Автор: Каутский К.
Теги: политика политические науки философия марксизм политические системы
ISBN: 5-354-00502-7
Год: 2003
Текст
'Рл^ЛСИ.ИМ-ЛЯ
о ипрксизме
Кард Каутский
К КРИТИКЕ
теории и практики
МАРКСИЗМА
(« Анти б ер н штейн»)
Перевод с немецкого
С. А. Алексеева
Издание второе, стереотипное
УРСС
Москва • 2003
ББК 66, 87.6
Каутский Карл
К критике теории и практики марксизма («Антибернштейн»): Пер. с нем.
Изд. 2-е, стереотипное. — М.: Едиториал УРСС, 2003. — 304 с. (Размышляв
о марксизме.)
ISBN 5-354-00502-7
Выдающийся деятель германского социал-демократического движения
Карл Каутский (1854-1938) был также широко известен как автор многих ценных
работ в области истории, экономики, социологии и политики. Настоящая книга
является одним из наиболее известных трудов Каутского, вызвавшим глубокий
резонанс в общественно-политической жизни конца XIX - начала XX века. Автоо
не только решительно выступил против попытки Э. Бернштейна пересмотреть
марксистское учение о государстве и диктатуре пролетариата, но и сумел осветить
с точки зрения марксизма социологические и экономические закономерности
той эпохи, остающиеся актуальными и в наше время.
Рекомендуется историкам, филос
ам, экономистам и политологам, сту-
дентам и аспирантам, изучающим экономические и политические науки, а также
самому широкому кругу читателей.
Издательство «Едигориал УРСС». 1П312. г. Москва, пр-г 60-летия Октября. 9.
Лицензия ИД №05175 от 25.06.2001 г. Подписано к печати 15.09.2003 г.
Формат 60x90/16. Тираж 640 экз. Печ. л. 19. Зак. № 2-1060/279.
Отпечатано в типографии ООО «Рохос». 117312, г. Москва, пр-т 60-летия Октября, 9.
ИЗДАТЕЛЬСТВО
УРСС
ISBN 5-354-00502-7
НАУЧНОЙ И УЧЕБНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
E-mail: URSS@URSS ru
Каталог изданий
a Internet: http://URSS.ru
Тел./факс: 7 (095) 135-44-23
Тел/факс: 7 (095) 135-42-46
© Перевод на русский язык:
С. А. Алексеев, 1923. 2003
© Едиториал УРСС, 2003
ПРЕДИСЛОВИЕ К НЕМЕЦКОМУ ИЗДАНИЮ.
После появления в апреле этого года в „Nene Zeit“ и в
„Vorw£rts“ моих статей против Бернштейна, мне неоднократно
предлагали издать их в виде отдельной брошюры. Это считали
желательным хотя бы уже потому, что книга Бернштейна про-
никла в такие круги, где не читают ни „Vorwarts11, ни „Neue
Zeit*, и куда может найти доступ опять-таки только отдель-
ная книга. Кроме того, она могла бы оказаться полезной тем
из моих читателей, которые не собрали упомянутых статей.
Я охотно последовал этому приглашению, но не хотел огра-
ничиться простой перепечаткой. Так как книга не так стесняла
меня размерами, как столбцы „Vorwarts", то я имел возмож-
ность расширить свое исследование тенденций развития капи-
талистического общества, что казалось мне крайне важным.
Др сих пор критика книги Бернштейна касалась именно этой
стороны крайне поверхностно, и это вполне понятно, так как
для таких исследований газета не представляет достаточного
простора. Однако, то обстоятельство, что критика обратила на
эту сторону так мало внимания, было истолковано нашими
противниками в том смысле, что нам нечего сказать по этому
поводу; а между тем в этом и заключается наиболее суще-
ственная в практическом отношении часть книги Бернштейна,
—вопросы, ответы на которые являются решающими для су-
ждения о жизнеспособности нашего движения.
Таким образом, сведение счетов с Бернштейном на этой
почве сделалось главным содержанием моей книги, и поэтому
я, не желал чересчур увеличивать ее размеров, сильно со-
кратил, сравнительно с соответствующими статьями ъ Neue
Zeit“, вступительные главы о методе ’).
Также кратко составлен и отдел о тактике. Правда, и в том,
и в другом случае у меня было сильное искушение разобрать
подробней все те отдельные вопросы, которые были затронуты
Бернштейном частью в его книге, частью во время спора. Ио в
интересах общедоступности и небольшого размера книги я
должен был ограничиться лишь самым необходимым. Такое
самоограничение очень тяжело для автора, да еще во время
полемики, но оно неизбежно, если не желаешь загромоздить
книгу мелочами и утомить читателя вместо того, чтобы убе-
дить его. Как раз в вопросах тактики я тем более мог быть
кратким, что большая часть того, что здесь следовало сказать,,
уже была сказана в других местах.
Впрочем, я должен признаться, что сократить отдел о-
тактике меня побудило одно постороннее обстоятельство: же-
лание выпустить книгу в свет еще до ганноверского с’езда
партии.
Я хотел этого не потому, что рассчитывал повлиять ею на
с’езд. Я уверен, что, когда она появится, все делегаты уже бу-
дут держаться определенного мнения. Если же кто-нибудь из
них так мало интересовался до сих пор предметом спора, что
не знает, какое ему занять положение, то он, наверное, послед-
ний возьмется за чтение предлагаемых страниц.
Нет, если я желал закончить свой труд еще до с’езда, то-
единственно в надежде, что этот последний положит конец
пререканиям с Бернштейном.
Я никогда не возлагал особенно больших упований на по-
лемические споры, так как они редко когда служат средством
показать, на чьей стороне истина. Но, в общем, им свойственно-
обнаруживать существующие противоречия, придавать им
более резкие и определенные очертания и таким путем выяс-
нять сущность вопроса. Вот этого-то я и ожидал от критики
Названные главы о методе в настоящем издании заменены пол*
нымн статьями из „Neue Zeit*. Прим, к русск. изд.
книги Бернштейна. Она еще больше разочаровала меня, чем
самая книга: вся серия статей его о проблемах социализма
дала нам повод ждать большего. В настоящее время нам не-
чего скрывать от себя, что вся эта полемика, возбужденная
книгой Бернштейна, оказалась весьма бесплодной. Чем даль-
ше она подвигалась, тем сильнее
III
тейн чувствовал себя
непонятым—намеренно непонятым — и тем менее мы знаем,
чего он. собственно, хочет и с какой целью он своим выступле-
нием обратил на себя всеобщее внимание, раз все должно
остаться по-старому.
Я должен откровенно признаться, что, в виду такого за-
ключения, мне было крайне трудно довести настоящий труд
до конца. Быть может, я бы даже отказался от него, если бы
не торжество либералов по поводу того, что марксисты не
могли ничего противопоставить той критике, которой Берн-
штейн подверг их программу, в особенности—его статистиче-
ским данным. Действительно, мой труд направлен не столько
против самого Бернштейна, сколько против тех социал-либе-
ралов и их приспешников, которые воспользовались его кни-
гой, как прекрасным собранием материалов для нападок на
нашу партию; моей главной целью было отравить им это удо-
вольствие. Если бы же настоящее произведение появилось
после с’езда, то могла бы снова разгореться полемика, дальней-
шее продолжение которой на положенных Бернштейном осно-
вах было бы крайне бесплодным, и всем участникам кото-
рой желательно закончить ее в Ганновере. Я лично могу, по
крайней мере, сказать, что считаю эту книгу своим последним
словом по данному вопросу. Настоящее время ставит лам
столько серьезных вопросов для изучения, литературное на-
следие Маркса скрывает в себе столько необнаруженных еще
сокровищ, что я наверное не возьмусь боль
II
е за перо по по-
воду бернштейновских проблем социализма, если не буду к
этому вынужден.
Мне тем легче будет молчать в этом споре, чем трудней и
неприятней было участвовать в нем. Полемизировать со старым
другом всегда чрезвычайно тягостно и даже мучительно. Ра-
зумеется, как только происходит конфликт между дружбой и
научными и политическими убеждениями, она должна замол-
кнуть. Судя по отчету, помещенному в „Sachsische Arbeiter
zeituag1*' Либкнехт в прочитанном им в Дрездене реферате
упрекал меня в том, что я. вследствие своей дружбы с Берн-
штейном, сделал ему слитком много уступок. Бернштейн буд-
то бы в научном и политическом отношении—совер
II
енно не-
значительная личность, и я помещал его статьи в „Хене Zeit“
исключительно по дружбе. Я ничего не возразил на этот упрек,
во-первых, потому, что он больше унижал меня, чем Берн-
штейна, а я неохотно занимаюсь самозащитой, а во-вторых—
потому, что считал невозможным, чтобы Либкнехт сказал не-
что подобное, так как всякий, знакомый с „Хеие Zeitfc, хотя
бы даже поверхностно, не может не знать, какую роль играл
в этом журнале Бернштейн. Но так как некоторые хитро-
умные головы заключили из моего молчания, что я признаю
упрек, брошенный Бернштейну и мне, справедливым, то может
быть, не мешает возразить им здесь. Когда профессор Диль
(Diehl) говорит в „Conrad’sche Jahrbiicheru, что в лице
Бернштейна «так называемый научный социализм потерял
одного из своих самых талантливых, ясно мыслящих и ученых
сторонников», то я всецело присоединяюсь к этой оценке зна-
чения Бернштейна для нашего дела.
Мы не станем заниматься в этом предисловии вопросом о
том, является ли книга Бернштейна, которую мы здесь разби-
раем, шагом назад в теоретическом отношении, и почему имен-
но. Мне теперешняя точка зрения Бернштейна—или, верней,
отсутствие определенной точки зрения—кажется опасной, и я
считаю своим долгом бороться с ней самым решительным обра-
зом. Но наша теоретическая вражда пе должна заставить нас
забыть о том, чем был для нас Бернштейн. Я лично обязан ему
не только теми поощрениями и указаниями, которые он да-
вал нам всем на страницах „Neue Z^it** и других наших орга-
нов, но и той сильной духовной поддержкой, которая выте-
кает из тесного многолетнего сотрудничества, основанного на
взаимном понимании. И если я мог на прилагаемых страницах
привести достаточно веские аргументы против
теперешних
воззрений Бернштейна, то за это я должен быть благодарен пе
только Марксу и Энгельсу, но также и Эдуарду Бернштейну.
К. Каутский.
Берлин -Фридеиау, сентябрь 1899 г.
ПРЕДИСЛОВИЕ К ФРАНЦУЗСКОМУ ИЗДАНИЮ.
Так как Бернштейн не внес существенных изменений во
французское издание своей книги, то и я не усматриваю по-
вода к изменению чего-либо в предлагаемой работе; моя кри-
тика остается направленной против того же, что и прежде.
Только две первые главы первого издания я заменил двумя
статьями из .Neue Zeit“. также представляющими критику
некоторых частей книги Бернштейна. На мой взгляд, в них
ясней изложены мои возражения Бернштейну. Две главы пер-
вого издания скорее представляют резюме полемики, вызван-
ной этими статьями. Я имел основание предполагать, что по-
следние уже известны немецким читателям, а потому избегал
повторений. Иное дело—иностранная публика.
Предисловие Бернштейна к французскому изданию еще
менее могло побудить меня внести изменения: это только пе-
рефразировка известных мест из его книги, а в особенности,
его об’яснений понятия необходимости. Там повто-
ряются те же qui pro qno. Без всякого сожаления я отказы-
ваюсь от их вторичного опровержения: это слишком мизерное
удовольствие, особенно если принять во внимание, сколько оно
потребовало бы места, и времени.
Но в этом предисловии Бернштейн утверждает с видом по-
бедителя, будто недавно поставил мне вопрос, на который ои
и но сию пору не получил ответа, а потому, не внося изменений
в текст, я хочу ему ответить хоть здесь. Он говорит:
— 8 —
«Каутский ire согласен с моим утверждением, что по-
нятие «железной необходимости истории» подвергается
ограничению по мере того, кат; люди познанием есте
ственных и общественных законов своего существования
и соответствующих учреждений достигают господства над
природой и получают возмо;кность руководить экономи-
ческой эволюцией. Он считает это достойной осуждения
попыткой примирить «историческую необходимость с
утопической свободой».
«К несчастью для моего старого критика, именно сам
Энгельс, в согласии с Марксом, назвал в Анти-Дюринге
осуществление коллективизма скачком из царства не-
обходимости в царство свободы. Согласимся, что это—
определение, еще более безусловное по сравнению с моим.
И я спрашивал Каутского, как может он примирять
осуждение моего положения с признанием сказанного
Энгельсом; я еще теперь w;iy ответа».
Память изменила Бернштейну. Он в такой форме не ставил
вопроса по той простой причине, что я никогда и нигде не
высказывался по поводу этой фразы Энгельса, а следователь-
но он и не мог спрашивать меня, как можно примирять осу-
ждение положения Бернштейна с признанием сказанного Эн-
гельсом.
Напротив, Бернштейн сам воспользовался фразой Эн-
гельса, как аргументом против меня. И Бернштейн, считаю-
щий себя не малым противником почитания авторитетов и
критиком Маркса и поучающий нас презрительным тоном,
что «задача учеников не состоит в постоянном повторении слов
учителя»,—он считает меня победоносно опровергнутым, про-
тивопоставив приведенным мною фактам цитату из Энгельса!
Когда Бернштейн находит мнения Маркса и Энгельса для
себя неподходящими, то вменяет себе в заслугу и усматри-
вает доказательство своей интеллектуальной независимости
в том, что отвергает их. Иное дело, когда ему кажется, будто
слова Маркса и Энгельса могут быть истолкованы в его пользу:
тогда их мнение должно быть допущено без всяких дальней-
ших об’яснений.
— 9 —
Что же касается до меня, фанатичного, ортодоксального
марксиста, которого упрекают в преклонении перед авторите-
тами, то я думаю совсем иначе; и я никогда не утверждал,
что та или другая мысль потому лишь верна, что ее высказал
Маркс или Энгельс.
Однако, я никак не стану утверждать, что цитированное
место из Анти-Дюринга, по ближайшем рассмотрении, дей-
ствительно согласуется с тем, что говорит Бернштейн, и что
они примиримы.
Бернштейн говорит
«Чем большее влияние оказывают на жизнь обще-
ства, рядом с экономическими, другие силы, тем более
изменяется власть того, что мы называем исторической
необходимостью. В современном обществе замечается в
этом отношении два главных течения. С одной стороны,
обнаруживается все растущее вмешательство разума г
законы развития, и именно, экономического развития.
Рука об руку с возрастающим значением сознания, от-
части как причина, отчасти как следствие его, растет
способность руководить экономическим разви-
тием... При этом и здесь общий интерес берег верх над
частным, и во всех областях, где это совершается, прекра-
щается стихийное действие экономических сил. Их раз-
витие предвосхищено и потому совершается тем бы-
стрее и легче. Индивидуумы и целые народы освобождают
все большую долю своей жизни от влияния необходимо-
сти. проявляющейся помимо их воли или вопреки ей»
(русск. пер., стр. 18).
Железная историческая необходимость, таким образом,
ограничивается. Забежав вперед, заметим, что для практиче-
ской деятельности социал-демократии это ограничение озна-
чает не уменьшение, а повышение или квалифицирование со-
циально-политических задач» (русск. перев., стр. 20).
А что говорит Энгельс?
«Когда общество овладеет орудиями производства,
тогда исчезнет товарное производство, а вместе с тем и
— 10 —
господство продукта над производителем. Анархия вну-
три общественного производства будет заменена плано-
мерной, сознательной организацией. Борьба за индиви-
дуальное существование прекратится. Совокупность
окружающих человека жизненных условий, которые до
сих пор господствовали над людьми, становится теперь
под господство и контроль людей, только теперь делаю-
щихся властелинами своего общественного бытия, а сле-
довательно настоящими и сознательными властелинами
природы. Вместе с тем только теперь человек в извест-
ном смысле окончательно выступает из животного
царства и переходит от животных условий существова-
ния к истинно-человеческим. Законы его собственной
общественной деятельности, противостоящие ему до сих
пор, как чуждые, господствовавшие над ним законы при-
роды, будут сознательно применяться, т.-е. находиться
под его властью. Общественное бытие людей, которое до-
толе как бы извне было им навязано, теперь становится
результатом их свободной инициативы. Об’ективные,
чуждые силы, господствовавшие до сих пор над исто-
рией, теперь становятся под контроль людей.
«Только с этого момента люди будут сами
вполне сознательно делать свою историю, только с этого
момента приводимые ими в движение общественные при-
чины возымеют преобладающее, все усиливающееся и
ими желаемое действие.
«Это—прыжок человечества из царства необходимости
в царство свободы» (Анти-Дюринг, русск. перш., стра-
ница 309'
Вот при каких условиях совершится тот знаменитый ска-
чок из царства необходимости в царство свободы. Читатель ви-
дит, что Энгельс об’ясняет его совсем не так, как Бернштейн,
для которого этот переход совершается в современном
обществе при нынешнем состоянии эконо-
мического развития. С этой точки зрения он вполне
справедливо заключает о «повышении или квалифицировании
практических задач партии».
- 11
К сожалению, мы никак не могли разгадать смысла этой:
фразы, потому что Бернштейн забывает пояснить ее и больше
к ней на возвращается, хотя по существу она равносильна
полнейшему изменению основных принципов теории и прак-
гики партии. Как бы то ни было, это прорицание, повидимому,
должно означать, что в настоящий момент движение перехо-
дит из царства необходимости в царство свободы, а также,
что этот переход предшествует наступлению новой организа-
ции общества
Напротив, для Энгельса наступление свободы есть след-
ствие коллективистического производства. В книге «Развитие
научного социализма» он точно указывает, как на следствие
коренного преобразования общества, на установление такого
общественного строя, при котором люди сделаются наконец
властелинами своего общественного бытия, а следовательно
будут властвовать над природой и сами над собой.
Однако, разногласие Бернштейна и Энгельса не ограничи-
вается тем, что один усматривает уже в современном обще-
стве осуществление новых форм, в то время как другой счи-
тает такой порядок следствием полного перерождения старых
форм. Бернштейн полагает, что упомянутое преобразование—
заметьте, это именно важнее всего—есть следствие расту-
щего вмешательства разума, возрастания
коллективных интересов, расширения поля
действия независимых' идеологических и,
в особенности, этических факторов, а Эн-
гельс выводит его из обобществления средств производства.
Но, как бы мы ни истолковывали и с какой бы стороны ни
рассматривали сказанное Энгельсом о переходе из царства не-
обходимости в царство свободы, оно нимало не затрагивает
партийной практики. Напротив, по справедливому замечанию
самого Бернштейна, выдвинутое им новое понимание должно
было бы оказать глубокое влияние на практическую деятель-
ность партии.
Мы видим, что положения Энгельса и Бернштейна не имеют
ничего общего, кроме слов «свобода» и «необходимость». Ци-
12 —
тированная из Энгельса фраза менее всего служит доказа-
тельством в пользу Бернштейна.
Ссылаясь на Энгельса, Бернштейн дал лишний раз дока-
зательство факта, по-моему, подкрепленного в достаточной
степени в моей книге и другими данными. Я хочу этим ска-
зать, что теоретически Бернштейн порвал со своими прежни-
ми теоретическими и политическими соратниками не потому,
что он превзошел марксизм, но потому, что оп все более утра-
чивает понимание сделанного до сих пор Марксом и его по-
следователями. Чем больше он критикует Маркса и Энгельса,
тем больше он забывает, чему они действительно учили, чего
они хотели, н тем чаще он приписывает им то, чего они не ду-
мали. Это повторяется не только тогда, когда он их оспаривает,
но и в тех случаях, когда он их призывает на защиту своих
собственных идей.
В предисловии к французскому изданию, точно так же,
как и в книге, он не может удержаться от того, чтобы не про-
цитировать введение Энгельса к «Классовой борьбе во Фран-
ции», и утверждает, что сделал лишь выводы из этого преди-
словия и как бы исполнил политическое завещание Энгельса.
«Как известно, за несколько месяцев до своей смерти
Энгельс сказал, что в интересах партии—избегать, по
мере возможности, столкновений с государственной вла-
стью. Если согласиться с этим положением, то надобно
же сделать вытекающие из пего выводы, а потому я счи-
тал полезным высказаться против выражений, подаю-
щих повод думать, что партия, наоборот, желает возбу-
дить такого рода конфликты. Мимоходом обращенные к
некоторым товарищам-литераторам по этому поводу за-
мечания были однако же приняты моими критиками за
общую критику нашей партии н навлекли на меня на-
падки, быть может, еще в большей степени, чем все мои
прегрешения против догмы».
Если эти строки прочтет незнакомый с нашей партией, то
он возымеет о ней странное представление.
13 —
Бернштейн утверждает, будто он говорит то же, что и Эн-
гельс. Но как же могло случиться, что слова Энгельса не
встретили ни малейшего возражения и даже всеми одобрены,
а Бернштейн возбудил против себя крайнее неудовольствие?
Быть может, то служит просто доказательством почитания
авторитета Энгельса? Или же эти обвинения посыпались на
Бернштейна, очевидно, только потому, что против него были
предубеждены? Загадка разрешается сама собой, если только
к ней ближе присмотреться. Тогда и Энгельс и наша партия,
я полагаю, окажутся не теми, как их рисует Бернштейн.
Энгельс говорит, что в интересах германской социал-демо-
кратии—избегать столкновений с военной силой. Он этим не
сказал чего-либо нового, а подтвердил то, что всегда было
одной из догм германской социал-демократии. Утверждать,
что выдающиеся члены партии в нашей прессе- употребляют
выражения, подающие повод думать, что партия, напротив, же-
лает возбудить эти столкновения, значит представить герман-
скую социал-демократию в превратном виде. Я думаю, что в
Германии даже среди анархистов, а тем более среди маркси-
стов, не найдется сторонников подобных теорий. Как обрадо-
вались бы наши прокуроры таким писателям! К счастью, они
—лишь плоды воображения Бернштейна. На Бернштейна на-
падали не потому, что он оспаривал идеи этих марксистов, а
потому, что он их выдумал в своей критике.
Но Энгельс не ограничился одним замечанием, — что
столкновение с армией послужит на благо реакции; он обратил
внимание на последствия этого положения. Если, действитель-
но, легальность есть наилучшая почва для германских марк-
систов и в высшей степени неблагоприятная для их против-
ников, то следует думать, что эти последние прежде всего по-
кинут легальную почву. Разве самые решительные из них не
желают уже государственного переворота? Будучи далек от
мысли, что Германии угрожает политический переворот,
Энгельс ожидал непреодолимого развития партии главным
образом на легальной почве, а также вследствие возрастаю-
щих затруднений, которые постигнут наш полуфеодальный
милитаристский режим, если он останется в легальных рам-
14 —
i;ax. Поэтому обязанность марксистов заключается не в уско-
рении неизбежной катастрофы, но в ее замедлении, насколько
это возможно, а именно в том, чтобы избегать всего, что могло
бы сойти за провокацию или нечто в таком роде, потому что
выигрыш во времени повышает шансы успеха
Все это сказано Энгельсом, но все это улетучилось из па-
мяти Бернштейна; и тем не менее он ссылается на Энгельса.
Но Энгельс утверждал, что мирному и легальному развитию
Германии угрожает насилие реакции, Бернштейн же находит,
что опасность грозит со стороны известной части марксистов,
будто бы провоцирующих своим поведением, что, повторяю,
чистейший вымысел.
Пусть Бернштейн вспомнит время, когда еще действовал
закон против социалистов; тогда он поймет истинное значе-
ние нашей партии. Знает же он, что людей, призывавших к
вооруженному сопротивлению войскам, партийная пресса
считала не «товарищами», а провокаторами, уловки которых
окончились ничем. А теперь вдруг Бернштейн нашел необхо-
димым напомнить германским марксистам о сказанном Эн-
гельсом и предостеречь от подобных «товарищей».
Мы увидим, что Бернштейн обнаружил такое же понимание
характера партии, коснувшись ганноверского партейтага, резо-
люции которого кажутся ему уступками в пользу высказан-
ных им идей;
«Настоящее предисловие написано сейчас же после
ганноверского партейтага, на котором не малое внима-
ние было уделено моей книге. Страстно полемизируя, мои
противники предсказывали мне уничтожающий приго-
вор, и в таком духе было произнесено не мало речей. Но
здравый смысл и партийный опыт взяли верх над догма-
тической нетерпимостью, и если в конце концов с’ездом
принята резолюция, самое большое, порицающая форму,
в которую автор облек свои идеи, то с другой стороны,
была принята другая резолюция, содержащая по суще-
ству не мало уступок этим яге идеям.—Таковы «допу-
щение компромиссов при выборах, признание коопера-
15
ции в деле освобождения рабочих, отступление от преж-
ней точки зрения, что с выставлением ближайших тре
бований партия принуждена отказаться от провозгла-
шенных принципов и основных требований».
Прочитав эти строки, можно заключить, что на ганновер-
ском партейтаге «дух догматической нетерпимости» боролся с
«здравым смыслом» партии, но в конце концов победа оказа-
лась на стороне последнего в виде резолюции, принятой
с’ездом партии. В действительности же, не было сделано ни-
каких других предложений, кроме принятого, никто даже из
самых решительных противников во время прений ни разу не
выразил желания потребовать исключения Бернштейна, как
члена, порвавшего с партией. Поэтому, опять-таки, следует
приписать его богатому воображению сказанное им о «духе
ортодоксальной нетерпимости». Эта «нетерпимость», а равно и
«возбуждающий тон» в среде немецких марксистов -пустой
призрак...
Заметим, что резолюция, которую Бернштейн так восхва-
ляет, как полную «здравого смысла» и «основанную на опы-
те», была предложена Бебелем, так строго осудившим его
книгу.
Но Бернштейн усматривает уступки своей особенной точке
зрения в факте признания избирательных компромиссов и ко-
операции.
Что касается потребительных обществ, то известно, что
Бернштейна всего сильнее порицали именно там, где они до-
стигали наибольшего процветания—в Саксонии, особенно в
Дрездене, Лейпциге.
Этого вполне достаточно, чтобы доказать, что, не относясь
враждебно к кооперации, можно, однако, не впадая в проти-
воречие с самим собой, быть несогласным с Бернштейном. Я
позволяю себе заметить, что еще весной 1897 г., следовательно
раньше Бернштейна, в своей брошюре о потребительных об-
ществах я сделал такой вывод: «Всюду рано или поздно коопе-
ративное движение сыграет громадную роль в освободитель-
16 —
ной борьбе пролетариата, на ряду с борьбой профессиональных
союзов за изменение условий производства, с политической—•
за власть в коммунальных учреждениях и государстве, и, на-
конец, на ряду со стремлениями муниципалитетов и государств
расширить и увеличить число отраслей производства, нахо-
дящихся в их заведывании (Consumverein, 31).
Ни один голос не поднялся в партии против этой
точки зрения, и, однако же, я пошел дальше резолюции ган-
новерского партейтага. А между тем, Бернштейн держится
так, как будто на него нападали за его мнения о кооперации;
выходит, будто партейтаг, об’явив свое нейтральное отношение
к ним, делал «уступки его особенной точке зрения».
Точно так же обстоит дело с вопросом об участии в выборах
в прусский ландтаг. Правда, Бернштейн заговорил об этом
первый (1893 г.). Тогда его осудили почти все, даже и те, кто
слыл сторонником «здравого смысла и практической опытно-
сти», например, Ауэр. К его мнению, однако, присоединился
некий Unus. Под этим псевдонимом схфывался автор, впослед-
ствии так энергично нападавший на Бернштейна под именем
Парвуса.
Этот призыв к участию в избирательной борьбе при выбо-
рах в ландтаг тем более не мог иметь особых последствий,
что был сделан слишком поздно. Зато в 1897 году предста-
вился более благоприятный случай. Тогда прусское прави-
тельство внесло предложение ввести закон, ограничивающий
свободу союзов и собраний, и идея об участии в избирательной
борьбе встретила широкое сочувствие. На гамбургском партей-
таге в своем докладе по этому поводу Ауэр говорит:
«В 1893 г. одни только Бернштейн и Unus держались
такого мнения. Иначе обстоит дело теперь, когда это са-
мое предложение повторено на страницах “Neue Zeit“
Каутским. Мы могли уже увидеть, что участие в выбо-
рах в ландтаг с самого начала всеми одобрялось,
и если по этому поводу бывали разногласия, то лишь в
вопросе, как действовать».
— 17 —
Как раз в это же самое время фракция партии в рейхстаге
обнародовала следующее воззвание:
«Следует поддерживать всякие протесты буржуазных
партий против посягательств на свободу и права народа.
Все должны сплотиться для общих действий против юн-
керов».
Этот призыв был единодушно одобрен всей фракцией.
В 1897 г. на гамбургском партейтаге обсуждался вопрос об
участии в выборах в прусский ландтаг. Тогда сам Бебель внес
предложение, допускающее, при известных условиях, компро-
миссы с буржуазными оппозиционными партиями. Среди ора-
торов, поддержавших Бебеля, находилась Клара Цеткина,—
еще одна противница идей Бернштейна.
При голосовании это предложение было так сформулиро-
вано, что в этом виде оно допускало различное истолкование.
Поэтому в следующем году состоявшийся в Штуттгарте
партейтаг должен был вновь заняться тем же вопросом. Он
предоставил каждому избирательному округу свободу участия
в выборах в ландтаг и, при известных условиях, поддержки
кандидатов буржуазной оппозиции.
Вполне согласуясь с этой резолюцией, ганноверский пар-
тейтаг принял следующую резолюцию Бебеля:
«Не обольщая себя иллюзиями относительно харак-
тера и программ буржуазных партий, которые предста-
вляют и защищают современный социально - политиче-
ский порядок, партия, однако, не отвергает совместных
действий в тех случаях, когда дело идет о поддержке
партии на выборах, о расширении политических прав и
свободы народа, о серьезном улучшении положения про-
летариата, о поддержке обще-культурных задач или же
о борьбе против всяких проектов, нарушающих инте-
ресы рабочего класса».
Собственно говоря, эта тактика указала еще в «Манифе-
сте». Но, поскольку она имеет практическое значение в во-
просе о выборах, принятие ее является следствием стараний,
— 18
восходящих ко времени, предшествовавшему
книги Бернштейна.
появлению
Ее поддерживали прежде всего те,
которые в Ганновере враждебнее всех относились к Берн-
штейну. В данном случае его книга далеко не оказала под-
держки, но скорее всего могла скомпрометировать.
Вполне справедливо Бернштейн вспоминает, что в книге
его были сделаны «компрометирующие комплименты», и тем
более, скажем мы, компрометирующие его самого, что им не
было написано ни одной строки, чтобы
отклонить компли-
менты. Они были такого сорта, что обладали способностью
компрометировать все, что хотя бы отчасти могло иметь отда-
ленное сходство с идеями Бери
II
тейна.
Если Бернштейн усматривает значительные уступки своим
идеям во 2-м параграфе резолюции Бебеля относительно ко-
операции и союзов с буржуазной оппозицией, то это еще не
значит, что им одержана в Германии моральная победа, а
только то, что у него составилось превратное понятие о партии
и марксистской теории. Эти 2 параграфа служат опроверже-
нием мнений, будто в разногласии Бернштейна и его про-
тивников выражается антагонизм между политикой реформ и
революционной фразеологией, иначе говоря, между разви-
вающейся критикой и застывшим догматизмом. Выше было
показано, что до появления книги Бернштейна партия стре-
милась определить, какую позицию ей следует занять по отно-
шению к кооперации и к буржуазной оппозиции. Из опасе-
ния удлинить наше предисловие мы не станем доказывать,
что даже самые крайние противники кооперации и участия
в выборах в ландтаг руководились в своем отрицательном отно-
шении только практическими соображениями,
но вовсе не тем революционным ,Cant’uM“, который, по Берн-
штейну, есть столь распространенное явление в партии.
В Германии нет надобности подчеркивать это, принимая
во внимание осведомленность публики, но дело принимает
другой оборот, когда Бернштейн представляет в ложном свете
партию перед публикой, мало знакомой с немецкими делами.
Тогда необходимо об’ясниться.
— 19 —
В книге Берн
н
тейна всего хуже то, что он дает нашим про-
тивникам и иностранцам неправильное представление о теоре-
тическом обосновании марксизма и о нашей партии.
Хотя Берн
тейп принужден признать, что вышеприведен-
ная резолюция в остальных пунктах неблагоприятна для него,
тем не менее, в виду двух упомянутых параграфов с преслову-
тыми «уступками», он голосовал за резолюцию в целом. Со-
вершенно верно, что она в одной своей части осуждает его; но
только ли формально, как он уверяет? Позволим себе проци-
тировать эту резолюцию, внесенную Бебелем, чтобы убедиться,
имел ли он в виду формальную сторону.
Первый абзац гласит:
«Развитие буржуазного общества, как оно соверша-
лось до сих пор, не дает партии основа!
я отказаться и.
изменить основные принципы».
Здесь идет речь не о формальностях, а между тем Берн-
тейн утверждает (русск. изд., 84 стр., пер. Когана), что эво-
люция, нарисованная Марксом в «Капитале», не соответствует
действительности.
А далее он говорит (стр. 91):
«Если бы общество конструировалось или развива-
лось согласно прежней доктрине, тогда экономический
переворот был бы только вопросом очень короткого вре-
мени. Но этого, как мы видели, нет».
Эта фраза несовместима с первым абзацем ганноверской
резолюции. Если Бернштейн согласен с ней, то тем самым он
признает, что неправильно истолковал учение Маркса, или
что его критика неосновательна, или, наконец, что и критика, и
истолкование неверны. Но больше чем странно думать, что
эта часть ганноверской резолюции служит, самое большое,
лишь формальным доводом против Берн
II
тейна.
Далее, во втором абзаце ганноверской резолюции мы встре-
чаем следующую фразу:
— 20 —
«В настоящее время, равно как и прежде, партия
стоит на почве классовой борьбы, т.-е. она утверждает,
что освобождение рабочего класса может быть делом
только самих рабочих».
Эта фраза не направлена против Бернштейна, потому что
в своей книге он рассматривает вопрос о борьбе классов, Но
она имеет в виду его статью в „Vorw&rts* от з сентября
1889 г. под заглавием: «Что я думаю о теоретической части
эрфуртской программы»; статью эту он написал перед самым
ганноверским с’ездом; она служит как бы комментарием к
его книге.
Между прочим, в этой статье идет речь о шестом параграфе
эрфуртской программы, в котором сказано: «это общественное
преобразование может быть делом только рабочего класса».
Бернштейн сделал такое заключение: «Сказать, что преобра-
зование общества может быть делом только рабочего класса,
значит, вполне игнорировать факты».
Когда Бернштейн писал эти строки, он еще не думал, что
в интересующем нас месте речь идет о формальном во-
просе. Тогда он порицал даже положение эрфуртской про-
граммы, но когда в Ганновере голосование должно было ре-
шить, присоединяется ли большинство партии в точке зрения
Бернштейна, или останется на точке зрения эрфуртской про-
граммы, Бернштейн заявил, что будет голосовать за програм-
му; а теперь он рассказывает французским читателям, что
был осужден только формально.
Резолюция заключается словами:
«Партия не имеет никаких оснований изменить ни
свои принципы, ни свои основные требования, ни свою
тактику, ни свое название, т.-е. превратиться из социал-
демократической партии в партию демократических и
социалистических реформ».
А в своей книге Бернштейн говорит:
«Влияние их сильно увеличилось бы по сравнению с
настоящим временем, если бы в социал-демократии ока-
— 21 -
залось достаточно мужества, чтобы избавиться от уста-
релой фразеологии и казаться тем, что она есть в дей-
ствительности, т.-е. партией демократических и социа-
листических реформ* (русск. лерев., 272 стрл
И присоединяясь к ганноверской резолюции, Бернштейн,
вместе с тем, имеет смелость утверждать, что партия осужда-
ет его замечания не по существу, а формально тогда, когда она
отвечает: «я—не партия социалистических и демократических
реформ и не хочу казаться ею*!
Если он так смотрит на дело, если осуждение его собствен-
ных слов для него—только формальный вопрос, то он тем са-
мым сам умаляет их значег
енные опреде-
ленного
столько
хорошо
смысла,—и, право, очень жаль, что мы потратили
иметь в виду ганноверскую резолюцию, к которой присоеди-
нился сам Бернштейн.
Если кто-нибудь воображает, что книга. Бернштейна воз-
вещает кризис марксизма, возникновение новых принципов ж
отмирание прежних, то ганноверская резолюция ему покажет,
что книга Бернштейна, по его собственному мнению, содержит
критику только второстепенных подробностей.
Энгельса к „Klassenk&mpfe-:
«Нельзя достаточно высоко оценить заслугу, оказан-
ную движению этим сочинением, которое по справедли-
вости можно назвать политическим завещанием Энгель-
са... Но поправка, которую должна извлечь наша новая
историография из предисловия Энгельса, не так важна,
как поправка, вытекающая из него для всего понимания
борьбы и задач партии» (русск. перев., 46—47).
А в Ганновере, когда пришлось голосовать по вопросу об
этом самом общем понимании, Бернштейн одобрил резолю-
цию, гласящую, что прежнее понимание не нуждается в по-
правках.
— 22 —
IIHI
Но мы были бы несправедливы по отношению к Бернштей-
ну, если бы подумали, что, присоединяясь к резолюции Бе-
беля, он желал лишь избегнуть голосования, которое только
яснее показало бы, какое слабое меньшинство образуют в на-
шей партии товарищи, требующие внесения «поправок к об-
щему пониманию борьбы и задач партии». Быть может, это
пожелание и облегчило ему и его друзьям принятие резолю-
ции Бебеля, но Бернштейн никоим образом не присоединился
бы к ней, если бы видел в ней противоречие своим убежде-
ниям.
Легко об’яснить себе настроение Бернштейна, если вспо-
мнить о его эклектике, для него самого вытекающей из столь
симпатичных ему в настоящее время политических тенденций.
Я не стану настаивать на этом пункте, так как иначе нас
отвлекли бы в сторону соображения, мало интересные посто-
роннему читателю. Я ограничусь замечанием, что Бернштейн
стремится примирить либерализм с марксизмом, стереть между
ними пограничную черту. Эти стремления находят себе под-
держку в идеях Прудона. Неудивительно, что Бернштейн на-
ходит, будто марксизм и прудонизм не исключают друг друга
и пополняют один другой.
Маркс говорил о Прудоне:
«По натуре Прудон был склонен к диалектике, но, не
поняв совсем научной диалектики, он дошел только до
софистики. В действительности, это вытекало из его мел-
кобуржуазной точки зрения. Мелкий буржуа, подобно
нашему историку Раумеру, всегда бывает составлен из
«с одной стороны» и «с другой стороны». Два противопо-
ложных течения господствуют над его материальными
интересами, а следовательно, и над религиозными, науч-
ными и эстетическими взглядами, моралью и, наконец,
всем его бытием. Он сам—живое противоречие».
Но Бернштейн не является чистым прудонистом, а это еще
более усложняет дело. О одной стороны, он—марксист, а с
другой,—прудонист. Нет ничего удивительного, что, с одной
стороны, он пользуется аргументами либерализма против марк-
—- 23 —
присоеди-
подобная
присущих
снзма, а с другой—остается на прежней точке зрения маркси-
ста; что, с одной стороны, он требует поправок к пониманию
задач и борьбы партии и ее превращения в реформаторскую де-
мократическую партию, а с другой,—без колебаний
няется к резолюции, отвергающей это требование.
Без сомнения, благодаря своему эклектизму,
наука, лишенная единства и последовательности,
марксизму, весьма удобна. Она удобна для либералов, которых
в настоящее время стесняет самостоятельность рабочей пар-
тии, и, прежде всего, для тех людей, которые желали бы жить
в ладах с ней, не об’являя войны буржуазному обществу. На-
конец, подобная наука очень удобна для всех тех, кто враж-
дебно относится ко всякой последовательной, глубокой теории
н довольствуется поверхностными рассуждениями на всякую
тему в духе формулы: «с одной стороны», «с. другой стороны».
Вот чьим потребностям она удовлетворяет, вот в чем коре-
нится сила бернштейнианства, охватившего политические и
литературные круги. Таким образом, это движение приобре-
тает симпатии людей, взгляды которых отличаются в суще-
ственных пунктах от воззрений Бернштейна.
Но для великой исторической миссии пролетариата, тре-
бующей напряжения всех его сил, под’ема духа, самопожертво-
вания, энтузиазма, эта наука, заключающаяся в формуле:
«с одной стороны», «с другой стороны», гибельна.
Она должна остаться мертвой буквой для теории, для дей-
ствительной науки, которую эклектизм никогда не двигал.
Этот эклектизм означает только возврат к устаревшим формам
Конечно, марксизм не есть наивысшая точка, которой мо-
жет достигнуть человеческая мысль. Каковы бы ни были
научные успехи марксизма, человеческая мысль их превзой-
дет и создаст новые, высшие формы, но для этого нет надобно-
сти воскрешать мертвецов.
Бернштейн полагает, что развивает марксизм, приглашая
может, еще услышим призыв: «назад к Бастиа».
— 24 —
Но мы говорим только «вперед!» И пока нашей мысли не
откроются новые пути, мы кричим: «вперед по пути, указан-
ному Марксом и Энгельсом». Предстоящие здесь успехи только
тогда, по моему мнению, осуществятся, когда мы введем спе
цианизацию исследований, для того, чтобы заполнить пробелы
теории и.
и:
усовершенствовать унаследованный нами метод.
Пусть тот, кому известны лучшие пути развития теории,
кто чувствует себя в силах вступить на эти пути, пусть тот
нам покажет их; но, по крайней мере, пусть нас не направляют
одновременно вправо и влево, в духе традиционной формулы:
«с одной стороны»... «с другой стороны»...
К. Каутский.
Берлин, январь 1900 г.
Введение.
В немецкой марксистской литературе книга Бернштейна
является первым сенсационным произведением. Правда, в
смысле литературного успеха, первое место занимает «Жен-
щина» Бебеля, но сенсации она, собственно, не произвела; ведь
пет ничего удивительного в том, что марксист написал марк-
систскую книгу.
Совершенно иначе обстоит дело, когда видный марксист,
один из «наиболее ярких ортодоксов», пишет книгу, в которой
торжественно сжигает все, чему до сих пор поклонялся, и по-
клоняется всему, что сжигал. Превращение из буржуазного
демократа в марксиста—весьма обыденный случай, и буржу-
азной прессе нет нужды разглашать об этом повсюду; другое
дело, когда, наконец, хоть раз происходит, повидимому, обрат-
ное превращение. Здесь еще не место решать вопрос о том,
представляет ли действительно эволюция Бернштейна такой
случай, означает ли его книга отпадение от коллективистиче-
ских теорий нашей партии. Но, очевидно, что буржуазная
пресса истолковала ее именно в таком смысле, и поэтому ра-
дости ее нет предела. Наконец-то, после стольких поражений,
хоть одна победа! Наконец-то, признак того, что хоть один из
теоретиков гордого, непобедимого марксизма начинает охладе-
вать к своей партии и, вместо твердой уверенности в победе,
обнаруживать колебания и сомнения. Такую радостную но-
вость необходимо было возвестить как можно громче.
— 26 —
Уже одно это поведение противников должно было привлечь
внимание всех членов партии к книге Бернштейна, тем более,
что и внутри самой партии она не встретила единогласного
ссуждения. Правда, защитники Бернштейна во многом про-
тиворечили друг другу. В то время, как одни заявляли, что
он только подтверждает то, что и до сих пор признавалось
партией, другие восхваляли его как реформатора нашей прак-
тической политики, которая,—говорили они,—важней сухой
теории; третьи, наконец, отвергали его практическую поли
тику, находя, что новое в ней не ценно, а ценное не ново, но
признавали его заслуги, как самостоятельного мыслителя,
ожитагитпего отодвинутое на задний план теоретическое мышле-
ние. Преобладающее же большинство партии, разделяя это по-
следнее мнение о практической
в его теориях лишь отражение
циалистов.
Kill
политике Бернштейна, видело
устарев]
ПК
идей катедер-со-
Это различие в понимании обгоняется отчасти тем об-
стоятельством, что, как мы увидим позже, Бернштейн изло-
жил свою точку зрения не вполне ясно и последовательно,
отчасти же, и даже главным образом, тем, что в самой нашей
партии по весьма существенным вопросам имеются почти про-
тивоположные течения.
Само по себе это еще не несчастье. В нашей партии всегда
существовали разногласия,—разногласия личного, местного,
профессионального и теоретического характера. Молодой и го-
рячий думает иначе, чем старый и рассудительный; баварец—
иначе, чем саксонец, а тот иначе, чем гамбуржец; горнорабочий
—иначе, чем работница в конфексионной мастерской; погло-
щенный профессиональным или кооперативным движением—
иначе, чем всецело отдавшийся парламентской деятельности и
выборной агитации; воспринявший марксизм непосредственно,
как последователь Маркса и Энгельса,—иначе, чем тот, кто
до того находился под влиянием Родбертуса, и так далее.
Такие различия не только неизбежны, но даже необходимы
для того, чтобы не замерла внутренняя духовная жизнь пар-
тии. Но эта последняя—армия борцов, а не клуб для обмена
— 27 —
мыслей; обнаруживающиеся в ней противоречия не должны
итти настолько далеко, чтобы исчезла самая возможность пло-
дотворной совместной работы, даже не настолько далеко, чтобы
порождать трения, устранение которых поглощает много вре-
мени и сил и уменьшает боевую готовность. Расширение пар-
тии никогда не должно совершаться на счет ее сплоченности
и единства. Нет ничего хуже несогласованности тактики.
Сущность тактики и состоит именно в единстве дей-
ствия, в согласованности различных сил для общего пла-
номерного действия. На единстве действия покоится превосход-
ство регулярного войска над толпой, если даже последняя го-
раздо многочисленнее и одинаково хорошо вооружена. В един-
стве действия заключается превосходство сплоченной партии
над индиферентной массой.
следует сме:
IIIU
зать тактику со способом агитации. Этот
последний должен приспособляться к индивидуальным и ме-
стным условиям, и в этой области каждому должно быть пре-
доставлено действовать теми средствами, которые находятся в
его распоряжении: один воздействует сильней всего своим
энтузиазмом, другой—остроумием, третий—обилием фактов,
и т. д. Агитация должна приспособляться также и к публике:
ладо говорить так, чтобы быть понятым, и исходить из того,
что уже известно слушателям. Это само собой разумеется.
Здесь надо индивидуализировать, но наша так-
тика,
наше политическое поведение должно быть еди-
нообразно. Во время действий, распространяющихся на
всю страну, наир., при выборах в рейхстаг, мы не должны иметь
одну тактику для юга, другую—для севера, особую для города
и особую для деревни. Ва единообразии тактики основано
единство партии, и если первое отсутствует, то вскоре исчезает
и второе.
Единообразие Тактики есть единообразие поведения и
совершенно не исключает разногласий во мнениях и тео-
ретических воззрениях. Полное единообразие во мнениях мо-
жет быть достигнуто разве только в какой-нибудь ре:
1Г.1
[И03Н0Й
секте и совершенно несовместимо с самостоятельным мышле-
— 28 —
нием. Но это нисколько не значит, что теоретические воззре-
ния отдельных членов партии—вещь совершенно безразлич-
ная, так сказать, частное дело.
Как всякая общественная деятельность, деятельность пар-
тийная требует от личности пожертвования частью своей ин-
дивидуальности. Пусть анархисты и теоретики индивидуа-
лизма презирают вследствие этой жертвы людей партийных;
они не могут отрицать того факта, что без совместной обще-
ственной деятельности ничто великое не было бы осуществлено
на деле. Ясно, однако, что отказ от своей индивидуальности,
который требуется от отдельных членов партии, не должен
заходить чересчур далеко, не то партия превратилась бы в
толпу безвольных рабов или бессмысленное стадо овец. Из
этого следует, что чем больше теоретические разногласия
внутри партии, тем больше отдельные личности должны жерт-
вовать своей самостоятельностью в интересах единства дей-
ствий, тем слабее воодушевление деятельностью партии, тем
сильней опасность, угрожающая ее единству. Но, с другой сто-
роны, надо остерегаться слишком узко обозначить пределы
возможности оставаться деятельным членом партии при теоре-
тическом несогласии с большинством ее, пределы совместности
партийного единства с самостоятельностью членов партии.
Определение этих пределов является одной из важнейших
задач партии; для решения ее она формулирует и обосновы-
вает свои цели в своей программе. В ней излагаются не только
наппт ближайшие требования, но и те принципы, признанием
которых обусловливается однородность и единство партии и ее
боевая готовность. Общая часть программы—не простое укра-
шение партийного здания, не невинное удовольствие, которое
«практики» предоставляют «теоретикам», но которое само по
себе бесцельно; на ней лежит глубоко-практическая задача
служить пограничной чертой, отделяющей нас не только от
наших непосредственных противников, но и от тех мягкотелых
и неопределившихся диллетантов, которые не прочь изредка
итти с нами, но которые нисколько не намерены сражаться в
наших рядах всегда и всюду и до самого конца.
— 29 —
Но именно вследствие того, что на программе лежит такая
важная задача, ее нельзя об’явить неприкосновенной, не подле-
жащей критике. Нет ничего хуже программы, противоречащей
действительности. Тогда она или теряет для партии всякое
практическое значение,—но тогда и эта последняя теряет свою
сплоченность, стушевывается граница между нею и соседними
элементами, в нее проникают посторонние; место твердых прин-
ципов занимают колеблющиеся под влиянием минуты мнения
искусных демагогов; место сознательного, целесообразного, не-
склонного движения вперед—зигзагообразный курс; место
сплоченности—растерянность, место уверенности в себе и эн-
тузиазма—скептицизм и мнительность; или же программа со-
храняет свое значение внутри партии, но, находясь в проти-
воречии с действительностью, она вне партии теряет всю свою
силу, все свое обаяние, низводит партию до уровня секты,
увлекает ее на путь бесцельной декламац
и рискованных
авантюр.
Итак, не только позволено, но даже должно производить от
времени до времени критический пересмотр программы. Но
ввиду ее значения для всей жизни партии, необходимо, чтобы
этот пересмотр производился с нам величайшей добросовестно-
стью. Не должно ставить знак вопроса над своей партийной
программой после первого попавшегося критического замеча-
ния, без серьезных оснований возбуждать сомнения в крепости
вартийного здания и колебать старую точку зрения, пока не
найдена и не установлена новая.
«Чтобы совершать великие дела, надо быть преисполнен-
ным энтузиазма»,—сказал Сен-Симон. Но лишь великие цели
возбуждают энтузиазм. Если цель нашего движения нас боль-
е не удовлетворяет, то нужно направить наше воодушевле-
ние на другую, более обоснованную, но столь же высокую цель,
а не убивать его бесплодным сомнением. Вот те принципы, ко-
торыми мы должны руководиться при пересмотре нашей про-
граммы.
н
Подобной критики на!
ей программы мы были вправе ожи-
дать от Бернштейна,—критики, которая, устраняя нашу на-
— 30 —
стоящую цель, ставит на ее место другую, лучшую; которая,
отвергая настоящее обоснование цели и средства ее достиже-
ния, дает нам лучшее обоснование и указывает более верный
путь. От такой критики и вызываемой ею полемики наше дело,
ввиду обнаружившихся в рядах наших разногласий, могло бы
только выиграть. Наши противники остались бы, конечно,
равнодушны к такой критике; она бы тем более раздражала их,
чем действительней бы оказалась, так как она не подрывала
бы основ партии, а укрепляла бы их.
Дальше видно будет, каким образом и насколько предпри-
нятая Бернштейном критика нашей программы выполнила эту
задачу. Во всяком случае, Бернштейн нисколько не способ-
ствовал решению ее тем, что подверг разрушительной критике
не только программу, но и метод, результатом кото-
рого она является. Даже люди, обладающие гением и энци-
клопедическими познаниями Маркса и Энгельса, не решились
бы произвести в несколько недель, на нескольких страницах
критический разбор философских основ нашей программы и
самой программы, а затем изложить вытекающие отсюда
практические последствия. «Анти-Дюринг» Энгельса берет на
себя в сущности лишь первую часть задачи, а «Ответ Прудону»
Маркса касается лишь важнейших положений политической
экономии.
Если бы книга Бернштейна взяла на себя поменьше, она бы
только выиграла. Критика программы была бы ценна лишь по-
стольку, поскольку Бернштейн признал бы правильность ме-
тода, положенного в его основу. Если он неверен, то программа
лишается своей основы, и тогда необходимо прежде всего уста-
новить новый метод, которым следует руководствоваться, а за-
тем уже приступить к выработке новой программы.
Антонио Лабриола справедливо заметил, что даже с
формальной точки зрения книга Бернштейна страдает круп-
ным недостаком,—слишком большой энциклопедично-
стью; для основательной критики его необходимо написать
об’емистый том.
—- 31
Я же скажу, что для исчерпывающей критики Бершптейна
необходимо было бы на
и:
сать целую библиотеку, так как он
занимается, главным образом, постановкой вопросов, разреше-
ние которых предоставляет другим. Но притом книга Берн-
штейна написана, так сказать, по случаю и является сенса-
ционным произведением, которое в минуту своего появления
подымает кругом себя много пыли, но влияние которого непро-
должительно. Критик не может потратить годы на то, чтобы
написать в ответ целую энциклопедию, его ответ должен по-
явиться, как можно скорей, или же он не достигнет своей це.
Ко всему этому присоединяется еще одно затруднение.
Вследствие обилия поставленных на ограниченном простран-
стве вопросов, книга Бернштейна отличается не только отсут-
ствием положительных результатов, но и неясностью изло-
жения. Мысли теснят друг друга, и е
одна из них не развита
вполне. Притом Бернштейн, как он сам признается в своем
предисловии, не всегда пользовался возможностью выбрать
именно ту форму и те аргументы, которые ясней всего выра-
жали его мысль; он налагал на себя ограничения из уваже-
ния к своим покойным друзьям и учителям. Мы увидим даль-
ше, много ли он воздал тем самым их памяти. Но, во всяком
случае, это сильно затруднило об'яснения с ним.
Вследствие всего этого, критику книги Бернштейна почти
невозможно достигнуть каких-либо ценных, положительных
результатов. Перед ним стоит громадная, прямо подавляю-
щая задача; обилие вопросов в критикуемой книге и отсут-
ствие содержания почти совершенно исключает возможность
углубить и решить путем критики отдельные вопросы, а так
лак важнейшие мысли не продуманы до конца и не выражены
достаточно ясно, то читателю чересчур часто предоставляется
выводить самому заключения
автора.
и угадывать точку зрения
Вот почему главное возражение, которое Бернштейн делает
своим критикам, заключается в том, что они его не поняли и
веверно изложили его воззрения. Но тут любопытно то, что
кто ни выступал против Бернштейна, все толковали его книгу
— 32 —
одинаково; наоборот, его защитники истолковывали ее самым
различным образом. Одни видят в ней полнейший разрыв со
всеми принципами и всей деятельностью социал-демократии,
другие—подтверждение истинного характера нашего движе-
ния и устранение нескольких устарелых внешних признаков.
Все это делает обстоятельную критику книги Бернштейна
трудом, далеко не легким, приятным и обещающим успех. Но
задача поставлена, и ее нужно решить. Мы постараемся, чтобы
это решение было как можно богаче положительным содержа-
нием.
г.
Метод.
а) Материалистическое понимание истории.
В книге Бернштейна обнаруживаются несколько различ
пых стадий развития. Вступлением служат статьи из ,Nene
Zeitz, вызвавшие все наши дебаты. Затем последовали
статьи о «борьбе и задачах нашей партии» с известным поло-
жением о «конечной цели и движении». Эти статьи
являются простой полемикой против Бельфорта Бакса. Когда
Бернштейн по этому поводу подвергся нападкам, он придал
своим возражениям Б. Баксу форму полемики со всеми «пред-
ставителями крайнего течения в нашей партии, подобно Пар-
г.усу, Р. Люксембург и Плеханову».
В начале своей книги Бернштейн еще более расширяет
круг своих противников, но дока все еще стоит на марксист-
ской точке зрения. Он говорит: материалистическое понимание
истории подверглось изменениям; большинство марксистов
этого не замечает, но оп, Бернштейн, даже в состоянии точно
проследить его эволюцию; поэтому необходимо признать мате-
риалистическое понимание истории не в первоначальной фор-
ме. а в самой развитой.
Здесь Бернштейн защищает учение Маркса от неразумных
марксистов. Пока он еще воображает себя пророком, пришед-
шим не разрушить закон, а утвердить его. Но по мере того,
как Бернштейн приближается к этой цели, он все воодуше-
вляется. И вот мы очутились во второй стадии. Теперь Берн-
штейн уже думает, что Маркс и Энгельс изменили свои взгля-
— 34
ды, сами того не сознавая, не говоря уже о марксистах. Однако,
Бернштейн это открыл.
Поэтому учение Маркса следует переработать в духе этого
превращения, иначе говоря, призвать на помощь прозревшего
Маркса против Маркса заблуждающегося. Не так давно у на-
ших катедер-социалистов было в моде противопоставлять пло-
хо ориентирующемуся Марксу хорошо ориентирующегося
Лассаля. Но Бернштейн вносит перемену и плохо ориенти-
рующемуся Марксу противопоставляет лучше ориентирую-
щегося Маркса. На этом Бернштейн не остан авливается, он
идет дальше и, преисполняясь еще большего жару, переходит
в наступление. И вот мы, наконец, в третьей стадии; от доб-
рого Маркса ничего уже не осталось; мало того, его учение
отвергается даже в своем наиболее зрелом виде. Действитель-
ное развитие, вещает Бернштейн, совершается в направлении,
диаметрально противоположном тому, которое указывал Маркс.
Этот момент имеет для нас наиболее решительное и важное
значение. По крайней мере, мы хоть знаем, что нам следует
думать. Но, к несчастью, Бернштайн не может здесь остано
виться, и поток, грозивший снести все здание марксизма, сра-
зу перестает бушевать, иссякает и превращается в небольшую
экскурсию в область практических социальных реформ, необ-
ходимость которых вообще признается всеми, не только бур-
жуазными экономистами, но и «Парвусом, Р. Люксембург, Пле-
хановым и прочими». От всего бурно текущего потока остается
тоненькая струйка, а единственным практическим результа-
том столь длинного рассуждения является увещевание избе-
гать выражений, могущих испугать буржуазию.
Прежде всего, присмотримся к первой стадии книги. Речь
идет об основе марксистской теории, т.-е. о материалистиче-
ском пони> ании истории. В «Анти-Дюринге» Энгельс говорит:
«Благодаря двум открытиям, а именно—материалистическому
пониманию истории и прибавочной стоимости, этой тайне ка
виталистического производства... социализм сделался наукой’’
Эти открытия не создали новейшего социализма, но позволили
обосновать и построить социалистическое учение с соблюде-
нием научных и методологических требований.
— 35 —
На этих двух открытий именно материалистическое пони-
мание истории послужило базисом, краеугольным камнем
марксизма, в котором социалистическая теория достигла своей
высшей ступени развития.
Итак, в своем полемическом сочинении Бернштейн исхо-
дит из вопроса: имеет ли для нас ценность исторический мате-
риализм, а если да, то какую?
«Вопрос о верности материалистического понимания
истории,—заявляет он,—есть вопрос о значении исто-
рической необходимости. Быть материалистом, значит
почти утверждать, что все совершающееся необходимо...
Материалист есть кальвинист без Бога» ’).
Марксистское понимание имело само по себе детермини-
стический характер даже в том первоначальном виде, в каком
оно заключается в предисловии к «Критике политической
экономии», т.-е. оно исходило из принципа господства необхо-
димости как над деятельностью людей, так и над миром про-
чих явлений. Но Бернштейн утверждает, что позже такое по-
нимание было сужено оговорками в «Капитале», «Анти-Дю-
ринге», и, наконец, в некоторых письмах Энгельса.
«Итак, материалистическое понимание истории яв-
ляется теперь перед нами не в том виде, в каком оно пер-
воначально вышло из рук своих творцов. Уже у них
оно прошло известное развитие, уже они ограничили его
абсолютное значение. Основная мысль теории нисколько
вследствие этого не утратит своего единства, а сама тео-
рия выиграет в научности. Только при этих дополне-
ниях она в самом деле станет теорией научного об’ясне-
ния истории... Научной основой социалистической тео-
рии в настоящее время может считаться материалисти-
ческое понимание истории только в том распространен-
ном толковании, которое дано выше; если же не принято
или мало принято в расчет указанное изменчивое дей-
ствие материальных и идеологических сил, то всякое
применение теории, исходит ли оно от самих творцов ее,
*) Бервштейв. Социальные проблемы.
— 36 —
или от кого-нибудь другого, должно быть исправлено со-
ответствующим образом» (русск. пев., сто. 20').
«Философский или физиологический материализм
детерминистичен, а этого характера не имеет марксист
ское понимание истории; Маркс не приписывает эконо
иическим основам народной жизни безусловного опреде-
ляющего влияния на ее формы» (русск. пер., стр. 24)
Таков в общих чертах взгляд Бернштейна на материалисте
ческое понимание истории.
Но когда мы присмотримся поближе, то прежде всего наг
поразит следующая вещь. Бернштейн перепутал два вопроса,
которые следует отрого разделять: вопрос о том понимании
исторического процесса, которого придерживались Маркс и
Энгельс, и вопрос о точности этого понимания. Он утверждает
что Маркс и Энгельс только вначале признавали детерминизм
в истории, что впоследствии они от него отказались, что, сле-
довательно, детерминистическое понимание неверно и не имеет
научной ценности. Но если бы даже посылки были правильны
заключение Бернштейна я безусловно оспаривал бы.
Большая или меньшая степень справедливости материалн
стического понимания истории пе зависит от тех или иных
писем или статей Маркса и Энгельса и может быть доказана
только изучением истории. Напрасно Бернштейн презрительно
отзывается о «модном словечке схоластика». Я
вполне разделяю мнение Лафарга, называющего схоластикой
всякого рода обсуждение верности материалистического по
нммания истории без проверки этого понимания изучением
самой истории. Насколько мне известно из частных бесед с
Энгельсом, такого же мнения придерживались Маркс и Эн-
гельс; на мой взгляд, доказательством тому служит странное
для многих обстоятельство, что редко когда они говорили, да л
то кратко, об основах своей теории, и большую часть своей
деятельности они посвящали приложению этой теории к изу
чению фактов.
Не менее, важно отметить, что марксисты, занявшиеся по и’
примеру историческими исследованиями, никогда не впадали
— 37 —
ня между собой, ни со своими учителями в противоречие по
вопросу о том, что следует разуметь под материалистическим
пониманием истории.
Не то, чтобы каждый из нас соглашался с заключениями,
выводимыми другими; не мало выводов Маркса и Энгельса в
настоящее время неприемлемы. Но все историки марксистской
школы единогласно признают, что их исследования вполне
подтверждают марксово понимание исторического процесса,
изложенное им в цитированном предисловии. Оспаривающие
же научность этого понимания истории—не историки.
Но Маркс и Энгельс будто бы перешли впоследствии к дру
гой точке зрения, будто бы придали теории более ограничен-
ный смысл и тем самым повысили ее научность.
Здесь Бернштейн снова смешал два. правда, соприкасаю-
щиеся в некоторых пунктах вопроса, которые следует, однако,
рассмотреть совершенно отдельно один от другого, если жела-
тельно добиться их раз’яснения и избегнуть неточности и не-
определенности. Бернштейн отождествляет детерминизм с ги-
потезой, обусловливающей развитие общественных отношений
развитием производительных сил. Но это неверно. Прежде всего,
он заблуждается, утверждая, что быть материалистом значит
признавать необходимость всего совершающегося. Без
сомнения, материалисты признают необходимость всего со-
вершающегося, т.-е. значение закона причинности для
явлений опыта; но существуют философы-идеалисты, придер-
живающиеся того же взгляда. Следовательно, если бы даже
Маркс и Энгельс ограничили значение отношений производ-
ства, как определяющего фактора, и признали бы за идеями
самостоятельное и независимое движение, то это еще не зна-
чило бы, что их понимание истории утратило свой детермини-
стический характер.
Возьмем, например, историческую теорию Бокля. Она силь-
но отличается от учения Маркса. Боклю еще не было известно,
что различным социальным формам соответствуют различные
экономические законы. Он не шел дальше либеральной поли-
тической экономии, для которой законы развитого товарного
производства были естественными законами всякого способа
38 —
производства. Поэтому, в истории он усматривал только два
движущих фактора—природу и разум, и обусловливал исто-
рический процесс развитием разума и прогрессом науки. Если
научный прогресс рассматривать как прогресс открытий в
изобретений, тогда понимание Бокля приведет нас к Марксу.
Но Боклю, как было отмечено, помешала точка зрения либе-
ральной политической экономии, считающей существующие
законы производства естественными. С такой точки зрения,
общество прогрессировало только по мере более глубокого
познавания управляющих им естественных законов и по мере
переустройства его согласно этим вечным истинам.
Теория Бокля совершенно расходится с марксовой, но тем
не менее Бокль твердо придерживается принципа необходи-
мости всего происходящего.
Итак, суждение Бернштейна о детерминизме, от которого
будто бы, в конце концов, отказались Маркс и Энгельс, следу-
ет рассматривать совершенно отдельно от его утверждения, что
впоследствии они приписывали экономическому фактору
меньшее значение в процессе исторического развития.
Но будем снисходительны и пе станем требовать, чтобы
Бернштейн привел нам убедительные доводы в пользу своего
первого утверждения. Будем помнить, что он сам заявляет,
что всякий материалист является детерминистом
Вначале материалистическое понимание истории имело
детерминистический характер, но позже детерминизм будто бы
был отброшен. Но Маркс и Энгельс оставались до конца своих
дней материалистами. Не равносильно ли это тому утвержде-
нию, что, будучи вначале вполне последовательными, они впо-
следствии изменили себе и впали в противоречие?
Правда, в глазах Бернштейна такая перемена является, с
научной точки зрения, шагом вперед, и он выступает с требо-
ванием признания марксистской теории в ее противоречивой
форме
Но что такое наука? Познание необходимых и естественных
отношений явлений. Там же, где сложность явлений не допу-
скает открытия необходимых отношений и не позволяет усмат-
— 39 —
ривать в них ничего другого, кроме игры случая или произ-
вола, там кончается область науки. Научный прогресс состоит
в сужении царства произвольного и случайного путем рас-
ширения пределов познанной необходимости.
Великая заслуга Маркса и Энгельса и состоит именно в
том, что они сумели, как ни один из их предшественников,
ввести исторические факты в область необходимых явлений и
возвысить историю на степень науки. Но вот Бернштейн спе-
шит вмешаться и докладывает нам, что, по его мнению, Маркс
и Энгельс подвинули науку, изгнав детерминизм из истории.
Но всего страннее то, что как один, так и другой менее всего
сознавали столь радикальное видоизменение своих взглядов.
Материалистическое понимание истории, по признанию са-
мого же Бернштейна, есть основной закон, на котором поко-
ится вся теория. Он находит, что, по мере развития их взгля-
дов, этот основной закон все больше очищался от детерминиз-
ма, и тем не менее Маркс и Энгельс сохранили до самой смерти
уверенность, что не изменили первоначальному пониманию
истории. В письме к Конраду Шмидту от 27 октября 1890 г.,
о котором также упоминает Бернштейн, Энгельс указывает
на «18-е Брюмера», написанное в 1852 г., как на образец исто-
рического исследования с материалистической точки зрения.
Как убедительны должны быть те доказательства, которые
могли бы заставить нас признать, что марксистское понимание
истории не обладает детерминистическим характером! Но что
же дает нам в качестве доказательств Бернштейн? Ничего,
решительно ничего.
Мы не можем принять за такого рода доказательство ссылку
на предисловие к «Капиталу». Маркс говорит там о «есте-
ственном законе капиталистического производства»; Берн-
штейн же указывает, что он сейчас же прибавляет; «Речь идет
о тенденциях, которые действуют и проявляются с железной
необходимостью». Бернштейн хватается за слово «генден-
ц и я». «Так. обр.,—говорит он,—туда, где только что шла речь
озаконе, в конце-концов, вместо этого неподатливого поня-
тия проникает другое, гибкое: тенденция. А на следующей
странице встречается часто цитировавшаяся фраза о том, что
— 40
«общество может сокращать и смягчать ря-
довые муки естественных фаз развития».
Итак, «тендениця» кажется Бернштейну более гибким по-
нятием, нем закон, даже если она действует и проявляется
с железной необходимостью. Но в таком случае не окажется
ли эта тенденция тем же законом, действие которого лишь ви
доизменяется и парализуется другими законами? В силу за-
кона тяготения, планетам свойственно стремление упасть на
солнце, но действие закона уничтожается законом центробеж-
ной силы, сообщающей планетам тенденцию удаляться от
солнца. Падает ли значение этих естественных и абсолютных
законов по той причине, что они проявляются только как тен-
денции?
Но не в состоянии ли общество смягчать родовые муки есте-
ственных фаз развития? Конечно! Но как же? Сознав необхо
;щмость этих фаз. Этот акт не есть нечто произвольное, он на-
ходится в зависимости от свойств нашего разума, от средств
исследования, которыми располагает наука, и от среды, обу
сдавливающей точку зрения исследователя.-
Я нигде; по могу открыть ни малейшего умаления или огре
ничения детерминизма. Не смешал ли его Бернштейн с мех i
иизмом? Не подлежит сомнению, что общественное развитие
отнюдь не совершается механически. Оно есть равнодействую-
щая деятельности и стремлений сознательных существ, оно не
совершается машинально и всюду одинаково. Но разве это до-
казывает, что общественное развитие нс подчиняется необ-
ходимости?
Пока Бернштейн не приведет лучших доказательств, до тех
пор я не перестану думать, что он глубоко заблуждается, ут-
верждая, будто марксистское понимание истории не имеет де-
терминистического характера.
^Затронутый вопрос обнаруживает внутреннее сходство с
вопросом о роли идей в истории, вследствие чего обе проблемы
были смешаны Бернштейном. По его мнению, эволюция мате-
риалистического понимания истории состояла, прежде всего, в
том. что Маркс и Энгельс ограничили значение экономического
— 41
фактора в истории. И в этом случае я не подпишусь под мне-
нием Бернштейна; мы уже видели, что сам Энгельс но имел ни
малейшего понятия об этой эволюции, иначе в 1890 г. он не
сослался бы без оговорок на «18-е Брюмера», как на образец
исследования с точки зрения экономического материализма.
Бернштейну остается только истолковать этот ход развития
выхваченными цитатами.
Точкой отправления служит ему предисловие к «Критике
политической экономии». Там сказано: «Способ производства
материальной жизни обусловливает вообще социальный, поли-
тический, духовный процесс жизни. Не сознание людей опре-
деляет их бытие, а напротив, их общественным бытием опре-
делается их сознание». Бернштейн, между прочим, замечает,
что во второй фразе «сознание» и «бытие» так противополага-
ются друг другу, что естественно напрашивается заключение,
будто людей считают живыми орудиями исторических зако-
нов, дело которых они осуществляют независимо от своей воли
и сознания. И далее: «Энгельс говорит, что последние причины
всех общественных перемен и политических переворотов коре-
нятся не в умах людей, а в изменениях способов производства
и обмена. Однако, «последние причины» заключают в себе вспо-
могательные причины другого рода».
Но что же сказал Энгельс в упомянутом месте? Он сказал,
что «экономический строй общества образует реальный ба-
зис», которым «в последнем счете» об’ясняется вся надстройка
юридических и политических учреждений, равно как и рели-
гиозные, философские и прочего рода идеи известной эпохи.
Этим сразу идеализм был изгнан из своего последнего убежи-
ща, т.-е. из философии истории. С возникновением материали-
стического понимания истории, был открыт путь к об’яснению
сознания человека его общественным бытием, а не обратно, как
это делалось до тех пор.
Сравнив это место из «Анти-Дюринга» с процитированным
выше предисловием, мы увидим, что в обоих случаях сказано
почти дословно одно и то же. У Энгельса даже имеется фраза,
где говорится об «общественном бытии», обусловливающем
«сознание людей». Но Бернштейн находит, что в формулировке
— 42 --
Энгельса люди как-будто гораздо мепее зависят от условие
производства, потому что, по Марксу, социальные явления
определяются способом производства, тогда как, по Энгельсу,
они об’ясняются тем же—«в последнем счете». Я должен
откровенно сознаться, что никак не могу найти разницы между
обоими формулировками.
«В следующих сочинениях, — продолжает Берн-
штейн,—Энгельс еще более ограничил определяющую си-
лу производственных отношений. Это особенно сказалось
в его двух письмах: оба были напечатаны в „Soziafei-
cher Akademiker“ в октябре 1895 г.; одно было написано в
1890 г., другое—в 1894 г. Автор называет здесь «право-
вые формы, политические, юридические, философские
теории, религиозные воззрения и догмы — факторами
влияющими на ход исторической борьбы, и эти факторы
нередко «имеют превалирующее значение при опрсдсле
нии формы этой борьбы». Существует, таким образом,—
говорит Энгельс,—бессчетное число перекрещивающихся
сил, бесконечная группа параллелограмов сил; отсюда
вытекает составная сила—историческое событие, которое,
в свою очередь, можно считать продуктом силы, действую-
щей в целом без сознания и воли» (стр. 13 русск. перев.).
Чем этот взгляд отличается от воззрений, изложенных в
предисловии к «Критике политической экономии», и на осно-
вании которых Бернштейн заключил, что люди рассматрива
ются, как живые орудия исторических законов, дело которые
они выполняют независимо от своей воли и сознания? Что ка-
сается определения теориями и догмами форм историческое
борьбы, то еще в том же предисловии Маркс отметил, что «пол
изучении переворотов следует всегда различать материальный
переворот в экономических условиях производства, который
можно определить с научной точностью от правовых, полити-
ческих, религиозных форм, в которых люди сознают конфликта
и регулируют их».
В чем же заключается различие между взглядами 1852 я
1890 г.г.? Пристрастие, с которым Бернштейн копается в каж-
дой мелочи, тем более странно, что нельзя сказать, чтобы «в
— 43 —
отлетался подобной же точностью, когда переходит к пресло-
вутой эволюции экономического материализма. Он говорит:
«Всякий, применяющий в настоящее время материалистиче-
скую теорию, обязан применять эту теорию в самой развитой,
а не в первоначальной форме, т.-е. он обязан принять в расчет,
наряду с развитием и влиянием производительных сил и про-
изводственных отношений, правовые и моральные понятия,
исторические и религиозные традиции каждой эпохи, геогра-
фические и всякие другие естественные влияния, к которым
относится также и природа человека и его духовных способ-
ностей» (русск. пер., стр. 14).
Что может быть неопределеннее выражения «принять
в расчет»? Применяющий материалистическое понимание
к изучению истории, а следовательно, изучающий ее с мате-
риалистической точки зрения, вполне естественно должен
«учесть» все эти факторы. Взаимоотношение факторов, их
взаимодействие, активное или пассивное влияние—все это
именно то, что подлежит изучению и об’яснению. Но так дол-
жен поступать всякий историк, каковы бы пи были его фило-
софские взгляды. Оспаривается отнюдь не необходимость
«учесть» эти факторы, а результаты учитывания. Рассмотрим
поближе каждый из факторов, к которым нас отсылает Берн-
штейн. Итак, рядом с производительными силами и отноше-
ниями производства, мы имеем: право, мораль, исторические и
религиозные традиции. Чем же являются, по определению ма-
териалистического понимания истории, в последнем счете, тра-
диции, как не продуктом предшествовавших социальных форм,
а следовательно, предшествовавших способов производства?
Это отно^лтся и к унаследованным нами понятиям морали и
права, если только они не обязаны своим происхождением
современной социальной форме. А естественные влияния? Они
также являются материальным фактором: сам Бернштейн
утверждает, что «у доисторических народов окружающая при-
рода была решающей экономической силой» (русск. пер.,
стр. 19). Итак, природа есть первичный экономический фактор.
Следовательно, рассмотрев внимательно все действующие на
поверхности истории факторы, указанные нам Бернштейном,
мы можем их свести к экономическим факторам. Бернштейн
— 44 —-
приходит к заключению, что нельзя об’яснить историю какой,
нибудь эпохи единственно ее экономической историей, что wn
дует «принять в расчет» совокупность всей предшестви
вавшей эволюции со всеми ее следствиями. Это верно; но ты
именно всегда поступали Маркс и историки-марксисты. Мы мо-
жем даже сказать, что в области изучения истории один марк
сизм вполне учитывал влияние всей предшествовавшей исто
рии. То обстоятельство, что историк-материалист должен на.
чинать все свои исследования ab ото и является одной us
причин, делающих его задачу гораздо трудней задачи всякого
другого исследователя.
Если бы Бернштейн сказал, что марксистское понимание
истории изменилось в том направлении, что вначале оно пре
увеличивало непосредственное действие существующего и ума-
ляло посредственное влияние прежнего способа производства,-
с ним можно было бы потолковать. Действительно, успехи еди
зародившейся ко времени возникновения экономического ма-
териализма науки о первобытной истории оказали значителг
ное влияние на первые начинания экономического матерка
лизма. Можно было бы проследить эволюцию теории с этоа
точки зрения; ее даже признавали творцы материалистиче-
ского понимания истории, напр., Энгельс в первом примета
нии к последнему изданию «Манифеста».
Напротив, нигде ими не признается эволюция, приписан
ная их теории Бернштейном. Это просто заключение, самой
Бернштейна, выведенное им из сопоставления отдельных фраа
выхваченных из сочинений Маркса и Энгельса; фразы эти
тоясдественны по смыслу, и даже в том случае, если они допу
екают разные толкования, вес же их можно без натяжек по
нять в одинаковом смысле.
Аргументацию Бернштейна легко охарактеризовать анало
гичным примером из области естествознания. Предположим
естествоиспытатель первоначально доказывал в своих сочи-
нениях, что солнечный свет и теплота являются в конечном
счете основным активным началом всей органической жизни
на земле. Допустим, его спросили, правда ли, что он доказы
вал, будто рост дерева зависит только от количества света в
— 45 —
тепла, непосрсдствзнно получаемого от солнца. Конечно, он
ответит, что это нелепость, что его теорию не следует понимать
в таком смысле; что оп пе игнорирует свойств семени, почвы,
смены влажности и сухости, направления и силы ветра и проч.,
также оказывающих влияние на рост дерева.
Но вот является истолкователь, не отличающий непосред-
ственного влияния солнца па рост растений от действия его,
как единственного начала всей жизни на земле. Он об’являет,
что теорию нашего естествоиспытателя не следует рассматри-
вать в ее первоначальной, общей форме, а в последней, более
узкой и, следовательно, более научной. Он вовсе не замечает,
что в этом случае теория перестает быть научной: это ведь
общее место,—нечто, спокоп веков известное крестьянам.
Точно так же обстоит с мнимой эволюцией теории Маркса
и Энгельса. Имще было надобности открывать идею, что исто-
рия определяется не только одними моральными и правовыми
понятиями, традициями и естественными факторами, но так-
же и способом производства. Эта идея была хорошо известия
уже в 18 в. О том свидетельствуют первые попавшиеся нам
примеры, число которых можно было бы легко увеличить.
Еще Монтескье рассматривал в «Духе законов» влияние
способа производства па идеологические формы. В VIII глав»’
XVIII книги он говорит: «Законы имеют очень тесное отно-
шение к способам, какими различные народы добывают себе
«редства к существованию». В следующих главах он очень
товко поясняет это положение по отношению к охотничьим
и кочевым племенам, земледельческим и даже пиомышлеи-
пым народам.
Недавно Кампфмейер указал в «NeueZeit» на J. Moser а
усиленно подчеркивавшего влияние способа производства ня
духовную жизнь. Он говорит: «Религия рудокопа отличается
от верований пастуха».
Иногда Гегелю случалось очень ясно уловить значение
экономической основы для политических и идеологических
надстроек. В «Философии истории» он об’яснял слабость фе-
дералистического союза С.-А. Штатов экономическими уело-
46 —
внями: «Что касается политической организации С. Америки,
то мы не замечаем в ней ясно намеченной цели; здесь не ощу
щается потребность в прочном союзе, потому что государстве
и настоящее правительство организуются только тогда, когда
уже существуют классовые различия, когда богатство и бед-
ность возросли, и когда создались такие общественные уело
вия, что обычными средствами нельзя удовлетворить значи-
тельной части потребностей. Но Америка не достигла этой ста-
дии потому, что она все еще располагает отводным каналом
для колонизационного потока, и массы населения продолжа
ют разливаться по равнинам Миссисипи. Если бы еще суще
ствовали леса Германии, то не было бы французской рево-
люции».
То, что Бернштейн изобразил законченным продуктом
мысли Маркса и Энгельса, является пониманием, существова-
вшим задолго до них.
В виду всего этого, мы должны всеми силами протестовать
против приписывания Марксу и Энгельсу эволюции экономи-
ческого материализма. Не понимание Маркса, а воззрении
Бернштейна изменились в указанном смысле и, следовательно,
уклонились от марксистского понимания истории.
Правда, этого еще недостаточно, чтобы доказать, что это
последнее ошибочно.
Если я только хорошо понял Бернштейна, он стоит на точке
зрения, близкой к Б. Баксу, с которым я уже об’яснялся на
страницах «Neue Zeit» ’)• Бериштейи расходится с Баксом
только в вопросе о времени; оба сходятся в признании, что г
истории человечества чередуется влияние идей и экономиче
ских условий. Только Б. Бакс относит перевес психологиче
ской инициативы к началу истории, а Бернштейн отвергает
эту мысль: именно в настоящую эпоху экономический фактор,
по его мнению, отодвигается на задний план.
«Чем большее влияние оказывают на жизнь общества,
рядом с экономическими, и другие силы, тем более умевъ-
Ч Перевод этой статьи помещен в сборнике .Исторический матери*
лиан*, перев. Семиовского.
— 47 —
шается власть того, что мы называем исторической не-
обходимостью. В современном обществе замечается в этом
отношении два главных течения. С одной стороны, обна-
руживается все растущее вмешательство разума в за-
коны развития, и именно экономического развития. Ру-
ка об руку с возрастающим значением сознания, отчасти
как причина, отчасти как следствие его, растет способ-
ность руководить экономическим развитием. Подобно фи-
зическим, и экономические силы, по мере познания их
сущности, из властителей человека становятся его слу-
гами. Общество, таким образом, по отношению к движу-
щей экономической силе в теоретическом смысле свобод-
ней, чем когда-нибудь, и только противоположность ин-
тересов среди его элементов—власть личных и групповых
интересов—не позволяет превратить эту теоретическую
свободу в практическую. При этом и здесь общий инте-
рес берет верх над частным, и во всех областях, где это
совершается, и по мере того, как оно совершается, прекра-
щается стихийное действие экономических сил. Их раз-
витие предвосхищено и потому совершается тем быстрее
и легче. Индивидуумы и целые народы освобождают все
большую долю своей жизни от влияния необходимости,
проявляющейся помимо их воли или вопреки ей.
«С другой стороны, благодаря тому, что люди уделяют
все больше и больше внимания экономическим факто-
рам, легко может показаться, что эти последние играют
в настоящее время бблыпую роль, чем раньше. Но это
неверно. Заблуждение это об’ясняется тем, что в настоя-
щее время экономический мотив выступает свободно там,
где раньше его облекали отношения господства и всякого
рода идеологии.
«Что касается идеологии, определяемой не экономикой
и не природой, действующей наподобие экономической
силы, то этой идеологией современное общество гораздо бо-
гаче прежних обществ. Науки, искусства, значительней-
шая часть социальных отношений, все это в настоящее
время гораздо менее, чем когда бы то ни было, зависит от
экономического элемента или, во избежание всяких не-
— 48 —
доразумений, выразимся яснее: достигнутое в наше
время состояние экономического развития оставляет
идеологическим и особенно этическим факторам гораздо
больше, чем раньше, простора для самостоятельной дел
тельности. Благодаря этому, причинная связь между
технико-экономическим развитием и развитием других
социальных элементов становится все менее непосред-
ственной, а вместе с тем цервое все более теряет свое
влияние на второе.
«Железная историческая необходимость, таким обра-
зом, ограничивается; забежав вперед, заметим, что для
практической деятельности партии это ограничение озна-
чает не уменьшение, а повышение или усложнение со
диально-политических задач» (русск. пер., стр. 18—20).
Здесь мы покончили с общими рассуждениями и переходим
к. конкретным фактам,—пробному камню всякого понимания
истории.
Но эти факты, нам кажется, мало говорят в пользу Берн-
штейна, если даже допустить, что они верно изложены. Он
утверждает, что современное общество обнаруживает все воз
растаюшую способность руководить экономической эволю-
цией. что люди все в большей мере подчиняют себе экономиче-
ские силы, что теоретически общество все больше освобожда-
ется от господства экономических сил. Если бы даже все это
было верно, то что же оно доказывает против исторического
материализма (в той форме, которую Бернштейн считает пер-
воначальной)? Он, кажется, смешал здесь психическую зави-
симость от экономических условий с экономической зависи-
мостью. Вопрос заключается в том, определяются ли задачи,
которые себе ставит человечество, и решение их материал,,
ными условиями среды, или же человечество выдвигает и раз
решает эти проблемы, движимое каким-то мистическим ин
стинктом?
Решение вопроса не зависит от того, будет ли общество гос-
подствовать над условиями производства, или нет. А если бы
оно и было так, то в результате получается противоположное
тому, что утверждает Бернштейн.
— 49 —
Не подлежит сомнению, что при первобытном экономиче-
ском строе условия производства были в большей степени под-
чинены людям, чем в современном капиталистическом строе.
Они были проще, яснее и, следовательно, гораздо понятнее
капиталистических условий производства. Крестьянская
семья, все производящая для своих нужд, вполне руководит
способом производства, поскольку он зависит не от естествен-
ных факторов, а от общественных условий. Точно так же об-
стоит дело в начале товарного производства. Ремесленник
средневекового провинциального города был еще наполовину
крестьянин; завися от заказчиков, он знал довольно точно,
как урегулировать свое производство. Посредничество купца,
развитие внутренней и международной торговли изменило
все. Экономические силы превратились н независящие от че-
ловека и господствующие над ним силы общественные, дей-
ствие которых имеет силу стихий природы. Если же зависи-
мость человека от экономических сил была бы тожественна с
его психологической зависимостью от среды, тожественна с
определением его сознания общественным бытием, то в дей-
ствительности эта зависимость должна была бы превзойти
прежнюю. Следовательно, научное значение экономического
материализма не пало бы, а наоборот—возросло бы.
Эти факты Бернштейну небезызвестны. На чем же он осно-
вывается, утверждая, что в современном обществе человек все
в большей степени подчиняет себе экономические силы? В со-
временном обществе мы наблюдаем периоды, когда экономиче-
ские силы, несомненно, властвуют над людьми, и периода,
когда, обратно, люди думают, что управляют ими. В первом
случае это—периоды кризисов, во втором—периоды экономи-
ческого благополучия. Мы переживали в продолжение не-
скольких лет период благополучия. Но достаточно ли этого,
чтоб Бернштейн имел право вывести отсюда «закон современ-
ного общества» и заключить о несостоятельности экономиче-
ского материализма? В таком случае, его понимание современ-
ной истории весьма мало обосновано.
Но кто же это «общество», кто эти «люди», прогрессивно
подчиняющие себе экономические силы? Быть может, кре-
стьяне, ремесленники, мелкие торговцы? Или, по всей вероят-
- 50 —
ности, мелкие капиталисты и дворяне-помещики? Все они,
как в хорошие, так и в дурные периоды, находятся в возрастаю-
щей зависимости от небольшой группы крупных капитали-
стов. Последние и образуют то о б щ е с т в о, то человече-
ство, которое все больше и больше «освобождается от эконо-
мических сил».
Без сомнения, Бернштейн здесь имеет в виду свободу г<
теоретическом смысле. На практике эта свобода подавляется
антагонизмом существующих интересов, над которыми в свою
очередь господствует—обратите внимание, это в современно!,
обществе—об щ и й интерес, все больше и больше
берущий верх над частными интересами.
Я не верил своим глазам, читая эти строки; тщетно ста-
рался я найти факты, на которые могло бы опираться это, бо-
лее чем смелое, утверждение. Где, в каком классе наблюдается
перевес коллективного интереса над классовым? Быть может,
у германских аграриев, во всеуслышание требующих привиле-
гий? Или у наших ремесленников и мелких торговцев, жажду-
щих наложить запрет на всякую сколько-нибудь рациональ-
ную экономическую меру? Или у крупных промышленников,
старающихся искусственным образом, посредством трестов л
покровительственных тарифов, поднять цены своих товаров?
Все они требуют привилегий за счет общества и стараются
обобрать государство и потребителей: вот отношение их инте-
реса к общественному. Пролетариат поступает иначе не по-
тому, что он добрее, а потому, что его интересы совпадают с
интересами общественной эволюции. Не то думает Бернштейн:
он убежден, что мы достигнем уменьшения общественного не-
равенства, благодаря высшей нравственности и более ясным
взглядам на вещи.
Он полагает, что, при современном состоянии экономиче-
ского развития, идеологическим и, в особенности, моральным
факторам предоставлено гораздо больше простора для само-
стоятельного действия. Бернштейн это говорит во избежание
недоразумений относительно смысла фразы, что «наука, ис-
кусства, значительнейшая часть социальных отношений,—все
это гораздо менее, чем когда-либо, зависит от экономического
элемента». Но от этого фраза не становится менее двусмыслен
— 51 —
ней. О каком роде зависимости идет здесь речь? Думает ли
Бернштейн, что в настоящее время сознание людей менее за-
висит от их социального бытия, что среда оказывает меньшее
'•лияние на психику; что в настоящее время существуют про-
блемы, которые люди себе произвольно создают; что решение
них проблем они определяют по своему желанию и произвольно
изобретают свой метод для их разрешения? В таком случае,
его фраза является бездоказательным утверждением. Или
Бернштейн этим хочет сказать, что теперь науки, искусства,
мораль гораздо менее, чем когда-либо, подвержены непосред-
ственному влиянию господствующих в настоящее время эко-
номических сил?
Но разве зто не равносильно утверждению, что могущество
прочих сил,—каковы природные способности, унаследованные
идеи, традиции,—возросло более, чем когда-либо, возросло в
шоху, когда люди достигли наибольшей власти над природой,
когда расовые различия падают, благодаря интернациональ-
ным сношениям, когда господствующий способ производства
безостановочно революционирует социальные отношения, раз-
рушает все прежние традиции и препятствует нарождению
новых?
Или, быть может, Бернштейн хочет сказать, что в настоя-
щее время уменьшилась экономическая зависимость интелли-
генции от господствующих сил, что она может проявить боль-
шую, чем когда-либо, независимость действий? Но, начиная
с того момента, когда возникли классовые различия, вплоть
до капиталистической эпохи, интеллигенция всегда принадле-
,кала к классу правящих и собственников. Интеллигентные
'лои или составляли единственный правящий класс, как
всегда это бывает в начале разделения общества на классы,
например, в древней Греции: или наряду с кастой воинов об-
разовывали особый класс, религиозную касту. Известно, ка-
кого могущества сумели добиться эти идеологи. Кто не знает
всемирного господства церкви в средние века? Только капи-
талистический способ производства лишил интеллигентов
власти и превратил их в наемных служащих капиталистов.
Никогда идеологи не находились в большей зависимости от
экономических сил, чем теперь.
52
Хотя этот факт находится в полном противоречии с поло-
жением Бернштейна, мы даже думаем, что в нем мы нашли
мотив, позволяющий дать последнему истолкование, вполне
согласующееся с фактической действительностью.
Интеллигенция перестала быть правящим классом. Ко она
также перестала представлять собой однородный класс, имею-
щий особые классовые интересы. Интеллигенты образуют
группу, внутри которой существуют различные слои с самыми
разнообразными интересами. Как часто нами отмечалось, эта
интересы отчасти сливаются с интересами буржуазии, отчасти
с интересами пролетариата. И кроме того, интеллигентность
делает их более способными к широкому взгляду на экономи-
ческую эволюцию. Не будучи движимы вполне определенными
классовыми интересами и часто сообразуясь в своих действиях
о сравнительно глубоким знанием социальных явлений, ин-
теллигенты часто чувствуют себя представителями общих ин-
тересов по отношению ко всем классовым интересам, предста-
вителями идей, не зависящих от экономических факторов.
Число интеллигентов все возрастает, а вместе с тем и иллю-
зия, будто возрастает перевес коллективных интересов над
классовыми, освобождение искусств, наук, моральных поня-
тий от экономических сил. Только в таком истолковании фра-
зы Бернштейна становятся понятными и теряют свой мисти-
ческий смысл. Но они также перестают доказывать что-либо
против экономического материализма. Только теперь стано-
вится понятным данное Бернштейном истолкование экономи-
ческого материализма.
Вышеописанная эволюция порождает в интеллигент-
ных слоях сильную симпатию к пролетариату, тем более,
что пролетарское движение растет, что экономическое поло-
жение интеллигенции приближается к положению пролета-
риата, что она попадает в больпгую зависимость от тщеслав-
ной и грубой денежной аристократии. Но лишь небольшая
часть переходит вполне на сторону пролетариата. Им не толь-
ко их промежуточное междуклассовое положение мешает за-
нять определенную позицию; даже их настроение делает и!
неспособными к борьбе.
Нет ничего удивительного в том, что их охватывает боязлй'
— 53 —
swii трепет ожидания великого, решительного момента. Как
жохшцеппые сабинянки, они бросаются между борющимися,
заклиная их помириться 'или, по крайней мере, заменить
опасно разящее оружие менее болезненным.
Но где найдется сила, способная смягчить столкнувшиеся
контрасты? Потеряна надежда найти ее в экономической
жизни, ее ищут в прогрессе морали. Мораль, не зависящая от
экономических сил и стоящая выше их,—вот сила, которая
в состоянии победить сопротивление, смягчить контрасты, ко
всеобщему довольству, и заменить борьбу мирной эволюцией.
Но подобная мораль не может уживаться с экономическим
материализмом. Поэтому он—враг, которого прежде всего сле-
дует одолеть, если нам желательно, чтоб мораль могла вос-
пользоваться своими правами! Не историки, а моралисты-фи-
лософы и моралисты-экономисты твердят, что экономический
материализм устарел. Но он настолько устарел, что им все
чаще и чаще приходится бороться с ним.
Очевидно, что Бернштейн не устоял в этой борьбе. Но он
жаходит концепцию экономического материализма достаточно
широкой, чтобы иметь право признать законность критики мо-
ралистов, вместе с тем сохраняя верность марксистскому по-
ниманию истории. Он даже полагает, что может констатиро-
вать подобную же эволюцию у Маркса и Энгельса. Бернштейн
не замечает, как эта эволюция мысли сводится к тому, что из
последовательной, глубокой, точной—мысль превращается в
непоследовательную, поверхностную, неопределенную; что с
научной точки зрения она является шагом назад именно в
основном пункте. Здесь речь идет не о каком-нибудь простом
кабинетном вопросе. Способ, которым Бернштейн думает при-
мирить в своей философии истории историческую необходи-
мость с моральной необходимостью, означает, что на практике
должно допустить компромисс между необходимо'стью эконо-
мической эволюции и свободой утопизма, между классовой
борьбой и примирением классов на почве общих интересов.
Чтобы убедить нас в правильности этой точки зрения,
Бернштейн должен был бы привести совсем другие факты.
— 54 —
б) Диалектика.
Хотя, в действительности, Бернштейн дает не критику, а
раз’яснение экономического материализма, однако, в своей
книге он придерживается противоположного мнения.
«Но не все изменения, которые надлежало констатн
ровать как в отдельных частях теории, так и в основных,
ее посылках,—не все эти изменения нашли полное осве
щение при окончательной формулировке доктрины. .
Маркс и Энгельс либо намечают, либо точно устанавли
вают, но лишь по отношению к отдельным пунктам, ти
обратное влияние, которое должны оказать на выработку
и применение теории признанные ими изменения в фак
т а х и лучшее знакомство с фактами. Впрочем, даже в
этих последних случаях противоречий не мало. Их пре
емникам осталась задача снова внести единство в тео-
рию и согласовать теорию с практикой... При настоящем
положении, при помощи Маркса и Энгельса можно дока
зать все. Для апологетов и литературных зоилов это
чрезвычайно удобно. Но кто хоть отчасти сохранил к
себе теоретическую мысль, тот, сознав раз эти противо-
речия, почувствует потребность устранить их. В этом, .>
не постоянном повторении слов учителя состоит задач;;
учеников» (русск. пер., 31—32).
Я не стану оспаривать справедливость как первой, так и
заключительной фразы; но остальную часть цитаты я могу
принять только со многими оговорками, рискуя прослыть апо-
логетом и литературным зоилом.
Понятно, марксистская теория не вышла в законченном
виде из головы ее творцов, а совершила эволюцию. Поэтому
замечание, что задача учеников не состоит в вечном повторе-
нии слов учителя, является очень банальной истиной. Резуль-
таты, которых достигли Маркс и Энгельс,—не последнее слово
науки. Общество переживает бесконечные изменения; возни-
кают не только новые факты, но также и новые методы наблю-
дения и исследования.
— 55 —
В настоящее время некоторые положения Маркса и Эн-
гельса неприемлемы, другие нуждаются в ограничениях.
Нужно заполнить некоторые пробелы теории.
По не о такого рода эволюции теории говорит Бернштейн;
он говорит о противоречиях, в которые впали Маркс и Энгельс
благодаря тому, что не сделали из развивавшегося учения
всех выводов и остались верными прежним взглядам, стоящим
в противоречии к новым.
Вот это уже не само собой очевидно, это надлежит еще дока-
зать, обязательно доказать. По общему правилу, эволюция
теории совершается не так, как здесь указывает Бернштейн.
Первоначально она примыкает к сделанному предшественни-
ками, а потому вначале в ней неустранимы противоречия; но
чем дальше она совершенствуется, тем она становится незави-
симей, тем более она освобождается от унаследованных форм
мышления, тем более она приобретает единства и связности.
Почему это неприменимо к Марксу и Энгельсу, к мыслителям,
всегда стремившимся к единству, ясности мышления и точно-
сти выражения, что признают даже их противники?
И, сами того но подозревая, эти люди впали в столь грубые
противоречия, а мысли их в этом отношении так неопреде-
ленны, что можно все доказать при помощи их сочинений?
Правда, многие фразы кажутся поддающимися различному
толкованию; но должен ли прослыть литературным зоилом и
апологетом всякий, кто старается понять эти фразы так, что-
бы не усматривать в них противоречий? Такова участь всякой
глубокой философии—быть непонятой с самого начала и под-
вергаться различным истолкованиям. Только тот поймет глу-
бокого мыслителя, кто способен усвоить себе ход его мысли.
Противнику это дается с трудом, и где освоившийся с мышле-
нием автора находит только полное единство и связность, там
первый усмотрит противоречия, которые в состоянии прими-
рять одни апологеты и зоилы.
Но как это случилось, что Бернштейн открыл у Маркса и
Энгельса эти противоречия только тогда, когда он отделился
от группы апологетов и литературных зоилов. Что вдруг
— 56 —
открыло ему глаза? Мы вправе ожидать, что важные слова
Бернштейна соответствуют важным и убедительным фактам.
В подтверждение своих слов он, прежде всего, приводит
один пример, один единственный! Какой же это будет порази-
тельный пример!
В предисловии к новому изданию «Манифеста» (1872 г.)
Маркс и Энгельс сказали об изложенной в нем программе, что
«она местами устарела». Но в 1885 г. Энгельс переиздал про-
грамму 48 г. и циркуляр исполнительного комитета «Союза
коммунистов», сделав замечания, что «многим и в настоящее
время еще можно кое-чему поучиться в ней», и что «кое-что
из сказанного в нем годится и для нашего времени». Я должен
сознаться, что я настолько апологет и литературный зоил, что
не нахожу в замечании Энгельса ничего такого, что противо-
речило бы процитированным словам, что программа «местами
устарела». Правда, в предисловии к «Манифесту» (1872 г.) он
присовокупил: «Коммуна доказала, что рабочий класс не в со-
стоянии просто овладеть государственной машиной и напра-
вить ее в собственных целях»... «А через 5 лет,—продолжает
Бернштейн,—в сочинении, направленном против Дюринга,
сказано: «Пролетариат захватит власть и сделает орудия про-
изводства государственной собственностью» (русск. пер.,
стр. 33).
Повидимому, Бернштейн считает противоречие этих двух
мест столь очевидным, что находит излишним раз’яснить его
нам. Но, при наилучшем желании, я все-таки не могу открыть
здесь никакого противоречия. Когда Энгельс говорит, что не-
достаточно рабочему классу просто овладеть готовой
государственной машиной, то это еще не означает коренного
изменения одной из основ марксистской политики. Маркс и
Энгельс не ограничились бы мимоходом оброненными двумя
строками, без всяких пояснений. У кого остались еще какие-
нибудь сомнения относительно смысла упомянутой фразы,
пусть прочтет предисловие Энгельса к 3-му изданию „Biirger-
krieg in Frankreich". Он, между прочим, прочтет: «Коммуна
должна была с самого начала признать, что рабочий класс, раз
достигнув власти, не может управлять старой государственной
машиной; что рабочий класс должен освободиться от прежнего
— 57 -
органа репрессии, обеспечить себя от своих-же представите-
лей и чиновников, чтобы не лишиться едва приобретенной
власти». В чем это об’яснсние противоречит, хотя бы в ма-
лейшей степени, выше цитированной фразе из «Анти-Дю-
ринга»? Нужно вполне покинуть марксистскую точку зре-
ния, чтобы здесь усмотреть противоречие.
Правда, позже Бернштейн находит возможным указать и
другие противоречия. Но отчего они происходят? Чем об’яс-
яить, что мыслители, отличающиеся столь строгой логичностью
мысли, могли так ошибаться? В этом повинна гегелевская
диалектика: она—первородный грех марксизма.
Если бы Энгельс подверг свою теорию необходимому пере-
смотру, «ему пришлось бы безусловно порвать с диалектикой,
если не публично, то по существу. Она — предательница к
доктрине Маркса. Она—засада, лежащая на пути к правиль-
ному суждению о вещах» (русск. пер., стр. 47).
«Гегельянство блещет перлами радикализма и остро-
умия. Словно блуждающий огонек, в неясных очерта-
ниях раскрывает оно нам отдаленные перспективы. Но
лишь только мы доверчиво отправляемся за ним, мы вся-
кий раз аккуратно заходим в болото. Все великое, что
создано Марксом и Энгельсом, создано ими не с помощью
гегелевской диалектики, а помимо нее» (русск. пер.,
стр. G3).
Но что же останется от марксизма, если откинуть диалек-
тику, которая была его «лучшим орудием работы»? Разве
Маркс и Энгельс не были диалектиками в полном смысле этого
лова?
Еще в 1872 г. Дюринг писал в своей «Критической исто-
рии» о первом томе «Капитала».
«Отсутствие естественной и понятной логики, кото-
рым отличаются диалектически-кудреватые хитроспле-
тения и арабески мысли, не дает возможности предви-
деть содержание 2-х следующих томов. К появившейся
уже части следует применить принцип, что в известном
отношении и, даже вообще, согласно общеизвестному
— 58 —
философскому предрассудку, можно отыскивать все £
любой вещи и любую вещь во всем, и что в конце конце;
согласно этому путанному превратному представлен^
все едино есть». («Анти-Дюринг», стр. 157 русск. пер
Это почти совпадает с утверждением Бернштейна, что пр
помощи Маркса и Энгельса можно все доказать. Только меж;
Бернштейном и Дюрингом существует некоторая разница: п
следний ничуть не воображает, что подвинет «развитие и ус.
вершенствованпе марксистского учения», что достигнет топ
что «скорее всего перед Марксом останется правым сам Марке
Но оставим на некоторое время Маркса в покое и займем;
«сведением счетов» с злокозненной диалектикой.
Что это за безнравственное создание, подставляющее на>
ловушки и угрожающее нашей добродетели? Это не что ина
как понимание, обязывающее нас рассматривать мир «не ка
комплекс законченных вещей, но в виде комплекса проще
сов, в которых мнимо-неподвижные вещи, а равно их мыс®
тельные отражения в нашей голове, т.-е. понятия, претерн
вают непрерывные изменения, возникают и исчезают: в р
зультате этого изменения, при всех этих случайностях и нг
смотря на все временные отступления, оказывается непр:
рывный прогресс». (Engels, Ludwig Feuerbach. S. 46). Движу
щей силой развития является борьба противоположностей.
Находит ли Бернштейн это понимание и особенные форма
в которые оно вылилось у Гегеля, Маркса и Энгельса, ложным'
Он желает подвергнуть теорию пересмотру, которым пренебре
Энгельс; он заявляет, что прежде всего необходимо свеет»
счеты с диалектикой, возмущается ею, по не говорит ли одной
слова, которое раз’яснило бы нам, в чем, по его мнению, &
стоят заблуждения диалектики.
Он признал ее очень опасной только на том основании, чт
легко сделать из нее неразумное применение.
«При известных условиях, ее положения могут с?
служить хорошую службу, наглядно представив othoik
ния и развитие реальных предметов. Они могут Taiar'
принести большую пользу при формулировке научив
задач и могут дать толчок к важным открытиям. В*
— 59 -
когда, на основании этих положений, дедуктивным путем
предначертывается вперед тот или другой процесс разви-
тия, тогда уже начинается опасность произвольных по-
строений. Эта опасность тем сильней, чем сложней пред-
мет, о развитии которого идет речь» (русск. пер., стр.
39—40).
Охотно признаем ее. Но что же это доказывает против
диалектики? Если даже предположить, что Маркс и Энгельс
не умели настоящим образом пользоваться ею, то это было бы
доводом против них, а не против метода. Очевидно, что диалек-
тика должна быть не средством, избавляющим нас от изучения
действительности, а средством изучения и уразумения ее; что
она не является магической формулой, окончательно разре-
шающей все вопросы; что она имеет зпачетше постольку, по-
скольку ее выводы подтверждаются фактами. Это относится к
диалектике, как ко всякому другому методу наблюдения.
Кто покидает в своих построениях реальность, непременно
впадет в заблуждение, независимо от того, пользуется ли он
диалектикой, или возвращается к кантианской философии. Но
занимался ли Маркс произвольными построениями? Так
утверждал Дюринг по поводу параграфа об исторической тен-
денции накопления капиталов. «За неимением других средств,
гегелевское отрицание отрицания должно послужить выведе-
нию будущего из прошедшего». На это Энгельс отвечал в
- Анти-Дюринге». «Назвав этот процесс отрицанием отрица-
ния, Маркс вовсе не думает доказать этим его историческую
необходимость. Напротив того, исторически доказав, что факт
отчасти уже совершился и частью еще должен совершиться,
он характеризует его после этого, как процесс, совершающийся
согласно известному диалектическому закону. Вот и все»
(русск. пер., стр. 174).
В прибавлении ко второму изданию «Капитала» сам Маркс
писал: «Исследование должно усвоить себе предмет в деталях,
проанализировать различные формы развития, найти их вну-
треннюю связь. Только тогда, когда этот труд закончен, может
быть соответствующим образом изображено действительное
движение. Если это удастся, и если в построении идеально
— 60 —
отразится жизнь предмета, то может показаться, что пере»
нами априорная конструкция» (Предисл. ко 2 изд. «Капл.
тала»).
Если Бернштейн придерживается того мнения, что, приме,
няя диалектику, мы подвергаемся опасности увлечься произ-
вольными построениями, то, как мы видели, судя о Марксе по
видимости, мы подвергаемся опасности принять за априорные
гипотезы то, что является результатом глубокого наблюдения
действительности.
Посмотрим, не поступил ли точно таким образом и Берн
штейн. Разберем приводимые им доказательства опасности ге-
гелевской диалектики. Пусть читатель не беспокоится; Берн
штейн не заведет нас в дебри философских спекуляций; нет,
он ограничивается констатированием факта, что у гегелевской
диалектики имеются свои заслуги и свои опасные стороны. Нс
то же самое можно сказать, на первый взгляд, о логике всякой
философии, начиная с Фалеса и кончая Ницше. Приводимые
им подробности взяты из истории германской партии н должпе
доказать опасность диалектики.
«Коммунистический манифест провозгласил в 1847 г.
что буржуазная революция, накануне которой нг’.ходп
лась Германия, ввиду развития, достигнутого пролета-
риатом, и в виду успехов европейской цивилизации, мо-
жет быть только непосредственным прологом пролетар-
ской революции. Эта иллюзия, которую не мог бы пре-
взойти любой политический фантазер, может показаться
непонятной в устах Маркса, уже тогда серьезно заяв-
мявшегося экономическими науками, если не усматри-
вать в этой иллюзии остатков гегелевской диалектике
противоположностей» (русск. пер., стр. 41).
Что Маркс и Энгельс ошиблись в своих предсказаниях
в настоящее время, когда прошло более полувека со времен»
революции,—легко докажет любой профан в политике, но со-
мнительно, нужно ли было быть «любым фантазером», что^
написать эту фразу за год до революции. Непогрешимыми про-
роками бывают только государи из дома Гогенцоллернов в дра-
мах Вильденбруха.
— 61 —
Но если оставить это в стороне, что же окажется общего у
гегелевской диалектики с предсказанием революции? Упоми-
нается ли в этом последнем хоть одним словом о ходе разви-
тия, совершенствующемся путем «отрицания отрицания»?
Ссылаются ли где-нибудь Маркс и Энгельс в своем предсказа-
нии на гегелевскую диалектику? Как они сами выражаются?
«Внимание коммунистов направлено особенно на Гер-
манию, так как Германия находится накануне буржуаз-
ной революции; последняя совершится при условиях бо-
лее высокого уровня европейской цивилизации и не-
сравненно более высокой степени развития пролетариата,
чем то было в Англии и Франции XVII и XVIII в.в.;
поэтому немецкая буржуазная революция послужит
лишь непосредственным прологом пролетарской».
Мы видим, что здесь нет ни малейшего следа диалектики.
Они ссылаются на пример буржуазной революции XVII века в
Англии и XVIII в. во Франции. Эти революции обнаруживали
сходные явления. Их исходным пунктом было восстание бур-
жуазии против феодального абсолютизма, но они на этом не
остановились, они были «непосредственным прологом» терро-
ристического режима мелкой буржуазии и начала револю-
ционных народных движений: в Англии—левелеров, во Фран-
ции— бабувистов. Успеху движений помешали отсталость
пролетариата и неразвитость общественных отношений вообще.
Ожидавшаяся в Германии в 1847 г. буржуазная революция
должна была произойти при лучших условиях. И если она, по-
добно предшествовавшим революциям, была «непосредствен-
ным прологом» революционного движения пролетариата, то в
1848 г. она должна была достигнуть, по сравнению с 1048 и
1793 г., совершенно иных результатов.
Все это было вполне логически продумано и менее всего
достойно «любого фантазера». Разве вскоре после появления
«Манифеста»,—правда, не только у нас, но и во всей централь-
ной Европе,—не произошла буржуазная революция, разве она
не явилась во время июньских дней прелюдией столь силь-
ного восстания пролетариата, какого дотоле еще ни разу не
наблюдалось? Не потому ли Маркс и Энгельс превратились в
- 62 —
безрассудных фантазеров, что предсказанная ими для Герма-
нии революция распространилась на всю Европу?
Но разве они не изучали политической экономии? Разве
они могли игнорировать, что германский пролетариат еш/
слишком мало развит для того, чтобы немедленно совершить
революцию в свою пользу? Не диалектика ли помешала им этс
заметить?
Чтобы понять причины этой ошибки, необходимо рассмот
реть поближе не диалектику, а те доводы, на которых Маркс и
Энгельс в данном случае основывались, а именно—француз-
скую и английскую революции. Вторая длилась 20 лет, первая
—10, а если угодно включить еще наполеоновскую эпоху, бо-
лее 20 лет; в течение этого периода экономический и социаль-
ный строй страны совершенно изменился.
Попытки пролетарских, или, если предпочитаете, народных
движений возникли только во время революции. По ана-
логии Маркс и Энгельс рассчитывали на революционное дви-
жение в течение нескольких десятков лет, а не нескольких ме-
сяцев.
Они говорили рабочим: «Вам предстоит выдержать 15, 20,
оО лет социальной борьбы, не только для изменения обще-
ственных условий, но и для полнейшего вашего превращения,
для того, чтобы вы стали достойными власти (Протоколы Лонд.
Центр. Комитета Союза Коммунистов 15 сент. 1850 г.).
Они обольщали себя иллюзиями не относительно степени
зрелости пролетариата, а относительно продолжительности и
интенсивности ожидаемой буржуазной революции.
Но почему революция 1848 г. так жалко рухнула по исте-
чении нескольких месяцев, тогда как английская революция
ХУП в. и французская XVIII в. остались победоносными де-
сятки лет? Именно потому, что в 1848 г. развитие пролета-
риата пошло гораздо дальше. Маркс и Энгельс не предвидели,
что рост революционных сил пролетариата совершится не ина-
че, как насчет значительно падающих сил буржуазных клас-
сов,—на счет капиталистов, мелких буржуа, крестьян, интел-
лигентов; что каждое проявление силы пролетариата толкает
— 63 —
буржуазию в лагерь реакции; что буржуазия лишь до тех
пор была революционно настроена, пока она не заглядывала,
дальше «любых фантазеров», пока она ошибалась относи-
тельно могущества пролетариата.
Ошибка Маркса и Энгельса заключалась не в преувеличе-
нии значения пролетариата, а в переоценке сил буржуазии;
в настоящее время мы легко можем дать себе в этом отчет, но
до 48 года, пока сами события не сказали своего слова, самые
проницательные и прозорливые могли не замечать всего.
Если мы желаем отыскать причину, которой должно приписать
ошибку, то найдем ее не в гегельянстве, а в изучении истории
французской и английской революций.
Одним из принципов Гегеля было положение, что исгория
не повторяется, что каждая эпоха имеет свои особенные формы
развития, не выводимые из изучения прошлого. В введении
к своей «Философии истории» Гегель говорит:
«Опыт и история учат нас, что народы и правитель-
ства никогда не пользовались уроками истории, и что
они никогда не действовали на основании полученных
уроков. Каждая эпоха отличается столь своеобразными
чертами, создает столь индивидуальное положение ве-
щей, что не,может и не должна быть об’яснеиа иначе,
как сама собой. Для суждения о бурном ходе мировых
событий совершенно не годятся ни общие принципы, ни
аналогия фактов, потому что бледная аналогия не имеет
никакой силы рядом с живыми и свободными фактами
настоящего. В этом отношении нет ничего более бес-
смысленного, чем сравнения с примерами из греческой и
римской истории, что неоднократно делали во Франции
в эпоху революции».
Маркс и Энгельс воздерживались от подобных ссылок. Но
гот, кого прежде всего занимает будущее, слишком легко под-
дается искушению отгадать не только направление, по также
и формы будущего развития; а так как хорошо представить
себе можно только то, что известно, то все гипотетически по-
строенные формы будущего являются только изменением и за-
имствованием прошлого.
— 64 —
О будущей революции мы можем сказать только одно: о яг
будет отличаться, как от всех предшествовавших революций,
так и от всех воображаемых,—безразлично, Бернштейном или
Энгельсом. Важнее всего ясно разобраться в действительно
сти. Так поступали Маркс и Энгельс. Несмотря на все опасно
сти гегелевской диалектики, они были в изгнании первыми из
политических эмигрантов, признавшими то, в чем была необ-
ходимость.
«То же противоречие между действительной и теоре-
тически построенной зрелостью развития, — замечает
Бернштейн,—не раз должно было повториться в других
формах».
Некоторые наблюдения из недавнего прошлого докажут это
В введении ко 2-му изданию „Zur Wohnungsfrage“ Энгелье
говорит о существовании «известного, мелко-буржуазного со-
циализма» среди германской социалдемократии и о том, что
этот социализм «имеет своих представителей вплоть до пар-
тийной фракции в рейхстаге. Мелко - буржуазный характер
этого направления заключается в том, что оно, хотя и при-
знает правильность основных воззрений современного социа-
лизма, откладывает осуществление их на отдаленное время, а
для настоящего предлагает только социальные заплаты».
На это Бернштейн отвечает:
«Определять точку зрения политика или теоретика исклю-
чительно по его воззрениям на быстроту хода общественного
развития—есть в высшей степени ненаучный прием, не говоря
уж о других недостатках такого метода. Отожествление проле-
тарской идеи с представлением о немедленном и непосред-
ственном устранении противоречий есть, в сущности, слишком
низменное толкование понятия. «Пролетарским» при таком
понимании было бы все противное, грубое, пошлое. Если веря
в революционную катастрофу, которой постоянно ждут в бли-
жайшем будущем, порождает пролетарско-революционных со-
циалистов, то право на это название принадлежит прежде все-
го революционерам-м я т е ж н и к а м» (русск перев., 45—46).
- 65 —
Я позволю себе спросить, где находятся у Энгельса выра-
жения о «немедленном и непосредственном устранении со-
циальных противоречий» и о «неминуемой революционной ка-
тастрофе». На мой взгляд, смысл процитированных фраз
весьма прост и понятен. Для сознательно борющегося проле-
тария борьба против системы наемного труда и частной соб-
ственности на средства производства является безусловно
практическим делом. Он может ожидать устранения наемного
капиталистического труда в более близком или более отдален-
ном будущем; это устранение может совершиться более или
менее быстро, но все-таки цель пролетария во всех случаях
остается определенной и обусловливает всю его практическую
деятельность. Для мелкого буржуа, извлекающего прибыль из
частной собственности на средства производства, сохраняю-
щего еще надежду превратиться в буржуа, отмена капитали-
стической собственности является только вопросом платони-
ческих благопожеланий. Господство капитала ему неприятно,
он приветствует борьбу пролетариата, но победа пролетариата
не есть для него настоятельная необходимость. Он не испыты-
вает нужды дожить до этого момента. Для пего не имеет особого
значения, если коллективистический строй наступит даже че-
рез 500 лет.
Я не усматриваю ничего нелепого в об’яснении различия
во взглядах пролетария и мелкого буржуа их классовыми раз-
личиями. Это в духе материализма Энгельса. Если Бернштейн
не дал себе труда понять слова Энгельса в таком смысле и
предпочел «низменное толкование», то объяснить это можно
только, предположив, что он чувствовал себя задетым замеча-
нием Энгельса о мелких буржуа, и что с того времени он не
мог читать эти фразы беспристрастно, без предубеждения.
В этом случае Энгельс был недурным прорицателем, когда
писал: «Если эта тенденция обнаружится в более чистой и
определенной форме,—а это необходимо и даже желательно,—
оиа должна будет, формулируя свою программу, вернуться к
своим предшественникам, и ей придется считаться с Пру-
доном».
И. Бернштейн поет дифирамбы Прудону (русс, пер., стр. 56,
-27). Несмотря на свою прозорливость, Энгельс не предвидел в
— 66 —
1887 год}’, что редактор «Социал-демократа» возьмет на себя
труд воскресить Прудона.
Но Энгельс ошибся и в другом своем предсказании. Он
утверждал в 1885 г., что «следующее потрясение произойдет l-
скором времени (революции в Европе в этом столетии происхо-
дят каждые 15 или 18 лет: в 1815, 1330, 1843—1852, 1870 гг.)>.
(Enthiillungen uber den Kommunistenprozess zu Koln, S. 14).
Нельзя отрицать, фраза на первый взгляд несколько стран
на я. Пожалуй, можно сказать, что Энгельс в своих предсказа-
ниях основывался исключительно на чисто-ребяческих хроно
логических расчетах. Напрасно мы станем искать в упомяну
той фразе малейшего следа диалектики; но все-таки аргумен-
тация, очевидно, в методологическом отношении далеко не
научна.
Я полагаю, что не следует дать ввести себя в заблужденн?
на основании одной видимости. Вспомним пронитрованное
выше место из «Капитала». Маркс нас предостерегал, что, при
идеальном по точности изображении жизни предмета, со «.то-
роны может показаться, что мы имеем дело с априорным по-
строением. Он сам ясно изображает развитие собственности ну
тем «отрицания отрицания». Но не зная, каким образом Маркс
пришел к познанию этого развития, непосвящ тный легко мо-
жет подумать, что он его вывел из гегелевской формулы.
Точно так же обстоит дело и в данном случае. С виду ка-
жется, что Энгельс провозгласил в 1885 г. неизбежность рево-
люционных движений в Европе только потому, что он путем
вычисления получил промежутки в 15 или 18 лет. Но это не
так: верно будет лишь обратное заключение: так как Энгельс
ожидал политического потрясения в Европе, он в этом усмат-
ривал новое доказательство, что в XIX веке в Европе револю-
ции возобновляются в правильные промежутки.
Но как же Энгельс надеялся в 1885 г. на политическое по-
трясение?
Так как я в то время находился в близких отношениях к
Энгельсу, то знаю его мнение и считаю себя обязанным озна-
комить с ними всех, чтобы избавить своего покойного учителя
- 67 —
от смешных подозрений, будто он гадал, если не на кофейной
гуще, то но простым цифрам.
Каково было положение дел в 1885 г.? Центр тяжести евро-
пейской политики лежал в Германии, а политическая жизнь
Германии была в застое. Во внешних и внутренних делах
Бисмарк попал в непроходимый тупик; он оставался у дет
олько благодаря заключенному с буржуазией перемирию,
чтобы не смущать последних минут престарелого императора.
Но дни Вильгельма были сочтены, и со смертью его должен был
приблизиться момент европейского потрясения. Столь долго
отсрочивавшаяся классовая борьба буржуазии с аристокра-
тией должна была вспыхнуть с небывалой дотоле силой, а
антагонизм между Бисмарком и императором Фридрихом еще
более должен был ее обострить. Их ссора, возникшая на почве
придворных интриг, грозила превратиться в историческую
борьбу, которая должна была окончиться только падением
Бисмарка и его системы и торжеством либерализма. Но в на-
стоящее время жизнь и социально-политическое движение
означают жизнь и движение пролетариата. Торжество либера-
лизма должно было иметь неизбежным последствием освобо-
ждение пролетариата от сковывающих его пут, его быстрый
под’ем; оно должно было вызвать столкновение пролетариата
с либеральным режимом.
Таков был взгляд Энгельса на политическое положение в
1885 году. Что было в нем нелепого? Не оправдался ли он в
значительной степени наступившими событиями? Не произо-
шло ли в 1890 г. потрясение, которое, как и июльская револю-
ция, ограничилось, невидимому, одной страной, но оказало
сильное влияние на всю Европу? Не было ли отрадно, когда
на выборах число наших голосов удвоилось, когда пал закон
против социалистов, а вместе с ним и Бисмарк? Тем не менее,
Знгелъс и не думал о диктатуре пролетариата в 1888 — 1890
годах-.
Правда, он рисовал себе это потрясение более глубоким.
Великая борьба между либералами и консервативной партией,
между юнкерами и буржуазией, которая должна была поднять
всю нацию, не вспыхнула. Отчасти это произошло по причи-
нам частного характера, которых никто не мог предвидеть.
- 68 —
Правление Фридриха не было продолжительным. Настоящим
преемником Вильгельма I был его внук. Но эти частные при-
чины не могли бы так глубоко изменить положение, если ба
фактор, принятый в расчет Энгельсом, т.-е. либерализм, бы;
в наличности. Вот в чем заключается слабая сторона предска
заний 1885, так же как и 1847 г. В обоих случаях была пре
увеличена сила революционного сопротивления буржуазии.
Несомненно, нам следовало бы принять во внимание ню
обстоятельство, если бы мы предприняли пересмотр марксист-
ских идей. Маркс и Энгельс всегда имели в виду в своих расче-
тах политическое развитие, в котором буржуазный демократи-
ческий режим расчищает дорогу пролетарской демократии. В
настоящее время следует отказаться от таких надежд. Там,
где демократия еще не существует, она явится, как пролетар-
ская демократия. Однако подлежит сомнению, должно ли эго
соображение повлечь за собой пересмотр марксизма в духе
Бернштейна.
Сомнительно также, хорошо ли понял Бернштейн общеиз
вестное предисловие Энгельса к «Классовой борьбе во Фран
ции». Он говорит':
«В конце своей жизни, в предисловии к « Klassen-
kSmpfe», Энгельс открыто сознался в ошибке, кото
рую совершили Маркс и он в оценке продолжительности
социальной и политической эволюции. Нельзя доста-
точно высоко оценить услугу, оказанную движению
этим сочинением, которое, по справедливости, можно на-
звать политическим завещанием Энгельса; оно имело
огромное влияние. Но могло ли предисловие вместить
все заключения, вытекавшие из этого столь чистосердеч-
ного признания, да и вообще можно ли было ожидать,
чтобы сам Энгельс произвел пересмотр теории, необходи-
мость которого вызывалась этим признанием?.. Но по-
правка, которая должна быть внесена в новую социалп-
этическую историографию, согласно предисловию Эн-
гельса, не так важна, как поправка, вытекающая из него
для всего понимания борьбы и задач социалдемокрагии»
(русск. пер., стр. 46—47).
— 69 —
Прочитав эти строки, можно подумать, что Энгельс неза-
долго до своей смерти сознался в заблуждении, которое он до-
толе скрывал и которое переворачивало вверх дном все наши
понятия о «борьбе и задачах социалдемократической партии».
Но для Энгельса было поздно самому предпринять необходи-
мый пересмотр. В этом заключается задача его последовате-
лей. Но что, в действительности, доказывает Энгельс в упомя-
нутом предисловии? Правильность наших воззрений на борьбу
и задачи партии в том их виде, как они господствовали в мо-
мент составления предисловия и еще раньше. Политическое
завещание Энгельса являлось не поправкой, внесенной в пар-
тийную тактику, а подтверждением этой тактики. В предисло-
вии нет ни одного слова, которое могло бы дать Бернштейну
право утверждать, что его попятное движение с 1896 г. есть
только выполнение политического завещания Энгельса.
Энгельс критикует в нем приемы борьбы партии не 1895, а
1848 года. Он пишет о них, что
«в настоящее время они устарели во всех отношениях»;
это именно тот вопрос, который он в данном случае рассматри-
вает. Этим приемам борьбы он противопоставляет пример не-
мецких социалистов, впервые перешедших на практике к дру-
гой системе, выразившейся в том, что они «послали Августа
Бебеля в первый учредительный рейхстаг. О тех пор они поль-
зовались избирательным правом так, что оно принесло плоды
сторицей, и деятельность их послужила образцом для рабочих
всех стран». Ни одно слово не обнаруживает желания внести
поправку в приемы борьбы за осуществление задач партии.
Энгельс остается тем же, что и прежде, в 1848 г. В 1891 г. он
еще раз повторил слова о «диктатуре пролетариата» (преди-
словие к «Гражданской войне во Франции»).
В конце того же года он писал:
«Сколько раз буржуа убеждали нас отказаться, во
что бы то ни стало, от употребления радикальных мето-
дов и не нарушать закона, потому что в настоящее время
отменены исключительные законы, и общее право вос-
становлено для всех, даже для нас! К сожалению, мы не
70 —
можем доставить господам буржуа этого у довольства:!
Несмотря на это, не мы нарушаем закон. Напротив, он
настолько нам благоприятствует, что с нашей сторонк
было бы безрассудством нарушать его, пока он пролагае:
нам таким образом дорогу. Интересно знать, кто, как я.
сами буржуа, нарушают (по отношению к нам) закон °
(«Neue Zeit» X., I. стр. 5S3).
Это точно та же мысль, которую Энгельс выразил в преди-
словии к „Klassenkampfe in Frankreich*1. Если она здес:
не кажется столь же ясной, то тому виной не Энгельс, а его
германские друзья, настоявшие на опущении заключения, ко-
торое они считали слишком радикальным. Оди полагали, что
предисловие было достаточно яснЪ. Очевидно это не так.
Во всяком случае, взгляды, высказанные Энгельсом г.
1890 г., в целом доказывают, что «знаменитое признание» отно-
силось к заблуждению 1848 г., но не к другому, и что Энгелы
рекомендовал тактику 1867 г.
А если это так, то политическое завещание вовсе не делает
необходимым пересмотр теории. Маркс и Энгельс были в со-
стоянии сами взять его на себя, их фундаментальные сочине-
ния «Капитал» и «Анти-Дюринг» были закончены под влия-
нием идей и опыта, вдохновлявших новую тактику. Вот почему
марксистская теория не содержит противоречий в наиболее
зрелых трудах ее творцов. Тот, кто захотел бы усомниться в
этом, имеет наглядное доказательство в лице Бернштейна, ко-
торый в поисках за противоречиями возвестил нам, что нашел
множество превосходных примеров, и ничего решительно не
сказал, кроме громких фраз, когда пришлось их указать.
Зато в этих громких фразах нет недостатка. Например
Бернштейн дает поразительную оценку научности творения
Маркса и Энгельса:
«Чтобы построенная первоначально по-гегелиански
схема развития сохранила свое значение, необходимо бы-
ло или ложно об’яснить действительность, или при изме-
рении пути к намеченной цели не обращать внимания яа
- 71
ее действительные размеры. Вот откуда это противоре-
чие, что кропотливая, свойственная неутомимому трудо-
любию гения, точность в исследовании экономической
структуры идет рука об руку с почти невероятным пре-
небрежением к очевидным фактам; далее, что то самое
учение, которое исходит из мысли, что экономика ока-
зывает решающее йлияние на власть, это учение стано-
вится настоящей верой в чудесную созидательную силу
масти, и что, наконец, теоретическое вознесение социа-
лизма на степень науки очепь часто «перескакивает» в
подчинение всех научных требований той или другой
тенденции» (русск. перев., 45).
Но одной гегелевской диалектики недостаточно, чтобы
об’яснить подобную методологическую небрежность. Берн-
штейн открыл еще другую причину: «Поразительное противо-
речие между действительностью и программой было продуктом
интеллектуальной ошибки, дуализма в их теории». Он об’яс-
няет ее таким образом:
«В современном социалистическом движении можно
заметить два главных течения; в разные времена они по-
являются в разных оболочках и часто совершенно про-
тивоположны друг другу. Одно находится в связи с про-
ектами реформ, которые выработаны социалистическими
мыслителями и направлены на созидание. Для дру-
гого дают пищу революционные народные волнения; оно
стремится, главным образом, г; разрушению. Смотря
по обстоятельствам, первое принимает то утопиче-
ский характер, то сектантский, то мирно-
эволюционный, второе — конспиративный,
демагогический или террористический.
Чем ближе к нашему времени, тем ясней слышим с пер-
вой стороны лозунг: эмансипация посредством эконо-
мической организации, ас другой: эмансипа-
ция посредством политической экспроприа-
ции... Теория Маркса стремилась соединить оба напра-
вления в их основе. У революционеров опа заимствовала
представление об освободительной борьбе рабочих, как
политической классовой борьбе, у социалистов—вмеша-
- 72 -
тельство в предварительные экономические и социальные
условия эмансипации рабочих. Но это соединение не было
устранением противоречий, а скорее компромиссом j;
том виде, как его предлагал английским социалистам
Энгельс в „Lage der arbeitenden Klasse*; он предла-
гал отодвинуть на задний план специфически социали-
стический элемент, выдвинув вперед политически-ради-
кальный, социально-революционный. И какие изменении
в своем дальнейшем развитии ни переживала теория
Маркса, она в основе сохранила характер компромисса
или дуализма» (русский пер., 54, 55).
Вот оно, наконец, об’яснение,—правда, не «интеллек-
туальной ошибки» Маркса и Энгельса, а интеллек-
туального понимания Бернштейна; оно побудило его вдруг ви-
деть всюду неясности и противоречия там, где он в течение
двадцати лет находил полнейшее единство. Дуализм элемен-
тов «мирно-эволюционного» и «демагогического» является
основной ошибкой марксизма. Но не мирно - эволюционный
элемент хочется Бернштейну изгнать; иначе говоря, злым ге-
нием марксизма является именно революционный дух. Из-за
него также диалектика становится коварной, гибельной. Он
ослеплял Энгельса и Маркса, заставил самым невероятным
образом пренебрегать очевидными фактами и подчинить па-
уку тенденциозности и самым грубым внутренним противо-
речиям. Чтобы утвердить социализм, необходимо изгнать этого
злого духа.
Но что же остается от марксизма после такого изгнания
злого духа? Лишить марксизм его революционности равно
сильно лишению его жизни.
То, что в глазах Бернштейна оказывается «интеллектуалы
ной ошибкой», «дуализмом», на наш взгляд является именно
великой исторической особенностью марксизма: примирением
утопического социализма со стихийным рабочим движением
в единстве высшего порядка. Маркс пришел к этому благодаря
историческому материализму, признав, с одной стороны, клас-
совую борьбу пролетариата движущей силой развития совре-
менного общества,—борьбу, которая, как всякая классовая
борьба, необходимо является борьбой за политическую власть,
— 73 -
а с другой стороны,—познав тенденции экономической эволю-
ции капиталистического способа производства, создающие
условия нового способа производства.
Где же в этой теории дуализм и компромисс?
По-моему, она является важнейшим открытием XIX в. К
этому присоединяется еще тесно связанный факт, что Маркс
и Энгельс вовсе не имели намерения схоронить новые науч-
ные выводы исключительно для ученых, что они приняли уча-
стие в борьбе пролетариата и направили все свои усилия на
то, чтобы повысить уровень развития интернационального
пролетариата.
Другими словами, если их историческое величие обусло-
вливается тем, что они сумели примирить утопическое движе-
ние с движением революционным, то оно вытекает также из
того, что они совмещали в себе ученых и политиков, людей ка-
бинетной науки и борцов. Без сомнения, между этими двумя
родами деятельности существует антагонизм, соответствующий
антагонизму прошлого и будущего, необходимости и свободы,
материализма и идеализма.
В то время, как ученый беспристрастно и спокойно изу-
чает необходимые отношения фактов, борец сражается за все
то, что еще неизвестно и что кажется свободно наступающим,
хотя оно и подчиняется неизбежным законам: он добивается
этого, как цели, скрытой во мраке неизвестности отдаленного
идеала, дающего стимул его воле, его деятельности, сильно
возбуждающего его страсти. В то время, как ученый может спо-
койно взвешивать доводы за и против, прежде чем притти к
какому-нибудь решению, в борьбе приходится, не теряя вре-
мени на долгие размышления, выбирать благоприятный мо-
мент.
Очевидно, что этой противоположности должна быть под-
вержена деятельность людей, одновременно совмещающих
в себе ученых и борцов. Но выводить из двоякого характера их
деятельности противоречия в их теории и даже ошибки интел-
лектуального свойства—это не значит охарактеризовать этих
людей с беспристрастием историка.
—— 7 4 —
Если кто сумел когда-либо освободиться от упомянутою
антагонизма, то это прежде всего основатели марксизма. Дс
воды, приводимые Бернштейном для доказательства малой
научности и ошибочности теории Маркса и Энгельса, не вл
держивают серьезной критики. Мы это доказали нескольким?
примерами. Но тот, кто не ограничивается одним истолкова-
нием отдельных фраз, кто постиг политическое творение
Маркса и Энгельса в его историческом единстве, тот,—будь он
последователь или противник,—останавливается в изумлении
перед силой, с которой они согласовали боевой план револю-
ционности с научной глубиной,—рассматривает ли он их дея-
тельность в „Neue Rheinische Zeitung", пли в Междуна-
родном обществе, или их плодотворное влняпне на. междуна-
родное движение.
Этот «дуализм», т.-е. сочетание научности с революцион-
ностью, экономического материализма с практическим идеа-
тизмом, служил не только для них, но и для их последовате-
лей источником всего лучшего, созданного ими в области ин-
теллектуального; и если бернштейновская критика «интеллек-
туальной ошибки» марксистов была встречена с таким внима-
нием, то она обязана этим тому обстоятельству, что он сам в
продолжение 20 лет совершал эту ошибку.
с) Стоимость.
За философией следует экономия, ключом к которой слу-
жит теория стоимости. Бернштейн на ней и останавливается.
Здесь уж совсем неуместна «неуклюжая и нерешительная
<рорма первых глав», в которой сам себя обвиняет Бернштейн.
В этом столь трудном и важном вопросе необходимо згрен.де
всего быть ясным и попятным и не оставлять места ни малей-
шему сомнению.
К сожалению, в этом отношении Бернштейн далеко не до-
стиг требуемого. Его сочинение должно было выразить ясно /
недвусмысленно его новые воззрения, которые были, по его
утверждению, столько раз плохо поняты. А он излагает тео-
рию трудовой стоимости Маркса, местами выражая свои
сомнения и нигде не укалывая, какова его собственная точка
— 75 —
зрения по этому вопросу. Неясность еще более усиливается
тем, что он приравнивает к теории Маркса теорию предель-
ной полезности, не высказывая вполне определенного сужде-
ния о последней. Для пего марксова стоимость—«не больше,
как мысленный образ, точно так же, как предельная полез-
ность школы Госсен-Джевонс-Бема». Он говорит:
«Марксу вольно было игнорировать свойства товаров
настолько, что в конце концов эти товары стали про-
стым воплощением известных количеств человеческого
труда, точно так же, как школа Бем-Джевонса была в
праве игнорировать все прочие свойства товаров, кроме
их полезности».
Затем Берн
н
тейн цитирует фразу из «Капитала», которая
<не позволяет отделаться от Госсен-Бемовской теории не-
сколькими пренебрежительными фразами». А в примечании
он указывает на третью теорию стоимости—Лео Буха, с кото-
рой он нас не знакомит, и утверждает, что она является «про-
.(уктом чрезвычайно тонкого анализа, замечательным вкла-
дом в область мало раз’ясненного вопроса».
Но из всего этого следует, что совершенно нераз'яснимой
проблемой оказывается теория стоимости самого Бернштейна.
Мы находимся в неведении, является ли она теорией Маркез.
Джевонса, Буха или какой-то собственной теорией, предста-
вляющей синтез всех трех. Проблема так и остается здесь не-
разрешенной.
Он ответил на мою критику статьей в „Neue Zeit“ «Трудо-
вая стоимость или потребительная стоимость», упрекая меня
ни больше, ни меньше, как в том, что я ие понимаю его или не
хочу его понять. Подобные обвинения принадлежат к числу
полемических красот Бернштейна. Он не допускает, что сам
виноват, если его не понимают. А между тем, все будто бы
очень ясно и просто:
«Павел и Петр рассматривают ящик с минералами.
«Это гимиэдрические кристаллы с параллельными
плоскостями»,—говорит Петр.
«Это серный колчедан»,—говорит Павел.
— 76 -
«Кто из них прав?
«Оба правы,—скажет минералог:—сказанное Петром
относится к форме, замечанние Павла—к субстанции»
«Правильность этого заключения нам сейчас же ста-
новится очевидной, потому что в данном случае мы име-
ем дело с конкретным предметом, в котором легко отли-
чаем форму от субстанции. Между нормально-мыслящи-
ми людьми не может быть спора о том, сделано ли покры-
вало из шерсти или плюша; спор может итти только о
том, служит ли материалом покрывала шерсть или
нет, есть ли это плюшевая ткань или нет. Но здраво-
мыслящие люди могут еще спорить о том, чем харак-
теризуется данный кусок материи, материалом ли,
из которого она сделана, или выделкой. Если они будут
доказывать свои положения, то придут к заключению, что
особенности материала сводятся к свойствам шерстяных
волокон, особенности плюша—к свойствам ткани, и в
конце концов спор будет принципиально вестись в рам-
ках вопроса, определяется ли характер материи свой-
ством волокон или способом тканья.
«Таков, в сущности, происходящий б
течение нескольких поколений спор о
стоимости. Противоположности, которыми там
являются материал и способ обработки, здесь называются
трудовой стоимостью и полезностью. И подобно тому, как
в приведенном случае обоим теоретизирующим прияте-
лям прекрасно известно, что без волокнистого вещее™
нельзя соткать материю, и что необработанный материал
не превратится в настоящее покрывало, точно так же в
экономисты двух противоположных лагерей хорошо зна-
ют, что экономическая стоимость предмета,
получение которого не требует затраты труда, равна нулю,
как бы ни была велика его полезность, и что, с другой
стороны, никакой вложенный в предмет труд не придаст
ему стоимости, если он не удовлетворяет никакой чело-
веческой потребности.
«Экономическая стоимость обладает.-
двойственным характером: она содержит в себе момент
полезности (потребительная стоимость,
спрос) и момент издержек производства
(трудовая стоимость)».
Эти два момента,—продолжает Бернштейн,—определяют
величину стоимости. НО чтобы притти к категории прибавоч-
ной стоимости, Маркс допустил, что продукты продаются по
трудовой стоимости, и не принимал в расчет полезности, вто-
рого определяющего стоимость фактора. Теоретики «предель-
ной полезности» поступают наоборот—для другой цели.
Смотря по тому, какова цель исследования, окажется спра-
ведливой та или иная точка зрения.
Другими словами, верна теория Маркса, но верна и теория
предельной полезности. Они—две стороны одного и того же
предмета. Удивительно только, что такие проницательные лю-
ди, как сторонники теории предельной полезности, до сих пор
не замечают этого. Менее удивительно то, что Маркс и его
последователи не видели, как легко разрешается давнишнее
разногласие по вопросу о стоимости. Односторонность этих
упрямцев весьма понятна. Но как бы то ни было, Бернштейн
сделал это удивительное открытие, и для теории полезности
должна начаться новая эра. Однако, следует указать еще одну
мелочь. Бернштейн замечает, что «для известных це-
лей оказывается справедливой теория предельной полезно-
сти», для других же следует предпочитать теорию Марк-
са. К сожалению, он упустил из вида указать, в каких
именно случаях. Это несколько умаляет значение его
открытия по той причине, что теоретики как одного, так н
другого направления применяют свою теорию безразлично, во
всех случаях, когда нужна теория стоимости. Нам неизвестен
ни один пример во всей экономической литературе, когда бы
исследователь исходил в одних случаях из учения Маркса, а
в других, для другой цели,—из теории предельной полезности,
или даже только бы считал возможным применять подобный
метод. Бернштейну следовало бы нам указать, где и каким об-
разом это возможно.
Он должен был бы также вывести мораль из своего примера
с серным колчеданом. Кристаллы — форма, колчедан — суб-
— 78 —
станция тела. А полезность, составляет ли она форму стоимо-
сти, а труд—субстанцию, или, наоборот?
Каково назначение всякой теории стоимости? Оно заклю-
чается только в том, чтобы служить ключом к пониманию на-
шего способа производства.
Современный способ производства—это товарное производ-
ство. Его продукты предназначены не для непосредственного
потребления, а для продажи. Продажа и покупка—
вот основные процессы современной экономической системы.
Желающий ее понять должен прежде всего познать законы,
управляющие куплей-продажей.
Кто наблюдает рынок, тот легко заметит, что цены всякого
рода товаров, несмотря на все колебания, вызываемые предло-
жением и спросом, не произвольны, что они имеют тенденцию
достигать известной высоты. Эта определенная тенденция н
есть стоимость продукта; она проявляется только при
обмене или продаже в виде меновой стоимости. Сле-
довательно, стоимость не есть «мысленный образ», а действи-
тельный факт. Не существует стоимость по Марксу или по
Джевонсу, а есть только товарная стоимость, которую наблю-
дали и изучали задолго до Маркса и Джевонса.
«Мысленным образом» и чем-то, свойственным Марксу иля
Джевонсу, является не сама стоимость, а теория стоимости,
т.-е. попытки открыть и, следовательно, об’яснить, какое суще-
ствует отношение между этим, повидимому, мистическим
фактом и другими, хорошо известными фактами из экономи-
ческой жизни.
Марксу, разумеется, «вольно было» пренебречь всеми свой-
ствами продукта и принять в расчет только тот факт, что
этот продукт представляет воплощение известного количе-
ства человеческого труда; позволительно было также Джевонсу
принять во внимание только полезность продукта; по в дан-
ном случае нам надлежит знать не то, что «вольно было», а о
том, что допустимо для определенной цел и,—иссле-
дования товарной стоимости, как меновой стоимости.
Эта определенная цель должна быть совершенно независи-
мой от других целей, которые изучающий связывает с иссле-
— 79 —
довапием теории стоимости. Каковы бы ни были эти дальней-
шие цели, цель, намеченная теорией стоимости, остается той
же: открыть основной закон, регулирующий процесс обмена,
или купли-продажи.
Но если всякая теория стоимости задается одной и той же
целью, то нелепо допускать, что смотря по цели исследования,
могут считаться одинаково верными различные теории сто-
имости.
Для пояснения своей точки зрения Бернштейн отсылает
нас к своей статье в „Neue Zeit“, в которой он дал более под-
робное раз’яснение теории предельной полезности. Но то, что
говорится в этой статье, несколько расходится с его настоящей
точкой зрения. Там он утверждает, что по теории предельной
полезности «стоимость и цена—одно и то же», и что, следова-
тельно, это «не теория стоимости, а теория це-
н ы». Для детальных исследований законов обмена, понятие
предельной стоимости является «ценным обогащением эконо-
мических понятий».
Это значит, что Бернштейн признает теорию предельной
стоимости непригодной в качестве теории стоимости. Но даже
качестве теории цен она может оказаться полезной только
для детальных исследований. Ибо как можно представить себе
широкую теорию цен без теории стоимости, служащей ее осно-
ванием? Например, природа денег не может быть ни в коем
случае об’яснена теорией цен, а только теорией стоимости.
В этом, в действительности, заключается одна из самых сла-
бых сторон теории предельной стоимости: она не в состоянии
об'яснить функцию денег в качестве мерила стоимости.
Теперь же Бернштейн говорит о ней, как о теории, равной
во рангу теории Маркса. Чтобы ему это удалось, он вдруг не-
заметно ввел новую экономическую категорию—«экономи-
ческую стоимость».
«Экономическая стоимость,—говорит он, — обладает двой-
ственным характером: опа содержит в себе момент полез-
ности (потребительная стоимость, спрос) и
момент издержек производства (трудовая сто-
им о сть)».
— 80 -
Экономическая стоимость! Какого это рода стоимость?
Маркс отметил в «Капитале» двойственный характер т о-
в а р а, который одновременно является потребитель-
ной стоимостью и стоимостью (меновой стои-
мостью), и двойственный характер труда, производящего
товар. Здесь не может быть места двойственному характеру
какой-то «экономической стоимости». Если Бернштейн не при-
думал своей собственной, нам еще неповеданной теории эко-
номической стоимости, то нам трудно будет подыскать в тео-
рии стоимости место для этой категории.
В своей книге Бернштейн упоминает еще о двойственном
характере товара. В приведенном нами в начале этой главк
месте он говорит, что Марксу позволительно было пренебречь
всеми свойствами товара и принять в расчет только то, что
он представляет собой известное количество труда, точно так
же, как позволительно школе предельной полезности принять
в расчет только одну полезность. Теперь же он повторяет об
«экономической стоимости» то, что он несколько месяцев тому
назад говорил о самом товаре. Его точка зрения в теории стои-
мости оказалась весьма плодотворной.
Не смешивает ли Бернштейн экономическую стоимость с
меновою стоимостью? Есть люди, полагающие, что меновая
стоимость товара зависит от количества заключающегося в нем
труда и от степени его полезности. Не это ли хочет сказать
Бернштейн своей фразой о двойственном характере экономи-
ческой стоимости? Но к чему в таком случае слова «трудовая
стоимость»? Это выражение может означать только одно, а
именно: что стоимость товара определяется исключительно
количеством содержащегося в нем труда. Кто полагает, что
стоимость не определяется исключительно трудом, а еще ка-
ким-нибудь другим фактором, например, полезностью, не мо-
жет говорить о «трудовой стоимости». Но, может быть, Берн-
штейн хочет сказать, что экономическая стоимость, как мено-
вая стоимость, одновременно является потребительной стоимо-
стью и определяемой исключительно трудом меновой стоимо-
стью?
Насколько двойственный характер товара является яс-
ной и недвусмысленной вещью, настолько двойственный ха-
— 81
рактер «экономической стоимости» неясен, сбив-
чив. Я не стану оспаривать, что с таким понятием стоимости
одинаково примиримы и теория предельной стоимости, и тео-
рия Маркса, и с полдюжины других теорий. Понятие это—по-
темки, а ночью ведь все кошки серы.
Таким-то образом Бернштейну удается примирить теорию
Лео Буха с теориями стоимости Маркса и Бем-Баверка.
Бернштейн усмотрел пробел в теории стоимости Маркса.
Согласно этой теории, величина стоимости товара определяется
продолжительностью общественно-необходимого для его про-
изводства рабочего времени. Но существуют разрыв виды
труда; каждый из них должен быть сведен к одному и тому же
виду труда, к простому труду, если мы желаем иметь возмож-
ность сравнивать количества разных родов труда. «Сложный
труд есть только потенцированный (возведенный в сте-
пень) или, вернее, помноженный простой труд, так что
меньшее количество сложного труда равняется большему ко-
личеству простого труда. Опыт показывает, что такое приве-
дение постоянно происходит. Различные отношения, в кото-
рых различные виды труда приводятся к простому труду, как
общей единице измерения, устанавливаются посредством об-
щественного процесса за спиной производителей, а потому ка-
жутся им установленными обычаями» («Капитал», русск. пер.
стр. 10).
Каков этот общественный процесс, Маркс дальше не пояс-
няет. В «Критике политической экономии» он замечает:
«Здесь не место говорить о законах, регулирующих этот про-
цесс приведения». К сожалению, он не возвращался более к
вопросу об этих законах, чтоб об’яснить их развитие; но они
ему были уже известны, иначе он не указывал бы на них. Тео-
рия Маркса, стало быть, в этом пункте неполна. По этому во-
просу мы согласны с Бернштейном, но мы относимся отрица-
тельно к способу, которым он намерен восполнить пробелы.
Он говорит:
«Бух пытается разрубить гордиев узел тем, что строго
различает два рода стоимости, которые у Маррса слива-
ются: просто стоимость и относительную стоимость. Под
— 82 —
первой он подразумевает трудовую стоимость, которую
непосредственно определяет заработной платой и рабочим
временем, образуя на физиологическом основании новое
понятие «предельной плотности труда» (чем короче день
и чем выше доля рабочего, тем выше предельная плот-
ность труда). От трудовой стоимости совершенно отли-
чается оценочная стоимость продукта, которую он имеет
или получает на рынке. Следует строго различать оба эти
рода стоимости. Норма эксплоатации должна определять-
ся не трудовой стоимостью, а отношением этой последней
к оценочной стоимости.
«Я не считаю теорию Буха безукоризненной, но усмат-
риваю в ней свидетельствующий об остром анализе шаг
вперед по правильному пути для пополнения вышеупо-
мянутого пробела. Во всяком случае, мне кажется, целе-
сообразнее оперировать двумя понятиями стоимости, чем
давать одному и тому же понятию определение, содержа-
щее два взаимно нейтрализующиеся принципа, каковым
недостатком страдает теория «общественно-необходимого
рабочего времени». Так как в моем распоряжении пока
имеется только первая часть труда Буха, то я не могу
еще окончательно высказать свое мнение о ней».
Я не читал даже первой части сочинения Буха, но то, что
о ней говорит Бернштейн, не может побудить меня усматри-
вать в ней образец «острого анализа».
Насколько мне известно, нельзя сказать, чтобы у Маркса
сливались понятия «просто стоимости» и «относительной стои-
мости». Маркс различает и строго отделяет «просто стоимость»,
«трудовую стоимость» и «индивидуальную стоимость»—от ры-
ночной стоимости и рыночной цены. Напротив, Бух, невиди-
мому, довольно странно смешивает понятия, определяя стои-
мость заработной платой.
Стоимость есть экономическая категория, которая суще-
ствовала до появления наемного труда. Надо не замечать раз-
ницы между простым товарным производством и капиталисти-
ческим производством, надо рассматривать последнее как
единственную форму товарного производства, чтобы определять
83 —
стоимость заработной платой. Что тогда будет со стоимостью
продуктов, произведенных не наемными рабочими, а самостоя-
тельными ремесленниками? Что такое заработная плата, как
не определенная сумма стоимостей, обмениваемых на равную
по стоимости рабочую силу? Следовательно, стоимость опреде-
ляется заработной платой, а сама заработная плата — стои-
мостью!
А стоимость рабочей силы? Не определяется ли она также
заработной платой?
Исследование пробелов теории весьма похвально, но эта
заслуга теряет свое значение, если мы станем восполнять про-
белы в разрез с настоящим смыслом теории.
В самом деле, как применять «экономическую стоимость»,
которая одновременно является и потребительной стоимостью,
и меновой стоимостью, и трудовой стоимостью, определяемой
затратой труда и в то же время заработной платой? Теория
стоимости, подобно пониманию истории, должна проверяться
на практике посредством ее применения. Теория стоимости
Бернштейна, как бы то ни было, претендует быть видоизмене-
нием и углублением теории Маркса. Но последняя тесно свя-
зана с цельным марксовым пониманием современного способа
производства. Если подвергается изменению марксистская тео-
рия стоимости, то все это понимание оказывается заключен-
ным в устарелые формы и нуждается в поправках. Учение о
прибавочной стоимости, понимание капитала и его отношения
к пролетариату,—все это должно быть радикальным образом
изменено, если изменяется сама теория стоимости, служащая
им основанием. Но Бернштейн всего этого не затрагивает. Он
делает еще несколько замечаний о прибавочной стоимости и
прибавочном продукте, но не изменяет ничего и продолжает
оперировать прежним марксистским пониманием капитала, как
если бы он и не думал выражать своих сомнений насчет тео-
рии стоимости. Он допускает, что теория стоимости Бем-Ба-
верка справедлива в известных пределах. Значит ли это, что и
его теория капитала и процента на капитал верна, или что она
примирима с теорией Маркса?
Бернштейн об этом ничего не говорит. Его дальнейшие эко-
номические рассуждения не имеют ни малейшего отношения к
84 —
его критике теории стоимости, которую мы преспокойно могли
бы оставить без внимания, если бы вся банда антимарксистор,
не стала испускать радостные клики, услышав, что марксип
провозгласил несостоятельность теории стоимости Маркса»
Но Бернштейн так далеко не зашел. Он только обнаружил,
что он с некоторого времени не знает, как ему быть с ней. Он на-
ходит ее неполной, незаконченной, но не стремится развить
ее в духе ее творцов, а желает пополнить ее пробелы, внося
чуждые и противоречащие общему духу теории принципы, ко-
торые были придуманы для борьбы с нею и которые не могут
с ней слиться в органическое целое. Эти попытки Бернштейна
не найдут сочувствия ни у школы предельной полезности, ни
у марксистов. Обе стороны приветствуют в нем: не теоретика,
а скептика.
Положительными результатами критика теории стоимости
не богаче критики экономического материализма. Сделанный
Бернштейном «шаг вперед» состоит в том, что единство пони-
мания он подменил эклектикой, которую он прославляет, как
«возмущение здравого смысла против присущей всякой док-
трине тенденции—во что бы то ни стало зашнуровать мысль».
Пусть Бернштейн припомнит историю умственного разви-
тия; тогда он увидит, что все великие мятежники против «шну-
рования мысли» менее всего были эклектиками, что они в рав-
ной степени стремились к самостоятельности как к единству.
Эклектик слишком умерен, чтобы быть мятежником. Он возму-
щается, а иногда способен совершенно разориться при виде
неудобств, сопряженных с стремлением к единству понимания.
Пусть нам покажут в республике умов хоть одного эклектика,
заслужившего имя мятежника. Отвешивать в одну сторону
учтивый поклон Марксу и сейчас же в другую Бем-Баверку—
далеко еще не значит быть мятежником.
Но ведь при этом Бернштейн еще настаивает, что задача
преемников Маркса и Энгельса заключается в том, чтобы
«вернуть теории единство».
Да здравствует эклектическое единство!
Охотно соглашаюсь, что это значит не шнуровать туго
мысль.
II.
Программа.
а) Теория крушения (Zusammenbruchtheorie).
Мы подошли к основному пункту рассуждений Бернштейна.
С этого момента они направляются прямо против партийной
программы и, следовательно, получают практическое значение.
Притом критика теории крушения составляет ту часть его
работы, которую наши противники отметили с чувством осо-
бого удовлетворения. Поэтому здесь особенно необходимы точ-
ность и ясность.
Маркс и Энгельс не дали нам особой «теории крушения».
Это выражение обязано своим происхождением Бернштейну,
подобно тому, как выражение «теория обнищания» придумано
противниками марксизма.
Выражение «теория крушения» было впервые употреблено
Бернштейном в полемике против Бакса. Он исходил тогда из
§ III резолюции об экономических задачах рабочего класса,
предложенной Лондонскому интернациональному конгрессу
1896 г. Этот параграф в немецкой редакции гласил: «Экономи-
ческое развитие в настоящее время так далеко пошло вперед,
что вскоре может наступить кризис. Поэтому конгресс
Приглашает рабочих всех стран учиться ведению производ-
ства, чтобы в качестве сознательных членов рабочего класса,
быть в состоянии взять в свои руки руководительство произ-
водством ко благу всего общества». Английская и француз-
ская редакция значительно отличаются от немецкой и соста-
влены удачнее. Вместо слов: «экономическое развитие так да-
— 86 —
леко пошло вперед, что вскоре может наступить
кризис», там сказано: «...настолько быстро подвигается
вперед, что в сравнительно короткое время
можно ожидать кризиса». «Поэтому,—говорится там далее,—
перед рабочими стоит задача—учиться управление
страной» (а не руководству производством),
А в отчете о конгрессе, появившемся в издании „Vorwarts*
это место совершенно отсутствует. В виде § II!
мы находим здесь пункт о праздновании 1 мая.
Надо признать, что требовалась некоторая смелость для
того, чтобы основывать критику марксистской теории обще-
ственного развития на этом совершенно невинном параграфе,
к тому же не вполне определенном и туманном по своему
смыслу,—ибо какое значение имеет здесь слово «кризис»? Но
Бернштейн поступает именно так.
«Цитированный параграф,—говорит он,—по крайней мере,
по своему общему смыслу вполне согласуется с господствую-
щим в настоящее время в партии представлением о ходе раз-
вития современного общества».
«Согласно этому представлению, рано или поздно
должен разразиться резкий промышленный кризис, ко-
торый получит весьма широкое распространение. Кризис
этот породит великую нищету, которая вызовет столь
страстную вражду к капиталистической системе хозяй-
ства, столь глубоко убедит народные массы в невозмож-
ности при господстве этой системы управлять произво-
дительными силами ко благу всего общества, что движе-
ние, направленное против капиталистической системы,
приобретет непреодолимую силу, и под его натиском эта
система неминуемо должна будет рухнуть. Другими сло-
вами, неизбежный и острый экономический кризис раз-
растется в генеральный кризис всего общественного
строя, результатом которого будет политическое господ-
ство пролетариата, как единственного в этот момент ре-
волюционного класса, сознающего свои цели; а при гос-
подстве этого класса произойдет полное преобразование
общественного строя в коллективистическом духе» (Берн-
штейн. «Истор. мат.», русск., стр. 132).
— 87 -
«Так,—не раз повторяет Бернштейн,—представляет
себе дело социал-демократия».
И еще:
«-Среди социал-демократии укоренилось убеждение,
что такой путь развития есть неизбежный закон
природы, и что острый и всеобщий экономический
кризис есть обязательный этап развития по пути к кол-
лективистическому обществу».
Должно быть, Бернштейну было довольно трудно доказать,
что таково, в действительности, убеждение социал-демократии.
И действительно, он удовлетворяется одной ссылкой на дву-
смысленный параграф представленной Интернациональному
конгрессу резолюции, который совсем не* обсуждался и, если
верить .отчету VorwSrts’a, не был даже принят.
В официальных заявлениях германской партии Бернштейн
напрасно будет искать фраз,. которые, каким бы то ни было
образом, можно было бы истолковать в смысле теории круше-
ния в той форме, как он ее излагает. В тех пунктах эрфурт-
ской программы, где говорится о кризисах, нет ни слова о кру-
шении. Но едва ли также найдутся такие речи или журналь-
ные статьи германских товарищей в которых определенным
образом утверждалось бы, что промышленный кризис поведет
г социальной революции, или что пролетариат может завоевать
политическую власть только в период такого кризиса. Если
не ошибаюсь, подобные мнения иногда высказывал Бельфорт
Бакс, и потому казалось вполне естественным, что Бернштейн
полемизировал против них в упомянутой нами статье. И если
он говорил в ней о теории крушения, как о преобладающем в
партии воззрения, то это казалось преувеличением, в которое
легко впасть в пылу полемики.
Но Бернштейн и не думает исправить это преувеличение в
своей книге, которая направлена уже не против Бакса. Напро-
тив, здесь он в еще большей степени впадает в преувеличение,
так как не только не суживает, но даже расширяет сферу при-
знания теории крушения. То, что было в 1898 г. преобла-
дающей в партии теорией, в 1899 г. стало партийной
теорией. Полемика против Бакса превратилась в полемику
против Маркса и Энгельса, критика второстепенного пункта,
резолюции—в критику «Коммунистического манифеста» и
« Капитала »,
Эта критика была с тех пор превознесена до небес апти-
марксистами внутри и вне партии, как самое толковое опро-
вержение марксистской теории крушения. Если бы мы спро-
сили этих господ, каков собственно смысл этой теории, мы по-
лучили бы курьезные ответы. Ведь во время полемики выяс-
нилось, что сам Бернштейн в весьма существенном пункте
переврал марксистскую теорию. По представлению Бернштей-
на, Маркс и Энгельс ожидали, что социалистический способ
производства будет результатом крушения капиталистиче-
ского способа производства, вызванного концентрацией капи-
тала и все более и более разрушительными кризисами. Это по-
нимание совершенно упускает из виду классовую борьбу про-
летариата. В этом л не видел умысла, а считал это простой
случайностью. Мне думалось, что Бернштейн не упоминает о
том моменте, который всего важнее, но именно потому, что он
сам собою подразумевается. Но я ошибался.
Бернштейн об’явил в „Vorwarts“ мое понимание теории
Маркса ложным. Это место настолько характерно, что мы при-
ведем его полностью:
«Теория Маркса-Энгельса,—говорит Каутский,—вы-
водит необходимость предстоящего крушения капита-
лизма из увеличения численности пролетариев и из роста
их зрелости и силы, из прогрессивного вытеснения и по-
рабощения мелких предприятий крупными капиталисти-
ческими предприятиями, которые все в бо;п>шей и боль-
шей степени становятся монопольными, и из усиливаю-
щейся тенденции к перепроизводству. Эта последняя при-
водит либо к все более и более резким кризисам, либо к
общему застою, либо, наконец,—что теоретически мы-
слимо,—к организации всего народного хозяйства в кар-
тели; но последние не только для пролетариев, но и для
всей массы населения должны быть еще более невыно-
симы, чем промышленный застой, и должны возбуждать
против себя еще большую вражду, и потому неизбежно
— 89 —
должны повести к экспроприации картелей, т.-е. в дан-
ном случае,—к экспроприации капиталистической про-
мышленности.
«Однако, это уже не теория Маркса-Энгельса, но
истолкование и развитие ее, данное Каут-
ским. Насколько же оно согласуется с главою у Маркса,
где говорится не о растущей зрелости и силе, но о
растущем вырождении и порабощении пролетариев? От
ответа на этот вопрос я с тем большим правом могу здесь
уклониться, что я сам всегда и весьма энергично на-
стаивал на том, что эту главу надо понимать лишь в
смысле указания на тенденцию развития. Все же я
утверждаю, что вместе с мантией падает и герцог».
На это я отвечал:
«Эта цитата написана не каким-нибудь вульгарным
экономистом, а человеком, слывущим за одного из луч-
ших и толковейших знатоков марксистской литературы.
Насколько справедлива эта тирада, покажет букваль-
ное воспроизведение того места, на которое ссылается
Бернштейн. Оно гласит: «Вместе с постоянным уменьше-
нием числа магнатов капитала, которые узурпируют и
монополизируют все выгоды этого процесса, увеличи-
вается сумма нищеты, угнетения, рабства, вырождения,
эксплоатацип, но, с другой стороны, увеличивается так-
же и сопротивление постоянно возрастающего рабочего
класса, вышколенного, об’единенного и организованного
механизмом самого капиталистического способа произ-
водства.
«Означает ли постоянный рост численности, вышко-
ленности (Schuiung) и организации—рост зрелости и
силы, или пет?
«Каким же образом может Бернштейн утверждать,
что в главе, излагающей теорию крушения, Маркс гово-
рит не о растущей зрелости и силе, а только о растущем
вырождении и рабстве пролетариата? И каким образом
может он утверждать, что я даю только свое истолкова-
ние, но не изложение теории Маркса-Энгельса? Не под-
— 90 —
черкивает ли уже «Коммунистический манифест» значе-
ния растущей зрелости и силы пролетариата, как одной
из предпосылок крушения капиталистического общества?
«Буржуазия,—говорит он,—не только выковала оружие,
которое должно нанести ей смертельный удар, она созда-
ла также и людей, которые возьмут в свои руки это ору-
жие: это современные рабочие, пролетарии... С разви-
тием промышленности не только растет численность про-
летариата, но он еще и концентрируется в более значи-
тельных массах; его сила растет, и он яснее сознает ее...
Рабочие начинают устраивать для борьбы с буржуа
коалиции.... Действительным результатом их борьбы
является не столько непосредственный успех, сколько
рост солидарности рабочих... Организация пролетариата
в класс, а следовательно, и в политическую партию, не-
прерывно разрушается конкуренцией между самими ра-
бочими. Но она постоянно возрождается снова, каждый
раз в более сильной, более прочной и более грозной фор-
ме. Эта организация пользуется внутренними раздорами
в среде буржуазии, чтобы вынудить ее к признанию из-
вестных интересов рабочего класса со стороны закона,—
напр., в Англии закон о десятичасовом рабочем дне..,
Сама буржуазия снабжает пролетариат элементами сво-
его собственного образования, т.-е. дает ему оружие про-
тив самой себя. Далее, промышленный прогресс выбра-
сывает целые слои господствующего класса в ряды про-
летариата или, по крайней мере, угрожает устойчивое™
их условий существования. II эти слои вносят в среду
пролетариата многочисленные элементы образования»...
и пр., и пр.
«Итак, мы видим, что уже в «Коммунистическом ма-
нифесте» выясняется значение растущей зрелости и силы
пролетариата для крушения капиталистического строя.
Со времени первой формулировки марке - энгельсовой
теории крушения, ссылка на рост зрелости и силы про-
летариата сделалась ее существенным элементом; без пего
она совершенно непонятна; и вот, после всего этого,
является Бернштейн, утверждающий, что это—только мое
истолкование.
— 91 -
«Но положение о росте зрелости и силы пролетариата
есть не только существенный, но и характерный элемент
марксовой теории крушения. Что капиталистический
способ производства приводит к растущей нищете, по-
стоянному падению мелких предприятий и прогресси-
рующему перепроизводству, на это указывали и другие
социалисты раньше Маркса и одновременно с Марксом,
но независимо от него. Но только Маркс и Энгельс от-
крыли, помимо принижающих пролетариат тенденций,
еще и такие, которые его возвышают. Именно тем и отли-
чаются они от других социалистов, что не только заме-
чали растущее порабощение пролетариата, но и его расту-
щее возмущение, не только рост его нищеты и деграда-
ции, но и под’ем его вышколенности и организации, его
зрелости и силы; конечно, об этом слишком легко забы-
вают вульгарные критики так называемой теории обни-
щания, критикующие сплошь да рядом не что иное, как
существовавшие до Маркса теории обнищания/>.
«Но я никак не ожидал, что и Бернштейн забудет об
этом. Как будто бы в силу какого-то психологического
закона, все критики Маркса направляются по одному и
тому же пути, какова бы ни была их исходная точка».
Здесь мы получаем, между прочим, еще недурной образец
того, что понимает Бернштейн под исторической необходи-
мостью. Верный своему отожествлению необходимости с фата-
лизмом, он признает необходимость только там, где суще-
ствует принудительное положение. Таким образом, марксист-
ская теория представляется ему, как учение, по которому эко-
номическое развитие создает в конце концов такое прину-
дительное положение, при котором для общества
не останется никакого иного выхода, как ввести социализм.
Именно так понимает он марксистскую «теорию крушения».
А при таком понимании не нужно много уменья, чтобы опро-
вергнуть ее.
«Присмотримся поближе,—говорит он, — к толкова-
нию Каутского. Является ли оно чисто-материалистиче-
ским обоснованием триумфа социализма? Отнюдь нет.
Зрелость пролетариев—не экономический, но этический
92 —
фактор, их сила—фактор политический или социально-
политический. Но Каутский апеллирует также и к всеоб-
щему возмущению, вызванному предусмотренной им ор-
ганизацией народного хозяйства в картели. Но это опять-
таки не экономически, или, по крайней мере, не чисто-
экономический фактор; не говоря уже о том, что это воз-
мущение не должно «необходимо» привести к экспро-
приации промышленных картелей.
«Чтобы считаться «имманентной экономической необ-
ходимостью», триумф социализма должен быть обоснован
доказательством неизбежности экономического крушения
существующего общественного строя. Но такая неизбеж-
ность еще не была и не могла быть доказана. Обществен-
ное развитие в некоторых пунктах сошло с пути, по ко-
торому оно должно было бы направиться, чтобы круше-
ние стало неизбежно по чисто-экономическим причинам.
Но к чему выводить социализм из принудитель-
ной силы экономики? К чему принижать разум
и волю человека, его правосознание? К чему переносить
столь часто превратно понимаемую теорию об отсутствии
свободы воли у личности на людей, живущих обществами
в цивилизованных странах? Все это я считаю невыдер-
живающим критики и излишним. Уже и теперь обще-
ство делает многое не потому, что оно безусловно
необходимо, но потому, что оно лучше. И в социа-
листическом движении правовое сознание, стремление к
более справедливому общественному строю является, по
меньшей мере, столь же важным и сильным фактором,
как и материальная необходимость».
Что может быть грустнее, чем подобные вылазки со стороны
человека, который сам в течение двух десятилетий отстаивал
теорию материалистического понимания истории? Еще в
1890 г. он полемизировал с Шульце-Геверницем, утверждав-
шим, будто социал-демократия об’являет экономический фак*
тор единственной причиной общественных преобразований.
«Г. Шульце,—говорил Бернштейн,—не только признательный,
но и способный ученик г. Брентано. Повторив то, что он вычи-
тал у теоретиков марксизма, он подменивает,—правда, весьма
— 93 —
осторожно,—марксистскую теорию ее пеленой карикатурой,
чтобы доказать свое превосходство» (BN. Z.“, IX, 1, стр. 660).
А теперь Брентано и Шульце-Геверниц растроганно прижи-
мают Бернштейна к сердцу, так как их попытки подменить
марксистскую теорию нелепой карикатурой бледнеют в сравне-
нии с подвигом Бернштейна, отожествившего историческую
необходимость с экономическим принуждением, отрицающего
тот факт, что Маркс и Энгельс выводили необходимость кол-
лективизма из растущей зрелости и силы пролетариата.
У Бернштейна оказался помощник в лице д-ра Вольт-
м а н а. Но его теория не вполне тожественна с теорией Берн-
штейна. То, что последний называет теорией Маркса-Энгельса,
есть теория Энгельса, по словам открывшего это Вольтмана.
По Вольтману, Маркс всегда обосновывал коллективизм на
росте возмущения, зрелости и силы пролетариата, а напротив
того, Энгельс, а также Кунов и моя скромная персона утвер-
ждали, что капитализм сам себя уничтожит. «Именно Энгельс
особенно отстаивал то воззрение, что развитие п р о и з в о-
дительных сил примет столь колоссальные размеры, что
вследствие присущей им механической силы они ра-
зобьют оковы данного способа производства и этим вызовут
всеобщий кризис. Но под производительными силами Энгельс
понимал только технически-экономические силы, глав-
ным образом механическую силу машин в промышленности.
Когда эти, неудержимо и безгранично развивающие свою мощь
экономические силы восстанут против существующего способа
производства, т.-е. против отношений собственности, то во вре-
мя кризиса пролетариат захватит государственную власть и
направит производительные силы к благу общества. Таково по-
пулярное воззрение».
В какой стране это воззрение пользуется популярностью—
я не знаю. Конечно, такого воззрения никогда не придержива-
лись ни Энгельс, ни Кунов, ни я. Уже a priori довольно не-
вероятно, чтобы Энгельс и Маркс, всю жизнь работавшие сов-
местно, не замечали разницы в своих воззрениях, и чтобы для
открытия этой разницы должен был появиться д-р Вольтман.
с другой стороны, Энгельс был слишком мало мистиком, чтобы
видеть в восстании технических производительных сил
— 94 —
против существующего способа производства что-нибудь иное,
чем образное выражение. Восстание механических производи-
тельных сил, очевидно, не может состоять ни в чем ином, как
в вызванном ими восстании людей. И если Энгельс не
всегда считал необходимым подчеркивать этот пункт, то это
обстоятельство не дает еще права утверждать, что он придер-
живался противоположного воззрения.
Воззрение, приписываемое ВольтманоМ Энгельсу, очевидно,
схоже, если и не вполне тожественно, с бернштейновским по-
ниманием исторической необходимости. Здесь мы наталки-
ваемся на странное явление: Бернштейн открывает в словах
Маркса мнимый фатализм материалистического понимания
истории, в его первоначальной форме,—взгляд на людей, как
на простых автоматов, управляемых экономическими силами;
в заявлениях же Энгельса он находит признание роли
этического фактора в истории; а д-р Вольтман устанавливает
как раз обратное соотношение между Марксом и Энгельсом.
Пока нам не приведут более основательных доказательств,
чем подобного рода проблематичные мудрствования, которые
легко можно повернуть в обратную сторону, до тех пор мы бу-
дем всего лучше придерживаться того мнения, что оба автора
«Коммунистического манифеста» ясно сознавали, что хотели,
и были согласны друг с другом по всем существенным пунктам,
Бесспорно, каждый из них отличался своею особою индивиду-
альностью и понимал и развивал общую теорию на свой лад.
Конечно, историк марксистской теории должен принимать во
внимание эти индивидуальные различия, равно как и эволю-
цию, которой с течением времени подвергалось мировоззрение
каждого из них; но эти различия слишком ничтожны, чтобы
иметь для нас какое-либо практическое значение.
То, что Бернштейн считает моим истолкованием теории
Маркса-Энгельса, а Вольтман—теорией Маркса, отличной от
теории Энгельса, есть теория, которая была сначала система-
тически изложена в «Коммунистическом манифесте», я, потом
развивалась дальше, обосновывалась и исправлялась в от-
дельных пунктах в различных произведениях наших учителей.
Эта теория видит в капиталистическом способе производ-
ства фактор, который толкает пролетариат на классовую
— 95 —
борьбу против капиталистов; который все больше и больше
увеличивает его численность, сплоченность, интеллигентность,
самосознание и политическую зрелость; который все больше и
больше повышает его экономическое значение, делает одина-
ково неизбежной как его организацию в политическую пар-
тию, так и его победу; но столь же неизбежно он обусловливает
и возникновение коллективистического производства в резуль-
тате этой победы.
Такова та теория, которую необходимо подкреплять или кри-
тиковать при рассмотрении наших планов; такова теория, ле-
жащая в основании программы партии; ее то мы и будем иметь
в виду в дальнейшем изложении, а не смехотворную теорию
крушения, навязываемую нам Бернштейном.
Бернштейн выставил против марксовой теории капитали-
стического способа производства троякого рода возражения:
во-первых, число собственников не уменьшается, а возрастает;
во-вторых, мелкое производство не падает, и в-третьих, ве-
роятность всеобщих и опустошительных кризисов все более и
более уменьшается.
Из этих трех возражений то, которому Бернштейн отвел
второе место, должно, очевидно, занимать первое. Если мар-
ксова, теория концентрации капитала неверна, то мы безусловно
должны признать увеличение числа собственников. Если же
она правильна, то Бернштейн обязан нам раз’яснить, каким
это образом число собственников все-таки растет. Развитие
способа производства есть основное явление, формировка же
имущественных отношений—факт, лежащий на поверхности и
проистекающий из того первого. Это характерно для метода
Бернштейна: не приступив к исследованию основного явления,
он рассматривает лежащее на поверхности.
Мы займемся прежде всего первым.
Ь) Крупное и мелкое предприятие (Grossbetrieb und Kleinbetrieb)
По учению Маркса, в современном обществе экономическое
развитие приводит к исчезанию самостоятельно-производя-
щего рабочего и к превращению его в наемного рабочего, экс-
— 96 —
плоатируемого собственником средств производства, т. е. капи-
талистом.
«Частная собственность, приобретенная собственным
трудом, основанная, так сказать, на срастании незави-
симых работников с внешними условиями труда, была
вытеснена частной капиталистической собственностью,
основанною на эксплоатации чужого, но по форме сво-
бодного труда. Как скоро этот процесс превращения до-
статочно разложил старое общество и в глубину и в ши-
рину; как скоро рабочие превращены в пролетариев, а
их условия труда—в капитал; как скоро капита,диетиче-
ский способ производства поддерживается лишь силой
хозяйственного порядка вещей, — дальнейшее обобще-
ствление (Vergesollschaftung, socialisation) труда и даль-
нейшее превращение земли и других средств произ-
водства в общественно-эксплоатируемые, т.-е., в общин-
ные средства производства, другими словами, дальней-
шая экспроприация частной собственности приобретает
новую форму. Теперь остается экспроприировать уже не
независимого работника, имеющего собственное хозяй-
ство, а капиталиста, эксилоатирующего многих работни-
ков. Эта экспроприация совершается действием законов,
присущих самому капиталистическому производству,
посредством сосредоточения капиталов. Один капиталист
постоянно побивает многих других. Рука об руку с этим
сосредоточением или экспроприацией многих капитали-
стов немногими, развивается все в больших и больших
размерах кооперативная форма рабочего процесса, созна-
тельное техническое приложение науки, целесообразная
эксплоатация земли, превращение орудий труда в такие,
которые могут прилагаться только сообща, и экономизи-
рование всех средств производства посредством совме-
стного употребления их, как общих средств производства
комбинированного труда. Вместе с постоянно уменьшаю-
щимся числом магнатов капитала, которые похищают
и монополизируют все выгоды этого процесса превраще-
ния, возрастает бедность, гнет, порабощение, унижение,
эксплоатация, но увеличивается также возмущение рабо-
чего класса, который постоянно возрастает и обучается.
— 97 —
об’единяется и организуется самим механизмом капита-
листического процесса производства. Монополия капи-
тала становится помехой того способа производства, ко-
торый развился вместе с ней и под ее влиянием. Сосре-
доточение средств производства и обобществление труда
достигает такой степени, что они не могут долее выносить
своей капиталистической оболочки. Она разрывается.
Бьет час капиталистической частной собственности. Экс-
проприирующих экспроприируют». «Капитал», т. I, 673
стр., изд. 1898 г.).
Это классическая форма той «легенды пожирания» („Fress-
legende11), которую Бернштейн взялся опровергнуть. Само
собой разумеется, что это лапидарное описание процесса, для-
щегося целые столетия, надо понимать cum grano salis, имея
в особенности, в виду, что Маркс выражается образно.
Разрыв капиталистической оболочки, последний час капита-
листической собственности, экспроприация экспроприаторов,
—все это следует понимать, как исторические процессы, на-
ступление которых неминуемо, но форму и степень близости
которых нельзя предвидеть.
Мы прежде всего утверждаем, что правильность теории
Маркса не зависит ни от большей или меньшей вероятности
катастроф, ни от большей или меньшей быстроты развития, а
только от направления этого последнего. Если маркси-
сты ожидали там и сям социальных и политических катастроф,
то это ожидание не являлось необходимым выводом из их тео-
рии, а только следствием данного социально - политического
положения. Если бы «легенда пожирания» была равносильна
утверждению, что неизбежна внезапная, всесторонняя и все-
общая экспроприация, я охотно пожертвовал бы ею. Но, с дру-
гой стороны, при всем желании, я не могу дать гарантии в
том, что наша задача непременно разрешится лишь посте-
пенно, посредством организации.
Гораздо важнее вопрос, совершается ли действительно кон-
центрация капитала, или нет?
Трудно определить, каково мнение Бернштейна об этом. На
вопрос: верно ли то, что концентрация со всеми сопутствую-
— 98 —
щими ей явлениями происходит в указанных Марксом фор-
мах,—Бернштейн отвечает: «И да, и нет. Оно верно прежде
всего в тенденции. Изображенные силы живут и действуют в
указанном направлении... Если же картина не соответствует
действительности, то это происходит не от ложности, а от не-
полноты высказанного. Факторы, оказывающие ограничиваю-
щее действие на изображенные противоречия, Маркс или со-
вершенно обходит, или, если обсуждает при случае, то позднее,
при сводке или противопоставлении установленных фактов, он
упускает их; так что социальное действие антагонизмов ка-
жется гораздо более сильным и непосредственным, чем оно
есть в действительности».
Это может иметь двоякий смысл. Само собой разумеется,
что, изучая основные законы явлений, теоретик должен абстра-
гировать от всех тех явлений, которые могут осложнить вопрос.
Кто забывает это правило и требует, чтобы теория при всех
условиях согласовалась с лежащими на поверхности явле-
ниями, тот всегда будет находить, что она носит чересчур апо-
диктический характер и изображает вещи с такой резкостью,
какой они не имеют в действительности. Но тот, кто пытается
поправить это, создав теорию, охватывающую все лежащие на
поверхности действительности факты, тот почувствует себя по-
давленным обилием фактов, потеряет нить и, путаясь в проти-
воречиях, никогда не усвоит себе ясного взгляда на вещи.
Выше я сказал, что данное Марксом изображение историче-
ского процесса следует понимать cum grano satis. Если бы
выше цитированные замечания Бернштейна имели только та-
кой смысл, мне оставалось бы лишь прибавить, что они сами
гобой очевидны и применимы ко всякой теории.
Но, по всей вероятности, Бернштейн думает иначе. Он пред-
полагает, что теория Маркса упускает не только лежащие на
поверхности, противоречащие ей факты, но также основные
тенденции, более или менее парализующие действие указан-
ных Марксом тенденций. Таким образом, в общественном раз-
витии тенденции, описанные Марксом, не всегда прокладывают
себе путь через противодействующие влияния. Но мысль
Бернштейна нам неясна еще в одном отношении: приписывает
ли Бернштейн этим противодействующим влияниям только
— 99 —
замедляющее действие, или же он находит, что они из-
меняют направление общественного развития?
Бернштейн утверждает, что общественные антагонизмы
изображены Марксом гораздо резче, чем в действительности.
Но в теории Маркса идет речь не о том, как велика в на-
стоящее время сила социальных антагонизмов: для
этого нет надобности в теории. Теория должна нам указать,
какой эволюции антагонизмов мы должны ожидать, бу-
дут ли они обостряться или смягчаться. Если так поставить
вопрос, то недостаточно ограничиться указанием преувеличе-
ний и резкостей Маркса. Когда я спрашиваю, направляется ли
какое-нибудь судно на восток или на запад, я далеко не удо-
влетворяюсь ответом, что было бы преувеличением утверждать,
что оно направляется на восток; что, судя по некоторым при-
знакам, возможно, что оно направляется иа запад.
Однако, именно такие ответы мы получаем от Бернштейна,
В одном месте он признает, что при капиталистическом способе
производства предприятия концентрируются, как указывал
Маркс, но утверждает, что состояния не концентрируются.
«В партии господствует или прорывается убеждение, что
параллельно концентрации промышленных предприятий
идет концентрация состояний (Vermogen). Но ничего
подобного нет в действительности» (русск.
пер,, стр. 85).
Здесь Бернштейн признает концентрацию предприятий дей-
ствительно существующим процессом капиталистического спо-
соба производства. Так говорит Бернштейн в начале своего
исследования о концентрации. Но в конце его он говорит:
«Хотя, таким образом, таблицы статистики доходов в
передовых промышленных странах удостоверяют подвиж-
ность, а вместе с тем и улетучиваемость и непрочность
капитала в современном обществе; хотя отмеченные этой
статистикой доходы или капиталы все в большей пропор-
ции становятся бумажными величинами, которые в дей-
ствительности легко могут рассеяться при первом дуно-
вении сильного ветра, но тем не менее нет суще-
ственного противоречия между этими
100 —
рядами доходов и таблицей хозяй-
ственных единиц в промышленности, торговле и
сельском хозяйстве. В лестнице доходов и
лестнице предприятий, при рас член о-
нии, обнаруживается ясно выраженный
параллелизм, особенно при рассмотре-
нии средних звеньев» (русск. пер., стр. Hi-
ll 5).
Бернштейн начал с того, что отрицал параллелизм
в лестнице доходов (которую он приравнивает к лестнице со-
стояний) и лестнице предприятий, а кончает тем, что признает
этот параллелизм. Какое же из этих двух утверждений—его
настоящее мнение? На стр. 85 или 115? Происходит ли кон-
центрация предприятий, или нет? Очевидно, требовать дру-
гого ответа, вместо «и да, и нет», значит впадать в свойствен-
ные марксизму крайности.
Не легко разобрать столь неопределенные взгляды. Но у нас
пет выбора. Что бы там ни думал сам Бернштейн, положения
его истолковываются нашими противниками в смысле банкрот-
ства не только одного марксизма, но также и вообще социа-
лизма, и в этом смысле они их эксплоатируют. А он сам ни
единым словом не протестует против этого. Поэтому безусловно
необходимо проверить факты, на которые Бернштейн ссы-
лается.
Он заимствует свои главные доказательства из германской
профессиональной переписи. Правда, он, кроме того, приво-
дит много статистических данных об Англии, Франции, Авст-
рии, Швейцарии, Соедин. Штатах; но приведенные цифры не
содержат ни малейшего указания относительно направле-
ния общественного развития, потому что это—цифры не не-
скольких последовательных переписей, а только одной;
они только тогда могли бы что-нибудь доказать, если бы ма-
териалистическое понимание истории действительно имело тот
механический характер, который так охотно приписывают ему
его противники.
Если бы это понимание действительно предполагало посте-
пенное «врастание» (Hineinwachsen) в социализм в том
- 101 -
смысле, что всякое мелкое предприятие будет поглощено са-
мим капиталистическим развитием, посредством концентрации
капитала, и что этим вся организация коллективистического
производства уже конституируется так, что пролетариату
останется только завоевать политическую власть и, так ска-
зать, улечься в ложе, приготовленное капитализмом,—если
бы таково было марксистское понимание развития общества
от капитализма к социализму, тогда и изолированные абсо-
лютные цифры, приведенные Бернштейном, могли бы иметь
значение, потому что эти цифры доказывают, что мелкое пред-
приятие далеко еще не окончательно исчезло, и что, следова-
тельно, царство социализма еще неизмеримо далеко.
Неоднократно мы раз’ясняли, что не в этом состоит учение
марксизма. Но лучше лишний раз категорически подтвердить
сказанное, потому что одно из сомнительных достоинств книги
Бернштейна заключается в том, что она содействовала рас-
пространению этого превратного понимания марксизма.
Гибель индивидуального производства, преобладавшей
прежде формы, порождает пролетариев, наемных рабочих. Чем
более развивается капиталистическое производство на разва-
линах мелкого ремесла, тем у наемного рабочего менее шансов,
в качестве изолированного производителя, освободиться на
основе частной собственности от эксплоатации и капитали-
стического порабощения, и тем сильней он стремится к отмене
частной собственности. Таким образом, вместе с пролетариа-
том рождаются социалистические тенденции в силу есте-
ственной необходимости, у самих пролетариев и у тех, кото-
рые становятся на точку зрения пролетариата и, следователь-
но, желают содействовать его независимости, т.-е. равенству и
свободе.
Но это об'ясняет только возникновение упомянутых стре-
млений, но еще не говорит ничего об их осуществимости. Кон-
центрация капитала усиливает их шансы на успех. Чем даль-
ше она прогрессирует, тем более она умножает и организует
пролетариат; но тем меньше, слабее и неувереннее становится
масса заинтересованных в частной собственности на средства
производства, т.-е. самостоятельных предпринимателей, тем
слабее их интерес в сохранении этой собственности, и тем бо-
— 102 —
лее, стало быть, концентрация создает условия нового способа
производства.
Процветание самостоятельного крестьянского и ремеслен-
ного производства предполагает частную собственность на
средства производства. Опыт доказал, что где
социалисты
основывали коммунистические общества на основе ремеслен-
ного и мелкого крестьянского производства, там рано или
поздно необходимость перехода к частной собственности на
средства производства брала верх над социалистическим энту-
зиазмом, создавшим общину, если внешние условия не содей-
ствовали укреплению связей внутри коммунистического об-
щества; например, жизнь среди враждебного населения, чу-
ждого по языку и религии.
Совершенно другой оборот дело принимает там, где инди-
видуальное производство не является общим правилом, а ис-
ключением, где экономические условия благоприятствуют ро-
сту общественного производства и содействуют переработке
чувств и мышления рабочих в духе общественного сотрудни-
чества. Там социалистическая организация должна стать воз-
можной без энтузиазма, бывшего всегда уделом исключитель-
ных натур и не выдерживающего столкновения с пошлостью
обыденной жизни.
Вот из каких элементов, по идее марксизма, должен воз-
никнуть социализм. Концентрация капитала выдвигает исто-
рическую задачу введения нового общественного строя. Для
решения этой задачи она создает необходимые силы в лице про-
летариев; она дает средство для разрешения ее, а именно-
общественное производство; но она этим сама по себе еще не
проблемы. Решение ее вытекает только из
борьбы пролетариата, его желания и сознания.
А если так, то отдельные цифры, свидетельствующие о су-
ществовании громадного числа мелких предприятий, не имеют
ни малейшего значения для нашего исследования. Они нам ни-
чего не говорят о направлении развития, а установить
по ним момент, когда общество созреет для социализма,
мы не можем. Этот момент зависит от бесчисленного множе-
ства мельчайших условий, которых никто не в состоянии
103 -
учесть; a posteriori можно установить экономические при-
чины этих условий, но, a priori посредством статистики, нель-
зя определить их силу. Пока мы еще весьма далеки от того,
чтобы могли заменить классовую борьбу статистическими вы-
числениями. Мы должны бороться. Никакая статистика нам не
скажет, близки ли мы к победе и к возможности успешно
использовать ее. Конечно, шансы на победу зависят от кон-
центрации капитала. Но с нашей стороны было бы ребяческой
затеей, если бы мы пытались определить, какова должна быть
степень концентрации капитала для того, чтобы победа была
возможна.
Бернштейн полагает, что
«если централизованная форма производства является
предварительным условием для обобществления произ-
водства и транспорта, то в самых передовых странах
Европы эта форма представляет собой лишь частич-
ный факт; так, если бы в Германии государство взду-
мало в близком будущем экспроприировать все пред-
приятия, в которых нанято по 20 человек и более,—все
равно, с целью ли присту
:ть к вполне
самоличному
производству, или же с целью отдачи в частную аренду,
—то в промышленности и торговле остались бы еще в
руках частных лиц сотни тысяч предприятий, с более
чем 4.000.000 рабочих» (русск. пер., стр. 150—151).
О сельском хозяйстве нечего и говорить!—И дальше:
«О колоссальности задачи, которая предстояла бы го-
сударству или государствам при передаче вышеупомяну-
тых предприятий в их руки, дает некоторое представле-
ние тот факт, что таких предприятий в тор-
говле и промышленности не менее не-
скольких сот тысяч с пятью или
шестью миллионами рабочих». И Берн-
штейн делает отсюда такой вывод: «Мы должны признать
тот факт, что необходимое для социализации производ-
ства и распределения предварительное материальное
условие,—высоко развитая централизация предприятий,
—лишь отчасти
осу
II
ветвилось» (рус. пер., стр. 150,151).
104 —
В первой главе Бернштейн оспаривал, что общественное
развитие в последнем счете сводится к развитию
производства; потом ои утверждал, что бесполезно и невоз-
можно доказывать «имманентную экономическую необходи-
мость социализма», а теперь он приводит его в самую рабскую
и непосредственную зависимость от экономических условий.
Тут он сам вдруг утверждает, что только когда пользование
средствами производства будет обобществлено во всех
областях производства, тогда можно будет направить раз-
витие собственности к социализму. А ведь речь идет именно
об этом, об изменении направления развития собственности, а
вовсе не о том, чтобы «во время продолжительного ночного за-
седания»,—как справедливо иронизирует Виктор Адлер,—
сразу декретировать обобществление всех предприятий, в ко-
торых занято более 20 человек,—как можно было бы подумать
на основании предостережения Бернштейна. Мимоходом заме-
тим, что эти сотни тысяч предприятий в промышлен-
ности и торговле, в которых занято по 20 человек и более, и
которыми Бернштейн нас запугивает, при ближайшем рас-
смотрении сводятся всего-на-всего к 48,956. Очевидно, нашему
пессимистически настроенному статистику почудился лишний
нуль.
Мы должны отказаться от надежды открыть путем стати-
стических исследований момент наступления царства буду-
щего. Из всех приводимых Бернштейном цифр остаются в та-
ком случае только данные германской статистики профессий
и предприятий’ Действительно, они по-своему красноречивы.
Хотя они не говорят, как далеки мы от царства будущего, но
они показывают, подвигаемся ли мы в направлении, которое
было предсказано Марксом.
Если бы мы желали ограничиться опровержением Берн-
штейна, мы могли бы облегчить свою работу. Нам следовало бы
только предоставить слово самому Бернштейну. Несколько лет
тому назад (в ноябре 1896 г.) он написал статью о «современ-
ном состоянии промышленного развития в Германии», входя-
щую в серию статей «о проблемах социализма», в конце кон-
цов имевших у него роковые последствия, так как в резуль-
тате получилась проблематичность его собственного социализ-
ма „N. Z.“ XV, 1,303). Тогда он писал:
105
«Ни один компетентный человек не станет отрицать
того, что характерной особенностью развития современ-
ной германской промышленности является переход от
мелкого производства к крупному, от ремесленного к
фабричному, от крупных фабрик к гигантским производ-
ствам. Недавно опубликованная имперская статистика
профессий и производств ставит этот факт вне всякого
сомнения. По сравнению с предыдущей переписью 1882 г.,
группа В профессиональной переписи (промышленность,
рудники, горноделие, строительная часть) обнаруживает
в 1895 г., при 14,48% прироста населения, следующие из-
менения в числах участвующих в промысловой деятель-
ности:
1882 т. 1 1;Увелич (+);Умен.(—) 1895 г. i! — । '
| Абсол. число о/о
Самостоат. предприниматели. . 1.861.502 1.774.481 — 87.021 — 4.68
„ кустари 339.644 287.389 — 52 255 — 15.39
Технический надзор, конторский персонал 99.076 263.747 + 164.671 + 166.21
Подмастерья и ученики . . > ; 4.096.243 5.955.613 + 1.895.370 + 45.39
Всего . . 6.396.465 8.281.230 ! +1.884.765 + 29.47
«Цифры сами за себя говорят: если на одного
самостоятельного приходилось двое служащих, то в
1895 г. отношение уже равнялось 1:3. При первом
же взгляде бросается в глаза важность
происшедшей перемены.
«Но значение этих цифр не вполне
еще понятно для незнакомых с трак-
туемым вопросом. Это отношение, показываю-
щее, чго во всем государстве, в среднем, на одного само-
стоятельного хозяина приходится трое служащих по
найму, позволяет еще думать, что даже в настоящее вре-
мя крупная промышленность значительно еще уступает
мелкой (ремесло и небольшие фабрики); что она, без
— 106 —
сомнения, достигла чрезвычайного распространения, но
не настолько, чтобы ее можно было признать господ
ствующей. Если за 13 лет, несмотря па колоссальные ус-
пехи техники, число самостоятельных хозяев уменьши-
лось всего-на-всего на 140,270, что даже не составит пол
ных 6 процентов, то может показаться, что полное вы-
теснение ремесла и мелкой промышленности совершится
в весьма отдаленном будущем, что ремесло сохраняет за
собой, кроме художественных профессий, довольно важ-
ные области».
То, что Бернштейн здесь называет обманчивой видимостью,
могущей ввести в заблуждение людей, не вполне знакомых
с делом, через два года для него стало действительностью,
относительно которой могут ошибаться только глупцы, слепо
верующие в слова учителя.
В 1896 г. Бернштейн был еще в числе этих глупцов; его
проницательный взор сумел угадать действительность, скры-
вавшуюся за этими цифрами. Он писал далее:
«Однако, эти грубые цифры далеко не выражают дей-
ствительные отношения между крупной и мелкой про-
мышленностью. Они показывают только внешнюю груп-
пировку части населения, участвующей в промышлен-
ности, в узком смысле этого слова; но они умалчивают
относительно всех фактов, необходимых для ознакомле-
ния с внутренними отношениями производства (размер,
характер и т. д.). Для этого нам необходимы не только
имеющие выйти данные статистики профессий о распре-
делении групп предприятий в отдельных отраслях про-
изводства, но также и сведения о положении отдельных
предприятий в их группе, об относительной производи-
тельности труда и тому подобных деталях, о которых
статистика профессий вообще не дает никаких сведений».
Потом он делает попытку «приблизительно определить на-
стоящее положение дела», основываясь на книге Зинцгеймера:
«О пределах расширения крупных фабрик в Германии», п при-
ходит к такому результату:
— 107 —
«Если мы примем во внимание происшедшие, согласно
новейшей промышленной статистике, перемещения в рас-
пределении трудящихся во всех группах производств и,
кроме того, еще тот неоспоримый и неоспариваемый факт,
что и производительная сила труда сильнее всего воз-
росла в крупных производствах, то нам не покажется
чересчур смелым утверждение, что в настоящее время
на крупную фабричную промышленность приходится не
меньше 60—70 % всего производства, тогда как в 1882 г.
эта часть равнялась 47—54%. Две трети, если
не три четверти промышленного про-
изводства, принадлежат крупному фаб-
ричному производству, коллективисти-
ческому крупному производству. Этот
факт скрывает от нас тысячи обстоятельств; прежде все-
го то, что очень значительная часть этих продуктов круп-
ной промышленности состоит из полу-фабрикатов, а
остальную часть нам доставляют люди, которые только с
виду участвуют в производстве продуктов, в действи-
тельности же являются посредниками. Но неоспоримость
этого факта вне всякого сомнения. Иное дело вопрос,
созрели ли уже коллективистические предприятия, произ-
водящие такую колоссальную часть национального про-
дукта, настолько, чтобы онн могли быть из’яты из рук
частных предпринимателей».
Этот вопрос может быть решен не статистическими иссле-
дованиями, а только успехами движения. Следовательно, мы мо-
жем оставить его в стороне; но заметим себе, что не так давно
сам Бернштейн пришел к выводу, что крупная фабричная про-
мышленность, в 1882 г. создававшая только половину
национального продукта, через 13 лет производила две
трети, если не три четверти этого продукта. Не на-
зывать этого быстрой концентрацией капитала, — развитием,
подвигающимся гигантскими шагами к коллекпгвистическому
производству, значит прилагать к быстроте исторического про-
цесса довольно странный масштаб.
Сопоставление количеств продуктов, ясно обнаруживает’
Успехи крупного предприятия. Но и при сравнении числа
108 —
предприятий разных категорий и занятых в них рабочих не-
возможно отрицать успехи крупного предприятия. В промыт-
ленности, торговле, транспорте, рыболовстве, садоводстве было:
Предприятий:
С 1— 5 человек
„ 51- 200 „
201—1000 „
„ свыше 1000 „
1882 г. 1895 г.
4.335.822 4.770.669
68.763 113.547
43.952 77.752
8.095 15.624
1.75 23.076
127 225
Увеличение в %
10,0
65,1
76,9
93,0
75,6
100,8
Всего . 3.005.457 3.144.947 4,6
В то время, как общее число предприятий возросло на 4,0 %
прирост мелких предприятий равняется только 1,8%, а гигант-
ских предприятий (Riesenbetriebe)—100%. Правда, число
первых абсолютно немного возросло, но относительно оно
уменьшилось. Из каждых 100 предприятий приходилось на:
Предприятия.
С 1—5
. 6— 10
„ 11— 50
„ 51— 200
„ 201-1000
„ свыше 1000
Таким образом, процент,
предприятий в общем числе
лого до 93 с небольшим.
1882 г. 1895 г.
человек 95,9 93,3
0,3 0,5
0,0 0,1
0,0 0,0
приходившийся на долю мелких
предприятий, упал с 96 без ма-
Конечно, процент мелких предприятий может показаться
еще необыкновенно высоким, но картина изменяется, если ми
станем рассматривать число занятых лиц:
Предприятия. 1882 г. 1895 г. Увеличен, в %.
С 1— 5 человек 2.882.768 2.934.723 1,8
, 6— 10 „ 500.097 833.409 66,6
„ 11— 50 „ 891.623 1.620.848 81,8
„ 51— 200 „ 742.688 1.439.776 93,9
„ 201—1000 „ 657.399 1.155.836 75,8
„ свыше 1000 „ 213.160 448.731 110,5
Всего. . 7.340.789 10.269.269 39,9
Число всех занятых в промышленности лиц воззросло на
40%, в мелкой только на 10%, в самой крупной—на 110%
Стало быть, и здесь обнаруживается относительное уменьше-
ние мелких предприятий и притом очень значительное.
— 109 -
Из каждых 100 занятых человек приходилось в:
Предприятиях: 1882 г. 1895 г.
С 1— 5 человек 59,0 46,5
. 6- 10 „ 6.8 8,1
„ 11— 50 „ 12,2 15,8
, 51— 200 „ 10,1 14,0
. 201—1000 „ 9,0 11,2
„ свыше 1000 „ 2,9 4,4
Мелкие предприятия, занимавшие в 1882 г. околодвух
третей промышленного населения, в 1895 г. содержали
менее половины.
Но эти цифры не дают еще полной картины социальных
изменений, обусловливаемых относительным падением мелкого
предприятия. Женский и детский труд—изобретение крупного
капитала; но в настоящее время этот труд в гораздо большей
степени эксплоатируется падающими мелкими предприятия-
ми, пытающимися спастись от гибели выжиманием пота мало-
летних и неспособных к сопротивлению элементов.
К сожалению, мы пе можем установить, возросло ли, и в
какой степени, применение женского труда внутри каждой
категории предприятий, потому что перепись 1895 г. в этом
отношении основывалась не на тех же принципах, как в 1882 г.
Но и абсолютные цифры говорят довольно ясно. В 1895 г.
число наемных промышленных рабочих равнялось 6.871.504;
из них женщин было 1.623.607, мужчин 5.247.897; в 1882 г.
всех числилось 4.226.052 чел.; из них мужчин 3.433.689, жен-
щин 792.363. Общее число рабочих возросло на 62,6%, число
мужчин на 52,8 %, женщин на 104,9%!
В 1895 г. рабочие распределялись по различным категориям
предприятий следующим образом:
ПРЕДПРИЯТИЯ.
Одияочные............
С 1—5 равоч.........
» в—20 равоч........
Свыше 20 робоч......
Мужчва.
I
I
1.125.125'66%
1.354.598
967.578
2.925.721
88%
79"/,
800/,
Женщин.
Всего.
589.226 340/,'
i
636.646 32%
256.428 21%
730.533 20%
1.714.351
1.991.244
1.224.006
3 656.254
— 110 -
Мы видим, насколько женский труд преобладает в мелких
предприятиях; мы видим также, что в то время, как лица, за-
пятые в мелких предприятиях, составляют 46,5 % числа всех
занятых в промышленности, число муж чин, запятых в этой
же категории предприятий, не превышает 43,4% всего муж-
ского рабочего населения и, следовательно, значительно
меньше.
Число малолетних также выше в мелких предприятиях,
чем в крупных. К сожалению, здесь также невозможно срав-
нивать данные 1832 г. и 1895 г.
Среди 6.871.504 рабочих, занятых
в 1895 году в промыш-
ленности, малолетних было 603.150, т.-е. 8,8 %. Если из об-
щего числа рабочих вычесть число жен хозяев, как это делает
имперское статистическое бюро, тогда останется 6.474.727 ра-
боч., и, следовательно, малолетних будет 9,1 %.
На каждые 100 рабоч. приходилось малолетних в:
предприятиях с 1— 5 чел. 15,2
„ „ 6—20 „ 10,2
я свыше 20 „ 5,9
Таким образом, в мелкой промь
III
ленности взрослые муж-
чины составляют значительно меньшую часть рабочих, чем в
крупной. Среди элементов пролетариата, играющих решаю-
щую социально-политическую роль, отношение становится
еще более благоприятным для рабочих крупной промышлен-
ности, чем можно было бы заключить на основании «грубых
цифр» общего числа р гбочих в каждой категории предприятий.
Если же мы рассмотрим каждую отрасль промышленности
в отдельности, мы увидим, что и концентрация капитала про-
грессирует еще быстрее, чем можно бы предположить при пер-
вом взгляде на «грубые цифры» статистики предприятий.
Прежде всего заметим, что концентрация капитала не про-
исходит с одинаковой быстротой во всех отраслях промышлен-
ности. Крупное предприятие постепенно овладевает различ-
ными областями и вытесняет мелкое предприятие из какой-ни-
будь отрасли, не выбрасывая этим, однако, всех мелких пред-
ill
припимателей в ряды пролетариата. Гонимые от одной дея-
тельности, они подыскивают себе другую; продают продукты,
которые они сами прежде производили, и превращаются из
промышленников в торговцев-посредников и т. и. Таким обра-
зом, область мелкого предприятия все более стесняется, но
абсолютное число мелких предприятий не обязательно
уменьшается. Успехи крупного предприятия в одной отрасли
проявляются в умножении мелких предприятий в другой, в
переполнении какой-нибудь отрасли. Если, с одной стороны,
мелкие предприятия гибнут от конкуренции крупных, то, с
другой стороны, они гибнут также от конкуренции, обусло-
вливаемой переполнением отрасти. Они впадают во все возра-
стающую зависимость от капитала, вынуждены все более и
более специализироваться и, таким образом, расчищают до-
рогу крупному предприятию, которое рано или поздно утвер-
дится также в этой области.
Прежде всего мы можем установить тот важный факт, что
концентрация производств в промышленности значительно
опередила торговлю и транспорт, если за масштаб примем
число занятых рабочих. Правда, это не вполне безупречный
масштаб: в торговле предприятие, занимающее 10—20 чел.,
может быть крупной фирмой, тогда как в промышленности по-
добные предприятия вообще близки к ремеслу. Но в нашем
распоряжении пет других данных. В 1895 г. из каждых 100. че-
ловек приходилось на:
j' ПРЕДПРИЯТИЯ С
Щ—о чел. |tb—50 чел.: свыше 50
Промышлэн, горное и строительное дело
Торговля, трансп.» рестор. и гостиницы .
I
39,9 j 23,8
I
69,7 ! 24,3
36,3
Только для промышленности можно поместить в рубрики
«-мелких» и «средних» предприятия, занимающие 1—5 человек
и 6—50. В торговле же фирма, занимающая 5 служащих, мо-
жет уже составлять среднее предприятие, а с 50—всегда будет
трупным.
112 -
Но в промышленное™ па долю мелких предприятий прихо.
дится уже не более 40 % занятых лиц. В lSS2r. они еще занг.
мали 55 %. В промышленности падение мелкого предприяти;-
происходит быстрее, чем в торговле. Вог как возросло ил;:
уменьшилось число запятых лиц от 1882 г. до 1895 г.
Н предприятия С_______
{ 1—5 чел. | 6—50 чел. I свыше 50 ч.
Промышленность и т. д. . . . !i * i: - 2,4% +71,5% + 87,2%
Торговля и г. д II +48, е% +94,1% + 137,8%
Итак, в промышленности мы наблюдаем абсолютное умень-
шение числа занятых в мелких предприятиях. Уменьшен®
числа самых мелких предприятий еще значительней; оно не
меньше 8,6 %. В то время, как число мелких предприятий вс
всех промыслах в совокупности увеличилось на 51.955, в про-
мышленности число их уменьшилось на 185.297.
Перейдем к детальному рассмотрению данных. Мелкое пред-
приятие более всего оттеснено, а крупное более всего развилось
в следующих отраслях, в которых на каждых 100 занятых че-
ловек приходилось:
ОТРАСЛИ I1 В ПРЕДПРИЯТИЯХ С
|[ 1 — 5 чел. 6—50 чел. свыше 50 я.
Горная промышленность II 0,7 4,0 95,3
Химическое производство .... ! 15,7 22,6 61,7
Текстильная промышленность . . I 26,0 14.8 59,2
Производство машин и инструм. 22,1 18,9 59,0
Писчебумажное производство . . 17,7 31,5 50,8
Керамическое производство . . . 12,8 42,5 44,7
Производство светильных матер. 1 15-2 45,1 39.7
из —
Зато мелкое предприятие еще господствует в следующих
отраслях, в которых на каждых 100 занятых приходилось:
ОТРАСЛИ | В ПРЕДПРИЯТИЯХ С
; ।—5 чел. 6—50 чел. I свыше 50 ч
Животноводство и рыболовство . 88,8 7,9 3,3
Изготовление одежды и чистка . 80,4 13,2 6.4
Гостиницы и рестораны 74,6 24,1 1.3
Торги ля 70,8 25,2 4.0
Садоводство коммерческое . . . •60,2 31,5 8,3
Художественные производства. . 58,4 33.8 7,8
Обработка древеса, материал. резьба 57,8 296 12,6
Но и здесь мы можем констатировать начало концентрации
капитала. Уменьшение и увеличение числа лиц, занятых в
1882 г. и 1895 г., составляло:
ОТРАСЛИ В ЦгВ Н1Р11ЯТИЯХ С
1—5 че б — 5'i чел. свыше 50 ч.
Животноводство н рыболовство . + 3.7% + 35,1% 4 700,9%
Изготовление одежды и т. л. . . - 0,6% + 81.5% +162,0%
Гостиницы и т. д + 70.2% + 138.7% +429 7%
Торговля +-47,1% + 89.5% + 177,6%
Садоводство коммерческое. . . , + 650% + 141.6% + 40. %
Художественвые производства. . + 4.2% + 66.9% +576.1%
Обработка древеси материал, и т.д. - 3, % + 118,6% + 133.7%
Промыслы вообще + 10,0% + 76,3% + 86.2%
Итак, за исключением садоводства, повсюду крупное пред-
приятие развивается быстрее мелкого. Если не считать садо-
водства с незначительным числом занятых лиц, то остаются
лишь две отрасли, где мелкое предприятие широко распростра-
нено, и число запятых возрастает быстрее населения. Это—
пивные и мелочные лавки. В рубрику «торговля»,—поясняет
114 - -
имперское статистическое бюро в отчете о результатах прокк
еловой переписи за 1895 г.,—занесены многочисленные мелкие
лавочники, торговцы колониальными товарами, с'естными при
пасами, напитками и т. п., благодаря которым мелкое пред
приятие играет такую важную роль. Во всех упомянутых видал
торговли участвовало:
В предприятиях одиночных . . . 317.460
„ „ с 2 лицами 215.730
„ „ „ 3—5 лицам» 211.175
Всего мелких.......................... 809.275
Всего мелких и крупных.............. 1.105.423
Весьма значительная доля мелких предприятий в рубрик
«гостиницы и рестораны» происходит от очень большого числа
содержателей мелких гостиниц, ресторанов, меблированных
комнат и т. п. В этой группе промыслов участвовало лиц:
Хозяев-одиночек..................... 99.407
В заведениях с 2 лицами.............122.194
„ „ „ 3—5 лицами . 211.175
Итого мелких заведений .... 432.776
Всего крупных и мелких............. 579.958
Если, кроме того, мы заметим, что в отрасли по производ-
ству платья и чистке перевес мелких предприятий обусловли-
вается швейным и портняжным делом, парикмахерскими я
прачечными, то мы получим все элементы тех цифр, которым!!
Бернштейн оспаривает теорию Маркса.
Маркс в «Капитале» заметил в одном месте:
«По уверению г. профессора Рошера, им сделано сле-
дующее открытие: одна швея, работающая у госпожи про-
фессорши в течение двух дней, исполняет большее коли-
чество работы, чем две швеи в течение одного дня. Мы
можем только посоветовать ученому профессору произво-
дить свои наблюдения над капиталистическим производ-
ством где-нибудь в другом месте, а не в детской, и при
том не при таких условиях, где нет самого главного липа
капиталиста». («Капитал», изд. 1898 г., т. I, 276).
Чтобы развить марксизм и придать ему больше научноеги.
Бернштейн прибавил к детской—цырюльни и пивные. Здесь
ведь концентрация капитала оставляет еще желать многого-
— 115 —
Припомним указание Бернштейна, что предварительные усло-
еня осуществления социализма еще не осуществлены в Гер-
мании, потому что в торговле и промышленности остаются еще
сотни тысяч «предприятий», которые занимают более
i 000.000 рабочих, и которые «пришлось бы оставить в частных
руках». Теперь мы знаем, что из себя представляет большин-
ство этих «предприятий». Социализм оказывается неосуще-
ствимым вследствие невозможности обобществить отрасли, ко-
торые представлены в лице торговок овощами, содержательниц
меблированных комнат, прачек, швей и т. п.! Эти элементы, по
мнению Бернштейна, составляют самый надежный оплот капи-
талистической собственности. Изучение законов развития ка-
питализма следует производить не на копях, заводах, прядиль-
нях, мануфактурах, машиностроительных заводах и т. п., а на
них «предприятиях»!
Общее число мелких предприятий возросло с 1882—1895 г.
на 51.955. Но их было в группах:
1882 г. 1895 г. Увеличение.
Торговля............ 434.785 603.209 168.424
Гостиницы и рестораны . 163.991 220.655 56.664
Всего . . . . 598.776 823.864 225.088
Если откинем от промыслов вообще эти две группы, то, вме-
сто у в е л и ч е и и я числа мелких предприятий па 51.955, мы
нолучим уменьшение па 175.133. Персонал мелких пред-
г.риятий в двух упомянутых группах составлял.
1882 г. 1895 г. Увеличении.
Чорговля . 641.696 943.545 301 849
Гостиницы п рестораны 244.297 432.776 188 479
Всего......... 885.993 1.376.321 490.328
Но в то же время персонал всех мелких предприятии уве-
личился на 434.847; и если мы вычтем персонал этих двух
групп, то получим для мелких предприятий, вместо увеличе-
ния, уменьшение на 55.481, при одновременном приросте всего
населения и еше более значительном увеличении всего промы-
лового персонала.
Но умножение мелких предприятий в торговле и в отрасли
'осгиниц и ресторанов не есть признак их жизнеспособности
а продукт их разложения. В большинстве случаев, мелкие ла-
116 —
вояки, меблированные комнаты, это—исход для потерпевши^
крушение, или же средство дополнить трудом жены зара
боток мужа, продающего свой труд. В обоих случаях эти защ
тия имеют пролетарский характер. Кроме того, они все более и
более начинают зависеть от клиентов пролетариев, потому чт,
состоятельная буржуазия обращается для удовлетворения свс
иг; потребностей к услугам лучших предприятий. Таким обра-
зом, содержатели мелких заведений и мелкие торговцы все бо-
лее и более проникаются взглядами и чувствами пролетариев
Если прежде в среде пролетариата имел влияние мелко-бур
жуазный образ мыслей, то в настоящее время устанавливается
обратное отношение.
К этому присоединяется еще одно обстоятельство, имеющее
место именно в тех отраслях, где преобладает мелкое предприя-
тие,—обстоятельство, о котором, конечно, статистика умаляй
вает. Она показывает не экономическую, а техниче-
скую концентрацию предприятий. Но даже техническую кои
центрацию она изображает только отчасти, потому что в про-
мысловой переписи, в качестве особых предприятий, фигури-
руют промыслы, в действительности соединенные по нескольку
в одно предприятие. Точно так же и отделения рассматрива-
лись, как самостоятельные предприятия. Следовательно, в дей-
ствительности, общее число предприятий ниже, а число круп-
ных—выше, чем число, показанное переписью.
Но техническая концентрация есть только одна из форм
экономической концентрации: бесспорно —самая важная и со-
вершенная форма. Но мы находим концентрацию капитала так-
же и там, где капиталист экономически подчиняет себе техвя-
чески-самостоятельные предприятия. Припомните домашнюю
форму промышленности. Теперь посмотрите вышеприведенный
перечень промыслов, в которых еще преобладает мелкое пред
приятие; вы увидите, что это именно те отрасли, в которых мел-
кие предприятия обладают очень незначительною экономиче-
ской самостоятельностью. Так, например, домашняя промы-
шленность очень распространена в производствах по обработке
древесных материалов (столярное, токарное ремесло, плетение
корзин, соломенных шляп, игрушечный промысел) и, в особен-
ности, в отрасли изготовления одежды и чистки (изготовление
— 117 —
платья н белья, перчаточные, сапожные и модные мастерские,
прачечные, гладильни). Статистику такие мелкие предприя-
тия кажутся самостоятельными предприятиями, для экономи-
ста же их хозяева являются не собственниками средств произ-
водства, а более всех утесненными, хуже всех оплачиваемыми
наемными рабочими.
Аналогичный процесс происходит и в мелкой торговле и
всякого рода ресторанах, номинальные владельцы которых все
более и более превращаются в фактических агентов и наемных
ОТРАСЛИ. Из каждых 100 человек приходилось на предпри- ятия о Абсолютное увеличение или уменьшение числа лиц в О'в о 882 г. по | 1-95 г. в предприятиях о
1-5 6—50 свыше 50 | 1—5 6—50 свыше 50
Обработка металлов. 1882 62,8 18,7 18,5
1895 44,6 24,6 30,8 “1,2 + 83,4 + 131,3
Отвес, увелич. иля умевып. —18.2 Т 5,9 + 1,23
Ножевен. произвол. . 1882 62,9 21,3 15,8
1895 50,6 24.9 24,5 + 6,2 + 54.2 + 104,5
jthov. увелич. или умевып. —12,3 +3,6 -*-8,7
Обработка пищевых продуктов и т. п. . 1882 60,3 19.6 20,1
1895 51,9 21,9 24,2 + 18,0 + 67,6 66,0
Относ, увелич ила уменып. -8,4 + 4,3 + 4,1
Строительное дело . 1882 46,0 36,1 17,9
1895 27,0 39,6 33,4 1-15.3 + П4,6 264.9
Отвес, увелач. или умевып. —19,0 + 3,5 + 15,5
Транспортное дело . 1882 64,1 17,3 18,6
1895 54,0 18.0 28,0 + 10,8 + 37,6 97,0
Очвос. увелич. или уменып —10,4 + 0,7 +9,4
служащих нескольких крупных капиталистов. Рестораторы
становятся все более и более зависимыми от крупных заводчи-
ков-пивоваров. часто отпускающих им в кредит не только
- 118 —
пиво, но и средства для обзаведения нужным инвентарем. Кро-
ме того, большая часть пивных и ресторанов мало-по-малу
превращается в прямую собственность пивоваренных заводов.
Хозяева этих заведений являются только арендаторами, си
дельцами, назначенными пивоварами. То же самое происходит
и в торговле. Сейчас в нашем распоряжении нет цифр, относя-
щихся к Германии, для подтверждения этого общеизвестного
факта. В английском „Contemporary Review" Макрости пишет,
что «лондонские дешевые рестораны находятся в руках четы-
рех или пяти фирм. Точно в таком же положении находится
торговля молоком, сигарами, аптекарскими товарами: олпя
компания владеет 100 табачными магазинами». Об этом Берн-
штейн нам ничего не сообщает. Он ограничивается замена
нием, что в Лондоне с 1875 до 1886 года число торговых пред
приятий возросло с 295.000 до 366.000.
Бернштейн нам напоминает о сотнях тысяч мелких пред-
приятий, которые пришлось бы оставить в частных руках и не
экспроприации крупных предприятий. Но какое множество из
200.000 мелких предприятий рассмотренной нами категории
(рестораны, гостиницы) действительно зависели бы от государ-
ственного хозяйства, если бы в Германии мы обобществили
только 300 крупнейших пивоваренных заводов, занимающих
по переппсп 1895 г. более, чем по 50 человек. Во всех странах,
где введена табачная монополия, любой ребенок знает, что
обращение производства и продажи табаку в государственное
предприятие совместимо с существованием многих тысяч та
бачных магазинов. Обобществление производства вовсе не
предполагает преобладания крупных промысловых единив во
всех областях.
Нам остается еще рассмотреть обработку металлов, кожи,
питательных веществ, строительную и транспортную промы
тленность, как отрасли, в которых мелкое предприятие дер-
жится еще несколько прочно. Страховые общества, занимаю-
щие 22.000 человек, мы можем отбросить. Цифры говорят
(Смотри таблицу на стр. 108).
Во всех этих промысловых отраслях мы наблюдаем сильное
относительное уменьшение числа лиц в мелких предприятиях,
а в отрасли по обработке металлов да-жс абсолютное уменьше-
119 —
пие. Этому соответствует здесь еще более значительное умень-
шение числа предприятий. В то время, как численность лиц,
занятых в мелких производствах, понизилась на 1,2% (3.401
человек), число самих мелких производств уменьшилось на
7,6% (11.889). В других из вышеперечисленных отраслей мел-
кие предприятия абсолютно возросли, но далеко не в такой
степени, как средние и крупные. Но особенно поразительно
относительное уменьшение числа мелких предприятий в строи-
тельном деле, этой твердыне ремесла.
В транспортном деле численность персонала мелких пред-
приятий относительно высока потому, что в промысловую пе-
репись не вошли самые крупные предприятия,—железные до-
роги, телеграфы, почты. Вообще, все общественные предприя-
тия были исключены, как не относящиеся к промыслам; напри-
мер, муниципальные учреждения (водопроводы, свалка сора,
скотобойни); следовательно, именно те предприятия, которые
принадлежат к самым крупным. (См. таблицу на стр. 112).
Но транспортное дело состоит не только из колоссальных
предприятий, но и из многочисленных крошечных предприя-
тий, в экономическом отношении незначительных и едва заслу-
живающих названия предприятия. Из 3.945 погребальных кон-
тор 3,674 были одиночными предприятиями; из 10.514 комис-
сионных «предприятий» (слуги, посыльные)—10.200; из 18.737
промышляющих извозом и содержащих почту 9.532 не держа-
ли служащих. Итак, следует ли нам, кроме торговок овощами,
содержательниц меблированных комнат и цырюльников, отне-
сти также погребалыциков, посыльных, извозчиков к многоты-
сячной армии мелких предприятий, могущих угрожать перехо-
ду к социализму?
Из всех вышерассмотренных отраслей, невидимому, только
производство пищевых продуктов и т. п. благоприятствует мел-
кому предприятию. Здесь наблюдается наибольшее абсолютное
увеличение мелких предприятий, и к тому же (исключитель-
ное явление, которое имеет место еще только в садоводстве)
крупные предприятия в этой отрасли возрастают медленнее,
чем средние.
Но из миллиона лиц, приходящихся на эту груипу, 153.080
принадлежат к табачному произвол ст ву; здесь мел-
— 120 —
кое предприятие принимает форму капиталистически-эксплоа-
тируемой домашней промышленности. С другой стороны, сюда
же вошли 97.682 чел., занятых на пивоваренных заводах
и почти такое же число рабочих на с век л о - сахарных
(95.162). Это уже область крупного предприятия. Оно быстра
прогрессирует также в мукомольном производстве (110.267^)
Таким образом, из всех значительных отраслей этой группы
самостоятельные мелкие предприятия господствуют только г
хлебопекарном деле (с кондитерским 261.916 чел.) и мясной
промышленности (178.873). Но причина, благоприятствующая
в этих промыслах мелкому предприятию,—монополизирование
ими ограниченного местного рынка,—в то же время влечет за
собой такие злоупотребления, что для устранения их все более
назревает необходимость в обобществлении, которое может по
глотигь эти две неот’емлемые области мелкого предприятия
скорее, чем всякую другую отрасль, где уже сильнее преобла-
дают крупные предприятия. Развитие потребительных обществ
и социальная политика муниципалитетов могли бы живо про
извести переворот в этой области.
В мясной промышленности коммунальные бойни уже подго
говили почву и обобществили важнейшие функции мясопро-
мышленников. Но если бы даже этот процесс не прогрессиро
вал, то все же развитие крупного производства не остановилось
бы перед пекарным делом и мясной промышленностью. Здесь
также начинает замечаться концентрация капитала. Перепись
обнаружила в отраслях:
Самостоя- тельные хозяева. Наемные рабочие. На 100 заня- тых прихо- дилось само стоят, хоз.
1882 74 283 109 047 40,5
Пекарное дело 1895 84 605 163.982 34,1
1882 60 684 69.997 46,4
Мясная промышленность 1895 69.277 107.394 39,2
Примите во внимание все приведенные цифры и задайте
себе теперь вопрос, имеет ли Бернштейн право утверждать, чт<
нарисованная Марксом картина капиталистической концентра-
ции не соответствует действительности, что она имеет односто
— 121 —
ронний характер, что распространение и расширение крупного
предпрития составляет только одну сторону экономического
развития. Редко теория так блестяще подтверждалась, как уче-
ние Маркса—германской статистикой производств и профес-
сий. Защищая с глубоким убеждением эту теорию до тех пор.
пока ее не подтверждали цифровые данные, Бернштейн усом-
нился в ней именно тогда, когда не может быть никаких сомне-
ний в том, что эта теория—точное отражение действительности.
А земледелие? Разве оно не доказывает несостоятель-
ность теории Маркса?
Бесспорно, здесь дело не так ясно, как в промышленности.
Еще в 1864 г. Маркс писал в „Inaugurala'iresse“ конгрессу
Международного общества рабочих: «Раскройте официальные
регистры Англии 1861 г., и вы найдете, что число землевладель-
цев в Англии в Валлисе понизилось за десятилетие 1851—
1861 г.г. с 16.934 до 15.066, так что концентрация земельной
собственности за 10 лет возросла на одиннадцать процентов.
Если сосредоточение земельной собственно
сти в немногих руках будет подвигаться
так же быстро, то решение аграрного вопроса
очень упростится».
Но этого упрощения не произошло. С того времени, когда
были написаны вышеприведенные слова, ряд новых обстоя-
тельств,—главным образом, заатлантическая конкуренция в
производстве средств существования и повсеместное бегство
сельских рабочих из деревни,—тормозит концентрацию земель-
ной собственности и сельско-хозяйственных промыслов. Вместо
того, чтобы упроститься, аграрный вопрос все более и более
осложняется и делается самой запутанной из проблем, разре-
шение которых составляет призвание социал-демократии.
Но мы полагаем, что можем считать вполне установленным
следующее. Как бы ни развивались дальше аграрные отноше-
ния, сельское население будет оказывать все меньшее влияние
на общественное развитие уже только потому, что оно относи-
тельно, а местами даже абсолютно, уменьшается. Этот процесс
совершается неизбежно не только в одних промышленных стра-
нах, производящих фабрикаты для вывоза и обменивающих
их на средства существования и сырье. Все экономическое раз-
12*2 —
витие обнаруживает тенденцию постепенно отнимать у сель-
ского хозяина одну функцию за другой, передавая ее промы-
шленности, производящей товары, а именно крупной. Оно сна-
чала губит домашнюю промышленность, предназначенную для
собственного потребления крестьянина: он са)м уж не ткет свод
лен или свою шерсть, не приготовляет из собственных плодов
домашних напитков и т. д. За производством для личного по-
требления следует его производство на сбыт, которым также
овладевают специальные отрасли промышленности. Крестья-
нин сам у себя не бьет масла, он продает молоко в молочные.
Не винодел, а виноторговец выдерживает вино в своих погре-
бах. Наконец, промышленность дошла до того, что производит
или заменяет сырье, которым прежде нас снабжало сельское
хозяйство. Продукты каменноугольной смолы вытесняют кра-
сильные растения. Промышленность дает виноделам и пивова-
рам возможность сберегать виноград и хмель; она заменяет ло-
шадей, потребляющих овес, велосипедами, автомобилями, элек-
трическими дорогами и электрическими плугами и т. д. Кроме
того, само сельское хозяйство начинает употреблять машины,
искусственные удобрения, дренаж и другие вспомогательные
средства, созданные индустрией. Промышленность производит
часть, притом постоянно возрастающую часть, движущих сил
сельского хозяйства и продуктов, до сих пор добывавшихся в
сельском хозяйстве. Все это необходимо приводит к тому, что в
современном государстве сельское паселение постоянно умень-
шается.
В Германии этот процесс происходит с такой силой, что, с
совокупной общественной точки зрения, все противодействую-
щие концентрации условия вполне парализуются им.
В Германии из каждых 100 участвующих в промысловой
деятельности приходилось:
САМОСТОЯТЕЛЬНЫЕ. НАНИМАВШИЕСЯ
1882 г. 1895 г. 1882 г. 1895 г.
В сельском хозяйстве „ промышленности „ торговле... 27,78 34,41 44,67 30,98 24,90 36 07 72,22 65.59 55,33 69,02 75,10 63.93_
Всего ; 32,03 28,94 67,97 71 06
— 123 —
Таким образом, если число самостоятельных значительно
возросло в сельском хозяйстве, то в совокупной промысловой
деятельности оно значительно уменьшилось, прежде всего,
вследствие прогрессирующей концентрации в торговле и про-
мышленности, а затем вследствие абсолютного уменьшения
сельского населения. В 1882 г. это последнее равнялось
19.225.455, а в 1895 г.—18.501.307; из них участвующих в про-
мысловой деятельности было в 1882 году 8.236.496, в 1895 г.—
8.292.692. За этот же промежуток времени все население воз-
росло с 45.200.000 до 51.800.000, а число всех участвующих в
промысловой деятельности — с 19.000.000 до 23.000.000.
В 1882 г. сельское население составляло 42,5 %, в 1895 г.—
только 35,7 % всего населения; в 1882 г. занятых в сельском
хозяйстве было 43,4 % а в 1895 г.—только 36,2 %.
Но кроме того, при ближайшем рассмотрении эти цифры,
показывающие увеличение числа самостоятельных хозяев в
сельском хозяйстве, оказываются небезупречными:
Сельским хозяйством, в тесном смысле этого слова, как главным промыслом, было занято: 1882 г. 1895 г. Увмич пли укенып
Самостоятельных 2.252.531 2.522.539 +270.00S
Административного персонала 47 465 76 978 — 29 513
Рабочих всех родов 5.763.970 5.445.924 —318.046
В ТОМ ЧИСЛЕ:
Членов семейств. участи, в хозяйстве. 1 934.615 1.889.867 — 35.748
Батраков в батрачек 1 589 088 1 718 885 -а- 129.797
Поденщиков о землей 866 493 382 872 +483 621
безземельных 1 373 774 1 445 300 + 71.534
Всего 8 063 966 8 045 441 — 18 525
В этих цифрах более всего поражает чрезвычайное умень-
шение числа поденщиков с землей. Можно подумать, что за
13 лет число их уменьшилось более, чем в 2 раза. На самом жь
деле, это уменьшение, по признанию имперской статистики,—
по крайней мере, отчасти,—кажущееся и об’ясняется тем, что
между методами переписи 1895 года и 1882 г. существует не-
которая разница.
В 1882 г. в рубрику а Т. вошли поденщики, занимавшиеся
п то же время самостоятельно сельским хозяйством. При этом
— 124 —
«не было указано, было ли у них, как, наир., у так называемых
Heuerieute, главным промыслом самостоятельное хозяйство, &
поденная работа побочным занятием, или же обратно». При пе-
реписи 1895 г. эти две группы строго различались; таким обра
зом, к группе самостоятельных хозяев была отнесена группа
сельских хозяев, вошедших в 1882 г. в графу поденщиков.
Поэтому «число самостоятельных хозяев представляется в
1882 г. слишком низким», а число наемных рабочих—соответ-
ственно высоким. Этот факт характерен в том отношении, что
доказывает отсутствие резких границ между наемным рабочим
и самостоятельным хозяином.
В настоящее время нельзя установить, насколько в 1882
году число самостоятельных хозяев было преуменьшено, а
число рабочих преувеличено, но несоответствие между цифра
ми и действительностью должно быть немалым, если принять
во внимание, что за период 1882—1895 г.г. число батраков и
безземельных поденщиков возросло в то время, как
именно число поденщиков, владеющих землей, показывает не-
вероятное уменьшение. Соединив, как в 1895 г., эту группу с
самостоятельными хозяевами, мы имеем для 1882 г.—3.119.024.
а для 1895 г.—2.905.411; следовательно, вместо увеличе-
ния на 270.008, получилось уменьшение на 213.613.
Напротив того, число батраков и батрачек (не принадлежа-
щих к членам семейств) и безземельных поденщиков равня-
лось в 1882 г.—2.962.862, в 1895 г.—3.164.185, следовательно
увеличилось на 201.323.
Итак, число настоящих пролетариев возросло.
Напротив того, число самостоятельных хозяев и промежуточ-
ных элементов уменьшилось, при чем вполне точно
нельзя установить, на чей счет преимущественно происходит
это уменьшение. Как бы то ни было, эти цифры свидетель-
ствуют об обострении социальных антагониз-
мов ив сельском хозяйстве.
Но этот процесс совершается очень медленно; здесь измене-
ния не так значительны, как в торговле и промышленности.
Также и в том случае, если мы перейдем к статистике хо-
зяйственных единиц, мы найдем в отдельных категориях только
— 125 —
едва заметные изменения, притом неодинаковые в различных
государствах или даже местностях страны. Площадь земли пол
сельским хозяйством изменялась:
Во Франции за 1882—1895 г.г.
Категории.
Ниже 1 гект. 4~ 243.420 гект.
От 1— 5 108.434 в
Я 5—10 Г9 13.140 Я
1 0—40 П 532.243 Я
Свыше 40 я + 197.288 т?
В Германии за 1882—1895 г.г.
Категории.
Ниже От я * Свыше 2 гект. — 2— 5 „ — 5- 20 4- 20—100 „ — 100 „ 4- 17.494 гект.
95.781 563.477 38.333 45.533 •л я и
В Англии за 1882—1895 г.г. Категории. 1— 5 акров (0,4—2 гект.) — 22.885 акров
5— 20 2-8 » 4- 10.880 „
20- 50 » 8-20 -Г 40.449 „
50—100 „ 20—40 1 4- 138.683 „
100—300 , 40—120 „ 4- 217.429 „
300—500 „ 120—200 я ' 127.223 ,
Свыше 500 „ свыше 200 я “ 226.807 „
Итак, во Франции развитие происходит не в том направле-
нии, как в Англии и Германии. В этих странах возрастает
площадь под средними хозяйствами, а во Франции—под са-
мыми мелкими—пролетарскими и крупными—капиталисти-
ческими.
В Германии обнаруживается тенденция к сокращению
крупного хозяйства там, где оно преобладает (Ост-Эльбия), и
обратная тенденция там, где оно не имеет большого значения
(южная и западная Германия).
126 --
На каждых 100 гектаров площади под сельским хозяйством
приходилось на хозяйства свыше 100 гектаров:
1882 г. В Восточной Пруссии . . 38,60 Западной Пруссии . . . 47,11 _ Бранденбурге . . . . 36,32 . Померании .... 57,42 , Познани .... . . 55,37 „ Силезни 34,41 „ Мекленбург-Шверине . . 59,89 „ Мекленбург-Стрелице . . 60,89 1895 г. 39,47 4- 0,87 43,66 — 3,45 35,24 — 1,08 55,13 — 2,29 52,19 — 3,18 33,86 — 0,55 59,95 4- 0,06 60,68 — 0,21
Следовательно, за исключением В. Пруссии и Мекленбург-
Шверина, всюду уменьшение. Противоположное наблюдается
в следующих местах:
Ганновер .... 1882 г. . 6,92 1895 г 7,14 4- °,22
Вестфалия . 4,77 5,30 4- 0,53
Гессен-Нассау . . . 6,69 7,34 4- 0,65
Прирейнская провинции . 2,67 3,51 4- 0,84
Бавария . 2,26 2,57 -4- 0,31
Вюртемберг . . . . 2,00 2,14 4- 0,11
Баден . 1,80 3,06 4- 1,26
Эльзас-Лотарингия . . . 7,31 7,38 4- 0,07
В других государствах либо ие произошло никаких изме
нений (Гессен, Саксония), либо они (государства) слитком
малы для того, чтобы дать пригодный материал для выводов.
Замечательно, что на юге и западе везде наблюдается прирост
Во всех местностях, где преобладает крестьянское хозяйство
мы находим тенденцию (правда, слабую) к развитию крупного
производства. В местностях преимущественно с крупным зем-
левладением берет верх тенденция к сокращению площади
хозяйств, но это не равносильно уменьшению размеров
производства. В Ост-Эльбии действуют две тенденции. Первая
—к интенсификации производства и, следовательно, усилению
его капиталистического характера. Но многие ост-эльбийски*
имения слишком велики для интенсивного хозяйства. Кром*
юго, у их собственников нехватает капитала. Опи приобретаю!
необходимые деньги продажей мелким сельским хозяевам
127 —
участков, слишком отдаленных от экономии, сокращая тем
самым, соответствующим образом, площадь своих имений.
Но развитие средств сообщения, подвергнув сельское хо-
зяйство Ост-Эльбии конкуренции более развитого сельско-
хозяйственного производства и принудив его перейти к интен-
сификации производства, в то же время лишает сельское хо-
зяйство самого необходимого условия этого перехода—рабо-
чих. Этим обусловливаются попытки прикрепить рабочих к
земле, посредством наделения мелкими участками ( Renten-
giiter) и предоставлением тому подобных льгот. Но тем же об
стоятельством обусловливается банкротство крупного хозяй
ства там, где такие меры не удаются. Как в одном, так и в дру-
гом случае получается парцеллирование крупной земельной
собственности. Таким образом, само развитие современного ка-
питалистического производства благоприятствует в Ост-Эль-
бии увеличению числа мелких хозяйств сокращением площа-
ди под крупными хозяйствами.
Ничто не предвещает приближения гибели крупного произ-
водства, но также и поглощения мелкого производства. Ни одна
категория хозяйств вообще не утверждается окончательно. Па-
дение в одной местности парализуется под’емом в другой.
Если мы ограничимся рассмотрением статистики площадей,
то нам покажется, будто сельское хозяйство не развивается,
переживает застой. Но и оно находится в процессе развития;
а гот процесс направлен к все большему усилению зависимо-
сти от промышленности.
Идеал самостоятельного мелкого производства,—крестьян-
ское хозяйство, производящее без наемного труда все необхо-
димое для крестьянской семьи,—отошел в вечность. Еще в на-
чале XIX века эта форма хозяйства была господствующей,
теперь она почти совершенно исчезла.
Крестьянина, совмещавшего в одном лице сельского хо-
аяина и ремесленника, заменил крестьянин только зем-
леделец. В самом сельском хозяйстве наблюдается прогресси-
рующая специализация товаров, производимых для рынка от-
дельными хозяевами. Крестьянин начинает все более и более
зависеть от рынка, т.-е. от общества. Его труд все более и более
становится частью огромного общественного трудового про-
— 128 —
цесса, которым является товарное производство,—процесса, в
котором господство принадлежит промышленности
Вместо крестьянина, производящего только силами семьи к
для удовлетворения ее потребностей, появился, с одной сто-
роны, крестьянин, работающий наемными рабочими, а с др),
гой стороны—«карликовый» хозяин, производство которого
служит только придатком к домохозяйству. Он извлекает спой
денежный доход продажей рабочей силы, превращаясь в наем-
ного рабочего, занятого в сельском хозяйстве и лесной про-
мышленности, в отхожего рабочего, в кустаря или, наконец
в рабочего одного из крупных промышленных производств, по*
более и более переходящих в деревню. Так «карликовые» хо-
зяева и крупные крестьяне попадают во все усиливающуюся
зависимость от промышленности. Об этом ярче всего свидетель-
ствуют средние цифры для всей Германской империи, для са-
мых крупных союзных государств и для некоторых администра-
тивных округов. Из каждых 100 собственников сельско-хозяй-
ственных предприятий имели главное занятие (см. таблицу
на стр. 120).
Кроме Пруссии, максимум промышленных рабочих, и вме-
сте с тем собственников сельско-хозяйственных производств,
мы наблюдаем в Баварии—в Пфальце (им принадлежит
14,11% всех предприятий при 47,57% самостоятельных сель-
ских хозяев и 6,06% сельских рабочих); в Саксонии—в
Дрезденском уезде (в руках промышленных рабочих 22,16%
всех сельско-хозяйственных предприятий, самостоятельных хо-
зяев—34,51%, сельских рабочих — 9,16 °/, ); в Вюртем-
берге—в округе Неккара (8,75%—58,73%—3,14%); в Ба-
дене—в округе Карлсруэ (14.28%—60.43%—2 16%»; в Гес-
сен е—в провинции Штаркенбург < 1 £,2< %— 37 68% — 8,41%).
Преобладай! ем промышленных рабочих—собственников сель-
ско-хозяйственных предприятий, над самостоятельными сель-
скими хозяевами замечательны среди мелких государств:
Самост. сельск. хоз. Промышл. рабочие
Брауншвейг........21.77 % 25.82 %
Ангальт.......... 20.07 , 28.06 „
Рейсс старшей линии. 29.34 „ 31.18 ,
Шаумбург-Лшше . . 23.54 „ 30.08 „
Липпе ............... 31.96 „ 36.36 „
— 129 —
Самост. еельск. хоз. НАЕМНЫЙТРУД.
1 Сельск. I хогане in 1 Оромы- ' шлея Прочее. f ВСЕГО.
Германская империя . . . 44,96 12,00 14,23 3,96 31,09
Пруссия 40 62 16,39 15.82 4,19 36,40
Баприя 64.79 о, 19 ь.02 2,20 13,41
Г екеспя 38, 4 4,63 19,34 4,56 28,53
Вюртемберг 59 53 »,53 7,80 2,32 13.65
Баден 59,80 3 69 10 38 3,21 17,28
Геосеж 44 89 8,79 13,34 4,21 26.84
Эшю-Лотерннгая .... 52,35 6,51 14,49 3,46 24,86
В ОКРУГАХ.
Магдебург 25,85 22,88 20.73 5.30 48,91
Мерзебург 29.13 | 17,73 24 79 4.07 46.59
Эр*у.-т ^2,87 I 11,59 17,32 4 30 32,21
Гклдестевм 26,08 ! 14.38 22.41 7,65 44,49
Мюиотер 44 40 ' 5 67 20 51 3.70 29,88
Арясверг 1%19 3,89 45 43 6,15 55,47
Дюссельдорф 21.11 1 5,74 31,95 5,14 42,83
Отсюда очевидно, как заблуждаются те, которые причи-
сляют всякого владельца сельско-хозяйственного предприятия
к крестьянству. Крестьяне не только составляют меньшинство
земледельческого населения (состоявшего из 31% самостоя-
тельных хозяев и 69% наемных рабочих), они не составляют
даже большинства собственников сельско-хозяйственных пред-
приятий во всей Германии (самостоятельных хозяев только
45%). В промышленных районах своей численностью они даже
уступают промышленным наемным рабочим — собственникам
сельско-хозяйственных производств.
В 1895 году из 5.558.317 хозяйств к самостоятельным сель-
ским хозяевам принадлежали только 2.499.130. Число само-
стоятельных хозяев с побочными занятиями равнялось
504.164. Следовательно Бернштейн впал в колоссальное пре-
увеличение, говоря о «5 миллионах с лишним ча-
стно-хозяйственных предприятий» в сельском хозяйстве, ко-
торые остались бы, если бы мы обобществили все хозяйства
свыше 20 гектаров. Около 3.000.000 х о з я й с т в—не более,
как придатки к домохозяйству; они либо совсем непричастны
к товарному и, следовательно, «частно-хозяйственному» про-
изводству, либо имеют к нему ничтожное отношение. Социа-
лизм овначает организацию общественного труда.
— 130 —
стало быть—товарного производства. Организация работ пя-
стного домохозяйства не может быть одной из его ближайших
проблем. Успеху социализма так же мало могут помешать при-
надлежащие промышленным и сельским рабочим огороды пол
капустой или картофелем, как и «предприятия» торговок око
щами, цирюльников и продавцов жареных каштанов.
Но все-таки разве не остается еще свыше 2.000.000 пред
приятий, которые мы можем назвать крестьянскими хозяй-
ствами? Несомненно. Но и они также находятся во все уси-
ливающейся зависимости от крупного предприятия, хотя эта
зависимость возникает не тем путем, как у «карликовых» кре-
стьян.
Одно из поразительнейших явлений современного экономи-
ческого развития есть падение земельной ренты и часто даже
нормы прибыли в сельском хозяйстве, доходности его. Тем на-
стоятельней для сельского хозяина необходимость покрыть
свой дефицит доходом от какого-нибудь более выгодного за-
нятия. Такой источник он находит в промышленности.
* именно—в сельско-хозяйственной промышленности, обраба-
тывающей его сырье.
В этом направлении действует еще другое обстоятельство,
—возрастающий недостаток в рабочих руках. Земледелие нс
может привязать рабочих к земле, а промышленность манит их
более культурной жизнью. Только возникновение промышлен-
ности в деревне может удержать в ней рабочих. Соединение
сельского хозяйства и промышленности все более и более ста-
новится поэтому жизненным вопросом для первого; по примеру
крупного землевладения, теперь мелкие хозяйства стремятся
воспользоваться выгодами от этой новой формы предприятия
и организуются в товарищества.
Но в этом соединении промышленность, как более совре
менный и выгодный способ производства, является более силь-
ным фактором. Сельское хозяйство начинает все более и бо
лее зависеть от промышленности, а так как в сельско-хоз яй
огненной промышленности господствует та же тенденция ь
концентрации, как и во всякой другой отрасли, то и сельское
хозяйство вовлекается этим путем в общее движение.
— 131
къонечно, статистика культивируемой земли нам этого не
.юкажет. Подобно тому, как статистика не делает различия
между капиталистически-эксплоатируемыми кустарями и са-
мостоятельными ремесленниками, точно так же она не дает
возможности установить, вполне ли независимо крестьянское
хозяйство, или же оно—только часть большого общественного
производства. Но тем не менее, тенденция к усилению зави
симости земледельческих хозяйств от промышленных произ-
водств так сильна и так очевидна, что она не нуждается в до-
казательствах.
Если, во исключении несамостоятельных хозяев, число
производств, за которыми пришлось бы сохранить при обобще-
ствлении «частно - хозяйственный характер, понизится с
5.000.000 до 2.000.000, то оно еще заметнее уменьшится, если
мы отсюда исключим еще все те хозяйства, которые зависят
от промышленных предприятий. Обратив в государственную
собственность 400 сахарных заводов, мы тем самым приведем
в полную экономическую зависимость от государственного хо-
зяйства 113.244 предприятий, производящих свекловицу. В
молочных товариществах участвуют 148.082 хозяйства. Какое
множество производителей молока, овощей, плодов в настоя-
щее время являются только рабочими крупных консервных
фабрик ит. п.! Сюда следует еще отнести сельско-хозяйствен-
ные производства, не находящиеся, правда, в прямой экономи-
ческой связи с каким-нибудь определенным промышлен-
ным предприятием, но существование которых зави-
сит от какой-нибудь определенной отрасли промыш-
ленности. Как только эта последняя созревает для обоб-
ществления, первые, если не юридически, то фактически,
должны следовать за ней. В странах, где введена табачная мо-
нополия, правда, одни только фабрики являются крупными
предприятиями; но все же мелкие табаководы—не «хозяева в
своем доме»: культура и продажа продукта вполне подчинены
надзору государственных властей. В Германии табачная мо
нополия сократила бы число «частно - хозяйственных» вред-
ириятий на 150.000 единиц (число табаководов).
Кроме того, сюда присоединяется еще одно обстоятельство.
Капиталистический способ производства имеет тенденцию от-
— 132 —
делить землевладение от сельско - хозяйственного производ-
ства, и, таким образом, землевладелец и сельский хозяин ста-
новятся двумя различными лицами. Это вполне очевидно прн
арендной системе, но в действительности то-же самое получа-
ется и при ипотечной системе. Функция ипотечного креда
тора соответствует функции земледельца при арендной сис-
теме; в обоих случаях она очень проста и состоит в присвое-
нии ренты без всякого участия в производительном процессе
Чем более развивается арендная система, чем более растет ипо-
течная задолженность, тем более увеличивается число сель-
ских хозяев, заинтересованных уже не в существовании часг
вой собственности, а наоборот—в установлении, по меньшей
мере, такого государственного строя, в котором их желания
удовлетворялись бы; заинтересованных здесь в национализа-
ции земельной собственности, там—в переходе к государству
ипотечных долгов. Это, конечно, еще не означает социализма
в сельском хозяйстве, но в демократическом государстве это
означает большой шаг вперед в этом направлении.
Тут особенно замечатален тот факт, что арендная система
все больше и больше распространяется. В 1895 году в Герман-
ской империи было хозяйств:
Исключит, на аревдв. земле. । Целик, или or части на 1 арен земле. Исключит, на соОств. земле
1882 . - - 829.137 2 322.899 2.9i3.445
1895 912.959 2.607.210 2.951 107
Увеличение или уменьшение +83.822 +284.311 — 2.338
Из 100 хозяйств приходилось по категориям:
1882 1 15,7 44,02 55.98
1895 16.4 46,91 53,09
Увеличение или уменьшение + 0,7 + 2,89 — 2,89
Что ипотечная задолженность возрастает, известно. Во из-
бежание недоразумений, заметим, что возрастание задолже»-
ности не указывает непременно на упадок земледелия. Подобн?
повышению арендной платы, она может также быть следствий
— 133 —
ювышения ренты, прогресса сельского хозяйства. Во всяком
случае, быстрый рост ипотечных долгов показывает, что про-
цесс отделения сельского хозяйства от землевладения, ренты
от прибыли подвигается вперед, и что уменьшается заинте-
ресованность сельских хозяев в существовании частной соб-
ственности на землю. Если в Пруссии за 10 лет (1886—1395;
ипотечная задолженность возросла н а 1 \'2 миллиарда,
го это означает, что за указанный промежуток времени на та
кую же сумму земельная собственность перешла в руки ипо-
течных кредиторов.
Но в то же время происходит концентрация ипотечных
долгов в немногих банках и сберегательных кассах, с быстро-
той, превосходящей скорость концентрации земель отдельных
хозяйственных единиц.
Этот процесс не подлежит ни малейшему сомнению. Правда,
указывали, что ипотечные банки — не настоящие кредиторы
сельских хозяев, а только посредники между ними и отде.сь
ними капиталистами, покупающими закладные облигации.
Действительно, в этом заключается громадная разница для ка-
питалистов, но не для сельских хозяев. Последние имеют дело
не с владельцами облигаций, а с банком. Банк забирает у них
прибавочную стоимость, он же продает их имения с молотка.
когда они не могут уплатить процентов. Вместо сложных и до
бесконечности разнообразных личных отношений между сот-
нями тысяч ростовщиков и крестьян, устанавливаются одно-
образные отношения между последними и незначительным
числом бюрократических, централизованных учреждений, ко-
торые уже в настоящее время находятся под влиянием и кон-
тролем государства, и национализация которых, с технической
точки зрения, является чрезвычайно простым делом.
Таким образом, мы видим, что процесс концентрации ка-
питала не бездействует и в деревне. Без сомнения, выражен-
ная Марксом при открытии «Интернационала» надежда не осу-
ществилась: упрощение аграрного вопроса посредством кон-
центрации всей земельной собственности в немногих руках не
произошло. Тем не менее, концентрация капитала приобщает
«ельское хозяйство к общественному производительному про-
цессу путем превращения мелких крестьян в наемных рабо-
— 134 —
чих, постепенного слияния земледелия с промышленностью
рАлпростраяеттия арендной системы и возрастания ипотечных
долгов, централизуемых в больших общественных учрежде-
ниях.
Правда, в земледелии отсутствует та простота, та
ясность отношений, которая существует в промышленности.
Мы наблюдаем здесь многочисленные переплетающиеся и пря-
мо противоположные тенденции, неустойчиво-двойственный ха-
рактер классовых отношений, в особенности там, где мало раз-
вита арендная система, где большинство предпринимателей и
очень часто также наемные рабочие владеют землей. Часто
со сменой времен года также изменяются классовые отноше-
ния. Смотря по времени, поселянин превращается то в хо-
зяина, то в наемного рабочего. Если мы к этому прибавим еще
местную изолированность и обусловленную ею разнородность
местных условий, то поймем, как трудно сельскому пролета-
риату дорасти до отчетливого классового сознания.
Мы не должны обольщать себя иллюзиями при взвешива-
нии трудностей агитации в деревне и ее теоретического обосно-
вания. Но тем не менее, неоспорим тот факт, что концентрация
капитала захватывает также деревню и проявляет,—правда,
окольным путем,—свое действие в сельском хозяйстве точнс
в таком же направлении, как и в промышленности.
Если ожидания Маркса относительно концентрации зе
мельной собственности не вполне оправдались, то зато, в и< -
щем, относительно всего современного производительного про-
цесса они оправдались блестящим образом. «Магнаты капи-
тала», узурпирующие и монополизирующие все выгоды этого
процесса превращения, стали действительностью по истечении
небольшого промежутка времени, прошедшего о того момента,
когда Марксом была написана эта фраза, и все более и более
становятся действительностью, по мере того как концентра-
ция капитала завершается в форме картелей и тре-
стов.
Эти формации безусловно новейшего происхождения. Но-
лытки монополизировать торговлю и исключить возмож-
ность конкуренции, побивая конкурентов и скупая товары-
— 135 —
ьздут свое начало чуть ли не со времени возникновения тор-
говли. В эпоху реформации жалобы на подобные приемы были
общим явлением. Но подавление конкуренции в производ-
стве, монополизация целых отраслей промышленности пу-
;ем соединения всех предприятий в одну организацию; моно-
иолизация отдельных отраслей не в небольших городах, а в
целом государстве, во всем мире; монополизация не только
отраслей, производящих предметы роскоши, но и производя-
щих предметы первой необходимости, ежедневно потребляемые
широкими массами,—такая монополизация есть явление, по-
лучившее экономическое значение только после смерти Мар-
иса (1883 г.). Но с того времени оно так прогрессирует, что
нее более и более оказывает решающее влияние не только па
экономическую, но также и на политическую жизнь капита-
листических стран.
При разборе теории кризисов у нас будет случай погово-
рить еще раз о трестах и картелях. Поэтому здесь мы можем
ограничиться пока одним указанием на них.
О самого момента возникновения крупной финансовом
буржуазии, правительства зависели от нее, благодаря госу-
дарственным долгам. Но современные финансовые короли непо-
средственно господствуют над нациями посредством картелей
и трестов и являются хозяевами всего производства. Таковы,
в особенности, синдикаты производителей продуктов, соста
ваяющих основное условие всякой крупной индустрии, т.-е.
железа, угля; эти союзы оказывают все большее и большее
влияние на всю внешнюю и внутреннюю политику и всю эко
вомическую жизнь.
Борьба против некоторых картелей порождает новые кар-
ши в зависящих от них отраслях индустрии и иногда не-
вольно приводит к слиянию разнородных производств в одно
об’единенное колоссальное предприятие. В настоящее время
в Германии происходит борьба между угольным синдикатом,
повышающим цены угля, и металлургистами, не желающими
согласиться на это вздувание цен. В тот момент, когда я пишу
эти строки, крупные железоделательные и сталелитейные за-
вода пытаются сбросить с себя иго угольных картелей, сами
“риобретая копи. Но картели металлургистов подражают
— 136 -
угольному синдикату и также, насколько возможно, повышают
пены своих продуктов. В Австрии железоделательный синдр
кат поставил в затруднительное положение все отрасли про-
мышленности, потребляющие в больших количествах железа
Выть может, в конце концов это поведет к об’единению в сив
щкат потребителей железа, которые станут сообща приобре
гать железоделательные заводы и приступят к производству
«келеза. Известно, что гигантские предприятия, напр., желе;
ные дороги, уже давно имеют свои собственные угольные копи
и паровозостроительные мастерские.
Об’едипение однородных предприятий в картели и трест
с одной стороны, сосредоточение многих разнородных пред
ириятий в одних руках, с другой стороны,—таковы явления
полнее всего характеризующие современную экономическую
жизнь. Быстрота этого сосредоточивания производств все бо
лее и более возрастает. В течение переживаемого нами периода
расцвета промышленности не проходит и дня, чтобы не возник
новый картель. Сельско-хозяйственные индустрии присоеди-
няются к этому движению. К «рингу» алкоголей присоеди-
нился сахарный картель, и уже носятся слухи о карте.к
маслобоен, основанном крупными молочными.
Это развитие, начавшееся едва 20 лет тому назад, стал»
возможным только благодаря концентрации и, с своей стороны
в высшей степени благоприятствует ей. Картели и тресты луч
те всего доказывают, что теория Маркса не носит односто-
роннего характера, что она дает полное и верное изображен^'
капиталистической действительности. Бернштейн же, не упу
< кая из вида ничтожнейший клочок земли под капустой или
самую незначительную швею, умалчивает о синдикатах пред
принимателей, т.-е. о самом важном, после аграрного кризиса
факте, который со времени смерти Маркса выдвинут совре
менной экономической жизнью, и изучение которого необхо
димо для всякого, кто поставит своей задачей развитие эконо-
мической теории Маркса.
Бернштейн игнорирует картели, когда они говорят f
пользу теории Маркса. Он вспоминает о них только тсгд.
когда полагает, что они опровергают Маркса, напр Р
главе о теории кризисов.
137 —
с) Увеличение числа собственников.
Бернштейн не привел нам ничего такого, что могло бы по
будить нас отступить от марксовой теории прогрессирующей
концентрации капитала. Как промысловая перепись, так н
образование картелей и трестов служат блестящим ее под-
тверждением, а направление развития сельского хозяйства не
противоречит ей.
Но прогрессивная концентрация капитала означает про-
грессивное уменьшение (по крайней мере, относительное)
числа мелких предприятий, увеличение числа крупных, а сле-
довательно рост числа пролетариев и, до известной стадии раз-
вития,—капиталистов, но еще большее уменьшение числа мел-
ких предпринимателей, следовательно увеличение числя не-
имущих, уменьшение числа собственников.
Это положение Бернштейн считает неверным. В своем за-
явлении штуттгартскому с’езду он писал:
«Обострение общественных отношений совершилось
не в такой степени, в какой это было предсказано в «Ма-
нифесте». Скрывать от себя этот факт не
только бесполезно, но и крайне глупо.
Число собственников не уменьшилось, а увеличилось.
Колоссальный рост общественного богатства сопровожда-
ется не образованием небольшой и вое уменьшающейся
кучки магнатов капитала, а увеличением числа капита-
листов всех степеней. Средние слои изменяют свой ха-
рактер, но не исчезают со ступеней общественной лест-
ницы».
В своей книге он повторяет эти утверждения и даже фор-
мулирует их более резко:
«Было бы глубоким заблуждением думать, что в со-
временном развитии замечается относительное или даже
абсолютное уменьшение числа собственников. Не «более,
йли менее», а прямо-таки более, т.-е. и абсолют-
но, и относительно растет число собственни-
ков. Если бы деятельность и планы социал-демократии
находились в зависимости от убыли числа собственни-
138 —
ков, то социал-демократия могла бы, действительно, «спо-
койно пойти спать». Но на самом деле происходит прямо
противоположное. Не от уменьшения, а о,-
роста общественного богатства зава
с я т надежды социализма. Социализм или со
циалистическое движение пережило уже много предрас-
судков; оно переживет и то предубеждение, будто бы б\ •
дущность его зависит от концентрации собственности,
иди, если угодно, от поглощения прибавочной стоимости
все более и более уменьшающейся группой капиталисте
ческих мамонтов» (стр. 90 русск. перев.).
А на стр. 295 (русск. перев.) говорится:
«То обстоятельство, что число собственников не убы-
вает, а растет, не есть измышление буржуазных экономи-
стов гармонии; это—факт, который часто замечали по
датные чиновники к досаде заинтересованных лиц; в
настоящее время на этот счет не мо-
жет быть больше сомнений. Но какое зна-
чение имеет это обстоятельство для победы социализма?
Почему осуществление социализма возможно только в
случае несуществования этого факта? По очень простой
причине: так предписывает диалектическая схема».
В смысле ясности, эти утверждения как будто не оста-
вляют желать лучшего. Но как только захочешь подвергнуть
их анализу, сейчас же наталкиваешься па неясность. Берл
штейн говорит о собственниках. Но кто же эти собственники?
Маркс не дал в «Капитале» теории роста или убыли числа
«собственников». Вообще эти последние не составляют осе
бого класса. Если считать «собственником» каждого, кто имеет
какую-нибудь собственность, то тогда и наемные рабочие—
собственники. Ведь и у них есть собственность—платье, белье
мебель, а иногда и домик с огородом.
Ни в «Капитале», ни в «Манифесте» мы не находим поло
жения об уменьшении числа собственников. Но зато там под
черкивается увеличение числа пролетариев, «класса совре
менных работников, которые только тогда и могут существо-
вать, когда находят работу, а находят ее только до тех пор.
пока труд их приносит прибыль капиталу». Если их классе-
— 139 —
вал борьба закончится победой, то она неизбежно должна за
кончиться осуществлением социализма. Но как же может она
закончиться победой, если число пролетариев не растет абсо-
лютно и относительно? Когда Бернштейн утверждал, что им-
ело собственников увеличивается, а не уменьшается, то есте-
ственнее всего было истолковать это несколько неопределен-
ное выражение в смысле относительного уменьшения числа
пролетариев. Откуда же в нем тогда такая уверенность в тор-
жестве социализма? Надо припомнить, что в главе о материа-
тистическом понимании истории Бернштейн подчеркивает,
что в современном обществе этическим факторам предоставле-
но «гораздо больше, чем раньше, простора для самостоятель-
ной деятельности» (русск. перев., стр. 20). Следовательно,
можно было предположить, что Бернштейн ожидает победы
социализма не от классовой борьбы пролетариата, а от этой
самостоятельной, не зависящей ни от каких экономических
условий этики. Так я и думал, особенно после его (приве-
денных выше) рассуждений в „Vorw&rts“, в которых он за-
являл, что считает невозможным и ненужным дать социализму
материалистическое обоснование и видит гарантию его победы
i правовом сознании «людей».
«Именно потому, что я признаю силу правового со-
знания людей движущим фактором общественного раз-
вития,—говорит он,—я не придаю таким вопросам, как,
папр., уменьшению или увеличению числа собственни-
ков. той важности, какую придают им (и вынуждены
придавать) те, которые придерживаются положения об
«имманентной экономической необходимости».
Но мое предположение, что Бернштейн, предсказывая по-
беду социализма, ожидает ее от правового сознания не только
неимущих, но и собственников, встретило неожиданный отпор.
* Грубое непонимание»—вот самый мягкий из упреков, кото-
рыми осыпал меня Бернштейн в своем возражении.
«Какого бы дурного мнения ни был Каутский о моих
умственных способностях, он не станет приписывать мне
такой нелепости, будто я ожидаю торжества социализ-
ма от правового сознания нынешних собственников: ведь
правовое сознание, это—сознание того, что право на моей
— 140 —
стороне... Я считаю только невозможным и излишним Ви
водить социализм исключительно из экономики. Кси
центрация средств производства сама по себе не должл
еще повести к социализму: не доказано, что она несовхк
стима еще с какими-либо другими общественными фо;
мами. Социализм становится необходимым лишь тогд,;
когда и поскольку к этой концентрации, в число друг©
элементов, прибавится сознательное стремление н е и м у-
щих классов к тому, чтобы из’ять из частных рут.
руководство сконцентрированными средствами производ-
ства и принять самим участие в руководстве производ-
ством на правах полноправных членов».
Итак, нельзя приписывать Бернштейну такую «нелепосты
как ожидание торжества социализма от правового сознания
имущих; оно будет следствием концентрации средств про
изводства и (в числе прочего) сознательного стремления клас
са неимущих. Но, согласно утверждению того же Берн-
штейна, одна лишь «диалектическая схема» обусловливав!
торжество социализма ростом «класса неимущих» и убылью
числа собственников. В настоящее время неимущие еще слиш-
ком слабы для осуществления социализма. Могущество же
собственников, по Бернштейну, растет с каждым днем. От Hi
правового сознания нам нечего ожидать, и все-таки торже
ство коллективизма несомненно. Почему? Каким образом? Об
этом мы узнаем столько же, сколько и раньше.
Также мало раз’яснила нам полемика с Бернштейном, чтс
именно он понимает под словом «собственники». Я указал ему
на данные профессиональной переписи. По этим данным число
самостоятельных хозяев в сельском хозяйстве, промышленно-
сти и торговле сократилось в Германской империи с 32% до
29 % всех участвующих в промысловой деятельности лиц, г
число наемных рабочих и служащих увеличилось с 68 % до
71%. Ведь это, очевидно, означает рост пролетариата. На это
Бернштейн возразил в „Vonvarts":
«Вполне верно, что в передовых странах число на-
емных рабочих растет быстрей, чем все население. Во
мне и на ум не приходило оспаривать это. Каутский вы-
читывает из моих слов вещи, которых там совершенно
нет».
— 141 —
Это, действительно, очень скверная привычка, по я боюсь,
что не так-то легко от нее отделаюсь, пока Бернштейн будет
оставлять нас в недоумении относительно смысла употребляе-
мых им выражений.
В своем штуттгартском заявлении он говорит то о «соб-
ственниках», то о «капиталистах». В „Vor warts" он заявляет,
что слово «собственники» употребляется им обыкновенно к
< мысле людей, «которые благодаря своей собственности полу-
'гают более высокий доход». Значит, это—капиталисты и круп-
ные землевладельцы. Что число последних растет, не ут-
верждает и сам Бернштейн; а роста числа капиталистов
ле отрицали Маркс и Энгельс. Это увеличение является, на-
оборот, естественным следствием распространения капитали-
стического способа производства. Число крупных промысло-
вых предприятий (в которых занято больше 50 лиц) в Гер-
манской империи в промежуток 1882—1895 г.г. возросло с
9.974 до 18.995, т.-е. на 90%. Если капиталистические слои на-
селения росли с такой же быстротой,—чего, правда, нельзя
установить положительно,—то за 13 лет они почти удвои-
лись.
Следовательно, если бы Бернштейн утверждал только, что
число капиталистов,—«тех, которые, благодаря своему состоя-
нию, получают более высокий доход»,—растет, то он был бы
совершенно прав. Но в то же время увеличилось и пролетар-
ское население; оно увеличилось сильней, чем все население
в совокупности. Уже из этого одного можно заключить, что
число капиталистов увеличивается не насчет пролетариата,
а насчет других слоев населения, стало быть—мелкой бур-
жуазии и крестьянства.
Ничего другого и не говорится в «Манифесте». Но это и
есть то обострение общественных отношений, которое отри-
цает Бернштейн. Значит, он не отожествляет попросту соб-
ственников с капиталистами.
На стр. 89 своей книги он замечает:
«Конечно, не все лица с более высокими доходами
являются «собственниками»; но что в громадном боль-
шинстве случаев так оно и происходит, показывает тог
142 —
факт, что за 1895—1896 г.г. в Пруссии привлекали^
к уплате дополнительного налога 1.152.332 плательщика.
владеющих чистым состоянием свыше б.ооо ж
рок. Более этих плательщиков, именно 598.063 чех
века, уплачивали налог с чистого состояния свых-
20.000 марок, а чистое состояние 385.000 плательщиког.
превышало 32.000 марок».
В «Vor warts» Бернштейн указывает, как выше было см
эано, на то, что под «собственниками» он обыкновенно ноня
мает людей, «которые, благодаря своей собственности, полу-
чают более высокий доход». Но никто не согласится
с тем, что «благодаря» собственности в 6.000 и даже в 32.000
мар., получается «более высокий доход». Здесь Бернштейн
подразумевает под «собственниками» не людей, получающиг
благодаря своей собственности, более высокий доход, а на-ряду
с капиталистами также средние слои, мелкую буржуазию
Согласно этому, он говорит на стр. 92- (русск. перев.):
«Если бы рабочий класс стал дожидаться до того ми
мента, пока капитал уничтожит средние классы
го он мог бы действительно надолго погрузиться в сон
Капитал экспроприировал бы эти классы в одной форме,
но затем он снова вызывал бы их к жизни в другой
(}юрме>.
А на стр. 115 говорится:
«В лестнице доходов и лестнице предприятий пря
расчленении обнаруживается довольно ясный паралае-
тивм, особенно при рассмотрении средних звеньев
Мы нигде не видим убыли этих последних: напротив, они
почти повсюду сильно распространяются. Что отнима-
ются у них сверху, то они пополняют, подкрепляя себя
снизу; а взамен того, что выпадает из их рядов вннй
они берут новые силы сверху. Если крушение современ
иого общества находится в зависимости от исчезновении
средних рядов между вершиной и основанием со
цнальной пирамиды, если это крушение может осуще
ствиться только при поглощении средних звеньев кран
ннми, стоящими над и под ними, то в настоящее время
143 —
Англия, Германия и Франция не ближе к такому пере-
вороту, чем в любой из прежних моментов XIX в.».
Это положение, конечно, противоречит «Коммунистиче-
скому манифесту», в котором говорится: «Общество все более
я более раскалывается на два большие враждебные лагеря, на
два большие, прямо противостоящие друг другу класса: бур-
жуазию и пролетариат». Но также несовместима высказанная
Бернштейном мысль с отожествлением собственников и капи-
талистов, если число последних, т.-е. капиталистов, и число
пролетариев относительно возрастает: ведь такой рост возмо-
ш только насчет средних звеньев, т.-е. путем, который ука-
зан в «Манифесте».
Г. Оппенгеймер пытается помочь Бернштейну и заявляет,
что надо строго отличать область производства от области рас-
пределения. Число несамостоятельных наемных рабочих уве-
личивается, но они все более перестают быть угнетенными, не-
имущими; в таком-де смысле надо понимать слова Бернштейна
об увеличении числа собственников. «Последовательный па-
раллелизм в ходе развития этих двух областей (производства
п распределения) в партии стал догмой; и когда Берн-
штейн отрицает этот параллелизм на основании громадного
цифрового материала,—а это краеугольный камень его теоре-
тических рассуждений, — то в качестве доказательства ему
пред’являют ту же оспариваемую догму».
Итак, мы имеем уже третье толкование «увеличения числа
собственников». Сам Бернштейн местами отожествляет соб-
ственников с капиталистами; в некоторых местах своей книги
он указывает, что подразумевает под ними средние слои; на-
конец, Опенгеймер находит, что тут имеется в виду рост бла-
госостояния наемных рабочих. Рассматривать
повышение заработной платы, как увеличение числа собствен-
ников, это, действительно, довольно оригинально. Правда, в
одном месте Бернштейн достаточно определенно говорит, что
лаже не все, получающие более высокий доход, могут считать
ся собственниками; но нельзя отрицать, что некоторые места
fro книги могут быть истолкованы в смысле Опенгеймера.
Мы же не можем определенно высказаться за то кия иное
толкование, так как уверены, что за какое бы из них мы ни вы-
144 —
сказались, Бернштейн все равно бросит нам упрек в грубом
непонимании и искажении его взглядов. По нашему мнению
в разных местах книги Бернштейна под увеличением числа
собственников понимает совершенно различные вещи. Велел
ствие этого критика занимающего нас положения—дело, да-
лево не легкое и не приятное; но, тем не .менее, мы должны за
нее приняться. Оппенгеймер справедливо подчеркивает, что
ото положение, что бы оно ни означало, «является краеуголь-
ным камнем его теоретических рассуждений»; им именно к
пользуются чаще всего, несмотря на его неясность, наши про-
тивники; поэтому мы должны выяснить, как нам следует с г
нестись к нему.
Ведь, по Оппенгеймеру, это положение получено «на осно-
вании громадного цифрового материала». Эти цифровые дан-
ные и должны, значит, послужить исходной точкой пашей
критики.
К счастью, Бернштейн догадался поместить этот «громад-
ный материал» менее, чем на двух печатных страницах. Прежде
всего мы находим здесь приведенные уже выше прусского до-
полнительного налога 1895—1896 г.г. Это—единственная,
вак признает и сам Бернштейн, перепись собственников. Но
•чти данные уж потому не могут свидетельствовать о росте иля
убыли собственников, что относятся только к одному году. До
полнительный налог введен слишком недавно, чтобы можно
было, на основании сравнения нескольких годов, притти к
определенному заключению.
Но для Бернштейна и абсолютные цифры имеют большую
ценность. Результаты подготовительных работ для введения
дополнительного налога 1895 г. вполне удовлетворяют его, так
как указывают на большое количество собственников. Другие,
вполне буржуазно настроенные лица, гораздо менее восхищены
этими цифрами.
«Результаты подготовительных работ для введения
прусского дополнительного налога (1895 г.), — пишет
Геркнер в своей работе: «Рабочий вопрос»,—дают да-
леко не утешительную картину распре-
деления состояний, как показывает следующая
таблица:
145 —
Состояния в марках, исключая I Плательщики. ! 'Общая сумма пред- 'ложеивых к обло- | жению состояний.
движимое имущество. 1 Абсолют. 1 ЧИСЛО. % ! Абсолют, в тыс. м. %
От 6 000 До 20.000 563.370 48,89 2.978.304 9,50
20.000 я 32.000 203.834 17,69 2.214.248 7,13
32.000 я 52.000 162 262 14,08 3.286.804 10,59
0 52.000 я 100.000 122.683 10,65 4.279.289 13,78
я 100.000 я 200.000 57.179 4,96 3.993.809 12,86
п 200 000 л 500.000 29.373 2,55 4.500.373 14,50
я 500.000 п 1.000.000 8.375 0,73 2.279 304 9,60
ч 1.000.000 2.000.000 3.429 0,30 2.453.064 7,90
Свыше 2 000.000 1.827 0,16 4.363.638 14,05
«Нельзя считать хорошим такое распределение иму-
шеств, при котором в 2 высших группах, состоящих из
миллионеров, насчитывается 5.256 лип, владеющих соб-
ственностью. на 1.621 милл. марок больше,
шие группы, хотя в последние
все-таки эти
противоречия
внутри
чем 2 низ-
входят 767.204 платель-
цифры выражают
в распределении
имущих классов,
на грустные р а з-
щика. II
только
собственности
Такое распределение наводит
мышления не только с социальной точки зрения, но
и с точки зрепия экономического прогресса»,
ко только не Бернштейна. На то он и не буржуазный эко-
номист, а называет себя социал-демократом и марксистом.
Остальной «громадный цифровой материал», который дол-
или был доказать увеличение числа собственников, заключает
н себе не статистику собственности, а попросту стати-
'тику подоходного налога.
Доход и доход от собственности—нс всегда одно и то же.
Если в настоящее время 8,\ доходов свыше 3.000 мар. являются
доходом от собственности, а через 30 лет 8/4 этих доходов бу-
146 —
дут трудовыми доходами, то при прежней высоте доходов ста-
тистика подоходного налога не дает нам ни малейшего поня-
тия о происшедшем коренном изменении общественных отно-
шений. Как раз о росте или убыли числа собственников она
оставляет нас в неизвестности.
Она может даже указывать на увеличение доходов, в то
время как таковое не произошло. Возьмем тот же пример и
допустим, что в тридцатилетний промежуток общая сумма до-
хода не изменилась, но изменился ее характер. 30 лет тому
назад 3/4 его имели источником собственность, а —заработ-
ную плату, жалованье. Теперь дело обстоит наоборот. Между
тем доходы второй категории гораздо легче установить, чем
доходы первой категории. Если тридцать лет тому назад 1/4 до-
ходов указывалась точно, а из 3/4 скрывалось, средним числом.
ЙО %, то теперь и в этом отношении, caeteris paribus, обе ка-
тегории поменялись бы местами. Подоходный налог указывая
бы на такое возрастание доходов, которое не соответ-
ствовало бы действительности, а являлось бы результатом
уменьшения капиталистических доходов.
Дело в том, что у нас имеется не научная статистика до-
ходов, а лишь статистика в целях обложения. Она
преследует не научные цели, а интересы фиска, и ее резуль-
таты, благодаря материальным интересам, извращаются. По-
этому данными этой статистики можно пользоваться даже при
исследовании движения доходов лишь с очень боль-
шой осторожностью, и им можно придавать, самое большее,
симптоматическое значение. Но на них нельзя строить ника-
ких выводов относительно распределения собствен-
ности. Мы не можем припомнить такого случая, чтобы еше
кто-нибудь, кроме Бернштейна, с этой целью пользовался ста-
тистикой подоходного налога. Она служила для доказатель-
ства роста благосостояния, но не материалом для установле-
ния изменений числа собственников.
Вследствие этого во всем громадном цифровом материале
нет ни одной цифры, которая могла бы быть использова-
на для обоснования положения Бернштейна об увеличении
числа собственников. Но рассмотрим все-таки эту груду цифр.
147 —
Прежде всего мы можем исключить отсюда данные о дохо-
дах во Франции. Это только абсолютные, а не относитель-
ные цифры, которые ничего не говорят об уменьшении или
увеличении. Не указан год, к которому они относятся, и источ-
ники, из которых они заимствованы. Надо ведь принять во
внимание, что во Франции нет подоходного налога. Поэтому
Леруа-Болье и отказался от вычисления доходов во Франции;
он пытался исследовать распределение национального дохода
на основании данных о землевладении и о квартирном налоге
и статистики погребальных касс (Essai sur la repartition des
richesses, p. 499). Итак, когда Бернштейн точно сообщает иам,
что во Франции 1.400.000 семейств имеют в среднем 6.200 фр.
дохода, то мы должны потребовать более веских доказательств,
чем простое указание: «по Мюльгаллю». Речь, очевидно, идет
о приблизительной оценке *).
Очередь за Саксонией. Тут громадный цифровой ма-
териал использован весьма скудно. Бернштейн заявляет:
Здесь с 1879 по 1890 г. число с доходом в 1.600—3.300 ма-
рок увеличилось с 62.140 до 91.124, а число лиц с доходом в
3.300—9.600 марок возросло с 24.414 до 38.841». Кроме того,
в выноске он прибавляет, что «между 1879 и 1892 г. число лиц
с доходом в 800—3.300 марок—высоко оплачиваемые рабочие
ц мелкая буржуазия — поднялось, в Саксонии с 227.839 до
439,948, т -е. с 20.94 % до 30,48 % плательщиков». Это все; о
движении других доходов Бернштейн нам не сообщает.
Значит, и по саксонским данным нельзя произвести сравнения.
Сделаем сами, что было упущено Бернштейном. Вместо
цифр за 1890 г., мы воспользуемся цифрами за 1894 г., которые
мы имеем под рукой в таблицах вышеупомянутой книги Гер-
ьнер, что, разумеется, безразлично.
По этой таблице в королевстве Саксонии число обложен-
ных физических лиц равнялось:
•) По данным 1902 г., обработанным Жоресом, концентрация со-
стояние по своим размерам превзошла ожидания самых .ортодоксальных.*
марксистов. Это признал сам Жорес. П р н м. пер.
148 —
ВЕЛИЧИНА ДОХОДА. 1 1879 г. 1894 г. Увеличение.
АОсол. °/0
До 800 828.686 972.257 143.571 17.3
800— 1.600 165.362 357 974 192.612 116,4
1.600— 3.300 61.810 106.136 44.326 71,6
3.300— 9 600 24.072 I 41.890 17 818 74,0
9.600-54.000 4 683 : 10 518 5.835 154,4
Свыше 54.000 238 ' 886 648 272.0
Если мы возьмем абсолютное увеличение, то найдем, что
доходы ниже 800 мар. возросли на 143.571, а доходы выше
3.300 мар. на 24.291. Но так как доходы ниже 800 мар. имеют
сомнительное преимущество составлять три четверти
всех доходов, а доходы выше 3.300 мар.—всего одну два д-
цатую, то первое увеличение, будучи выражено в %, ока-
зывается гораздо меньше второго. Если же мы будем исходить
из относительных цифр, то окажется, что всего медленней ра-
стут доходы ниже 800 мар.; но к ним примыкают те именно
доходы, рост которых только и отмечает Бернштейн; на-ряду
с самыми низкими доходами, они растут медленней всего: до-
ходы в 1.600—3.300 мар. возросли только на 71,6%, а в В.ЗОс—
9.600 мар.—на 74%. Всего быстрей возрастают средние про-
летарские доходы в 800—1.600 м., а именно на 116,4%,
но опять-таки из них быстрей более мелкие, в 800—950 мар.,—
на 133,5%, но зато доходы в 1.400—1.600 м. всего на 79,5%.
Еще быстрей растут громадные доходы, свыше 54.000, — па
272%. «Можно, следовательно, сказать, что при настоящем
распределении доходов происходит наибольшее относительное
усиление средних слоев рабочего класса и группы
миллионеров» (Геркнер).
Если Бернштейн хотел сказать только то, что увеличен не
числа наемных рабочих не равносильно умножению бедных,
что пролетаризация народных масс не означает непременно и
ее пауперизации, то он мог ссылаться на эти данные; но этим
он не доказал бы ничего против теории Маркса. Мы еще вер-
немся к этому при рассмотрении теории обнищания.
— 149 —
Теория Маркса утверждает только, что быстрей всего ра-
стет класс наемных рабочих и крупная буржуазия, а промежу-
точные средние слои относительно уменьшаются. Поскольку из
статистики подоходного налога можно сделать такой вывод,
саксонская статистика подтверждает его.
Если положение Бернштейна об увеличении числа соб-
ственников не есть выраженное в странной форме утвержде-
ние, что денежная заработная плата непрерывно повышается;
если смысл его тот, что число средних собственников растет
быстрей, чем число наемных рабочих и самых крупных капи-
талистов, и что, следовательно, социальные противоречия не
обостряются, а смягчаются, то Бернштейн никоим образом не
может опереться на данные саксонской статистики.
Бернштейн другого мнения об этом. Он находит, что цифры,
относящиеся к налогу, доказывают именно то, что он хочет дока-
гать. потому что они указывают на относительное уменьшение
менее высоких доходов. Надо заметить, что во французском
издании своей книги Бернштейн совсем не упоминает о своей
критике, основывающейся на «громадном цифровом мате-
риале», и рассматривает только данные о Саксонии, которые я
привожу. Но зато он два раза (на стр. 85 и 291 фр. изд.)
воспроизводит таблицу доходов Саксонии и с теми же замеча-
ниями; только один раз доходы указаны во франках, а дру-
гой—в марках. Эти статистические данные о Саксонии до-
ставляют ему такое удовольствие, что он увлекается и доказы-
вает то, чего ему совсем не нужно было доказать. Рассматри-
вая эти цифры, он приходит к выводу, что в Саксонии проле-
тариат возрос всего на 33,8 мелкая же буржуазия—на 71,6%,
средняя—на 74 %,а общее число зарегистрированных лиц—на
37,4%. По Бернштейну, саксонский пролета-
риат убывает. Он прибавляет: «Саксония—самое про-
мышленное государство Германии. Наша партия имеет там
огромный и все возрастающий успех».
Итак, развитие крупной промышленности влечет за собой
Уменьшение числа наемных рабочих и рост мелкой буржуа-
зии, а успехи партии пропорциональны этим двум процессам.
Вот выводы, которые следовало бы сделать из статистических
150 —
данных о Саксонии, если бы толкование Бернштейна было пра-
вильно.
Но дело принимает совершенно другой оборот, если от ста-
тистики доходов, допускающей столь различные толкование
мы обратимся к статистике профессий.
В королевстве Саксонии было занято в земледелии, про-
мышленности и торговле:
В 1882 г. 381.872 предпринимал. 766.423 наем. раб.
„ 1895 „ 384.141 „ 1.075.964 „
Увеличение 2.269 (0,6%) 309.541 (40,4%).
Число предпринимателей—мелких и крупных буржуа—
увеличилось, следовательно, всего на 0,6 %, а не на 70 %, паи
это утверждает Бернштейн на основании статистики доходов
пролетариат же возрос на 40,4 %; следовательно, пролетария'
растет быстрее, чем число самых низких доходов; прирост этих
последних составляет 70 %, и его почти целиком следует отне-
сти на счет увеличения числа наемных рабочих.
В Германской империи в 1895 г. на 100 занимающихся 1Л-
кой-либо профессией лиц было 71,06 живущих продажей своей
рабочей силы и 28,94 предпринимателей. В Саксонии же тип
первой категории было 73,69 %, а второй—25,31 %. Значит, г.
Саксонии наемный труд гораздо больше распространен, чем г
остальной империи; отсюда и «огромные успехи нашей партии
Если бы толкование, данное Бернштейном статистике по-
доходного налога, было правильным, если бы эта статистика
показывала не рост заработной платы, а усиление мелкой бур
жуазии, то этим доказывалось бы только, как мало можно на
нее опираться при делении общества на имущих и неимущих
Поэтому я не считаю возможным ссылаться на цифры доходов
Саксонии, и ограничиваюсь указанием, что Бернштейн неверно
толкует их. Для меня убедительна только статистика про-
фессий.
Но у Бернштейна остаются еще два доказательства: прус-
ская и английская статистики. Им он придает главное значе-
ние. Надо думать, убедительность их неотразима.
151
«В Пруссии, как знают все, читавшие Лассаля, в
1S54 г., при населении в 16,3 миллиона, только 44.407 че-
ловек получали доход свыше 1.000 талеров. В 1894—
1S95 г.г., при общем населении в 33 милл., 321.296 лиц
получали доход свыше 3.000 мар. В 1897—1898 г.г. число
это возросло до 347.388. В то время как население удвои-
лось, группа классов, живущих в лучших материальных
условиях, увеличилась в 7 раз. Если даже принять в со-
ображение, что части государства, соединенные в 1866 г.,
дали в большинстве случаев цифры благосостояния более
значительные, чем старая Пруссия, и что цены на многие
жизненные припасы в этот промежуток времени значи-
тельно возросли, то и тогда отношение роста групп насе-
ления, живущих в лучших условиях, к росту всего насе-
ления будет значительно выше отношения 2:1. Если мы
возьмем для примера более поздний период, то окажется,
что в 14-летний промежуток времени, с 1876 по 1890 год,
при общем увеличении числа плательщиков на 20,56 %,
число лиц, получающих доход в 2.000—20.000 мар. (за-
житочная и более мелкая буржуазия), возросло с
442.534 до 582.024 на 31,52 %. Класс собственников, в
узком смысле этого слова (с доходом в 6.000 мар. и бо-
лее), в этот же промежуток дошел с 66.139 до 109,095,
т.-е. увеличился на 58,47 %. Пять шестых этого прироста,
именно 32.226 из 38.776, приходится на среднюю группу
доходов В 6.000—20.000 мар.» (стр. 88—89).
Эти цифры, по крайней мере на первый взгляд, действуют
неотразимо, но только на первый взгляд. Уже сравнение ста-
рой Пруссии 1854 г. с новой 1894 г. должно показаться стран-
ным. С того времени не только размеры Пруссии увеличились,
как замечает сам Бернштейн; она стала также главным госу-
дарством Германской империи. Столица маленькой Пруссии,
имевшей в 1854 г. 17 милл. населения, сделалась столицей
большого государства, население которого равнялось в 1894 г.
51 милл., т.-е. было в 3 раза больше, чем в 1854 г. Население
Берлина, состоявшее в 1854 г. немногим более, чем из 400.000
жителей, увеличилось в 4 раза; он обладает притягательной
силой для всех более крупных доходов не только Пруссии, но
152 —
и всей империи. Таким образом, успеху подоходного налога в
Пруссии благоприятствовал ряд факторов, не имеющих ни-
чего общего с вызванным капиталистическим развитием отно-
сительным увеличением числа собственников. Уже одно это
обстоятельство не позволяет приписать какое-либо значение
сравнению данных за 1854 и 1894 годы.
Сюда присоединяется и другая, решающая причина. Ста-
тистика подоходного налога в 1854 г. была проведена на осно-
вании совершенно другого закона, чем в 1854 г
Отметим только два различия. По закону 1851 г. налог падал
только на физические лица; закон 1891 года распро-
странил обложение и на промышленные общества
(акционерные общества, потребительные товарищества). По
первому закону определение дохода производится комиссиями,
чины которых избираются окружными или городскими пред-
ставительными учреждениями, и которые не позволяют себе
«стесняющего плательщиков вмешательства» в имуществен-
ные дела. Новый закон вводит обязательность показаний са-
мих плательщиков, устанавливает строгие взыскания за лож-
ные показания и облегчает контроль. Ввиду этих и других
изменений, I. Пирсторф говорит (в « HandxvOrterbucli desstaats
wissencl)aften », 1-й дополнительный том, стр. 280):
«Только введенный в 1891 г. закон о подоходном на-
логе дал возможность основательно исследовать суще-
ствующее в Пруссии распределение доходов. Ценность
данных прежнего подоходного и классного налога—
довольно сомнительная, так как они основы-
ваются на оценках, произведенных третьи-
ми лицами».
Таким образом сравнение данных 1554 г. и 1594 г. лишено
всякого научного значения. Но Бернштейн приводит и дру-
гие. относящиеся к Пруссии цифры—за 1876 г. и 1890 г. Про-
тив них можно возразить не только то же, что против цифр
1854 г.,—'что они не вполне достоверны.—но кроме того еще
то. что Бернштейн не приводит их полностью. Он заимствовал
их из таблицы, составленной Сетбеером (Soetbeer) и поме-
щенной в „Handwbrterbuch der Staatswissenschafteu**.
153 —
Вот эта таблица:
в 1876 году было:
КЛАСС ДОХОДОВ. 1 ЧИСЛО ПЛАТЕЛЬЩИКОВ. '1 ДОХОД.
1 Без членов семьи. С членами семьи. г 1 Сумма в ! мил. мар. %
Лиц. 1 ’/о. Лиц. %
До 525 “»Р 3.311 7521 39,11 | 6 369 856 1 25,65 1.324,7 16,86
525— 2.000 Я .... 4.704.757 j 55,57 16.840.444 67,82 4.354,4 55,42
2.000— 20.000 ... . 442 534 1 5,22 1.593.244 6,41 1.879,1 22,64
Свыше 20.000 » . . . . 8.033 1 0,10 29.240 0,12 398,8 5,08
в 1890 году было:
До 525 мар . . . 4.094.428 40,11 8.383 359 28,62 1.647,4 16,5В
525— 2 000 ° 1 5 517 828 54,05 18.526 145 63,81 5.119,7 51,53
2 «Ю—20.000 ” ; 582.053 5,71 2.095 348 7,21 2.475,2 24.96
Свыше 20 000 । ч • • - • j 13 583 0,13 47 081 0,16 693,8 6,98
Воспроизведенные здесь полностью прусские данные дают
несколько иную картину, чем сделанные из них Бернштейном
выдержки. Если мы даже будем считать собственниками всех
плательщиков с доходом свыше 2.000 мар., то все же получим,
что число собственников увеличилось всего на 145.000, а в
то же время доходы ниже 2.000 мар. возросли более, чем в 10
раз.—на 1.600.000. Правда, доходы в 2.000—20.000 мар. воз-
вести на 31.52%. а общее число плательщиков на 20,56%; но
в то ясе время беднейшие из бедных—лица, получающие доход
ниже 525 мар., тоже умножились сильней, чем общее число,
а именно на 23,0%. Это увеличение станет еще резче, если
принять во внимание не одних только плательщиков, но так-
же их семьи. В то время, как население Пруссии за время
1 = 76—1394 Г.Г. возросло С 24.832.784 жителей ДО 29.087.933,
т.-е. на 17,1 %; число плательщиков, получающих доход
ниже 525 мар., увеличилось (включая семьи) с 6.369.933 до
8 383.359, т.-е. н а 31.6 %. В то же время средний размер дохода
154 —
этого класса упал с 208 марок до 197 мар. Вот что Берн-
штейн называет увеличением числа собственников, смягченном
(Ausgleichung) социальных противоречий, столь очевил-
ным, что было бы безумием обходить его молчанием.
Источник, из которого Бернштейн заимствовал эти цифры,
совсем не считает их столь благоприятными. «Сам Сетбеер
должен признать,—говорится в „Handworterbuch*,— что
отмеченные им результаты дают основание утверждать,
что распределение доходов все более ста-
новится неравномерным, так как численность вьп -
гних и низших классов увеличивается, средний доход низших
классов понижается, а высших—растет». Правда, дальше го-
ворится: «Он сам считает это заключение неосновательным,
так как для низших классов, освобожденных от налога, оценка
производится снисходительней, чем для высших, а также по-
тому, что прогресс народного хозяйства и не может проявиться
иначе, как в передвижении все большего числа плательщиков в
высшую группу». Другими словами, Сетбеер говорит, что дан-
ные прусской статистики подоходного налога доказывают о б-
ратное тому, что утверждает Бернштейн; но неслотр я
на это, он полагает, что либеральные воззрения о совер-
шающемся примирении социальных противоречий справедли-
вы,—отчасти из теоретических соображений, которых мы теперь
касаться не станем, а отчасти и потому, что о ц е н к п п
достоверны. Но это показывает в лучшем случае только
то, что цифры Сетбеера не говорят ничего против Берн-
штейна. Бернштейну оставалось произвольно выцедить не-
сколько цифр из этой таблицы, чтобы добыть блестящее дока-
зательство своего положения.
Мы тоже думаем, что таблица Сетбеера ничего не доказы-
вает. Она обнимает приблизительно такой же промежуток вре-
мени, как и вышеприведенная саксонская, но обнаруживает
совершенно иную тенденцию развития. В Саксонии мы нахо-
дим уменьшение пауперизма и увеличение числа лучше опла-
чиваемых наемных рабочих насчет пауперов, с одной стороны,
и мелких собственников—с другой. В Пруссии же мы видим
за то же время относительное уменьшение числа лучше опла-
чиваемых наемных рабочих (абсолютное число их возросло на
— 155 —
1.722.000 человек), возрастание имущих слоев населения и
в такой же степени умножение низших
слоев пролетариата.
Невозможно допустить, чтобы развитие Саксонии и Прус-
сии в одно и то же время шло в прямо противоположном на-
правлении. Гораздо проще заключить, что, по меньшей мере,
прусские цифры ничего не доказывают; такой вывод весьма
правдоподобен, в виду характера производства оценок до
1891 Г.
Таким образом, Бернштейну остается только тот «громад-
ный цифровой материал», который дает английская стати-
стика.
Если даже допустим, что цифры, относящиеся к Англии,
свидетельствуют об увеличении числа собственников, то этим
еще не доказано, что таков общий закон капиталистического
способа производства, так как Англия, невидимому, перестает
представлять собой типичную страну капиталистического ин-
дустриализма.
Ясно лишь, что было бы смешно возводить увеличение чи-
сла собственников в общий закон капиталистического спо-
соба производства единственно на основании движения соб-
ственности или доходов в месте жительства соб-
ственников. Если бы, напр., в Монте-Карло или берлинском
квартале «Тиргартен» число собственников увеличилось бы-
стрей остального населения, то это доказывало бы очень мало.
Для исследования законов какого-нибудь способа производ-
ства, мы должны иметь в виду всю его область, а не
одну часть ее.
Между тем Англия все больше и больше становится чем-то
вроде всесветного «Тиргартена». С одной стороны, ее коло-
ниальные владения все возрастают, а с ними растет и число
чиновников и авантюристов, обогащающихся на их счет и
тратящих свою добычу в Англии. Но еще сильней растет
число предприятий, основанных за границей на английские
капиталы: банков, торговых домов, фабрик, железных дорог,
руководители и акционеры которых живут в Англии и там
получают и тратят прибавочную стоимость, производствен-
— 156 —
ную вне Англии. Также быстро растут размеры капиталов,
вложенных английскими капиталистами во внешние займы,
заключенные другими государствами.
«Одла Индия,—заметил Маркс 25 лет тому назад.—
платит дань почти в 5 милл. ф. за «хорошее управле-
ние», в виде процентов и дивидендов на английский ка-
питал и т. и., не считая тех сумм, которые отсылаются
ежегодно чиновниками, в качестве сбережений из жало-
ванья, и купцами, как часть их прибыли. Каждая бри-
танская колония, по тем же причинам, постоянно делает
крупные взносы в пользу метрополии. Большая часть
австрийских, вест-индских, канадских банков основаны
на английские капиталы, и дивиденды выплачиваются в
Англии. Точно так же Англия владеет большим количе-
ством иностранных бумаг, — европейских, севере- и
южно-американских государств, и получает по ним про-
центы; кроме того, она участвует в заграничных желез-
ных дорогах, каналах, рудниках и получает дивиденды...
Доля, уходящая из Англии к владельцам английских
ценных бумаг, находящихся за границей, и траты англи-
чан за границей ничтожны» («Капитал», III, 2, стр. 130).
С тех пор, как это было написано, развитие Англии в ука-
занном направлении пошло вперед гигантскими шагами. В то
время как население Англии и Ирландии составляло в 1871 г.
31.800.000 чел., а в 1891 г.-37.700.000, т.-е. увеличивалось менее,
чем на 20%, население Британской колониальной империи
возросло с 200 милл. до свыше 300 милл., т.-е. более, чем на
50%. Но еще быстрей выросла область эксплоатации англий-
ского капитала. Мюльгалль определял в 1832 г. размеры поме-
щенных за границей английских капиталов в 22 миллиарда
мар.; Бернштейн говорит, что в настоящее время они соста-
вляют 43 миллиарда. Напротив, общая сумма вложенных в
английские акционерные общества капиталов равняется, по его
словам, 22 милиардам. Если эти данные верны, то они означают
удвоение в течение 15 лет помещенного за границей ка-
питала. Во всяком случае область эксплоатации английского
капитала расширяется быстрее, чем население Британии. Но
если Бернштейн желал вывести закон увеличения числа соб-
— 157 —
ственников при капиталистическом способе производства из
английских статистических данных, то он должен был сравнить
это увеличение с увеличением числа пролетариев не только в
Англии, но и во всех областях, где эксплоататором является
английский капитал.
Без сомнения, нельзя разрешить эту задачу на основании
имеющегося статистического материала.
Однако, даже сравнение роста числа собственников с ро-
стом всего населения Англии не лишено некоторого значения.
Если бы обнаружилось более быстрое увеличение числа соб-
ственников, то это не означало бы, что установленные Мар-
ксом законы капиталистического способа производства невер-
ны, но свидетельствовало бы. пожалуй, о том, что в Англии
растут препятствия к осуществлению социализма.
С марксистской точки зрения, революционной силой в со-
временном обществе является не капитал вообще, а только
промышленный капитал; он и есть та сила, которая
создает предварительные условия социалистического способа
производства, в том числе и пролетариев, для которых истори-
ческой миссией является осуществление этого способа произ-
водства.
Торговый и ссудный капитал, напротив, не являются сами
собой такими силами. Если в Англии торговый и не вложен-
ный в отечественную промышленность ссудный капитал растут
быстрее, чем промышленный, то нет ничего невозможного в.
том, что число собственников возрастает там быстрей, чем на-
селение. Тогда возможно также, что в Англии смягчаются со-
циальные противоречия, потому что социальная эволюция там,
ь сравнении с преимущественно промышленными странами,
как Германия и Америка, замедлилась.
Сами англичане не раз высказывали опасение, что Англию
ожидает судьба Голландии, которая в XVII ст. была во всех
отношениях наиболее развитой капиталистической страной,
но в которой развитие торгового и ссудного капитала настолько
обогнало развитие промышленного, что в конце концов Гол-
ландия превратилась в страну, наиболее богатую капиталами,
превосходящую числом собственников все остальные страны,
158 --
но экономически отсталую и лишенную всякого значения для
социальной эволюции.
Еще нельзя определить, такая ли судьба ожидает Англию,
превратится ли она из всемирной мастерской во всемирную
денежную кассу. Но достоверно то, что социализм возникает
не в кассе, а в мастерской.
Но для Бернштейна не существует всех этих различий.
Маркс различал промышленный капитал от торгового и ссуд-
ного и изучал законы развития каждого из этих видов капи-
тала. Бернштейн же, который поставил себе задачей углубить
и усовершенствовать марксизм, сваливает все виды капитала
в одну кучу, заменяет точное понятие «капиталист» неопре-
деленным «собственник» и употребляет это последнее понятие
в таком разнообразном смысле, что в конце концов ни он, ни
его читатели не знают, что следует под ним подразумевать.
Таким путем он устраняет в марксизме противоречия и под-
нимает его на высокую ступень.
Если бы даже Бернштейну удалось доказать для Англии
относительное увеличение числа собственников, то само по
себе это бросило бы весьма мало света на общие законы капи-
талистического способа производства.
Но он дает нам и здесь, как и всюду, не статистику соб-
ственности, а статистику доходов. Прежде всего, мы имеем не-
сколько абсолютных цифр за 1893—1894 г.г., которые сами по
себе, разумеется, ничего не доказывают. Затем идет его главный
козырь, который он печатает курсивом, чтобы читатель не про-
глядел его.
В „British Review“ от 22 мая 1897 г. мы находим не-
которые цифры о росте доходов в Англии с 1851 г. по
1881 г. В Англии, если судить по этим цифрам, семейств
с доходом от 150 до 1.000 ф. ст. (средняя и мелкая бур-
жуазия и высшая рабочая аристократия) было: в 1851 г.
около 300.000, в 1881 г.—круглым числом 900.000. В то
время как население в эти 30 лет возросло в отношении
27 : 35, т.-е. почти на 30%, классы, получающие такой
доход, увеличились в отношении 27 : 90, т.-е. на 233г1з%.
В настоящее время, по приблизительному и с-
— 159 —
ч п с л е н и ю Джиффена, число плательщиков налога
этой категории достигает 1 */а миллиона (русск. пер.
стр. S7—8S).
Да. по приблизительному исчислению! Глав-
ный козырь, напечатанный курсивом, основывается на прибли-
зительном исчислении, а не па точных данных. А потом, ра-
зумеется, Бернштейн эту, построенную на приблизительном
исчислении, гипотезу выдает за установленный
податными чиновниками факт, насчет которого
настоящее время не может быть никаких
(оинений».
Но почему же число плательщиков было п р и б л и з и-
г с л ь н о и с ч и с л е н о, а не с о с ч и т а н о? По той простой
причине, что это последнее невозможно.
Английский закон о подоходном налоге делит доходы, по
иг источникам, на 5 больших классов: 1) земельная собствен-
ность, 2) эксплоатадия земли, з) государственные ренты,
i I жалованье чиновников и, наконец, 5) все прочие доходы,
иотучаемые от промышленности, торговли и т. д. Каждый
класс, в свою очередь, подразделяется па группы, и с каждой
них взимается особый налог. Нам дается только число пла-
(сльшиков и их распределение по группам внутри ка-
ждого класса, а общее количество плательщиков и общая
сумма дохода каждого плательщика могут быть только «при-
близительно исчислены».
Это—благоприятная почва для статистических фокусов.
Вот пример того, как мало доказывает английская подоход-
ная статистика. В статистике Кольба, в сводке D. (Schedula D—
иромышленность и торговля) сравниваются доходы за 1812 и
1847 г.г. Вот что получается:
Доходы в 150— 500 ф. с. Увеличение—196%
500—1.000 „ . —148%
„ 1.000-2.000 . я —148%
, 2.000—3.000 „ . —118%
„ „ 5.000 и выше „ „ —189%
— 160 —
При этом Кольб замечает: «Население увеличилось в обшеч
на 60%; значит благосостояние возросло в з
раза больше, чем население». (Статистика 18^5 г,
стр. 431.). Это почти тот же результат, который был получен
Бернштейном за период 1831—1S91 г.г. Время 1812—JS47 г.г.
было для рабочего населения Англии самым худшим. К этому
времени относятся описания, данные Энгельсом в его «Поло-
жении рабочего класса»; это было время, когда среди пролета-
риата все больше распространялись пауперизм и преступ-
ность. когда физическое и нравственное вырождение рабочего
класса не задерживалось ни фабричным законодательством, ин
мощным профессиональным движением; движение же подоход-
ного налога представляло ту же картину, что и теперь.
Прекрасную критику английской подо кодя ой статистики
дает М. Шиппель в своей книге: «Современная бедность и пере-
население» *). Эпиграфом к ней служат слова. «Из двух ми-
ров ты должен выбрать один. Раз ты уж выбрал, возврата нет».
Даже г. Леруа-Болье, буржуазный оптимист in optima
forma, предшественник Бернштейна в занимающей пас об па-
сти, должен был сознаться, что «к несчастью, мы не обладаем
такими же положительными данными о доходах в Англии, ка-
кие мы имеем для Германии. Поэтому мы вынуждены ограни-
читься приблизительными исчислениями (indications approxi-
matives. Essai sur la repartition des richesses, стр. 526).
Но где этот буржуазный апологет подвигается вперед осто-
рожно и ощупью, там марксист Бернштейн принимает с легким
сердцем всякую цифру, каков бы ни был ее источник, лишь бы
она говорила против марксистской доктрины. „British Review*
не была (она прекратила свое существование) специальным
статистическим или экономическим изданием, а наполовину
политической, наполовину литературной, консервативной еже-
недельной газетой, которая, судя по номеру, который мне уда-
лось отыскать, старалась уничтожить не только социализм, но
и демократию. Анонимная статья, на которую ссылает-
ся Бернштейн, написанная, как говорится, но
случаю, к юбилею королевы, полемизирует с утопи-
) Имеется русский перевод.
— 161
стами и радикалами и дает до смешного прикрашенное описа-
ние социального прогресса в Англии, заканчивающееся сле-
дующим выводом. «Нас поражает быстрота, с которой ра-
Зочий класс богатеет, а мелкая буржуазия (the middle clas-
ses) увеличивается». В доказательство автор приводит цити-
рованные выше цифры, без всякого указания на источник, из
которого они заимствованы, или на метод, посредством кото-
рого они получены. Бернштейн же принимает их без всякой
осмотрительности и с большим пафосом пред’являет их нам.
J? этой ж статье, наравне с этими цифрами, приводится еще
указание на многочисленные виллы, строящиеся вокруг Лон-
дона,—на «виллы, окруженные прелестными садами, где про-
гуливаются изящные молодые дамы, и молодые люди элегантно
играют в лаун-теннис» и т. д. Приведем один пример того, как
вольно этот юбилейный фельетон обращается со статистикой.
Б Англии до настоящего времени нет переписи наемных рабо-
чих, а есть только перепись лиц, участвующих в промысловой
деятельности, без различия положений. Члены семейств сосчи-
тываются отдельно. Между тем автор юбилейного фельетона
чрезвычайно уверенно утверждает, что в 1851 г. рабочее насе-
ление Соединенного королевства равнялось 26 милл., а в
1881 г.—30 милл. Все же население составляло в 1851 году
27.746.000, а в 1881 г.—34.885.000. Таким образом, не-проле-
тарское население (фермеры, ремесленники, мелкие торговцы,
интеллигенция, капиталисты, землевладельцы и т. д.) будто бы
равнялось в 1851 г. всего I1/» милл., т.-е. лишь 6% всего насе-
ления. Это—явная нелепость. Бакстер в 1867 г. определял рабо-
чее население Соединенного королевства в 80 % всех лиц, имею-
щих доход. Так как, благодаря женскому и детскому труду, у
рабочих оказывалось сравнительно меньше живущих на ижди-
вении членов семейств, чем у высших классов, то эти послед-
ние составляли немногим больше 20% всего населения.
Эта вульгарная и поверхностная «гармоническая» болтовня
в есть тот научный источник, из которого Бернштейн позаим-
ствовал свое лучшее оружие против марксизма! Скоро он ста-
нет опровергать «Капитал» анонимным фельетоном из „Woche"
!Цсподина Шерля!
Чем ближе мы рассматриваем статистический материал
— 162 —
Бернштейна, тем более загадочной становится для нас его эво-
люция. Напрасно мы ищем фактов, которые могли победить
его выступить против учения, в истинности которого оп был
глубоко убежден, которое он всегда проповедывал и победонос -
но защищал.
d) Акционерные общества.
В полемике Бернштейн указал на увеличение числа б и р
ж е в ы х газет, как на аргумент в пользу возрастания числа
собственников.
Но это доказывает только то, что никем не оспаривалось,
и что подтверждается, как мы уже видели, многочисленными
статистическими данными; что число капиталистических пред-
приятий растет, что капитализм распространяется все дальше
и дальше, захватывает все новые отрасли хозяйственной жизни,
новые, более отдаленные уголки земного шара; что мировой
рынок быстро развивается, и что отдельные деловые люди все
менее в состоянии следить за ним путем личных связей; что
только большие специальные газеты имеют возможность, бла-
годаря своим средствам, делать это; наконец, это быстрое умно
женив биржевых газет указывает также на быстрые успехи
акционерных обществ, усиливающийся рост таких капитали-
стических предприятий, которые подлежат известному обще-
ственному контролю и нуждаются в гласности, той „publicity,
которая, как показало панамское дело, стала очень ходким и
дорогим товаром.
Но число биржевых газет не дает нам никаких указаний
относительно числа собственников. Всякий, кто занят в тор-
говле или транспорте, должен в настоящее время читать их.—
безразлично, капиталист ли он, или только служащий какого-
либо капиталиста.
Если увеличение числа собственников, действительно, та-
кой очевидный факт, то для него должны были бы найтись бо-
лее веские доказательства. Бернштейн и думает, что нашел
таковые в существовании акционерных обществ.
— 163 —
По его словам, акционерные общества в значительной сте-
пени противодействуют централизации состояний путем цен-
трализации предприятий. Он говорит:
«К сожалению, у нас еще нет статистических сведе-
ний о действительном распределении основных, привиле-
гированных и всякого рода других акций, принадлежа-
щих столь распространенным в настоящее время акцио-
нерным компаниям. Дело в том, что в большинстве стран
эти акции анонимны (т.-е., подобно другим денежным бу-
магам, они могут совершенно свободно переходить из рук
в руки), тогда как в Англии, где акции большей частью
именные, где каждый может видеть списки зарегистриро-
ванных таким образом в государственном регистратурном
ведомстве акционеров, там для установления более точной
статистики владельцев акций потребовался бы колоссаль-
ный труд, на который до сих пор никто еще не отважи-
вался. Можно только приблизительно определить их
число на основании некоторых сведений относительно от-
дельных обществ. Тем не менее, для того, чтобы доказать
ложный характер существующих на этот счет предста-
влений, для того, чтобы показать, насколько влияние
«треста»,—этой самой резкой современной формы капи-
талистической централизации,—на распределение капи-
талов действительно отличается от того, что может пока-
заться людям, не стоящим близко к этому делу, мы при-
ведем некоторые цифры, легко поддающиеся проверке.
«Английский ниточный трест, существующий не боль-
ше года, насчитывает не менее 12.300 акционеров. Из них:
6000 влад. основн. акций в среднем с кап. в 1200 мар.
4500 „ привилег.
1800 „ облигаций „ , „ „ 6300 мар.
«Бумагопрядильный трест также обладает внушитель-
ным числом акционеров, именно 5.454:
2904 влад. основн. акций в среднем с кап. в 6.000 мар.
1870 „ привилег. „ „ „ , „ 10.000 мар.
680 , облигаций „ „ „ „ . 26.000 мар.
164 —
«В таком же роде обстоит дело и в хлопчатобумажном
тресте Р. Т. Coats. Таковы примеры раздробления состоя-
ний в централизованных предприятиях. Само собою ра-
зумеется, не все акционеры достойны названия капита-
листа; но с другой стороны, очень часто один и тот а»
крупный капиталист оказывается мелким акционером во
всевозможных обществах. Однако, при всем том, число
акционеров и средняя цифра принадлежащего им акцио-
нерного капитала быстро увеличиваются. В общем, в
Англии насчитывают гораздо более миллиона владельцев
акций» (русск. пер., стр. 85—87).
Итак, у нас не имеется статистики владельцев акций; не
всякий владелец акции, в силу этого самого,—капиталист; и
опять-таки один и тот же крупный капиталист участвует
во всевозможных обществах в качестве мелкого капиталиста.
Сам Бернштейн признает все это. Но, иначе говоря, все это
означает, что приводимые им данные, как доказательства уве-
личения числа собственности, лишены всякого значе-
ния. Они доказывают еще меньше, чем статистика подоход-
ного налога; а то, что Бернштейн их приводит, доказывает лишь
одно: что он в своей беспомощности положительно не знает,
где взять хоть одно мало-мальски правдоподобное доказатель-
ство для обоснования своего утверждения.
Теоретические рассуждения, предпосланные цифровым дан-
ным, так же мало убедительны, как эти последние. «Форма
акционерного общества,—говорит он,—в значительно!
степени противодействует централизации состояний по-
средством централизации производств». Почему? «Она допу-
скает широкую возможность дробления уже скон-
центрированных капиталов, по делает излишним при-
своение капиталов отдельными магнатами с целью концентра-
ции промышленных предприятий. Если экономисты, не при-
надлежащие к социалистам воспользовались этим фактом
для того, чтобы прикрасить современное социальное состояние,
то это не повод для социалистов скрывать или замалчивать
этот факт» (русск. пер., стр. 85).
Вот значит еще один факт, который нам, марксистам не-
удобен, и который мы хотим скрыть или замолчать. Но что же
165 —
это за «факт»? Действительно ли факт, что форма акционер-
ного общества противодействует централизации капиталов?
Насколько,—это еще нужно доказать. Факт лишь то, что
форма акционерного общества допускает дробление уже
существующих капиталов, делает излишним присвоение
капитала отдельными магнатами. Но довольно легкомысленно
уже выдавать за «факт», что этой возможностью действи-
тельно широко пользуются, и что капиталисты-магнаты не
присваивают себе больше капиталов, так как это сделалось
юлишним.
В нашем низменном мире акции не дарятся, а продаются;
ени сами по себе не приносят денежной собственности, а пред-
полагают ее существование. Основание акционерного общества
ничего не изменяют в существующем распределении собствен-
ности. Форма акционерного общества облегчает только, подоб-
но банкам и сберегательным кассам, превращение в капитал
таких мелких денежных сумм, которых недостаточно для ве-
дения капиталистического предприятия. Следовательно^ она
увеличивает количество капитала, находящегося в распоряже-
нии капиталистического способа производства; она допускает
превращение в капитал такой собственности, которая иначе
не стала бы капиталом, а оставалась бы неприносящим дохода
сокровищем; но она не ведет к изменениям в существующем
распределении наличной собственности.
Увеличение числа акционеров совсем не доказывает увели-
чения числа собственников; оно только доказывает, что в ка-
питалистическом обществе акция все больше становится пре-
обладающей формой собственности.
Следовательно, указание на форму акционерного общества
нисколько не разрешает проблемы о причине предполагаемого
роста числа собственников. Она может только выражать этот
рост, если он происходит, но не может порождать его.
Что же, однако, порождает его, принимая во внимание рост
пролетариата? Бернштейн не дает нам об этом подробных ука-
заний. Может быть, пролетарии сберегают все большую часть
своего заработка и таким путем переходят в ряды капитали-
стов? Но хотя Бернштейн, невидимому, питает к Шульце-Де-
— 166 -
личу такое же уважение, как к г. Юлию Вольфу, я все-таки не
допускаю, пока он не выскажется прямо в этом смысле, что он
полагает, будто увеличение числа собственников обусловли-
вается сбережениями рабочих. Остается только та причина, на
которую он сам указывает: дробление уже сконцен-
трированных капиталов.
Эти дробления происходят постоянно и непрерывно; при-
чина их—право наследования. В то время как фео-
дальное право наследования лишает наследства всех детей
супружеской четы в пользу одного наследника, буржуазное
право требует деления наследства поровну между всеми деть-
ми. Такой институт, разумеется, довольно сильно препятству-
ет централизации капиталов; без него последняя совершалась
бы быстрей. Но если бы дробление наследуемых капиталов
способствовало увеличению числа капиталистов, более быстро-
му, чем рост населения, то и естественный прирост их должен
был бы происходить быстрее. Но, насколько известно, в дей-
ствительности происходит как раз обратное. Пролетарии не
даром получили свое имя; они производят многочисленную
пролес (потомство). Наоборот, вся семейная политика капита-
листов приспособляется к тому, чтобы противодействовать де-
централизующему влиянию дележа наследства. Браки заклю-
чаются, по возможности, с таким расчетом, чтобы они соеди-
няли два страстно-жаждущих слияния капитала, а знамени-
тое Zweikindersystem становится все более и более обычным
явлением в имущих слоях. Поэтому уже наперед следует отбро-
сить предположение , что собственники могут размножаться
относительно быстрей, чем пролетарии. Откуда же тогда «ши-
рокое дробление уже сконцентрированных капиталов»? Ведь
не раздаривают же капиталисты своих капиталов. В таком
случае, где же тот факт, который нам, марксистам, настолько
неудобен, что мы стараемся скрыть или замолчать его? Мы не
можем принудить Бернштейна верить в честность своих быв-
ших товарищей по оружию, но мы желали бы знать, по край-
ней мере, в чем состоит наша нечестность.
Быть может, Бернштейн полагает, что хотя «форма акцио-
нерного общества» и не изменяет непосредственно распределе-
ния собственности, но развивает сама из себя такие тенденции,
— 167 —
которые ведут к децентрализации капиталов? Он не говорит
этого, и нет ни малейших оснований допустить что-нибудь по-
добное. Все свидетельствует о противном.
Надежными, приносящими высокий процент акциями овла-
девают крупные капиталисты. Маленьким людям из принося-
щих большой доход бумаг остаются, лишь ненадежные
бумаги, которые являются не средством превращения неиму-
щих в собственников, а средством вытянуть у мелких буржуа
я аристократии пролетариата путем обмана грошевые сбере-
жения и перевести их в карманы спекулянтов.
Даже не очень пессимистически настроенный Леруа-Болье
должен признаться в своей многократно уже цитированной
книге, что «хотя акционерные общества дали могучий толчок
духу предприимчивости и способствовали развитию произ-
водства, но они, несомненно, оказали также сильное влияние
на усиление имущественного неравенства. Они
дали столичным финансистам возможность завладеть значи-
тельной частью сбережений публики; они в гораздо большей
степени, чем промышленность и торговля, послужили источни-
ком возникновения громадных состояний... Без сомнения, они
привели к беспредельному обогащению немногих ловких аван-
тюристов и обеднению многих наивных и легковерных людей»
стр. 335, 338). Возможность «широкого дробления уже скон-
центрированных капиталов» имеет здесь немного иную форму,
тем у нашего марксиста.
Правда, Леруа-Болье в этом случае, как и в других, уте-
шает себя упованиями, что отрицательные стороны акционер-
ных обществ, по всей вероятности, только временное явление.
Это он писал как раз в то время, когда основывалась панам-
ская компания.
Если форма акционерного общества—лучшее средство для
Тирания простаков, то, с другой стороны, она служит сред-
ством усиления могущества крупных капиталистов, так как, в
сущности, она не что иное, как особая форма кредита. Кредит
-становится не только сам новым и могучим орудием в борьбе
конкуренции. Невидимыми нитями стягивает он денежные
средства, рассеянные на поверхности общества большими или
168 —
меньшими массами, в руки или единичных капиталистов, или
капиталистов, соединяющихся в общества. Это, так сказать,
механизм, специально предназначенный для сосредоточения
капитала» (Маркс).
Бернштейн полагает, что форма акционерного общества
«делает излишним присвоение капиталов отдельными маг
натами с целью концентрации промышленных предприятий)'
Но какая нам от того польза, если «магнаты» не обращают на
это ни малейшего внимания и даже пользуются этой формой
для того, чтобы подчинять чужие капиталы своим собствен-
ным, создавать и эксплоатировать таким образом предприятия
таких размеров, для которых не были бы достаточны только их
собственные средства?
Лишь недавно мы прочли в американской газете, что номи-
нальная стоимость акций «Standart Oil Trust» равняется
97.250.000 долларов. Джону Рокфеллеру принадлежат акции
на 49.000.000 дол. Значит, он располагает большинством голо-
сов, и форма акции является для него только средством сво-
бодно распоряжаться суммой, почти вдвое большей его вкла-
да. С точки зрения распределения прибыли это может казаться
безразличным. Но решающим социальным моментом является
пе распределение, а производство, и в этой области вклады
компаньонов Рокфеллера в огромной степени усиливают его
могущество, а вместе с тем и его доход.
Акционерные общества, будучи далеки от того, чтобы устра-
нять последствия концентрации капиталов, являются скорей
всего средством доводить ее до крайности. Лишь форма акцио-
нерного общества дает возможность создавать гигантские пред-
приятия, которые не под силу единичным капиталам. Это-
форма, в рамках которой происходит монополизация отдель-
ных отраслей производства. Разве тресты, железные дороги,
крупные банки перестают быть монопольными предприятиями
оттого только, что они являются акционерными предприятия-
ми? И разве они, благодаря этому, не являются больше ору-
дием магнатов-финансистов, которые «узурпируют и монопо-
лизируют все выгоды этого процесса превращения»?
У нас нет статистики распределения акционерной собствен-
ности, но все указывает на то, что в этой области происходит
— 169 —
fit же процесс накопления и централизации капитала, Кото-
ун наблюдается в капиталистических предприятиях.
Очевидно, благодаря акционерным обществам увеличивает-
ся не число собственников, а число праздных собственников
8нугри этого класса. Они освобождают капиталиста от выпол-
нения его экономических функций и делают его излишним уже
g капиталистическом обществе. Действительно, яркой иллю-
,«рацией этого факта служит быстрый рост числа акционер-
ных обществ.
«Непрерывное увеличение числа коммандитных обществ,
убавляющих капиталистов от необходимости заботиться о по-
мещении своего состояния», на которое Бернштейн ссылается,
хак на признак увеличения числа собственников, также сви-
детельствует только об увеличении числа бездельничающих
собственников, о том, как быстро класс капиталистов стано-
вится излишним для экономической жизни общества.
Быстрое увеличение числа акционерных компаний доказы-
вает не увеличение числа собственников, а все усиливающую-
ся ненадобность капиталистического способа производства,
возможность и даже необходимость коллективистического.
Но у Бернштейна имеется еще одно доказательство увели-
чения числа собственников.
«Если бы даже не удалось,—говорит он,—доказать этот
факт эмпирически, статистикой доходов и профессий, то
его можно было бы вывести чисто-дедуктивным путем,
как неизбежное следствие современного хозяйства.
«Что особенно отличает современный способ произ-
водства. это—повышение продуктивности труда. Резуль-
татом этого является столь же сильное повышение про-
изводства—массового производства потребительных благ.
Куда же девается это богатство, или,—чтобы схватить
самую сущность дела,—куда девается прибавочный про-
дукт, который производят промышленные наемные рабд-
чие, сверх своего собственного потребления, ограничен-
ного их заработной платой? «Магнаты капитала» могли
бы обладать в 10 раз большими желудками, чем припи-
сывает им народное остроумие, у них могло бы быть в
170 —
10 раз больше прислуги, чем есть в действительности, ц
все-таки, сравнительно с массой ежегодно производимого
национального продукта (следует помнить, что крупное
капиталистическое производство есть прежде всего мае
совое производство), их потребление есть капля в море.
Итак, куда же девается та масса товаров, которая не по-
глощается магнатами и их слугами? Если она не попа-
дает в том или другом виде к пролетариям, то ее, несо-
мненно, захватывают другие классы; либо относительно
усиливающаяся убыль числа капиталистов и увеличе-
ние благосостояния пролетариата, либо многочисленны!!
средний класс—такова единственная альтернатива, кото-
рую допускает непрерывный рост производства» (русск
перев., стр. 91—92).
Вот то теоретическое доказательство, которым Бернштейн
думает защитить свое положение, как мы видели, совершенно
не «доказанное эмпирически», посредством статистики дохо-
дов и занятий. Однако, довольно своеобразное доказательство:
Оно всецело заключается в вопросе: куда девается богатство?
Бернштейн не показывает нам, каким образом и почему рост
общественного богатства увеличивает число собственников; с
него достаточно того, что он не знает, куда в противном слу-
чае могло бы деваться богатство.
Попробуем же мы ответить на вопрос, который оставил без
ответа Бернштейн.
е) Потребление прибавочной стоимости.
Остановимся сперва на крупных капиталистах. Достаточно
бросить беглый взгляд на тот образ жизни, который ведут
«сливки общества» в Нью-Йорке, Париже, Лондоне, на Ривье-
ре и в других изящных курортах, чтобы убедиться в том, что
роскошь и расточительность высших классов растет в колос
сальных размерах и часто выливается в форму сумасбродства.
Виллы, замки, яхты, охотничьи парки этих людей, их фести
вали, прихоти, женщины, проигрыши,—все это стоит каждом'
из капиталистических «магнатов» все больше и больше денег,
так как уровень их существования повышается с головокружи
— 171 —
тельной быстротой. Верно и то, что эти магнаты постоянно
окружены все более и более возрастающей свитой всякого рода
паразитов, которые весьма способствуют «дроблению уже скон-
центрированных капиталов». Но когда Бернштейн говорил об
увеличении числа «собственников», он, разумеется, не думал
об этих паразитах—профессиональных игроках, жокеях, ко-
котках Ц т. л.
Но одновременно с ростом роскоши и расточительности от-
дельных крупных капиталистов растет чрезвычайно быстро и
число последних, гораздо быстрей, чем население или рабочий
класс. Этот рост легче поддается количественному определе-
нию, чем их расточительность. Признаком быстрого расшире-
ния круга капиталистов-магнатов может служить тот факт, что
с 1692 г. по 1895 г. число промышленных предприятий в Гер-
манской империи возросло всего на 4,6%, население—на
14,5%. а число колоссальных предприятий, занимающих бо-
лее 1.000 рабочих,—на 100%. На такой же ход развития ука-
зывает, как мы видели, довольно достоверная саксонская ста-
тистика доходов. Общее количество обложенных физических
ЛИЦ возросло С 1879 ПО 1894 г. С 1.084.751 ДО 1.490.558, ТО-вСТЬ
на 37,4%, а число лиц, имеющих огромный, превышающий
£4.000 мар доход.—с 238 до 886, то-есть на 272%. Конечно,
число этих собственников увеличивается крайне быстро.
Но возрастает не только число расточителей и размеры их
расточительности (в степени, не влекущей за собой разорения
народа только благодаря изумительному росту производитель-
ности труда при капиталистическом режиме): усиливается так-
же расточительность безличная, неразрывно связанная с этим
строем.
Бернштейн сам указывает на два источника такой расточи-
тельности. «Кризисы и непроизводительные расходы на войско
поглощают очень много, но в последнее время,—замечает он,—
они поглощают только некоторую долю общего количества
прибавочного продукта». Понятно, так оно происходило не
только в последнее время; возникает лишь вопрос, как велика
эта доля? Потери, причиненные кризисами, не поддаются опре-
делению, но издержки на войско можно установить.
172 —
В Германской империи расходы па войско, флот и уплату
процентов по государственным долгам, вызванным исключи-
тельно военными нуждами, составляли в 1874 г. 368 миллионов
марок, а в 1899 г. они возросли до 809 милл. Следовательно
они более, чем удвоились, между тем как население
с 41 миллионами (1871 г.) возросло до 52 милл. (1895 г.).
Но этим не ограничивается расточение. Надо принять во
внимание, что постоянное войско превращает сотни тысяч тру-
доспособных мужчин в непроизводительные элементы. В 1874г
пропадала таким образом понапрасну рабочая сила 400.000 че-
ловек, а в 1899 г.—600.000 человек. Допустим, что каждый из
них мог бы производить ежегодно продуктов на 1.000 марок,—
включая в эту сумму как заработную плату, так и прибавоч-
ную стоимость,—и тогда потери вследствие вынужденной празд-
ности рабочих сил постоянного войска достигают суммы в
600.000.000 марок. Прибавив к этому издержки на военные
нужды, мы получим сумму почти в полтора милиарда, про-
тив 800.000.000, марок 25 лет тому назад, которую ежегодно
теряет народное хозяйство. В течение 25 лет Германия, благо-
даря своей армии, обеднела на 25 миллиардов—в 6 раз больше
французской контрибуции 1871 г. Это составит уже довольно
значительную «долю общего количества прибавочного про-
дукта». Если же, несмотря на все это, милитаризм не влечет за
собой абсолютного обеднения народов, если его развитие мо-
жет даже, как доказывает пример самой Германии, итти рука
об руку с значительным увеличением общественного богатства,
то этим мы обязаны исключительно громадной производитель-
ности труда при капиталистическом строе. Для тех же наро-
дов, которые не обладают развитою крупной капиталистиче-
ской промышленностью, милитаризм еще более пагубен; погло-
щаемая им «доля общего количества прибавочного продукта
так велика, что экономическая жизнь страны не выдерживает
его тяжести, как нам ясно видно на примере Италии и Испа-
нии.
Но причины расточения в капиталистическом обществе не
исчерпываются кризисами и милитаризмом. Ряд других при-
чин был указан автором этих строк в статье: «Расточитель-
ность при капиталистическом способе производства» («Хене
— 173 —
/eit» 1889 г.). Я позволю себе повторить некоторые из выска-
занных там мыслей.
Немаловажной причиной является мода. Изменчивость
моды—вовсе не естественный закон, а особенность известных
общественных отношений.
«В наше время любят об’яснять общественные явле-
ния при помощи заимствованных из 'естествознания сло-
вечек. Исторически столь молодую «свободную конкурен-
цию» сводили к «вечному естественному закону борьбы
за существование», а изменчивую моду на костюмы пре-
вратили в необходимый закон природы, об’яснив ее поло-
вым подбором. При этом упустили из вида ту мелочь, что
сущность моды—изменчивость, между тем как особенно-
сти, обязанные своим происхождением половому подбору,
в пределах исторического периода неизменны. Даже у че-
ловеческого рода мы находим, что пароды, не уклонив-
шиеся от природы, цепко держатся за свою одежду я
архитектуру и передают их неизменными из поколения
в поколение.
«Быструю изменчивость моды мы находим только при
известных общественных условиях: в революционные
эпохи, когда характер общества быстро изменяется, и в
эпоху безумной роскоши, когда, с одной стороны, господ-
ствующие классы получают так много прибавочной стои-
мости или прибавочного продукта, что они должны бро-
сать, по крайней мере, некоторую часть его на ветер, что-
бы избавиться от него, а, с другой стороны, проституция
становится общественной силой.
«В мире животных, благодаря половому подбору,
самцы приобретают яркие признаки—гривы, пестрое
оперение, рога и т. д. Напротив, тот «половой подбор»,
которым занимаются продажные женщины высшего и низ-
шего разбора, обусловливает появление крикливых жен-
ских нарядов... Но сильней всего бросается в глаза но-
вое. Отсюда постоянные изменения моды... Однако, они
вызываются не одним этим обстоятельством. Быть всегда
одетым по новейшей моде—признак благосостояния, осо-
бенно, чем чаще мода меняется. Является желание не
— 174 —
только быть одетым по-новому, но и сделать это так, чтобы
это было заметно; новое не только должно быть новым,
оно не должно походить на старое. В настоящем сезоне
не должно носиться то, что надевалось в предыдущем...
Но в наше время не только светские дамы меняют часто
свои наряды. Мы знаем, что рабочие вынуждены поку-
пать дешевые и скверные товары. Платья девушек и жен-
щин низших классов так быстро изнашиваются, что им
приходится очень часто приобретать новые. Но если уж
нужно купить новое платье, то отчего же не модное? Это
вполне соответствует духу нашего времени, когда внешние
классовые отличия все больше стираются, когда все за-
хвачено непрерывным движением, все стремится к новше-
ствам. Прежде изменения моды были привилегией «из-
бранников». Теперь наши «дамы» с глубоким нравствен-
ным негодованием замечают, что среди прислуги и фаб-
ричных работниц все больше и больше распространяется
стремление одеваться по моде. В настоящее время пере-
мена моды не происходит, как прежде, в узком кругу, а
распространяется во всем обществе, оказывает заметное
влияние на производство! Она сразу обесценивает гро-
мадное количество почти или совершенно не бывших в
употреблении фабрикатов, которые гниют в складах иля
просто выбрасываются вон, как негодное тряпье,—если
материал, из которого они сделаны, не допускает вторич-
ной переработки. Таким образом, каждое изменение моды
означает колоссальное расточение самых разнообразны!
продуктов. Но тем самым, оно отчасти устраняет пере-
производство и порождает спрос на новые продукты. По-
этому, сами торговцы соответствующих товаров и фабри-
канты не мало поощряют изменения моды и порой даже
сами вызывают их.
«Среди низших классов населения изменения моды
ограничиваются одной одеждой, а у состоятельных слоев
от моды зависит и вся обстановка дома. Так как наша
эпоха не обладает своим особым стилем, своим определен-
ным отпечатком, у них имеется возможность менять об-
становку по желанию: сегодня в моде ренессанс, завтра
рококо, послезавтра безвкусный стиль empire и т. д., пока,
— 175 —
наконец, комнаты не превращаются в настоящий восточ-
ный базар. Ясно, что эта постоянная перемена мебецц,
обоев, ковров и т. п. ведет к значительному расточению
труда и материала.
«Упомянем еще об одном виде расточения, свойствен-
ном капиталистическому способу производства и вызван-
ном ростом крупных городов.
«Скопление больших масс людей на незначительном
пространстве порождает все бблыпие неудобства и ставит
перед санитарией все более сложные технические задачи.
Такие задачи, как водоснабжение, удаление и утилиза-
ция отбросов, подвоз с’естных припасов, устройство мест
для отдыха в сельских местностях не представляют почти
никаких трудностей; между тем в больших городах для
разрешения этих задач делается необходимым устройство
дорогих парков и скверов, возведение гигантских соору-
жений, боен, водопроводов, канализационной системы и
т. п. Апологеты нашего современного общества отзываются
об этих чудесах современного мира, несомненно стоящих
выше античных, не иначе, как с восхищением и гор-
достью; и все-таки все эти свидетельства торжества че-
ловеческого разума являются только паллиативами,
смягчающими невыносимо-тягостные условия жизни, ко-
торых сын природы совершенно еще не знает. Достаточно
немногих десятилетий, иногда даже нескольких лет, чтобы
дальнейший рост городского населения совершенно пара-
лизовал их действие, и чтобы дальнейшая жизнь в городе
стала удобной лишь при условии возведения новых, еще
более грандиозных и дорогих сооружений. В Па-
риже уже проектируется проведение воды из Женевского
озера и устройство морского канала для отвода нечистот
в Ламанш. В обществе, где не существовала бы противо-
положность между городом и деревней, все эти сооруже-
ния были бы совершенно излишни. Возведение их являет-
ся расточением, неизбежным при современном способе
производства. Известно, какое громадное количество
удобрения пропадает без всякой пользы, благодаря этому.
«Разумеется, эта все растущая потребность в таких
сооружениях весьма благоприятствует развитию строи-
— 176 —
тельного дела. Но рост крупных городов способствуе!
этому развитию еще иным образом. Деревня все более и
более пустеет, деревенское население перебирается в го-
рода. Крестьянские дома пустеют, а прежние их обита-
тели нуждаются в городе в новых жилищах. Необходимо
усиление строительной деятельности, но не вследствие
роста народонаселения, а вследствие его перемещения; j;
это перемещение опять-таки вызвано не привлекатель-
ностью более здоровой или плодородной местности, не
желанием усилить производительность своего труда, а
исключительно потребностью быть ближе к крупному
рынку, на котором всякий товар, даже товар—рабочая
сила, имеет больше шансов найти покупателя, чем в
местностях уединенных и далеких от мирового рынка.
«Но рост больших городов заодно также обусловлива-
ет особый род строительной деятельности в сельских ме-
стностях. Несмотря на все гигиенические предосторожно-
сти и учреждения, большие города становятся все более
опасными для здоровья, и, для смягчения действия небла-
гоприятных условий, все настоятельней становится для
горожан необходимым проводить часть года вне города,
на чистом деревенском воздухе, в горах, на берегу моря.
Прежде считалось особой роскошью иметь местожитель-
ство в столице, и в деревне: это могла позволять себе
придворная знать. Теперь же это—необходимая потреб-
ность самой скромной буржуазной семьи. Рядом с опу-
стевшими крестьянскими домами возникают дачи и отели,
которые несколько недель в году переполнены, а осталь-
ное время пустуют.
«Таким образом, рост больших городов ведет к по-
стоянному увеличению числа таких домов, которыми
пользуются временно, и постройка которых является
поэтому расточением.
«По мере того, как растет большой город, внутри его
также происходят постоянные перемены. Вся деловая
жизнь сосредоточивается в одной какой-нибудь, сравни-
тельно небольшой, части города, расположенной в центре
— 177 —
Сюда приливает ежедневно все то население, которое во-
влечено в деловую жизнь; сюда направляется вся масса
товаров, которые потребляет большой город, или складом
которых он служит; отсюда же люди и товары опять отли-
вают к периферии или в каналы международной торговли.
Этот постоянный правильный прилив и отлив людей и
товаров из года в год усиливается, требует постоянного
расширения сети сообщений внутри города, прокладки
новых путей, постройки новых вокзалов и т. д. И в то
время как пространство, предоставляемое для домов, все
суживается, растет спрос на конторы, склады и магазины
во внутренней части города. Для удовлетворения этого
спроса приходится сносить старые, низкие дома и строить
вместо них новые, высокие. Вследствие этого центральная
часть города постоянно перестраивается; но потребность
в постоянном разрушении и постройке домов вызвана не
ростом населения, не техническими соображениями,
напр., негодностью старых построек, а только некоторыми
особенностями современного способа производства.
«Здесь так же, как и во всех других областях своего
господства, капиталистический способ производства
является революционизирующим способом производства
comme il faut, не признающим ничего постоянного. Се-
го,дня он обесценивает то, что создано им вчера, отбрасы-
вает, как ненужное, то, что еще могло бы быть использо-
вано, и с легким сердцем об’являет, что вчерашний труд
пропал даром, чтобы завтра снова потратить попусту труд».
От дальнейшей иллюстрации и обоснования нашей мысли
* ы воздержимся, так как это завело бы нас стишком далеко.
Укажем только еще на один вид расточения.
Как доказано Марксом, капиталистическое развитие ведет
к увеличению численности промышленной резервной армии.
Вернштейн не высказывал своего мнения по этому вопросу;
но во всяком случае ок не станет отрицать выводы Маркса,
'-'дна часть этой резервной армии существует в виде безработ-
ных, другая—в виде лиц, ведущих паразитическое существо-
вание, самый распространенный вид которого—мелочная тор-
говля.
— 178 —
У нас нет’ таких статистических данных о числе безработ-
ных в разное время, которые можно было бы сопоставить один
с другими. Число безработных подвергается колебаниям, со
ответственно состоянию промышленности. Все указывает на
то, что во время кризиса 80-х г.г. число безработных возросла
до угрожающих размеров. То же было в течение периода угне-
тенного состояния хозяйственной жизни с 1892 г. по 1894 г
но даже и во времена под’ема безработные продолжают супу
ствовать. В 1895 г. в Германии была произведена перепиа
безработных. Время переписи совпало с началом хозяйствен-
ного под’ема. И вот 14 июня было насчитано 299.352 безра-
ботных, а 2 декабря—771.005, что составляет 1,9% и 4,8%
всего числа сосчитанных наемных рабочих.
Из зарегистрированных не имели работы:
По болезни;
14 июня. 2 декабря.
120.348 чел. 217.365 чел.
По этим данным, не имели
1,11 % всех наемных рабочих летом, и 3,43% зимой.
В некоторых профессиях число безработных было огромное.
Так, например, было найдено:
По другим
14 июня.
179.004 чел.
работы не но
причинам:
2 декабря.
553.640 чел
болезни
Безработных (не больных). '/о безработных ко всему числу наем. раб. На 100 би* [работных в [В юно при (ходилось в | Декабре.
14 нюня. 2 декабря 14 июня 2 декабря
В сельск. хо» 18.442 158 340 0,33 2,82 1— - j 858,06
я горводелвв 3.058 20.615 0,65 4,40 674 01
9 стровт. деле 19 408 145.121 1,68 12,60 1 747,74
Особенно сильна была безработица в некоторых больших
городах. Безработных (не считая больных) оказалось:
В
14 июня 1895 0/0 рабоч. 2 декабря 1895 г. о'о рабоч
Гамбурге . 6,24 В Альтоне . . . . 9,51
Альтоне . 5,79 „ Данциге . . . 9,09
Берлине 4,70 „ Кенигсберге . . 7,57
Лейпциге . . 4,05 „ Штеттине . . . . 7,19
„ Гамбурге . . . . 6,94
» Берлине . . . . . 6,36
„ Магдебурге . . . 6.11
— 179 —
Эти цифры достаточно красноречивы. Но, понятно, онж
были бы еще выше, если бы, вместо двух «минутных снимков»,
была произведена перепись всех рабочих, которые хоть раз в
году были без работы, и если бы безработным считали вся-
ього, кто не имел работы в своей главной профессии.
В Англии среди организованных рабочих, которые имеют
более постоянную работу, чем неорганизованная масса, число
безработных составляло в 1893 г. 7,5%, в 1894—8,9%, а в
1895 г.—5,8%всего числа членов профессиональных союзов.
Лучшей регистрацией числа безработных можно считать
ту, которая была произведена в Соединенных Штатах при по-
следней всеобщей переписи. Она не основана на «минутном
снимке», а обнимает всех тех, кто в течение года (с 1 июня
1889 г. по 31 мая 1890 г.) хоть раз не имел работы в своей
профессии. Было зарегистрировано 3.013.117 безработных муж-
пин и 510.613 женщин, то-есть мужчин 16 % и женщин 13 %
всего числа занятых промысловой деятель-
ностью (а не только наемных рабочих). И это происходило
в иериод экономического под’ема!
По отраслям производства эти безработные распределялись
следующим образом:
ЗАНЯТИЕ. Мужчин, сопят, старше 10 дет. Женщин, занят, старю» 10 дет.
ВСЕГО Из них баз- работ. ВСЕГО Из них б«- работ.
Число. «/о Число. <»/>
В еехьеком хозявстве, ры- болояотве, горном деле 8.333 813 1.120.827 13,45 679.523 108.973 16,04
, свободных профессии 632.646 54.654 8,64 311.657 87.920 28,21
> лгаом услужения. . 2.692.879 689 307 25,60 1.667.698 130.774 7,84
• торговле я транспорте 3.097.701 247.757 8,00 228.421 15.114 6,62
» промышленности . . 4.064.051 900.572 22,16 1.027.242 167.832 16,34
Итого. . . 18 821.090 3.013.117 16.01 3.914.541 510.613 13,00
— 180 —
Итак, больше всего безработных оказалось в промышлен-
ности и личном услужении—почти четверть всего числа
занятых в этих профессиях лиц. По продолжительности безра-
ботицы это число распределяется следующим образом:
БЕЗРАБОТНЫЕ. 1 1 1—3 мес. 1 4—6 мес. 7—12 мес
1 тт | Число. % Число. °/о Число о.
Мужчины . ... 1 1.553.750 51,57 1.179.426 39,14 279.932 9,29
Женщины ... 1 265.106 1 51,92 188.992 37,01 56.515 11,07
Следовательно, почти половина была без работы более 4-х
месяцев в году! Судя по сводным таблицам переписи, в каждом
месяце года имеется в стране средним числом свыше
миллиона безработных, то-есть круглым счетом 5%'всего
занятого населения.
Каковы были бы цифры во время кризиса? Нигде не про-
изведено переписи, которая давала бы ответ на-этот вопрос.
Но безработные составляют только часть того относитель-
но избыточного населения, которое создается развитием ка-
питализма. Тот, кто остается без работы по своей специаль-
ности, не состоит членом какой-нибудь организации, которая
бы его поддерживала, и не может надеяться на скорое полу-
чение занятия в своей же профессии, старается, хотя бы вре-
менно, примоститься к какой-нибудь другой промысловой
отрасли. Удобней всего в этом отношении паразитная мелоч-
ная торговля; существующие в ней виды самостоятельных
«предприятий»,—разносчики, офени, лавочники,—по большей
части, не что иное, как способ существования безработных,
лишь немного поднимающий их выше нищей сумы.
В Германии за период 1882—1895 г.г. число занятых в
сельском хозяйстве почти совершенно не изменилось, в про-
мышленности оно возросло на 29%, а в торговле и транспорте
—на 49%.
Кстати заметим для иллюстрации к тому, что было при-
ведено нами выше о строительном деле, что в то время как
181
число занятых во всей промышленности увеличилось на
29,5%, в строительном промысле, носящем чисто местный ха-
рактер, не принадлежащем к экспортной промышленности,
увеличение составляло 42,9%; все же население увеличилось
только на 14,5%.
Эти примеры указывают нам на ряд явлений, которые
одни, помимо увеличения числа собственников, могут погло-
тить продукты усиленной производительности труда. С одной
стороны, мы имеем все усиливающееся расточение рабочих
сил. рост непроизводительных элементов общества, с другой—
все усиливающееся расточение продуктов труда.
Но ведь мы еще не упоминали о процессе, который служит
непрерывно возрастающему избытку продуктов главнейшим
отводным каналом,—о накоплении капитала.
Бернштейн рассуждает так, как будто мы живем еще в эпоху
натурального хозяйства, когда эксплоататоры не .находили
иного употребления выжатому из своих подданных в нату-
ральном виде прибавочному продукту, кроме их личного по-
требления (считая также приживальшиков и слуг). «Магнаты
напитала,—говорит он,—могли бы обладать в десять раз
('бльшими желудками, чем им приписывает народное остро-
умие; у них могло бы быть в десять раз больше прислуги, чем
есть в действительности, и все-таки, сравнительно с массой
производимого ежегодно национального продукта, их потре-
бление есть капля в море».
Таким образом, по Бернштейну, магнаты капитала не могут
найти другого употребления своего годового дохода, как от-
кармливание своей собственной особы и своей прислуги. Не
удивительно, что он спрашивает, куда девается прибавочный
продукт?
Если бы он пользовался теперь «Капиталом» Маркса не
только для разыскивания противоречий и для тенденциозных
искажений, то он вспомнил бы, что 22-я глава, трактующая
v превращении прибавочной стоимости в капитал, является
одной из важнейших и лучших глав книги. Годовой доход ка-
питалистов распадается на две части: фонд личного потребле-
ния п фонд накопления. Чем больше одна из них, тем меньше
— 182 —
другая. Между тем общественная задача капиталиста состоит
преимущественно в накоплении капитала. В зачаточном пе-
риоде капиталистического способа производства, когда произ-
водительность труда и норма прибавочной стоимости, а, сле-
довательно, и доход среднего капиталиста, были еще незначи-
тельны, расточительный образ жизни капиталиста препят-
ствоыл накоплению капитала. Расточительность считалась
тогда пороком знати, которому противопоставлялась, как ме-
щанская добродетель, бережливость и даже скупость. Но чек
больше повышается производительность труда, тем больше
ускоряется накопление, а вместе с тем растет и роскошь ка-
питалистов. «Магнат» может дать волю всем своим низмен-
ным и утонченным наклонностям, и все же превращает ка-
ждый год все большую часть присваиваемой им прибавочной
стоимости в средства производства.
Бернштейн спрашивает, куда девается прибавочный про-
дукт? Пусть же он посмотрит на новые машины, устанавли-
ваемые рядом со старыми, на новые фабрики, заводы, рудники,
железные дороги, возникающие на-ряду с уже существую-
щими, пусть посмотрит, как в странах, которые несколько де-
сятилетий, часто даже несколько лет тому назад, представляли
мз себя пустыню или были населены первобытными племенами.
—кап в этих странах привилось вполне развитое капитали-
стическое сельское хозяйство, капиталистическая система пу-
тей сообщения и транспорта, капиталистическая промышлен-
ность: вся эта бесконечная масса новых средств производ-
ства—продукт прибавочного труда, доставляемого капиталу
пролетариями. Они точно такой же присваиваемый капитали-
стом «Прибавочный продукт», как его трюфели и устрицы, его
«каковые лошади и замки, бриллианты его жены и его лю-
бовниц.
Класс капиталистов предается такой роскоши, какая не
наблюдалась еще со времен Римской империи; но в то же
время в течение нескольких десятков лет производительность
труда повысилась, и область господства капиталистического
производства расширилась с такой быстротой, подобной кото-
рой не сыщешь в истории. И вот, имея налицо такое порази-
тельное, прямо сказочное развитие, Бернштейн спрашивает:
— 183 —
что делается с прибавочным продуктом? Он полагает, что весь
прибавочный продукт, не находящий себе места в об’емистых
желудках магнатов, должен попасть в желудки других соб-
ственников, и так как вместимость каждого желудка, даже
желудка миллионера, имеет свои пределы, то увеличение ко-
личества прибавочной стоимости неизбежно связано в его
представлении с увеличением числа желудков, поглощающих
ее, и превращением владельцев этих желудков в собствен-
зиков.
Вот каким путем Бернштейн придает «Капиталу» Маркса
более научный характер: он растворяет его противоречия и со-
физмы в желудочном соку собственников.
Вот все, что можно сказать об увеличении массы прибавоч-
ной стоимости и числа собственников. Мы видим, что первое
явление совершенно не находится в причинной связи со вто-
рым. Как данные статистики подоходного налога или успехи
акционерной формы предприятий, так и рост числа наемных
рабочих, усиление производительности их труда и эЕсплоата-
ции (а ведь следствием этого и является увеличение массы
прибавочной стоимости) ни в малейшей степени не доказы-
вают, что распределение имуществ происходит в направлении,
противоположном концентрации капиталов.
Итак, вопрос этот исчерпан. Но, во избежание недоразуме-
ний, мы прибавим еще кой-какие соображения.
Мы видели, что Бернштейн не дает нам ясного понятия о
том, что собственно он подразумевает под увеличением числа
'-собственников»: увеличение числа капиталистов или общее
повышение минимального уровня жизни населения, или же
возникновение нового среднего класса на смену исчезающему
парому. Это—три совершенно различных явления, которые
надо строго отличать друг от друга.
Мы уже видели, как обстоит дело с увеличением числа ка-
питалистов. Мы констатировали до сих пор быстрое увеличе-
нхе числа крупных капиталистов и, наоборот, относительное
Уменьшение числа мелких предпринимателей; и ничто не го-
*4>ят нам о том, чтобы, благодаря акционерным обществам,
— 184 -
это уменьшение превратилось в увеличение числа небольших
капиталистических состояний.
Совершенно другой вопрос—«обнищание» народных масс.
Ясно, что повышение благосостояния наемных рабочих может
итти рука об руку с уменьшением числа мелких капитали-
стов.
Бернштейн считает этот вопрос исчерпанным и не находит
нужным остановиться на нем. «Теория обнищания почти всеми
оставлена; если не все ее выводы отвергнуты, то, по крайней
мере, ее пытаются, по возможности, перетолковать на другой
лад» (русск. пер., стр. 248).
Нет, дело это не такое уж простое и удобное, и так как эта
«теория» в последнее время оспаривалась в партии и помимо
Бернштейна, то мы считаем нужным посвятить ей несколько
страниц.
f) Теория обнищания (Verelendungstheorie).
Точно так же, как и термины «теория крушения» или
«теория катастрофы» (Zusammenbruchstheorie), термин «тео-
рия обнищания» придуман и пущен в ход не Марксом или
Энгельсом, а их критиками.
Правда, в главе об исторической тенденции капиталисти-
ческого накопления Маркс утверждает, что происходит возра-
стание «нищеты, гнета, порабощения, деградации и эксплоа-
тации»; ио он говорит также об увеличении «возмущения ра-
бочего класса, который постоянно возрастает и постоянно обу-
чается, об’единяется и организуется самим механизмом капи-
талистического процесса производства».
Бернштейн не согласен с нашим выводом, что Маркс го-
ворит здесь о возрастании зрелости и силы пролетариата:
«Возможность понять то место в марксовом изложе-
нии теории крушения, где он говорит о возрастании
вышколенности, единения и организации пролетариата,
в смысле роста его зрелости и силы, зависит от того, на-
сколько эти последние совместимы с усилением вырожде-
ния и порабощения того же пролетариата. Я совсем не
— 185
намерен заниматься буквоедством, но должен сказать,
что при таком условии я нахожу крупное различие
между возрастанием числа, единения и вьнпколенности
(под которой ведь следует подразумевать преимуще-
ственно политическую вышколенность) пролетариата и
ростом его зрелости и силы — такое же различие, как
между временными победами и упроченным надолго
господством » „ Vorwarts • •
Было бы, понятно, очень скверно, если бы нам нужно было
прибегать к «буквоедству», чтобы уяснить себе смысл цити-
рованного места. Но если бы даже оно само по себе могло быть
истолковано самым различным образом, оно находится в
конце об’емистого труда в 800 страниц,—труда, составляю-
щего заключение к более чем 20-летней научной и политиче-
ской деятельности. Для понимания сжато-изложенного вывода
необходимо не буквоедство, а вдумчивое отношение к смыслу
всей деятельности Маркса и всех его сочинений. Но прежде
всего необходимо изучить факты.
Если мы так поступим, то будем иметь три возможных
юлкования «теории обнищания», не исключающие, а допол-
няющие друг друга и находящиеся в тесной связи.
Прежде всего это положение можно попять в том смысле,
что оно отмечает существование двух противоположных тен-
денций: с одной стороны, тенденция к возвышению проле-
тариата, а с другой—к принижению его. Антагонизм же между
этими двумя тенденциями есть не что иное, как антагонизм
между капиталистами и наемными рабочими. Капиталисты,
понуждаемые к тому конкуренцией, постоянно стремятся все
сильней угнетать своих рабочих, усиливать их зависимость,
удлинять рабочее время, уменьшать заработную плату и т. п.
Но в силу такой же необходимости рабочий класс, порабо-
щенный и угнетенный, но об’единенный и организованный са-
мим процессом производства, рано или поздно восстает про-
тив угнетения и порабощения.
Это—общеизвестное явление. Но вот выступают на сцену
либеральные экономисты и заявляют. «Да все это верно, но
тенденция к обнищанию пролетариата — только преходящее
186 —
явление, присущее зачаточному состоянию капиталистиче-
ского способа производства, но преодолеваемое с течением
времени».
Но это неверно. Преодолеваются только некоторые по-
следствия тенденции к обнищанию, но не она сама. Она
неразрывно связана с капиталистической системой эксплоата-
ции и исчезнет лишь с устранением этой последней.
Стремление предпринимателей ухудшить положение рабо-
чих, или, по крайней мере, противодействовать их попытка :<
улучшить его—является неизбежным следствием капитали-
стического способа производства, конкуренции и погони за
прибылью, понуждающих к сбережению издержек производ-
ства, стало быть в том числе и издержек труда. Иногда неко-
торые фабриканты,—разумеется, белые вороны среди фабри-
кантов,—доходят даже до того, что признают, что хорошая
заработная плата и сокращенный рабочий день повышают
производительность труда; но этим не уничтожается их стре-
мление к «обнищанию». Как раз эти интеллигентные фабри-
канты обыкновенно и стремятся к замене рабочих сберегаю-
щими труд машинами и методами производства, и квалифи-
цированного труда простым. И на наших глазах повсюду обра-
зуются союзы предпринимателей, цель которых—окончательно
превратить порабощенных и деградированных рабочих в без-
вольных рабов.
Там, где рабочим удается, как, например, в Англии, хоть
немного воспитать предпринимателей, формы борьбы между
капиталистической тенденцией к обнищанию и пролетарской
к под’ему смягчаются, сама же борьба продолжает существо-
вать и принимает все более колоссальные размеры, так как не-
жрерывно возрастает масса, сплоченность и боевая готовность
•беих сторон.
Итак, в смысле тенденции, неискоренимой на
лочве существующего капиталистического строя и постоянно
распространяющейся на все более широкие массы, слова об
увеличении нищеты и порабощения, равно как и возмущения,
—совершенно правильны.
Но допустимо и другое истолкование фактов. Слово «ни-
щета» может означать либо нищету в физическом
— 187 —
смысле, либо нищету в социальном смысле.
В нэрном случае она измеряется физиологическими
потребностями человека, которые, конечно, не всюду и
не всегда одинаковы, но все-таки совсем не обнаруживают та-
ких огромных различий, как социальные потребно-
сти, неудовлетворение которых влечет за собой социальную
нищету.
Если мы будем понимать эти слова в физиологическом
смысле, то утверждение Маркса, действительно, окажется не-
состоятельным. Как раз в самых передовых капиталистиче-
ских странах нельзя констатировать всеобщего увеличения
физической нищеты; все факты указывают скорей на регресс
ее. хотя и крайне медленный и не повсеместный. В настоящее
время жизненый уровень рабочих классов гораздо выше, чем
50 лет тому назад. Разумеется, было бы ошибкой измерять по-
вышение гкизненного уроьня ростом денежной заработной пла-
ты; не надо забывать, что с того времени и средства существо-
вания сильно вздорожали. Цена хлеба, а иногда и мяса, па-
дала за последние несколько лет, но зато поднялись квартир-
ные цены и налоги, да и вообще к рабочим пред’являются те-
перь повышенные требования. Указывают на уменьшение
числа бедных, наблюдающееся, например, в Англии, и забы-
вают, что теперь рабочие союзы и другие общества взаимо-
помощи поддерживают на взносы рабочих большое число без-
работных, больных и увечных, которые иначе попали бы в
приюты и рабочие дома. Эти расходы, которые раньше покры-
вались общественной благотворительностью и поэтому падали
бы всей своей тяжестью в виде налогов на состоятельные
классы, должны быть вычтены из повысившейся заработной
платы, когда мы сравниваем ее с прежней.
Прогресс вовсе не так уж велик, как кажется при сравне-
нии денежных заработных плат, и даже перевод их на хлеб
дает чересчур благоприятные результаты, так как при этом
упускаются из вида как раз те потребности, удовлетворение
которых вздорожало.
Нигде рабочий класс не развивался в таких благоприят-
ных условиях, как в Англии. Сидней Вебб, весьма трезвый и
— 188
не склонный к увлечениям исследователь, проследил измене-
ния в положении рабочего класса с 1837 г. и пришел к сле-
дующему заключению:
«Можно показать во всех отношениях, что с 1837 г.
значительная группа наемных рабочих сделала большие
успехи, но зато других слоев всеобщий рост богатства и
прогресс цивилизации почти или даже совсем не косну-
лись. Если мы примем в расчет различные условия жи-
зни и труда и установим уровень, ниже которого рабочий
не может жить прилично, то найдем, что процент тех,
кто в отношении платы, рабочего времени, жилищных
условий и общего культурного развитая стоит ниже этого
уровня, в настоящее время меньше, чем в 1837 г. Но мы
найдем также, что наиболее низкий из с у ще-
ствующих ныне уровней так же низок, как
и т о г д а, и что общее число лиц, стоящих ниже приня-
того нами уровня существования, абсолютно боль-
ше, чем в 1837 г. В настоящее время царит
такая же глубокая нищета, как и в преж-
ние времена, и распространена она так
же широко или еще шире; положение дел теперь
такое же грустное, как и в 1837 г.» (Labour in the lon-
gest reign, стр. 18).
Еще лет ю тому назад Энгельс пришел к тому же
заключению. В 1885 г. он писал в «Neue Zeit» относи-
тельно рабочего класса:
«Прочное улучшение (считая с 1848 г.) замечается
только среди двух привилегированных групп рабочих.
Первую составляют фабричные рабочие. Установление
законодательным порядком рационального (по крайней
мере, сравнительно) рабочего дня относительно улуч-
шило их физическое состояние и дало им моральное пре-
восходство, еще усиленное их концентрацией на неболь-
шом пространстве. Их положение, несомненно, улучши-
лось с 1848 г. Вторую группу составляют трэд-юнионы.
Это—организации таких отраслей труда, в которых исклю-
чительно применяется или господствует труд взрослых
мужчин. Здесь ни конкуренция женского и детского
— 189 -
труда, ни машины не в состоянии сломить силу их орга-
низованности. Машиностроительные рабочие, плотники и
столяры, строительные рабочие являются сами по себе си-
лой, так что могут даже, как это сделали строительные ра-
бочие, успешно противодействовать введению машин. Их
положение бесспорно улучшилось с 1848 г.; доказатель-
ством тому служит то, что вот уже 15 л., как между ними
я хозяевами царит обоюдное удовольствие. Они образуют
аристократию рабочего класса; они добились довольно
комфортабельного положения и считают его окончатель-
ным. Это—образцовые рабочие г.г. Леона Леви, Джифена
и правдолюбца Луйо Брентано. И действительно, это—
славные, легко доступные люди, для разумного капита-
листа в особенности и всего класса капиталистов—во-
обще.
«Что же касается всей массы рабочих, то среди них
уровень нищеты и необеспеченности существования все
тот же и, быть может, даже более высокий, чем когда-ли-
бо. Лондонский Ист-Энд представляет из себя все расши-
ряющееся болото нищеты, отчаяния, голода во время
безработицы, физического и нравственного унижения,
когда есть работа».
Все это вполне совпадает с картиной, нарисованной Веббом.
Но если оба эти описания верны, если в Эльдорадо трэд-
юнионизма, кооперации, муниципального социализма рабочие
не достигли большего, то нечего придавать особенного значе-
ния их успехам в других странах.
Если же процесс освобождения рабочего класса от физиче-
ской нищеты подвигается так медленно, то уж одно это обу-
словливает непрерывный рост социальной нищеты,
потому что производительность труда повышается чрезвычай-
но быстро. Это надо понимать в том смысле, что рабочий класс
все больше и больше лишается возможности пользоваться
Успехами культуры, созданной им самим, что жизненный уро-
вень буржуазии повышается быстрей, чем жизненный уровень
вролетариата, что возрастает социальный контраст между
Н»МИ.
— 190 —
Кажется, ясно, что в общественной теории понятие
нищеты прежде всего должно браться в смысле социаль-
ном. Бернштейн думает иначе. Понимание нищеты, как со-
циального явления, он считает отказом от «теории нищеты»,
разумеется, не «открытым» (на то мы, «апологеты и литератур-
ные зоилы», неспособны), а замаскированным: ее, «по возмож-
ности, перетолковывают на другой лад». Бернштейн продол-
жает:
«Попытку такого перетолкования сделал Кунов в
своей статье о «крушении». У Маркса в конце первого
тома «Капитала» говорится о «возрастающей массе ни-
щеты», идущей рука об руку с развитием капиталисти-
ческого производства; под этим, говорит Кунов, следует
понимать не попросту «абсолютный регресс экономиче-
ского положения рабочего», в смысле уровня его суще-
ствования, а только регресс его общественного положения
в целом, сравнительно с прогрессирующим культурным
развитием, то-есть сравнительно с ростом продуктивное™
и с повышением общих культурных потребностей». Ни-
щета не есть, по мнению Кунова, незыблемое понятие.
«То, что может показаться соблазнительным положением
рабочему известной категории, отделенному от своего ра-
ботодателя огромной разницей в образовании, то в глазах
квалифицированного рабочего другой категории, кото-
рый, быть может, по своему умственному развитию стоит
выше своего хозяина, покажется такой «нищетой и гне-
том», что он возмутится против этого» („Neue Zeit“,
XVII, I, стр. 402—403).
«К’ сожалению, Маркс говорит в относящейся сюда
фразе не только о росте нищеты и гнета, но также о «раб-
стве, вырождении и эксплоатации». Следует ли пони-
мать все эти выражения также в указанном смысле, в
духе пиквиккского клуба? Следует ли понимать вырожде-
ние рабочего только, как относительное вырождение,
сравнительно с общим ростом цивилизации? Я этою не
думаю; вероятно, и Кунов также. Нет, Маркс очень опре-
деленно говорит в этом месте: «постоянно убываю-
щее число магнатов капитала, узурпирующих все
— 191
выгоды» капиталистического процесса превращения,
рост «массы нищеты и гнета» и т. д., и т. д. («Капитал, т. I.
гл. 24, 7). На этом противопоставлении можно обосновать
теорию крушения, но нельзя—на нравственном униже-
нии (Elend), обусловленном тем, что начальники п»
своему умственному развитию ниже своих подчиненных,
что случается во всякой канцелярии, во всякой иерархи-
ческой организации» (русск. пер., стр. 248, примечание).
Вот это значит попасть пальцем в небо! Социальная ни-
щета. все усиливающаяся противоположность между жизнен-
ным уровнем буржуа и пролетария превращается вдруг у
Бернштейна в нравственное унижение, вызванное умственным
ничтожеством начальника, в нравственное унижение непри-
знанного гения. Рассматривать нищету, как явление социаль-
ное. а не физическое, значит, по Бернштейну, поступать в духе
пиквиккского клуба. Если это так, то к этому клубу надо от-
носиться с полным уважением.
Напомню известное место из «Гласного ответа» Лассаля:
«Все страдания и лишения человечества зависят от
соотношения между привычным образом жи-
зни, существующими в настоящий момент по-
требностями, и имеющимися налицо средствами к
удовлетворению их. Всякие страдания и лише-
ния человечества и всякое удовлетворение, стало
быть, всякое положение, в котором может очу-
титься человек, измеряется только путем
сравнения с положением, в котором находятся в те
же время другие люди, опять-таки имея в виду
привычный для них образ жизни. Поэтому положение
каждого класса определяется всегда только соотно-
шением между его положением и поло-
жением других классов в ту же эпоху»
(изд. Бернштейна, II, стр. 426).
В таком же духе высказывался еще в 1850 г. Родбертус
В своем первом «социальном письме» к Кирхману:
«Бедность—понятие общественное, то-есть относитель-
ное. Я утверждаю, что с тех пор, как трудящиеся классы
192 —
добились более высокого социального положения, число
вполне законных потребностей значительно увеличилось,
и что, принимая это во внимание, нельзя, не погрешая
против истины, н е говорить об ухудшении их материаль-
ного положения, если даже заработная плата не измени-
лась... Если прибавить, что возрастание национального
богатства дает возможность увеличить их доход, а между
тем фактически выгоды этого роста достаются другим
классам, то делается ясным, что этот антагонизм между
претензией и удовлетворением, желанием и вынужден-
ным отказом не может не расшатать экономического по-
ложения рабочих классов».
Что то же думал и Маркс, видно из того, что он говорил о
возрастающей нищете в «Капитале»,—том самом «Капитале»,
где так подчеркивается физическое возрождение рабочего клас-
са в Англии, как следствие фабричного законодательства. А Эн-
гельс заметил в 1891 г. (когда была выработана «Эрфуртская
программа»), что все возрастающий антагонизм между
капиталом и трудом зависит от того, что класс капи-
талистов оставляет себе самую большую часть все
увеличивающейся массы продуктов, «в то время как
доля рабочего класса (считаясь с числом душ) увеличи-
вается крайне медленно и незначительно или даже совсем не
увеличивается, а при известных обстоятельствах может даже
—не должна, а може т—упасть» («Наемный труд и капи-
тал», предисловие. Ср. также предисловие ко 2-му изданию
«Положения рабочего класса в Англии»).
Значит, наш пиквиккский клуб—не такая уже плохая ком-
пания. И эти пиквиккцы начали «перетолковывать свою тео-
рию на другой лад» еще тогда, когда формулировали ее.
Но как же насчет «вырождения»? Ну, если уж заниматься
буквоедством, то надо заметить, что Маркс говорил не о «вы-
рождении» (Entartung) а о «деградации» (Degradation). Ре-
дактируя впоследствии позднейшие издания «Капитала», Эн-
гельс во многих местах заменил иностранные слова немецкими,
и так, вместо «деградации» получилось «вырождение». Я бы
предпочел слово «унижение» (Erniedrigung), которое возбуж-
дает представление о социальном регрессе, а не о физиологи-
— 193 —
ческом. В 1891 г. в своем проекте программы я и говорил о воз-
растающем «унижении», но не «вырождении».
Однако, можно было бы настаивать и на «вырождении». Мы
видим, что случаи самоубийств и психических заболеваний
учащаются; данные об освобождении, за негодностью, от воен-
ной службы показывают, что вырождение из городов уже пе-
реходит в села, откуда получался приток свежей крови; сле-
довательно, можно смело говорить о вырождении,—правда, не
только рабочего класса, но и всего населения капиталистиче-
ских стран. Но я полагаю, что в разбираемом положении Маркс
хотел отметить именно усиление социальной противоположно-
сти между буржуазией и пролетариатом, на которую рост фи-
зического вырождения всех классов не оказывает обостряющего
влияния, разве в форме усиления нервности обеих сторон.
Как бы то ни было, остроты Бернштейна насчет «относи-
тельного вырождения» не должны возбуждать в нас сомнений
относительно социального толкования понятия нищеты.
А между тем даже сами буржуа констатируют факт возра-
стания социальной нищеты, но называют ее другим именем—
1ребовательностью. Об имени мы спорить не станем.
Важен тот факт, что противоречие между потребностями наем-
ных рабочих и возможностью удовлетворения их заработком, а,
следовательно, и противоположность между наемным трудом и
капиталом все более возрастает. В усилении этой нищеты силь-
ных телом и духом пролетариев, а не в растущем отчаянии по-
терявшей в значительной степени образ человеческий, золо-
тушной орды усматривал автор «Капитала» самый могучий
рычаг социализма. Повышение жизненного уровня рабочих не
ослабит его действия.
Увеличение социальной нищеты трудно доказать цифрами.
Для того, чтобы точно определить степень усиления эксплоата-
ции и ухудшения социального положения наемных рабочих,
«ы должны были бы иметь точные данные относительно коли-
чества произведенных в разные десятилетия стоимостей и их
Распределения между пролетариями и капиталистами.
Но существуют симптомы, по которым мы можем устано-
^ть направление развития.
— 194 —
Маркс указал нам в «Капитале» на то могучее средство, с
помощью которого предприниматели увеличивают нищету ра-
бочего класса там, где рабочая сила покупается по своей пол-
ной стоимости, где заработная плата не ниже издержек вос-
произведения рабочей силы. Это средство—стремление к уве-
личению количества абсолютной и относительной
прибавочной стоимости.
Простейшей формой увеличения первой является удли-
нение рабочего дня. Истощение рабочего служит ему
пределом. Удлинение не может превышать известных разме-
ров; достигнув определенной точки, рабочий день может изме-
няться только в сторону сокращения. При развитом капитали-
стическом производстве в пользу сокращения действует ряд
факторов, которые здесь невозможно перечислить; и в резуль-
тате во всех капиталистических странах борьба за рабочий
день приводит в последнее время к победе тенденции сокраще-
ния рабочего времени. В этом отношении, следовательно, нель-
зя говорить об усилении нищеты. Но обыкновенно сокращение
рабочего времени сводится на-нет выжиманием большего ко-
личества труда в более короткий промежуток, интенсифика-
цией труда, при чем пускаются в ход самые хитроумные систе-
мы поштучной работы, премий, участия в прибылях и т. п. Все
же можно сказать, что в странах с развитым капиталистиче-
ским производством положен предел эксплоатации рабочих
посредством увеличения абсолютной прибавочной стоимости.
Но раз капиталу закрыта эта дорога к увеличению приба-
вочной стоимости, он с тем большим усердием принимается за
увеличение относительной прибавочной стоимости: вводя уси-
ленное разделение труда и усовершенстованные машины, он за-
меняет обученных рабочих необученными, мужчин—женщи-
нами, взрослых—детьми. И это стремление умеряется закона-
ми, направленными к охране труда, но довольно несовершен-
ным образом. Даже в наилучших рабочих законодательствах
дети старше 14-ти лет недостаточно охраняются, и самые тяже-
лые формы эксплоатации детского труда, например, в домаш-
ней промышленности, не подлежат никакому ограничению.
Во всяком случае, распространение машинного и женского
труда развивается беспрепятственно и должно так развивать-
— 195 —
ся, так как приостановка в их развитии задержала бы эконо-
мическую эволюцию. Пользование этими двумя наилучшими
способами ухудшения положения рабочих никаким образом не
может быть воспрещено капиталистам, и они пускают их в ход
гем чаще, чем труднее им прибегать к другим средствам.
Все усиливающаяся распространенность детского и жен-
ского труда уже сама по себе—несомненный симптом возраста-
ния нищеты рабочего класса, опять-таки не в смысле обяза-
тельно усиливающейся физической нищеты; Это означает, что
все менее становится возможным удовлетворить потребности
семьи рабочего одним заработком мужа. Совсем не безразлич-
но, происходит ли это от падения заработной платы или от
роста потребностей; в последнем случае нищета скорей вызы-
вает возмущение, и это возмущение дает более прочные резуль-
таты; но в обоих случаях можно говорить об увеличении ни-
щеты. Если заработок мужа Недостаточен для содержания
жены и детей, то это ведет, с одной стороны, к тому, что жены
и дети наемных рабочих идут на фабрику для подсобного зара-
Гххгка, а с другой стороны, к тому, что мужчины воздержива-
ются от брака и ищут утешения в проституции. Благодаря
этому, увеличивается число незамужни: девушек, которые в
свою очередь вынуждены взяться за наем: гый труд. Так капита-
листический способ производства разру 1ает унаследованную
нами буржуазную форму семьи, не замет тя ее другой формой,
и таким образом создает один из важней) тих источников обни-
мания и вырождения.
Число браков колеблется соответственно смене благоприят-
ноге и неблагоприятного положения дела, но в общем оно
уменьшается. На каждых 1000 жителей приходится браков:
Германия. Австрия. Франция. Англия.
1872 г. . . 10,3 9,3 9,7 8,5
1873 г. . . 10,0 8,9 8,8 8,6
1874 г. . . 9,5 9,0 8,3 8,3
1880 г. . . 7,5 7,6 7,4 7,3
1881 г. . . 7,5 8,0 7Ж5 7.5
1882 г. . . 7,1 8,2 7,4 7,6
1890 г. 8,0 7,6 7,7 7,6
1891 г. 8,0 7,8 7,5 7,7
1895 г. 7,9 7,9 7,5 7.4
- 196 -
В то же время число взрослых в населении увеличивается.
По переписи 1885 г., дети моложе 15 лет составляли в Гер-
мании 35,4 % населения, а в 1890 г.—35,15%. Число женатых,
вдовых и разведенных увеличилось за тот же срок с 18.100.000
до 19.800.000, т.-е. на 9,3 %, а холостых старше 15 лет с
11.100.000 до 12.300.000, т.-е. на 10,2%.
В то же время женский труд получил колоссальное распро-
странение. В Германии за промежуток 1882—1895 г. число
занятых женщин увеличилось с 5.541.517 до 6.578.350, т.-е.
больше, чем на миллион. За этот же промежуток в
промышленности и торговле увеличилось число:
Мужчин.
Служащих . . 115,6%
Наемн. рабоч. 52,8%
Женщин.
254.7%
104,9%
В среднем.
118.9%
62.67,
Следовательно, число женп^ин—наемных работниц уве-
личилось вдвое быстрей, чем число мужчин ’)•
Приведем здесь список тех отраслей, где женщин-ра
6 о т н и ц по отношению ко всему количеству рабо-
чих особенно много или особенно мало:
Особенно много:
% отношение ко все-
му числу рабочих.
Гостиницы, рестораны и проч..........66,9
Текстильная промышленность...........50,8
Изготовление одежды, чистка..........37,6
Бумажн. изделия......................35,9
Торговля.............................29,2
Садоводство..........................24.6
Произв. пищевых продуктов............22,1
*) Русский марксист П. фоя-Струве (писало в 1899 голу. Прим1
кер.) и другие возражали мне. что в Америке сокращается применение
женского труда. Но ото неверно. В С.-А. Соединенных Штатах насчиты-
валось рабочих:
1880 г. 1890 г. Увял, в °/о
Мужчин . . J4.744 942
Жеищиа . . 2.647 157
18821.090 27,64
3.914 571 47,88
а между тем жевское населеиве увеличивалось медленнее, чем мужское
Прирост составляет:
Мужчин старше >0 лет 29,и8»/,. рабочих —27.64°'О
Женщин я 10 о 27,93е о, работниц—27,93'/,
— 197 —
Особенно мало.
% отношение ко все-
му числу рабочих.
Транспорт........................... 0,9
Строительное дело................... 1,1
Машиностр. нромьплл................. 2,6
Горное дело......................... 3,1
Животноводство и рыболовство .... 4,0
Обработка дерева, резьба............ 6,1
Страхование......................... 6,4
Распространение женского труда—верный признак увели-
чения нищеты. Порожденное ею, оно ее усиливает, потому что
капиталистическое общество не создало новых, высших форм
домоустройства, которые могли бы заменить индивидуальное
домоустройство. Наемный труд женщины истощает ее силы
так как не избавляет ее от домашних работ; домашняя обста-
новка пролетариев становится все более запущенной, дети ли-
шены присмотра, кабачок получает большую притягательную
силу, чем собственный дом; работница, не приученная к веде-
нию домашнего хозяйства, заваленная работой, не умеющая
ьи шить, ни готовить, не умеет стало быть ни в чем сберечь,
отчего увеличиваются расходы. Какая польза рабочему от по-
вышения заработной платы, от падения цены на хлеб, если
жена его не умеет приготовить из муки экономные, питатель-
ные и вкусные блюда? Что ему от падения цен на одежду, если
жена его не умеет чинить изношенное платье, так что он вы-
нужден покупать его вдвое больше, чем раньше? Как легко
ведет женский наемный труд не только к социальной, но и к
физической нищете!
Но, разумеется, эта причина возрастающей деградации ста-
новится также причиной усиливающегося возмущения, так как
она гонит продающую свою рабочую силу женщину в ряды бо-
рющегося пролетариата, тогда как, будучи только хозяйкой,
она относится к этой борьбе скорее безучастно.
Но на-ряду с эксплоатацией женского труДа усиливается и
эксплоатация малолетних. К сожалению, регистрация уча-
ствующих в промысловой деятельности лиц моложе 20 лет
производилась в профессиональной переписи 1895 г. на других
основаниях, чем в 1882 г., так что невозможно проследить раз-
витие наемного труда в различных возрастных группах ниже
— 198 —
20 лет. Мы можем .лишь сравнить данные 1882 и 1895 г.г. об
участии в промысловом или наемном труде всех, вместе взя-
тых возрастных групп до 20 лет.
Оказывается, что на каждых 100 наемных рабочих при^с-
дилось лиц моложе 2о лет:
В сельском хоз. В аромышлен. В торговле, i ВСЕГО.
1882 1895 . i 1882 1895 1882 1895 1832 1895
30,51 32,61 28,41 28,80 1 23,09 i 25,03 29.20 30,11
За недостатком места, мы не останавливаемся подробно на
влиянии машин и других факторов, ухудшающих Положение
рабочего класса. О безработице мы уже говорили в другом ме-
сте: здесь же мы ограничимся тем, что процитируем резюми
рующую выдержку из «Капитала».
«В 4-м отделе, при анализе производства относитель-
ной прибавочной стоимости, мы видели, -по все способы
увеличения общественной производительной силы труда,
при капиталистическом строе, проводятся насчет инди-
видуального работника; что все средства развития произ-
водства обращаются в средства эксплоатации производи
теля и власти над ним; что они уродуют рабочего, дела;:
из него получеловека; унижают его, обращая в придаток
машины; привлекательный труд заменяют трудом прину-
дительным; отчуждают от работника духовную сторону
трудового процесса, по мере того как последний овладе-
вает наукой, как самостоятельной силой; делают все бо-
лее ненормальными условия, в которых он работает; под-
чиняют его во время рабочего процесса самому мелочному
деспотизму; время его жизни обращают в рабочее время;
жену и детей его отдают под ярмо капитала . Но все спосо-
бы производства прибавочной стоимости суть в то Же
время способы накопления, а каждое расширение нако-
пления становится, наоборот, средством развития этих
способов. Отсюда следует, что, по мере накопления капи
тала, положение рабочего, какова бы ни была его
— 199 —
рабочая плата, ухудшается. Наконец, закон, по ко-
торому относительный избыток населения или запасная
промышленная армия постоянно находится в равновесии
с размером и силой накопления,—этот закон приковыва
ет рабочего к капиталу крепче, чем молот Гефеста при-
ковал к скале Прометея. Этот закон обусловливает на-
копление нищеты соответственно накоплению капитала.
Накопление богатства на одном полюсе производит в то
же время на другом, т.-е. на стороне класса, производя-
щего свой собственный продукт в виде капитала,—на-
копление нищеты, страданий, рабства, невежества, огру-
бения и нравственного унижения» («Кап.», т. I, стр. 571).
О падении заработной платы Маркс здесь не говорит. Неко-
торые из описываемых им тенденций, напр., обращение времени
жизни рабочего в рабочее время, ослабели с тех пор и под-
верглись некоторому ограничению; но громадное большинство
их действует в полном об’еме и по настоящее время и дает нам
право говорить о росте нищеты, рабства, деградации, эксплоа-
тации. Но это положение можно понимать еще и в третьем
смысле.
Мы говорили до сих пор только о рабочем классе, Маркс ж<-
в главе о тенденции капиталистического накопления говорит
и о других классах населения.
Если пролетариат страдает от нищеты и порабощения, то
нищета и порабощение всего народа должны увеличиваться в
такой же степени, в какой увеличивается численность проле-
тариата по отношению к остальным классам народа; а его
повсеместный численный рост—неоспоримый факт.
Но рост численности пролетариата сам по себе является
лишь симптомом и, конечно, в то же время причиной возра-
стающей нищеты других классов населения.
Тенденция капитализма к обнищанию масс проявляется с
особенной силой и особенно экстенсивно в тех областях (мы
употребляем здесь слово «область» как в его экономическом,
так и географическом смысле), куда недавно лишь проникла
капиталистическая промышленность, или в ее порубежных об-
ластях. Она проявляется там, повторяем, с такой силой, что
— 200 —
порождает самую глубокую пшцету в физическом, а не сп-
инальном смысле,—голод, отсутствие самого необходимого, вы-
мирание населения.
Это—явление общеизвестное и общепризнанное. Но бур-
жуазный экономист и здесь утешает себя соображением, что
это—временное зло, переходная стадия, за которой следует
под’ем благосостояния обнищавшего населения.
Это верно относительно отдельных местностей и отраслей
промышленности, но не относительно всего капиталистическо-
го общества. Правда, многие группы наемных рабочих рано
или поздно освобождаются от гнета физической нищеты. Но
капиталистический способ производства развивается все даль-
ше и дальше, захватывает новые области и новые отрасли про-
изводства, разоряет и превращает в пролетариев мелких пред-
принимателей, повергает их в нищету, и этот процесс прекра-
тится только с исчезновением капиталистического способа
производства, так как этот последний может существовать
только при постоянном расширении области своего господства.
Бернштейн с чувством глубокой удовлетворенности указы-
вает, как многочисленны еще повсюду мелкие предприятия.
Мы видели, что этот факт не доказывает ничего против кон-
центрации капиталов; но зато он, несомненно, говорит в поль-
зу «теории обнищания». Мелкие ремесленники и торговцы,
крестьяне-владельцы карликовых хозяйств.—все они чем
дальше, тем больше беднеют. Если уровень существования
буржуазии выше, чем уровень наемных рабочих, то отдельным
группам последних живется лучше, чем владельцам мелких
предприятий. Эти на вид самостоятельные карликовые пред-
приниматели все более и более перестают быть звеном, соеди-
няющим буржуазию и пролетариев, а становятся посредствую-
щим звеном между наемными рабочими и люмпенпролетариа-
том (пролетариат босяков). Их ряды, а не ряды наемных рабо-
чих постоянно пополняются избыточным населением. Поэтому
мелкое производство постоянно возрождается, и какие бк
бреши ни пробивали в нем банкротства, к нему все время при-
текают свежие силы. Мелкое производство не исчезает, но
чахнет.
- 201 —
Но еще быстрей, поразительней и неоспоримее растет ни-
щета в странах, куда капиталистическая система производ-
ства проникла еще недавно. Можно было бы думать, что не-
мецким, английским, французским, американским рабочим не
должно быть дела до того, что происходит за границей. Они
должны быть образцовыми людьми в духе этической школы
политической экономии, т.-е. проникнутыми здоровым и бли-
зоруким эгоизмом. Какое им дело до того, что в венгерских и
в славянских землях Австрии, в Италии, на Балканском по-
луострове, в Китае, в Ост-Индии голод и нищета все увеличи-
ваются? Только бы их собственное положение улучшалось;
тогда они могут примириться с капиталистическим обществом.
Эти «практики» и «этики» забывают, что чуть ли не во всех
странах есть местности, которые; будучи еще мало затронуты
крупной капиталистической промышленностью, представляют
собой обширные области обнищания. Сомнительно, перестала
.хи уже Ирландия играть такую роль для Англии; непрерывное
уменьшение ее народонаселения говорит о противном. В Гер-
мании имеется своя Силезия, в Сев.-Американской федера-
ции—южные штаты.
Но и международная солидарность пролетариата—не пу-
стое слово. Чем сильней нищета в одних местностях, и чем вы-
ше уровень существования пролетариата в других, чем более
развиты средства сообщения, с тем большей силой обнищав-
шие массы стремятся в местности с более высоким жизнен-
ным уровнем. Обнищавшие итальянцы, поляки, словаки,
кули экспортируют свою нищету в более культурные
страны, где деградирующие тенденции капитала встречают
сильное противодействие, эмигранты понижают культурный
уровень и парализуют это противодействие.
Итак, вопрос об «обнищании» оказался не простым, а очень
сложным вопросом. Нищета принимает всевозможные формы.
Из которых каждая развивается своим путем; но все они при-
водят к одному результату: к обострению классовых противо-
речий, к обострению пролетарской борьбы против капитали-
стического ига.
Мы видели, как капиталистический способ производства
создает в захватываемых им новых странах или новых отра-
— 202 -
елях промышленности массу физической нищеты; там же, где
он уже высоко развит, окрепший пролетариат мало-по-малу
создает противодействие его пагубным тенденциям. Но процесс
социального обнищания совершается и там, благодаря про-
грессу разделения труда и машинной техники, Делаю-
щих труд монотонным и противным, благодаря распростра
нению женского и в значительной степени также детского
труда, вытеснению квалифицированного труда, возрастающей
необеспеченности существования, менее быстрому улучшению
образа жизни пролетария сравнительно с уровнем существо-
вания буржуа. Возможно, что некоторым группам рабочих,
которым особенно везет, посчастливится пройти и эту стадию
нищеты и достигнуть такого положения, которого даже по
буржуазной мерке нельзя будет назвать нищетой. Но и по от-
ношению к ним тенденция к обнищанию, господствующая
ьо всей области капиталистического производства, сохраняет
свою силу; им постоянно грозит опасность лишиться,—благо-
даря кризису, коалиции фабрикантов, какому-нибудь изобре-
тению, конкуренции нижестоящих рабочих,—своего привиле-
гированного положения и разделить общую участь. Итак, где
капиталистическое производство, там нищета, и ее тем больше,
чем больше пролетариев, чем больше мелких предприятий ра-
зорено капиталом или подпало' под его власть; но тем сильней
и борьба против нищеты, тем сильней возмущение рабочего
класса против господства капитализма.
Вот как я понимаю ту теорию Маркса, которую критики
марксизма называют «теорией обнищания». Бернштейн об’-
являет ее отпетой, но не указывает, чем именно она опровер-
гается, не об’ясняет даже, что следует понимать под ней.
Указанный нами здесь ход развития различных форм ни
щеты во всем согласуется с марксовыми «догмами», изложен-
ными в «Капитале»: там именно дано классическое исследова-
ние самых существенных моментов этого развития. Следова-
тельно, нам остается только убедиться, действительно ли са-
мым точным образом формулированы изображенные здесь тен-
денции в известном месте «Капитала». Но это было бы совер-
шенно лишним буквоедством. Мне кажется, что для всякого,
кто знаком с «Капиталом», формулировка этого положения
— 203 —
представляется вполне ясной, недвусмысленной, неоспоримой;
я сам всегда понимал его не иначе, как в истолкованном
здесь смысле. Но это вопрос совсем второстепенный. То, что
дает нам «Капитал» по вопросу об эволюции положения про-
летариата, не опровергается тем, что Бернштейн придает тер-
минам «нищета» и «деградация» смысл, не соответствующий
действительности.
Если же мы оставим теорию обнищания и снова вернемся
к вопросу, куда девается все увеличивающееся богатство ка-
питалистического общества, то теперь мы можем ответить: эта
теория совершенно не исключает возможности того, что часть
возрастающего богатства достается трудящимся классам. Ка-
питалистическому способу производства, несомненно, свой-
ственна тенденция ухудшать положение как пролетариата,
так и всей массы населения, и, таким образом, он порождает
все больше и больше нищеты; но он также порождает тенден-
ции, стремящиеся ограничить эту нищету. Неудержимо растет
не физическая, а социальная нищета, а именно—противопо-
ложность между культурными потребностями и возможностью1
для отдельного рабочего удовлетворить их. Другими словами,
количество продуктов, достающихся каждому отдельному
рабочему, может увеличиваться, но доля рабочего в создав
ваемом им количестве продукта уменьшается.
д) Новый средний класс.
Прежде, чем перейти от вопроса об увеличении числа соб-
ственников к другой теме, мы еще рассмотрим его с другой
точки зрения. Предположим, что Бернштейн имел в виду не
капиталистов, а те слои населения, которые по своему доходу
составляют средние классы. Это допущение об’яснило бы нам
почему он придает такое большое значение статистике подо
годного налога, которая не дает ничего по вопросу о распреде
лечил собственности. На такое понимание указывают его вы
ражения, хотя в других местах он недвусмысленно говорит об
увеличении числа капиталистов.
Если бы Бернштейн хотел только сказать, что средний
класс не вымирает, что на место старого становится новый, на
— 204 —
место самостоятельных ремесленников и мелких торговцев—
«интеллигенция», мы безусловно согласились бы с ним. Я поз-
волю себе указать на то, что уже в 1895 г. в ряде статей, напе-
чатанных в „Nene Zeitfc. я отметил возникновение этого сред-
него класса и признал одной из важнейших задач нашей пар-
тии изучение условий привлечения этого общественного слоя
на нашу сторону: «Образуется новый средний класс, много-
численный и непрерывно возрастающий в числе, рост которого
может, при известных условиях, возместить ту убыль среднего
класса, которая вызывается гибелью мелкого предприятия»
„Ne-пе Zeit“. XIII, 2, стр. 16).
Главной причиной возрастания этого слоя является то, что
господствующие и живущие эксплоатацией классы все больше
передают свои функции наемным интеллигентным работникам,
которые продают свои услуги либо поштучно, напр., врачи,
адвокаты, художники, либо за определенное жалованье, как
всякого рода чиновники и служащие. В средние века врачи,
художники и часть чиновников выходили из рядов духовен-
ства; дворянство брало на себя управление, суд, полицию и,
прежде всего, военную службу. Современное государство и со-
времен гя наука Лишили оба эти класса их функций, сами же
классы tv гались, но вместе с потерей своего социального значе-
ния потеряли большей частью и свою независимость.
Но с тех пор отнятые у них функции еще больше расшири-
лись, и число исполняющих их работников растет из года в
год, растет тем быстрей, чем больше становятся задачи, разре-
шение которых общественное развитие возлагает на государ-
ство, местное самоуправление и науку.
Вдобавок класс капиталистов рано начал освобождать себя
от своих функций в промышленности и торговле и передавать
их оплачиваемым работникам—торговым служащим и техни-
кам. Сначала это были только помощники капиталиста, кото-
рым он передавал те из своих функций по надзору и органи-
зации труда, покупке средств производства, продаже про-
дукта, которых он не мог брать на себя, так как они требовали
специальных знаний во все больших размерах. Но в конце
концов система акционерных обществ сделала капиталиста со-
вершенно лишним лицом, передав даже общее руководство
— 205 —
предприятием нанятому липу. Что акционерные общества бла-
гоприятствуют увеличению числа хорошо оплачиваемых слу-
жащих и содействуют таким путем образованию среднего клас-
са, в этом нечего и сомневаться. Если Бернштейн получаю-
щих средний доход отожествляет с собственниками, то он, ра-
зумеется, вправе сказать, что акционерные общества увеличи-
ьают число последних, но не путем дробления капиталов.
Интеллигенция—наиболеэ быстро растущий слой населе-
ния. По данным германской промысловой переписи, с 1882 г.
по 1895 г. число наемных рабочих увеличилось на 62,6%, а
служащих—на 118,9%. Но и это быстрое увеличение не могло
парализовать относительную убыль числа предпринимателей,
число которых возросло абсолютно всего на 1,3%. Вот как
распределялись по группам занятые во всякого рода пред-
приятиях лица:
Пре нриниматели........ 39 6%
Служзщпе ............2.8 .
Наемные рабочие........57.6 ,
28.7°.
4.4 „
66.9 .
Таким образом, если бы даже мы считали собственниками
и служащих, и предпринимателей, то их процентное отношение
оказалось бы сократившимся с 42,4 в 1882 г. до 33,1 в 1895 г.
И при таком счете мы не пришли бы к выводам Бернштейна.
То же самое получится, если мы, на основании профессио-
нальной статистики, примем в расчет также сельское хозяй-
ство. В Германии приходилось на каждых 100 участвующих в
промысловой деятельности лиц:
|Сн мосте- ятнльн. Служа- щих. 1 ' — Рабочих.
В сельском хозяйстве 1882 г. 1 2778 0.81 71.41
1895 г. 30.98 1,16 67 86
. промышленности 184 * г. 34 41 1,55 64,04
1895 г. 24,90 3,18 71,92
- торговле 1882 г. 1 44.67 9 02 4«,31
1895 г. Зв U7 П.20 52,
Всего 1882 г. 1 32.03 1.90 66.07
1895 г. | 28,94 3.29 67,77
— 206 —
Медленнее, чем прирост числа служащих в промыслах, но
все же быстрей, чем увеличение народонаселения (14,5%),
возросло число лиц, состоящих на службе государственной,
общественной или церковной, и лиц свободных профессий. Чис-
ло ИХ возросло С 579.932 ДО 794.983, Т.-е. На 37,2%.
Итак, численность этих элементов быстро увеличивается
Но было бы громадной ошибкой причислить их поголовно к
собственникам. Новый средний класс образуется на совершен-
но иных основах, чем старый, бывший надежным оплотом ча-
стной собственности на средства производства, на которой было
основано его существование.
Новый средний класс опирается на совершенно другие осно-
вания. Для него частная собственность на средства производ-
ства в большинстве случаев не имеет никакого значения. Там.
где представителями его являются самостоятельные работ-
ники, средства производства представляют минимальную
стоимость; так у врачей, художников, писателей. Там же, .где
средства производства являются капиталом, интеллигентные
работники в большинстве выступают не как капиталисты, я
как наемные рабочие.
Но, с другой стороны, было бы также неправильно при-
числить новый средний класс, без дальнейших околичностей,
к пролетариату.
Он вышел из рядов буржуазии, связан с ней самыми раз-
нообразными родственными и общественными узами, ведет оди-
наковый с ней образ жизни. И целый ряд представителей
«интеллигентских» профессий связан с ней еще тесней; это
именно те, которые в качестве директоров и слуясащих капита-
листических предприятий делают капиталиста излишним, вы
полняя за него соответствующие функции. Но принимая на
себя функции капиталиста, они проникаются его воззрениями
становятся в такой же антагонизм к пролетариату. В делом
ряду других «интеллигентских» профессий деятельность нахо-
дится в зависимости от исповедания определенных религиоз-
ных и политических убеждений: так обстоит дело с публици-
стами, некоторыми служащими по судебному ведомству, на-
пример, с прокурорами, с служащими в полиции, священяя-
— 207 —
ками и т. д. Государство, церковь, капиталистические издатели
представляют эти занятия только таким лицам, которые раз-
деляют убеждения «работодателей» или готовы за деньги за-
щищать чужие убеждения. Это обстоятельство также служит
источником антагонизма между многими «интеллигентами» и
пролетариатом.
Но самый глубокий антагонизм между интеллигенцией и
пролетариатом возникает по той причине, что первая образует
привилегированный класс. Ее привилегированное положение
основано на привилегии образования. Правда, она всецело за-
интересована в том, чтобы народные массы были достаточно
образованы для того, чтобы понимать значение науки и пре-
клоняться перед ней и ее представителями; но в то же время в
ее интересах ограничивать круг распространения высшего спе-1
циального образования.
Капиталистический способ производства, несомненно, нуж-
дается в большом количестве интеллигентных сил. Просвети-
тельные учреждения феодального государства не в состоянии
были удовлетворить этой потребности. Поэтому буржуазный
режим повсюду стремился к улучшению и распространению
как низшего, так и высшего образования. Этим думали способ-
ствовать не только развитию производства, но и смягчению
классовых противоречий: раз высшее образование давало воз-
можность достигнуть положения буржуа, то казалось несом-
ненным, что широкое распространение образования создаст
почву для общего под’ема пролетариата до буржуазных усло-
вий жизни.
Но буржуазный standart of life лишь там является неиз-
бежным следствием высшего образования, где последнее соста-
вляет привилегию. Там, где оно предоставлено всем, оно не по-
дымает пролетария до уровня буржуа, а наоборот, превращает
умственного работника в пролетария. Это—также частное
проявление процесса народного обнищания.
Поэтому в странах, где народное просвещение стоит доста-
точно высоко, чтобы лишить образование его привилегирован-
ного положения, в интеллигенции начинает зарождаться вра-
ждебность к широкому распространению образования. Эта вра-
— 208 —
ждебность находится в противоречии с потребностями совре
менного способа производства, и таким образом интеллигенция
оказывается большим врагом прогресса, чем сами капитали-
сты, оказывается в одном лагере с реакционнейшими из реак-
ционеров, с защитниками цехов и аграриями. Цвет современ-
ной науки, профессора и студенты наших университетов—вот
кто усердней всех ратует против женского образования, желал
бы преградить еврейской интеллигенции доступ ко всем долж-
ностям и профессиям, стремится удорожить высшее образова-
ние и сделать его недоступным для несостоятельных.
Но в этих стремлениях они наталкиваются на энергичное
сопротивление со стороны пролетариата, самым решительным
образом борющегося против привилегии образования, как ж
против всяких других привилегий.
Несмотря на все предпятствия, образование все шире рас
пространяется в народе; но именно благодаря этому совер-
шается пролетаризация одного слоя интеллигенции за другим.
Представим себе только то громадное количество коммерсан-
тов, которые выходят ежегодно из наших торговых школ, му-
зыкантов—из музыкальных, скульпторов и живописцев—из
художественных, механиков и химиков—из технических.
А между тем и в области торговли, искусства, прикладной
науки начинается капиталистический процесс концентрации,
увеличиваются размеры капитала, необходимого для основания
в этой области самостоятельного жизнеспособного предприя-
тия. Следовательно, по мере того, как растет число образован-
ных работников на этих поприщах, уменьшаются их шансы
стать самостоятельными предпринимателями: они обречены на
пожизненный наемный труд. Но в то же время, вследствие бы-
строго увеличения числа образованных работников, для одного
слоя интеллигенции за другим наступает момент, когда даже
цеховая обособленность и искусственное сужение круга кон-
курентов не в состоянии обеспечить ему выгодное материаль-
ное положение. И здесь начинается процесс социального обни-
щания, который тем болезненней отзывается на интеллиген-
ции, что собственная нужда непосредственно сравнивается с
все улучшающимся образом жизни буржуазии. Удержаться,
хотя бы с виду, на этом уровне жизни является для умствен
— 209 —
кого работника вопросом жизни. Если у рабочего, занимающе-
гося физическим трудом, ухудшение положения отражается
прежде всего на жилище, потом на одежде и, наконец, на пи-
ще, то у умственного работника происходит обратное: прежде
всего делаются сбережения на пище.
Но при всех усилиях сохранить хоть тень буржуазного
существования, для каждого из этих пролетарилизированных
слоев интеллигенции наступает время, когда он сознает свое
пролетарское положение, заинтересовывается в пролетарской
классовой борьбе и в конце концов принимает в ней посильное
участие. Такую эволюцию уже проделали в Германии приказ-
чики, скульпторы, музыканты; за ними последуют и другие.
Когда либеральные экономисты указывают на быстрый рост
«интеллигенции», как на признак того, что капиталистический
способ производства создает собственный средний класс, то
они забывают, что чем быстрей происходит этот рост, тем бы-
стрей совершается внутри самого нового среднего класса про-
цесс пролетаризации.
Но между решительно враждебными пролетариату, капита-
листически настроенными группами интеллигенции, и ин-
теллигенцией, вполне проникнувшейся пролетарским созна-
нием, находится еще слой, не настроенный ни на пролетар-
ский, ни на капиталистический лад, и стоящий, по своему
мнению, выше классовых противоречий.
Этот средний слой нового среднего класса имеет то общее
с прежней мелкой буржуазией, что занимает двойственное со-
циальное положение. Этот слой интеллигенции так же ненаде-
жен и непостоянен по отношению к пролетариату, как и мел-
кая буржуазия. Сегодня его возмущает алчность капитала, а
завтра—дурные манеры пролетариата. Если сегодня он при-
зывает пролетариат к защите своего человеческого достоин-
ства, то завтра он, во имя социального мира, нападает на него
с тыла.
Но две черты отличают его от мелкой буржуазии: одна—в
хорошую, другая—в дурную сторону. Прежде всего он отли-
чается от нее широким умственным кругозором и способно-
стью к абстрактному мышлению. Он является слоем населе
— 210 —
ния, который легче всего может возвыситься над классовой и
сословной ограниченностью, возвыситься во имя идеала над
временными и частными интересами, постигнуть и защищать
истинные интересы всего общества.
Но, с другой стороны, его отличает от мелкой буржуазии
то, что он не представляет из себя боевой силы. Если мелкая
буржуазия, прежде чем ее сломил капитал, обладала в полной
мере боевой силой и боевой готовностью, то слои интеллиген-
ции, находящиеся между пролетариатом и капиталистами, ли-
шены всех средств, необходимых для упорной борьбы с господ-
ствующими классами. Малочисленные, не имеющие общих
(классовых интересов и не образующие поэтому сплоченной
организации, не обладающие большим состоянием, но имеющие
все потребности капиталистов, они могут бороться, только при-
мкнув к другим классам, которые достаточно сильны, чтобы
дать им возможность сражаться и существовать.
Поэтому средний слой интеллигенции, «аристократия
мысли», мог быть целиком оппозиционным только до тех пор,
пока буржуазия находилась в оппозиции; когда же эта послед-
няя покидает поле битвы, интеллигенция теряет и охоту, и
способность бороться, она начинает робеть и стесняться, об’-
являет безнравственными все средства борьбы за прогресс,
кроме завоевания благосклонности сильных мира сего словами
убеждения; она становится трусливой и византийски рабо-
лепной.
Классовая борьба ей ненавистна, она постоянно пропове-
дует ее устранение или ослабление. Для нее классовая борь-
ба, это—восстание, мятеж, революция; социальные реформы
должны сделать классовую борьбу излишней.
Я совершенно не имел в виду полемизировать с Бернштей-
ном (его эволюция тогда еще только подготовлялась), когда я
писал:
«Среди тех, кто не заинтересован непосредственно в
капиталистической эксплоатации, вряд ли найдется хоть
один честный, образованный человек с независимым
мышлением, который не стоял бы на «социально-полити-
ческой» точке зрения, т.-е. не полагал бы, что для рабе-
— 211 —
чих должно ч т о-н и б у д ь сделать; при чем «что-ни-
будь» может означать самые разнообразные вещи. Штумм
и Евгений Рихтер, патриархально-деспотический пред-
приниматель и сторонник манчестерской доктрины не
имеют более последователей среди интеллигенции, с ко-
торыми стоило бы считаться. Нападки на капитал и сим-
патии к пролетариату—хотя не к борющемуся, но по
крайней мере к эксплоатируемому пролетариату—теперь
в моде, и слова Гаркура: «В настоящее время мы все со-
циалисты»—начинают оправдываться для этих кругов.
Разумеется, тот социализм, который проповедуют в своих
салонах и кафе, своих мастерских и аудиториях наши
поэты и художники, ученые и журналисты, очень похож
на тот «истинный социализм» сороковых годов, который
охарактеризован в «Манифесте»: «он не имеет ничего об-
щего с пролетарским, революционным».
И дальше:
«Эти элементы неоднократно- заявляют, что от партии
их отделяет только пролетарская грубость; но на самом
деле их отталкивает не внешность, а их собственная бес-
характерность или отсутствие ясного взгляда на вещи.
Хотя они развитием значительно превосходят ограни-
ченного капиталиста, но они все же не понимают еще
своего бессилия по отношению к ходу общественного раз-
вития, не понимают, что не могут ни спасти капитализм,
ни отсрочить победу пролетариата; или же у них нехва-
тает бескорыстия, мужества и силы, чтобы признаться в
этом самим себэ и открыто порвать с буржуазным об-
ществом» („Neue Zeit", XIII, 2, стр. 76—77).
Лишь немногие могут решиться и решаются на такой раз-
рыв. Несомненно, у пролетариата есть среди «рыцарей духа»
верные друзья, но это, по большей части, пассивные его сто-
ронники, котрые желают ему победы, но сами открыто при-
мкнут к нему лишь после этой победы. Он не должен рассчи-
тывать на приток бойцов из лагеря «рыцарей духа», но,
с другой стороны, он найдет в их рядах мало ожесточенных
противников.
— 212 -
Этих немногих замечаний достаточно, чтобы показать, что
возрастающая интеллигенция есть класс, который ставит пе-
ред борющимся пролетариатом важные и интересные вопросы.
Было бы преувеличением причислять их всецело к пролета-
риату, но еще ошибочней было бы считать их всех «собствен-
никами». В этом слове соединены в узкой рамке все те со-
циальные противоречия, которые характерны для капитали-
стического общества; но и в этом микроскопе, как во всем
общественном организме, мы видим прогресс пролетарского
элемента.
Итак, мы считаем, что устранили и последнее возражение
Бернштейна против того, что он называет «теорией крушения»
Маркса.
Численный рост нового среднего класса—интеллигенции—
так же невозможно отрицать, как и рост материального благо-
состояния некоторых групп рабочих. Но ни то, ни другое явле-
ние не противоречат марксовой теории концентрации капи-
тала, усиления эксплоатации пролетариата и обострения со-
циальных антагонизмов. Без сомнения, увеличение числа соб-
ственников противоречило бы теории крушения. Но Берн-
штейн не доказал этого увеличения. Как статистические дан-
ные, так и теоретические соображения доказывают обратное.
h) Теория кризисов.
Сравнительно с теорией концентрации капиталов и обостре-
ния социальных антагонизмов, теория периодических хозяй-
ственных кризисов имеет лишь второстепенное значение. Кри-
зисы усиливают последствия вышеуказанной эволюции, уско-
ряют процесс концентрации капиталов, увеличивают массу
пролетариев и необеспеченность их положения. Но оконча-
тельный результат этой эволюции не изменился бы, если бы
периодичесш.е кризисы и не находились в необходимой связи
с самой сущностью капиталистического способа производства.
Однако, Бернштейн не идет так далеко, чтобы утверждать
это с определенностью. Мы уже указывали, что в одной из
своих статей о «Проблемах социализма» он критиковал теорию
кризисов какого-то неизвестного выдающегося автора,—теорию,
— 213 —
по которой социализм должен быть результатом приближаю-
щегося всемирного кризиса. Маркс и Энгельс никогда и не
утверждали ничего подобного; равным образом этой теории
нельзя найти ни в одном из более известных марксистских
произведений. Несмотря на это, Бернштейн повторяет в своей
книге о «Предпосылках социализма» те же рассуждения, ко-
торые заключаются в его статьях B„NeueZeit“,HO не указы-
вает на этот раз на то воззрение, против которого он их перво-
начально направлял. Поэтому невозможно понять связь этих
рассуждений с исследованием предпосылок социализма, и мы
напрасно спрашиваем себя, что хотел доказать Бернштейн,
доказывая, что мировой кризис не с безусловной необходи-
мостью должен наступить в ближайшем будущем, и что бу-
дущие кризисы могут принять форму кризисов в отдельных
отраслях промышленности и в отдельных странах. Их обо-
стряющее влияние на общественное развитие, на которое ука-
Бапо выше, остается прежним.
Итак, мы можем спокойно вычеркнуть кризисы из ряда
исследованных Бернштейном предпосылок социализма и тем
скорее перейти к очередному порядку, что мы сознаем заклю-
чающиеся в этом вопросе трудности, для успешного преодоле-
ния которых требуется больше времени и места, чем имеется
в нашем распоряжении в настоящий момент.
Если же мы, несмотря на это, сделаем еще несколько заме-
чаний по этому вопросу, то только ради того, чтобы устранить
некоторые недоразумения, вызванные главою о кризисах.
Некоторые мудрецы решились утверждать, что Бернштейн
совершенно разрушил марксову теорию кризисов, доказав, что
десятилетний цикл кризисов не существует.
На этот счет можно, прежде всего, заметить, что десяти-
летний цикл кризисов—не теория Маркса, а эмпири-
чески установленный факт. Мы видели крупные промыш-
ленные кризисы в 1815, 1825, 1836, 1847 и 1857 г.г. Затем по-
следовали большие войны: итальянская, федеральная в С.-Аме-
рике, датская война, прусско-австрийская и немецко-француз-
ская; с этого времени приблизительно десятилетний цикл на-
рушился. Ближайший общий кризис повторился в 1873 г., а
- 214 -
за ним последовал период угнетения неслыханной продолжи-
тельности: он продолжался почти полтора десятка лет; нако-
нец, в копце восьмидесятых годов снова начался под'ем, а за-
тем, несколько лег спустя, новый период общего неблагоприят-
ного хода дел, сопровождаемый острыми кризисами в некото-
рых странах, в 1890 г.—в Аргентине и в 1893 г.—в Соединен-
ных Штатах; теперь уже в течение трех лет мы пережинаем
период общего промышленного благополучия. Предвестник ли
это нового кризиса или начало долголетней эры безмятежного
капиталистического счастья?
Биржа уже готовится к грядущему краху. Она кажется бо-
лее предусмотрительной, чем некоторые из наших молодых со-
циалистов, для которых достаточно нескольких лет, благо-
приятных для промышленности и торговли, чтобы выбросить
за борт опыт целого столетия и формулирующие его теории.
Итак, некоторые более или менее социалистические теоретики
считают марксову теорию кризисов несостоятельной, а в то же
время вполне буржуазные практики уже считаются с кризи-
сом, наступления которого они ждут через несколько лег.
Маркс не сочинил цикла кризисов, а наблюдал
его и об’яснил его. О том, что цикл этот перестал быть десяти-
летним, было известно гораздо раньше Бернштейна. Да и этот
последний не утверждает, что сказал марксистам нечто новое.
Вопрос состоит не в том, повторяются ли кризисы каждые
10 лет, а в том, должны ли они вообще время от времени повто-
ряться.
В самом деле, элемент кризисов дан уже самим товарным
способом производства. Товарное производство есть производ-
ство, сосредоточенное в руках независимых друг от друга про-
изводителей, и притом—производство для рынка, т.-е. для
изменчивых потребностей неопределенного числа потребителей.
Роль регулятора в этой анархической системе производства
играют колебания цен. Если произведено больше того, сколько
нужно по потребностям данного момента, то цены падают; если
же произведено меньше, то они подымаются выше своего сред-
него уровня. Поэтому невозможность продажи продуктов по
ценам производства, при товарном производстве, есть явление,
неизбежно повторяющееся от времени до времени; но это явле-
— 215 —
ние и есть основа кризисов. Однако, для того, чтобы кризис
действительно наступил, необходимы известные условия, ко-
торые отсутствуют в начальной стадии товарного производ-
ства и которые создаются только капиталистическим способом
производства. Лишь он все в большей и большей степени
превращает все производство в производство товарное, между
тем как до того значительная часть продуктов производилась
для личного потребления производителя. Следовательно,
только благодаря ему экономическое существование массы
членов общества стало зависеть от того, удастся ли им про-
дать свои товары. При этом, благодаря прогрессу обществен-
ного разделения труда и развитию кредитной системы, капи-
талистическое общество до того усиливает взаимную зависи-
мость отдельных товаропроизводителей, что всякая остановка
в сбыте товаров в одном пункте приводит к таким же оста-
новкам в других пунктах; что кризис в одной какой-нибудь
важной индустрии с производством массовых товаров оста-
навливает ход всех промышленных предприятий и становится
бедствием для целой нации и даже для целого ряда наций.
В то же время капиталистический способ производства
превращает ограниченный местный рынок, потребности кото-
рого легко поддаются учету и почти не изменяются,—рынок
простого товарного производства,—в огромный, необозримый,
беспрерывно изменяющийся мировой рынок, а вместе с тем
увеличивается и число посредников, отделяющих производи-
теля от потребителя, и таким образом первый все более и более
теряет возможность наблюдать за колебаниями рынка.
При этом в огромной степени возрастает эластичность про-
изводительных сил, благодаря современной научной технике и
системе кредита, но еще более благодаря промышленной ре-
зервной армии, которая всегда существует при капиталистиче-
ском способе производства и которая создает возможность для
скачкообразного развития промышленности.
Таким образом, значительное увеличение спроса всякий
раз приводит к стремительному расширению производства, да-
леко опережающему существующую потребность,—к перепро-
изводству, сопровождаемому остановкой в сбыте, падением
цен, сокращением производства, многочисленными банкрот-
— 216 —
ствами и охватывающей широкие слои безработицей, т.-е. кри-
зисом.
С этим движением переплетается движение другого по-
рядка, которое не следует смешивать с первым.
В отличие от всех предшествовавших, капиталистический
способ производства предполагает неизбежно постоянное рас-
ширение производства, как вопрос жизни, так как капитгл
и рабочая сила непрерывно и быстро возрастают.
Уже естественное размножение пролетариата встречает для
себя в капиталистическом способе производства весьма благо-
приятные условия. В среде цеховых ремесленников, равно как
и в среде крестьян (по крайней мере там, где площадь кре-
стьянской земли ограничена), рост населения сильно задер-
живается тем обстоятельством, что только собственник-хозяин
предприятия оказывается в состоянии обзавестись семьей и
содержать ее. На этой ступени хозяйственного развития неса-
мостоятельный рабочий всего чаще принадлежит к семье сво-
его мастера или хозяина; собственного очага он не имеет. Ка-
питалистический способ производства повсюду отделяет эко-
номическое предприятие от домохозяйства; он позволяет обза-
водиться последним и пролетарию. С другой стороны, он отни-
мает у него всякую надежду стать хозяином собственного пред-
приятия; поэтому для него излишне откладывать обзаведение
собственной семьей. Этот способ производства разлагает семью,
гонит жену и детей на фабрику и в мастерскую, рано делает
молодого рабочего самостоятельным; но, с другой стороны, с
такой энергией выжимает его рабочую силу, что рано превра-
щает его в инвалида. Подмастерье или крепостной должен был
откладывать брак до довольно позднего возраста; он должен
был выжидать до тех пор, пока не сделает достаточных сбере-
жений, чтобы обзавестись собственным делом. Для наемного
же рабочего капиталистического строя, напротив, откладывать
брак не только бесцельно, но и нерационально, так как, чем
он старее, тем меньше у него шансов прокормить семью на
свой заработок. И женщины из пролетарской среды тем легче
решаются на брак, что они сами имеют заработок; а так как
девушки и молодые люди рано становятся экономически само-
стоятельными, то вмешательство родителей в дело заключения
— 217 —
брака сводится почти к нулю, тогда как прежде их согласие
имело гораздо большее значение, чем воля самих брачу-
щихся.
Правда, при капиталистическом способе производства
другие факторы противодействуют быстрому росту населения;
наир., проституция. Однакоже, в странах с высоко-развитою
яромышленностью, напр., в Германии, Англии и Соединенных
Штатах,—мы все же наблюдаем быстрый рост населения. В
последнем государстве этому, правда, способствует иммигра-
ция, но все в более и более слабой степени. Численность на-
селения равнялась:
В Германской империи (1871 г.) 41.100.000 (1895 г.) 52.200.000
„ Англии и Уэльсе . . (1871 г.) 22.700.000 (1896 г.) 30.700.000
„ Соединенных Штатах (1870 г.) 38.500.000 (1897 г.) 72.200.000
Нам говорят, что это быстрое умножение населения делает
необходимым столь же быстрое расширение промышленности.
Это правильно; но, с другой стороны, именно это быстрое
умножение населения является результатом непрерывного
роста капиталистического индустриализма.
Однако, еще быстрее, чем все вообще население, возрастает
число рабочих сил. В Германской империи процент занятого
промысловой деятельностью населения равнялся в 1882 г.
38,99 а в 1895 г.—40,12. В то же время процент неимеющих
определенного занятия членов семейств сократился от 55,08
до 53,15. Это следует приписать, главным образом, возраста-
нию женского труда. В С. Штатах число лиц, живущих своим
трудом, в 1880 г. составляло 34,68 % всего населения, а в
1890 Г.—36,31%.
То же экономическое развитие, которое вызывает этот рост
рабочей силы, сокращает в то же время число рабочих сил,
которые может занять определенная сумма капитала, увели-
чивает количество и стоимость машин, сырья и вспомогатель-
ных материалов, приходящихся на определенное число рабо-
чих. Итак, чтобы прежнее, или даже и возрастающее число ра-
бочих могло находить себе занятие, вложенный в производство
капитал должен постоянно и быстро возрастать.
- 218 -
Действительно, за капиталом остановки нет. Чем выше про-
изводительность труда, тем сильнее распространено примене-
ние необученных, незрелых и женских рабочих сил, тем выше
норма прибавочной стоимости, тем быстрее может происхо-
дить накопление нового капитала. Необходимость заставляет
капиталистов стремиться к накоплению, так как с ходом эко-
номического развития возрастает минимальная сумма капи-
тала, необходимая для того, чтобы предприятие могло выдер-
жать конкуренцию, и чем необузданнее конкуренция, тем
больше шансов у крупного капитала, и тем меньше их у мел-
кого. Итак, постоянное увеличение размеров предприятия, по-
стоянное расширение производства являются при капитали-
стическом способе производства вопросом жизни не только для
наемного пролетариата, но для капиталистов.
Но предварительным условием расширения производства
является соответствующее расширение рынка, рост не только
физических потребностей (за этим бы дело не стало), но и
экономического спроса, платежеспособного спроса на массо-
вые продукты капиталистического производства; последний,
однако, всегда имеет тенденцию пойизить стоимость того, что
могут обменивать рабочие массы,—стоимость их рабочей силы,
так что они оказываются в состоянии покупать все меньшее
и меньшее количество производимых ими продуктов.
Поэтому постоянное расширение рынка является одной из
самых важных задач капиталиста-промышленника.
Рынок бывает двух родов: внутренний и внешний. В по-
следнее время, когда говорят о расширении рынка, то почти
всегда имеют в виду внешний рынок. Но Зомбарт был вполне
прав, указывая на то значение, которое сохранило за собой
расширение внутреннего рынка. Во всяком случае, его злост-
ные нападки на социал-демократию, которыми сопровожда-
лись его рассуждения на эту тему в „Social-Praxis", были со-
вершенно излишни.
Мы здесь обходим вытеснение иностранной промышленно-
сти с внутреннего рынка с помощью покровительственных
пошлин. В этом случае происходит расширение рынка только
для национальной капиталистической промышленности, а не
для всей совокупности индустрий, входящих в мировой ры-
нок.
— 219 —
Но расширение внутреннего рынка для капиталистической
промышленности возможно еще путем вытеснения примитив-
ной домашней промышленности. Этот процесс, правда, сделал
большие успехи уже в XVIII столетии, но и до сих пор он
еще не закончился вполне ни в одной стране, даже в Англии.
Он ускоряется улучшением путей сообщения, особенно желез-
ных дорог, сооружение которых имеет само по себе большое
значение для капиталистической индустрии. Чем больше же-
лезных дорог, тем быстрее совершается прилив из деревни в
город, тем больше возводится в городах новых построек; а
строительная деятельность порождает новый спрос на труд и
на материалы. С другой стороны, отлив рабочих сил из деревни
способствует введению сберегающих труд машин в сельском
хозяйстве, и, следовательно, расширяет рынок для машино-
строительной промышленности.
Крупные технические нововведения вообще являются важ-
ным фактором образования внутреннего рынка. Современному
промышленному под’ему в немалой степени способствовало
развитие электротехники в последнее десятилетие, много-
численные применения электричества, открытые за последнее
время,—для целей освещения, транспорта, промышленности
и даже сельского хозяйства.
Но внутренний рынок может также внезапно расшириться
вследствие быстрого увеличения количества денежного ме-
талла, хотя бы последний добывался не внутри данной страны.
Достаточно, чтобы только владельцы золотых и серебряных
приисков жили внутри данной страны. Как открытие золо-
тых приисков в Калифорнии и в Австралии помогло преодо-
леть также и в Европе кризис 1847—1849 г.г., точно так же
золотые прииски в Ю. Африке содействовали преодолению
кризиса 1873—1887 г.г. и современному процветанию промыш-
ленности.
Годовая стоимость добытого золота составляла в миллионах
марок:
С 1831 ио 1840 г. 56,6
„ 1841 „ 1850 , 152,8
„ 1851 „ 1855 „ 556,3
,. 1856 „ 1860 „ 562,9
— 220 —
Затем добывание золота опять сократилось. С 1831 по
1885 г. оно в среднем составляло 432 миллиона марок в год.
В 1889 г. 503,8 милл. мар.
„ 1890 „ 487,5 „
„ 1891 , 532,4 „
„ 1892 „ 594,7 .
„ 1893 „ 672,7 „
„ 1894 „ 736,5 „
г 1895 „ 813,9 „
„ 1896 . 828,2 .
„ 1897 и 961,0 „
„ 1898 я 1224,0 „
Те же приемы, которые способствуют расширению внутрен-
него рынка, способствуют также расширению и рынка внеш-
него: это—увеличение производства денежного металла, рас-
ширение и улучшение путей сообщения (постройка пароходов
и железных дорог), уничтожение примитивной домашней про-
мышленности и, наконец, введение нового способа производ-
ства, насаждение крупной промышленности в экономически
отсталых странах, которые ввозят необходимые для них ма-
шины из стран с развитой крупной промышленностью.
В промежуток времени с 1891 по 1895 г. общее протяжение
железных дорог увеличилось:
В Германии ...................на 6,8 <>/0 2989 килом.
» Франции......................... 6,5 „ 2476 „
„ Бельгии......................... 4,5 » 238
„ Великобритании и Ирландии . „ 3,5 „ 1161
Но зато:
В России...................на 21,4 % 6675 килом.
« Азии.....................„ 22,1 „ 7838
„ Африке......................25,2 „ 2647
Грандиозные железно-дорожные пути в Сибири и в Китае
только начинали пролагаться в 1895 г.
На разрушении примитивной домашней промышленности
основано прежде всего расширение рынка для текстиль-
ной промышленности. А на расширении и улучше-
- 221 —
нии путей сообщения и развитии иностранной крупной про-
мышленности основаны значение и размеры железодела-
тельной промышленности.
Оба очерченные здесь движения: с одной стороны—про-
мышленный цикл, т.-е. смена процветания, кризиса, застоя и
нового торгово-промышленного оживления, а с другой — по-
стоянное стремление к расширению производства и рынков
сбыта,—переплетаются одно с другим и кажутся одним общим
движением. Всякое усиленное расширение рынка толкает впе-
ред производство и приводит его к перепроизводству и кри-
зису. И наоборот, всякий кризис вызывает настоятельную
потребность в расширении рынков.
Но для социальной эволюции эти два процесса не равно-
значущи. Кризисы благоприятствуют социалистическому дви-
жению, ускоряя концентрацию капиталов и усиливая не-
обеспеченность положения пролетариата, следовательно, обо-
стряя те причины, которые толкают их к социализму. А необ-
ходимость постоянного расширения рынка, с другой стороны,
содержит в себе еще один дальнейший момент: очевидно, что
капиталистический способ производства станет невозможным
с того исторического момента, когда окажется, что рынок не
может дальше расширяться в той же мере, как и производ-
ство, т.-е. как только перепроизводство станет хроническим.
Под исторической необходимостью Бернштейн понимает
только принудительное положение. Здесь мы имеем именно
такое положение: в случае своего наступления, оно неизбежно
должно привести к социализму.
Но к такому положению мы неизбежно должны притти в
том случае, если экономическое развитие бу-
дет продолжать итти путем, каким оно шло
до сих пор, так как внешний рынок, подобно внутрен-
нему, имеет свои границы, между тем как расширение произ-
водства практически безгранично. При этом речь идет не о
постоянной, незыблемой границе (экономическое развитие не
может достигнуть такой границы), а об эластичной границе,
Которая, однако, все более и более смыкается. Мы никогда не
дойдем до такого пункта, дальше которого рынок абсолютно
— 222 —
не мог бы более расширяться; но капиталистический способ
производства должен стать невыносимым не только для проле-
тариев, но и для всей массы населения, как только способ-
ность рынка к расширению станет отставать от потребностей
в расширении производства, порождаемых увеличением чис-
ленности промышленного населения, ростом капитала и раз-
витием технологии.
Но чем выше процент, живущего заработной платой, тем
быстрее совершается и рост рабочего населения.
Чем больше общая масса капитала и норма эксплоатации,
тем больше масса ежегодно накопляющейся прибыли, и чем
дальше распространяется капиталистический способ произ-
водства, тем обширнее становится область современной науки,
тем многочисленнее интеллигенция, тем богаче средства, кото-
рыми может располагать дух изобретательности, а стало быть
тем- быстрее следуют технические перевороты, и тем выше про-
изводительность труда.
Темп развития всемирной промышленности становится все
быстрее и быстрее. Но окажется лп мировой рынок способным
столь же быстро и постоянно расширяться?
Для той отрасли крупной капиталистической промыш-
ленности, которая прежде всего стала играть роль на мировом
рынке, именно для текстильной промышленно-
сти в настоящее время наступила эпоха хронического пере-
производства в тех странах, которые можно считать ее роди-
ной. Правда, рынок не перестает расширяться, но гораздо бы-
стрее растет численность иностранных конкурентов.
Так, в Англии мощно развившаяся текстильная промыш-
ленность уже вступила в период застоя. Даже период про-
мышленного процветания не сопровождается для нее замет-
ным под’емом. Стоимость экспорта из Соединенного королев-
ства равнялась в миллионах фунтов стерлингов:
1880 1885 1890 1895 1897
Хлопчатобумажная пряжа . . 11,9 11,9 12,3 9,3 9,9
Хлопчатобумажные материи . 63,7 55,1 62,1 54,5 54,0
Вместе . . 75,6 67,0 74,4 63,8 63,9
— 223 —
Не многим лучше обстоят дела с хлопчатобумажной про-
мышленностью и в остальных странах Западной Европы: оно
с большим трудом расширяет свои рынки сбыта *).
Совсем иначе обстоят дела в железоделательной промыш-
ленности. Если сооружение железных дорог в Европе и Соеди-
ненных Штатах, сравнительно, все более и более замедляется,
зато на обширных пространствах варварских или полуццви-
лизованных стран еще открыта полная возможность сооруже-
ния железных дорог. Для машиностроения имеются еще в
перспективе обширные области, которые тем быстрее созревают
для введения крупной капиталистической промышленности и
капиталистического горноделия, чем больше оказывается в
Европе и Америке лишнего капитала, который необходимо
экспортировать, и чем теснее они связываются, при помощи
железных дорог и паровозов, с мировым рынком**).
Но каких бы размеров ни достиг экспорт ссудного капи-
тала, отсталые страны не могут только им одним оплачивать
те продукты, которые ввозятся в них из стран с развитою
крупною промышленностью. Напротив, эти капиталы еще
обременяют их все растущим платежом процентов. Для опла-
ты же продуктов промышленности и процентов на капитал,
страны эти не могут отдать ничего иного, кроме сырых мате-
риалов, значительная часть которых притом производится и
европейским сельским хозяйством, или которые вытесняют
продукты этого последнего. И чем совершеннее пути сообще-
ния, тем легче эти сырые материалы могут попасть в Европу,
п тем легче им вытеснять с наших рынков европейские про-
дукты.
Таким образом, хронический кризис или, по меньшей мере,
застой, прерываемый лишь кратковременными периодами сла-
бого под’ема, охватывает не только текстильную промышлен-
ность, но и сельское хозяйство и связанные с ним индустрии:
•) В Германии число рабочих, занятых в промышленности и в
торговле, увеличилось в период времени с 1Н82 г. по 1895 г на 40%,
между тем как число лиц, занятых в текстильной промышленности, уве-
личилось только в а 9%.
**) Тогда как число лиц, занятых в текстильной промышленности,
увеличилось в Германии только на 9*/0, в металлургической промыш-
ленности оно увеличилось на 39°/о, а н машииостроительной—на 64%.
- 224 —
производство спирта, сахара. Если же, несмотря на это, напр.,
производство сахара не перестает искусственно расширяться,
то тем ужаснее должен быть в конце концов крах.
Но и под’ем железоделательной промышленности (вклю-
чая сюда и машиностроительное производство), которая стала
теперь главнейшей отраслью промышленности, и которой мы,
главным образом, обязаны переживаемым ныне периодом про-
мышленного расцвета, должен рано или поздно притти к кон-
цу; и концом этим будет не кратковременный, преходящий
кризис, но хроническое перепроизводство и застой,—предпо-
лагая по-прежнему, что капиталистический способ производ-
ства продолжает беспрепятственно развиваться. В самом деле,
железоделательная промышленность сама себе роет могилу,
вывозя за границу готовые машины. Правда, вначале она
создает, главным образом, конкурентов для отечественной тек-
стильной и сельско-хозяйственной промышленности, но рано
или поздно она создает конкурентов и для самой себя, которые
не только удовлетворяют потребности своей собственной стра-
ны, но и производят все возрастающий излишек для мирового
рынка.
Английская железоделательная промышленность как буд-
то бы уже подошла к тому пределу, за которым дальнейшее
расширение невозможно,—если сравнить ее с тою же отраслью
промышленности в Германии и в Соединенных Штатах. Произ-
водство сырого железа в Англии лишь немного возросло в пе-
реживаемый нами период промышленного процветания. По сло-
вам лондонского „Economists (Ns от 1 июля 1899 г.), произ-
водство это равнялось в тоннах:
1896. 1897. 1898.
В Великобритании . . . 8.659.681 8.681.151 8.877.109
„ Германии............ 6.372.575 6.864.405 7.215.927
я Соедин. Штатах . . . 8.623.127 9.652.680 11.733.934
По данным, приведенным в статье W. R. Lawson’a в „Bankers
magazine" за август 1899 г., производство стальных рельсов
равнялось в тоннах:
В Англии В Соед. Штатах
В 1897 г. 921.131 1.644.520
„ 1898 г. 751.591 1.976.720
— 225 —
Общее производство бессемеровской стали равнялось в
тоннах:
В Англии. В Соед. Штатах.
В 1897 г. 1.884.155 5.475.315
„ 1898 г. 1.759.368 6.609.017
Несмотря на противоположные заверения владельцев
английских железоделательных заводов, Lawson усматривает
в этих цифрах весьма тревожные симптомы для металлурги-
ческой промышленности своей страны.
А когда железоделательное производство в странах с раз-
витою крупной промышленностью достигает такого же поло-
жения, в котором находятся английская текстильная про-
мышленность и сельское хозяйство в Англии, тогда придет к
концу и способность капиталистического способа производ-
ства к расширению, а вместе с тем и его жизнеспособность.
И такого момента не придется ожидать слишком долго.
Вспомним, как быстро развилась в Соед. Штатах, Японии и
России крупная промышленность в довольно почтенных раз-
мерах. В первой из этих стран в течение одного поколения
развилась такая промышленность, которая уже и теперь ус-
пешно конкурирует с английской и германской промышлен-
ностью.
Однако, допущение такого рода хронического, ничем неиз-
лечимого перепроизводства отнюдь не означает предсказания
огромного мирового кризиса в ближайшем будущем —всемир-
ного пожара, из которого должно выпорхнуть, подобно птице
фениксу, социалистическое общество во всей своей красе.
Процесс наступления хронического перепроизводства мо-
жет оказаться весьма затяжным. Мы не можем сказать ничего
определенного относительно того, когда или как он совершится.
Я охотно допускаю даже возможность сомнения в том, насту-
пят ли он вообще когда-нибудь; в этом можно тем более сомне-
ваться, чем быстрее мы представляем себе успехи социалисти-
ческого движения.
- 226 —
Ничем неустранимое хроническое перепроизводство яв-
ляется последним пределом, до которого вообще может утвер-
диться капиталистическое производство, но оно не должно не-
избежно быть причиной его гибели. Мы видели, что материали
стическое понимание истории знает, помимо экономического
принуждения, еще и другие факторы социального раз-
вития, которые, хотя и обусловливаются экономикой, тем не
менее носят во многих отношениях идеальный, этический ха-
рактер, и которые мы обобщаем в формуле классовой борьбы.
Классовая борьба пролетариата может привести к ниспровер
жепию капиталистического способа производства еще раньше,
чем последний вступит в период разложения. Если указание
на хроническое перепроизводство не равнозначуще с предска-
занием грандиозного всемирного кризиса, то оно не равнозна
чуще и вообще с предсказанием того или иного определен-
ного способа крушения капиталистического производства.
Значение этого указания состоит в том, что оно определяет
крайний предел жизнеспособности современного общества и
тем самым приближает социализм из туманной дали, в кото-
рую его отодвигают в наши дни многие социалисты, пододви-
гает его ближе к нам и превращает из цели, которую быть
может, возможно будет осуществить лет этак через пять-
сот (а, может быть, и тогда нельзя будет), в близкую и необхо-
димую цель практической политики.
Таковы, по моему мнению, важнейшие пункты, которые
следует иметь в виду при обсуждении связи между экономи-
ческими кризисами и социализмом.
Однакоже, Бернштейн о них как раз и не высказывается,
так как его усилия направлены почти исключительно к опро-
вержению лишенной всякого значения фантазии о колоссаль-
ном всемирном кризисе.
Он возбуждает вопрос: «Сильное пространственное расши-
рение мирового рынка, в связи с необычайным сокращением
времени, необходимого для сношений и для перевозки, не уве-
личило ли оно в значительной степени возможность устра-
нения случаев застоя в делах? А колоссально возросшее
богатство европейских индустриальных государств, в связи с
— 227 —
эластичностью современного кредита и появлением промыш-
ленных картелей,—не сузило ли оно силу обратного
воздействия частных и местных расстройств в делах на
общее состояние торговли и промышленности? И не стал ли
вследствие этого общий промышленный кризис, подобный пре-
дыдущим, невероятным по крайней мере в течение более или
менее продолжительного времени?»
Какой характер примут ближайшие кризисы,—этого, ра-
зумеется, в настоящее время сказать нельзя. Весьма вероятно,
что во многих отношениях они будут отличаться от предше-
ствовавших. Однако, не об этом идет речь. Вопрос состоит в
том, будет ли действие будущих кризисов на пролетариат и
средние слои таково же, как и действие прежних? Ничто не
говорит' за отрицательный ответ на этот вопрос.
Впрочем, мне не совсем понятно, почему расширение ми-
рового рынка и кредита, равно как и рост богатства должны
задержать всеобщее распространение кризисов? Ведь здесь
дело идет не о «местных или частных расстрой-
ствах в общем положении торговли и промышленности», а
об общем перепроизводстве. Чем лучше способы сношений и
средства перевозки, тем в большей степени мировой рынок
должен представлять из себя нечто целое, тем скорее состояние
одной части этого целого должно отражаться на всех других
частях. В том же направлении должно действовать и развитие
кредита. Но его развитие облегчает также и возможность вне-
запного расширения производства. К тому же ведет и рост
богатства, который ведь означает не что иное, как увеличение
капитала, который можно употребляй, на расширение произ-
водства. Конечно, местные или частные расстройства,
благодаря этим массам капитала, благодаря кредиту и бы-
строте сношений, можно легче устранить. Как заметил еще
Энгельс, целый ряд причин и очагов кризисов уже устранеи
благодаря всему этому; но каким образом развитие этих фак
торов может препятствовать общему перепроизводству? А
если перепроизводство окажется всеобщим, то таковым ж«
должен оказаться и крах. Промышленное процветание и кри-
зис при капиталистическом способе производства неразрывно
связаны друг с другом.
— 228 —
Конечно, это отнюдь не значит, что ближайший кризис '«у -
дет последним, что он положит конец существующему со-
циальному строю.
А картели? Не являются ли они средством ограничения и
регулирования производства, а, следовательно, и средством
предупреждения перепроизводства и кризисов?
Это, конечно, не их цель. Их задачей является увеличе-
ние капиталистической прибыли. Одним из путей к этому
является повышение цен, а, следовательно, и нормы прибыли,
путем сокращения предложения на рынке. Но таким путем не-
возможно произвольно повышать цены даже в случае моно-
польного господства на рынке, к которому стремятся картели.
По мере повышения цен—-с одной стороны, понижается спрос,
а с другой—для стоящих вне картели капиталистов усили-
вается искушение принять участие в исключительных прибы-
лях путем основания конкурентных предприятий и таким об-
разом уничтожить монополию и расширить производство.
Поэтому ограничение предложения на рынке картеля мн-
или трестами имеет свои границы.
С другой стороны, при прочих равных условиях прибыль
бывает тем выше, чем дешевле обходится производство, т.-е.
между прочим, чем крупнее размеры производства. Чем они
крупнее, тем совершеннее оно может быть обставлено в техни-
ческом отношении, тем легче для него задушить в зародыше
всякую возникающую конкуренцию, которая иначе угрожает
установленной картелем монополии. И чем крупнее и быстрее
оборот, тем больше, при прочих равных условиях, и масса
прибыли.
Поэтому о руководителе картеля можно сказать с гораздо
большим правом, чем о Марксе, что две души живут в его груди:
одна стремится, насколько только возможно, ограничить про
иаводство, а другая—расширить его. Но руководитель карте-
ля—не Фауст, предающийся рефлексии, а делец, и потому он
яе позволяет двум своим душам вести борьбу в своей груди.
1 попросту стремится на двух различных рынках найти исход
равличпым тенденциям к повышению своей прибыли.
- 229 —
На внутреннем рынке предложение возможно более ограни-
чивается, и цепы вздуваются до такой высоты, на которой они
давали бы наивысшую прибыль. Однако, ограничивается толь-
ко предложение, но не производство. Последнее
расширяется, елико возможно, и излишек сбывается за грани-
цу. Чем выше цены и прибыль на внутреннем рынке, тем воз-
можнее конкуренция продаваемых за бесценок товаров на
рынке внешнем, и если на этом последнем можно покрыть хо-
гя бы издержки производства, то и в этом случае сбыт выго.
чен уже потому, что он позволяет непрерывно вести производ-
ство в самых крупных размерах.
Итак, поскольку дело касается тех отраслей промышлен-
ное™, в которых производство носит массовый характер, рае
считано на экспорт,—именно э£и отрасли и имеют сильную
тенденцию к перепроизводству,—невозможно ожидать ограни-
чения и регулирования производства картелями.
Соединенные Штаты—страна картелей. Однако, мы не ви-
дим там никакого ограничения производства. Производство же-
леза-сырья в Штатах за последние пять лет более, чем
удвоилось. В 1894 г. оно равнялось 6 ’/2 милл. тонн с лиш-
ком, в 1898 г.—почти 12 милл., а в 1899 г., по данным послед-
него полугодового отчета, оно достигает 14 милл. (см. ст. Law-
son’а в „Bankers magazin’e“.
Бернштейн не может отрицать, что при известных условиях
картели прямо толкают к перепроизводству.
«Однако,—возражает он,—обыкновенно этот маневр удается
только там, где картелям обеспечена защита покровительствен-
ных пошлин, благодаря которым другие страны це могут отпла-
тить им тою же монетою». Конечно, он убежден, что «там, где
н современных промышленных государствах картели и тресты
поддерживаются и поощряются покровительственными пошли-
нами, они в действительности должны стать факторами
кризисов в соответствующей отрасли промышленности
самой же «охраняемой» пошлинами страны,—если не в на
чале, то. во всяком случае, в конце концов. Таким образом,
— 230 —
все сводится только к вопросу, до каких пор данный народ
будет выносить подобное хозяйничанье».
Итак, далеко не регулируя производства, картели, напро-
тив, должны стать факторами кризисов: «все сводится только
к вопросу, до каких пор данный парод будет выносить подобное
хозяйничание».
В этом действительно вопрос. Но на него Бернштейн точно
так же не дал ответа, как и на многие другие jfm поставленные
вопросы.
Бернштейн исходил ив того соображения, что расширение
мирового рынка, рост богатства, эластичность современной сис-
темы кредита, в связи с появлением промышленных картелей,
сделали невероятными,—«по крайней мере на более
или менее продолжительное врем я»,— всеобщие
торгово-промышленные кризисы. И вдруг те же картели ока-
зываются новыми факторами кризисов,—по крайцей мере, до
тех пор, пока народы будут выносить существующую систему
хозяйства под охраной покровительственных пошлин, т.-е., на-
верное, «по крайней мере на более или менее
продолжительное время».
Нечего и думать о том, чтобы возвратиться когда-либо к
режиму свободы торговли. Пока народы будут выносить капи-
тализм, до тех пор они будут выносить и покровительственные
пошлины, и именно—вследствие все усиливающегося пере-
производства. Капитализм не знает лекарств против этого по-
следнего; покровительственные пошлины представляют собо.ю
иопытку ослабить дурные последствия перепроизводства, т.-е.
попытку перенести эти последствия со своей страны на другие.
Конечно, такое действие покровительственных пошлин продол-
жается лишь до тех пор, пока другие страны не прибегнут к
гой же попытке. Но покровительственные пошлины легче вве-
сти, чем отменить, особенно в период столь ожесточенной кон-
куренции на мировом рынке, а безуспешность попытки приво-
дит скорее к повышению пошлин, чем к их отмене.
Где мы видим в настоящее время среди буржуазных шрги®
движение в пользу свободы торговли? Для этих партий суще-
— 231 —
ствует лишь вопрос: усилить ли, и;ш ослабить покровитель-
отвенные пошлины, заключить ли торговые договоры пли вести
таможенные войны? Но свобода торговли? Это для капиталиста
идеал прошлого. Он утверждает, что свобода торговли есть одна
из многих особенностей, которыми Англия доказывает, что она
исключительная страна. Но и в Англии усиливается движение
в пользу протекционизма.
Итак, если устранение способствующего кризисам влияния
картелей поставить в зависимость от свободы торговли, то
устранение невозможно в сколько-нибудь близком будущем.
Наступлению ближайшего кризиса, которого, быть может, мы
должны ждать через два-три года, таким путем нельзя поме-
шать.
Но многие картели—притом самые сильные—способствуют
возникновению кризисов не только тем, что они стимулируют
производство и усиливают на мировом рынке конкуренцию
обесцениваемых товаров, но и тем, что они дают толчок спеку-
ляции.
Бернштейн думает, что спекуляция является, главным об-
разом, болезнью детского возраста капиталистического способа
производства,—болезнью, которая исчезает в более, зрелом
возрасте.
с.Спекуляция обуслошшвается соотношениям таких обстоя
гельств, которые можно предвидеть, и таких, которых предви
деть невозможно. Чем сильнее преобладание последних, тем
сильнее она должна процветать, а чем больше они вытесняют-
ся первыми, тем больше спекуляция лишается почвы. Поэтому
самые безумные вспышки коммерческой спекуляции совпада-
ют с началом капиталистической эры, и самые
необузданные оргии спекуляция справляет обыкновенно в
странах, стоящих па более ранней ступени капиталистического
развития».
Но что является фактором развития капитализма в этих
последних странах? Это, главным образом, капиталы, прите-
кающие из экономически более развитых стран. Более юные
страны представляют ряд условий, которых нельзя знать, эти
условия тем в большей степени являются причиной к оргиям
— 232 —
в развитых странах, чем больше своих капиталов последняя
помещают за границей. Аргентинская и трансваальская спеку-
ляции справляли свои «самые необузданные оргии» не только
в Буэнос-Айресе и Иоганнесбурге, но и в старом досточтимом
Сити.
При открытии новых стран возникает целый ряд «условий,
которые невозможно предвидеть». То же повторяется еще в
большей степени, когда прилагаются новые открытия или со-
здаются новые отрасли промышленности. Все эти изменений
дают повод к спекуляции. Нет основания утверждать, что тот
или другой фактор исчезнет по мере развития капиталистиче-
ского общества. В действительности происходит совершение
противоположное.
Точно так же нет никакого основания утверждать, что спе-
куляция сравнительно не так сильна, как прежде.
Капиталисты были осторожны до тех пор, пока ощущались
последствия периода ужасного угнетения, с 1874 г. по 1»88 г.
В настоящее время они отдаются спекуляции с большим, чем
когда-либо, увлечением. Для большей точности приведем
цифры, заимствованные из „Deutsche г Economist*, от 22 июня
1899 года.
В Германской империи величина действительно вложен
ного капитала составляла в миллионах марок:
Всех выпущенных Выпущенных акционерными и
бумажных ценностей. промышленными обществами.
1887 г........... 1008 1887 г................. ?
1888 г.. 1985 1888 г. • .... 194,5
1889 г.. 1745 1889 г....... 337,4
1890 г. ... 1520 1890 г. • . . . . 200,5
1891 г...1217 1891 г........29,7
1892 г.. 1016 1892 г........14,8
1893 г.. 1266 1893 г........25,3
1894 г.. 1420 1894 г. . . . . 79,0
1895 г.. 1375 1895 г....... 223,2
1896 г.. 1896 1896 г.......333,9
1897 г. . • . . • 1944 1897 г.......318,2
1898 г.. 2407 1898 г....... 520,6
1899 г. (за 6 мес.) 1595 1899 г. (за 6 лес.) 518,0
Ряд цифр, относящихся к акционерным компаниям., позво-
ляет проследить цикл промышленного развития с его высшей
точкой в 1SS9 году, с наибольшим понижением в 1892, возрож-
дением в 1895 и расцветом последних годов. За первые 6 меся-
цев 1899 года было выпущено столько же акций промышлен-
ных обществ, сколько за весь 1898 г., который также был го-
дом благополучия.
Приводим ряд цифр, показывающих среднее эмиссионное
ажио на немецкие промышленные общества в процентах:
1888 г. .
1889 г. .
1890 г. .
1891 г. .
1892 г. .
1893 г. .
. 38,06
. 45,87
. 30,05
. 20,0
14,7
29,1
1894 г.......... 31.0
1895 г.......... 38,6
1896 г.......... 36,1
1897 г.......... 66,7
1898 г.......... 67,7
1899 г. (за 6 мес.) 69,9
II
Редакция цитируемой газеты замечает по этому поводу еле
дующее: «Эмиссионный курс никогда е_____„___
мался так высоко; кроме того, бумаги постоянно поднима-
ются в цене гораздо выше эмиссионного курса. Мы неоднократ-
но указывали на ненормальность этих повыше-
ния... Действительно, повышение курса основывается не на
повышении оценки стоимости вклада, а исключительно на все-
общем ожидании, что курс поднимется еще выше, т.-е. это по-
вышение является спекуляцией на разницу. Величина эмис-
сионного ажио, достигающего в среднем 7С % доказывает, что
эта спекуляция достигла неслыханных размеров.
III
О том же говорит Лаусон (Lawson) в вышеупомянутой
статье о спекуляции d Уолс-стрит (Wallsstreet). Он утвержда-
ет, если бы не разумная политика нью-иоркских банков, то
повторилась бы новая серия скандалезных южно-африканских
спекуляций. Тресты служат, главным образом, об’ектом этой
бессовестной спекуляции.
Соединенные Штаты—страна картелей; это—страна с самой
эластичной организацией кредита, с колоссальными богатства-
ми, самыми усовершенствованными путями сообщения и сред-
— 234 —
*
ствами сношения, с самым обширным во всем мире внутрен-
ним рынком; и, однако, здесь недавно лишь (1893—1896) раз-
разился самый ужасный кризис из всех, бывших за послед-
ние 10 лет.
Но допустим, что картели действительно могут предупре-
дить кризисы путем ограничения производства. Что выиграл
бы пролетариат и средние слои? Картели—одно из самых мо-
гучих средств экспроприации мелких капиталистов. Если
кризисы, действующие в том же направлении, устранимы
только при помощи кабелей, то господство крупного капитала
оттого не становится более выносимым. А пролетарии? Как
известно, соединение предпринимателей в союзы не благо-
приятствует ни повышению заработной платы, ни развитию
профессиональных союзов, ни независимости работах. Или,
быть может, рабочие зато пользуются более постоянным зара-
ботком? Но там именно, где картелям действительно удается
сократить производство, заработок менее всего постоянен. Раз-
вить наивыс:
ую производительность труда трест может легче.
чем изолированное предприятие. Трест прекращает самые мел-
кие, нерациональные предприятия, упрощает административ-
ную часть, усиливает разделение труда, дает возможность, бла-
годаря своим колоссальным капиталам, производить опыты с
новыми изобретениями и применением сделанных изобретении.
Но чем дальше идет, на-ряду с этими успехами, ограничение
1гроизводства, тем больше оно обусловливает собой сокращение
числа рабочих.
Некоторым, наиболее уступчивым и искусным рабочим кар-
тель, может быть, обеспечивает более постоянное занятие; но
для всех прочих рабочих картелирование промышленности
означает лишь более постоянную безработицу.
Но каким образом картель может предупредить кризис?
Только посредством ограничения производства. Но мы видели,
что постоянное расширение производства есть необходимое
жизненное условие для капиталистического способа производ-
ства, и, прежде всего,—для пролетариата. Мы здесь не касаемся
вопроса о том, что сделали бы картели с вновь накопленным
— 235 —
капиталом, е<к,ш бы они сумели урегулировать производство:
вовлекло ли бы за собой это накопление капиталов все возра -
стающее расширение производства картелей или распадение
их? Как бы то ни было, не подлежит сомнению, что при совре-
менном способе производства всякое препятствие к расшире-
нию производства должно создать невыносимое положение, и
нелепо думать, что эти последствия менее тяжелы для рабо-
чих, если они обусловлены не кризисами и банкротствами, а
искусственными союзами промышленников. Наоборот, если
предприниматели стремятся к предупреждению кризисов та-
кими мерами, благодаря которым рабочие находятся в пе-
риоды благополучия в таком же бедственном положении, как
и в периоды кризисов; если для спасения своей прибыли они
заставляют одних рабочих переносить все последствия пере-
производства, прежде чем перепроизводство наступило, то все
это может только крайне усилить антагонизм труда и капи-
тала.
Далеко не способствуя устранению последствий, ускоряю-
щих наступление социализма, картели, наоборот, неизбежно
действуют в таком же направлении, и притом, по всей вероят-
ности, ничуть не прекращая кризисы. Более чем какое-нибудь
другое явление капиталистической общественной жизни, они
пробуждают в трудящихся классах сознание необходимости
экспроприации эксприаторов и убеждают их в том, что завое-
вание пролетариатом политической власти есть единственный
способ достижения этой экспроприации.
Бернштейн сам говорит, что картели могут иметь серьезные
последствия для пролетариата; но его неотвязно преследует
идея, что некоторые влиятельные члены партии ожидают осво-
бождения пролетариата не от упорной борьбы с врагами, а от
воображаемого ими всеобщего кризиса. Он говорит:
«Капиталистическое оружие против кризисов скры-
вает в себе зерно нового усиленного подчинения ра-
бочего класса, а также новых промышленных привилегий
которые являются теми же старыми цеховыми привиле-
гиями, только в более обостренной форме. Вместо тоге.
— 236
чтобы предвещать «бессилие» картелей и трестов, мне
кажется, с точки зрения рабочих, гораздо важнее ныне
же признать их значение. Долгое ли время они будут в
состоянии выполнять свою первую цель,—отражение
кризисов,—это, само по себе, вопрос второстепенный для
рабочего класса. Но раз освободительное движение рабо-
чего класса связывает с общим кризисом какие бы то ни
было надежды, то этот вопрос приводит к другому, крайне
важному вопросу. Убеждение, что картели совершенно
бессильны против кризисов, может стать в таком случае
причиной роковых упущений» (русск. пер., стр. 141).
Какие странные представления должны быть у Бернштейна
о своих политических товарищах! Что же он думает о нашем
движении, если, по его мнению, у нас связывают с общим кри-
зисом столь твердые упования, что это «может стать в таком
случае причиной роковых упущений».
К несчастию, есть люди, которые судят о партии по этим
кликам Кассандры.
i) Формулировка программы.
Рассуждениями о кризисах и картелях Бернштейн закан-
чивает свое исследование экономического развития современ-
ного общества. Дают ли они нам повод изменить нашу програм-
му? Доказывают ли они, что экономическое развитие идет
не в том направлении, которое указал Маркс?
Я думаю, что мы можем спокойно дать отрицательный от-
вет на этот вопрос.
Я говорю здесь не только об эрфуртской программе, но об
основных чертах, содержащихся почти во всех современных
обосновывают свои требования.
Так, гайнфельдская программа австрийской партии за-
являет:
— 237 —
«Партия стремится к освобождению всего народа, бег
различия национальности, расы и пола, от оков эконо-
мической зависимости, к устранению политического бес-
правия и к уничтожению интеллектуальйой нищеты.
Причину этого недостойного положения нужно искать не
только в тех или иных политических учреждениях, но и
в том факте, который лежит в основании всего обще-
ственного строя, именно в том, что орудия труда монопо-
лизированы в руках частных собственников. Поэтому
владелец рабочей силы, рабочий класс становится рабом
владельца орудий труда, класса капиталистов, полити-
ческое и экономическое господство которых находит себе
выражение в современном государстве. Таким образом,
частная собственность на орудия производства имеет
своим политическим последствием классовое государ-
ство, а экономическим—растущую нищету масс и расту -
щее обнищание все более и более широких слоев народа.
«Благодаря промышленному развитию, колоссальному
росту производительных сил, частная собственность не
только оказывается излишней, по она и перестает
существовать для огромного большин-
ства народа, между тем как в то же вре-
мя создаются необходимые предвари-
тельные условия коллективной соб-
ственности, духовные и материальные.
Поэтому переход орудий труда в общую собственность
всего рабочего народа означает не только освобождение
рабочего класса, но и завершение исторически необходи-
мой эволюции. Носителем этой эволюции может быть
только проникнутый классовым сознанием и организо-
ванный в классовую политическую партию пролетариат.
Поэтому политическая организация пролетариата, вну-
шение ему сознания своего положения и своей задачи,
развитие и поддержание в нем физической и интеллек-
туальной способности к борьбе,—вот что составляет на-
стоящую программу австрийской социал-демократической
партии, для осуществления которой она будет пользо-
ваться всеми целесообразными и соответствующими при -
родному правосознанию народа средствами».
- 238 —
Программа французском рабочей партии начинается за-
илением, что:
'«Освобождение производительного класса есть осво-
бождение всех человеческих существ, без различия пола
и расы;
производители не могут быть свободны, если они пе
владеют средствами производства;
существуют две формы, в которых средства производ-
ства могут им принадлежать:
I) форма индивидуальной собственности, которая ни-
когда пе была всеобщим фактом и все более и бо-
лее исчезает вследствие промышленно-
го раз вития;
2) форма коллективном собственности, материальные и
интеллектуальные элементы которой создаются раз-
витием самого капиталистического о ft-
ест в а».
Повсюду мы встречаем ио существу тот же ход мыслей, что
в эрфуртской программе. Следовательно, надо останавливать-
ся прежде всего не на особенностях ее формы, а на заключаю-
щихся в ней общих воззрениях, лежащих в основании между-
народного социалистического движения.
Как раз в то время, как эти страницы должны пойти в пе-
чать, Бернштейн публикует в ..Vorwiirts- (от з-го сентября)
статью—«Мое отношение к теоретическом части эрфуртской
программы». В ней он спорит только против '-теперешней,
слишком безусловной (аподиктической) формулировки неко-
торых положений этой части». «Я говорю о теперешней их фор-
мулировке, так как,—за исключением аграрного вопроса,— я
все же признаю их условную правильность. Что же ка-
сается до аграрного вопроса, то здесь последнее слово еще не
сказано».
— 239
Все это не обнаруживает настоятельной потребности в пе-
ресмотре программы. Действительно, в конце своей статьи он
говорит:
«После всего сказанного не может быть сомнений на-
счет моего отношения к теоретической части партийной
программы. Если бы пересмотр программы стоял на оче-
реди, то я был бы готов, по предложению, без промедления
приступить к выработке такой ее редакции, которая со-
ответствовала бы моим взглядам. Но лично я не нахожу
повода заняться этим. Не я сделал вопрос о программе
предметом полемики. Я считал бы своевременным окон-
чательно высказаться по этому вопросу лишь в том слу-
чае, если бг. в самой парт
SI&
распространилось убежде-
ние в том, что программа в своей ныне:
III
гей формулиров-
ке не соответствует ныне:
III
аему состоянию
социальных
познаний и потребностям партийной пропаганды. А до
тех пор задача
IIS
сателя, занимающегося теоретическими
вопросами, заключается только в том, чтобы, по мере
сил, способствовать распространению теоретических зна-
ний».
И я пока пе нахожу в том, что было высказано во время по
лемики, никакого повода к тому, чтобы подвергнуть пересмот-
ру редакцию эрфуртской программы. Но если бы дело дошло до
такого пересмотра, то, прежде всего, следовало бы исследовать.
действительно ли нынешняя редакция имеет такой смысл, ка-
кой придает ей Бернштейн.
Я думаю, мне удалось доказать, что беряштейясзская кри-
тика так называемой «теории крушения» грешит не только
тем, что неправильно освещает явления действительности, но
и гем, что понимает социал-демократическую теорию не так,
как она вообще понимается в партии. То же надо сказать и о
его критике формулировки эрфуртской программы.
Между прочим он говорит:
«Резюмирую вкратце. Я не могу подписаться под
этими положениями постольку, поскольку они изобража-
ют социализм в виде необходимого результата чи-
240
сто экономических процессов, в виде исхода из эконо-
мического крушения и альтернативы или ре-
зультата огромного столкновения».
Я спрашиваю: где в эрфуртской программе идет {течь об
экономическом
и об огромном
столкновении? То место в ней, где говорится о социа-
лизме, гласит: «Только превращение капиталистической ча-
стной собственности на средства производства в общественную
собственность и превращение товарного производства в социа-
листическое может повести к тому, что крупное производство
и непрерывно растущая производительность общественного тру-
да станут для эксплоатируемых ныне классов из источника
нищеты и угнетения источником наивысшего благосостояния
и всестороннего гармонического усовершенствования».
Где же здесь идет речь о крушении или столкновении ?
О том, какие формы примет развитие общества к социализму,
эрфуртская программа ровно ничего не говорит по той иро-
стой причине, что об этом нельзя ничего сказать.
Эрфуртская программа была в 1891 г. единогласно
принята комиссией, которой была поручена выработка ее.
В этой же комиссии участвовал и Фольмар, который на том же
конгрессе защищал свои .Eldoradoreden“ Быть может, Берн-
штейн полагает, что Фольмар согласился бы с аподиктической
формулировкой программы, если бы она подчеркивала необхо-
димость огромного столкновения?
Нет, о том, каким путем будет осуществлен социализм; пу-
тем ли мелкой мирной работы, или путем насильственного
столкновения, или же, как полагает большинство, и тем: и
другим путем, об этом программа ровно ничего не говорит.
Другое возражение Бернштейна против формулировки
эрфуртской программы тесно связано с его пониманием «эко-
номической необходимости», которую он в упомянутой статье
отожествляет с технической необходимостью и противо-
поставляет общественной потребности. Он возражает,
что «необходимость обобществления производства не может
— 241 —
быть выведена из техники производств а»,—как будто
в эрфуртской программе об этом сказано хоть одно слово'
«Техническое развитие производства не может быть
реальным фактором социалистического развития .в том смысле,
чтобы оно само по себе, непосредственно вынуждало к
обобществлению. Это делается не прямо, под влиянием тре-
бований технического развития, а всегда под воздействием
других, социальных и даже политических потреб-
ностей; это мы видим на примере почты, железных дорог и т. д.».
Сравните с этим цитированное место из эрфуртской про-
граммы, которая выводит необходимость социализма из по-
требностей рабочего класса, а не из потребностей тех-
ники производства, и вы увидите, какую цену надо
придавать бернштейновскому осуждению экономической не-
обходимости.
Е другом месте занимающей нас статьи Бернштейн высту-
пает против того положения, что социалистическое преобразо-
вание «может быть только делом рабочего класса», и находит
необходимым подробно просветить нас насчет того, что в пар-
тии, на-ряду с пролетариями, участвуют еще и другие эле-
менты, которые часто очень полезны для нее.
Но если бы этот факт противоречил вышеприведенному по-
ложению, то каким образом случилось, что все члены, комис-
сии, в числе 21 человека, среди которых было немало «акаде-
миков» и «мелких буржуа», согласились с ним, и что сам
Бернштейн пе находил в нем ничего такого, что следовало бы
осудить? Стоял ли он тогда на той точке зрения, что только
мускулистые руки рабочих могут быть полезны для дела со-
циал-демократии? Если он не может теперь подписаться под
тем положением, под которым подписывался 8 лет тому назад,
то это могло произойти только потому, что теперь он иначе по-
нимает это место, чем тогда. Прежде он знал хорошо, что это
положение относится только к классам, а не к отдель-
ным личностям; что оно означает, что из всех клас-
сов только рабочий класс настойчиво стремится к со-
циализму. Мы возвратимся еще к этому предмету в даль-
нейшем.
— 242 ——
Итак, если мы желаем оценить придирки Бернштейна к
формулировке программы, мы должны прежде всего выяснить
себе, действительно ли программа говорит то, что вычитывает
из нее Бернштейн.
В частности, Бернштейну не нравится аподиктическая
формулировка положений о гибели мелкого предприятия,
равно как указание на рост нищеты, на обострение классовых
противоречий и на кризисы.
Надо ли, после всего сказанного, еще доказывать, что мы
можем с спокойной совестью удержать эти положения, если мы
не будем вычитывать из них того, чего в них нет?
То место, где говорится о гибели мелкого производства,
вполне правильно, если мы будем принимать во внимание раз-
витие всего общества, а не отдельных отраслей труда. Но ведь
эта точка зрения и имеет для нас решающее значение. Как
понимать «теорию обнищания»,—мы уже видели. Растущее
обострение социальных антагонизмов мы, кажется, также до-
статочно доказали. Мы возвратимся еще к этому пункту. На-
конец, если бы мы вычеркнули то место, в котором говорится
о кризисах, то мы подверглись бы той же опасности, как вы-
скочки священной прусско-немецкой империи, которым Маркс
предсказывал в 1872 г. крах, и риску, что для нас окажутся
необходимыми такие же жестокие уроки, чтобы вколотить в
наши головы необходимую дозу диалектики.
Но возвратимся к брошюре Бернштейна. В ней дело идет не
о формулировке отдельных положений программы, а о принци-
пах, лежащих в основании всякой социал-демократической
программы. Так на нее посмотрели и наши противники, при-
няв ее за разрыв с нашими принципами, за симптом шатания
в нашей партии. И в самом деЛе, из его соображений вытекает
не тот вывод, что только формулировка некоторых положений
программы чересчур аподиктична. Ведь он утверждает,—и
иногда, как мы видели, очень аподиктично,—что экономиче-
ское развитие современного общества совсем не следует напра-
влению, указанному Марксом и принятому, вслед за Марксом,
в социал-демократических программах. Если Бернштейн прав,
— 243 —
то должна оказаться несостоятельной не только редакция
вступительной части программы, но и ее содержание.
Что же тогда станется с социалистическими требованиями,
которые наша программа выводит из принципов, изложенных
во вступительной части?
Конечно, эти требования не должны быть обязательно
отброшены вследствие несостоятельности их обоснования. Не
раз случалось, что правильные воззрения обосновывались
ложно. Но ни один взгляд не может претендовать на правиль-
ность, пока он не обоснован.
Я охотно допускаю, что социализм может получить иное
обоснование, чем то, какое дает ему марксизм.
До Маркса и одновременно с Марксом было немало социа-
листов, которые давали очень блестящие и глубокие обоснова-
ния своим требованиям, но все они давали им то или иное
обоснование.
Конечно, Бернштейн прав, утверждая (Vorwarts, 6 мая
1899 г.), что «социалиста создает не то или иное представление
о формах действительного развития, а представление о том,
что в обществе должно быть: социалистическое у мои а-
настроение (Gesinnug), «воля». Но если эта воля высту-
пает просто в виде „sic volo, sic jubeo", без всякого обоснова-
ния, то от подобного рода социализма нельзя ожидать большой
пропагандистской силы. Такая воля может быть основой со-
циализма, как частного убеждения, но не как такого учения,
вокруг которого должна скристаллизоваться большая пар-
тия.
Как мы видели в первой главе, Бернштейн даже не дает нам
возможности угадать, является ли для него социализм необхо-
димостью, или попросту благим пожеланием. Но он не показы-
вает нам также, почему социализм является хотя бы только
желательным. Он отвергает его чисто экономическое обоснова-
ние; но каким же обоснованием он заменяет его?
Правда, он замечает как-то мимоходом (Vorwttrts, 26 мар-
та), что «в социалистическом движении правосознание,
— 244 “
стремление к еще более справедливому положению
есть фактор по меньшей мере столь же действительный и важ-
ный, как и материальная нужда». Однако, мы напрасно искали
бы у него доказательства того, что социалистическое общество
«еще более справедливо», чем нынешнее. Ведь он только и де-
лает, что доказывает, что это последнее совсем уж не так
несправедливо, как о том принято думать. А почему «правосо-
знание» (рабочих, как он замечает ниже) направляет именно
к социализму? Я понимаю слово «правосознание», как чувство
права, как стремление к справедливости, как синоним «стре-
мления к более справедливому положению». Но Бернштейн
поучает меня, что правосознание есть «сознание того, что пра-
во на моей стороне». Конечно, это уж нечто другое. Но по-
чему это сознание ведет не только к убеждению в собственной
правоте, но и к социалистическому мышлению,—для меня не-
ясно. Конечно, благодаря такому правосознанию, члены нашей
партии будут тем крепче к ней привязаны; но надо полагать,
что ее противники, даже из рабочей среды, будут, по той же
причине, тем дальше удаляться от нее.
В другом месте Бернштейн нам указывает на то, что
«борьба продолжает оставаться классовой борьбой, и хотя дви-
жущую силу рабочего движения образует не крайняя мате-
риальная нужда, но растущие культурные требования рабо-
чих, их повышающийся культурный уровень и прогрессирую-
щее сознание своего равноправия».
Да, но эти факторы, равно как и вышеупомянутое «право-
сознание», обусловливает л
VSI1I
ъ факт существования рабочего
движения, стремления рабочих к более высокой культуре и к
равноправию; но они не могут породить в рабочих убеждение
в том, что они могут достичь высшей культуры и равноправия
лишь путем победы над капиталистическим способом произ-
водства, путем уничтожения капиталистических имуществен-
ных отношений. Те факторы рабочего движения, на которые
здесь указывает Бернштейн, признает также и Макс Гирш *).
*) Либерал-прогрессист, основавший в семидесятых годах, вместе с
Дун кв ром, в противовес германской социал-демократии, независимые
профессиональные союзы, преследующие исключительно экономические
цели.
Прим. перивдчиха.
— 245 —
Мы напрасно искали бы в книге Бернштейна других факто-
ров рабочего движения. Необходимость, или хотя бы только же-
лательность социализма не только не уясняется из его книги,
!1П
но становится в сильнейшей степени сомнительной.
Возражения, приводимые им против марксовой теории ка-
питала,—те самые возражения, которые уже давно выдвига-
ются либеральной экономией против социализма вообще.
И пока меня не переубедят, я не вижу никаких оснований вы-
водить из этих возражений другие заключения, а не те, какие
сделали либералы.
Если самые крупные недостатки капиталистического спосо-
ба производства свойственны только его зачаточным стадиям
и с его дальнейшим прогрессом уменьшаются; если число иму-
щих растет, социальные противоположности постоянно смяг-
чаются. пролетарии получают все более и более прочную на-
дежду стать самостоятельными или достичь удовлетворитель-
ного положения, то к чему же тогда социализм? Если он—не
бессмысленный спорт, то его должно лелеять не только опреде-
ленное умонастроение, определенная воля, но и опре-
деленное убеждение относительно ходаразвития. Если бы
я придерживался <?ех взглядов на капиталистическое развитие,
которые развивает в своей книге Бернштейн, то я,—должен
открыто сознаться в этом,—считал бы социализм глубоким
заблуждением. Если бы Бернштейну удалось убедить меня в
справедливости его возражений против социалистических воз-
зрений на нынешний способ производства, то я согласился бы
с профессором Дилем и сказал бы: «Наше место—не в рядах
социал-демократии, а скорее в рядах южно-германской народ-
ной партии». Или, так как я не пожелал бы расстаться со своей
партией, то я предложил бы ей заменить эрфуртскую програм-
му программой «народной партии», которая ведь отстаивает
рабочее законодательство, свободу коалиций и поддержку ко-
операции и об’являет, что демократия и освобождение рабочего
класса взаимно обусловливают друг друга. Чего же еще хочет
Бернштейн?
И действительно, ведь разные оттенки социал-реформатор-
ского либерализма об’явили Бернштейна своим. Конечно, они
— 246 —
не могут об’явить его своим, как человека партии. Его позиция
определяется его волей, его умонастроением, а по-
следние, как он заявляет,—по-прежнему социал-демократиче-
ские. Но, по моему, либеральные
фракции вправе об’явить
4 Г
своими его теоретические рассуждения, так как
их значение не определяется волей или умонастроением.
К счастью, реальные факты таковы, что это право либе-
ралов не может ничуть поколебать наше «правосознание».
ш.
Тактика.
а) Политика и экономика.
Мы подошли к последней части бернштейновской критики,
которая занимает самое обширное место в его книге, на которой
мы, однако, будем меньше всего останавливаться. Теория «двух
душ», которая раньше прилагалась Бернштейном только к
Марксу и Энгельсу, здесь переносится на всю соц.-демократию.
Две души, увы! живут в ее груди,—революционная и реформа-
торская. Однако, первая сохраняется лишь в силу традиции,
тогда как вторая черпает свою жизненную силу из реальной
действительности. Революционный дух господствует только в
области партийной фразеологии, а реформаторский—в
области партийной практической деятельности.
Партии стоит лишь решиться казаться тем, что она есть, а
именно — демократически-социалистической
партией реформ, и она освободится от всех своих вну-
тренних противоречий и сумеет отразить самые опасные аттаки
своих врагов.
Итак, можно думать, что критика Бернштейна направлена
в этом пункте против голой фразеологии. Открываемое
им противоречие порождается не разногласиями по существу
дела, а частью неразумною любовью к одурманивающим фра-
зам, частью тупою верою в букву, неспособностью возвыситься
до самостоятельного понимания вещей и привычкой механи-
чески повторять затверженные фразы.
Такое представление, конечно, весьма лестно для Берн-
штейна и его единомышленников, которые оказываются сме-
- 248 —
лыми, самостоятельными и умными мыслителями, в противо-
положность тупоумной массе верующих и фантастическим
толпам мечтателей. Однако, мы сделаем лучше, если будем
искать причины партийных разногласий не в том, что одни
недостаточно умны, а другие умнее их, а пойдем дальше и
поищем противоречие не только в аргументах и фра-
зеологии, но и в вещах.
Бернштейн указывает нам па значение кооперации, про-
фессиональных союзов, так называемого «муниципального со-
циализма». Без сомнения, во всех этих областях можно и
должно сделать многое для дела эмансипации пролетариата.
Но этого ведь не оспаривают даже самые решительные против-
ники Бернштейна. Парвус даже не раз ставил в упрек правле-
нию партии то обстоятельство, что оно уделяет слишком мало
внимания профессиональным союзам; а потребительные това-
рищества нигде не находятся в столь цветущем состоянии, как
в Саксонии,—в стране, где Бернштейн подвергся самым рез-
ким нападкам.
Итак, по этим вопросам нет никаких разногласий. Послед-
ние начинаются лишь тогда, когда поднимается вопрос о точ-
ном определении того, что именно можно сделать в каждой из
этих областей в интересах борьбы за эмансипацию пролета-
риата. Здесь выступают разногласия, но Бернштейн только
чувствовал их, но не сумел изобразить их с достаточной вы-
разительностью. Иногда он касается этой социалистической
проблемы, но затем снова оставляет ее. А между тем вопрос о
том, что могут дать профессиональные союзы, кооперация и
коммунальная политика, теснейшим образом связан с вопро-
сом об их отношении к общей государственной политике.
Бернштейн не поднимал этого вопроса, а поднял его о,дин
из его сторонников, упомянутый уже нами д-р Вольтман: раз—
в ряде статей о книге Бернштейна в „Elderfeder Freie Pressed
под заглавием—«К дискуссии о конечной цели и движении»
(апрель 1899 г.), а другой раз—несколько раньше, в реферате
о «Политической и экономической силе», прочитанном в Бар-
мене 22 февраля 1899 года.
И там, и здесь он защищает ту точку зрения, что только
экономическая сила дает ее обладателям и силу политическую.
— 249 —
Поэтому стремления пролетариата к политической власти
останутся безуспешными, пока он пе приобретет предвари-
тельно экономической силы путем профессиональных и коопе-
ративных организаций. Эрфуртская программа говорит: «Борь-
ба рабочего класса против капиталистической эксплоатации
неизбежно является борьбой политической. Рабочий класс не
может вести свою экономическую борьбу и развивать свои эко-
номические организации без политических прав». Вольтман
делает по этому поводу следующее замечание:
«Эго вполне справедливо, но спрашивается: каким
образом получит рабочий класс политические права?
Об этом в программе не говорится ни слова. Во второй
ее части эти права наивно требуются от государ-
ства. На основании какой силы?
«Правильно было бы сказать как раз наоборот:
«Борьба рабочего класса против капиталистической
эксплоатации необходимо является экономически-поли-
тической борьбой. Рабочий класс не может добиться по-
литических прав и политического влияния без экономи-
ческих организаций».
Разумеется, требовать политических прав от государства
весьма наивно; но, к сожалению, г. Вольтман забывает нам
сообщить, от кого же другого можно требовать политических
прав, если не от государства и его органов, правительства и
парламента. Как раз в настоящий момент наши бельгийские
друзья тоже оказываются настолько наивными, что требуют
всеобщего избирательного права от правительства и парла-
мента, а не хотя бы, например, от потребительского общества.
Но на основании какой силы требуем мы политических
прав? Разве экономика не доминирует над политикой? Разве
мы не должны предварительно обладать экономической силой,
чтобы суметь добиться политической силы? Рабочий класс,—
говорит Вольтман,—не может завоевать политических прав и
политического влияния без экономических организаций.
Но для свободного развития этих последних не нужны ли
опять-таки «политические права и политическое влияние»?
— 250 —
Чем стали бы профессиональные союзы и кооперативные
товарищества без права коалиций и союзов? Не приходилось
ли рабочему классу повсюду в Западной Европе предвари-
тельно завоевывать эти политические права, прежде чем он мог
приступить к основанию своих экономических организаций.
И не совершаются ли еще и теперь в Германии и в Австрии
самые яростные покушения на эти политические права? Закон
против социалистов не щадил и кооперативных товариществ,
а «каторжный законопроект» и поныне не может считаться по-
хороненным.
Но, с другой стороны, твердо установлено, что политическая
сила является, в последнем счете, лишь результатом экономи-
ческой силы. Настоящий заколдованный круг: без экономиче-
ской силы мы не добьемся политических прав, а без полити-
ческих прав не получим экономической силы!
К счастью, есть очень простое средство, с помощью которо-
го можно выйти из этого заколдованного круга: надо только
перестать смешивать экономическую силу с экономической
организацией. На этом смешении основано все рассужде-
ние Вольтмана.
Если бы пролетариат не обладал экономической силой, то
он, разумеется, не мог бы добиться политических прав. Но
основанием его экономической силы является его роль в п р о-
цессе производства, а роль эта не зависит от усмотре-
ния органов политической власти. Правительства, как и ка-
питалисты, повсюду самым энергичным образом стремятся к
быстрому распространению капиталистического способа произ-
водства, а это означает быстрое увеличение массы пролета-
риата, концентрацию его в определенных местах, вышколива-
ние и организацию; последняя—сначала только для целей
производства, но организация, созданная фабрикой, продол-
жает затем свое действие в классовой борьбе. Органы полити-
ческой власти и капиталисты единодушно содействуют тому,
чтобы экономическая жизнь нации все в большей и большей
степени оказывалась в зависимости от класса наемных рабочих
и подпадала под его господство, по мере того, как этот класс
приходит к сознанию своей силы.
- 251 —
Такой рост экономической силы пролетариата совершается
повсеместно как в абсолютистских странах, так и в демократи-
ческих, как в России, так и в Швейцарии, и именно из этого
источника черпает рабочий класс силы для непрерывного
ряда своих побед, которые составляют важнейшее содержание
истории XIX в. Если бы возражения Бернштейна были спра-
ведливы, если бы концентрация капитала, а, следовательно, и
пролетариата, не происходила бы так, как это предполагалось
уже в «Манифесте», то стремления пролетариата к экономиче-
ским организациям были бы напрасны, какие бы он ни делал
усилия: органы политической власти и капиталисты были бы
достаточно сильны, чтобы положить им конец. В действитель-
ности же они, напротив, истощают свои силы в безнадежной
борьбе, так как враг, с которым они сражаются, после каждого
своего поражения, снова возрождается, еще более многочислен-
ный и сплоченный, и становится все более и более необходи-
мым для них самих.
Такова та сила, на основании которой рабочий класс тре-
бует от государства политических прав, и на основании кото-
рой он уже добился этих прав и добьется в будущем.
Вполне естественно, что он пользуется этими политически-
ми правами для образования организаций, с помощью кото-
рых он еще более увеличивает свои силы. И никто до сих пор
не оспаривал того, что пролетариат, организованный в силь-
ные профессиональные союзы, располагающий богатыми по-
требительными обществами, многочисленными типографиями,
широко распространенными периодическими изданиями,
добьется у избирательной урны и в парламенте совсем иных
результатов, чем такой пролетариат, у которого все эти ору-
дия борьбы отсутствуют. Но основная экономиче-
ская сила пролетариата, это—та сила, кото-
рая создается сама собой, процессом эконо-
мического развития. А наивысшая форма классовой
борьбы, которая налагает свою печать на все остальные ее
формы, есть не борьба отдельных экономических организаций,
а борьба всего пролетариата, как целого, направленная к за-
воеванию самой могущественной из социальных организа-
ций,—государства; это стало быть—борьба политиче-
ская. Она-то и решает все.
— 252 —
Разумеется, мы никоим образом не хотим этим сказать, что
соотношение между экономической и политической борьбой
должно быть одинаково во все времена и при всех услвиях; что
последняя всегда будет приводить к наиболее крупным и наи-
более быстрым успехам рабочего класса, и что борьба за эко-
номические организации и борьба с помощью их всегда должна
стоять на втором плане.
В относительном значении экономической и политической
борьбы можно проследить известное волнообразное движение,
подобное такому же движению капиталистической промы-
шленности. Подобно тому, как эта последняя переходит от про-
цветания к кризису и обратно, так и в области политики мы
находим чередование периодов обострения борьбы, быстрых по-
литических успехов,—периоды политических «революций»,—
и периодов политического застоя, когда на первый план вы-
ступает развитие экономических организаций, социальных
«реформ». При этом, между обоими волнообразными движе-
ниями,—движением промышленной и движением политиче-
ской жизни,—существует не только известная аналогия, но и
прямая связь.
В периоды процветания, само собой понятно, общее со-
циальное недовольство всего слабее, попытки достичь собствен-
ными силами более высокого жизненного уровня имеют всего
больше шансов на успех, а потребность в помощи со стороны
государства ослабевает. В такое время не только капиталисты,
но и рабочие меньше ценят политику, а больше—экономиче-
ские предприятия и организации, обещающие непосредствен-
ные и ощутительные выгоды.
Во время же кризиса исчезает надежда добиться успехов,
оставаясь на чисто экономической почве; от самой мощной из
экономических сил, государства, ожидают помощи; чтобы снова
почувствовать под ногами твердую почву, стремятся завладеть
государством; общественное недовольство растет, всякие кон-
трасты обостряются, все толкает к политической борьбе. Разу-
меется, интенсивность политической борьбы или же ее отступле-
ние на второй план, сравнительно с чисто экономической дея-
тельностью, зависят не только от наступления периода промы-
шленного процветания или кризиса. Имеются еще и другие
— 253 —
факторы, задерживающие или ускоряющие это движение. Но
во всяком случае, цикл хозяйственной жизни оказывает огром-
ное влияние на соотношение между политикой и экономикой.
Революция 1848 г. вспыхнула во время экономического
кризиса. К числу причин, которые после ее поражения сделали
невозможным повторение попытки, надлежит отнести не только
страх, который испытывала буржуазия перед пролетариатом,
обнаружившим в июньские дни свою боевую мощь. Одною из
этих причин, и весьма сильною, было промышленное процве-
тание, начавшееся в 1850 г. «Промышленный кризис 1847 г.—
писал Энгельс в 1885 г. в своем введении к «Enthiillungen uber
den Kommunistenprozess zu KOln» (стр. 15),—подготовивший
революцию 1848 г., миновал. Начался новый период беспри-
мерного промышленного процветания; для всякого, кто имел
глаза, чтобы видеть, было ясно, что революционное движение
1S48 г. мало-по-малу шло на убыль».
Уже в 1850 г. Маркс и Энгельс писали в газете «Neue K0I-
msche Zeitung“: «В этот период всеобщего процветания про-
мышленности, когда производительные силы буржуазного об-
щества достигают такого пышного расцвета, какой только во-
обще возможен для них при буржуазных отношениях, н е
может быть и речи о действительной рево-
люции. Последняя бывает возможна лишь тогда, когда оба
эти фактора,—современные производительные силы и бур-
жуазные формы производства, — становятся в противоречие
друг к другу».
Следующий период беспримерного экономического под’ема
начался в 1871 г. Но он не замыкает собою неудачной рево-
люции, подобно промышленному под’ему 1850 г. Напротив, он
начинается после одной из самых удачных европейских рево-
люций, которая, однако, была произведена не народными вос-
станиями, а династическими войнами. События, имевшие место
в промежуток между 1866 и 1870—1871 г.,—падение абсолю-
тизма в Австрии, падение империи во Франции, об’единение
Германии и дарование ей всеобщего избирательного права, на-
конец, героическая борьба французской коммуны, — все это
были события такого рода, которые не могли усыпить в рабо-
- 254 —
чих интерес к политике, убить в них веру в быстрые успехи
политической борьбы и выдвинуть на первый план стремле-
ние к улучшению своего положения путем чисто экономиче-
ской борьбы. Тем более, что продолжительность этого под’ема
была весьма незначительна, а профессиональное и коопера-
тивное движение, ввиду царившей после 1849 г. реакции,
только что начиналось.
Таким образом политическая борьба оказалась на первом
плане у всего западно-европейского пролетариата, за исклю-
чением английского. Пролетариат оставался «революцион-
ным».
В течение последних нескольких лет мы снова переживаем
период промышленного процветания; этот период продолжи-
тельнее, чем период 1871 г.; он застает уже существование бо-
лее сильных экономических организаций и совпадает с перио-
дом политического застоя, который тянется уже долго, и кото-
рый, благодаря промышленному процветанию, еще более затя-
гивается.
Итак, нынешняя ситуация похожа на ситуацию 1850 г.:
политическая реакция и промышленный под’ем. Но между
обоими этими моментами лежит полувековое развитие капита-
лизма и пролетарской классовой борьбы, свободы коалиций в
течение целого поколения. Если ситуация 1850 г. привела к
полной приостановке рабочего движения на континенте Евро-
пы, то ситуация 1899 г. означает только, что экономическая
борьба выдвигается на первый план, и рабочие массы прихо-
дят к тому взгляду, что при помощи профессиональных и ко-
оперативных организаций они в настоящий момент могут до-
биться бблыпих успехов, чем путем политической деятель-
ности.
В этой ситуации кроется сила книги Бернштейна. Его на-
стойчивые указания на необходимость заниматься «малыми
делами» экономической практики соответствуют действитель-
ной потребности настоящего момента. Его сомнение в вероят-
ности крупных и внезапных политических перемен — ката-
строф—соответствует опыту последних лет. Но «практикам»,
читающим книгу Бернштейна, его теории совершенно безраз-
— 255 —
личин; их интересуют только его рассуждения о задачах и
условиях настоящего момента.
Однако, как раз в том обстоятельстве, что книга Берн-
штейна соответствует специфической ситуации, кроется и ее
слабость. В самом деле, он думает, что говорит не о предва-
рительных условиях наших ближайших успехов, а о «пред-
посылках социализма» не о задачах сегодняшнего дня, а о
«задачах социал-демократии» вообще.
Когда в 1850 г. наступил период промышленного под’ема,
тс Маркс и Энгельс сделали из этого факта свои заключения,
относительно тактики в ближайшие годы; но и они не думали
выбрасывать вон, как негодную рухлядь, те выводы, к кото-
рым привело их изучение капиталистического развития в це-
лом. Если бы Бернштейн выступи*! с заявлением, что в пере-
живаемый нами период промышленного процветания и реак-
ции нельзя на политической почве добиться крупных резуль-
татов, а потому, пока условия не изменятся, отда-
дим все силы мелкой реформистской деятельности в профес-
сиональных союзах, общинах, кооперативных организациях и
пр.,—то он встретил бы со стороны партии достаточно внима-
ния, а со стороны многих членов партии—и прямое согласие.
Но Бернштейн об’являет экономическое и политическое со-
стояние общества в данный момент нормальным, об’являет по-
литический застой медленным, но верным прогрессивным дви-
жением по пути демократизма и социальных реформ; он во-
ображает, что беспримерное промышленное процветание, пере-
живаемое нами в настоящую минуту, будет продолжаться до
бесконечности; таким путем он приходит к оптимистическому
представлению о ходе развития государства и общества,—
представлению, которое совершенно не выдерживает критики,
и которое должно рухнуть, как только придет к концу поли-
тический застой и экономическое процветание.
Бернштейн указывает нам на противоположность между
традиционной «революционной фразеологией» (русск. пер., стр.
130) и действительно реформаторским образом мыслей; в дей-
ствительности же противоположность эта есть, частью, не что
иное, как противоположность между таким представлением,
— 256 —
которое основано на изучении всего исторического развития
капиталистического способа производства, и таким, которое
считается только с одною из его фаз.
Бернштейн говорит о тактике, «основанной всецело на ожи-
дании катастроф». Он не указывает нам, в чем именно он ви-
дит подобную тактику со стороны германской партии. В дей-
ствительности же никакая тактика не обладает такою способ-
ностью приспособляться к обстоятельствам, как тактика на-
шей партии, именно благодаря ее теоретическому базису. Она
приготовлена ко всякой случайности и не связана ни с каким
определенным темпом развития. Она считается с возможностью
как промышленного кризиса, так и с революцией, как с ката-
строфами, так и с постепенным мирным развитием. В этой-то
способности нашей партии приспособляться к условиям дей-
ствительности и кроется источник ее жизненной силы. Она не
имеет никакого основания ослаблять свои силы, подгоняя всю
свою тактику к одной определенной ситуации, напр., к ожида-
нию катастроф или же к ожиданию возможности ограничиться
на все будущее время мелкими делами мирного характера.
Тактика, которая принципиально устраняет возможность кри-
зисов, катастроф и революций, для партии столь же вредна,
как и тактика, спекулирующая на эти явления. Партия долж-
на пользоваться всякой ситуацией и никогда не связывать
себе наперед руки.
Ь) Самостоятельная Или несамостоятельная политика?
Противоположность между устарелой революционной фра-
зеологией и реальным движением в направлении демократиче-
ски-социалистических реформ, как уже было упомянуто, скры-
вает в себе, по моему мнению, противоположность между ши-
роким и общественным взглядом на капиталистический спо-
соб производства и воззрением, основанным на переходящих
явлениях и служащим потребностям дня.
Но эта же противоположность скрывает в себе еще и дру-
гую, практически гораздо более важную противоположность.
— 257 —
Если первая, главным образом, имеет значение только для той
или иной постановки пропаганды, то вторая должна
оказать влияние также на нашу практическую дея-
тельность. Мы говорим о противоположности между с а-
мостоятельной и несамостоятельной клас-
совой политикой.
Должен ли пролетариат организоваться в самостоятельную
классовую партию, или же в союзе с другими классами обра-
зовать одну большую демократическую партию?
Можно было бы думать, что этот вопрос разрешен уже
теоретически в «Манифесте», а со времени выступления Лас-
саля разрешен для Германии и практически. Но он всплы-
вает снова, в новой форме. Теперь уже дело идет с социал-
демократической партии, не как о группе, ведущей
пропаганду, но как о политическом факторе, как о с и л е
первого ранга. И потому вопрос почти нигде уже не может
ставиться так: должны ли пролетарии покинуть социал-демо-
кратическую партию, чтобы примкнуть к буржуазной демокра-
тии? Он может быть поставлен только так: должны ли мы при-
дать нашей программе и тактике такую форму, чтобы двери
партии были открыты для всех демократических классов или
слоев.
Дело идет о классах и слоях, а не об отдельных лицах. Само
собою разумеется, что для социал-демократии в высшей сте-
пени желателен каждый, кто готов примкнуть к классовой
борьбе пролетариата, к какому бы классу он ни принадле-
жал по своему происхождению. Вопрос состоит в том, должна
ли социал-демократия служить также классовым ин-
тересам непролетарских классов?
Утвердительный ответ на этот вопрос в высшей степени
желателен для более дальновидных членов буржуазной де-
мократии, которая быстро приближается к упадку и может
надеяться возродиться в прежнем блеске, только благодаря
такому «линянию» нашей партии,—перемене самой сущности
ее, хотя бы и без изменения названия. Но такого же ответа на
этот вопрос желают и некоторые элементы нашей партии, ко-
торые видят в таком ответе верное средство к ее быстрому
— 258 —
расширению и полагают, что при такой политике она скорее,
чем при всякой другой политике, может вырасти и оказаться
способной к управлению государством. Все эти элементы
группируются около Бернштейна. И действительно, его книга
дает им в руки целый ряд аргументов. Так, Бернштейн ста-
рается умалить значение классовой солидарности пролета-
риата и классовой противоположности между рабочими и бур-
жуа; он указывает на демократию, которая означает в прин-
ципе уничтожение классового господства; он рекомендует нам
быть осторожными в об’явлении войны либерализму; он дока-
зывает превосходство нынешней тактики английских рабочих
сравнительно с тактикой чартистов.
Уже в моей критике книги Бернштейна, в «Neue Zeit» и
«Vorwarts», я доказывал, что его позиция в вопросе о клас-
совой борьбе неясна.
«Лишь одно с ясностью выступает в его рассуждении,
именно—стремление умалить значение классовой соли-
дарности пролетариев, и классового антагонизма между
ними и капиталистами» («X. Z.», XIII, 2, стр. 70).
Бернштейн говорит, что видит в этой фразе «тяжкое обви-
нение». Я же вижу в ней только констатирование факта. Ведь
я не утверждал, что он защищает взгляды, противные его
убеждениям; а ведь можно быть убежденным, что классовая
солидарность пролетариата весьма незначительна, и все же
оставаться вполне достойным уважения человеком. Равным
образом, здесь дело идет не о «моральном негодовании и дог-
матических проповедях», а лишь об ответе на вопрос: соответ-
ствуют ли факты представлениям Бернштейна, или нет?
«Так, напр., в своей книге, на стр. 89, он говорит:
«Еще раньше я имел случай указать на то, что со-
временные наемные рабочие не представляют собою одно-
родной, одинаково свободной в вопросах собственности,
семьи и проч, массы, образование которой предвидит
«Манифест»; я указывал, что как раз в наиболее разви-
тых отраслях фабричной промышленности мы встречаем
целую иерархию дифференцированных рабочих, и что
между этими категориями существует лить незначитель-
ное чувство солидарности».
— 259 —
Правда, он признает, что между рабочей аристократией и
низшими слоями пролетариата существует известная симпа-
тия, которая обнаруживается даже у английских рабочих.
«Но между такого рода политическими или социаль-
но-политическими симпатиями и экономическою соли-
дарностью есть большая разница; политический и эконо-
мический гнет, правда, затушевывает эту разницу; но с
ослаблением этого гнета она снова обнаружится так или
иначе. Было бы большой ошибкой думать, что Англия
является в этом отношении (принципиально) исключе-
нием. То же явление обнаруживается в наши дни и во
Франции, хотя в иной форме. То же можно сказать и о
Швейцарии, Соединенных Штатах и, как уже сказал, до
известной степени и о Германии».
На это я возражал, что Англия во всяком случае является
исключением; взаимную борьбу между соперничающими тред-
юнионами за определенные области труда можно наблюдать
только в Англии. На это Бернштейн ответил, что теперь такая
борьба в Англии почти прекратилась, и.... что в Германии так-
же можно найти примеры «борьбы рабочих против рабочих,
вызванной экономической дифференциацией или столкновь
ниями экономических интересов». В некоторых местах еще
конкурируют друг с другом центральные профессиональные
союзы и местные организации, а в некоторых отраслях про-
мышленности—союзы по отраслям промышленности и кружки
по специальностям».
На это я хочу только заметить, что прекращение взаимной
борьбы между тред-юнионами в Англии ничего не доказывало
бы против меня, так как такую борьбу я признавал исклю-
чением. Впрочем, недавнее исключение из конгресса тред-
юнионов большого тред-юниона об’единенных машинострои-
тельных рабочих за несоблюдение забастовки никак не свиде-
тельствует о прекращении взаимного соперничества профес-
сиональных союзов в Англии. Что же касается до конфликтов
между централизованными и местными профессиональными
союзами, равно как и между кружками по специальностям и
союзами по отраслям промышленности, то они вытекают совсем
мз иной причины, а не из недостатка чувства солидарности или
— 260 —
столкновения интересов рабочих различных отраслей про-
мышленности. Борьба, о которой говорит здесь Бернштейн, по-
рождается отчасти разногласиями по вопросу о наилучшей
форме организации, отчасти же столкновениями на почве ком-
петенции, но никоим образом не противоположностью интере-
сов. Только при полном недостатке аргументов можно поль-
зоваться подобными фактами, чтоб доказать «слабость чувства
солидарности, связывающего различные группы рабочих».
Но, спрашивает Бернштейн, что же станет с историческим
материализмом и диалектикой при допущении такого чувства
солидарности? Мы видим рабочих самых различных отраслей
промышленности и с самыми разнообразными размерами за-
работка. «Не ближайший ли это вывод исторического мате-
риализма, что различия в положении и образе жизни данных
слоев рабочих приводит также к различиям в их образе мыс-
лей и в их взаимных отношениях? И не соответствует ли по-
добное предположение именно диалектическому пониманию?»
Вот каким материалистом-диалектиком стал вдруг Берн-
штейн! Но ведь я никогда не отрицал существования раз-
личий в образе мыслей разных слоев рабочих; вопрос в
том, таковы ли эти различия, что они должны уменьшать об-
щий всем рабочим антагонизм по отношению к капиталу, и
таким образом подрывать или хотя бы ослаблять пролетарскую
солидарность. j
Я утверждаю, что нечто подобное происходит только там,
где пролетарии находятся в привилегированном положении.
Но это встречается всегда лишь в виде исключения, притом
такого, которое никогда не продолжается долго. Сам капитал
стремится победить и уничтожить всякую привилегию, создан-
ную образованием, сноровкой или организованностью рабочих,
и рано или поздно ему это удается. Эти слои рабочих, счи-
тавшие себя чем-то высшим, сравнительно с пролетариями,
низвергаются один за другим на одинаковую ступень с дру-
гими рабочими и приходят к сознанию своей солидарности с
массой. Этот процесс совершается на наших глазах, и раздоры
между местными и центральными организациями ничего не
говорят против этого.
— 261 —
Бернштейн полагает, что между политическими и социаль-
но-политическими «симпатиями и экономической солидарно-
стью есть большая разница, которая может нейтрализована
сильным политическим и экономическим гнетом; но с ослабле-
нием этого гнета, она снова обнаруживается, так или иначе.
Было бы большой ошибкой думать, что Англия является в
этом отношении (принципиально) исключением».
Да, что пролетарская солидарность прекратится с уничто-
жением политического и экономического гнета, этого я не
оспариваю; ведь она является прямым результатом этого
гнета. Я охотно допускаю также, что там, где сильный полити-
ческий гнет соединяется с экономическим, чувство солидар-
ности обыкновенно еще более усиливается. Но не является ли
сильный экономический гнет класса капиталистов над про-
летариатом условием существования капиталистической акс-
плоатации? Утверждаю ли я, что Бернштейну классовый анта-
гонизм между пролетариатом и капиталом кажется менее рез-
ким. чем он есть в действительности, или я говорю, что гнет
класса капиталистов кажется ему не столь значительным,—
эго, пожалуй, одно и то же.
С этим взглядом тесно связан другой, а именно: что демо-
кратия есть «в принципе уничтожение классового господства,
хотя и не означает фактического уничтожения классов».
«Можно считать демократию синонимом отсутствия классо-
вого господства, обозначением такого социального строя, при
котором ни один класс не пользуется политическими приви-
ле’-иями по отношению ко всему обществу».
Мы не будем говорить о том, насколько подходит к де-
мократии название «социального строя» (Gesellschaftszustand):
но мы должны указать на то, что определять демократию, как
такую форму организации, в которой ни один класс не поль-
зуется политическими привилегиями, весьма односторонне.
Равноправие—о дна из характеристических черт демокра-
тии, но пе вся совокупность ее характеристических черт. Берн-
штейну не нравится, чтобы слово «демократия» переводилось
«господство народа», так как этим мы даем «только внешнее,
чисто формальное определение, между тем как почти все те,
- 262 -
кто употребляет ныне слово «демократия», понимают под ним
больше, чем простую форму господства».
Больше, чем простую форму господства, но все же фор-
му господства! Й понятие господства народа включает в себ<-
понятие равноправия, тогда как обратное бывает не всегда
Даже во времена Римской империи все классы были равно-
правны: никто не пользовался политическими привилегиями,
все граждане были политически одинаково бесправными рим-
скими гражданами. С другой стороны, и анархистский обще-
ственный строй также предполагает отсутствие политических
привилегий, одпакоже, анархисты и слышать не хотят о де-
мократии (и с своей точки зрения, они вполне правы) именно
потому, что последняя есть одна из форм господства.
3то—-форма господства большинства.
Но демократия совсем не означает фактического уничтоже-
ния классов, чего не может отрицать и Бернштейн. Если со-
циальный строй остается тем же, то классы, их антагонизм и
их экономические источники силы остаются и при демокра-
тии теми же, как и при политической системе господства
меньшинства. А если так, то почему же демократия должна
принципиально означать уничтожение классового господ-
ства? Она означает господство тех классов, которые соста-
вляют большинство или которые держат большинство в эко-
помической или интеллектуальной зависимости от себя.
Конечно, демократия—необходимое предварительное усло-
вие уничтожения классового господства, но это потому, что она
представляет единственную политическую форму, при кото-
рой пролетариат может достичь классового господства, кото-
рым он, будучи самым низшим классом, естественно, восполь-
зуется для того, чтобы уничтожить все различия между клас-
сами. Без классового господства пролетариата уничтожение
классов немыслимо.
Но Бернштейн ужасается перед мыслью о таком классовом
господстве и потому ищет в демократии такого средства, ко-
торое «принципиально» уничтожает классовое господство и
тем самым делает излишним классовое господство пролета-
риата.
— 263 —
Он находит, что «мысль о подавлении личности обществом
безусловно противна современному сознанию. В настоящее
время мы считаем недемократичным подавление меньшинства
большинством. Опыт показал, что чем дальше существовали
в современном государстве демократические учреждения, тем
больше признавались и уважались права меньшинства, а пар-
тийная борьбы становилась все менее ожесточенной».
Однако, Бернштейн не говорит нам, где мы должны искать
зтогс «опыта». И в этом случае, как и в вопросе о промышлен-
ном процветании, мы видим, что Бернштейн принимает за
общий закон современного развития то, что в действительно-
сти представляет собою лишь эфемерное явление, наблюдаемое
в нашем случае лишь в одной стране, а именно в Англии.
Там в настоящий момент политическое затишье. Различия
между двумя большими правящими партиями все более и бо-
лее сглаживаются, а борьба между Англией и Ирландией в
последние годы потеряла свою остроту. Правда, еще недавно
«современное сознание» англичан «безусловно» приветство-
вало самые жестокие меры, направленные против их врагов,
ирландцев, а эти последние отвечали на них кинжалами и ди-
намитом. Но с тех пор, как Гладстон капитулировал перед ир-
ландцами, борьба в этой форме прекратилась.
Однако, своей колониальной политикой в Южной Африке,
Судане, Индии, англичане доказывают, что они совсем не без-
условно настроены против подавления меньшинства или бо-
лее слабых. А демократическая Америка? Никогда она не лин-
чевала своих негров с большим сладострастием, чем теперь;
никогда стачечники не расстреливались в ней с более лег-
ким сердцем, никогда американцы не проявляли бблыпую
кровожадность, большую тиранию по отношению к меньшин-
ству. Война с филиппинцами, надо думать, не улучшила их
нравов.
Или демократическая Франция показывает нам, что пар-
тийная борьба становится менее обостренной, что личность
больше уважается, и политическая эволюция принимает более
мягкие формы? Мы не говорим уже об Австрии и Италии, хотя
их гоже можно отнести до известной степени к демократиче-
— 264 —
ским странам, так как их граждане пользуются избиратель-
ными правами.
Но к чему так далеко ходить за примерами? Что мы видим
в Германии, которая уже в течение 30 лет пользуется избира-
тельным правом? «Каторжный» законопроект и судебную
практику, блестяще иллюстрируемую, с одной стороны, дра-
коновскими приговорами над стачечниками и редакторами,
разрешающими себе невинные остроты над императором и
принцами императорской крови, а с другой стороны—безна-
казанностью офицеров и полицейских чинов, бесчинствующих
над мирными гражданами.
Бернштейн с негодованием отвергает мысль о диктатуре
пролетариата. Но мне кажется весьма сомнительным, чтобы
можно было освободиться от элементов, вроде прусских юнке-
ров, разных Штуммов и Кюнеманов, Рокфеллеров и Джей-Гуль -
дов, бандитов высшего и низшего ранга, группирующихся во-
круг французского генерального штаба, и других молодцов,
жаждущих «политики пресечения», оставаясь на точке зрения
полнейшего уважения к их личности. И при этом ведь ничто
не дает основания заключить, что социальные контрасты смяг-
чаются и сглаживаются. Наоборот! Я не буду утверждать с
уверенностью, что классовое господство пролетариата неизбеж-
но должно принять форму классовой диктатуры. Но чтобы
одни лишь демократические формы сделали излишним клас-
совое господство пролетариата в целях его освобождения, этого
никоим образом не доказывают ни опыт прошлого, ни осно-
ванные на нем заключения насчет взможного будущего.
Я не желаю, чтобы меня превратно поняли. Я не хочу отри-
цать того, что, при прочих равных условиях,
демократия с ее вольностями и явственно видимым соотноше-
нием сил различных партий и классов способна больше вся-
кой другой формы политического устройства устранить из-
лишнее обострение политической борьбы: это всегда признава-
лось нашей партией. Но здесь дело не в этом; здесь мы должны
разрешить вопрос: может ли демократия в такой степени про-
тиводействовать обострению классовых противоречий, необхо-
димо вытекающему из экономического развития, чтобы еде-
— 265 —
лать излишним классовое господство пролетариата? Как тео-
рия, так и практика отвечают на этот вопрос отрицательно.
Решение проблемы диктатуры пролетариата мы можем спо-
койно предоставить будущему. И в этом вопросе нам незачем
связывать себе руки. Однако, он имеет значение и для настоя-
щего,—поскольку сохранение нами самостоятельной классовой
организации пролетариата зависит от того, ожидаем ли мы от
демократии прекращения классового господства, или нет.
Еще больше влияния на это должна оказать наша позиция
по отношению к либерализму.
Бернштейн рекомендует нам «соблюдать до известной сте-
пени умеренность при об’явлении войны либерализму». Прав-
да,—говорит он,—великое либеральное движение нового вре-
мени прежде всего принесло выгоду капиталистической бур-
жуазии, и партии, присвоившие себе имя либеральных, были
или стали с течением времени простыми защитниками капи-
тализма. Конечно, между этими партиями и нашей могут су-
ществовать только враждебные отношения. Но что касается
до либерализма, как всемирно-исторического движения, то со-
циализм является не только с хронологической точки зрения,
но и по своему духовному содержанию его законным преемни-
ком, как это и обнаруживается на практике всякий раз, когда
всплывает принципиальный вопрос, к которому социал-демо-
кратии приходится стать в определенное положение. Во всех
тех случаях, когда осуществление какого-либо требования со-
циалистической программы могло быть достигнуто лишь та-
ким путем или при таких условиях, которые угрожали бы
серьезно развитию гарантий свободы, социал-демократия ни-
когда не колебалась выступить против такого акта. Обеспече-
ние политической и гражданской свободы всегда было для нее
гораздо дороже, чем осуществление того или иного экономиче-
ского требования. Развитие и обеспечение свободы личности
составляет цель всех социалистических мероприятий, даже
тех, которые имеют вид мероприятий насильственных... Фран-
цузская конституция 1793 г. была последовательным выраже-
нием либеральных идей той эпохи; насколько она была мало
враждебна социализму, об этом можно судить на основании
беглого обзора ее содержания. Бабеф и «равные» и видели в
— 266 —
ней прекрасный исходный пункт для осуществления своих
коммунистических стремлений, потому выставили во главе
своих требований восстановление конституции 1793 г. То, что
выдавалось позднее за политический либерализм, есть либера-
лизм, ослабленный и приспособленный к потребностям капи-
талистической буржуазии после падения старого порядка, по-
добно тому, как так называемое манчестерство есть лишь
ослабленное и одностороннее выражение принципов, выста-
вленных классиками экономического либерализма. В дей-
ствительности нет таких либеральных идеи,
которые бы не входили в то же время и в
идейное содержание социализма. Даже прин-
цип личной экономической ответственности, который кажется
с виду как нельзя более манчестерским, по моему мнению,
не может ни теоретически отрицаться социализмом, ни прак-
тически игнорироваться, при каких бы то ни было условиях/.
Мы отдаем полную дань уважения «принципу личной эко-
номической ответственности», равно как и «политической и
гражданской свободе» или «развитию и обеспечению личной
свободы». Но этими принципами и свободами, как мне кажется,
не вполне исчерпывается сущность либерализма. Мы должны
его, подобно социализму, рассматривать, как определенное
историческое явление, а не как стоящую вне времени и места
формулу свободы. По крайней мере, тот либерализм, которому
социал-демократия об’являет войну, есть весьма конкретное
явление. Это—либеральные партии, которые сам Бернштейн
называет «простыми телохранителями капитализма». Но и ли-
берализм в его чистейшем виде, именно идеал большинства
мыслителей просветительной философии, по своему соци-
альному содержанию, всего менее социалистичен, пак
прямо, так и косвенно, по своим выводам. Конечно, иное дели—
политическое содержание либерализма, демократия. Разу-
меется, его социал-демократия должна воспринять. Но когда
же она1 об’являла войну демократическим идеям? Вся аргу-
ментация Бернштейна покоится на смешении демократии л
экономического либерализма, как показывает его ссылка на
конституцию 1793 г. и на Бабефа.
Экономическое содержание либерализма соответствует
— 267 —
потребностям развитого товарного производства. Основное
право, которого он требует, есть полное и неограниченное право
частной собственности не только на предмета
потребления, но и па средства производства; основная форма
свободы, которой он требует, есть свобода производства и об-
мена,—принцип «laissez faire, laissez passer». Этот принцип—
не «ослабленное и одностороннее выражение принципов, вы-
ставленных классиками экономического либерализма»: он
был формулирован первыми из этих классиков — физиокра-
тами.
Х,отя конституция 1793 г. была порождением террористиче-
ского господства самых низших слоев народных масс, однако,
и она признала оба эти принципа либерализма. Она об’являла:
«Право собственности есть принадлежащее каждому гражда-
нину право пользоваться и распоряжаться по собствен-
ному усмотрению своим имуществом, своими дохо-
дами и продуктами своего труда и своей деятельности. Гражда-
нам не может быть воспрещен ни один из видов труда, возде-
лывания земли или торговли». Иначе говорилось в проекте
конституции, представленном Робеспьером якобинцам. Соб-
ственность,—сказано здесь,—есть принадлежащее каждому
гражданину право пользоваться и распоряжаться долей благ,
предоставленной ему законом. Подобно всем про-
чим правам, право собственности ограничено обязанностью
уважать права других. Оно не должно угрожать ни безопасно-
сти, ни свободе, ни существованию, ни собственности наших
ближних. Всякое владение, всякий источник доходов, нару-
шающий этот принцип, недозволителен и безнравственен».
Таково мнение Робеспьера, отнюдь не бывшего социали-
стом.
А Бабеф разве думал найти в экономических принципах
конституции 1793 г. превосходную опору для введения общ-
ности имуществ?
Ничуть не бывало.
Но конституция 1793 г. заключала в себе не только при-
знание частной собственности и принципа lassez faire, но и
демократическую организацию государства, которая была
— 268 —
уничтожена конституцией 1795 г. Она заключала в себе пре-
жде всего всеобщее, равное и прямое избирательное право, кото-
рое последующая конституция заменила цензовыми выборами
и непрямою подачею голосов. Именно поэтому Бабеф тре-
бовал замены конституции 1795 г. конституцией 1793 г. Он
требовал ее восстановления потому, что, как об’яснялось в
одном из его памфлетов, она «обеспечивала всем гражда-
нам неот’емлемое право вотировать законы, пользоваться по-
литическими правами, собираться, требовать того, что они счи-
тали необходимым, получать образование и не убирать о го-
лода,—права, которые были вполне и откровенно нарушены
контр-революционным актом 1795 г.» В той же работе, откуда
приведены эти слова (у Девиля, в его «Гракх Бабеф») дальше
говорится: «Конституция 1793 г. далеко не приводила неиз-
бежным образом к коммунизму, как то утверждает обладаю-
щий большою фантазией историк Г. Ф. Зибелъ; напротив, она
об’являла собственность абсолютным правом и провозглашала
полнейшее невмешательство в область торговли и промышлен-
ности. Если коммунисты, вроде Бабефа, ставили ее восстано-
вление во главе своих требований, то это потому, что они, хо-
тя не упускали из вида коммунистического строя, о котором
мечтали, но при этом придерживались того убеждения, что ре-
волюция шла правильным путем только до термидора
(1794 г.); поэтому для того, чтобы она действительно закончи-
лась так, как она должна была, по их мнению, закончиться,
необходимо было возвратиться к положению вещей, суще-
ствовавшему в этом день».
Следовательно, Бабеф и «равные» требовали конституции
1793 г. из-за ее демократического содержания и—н е с м о т р я
на отличавший ее экономический либерализм, а не ради
этого последнего. Ссылаться на Бабефа и конституцию 1793 г.
для доказательства того, что либерализм не противоречит со-
циализму, что либерализм, как говорит где-то Бернштейн,
«выражает собою социальный принцип, завершением которого
будет социализм»,—значит слишком уже тенденциозно истол-
ковывать исторические факты.
Чартисты нравятся Бернштейну гораздо меньше, чем Ба-
беф и «равные», хотя в сравнении с последними они были про-
— 269
сто безобидными ребятами: там—попытка с помощью заговора
достичь коммунизма, здесь—требование всеобщего избиратель-
ного права и 10-часового рабочего дня. Однако, Бернштейн
не одобряет чартистов, так как они старались добиться своих
целей независимо от «радикальной буржуазии» и даже вопре-
ки ей.
Он замечает, что чем более социал-демократия решится ка-
саться тем, что она есть, именно партией демократически-со-
циалистических реформ, тем сильнее увеличатся ее шансы
на проведение демократических реформ. «Конечно, страх—
крупный политический фактор, но было бы ошибочно пола-
гать, что устрашением можно добиться всего. Английские ра-
бочие добились избирательных прав не Тогда, когда чартист-
ское движение принимало самую страшную революционную
внешность, а тогда, когда революционные фразы были оставле-
ны, и рабочие соединились с радикальной буржуазией для за-
воевания реформ. И если кто-нибудь возразит мне, что подоб-
ный образ действий невозможен в Германии, тому я пореко-
мендую перечитать, что писалось еще 15—20 лет тому назад
в либеральной прессе о профессиональной борьбе и рабочем
законодательстве, и как говорили и голосовали представители
этих партий в рейхстаге при обсуждении этих вопросов. Быть
может, возражающий согласится тогда, что политическая ре-
акция отнюдь не составляет наиболее характерного явления в
буржуазной Германии».
Правда, чартисты не добились избирательного права, но
они добились кое-чего другого, а именно 10-часового рабочего
дня. А это вовсе не такое незна^
I'
тельное приобретение. Быть
может, Бернштейн будет утверждать, что они не добились из-
бирательных прав потому, что отличались «революционной
внешностью». Но ведь в то же самое время, когда избира-
тельных прав добились преемники чартистов, их добились так-
же немецкие и французские рабочие, притом добились гораздо
более широких прав, хотя они принимали весьма «револю-
ционную внешность» и отнюдь не шли навстречу либераль-
ной буржуазии.
Именно англичане всего меньше отличаются способностью
поддаваться влиянию «внешности». Во всяком случае, ан-
— 270 —
глийская буржуазия времен агитации в пользу свободы тор-
говли не могла смущаться языком и агитацией чартистов, ибо,
что касается «революционной внешности», то ее собственный
язык и агитация смело могли соперничать с языком и агита-
цией чартистов. Буржуа восстановляло против чартистов
только то, что они агитировали и организовывались независимо
от фритредеров и даже в антагонизме с ними: этого они не
прощали, как не простили прусские прогрессисты подобного
же преступления Лассалю, хотя последний отнюдь не усваивал
себе «революционной внешности».
Уже из своеобразного противопоставления двух моментов,
отнюдь не неизбежно противоположных друг другу’,—именно,
мочь заключению последнего. Но этот союз возможен в двух
формах: во-первых, в виде временного объединения деятель-
ности пролетариата, организованного в особую самостоятель-
ную партию, и буржуазных партий, для достижения опреде-
ленных целей,—тактика, которую уже «Манифест» об'являет
при известных условиях необходимой;
расширения пролетарской демократии
и во-вторых, в виде
щую все демократические элементы народную партию, подоб-
ную той, которая образовалась в Англии после падения чар-
тизма; эта вторая форма, защищаемая с недавнего времени
реформистским направлением в нашей партии, совершенно
противоположна эволюции пролетарского движения на кон-
тиненте.
Что же можно сказать в пользу такого расширения партии?
Что-де подобная большая демократическая партия гораздо
скорее может получить большинство, чем изолированный про-
летариат; что, отказавшись от «легенды о пожирании» и про-
чих революционных аксессуаров, пролетариат скорее получит
возможность принять участие в управлении и таким образом
окажется в состоянии гораздо скорее приобрести, если не ту
власть, которой он добивается, то хоть просто силу. Правда,
на этом пути пролетариат не может добиться осуществления
всех своих требований, он должен быть скромен, считаясь с
остальным народом; но, как известно, синица в руках лу
II»
— 271 —
журавля в небе, и нет ничего хуже, чем правило: все, или ни-
чего. Если мы не превратимся из партии наемных рабочих в
партию народных масс, мы обречем себя на неопределенное
время на бессилие, на положение совершенно безответствен-
ной оппозиции.
Такова аргументация социальных реформаторов. Они за-
бывают, что наша партия развивает обширную положитель-
ную деятельность, хотя она и,-не располагает министерскими
портфелями. Конечно, устрашением нельзя всего достичь, и я
полагаю, что прямой физический страх перед социал-демокра-
тией до сих пор приносит весьма немного плодов. И, однако,
мы все же видим, что центром тяжести всей внутренней по-
литики Германии уже в течение долгих лет является социал-
демократия. И это происходит совсем не из опасения, как бы
наша партия не разрушила в один прекрасный день все и вся,
если в ней перестанут поддерживать хорошее расположение
духа, а потому, что боятся, как бы она не сплотила в один
л рекрасный день вокруг себя всю рабочую массу.
Рост численности и силы пролетариата, рост влияния на-
жей партии на этот пролетариат, необходимость для других
партий конкурировать с нашей партией, для того, чтобы не
потерять окончательно всякого влияния на этот могуще-
< гвенный фактор, значение которого все более и более возра-
жает,—вот те факты, которые толкают буржуазно-демократи-
ческие партии на путь социальных реформ; эти-то факторы и
произвели в либеральной прессе переворот, показавшийся
Бернштейну столь убедительным доказательством доброжела-
тельности немецкой буржуазии.
TaicoB путь воздействия социал-демократии: задолго до
того момента, когда она сама достигнет власти, она приводит
к преобразованию буржуазно-демократических партий, кото-
рые должны усвоить себе, по крайней мере, часть требований,
нашей партии, для того, чтобы сильнейший класс, пролета-
риат, не ускользнул окончательно из их рук.
Итак, если наша партия останется чистой классовой пар-
тией борющегося пролетариата, то тем самым она отнюдь не
отказывается от всякой положительной деятельности. А если
— 272 —
бы она, напротив, внесла в свою программу и тактику изме-
нения, которые дали бы ей возможность включить в себя и
другие массы и принять участие в их классовой борьбе, то
этим она сама парализовала бы свою боевую силу и утратила
бы, вместе со своей однородностью, и свое единство.
Эта жертва едва ли принесла бы пашей партии пользу:
даже превратившись в сборную демократическую партию, она
все же оставалась бы партией, в которой пролетариат играл
бы решающую роль; но другие классы не захотят подчиниться
руководству пролетариата. Сборная демократически,г партия
возможна лишь при условии буржуазного руководства. И если
обще-демократическая партия под руководством буржуазии
уже невозможна,—такие партии теперь повсюду разлагают-
ся,—то тем более она невозможна под руководством пролета-
риата.
Каковы, однако, те классы, с которыми должна считаться
демократия, кроме пролетариата? Мелкая буржуазия, кре-
стьяне, интеллигенция. Но и теперь ни одному из членов этих
классов не закрыт доступ в ряды нашей партии, если он чув-
ствует себя пролетарием и желает принять участие в классо-
вой пролетарской борьбе. Но каким путем желают улучшить
свое положение мелкие буржуа и мелкие крестьяне, не стоя-
щие на этой пролетарской точке зрения? Прежде всего они
стараются превратиться из мелких эксплОататоров в крупных
капиталистов, крупных крестьян, а кроме того,
безгранично эксплоатировать своих рабочих.
эксплоататор, тем чувствительнее задевает его
они стараются
Чем мельче
всякая рефор-
ма. Пролетариат может время от времени соединяться с этими
элементами для достижения определенных политических це-
лей и административных реформ, но никогда не может в те-
чение продолжительного времени работать совместно с ними.
в одной и той же организации.
А интеллигенция? Конечно, в большинстве случаев она се-
вер
енно не заинтересована в эксплоатации наемного труда,
а часто она сама принадлежит к эксплоатируемым. Но она
малочисленна, а ее силы еще менее значительны. Она соста-
вляет общественный слой, всего менее склонный к энергичной
классовой борьбе, и как бы она ни ненавидела в душе капита-
— 273 —
диетический строй, она все же остается ему покорной. Конеч-
но, нашей партии нужны интеллигенты, и чем больше их бу-
дет, тем лучше; но она может звать в свои ряды только тех,
кто решил сжечь все свои корабли и бесповоротно вступить
в борьбу с буржуазным обществом. Кто не может или не хочет
этого, тот пусть остается в стороне от пролетарского движе-
ния, так как в конце концов он или разочаруется в нем или
изменит ему.
Однако, именно среди интеллигенции возникает сильней-
шее стремление к расширению социал-демократии, к тому, что-
бы она, вместо классовой партии, сделалась народной партией.
Крестьянство и мелкая буржуазия совсем не испытывают столь
настоятельной потребности в этом.
Какова позиция Бернштейна в этом вопросе,—это из его
книги не совсем ясно. Он не высказывается определенно на
этот счет, хотя его аргументы по вопросу о тактике таковы,
что они могут быть использованы, и действительно использо-
ваны, в пользу превращения нашей партии в народную пар-
тию. Поэтому было необходимо остановиться на них и пока-
зать, как мало они доказывают то, что они будто бы доказы-
вают.
Мы должны здесь еще раз возвратиться к вышеупомяну-
той статье Бернштейна, появившейся в «Vorwarts», во время
печатания нашей книги и выясняющей его отношение к •тео-
ретической части эрфуртской программы.
Между прочим, он несогласен с тем местом эрфуртской
программы, в котором говорится, что преобразование обще-
ства может быть делом только рабочего класса. Он пред-
почел бы сказать: должно быть напервом плане делом
рабочего класса. Но это означает или тоже самое, или выра-
жает в весьма неопределенной форме другую мысль. Мы уже
указывали на то, что здесь дело идет о борьбе классов, а не
личностей. В борьбе за освобождение пролетариата могут
принимать участие лица из самых разнообразных классов.
Эрфуртская программа никому не ставит в этом отношении
препятствий. Но вопрос состоит в том, может ли борьба про-
летариата за свое освобождение стать борьбой за непролегар-
— 274 —
окне классовые интересы. На этот вопрос эрфуртская програм-
ма дает категорически отрицательный ответ, тогда как у Берн-
:тейна он остается перешепным. Однако, из его слов мы мо-
жем заключить, что он хочет подготовить почву для превра-
щения социал-демократии в сборную демократическую пар-
тию; наша партия должна иметь не решимость казаться тем,
что она есть, она должна иметь мужество превратиться в
совсем иную партию, чем та, какой она была до сих пор; она
должна порвать с основным принципом Интернационала;
«Освобождение рабочего класса может быть делом только са-
мого рабочего класса».
Сообразно с тем, будет ли наша партия пролетарской или
народной партией, должны также видоизмениться и наши ко-
нечные цели.
Всякая политическая партия должна ставить себе задачей
завоевать политическую власть, чтобы соответственно своим
взглядам преобразовать государство и дать то или иное на-
правление влиянию государственной власти на общество. Но
вместе с тем всякая жизнеспособная партия должна быть го-
това и к тому, что политическая власть действительно доста-
нется ей в руки; следовательно, она должна всегда сознавать,
для каких целей она воспользуется властью; она должна
всегда быть в состоянии ответить на этот вопрос, если только
она хочет вести успешную пропаганду. Партия, которая напе-
ред об’явила бы, что она может с пользой работать только в
рядах оппозиции, что она стремится только приобрести силу,
но не власт ь,—такая партия парализовала бы сама себя и
утеряла бы всякое доверие народных масс.
Следовательно, всякая партия должна иметь в этом смысле
«конечную цель»; последняя, конечно, не может представлять
собой завершения общественного развития, не имеющего ни
конца, ни конечной цели: она должна представлять собою ко-
нечную цель практической деятельности данной партии.
Ясно, что народная партия, в которой должны преобладать
классовые интересы крестьянства и мелкой буржуазии, как
бы она ни была расположена к рабочим, всегда будет стоять
па почве данного общественного строя, на почве частной соб-
— 275 —
ственности па средства производства, на почве свободы ча-
стно-хозяйственного производства. Она не может выйти из
рамок конституции 1793 г., она не может перешагнуть чрез
принцип либерализма, она не может быть, как бы она ни бес-
новалась, ничем иным, как партией демократических социа-
листических реформ, при чем в этом названии термин «социа-
листических» остается только звучным, но пустым словом,
воспоминанием о прекрасных днях счастливой, но глупой
юности, или же туманной мечтой о рае, которого каждому
позволительно ожидать через пятьсот лет. Но в данном слу-
чае, это слово уже ни к чему не обязывает практически.
Иной вид должна иметь конечная цель чисто-пролетарской
партии. Пролетариат нимало не заинтересован в сохранении
частной собственности на средства производства. Даже если он
будет добиваться власти только самыми мирными и закон-
ными путями, если он будет воодушевлен самыми горячими
желаниями ничего не предпринимать слишком поспешно и не
уклоняться с пути «органического развития», даже если он
будет смотреть крайне скептически на социалистические «уто-
пии», то и тогда в деле защиты своих интересов он не будет
придавать никакой ценности сохранению частной собствен-
ности на средства производства ил
сохранению частно-хо-
зяйственного производства.
Напротив, пролетарский режим должен повсюду преследо-
вать двоякого рода цель: с одной стороны, уничтожение
частного характера крупных капиталисти-
ческих монополий, ас другой—у странение без-
работицы, уничтожение промышленной ре-
зервной армии.
Но этим капиталистическому способу производства нано-
сится удар в самое сердце. Если не будет ни монопольных со-
юзов предпринимателей, ни безработных, всегда готовых за-
нять места стачечников, то организованный пролетариат ста-
нет сильнее капиталистов. Если последние уже теперь жалу-
ются на терроризм пролетариата, то это просто бессмыслен-
ные фразы. Напротив, когда в его руках будет государственная
власть, тогда и на фабрике ему необходимо будет принадле-
жать диктатура. Положение каз
И!
галиотов, которые еще оста-
— 276 —
нугся после обобществления картелей и трестов, окажется
совершенно невыносимым: они уже не будут господами своих
предприятий, но будут нести риск по ним. Тогда капиталисты
еще сильнее, чем ныне рабочие, будут стремиться к выгодному
обобществлению своих предприятий; они станут затрачивать
гораздо больше сил и умственной энергии для возможно бы-
строго и безболезненного решения этой проблемы, чем затра-
чивают ныне для подавления пролетарского движения. Побе-
доносный пролетариат неизбежно должен будет перейти к со-
циалистическому производству даже в том случае, если он не
поставит такого перехода заранее своею целью, а будет просто
следовать логике своих классовых интересов.
Другими словами: капиталистическое производство и поли-
тическое господство пролетариата несовместимы. Больше ска-
зать об этом, разумеется, невозможно. Мы не знаем, ни когда,
ни как придет это господство,—в результате ли одного реши-
тельного штурма, или многих катастроф, или же постепенно,
мало-по-малу: равным образом мы не знаем, каковы будут об-
щество и сам пролетариат к тому моменту, когда власть попадет
в руки последнего, так как оба эти фактора непрерывно изме-
няются; мы не знаем, каковы будут те предпосылки социализ-
ма, которые ныне еще отсутствуют, но появятся тогда; мы не
знаем, насколько оттого упростятся или усложнятся задачи
пролетарского режима. Мы можем только признать, что побе-
доносный пролетариат неизбежно будет вынужден заменить
капиталистическое производство коллективистическим.
Если пролетариат организуется в самостоятельную поли-
тическую партию, сознательно ведущую классовую борьбу, то
ее целью должно стать уничтожение частной собственности на
капиталистические средства производства и уничтожение ка-
питалистического частно-хозяйственного производства, ее зна-
менем должен стать социализм—не в смысле дополнения ли-
берализма, но в смысле победы над ним; она не может быть
партией, ограничивающейся демократически -социа-
листическими реформами, она должна стать пар-
тией коренного преобразования социального
строя.
— 277 —
Конечно, этот переворот надо понимать не в полицейском
смысле, не в смысле вооруженного восстания. Политическая
партия была бы партией безумцев, если бы она принципиально
избрала для себя путь восстания, пока в ее распоряжении
имеются иные пути, более надежные и не требующие так много
жертв. В этом смысле наша партия никогда не была принци-
пиально революционной; она была таковой лишь в том смысле,
что сознавала, что, достигнув политической власти, она должна
будет неизбежно воспользоваться ею для устранения ныне су-
ществующего способа производства. Мне стыдно повторять по-
добные трюизмы, но невозможно иначе бороться с тою путани-
цею, которую вызвала полемика Бернштейна против нашей
тактики, «всецело основанной на ожидании катастроф».
Он ясно говорит, что употребляет слово «революция» исклю-
чительно в политическом смысле, как ci
гоним восстания
или внезаконного применения насилия (стр. 68 русск пер.).
К этому месту опа делает следующее примечание: «Как изве-
стно, Маркс и Энгельс довольно-таки долго считали этот путь
необходимым почти повсюду, а некоторым последователям уче-
ния Маркса он кажется неизбежным и теперь. Многие считают
его также и более коротким путем».
В доказательство этой несравненной тирады он цитирует
слова Жюля Геда, относящиеся к 1877 г., когда последний, на-
сколько мне известно, не был еще вполне законченным марк-
систом.
Что же говорит Гед? Я приведу его слова полностью, а не
в том искаженном виде, в котором их приводит Бернштейн.
В его цитате слова, заключенные в скобки, отсутствуют:
«Кому яге неясно, что в больших городах, где рабочие
составляют подавляющее большинство, раз они (доби-
вшись осуществления обоих вк
III
еупомянутых условий—
деление) получат в свое неограниченное распоряже-
ние общественную власть, администрацию и законода-
тельство, экономическая революция была бы
вопросом нескольких месяцев, быть может, даже недель?»
— 278 —
Кажется, на Бернштейна уже самое слово «революция» ока-
зывает столь же сильное влияние, как на иного саксонского
жандарма. Иначе один уже выразительный термин «эконо-
мическая революция» убедил бы его, что здесь о вос-
стании нет и речи. На самом деле, здесь Гед высказывает пред-
положение, что когда будет завоевана республика и самоупра-
вление общин, то в больших городах, где рабочие составляют
большинство, коллективисты легко могут получить в свои ру-
ки законодательную и административную власть и ввести с ее
помощью,—быть может, в течение нескольких месяцев,—кол-
лективистическую организацию в общину. Это ожидание и
мне кажется оптимистическим. Но, уж несомненно, здесь гово-
рится о вполне законном завоевании общественной вла-
сти—путем подачи голосов: иначе не было бы надобности пред-
полагать предварительное существование республики и права
общин на самоопределение. А между тем Бернштейн,—не
знаю уж, почему,—опустил обе эти существенные предпосылки
и тем придал всей тираде другой смысл. Разумеется, это не
очень украшает его аргументацию в пользу того, что маркси-
сты мечтают о вооруженном восстании.
Начиная с Лассаля, наша партия стремится ясно устано-
вить различие между революцией с помощью цепов и вил—и
социальной, и доказать, что она принципиально стремится
только к последней. Мы могли уже льстить себя надеждой, что
нам удалось выяснить это различие даже прокурорам, как
вдруг выступает один из самых старых и выдающихся наших
представителей в печати и, приравняв экономическую рево-
люция к восстанию, считает необходимым предостеречь герман-
скую социал-демократию от необдуманных восстаний.
Если книге Бернштейна суждено иметь какое-нибудь дей-
ствие, то оно прежде всего будет состоять в том, что она снова,
оживит и укрепит превратные представления, которые распро-
страняются о нас нашими противниками, и опровержению ко-
торых мы посвятили значительную часть нашей энергии.
Ясно, что пролетариат, как самостоятельная политическая
партия, не должен быть революционным в полицейском смы-
сле, не только в политико-экономическом. Бернштейн предла-
гает обозначать «принципиальное изменение общественного
- 279 —
строя» термином «социальное преобразование», но никто не
будет утверждать, что и в этом последнем термине находит се-
бе выражение принципиальная противоположность нового об-
щественного строя старому,—противоположность, которую ме-
стами отрицает сам Бернштейн. Его социализм—завершение
либерализма.
Я охотно допускаю, что слово «революция» может вести к
заблуждениям. Я считаю также полезным не употреблять его
без настоятельной нужды; но я не считаю правильным, во из-
бежание ошибок, употреблять это слово в превратном смысле.
Или же мы совсем не должны его употреблять? Но при изуче-
нии некоторых явлений оно необходимо. В тех случаях, когда
оказывается необходимым подчеркнуть разницу между двумя
направлениями, из которых одно огра1щчивается принци-
пиально реформами в пределах существующего общественного
строя, а другое стремится к высшему, покоящемуся на новых
основаниях общественному строю,—в этих случаях цель по-
следнего направления может быть ясно определена не терми-
ном «социальное преобразование», а термином «социальная
революция», и никто, хотя бы поверхностно знакомый с нашей
партийной литературой, не будет сомневаться, что социаль-
ная революция и политическое восстание—
два совершенно различные понятия. Социальная революция
есть цель, которую принципиально ставят перед собой, а вос-
стание может быть только средством к дели, оцениваемым
только с точки зрения его целесообразности.
Однако, не только социальную, но и политиче-
скую революцию нельзя приравнивать к восстанию. На не-
полицейском языке политической революцией называется вся-
кое крупное политическое потрясение, ускоряю-
щее политическую жизнь нации и заставляющее ее пульсиро-
вать с полной силой, в противоположность контр-революции,
т.-е. такому потрясению, которое парализует политическую
жизнь. Восстание, или «внезаконное применение насилия» мо-
жет составить отдельный эпизод, притом очень важный эпизод
такого потрясения; однако, оно само по себе не является ни-
коим образом революцией. Вполне законное созвание генераль-
ных штатов является таким же моментом великой французской
— 280 —
революции, как и взятие Бастилии. И никто не станет гово-
рить о великом французском восстании 1789 г. И уж никто не
станет называть революциями такие восстания или внезакон-
ные насильственные действия, которые не оказывают никакого
влияния на политическую жизнь, напр., возмущения тузем-
цев-индусов против английских противочумных комиссий.
Итак, чтобы «избежать превратного толкования», Берн-
штейн употребляет слово «революция» как раз в том смысле,
который не соответствует значению этого слова в научном и
политическом языке, а в котором оно обыкновенно употребляет-
ся только политическими и иттымн властями, которых во вся-
кой революции интересует только то, что подпадает под дей-
ствие уголовного уложения.
Социальная революция, не в бернштейнском смысле, есть
необходимая конечная цель, к которой стремится всякая са-
мостоятельная организация пролетариата. Кто организует про-
летариат в самостоятельную политическую партию, тот подго-
товляет в нем тем самым почву для идеи социальной револю-
ции, как бы он ни был миролюбив и умерен и как бы скепти-
чески ни смотрел на будущее. И, наоборот, каждый, кто отвле-
кает пролетариат от прочих политических партий и хочет сде-
лать его политически самостоятельным, тем скорее достигнет
этой цели, чем яснее он будет пробуждать в рабочих сознание
необходимости социальной революции.
С другой стороны, мы видели что политика демократиче-
ской концентрации, растворения пролетариата в народной пар-
тии означает отказ от революции и ограничение социальной
реформой.
Таким образом отношение к вопросу о социальной револю-
ции получает огромное практическое значение для настоящего.
Можно было бы думать, что спор о революции совершенно
бесплоден, так как напоминает дележ шкуры не убитого мед-
ведя; в настоящий же момент оба направления в рабочем дви-
жении на практике стремятся к одному и тому же: к социаль-
но-политическим и экономическим реформам; следовательно,
к этому и нужно стремиться и не производить раскола спора-
ми о том, о чем никто не может знать, когда оно придет. Но, как
— 281 -
оказывается, вопрос оконечной цели нашей политики,
т.-е. о коренном переустройстве или об ограничении реформой,
теснейшим образом связан с вопросом об организации
и пропаганде пролетариата, как политической
партии настоящего.
Если бы эго было не так, то, конечно, подчеркивание рево-
люционной точки зрения одним направлением было бы бес-
цельным, но не менее бесцельны были бы и горячие нападки
реформистов на то, что они называют «революционной фра-
зой». Напротив, острота разногласий станет понятна, если мы
поймем, что за видимой борьбой из-за слов скрывается борьба
из-за вопроса, решение которого столь важно для самого су-
ществования как социальной, так и буржуазной демократии.
Вопрос этот таков: должен ли пролетариат вести свою классо-
вую борьбу в качестве самостоятельной политической органи-
зации, или же в качестве составной части народной партии,
обнимающей все демократические слои?
с) Вправе ли мы победить?
Вот вопрос, который серьезно ставит Бернштейн, и на к но
рый он дает отрицательный ответ.
Как мы видели, всякая жизнеспособная политическая пар-
тия должна стремиться к тому, чтобы завоевать политичную
власть: она не может удовлетвориться ролью оппозиционной
партии. По мнению Бернштейна, этот принцип неправилен по
отношению к нашей партии; последняя в течение неопределен-
но долгого времени может быть полезна, только как оппози-
ционная партия. Пролетариат слишком слаб, полагает он, что-
бы надеяться так скоро добиться политической власти. Но если
бы ему это и удалось, то это было бы только несчастьем, так
как он слишком еще не развит, да и общие условия еще не
созрели для осуществления коллективизма. «Достигли ли мы
уже той высоты развития производительных сил, которая не-
обходима для уничтожения классов»?—спрашивает он. Его
ответ звучит очень пессимистично.
А рабочие? «Несмотря на большие успехи, которые сделал
рабочий класс в интеллектуальном, политическом и экономи-
— 282 —
ческом отношении с того момента, когда писали Маркс и Эн-
гельс, я и теперь не считаю его достаточно развитым, чтобы
взять в свои руки политическую власть» (стр. 183 русск. пер.).
Уже в одной из предшествовавших глав своей работы Берн-
штейн обсуждал этот вопрос. И мы уже имели случай коснуть-
ся высказываемых им сомнений в зрелости современного спо-
соба производства; мы показали, что невозможно определить с
точностью ту степень развития производственных сил, при ко-
торой можно было бы сказать, что общество созрело для со-
циализма. Сознательное вмешательство пролетариата в эконо-
мический механизм, очевидно, должно иметь иную форму при
менее высокой, чем при более высокой ступени капиталисти-
ческого развития; политическое господство пролетариата бу-
дет иметь совершенно иные результаты в стране со старым ка-
питализмом, чем с молодым. Вот и все, что можно сказать. Но
было бы совершенно нелепо пытаться определять тот пункт,
начиная с которого можно об’явить коллективизм осуществи-
мым.
В дальнейших главах своей книги Бернштейн, очевидно,
испытывает то же самое чувство, которое испытывает в настоя-
щий момент и автор этих строк,—потребность скорее кончить,
ибо конец уж так близок. Поэтому в дальнейшем он уже не
входит в подробности, а ограничивается ссылкой на некоторые
авторитеты.
Но в этом случае его порядком преследует несчастье. Он
прибегает к помощи трех авторов; но воззрения двоих из них
(Энгельса и Атлантикуса) он извращает, а у третьего, Ней-
мауера, Бернштейн находит замечательным взглядом нечто,
являющееся лишь ничем не обоснованным, гипотетическим
замечанием.
На мое возражение, что Энгельс и Атлантикус самым ре-
шительным образом утверждали как раз обратное, он не на-
шел лучшего ответа, кроме замечания, что в тех пунктах, в
которых они с ним расходятся, он считает их не вполне безу-
коризненными („N. Z.“ XVII, 2). Во всяком случае, это очень
странный прием оправдания своей ссылки да упомянутых ав-
- 283 —
торов; но я не стану здесь входить во второстепенные детали и
отсылаю интересующихся к указанным местам в „Nene Zeit*1
Здесь мы ограничимся констатированием того факта, что,
утверждая, что производительные силы еще недостаточно раз-
виты для уничтожения классов, Бернштейн не приводит ни
малейшего доказательства в пользу этого утверждения, а те
авторитеты, к которым он обращается, говорят против него.
Но достаточная высота развития производства, достижимая
лишь при капитализме, есть только один из факторов, веду-
*) Во французском издании своей книги Бернштейн сам признает
в примечании. что, „быть может, слишком уилекся в пылу полемики1*.
Тем не менее, он делает те же выводы, которые делает в немецком изда-
нии, а также повторяет цитаты из Энгельса. Полемизируя г Плехановым,
он приводят следующую цитату: ‘Тглько тогда, когда общественные про-
изводительные силы достигнут взвествой степени рааьвтвя, очень высо-
кой даже сравнительно с нынешним временем, станет возможным до та-
кой степени расширить производство, что уничтожение классовых разли-
чий станет действительным прогрессом, и может быть прочным, не при-
водя к остановке или даже к попятному движению общественного произ-
водства1*. „Кто—с торжеством спрашивает Бервштейн—тот ученый фи-
листер, который написал эго, г. Плеханов ?—Никто иной, как Фридрих
Энгельс**.
Конечно, эта цитата весьма досадна для Плеханова. Но только она
немного неудобна и для самого Бернштейна: она неверна. Бервштейн или
его французский переводчик заставляют Энгельса говорить о будущем,
тогда как тот говорит о настоящем (См. Internationales aus dem VolKsstaat,
Berlin, 1894).
Быть может, в этом виноват только переводчик Но Бервштейн не
впал бы в эту ошибку, если бы on прспитврогал Энгельса дальше. Эн-
гельс полемиаврует в этой брошюре против одвого русского писателя,
утверждавшего, что коллективпам осуществится в России скорее, чем на
западе, так как в России нет буржуазии.
На это Энгельс отвечает, что известная степень развития произво-
дительных сил есть предварительное условие коллективизма. „Только в
руках буржуазии производительные силы достигли этой степени разви-
тия. Итак, буржуазия, подобно пролетариату, составляет conditio sine qua
поп социальвого преобразования*.
Итак, Энгельс утверждает адесь, что экономические условия, пебо-
ходимые для наступления будущего строя, существуют только в капи-
талистических странах. Тоже он говорят в своем „Автв-.Пюривге11.
Бернштейн до такой степени искажает смысл этой пвтаты, что при-
писывает Энгельсу мысль, будто предварительные экономические усло-
вия будущего строя еше не существуют.
Хотя я и обращал на это его внимание, во эти не помешало ему
сохранить во французском иадании это извращение смысла цитаты аи
Энгельса.
Вот единственный аргумент, который он приводит в пользу своего
положения. Тем ие менее он продолжает ожесточенно защищать это по-
ложение, согласно которому победа партии, к которой он прввидл* жит,
может иметь лишь печальные последствия. В самом деле, своеобразный
социалист!
— 284 —
щих к коллективизму. Этот фактор не может привести к каким
бы то ни было результатам, если в него не вдохнет жизненной
силы другой фактор,—сильный и политически зрелый проле-*
тариат. Обладает ли наш пролетариат этими качествами в та-
кой степени, которая позволила бы ему взять в свои руки
управление государством? И можем ли мы вообще ожидать в
более или менее близком будущем появления такого пролета-
риата?
На этот вопрос Бернштейн также дает отрицательный ответ.
Подобно вопросу о материальных предпосылках коллективиз-
ма, он обсуждает и этот вопрос дважды—в середине и в конце
книги.
Что такое современный пролетариат?—спрашивает он и
отвечает:
«Если к нему причислять всех неимущих, всех тех,
кто не получает никакого дохода от собственности или от
своего привилегированого положения, то, конечно, он со-
ставит абсолютное большинство населения в передовых
странах. Но в таком случае, этот «пролетариат» окажет-
ся смесью необычайно разнородных элементов, слоев, ко-
торые еще сильнее отличаются один от другого, чем раз-
ные слои «народа» 1789 г.; правда, при существовании
современных имущественных отношений эти слои имеют
больше общих или, по крайней мере, однородных интере-
сов, чем противоположных; однако, они очень скоро со-
знают разнородность своих потребностей и интересов,
когда имущие или властвующие классы будут свергнуты
или утеряют свое нынешнее положение» (стр. 88 русск.
пер.).
В этих положениях заключается, с одной стороны, излиш-
нее умаление, а с другой—столь же излишнее преувеличение.
Умаление—в том, что Бернштейн допускает, что пролета-
риат составляет просто «абсолютное большинство» населения
передовых стран. Конечно, пролетариат не столь многочисле-
нен, как утверждает главный свидетель Бернштейна против со-
— 285 —
циализма, знаменитый фельетонист „British Review," пола-
гающий, что в 1851 году пролетариат составлял уже 94 % насе-
ления Англии. Мы видели, что Бакстер принимал численность
пролетариата для 1867 г. приблизительно в 80%. В Германской
империи хозяйственно-самостоятельные лица составляли в
1895 г. 26,84% всего участвующего в промысловой деятель-
ности населения, тогда как еще в 1882 году они составляли
29,25. Итак, несамостоятельные в хозяйственном отношении
рабочие составляют значительно более 70 %, т.-е. три чет-
верти участвующего в промысловой деятельности населе-
ния. Это—уже очень крупное «абсолютное большинство».
При этом имперская статистика причисляла к «хозяй-
ственно-самостоятельным» не только самостоятельных пред-
принимателей,—капиталистов, ремесленников, мелких торгов-
цев, крупных землевладельцев, крестьян,—но и рабочих до-
машней промышленности, подчиненных руководителей пред-
приятий (напр., директоров акционерных обществ), офицеров,
высших чиновников, духовенство, административный, учитель-
ский и врачебный персонал, актеров, музыкантов, художников,
ученых и частных секретарей.
Само собою разумеется, очень многие из этих хозяйствен-
но-самостоятельных не получают никакого «дохода от соб-
ственности или от своего привилегированного положения».
Во всяком случае этот подсчет показывает, что если мы же-
лаем говорить о «смеси необычайно разнородных элементов»,
то таковую представляют хозяйственон-самостоятельные лица,
т -е. н е-п р о л е т а-p и и. Но Бернштейн замечает только раз-
личие внутри пролетариата и не может найти достаточно силь-
ных выражений для их характеристики; эго—«смесь слоев, ко-
торые еще больше отличаются один от другого, чем
различные слои «народа» 1789 г.».
Поистине смелое утверждение! Современный пролетариат
состоит из наемных рабочих. «Народ 1789 г.» состоял не толь-
ко из наемных рабочих, но и из ремесленников, мелкой бур-
жуазии, крестьян и люмпенпролетариев (босяков), из которых
— 286 —
последние играли в тогдашнем народе далеко не ничтожную
роль даже в политическом отношении. А если мы примем «на-
род 1789 г.» за синоним третьего сословия, то в него войдут еще
капиталисты и интеллигенция. Какую пеструю смесь предста-
вляли собой люди, которые низвергли феодализм! Но Берн-
штейн утверждает, что современные наемные рабочие состоя??
из слоев, еще больше отличающих один от другого, чем
народ 1739 г.! И подобное утверждение позволяет себе тот са-
мый Бернштейн, который так подтрунивает над «истинно
азиатским спокойствием», с которым Парвус—подумайте!—
включает в армию пролетариата 5.600.000 сельских рабочих.
Уж не должен ли был он включить их в армию тех, кто полу-
чает доход от собственности или привилегированного положе-
ния?
В доказательство глубокого антагонизма внутри рабочего
класса, нам приводятся крупные различия, существующие
между промышленными, торговыми и сельско-хозяйственпыми
рабочими, а также внутри каждой из этих категорий. Мы уже
видели, как нужно смотреть на столкновения профессиональ-
ных союзов. Кто станет отрицать существование различий в
среде наемных рабочих? Кто будет спорить против того, что
интересы торговых служащих не тожественны с интересами
промышленного рабочего, а эти последние—с интересами па-
стуха. Но порождается ли этими различиями такая противо-
положность интересов, которая делает невозможной продолжи-
тельную совместную деятельность этих различных слоев в
одной политической партии? Это—вопрос, в рассмо-
трение которого Бернштейн совершенно не входит; все его ука-
зания касаются только трудности профессионального,
а не политического об’единения.
Послушать Бернштейна, так приходится признать необхо-
димым условием всякой сплоченной партийной организации
полную тожественность всех интересов ее членов. Но
разве возможна в таком случае политическая партия вообще?
Если пролетариат не в состоянии стать господствующим
классом вследствие различия интересов его отдельных слоев,
то как может господствовать буржуазия? Внутри буржуазии
— 287 —
имеются ведь не только различия, но и прямые противополож-
ности. В ее состав входят и капиталисты, и интеллигенция.
Каждый из этих слоев распадается в свою очередь на много-
численные подразделения, которые зачастую ожесточенно бо-
рются друг против друга. Сюда входят крупные и мелкие капи-
талисты; сюда входят капиталы: промышленный, торговый,
ссудный и банковый,—капитал финансистов, кладущий все
прочие себе в карман. Внутри промышленного капитала мы
усматриваем противоположность производителей и потребите-
лей сырых материалов и т. п. А интеллигенция? Какая соли-
дарность существует между врачем и адвокатом, между инже-
нером и филологом?
И все же, все эти элементы образуют вместе большую ли-
беральную партию.
Уже сама буржуазия сильнее разделена, чем пролетариат;
что же сказать об утверждении, будто в состав этого последнего
входят более разнородные элементы, чем входившие в 1789 г.
в состав всего народа, который, кроме пролетариата, включал
еще множество других классов? Когда Бернштейн спокойнее
присмотрится к вещам, он сам не решится защищать это ут-
верждение. Даже сам пролетариат в 1789 г. был менее одноро-
ден, чем нынешний: тогда существовал еще антагонизм между
цеховыми и не-цеховыми рабочими; каждый отдельный рабо-
чий был в гораздо более сильной степени привязан в течение
всей своей жизни к одному и тому же занятию, чем теперь, и
переход от одного занятия к другому был далеко не так легок.
Если мы желаем определить шансы пролетариата в поли-
тической борьбе, то мы не можем ограничиться подчеркива-
нием одних лишь тех условий, которые уменьшают, на наш
взгляд, успешность его борьбы. Мы должны также иметь в
виду и другую сторону. Если Бернштейн в «смешении слоев»
и в разнородности интересов видит фактор, делающий невоз-
можным политическое господство пролетариата, то мы должны
возразить ему, что у промышленников смешение слоев и раз-
нородность интересов гораздо более велики, почему Маркс и
Энгельс и протестовали всегда против термина «реакционная
масса».
— 288 —
Как раз в однородности основных интересов, защищаемых
нашей партией, заключается наше крупное преимущество срав-
нительно с буржуазными партиями. Это—единственная пар-
тия, которая может опираться на один только класс, так как
последний составляет значительное большинство народа.
Всякая другая партия должна опираться на разнородные
классы, между прочим, и на часть пролетариата, если она же-
лает завоевать и удержать за собой большинство. Именно по
своей сплоченности и однородности наша партия имеет преиму-
щество перед всеми другими. Именно в этих качествах в нема-
лой степени заключается ее сила.
Но если бы различий, существующих внутри пролетариата.,
было достаточно, чтобы расколоть нашу партию и сделать ее
неспособной к политическому господству, то что сталось бы с
ней, если бы эта разнородность еще более усилилась, вслед-
ствие превращения ее из пролетарской в народную партию?
Никто не станет утверждать, что рабочие совершенно одно-
родны. С существующими среди них различиями нам часто
приходится сталкиваться в нашей деятельности. При этом ока-
зывается, что не все слои пролетариев равно доступны коллек-
тивистическим идеям, а также политической и профессиональ-
ной организации. Промышленные рабочие являются пионера-
ми; рабочие, занятые в торговле, и особенно в земледелии,
являются самыми отсталыми. Без сомнения, об эти послед-
ние слои еще не раз будут разбиваться наши усилия, прежде
чем мы их завоюем. Но это доказывает только, что наша партия
еще не выполнила до конца своей задачи (чего, впрочем, никто
из нас и не воображает), но совсем не доказывает, что эта за-
дача невыполнима в более или менее близком будущем.
К тому же, экономическое развитие очень помогает работе
нашей партии, так как оно сильнее всего увеличивает именно
те слои пролетариата, которые всего больше доступны для кол-
лективистических идей. В городах преобладает промышленное
население, а города все больше и больше получают перевес
над деревней. Вот таблица, иллюстрирующая эти факты в Гер-
манской империи:
— 289 —
КАТЕГОРИИ НАСЕ-
ЛЕННЫХ МЕСТ.
Большие города . .
Средние города . . .
Мелкие города . . .
Местечки..........
Увеличение или уменьшение
населении в период от 1882
по 1895 г.
Абсолютное. ! В процентах.
+3.703.095
+4.228.807
4-1.379.148
+582.738
+29,62
+24,22
+ 10,16
Процентное отношение
данной категории ко
всему населению.
В 1882 г. В 1895 г
7,36 13,58
9,17 10,39
12,59
12,68
13,66
12,20
Город............
Деревня..........
Все население . .
'+6.893.788
—345.617
+6.548.171
+36,47
—1,31
+14.48
41.80
58,20
100,00
49,83
50,17
100,00
Итак, в настоящее время по
численности населения город
не уступает деревне, не говоря уже об его экономическом, ин-
теллектуальном и политическом превосходстве.
Из каждых 1000 жителей приходится по категориям на от-
дельные профессии:
Во всей им верни.
18вТ7 1895 г.
В городах.
1882 г. 1895 г.
В дарениях.
1882 г. 1895 г.
Сельское хоз. .
Промышляй. .
Торговля . . .
Другие занятна
425,1
855,1
100,2
119,6
357,4
391,2
115,2
136,2
119,3
509,3
171,6
199,8
95,0
530,0
180,0
195,0
644,7
244,4
48,9
62,0
618,0
253,4
50,9
77,7
Промышленность повсюду развивается; в городах ею живет
большинство населения. Даже в деревне она развивается на-
счет земледелия. Сильнее всего она развита в мелких городах.
Там ею ванимаются на 1000 душ,—571,9, а в крупных горо-
дах—только 508,в. В этих последних торговля развита силь-
нее, чем где бы то ни было, и занимает на 100 душ 281,1. Одна-
ко, сравнительно с 1882 г., когда на нее приходилось 286,1 %г
торговля в крупных городах упала, тогда как число л
заня-
тых в промышленности, возросло в той же категории городов с
473,4 до 508,6.
290 -
Мы видим, как сильно помогает нам экономическое разви-
тие преодолевать те трудности, которые стоят на пути нашей
деятельности.
Но если Бернштейн непомерно преувеличивает эти труд-
ности, зато он чересчур умаляет уже достигнутые результаты
нашей работы.
Он указывает на то, что в Германии, при 4,5 миллионах
взрослых рабочих, имеется только 2,1 милл. избирателей, го-
лосующих за нашу партию *)
Здесь сравниваются между собой совершенно несоизмери-
мые величины—взрослые рабочие и выборщики.
Не каждый взрослый рабочий—выборщик. Из 4,5 милл. (точ-
нее 4.475.653) взрослых промышленных рабочих, не менее
624.136 женщин, которые, к сожалению, до сих пор лишены
избирательных прав
Рабочих-мужчин старше 20 лет насчитывается в промы-
шленности только 3.851.517. Из них имеющих от 20 до 30 лет
считается 1.603.583. Мы можем допустить, что приблизи-
тельно половина из них моложе 25 лет. Таким образом, вместо
4,5 милл. избирателей из среды промышленных рабочих, у нас
останется только 3 милл. Однако, голоса тех избирателей, ко-
торые не воспользовались правом голоса, невозможно попросту
причислять к нашим противникам. Если мы допустим, что в
среде рабочего класса число избирателей, не подавших голоса,
так же велико, как и в среде прочего населения, то мы най-
дем, что число голосов, поданных
партию, и число голосовавших промышлен-
ных рабочих почти совпадают. Враждебный прием,
который встречает еще наша партия в некоторых слоях про-
мышленных рабочих (особенно католического вероисповеда-
ния), почти сполна уравновешивается притоком из других
слоев пролетариата.
*) Это на выборах 1898 г., на выборах же 1903 г. за партию по-
дано уже 3 милл. голосов, а на дальнейших число голосов дошло до 5
милл.
П е р е в.
— 291
Если Бернштейн заявляет, что «более половины промы-
шленных рабочих Германии относятся в настоящее время к
нашей партии частью равнодушно и с непониманием, частью
же прямо враждебно», то, к счастью, этот пессимизм основан
на арифметической ошибке; подобную же ошибку он совер-
шил несколькими страницами раньше, говоря о с о гн е ты-
сяч предприятий, занимающих более 20 лиц, которую социа-
листическому режиму пришлось бы обобществить,—задача,
совсем уж непосильная. Мы видели, что число этих предприя-
тий в Германско империи не достигает и 49.000.
Когда германская социал-демократия оглядывается на свои
избирательные успехи, она не имеет ровно никакого повода к
пессимистическим заключениям. Партии, которая в течение 3
десятилетий стала из совершенно ничтожной величины силь-
нейшей партией империи; партии, которая вербует рекрутов
уже из трех четвертей нации, не переставая расширяться все
дальше и дальше; партии, которая может опираться только на
один большой класс, и которая, благодаря этому,. достигла
единства и сплоченности, неведомых никакой другой партии;
партии, пропагандистская и организаторская деятел* ность ко-
торой находит себе сильнейшую поддержку в экономическом
развитии,—такой партии незачем видеть момент, когда она
достигает господства в неопределенном будущем, с которым
невозможно считаться практически. Партия, ставшая в тече-
ние 30 лет сильнейшей партией, в течение следующих 30 лет.
а то и раньше, может стать господствующей.
Да, быть может, и раньше. Не заключается ли именно в
этом величайшая опасность для социал-демократии? Если бы
она в ближайшем будущем получила в свои руки управление
государственным кораблем, то не суждено ли ей потерпеть са-
мое позорное крушение? Бернштейн считает рабочий класс
еще недостаточно развитым, чтобы взять в свои руки полити-
ческую власть:
«Только литераторы, никогда не стоя-
вшие в тесной связи с действительным
рабочим движением, могут судить об
этом иначе. Мы должны брать действительных рабо-
292 •—1
чих, как они есть. Они совсем не впали в пауперизм, как
предсказывалось «Манифестом», и не настолько свобод-
ны от предубеждений и слабостей, как в том нас уверя-
ют их придворные рыцари».
По своей решительности эта тирада не оставляет желать
ничего лу*
in
его. К сожалению, я не могу ответить на нее столь
же аподиктически.
Прежде всего я со стыдом должен признаться, что до проч-
вения брошюры Бернштейна весьма мало думал о том несчастьи,
которое нам угрожает, если мы теперь же получим в свои руки
власть. Та опасность, что завтра же мы можем проснуться
диктаторами Германии, всегда меньше всего останавливала на
себе мое внимание.
Но и теперь уже после того, как Бернштейн заставил меня
задуматься над этим вопросом, я не могу изречь о нем аподикти-
ческого суждения и должен ограничиться только гаданиями.
К сожалению, мы еще не умеем подвергать общественные клас-
сы экзамену на политическую зрелость и, смотря по их успе-
хам, или выдавать аттестат политической зрелости, или отка-
зывать в нем. Только тот экзамен имеет значение в истории,
который производят практика, опыт.
Разумеется, мы не имеем никакой гарантии того, что наша
партия может удержать за собою государственную власть, если
внезапный политический ураган взнесет ее на самую верхуш-
ку. Быть может, кормило государственного корабля рано или
поздно снова выскользнет из ее рук, как это случилось с де-
мократическим классом во время английской революции
XVII в. или во время французской революции. Но каким об-
разом можно наверняка предохранить себя от такой прежде-
временной победы? Для этого есть только одно средство: рас-
пустить самую партию. Партия, которая хочет существовать,
должна бороться, а бороться—значит добиваться победы. А
кто добивается победы, тот должен всегда считаться с возмож-
ностью остаться победителем.
Итак, если мы хотим обеспечить себя против того, чтобы
нам не досталась преждевременно в руки власть, тогда нам
не остается ничего другого, как лечь спать.
293 —
Но этого не пожелает и сам Бернштейн, и потому печаль-
ная необходимость вынуждает нас продолжать борьбу с гнету-
щим сознанием, что мы можем еще дожить до победы.
Но действительно ли политическая незрелость пролетариа-
та настолько доказана, что только литераторы, не имеющие ни-
чего общего с рабочими, могут держаться иного мнения? Какие
доказательства приводит в пользу этого Бернштейн?
Во-первых, все рабочие, с которыми он разговаривал, при-
держиваются того же мнения. Но это доказывает только их
скромность и переоценку той мудрости, которая правит
людьми.
Во вторых, все рабочие не настолько свободны от предрас-
судков и слабостей, как в этом нас уверяют их придворные
рыцари. Чтобы не быть заподозренным в столь дешевом рыцар-
стве, спешу с этим согласиться. Однако, здесь дело идет не о
премии за добродетель, но просто о политической зрелости.
Станет ли Бернштейн утверждать, что господствующие ныне
классы «столь свободны от предрассудков и слабостей»? Мы не
должны сравнивать пролетариев с каким-то идеалом совер-
шенства, мы должны их сравнивать с другими классами. Дей-
ствительно ли такое сравнение настолько невыгодно для рабо-
чих?
Если бы пролетариат был действительно еще незрел, то это
доказывало бы гораздо больше, чем желает доказать Берн-
тейн. Даже тот, кто всего менее желает быть придворным ры-
царем рабочих, должен согласиться, что они уже и теперь по
II
своей политической зрелости превосходят другие демократи-
ческие общественные слои—мелкую буржуазию и мелких кре-
стьян. Если они, несмотря на это, неспособны держать в своих
руках политическую власть, то тем бойее неспособны оба эти
класса. Но в таком случае, что станется с демократией, с само-
управлением, если огромная масса народа неспособна к ним?
Если прав Бернштейн, то не только господство пролетариа-
та является бессмыслицей, но и всеобщее избирательное право.
В таком случае—прочь демократию, в таком случае только
господство буржуазии может обеспечить дальнейшее существо-
вание цивилизации, в таком случае установим поскорее цензо-
— 294 —
вое избирательное право, пак оплот против современных ванда-
лов. Конечно, пе навсегда, а только до тех пор, пока пролета
риат пе достигнет необходимой степени политической зрело-
сти. В этом нас всегда уверяют противники всеобщего избира-
тельного права.
Прогрессивная демократия в современном промышленном
государстве возможна, только как пролетарская де-
мократия. Вот чем об’ясняется упадок буржуазной про-
1рессивной демократии. Если у буржуазных демократов берет
перевес страх перед господством пролетариата, то они отказы-
ваются от своих демократических идей. Если же они крепко
держатся за идеи передовой демократии, то они должны при-
мириться и с мыслью о господстве пролетариата. Распростра-
нять страх перед господством пролетариата и в то же время
стремиться к сохранению и даже расширению политических
прав низших классов народа, это значит уничтожать одной
рукой то, что делает другая. Только убеждение в необходимо-
сти господства пролетариата н в его политической зрелости
может в настоящее время сделать демократическую мысль
способной приобретать прозелитов.
Если мы будем сопоставлять пролетариат не с каким-то
идеальным масштабом, а с другими классами, то найдем, что не
своим политическим способностям он с успехом выдержит
сравнение не только с мелкой буржуазией и крестьянами, но
и с самой буржуазией. Если мы посмотрим на парламент, об-
щинные самоуправления или кассы взаимопомощи, в кото-
рых господствуют исключительно буржуазия и ее чиновники.
мы найдем там застой, бессилие, испорченность. Как только
сюда проникает наша партия, здесь пробуждается новая жизнь;
она вносит инициативу, честность, энергию и принципиаль-
ность и своей конкуренцией заставляет ожить и своих врагов.
На всех важных позициях, которыми завладела партия в по-
следнее десятилетие, даже вообще в последние десятилетия,
она удержалась, везде она превзошла своих противников в
деле положительного творчества. Во всякой организации, в
которой она достигла господствующего положения, она всегда
оказывалась на высоте призвания. Я просил бы Берн
II
тейна
указать мне на один случай, когда бы паша партия показала,
295 —
что ей не по силам политическая задача, выпавшая ей на до-
лю. И все это делала эта партия бедных и невежественных
одна, только своими собственными силами. Какое же основа-
ние имеем мы предполагать, что опа потерпит фиаско, если в
ее распоряжении окажется вся экономическая и интеллек-
туальная мощь государства?
Правда, Бернштейн полагает, что мы можем «радоваться
замечательной интеллигентности, самоотверженности и актив-
ности, которые частью обнаружены, частью же порождены со-
временным рабочим движением; но не будем слепо переносить
того, что можно сказать об избранниках, хотя бы о сотнях ты-
сяч,—на массу, на миллионы» (стр. 106). Однако, на это нуж-
но заметить, что в классовой борьбе никогда не принимают
участия все без исключения члены данного класса. Повсюду
мы находим в авангарде борцов лишь избранных, и их поли-
тические способности показывают степень зрелости всего клас-
са. Б каждом классе масса частью следует за вождями, не
проявляя собственной инициативы, частью она стоит совер-
шенно в стороне от борьбы. Следовательно, политическое гос-
подство пролетариата фактически означает ближайшим обра-
зом только господство избранной части его, как это мы можем
сказать и о буржуазии, и об юнкерах, и о всяком господствую-
щем классе. II нельзя ожидать, что партия полу’?
т в свой
руки политическую власть рань
II
е, чем «избранники» вместе
с примыкающей к ним массой станут достаточно сильны, что-
бы завоевать эту власть.
Нет, мы не имеем решительно никаких оснований допус-
кать, что наша партия неизбежно должна потерпеть фиаско,
даже если какой-нибудь совершенно непредвиденный и неве-
роятный случай завтра же доставит ей парламентское боль-
шинство в одной из развитых европейских стран и передаст в
ее руки .правительственную власть.
Да и что значит потерпеть фиаско? Если судить по внеш-
нему виду, то весь прогресс буржуазии происходит путем по-
терпевших фиаско революций, начиная с английской револю-
ции в середине XVII века и кончая европейской—в середине
XIX в. Фактически буржуазия ни в одной из этих ре-
волюций не могла удержать исключительно в своих
— 296 —
руках власть. И, однакоже, каждая из этих революций давала
(ный толчок вперед, каждая из них уничтожала множе-
ство устарелых учреждений, которые никогда не могли уже
возродиться, каждая открывала множество новых дорог к со-
циальному развитию, так что после ее мнимой неудачи обще-
ство всякий раз оказывалось на более высокой ступени раз-
вития, чем раньше. Неужели можно было бы или желательно
было бы вычеркнуть из истории общественного прогресса хоть
одну из этих революций, «преждевременных», «неудачных»?
И мыслимо ли было отсрочить хоть одну из этих революций
до того момента, когда политические классы стали бы поли-
тически более зрелыми?
Но если нелепо говорить об отсрочивании исторических
событий, то какой смысл имеют эти вопли Кассандры о недо-
статке политической зрелости пролетариата?
Мы не управляем историческим развитием. Последнее опре-
деляется гораздо более могущественными факторами, чем от-
дельные партии и их благочестивые пожелания. Достаточно
ли развит в настоящее время пролетариат, чтобы взять в свои
руки политическую власть? Будет ли он в тот момент, когда
приобретет ее, обладать во всех отношениях необходимыми
политическими способностями? Будет ли он в силах спра-
виться без всяких затруднений с огромной исторической за-
дачей, которая выпадет на его долю? Не будет его победа пре-
рываться поражениями? Будет ли дальнейшее политическое
развитие совершаться медленно, или быстро?—кто может отве-
тить на эти вопросы? Но если ответить на эти вопросы невоз-
можно, то всякое мудрствование относительно степени поли-
тической зрелости пролетариата в настоящий момент является
бесцельным, и он никогда не подымется на высшую ступень
оттого, что мы будем заподозривать тех, кто не соглашается с
аподиктическими заверениями в бессилии пролетариата.
Наша задача состоит не в том, чтобы лишать пролетариат
бодрости в борьбе путем беспочвенного умаления его полити-
ческих способностей; она состоит в том, чтобы пред'являть са-
мые высокие требования к политическим способностям проле-
тариата и потому напрягать все силы к их возможному раз-
297 —
витию, так чтобы во всякий момент его дееспособность стояла
на самой высокой ступени.
Следовательно, наша задача состоит не только в том, чтобы
организовать пролетариат и помогать ему добиваться лучших
условий жизни и труда. Она состоит также и в том, чтобы
расширять кругозор пролетариата за пределы его временных
и профессиональных интересов и уяснить ему великую связь
всех пролетарских интересов между собою я с интересами
всего общества. Она состоит также и в том, чтобы ставить ему
великие цели и таким образом поднимать его на более высо-
кую ста7пень интеллектуальной жизни; она состоит в том, что-
бы поднимать его над уровнем мелкой повседневной работы;
последняя, конечно, необходима и настоятельно требуется са-
мою жизнью, но именно поэтому она сама говорит о себе, и
нам нет надобности и с своей стороны неустанно напоминать
о ней. Мы должны следить за тем, чтобы мания ничтожества
не деградировала пролетариат и его цели, чтобы прозорливая,
принципиально выдержанная политика не уступила места по-
литике случайностей, иными словами,—чтобы серая буднич-
ность не вытеснила идеализма, чтобы не утерялось сознание
великой исторической задачи, лежащей на пролетариате.
Если мы направим все свои силы в эту сторону, тогда наша
обязанность, как марксистов, будет исполнена: успех нашей
деятельности зависит от факторов, над которыми мы не
властны.
ОГЛАВЛЕНИЕ.
Стр
ПРЕДИСЛОВИЕ К НЕМЕЦКОМУ ИЗДАНИЮ ... 3
ПРЕДИСЛОВИЕ К ФРАНЦУЗСКОМУ ИЗДАНИЮ . 7
ВВЕДЕНИЕ.............................. 25
I. Метод.
а) Материалистическое понимание истории............ 33
Ь) Диалектика....................................... 54
с) Стоимость....................................... 74
а) Теория крушения (Zusammenbruchstheorie) . .
Ь)
С)
d)
е)
g)
h)
Крупное н мелкое предприятие . . . .
Увеличение числа собственников . . . .
Акционерные общества..................
Потребление прибавочной стоимости . .
Теория обнищания (Verelendungstheorie)
Новый средний класс ..................
Теория кризисов ......................
Формулировка программы................
85
95
137
162
170
184
203
212
236
III. Тактика.
а) Политика и экономика............................. 247
Ь) Самостоятельная или несамостоятельная политика? . 256
с) Вправе ли мы победить?........................... 281