thus, the artistic method is determined both by the
object of portrayal, and by the mind of the artist, which is the result of his practical
life, of the influence of other forms of consciousness and artistic traditions.
G. V. KOLSHANSKY. Wherein Lies the Difference between Systems of Signs
The article is devoted to a discussion of the problem of the nature of language
and non-language signs. Latterly two opposite viewpoints on this problem, which
has become a particularly actual one both for theoretical and for intensively
developing applied linguistics (theory of information, machine translation, etc.), have
been clearly revealed in literature. In this connection the need has arisen for an
investigation of the inter-relations between language signs and other systems of
signs. The views according to which the essence of language and of non-language
signs are identified or brought considerably closer together, are based on a forget-
fulness of the inner essence of language and in their proof go back to a remote
analogy between language and non-language signs as endowed both with meaning.
Basing himself on the principle of the indissoluble unity of language and
thought, the author constructs his argument with due regard to the fact that meaning
as a substantial feature of any sign stands in a principally different relation
to the form of the sign in natural language systems and in artificial, constructed,
formal "languages", and also all other types of coded signs and symbols. In
natural languages meaning is given as the age-old quality of the
phenomenon, as something that arose spontaneously and is not regulated by human will,
as an integral aspect of the unity language-thought. In artificial systems, on the
other hand, meaning is always given to the sign, and what is more, the very
existence of meaning in non-language signs is conditioned by the existence of language
and is always given a priori, and then deciphered in words.
The relations of the thus revealed form and meaning of the sign in natural
language and in formal systems are defined by the author as relations of two
levels, levels of primary and secondary origin. The possible proximity between
the signs of these two levels in any investigation does not mean that one can ignore
the principally different "bilaterality" of language and non-language signs. Any
operations of the formal processing of lingual phenomena and all sorts of coded systems
(coded in the broad sense of the term) should not go beyond the bounds of the remote
analogy on which the comparison between these signs of the two systems is based.
The different nature of the connection between expression and content in language
and. non-language signs determines their different communicative role in society.
N. P. ANIKEYEV. The "Arthashastra" as an Ideological Monument of Ancient India
The article is written in connection with the publication of a Russian translation
of the "Arthashastra", prepared by V. I. Kalyanov.
, In the article an examination is made of the philosophical and sociological
Ideas of this highly important monument of India's spiritual culture, ideas which
are usually not taken account of when Indian philosophy is dealt with. As distinct
from the bulk of the sources of the ideology of ancient India which have been
handed down to us, and which are of a religious character, the "Arthashastra"
approaches the phenomena of social life from the angle of rationalist and
materialist (or very close to materialist) philosophy. As regards religion, the
"Arthashastra" openly assigns it the role it has objectively played in social life, namely, that of
providing a case for, and justifying the dominance of the ruling classes. The
circumstance that the "Arthashastra" soberly starts from the practical requirements of
social activity, and bluntly recognises their determinant influence on ideology,
renders unfounded the assertions of many bourgeois investigations about the supposedly
other-world, mystical strivings of the* "Indian spirit". The article also deals in brief
with the merits and defects of the Russian translation of the "Arthashastra".

186
CONTENTS
CONTENTS
Academician A. V. Topchiyev—Lenin and science. ... 3
Problems of the development of historical science. •• . .15
A. A. Zvorykin—The material and technical base of
Communism 26
L^M. Arkhangelsky (Sverdlovsk)—The inculcation of moral
convictions, feelings and habits 41
Academician A. I. Berg—Some problems of cibernetics. . .51
B. M. Kedrov—An experiment in the methodological analysis
of scientific discoveries 63
Academician Y- N. Pavlovsky (Leningrad)—The vitality and
fruitfulness of the ideas of Darwinism .79
Olof Klohr (G.D.R.)—Natural science and religion 94
Kristo Goranov (Bulgaria)—The specific features of the
artistic method 103
V. S. Semyonov—About classes and the class struggle in
contemporary capitalist countries. . . . , 112
DISCUSSIONS
G. V. Kolshansky—Wherein lies the difference between
systems of signs. ". ' . . . " » .126
FOR STUDENTS OF PHILOSOPHY
Consultation
P. V. Kopnin—Marxist philosophy as the method of scientific
• cognition 135
Answers to questions
N. P. Kostin—About free time under Communism. . . .145
Experience in Studying Philosophy
N. T. Abramova, E. P. Andreyev—The work of the
philosophical seminars of the Academy of Sciences of the USSR. 152
PHILOSOPHICAL NOTES AND LETTERS
V. V. Dmitriyev—Regarding the philosophical "refutation" of
the concept of peaceful co-existence 155
CRITICISM AND BIBLIOGRAPHY
N. P. Anikeyev—The "Arthashastra" as an ideological
monument of ancient India. M. P. Baskin—A criticism of the
Nietzschean philosophy. G. D. Sulzenko, V. V. Kuksha-
nov (Sverdlovsk) —A new work on the criticism of
pragmatism. M. N. Peunova—Vicious fabrications instead of
science. Briefly about books. E. A. Bailer—M. G. She-
stakov. V. I. Lenin's struggle against the idealist
sociology of Narodism. I. M. Rogov—G. V. Osipov. Technology
and social progress. A. V. Kurbyshev, A. S. Mamzin,
A. N. Thulkov (Leningrad)—Some philosophical problems
of theoretical medicine 161
Resumes in English
182

SOMMAÄB
IÖ7
SOMMAIRE.
A. V. Toptchlev, membre de l'Académie—Lénine et la science. 3
Problèmes de révolution de la science historique 15
A. A. Zvorykine — La base matérielle et technique du
communisme 26
L. M. Arkhangelsk! (Sverdlovsk) — Education morale :
développement des conceptions, sens et habitudes 41
A. I. Berg, membre de l'Académie — Sur certains problèmes
de cybernétique 51
B. M. Kedrov — Essais d'une analyse méthodologique des
découvertes scientifiques 63
E. N. Pavlovski, membre de l'Académie (Leningrad) — La
vitalité et la fécondité des idées darvinistes 79
Olof Klohr (RDA) — Les sciences naturelles et la religion. 94
Christo Goranov (Bulgarie) — Les traits spécifiques de la
méthode artistique 103
V. S. Semenov — Sur les classes et la lutte des classes dans
les pays capitalistes de notre époque 112
DISCUSSIONS.
G. V. Kolchanski — En quoi consiste la différence des
systèmes de signes 126
POUR CEUX QUI ETUDIENT LA PHILOSOPHIE
Consultations
P. V. Kopnine — La philosophie marxiste en tant que
méthode de connaissance scientifique 135
Réponses aux questions
W. P. Kostine — Les loisirs à l'époque du communisme. . .145
La pratique des études philosophiques.
N. T. Abramova, E. P. Andréev — L'activité des séminaires
philosophiques de l'Académie des Sciences de l'URSS. . 152
NOTES ET LETTRES PHILOSOPHIQUES
V. V. Dmitriev — Au sujet de la «réfutation» philosophique
de la conception sur la coexistence pacifique 155
CRITIQUE ET BIBLIOGRAPHIE.
N. P. Anikéev — « Arthashastra », monument idéologique de
l'Inde antique. M. P. Baskine — Critique de la philosophie
nitzschéenne. G. D. Soulgenko, V. V. Koukchanov
(Sverdlovsk) — Nouvel ouvrage sur la critique du pragmatisme.
M. N. Peounova — Inventions haineuses à la place de la
science. Brèves remarques sur les livres. E. A. Baller —
Chestakov M. G. La lutte de Lénine contre la sociologie
idéaliste des narodniks I. M. Rogov — Ossipov G. V. La
technique et le progrès social. A. V. Kourbychev,
A. S. Mamsine, A. N. Tchoulkov (Leningrad) — Quelques
questions philosophiques de la médecine théorique. . .161
Résumés en anglais
182

168
INHALT
INHALT
Akademiemitglied A. W. Toptschiew — Lenin und
Wissenschaft. . . 3
Entwicklungsprobleme der historischen Wissenschaft. . . 15
A. A. Sworykin — Die materielle und technische Basis des
Kommunismus . . : 26
L. M. Archangelski (Swerdlowsk) — Erziehung von sittlichen
Überzeugungen, Gefühlen und Gewohnheiten 41
Akademiemitglied A. I. Berg — Über einige Probleme der
Kybernetik : . 51
B. M Kedrow — Versuch einer methodologischen Analyse
wissenschaftlicher Entdeckungen 63
Akademiemitglied E. N. Pawlowski (Leningrad) — Die
Lebensfähigkeit und Fruchtbarkeit der Ideen des
Darwinismus ... 79
Olof Klohr (DDR) — Naturwissenschaft und Religion. ... 94
Kristo Goranow (Bulgarien) — Die Besonderheit der
künstlerischen Methode 103
W. S. Semjonow — Über Klassen und Klassenkampf in den
gegenwärtigen kapitalistischen Ländern 112
DISKUSSIONEN UND MEINUNGSAUSTAUSCH
G. W. Kolschanski — Worin besteht der Unterschied zwischen
verschiedenen Systemen von Sprachsymbolen? . . .126
FRAGEN DES PHILOSOPHIESTUDIUMS
Konsultationen
P. W. Kopnin — Die marxistische Philosophie als Methode
wissenschaftlicher Erkenntnis 135
Beantwortung von Fragen
N. P. Kostin — Über die Freizeit im Kommunismus. . . .145
Auswertung von Erfahrungen des Philosophiestudiums
N. T. Abramowa, E. P. Andrejewa — Über die Tätigkeit der
philosophischen Seminare an der Akademie der
Wissenschaften der UdSSR 152
PHILOSOPHISCHE NOTIZEN UND BRIEFE
W. W. Dmitrijew — Über eine philosophische „Widerlegung"
der Konzeption der friedlichen Koexistenz 155
KRITIK UND BIBLIOGRAPHIE
N. P. Anikejew. — „Artchaschastra" als ideologisches
Denkmal des alten Indiens. M. P. Baskin — Kritik der
Philosophie des Nietzscheanertums. G. D. Sulshenko,
W. W. Kukschanow (Swerdlowsk) — Ein neues Werk zur
Kritik des Pragmatismus. M. N. Peunowa — Boshafte
Lügengeschichten statt wissenschaftlicher
Untersuchungen. Kurz über Bücher. E. A. Baller.—M. G. Schetakow.
W. I. Lenins Kampf gegen die idealistische Soziologie der
Narodniki-Bewegung. I. M. Rogow.—G. W. Ossipow.
Technik und gesellschaftlicher Fortschritt. A. W. Kurbi-
schew, A. S. Mamsin, A. N. Tschulkow (Leningrad) —
Einige philosophische Fragen der theoretischen Medizin. 161
Kurze Zusammenfassung auf Englisch
182

CONTENIDO
CONTENIDO
A. V. Topchiev, Académico — Lenin y la Ciencia 3
Problemas del desarrollo de la ciencia histórica 15
A. A. Svorikín — La base técnica y material del comunismo. 26
L. M. Arjanguelsky (Sverdlovsk) — Formación de las
convicciones, sentimientos y costumbres morales. ... 41
A. I. Berg, Académico — Sobre algunos problemas de la
cibernética 51
B. M. Kedrov — Experiencia acerca del análisis metodológico
de los descubrimientos científicos 63
E. N. Pavlovsky, Académico (Leningrado) — Vitalidad y
fecundidad de las ideas del darwinismo 79
Olef Klohr — Las ciencias naturales y la religión 94
Cristo Goranov (Bulgaria) — Específica del método artístico. 103
V. S. Semenov — Las clases y la lucha de clases en los países
capitalistas contemporáneos 112
POLÉMICAS Y DISCUSIONES
G. V. Kolshansky — En qué se diferencian los sistemas de
signos 126
PARA LOS QUE ESTUDIAN FILOSOFÍA
Consultas
P. V. Kopnin — La filosofía marxista como método de
conocimiento científico 135
Respuestas a nuestros lectores
N. P. Kostin — Sobre el tiempo libre en el comunismo. . .145
Experiencia sobre el estudio de la filosofía
N. T. Abramova, E. P. Andreev — Trabajo de los seminarios
de filosofía de la Academia de Ciencias de la U.R.S.S. . 152
CARTAS Y NOTAS FILOSÓFICAS
V. V. Dmitriev — Con motivo a la «refutación» filosófica del
concepto de coexistencia pacífica 155
CRITICA Y BIBLIOGRAFÍA
N. P. Anikeev—«Arthashastra» monumento ideológico de la
antigua India. M. P. Baskin — Crítica de la filosofía de
Nietzsche. G. W. Sulsenko, B. B. Kukshanov
(Sverdlovsk) — Una obra nueva de crítica del pragmatismo.
M. N. Peunova — Invenciones rabiosas en lugar de
ciencia. En breve sobre los libros. E. A. Baler — M. G. She-
stakov. La lucha de Lenin contra la sociología idealista
del populismo. I. M. Rogov— G. V. Osipov. La técnica
y el progreso social. A. V. Kurbishev, A. S. Mamsin,
A. N. Chulkov (Leningrado) — Cuestiones filosóficas
de la teoría de la medicina 161
Resumen en inglés
182

CONTENIDO
CONTENIDO
A. V. Topchiev, Académico — Lenin y la Ciencia 3
Problemas del desarrollo de la ciencia histórica 15
A. A. Svorikín — La base técnica y material del comunismo. 26
L. M. Arjanguelsky (Sverdlovsk) — Formación de las
convicciones, sentimientos y costumbres morales. ... 41
A. I. Berg, Académico — Sobre algunos problemas de la
cibernética 51
B. M. Kedrov — Experiencia acerca del análisis metodológico
de los descubrimientos científicos 63
E. N. Pavlovsky, Académico (Leningrado) — Vitalidad y
fecundidad de las ideas del darwinismo 79
Olef Klohr — Las ciencias naturales y la religión 94
Cristo Goranov (Bulgaria) — Específica del método artístico. 103
V. S. Semenov — Las clases y la lucha de clases en los países
capitalistas contemporáneos 112
POLÉMICAS Y DISCUSIONES
G. V. Kolshansky — En qué se diferencian los sistemas de
signos 126
PARA LOS QUE ESTUDIAN FILOSOFÍA
Consultas
P. V. Kopnin — La filosofía marxista como método de
conocimiento científico 135
Respuestas a nuestros lectores
N. P. Kostin — Sobre el tiempo libre en el comunismo. . .145
Experiencia sobre el estudio de la filosofía
N. T. Abramova, E. P. Andreev — Trabajo de los seminarios
de filosofía de la Academia de Ciencias de la U.R.S.S. . 152
CARTAS Y NOTAS FILOSÓFICAS
V. V. Dmitriev — Con motivo a la «refutación» filosófica del
concepto de coexistencia pacífica 155
CRITICA Y BIBLIOGRAFÍA
N. P. Anikeev—«Arthashastra» monumento ideológico de la
antigua India. M. P. Baskin — Crítica de la filosofía de
Nietzsche. G. W. Sulsenko, B. B. Kukshanov
(Sverdlovsk) — Una obra nueva de crítica del pragmatismo.
M. N. Peunova — Invenciones rabiosas en lugar de
ciencia. En breve sobre los libros. E. A. Baler — M. G. She-
stakov. La lucha de Lenin contra la sociología idealista
del populismo. I. M. Rogov— G. V. Osipov. La técnica
y el progreso social. A. V. Kurbishev, A. S. Mamsin,
A. N. Chulkov (Leningrado) — Cuestiones filosóficas
de la teoría de la medicina 161
Resumen en inglés
182

СОДЕРЖАНИЕ
Академик А. В. Топчиев — Ленин и наука 3
Проблемы развития исторической науки 15
A. А. Зворыкин — Материально-техническая база
коммунизма . . : ; 26
Л. М. Архангельский (Свердловск) — Воспитание
нравственных убеждений, чувств и привычек ..... 41
Академик А. И. Берг — О некоторых проблемах
кибернетики 51
Б. М. Кедров — Опыт методологического анализа научных
открытий 63
Академик Е. Н. Павловский (Ленинград) — Жизненность
и плодотворность идей дарвинизма 79
Олоф Клор (ГДР) — Естествознание и религия .... 94
Крысто Горанов (Болгария) — Специфика
художественного метода ЮЗ
B. С. Семенов — О классах и классовой борьбе в
современных капиталистических странах 112
ДИСКУССИИ И ОБСУЖДЕНИЯ
Г. В. Колшанский — В чем различие знаковых систем . 126
ДЛЯ ИЗУЧАЮЩИХ ФИЛОСОФИЮ
Консультации
П. В. Копнин (Киев) — Марксистская философия как
метод научного познания 135
Ответы на вопросы
Н. П. Костин — О свободном времени при коммунизме . 145
Опыт изучения философии
Н. Т. Абрамова, Э. П. Андреев — Работа философских
семинаров Академии наук СССР 152
ФИЛОСОФСКИЕ ЗАМЕТКИ И ПИСЬМА
В. В. Дмитриев -— По поводу философского
«опровержения» концепции мирного сосуществования .... 155

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
Н. П. Аникеев — «Артхашастра» как. идеологический
памятник древней Индии ... 161
М. П. Баскин —- Критика философии ницшеанства 169
Г. Д. Сульженко, В. В. Кукшанов (Свердловск) — Новый
труд по критике прагматизма 172
М. Н. Пеунова — Злобные вымыслы вместо науки . . 176
Коротко о книгах
Э. А. Баллер — М. Г. Шестаков. Борьба В. И. Ленина
против идеалистической социологии народничества 178
И. М. Рогов — Г. В. Осипов. Техника и общественный
прогресс 179
А. В. Курбышев, А. С. Мамзин, А. Н. Чулков
(Ленинград) — Некоторые философские вопросы
теоретической медицины 180
Резюме на английском языке : 182